Только на парселтанге

Понедельник. Что может быть хуже понедельника? Например, в пятницу вечером, в субботу и воскресенье можно быть спокойным. Не составит труда уединиться, ведь все спешат в Хогсмид, чтобы хорошо провести время с друзьями, а оставшиеся либо засиживаются в библиотеке, готовясь к предстоящим занятиям, либо исследуют загадочный Хогвартс, уединяются где-то со своими вторыми половинками. Но кроме беззаботных, вечно веселых и окруженных вниманием своих друзей, приятелей, знакомых, воздыхателей, есть еще и те, кого принято называть отшельниками, одиночками и, чего уж греха таить, изгоями. Том Реддл был изгоем. Причина? Дело в том, что он студент факультета Слизерин, но, (какая ирония!), кровь его не чиста.

В выходные он наслаждался одиночеством и спокойствием, но, с наступлением понедельника, выныривал из своего уютного уединения в этот невероятный Ад. Однокурсники его презирали за нечистоту крови, они презирали всех маггло-рожденных волшебников и самих магглов, а уж грязнокровку, обучающегося на благородном Слизерине они просто ненавидели. Они были возмущены: считали, что факультет осквернен и всячески пытались унизить Тома Реддла. Чаще всего, им это не удавалось, потому что Том не был дураком и при этом являлся сильным волшебником, не смотря на то, что его отец — маггл, а кровь Тома, следовательно, не чиста. Том был лучшим на своем факультете, чем еще больше злил своих чистокровных однокурсников.

Любимым предметом Реддла являлась Защита От Темных Искусств, сразу после — Древние Руны, а бронзы в приоритетах Тома удостоилось Зельеварение. Шел пятый год обучения, а черноглазый Том все не мог перестать восхищаться замком. Особенно он любил подземелья Слизерина. Он никогда не задумывался, что, должно быть, здесь жутко. Все-таки, это подземелья, которые находятся прямо под Черным Озером, сюда не прорвется ни единый лучик света и, если закрыться в комнате и погасить свет, окажешься в абсолютной, кромешной темноте. Но эти мысли скорее грели душу, чем наоборот. Все-таки, Том любил быть наедине с собой. Он предпочитал молчание в одиночестве шумным посиделкам и развлечением. В основном, он занимался учебой. Точнее сказать, он занимался учебой постоянно, только это он и делал. Он желал доказать всем, что превосходит в своих знаниях всех этих чистокровных волшебников, что способен добиться успеха в то время, как по венам течет нечистая кровь. И он прилагал все усилия, чтобы убедить в этом, прежде всего, самого себя.

Душа Тома страдала. О, нет, не потому, что его презирали сверстники, вовсе не поэтому. Причиной тому было чувство собственной безнадежности, недостойности, он хотел быть Лидером, хотел власти и почтения, а был всего-лишь полукровкой, заучивающей рядовые заклинания. Да, все преподаватели хлопали в ладоши и кричали “браво!”, но школьная программа была недостаточно обширной, по скромному мнению самого Реддла, задания были слишком простыми, даже элементарными, хотелось, несомненно, большего.

“А теперь, нужно открыть глаза”, — думал Том. Он не увидел ничего необычного: как всегда, плотно задвинутые, пологи кровати и потолок. Реддл приподнялся на локтях, достал палочку из-под подушки и, мазнув по воздуху, шепотом произнес:

— Vigilate, — с конца палочки вытекал плотный дым едва светящийся зеленым и через несколько секунд сложился в цифры: 628. Это заклинание Том изобрел сам. Так уж вышло, что однажды ему нужно было узнать время, а часов по близости не было, он хорошо знал латынь и решил поэкспериментировать. Сначала у него ничего не получилось, потом, вместо удобных арабских цифр, дым принимал форму латинских слов типа “поздний вечер” или “раннее утро”, но, в конце концов, все получилось. Цифры висели в воздухе до тех пор, пока тот, кто произнес заклинание, не увидит их и, самое главное, не запомнит.

Том Реддл автоматически просыпался раньше остальных, так всегда было, он сам не знал, почему. Всегда одно и то же время: 06:30 — плюс-минус две минуты. Засыпал он так же четко: 02:30. Спит, вроде бы, и мало, но чувствует себя бодрым всегда. Покончив с утренними процедурами, Том заклинанием заправил кровать, привел себя в порядок и сел за учебники.

“Скука смертная. У меня такое ощущение, что я смог бы придумать более сложные заклинания, даже будучи грязнокровкой. Но это уж совсем утомительно”, — думал он, листая учебник по Заклинаниям. Том находил содержание учебника примитивным, по этой причине он открыл более интересный учебник — по Древним Рунам. Это показалось ему намного более полезным, а тратить время впустую он ненавидел.

Брюнет с жадностью вчитывался в строки, впитывая информацию, когда глаза начали уставать, он закрыл учебник и, отложив его в сторону, провел рукой по лицу, давая отдохнуть глазам. Понадобилось несколько секунд, чтобы Том снова вернулся к изучению учебника. Но, по рассеянности, он его уронил. Подняв учебник, он, совершенно случайно, наткнулся на начерченную от руки руну, над которой красовалась надпись...“Руна повиновения!? — от удивления Том вытаращил не верящие глаза, — никогда о таком не слышал! Не может быть! И как такое могло оказаться в школьном учебнике? Хм... А это занятно”. Он перечитал содержание рукописной записи несколько раз:“Руну необходимо чертить по воздуху, не касаясь поверхности. Сама руна должна иметь такой размер, чтобы на нее могли ступить два человека одновременно. Как только это произойдет, начертивший руну может потребовать от ступившего на руну что угодно, и тот не сможет отказать. Магия заставит его сделать то, что ты попросишь. Повторить это невозможно. Чем чертить руну? Что при этом делать? Ты найдешь ответы на все вопросы в книге о магических животных, в библиотеке. На обложке желтого цвета изображен Имп. Удачи”.

Том вырвал страницу с таинственной руной и отправился в библиотеку, наплевав на раннее время и на то, что, скорее всего, библиотекарь будет недовольна ранним визитом. Реддл наконец нашел что-то интересное! Как же ему хотелось по-скорее во всем этом разобраться.“Но зачем мне это? Мне, вроде, ничего ни от кого не надо. Или надо?” — размышлял он, выбираясь из подземелий. Ответ в голову не приходил, но Том не замедлил шаг. Он принципиально хотел знать все об этой руне и только радовался приключению. Было уже около 07:30, так что все должно быть нормально. Библиотека была не так пуста, как думал Том, кроме него, было еще пара ранних пташек: Зак Вираж и Эмма Нэйм — из Рэйвенкло, это совсем не удивило Реддла. Рэйвенкловцы всегда отличались особой тягой к знаниям, а вот студентка из Хаффлпаффа его насторожила. Этот факультет предполагал трудолюбие, но скорее к работе руками, нежели мозгами. Хэйли Стар — так ее звали. Насторожило его не только ее присутствие, но и то, что в ее руках была книга желтого цвета. Том не видел, какая именно книга была у Хэйли, но это предстояло выяснить. Он осторожно подошел к девушке со светлыми, почти белыми волосами, которые струились по ее плечам до самой талии. Она не замечала его присутствия, пока Том вежливо не прокашлялся в кулак, заявляя о своем присутствии. Девушка вздрогнула и подняла взгляд на красивого юношу.

— Доброе утро, Хэйли, — поприветствовал он девушку сдержанной улыбкой.

— Доброе... Ты знаешь мое имя, Том? — блондинка покраснела слегка. Ее пронзительно синие глаза засверкали.

— Разумеется, — ласково ответил Реддл. — Ты позволишь? — Том кивнул на стул рядом.

— Да, да. Конечно, — в подтверждение своих слов девушка отодвинула свой стул чуть в сторону. Том грациозно присел рядом и, изобразив непринужденную заинтересованность, спросил:

— Что читаешь?

— О, это... Да какая разница? Как твои дела? — Стар положила книгу на колени обложкой вниз. Том почувствовал себя неловко.

— Блестяще. Лучше некуда. А твои? — Реддл не мог себе позволить быть невежливым и настаивать на том, чтобы девушка рассказала ему о книге, которая лежит у нее на коленях.

— Оставляет желать лучшего, если честно. У меня есть некоторые сложности с Заклинаниями, — она смущенно закусила губу. Том вспомнил, как только утром мысленно жаловался на элементарность этого предмета.

— Хм. И какие же у тебя сложности?

— Так мило, что ты предложил свою помощь! — воскликнула девушка. Реддл побледнел. О, нет. Он только что связался с хаффлпаффкой. Это — конец. Он вовсе не предлагал свою помощь, хотя, возможно, она поняла это именно так. — Когда я пытаюсь наколдовать побольше воды и произношу “агуаменти”, максимум, что у меня получается — это стакан воды. Что мне делать?

Вероятно, Хэйли полагала, что уроки с Томом Реддлом начнутся немедленно. Юноша обреченно провел рукой по лицу. Хотелось высказать ей все, что он думает о ее умственных способностях, но, вместо этого, он сказал:

— Ты... когда заклинание произносишь, концентрируешься хоть немного? Это программа второго курса, если не ошибаюсь, тебе следовало бы уметь уже.

— Я концентрируюсь. Но думаю о том, как бы не намочить волосы, — она демонстративно откинула прядь светлых волос. Тут же повеяло приятным цветочным ароматом. Том вздохнул.

— Это значит, что ты не концентрируешься. Если ты волшебница, то прическа — последнее о чем ты должна думать. И, заранее опережая твой следующий вопрос, отвечу: маникюр, макияж и прочая ерунда тоже не должны тебя беспокоить. Нужно концентрироваться на магии. Понимаешь?

— Мне этого еще никто не говорил. Я не знала.

Реддл уставился на нее так беспомощно и жалостливо! Он надеялся, что она сейчас засмеется и скажет: “ты что? я же пошутила!” Но этого не произошло.

— Удивительно. Но теперь-то ты знаешь. Рад, что услужил. Так... что за книжка?

— Что ты все о книжках, да о книжках? Давай поговорим о тебе! — Стар смотрела на него с восхищением, как на самого умного человека на Свете. “Втрескалась”, — сделал вывод Том.

— Мы в библиотеке. И я пришел сюда, чтобы почитать.

— А зачем ты подошел ко мне?

— Ну... Книга, которая у тебя на коленях... Кажется, мне нужна именно она.

— А-а... Так вот в чем дело! А я, глупая, думала, что ты подошел ко мне, а не к книге!

“Вот, с “глупой” ты попала в самую точку, Стар”, — хотел сказать Реддл, но вместо этого произнес:

— Ты не могла бы дать мне книжку? Она мне очень нужна.

Девушка оскорбилась и, поджав свои пухлые губки, захлопнула книжку и прижала к груди.

— Ну уж нет, Том! Так не пойдет, — теперь Том мог видеть изображенного на книге Импа.

— Чего ты хочешь?

— В Хогсмид! — заявила Хэйли, — с тобой!

Том сокрушился. Все его планы к чертям. Он ненавидел Хогсмид, где развлекается куча студентов, которые презирают его.

— И тогда ты отдашь мне книгу?

— Конечно.

— Ты понимаешь, что я мог бы просто забрать ее силой? И сейчас мне это не составит труда.

— Понимаю. Только ты этого не сделаешь, — уверенно сказала Стар и встала с места, все еще прижимая книгу к груди.

— Это еще почему? — нахмурился парень.

— Потому что, — девушка сделала несколько шагов к выходу и сказала напоследок, — я тебе нравлюсь, — она горделиво задрала подбородок и, виляя бедрами, вышла из библиотеки.

Да, она, несомненно, была красавицей, каких поискать! Синие глаза, длинные, прямые, платиновые волосы, стройная фигурка, идеальная осанка. Ее лицо можно назвать ангельским. Но сколь она была красива, столь она была глупа. Отчаянная и бесповоротная тупость, от которой хотелось ударить себя по лицу от безысходности. На нее было даже злиться трудно, хотелось, напротив — погладить по пустой голове и пожалеть. Определенно, такие девушки Тому не нравились. От разговора с непроходимой идиоткой, Реддл уже чувствовал себя уставшим, хотя они проговорили-то всего-ничего. Слизеринцу даже думать не хотелось о том, что ждет его в субботу. Обреченно и глубоко вздохнув, он встал и вышел из библиотеки, желая поскорее вернуться в уютные подземелья. Хогвартс постепенно оживал, тихим эхом отзывались проснувшиеся студенты и преподаватели, чьи-то шаги, голоса, звук шороха мантий, все слышалось удивительно хорошо, но стоило оказаться в слизеринской гостиной, как моментально стало тихо, правда, не надолго.

В гостиной его проводили молчаливым, полным презрения взглядом, а в спальне для мальчиков...

— Реддли! Ты вернулся! Мы так скучали по твой грязной кровушке! Не угостишь парой литров?

— Могу угостить тебя отменной авадой и приправить круциатусом, если ты такой голодный, Гиббс, — Эндрю Гиббс — это мелкий, нахальный пацан, который постоянно пытался задеть Реддла, но у него это далеко не всегда получалось. Эндрю сидел на своей кровати, все еще одетый в пижаму. Не умытый, не причесанный, даже вонял немного.

— О, не стоит напрасных угроз, Реддл. Ты не способен на убийство, ты слишком слаб для этого, — Гиббс полагал, что это разозлит Тома, но тот лишь иронично повел бровью, ему хотелось сказать, что он убил своего отца, будучи ребенком, но деликатно промолчал, ухмыльнувшись.

— Ты находишь это забавным? — влез Карл Бишоп, который, в отличие от друга, выглядел представительно. Высокий шатен стоял у шкафа с книгами и до этого момента игнорировал разговор однокурсников.

— Сказать по правде, — Том наклонил голову вбок и улыбнулся, — да. О, да, я нахожу это невероятно забавным, — он издал сдавленный смешок и улегся на кровать, закинув руки за голову.

— Тем хуже для тебя, Реддл, — процедил Карл, буравя брюнета взглядом. Тот только глянул на него, не поворачивая головы и, высказывая полное неуважение и безразличие, с шумом зевнул, блаженно прикрыв глаза. На этой ноте закончилось их взаимное “доброе утро, приятель”.

Из душа вышел Элиан, уже одетый, но его волосы все еще были мокрыми. Он поприветствовал всех, не каждого по отдельности, а всех присутствующих, даже Тома. Но Реддл не подал виду, то это было ему приятно. Вообще, Элиан Малфой — единственный со всего Слизерина, кто его вообще игнорировал. Будто нет его. И Реддл был ему благодарен за это, хотя причины он не знал. “Почему он не воспользуется заклинанием, чтобы высушить волосы?” — подумал Том.

Малфой дернулся, будто ему за шиворот положили кусочек льда, и очень удивил своими словами:

— Никогда не пользуюсь высушивающими. Это портит волосы, — Эл стоял спиной к Реддлу и собирал учебники, так и не повернувшись, его кровать стояла прямо напротив кровати Тома. Сначала, он решил, что, возможно, сказал это вслух. Он огляделся, но не заметил ничего, что свидетельствовало бы о том, что он произнес хотя бы слово.

— Малфой, иногда я жалею, что ты не родился девчонкой, честное слово! Так следишь за собой, особенно за волосами, будто это ценность мирового масштаба, — хихикнул Карл.

“Ох, если бы он был девчонкой...” — подумалось Тому.

— Ну, я очень надеюсь, что в этой комнате нет людей с нетрадиционными предпочтениями, — ухмыльнулся Элиан, недвусмысленно скользнув взглядом через плечо. Реддл сглотнул.

“Твою мать! Малфой! Ты что, все слышишь?”

— Эй, я не этот, ты не подумай!

— Иногда я слышу больше, чем нужно, — эта фраза была ответом на вопрос Тома, а не на вопрос Бишопа.

— Да уж, согласен с тобой. Но ты же понял, что я — не гей?

— Разумеется, — Малфой улыбнулся Карлу, затем повернулся к Реддлу и, почти незаметно, приподнял левую бровь, продолжая улыбаться.

Все, что мог сделать Том, это раскрыть рот от удивления. О, как же это не по-слизерински! Такое явное проявление эмоций.. Непозволительно! “Но это было просто невероятно! Никогда не слышал о таком. Нет, я знаю, что существует легилеменция, но чтобы вот так произвольно читать мысли? Невозможно. Нужно выяснить, как он это делает. Хотел приключений, Том? Получи — распишись”. А сейчас нужно было отправиться на завтрак, он начинался в 08:00.

Заклинания. Обычный урок, ничего особенного, как всегда прекрасные ответы Тома, как всегда завистливые шуточки однокурсников. Сегодня только теория — никакой практики, что Реддла вполне устраивало. Он вспомнил о присутствии Малфоя в классе и, посмотрев на него в упор, спросил про себя: “Малфой, ты слышишь меня сейчас?” Элиан глянул на него, не поворачивая головы и едва заметно кивнул, опять уставившись на профессора Флитвика, который что-то оживленно объяснял. Том облизал пересохшие губы. “Нам стоит поговорить, как считаешь? — блондин сверкнул своими серыми глазами, давая понять, что и правда стоит, — в тупике возле башни Рэйвенкло, сразу после этого урока”. Том смог расслабиться немного, ему не доставляла удовольствия мысль, что его можно прочесть, как открытую книгу, но уже то, что Элиан согласился поговорить, успокаивало. “Похоже, он тоже не в восторге, что может знать о всех моих грязных мыслишках”, — подумал Реддл. Кто-то слева сдавленно расхохотался. Ну, конечно же, это был Малфой. “Вот ублюдок!” Том тоже не мог сдержать смешка.

— Молодые люди, не поделитесь ли той чудной шуткой, что так вас рассмешила? — профессор, будучи маленьким седым человечком, не казался угрожающим, даже когда пытался.

— Нет, простите профессор Флитвик, сэр, — извинился Малфой.

— Хорошо, на сей раз вы прощены.

По окончанию урока, Элиан первым вышел из класса, нарочито быстро. Том, напротив, делал все медленно и вышел спустя минуту после того, как класс опустел. Это нужно было для того, чтобы о их разговоре никто не знал. Если бы они вышли одновременно и пошли в одинаковом направлении бок-о-бок, все быстро стало бы ясно. Поэтому они заключили немое соглашение поступить именно так. Башня Рэйвенкло была совсем недалеко от кабинета Заклинаний, но до тупика нужно было свернуть налево от башни и долго идти по коридору, еще раз свернув налево, там-то и находился тупик, в который было жутко заходить. Обычно, его избегали, там даже освящения не было.

— Lumos, — сказал Том, войдя в темноту, и увидел вдалеке Элиана, точно так же освещавшего окружающее “люмосом”. Когда Реддл подошел достаточно близко к блондину, опешил. Он никогда еще с ним не разговаривал. Ну, чтобы нормально, без всяких там... А по делу.

— Какого черта? — вот и все, что он сказал. Малфой улыбался.

— Что ты имеешь ввиду?

— О, не издевайся, ты знаешь о чем я.

— Хочешь знать, почему я слышу твои мысли? Честно говоря, я удивился не меньше тебя сегодня, когда ты подумал про мои волосы. Я даже не стану спрашивать, почему тебя это вообще беспокоит, но суть в том, что... Взял и услышал. Очень странно, что я услышал тебя, ведь ты...

— Грязнокровка. Я в курсе. Какое это имеет значение?

— Это передалось мне от предков. Я могу слышать мысли потенциальных врагов. Точнее, особо опасных волшебников.

— А я, значит, по твоему мнению, не могу быть опасным? Или то, что моя кровь не чиста, значительно преуменьшает мою силу? — Том начинал закипать.

— Вообще-то, именно такого мнения я и придерживался до сих пор. Но, похоже, это не так. Я ошибался на твой счет.

— О, я польщен.

— Тот, кого я слышу, должен быть не просто ОЧЕНЬ могущественным волшебником, Реддл. Ты — убийца. Иначе я бы тебя просто не услышал.

— Почему ты так уверен?

— Потому что я слишком хорошо знаком с этим даром. Отец перед смертью очень многое мне рассказал об этом. Но я не могу рассказать этого тебе, так как сам факт того, что я тебя услышал, должен заставить меня не доверять тебе. Корнелий говорил, что я должен держаться подальше от таких, как ты.

— Так почему ты, в таком случае, говоришь сейчас со мной?

Малфой, как никто другой, умел убивать взглядом. Пронизывающие ледяные глаза, проникающие в душу. Том не знал, какого ответа ожидать, но услышанное просто выбило из колеи:

— Потом.

— О. Хм. Как скажешь. А ты... можешь слышать меня на расстоянии или только когда я в зоне видимости? Ну, понимаешь, я уже говорил — думал точнее — мне не очень хочется, чтобы ты влезал в мои сексуальные фантазии, например.

Элиан прыснул и отвел взгляд.

— Сочувствую, Реддл, но я слышу все твои мысли, которые хоть как-то связаны со мной.

— Тогда все в порядке, я могу спокойно думать о сексе.

Элиан посмотрел на него недоверчиво, с сарказмом.

— А я если бы я был девчонкой? — он издал негромкое “ха-ха” и удалился.

“Выходит, я представляю реальную угрозу, — думал Том, сидя на ЗОТИ. — И да, Малфой, я помню, что ты меня слышишь. Плевать”. Слева послышалось насмешливое “хм”. И, вопреки своему “наплевательскому” отношению, Реддл заставил себя сконцентрироваться на на пергаменте с описанием непростительных заклятий. Он итак знал их все. Более того — он с легкостью мог любое из них применить, даже “Avaba Kedavra”. Он не шутил, когда сказал Гиббсу, что может его убить, если тот выведет его из себя. Он сказал так лишь по одной причине: он был уверен в том, что способен на это и знал вкус смерти. Он уже делал это — летом текущего года — убил своего отца, подставил дядю — Морфина Мракса. Его отправили в Азкабан. Мать, по сути, тоже умерла из-за него — при родах. Но Том не сожалел, его душа была покрыта льдом, если вообще была. Закончив описание заклятий, Том лишь поднял взгляд на Галатею Вилкост, этого хватило, чтобы пожилая преподаватель подошла и забрала лист с законченной работой. Том снова сдал ее первым, почти сразу после — Элиан, остальные копошились еще довольно долго, что приводило Реддла в негодование:

“Это же так просто! Почему они все такие тугодумы? Малфой — и тот — сдал сразу после меня”.

— Ага, — подал Элиан признак жизни, как бы напоминая, что прекрасно его слышит.

Пара человек обернулось в сторону блондина, не понимая толком ничего. Тот сидел, как ни в чем не бывало. На самом деле, он слишком много думал о том, что слышит чьи-то мысли, совершенно забыв о том, что его слова прекрасно слышны даже магглу. К счастью, у студентов хватило ума не спрашивать ничего, а просто заткнуться и сделать вид, что ничего не было.

Минуты тянулись, урок все шел, профессор проверяла работы. Закончив, она тяжело вздохнула и посмотрела на пятый курс Слизерина.

— Мистер Реддл, — обратилась профессор Вилкост к Тому, взирая на него из-под сверкающих очков, — ваш сегодняшний балл: Превосходно. Поздравляю. Мистер Малфой, вы тоже удостоены балла Превосходно. На сегодня, вы единственные с такими отметками. Есть два Тролля — это просто позор! Я бы поняла, если бы передо мной сидел Хаффлпафф, но вы же — Слизерин! Стыдитесь, мисс Фрай и мистер Блэк, снимаю с вашего факультета пять баллов. Сняла бы десять, если бы не две превосходные работы. Остальные меня тоже немного разочаровали — ваш балл: Удовлетворительно.

Малфой и Реддл самодовольно хмыкнули, почти одновременно, за что были награждены недоуменным взглядом однокурсников. Урок подошел к концу и Том был благодарен, что ему теперь совсем необязательно идти и разговаривать с Малфоем. Он выходил из зоны комфорта, когда находился рядом с белобрысым нахалом, не то, чтобы ему это не нравилось, просто это было необычно, мягко говоря. Он сам не понимал, почему этот парень на него так влияет, почему так всегда было. Может, потому, что он единственный слизеринец, который не обращал на него внимания? Во всяком случае, сейчас, дискомфорт усилился, потому что теперь Том стал более уязвимым: что бы он не подумал об Элиане, тот сразу об этом узнавал. И с этим ничего нельзя было поделать, разве что... Можно ведь, наверное, контролировать мысли так, чтобы не было понятно, о ком речь? Нет, это было бы слишком просто. Древнюю магию не обмануть. А Том был уверен, что магия древняя, передающаяся по наследству и очень сильная. Тут никакие заклинания не помогут, никакие зелья, ничего. А еще, Реддл совершенно точно знал, что это не единственное преимущество дара, просто Элиан не счел нужным сообщать об этом Тому, и правильно сделал. Он сам поступил бы точно так же. В конце концов, Том Реддл — потенциальный враг, опасный волшебник, представляющий реальную угрозу. Рассказать ему обо всем сразу — было все равно, что вскрыть карты до начала игры. Это очевидно и даже не достойно того, чтобы об этом размышлять, но Том думал об этом. Знал, что Малфой все слышит, но что он мог сделать? Пусть слушает, по-настоящему существенных мыслей в его голове все равно не было.

Сейчас Реддл хотел пойти в библиотеку. Нет, не в ту, общую, а в Запретную Секцию. Скорее всего, только там он сможет раздобыть нужную информацию. Но была одна очень серьезная проблема — Прингл. Он охраняет Запретную Секцию, напоминая пса, защищающего территорию хозяина. По сути, так и было. И если Тома поймают за руку, его ожидает наказание, не смотря на статус старосты. Действительно суровое наказание — Аполлион Прингл обожал причинять боль, он был садистом. Том не боялся боли, боялся, скорее, собственного унижения. Какой-то ничтожный сквиб будет над ним издеваться? Ну уж нет! Не бывать этому. А пробраться в библиотеку, все же, стоило. Туда Реддл и отправился, по дороге сочиняя какой-то неубедительный план.

— Том! — воскликнул кто-то позади слизеринца. — Я тебя везде ищу, ты куда? — о, да. Это была она — Хэйли Стар — кошмарный сон Тома. Он поднимался по лестнице, но был вынужден остановиться и обернуться к девушке. Он натянуто улыбнулся, изображая дружелюбие. Блондинка держала в руке ту самую книгу.

— У меня очень важное дело, я занят.

— Но мне-то ты уделишь минутку? — она несколько раз взмахнула смоляного цвета ресницами, полагая, что Том тут же падет к ее ногам от такого жеста. Естественно, этого не случилось бы ни при каких обстоятельствах.

— Зачем? У меня есть дела поважнее глупых разговоров.

— Я знаю, зачем тебе эта книга и что ты задумал, — Реддл, право, поразился. Вот такого он не ожидал, но виду не подал. Его лицо изображало безразличие.

— И как ты думаешь, что я задумал? — спросил он. Девушка самодовольно взмахнула волосами и поднялась на ступень выше, поближе к брюнету, потом еще ступень, теперь она стояла к нему почти вплотную. Хэйли приподнялась на цыпочках и прошептала ему на ухо:

— Ты знаешь... Я и без этой дряни на все согласна.

Том глубоко вздохнул, одновременно испытывая облегчение и жалость от того, что Стар такая недалекая.

— Боже, Стар, ты все не так поняла. Просто отдай книгу, ладно? Я не хочу выглядеть грубым, но, кроме этой книги, мне ничего не нужно от тебя.

Хэйли разочарованно опустилась на ступень ниже.

— Наверное, для тебя все слишком быстро происходит, я поняла, — с этими словами она всунула книгу в руки Тома и ушла, он расплылся в победной улыбке.

— Спасибо! — крикнул он ей вслед, но она даже не обернулась.

Было плевать. Совершенно плевать. Ведь книга теперь у него и он может, наконец, продолжить во всем разбираться. Том передумал посещать сегодня Запретную Секцию. К тому же, план был, мягко говоря, сыроват для реализации.

Он отправился в подземелья, чтобы подробно изучить книгу.

Когда Том пролистал больше половины книги, начал уже отчаиваться. И тут он увидел... О, нет! Мать твою, Стар! Она, может, и была кретинкой во всем остальном, но в том, как удержать человека, она знала толк. Страница с нужной информацией была предварительно вырвана. “Ясно теперь, почему она так легко ее отдала! Вот сучка! А я повелся, как дурак. И кто из нас после этого Хаффлпаффец?” — сокрушался Реддл, виня себя за глупость и самонадеянность. Да, он поступил необдуманно. Точнее, просто повелся на ее провокацию. Теперь ясно — просто так она этот лист не отдаст. А если у нее есть, все-таки, мозги, попытается сама воспользоваться руной. Почему сразу нельзя было забрать книгу силой? Раньше — еще можно было. А теперь — нельзя. Слишком много грязи вокруг Тома Реддла, ему не хотелось портить репутацию. Ни к чему было настраивать всех против себя еще больше.

Не учись Хэйли на барсучьем факультете, Том решил бы, что она притворяется идиоткой. Но он знал горькую правду — она и была идиоткой.

А сейчас нужно было срочно бежать на Зельеварение, правда, профессор Слизнорт никогда не ругался на Тома, он был его любимчиком, ровно как и остальных преподавателей. Только профессор Дамблдор не испытывал к Реддлу теплых чувств. Но сейчас ведь была не Трансфигурация, а Зельеварение, так что можно расслабиться и не думать. Зельеварение было хорошо тем для Тома, что думать не приходилось, непосредственно, об ингредиентах, о том, что нужно добавить первым в какую сторону мешать, какую температуру поддерживать в котле. Все делалось автоматически, как будто Реддл с рождения знал все рецепты наизусть.

— Превосходно! — воскликнул профессор, глядя в котел Тома. — Молодец, я тебя поздравляю от всей души!

Том никак не отреагировал на похвалу декана, это стало чем-то будничным, совершенно обычным. Он окунулся с головой в свои размышления, пытался придумать хотя бы отдаленный план своих действий, но голова опустела. Том огляделся и столкнулся со взглядом Малфоя. Глаза блондина были металлическими, почему-то, выражали что-то вроде презрения, а Реддл все смотрел на него, не в силах оторваться от такого зрелища, Эл тоже не отводил взгляда. В серых глазах, на мгновение, появилось что-то лукавое, Малфой прищурился, его губы дрогнули в усмешке, он отвернулся обратно к своему котлу. Том не понял, что только что произошло, и утонул в апатическом приступе. Все стало безликим, кроме свтловолосого однокурсника. Том почувствовал тошноту на какой-то момент, перед глазами потемнело. Потом это прошло, но обернулось коликами в груди.

Кончился урок с профессором Слизнортом. Прошел обед. Закончилась прогулка по окрестностям Хогвартса. Ужин тоже был завершен. Люди что-то говорили, а Том не отвечал. Он даже не думал. В полном немом согласии с самим собой. Что-то случилось. Что-то такое, что не вписывалось в планы. Никак. Противоестественное по многим причинам. Душ перед сном. Ледяной душ на этот раз. Ванная для старост. Одиночество. Холодная вода. А колящее чувство между ребер не унималось. Хотелось что-то сделать, что-нибудь. Хоть что-нибудь. А он не знал, что. Никогда, даже в младенчестве, он не плакал. Именно этого захотелось. Резко. И Реддл, окунувшись в воду с головой, начал плакать. Слезы были мутными и были четко видны в кристально-чистой ледяной воде. Когда воздуха стало катастрофически не хватать, Том не спеша вынырнул из воды. Он даже не издал шумного вдоха, как это обычно бывает. Он сидел беззвучно и ронял крупные слезы. Без эмоций. Он даже не переменился в лице, а слезы все лились из его глаз. Холодная вода оволакивала теплое тело липкими ладонями и Тому не хотелось выбираться из цепких объятий водной стихии. Слезы были очень солеными, почти серого цвета — не прозрачные. Но это не пугало парня. Его ничто не пугало. Слезы прекратили течь из глаз, когда оттенок кожи Тома стал напоминать мраморную стену, а глаза стали красными. Нет, не белки, сама радужка приобрела какой-то... Багровый оттенок. Похожий на запекшуюся кровь. Реддл не считал это унижением, потому что боль, с хрустом раздвигая ребра, вырвалась наружу и больше не мешала. Больше больно не было. Может, больше нечему было болеть?

“Я погиб? — спросил он себя и тут же ответил на собственный вопрос. — Нет, Том. Ты живее всех живых сейчас”.

Он осторожно выбрался из воды и воздух показался ему горячим по сравнению с ледяной хваткой, которую он только что ощущал. Сколько времени прошло, пока он тут сидел — не знал. Знал только, что сделал все правильно. И это чувство правильности убаюкивало, ласкало, утягивало с собой в царство Морфея.

* * *

Это утро было самым необычным за все пятнадцать лет жизни — оно началось с прикосновений.

— Боже, да тебя всего колотит! — знакомый голос. Только чей?

“Малфой, отвали. Еще очень рано, какого черта ты вдруг так рано проснулся?”

— Хочешь знать сколько времени, Реддл? Почти полдень, к твоему сведению, — сон тут же ушел, Том резко сел в кровати, как оказалось, зря. Он схватился за голову и обнаружил, что его лоб мокрый от пота, а сама голова раскалывается от боли. Ему жарко, но как-то... знобит. Парень выругался.

— Я отведу тебя в Больничное Крыло, — уверенно сказал блондин и взял Тома под локоть, брюнет тут же отдернул руку.

— Не надо. Ко мне. Прикасаться, — выдавил он.

— Как скажешь, только подлечиться тебе все равно придется.

— Обойдусь без твоей помощи, Малфой, — твердо сказал Том, откинул одеяло и резко встал, но сразу же повалился на пол, почти потеряв сознание. Элиан, наплевав на просьбу не трогать брюнета, подхватил его прежде, чем голова Реддла встретилась с каменным полом.

— Ты — гребаный придурок! Я тебя вчера до кровати-то еле дотащил, какого хрена ты с собой сделал? — ругался блондин, усаживая Тома на кровать. — Спорю на галлеон: ты ничего не помнишь.

— Какой ты проницательный. Где остальные?

— На травологии. Какое тебе дело до них? Лучше расскажи, почему ты в таком состоянии из душа вывалился?

— Вывалился? — переспросил Реддл.

— Ну, да. В буквальном смысле. К твоему сведению, ты заявился сюда холодный и мрачный, как дементор, едва дверь открылась, как ты тут же в обморок упал. Конечно же, кроме меня не нашлось никого, кто не брезговал бы тебе помочь. Ты нес какой-то бред про ребра, про Морфея... Я сделал вывод, что ты хочешь спать. И ты сразу отрубился, как только твоя голова коснулась подушки. Круто, да? А еще ты не просыпался. Никак. Я по-разному пытался тебя будить, а ты все спал. Потом тебя затрясло и ты проснулся. Только что.

— Охренеть.

— Не то слово. Так что случилось?

— Вода оказалось чуть прохладней, чем я думал.

— И ты заметил это только через несколько часов?

— Нет, разумеется, нет. Я просто так захотел. Ледяную воду. Кажется, я заболел.

— Феноменально! Дошло, наконец. Пошли к колдомедикам.

* * *

— Нет никакой нужды задерживать вас здесь. Просто принимайте это зелье дважды в день, вам станет лучше уже сейчас, а через пару дней все будет прекрасно. Даже лучше, чем было, — заверила Поппи — молодая женщина-колдомедик.

— Благодарю, мадам, — Том кратко поклонился ей. — Я могу идти?

— Конечно. Если вы вообще сможете идти без помощи своего друга.

— Он мне не друг, — отрезал Малфой.

— О, прошу меня извинить. Но, мистер Малфой, вы так о нем заботитесь. Это впечатляюще, — Поппи широко улыбнулась.

— Мы пойдем уже, — сказал Реддл и аккуратно сделал шаг вперед, коленки тряслись, но идти он мог.

Ничего особенного Поппи Помфри не сказала по поводу состояния Тома. Обыкновенная человеческая болезнь. Переохладился, вот и лихорадит. Одно только насторожило Реддла — его глаза стали другого цвета. Конечно, он предпочел не упоминать о том, что прорыдал несколько часов подряд мутными слезами. Колдомедик сказала только, что на состояние здоровья еще очень повлияло психологическое состояние Тома. Однако, с виду он выглядел совершенно спокойным, будто все нормально. Единственное, что выдавало — нездоровая белизна кожи. Но Помфри сослалась на болезнь и это логично. Реддл чувствовал себя необычно, что-то сломалось внутри и он старался прийти в себя. “Почему-то мне кажется, что Малфой в этом замешан”.

— Я все слышу, придурок, — Элиан все еще шел позади Тома, на всякий случай: вдруг брюнет снова упадет?

— И могу тебя заверить, — продолжал Эл, — я тут не при чем. С чего ты взял?

— О, у меня есть причины, поверь.

— Не поделишься?

— Нет, пожалуй, не поделюсь. Ты же мне далеко не все рассказал о своем даре. С какой стати я должен тебе о чем-то рассказывать?

— И что, будем теперь бегать друг от друга, скрывать, молчать? Неужели тебе так хочется, чтобы все осталось, как есть?

Том, похоже, начал сомневаться. Он медленно спускался по лестнице, держась за перила, чтобы не упасть. На лице было выражение — уже привычное — вселенского безразличия, но оно было натянутым. На самом-то деле, Реддл переживал массу эмоций. И такого еще никогда с ним не было, это пугало, ему было страшно, впервые в жизни. Он точно знал, что не боится Малфоя, ему не страшно, что его мысли читают, его не испугало то, что он плакал вчера и что его слезы были больше похожи на воду из лужи, он не боялся так же нового цвета глаз. А страх был. Он чего-то боялся. Мысленно, Том назвал это “дурным предчувствием”, потому что у него не было причин испытывать страх. Элиан, позади него, шел молча. Может, что-то осмысливая, а может, Том не слышал его слов просто потому, что он ушел. “Нет, ты не ушел. Не ушел ведь?”

— Да, я здесь, — блондин даже не стал подшучивать над этим. Хотя в голове уже предательски замелькали колкие фразочки. Сейчас было просто не до смеха. Том остановился, медленно повернул голову, будто желая убедиться, что Элиан все еще тут. Он замер на какое-то время, глядя в серые глаза. Том Реддл был красивым, этого никто не мог отрицать. Малфой засмотрелся на брюнета на несколько секунд, и этого хватило, чтобы рассмотреть прямой нос, идеальной формы губы, красивый овал лица и завораживающие черные глаза, которые отблескивали красным. Волосы Тома были смоляно-черного цвета, немного волнистые, красиво уложенные. Юноша всегда ухаживал за собой и это было видно. Он был аккуратен и педантичен, не меньше, чем Малфой, который шел в такт с Реддлом и уперся взглядом в его затылок. Блондин не знал, о чем он думает, но если он не слышит Тома, значит его мысли никак не связаны с ним. Стало обидно. Даже когда Реддл повернулся на несколько секунд, он не думал об Элиане. Он смотрел будто сквозь него. А Мафлой думал о Реддле. И думает до сих пор, а Том думает о чем-то своем или вообще не думает — полагал Малфой. Он почувствовал себя оскорбленным, но не мог вот так взять и обвинить: “почему ты не думаешь обо мне?! Я ведь о тебе думаю!” Они шли молча до самого входа в подземелья, Том развернулся на каблуках лицом к Малфою.

— Если ты к этому не причастен, то зачем мне помогаешь? — его голос был четким, он говорил, не торопясь, предельно внятно.

— Мне показалось, что наличие свежего трупа в общей спальне покажется подозрительным для преподавателей.

— Да я бы не умер. С какой стати?

— Во всяком случае, ты выглядел отвратительно. И, наверняка, профессора начали бы подозревать, что это мы с тобой сделали. На зло. А оно мне надо?

— Вполне возможно, что так и было. Я не исключаю.

— Я исключаю. И совершенно уверен в том, что ни я, ни какой-либо другой слизеринец не имеет к этому ни малейшего отношения. Вот почему я с тобой нянчусь.

— Я понял тебя, Малфой, — Том снова зашагал в подземелья и скрылся за поворотом, элегантно взмахнув краем мантии.

Элиан стоял так еще пару минут, осмысливая. Все это показалось ему бредом. Какой нормальный человек и для каких целей будет лезть в ледяную воду на насколько часов? В этом был смысл, и вряд ли Том закалял организм контрастным душем. “В этом нужно разобраться”, — решил Элиан и пошел прочь от подземелий, чтобы подумать в одиночестве.

Реддл хотел всей душой больше никогда не видеть Малфоя. Потому что боль в груди возобновилась с новой силой, и Том полагал, что суть в древней магии, которая течет по венам Элиана. Наверняка, Тому больно, потому что Магия защищает блондина, ограждая его от “опасности” в лице Реддла. “Черт!” — мысленно выругался Том. Его досада была объяснима: во-первых, сам факт, что даже разговор с Элианом причинял боль — не был приятным. Во-вторых, Малфой слышал все его мысли по этому поводу. Что он теперь подумает?

“Малфой, забудь все, о чем я подумал, ладно?” — Том чувствовал себя ужасно странно. Как будто он послал сову недругу. Он боком лежал на кровати, согнувшись пополам и, морщась, прижимал руки к груди. Боль наростала. Как будто внутри сидело что-то, выцарапывая в теле Тома древнюю, самую замысловатую на Свете, руну. По одному и тому же месту, с каждым разом глубже продирая грубыми когтями. На задвинутые пологи кровати Том наложил заглушающие, на нем были брюки и рубашка, застегнутая на все пуговицы, и идеально завязанный галстук Слизерина. Он не открывал глаз, все тело было напряжено и он молился всем Богам, чтобы это прекратилось. Толчок. Еще два толчка. Снова толчок. Сердце билось неравномерно и с болью. Том резко открыл глаза и в эту же секунду разорвал рубашку, пуговицы которой со звоном разлетелись в стороны, и ударил кулаком в грудь со всей силы. Гулкий звук, тупая боль. Это не дало никакого эффекта. Внутренний зверь все еще раздирал изнутри. Отчаянный стон. Реддл почувствовал, как собственные ногти впились в кожу на груди. Он стал раздирать ее, не осознавая своих действий. Отчаянные махинации с собственным телом выглядели со стороны, по меньшей мере, подозрительно. Ногти оставляли длинные тонкие раны на груди слева, там, где ложно быть сердце. Могло показаться, что он пытается вытащить его голыми руками.“В прошлый раз помогла ледяная вода. Может, поможет и сейчас?” — с надеждой подумал Том. Он прекратил терзать свое тело и постарался собраться с силами, чтобы отправиться в ванную. А до нее еще нужно дойти. Конечно, это серьезно угрожало здоровью, но сейчас брюнет был готов на все, чтобы только боль прекратилась. Он приложил усилия и сел. “О, чудесное начало. Хоть это я смог”, — подумал он и озадачено посмотрел на грудь. Царапины оказались глубже, чем он думал, рубашка испачкалась в крови, помялась, а несколько пуговиц отсутствовало. Но было безразлично.

— Finite, — прохрипел Реддл, взмахнув палочкой, и заглушающие чары были сняты. Он протянул руку к пологу и аккуратно его отодвинул. Он успел заметить, что под ногтями собственная кожа и кровь, стекающая по длине пальцев.Том медленно, очень осторожно встал, боясь потревожить боль, которая стала только сильнее. Он тут же согнулся, снова ощущая мучительную боль, но нужно было идти. В комнате никого не оказалось: “на обед ушли”, — понял Том. Он выпрямился, сделал усилие и накинул на плечи мантию, запахнув ее так, чтобы не было видно истерзанной груди. В который раз искривив губы от боли, он сделал первый шаг. Боль оставалась неизменной и он сделал еще шаг, закусил губу. Со следующим шагом, он прокусил губу до крови, но даже не заметил этого. “Буду копошиться — боли меньше не станет”, — и он уверенно, быстро зашагал, игнорируя острое покалывание. Он уже вышел из гостиной и шел по коридору, ведущей из подземелий, завернул за угол и врезался в кого-то.

— О, прости. Я уже ухожу. Подумаешь там... Я услышу, что с тобой, — это был Элиан.

Когда их тела соприкоснулись, боль отступила. Том, не думая, убрал руку от мантии, растерзанная грудь открылась взору, он схватил Малфоя за руку, не сказав ни слова. Он глубоко вздохнул, его глаза были закрыты, лицо выражало облегчение. Рука Реддла мертвой хваткой вцепилась в руку Малфоя, но тот ничего не сказал. Он смотрел на глубокие царапины на теле брюнета и все думал, что же произошло. Но он быстро догадался. Блондин поднял взгляд на лицо однокурсника, оно было умиротворенным, спокойным, дыхание выровнялось, рука ослабила хватку. Том вздохнул еще раз, открыл глаза и произнес:

— Мне было больно настолько, что... — он посмотрел на свою грудь. — В общем, сам видишь, насколько, пока я до тебя не дотронулся. Ничего не хочешь мне рассказать?

— Реддл, я не знаю, какого черта с тобой происходит. Это меня не касается.

— … — юноша только изогнул бровь, что говорило больше слов.

— Ладно, касается. Но я не в курсе, каким образом. Ты кстати, в Больничное Крыло? Давай провожу? — предложил Элиан. Том только улыбнулся, покачав головой и глядя в сторону.

— Знаешь... Слушай, давай не тут об этом говорить? Сейчас все с обеда придут, шумновато, не находишь?

— Ну, да. Пошли на улицу, к Черному Озеру? Не самое милое место, но там, во всяком случае, не так много людей. А тем, кто там есть, наплевать.

— Не возражаю. Только сначала... Я бы хотел переодеться, — Том улыбнулся. — Так что, пошли в комнату.

После того, как Реддл наложил на себя очищающие, затем заживляющие чары, он переоделся в свитер серого цвета и надел сверху теплую мантию. По мнению Элиана, это зрелище было прекрасным. Ну, то, как Том раздевается, а не наоборот. Это было красивым с эстетической точки зрения. Тело Тома — как произведение искусства — крепкое, спортивное, но при этом выглядело худым, в хорошем смысле. Фарфоровая кожа обтягивала тело так, что была видна каждая мышца, каждая жилка и это выглядело завораживающе. Малфой не знал, какова кожа на ощупь, но с виду казалось, что она очень мягкая, нежная. У Реддла очень красивая шея, зона ключиц, а на плече была едва заметная, крошечная родинка. И все это Эл заметил меньше, чем за минуту. На этот раз, парни решили не скрывать ничего. Да зачем? Без разницы, кто что подумает. К счастью, на них не обратили никакого внимания. Возле Черного Озера, в осыпавшейся листве, копался какой-то фанат травологии из Рэйвенкло, слизеринцы решили ему не мешать и подошли к озеру с другой стороны, туда, где вообще никто не появлялся — туда, где начинался Запретный Лес. Но ни Малфой, ни Реддл, не боялись обитающих там существ. Как только парни убедились, что их никто не видит и не слышит, Элиан уселся на берег, рядом пристроился Том.

— Так вот... Куда ты, говоришь, направлялся? — спросил Эл и прокашлялся. Все это время они молчали, голос стал хриплым.

— Вчера я действительно не просто так залез в холодную воду.

— Ты испытывал такую же боль и решил сегодня опять избавиться от нее таким же образом, — догадался блондин.

— Именно, — кивнул Том.

— Ты — идиот. У тебя итак здоровье хреновое. Ты самоубийца?

— О, я бы не отказался им стать, — искренне согласился Реддл. Малфой вздохнул.

— Есть мысли, почему так происходит?

— Это вчера началось, после того, как ты начал меня слышать. И почему-то останавливается, когда я тебя касаюсь. Связь есть определенно, это не может быть просто совпадением. Поэтому, полагаю, это связано напрямую с твоим даром.

— Логично. Только вот я понятия не имею, почему ты страдаешь. Серьезно, — Эл положил руку на сердце, — я не знаю, почему тебе больно.

Реддл искоса посмотрел на Малфоя и ухмыльнулся.

— Я — слизеринец, ты — тоже. Этого достаточно для того, чтобы я не был идиотом, ровно как и для того, чтобы ты мог весьма убедительно врать. К тому же, я знаю тебя пятый год, и, уж извини, я тебе не верю.

— Твои проблемы. Тебе же от этого хуже. Я впервые, мать твою, решил кому-то помочь, а мне не верят! Вот и будь добрым после этого, — Эл осекся.

— Хм.... — Том лукаво улыбнулся, склонив голову. — Ты впервые решил кому-то помочь, да...?

Малфой понял, к чему ведет брюнет и покраснел.

— О, нет! Не начинай даже.

— Я уже начал. Продолжу: почему?

— А?

— Не притворяйся хаффлпаффцем! Почему ты мне решил помочь?

— Захотел.

— Ясно, отвечать не собираешься, — Реддл разочарованно поджал губы.

— А ты хотел услышать что-то определенное?

— Возможно, — снова та самая улыбка. Похожа на настоящую, только глаза выдавали, они хитро сверкали, говоря: “еще чуть-чуть и ты попадешься”. Малфой не хотел попадаться.

— Давай будем вести себя как нормальные, взрослые люди. Мы сюда пришли не для того, чтобы обсуждать мои мотивы.

— Как взрослые? Нам по пятнадцать лет, очнись, — ухмыльнулся Том.

— Ну, я себя ребенком не ощущаю. Думаю, я даже более взрослый, чем Абраксас, — Элиан взял камешек с земли и запустил его в воду. Реддл тоже взял камень и, повертев его в руках, произнес:

— Да, твой братец всегда был чокнутым, но он тебя не глупее и уж точно не младше — ни физически, ни морально, — камень сорвался с руки Тома и проскользнул по поверхности воды семь раз, прежде, чем устремиться ко дну. — Так что брось строить из себя Диппета, у тебя плохо получается.

— Я бы поспорил, но, как я уже говорил, мы не для этого тут сидим. Что будем делать?

— Ты скажи сначала, тебе самому надо постоянно слышать мои мысли?

— Вообще-то, не надо. Не думаю, что мы когда нибудь станем ярыми врагами. Однако, мне доставляет удовольствие мысль о том, что я всегда буду знать, что ты обо мне думаешь. Я бы не хотел отказываться от такого наслаждения.

— Я и не надеялся, что ты подумаешь о том, что от этого хреново мне. Я, знаешь ли, не привык быть открытым. Это, мягко говоря, напрягает. Плюс еще эта боль... Я настаиваю на том, чтобы это прекратилось.

— От твоего желания ничего не измениться. Никакое заклинание не способно это остановить, сам понимаешь. Дар передавался от сына к сыну, в течение столетий и, на сколько мне известно, остановить это невозможно. Слишком древняя, слишком сильная Магия.

— Ты уверен в том, что совершенно ничего нельзя сделать?

Малфой задумался. Том не знал наверняка, о чем он думает, но ему это не понравилось. Элиан сидел молча некоторое время.

— Я тебя не слышу, — сказал он наконец и повернулся лицом к Реддлу. — Я знаю, что ты думаешь обо мне сейчас, я это чувствую, но ничего не слышу. Как?

— Этого я не могу тебе сказать. Действительно, не могу, — серьезно сказал Том, мысленно радуясь, что его план сработал. Эл приподнял подбородок и изучающе посмотрел в глаза Тома сверху-вниз.

— Цвет другой, — почти прошипел он. Брюнет понял, о чем речь.

— Да, со вчерашнего вечера. Я не знаю, почему, — на самом деле, он знал, что это связано со слезами. Но он не мог рассказать об этом блондину. Слишком личное.

— Эта зацепка. Итак, что мы имеем? Глаза стали почти красными, боль, как я понял, в груди, останавливается только когда я тебя касаюсь. А появляется... Почему болеть начинает, я так и не понял.

Том пожал плечами и закинул в воду еще один камень.

— Ты слишком много скрываешь, — заключил Элиан.

— Ты прав, — губы Тома дрогнули, что, должно быть, означало улыбку.

— Зачем? Ничего хорошего тебе это не даст. Чем больше мы знаем, тем быстрее разберемся, — на минуту они замолчали, вслушиваясь в звуки Запретного Леса. — Кроме боли еще что-то было. Это очевидно. Хватит скрывать. Я все равно узнаю.

— Не узнаешь, если я этого не захочу.

— Что сделать, чтобы ты захотел?

Этот вопрос заставил Реддла вздрогнуть и прикрыть глаза. В груди опять закололо. “Это слишком провоцирующий вопрос”, — подумал Том.

— О, я тебя снова слышу. Провоцирующий, говоришь? И о чем ты подумал, м? — Эл удовлетворенно улыбался, глядя на напряженного однокурсника. Но он не так понял напряжение. Реддл стал тяжело дышать. Он молчал. Боль в груди нарастала, юноша зажмурился. “Какого хрена..?” — все, о чем думал Том. Элиан замешкался. До него стало доходить, что происходит, но он не шевелился, надеясь, что все пройдет само. Реддл протянул дрожащую руку к груди и начал тереть то место, где болело, с силой. Он снова прокусил губу, которая и без того кровоточила от прошлого укуса. Том не открывал глаз, ему не хотелось ничего видеть. Малфой сидел беззвучно, Реддлу даже показалось, что он ушел, но не стал этого проверять. Было страшно, очень страшно и больно. Мгновение и горячая рука легла ему на шею. Боль отступила неохотно, брюнет облегченно вздохнул и откинулся на спину, расслабившись. “Достаточно одного твоего прикосновения....”

— Жесть, — выдохнул Малфой. — Ты напугал меня. Ты находишь связь между... этим всем? — Эл наклонился над лежащим Томом, тот нехотя открыл глаза и посмотрел на склонившегося над ним блондина.

— Нет, — солгал Реддл и легонько улыбнулся, губа заболела, он почувствовал как капля крови скатилась по щеке. Малфой аккуратно протянул руку и указательным пальцем смахнул кровь с лица однокурсника.

— У тебя кровь, — сказал он, задумчиво разглядывая кровь на бледном пальце.

— Удивил, в самом деле.

— Знаешь, я вот что понял: это происходит достаточно часто и обязывает меня быть рядом большинство времени.

— Обязывает?

— Я чувствую ответственность, — подтвердил Эл кивком.

— Должен признать, ты избавляешь меня от боли намного быстрее и приятнее, чем ледяная вода. Да и пагубных последствий не наблюдается. Так что, вынужден согласиться.

— Вот и славно, — улыбнулся Малфой и помог Реддлу встать.

С понедельника началась новая глава в жизни Тома Реддла. Теперь он стал, в какой-то степени, зависим от нахального блондина и проводил с ним довольно много времени. Они даже не пытались скрывать это от однокурсников, которые, разумеется, сначала разозлились на Малфоя, а потом поняли, что идти против Лидера — не самая лучшая идея и перестали лезть к Реддлу, дабы угодить Элиану. У Малфоя появилась девушка, ее звали Рэйчел Гудмэн — студентка факультета Слизерин, роковая брюнетка. Выражение ее лица всегда выражало высокомерие и самодовольство, у нее были тонкие, изогнутые брови, черные раскосые глаза, длинные ресницы. Черты лица четкие, аристократичные, строгие. Гудмэн высокая и очень худая, она учится на шестом курсе и учится очень хорошо. Она остроумна, расчетлива, прямолинейна и любит дерзить. Рэйчел сама проявила инициативу, а Элиан не стал ей отказывать. Как он сказал Тому: “почему бы и нет?”. Реддл посчитал его идиотом, о чем и сообщил Малфою. Не нужно соглашаться встречаться с кем-то, руководствуясь фразой “почему бы и нет?”. Это, как минимум, легкомысленно.

Вся эта любовная ерунда коснулась, так же, и самого Тома, он и раньше нравился многим девчонкам, а теперь, когда он перестал быть изгоем, обожательниц прибавилось минимум на треть. А самое ужасное в этом — Хэйли Стар, с которой Реддл в субботу должен был отправиться в Хогсмид. Даже мысль об этом угнетала. Была бы она хоть чуточку умней, было бы намного проще. Но она оказалась самым глупым человеком, которого Том когда-либо встречал.

Больно Тому было только однажды, в четверг. Он и Элиан сидели на ужине, болтали о нудности Биннса и о том, что никто не знает, когда он умер. Потом о девчонках заговорили почему-то. В разговор вмешалась Рэйчел:

— Тебе ли рассуждать о девушках, Реддл? На сколько я знаю, у тебя не было ни одной, — резко сказала она. Том смерил ее презренным взглядом.

— С какой стати я должен тратить свое время впустую?

— И это говорит мне человек, который в субботу собирается в Хогсмид с Хаффлапаффкой. Очень мило.

— Не стоит беспокоиться. Из этого я извлеку личную выгоду и время не будет потрачено впустую, — Том натянуто улыбнулся. Малфой сказал свое слово прежде, чем Гудмэн открыла рот:

— Заткнитесь оба.

— Меня просто бесит, что этот девственник обсуждает романтические и сексуальные отношения, будто имел сотню связей.

— А меня бесит, что эта шлюха думает, что может указывать мне, что и когда говорить!

Том встал из-за стола и резко направился прочь из Большого Зала. За ним пошел Эл. Реддл не успел даже отойти от стола Слизерина, как Элиан грубо повернул его к себе лицом и с силой врезал в челюсть.

— Это тебе за “шлюху”, Реддл. Катись отсюда, пока живой, — со злостью проговорил блондин. Том даже не пошатнулся, только лицо осталось повернутым влево от мощного удара. Он так и стоял, лицо источало безразличие. Слабая ухмылка привела в негодование.

— Ты, Малфой, придурок. Я, разумеется, последую твоему совету и поспешу удалиться, однако, не стану скрывать от тебя важную информацию, уверен, тебе это покажется интересным. Ожидай, — с этими словами он ушел с гордо поднятой головой. Ничуть не стесняясь, покрасневшей от удара, щеки.

Реддл ушел в библиотеку, просто чтобы не попадаться на глаза Малфою, он сосредоточился на передаче мысли Элиану. Том прикрыл глаза, положил пальцы на виски и начал передачу мыслей:

“Как я уже говорил, Малфой, ты — придурок. Идиот. Гудмэн совершенно не оправдывает свою фамилию. Хочешь знать, почему? Разумеется, я даже не сомневаюсь в этом. Я был уверен, что ты в курсе, но после того, как ты мне врезал, я понял, что это не так. Я не просто так назвал ее шлюхой, Малфой. Она тебе изменяет и на меня обозлилась за то, что я отказался спать с ней. Мило, правда? Понятия не имею, зачем ты с ней встречаешься. Очевидно же, что она — дешевка. Она многим предлагала и, знаешь, мало кто отказался. Не знаю... Может, она тебе зелье в тыквенный сок подлила? Не удивлюсь, если так и есть. Я не злюсь на тебя за то, что ты мне врезал. Невозможно злиться на тупицу. А теперь делай выводы. Удачи”.

Том остался довольным своими словами и он надеялся, что Эл правильно его поймет и сделает все тоже правильно: порвет с этой мерзкой Рэйчел.

“Вот еще что, Малфой: ты же понял, зачем она вообще тебе предложила быть с ней? Ну, это уж совсем просто: ты не последний человек в Хогвартсе, твое имя значит многое. Ей это было выгодно, она же из Слизерина. Жаль, что ты повелся”.

Из библиотеки Реддл вышел каким-то опустошенным. Со странным чувством, которого раньше он не испытывал. Он даже не знал, как оно называется. Хотелось провалиться под землю, скрыться куда-нибудь и молчать. Ничего не говорить и ждать, пока что-то произойдет, чтобы почувствовать облегчение. “Прости, Эл”, — пронеслось в его мыслях, когда он шел по коридору в подземелья. Он испытывал ничто иное, как чувство вины. Том завернул направоь — туда, где находилась кладовка с зельями, прошел дальше, в самый конец и оказался в тупике, где не было света, как в тупике возле башни Рэйвенкло.

Он прислонился спиной к стене и сполз на пол. Боль вернулась. Реддл выругался. Было больно, так больно, что хотелось кричать, но он не мог себе позволить такой роскоши. Он вообще ничего сейчас не мог. Слизеринец понимал, что это Древняя Магия, более того — родовая. И палочка сейчас более, чем бесполезна, так же, как и зелья. Оставалось только терпеть. Ждать, пока само пройдет. Непроизвольный стон сорвался с губ Тома, когда боль удвоилась. От безысходности он резко откинул голову, больно ударившись затылком о стену. Он мог бы пойти в спальню, дотронуться до Малфоя и все тут же кончилось бы, но Реддл был гордым и даже такая дикая боль не могла его заставить просить о помощи того, кто не так давно ударил его только за то, что он называет вещи своими именами. Боль кислотой разливалась от сердца в легкие, от легких — в горло. Дышать ровно не получалось, сердце отказывалось биться размеренно, Том мог только шипеть от боли, его пальцы бороздили грубый пол, продираясь до мяса, боль все усиливалась, парня начало трясти, идеально уложенные волосы уже растрепались, прилипли к мокрому, от пота, лбу, изо рта текла слюна. Жалкое зрелище — Том знал это, но не двигался с места, он терпел и терпел. Звуки шагов звучали мучительно громким эхом в голове брюнета. Они приближались, парень издал безжизненный, едва слышный, полный горечи стон. Кто-то бежал на этот звук, тихо матерясь. Глаза Реддла были открыты, но от ужасной боли он ничего не видел. Нет, фактически, он видел, но картинка перед глазами перестала иметь смысл. Кто-то присел напротив Тома и взял его за обе руки, щипя и матерясь. Боли больше не было, она растворилась, каким-то совершенно непонятным образом. Тело расслабилось, его голова упала на плечо спасителя. Том хотел сказать “спасибо”, но просто не мог, на это не было сил.

Правую руку отпустили и Реддл почувствовал, как кто-то гладит его по голове.

— Черт... — сказал Элиан, косясь на свою руку. — У тебя кровь снова. Это тебя кто-то об стенку приложил или ты сам?

Том промычал что-то в ответ.

— Ладно, не отвечай, — со вздохом сказал блондин и сел рядом с Реддлом, не отпуская его руку. Малфой думал о том, что, должно быть, пальцы у Реддла очень болят. Кожа была содрана, на указательном пальце правой руки проглядывалась кость. По обе стороны от ног Тома были кровавые полосы. К горлу подкатило, хотелось блевать. Вместо этого, Элиан достал палочку, произнес очищающее, затем заживляющее. Том устремил благодарный взгляд в сторону блондина и этого хватило, чтобы Элиан его понял.

— Знаешь, ты был прав насчет Гудмэн. Я порвал с ней, — Том безучастно хмыкнул. — Спасибо, наверное. Кгхм... Извини, что ударил. И я не тупица. Я знал, что она делает это, просто мне не понравилось, что ты при всех так ее назвал. Видишь ли, это чуть подпортило мою репутацию. Не решил же ты, что я за нее заступился? Представь, а она именно так и подумала. Кретинка. А еще на Слизерине учится.

Взгляд Реддла постепенно начал оживать и весь его вид начал приобретать человеческий облик. Когда Малфой пришел, он был похож на домового эльфа, который провинился перед хозяином и сам себя наказывал.

— Почему ты не пришел ко мне, когда тебе стало больно? Ты же знаешь, что только я могу избавить тебя от боли.

— Я не пришел, потому что это ниже моего достоинства.

— О, ну, да. Как же, — саркастично “согласился” Эл. — Как ты себя чувствуешь?

— Как будто по мне прошелся табун кентавров, — грустно посмеялся Реддл, — но идти в состоянии, наверное, — сказал он и попробовал встать.

Встать-то он встал, но долго на ногах не удержался, колени подкосились и, чтобы удержать равновесие, ему пришлось упереться ладонью о стену.

— О-о-о... — манерно протянул Малфой. — Похоже, мне придется тебе помочь, — блондин встал рядом и вопросительно уставился на однокурсника. Тот пожал плечами.

— Ты позволишь..? — осторожно поинтересовался Элиан, разводя руки в стороны.

— ?? — брюнет не совсем понимал, о чем речь.

Эл вздохнул и закинул его руку себе через плечо.

— Так лучше? — спросил он.

— Более-менее устойчиво, — кивнул Том и они отправились в комнату.

А сейчас была суббота. Больше Малфой не отходил от Реддла надолго, чтобы, в случае чего, помочь. В данный момент, выбора не было, потому что Том собирался на “свидание” и Хэйли не оценит, если Реддл притащит с собой однокурсника. Реддл тяжело вздохнул, последний раз взглянул на свое отражение, и вышел из гостиной Слизерина к Хэйли Стар, которая ожидала его у лестницы, ведущую в подземелья.

— Привет, Том! Как у тебя настроение перед нашим свиданием? — радостно вопросила блондинка.

— Это не свидание. Можешь считать это деловой встречей, — сухо сказал слизеринец.

Неожиданно девушка заливисто рассмеялась и кинулась Тому на шею, целуя его в щеку.

— Обожаю твой юмор, — промурлыкала она. Реддл не ожидал, что она так отреагирует и даже на шаг отступил, когда она повисла не нем. А теперь она еще этими словами его привела в ступор. Том не мог поверить в ее тупость. Никак не мог представить, что можно так неприкрыто глупить.

— О, я рад безумно, — хрипло сказал он, когда Стар сжалилась и отступила.

По правде говоря, ее объятия были приятными, теплыми и искренними, только это сдерживало парня от грубости. Он воспринимал Хэйли как ребенка, так ему было легче.

— Ну, что, пойдем? — весело улыбнулась блондинка, изящно убирая светлую прядь с лица кончиком мизинца.

Том кивнул, улыбнувшись из вежливости. Всю дорогу в Хогсмид Хэйли держала Тома за руку и рассказывала о своих чувствах, о том, как она рада, что они вместе идут куда-то, обещала, что будет весело и что он захочет встретиться снова. Реддл предусмотрительно не стал ей говорить в лоб, что он не захочет. Что он здесь не ради нее, а ради клочка бумаги. Он решил напомнить ей о книге:

— Ты вырвала ту страницу, правильно?

— Да, ты ведь об этом? — она пошарила в кармане мантии и вытащила аккуратно сложенный листочек, через который просвечивал знакомый почерк. Девушка развернула его, чтобы Том убедился, что это именно он.

— Верно, об этом. Мне нужна информация, которая тут записана. Я проведу с тобой этот день, и ты мне его отдашь, хорошо? — он был предельно вежлив, ему не хотелось делать больно девушке.

— Хорошо, — ответила она серьезно и немного грустно. Том посмотрел на спутницу и еще раз убедился в ее красоте. Кого-то она ему напоминала и очень сильно. Она теперь шла молча и была печальной, но это не убавило ее красоты. Светлую кожу красиво освещало осенне солнце, ее волосы отливали золотым, от них пахло тонким цветочным парфюмом и было приятно вдыхать этот аромат. Хэйли смотрела куда-то в сторону и ее синие глаза смотрелись просто восхитительно на фоне осеннего пейзажа. Том подумал, что зимой это выглядит еще прекрасней и понял, что действительно хотел бы еще раз посмотреть на нее так близко, но уже в другое время года. Реддл засмотрелся и в голове мелькнула мысль: “когда Стар молчит, она, в принципе, очень даже ничего”.

— Ты знаешь... — начал юноша, Хэйли с надеждой посмотрела ему в глаза. “Ох, какой черт меня за язык тянул?” — подумал он.

— Да? — тихо спросила блондинка.

— Я бы хотел видеть тебя снова. Вот так же молча гулять. Мне это нравится, — честно признался Том. К счастью, девушка была достаточно глупа, чтобы не понять контекста этих слов. Ее глаза засияли.

— О, прекрасно. Я очень рада, Том. Спасибо, — она ослепительно улыбнулась, остановилась, приподнялась на цыпочках и поцеловала Реддла в щеку, выражая свою благодарность. Это было мило и приятно, Том не отдавал себя отчета в том, что для Хэйли это значило намного больше, чем для него самого.

Сначала они пошли в “Сладкое Королевство”, потом зашли в “Три Метлы”, выпили по сливочному пиву. В основном, Хэйли молчала, изредка задавая безобидные вопросы Реддлу: “Какой у тебя любимый цвет?” “Что ты любишь получать в подарок?” и т.д. Это совсем не раздражало Тома, он привык, что она для него — ребенок и позволял ей вести себя так, как она хочет.

Когда они допили пиво, Стар вдруг взяла юношу за руку и сказала возбужденным голосом:

— Том, пошли. Я знаю одно отличное место. Тебе понравится! — она сказала это так, словно вспомнила что-то важное, что хотела сказать давно. Не дождавшись ответа Тома, она схватила его за руку и потащила к выходу. Реддл волочился за Хэйли довольно долго, они все шли куда-то вглубь Хогсмида, пока не вышли к Запретному Лесу. Там они зашли за какие-то кусты и оказались на маленькой, но очень живописной полянке, из которой, казалось, нет выхода. Вокруг поляны росли густые кусты, будто это сделано специально, а за ними множество тесно стоящих друг к другу деревьев.

— Мы на месте! Как тебe, Том? — она казалась очень счастливой, непрерывно улыбалась, то и дело переходя на смех.

— Красиво, — Том легонько улыбнулся и огляделся. И правда, очень красиво: поляна была усеяна листьями всех оттенков красного. Он медленно повернулся во круг своей оси и понял, что со всех сторон поляна выглядит одинаково. Когда он повернулся спиной к Хэйли, она тут же кинула в него горстку красных листьев и засмеялась, Реддл мягко улыбнулся, умиляясь, повернулся к блондинке, поднял с земли по-больше листьев и швырнул их в Стар. Так началась их небольшая “война”. Через пять минут, у них в волосах было уже множество сухих листьев, блондинка выглядела очаровательно, а о том, как выглядел он сам, Том не думал. Смотрел на девушку и улыбался, как идиот. Он не заметил, как она подошла в нему. Хэйли неожиданно оказалась рядом, убрала с волос Реддла большой кленовый лист красного цвета. Она сначала с задумчивой улыбкой смотрела на лист, потом взглянула в глаза Реддла и вздрогнула. “Может, увидела что-то, что ее испугало”, — решил Реддл. Они уже не улыбались. Хэйли внимательно смотрела в глаза слизеринца, будто выискивая в них что-то. Потом она приблизилась, застенчиво опустив взгляд, положила руки на плечи Тому и притянула к себе, мягко коснувшись его губ. Том не был удивлен и ответил на поцелуй, на что девушка прижалась к нему, обвив руки, вокруг его шеи. Реддл осторожно запустил пальцы в волосы Хэйли и наслаждался их гладкостью. Их нежный поцелуй кончился почти сразу, Том осторожно отстранился и взглянул в синие бездны глаз Стар. На ее щеках играл румянец, выражение лица было серьезным. Том понимал, что если сейчас скажет “а теперь, отдай пожалуйста страницу, которую ты вырвала”, то поступит отвратительно. Но он итак поступал отвратительно, как самый настоящий ублюдок. “И что с того?” — подумал он.

— Нам, наверное, надо идти, — сказала девушка печально. Она зашарила в кармане и отдала Тому вырванную страницу. — Вот, ты получил что хотел. Пошли?

Она аккуратно сбросила пальцем слезу с ресниц и пошла в направлении кустов. Реддл отправился за ней, не очень понимая, что это только что было. Но остался довольным. Он действительно получил, что хотел. Его улыбка теперь была немного зловещей. Он получил даже больше, чем хотел.

* * *

— Ну, что, как все прошло? — спросил Малфой, когда Том зашел в спальню для мальчиков. Он лежал на кровати, удобно раскинув руки и ноги, это выглядело немного неестественно, но Элиан всегда так разваливался.

— Отлично, — улыбнулся Реддл. Эл вздернул бровь, что для слизеринца означало, недоверие и удивление.

— Поразительно. Ты это серьезно? Она же из Хаффлпаффа.

— Во-первых, она почти все время молчала. (Я ее попросил.) Во-вторых, целуется она хорошо не смотря на то, что учится в Хаффлпаффе.

— Понятно, — безэмоционально ответил Эл и перелег на бок, отвернувшись. — Рад за тебя, — добавил он, подумав.

Том приподнял бровь, не врубаясь совершенно, что такого он сказал обидного, а Элиан, без сомнений, был обижен. Но Реддл не стал ничего выяснять, просто лег на кровать и задвинул пологи, чтобы почитать о таинственной руне.

“Поздравляю, ты добрался до подробной инструкции. Итак, руну следует чертить тем, что убивало, но так и не убило. Во время нанесения руны, ты должен говорить слова, которые ты бы постыдился говорить даже самому себе. Когда закончишь чертить руну, она вспыхнет черным огнем, если ты ошибся хоть в одном штрихе, ты умрешь, как только ступишь на нее. Можешь начертить руну под водой, можешь — в пламени. Воздух разрушит магию. Если ты сделаешь все это, то тот, второй, кто встанет с тобой на руну, будет связан с тобой на всю жизнь и будет подсознательно выполнять все твои желания. Тебе даже не придется просить — стоит только подумать. Хочешь знать больше? Ответ найдешь в туалете для девочек, у раковин”.

“Это какая-то шутка”, — решил Том и отложил листок в сторону. Сознание говорило, что это, и правда, розыгрыш, но Реддл не оценил чувства юмора этого волшебника, смеяться не хотелось и он не особенно чувствовал себя обманутым. Вообще не чувствовал обмана. Но это же нелепость! Какой еще “туалет для девочек”? Какие “раковины”? Что значит “что убивало, но так и не убило”? Что за ерунда, в конце концов? Негодование. Искренне непонимание. “Вполне возможно, что это подстроено кем-то. У меня полно врагов. Это все похоже на ловушку. С другой стороны.... Слишком странно все подстроено, если это и правда западня. У меня нет славы любопытного придурка, который попрется невесть куда по зову клочка подозрительной бумажки. Кому придет в голову, что я попадусь на такую примитивную манипуляцию? Да. Кто вообще придумал эту руну? Кому это нужно? Этот мистер-Икс явно забавляется. Играет. А я играю по его правилам, мне это не нравится. Нужно что-то придумать. Но зачем? Я могу просто игнорировать эту чепуху. Но что же я, зря с Хэйли возился? Ну уж нет. Я закончу начатое, мне нечего терять... Кроме жизни”.

Пологи кровати раздвинулись, Малфой бесцеремонно сел рядом с задумавшимся Реддлом. Просто сел рядом, ничего не говоря. Он был напряжен, словно ждал чего-то. Том посмотрел на него с таинственной улыбкой.

— Это ужасно невежливо, Малфой. Я могу тебе чем-то помочь? — брюнет не ощущал никакого дискомфорта, у него было игривое настроение, это был один из тех дней, когда ему хотелось делать гадости. А вот Элиан, похоже, не разделял его веселого настроя.

— Не знаю, — он едва разжимал челюсти, произнося слова, — захотелось мне. Ты не имеешь ничего против, я уверен.

— Ну, — Том сел на кровати, сложив ногу на ногу, — ты прав. О чем думаешь?

— О том, что я тебя не слышу больше.

В комнате был еще Гиббс и Бишоп, они странно покосились в сторону кровати Реддла, но ничего не сказали.

— Ты... Блин... Ты... А-а! Залезай, — Том, не спрашивая, буквально запихал Малфоя к себе на кровать, задвинул пологи и наложил заглушающие. — Идиот ты, Малфой! Хотел обо всем поведать нашим любопытным соседям?

— Я не подумал просто.

— Да, не заметил у тебя такой привычки.

— Ох, замолчи, — простонал Эл, хмурясь. — Я тебя больше не слышу. Почему? Точнее... Я точно знаю, когда ты обо мне думаешь, но слышу только это долбанное шипение. Вот и интересуюсь: что за чертовщина? Как ты это сделал?

Том пожал плечами, с довольной улыбкой. Он-то мог ответить на его вопрос, но хотелось подразнить.

— О, понятно! Ты просто так мне ничего не скажешь, правильно?

— Именно, — тихим низким голосом ответил Том. Он медленно оскалил зубы, получая удовольствие от того, что Эл ничего не понимает и даже не догадывается.

— Как мне узнать? — Элиан сначала хотел спросить “Что мне сделать, чтобы выбить это из тебя?”, но подумал, что это не самая лучшая идея.

— Ну, есть разные способы. А что ты можешь мне предложить, взамен на информацию?

— Это зависит от того, что тебе нужно. Давай так: я исполню твое желание(конечно, если его вообще можно исполнить), и ты мне тут же все выложишь. Есть еще вариант: я буду пытать тебя круциатусом, пока ты сам мне все не скажешь. Мне больше нравится второй. А тебе?

— Дай-ка подумать.... — Том театрально потер пальцами подбородок и выдержал паузу. — Похоже, мне, все-таки, больше нравится первый вариант. Извини, с круцио ничего не выйдет.

— Какая жалость, а я-то надеялся. Итак, чего ты хочешь?

— Нет-нет, не так быстро. Я собираюсь придумать что-то по-настоящему интересное, а на это нужно время.

— У тебя ровно 24 часа, если ты не придумаешь желание, я буду использовать свои методы. Разумеется, до круциатуса дело не дойдет, но, поверь, это будет не менее изобретательно.

Том согласно кивнул, достал палочку и, взмахнув дважды, произнес:

— Horarium viginti quattuor horas, — он подставил ладонь и на ней материализовалось двое маленьких песочных часов. Одни он протянул Элиану. — Сам придумал. Они будут существовать ровно 24 часа, часы заколдованы так, что я буду просто обязан что-то придумать. Таким образом, последнее, о чем я подумаю и будет моим желанием для тебя. Так будет даже интереснее, ведь я не смогу пожелать другого — магия не позволит.

— То есть, если ты даже случайно в последнюю секунду подумаешь, скажем, о том, чтобы я... поцеловал Дамблдора, ты пожелаешь этого?

— Ну, да, в общем-то. Хорошая идея, кстати.

— Жесть... — Эл сокрушился, потом, подняв голову воодушевленно сказал. — Но ведь я могу этого и не делать?

— Так какой тогда смысл? Кстати, об этом я тоже подумал, — Том направил палочку на указательный палец левой руки и шепнул. — Scalpere, — с конца пальца маленькая капля крови упала на часы.

— Ты какого черта делаешь?!

Реддл не слушал, он что-то шептал на латыни в течении десяти секунд, потом задумчиво осмотрел часы, кровь испарилась, маленькая ранка на пальце затянулась сама собой.

— Я пообещал, что расскажу тебе все, если ты выполнишь мое желание.

— И ты пообещал это часам, а не мне.

— Магия не поверит, если я не искренен, а ты можешь и обмануться. Так надежнее. Ты достаточно хорошо знаком с латынью?

— Более, чем достаточно.

— Тогда повтори мои действия. Пообещай, что выполнишь мое желание, чего бы я не захотел.

Эл сглотнул. Он только сейчас понял, что это уже посерьезнее, чем детские шалости. Кровь, магические обещания... Том ведь мог пожелать, чтобы Малфой убил сам себя, например. Да что угодно! Реддл, словно услышав его мысли, усмехнулся.

— Да не переживай ты так. Это действительно небольшой ритуал, не совсем светлый, но он не может заставить убить или совершить самоубийство, например. Это слишком, — Том приободряюще улыбнулся. — И поверь, убивать тебя мне совсем не хочется.

— Я не верю тебе, вообще-то.

— Но будет весьма несправедливо, если ты не дашь обещания. Я ведь пообещал. Да не ломайся ты! Испугался, что ли? — смеялся брюнет.

— Как бы не так! Что там говорить? — Элиан был недоволен, что его подозревали в трусости и решил доказать, что он не боится. Том знал, что так будет, а потому на его лице все еще был злорадный оскал, прищуренные глаза отдавали алчным блеском.

— “Я, Элиан Корнелий Малфой, обещаю повиноваться любому желанию Тома Марволо Реддла, которое он изъявит по истечению 24 часов”. На латыни, разумеется. Четыре раза. Предварительно капнув кровью на часы.

Малфой выполнил все в точности так, как ему сказали. Все получилось.

— Ну, все. С нетерпением жду твоего желания, Реддл, — блондин снял заглушающие и вылез из кровати Реддла. Его встретили издевательским свистом.

— А я-то как жду... — уже без улыбки произнес Том.

Суббота прошла незаметно, Реддл все думал о том, чего бы пожелать, и все никак не мог определиться. Было несколько грязных мыслишек, он думал и о том, чтобы заставить Малфоя пройтись голышом от подземелий до Башни Астрономии, и о том, чтобы объяснился в любви Слизнорту, а лучше сразу Дамблдору. Потом появились и более серьезные идеи: пусть Малфой прикончит грязнокровку, например. Но подобные мысли вообще не могли даже обсуждаться, потому что заклинание рассчитано на “невинные детские шалости”, в список которых не входит убийство. Том может, конечно, пожелать, но магия не обяжет его выполнить такое задание. Поэтому мыслям было суждено остаться мыслями. Реддл и глазом моргнуть не успел, а уже отбой. Час ночи, а сон не приходит, собственно, как всегда. Том начал изучать руну на клочке бумаги и думал: “Тут несколько совмещенных, известных мне, рун... Но вот одна — такой я еще не видел. Руна подавления воли — всем известная, однако забытая, потому что почти не имеет результата, дает слабый эффект, человек просто становиться чуть более податливым, только и всего. Полностью лишить воли такая руна не способна. В средние века такую руну выжигали на телах рабов и трудных детей, сейчас же все о ней забыли. Следовательно, волшебник наложил сверху руну, усиливающею магию. Это логично, я бы тоже так поступил, но. Есть одно существенное “но”. Эти руны совершенно разные, почти несовместимые, и никакой гарантии нет, что это сработает. Ведь может получиться обратный эффект, типа того, как если попробовать уложить кого-нибудь ступефаем сломанной палочкой. Похоже, та руна, которую я не знаю — связующая. Возможно, волшебник сам ее изобрел. Вот, по бокам — стихийные руны-линии: огонь, вода, земля. А воздуха нет. Теперь понятно”.

Реддл вертел в руках вырванную страницу из учебника, где была изображена руна, больше похожая на неряшливую кляксу. Руны — одна на другой, представляли собой черное пятно с редкими просветами. Такое трудно начертить даже на листе бумаги, а уж тем, “что убивало, но так и не убило”, скажем, в пламени, не глядя на то, что чертишь — вообще кажется невозможным. 02:39. Отключился, будто в голове механические часы. Вообще, это очень удобно: всегда знать, когда засыпаешь, когда просыпаешься. Но этот сон был неспокойным, потому что Том видел сновидение:

Том Реддл смотрит на себя со стороны. Он находится где-то под землей — это единственное, что можно понять. Вокруг сыро и холодно, жутко, пахнет кровью. Помещение освещается факелами, огонь горит зеленым. Том стоит напротив мужчины в преклонном возрасте. На нем традиционная черная мантия, застегнутая на все пуговицы до самого горла, на шее висит массивный амулет из серебра, лицо мужчины старческое, усопшее, седые волосы собраны в хвост за спиной, на подбородке седая борода. Он стоит ровно, его руки сложены за спиной, но с того угла, с которого Том наблюдал за самим собой, можно было видеть, что руки у мужчины аристократически ухоженные, длинные пальцы с длинными острыми ногтями, в правой руке палочка. Мужчина разозлен, смотрит на Тома с презрением, высокомерно приподняв подбородок. Волшебник сдвинулся с места, начал медленно обходить вокруг юноши, награждая его придирчивым взглядом.

— Ты знаешь, кто я, Том? — спросил волшебник, делая шаг за спиной Реддла. Тот посмотрел на него через плечо и неуверенно кивнул. — В таком случае, ты, вероятно, знаешь, зачем ты здесь?

— Да, милорд, — ответил Том не своим голосом. Старец хрипло хмыкнул и остановился по правую руку от него.

— Ты разочаровываешь меня, мальчик. Знаешь ли ты, что все может рухнуть в один момент, если ты не примешь меры?

— Что мне сделать? — помедлив, спросил Том.

— Ну, как же, Том? — волшебник развел руки в стороны. — Заставь убить. Это единственный выход. Иначе он разрушит магию, и тогда все пропадет. Понимаешь? Все. Ты — мой наследник. Ты обязан повиноваться моей воле.

— Да, милорд, — темноволосый юноша склонил голову.

— Не умрет он — умрешь ты. Я это устрою, уж поверь мне на слова. И умрешь в страшных муках. Ты уже испытал это, не так ли, мальчик мой? — рука старца легла на грудь темноволосого парня. Он вздрогнул от прикосновения. — Убей.

— Но, мой Лорд... Я... Он помешает. Что тогда?

— Я уже сказал: умрет один из вас. Иначе быть не может. Убей, — рука волшебника вернулась за спину и он встал напротив Тома. Глаза юноши, бывшие когда-то черными, стали цвета венозной крови. Реддл уставился на Лорда.

— Я сделаю все возможное, чтобы исполнить Вашу волю, — он склонился в поклоне.

— Ты сделаешь невозможное, если потребуется, — волшебник коснулся плеча склонившегося и он закричал от боли, свалившись на пол, и вцепился пальцами в грудь. — Иначе, скоро, ты будешь страдать за всех, умирая. Встать! — он властно взмахнул рукой, Том встал, как ни в чем не бывало, отряхнулся и уверенно посмотрел на старца.

— Я понял вас, Лорд Слизерин.

Как хорошо, что Том наложил заглушающие чары перед сном, ведь он, наверняка, кричал во сне от боли. Он проснулся от жжения на груди: она снова была разодрана собственными руками, пижамная рубашка прилипла к груди, под ногтями снова кусочки кожи, начиная от пальцев, заканчивая запястьями — потеки крови. Реддлу не пришлось касаться кожи, чтобы понять, что он покрыт холодной испариной. Ему приснился самый настоящий кошмар. Том достал палочку из-под подушки, наложил заживляющие и очищающие, снял заглушающие и шагнул в комнату. Парень покосился на свое отражение в зеркале, подошел ближе, посмотрел в свои глаза и понял — они, как во сне, красные. Цвета венозной крови, уже не черные. “Это был не сон”, — понял Реддл. Но почему он тогда до последнего не мог понять, что говорит с самим Салазаром Слизерином — одним из основателей Хогвартса? Почему Том только из того сна узнал, что он — его наследник? На эти вопросы он не мог ответить. Он так же не знал, кого должен убить, и должен ли вообще это делать. Вероятно, должен, раз под угрозой его собственная жизнь. Реддл отошел от зеркала, оделся и отправился в ванную старост. Сегодня он даже не стал смотреть на время — достаточно было взглянуть на спящих соседей по комнате, чтобы понять, что сейчас примерно 06:30.В горячей воде он расслабился, начал по-настоящему отдыхать. Том раскинул руки в стороны, на бортик ванной, и откинул голову назад, блаженно прикрыв глаза.

“Значит... Я — наследник Слизерина. Занятно. Он говорил о какой-то “великой миссии”. Я даже догадываюсь, о чем он. Но как я мог... Понять это только сейчас? Почему я — тот, во сне, — все знал, понимал, о чем он толкует, а сейчас могу только гадать? Не по-ни-ма-ю. Он сказал, что я умру, если сам не убью. Но кого убивать? Я только на одного человека могу подумать — Малфой. Больше убивать некого. Ведь именно с ним связана моя Боль. Но, черт возьми! ...Нет.”

Уже в библиотеке, Том смог отвлечься от плохих мыслей и занялся учебой. Заклинания, Трансфигурация, ЗОТИ, История Магии, Зельвеарение — все это простая работа, как считал Реддл, он быстро покончил с домашним заданием по обязательным предметам и взялся за Астрономию. Этот предмет не является обязательным, но Тому нравился. Сегодня как раз дополнительные: Древние Руны и Астрономия. К рунам он подготовился еще давно, а вот к Астрономии начал готовиться только сейчас. Том не знал, за каким именно созвездием будет наблюдать сегодня, знал только, что это астеризм, поэтому читал все про это явление. Он подробно изучил несколько созвездий, являющихся астеризмом, и, когда подумал, что уже знает достаточно, отложил учебники и отправился в подземелья Слизерина. Обычно, Реддл не сидит в гостиной, но сейчас ему захотелось, надоело прятаться за пологами своей кровати. Он сел на диван рядом с Элианом, который грыз красное яблоко и читал учебник по трасфигурации. Том и не думал здороваться, уж тем более говорить “доброе утро”. Малфой, похоже, этого не оценил.

— Утро доброе, Реддл, — сказал он и звонко откусил от яблока небольшой кусочек.

— Кому — как, — мрачно отозвался Том. Эл проигнорировал его слова, достал волшебную палочку, пробурчал заклинание, направив ее на яблоко, и оно превратилось в небольшой серебряный амулет на цепочке, представляющее собой “яблоко раздора”, вокруг которого обвивался змей.

— Смотри, — позвал Элиан, — как тебе? Только что научился, вот — испробовал, — он протянул амулет Тому.

Тот хмыкнул.

— Не дурно, — похвалил он, осматривая украшение.

— Знаю, — Малфой, наконец, посмотрел на однокурсника и нахмурился. — Ты что, так плохо спишь, что у тебя радужка глаз красная?

— Наверное, — пожал плечами Реддл.

— Ты вообще помнишь о том, что должен дать мне какое-то задание?

— Кончено, — соврал брюнет. Это совершенно вылетело у него из головы.

— И что, придумал что-нибудь?

— Узнаешь, когда песок в часах кончится, — брюнет достал крошечные часы из кармана мантии и задумчиво повертел их в руках. Времени осталось не так много.

— Сколько нам еще ждать? — спросил Малфой, неестественно ровным голосом.

— Скорее, сколько ждать тебе. В 16:17, если мне память не изменяет, я буду должен дать тебе задание.

— Чудно. Ты на Астрономию идешь?

— А у меня есть повод пропускать? — Реддл повернулся лицом к блондину и улыбнулся. Он только в тот момент понял, что они сидят очень близко друг к другу. Том прокашлялся и отодвинулся слегка. Эл прыснул.

— Брезгуешь, что ли? — ухмыляясь, спросил он. Том только глянул на него недовольно. — Да брось, не такой уж я мерзкий. Иногда даже приятным бываю, честное слово.

— Малфой, — сухо сказал Том, — у меня нет никакого настроения на твои глупые шуточки.

— В моих словах и доли юмора не было, — улыбаясь, заявил Элиан.

— Что же ты тогда улыбаешься, как идиот? — Реддл не соизволил даже смотреть на собеседника.

— Честно? — Малфой отвернулся от Тома и сел ровно. — Мне показалось, что в такой форме суть слов не будет для тебя... кгхм. В общем, я подумал, что лучше так, чем по-другому.

— Я ни черта не понял из того бреда, что ты сказал.

— Не с той ноги встал?

— Чего?

— Дерганный ты сегодня. И знаешь, что? — Эл вздохнул, вставая. — Меня выводит из себя, когда на мне срываются за то, в чем я не виноват. Увидимся в 16:15, в известном тебе тупике возле башни умников, — он стремительно вышел из гостиной Слизерина, при каждом шаге мантия красиво развивалась, а волосы упруго покачивались из стороны в сторону, его спина, неизменно ровная, а шаги размеренные, четкие, отдающиеся звонким стуком каблуков.

Том сам не понял, почему сорвался с места и пошел за ним, но вот, уже на пути к выходу из подземелий, он дернул его за рукав, останавливая. Малфой неохотно повернулся, сложив руки на груди. Лицо не выражало никаких эмоций, словно он смотрел не на человека, а на стену или профессора Биннса.

— Прости, — коротко сказал Реддл. Он сам от себя не ожидал, что извинится.

— А что, если не прощу? — взгляд Элиана смягчился. Он уже простил, а этот вопрос задал из чувства собственного достоинства.

— Тогда я тебя убью, — без улыбки ответил Том.

— Очень мило. Вообще-то, мы на обед опаздываем. Он уже минут пятнадцать идет. Пошли, — Малфой явно понял слова Реддла, как шутку.

Отчасти, это, и правда, было шуткой. Отчасти — чистой правдой. На обед подали жаркое, мятный чай, апельсиновый сок и сладкие булочки с шоколадной начинкой, а так же, что оставалось неизменным, на столе стояло множество ваз с фруктами. Завтрак Том благополучно пропустил, поэтому с удовольствием проглотил свой обед. Когда он и Малфой закончили есть, они решили, что не будут разделяться и лучше пойдут прогуляются вместе, пока есть время. Слизеринцы отправились в свою комнату, надели мантии потеплее, укутались в теплые шарфы и были таковы.

Внутренний двор Хогвартса встретил юношей мелким дождем и, пробирающим до костей, ветром. Не самая приятная погода, но ни Реддла, ни Малфоя это не смутило.

— Мне такая погода даже нравится, — признался Элиан, — оглянись вокруг — никого нет. И ты один, (в данном случае, нас двое), наедине со своими мыслями, и никто не мешает. Дождь приятно холодит кожу, а ветер прогоняет пустые надежды. Как будто отрезвляет, понимаешь, о чем я?

— Да уж, понимаю. Когда ты сказал про пустые надежды, что ты имел ввиду? — они шли мимо фонтана, который не работал уже неделю, засунув руки в карманы, и глядя перед собой. Малфой пожал плечами.

— Разное. Всякое бывает, Реддл.

— А сейчас что?

— Почему тебя это вдруг заинтересовало? — грустно усмехнулся Эл.

— Хотел бы я знать, — выдохнул брюнет. — А что ты потеряешь, рассказав мне? — Элиан молчал, повисло напряжение.

— Это... — начал он неуверенно. — Это именно тот случай, когда есть, что терять. Сколько времени? — он обернулся и посмотрел на огромные часы Астрономической башни. — Хм.. Уже 15:27. Пятьдесят минут, и все решится.

Они снова зашагали в ногу, уже быстрее, каждый думал о своем. Слизеринцы вышли из внутреннего двора и, не сговариваясь, вышли к Черному Озеру, шли вдоль берега. “Черт. Черт, черт, черт. Ну, и чего мне пожелать? О, Мерлин! Какой же я идиот!” — мысленно страдал Том.

— Ты меня обманул, — улыбаясь, сказал Эл. — Ты же, вроде, дал мне понять, что все уже придумал?

— Я сказал лишь, что ты все узнаешь, когда придет время. Всего-навсего, умолчал о том, что я об этом узнаю тогда же, когда и ты. Так в чем обман?

— Часть правды — уже обман, Реддл. Это было грубо с твоем стороны.

— Снова ты притворяешься мудрецом? Ты такой же подросток, как и я. Прекрати.

— Если мне пятнадцать лет, это не значит, что я должен быть невежественным дураком.

— Именно то и значит. Пока ты мелкий и беззаботный, наслаждайся тем, что тебе по возрасту положено глупости совершать.

— А сейчас ты говоришь как старый пердун, который на своем веку все повидал. Сам сначала попробуй идиотом быть, потом другим советуй.

Парни не выдержали и рассмеялись от нелепости реплик друг друга и от того, каким серьезным тоном они об этом говорили.

— Мне кажется, нам даже стараться не надо, чтобы быть идиотами, — успокоившись, сказал Том.

— Было бы чрезмерно самоуверенно с нашей стороны, если бы мы считали иначе.

Реддл хмыкнул и промолчал. Он серьезно задумался о своем возрасте и тех “недетских” вещах, что происходят в его жизни. Темноволосый парень замедлил шаг, нарочно пропуская однокурсника вперед, тот не стал задавать лишних вопросов и шел впереди.

Том уперся взглядом в его спину. Темно-синяя мантия едва доставала щиколоток и красиво сидела на фигуре Малфоя, его светлые волосы были чуть влажными от моросящего дождя, но прическа все равно выглядела превосходно. Том отметил про себя, что Элиан, наверное, в любых условиях выглядит отлично. Блондин хохотнул и остановившись, повернулся к Тому лицом.

— Спасибо, рад, что ты считаешь, — он самодовольно улыбался и с наслаждением наблюдал, как румянец проступает на щеках Тома. — Неужели ты забыл, что я тебя слышу? — он склонил голову к плечу, Реддл молча отвернулся и зашагал куда-то опять.

Малфой как-то обреченно вздохнул и поплелся за спутником. Тучи сгустились, по небу распространился недовольный рокот, дождь пошел сильнее.

— Пошли в Хогсмид? Все равно мы примерно туда направляемся. Посидим в “Трех Метлах”. Что скажешь? — уж совсем невинно предложил Реддл.

— Ладно, пошли, — Эл насторожился, но они все-таки пошли в вышеуказанное заведение.

Как всегда шумно, как всегда тепло. Небольшой бардак и веселые разговоры. Малфой и Реддл были не в восторге от этого места, но ничего лучше в Хогсмиде не было. Разве что “Кабанья Голова”, но туда пускали только с семнадцати лет. Тут, в основном, все пили сливочное пиво, но слизеринцы решили взять по чашке кофе, чтобы согреться. Пока они шли, прошло минут двадцать и они промокли. Специально. Могли ведь запросто наложить отталкивающее влагу заклинание, но они этого не сделали. Поэтому, зайдя в “Три Метлы”, наложили высушивающее. Элиан, как всегда, волосы сушить не стал таким “варварским” способом.

Кофе пили молча, Том все определялся со своим желанием, а Эл размышлял о “пустых надеждах”. Реддл глянул на часы за спиной Малфоя.

— 16:10, — сообщил он. Элиан и бровью не повел. Его выдал только неестественно крупный глоток из большой кружки. Он поставил ее слева от себя, уперся локтями в стол, сцепил пальцы и положил на них подбородок.

— Волнуешься? — спросил блондин. Том откинулся на спинку стула и отпил кофе, раздумывая над ответом.

— Волнуюсь, — сознался он.

— Я тоже. Надеюсь, обойдусь без поцелуев с Дамблдором.

— Надейся, — усмехнулся Реддл. Малфой только нервно вздохнул и снова пригубил кофе.

Том достал свои часы, Эл последовал его примеру. Они стали смотреть, как последние песчинки исчезают из часов, у брюнета тряслись руки, его однокурсник кусал губы. Минуты шли мучительно долго, парни не осмеливались смотреть друг на друга, от неизвестности сносило крышу, даже Том не знал наверняка, что именно он попросит сделать Элиана. А что если это будет что-то... компрометирующее? Наконец, стрелки часов показали 16:17, часы осыпались песком в пальцах слизеринцев, их руки перепачкались в собственной крови, капля которой когда-то разбилась о поверхность часов.

— Итак...? — голос Малфоя предательски задрожал, он отряхнул ладони, песок растворился в воздухе зеленоватой дымкой.

— Т-ты... Отправишься со мной в туалет для девочек, — скороговоркой сказал Том.

— Чего? — Эл нервно засмеялся. От облегчения и от нелепости сего задания. — Зачем?

— Об этом-то я тебе сейчас и расскажу. Расскажу обо всем, так ведь мы договаривались, правда? — Реддл был серьезен. За окном прогремела молния, начался ливень.

— Я тебя слушаю, Реддл.

— Взгляни на это, — Том достал из кармана вырванные страницы из учебников, где написано про руну повиновения и протянул их Элиану. — Изображение с руной было в учебнике по Древним Рунам, чего и следовало ожидать, а второй лист, с инструкцией, и правда, был в желтом учебнике по Уходу За Магическими Существами. Этот учебник попал в руки Хэйли Стар, теперь все сходится, не так ли?

— О, да. Немудрено, зачем ты таскался за Хаффлпаффкой.

— С этой руны все началось. Я нашел ее в тот же день, когда ты начал меня слышать. В инструкции к руне написано, что за дальнейшими указаниями надо идти в туалет для девочек и...

— Стоп, — перебил его хмурый Малфой. — Ты не находишь это подозрительным? Уверен, что можешь вот так безрассудно следовать указаниям, написанными неизвестно-кем?

— Я думал об этом, — кивнул Реддл, — но даже если со мной что-то плохое случиться после этого, то ничего. То есть, мне плевать. Терять мне нечего. Так вот... я буду следовать этим указаниям, как полный придурок. Почему? Да из принципа. Потому что мне так захотелось. Вопросы?

— Почему я тебя иногда не слышу? Это самый главный вопрос, между прочим. И ты должен на него ответить.

— Всенепременно. Только не здесь. Пошли, — Том резко встал, с шумом отодвинув стул, сразу после, встал Эл и они отправились прочь из Хогсмида.

Когда Том убедился, что вокруг никого нет, он зашагал в сторону Запретного Леса, Элиан пошел за ним, не задавая лишних вопросов. Парни зашли достаточно глубоко и оказались в гуще деревьев, стоять там было откровенно неудобно, зато там нет лишних свидетелей.

— Ты первый человек, которому я об этом рассказываю, учти. Если проболтаешься, клянусь, я тебя прикончу, — стеклянным голосом сказал Реддл.

— Фраза “можешь на меня положиться” из уст слизеринца звучит не очень убедительно, — ухмыльнулся Малфой, — я лишь осмелюсь напомнить, что тоже рассказал тебе свой секрет, это будет честно.

— Ладно, — после недолгого молчания согласился брюнет, — ты меня не слышишь, потому что я — змееуст, — последние слова Том сказал на змеином языке. Элиан уставился на него, и молча ловил воздух ртом. Сказать ничего не мог. Реддл чувствовал себя неловко, по меньшей мере, но тоже молчал, ожидая реакции. Он не мог определить, что сейчас сделает Малфой: может, накинется с кулаками, может, просто уйдет, а может...

— Ты шутишь? — выдохнул он вместе с паром. Это все, на что хватило Эла, больше он ничего не сказал, тогда заговорил Реддл:

— Думать на парселтанге оказалось труднее, чем я предполагал, но я смог. Ты меня слышишь, просто не понимаешь языка.

Дождь льет как из ведра, благо есть такая вещь, как водоотталкивающие чары. Эл и Том стояли по разные стороны огромного дуба, прислонившись к влажному стволу спиной.

— Мне приснился сон, — тихо сказал Том. — Там я смотрел на себя со стороны и я — тот, во сне — разговаривал со Слизерином. Утром я проснулся с разодранной грудью и новым цветом глаз. Круто, да? Но это еще полбеды.

Послышался шорох, Малфой резко встал прямо перед Реддлом.

— Я жопой чую, что влезаю в какое-то дерьмо, — было неожиданно слышать от Эла такие ругательства, но Том оставался невозмутимым. — Мне это не нравится.

— Ты уже влез, нравится тебе это или нет, — Реддл говорил ровным голосом, без малейшего проявления эмоций. Малфой только нервно выдохнул и прислонился спиной к дереву рядом с однокурсником.

— Ты не договариваешь. Я чувствую. О чем тебе говорил Слизерин во сне? — спросил Элиан, спустя какое-то время. Том не хотел отвечать на вопрос, но магия песочных часов его вынудила:

— О том, что все может рухнуть в один момент, если я не приму меры. Сказал, что я — его наследник. Он приказал мне убить, угрожал, что если я этого не сделаю, то умру сам. Для достоверности он заставил меня страдать, я снова чувствовал ту боль в груди.

— И кого ты должен убить? — голос блондина дрожал, Тому казалось, что он слышит, как быстро бьется его сердце.

— Не знаю, я не понял. Он не назвал имен.

— А я вот догадываюсь, — он несколько раз быстро кивнул и стал похож на неуравновешанного.

— Успокойся, — холодно произнес брюнет.

— Успокойся?! — Малфой снова встал прямо перед Реддлом. — Ты только что сказал, что основатель Хогвартса приказал тебе убить меня! Успокоиться?! Ты — змееуст, мать твою! Наследник Слизерина! Твоя жизнь под угрозой, но что еще страшнее — моя жизнь тоже не в безопасности! Какого черта я должен быть спокоен!? — блондин кричал прямо в лицо Реддла, у того и ресницы не дрогнули от такого порыва эмоций. Том крепко схватил Элиана за плечо и зашептал сквозь зубы:

— Ты сейчас глубоко вздохнешь и прекратишь орать мне в лицо. Слушай: я не собираюсь тебя убивать, если тебе от этого станет легче. И вместо того, чтобы истерить, лучше бы подумал, что нам с этим делать. Я доступно объясняю? — когда Том закончил, Эл стряхнул его руку со своего плеча и сказал:

— Более чем. Пошли в замок.

* * *

Стелла Кейлестис — преподаватель Астрономии. Это строгая, консервативная, но, на самом деле, очень добрая женщина. Она жила Астрономией, казалось, нит ничего, касающееся неба, чего бы она не знала. Но сама она, в силу своей искренней скромности, утверждала, что и половины не знает. Возможно, профессор Кейлестис была права, учитывая бесконечность галактических просторов. Ее занятия всегда пользовались популярностью, потому что она умела сделать науку интересной для человека любого возраста, увлекая учеников в интересные беседы. Было приятно приходить в Астрономическую Башню, наблюдать за звездами и слушать, как профессор рассказывает об истории, интересных фактах, порой забывая про официальный тон и добавляя что-то от себя.

И Том, и Элиан ходили на Астрономию уже как два года, не сговариваясь. А сегодня они впервые шли туда вместе. Все время до 20:00, они горячо спорили о различных вещах: начиная от значения и подтекстов древних рун, заканчивая стервой-Рэйчел и дурочкой-Хэйли. Победителей и проигравших в спорах не было, что означало, что они друг друга стоят. Оба студента воспринимали такие словесные стычки скорее как жест уважения, чем наоборот. Они считали, что спорить нужно только с тем, кто этого достоин, поэтому это было даже приятно для них обоих. Это могло бы иметь противоположное значение, если бы они стали переходить на личности, но юноши были воспитанными, сдержанными и достаточно умными, чтобы этого не допустить. Малфой и Реддл как-то совсем забыли о всех проблемах и это радовало. Они просто общались, просто проводили время вместе, и это было чудесно.

Погода днем была не самой благоприятной для наблюдения за небесными телами, но, к счастью, ближе к вечеру, тучи рассеялись, открывая чудесный вид на звездное небо.

— Итак, студенты, — начала Стелла Кейлестис, — сегодня мы будем наблюдать за созвездием “Волосы Вероники”.

Послышался смешок. Какой-то рыжий парнишка с четвертого курса спросил:

— Надеюсь, нам придется наблюдать за волосами Вероники, которые находятся на голове, а не где-нибудь еще?

— Десять баллов с Хаффлпаффа, — холодно произнесла седая преподаватель. — Кто-нибудь еще хочет продемонстрировать свое чувство юмора? Похоже, нет. Что ж, прекрасно. Кто может рассказать мне об этом созвездии? Что вы знаете о нем? — Кейлестис внимательно обвела взглядом студентов. — Да, мисс Кросс?

— Я знаю, что это созвездие открыл древнегреческий астроном Конон, — тихо пролепетала студентка Рэйвенкло.

— Верно... Десять баллов Рэйвенкло. Это случилось в 3-м веке до н.э. Кто может сказать, откуда такое название у этого созвездия? Мистер Реддл?

— Созвездие получило такое название, потому что жена египетского царя — Вероника (с древнегреческого — Береника) отрезала свои волосы и принесла их в Храм Афродиты, в качестве благодарности за победу ее мужа над сирийцами. На следующий день Конон сообщил царской чете, что благодарность принята Богами, что он ночью наблюдал новые звезды в виде женских волос. Если Вам интересно мое мнение, то я считаю это нелепым. При всем уважении к Астрономии, Самосский просто добивался расположения царя таким образом. Подумать только — звезды в форме волос..!

— Довольно, мистер Реддл. Вы дали достаточно развернутый ответ, даже слишком, я бы сказала. Пять баллов Слизерину. А было бы десять, если бы не Ваше неутолимое желание всюду вставить свое слово.

— Простите, профессор Кейлестис.

— Итак, вы готовы к наблюдению? — проигнорировав извинение Тома, спросила профессор. — Один телескоп на двоих, координаты созвездия я вам сообщу, когда вы приступите.

Урок Астрономии подошел к концу быстрее, чем казалось Реддлу. Наверное, он слишком увлекся и не заметил времени. Он был немного расстроен, что из-за его вольности Слизерин получил на пять баллов меньше, чем мог бы, но больше его расстраивало то, что он не закончил критиковать поведение Конона Самосского. Том считал, что астроном поступил низко, ведь он подлизался к царской чете своей выходкой. Созвездие совершенно не похоже на волосы, это смешно. Хотя он знал, что названия созвездия получают скорее не из-за сходства с тем или иным предметомживотнымличностью, а из-за событий, которые происходят при обнаружении новых звезд. Но утверждать, что созвездие появилось на небе по воле Богов, которые приняли благодарность Вероники — это же полная несуразица! — и Тома это приводило в негодование. Но он быстро об этом забыл, когда пришла его очередь наблюдать за ночным небом. Нужное созвездие он быстро нашел, руководствуясь указаниями профессора и с интересом наблюдал, как оно соединяется с другими. Но вот и подошли к концу дополнительные занятия по Астрономии, студенты начали расходиться. Том и Эл спустились с башни последними, и Реддл по дороге высказывал однокурснику свое мнение по поводу Конона. Тот, в общем-то, был с ним согласен, чему Реддл был искренне рад. Когда они спускались по движущимся лестницам между четвертым и третьим этажами, у Тома появилось странное чувство, он насторожился и дал Малфою знак, чтобы он помолчал. Блондин покорно притих, не особенно вникая в причину, он уже смирился с тем, что Реддл ничего просто так не просит, и, если просит, то нужно выполнять, не задавая лишних вопросов.

Брюнет сконцентрировался и прикрыл глаза, слова, которые он слышал очень плохо до этого, стали более явными:

— Иди ко мне... Убей... Убей его... Пролей кровь... Приведи его ко мне!

— Ты слышал...? — почти шепотом спросил Том у Элиана.

— Нет, ничего. А что ты слышишь? — Малфой заметно напрягся, собственно, Том тоже. Они перешагнули ступеньку-ловушку и встали на устойчивую, не движущуюся поверхность на третьем этаже, и Реддл опять прикрыл глаза, когда шипящие слова снова стали звучать:

— Времени мало... Убей... Разорви на части... Пролей кровь... СЕЙЧАС!

Последнее слово было криком, Том вздрогнул, а Элиан не понимал, что происходит и испуганно схватил брюнета за локоть.

— Что ты слышал? — настойчиво спросил он. Реддл посмотрел в глаза однокурсника и сглотнул.

— Пошли. Я все расскажу по дороге. Известным тебе способом...

Они шли медленно, чтобы Том мог подробнее “рассказать” Элу обо всем. Брюнет сосредоточился и начал мысленно говорить с блондином: “Слышишь меня, Малфой? — тот не очень уверенно кивнул и тогда Реддл продолжил. — Он говорил со мной на парселтанге”.

— Кто? — вслух спросил Малфой.

“Я не верен в том, кто это был, но он... торопил меня, как я понял”.

— Для чего? — напряженно поинтересовался Элиан. Его пугали собственные догадки.

“Ну... голос говорил, чтобы я привел “его” и убил, потому что времени мало”.

— Проклятье..! — прошипел блондин.

“Начнем с того, что я, конечно, не собираюсь этого делать. Я уже говорил тебе о этом. А даже если бы собирался... Я не в курсе куда вести, и к кому приводить вообще, и зачем это все... Я бы хотел узнать об этом больше”.

— Еще бы. Что ты там говорил про туалет для девочек? Что за место такое?

— Надо посмотреть на карте и почитать историю Хогвартса... Мало ли, может, найдем что-то полезное, — об этом Том говорил уже вслух.

— Как думаешь, если мы сейчас заскочим в библиотеку, нам попадет?

— О чем ты? — усмехнулся Реддл. — Я — староста. А ты мне помогаешь, например. Или наоборот — наказан.

— Я как-то забыл, что ты — староста. Не очень-то активно ты выполняешь свои обязанности, — буркнул Малфой.

— Для этого у нас есть Зара Кэрроу, она и без меня справляется отлично.

— Ха! — саркастично выдохнул Элиан. На самом деле, девчонка справлялась со своими обязанностями ужасно — она злоупотребляла своими привилегиями и снимала десятки баллов с различных факультетов — со всех, кроме Слизерина, что не осталось без внимания старост остальных трех. Началась небольшая война старост.

— Да ладно тебе. С понедельника мы меняемся обязанностями и на ночное дежурство буду выходить я, а она займется оформлением отработок для учеников вместе с Аполлионом Принглом.

Малфой только фыркнул и парни направились в библиотеку. Они были немного раздражены, что придется тащиться обратно к лестницам и отправляться на третий этаж, но вслух ничего не сказали.

Близилось время отбоя, но несколько заучек все еще сидели за учебниками в читательском зале. Малфой и Реддл долго не могли найти стеллаж с книгами о Хогвартсе, в конце концов, им помог Арнольд Таккер, обучающийся на седьмом курсе на факультете Гриффиндор. “Вечно этим дуракам на месте не сидится — всем надо помочь, всюду втиснуть свой любопытный нос!” — думал Том и, так же, как Элиан, не поблагодарил доброго гриффиндорца. Слизеринцы взяли самую толстую, самую старую(на вид) книгу, которая называлась просто: “Хогвартс”. Реддл предположил, что там более достоверная информация, не искаженная временем, ему показалось, что такой книге можно “доверять”.

Книга оказалась заколдованной, в предисловии было написано, что в тут есть абсолютно все о Хогвартсе, но та информация, о которой ученики знать не должны, закодирована. Еще там было написано, что у каждого факультета есть свой секрет, о каждом из которых, может прочитать только студент определенного факультета. То есть, секрет Рэйвенко — рэйвенкловец, Гриффиндора — гриффиндорец и т.д. Таким образом, Том и Эл, то и дело, натыкались на страницы с хаотично движущимися буквами, подобно муравьям или пчелам. Не засекреченными были только те данные о замке, что парни итак знали.

— Давай сразу откроем графу “Салазар Слизерин”, а то у меня уже в глазах рябит от этих одуревших букв, — выдохнул Элиан. Тому тоже надоело это бессмысленное разглядывание букв-насекомых и он сделал так, как предложил Малфой. Первым делом, открыв 566 страницу, они наткнулись на движущийся портрет Слизерина.

— Это он, — одними губами сказал Реддл, лицо Салазара в книге стало суровым, он уставился на Тома и поджал губы, будто чем-то недоволен.

Элиан тем временем начал читать, биография одного из основателей оказалась, несомненно, интересной, но не столь важной и он перешел, непосредственно, к разделу “Тайна Слизерина”. Том тоже подключился к этому делу, они читали молча, с жадностью впитывая информацию.

— “...и тогда он открыл Тайную Комнату, сказав напоследок, что когда-нибудь его наследник откроет ее, выпустит чудовище и убьет всех полукровок Хогвартса”. Реддл... Ты понимаешь, что это значит? — неживым голосом проговорил Малфой.

Том не отвечал. Он будто не слышал блондина и уткнулся взглядом в свои руки. Дыхание было совершенно ровным, сердце тоже билось как обычно, казалось, для него это вообще ничего не значит. Элиан посмотрел на него, задрав подбородок, брезгливо исказив губы, его глаза превратились в две узкие щелки, а брови сошлись на переносице.

— Ты меня вообще слышал? — процедил он раздраженно.

— Слышал, — спокойно отозвался Реддл. — Тебе стоит узнать еще кое-что. Но я не уверен, что ты готов такое узнать обо мне. Поэтому... Я скажу. Но не сейчас.

— Хорошо. Тогда, что сейчас?

— Сейчас пошли спать. Уже время отбоя, вообще-то.

* * *

Все эти странные вещи, что происходили в жизни Тома и Элиана, свели их вместе. Они не называли друг друга “друзьями” и даже не думали о том, кем другу другу являются. День за днем они проводили вместе все больше времени, вместе сидели на занятиях, во время завтрака, обеда и ужина, вместе сидели в гостиной и разговаривали, в общем, почти не расставались, часто обсуждали навалившиеся на них проблемы, но Том так и не рассказал Элиану то, что хотел рассказать тогда, в библиотеке. Но Малфой об этом, похоже, забыл, и сам с удовольствием рассказывал что-то о себе, о своей жизни, Том слушал его с интересом, было приятно такое доверие, что-то внутри него злобно ухмылялось и говорило “Я буду знать о нем все, а он обо мне — ничего. Я могу использовать это в своих целях...” Но Реддл такие мысли пресекал, его бескорыстный интерес оказался сильнее, и Эл это видел. Знал, что может ему доверять, хотя это в принципе странно для студента Слизерина — доверять; более того, доверять такому же змеенышу, как ты сам. Но если отбросить все эти факультативные стереотипы, то все они — люди, обычные люди, которым нужен друг. И какие бы они крутые волшебники не были, у них есть нечто общее с магглами — чувства, необходимость любить и быть любимым и подобное, свойственное человеку. Те, кто этого не признают — либо трусы, либо вообще не люди. А Реддл и Малфой предпочитали молча соглашаться. Даже если они не отрицают этого, зачем заявлять об этом во всеуслышание?

Дни шли, шли недели, и все было сликшом спокойно: ни боли в груди, ни снов, ни голоса, приказывающего на змеином языке убивать. Словом, ничего плохого не происходило в течении двух недель. Сплошная идилия! Отличные оценки, забавные случаи, приятные разговоры, все было прекрасно. Однажды, в среду, Элиан Малфой проснулся с ужасным настроением. Том не стал ничего говорить по этому поводу, даже не сказал привычного "доброго утра". Проигнорировал и все. Малфой тоже молчал и испепелял Реддла взглядом, а Том вообще на него не смотрел, нарочно. Урок Трансфигурации прошел успешно, как и все предыдущие, на сегодня студенты были свободны.

Реддл не придавал особого значения странному поведению Эла, но потом... потом, когда он пропустил обед и вообще будто испарился, Том начал нервничать. “Да что, в конце концов, случилось? В чем я виноват, почему он меня избегает?” — думал он, ковыряя ложкой картофельное пюре. Аппетита не было совершенно, поэтому он ограничился чашкой кофе и миндальным печеньем. Когда слизеринец уже собирался уходить, прилетели совы с письмами. Конечно, писем ему ждать не от кого, но “Ежедневный Пророк” никто не отменял. Хруст желтоватой бумаги был приятен, но содержание редко радовало Тома. Журналисты вечно переворачивали все с ног на голову, однако, читать это было, в какой-то степени, полезно. Ведь за самой изощренной формулировкой всегда можно разглядеть желанные факты. Первые несколько страниц отличались особенной нудностью и гнусавостью, ничего интересного там не было: министр в который раз облажался, снова идет борьба за пост министра, в то время, как это место еще не освободилось. Это уже давно перестало быть новостью, подобные интрижки повторяются буквально каждые два-три месяца. Спортивные новости Реддл всегда пролистывал. Что ему этот квиддич? На его взгляд, эта игра — нелепое и бессмысленное занятие для всяких там гриффиндорцев и хаффлпаффцев. Себя он считал выше подобного занятия.

Заголовок страницы №14 вещал: “Тайны мертвого рода Мраксов”. Одного заголовка хватило, чтобы у Тома вспотели ладони и перехватило дыхание. Он сглотнул и углубился в чтение:“Какие тайны хранят древнейшие роды? Как жаль, что не осталось никого, от кого мы могли бы об этом узнать из первых уст. Мы можем лишь строить догадки... Вспомним события минувшего лета: безжалостное, кровавое убийство маггла Морфином Мраксом....” — на этой фразе Том чуть не рассмеялся вслух. “Кровавое и безжалостное”? Ха! Как же. Обычная авада и ни капли крови. Куда уж гуманнее?— “...Имя маггла, к сожалению, засекречено, так же, как и мотивы убийства. Известно лишь, что после заключения последнего Мракса в Азкабан, исчезли фамильные драгоценности: кольцо Мраксов и, (подумать только!), медальон самого Салазара Слизерина! Никто не знает, куда могли пропасть эти ценнейшие вещи, но ведутся поиски...”Далее была краткая биография рода Мраксов и поливание грязью оного. Читать об этом не было никакого удовольствия, поэтому Том оставил пророк прямо там, в Большом Зале, и удалился в подземелья. Все оказалось не так страшно, как думал Реддл. Очень порадовало то, что в “пророке” не было упомянуто его имя. Дурная слава ему ни к чему. Всего лишь побрякушки, которые Том забрал себе, как трофей! Реддл не сомневался, что никто и никогда не подумает, что он мог совершить убийство и кражу. Хотя, кражей это Том не считал. Это фамильные драгоценности, а он законный наследник Мраксов, так разве это воровство?

От бижутерии мысли плавно переходили к блондинам, так как ни в гостиной, ни в спальне Малфоя не обнаружилось. На лице Тома появилось выражение негодования.

— Эй, Гиббс! Не знаешь, где Малфоя черти носят? — вежливо полюбопытствовал Реддл.

— Реддли, напомни, какое сегодня число? — отозвался тот, по обычаю лежа на кровати.

— Двадцать второе октября, а что?

— А ничего. Если бы ты был более внимателен к своему другу в последние пять лет, ты бы заметил, что Малфой ненавидит день своего рождения и старательно всех избегает с двадцать второго октября и до самого Хэллоуина. Так что, полагаю, он шляется по замку и шарахается ото всех подряд, лишь бы не слышать фразы “с днем рождения”. Нет, скорее всего, он уже где-то на улице — там людей меньше.

Тому больше всего хотелось ударить себя по лбу от досады. Как он мог забыть... Нет, как он мог не знать, когда у Эла день рождения? Нелепость какая! Реддл кивнул Гиббсу на прощание и стремительно направился к выходу из замка. Он решил, что нужно обязательно купить подарок Малфою. Пусть он хоть сто раз не любит этот праздник, а от подарка не отделается.

По дороге в Хогсмид, Том пересчитывал монеты в кармане. Их оказалось совсем немного: три галлеона, пять сиклей и четырнадцать кнатов*. На такие деньги сложно купить достойный подарок, но Том решил, что уж лучше маленький подарок, чем его отсутствие. Первым делом он зашел в книжный — Элиан любит читать. В течении двадцати минут, Реддл перебирал книжку за книжкой, но ничего стоящего не нашел. Все либо слишком нудное, либо Малфой уже такую читал, либо такая книга есть и в Хогвартской библиотеке. Нет, если уж дарить книгу, то редкую и ценную. А на такую нет ни денег, ни времени, чтобы ее найти. Поэтому слизеринец вышел из книжного магазина разочарованным.

Идя по узкой дорожке Хогсмида, Том подумал о новой мантии для блондина. Своему вкусу Реддл доверял, а телосложение у него и Эла примерно одинаковое. Но эту идею он пресек по двум причинам: во-первых, нехватка денег. За три с половиной галлеона качественную мантию не купишь; во-вторых, Малфой дико придирчив к одежде, и даже если у Тома неплохой вкус, совсем не факт, что выбор брюнета совпадет с предпочтениями Элиана.Идеи больше не приходили, Реддл без особого интереса разглядывал витрины магазинов, где продавали, в основном, еду. Сладости дарить — вообще не вариант. Вот, если бы Малфою было лет пять-семь, тогда еще можно было рассматривать такой вариант, но Элу исполнялось шестнадцать. И тут... О, удача! Магазин бижутерии. Может, удастся найти что-нибудь простое, но стильное.

Продавец вежливо поздоровался с Томом и поинтересовался, не нужна ли ему помощь. Юноша вежливо отказался и принялся изучать предложенный товар. Основную часть побрякушек(а иначе это и не назовешь), составляли вычурные, блестящие и не по достоинству дорогие колечки, серьги, перстни, амулеты, браслеты и т.д.

— А нет ли у Вас чего-нибудь... хм... по-проще? — Том склонил голову набок и не прекращал улыбаться. Старичок засуетился, приговаривая “Сейчас, сейчас... Секундочку...” Старичок выглядел очень хрупким, едва песок не сыпется. Казалось, одно неверное движение, и его тоненькие ножки с хрустом сломаются, а затем и все остальное тело рассыпется на части, как ветхий, многовековой скелет. Но двигался он на удивление живо, быстро, ловкие пальцы цепко перебирали коробочки, покрытые пылью.

— А что Вас интересует? Для кого выбираете? Для себя или, может быть, для дамы?

— Ну, почти, — сдерживая смех, ответил Том. — Меня интересуют перстни и, пожалуй, медальоны. Желательно из серебра.

— О, прекрасный выбор, прекрасный! — пожилой продавец погрузил на поверхность витрины две небольшие коробки. — Левая — перстни, правая — медальоны. Лучшее серебро во всей Британии! Уж поверьте мне.

Реддл наградил его скептическим взглядом и открыл коробку с медальонами, половину которых составляли медальоны в форме сердца или с цветком на крышке открывающегося медальона, куда можно было вставить колдографию “любимого”. Такие медальоны явно дарятся не шестнадцатилетним слизеринцам. Один медальон все же заинтересовал Тома: это был продолговатый, граненный медальон с небольшим изумрудом в центре. “Прямо-таки для слизеринца!” — подумал Том довольно. Серебряная поверхность была гравирована замысловатыми узорами, которые приятно было ощущать подушечками пальцев.Заметив, что держит в руках Реддл, и как он на это смотрит, старичок довольно хмыкнул.

— Эльфийская работа, если Вам интересно. Медальон идет в паре с перстнем, — продавец открыл другую коробку и достал оттуда широкий, массивный перстень внушительных размеров, с такой же гравировкой, как на медальоне. А изумруд, что странно, был с внутренней стороны. — Медальон открывается, и он не совсем обычный, — старичок оголил неровные зубы.

— Великоват перстень будет, — высказался Реддл.

— О, нет, не беспокойтесь. Он заколдован так, что подстраивается под размер пальца носящего.

— Что Вы там говорили про необычность?

— У этих вещей масса полезных свойств: они не дают ничего забывать, способствуют сообразительности и изворотливости ума, пробуждают интуицию, и, что самое интересное, притягивают к себе желанных людей.

— То есть? — Реддл насторожился. Он уже знал, что цена у этого всего запредельная и явно ему не по карману, но было интересно узнать.

— Ну, то есть, нравится Вам кто-то, а Вы медальон с перстнем одели, и этот человек(или не человек, всякое бывает), будет инстинктивно к Вам тянуться. А если вы еще и волос его, а лучше, каплю крови, поместите в медальон, так он(или она) вообще навеки Ваш! (Ну, или Ваша).

— Что-то не похоже на эльфийскую работу. Больше на темную магию смахивает, — заметил Том.

— Может быть, все может быть, — старичок подмигнул. — Есть еще любопытная вещь: вот, Вы сейчас кому-нибудь подарите этот комплект, и его невозможно будет после этого ни перекупить, ни потерять, ни украсть — только подарить. И только тому, кого любите или, хотя бы, кому доверяете.

— И цены этому комплекту нет... — грустно сказал Том, кладя на место медальон.

— Как это нет? Есть, разумеется!

— Сколько? — ради интереса спросил юноша.

— А это еще одна диковинная особенность — цена. Сейчас, сейчас... Сейчас я посмотрю... — и старичок снова зашарил по коробкам. Он достал самую маленькую из всех, открыл ее, а там множество разных бумажек с какими-то инструкциями и указаниями. Где-то в середине обнаружилась нужная. На ней были изображены медальон и перстень, а над ними одна единственная фраза, написанная на эльфийском.

— Цена: все до кната, что у Вас с собой, — с удивлением сказал старичок. Видимо, сам не ожидал такого, потом довольно заулыбался, полагая, что сейчас обогатится. — Приобретете?

— Пожалуй, — нехорошо улыбаясь, ответил Том и, честно опустошив свои карманы, выложил все монеты на витрину. Улыбка резко сползла с лица старичка, когда он увидел количество монет. Он пробурчал себе под нос что-то неприличное, а вслух сказал только:

— Без упаковки обойдешься, забирай это прекрасное и бесценное, за что ты заплатил три с небольшим жалких галлеона, и проваливай.

Так Реддл и поступил. Ужасно довольный своим подарком, он покинул магазин бижутерии, название которого он не удосужился узнать. На лице Реддла сверкала счастливая улыбка, он не уставал удивляться себе в последнее время, и это чувство счастья его немало поразило. Когда это он радовался, что сделает кому-то отличный подарок? Кроме довольства собой, Том испытывал так же небольшую зависть, он не отказался бы и для себя приобрести подобные вещи, но, все же, радость от того, что сделает приятное Малфою, перебивала всякую зависть.

Он шел из Хогсмида почти вприпрыжку, он бы сказал от счастья, если бы не был Томом Реддлом и слизеринцем. Благодаря своей выдержке, он шел спокойно, не спеша и глупо улыбался своей удачной покупке. Так было, пока позади себя он не услышал, как мужской глубокий голос сказал:

— Ты погляди, что пишут! — раздался звук, как будто кто-то шлепнул внешней стороной ладони по бумаге. — Побрякушки Мраксов пропали!

— Да? И что это значит? Что еще там пишут? — поинтересовался более высокий голос с хрипотцой.

— Это значит, что очень ценные вещи теперь непонятно-где. Медальон Салазара! Самого Салазара, ты представь! Тупые писаки даже не удосужились покапаться в этом деле как следует. “Имя маггла засекречено...” Ты только послушай! Послушай, послушай: “Мотивы тоже засекречены”! Слыхал?

— Что-то я не понимаю... Так говоришь, будто мотивы очевидны.

— Не сказал бы, что очевидны, тем не менее, некоторые в курсе... Ну, что? Интересно, за что маггла прибили?

“О, я бы с удовольствием послушал его версию!” — подумал Том раздраженно и замедлил шаг, пропуская двоих мужчин вперед.

Тот, кто держал газету в руках, был приземистый и крупный. Осенняя мантия еле сходилась на нем. А тот, у кого голос был более высокий, был долговязым и значительно более стройным, чем собеседник.

— Ясное дело — интересно! Но не здесь же.

— Верно говоришь. Пойдем-ка...

Они зашагали вдвое быстрей и завернули за угол, Реддл не спеша шел за ними, стараясь быть как можно более незаметным. Он аккуратно заглянул за угол, куда зашли мужчины и, увидев две удаляющиеся фигуры, поспешил за ними. Волшебники зашли за какое-то здание и звуки шагов прекратились. Том прижался спиной к стене здания, поближе к краю, чтобы лучше слышать и, затаив дыхание, молился, чтобы мужчины не догадались воспользоваться палочкой, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.

— Ну, говори, — сказал долговязый. Реддл выдохнул с облегчением.

— Что ты вообще знаешь о Мраксах?

— Честно? — тишина. — Ничего.

— Тогда слушай: когда-то род Мраксов был богат и почетен, так же Марволо Мракс вечно хвалился своими побрякушками, клялся, что он — наследник Слизерина и все такое прочее. Он женился, родил двоих детей — Меропу и Морфина. Они были так бедны, что не смогли себе даже избушки позволить в магическом мире. Все, что осталось у Мраксов — медальон и кольцо. Их Марволо ни за какие деньги продавать не соглашался — вот как сильно ценил. Мраксы жили в маггловском мире, в каком-то ветхом домишке. Они низко пали и вообще были ничтожествами, но гордости у них было не занимать. Марволо вел себя на манер короля, а единственными подчиненными были сын и дочь. Магглы их побаивались, стороной обходили, потому что Мраксы — психи эдакие — не стеснялись проклятиями раскидываться. И однажды вот что приключилось: тот маггл, которого Морфин прикончил, имел несчастье родиться красавцем невиданным. Имени, право, не знаю, но, как поговаривают, был он так красив, что в него влюбились все местные девчонки(и не только девчонки), — тут он коротко рассмеялся, но резко посерьезнел и продолжил. — Так вот: и дочка Марволо не отличилась — втюрилась в него без памяти, а он на нее и не смотрел. И не потому, что она была невзрачной, как мне один хрыч из министерства сказал, “была она страшная, как смерть”. Глаза в разные стороны смотрят, вечно грязная, сама тощая и с огромным носом. В общем, маггл тот ее боялся дико и не подходил никогда. Не знаю, что там дальше сталось, но как-то умудрилась Меропа его приворотным напоить. (Сам бы он никогда на ней не женился, у него даже невеста была). Девчонка Мракс от него забеременела и почему-то перестала приворотным поить, а, может, у него иммунитет выработался, — толстяк снова захихикал. — Он ее как своими глазами увидел, так сбежал сразу. (Ну, разумеется!) Та при родах умерла, что с дитем — неизвестно. Морфин, мало того, что дураком был, да еще и ненормальным на всю голову. Думается, решил он, что маггл тот “помотросил и бросил”, разозлился за сестру покойную, вот и прихлопнул. А может и просто за то, что он был магглом и, вроде как, кровь подпортил. Непонятно только, зачем пятнадцать лет ждать было.

— А! — шорох. — Черти что творится! Может план убийства строил, а может...

Дальше Реддл слушать не желал. Опустошенный, он развернулся и ушел. Нужно было возвращаться в Хогвартс. Все-таки, это был не выходной, и Хогвартс покидать вообще не полагалось. Но о правилах школы Том думать не мог.

“Если то, что он сказал — правда, то я облажался. Если мама и правда приворожила отца, то он не виноват. Тогда, выходит, я просто так прикончил собственного отца”.

Настроение резко опустилось ниже отметки “0”, он не был уверен в правдивости услышанной истории, но вовсе не исключал такой возможности. И в том случае, если он найдет подтверждение этой версии... Том даже думать не хотел, что будет в таком случае. Поэтому он усилием воли заставил себя не думать об этом.

Реддл вернулся в Хогвартс незадолго до ужина. До вечерней трапезы оставалось около получаса, когда он появился в гостиной Слизерина. Малфоя там не обнаружилось, как и предполагалось, поэтому Том пошел в спальню. Дойти из гостиной в спальню — меньше минуты, но брюнет специально шел очень медленно. Он старался выглядеть невозмутимым, но сердце билось очень сильно, ноги, казалось, налились свинцом и не желали передвигаться, руки в карманах мантии дрожали, правая рука сжимала медальон с кольцом, которые Том так и не упаковал по-праздничному. Дышать ровно было сейчас невозможно для Реддла, чтобы вдохнуть, нужно было приложить усилия, чтобы не выдохнуть вместе с воздухом душу, нужно было приложить еще больше усилий, чем для глотка воздуха, который казался сейчас россыпью песка.

Том не знал, как Элиан может отреагировать на его поздравления. Скорее всего, очень разозлится. И, скорее всего, не примет подарок. “Ну, тогда я смогу забрать это себе. Во всем есть свои плюсы”, — размышлял слизеринец. Наконец, его и дверь в спальню разделало не больше двадцати сантиметров. Реддл так не волновался, даже когда убивал отца. Ну, тогда он вообще не волновался, просто был очень зол. А сейчас... Том глубоко вздохнул и открыл дверь.

Когда он увидел Малфоя, испытал смешанные чувства: радость, неуверенность, неловкость и страх. “Страх!?” — подумал брюнет и стал бояться еще больше. Кроме Малфоя в комнате никого не было.

— Реддл, ты чего уставился? — спросил Эл и до Тома дошло, что он неотрывно смотрит на блондина энное количество времени.

— Где ты пропадал? Я искал тебя, — ответил Реддл.

— Я польщен. А вообще, я пытался скрыться, но был обнаружен и насильно притащен сюда Слизнортом.

— Вот, интересно, что это за место такое, что сам декан тебя сюда приволок? — Том прищурил глаза, Малфой же был невозмутим. Он не ответил и демонстративно задвинул пологи своей кровати, где и укрылся от назойливого друга.

Реддл был оскорблен и возмущен таким поведением, он решительно подошел к кровати Эла и, отодвинув полог, нагло уселся на край кровати так, как когда-то это сделал Малфой.

— Поговорить не хочешь? — спросил он, глядя ему в глаза.

— А ты, значит, хочешь, да? Ну, я слушаю. Что тебе надо?

— Мне? — брови Реддла поползли на лоб, на губах дрогнула улыбка. — Мне-то, может, много чего от тебя надо. Но если по существу... — он вытащил из кармана свой подарок и протянул его Элу. — Вот. Это тебе. Дарю.

Дрожащими руками Малфой принял медальон с перстнем и с неприкрытым удивлением рассматривал подарок.

— Ты... — голос блондина дрожал, руки сжали подаренные украшения. Том уже успел мысленно попрощаться с этим миром, он ожидал чего угодно. Нет, абсолютно всего, кроме того, что произошло.

Подарок Тома благополучно выпал из рук Малфоя на кровать, затем эти самые руки схватили Реддла за мантию и куда-то потянули. Том нависал над Элианом так близко, что их носы почти касались друг друга. Реддл округлил глаза и густо покраснел, а Малфой вообще смотрел куда-то вниз и тяжело дышал. Дальше Том помнил только шепот “спасибо” и собственные слова сквозь улыбку “с днем рождения”, а потом... Потом Малфой его поцеловал. Его губы показались Тому обжигающими, очень нежными и мягкими. Разум послушно заткнулся под натиском эмоций и Реддл уже не думал ни о чем, кроме Эла. Словно обезумев, как будто ждал этого очень давно, брюнет взял инициативу в свои руки и углубил поцелуй, прижавшись к Малфою. Реакция тут же последовала: блондин задрожал и издал стон прямо в губы Реддла, пальцами он вцепился в плечи Тома и притягивал к себе еще ближе, но ближе было уже некуда, они, как это не банально, кожей чувствовали биение сердца друг друга. Когда “сердце” начало биться в районе ширинки, Том сделал над собой усилие и с сожалением отпрянул от желанных губ.

При виде возбужденного Малфоя невозможно не улыбаться, он был прекрасен. Поэтому некоторое время брюнет, улыбаясь, разглядывал красивое лицо, смущенный румянец и складку недовольства между бровей. Он был таким милым и недовольным от того, что Том остановился и доказательства этого не заставили себя ждать:

— Почему ты остановился? — спросил Элиан хрипло. От этого вопроса оба были смущены: Эл еще больше покраснел, а Том закусил губу, сдерживая смех. Он просто не знал, как бы ему так объяснить свою “проблему”.

— Видишь ли... Ну, я просто не в курсе, что делать с... — он посмотрел в сторону, потом, отбросив такое понятие, как “приличие”, сказал. — Я не в курсе, что делать со стояком. И еще, — он поднялся с Малфоя, на котором, как оказалось, лежал все это время и тут же почувствовал внезапный холод, — сейчас время ужина и нас могут застать.

Элиан недовольно нахмурился и приподнялся на локтях. Он провел указательным пальцем по нижней губе и внезапно рассмеялся. Том уже сидел на краю кровати, как раньше, и разглядывал свой подарок.

— Я начинаю любить свой день рождения, — сказал Эл, — а твой подарок мне очень понравился.

— Я заметил, — смеялся Том, — очень этому рад.

— Чему именно? Тому, что я тебя поцеловал или тому, что мне твой подарок понравился?

— Я вообще думал, ты меня убьешь на месте, — ответил Реддл. Малфой хмыкнул. — А почему ты день рождения не любишь?

— Как бы объяснить... Я терпеть не могу лицемеров. Ненавижу всю эту вульгарную показуху, это напускное.. внимание. Зачем мне этот суррогат? Это мерзко, мне неприятно.

— А почему мое... кгхм... “поздравление” ты принял?

— Потому что это было искренне, — блондин посмотрел прямо в глаза Тома. — Ты не ждал от меня в ответ моря благодарностей и оваций. Просто хотел приятное сделать. А сделал даже более, чем приятно, — Эл не сдержал смешка, ровно как и Том.

— Ну, я рад. Так где ты был?

— В запретной секции.

— Ты шутишь! — поразился Реддл. Малфой покачал головой.

— Едва ли. Я подумал, что это прекрасное место для уединения, к тому же, время там я провел с пользой.

— А Прингл?

— А что Прингл? Я подлил ему в чай одно интересное зелье, так что он надолго оккупировал уборную.

— Ты ужасен, — шутя поморщился Том.

— Согласись, не ужаснее тебя? — без доли юмора спросил Эл. Реддл улыбнулся и опустил взгляд, словно ему сказали комплимент.

— Я ужаснее всех темных волшебников вместе взятых. И, уж точно, ужаснее тебя.

— Ну и самомнение, — восхитился Малфой.

— Скажешь, я не прав? — Том вопросительно приподнял бровь, будто существует единственно верный ответ на этот вопрос: “прав, разумеется, прав”.

Малфой задумался.

— Ничего не могу утверждать, пока не буду знать о тебе больше. Пока я о тебе ничего не знаю, не смотря на то, что могу читать мысли. Какая ирония... Я в восторге.

— Между прочим, ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо другой. Иными словами...

Том осекся и предпочел проглотить остаток фразы "ты самый близкий для меня человек".

— “Иными словами” что? Продолжай, раз начал, — подначивал блондин, сдерживая лукавую улыбку.

— Не дождешься. Нам пора на ужин, — Реддл встал с кровати и направился к двери, дойдя до которой, остановился и сказал, глядя через плечо. — И сделай так, чтобы мой подарок не пылился без дела. Договорились, Эл? — бросив напоследок улыбку, он покинул спальню.

После того, что случилось в слизеринской спальне, Эл и Том вели себя, как обычно. Будто ничего не произошло, за внешним безразличием скрывалась запоздалая паника обоих. В тот момент это казалось нормальным и ожидаемым, в тот момент и Малфой и Реддл не могли найти ни одной причины, чтобы не поступить так, как они поступили, а сейчас они вдруг начали паниковать и мысленно осуждать себя за содеянное. Прошло три недели с тех пор, как Элиан первый раз услышал мысли Тома. За это время они стали настоящими друзьями. Даже лучшими и единственными друзьями друг для друга, они сблизились за такой короткий срок больше, чем многие студенты Хогвартса за все время обучения. Они понимали друг друга с полуслова, могли по взгляду определить настроение друг друга, хотя для окружающих их лица были вечно невозмутимыми, а глаза не отражали никаких эмоций, но только не для этих двоих.

Малфой был более разговорчив, чем Реддл, чему первый постоянно возмущался. “Ну, почему ты постоянно молчишь?” — спрашивал он временами. Том только улыбался невинно и пожимал плечами. Но, постепенно, начал открываться навстречу Элиану. Оказалось, доверять кому-то очень приятно, а Том и не подозревал об этом все пятнадцать лет своей жизни. А еще очень приятно, когда доверяют тебе. Реддл очень ценил доверие Малфоя, не хотел его разочаровывать и, мало-помалу, злые мысли о шантаже испарялись, заслонялись огромной благодарностью.

Как выяснилось, у Элиана, так же, как у Тома, никогда не было настоящего друга. У него была своя компания, в кругу которой он проводил время, у него были “подчиненные” и те, кому он нравился, а еще те, от которых Малфоя не тошнило. Но друзьями эти люди ему никогда не были, он никогда ни с кем не говорил “по душам”, никогда не стремился кого-то выслушать, при возможности, помочь. И Реддл стал его первым настоящим другом, которому он верил.

Конечно, их дружба не была идеальной, совсем нет. Их ссоры часто доходили до драк, потому что Малфой считал, что Реддл — “самоуверенный кретин, напыщенный болван и слишком многое себе позволяет”. Так случалось, потому что Том выбирал свои методы, чтобы в чем-то убедить друга, нередко переходил на личности, оскорблял, сильно злился. Реддл всегда был уверен в своей правоте, а Малфой был первым, кто достойно ему противостоял. И когда Том, едва слюной не давясь, эмоционально доказывал Элу, что “я прав, а ты ни черта не смыслишь”, а блондин на это делал хладнокровные замечания или, хуже того, смеялся, Реддл переходил на оскорбления, припоминал что-то из личного, постыдного для Эла, тогда тот срывался и без предупреждения давал ему в челюсть с размаху. Они дрались, а потом, когда злости уже не было, смеялись сами над собой, потому что все это ужасно глупо. Это стало, своего рода, традицией, а их дружбу драки, почему-то, не портили.

О поцелуе они не вспоминали вслух, и очень натурально делали вид, что забыли об этом “недоразумении”, но иногда случались совершенно нелепые случаи, напоминая им о случившемся. Случайные прикосновения в абсолютной тишине библиотеки, пойманные на себе взгляды в отражении оконного стекла, необъяснимое молчание, когда они оставались наедине — все это было интимным и смущающим. Тома подобное доводило до дрожи в пальцах, а Элиан в таких случаях часто сглатывал, а в глазах появлялось голодное выражение, которое иногда пугало. Друг другу они не признались бы ни за что, но иногда они по молчаливому согласию специально провоцировали драки, чтобы был повод прикоснуться. Пусть не так, как хотелось, но это все равно контакт. В драках они расслаблялись, после них чувствовали себя удовлетворенными.

— И что, Дамблдор лично тебя приглашал!? — не верил Элиан.

— Ага, это было настоящим представлением, — смеялся Том.

Это был день Хэллоуина, но этот праздник не вызывал восторга у слизеринцев, поэтому они оделись по-теплее и пошли к Черному Озеру, чтобы спокойно провести этот день отдельно ото всех. Они поднялись выше по склону берега, дойдя до кромки деревьев Запретного Леса и, оперевшись о ствол дерева, смотрели на гладь озера.

— Ко мне постоянно приходили психотерапевты, — продолжал Реддл, — и я принял Дамблдора за одного из них.

— За кого принял? — нахмурился Эл.

— Это маггловское понятия целителя души. Меня считали психом, и тут пришел Дамблдор, я уже думал, в психушку меня засунет, а он сказал, что он — волшебник, и что я — тоже, я попросил доказать. А он спалил мой шкаф, где были ворованные вещи. Вообще-то, я это воровством не считаю, просто я привык, что, одержав над кем-то победу, я могу взять себе что-нибудь на память из вещей побежденного.

— В смысле..? Ты хочешь сказать, что вредил другим детям?

— Ну, да. Вроде того, — уклончиво ответил Том. — Но они сами виноваты. И ничего особенно ужасного я не делал. Максимум — подставлял своих недругов, чтобы их выпороли воспитатели. А так от меня страдали только морально.

Малфой замолчал на какое-то время, Реддл тоже молчал. Сейчас молчание не смущало, но напрягало по-другому. Чувствовалось напряжение, за спиной шумел Запретный Лес, а перед глазами темнело спокойное озеро, дул легкий ветер, небо было серым и однотонным. Не смотря на шум вокруг, дыхание Элиана казалось оглушающе громким, он нервничал, переживал, думал о чем-то неприятном. Том не скрывал своих мыслей:

“Если хочешь что-то сказать или спросить, то не тяни лучше”.

— Кого ты убил? — спросил Эл хриплым голосом. За спиной шумно захлопали крыльями вороны, с раздражающим карканьем они пролетели над Запретным Лесом и устремились куда-то вдаль. Где-то в глубине леса послышался хруст и шелест, парни обернулись, но никого не увидели.

“Я боюсь тебе об этом говорить”, — мысленно признался Том.

— Я все равно знаю, что ты — убийца. Думаешь, от того, что я узнаю имя твоей жертвы, что-то изменится? — шептал Малфой.

— Уверен в этом, — Реддл зажмурился, в груди снова закололо, он не рисковал открыть глаза.

Десять... Девять...

Восемь...Семь...Шесть...

Пять... Четыре...

Три... Два...

Шорох.

Холодная рука на щеке. Больше не больно, шершавые пальцы скользнули по скуле и опустились. Открыв глаза, Реддл обнаружил, что Малфой стоит очень близко и внимательно смотрит в его лицо, выпытывающе изучает глаза, его взгляд пробежался по губам, носу, по щеке и остановился на глазах. Он смотрел уверенно, спокойно, не моргая.

— Том, — позвал Эл едва слышно.

Реддл вздрогнул и сглотнул. Он понимал, что сказать все равно придется, он сам хотел и планировал это.

— Читал “пророк”? — спросил брюнет, отведя взгляд.

— Не имею привычки, а что? — Малфой наклонил голову так, чтобы снова заглянуть в его глаза.

— Этим летом я убил маггла. Его имя: Том Реддл, — он снова зажмурился и услышал сдавленное “ох” и шорох.

Он открыл глаза. Эл отошел на пру шагов назад, словно его оттолкнули. Он лихорадочно бегал взглядом по земле и ловил ртом воздух, соображая, правильно ли понял друга. Он не читал “пророк”, но слышал еще летом об этом убийстве, слышал, что пропали фамильные драгоценности, что посадили Морфина, а это значит, что... Если Том убил отца, то холодно все просчитав, подставил родного дядю.

“Мерлин...” — выдохнул он беззвучно, опасаясь поднять взгляд на Реддла.

Том воспринял это по-своему. Горько усмехнувшись, он шагнул мимо Элиана, намереваясь уйти. Как он понял, их дружбе конец. Том думал, что потерял доверие Малфоя, что он не хочет иметь дело с тем, кто убил собственного отца. Реддл уже начал спускаться по склону к озеру, а Элиан стоял, как вкопанный, не в силах пошевелиться. В голове все судорожно собиралось в единое целое:

“Я ужаснее всех темных волшебников вместе взятых...”

“...просто я привык, что, одержав над кем-то победу, я могу взять себе что-нибудь на память из вещей побежденного...”

Медленно, но верно, до Малфоя дошло, что Том ушел потому, что решил, будто Эл не простит ему такого, что он думает о нем плохо. Не тратя времени на осознание своих действий, Малфой сорвался с места за Реддлом. Главное, удержать его, не дать уйти. Плевать, что он сделал в прошлом, сейчас важно то, что единственный друг может навсегда исчезнуть из жизни, а этого Элиан допустить не мог.

— Реддл! — закричал Малфой, гонясь за удаляющейся фигурой друга. — Том, стой! Да подожди ты!

Не веря своим ушам, Реддл обернулся и увидел друга, который несся к нему с обеспокоенным выражением лица. Сейчас он был такой настоящий... Он не пытался скрыть своих переживаний, вся холодность и надменность куда-то исчезла. И вот уже запыхавшийся Малфой согнулся рядом с Реддлом и, уперевшись руками в колени, пытался отдышаться. Хватило несколько секунд, чтобы он принял вертикальное положение и посмотрел в глаза Тому. Он выглядел слегка удивленным, а во взгляде читалась радость, которую Реддл скрыть не смог.

— Ты чего ушел? — задал Элиан идиотский вопрос.

Том едва сдержал смех.

— По твоей реакции я сделал некоторые выводы и...

— Тупые у тебя выводы, — заявил Малфой и нахмурился. — Я был в шоке, если ты не заметил. Какой реакции ты ожидал?

— Я думал, что ты сразу выскажешь свое мнение о куске дерьма по имени Том Реддл и запретишь к тебе приближаться. И это в лучшем случае.

Малфой смотрел на него раздраженно. Губы напряглись и поджались, глаза сощурились, брови сошлись на переносице, он задрал подбородок и смотрел на друга осуждающе, сверху-вниз.

— Придурок, — обвинил Реддла Элиан. — Но, знаешь, в одном ты прав: я выскажу тебе сейчас все, что о тебе думаю.

Том смотрел на него выжидательно, ожидая самого худшего. Элиан наклонил голову набок и зловеще осклабил зубы, а это не предвещало ничего хорошего.

— Ты, Реддл — тот еще ублюдок. Ты мерзкий, скользкий тип и иногда ты действительно ведешь себя, как эгоистичный, самовлюбленный кусок дерьма. Ты ужасен и да, ты прав: ты ужаснее всех темных волшебников вместе взятых, — Малфой довольно скалил свои белоснежные зубы и ждал реакции.

— Закончил? — поинтересовался Реддл.

Малфой хохотнул, опустив голову, потом поднял взгляд и подошел ближе.

— Не закончил. Самое главное, что я хотел о тебе сказать: ты потрясающий. И каким бы подонком ты не казался, уж я-то знаю, кто ты на самом деле: ты — мой друг, — Эл больше не скалил зубы, его улыбка была легкой и ненавязчивой, он отвел взгляд, на щеках проступил почти незаметный румянец. — Ты умеешь слушать и не боишься высказать своего мнения, меня восхищает как ты отстаиваешь свою позицию и я обожаю, когда ты злишься. Больше я тебе ничего не скажу, потому что итак сболтнул лишнего.

Элиан перебарывал свое желание обнять Реддла, сжимая кулаки, а Том тяжело задышал и не мог ничего ответить. А что можно было сказать? Он растерялся. Сначала его назвали дерьмом, а потом другом. Его обвинили в том, что он ублюдок, а потом сказали, что восхищаются им. Из всего этого Том понимал только то, что Элиан говорил искренне. И каждое слово было сказано, не кривя душой.

— Я... — Реддл прокашлялся в кулак, голос оказался неожиданно сиплым. — Спасибо тебе.

Малфой резко поднял на него взгляд, не зная, что на этот ответить и задал взглядом немой вопрос: “за что?”.

— Я благодарен тебе. За искренность, — пояснил Реддл и улыбнулся, чтобы как-то разрядить обстановку.

Малфой неуверенно улыбнулся в ответ и вздохнул.

— За такое не благодарят, — произнес он на выдохе.

— Благодарят за то, за что благодарны, а не за то, за что принято говорить “спасибо”, — весомо заметил Том.

Малфой согласно хмыкнул.

— Слушай, — начал Элиан и сделал незначительный шаг назад, — если тебе неприятно об этом говорить, я могу не...

— Все нормально, — перебил его Том довольно холодно. — Я не в восторге от этой темы, но могу вполне свободно обсуждать это с тобой. Пройдемся? — не дожидаясь ответа, Том зашагал ближе к Черному Озеру, чтобы потом обогнуть его, после чего дойти до квиддичного поля и пройтись за Хогвартс. Обычно, именно таким был маршрут их с Элианом прогулок.

Малфой кивнул уже отвернувшемуся Тому, наплевав на тот факт, что на затылке у друга глаза отсутствуют, и зашагал рядом.

— Хорошо. Сначала, я хотел уточнить, правильно ли я тебя понял?

— Правильно, — Реддлу даже не нужно было объяснять, о чем речь. Итак все ясно.

— Значит, я не безнадежен, — губы блондина тронула улыбка, но тут же исчезла. — Что он тебе такого сделал?

— Родился магглом, трахнул мою мать, чем обрек меня на жалкое существование, кроме того, он бросил маму, еще когда она была беременна мной.

Ненадолго оба замолчали и Малфой, наконец, сказал:

— Не хочу тебя осуждать...

— Вот и не надо, — прервал его Том, заранее зная, каким примерно будет содержание слов Эла.

— Я все понимаю, но не мог бы ты не перебивать меня больше? Это, вообще-то, очень раздражает, — он скривился и напрягся. Его и правда выводило из себя такое поведение.

— И что ты сделаешь? Ударишь? — попробовал угадать Том и остановился.

Малфой тоже остановился и заглянул другу в глаза, там он отчетливо вычитал азарт и усмехнулся.

— Нарываешься, — констатировал факт Эл.

— А что, если так? — он гордо расправил плечи.

— Вынужден тебя разочаровать: я недостаточно зол. Прости, не цепляет, — Элиан как бы равнодушно пожал плечами и пошел дальше.

Разумеется, такое развитие событий не пришлось по вкусу Реддлу. Он удивился и позволил себе приподнять брови в изумлении. Секунду-другую, он не двигался с места, но, трезво рассудив, решил, что своего еще добьется и пошел за Малфоем, не спуская с лица предвкушающей улыбки.

Это была какая-то игра: Том всячески старался довести Эла до кипения, а тот сдерживаться. Но эта игра без проигравших, потому что каждый добивался желаемого в итоге. Главное в этой игре — не перестараться. Ведь, сгоряча, можно такую ядовитую грязь выплюнуть, что потом никакая драка не смягчит слов. Да и избить друг друга можно серьезно, если не сдерживаться. Какое-то сомнительное развлечение себе выбрали слизеринцы, совершенно не свойственное своему факультету. Но кого волновало?

Как-то совершенно незаметно мысли вернулись в прежнее русло — смерть Тома Реддла-старшего. К этой теме Том решил подойти осторожно, потому что было, что сказать и хотелось поделиться, но нужно было сделать это осторожно.

— Ты носишь мой подарок? — спросил Реддл.

— Ношу, — в доказательство, Эл освободил руку от кожаной перчатки и продемонстрировал другу перстень на пальце.

— Отлично, ну, как тебе? Как ощущения? Работает?

— Хм... Ну, да, вполне. Отличный подарок, — Малфой снова облачил руку в перчатку, а “спасибо” он предпочел проглотить. — Мне вот интересно... Не пойми меня неправильно, но, уверен, эти вещи стоили кучу денег...

Он не закончил фразу, в надежде, что Том поймет сам. Его надежды оправдались.

— Мне очень повезло. И я не воровал, сразу говорю. А стоит оно “все, до кната, что у Вас с собой”. У эльфов свои расценки на товар. А сумму, что я выложил, конечно, озвучивать не стану.

— Мне это и не нужно.

— Кстати, мне вообще очень повезло, что я нашел этот магазин. Я долго не знал, что тебе подарить. Поэтому продолжительное время бродил по Хогсмиду и... Совершенно случайно, я стал свидетелем весьма интересного разговора, — Том сделал эффектную паузу, создавая интригу.

— О чем? — Малфой заметно напрягся.

— О моих родственниках. И то, что я услышал, посеяло во мне сомнения.

— Говори уже все, что знаешь и думаешь, — нетерпеливо потребовал Эл.

— Ладно. В общем... Двое волшебников обсуждали “мотив убийцы”, я подслушал их разговор. Они оказались тупицами, потому что даже не удостоверились, что их никто не слышит. Хотя, это не такая уж секретная информация. То, что один из них сказал о моей маме, никак не сходилось с тем, что думал о ней я. По сути, я вообще ничего не знал ни о маме, ни об отце, ни о предках. Знал только, что мама умерла, отец — маггл и бросил собственного сына. Но вот такой правды я боюсь, если это, конечно, правда.

— В чем правда? Давай прямо и откровенно?

— По версии тех людей, мои родственники по материнской линии были нищими. Дед был очень гордым и жестоким, дядя был психом(хотя в этом я лично убедился), а мать была местной запуганной дурнушкой с отвратительной внешностью. Уже несладко, да?

— Как-то не вериться, что твоя мама была некрасивой. А вот в то, что твои родственники были сумасшедшими, я верю охотно.

— Что касается внешности моей матери — ничего точно сказать не могу. А вот за прозрачный намек на мою нездоровую психику ты еще получишь свой подзатыльник, но позже и неожиданно. Ладно, плевать, какой внешностью обладали мои родители, суть не в этом. Говорят, что мама была влюблена в моего будущего отца, который уже обзавелся невестой, а на мою нищую, нелицеприятную маму вообще старался не обращать внимания. А потом она его напоила приворотным, так и появился я. Когда мама уже была беременна, она перестала по каким-то причинам давать отцу приворотное и он, чего и следовало ожидать, поспешно сбежал от беременной уродины. И если это правда, то...

— Даже если правда, то это уже ничего не изменит. И на твоем месте я бы не старался докопаться до истины. Что сделано — то сделано. Зачем возвращаться к неприятному прошлому? Оно ведь уже позади, и в этом главный плюс Прошлого — в том, что его можно с чистой совестью оставить в покое.

Том задумался. С одной стороны, Элиан говорил очень убедительно, с другой, прошлое — неотъемлемая часть жизни и оно напрямую влияет на дальнейший исход. А такая вещь, как убийство, (да еще учитывая данные обстоятельства), имеет огромное значение. Малфою легко говорить, он ведь не убивал своего отца без причины. (Вполне возможно, что это именно так). Тема трудная, поэтому Реддл ушел глубоко в свои раздумья, не обращая внимание на то, что происходит вокруг. “Ну, скажем, узнаю я, что эти слухи — правда. Будет ли мне легче? Зачем мне об этом знать? Стану ли я чувствовать себя виноватым? Не знаю. Сейчас трудно судить, но, скорее всего, да. Но лучше от этого точно никому не станет, так что...”

— Думаю, ты не совем понимаешь, о чем говоришь, — сказал Том, — но мне кажется, что ты прав, не смотря на это. Я постараюсь забыть об этом. Это все в прошлом.

С этими словами пришло какое-то облегчение, казалось, тело стало легче, а воздух свежее.

— Отлично, — довольно холодно ответил Элиан, — скоро ужин. Пошли в замок?

* * *

Запретный Лес — жуткое, вечно темное место, с множеством различных магических существ и растений. Иногда сюда приходят волшебники, и все для разных целей. Кому-то нужно раздобыть ингредиенты для зелий, кому-то нужно провести наблюдение за животными, а порой волшебниками движут не самые добрые цели.

В самой гуще леса, у старого, мертвого, прогнившего дерева сидит студент факультета Слизерин и раскапывает землю. Ему страшно, он не хочет делать то, что делает, но он должен. Под ногти больно забивается земля и острые камни, студент весь перепачкан грязью, потом и даже окроплен кровью, мантия и школьная форма безнадежно испорчены.

Карл Бишоп кряхтит, сопит, но все равно нервно выполняет приказ, не обращая внимания на боль и грязь. Юноша вздрагивает, прислушивается к своим ощущениям, смотрит на свою ладонь и обнаруживает глубокий порез. Сглатывает. Снова вздрагивает.

— Да, мой Лорд, — шепчет он и достает из разрытой ямки тонкий кинжал, с восхищением и нездоровым блеском в глазах разглядывает оружие.

Ему совершенно все равно, что ладонь кровоточит и жизнь с каждой каплей уходит из него, Карл не может отвести взгляда от серебряного кинжала, который держит в руках. Губы передергивает истерической улыбкой, из горла вырывается смешок.

Бишоп любовно проводит пальцами вдоль клинка, стирая грязь, дотрагивается дрожащими пальцами до рукоятки, обвитой маленькой серебряной змеей и не может налюбоваться, пока снова не вздрагивает. Улыбка стремительно исчезла с лица, дыхание у слизеринца перехватило, он сосредоточенно слушает.

— Я все сделаю, мой Лорд.

Карл достал из кармана мантии белоснежный платок и завернул в него кинжал, после чего положил в тот же карман. Он неуклюже встал, оперся рукой о ствол дерева, отдышался и зашагал на непослушных ногах в сторону Хогвартса.

По случаю Хэллоуина в Хогвартсе был пир, после которого должен был состояться бал, но Том и Элиан туда идти совершенно не хотели. Однако, обстоятельства были, как всегда, против желаний и предпочтений. Реддл и не пошел бы на бал, если бы не обязательства старосты. Он должен следить за порядком, а Малфой не хотел торчать в подземельях один и оставлять друга в “беде”. В Большом Зале было шумно, студенты обсуждали предстоящий бал и возбужденно высказывали друг другу свое мнение, делились впечатлениями, строили какие-то планы. Девчонки переговаривались о нарядах, мальчишки перешептывались и придумывали “шалости”. Но, разумеется, у каждой компании были свое представление о времяпровождении торжества.

— Все бы ничего, — тихо говорил Реддл Малфою, — если бы не девчонки. Мне не трудно будет пресечь попытки розыгрыша или какой-то проделки, а вот как отвязаться от некоторых особей женского пола — не представляю.

— Кгхм, — выразительно кашлянул Эл и скрыл улыбку в чашке. — А не много ли ты о себе думаешь, Реддл? С чего ты взял, что ты будешь упиваться вниманием со стороны женской половины Хогвартса?

— Даже не знаю, — с напускной досадой сказал Том и выразительно посмотрел в сторону стола Рэйвенкло.

Эл проследил за его взглядом, обернулся и увидел, как компания девчонок-шестикурсниц мечтательно уставилась через плечо Элиана, они что-то шептали друг другу и вздыхали, а потом вдруг восторженно захихикали и чуть ли не визжали от восторга, Малфой снова глянул на друга тот смотрел на девушек и лучезарно улыбался, потом вдруг подмигнул одной из них, чем вызвал бурю эмоций у студенток Рэйвенкло. Послышался шум, все резко обернулись в сторону источника гулкого звука, в том числе и Малфой. Одна из девчонок свалилась в обморок.

— Не знаю, Малфой, с чего я это взял. Наверное, я чрезмерно самоуверен, как считаешь?

Элиан ничего не ответил, поведение Реддла его раздражало.

“Да что он о себе возомнил? Подумаешь, девчонки по нему сохнут! Ха! Еще довольный такой сидит, словно король Хогвартса. Между прочим, он только благодаря мне такой популярный и...”

Тут до Малфоя дошел смысл собственных мыслей, выводы напрашивались сами собой:

“Какой же я идиот! Наивный кретин! И как мне сразу это в голову не пришло? Это же очевидно: он меня использует. Надоело быть изгоем, а тут я подвернулся... Мало того, что использовал меня, как пропускной билет в приличное общество, так еще и занял МОЕ место. Это по МНЕ должны сохнуть девчонки и это Я должен быть самым популярным. Это мое, а не его. Он меня ограбил, украл мой статус. Но я верну свое, пусть не сомневается”.

— Чего ты так смотришь, Малфой? — спросил Реддл, нахмурившись. — Да не ревнуй ты. Все же нормально?

Том был насторожен тем, с какой ненавистью на него смотрит Эл. Такое ощущение складывалось, что он смотрит на злейшего врага, а в этом мало приятного для Реддла.

— Конечно, все нормально, — Элиан наградил Тома приторной улыбкой. — Как ты можешь в этом сомневаться, Реддли?

Голос Малфоя сочился желчью и презрением, да еще это обращение — “Реддли” — которое использовали все недруги Тома, громко заявляло о том, что Малфой, мягко говоря, обижен.

А теперь блондин поднялся из-за стола и ушел прочь, оставляя Тома в недоумении.

“О, Мерлин... Да что с ним такое? Что я ему сделал?” — не мог взять в толк Реддл.

Кто-то справа хихикнул, явно по случаю ссоры самых популярных слизеринцев. Том обернулся на звук и обнаружил Бишопа, который не притронулся к еде и просто сидел за столом, склонив голову и улыбаясь.

— Что тебя так развеселило, Бишоп? — Реддл отметил так же крайне неопрятный вид однокурсника. — Я делаю тебе замечание по поводу внешнего вида.

— Какая досада, мистер Староста. Надеюсь Вы меня простите, — с сарказмом протянул Карл, не поднимая взгляда. — А посмеяться есть над чем.

Когда Том увидел лицо Карла и заглянул ему в глаза, едва сдержался от вскрика. Его глаза, бывшие когда-то карими, стали почти красного цвета, как у самого Тома.

— Да, действительно, — на полном серьезе согласился Реддл, — повод для смеха есть.

* * *

Реддл стоял у входа в подземелья и контролировал состояние и внешний вид студентов, а так же некоторых приходилось обыскивать на предмет зелий и фляжек с алкоголем. Дело в том, что по поводу Хэллоуина многие студенты имели желание выпить или напоить кого-нибудь. Если не алкоголем, то, скажем, приворотным зельем. А задача старосты заключалось в том, чтобы этого не допустить. Правила школы запрещали так же откровенные или особенно “страшные” костюмы, дабы сберечь тонкую душевную организацию учащихся.

Свои обязанности Реддл выполнял автоматически, особенно не задумываясь о том, что и как он делает. У его ног стояла коробка уже с внушительным количеством зелий и алкоголя, а так же торпед и хлопушек. Пару человек он, морщась, отправил обратно — переодеваться.

К нему несколько раз подходили девушки из разных факультетов и пытались флиртовать, на что Том отвечал им хладнокровной вежливостью и обещаниями, что скоро он присоединится к празднику, после чего студентки Хогвартса довольно легко отставали от старосты.

Думал Реддл исключительно о Малфое. Он пытался понять, чем так сильно обидел друга, но ответ не приходил. Том четко видел, что Элиан завидует, что он злиться, что он раздражен, обижен и оскорблен. Но чем это вызвано — оставалось для Тома загадкой. Вряд ли Малфой стал бы по мелочам так сильно обижаться, а внимание девушек — ерунда. Это не имеет большого значения для Эла, значит не из-за этого он так себя вел.

Поток слизеринцев, выходивших из подземелий, постепенно уменьшался, а Малфой все не появлялся. “Решил не идти”, — подумал Том. Это было очевидно, тогда Реддл решил выйти на контакт. По скольку пост покидать до начала бала нельзя, он нашел только один доступный способ:

“Малфой, нам надо поговорить. Ты мне задолжал объяснения. Я сейчас стою на посту и жду тебя. Подойдешь? …Ну, надеюсь. Ладно, конец связи”, — закончил он шуточно.

Время шло, а Малфой все не появлялся. Реддл порядком перенервничал за все это время, он и не заметил, как часы пробили двенадцать раз, сообщая о начале бала. Это означало, что сейчас Том должен отнести коробку с “сувенирами” Слизнорту и пойти на бал, чтобы там контролировать ситуацию. Реддл вздохнул, направил палочку на коробку и, произнеся “wingardium leviosa”, отправился в кабинет к декану. По пути он мысленно обратился к Элиану:

“Ладно, я с тобой еще разберусь”.

Коридоры пустовали, все студенты, за исключением единиц(зубрил и тех, кто находится в Больничном Крыле), веселились на балу в кругу друзей. И Реддл наслаждался временным спокойствием и уединением, пока это было возможно. Он остановился у кабинета зельеварения и произнес “finite”, опуская коробку на пол. Гораций Слизнорт предупредил Тома о том, что его не будет в кабинете, когда начнется бал, ссылаясь на “срочные дела”, поэтому вручил любимому ученику ключ от кабинета.

Реддл вставил ключ в скважину, попытался его повернуть, но дверь была уже открыта.

“Что за..?” — только и пронеслось в голове.

В классе послышался шум и неразборчивая ругань под нос.

Полный решительности, Том толкнул дверь, готовый обругать “шутника”. Ему подумалось, что, скорее всего, какой-нибудь гриффиндорец или хаффлпаффец вздумал подшутить над преподавателем или учениками, например, поменяв этикетки на склянках с ингредиентами. Но увиденное было далеко от предположений.

— Какого черта ты здесь делаешь, Бишоп? — ровным голосом поинтересовался Том.

Вышеупомянутый Карл Бишоп рылся в преподавательском столе, который уже привел в ужасное состояние. Все бумаги были раскиданы по кабинету, на полу валялось пара разбитых пробирок а сам Карл был в крайне неадекватном состоянии. Он вообще не обратил внимания на старосту и продолжал что-то искать.

— Тебе слизни в уши нагадили? Я спросил: что ты здесь делаешь? — начиная закипать, требовал ответа Том.

— А, это ты, — спокойно поприветствовал старосту Бишоп, повернувшись к нему всего на мгновение, и перешел к шкафу с ингредиентами, нервно перебирая банки, склянки, мешочки и пробирки.

— Бишоп, пошел вон отсюда! Какого хрена ты тут потерял?! — уже не сдерживая себя, кричал Реддл. Он стремительным шагом направился к Карлу, держа наготове палочку. — Либо ты сейчас пойдешь со мной по-хорошему, либо я разберусь с тобой по плохому.

Реддл схватил Бишопа за шиворот мантии и потянул за собой. Карл даже отпираться не стал, только нервно хихикал и трясся от приступа смеха. Это раздражало Тома еще больше, чем его полное игнорирование старосты.

Реддл вывел его из кабинета и со всей силы приложил затылком о стену.

— Хватит ржать, — процедил он сквозь зубы и направил палочку в горло недругу. — Или ты мне сейчас все рассказываешь добровольно, я тебя отпускаю и делаю вид, что ничего не было, или я заставлю тебя рассказать и тогда этот случай поддастся огласке и тебя отдадут Принглу на растерзание. Выбор за тобой.

Безумные глаза некогда спокойного Бишопа наполнились слезами и он взорвался новым приступом смеха пополам со рыданием.

— Реддл, ты такой кретин, честно! Ха-ха! О, Мерлин... До чего же ты.. Ха-ха-ха!

— Suffocant*, — почти ласково прошептал Том и с конца палочки сорвалось несколько фиолетовых искр, которые растворились в глотке шатена, после чего смех Карла сменился судорожным кашлем.

Реддл брезгливо отошел на пару шагов от однокурсника, тот тут же свалился на пол и, сжимая горло руками, кашлял, через пару секунд он начал кашлять кровью и тогда Том, с удовлетворенной улыбкой, произнес уже нарочито ласково:

— Finite. Ну, что Карл, хочешь мне что-нибудь сказать?

Карл сплюнул кровь, отдышался и сел прямо на каменный пол. Наглец снова захихикал.

— Реддл, ты псих и тупица. Это все, что я хочу тебе сказать, — Бишоп даже встать не пытался, сидел, пялился на старосту, плакал и посмеивался.

Когда Том понял, что он никуда не сбежит, и что сейчас здесь никого появиться не может, он выдал жутчайшую улыбку и присел на корточки напротив Карла.

— Помнишь наш с Гиббсом разговор про непростительные? — спросил он нежным голосом, таким, каким спрашивают у детей: “Тимми, что сегодня подавали на завтрак в детском садике?”

Губы Бишопа медленно расслаблялись, улыбка покидала его лицо вместе со смешинкой в голосе.

— Так вот, Карл... Я даю тебе последний шанс рассказать мне все по своей воле. Кое-что я уже знаю, мне твои глаза рассказали, — посмеялся Том. — Салазар мне привет не передавал?

Бишоп шумно выдохнул через нос и сглотнул, поглядывая то на палочку в руках Реддла, то в его красные глаза. Он молчал, из глаз беззвучно текли слезы.

— Что, молчать будешь? — театрально удивился Реддл и округлил глаза.

А Карл все упрямо молчал.

Том кивнул, принимая это за ответ, склонил голову в притворной печали, глубоко вздохнул, а когда снова поднял взгляд, увидел в глазах однокурсника неподдельный ужас, вызванный кровожадной, предвкушающей улыбкой.

— Видит Мерлин: я этого не хотел, — сказал Том, поднимаясь на ноги.

Карл вжался в стену, как будто была вероятность, что он может в ней раствориться и скрыться от непростительного, а Реддл тем временем занес палочку и направил ее на Бишопа, произнося:

— Impe...

— Mimblvimbl! — услышал Реддл знакомый голос и быстрые шаги.

Том чертыхнулся, произнести непростительное заклинание правильно ему помешал незваный гость.

— Какого...? — начал он, оборачиваясь на звук шагов, но тут же умолк.

— Нет, это я хочу спросить, “какого?”! — орал Элиан на весь коридор, тем временем Бишоп сорвался с места и умчался в направлении слизеринских подземелий.

— Черт бы тебя побрал, Малфой! Из-за тебя он сбежал! — горячился Том, раздраженный тем, что его прервали.

— Реддл...! — угрожающе прорычал Элиан, надвигаясь на друга. Достигнув цели, блондин толкнул Тома в плечо. — Ты совсем рехнулся?! — новый толчок. — Думай головой...! — еще толчок. — Хотя бы иногда!

Тут Реддл не выдержал и сам толкнул Малфоя.

— Уймись, — Том не заметил, как начал шипеть на парселтанге, — ты понятия не имеешь, чем он занимался. Этот ублюдок опасен, а я всего-лишь хотел выяснить, что он задумал. А ты мне помешал! — Реддл рассвирепел не на шутку.

Мгновение, за которым Том не уследил, и его собственный кулак со всей силой и ненавистью врезается в живот Малфоя. Элиан вскрикнул и согнулся пополам, упираясь лбом в плечо друга. Боль скрутила живот, изо рта потекла слюна, начались рвотные позывы.

— Тихо, тихо... — шептал Том. Он положил руку ему на шею и шептал на самое ухо. — Еще раз мне помешаешь, наложу на тебя круцио, — Реддл оттолкнул от себя Малфоя, тот ударился о стену и с пыльным шумом упал на пол.

Блондин застонал и слушал удаляющиеся шаги.

Куда ушел так называемый “друг”, Малфой не знал. Но одно он осознал четко: если сейчас его не угомонить, он сделает что-то такое, о чем будет потом сильно жалеть. Не было злости, был только страх. И сейчас страх был источником сил, Эл с трудом встал на ноги и прислонился спиной к стене. Самое главное сейчас — успокоиться и понять, что делать. Необдуманных поступков Малфой совершать не собирался. Он сжал виски пальцами и сконцентрировался.

“Где ты, Том? Куда мне идти?” — спрашивал блондин, в надежде, что все получится.

Установить магическую связь весьма и весьма трудно, особенно, когда оппонент в ярости — все энергетические потоки сбиваются. Прошло не больше минуты и Малфой определился с направлением. Он уверенно зашагал в направлении Большого Зала.

Стоило Малфою появиться на балу, как его тут же окружили старшекурсники.

— Элиан, милый, где ты пропадал? — противно ныла какая-то девушка, чьего имени Эл даже не знал. Девчонка пытался повиснуть у него на плече, но он ее грубо оттолкнул. Та только всхлипнула.

— Без тебя веселье — не веселье! — заявил гриффиндорец — Стэн.

— Хочешь сливочного пива? Мы протащили! — продолжал еще один парень из Гриффиндора.

Малфой ничего не говорил, только отбивался от навязчивых студентов и пробирался сквозь толпу, следуя зову магии.

“Том! Том, говори со мной! — просил Элиан мысленно, но ему никто не отвечал, но Эл знал, что его слышат. — Реддл, мать твою! Отвечай!”

Малфой прошел до самого конца Большого Зала и свернул в нишу, где должны были стоять доспехи, но там их не было. Магия звала туда, за стену, но это тупик. Эл стиснул челюсти. Этот тупик сейчас ужасно злил.

От досады он с рыком ударил ни в чем неповинную стену и тут же об этом пожалел. Силы он не рассчитал и сбил костяшки в кровь, Эл потряс поврежденной рукой и зашипел от боли, которая становилась сильнее с каждой секундой, у него даже выступили слезы, но, скорее, от отчаяния, чем от раздробленных костяшек. Теперь он злился не только на тупиковое, в буквальном смысле, положение, но и на самого себя. Теперь он уже ногой пнул стену, будто это чем-то поможет.

А сейчас он просто замер, потому что из стены вынырнула недовольная голова призрака Кровавого Барона.

— Мистер Малфой! Потрудитесь объяснить, по какому поводу вы изливаете свою злость и негодование на стену моих покоев!? — бушевал Барон.

Малфой опешил.

— Ч-чего? Покоев? — не понял он, забыв о вежливости.

— “Ч-чего?” — передразнил Кровавый Барон. — Того! За этой стеной мои покои! — теперь призрак полностью выплыл из стены и нагло прошел сквозь слизеринца, тот повернулся к нему лицом, перебирая варианты, как бы по-тактичнее выяснить у призрака, как пройти в его покои, а Элу тут позарез надо.

— Простите мою дерзость, я не хотел Вам помешать.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, мальчишка! — напомнил призрак, уперев руки в бока.

— Я ищу Тома Реддла, — просто ответил Малфой, — он мне срочно нужен и я знаю, что он там, — Элиан кивнул на стену.

— Что? — Барон вздернул брови в удивлении, но в его исполнении это выглядело жутко. — Студент? В моих покоях? Какая небылица! — призрак неободрительно хохотнул.

— Вы меня извините, — Элиан снова начал раздражаться, — но я точно знаю, что он там.

Мертвец хмыкнул и поджал губы.

— Ну, и откуда тебе это известно?

"Не отрицает, уже хорошо", — подумал слизеринец.

— Зов магии.

Барон прищурился недоверчиво.

— Вот, скажи, ты — дурак? — спросил Кровавый Барон совершенно серьезно.

— А Вы? — съязвил Малфой, который Барона никогда не боялся, в отличие от большинства. Призрак осклабился, демонстрируя свои редкие зубы.

— Lady refusé parce que je fus cruelle. Ne pas répéter mes erreurs, et être doux, — сказал Кровавый Барон и исчез в противоположной стене.

— Ну, и что это было? — спросил Эл сам у себя.

Нет, он понял смысл фразы, но не понял, какое это отношение имеет к делу. "Так... Не повторять ошибок и быть нежным. И как это понимать?" — размышлял блондин.

Некоторое время он тупо стоял напротив стены и прожигал ее взглядом, потом ему в голову пришла совершенно неадекватная мысль: "А что если...?" — и это было его единственное предположение, почему Барон мог такое сказать.

Терять Малфою все равно было нечего и он решил попробовать. В конце концов, другой версии он предположить не мог.

Эл подошел к стене и мягко провел по ней рукой, потом, осознав, что собрался делать, хихикнул и подумал: "Мерлин... Со стороны, наверное, я сейчас очень классно буду выглядеть". Он погладил стену и постарался не вникать в суть своих действий.

— Ouvrir, s'il vous plaît, — шепнул он стене мягким голосом.

На его удивление, все получилось: стена приображалась. Каменная поверхность была лишь маскировкой, серый камень начал расползаться и, со временем, взору открылась деревянная дверь, которая открылась самостоятельно, пропуская слизеринца внутрь.

Как-только Малфой зашел в "покои Кровавого Барона", о которых никто никогда не слышал, сразу почувствовал, что Том где-то рядом. В "покоях" оказалось холодно и абсолютно пусто, если не брать во внимание свечи, освещающие помещение. Перед собой Эл увидел еще одну дверь и хотел было подойти к ней, как услышал в голове:

"Малфой, вали отсюда. Если жизнь дорога, лучше убирайся".

"Ты меня, что ли, убивать собрался?" — усомнился Малфой.

"Если бы. Но, раз ты такой упрямый, то хотя бы закрой глаза".

"Зачем?" — не понял Элиан и огляделся. Реддл где-то здесь, но Эл его не видит.

"Делай, что говорят. Я не хочу потом отчитываться перед Дамбллдором за твое исчезновение. Сам должен понимать: здесь твой труп никто не найдет. Разве что Барон. ...Ну, и я. А мы оба будем молчать".

"Что происходит?"

"Не твоего ума дело, Малфой".

На это Элиан ничего не ответил и, потеряв всякий страх, зашагал к двери.

"Стой! Эй, ты слышишь!? Стой! Я не хочу, чтобы ты умирал, Эл! Нет, ты точно кретин. Уходи, так лучше будет".

— Не дождешься, — сказал Элиан и открыл дверь.

Flashback...

POV Тома Реддла

Он заплатит... Этот ублюдок Бишоп заплатит сполна! Как он смеет? Как смеет смеяться? Он вообще знает, над кем смеется? Представляет, на что я способен, если меня разозлить?! Ну, ничего... Не будем торопиться, хочу видеть как он мучается.

— Suffocant, — произношу мягко, даже не рассчитывая, что выдуманное на ходу “заклинание” сработает.

К моему удивлению, которого я, разумеется, выражать не стал, ласковая просьба задохнуться выполнилась незамедлительно, этот ненормальный валится мне под ноги и кашляет кровью. Его кашель, как Райская симфония для моих ушей. До меня быстро доходит, что если это не прекратить, то Бишоп подохнет, и правда, задохнувшись. А мне это не нужно, поэтому довольно произношу:

— Finite. Ну, что, Карл, — нарочно называю его по имени, — хочешь мне что-нибудь сказать?

Но этот кретин, похоже, совсем тупой, раз снова заржал, да еще и поставил под сомнение мои умственные способности. А то, что он назвал меня психом, я счел за комплимент.

Вежливая беседа с тонким намеком на угрозу своих результатов не принесла, чему я даже обрадовался. Теперь моя совесть чиста, я ведь предупреждал его, и не испытываю никаких угрызений совести, занося палочку.

Хотел преподать ему урок круциатусом, но отложил эту затею до лучших времен. Точнее, сразу, после империо. Начал уже произносить непростительное, как мне помешал Малфой, собственной персоной.

Мне хочется его убить собственными руками. Какого дьявола он творит?! Что, совсем страх потерял? К сожалению, нахожу в нем сходство с Бишопом, который совсем свихнулся и испугался настолько, что забыл о существования протэго и волшебной палочки вообще. Но это же Малфой! В каждой бочке затычка, куда не дернусь — он тут как тут! Сукин сын... Из-за своей чертовой обиды, непонятно по какому поводу, решил испортить мне все?! Он был у меня в руках! А теперь его хрен поймаешь, мать твою! Это все из-за тебя, Малфой!

Автоматически шепчу на парселтанге, (это я понял не сразу), автоматически бью в живот и так же автоматически кладу руку на шею и чувствую невероятное удовольствие от своих действий. Хочется ударить еще раз. Еще и еще. За все, что он сделал, за то, что появился в моей жизни, за то, что позволил Бишопу сбежать, за то, что он... Боюсь собственных мыслей и отталкиваю. Не хватало еще глупостей наделать.

Ухожу прочь, в подземелья. Кажется, именно туда удрал этот недоумок. Я его достану, клянусь. И на этот раз он не отделается империо — сразу круциатусом между ребер... Хочу видеть, как его тело содрогается от боли, как лицо искажается гримасой ужаса, как он умоляет меня остановиться, не делать ему больше больно... А я не послушаю, буду мучить его, даже после появления в зоне видимости Дамблдора. Возможно, и на него нашлю парочку проклятий, чтобы старый пень не дергался и не мешал мне наслаждаться.

На этот раз, Бишоп не убежит. В тот раз его шкуру спас Малфой, но теперь Малфой не в состоянии этого сделать, все празднуют, ему никто не поможет, никто... Думаю об этом с такой нежностью, что уже получаю удовольствие. Это называется “предвкушением”? Не важно, как это называется, важно, что МНЕ хорошо.

В гостиной его нет... В спальне — тоже. Когда он успел удрать снова...? Глубоко вдыхаю через сомкнутые зубы, это похоже на шипение и только этот звук удерживает меня от того, чтобы не разгромить Хогвартс к чертовой матери! Где этот подонок!? ГДЕ!?

От нетерпения трясутся руки, мне хочется собственноручно, по-маггловски, размозжить его череп, но перед этим унизить. Унизить так, как никогда никого не унижал, а потом стереть его лицо о грубый камень, сломать ему пальцы, наслаждаясь этим дивным хрустом и криком, мольбой о пощаде. Он ответит за все... За все... Он за все ответит!

Не хотел бы я столкнуться с собой в коридоре, но мелкая сучка Стар именно так и сделала. Увидев меня, она вжалась в стену и что-то зашептала с жалобным выражением лица... Мерлин! Как же она меня бесит! Тварь... Чтоб ты сдохла!

Не могу представить, что выражает мое лицо, но, судя по реакции хаффлпаффки, это не самое приятное зрелище. Медленно подхожу, хватаю ее за волосы, эта идиотка плачет. А ее слезы только больше злят меня.

— Милая, ты не видела Бишопа? — спрашиваю я шепотом. Сучка плачет, что-то мямлит, но ни слова не могу разобрать. Бесит. Сука, как же бесит!

Резко тяну за волосы, она ударяется затылком о стену и всхлипывает.

— Я... Он... В... В Б-большом З..але... — отвечает сквозь рыдания, заикаясь.

Перебарываю желание дать ей пощечину и просто грубо отбрасываю в сторону. Большой Зал. Теперь в Большой Зал.

Что, Карл решил-таки отметить Хэллоуин? Как мило... С удовольствием уничтожу его веселье. Уничтожу его. Мне невыносимо хочется его убить. Испытываю самую настоящую жажду смерти, ускоряю шаг, подчиняясь этому желанию. Едва я вошел в Большой Зал, я сразу заметил его спину, и быстро шел, почти бежал за ним. Он идет куда-то вглубь Большого Зала, продвигаясь сквозь толпу, расталкивая веселящихся простофилей, которые передо мной расступаются безо всяких прелюдий.

Да куда он идет, черт возьми?! В конце Большого Зала ему точно от меня не скрыться, он совсем тупой? Что ж.. Мне только на руку его тупость. И пусть все смотрят, как я его изувечу, так даже лучше.

Бишоп неожиданно сворачивает направо и... Заходит в дверь? С каких пор там вообще есть дверь? Не важно. Сейчас важно успеть. Инстинктивно перехожу на бег и распахиваю дверь прежде, чем она успевает закрыться. Оказавшись в незнакомой комнате, уже совершенно спокойно закрываю за собой дверь, которая потом принимает вид обыкновенной стены. Слышу учащенное дыхание Бишопа. Ну, все. Ты доигрался, малыш...

У меня вырывается истерический, победный смешок. Бишоп вздрагивает, пятится, а мне доставляет удовольствие его страх.

— Ты же не надеялся всерьез от меня убежать? — спрашиваю я, желая сначала напугать его, заставить умолять меня не причинять ему вреда.

Мне уже наплевать, что он хотел сделать и зачем ему было рыться в кабинете Слизнорта. Все равно он скоро сдохнет, а мне только это и нужно. Бишоп начинает трястись, и снова плачет. Чертовы слезы! Меня это ужасно злит, я все еще широко улыбаюсь и скриплю зубами от его беззвучных рыданий.

Ублюдок упрямо молчит. Молчит, ревет и пятится назад, шаркая непослушными ногами по пыльному полу, я двигаюсь в такт его шагам.

— Ну же... — ласково говорю я. — Напомни мне о своих угрозах. Я же грязнокровка, я ниже и слабее тебя, так что же ты плачешь? Почему молчишь, Карл?

Бишоп снова вздрагивает, отрицательно качает головой, а я не могу понять, что это значит. Да и не хочу. Мне снова смешно. Но смех вырывается скорее от наслаждения, мне все это ужасно нравится.

— Ты... — выдавливает он, наконец. — Ты настоящий псих, Реддл. Ненормальный. Чокнутый.

— Я уловил суть твоих слов еще в первый раз, Бишоп, не напрягайся.

— Идиот. Идиот! Я думал, ты умнее. Одурачить тебя легче, чем я думал.

Ого! Заинтриговал! Останавливаюсь, не прекращая улыбаться, я все еще опьянен чувством власти.

— Продолжай.

Бишоп останавливается и облизывает пересохшие губы, соображая, наверное, что бы такое соврать, чтобы я его отпустил. Открывает рот, намереваясь что-то сказать, тут же закрывает и так несколько раз. Посмеиваюсь. Бишоп набирает в грудь воздух, собираясь выдохнуть его вместе со словами, но все так же молчит. Совершенно неожиданно он начинает громко рыдать. Он вцепился в свои волосы и начал выдирать их мелкими клочками. Я с неприкрытым наслаждением любуюсь этой картиной, и все посмеиваюсь над этим кретином.

— Все это, конечно, очень интересная информация, — смеюсь я, — но я хотел бы собственноручно превратить тебя в пожизненного урода. Твоя помощь мне в этом не пригодится.

— Ты так и не понял... — шепчет он, убирая дрожащие руки он несчастных волос. — Я не могу. Понимаешь? Не могу.

— Прекрасно! — развожу руки в стороны, показывая, что дискуссия окончена. — Покончим с этим, Бишоп?

Направляю палочку ему в грудь, делаю паузу, позволяя себе запомнить его испуганное лицо и не замечаю, как он успел схватиться за дверную ручку за его спиной и... Аппарировать?

До меня быстро дошло: портключ. Чертова дверная ручка — это портключ! Сукин сын снова сбежал! Я в разы, если не в десятки, раз злее и решительнее, чем минуту назад. Если до этого я хотел помучить ублюдка и убить после этого, то теперь я намерен сделать его инвалидом и уродом, чтобы он мучился до конца своих дней. Хватаюсь за ручку, поворачиваю ее и портключ активируется, перенося меня... Да что за ерунда такая?! Кто тот шутник, который все это придумал?!

Туалет для девочек.

Нет.

Вы издеваетесь!?

Несколько девчонок таращатся на меня, как на психа, я зло смотрю на них, не смущаясь их не совсем одетого вида, они молча указывают на дверь, которая, поскрипывая на петлях, все-еще покачивается. Но я не спешу уходить.

— Imperio, — произношу я непростительное. — Вы ничего не видели и не слышали. Испугались паука и убежали. Пошли вон.

Девчонки тупо выбегают из туалета, не сказав не слова. Меня волновал только голос в моей голове:

— Ты все делаешь правильно, Том... Убей его... Убей, он здесь... — шепот на парселтанге.

— Я хочу убить. Где он? — спрашиваю я.

И мне не нужен устный ответ, я инстинктивно поворачиваюсь к кабинкам и иду к последней, пинком выламываю дверь и обнаруживаю Бишопа, который позорно прячется, сидя на толчке. Хватаю его за ворот мантии, вытаскиваю из кабинки его трясущееся тело, выволакиваю к раковинам и швыряю к ним. Бишоп ударяется спиной о край и шипит от боли. Я подхожу вплотную, смотрю прямо в глаза, потом резко, без предупреждения бью по лицу, разбивая губу. Потом еще и еще.

Сколько именно раз я его ударил, не знаю, но это приносит удовлетворение. Правая рука уже очень болит. Палочка без дела лежит в кармане мантии, становится за это стыдно. Брезгливо отшвыриваю от себя Бишопа. Теперь у него совершенно точно будет чуть менее обаятельное лицо. Склоняюсь над раковиной, смотрю в зеркало. Лицо окроплено кровью, руки тоже в крови, оборачиваюсь к Бишопу. Он лежит на полу и крупно дрожит, пряча окровавленное лицо в ладонях. Открываю кран, начинаю смывать кровь с рук и лица. Когда закрывал кран, обнаружил, что он украшен крошечной серебристой змеей. Поглаживаю пальцами и металл нагревается под моими прикосновениями. От догадок становится не по себе, сглатываю и шепчу на парселтанге:

— Откройся.

Пол под ногами задрожал, я отшатнулся куда-то назад, как оказалось, кстати. Кран сначала обдало голубым светом, потом он начал вращаться. Раковина провалилась куда-то вниз, остальные разъехались в стороны, открывая взору широченную трубу.

— Я голоден... Отдай его мне... — просил голос, отдающийся от трубы эхом.

Прежде чем ответить, я, не особенно задумываясь, наложил запирающие чары на дверь. Не хватало еще, чтобы какая-нибудь любопытная девка застала эту живописную картину. Я смотрел то на Бишопа, то в трубу, где было слышно движение и шипение чего-то большого.

В этот момент в моем кармане что-то нагрелось, обжигая бедро. Я сунул руку в карман и достал оттуда серебряное крошечное яблоко, вокруг которого обвивалась миниатюрная змея, на такой же серебряной цепочке. Потом в голове прозвучал до боли знакомый голос. В буквальном смысле — “до боли”.

“Том! Том, говори со мной!”

Сжимая нагревшуюся побрякушку в руке, другой рукой я надавил на грудь, потому что где-то глубоко снова заболело, я ничего не мог ответить, только реальность неприятно проявлялась в моем сознании.

Что только я натворил?

“Реддл, мать твою! Отвечай!” — повторял Малфой.

А я только и мог, что судорожно дышать и пытаться оправдать свое поведение.

— Том... Том, делай то, что хочешь. Ты хочешь убивать... Отдай его мне! — требовало что-то на дне трубы.

Это что-то приближалось, поднималось вверх, ко мне, сюда, в туалет для девочек, где уже без сознания валялся избитый мной Бишоп, где я мучаюсь от боли в груди с голосом Малфоя в голове.

Воспоминания прокручивались в моей голове так быстро, что я едва успел за ними уследить. Та побрякушка, что у меня в руке...

“— Утро доброе, Реддл, — сказал Малфой и звонко откусил от яблока небольшой кусочек.

— Кому — как.

Эл проигнорировал слова, достал волшебную палочку, пробурчал заклинание, направив ее на яблоко, и оно превратилось в небольшой серебряный амулет на цепочке, представляющее собой “яблоко раздора”, вокруг которого обвивался змей.

— Смотри, — позвал Элиан, — как тебе? Только что научился, вот — испробовал.

— Не дурно.

— Знаю”.

.

“— Жесть, — выдохнул Малфой. — Ты напугал меня. Ты находишь связь между... этим всем? — Эл наклонился над лежащим.

— Нет.

Малфой аккуратно протянул руку и указательным пальцем смахнул кровь с лица однокурсника.

— У тебя кровь, — сказал он, задумчивая разглядывая кровь на бледном пальце.

— Удивил, в самом деле”.

.

“— Поговорить не хочешь?

— А ты, значит, хочешь, да? Ну, я слушаю. Что тебе надо?

— Мне? Мне-то, может, много чего от тебя надо. Но если по существу... Вот. Это тебе. Дарю.

Дрожащими руками Малфой принял медальон с перстнем и с неприкрытым удивлением рассматривал подарок.

— Ты... — голос блондина дрожал, руки сжали подаренные украшения. Подарок благополучно выпал из рук Малфоя на кровать...

— Спасибо.

— С днем рождения”.

.

“— Закончил?

Малфой хохотнул, опустив голову, потом поднял взгляд и подошел ближе.

— Не закончил. Самое главное, что я хотел о тебе сказать: ты потрясающий. И каким бы подонком ты не казался, уж я-то знаю, кто ты на самом деле: ты — мой друг. Ты умеешь слушать и не боишься высказать своего мнения, меня восхищает как ты отстаиваешь свою позицию и я обожаю, когда ты злишься. Больше я тебе ничего не скажу, потому что итак сболтнул лишнего.”

...

— Ты был чертовски прав, Бишоп. Я псих и тупица, — обратился я к телу однокурсника, осознав очень многое для себя, боль тем временем, не унималась, а только возрастала. Я стою тут, как вкопанный, в девичьем туалете, рядом еле живой Бишоп с изуродованным лицом, а из трубы выползает то самое нечто, что говорило со мной так часто.

В целях самосохранения, я отвернулся и наблюдал за тенью передо мной.

— Василиск... — произнес я одними губами и тут же приказал. — Не трогай его!

— Но почему, Том?

— Он чистокровный.

— Но я голоден... — шипел змей. — Лорд Слизерин говорил, что я могу его взять себе... Тебе он ничего не сказал?

— Не трогай его, — повторил я, — пока не придет время.

В ту же секунду я почувствовал, что Элиан приближается. Только не это!

"Малфой, вали отсюда. Если жизнь дорога, лучше убирайся".

— Ползи обратно, — приказываю я Василиску, но тот не торопится выполнять приказ и медленно передвигается за моей спиной.

"Ты меня, что ли, убивать собрался?"

"Если бы. Но, раз ты такой упрямый, то хотя бы закрой глаза", — тем временем мысленно отвечал я Малфою.

"Зачем?"

— Я сказал не трогать его, — обратился я к змею, когда краем глаза заметил его движение к Бишопу, — уползай обратно!

"Делай, что говорят. Я не хочу потом отчитываться перед Дамблдором за твое исчезновение. Сам должен понимать: здесь твой труп никто не найдет. Разве что Барон. ...Ну, и я. А мы оба будем молчать", — я надеялся хотя бы так заставить Малфоя передумать.

"Что происходит?"

"Не твоего ума дело, Малфой".

На несколько секунд он замолчал и я было обрадовался, как до меня дошло, что он все приближается.

"Стой! Эй, ты слышишь!? Стой! Я не хочу, чтобы ты умирал, Эл! Нет, ты точно кретин. Уходи, так лучше будет!" — кричал я мысленно.

— Ползи отсюда! — уже настойчивее обратился я к Василиску. — Исчезни с глаз моих, Василиск!

— Как скажешь, наследник, — прошипел змей и пополз обратно в трубу.

В этот момент прямо передо мной появился Малфой.

Конец POV Тома Реддла

Первое, что увидел Элиан после того, как сработал портключ, даже не бледное, испуганное лицо Тома, схватившегося за ткань рубашки на груди, а хвост гигантской змеи, заползающей в трубу, окруженную раковинами. Как только змея полностью скрылась из виду, раковины сошлись, как ни в чем не бывало.

Эл сделал большой шаг назад и вытаращил от удивления глаза, он слышал мысли Реддла:

“Успел.. Успел... Черт возьми... Слава Мерлину, с ним все в порядке...”

— Что...? — это все, что смог сказать Малфой.

Он огляделся и увидел на полу обездвиженное тело Карла Бишопа. Он лежал на боку и было прекрасно видно его избитое, опухшее лицо, которое было полностью вымазано в крови. Эл в полнейшем шоке уставился на него, не находя подходящих слов.

Реддл уже с трудом выносил боль в груди и сказать ничего не мог. Сердца у слизеринцев колотились бешено, рвано, без какого-либо намека на размеренность. Том жадно вдыхал воздух, а вот выдыхать у него получалось не очень хорошо. Он стиснул зубы, сжал в кулаке “яблоко раздора”, которое сотворил Малфой и смотрел ему в глаза, ожидая хоть чего-нибудь, но тот молчал и совсем не двигался, если не брать во внимание трясущиеся руки.

— Он живой, — выдавил Реддл сквозь зубы и сильнее надавил левой рукой на грудь, будто это чем-то поможет.

Элиан смотрел в пол и качал головой, отрицая увиденное. Верить во все это не хотелось. Потом он, наконец, удостоил Реддла взглядом и нахмурился.

— Мерлин... Ты что, опять? — и, не дожидаясь ответа, схватил Тома за руку, отметив, что ладонь у него ледяная.

Реддл опешил. Боль не ушла, дрожь не отпускала, тело не желало расслабляться. Постепенно, очень медленно, боль, все же, уходила, с каждой секундой неохотно отлипая от Тома. Малфой тоже заметил, что на этот раз его прикосновение было куда менее эффективным, чем обычно, поэтому руку Тома отпускать не торопился.

“Надо успокоиться и мыслить логически... Успокойся, Элиан. Ты же Малфой. Малфои не психуют”, — внушал он себе.

— Значит так, — сказал ровным голосом Малфой, — с тобой отношения выяснять точно не время. Вопросы об этом позже. Что будем делать с Бишопом? — Эл кивнул на понемногу приходившего в себя Карла.

— Забвение? — предложил Том.

— Как вариант, — согласился Элиан. — Но как мы объясним модам Помфри, что с ним случилось?

— Могу соврать, что нашел его таким.

— Кто-нибудь видел вас вдвоем? (Ну, кроме меня).

Том вздохнул. К сожалению, весь Хогвартс видел.

— Понятно. Тогда такой вариант не подходит. А кто вас видел?

— Кгхм... — прокашлялся Реддл. Боль уже прошла и он освободил свою руку он руки Малфоя. — Скажем так: я гнался за ним в порыве бешенства через Большой Зал.

Некоторое время Элиан пытался определиться, плакать ему или смеяться, потом, все-таки, спокойно поинтересовался:

— Признайся, Реддл: каким местом ты думал?

— Попробуешь угадать? — невесело усмехнулся Реддл и подошел к Бишопу, который пытался подняться, постанывая.

— Не... Не бей меня больше... — стонал Бишоп, приоткрыв один глаз, второй не поддавался и открываться не желал.

Том молча достал палочку и кармана и произнес:

— Obliviate. Все под контролем, Малфой. Надо отвести его в Больничное Крыло.

Элиан удивленно посмотрел на Тома, но, все же, кивнул и вместе с Реддлом помог Бишопу встать.

— Ч-что... Что произошло? — неразборчиво спросил Карл. — Где я?

— Ох, приятель... Ты не поверишь, — сказал Том, сдерживая смешок.

Малфой недовольно фыркнул и отвернулся. Когда трое подошли к двери, Реддл взмахнул палочкой, произнес “финитэ” и дверь открылась без помощи рук, пропуская трех слизеринцев.

Надо было видеть лица толпы девчонок, которые, вероятно, ждали “очереди” в туалет.

* * *

— Мерлин всемогущий! — воскликнула Поппи, когда в Больничное Крыло зашли трое слизеринцев.

Опираясь на плечи Тома и Элиана, сквозь боль переставлял ноги Карл Бишоп. Парни усадили пострадавшего на кушетку, а модам Помфри уже суетилась со склянками с лечебными зельями.

— Что стряслось? — спросила колдоведьма. — Рассказывайте все и в подробностях.

— Я застал мистера Бишопа за весьма грубым нарушением школьных правил, — заговорил Реддл, — и, на правах старосты, был готов обсудить с профессором Слизнортом наказание для Карла. Но мистер Бишоп отказался отправиться со мной к декану и пытался улизнуть от наказания и разговора с профессором Слизнортом. Этого я допустить не мог и отправился за ним. Он затерялся в толпе празднующих в Большом Зале и я решил оставить эту ситуацию до поры до времени. Потом он потерялся и мы с мистером Малфоем отправились на его поиски(один бы я не справился, а вторая староста занята другими делами). Похоже, мистер Бишоп с кем-то серьезно поссорился, и этот кто-то, вероятно, решил его унизить, потому что нашли мы мистера Бишопа только благодаря дамам, которые с криком выбежали из туалета. Там он уже лежал в таком состоянии.

— Ужасно... — прокомментировала Поппи, обрабатывая раны на лице Карла. — На его лице живого места нет... Нос сломан, челюсть вывихнута, брови разбиты... Да его родная мать не узнает! Несчастный мальчик...

Раздался противный хруст — модам Помфри вправила слизеринцу челюсть, он завыл от боли.

— Скажите, что Вы можете сделать? — спросил Том спокойным голосом.

— Пока я могу только вправить ему нос, залечить раны... Но не могу обещать, что шрамов не останется.

Бишоп испуганно смотрел на колдоведьму одним глазом, т.к. второй все еще не открывался, потом на однокурсников и затравленным голосом сказал:

— Я ничего не помню... — и закашлялся.

Модам Помфри тут же среагировала и произнесла пару заклинаний. Кашель прекратился, боль немного утихла.

— Неудивительно. Если бы мне так по голове надавали, я бы тоже ничего не помнила.

— Что ты последнее помнишь? — спросил Реддл.

Бишоп резко посмотрел на него, скорчил какую-то гримасу и ответил, немного погодя:

— Как я... Ложусь спать... И все, — испачканными в крови руками, Карл почесал затылок и охнул, наверное, там шишка.

— Очень любопытно... — высказался Том и отвел взгляд. — Мы можем идти, модам Помфри?

— Да, да. Конечно, — ответила колдоведьма, стирая платком кровь с рук Карла.

— Спасибо Вам, модам Помфри. Поправляйся, Бишоп, — напоследок Том тепло улыбнулся Карлу, чем вызвал недоумение у всех, кроме Поппи.

Как только Эл и Том вышли из Больничного крыла и оказались в пустом коридоре, Малфой сразу же накинулся на Реддла:

— А теперь, выкладывай на чистоту: что за хрень сегодня произошла?

“Был бы ты умнее, не стал бы об этом говорить вслух, Малфой”, — мысленно обратился тот к Элиану и улыбнулся.

“Как скажешь, будем общаться таким образом, раз ты такой трусливый”.

Том фыркнул вслух и закатил глаза.

“Я даже не стану это комментировать”.

“Вот и правильно. Что за чертовщина с тобой творилась сегодня?”

“Даже не знаю, с чего начать... Так, ладно, давай по порядку: Бишоп. Он как-то связан со Слизерином. У него глаза, как у меня и он... Ты заметил, что он странный сегодня был? Я стоял на посту, конфисковал зелья и огневиски, потом надо отнести это все в кабинет к Слизнорту, а там Бишоп. И он рылся в его вещах, искал что-то... Я, разумеется, возмутился и пытался его вытащить оттуда. Он на меня вообще внимания не обращал и продолжал рыться в кабинете. Я взбесился. Пытался выяснить, что он задумал и что он ищет. А он ржал, как ненормальный, разревелся, психом и тупицей меня обзывал.. Дальше... Я не знаю, что на меня нашло. Ненавидел его в тот момент, хотел убить и чуть это не сделал, к слову. Тут ты появился...”

И Реддл рассказал Малфою все, что произошло в деталях. И про Василиска тоже. А в конце сказал мысленно:

“Кстати, Малфой... Ты свою часть договора выполнил — побывал со мной в туалете для девочек”, — и вслух усмехнулся.

К тому времени они уже дошли до подземелий, а Элиан все молчал, просто слушая все, что говорил Том. Реддл остановился и входа в подземелья, Элиан тоже остановился, но не рисковал смотреть в глаза... другу?

— Эй... — несмело позвал Том.

— Что? — отозвался Малфой. — Что, Реддл? Я не знаю, что сказать. Ты мне осточертел, осточертели все твои выходки и ублюдочный Слизерин мне тоже осточертел. Знаешь, что мне сейчас больше всего хочется сделать? В морду твою напыщенную харкнуть, уйти и никогда больше тебя не видеть, — он говорил это тошнотворно ровно, без запинок, голос не выражал совершенно ничего, он стал напоминать Биннса.

Реддл молчал. В иной ситуации, с другим человеком, он ответил бы, но сейчас он не мог сказать ничего против, потому что очень хорошо понимал Эла, понимал, что заслужил всех этих слов и Малфой продолжал:

— А знаешь, кем я себя чувствую? Послушной шавкой, которая терпит все выходки... “хозяина”, — последнее слово он сказал с особым презрением. — Ты что, думал, что я буду вот так вечно терпеть тебя? Сегодня я понял кое-что: ты меня использовал. А я не люблю, когда меня используют. Последней каплей для меня было, когда ты меня ударил. Бишоп прав: ты больной на всю голову, да еще и недалекий.

— Ответь мне на несколько вопросов, Малфой... — попросил Том, не поднимая взгляда на Эла. — Если я, и правда, такое дерьмо, как ты говоришь... Какого черта ты за мной пошел? Зачем остановил тогда, когда я чуть не прикончил Бишопа? Зачем тебе нужно было выслушивать, что происходило в туалете для девочек? И почему, если тебе так хочется, ты не плюешь мне в лицо, не уходишь? Я тебя не понимаю.

Реддл, наконец, посмотрел в глаза Малфою. Он был ужасно напряжен, кусал губы, как показалось Тому, от раздражения, но знал бы он, что на самом деле служило причиной такому поведению.

— Не знаю, сколько раз тебе это говорили за сегодняшний день, Реддл... Но я вынужден повториться: ты — идиот.

— Объясни же мне, такому недалекому, что я не понял?

— Начнем с Бишопа, — начал Элиан вслух и продолжил мысленно:

“Я заметил его странное поведение. И глаза его я тоже заметил и до меня дошло, что он связан со Слизерином. Как ты успел заметить, (заметил же?), дар позволяет мне читать твои мысли, которые касаются меня, но это не все.. Я не говорил раньше, потому в этом не было необходимости. Когда ты собираешься кого-то убить или.. применить одно из непростительных, я это чувствую. Я, так же, могу выяснить, где ты находишься, если захочу. Как только я почувствовал, ЧТО ты собираешься сделать, я сразу пошел за тобой и, к счастью, успел вовремя. Я намеренно не дал тебе применить к Бишопу непростительное. Догадываешься почему? Ты пытался хотя бы задуматься, почему он не пользуется палочкой? Почему не пытался сбежать, пока я не появился? Он целенаправленно добивался, чтобы ты применил непростительное. Он специально злил тебя. Вероятно, ему приказали так делать, он это не по своей воле, судя по тому, что у него была истерика. А кто мог ему приказать? Думай, Реддл, башкой своей! Слизерину это ВЫГОДНО. Он чего-то хотел этим добиться, и это вряд ли пошло бы тебе на пользу. Но ты был не в себе. Не знаю, откуда в тебе такая тяга причинять людям боль, но ты, похоже, в тот момент думал только о том, как бы побольнее сделать, как бы помучить подольше... Судя по выражению твоего лица, я попал в точку. Так вот... То, что я тебе сейчас рассказал — первая причина твоей тупости”.

Том прислонился спиной к стене и посмотрел в высокий потолок, словно пытаясь разглядеть там что-то важное, потом вдруг начал улыбаться.

— Чего лыбишься?

Реддл откинул челку с глаз и, не прекращая улыбаться, повернулся к Малфою.

— Ну, ты же у нас умный. Неужели непонятно?

— Ты меня пугаешь, Реддл, — нахмурился Эл и покраснел почему-то.

— Я кое-что вспомнил... — сказал Том и шагнул в сторону подземелий. — Надеюсь, Слизнорт еще не посещал свой кабинет. Не поможешь мне, Малфой? Там жуткий бардак.

Элиан только возмущенно приоткрыл рот, подивившись наглости Тома. Как он может вот так просто, после всего, что он сделал, после того, что Малфой ему высказал, взять и попросить помощи, чтобы прибраться в кабинете? Уму непостижимо.

Но Элиан, почему-то, все же пошел за нагло улыбающимся Реддлом, поддаваясь необъяснимому влечению.

“Этот ублюдок извиняться и не думал! Охренеть! Вломил сначала, на своем гребанном парселтанге что-то нашептал, потом вообще на пол швырнул, сбежал, чуть не прикончил Бишопа, выпустил Василиска из Тайной Комнаты.. “Не поможешь мне, Малфой?” Охренел, что ли?!” — мысленно негодовал Эл, тем не менее, шел плечом к плечу с Реддлом, чтобы помочь ему привести кабинет в порядок.

К счастью, кабинет совсем не изменился с тех пор, как Том видел его в последний раз, а это означало, что Слизнорт еще не видел этого безобразия.

Оказавшись в кабинете, слизеринцы молча принялись за работу. Проще всего было разложить бумаги по своим местам, достаточно было взмаха палочки. Точно так же поступили и с разбитыми пробирками, а вот сами зелья восстановить не получилось.

— Слушай, Малфой... Чего ты на ужине так взбесился? — спросил Том, слоняясь над лужей пролитого зелья. Реддл не видел, как Малфой побледнел от злости.

— Ты меня вообще не слушаешь, да? Я не дурак, понял, что ты меня просто использовал, чтобы стать уважаемым и популярным.

— Нет, Малфой. Ты как раз-таки дурак. Не умнее меня, во всяком случае, — он мазнул пальцем по луже зелья, поднес его к носу и принюхался. — И мне очень жаль, если ты подумал, будто я тебя использовал. Ведь это совершенно точно не так.

“Это он сейчас так извинился?” — усомнился Малфой мысленно.

— Противоядие... Его легко сварить, — определил тем временем тип зелья Реддл. — Excuro, — произнес он очищающее и зелье исчезло с пола и пальца, не оставив и следа.

— Почему я должен верить, что ты не использовал меня? — проигнорировал последнее высказывание Тома Элиан.

— А с чего ты вообще взял, что я тебя использовал?

Эл открыл было рот, чтобы выдвинуть веский довод, но оного не оказалось, он решил просто озвучить свои мысли:

— У тебя не было другого повода становиться моим другом. Ты слишком любишь власть, тебе хотелось уважения, вот ты и нашел дурака, через которого можно этого добиться. Да только не на того напал.

— А тебе не приходило в голову, — начал вопрос Реддл, поднялся на ноги и подошел к Элиану, — что мне просто нужен был друг?

Малфой напрягся и закусил губу. Реддл подошел слишком близко, напоминая о некоторых событиях, от воспоминаниях о которых, во рту пересыхало. Том был так близко, что Малфой чувствовал его дыхание на своей щеке, он инстинктивно попятился назад и натолкнулся на парту, которая оказалась в шаге от него.

— Друг? — глупо переспросил Элиан.

— Тебя это так удивляет? — Том снова сократил расстояние между ними. — Слушай... — произнес Реддл и замолчал, отвернулся, пытаясь подобрать нужные слова. Элиан тем временем вцепился в край парты и почти сидел на ней, стараясь быть как можно дальше от Тома, потому что даже такую близость было тяжело выносить.

— Слушаю, — произнес Малфой хрипло.

— Мне стыдно, — процедил Том, слова давались ему очень тяжело, но стоило один раз пересилить себя и начать, как последующие слова было говорить уже намного проще. — Прости меня. Мне ужасно стыдно. И плевать я хотел, веришь ты мне или нет. Я сейчас говорю, как есть. А что думать по этому поводу — решай сам, — Реддл вздохнул, наклонился над Элианом, уперся руками в край парты, рядом с руками Малфоя и заговорил уже шепотом. — Слушай внимательно. Я скажу один раз и повторять не буду. Я прошу у тебя прощения за все, что сделал. За то, что втянул в эту дурацкую историю, за то, что ударил, за каждый раз, когда делал какую-то хрень и за то, что сделаю в последующем. А я надеюсь, у меня еще будет возможность доставать тебя и давать поводы для того, чтобы обижаться. Ты... ты единственный, кому я верю. Единственный человек, который имеет для меня значение. И... — Реддл посмотрел в глаза Элиану, который уже был обеспечен тяжелым дыханием и румянцем на щеках. — И если ты... И если ты прямо сейчас меня не поцелуешь, я с ума сойду.

Ни тот, ни другой не верили, что Реддл и правда это сказал. Оба испытывали пьянящее волнение, которое не поддавалось описанию. Мысли рассыпались неопределенным набором слов и фантазий. Хотелось всего и сразу, совладать над эмоциями невозможно, но ни Малфой, ни Реддл даже не пытались этого сделать.

Что-то внутри Элиана треснуло. Наверное, терпение. Казалось, прошла целая вечность перед тем, как горячие губы Тома, наконец, коснулись губ Малфоя. Эл тут же приоткрыл рот, приглашая чужой язык внутрь, отцепил руки от стола и зарылся одной рукой в густые черные волосы, другой притягивая Реддла к себе за талию.

Том потерял рассудок от великолепного вкуса губ Эла, от их манящей мягкости и податливости. Он выдохнул в рот Малфоя его имя, положил руки ему на бедра, впиваясь в них пальцами и прижимая дрожащее тело ближе к себе. Поцелуй был страстным, нетерпеливым. Реддл вытворял совершенно неприличные вещи, посасывая язык Эла, прикусывая его нижнюю губу, активно вылизывая небо, вжимаясь всем телом в блондина и недвусмысленно двигая бедрами.

Все то время, что прошло с их первого поцелуя, они оба знали, что сдерживаются, что им обоим ужасно хочется это повторить, но никто не решался, а теперь, в ночь Хэллоуина, после стольких событий и потраченных нервов, они сорвались. Хваленая Малфоевская выдержка расходилась по швам, да и Реддл, известный своей невозмутимостью сумел удивить, когда смело забрался горячими ладонями под рубашку Малфоя, заставляя его нетерпеливо простонать сквозь поцелуй. Стон блондина, в свою очередь, заставил Тома чуть ли рычать от возбуждения. Ловкими пальцами он провел вдоль позвоночника Малфоя, отмечая безукоризненную гладкость кожи. Эл выгнул спину, что вызвало ожидаемую реакцию тела Тома, который, оторвавшись от нежнейших губ, невесомо поцеловал блондина за ухом, потом провел языком от аккуратной мочки уха вниз, вдоль шеи, и легонько прикусил разгоряченную кожу, затем начал усердно зализывать укус.

Малфой, тем временем, уже не мог сдержать стонов. Он разрывался между желанием немедленно избавиться от одежды и трахнуть Реддла прямо в кабинете зельеварения, и желанием не отпускать, не прерывать контакта, возможно, даже просто обнять его, без всякого намека на секс. Разумеется, у тела юноши было свое мнение по поводу того, что стоит сейчас сделать. А тело намеревалось оттрахать Тома так, чтобы он не смог после этого сидеть неделю.

Судя по действиям Реддла, его тело было солидарно с малфоевским, потому что его руки уже дошли до ремня Малфоя. Эл среагировал мгновенно. Он усмехнулся в рот Реддла, который уже снова набросился на его губы, и отвел его руки подальше от “опасной зоны”.

— Эй, друг, — обратился он к Тому насмешливо, оторвавшись от поцелуя, — ты просил поцеловать, а не трахнуть.

— Черт, а я надеялся. что прокатит. ...Друг, — смеясь сказал Реддл, особенно выделив последнее слово, — ну, что ж...

Том, как бы издеваясь, чмокнул Малфоя в щеку и отошел на пару шагов назад, чтобы оценить плоды своих стараний.

— Тогда все на этом. Кстати, отлично выглядишь. Засосы тебе очень к лицу.

Малфой машинально коснулся места на шее, где недавно побывали губы Реддла и залился краской.

— Я уже говорил тебе, что ты — ублюдок?

— Не знаю как ты, а я бы с удовольствием посетил Ванную Старост прямо сейчас, — проигнорировал его вопрос Реддл.

— Ты в курсе, что в моем незапланированном стояке виноват исключительно ты?

— И я этим очень горжусь, — подтвердил кивком улыбающийся Реддл.

— Прекрасно, просто прекрасно! — ворчал Элиан. — Чертов романтик! “Если ты меня не поцелуешь, я сойду с ума”! — передразнивал он вчерашние слова Тома, строя рожи.

— Прекрати! — взмолился Реддл. — Откуда мне было знать, что Слизнорт стоит за дверью и пялится на нас в щелочку, как первокурсник?

— “Засосы тебе очень к лицу”! — продолжал передразнивать Малфой.

Реддл не выдержал и решил ответить ему тем же:

— “Ты виноват в моем незапланированном стояке”! — Том сделал такое придурковатое лицо, что Эл, глядя на него, не сумел сдержать смеха.

В минувший вечер, инцидент в кабинете зельеварения застал профессор Слизнорт. Сказать, что он был удивлен, завидев в своем кабинете двух возбужденных студентов — значит ничего не сказать. Гораций Слизнорт был возмущен, поражен и не желал выслушивать объяснений. Он назначил обоим отработку и чуть не отстранил Тома от должности старосты. Вместо первой пары Реддл и Малфой перетаскивали семена от лесничего в теплицы. Десять мешков спустя, Элиан выбился из сил. Мешки были очень тяжелые, их приходилось тащить на спине. Малфой вообще не понимал, зачем сейчас столько семян в таких количествах.

Закинув мешок в кучу с остальными, он присел на корточки, чтобы отдышаться. В этот момент в теплице что-то зашумело, забренчало, послышался стон. Том уже нагнал Малфоя и спросил у него:

— Ты слышал?

— Слышал.

— Проверим, что там?

— Только если ты пообещаешь не психовать, а то еще теплицы разнесешь, — усмехнулся Малфой.

— Договорились, — кивнул Том и достал палочку.

Его примеру последовал Элиан и, с палочками наготове, они осторожно вошли в теплицу.

Никого.

Парни переглянулись, пожали плечами, и хотели было уйти, как стон повторился.

— Homenum Revelio, — прошептал Элиан, с конца палочки сорвалась серебристая искра и метнулась вдаль.

Под дальним столом в конце теплицы кто-то ойкнул и закопошился. Когда человек показался, парни разочарованно опустили палочки.

— Что ты тут делаешь, Хагрид? — спросил Том.

Юный полу-великан застенчиво поскреб щетину и басом проговорил:

— Я тут эта... Для кой-кого жрачку ищу.

— Бывает, — пожал плечами Эл и собирался уйти.

— А вы чего тут? — спросил Рубиус.

Малфой не стал уходить.

— У нас отработка. Таскаем семена, — сказал Реддл.

— Чего, правда что ли? — маленькие черные глазки великана заблестели. — А давайте-ка я вам помогу? — предложил он.

— Давай! — корыстно согласился Малфой, не собираясь потом оказывать ему ответную услугу и даже говорить “спасибо”.

— Да, помощь не помешает, — переглянувшись с Элианом, подтвердил Реддл. — Ну, пошли, помощник?

Хагрид даже подпрыгнул на месте, радуясь, что есть кому помочь. Он предложил помощь не затем, чтобы добиться чьего-то расположения и не затем, чтобы потом ему тоже помогали, а просто потому, что он любил помогать людям. Вот так просто, без какой-либо личной выгоды.

Рубиус торопливо шел за слизеринцами, постепенно чем-то озадачиваясь. Он догнал их и шагая вровень с ними, спросил:

— А за что отработка-то?

— Э-э-э... Понимаешь... — замялся Малфой. — Это не твое дело, вот.

Обычно он врал очень убедительно, но сейчас это не казалось необходимостью, да и ситуация была нетипичная, поэтому он не смог даже соврать прилично.

— Малфой шутит, — сказал Реддл, заметив, как великан обиженно поджал губы. — Мы же можем тебе верить, ты никому не скажешь?

— Можете, можете. Я — могила! — заверил Хагрид.

— Ну, хорошо. Слушай: я припозднился с обязанностями старосты, перенервничал немного, нашел Малфоя и мы в кабинете зельеварения выпили огневиски. Нас застал Слизнорт.

— Вы нехорошо это. У товарищей конфискуете, а сами глушите, — заметил Рубиус.

— Понимаешь, тут случай особый. Мы оба не пьем, вообще-то, но тут другое дело. Я с девушкой поссорился впервые в жизни, обидел ее очень, она заплаканная от меня убежала. Представляешь? — продолжал врать Реддл.

Малфой сдерживал смех изо всех сил и пока это у него получалось, он даже не улыбался. Пока Реддл травил байку про обиженную девушку, его невероятное горе и сочувствующего Элиана, они уже перетаскали все мешки.

— А ты, оказывается, человек, — сказал Хагрид.

— Поразительно. А я-то, дурак, всегда считал себя пикси, — делано серьезным голосом сказал Реддл.

Рубиус серьезно его оглядел.

— Не, пикси они маленькие, голубенькие такие, а ты не голубой, — утешил он Тома.

— Здорово, — прокомментировал Реддл.

После последней фразы Хагрида, выдержка Малфоя дала сбой и он засмеялся. У Тома дрожали губы, он тоже с трудом сдерживал смех. Рубиус же, если и замечал поведение слизеринцев, не придавал этому значения.

— А вообще, я имел ввиду, что о вас, слизеринцах, все говорят, что вы такие все из себя хладнокровные и бесчувственные, а тут вот с тобой, Том, поговорил, гляжу — а вы, оказывается, люди нормальные. Чувства человеческие испытываете, — Хагрид по-приятельски похлопал Реддла по плечу, рискуя вбить его в землю, как гвоздь.

Том покачнулся, потер ушибленное плечо и сказал Хагриду:

— Ну, что ж. Рад, что ты считаешь нас людьми, это лестно, — он выдал вежливо-снисходительную улыбку. Такую, какой улыбаются невменяемым пенсионерам. — Откровение за откровение, Хагрид. Зачем ты прятался под столом и для какого животного ты искал еду? Почему ты не на уроках?

Малфой ткнул его локтем под ребра и прошипел ему на ухо:

— Что ты делаешь?

Том проигнорировал Эла и выжидательно смотрел на Рубиуса.

— Я эта... Ну... животина-то не безопасная. Птиц жрет, белок всяких. Подрастет — человека слопать сможет. О звере том не знает никто, он тайно живет тута, вот я и прячуся. А с уроков слинял, потому что щас нумерология, а я по ней нифига не рублю. А что именно за животина такая... Насекомое одно. Паук то бишь.

Том хмыкнул, одобрительно кивнул и сказал:

— Любопытно. Что ж, нам, пожалуй, пора. До скорого, Хагрид.

Том и Элиан развернулись и пошли обратно в Хогвартс, оставив задумчивого великана чесать затылок.

— Ну, и что это было? — спросил Малфой, когда они ушли достаточно далеко.

— Информация лишней никогда не бывает. “Кто владеет информацией — тот владеет миром”. Слышал такую фразу?

— Нет, я все равно не понимаю, к чему был этот цирк, — покачал головой Эл.

— Разве не весело? Это все для развлечения, Малфой. И потом: возможно, мне потом пригодится эта информация. Ну, скажем... хм... шантаж?

— Фи, Реддл, ты омерзителен, — притворно скривился Элиан. — Бесстыже наврал, выудил признание, еще и шантажировать собрался. Ну, не ублюдок ли?

— Поосторожнее с выражениями, Малфой. Я и обидеться могу, — пригрозил Том.

Эл усмехнулся, но ничего не ответил.

* * *

Ночной Хогвартс был прекрасен своими просторами и тишиной, которую совестно было нарушать шагами и дыханием. Не смотря на то, что Тома никто больше не доставал, он оставался неизменным в своей любви к тишине и одиночеству и ему значительно приятнее было осторожно шагать по путанным, пустующим коридорам замка, чем суетливо пробираться сквозь толпы студентов в шумные классы.

Тишина уникальна в своем безукоризненном понимании. Не существует лучшего слушателя, чем тишина, никто лучше не поймет, чем абсолютное ничто. У тишины лишь один минус — она безучастна. Однако порой любое участие является лишним и ненужным.

Реддл относился к людям самодостаточным, а потому ему не требовался никакой ответ. Привыкший к одиночеству, он беззвучно выговаривал мысли одними губами и сам себе отвечал. Этим он удовлетворен вполне и никогда не жаловался на одиночество, т.к. относился к одиночеству, как к верному товарищу, а не как к врагу. В этом была его сила: в том, что он умел воспринимать все так, как ему выгодно, освобождая себя от переживаний и бессмысленных страданий.

Том с удовольствием шествовал по ночному Хогвартсу на правах старосты и размышлял на темы высокие, глубокие, философские. Он думал о том, нужно ли себя любить и пришел к следующему:

“Совершенно не обязательно себя любить. Главное — уважение к себе. А уважение, по сути, не имеет ничего общего с любовью. Мы можем ненавидеть высокопоставленное лицо, но при этом уважать за достижения. Любить себя опасно — тогда есть риск быть зависимым от своего блага. Можно не любить, даже немножко ненавидеть — это правильный градус отношения к себе. Но не уважать себя, значит обречь себя на неуважение других. Глупо ожидать, что тебя будут ценить, если сам себя не ценишь. Можно сколько угодно надрываться, добиваться чего-то, но если сам не будешь этого ценить — никто не оценит. Самое плохое — если жалеешь себя. Жалость — глупое, бессмысленное чувство, которое нужно пресекать на корню. Жалость к другим плоха для других; жалость к себе — губительна для самого себя. К себе нужно быть строгим и безжалостным, не давать поблажек. Только тогда можно стать достойным человеком”.

Подобные мысли нередко посещали Реддла, он часто размышлял о том, является ли сам достойным человеком. Он старался дать себе оценку с независимой точки зрения и понял, что в целом мыслит трезво, он не переоценивает себя и не недооценивает. Все так, как есть, а врать себе Том ненавидел.

Постепенно, как-то очень плавно и незаметно, он стал думать об Элиане и вслух посмеялся над собой:

“Да я, и правда, чертов романтик!” — подумал он. К слову, небезосновательно.

Сначала он упрекнул себя в этом, мол, что он, девчонка что ли? Потом решил для себя, что раз он такой, то... А что, собственно, плохого в том, чтобы быть романтиком? Да, ему нравится фантазировать, да, он любит эстетически прекрасные моменты, красивые слова. Реддл любит смотреть в ночное небо, на звезды, ему нравится наблюдать, как небо смущенно розовеет на закате и тепло чужого тела. Разве это то, в чем можно упрекнуть?

В юности, в последние школьные годы, быть романтиком — естественно. Зачем лишать себя этого? Тому всего пятнадцать — почти шестнадцать — и ему хочется, пока есть такая возможность, быть глупым, даже легкомысленным, делать то, что хочется, как и когда хочется. Пока ему пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет, он может себе это позволить. Потом кончатся школьные годы и пора будет чуть поумнеть. Хотя Реддл подозревал, что и после окончания школы будет так же совершать глупости.

В данный момент, глупостью он считал Элиана и их.. Отношения? Том даже не мог дать этому точное определение, потому что не знал, как называется то, что с ним происходит. Сейчас для него это было просто тем, чего он хочет. Том захотел и получил. И ему вовсе не казалось это неправильным. Раньше — может быть. Но не сейчас. Да какая разница, что он испытывает влечение к парню? Что с того?

Том никогда, даже мысленно, не признавался ни себе, ни ему, что любит или что влюблен. Просто потому, что не был уверен. Он думал иногда:

“И что? Это и называется любовью?”

Он читал книги и наблюдал. На этом его источники познания о любви кончались. То, что он испытывал к Элиану, было для Реддла новым. Совершенно новым и ни на что не похожим. Малфой был для него всем: другом, опорой, надеждой, чем-то единственным светлым, что у него есть. Том мог только догадываться, что это за чувство и пока не рисковал обнадеживать себя словом “любовь”, но знал точно: все, что было до Элиана, было полнейшим мраком, абсолютной темнотой, ненавистью и злобой.

Малфой стал полной неожиданностью. И Малфой, к счастью или к сожалению, изменил все. Реддл, который жил в негативе и сам был куском негатива, и не подозревал, что есть что-то, что можно ценить больше, чем одиночество и тишину, которые до недавнего времени были его единственными друзьями. Дружить с человеком оказалось намного приятнее.

Проблемой Реддла было то, что он не верил в любовь как таковую. И относился ко всему происходящему легко, как к тому, чем можно “переболеть”. Вероятно, по этой причине Том не чувствовал никакой ответственности и позволял себе поддаваться своему “хочу”, не задумываясь о последствиях.

Сейчас он поднимался по лестнице в Башню Астрономии и мысли его были легкими, сменяющимися одна за другой, простыми и искренними. Том не отдавал себя отчета в том, о чем думает. В мыслях мелькали приятные воспоминания и образ Малфоя и Реддл чувствовал себя прекрасно до тех пор, пока не заметил темную фигуру на площадке башни.

Профессор Дамблдор стоял у самого края, у бортика, сложив руки за спину, и смотрел куда-то вдаль. Том хотел по-быстрому смыться и уже развернулся, чтобы незаметно уйти, но его тут же окликнули:

— Прекрасные нынче ночи. Не так ли, Том? — добродушно и искренне обратился к нему профессор.

Слизеринец повернулся к нему и посмотрел в его улыбающиеся голубые глаза, которые блестели непритворным восхищением ночным небом. Том удивился тому, что в таком уважаемом возрасте этот человек все еще способен по-настоящему ценить такие привычные вещи, как небо, и не утратил способности каждый раз поражаться красоте звезд.

— Вы правы, профессор Дамблдор. Я как раз заканчивал ночной обход и... — Реддл хотел попрощаться и уйти, но волшебник его прервал:

— Не составишь мне компанию? Меня мучает бессонница, даже зелья Поппи не помогли. Вероятно, это не случайно.

— Все возможно, сэр, — кивнул Том и неуверенно подошел к Альбусу Дамблдору.

Он чувствовал себя несколько неуверенно наедине с профессором, но не отказал ему по той причине, что это в принципе было неудобно и потому, что не собирался отказывать себе в том, что запланировал. И раз он собирался побыть здесь, то он здесь будет.

— Есть ли что-то, о чем бы ты хотел мне сказать? — мягко спросил Альбус, глядя Тому в глаза.

Взгляд Дамблдора смутил Реддла. Ему показалось, что он что-то знает и на всякий случай сказал:

— Нет, сэр.

— Тогда позволь мне сказать тебе кое-что? — попросил профессор Дамблдор.

Реддл ожидал, что он тут же начнет говорить, но преподаватель Трансфигурации действительно смиренно ждал его позволения.

— Конечно, профессор, — помедлив, сказал Реддл.

Дамблдор по-доброму улыбнулся и благодарно кивнул слизеринцу, после чего повернулся к небу и, рассматривая звезды, неторопливо заговорил:

— Когда я впервые тебя увидел, сразу понял, что ты очень сильный. Сильный волшебник, я имею ввиду. Ты способный и в твоей власти вершить великие дела. Ты это можешь. Но, — профессор выдержал паузу и перестал улыбаться. — Но “великие” — не значит “хорошие”. Великими могут быть и злодеяния и я только хотел сказать, что у тебя есть выбор, как и у каждого из нас. И я не вправе указывать тебе, что правильно, а что нет, как никто не в праве. Однако я все же хочу сказать, что совершать дурные поступки куда проще, чем добрые. Легко разрушать, но чтобы разрушить, нужно, чтобы сначала это кто-то создал. Добро — есть творец. И без добра, как известно, нет зла и наоборот. Но что-то я отошел от темы... Я хочу донести до тебя, что зло, с первого взгляда, куда привлекательнее добра. Потому что зло — есть ложь. Оно приукрашено. А добро не приемлет лжи, потому многие и склоняются ко злу. Чем больше силы, власти — тем больше ответственности. И я бы хотел, чтобы ты принял это к сведению.

— Скажите, сэр, — немного раздраженно начал Том, — Вы говорите это потому, что Вам важно, что будет со мной, или потому, что Вы меня в чем-то подозреваете? — спросил он прямо.

Дамблдор снова улыбнулся.

— В чем же мне тебя подозревать?

Реддл благоразумно ответил, что не знает.

— Тогда почему в твоем пытливом уму возник этот вопрос? — резонно спросил Альбус.

— Потому что, профессор, Ваша речь слегка попахивает обвинением, — дерзко, с упреком, ответил Том.

Дамблдор не прекращал улыбаться и это насторожило Реддла.

— Том, ответь мне: почему ты везде ищешь подвох? Почему не веришь, всех подозреваешь?

— Я стараюсь мыслить трезво. А быть наивным глупо. Лучше лишний раз заподозрить о западне, чем однажды попасть в ловушку и не вернуться.

— Осторожность — это здраво. Но когда перебарщиваешь с осторожностью, она перерастает в паранойю. А не верить никому еще более глупо, чем верить всем. Потому что тот, кто никому и ни во что не верит, гарантированно проживет несчастную, тусклую жизнь, боясь выйти из-за тени. Ну, а вдруг выйдешь на свет, а рядом затаился хищник? Увидит и съест! “Ведь нужно быть осторожным” — рассуждает параноик.

— А если там и правда хищник? — спросил Том. — Если и правда: увидит и съест?

— Тогда неосторожный перед смертью хотя бы увидит солнце. А хищник рано или поздно все равно найдет осторожного, затаившегося в тени, и все равно съест. Только осторожный перед смертью будет мучиться, голодать и не почувствует солнца перед тем, как покинуть этот мир. Он умрет либо от жажды, либо хищнику взбредет в голову зайти в тень. Так что более разумно, на твой взгляд?

Реддл не ответил, признавая поражение.

— Глуп тот, кто никогда не сомневается в своей правоте. А тот, кто не уверен в каждом своем слове — вообще безнадежен, — после долгого молчания сказал профессор Дамблдор.

— К чему это? — спросил Реддл.

— Том, будь любезен, зайди ко мне в кабинет завтра в полдень. У меня для тебя кое-что есть, — словно не услышав вопроса слизеринца, сказал профессор. — Доброй ночи.

Альбус Дамблдор улыбнулся Тому на прощание и покинул Башню Астрономии.

Реддл еще долго стоял там, не сходя с места и размышлял над словами Дамблдора. “Что он хотел сказать той фразой?” — задавал он себе снова и снова этот вопрос, но, так и не найдя ответа, последовал примеру профессора и отправился спать.

* * *

С самого утра день не заладился и Том заранее знал, что этому дню суждено стать отвратительным. После завтрака оставалось еще немного времени и Реддл с Малфоем успевали зайти в библиотеку за дополнительными материалами по трансфигурации. До библиотеки парни так и не дошли по одной глобальной причине по имени Хэйли Стар. Студентка Хаффлпаффа еще не забыла об инциденте в ночь Хэллоуина, когда она столкнулась с Томом в коридоре, когда слизеринец был в ярости. В первый день после этого случая она просто побоялась подойти к нему, и вот сегодня все-таки решилась на разговор.

Как Реддл не ломал голову, он не мог понять, каким образом Хэйли пришла к выводу, что им нужно поговорить. Был бы он на ее месте, он бы проклял обидчика и все на этом. Он ни при каких обстоятельствах не согласился бы приблизиться к такому моральному уроду, а уж тем более, не рискнул бы с таким разговаривать. Мало ли, что этот псих еще может провернуть.

Но Стар была иного мнения. Она считала, что чем-то смертельно обидела Тома и просила прощения. Когда шокированный Реддл сказал, что она что-то перепутала и дело только в том, что она попала под горячую руку, Хэйли потребовала, чтобы, в таком случае, Том извинился перед ней. Малфой стоял рядом с каменным лицом, вроде бы как равнодушный, но на самом деле раздраженный. Если бы ему было плевать на Тома, он бы высмеял и хаффлпаффку и старосту Слизерина, но дело обстояло иначе.

Реддл в мягкой форме отшил Стар и очень осторожно попросил оставить его в покое. Хэйли обвинила Тома в своем разбитом сердце и отправилась искать носовой платок в виде одной из своих подружек.

Разумеется, Реддлу было плевать на Хэйли, но этот случай был ужасным, оскорбительным для Тома. Он считал, что умный человек не попал бы в подобную ситуацию и вообще не связался бы с такой дурочкой, а раз Том имел с ней дело, да еще и довел все до такого состояния, значит он не намного умнее этой блондинки. Настроение было испорчено на ближайшие сутки.

“Одно хорошо, — думал Реддл. — Я наконец-то от нее избавился”, — от этой мысли стало чуть легче, но незначительно. Он все еще попрекал себя за глупость.

Элиан разумно не стал затрагивать тему красавицы из Хаффлпаффа и пытался отвлечь Тома спором о нумерологии. Реддл был вялым, отвечал невпопад и спор получился однобоким. То есть, спорил только Малфой, а Реддл либо соглашался, либо молча качал головой, иногда добавлял что-то свое, но это не противоречило мнению Эла, что в принципе является невозможным.

Малфой разозлился и совершенно неожиданно дал Тому мощный подзатыльник.

— Больной что ли?! — Том аж вскочил с места от такой наглости.

— О, прогресс! — обрадовался Эл. — Сколько можно изображать амебу? Не надоело?

— Не понял, — мрачно сказал Реддл.

— Что непонятного? Сидишь тут, как под Petrifikus Totalus: не живой — не мертвый. Бесишь меня! Это ты из-за этой идиотки так раскис? — говорил он по обыкновению ровно, с презрительным прищуром. Он выдержал паузу и фыркнул. — Сопляк...

— Повтори: что ты сказал? — тихо переспросил Том с угрозой.

— Я сказал, что ты сопляк. Если я ошибаюсь, будь добр, докажи мне это. Нет, кулаками ты мне ничего не докажешь, — увидев мимолетное замешательство на лице Реддла, Элиан пояснил. — Громко думаешь.

Гневное лицо Тома разгладилось. Он понял, что злиться ему сейчас не выгодно. Если он будет психовать, только подтвердит слова Малфоя. Он собирался сказать что-то весомое, но тут часы оглушительно пробили полдень.

— Черт... — прошипел Том.

— Что? — нахмурился Эл.

— Я тебе не сказал, из головы вылетело: меня Дамблдор к себе приглашал. В полдень, — Реддл сделал шаг назад, — так что я уже пойду. Расскажу, когда все кончится.

И Том рысцой побежал к кабинету преподавателя Трансфигурации. Замок он за все годы изучил хорошо и добрался до места довольно быстро. У статуи грифона, охраняющий вход в кабинет, уже стоял Альбус Дамблдор, который, увидев приближающегося Тома, шепотом произнес пароль и открылся проход к лестнице.

— Простите мою беспечность, сэр. Я опоздал, — извинился Реддл.

— Не страшно, мальчик мой, — улыбнулся профессор и пригласил Тома подняться в его кабинет.

Том уже бывал у Дамблдора в кабинете. Первый раз он был там при поступлении, второй раз на третьем курсе, за драку и порчу школьного имущества(драка произошла в кабинете ЗОТИ с применением магии) и последний раз был в начале пятого курса, когда он получал значок старосты.

Во все прошлые визиты в личный кабинет Дамблдора, Реддл чувствовал себя вполне комфортно, потому что визиты были как бы на “законном” основании. А сейчас весомой причины для посещения кабинета не ощущалось и Том ощущал неудобство, какой-то подвох и не ждал ничего хорошего.

Альбус Дамблдор сел за рабочий стол и попросил Тома присесть в одно из двух кресел напротив. Реддл не стал отказываться и сел по правую руку от преподавателя.

— Как ты помнишь, я обещал тебе кое-что отдать... — заговорил профессор, но мысль не закончил, его перебил слизеринец:

— Отдать? — уточнил он.

— Не подарить, не просто дать, а именно отдать, потому что эта вещь мне не принадлежит. Этот предмет по праву твой, — терпеливо пояснил Дамблдор. — Прежде чем я верну тебе эту вещь, я хочу быть уверенным, что ты ее сбережешь, что тебе вообще это нужно. Потому что, если нет, то мне не сложно будет оставить эту вещь на хранении у себя в кабинете. Я задам тебе парочку простых вопросов. Ты позволишь?

— Я слушаю, — осторожно ответил Том и насторожился. Вся ситуация его напрягала, он был натянут, как струна.

— Что тебе известно о твоем отце? — спросил профессор Дамблдор мягко.

Том сохранял внешнее спокойствие, но внутри у него все перевернулось, когда Альбус произнес последнее слово.

— Только то, что мне сказали Вы, профессор.

Преподаватель Трансфигурации шумно вздохнул и ничего не ответил, серьезно глядя в глаза Реддла. Слизеринец понял, что старик не так прост, и обманывать его лучше не стоит.

— Еще я слышал... кое-что в Хогсмиде. Я случайно подслушал... Нет, не случайно. Я намеренно подслушал один разговор между двумя взрослыми волшебниками. Они отзывались о моем отце нейтрально, но вот о моих родственниках по материнской линии... — Том замолчал и посмотрел на Дамблдора, проверяя его реакцию, чтобы понять, можно ли продолжать и договаривать всю правду. — Они говорили много плохого о всем роде Мраксов, если коротко.

— Что же они сказали?

Реддл вкратце рассказал профессору о том, что услышал и в конце спросил:

— Это правда?

— Я знаю многое, но далеко не все, Том. Мне важно знать, что ты думаешь о своем отце?

— Я о нем не думаю, — соврал Реддл.

— Хорошо... Тогда скажи: как ты к нему относишься?

Том понял, что одно неверное слово может выдать его с потрохами. Но если он соврет и ложь его будет разоблачена, то это будет слишком подозрительно и профессор докопается до сути. Если он откажется отвечать на вопрос — это вообще будет полным провалом. Реддл решил, что самым правильным будет сказать правду, но не всю.

— Я обижен на него, но это уже не имеет значения, — ответил он, морщась.

— За что ты на него обижен?

— За то, что я мог бы расти с отцом, а я вырос в маггловском приюте. Хуже этого ничего придумать нельзя. Он же просто... пренебрег моим существованием. А мне это непонятно: как можно быть равнодушным к своему ребенку?

— Судя по всему, ты скорее злишься на него.

— А Вы бы не злились, профессор?

— Что ж, если тебе интересно, то я бы только переживал, грустил. Нет, я бы не злился. Нельзя злиться, будучи неуверенным в чем-либо. Но в силу того, что ты еще ребенок, твоя обида и злоба простительна. Когда станешь старше, возможно, посмотришь на это с другой стороны.

— Простите, сэр, но зачем Вы вообще заговорили о моем отце?

Дамблдор улыбнулся.

— Снова недоверие, — сказал он. — Тема не самая для тебя приятная, понимаю, но это было необходимо.

Профессор встал, подошел к одному из шкафов и достал оттуда что-то.

— Полагаю, это должно быть у тебя. Кто знает: возможно, эта вещь даст тебе ответы на некоторые вопросы.

Профессор Дамблдор вручил Реддлу черный дневник в твердой обложке, на которой золотистым шрифтом было написано: “Том Реддл”.

* * *

Как Реддл и ожидал, визит в кабинет преподавателя Хогвартса не обернулся ничем хорошим. Он вышел оттуда, тихо прикрыв за собой дверь, что оказалось для него настоящим подвигом, ведь от злости тряслись локти, а лицо было едва заметно искажено яростью. Хотелось громко, эффектно хлопнуть дверью, крикнув что-нибудь неприличное на прощание, но Том, будто назло себе, покинул кабинет беззвучно, очень осторожно, неторопливо. С такой тщательностью работают ювелиры, но уж точно не выражают свой гнев пятнадцатилетние парни, отличающиеся вспыльчивостью.

Том злился, в первую очередь, на себя. Прокручивая свежие воспоминания о разговоре с Дамблдором, он был недоволен собой. Почему не поинтересовался, откуда у него вообще этот дневник? Почему говорил невнятно, что-то мямлил, выставил себя дураком? Во всяком случае, несколько мнительный Том считал, что выглядел со стороны ужасно глупо, да и по сути сглупил.

Реддл злился на Дамблдора. О чем старик вообще думал? На кой черт Тому нужен дневник покойного папаши, которого он, якобы, не видел ни разу в жизни? Издевается, что ли? Том негодовал и злился. В его мыслях через фразу возникал вопрос “зачем?” и он не мог дать ответ.

Прежде чем свернуть за угол, в оживленный коридор, где находится дверь в кабинет ЗОТИ, Реддл остановился, глубоко вздохнул, заставил расслабиться свое тело, а затем и внутренне более-менее пришел в равновесие. Только после этих немудреных действий Том, с привычным равнодушным выражением на лице и дневником отца под мышкой, уверенной походкой зашагал к нужному классу. Там он поставил Галатею Вилкост в известность, что не сможет присутствовать на ее уроке по вымышленной на ходу причине, которая брала начало, непосредственно, из обязанностей старосты. Профессор Вилкост сначала строго посмотрела на него, но ее взгляд моментально смягчился, будто она только что поняла, с кем разговаривает, и она отнеслась к лучшему ученику Слизерина с заслуженным пониманием.

Реддл твердо решил, что сегодня не будет присутствовать ни на одном уроке, что для него было необычно, ведь он никогда не отлынивал от учебы и не злоупотреблял своими достижениями как студента и как старосты. Но сейчас была именно та ситуация, которую Том почитал достаточно веской причиной, чтобы пропустить уроки. Он понимал, что сейчас ему нужно побыть одному, как-то переварить полученную информацию и кучу негативных эмоций. Реддл знал себя достаточно хорошо, чтобы примерно представить себе последствия длительного общения с однокурсниками и преподавателями, а последствия эти едва ли можно было назвать благоприятными. Сейчас любая мелочь может стать последней каплей в чаше терпения Тома, и в этом случае он уже не сможет себя контролировать, как в том случае с Карлом Бишопом, который благополучно отлеживается в Больничном Крыле.

Реддл успешно посетил еще пару преподавателей, после чего направился туда, где, предположительно, находился Малфой — в подземелья. На самом деле, у Тома не было ни малейшего желания сейчас его видеть. (Ну, разве что чуть-чуть). Но Реддл не привык бросать слова на ветер, и если он пообещал, что расскажет ему о разговоре с Дамблдором — он так и поступит.

Малфой обнаружился в гостиной Слизерина, на диване перед камином. Элиан по-царски развалился на нем во весь рост, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди. Лицо его выглядело недовольным и на появление Реддла, который сел на диван напротив, он не обратил никакого внимания и продолжал сосредоточенно всматриваться в пространство перед собой.

Том ожидал хотя бы взгляда в свою сторону, но так и остался без внимания. Тогда Реддл решил первым нарушить молчание:

— Задумался о чем-то? — спросил он.

Поначалу Малфой никак не отреагировал, но немного погодя вздохнул тяжело, нахмурился и ответил:

— Задумался. И пока не уверен, могу ли поделиться с тобой своими мыслями.

— Все так плохо? — с усмешкой поинтересовался Том.

Элиану вопрос не понравился, судя по тому, как скривил губы. Он неторопливо принял сидячее положение, откинул челку со лба и посмотрел на Реддла серьезным, проникновенным взглядом. Будто подозревал Тома в чем-то плохом.

— Раз у ж ты спросил... — начал Малфой, склонив голову набок. — Да, плохо. Я могу только предполагать, что ты имел ввиду в емком слове “так”, но, похоже, все действительно “так плохо”.

— Не продолжай, — требовательно сказал Том. Эл вопросительно поднял брови. — Если ты сейчас скажешь еще что-нибудь, что далеко от понятия “хорошее”, то я выйду из себя.

Том выразительно посмотрел Малфою в глаза, словно там Эл должен увидеть что-то, что прояснит ситуацию, когда этого не случилось, Реддл молча протянул Элиану дневник отца.

Лицо Малфоя выражало непонимание до тех пор, пока до него не дошло, что эта вещь принадлежит не Тому Марволо Реддлу, а его отцу. Эл вскинул на Тома вопросительный взгляд, который тот сумел верно истолковать.

— Дамблдор дал. И я не знаю, каким образом он оказался у него. Тебе нужны подробности немедленно или мы можем отложить этот разговор? Я хочу побыть один, по правде говоря.

— Помнится, я уже упоминал о том, что не оставлю тебя одного? — нарочито холодно произнес Малфой.

Обычно, он хорошо скрывал свои эмоции, но когда дело касалось Реддла, у него это не всегда получалось. Вот и сейчас от Тома не укрылось истина. Элиан произнес это так пренебрежительно и безразлично, что фальшь сразу стала видна. Перестарался.

Эта фраза, в действительности, имела более глобальный смысл, чем могло показаться, и заставила Малфоя покраснеть. Будь Том в более спокойном состоянии, он бы заметил это и, возможно, умилился бы. Но не сейчас.

— Я не маленький, — заметил Реддл раздраженно, — и не нуждаюсь в круглосуточном присмотре.

— В ночь Хэллоуина ты доказал обратное.

Том хотел возразить, но нужных слов не нашел. Если задуматься, то, и правда, лучше ему не оставаться одному. Кто знает, на какие грабли Реддл наступит на этот раз? Может случиться все и предугадать события невозможно. В случае чего, на Малфоя можно положиться — успокоит, остановит, поддержит... К тому же, в компании Малфоя есть и другие значительные плюсы.

Реддл постепенно начал остывать, он покачал головой, принимая поражение, и Элиан удовлетворенно хмыкнул.

— Не обольщайся. Учебу никто не отменял, а я уже поставил преподавателей в известность, что меня не будет. Ты-то что делать будешь? — спросил Том.

— В кои-то веки, прогуляю, — легкомысленно махнул рукой Эл.

Реддл наградил его скептическим взглядом и пожал плечами.

— Дело твое, — сказал он равнодушно. — Я собирался к Черному Озеру, как всегда. Не против прогуляться?

— Как будто у меня есть выбор, — насмешливо ответил Малфой и поднялся с дивана, чтобы затем просто уйти в спальню за теплой мантией.

* * *

Небо висело над Хогвартсом мрачным, серым полотном уже несколько дней, и, лишь по ночам, изредка проглядывались звезды. Погода была неприятной — ветреной и влажной. Хотя дождя не было, он грозил пролиться в любую минуту, предупреждая об этом раскатами грома.

С каждым днем становилось все холоднее и холоднее, студенты были вынуждены надевать шерстяные свитера, шапки и шарфы, прямо как зимой. Нелепым казалось то, что воздух уже достаточно холодный для того, чтобы лег снег, но зима и не думала наступать, только земля твердела и растения покрывались ничтожным инеем.

Не смотря на довольно холодную погоду, Том не надел ни шапки, на шарфа, ни даже перчаток; Элиан же ограничился шарфом. Реддл шел немного впереди, держа то в одной, то в другой руке дневник отца. Руки быстро замерзали и он поочередно отогревал их в карманах.

До места, (которое парни уже привыкли называть, как “наше место”), они дошли в полном молчании. Том не мог решить, как ему поступить с дневником: оставить у себя, прочитать немедленно или уничтожить. С одной стороны, было любопытно и хотелось знать, каким человеком был его отец; с другой — там может быть что-то, что ему знать не следует. К тому же, какой смысл засорять свою голову бессмысленной информацией о том, кто уже мертв? Пока Реддл определился только с тем, что надолго он дневник у себя не оставит, потому что он постоянно будет напоминать, мозолить глаза... В общем, он решил, что сегодня-завтра сожжет дневник. А прочитает его или нет — насчет этого он пока не был уверен.

Поднимаясь на холм у Черного Озера, Том стискивал в руках дневник и принимал это непростое решение. Сердце билось несильно, но рвано, с неравномерными перерывами между толчками. Малфой молча шел следом и остановился рядом с Реддлом у знакомого дерева, прислонившись к стволу которого, парни нередко проводили время за разговорами.

Реддл с презрением рассматривал дневник в своих покрасневших от холода руках и кусал губы, решаясь. Малфой смотрел на него настороженно, внимательно наблюдая за каждым его движением, за выражением лица. Он ничего не делал и смотрел молча, понимая, что всякие слова сейчас будут лишними — они Тому попросту не нужны.

Реддл ощупывал обложку, резко открывал и тут же закрывал дневник, вертел в руках, прощупывал страницы, не глядя на их содержание, проводил двумя пальцами по корешку, как будто это могло придать ему решимости и... Видимо, придало.

Лицо Тома в один миг стало непроницаемым и безразличным, все эмоции, волнение — внешне исчезли. Однако Элиан изучил его хорошо и знал, что сначала он становиться внешне спокойным и только после, через продолжительное время, успокаивается в действительности.

Реддл хладнокровно вытащил палочку из кармана, направил на обложку дневника и приоткрыл губы, чтобы произнести заклинание, но цепкие, холодные пальцы отвели его руку от от дневника.

— Подожди, — попросил Малфой непривычно мягким голосом. — Ты собирался его уничтожить?

— Собираюсь, — ледяным голосом поправил Том.

Эл все еще сжимал его запястье, а Реддл не спешил вырывать из плена его пальцев свою руку.

— Ты понимаешь, что это последняя возможность узнать правду? Ты действительно готов уничтожить последнюю память о...

— Заткнись, — грубо прервал его Том и освободил свою руку, опустил ее. — Память о ком? Нахрена мне такая память? Какая, к черту, правда? Кто мне говорил о том, что правда ничего не изменит и не стоит ее узнавать? Если мне не изменяет память, это был ты.

Элиан спокойно выслушал грубую реплику Реддла и ответил тем пренебрежительным тоном, который Том так не любил:

— Не стоит, сломя голову, искать правду. Особенно если эта правда, по сути, ни к чему не приведет. Да, я не отказываюсь от своих слов. Но когда буквально у тебя в руках незначительный кусочек этой правды, разве не глупо так просто от нее отказываться? Зачем? Что ты потеряешь?

— Могут подтвердиться мои худшие опасения... — начал Реддл, но теперь его прервал Малфой:

— Иными словами, ты боишься, — расшифровал Элиан.

Реддл возмутился таким заявлением. Не заявлением даже — это было сказано с упреком и было по-настоящему обидно.

— Сейчас ты уничтожишь дневник. Что дальше? — продолжал Малфой. — Конечно, так проще: ничего не знать наверняка и быть, тем не менее, уверенным в том, что ты сам для себя решил. Но есть загвоздка: а будешь ли уверенным? Не будешь ли ты жалеть в дальнейшем, если сейчас лишишь себя возможности знать?

— А если прочитаю дневник, узнаю, не буду ли я жалеть о своем знании? — с вызовом спросил Том.

— Будешь, если окажешься тюфяком. Если ты сильный, выдержишь любую правду.

Реддл имел привычку слушать не слова, а слышать подтекст. То есть, он скорее вглядывался куда-то вглубь, что-то решая для себя, делая глобальные выводы. Но не всегда его выводы были верны, как и в этот раз.

Том разозлился. Он воспринял слова Малфоя как прямое указание на то, что он слабак и трус. А, следовательно, не достоин уважения. Выходит, Элиан его не уважает и считает ниже себя. Откуда ему было знать, что все совсем не так? Одно слово: мнительность.

— Самый смелый, что ли? Думаешь, сильнее меня? Я бы посмотрел на тебя, будь ты на моем месте!

Элиан посмотрел на него недоуменно. Неужели, снова умудрился как-то обидеть Реддла?

— Мы говорим не обо мне. И я никогда не стал бы нас сравнивать.

— О, я понимаю. “Земля и Небо”? Типа того, да? — раздраженно спросил Том, с угрозой приближаясь к Малфою.

— Я ничего подобного не имел ввиду, — спокойно ответил Эл.

— Что же ты имел ввиду? — тихо спросил Реддл, остановившись совсем рядом с Элианом и выжидательно смотрел ему в глаза.

— Во-первых, я никогда не стал бы нас сравнивать, потому что мы совершенно разные и потому, что в принципе не имею привычки сравнивать с собой. И это не потому, что считаю себя выше других. Во-вторых, если бы считал тебя трусливым слабаком, я бы вообще тебе не мешал. Если бы я считал тебя таким, меня бы здесь в принципе быть не могло.

Малфой хотел еще сказать, что всегда считал Реддла сильным духом и не посмел бы усомниться в его смелости, но у него не повернулся язык в этом признаться. Он, почему-то, не мог себе позволить такую откровенность, хотя у них были очень близкие отношения.

Они еще какое-то время смотрели друг другу в глаза, ничего не говоря. Том будто проверял, насколько искренен Элиан, а Эл, в свою очередь, пытался понять, поверил ли ему Реддл.

Лицо Реддла разгладилось, вновь становясь спокойным, он отстранился все так же молча, не выпуская палочку из руки, разглядывал дневник уже без прежнего презрения и сказал:

— Ну, что? Тогда, может быть, прочтем?

* * *

Отрывки из дневника Тома Реддла-старшего.

“11 мая.

В моем новом доме красиво и просторно. Природа в здешних местах удивительна, а воздух необычайно чист и свеж. В отличие от тесной городской квартирки, в коей мне случилось жить ранее, здесь ничто не давит на меня, а люди здесь добродушны и приветливы.

Однако не все так чудесно и я, не отличающийся удачливостью, имел неосторожность столкнуться с ведьмой. Я отнюдь не суеверен, но, завидев ее, сразу прояснилось: существо нечистое. Честно признаться, я был напуган. Оно и понятно — ведьма не отличается красотой. Я видел ее лишь однажды, но она снится мне в каждом сне, приглашая составить ей компанию на шабаше”

...

“7 июня.

Я счастливейший из всех живущих! Богом клянусь, я влюблен! Она прелестна... Прекраснейшее создание из всех, что мне доводилось видеть. Белая кожа, золотые волосы, запястья у нее тонкие, а глаза глубокие, карие... Все это она — Камила....”

...

“5 июля.

Кристофер устраивал празднество в честь своего для рождения, я вернулся домой на рассвете, угрюмый и одурманенный вином, сна ни в одном глазу; я решил освежиться прогулкой, что оказалось неудачной затеей.

Я уже говорил, что не отличаюсь удачливостью?

Сперва я списал увиденное на бред от дешевого алкоголя, но уже сейчас, когда я трезв и спокоен, понимаю, что сея картина мне не привиделась — все было взаправду. Какой-то мужчина — наверняка нищий, быть может и вовсе бродяга — заживо съел кролика на крыльце Мраксов.

(Кстати, в доме Мраксов и живет ведьма — Меропа. Подозреваю, что тот мужчина приходится ей родственником или женихом).

Став невольным свидетелем этой ужасной картины, я хотел бежать, было страшно. Но я не убежал, потому что понимал: это будет шумно, а этот мужчина может и погнаться за мной. Я затаился и ждал, когда он уйдет.

Он все не уходил, даже после того, как доел животное, сидел на крыльце и ждал чего-то. Он дождался. Из дома вышел отец Меропы и заговорил на неизвестном языке. Слова, что он произносил, были похожи на шорох сухих осенних листьев. Самое удивительное, что тот мужчина все прекрасно понимал, кивал задумчиво либо качал головой, отрицая. Когда он последний раз покачал головой в ответ на слова мистера Мракса — клянусь! — мистер Мракс достал из кармана волшебную палочку, произнес заклинание и нищий упал на спину и стал мучительно корчиться, вопить. Я понял, что ему больно. Мне стало его жаль, я хотел помочь, но, к счастью, я пока не лишился рассудка, чтобы так рисковать собой.

Мистер Мракс снова произнес заклинание и нищий перестал корчиться, оставаясь лежачим. Мистер Мракс ушел, не закрыв за собой дверь. Из дома послышался женский плач. Я дождался, когда мужчина зайдет внутрь и ушел сам.

_ _ _

Камила оказалась дрянью и грязной проституткой. Я разочарован в женщинах, они все на одно лицо. Камила уехала и, надеюсь, навсегда”.

...

“19 августа.

Я был дураком и не видел своего счастья до этого дня. Я люблю ее!

Вчера вечером Меропа напоила меня вкуснейшим чаем, я уснул, а когда проснулся, то осознал, что эта невзрачная девушка и есть моя судьба! Я добьюсь ее, клянусь! Глядя на нее, мне хочется улыбаться, я чувствую себя счастливым”.

...

“20 декабря.

Год и четыре месяца к черту. Я не хочу жить и писать об этом тоже ничего не хочу”.

...

“17 апреля.

Я потерял все. Друзей, деньги, связи, уважение среди окружающих и драгоценное время. А все из-за этой ведьмы... У меня ничего нет, я вернулся в поместье родителей, потому что свой дом я продал ради нее.

Ради ведьмы, которую никогда не любил, не люблю и не буду любить. Ради обманщицы, которая меня приворожила и ждет от меня ребенка. Не знаю... Я не знаю, что делать!

Ничего не хочу слышать ни о ней, ни о плоде ее лжи.

Для меня и нее все ясно, очевидно. Но для окружающих это непонятно. Скажи я кому, что был приворожен, все решат, что я сбрендил. Для людей это выглядит так:

Глупый мальчишка по дурости своей влюбился в несчастную нищенку(или пожалел ее), оплодотворил, потратил на нее свое состояние, испугался нищеты и сбежал.

Что за жизнь!”

_________________________________________________

Автор лоханулся, но уже исправил ошибку. Я как-то не удосужился раньше узнать, что во времена учебы Тома Реддла, директором был профессор Диппет, а Дамблдор занимал должность преподавателя Трансфигурации.

Сильный ветер делал все, чтобы помешать студентам факультета Слизерин прочесть дневник Тома Реддла-старшего, шумно переворачивая страницы, путая волосы слизеринцев, закрывая им глаза пылью и листьями, ледяным дыханием остужая их руки... И если ветер желал прогнать студентов Хогвартса, то он одержал безусловную победу, но если хотел помешать им прочитать строки шестнадцатилетней давности, в этой схватке ветер потерпел фиаско, потому, что дочитав до середины, слизеринцы решительно направились дочитывать дневник в замок.

После короткого обсуждения, куда им пойти, Элиан и Том направились в ванную старост, где закрылись и уселись на подоконник.

Пока в дневнике не было ничего особенного и Том даже успокоился, решив, что ничего ужасного там не прочтет. Впрочем, ничего хорошего там тоже не было. Дневник велся Реддлом-старшим с семнадцатилетнего возраста и, в основном, он описывал житейские истории о своей влюбленности в ту или иную девушку, о его ссорах с отцом, о разногласиях со сверстниками...

Читая дневник, в суждениях отца Том узнавал свои собственные мысли, свое поведение, чувствовал он себя при этом странно. Ему не было ни грустно, ни тоскливо, Реддл не испытывал жалости и чувства вины, не злился и не нервничал. Ему было любопытно, интересно, ему даже приятно было читать личные мысли своего отца.

Выражался Реддл-старший старомодно, как в XIX веке, что было непривычно, но вполне читабельно. Слизеринцы читали с одинаковой скоростью, прижимаясь друг к другу плечами и почти соприкасались лбами. Оба читали с умеренным любопытством и оба воспринимали автора дневника не как погибшего отца Тома, а как ровесника из другой среды, чей дневник случайно попал им руки. Но, страница за страницей, проходили годы жизни Реддла-старшего, события в которой становились все серьезнее, проблемы существеннее, а высказывания грубее... Постепенно ощущение, что дневник писал ровесник, пропало. Перед ними была жизнь молодого мужчины, амбициозного, с большим потенциалом, обещающего стать успешным в своей работе и счастливым в семейной жизни.

После серьезной ссоры с отцом, Реддл-старший уезжает из поместья родителей в маленькую съемную квартирку, за которую платил сам. Это был сложнейший год в его жизни, когда он мог положиться только на себя никто ему не помогал. Он был совершенно один. Это был год выживания. Дневник неумолимо подходил к концу, а, следовательно, к концу жизни Реддла-старшего.

Том перевернул очередную страницу и, даже не читая, уже наткнулся на слово “ведьма”. Реддл с горечью закрыл глаза и отвернулся. Потом снова начал читать, но мельком, быстро перелистывая страницы. После записи, сделанной семнадцатого апреля, Том снова отвернулся от дневника, лишь бы случайно не прочесть еще хотя бы строку. Было больно, чертовски больно и обидно.

Элиан сначала заметил его дрожащие руки, потом посмотрел на лицо и к горлу подступил комок. Он словно чувствовал сейчас все, что испытывает Том. Лицо его было напряжено, губы сомкнуты, глаза зажмурены, брови нахмурены. Темные волосы скрывали пол-лица, когда Реддл склонил голову, было видно только шею, изгиб челюсти, красивые скулы. На шее вздулась вена, кадык задергался от частых сглатываний. В руках Малфой все еще держал дневник за один край, Реддл — за другой.

Эл выглядел равнодушным, совершенно спокойным, но на самом деле он судорожно пытался сообразить, что ему сделать, чтобы Тому стало хоть немного легче. Он хотел спросить об этом самого Реддла, но, едва открыв рот, понял, что это не самая лучшая идея, учитывая характер Тома. Тогда Элиан решил, что думать не будет — будет делать так, как получается.

Малфой аккуратным движением освободил дневник из рук Реддла и осторожно, бесшумно положил рядом с собой. Реддл смотрел за его действиями из-под приоткрытых век, недовольно и непонимающе, но ничего не говорил, позволяя Элиану продолжить начатое. Малфой медленно и неуверенно протянул руку к лицу Тома, тот сидел неподвижно, но в дюйме от его щеки пальцы Эла дрогнули, сомневаясь, однако уже через мгновение проводили подушечками пальцев по линии челюсти, останавливаясь на подбородке. Малфой все еще неуверенно притянул его к себе, сам осторожно приближая свое лицо к его лицу.

Эл легко коснулся его губ своими губами, отстранился, чтобы заглянуть в глаза Реддла. Малфой увидел те черные глаза, к которым так привык, а не красные, пугающие, которые были у Тома в последнее время, и его просящий взгляд подарил надежду. Надежду на что — Элиан не знал, но это было ободряюще и он чуть осмелел.

Не подчиняя, а приглашающе, Элиан провел языком по верхней губе Реддла, который мелко вздрогнул и осторожно ответил на поцелуй, словно боясь спугнуть. Том положил руку на шею Малфоя и начал целовать его настойчивее, зарываясь пальцами в светлые волосы. Этот поцелуй не был порывом страсти, он не был агрессивным и нетерпеливым, наоборот — спокойным, нежным, успокаивающим. Поцелуй был олицетворением заботы, беспокойства, сопереживания. И это было именно то, что нужно было сейчас Реддлу. Ему нужно было знать, что он не один, и никакие слова не убедили бы его лучше.

Занятный и весьма приятный способ успокаиваться — не поспоришь. Но если на душе от этого и правда спокойнее, то о содержимом брюк этого сказать нельзя. Когда тебе шестнадцать, очень трудно контролировать тело, особенно если тебя так умело целует объект желания. А сейчас именно тот случай.

Относительно невинный поцелуй набирал обороты, незаметно переходя в трудноконтролируемую взаимную похоть. Но разве можно в этом винить влюбленных шестнадцатилетних парней? Разве можно винить Реддла в том, что его рука, как бы невзначай, легла на колено Малфоя и, поглаживая, пробиралась выше? Можно ли винить Элиана в том, что, целуя Тома в шею, он ослаблял его галстук, затем расстегивал его рубашку и гладил обнаженную бледную кожу?

Когда рука Реддла сжала внутреннюю сторону бедра в опасной близости к ширинке Малфоя, оба издали предвкушающий стон, который словно послужил сигналом к началу более активных действий. Эл провел ладонями по груди Тома вниз, задевая пальцами соски, обводя мышцы пресса и, наконец, касаясь препятствия в виде пряжки ремня. Малфой уже не целовал Реддла, только тяжело дышал, уткнувшись лбом в его горячее плечо.

Когда аккуратные, тонкие мальцы блондина начали расправляться с ремнем Реддла, Том, не в состоянии больше ждать, с нетерпеливым рычанием повалил Малфоя на спину.

— Малфой, я же тебя сейчас трахну, — с угрозой прошептал Том ему на ухо.

Эл в ответ только усмехнулся, мол, какое неожиданное заявление!

Подоконник хоть и был широким, но для двоих был немного тесноват, однако это сейчас не имело значения ни для одного, ни для другого. Нависая над Элианом, Реддл снова поцеловал его, но теперь уже глубоко, страстно и жадно. Тем временем Малфой стягивал с Тома одежду, прогибаясь под его горячим телом. Реддл дернул “молнию” его ширинки вниз, стал стягивать с него брюки и нижнее белье, в то время как с губ желанного блондина переключился на шею, оставляя очередную отметину. Пока его руки совершали неприличные действия между их телами, Реддл лизнул мочку его уха, затем вобрал ее в рот, посасывая, в то время как Малфой под ним сладко стонал и выгибался от наслаждения. Том вдруг горячо выдохнул ему в шею, прекратив свои действия ненадолго, и зашептал на змеином языке:

— Люблю тебя. Но признаюсь тебе в этом... Только на парселтанге.

* * *

Отлеживаясь последние минуты в Больничном Крыле, Карл Бишоп, как и в предыдущие часы, проведенные здесь, упорно пытался вспомнить, кто его изувечил, кто в этом виноват и кому надо мстить. Но как Бишоп ни старался, ничего вспомнить не мог. Он вообще не мог вспомнить последние несколько дней, для него все было, как черный туман, абсолютная пустота и ни намека на то, что эти дни вообще существовали.

Конечно, он понимал, что с такими черепно-мозговыми травмами немудрено потерять часть памяти, но не несколько же дней подчистую! Карл не был дураком и ему почти сразу стало ясно: obliviate. И первым делом он, разумеется, подумал, что это дело рук Тома Реддла. Но тут есть неувязка: если это действительно Реддл, то зачем ему было стирать несколько дней из памяти Карла? Неужели он все это время мучил его или угрожал? Причем двадцать четыре часа в сутки? Нет, если бы это был Реддл и если бы он действительно в те дни угрожал Бишопу, он бы стер память только об этом, а не сутки целиком. Реддл бы сделал все чисто, так, что на него бы даже не пало подозрение.

Малфой? Тоже нет. Слизеринский красавчик ничего против Бишопа не имел, у них, грубо говоря, приятельские отношения.

Тогда кто? Как? Зачем? Три вопроса и все без ответа. Карл понял только одно: он ничего не поймет, пока не поговорит с Реддлом и Малфоем. Он был уверен, что эти двое что-то знают, а версия Тома хоть и была убедительной, но Бишоп заметил в том, как он говорил, нотки ехидства, издевки, лукавства.

Карл прокручивал слова старосты факультета Слизерин раз за разом, почти в точности цитируя его объяснения перед мисс Помфри.

“Значит, я что-то такое незаконное делал в кабинете Слизнорта? Что же, интересно?” — размышлял Карл, разглядывая в отражении окна свое помятое лицо.

Он попробовал предположить:

“Это же была ночь Хэллоуина... Может, я полез в кабинет Слизнорта, чтобы конфискованным алкоголем поживиться, перебрал огневиски и по-пьяни нарвался на драку? Оттого, быть может, и памяти лишился. В смысле, алкоголь вкупе с разбитой башкой и дали такой результат. Ведь такое возможно”.

Он досадно поморщился, дотрагиваясь до опухшего носа, и продолжил размышлять:

“Похоже на правду. Только если бы я был пьян на столько, от меня бы за милю несло перегаром. Но Поппи об этом не сказала ни слова... Ровно как и сам Реддл. С трудом верится, что он заботился о том, чтобы меня не наказали”.

Он встал с кровати и начал медленно прохаживаться по палате, сложив руки на груди. Голова уже не так сильно кружилась, как в первый день и он мог спокойно передвигаться.

“В общем, надо поговорить с этим двумя”, — заключил он.

В этот момент в палату шустро вбежала суетливая Помфри.

— Как Вы себя чувствуете, мистер Бишоп? — спросила она, приближаясь.

Карл странно дернул губами, силясь изобразить вежливую улыбку.

— Уже намного лучше, спасибо, — поблагодарил он невнятно.

Лицо плохо его слушалось, а во рту все болело от вывиха челюсти.

— Так я могу идти?

— Если только Вы уверены, что Вам не станет хуже, — неуверенно кивнула молодая колдоведьма.

— Я уверен, — убеждал ее Бишоп. — Не хочу пропускать занятия. СОВ на носу.

— Конечно, я понимаю, — закивала Поппи. — Вы можете идти. Берегите себя, — улыбнулась она напоследок и покинула палату, а вслед за ней и Карл, уже одетый в школьную форму.

Только выйдя в оживленный коридор, Карл подумал о том, что, должно быть, будет привлекать к себе много лишнего внимания своим неважным видом. Собственно, так и оказалось. Мало того, что все смотрели, так некоторые еще и подходили, нагло интересуясь, “кто его так круто отделал”. Обидно было то, что никого не интересовало, как Бишоп себя чувствует. Всем было интересна только личность обидчика.

Первому любопытному студенту Карл сдержанно ответил, что ничего не помнит, второму чуть грубее сказал, что не знает, а, начиная с третьего спрашивающего, уже раздраженно посылал по небезызвестным адресам. Таким образом Карл добрался до подземелий, где было непривычно пусто и тихо — все разошлись по факультативам и тренировкам по квиддичу.

Бишоп направился в спальню с намерением дождаться Малфоя и Реддла здесь, а пока заняться учебой. Его кровать оставалась аккуратно заправленной, как он ее и запомнил, а на прикроватной тумбе по прежнему лежал учебник по Травологии, за который Карл и взялся в первую очередь. Он сел на край кровати, открыл учебник там, где была закладка и, читая, другой рукой вслепую открыл дверцу тумбочки и зашарил там в поисках пергамента, пера и чернил.

Бишоп достал чернила, пергамент, а перо упорно не нашаривалось, но Карл не желал отрываться от изучения предмета и продолжал поиски. Внезапно он наткнулся на какую-то ткань пальцами, но он не помнил, чтобы складывал в тумбочку одежду — для этого есть шкаф. Учебник он все-таки отложил, заинтересовавшись неожиданным предметом, который теперь разглядывал в руках. Это был белоснежный платок, который местами был испачкан в грязи. Карл непонимающе нахмурился.

— Что за хрень? — пробормотал он, сел на корточки напротив тумбы и заглянул внутрь.

Что-то на верхней полке, у задней стенки тумбы, заманчиво поблескивало. Не задумываясь, Карл протянул руку к предмету и, едва коснувшись его, ойкнул, отдернул руку и покосился на указательный палец. На подушечке пальца образовалось что-то вроде укуса в две глубокие дырочки, которые сильно кровоточили. В тот же миг Бишоп застонал от боли, но уже от головной. В сознании парня прогремел неприятный мужской голос:

— Ты подвел меня!

Бишоп в ужасе осел на пол. Он все вспомнил.

— Мой господин... — прошептал он умоляюще, на глазах навернулись слезы беспомощности. — Простите, умоляю, простите! Я все исправлю! Скажите, что мне сделать, и я...!

— Ну, конечно, ты, — насмешливо прохрипел голос. — Возьми кинжал. Бери, бери! Больше кусаться не будет.

Помедлив, Бишоп дрожащей рукой взял кинжал. Раненный палец неприятно пульсировал, а кровь продолжала покидать тело слизеринца.

— Мне... убить его? — предположил Карл.

— Кретин! Он мой наследник, зачем мне его труп?! Сделай так, чтобы кинжал оказался у него. И еще: будь так любезен, подкинь ему часть инструкции к руне, а то он что-то расслабился.

— Да, мой Лорд.

— Это еще не все. Избавь наследника от общества его дружка. Надеюсь, ясно, о ком речь?

— Мне все ясно, господин, — сдавленно прошептал Бишоп и испытал внутреннее облегчение. Слизерин покинул его сознание, пусть и временно, но это уже хорошо.

Карл чувствовал себя ничтожеством, ему было жаль себя. Он знал, что им пользуются, что всем плевать, останется ли он жив и что с ним будет после. Бишоп не может не подчиниться — тогда он точно в живых не останется, а так... Так есть надежда. Незначительная, едва уловимая надежда, что он переживет это все, потом будет, как все — жить нормальной жизнью. А сейчас нужно покончить с этим.

Карл сглотнул, утер слезы рукавом, всхлипнул последний раз и, поднявшись на ноги, поправил на себе школьную форму.

— Черт бы тебя побрал, Реддл. Но ничего, ты еще поплатишься, — зло прошипел он сквозь зубы.

* * *

Первый секс у всех разный. У кого-то заранее спланированный, четко продуманный, а партнер выбран заблаговременно, по определенным критериям. У кого-то это происходит спонтанно и совершенно неожиданно, иногда и с неожиданным человеком. Кому-то везет, и все получается красиво, романтично, трогательно даже; кто-то менее везуч, и о первом сексуальном опыте и вспоминать не хочется — стыдно.

Реддл пока не мог мыслить здраво, ни одно размышление не складывалось в полноценную мысль и все сводилось к одному: “это было круто!” Нет, ну, как ему могло не понравиться? Все, конечно, было не совсем так, как он себе представлял, и случались нелепые казусы типа:

“— Сука, больно же! Вытащи!”

*БАХ!*

— Чертов узкий подоконник!”

И т.п... Но, не смотря на эти идиотские мелочи, общее впечатление осталось категорически положительным. Да, не все было блестяще, но это было по-своему романтично. Элиан был рад, что все именно так случилось: неожиданно, в ванной старост и неидеально. Будь все “правильно” — в спальне, без риска, что кто-нибудь помешает, подготовлено — Малфой был бы разочарован.

У него был пунктик по поводу искренности — все обязательно должно быть взаправду, по-настоящему. И сейчас все было именно так — без фальши.

Правда, из-за такого неожиданного поворота, Малфой напрочь забыл о том, что хотел серьезно поговорить с Реддлом об их отношениях. Все было слишком мутно, а это Эла не устраивало, неопределенность его угнетала. С одной стороны, он сам как-то не особенно верил в то, что у него с Томом может быть что-то серьезное; с другой — не мог отрицать, что Том ему действительно дорог и это взаимно.

Тот факт, что у Реддла есть член, Малфоя не волновал. Никогда не волновал, не волнует и не будет волновать. С самого первого курса Элиан обратил на Тома внимание, хотел с ним дружить, но как-то не сложилось. С первых дней по Хогвартсу прошелся слух, что Реддл — грязнокровка и, сказать по правде, это имело значение для Малфоя. Но личная симпатия имела для него больший вес, чем истина, которую втер ему отец: “грязнокровки — ничтожества!”.

Однокурсники сразу стали издеваться над Реддлом, но тот всегда давал достойный отпор и не поддавался на провокации.

Малфой же счел ниже своего достоинства уподобляться большинству и Тома вообще не трогал, словно не замечал его вовсе. Он не доставал Реддла даже не потому, что тот был ему симпатичен, а из гордости: “я не буду, как все!”.

В итоге Элиан зарекомендовал себя как лидера, не опускаясь до унижения однокурсника. Издеваться над гриффиндорцем или хаффлпаффцем — это запросто! Нет, это даже издевками нельзя было назвать, он в каждом факультете находил самого сильного — более-менее достойного имени конкурента Малфоя — и соперничал с ним во всем, доказывал свое превосходство. Не будем врать: он не всегда был честен, ведь ему было известно, что в бою нужно быть по слабым местам, а геройство можно оставить гриффиндорцам. Малфой не знал, что такое поражение. Только победа и ничего кроме победы, а какая она будет — честная или не совсем — дело десятое.

В общем, Элиан выбился в лидеры уже на третьем курсе, а до этого его просто уважали, относились по-приятельски. Тем временем, Тому было все сложнее и сложнее, однокурсники не только от него не отстали, а еще и усилили свой натиск. Малфой наблюдал со стороны и тихо восхищался Реддлом. Том ни разу не бросался бежать, когда его окружали обидчики, ни разу не заплакал, не испугался, при этом еще и не оказался после этого всего серой мышью, стал лучшим учеником на курсе, был объектом желаний некоторых девчонок, был приглашен деканом в “клуб слизней”, а на пятом курсе стал старостой.

Совершенно ненавязчиво в мыслях слизеринского лидера стало все чаще и чаще фигурировать имя “Том Реддл”. А в один прекрасный день Элиан понял, что, в буквальном смысле, неровно к нему дышит. Это продолжается уже около двух лет и Малфой успел смириться с тем, что ему нравится парень. Очень нравиться. Но Эл ужасно боялся, что кто-то об этом узнает, поэтому продолжал демонстративно не обращать на Реддла внимания.

Каково же было его удивление, когда он впервые услышал голос столь небезразличного человека у себя в голове! Малфой на миг подумал, что бредит от неразделенной симпатии, но почти сразу вспомнил о том, что ему рассказал отец буквально за месяц до смерти, а именно о даре. Сперва он был напуган, расстроен и попросту разочарован: как его так угораздило влюбиться в парня, да еще и убийцу, который является потенциальным врагом? “Lucky Devil” — ничего не скажешь.

Изначально, Малфой планировал держаться от Реддла подальше — ведь он опасен — и забыть о глупой влюбленности в него, но все получилось совсем наоборот. Элиан поддался чувствам и решил узнать Тома получше.

В глубине души, Малфой надеялся, что Реддл окажется моральным уродом и вообще полным дерьмом, но даже тот факт, что Том убил собственного отца почему-то не оттолкнул, а вызвал желание утешить и помочь. Эл часто задавал себе вопрос: “Я вообще нормален?” Он на полном серьезе считал, что у него не все в порядке с головой, но после того, как впервые поцеловал Реддла, подумал, что плевать на все. Если он счастлив, значит все так, как должно быть.

Но Малфою было страшно, он боялся, что это настоящая любовь. Потому что не был уверен, что Реддл чувствует к нему тоже самое. Если Элиан действительно любит, то все хреново — так он сам считал. А по всем признакам он именно любил. Просто любил, не смотря ни на что и так далее и прочий бред. Малфой терпеть не мог банальности, но вот это “не смотря ни на что” очень точно описывало его отношение к Тому.

Плевать, что парень, плевать, что убийца, плевать, что ублюдок и псих! Имеет ли это хоть какое-то значение, если Реддл именно тот, кто делает жизнь полноценной? К тому же у него отличная задница, что тоже немаловажно, на взгляд Элиана.

А сейчас они взяли и трахнулись в ванной старост. И было это жарко, тесно, неудобно и больно, но при этом жутко приятно, с самым желанным человеком из всех. Ну, никак Малфой не хотел думать о Реддле, как о “любимом”, как о “бойфрэнде” или как-нибудь еще наподобие... Элиан был рядом с Томом Реддлом и делал то, что хотел. Том незаменимый, неподражаемый и потрясающий. Но называть его “любимым” даже в мыслях казалось неправильным, шаблонным. Ему просто не нравились такие слова, они ненастоящие, но это вовсе не означает, что он не любит.

* * *

После прочтения дневника, Реддл должен был чувствовать себя ужасно, но не чувствовал, благодаря Малфою и его... Кгхм. Поддержке. Том не представлял, что было бы, если бы рядом не было Элиана. Он не мог сказать, что тогда все обернулось бы катастрофой, но и обратного утверждать не мог. Реддл вспомнил слова Малфоя о том, что если он сильный, то выдержит любую правду. Он выдержал, принял и пообещал себе не сожалеть ни о чем. Это бессмысленно.

Главное, не зацикливаться на том, что он узнал из дневника, оставить это, как пройденный этап. Том пересилил себя, когда прочел дневник, и это уже в прошлом. Он знал, что должен сначала сам себя простить, отпустить эту ситуацию и жить дальше.

Простить себя оказалось легче, когда рядом близкий человек, который ни в чем не винит, и Реддл испытывал огромную благодарность к Малфою, но обязанным себя не чувствовал, он знал лишь, что сделает именно то, что нужно, именно тогда, когда это потребуется Элу. Такие вещи не ставят под сомнение и не задумываются о них — знают наверняка и этого достаточно.

После секса ни Малфой, ни Реддл не чувствовали неловкости, не было никакого “о, Мерлин, я переспал с парнем!” и ничего такого, что смущало бы их.

Некоторое время после, они лежали, обнимаясь, и ни о чем не говорили. Им было тепло и хорошо. Потом Реддл легко поцеловал Элиана и тихо сказал, поднимаясь на ноги, что надо бы покинуть ванную старост до того, как сюда заявятся игроки квиддичной команды, на что Малфой, принимая сидячее положение, невпопад пожаловался на поврежденный зад. Реддл, тем временем, уже натянул брюки, шутливо попросил прощения и провокационно пообещал, что больше так не будет. Малфой возмутился:

— Еще как будешь! — ответил он.

Реддл засмеялся и снова поцеловал недовольного Элиана, который выглядел неприлично мило, так и напрашиваясь на продолжение.

_____________________________________________________

P.S.: осталось еще две главы до конца.) Пожалуйста, оставьте свой комментарий.

P.P.S.: надюсь, читатель простит неопытного автора за хреновое описание "любви". Я старался, как мог, честно. Ну, не создан я для такого, наверное. Вообще, сам не ожидал, что так сопливо получится. Извините.

— Бишоп, ты чего такой унылый? — спросил Эндрю Гиббс, перегнувшись через обеденный стол к приятелю.

Карл серьезно посмотрел ему в глаза, пока не произнося ни слова. Едва встретившись взглядом с Бишопом, Эндрю отпрянул пугливо и повторил:

— Я спрашиваю: чего унылый такой?

Карл отпил чая из чашки, поставил ее на стол, затем, сцепив руки в замок, ответил:

— Гиббс, посмотри на меня внимательно и назови хотя бы одну причину, почему у меня должно быть хорошее настроение.

И Эндрю действительно осмотрел внимательно соседа по комнате. Опухоль с лица начала сходить, но Карл все еще выглядел пугающе: один глаз закрывался больше, чем другой; нос, который когда-то был идеально ровным, теперь опух и появилась выразительная, кривая горбинка; глаза были абсолютно красными — и радужка и белок — и постоянно слезились, а под глазами яркие фиолетово-желтые синяки. Гиббс промолчал, только сглотнул и взглядом попытался изобразить сочувствие. Бишоп хмыкнул.

— Вот видишь, — спокойно сказал он, — поводов для радости у меня маловато, так что твой вопрос был заранее обречен.

Эндрю только кивнул, тем самым как бы извиняясь и Карл остался удовлетворенным такой реакцией. Вообще, Бишоп был благодарен своему приятелю. Он был рад, что Гиббс не стал его утешать, жалеть, слишком навязчиво подбадривать — этого бы он не пережил, чувствовал бы себя униженным. Эндрю был самым близким для Карла человеком из всего Хогвартса, но друзьями они так и не смогли стать, так и остались на приятельской стадии. Большинство времени они проводили в компании друг друга, как друзья, но доверия между ними так и не возникло, как и теплой дружеской любви. “Человек, которого легко терпеть” — примерно так они думали друг о друге. Им большего и не нужно было: вроде как, вот, галочка напротив пунктика “друг” стоит, и замечательно! Вовсе не обязательно дружить искренне, главное, что общество видит, что есть у человека что-то вроде друга.

Реддл сидел рядом и краем уха слышал их короткий разговор. Он старался не смотреть на Бишопа, потому что внезапно в нем проснулось что-то смутно напоминающее совесть. Если в тот момент, когда он бил Карла, он считал свой поступок оправданным, закономерным и не чувствовал никаких угрызений совести, то сейчас он с трудом мог объяснить, за что так сильно его избил. Тома напрягало то, что он не был уверен, помнит Бишоп, кто его бил или нет. Он бы не сомневался, если бы не цвет радужки глаз. Он знал, что означают красные глаза: Салазар Слизерин. Когда он стирал Карлу память, он избавил его ото всех воспоминаний, связанных с одним из основателей Хогвартса, и точно запомнил, что после этого его глаза стали привычно-карими, а тут снова. Значит, помнит? Реддл не был уверен.

Аппетита не было и Том довольствовался единственной съеденной булочкой и тыквенным соком. Элиан сидел напротив и, безусловно, замечал поведение Реддла, которое говорило о том, что тот находится в смятении, не понимает чего-то или раздосадован. Но Малфой не стал во время ужина у него ничего спрашивать, он пока пытался сам догадаться, что к чему, и у него были некоторые мысли по этому поводу. Из задумчивости обоих вывел голос Карла:

— Реддл, пошли выйдем? — предложил он, как бы между прочим.

Том усмехнулся.

“Все помнит, ублюдок”, — подумал он. Почему он его мысленно ублюдком назвал, Реддл и сам сказать не мог. Должно быть, просто личная неприязнь.

— Зачем? — просто спросил он, улыбаясь и глядя ему в глаза.

— Разговор есть, — пожал плечами Карл, словно показывая, что разговор пустяковый.

Реддл поднялся со своего места со словами:

— Ну, пошли.

Малфой тоже хотел присутствовать при разговоре, но его остановил Бишоп, который уже тоже поднялся и стоял рядом с Томом:

— Это личный разговор, Малфой. Ты будешь лишним.

Три пары глаз уставились на Карла насмешливо и непонимающе. Гиббс разглядывал приятеля с нескрываемой иронией и сдерживался от ядовитых шуточек, которые так и крутились на языке.

Элиан от такой наглости однокурсника был в шоке и выразил это, издевательски вздернув бровь и ухмыльнувшись мерзко, со злобой.

— Да что ты говоришь? Я так не думаю, — сказал блондин.

— Оставь, Малфой, — неожиданно холодным голосом сказал Реддл и мысленно добавил:

“Если что, я позову”.

Эл понимающе улыбнулся и развел руками:

— Как скажешь, дело ваше.

Том кивнул ему и пошел к выходу из Большого Зала, Карл шел за ним. Выглядело это так, словно не Бишоп позвал его “поговорить”, а сам Реддл. Карлу это не понравилось и, ускорив шаг, он обогнал Тома.

— Куда пойдем, о чем разговор? — легко спросил Реддл.

— Есть одно место. О чем говорить будем, там и узнаешь, — ответил Бишоп.

Карл шел в сторону подземелий и, спустившись, повернул направо, что удивило Тома, ведь там освещенный тупик, куда студенты часто ходят, а если разговор такой личный, то было не очень-то умно туда идти. Но Реддл благоразумно промолчал, помня о том, что Карл не такой идиот, как хотелось бы.

Бишоп остановился у стены тупика и стал отсчитывать камни от левого угла, касаясь их пальцами. Досчитав до семнадцатого, он надавил на камень и он гладко, почти беззвучно вошел в стену, но на этом пока все, больше ничего не происходило, до тех пор, пока Карл не произнес:

— Труп Бумсланга.

Том не сдержал смешка.

“Чудный пароль, сулит славный, милый разговор!” — подумал он.

— Пароль не я придумал, — попытался утешить его Бишоп, в то время как каменная кладь стала расходиться, образуя проход.

— О, это в корне меняет дело, — усмехнулся Реддл и вошел, на всякий случай держа палочку наготове.

Карл вошел следом. Слизеринцы оказались в комнате, забитой ящиками с огневиски, зельями, различными сладостями.

— Не очень-то разумно было приводить сюда старосту, Бишоп, — заметил Том.

— Простите мне мою легкомысленность, мистер Староста, но мне на миг показалось — всего на секунду — что Вы не такой подонок, как о Вас говорят, и Вы не станете стучать.

— Мне ужасно жаль, что я тебя разочаровал. Так о чем ты хотел поговорить? Я слушаю.

Карл ответил не сразу. Он прошелся по комнате, уселся на один из ящиков, закинул ногу на ногу и заговорил:

— Не вижу повода скрывать: начнем с того, что я все помню.

Том успел удивиться его поведению, которое так резко отличалось от того, как он вел себя в ночь Хэллоуина.

— Чудно, я рад за тебя. От меня ты что хочешь? — ответил Реддл, будто его это вообще не касается, хотя на самом деле сильно нервничал, а рука, стискивающая палочку, становилась все более влажной.

— Сразу после того, как я вспомнил, кто превратил мое лицо в это, — Бишоп провел ладонью перед своими глазами, — я планировал, не медля, рассказать об этом Слизнорту. Но теперь мои планы изменились.

— Шантаж? — со знанием дела усмехнулся Том. — Прости, приятель, не выйдет.

— Я склонен придерживаться иного мнения.

— С чем я тебя от всей души поздравляю, Бишоп. Раз уж мы начали этот разговор, у меня есть к тебе парочка вопросов.

— Ты не в том положении, Реддл, чтобы задавать вопросы, — легко сказал Карл.

Том оскалился и одним резким движением направил палочку на Бишопа.

— Теперь мое положение тебя устраивает? — поинтересовался брюнет.

— Я тебя слушаю, — не выявляя ни малейшего волнения, ответил Карл. Он так легко сдался, потому что прекрасно знал, на что способен Том.

— Прекрасно. Итак, первый вопрос: что тебе нужно было в кабинете Слизнорта?

— Редкие ингредиенты для очень важного зелья. Они есть только у него, ну, и в министерстве. До министерства далековато, так что я решил порыться в кабинете у нашего декана.

— Что за зелье?

— Resuscitatio.

Том с сомнением посмотрел в глаза Бишопу, он знал об этом зелье и оно являлось невероятно сложным. Последний раз его сварили правильно двадцать лет назад и Реддл очень сомневался, что Карл смог бы его сварить безошибочно.

Это зелье воскрешает, зовется “возрождением”. Погибшего можно воскресить, вселив его душу в чужое тело. Реддл сразу понял, что к чему.

“Значит, Слизерин использовал Бишопа, чтобы тот приготовил это зелье и напоил меня им? Я бы умер, а Салазар жил бы в моем теле? Нет. С какой стати я должен ему верить? Он лжет”, — думал Том.

— Теперь давай правду, — попросил Реддл.

— Это и есть правда. Слушай, мне хватило от тебя еще в прошлый раз, мне не нужны проблемы.

— Я польщен, но что-то тут не сходится. Я чувствую, что ты лжешь. Но вернемся к этому вопросу позже, теперь я спрошу тебя о другом: с каких пор ты стал личным домовым эльфом Салазара?

— С тех пор, как ты спелся с Малфоем.

Реддл притворно удивился.

— Причем здесь Малфой?

Карл почти поверил в то, что Том действительно не понимает, причем.

— Брось, Реддл! Не прикидывайся дураком.

— А теперь давай начистоту, Бишоп. Зачем ты привел меня сюда, от чего ты меня отвлекаешь?

— Ого, да у тебя, оказывается, мозг есть! Я поражен. Ну, раз ты такой умный, может и сам поймешь, от чего я тебя отвлекаю? ...Или от кого?

— Да какой тебе смысл отвлекать меня от Малфоя? — Реддл сильнее сжал палочку в руке и изо всех сил сдерживал себя от применения круцио. Он еще не забыл, что это может сыграть на руку Слизерину.

— Опусти палочку, Реддл, — спокойно произнес Бишоп. — Это ни к чему. Я скажу тебе кое-что, что, несомненно, покажется тебе важным. Ты внимательно слушаешь?

— Крайне, — процедил Том раздраженно, но палочку не опустил.Карл переводил взгляд с палочки на лицо Тома и обратно, ощущая дискомфорт.

— Ты, Реддл, похоже еще не осознал всю серьезность ситуации. Даже дикие боли в груди не вправили тебе мозги, — тут Карл замолчал, наблюдая за реакцией Реддла.

Тот внешне остался невозмутимым, выражение лица оставалось ледяным и непроницаемым.

“Значит, Салазар ввел его в курс дела? Что ж... Чудесно”, — с сарказмом подумал он.

— Та боль, что ты испытывал, являлась прозрачным намеком на то, чтобы ты отвалил от Малфоя, — продолжал Бишоп.

— Поясни: причем тут вообще Малфой?

Теперь Реддл действительно не понимал и Карл это понял.

— Он мешает.

— Слизерину, конечно? — уточнил Реддл.

— В точку, — кивнул Карл.

— Чем же?

— Этого я не знаю. Знаю только то, что, если Малфой будет и дальше крутиться возле тебя, он долго не проживет. Если его жизнь имеет для тебя значение, лучше оставь его.

— И кто его убьет? Неужели ты? Если бы Салазар имел влияние на Эла, он бы уже давно с ним покончил.

— Ты прав, Лорд Слизерин не имеет влияния на Малфоя. Зато может повлиять на тебя. Намек понят?

— Я никогда не причиню ему вред, даже если Слизерин мне будет в этом помогать, — Реддл произнес это раньше, чем успел подумать о том, что говорить этого Бишопу не стоило. Карл хотел улыбнуться, но только криво оскалил зубы, лицо его плохо слушалось. Том все еще направлял палочку в грудь Бишопа и рука у него начала дрожать от напряжения.

— Так вот, Реддл... Ты можешь мне не верить, продолжая возиться с Малфоем, но советую этого не делать. Лично я из этого не извлеку никакой выгоды, но все-таки скажу: не приближайся к Малфою. Я на личном опыте обуздал силу Слизерина и если он потеряет терпение, прикончит твоего дружка, не задумываясь.

Бишоп разглядывал внешне спокойное лицо Реддла и пытался понять, о чем тот думает, верит ли ему. Общий его вид ни о чем не говорил, но если заглянуть в глаза... Сначала Том чуть прищурился, что говорило о его скептицизме; затем моргнул и оставил глаза закрытыми дольше, чем обычно — так он успокаивал свой гнев, сдерживался от необдуманных поступков, а когда Том сначала посмотрел на палочку у себя в руке, потом в глаза Карлу, чуть склонив голову набок, Бишоп не смог понять, что это означает.

Реддл не хотел и не мог верить Карлу, его речь хоть и была искренней — а то, что Бишоп не врет, Том знал наверняка — он был уверен, что тот знает хоть и много, но далеко не все. Например, его утверждение о том, что боль была послана Слизерином, как предупреждение, не могло быть правдой потому, что боль проходила, когда Том касался Элиана, а Салазар, если бы хотел от Эла избавиться, никогда бы не позволил Реддлу найти лишнюю причину, чтобы они чаще контактировали. Подумав, Том все же опустил палочку, так как понял, что бессмысленно атаковать Карла. Сам Бишоп был безоружен — руки на виду, причинять ему боль без надобности, этим он ничего не добьется, а убивать его Реддл, естественно, не собирался. Ему не нравился Карл, тем более, что он был на побегушках у дохлого Слизерина, но Том полностью осознавал то, что сейчас, навредив ему, навредит больше себе, чем Бишопу.

Опустив палочку, но, на всякий случай, не убирая ее в карман, Реддл отвернулся от Карла. Смотреть на него было невыносимо. Том чувствовал одновременно жалость, чувство вины, отвращение и презрение. Помимо его негативного отношения к Бишопу, его состояние еще больше ухудшал тот факт, что, возможно, он ставит под угрозу Малфоя. Да, совсем не факт, что все так, как сказал Карл, тем не менее, полностью исключать такой возможности нельзя. Том не мог себе позволить рисковать единственным дорогим, по-настоящему значимым человеком. Реддл лихорадочно пытался сообразить, как ему поступить и пока додумался только до того, что разберется со всем сам, не рискуя потерять Элиана и пока прекратит с ним общение.

“Похоже, ему действительно опасно находиться рядом со мной”, — подумал Том.

Эта мысль была правильной, но жутко неприятной. Реддл пока не полностью осознавал последствия своего решения, но неприятностями начало пахнуть уже сейчас.

Бишоп с неприкрытым любопытством пялился на Тома, не двигаясь с места. Он по прежнему сидел на деревянном ящике с какой-то запрещенной дрянью, сложив руки на груди, и наблюдал за действиями Реддла. А тот, собственно, ничего не делал. Стоял, смотрел в сторону и полностью ушел в свои мысли. Со стороны это выглядело забавно. Вроде, их можно назвать врагами, но оба совершенно спокойно находились наедине в тесной комнате, и ни один из них не собирался уходить. Том глянул вопросительно на Карла: “мол, так и будешь тут сидеть?” Бишоп одарил ему ответным взглядом в духе: “а ты так и будешь тут стоять?”

Реддл мысленно махнул на него рукой и поддался навязчивому желанию: выпить. Он подошел к одному из ящиков и извлек оттуда бутылку с золотистой жидкостью.

— Мистер Староста, неужели Вы собираетесь употребить алкоголь на территории школы? Мистер Староста, Вам ведь еще нет семнадцати! — смеялся Карл.

— Будешь? — проигнорировал его неудачную издевку Том. Бишоп резко прекратил смеяться и всерьез задумался о том, все ли нормально у Реддла с головой. Тот уже уселся на ящик рядом и сражался с пробкой бутылки. Карл по прежнему молчал. Послышался забавный чпокающий звук и Реддл повторил свой вопрос:

— Так будешь или нет?

Карл просто растерялся от абсурдности ситуации. Совсем недавно Реддл чуть его не прикончил, а теперь, спокойно так, после того, как карты вскрыты, предлагает выпить, как ни в чем не бывало.

— Реддл, ты в своем уме? — серьезно спросил Бишоп.

— Это такое оригинальное “нет”? Ну, ладно. Тогда уйди, будь любезен. Не мешай, — легкомысленно попросил Том, отпил из горла и, с непривычки, закашлялся.

Но Бишоп не собирался уходить, он планировал побыть тут в одиночестве и никак не ожидал, что Реддл тоже захочет здесь остаться. Тем не менее, планов он менять принципиально не собирался, поэтому продолжал упрямо сидеть рядом с недругом и слушать как он мелкими глотками опустошает бутылку огневиски. Такое иногда бывает: думаешь о враге плохо, фантазируешь, как будешь мстить, какие слова скажешь, чтобы задеть по-больнее, а когда встречаешься с врагом лицом к лицу, все фантазии разбиваются о равнодушную снисходительность врага, который и всерьез-то тебя не воспринимает. Если враг безучастен, совсем неинтересно атаковать, ведь в ответ тебе только предложат выпить за компанию огневиски.

Карл представления не имел, как ему себя вести. Просто сидеть рядом? Уйти? Нелепо и абсурдно.

— Дай сюда! — потребовал Бишоп и выхватил у Реддла бутылку.

Терять все равно уже нечего.

* * *

Прошло полчаса, затем еще столько же, затем час... Малфой с нездоровым упорством уставился в циферблат настольных часов и считал секунды, чтобы успокоить разбушевавшиеся нервы. Он сидел в гостиной Слизерина, ожидая появления Реддла. Ну, или Бишопа. С тех пор, как они ушли “поговорить”, ни один из них не появился в зоне видимости, а время уже приближалось к отбою. Элиан не делал попыток, сломя голову, искать Тома, бегая по замку. Не в его репертуаре. К тому же, Реддл сказал, что “если что” — даст Малфою знать. Но Элиан так и не услышал ни одной внятной мысли.

Периодически он слышал у себя в голове голос Тома, вещающий что-то вроде:

“Малфой бы меня засмеял!”

“Был бы тут Малфой, я бы его прямо сейчас...”

Эл только посмеивался над ним и умирал от любопытства, представляя себе всевозможные варианты развития событий. Элиан так же удивился тому, что Реддл не скрыл своих мыслей, а ведь он мог. Малфой подумал, что Реддл либо ударился головой и свихнулся, либо напился. Собственно, он угадал во втором случае. Эл вслух хихикнул, когда понял это и фантазировал о том, как смешно, наверное, сейчас выглядит Том. Но так было только первое время. Последние полчаса — возможно, чуть больше — мысли Тома были совсем не такие оптимистичные и забавные:

“Как я теперь без него?”

“Ну, вот и все Малфой... Слышишь? Это конец”.

Эти мутные, непонятные фразы и заставили Элиана нервничать. Причин для беспокойства было море, помимо услышанных мыслей. Реддл непонятно-где, пьяный, в ужасном настроении, Бишоп тоже до сих пор не вернулся, а за окном уже глубокая ночь. Есть предположение, что Том прикончил Бишопа и по этому поводу напился. Есть и неуместно смешное предположение, что Бишоп напоил Реддла, они трахнулись и теперь Том в отчаянии мучается от мук совести. Но это уж совсем абсурдно, к тому же, Том ни за что не стал бы спать с человеком, у которого лицо в таком состоянии.

“Пф-ф... Ну и мысли у меня!” — сам себе поразился Малфой и тряхнул головой, отгоняя наваждение.

Он мог бы узнать все наверняка, мысленно связавшись с Реддлом, но из принципа этого не делал. Ведь Том обещал, что сам все расскажет. А раз обещал, то должен, обязан... Он непременно выполнит обещание — Малфой точно это знал.

Секундная стрелка с громким скрежетом передвигалась по циферблату часов, подрагивая от каждого нового “тика”, а Эл машинально следил за ней взглядом. Припозднившиеся слизеринцы, отправляющиеся в спальни, поглядывали на Малфоя с тревогой, потому что он выглядел так, словно одним только взглядом испепелит часы с минуту на минуту. Мысли его были столь же напряженные, как и взгляд. Время неумолимо продолжало свой бесконечный путь, отмеряя тиканьем тяжелое дыхание слизеринского лидера, который теперь сидел в полном одиночестве, которое никто больше не нарушал.

Часы уже показывали полпервого ночи, минутная стрелка указывала вниз, на цифру шесть, а секундная так и застряла на противоположном конце, уткнувшись носом в цифру двенадцать. Стрелка продолжала дергаться с характерным звуком, но с места не двигалась. Часы замерли. В этот момент кончилось и терпение Малфоя. Он раздраженно ударил кулаком по подлокотнику и зашипел от злости, а злился он на все и на всех сразу. Эл поставил локти на колени и, сгорбившись, запустил длинные пальцы в волосы. Он никогда бы не позволил себе такого поведения, если бы его видел хотя бы один человек, но наедине с собой можно не притворяться хладнокровным и невозмутимым.

— Малфой... — прошептал кто-то.

От неожиданности Элиан вздрогнул, резко выпрямился и начал озираться. Нет, в гостиной Слизерина совершенно точно никого не было, но он очень четко расслышал свою фамилию, будто голос раздался прямо над его ухом. Это было очень реалистично, шепот казался материальным. Решив для себя, что ему это послышалось, Элиан устало откинулся на спинку дивана, сел удобно, широко расставив ноги. На всякий случай он мысленно позвал Реддла по имени, но тот не отозвался Малфой невесело усмехнулся, сложил руки на груди и поставил себе цель: во что бы то не стало, дождаться Реддла и сразу с ним обо всем поговорить.

За входом в гостиную послышалось мельтешение и громкий шепот. Малфой, не меняя позы, сделал суровое выражение лица, которое, по его мнению, должно было непременно пристыдить блудного Реддла. Портрет отъехал в сторону и первым в гостиную ввалился Карл Бишоп. Именно ввалился: он споткнулся о порог и по инерции сделал несколько нелепых, топающих шагов вперед. Карл нетрезво покачнулся, с горем пополам выпрямился и криво прошел в спальню. Эл никак на это не отреагировал, продолжая пялиться в дверной проем, где уже показался Том. Реддл выглядел почти так же, как и всегда: спокойный, с ничего не выражающим лицом. Тома выдавал только сонный взгляд из под густых, черных ресниц и непривычно медленная походка, но, тем не менее, ровная. Реддл не шатался из стороны в сторону, как Бишоп, но был несколько заторможен. Так он прошел к Элиану, сел напротив него, сгорбившись и закрыв лицо руками. Малфой упрямо молчал, сложив губы в тонкую линию.

Эл закинул ногу на ногу, давая понять, что он весь внимание и готов выслушать Тома. Брюнет среагировал на движение — которого, впрочем, не видел, а только слышал — выпрямился и мутным взглядом посмотрел на блондина. Тот выглядел разозленным и внушал своим видом беспокойство. Малфой дернулся от резкого запаха перегара, брезгливо поморщив нос, но по прежнему молчал. Реддл запоздало понял, что говорить надо ему, как-то грустно взглянул на Элиана, прокашлялся и ясным, четким голосом сказал:

— Я поговорил с Бишопом...

— Я обратил внимание, — перебил его Малфой. — Что дальше? По какому поводу выпивали?

— Повод, чтоб ты знал, не самый радужный, тебе бы не понравилось. И что, Малфой, ты все это время меня тут ждал, пока я с Бишопом развлекался? — дерзко поинтересовался Реддл, прищурившись и задрав подбородок.

Малфой от такого тона опешил и недоверчиво посмотрел Тому в глаза.

— Весело было? — спросил он провокационною.

— Очень. Фантастически весело, — сухо ответил Том, с презрением вспоминая время проведенное в компании Бишопа.

— Ответь на несколько вопросов? — дождавшись кивка, Эл продолжил. — Объясни-ка мне, Реддл, что значила твоя мысль, обращенная ко мне, о “конце”? Ты что-то такое говорил про “это конец, Малфой”... Что это значит?

Том старательно изобразил недоумение, потом улыбнулся так мерзко, как только умел.

— Слушай, Малфой, мне нереально тяжело это говорить, я роняю слюни, сопли, слезы и все такое, но... Ты надоел мне. Вот просто: надоел и все. Я получил, что хотел, теперь мне от тебя ничего не надо, — вглядываясь в лицо Малфоя, которое в один момент побледнело, Реддл склонил голову к плечу и хихикнул. — Ты бы себя видел, Эл. Нет, а чего ты ждал?

— Не этого, во всяком случае, — качнул головой Малфой. — Что-то мне подсказывает, что ты блефуешь. Ты сейчас так старательно стараешься показаться бессердечным козлом, что наводит меня на определенные мысли. Пойми, Реддл: ты можешь обмануть идиотку с Хаффлпаффа, Бишопа, самого Дамблдора, но не меня.

— Погоди, погоди! — Том остановил его речь движением руки. — Ты это сейчас серьезно? Ты действительно воспринимал это так близко к сердцу, что и правда запал на меня? Надо же!

Малфой снова поморщился, но уже от обиды.

— Ты забываешься, — шепотом сказал он. — Я слышал твои мысли и знаю, как оно на самом деле. Хватит врать.

— Бедняжка... — картинно покачал головой Реддл и цокнул языком. — Тебе так трудно смириться с этим, что ты готов сам себя обманывать, придумывать поводы не верить мне сейчас? Очень жаль. Короче так, — Том поднялся с места, отряхнул мантию от несуществующей грязи и дальше говорил, глядя в сторону, — я малость перебрал и ужасно хочу спать, на этом все. В довершение скажу... Как там обычно говорят...? Мне было хорошо, но ничего не выйдет. Если мне еще когда-нибудь понадобиться твоя задница, я обращусь. Спокойной ночи.

Едва Реддл сдвинулся сторону, как Малфой ухватил его за руку, резко дернул на себя и усадил Тома обратно.

— Ну, что еще?

— Отдых немного подождет, ты задолжал мне объяснения, — холодно сказал Малфой. — Как я понял, ты поговорил с Бишопом по душам и внезапно осознал, что я тебе надоел, после чего решил напиться в столь нелицеприятной компании, как многоуважаемый Карл. Верно? Я ничего не упустил?

— Не совсем так, но направление моей мысли ты уловил. Молодец, можешь съесть конфетку, — Том издевательски похлопал Малфоя по плечу.

— Умираю от любопытства: чем тебе так Бишоп пригрозил, что ты вдруг пошел у него на поводу?

— Мистер Малфой, да Вы параноик! — посмеялся Реддл. — Будь проще. Нет тут ничего такого, такое случается: сошлись люди — разошлись... Жизнь такая, а ты накручиваешь.

— Хватит пудрить мне мозги, — процедил Элиан, глядя в глаза Тому.

Да, Том ядовито ухмылялся, глаза были насмешливо прищурены, а весь его вид говорил о том, что Реддл к этой ситуации относится пренебрежительно, но Малфой не верил ему. Голые факты противоречили поведению Тома, а фактам Малфой доверял больше, чем этой демонстративной ухмылке.

— Так просто ты от меня не отделаешься, понял? Думаешь, сказал пару обидных, грязных словечек и все? Думал, психану, устрою истерику, как капризная девица? Плохо же ты меня знаешь, Реддл. Если ты таким образом пытался убедить меня в том, что я для тебя — пустое место, то твой план провалился.

— Ну, а как мне еще тебе показать, что ты для меня — никто? — невинно поинтересовался Том. Он так легко это сказал, что Элу стало не по себе. — Я готов выслушать твои предложения.

— Кончай этот цирк, — Малфой через силу выдавил улыбку. — Ты убедителен, конечно, но все это очень мутно... Не сходится, понимаешь? Слишком противоречиво. Я бы, может, и поверил тебе, если бы в чем-то был виноват перед тобой, если бы ты на меня злился... Но вот это твое “ты мне надоел” мало похоже на правду. Я оценил твою попытку от меня избавиться, но, должен тебя разочаровать, эта попытка не увенчалась успехом. Я даже не обижен, разве что чуть-чуть.

— Ну, вот и прекрасно, что не обижен. Я могу идти? — Том улыбнулся ему мило и начал вставать, но неожиданно тяжелая и сильная ладонь Малфоя нажала ему на плечо, усаживая обратно.

— Я не закончил. Мы друг другу не безразличны, — сказал Эл, а Реддл кашлянул в кулак, скрывая демонстративный смех. Он смотрел на Элиана так, словно он рассказывал очень смешной анекдот. — Я говорю так не потому, что мне так хочется, а потому, что это правда, которую мы оба знаем. И ты сейчас мне расскажешь, что там тебе наговорил Бишоп. Если нет, то я узнаю это у самого Бишопа.

— Расспрашивай его сколько угодно, он скажет тебе тоже, что сказал бы я. Но у меня нет ни малейшего желания делиться с тобой той информацией, которую я получил, — сказал Реддл, задумчиво осматривая свои ногти.

— Реддл, ты начинаешь меня раздражать, — добрым голосом сказал Эл и любой бы воспринял этот голос, как угрозу, но только не Том. — Повторюсь: я тебя никуда не отпущу. Я буду рядом, даже если ты против.

Том злобно усмехнулся, глядя куда-то вниз.

— Вот как... — прошептал он.

Реддл встал, подошел к Элиану совсем близко, нагнулся к нему и уверенно поцеловал, не дожидаясь позволения. Поцелуй вышел глубоким и агрессивным, а Малфой охотно отвечал, хотя не знал, что это значит на самом деле. Сердце у блондина бешено и радостно застучало, потому что он воспринял это, как что-то вроде извинений, как что-то настоящее, искреннее. Эл за шею притянул его ближе, но Том почти сразу после этого отстранился и посмотрел ему в глаза лукаво, игриво, насмешливо.

— Ну, надо же, — протянул он довольно и отступил на шаг назад. — Не отпустишь, говоришь? — Том тыльной стороной ладони вытер губы. — Ну, давай, что ли, раздевайся. Я не против.

— Ты совсем охренел, Реддл?! — крикнул Малфой эмоционально и вскочил с места.

Том поморщился и шикнул, прикладывая палец к губам.

— Не бушуй, наших разбудишь, — сказал он недовольно.

Элиан вышел из себя окончательно и, подойдя вплотную к наглому брюнету, начал гневно шептать:

— Да мне это глубоко безразлично, Реддл. Заебал ты меня со своими закидонами, какого черта ты такой ненормальный, а? — Том хихикнул, а Малфой толкнул его в грудь. — Что за дерьмо с тобой твориться? Так сложно побыть человеком хотя бы немного? — Реддл все так же ровно стоял, улыбаясь, и получил еще один толчок в плечо, от которого только покачнулся. — Да какой ты нахуй человек вообще? Так, неудачная пародия! — Малфой эмоционально всплеснул руками и стал жадно разглядывать пьяно улыбающегося Реддла.

Тот стоял молча, губы у него дрожали, словно он сдерживал смех изо всех сил, а это дико бесило Малфоя.

— Что происходит, Реддл? — тихо и отрывисто спросил Малфой и таким же тоном продолжил. — Ну, почему ты такое дерьмо, а? Какого хрена, блять, я тебя полюбил?

Элиан запоздало понял, что сказал, зато Реддл понял сразу, как только услышал. Он резко перестал улыбаться и паясничать, лицо стало серьезным и обеспокоенным. Малфой, глядя на него, усмехнулся.

— Что, не знал, да? А, не суть важно! Тебе же похуй на меня, чего ты так нервничаешь?

— Меня это действительно не волнует, — обнадежил его Реддл и снова заулыбался. — Дело в том, что я немного шокирован. Право, не ожидал от тебя такой безалаберности, — он осуждающе покачал головой, не позволяя отвратительному оскалу покидать его лицо.

Здравый смысл говорил Элиану о том, что Том неискренен, что все это показуха, театр одного актера, ничто иное, как ложь. Но как человек, у которого есть чувства и эмоции, как искренне любящий, он не мог игнорировать эти издевательства и такое отношение к себе. Кроме того, Малфой не был бы Малфоем, если бы не подумал о чувстве собственного достоинства и гордости. Эл не мог позволить Тому вытирать ноги об его чувства. Поэтому Малфой, задрав подбородок и оскалившись точно так же, как Реддл, сказал:

— Вот значит как мы заговорили... Дело твое, Реддл. Только притворство твое ни к чему хорошему не приведет. Я тебя насквозь вижу. И знаешь что? Предположим, я оказался тупицей и поверил тебе — хотя это, разумеется, не так — обиделся, поплакал в подушку о неразделенной любви, о суициде задумался... Только когда все это кончится и притворяться моральным уродом больше не будет надобности, я тебя обратно не приму. Хоть об стену головой бейся, я тебе этого не прощу. Понял? А теперь иди, куда шел. Спать там, антипохмельное зелье пить... — Элиан махнул рукой в сторону, рассматривая довольно улыбающегося Тома, который и не думал двигаться с места.

— Ну, чего встал? Иди, дискуссия окончена.

Том пожал плечами и шагнул на встречу Элиану. А тому уже было все равно, что сделает Реддл: пусть хоть убивает — хуже уже не будет. Оказалось, он ошибался. На ходу Том указал пальцем вверх, пробормотав “один момент”, подошел расслабленно и, наклонившись, коснулся губами щеки Малфоя. Это даже не поцелуй не было похоже, только кожу обожгло горячее дыхание под высоким градусом алкоголя.

— На прощание, — жарким шепотом на ухо объяснил Реддл и стремительным шагом направился в спальню.

Это унизило Малфоя окончательно. Он почувствовал себя ничтожеством, низшим, бесполезным существом. Его кинули красиво, как мог только Реддл. Он сделал все, чтобы втоптать Элиана в грязь и это у него получилось с блеском, Малфой чувствовал себя отвратительно, как никогда. Он бы с огромным удовольствием разрыдался, потому что понимал, что уж теперь падать ниже некуда. Но Малфой не проронил ни единой слезы, потому что было четкое ощущение, что все кончилось. А плакать уже бессмысленно. Пусть плачут девчонки, которым иногда удается слезами добиться того, чего они хотят, а Элиану бессмысленно мочить рукава мантии слезами. Он так и стоял посреди гостиной, уставившись куда-то в угол, привыкая к новому ощущению под названием “пустота”.

Этой ночью ни Реддл, ни Малфой уснуть не смогли. Один не чувствовал вообще ничего, лежа на диване, а другой корчился в своей постели от боли в груди.

* * *

Боль всегда является отрезвляющим фактором. И не только в буквальном смысле “отрезвляющим”. К сожалению, человек так устроен, что понимает свою ошибку только после того, как обожжется. И, чаще всего, обжечься нужно не один раз. Этот закон относится не только к случаям, когда человек ошибается, но и когда просто чего-то не понимает. Не может понять или не хочет — уже отдельный разговор.

Когда больно первый раз, мы не можем сопоставить факты и обнаружить причину. Последующие разы начинаем догадываться, отмечая закономерность. И только когда боль становиться невыносимой, хочешь-не хочешь, а понимаешь, почему больно. Мы болезненно переживаем безразличие близкого человека, нам неприятно, когда друг отпускает неудачные шутки в наш адрес или испытываем болезненные ощущения от того, что сами ведем себя неправильно.

Реддлу было больно потому, что в нем боролись два противоположных начала и это противостояние отражалось на нем раскаленным клеймом. Можно обманывать себя сколько угодно, но в нашей жизни не существует “недо-зла”, “недо-добра”, полутонов и прочих размытых “недо...”. Либо “за”, либо “против”. Времени сомневаться нет. Либо любишь, либо нет. Человек не способен довольствоваться меньшим.

Мир жесток, категоричен и прямолинеен — известная истина, но одного знания об этом недостаточно. Необходимо в полной мере это осознавать, жертвовать чем-то, подчиняться негласным законам. За неподчинением следует наказание. А наказание для всех разное, глобальное и неосязаемое.

То, что происходит с Томом Реддлом — пока еще не наказание. У жизни свои методы объяснять, и, причиняя Тому боль, жизнь как-будто призывает его к определению: кто он вообще такой и зачем живет? На одной чаше весов власть, на другой — любовь. Что ты выберешь, Том?

Карл Бишоп говорил о том, что боль в груди Тома — это весточка от Салазара. Сам Бишоп в это свято верил, но это было не так и Реддл знал об этом. Но без влияния магии и Малфоя здесь, разумеется, не обошлось. Дар рода Малфоев — Cognosce Te Ipsum — имеет некую двоякость. По сути, это дополнительный энергетический поток, активизирующийся, когда в непосредственной близости от носителя дара находится потенциальный враг. Как только это происходит, между “врагами” появляется связующий мостик, только об этой связи знает лишь носитель дара, “враг” же — каким бы великим волшебником он ни был — никаким образом не может почувствовать, что его мысли доступны не только ему одному.

У Cognosce Te Ipsum есть и другая сторона... Если между носителем дара и потенциальным врагом возникают чувства, противоположные тем, которые испытывают друг к другу враги, дар начинает влиять на потенциального врага совсем по-другому. И за этим стоит уже намного более древняя и сильная магия, чем какой-то дар рода Малфоев. Cognosce Te Ipsum — всего лишь связующее начало, через которое Магия Любви и добралась до ледяного сердца Реддла. Дар защищает своего носителя, среагировав на теплые взаимные чувства. От чего защищать? От того, например, что Реддл принадлежит роду Мраксов, которые славились своей кровожадностью, а это значит, что от Тома можно всего ожидать. Или, например, от того, что Реддл связан, непосредственно, с Салазаром Слизерином, а значит, может причинить Малфою вред, пусть и не по своей воле.

Реддл, конечно, имеет массу недостатков, его род не блещет прекрасной репутацией, а сам Том совершил множество серьезных ошибок... Но у него так же много достоинств, а сам он, отчасти, маггл, а еще Том умеет отвечать на любовь взаимностью — значит, он не безнадежен.

Каждый раз, когда Реддл отдалялся от Малфоя, сомневался в своей любви, ограничивал себя в выражении своих чувств, ему было больно. Это дар Элиана тонко намекал Тому, что он что-то делает неправильно. А избавиться от боли можно двумя способами, выбрав одну из сторон: убить Малфоя или Слизерина. И если убить Эла проще простого, (человеческое тело очень хрупкое), то как убить Салазара, который тела не имеет? Он ведь итак мертв!

Обо всем этом размышлял Том, когда боль начала утихать, и, чем дальше заходили его мысли, тем меньше становилась боль.

* * *

Бишоп лежал на своей кровати и не мог уснуть. Он был жутко пьян, перед глазами все кружилось, а в животе было такое ощущение, будто бесконечно падаешь. Но сон не шел, даже когда он пролежал с закрытыми глазами около пятнадцати минут. Казалось, сил двигаться вообще нет, а руки и ноги в принципе отсутствуют.

Сколько Карл с Реддлом выпил — вспомнить теперь не представлялось возможным. Он только помнил, что они открывали вторую бутылку, насчет последующих он не мог утверждать — были они или нет — но смутно предполагал, судя по своему состоянию, что третья бутылка все же была распита. Том и Карл пили молча, лишь изредка обращаясь друг к другу с просьбой передать бутылку, чтобы отпить из горлышка огневиски. На этом их общение заканчивалось.

У каждого был свой повод выпить, но делиться друг с другом своими мыслями, переживаниями и чувствами, у них не было никакого желания. Эта их спонтанная пьянка была по-дурацки глупым, бессмысленным и детским поступком, но их это не волновало, слизеринцы подчинялись простейшему мотиву в одно слово: “хочу”.

Бишоп несколько раз поменял положение, лежа на кровати: переворачивался то на один бок, то на другой, то на спине лежал, на животе... Каждая поза казалась неудобной и Карл не мог заставить себя заснуть. Он тяжело вздохнул, чувствуя собственное горячее, насыщенное алкоголем, дыхание, и готов был уже подняться, чтобы переместить свою пьяную тушу в туалет, как кто-то с шумом распахнул дверь, после чего не менее громко ее закрыл. Гиббс от неожиданного шума хрюкнул во сне и заворочался в постели, сопя и причмокивая. На Эндрю ни вошедший, ни Карл внимания не обратили.

Бишоп с трудом разглядел силуэт Реддла в темноте и внезапно понял, почему не мог уснуть все это время: он не выполнил приказ Лорда Слизерина.

Том так и стоял, прижавшись к двери спиной и опустив голову. Гиббс притих и больше никаких звуков не издавал, абсолютную тишину раздирало сухое, шумное дыхание Реддла и неясный шорох. Карл напряг зрение изо всех сил, всматриваясь в его темную фигуру, но не мог разобрать его действий. Если бы он мог, он бы непонимающе нахмурился, но поврежденное лицо только странно дернулось. Силуэт Реддла вздрогнул и Бишоп разглядел, как тот приложил руку к груди и сгорбился. Том хрипло выдохнул и отстранился от двери, ломаными шагами пробираясь к свой кровати. Как только Том задвинул пологи, разместившись на своей постели, все лишние звуки исчезли и спальня снова погрузилась в тишину.

“Ну, и что это сейчас было? — нетрезво размышлял Карл и тут же сам ответил на свой вопрос, — А-а... Что, Том, сердечко прихватило?”

Вместо злорадной улыбки, он криво оголил зубы и со второй попытки сел в кровати, чтобы потом встать на ноги, сделать несколько шагов к постели Реддла и остановиться.

“Стоп... Чего это я?” — одернул себя Бишоп.

Конечно, ему надо было подкинуть Тому инструкцию к руне, но чтобы этот клочок бумаги вообще куда-то переместить, нужно его сначала взять в руки. Об этом пьяный Карл вспомнил не сразу и, пошатнувшись, вернулся обратно к своей кровати. Он присел у прикроватной тумбочки, чуть завалившись при этом на бок, аккуратно — насколько это возможно, когда выпил больше бутылки крепкого алкоголя — открыл дверцу и начал перебирать ее содержимое, в поисках сложенного пополам пергамента, где старательно выводил каждую букву, записывая инструкцию.

* * *

Профессор Уорэн — преподаватель Магловедения — важно прошелся перед первыми партами, окидывая слизеринцев и гриффиндорцев тяжелым, недовольным взглядом. Обычно профессор Уорэн был добр, весел и благосклонен, но была одна вещь, которая каждый раз была способна из улыбчивого дяди с зелеными глазами, сделать раздражительного и очень строгого преподавателя. Этой вещью являлось опоздание. А сегодня опоздавших было целых шесть человек!

Профессор Уорэн, возможно, был бы чуть более снисходителен, если бы среди опоздавших не было сразу двух старост. Помимо Тома Реддла и старосты Гриффиндора — Алисии Кэрроу — опоздали так же еще трое гриффиндорцев и один слизеринец, чье имя Элиан Малфой.

— Доброе утро, студенты, — ледяным голосом начал преподаватель. — Впрочем, доброкачественность утра я бы поставил под сомнение, ведь сегодня некоторые из вас меня очень огорчили...

Среди слизеринцев не было никого, кто проявил бы хоть малую долю беспокойства и волнения, зато несколько гриффиндорцев поежились и зашептались, а двое из опоздавших стыдливо опустили головы.

— А посему, — продолжал профессор, — минус пятнадцать баллов со Слизерина и столько же с Гриффиндора, — профессор Уорэн пробежался взглядом по лицам студентов и, удовлетворившись выражением досады на лицах гриффиндорцев, сел за свой рабочий стол.

Пока студенты факультета Гриффиндор почтили утерянные баллы страдальческими стонами, преподаватель Магловедения что-то доставал из ящика стола. Это оказался обыкновенный телефон.

— Представляю вашему вниманию маггловское средство связи: настольный телефонный аппарат. Магглы используют его вместо совиной и каминной почты. Перед вами образец тысяча девятьсот сорокового года; производство: Англия, Лондон; производитель: “Sterdy”...

Урок Магловедения был на этот раз невероятно скучным и нудным, ведь профессор был обижен на студентов за такое пренебрежительное отношение к его предмету. Впрочем, по мнению Реддла, Малфоя и большинства слизеринцев, этот предмет бессмысленный и неинтересный в любом случае, каким бы не был преподаватель. На уроках профессора Уорэна они даже не скрывали своего пренебрежения.

И если остальные слизеринцы не испытывали интереса к этому предмету из-за личной неприязни ко всему не магическому и к магглам в частности, то Реддл откровенно скучал, потому что сам прожил в маггловском мире добрых одиннадцать лет и успел прекрасно изучить их быт, технику и образ жизни в целом. А в этот день Том тем более был равнодушен к Магловедению чуть более, чем полностью.

Как вообще можно думать об учебе, когда жизнь отняла у тебя самое ценное — более того, единственное ценное — что в ней вообще было? Когда все кажется пустым и ненастоящим, когда существуешь в ритме обреченности и безразличия? Когда у тебя, в конце концов, дикое похмелье? Есть еще парочка весомых причин, чтобы не слушать сейчас по-детски обиженного преподавателя Магловедения.

Том должен был, если по совести, мысленно просчитывать варианты, как ему решить эту непростую ситуацию, как одолеть Салазара Слизерина и как вернуть единственного близкого человека. Или, хотя бы, сокрушаться по поводу тяжелой ситуации, переживать по поводу разлуки с Малфоем... Но у Реддла все не как у людей. Или как-раз-таки по человечески — это с какой стороны посмотреть. Если сейчас обратить внимание на Тома, можно увидеть парня, замершего в статичной позе, как статуя: он сидел, скрестив вытянутые под партой ноги, руки сложил на груди, а спину держал, как всегда, безукоризненно ровно, он смотрел прямо перед собой и почти не моргал.

Лицо Реддла ничего не выражало, невозможно было даже разглядеть, как грудная клетка расширяется от дыхания, он совершенно не двигался. Он выглядел, как кукла. Лицо Тома было более, чем просто “бледное” — оно было белым, как свежий лист пергамента, не было и намека на румянец, даже синяков под глазами не было. Он смотрел куда-то из под приоткрытых век отсутствующим взглядом и не замечал ничего вокруг себя.

Глядя на него, можно подумать, что разум Реддла чист от малейшей думы. Как же ошибается наивный человек, полагающий, что это так! Том думал. Еще как думал. Если быть точным, вспоминал, раз за разом и до бесконечности прокручивая какие-то тридцать-сорок минут вчерашнего дня. И, как это не забавно, вспоминал он ничто иное, как свой первый сексуальный опыт.

Реддл вспоминал горячее тело Малфоя, которое он прижимал к холодному кафелю в ванной старост, вспоминал поцелуи и томные вздохи, в его сознании проявлялись все мелочи, все детали, он вновь переживал все те чувства, что испытывал тогда. В какой-то момент он сам себе поразился:

“Нет, ну как? КАК можно, мать вашу, думать о сексе в такой момент?! Ведь сейчас мне уж точно не до этого! Я что, настолько озабоченный!?”

В тот же момент Том несколько раз моргнул, вздохнул по-глубже и понял, что уже довольно давно сидит, не меняя положения, и все тело у него затекло. Реддл положил руки на парту и просто сел ровно, повернул голову вправо-влево, разминая мышцы и суставы. Послышался хруст. Пара человек брезгливо дернулись от неприятного звука и на этом реакция аудитории закончилась.

“А может, я думаю об этом, чтобы успокоиться? Неосознанно. Вследствие стрессовой ситуации...” — размышлял Реддл.

Мысли его постепенно становились ясными и правильными, такими, какими должны быть мысли человека, который по колено влип в... У которого серьезные проблемы, выражаясь культурно. Тут появилось и запоздалое раздражение, стыд за собственное поведение, страх, подробный анализ своих действий и ситуации в целом. Но, конечно, внешне он этого никак не показывал, оставаясь все таким же ничего не выражающим.

Малфой сидел на соседней от Реддла парте, слева, и мельком наблюдал за ним с самого начала урока. Сначала Эл по привычке посмотрел на него, не скрываясь, будто хотел ему что-то сказать, но потом спохватился, вспомнив ночной разговор, и резко отвернулся. Он сидел несколько минут, опустив голову так, чтобы светлая челка скрыла его глаза, в надежде на то, что Том на него посмотрит. Хотя бы один кроткий взгляд — большего не надо Малфою для спокойствия. Но каждый раз, когда Элиан поглядывал на Реддла, тот сидел неподвижно, очень спокойно и равнодушно глядя перед собой. И было ужасно наблюдать за таким Реддлом. Он был холодный и пустой. Но даже то, что Реддл выглядел, как кукла без чувств, мыслей и эмоций, не изменило отношения к нему. Малфой по прежнему любил, дорожил, беспокоился и не представлял себе жизни без Тома. Правда, теперь он еще и очень злился на него, обижался и действительно не собирался прощать. Впрочем, он ставил под огромный знак вопроса ту возможность, что Реддл будет просить прощения.

Карл Бишоп сидел в конце класса, в углу — там, где его никто не видит, зато он всех прекрасно видит. Он с нарочитым усердием записывал все, что говорил профессор Уорэн, при этом успевая с интересом наблюдать за всеми студентами, а в частности за Реддлом и Малфоем. Он смотрел на них, и с каждой секундой все лучше понимал, что происходит. Карл умел по поведению, по мельчайшим деталям определить картину в целом. Он умело сопоставлял, казалось бы, незначительные мелочи, что позволяло ему заглянуть глубже, в саму суть.

Бишоп смотрел на Тома, который был как будто “не здесь”, и примерно представлял себе, что сейчас происходит у него в душе. Он видел, что Реддл осознал для себя какую-то важную вещь, но сам не особо верит в это. Конечно, Карл не мог знать о том, что Том вспоминает, как не мог и знать, что Реддл злиться на себя. Зато Карл предполагал, что вчера произошло слишком много всего, и теперь ему сложно все это переварить. Его выбила из колеи вчерашняя глупая пьянка, а последней каплей стал разговор с Малфоем. Бишоп не знал наверняка, но догадывался, что произошло и догадывался, что Тому стыдно.

Карл наблюдал за тем, как Элиан украдкой поглядывает на Реддла, как нервно он вертит в руках перо и как поджимает губы, кусает щеки изнутри. Бишоп готов был поклясться, что Малфой ужасно о чем-то жалеет, хочет исправить свою ошибку. Еще он прекрасно видел в его жестах раздражение и непонимание, возможно, обиду или разочарование. И все это касалось, непосредственно, Тома Реддла.

Одного Карл Бишоп понять никак не мог — почему они так сильно дорожат друг другом? (А то, что они друг другом дорожат, было для Бишопа очевидно). В какой момент эти двое так сильно изменились? Почему? Карлу странно было наблюдать за их отношениями. Все знали, что Реддл и Малфой — друзья. Но как так вышло, что заставило двух хладнокровных, высокомерных парней, которым друг на друга наплевать, неожиданно подружиться? Никто не уследил тот момент, когда Элиан и Том стали вдруг не разлей вода, и причины тоже понять никто не мог. Хогвартс, разумеется, кишил сплетнями по этому поводу, но ни в один слух лично Карл не верил.

“Пять лет как-то не замечали друг друга, а тут вдруг спелись. Ничего просто так не бывает, — думал Бишоп, потом в его уму возник еще один вопрос. — Так... А каким боком Лорду Слизерину мешает Малфой?”

Бишоп не был дураком и к концу урока уже самодовольно улыбался.