— И кто же это придумал? – очень спокойно спросил Гарри, комкая в кулаке бумажку с фантом, и обвёл притихшую компанию недобрым взглядом. Повисла неловкая тишина.
— Ой, у нас же коллоквиум завтра, — «вспомнила» вдруг Тэм Гордон. – Правда, девочки?
— Да, — откликнулся вместо побледневших девчонок Грэм Кармайкл. – У нас кал… ну этот. Готовиться, стало быть, надо.
— А мне нужно письмо написать.
— А я прибраться хотела…
— Я тебе помогу!
— Меня подождите!
Буквально через минуту в общей комнате, помимо Гарри, остались только близнецы Джерри и Кейт Уилсоны, больше известные как Джей и Кей – рыжие бестии, двойная напасть Магического Государственного Университета. Ну конечно, можно было догадаться.
— Кто? – повторил Гарри.
Те синхронно указали друг на друга.
— Он!
— Она!
— Что??? – взвилась Кей. – Да это всё из-за твоей толстозадой дуры Моны!
— Но идея-то была твоя! И она не дура.
— То есть ты признаёшь, что у неё большая ж…
— Заткнитесь! – рявкнул Гарри. Близнецы испуганно притихли, а он плюхнулся в кресло и вновь уставился в многострадальную бумажку. Там было написано страшное:
Фант должен исполнить полноценный приватный танец в соответствующем клубе (любом). Без стёба и подкупа, никаких Отводящих и Маскирующих чар, никакого Оборотного, желательно получить чаевые! >:-*
— Кем надо быть, чтобы такое придумать? – риторически вопросил он.
— Понимаешь, это план, — виновато потупился Джей. – Мы… — Кей предупреждающе пнула его в лодыжку, — то есть я хотел подсунуть этот фант Моне. Она бы пришла в клуб – смущённая, все дела, а тут я вместо клиента, рыцарь в белом! Тогда, может, она согласилась бы потом поужинать.
Гарри только головой покачал, проникаясь невольным сочувствием. Томная красотка Мона была безответной любовью Джея: он вился вокруг неё уже второй год, но получал отказ за отказом.
— Страшно представить, до чего вы додумаетесь в следующий раз, — проворчал он. Злиться на Уилсонов было сложно: неугомонная парочка, доводящая всех своими идеями и безумными выходками до белого каления, они напоминали ему близнецов Уизли – тех, прежних, какими он их больше никогда не увидит. Он вздохнул. Ладно, фанты есть фанты.
— И что мне теперь делать?
— Как «что»? Танцевать! – в отличие от брата, покаянно склонившего рыжую голову, Кей лукаво улыбалась. – Нужно исполнить всё, что написано, а иначе… На что мы там заклинали? На фурункулы?
— По всему телу, — с тихим удовольствием подтвердил Джей. – Уж это-то я умею!
— Нашёл чем гордиться, — осадил его Гарри, вновь разглядывая фант. – А обязательно в клубе?
— Обязательно, — категорично кивнула Кей. Но ты не волнуйся, у меня есть один на примете – как раз туда я должна была заманила дуру-Мону… Ай! – на этот раз пинался Джей. – Короче, хозяин клуба – мой приятель, он уже предупреждён. Придёшь, станцуешь и свободен. А иначе фурункулы будешь месяц сводить, я-то знаю, — она одарила Джея братоубийственным взглядом.
— Хорошо, — Гарри усмехнулся. – Ну, и кто из вас даст мне на чай?
— Чего?
— Я говорю: с кем мне танцевать? Джей? Зрелище будет то ещё, но так тебе и надо, сам виноват, нечего… Чёрт! – он зашипел и затряс рукой. – Это… Что это? Она меня обожгла! – он с бесконечным изумлением уставился на оброненную бумажку.
Близнецы встревоженно переглянулись; Кей подошла и склонилась над безобидным с виду комочком.
— Хм, — она осторожно протянула руку. – Кажется, Гарри придётся иметь дело именно с клиентом клуба, — она подняла бумажку. — Больше не жжётся. Значит, да.
— Что? Вы с ума сошли!
— Ох, а если бы я Моне такое подсунул? – Джей побледнел.
— Да какая, к чёрту, Мона?! – взвыл Гарри. – Мне-то что делать?
— Сказано же: танцевать, — хладнокровно ответила Кей, вертя в руках бумажку. – Знаешь что? Я думаю, клиент просто не должен иметь отношения к нашей игре. Ага, не нагрелась. Так что попроси кого-нибудь, кто не играл.
— Выставить себя идиотом перед друзьями – увольте!
— А мы не друзья, что ли? – притворно оскорбился Джей.
— Сказал бы я, кто вы, — Гарри вздохнул. Похоже, остаётся только одно.
* * *
— Поздравляю, — Гермиона даже не опустила книгу. – А я здесь причём?
— Просто я подумал, что ты могла бы…
— Нет. Ещё вопросы?
— Но Гермиона… — Гарри одарил её самым скорбным взглядом, на который только был способен, но добился лишь раздражённого фырчания:
— Сколько раз говорить? Не! Играй! В магические! Фанты! – с каждым словом книга (благо, нетолстая) размеренно шлёпала Гарри по макушке. Тот покаянно жмурился. Что и говорить, Гермиона была права. Их игра началась ещё на первом курсе, и выходки становились всё более дикими. Но ведь фанты – это классика студенческих развлечений. А в кампусе иногда бывало чертовски скучно. И кто только додумался построить МГУ в глуши ирландских болот? Гермиона говорила, что это, мол, традиция: раньше считалось, что «обрести мудрость» можно только в уединении. Спасибо хоть, в башню не загнали, как магов древности, или в маяк какой. Он вновь опасливо покосился на Гермиону: та, прекратив экзекуцию, барабанила пальцами по книге. Гарри приободрился. Она напряжённо думает о чём-то – наверняка поможет.
— Ну что?
Гермиона вздохнула и серьёзно посмотрела на него.
— Гарри…
Ой, нет. Только не нотация!
— Мы уже достаточно покуролесили после войны, помнишь?
Ещё бы. Но если она об этом заговорила, значит, действительно сердится. После войны у всех, включая рассудительную Гермиону, начисто сорвало крышу. Пир по случаю празднования победы затянулся на всё лето, перейдя в череду бесконечных вечеринок и безумных эскапад. Гарри отлично помнил то чувство: желание не думать и не вспоминать, зависнуть в невесомости. Вся магическая Британия следила за их похождениями: сначала с умилённым интересом, затем — с растущим беспокойством. В один прекрасный день Минерва просто собрала их у себя и долго-долго смотрела на каждого, не говоря ни слова. А потом сказала лишь одно:
— Хватит.
В университет Гарри приняли исключительно как победителя Волдеморта. Он долго отказывался, собирался поступать на следующий год, чтоб по-честному. Но Гермиона хотела, чтобы они были в одном потоке, и они договорились, что Гарри будет учиться так, чтобы «возместить» несправедливое поступление. Надо ли говорить, что типичные студенческие развлечения она не одобряла.
— Почему я всегда должна разбираться с последствиями ваших глупостей?
Гарри терпеливо ждал.
— Это дуракаваляние когда-нибудь приведёт к тому, что…
Ещё немножко.
— Давно пора повзрослеть и перестать создавать проблемы себе и…
Ну?
— Я помогу, но ты сделаешь всё, как надо.
Из-за накатившей эйфории (поможет!) Гарри не сразу понял смысл всей фразы.
— То есть?
— Будешь следовать заданию. И никаких знакомых, никаких поблажек, всё по-честному.
— Но…
— Впрочем, можешь попросить миссис Уизли.
— Но…
— Или сам разбирайся.
Гарри поскрёб в затылке и задумчиво протянул:
— Иногда твои методы воспитания очень жестоки.
— Что??? Ну, знаешь… — Гермиона вскочила кровати.
— Нет-нет, я ничего, я согласен! – Гарри поймал её за руку, усаживая обратно. – Спасибо. Кстати, а приватный танец – это же когда в паре танцуют? Как медленный?
Нахмуренные брови Гермионы разошлись, она закусила губу.
— Ну…
Близнецов от гибели спасло только то, что Гарри их в тот день не нашёл.
* * *
— Давай, попробуй.
Гарри робко высунулся из-за дверцы шкафа.
— Может, не стоит?
— А как ты будешь в клубе выкручиваться? Надо учиться.
Гарри, раздетый до трусов, выступил на середину комнаты. Гермиона ободряюще кивнула и взмахнула палочкой. Зазвучала тягучая восточная музыка. Гарри постоял, шагнул вперёд, повернулся, качнул бёдрами. Гермиона тоненько кашлянула – еле сдерживает смех, значит. Он остановился.
— Ну что?!
— Я, конечно, не ожидала, что сразу получится, но это… — Гермиона уткнулась в спасительный журнал. – Вот послушай. «Приватный танец – это танец, который происходит в интимной обстановке для одного зрителя. Каждое движение выражает те эмоции и мысли, которые посетили вас именно в этот момент. Это необычайно чувственный танец, прелюдия к близости. Движения должны выглядеть откровенно, естественно и в то же время очень красиво. С помощью такого танца вы сведете с ума любого мужчину…»
— Я не собираюсь сводить с ума мужчин! – рявкнул Гарри.
— Боюсь, что и с женщинами у тебя не очень получается.
— Конечно, ведь мои «эмоции и мысли» на это не направлены.
— Да уж, — кивнула Гермиона. – Вид такой, словно пираты взяли тебя в плен и пустили по доске навстречу акулам. Ладно, я постараюсь что-нибудь придумать, — она смерила его задумчивым взглядом. – И ещё тебе понадобится эпиляция.
— А что это?
* * *
— Ты в порядке? – Гермиона с опаской смотрела на ввалившегося в комнату Гарри.
— Нет, — буркнул тот, ковыляя к кровати. – И что, девчонки так всю жизнь?
— Представь себе. Обезболивающее будешь?
— Уже. А скажи, Гермиона, — голос стал подозрительно ласковым. – Зачем мне там всё удалили?
— О? Ну, наверно, мы с администратором недопоняли друг друга.
Гарри плюхнулся на кровать, зашипел, выругался и одарил Гермиону жалобным взглядом.
— Да хватит уже. Я всё понял. Больше никаких дурацких розыгрышей и выходок, обещаю!
— Это ты сейчас так говоришь, но как только Уилсоны до тебя доберутся, вы сразу…
— Скажи ещё, что не любишь их.
— Люблю, — Гермиона не сдержала улыбку. – Но когда вы собираетесь вместе, это просто конец света.
— Ладно, ладно, — Гарри поёрзал, устраиваясь удобнее, и снова охнул. – Нет, это кошмар. Теперь понятно, почему на входе в салон палочки сдают – я убил бы кого-нибудь, точно! Чувствую себя ощипанным цыплёнком. А почему нельзя Бреющим-то воспользоватся?
— Бреющее не даёт стопроцентной гладкости, — со знанием дела ответила Гермиона. – Кроме того, его надо обновлять через день, а этого тебе на месяц хватит.
— Зачем мне на месяц?
— А чтоб лучше запомнил.
Она ещё некоторое время наблюдала за возмущённо сопящим Гарри, а потом потянулась за сумкой.
— Зелье на основе кратома. Это такое дерево, Mitragyna speciosa, из Азии. Энергетик и релаксант.
— Одновременно?
— Именно. Кратом(1) принадлежит к тому же семейству, что и кофейное дерево, — Гермиона уткнулась в добытый из сумочки пергамент. – Вот послушай: «имеет одновременно седативный и стимулирующий эффект, даёт чувство эмпатии, эйфории, прекрасно сочетается с физическим трудом…» То, что нужно!
— Ты думаешь?
— Уверена. У нас получится такое… Обезболивающее для эмоций, чтобы ты не зажимался, когда будешь танцевать, — Гермиона вдохновенно накрутила на палец прядь волос. – Кратом ещё обостряет восприятие звуков и музыки, идеально! Раскрепощающее зелье, как раз для танца.
Гарри заметил в её глазах знакомый азартный блеск – Гермиона дорвалась до знаний.
— Слушай, а почему ты не купила зелье в аптеке?
— Просто подумала, что у меня получится не хуже.
— Ну да, — развеселился Гарри, — так и скажи, что сама захотела приготовить!
— И захотела, — Гермиона задорно тряхнула волосами. – Должна же я извлечь какую-то пользу из этой авантюры. А так хоть новое зелье изучу, — она взмахнула палочкой, и пергамент поплыл в его сторону. – Твоё дело – ингредиенты.
— Пыльца ноябрьской жакаранды, — прочёл Гарри, — нектар кошачьей мяты… Однако. Может, им ещё слёзы кентавра найти?
— Понадобятся — найдёшь, — Гермионе явно не терпелось приняться за работу. – Всё, иди!
* * *
Через пару дней Гермиона впорхнула в комнату Гарри и торжественно вручила ему старательно свёрнутый конвертик. Внутри обнаружился тёмно-зелёный липкий комочек, слепленный из крошева сухих трав.
— Это оно?
— Да. Кратом очень горький, но глотать его нельзя, эффект изменится. Так что положишь под язык. Я, кстати, попыталась его подсластить, — она с нежностью смотрела на неприглядное творение своих рук. – Потом расскажешь, как всё прошло.
— А ты разве не пойдёшь со мной?
— Спешу и падаю, — фыркнула Гермиона. – Может, мне за тебя ещё с трибуны поболеть?
В этот момент дверь распахнулась и в комнату влетел Джей.
— Привет! – проорал он. — О, Гермиона, так ты наркодиллер! Всегда знал! Отсыплешь в полцены, по дружбе?
— Идиот, — ласково отозвалась та. – Скажи лучше, как добраться до этого вашего вертепа.
— До… А, до клуба, что ли? – он живо обернулся к Гарри. – Идёшь плясать? Джигу, я надеюсь?
Гарри молчал. До него вдруг дошло, что он и впрямь собирается делать это – танцевать приватный, мать его, танец.
— По-моему, он сейчас в обморок хлопнется, — заметил Джей, записывая адрес на конверте с зельем.
— Да нет, я просто… — тот поднял глаза. – А что, прямо сейчас?
— А когда? – пожала плечами Гермиона. Она выхватила у Джея конверт и заботливым жестом вложила его в нагрудный карман Гарри. – Нет ничего хуже, чем ждать и бояться. Лучше сразу – раз! — и отмучился, — она невинно улыбнулась. — Как эпиляция.
При упоминании об эпиляции Гарри содрогнулся и решительно шагнул к дверям, провожаемый радостным воплем Джея: «Давай, детка, покажи класс!»
* * *
Каминная сеть выбросила его в полутёмный вестибюль. Опущенные шторы, приглушённый ламповый свет – здесь уже наступил вечер.
— Здравствуйте, — прозвучал за спиной хорошо поставленный голос. – Боюсь, мы ещё не открылись.
Гарри обернулся.
— О, Мер…— в последний момент обладательница голоса, миниатюрная брюнетка, сдержала изумлённый возглас. Глаза у неё были совершенно круглые, но она быстро справилась с эмоциями. – Мистер Поттер, — профессионально обворожительная улыбка. – Для вас, конечно, мы сделаем исключение. Я Лорна, администратор. Не желаете ли кофе?
— Я… Здравствуйте, — выдавил Гарри. – Нет, спасибо. Мне нужен, — он глянул на конвертик. Под адресом твёрдым почерком Джея значилось: «Иззи Попугай». – М-м… Мистер Попугай?
Брюнетка задумчиво кивнула.
– Конечно. Только, мистер Поттер, — она понизила голос. – Если назовёте его так, получите бутылкой по голове. Иззи ненавидит эту кличку.
«Джей, скотина!» — Гарри почувствовал, что у него заполыхали щёки. Брюнетка же улыбнулась – на этот раз с искренней теплотой, и двинулась к двери.
— Прошу за мной.
Происхождение клички Иззи не было загадкой: его наряд, казалось, собрал в себе все самые ядовитые цвета. Ошалевший от этого буйства красок Гарри не сразу заметил в груде шёлковых воланов, выпирающих из кресла, тощенького взъерошенного человечка с капризным лицом. Тот щурился на него сквозь бокал с виски.
— Ты кто? – неожиданно хриплым басом спросил Попугай. – На работу?
— Н… Не совсем. Я приятель Кей.
— А, — Иззи поднялся и, шурша шелками, двинулся к нему. – Я думал, придёт девчонка. Впрочем, без разницы, — он прищурился. – Где-то я тебя видел.
К счастью, алкоголь изрядно мешал фокусировке взгляда.
— Вряд ли, — Гарри кашлянул. – Сэр.
— Ладно, — Попугай закружил вокруг него. – Хорошо, что рано пришёл, серьёзный клиент подтянется позже, сейчас только потеющие новички, для них и ты сойдёшь. А вообще неплохо, — он шумно отхлебнул из бокала. – Пожалуй, мне нравится.
Костлявая лапка бесцеремонно улеглась на ягодицу Гарри. Тот отшатнулся и злобно уставился на него, еле сдерживаясь, чтобы не повыщипать этому п… попугаю все перья. Иззи поскучнел и вернулся в кресло.
— Скажешь Лорне, чтобы проводила тебя в рабочую комнату для новичков, — он царственно взмахнул унизанной кольцами ручкой, давая понять, что аудиенция окончена. Гарри вылетел из кабинета. Чёрт, прекрасное начало вечера. Ещё и придётся признаться симпатичной Лорне, что он, Гарри-чёртов-Поттер, пришёл сюда не как клиент, а как… Он застонал и глухо стукнулся затылком о стенку. Как это он не подумал о маскировке? Просто за эти два года его почти оставили в покое, вот и расслабился, идиот. А если кто-нибудь узнает его и расскажет газетчикам? То-то будет весело! Хотя… Это настолько абсурдно, что никто, пожалуй, и не поверит. Он усмехнулся. Но с Лорной лучше не рисковать. Ладно, где там эта комната?
Клуб оживал. По коридорам сновали крикливые горничные и взлохмаченные девицы разной степени потасканности. Гарри сдвинул чёлку на лоб, опустил голову, но на него никто не обращал внимания. Он хотел осмотреться, но тут неподалёку раздался рык Иззи. Гарри метнулся по коридору, инстинктивно выбрал самую дальнюю дверь и понял, что попал по адресу: в просторной комнате стояло одно лишь кресло. Значит, тут танцуют. Он огляделся. Мягкий ковёр на полу, тяжёлые портьеры, огромное зеркало в полстены – странная обстановка, но комната казалась уютной из-за плавающих в воздухе круглых свечей. Полумрак – это хорошо. За одной из портьер обнаружилась та самая «рабочая» комната – душ, шкафчик, туалетный столик. Гарри уселся за него, устало вытянув ноги. Так. Что теперь? Помыться и ждать клиентку. Хотя, к чёрту мытьё. Обойдутся. Интересно, кто же явится по его душу. Может, симпатичная попадётся? Да нет, симпатичным это нахрен не нужно. Придётся вертеть задницей перед какой-нибудь мерзкой старухой вроде Амбридж. А вдруг сама Амбридж пожалует? Гарри нервно хихикнул и, чтобы отвлечься от страшных мыслей, принялся раздеваться. После глобальной эпиляции тело казалось непривычно оголённым, а кожа стала крайне чувствительной. Девушка в салоне сказала, что это пройдёт, но пока всё оставалось по-прежнему. Он провёл рукой по гладкой груди, животу и замер. Трусы. Он забыл плавки, которые ему подобрала Гермиона. Вот идиот. Чёрт, не в этих же идти! Он щёлкнул резинкой синих боксёров. Тупица!
К счастью, в шкафу имелся запас белья. Обрадованный Гарри извлёк из герметичной упаковки чёрные трусы, надёл, подошёл к зеркалу… и обомлел. Обычные плавки из тонкой ткани превратили его в… в… Подходящих слов не нашлось. Чёртовы трусы сидели так, что ниже просто некуда; когда он попытался подтянуть их, ткань забилась между ягодиц. Гарри повернулся и смог оценить вид сзади: удивительный фасон превратил его задницу в пару образцово-показательных полушарий, облепленных шелковисто поблёскивающей тканью. Вырезы были неглубокими, но достаточными, чтобы открыть матовую кожу на бёдрах и в паху. Гарри порадовался, что мстительная Гермиона обрекла его на интимную эпиляцию, а то неудобно бы получилось. Он ещё раз гибко повернулся, разглядывая себя. Да, они тут не зря свой хлеб едят.
Хлопнула дверь, и за портьерой раздалось заискивающее блеянье коридорного, спрашивающего, не зажечь ли ещё свечей. Гарри рухнул с зеркальных небес самолюбования на грешную землю. Клиентка! Он хотел было подкрасться и посмотреть на неё из-за портьеры, но одно-единственное слово пригвоздило его к месту. Слово, сказанное глубоким бархатным голосом.
Мужским голосом.
— Ступай.
Мама. Мамочка.
Мужик!
Ну конечно, чего ещё ждать от клуба, глава которого и сам-то явный труженик тыла. Что же делать??? Бормочущий любезности коридорный вытек за дверь, и в комнате послышался шорох снимаемой мантии. Так, надо выйти и сказать… сказать… Ну, что это ошибка, недоразумение, розыгрыш. Но Гарри так и стоял столбом. Его терзала одна мысль: он знает этот голос, откуда? В соседней комнате раздался негромкий хлопок, а в следующую секунду портьера отлетела в сторону, и на пороге, держа в руках бокал и бутылку шампанского, возник Люциус Малфой.
ЛЮЦИУС МАЛФОЙ.
Это просто сон, подумал Гарри. Ночной кошмар. Я сейчас проснусь, и будет новый день… А ночной кошмар тем временем шагнул ближе.
— Добрый вечер. Ты… — и тут он остановился. – Что за чёрт? Почему ты в таком виде?
— Э-э?
— Что это, чары? – он осмотрел его с ног до головы. – Похож.
Гермиона как-то просветила его, что владельцы борделей скупают в салонах волосы и ногти знаменитостей, чтобы потом предоставить клиентам «оборотную» копию. С тех пор Гарри стригся только в маггловском Лондоне, но Люциус-то этого знать не мог. Он кивнул.
— Ясно. Совсем с ума посходили. И надолго это у тебя?
— Ага. Давайте я вам пришлю кого-нибудь другого. «Пожалуйста!»
— Хорошо.
Гарри схватился за одежду, но был остановлен повелительным:
— Стой.
Он замер.
— Повернись, — мягко попросил Люциус.
Гарри, облившись холодным потом, повернулся.
— Неплохо, — задумчиво протянул тот. – Оставайся.
О нет.
— Ты нервничаешь, — заметил Малфой. — В первый раз? Новичок?
Он смог только кивнуть в ответ.
— Ничего, мы прекрасно проведём время, — губы тронула лисья усмешка, и Люциус, наклонив бокал, налил себе шампанского.
«Мистер Малфой, я действительно Гарри Поттер, и я…»
Я тут играл в фанты и теперь стою, как идиот, в одних трусах. Расскажите об этом всем, пожалуйста.
Нет!
Надо вести себя естественно, подумал Гарри дальней, не сведённой ужасом частью мозга. Взгляд зацепился за бокал с игристым вином.
— А можно мне тоже? – выдавил он.
Люциус посмотрел на него с недоумением, но кивнул.
— Конечно, — он взмахнул палочкой и наколдовал бокал для Гарри.
«А что, тут нехватка посуды? При таком-то сервисе?» — вяло удивился парализованный мозг, но Гарри не внял предупреждению и вцепился в предложенный бокал. Люциус смотрел на него с непонятным выражением, во взгляде мешались удивление, любопытство, удовлетворение и… предвкушение. Такого не выдержали бы и более крепкие нервы: Гарри поперхнулся и закашлялся, разбрызгивая шампанское.
— Тихо, тихо, — Люциус ухватил его за локоть и с силой шлёпнул по спине. – Тихо, — рука успокаивающе прошлась между лопаток, и Гарри забыл, как дышать. Его трогает Малфой. Малфой гладит его по спине. Вот так и сходят с ума. А Люциус выпустил его и отступил к двери, бросив из-за плеча:
— Я тебя жду.
Он исчез за портьерой, а Гарри осел на пол. Вот это влип.
С Малфоями он виделся больше года назад. Тогда активисты-противники геноцида буквально заставили их поужинать вместе. Весёлое мероприятие прошло в Мэноре: Гарри, Люциус и Драко в течение часа молча таращились друг на друга под нервный щебет Нарциссы и какой-то Гринграсс. На следующий день фото с ужина появилось в «Пророке», активисты умилённо всплакнули и объявили, что Тому-кого-можно-называть-уже-как-угодно не удалось расколоть магический мир на два враждующих лагеря, ура. Гарри надеялся, что больше никогда никого из Малфоев не встретит, и на тебе. И не то чтобы он их ненавидел. После войны осталась лишь усталость, желание забыться, а ненавидеть он больше не мог, да и не хотел. Что же до Малфоев… Драко вызывал у него жалость, нет, сочувствие; Нарцисса – смутную благодарность, а Люциус… Да ничего он не вызывал. Но это, конечно, не повод, чтобы позволять извращенцу лапать себя. А в том, что Малфой — извращенец, Гарри не сомневался. Нормальный человек сюда не пойдёт, так? Он потянулся за брюками. Аппарировать отсюда к чертям, пусть что хочет, то и думает. Но где же па… Ай! Гарри отдёрнул руку. Что-то ужалило его. Нет, обожгло. Он тряхнул брюки, и из кармана выскользнула бумажка с фантом. Моргану вам за Круглый стол! Только не это!
— Он… клиент? – прошептал Гарри и протянул руку. Бумажка послушно легла в ладонь. – Я ухожу, — опять попробовал он и тут же получил ожог. Прекрасно. Если уйдёт сейчас, то его шарахнет проклятием. Гарри прямо почувствовал, как на коже расцветают фирменные джеевы фурункулы. На месяц, не меньше, а скоро сессия. Чёрт бы подрал эти фанты! Надо было слушать Гермиону. При мысли, что придётся танцевать перед Малфоем, у Гарри потемнело в глазах. Невозможно. Он судорожно вцепился в брюки, и из складок ткани выпал кусочек пергамента. Зелье. Гарри развернул конверт, достал липкую пилюлю и, не давая себе времени передумать, сунул её под язык.
Сладко. Лёгкий медовый привкус. И почему Гермиона решила, что… А, вот и горечь проступила. Любопытно. Гарри ощутил во рту лёгкое покалывание, а потом язык как будто онемел. Зелье проникает в кровь. Он сглотнул слюну. И как это, интересно, поможет? Гарри закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям.
И тут в соседней комнате зазвучала музыка(2). Не восточная, к счастью. Низкие вибрирующие аккорды отозвались в теле приятной дрожью. Гарри изумлённо распахнул глаза. Музыка тянула его, словно магнит, и он пошёл ей навстречу. Мир вокруг стал ярким, но чуть размытым, и ему казалось, что цвета плывут, перетекают в такт музыке. Низкий чувственный голос певца буквально втащил его за портьеру. Люциус сидел в кресле, в расслабленной позе, изящно скрестив в лодыжках вытянутые ноги, ворот белой рубашки был расстёгнут. Больше Гарри ничего не успел заметить. Музыка вошла в его кровь горько-сладким вкусом зелья, заиграла, разлилась цветной подземной рекой и позвала за собой. Он шагнул вперёд, ощущая под ногами пушистый ворс ковра и наслаждаясь теплом свечей, зависших в воздухе – он мог чувствовать их кожей, даже не видя. Гарри запрокинул голову, закрыл глаза и просто отпустил себя, купаясь в музыке и в звуках голоса – тягучего, тёмного, манящего. Потрясающе. Как там Гермиона говорила? «Каждое движение выражает эмоции и мысли…» Мыслей, кажется, не осталось, а вот эмоций – сколько угодно. Вернее, одна-единственная, но необыкновенно сильная и глубокая: «Нравится, нравится, как мне хорошо…». Ладони скользили по бёдрам, отстукивая неторопливый ритм, а мелодия словно гладила его изнутри, подчиняя, но и делая сильнее. И когда песня закончилась, Гарри замер, ошеломлённый обрушившейся тишиной, и отсутствие музыки ощущалось как боль. Он поморгал, приходя в себя. «Обостряет восприятие музыки и звука»? Охренеть. Что это было?
— Иди сюда.
Гарри вздрогнул: он начисто забыл про Люциуса. А тот сидел, подобравшись, — от расслабленности не осталось и следа, и неотрывно смотрел на него.
— Иди. Сюда, — раздельно повторил Люциус. Его голос звучал хрипло, но Гарри ощутил его, словно лёгкую ласку, прикосновение сухой горячей ладони к спине. Он шагнул вперёд, судорожно пытаясь сообразить, а какого, собственно, чёрта, он… они делают.
— Ближе, — у Люциуса в руке мелькнула сложенная бумажка. А, вон оно что. Похоже, быть ему сегодня с ча…
Невесомое прикосновение вышибло из лёгких весь воздух. Гарри застыл, не дыша, а Люциус медленно и основательно засовывал купюру за пояс плавок, но она почему-то выскальзывала. Гарри шагнул ещё ближе, встал совсем вплотную: теперь жаркое неровное дыхание Лю... сидящего перед ним мужчины овевало грудь, а рука ласкала его бедро – так неторопливо, тонко, бережно. Тишины больше не было, её заполнил бешеный грохот сердца и гул бурлящей в венах крови. Но вот купюра умостилась за резинкой; Гарри открыл глаза – когда это он успел зажмуриться? – и увидел сияющие в отблесках свечного пламени волосы муж… Люциуса, Люциуса Малфоя, но это было уже неважно. Ему остро, до боли захотелось узнать, какие же они на ощупь. Гарри мягко тронул его затылок, погрузил пальцы в светлые пряди, погладил. Тёплый живой шёлк струился под ладонью, и секундой позже он ощутил ответное касание: Люциус приобнял его, привлекая ещё ближе, практически касаясь губами груди. Ладонь коротко и нежно сжала его бедро, скользнула по животу; чуткие пальцы огладили кожу над кромкой плавок и устремились ниже, накрывая… М-м…
Чей это стон? Кажется, его. Пусть. Гарри закусил губу, изо всех стараясь не подаваться навстречу умелой ладони, ласкающей его сквозь ткань. Медленные движения сводили с ума, и хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы стало ещё сильнее, ярче. Хотелось прикоснуться. Ответить. Он сжал волосы в горсти, потянул, вынуждая Люциуса поднять голову, увидел его взгляд – тёмный, голодный, и склонился над ним, задыхаясь от предвкушения и желания. И когда их губы разделяли считанные миллиметры, Люциус вздрогнул, словно просыпаясь, и чуть отстранился. Несколько мгновений смотрел на Гарри, а потом стянул с него очки. Тот близоруко заморгал, ошеломлённый. Люциус вздохнул.
— Ты ведь не силён в зельеварении? — сипло спросил он.
— Нет.
— Правильно. Иначе ты бы знал, что сексуальное возбуждение сводит на нет весь эффект Оборотного… Гарри.
Эти слова прозвучали рёвом ледяной горной реки, грохотом камнепада. Морок спал: Гарри отскочил от него как ошпаренный, ринулся в соседнюю комнату, сгрёб в кучу одежду и аппарировал.
* * *
Следующая неделя позволила друзьям Гарри в полной мере оценить все грани его непростого характера. То он был как на иголках, то впадал в уныние. Шутки по поводу его искромётного появления в общей комнате – полуголого, с одеждой в руках и каменным, несмотря ни на что, стояком, быстро прекратились: в какой-то момент Гарри так злобно зашипел на неугомонного Джея, что тот молчал потом часа два, а для Джея это очень, очень много.
Гарри со дня на день ждал статью в «Пророке» — анонимную, конечно, и с кучей неприглядных подробностей. Если бы это случилось, то всё, прощай, спокойная жизнь. Опять зашкаливающий бред в газетах, вспышки колдокамер, куда ни пойди. Но боялся он напрасно, статья не появилась. Как и фурункулы, обещанные Уилсонами. Видимо, он всё-таки выполнил фант. Но радости это не прибавило. Гарри валялся в комнате, пропускал занятия, а все мысли возвращались к Малфою. Даже тяжёлая артиллерия в лице Гермионы ничего от него не добилась. После бесконечных «Да что с тобой стряслось?», она вылетела из комнаты, наколдовав напоследок табличку с ответом на вопрос, который Гарри ей задал раз двадцать: «ЭТО НЕ БЫЛ АФРОДИЗИАК!!!»
Был, вообще-то. На некоторых людей кратом действовал именно так, но тогда всё бы закончилось аллергией, а у Гарри ничего такого не наблюдалось. Поэтому пришлось признать: он едва не кончил в руках Люциуса Малфоя.
После того, как Гарри раз пятьсот повторил это про себя (и трижды – вслух), мысль утратила шокирующую новизну, и он стал разбираться. Так. С парнями пробовал, но дальше взаимной дрочки дело не доходило, да и то по пьяни, конечно. Но теоретически он мог хотеть мужчину, тем более такого… ну да, чёрт, красивого. Но чтобы так сильно? Наверно, всё-таки зелье помогло. Он стал посматривать на однокурсников, но даже тени подобного не испытывал. И это было либо очень хорошо (зелье виновато), либо...
В такие моменты Гарри хотелось биться головой о стену. Его ведь поимели по полной. Он разузнал правила этих клубов – танцовщикам строжайше запрещено пить с клиентами, а тем – прикасаться к танцовщикам. Всякий новичок это знает. Наверно, Люциус догадался почти сразу. Ну, заподозрил-то точно. И всё равно остался. Чтобы поиздеваться, понятное дело. И это ему удалось, чёрт подери, ещё как удалось. Но если так… Почему же он не довёл всё до конца? Ведь мог сделать с ним всё, что угодно. Когда Гарри признался себе в этом, стало совсем худо. Особенно ужасным было осознание того, что львиная доля его злости на Малфоя вызвана как раз тем, что он не сделал с ним. Приехали. Гарри изо всех сил пытался ненавидеть его — тщетно. Вот если бы появилась статья, но нет. Непонятно. Ни хрена не понятно. Мало того, Малфой ещё имел наглость сниться почти каждую ночь, и всегда в одной и той же ситуации: сидя в кресле, обнимая стоящего перед ним Гарри и медленно стягивая с него очки.
Да, ещё по его милости Гарри лишился любимой пары очков, они остались там, в клубе. Теперь к проблемам добавилась ещё и близорукость. Он ежедневно накладывал на себя заклятие Ястреба, для остроты зрения, но новые очки почему-то так и не купил.
В один прекрасный день Уилсоны ворвались в комнату Гарри двойным рыжим ураганом, надавали подзатыльников и потащили на дегустацию самопального одуванчикового эля. Было очень весело, все отравились; терзания Гарри отошли на второй план. Потом наступила сессия, и он сдал её успешно, чем растопил сердце обиженной («Почему ты не расскажешь мне, что случилось?») Гермионы. Всё было хорошо, не считая снов, но он сумел привыкнуть и к ним.
Через месяц после памятного выступления в клубе Гарри собирал вещи, раздумывая, куда бы отправиться на каникулы. Конечно, нужно навестить Уизли, а потом? Да хоть куда! Как же хорошо быть молодым, свободным и с деньгами.
От приятных мыслей его отвлёк знакомый звук – хлопанье крыльев. В комнату влетела огромная сова невероятного серебристо-сиреневого оттенка. Гарри зачарованно смотрел на неё, а сова, найдя относительно чистое место в обычном хаосе студенческой комнаты, опустилась прямо в центр стола и царственным жестом вытянула лапку.
— Откуда ты, красавица? — ласково спросил Гарри, но надменная птица не удостоила его даже взглядом. Он отвязал письмо (шёлковая бумага, надо же) и замер, увидев вензель «ЛМ» в углу листа. Захотелось испепелить письмо к чертям, но любопытство пересилило. Гарри прочитал письмо и улыбнулся.
Через полчаса объевшаяся до полусмерти сова сыто подрёмывала на спинке кровати, а Гарри, позабыв про сборы, вдохновенно сочинял ответное послание. Ему представился шанс вернуть любимые очки, и он не собирался его упускать.
Fin.
(1) — действительно существует, и народная азиатская молва приписывает ему все вышеуказанные свойства.
Vova
