Тяжелые тучи бегут по угрюмому серому небу, угрожающе нависая над Запретным лесом. Далекий гром будоражит еще не растаявшую до конца землю, заставляя ее мелко вздрагивать, словно от боли. Где-то за Хогвартсом сверкает молния, ярко освещая сгорбленные стены старого замка. В такую погоду нужно сидеть дома, греться у огня и шутить с друзьями. Наверное…
Грязь пополам со льдом противно хлюпает под ногами, заползая в ботинки, прилипая к брюкам и мешая идти. Дорога уже давно кончилась, а по тропинке ходит слишком мало людей, чтобы она становилась заметной среди пожухлой травы и сморщенной, гниющей листвы. Впрочем, мне не нужны никакие указатели. Я знаю этот путь с детства, с тех пор как приходил сюда с дядей. Знаю так хорошо, что смогу пройти с закрытыми глазами, не натолкнувшись ни на одно препятствие. И я иду. Иду…
Когда-то я даже тщательно просчитал необходимое количество шагов. Специально, чтобы всегда иметь возможность вернуться сюда. Двести тридцать два маленьких шага, чтобы прикоснуться к самому дорогому, заново пережить нашу первую встречу с ними и надолго оставить в своей душе капельку тепла. С ними…
Вон она… старая ива раскинула свои ветви, словно бережливая хозяйка, прячущая свое самое дорогое сокровище. Она приветливо встречает меня звонким шелестом сухой листвы и укоризненно скрипит, будто ругая за долгое отсутствие и незаслуженное забвение. Не могу сдержаться, и по-родственному обнимаю ее толстый, изрезанный глубокими морщинами ствол. Легкий порыв ветра и колючие ветви на мгновение обнимают меня, даря прекрасное ощущение счастья.
Я вернулся… Я пришел. Я здесь! Слышишь, ива, моя верная подруга детства? Я здесь, мне осталось всего два шага. Два маленьких шага, которые всегда оказываются самыми сложными. Сделать их тяжелее, чем предыдущие двести тридцать… потому что только в этот момент ясно понимаешь, насколько близко сейчас находятся они.
Сильный порыв ветра подхватывает кучу листьев и бросает их мне в спину, словно подталкивая вперед. Они ждут, они рядом. И я не замечаю, как пересекаю эту невидимую черту шириной в два шага, отделяющую мою настоящую, реальную жизнь от прошлой, придуманной еще в детстве.
Серый мрамор гробниц едва заметен среди заваливших его листьев. Две могилы приветствуют своего редкого посетителя глубоким молчанием, в котором мне чудится обида… Я не был здесь много лет, с тех пор как закончил Хогвартс и смело отправился покорять мир, доказывая, что я достойный сын своих родителей. Доказал ли я? Дядя Гарри сказал бы, что да, ведь я прекрасный аврор, один из лучших во всем Аврорате, у меня куча наград, меня любят и уважают. Только мне отчего-то кажется, что отец бы с ним не согласился… А может, это просто чувство вины играет со мной, заставляя извиняться за несовершенные проступки.
Здравствуй, мама… здравствуй, папа.
Я не произношу этих слов вслух. Здесь этого не требуется. Листья давно уже разнесли мои мысли по всей округе, сделав их неотъемлемой частью окружающего пейзажа. Мне остается только опуститься на колени между гробницами, не обращая внимания на грязь и воду, и попытаться обнять их обоих. Обнять, как детстве, когда я приходил сюда за утешением и пониманием, за родительской лаской и советом… и всегда их получал.
Тихо. Здесь всегда тихо в это время. Сама природа не смеет вмешиваться в мой разговор с родителями. Правильно! Она знает! Она слышит! Она видит! Только она и видит мои слезы, бестолково текущие по щекам и пальцам. Только она слышит мои слова, обращенные к бесчувственному камню, словно к самому настоящему человеку. Только она одна знает, как это больно… знать, что твои родители умерли героями, спасая мир от великого зла, и не иметь в себе сил, чтобы смириться с этим... Разве может ребенок понять, что такое великое зло? Если самое страшное, что может быть в его жизни, это двойка за домашнее задание, или драка на перемене со сверстником, за которые все равно некому будет по-настоящему ругать. Только она может понять эту боль, разрывающую сердце от того, что рядом нет близкого человека. Нет, не просто близкого… самого близкого.
Ветер ласково обдувает мое лицо, играясь в волосах и смахивая со щек соленые капли влаги, словно сочувствуя мне и прося прощения за все и всех. Прикосновения так легки, что едва ощутимы на коже, но после них остается приятное ощущение тепла, как от нежной ласки. Если крепко зажмуриться, можно представить себе, что это мамина рука гладит меня, баюкая и успокаивая.
Листья шуршат, перелетая с одного места на другое, играются друг с другом, тихо переговариваются о чем-то, известном только им. Их песня кажется нестройной, бессмысленной, пустой… но если хорошенько прислушаться, можно заметить в этих шорохах тихий говор отца, рассказывающего истории о чудесных странах, великих полководцах и поучающего о чем-то.
Редкие капли дождя падают на серый камень гробницы, собираясь в маленькие лужицы и ручейки, рисуя волшебные узоры и тут же уничтожая их, чтобы начать другой более совершенный рисунок. Может быть, это не пролитые слезы моих родителей скучающих о своем сыне? И они грустят обо мне, так же как и я грущу по ним. Мечтают о встрече, так же как и я мечтаю о встрече с ними?
Я ловлю несколько капель ладонью и легко касаюсь их языком. Соленые… соленые, как слезы. И неважно, что возможно это мои собственные слезы смешались с небесной влагой! Сейчас важно только то, что это мои родители посылают мне таким образом частичку себя. Дарят мне пусть мимолетную, слепую, но надежду. Надежду на то, что они никогда по-настоящему не оставляли меня и всегда незаметно оберегали откуда-то издалека. Что они ждут меня там, и когда-нибудь мы встретимся, и я смогу наконец-то обнять своего отца, поцеловать свою маму… что смогу простить им того, в чем они не виноваты и заслужить прощение для себя.
Я не знаю, как сложится моя жизнь, что ждет меня завтра и смогу ли я вернуться сюда вновь. Уходя, я снова коснусь шершавого ствола старой ивы, чтобы надолго запомнить это ощущение и вспоминать его в трудную минуту, когда мне будет нужна любовь и поддержка. Ведь так приятно знать, что родители тебя любят.