В слащавых американских фильмах похороны всегда проходят в хмурый пасмурный день. Страх смерти липкими щупальцами обвивает невольного зрителя таинства, фоном играет унылая музыка, а вокруг гроба стоят неутешные родственники и друзья усопшего.
В особо слащавых идет дождь. А если усопший был хоть чем-нибудь примечателен, посреди речи какого-нибудь пастора или политика пару раз щелкнет затвор камеры.
И сразу хочется верить, что так оно и бывает – дождь и торжественная обстановка.
Не верьте.
Так – не бывает.
Был теплый солнечный день, каких мало дарит капризная погода Туманного Альбиона. На кладбище было тихо. Вокруг уже закрытого гроба стояли три человека. Внутри лежал Гарри Джеймс Поттер.
— Нам, наверное, уже пора. Мы обещали вернуться пораньше, — рыжеволосый великан виновато посмотрел на стоявшего рядом блондина, взял за руку жену и потянул ее прочь. Женщина со строгим пучком на голове чуть слышно всхлипнула, последний раз взглянула на гроб и торопливо пошла вслед за мужем.
Когда они почти скрылись за холмом, от ближайшего дерева отделились две фигуры.
— Сэр, мы можем закапывать? – в тишине голос служащего прогремел как гром. – И кто будет…
— Я все оплачу. Просто сделайте свою работу, – я устало потер лоб рукой и сел на землю, не отрывая взгляда от скрывавшегося в яме деревянного ящика.
Почему ты ушел?...
Я так и не понял, как два злейших врага стали закадычными друзьями. Грейнджер, конечно, говорила, что рано или поздно это произойдет. Иначе мы бы просто поубивали друг друга.
Было раннее утро. Через несколько минут отправлялся поезд в Хогвартс. Весной Гарри Поттер победил Волдеморта, война закончилась, а Минерва МакГонагалл пригласила бывших семикурсников закончить обучение. Я не хотел ехать, но мать настояла, и пришлось подчиниться.
На платформе как всегда было шумно– все активно обсуждали прошедшее лето и будущую учебу. Вокруг Героя собралась толпа, приветствуя и прося автограф.
Судя по всему, я был единственным учеником Слизерина, отважившимся на еще один год в школе. Хотя не мне было их винить: половина моего факультета погибла в войне, а вторая половина уехала за границу, зализывая раны. Малфои остались в Англии. Глава семьи – в Азкабане, его жена – на грани нервного срыва, их сын – на перепутье.
Рев паровоза раздался внезапно, мгновенно выдернув из не слишком приятных размышлений.
В вагоне было прохладно, крики и шум снаружи превращались в отдаленный гул– если не замечать его, то быстро привыкаешь. Мимо моего купе сновали студенты, некоторые, завидев свободные места, заходили, но заметив меня тут же исчезали. Я невесело усмехнулся и уставился в окно.
Дверь еще раз открылась и быстро захлопнулась. Я повернул голову, нахмурившись. Передо мной сидел Гарри Поттер.
— Привет! Ты не против? – он открыто улыбнулся мне, совсем как своим друзьям.
— Слушай, я знаю, что ты выступал в нашу защиту на суде, и я благодарен тебе, но я не просил тебя об этом. Так что не надейся, что я… — темноволосый парень напротив меня погрустнел. Наверное, не стоило так разговаривать с ним.
— Нет, погоди. Я не хочу требовать от тебя благодарности или что-то в этом роде. Я хочу предложить тебе свою дружбу. – Золотой мальчик встал и протянул мне руку. – Давай дружить?
Я удивленно уставился на протянутую ладонь, а потом пожал ее. В тот же момент прозвучал свисток машиниста, и паровоз дернулся, отходя от платформы. Поттер еще раз улыбнулся, бросил «Увидимся!» и исчез за дверью купе. А я опять уставился в окно.
Так просто: «Давай дружить?»
Уже вечером, в Большом зале, перед праздничным ужином, радостным, но все же немного грустным, я стоял у дверей и не знал, как мне поступить: родной слизеринский стол пустовал и сидеть в одиночестве не хотелось. Вдруг меня окликнули:
— Эй, Драко! – Поттер помахал мне рукой со своего места. – Иди к нам!
И я пошел. Глупо, наверное, было надеяться, что гриффиндорцы обрадуются моему обществу, однако Поттер дружелюбно улыбался, Грэйнджер приветливо помахала, а Финниган протянул мне руку. Только Уизли были недовольны моему появлению.
Гарри приглашающе похлопал на место рядом с собой:
— Если хочешь, можешь сесть тут.
— С удовольствием, – ответил я и совсем не аристократично плюхнулся на предложенное место.
Пока МакГонагалл говорила, в зале стояла тишина: все вспоминали ушедших, кто-то думал о будущем и, может быть, немного мечтал. Но как только приветственная речь завершилась, а первокурсники уселись за свои столы, на блюдах появилась еда, а зал наполнился смехом и громкими разговорами.
За столом гриффиндорцев тоже шутили. И много смеялись. И я тоже шутил и смеялся, обсуждал со всеми квиддич и будущие походы в Хогсмит, который почти восстановили. К концу ужина все гриффиндорцы относились ко мне если не дружески, то с долей симпатии. Все, кроме двоих. Уизли весь вечер сидели отвернувшись ото всех, время от времени перебрасываясь словами и сердито поглядывая на меня. Известных привилегий победа им не принесла, а летом Гарри отказался жениться на младшей Уизли. Видимо, это и стало причиной такой явной конфронтации.
После ужина все разошлись по своим спальням. Пока я в компании двух первогодок брел в новую гостиную (подземелья затопило, и они стали непригодны для жизни), мне вслед неслись пожелания приятных снов и чье-то отчетливое «Увидимся завтра, Драко!».
А потом все случилось очень быстро: осенние посиделки с гриффиндорцами в их гостиной плавно перетекли в рождественские каникулы в родном Малфой-мэноре, а за весенними походами в Хогсмит вдруг нарисовался выпускной бал. И везде рядом со мной был Гарри. Было непривычно видеть его таким: расслабленным и каким-то почти домашним. У нас оказалось много общих интересов, мы с удовольствием летали на метлах, а иногда вечерами устраивали дружеские перепалки.
Через месяц после начала учебы Уизли попросил у нас прощения. Ко мне он все еще относился прохладно, но кого это волновало? Мы были счастливы.
Да, пожалуй, это был лучший год, проведенный в стенах школы.
Я только въехал в недавно снятую мной квартирку в центре города, когда в дверь кто-то постучал. Я открыл дверь. На пороге стоял Поттер.
— Привет. Можно я немного поживу у тебя?
После выпускного Поттер пропал куда-то. Ни я, ни свежеиспеченная чета Уизли не слышали о нем ничего почти полгода. Все сердились на него, что он уехал, никому ничего не сказав, поэтому своей следующей фразой он практически убил меня:
— У меня рак.
Потом он еще говорил, что лечение магическими способами ему не помогло, и он пытался лечиться у магглов, что все попытки вытащить его – бесполезны… и что жить ему осталось от силы полгода. Но эти полгода он хотел провести рядом с людьми, которые его любят. Нормальное желание для умирающего, неправда ли? Единственное о чем он просил – позволить ему забыть о болезни, жить так, будто все хорошо и впереди еще сотня счастливых лет…
Так и случилось: эти полгода мы попытались сделать самыми счастливыми в жизни человека. Не героя, не волшебника, а просто человека. Еще ребенка, по сути.
Теперь этот ребенок лежал в земле.
На кладбище тихо, никакой заунывной музыки. Свет ослепляет, заставляет щуриться. И невозможно разглядеть, что за человек стоит, сгорбившись у свежезакопанной могилы. И скорбь этого человека настолько велика, что даже солнцу становится неловко, и оно прячется за облако, не смея мешать.
Кладбище – не место для живых. И оно пока гонит этого странного человека туда, к людям, где шумят прохожие и вокруг темно от возвышающихся зданий…
Если вам когда-нибудь еще покажут похороны – с зонтами, толпами родственников и симфонией Баха на заднем фоне – не верьте. Так бывает только в кино.
На самом деле все не так – светит солнце, иногда поют птицы, а вокруг гроба стоят только самые родные.
Vova
