Молчание

Это не любовь!

Это дикая охота на тебя.

Стынет красный сок.

Где-то вдалеке призывный клич трубят.

Это марш-бросок.

Подпороговые чувства правят бал.

Это не любовь.

Ты ведь ночью не Святую деву звал!

Разве ночью ты Святую деву звал?

Это не любовь! (с)

"Канцлер Ги"

«Я молчу, чтобы меня услышали…» (с)

Конечно, юный наследник рода Малфоев не смел даже надеяться на милость присяжных заседателей Верховного суда Визенгамота, но все равно приговор, прозвучавший в разом онемевшем зале, заставил Драко содрогнуться:

— Изъятие, с последующим уничтожением, волшебной палочки! Полная конфискация имущества! Десять лет в Азкабане, в условиях строгого режима!

Все надежды рухнули за считанные секунды. Малфою стало страшно.

По сути, он был еще глупым подростком, почти ребенком, которого детская зависть и неуемное желание выделиться среди остальных сверстников привели, в конечном итоге, на скамью подсудимых.

Зал суда своими формами напоминал Римский Колизей, уступающий последнему лишь размерами, но не количеством посетителей.

Люди сидели на лавках, стояли в проходах и толпились возле выхода. Всем и каждому – от мала до велика – хотелось самолично присутствовать на судебном разбирательстве по делу Малфоя-младшего — отпрыска древнейшего магического рода. Зевак хватало во все времена и эпохи. Люди нуждались в зрелище, как в пище, и наслаждались им, не экономя на бранных словах и негативных эмоциях.

Решение вступить в ряды Пожирателей смерти было сознательным выбором Драко, ведь он всегда и во всем мечтал походить на отца.

Он никого не убивал, хотя ему, в силу приближенности к Темному Лорду, приходилось присутствовать на пытках и казнях магглов и волшебников.

На шестом курсе, еще учась в Хогвартсе (кажется, что эти события происходили бесконечно давно, за много-много световых лет до суда), Драко пытался прикончить Дамблдора и даже гордился той миссией, которую на него возложил Воландеморт и той уродливой черной татуировкой, навеки заклеймившей его предплечье и ныне являющейся главной уликой обвинения. Правда, выполняя свое задание, Малфой чуть было не отправил на тот свет Кэтти Белл и ненавистного рыжего Рональда, но сделал это неумышленно, а скорее так легла карта их судеб. С Уизелами же вообще дела обстояли проще некуда: их и так развелось слишком много — одним больше, одним меньше – от этого мир волшебников вовсе не обеднел бы… По правде говоря, население магического сообщества уже давно нуждалось в основательном прореживании. В этом вопросе Драко безоговорочно разделял мнение своего Господина. И первым же в списке неугодных личностей, подлежащих незамедлительному уничтожению, значился старый маразматик Альбус Дамблдор. Рыба, как известно, начинает портиться с головы, и эту голову необходимо было отсечь, дабы ее гнилые идеи о «неважности и незначимости чистой крови» не просочились в массы.

Однако, сойдясь с директором Хогвартса в решающем «поединке», когда, казалось бы, только лишь два слова непростительного заклятия отделяли Малфоя от всех мирских благ, обещанных Темным Лордом за успешное выполнение задания, Драко вдруг почувствовал, что НЕ МОЖЕТ сделать ЭТО! Он просто физически не мог никого убить, тем более, если жертва немощна, безоружна и спокойно смотрит в лицо своей смерти, при этом еще уверяя юного аристократа в том, какой он добрый и порядочный молодой человек. Наверное, именно тогда в душе Малфоя зародилось сомнение. Он почувствовал себя пешкой на огромной шахматной доске Магической войны. Пешкой, которая прочищает дорогу более значимым фигурам и которую, несомненно, пустят в расход при первой же должной необходимости. Пешки не могут отступать. Их путь недолог и прост. Только три варианта: шаг вперед, убрать с дороги противника или позволить убрать себя. Однако ни роль пресловутой пешки, ни ограниченность её передвижений не устраивали Малфоя, и он решил немного изменить привычные правила игры. Драко не стал убивать Дамблдора, более того, он не пожелал выдавать Воландеморту треклятого Гарри Поттера, угодившего в ловушку егерей, и волей случая попавшего в поместье Малфоев, безвозмездно арендованное Лордом под штаб-квартиру Пожирателей смерти. Возможно, Драко понадеялся тогда, что юный Поттер исполнит-таки свое предназначение и одолеет Темного Властелина, избавив тем самым волшебный мир от потерь, а самого Малфоя от пожизненного рабства. В той войне, уже безвозвратно канувшей в Лету, Драко Малфой поставил на Мальчика-Который-Выжил, и его ставка сыграла, только вот выигрыш оказался весьма сомнительным…

Малфой-младший неоднократно пожалел о своем решении: играть по правилам было бы куда проще и безопасней. Нет, Темный Лорд почему-то не тронул самого Драко, зато с маниакальной ненавистью оторвался на его родителях. Под действием заклятия «Круциатус» они постепенно обратились в нечто безмолвное и неразумное. А Драко из страха за собственную (к тому времени уже никчемную) жизнь не смог за них заступиться. Более жестокую месть, пожалуй, сложно было бы изобрести. А уж по части губительной изобретательности Воландеморт не знал себе равных.

Все это теперь осталось в далеком прошлом. Настолько далеком, что Драко едва ли мог припомнить отдельные детали тех событий.

Отныне Малфой-младший — приговоренный к заключению бывший Пожиратель смерти, за жизнь которого никто не дал бы и ломанного кната. Ему еще даже не исполнилось восемнадцати лет, а впереди, любезно распахнув стальные объятия, его уже ожидала одна из одиночных камер Азкабана. Магическую тюрьму после окончания войны — по приказу Министерства — теперь не охраняли Дементоры, их заменили простые охранники-маги, но от этого участь Малфоя вовсе не казалась более привлекательной. Дементоры питались лишь радостями и положительными эмоциями заключенных, однако подобные чувства Драко уже давно причислил к разряду роскоши, а вот чем «питались» и упивались тюремные надзиратели, которые прошли войну, потеряли в боях родных и близких и были преисполнены праведным гневом, пока оставалось для бывшего Пожирателя смерти тайной, покрытой мраком. Жуткой тайной, которую ему предстояло раскрыть в ближайшие десять лет — времени предостаточно для того, чтобы «насладиться» своим открытием.

Душа Малфоя вольной пташкой выскакивала из груди и рвалась куда-то вверх. Там, над сводами Министерства магии, большой маггловский муравейник оживал, ощущая приближение лета. Люди сновали туда-сюда по узким улочкам; в зеленых скверах молодые матери неспешно бродили по аллеям, толкая перед собой коляски с пухлощекими карапузами; кто-то, обремененный семьей и заботами, спешил на работу, а кто-то, еще не познавший ни того, ни другого, наслаждался юностью и свободой.

Город наверху находился в непрерывном движении, а здесь в зале суда Визенгамота время как будто замерло в ожидании оглашения приговора. Убийства, пытки, принуждения, подстрекательства к совершению преступных деяний, сопротивление при аресте – это еще был неполный список обвинений, вменяемых Малфою-младшему. Неполный, но уже довольно убедительный.

«Неужели это все обо мне?! Да я, мать вашу, круче, чем яйца Мерлина!»

Количество папок с делом Малфоя могло соперничать с количеством томов полного собрания сочинений Шекспира.

Наверное, для того, чтобы только исписать столько листов казенной бумаги, в Министерстве выделили целый отдел.

«Похоже на меня решили повесить все смертные грехи. Хорошо хоть в убийстве маггловской принцессы Дианы не обвинили, а то мне бы точно крышка».

Малфой был рад, что из данного изложения с элементами сочинения судья зачитывал лишь оглавления.

«Не хотелось бы торчать тут целую вечность».

Драко понимал, что Темный Лорд развеян по ветру, а отвечать за все его преступления все равно кто-то должен – это утихомирило бы толпу. А толпа жаждала крови. И Министерство готово было напоить её этой кровью досыта. К тому же несметные богатства рода Малфоев существенно помогли бы поднять экономику страны, пришедшую в упадок во время Второй Магической войны.

За Малфоями пришли ровно через три дня после того, как Министерство официально заявило об окончании боевых действий.

Драко даже не пытался скрыться. Он просто не мог оставить обезумевших от пыток родителей на попечительство домовых эльфов…

Ад начался уже тогда.

Дознаватели сменяли один другого. Плохой аврор, хороший аврор, плохой аврор…

Как в низкобюджетном детективном сериале, рассчитанном на несколько сезонов.

У Драко даже пальчики прокатали и сфотографировали с именным номером.

Три недели бесконечных допросов, литры веритасерума и километры дымчатых воспоминаний, брошенных в омут памяти…

Малфою задавали вопросы, положительные ответы на которые косвенно делали его причастным ко всем преступлениям, совершенным Воландемортом и его последователями в смутные военные годы.

— Вы присутствовали при пытках магглов и волшебников?

— Да.

— Использовали ли Пожиратели смерти непростительные заклинания?

— Да.

— Применялось ли убивающее заклятие приспешниками Темного Лорда?

— Да.

— Вы были Пожирателем смерти и приспешником Воландеморта?

— Да.

— Малфой-мэнор служил пристанищем Тому Рэддлу?

— Да.

— Имели ли вы желание убить Дамблдора?

— Да.

— Вы ненавидели Гарри Поттера в школьные годы?

— Да.

— Пытались ли вы когда-нибудь причинить вред Поттеру?

— Да.

Своими сплошными «да, да, да» Драко сам себе подписывал смертный приговор. Но не мог отвечать иначе. Слишком грамотно были сформулированы вопросы, слишком много было влито в него сыворотки правды.

«Скорей бы уже! Тогда это все закончится! Все вообще закончится!»

Его фотографиями пестрели все магические издания. Заголовки соперничали друг с другом в оригинальности:

«Бывший Пожиратель смерти заключен под стажу!»

«Главный приспешник Темного Лорда пойман!»

«Награбленные богатства семьи Малфоев конфискованы!»

«Виновные понесут наказание!»

«Потомственный наследник древнейшего магического рода ответит за все!»

«Смерть убийцам!»

И так далее и тому подобное.

Малфой ощущал себя мартышкой в лондонском зоопарке. Правда его никто не пытался прикормить арахисом, но зато гримасы и ужимки каждый, кого не обременял паралич лица, считал своим долгом состроить так, чтобы не было повторений.

С оглашением приговора ничего не заканчивалось. Все только начиналось. Драко рассчитывал на быструю смерть, а вместо этого тюремное заключение. Не на год и два, а на целых десять лет. Казалось бы, немного, но перспектива прожить эти десять лет в относительном спокойствии заведомо усложнялась глумливыми усмешками тех, кому выпала честь присматривать за потомственным аристократом.

— Желаете ли вы сказать последнее слово, мистер Малфой?

Драко промолчал.

Тогда он еще не знал, что ровно через год судьба навеки лишит его возможности говорить. Если бы он в тот момент хотя бы предполагал это, то, возможно, сейчас кричал бы во все горло. Но когда судья задал ему стандартный вопрос, Малфой еще не имел намерения молчать, он просто не знал, что сказать. Не знал, найдется ли хотя бы один человек в этом зале, способный его выслушать.

— Мистер Малфой, вы согласны с приговором? Отвечайте суду!

— Нет… Я не виновен…

Толпа загудела.

«Конечно, кто мне поверит? Они меня прямо здесь вздернули бы на рее, будь у них на то официальное разрешение!»

Малфой закрыл глаза.

Там наверху его душа парила в ярком свете дня над приземистыми домами лондонских площадей. А здесь его плоть томилась в оковах. Стальные наручники, крепившиеся к стулу для особо опасных преступников, намертво впивались в его запястья, лишая возможности пошевелиться.

«Я не виноват, Мерлин свидетель!»

Драко не знал, произнес ли он эти слова вслух, но окружающая его толпа вдруг неожиданно смолкла.

— Суд присяжных признал вас виновным во всех вменяемых вам преступлениях! Это решение окончательное и обжалованию не подлежит!

Душа Малфоя камнем упала вниз, по дороге исцарапав себя о своды подземных помещений Министерства, и вернулась в ранее покинутое тело.

«Быть по сему!»

Драко открыл глаза. Бессмысленно играть в детскую игру: «Я закрою глаза — и всем темно». Всем и так темно. Но не потому, что толпа вместе с ним сомкнула очи, а потому что она просто утратила способность видеть.

Адвокат семьи Малфоев, после оглашения приговора, еще очень долго что-то выкрикивал, эмоционально размахивая пухлыми, короткими ручонками. Он ссылался на законы о правах несовершеннолетних магов; о заклятии «Империус», под которым, возможно, находился Драко; угрожал, что будет жаловаться в вышестоящие инстанции, хотя инстанции стоящие выше, чем Верховный суд Визенгамота в Министерстве магии были просто не предусмотрены, если только дотошный адвокат не пытался намекнуть на Небесную Канцелярию. Упитанного коротышку уже давно никто не слушал.

Оковы стула (трона для некоронованного принца!), на котором сидел Малфой, разомкнулись. К осужденному подошли два охранника и, бесцеремонно заломив его руки за спину, скрепили их между собой сковывающим заклинанием.

Драко не сопротивлялся, просто не видел в этом смысла. Слишком устал и слишком хотел отдохнуть. Толпа наседала.

Малфой потерял все на войне, но только не фамильную гордость и высокомерие, именно поэтому, когда его под руки уводили из зала суда, ему не оставалось ничего другого, кроме как скривить губы в презрительной усмешке. Люди вскакивали со своих мест, кричали и улюлюкали вслед юному аристократу, посылая в его адрес проклятия и угрозы, а Драко мог только держать спину прямо, скалиться, и за внешним спокойствием и равнодушием пытаться скрыть свой страх. Страх перед будущим, которое больше не казалось, как в довоенном детстве безоблачно-чистым, а было сокрыто во тьме, из которой неясно проступали образы холодных камер, пустынных мрачных коридоров и дубинок тюремщиков.

Именно с такой презрительной усмешкой на устах и страхом в затравленных глазах Драко и столкнулся на выходе с Мальчиком-Который-Выжил! Гарри Поттер едва заметно хмурил брови, глядя на бывшего слизеринца, и Малфой, расценив мимику Героя магической Британии, как еще один приговор, растерял все свое напускное самообладание. Он вдруг с неожиданной ловкостью вырвался из цепких лап охранников и подскочил к Гарри. Руки Драко по-прежнему оставались скованными за спиной, но он сумел вдавить Поттера весом своего тела в стену. Их лица оказались на расстоянии не более пяти сантиметров друг от друга, и со стороны могло показаться, что потомственный аристократ хочет публично поцеловать своего школьного недруга, однако он всего лишь тихо прошипел, чуть ли не в самый рот Поттеру:

— Ненавижжжу тебя, слышишшшь?! Я еще вернусь, и когда это произойдет, только Мерлин сможет тебя спасти! Я ни в чем не виноват, ты знаешь это! Я спас тебя, ты помнишь?! За что вы со мной так?! За что ТЫ со мною ТАК?!

На последней фразе Малфой повысил голос, и в наступившей тишине его слова прозвучали как гром среди ясного неба. Весь зал суда замер в ожидании ответной реакции Спасителя волшебного мира на столь дерзкое обвинение в свой адрес.

Но Гарри даже не попытался оттолкнуть от себя Драко или хотя бы что-то возразить в ответ, он только закусил губу и промолчал. Именно в этом момент пришедшие в себя охранники вновь скрутили Малфоя и грубо уволокли его из зала суда, оставив повисший в воздухе вопрос без ответа.

Первые две-три недели в магической тюрьме не показались Драко невероятно сложными. Да, он впервые в жизни столкнулся с тюремной робой, паршивой пищей и полным одиночеством в камере для особо опасных преступников, но с этими вынужденными ограничениями, так или иначе, можно было смириться.

Азкабан был выстроен в форме усеченной треугольной призмы и все угловые камеры здесь, в которых содержались бывшие Пожиратели смерти и изгои волшебного сообщества, также имели треугольные пропорции. Малфой полагал, что подобные архитектурные излишества были внесены в исходные проекты здания тюрьмы неслучайно. Находясь в замкнутом помещении, которое сужалось от дверных решеток вглубь, у заключенного в ней преступника складывалось полное ощущение того, что стены камеры медленно сжимаются, готовые расплющить его своей бетонной массой. Подобные чувства, естественно, не способствовали сохранению рассудка, и многие узники ломали ногти и головы о холодные камни своих клеток в отчаянной попытке остановить их незримое движение.

Однако Малфой как-то сумел избежать сей участи. То ли нервы его были чуть крепче, чем у остальных, то ли кое-какие знания психологии человеческого поведения помогли.

Пару раз, на прогулках, ему приходилось отстаивать свои права и, возможно, даже честь в стычках с другими заключенными. Но из подобных стычек Малфой всегда выходил победителем, отделавшись легкими, почти незначительными ушибами и синяками. Два года войны, ожесточившие сердце и душу Драко, не могли не сказаться на его боевых навыках, пусть даже эти навыки и применялись им теперь лишь в банальных маггловских драках, поскольку ни один из узников не имел в своем распоряжении волшебной палочки.

Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что в общей своей массе заключенные Азкабана походили на призрачные тени. Большинство из них лишилось разума еще во времена, когда тюрьмой заправляли Дементоры, другие же, отбывающие свой срок уже после падения Темного Лорда, были если не приятелями Драко, то, по крайней мере, его знакомыми. Стычки в основном происходили с теми, кто, служа Воландеморту, не желал мириться с «привилегированным» положением семьи Малфоев.

Надзиратели Азкабана не проявляли к Драко никакого интереса, во всяком случае, пока. Однако каждую ночь Малфою-младшему приходилось слышать крики, стоны и отчаянные просьбы о помощи из той или иной соседней камеры. Тогда бывший слизеринец малодушно закрывал голову отсыревшей подушкой и смел лишь только надеяться на то, что его не постигнет та же участь, и он не станет следующей жертвой, посылающей свои бессмысленные мольбы в безмолвие затравленных камер.

* * *

Грегори Гойла доставили в Азкабан в июле, ровно через месяц после того, как в застенки магической тюрьмы угодил сам Малфой.

Они встретились на площадке для прогулок. Под эти «незначительные» нужды заключенных была выделена крыша тюремного здания. По трем её углам располагались смотровые башенки для охранников, которые неотступно следили за тем, чтобы заключенные вели себя пристойно, не нарушая установленных правил и соблюдая порядок. Хотя слово «порядок», видимо, имело весьма растяжимое значение для надзирателей, поскольку стычки между заключенными носили отнюдь не стихийный характер, а представляли собой, своего рода, традиционно-ритуальное явление во время ежедневного выпаса тюремного «скота». Явление, которое тюремщики даже не пытались предотвратить или остановить.

По всему периметру крыши был установлен магический купол, на случай, если кому-то из осужденных придет в голову «светлая» мысль свести счеты с жизнью, сиганув вниз, в пучину Северного моря.

Грегори Гойл, преодолев секундное замешательство, заключил своего школьного приятеля в стальные объятия.

— Я рад… это… то есть… Я не рад… Я сожалею, что ты здесь… Но я рад, что буду не один в этом проклятом Мерлином месте.

Драко приглушенно произнес в ответ:

— Я… тоже рад, дружище… Но не мог бы ты немного ослабить хватку.

Гойл разомкнул кольцо рук и виновато потупился:

— Извини…

— Да ничего! – Малфой полной грудью вдохнул свежий воздух. – Просто, если бы ты сдавил меня чуть крепче, то тем самым заметно сократил бы мне мой срок пребывания здесь, а заодно и отмеренные мне годы жизни.

— Я… просто был немного… Как его?.. Слово забыл.

— Потрясен? Удивлен?

— Точно! Потрясен! — Гойл просиял, воспользовавшись подсказкой.

«Как в былые школьные времена», — подумал Драко, а вслух произнес:

— Если честно, я тоже. По крайней мере, теперь мне можно безбоязненно нагибаться за мылом в душе.

— За мылом? – Грегори на секунду оторопел. – А что, за ним здесь нагибаться страшно?

Малфой ухмыльнулся.

— Да нет! Ладно, проехали! Не бери в голову. Пойдем лучше, я тебе здесь все покажу.

* * *

С того дня давние школьные друзья старались все время держаться вместе: на прогулке, в столовой, на общественно-полезных работах и даже в душе.

Они болтали, шутили, смеялись, и Малфой радовался каждому дню, проведенному рядом со своим приятелем.

Стычки с заключенными прекратились, как будто магический купол был воздвигнут не только над площадкой для прогулок, но и прямо над Драко. Узники опасались сурового Гойла. Его внушительные размеры не предвещали обидчикам сладкой жизни, и они поспешно ретировались, лишь издали завидев могучий торс телохранителя Малфоя.

«Теперь все будет хорошо, — думал Драко, — теперь все обязательно будет хорошо. Я смогу спокойно прожить эти десять лет здесь, если Грег будет рядом»

Малфой ошибался… Но мог ли он тогда знать, чем обернется для них обоих их Мерлином посланная дружба?

* * *

Столовая для заключенных представляла собой довольно просторное помещение с рядами деревянных столиков, рассчитанных на шесть человек. Однако заключенные либо теснились вокруг одного стола, создавая группы, в составе которых числилось до десяти душ, либо, как Малфой и Гойл, уединялись где-нибудь в уголке, занимая отдельный столик.

В тот осенний солнечный день сентября Грегори был с самого утра не в духе.

— Ты чего, Грег? Еда не нравится? – Малфой немного беспокоился за друга.

— Нет… не в этом дело…

— Тогда в чем?

Гойл уткнулся в тарелку и засопел. Тогда Драко встревожился уже не на шутку.

— Эй, дружище, ты мне все можешь рассказать. Я пойму…

— Просто я тут давеча услыхал… — Грегори замялся, — что нас меж собой кличут… мня… мня… п-парочкой.

С трудом выговорив последнее слово, Гойл покраснел до кончиков ушей. Малфой расслабился, его позабавила застенчивость друга в вопросах половой ориентации.

— Ну и что? Меж собой они нас могут даже бить. Главное, чтобы нас меж ними в этот момент не было. Тебя это задевает?

— Не особенно, конечно… Дело не в этом… Просто я ж не гомик!

— Зато я — гомик!

Грегори Гойл подавился сосиской и закашлялся.

— Ты… ты… КТО?

— ГО-МИК! Гей! Пидр! Членосос! Или как нас там еще гомофобы величают?

Гойл потряс головой, как будто старался стряхнуть с ушей неприятные для его слуха слова.

— Ты что ли того… с парнями спишь? – на всякий случай еще раз уточнил он.

— Грег, у тебя таблетки закончились?

— Какие таблетки?

— От скудоумия! Ладно, проехали… Извини. Но я же тебе уже сказал, или ты с первого раза не все расслышал?

— Я расслышал… — Гойл уставился на вилку с воткнутой на нее недоеденной сосиской. – Я просто… не знал что ли…

— Да брось ты, приятель! – Драко откинулся на спинку стула и усмехнулся. — Все ты знал. Не прикидывайся! Просто тебе удобно было делать вид, что ты не знаешь!

Малфой был прав отчасти. Грегори, конечно, догадывался, что Блейз Забини не просто так еженощно посещает комнату старост, в которой после пятого курса обосновался Драко. Однако личный телохранитель слизеринского принца где-то в глубине души все-таки надеялся, что его кумир просто пьет огневиски со своим однокурсником и обсуждает с ним девок, как это и положено делать нормальным парням.

Немного подумав и переварив с остатками сосиски полученную информацию, Гойл осторожно поинтересовался:

— Ну и как оно?

Малфой оскалился:

— ОНО НОРМАЛЬНО! Так же как и у тебя с Миллисентой.

— То другое…

— ТО одно и то же, Гойл! Неважно с кем! Главное, чтобы было хорошо! Тебе было хорошо с Милли?

Румянец на лице Гойла вспыхнул еще ярче:

— Мне… да…

— Вот и мне «ДА»!

— А это… больно?

Драко лукаво подмигнул другу:

— А ты с какой целью интересуешься? Попробовать хочешь?

Грегори инстинктивно отодвинул стул подальше от стола и почесал свой внушительного размера зад.

— Я?! Н-н-нет, к-конечно…

— Ладно, Грег, успокойся, — Малфой примирительно похлопал друга по тыльной стороне ладони. – Друзей я не имею – я с ними дружу!

— И это радует… — Гойл заметно расслабился и вновь придвинул свой стул ближе к столу. – А как ты стал таким, Драко?

— Боюсь, я таким родился. Тут уж ничего не попишешь.

— М-м-м… да-а-а… — многозначительно протянул Грегори. Он хотел было задать еще несколько волнующих его вопросов, но именно в этот момент в столовую ввалились двое охранников.

Их звали Тед и Льюис – впоследствии эти имена вытатуировались в памяти Драко, как черная метка на коже предплечья.

Пробежав беглым взглядом по заполненному помещению столовой, надзиратели обратили свое внимание на парочку бывших слизеринцев. Один из тюремщиков – это был Тед – оскалился:

— Опа! И кто у нас тут? Голубочки воркуют?

Гойл машинально вскочил с места, сжав кулаки. Льюис поспешно выхватил свою волшебную палочку.

— Расслабься, громила! Пока мы тебя не расслабили!

Малфой слегка напрягся и зашипел:

— Сядь, Грег! Не нарывайся!

Гойл тяжело опустился на стул, но кулаки так и не разжал.

— Что, жиртрест, сосиска в горло не лезет? Ты, поди, слаще морковки ничего во рту-то и не держал, – охранники весело рассмеялись, довольные собственной остротой.

На лбу у Грегори выступили бисеринки пота. Он уже опять было начал медленно подниматься, но Малфой слегка пнул его ногой под столом и еле заметно покачал головой:

— Нет, Грег. Сиди. Они тебя просто провоцируют.

— Ха! Погляди, Льюис, жирдяй похоже зассал! – Тед пихнул приятеля в бок и громко заржал.

Льюис в ответ ухмыльнулся:

— А давай-ка, друг, мы его угостим нашими колбасами. Что скажешь? Они, наверное, поболее будут, чем у его любовнич…?

— Отъебитесь от него!

Громкая бранная фраза, произнесенная в онемевшей столовой, заставила Льюиса подавиться последним словом. Малфой поднялся с места и воззрился на надзирателей. В его пасмурно-серых глазах плескалась испепеляющая ненависть.

Тюремщики на несколько секунд утратили дар речи, ибо до сего момента ни один из заключенных не изъявлял «посмертного» желания вступить с ними в перепалку. Вновь обретя способность разговаривать, Тед и Льюис многозначительно переглянулись и одновременно направились в сторону Драко. Льюис, поигрывая волшебной палочкой, произнес с самодовольной усмешкой:

— А это кто у нас тут такой говорливый? Никак сам мистер Воландеморт-младший? Не боитесь замарать свою величественную длань, засовывая её по самый локоть в это дерьмо? Или вы специально нарываетесь на неприятности?

Драко вовсе не нарывался. Просто Грегори Гойл на данный момент являлся его единственным другом, своего рода спасательным кругом, который юный отпрыск древнего рода не имел намерения выпускать из рук, не желая тонуть в пучине безысходности, отчаяния, страха и безумия, царивших в застенках магической тюрьмы.

Тед вынул из-за пояса резиновую дубинку и приподнял ее концом голову Малфоя за подбородок.

— Сынок… Ты часом нас ни с кем не путаешь?

Грегори резко вскочил со стула, опрокинув его назад:

— Не трожьте его!

Тед на мгновение призадумался, а потом вдруг почему-то неожиданно подчинился, медленно опустив дубинку:

— Не будем… Пока… Но мы еще увидимся с тобой, сынок! Верно?

С этими словами оба надзирателя, развернувшись на каблуках, прошествовали к выходу из помещения столовой. Грегори и Драко обессилено упали на стулья (Грегу пришлось при этом свой стул предварительно поднять)..

— Уф-ф-ф… Пронесло… — подытожил результат стычки с тюремщиками Гойл.

Малфой устало потер подбородок, до сих пор ощущая прикосновение резины к своей коже, и произнес:

— Я так не думаю, дружище. Боюсь, все только начинается…

Его слова оказались пророческими…

* * *

Той же ночью Драко проснулся от того, что ему на голову набросили отсыревшую простынь. Его затуманенного ото сна слуха достиг почти нежный шепот:

— Ну здравствуй, сынок. Вот и свиделись!

А потом посыпались удары, которые один за другим обрушивались на грудь, живот и спину заключенного. Малфой даже защищаться не мог. Его дыхание было затруднено плотной тканью, а руками он, прежде всего, пытался прикрыть голову, чтобы могучие кулаки, резиновые дубинки и тяжелые ботинки тюремщиков не смогли нанести ему травм, несовместимых с жизнью.

Когда все закончилось, Драко уже почти потерял сознание от боли. Чей-то мокрый язык прочертил влажную дорожку на его тонкой аристократической шее, покрытой бисеринками холодного пота, и голос, такой же мерзкий и похотливый, как и язык, прошептал в самое ухо Малфоя:

— В следующий раз будь осмотрительнее, мальчик! Или нам придется вернуться сюда и тогда… — потные руки скользнули за резинку тюремных штанов Драко и сжали его ягодицу, – мы потолкуем уже с твоей задницей. Ты все понял, сученыш?

Малфой промолчал.

— Я не слышу.

Еле заметный кивок головой, видимо, вполне удовлетворил ночных мучителей. Послышался лязг дверной решетки и удаляющиеся шаги. И только тогда, когда посторонние звуки перестали нарушать ночную тишину тюремного здания, Драко позволил себе провалиться в спасительное беспамятство.

* * *

За завтраком Гойл с тревогой на лице рассматривал лиловые синяки, проступающие на всех видимых участках тела своего приятеля. Вопросы вертелись у Грегори на кончике языка, но он тактично решил оставить попытки допросить друга, по крайней мере, до прогулки.

Немного позже, сидя на скамейке и почти не обращая внимания на легкий южный ветерок, долетающий с моря, Грегори не выдержал:

— Э-э-э… Кто это тебя так?

Драко закурил. Его руки чуть заметно дрожали, но голос оставался ровным и невозмутимым:

— Не знаю, Грег, они не представились.

— Ты… того… Не нарывался бы что ли…

— Да брось ты, приятель! – Малфой докурил сигарету и, щелчком отправив окурок в урну, медленно поднялся. – Пойдем-ка лучше мячик покидаем.

Гойл легонько ухватил Драко за локоть, в попытке удержать его на месте.

— Я серьезно, друг. Слухи тут ходят всякие, знаешь ли… Я умею слушать…

— Я заметил, — съязвил Малфой, но Грег пропустил это замечание мимо ушей и продолжил:

— Говорят, охранники жестоко расправляются с теми, кто отказывается им… того… подчиняться.

— И что они делают? – Драко усмехнулся кончиками припухших губ. – Вгоняют осиновый кол в сердце провинившимся?

— Скорее в другое место… — Гойл многозначительно пошевелил бровями вверх-вниз. Это мимическое движение со стороны выглядело весьма комично, и Малфой прыснул в сжатый кулак.

— Я тебя умоляю, Грег! Моя задница испытала на себе экзекуции покруче какой-то там деревяшки.

— Ты – извращенец!

— Я в курсе!

Гойл несильно пихнул друга в бок, и Малфой поморщился от резкой боли, поскольку локоть приятеля угодил ему прямо в здоровенный синяк, щедро дарованный ему ночными визитерами.

— Ой, извини, — Грег виновато потупился.

— Все в порядке… Так как насчет мячика?

— Драко, ты еле ходишь, ну какой может быть мячик?

— Спорим, я тебя сделаю!

Малфой с трудом поднялся с лавочки.

— Э-э-э… дружище… я еще спросить хотел… А что может быть круче осинового кола?

Драко весело засмеялся, и Гойл невольно улыбнулся в ответ на его смех. Впоследствии Малфой еще неоднократно вспомнит эту светлую улыбку на лице друга, ведь она будет часто являться ему в ночных кошмарах. Но пока бывший слизеринский принц был беззаботно счастлив, он как будто снова вернулся в детство. Заключенным не разрешалось летать на метлах, но Малфой, несмотря на боль в теле, ощущал себя в то утро так, как будто он парил над миром на своей сверхскоростной метле. Ветер с моря ласково перебирал волосы на его голове и рядом был близкий человек. Что еще можно было бы просить у судьбы?

В ноябре 1998 года начальником тюрьмы был назначен Персиваль Уизли. В день своего назначения Перси самолично отрекомендовал себя заключенным, организовав внеплановую проверку камер. Многие в тот вечер понесли наказание, но только не Драко.

Войдя в камеру бывшего слизеринца, Уизли оторопело воззрился на заключенного, как будто увидел его впервые в жизни. Ему потребовалось чуть меньше минуты, чтобы восстановить контроль над собственной мимикой, и тогда он с усмешкой в голосе пафосно произнес:

— Мистер Малфой! Какая честь для нас — простых смертных — посетить ваши покои.

Перси изменился за время службы в Министерстве: в свои двадцать два года он уже отрастил себе приличный животик, не без помощи сливочного пива, разумеется; прибавил в плечах и в росте; да и во взгляде уже не так явно читалось раболепие перед вышестоящими инстанциями. В Азкабане Персиваль Уизли являл собой Министра Магии и Мерлина в одном лице! И только одному Мерлину было известно, на что способен человек, дорвавшийся до власти.

Сопровождающие начальника тюрьмы охранники, небезызвестные Тед и Льюис, приступили было к досмотру помещения камеры, но властный голос остановил их действия:

— Господа, нам нечего здесь делать! — Персиваль вплотную приблизился к Драко, и по спине заключенного пробежал неприятный холодок. Пальцы Уизли с вожделением скользнули по груди Малфоя:

— Ты прекрасен, мой Принц! — прошептал начальник тюрьмы в самое ухо Драко, слегка касаясь его влажными губами.

Черты лица потомственного аристократа исказила презрительная усмешка:

— А ты мне противен, жалкий ублюдок!

Уизли дернулся, как будто его оглушили звонкой пощечиной. Он отодвинулся на полшага от заключенного и, многозначительно растягивая слова, произнес:

— Ты пожалеешь о своих словах.

Перси медленно развернулся и покинул камеру бывшего Пожирателя смерти.

* * *

В тот же вечер Персиваль организовал совещание. Повестка дня гласила: «Особо опасные преступники и контроль их пребывания в Азкабане».

Обсуждение данной темы происходило при закрытых дверях и вопросы, поднимаемые в ходе совещания, вряд ли понравились бы заключенным.

— А что у нас с Малфоем? — как бы невзначай поинтересовался мистер Уизли.

Тед взял на себя смелость ответить (несмотря на приличную разницу в возрасте, охранники несколько робели в присутствии своего юного босса):

— Он в поряде, сэр! Мы его малёха потрепали недавно, с тех пор он умолк!

— Потрепали?

— Да, было дело. Пришлось немного наказать…

— Хорошо. Но этого мало…

— Рядом с Драко вечно околачивается его личный телохранитель. Грегори Гойл, кажется.

— Тед, запомни и заруби себе на носу: я терпеть не могу, когда меня перебивают, — Тед покраснел и опустил глаза, а Перси невозмутимо продолжил свою речь: — Приятель Малфоя, если порассуждать, не такая уж большая проблема. Я бы даже сказал, что личные привязанности, в какой-то мере, играют нам на руку. Любую помеху можно устранить, но для начала надо втереться в доверие к этим двум заключенным. Я думаю, нам следует разыграть небольшое представление. Назначаю тебя и Льюиса ответственными за организацию и проведение данного мероприятия?

В разговор вступил Льюис:

— И что же от нас требуется, босс?

— О, я расскажу тебе, мой нетерпеливый друг, если ты сделаешь над собой усилие и захлопнешь свою пасть!

Льюис свою пасть захлопнул и Персиваль Уизли все рассказал…

* * *

Представление было назначено на следующий же день. В то утро Грег был неожиданно отозван в тюремный лазарет, сортировать какие-то банки с целебными снадобьями, и Малфой, понуро наполнив поднос едой, плелся с книгой подмышкой к своему столику, который остальные заключенные старались обходить стороной.

В этот момент в столовую ввалились двое тюремных надзирателей, которых Драко моментально опознал.

Малфой попытался задавить в себе зачатки начинающейся паники и, сохраняя хотя бы внешнее спокойствие, так сказать, «хорошую мину при плохой игре», медленно сел за столик. Драко смел надеяться на то, что, возможно, бросив в его адрес пару пошлых шуток, тюремщики наконец отвалят и дадут ему возможность спокойно поесть и почитать.

Ни один мускул не дрогнул на лице молодого человека, когда один из надзирателей — Тед — плюхнулся на стул напротив Драко и оскалил пасть в мерзкой ухмылке:

— Обедаешь, шлюха слизеринская?

Малфой-младший, не отрывая взгляда от подноса с едой, промолчал, лишь слегка приподняв брови, выражая тем самым свое аристократическое презрение ко всякого рода отребьям.

Льюис тем временем встал позади Драко, касаясь его спины потным брюхом.

— Ты вознамерился играть в молчанку, змееныш? — голос Теда понизился до опасного шепота. Внутренности Драко сжались от нехорошего предчувствия, но он со смелостью, присущей разве что только висельникам или людям, которым уже нечего было терять в этой жизни, посмотрел на надзирателя, не спеша отломил кусок хлеба и невозмутимо принялся жевать его, не отводя взгляда от маленьких, злобных, поросячьих глазок.

— Эй, Тед, — к разговору подключился второй охранник, — просто Его Величайшее Величество ПрЫнц, не желает общаться с простолюдином, вроде тебя. — Льюис громко заржал, собственное остроумие всегда приводило его в неистовый восторг.

Тед недобро оскалился и прошипел:

— Как ты думаешь, Льюис, может быть, нам стоит преподать мистеру Малфою урок этикета и, в конце концов, объяснить ему, что сословное неравенство осталось в далеком прошлом?

Малфой незаметно взял со стола вилку и крепко сжал её в своей руке, всем своим внешним видом показывая, что без боя он не сдастся.

В столовой повисла гнетущая тишина. Все заключенные, обратив свои взоры на надзирателей и их жертву, замерли, ожидая кровавой развязки.

— А что, дружище, по-моему, неплохая идея!

С этими словами, Льюис резко вытащил из-за пояса дубинку. Ловко перехватив свободный конец оружия левой рукой, охранник намертво зафиксировал резиновый ствол на шее у Малфоя. Не размышляя о последствиях, Драко без промедления ткнул наугад вилкой в руку Льюиса, вынуждая его тем самым ослабить хватку и взвыть от боли. Тед, пришедший на помощь своему напарнику, со всего размаху ударил строптивого заключенного кулаком в челюсть, так что его голова резко откинулась назад, а сам он едва не упал со стула, удерживаемый от падения лишь толстым брюхом Льюиса, который подвывая, пытался вытащить импровизированное оружие Малфоя из руки.

— Я же говорил, что не надо давать заключенным колющие предметы! — орал охранник, ни к кому конкретному не обращаясь. — Вы этому ублюдку еще бы нож дали!

Удар дезориентировал Драко, на его губах выступила кровь, а голова буквально раскалывалась от боли. Пока он приходил в себя, Тед уже вытащил из кармана волшебную палочку и, произнеся заклинание, обездвижил заключенного.

Теперь только лишь Мерлин был в состоянии помочь Малфою, но Великий маг и волшебник, видимо, уже очень давно отмахнулся от помощи кому бы то ни было.

Льюис наконец извлек вилку из руки и, размахивая ей в опасной близости от лица Драко, проорал:

— Ты что, подстилка аристократическая, нарываешься на неприятности!? Я научу тебя хорошим манерам и покорности, змея слизеринская! — с этими словами Льюис со всего размаху ударил резиновой дубинкой Малфоя по лицу. Голова Драко безвольно свесилась на грудь, и сознание заботливо заволокло туманом беспамятства.

— Тише, тише, братишка, — Тед успокаивающе похлопал Льюиса по плечу, — ты же не хочешь убить нашего доброго друга раньше времени, до того, как мы насладимся его молодым телом и тугой задницей?

Льюис умерил свой пыл, скаля зубы в предвкушении скорой расправы над обидчиком.

Толпа заключенных, находящихся в столовой, нерешительно попятилась к дверям, не желая присутствовать при линчевании отпрыска древнего рода. Они не надеялись, что действо, разворачивающееся на их глазах, окажется из приятных.

— Господа! Куда же вы уходите? — громкий и властный оклик Льюиса заставил узников, толпившихся у дверей, врасти ногами в пол. — Разве у вас было достаточно много зрелищ в вашей никчемной жизни, чтобы пропустить отличное представление? Останьтесь, господа! Обещаю, вы получите удовольствие от просмотра! — за напускным великодушием и веселостью в голосе охранника слышалась плохо скрываемая угроза.

После этих слов никто из осужденных не посмел покинуть помещение. Все остались стоять на своих местах, боясь пошевелиться, при этом не желая, но и не имея возможности не смотреть на происходящее.

Тем временем Тед струей воды из палочки привел Малфоя-младшего в чувства.

Льюис смахнул поднос с почти нетронутой едой на пол и с помощью своего напарника перенес обездвиженное тело Драко к столу, наклонив бывшего слизеринца и уложив его животом вниз. Руки пленника надзиратели, прибегнув к заклинанию, намертво скрутили за спиной, а ноги привязали к ножкам стола.

Поза была, по меньшей мере, унизительной, но еще более унизительными были липкие взгляды других заключенных, которые скользили по Драко, бесстыдно обшаривая и исследуя каждый сантиметр его тела.

Тед подошел к Малфою сзади и не больно шлепнул последнего по заднице, демонстрируя тем самым свою власть и превосходство над пленником. Затем надзиратель отменил обездвиживающее заклинание и с удовольствие понаблюдал, как Драко дергается на столе в нелепой попытке освободиться.

— Не дергайся, сучка! — Тед почти ласково потрепал Малфоя по волосам. — Тебе понравится. Тебе ведь это всегда нравилось, не так ли? Темный Лорд, я уверен, был очень даже тобою довольный.

Драко упорно молчал. Тогда Льюис, подскочив к заключенному, резко схватил его за волосы и грубо опрокинул голову назад.

— Молчишь, гаденыш? — так же резко и сильно охранник ударил Малфоя головой о столешницу. Перед глазами у Драко все поплыло, а из носа тонкой струйкой потекла кровь. Он еле слышно застонал, а тюремщики весело переглянулись.

— Если стонет — значит голос есть. И мы еще заставим его умолять о пощаде, правда? — охранники говорили о Малфое в третьем лице, как о чем-то неодушевленном и не заслуживающем личного обращения.

Тед, как физически более крепкий, разорвал на Драко штаны, открыв пытливому взору публики его округлые ягодицы.

Заключенные, изголодавшиеся по плотским утехам, буквально пожирали юного Малфоя глазами.

Тем временем Льюис уже вытаскивал ремень из штанов своих форменных брюк. Сложив импровизированную плеть вдвое, охранник начал методично наносить ею удары, которые приходились по ягодицам, спине и связанным рукам Драко. Тед при этом удерживал плечи Малфоя, прижимая их к столешнице и не позволяя пленнику приподнять торс.

Драко стонал и извивался.

Толпа жадно следила за тем, как молочно-белые бедра молодого человека постепенно вспыхивали все новыми и новыми красными полосами, оставляемыми ремнем надзирателя.

Насладившись пыткой и немного подустав, Льюис откинул свое орудие в сторону и принялся деловито расстегивать ширинку.

— Все еще молчит наша сучка… Но в принципе, нам же его голос ни к чему, ведь правда? Пускай себе отмалчивается. Главное, чтобы он язычком хорошо умел работать.

Льюис извлек из штанов свой детородный орган внушительных размеров и поменялся местами с Тедом. Тюремщик приподнял за волосы безвольно свисающую голову Малфоя вверх и уже был близок к тому, чтобы протолкнуть ему в рот свой член, но властный голос предотвратил его намерения:

— Оставьте его!

Толпа заключенных робко раздвинулась, пропуская вперед начальника тюрьмы.

Льюис от неожиданности на мгновение позабыл, где он хранил свой член, прежде чем извлечь его на свет божий.

— Б-б-босс! Этот воландемортов прихвостень воткнул мне вилку в руку! Мы просто выполняли свой долг!

— Вы, похоже, пытались его перевыполнить. И убери ты уже наконец, Мерлина ради, свой хрен обратно в штаны, сделай милость.

Льюис покраснел и принялся выполнять приказ, при этом его пальцы немного дрожали.

Перси Уизли приблизился к Драко и провел рукой по его упругой ягодице.

— Вам не следует трогать заключенных, на этом настаивает свод тюремных правил. Но… — Персиваль ненадолго задумался с мечтательной улыбкой на устах. Скользнув липким взглядом по телу Малфоя, он наконец изрек: — Ладно, пока без всяких «но». Отвяжите заключенного!

Тед попытался было возразить своему начальнику:

— Но, босс! Он напал на Льюиса!

— Я думаю, мистер Малфой уже получил свою порцию наказания в достаточной мере, и впредь будет вести себя более осмотрительно. Я ведь не ошибаюсь на твой счет, дружочек? — Уизли еще раз провел рукой по телу заключенного.

Драко еле заметно помотал головой.

— Вот и ладненько. Видите, наш строптивый аристократ уже перевоспитался. Так что давайте, отвязывайте его! Это приказ! Выполняйте!

Тед и Льюис неохотно извлекли свои волшебные палочки и избавили Малфоя от веревок. Драко с видимым усилием поднялся и, слегка покачнувшись, ухватился за край стола, чтобы не упасть.

Перси с легкой усмешкой в голосе участливо поинтересовался:

— Вы сможете дойти до своей камеры, мистер Малфой? Или вас проводить?

— С-с-смогу, — еле слышно прошептал Драко.

— Замечательно! — просиял начальник тюрьмы. — Тогда, с вашего дозволения, мы вас покинем. У нас еще целая гора неотложных дел. Господа заключенные, вы можете расходиться по своим камерам. Представление окончено!

Узники молчаливой толпой поспешно потянулись к выходу.

Драко медленно поднял с пола то, что осталось от его штанов. Морщась от боли, он тяжело опустился на стул и спрятал лицо в дрожащих ладонях.

* * *

Когда помещение столовой опустело, Малфой все еще оставался сидеть в той же позе, боясь пошевелиться. Он не услышал шаркающего звука приближающихся шагов и, когда его рук коснулись огрубевшие пальцы, вздрогнул всем телом.

— С тобой все в порядке, сынок?

Драко отвел ладони от лица и воззрился на древнего старца в форме уборщика. На вид ему с легкостью можно было бы дать лет триста, но вот его лучистые синие глаза почему-то казались удивительно молодыми. В них было столько заботливого участия, что Малфой невольно подался вперед, навстречу этому, по-весеннему теплому взгляду.

— С-со мной все хорошо, сэр.

— Выглядишь ты неважно, мальчик мой. Давай-ка я починю это, — старческие руки, иссохшие с годами, бережно забрали у Драко его изорванные штаны. Уборщик извлек из кармана волшебную палочку и произнес:

— Репаро! — куски ткани соединились между собой. — Вот, так-то лучше, не правда ли? Тебе помочь одеться, сынок?

— Н-не надо… я сам…

— Ну, сам, так сам. Не стесняйся — я отвернусь.

Старик действительно поспешно отвернулся, и Малфой, превозмогая боль в травмированном теле, медленно оделся.

— Я готов, сэр.

— Очень хорошо, — уборщик развернулся и протянул Драко раскрытую ладонь. — Меня зовут Карсон. Сможешь запомнить? — старик лукаво подмигнул юноше. — Я тут главный по чистоте.

— Я кажусь вам грязным, мистер Карсон?

— Просто Карсон, без всяких там «мистеров»… И нет, ты мне не кажешься грязным. Грязными мне кажутся те, кто сотворил с тобой подобное. Идем. Я провожу тебя к твоему другу, Драко.

— Вы знаете, как меня зовут? — Малфой немного удивился.

— О-о-о… Я много чего знаю, сынок.

Грегори Гойл с раскрасневшимся от злости лицом вот уже минут пятнадцать носился по тюремному лазарету, потрясая могучими кулаками.

— Я убью их! Клянусь Мерлином, я порву их жопы на британский флаг!

Малфой лежал на одной из больничных коек и пытался сфокусировать свой взгляд на мечущейся по комнате фигуре друга. Его хождения из одного конца помещения в другой ассоциировались у Драко с ритмичными движениями маятника гипнотизера.

— Грег, ты не мог бы сесть и успокоиться? У меня уже голова раскалывается от твоей беготни!

Гойл остановился посреди комнаты и с немым укором воззрился на своего приятеля.

— Драко... я не понимаю… Они…

— Ну что они? Что?! Подумаешь, избили. В первый раз что ли?

— Они пытались изнасиловать тебя! И, если бы не Перси, все именно так и закончилось бы…

Малфой устало потер виски и произнес:

— Грегори, не надо с такой куриной слепотой переоценивать заслуги Уизела. Возможно, он сделал это не из добрых побуждений.

— А из каких тогда? Да эти два головореза отодрали бы тебя в хвост и в гриву у всех на глазах, если бы Перси не заступился!

— Я ему не доверяю, друг, и тебе не советую.

— А я хотел бы верить… — Грегори виновато, совсем по-детски, потупил взор. – Мы с ним учились вместе в Хогвартсе, помнишь? Наверное, он тоже это вспомнил тогда… А вдруг он взаправду хочет нам помочь…

— Да услышит тебя Мерлин! – Драко обессиленно закрыл глаза и откинулся на подушку, постепенно проваливаясь в глубокий беспокойный сон.

* * *

Именно на такую реакцию бывших слизеринцев начальник магической тюрьмы приблизительно и рассчитывал, когда обсуждал накануне со своими подчиненными сценарий ныне уже разыгранного представления. Конечно, сцена изнасилования в черновом варианте пьесы отсутствовала, но кто же тогда мог предположить, что с виду довольно тощий юнец вдруг окажет двум внушительного вида охранникам жесткое сопротивление.

Перси понимал, что Малфой-младший вряд ли купится на дешевый трюк со спасением, но вот его приятель, несмотря на слоновьи габариты, явно был склонен к сантиментам.

— Грегори Гойл обязан нам поверить, — убеждал надзирателей начальник тюрьмы. – От его веры зависят все наши дальнейшие действия. Финал должен выглядеть правдоподобно, если вы, разумеется, впоследствии не желаете присоединиться к тем, кого сейчас охраняете.

— А если Малфой сможет переубедить своего друга? – Тед все еще сомневался в прозорливости босса.

— Так играй свою роль, по возможности, более убедительно!

— Я постараюсь, сэр!

— Уж окажи любезность! Драко будет истощен и слаб. Собственное унижение оглушит его на какое-то время, и он утратит бдительность.

Льюис, до сего момента понуро молчавший, осторожно поинтересовался:

— Вы, правда, в это верите, мистер Уизли?

— Я это знаю, мой недоверчивый друг! – Перси усмехнулся, и молния, прочертившая в небе за окном рваный зигзаг, превратила его усмешку в мертвенно-бледный оскал мертвеца.

— Мерлин всемогущий! – Тед попятился, а Льюис суеверно перекрестился, как всегда делала его магглорожденная мать, сталкиваясь с чем-то сверхъестественным (произведя на свет сына-волшебника, она, безусловно, утратила веру в библейские бредни, но все так же свято продолжала рисовать пальцами крест на своей груди, хотя, скорее всего, делала это уже просто машинально).

Дьявольская улыбка на лице начальника тюрьмы расползлась еще шире, обнажив передние зубы.

— Спасибо за комплимент, парни!

* * *

Был канун Рождества. За стенами Азкабана воцарилась ясная безлунная ночь, и Грегори мирно посапывал на продавленном весом собственного тела матрасе, когда его разбудил нетерпящий возражения приказ:

— Заключенный Гойл, на выход!

— Чего еще? – недовольно пробурчал Грег, разгоняя остатки сна и пытаясь встать с кровати.

— Тебя желает видеть мистер Уизли.

— Кто? Это рыжеволосое чепушило? – спросонья Грегори присваивал подобное звание всем, кто осмеливался нарушить его покой.

— Попридержи язык, жирдяй! – в грудь Гойла уперлась волшебная палочка.

— О’кей, парень. Я ж того… пошутил… — заключенный миролюбиво улыбнулся. Он не признал в охраннике, отдающем приказы, одного из тех, кто пытал и мучил его друга.

— Ладно, давай, двигай!

На лодочном причале, куда надзиратель доставил Гойла, было довольно прохладно, и узник зябко поежился.

— Бля, какой мороз! Что за спешка вытаскивать меня из постели в собачий холод?

— О, никакой спешки, мистер Гойл! – сладкий голос прозвучал почти у самого уха Грегори, и заключенный резко обернулся.

Его взгляд сфокусировался на пузатой фигуре Персиваля Уизли.

— Чего тебе надо? — недружелюбно поинтересовался Грегори. Нет, конечно, ему с недавнего времени импонировал Перси, но в одночасье откреститься от предостережений Малфоя тоже было не так-то просто.

Начальник тюрьмы назидательно погрозил указательным пальцем:

— Ай-яй-яй! Ты разве не знаком с субординацией?

Гойл переваривал сложное для его восприятия слово несколько томительных минут, используя при этом все мимические мышцы своего лица. Не найдя в картотеке памяти нужных файлов, он просто решил отшутиться:

— Нет! Представишь меня ей?

— Да ты остряк! Не ожидал от тебя! Я-то по наивности полагал, что ты дальше книжек с яркими картинками в своем образовании так и не продвинулся.

— Чего надо? – упрямо повторил Грегори, немного обидевшись.

— А ты еще какие-нибудь более распространенные предложения сформулировать можешь?

Гойл промолчал, насупив брови.

— Ладно, расслабься, Грег. Потолковать надо…

— По поводу?

Уизли, намеренно растягивая паузу, обратил свой взор на звездное небо.

— Ты видишь эти звезды, друг?

— Я тебе не друг… — пробурчал Грегори.

— А кто тебе друг? – начальник тюрьмы перевел заинтересованный взгляд на заключенного. – Не мистер ли Малфой, часом?

— Да! Именно он!

— На сколько близкие у вас с ним отношения?

Гойл покраснел, но все-таки с вызовом в голосе ответил:

— Близкие… Но не настолько, чтобы ты дрочил, представляя нас вместе!

Перси усмехнулся и, как бы невзначай, напомнил:

— Я помог ему….

— Я благодарен за твою помощь.

Грегори говорил абсолютно искренне, и Уизли это почувствовал, перейдя от неспешно протекающей беседы к основному диалогу:

— А теперь я хочу помочь тебе, Гойл! Я отпускаю тебя!

— Как это? – Грегори, уставившись на начальника тюрьмы, удивленно заморгал глазами.

— А вот так! Видишь лодку?

Гойл обернулся. Медленно наплывающие волны раскачивали на своих гребнях немощное суденышко, настолько маленькое, что оно едва ли смогло бы выдержать вес даже пятилетнего ребенка.

— Ты шутишь? Я утону, не успев отплыть от причала.

— А ты что же, приятель, на корабль под парусами рассчитывал? – Грегори показалось, что, произнося последнюю фразу, Перси злобно ухмыльнулся, но, возможно, это только ночные тени так исказили черты его лица, потому что уже через секунду начальник тюрьмы похлопал заключенного по плечу и вполне дружелюбно произнес: — Не переживай! Она увеличена заклятием расширения! Выдержит!

Гойлу очень захотелось поверить. Он нуждался в этой вере. Но слова Драко, произнесенные им в больничном крыле и сейчас воскресшие в памяти, немного охладили энтузиазм заключенного.

«Я ему не доверяю, друг, и тебе не советую»

— Зачем ты это делаешь, Перси? – на всякий случай уточнил Гойл.

— Видимо, у тебя и мистера Малфоя есть влиятельные покровители на воле!

— Что будет с Драко? Я не могу оставить его здесь одного.

— Он поплывет следом за тобой. Совместный побег сказался бы на моей репутации, а так… — Перси многозначительно цокнул языком.

— Когда я доберусь до континента, что ждет меня там?

— Вероятно, твои друзья!

— Кто они?

Уизли пожал плечами:

— Не имею представления. Мой скромный гонорар с запиской, вложенной в конверт, был доставлен казенной совой вместе с утренней почтой.

Грегори в нерешительности переступил с ноги на ногу и осторожно попросил:

— А ты не мог бы показать мне эту записку?

— Ты в своем уме, Грег?! Кто станет хранить подобные улики?! Я и так рискую карьерой и, возможно, даже свободой, организовывая ваш с мистером Малфоем побег!

— Тебя уволят? – виновато поинтересовался Гойл. Его сомнения таяли, как первый хрупкий снег в яркий солнечный день.

«Меня наградят», — Персиваль мысленно внес существенную поправку в последнюю фразу заключенного, а вслух произнес:

— О! Спасибо за заботу, приятель! Но я думаю, что выкручусь как-нибудь. Не волнуйся за меня! И не тяни время! Его у тебя не слишком много…

Грегори, еще пару секунд поколебавшись, наконец принял решение:

— Ну, тоды о’кей! Спасибо тебе… Не ожидал я от тебя такого, если честно… — Гойл вплотную приблизился к Персивалю и заключил его в объятия. — Я этого не забуду!

Уизли вяло похлопал заключенного по спине.

— Я в этом уверен! Поспеши!

Грегори Гойл, одарив своего спасителя прощальной улыбкой, направился к лодке. Когда до желанной цели оставалось всего несколько шагов, его спину настигло непростительное заклятие:

— Авада Кедавра!

Смертоносный зеленый луч ударил Грегори точно между лопаток. Гойл в изумлении обернулся и, пошатнувшись, рухнул с причала. Холодные воды Северного моря сомкнулись над безжизненным телом, навеки погребая его в своей пучине.

Перси медленно опустил волшебную палочку.

— С Рождеством, Драко! Посмотрим, как ты теперь будешь справляться!

* * *

Весть о смерти лучшего друга буквально оглушила Малфоя.

Драко ни на секунду не усомнился в том, что обвинение в побеге, которым спекулировал Перси, общаясь с журналистами, было грамотно сфабриковано.

— Не может быть?! – Малфой грыз зубами тощую тюремную подушку. – ЗА ЧТО?! Что он сделал? ЧТО!? Грегори даже в войне не участвовал!

Это было правдой. Когда Драко рассказал Винсу и Грегу о своем намерении присоединиться к армии Пожирателей смерти, Кребб безоговорочно поддержал его, а вот Гойл только презрительно фыркнул:

— Зачем тебе это надо, приятель? Воландеморт того… больной на всю голову ублюдок!

Малфой с самодовольной ухмылкой прокомментировал мнение друга:

— Ты просто завидуешь, Грег! Темный Лорд не призвал тебя, и теперь ты прохаживаешься по нему своими грязными эпитетами.

Гойл не стал возражать. Он просто тихо произнес в ответ на обвинение Малфоя:

— Вот увидишь, Драко… Красноглазый еще даст тебе просраться!

Грегори оказался прав…

Впоследствии Том Реддл неоднократно настаивал на том, чтобы сын Гойлов сражался на его стороне. Но Грег предпочитал скрываться. Он отсиживался в родовом поместье, мигрировал по стране, мыкался по друзьям и знакомым, предоставляя своим родителям возможность разгребать и сортировать все то дерьмо, которым Воландеморт пытался щедро закидать магический мир.

Вина Гойла состояла лишь в том, что он был сыном ныне усопших Пожирателей смерти, и, к несчастью, их единственным наследником.

Министерство нуждалось в денежных ресурсах. Акры земли, роскошные усадьбы, дорогие мантии от мадам Малкин, выдержанные коллекционные вина девятьсот-затерянных годов, племенные жеребцы в стойлах и прочая атрибутика люксовой жизни стоила недешево. Кому-то надо было платить за все эти излишества.

Одни теряли в ходе войны – другие находили. Так было во все века и времена. Если внимательнее приглядеться, то Темный Лорд скрывался под личиной каждого чиновника, работающего в Министерстве. Разве что только добропорядочный Кингсли Бруствер – нынешний министр магии – да еще, пожалуй, Артур Уизли до сих пор свято верили в светлые идеалы. Был еще, конечно, Гарри Поттер, который степенью своей наивности и доверчивости мог дать фору любому младенцу, только что появившемуся на свет из чрева матери, но, возможно, Спаситель магического мира тоже уже опошлился и окрысился, получив работу в органах правления. Власть почти всегда развращала людей, вскрывая их низменные потребности, как загноившийся чирей на заднице. Многие простые смертные, пусть даже и наделенные магическими способностями, утратили все, защищая свою страну: кров, средства к существованию и даже кормильцев, но Министерство ни на йоту не интересовало их нынешнее благополучие. Каждый находящийся при власти проныра стремился урвать для себя «кусок пирога», поднесенного магической войной, послаще, а бывшие Пожиратели смерти, которые в своем большинстве являлись представителями благородных и весьма обеспеченных родов, и их несметные богатства стали легкой добычей алчных министерских работников.

Грегори Гойл попал в Азкабан только лишь за то, что был богат. Неприлично богат, по мнению Министерства. А еще он был другом Драко Малфоя. Именно за это свое правонарушение он и был казнен «при попытке к бегству» (как значилось в официальных документах) Персивалем Уизли двадцать четвертного декабря 1998 года, не дожив до рождества всего несколько несчастных минут.

Разум Малфоя медленно погибал под тяжестью обрушившейся на него утраты.

— Не бросай меня, Грег, — в безумном исступлении шептал Драко, в кровь кусая губы. – Как ты мог поверить ему, тупая твоя башка? Как ты мог оставить меня?

Тело Грегори теперь покоилось на дне Северного моря. Ни один из его многочисленных родственников, набивших карманы золотыми галеонами из фамильной сокровищницы семьи Гойлов, не возымел желания организовать поисковую группу, дабы отыскать тело усопшего и захоронить его бренные останки как положено.

Теперь Драко потерял всех, кто был ему дорог. Винсент Кребб погиб в Выручай-комнате в последний день войны; обезумевшие родители до конца своих безрадостных дней арендовали палату в клинике Святого Мунга; Грегори Гойл обрел покой на морском дне, откармливая своей плотью подводных обитателей. У Малфоя осталась лишь собственная никчемная жизнь. Зачем она ему? Можно было бы разом покончить с горечью утрат и с душевными терзаниями, но Драко так и не решился на отчаянный поступок.

«Я жив – это главное. Придет время – и я отомщу! Всем отомщу! За каждого из вас! Клянусь Мерлином!»

От автора: В главе присутствует сцена изнасилования. Пожалуйста, если Вы из числа особо чувствительных натур, пропустите эту главу или хотя бы эту сцену. Спасибо за понимание.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Ровно через неделю после смерти Грегори, Персиваль Уизли явился в камеру Драко с двумя внушительного вида охранниками. Поначалу Драко слегка растерялся, и даже было запаниковал, но быстро взял себя в руки и одарил надзирателей своей профессиональной малфоевской ухмылкой:

— Не спится? Хотите, чтобы я вам сказку на ночь почитал?

— Нет, хорек! Мы хотим, чтобы ты сделал что-то более внушительное, чтобы мы крепко спали ночью, — Перси, довольный собой и своим остроумием, осклабился, не предвещая тем самым Малфою ничего хорошего.

— Что, например? Хотите, чтобы я тоже совершил побег? — Драко бесстрашно воззрился на начальника тюрьмы. — Скажи, Перси, какие сны тебе снятся после того, как ты отправил на тот свет невинного человека?

— А тебе какие снятся сны, Драко? Ты лишил жизни гораздо больше невинных людей, чем я!

— Это неправда! — Малфой сделал шаг вперед, сжав кулаки. — Я никого не убивал, и ты прекрасно об этом осведомлен!

— О-о-о! Тебя послушать, так тут половина узников — несправедливо осужденные невинные агнцы.

— Уверен, что так оно и есть! Просто их состояние застило глаза Министерству. На какие средства ты купил себе перстенек, Уизел? — Драко брезгливо указал головой на огромный перстень с вульгарным бриллиантом, украшавший палец начальника тюрьмы. — Его стоимость явно превышает уровень твоей заработной платы.

— Заткнись, змееныш!

Взгляд Персиваля полыхнул радиоактивной ненавистью. Он почти незаметно кивнул головой в сторону заключенного и двое охранников, молниеносно оказавшись рядом с Малфоем, задрали его руки над головой и намертво прижали их к холодной стене.

Персиваль подходил к Драко нарочито медленно, наслаждаясь паникой и страхом, мелькавшим в его глазах. Начальник тюрьмы почти с нежностью отодвинул ворот тюремной робы Малфоя и буквально впился губами в судорожно вздрагивающий кадык. Заключенный отчаянно дернулся в ответ на непрошеную ласку, но его горло было немедленно зажато в пальцах неумолимых и безжалостных охранников.

— Ну же, Драко! Не желаешь ли ты еще чего-нибудь вякнуть в мой адрес?

— Да пошел ты! — Малфой смачно плюнул прямо в ухмыляющееся лицо Перси.

Уизли неспешно вытер медленно стекающую по щеке слюну и оскалился:

— А ты, видно, смелый малый! Мерлин знает, я этого не хотел. Ты сам напросился!

Удар под дых на какое-то время лишил Драко возможности дышать.

— Я научу тебя покорности, гаденыш!

Перси несколько раз приложился к лицу заключенного, с удовольствием наблюдая за тем, как его неприлично дорогой перстень, всуе упомянутый Малфоем, оставляет на белоснежной коже Драко рваные раны.

Уизли обеими руками ухватился за отвороты рубашки Малфоя и резко дернул их в стороны, но видимо сил упитанному рыжеволосому ублюдку хватило лишь на то, чтобы оторвать только одну пуговицу. Она скатилась на пол, под ноги Драко, как безмолвное напоминание о том, что в данный момент он не принадлежал самому себе, у него не было магии и волшебной палочки, бывший аристократ мог только молча наблюдать, как остатки его былого превосходства над другими с тихим стуком рассыпаются по полу.

Перси, отчаянно борясь с испариной и отдышкой, уже вырывал с корнем четвертую пуговицу на тюремной робе Малфоя, когда последний решился-таки произнести свою просьбу:

— П-пожалуйста, — голос звучал тихо и приглушенно, а каждое слово давалось с трудом из-за рук, сжимающих горло. — Пожалуйста, Перси, не надо… Только не это… Прошу тебя…

Уизли недобро ухмыльнулся и, выдержав паузу, произнес:

— О-о-о… Теперь ты смеешь просить меня о чем-то? Парни, по-моему, юному мистеру Малфою нечем занять свой рот, кроме как просьбами о пощаде. Я думаю, стоит устранить это досадное недоразумение, — с этими словами Персиваль вынул из-за пояса свою абсолютно маггловскую (только, слава Мерлину, чуть поменьше в диаметре) резиновую дубинку и протянул её Льюису, стоящему справа от Драко.

Охранник все понял без слов и с почти нескрываемым вожделением приставил дубинку ко рту наследника древнейшего магического рода. Будучи лишь наполовину магом, ему доставляло особое удовольствие издеваться над чистокровным волшебником.

— Соси! — Властный голос острой бритвой полоснул по слуху и нервам, но Малфой-младший только крепче сжал зубы. Он не собирался потворствовать всем прихотям тюремных мучителей. Гордости в бывшем аристократе осталось незначительно малое количество, но и его пока с лихвой хватало на то, чтобы не сосать по первому требованию всякую дрянь, которую ему пытались протолкнуть в рот.

Заклинание, разорвавшее тишину камеры и сознание слизеринца, прозвучало слишком неожиданно:

-Круцио!

Весь мир для Драко распался на множество мелких болезненных осколков. Ему казалось, что он не может собрать себя по частям. Тело раскалилось добела от внутреннего жара, а суставы, отказываясь подчиняться доброй воле их законного владельца, сами собой выворачивались, причиняя жуткие страдания истерзанной плоти. Малфой чувствовал, что если он сию же секунду не сойдет с ума, то просто перестанет существовать. Где-то в подсознании Драко родилась (или воскресла из глубин памяти) новая боль, навеянная воспоминаниями о том, что подобной пытке неоднократно подвергались и его родители, прежде чем окончательно утратить связь с реальным миром. Эти воспоминания кровоточили и гноились, приумножая во сто крат мучения заключенного.

Боль прекратилась так же внезапно, как и началась. Малфой безвольной тряпичной куклой повис на руках надзирателей. И когда, следом за всем происходящим, последовала команда: «Открой рот!» — Драко беспрекословно повиновался, позволяя маггловской дубинке проникнуть в себя и начать внутри поступательные движения, не без помощи одного из приспешников долбаного извращенца Уизела, конечно!

Персиваль же, в свою очередь, изнывая от плохо скрываемого вожделения, наспех сорвал с Малфоя штаны, а вместе с ними и остатки его гордости.

Резиновая дубинка вызывала тошнотворный рефлекс, который Драко пытался побороть, хотя это ему удавалось с каждым проникновением все сложнее. Льюис не церемонился и старался как можно скорее, причем без согласия самого Малфоя, обучить последнего основам искусства глубокого минета. При этом тюремщики, не переставая, комментировали происходящее:

— Посмотрите, Мистер Уизли, кажется, нашей девочке начинает нравиться.

— Давайте, Ваше Высочество, не стесняйтесь, открывайте пошире свой чудный аристократический ротик.

Драко не мог с точностью определить, как долго продолжалась данная экзекуция. Время, казалось, остановилось, будто играя на руку тюремщикам, в составе одной с ними команды. Но наконец резиновую мучительницу извлекли изо рта Малфоя. Однако не успел он даже выровнять дыхание, как пересохших губ коснулись холодные длинные пальцы.

— Оближи их! — приказал надменный голос, отозвавшийся непокорностью где-то в глубинах подсознания, которые, видимо, еще не имели «счастья» испытать на себе действие заклятия «Круциатус». Драко отшатнулся, но сильные руки, ухватив его за загривок, буквально насадили на два подставленных в предвкушении пальца.

— Молодец. Хороший, послушный мальчик… Облизывай… Вот так… Замечательно… А где ты научился так искусно владеть языком, хорек? Или, может быть, Темный Лорд использовал тебя в качестве своей домашней подстилки? — Уизли упивался собственной властью и остроумием.

Когда пальцы надзирателя уже буквально пропитались слюной Малфоя, Персиваль наконец извлек их изо рта заключенного и без всяких предупреждений со всей силы дернул Драко за волосы вниз, отчего тот, не удержавшись на ногах, резко упал на четвереньки.

— Хватит с него дубинки, пусть насладиться живой плотью.

Получая неописуемое удовольствие от разворачивающегося на его глазах действа, Уизли с мерзкой ухмылкой наблюдал за тем, как два охранника, опустившись на колени и, попеременно отпихивая друг друга, заталкивали в рот Малфоя-младшего свои набухшие от возбуждения члены. А отпрыск древнейшего рода даже не пытался сопротивляться и с готовностью обреченного заглатывал наживку.

Больная фантазия главного тюремщика требовала большего, и рыжий Уизел, раздвинув ягодицы Драко, с силой засунул в его заднее отверстие два пальца, обильно смоченные слюной.

Малфой завыл… Протяжно и с надрывом… Это был нечеловеческий вой отчаяния и боли…

Однако он не смутил и не остановил мучителя. Пальцы двигались в Драко, исследуя его изнутри, растягивая и увлажняя.

— Ну что нравится тебе, шлюха слизеринская? По глазам вижу, что нравится. Поди, визжал от радости, когда Темный Лорд имел тебя во все дыры.

От резких толчков и жуткой боли Малфой находился на грани обморока, но безжалостные пощечины, которыми щедро одаривали его надзиратели, никак не позволяли Драко провалиться в спасительное забытье.

Насладившись унижениями и стонами пленника, Персиваль наконец обратил внимание на то, что его собственная эрекция требовала скорейшей разрядки, и поэтому он, даже не взглянув на кровь, стекающую по ноге Малфоя, коленом грубо развел его ноги в стороны и резко вошел в него, ни мало не заботясь о том, что Драко уже не просто выл, он дико кричал, надрывая голосовые связки.

Стоны и крики «серебряного принца» жутким эхом разносились по пустынным коридорам магической тюрьмы, ибо надзиратели даже не удосужились наложить на камеру Драко оглушающее заклятие.

Узники Азкабана сжимались от страха и ужаса. Всем, даже тем, кто боролся с Малфоем за миску супа, было нескончаемо жаль своего собрата по несчастью, ибо никто из заключенных, закрытых от внешнего мира решетками камер, не пожелал бы в этот момент поменяться с Драко местами…

Когда все было закончено, Перси встал с колен, поднял валявшуюся на полу тюремную рубашку Малфоя и брезгливо вытер ею свой член.

Начальник тюрьмы уже закрывал за собой дверь камеры, когда случайно бросив взгляд на своего пленника, попятился и вздрогнул. Несмотря на значительные телесные повреждения и потерю крови, Драко медленно поднимался с бетонного пола, а его искусанные и кровоточащие губы искажала знаменитая малфоевская ухмылка…

Нагнав охранников в коридоре, Персиваль Уизли бывший секретарь министра, и нынешний «Властелин Азкабана» произнес, обращаясь к своим подчиненным:

— Мне все равно, что вы будете с ним делать, но белобрысый ублюдок не должен дожить до окончания срока своего заключения…

— Может мы его сразу… того… — один из надзирателей выразительно провел большим пальцем по горлу.

— Нет, это крайняя мера… Змееныш никогда не отличался храбростью, скорее всего он сам не захочет жить и мириться со всем этим дерьмом, — Перси пытался убедить скорее сам себя в правдивости собственных слов, но в действительности, вспоминая малфоевский оскал, был не так глубоко уверен в том, что крайней меры возможно будет каким-то образом избежать.

* * *

Когда звуки шагов в коридоре стихли, в комнату к Драко неслышно просочился Карсон — «главный по чистоте».

— Тебе опять досталось, сынок? — участливо поинтересовался он.

— Не в последний раз! — обреченно сообщил Малфой.

— Проводить тебя в лазарет?

— Не думаю, что это хорошая идея, сэр.

— Карсон… Меня зовут Карсон.

— Я помню, — Драко устало добрел до кровати и медленно опустился на нее. — Вы не могли бы снова починить мою одежду, Карсон.

— С радостью! — старик просиял и с готовностью извлек из кармана волшебную палочку.

Восстановив тюремные пожитки Малфоя, уборщик как бы невзначай поинтересовался:

— Я слышал — ты друга потерял…

— Да… Но я не хочу сейчас это обсуждать.

— И не надо! Но послушай, что я скажу тебе, сынок. Послушай и запомни! Как бы ни было тяжело — все пройдет. «Человек, который летит с моста, понимает, что все его проблемы решаемы, кроме одной — он уже летит с моста!»

— Чьи это слова?

— Я не знаю. Но тот, кто их изрек, был мудр! Тебе тоже надо бы поднабраться житейской мудрости. Ты еще ребенок, Драко.

— Уже нет!

— Все еще да! — Карсон опустился на кровать рядом с Малфоем и успокаивающе похлопал его по руке. — Не действуй сгоряча. Тебе многое предстоит пережить, но ты не сдавайся! Вот… — старик протянул Драко потрепанный томик какой-то маггловской книжки, — читай! Это поможет тебе выжить.

— С-спасибо. Я жив пока еще!

— И я надеюсь, что ты проживешь достаточно долго.

— Я постараюсь, сэр.

— Карсон…

— Спасибо, Карсон.

— Давай-ка я немного тебя подлатаю, — с этими словами старец поднял свою волшебную палочку и стал произносить какие-то доселе неизвестные Драко целебные заклинания.

* * *

Внемля совету своего наставника, Драко продолжал жить… Хотя и не понимал зачем… Боль стала для него привычным делом, его постоянным незваным гостем и спутником.

Приблизительно один раз в три-четыре недели, Персиваль Уизли с двумя помощниками являлся в камеру к Малфою, пытаясь втоптать последнего в грязь и скабрезными шуточками смыть с лица самодовольного аристократа его слегка поношенную гордость и изрядно потрепанную спесь.

Драко увлекся чтением, хватаясь даже за самые нудные книги, как за спасительную соломинку. Герои, сошедшие со страниц маггловских романов, стали единственными союзниками молодого человека в борьбе за остатки разума.

Другие осужденные почти перестали обращать на Малфоя внимание в столовой, в душе и на площадке для отдыха, для всех он обратился в невидимку, поскольку ни один из заключенных Азкабана не желал в конечном итоге оказаться на месте Драко только лишь за то, что похлопал последнего по плечу.

Изредка Малфой ловил на себе сочувствующие взгляды своих бывших однокурсников и единомышленников, по воле случая, так же как и он, заключенных в одиночные камеры магической тюрьмы, но не способных ничем помочь своему некоронованному принцу из страха за собственные жизни. Эти безмолвные проявления сострадания лишь усугубляли душевные терзания Драко, ибо он не желал видеть себя поверженным в глазах своей бывшей «свиты». Именно поэтому, случайно сталкиваясь с кем-то взглядом, Малфой скалил зубы и высоко поднимал голову.

Ожидая очередного — ставшего своего рода традицией — террора, наследник некогда почитаемой магической семьи обещал себе, что не станет звать на помощь и униженно умолять своих мучителей о пощаде, но означенный день неумолимо надвигался, и чем меньше до него оставалось времени, тем быстрее из Драко утекали последние остатки самообладания и гордости.

Каждый раз он ползал на коленях, был вынужден давиться членами охранников, глотать их сперму, слышать плоские шутки в свой адрес и тихо шептать:

— Пожалуйста, не надо… Не надо… Пожалуйста… Пощадите… Умоляю…

Малфой готов был, словно мантру, повторять эти слова снова и снова, лишь бы они возымели хоть какой-то эффект. Но все оставалось по-прежнему. Драко чувствовал себя рыбой, природных способностей и возможностей которой хватало только лишь на то, чтобы открывать рот, при этом не издавая ни звука.

Человек привыкает ко всему, даже к боли. Именно поэтому в июне 1999 года, аккурат накануне своего дня рождения, Драко Малфой, в конце концов смирившись со своим положением безмолвной рыбешки, просто перестал разговаривать вообще. Он отключился от внешнего мира, уйдя в себя и свои книги и похоронив все свои чувства и голос в глубинах подсознания.

Конечно, подобную молчаливость и где-то даже немую покорность надзиратели, привыкшие к бесконечным мольбам, восприняли без особого энтузиазма. Тюремщики, применяя кулаки и дубинки, не оставляли бесплодных попыток выбить из Малфоя слова о пощаде или, на худой конец, хотя бы отчаянные крики, но Драко упорно продолжал отмалчиваться. Лишь изредка, когда боль становилась почти невыносимой, он тихо стонал, радуя тем самым своих мучителей и презирая себя за проявленную слабость.

* * *

— Ты молчишь, Драко? — Карсон переживал за своего подопечного.

«Да!»

— Я понимаю… Только надеюсь, что когда-нибудь ты снова заговоришь.

«Никогда!»

— Ты заговоришь внезапно, — старик как будто читал мысли Малфоя, — заговоришь, сам того не ожидая, просто почувствуешь, что время пришло.

«Время ушло».

— Время никуда не уходит, сынок. Ты заговоришь, поверь. Он поможет тебе!

«Кто ОН?»

— Когда он придет — ты его узнаешь…

В ожидании ЕГО прошел, или скорее был выстрадан, еще один год… За этот год Драко так и не произнес ни единого слова…

Тем временем Гарри Поттер жил размеренной и спокойной жизнью в своем доме на Площади Гриммо, 12, доставшемся ему в наследство после смерти крестного. За год отучившись в Высшей школе авроров, Гарри исполнил-таки заветную мечту своей незрелой, романтической юности и поступил на работу в аврорат, перескочив сразу несколько ступеней карьерной лестницы и заняв место начальника «Отдела по обезвреживанию особо опасных преступников».

Конечно, в основном, «особо опасных преступников», из числа бывших Пожирателей смерти, обезвреживали рядовые авроры, а Поттер только собирал отчеты и перекладывал бумажки с одного края стола на другой.

Помимо основной своей работы, Гарри, как ветеран Второй магической войны и непосредственный победитель Воландеморта, очень много ездил по стране, выступая перед восхищенной публикой с громкими речами о мире во всем мире, о чести, отваге, любви и дружбе, и с красочными рассказами о своих славных подвигах. Порой бывший гриффиндорец сам себе напоминал Златопуста Локонса, но старался гнать подобные сравнения прочь, утешаясь тем, что его заслуги перед отечеством были более чем реальными.

Не то, чтобы такая жизнь казалась Поттеру особенно счастливой, но и несчастной её назвать просто язык не поворачивался.

Гарри не нуждался в деньгах, их у него было ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы обеспечить безбедное существование не только себе, но и  своим детям и внукам.

Правда, рассчитывать на потомство Герой магической Британии даже не смел, поскольку еще в школьные годы понял, что его привлекают исключительно мужчины.

Поначалу собственный интерес к представителям сильной половины человечества смущал Гарри и казался ему чем-то противоестественным. Он всеми правдами и неправдами пытался «излечиться» от сомнительного «недуга», встречаясь то с одной девушкой, то с другой, но при этом каждую ночь продолжал дрочить на светлый образ игроков известных в Британии квиддичных команд. Наконец смирившись со своей ориентацией, Поттер перестал притворяться, что его привлекают дамы, рассказал обо всем друзьям (Рон после этого месяц ночевал в гостиной) и даже завел интрижку с одним из своих однокурсников. Правда дальше прелюдий дело так и не пошло. А потом война, победа, заботы, пламенные речи, мимолетные платонические увлечения случайными знакомыми в местных гей-клубах и, в результате, дожив до двадцати лет, Гарри в плане секса так и остался чистым и неискушенным, как младенец. Но, тем не менее, продолжал безоглядно верить в то, что однажды встретит того единственного, с кем готов будет разделить свою жизнь, судьбу и, чего уж греха таить, даже постель.

В выходные Поттер занимался ремонтом собственного жилища, переделывая старинное убранство бывшей резиденции Блэков и бывшей штаб-квартиры Ордена Феникса в более современные апартаменты. Кикимер с чрезмерным энтузиазмом помогал своему новому хозяину избавляться от ненужного хлама, заполнявшего каждую комнату в доме, однако Гарри подозревал, что часть старинных вещей и артефактов так и не добираются до близлежащей помойки, а бережно оседают в каморке старого эльфа.

Время от времени Гарри посещали его школьные друзья. Гермиона с Роном готовились к свадьбе и, предвкушая радостное событие, парили над миром в облаках безоблачного счастья. Бизнес Фреда и Джорджа процветал и приносил немалый доход. Джинни, расставшись с Поттером, недолго думая, вернулась к своему бывшему возлюбленному Дину Томасу, и теперь они вместе олицетворяли собой образ примерных семьянинов и заботливых родителей, воспитывающих годовалого сынишку. Невилл с Полумной ожидали появления на свет первенца и закупали в маггловских магазинах для будущих мам пеленки, распашонки и погремушки. Мальчик-Который-Выжил был рад визитам и всегда гостеприимно встречал любого, желающего навестить победителя Сами-Знаете-Кого.

И только иногда, тихими одинокими вечерами, обнимаю початую бутылку огневиски, Гарри вспоминал свои школьные годы, и неизменно перед его мысленным взором всплывало лицо белобрысого слизеринца. Нет, все-таки здорово было принимать участие в детских, безобидных междоусобицах и время от времени противостоять своему врагу, меряясь с ним силой и остроумием.

Как он сейчас? 

Поттер не особенно беспокоился о судьбе Драко, искренне полагая, что с назначением на должность начальника тюрьмы Персиваля Уизли (не без ходатайства Гарри, конечно)  жизнь заключенных Азкабана стала напоминать едва ли не жизнь отдыхающих на курортах магглов. Отчеты, которые Перси регулярно посылал Поттеру, свидетельствовали о том, что осужденные прилично питаются, принимают активное участие в местной самодеятельности и даже смотрят по выходным маггловские фильмы.

И все-таки смутная тревога нет-нет, да и посещала Гарри Поттера, особенно когда мутная жидкость, постепенно уменьшаясь, перемещалась из бутылки в желудок бывшего гриффиндорца. А ночью Мальчик-Который-Выжил вдруг неожиданно просыпался в холодном поту, потому что ему снился зал суда и Малфой, с надменной ухмылкой шагающий к выходу в сопровождении охранников, и отчаянный взгляд, и губы Драко в опасной близости от собственных губ Гарри и слова… слова… слова… продолжавшие звучать в голове даже после внезапного пробуждения:

— Я ни в чем не виноват, ты знаешь это! Я спас тебя, ты помнишь?! За что ТЫ со мною ТАК?!.. За что ТЫ со мною ТАК?!.. ЗА ЧТО?!.. За что?.. за что…

* * *

Мысль посетить Азкабан осенила Поттера совершенно случайно. Он не понимал, как подобная идея вообще могла зародиться в его голове, но, тем не менее, почему-то не возжелал ей противиться. Гарри, назначая встречу со школьным недругом, намеренно не назвал своего настоящего имени, представившись неким Маркусом Флинтом, бывшим студентом факультета Слизерин, отказавшимся от метки Темного Лорда и принимавшим участие во Второй магической войне, воюя на стороне светлых магов.

Потянув за соответствующие нити в Министерстве и всучив взятку двум-трем чиновникам, Поттер довольно скоро добился разрешения на посещение магической тюрьмы.

Первые же секунды пребывания в Азкабане полностью перевернули представления юноши о курортах страны. Серые бетонные стены давили на сознание вновь прибывающих посетителей и заключенных унылостью своей архитектуры. Кое-где по углам, отыскав благоприятные условия для процветания и размножения, удобно расположилась плесень. Полы покрывал слой грязи такой толщины, что казалось, будто коридоры и камеры воздвигнуты прямо на сырой земле.

Зал переговоров с заключенными с точность до мелочей копировал своего собрата из мира магглов. Здесь нельзя было использовать магию, поэтому переговорные пункты снабжались обычными стеклянными звуконепроницаемыми перегородками и телефонными трубками.

Гарри заметно нервничал в ожидании Малфоя. Герой магического мира прикуривал одну сигарету от другой (к дурной привычке юноша пристрастился еще во время войны, да так и не смог от неё избавиться). Когда в пепельнице тлела уже пятая по счету сигарета, Поттер наконец-то увидел своего бывшего недруга…

Его вели под руки двое охранников, на лицах которых играли глумливые ухмылки. Драко, судя по всему, никого и ничего не замечал вокруг, его взгляд блуждал по комнате переговоров, не задерживаясь надолго ни на одном из окружающих предметов. Сев напротив Гарри, Малфой с видимым усилием поднял глаза и буквально остолбенел, наткнувшись взглядом на своего бывшего однокурсника. Надо сказать, что Поттер был поражен не меньше. Вместо изысканного аристократа с гладкими ухоженными волосами, с атласной мраморной кожей и безупречной осанкой, через стеклянную перегородку на него таращило очи бледное пугало. Глаза Драко ввалились, в уголках потрескавшихся губ запеклась кровь, волосы торчали в разные стороны сальными патлами, а на открытых участках загрубевших рук ясно проступали синяки и кровоподтеки. И только ухмылка никуда не делась и осталась как прежде надменной и презрительной — как тогда… в зале суда – если бы не она, Гарри вообще не признал бы в человеке, сидящем напротив него, Драко Малфоя — чистокровного волшебника и наследника древнейшего магического рода.

Драко раньше Гарри оправился от шока и неохотно протянул руку к висевшей на стене телефонной трубке для переговоров. Поттер, в свою очередь, проделал то же самое.

— Э-э-э… Здравствуй, Малфой…  — слова давались Гарри с трудом. Любимец публики и великолепный оратор вдруг разом растерял весь свой словарный запас. Без бумажки с речью, написанной секретарем с высшим филолого-магическим образованием, Поттеру приходилось тяжко.

Драко молчал.

— Я тут… э-э-э… мимо проходил…

«Мерлин, какую же чушь я несу!» — Гарри выругал сам себя за неизвестно откуда взявшуюся робость. Тяжелый взгляд серых пасмурных глаз мешал Поттеру отчетливо формулировать свои мысли. Положение усугубляло могильное молчание в трубке. Лишь тихое прерывистое дыхание позволяло идентифицировать наличие признаков жизни у собеседника напротив.

Почему-то Гарри вдруг захотелось оправдать себя и свои поступки (или проступки?):

— Я не знал, что происходит, прости… Я не знал… Я не хотел… Мы с твоим адвокатом пытались подать апелляцию, но нам отказали…

По правде говоря, здесь Поттер несколько грешил против истины, он действительно лично подходил к судье с целью немного смягчить приговор для Драко, но услышав вежливый отказ, не стал более настаивать и просто вычеркнул из списка срочных дел помощь бывшим врагам.

Трубка в руке Гарри по-прежнему не издавала ни звука.

— Скажи хоть что-нибудь, пожалуйста! — Поттер почти умолял.

Тишина…

— Я хочу помочь тебе, слышишь?!! Я ХОЧУ ПОМОЧЬ!  — голос Гарри сорвался на крик. Малфой, поморщившись, брезгливо отодвинул телефонную трубку от уха и, повесив её на рычаг, все так же безмолвно встал и направился к выходу из комнаты.

Охранники, явно переигрывая, склонились перед Драко в «почтительном» поклоне, а в следующую секунду, заломив его руки за спину, поволокли в неизвестном направлении.

Гарри продолжал кричать и барабанить по стеклу, разделявшему магический мир на свободных и заключенных. Бывшие враги как будто оказались по разные стороны одной на двоих проблемы.

У самых дверей Драко внезапно обернулся, и на мгновение Гарри почудилось, что в его глазах промелькнула мольба о помощи, однако уже в следующую секунду губы заключенного исказила надменная ухмылка, и это было последнее, что Поттер запечатлел в своей памяти.

На выходе из тюрьмы Гарри уже изо всех сил пытался оправдаться перед самим собой за свое же собственное отвратное поведение.

«И чего я так заикался? Жизнь Малфоя, конечно, сложно назвать счастливой, но, в конце концов, он сам подставил свою руку для темной метки. Никто не заставлял его прислуживать Воландеморту. Это был сознательный выбор слизеринского змееныша».

 Неожиданно рукав Поттера попал в плен цепких узловатых пальцев. Перед Гарри буквально из воздуха материализовался сгорбленный старец в форме уборщика. Он с не присущей почтенному возрасту силой ухватил Мальчика-Который-Выжил за затылок и притянул к себе.

— Помоги ему, они его убьют… — прошамкали потрескавшиеся старческие губы в самое ухо Поттера. Гарри несколько раз моргнул, тряхнув головой. Старик исчез, а может быть, его и не существовало вовсе.

-Тьфу ты, привидится же… — Поттер с досады пнул ногой какую-то жестянку, валявшуюся на дороге, поплотнее закутался в мантию и попытался выкинуть из головы ненужные воспоминания о бывшем недруге и призрачном уборщике.

— Хорек заслужил все это, — шептал про себя Гарри, на обратном пути в Лондон. И только слова… слова… слова… по-прежнему царапали его сознание:

— Я ни в чем не виноват, ты знаешь это! Я спас тебя, ты помнишь?! За что ТЫ со мною ТАК?!... ЗА ЧТО?!... За что?... за что…

— Помоги ему, они его убьют…

Вечером того же дня Персиваль Уизли лично наведался в камеру Драко. Любопытство снедало начальника тюрьмы и он, не расшаркиваясь, сразу перешел к делу:

— Итак… Не желаешь ли ты, мой юный друг, поведать мне о своем разговоре с твоим недавним посетителем?

Малфой молчал, склонив голову набок и бесстрашно рассматривая одного из своих мучителей.

Уизел не сдавался. Пролистав какие-то бумаги, он произнес, томно растягивая слова:

-Так, так, так… Маркус Флинт — капитан известной квиддичной команды… И что же, позволь узнать, такому многоуважаемому джентльмену понадобилось от отбросов общества, вроде тебя?

Малфой усмехнулся, но промолчал.

— Молчишь?! Кичишься своим достоинством и происхождением, морда аристократическая? Посмотри на себя: куда девался весь твой лоск? Ты выглядишь хуже бродяги с Лютного переулка.

Уизли пытался больнее ударить по гордости Малфоя, но тот оставался безучастен к происходящему. Тогда начальник тюрьмы перешел от унижений к угрозам:

— А что если я сейчас приведу в твою камеру с десяток более или менее крепких заключенных и пущу тебя «по кругу»… как думаешь, сможешь ли ты тогда позволить себе открыть свой хорошенький минетный ротик? Нравится тебе такой вариант, дешевка недобитая?

Малфой внутренне сжался, зная, что у больного на всю голову Персиваля переход от пустых угроз к действиям занимал, как правило, ничтожно короткий промежуток времени. Однако, несмотря на снедающие Драко страх и отчаяние, он не издал ни единого звука.

Начальник тюрьмы вышел из камеры и громко окликнул охранников:

— Тед! Льюис! Приведите сюда заключенных из первой, пятой и восьмой!

«Странный выбор, — промелькнуло в голове у  Драко, — числа, приносящие удачу, возможно?!»

Рыжий Уизел, обернувшись к Малфою-младшему, наигранно ласково произнес:

— Добро пожаловать в твой самый худший кошмар, сученыш!

Надзиратели втолкнули в камеру Драко шестерых узников: бледных и изможденных. Глядя на них, Малфой даже позволил себе усмехнуться над представлениями Перси о «крепости» человеческого тела.

«Интересно, что думал рыжеволосый ублюдок о своем внешнем виде, разглядывая себя в зеркале, что он чертов жирный боров?»

— Ухмыляешься, тварь слизеринская? Корчишь из себя надменного аристократа? Сейчас мы выбьем из тебя всю твою спесь! — с этими словами начальник тюрьмы обернулся к заключенным и сделал приглашающий жест рукой, — прошу вас, господа, не стесняйтесь! Дайте волю своим чувствам!

Осужденные сбились в кучу и прижались к прутьям решетки. Ни один из них не осмеливался поднять глаза и уж тем более подойти к наследнику древнейшего магического рода.

— Ай-яй-яй! Ну что же вы, господа? Юный Малфой огорчится, если не сможет доставить вам удовольствие. Ведь правда, вы огорчитесь, Ваше Высочество?

Драко закрыл глаза, но продолжал упорно молчать. Мысли путались в голове: «Мерлин! Шесть человек, не считая охранников и потного Уизли. Я не выдержу! Всему есть придел! Но я ДОЛЖЕН выдержать! ДОЛЖЕН! Свершится чудо, если мне удастся пережить эту ночь! Мерлин, я ничего у тебя не прошу, дай мне только немного сил! Пожалуйста…»

— Открой глаза, хорек!

Один из охранников, это был Тед, отвесил Драко оплеуху. Льюис же, в свою очередь, схватив за рукав тюремной робы первого попавшегося под руку заключенного, подтолкнул его ближе к Малфою.

— Ну же, не стесняйся, — пропел надзиратель, — потрогай его. Он такой гладкий, такой покорный и податливый. Ты получишь удовольствие, уж поверь моему опыту.

Узник не шевелился, пытаясь разглядеть на полу какой-то ему одному видимый узор из трещин.

В этот момент терпение Персиваля иссякло и он, достав палочку, направил её в грудь заключенного.

— Потрогай его, Филл! Так тебя, кажется, зовут?! Или, клянусь Мерлином, ты не доживешь до рассвета!

Глаза того, кого назвали Филлом, расширились от ужаса и он, неуверенно протянув руку к лицу Драко, коснулся его губ.

— Вот и умничка, — одобрил начальник тюрьмы действия заключенного, и, повернувшись к остальным, произнес: — А вы что там жметесь у стенки? Подходите, не робейте! — приглашение прозвучало как приказ, и узники Азкабана робко окружили Драко.

Малфой снова закрыл глаза, не желая наблюдать за тем, что с ним намеревались делать.

«Мерлин! Помоги мне! Дай мне сил!»

Несмелые, дрожащие руки проникали под рубашку слизеринца, щипали его соски, гладили ягодицы, кто-то из заключенных негромко стонал, обтираясь о бедра Драко эрегированным членом.

Звуковым оформлением ко всему происходящему служили плоские шутки и комментарии надзирателей:

— Глянь, Тед, нашей девочке нравится! Она даже глаза закрыла от удовольствия!

— С подстилками всегда так… Сначала цену себе набивают, а потом охотно предоставляют весь перечень услуг.

Громкий смех прокатился по зданию тюрьмы.

— Извиваться начал.

— Змееныш — он и есть змееныш!

Драко уже избавили от рубашки, и он зябко переминался с ноги на ногу.

— Я могу прекратить все это! — Перси практически пропел свою последнюю фразу. — Если честно, дракончик мой, мне и самому неприятно делить твою сладкую чистокровную попку с этим отребьем.  Ты только скажи, зачем к тебе приходил твой бывший однокурсник, и все это вмиг закончится!

Малфой молчал.

— Отвалите от него!

Властный голос за долю секунды разметал заключенных по углам камеры и заставил их слиться со стенами, изображая наскальные рисунки.

 — Я знаю, что поможет развязать тебе язык! Заклятие «Круциатус»! Надеюсь, ты еще не забыл его симптомы и побочные действия?

С этими словами Персиваль, наставив палочку точно в грудь Драко, произнес:

— Круцио!

БОЛЬ… А ведь Малфой почти смирился с её наличием… БОЛЬ… БОЛЬ… БОЛЬ… Это продолжалось бесконечно долго… и наконец пустота…

Последнее, что услышал Драко, прежде чем окончательно утратить связь с внешним миром, это безжалостный приказ:

— Трахните его!

Возвращаясь время от времени в реальность, Малфой чувствовал, как его ласкали несколько пар боязливых рук, пытливые языки исследовали шею, спину и ягодицы, а задний проход саднило от частых проникновений… Потом рассудок вновь покидал Драко, а сознание заботливо заволакивало туманом, и он был нескончаемо благодарен этому почти благословенному беспамятству…

* * *

Малфой очнулся в холодном поту, лежа на матрасе, который был подозрительно сухим, по сравнению с тем тряпьем, на котором ему приходилось спать последние два года. Горло саднило, видимо, он все-таки кричал, а может быть даже, и умолял, Малфой этого не помнил…

Было темно. Наверное, уже объявили отбой, поскольку в камере повисла гробовая тишина. Желудок буквально скручивало от голода, а это означало, что Драко провалялся в отключке, как минимум, несколько часов к ряду.

В дальнем  углу (камеры? комнаты?) кто-то стоял. Красный уголек медленно тлеющей сигареты напомнил Драко глаз циклопа из книги «Легенды и мифы Древней Греции», которую он недавно с упоением читал.

 Малфой неуверенно пошевелил рукой.

— Слава Мерлину, ты очнулся! — голос встревоженный и до боли знакомый. Окурок сигареты, описав красивую ярко красную дугу, закончил свое существование и предназначение где-то далеко за пределами настежь открытого окна. Окна?!

Драко попытался подняться, но с тихим стоном вновь повалился на пуховые подушки. Подушки… «Наверное, я умер, — мысль, пришедшая на ум, была простой, успокаивающей и приятной. — Вот оно — избавление, а я и не знал, что чертов рай так прекрасен!»

Сильные руки приподняли Малфоя за плечи и помогли ему принять полусидящее положение.

— Колдомедик сказал, что тебе пока не стоит двигаться… Лежи… Ты почти сутки находился на грани между жизнью и смертью… Я виноват… Мне надо было сразу… Прости меня… Тебе надо поесть. Я покормлю, ладно?

Губ Драко коснулся теплый металл, и он от неожиданности невольно дернулся в сторону, инстинктивно выставляя вперед руки. Миска с горячим бульоном полетела на пол.

-Тише… тише… не дергайся… (Не дергайся, сучка!), я не сделаю тебе больно (Мы заставим его умолять о пощаде!…)

«Это просто мое больное воображение, растревоженное заклятием… Просто воображение», — Драко попытался взять себя в руки и мысленно досчитал до пяти.

— Не надо так бояться… я больше никому не позволю обидеть тебя… — почему-то знакомый голос «незнакомца» звучал убаюкивающе. — Не делай резких движений, хорошо? Тебе нельзя… Я принесу еще бульона, но обещай мне, что на этот раз миску не постигнет та же участь, что и её предшественницу.

Глаза Драко постепенно слипались, боль в суставах и мышцах отступала.

Незнакомец удалился, но уже через пару минут появился снова, неся в руках что-то, источающее головокружительно-ароматные запахи пряностей и специй.

Из-за боли в воспаленных глазах и отсутствия освещения в комнате Драко никак не мог рассмотреть лица своего предполагаемого спасителя, а между тем последний, примостившись на краешке кровати, уже пытался влить в Малфоя несколько ложек наваристого мясного бульона. Драко сделал пару глотков и почувствовал приятное тепло, разливающееся по всему телу.

— Вот так, молодец… (Вот так.. Хороший мальчик… узкий…) — Малфой вздрогнул. Незнакомец отшатнулся было от неожиданности, но быстро взяв себя в руки, зашептал:

— Тихо… тихо… Успокойся… Все в прошлом… Поспи лучше… Знаю, тебе многое пришлось пережить, но теперь все будет хорошо, я обещаю.

Теплые губы коснулись лба Малфоя. Это проявление давно утраченной нежности было последним, что запомнил Драко, прежде чем забыться тревожным сном.

Гарри проделал огромную работу, пытаясь вырвать Драко из цепких лап тюрьмы и вменяемого ему обвинения.

По возвращению в Лондон, поддавшись внезапному порыву и доверившись своей интуиции, Поттер, не теряя времени на то, чтобы заехать домой и переодеться, сразу же направил свои стопы прямиком в Министерство.

Разговор с Кингсли Бруствером (нынешним министром магии, бывшим членом Ордена Феникса и просто давним другом Поттера) оказался тяжелее, чем изначально легкомысленно предполагал Гарри. Он убеждал, доказывал, кричал, в конце концов, но министр оставался непреклонен:

— Пойми, мой мальчик. Это преступник, он и его родители были приспешниками Темного Лорда. Они входили в его ближайшее окружение, мучили, пытали и, возможно, даже убивали ни в чем не повинных людей. Разве этого мало, чтобы осудить мистера Малфоя на пожизненное заключение в Азкабане? Я считаю, что юноша еще легко отделался. Твоё стремление спасти всех и вся благородно и прекрасно, но в данном случае ты требуешь от меня невозможного.

— Вы не понимаете, министр, у нас с вами был выбор, на чьей стороне мы хотели бы сражаться, а у Драко этого выбора не было!

— Не морочьте мне голову, мистер Поттер! Выбор был всегда и у всех!

— Но только не у Драко. Скажите, мистер Бруствер, вы бы пошли против воли родителей?

— Мои родители были честными и порядочными людьми…

— Но вы же их не выбирали… К тому же я не думаю, что участь, постигшую Малфоев-старших, по вине, кстати говоря, их Господина, можно назвать завидной. Они лежат в больнице Святого Мунга в соседней палате с Лонгботтоми и по своему состоянию мало чем отличаются от родителей Невилла. Вряд ли данное обстоятельство приумножило любовь Драко к Воландеморту. Я готов поклясться: единственное, что удерживало юного Малфоя подле Темного Лорда – это страх! Не за свою жизнь… Нет! За жизнь близких ему людей. Он оказался беспомощным и безоружным, и даже на стороне светлых магов не нашлось того, кто смог бы протянуть ему руку помощи… И я… я тоже… не смог.. не увидел вовремя…

— Конечно, ты прав, сынок, — Кингсли устало опустился в министерское кресло и потер виски. – Да… два года выступлений на публике сделали из тебя превосходного оратора, мой мальчик, способного убеждать и вести за собой… Но, к сожалению, решение освободить мистера Малфоя из-под стражи простирается далеко за пределами моих полномочий.

— Неужели ничего нельзя сделать? Поймите, министр, я не знаю, что там происходит за решетками камер Азкабана, но судя по внешнему виду Драко – ничего хорошего. Я видел его, я встречался с ним! И у меня есть все основания опасаться за жизнь Малфоя-младшего…

Министр магии откинулся в кресле и с любопытством посмотрел на Гарри. Мальчик, способный увидеть даже в своем школьном враге и бывшем Пожирателе смерти лишь несчастную жертву сложившихся обстоятельств, не мог не вызывать восхищения.

— Сынок… Если ты так уверен в бесчинствах, творящихся в магической тюрьме, я, разумеется, не могу оставить твое заявление без внимания… И… вот, что мы сделаем… На следующей неделе я пошлю наряд авроров в Азкабан и предупрежу мистера Уизли о намечающейся провер…

— НЕТ!

Кингсли Бруствер от неожиданности подпрыгнул в кресле и поперхнулся последним словом:

— Я не понимаю вас, мистер Поттер, — раздражаясь, министр всегда переходил на более официальный тон.

— Я сказал «нет», какая часть этого слова вам кажется не вполне понятной, СЭР? – в голосе Гарри появились стальные нотки. — Проверку надо провести сегодня же! Я дам соответствующие распоряжения, все-таки, как ни как, именно я являюсь непосредственным начальником авроров, если вы, конечно, не забыли об этом, министр? И Персиваль ничего не должен знать о предстоящем мероприятии. Это очень важно, слышите! Я не желаю, чтобы заключенных подлатали и откормили за неделю, с целью сокрыть от Министерства факты пыток и плохой кормежки.

Кингсли молча воззрился на своего собеседника. Министр магии даже не предполагал, что милый и застенчивый Победитель Темного Лорда способен на подобные вспышки агрессии.

— Хорошо, мистер Поттер… — медленно произнес бывший член Ордена Феникса, – что же в таком случае, вы хотите от меня? Я погляжу, вы и сами наделены достаточными полномочиями, чтобы не впутывать меня в это дело.

— Боитесь замарать руки, сэр? Ничего не выйдет! От ВАС я прошу официальное согласие на то, что если после проверки Азкабана мои худшие предположения подтвердятся, вы отстраните Персиваля Уизли от исполнения обязанностей начальника тюрьмы и позволите мне забрать мистера Малфоя на поруки, под мою ответственность!

— Да вы в своем уме, Поттер!!! – Кингсли вскочил с кресла и несколько раз прошелся по кабинету. – Мистера Малфоя признал виновным и осудил Верховный суд Визенгамота, а не ЛИЧНО Я! И только СУД вправе принимать решение об амнистии особого опасного преступника!

Министр остановился напротив Гарри и заглянул юноше в глаза:

— Пойми, сынок. Газетчики и общественность сожрут меня без соли и перца, если узнают, что я, по собственной инициативе, освободил из-под стражи бывшего Пожирателя смерти и не абы кого, а МАЛФОЯ!

Гарри Поттер даже бровью не повел, выслушивая стенания своего старого боевого товарища:

— По правде говоря, мне все равно, министр, за какие ниточки вам предстоит потянуть, чтобы добиться у суда амнистии для Драко. И мне так же абсолютно все равно с солью или без неё вас будут «жрать» журналисты – я далеко не спец в кулинарии… Вам хорошо известно, что я ни разу в жизни не спекулировал своей победой над Темным Лордом, но согласитесь, что если бы Воландеморт до сих пор оставался жив, все ваши судьи, общественность, да и вы сами в её числе, сейчас находились бы в куда менее выгодном положении. Поэтому на правах Мальчика-Который-Закончил-Войну, я не прошу, я требую, чтобы Драко Малфой был освобожден из-под стражи под мою ответственность! Он спас мне жизнь! И я перед ним в долгу! А у меня, помимо всего прочего, есть еще, видите ли, «дурная» привычка долги возвращать! Жизнь за жизнь! Соберите пресс-конференцию и процитируйте мои слова, если будет угодно!

Произнеся последнюю фразу, Гарри Поттер резко развернулся на каблуках и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Однако оставшись в одиночестве, юноша устало сполз по стене. Силы и самоконтроль в миг оставили Героя магической Британии и обладатель «Ордена Мерлина Первой степени за выдающиеся боевые заслуги» тихо заплакал, уткнувшись головой в согнутые колени.

* * *

Отряд авроров, во главе с Гарри Поттером, прибыл в Азкабан поздно ночью, когда заключенные и охранники уже давно спали. Персиваль Уизли в ночной сорочке и придурковатом колпаке выбежал, спотыкаясь на каждом шагу, навстречу представителям Министерства.

— Господа! Какая приятная неожиданность! – в голосе начальника тюрьмы сквозило выработанное годами раболепие перед чиновниками более высокого ранга, нежели он сам. — Не желаете ли чашечку чая с дороги или может чего покрепче?

Гарри, взяв на себя ответственность за ведение переговоров, произнес:

— Доброй ночи, Перси! Надеюсь, ты не будешь против, если мы здесь немного осмотримся?

Глаз Уизли нервно задергался.

— К чему такая спешка, судари любезные?! Разве осмотр помещений тюрьмы нельзя отложить до утра? А пока мы могли бы скоротать время за отличным огневиски, я специально приберегал его как раз для такого случая.

— Нет! Мы желаем немедленно пройтись по камерам. У нас есть все основания полагать, что в Азкабане завелись паразиты! — акцент на последнем слове можно было расценить, как «тонкий намек на толстые обстоятельства», и даже Уизел, со своими заплывшими жиром мозгами, сообразил, что ночь утратила свою томность, и дело запахло жаренным.

Персиваль еще раз конвульсивно дернулся, но попытался взять себя в руки:

— Прошу вас, господа хорошие! Нам скрывать нечего! Давайте начнем осмотр со столовой!

Гарри нахмурился:

— Нет! Мы начнем с камер!

— Заключенные давно спят! Стоит ли будить их среди ночи, ради прихоти Министерства?

— Это моя ЛИЧНАЯ прихоть, Перси.

— Личная?! – Уизли попытался замаскировать панику за улыбкой. – Гарри, а тебе оно надо?

— Надо! Мне ОНО жизненно необходимо!

Персиваль дружелюбно похлопал Поттера по плечу, но это проявление приятельского панибратства не понравилось Гарри, он брезгливо дернулся в ответ на успокаивающий жест брата своего лучшего друга.

— Не заговаривай мне зубы, Перси! Где Малфой?!

Вопрос прозвучал неожиданно и начальник тюрьмы поначалу смутился.

— К-к-какой Малфой?!

— Не держи меня за идиота! Где ОН?!

— Гарри, Мерлин с тобой, сдался тебе этот змееныш?! – голос Уизли обволакивал сознание медовой приторностью на столько, что Поттер заочно на месяц отказался от сладкого чая.

— Я не шучу! В последний раз спрашиваю: ГДЕ Малфой?!

— В камере, разумеется, где ж ему быть?! Не на прогулке же! Но он спит, и было бы, по меньшей мере, неразумно будить его в столь поздний час!

— Ты знаешь, Перси, я, пожалуй, все-таки рискну нарушить покой Драко, если ты не против, разумеется! - с этими словами Гарри достал палочку и нацелил её на начальника тюрьмы. — Где его камера?!

Уизли опешил и на несгибающихся ногах повел посетителей прямиком к месту временного пребывания опасного преступника.

Картина, представшая взору авроров, заставила даже черствые сердца видавших виды бойцов, содрогнуться от ужаса.

На холодном бетонном полу, напоминая сломанную куклу, к которой владельцы утратили всякий интерес, валялось обнаженное, окровавленное и изможденное тело, не подающее признаков жизни. Воздух помещения был буквально насквозь пропитан запахами мочи, спермы, пота и крови.

Гарри молниеносно подскочил к Перси и, схватив последнего за грудки, впечатал его в прутья стальной решетки.

— ЧТО ТЫ С НИМ СДЕЛАЛ, МРАЗЬ?!! Отвечай мне!

— Я... я… Это не я… я просто выполнял свой долг! – Уизли попытался высвободиться из цепких рук Поттера, но не смог.

— Ты долбаный извращенец! Ты трахал его?!

— Его ВСЕ трахали! У-уверяю тебя, он был не против! – Перси обрел дар речи. — Гарри, пойми, эта шлюха была готова на все, чтобы отсосать себе достойное существование даже в тюрьме.

— Ступефай!

Заклинание сорвалось с губ прежде, чем Гарри задумался о его возможных последствиях. Персиваль Уизли, врезавшись в холодную стену камеры, бесформенной грудой сполз на пол.

Поттер опустился на колени рядом со своим бывшим врагом.

Перед глазами проплыли воспоминания, словно кадры из старого, на время позабытого черно-белого фильма:

… Протянутая рука на первом курсе:

— Я – Драко. Драко Малфой.

…Саркастическое, нагловатое замечание на втором:

— Вижу, ты счастлив! Знаменитый Гарри Поттер! Не успел войти в книжную лавку и тут же попал на первую страницу «Пророка»!

…Презрительная усмешка на третьем:

— Святое небо, эта школа катится в тартарары, если такой кретин стал учителем! У моего отца будет удар, когда он узнает...

…Четвертый курс. Издевательская речь, сочащая ядом:

— Эй, парни, смотрите, кто здесь. Сам чемпион Гриффиндора! Захватили блокноты? Спешите взять автограф! Ему недолго осталось быть среди нас, грешных! На Турнирах выживает — кошмар! — половина участников. Сколько надеешься протянуть, Поттер? Держу пари, десять минут первого тура — и тебе конец!

…Пятый курс. Стихи Малфоя собственного сочинения, посвященные лучшему другу Гарри:

Рональд Уизли — наш король,

Рональд Уизли — наш герой,

Перед кольцами дырой

Так всегда и стой!

Квоффл Рон поймать не может,

Победить он нам поможет,

На помойке он родился,

Слизерину пригодился…

…Затравленный взгляд, в глубинах которого затаился страх, на шестом курсе:

— Я стою перед вами с волшебной палочкой, директор, и вот-вот убью вас...

— Мой милый мальчик, пора оставить притворство. Если бы вы собирались убить меня, то сделали бы это сразу, едва применив Обезоруживающее заклинание.

— У меня нет выбора! Я должен сделать это. Он убьет меня! Убьет всю мою семью!

…И наконец финальная сцена в поместье Малфоев:

— Они говорят, что поймали Поттера, — произнес холодный голос Нарциссы. — Драко, подойди.

Гарри старался не смотреть в глаза подошедшему юноше.

— Ну что? — с жадным интересом спросил Люциус Малфой. — Это он, Драко? Это Гарри Поттер?

— Н-не знаю... Не уверен…

— Да ты погляди хорошенько! Подойди к нему поближе!

— Не знаю я, — пробормотал Драко и отошел.

Гарри тряхнул головой, стараясь избавить от навязчивых воспоминаний. Теперь они казались мелкими, незначительными и лишними.

Поттер держал на руках бессознательное тело своего врага и не ощущал ничего, кроме обжигающей вины.

Он пытался не обращать внимания на наготу жертвы и на синяки, покрывавшие все видимые участки изможденного тела. Окровавленные ноги Малфоя ясно свидетельствовали о недавнем насилии.

— Что они с тобой сделали? – Поттер осторожно приподнял голову Драко обеими руками и притянул её к себе.

Авроры, сопровождавшие Гарри, тактично отвернулись, не желая смущать своего начальника пытливыми взглядами.

Персиваль Уизли пошевелился в углу камеры, отчаянно намекая на то, что он все еще жив и нуждается в помощи. Однако физическое здоровье и благополучие начальника тюрьмы на данный момент мало волновало Гарри Поттера. Он с надеждой прижимал к груди голову Драко, убаюкивая и утешая своего школьного врага.

— Тебе больно… Я знаю, тебе больно… Потерпи… Пожалуйста, прости меня… Прости, если можешь…

Солнце слепило даже через полузакрытые веки, но Драко не спешил открывать глаза, не желая расставаться с приятным сном, приснившимся ему прошедшей ночью. Сейчас безмолвие тюремного здания оборвет усиленная заклинанием команда к подъему, и волшебство прекрасного утра испарится, как легкая дымка.

Где-то в глубине одной из камер раздались настойчивые трели маггловского будильника… Будильника?!

Малфой резко открыл глаза и попытался встать с кровати. Однако его ноги подкосились, и он, не удержав равновесия, рухнул на деревянный пол незнакомой комнаты.

С грохотом отворилась дверь и на пороге, близоруко щуря глаза, материализовался ни кто иной, как Спаситель магического мира – сам, мать его так, знаменитый Гарри Джеймс Поттер!

«Не может быть! Этого просто не может быть! Я сплю и вижу дурной сон!»

Драко, стараясь не смотреть на Поттера, ухватился за ножку кровати и попытался подтянуть себя вверх. Он почти не чувствовал своих ног и заметно паниковал по этому поводу.

Гарри бросился на помощь к Малфою, и, обхватив последнего поперек живота, водрузил его на кровать, размеры которой с легкостью могли бы соперничать с размерами Большого зала Хогвартса, в масштабе один к одному.

Драко усмехнулся, думая о том, что Победителю Воландеморта следовало бы ознакомиться на досуге с трудами доктора Фрейда, который считал чрезмерную увлеченность некоторых мужчин размерами крайне интересной.

— Тебе нельзя вставать! – Гарри от шока и испуга почти кричал. — Твои ноги еще частично парализованы! Ты находился под действием заклятия «Круциатус» более двадцати минут, а после этого несколько часов провалялся без сознания на сыром полу камеры! Мадам Помфри до сих пор удивлена, как ты при таком раскладе еще не обратился в овощ!

«Слава, Мерлину, о насилии умолчал. Деликатный… Я не просто тронут, я умиляюсь…»

Драко в задумчивости смотрел на Поттера и молчал.

— Ты ничего не хочешь рассказать мне? – в голосе Гарри слышалась плохо скрываемая мольба.

Малфой не отвечал.

— Тебе больно? – Поттер снизил голос до шепота.

«Нет! Мне щекотно!» — съязвил про себя Драко, но вслух не произнес ни слова.

— Хочешь, я принесу тебе чего-нибудь поесть?

Гарри уговаривал Малфоя откликнуться, но тот оставался нем и безучастен ко всему происходящему.

— Я обратился в Министерство и надавил там на кое-кого. Тебя выпустили досрочно под мою ответственность. Персиваль освобожден от должности. Рон злится на меня, но я не мог поступить иначе. Я не пытаюсь оправдаться и сгладить свою вину… Просто тот уборщик… Он сказал, что ОНИ убьют тебя… Я видел КАК они смотрели на тебя… Мне стало страшно… Прости меня за эти два года… — слова путались, выстраиваясь в отдельные бессвязные фразы. Гарри не понимал почему, но испытывал потребность объяснить своему подопечному всю сложность процесса его освобождения. Может быть, Поттер на подсознательном уровне рассчитывал на то, что Драко откликнется и, возможно, даже простит...

Гарри готов был выслушать обвинения и оскорбления в свой адрес, но оказался совершенно беспомощным перед лицом безмолвия Малфоя.

— Ты можешь ничего не говорить, я понимаю. Но, — Гарри протянул Драко бумагу и карандаш, — вот… Ты можешь написать мне… если захочешь…

Тишина… Это было почти болезненно невыносимо.

— Ладно, отдыхай… Я сейчас вернусь.

Поттер уже собирался покинуть комнату, когда его спину догнала скомканная бумажка. Гарри дрожащими руками поднял с пола послание и развернул его. Он ожидал увидеть в нем все что угодно, но только не этот нелепый вопрос:

«Почему ты поцеловал меня?»

Поттер медленно обернулся, обдумывая про себя подходящие правдоподобные объяснения, однако представшая перед взором Гарри картина, избавила его от необходимости отвечать.

Откинувшись на подушку, Драко мирно спал. Видимо, ранее заданный им же самим вопрос, отпрыск древнего магического рода посчитал риторическим…

* * *

Вечером того же дня, Поттер неуверенно просочился в комнату Малфоя, держа в руках поднос с пузырьками и баночками.

— Драко… — тихо позвал Гарри, и Малфой, который уже давно не спал, а просто лежал с закрытыми глазами, вздрогнул от неожиданности. Слышать свое имя из уст школьного врага, было, по меньшей мере, странно.

Гарри опустил поднос со снадобьями на прикроватную тумбочку и слегка потянул блондина за рукав:

— Пора принимать лекарство, Драко, — собственное имя еще раз царапнуло слух Малфоя, и он медленно открыл глаза.

Поттер деловито, совсем как мадам Помфри когда-то, протянул Драко стакан с дурно пахнущим отваром, и молодой человек беспрекословно выпил его, даже не обратив внимания на горьковатый вкус.

— Э-э-э… Мне надо обработать твои… с-синяки, — Гарри почему-то начал заикаться, и это обстоятельство потешило Малфоя, — н-нам… м-мне… придется снять для начала т-твою… э-э-э… р-рубашку. Ты н-не п-против?

«О, Мерлин Всемогущий! В тюрьме я чаще других заключенных оставался без рубашки, причем, когда её с меня снимали, никого не интересовало мое дозволение!»

Гарри расценил молчание Малфоя, как немое согласие и принялся неуверенно расстегивать пуговицы на его пижаме.

Драко взглянул на Поттера и усмехнулся.

«М-м-м… Да мы застенчивы… Интересно, когда ты напяливал на меня все эти шмотки, то так же краснел и прятал глаза?»

— Ты находишь это забавным, Малфой?!

«Малфой?… Хм… А куда вдруг подевался Драко?»

Гарри злился на себя за собственную робость и на белобрысого хорька, который вместо того, чтобы помочь, лежал и скалил зубы.

Освободив наконец Драко от рубашки, Поттер заметно расслабился. К тому времени румянец с его лица благополучно мигрировал на шею, решив пока мест обосноваться там.

Малфой откинулся на подушку и закрыл глаза. Он не хотел и дальше смущать своего спасителя пристальным взглядом.

«Эдак он, чего доброго, вместо заживляющей мази меня клубничным джемом намажет, который, кстати говоря, находится в опасной близости от склянок со снадобьями»

Несмотря на долгие месяцы насилия и унижений, ни смущения, ни страха Драко практически не испытывал, разве что только легкую неловкость от того, что приходилось принимать заботу из рук школьного врага.

Девственности юный Малфой лишился задолго до тюремного заключения, когда однажды, будучи еще студентом Хогвартса, зашел за какими-то ингредиентами для зелий в комнату профессора Снейпа и застал последнего в душе. Драко даже сейчас не смог бы объяснить себе, какой черт дернул его тогда, не снимая одежды, присоединиться к водным процедурам декана Слизерина. Северус от неожиданности на мгновение лишился дара речи, а вновь обретя способность членораздельно разговаривать (без заикания, мычания и использования междометий «Ах!» и «Ох!), попытался с криками вытолкать настырного мальчишку из душа. Однако Малфой упорно не желал удаляться, и мастер зельеварения, со словами «глупый ребенок, что же ты со мной делаешь?», уступил настойчивым домоганиям своего крестника. Сначала было больно, это Драко запомнил, но его более опытный любовник делал все аккуратно и медленно, позволяя мальчику постепенно привыкать к новым ощущениям. Оргазм неожиданно яркой волной затопил сознание Малфоя, и воспоминания о нем еще много лет грели душу Драко. Профессор Снейп больше ни разу не прикоснулся к крестнику, стараясь на уроках не обращать на него внимания, не оставаться с ним наедине и избегать пытливых взглядов. Малфой поначалу жутко переживал по этому поводу, но очень скоро нашел утешение в объятиях своего сокурсника — Блейза Забини, на сей раз предпочитая вместо коленно-локтевой более «активную» позицию. Сейчас ни Блейза, ни декана уже давно не было в живых…

Когда началась война, Темный Лорд также обратил свое пристальное внимание на смазливого блондина. Проходя мимо Драко, Воландеморт всегда старался коснуться мальчика, погладить его, а однажды даже заставил Малфоя раздеться и час простоять обнаженным у изножья своей кровати. Тогда Драко впервые по-настоящему испугался. Он не знал, чего ожидать от змееподобного Властелина и молился лишь о том, чтобы ему сохранили, если не честь и достоинство, то хотя бы жизнь. Однако Темный Лорд так и не воспользовался любезно предоставленным телом Малфоя-младшего, он просто трогал его, целовал, кусал, щипал, но дальше этого не продвинулся. Уже тогда Драко заподозрил, что Том Реддл вряд ли был способен на сексуальные подвиги, подрастеряв своё либидо вместе с частичками души. Наверное, своей потребностью мучить и убивать невинных людей Темный Лорд был обязан и своему половому бессилию в том числе.

Воспоминания заволокли сознание Малфоя, и он начал медленно погружаться в сон.

Прикосновения Поттера оказались на удивление приятными, они успокаивали и убаюкивали.

Закончив с грудью и руками, Гарри помог полусонному юноше аккуратно перевернуться на живот и продолжил свое занятие, теперь уже втирая заживляющую мазь в спину Малфоя.

Из цепких лап сна Драко вырвало настойчивое стремление Поттера избавить своего подопечного от остатков одежды, коими являлись лишь пижамные штаны.

Малфой инстинктивно дернулся и попытался прикрыть руками свой, на тот момент уже почти полностью оголенный, зад. Гарри, с ловкостью бывшего ловца, схватил Драко за запястья и соединил их между собой за спиной. Удерживая Малфоя одной рукой и локтем несильно вдавливая его в матрас, Поттер чуть резче, чем сам того хотел, стащил с Драко штаны.

Тело под Гарри разом перестало дергаться и обмякло.

«Ага. Привык подчиняться силе, хорек!» — мстительно подумал Поттер, но тут же устыдился собственных мыслей.

— Прости, — он немного ослабил хватку, — я не хотел напугать тебя, правда. Просто мне необходимо обработать ВСЕ твои раны.

Малфой тяжело дышал в подушку, на его спине выступили капельки пота.

«Он боится… — внезапная мысль, как ни странно, отозвалась легким приятным покалыванием в паху. — Черт, черт, черт! Не думай об этом!»

Гарри, продолжая удерживать Драко одной рукой, второй начал наносить целебную мазь на его молочно-белые бедра со следами царапин и кровоподтеков. Необходимость вынудила Поттера слегка раздвинуть ягодицы Малфоя. Драко заерзал, но более значительных попыток вырваться не предпринял.

— Там тоже надо помазать, — виновато оправдал свои действия Гарри.

Пальцы, пропитанные пахучей мазью, робко массировали сфинктер Малфоя. Поттер увлекся процессом и не сразу обратил внимание на то, что его собственный член уже давно настойчиво «просится на прогулку». Гарри, казалось, целую вечность сражался с позывами разбушевавшейся плоти, и, в конце концов, оправдав себя тем, что повреждения Малфоя большей частью являлись внутренними, наконец-то решился просунуть в него палец (хотя известные и ныне почившие колдомедики магического мира перевернулись бы в своих гробах, прознав о деяниях Героя). Драко застонал, и этот стон «песнью сирен» растекся по венам Поттера, лишая его остатков разума. Лоб Гарри покрылся испариной, руки мелко задрожали, взор слегка затуманился.

«Мерлин! Что со мной происходит?»

Палец медленно и осторожно продвигался глубже, честно стараясь обработать максимально большее количество внутренних повреждений, ни мало не заботясь о возможной вероятности нанесения новых.

«Ты бы еще на свой член мазь намазал и овладел Малфоем» — мысль, согласованная с внутренним и внешним возбуждением Гарри, не вызвала ни отвращения, ни стыда. Лишь память, услужливо подсунувшая в нужный момент картинки изможденного, окровавленного тела Малфоя, остановила Поттера от необдуманных действий.

Подушечка пальца наткнулась на твердый бугорок и, слегка надавив, потерлась об него. Естественно, эта процедура не являлась неотъемлемой частью лечения, прописанного мадам Помфри, но Гарри просто не смог отказать себе в удовольствии.

Простынь под Драко пропиталась потом. Он неожиданно коротко вскрикнул и этот крик, словно пощечина, вывел Поттера из некоего подобия транса.

Горе-врачеватель аккуратно извлек свой палец из Малфоя и прошептал:

— Все, все, успокойся, я уже закончил. Давай я помогу тебе повернуться.

Освободив Драко из плена собственных пальцев, Гарри попытался приподнять его, но тот, резко дернув плечами, стряхнул с себя руки своего спасителя.

— Я сделал тебе больно? Я не хотел, правда. Надо было помазать… — краска стыда заливала лицо Поттера.

«Что я творю, гиппогриф меня задери!»

— Ладно, лежи так, как тебе нравится, я накрою тебя одеялом и принесу воды, хорошо?

В этот момент Гарри даже не предполагал, что отказ Малфоя лечь на спину, продиктован вовсе не обидой и болью, а нежеланием демонстрировать Звездному мальчику свой возбужденный член.

«Дьявол! Да будь ты трижды проклят, гриффиндорский выскочка! Будь ты проклят!»

* * *

Прошло еще несколько дней.

На вторые сутки Драко предпринял отчаянную попытку встать с постели и даже удержался при этом на ногах, однако это, пожалуй, было все, на что в конечном итоге бывший слизеринец оказался способен.

Застав ослабевшего от усилий Малфоя стоящим возле кровати, Гарри бросился к нему, насильно водрузил на место и возмутился:

— Что ты творишь? Я же сказал, что тебе нельзя вставать!

«Ну, конечно… Вставать мне нельзя, а трахать меня пальцем колдомедики, разумеется, настоятельно рекомендовали начать уже с первого дня. Для профилактики, так сказать».

Что-то во взгляде Драко заставило Поттера попятиться и виновато опустить глаза, он снизил голос до полушепота и еле слышно пролепетал:

— Если хочешь походить, позови, пожалуйста, меня. Я, по крайней мере, тебе помогу.

«Уже помог! — Малфой брезгливо отвернулся. — Спаситель!»

* * *

На пятый день Драко уже совершал небольшие экскурсии по дому Поттера. Вид некоторых комнат, которые еще не были опошлены плебейским вкусом их нынешнего владельца, восхищал Малфоя. Антикварная мебель, старинные гобелены, живописные фрески, тяжелые портьеры – все это придавало какую-то таинственность убранству помещений и хранило в себе многовековую историю древнейшего рода Блэков, которую Поттер пытался безжалостно уничтожить, замазывая стены аляповатыми красками и развешивая по всему дому абстрактные размазни каких-то маггловских художников-недоучек.

«Невежда!»

Гарри незримой тенью сопровождал Драко в его походах, но подходить не решался.

«Вот ведь пристал как пиявка!» — Малфой затылком чувствовал слабое дыхание за спиной и у него никак не получалось расслабиться.

Нанесением мази на ушибы и раны Драко теперь занимался сам, выразив подобное желание грубым изъятием из рук Гарри баночки со снадобьем и испепеляющим взглядом.

Поттер, как ни странно, уступил свои позиции практически без боя.

«Чувствуешь свою вину, Герой? Сам виноват! Не надо было пальцы свои совать туда, куда не следует. Некуда их девать? Так вон ты тут сколько розеток маггловских в доме понатыкал – суй в любую!» — мстительно прокомментировал про себя сложившуюся ситуацию Драко.

Про реакцию собственного тела на незаконное проникновение, Малфой старался не вспоминать.

* * *

Гарри всеми правдами и неправдами пытался разговорить Малфоя, но упрямец по-прежнему продолжал отмалчиваться.

Поначалу Поттер думал, что Драко просто-напросто повредил голосовые связки в Азкабане, вследствие какой-нибудь банальной простуды, на подобную мысль его наталкивали воспоминания о сырых помещениях тюрьмы. Но однажды ночью Гарри проснулся от ужасного крика. Это был даже не крик, а скорее тоскливый, отчаянный вой. Поттер испугался, не пробрался ли часом к ним в дом вервольф.

Поспешно вскочив с кровати и схватив волшебную палочку, Гарри бросился в направлении источника звука и в нерешительности замер прямо напротив двери, ведущей в комнату Малфоя.

«Это что ОН ТАК кричит?»

Приоткрыв дверь, Поттер буквально врос в пол, наблюдая скверную картину, напоминающую кадры из дешевого фильма ужасов.

Драко в поту и бреду метался по кровати, пальцы его рук скрючились, ноги свело судорогой, а тело вытянулось в струну, словно нить судьбы в руках Мойр, готовых в любую секунду перерезать её своими ржавыми ножницами.

«Мерлин! Что это?! Что с ним такое происходит?!» — и сразу за вопросами родилась мысль о том, что если человек способен ТАК кричать, значит с голосовыми связками у него все в норме.

Усилием воли оторвав себя от пола, Поттер на ватных ногах приблизился к постели своего подопечного и осторожно позвал его:

— Драко… Драко, ты слышишь меня?

Крик резко оборвался на самой высокой ноте, тело Малфоя перестало дергаться в конвульсиях и разом обмякло. Пульс замедлился, а дыхание стало постепенно выравниваться. Но Гарри все равно так и не решился покинуть комнату. Он осторожно лег рядом с бывшим врагом и аккуратно укрыл его пуховым одеялом. Драко время от времени мелко вздрагивал и на каком-то этапе, видимо, бессознательно ища во сне защиты, обнял Поттера своей холодной рукой. Тело Гарри отозвалось внезапно нахлынувшим возбуждением, но на сей раз, он усмирил свое юношеское либидо.

«Хватит с него ночных кошмаров!» — здраво рассудил Поттер и предпринял отчаянную попытку уснуть. Но Морфей еще очень долго отказывался посещать Гарри, видимо, объявив ему бойкот.

Мальчик-Который-Выжил лежал в полной темноте, ощущая дрожь и прохладу обнимающей его руки и думал… думал… думал… Время от времени мысли плавно перетекали в жалкое подобие сна, где Поттер блуждал в потемках своего сознания и, не теряя надежды, звал кого-то, но окружающие его сырые стены и узкие проходы отвечали ему ГРОБОВЫМ МОЛЧАНИЕМ.

* * *

Утро застало Гарри Поттера все в той же позе, в которой он так нелепо уснул прошлой ночью. Бывший гриффиндорец с трудом разлепил скованные сном веки, слегка потянулся и воззрился на пустующее место рядом с собой. Драко в постели не наблюдалось.

«Дьявол! Малфой проснулся раньше! Мерлин знает, что он подумал, обнаружив меня рядом! Хорошо, что хоть во сне подушкой не придушил…»

Гарри неохотно сполз с кровати и поплелся в направлении ванной комнаты, дабы ополоснуться прохладной водой и смыть с себя тяжесть порочных мыслей, посещавших его минувшей ночью. Открыв дверь душевой, Поттер замер, мимоходом сообразив, что принятое им ранее поспешное решение «очиститься от грехов» было, прямо скажем, уж чересчур поспешным. Сквозь полупрозрачные шторки можно было с легкостью, даже не прибегая к услугам воображения, разглядеть все интимные подробности обнаженного тела человека, стоящего под упругими струями воды. Вода тонкими струйками стекала по мраморной груди, по узким бедрам, по округлым ягодицам, собираясь на конце еле вздрагивающего члена в маленький ручеек. Гарри Поттер почувствовал себя диабетиком в кондитерской лавке.

«Та-а-ак… Пора сваливать, пока я прямо здесь не снял штаны и не начал дрочить!»

Стоило только сей светлой мысли обозначиться в голове Поттера, как напор воды вдруг внезапно ослаб, и шторка душевой кабинки отъехала в сторону.

На Гарри уставились туманно-серые глаза со слегка расширенными от удивления и доли испуга (испуга?) зрачками. Меньше секунды потребовалось потомственному аристократу для того, чтобы прийти в себя и всю бурю эмоций, бушевавших внутри, суметь выразить одной емкой презрительной усмешкой.

Не стесняясь липкого взгляда, Малфой протянул руку куда-то за голову Поттера, чтобы достать полотенце, висевшее на двери, при этом ему пришлось, почти вплотную, приблизиться к своему спасителю и даже слегка коснуться его своим членом.

Гарри нервно дернулся всем корпусом, но с места не сдвинулся. Он и рад бы был уйти, да только вот его ноги – совершенно по-предательски – отказывались подчиняться, и он даже на мгновение разучился дышать.

Не отводя взгляда от измученно-удивленных глаз Поттера, Драко начал медленно и со вкусом вытираться. Он все с той же презрительной усмешкой наблюдал за потугами всенародного любимца взять себя в руки и явно наслаждался произведенным впечатлением.

Малфой даже не подозревал, что красный цвет имеет столько нелепых оттенков.

Накинув на обнаженные бедра полотенце, Драко повернулся к зеркалу, которое от горячего воздуха, пропитавшего комнату, заволокло паром, и написал на запотевшем стекле:

«Нравится, Поттер?»

Не дожидаясь ответа, Малфой грубо оттолкнул Гарри в сторону и вышел из ванной, не позабыв при этом громко хлопнуть дверью.

Поттер еще некоторое время таращился на надпись на стекле, которая, остывая, уже оплакивала свою неминуемую гибель влажными дорожками слез, и, в конце концов, решился сделать приписку:

«Нравится, Малфой!»

Грейнджер и рыжий Уизел явились без приглашения. Им, собственно, и не нужно было никакого приглашения, чтобы прийти в гости к своему лучшему другу. Только вот они никак не ожидали, что дверь им откроет слизеринский хорек. Рон дар речи потерял от неожиданности, но, быстро сообразив, что к чему, достал свою волшебную палочку и нацелил её на Малфоя:

— Что ты здесь делаешь, сволочь белобрысая?

Безусловно, близкий друг Героя знал, что Драко выпущен на поруки (это событие отразилось на их семье болезненной депрессией и безработицей Перси), но он просто не мог даже предположить, что эти самые руки, на которые «по», окажутся руками Гарри.

Малфой с презрением разглядывал прибывшую парочку и заданный Роном вопрос оставил без внимания.

— Я спрашиваю тебя, воландемортов прихвостень, ЧТО! ТЫ! ТУТ! ДЕЛАЕШЬ?! – последнюю фразу Уизел произнес, практически срываясь на фальцет. При этом он не экономил на слюне, обильно брызжа ею во все стороны. Палочка в его руке ходила ходуном. И если бы в данный момент, вместо исхудавшего Драко, перед Рональдом на расстоянии трех шагов вдруг каким-то образом материализовался слон, то рыжий вряд ли бы смог попасть даже в него.

Поттер, запоздало появившийся в коридоре, предотвратил скорую расправу над Малфоем, а заодно и над собственным жилищем:

— Привет, ребята, рад, что вы заскочили ко мне! Рон, опусти, пожалуйста, палочку. Она тебе не понадобится, если только ты не запланировал разбить одну из моих ваз, разумеется.

— Гарри, я не понимаю… что хорек делает в твоем доме? Когда мы общались с тобой в последний раз, ты поведал мне душещипательную историю о том, что Перси уволен, а ЭТОТ, — Рон брезгливо ткнул палочкой в сторону Драко, — освобожден досрочно. Кстати, ни то ни другое событие не обошлось без твоего участия, и я, если честно, до сих пор зол на тебя за то, как ты поступил с моим братом. Но вот чего я никак не мог ожидать, так это того, что ты поселишь слизеринского ублюдка у себя! Ты ему еще сказки на ночь не читаешь, случаем, и с ложечки не кормишь?

— Ты как всегда остроумен, Рональд. А теперь давайте все успокоимся и пройдем в гостиную. Там нам, пожалуй, будет удобнее разговаривать, — после этих слов Поттер обратился лично к Малфою: — Драко… — (Уизли неприятно поморщился, как будто именем бывшего слизеринца можно было выпачкаться). – Если хочешь, пойдем с нами, но если ты предпочитаешь не общаться с кем-то из присутствующих, можешь вернуться в свою комнату.

«О, Мерлин! Как великодушно с вашей стороны!»

Драко усмехнулся и, развернувшись, направился к лестнице.

Рональд, продолжая недовольно пыхтеть, поплелся в гостиную, следом прошествовала Гермиона, которая все это время не принимала участия в споре, то ли от шока, то ли от того, что всегда предпочитала сохранять нейтралитет. Замыкал процессию Гарри, которого почему-то в глубине души забавляло недоумение друзей, и, глядя в их напряженные спины, он улыбался своим мыслям.

Кикимер уже накрыл стол в гостиной и склонился в вежливом поклоне, приветствуя вошедшего хозяина и его посетителей.

— Принеси-ка нам выпить, дружище, — распорядился Гарри, — чего-нибудь покрепче, если можно. Нас ожидает долгий и нелегкий разговор.

— Слушаюсь, хозяин, — с этими словами домовик с громким хлопком исчез, но уже в ту же секунду появился снова, держа в руках запотевшую бутылку огневиски.

— Присаживайтесь, друзья, не стесняйтесь, — гостеприимно предложил Гарри.

Присутствующие расселись вокруг деревянного стола, и старый эльф услужливо разлил по бокалам обжигающий напиток.

Осушив залпом свою порцию спиртного, Рон, глядя прямо в глаза своего приятеля, произнес, растягивая слова:

— Объясни же нам поскорее, друг любезный, какого хрена этот чертов Пожиратель смерти делает у тебя дома?! Ты прекрасно знаешь, что именно благодаря его тощей заднице моего брата поперли с работы, и он, вот уже несколько недель, не расстается с бутылкой!

— Я пригласил Драко пожить у меня какое-то время, — голос Гарри звучал абсолютно спокойно и беспристрастно.

— И с какой же такой долбаной целью?

— Без всякой цели. Так мне захотелось.

— Позволю себе несколько усомниться в твоих словах, о Великий! – голос Рона сочился едким сарказмом. — Ты совсем недавно с такой теплотой и нежностью пялился на своего… мня-мня… «постояльца»… И это, знаешь ли, не могло не натолкнуть меня на мысль о том, что тебе просто некуда пристроить свой стояк!

— Рональд! – Гермиона от возмущения закашлялась.

Взгляд Гарри похолодел на пару градусов.

— О, спасибо вам, доктор Уизли, вы только что помогли мне сэкономить кучу времени и денег, которые я уже был готов потратить на посещения маггловских психологов. А теперь, если ты уже закончил юморить, разумеется, попытайся выслушать меня, пожалуйста. Малфой подвергался неоднократному насилию и пыткам со стороны твоего многоуважаемого братца и двух его приспешников. Авроры проверили палочку Перси на использование запрещенных заклинаний, и оказалось, что заклятие «Круциатус» было одним из его излюбленных методов воздействия на заключенных. Надеюсь, ты еще не заархивировал в своей памяти информацию о том, какие последствия влечет за собой данное правонарушение. Мы не для того сражались с Темным Лордом, чтобы в дальнейшем прибегать к его же испытанным садистским методам. На мой взгляд, Перси еще легко отделался, ибо применение непростительных заклинаний автоматически гостеприимно освобождает для него одну из камер Азкабана. Мне пока, действительно, как ты элегантно выразился, «некуда пристроить свой стояк», но Драко я пригласил в свой дом вовсе не по этой причине. Его родители в данный момент лежат в больнице Святого Мунга, ему нельзя использовать магию и покидать страну. По решению суда все имущество Малфоев, включая поместье, конфисковано. Из всего вышесказанного следует то, что Драко просто некуда идти. Когда я забрал его из тюрьмы, он находился на грани жизни и смерти, был частично парализован и слаб, как котенок. Я не мог бросить его в таком состоянии! Поэтому, начиная с сегодняшнего дня и далее, я бы попросил вас относиться к Малфою, как к моему гостю и, если угодно, как к моему… другу. Никаких дуэлей и оскорблений. Драко все равно не станет отвечать ни на то, ни на другое. Волшебной палочки у него нет, равно как и голоса.

— Как это нет голоса? – осторожно поинтересовалась Гермиона.

— Просто он не может разговаривать… ну или не хочет… Я пока не понимаю почему… Но пытаюсь понять… — Гарри, произнося последнюю фразу, вдруг внезапно охрип.

— Это ничего не меняет! – Рон, терпеливо выслушав монолог своего друга, неожиданно взорвался и резко вскочил со стула. — Неужто маггловский Супермен перед смертью возложил на тебя свои полномочия? Ты не можешь спасти всех! Опомнись, Гарри! Ты согреваешь на груди змею! Она когда-нибудь отогреется и укусит тебя! Что ты нашел в этом ублюдке? Он тебе дороже нас?!

— Рон, как ты можешь так говорить? – Грейнджер тоже поднялась с места и, приблизившись к своему будущему супругу, осторожно обняла его за плечи. Но он, в порыве страстной речи, даже не заметил, как оттолкнул ее. Гермиона упала на пол, больно ударившись о ножку стула, на глазах выступили слезы.

— Черт, Рональд, ты с ума сошел?! – Гарри бросился на помощь к подруге. Но Уизли, быстро придя в себя, отшвырнул приятеля в сторону и, почти по-хамски, поднял свою «без пяти минут жену» на ноги.

— Не трогай ее! Это ты во всем виноват! Этот ублюдок, которого ты так защищаешь, должен был сдохнуть в тюрьме! Перси рассказывал мне, как хорек брал в рот у любого желающего!

Гарри ударил рыжеволосого юношу раньше, чем мысль о светлой дружбе прошлых лет посетила его воспаленное сознание.

Опомнившись, Поттер попытался извиниться:

— Прости, я не хотел. Не надо было тебе всего этого говорить…

Рон зло посмотрел на своего, теперь уже, по всей видимости, бывшего приятеля и сквозь зубы прошипел:

— Вижу, мы тебе больше не нужны, раз у тебя есть ОН! Поэтому, с твоего величайшего позволения, мы, пожалуй, откланяемся!

С этими словами Рональд Уизли поволок за собой заплаканную и сопротивляющуюся Гермиону к выходу. У порога лучший друг Гарри Поттера остановился и с усталой обреченностью тихо произнес:

— Все-таки я надеюсь, что ты одумаешься прежде, чем эта слизеринская змея укусит тебя. Хотя… Боюсь, она уже тебя укусила…

Дверь хлопнула так громко, что ноги Гарри подкосились. Подкосились скорее не от резкого звука, а от осознания бессмысленности потери лучших друзей… И ради КОГО?

Поттер вернулся в гостиную и приказал Кикимеру принести еще одну бутылку огневики. Этим вечером он вознамеривался напиться….

* * *

Было уже далеко за полночь, когда Гарри Поттер нетвердой походкой направился в свою комнату. Проходя мимо спальни Малфоя, он в нерешительности остановился и, приложив ухо к двери, прислушался. Тишина.

«Спит, наверное, хорек белобрысый, — Гарри вдруг неожиданно разозлился. – Пока я оплакиваю потерю своих друзей и накачиваюсь огневиски, эта слизеринская тварь преспокойно спит! Все мои беды из-за него! И зачем я только поехал в эту долбанную тюрьму?! Не жилось мне спокойно?! Хотелось поиграть в героя! Вот теперь пожинаю плоды!»

Приняв поспешное пьяное решение, Поттер резко распахнул дверь в комнату Драко. Затуманенный алкоголем мозг был не в состоянии рационально мыслить, поддатая душа требовала немедленного отмщения.

Малфой лежал на кровати и читал какой-то очередной маггловский роман, который, видимо, отыскал на одной из книжных полок в гостиной. Подняв глаза на вошедшего, Драко передернул плечами и сглотнул. Что-то во взгляде Поттера показалось ему опасным.

— Читаешшшь? – Гарри почему-то зашипел.

Драко молчал, его пальцы инстинктивно сжимали одеяло и слегка подрагивали.

— Боишшшься меня, Малфой?

Драко действительно боялся, но изо всех сил пытался скрыть свой страх. Он несколько натянуто усмехнулся и вновь перевел взгляд на недочитанный роман.

Гарри резко подскочил к кровати Малфоя и, выхватив у него из рук книгу, швырнул ее в стену.

— Хватит читать, змееныш! Не делай вид, что тебе наплевать! Я только что рассорился со своими лучшими друзьями, и все это по твоей гнусной милости!

Поттер прижал плечи Драко к подушке и навис над ним, почти вплотную приблизив свое лицо к лицу бывшего слизеринца.

— Давай, Дра-а-ако… Расскажи мне сказку…

От Гарри исходил резкий запах спиртного, и Малфой брезгливо поморщился.

— Что не нравится, как от меня пахнет, аристократишка паршивый! Ты, поди, в своем имении привык более благородные напитки употреблять!

Драко дернул плечами в попытке избавиться от стальной хватки своего попечителя.

— Сопротивляешшшься? Сопротивляйся! Меня это заводит!

«О, Мерлин, неужели снова? Вырвавшись из одного ада, попал прямиком в другой. Ну и везет же мне!»

— Вставай! Хватит валяться! – Гарри бесцеремонно стащил Драко с постели. – Вот так и стой. А я на тебя посмотрю.

Поттер отодвинулся на шаг и скользнул многозначительным пьяным взглядом по худому телу Малфоя, облаченному в тонкую хлопчатобумажную пижаму.

— Хорошо… Прямо то, что колдомедик прописал.

Гарри недобро оскалился. Драко оскал Героя показался несколько зловещим, или может это лунный свет за окном так искажал его лицо?

— Раздевайся!

«НЕТ! — Драко не шелохнулся, его тело напряглось и вытянулось в струну. – Я буду сопротивляться, Поттер! Ты меня не получишь!»

— Я сказал, раздевайся! Или ты не только немой, но и глухой?

Гарри и сам не понимал, что за бредятину он несет, но почему-то не мог остановиться. Ощущение власти опьяняло не хуже огневиски.

Малфой молчал и не двигался.

— Давай, Дра-а-ако…. Я хочу посмотреть, достоин ли ты был того, чтобы я рвал жопу, вытаскивая тебя из тюрьмы! Достоин ли ты был того, чтобы я разосрался со своими друзьями! Давай, обслужи меня так, как ты обслуживал надзирателей, шлюха слизеринс…

Резкий удар в челюсть отбросил Героя магической войны к противоположной стене комнаты. Гарри сполз на пол, ощущая, как рот наполняется горячей кровью. Этот металлический привкус неожиданно возбудил Поттера. Выброс адреналина, вступившего в реакцию с алкоголем, придал ему сил. Он быстро вскочил на ноги, в несколько шагов преодолел расстояние между собой и Малфоем и нанес последнему несколько коротких ударов в живот и скулу. Драко, охнув, опрокинулся на кровать. Пижамная рубашка задралась, обнажив белоснежный живот. Однако Малфой почти в ту же секунду поднялся и еще раз с силой приложился к скривившемуся в кровавой ухмылке лицу Народного любимца.

На этот раз Гарри устоял на ногах и, ухватившись за отвороты пижамной рубашки Малфоя, резко дернул их в стороны. В отличие от упитанного Уизела, крепкому и сильному Поттеру удалось с первого раза лишить одежду Драко всех пуговиц.

Малфой на мгновение растерялся, и это дало Гарри некоторое преимущество, он быстро схватил его за руку, резко выкрутив ее назад и развернув своего соперника спиной к себе.

Драко коротко вскрикнул от боли в суставах.

Поттер, удерживая своего пленника одной рукой, другой схватил его за волосы и притянул к себе.

— Я хочу тебя… — горячий шепот обжег затылок Малфоя, нежные губы коснулись его шеи, язык заскользил выше и описал несколько круговых движений на мочке уха, зубы осторожно прикусили тонкую кожу, вызывая тем самым какие-то неясные, но неожиданно приятные чувства в душе Драко, да и не только, пожалуй, в душе.

– Я знаю, ты тоже хочешь меня, — рука Поттера проникла в пижамные штаны Малфоя и принялась настойчиво поглаживать его член.

Бывший Пожиратель смерти с запоздалым удивлением обнаружил, что гриффиндорский выскочка, как ни странно, прав. Член Драко напрягся и слегка подрагивал в неумелых пальцах Золотого мальчика.

Неожиданно нахлынули воспоминания о том, как еще в школьные годы Малфой несколько раз подглядывал за переодевающимся Поттером, когда тот готовился к очередному матчу по квиддичу. Вспомнил, как мечтал прикоснуться к сильному загорелому телу, овладеть им… Это было так давно, что Драко удивили и даже несколько позабавили, казалось бы, навеки утраченные в картотеке памяти картины из прошлой жизни…

Движения Гарри были неловкими и хаотичными, из чего Драко сделал вывод, что юный волшебник имел весьма смутные представления о прелюдии. Вполне возможно (с гарантией, примерно, процентов в сто), что и его знания в области секса сводились лишь к банальной теории.

«Девственник! Не может быть!» — эта мысль почему-то еще больше возбудила Малфоя. Почувствовав, что хватка ослабла, он быстро развернулся и посмотрел прямо в изумрудно-зеленые глаза Мальчика-Который-Выжил. Этот взгляд длился несколько секунд, показавшихся Гарри вечностью, а потом Малфой неожиданно нежно обнял своего бывшего врага за талию, аккуратно притянул к себе и осторожно коснулся губами его слегка припухших и по-прежнему кровоточащих губ.

Поттер застонал в рот Драко, углубляя поцелуй, от чего у последнего разом подкосились ноги, и он слегка пошатнулся.

«Какой ты горячий, Поттер!»

— Какой ты горячий, Малфой! – Гарри как будто читал мысли Драко. — Тебе будет хорошо со мной, я обещаю.

«Да уж, с девственником! Тоже мне народный умелец!»

Ни на секунду не отрываясь от влажных губ, Драко избавил себя и Гарри от рубашек. Поттер не сопротивлялся. Миллионы «бабочек» порхали где-то внизу его живота, размахивая большими пестрыми крыльями и заставляя тем самым молодого человека дрожать от нетерпения и бесконтрольного желания.

Подведя Гарри к кровати, Малфой повернул его и несильно толкнул в спину. Поттер позволил себе упасть животом вниз на мягкое пуховое одеяло.

Драко, не церемонясь, стянул с Гарри джинсы. Затем извлек из недр пижамных штанов собственный член, коленом раздвинул ноги Поттера чуть пошире и приставил к его входу свою набухшую от возбуждения головку.

Гарри зажмурился и инстинктивно сжал сфинктер. Его вдруг охватила паника. Он готов был сию же секунду малодушно сбежать в свою комнату, и непременно осуществил бы задуманное, если бы Малфой разрешил ему сделать это. Однако милостивого дозволения удалиться от бывшего врага так и не последовало, вместо этого Драко весом своего тела крепко впечатал мечущегося в истерике Гарри в жесткий матрас.

Медленно и осторожно Малфой начал прокладывать себе дорогу в узком и горячем проходе. Поттер стонал и ерзал под своим новоявленным любовником, не имея возможности освободиться.

Вдруг член Драко наткнулся на какое-то особо чувствительное место внутри Поттера, и тот вскрикнул от неожиданно приятных ощущений, затопивших его волной бесконечного наслаждения.

«О, Мерлин! Что это?»

Теперь уже самому Гарри захотелось насадиться на Драко поглубже, и он инстинктивно задвигал бедрами. Малфой, почувствовав, что девственно-узкие стенки ануса Поттера немного расслабились и увлажнились, с силой вошел в него на всю длину своего члена.

— А-а-а!

Гарри прогнулся в спине и закричал, однако это был вовсе не крик боли. «Бабочки» из живота разлетелись по всему телу. Его охватило чувство эйфории, мир рассыпался на множество блеклых кусочков, чтобы собраться вновь и заиграть всеми цветами радуги.

Малфой, обхватив одной рукой член Гарри, другой крепко удерживал его за бедра, насаживаясь на своего любовника, вбиваясь в него, овладевая им, как мечтал когда-то очень давно, в другой жизни.

Оргазм настиг юношей практически одновременно.

Драко запрокинул голову назад и зарычал, словно раненный зверь. Гарри вторил ему громкими стонами, кусая подушку и комкая в руках пуховое одеяло.

* * *

Когда все закончилось, Малфой аккуратно извлек член из дрожащего тела любовника, подобрал с пола свою одежду и, не оборачиваясь, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Гарри еще очень долго лежал на растерзанной постели, не меняя позы. Его мысли путались и метались в голове, словно стайка маленьких испуганных пташек.

«Неужели это произошло? Не могу поверить!... Это было… потрясающе! Это было с НИМ! Он первый… Малфой… Драко…»

Наконец собравшись с силами, Гарри смог подняться на ноги. Задний проход немного саднило. Не утруждая себя сбором вещей, разбросанных по комнате, Поттер, как был обнаженный, направился на кухню, дабы попить воды, немного прийти в себя и успокоиться.

Проходя мимо гостиной, он обнаружил там мирно спящего на диване Малфоя. Его пушистые ресницы чуть подрагивали во сне. Вероятно, ему снился очередной кошмар.

Поттеру вдруг неожиданно расхотелось пить, он медленно развернулся и побрел в свою комнату. Ощущение праздника улетучилось, прихватив с собой всех «бабочек» и остатки алкоголя. Освободившееся место заняла смертельная усталость.

«Ну, вот ты и влип! Теперь тебя точно ничто не сможет спасти, как и обещал хорек!»

Добравшись до спальни, Герой магической Британии увидел на прикроватном столике записку. Её содержание сводилось к очередному риторическому вопросу, видимо, подобный стиль повествования особенно полюбился Малфою:

«Ну и кто из нас теперь шлюха, Поттер?»

Гарри со злостью скомкал лист исписанной бумаги и швырнул его в дальний конец комнаты, а затем рухнул как подкошенный на кровать и моментально забылся сном без сновидений.

Утро встретило Поттера жестоким похмельем и болью в травмированной челюсти.

Борясь с тошнотой и головокружением, Гарри спустился в столовую и попросил Кикимера принести ему какого-нибудь обезболивающего зелья или, на худой конец, просто стакан воды.

Ожидая пока старый эльф отыщет в закромах подходящее снадобье, Поттер присел за стол и сложил раскалывающуюся от боли голову на руки.

Негромкий стук какого-то предмета о столешницу заставил Гарри с трудом разлепить отяжелевшие веки. Прямо перед собой страдалец обнаружил стакан с отвратительного вида мутной жидкостью.

— Уже нашел? Быстро ты однако. А я, признаться, думал, что изрядно поистощил запасы анипохмельных зелий.

Не глядя, Гарри залпом выпил горьковатую настойку и с облегчением ощутил ее моментальное действие. Голова прояснилась, а боль отступила куда-то в дальние уголки подсознания.

— Спасибо, Кики… – Гарри сфокусировал взгляд на высокой худощавой фигуре напротив и поперхнулся последним словом, -…мер, — зачем-то закончил он свою фразу, хотя уже отчетливо осознал, что между Малфоем и эльфом-домовиком нет ни единого сходства.

Юный наследник древнейшего магического рода выглядел до неприличия хорошо. Даже в старых линялых джинсах и клетчатой рубашке он умудрялся сохранять благопристойный вид. На лице Малфоя не было и следа вчерашних побоев, хотя Гарри, несмотря на весьма туманные воспоминания о минувшей ночи, мог бы жизнью поклясться, что пару раз вполне успешно приложился к этой аристократической мордашке.

«Черт! Как он свел свои синяки?»

Драко надменно усмехнулся и протянул Поттеру записку:

«Можно мне ненадолго выходить из дома?»

Гарри несколько томительных минут вчитывался в расплывающиеся перед глазами строчки, и еще столько же времени ему потребовалось на то, чтобы понять их смысл. Малфой молча ждал.

Наконец оторвав свой взор от послания и переведя его на Драко, Поттер медленно проговорил:

— Э-э-э… Ты под домашним арестом, не забыл? Я думаю, Министерство магии не одобрит твое беспрепятственное передвижение по городу и…

Малфой не стал слушать дальнейших объяснений, резко развернувшись, он с гордо поднятой головой покинул помещение столовой.

Рядом с Гарри с громким хлопком материализовался старый эльф со стаканом воды.

— Простите, хозяин, но все болеутоляющие снадобья были израсходованы на мистера Малфоя, и антипохмельные зелья закончились. Позже я заскочу в лавку Слизнорта и пополню запасы, а вы, пока мест, не желаете ли испить водички?

Поттер устало похлопал домовика по плечу и тихо произнес:

— Спасибо, Кикимер. Мне уже лучше…

* * *

Следующие несколько дней Гарри почти не виделся с Малфоем, который не покидал своей спальни даже для приема пищи, предпочитая избегать общества Поттера и переложив все заботы о себе любимом на плечи старого эльфа-домовика.

Кикимер, по-своему, любил единственного наследника древнейшего рода, которому он некогда прислуживал. Молчаливость Драко домовик воспринимал, как нечто само собой разумеющееся.

«У хозяев свои причуды, — философски рассуждал старый эльф, до блеска начищая обеденный стол, – и Кикимеру не стоит совать свой длинный нос в дела волшебников».

Поттер злился на Малфоя, но ничего не мог поделать со своим упрямым «постояльцем».

На пятый день у Гарри сдали нервы, и он явился в комнату Драко, размахивая белым флагом.

— Чего тебе надо, Малфой? У тебя есть все: еда, постель, одежда и даже чертовы книги… Ну нельзя тебе выходить, ты пойми.

Драко молча разглядывал пасмурный пейзаж за окном. По сути, дом на площади Гриммо являл собой ту же тюрьму, с той лишь только разницей, что здесь его регулярно не насиловали и не унижали, хотя последнее обстоятельство вызывало некоторые сомнения.

(«Давай, обслужи меня так, как ты обслуживал надзирателей, шлюха слизеринская…»)

Поттер медленно подошел к Драко и осторожно обнял его сзади за талию, зарывшись лицом в мягкие волосы.

Малфой сердито дернул плечами, стряхивая с себя голову Гарри и освобождаясь из его объятий.

— Черт!... Черт! Черт! Черт! – Поттер отошел от своего бывшего врага и несколько раз измерил шагами комнату. — Ладно! Твоя взяла! Но я намерен сопровождать тебя повсюду!

Драко отрицательно помотал головой.

— Ну почему?

Гарри в отчаянии заломил руки. Он должен был пойти на должностное преступление, позволив Малфою свободно разгуливать по улицам Лондона, а белобрысый упрямец как будто не понимал этого!

— Я не могу, Драко… меня уволят…

Малфой вновь перевел взгляд на капельки дождя, стекавшие по стеклу.

Гарри пнул ногой стоящий рядом стул и направился к выходу, но у самой двери вдруг резко остановился, видимо, по дороге приняв какое-то важное решение. Медленно обернувшись, он еле слышно произнес:

— Хорошо… Только возьми мой плащ-невидимку, ладно? Так тебя, по крайней мере, не заметят… — а потом, подумав, добавил: — Ты чертов эгоист, Малфой, ты знаешь об этом?.. Я с тобой разговариваю, между прочим, можешь ты хотя бы посмотреть на меня?

Драко не двигался.

— Ну и хрен с тобой!

Поттер громко хлопнул дверью, так что с потолка посыпалась штукатурка. А Малфой, продолжая вглядываться в размытые силуэты за окном, горько усмехнулся:

«Хрен всегда со мной, Поттер…»

* * *

Получив официальное разрешение, Малфой стал часто уходить из дома, не желая при этом ставить в известность своего спасителя о том, куда он направляется и когда вернется.

…Теда и Льюиса – двух бывших надзирателей Азкабана, уволенных после внеплановой проверки Министерства – нашли мертвыми в комнате какого-то дешевого мотеля, который они облюбовали для совместного проживания.

Это случилось в один из унылых серых дней октября, ровно через три недели после того, как Драко было позволено покидать дом.

Смерть охранников не имела ничего общего с магией. Им обоим прострелили ноги и мошонки, и они умерли в страшных муках от потери крови. Хозяин мотеля обнаружил тела только через пару дней, обеспокоившись тем, что его, некогда весьма голосистые, постояльцы стали вдруг вести себя подозрительно тихо.

Шумиху по этому делу в Министерстве поднимать не стали. Лишь в «Ежедневном пророке» появилась короткая статейка на пятой странице под названием «Немагическая смерть двух магов». В ней прозрачно намекалось на весьма сомнительный образ жизни жертв, на их встречи с подозрительными личностями и даже на нетрадиционную сексуальную ориентацию бывших надзирателей, которая, кстати говоря, возможно, и явилась поводом для преступления, о чем свидетельствовали нехарактерные для криминальной разборки ранения.

Магическое сообщество довольно скоро позабыло о странной смерти двух малоизвестных волшебников, но только не Поттер.

Прочитав статью в газете, Гарри сразу припомнил, что в ночь убийства надзирателей Драко вернулся домой глубоко за полночь, нервный и возбужденный. Вопрос владельца дома и своего поручителя о том, что заставило его так задержаться, Малфой пропустил мимо ушей и с гордо поднятой головой прошествовал в свою комнату.

Теперь все разрозненные кусочки мозаики соединились в единую картину. Тюрьма, пытки, глумливые улыбки тюремщиков, затравленный взгляд бывшего слизеринца, скрытая ярость в глазах, молчание и, как завершающий штрих – два трупа в дешевом мотеле. Нет, Поттер, не оправдывал своего подопечного, но он до определенной степени понимал его. А как бы поступил сам Гарри, окажись он в подобной ситуации?

«Они получили по заслугам!»

Поттер немного утешился этой мыслью, но неприятный осадок в душе все-таки остался, и нынешний начальник авроров, дабы умаслить свою совесть, решил какое-то время последить за передвижениями Малфоя.

Лучше бы он этого не делал…

* * *

Всю следующую неделю Мальчик-Которому-Больше-Нечем-Было-Заняться тенью следовал за юным аристократом. Конечно, Драко, не пренебрегая советом своего попечителя, использовал для скрытных передвижений по городу мантию невидимку. Но начальник "Отдела по обезвреживанию особо опасных преступников» имел в своем арсенале достаточное количество артефактов, способных не только раскрыть все ведущие чакры их владельца, но и обнаружить в себе внутреннее око, третий глаз, а, при желании, даже второй нос и четвертый подбородок (хотя для обладания последней упомянутой частью тела достаточно было просто хорошо питаться и мало двигаться).

Оказалось, что почти все свое свободное время вне дома Малфой проводил в больнице Святого Мунга, в палате своих родителей. Раз в два-три дня он навещал Панси Паркинсон, свою бывшую однокурсницу, оставаясь у нее на пару часов. Узнав об этом обстоятельстве, у Поттера неожиданно появилась привычка скрипеть зубами, которой ранее он за собой не замечал.

Гарри располагал обрывочными сведениями о том, что семейство Паркинсон втихую приторговывает маггловским оружием.

«По крайней мере, теперь я знаю, откуда хорек раздобыл пистолет!»

Поттер мстительно организовал на скорую руку обыск в доме разжалованных аристократов. Однако авроры, как ни пытались, так и не смогли обнаружить никаких следов их незаконной деятельности.

Гарри старался воспринимать визиты Малфоя к бывшей слизеринке, как исключительно деловые: «Поди, замышляет со своей подельницей очередное преступление!»

Однако эти здравые рассуждения ни сколько не утешали Поттера. Снедаемый чувством ревности, он отлично помнил хогвартские слухи о том, что Панси и Драко были когда-то помолвлены. А что если до сих пор?..

«Значит, вот как белобрысый ублюдок предпочитает проводить время! Он вьет себе семейное гнездышко с мерзкой каракатицей! Это он только со мной постоянно молчит, а с ней, поди, часами ведет задушевные разговоры! Хорек облезлый! »

Атмосфера в доме на площади Гриммо с каждым днем накалялась все сильнее. Теперь все мысли Гарри занимал только Малфой, обнимающий свою невесту, целующий ее, нашептывающий ей на ухо всякие милые глупости.

Каждый вечер Поттер напивался в стельку, дабы заглушить боль и обиду на треклятого Драко.

«Как он мог так со мной поступить?! Я спас его задницу! Рассорился с друзьями ради него, и вот чем он мне отплатил! НЕНАВИЖУ! — злые пьяные слезы отчаяния и бессилия душили Гарри. — Будь он проклят!»

Кикимер в такие минуты не решался даже приближаться к своему хозяину, опасаясь за собственную жизнь.

Положение усугублял еще и тот факт, что Малфой стал на ночь запирать двери своей спальни, и вообще старался больше времени проводить вне дома, так что Гарри никак не удавалось отловить его.

«И я сам – собственноручно – дал ему это долбанное разрешение!» — Поттера сводила с ума одна только мысль о своем опрометчивом поступке.

* * *

Однажды, возвратившись поздно вечером с прогулки, Драко поднимался по лестнице и вдруг был внезапно обхвачен сзади сильными руками и припечатан животом к стене. Горячий шепот обжег затылок:

— С кем ты был, дешевка слизеринская? Думал, я не узнаю?!

Острые зубы прикусили шею. Малфой замычал то ли от боли, то ли от желания.

Джинсы упали на пол, растеряв по дороге все пуговицы. Мантию закинули на голову, ноги грубо развели в стороны, и набухшая, влажная от слюны головка уткнулась между раздвинутых ягодиц.

— Как ты трахаешь её, Малфой?! Так? – член резко проник внутрь Драко… Боль… Но это можно было вытерпеть…

— Или так?

Еще один толчок… Стон…

«Ну надо же! Девственник, а попал туда, куда надо»

Адреналин хлынул в кровь. Страх, боль, опасность, страсть, близость – все смешалось в калейдоскопе чувств Малфоя.

— А теперь я тебя трахаю!

Еще несколько сильных, более уверенных толчков, и Драко уже сам насаживался на своего любовника.

— Тебе нравится, когда тебя трахают?

Вместо ответа Малфой выгнулся дугой и застонал.

— Да… Тебе нравится… Ты мой, слышишь? Хочешь ты того или нет, но ты мой! – каждое слово сопровождалось очередным проникновением. – Я тебя никому не отдам! Я лучше убью тебя!

Оргазм захлестнул Драко с головой. Ноги подкосились, но прежде чем полностью погрузиться в приятные ощущения, Малфой почувствовал, как тело за его спиной напряглось и несколько раз дернулось в сладостных конвульсиях.

«О, Мерлин! Поттер! Ты сводишь меня с ума!»

Гарри, опустошенный и обессиленный собственной страстью и ненавистью, опустился на ступеньки лестницы и тихо зарыдал, уткнувшись в колени.

Первым бесконтрольным желанием Малфоя было присесть рядом со своим бывшим врагом и, обняв его за плечи, утешить. Но вместо этого Драко почему-то просто натянул приспущенные джинсы и, молча развернувшись, направил свои стопы прямиком в спальню. Почти у самых дверей комнаты его нагнал отчаянный голос, он больно врезался в спину и проник под мантию:

— Почему ты молчишь, Малфой?

Драко замер… Что можно было ответить в данной ситуации?

«Я молчу, потому что мне нечего тебе сказать, или, возможно, потому, что мне было больно и к этой боли причастен и ты в том числе?» Приняв решение, Драко достал из внутреннего кармана мантии потрепанный блокнот и ручку и, набросав на клочке бумаги несколько слов, швырнул записку Поттеру.

На сей раз обошлось без риторических вопросов, но ответ тоже ни на йоту не облегчил участи Гарри и не внес никакой ясности в их с Малфоем отношения. Послание с немым упреком гласило:

«Я молчу, чтобы ты меня услышал…»

* * *

Ночью Драко проснулся от скрипа половиц. Поттер осторожно крался к его кровати. По телу Малфоя пробежал неприятный холодок.

Добравшись до цели, Гарри осторожно просунул что-то под подушку своего подопечного и попытался удалиться, но был остановлен жестким захватом запястья.

— М-м-м… – невнятно промычал Поттер. — Ты разве не спишь? Я хотел вернуть тебе одну вещицу. То, что когда-то принадлежало тебе.

Драко, с немым удивлением, извлек из-под подушки… волшебную палочку… Сердце бывшего слизеринца кольнула мысль узнавания…

— Она твоя! Визенгамот уничтожил палочку твоей матери, которая на тот момент находилась у тебя. А эту, — Поттер кивнул в сторону гладкого деревца, зажатого в дрожащей руке Малфоя, — эту уничтожить не посмели, ведь именно она избавила волшебный мир от Сам-Знаешь-Кого. Теперь я хочу вернуть ее тебе…

На глаза Драко сами собой навернулись слезы. Хорошо, что в комнате было темно, и Поттер не мог видеть это секундное проявление слабости. Но Гарри, кажется, все-таки видел.

Он осторожно присел на кровать рядом со своим бывшим врагом и обнял его за плечи.

— Не плачь, Драко. Все в прошлом. Теперь ты тоже можешь колдовать. Ты – волшебник, и ни один суд в мире не в состоянии отнять это у тебя! Давай, произнеси какое-нибудь заклинание.

Однако Малфой продолжал молчать, прижимая к груди СВОЮ волшебную палочку.

— Ладно, потом потренируешься.

Поттер попытался подняться, но Драко удержал его, схватив за рукав. Он осторожно притянул Гарри к себе и непривычно нежно поцеловал его в полуоткрытые губы.

Палочка, взметнувшись вверх, начертила в воздухе одно единственное слово:

«Спасибо»

Видимо для того, чтобы творить волшебство наследнику древнейшего магического рода голос был не нужен, невербальными заклинаниями Драко владел в совершенстве.

* * *

Находясь в плену душевных терзаний, Поттер не то чтобы позабыл о расследовании странной смерти двух надзирателей, он просто на какое-то время надежно захоронил все отчеты по этому делу под кипой других отчетов о таких же нераскрытых делах. И они так бы и остались навеки усопшими, если бы не еще одно преступление…

… Персиваля Уизли обнаружили на съемной квартире в первых числах ноября…

Безумный, затравленный взгляд, слюна, стекающая по подбородку, хаотичные нервные движения и бессвязное бормотание — все эти симптомы свидетельствовали о неоднократном применение по отношению к нему заклятия «Круциатус».

Волшебная палочка валялась здесь же на полу и на поверку оказалась палочкой самого Перси.

Гарри лично исследовал каждый уголок комнаты, в которой было совершено преступление, но, несмотря на усиленные поиски, ему так и не удалось найти ни единой улики.

Однако так ли уж нужны были Поттеру улики?

«Это ОН! Нутром чую — это ОН!»

В глубине души Поттер, как без пяти минут влюбленный человек, оправдывал действия Малфоя. Но, как начальник «Отдела по обезвреживанию особого опасных преступников», он никак не мог смириться с еще одним «висяком», осевшим на его и без того захламленном столе.

Нагоняй от Кингсли Бруствера не добавил оптимизма в настроение Гарри:

«У вас два нераскрытых дела за последний месяц, мистер Поттер! Если вы не справляетесь со своими обязанностями, то пишите рапорт. Я в два счета найду вам замену!»

«Вот так вот и теряешь друзей, — уныло думал про себя Гарри. — Кингсли, видимо, так и не смог простить мне, что я с помощью шантажа вытащил Драко из Азкабана».

Внутренний голос совести нашептывал Поттеру, что методы расправы, подобные суду Линча, изжили себя еще в начале прошлого столетия и являлись противоправными, и что он, как борец с преступностью, просто обязан был принять какие-то меры и остановить новоявленного «Зорро». Но время шло, а расследование по делу Персиваля Уизли не продвинулось ни на шаг в сторону своего раскрытия.

* * *

Гермиона явилась, как обычно, без предупреждения.

— Привет, Гарри, — безапелляционно отодвинув друга в сторону, бывшая гриффиндорка уверенной походкой прошествовала в гостиную.

— Малфой дома? — бросила она на ходу.

— Да… Он у себя… читает…

— Читает? Хм… Как мило… Ну что ж прекрасно… Поговорим?

— К-конечно… Хочешь чего-нибудь выпить? — сказать, что Гарри был оглушен неожиданным визитом подруги — ничего не сказать. — Что… что ты тут делаешь?

— Пришла навестить друга. Не знала, что это запрещено. Ты против?

— Н-нет… Разумеется, я не против, — Поттера немного смущал менторский тон Гермионы. — Так как насчет того, чтобы выпить?

— Знаешь, судя по твоему внешнему виду, для тебя лучше всего было бы вообще завязать с алкоголем раз и навсегда. Давай поговорим трезво…

Грейнджер уселась на диван и обняла меховую подушку.

— Ты в курсе, что произошло с Перси?

Гарри устало опустился в кресло напротив и произнес:

— Конечно, это ведь моя работа.

— Тогда ты, как профессионал, наверняка догадываешься, чьих рук это дело.

— Доказательств нет! — своей прямолинейностью Поттер сразу выдал себя со всеми потрохами.

— А они нужны? Гарри, это ОН! Рон зол, как сто Дементоров. Он мечется по дому, клянется убить Малфоя и тебя заодно, если ты ему под руку подвернешься! Я даже свадьбу отложила, опасаясь за психическое здоровье своего ненаглядного.

— Гермиона, — голос Поттера звучал приглушенно, — мы не можем знать наверняка.

— Но МЫ, тем не менее, ЗНАЕМ!

— Нет! — Гарри изо всех сил пытался защитить своего подопечного, хотя в глубине души и был на сто процентов уверен в его виновности. — Я следил за ним! Драко навещал только родителей в больнице и свою бывшую однокурсницу — Панси…

— О! Паркинсон! А вот это уже интересно… Темная лошадка, не находишь? И сколько времени Малфой у нее оставался, если не секрет?

— Часа два-три, или что-то около того.

— Даже войну начать и выиграть можно за куда более короткий промежуток времени! Скажи, Гарри, ты и в дом вместе со своим... как ты там просил его называть?.. «другом» входил?

Поттер замялся:

— Н-нет, конечно. Я на улице ждал…

— Прекрасно… И что, у нас на дом Паркинсонов наложили антиаппарационный барьер?

— А зачем? Драко нельзя использовать магию. У него даже волшебной палочки не было на тот момент.

— Не было? — Гермиона вскочила с дивана. — А сейчас что же есть?

— Ну… Не то чтобы… Да, — какой смысл упираться?

— Та-а-ак… — Протянула Грейнджер, вновь усаживаясь на прежнее место. — Что ж, Гарри, своей наивностью ты превзошел даже Полумну. Не боишься, что тебя смертельное заклятие настигнет из-за какого-нибудь угла?

— Не боюсь…

— И очень даже зря, доложу я тебе. И ах да, кстати, аппарация — это безпалочковая магия, не забыл? А в доме волшебников магические хлопки такое же обыденное явление, как звук радио в доме магглов.

Гермиона была права. И как только Гарри сам до сих пор до этого не додумался? Вероятно, был слишком ослеплен ревностью? Драко вовсе не вил себе семейное гнездышко, он хладнокровно планировал убийства, пока Поттер коченел на улице от ветра и дождя.

— Кикимер, огневиски! — скомандовал хозяин дома, опасаясь, что без изрядной порции алкоголя реальность просто расплющит его своей банальной очевидностью.

— Не надо, Гарри, — Гермиона поднялась и, приблизившись, обняла своего друга за плечи, — это не поможет…

— Поможет! — Герой магической Британии, дернув плечами, избавился от сочувственных объятий подруги. — Чего ты хочешь, Грейнджер? Улик нет! Человек не может считаться виновным, пока его причастность к преступлению не будет полностью доказана!

— И что? Ты намерен и дальше потворствовать Малфою? А что, если упертый слизеринец, уверовав в свою безнаказанность, надумает, чего доброго, поквитаться со всеми участниками судебного процесса, приведшего его к заключению? Он будет мочить безвинных людей направо и налево, а ты складировать бумажки на столе? Пойми, ни магическое сообщество, ни даже ты, не потянете еще одного Темного Лорда!

В гостиную осторожно просочился эльф-домовик и привычным, отработанным движением разлил по бокалам спиртное. Гарри залпом поглотил свою порцию.

— Я люблю его! — выдохнул он.

Грейнджер отшатнулась, точно ее ударили по лицу, но тут же взяла себя в руки и с ненавистью выпалила:

— Это не любовь, Поттер! Это похоть! Страсть! Одержимость! Охота! Скука, наконец! Да все что угодно, но только НЕ ЛЮБОВЬ! Когда ты уже начнешь думать своим верхним мозгом, черт тебя подери!

Гермиона несколько раз прошлась по комнате.

— Ты — Герой, Народный любимец… твои почитатели разорвут тебя на сувениры, узнав о том, что ты спишь с Пожирателем смерти…

— Бывшим… Бывшим Пожирателем смерти…

— Какая разница. Обычно публика не зацикливается на столь незначительных подробностях, Гарри. Подумай, какой пример ты сможешь подать своим поведением подрастающему поколению?

Поттер обхватил голову руками, как будто ему было невыносимо больно слушать убедительные доводы своей подруги.

— И что ты предлагаешь мне сделать? Отказаться от того, кем я являюсь на самом деле?

— Нет! Я не пытаюсь переделать тебя в натурала. Но найди ты себе, пожалуйста, кого-то с менее загашенной репутацией.

Гарри обреченно откинулся в кресле.

— Я устал! Я очень, очень устал… доказывать всем, что я обычный человек! Что я желаю жить так, как желаю жить и хочу спать с тем, с кем хочу спать!

— Да спи ты, Мерлина ради, с кем вздумается, хоть с Дементором, но только не с Малфоем!

Гермиона, резко развернувшись, направилась к выходу. У самых дверей она обернулась:

— Мне жаль Драко — это сущая правда! Но, Гарри, твое положение обязывает тебя быть таким, каким хочет видеть Героя войны магическое сообщество. Безупречным, идеальным, Мальчиком-Который-Выжил! Прости, но это так. Я не враг тебе, пойми. Просто я знаю, как будет лучше для тебя!

С этими словами девушка вышла за дверь, скрывшись во тьме ноябрьской ночи. А Поттер, обняв бутылку огневиски, вернулся в гостиную.

* * *

Когда кукушка на старинных настенных часах прокуковала два раза, Гарри, изрядно поднабравшись спиртным, неожиданно решил навестить своего подопечного.

«Хм… Дежавю»

— Кикимер! — Поттер ни сколько не озаботился тем, что может разбудить старого эльфа.

Домовик явился в ту же секунду.

— Хозяин желает еще чего-нибудь выпить?

— Нет, хозяин желает знать, где мистер Малфой?

— Драко изволили почивать, сэр.

— Ха! — Поттер пьяно хихикнул. — Очень хорошо. Я поднимусь к нему, пожалуй.

— Ваш гость заперся изнутри, сэр Гарри.

— ЗАПЕРСЯ?! ОПЯТЬ?!

Поттер в мгновении ока преодолел лестничный пролет, на ходу доставая волшебную палочку. Добежав до спальни Драко, он громко произнес заклинание:

— Бомбарда максима!

Дверь слетела с петель.

Малфой, бледный и испуганный, съежился на кровати. Гарри злорадно хмыкнул:

— Закрываешься?! Боишься, что я войду? Запомни раз и навсегда, мерзкий, грязный крысеныш, что если мне захочется вдруг войти в твою комнату, то замок для меня не помеха!

Гарри направил палочку на Драко.

— Говори, поганец! Что ты сделал с Перси?!

Малфой вдруг неожиданно выпрямился, страх в его глазах исчез, уступив место ледяному презрению. Он не спеша поднялся, нарочито медленно приблизился к Поттеру и позволил волшебной палочке своего бывшего врага упереться ему прямо в кадык.

— Ты что творишь? — Гарри неуверенно попятился.

Драко молча последовал за ним.

Былое самообладание покинуло Мальчика-Который-Выжил, и он уперся спиной в дверной косяк.

— Не смей ко мне приближаться!

Малфой перехватил руку Поттера за запястье и отвел ее в сторону, а потом резко притянул молодого человека к себе. Гарри практически упал в объятия Драко и уткнулся в его заботливо подставленное плечо.

— Я знаю, что это ты! Как ты мог?! Я доверял тебе, а ты меня предал!

Драко осторожно перебирал волосы на затылке бьющегося в пьяной истерике Героя. Он еле заметно касался невесомыми поцелуями его лохматой макушки.

Неожиданно Гарри вырвался из рук своего врага и выкрикнул ему в лицо:

— НЕТ! На этот раз ты не сможешь меня переубедить, просто разыграв очередной прилив нежности. С меня довольно твоих спектаклей! Ты держишь меня за идиота, Малфой?! УБИРАЙСЯ! Я не желаю больше видеть тебя в своем доме!

Драко дернулся и зажмурил глаза, точно его наградили увесистой оплеухой. Секунду спустя он повернулся спиной к Поттеру, на негнущихся ногах подошел к шкафу и начал медленно снимать с себя пижаму, намереваясь облачиться в дорожную мантию.

— Давай, ускоряйся! Что ты раздеваешься как стриптизерша? Может тебе музыку включить?!

Поттера вело. Единожды начав, он уже не мог остановиться.

— Я не намерен больше терпеть твое присутствие и твои выходки! Ты думал, что сможешь целую вечность измываться надо мной?! Ты лишил меня всего: друзей, покоя, самоуважения, а теперь, до кучи, пытаешься лишить еще и работы! Ты бродишь по улицам и убиваешь мирных жителей! Зря я тебя спас! Твое место в Азкабане, среди таких же ублюдков, как и ты!

Драко молчал… Да и что он мог возразить?

«Ты прав, Поттер. Я убийца, но не ты ли и тебе подобные сделали меня таким. Я смогу оправдать свои действия, по крайней мере, перед самим собой. А ты свои оправдать сможешь?»

Гарри извлек из кармана мантии потрепанный мешочек с золотыми монетами и швырнул его под ноги Малфоя.

— Вот, возьми! На первое время, надеюсь, хватит? Это тебе за услуги!

Поттер выбежал из комнаты и скрылся за дверью собственной спальни.

Драко бесконечно долго смотрел на галеоны, желтыми конфетти, рассыпавшимися по полу. А потом, не позволяя себе передумать, быстро закончил переодевание, спустился по лестнице вниз и навсегда покинул дом на площади Гриммо.

* * *

Совершая преступление, Малфой знал, на что идет. Да, раньше он и мысли не мог допустить о том, чтобы лишить кого-то жизни, но бесконечные месяцы пыток и унижений не прошли даром. Человек в состоянии смириться со всем, но не всякое зло способен забыть и простить. Теперь бывший аристократ был готов на многое, чтобы отомстить. Он, разумеется, не желал подставлять Поттера, но надеялся, что баловень судьбы как-нибудь выкрутится из сложившейся ситуации. Драко не поощрял, но и не противился домоганиям бывшего врага, поскольку надеялся, что Гарри, обезумев от страсти, просто-напросто утратит бдительность. И вот самый главный просчет: гриффиндорское благородство пересилило желание.

«Ну и кто же из нас все-таки шлюха? Я на нее, вероятно, больше похож...»

Отныне Малфой изгнанник. Благо волшебная палочка теперь снова принадлежала ему, а с ней его мало что страшило.

Единственная сложность заключалась в том, что Драко просто некуда было податься.

К своей бывшей невесте молодой человек, разумеется, пошел бы, если бы не их последняя встреча.

Впервые появившись на пороге дома Паркинсонов, Малфой даже не ожидал, что ему откроют, но, тем не менее, открыли. Сердечно обнявшись с бывшей однокурсницей, Драко протянул ей записку.

«Мне нужен ствол!»

Панси слыла умной девочкой и все поняла без утомительных пояснений. Втолкнув Малфоя в прихожую, она набросала на его ладони какие-то координаты и сказала:

— Пойдешь по этому адресу, там все будет. Уходи.

Драко ушел, но уже через несколько дней вернулся снова и, по-домашнему устроившись в кресле подле камина, продемонстрировал всем своим видом, что намерен задержаться.

— Ты хочешь отомстить, Драко? — газетные заголовки не прошли мимо пытливого взора бывшей слизеринки.

Малфой коротко кивнул.

— Я помогу тебе, но…. мне тоже кое-что нужно от тебя… — Панси замялась. — Я знаю, ты молчишь. Печатные издания не устают склонять твое имя на своих страницах. Но мне и не нужен твой голос, мне нужно кое-что другое… Я дам тебе все, что ты захочешь, а ты — в знак нашей былой помолвки и дружбы — дай мне только одно… Понимаешь, чистокровных магов почти не осталось: они либо сидят в Азкабане, либо уже ни на что не способны… А ты… Я любила тебя когда-то… Наверное, до сих пор еще люблю, — голос Паркинсон понизился до еле различимого шепота. — В общем, я хочу от тебя ребенка, Драко…

Малфой поначалу опешил. Он с силой сжал подлокотники кресла и уставился на языки пламени в камине.

— Не бойся. Я не хочу, чтобы ты был обязан нам чем-то. Просто сделай это для меня и уходи. Взамен проси все, что хочешь.

Драко не просил… он молчал, но его безмолвие было красноречивее слов.

— Ладно, расслабься. Я просто предложила. Бес попутал, извини. Я же в курсе, что ты… э-э-э… мальчиков предпочитаешь.

Но Малфой расслабиться так и не смог.

Он знал, что треклятый Поттер ходит за ним по пятам, в аккуратном слежении начальник авроров явно уступал истинным профессионалам. Панси нужна была Драко как воздух. Именно из ее дома он благополучно аппарировал туда, куда влекла его необходимость, дабы избавиться от «хвоста». А теперь бывшая подруга, в обмен на свою любезность, просила его о том, чего он не желал ей давать. Нет, конечно, Драко по молодости лет мечтал, что когда-нибудь у него будет семья и, возможно, даже ребенок. Но это было еще до войны, до заключения, до боли и молчания. А сейчас… Что сейчас он смог бы предложить своим отпрыскам? Папашу изгнанника, нищету, безмолвие и осуждение общества? Нет, слизеринец не желал такого будущего для своих детей.

Больше Паркинсон ни разу не заговорила с Драко на волнующую её тему, но он чувствовал, что отношения между ним и его подругой несколько обострились.

В день расправы над рыжим Уизелом, Малфой вернулся к Панси уставшим и обессиленным. Она поняла все без слов и, подойдя к своему бывшему жениху, тихонько обняла его за плечи. А потом были легкие, едва уловимые поцелуи, нежные касания, тихий шепот… и Драко сдался… Плоть настаивала на разрядке, а Малфой слишком устал, чтобы сопротивляться.

Он переспал с Панси только один раз, не получив при этом никакого удовольствия, однако этого раза было вполне достаточно для того, чтобы его бывшая однокурсница забеременела.

Теперь Малфой не желал иметь ничего общего с коварной подружкой.

Он неспешно брел по темным улицам Лондона, не видя конечной цели своей прогулки и ни на что уже не надеясь.

Дойдя до Гринвич-Парка, Драко отыскал покосившуюся от времени беседку. Завернувшись в промокшую от дождя дорожную мантию и наспех окружив себя согревающими чарами, он улегся на полуразвалившуюся скамейку и забылся тревожным сном.

Когда дом на площади Гриммо отказал в гостеприимстве Драко и навсегда захлопнул за его спиной двери, Гарри наконец решился-таки показаться из своей комнаты…

Печальное эхо шагов разносилось по опустевшему коридору звуком оглушающей утраты. Наверное, это эхо было здесь всегда, но раньше Герой магической Британии его просто не замечал. Не досуг было. Теперь горечь потери затопила сознание Поттера. Он заглянул в осиротевшую комнату Драко, и его сердце болезненно сжалось от вида разоренной постели и горстки валявшихся на полу золотых галеонов.

«Не взял… Я бы тоже не взял, когда вот так…»

Гарри с силой ударил кулаками по стене, разбивая в кровь костяшки пальцев.

«Больно… Нет, в груди больно… Другую боль пережить можно… но эту…»

Поттер в оцепенении уставился на капли крови, не веря в реальность происходящего.

Конечно, Гарри погорячился, он и сам это прекрасно понимал, несмотря на то, что алкоголь еще не до конца избавил его организм от своего присутствия. Но Поттер просто был не в состоянии разом откреститься в пользу Малфоя от советов своих друзей. Их дружба продолжалась, без малого, вот уже десять лет. Они бок о бок сражались с Воландемортом и его армией, друзья прикрывали его спину в минуты опасности, они всегда приходили ему на выручку и спасали его, балансирующего на грани отчаяния, то дельным советом, то просто понимающим взглядом, согревая душу Мальчика-Который-Выжил теплыми улыбками. Гарри не мог забыть и зачеркнуть все это. Ему было горько и обидно, что именно тогда, когда он, казалось бы, обрел смысл жизни в лице Драко, его друзья не просто отвернулись от него, они пожелали отобрать его право на счастье. И, кажется, им вполне успешно удалось осуществить задуманное. Они не знали Драко таким, каким знал его Гарри. Для них Малфой был лишь озлобленным, надменным мальчишкой в школьные годы и безжалостным Пожирателем смерти во время войны, причастным  ко всем гнусностям, совершенным Темным Лордом. Они уверовали в то, что Драко — убийца (и, кстати говоря, Гарри это тоже прекрасно осознавал). Они не желали принимать во внимание тот факт, что их родственник измывался над Малфоем, медленно уничтожая его изнутри и лишая тем самым возможности говорить. Гарри понимал, что если бы во всей этой истории не фигурировал, как бельмо на глазу, старший брат Рона, то, возможно, все сложилось бы иначе. Но чертов Перси скрывался за каждой репликой, высказанной друзьями Гарри. Даже лишившись работы, а впоследствии и разума, он умудрялся отравлять жизнь Малфою, а заодно и Поттеру, маяча на горизонте их судеб в облике затравленной и несправедливо наказанной жертвы. Что ж, Персиваль Уизли добился-таки своего, да и Рон с Гермионой вкупе с ним. Теперь они вполне могли бы гордиться собой! Драко ушел…

«Как он выживет там, вне дома? Один, без денег, без поддержки?»

Любил ли Малфой своего попечителя? Гарри сильно сомневался в этом. Скорее всего, потомственный аристократ просто милостиво дозволял любить себя. Но эти его невесомые поцелуи и касания, пальцы в волосах, с нежностью перебирающие волосы своего бывшего врага и нынешнего любовника, звериный рык в минуту оргазма и… едва заметная, еле читаемая боль в потемневших глазах от прозвучавшей фразы: «УБИРАЙСЯ! Я не желаю больше видеть тебя в своем доме!»

Любил ли Гарри своего подопечного? Возможно, Гермиона права, и его чувства к Малфою были далеки от этого высокопарного слова, которым кто-то когда-то обозвал непонятное душевное волнение, в дальнейшем воспетое и увековеченное писателями и поэтами. Любовь… Поттер даже объяснить себе не мог, что это такое. Ему было просто хорошо тогда, когда Драко был рядом… По-весеннему, по-детски хорошо. Ощущение сродни тому, которое человек всегда испытывает, глядя на радугу. Восхищение, радость, необъятность, восторг, торжество от собственной причастности к чему-то великому и внезапно познанному… И Гарри было больно сейчас, когда Драко ушел… Давящие стены, оглушающее эхо одиночества, ослепляющая пустота осиротевшего дома, холодные пальцы утраты, сжимающие сердце в стальной кулак… Может быть, это и есть та самая ЛЮБОВЬ?

Гарри вдруг неожиданно захотелось завыть.

«ГДЕ ТЫ, ДРАКО?»

Внезапное озарение отрезвило Поттера.

«Он у Панси! Где ж еще ему быть? Я найду его и верну!»

Гарри, как был в хлопчатобумажной рубашке и не по сезону легких джинсах, выскочил за дверь. В ночь, в холод, в дождь, в темноту промерзших улиц. За ним… ЗА НИМ…

«Только бы вернуть его! Мерлин, помоги! Почему Мародеры не сделали карту Лондона? Теперь она бы очень мне пригодилась!»

* * *

После серии продолжительных звонков в дверь, заспанная Панси Паркинсон соизволила-таки распахнуть её перед обезумевшим начальником авроров.

— Поттер? Чего тебе?

— Где он?

— Кто ОН? — Панси ничего не знала о слежке, негласно установленной за Драко, и посчитала наилучшим вариантом косить под «не владеющую информацией девицу».

— НЕ СМЕЙ МНЕ ВРАТЬ!!! Я в последний раз спрашиваю, где Малфой? Если ты откажешься сотрудничать, я сгною в Азкабане все твое семейство, как соучастников преступления!

Паркинсон почему-то с отчаянием схватилась за живот, как будто защищая его от прозвучавшей угрозы.

— Нет! Он был здесь… три недели назад… больше не появлялся…

— ТЫ ЛЖЕШЬ!

— НЕТ! Это правда! — Панси попятилась. — Я думаю, он больше никогда сюда не вернется.

— Почему?

— Я не знаю… — тихий, печальный голос бывшей слизеринки обескуражил Гарри. — Но я почти уверена в этом.

Глаза молодой женщины наполнились слезами. Поттер с удивлением смотрел на подругу своего бывшего врага.

— Что… что между ВАМИ было? — осторожно поинтересовался Гарри.

Вдруг взгляд Паркинсон ожесточился:

— ВСЁ! Между НАМИ было ВСЁ, Поттер! Это МЕЖДУ ВАМИ НИЧЕГО НЕ БЫЛО! Убирайся!

Панси с силой толкнула Гарри в грудь и захлопнула перед его носом дверь.

«Всё?» — Поттер облокотился о стену дома, боясь упасть.

Разом навалилась усталость…

Гарри вновь погрузился в темноту ноябрьской ночи и побрел по окутанным мраком улочкам в поисках того, кто никогда ему не принадлежал…

* * *

Поттер всю ночь искал Драко, исследовав все закоулки Лондона. Он прошелся по всем злачным местам и темным переулкам, расспрашивал каждого встречно запоздалого путника. Все было тщетно. Малфой как в воду канул.

«Ну же, Драко! Где ты?»

Очередной случайный прохожий приковал к себе взгляд Гарри. Сгорбленная фигура старца, неспешно шагавшего по противоположной стороне улицы, показалась отчаявшемуся Герою смутно знакомой. Он напряг свою память, и она вознаградила его внезапным озарением:

— Сэр!

Уборщик магической тюрьмы — а это был именно он — остановился еще до того, как вежливое обращение, адресованное ему, слетело с губ Поттера. Карсон как будто предвидел такой поворот событий.

Гарри подбежал к старику и, в простодушной радости узнавания, заключил его в свои объятия:

— Сэр! Я так рад вас видеть!

— Карсон, сынок. Так меня зовут.

— Мистер Карсон, я…

— Просто Карсон… Вы так похожи…

— Мы?

— Да, ты и Драко.

— Вы ошибаетесь, — Гарри понуро опустил взгляд и на шаг отодвинулся от своего собеседника. — Мы абсолютно разные.

Старик понимающе улыбнулся:

— Вы абсолютно одинаковые. Двое упрямых мальцов. Один молчит, другой не желает слушать.

— Я желаю… — Гарри почему-то почувствовал себя виноватым и попытался оправдаться: — Просто мои друзья…

— Для тебя гораздо важнее то, что говорят ОНИ, нежели то, о чем молчит ОН?

— Они друзья мне. Они желают мне добра…

— А кто спорит? Только вот вся загвоздка в том, что тот, кто желает добра, не действует в угоду личному мнению. Твои друзья пытались тебя понять?

— Н-нет, наверное, — Поттер запрокинул голову и посмотрел на мигающий уличный фонарь над головой.

— Сынок… Дело не в том, чтобы подогнать свою жизнь под рамки, ограниченные общественным мнением и друзьями. Это твоя жизнь — проживи её так, как хочешь ИМЕННО ТЫ!

— Он — убийца! — упрямо произнес Гарри, на что Карсон вежливо возразил:

— Он знает это. И знает почему. Самое интересное, что ты тоже знаешь. Просто не желаешь себе в этом признаваться.

— Я помог ему! Вытащил из тюрьмы! — Поттер в отчаянии сжал кулаки и с вызовом посмотрел на старого уборщика.

— Что же ты тогда не прихватил пирожок с полки, отправляясь в дорогу? — легкая усмешка в голосе Карсона заставила Гарри устыдиться своих слов. Произнося их, он как будто напрашивался на еще один орден, теперь уже «За альтруизм по отношению к угнетенным и обездоленным». Прямо-таки маггловский Человек-паук воплоти!

— Я хочу найти его.

— Не стоит, мой мальчик.

— НЕ СТОИТ?! Вы только что уверяли меня в том, что я был несправедлив к Малфою, что не мог услышать его и почувствовать! Я хочу исправить ошибки…

— Время… Время все исправит, сынок. Уж поверь моему опыту… Подари ему это время. Драко должен разобраться в себе и своих чувствах.

— А если он решит, что я ему не нужен.

Карсон небрежно пожал плечами:

— Значит, ты ему не нужен… только и всего…

Гарри обреченно вздохнул.

— Вы все знаете… Скажите: мы будем вместе с Малфоем, мистер Карсон?

— Просто Карсон… Я не знаю и половины из того, что мог бы познать, прожив свою утомительно долгую жизнь. Я не могу ответить тебе на твой вопрос. Я лишь могу предвидеть, что часть Драко навсегда останется с тобой…

С этими словами старый уборщик поплелся дальше по улице, как будто он и не останавливался вовсе.

— КТО ВЫ?! — отчаянный крик заставил Карсона остановиться и обернуться.

— Ты видишь меня, Гарри?

— Как собственное отражение в зеркале по утрам.

— Я — Карсон. Главный по чистоте.

— Вы — ангел?

Старик зашелся каркающим смехом.

— Не думаю, что ангелы способны умирать от рака легких… Что ты, сынок?! Я просто старый уборщик в Азкабане.

— Вы так много всего знаете.

— О-о-о… Много, сынок… но далеко не все…

Хлопок аппарации — и Карсон растворился в воздухе.

— Я схожу с ума, — подумал Гарри. Однако желание искать Малфоя он уже утратил.

«Время… Время все исправит, сынок. Уж поверь моему опыту… Подари ему это время. Драко должен разобраться в себе и своих чувствах»

— Разбирайся, Малфой! — разрешил в немую пустоту ночи Поттер. — Я подожду!

* * *

— …Драко... Привет, Драко! Тебе не холодно?

Мелодичный чистый голос заставил Малфоя разлепить сонные веки.

Взгляд сфокусировался на женской фигурке. Копна светлых волос, слегка выпуклые глаза, задумчивый взгляд…

…Полумна…

«Мерлин! Только этого мне не хватало!»

— Ты проснулся? Хорошо, что не замерз, правда?

Округлившийся живот миссис Лонгботтом явно свидетельствовал о том, что она вот-вот должна была разродиться.

«Хорошо бы не прямо сейчас».

Драко зябко поежился и принял сидячее положение. У него не было абсолютно никакого желания общаться с получокнутыми девицами.

— Я знаю… ты молчишь… мой отец упоминал о тебе в «Придире». Наверное, тебя кто-то укусил.

«Да! Морщерогий кизляк!»

Драко усмехнулся.

— О! Ты улыбаешься! Тебе идет улыбка… Знаешь, ты даже светишься изнутри… немного… А я вот по парку решила прогуляться, покормить птичек… Ты, наверное, тоже их кормишь здесь…

Девушка не спрашивала, она сама всё знала.

«Выгодный собеседник, особенно для человека, который молчит».

— А Гарри с тобой? Ты же теперь с ним живешь? Вы поженитесь?

«Стоило только обрадоваться, как посыпались вопросы, на которые я, даже если бы мог разговаривать, все равно не знал бы, что сказать».

— А-а-а… — протянула Полумна, не дождавшись ответной реплики, — вы поссорились? Мы с Невиллом тоже иногда ссоримся. Так бывает, знаешь… А потом мы миримся… и это лучше всего. Он как будто чужой сначала, а потом опять мой… Это так здорово, ты не находишь?

«Поттер никогда моим не был…»

— Вы помиритесь… Я знаю… Гарри хороший человек… Мне кажется, он даже влюблен в тебя…

«Фантастика у нас в соседнем отделе, дорогуша».

— Ой!

Полумна опустилась на лавочку рядом с Малфоем и схватилась за живот.

— Больно… Что со мной Драко?

«О, Мерлин, только не это! Пожалуйста, произведи на свет потомка Невилла подальше от меня!»

— Мой живот! Он… Что с ним?

«Я не акушер-гинеколог, откуда мне знать?!»

— Мне плохо, Драко, — Полумна начала заваливаться на бок, и Малфой, сам того не ожидая, вдруг обхватил ее за плечи и, прижав к себе, погладил по затылку.

— Ты можешь что-то сделать?

Вспомнив два-три обезболивающих заклинания, Драко воспользовался невербальной магией и попытался облегчить страдания своей новоявленной подопечной.

— О… Спасибо… Мне, наверное, в клинику надо… Поможешь добраться?

Малфой осторожно поднял Полумну на руки и аппарировал вместе с ней прямо к дверям больницы Святого Мунга.

Он намеревался оставить роженицу у входа, но она, крепко вцепившись в его запястье, с мольбой в голосе произнесла:

— Не бросай меня. Мне спокойней, когда ты рядом и совсем не больно, ну разве что только чуть-чуть, — жена Невилла виновато улыбнулась. — Ты ведь не бросишь меня?

Драко отрицательно помотал головой.

«Не брошу! Но сегодня явно не мой день!»

Малфой ошибался…

* * *

Невилл влетел в палату клиники как раз тогда, когда Драко передавал новорожденную девочку в руки обезумевшей (куда уж, казалось, более?) от счастья матери.

Шок, испытанный им от увиденного, моментально прошел, когда его любимая жена произнесла, глядя на Малфоя:

 — Спасибо, Драко. Без тебя я бы не справилась… Ты будешь нашим крестным?

Полумна не делила мир на черное и белое, на добро и зло, на хороших и плохих, она просто видела… и, возможно, даже слышала то, что другим услышать было просто не дано…

Невилл колебался всего секунду, а потом быстро подошел к Малфою и крепко пожал ему руку…

Драко явился в Хогсмид ближайшим рейсом, в начале января 2001 года, под утро. Отсюда до Хогвартса было рукой подать, и юный Малфой решил пройтись пешком.

Рассвет раскрасил окрестности в розовые цвета. Белоснежные равнины искрились, отражая свет восходящего солнца. Теплый ветерок с юга слегка раздувал полы дорожной мантии. Малфой наслаждался прогулкой, он радовался даже легкому морозцу, щипавшему его за щеки и незащищенные перчатками руки.

Жизнь казалась такой светлой и лучистой, как когда-то очень давно, в другой, прошлой жизни.

Снег хрустел под ногами так мелодично, что Драко хотелось подпеть ему. Правда, на ум не приходило ни одной подходящей для этого случая песни…

Радость зимнего утра омрачала лишь одна тревожная мысль. Она, словно тучка, время от времени набегала на безоблачное небо сознания Малфоя и проливалась в его голове моросящим дождем сомнений, образуя грязные лужицы липкого страха.

Как встретит его Школа волшебников? Осуждением, перешептыванием, презрительными гримасами учеников? Справится ли он с работой, выпрошенной и выстраданной для него Невиллом? Не подведет ли он своего поручителя? Обретет ли наконец желанное спокойствие? Этого Драко не знал. Да и знать не хотел…

«Мне много чего пришлось пережить. Уж нерадушный прием я как-нибудь осилю».

* * *

Невилл сделал все, что мог, чтобы выбить для бывшего преступника право на работу. Он дал два-три интервью в газеты, преувеличивая заслуги Малфоя и снабжая свои рассказы о нем яркими эпитетами, цитатами из маггловской Библии – мол, «кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень», — и другими не менее увесистыми аргументами, так сказать, приукрашая сотней врак одну сомнительную правду.

«Тебе бы книжки для детей писать, Лонгботтом, — усмехался про себя Драко. – Что я сделал-то? Подумаешь, помог Полумне разродиться! Она и сама бы справилась, я в этом почти уверен!» — именно так он и рассуждал, просматривая статьи в газетах, но тем не менее был безмерно благодарен долговязому увальню за то, что тот взялся восстановить его права.

В результате многократных выступлений перед журналистами и общественностью, нынешнему директору Школы чародейства и волшебства удалось-таки, благодаря своему авторитету, отвоевать для Малфоя высочайшее дозволение, если и не работать в школьной лаборатории (как изначально планировал Невилл), то, по крайней мере, хотя бы стать помощником мадам Помфри.

«И на том спасибо, как говорится».

* * *

До прибытия в Хогвартс Драко жил у Лонгботтомов, которые гостеприимно пригласили его в свой дом на правах крестного их новорожденной малютки.

Полумна, как заведенная, с утра до вечера носилась по комнатам с ребенком на руках и непрерывно щебетала. Нет, она не пыталась разговорить молчаливого гостя, просто рассказывала ему всякие милые глупости о своей семье, задавала много ненужных вопросов о нем и Гарри, на которые не ожидала получить ответа. Малфой почти не слушал девушку, его больше волновали собственные тревожные мысли.

От Поттера не поступало никаких известий.

Уход Драко из дома на площади Гриммо широко освещался в прессе. В связи с этим имя Гарри и так, и эдак склонялось на страницах магических изданий. Но из коротких газетных выжимок невозможно было извлечь ничего путного. Все статьи базировались в основном на догадках и предположениях, ибо сам народный Герой никаких интервью не давал и от комментариев отказывался.

А еще он не предпринял ни единой попытки для того, чтобы отыскать Драко и вернуть его.

«Видимо, серьезно я его достал…» — с горечью думал Малфой.

Конечно, он убеждал себя в том, что ему на это абсолютно наплевать, но его сердце упорно отказывалось считать себя лишь кусочком льда.

Драко пытался похоронить свою едва осознанную любовь в глубинах подсознания. Он вырывал для нее могилу поглубже и устанавливал надгробную плиту попрочнее. Но она каждый раз воскресала и укоризненно кивала ему головой:

«Что же ты делаешь, приятель? Я живая!»

Малфой и сам не понимал собственных чувств.

«И чего я так переживаю? За что мне любить этого гриффиндорского выскочку?! Ну, подумаешь, спас! Что ж мне теперь на него молиться? Я тоже его спасал… Он оскорблял меня! Верил каждому слову, каждому обвинению, небрежно брошенному в мой адрес… Да шел бы он… куда подальше!»

Драко злился на Гарри, ненавидел его… Но тем не менее никак не мог извлечь из сердца осколок потери от початой, но так и недопитой до дна, бутылки с «выдержанной» привязанностью и «коллекционной» любовью внутри…

Однажды ночью, разбуженный очередным кошмаром, Малфой крадучись пробирался на кухню, чтобы глотнуть воды и при этом не потревожить покой обитателей дома. Однако оказалось, что тревожить было некого. Чета Лонгботтомов сидела в гостиной и о чем-то тихо беседовала. Неровное пламя нескольких зажженных свечей, словно в театре теней, рисовало на стенах неясные размытые силуэты. Драко не собирался подслушивать, но упомянутое несколько раз знакомое имя, заставило его изменить благородным принципам и, замерев за дверью, напрячь слух.

Из приглушенного ночного разговора Малфой узнал, что Невилл пытался встретиться с Поттером, но не застал его ни дома, ни на работе. Кикимер, открывший дверь директору Хогвартса, сообщил последнему, что его хозяин уехал по срочному заданию Министерства в южную провинцию страны. Однако Невилл был почему-то абсолютно уверен в том, что Гарри в это время находился дома, просто не пожелал увидеться со своим посетителем.

— О, дорогой! – Полумна уткнулась в плечо мужа. – Что же нам делать? Я ведь вижу, что Драко страдает. Он ждет его, а Гарри не приходит… Он пытается казаться сильным, а на самом деле такой слабый…

— Драко сильный. Он многое пережил, но не сдался. И Гарри сильный, просто… слишком импульсивный что ли… Рон и Гермиона, конечно, изрядно потрудились, промывая ему мозги.

Полумна отрицательно покачала головой:

— Нет, Невилл. Они ведь тоже любят его и заботятся о нем… Я слышала, что Гермиона расторгла помолвку… Наверное, ей тоже жалко Драко… Бедняжка… У них с Рональдом ничего не ладится. Он такой грубый стал в последнее время.

Лонгботтом нежно обнял жену за плечи и осторожно поцеловал её в макушку.

— Рон всегда был чересчур категоричным, особенно если дело касалось Малфоя. Гермиона – другое дело. Она даже эльфов-домовиков защищала, помнишь? А сейчас перед ней стоит сложный выбор: любовь или справедливость. Друг или любимый человек. Если бы только Рональд одумался… но он, похоже, свято верит в виновность Драко.

Полумна грустно вздохнула:

— Всегда надо выбирать… Разве нельзя обойтись совсем без выбора?

— Нет, дорогая. Всем приходится когда-нибудь выбирать.

— Думаешь, Гермиона выберет одиночество? – и без того выпуклые глаза Полумны округлились еще больше. – Думаешь, и Гарри выбрал одиночество?

— Не знаю… Может быть, милая, ты просто дала неправильное определение его выбору? Почему одиночество?

— Ты глупый… Если Гарри не выберет Драко – он останется один.

— Найдет себе кого-нибудь еще.

Полумна зажмурилась и в отчаянии помотала головой.

— Нет, Невилл. Тогда это уже не любовь!

— Значит, не любовь…

Услышав последнюю реплику хозяина дома, Драко вдруг неожиданно пошатнулся и, закрыв лицо руками, с силой надавил на веки. На негнущихся ногах он вернулся в комнату для гостей и осторожно прикрыл за собой двери.

«Все кончено! Я ему больше не нужен…»

* * *

Сейчас ныне амнистированный бывший Пожиратель смерти шел по заснеженной равнине в направлении места своей новой работы. Он был СВОБОДЕН!

Мстить ему теперь было некому. Теду и Льюису он значительно подкоротил возраст и они вот уже, без малого, месяца три, как покоились в земле. Перси, пускающий слюни, был навеки упакован в больничный халат клиники Святого Мунга, а Гарри… Тут мысли Драко внезапно обрывались…

«Что Гарри? Он рассчитался с долгами. Вытащил меня из тюрьмы, ухаживал за мной и даже, чего греха таить, доставлял мне удовольствие. Пусть живет… без меня… Только, Мерлин! Почему же мне так больно?»

Малфой сам себе боялся отвечать на свои же собственные вопросы. Похоже, ему самому приходилось платить тоской и одиночеством по счетам, предъявленным совестью.

«Я привязался к нему… Что мне делать теперь… без него?»

Просто жить!

И бывший аристократ пытался жить.

* * *

Поначалу, как и ожидал Драко, школа встретила его с немой укоризной и осуждением, если не сказать отчуждением.

Но Малфой боролся. Медленно, очень медленно он пытался реабилитироваться в глазах окружающих.

Первые же два-три несчастных случая с учениками предоставили ему такую возможность. Малфой-младший все делал правильно и, самое главное, профессионально. Он с легкостью избавлял пострадавших студентов от рвоты, вызванной употреблением ими блевотных пастилок братьев Уизли; мастерски готовил сложные целебные микстуры для простудившихся; залечивал мелкие порезы и ссадины у забияк. Учителя зауважали Драко, Невилл при любом удобном случае, и, возможно, не вполне заслуженно, восхвалял его до небес, учащиеся, особенно слизеринцы, сменив гнев на милость, начали ему доверять. Жизнь налаживалась, боевые действия сменились временным перемирием сторон.

Никого из преподавателей и студентов не смущало безмолвие нового помощника мадам Помфри. Наоборот, эта его особенность способствовала развитию у окружающих творческого мышления и воображения. По школе бродили самые разнообразные слухи о том, при каких обстоятельствах Драко лишился голоса. Разброс мнений был велик – от банальных историй о простуде и злоупотреблении сигаретами до невероятных и фантастических небылиц о сражениях с вампирами и оборотнями. Малфоя забавляли все эти милые бредни. Когда он проходил мимо стайки первокурсников, они внезапно замолкали, с восхищением и суеверным страхом изучая его, как диковинного зверя в лондонском зоопарке или как именитого актера, снизошедшего до накладывания бинтов и примочек. Самые смелые и отчаянные как-то даже пытались попросить у него автограф, но были остановлены коротким отрицательным кивком головы.

В Хогвартсе у Драко не было друзей, да он и не имел намерения сближаться с кем-либо. Невилл, конечно, время от времени пытался проявлять заботливое участие по отношению к нему: приглашал в свой кабинет, отпаивал чаем и задавал какие-то пустяковые вопросы о работе, самочувствии и настроении. Но Малфой, по обыкновению, отмалчивался, и директору школы не оставалось ничего другого, кроме как смириться с поражением и отпустить своего подопечного обратно в больничное крыло.

Иногда, примерно раз в неделю, приезжала Полумна с дочерью – малышкой Бонни, как ласково называла ее бабка Невилла. Почему-то именно их Драко приятнее всего было видеть. Юная миссис Лонгботтом буднично целовала Малфоя при встрече в щеку и решительно вручала ему пухлощекого карапуза.

— Поиграй со своей крестницей, Драко. А я пока поищу моего ненаглядного, — с этими словами Луна убегала на поиски супруга, а Малфой с осторожной нежностью прижимал к груди теплый комочек, обряженный в рюши и кружева.

В такие минуты ему становилось невыносимо грустно от мысли, что его собственное, пока еще нерождённое счастье находится где-то очень-очень далеко, за пропастью отказа будущего отца быть рядом со своим ребенком.

Однажды, после очередного общения с Бонни, Драко не выдержал. Едва вернув Полумне дочь, он со всех ног бросился в совятню и, набросав короткую записку, отправил её с одной из школьных почтовых сов в Лондон.

«Я хочу тебя видеть. Пожалуйста, приезжай», — умолял Малфой в своем письме, адресованном… Панси Паркинсон.

* * *

Конечно, за все время, проведенное в Хогвартсе, Драко ни на минуту не оставляли в покое тревожные думы о Гарри. Стоило ему только погрузиться в себя, как перед его мысленным взором тут же вырисовывался образ беззащитного и потерянного мальчика со шрамом. Он с немым укором призывал Драко к ответу:

«Почему ты ушел? Теперь ты счастлив? Или тебе нужно что-то еще?»

Что-то еще Малфою было очень даже нужно, но он отчаянно боролся со своими потребностями и навязчивыми идеями.

«Так лучше! И мне и ему! Я свободен, он тоже! У него все будет хорошо. И у меня. По крайней мере, я очень на это надеюсь».

Поттеру Малфой не написал ни разу…

* * *

В марте пришло письмо от Гермионы:

«Драко, прости, – гласило короткое послание. – Я просто не доверяла тебе и волновалась за Гарри. Рада, что ты теперь работаешь в Хогвартсе. Надеюсь, ты будешь счастлив.

P.S. Еще раз прости. Я не желала тебе зла, поверь. Ответь мне, если посчитаешь нужным»

Отвечать Малфой нужным не посчитал. Грейнджер осознала свою вину и прекрасно. Он не священник, чтобы отпускать грехи каждому покаявшемуся грешнику.

Драко не мог ненавидеть её. Она пыталась защитить своего друга. Но он так же не мог понять, что в его отношениях с Гарри показалось ей нелогичным и необоснованным. Да, в школьные годы Малфой не раз выступал зачинщиком конфликтов с гриффиндорцами, но с той поры прошло уже много лет. Неужто досужие сплетни могли на столько деформировать мозг заступнице домовых-эльфов, что она отказала обычному человеку в элементарном сострадании и понимании? Драко не рассчитывал на пикеты и митинги в защиту своих прав, он просто хотел, чтобы его услышали… даже несмотря на то, что он молчал.

* * *

Панси прибыла в Хогвартс в конце мая, поздно вечером, когда студены школы, покончив с ужином, уже разбрелись по своим гостиным.

Округлившийся живот теперь не позволял молодой женщине резво передвигаться, она шла очень медленно, придерживая рукой поясницу.

Малфой встретил её у ворот школы и проводил в замок.

— Зачем ты позвал меня? – устало поинтересовалась Паркинсон, едва опустившись на одну из больничных коек.

Драко промолчал, слегка пожав плечами.

— У нас будет мальчик, — Панси заглянула в глаза своему бывшему жениху. – Я просто хотела, чтобы ты знал…

Малфой опустился на колени и дотронулся до выпирающего бугорка на животе подруги, который она помогла идентифицировать как пяточку.

— Тебе не стоит привыкать к нему, — печаль в голосе ощущалась даже на физическом уровне. – Я сдержу обещание. Скоро мы уезжаем… У нашего сына нет будущего в этой стране.

Драко был полностью согласен с матерью своего еще не родившегося ребенка, но, секунду поразмыслив, он взял с прикроватной тумбочки блокнот и, быстро набросав на нем несколько слов, передал послание Паркинсон.

«Выходи за меня», — предлагал аккуратный аристократический почерк.

Панси несколько раз перечитала записку, прежде чем поднять глаза.

— Но я думала… — она запнулась. — Зачем? Ты не любишь меня, Драко.

Следующий исписанный листок бумаги объяснил всё:

«Нет, извини! Я просто не могу тебя любить. Но я люблю нашего сына, Панси. Уже люблю… Ты сможешь это понять?»

Она поняла…

А Поттер за все это время так себя и не проявил…

Кто ты, горе или радость? То замерзнешь, то оттаешь.

Кто ты, ласковое солнце или мертвый белый снег?

Я понять тебя пытаюсь, кто же ты на самом деле,

Кто же ты на самом деле, айсберг или человек. (с)

сл. Л.Козловой, исп. А.Пугачева

Статьи о помолвке Драко и Панси украсили первые полосы всех магических изданий.

«Бывший Пожиратель смерти женится!»

«Свадьба амнистированного преступника!»

«Малфой-младший нашел свою судьбу!»

И даже:

«Брак, как возможность скрыть свою гомосексуальность!»

Газетные заголовки пестрели яркими эпитетами и обличающими фразами, желая привлечь как можно больше читательской аудитории и заработать на сенсации.

Гарри Поттер – Мальчик-Который-Выжил – методично сжигал макулатуру, регулярно поставляемую Кикимером, в камине, бегло ознакомившись с её содержанием.

«Как он мог?! Хорек! Клянусь Мерлином, я убью его!»

* * *

Прошло около шести месяцев с тех пор, как Драко покинул дом на площади Гриммо.

Первые несколько дней Гарри не находил себе места, он призрачной тенью слонялся по опустевшему дому, в немом отчаянии сжимая и разжимая кулаки.

Через неделю явился Невилл, но Поттер просто не пожелал никого видеть. Тогда он еще не знал цели визита бывшего однокурсника.

Гарри взял отпуск на работе и дни напролет проводил в раздумьях.

«Правильно ли я сделал, послушавшись Карсона? Нужно ли было Малфою время? Или он наконец освободился от навязанной благодарности?»

Видит Мерлин, Гарри очень хотелось вернуть Драко, просто он не имел представления, как это возможно было осуществить.

Поттер каждый день ждал, что Малфой вернется, но упрямый слизеринец упорно не желал объявляться. Пресловутое время, словно пиявка, вытягивало из Гарри остатки надежды.

«Он не любил меня никогда, просто тупо пользовался. Зачем ему возвращаться? Да и где его искать?»

Спустя пару-тройку недель Поттер взял себя в руки и вернулся на службу, однако его вовсе не порадовали таинственные перешептывания сослуживцев за спиной. Он чувствовал себя лисицей, угодившей в капкан браконьеров. Сплетни размножались, обрастая все новыми и новыми пикантными подробностями из личной жизни Героя. Гарри было плевать на слухи о себе, но нелестные высказывания в адрес Драко просто вымораживали начальника авроров. Текучка кадров стала обыденным явлением в «Отделе по обезвреживанию особо опасных преступников». Никто в здравом уме и трезвой памяти не желал по доброй воле становиться подчиненным Гарри Поттера.

«Он просто демон, восставший из ада!» — судачили о нем сотрудники Министерства.

* * *

То, что бывший Пожиратель смерти устроился на работу в Хогвартс, Гарри узнал из тех же магических изданий, которые сейчас доверительно сообщали ему со своих страниц о предстоящей свадьбе Малфоя и Панси. Старый эльф-домовик всегда, и якобы случайно, оставлял утреннюю газету на столе в гостиной, при этом она, каким-то чудодейственным образом, обязательно оказывалась открытой на нужной странице с очередным кричащим заголовком.

Поначалу Поттер обрадовался за своего подопечного:

«Наконец-то Драко полностью свободен! Когда-нибудь мы сможем быть с ним вместе, обладая равными правами!»

Однако немного поразмыслив, Гарри додумался и до менее оптимистичных выводов.

«Теперь, когда у него есть все, нужен ли ему буду я?»

И вот ответ на поставленный вопрос не замедлил себя ждать.

* * *

Одна короткая статья в газете привлекла особое внимание Гарри:

«Наследник семьи Малфоев», — гласило её скромное название.

«Нашему корреспонденту стало доподлинно известно, что невеста Драко Люциуса Малфоя, небезызвестная Персефона Александра Паркинсон, носит в своем чреве наследника двух древнейших магических родов. От каких-либо комментариев будущая мать отказалась, аргументировав свое нежелание сотрудничать «непечатными выражениями», не свойственными потомственным аристократам.

Однако округлившийся живот мисс Паркинсон и намерения бывшего Пожирателя смерти узаконить отношения с ней свидетельствуют о том, что выводы журналистов правдивы. Как отреагировал на данное сообщение всеми нами известный Победитель Темного Лорда остается загадкой, ибо Поттер не покидает своего убежища и не дает по этому поводу никаких объяснений».

Гарри действительно скрывался. Его дом день и ночь охраняли журналисты в надежде заполучить долгожданное интервью, способное повысить рейтинги их изданий.

«Панси беременна! — только это мысль держала Героя на плаву. – Вот почему она хваталась за живот! Все-таки он спал с ней! Я должен убедиться в этом! Я должен знать наверняка! Если сплетни бульварных газетенок подтвердятся – я уйду! Но я должен услышать правду!»

Гарри не мог поверить в то, что время, которое он дал Драко на раздумье, именно так распорядилось их судьбами. Неужели Малфой действительно никогда не испытывал никаких чувств к нему?

«Я это выясню!»

* * *

Малфой как обычно читал, сидя на одной из кушеток в пустующем больничном крыле. Июнь месяц одарил помощника мадам Помфри отсутствием пациентов, ибо студентам сейчас, во время подготовки к экзаменам, было не до драк и простуд. Редкие обмороки от переутомления все-таки иногда случались, но «популяция Гермион» в Хогвартсе явно сокращалась, находясь на грани вымирания.

Когда распахнулась дверь, Драко даже не оторвал взгляда от книги, убежденный в том, что пришел очередной первокурсник, наглотавшийся каких-нибудь паскудных сладостей от братьев Уизли, которые контрабандой ввозились студентами в школу под видом безобидных конфеток от Берти Боттса.

«Вот и пусть его продерет, если он такой лентяй! В другой раз будет думать, прежде чем потреблять всякую дрянь!»

— Привет…

До боли знакомый голос острым осколком прошлого прошелся по сердцу.

— Я… хотел увидеть тебя…

Драко буквально оглушило. Он отложил книгу в сторону и уставился на вошедшего гостя.

«Поттер!»

Молниеносно оказавшись рядом Гарри, Малфой чуть было не сломал ему нос, пытаясь глубже проникнуть своим языком в его полуоткрытый рот.

«Я ждал тебя! Скучал! Услышь!»

Поттер не слышал. Он стонал, растворяясь в сладостных ощущениях.

— Ты женишься? – в полубреду шептал Гарри. – Я не позволю тебе! Лучше умри!

Драко ласкал своего любовника так неистово, видимо, нутром чуя, что делает это в последний раз. Он повалил его на ближайшую постель, двумя-тремя взмахами волшебной палочки избавил их обоих от одежды и наложил на дверь запирающее заклинание. А потом осторожно проник в разгоряченное тело.

«О, Мерлин! Как мне всего этого не хватало!»

Несколько сильных толчков. Руки, скользящие по смуглому телу. Ноги, обнимающие молочно-белые бедра. Искусанные в кровь губы. Ногти, оставляющие кровавые полосы на нежной коже предплечий.

— Не бросай меня! – с этими словами Гарри прогнулся в спине и застонал, слыша в ответ знакомый звериный рык.

Потом он в беспамятстве опустился на подушки и прижал к себе дрожащее тело:

— Я люблю тебя, Драко. Мерлин свидетель, я люблю тебя!

Малфой тяжело дышал, но как обычно ничего не ответил…

* * *

Вот все и решилось. Одно свидание, которое все расставило по местам. Больше не надо было страдать и мучиться. ОНИ были вместе сейчас, но быть вместе до конца дней своих им было не дано…

Покидая больничное крыло Хогвартса Гарри обернулся, и на мгновение ему показалось, что в глазах Драко промелькнула печаль. Но в следующую же секунду его лицо исказил знаменитый малфоевский оскал, тот самый, который Поттер уже видел в комнате для переговоров, навещая в тюрьме своего бывшего врага.

(«Я хочу помочь тебе!»)

«Что ж, я помог… сделал все, что было в моих силах. Теперь ты уж как-нибудь сам… без меня…»

— Если честно, я думал, что ты любишь меня хоть немного…

Гарри с надеждой взглянул на Драко, но тот продолжал молчать. Да и что он мог сказать?

«Я уже принял решение, Поттер. И не могу переиграть все в твою пользу. Я женюсь на Паркинсон, мы уедем из страны и будем вместе воспитывать нашего сына. Я не могу лишить своего ребенка отца, не могу оставить его без поддержки, пусть даже и весьма сомнительной».

— Ты никогда не любил меня, верно? – Гарри печально вздохнул. – Ты просто пользовался мной для того, чтобы отомстить…

«Это неправда!» — Малфой был близок к тому, чтобы крикнуть эту фразу в лицо своему любовнику, но, по обыкновению, промолчал.

— Если честно, мне жаль тебя, Драко… Ты отталкиваешь от себя счастье сразу обеими руками…

Малфой не отталкивал, он просто не хотел, чтобы Гарри питал какие-то иллюзии на его счет.

«Все кончено, Поттер! Я свой выбор сделал. Ты мне не нужен…»

Так и не дождавшись ответа, Мальчик-Который-Выжил горько усмехнулся и вышел из помещения, осторожно прикрыв за собой дверь.

Малфой бесконечно долго смотрел на то место, где еще секунду назад стоял самый близкий и родной ему человек, который готов был не просто слушать, а отчаянно пытался услышать.

«Зачем я с ним так? Он больше никогда не придет».

Мысль была настолько правдоподобной, что буквально расплющила Драко своей очевидностью.

Он пошатнулся и вздрогнул… от боли и одиночества.

«Ну и ладно! Пусть проваливает! Я свободен и сам о себе могу позаботиться! Живи, Поттер, и будь ты наконец счастлив!»»

Малфой тряхнул головой, прогоняя тревожные мысли, и еще раз улыбнулся, теперь уже не надменно, а скорее печально.

«Ты улыбаешься! Тебе идет улыбка… Знаешь, ты даже светишься изнутри… немного…» — вдруг неожиданно вспомнились слова Полумны…

На тот момент жить Драко оставалось не более пятнадцати минут…

* * *

Гарри прошел по коридору до лестницы, намереваясь спуститься вниз и навсегда покинуть Хогвартс, но был остановлен властным приказом:

— Стой, Поттер!

Бывший гриффиндорец остановился.

— Повернись!

Медленно… очень медленно Гарри обернулся и взглянул на человека, отдающего распоряжения, хотя уже давно опознал его по голосу.

Рональд…

Бывший друг держал в руках волшебную палочку, конец которой был направлен точно в грудь Поттера.

— Опусти палочку, Рон… И давай поговорим спокойно…

— Спокойно!? Да что ты понимаешь в спокойствии, Герой?! Твой паскудный любовник отравил мою жизнь! Свел с ума Перси! – голос Уизли то и дело срывался на крик. — И теперь даже Гермиона, начитавшись всякой ереси Невилла, встала на сторону облезлого хорька. Будто он никогда и не был причастен ни к одной гнусной мерзости, которую совершил! Вы что все с ума посходили?!

Гарри попытался незаметно дотянуться до своей волшебной палочки.

— Я бы на твоем месте этого не делал, Поттер! Если ты, конечно, не желаешь, чтобы я подкараулил здесь твоего любовника и пришиб его «Авадой» прямо на месте!

— Ты этого не сделаешь, Рональд!

— Еще как сделаю! Вы должны за все ответить! — в глазах Уизли блестели злые слезы маниакальной ненависти. – Ты знаешь, что такое боль, Гарри?!

— Знаю…

— Ни хрена ты не знаешь!!! Но узнаешь… Видит Мерлин, узнаешь…

Палочка даже не дрогнула в руках лучшего друга Гарри Поттера, когда он произносил свое заклятие:

— Сектумсемпра!

* * *

Драко вышел из больничной палаты минут через пять после того, как за Гарри закрылась дверь.

Сделав несколько неуверенных шагов, Малфой остановился и прислушался. Ему показалось, что его слух различает в отдалении какие-то голоса. Отправившись в направлении звука и свернув за угол, Драко замер от неожиданности. Картина, открывшаяся его взору, была из жанра сюрреализма.

Два некогда лучших друга стояли друг напротив друга. Один из них направлял свою волшебную палочку на другого.

— Ни хрена ты не знаешь!!! Но узнаешь… Видит Мерлин, узнаешь… Сектумсемпра!

Малфой как будто в замедленной съемке наблюдал за тем, как от кончика гладкого отполированного деревца, которое сжимал в руке рыжей Уизел, отделился красный луч и понесся в сторону Гарри.

Времени на то, чтобы достать свою палочку и блокировать заклинание, уже не оставалось. Движимый каким-то внезапным внутренним порывом, Драко за доли секунды преодолел расстояние, отделявшее его от Поттера, и закрыл собой своего бывшего врага.

Красный луч поражающего заклятия ударил точно в грудь Малфоя, рассекая его тело в нескольких местах. Он пошатнулся и упал в объятия Гарри.

Рон закричал и, выронив палочку, бросился прочь от места своего преступления.

Поттер присел на корточки, обхватив Малфоя дрожащими руками.

— Драко... Драко! НЕТ! Только не это! Черт! Подожди… Как же оно звучало это контрзаклятие? Ты помнишь?

Малфой молчал, его исполосованное тело билось в конвульсиях, рубашка насквозь пропиталась алой кровью.

— Потерпи… Пожалуйста, потерпи… Я вспомню.

Но вспомнить Гарри не мог. Нечего было вспоминать. Он просто никогда не знал заклинания, способного отменить действие «Сектумсемпры», этими знаниями владел только профессор Снейп, но на этот раз мастер зельеварения уже не мог прийти на выручку своим бывшим студентам. Драко закрыл глаза, в уголках его губ обозначился кровавый сгусток.

— Нет! Не надо, не уходи! Пожалуйста! Помогите мне кто-нибудь! ПОМОГИТЕ! КТО-НИБУДЬ!

Никто не отозвался. Студенты грелись на солнышке где-то возле Черного озера, изучая конспекты и бубня про себя пройденный материал, а преподаватели, скорее всего, отмечали окончание занятий в «Трех метлах» — в Хогсмиде. Кто-то, безусловно, должен был пребывать в замке, но этот «кто-то», видимо, находился вне зоны слышимости. Гарри побежал бы за помощью, но не хотел оставлять своего любимого одного.

— Какой же ты придурок, Малфой! На хрена надо было меня закрывать? – Поттера злило собственное бессилие. – Зачем, Драко?

Веки бывшего слизеринца дрогнули, и он открыл глаза.

— Ты поступил глупо! Я бы уклонился! Не в первый раз! Зачем подставляться? И именно теперь, когда ты вернул себе всё: свободу, право на работу и даже уважение. Скоро у тебя родится сын… Чего тебе не хватало в жизни? Поиграть напоследок в героя?! Что еще тебе было нужно, чертов ты эгоист!? ЧТО?

— Ты…

Будто призрак прошлого коснулся небритой щеки Гарри. Это было первое и последнее слово, которое Драко произнес за истекшие два года. Поттер уже успел порядком подзабыть мелодичное звучание его голоса. Но теперь он вспомнил, чтобы уже не забыть никогда…

Смахнув непрошеные слезы горечи и отчаяния, Гарри позволил себе усмехнуться:

— Я не «ЧТО», Малфой! Я – «КТО»! Надеюсь, это ты в состоянии запомнить? – тихо произнес он и коснулся губами навеки застывших в ожидании ответа глаз своего бывшего врага…

ЭПИЛОГ

Три одинокие фигурки отчетливо выделялись на фоне белых заснеженных просторов лондонского кладбища. Панси, Гарри и маленький Драко приходили сюда один раз в неделю, поменять цветы на могиле и оставить свои письма.

Взяв к себе семью Малфоя и обеспечив им безбедное существование, Гарри Поттер вел все то же безмятежное существование, как и много лет назад, когда в его жизни еще не было упрямого слизеринца. Только теперь его окружали женский смех и детский лепет, и от этих, на первый взгляд, казалось бы, простых вещей по венам Героя разливалось тепло.

Нет, за все это время Гарри и пальцем не коснулся несостоявшейся жены своего возлюбленного. Он не запрещал Панси общаться с другими мужчинами и даже приводить их домой. Она должна была обрести счастье когда-нибудь. На свое собственное Поттер давно уже не рассчитывал.

Он не знал, о чем в своих посланиях пишет Паркинсон за себя и за их (да, теперь уже ИХ) пятилетнего сына, и, собственно, не желал знать. Такое вот негласное правило. Это было личным делом каждого. Сам Гарри в каждой своей записке, адресованной бывшему врагу, писал всегда только лишь одну фразу:

«Я ТЕБЯ СЛЫШУ…»

* * *

И он действительно слышал, каждую ночь слышал:

«Что еще тебе было нужно, чертов ты эгоист!? ЧТО?»

«ТЫ…»

КОНЕЦ!