если только ты действительно не хочешь сойти с ума.
Первый раз это происходит в Хогвартсе. Через пять дней после окончания войны. Седьмого мая. Жарко, душно, и мне кажется, что я задыхаюсь.
За-ды-ха-юсь. Кха-кха. Чертовски сложное слово. Особенно, учитывая то, что спать на мягких перинах в башне гриффиндора непривычно. Потому что хочется забиться в уголок, теребя простынь в руках, укрыться ей и спрятаться ото всех.
Потому что до боли сводит челюсть. До боли бьют по груди счастливые лица. Они не знают, чем я плачу за эту победу. Не знают...
До этого дня я тоже не знал.
За-ды-ха...
— Гарри! ГАРРИ! ГАРРИ!!! — это кричит Гермиона. Я могу узнать её голос где угодно. Абсолютно где угодно, вот только я не ожидаю, что буду в больничном крыле. Не ожидаю яркого света в окно.
Не ожидаю друзей рядом. Почему у них такие странные лица?
— Шш... — я пытаюсь открыть рот, но не раздается ни звука. Такое ощущение, что язык мне не повинуется. Ни рука, ни нога... не шевелятся.
Я привязан. Привязан к кровати, а рядом сидят Рон и Гермиона, и у них странные лица.
— Гарри, господи! Это не твоя вина! Ты не виноват... понимаешь? Не виноват! Зачем? — Гермиона, заламывая руки, начинает плакать у Рона на плече. А я все еще не понимаю, что произошло.
— Что ты творишь? Ты должен все забыть! Ты же чуть не убил себя!
Я сидел в гриффиндорской башне, в уголке, сжимая простынь, накрывшись с головой. Что в этом такого?
Да, я не могу спать. Когда я закрываю глаза, мне всегда кажется, что еще секунда — и меня начнут пытать. Круциатусом или еще чем-то похуже. Бить головой о землю — вверх-вниз, удар. Еще один. Удар!
Первые пять дней я не могу закрыть глаза.
Только моргать. Иначе бы загнулся совсем. Под простыней хорошо. Темно. И можно точно сказать, что никто тебя не видит, и ты тоже не видишь никого. Тем-но-та.
Если бы я знал, где моя мантия-невидимка, быть может, я бы укрылся ей. Но простынь тоже не плохо. По крайней мере, я в безопасности.
Я закрываю глаза.
За-ды-ха-юсь.
Я был прав! Слышите?! Я ПРАВ! Это все — игра воображения! На самом деле Волдеморт НЕ МЕРТВ! И я не мертв! И последний крестраж НЕ МЕРТВ! Слышите? ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?
Сдергиваю простынь с головы — я сижу на поляне перед Запретным лесом. Вокруг гарь, дым; я слышу чьи-то крики. Война не окончена. Я знаю это! Я ТОЧНО ЗНАЮ ЭТО! СЛЫШИТЕ? Левую руку режет камень, наверное, сейчас я иду из кабинета Дамблдора. Но...
Почему мне кажется, что это уже было? И впереди меня ждет лишь Волдеморт? Дежа вю?
Круциатус. Боль. И снова удары о землю.
Удар, удар, удар.
— Авада Кедавра!
— Гарри!.. — именно сейчас должен будет раздаться голос Хагрида. Ведь так? Но... если война не окончена, откуда я все это знаю?
Брось, Гарри Поттер. Ты просто сходишь с ума. Где там белая простыня? Может, если я закроюсь, то все исчезнет? Может...
Я с легкостью подхватываю белую ткань и сажусь обратно на землю. Странно, что она так похожа на деревянный пол. Мне все равно. Я накидываю на себя мой «защитный полог» и закрываю глаза.
Крики стихают, и в моей голове начинает нарастать какой-то гул. Боль растекается с затылка, и мне кажется, что шум превращается в тихие, едва различимые голоса.
— У него пена изо рта!
— Судороги не прекращаются!
— Что делать?
— Удерживайте его!
Легкость. Такая странная легкость. Эта расслабленность растекается по моему телу, начиная с ног, как будто я парю. Так здорово! Да неужели...
Я могу летать без метлы? Правда? Вы не шутите?
Хм... Почему Рон, Гермиона и мадам Помфри замерли у непонятного куля, накрытого чем-то белым? Почему в комнате Гриффиндора так темно? Почему у них такие странные лица?
Ведь я же могу летать. Это так здорово! Просто бесподобно! Захватывающе настолько, что я делаю несколько кувырков в воздухе.
Они что-то говорят, но я их не слышу. Мне неинтересно, о чем идет разговор. Но странный куль рассмотреть стоит. Почему-то Гермиона будто специально закрывает его от меня. Но я ведь могу летать?
Я пытаюсь приблизиться к ним, но натыкаюсь на прочную стену. Оказывается, летать не так уж и здорово. Но мне везет...
Гермиона передвигается вправо, и я вижу зажавшегося в углу человека. Бледное лицо, по губам медленно течет белая слюна. Глаза навыкате. Волосы в беспорядке откинуты назад.
И его собственные руки сжаты в тиски на шее. Они сдавливают горло, и мне даже смешно: зачем душить самого себя? Это до какой точки нужно дойти, чтобы делать такое?
Когда я еще раз скольжу по нему взглядом, его лицо кажется мне знакомым. Что-то в нем есть. Рон откидывает прядь со лба того человека, и я всматриваюсь в шрам в виде молнии. Интересно, что он означает?
Что... он...
Что-то больно ударяет меня сзади по голове. Один раз и еще. И еще.
— Лежать, Поттер, — этот голос заставляет меня вздрогнуть и вернуться в свое тело. Голос оглушил меня настолько, что я вспоминаю все.
И то, что летать рядом со своим телом — нереально и означает...
— Снеейп, — у меня высыхают глаза, когда я смотрю на черную фигуру в другом углу комнаты. Высыхают, потому что этого не может быть. — Снейп...
Я задыхаюсь, но смотрю. Как Он ухмыляется. Презрительно сжимает губы и держится рукой за шею.
— Гарри! Ты...
— Обер-нитес-сь. Там... Снейп! Живой!.. — как только я это говорю, Рон оборачивается, а Гермиона даже не шевелится.
— Опять галлюцинации. Гарри, очнись! Снейп мертв! Слышишь? МЕРТВ!
Как же он может быть мертв, если он вон там? Стоит. Живой... Блестит своими глазами, сжимает руки на груди, а по его шее медленно скатывается кровь.
Я протягиваю ему руку, и он делает шаг ко мне. Я его вижу. Он жив.
Или... или я уже мертв. Потому что покойники, видящиеся перед смертью, обычно утаскивают на тот свет живых.
И знаете? Я хочу сдохнуть. Схватить Его за руку и сдохнуть. Потому что...
Потому что Гермиона закрывает его своим лицом. Вливает содержимое какого-то флакона мне в рот, и я закрываю глаза.
Потому что завтра будет очередной день, и мне снова сведет челюсть от боли. Глаза будут видеть, как все счастливы. Не зная, чем я за это плачу.
Я тоже не знал.
До этого дня...
* * *
Второй раз это происходит, когда мне разрешают выйти на улицу. Разрешают. Забавно, не правда ли?
Рон и Гермиона не отходят от меня ни на шаг. Это напрягает. Хотя... свежий воздух, птички и все такое...
Все разрушается тогда, когда я снова вижу Его.
Я сижу во Внутреннем дворике и замечаю, как колышется черная мантия за чьей-то спиной. Снейп. Он медленно проходит по коридору, ведущему на мост.
Вы же знаете, каково это — сходить с ума? Знаете? Когда кажется, будто все вокруг тебя спятили? Или, что весьма вероятно, спятил ты?
Но я снова вижу его. Северуса Снейпа. Который точно следует своему пути.
— Снейп... — этого слова хватает Гермионе для того, чтобы схватить меня за руку и увести из дворика. За шкирку.
Снова в больничное крыло.
Снова... глотаю зелье. Но почему мне так сильно кажется, что я не сошел с ума? А все они — сошли? Я вижу живого Снейпа, который утянет меня вниз. В подземелье... через смерть. Наплевать...
Но почему так хочется его коснуться?
* * *
Третий раз это случается... Вру. Я вижу его постоянно. На завтраке, на обеде, в гостиной, в коридорах, на улице, в башнях.
Я ВИЖУ ЕГО!
Он презрительно сжимает губы. Презрительно смотрит пронзающим взглядом. Разворачивается и уходит.
И как только я хочу пойти за ним — Гермиона и Рон утаскивают меня в больничное крыло. От приторно сладкого зелья меня тошнит.
Выворачивает наизнанку в туалете.
Но... дело в том, что вытаскивая пальцы изо рта, я уверено могу повторить себе это еще раз. Снейп жив. Все остальные умерли, но Снейп — жив. И если они не верят, мне плевать.
Он жив.
Я повторяю это стоя на краю парапета башни. Я вижу его — он там. Внизу. Я могу раскрыть руки и сделать шаг вперед.
Ветер такой странный. Он бьет меня по лицу. Бьет в шею, плечи, руки, ноги. Бьет нещадно. А я стою, раскинув руки, и смотрю вниз, замечая темную фигуру с обращенным вверх лицом.
Я знаю — он презрительно ухмыляется. ПРЕЗРИТЕЛЬНО держит руки на груди! ПРЕЗРИТЕЛЬНО ОТВОРАЧИВАЕТСЯ...
И я делаю шаг вперед. Ветер все-таки странный...
Он толкает меня назад. Отбрасывает к стене, прижимает слишком сильно, будто пытается вдолбить в камень.
И я смеюсь. Это так смешно. Вот так быть зажатым ветром в ловушку.
Так... смешно.
Я замечаю, что по моему лицу текут слезы, только тогда, когда падаю на колени и закрываю руками лицо.
Мне... смешно.
— Просто реши, чего ты этим добиваешься, Поттер.
По голове... бьет, прижимая меня к холодному полу. Семь слов... Бьет настолько сильно, что я вою от боли. Сжимаюсь в комок... а боль не уходит.
Реши, чего добиваешься этим, Поттер. Умереть или жить? Это же такой простой выбор. Не правда ли?
* * *
Четыреста сорок четвертый раз.
Я сошел с ума? Возможно. Но это происходит именно в четыреста сорок четвертый раз.
Я, перебинтованный, стою посередине комнаты в подземельях. Меня только что выпустили из лазарета. Они все еще не отходят от меня ни на шаг. Мои друзья, да.
Гермиону я запер в кладовке, а Рона оглушил Петрификусом и закрыл в башне для метел. Им там понравится.
По крайней мере, мне хватит этого времени, чтобы разобраться.
Чтобы разобраться, что творится в моей голове. Сознание крошится на несколько кусочков. Потому что я уверен — он жив. И все, кто думает не так же, как я... просто кучка спятивших людишек.
Потому что я его вижу.
А если я его вижу, значит, он — существует. Не так ли?
Меня распирает смех. Он рвется из глубины, где, как говорят, находится наша душа. Не знаю, не проверял. Когда я пытался свернуть себе шею, падая с лестницы из-за удара тех, чью семью я разрушил, мне казалось, что она у меня есть.
Показалось.
И вот я стою здесь. Я решил, чего я хочу. И я готов сказать это вслух.
— Выходи, Снейп. Я в курсе, что ты не сдох! Нравилось изводить меня? А? Нравилось? — я кричу это во всю глотку, настолько громко, насколько хватает воздуха.
В комнате темно, и это бесит меня. Я хочу света и использую «Люмос Максима» на всю катушку. Кстати, палочка не моя. Любезно одолжил у Рона.
Думаю, он не будет в обиде. Все же он просто сошел с ума. Раз не может признать, что Снейп жив. Да?
Да-да-да?
— Выходи... — голос у меня заметно хрипнет, когда я, закашлявшись, падаю на холодный каменный пол. Как-то Гермиона называла это чувство каким-то особо мудреным словом. Кажется... лихорадка? Или что-то на «шизо»...
Не помню...
Что-то очень холодное хватает меня за правую лодыжку. Это рука. Ледяные пальцы рывком тянут меня куда-то назад, я проезжаюсь лицом по полу, а кожу на пальцах раздирает до крови.
Я боюсь. У меня заходится от ужаса сердце. В голове раздается мерный стук. Пальцы рук и ног леденеют, хотя правая нога словно попала в обжигающе холодный ад.
Когда я разворачиваюсь... позади меня никого нет.
Только яркий, сине-фиолетовый отпечаток ладони на ноге.
Он — жив.
Но он... пугает меня.
* * *
Открыв глаза в первый раз, я не понимаю, где нахожусь. Чувствую, что тепло, и значит, я не на холодном полу.
Но и не пахнет лекарствами — не в больничном крыле.
Я лежу на узкой одноместной кровати, под теплым огромным одеялом синего цвета. Пошевелив рукой, я нащупываю тряпку на лбу. Справа слышен треск поленьев.
Определенно, в камине. Я поворачиваю голову. Так тепло... и спокойно. У камина стоит кресло, словно ждет, что кто-то в него обязательно сядет. Перед креслом маленький низкий столик, на котором забыта книга и пустой стакан. Слева обычный небольшой стеллаж с книгами и письменный стол рядом с ним, на котором разложен пергамент. В комнате нет больших люстр с подсвечниками, поэтому камин раскидывает загадочные блики на стены, и я жмурюсь, когда один из бликов проходится по мне.
При виде каменных стен я понимаю, что все еще нахожусь в подземелье. В какой-то маленькой уютной комнатке. В которой настолько спокойно, что мне даже кажется: если я хотя бы один раз шагну за дверь — вся та боль... все те безумные мысли... все вернется.
Только здесь, лежа под большим одеялом, я могу понять.
Я действительно схожу с ума.
В снейповской комнате.
11.03.2012 Глава 2. На краю сознания
На грани сна я почувствовал что-то. Это было такое приятное ощущение, но я никак не мог его осознать. Единственное, что я мог — это открыть глаза.
Лучше бы я этого не делал.
Я все там же. На каменном полу в кабинете зельеварения. Перебинтованный. Рядом валяется волшебная палочка Рона, но в мою безумную голову приходит мысль, что приятное чувство, которое меня разбудило — это...
Я просто сошел с ума, ведь перед глазами появляется презрительно ухмыляющееся лицо Снейпа. И почему-то меня не тошнит.
Что еще больше уверяет меня в том, что я сошел с ума.
Однозначно.
Дверь распахивается, и кто-то, охнув, падает прямо на меня. Длинные волосы пахнут приятно, и почему-то в моей голове Снейп хмурится. Как будто готов влепить мне минус тысячу очков. Ха-ха.
Теперь я не уверен, что стоит мне открыть глаза — и все будет именно так, как есть: Снейп упал на меня. Бредовая мысль, не правда ли?
Поэтому, когда мою левую щеку обжигает огнем, и я резко распахиваю глаза, я еще не могу удивляться, почему подумал, что упал Снейп. Это смешнее того, что прямо сейчас мне пытается разбить в кровь лицо Гермиона.
Удар. Еще удар. И еще...
И только затем, отдышавшись, она оборачивается и кричит:
— Я нашла его, Рон!
И через минуту меня поднимают на ноги, и я отлетаю к стене. Рон бьет намного сильнее и прямо в живот, отчего я сгибаюсь пополам, но улыбаюсь.
А когда я заваливаюсь на бок, потому что снова захотел полетать рядом со своим телом, она также протяжно стонет. И я могу лишь почувствовать, что меня куда-то несут.
* * *
Вы знаете, это действительно походит на сумасшествие чистой воды. Или, как выражается Гермиона, которая силой пихает в меня каждый час зелья, это — шизофрения. Да... я в курсе, что значит это слово.
Нет-нет. Не подумайте. В моей голове не завелся дополнительный друг… хотя, если учесть, что, возможно, во мне все еще живет крестраж Волдеморта...
— Не живет... — это Гермиона. Именно она заставляет меня писать все это. Говорит, так я смогу избавиться от...
Спасибо, Герм.
От тяжести последствий прошедшей войны. Что я смогу спокойно спать и вообще... начать жить нормальной жизнью.
Хотя что можно понять под этим словом — «нормальной»? То... что каждую ночь меня кто-то целует. Понимаете? Прямо пихает свой язык мне в рот и настойчиво целует. И этот странный запах мяты...
Нет! Я не бегаю на свиданки, когда вы спите. Исключено.
Резкий запах мяты может быть последствием количества выпитых мною зелий. Но... Когда стягивают еще и рубашку, вместе с одеялом, и ощущаются на коже странные мягкие прикосновения...
ЭТО — СУМАСШЕСТВИЕ ЧИСТОЙ ВОДЫ!
И я не кричу. Я просто выражаю большими буковками свои чувства. Просто... выражаю... рука трясется...
ЭТО ПРОИСХОДИТ СНОВА!!!
ПОМО...
* * *
Все происходит довольно внезапно. Мне кажется, что это похоже на переходы сознания. Будто я обитаю в двух жизнях.
Щелк.
Снейп мертв, что невозможно, ибо я вижу его каждый день абсолютно везде.
Щелк.
Снейп — жив. Вот только он... другой. Потому что... я не знаю, как это описать. Я...
Кхе-кхе. Чертово зелье. Ненавижу его глотать.
Я попробую объяснить.
Спустившись в подземелье, я пытался найти ту маленькую комнатку. Я ее нашел. Не сразу, но нашел.
Вот только там было темно. В камине уже давно не жгли дрова. Постель явно давно не расправляли, так как она была покрыта пылью. Пару раз чихнув, я стягиваю тяжелое темно-зеленое покрывало и с запрятанным глубоко внутри меня ужасом смотрю на синее одеяло.
А на подушке лежит тряпка. Сухая... Она была у меня на лбу, когда я был здесь в прошлый раз. А был ли?
Комната пуста. В стеллажах нет книг, пергамент не развален, на столике рядом с креслом нет забытого стакана. Создается такое ощущение, будто комнату вычистили до конца.
Снейп не оставляет следов? Я не знаю.
Поэтому, когда я со вздохом валюсь на чужую кровать и вытягиваю руки и ноги — появившиеся веревки, приковавшие меня к изголовью кровати за запястья, не дают пошевелиться — меня не покидает ощущение, будто здесь и есть мое место.
Я говорил, что сошел с ума? Да? Так запомните это хорошенько, потому что дальнейшее... я помню с трудом.
Да и как это вообще можно было запомнить?
— Поттер, какого черта ты делаешь на моей кровати? Да и вообще в моей комнате? — слева раздается низкий шепот прямо над ухом. Горячее дыхание обжигает, и я дергаюсь, но веревки прочно удерживают меня.
Одеяло подо мной шевелится, и, когда я медленно повернул голову влево, два ярко-черных глаза уставились на меня. Раньше мне они казались холодными и пустыми. А сейчас они действительно выражали...
Крайнюю степень удивления и даже немного облегчения, хотя нахмуренные брови добавляли усталости.
— Поттер? Так и будешь молчать? — он подпирает голову локтем и все еще продолжает смотреть.
Без презрения! Вообще!
— Ты не Снейп! — я, можно сказать, кашляю ему это в лицо, потому что в горле пересохло, а глаза уж слишком сильно выкатились вперед.
Я удивлен тому, что он жив?
Нет! Едва ли. Я удивлен тому, что ко мне обращаются на «ты», что лежу рядом с Ним, привязанный к Его кровати, и...
Я конченный извращенец. Потому что допускаю в свою голову одну единственную бредовую мысль:
«Я хочу дотронуться до тебя... Пожалуйста». Даже кончики пальцев чешутся.
— Черт! Неужели опять галлюцинации? — Снейп вытягивает руку из-под одеяла, и я вздрагиваю, когда теплые пальцы, пахнущие МЯТОЙ(!), касаются моего лба.
— Вроде бы лоб не горячий. Хм... ты зелье Сна без сновидений пил?
Я смотрю, как он, немного подождав ответа, снова нахмурился и поднялся с кровати.
— Как ты умудряешься сбегать из лазарета? И почему именно я? — черная пижама расправляется на его худом теле. Он так похудел...
Или я просто не видел его раньше без мантии.
Он хромает. Я вижу это, когда он роется в каком-то сундуке, который я не заметил раньше. И на шее у него белая заплатка.
— Пей, — он протягивает мне зелье, вернувшись.
— Как? У меня руки привязаны... профессор, — я ухмыляюсь, смотря вверх, и удивление не покидает меня.
— Привязан? Не говори чушь. И я тебе не профессор! Вроде бы мы уже остановились на том, что ты зовешь меня Северусом.
— Сев... — у меня не хватает сил произнести его имя целиком, когда он смотрит на меня снова, а то, что руки у меня не связаны, уходит на другой план.
— Никаких сокращений, Поттер! Никаких Севов, ясно?
— Север...
— И Северов тоже!..
— Я...
— Ну вот уже пошли вечные эгоистичные «Я». Ты-ты, Поттер. Не даешь мне жить спокойно. Может, лучше было помереть там, в хижине, чем всю жизнь расплачиваться благодарностями?
— Я...
— Ты — Поттер. Я — Северус Снейп. И я уже говорил, что спать в моей кровати можно только тогда, когда тебя мучают сильные кошмары. А уходить тайком из лазарета, чтобы снова выторговать у меня плату за спасение, крайне неразумно с твоей стороны.
Я глотаю каждое его слово с каждым своим вдохом и выдохом. Я... Он... Мерлин! Я ни черта не понимаю!
Вообще!
И когда он говорит следующие слова...
— Черт! Поттер! Два часа ночи, ты совсем сошел с ума?! Ладно... будь по-твоему! Но завтра чтобы духу твоего рядом со мной не было, ты понял?
— Я...
И он целует меня. Затыкает мой невысказанный вопрос своими губами. Теплыми, влажными, касается так... трепетно, и я... отзываясь на эту ласку — ловлю его дыхание ртом, прохожусь языком по зубам и, раздвигая их, целую его настолько крепко, что капелька слюны из моего рта касается подбородка, которую он, снова нахмурившись и оттолкнув меня, сняв мои сжатые руки со своей шеи, стирает кончиком большого пальца.
И я вздрагиваю еще раз, когда его ладонь проходится по моей щеке, мягко лаская кожу.
Я закрываю глаза лишь на миг, пытаясь унять сердцебиение. Пытаясь не покраснеть. Пытаясь...
Как только я открываю глаза...
Его нет. Понимаете? ЕГО НЕТ!
Вот только простенькое заклинание, сотворенное волшебной палочкой, показывает, что сейчас шесть часов утра.
* * *
Я приду сюда снова. Где-то через неделю.
Вру...
Я пришел сюда снова через четыре дня.
Я не видел его. С того самого дня, когда он поцеловал меня. Здесь. В этой темной комнате. Взмахом палочки я заставляю принесенные мной же поленья радостно запылать. Сажусь в кресло, которое манило меня еще с первой встречи, и задумчиво смотрю на кровать.
Она застелена и покрыта пылью.
Я долго думал над этим. Щелкал пальцами, пытался не спать. Думал-думал-думал. Зато порадовал своих друзей. Когда я занят не попытками вырвать себе что-нибудь весьма полезное или сброситься с крыши, они могут дать себе передышку.
И я могу улизнуть. Под предлогом похода к мадам Помфри. Правда, ни Рон, ни Герм не должны знать, что путь в больничное крыло лежит через подземелья.
Весьма долгий путь, скажу вам.
Но... не будем об этом.
Я долго думал о поцелуе Снейпа, очень долго. И пришел к выводу, что это не то, что бы нравилось мне...
Черт! Это мне еще как понравилось, так как сны приходили один за другим.
Я поднялся с кресла и подошел к кровати.
Как в том сне. Он медленно подойдет ко мне сзади. Послышится шорох подола мантии по каменному полу, теплые руки обнимут меня за талию и прижмут к горячему телу.
Я смогу закрыть глаза и вдохнуть запах мяты, ставший таким притягательным и сладким. Затем длинные пальцы начнут медленно расстегивать пуговки на моей рубашке.
Даже сейчас мне кажется, что этот сон — реальность, но я не хочу открывать глаза.
И когда рубашка падает на пол, и я переступаю через нее, даже тогда, когда россыпь поцелуев проходит по моей спине, заканчиваясь где-то на шее, где есть местечко, которое просто заставляет мои ноги подогнуться и упасть лицом на постель, не оглядываясь, не открывая глаза.
Ох, черт. А сны бывают настолько реальными? Да? Тогда я не хочу просыпаться.
Потому что меня бережно переворачивают, и я вижу все то же удивленно-нахмуренное лицо Северуса Снейпа. Как будто одновременно спрашивающего: «Какого черта ты тут делаешь, Поттер?» и говорящего: «Ваша беспечность поражает, Поттер. Минус тысяча...». Я улыбаюсь сам себе и притягиваю Снейпа за шею.
Что я творю? Честно? Мне плевать. Моя забитая войной жизнь не стоит того, чтобы упускать из виду такой замечательный сон.
Ведь это всего лишь сон, правда? Или я сошел с ума.
Что не мешает мне расстегнуть мантию Снейпа и притянуть его поцелуем к себе.
— Это всего лишь сон? — я все же должен спросить. Потому что сладкий вкус поцелуя, острый язык, скользнувший мне в рот, исследующий там все, как хозяин, и мягкое поглаживание ладонью по затылку — кажутся мне вполне реальными.
— Так вот, чего ты хочешь, Поттер? — он ухмыляется, отодвинувшись. — А ты уверен, что Я хочу этого?
Я даже не сомневаюсь. Так как это — мой сон. Такой простенький сон Гарри Поттера. Где все идет по моим правилам.
И я хочу, чтобы он до безумия хотел меня.
И дальше все происходит за доли секунды. Горячая, воспламеняющаяся в моих руках, его кожа прикасается к моей. Еще один поцелуй, и очень медленно Снейп входит в меня. Не спрашивайте — больно, не больно. В тот момент это было не важно. Ведь если это он — не страшно.
Тем более это ведь сон. Просто сон.
И поэтому я могу приподняться и слизнуть капельку пота с его носа. Мне кажется это настолько забавным, что я хихикаю, а Снейп просто берет и входит в меня еще глубже, отчего хихиканье сменяется судорожным вздохом и протяжным стоном.
Он всегда знает, куда бить. Поэтому и ухмыляется. И, разгадав его секрет, я оставляю царапины на его спине. Потому что он снова двинулся слишком резко.
И теперь... снова хихикаю я, когда он чертыхается, и я, с не присущей мне нежностью, провожу кончиками пальцев по его щеке, а он тянется за этой лаской. Хорошо, что рана на шее не кровоточит.
Это забавно — быть в его руках. Доверять ему. И ведь... к черту. Я не хочу больше этих щелчков. Не хочу, чтобы сознание переключалось из мира в мир.
Чтобы было так — Снейп жив, и я здесь. А там где Снейп мертв — меня нет. Ладно?
И хочу, чтобы сейчас где-нибудь в книге судьбы появилась запись: «Желание Гарри Поттера. Исполнено». Потому что я хочу остаться. Здесь и сейчас. С ним. Вот так... стонущим в его объятьях.
Прошу. Умоляю. Пусть это станет моей реальностью.
Я в последний раз выгибаюсь под ним, выкрикивая его имя и откидываюсь обратно на постель, проваливаясь в глубокий сон.
* * *
Будит меня ласковое прикосновение к волосам. Кто-то медленно теребит прядку и выдыхает почти в висок:
— Гарри...
— Мм? — я не хочу открывать глаза. Ведь если открою, он может исчезнуть. — Что, Северус?
— Я уезжаю завтра, Гарри. И только тебе решать, поедешь ли ты со мной или нет.
— Поеду! — мне все равно, понимаете? Мой сон, мое сумасшествие, мой... Он... Он просто зовет меня.
Хоть на край света! Я пойду с ним, пойду куда угодно.
— Не отвечай так быстро, ты должен все хорошо обдумать. Давай договоримся так: я дам тебе время до завтрашнего утра. В десять часов я аппарирую с помощью ключа в другую страну. Либо ты придешь, либо — нет. В любом случае, я буду тебя ждать возле ворот Хогвартса.
— В десять... я приду, Сев, — я ухмыляюсь, легонько кусая его за подбородок, когда он, я точно знаю, пытается возмутиться насчет «Сев».
Он улыбается.
Незаметно. Всего лишь уголками губ, но мне этого хватает, чтобы расплыться в широкой, счастливой улыбке. Завтра в десять я буду целиком его.
— Спи... дурачок, — Снейп целует меня в макушку, и я закрываю глаза.
Завтра...
В десять.
11.03.2012 Глава 3. Нечего терять
Я просыпаюсь в собственной постели в башне Гриффиндора и ничуточки этому не удивлен. Проникнуть во львятник одной удачливой змейке — проще простого.
Что больше меня удивляет, так это нахмуренное лицо подруги и её руки, скрещенные на груди. Она не сводит с меня взгляда, прожигая им насквозь. Расставив ноги на ширине плеч и прищурившись.
— Гарри Джеймс Поттер. Где ты...
— Снейп жив, Герми. И вчера я в полную силу почувствовал это на себе, — я хихикаю и сладко потягиваюсь. Почему-то мышцы не болят, наверняка все та же заслуга змейки.
Одеваюсь под настойчивым взглядом Гермионы. Она хочет что-то сказать, но как будто специально молчит. Словно это заведено — молчать, когда тебя распирает от желания задать вопрос.
— Ты собираешься с ним исчезнуть? — она говорит это настолько отстраненно, что я замираю у двери с протянутой рукой и, поправив мантию и небольшую дорожную сумку на плече, хлопаю по карманам в поисках своей волшебной палочки.
— Сколько сейчас времени? Где моя волшебная палочка? — я пытаюсь ее найти, но все время натыкаюсь на этот странный взгляд Герм.
— Она у тебя? — я смотрю на нее в ответ. Я не понимаю, что она пытается этим доказать, но...
— Гарри... послушай...
Но я не хочу ничего слушать. ХВАТИТ! Слышите? Я уже наслушался ваших заверений о том, что Снейп мертв. Но он — жив. И от осознания этого у меня в груди исчезает пустота.
Почему же вы не можете меня понять?
— Я не хочу тебя слушать. Верни мне мою палочку, — я настойчиво протягиваю ладонь в ее сторону.
— Я ее выкинула с Астрономической Башни. Хочешь, вместе сходим?
— Зачем ты это сделала?
— Я знаю, что для тебя лучше, Гарри.
Я закрываю лицо руками. Как она может знать, что для меня лучше?
— Да, я тебе не мать, но... ты должен справиться с этим. Один. Ты должен начать жить. Перестань цепляться за прошлое, живи настоящим!
Я смотрю на нее, стараясь вложить все свои чувства во взгляд, и понимаю: все же она хотела как лучше.
Но я должен идти. Идти к Снейпу. Он ждет меня у ворот, и, если я не поспешу... я не успею.
Но! К ЧЕРТУ! Я буду не я, если не попробую! Я ДОЛЖЕН УСПЕТЬ! ДОЛЖЕН!
И я, развернувшись, бегу к выходу из замка, лишь краем сознания замечая летящий в меня луч какого-то заклинания.
Что ж. Без палочки его не снять.
* * *
Он слишком далеко! ОН СЛИШКОМ ДАЛЕКО, МАТЬ ВАШУ!
Я не успею! В голове ведется отсчет уходящего времени.
Я бегу как могу. Почему нельзя аппарировать? Какие-то несколько метров? Но и он не двинется с места! Потому что в руке у него зажат чертов портал.
Я вижу его. И вижу то, что Снейп стоит ко мне спиной. Он не видит, как я бегу. Не видит. И значит, не подойдет. Он думает, что я не приду! Но я здесь... мне нужно добежать. Пожалуйста! Если меня кто-нибудь слышит! Пожалуйста! Сделайте так, чтобы он обернулся! Сделайте так...
По-жа-луй-ста!!!
Я не успею. Я не успею добежать до него, коснуться рукой его плеча, заставить развернуться ко мне. Увидеть, что я тоже хочу быть с ним.
Он аппарирует раньше, чем я добегу. Неужели он не слышит?
— Сееев! — Силенцио не слабеет. Я не могу говорить, я не могу крикнуть. Я просто ничего не могу, кроме как бежать к нему.
— Сеев... — голос хрипит, но я все равно не могу закричать громче. Ноги болят, по спине градом течет пот, дыхания не хватает. Я бегу к нему, но все равно не успеваю.
ОБЕРНИСЬ!
На часах осталось всего лишь двадцать секунд. Каких-то пятнадцать...
Каких-то десять...
Девять...
Восемь...
Семь...
Он слишком далеко! СЛИШКОМ ДАЛЕКО! ОБЕРНИСЬ ЖЕ!!!
— СЕВ!!! — я кричу что есть силы, и мне удается скинуть с себя заклинание немоты. ОН ОБОРАЧИВАЕТСЯ, И Я НАБЕГУ ТЯНУ К НЕМУ РУКУ!
Он удивлен? Он... широко раскрывает глаза, и тянет свою тонкую ладонь в мою сторону.
Три...
Два...
Последние метры я просто лечу.
Я касаюсь его ладони кончиками пальцев, он резко тянет меня на себя, и, как только я оказываюсь в его объятьях, его руки на моей спине сжимаются, и я чувствую знакомый рывок в пупке.
Мерлин! Ты не поверишь...
Как я счастлив, что успел.
И будь... что будет.
ПОВ Рона Уизли
Знаете? Я помню, какими глазами он смотрел тогда в тот угол, где видел Снейпа. Я не могу передать это словами, но...
Наверное, все-таки так будет лучше. Колдомедики ничего, кроме диагноза «военный синдром», ставить не хотят.
Мы...
Пошли на эксперимент с Оборотным зельем только ради него. Я изображал Снейпа. Я видел, как загорались его глаза. Видел, как он рвался прикоснуться ко мне. И как приходилось Гермионе утаскивать его. Потому что я — не Снейп.
Это похоже на сумасшествие. И началось с Его смерти.
Мы не смогли ему помочь.
Сейчас он видит цветные сны. То, что хочет видеть. Считаете, что это жестоко? А я — нет.
Ведь... в кои-то веки он счастлив. И он этого заслуживает намного больше любого из нас.
Будь счастлив, Гарри, именно так, как ты хочешь.
Дополнительный финал. Для ХЭ-любителей (и тех, кто до последнего верит, что в мире ГП возможно все — прим. беты)
— Никаких завтраков в постель.
— Хорошо.
— Никаких пробежек ранним утром.
— Хорошо.
— Никаких объятий и прочего на людях.
— Ясно.
— Никаких... и это тоже.
— Я понял... просто. Я боялся, что... не успею.
— Я знаю, Гарри. И я не обещаю, что дальнейшая твоя жизнь будет похожа на сказку. Скорее всего, на новую войну, к которой ты вряд ли будешь готов. Так что, если ты передумаешь...
— Нет.
— Я повторю: если ты передумаешь — просто скажи. И тогда я приму твой выбор. Ты меня понял?
— ...
— Понял?
— Да.
— А теперь спи.
Тихо вздохнув, я могу свернуться калачиком в его объятьях и наконец-то спокойно закрыть глаза. Я не знаю, приснится ли мне очередной кошмар о войне. Не знаю. Просто сейчас мне спокойно.
Помните, я говорил, что забыть то, что когда-то ты видел, — довольно сложно? Забудьте. Достаточно лишь того, чтобы у вас был стимул забыть.
И у меня он есть. Как бы глупо это ни было: слышать стук чужого сердца, ощущать пульс на сжатой руке и дышать в унисон с кем-то — дорогого стоит.
Vova
