Когда я говорю, что поменялось многое, я имею в виду, что изменилось все. Разве что солнце не стало фиолетовым, а облака не заменила сахарная вата. Тогда было бы хоть что-то позитивное.
Репортеры липнут ко мне просто маниакально. Эти их вечные "мистер Поттер", "пару слов" и "я представитель "Ежедневного пророка" вызывают у меня аллергию. Мадам Помфри говорит, что у меня нервы стали ни к черту. На людей я с кулаками не бросаюсь, но пара моих приемов вызвала бы у медсестры опасения. Гермиона уже высказала мне по поводу случая на прошлой неделе. Когда репортер начал свое извечное "пару слов, мистер Поттер", я не смог ему отказать. Парой слов оказались зашивающее рот заклинание и летучемышиный сглаз. Беднягу срочно отправили в Святого Мунго, а в газетах появились заголовки, вопящие о том, что волшебный мир не от того человека спасали.
Уроки сократили. Теперь в день у нас по два-три занятия, после чего преподаватели идут восстанавливать здание школы. Если честно, то мы живем буквально в руинах. В башне Гриффиндора появилось новое окно — на полстены рядом с камином. Причем состряпали его сами студенты, потому что дуло сильно, а Фред и Джордж хотели таким образом изменить интерьер и во всех остальных гостиных. Слизеринцам так вообще какой-то умник предложил замуровать выход из подземелий. И конечно же нашелся еще один гений, который воплотил идею в жизнь. Снейп тогда рвал и метал, как у него вообще сил хватает. На уроках он мрачнее тучи, в Большом Зале от него каша сворачивается в радиусе десяти футов, а в коридорах даже латы позвякивать начинают, когда он мимо проходит.
Квиддича пока нет, да всем и не до того. На носу окончание школы, а что делать дальше — непонятно.
Министерство представляет собой жалкое зрелище, и Кингсли сбивается с ног, чтобы привести все в порядок. Пожиратели такого успели натворить, мрак просто. А ведь еще магам предстоят переговоры с волшебными существами, которых изрядно потрепало во время волдемортовского правления. И я уже не говорю о великанах и беглых оборотнях, оставшихся в живых. Что с ними делать — уничтожить, заключить или помиловать — не знает никто.
Кстати о помиловании. Заседания в Визенгамоте проводятся в количестве пяти штук за один день. Количество оправданных Пожирателей прямо пропорционально их общему количеству. Пока что я знаю, что помиловали Малфоев и Снейпа. Первых временно лишили права на выезд из страны, а Снейпа оправдали по всем статьям. Не могу сказать, что я не рад. Рон как-то заикнулся, что лучше бы его в битве зашибло, так Гермиона с ним неделю не разговаривала. А я не знаю, как реагировать. Я же говорил, что все изменилось?..
Я на Зельях — не поверите — сижу и слушаю, что говорит Снейп. Даже записываю. Мои конспекты по-прежнему не могут конкурировать с гермиониными, но зато я хоть приблизительно помню содержание каждой лекции. "Наконец-то Вы вспомнили, Поттер, что у Вас есть уши", — сказал Снейп без особого сарказма и уж тем более ненависти. Я даже раздражения в его голосе не слышу.
Я не знаю, как реагировать.
Тогда, в Визжащей Хижине, я так перепугался, когда нашел уже укушенного змеей Снейпа и саму змею. Мы пришли как раз вовремя, и я до сих пор не могу перестать благодарить Рона, который тогда все таскал с собой клык василиска. Гермиона быстро увеличила его до размеров меча и заклинанием швырнула его в Нагайну. А потом я уже ничего не помню, кроме того, что Гермиона из бутылька чем-то капала на рану на шее Снейпа. Я вот запомнил, что укус был над кадыком, и когда тот нервно дергался туда-сюда, кровь хлестала еще сильнее. Мне во сне это до сих пор видится, когда я наконец засыпаю. И я все думаю. О войне, о погибших, о том, как бы все могло быть, если бы Волдеморта не существовало. Невилл бы не лежал до сих пор в больнице, Луна не лишилась бы отца, у меня были бы родители, Снейп бы не заходился кашлем после каждого урока.
Я случайно это узнал. Тогда я уронил чернила под парту, задержался, а он и не заметил. Когда он начал кашлять, надрывно так, с присвистом вдыхая, я чуть головой об парту не стукнулся. Стоял на четвереньках под партой и думал, сейчас мне вылезти и умереть наконец, или затаиться и умереть потом. В итоге слышу, как Снейп судорожно вдыхает и после недолгой тишины велит мне вылезать и прекращать подслушивать.
— Я не послушивал, сэр, — бормочу я, потирая затылок, а сам пытаюсь понять, зол Снейп или нет. Тот машет рукой, мол, ну вас к черту, Поттер, и я понимаю, что нет, не зол.
Тогда я быстро ретировался из класса, а теперь вот думаю, может стоило задержаться?
Если бы Гермиона узнала, о чем я думаю, она бы прокляла меня раньше Рона.
Интересно, насколько это ненормально — интересоваться:
а) мужчиной старше твоих лет;
б) мужчиной в два раза старше твоих лет;
в) мужчиной, который ненавидел твоего отца;
г) мужчиной, в конце концов.
Я не помню, когда это началось. На уроках окклюменции мы убить друг друга готовы были, а уж после того, как я сунулся в снейповы воспоминания, в ненависти он меня очень сильно обогнал. Можно сказать, что по сравнению с его ненавистью мои чувства были просто симпатией. Они действительно не могли оставаться ненавистью после того, что я увидел. И в течение года я ходил и это переваривал. У любого бы несварение случилось, а мне хоть бы хны. Волдеморт, сунься он в мою голову в этот период, с ума бы сошел. Снейп тогда на меня так зол был, что я на уроки ходить боялся, хотя не знал, от чего мне было страшно больше: от того, что он с меня баллы снимет, или от того, что я увижу тот же взгляд, который видел в Омуте.
И как мы докатились? Ну Снейп-то куда, я не понимаю? Ладно я, гормонально нестабильный подросток, должен кидаться на все живое. Но Снейп — взрослый мужик. Мужик, опять же...
И вот как-то я это все переварил, а потом, пока мы по лесам с Роном и Гермионой бегали, я все не мог перестать думать. О нем, то есть. Как-то сразу вспомнилось, как он спасал меня все эти годы, хотя старательно делал вид, что пытается сделать наоборот. Когда мы нагрянули в школу, я думал, что у меня сердце выпрыгнет. Это все бред, я знаю, и плачет по мне психиатрическое отделение Мунго, но я ничего не могу с собой поделать. Я думаю о Снейпе совсем не в том ключе, ловлю его взгляды, когда удается, и все думаю о том, что будет, останься я с ним наедине.
У него ужасно красивые руки. Ухоженные, пальцы длинные, и даже еще не зажившие царапины придают им больше шарма.
О чем я думаю.
Я был на слушании его дела. Даже говорил что-то, уже не помню. Нервничал слишком. Все после слушания узнали, что Снейп-то героем оказался, а я как-то даже удивлен не был. Из Омута я узнал все, что мне нужно было, чтобы не заморачиваться по этому поводу. Единственное, что меня волнует, знает ли обо всем этом Дамблдор. Просто как мне смотреть ему в глаза, если он знает, что...
Ой-ёй, что тогда такое творится.
Я даже по коридорам почти не брожу. Во-первых, незачем, а во-вторых, я не знаю, что делать, если на него наткнусь. Может у него это все прошло и он меня просто придушит под покровом ночи? А если нет, то я же с девчонкой только раз целовался, и то не понял, что к чему было. А тут не девчонка — а целый Снейп, с этими его умопомрачительными руками, хриплым голосом, которым я на уроках заслушиваюсь, и всеми его воспоминаниями в Омуте. Я мог бы сказать, что мне это не нужно и поэтому я сижу все ночи напролет перед новым окном в гостиной Гриффиндора, но я признаюсь, что мне страшно. Я же гриффиндорец, я должен быть честным... Честность поступков тоже подразумевается, да? Тогда вперед, Гарри Поттер, хватай мантию и иди попадаться Снейпу в объятия.
Я опять не о том думаю. Точнее, настолько "о том", что даже в дрожь бросает. Это все гормоны, сказал бы любой, но я уверен, что гормоны тут играют роль второго плана. "Чай подан", так сказать, а на переднем плане маячит он — гроза первокурсников, глава Слизерина и причина моей изматывающей бессонницы.
Волосы у него, кстати, совсем не сальные. То ли коллективное заблуждение, вызванное внушением старшекурсников, то ли Снейп голову мыть начал. Может его Нагайна так покусала, а может он из-за меня так. Воспоминания из Омута настолько притерлись к моей памяти, что мне это уже кажется вымыслом. И тогда прибить меня надо за такие мысли: чтобы взрослый мужчина прихорашивался ради ненормального подростка? Чушь, бред, нелепица. Да и слово-то ужасное — "прихорашиваться", словно не Снейп это, а влюбленная третьекурсница.
"Снейп" и "влюбленный" плохо гармонируют в одном предложении, даже глаза режет. Но не привиделось же мне! И с чего бы тогда Снейпу в меня банками с тараканами швыряться, словно я на его кладовую с ингредиентами покусился?
И вот пока преподаватели с замком носятся, а однокурсники наверстывают все то, чего они чуть было не лишились (я имею в виду, что сегодня я видел, как целуются Симус и Парвати; я не подлядывал!), я сижу тут, в башне, и бумагу мараю. Все равно же потом в камин все отправится, а я с духом так и не соберусь, чтобы что-то предпринять. Сегодня Снейп, проходя мимо меня в классе (хотя обычно он меня за милю обходит), как мне показалось, чуть задержался, а я потом весь урок соображать не мог. Что со мной творится, кто бы мне связно объяснил? У меня это все на эмоциях и ощущениях, такой сумбур, я наверное потому не могу ничего решить. Разложить бы все по полочкам, как у Снейпа все ингредиенты в шкафу каждый урок лежат, хотя их ученики потом в кучу сваливают, я бы тогда что-то смог сделать. Подойти к нему, например, спросить что-нибудь про зелье. Врезаться в него ночью в коридоре. На отработку напроситься, в конце-то концов! Так нет же. После уроков я быстрее убегаю, по коридорам не шляюсь, веду себя ужасно примерно. Кто ты и что сделал с Гарри Поттером?
Меня зовут Гарри Поттер, и сам с собой я ничего не делал — это все Снейп. И продолжаться это будет до самого выпуска, а потом у меня даже шанса не будет. Время будет утеряно, и всю жизнь я буду терзаться мыслями о том, что было бы, если...
Я старательно пытаюсь забыть, что у меня из кармана торчит мантия-невидимка, и все равно жалею, что карта мародеров сгорела. Как я буду случайно на него натыкаться в коридоре? Врежусь так в МакГонагалл, и никакой романтики. Влепят штрафные баллы, заставят отрабатывать, я так только время потеряю. На часах уже полночь, все спят давно. А я сижу все, сижу. Чего я жду? Волшебного пинка? Или что дверь сейчас откроется и появится Снейп — весь такой принц, который не полукровка, и скажет, что всю жизнь только меня и ждал.
Значит так. Сейчас я считаю до пяти, встаю, надеваю мантию и иду разбираться со своей жизнью — личной или нет, пока неясно. Итак...
Раз...
Два...
Три...
Четыре...
Пять.
* * *
(свежими чернилами, неровно)
Говорили же мне, что гриффиндорец — это диагноз! Я даже знаю, кто мне и когда это говорил. Снейп. Вчера.
Наверное, надо по порядку.
Полная Дама еще долго ворчала мне вслед, что если еще раз ее кто-нибудь разбудит, то она вообще никого не выпустит и не впустит. А я шел по коридору до лестниц — сначала быстрым шагом, не особо заморачиваясь тем, чтобы меня не заметили. Я чуть было не провалился в ступеньку, потом попал не в тот коридор, а потом, когда я наконец добрался до подземелий, мое сердце громыхало на весь Хогвартс, как мне тогда казалось. Шел я уже так медленно, что меня без труда обогнал бы безногий акромантул, раненый в голову. Раненый в голову — это уже скорее про меня. Иначе какого черта я вообще поперся...
Оставим лирику. Лестницу я с грехом пополам преодолел. Все думал, что мантия у меня короткая и ноги видно, или что кроссовки у меня громко об камень стучат, или что вообще Снейп спит себе спокойно, а я тут как дурак в Скарлетт О'Хару играю. Стыд и срам, мистер Поттер, как вы Волдеморта вообще победили?
Последняя мыль придала мне было храбрости, но тут же я подумал, что и сотня Волдемортов не выстоит против одного пострадавшего в войне Снейпа, который из-за раны шептать и шипеть больше не может. Уж я-то представляю, как его это бесит. Сколько он шипел на нас с Роном? А его вкрадчивый шепот, когда он нам про отчисление втирал, я до старости не забуду. Только склероз спасет меня от светлых воспоминаний и того позора, который начался спустя десять минут, как я оставил позади последнюю ступеньку.
Сначала я постоял немного, привыкая к мысли о том, что в любую минуту из-за поворота может выйти Снейп. Тогда мне не останется ничего, кроме активных действий, потому что слух у него, в отличие от голоса, не пострадал. Что такое активные действия и в чем они заключаются, я представлял смутно. Но даже от этих смутных представлений мне становилось дурно от ужаса. Вдруг я все выдумал? Может у меня вообще контузия после войны, может я сам не ведаю, что творю?
Решив не предаваться панике, я ужасно медленно пошел по коридору. Меня интересовало, есть ли в подземельях сигнализационные чары, и если есть, то как скоро сюда явится Снейп.
Дай бог, чтобы не Филч. К нему я теплых чувств совсем не питаю.
Шел я по коридорам, как мне казалось, уже бесконечно долгое время. Сутки или двое. Может вообще месяц. А может быть я вообще Кровавый Барон, который возомнил себя Гарри Поттером, и Снейп сейчас пройдет сквозь меня и отправится дальше. И словно в ответ на эту мысль послышались шаги. И пока я пытался утвердиться в мысли, что я Кровавый Барон, они все приближались. Наверное, из-за накатившей паники я слишком громко дышал, даже пыхтел, потому что ближе к повороту шаги замедлились, а потом и вовсе стихли. Когда это случилось, я плюнул на все и зажмурился, по-детски рассудив, что раз я ничего не вижу, то и меня не будет видно. Про мантию я, наверное, вспомнил только когда ее с меня сдернули. От неожиданности я даже забыл, что надо жмуриться дальше, и открыл глаза. Закрыть их я уже не мог, потому что закрывать глаза, когда в двух шагах от тебя стоит белый как полотно и злой как черт Снейп, сжимающий в руке твою мантию-невидимку, станет только умалишенный. Вопреки всем заверениям Снейпа, я таковым не был, поэтому в гляделки мы играли чуть ли не минуту. Снейп — сощурясь, я — вытаращив глаза, как сова. Помню еще, что в стену вжался, словно в нее просочиться хотел. Время для активных действий было самое что ни на есть подходящее, но в моей голове было восхитительно пусто, хотелось только оказаться в своей кровати и никогда не помнить о подземельях и Снейпе в особенности, потому что на романтический лад он не был настроен точно. Я сто раз пожалел о том, что я такой идиот, когда он открыл рот и возмутительно спокойным тоном поинтересовался:
— Гуляем, мистер Поттер?
Я до сих пор не понимаю, как он меня не убил, когда я вдруг нашел в себе наглость ответить:
— Если Вы так настаиваете, сэр.
Помню, что у него глаза на лоб полезли. Я еще пожалел, что у меня нет камеры, чтобы запечатлеть лицо обалдевшего от наглости Снейпа.
— Изволите хамить? — наконец заговорил он, неповторимо вскидывая левую бровь. — Давно Гриффиндор не
получал штрафные баллы? Я не могу отказать Вам в услуге, мистер Поттер. Минус двадцать баллов.
Меня это тогда не слишком волновало. Точнее, не волновало вообще, я даже не думал о баллах, только лихорадочно соображал, что делать. Первый ступор у меня прошел, я уловил линию поведения Снейпа, и теперь оставалось только вывести разговор на нужную мне, или нам обоим, тему.
— Назначите мне отработку, сэр? — спросил я, чтобы оттянуть время, и чуть не прослушал его быстрое "нет". Раньше мне бы показалось, что я ослышался: Снейп не хочет назначить мне отработку?! Срочно в Святого Мунго, профессору плохо! А сейчас я понял, что он просто не хочет оставаться со мной наедине.
Я так его и спросил. И Снейп совсем не по-снейповски сделал шаг назад, зато вполне предсказуемо попытался зашипеть:
— Мало того, что у Вас не хватило такта не лезть в чужие воспоминания, так Вы еще имеете наглость... — на этом слове он сорвался на хрип и зашелся кашлем, так что его даже пополам согнуло. Кашлял он долго, я даже перепугался, думал, он тут умрет сейчас у меня на руках. Романтично, конечно, но только на словах. На деле было реально жутко, и поэтому я облегченно вздохнул, когда его наконец разогнуло и он сухо велел:
— Идите к себе, Поттер. — Он сунул мне мантию в руку, случайно коснувшись моей руки пальцами, и меня словно обожгло; а он развернулся и пошел прочь. Я буквально пару мгновений столбом простоял, честно, а потом сорвался с места — и к нему. Подскочил, схватил его за рукав, останавливая, и начал вываливать все, что на язык шло. Что я не издевался сейчас, что я на самом деле совсем его не ненавижу, а даже почти наоборот; что я тогда в Визжащей хижине чуть с ума не сошел, все потом к целителям приставал, как он там. Завернул еще, что спать толком не могу, потому что снится все подряд, а на уроках так смысла лекций порой не улавливаю, только голос слушаю. Плел, в общем, что все это время на уме было, а он стоял и слушал. Внимательно слушал, руку не пытался освободить, смотрел так, словно в душу пытался заглянуть. Я все говорил и говорил, уже даже и десятой части всего не вспомню, а потом вдруг понял, что Снейп чуть ли не улыбается. Нервно так, у самого губы кривятся, подрагивают. Так это дико и непривычно было, что я даже слова все растерял, хотя до этого трещал без остановки. А когда он вдруг рывком меня к себе и поцеловал, так у меня еще и мысли все разбежались, только подумал о том, что не зря я это все наговорил, все правильно сделал.
Я целовался всего раз, и сейчас уже осознаю, что первый мой поцелуй был там, в подземельях. Я опять все плохо помню, наверное, что-то у меня с памятью, раз я забываю все самое важное. Как я оказался у Снейпа не помню, хотя помню, что до этого Снейп все-таки пытался отослать меня в башню, что-то говорил насчет того, что это все гормоны и чтобы я подумал. Я и так знаю, что гормоны, я ему и сказал, что они тут совсем чуть-чуть замешаны и что никуда я не уйду. Взгляд его помню. Такой только у него может быть — даже отвернуться сил нет.
Потом были ощущения. Причем такие, что рассказывать стыдно, не для бумаги это все. Это все внутри тебя, в сердце, в легких, когда в животе бабочки, на коже горят отметины, словно железом раскаленным прошлись. Жарко, но не больно. Но точно так же — навсегда. Дышать нечем было, я даже на мгновения терял представление, где я и кто я. Все, что я знал, что на меня обращен этот взгляд, даже в такие моменты внимательный и чуть настороженный. Помню, что губы у него сухие, а целуется он уверенно и чуть грубо, хотя тут же словно спохватывается, и тут появляется нежность. Неловкая, непривычная, даже робкая. И от воспоминания этого контраста у меня до сих пор звенит в груди.
Это все настолько невероятно, что я не могу подобрать слова. Эмоции невероятно трудно описать словами, так что я даже не берусь. Да и незачем это. Потому что Северус рядом, и мне не нужно ничего сохранять, запоминать, потому что все это у меня еще будет.
Се-ве-рус. Я никогда не задумывался над его именем. Оно как ветер среди занесенных снегом деревьев. Холодное, колючее. Перекатывается на языке мелкими камушками, и привкуса не остается.
Я надеюсь только, что успею сжечь это все до его прихода. Он обязательно найдет способ достать из пепла все мои мысли, чтобы потом долго об этом думать и при случае задать мне в лоб какой-нибудь каверзный вопрос. Я с ним меньше суток, но мне кажется, что я знаю его всю жизнь.
В заключение я мог бы написать что-нибудь пафосное, вроде: "Всю мою жизнь, которая только началась" или, что еще хуже: "Его. Северуса", но я не буду этого делать. Я не девчонка, в конце концов, да и огню плевать на завершенность написанного на бумаге. Поэтому напишу просто:
Vova
