Луна в пруду

— Уже уходишь? — сонно спросил Люциус. Свернувшись клубочком на огромной кровати, с разметавшимися по подушке волосами, он казался маленьким и хрупким, как дорогая фарфоровая кукла… Северус сглотнул.

— Слишком много дел, — небрежно бросил он, застегивая манжету.

— Как всегда, — пробормотал Люциус, привычно подгребая его пустую подушку под живот и отворачиваясь, чтобы спать дальше. Пока он делал это, скомкавшееся одеяло окончательно сбилось, и его худая спина словно резким белым мазком нарушила полутемноту комнаты. Не в силах отвести взгляда, Северус застыл и несколько минут рассматривал спину Люциуса, прослеживая путь вдоль впадинки позвоночника от шеи со следами засосов до аккуратных ягодиц. На бедре чуть пониже талии остались синяки: Северус слишком сильно притиснул его к себе, кончая, а кожа у Люциуса очень нежная… везде.

Опомнившись, он обнаружил, что вновь расстегнул манжету и теперь вертит в пальцах серебряную запонку с желтым топазовым глазком.

— Дела, — повторил он чуть громче и, решительно повернувшись, сделал шаг к двери.

— Я тебя люблю, Сев, — донеслось ему в спину.

Северус вздрогнул, отворил дверь и вышел. В длинном извилистом потайном коридоре, который должен был вывести его в сад Малфой-мэнора, чадили факелы. По крайней мере, можно притвориться, что в том, что слезятся глаза, виноват дым…

Конечно же, он соврал. Не было у него никаких дел. Во всяком случае, таких, ради которых стоило бы вылезать из теплой постели. Но он должен подумать. А думать рядом с Люциусом нельзя. Люциус — это слишком много… во всех смыслах. Слишком много и слишком… хорошо, чтобы обдумывать, как в очередной раз все сломать.

Потайной ход выводил к скрытой в зарослях боковой дорожке, через которую можно было попасть на липовую аллею. Едва Северус ступил на землю, как кусты рододендронов зашумели, и ветви, еще не успевшие как следует покрыться листьями, раздвинулись перед ним. Среди них тут и там стали вспыхивать зачарованные фонарики, указывая путь.

Сад Малфой-мэнора почему-то его любил, даром что огромное количество растений отсюда шло на ингредиенты, и, по всем понятиям, этот большой живой организм должен был обижаться. И разгадать, почему это не так, наверное, было так же сложно, как понять причины, по которым к нему так относился Люциус.

Северус остановился, чтобы глотнуть пахнущего весенней сыростью воздуха, но что-то мешало дышать. Он чувствовал себя так, словно бы снитч поймал, как когда-то Поттер, ртом, и тот на мгновение застрял в горле, а затем провалился куда-то внутрь и стал трепыхаться там, взрезая дыхательные пути своими жесткими крыльями. Он потер шею, как будто бы это могло помочь, и, вслушиваясь в ночные звуки, пошел к аллее.

Ветра не было, и, когда приветственные шепотки кустов смолкли, на сад упала мертвая тишина. Один раз ее нарушил далекий звук колокола. Это часы на ратуше в городке за много миль от Малфой-мэнора прозвонили три утра. Когда-то этот городок принадлежал Малфоям, как и многие другие земли вокруг. Однако ко времени его знакомства с Люциусом от былого великолепия осталась, дай Бог если десятая часть.

Выйдя на аллею, Северус пересек ее и почти сразу же вновь нырнул в проем между длинными тонкими стволами. Еще одна потайная тропинка вывела его к пруду. Точнее, к большой круглой беседке на его берегу. Зачарованные фонарики остались далеко позади, и теперь Северус ориентировался по лежавшим на воде лунным бликам. Пользоваться Люмосом он не хотел по нескольким причинам. Во-первых, он видел в темноте достаточно хорошо, а во-вторых, если ты держишь Люмос, то не можешь воспользоваться палочкой для другого заклинания. В нескольких метрах от беседки, скрытой буйно разросшимися ивами, пролегала граница аппарации «для своих». Конечно, чары оповестили бы Люциуса, вздумай в мэноре ночью появиться кто угодно, хоть сам Лорд, и все-таки на одну лишь родовую магию Северус не полагался никогда. На своем веку он достаточно насмотрелся на волшебников, которые с легкостью нарушали чужие границы.

Проверив берег поисковыми и опознающими заклинаниями, Северус вернулся к беседке. Внутри стояли большой круглый стол и несколько скамей. Северус сел на одну из них, лицом к пруду, прислонился затылком к ажурным деревянным перилам, с которых давно сыпалась труха, и провел ладонью по шершавой поверхности стола, по расходящимся во все стороны мелким и крупным трещинам. Он знал каждую из них так хорошо, что мог вспомнить их рисунок с закрытыми глазами. Здесь, на этом столе, душным летним вечером 15 лет назад, он взял Люциуса в первый раз…

Казалось бы, тоже не лучшее место, чтобы думать: он слишком хорошо помнил все. Люциус — стонущий, подставляющий свое тело под его руки, с абсолютно безумным взглядом, почти безвольный, раздвигающий ноги — сам, обхватывающий ими Северуса, вжимающий в себя. И мысль только одна: успеть, потому что помилование может оказаться лишь короткой отсрочкой.

Но было и другое воспоминание: двое волшебников в темных плащах на берегу пруда. Люциус стоит на коленях в грязной жиже у самой кромки воды, его голова виновато опущена, волосы перепачканы и спутаны.

— Я сделаю все, что вы скажете, мой лорд.

— А если я прикажу тебе, например, убить Северуса?

— Я это сделаю, мой лорд.

Вот за этой-то картинкой он в очередной раз и пришел сюда. Самое правильное место.

Накатило отвращение, — как всегда, когда он вспоминал ту сцену, и дышать сразу стало легче. Он делает это для блага Люциуса тоже, сказал Северус сам себе. Для того, чтобы освободить Люциуса. Драко и Нарциссу. Их всех. И какого-нибудь Эйвери тоже, который спит в двадцати милях отсюда в своем Астра-хаусе и знать не знает, что кто-то хочет его освободить.

— Ради нас всех, — беззвучно прошептал Северус, опуская голову на стиснутые в замок — до хруста — пальцы. Шанс, что он выйдет из этой передряги живым, отсутствовал изначально. Лорда просто так не убить, и как его убивать — даже Альбус не знает. Зато Альбус, конечно, с удовольствием схватится за возможность устроить показательную схватку в министерстве.

А Люциус был так беззаботен вчера, так рисовался перед ним, рассказывая, как разработал план забрать пророчество. Как придумал, что надо заманить Поттера в Отдел Тайн. Северусу хотелось крикнуть: «Дурак, заткнись!» Но Люциус все говорил и говорил, обнимая его, фыркая и смеясь ему в шею, утыкаясь лицом в волосы.

Его всегда удивляло, что же такого Люциус нашел в его сальных волосах. Почему играл с ними, наматывал прядки на палец, целовал… Как, впрочем, и многие другие вещи — например то, что Люциус в постели словно поклонялся ему.

Северус много лет думал, что тот просто придумал себе образ, что в один прекрасный день пелена с его глаз упадет, и он обнаружит, что на соседней подушке храпит всего лишь жалкий крючконосый урод с жирными патлами. Но годы шли, в их отношениях, как у всякой пары, были свои спады и подъемы, временами филин Малфоев не прилетал в Хогвартс по многу недель, а потом вновь начинал курсировать как сумасшедший, и отношение Люциуса к нему не менялось. В последнее же время их секс стал даже еще более страстным, чем в первые дни, когда они, наконец, дорвались друг до друга.

Странно, конечно, но за то, что они вместе, следует поблагодарить Лорда с его дурацкими шутками. К тому моменту они уже давно поняли, что их привязанность перестала быть дружеской. Им нравилось прикасаться друг к другу, обниматься, и они стеснялись собственных порывов, понимая, что их поведение наедине заметно отличается от нормы, что оно недопустимо.

Если Северус и слышал что-то об однополых связях в реальном мире, некоторые известные люди даже осмеливались жить в таком союзе открыто, то в магической Британии даже разговоры об этом были под запретом. Нельзя было и представить, что думает по этому поводу сам Люциус, воспитанный в лоне традиционных ценностей и женившийся по требованию отца в том возрасте, который был специально оговорен в семейной книге Малфоев как идеальный для рождения на свет наследника.

И как бы их ни тянуло друг к другу, они никогда не обсуждали этого, и Северус понимал, что чего-то большего, чем дружеские объятия и поцелуи в щеку, между ними не будет никогда. Помимо всего прочего, Люциус действительно был предан семье, обожал только что родившегося Драко, а Северус уже начал свою шпионскую карьеру и, все еще не успев опомниться от известия, что Лорд охотится за ребенком Лили, не хотел подвергать опасности ни своего друга, ни его близких.

В тот вечер они договорились встретиться с Люциусом в беседке. В Малфой-мэноре гостил Лорд, а Северус после своих просьб пощадить Лили лишний раз с ним встречаться не хотел, выжидая пока утихнет гнев господина, потому и выбрал это относительно безопасное для обоих место. Здесь он любил заниматься, когда еще ребенком проводил у Люциуса каникулы. Сами Малфои сюда никогда не заходили: слишком далеко от дома, вокруг которого было множество других, гораздо более красивых и ухоженных мест для отдыха. Аппарировали отсюда тоже редко, предпочитая ровную аллею хлюпающей жиже на берегу. Разве что когда хотели исчезнуть из поместья незаметно от посторонних глаз.

Однако в тот вечер здесь оказалось неожиданно людно.

Зная, что Люциус может опоздать, и надолго, Северус прихватил с собой редкую книгу по зельям и был погружен в чтение, когда за ивами послышались голоса. Он всегда обладал хорошим слухом, и ему даже не потребовалось напрягать его, чтобы различить почтительный голос Люциуса и насмешливый — Лорда. Сквозь ветви он ясно видел их силуэты, видел, как Люциус неожиданно упал на колени, и его светлые длинные волосы смешались с прибрежной грязью.

А потом состоялся тот диалог. Непонятно, знал ли Лорд о его присутствии в беседке, и было ли это предупреждением и демонстрацией для него лично, или только для Люциуса, или для них обоих.

Но на доли секунды, после фразы «А если я прикажу тебе, например, убить Северуса?», он подумал, что разоблачен, или что ярость Лорда на своего слугу, посмевшего заступиться за «грязнокровку», пересилила доводы рассудка. Однако он быстро сообразил, что Лорд вряд ли стал бы заявлять о своих намерениях убить его. При такой близости от границы аппарации Северус легко мог сбежать, даже не ввязываясь в бой. Следующая фраза Лорда, последовавшая за ответом Люциуса, подтвердила, что опасности нет.

«Что ж, пожалуй, я спрошу Северуса, будет ли он столь любезен, чтобы оказать тебе ответную услугу», — насмешливо сказал Лорд. И одернул Люциуса: «Встань. Не позорься. Тошно на тебя смотреть».

Лорд впервые так унижал Люциуса на памяти Северуса, и он мог только порадоваться, что это случилось не при всех. Что же до обещания Люциуса его убить — Северус понимал, что иного ответа и быть не могло. От неугодных среди Упивающихся избавлялись быстро… а за спиной Люциуса были Нарцисса и Драко.

Как бы то ни было, сомнительная шутка Лорда имела такие последствия, которых никто бы не смог предугадать. Когда тот аппарировал, Люциус ворвался в беседку, грязный, растрепанный, с малиновыми пятнами на щеках, и, схватив Северуса, прижал его к себе и выдохнул куда-то ему в ухо: — Я так боялся, что он по-настоящему, Сев!

Барьеры рухнули в одну секунду, потеряв смысл; недопустимое стало необходимым, запретное — естественным и единственно правильным.

— Сев, возьми меня, — прошептал Люциус, слегка отстраняясь, но продолжая цепляться за отвороты мантии Северуса и поднимая на него шальной взгляд.

И Северус не то что не посмел сказать «нет»: ужас от всего произошедшего был так велик, что перекрыть его могло лишь какое-то немедленное действие.

Для обоих это был первый опыт секса с мужчиной, а для Северуса так первый вообще. На грубом деревянном столе, с одной только слюной в качестве смазки: в любой другой момент десятки соображений остановили бы его в шаге от того, что исправить было уже нельзя. Но тогда он понимал, чувствовал всем рвущимся к Люциусу телом, что тот хочет именно этого — одной болью заглушить другую, равную его собственному невыносимому ужасу боль.

Войти в Люциуса — это было шоком, ударом, от которого перед глазами Северуса заплясали цветные звезды, а тело отозвалось каждой клеткой, болезненно, тягуче и сладко. Он чудом не потерял тогда сознание, все глубже втискиваясь в сдавливающую тесноту, насаживая Люциуса на колом стоящий член, а тот, вскрикивая и почти воя от боли, почему-то сжимал его все сильней, не отталкивал Северуса, а двигался и двигался ему навстречу.

Позднее, когда они как-то пробовали поменяться ролями, Северус недоумевал, как Люциус мог вытерпеть эту боль, как он не убил его за такое обращение с собой. Конечно, Северус сильно порвал его в первый раз. Но в следующие, слава Мерлину, все было совсем по-другому.

Северус, в-общем-то, понимал, почему Люциус предпочитал подчиняться в постели. Окружающим казалось, что Малфой сам себе господин, но это было во всей его натуре — служить кому-то, кто сильнее его. Поэтому он и оказался в свите Лорда. Оставалось только неясным, почему в любовники он выбрал именно его, Северуса, не самого привлекательного, популярного разве что в своей профессиональной среде. В общем, совсем не того человека, который был бы под стать самому Малфою.

Что ж, наверное, Люциус не врет, и это и есть то, что люди называют любовью. Ему, бездомному принцу, заточенному в башне Хогвартса, повезло, и он дождался своего освободителя, и, кстати, вместе с драконом.

Подняв голову, Северус усмехнулся.

— И жили они долго и счастливо, — пробормотал он.

Люц как-то исполнился сентиментальности и сказал, что мечтает о тех временах, когда они будут только вдвоем, будут жить где-нибудь в маленьком домике на берегу океана, гулять по утрам вдоль линии прибоя, потом, развалившись на песке, читать книги и разговаривать друг с другом, а по вечерам варить зелья и заниматься любовью… Кажется, он был даже серьезен, когда нес эту чушь. Но не надо особо хорошо знать Люца, чтобы понимать, что все это — полнейший бред, что он слишком амбициозен и властолюбив для таких вещей. Однако задело и запало вот в память…

Интересно, что будет, когда Люциус узнает правду? Думать об этом нельзя. Не сейчас. Сейчас эти мысли могут слишком его ослабить, заставить дрогнуть в самый неподходящий момент. В конце концов, весьма вероятно, что Лорд убьет его раньше, и объясняться не придется.

Погладив ладонями стол, Северус вгляделся в лунную дорожку. Ночная темнота, кажется, сделалась реже, и вода посветлела. Сколько же он просидел здесь? Скоро уже рассвет, и пруд заволочет туманом. Ему давно пора в Хогвартс. Альбус наверняка будет в восторге от того, что удалось узнать план Люциуса.

А Люциус, его Люциус, его друг, его любовник, его… возлюбленный, умный, гордый, такой смешной в своей заносчивости, равно как и в гневе, и такой преданный, мирно сопящий сейчас на кровати в Малфой-мэноре, наверняка будет в Министерстве в тот самый день. Во-первых, он один из лучших боевых магов Лорда, а во-вторых, кто захочет уступить такую честь — добыть пророчество и схватить Поттера?! Подвоха ведь ожидать неоткуда.

Поверить же, что схватка Упивающихся с Орденом при участии Альбуса может закончиться в пользу Упивающихся, слишком сложно. Альбус все еще очень силен. И, что гораздо важнее, куда умнее и хитрее Лорда.

И когда схватка закончится, Люциуса будет в лучшем случае ждать Азкабан.

Конечно, можно Альбусу ничего не говорить, просто всеми известными способами помешать Поттеру оказаться в Министерстве в нужное время. Например, во время занятий окклюменцией внушить ему под Конфундусом, что идти туда нельзя. Смерти глупый мальчишка не боится, но его слабое место — друзья. Можно было бы внушить ему, что он тем самым навлечет гибель на них. И все же действовать без подстраховки Альбуса, вразрез с его гениальными планами (куда до них на самом-то деле Люциусу!) слишком рискованно…

Северус бросил взгляд в сторону ив, вздохнул, похлопал ладонью по столу и поднялся. Быть предателем — это, кажется, его судьба. Сначала Лили, потом, на протяжении уже второго десятилетия — Люц. И странно лишь то, что отсрочка на самом деле оказалась такой долгой.