Ради тебя

Нервно барабаню пальцами по узким перилам, опоясывающим лифт изнутри, явно раздражая плечистого высокого волшебника в ярко-лиловой мантии, бросающего на меня злые взгляды исподлобья. Узнал, разумеется, но вида не подает. Двери с громким металлическим лязгом открываются, позволяя присоединиться к нашей скромной компании молоденькой ведунье в небрежно наброшенном на плечи белом халате и блузке, расстегнутой на одну пуговицу больше, чем позволяют правила приличия. Первое недоверие в ее глазах сменяется неприкрытым восхищением, которое она неспособна скрыть, и я легко представляю, как она расскажет всем, кто захочет ее слушать, о том, что встретила сегодня утром Гарри Поттера и провела с ним не менее двух минут в одном лифте. Словно в подтверждение моим словам, она обращается ко мне, и в звонком голосе я слышу едва ли не благоговение:

— Мистер Поттер, — она вся дрожит от возбуждения, а я едва сдерживаюсь о того, чтобы не объяснить ей в нескольких предельно коротких и всеобъемлющих предложениях, насколько мне сейчас не до нее. – Вы… не подпишите? – и протягивает мне мою фотографию. Мне. Мою. Фотографию. Она что, всегда их с собой носит на случай, если вдруг Небеса наградят ее встречей с Избранным? Какая гадость, честное слово.

На мое счастье именно в этот момент двери снова открываются, и я, откровенно игнорируя протянутую мне фотокарточку, быстрым шагом покидаю лифт. Если бы мое состояние не было таким паршивым, я бы наверняка удовлетворил интерес этой откровенной особы, но только не сейчас, когда голова раскалывается, а в глазах укоренилась противная резь. Ускоряю шаг, едва не переходя на бег, но, завидев знакомые длинные, разбросанные по стройной прямой спине рыжие волосы, сбавляю темп и восстанавливаю сбитое дыхание. Джинни смотрит на меня с долей удивления, но тактично пропускает ту часть разговора, в которой я должен объяснить ей, почему прошлой ночью отсутствовал дома. Не здесь, моя жена прекрасно знает, сколько невидимых ушей окружает меня ежесекундно.

— Кингсли уже доложил, — бросает она почти равнодушно, и я киваю. Само собой, это ведь я попросил предупредить ее. – Не понимаю, откуда столько шума, — она качает аккуратно причесанной головкой, и я ловлю себя на мысли, что давно перестал замечать ее живую красоту. Должно быть, с тех пор, как она убрала наши свадебные фотографии.

— Сам не представляю, — в тон ей отвечаю, хотя прекрасно знаю правду. Но если Главный аврор просит сохранить что-то в тайне, я, пожалуй, не должен перечить начальству. – Как он?

— Оклемается, — с неприкрытым сожалением говорит Джинни, и мы останавливаемся напротив широкой светло-зеленой двери. – Но дырку в его белобрысой голове никто не отменял. Так что за адекватность поручиться не могу, — взмахивает рукой, и я неожиданно замечаю, что на безымянном пальце больше нет кольца. Когда она сняла его? Не вспомню.

— Ничего, бывало хуже, — делаю вид, что успокаиваю ее. Джинни демонстративно поправляет и так идеально сидящий на ней медицинский халат, а я отвожу глаза. Конечно, она считает меня ничтожеством. Возможно даже большим, чем тот, с кем мне придется препираться ближайшие полчаса.

— Согласно правилам, я обязана тебя предупредить, что ему нельзя нервничать и все такое. Но ты можешь пропустить это замечание, — она позволяет себе короткую усмешку, и я делаю шаг навстречу, оказываясь так близко, что могу коснуться усеянной веснушками щеки. Слышу тонкий запах ее духов, который когда-то кружил мне голову, а теперь вызывает тошноту. Или дело не в нем? Серо-голубые глаза смотрят на меня с подозрением, и мне больше всего хочется исчезнуть за дверью.

— Ужин сегодня готовить? – спрашивает невыразительным голосом, но я понимаю, что ей на самом деле все еще важен мой ответ. Но не могу сказать ничего определенного.

— Не стоит. Если что, я перекушу по дороге, — все-таки целую ее в горячую сухую щеку и, прежде чем она успевает возразить, выскальзываю из столь неприятного мне разговора.

Прохожу в просторную одноместную палату и усаживаюсь на узкий деревянный стул, жутко неудобный, если быть честным. Разглядываю возлегающего на высокой кушетке человека с перебинтованной головой и хмыкаю:

— Паршиво выглядишь, Малфой.

— О, нет, — слабым голосом стонет он, поднимая на меня взгляд. – Только не это. Поттер, признайся, что ты моя галлюцинация.

Качаю головой, отмечая глубокие тени под светло-серыми глазами и бледные губы. Так или иначе, досталось ему неслабо. Пожалуй, даже круче, чем мне на шестом курсе.

— Не могу обнадежить, — качаю головой, выражая крайне наигранную печаль. Малфой закатывает глаза и морщится, когда пытается приподнять голову от подушки. – Лежать, — командую ему, а он фыркает в ответ.

— Меня твоя Уизли уже почти доконала. У вас это семейное что ли?

— Думай, что хочешь, но она мне голову открутит, если твое состояние ухудшится после моего визита, — взвешиваю каждое слово, на самом деле. Он только вздыхает, словно смиряясь со своей участью.

— Ну и что понадобилось от меня заместителю начальника Аврората? Давай, Поттер, начинай допрос по всем правилам. Можешь даже с пристрастием, я вряд ли замечу за этим беспрерывным гудением в голове, — он касается пальцами бинтов и снова сдвигает брови к переносице.

— Мне нужна информация из первых рук. Поэтому потрудись вспомнить все, что предшествовало столь неприятному для тебя инциденту, — складываю руки на груди, не сводя с него глаз.

— Ты кстати первый, кто ко мне заявился, — отмечает он мимоходом. – Да нечего вспоминать. Обычная тренировка накануне финала чемпионата Мира. Свое поле, тактика рассчитана до мелочей. И спустя пять минут после начала собственный загонщик сбивает меня бладжером с метлы так, что я на сутки оказываюсь выведенным из строя. Шансы на победу, как ты понимаешь, минимальны.

— Скромность по-прежнему обходит тебя стороной, — хмыкаю, в глубине души скрывая легкую, но весьма назойливую зависть. Я мог бы занять его место, если бы два года назад выбрал квиддич вместо Аврората. Но к моему непреодолимому раздражению Малфой до этой минуты вполне сносно справлялся с ролью ловца, матч за матчем лишая соперников возможности оторваться по очкам, прежде чем снитч окажется в его ладони.

— Пользы от нее ноль, тебе ли не знать, — он смотрит на меня с презрением и высокомерием, за которое у меня руки чешутся его треснуть. – А теперь Поттер, колись, зачем мистеру Шеклболту понадобилось бросать лучшие силы на расследование попытки дискредитировать лучшую команду Лиги?

— Представления не имею, — повторяю реплику, с помощью которой уже успел отделаться от любопытства жены. – Он приказывает, я выполняю.

— Поттер, если мне череп проломили, это еще не значит, что я перестал соображать. Ты, по крайней мере, должен знать, о чем спрашивать, и это в любом случае чем-то объясняется. Рискну предположить, что ты отлично просвещен в этом вопросе, но обязан молчать. Только ни черта у тебя не выйдет, и пока не сознаешься, откуда у Министерства такой интерес к моей персоне, я больше ни на один твой вопрос не отвечу, — он поджимает губы, и я понимаю, что он вполне серьезен. А я, к сожалению, не могу подвергнуть его пыткам. Да что там — я даже голос повысить на него не могу. Приходится взять себя в руки, сделать несколько коротких вздохов и, игнорируя тупую боль, засевшую в висках, продолжить.

— Ты же лучший ловец Британии, — саркастично усмехаюсь ему в ответ, чувствуя невыносимую жажду. – Нам нужно беречь подобные таланты.

— Ты такой милый, когда с похмелья, — обнажает он острые зубы в ухмылке, а у меня едва не вырывается возглас удивления. Внимательный Малфой это худшее, что могло случиться со мной сегодня.

— Так заметно? – хмуро спрашиваю, ухватывая глазами графин с водой на прикроватной тумбочке. Малфой следит за моим взглядом и великодушно кивает. Впрочем, на его разрешение мне глубоко наплевать, и раз уж он неизвестно как оказался посвящен в некоторые последствия прошлой ночи, то стесняться нечего. Не потрудившись взять стакан, пью из округлого горлышка, начиная чувствовать себя человеком чуть больше, чем пять минут назад.

— Весьма, — добавляет покалеченный слизеринец, продолжая мерзко ухмыляться. – Двухдневная щетина и явно несвежая рубашка выдает тебя ну просто с головой.

— Похоже, дырка в черепе только повысила твои интеллектуальные способности, — огрызаюсь в ответ и возвращаюсь на жесткий стул. Потираю подбородок, понимая, что Малфой прав. И стоит поблагодарить его за отсутствие упоминаний о мешках под глазами и подрагивающих руках.

— Еще как, — отзывается он и суживает светлые глаза. – Скажи, Поттер, как мистер Главный аврор отпустил тебя брать у меня показания, когда у тебя ручки так трясутся, что, слава Мерлину, что ты ограничился крепким графином и не разбил единственный стакан в этой комнате?

Что я там говорил, насчет «сказать спасибо Малфою»? Забудьте.

— Не твое дело, хорек, – обрываю его, давая понять, что нежности закончились. Я здесь по делу и чем быстрее закончу, тем быстрее доберусь до дома и рухну спать. К черту упреки, которые меня непременно ждут в устах Джинни. Я слишком устал. А мне еще возвращаться в Министерство и представлять отчет начальству. – Тебя убить пытались, если ты еще не понял. И мистер Шеклболт, к моему глубокому сожалению, намерен сохранить твою жизнь впредь. Поэтому рассказывай, что за отношения у вас с загонщиком и были ли у него причины прошибить тебе голову?

Малфой прикладывает ладонь ко лбу, приобретая до крайности измученный вид, но честное слово – мне сейчас хуже, чем ему. А затем смотрит на меня открыто, без намека на стеснение.

— За живое задели Истребителя Змей? – его губы становятся еще тоньше, взгляд заостряется, и серые глаза теперь характерно блестят. – Знаешь что? Иди ты в задницу, господин допросчик. И пока не проспишься, можешь не возвращаться. Меня мутит от одного твоего дыхания.

Я вспыхиваю, понимая, что мне за это светит от начальства, но выносить хамство представителя семейства куньих я далее не намерен. Подскакиваю на ноги, больше всего желая от души врезать старому врагу, но удерживаюсь от кровопролития. Хватит с него.

— Как скажешь, — бросаю ему, прежде чем уйти. – Но только вместо меня может прийти кто-то, чья компания понравится тебе еще меньше.

Бессмысленная угроза, он сам, наверное, знает об этом, но какое мне дело? Выскакиваю из палаты и радуюсь, что Джинни не ждет меня. Выбираюсь из запутанных коридоров Мунго и выхожу на улицу, вдыхая свежий весенний воздух. Ветер приятно холодит гудящую голову, и сознание несколько проясняется. Итак, что мы имеем? Малфой отказался вести со мной продуктивный диалог. Я не мог его заставить. Значит моей вины здесь ни грамма, так и скажу Кингсли. Пусть посылает к нему кого-то, с кем у него менее напряженные отношения. В конце концов, идея изначально была глупой.

Но оказавшись на ковре начальства, понимаю, что мне не удастся так просто избавиться от ответственности. Кингсли смотрит на меня внимательно, хотя я уверен, он заметил следы прошлой ночи на моем лице еще утром.

— И что это значит? – пока еще терпеливо и вполне лояльно интересуется он. – Поттер, ты аврор или где? Что за «он отказался давать показания по существу»? Не говори, что тебя не учили, как вытаскивать правду из молчаливых. Я лично тренировал тебя в течение трех месяцев.

— Здесь другое, — вяло отбрыкиваюсь я, – он меня ненавидит со времен Хогвартса и в жизни не расскажет о чем-то личном. А я не сомневаюсь, личного там предостаточно.

— Так себе отговорка, — качает головой мой начальник. – Так или иначе, это твое дело. Не справишься… — он делает короткую паузу, смотрит на меня и цокает языком, — …я тебя уволю. Это последняя капля. Не в моей компетенции указывать тебе, как жить, но в моей – послать тебя к чертовой матери. Ты умудрился запороть два дела подряд, и лимит доверия к тебе исчерпан. Так что включи голову, и чтобы завтра у меня был полный отчет о произошедших с Малфоем событиях. Это понятно?

Смиренно киваю, больше всего желая принять лишнюю дозу виски и забыть о работе. Кингсли жестом приказывает мне удалиться с его глаз, и я послушно покидаю его кабинет. Тупая боль в голове утихла, но на смену ей пришла исключительно черная тоска. Что за день, честно слово. И за что на мою голову свалился Малфой? Без него забот мало было, как же.

Захожу домой в районе десяти вечера, просидев полдня у Гермионы, которая ни слова не сказала мне о том, как я выгляжу, но напоила крепким кофе и поинтересовалась, все ли у меня в порядке.

На пороге меня встречает Джинни со сложенными на груди руками и таким презрением в холодном взгляде, что хочется немедленно развернуться и продолжить вчерашний загул. Подхожу к ней, чтобы поцеловать, но она отворачивается. Подавляю желание повысить голос и как можно спокойнее интересуюсь:

— Что-то случилось, дорогая?

Она вспыхивает яростью, я наблюдаю, как бледные глаза становятся ярче, а рыжие ресницы – острее. Она несколько секунд тяжело дышит, а затем полушепотом выговаривает:

— Гарри, сколько это будет продолжаться?

Я хорошо знаю этот тон, она всегда использует его для скандалов и упреков. Провожу рукой по волосам, силясь взять себя в руки.

— Джинни, я устал как собака. Если ты позволишь, я зайду в душ и…

— Сколько, Гарри? – она неожиданно резко ударяет меня в грудь свернутой в трубку газетой. Отбираю у нее свежий выпуск Пророка и на первой странице вижу свое усталое, но крайне довольное лицо. А рядом со мной расположилась очаровательная барышня, всем телом льнущая к моей груди и, то и дело, страстно целующая меня в щеку. Статью я читать не собираюсь, но делаю вид, что углубляюсь в текст, пытаясь вспомнить имя девушки. Мэгги? Нет, я порвал с ней неделю назад. Роуз? Тоже нет, она оказалась слишком вздорной. Катрин? Лучше не вспоминать. После той безобразной сцены, учиненной в туалете одного из заведений, которые я начал посещать пару месяцев назад, она исчезла. Так кто же это? Хоть убей, не помню.

— Чушь, — отбрасываю газету, предавая лицу до крайности оскорбленное выражение. – Очередная фанатка поймала меня на выходе из Министерства, а репортеры только и ждали этого. Джин, мы уже два года так живем, я думал, ты привыкла.

— Привыкла? – она повышает голос так стремительно, что мне становится не по себе. Похоже, я все-таки нарвался на отвратительный скандал. – Фанатка?! Гарри, опомнись! Ты не ночуешь дома, от тебя несет перегаром, и выглядишь ты так, словно по тебе полночи стадо гиппогрифов топталось. Что я должна думать? Что делать? Я больше не могу так, — она серьезно качает головой, не позволяя мне приблизиться. – Хочешь утопать в дерьме дальше — пожалуйста. Только без меня.

Любому терпению есть свой предел, и очевидно моя жена достигла его. Я вижу, как мелко дрожат ее руки, как тяжело вздымается высокая грудь, и неожиданно в голову приходит мысль о том, что у нас до сих пор нет детей. Более того – не было даже попыток ими обзавестись. Раньше я тешил себя иллюзиями, что это мой выбор, но теперь пора признаться – Джинни не хочет рожать от меня. И судя по последним месяцам, ей просто противно ложиться со мной в одну кровать. Когда мы начали ночевать в разных комнатах? Когда перестали чувствовать друг друга? Когда я решил спать со всеми подряд, только бы дойти до оргазма без помощи рук? Бесполезные вопросы, абсолютно бесперспективные и до крайности болезненные.

— Джинни, я не хочу, чтобы все так заканчивалось, — пытаюсь образумить ее, но выходит скверно. Она бросается в комнату, и спустя минуту в коридоре оказывается чемодан с уже сложенными ее вещами. Пытаюсь поймать жену за руку, когда она обходит меня, останавливаясь у двери, и смотрит с такой жалостью, что хочется ударить. Стенку, шкаф, зеркало – все что угодно, только бы не видеть это сожаление в покрасневших от невыплаканных слез и бессонных ночей глазах.

— Я возвращаюсь в Нору, — сообщает она. – Сделай милость, когда натрахаешься вдоволь, не сообщай мне б этом, ладно?

Дверь захлопывается, а я остаюсь стоять посреди прихожей, ошарашенный и сбитый с толку. Она ушла? Джинни бросила меня, собрала вещи и уехала? И что мне теперь делать? Опускаюсь на пол, бездумно разглядывая все еще подрагивающие пальцы. Она, должно быть, ждет, что я брошусь возвращать ее. Только этого не будет, потому что я на самом деле рад, что она ушла. Ведь рад же? Теперь никто не будет доматываться с допросами, по поводу того, где и с кем я был, а я не буду прикрываться задержками на работе. В конце концов, в постели у нас с ней давно не клеится, ужин я и без ее стараний могу получить, — спасибо домовикам, — и я не люблю ее. И не любил. Так и есть – мне хорошо от того, что она решила сама разрубить этот гордиев узел. Молодец, Джин, так и надо с такими ублюдками, как я.

Выхожу на улицу и точно знаю, куда направляюсь.

Медленно открываю дверь и попадаю в пыльное, едва освещенное помещение. Пытаюсь осмотреться, но вижу только очертания мебели и сидящего справа за стойкой человека. Подхожу ближе и останавливаюсь, ожидая, пока на меня обратят внимание. Но мужчина с трубкой, кончик которой зажат в дряблых губах, и не думает посмотреть на меня. Многозначительно прокашливаюсь и слышу хриплое:

— Мальчики, девочки?

— Что, простите? – переспрашиваю его, и мутные карие глаза, наконец, поднимаются на меня, одаривая до крайности безразличным взглядом. Ни намека на повышенное внимание; мне думается, он не узнал меня.

— Кого предпочитаете? Мальчики, девочки? – бубнит мужчина, а трубка ходуном ходит в районе его подбородка. Я вздрагиваю, предельно ясно осознавая вопрос.

— Девочки, — слишком тихо и неуверенно для того, чтобы не вызвать подозрений, говорю я, но владельцу этого пропахшего табачным дымом заведения глубоко наплевать на мое стеснение. Он хмуро кивает, не вынимая тлеющей трубки изо рта, наклоняется куда-то за стойку и через минуту бросает помятый, местами покрытый темными пятнами от виски и красного вина альбом. Едва ли я испытываю хоть какое-то желание прикасаться к данной утвари, но вряд ли смогу получить желаемое в обход местных правил. Быстро перелистываю страницы, на которых обнаженные молодые девушки всеми силами жаждут показать свое превосходство над другими. Пропускаю первых трех претенденток и останавливаю свой выбор на невысокой блондинке с большими печальными глазами, смотрящей на меня с фотографии в большей степени умоляюще, нежели призывно. Протягиваю раскрытый альбом хозяину борделя и он, задержавшись взглядом на моем лице чуть дольше, чем до этого, кивает.

— Проходите и располагайтесь. К вам скоро придут, — на этом его интерес к моей персоне полностью исчерпывается, и я, игнорируя странное тянущее ощущение в груди, двигаюсь в направлении, которое указала мне жилистая рука, попадая в узкую комнату с потрепанной мебелью и выгоревшими обоями. Присаживаюсь в глубокое вызывающе-красное кресло и ожидаю появления девушки, отчего-то не чувствуя привычного возбуждения в предвкушении нового знакомства на одну ночь. Неужели я все-таки дошел до того состояния, когда все эти платные куклы осточертевают настолько, что невольно начинаешь задумываться о смене ориентации как таковой? Нет, меня просто поставил в тупик вопрос, о котором я раньше не задумывался. Потому что сначала безуспешно пытался построить отношения с Чоу, а затем плыл по течению с Джинни. И чувство такое, что именно в этот промежуток времени я упустил что-то принципиально важное; что-то, что теперь отдается тянущим ощущением в паху, раздражая сознание своей неочевидностью. Но не успеваю добраться до конкретных выводов, когда тонкая женская фигурка неожиданно быстро и легко проскальзывает на мои колени и впивается в мое лицо тусклым, таким же печальным, как на фотографии, взглядом. По привычке обхватываю тонкую талию, но не чувствую того прилива сил, который обычно появлялся при контакте с обнаженной кожей. Девушка смотрит на меня, но в ее взгляде ни капли возбуждения, только усталость.

— Как тебя зовут? – интересуюсь, пока обдумываю, что буду делать, если влечение к этой холодной особе так и не проснется. Она отводит взгляд до крайности пленительных глаз и полушепотом отвечает:

— Жаннет, — врет, конечно, но меня устраивает ее псевдоним. Провожу ладонью вдоль изящной тонкой спины, не чувствуя тепла. Она легко ерзает на моих коленях, ничуть не приближаясь к тому, чтобы удовлетворить желание, с которым я сюда пришел.

— И сколько тебе лет, Жаннет? – мне кажется, она слишком юная. Судя по матовой мягкой коже и явно девичьей хрупкости еще полностью не сформировавшейся фигурки, ей не больше семнадцати. Но меня интересует, не меньше ли.

— Семнадцать, — отвечает она слишком уверенно, чем подтверждает мои догадки. Осторожно беру ее на руки и переношу на кровать, после чего сажусь рядом, не предпринимая попыток к сближению. Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами, на дне которых затаился страх и привычка идти против себя. Разные у меня мотыльки были за последнюю пару месяцев, но такой – впервые. Качаю головой и тихо говорю ей:

— Как ты тут оказалась, юное дарование? – в голосе моем, должно быть, слышная насмешка, но девушка сносит ее. В конце концов, лучше в голосе, чем в сексе.

— Как и все, — неохотно отвечает она, и в глазах ее появляется ощутимое подозрение. Вряд ли она привыкла общаться с клиентами. Придется прояснить ситуацию:

— Послушай, я не собираюсь нарушать закон. Поэтому можешь расслабиться, сегодня вечером в твою задачу входят только разговоры, — позволяю себе короткую улыбку и вижу, как в серо-голубых глазах вспыхивает радость. Но быстро сменяется тенью испуга, и я замечаю, как она сжимает тонкие пальчики в замок.

— Я вам не нравлюсь? — спрашивает она, а я слышу, как звенят слезы в ее голосе. Не выдерживаю, придвигаюсь ближе и глажу ее светлой блондинистой головке.

— Не надо «вы», я ненамного тебя старше, — стараюсь мягкостью интонаций и движений объяснить ей ситуацию. — И ты мне нравишься, так что не бойся, я заплачу за всю ночь.

Она вздрагивает, приближается ко мне и внезапно оказывается слишком близко, так, что я невольно обнимаю ее за тонкие подрагивающие плечи. И мне кажется, я держу в руках совсем маленького ребенка, заплутавшего среди хаоса и разврата.

— Тогда зачем? — я не вижу ее чистых прозрачных глаз, но хорошо различаю интонации. — Зачем выбрали меня?

— Я же попросил без «вы», — с некоторым раздражением отвечаю ей, но быстро беру себя в руки. — Просто не хотелось проводить вечер в одиночестве, — добавляю уже спокойнее, и Жаннет перестает дышать часто и поверхностно, располагаясь в моих руках еще удобнее.

— Мне казалось, Гарри Поттер и вечер в одиночестве — понятия несовместимые, — с вежливым удивлением отвечает она, а я смиряюсь с тем, что моя популярность не оставляет меня даже в самом заброшенном публичном доме Лондона.

— Еще как совместимые, — вздыхаю я. — Особенно когда жена хлопает дверью, предварительно обвинив тебя в чистой правде, а у друзей своя жизнь, — говорю ей и сам удивляюсь, насколько легко даются слова. Она вряд ли кому-то разболтает, а если и так, то едва ли ей кто-то поверит.

— И в чем же? – такая непосредственность теперь в ее голосе, будто не она пять минут назад тряслась от страха, что я оставлю ее без заработка. – В чем обвинила?

— В неверности, конечно, — отвечаю ей в тон, понимая, что это именно то, чего мне не хватало последние дни. Или последние месяцы? Я слишком привык делить жизнь на работу и постель, так что похоже совсем потерял навык адекватного общения. Но с этой барышней, согревающейся в моих руках мне на удивление легко. Должно быть, потому что к утру я забуду ее имя.

— Но тебя это, похоже, не слишком огорчает? – она выпутывается из моих рук и оборачивается, а я вижу теперь ее настоящую – живую, открытую к разговору. Мы с ней, похоже, в одной лодке – оба заперты в себе обстоятельствами, не имея возможности открыть кому-то душу, понимаем, что сейчас – время для доверия.

— Наплевать, — отвечаю ей честно, чем заслуживаю кивок понимания. – Она слишком давно перестала интересовать меня.

— Только она? – мирно спрашивает Жаннет, и я улавливаю подвох в этом вопросе. Несложно понять, на что она намекает. Вспомнить хотя бы мое замешательство с выбором альбома. Но стоит ли говорить об этом?

— Не знаю, — протягиваю я, переставая ощущать себя в своей тарелке. Мне вовсе не хочется обсуждать настолько интимный вопрос с неизвестной девицей. Но она уже не спускает с меня глаз, и что бы я ни сказал дальше, это выдаст меня с головой.

— Понятно, — она прищуривает внимательные глаза. – Еще не поздно изменить свой выбор на эту ночь, — она не улыбается и не пытается задеть меня. Она, кажется, на самом деле пытается меня понять.

— Нет, — резко отвечаю, не желая продолжать столь щекотливую тему. – И давай закончим.

— Без проблем, — соглашается она, снова возвращаясь в то состояние полнейшего равнодушия, а мне становится противно. Зачем только втянул ее в этот глупый разговор и попытался открыться? Она же на самом деле ночная фея. Пусть даже несовершеннолетняя. От этой мысли становится еще хуже, и я все с тем же излишне грубым тоном спрашиваю:

— Здесь можно получить выпивку?

Едва уловимое осуждение сквозит в глубоких глазах напротив, но Жаннет кивает и быстро уходит, возвращаясь спустя пять минут с подносом в руках. Забираю у нее бутылку виски и бокал, не собираясь спаивать нимфетку, доставшуюся мне этой ночью. Наливаю двойную порцию и чувствую облегчение, когда алкоголь привычно согревает кровь. Да, это намного лучше, чем попытка объясниться в… В чем? В своих сексуальных предпочтениях? Нет, нет.

Расслабляюсь и откидываюсь на спинку кровати, наливая еще один бокал и понимая, что завтра буду выглядеть хуже, чем сегодня. Впрочем, какая разница? И перед кем стесняться? Утром мне нужно будет увидеть Малфоя и вытряхнуть из него показания, и я сделаю это. А сейчас можно забыть обо всем. Но когда тянусь за новой порцией, не нахожу бутылку, но зато встречаю обозленный взгляд Жаннет. Она качает головой и ядовито выговаривает:

— У нас притон, но не бар. И я не обязана ублажать вдрызг пьяных клиентов, какими бы знаменитыми они не были, — говорит уверенно, но вместе с тем слышу в ней желание уберечь меня от неумолимо настигающего пьянства. Да пошла она, заботливая сука.

Пытаюсь подняться на ноги, но чувствую, что виски уже достаточно перемешался с кровью, чтобы лишить меня координации.

— Пошла вон, — цежу сквозь сжатые зубы, внезапно обозленный сорвавшимся вечером страсти и попыток разобраться в себе, а девушка только с жалостью смотрит на меня, в самом деле собираясь уйти. Пока она медлит, вытаскиваю из кармана брюк несколько галлеонов и бросаю на кровать рядом с собой. – Убирайся, — повторяю, и голос мой едва не ломается. Жаннет забирает деньги и, прежде чем испариться из комнаты так же незаметно, как появилась, добавляет:

— Всегда знала, что популярность до добра не доводит.

В искренней ярости ударяю кулаком в подушку, но чувствую себя слишком слабым для того, чтобы, повинуясь порыву, разнести здесь все к чертовой матери. Вместо этого закрываю глаза, понимая, что вот-вот и усну, но в голове бушует торнадо мыслей и эмоций. Что со мной происходит? Не могу объяснить. Жена ушла от меня, а я не потрудился остановить ее. Карьера, кажется, рушится с каждым новым утром все стремительнее, и Малфой вполне может оказаться моим последним шансом на исправление. Да, Кингсли превосходно ко мне относился, но я подорвал это доверие своими ночными выкрутасами. Закусываю губу, неожиданно начиная чувствовать себя до крайности несчастным и одиноким. Никому не нужен, единственного человека, готового выслушать меня прогнал взашей. И меня постепенно начинает пробирать пьяная истерика, которую чудом останавливает опутывающий меня плотной паутиной сон.

* * *

Утром меня будит незнакомая женщина лет сорока, очевидно осуществляющая уборку в номерах после бурных ночей. Все правильно, она должна выбросить мусор и именно поэтому настойчиво трясет меня за плечо. Выползаю на свежий утренний воздух, глаза режет от яркого света, а в голове, кажется, устроили спарринг Тролли. Наплевав на Кингсли и его угрозы, захожу в первый попавшийся бар и заказываю минералку, опустошая полулитровую емкость меньше чем за минуту. Кое-как справившись с отвратительным состоянием, направляюсь в Мунго, не осознавая, что придется снова увидеть Джинни и презрение в ее потускневших от жизни со мной глазах. Поднимаюсь в палату Малфоя, но обнаруживаю ее пустой, а вместо Джинни — незнакомую медсестру, миловидную и до крайности вежливую.

— А где Малфой? – недоумевающе спрашиваю у нее, а голос мой так хрипит, что она смотрит на меня с неприкрытым удивлением.

— Мистер Малфой выписался сегодня утром, — она склоняет голову и изучает мое лицо.

— Как это выписался? – не понимаю я, больше всего желая попросить у нее антипохмельное зелье. Но боюсь, что это окончательно лишит мой образ сексуальности. Или дальше уже некуда? – У него же дырка в голове! Как его могли выписать?

— Его состояние можно считать удовлетворительным, — мгновенно суровеет коллега Джинни, и я понимаю, что теперь точно ничего не добьюсь от нее. – Нет причин удерживать его здесь.

И прежде чем успеваю что-то добавить, она уходит, а за моей спиной раздается знакомый голос:

— Отпустили мы твоего Малфоя, ищи его теперь дома.

Оборачиваюсь и встречаю пронзительно ледяной взгляд моей жены. Джинни держится на расстоянии от меня и морщится, разглядывая мое лицо.

— Куда же ты катишься, Гарри? – она качает головой, и я чувствую, как ей противно видеть меня. Пожалуй, она была права, решив вернуться к матери. Потому что мне даже не стыдно.

Игнорирую ее риторический вопрос и выхожу из Мунго, больше всего нуждаясь в лечении разламывающейся от боли головы. Но вместо этого заставляю себя миновать очередной бар, где мог бы похмелиться, и аппарирую к поместью Малфоя.

Невысокий двухэтажный особняк, обнесенный по периметру живой изгородью, сильно контрастирует с Малфой-менором в моей памяти. Должно быть, даже этот скользкий уж устал от длинных запутанных коридоров и ледяных спален с высокими потолками, украшенными лепниной. Кстати здесь она тоже присутствует — пережитки прошлого, я так понимаю. Подхожу к тяжелой деревянной двери с бронзовой ручкой в виде когтистой лапы, сжимающей массивный подвес, и несколько раз ударяю им о лакированную поверхность. Минуту приходится стоять в ожидании и бороться с ощущением пустыни во рту и торнадо в голове, после чего раздаются спокойные шаги и дверь приоткрывается, являя мне обнаженного до пояса Малфоя. Он, кажется, ничуть не стесняется моего невольно изучающего его стройную фигуру взгляда, недовольно поджимает тонкие губы и, в привычной манере растягивая слоги, интересуется:

— Тебе велено меня преследовать или это твоя личная инициатива? — серые глаза быстро скользят холодным взглядом по моему лицу, останавливаясь на потрескавшихся от жажды губах и уже трехдневной щетине.

— Первое, — отвечаю ему с такой неприязнью, словно это он заявился ко мне в состоянии не приемлемом для заместителя Кингсли. — Пустишь?

Единственное что хорошо в моем состоянии — мне становится плевать на все предубеждения и правила хорошего тона. Малфой еще несколько секунд обдумывает мой вопрос, а затем великодушно отстраняется, пропуская меня внутрь холодного, но светлого помещения. Мы оказываемся в прихожей, смежной с кухней и я стараюсь как можно внимательнее осмотреться, но вчерашний виски слишком сильно притупил мою прозорливость и способность подмечать важные детали. Малфой отходит к широкому окну, не завешанному шторами, и присаживается на высокий подоконник, не спуская с меня глаз.

— Снова будешь задавать примитивные вопросы, не объясняя причин, по которым отнимаешь у меня бесценное время? – раздраженно интересуется он, а я замечаю, как он неосознанно проводит ладонью по голове, щадя еще незажившую полностью рану. Интересно, он ведь должно быть на самом деле расстроен своей травмой и тем, что его команда вчера проиграла в финале. Об этом я успел прочитать в Пророке, пока поднимался в Мунго, но не нашел времени на то, чтобы обдумать, насколько Малфою была важна эта игра.

— Вроде того, — сглатываю неприятный комок, образовавшийся в горле, и чувствую себя настолько паршиво, что совершенно не горю желанием устраивать новый допрос, из которого Малфой ускользнет также легко, как и в прошлый раз. Он ждет от меня продолжения, но когда я в течение минуты не издаю ни звука, устало вздыхает:

— Чай будешь?

Киваю, стараясь скрыть благодарность за это маленькое понимание.

— Лучше кофе, если можно, — прощаюсь с остатками гордости, а Малфой хмыкает.

— Нет, Поттер, в твоем случае лучше чай, — он достает изящную фарфоровую чашку, недолго колдует над ней, и я чувствую острый запах перечной мяты, вперемешку с цикорием. Пока он возится, обращаю внимание на огромный высокий торт, возвышающийся на низком кофейном столике.

— Фанатки лютуют? – мирно спрашиваю, когда он ставит передо мной дымящуюся чашку и усаживается напротив. Он скован в движениях, и я начинаю думать, что зря он сбежал из Мунго. Точнее, зря они его выпустили.

— Точно, — соглашается он. – Что, Поттер, не справляешься с образом героя?

Его ехидство в любой другой день спровоцировало бы меня на агрессию, но я остаюсь безучастным. Несмотря на ночь, проведенную в глубоком забытьи, ужасно хочется спать. Честно говоря, я бы остался на диване в гостиной Малфоя, и вряд ли бы совесть смогла достучаться до меня сквозь эту похмельную каторгу, называемую реальностью.

— Малфой, если ты думаешь, что я горю желанием препираться с тобой и выяснять отношения, то можешь забыть. Была б моя воля, меня бы здесь не было.

Он потирает переносицу и едва заметно морщится. Странно, до этого момента я не замечал в нем подобной сдержанности. Видимо жизнь после падения Волдеморта, заключения его отца в Азкабан и бегства матери за границу существенно закалила его и теперь не позволяет проявлять чувства, будь то физическая боль или банальная усталость. И что-то мне подсказывает, я знаю, почему он подался в квиддич и каким образом достиг подобных результатов.

— Но ты здесь, — отмечает он, осторожно склоняя голову. – И должен задать мне ряд риторических вопросов. А я совершенно не собираюсь на них отвечать, — он не дает мне возразить и продолжает: — Поэтому перестань тешить себя иллюзиями, что предоставишь Шеклболту отчет о случившемся. Это наше личное дело, мы без Министерских ищеек разберемся.

Ого, значит, интуиция не подвела меня и на самом деле здесь куда больше личного, чем кажется на первый взгляд. Что действительно уничтожает все мои шансы достучаться до правды.

— Звучит как признание, — прищуриваюсь, надеясь задеть его чувства и нарваться на скандал. Мне нужно чтобы он перестал контролировать себя от и до, тогда появится возможность интерпретировать его угрозы и оскорбления в реальные выводы.

— Пей чай, — он взглядом указывает на чашку. – И помалкивай. Без тебя голова раскалывается и, судя по твоим глазам, не у меня одного.

— С какой стати ты сбежал из Мунго? – интересуюсь, делая глоток и чувствуя, как тепло разливается по телу, а сознание проясняется. Мерлином клянусь, это не просто чай. С другой стороны, я уже рискнул, доверившись Малфою, чего теперь опасаться? Если он решил отравить меня, то ему удалось. Но ощущаю только приятную легкость и головокружительную слабость.

— Не стал дожидаться, пока твоя благоверная залечит меня до смерти. Тем более я сам могу позаботиться о себе, — он подносит руку к лицу и ставит подбородок на согнутые пальцы. – Поттер, скажи, с каких это пор ты решил окончательно превратиться в ничтожество?

— Отвяжись, а? – смотрю на него почти высокомерно, давая понять, что мне эти его попытки спровоцировать конфликт глубоко до фени. Потому что его чай действует лучше, чем любое антипохмельное зелье, и я готов опуститься до того, чтобы выпросить рецепт.

— Как всегда безукоризненно вежлив, — он неожиданно спокойно улыбается и откидывается на спинку стула, складывая руки на груди. — И как мистер Шеклболт до сих пор терпит тебя?

— Вот уж точно не твое дело, — огрызаюсь и понимаю, что пора уходить. Я не добьюсь от хорька ничего путного, по крайней мере, в таком состоянии, не подготовленный к искусному допросу. Но мысль о собственном доме настолько невыносима для меня, что я продолжаю сносить унижения.

— Думаю, пора получить о тебя хоть какую-то пользу, — задумчиво произносит Малфой и поднимается на ноги. – Раз ты так настойчиво действуешь мне на нервы, тебе придется помочь мне избавиться от этого кулинарного шедевра.

Он захватывает со стола нож и осторожно подходит к кофейному столику, намереваясь испортить это кем-то старательно выполненное произведение искусства. И когда он заносит блестящее лезвие, во мне срабатывает то чувство, которое принято называть чутьем или интуицией. Подскакиваю на ноги, в два шага преодолевая расстояние до Малфоя, обхватывая его за обнаженные худые плечи и отталкивая в сторону. Но он успевает коснуться торта, а сразу за этим следует оглушительный взрыв.

Взрывной волной нас отбрасывает к стене, Малфой накрывает меня своим костлявым телом, и мы оказываемся погребены под ощутимым слоем пыли, штукатурки и сливочного крема. С трудом разлепляю веки, чувствуя, как в ушах образовались пробки, и голова снова нещадно гудит. Пытаюсь пошевелиться и слышу тихий стон над ухом. Малфой по-прежнему пребывает на мне и не предпринимает попыток к восстановлению вертикального положения. Поднимаю взгляд и встречаюсь с серыми, полностью дезориентированными глазами, вопросительно смотрящими мне в лицо.

— Живой? – хрипло спрашиваю у распластавшегося на мне слизеринца, и он в тон мне отвечает:

— Вроде бы.

— Тогда потрудись освободить меня от собственной тяжести.

Он, все еще пребывая в шоковом состоянии, пытается сесть, но вместо этого со стоном откатывается в сторону и остается лежать на спине с закрытыми глазами. Мне самому едва удается удерживаться на ногах, когда я достаю палочку и отправляю патронуса Кингсли. Как только серебряная тень исчезает, бегло осматриваю злосчастные останки Малфоевской гостиной и отмечаю, что взрывчатка в торте была направлена на убийство – она не оставила ни единого целого стекла, уничтожив даже толстую столешницу кофейного столика. Не сработай мое профессиональное чутье, лицо Малфоя пришлось бы собирать по клеткам, да и то только в том случае, если бы удалось восстановить содержимое его черепушки. Кстати о Малфое.

Возвращаюсь к телу, одиноко покоящемуся на остатках десерта с сюрпризом, опускаясь рядом с ним на колени, и оцениваю масштабы произошедшего. Он дышит быстро и поверхностно, глаза остаются закрытыми, а вдоль предплечья катится кровь из глубокого пореза. Должно быть нож, которым он намеревался разделать начиненный весьма неаппетитным содержимым подарок, вспорол ему руку в момент взрыва.

— Малфой, открывай глаза и начинай соображать, — приказываю ему, прекрасно зная, как такой тон помогает ускорить процесс возвращения в реальность. — У тебя что-нибудь вроде аптечки есть в доме?

Он распахивает помутневшие и до крайности усталые глаза и невыразительно отвечает:

— В шкафчике в ванной. Второй этаж, последняя дверь направо.

Пошатываясь и спотыкаясь об обломки мебели и куски побелки, бреду по узкой витиеватой лестнице, наблюдая, как мир вращается вокруг почти так же, как после хорошей порции виски. Захожу в чистую, крайне уютную комнату, отделанную светло-зеленым кафелем, дрожащими пальцами открываю висящий рядом с зеркалом шкафчик и почти бездумно начинаю перебирать медикаменты. В поисках бадьяна натыкаюсь на крайне любопытный тюбик, судя по надписям на этикетке, с лубрикантом внутри. Решаю оставить размышления в этом отношении на более благополучное время и возвращаюсь в разгромленную гостиную, щедро смазывая все еще кровоточащую рану на руке слизеринца. Кожа мгновенно регенерирует, кровь сворачивается, оставляя тонкий шрам, едва заметный на хрупком предплечье. Малфой наблюдает за моими манипуляциями, и я замечаю, как удивление на его лице сменяется отголоском страха. Если до этого момента он еще мог предполагать, что инцидент на тренировке был роковой случайностью, то теперь сомнений не осталось ни у него, ни у меня. Кто-то настойчиво желает ему смерти, настолько, что не дает передохнуть между покушениями больше двадцати четырех часов.

— Встать можешь? – спрашиваю, изучая взглядом белые от строительной пыли лицо и обнаженную грудь, покрытые красными пятнами ожогов. Да, пожалуй, эту попытку избавиться от лучшего ловца Британии можно считать почти состоявшейся. Если бы не я, вряд ли мы бы еще когда-нибудь устроили сцену взаимных обвинений.

— Не уверен, — слабым голосом отвечает он, но все же предпринимает героическое усилие, заставляя себя хотя бы сесть. Подаю ему руку, не чувствуя при этом никакой злости – только острую жалость. И он принимает эту помощь, оказываясь рядом со мной, закрывая глаза и прижимая ладонь ко лбу, а спустя секунду чуть не возвращается обратно на пол, оставаясь в вертикальном положении только благодаря моим рукам, удерживающим его за острые локти.

— Спокойно, — говорю твердо, понимая, что на данный момент я соображаю лучше, чем едва не распрощавшийся с жизнью хорек. – Ты как?

Он поднимает на меня все еще ошарашенный взгляд, несколько секунд словно обдумывает ответ, а я пальцами чувствую, как нарастает дрожь в его существенно подпорченном теле. Только сейчас замечаю, что взрыв вынес в гостиной все окна, и вовсе не теплый весенний ветер гуляет по особняку, а Малфой при этом остается стоять рядом со мной в одних домашних штанах. Снимаю местами порванную и белую от пыли мантию с плеч и оборачиваю ею полностью сбитого с толку слизеринца. А он только устало прикрывает веки и наконец отвечает:

— Мутит, — и отворачивается, а я слышу на улице хлопки, с которыми аппарируют на территорию поместья авроры. Меньше чем через минуту в зоне досягаемости появляется Кингсли с привычным составом своих подчиненных и подходит ко мне. Сам не замечаю, как Малфой молча высвобождается из моих рук и уходит. А я понимаю, что сейчас придется держать ответ перед начальством.

— Какого черта здесь произошло? – карие глаза навыкате смотрят на меня, немедленно требуя полного отчета. И я, с трудом преодолевая желание послать его ко всем чертям, в двух словах описываю произошедшее. Вокруг уже начинают работать эксперты, осторожно разбирая остатки торта.

— Говоришь, с утра ему это тортик доставили? Ну и придурок он, честное слово. Жаль только, что слишком ценный придурок, иначе я бы и пальцем не пошевелил. Ладно, Поттер, будем считать, что сегодня ты молодец. Есть предположения, кто так старается угрохать наше квиддичное дарование?

— Слишком рано делать выводы, — протягиваю я, понимая, что это дело начинает по-настоящему интересовать меня. Отношение к расследованию так быстро меняется, когда невольно оказываешься втянутым в самую гущу событий. – Я толком не успел поговорить с ним.

— Значит так, Поттер, слушай меня, — Кингсли понижает голос и за локоть отводит меня в сторону. – Мы имеем дело с публичной жертвой, у него поклонников не перечесть, поэтому особенно важно не допустить огласки, это понятно? Репортеры будут здесь через несколько минут, в силу чего в твою задачу входит устранить Малфоя отсюда. В Мунго, в Министерство, хоть к себе домой – забирай его и не выпускай до тех пор, пока я не дам команду. Это твое дело, поэтому возражения не принимаются. А мы с ребятами закончим здесь, объяснимся с журналистами и после этого пообщаемся с тобой куда как более подробно. Договорились? – его тон смягчается, и я понимаю, что он на самом деле доволен моим участием в этом деле. В конце концов, я избавил его от свежего трупа, это стоит благодарности. Киваю, и лицо его на мгновение расслабляется: — Отлично. Забирай Малфоя и аппарируй. Кстати, где он?

Выхожу на улицу в поисках пострадавшего, но не нахожу. Огибаю дом и замечаю стройную фигуру, опирающуюся одной рукой на стену дома, с низко наклоненной головой. Хорошо хоть не сбежал, это было бы в его духе. Только, я думаю, ему некуда. Подхожу к нему, намереваясь грубостью принудить следовать за мной, но опущенные плечи и тяжелое дыхание и так достаточно измученного слизеринца заставляют передумать.

— Эй, Малфой, ты в порядке? – спрашиваю, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от его плеча, а он вздрагивает, словно не заметил моего появления. Распрямляется и оборачивается ко мне, а я замечаю дорожку капелек пота над его верхней губой.

— В полном, — отвечает он уверенно, и я понимаю, что момент дезориентации прошел, и теперь он вернулся к тотальному самоконтролю. Не знаю, насколько это мне на руку, но выбирать не приходится. – Что там с домом?

— Осматривают. Слушай, если не хочешь красоваться на первой странице пророка в таком виде, то я бы посоветовал тебе аппарировать со мной, — хмурюсь, отмечая какую-то мертвенную бледность, проступающую сквозь побелку на лице, и характерно блестящие глаза.

— Куда? – вяло интересуется он, и я слышу усталость в каждой нотке его голоса. Мне вовсе не улыбается тащиться с ним в Мунго или, тем более, в Министерство, чтобы ждать сообщения Кингсли. Но думаю, что первое все-таки будет предпочтительнее для пережившего очередной удар Малфоя.

— Судя по твоему крайне невпечатляющему виду, тебе стоит вернуться в больницу, — поджимаю губы, замечая раздражение в сосредоточенных светлых глазах.

— Ни за что, — упирается он. – Еще предложения?

— Малфой, мне дико не хочется тащить тебя в Министерство и просиживать там до тех пор, пока мистер Шеклболт не соизволит дать разрешение на твое возвращение домой. Поэтому из всех вариантов остается только тот, что подразумевает для тебя нахождение на гриффиндорской территории. Но зато с возможностью лечь и не дергаться.

Он изучает меня задумчивым взглядом, хорошо осознавая предлагаемую перспективу и отсутствие выбора, после чего со вздохом кивает:

— Я так понимаю, показания из меня будут выбивать позже? – спрашивает перед тем, как коснуться моей руки с нескрываемой неприязнью, которой я не замечал в то время, когда придерживал за локти, не позволяя упасть.

— Да. Не переживай, они восстановят окна и закроют дом, когда закончат.

— Наплевать, — он выдыхает, снова прикладывая ладонь ко лбу. – Аппарируй уже, а?

И я неожиданно четко ощущаю, что он едва держится на ногах, поэтому не заботится о сохранности дома и том, что через минуту окажется на моей территории. Сжимаю его хрупкие тонкие пальцы в ладони, ощущая странный укол в сердце, но спустя секунду мы вдвоем растворяемся в холодном весеннем воздухе.

* * *

Малфой без разрешения проходит по моему коридору, заходя в гостиную и без сил опускаясь на диван. Некоторое время наблюдаю за ним, понимая, что с точки зрения хозяина дома должен вести, по меньшей мере, любезно, но, честно говоря, у меня никакого желания быть гостеприимным. И, тем не менее, придется.

— Голоден? – интересуюсь, подходя к дивану и вглядываясь в усталое нахмуренное лицо. Малфой смотрит на меня с отвращением и дергает носом:

— Нет. Меня тошнит, — и после небольшой паузы добавляет, — от тебя.

— Малфой, тебя не от меня тошнит, а от обилия ударов по голове, — невольно улыбаюсь его попытке казаться независимым и сильным. Он выглядит настолько побежденным и лишенным всяческой защиты, что я невольно перестаю воспринимать его как опасность.

— От тебя тоже, — продолжает упираться он, повышая голос и тут же съезжая вниз головой на подушку. Осуждающе смотрю на него, достаю из шкафа теплый плед, одни из своих домашних брюк и бросаю в ноги Малфою.

— Перестанешь вести себя как заносчивая сволочь и вполне возможно, я смогу тебе помочь, — хмыкаю, наблюдая за расширяющимися серебристыми глазами. Он недолго сверлит меня обозленным взглядом, а затем неохотно освобождается от моей напрочь испорченной мантии, ничуть не стесняясь, переодевает брюки, являя идеально круглую попу в одних тонких обтягивающих боксерах, забирается под плед и закрывает глаза, приобретая настолько несчастный и вместе с тем милый вид, что я прощаю ему грубость.

— Выпить не хочешь? – интересуюсь, понимая, что сам больше всего на свете сейчас нуждаюсь в подобном избавлении от стресса. Он приоткрывает один глаз и одаривает меня уничтожающим взглядом:

— Нет, Поттер. И тебе не советую.

Но вопреки его наставлению принимаю на грудь порцию спрятанного от глаз Джинни спиртного и возвращаюсь в комнату, присаживаясь напротив Малфоя и разглядывая его напряженное лицо. Тонкие стенки носа подрагивают от неровного дыхания, он то и дело сглатывает и морщится. Светлые волосы с остатками побелки падают на один глаз, и я ловлю себя на мысли, что испытываю непреодолимое желание убрать непослушную прядь с бледного аристократичного лица. Заношу руку, но Малфой тут же открывает глаза и взглядом приказывает остановиться.

— Держи руки от меня подальше, о’кей? – холодно произносит он, а я отдергиваю пальцы, укоряя себя за проявленную слабость. Это все виски, он снова кружит голову так, что я не контролирую собственные поступки. Но Малфой выглядит действительно привлекательно, даже если это всего лишь мое пьяное восприятие.

— Боишься, что испорчу? – спрашиваю, и голос мой звучит уверенно. Нет, дело не в алкоголе, такая маленькая доза не берет меня уже полтора года. Мне просто нравится искать оправдания своему расположению к хорьку.

— Я ничего не боюсь, — отрывисто произносит он. – Тем более тебя.

Мне хочется сказать ему, что сейчас он выглядит слишком неубедительным, но, пожалуй, не стоит расстраивать и так чудом оставшегося в живых Малфоя. Он тем временем переворачивается на живот, зарываясь лицом в подушку, а я слышу приглушенный стон и, наплевав на его приказ не прикасаться к нему, дотрагиваюсь до не прикрытого пледом плеча. Он ощутимо вздрагивает, а я кончиками пальцев провожу по горячей коже, не представляя, чем можно помочь.

— Поттер, я тебя умоляю, оставь меня в покое. Все и так хуже некуда, — голос приглушен подушкой, но я слышу в нем покорность. Или смертельную усталость.

— Малфой, — вторю ему, — если все и так хуже некуда, то мое присутствие в любом случае ничего не испортит, — мне хочется оспаривать его право остаться в одиночестве. Он оставляет мою реплику без внимания, а я, пользуясь предоставленной властью, не убираю руку с его плеча, чувствуя, как быстро бьется сердце и как глубоко он дышит. Наверное, стоит обратиться к Джинни, раз уж общим голосованием от Мунго мы с Малфоем отказались.

Он тем временем неожиданно поворачивает ко мне лицо и с минуту смотрит точно в глаза, не моргая, одаривая таким лишенным всякой надежды взглядом, что я начинаю сомневаться, тот ли это Малфой, которого я знал предыдущие семь лет.

— У тебя от головы есть что-нибудь? – он требует, но я легко различаю за этим тоном просьбу. Только если он пошел на это, значит ему совсем невмоготу.

— Думаю, найдется, — становлюсь серьезным и при этом спокойным. Раз уж взялся спасать Малфоя от угрозы смерти, то, пожалуй, придется еще не дать умереть ему в муках в моем доме. Ухожу в спальню, извлекая из шкафа громоздкую коробку, в которой Джинни хранила все лекарства и по этикетке отыскиваю подходящее зелье. Возвращаюсь в гостиную и нахожу Малфоя с ладонями, прижатыми к лицу. Сажусь на край дивана, не задумываясь о том, что располагаюсь слишком близко к нему.

— Малфой, — негромко зову его, а он неохотно смотрит на меня, — у тебя должно быть сотрясение очередное. Второе за последние два дня, если я правильно посчитал, — стараюсь выдерживать полушутливый тон, но получается неважно.

— Не привыкать, — отмахивается он и забирает у меня найденное зелье, выпивая его залпом и несколько секунд бездумно разглядывая пустой пузырек. А затем переворачивается на бок, подкладывая руки под многострадальную голову, и негромко обращается ко мне: — Разбудишь, когда Шеклболт заявится, ладно?

Неосознанно киваю, а он закрывает глаза, и спустя минут пять дыхание его выравнивается, и он погружается в глубокий сон, а я не могу сдвинуться с места, наблюдая за тем, как трепещут светлые ресницы, отбрасывая тонкие тени на белые щеки, как вздрагивают стенки носа и едва заметно хмурятся брови. Интересно, в какую смердящую дрянь он вляпался, что кто-то так настойчиво хочет от него избавиться? По инерции поправляю сползший плед, задевая острую лопатку, и продолжаю пытаться сделать хоть какие-то выводы из произошедшего. Что мы имеем? Малфоя хотят убить и, при том, как можно скорее. Оба покушения не спланированы, значит, преступник торопится. Легко предположить, что Малфой владеет некой информацией или вещью, которая угрожает чьей-то безопасности. И чем дольше он остается в мире живых, тем неспокойнее чувствует себя преступник. Что ж, это нам на руку – спешка рождает ошибки.

Сам не замечаю, как начинаю поглаживать тонкую шею и обводить пальцами первые шейные позвонки. Кожа у Малфоя на удивление мягкая и нежная, как у ребенка, чем-то напоминающая Джинни. Мгновенно одергиваю себя, осознавая, что делаю и почему мне срочно нужно покинуть собственную гостиную. Задержавшись на сонном лице Малфоя изучающим взглядом еще на несколько лишних секунд, ухожу на кухню и принимаю героическое решение не пить сегодня вечером. Если я твердо пообещал себе и вытащить Малфоя из западни, и вернуть расположение Кингсли, то стоит хотя бы попытаться привести себя в форму. И для начала побриться.

Тем не менее, моя голова вместо того, чтобы работать над поиском каких-либо упущенных деталей, с завидным упорством обращает мысли в сторону Малфоя, пребывающего в моей гостиной, на моем диване, под моим пледом и в моих брюках. А точнее в сторону моего желания прикасаться к нему. Вся эта его беззащитность, вкупе с усталостью и отголоском благодарности пробуждают в душе настолько противоречивые чувства, что разобраться с ними нет никакой возможности. Или все дело в моей планомерно разрушающейся личной жизни? Но это, по крайней мере, глупо, уже завтра Малфой вернется домой, и наши отношения так и останутся презрительно-холодными. С другой стороны, чего я жду? Невозможно зачеркнуть семь лет войны, даже если, невесть почему, очень хочется.

Перебарывая в себе строптивую гордость, подхожу к камину и вызываю Джинни. Ждать приходится не больше минуты, и я снова вижу жену, сидящую в глубоком кресле в своем кабинете и обращенную к моей голове в камине.

— Гарри? – невыразительно удивляется она. – Что-то случилось?

— Можно и так сказать, — соглашаюсь я. – Мне нужен твой совет, если это, конечно, не слишком затруднит тебя, — я знаю, что выгляжу достаточно хорошо после контрастного душа и без щетины. Только поэтому Джинни и соглашается:

— Я тебя слушаю, — она откидывается на спинку кресла, и я хорошо вижу ее округлые колени, не прикрытые юбкой. Но они не вызывают у меня ровным счетом никаких сексуальных эмоций.

— В общем, нас с Малфоем сегодня пытались убить. Точнее пытались его, но зацепило меня. Но суть не в этом, а в том, что он сейчас в моей гостиной, и ему похоже снова досталась шишка на его и так не слишком здоровую голову. Может, ты мне подскажешь, что можно сделать для него, не прибегая к помощи целителей?

— Так он жив? – восклицает Джинни, подаваясь вперед и изумленно глядя на меня, а я хмурюсь. Но не успеваю задать вопрос, прежде чем моя жена продолжает: — В свежем Пророке была статья о том, что его дом взорвали, а сам он исчез.

— Мы решили оградить его от внимания репортеров, — вздыхаю я, радуясь, что наш разговор отдаленно напоминает дружескую беседу. – И пожалуйста, не…

— Болтай об этом, — договаривает она за меня. – Гарри, я все понимаю, ни к чему делать из меня набитую дуру.

Мне хочется возразить, что с этим она прекрасно справляется и без моей помощи, но не хочу нарваться на скандал. Нет, зря я про дружескую беседу сказал. Очевидно, бывшие любовники никогда не смогут перестать обвинять друг друга в непонимании.

— Оставь его в покое, — раздраженно добавляет моя жена, потирая руки. – Серьезно, это единственное, что ты можешь для него сделать. Пусть отлеживается, дней пять. Никаких стрессов, шумов и тому подобное. И болеутоляющие, у тебя их еще достаточно должно было остаться, если ты, конечно, не потратил все на попытки привести себя в божеский вид.

Я проглатываю очередную колкость в свой адрес, понимая, насколько она на самом деле ранена моим поведением. Но — клянусь! — мне нечего ей предложить.

— Спасибо, — слишком резко отвечаю я, больше всего желая прямо сейчас оборвать разговор. Но жена смотрит на меня, быстрым движением убирая рыжую прядь длинных волос за ухо.

— Гарри, раз уж ты здесь… — нехотя протягивает она, – …с твоего позволения, я подам на развод сама? – заканчивает быстро и скомкано, но я успеваю ощутить сильный укол в сердце. Так просто? Два года семейной жизни и «Гарри, я подам на развод сама»? Но, будучи трезвым, хорошо контролирую себя и безразлично киваю:

— Ради Бога. Скажи, когда нужно будет прийти и расписаться.

Она открывает рот, чтобы ответить мне, но в этот момент откуда-то из-за ее спины раздается мужской голос:

— Джин, милая, ты идешь?

Я непроизвольно дергаюсь, дабы увидеть говорящего, но Джинни заслоняет его от меня своей фигурой.

— Сейчас, — отвечает она, не оборачиваясь, и смотрит на меня прямо, с осуждением. А мне, на самом деле, плевать, что она уже нашла мне замену. Или это произошло еще до того, как мы расстались? В любом случае, пора оставить бывшую жену наедине с ее жизнью и заняться своей собственной.

— Ладно, спасибо, что уделила внимание, — бросаю ей, не собираясь слушать ответ, а она только жестом показывает, что, мол, обращайся еще. И, не потрудившись попрощаться, возвращаюсь в кухню, чувствуя себя до крайности разбитым и опустошенным.

Будем считать, что в истории моего брака можно поставить точку. Давно пора было, но я, пожалуй, хотел сделать это сам. И уж явно не рассчитывал на то, что окажусь брошенным собственной женой, которая шесть лет добивалась нашей свадьбы. Брошенный ради кого-то, о ком я даже не знал до сегодняшнего дня. Они наверняка сейчас мило воркуют, и Джинни делится с ним своей радостью по поводу избавления от нерадивого мужа-кобеля, а у меня только начатая бутылка виски и Малфой в гостиной. Перспектива просто отвратительная, но куда деваться? И я обещал себе не пить до вечера. Ну или, по крайней мере, до тех пор, пока не явится Кингсли.

А Кингсли аппарирует на порог моего дома спустя три часа, когда я уже почти полностью извел себя мыслями о Джинни, моем отношении к Малфою и заварившейся вокруг последнего каши. Открываю дверь, жестом предлагая начальству пройти, но мы так и остается стоять в прихожей.

— Я так понимаю, Малфой здесь? – крупные карие глаза обегают узкое помещение, замечая две пары все еще покрытых белой пылью ботинок. – Я хотел бы поговорить с ним.

— Он спит, — качаю головой, прислоняясь плечом к стенному шкафу. – Это может подождать?

— В его случае, угроза смерти растет пропорционально ожиданию, — Кингсли хмурится, глядя на меня и наверняка замечая положительные перемены в моем облике.

— Я сам могу поговорить с ним, — не скрывая недовольства, отвечаю Шеклболту, чувствуя раздражение от недоверия, которое прочно закрепилось за внимательным взглядом темно-вишневых глаз. – Это ведь мое дело, не так ли?

— Так-то оно так, — задумчиво тянет Кингсли и как будто не может сказать мне правду, — но если ты его провалишь, то отвечать придется мне. По полной программе, Поттер.

— Мне кажется, сегодня днем я избавил вас от этой неприятной ответственности, — холодно отзываюсь я, понимая, что еще одним дружеским отношениям конец. Даже если я распутаю это дело, в любом случае уже не буду пользоваться прежним доверием и уважением.

— Поттер, перестань на меня давить, — зло выговаривает он. – Ты уже должен был предоставить мне информацию о том, что произошло у них на тренировке.

— Речь о Малфое, — вежливо напоминаю ему. – Могу, конечно, начать его пытать. Но будет лучше, если вы дадите мне время.

— Пока ты будешь искать к нему подход, — понижает голос Кингсли, и я понимаю, что нарвался на грубость, — его могут пристукнуть. Напомнить, что произойдет с тобой в этом случае?

— Не утруждайтесь, мистер Шеклболт, — у меня начинает стучать в висках от нервного напряжения, — только, если вы боитесь, что я провалюсь, то почему бы не передать дело Малфоя кому-то более… квалифицированному?

Ярость Кингсли становится ощутимой, и я думаю, мое увольнение может состояться прямо сейчас в этой прихожей. Но в ответ слышу только короткое:

— Я надеюсь, что ты справишься, — он дергает головой, сглатывает комок невысказанных оскорблений и разворачивается к выходу. – Завтра, в одиннадцать жду тебя в своем кабинете, — и хлопает дверью, прежде чем я успеваю возразить или что-то добавить. Несколько секунд в замешательстве стою в коридоре, когда слышу движение за своей спиной и хриплый со сна голос:

— Какие у вас, однако, теплые отношения.

Оборачиваюсь и вижу Малфоя. Он тяжело опирается на косяк двери в гостиную и смотрит на меня исподлобья.

— Я думал, ты спишь, — замечаю, размышляя над тем, как буду смотреть Кингсли завтра в глаза. Мое положение ухудшается с каждым часом все сильнее и, похоже, я не в состоянии остановить этот процесс.

— Я думал, ты пошлешь его нахер, — вторит он мне, вызывая короткую улыбку.

Отвожу взгляд, не зная, что ответить, но, вспоминая слова Джинни, приказываю:

— Тебе заочно прописан постельный режим, так что будь любезен вернуться в горизонтальное положение.

— Я как-нибудь без твоей помощи разберусь, что мне делать, — абсолютно спокойно хамит он, а я готов взорваться от переполнения злостью, ревностью, обидой и непониманием.

— Малфой, хоть ты можешь вести себя не как полное дерьмо, а? – устало потираю переносицу под очками, силясь сохранить остатки спокойствия и не сорваться на ждущую меня на верхней полке бутылку.

— Как дерьмо здесь веду себя явно не я, — он складывает руки на груди, но я замечаю, как что-то меняется в его потемневших стальных глазах. Жалость? Или понимание? Ерунда, ни то, ни другое к Малфою не имеет никакого отношения. – Выдашь мне полотенце? – неожиданно мягко добавляет он, и мне еще сильнее хочется убить его собственными руками, потому что ощущение такое, как будто он играет на моих чувствах. Ничего не говорю, прохожу в спальню и возвращаюсь со светло-бежевым полотенцем. Передаю его Малфою, и на несколько секунд мы оказываемся слишком близко друг к другу, чтобы я снова мог впиться взглядом в его тонкие черты и увидеть в них что-то, чего не замечал раньше.

— Первая дверь по коридору налево, — сообщаю ему, не отрываясь от ледяных идеально спокойных глаз. Два айсберга – величественные, нерушимые, беспристрастные – вот что я вижу за серыми радужками. – Можешь воспользоваться моим шампунем и халатом, если не брезгуешь, — вторую часть фразы добавляю непроизвольно, словно загипнотизированный прямым, беспощадно сжигающим предубеждения и застоявшуюся в сердце ненависть взглядом.

— Я подумаю, — отзывается он и удаляется из моего поля зрения, чем приносит немалое облегчение. Возвращаюсь на кухню, заваривая две чашки чая и, то и дело, поглядывая на бутылку с благородно-янтарной жидкостью, убеждая себя в том, что еще не время. Так или иначе, мне придется добиться от Малфоя правды, и если сейчас не произойдет очередное покушение на моего гостя, то я сделаю все, чтобы вытащить из него информацию.

Малфой появляется минут через двадцать, с растрепанными мокрыми волосами, тонкими светлыми прядями, прилипшими к скулам, полуобнаженный и источающий тонкое, до странности возбуждающее тепло. И мне хочется отодвинуться от него почти также сильно, как оказаться ближе положенного. Встряхиваю головой, осознавая только то, что либо начинаю сходить с ума, либо возвращаться в реальность. В реальность, где Малфой садится за стол и внимательно смотрит на меня так, словно видит насквозь.

— Если хочешь есть, то у меня только вчерашняя курица с картошкой, — говорю излишне резко, чем вызываю короткую усмешку, задерживающуюся на тонких губах на секунду дольше обычного. – Что, подобная плебейская пища не для слизеринского принца? – не дожидаясь ответа, продолжаю бурчать я. – Тогда сиди голодным.

Он ставит локоть на стол и подпирает подбородок, по-прежнему не сводя с меня глаз, а я начинаю чувствовать себя до крайности неловко. Чего он от меня ждет интересно? Что я ему омаров с ананасами достану?

— Малфой, перестань на меня пялиться, — не выдерживаю и останавливаюсь посреди кухни, не зная, куда деть отчего-то сильно мешающиеся руки.

— Почему ты так нервничаешь? – излишне спокойно интересуется он, и мне становится легче от звука его голоса. Все же, когда Малфой смотрит на тебя и молчит это как-то слишком… Неадекватно, да.

— Тебе кажется, — парирую, не собираясь сознаваться в том, что у меня сердце сжимается, когда он ко мне обращается. – Ну, так что, будешь и дальше изображать из себя аристократа, отказываясь от еды?

— Во-первых, я не отказывался, — поправляет он меня, и я снова удивляюсь его выдержанности. Похоже, вместе с побелкой и сливками он смыл с себя и хамское настроение. – Во-вторых, я не голоден. Поэтому кончай вести себя как твоя назойливая Уизли. Кстати, когда она вернется?

— Никогда, — огрызаюсь я, уязвленный его замечанием насчет назойливости. – Так что, если хочешь сбежать, придется искать другой повод.

— Мне не нужен повод, чтобы сбежать, — его голос внезапно выдает усталость, старательно спрятанную за ширмой равнодушия, и он на несколько секунд прикрывает глаза. – Мне показалось, или в семье Поттер-Уизли произошел разлад?

— Мы разводимся, если ты об этом, — беру себя в руки и сажусь напротив него за стол, стараясь угомонить разбушевавшееся в груди сердце и перестать вести себя как первокурсница. Но теперь мне просто категорически необходимо выпить. Сплавить Малфоя в гостиную и выпить рюмку или даже две. А затем приниматься за допрос.

— Как любопытно, — протягивает он, придвигает к себе чашку с чаем, поднося ее к губам и, не сделав глотка, возвращает обратно на стол. Замечаю, как едва заметно бледнеет его осунувшееся лицо, но ничего не говорю. Раз отказывается вести себя по-человечески, то и мне плевать на его состояние. – Своим пьянством ты доконал даже ее?

— Мерлин, Малфой, тебе больше не о чем со мной поговорить, а? Что ты прицепился? Это моя жизнь, как хочу, так ей и распоряжаюсь, — у меня срывает планку, и я готов высказать хорьку все, что думаю о нем, Джинни, Кингсли и виски. – Хочу — пью, хочу — жену из дома выгоняю, хочу — с работы увольняюсь. Тебе-то какое дело?

— Да никакого, Поттер, — он отстраняется и на глазах превращается в каменное изваяние без чувств и эмоций. Черт, а я ведь мог воспользоваться его любопытством несколько минут назад. Или не мог? – Мне просто приятно думать, что ты разрушил свою жизнь без моей помощи.

— Да пошел ты, — невыразительно отвечаю ему, едва сдерживая порыв прямо сейчас сделать глоток из манящей бутылки. Но тогда Малфой выскажет еще какую-нибудь гадость в мой адрес, и после этого я его прибью. А потом Кингсли уничтожит меня. – Малфой, ты когда-нибудь перестанешь быть ублюдком или из тебя это никакими бладжерами не вышибешь?

— Спасибо, что избавил от вопросов Шеклболта, — внезапно говорит он, поднимая на меня глаза, и я захлопываю рот, проглатывая все оставшиеся оскорбления, вкупе с истерикой. Он точно издевается, не проходится сомневаться. То унижает, то благодарит. А мне с моей расшатанной психикой перемены в его настроении угрожают нервным срывом.

— Не за что, потому что эти вопросы задам тебе я, — прислоняю ладонь ко лбу, понимая, что если не приступлю к допросу сейчас, завтра буду снова оправдываться перед Кингсли. А Малфой недовольно поджимает губы и хмурится.

— И что ты хочешь узнать? – он возвращается к созерцанию моего лица, заставляя вздрогнуть под открытым внимательным взглядом.

— Я уже говорил, — не могу справиться с этим ощущением иррациональности поведения собственного сердца. Какого черта оно творит под прицелом задумчивых серебристых глаз? – Что вас связывает с загонщиком, кроме командной игры? Как его, кстати, зовут?

— Джерри, — нехотя отвечает Малфой, — Джеральд Уиншир, если быть точным. И я не расскажу тебе о том, что нас связывает, потому что это слишком личное и не имеет отношения к делу.

Глаза мои должно быть расширяются, потому что не знаю, как вы, но лично я быстро связал намек Малфоя и лубрикант, найденный в его аптечке, в одну логическую цепочку и теперь пребываю в глубоком замешательстве.

— Поттер, я тебя умоляю, не озвучивай свои выводы, — он смотрит на меня высокомерно, словно это я признался ему в связи с мужчиной. – Еще вопросы будут?

— О’кей, — перевариваю я полученную информацию и, наплевав на правила ведения допроса, которым меня так старательно учил Кингсли, спрашиваю: — Давай по-другому: ты знаешь, кому понадобилось тебя убивать?

— Предполагаю, — задумчиво отвечает он. – Точнее, до сегодняшнего дня предполагал.

— Малфой, ты ведь что-то знаешь такое, что не дает кому-то жизни, так? – перехожу в наступление, а он откидывается на спинку, перекрещивая руки на груди. – Это же очевидно. Это не месть, иначе покушения были бы продуманны до мелочей. Это не фотографии, не что-то материальное – в этом случае тебя было достаточно выключить на несколько часов и обыскать. Значит это то, что хранится в твоей многострадальной голове. Только что?

— Я не знаю, Поттер, — он смотрит на меня, не моргая, практически не двигаясь. – Правда, не знаю.

— Тогда думай, Малфой, ищи в памяти то, что может навредить кому-то. Если я тебя правильно понял, то об одном человеке ты точно знаешь кое-что запрещенное общественным мнением.

— Ему наплевать, — он раздраженно взмахивает рукой и погружается в размышления. Я внимательно наблюдаю за ним, больше всего желая забраться в его память и хорошенько пошарить там самому, потому что мой мозг работает на удивление ясно и быстро.

— Его могли и под империо подвести, — качаю головой, понимая, что не добьюсь от Малфоя ничего путного. Потому что я верю в то, что он на самом деле не в курсе, с какой стати на него открыта охота. – Только если он у тебя не единственный…

Малфой неожиданно сильно сдавливает виски, поднимается на ноги и нетвердой походкой направляется в сторону раковины. Подхожу к нему и наблюдаю, как он открывает кран с холодной водой и быстрыми резкими движениями умывается, издавая тихий, но вполне отчетливый стон. Делает шаг назад и вцепляется рукой в край раковины, ноги у него подгибаются, и он оседает на пол, опираясь спиной на стену. Прежде чем выключить воду, смачиваю кухонное полотенце, а затем опускаюсь на корточки рядом с белым как полотно Малфоем. Он дышит глубоко и быстро, словно ему не хватает воздуха. Замечаю, как крупная дрожь сковывает длинные пальцы, прижатые к бледным щекам и прикладываю полотенце к его лбу, не получая сопротивления. Он коротко смотрит на меня, издает еще один короткий стон и прикладывает ладонь ко рту.

— Тошнит? – интересуюсь, не чувствуя при этом неприязни или отвращения. Он кивает и запрокидывает голову, закрывая глаза, справляясь с подкатывающей к горлу мутью. Отнимаю полотенце, не глядя бросаю его в раковину, и усаживаюсь рядом с Малфоем, незаметным движением обнимая его за плечи и немного притягивая к себе. Он, должно быть, хочет возмутиться, но ему слишком плохо для этого. Поэтому покорно прислоняется холодным лбом к моему виску и позволяет себе остаться в моих руках.

— Лучше станет, скажи, — тихо прошу его и получаю короткий кивок, после которого он возвращается в прежнее положение, и теперь я чувствую его теплое дыхание на своей шее. Он трясется как будто от холода, и я крепче сжимаю его в руках, не зная как еще помочь, но чувствуя себя невыносимо хорошо. И, клянусь Мерлином, это не оттого, что Малфой мучается на моих глазах.

— Поттер, ты мне сейчас кости сломаешь, — слышу тихий голос и ослабляю хватку, понимая, что сейчас Малфой наверняка вывернется из моих рук, выскажет все, что думает на мой счет, и сбежит. И будет прав на самом деле, потому что то расположение, которое я чувствую к нему последние минут пять вряд ли можно считать адекватным происходящему. Но он не двигается, все еще обжигая короткими выдохами чувствительную кожу на шее и вынуждая мое сердце биться где-то в районе желудка. И я незаметно для себя прихожу к выводу, что готов просидеть так еще достаточно долго, возможно целую ночь, ощущая теплую кожу под пальцами и быстрое сердцебиение того, кого невольно вынужден защищать от опасности. И, к слову сказать, того, кого ненавидел на протяжении всего обучения в Хогвартсе. Ах, Мерлин мой, куда меня несет?

Но самое занятное, что Малфой тоже не стремится избавиться от моей опеки, даже когда дыхание его выравнивается, и дрожь сходит на нет. Он еще минут десять просто находится в моей власти, в моих руках, но не произносит ни слова, а я так боюсь спугнуть его, словно нет для меня большего счастья, чем сидеть на полу собственной кухни с полуобнаженным Малфоем в руках. Увидела бы меня Джинни или Кингсли, или Рон… Не приведи Господь.

— Можешь отпустить, — я не понимаю, вопрос это или утверждение, но послушно размыкаю кольцо рук, позволяя Малфою распрямиться и взглянуть мне в глаза. К лицу его вернулись краски, и он снова начал походить на человека. Стоит ли добавлять, что я нахожу эти изменения привлекательными?

— Ты в порядке? – интересуюсь слишком отстраненно, чтобы не выдать истинных чувств, а он удерживает улыбку в глазах, не позволяя тонким губам изогнуться в насмешке.

— Будем считать, что так, — отвечает он несколько севшим от молчания голосом, цепляется рукой за мойку и поднимается на подрагивающие ноги. Я мгновенно оказываюсь рядом, чутко ощущая его потребность во мне. Неважно, чем все это обернется, но сейчас я чувствую себя лучше, чем два часа назад. И все проблемы кажутся такими невесомыми, будто их вовсе нет. Малфой заводит руки за спину и теперь упирается в кухонную тумбочку двумя ладонями, словно отыскивая силы на то, чтобы сделать шаг.

— Голова болит? – спрашиваю, разглядывая его лицо с наигранным недоумением, получая удовольствие от созерцания тонких, как будто выверенных неизвестным мастером, черт.

— Кружится дико, — неохотно отвечает он и проводит ладонью по лбу. Уверенным движением беру его за локоть и веду в спальню. Он не возражает, но оказавшись на широкой кровати, которая не так давно считалась семейным ложем любви, вопросительно поднимает брови:

— Мне думалось, это твоя комната, — в его глазах плещется подозрение, хотя что-то мне подсказывает, он отлично понял мои чувства.

— Моя, — киваю я. – Но я думаю, я переживу одну ночь на диване. Тем более, он раскладывается.

— Какая щедрость, — он все-таки усмехается, но я не вижу за этим надменности. Хотя у меня такое чувство, что я вообще ни черта не вижу и не слышу. И что Малфой действует на меня покруче виски.

— Я же гриффиндорец, — подмигиваю ему, а затем становлюсь серьезным. – Тебе что-нибудь нужно?

«Ага, Поттер, ты мне нужен, — плотоядный насмешливый взгляд. – Останься, зачем тебе в гостиную?» Стряхиваю с себя наваждение, поражающее сознание своей откровенностью, и замечаю, как Малфой заинтересованно смотрит на меня.

— Отдых от твоего повышенного внимания, — кивает он, и я снова не слышу издевки. Будь он проклят, злосчастный хорек. Черт знает, что происходит. – И чай, если можно.

Оставляю эту реплику без ответа, возвращаясь на кухню и принимаясь за приготовление запрошенного напитка, а про себя начинаю приходить к выводу, что двинулся на почве злоупотребления алкоголем и расставания с Джинни. Извлекаю из холодильника печенье и выпечку двухдневной давности и захватываю с собой, возвращаясь в спальню и заставая Малфоя уже под одеялом. Подаю ему чашку и ставлю тарелку поверх одеяла. Он выразительно смотрит на испеченные Джинни пирожки, а затем переводит взгляд на меня.

— Я оставлю их здесь, — непримиримо качаю головой. – Хочешь ты этого или нет.

— А я уже хотел было сказать тебе спасибо, — он смотрит на меня осуждающе, за что особенно сильно хочется стукнуть его по голове, но я удерживаюсь от столь непредусмотрительного шага в наших отношениях. Отношениях? Мистер Поттер, вы, кажется, совсем слетели с катушек.

— Не смею тебе мешать, — демонстративно складываю руки на груди и всем видом показываю, что готов его выслушать.

— Нет, эта пародия на выпечку уже все испортила, — он сжимает тонкие губы, а затем неожиданно мягко улыбается так, что стальные радужки ощутимо светлеют. Словно за ними спрятан свет, доступный только после череды унижений, вперемешку с благодарностью.

— Спокойной ночи, Малфой, — говорю ему, останавливаясь в дверях, гашу свет, и последнее что вижу – острое внимание в потеплевших глазах.

Ворочаюсь на узком диване не менее двух часов, прежде чем смиряюсь с тем, что уснуть не удастся. Мало того, что мысли о Малфое не дают мне ни секунды свободы, так еще и некстати решивший себя обнаружить голод гонит на кухню в поисках той самой курицы, которую я предлагал своему гостю. Зажигаю свет, забираюсь в холодильник и в течение двадцати минут приканчиваю разогретый на скорую руку ужин, но сна у меня по-прежнему ни в одном глазу. Просидев за столом еще минут пять, чувствую как сквозит по ногам и, игнорируя собственное обещание не приближаться к Малфою как можно дольше, приоткрываю дверь, бегло осматривая комнату. Постель оказывается пуста, одеяло откинуто, а дверь на небольшую террасу распахнута. Затыкая внутренний голос, настоятельно рекомендующий вернуться в гостиную, миную спальню и выбираюсь на свежий ночной воздух. Тут же замечаю Малфоя, с ногами забравшегося на узкую скамейку, которую мы с Джинни когда-то выбирали почти четыре часа без перерыва. Он замечает мое появление и поворачивает голову, но в тусклом освещении я едва разбираю его черты. Не слыша возражений, подхожу к нему и сажусь рядом, мгновенно попадая под очарование терпкого тепла, которое источают его обнаженные плечи. Но сразу за этим приходит вопрос:

— Мне кажется, или ты решил заработать воспаление легких для полного счастья?

Он хмыкает, делая глубокий вдох и обхватывая прижатые к груди колени руками.

— Что, Поттер, тоже не спится? – спрашивает тихо, задевая сквозящей мягкостью в голосе мою душу и заставляя сделать над собой усилие, дабы не перейти с ним на куда как более неформальный стиль общения.

— Диван жесткий, — отговариваюсь я, а он поворачивает голову, и я вижу, как поднимаются светлые брови, придавая его лицу крайне недоуменный вид. И мне так невыносимо хочется на сантиметр придвинуться к нему, только бы коснуться мраморной, но такой горячей кожи.

— И все? – недоверчиво интересуется он. – Мне думалось, ты размышляешь над загадкой покушений на мою жизнь, а дело, оказывается, в диване.

И как объяснить ему, что ни одно его предположение и рядом не близко с истинным положением вещей? Но не могу же я, в самом деле, рассказать ему, что думал о том, как странно нас свела судьба. Или о том, как мне нравилось держать его в руках и чувствовать его беззащитность. Нет, такие мысли принято держать при себе или, в крайнем случае, передавать на хранение думоотводу.

— И в том, что из-за тебя я так и не поужинал. Ты сам-то?.. – начинаю, но он перебивает меня.

— Нет, Поттер, я как раз думал о том, кому понадобилось избавиться от меня, — он тяжело вздыхает и круговыми движениями потирает виски. А мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы остановить себя от прикосновения к слишком близкому Малфою.

— И как успехи? – почти равнодушно спрашиваю я, понимая, что лучше уйти прямо сейчас. И выпить, мне ужас как хочется выпить хотя бы пятьдесят грамм. Но я остаюсь.

— Никак, — он смотрит в небо, я вижу, как лунный свет отблесками играет в его глазах. – До тех пор, пока в моей голове танцуют гиппогрифы, мне вряд ли удастся разобраться с этим вопросом.

— Хочешь обезболивающее? – меня пробирает дрожь, и я при всем горячем желании не могу списать ее на ночной холод. Не помню, когда так нервничал. А главное – почему? Уже поднимаюсь на ноги, так и не получив ответа, но Малфой, наконец, медленно произносит:

— Нет. Останься.

У меня окончательно сносит крышу, несмотря на то, что я не могу объяснить себе собственное состояние. Но что-то подобное я чувствовал на четвертом курсе, приглашая Чоу на бал. О, нет, плохое сравнение, лучше от него избавиться.

Малфой тем временем подносит ко рту руки, сцепленные в замок, и согревает дыханием, а я все же опускаюсь обратно на скамейку, но на сантиметр ближе к источнику тепла. Он едва ощутимо вздрагивает от соприкосновения наших плеч, но ничего не говорит. И я понимаю, что должен что-то сказать – что угодно! – только бы вывести себя из этой странной гармонии, в которой я сейчас пребываю.

— Ты когда собираешься отчаливать? – спрашиваю и сам недоумеваю, зачем задал именно этот вопрос, который как нельзя лучше выявит пропасть между нами. Малфой отрывается от собственных ладоней и поворачивает ко мне голову:

— Видимо завтра, раз ты спрашиваешь, — он прищуривается, и я хорошо различаю ожидание в его матовых глазах.

— Я не к тому, — быстро поправляюсь я. – Мне с утра нужно будет к Кингсли. И не хотелось бы, чтобы ты неожиданно исчез в мое отсутствие.

— Поттер, перестань оправдываться, тебе не идет, — фыркает он. - Я все равно собирался завтра вернуться домой и заняться восстановлением гостиной.

— Не хотелось бы тебя расстраивать, — с напускной заботой говорю ему, — но судя по тому, как ты сегодня обнимался с моей раковиной, тебе вряд ли удастся в одиночку вернуть своему дому приличный вид.

— Хочешь помочь? – он хмыкает, но не сводит с меня прицельного взгляда, и я понимаю, что попал в ловушку. С другой стороны, на мой взгляд, все и так очевидно.

— Мне все равно велено приглядывать за тобой, — разыгрываю глубокое разочарование и досадливо взмахиваю рукой, как бы случайно задевая его локоть.

— У тебя получается, — замечает он слишком серьезно, чтобы я мог пропустить это. Отрежьте мне уши, вырвите язык, выколите глаза, если Малфой на самом деле не флиртует со мной. А заодно лишите разума, чтобы я мог беспрепятственно отвечать ему.

— Так и знал, что мне идет роль надзирателя, — выдавливаю короткий смешок, абсолютно не понимая, что происходит с Малфоем. Со мной вроде как все проясняется, но вот что с этим бесчувственным изваянием, которое внезапно стало походить на человека?

— Тебе очень идет роль трезвого, — он чуть заметно хмурится, заставляя кровь прилить к щекам и отвернуться. Сдалось ему напоминать мне худшие минуты в моей жизни. С другой стороны, он, в общем, прав. О, нет, только не это, я начал соглашаться с Малфоем.

— Мы долго здесь еще мерзнуть собираемся? – делаю вид, что пропускаю последнее замечание мимо ушей.

— Я тебя вроде не принуждаю, — он вздергивает нос, искоса поглядывая на меня. – Ты вполне можешь пойти и продолжить налаживать контакт с диваном.

— Ага, и с утра обнаружить твой хладный труп на собственной террасе? Нет уж Малфой, я буду действовать тебе на нервы до тех пор, пока ты не образумишься, — стараюсь выглядеть серьезным и безразличным одновременно, но улыбка сама собой растягивает губы.

— Не будет трупа, — его тон неожиданно меняется на холодный, а мое сердце откликается на эту перемену болезненным спазмом. — Серьезно, Поттер, оставь меня. Я хочу побыть один.

— Тебе быть одному опасно для жизни, — парирую, неведомо откуда находя в себе силы для контроля эмоций. – Побудешь в одиночестве в своей кровати. То есть в моей, но неважно.

— Доставучий Поттер, — вздыхает он, выдавая усталость и, как мне кажется, досаду. – Там слишком душно, я все равно не усну.

— Я окно открою, — поднимаюсь на ноги и останавливаюсь напротив него, заглядывая в бледное с глубокими тенями под глазами лицо. – Давай, Малфой, не заставляй меня применять силу.

— Я всегда знал, что ты худшее, что могло со мной случиться, — невесело усмехается он, оказываясь рядом со мной. Слишком близко, если быть честным. Во рту у меня мгновенно пересыхает, и я, понижая голос, отвечаю:

— Худшее с тобой случилось сегодня днем и, поверь мне, я не имею к этому отношения.

— Уже имеешь, — хмыкает он, проходя в комнату, а я закрываю за нами дверь. Дожидаюсь, пока он вернется под одеяло, и с гулко стучащим сердцем хочу задать вопрос, но не решаюсь. Нет, не нужно, мне давно пора остановиться. Но слышу за спиной: — Поттер, если с диваном такие проблемы… — оборачиваюсь, не веря своим ушам. Не мог же он настолько хорошо понять мои чувства, не мог же? — …могу уступить тебе кровать. Мне все равно, где не спать.

Сердце падает на дно желудка, и я неосознанно качаю головой. Что я ожидал услышать? «Можешь остаться здесь?» Мерлин мой, какая глупость.

— Все нормально, Малфой. Спокойной ночи еще раз, — и закрывая за собой дверь слышу:

— Спокойной ночи, Поттер.

* * *

Утром, прежде чем отправиться к Кингсли, заглядываю в спальню и обнаруживаю Малфоя крепко спящим поверх одеяла, а дверь на террасу открытой. Ну, кто бы сомневался. Несколько секунд раздумываю над тем, чтобы принести плед из гостиной, но твердо решаю, что пора остановиться в своей излишней заботе о Малфое и как можно скорее избавиться от него. Но для этого для начала нужно найти потенциального убийцу. Задачка не из простых, но если чего-то захотеть…

Закрываю дверь на террасу, оставляя приоткрытым окно, и аппарирую в Министерство.

Кингсли встречает меня не просто хмурым взглядом – на лице его едва ли не отчаяние. Прохожу и сажусь в кресло напротив его стола, вопросительно глядя на изможденное темнокожее лицо.

— Утреннюю прессу читал? – интересуется он быстро и кидает мне свежий номер Пророка. Не удостаиваю его вопрос ответа и смотрю на первую полосу, чувствуя, как кровь бросается в щеки. «Джеральд Уиншир найден мертвым в собственной кровати», — гласит таблоид. Пробегаю глазами статью, выясняя, что один из загонщиков лучшей команды Лиги Британии был задушен прошлой ночью, никаких улик или следов магии не обнаружено. Про себя пытаюсь осознать, что теперь делать, но сначала поднимаю глаза на Кингсли. Он кивает потрясению, написанному на моем лице:

— Это еще не все, — устало вздыхает он и потирает широкий лоб. – Пророк обошел это стороной, но у нас целых два трупа за одно идеально паршивое утро. Курьер, доставивший Малфой торт, скончался от веревки на шее. Наши люди перерыли его дом, но не нашли ничего интересного кроме этого, — он пальцем указывает на миниатюрную золотую брошь в виде изящно свернувшуюся в кольцо змеи с двумя изумрудами вместо глаз. Задумчиво верчу вещицу в руках, продолжая слушать Кингсли. – Он был магглом, одиноким и почти нищим. Судя по всему, эта побрякушка попала к нему совсем недавно, иначе он бы давно продал ее. Могу предположить, что ею с ним расплатились за некоторую услугу. Кто-то активно заметает следы и, к сожалению, пока ему это удается, — он делает три коротких вдоха-выдоха и теперь внимательно смотрит на меня: — У тебя что нового?

— Я поговорил с Малфоем, — размышляю над тем, как подать информацию, но прихожу к выводу, что сейчас предпочтительнее честность. – Он представления не имеет, кто хочет расправиться с ним, и я ему верю. Я попытался вытащить из него информацию, но столкнулся с одной неразрешимой проблемой, а именно с его сотрясением мозга, — Шеклболт хмурится, взглядом давая мне понять, чтобы я продолжал. – Как только он пытается что-нибудь вспомнить, его состояние существенно ухудшается. Но я уверен, у него есть ключик к происходящему.

— Копай, Поттер, — вкрадчиво говорит мне Кингсли. – Бери ищеек, переверни Лондон, Британию – что захочешь, но найди мне преступника. И не спускай с Малфоя глаз, слышишь? Прилепись к нему аки банный лист сам знаешь к чему, но не оставляй в одиночестве.

— Почему не приставить к нему пару авроров? – я начинаю чувствовать, что мне слишком многое не договаривают. Хотя бы даже то, с каких пор Малфой превратился в настолько важную персону.

— Потому что никто кроме тебя не обладает достаточной интуицией в отношении опасностей. Вспомни хотя бы этот начиненный взрывчаткой тортик. Нет, я хочу, чтобы ты лично оберегал покой Его Величества Лучшего Ловца Британии.

— Еще один вопрос, мистер Шеклболт, — хмуро смотрю на него, раздражаясь и чувствуя себя игрушкой в чужих руках. – Откуда такой интерес к жизни Малфоя? Только не надо заводить эту песню про публичность и Надежду Британской нации. Уиншир тоже играл в сборной, но его безопасностью никто не озаботился.

— Это не относится к делу, — отвечает он, а я вспыхиваю. Как они мне надоели с этим «не относится к делу». Черт с ними, сам все раскопаю. – Ребята ждут твоих указаний в твоем кабинете. Можешь приступать. Малфой все еще у тебя?

— Да, — киваю и поднимаюсь на ноги.

— Надеюсь, у тебя там достаточно защитных чар, — бросает мне в спину, а я вздрагиваю, вспоминая открытую дверь на террасу. Да, дом окружен противовзломным, без моего участия внутрь никто не попадет – парадная дверь знает каждого возможного гостя в лицо. Парадная – да, но вот терраса… Неделю назад соседский мальчишка разбил нам стекло, и Джинни попросила снять заклинание для того, чтобы можно было заменить старую дверь с облупившейся краской, от которой она уже давно хотела избавиться и только ждала повода. Дверь мы заменили, а потом я… закрутился и абсолютно забыл о восстановлении защиты.

— Я пришлю им сову, — прежде чем Кингсли успевает возразить, аппарирую домой, про себя умоляя Небеса, чтобы не было слишком поздно.

Влетаю в спальню, судорожно отыскивая Малфоя, но не нахожу ничего, кроме смятого одеяла. Дверь на террасу, правда, закрыта и цела, но я могу поверить, что преступник вскрыл ее, не прибегая к уничтожению. Подхожу ближе, рассматривая ручку и пытаясь уловить остатки магии. Где сейчас может быть Малфой и жив ли он? Закрываю глаза и провожу вспотевшей ладонью по лбу, чувствуя себя просто отвратительно. Какой же я идиот, как мог про это забыть? И что теперь делать? Искать Малфоя или его тело? Кингсли меня, конечно, уволит, но отчего-то эта мысль по сравнению с тем, что слизеринца уже нет в мире живых, кажется ерундой. Закрываю глаза, силясь справиться с потоком слепого отчаяния, когда слышу голос за своей спиной:

— Уже вернулся?

Едва не подпрыгиваю, резко разворачиваюсь и вижу абсолютно невредимого Малфоя в моей рубашке и брюках, с усмешкой на тонких губах. Горло у меня перехватывает, и только спустя минуту я выдавливаю из себя:

— Малфой, твою мать!.. Ты где был? Я уже подумал… Мерлин, идиот, как же ты меня напугал…

Он смотрит на меня с вежливым изумлением, светлые брови закрывает длинная челка, и выглядит он до крайности заинтригованным.

— Поттер, у тебя, похоже, паранойя, — качает головой и выражает взглядом сожаление. – По какому поводу истерика?

— А ты подумай! – вспыхиваю я, понимая насколько глупо сейчас выгляжу, но вместе с тем чувствуя глобальное облегчение. Неважно, что он там подумает, главное что жив и на первый взгляд вполне невредим. – Тебя два дня подряд с завидным упорством пытаются убить, а я возвращаюсь домой и не нахожу там, где предполагал. Что я должен был решить?

— Что я воспользовался твоим душем, например, — замечает он, подходя ближе, и я слышу запах свежести исходящий от его кожи и волос. Я смотрю на него, не в силах произнести хоть какое-то оправдание. Ведь, если быть честным, я возвращался с мыслью о том, что не найду его, так? Поэтому не обратил внимания на шум воды в ванной. Мне было категорически важно понять… Нет, не хочу об этом думать. Не хочу узнавать, что я чувствовал, осознав, что Малфоя больше нет.

— Поттер, я, безусловно, тронут твоими переживаниями за мою жизнь, но пора уже возвращаться в реальность. И рот закрой заодно.

Не может он без колкостей, стоит смириться. Выдыхаю, проклиная Малфоя и всю эту историю, в которую так неосторожно оказался втянут сильнее, чем кто-нибудь предполагает. И если теперь каждый раз во время нового покушения на моего школьного врага сердце будет пытаться выйти из груди через горло, то стоит заявить Кингсли в категоричной форме, что я отказываюсь вести это дело. Пусть кто угодно другой таскается с насолившем кому-то слизеринцем и трясется за его шкуру. А я продолжу спускать жизнь в сточную яму.

— Ну, раз уж мы разобрались с вопросом моей безопасности, я с твоего позволения позавтракаю здесь и аппарирую домой. Думаю, остатки моей гостиной по мне уже соскучились, — он старается держаться вежливо и мирно, я бы даже сказал, что у него получается. Если бы еще убрать этот пафос, сквозящий в каждой интонации… Не буду желать невозможного, так проще.

— Да подожди ты со своей гостиной, — перебиваю его и достаю Пророк, уведенный из рук Кингсли. – Думаю, тебе будет интересно.

Он, глядя на меня с подозрением, берет в руки газету и пробегает глазами заголовок. Я вижу, как краски уходят из его и так не слишком живого лица, и только сейчас понимаю, что статья о его загонщике может значить для него куда больше, чем для меня. Если их действительно связывало что-то крайне личное, то я могу представить, что он сейчас чувствует. Поэтому остаюсь стоять в шаге от Малфоя, не спуская с него глаз и готовясь к чему угодно, вплоть до обморока, что в его состоянии будет неудивительно. С другой стороны, скрывать от него информацию не лучший способ докопаться до сути. Я все еще уверен, что он может мне помочь.

Он заканчивает читать, откладывает Пророк на журнальный столик и на несколько секунд закрывает глаза, а у меня такое чувство, что он борется со слезами. В любом случае побеждает и, когда смотрит на меня, я не замечаю в нем и намека на истерику.

— Что ты там говорил насчет выпить? – негромко спрашивает он, и я киваю. Да, пожалуй, я могу его понять. Приношу с кухни остатки виски и два стакана. Нет, ну не будет же он, в самом деле, напиваться в одиночку? Тем более, это может послужить скудным оправданием моему желанию влить в себя пару стаканов того, что Джинни называла «пойлом».

Подаю Малфою его порцию и не успеваю ничего предпринять, прежде чем он ловко опрокидывает ее в себя и резко втягивает воздух носом. Интересно, мне доведется увидеть пьяного Малфоя? Он ведь со вчерашнего дня ничего не ел, а с его сотрясением я думаю виски должно неплохо его встряхнуть. Но он продолжает выглядеть адекватным, а я настолько увлечен созерцанием своего гостя, что забываю сделать глоток из своего стакана. Вместо этого тихо и осторожно спрашиваю:

— Он много значил для тебя?

Серые глаза мгновенно становятся острыми, словно лезвия рассекают мне душу, выпуская кровь из сердца этим переполненным ненавистью взглядом. Невольно отступаю назад на шаг, а он едва не шипит мне в ответ:

— Заткнись, Поттер. Заткнись и больше не разевай рот, если не хочешь получить оглушающее в грудь.

— Прости, — я не чувствую себя виноватым, но догадываюсь, что боль все же охватила его и заставляет ненавидеть меня в сотни раз сильнее, чем когда-либо. Просто потому что никто не любит гонцов с плохими вестями. – Я просто…

— Убирайся, — продолжает выплевывать он, а я вижу, как его пальцы сжимаются в кулаки. Клянусь, он борется с собой из последних сил. Борется за право остаться непробиваемой сволочью в моих глазах. – Хотя нет, я сам уйду. Прощай Поттер, всего хорошего.

Я успеваю поймать его за руку, прежде чем он аппарирует. Непроизвольно, не потому что должен охранять его, а только для того, чтобы не дать сгрызть себя в одиночестве.

— Перестань, — требовательно говорю ему, глядя в глаза. – Не хочешь думать о других, о себе подумай. Или ты жаждешь составить компанию своему безвременно ушедшему другу? – я знаю, что это жестоко, но мне нужно привести его в чувство и остановить от безрассудства. Пусть ненавидит меня, пусть пытается уничтожить, но остается рядом. По крайней мере, так я смогу быть уверенным, что его не убьют в следующую секунду.

— Тварь ты, Поттер, — он оказывается совсем близко и выговаривает каждое слово мне в рот, едва не касаясь губ, но я все равно предельно чувствую его дыхание. – Это виски в тебе жестокость разворошил? Или жена-потаскуха?

Я едва удерживаюсь от удара, оправдывая слова Малфоя утратой близкого человека и порцией виски. Но интересно, откуда он знает про Джинни? Или просто наугад попал в точку?

— Нет, Малфой, тесное сотрудничество с тобой, — огрызаюсь в ответ, сдавливая тонкое запястье, опасаясь перестараться и сломать ему руку. Но он не выражает никакого протеста, не пытается вырваться, а я могу себе только представить, что сейчас творится в его голове.

— Поттер, откуда в вас, гриффиндорцах, берется это вероломное желание вламываться в чужую жизнь? – его тон холодеет, сверкающие глаза перестают лихорадочно блестеть и – не могу поверить! – но он берет себя в руки.

— Врожденное, — все еще напряженно отвечаю я, не предполагая, что произойдет в следующий момент.

— Отпусти меня, — он действительно спокоен, теперь я слышу это в каждой ледяной ноте. – Отпусти и не заставляй причинять тебе боль.

Отчего-то я слышу за этими словами «не заставляй меня быть тобой». Это я довел его до такого бешенства или новости в Пророке? Сложно сказать.

— Чтобы ты сразу аппарировал? – хмурюсь, чувствуя себя так, словно открыл новый уровень понимания Малфоя. Потому что мне кажется, что я справился с его агрессией и сумел удержать рядом. Впервые в жизни.

— Нет, — он устало выдыхает и смотрит на меня с видимой тоской. – Не сразу.

Я освобождаю его запястье от своих пальцев, и он принимается растирать бледную кожу, на которой остались красные пятна от моего захвата. Должно быть, уже через несколько минут превратятся в синяки, но мне не будет стыдно. Вполне возможно, что с их помощью я спас Малфою жизнь. Мы несколько минут стоим в тишине, не глядя друг на друга, как будто стесненные состоявшейся перепалкой, из которой я вышел победителем.

— Будешь еще? – киваю на бутылку только для того, чтобы нарушить загустевающее молчание. Малфой отрицательно качает головой:

— С меня хватит. По крайней мере, для первого за два года раза более чем достаточно.

— Образ жизни? – удивленно поднимаю брови.

— Принцип, — коротко отзывается он и трет переносицу. А я отмечаю, что если это действительно правда, то он еще неплохо держится. Не в силах больше выносить близость Малфоя, отхожу к окну и складываю руки на груди, пытаясь оценить дальнейшие действия потенциального трупа, пребывающего в моем доме. Прислоняюсь поясницей к подоконнику и исподлобья смотрю на Малфоя.

— Ты, кажется, хотел получить завтрак? – мне отчего-то хочется избавиться от его компании и все обдумать. Или просто избавиться.

Слизеринец кивает, бросает на меня короткий взгляд, и я мгновенно замечаю, как глаза его расширяются, а рот приоткрывается для возгласа. Резко оборачиваюсь и вижу тень прямо перед собой, но едва ли успеваю различить какие-нибудь черты, прежде чем погружаюсь в кромешный мрак. Очень быстро понимаю, что это не обморок и в полной темноте я не один, потому что слышу голос Малфоя, доносящийся словно издалека:

— Поттер? Где ты?

Хорошо хоть не спрашивает, что происходит. Пытаюсь определить, откуда исходит голос, понимая, что если доберусь до его источника не первым, то после того, как мрак рассеется, мне достанется только еще теплый труп. Выставляю руки и иду наугад, проклиная близнецов Уизли за то, что когда-то они начали импортировать дурацкий порошок мгновенной тьмы.

— Малфой, — произношу громко и отчетливо, — скажи что-нибудь.

— Я здесь, — неожиданно натыкаюсь на обладателя голоса и мгновенно переключаюсь на рассуждения о том, как нам выбираться отсюда и что задумал преступник. Слышу движение где-то совсем близко, но понимаю, что это не Малфой. А сразу после этого чувствую запах огня и слышу характерный треск.

— Поттер, какого черта?..

— Заткнись, — повышаю голос, а жар огня тем временем обдает мое лицо. Аппарировать, немедленно, с уликами и моим домом будем разбираться позже. Не спрашивая у Малфоя разрешения, поворачиваюсь на месте, но вместо того, чтобы провалиться в пространство, словно натыкаюсь на барьер. Еще одна попытка не приносит результатов, а треск полыхающей мебели уже кажется повсюду. Сквозь рассеивающийся мрак чувствую, как начинает резать глаза и легкие от дыма, а Малфой стонет рядом со мной.

— Не могу аппарировать, — он кашляет, и я с трудом разбираю слова, но киваю. Поднимаю палочку, намереваясь затушить пожар, но огонь проглатывает воду как лист бумаги и продолжает подступать к нам, уничтожая, тем не менее, темноту. Сквозь слезы на глазах и едкий дым разбираю очертания Малфоя, который пытается осмотреться в поисках возможных путей к отступлению. Его взгляд останавливается на окне, и я слышу короткое:

— Он там, — а следом за этим мы одновременно выпускаем два проклятья в направлении мужской фигуры, которая, судя по позе, уже готова раствориться в воздухе, оставив нас умирать. Одна вспышка минует его голову, вторая поражает в плечо. Мужчина как подкошенный падает, хватаясь за место ранения, но не проходит и минуты, как он поднимается на ноги и, не глядя на нас, аппарирует. А Малфой тем временем вцепляется в мое предплечье, я смотрю на него и понимаю, что он с минуты на минуту потеряет сознание. Жар огня становится невыносимым, а мне приходится нанести хлесткий удар Малфою по щеке, дабы привести в чувство.

— Не смей отключаться, — пытаюсь крикнуть, но вместо этого выдаю хриплый кашель и понимаю, что кислороду в легких пришел конец. Как и самим легким. Быстро оглядываюсь, пытаясь найти хотя бы одну лазейку, но огонь кольцом опоясывает нас с Малфоем, подбираясь все ближе, обугливая волосы и одежду. Принимаю единственное возможное решение: не будучи уверенным что сработает, накладываю защиту от огня, хватаю Малфоя за руку и тащу к окну. Не срабатывает – пламя облизывает незащищенную одеждой кожу, причиняя такую боль, что я сам, кажется, лишусь сознания не успев вытащить нас из этой западни. Но каким-то чудом достигаю окна, выбиваю его собственной тяжестью, потому как пальцы уже покрылись волдырями, и я едва ли смогу оторваться от Малфоя, который кричит от боли за моей спиной. Не помню, как затаскиваю его на подоконник, и мы вдвоем вываливаемся на террасу, мгновенно выпадая из реальности.

Кто-то настойчиво лупит меня по горящим огнем щекам, заставляя открыть обожженные веки. Я морщусь и пытаюсь уйти от прикосновений, но настойчивые ладони продолжают нещадно избивать мое лицо. И сквозь шум в ушах я слышу знакомый голос:

— Гарри, очнись, давай же… — еще несколько ударов, и мне приходится открыть глаза и взглянуть на того, кто так бессердечно издевается надо мной. Спустя десять секунд различаю очертания знакомого женского лица и к своему удивлению узнаю Гермиону. Бледная, на глазах слезы, но выглядит решительной. Я пытаюсь что-то сказать, но она жестом останавливает меня:

— Тихо, не говори, целители будут через минуту. Только дыши, я тебя умоляю, дыши…

И тут я понимаю, что мои легкие активно сопротивляются свежему воздуху, грудь сдавливает ужасный кашель, а кожа на щеках и губах, кажется, порвется от любого движения. С силой вдыхаю, захожусь в жутком приступе кашля и снова теряю сознание.

Прихожу в себя уже в Мунго, судя по белым стенам и Гермионе, сидящей на жестком стуле возле моей кровати. Обвожу глазами помещение и одновременно стараюсь оценить свое состояние. Боль прошла, но чувство такое, будто кожу натянули прямо на кости. Смотрю на подругу, замечая, как лихорадочно блестят покрасневшие карие глаза. Она вздрагивает, но я опережаю ее комментарий насчет того, что мне по-прежнему нельзя говорить:

— Где Малфой?

Она только выдыхает, понимая, что я уже достаточно хорошо соображаю, а значит, моей жизни ничего не угрожает, и отвечает:

— В соседней палате. Как ты, Гарри? Джинни обещала, что через пару часов будешь как новенький.

— Вроде ничего, — прислушиваюсь к ощущениям и нахожу их сносными. – Как ты оказалась возле дома? – вот, что меня интересует. Гермиона опускает глаза и невнятно произносит:

— Поговорить хотела. Но момент оказался неподходящим.

Мне хочется улыбнуться, но любое движение дается с трудом. И мне сложно поверить, что в течение нескольких часов это ощущение оставит меня в покое. Признаю свое поражение в борьбе с собственной мимикой и возвращаюсь к созерцанию бледного лица Гермионы. Она тем временем ловит мой взгляд и кивает в направлении двери:

— Кингсли прислал людей для допроса, — она говорит тихо и вкрадчиво. – Он сам чем-то беспробудно занят, но убедительно просил тебя не отказывать в разговоре аврорам.

— Насколько убедительно? – уточняю, хорошо понимая, в каком гневе пребывает мой начальник. И если меня не уволят после этого инцидента, я должен буду упасть ему в ноги, чего я, разумеется, не сделаю, и меня все равно вышвырнут из Министерства. Мрачная перспектива, как ни крути.

— Крайне убедительно. Настолько, что я бы на твоем месте согласилась.

— Ладно, — неохотно киваю, понимая, что выхода все равно нет. Только если ко мне приставили авроров, то вероятность того, что я отстранен от дела достигает того уровня, на котором остается только надежда на чье-то милосердие. – Они Малфоя уже допрашивали?

— Не знаю, — пожимает она плечами. – Я все время была здесь.

— Спасибо, — я бы хотел, чтобы в моем голосе было чуть больше участия и искренности, но меня занимают совершенно другие мысли. И прежде чем начать выстраивать новые логические цепочки, стоит поговорить с Малфоем. – Позовешь свиту Кингсли?

Она неуверенно кивает, словно сомневаясь в моей адекватности, но встает и отходит к двери. И прежде чем успевает уйти, я спрашиваю:

— А о чем ты хотела поговорить?

— Уже неважно, — она движением головы отбрасывает длинные волосы с лица и исчезает из моего поля зрения. Спустя секунд двадцать появляются двое неприветливых волшебников с крайне мрачными выражениями лиц и располагаются возле моей койки. Быстро переглядываются, а я за это время успеваю узнать того, который сидит ближе ко мне. Пару раз мы работали вместе, но я так и не смог выудить из него ни слова о нем самом или его интересах. Впрочем, должно быть я ждал слишком многого.

— Мистер Поттер, — нарочито вежливо обращается он ко мне. Непроизвольно отношусь к нему как к ищейке, чья деятельность направлена против меня. – Мистер Шеклболт просил передать искренние пожелания скорейшего выздоровления, — все это звучит настолько ненатурально, что меня подташнивает от сахара в его словах, – и выражал крайнюю степень беспокойства относительно вашей дальнейшей работоспособности.

Вот теперь мы подобрались ближе к делу. Сейчас меня начнут устранять, вежливо отодвигать от дела, которое, по мнению Кингсли, я запорол. Что ж, ничего неожиданного. Я повернулся к врагу спиной, я позволил ему подобраться к Малфою.

— Он хочет, чтобы я передал дело вам? – спрашиваю спокойно и прямо, а аврор не прячет глаз. Ну конечно, это непринято.

— Это временная мера, — вступает в разговор второй аврор, и я скупо киваю. Чего я ждал? Все верно. Другое дело, что я все равно не уйду. И плевать, что причина в Малфое или в том, что я не хочу, чтобы он погиб по неосмотрительности этих чурбанов. Да, я ошибся, но уверен, что непродуманные покушения закончились. Кроме того, за короткое время пребывания в сознании в этих стенах у меня появился ряд вопросов, которые я должен задать Малфою.

— Как только вы будете в состоянии продолжать работу, — поддакивает первый аврор, — вы сможете вернуться. Но мистер Шеклболт, тем не менее, предоставляет вам двухнедельный отпуск.

Я продолжаю инстинктивно кивать, размышляя над тем, насколько Кингсли опасается моей реакции на увольнение, что отправил сразу двух авроров. Они ведь пока ни слова не спросили о покушении.

— Ладно, я все понял, — прерываю их глупые попытки выглядеть лояльными и сочувствующими. – Что насчет покушения? – они конечно авроры, и с толку их просто так не сбить, но при этом они, судя по всему, должны держаться безукоризненно вежливо, что может сыграть мне на руку.

— Никаких следов, — они даже не переглядываются, что, на мой взгляд, доказывает, что ответ продуман заранее. И я больше чем уверен, что это дело рук Кингсли.

— Кроме пожара в моем доме, — саркастично отвечаю я и прищуриваюсь. – Бросьте, я все еще причастен к делу. И имею право на информацию.

— Из магии – только оцепляющее и дьявольский огонь, — отвечает один из них неуверенно. А я про себя отмечаю, что волшебник затеявший охоту на Малфоя достаточно искушен в магии и в некотором роде просвещен в ее темной составляющей. Что ж, теперь я с чистой совестью могу перестать подозревать Гермиону.

— Кто-нибудь, кроме нас, видел его? – интересуюсь мимоходом, но они мгновенно вскидываются. Ох уж эти цепные министерские псы.

— Вы можете сообщить его приметы? – первый аврор уставляется на меня, а я качаю головой:

— Немногое. Рост около пяти с половиной футов, широкие плечи, — про себя отмечаю, что он вполне мог бы играть в квиддич, вратарем или загонщиком – телосложение у него весьма впечатляющее. Но оставляю эту информацию в списке на обдумывание. – Шатен. Но я могу предположить, что он всего лишь исполнитель.

Им не нравится это высказывание, они коротко переглядываются, и я отмечаю долю беспокойства в одном из них. Конечно, куда проще рассчитывать на то, что преступник самостоятельно пришел за нашими с Малфоем душами.

— Мы сделаем все возможное, — говорят так, словно это я пострадавший. Но спорить с ними мне недосуг. – И представим вам полный отчет, мистер Поттер.

— Я надеюсь, — холодно отзываюсь я, про себя решив избавиться от их компании на сегодня. Мне сначала нужно кое-что обсудить с Малфоем. Кое-что, в чем он непременно сможет мне помочь.

Авроры уходят, одарив меня изучающими внимательными взглядами, а я чувствую себя так, словно преодолел несколько сотен километров, но не получаю заслуженного отдыха, потому как появляется Джинни. Она, в отличие от предыдущих посетителей, не садится на узкий жесткий стул, а остается стоять неподалеку от окна и смотрит на меня чуть ли не с болью.

— Признайся, я выгляжу настолько ужасно, что ты почти простила меня? – спрашиваю, не задумываясь о том, что она выскажет мне в ответ. И если до того, как у нее появился другой, я мог заслужить ее расположение, попав в неприятности, то теперь вызываю только злость.

— Не меняешься, — она поджимает губы и приобретает откровенное сходство с мегерой. – Но твой внешний вид действительно оставляет желать лучшего. И я, пожалуй, не дам тебе зеркало, иначе твое самолюбие, в самом деле, может изменить тебе.

Яда в ее словах больше допустимого, но я не реагирую.

— Гермиона сказала, что мне здесь еще два часа валяться? – меня интересует только возможность смотаться отсюда и Малфоя прихватить. А заодно убедиться, что с ним все в порядке.

— Да, не меньше, — она, кажется, начинает оттаивать, но мне все равно. Прошли те времена, когда хотелось доказывать ей собственную непогрешимость. Теперь хочется только избавиться от ее общества. При этом замечаю, что она хочет сказать что-то, что планировала, но обстоятельства мешают ей.

— Давай, Джин, говори уже. Я же вижу, у тебя все на лице написано.

— Где ты теперь будешь жить? – выпаливает она, чем приводит меня в замешательство. Беспокойство или мне показалось? – От дома остались только стены.

— Придумаю что-нибудь, не переживай, — отмахиваюсь, но продолжаю наблюдать за ней с особым вниманием. – Может быть, Кингсли предоставит служебную квартиру на время, — не собираюсь рассказывать ей, что намерен остаться у Малфоя.

— Я просто подумала… В общем ты мог бы пожить у мамы.

Глаза у меня должно быть расширяются, но я справляюсь с собой и весьма спокойно спрашиваю:

— Ты передумала разводиться? – голос мой почти холоден. Джинни мгновенно опускает взгляд, и я замечаю, как краска заливает ее лицо. Но она быстро берет себя в руки и поднимает на меня глаза.

— Нет, Гарри. Просто я… Я больше не живу у матери.

— Переехала значит? – уточняю формальности, и Джинни кивает. Кто бы сомневался. А я выставил себя полным дураком.

— В общем, — она поднимается на ноги и собирается уйти. Голос ее уже абсолютно спокоен, как и лицо. – Если захочешь остаться у мамы, то от тебя потребуется только не пить. И, судя по всему, у тебя это в последнее время получается.

Я не удостаиваю ее ответом и позволяю в тишине покинуть палату, а сам остаюсь наедине с невеселыми мыслями. Прошлое не вернуть, я должен был понимать это. Кроме того, мне на самом деле не хочется даже пытаться выстроить разрушенные мною отношения заново, но точно так же не хочется чувствовать себя брошенным. Но к черту все это. Пора принять ситуацию с разводом как неизбежность и вернуться к работе. Несмотря на то, что меня вроде бы почти уволили.

Спустя обещанные Джинни два часа выхожу из палаты и заглядываю в соседнее помещение, обнаруживая Малфоя одетым, сидящим на краю койки и завязывающим шнурки. Выглядит он вполне приемлемо, я даже не уверен, что найду на его бледной коже свидетельства недавних неприятных событий. Сердце привычно вздрагивает под внимательным прямым взглядом серебристых глаз, но я сохраняю лицо невозмутимым. Подхожу ближе, а Малфой поднимается мне на встречу – мы долго смотрим друг на друга, не отводя глаз, и чувство такое, что понимание связывает нас прочнее, чем когда-либо за всю историю наших отношений. Понимание? С этим тоже я лучше смирюсь.

— Сбегаешь? – спрашиваю только ради того, чтобы нарушить тишину, но слишком тихо, чтобы вопрос не показался интимным. Серые глаза сужаются, едва заметная усмешка касается тонких губ и он отвечает:

— Решил подождать тебя, — он продолжает разрушать все, что внутри меня, одним этим взглядом, в котором сквозит доверие и намек на признательность.

— Как мило, — бросаю между делом, не осознавая насколько близко на самом деле нахожусь к нему. – Зачем? – мне вовсе не хочется сейчас выяснять с ним отношения — наши отношения если быть точным — но я не уверен, что ситуация когда-нибудь будет располагать к откровениям больше, чем сейчас.

— Шеклболт отстранил тебя? – спрашивает он, игнорируя мой вопрос, избавляя меня от иллюзий и возвращая в реальность. Пожалуй, я слишком много начал додумывать, недопустимая ошибка для аврора, пусть даже капитально опустившегося.

— Откуда знаешь? – быстро интересуюсь, понимая, что меня на самом деле просто вычеркнули из списка причастных к делу. И, конечно же, дело не в моем пошатнувшемся здоровье. Пошатнулось оно в тот момент, когда я впервые в одиночестве прикончил бутылку виски.

— Он был у меня. Попытался приставить своих псов вместо тебя, — Малфой хмурится, а у меня только глаза расширяются.

— Он заходил к тебе? И что значит — попытался? – интересные дела происходят вокруг, я вам скажу.

— Утром, — кивает слизеринец. – Я отказался.

— Это еще с какой стати? – окончательно перестаю понимать ситуацию в целом и Малфоя в частности.

— С такой, что как бы безумно это не звучало, но тебе я свою жизнь доверю с большей охотой, чем министерским ищейкам.

Несколько секунд не свожу с него глаз, смутно начиная догадываться, в чем истинная причина его поведения. Но говорить об этом здесь явно слишком неразумно.

— Ясно, — нам пора убираться отсюда, – тогда аппарируй?

— Мне показалось, или ты напрашиваешься в гости? – короткая улыбка, а я только нетерпеливо взмахиваю рукой.

— Ты сам пригласил меня. Напомнить при каких обстоятельствах?

— Не надо, — живо отзывается он, а мне приятно наблюдать в нем намек на стеснение. Хотя, может быть, мне только показалось. Малфой ведь не умеет стесняться?

Берет меня за руку, я чувствую, как длинные пальцы на мгновение сдавливают мою ладонь, и мы проваливаемся в пространство.

Мы возвращаемся туда, где пол до сих пор покрывает засохший слой сливок, но стекла в оконных рамах целы. Несколько секунд осматриваемся, а затем я поворачиваюсь к Малфою и тяжело вздыхаю:

— Сначала разберемся с этой красотой, а потом поговорим или наоборот?

Он не чувствует себя уверенно, это я хорошо вижу. Но, тем не менее, думаю, ему спокойнее от моего присутствия в непосредственной близости.

— Сначала восстановим защиту, — он быстро обводит взглядом окна, словно прикидывая, что можно сделать, а затем достает палочку. – Давай, Поттер, продемонстрируй мне, чему вас там, в Аврорате, учили. Хотя судя по останкам твоего дома, ничего стоящего ждать не приходится.

Мне недосуг рассказывать ему, почему дом оказался настолько уязвим, поэтому просто пропускаю колкость и встаю рядом с ним, принимаясь накладывать те заклинания, которые обязаны уберечь владельца поместья от любого вмешательства в его личную жизнь. После того, как заканчиваю, обращаюсь к наблюдающему за мной хорьку:

— Малфой, скажи, твоим словам насчет доверия есть цена, или ты просто не захотел вдаваться в подробности разговора с Кингсли?

Он вздрагивает, и я слышу растущее раздражение в его голосе:

— По себе судишь? – зло отзывается он. – Как тебя только в авроры взяли.

— Легко и не задумываясь, — в тон ему отвечаю я, не понимая толком, чем так задел его. И с каких это пор Малфой так трясется над ответственностью за свои слова. – Серьезно, Малфой, ты на самом деле доверяешь мне?

— Поттер, — наигранная усталость и снисхождение, — очевидно алкоголь избавил тебя от способности мыслить логически окончательно. Я привел тебя в свой дом и позволил наложить на него защиту, не уточняя при этом подробности. Ты всерьез думаешь, что я сделал бы такую глупость, если бы не доверял тебе?

Я и так прекрасно осведомлен о его поступках, кроме того я не сомневался, что ответ будет таким. И именно на него и рассчитывал.

— В таком случае, — игнорирую его насмешливый тон, — могу предложить свое покровительство не только в смысле физического присутствия рядом.

— В Хранители захотел? – он, кажется, удивлен или просто не верит. Я качаю головой:

— Нет, это слишком круто. Но защиту покровителя с твоего разрешения на дом повешу. Только ты должен понимать, какие сложности для тебя это представляет.

— В том плане, что никто из посторонних не сможет попасть сюда в твое отсутствие? – он хмурит светлые брови, но я вижу тень безоговорочного согласия в потемневших глубоких глазах.

— И в этом, и в том, что без моего участия ты не сможешь его снять. Иными словами, ты попадаешь в зависимость от меня, — мне не удается скрыть ухмылку, а он теперь смотрит на меня осуждающе. И в его взгляде читается: «Перестань вести себя как заносчивый придурок».

— А ты, видимо, всю жизнь об этом только и мечтал, — ядовито отвечает он, но я остаюсь невосприимчив. Плевать, как он будет поливать меня грязью или пытаться спровоцировать на откровение, я и так уже слишком сильно завяз в этом деле.

— Получить тебя в свое распоряжение? – поднимаю брови в наигранном изумлении. – Нет, Малфой, уволь. Я бы с удовольствием обошелся без этого.

— Тебя уже Шеклболт уволил, — выплевывает он, но я больше не чувствую в нем злости или ярости. Он спокоен и просто принимает правила игры. Что ж, значит, мы действительно достигли какого-то нового уровня взаимопонимания. – Ладно, я согласен.

— Палочку давай сюда, мистер Сарказм, — хмыкаю, принимаясь накладывать очередную порцию защитных чар, прекрасно понимая, в какую привязку решил впрячься. И ради чего? Ради того чтобы раскрыть дело и вернуть себе доброе имя? Или чтобы продлить жизнь Малфоя на несколько десятков лет? Что на самом деле, а, Поттер?

— Готово, — возвращаю палочку Малфою и в последний раз пробегаюсь взглядом по окнам и дверям. Если теперь преступник захочет вломиться в поместье, то едва ли найдется темно-магическое заклинание, способное помочь ему обрести успех. Мелочь, но мне все-таки становится спокойнее.

— Благодарю, — он говорит это настолько надменно, что хочется немедленно снять все наложенные чары и оставить его в одиночестве. А он, продолжая игнорировать мой упертый в него взгляд, принимается наводить порядок в полуразрушенной гостиной. Словно меня здесь вообще нет. Желание уйти трансформируется в необходимость остаться вопреки попустительскому отношению хозяина, и я, не говоря ни слова, включаюсь в работу. Подхожу к разбитому вдребезги узкому шкафчику, чья единственная уцелевшая дверь держится на одной петле, и едва не падаю, поскользнувшись на небольшом шарике. Наклоняюсь и подбираю с пола снитч – без повреждений, покрытый пылью, он лежит на моей ладони, и я невольно чувствую, как горько-сладкая ностальгия затапливает сердце. Сжимаю пальцы, ожидая, когда появятся миниатюрные крылья, но снитч остается безучастным к происходящему. Воспоминания о школьных годах и широком поле, окруженном трибунами, вызывают неясный трепет в груди, и я не замечаю, как Малфой заходит мне за спину.

— Что-то мне подсказывает, что ты сейчас испытываешь нечто, крайне похожее на зависть, — снова усмешка, но не такая презрительная, как несколько минут назад. Не оборачиваюсь, но спрашиваю:

— Почему он не летает?

— Это мои трофеи, — терпеливо объясняет Малфой. – Они принадлежат только мне и слушаются только меня.

А я тем временем замечаю, что под ногами у меня рассыпан добрый десяток снитчей – один не отличишь от другого, но я думаю, Малфой с легкостью определит, в каком матче какой был пойман его рукой. Он опускается на корточки, начиная бережно собирать золотые шарики, а я несколькими движениями привожу в порядок шкафчик с изящными изогнутыми ручками и стеклянными полками. И мы вместе выставляем снитчи один за другим, избавляя их от пыли, а я никак не могу отделаться от желания предложить Малфою еще когда-нибудь хотя бы раз сыграть на одном поле. Но все это пустое, тем более что слизеринец избавляет меня от своей компании, как только все до одного девять шариков возвращаются на свое заслуженное место. Продолжая устранять последствия взрыва, приближаюсь к Малфою и негромко спрашиваю:

— Десятый должен был быть пойман в финале?

Короткий, до крайности раздраженный взгляд и сухой кивок. Да, пожалуй, вопрос мог показаться ему некорректным. С другой стороны, какое мне до этого дело?

Мы возвращаем на место поваленный обеденный стол, стекла в кухонных шкафчиках и спасаем оставшуюся посуду. Очищаем пол от сливок и обломков побелки вперемешку с жирным кремом, избавляем дорогие обои от уродливых пятен, и спустя почти час гостиная Малфоя начинает напоминать то помещение, в которое я вошел два дня назад. Невольно вспоминаю о собственном доме, не предполагая, что буду делать с ним, а точнее с тем, что от него осталось. Тяжелые размышления вкупе с самыми нежизнерадостными предположениями вызывают головную боль, и уже несколько поутихшее желание выпить чего-нибудь крепкого вновь оживает и настойчиво привлекает к себе внимание. Только Малфой скорее откажется от моего покровительства, чем позволит выпить в его доме. Не знаю с чем это связано, но я уже успел убедиться, что он радикально не приемлет алкоголь как таковой. За редким исключением. А хорек словно замечает перемену в моем настроении и негромко спрашивает:

— Кофе хочешь? – подходит к кухонному шкафчику и извлекает из него две чудом уцелевшие чашки. Я неопределенно повожу плечами и интересуюсь:

— Почему не чай? – в прошлый раз он наотрез отказался сделать мне кофе, когда я только о нем и мечтал, а теперь почему-то передумал. И кто его разберет.

— Потому что не чай, — отрывисто отвечает он, вздыхает и смотрит на меня утомленно. – Поттер, когда ты уже поймешь, что в этом доме решаю я, а?

— Уже нет, — меланхолично отвечаю я. – По крайней мере, не все.

Он хмыкает и ставит высокую турку с узким горлышком на огонь.

* * *

— Давай, Поттер, я жду гениальных догадок, — говорит мне спустя десять минут, когда мы сидим за столом друг напротив друга, и я втихаря наслаждаюсь ароматом кофе, исходящим от моей чашки.

— Сначала вопросы, — предупреждаю, и он смиренно кивает, жестом позволяя мне продолжить. – Ты тогда сказал, что до момента взрыва предполагал, кому настолько надоел, так? По-моему сейчас самое время раскрыть карты, — делаю глоток и подавляю желание зажмуриться от удовольствия. Не знаю, во всех ли сферах кулинарии Малфой настолько искушен, но в вопросах чая и кофе ему определенно нет равных.

Он некоторое время кусает губы, явно сомневаясь в том, чтобы раскрыть тайну, но в итоге неохотно кивает:

— Это было всего лишь предположением, к тому же неверным, — он теперь внимательно смотрит на меня.

— И все же? – собираю в кулак терпение и выдержку, понимая, что разговор предстоит длинный и нелегкий.

— Шеклболту, — я вздрагиваю от ответа, а Малфой только продолжает не сводить с меня пленительных серебристых глаз.

— Я жду пояснений, — наконец выдавливаю я, чувствуя, как логическая цепочка в голове прерывается, не желая строиться дальше.

— Видишь ли, я выполнял для него кое-какую работу, так или иначе связанную с секретной информацией, в обмен на то, что он позволит мне вести нормальную жизнь. Но за неделю до первого покушения он объявил, что наше сотрудничество окончено, и я могу делать все, что захочу. Дальше сам знаешь.

— Какую работу? – у меня столько вопросов, что я не знаю, с какого начать.

— Поттер, честное слово, это не принципиально. И это по-прежнему министерская тайна, — он отводит взгляд, и я понимаю, что вытащить из него информацию будет слишком непросто.

— Малфой, — вторю ему, — от этой информации, вероятно, зависит твоя жизнь. Уверен, что продолжать скрывать ее разумно?

— Я же сказал, мое предположение ошибочно, — раздраженно отзывается он, а я едва удерживаюсь от того, чтобы как следует не встряхнуть его.

— Обоснуй, — складываю руки на груди, следя за каждым изменением в лице напротив.

— Да потому что, Поттер, я уверен, что он бы не допустил твоей смерти. А ты, прямо скажем, был на волоске, уже дважды. Зачем, спрашивается, нужно было приставлять тебя ко мне, если он сам собирался избавиться от меня? Слишком велик риск заодно лишить Магическое сообщество Избранного. После первого покушения, — продолжает он, переводя дыхание, — я не сомневался, что это именно он. Но сразу после этого он прислал тебя, и именно ты помешал состояться второй попытке стереть меня с лица земли. Поэтому я и согласился аппарировать к тебе – я должен был проверить, и третье покушение убедило меня окончательно. Он бы не стал убивать тебя.

— Только если он не хочет избавиться от пьющего сотрудника, уволить которого не может по причине все той же пресловутой избранности, — протягиваю я, мысленно наблюдая за тем, как кусочки мозаики безуспешно пытаются сложиться в новую картинку.

— Бред, — обрывает Малфой меня. – Твоя смерть вызвала бы такую шумиху, что Шеклболту в жизни бы не удалось замять это дело. Это не он, я уверен.

— Но, тем не менее, он знал, что ты находишься у меня дома, — игнорирую его раздражение, продолжая размышлять. – Послушай, Малфой, это важно. Тот, кто поджег мой дом и вновь пытался убить тебя, должен был знать, что ты находишься внутри. Ты не выходил на улицу, не афишировал, что отправился ко мне. Предположить, что ты вдруг решил пожить у заклятого врага не мог никто, кроме тех, кто знал достоверно. А их по пальцам пересчитать.

— Считай, Поттер, — кивает мне. – Кто еще кроме Шеклболта?

— Джинни, — первое, что приходит в голову. – Я говорил с ней.

— Не думаю, что твоя рыжая невеста до сих пор настолько ненавидит меня, чтобы с таким завидным упорством продолжать осуществлять покушения. Тем более мы с тобой оба наблюдали мужчину, — он трет лоб и смотрит на меня. — Кстати, я где-то видел его до этого.

— И молчишь об этом? – меня так и подмывает высказаться на его счет, но не время. - Где? Когда?

— Да не помню я, Поттер, — смотрит на меня как на больного. – Просто фигура знакомая. Он явно спортсмен, если ты обратил внимание.

— Обратил, — соглашаюсь. – Я бы тоже вычеркнул Джинни из списка, хотя бы потому что в моем доме орудовали адским огнем. Вряд ли моя жена настолько просвещена в тайнах темной магии. С Гермионой та же история.

— Причем тут Грейнджер? – вежливое недоумение, и я понимаю, что он тоже старательно ищет зацепки. Что ж, работать с Малфоем в данном случае предпочтительнее, чем с Кингсли.

— Она была возле дома, когда я нас оттуда вытащил, — да, мне принципиально важно напомнить ему о том, что именно я в очередной раз спас его шкуру. – Это она вызвала целителей.

— Шикарно, — подводит итог Малфой глядя на меня поверх сцепленных в замок пальцев, — у нас с тобой трое подозреваемых, ни один из которых на самом деле не может быть преступником. Что прикажешь делать, мистер Аврор?

— Рассказать, что за работу ты выполнял для Шеклболта, — я не забывал об этом ни на минуту, просто ждал удобного момента.

— Поттер, твоя непроходимая тупость вкупе с упрямством… — начинает он, но я быстро обрываю поток ругательств.

— Прекрати переводить кислород. Я все равно с места не сдвинусь, пока ты не откроешься.

— А если я не собираюсь посвящать тебя в то, о чем ты знать не должен? – он смотрит на меня, тем не менее, внимательно, осознавая очевидно, что я не шучу.

— Малфой, я не намерен сбивать подметки в поисках информации, которая существует в твоей голове. Хочешь избавиться от перманентной гильотины над своей тонкой шейкой, начинай говорить.

Он, должно быть, хочет ударить меня или послать ко всем чертям, но вместо этого неожиданно спокойно и мягко отвечает:

— Хорошо, убедил. Только не перебивай.

Я даю ему понять, что не собираюсь лишать себя возможности получить всю правду из первых рук, и он продолжает:

— Существует некий международный преступный синдикат, который занимается транспортировкой контрабандных темно-магических артефактов. Центр его располагается в Румынии, но работают они повсеместно. Мой отец когда-то имел тесные связи с этими людьми, — он произносит последнее слово с таким отвращением, что не остается сомнений в его отношении к происходящему. – Два года назад Шеклболт заявился ко мне с предложением – я начинаю работать на него против синдиката, а он в ответ снимает с меня статус непроверенного лица, находящегося под надзором Министерства. Я согласился, практически не раздумывая. Одним из условий сделки было то, что я начну играть в квиддич. План был достаточно прост – за год я должен был прийти в форму и получить несколько купленных наград. Таким образом, передо мной открывались все пути за границу, что могло привлечь синдикат. Шеклболт рассчитывал, что узнав о моих успехах и неприкосновенности в вопросах перемещений, они выйдут на меня и заставят переправить груз через границу. В течение двух лет мы отслеживали все каналы передачи, но не смогли поймать преступников за руку – с их стороны от меня требовались только выходы на местоположение артефактов и некоторых людей, которые на проверку оказывались пешками. Шеклболт рвал и метал, но не мог остановить процесс, точно так же, как не мог отозвать меня – слишком очевиден был бы обман. Две недели назад мне удалось выяснить, что синдикат запланировал масштабную операцию по транспортировке почти пятидесяти единиц артефактов. И спустя неделю после этого Шеклболт отстранил меня от дел, запретив каким-либо образом участвовать в намечающейся операции. Весь план с квиддичем к чертям, я получил удар по голове и выбыл не только из расследования, но и из игры. На этом все, я чист перед тобой.

Быстро перевариваю информацию, но понимаю, что для этого нужен не один час. И желательно некоторое количество пергаментов и чернил.

— Поэтому ты сначала говорил, что это ваше личное дело, так? Думал, что он просто захотел вывести тебя из дела так, чтобы ты, даже если захочешь, не смог вернуться? – вспоминаю наш первый разговор в Мунго, и картинка начинает проясняться по краям.

— Именно, — кивает он. – Ему даже не требовалось накладывать империо на Джерри, он мог просто договориться с ним. У Джерри тоже были некоторые проблемы с законом, он бы согласился запустить в меня бладжером ради того, чтобы Шеклболт закрыл глаза на некоторые его махинации.

— Но потом был торт, — продолжаю я, чувствуя, как ниточки постепенно начинают связываться. – И убийство Уиншира. Тогда ты понял, что у Шеклболта не было нужды бы убивать свидетелей – это, по меньшей мере, неразумно. Кроме того, как ты уже проницательно заметил, я тоже оказался втянут в события и не по своей воле.

— Поттер, еще чуть-чуть и я заберу свои слова насчет твоей тупости обратно, — серьезно качает головой Малфой, а я нетерпеливо отмахиваюсь. – Только по поводу твоего участия в проекте есть еще один вопрос – почему Шеклболт выбрал именно тебя? Ты меня извини, но состояние, в котором ты пребывал на тот момент, нельзя назвать даже адекватным. И, тем не менее, именно тебя приставили ко мне. Он объяснил тебе причины?

— Нет, — качаю головой, пытаясь воссоздать картину нашего разговора. Но виски тогда настолько сильно туманил мое сознание, что сейчас невозможно вспомнить даже то, как я добрался до кабинета начальства, не то что отдельные реплики. – Никаких идей.

— Ну вот, ты снова меня разочаровал, — он цокает языком, а затем облизывает пересохшие тонкие губы, чем на мгновение лишает меня возможности быстро и четко соображать. – Как насчет того, что он не хотел, чтобы дело на самом деле расследовали? Не думаю, что он верил в твою способность выкарабкаться. И отстранил тебя при первой возможности. Только зачем?

— Может быть, он чего-то ждал? – предполагаю, проводя ладонями по лицу. – Что если ему нужно было выиграть время? Иных объяснений я не нахожу. Ему не нужно, чтобы дело раскрылось, но он обязан сделать вид, что оно интересует его. Он ведь так трясся над твоей шкурой, все время повторял, что если тебя достанут, то ему придется отвечать по полной программе. Но откуда такой страх, если ему на самом деле выгодна твоя смерть? Только в том случае, если он убрал тебя из дела на время. Или есть кто-то за его спиной, кому твоя жизнь еще нужна.

— Блестящая версия, — Малфой снова хмурится и напряженно соображает. – Но в итоге у нас с тобой полный ноль. Неясно, что Шеклболту нужно от меня, точно так же как совсем нет идей, зачем он вписал в это дело тебя.

Я из последней фразы отчего-то выхватываю только «нас с тобой» и быстро встряхиваю головой, избавляясь от нового витка наваждения по имени Малфой.

— Ладно, — подвожу итог нашим совместным рассуждениям, — понятно, что той информации, которая у нас есть, недостаточно. Я завтра переговорю с Кингсли, чего бы мне это ни стоило, а заодно с вашим тренером.

— А мне предлагается сидеть дома и не рыпаться, так что ли? – он смотрит на меня с наигранным недоумением, но я резко обрываю его:

— Так точно. Ты как к страусам относишься?

— Чего? – теперь искусственное недоумение сменяется искренним удивлением. – Поттер, ты спятил?

— Отнюдь. С завтрашнего дня активно начинаешь брать с них пример. Аллегория ясна?

Он несколько секунд смотрит на меня почти шокировано, а затем неожиданно искренне и звонко смеется, а я невольно подхватываю его настроение и с трудом удерживаюсь от того, чтобы не рассмеяться в голос.

— Поттер, — сквозь смех выговаривает он, — ты иногда бываешь совершенно невероятным. Страусы, Мерлин, это же надо, страусы… — он снова заходится в приступе смеха, а мне до крайности приятно наблюдать его в хорошем настроении. Желание принять на грудь виски испаряется само собой, и я чувствую себя на удивление бодрым по сравнению с последними днями.

— Похоже, у кого-то с нервами непорядок, — вздыхаю, продолжая улыбаться, а Малфой с трудом подавляет истерику. На щеках его выступили два красных пятна, и теперь он выглядит очень живым, но слишком неадекватным происходящему.

— Посмотрел бы я на тебя, если бы кто-то с упорством, достойным похвалы, пытался избавить мир от твоей скромной персоны, невзирая на защитные чары и авроров рядом.

— Не хотелось бы лишать тебя лавров, но я, кажется, прекрасно понимаю, о чем ты, — смотрю на него прямо, чуть осуждающе, а между тем меня так и тянет спросить у него об Уиншире. Но, думается мне, эта тема останется для меня закрытой навсегда.

— Ах, да, точно, — он окончательно берет себя в руки и становится серьезным. – Ты ведь останешься на ночь, так? – спрашивает неожиданно, чем ставит меня в тупик.

— Малфой, я у тебя на неделю останусь минимум, если ты еще не осознал весь масштаб катастрофы, — качаю головой, выражая крайнюю степень сочувствия. Он вздыхает в ответ и поднимается на ноги:

— Тогда пойдем, я тебе хоть гостевую спальню покажу.

И я покорно следую за ним на второй этаж, прохожу по коридору, который совсем недавно миновал едва ли не бегом, но на этот раз останавливаюсь напротив второй двери слева. Малфой учтиво пропускает меня вперед, и я быстро осматриваю помещение – небольшая комната, двуспальная кровать, круглый прикроватный столик и широкое, занавешенное тяжелыми бархатными шторами окно, выходящее в сад. Малфой выскальзывает из-за моей спины и приоткрывает дверь, ведущую очевидно в уборную.

— Душевая здесь, — он ведет себя почти как радушный хозяин, что наталкивает на мысль об окончательной перемене в его настроении. Что ж, если так, то меня вполне устраивает. Раз уж нам, так или иначе, придется некоторое время существовать бок о бок в одном доме, то стоит добиться как минимум нейтралитета. А с моим наваждением, укоренившимся в груди, хочется думать едва ли не о союзе.

— К слову, моя комната соседняя, — он говорит так легко и непринужденно, словно в самом деле ни на что не намекает. Ох, Поттер, пора тебе одуматься и перестать пребывать в теплых объятиях иллюзий. Поэтому только киваю, оставляя высказанную мысль без внимания. Мы возвращаемся в гостиную, а по дороге я нехотя спрашиваю:

— Малфой, я ничего такого не хочу сказать, но думаю, ужин был бы не лишним для нас обоих, — мне хочется добавить что-то насчет того, что я переживаю за него, но оставляю это при себе, как и десяток других проявлений неадекватных чувств к Малфою.

— Я не голоден, — упорствует он и не смотрит на меня, погруженный в свои мысли. – Но для тебя наверняка что-нибудь найдется. Поищи на кухне.

— А ты куда собрался? – он останавливается в начале коридора, явно не намереваясь следовать за мной.

— Поищу что-нибудь от головы. Она у меня от разговоров с тобой каждый раз кругом идет, — вроде жалуется, но при этом тонкая улыбка задевает уголки его глаз.

Я один спускаюсь на кухню, где мне удается обнаружить бифштекс вкупе с салатом и остатки пирога с патокой. Смотрю на все это и думаю, что нужно все-таки принудить Малфоя поесть, иначе он так быстрее от голода умрет, нежели от очередного покушения.

Разогреваю еду и раскладываю на две порции как раз в тот момент, когда слизеринец появляется на кухне и останавливается в дверях, наблюдая за моими манипуляциями. После того, как я ставлю две тарелки на стол, не выдерживает и подходит ближе:

— Мне показалось… — начинает он, но я быстро перебиваю его:

— Показалось. Садись и ешь. Или я тебя заставлю.

— Поттер, я не ребенок, чтобы ты решал за меня, — отвечает холодно и отстраненно. – Более того, ты у меня в гостях, поэтому перестань командовать.

— Странно, — принимаю его тон, раздраженный строптивостью слизеринского хорька, — а ведешь себя как пятнадцатилетний подросток.

— А мне кажется, что ты возомнил, будто я нуждаюсь в твоей опеке, — холод в его голосе сменяется таким знакомым ледяным спокойствием. — Так вот, Поттер, не хотелось бы тебя расстраивать, но мне вовсе не улыбается находиться с тобой в одном доме. Не знаю, что с тобой происходит, но могу догадаться. Поэтому повторю еще раз – ты не нянька, чтобы приглядывать за мной. Я и без тебя отлично разберусь, как мне быть, — заканчивает тираду и разворачивается к выходу, а я, почти не раздумывая, бросаю ему в спину:

— Подожди, — это заставляет его остановиться, — прежде чем ты уйдешь, я скажу тебе одну вещь. Послушаешь? – еще один ход, которому меня когда-то научила Гермиона. Действует безотказно. Малфой оборачивается и смотрит на меня пристально и весьма красноречиво.

— Предположим, — оправдывает мои ожидания, и я слишком безразлично говорю ему:

— Я думаю, больше непродуманных покушений не будет. Поэтому, если это тебя не затруднит, будь предельно внимателен. Малфой, я серьезно, это не наставление, не попытка принудить тебя или что-то в этом духе. Это дельный совет и не больше.

Он вздрагивает, я замечаю, как меняется его настроение, и, клянусь Мерлином, сейчас я вижу испуганного Малфоя. Он не сводит с меня глаз, и я замечаю мучительную борьбу на дне серебристых радужек. Не буду объяснять, чего я добивался, но мне кажется, в конечном итоге оказался предельно близко к желаемому результату. Но он ни слова не поизносит в ответ и уходит, оставляя меня наедине с двумя порциями ужина. Уже безо всякого аппетита приканчиваю свой кусок бифштекса, а второй убираю, подозревая, что если максимализм и желание действовать назло мне улягутся в светловолосой голове, то ночью он вполне может поступиться со своими принципами и спуститься на кухню.

Снова долго ворочаюсь на новом месте, несмотря на то, что кровать, предоставленная в мое распоряжение Малфоем куда комфортнее, нежели диван в моей собственной гостиной. Раз за разом прокручиваю наш разговор, пытаясь обнаружить в нем то, что упустил или не успел обдумать, но упираюсь все в тот же набор вопросов. Переворачиваюсь на другой бок, предаваясь размышлениям о предстоящем разговоре с Кингсли. Как лучше поставить себя? Сделать вид, что я не в курсе, какие дела они с Малфоем проворачивали без моего участия? Или сказать прямо, что он – один из подозреваемых, что бы там слизеринец ни говорил насчет моей жизни. Я успел хорошо узнать своего начальника за два года – работа для него играет решающую роль. А я катился по наклонной, в его глазах я должен был выглядеть полным ничтожеством. Впрочем, так и было.

Ложусь на спину и прихожу к выводу, что буду разыгрывать из себя святую невинность. Мне нужна часть информации, а как вытащить ее, не афишируя подробности, полученные от Малфоя, я разберусь. Главное, чтобы…

Мои размышления обрывает тихий скрип двери. Я мгновенно сажусь на кровати и выхватываю из-под подушки палочку, готовый к чему угодно. Но вместо очередной угрозы жизни получаю бледного как полотно Малфоя, который заходит в мою спальню и останавливается в дверях, тяжело опираясь плечом на косяк. Подскакиваю на ноги и в считанные секунды оказываюсь рядом с ним, стараясь определить, что могло произойти. Серые глаза лихорадочно блестят в темноте, высокий лоб пересекает дорожка капель, тонкие губы подрагивают, и выглядит он едва ли не безумным. Не раздумывая, хватаю его за плечи и легонько встряхиваю.

— Что случилось? – спрашиваю негромко, но вкрадчиво, заставляя взглянуть на меня. Серые глаза упираются в мое лицо предельно напуганным взглядом, Малфой несколько раз быстро моргает, а затем выдавливает:

— Там сова. Мертвая.

Теперь я отчетливо различаю ужас, застывший на его лице. Страх, выглядывающий из-за светлых радужек, заслоняет от меня того сильного Малфоя, к которому я уже успел привыкнуть. Беру его за тонкую подрагивающую руку, сильно сжимаю длинные пальцы и твердо говорю:

— Идем. Покажешь.

Когда речь заходит о безопасности перешедшего кому-то дорогу слизеринца, я предпочитаю не медлить. Потому что, судя по всему, наш преступник обладает не только колоссальным желанием избавиться от Лучшего Ловца Британии, но и незаурядной фантазией. Мы заходим в темную спальню, и я быстрым движением зажигаю свет. Эта комната немного просторнее гостевой, но в целом очень похожа – только личных вещей Малфоя здесь значительно больше. Быстро осматриваюсь, но не нахожу ничего, что могло бы привлечь мое внимание и оборачиваюсь к хозяину дома. При свете он выглядит еще печальнее, чем в темноте – идеально белое лицо, губы без кровинки и обезумевший взгляд. Похоже, выдержка все же изменила ему, если не сказать, что покинула навсегда.

— Ну и где? – спрашиваю, все еще пребывая в недоумении. Малфой рукой указывает на окно, и я замечаю, что одна штора отдернута. Подхожу ближе, но сквозь стекло вижу только погруженный в густую весеннюю ночь сад и очертания изгороди по периметру. Оборачиваюсь и хмуро говорю:

— Ничего нет.

— Она была там, — севшим голосом отзывается слизеринец и прижимает ладонь к губам, а я понимаю, что вот теперь он грани истерики, и желательно как можно скорее вывести его из этого состояния. – Поттер, я клянусь тебе, она стучала в стекло, а к лапе было привязано письмо.

— Так, спокойно, — подхожу к нему и, уже ничуть не смущаясь, обхватываю за худые обнаженные плечи, немного придвигая к себе. Он все равно ничего не соображает, а я не уверен, что мне еще когда-нибудь представится настолько невинная возможность прикоснуться к нему. – Ты сказал, что она была мертвая. Но если она, как ты утверждаешь, стучала в стекло, то что-то тут не сходится, тебе не кажется?

— Нет. У нее была кровь на перьях, везде – на крыльях, шее, голове. Поттер, это не галлюцинация. Я видел ее как тебя, — его голос дрожит так же, как руки, он впивается в меня таким отчаянным взглядом, что я начинаю сомневаться в его психическом здоровье. Слишком много для одного Малфоя. Делаю глубокий вдох и принимаю решение:

— Значит так, Малфой, сейчас ты в ускоренном режиме начинаешь приходить в себя и соображать. А пока будешь этим заниматься, мы с тобой спустимся на кухню, и ты все-таки что-нибудь съешь, а потом еще и выпьешь, ага?

Я вижу, что он готов возразить, но сил у него на это не осталось ни моральных, ни физических. Что ж, очень даже на руку, будет легче привести в чувство.

Пока я вожусь с предусмотрительно спрятанным ужином, Малфой забирается на стул и подтягивает колени к груди, упираясь в них лбом и тяжело дыша. Оборачиваюсь и несколько секунд созерцаю его светлую макушку, после чего не выдерживаю:

— Малфой, перестань себя накручивать. Немедленно.

Он поднимает на меня большие серебристые глаза:

— Я видел ее, Поттер, видел своими глазами. Ты мне не веришь? — я замечаю, что голос его стал несколько спокойнее, что не может не радовать.

— Да верю я тебе, верю. И еще верю в то, что наш с тобой знакомый решил перейти от прямого воздействия к косвенному. И, к моему удивлению, ему это, кажется, удалось.

— Думаешь?.. – безумие в его глазах становится тише, а мне приходится снова подойти к нему достаточно близко, чтобы заглянуть в бледное испуганное лицо и твердо произнести:

— Думаю. Малфой, ты мне тут предъявлял что-то насчет моих умственных способностей и, честное слово, я сейчас в шаге от того, чтобы ответить тебе взаимностью. Это же очевидно, чего ты так всполошился? Нет, я понимаю, что увидеть за окном среди ночи сову трехдневной давности зрелище так себе, но не до такой же степени, чтобы впадать в панику и сходить с ума. Объяснишь, почему тебя так накрыло?

Он несколько секунд смотрит на меня, а затем страх снова задевает его глаза и губы, заставляя меня вздрогнуть и прийти к выводу, что я снова что-то упустил.

— Это не просто сова. Это мой филин, школьный, помнишь? Он умер три месяца назад, и я похоронил его в саду. Поттер, это был он, я не ошибся. Только в таком случае я, должно быть, в самом деле, схожу с ума, — он смотрит на меня с такой отчаянной надеждой, что я объясню происходящее и позволю ему убедиться в собственной адекватности, что мне едва удается удержаться от лишних восклицаний.

— Никуда ты не сходишь, успокойся, — приходится взять его за руки и силой сжать так, чтобы он вздрогнул и хотя бы ненадолго вернулся в реальность, дабы услышать меня. – Малфой, послушай, я аврор, пусть даже сильно пострадавший от алкогольной зависимости, но все-таки аврор. Я не верю в оживших мертвецов, приносящих письма. Но вполне верю в попытку упрятать тебя в Мунго по меньшей мере на несколько лет. И если ты, так же как и я, не хочешь, чтобы это произошло, прекрати истерику и подумай. Кто знал про филина? У тебя друзей по пальцам пересчитать, не думаю, что ты всем подряд рассказывал.

Малфой шумно сглатывает, еще некоторое время напряженно соображает, а затем хмурится и становится похожим на себя.

— Джерри, я ему сказал. Но только он ведь… — бледные губы вздрагивают, серебристые глаза расширяются, и я не выдерживаю и несильно ударяю снова обращающегося к отчаянию Малфоя по щеке. Он с минуту смотрит на меня едва ли не оскорбленно, но затем злость сменяется пониманием.

— Спасибо, — негромко говорит он, и я отпускаю его руку, возвращаясь к ужину и подавая его слизеринцу.

— Всегда пожалуйста, Малфой, — я все еще раздражен этой парящей в воздухе истерикой, но хочется верить, что мои слова некоторым образом заставят напуганного хорька вернуться в реальность и понять, что любая мистика в покушениях на убийство имеет банальное объяснение. – Ешь давай и не спорь. А то у тебя на самом деле галлюцинации начнутся от голода, с такими успехами.

И он – слава Мерлину! – не говорит мне ни слова, принимаясь за еду и давая время на то, чтобы все обдумать. Так или иначе, преступник продолжает действовать решительно, не боясь быть раскрытым. Он по-прежнему торопится, что наводит на мысль о том, что он нервничает и физически не может позволить себя составить продуманный план. И выводов у меня два: либо мы имеем дело с дилетантом, либо Малфоя нужно убрать настолько быстро, что преступнику все равно, поймают его или нет, лишь бы уничтожить слизеринца. Только теперь, когда он заперт в доме под прикрытием мощных защитных чар, не остается ничего кроме как пугать его до смерти. Но с этим вопросом я намерен разобраться завтра. Есть у меня одно предположение.

— Поттер, — слышу тихое обращение и отрываюсь от размышлений, поднимая глаза на Малфоя, который закончил с ужином и теперь смотрит на меня странным, незнакомым мне взглядом, — хорошо, что ты здесь.

Брови у меня поднимаются сами собой, выражая ту степень изумления, которая соответствует услышанным словам. Мне показалось, или Малфой на самом деле сказал мне спасибо в весьма завуалированной форме, но куда как более личное, чем было до этого? Что ж, оставим это на потом.

— Если благодарности закончились, то предлагаю вернуться наверх и еще раз попробовать выспаться, — мне хочется сказать ему куда больше, но он уже слишком хорошо соображает для этого. Кивает, и мы поднимаемся по узкой лестнице, останавливаясь напротив двери в мою спальню. Я жду, когда Малфой пожелает мне спокойной ночи и удалится, но он только внимательно смотрит на меня.

— Я один там не останусь, — категорично заявляет он и, не дожидаясь моих комментариев, заходит в гостевую спальню. Приходится следовать за ним и сдерживать ликование в груди, сохраняя на лице выражение вежливого недоумения. А Малфой тем временем плотно занавешивает шторы и садится на мою расстеленную кровать.

— Малфой, мы же выяснили, что это всего лишь попытка напугать тебя до полусмерти, — с трудом заставляю себя сказать это, понимая, что он на самом деле может уйти после моих слов.

— Удачная попытка, Поттер, — он снова идеально холоден и спокоен, хотя я догадываюсь, что ему это дается с таким же трудом, как мне – не выражать эмоций по поводу намечающейся перспективы совместной ночи в одной спальне. – Ты взялся меня охранять, вот и не отнекивайся теперь. Я остаюсь здесь, даже если ты против.

Ну и что прикажете делать? Повести себя, как требует ситуация, то есть гордо уйти спать на пол, или все-таки позволить сердцу в лишний раз напороться на ребра и слушать мягкое дыхание Малфоя столько, сколько захочется?

— Переживешь минуту в одиночестве, пока я схожу за вторым одеялом, или взять тебя с собой? – шутливый тон приходит сам собой, и я понимаю, что именно он выдает меня с головой. Каждый раз, когда я пытаюсь скрыть истинные чувства, невольно свожу все к шутке. Но Малфой принимает эти правила и соглашается:

— У тебя минута и не секундой больше, — провожает меня взглядом, а я нарочно не спешу вернуться, дабы успеть хоть немного смириться с положением вещей. Впрочем, зачем обдумывать то, что уже не изменить и, к тому же, менять не хочется? Забираю одеяло из комнаты Малфоя и возвращаюсь в свою спальню.

К моему вящему удивлению нахожу слизеринца спящим, свернувшимся в клубок, дышащим ровно и спокойно. Около минуты наблюдаю за тем, как вздрагивают острые ресницы и плечи, уже не пытаясь остановить поток глупых ассоциаций, и, в конце концов, накрываю его одеялом, а сам располагаюсь на другой стороне кровати так, чтобы не касаться светлой кожи, но слышать каждый вдох спящего Малфоя.

Утром просыпаюсь первым и после привычной паузы, за которую успеваю получить укол в сердце от вида тонких черт расслабленного сонного Малфоя, решаю не будить слизеринского принца. Спускаюсь на кухню и тщетно пытаюсь сварить такой же кофе, как тот, которым наслаждался вчера днем, но выходит отвратительно. Тосты подгорают, и я начинаю думать, что день не задался с самого утра. Покончив с неудавшимся завтраком, оставляю на столе записку с наставлением не покидать поместье до моего возвращения ни под каким предлогом и аппарирую в Министерство.

Кингсли встречает меня несколько удивленным и неприветливым взглядом, однако я игнорирую холодный прием и прохожу к его столу, усаживаясь в глубокое кресло напротив. Мы недолго исследуем лица друг друга, а затем мой начальник откидывается назад и складывает руки на груди:

— Судя по твоему крайне уверенному виду, мистер Малфой поведал тебе историю, о которой должен был молчать? – проницательно замечает он, а я прикусываю язык, мгновенно отвергая идею изображать из себя святую невинность. В одном Кингсли не откажешь – он читает людей с одного взгляда, тем более меня. Но, так или иначе, в таком духе продолжать разговор будет проще.

— Может быть, — неохотно замечаю я. – Смотря, какую историю вы имеете в виду.

— Послушай, Поттер, когда я решил привязать тебя к этому делу, я не думал, что оно тебя настолько затянет. И я хорошо понимаю твой трезвый интерес, — он делает акцент, но я игнорирую эту провокацию, — но, пожалуйста, уймись. Им занимаются, авроры не сидят без дела. Я прошу тебя, — выпуклые глаза смотрят на меня прямо, прожигая этим взглядом насквозь, — перестань геройствовать. Займись домом, работы надолго хватит. Я готов дать тебе оплачиваемый отпуск, только перестань путаться у меня под ногами.

Это уже интересно. Когда я как-то раз попросил отпуск для того, чтобы мы с Джинни смогли слетать в Румынию к Чарли, мне было отказано. Кстати, о Румынии.

— Так что это за история, мистер Шеклболт? – невозмутимо продолжаю гнуть свою линию, а Кингсли ударяет кулаком по столу, заставляя меня невольно вздрогнуть.

— Зачем ты пришел? Ты ведь знаешь все в подробностях, если уж Малфой решился открыться, то наверняка рассказал все детали. А я не намерен тратить время на пустую болтовню.

— Вы расскажете мне, почему так важно уберечь Малфоя. Я не уйду, пока не получу внятный ответ. Если проблема в том, что он не должен знать правду, я готов дать непреложный обет, — сталью в голосе даю понять, что настроен крайне решительно, а Кингсли чуть склоняет голову, не сводя с меня глаз:

— На кой черт тебе так сдалось распутывать именно это дело? – его голос выдает усталость, а я отрицательно качаю головой:

— Сначала ответите вы. Потом я.

— Он ведь сказал тебе, что речь о международном синдикате, так? – получает мой кивок и продолжает: — И то, что в ближайшее время должна быть осуществлена операция по транспортировке нескольких десятков артефактов? Те, кто затеял это, знают о том, что Малфой – подставное лицо, вероятно, поэтому и хотят от него избавиться. Борьба за его жизнь – всего лишь противодействие, но достаточно важное. Очевидно, что преступники все еще находятся в Британии, им необходимо устранить предателя, после этого они смогут с чистой совестью вернуться. До тех пор пока Малфой жив, у нас есть шансы поймать их и добраться до верхушки айсберга. Это игра, Поттер, жестокая, логическая, но игра, ставки в которой – чужие жизни.

Слушаю и ушам своим не верю. Не может он так спокойно говорить о том, что использует Малфоя в качестве наживки. Или может?

— Но если вы и так знаете, кто и зачем покушается на его жизнь, зачем нужно было втягивать меня? – это пока единственное, чего я не понимаю в данном куске разрозненной картины.

— Поттер, ты – лицо особо знаменитое и важное, несмотря на твое отвратительное поведение. Я подумал, что если приставить тебя к Малфою, преступники побоятся действовать открыто, и мы выиграем еще немного времени. К сожалению, я ошибся и, похоже, им абсолютно наплевать, сколько человек придется уничтожить, прежде чем они доберутся до Малфоя.

Про себя отмечаю, что это похоже на правду, но вопросов, так или иначе, меньше не становится. Однако, судя по тому, как угрожающе сжимаются и разжимаются пальцы Кингсли, пора прекращать устраивать допрос начальству. У меня еще есть дела.

— Мистер Шеклболт, — холодно и несколько презрительно говорю ему в лицо, — а вам не кажется, что в вашей партии слишком много пешек?

— Поэтому я прошу тебя выйти из дела. Ты знаешь достаточно, должен понимать, что пока ты рядом с Малфоем, вы оба ходите по лезвию. Поттер, мы имеем дело не с обычными контрабандистами, речь о сущих головорезах, которые ни перед чем не остановятся.

— Вы думаете, они действуют сами? – быстро вставляю вопрос, вытаскивая последние крупицы информации.

— Поттер, мы даже не знаем достоверно, сколько их. Может быть сами, а может быть через посредников. В любом случае, я настаиваю, чтобы ты перестал соваться, куда не просят, и занялся своими проблемами. Ради твоей же безопасности.

Поднимаюсь на ноги, но прежде чем уйти задаю последний вопрос:

— А вы не думали, что теперь покушаться будут на меня? Я ведь мало того, что в курсе событий, так еще и видел преступника.

— Этого-то я боюсь, — неожиданно вздыхает он и обращается ко мне уже куда как более вежливо и мягко: — Ты обещал ответить, зачем ты лезешь именно в это дело.

— По личным мотивам, — коротко отзываюсь я и закрываю дверь, прежде чем он успевает что-то добавить. Выхожу на улицу, вдыхаю свежий воздух и понимаю, что мне нужен небольшой перерыв, прежде чем я устрою еще один допрос. Недолго раздумываю и вспоминаю о том, что Гермиона хотела о чем-то поговорить, настолько, что заявилась в гости без приглашения. Что ж, самое время отплатить ей взаимностью и заодно узнать, чего она хотела.

Аппарирую в их с Роном маленький коттедж и стучу в узкую дверь.

* * *

Гермиона не выражает удивления при виде меня на пороге собственного дома и радушно предлагает присоединиться к их обеду. Пожимаю руку Рону, который выглядит несколько утомленным, но вполне довольным жизнью. Мы недолго обсуждаем работу и случившийся в моем доме пожар. Тему Джинни старательно обходим стороной, но я чувствую, как она грозовой тучей висит над нашими головами. Конечно, она уже сообщила ему. Да и всем окружающим, не забыв добавить, какая я сволочь. Пьющая при том.

— Хорошо выглядишь, — замечает Рон, и я понимаю его намек. Только если раньше меня интересовало чужое мнение о моем облике, то сейчас мысли заняты совсем другим.

— Спасибо, — отвечаю я и мельком смотрю на Гермиону. Она быстро, едва заметно качает головой, и я понимаю, что, очевидно, тема, которую она хотела со мной обсудить, не должна подниматься в присутствии ее мужа. Что ж, не страшно, выясню в другой раз. – Ладно, мне пора, — спешу откланяться, предполагая, что терпения Рона надолго не хватит, и мне придется держать ответ за расставание с Джинни.

— Я тебя провожу, — мгновенно подскакивает на ноги Гермиона, и спустя минуту мы оказываемся наедине на улице. Я смотрю в теплые медовые глаза и тихо спрашиваю:

— Я правильно понял, что есть что-то, о чем Рон не должен знать?

Она кивает, недолго мнется, а затем полушепотом отвечает мне:

— Виктор попросил меня о встрече. Я не смогла отказать.

— Крам? – удивляюсь я, но тут вспоминаю, что финал чемпионата мира мы проиграли именно Болгарии. А старая любовь, похоже, не ржавеет, судя по румянцу, заливающему щеки Гермионы. – Но зачем?

— Гарри, ничего такого не было, — поспешно отвечает моя подруга, чем наводит меня на мысль о том, что все как раз было. Но я не собираюсь осуждать ее. – Он, кстати, спрашивал о тебе.

— Гермиона, сомневаюсь, что ты неожиданно решила зайти ко мне в гости ради того, чтобы поделиться информацией о том, какие вопросы обо мне задавал Крам, ведь так? Тогда что?

— В общем, я хотела попросить, чтобы ты в случае чего подтвердил, что позавчера вечером я была у Джинни. Она в курсе, разумеется.

— В курсе чего? – недоумеваю я, глядя на подругу с невольным осуждением. – Того, что ты виделась с Виктором или того, что я, видимо, каким-то образом был у нее дома позавчера вечером?

— И того, и другого. Гарри, послушай, это вряд ли понадобится, но на всякий случай я хотела тебя предупредить. Если тебе, конечно, несложно.

— Мне-то несложно, — качаю головой, — но зря ты Рона обманываешь. Если ничего такого не было…

— Ой, Гарри, брось. Ты же знаешь, какой он ревнивый, — тараторит Гермиона, и я все больше убеждаюсь в том, что лжет она не только мужу.

— Ладно, заметано, — со вздохом соглашаюсь я. – Только в таком случае с тебя кое-какая информация.

— Все, что угодно, — улыбается она, не догадываясь, какой вопрос я задам.

— Что это за тип, с которым живет Джинни?

Улыбка на лице Гермионы мгновенно блекнет, и она отводит глаза, но затем быстро отвечает:

— Я не знаю, Гарри, правда. Видела его однажды, он вроде бы работает в Мунго целителем, заведует травматологическим отделением. Джинни предпочитает не говорить о нем.

Я согласно киваю, вполне удовлетворенный ответом. По крайней мере, теперь не осталось сомнений в том, что я правильно понял ситуацию. Что ж, на этом будем считать историю моих отношений с Джинни полностью завершенной.

— Гарри, не суди меня, пожалуйста, — тихо просит Гермиона, прежде чем я аппарирую.

— Дело твое, — отвечаю ей и, не желая выслушивать очередную порцию нелепых оправданий, исчезаю из поля зрения подруги.

* * *

Тренер Британской сборной оказывается крепким коренастым мужчиной лет сорока на вид, с тонкой полоской усов, обрамляющей пухлые губы. Он широко улыбается, завидев меня, и крепко пожимает мою руку, когда я подхожу ближе.

— Мистер Поттер, — он конечно не в курсе, что я уже потерял былую привлекательность для прессы, поэтому старается вести себя как можно приветливее. – Чем обязан?

— Я бы хотел задать вам несколько вопросов, мистер Бурвик, — мы отходим в сторону от поля, на котором тренируются игроки в сине-красной форме. – Дело в том, что я расследую нападение на мистера Малфоя и гибель мистер Уиншира.

— О, такая трагедия, невозместимая потеря! – он закатывает глаза, и я понимаю, что нарвался на настоящего болтуна. Блестяще, хоть из кого-то не придется вытаскивать информацию клещами. – Но я уже давал показания вашим людям, неужели остались еще вопросы, на которые я не ответил?

— Думаю да, — стараюсь быть вежливым и терпеливым. Такой тип людей мне известен, стоит втереться к ним в доверие, и они выложат все как на ладони. – Меня интересует, знаете ли вы, какие отношения на самом деле связывали Малфоя и Уиншира?

Он растеряно моргает, словно соображая, о чем я говорю. Но по его бегающим глазам понимаю, что он более чем в курсе. Кроме того, это ведь Малфой выдал мне секретную информацию, а я стараюсь ради его спасения, значит, придется жертвовать чьей-то гордостью.

— Я уже подробно ответил на этот вопрос в прошлый раз, — он не доверяет мне, это понятно, но я быстро поправлю ситуацию.

— Мистер Бурвик, я хотел бы поговорить с вами откровенно, так сказать не в рамках допроса. Я хорошо осведомлен о том, что Малфой и Уиншир состояли более чем в тесных отношениях и не думаю, что этот факт мог укрыться от вашего внимания.

Ему льстит мое замечание, он расправляет плечи, но понижает голос:

— Сказать по правде, не сильно они и скрывались-то. Ну, вы понимаете, — он подмигивает мне, и я киваю. – Я однажды застал их в весьма недвусмысленной ситуации, — он кашляет в кулак и возвращается к разговору, — но вы должны понимать, если бы я решил раскрыть их тайну, это повредило бы всей команде. Не все люди так лояльны, как мы с вами, — он заочно записал меня в список тех, кто одобряет гомосексуализм. Что ж, не будем его разубеждать.

— Мистер Бурвик, а что вы скажите насчет того, что Уиншир состоял в отношениях не только с Малфоем? – спрашиваю не то что бы наугад, но лишь предполагая ответ.

— Мистер Поттер, к чему эти вопросы, если вы и так все знаете? – его мелкие глазки, напоминающие бусинки, рассматривают мое лицо во всех подробностях, но я не чувствую в его взгляде враждебности. – Вы абсолютно правы, недели две назад я случайно стал свидетелем встречи, которая, безусловно, не нуждалась в лишних глазах и ушах.

— Меня интересует тот, с кем Уиншир виделся в отсутствие Малфоя, — подвожу разговор к ключевым вопросам. – Кто это был?

— О, молодой человек, вы просите слишком много. Мне кажется, я не должен разглашать информацию, которая может кого-то скомпрометировать, — он не уверен, и теперь пришло время давить на него.

— Эта информация может помочь спасти жизнь мистеру Малфою, мистер Бурвик. Вы ведь хотите, чтобы он вернулся в игру, не так ли?

Тренер мнется, все еще сомневаясь и невнятно бормочет:

— Разумеется, хочу. Он прекрасный игрок, если бы не эта травма, мы бы взяли кубок. Но я не понимаю, каким образом тот, с кем встречался Уиншир, может вам помочь?

— Поверьте, — вкрадчиво говорю ему, — это очень важно.

— Ну, если вы так уверены… Мистер Поттер, а я могу попросить вас оставить это в тайне в том случае, если это будет возможно? – он хмурит рыжеватые брови, и я согласно киваю:

— Разумеется, можете на меня положиться. Этот разговор останется между нами.

— В таком случае, я думаю, я поступлю правильно… — он еще недолго мнется, а затем совсем тихо добавляет: — Одним словом, это был мистер Виктор Крам.

Я с трудом удерживаюсь от восклицания и делаю вид, что информация не потрясла меня. Картинка с каждым часом становится все интереснее, но я по-прежнему ни черта не понимаю в произошедшем. Куча деталей, которые никак не желают склеиваться друг с другом.

— Это была разовая встреча? – уточняю, пока хоровод мыслей не перестает приводить меня в полное замешательство.

— Я видел их один раз, — кивает он. – Мистер Поттер, я хотел бы уточнить, что не поручусь за то, что их связывали некоторые тесные отношения. Я всего лишь видел их слишком близко друг к другу.

Я соглашаюсь, едва ли улавливая, о чем он вещает.

— Последний вопрос, мистер Бурвик, — мне нужно сосредоточиться, я обдумаю всю полученную информацию позже, — что вы знаете о контрабанде темно-магических артефактов?

Он смотрит на меня с искренним недоумением и растеряно пожимает плечами:

— Ничего. Мистер Поттер, вы в чем-то подозреваете меня?

— Ни в коем случае, — отмахиваюсь я, понимая, что пора уходить. — Большое спасибо. Мистер Бурвик. Вы не представляете, насколько сильно помогли мне.

— Передавайте Драко мои пожелания скорейшего выздоровления, — вяло добавляет он мне вслед, а я поспешно аппарирую в центр Лондона, не задумываясь о том, что теперь я тоже подозреваюсь Бурвиком в связи с Малфоем.

Прежде чем поговорить с Малфоем, решаю привести мысли в порядок и систематизировать информацию. Захожу в хорошо знакомый бар и сажусь за столик в углу. Наскоро заказываю порцию виски, однозначно решив, что с ней рассуждать будет проще. Беру в руку стакан и уставляюсь в окно, за которым течет размеренная лондонская жизнь.

Итак, что мы имеем? Малфой два года к ряду исполнял роль двойного агента Кингсли по вопросам отслеживания синдиката. Он научился играть в квиддич, дабы обратить на себя внимание бывших друзей отца. Его приняли в дело, но в качестве пешки, и сколько бы он ни старался, выбиться в короли ему так и не удалось. Зато он откуда-то узнал о планах синдиката на транспортировку крупной партии артефактов. Вопрос – откуда? Вероятнее всего от очередной пешки синдиката. И, конечно, передал эту информацию Кингсли. Одновременно с этим он состоял в весьма доверительных отношениях с Уинширом. Но спустя неделю Шеклболт убирает Малфоя из дела. Вопрос второй — зачем и почему? Он сказал, что Малфой был раскрыт. Если так, то я вижу всего одну возможность – а именно через Уиншира. Предположим, в порыве страсти, Малфой поделился с любовником информацией о своей работенке. Будем считать, что Бурвик не ошибся, и Уиншир все же имел связь с Крамом. Здесь, пожалуй, стоит сделать паузу.

Я уже не сомневаюсь, что Крам причастен к делу, причем занимает уровень значительно выше Малфоя. Если предположить, что он – не верхушка айсберга, то легко понять, почему именно он занимается покушениями. Или не он? Мы видели хорошо сложенного спортсмена, широкоплечего и темноволосого. Но это был не Крам. Не могу поручиться, но если Малфой подтвердит мое предположение, то я смогу утверждать, что сжечь нас пытался не один из самых известных ловцов мира. С другой стороны, ему ничего не стоило нанять человека. Но все мое рассуждение упирается в один глобальный, третий, вопрос – зачем синдикату вообще потребовалось убивать Малфоя? Даже если они узнали о том, что он – двойной агент, зачем нужно было избавляться от него? Ведь, по сути, у него до сих пор нет никакой компрометирующей информации. Или есть? А если вспомнить, как настойчиво и опрометчиво строились покушения на него… Ничего не понимаю.

Зато с моим участием все вроде прояснилось – я верю Кингсли. Я работаю с ним уже два года и могу сказать, что научился отличать ложь от правды. Ровно так же я верю и в то, почему он изо всех сил защищает Малфоя. С этой стороны история достаточно чиста.

Заказываю еще одну порцию виски и продолжаю выстраивать план дальнейших действий. Для начала поговорить с Малфоем. Я хочу знать его точку зрения, относительно участия Крама и рассказывал ли он Уинширу правду о своей работе на Министерство. А после этого нужно будет встретиться непосредственно самим подозреваемым под благовидным предлогом. Если Кингсли все же прав и синдикат не покинет Британию, пока Малфой жив, то Крам скорее всего останется в стране еще на несколько дней. Но перед этим я еще раз увижу Гермиону и на этот раз вытащу из нее всю информацию об их тайном свидании.

Третий стакан уходит также незаметно, как и первые два, и я только сейчас начинаю понимать, насколько виски уже затуманил мое сознание. Наблюдаю за тем, как подрагивают пальцы, сжимающие толстое стекло, но не могу остановиться. Приятное тепло разливается по всему телу, унося меня в ту параллельную реальность, где нет никаких покушений и работы. Бармен подозрительно поглядывает на меня, но я выкладываю на стол деньги, и он успокаивается, принося мне новый наполненный виски стакан. Слишком много на меня обрушилось за последние дни. И эта привязанность к Малфою, странная, но такая крепкая, что я не нахожу в себе сил на противостояние. Я смотрел на него прошлой ночью, долго и мучительно разглядывал бледное лицо, едва останавливая себя от прикосновения к нему. А он лежал рядом, беззащитный и умиротворенный, словно мое покровительство на самом деле необходимо ему, и он действительно чувствует себя в безопасности, только находясь рядом со мной. Я вслушивался в его дыхание, я был так близок к нему, как не мог и мечтать. О, Мерлин, о чем я! Мечтать оказаться как можно ближе к Малфою. Это не я, это кто-то другой во мне взялся командовать сердцем и легкими, мешая дышать в привычном ритме. Зачем я только позволил себе остаться в его доме? И как теперь возвращаться? Поднимаюсь на подрагивающие ноги, чувствуя, тем не менее, легкость во всем теле и готовность к подвигам. К черту расследование, сейчас мне необходимо поговорить с Малфоем о другом. Потому что уже завтра на это не останется ни смелости, ни выдержки.

Аппарирую к поместью и долго собираюсь с силами, перед тем как войти в дом и увидеть серые глаза, не дающие мне покоя уже четвертый день к ряду. Открываю дверь и вваливаюсь в прихожую, на ходу скидывая обувь и чуть не теряя равновесие. Прохожу в гостиную и слышу голос, доносящийся из кухни:

— Поттер, это ты?

Киваю, не соображая, что Малфой не видит меня. Через минуту он появляется передо мной, в тонких брюках и рубашке, подчеркивающей изящность его торса. Хочу сделать шаг навстречу ему, но приходится уцепиться за стену, чтобы не упасть. Он, конечно, замечает мое состояние и откровенно морщится, а голос его выражает искреннее недоумение:

— Эй, что с тобой? Поттер, ты меня слышишь?

Киваю, опасаясь, что язык может изменить мне, но быстро прихожу к выводу, что в конечном итоге мой план подразумевает некоторое признание.

— Малфой, выслушай меня… — начинаю я, но язык, как и предполагалось, живописно заплетается. Слизеринец несколько секунд, кажется, оценивает мое состояние, а затем тяжело вздыхает.

— Стоило выпустить тебя из-под надзора… — мое затуманенное сознание улавливает сожаление и усталость в его голосе, но я пока не могу найти им применение.

— Малфой, я тебе говорю, послушай меня, — пытаюсь вспомнить, что именно собирался сказать ему, но мозг отказывается работать в прежнем режиме.

— Да-да, — отмахивается он и неожиданно мягко берет меня за руку и тянет за собой. – Пойдем, расскажешь.

Плетусь за ним, но когда вижу лестницу, понимаю, что мы с ней явно пребываем в разных плоскостях, и я ни под каким предлогом не смогу преодолеть ее высокие узкие ступени. Но Малфою, похоже, наплевать на мое несогласие, и он продолжает тащить меня наверх, игнорируя мои попытки вцепиться в перила. Горячие волны захлестывают мою спину, картинка перед глазами то и дело гаснет и появляется снова, но каким-то чудом я умудряюсь миновать лестницу и очень скоро оказываюсь в гостевой спальне. Предпринимаю еще одну попытку достучаться до Малфоя, но он, кажется, не склонен вступать со мной в разговор.

— Ты выслушаешь меня или нет? – повышаю голос, не понимая, почему меня так активно игнорируют. В голове, то и дело, одна за другой вспыхивают идеи о том, как подступиться к Малфою, а он тем временем останавливается напротив меня и складывает руки на груди.

— Внимательно, Поттер, — от его голоса веет холодом, но мне достаточно жарко, чтобы я мог это стерпеть. Пытаюсь подойти к нему в плотную, но координация явно подводит меня, поэтому остаюсь стоять на месте, стараясь сфокусироваться на бледном, заостренном к подбородку прекрасном лице. Самом красивом лице в мире, если быть честным.

— Ты ведь спал с Уинширом? – не знаю, почему задаю именно этот вопрос, но воспаленный алкоголем мозг явно приветствует такое поведение. Светлые брови смыкаются у переносицы, делая лицо Малфоя одновременно недоверчивым и суровым. И он едва сдерживает гнев, это я чувствую, даже находясь на грани отсоединения от реальности.

— Это все что тебя интересует на данную минуту? – о, мистер Ледяное спокойствие решил снизойти до разговора. Ура, фанфары, аплодисменты. Я мотаю головой, но объяснить ему, что меня на самом деле беспокоит больше всего, не в состоянии. — Поттер, ты алкоголик и жуткий хам в придачу, — яд в каждой интонации, но меня не прошибешь. Я хмыкаю и выговариваю ему в лицо:

— Не хуже тебя, во всяком случае, — сам удивляюсь, как мне удается произнести настолько длинное предложение и ни разу не сбиться, но, по крайней мере, добиваюсь от Малфоя еще одной реплики.

— Да куда уж мне, — он неожиданно усмехается, чем еще больше задевает меня. Все-таки решаюсь сделать шаг и невольно хватаюсь за его предплечья, дабы удержаться на ногах. Он не возражает и не пытается отстраниться, только морщится от запаха перегара. – Поттер, ты отвратителен.

— Ты не ответил, — напоминаю ему, хотя сам уже почти забыл, когда задавал вопрос.

— Возможно, — я не понимаю, к чему относится этот ответ, но мне уже наплевать. Оказываюсь слишком близко к его лицу и выдыхаю в приоткрытый рот:

— Переспишь со мной?

Он несколько секунд недоуменно моргает, а затем я вижу, как улыбка старательно растягивает его губы, но он пытается остаться серьезным. А мне честное слово наплевать, что он подумает. Главное я сказал, что собирался. Или не сказал? А, неважно, поздно думать мистер Ни-дня-без-виски.

— Хорошо, — неожиданно отвечает он, и я не могу поверить. Неужели нужно было просто напиться, чтобы получить то, чего я подсознательно желал?

— Правда? – недоверчиво переспрашиваю, а он крайне серьезно кивает.

— Конечно, Поттер, идем, — и тянет меня в душевую. Я покорно следую за ним, опасаясь все испортить, но не выдерживаю и спрашиваю:

— А зачем?..

— Затем, — довольно резко отвечает он и отодвигает стеклянную дверцу. – Увидишь, — его тон смягчается, и он смотрит на меня, — тебе понравится.

Сбрасываю с себя одежду, путаясь в брюках и снова чуть не падая, и залезаю в кабинку, ожидая, что Малфой присоединится ко мне, но вместо этого он неожиданно захлопывает дверцу, а спустя секунду на меня обрушивается ледяной дождь, бьющий по плечам и вырывающий из горла вскрик. Я непроизвольно отступаю к стене, но вода по-прежнему невыносимо обжигает плечи бесчеловечно холодными струями. И сколько бы я не пытался от них скрыться, они преследуют меня, загоняя в угол, едва не лишая сознания. Но все прекращается также неожиданно, как началось, а я остаюсь сидеть на полу, чувствуя, как сознание тщетно пытается вырваться из лап алкогольного опьянения. Дверца за спиной открывается, но я уже вовсе не хочу видеть Малфоя с полотенцем в руках. Тем не менее, не интересуясь моим отношением к проблеме, он набрасывает махровое полотнище мне на плечи, обхватывает руками и заставляет подняться на ноги. Меня трясет от холода и дико мутит, а перед глазами непроглядный туман.

— Поттер, не смей падать, слышишь? Мне тебя не удержать, — он не жалуется, не предупреждает, просто констатирует факт. И я сам не знаю, почему, киваю, постепенно начиная осознавать, что все происходящее – какая-то дикость. А принятый алкоголь тем временем волнами подкатывает к горлу, и я подсознательно начинаю искать, куда приткнуться. Но Малфой очевидно замечает перемены в цвете моего лица и заставляет опуститься на колени перед унитазом.

— Алкоголик хренов, — последнее, что улавливаю, прежде чем погрузиться в состояние полного беспамятства. Остаются только ощущения рук на моих плечах и какие-то отдельные слова. Но одно понимаю четко – так плохо мне не было уже давно. Эта пытка длится, как мне кажется, вечность, но все-таки заканчивается сном, в который я проваливаюсь неожиданно и резко, все еще чувствуя терпкое тепло Малфоя за своей спиной.

Прихожу в себя, когда за окнами уже стоит непроглядная тьма, а я лежу под одеялом, укрытый до самого подбородка. Разлепляю веки, щурюсь от слабого света ночника, и меня мгновенно настигает настолько сильная и беспощадная головная боль, что стон сам собой вырывается из горла, чем обращает ко мне внимание Малфоя, расположившегося в моих ногах. Он смотрит осуждающе и снисходительно одновременно, качает головой и негромко, словно жалея мою голову, говорит:

— Поттер, я хочу знать только одно – был ли у тебя повод так напиться или это обычный рецидив?

Мне больно даже от звука его тихого голоса, и к тому же мутит. Но необходимо ответить.

— И то, и другое, — хрипение, сопровождающее каждое слово, удивляет даже меня. Сколько я выпил? Ни черта не помню, если быть честным. Разговор с Бурвиком, выводы в отношении Крама – это всплывает в памяти легко и довольно ясно. Но дальше все погружено в туман, а начиная с возвращения в дом Малфоя – в кромешную тьму. И что самое страшное, мне, видимо, придется узнать о собственных похождениях от слизеринского хорька. И что-то я сильно сомневаюсь, что он хотя бы попытается сберечь остатки моего самолюбия.

— Знаешь, я не удивлен, что твоя Уизли от тебя сбежала, — он хмурится, и я понимаю, что должно быть сделал что-то особенно неприемлемое. Вряд ли он бы смотрел на меня так, если бы я просто заснул пьяным в его гостевой спальне.

— Малфой, будь человеком, скажи сразу, что я тут вытворял, — пытаюсь сесть, но голова выражает настолько яростный протест, что я остаюсь в прежнем положении недотрупа.

— Предположения? – интересуется он, а я отрицательно качаю головой:

— Все, что угодно.

Он опасно суживает глаза цвета стали, а мне уже не хочется знать правду. О чем я думал, прежде чем ворваться в поместье и начать творить беспредел? В том, что это был именно беспредел, я не сомневаюсь, вопрос только в том, насколько далеко я зашел.

А Малфой тем временем поднимается на ноги, отходит к двери и оборачивается на пороге:

— Ничего интересного, — наконец произносит он и уходит, оставляя меня на растерзание совести и всевозможным догадкам. Неужели я умудрился не высказать своего истинного отношения к слизеринцу? Сомневаюсь, я неплохо представляю, как развязывается язык после третьего стакана. И мне достаточно было увидеть Малфоя, чтобы решиться, это я тоже понимаю. Но он по каким-то причинам не хочет уточнять подробности. Что ж, к этому вопросу можно будет вернуться позже.

По-хорошему стоит перебороть гордость и выпросить у Малфоя тот волшебный чай, который он предложил мне во время моего первого визита в этот дом. Но когда он возвращается в спальню, с невыносимой благодарностью в душе понимаю, что просить не нужно – он подает мне чашку, над которой поднимается тонкий белый пар. Правда, мне все же приходится принять сидячее положение, но эта пытка оправдывает себя, и после того, как делаю первый глоток, головная боль становится тише. А Малфой тем временем с ногами забирается на кровать и усаживается напротив меня. Лицо его остается непроницаемым, а мне, честно говоря, настолько плохо, что я не готов искать в нем подтверждения своим догадкам. Но молчание затягивается, и я понимаю, что должен что-то сказать. Хоть что-то.

— В чем секрет? – взглядом указываю на чашку в своих руках, а Малфой только хмыкает:

— Все тебе расскажи, — делает небольшую паузу, отводя взгляд к окну, а затем добавляет: — Нравится?

— Более чем, — вполне искренне отвечаю я, допивая поистине волшебный напиток. Сознание кажется окончательно очистилось от пятен виски, головная боль отступила, и я снова чувствую себя человеком. И от этого мне только хуже.

— Малфой, я тебя прошу, — стараюсь говорить мягко, но при этом не выглядеть тряпкой, — расскажи, что здесь происходило, пока я себя не контролировал?

Не могу понять, что в его взгляде. Но он нервирует меня, и мне хочется скрыться от этих серых внимательных глаз.

— Что, Поттер, тяжело не помнить, какими словами и предложениями ты разбрасывался? – клянусь, я не слышу надменности. Я вообще не могу идентифицировать его настроение, чувство такое, что он полностью закрылся, а взаимопонимание между нами оборвалось.

— Слушай, — не выдерживаю этого напряжения, которое он заставляет меня испытывать, — к чему это? Я ведь знаю, что ты уже давно перестал ненавидеть меня. Считать ничтожеством — это, безусловно, да. Но ненависть уже кончилась. Так к чему все это? Или тебе настолько необходимо чувствовать свое превосходство, что ты жить без этого не можешь? — мне плохо не от похмелья, меня просто парализует мысль о том, что я все разрушил одной нелепой выходкой. Пусть даже я не тешил себя надеждой заполучить Малфоя в свои руки, но по крайней мере надеялся, что смогу незаметно касаться его и не получать возражений. Только если я начну анализировать то, почему меня так тянет к проклятому хорьку и никогда так же сильно не тянуло к Джинни, то лучше мне снова напиться и уснуть.

— Превосходство над тобой, Поттер, вещь бессмысленная и совершено бесполезная. Я предпочитаю обладать уникальными правами, а то, что имеет каждый, мне неинтересно, — безразличие, сухое, колкое и пронизывающее до костей. Я никак не могу поверить в то, что он на самом деле ничего не чувствует сейчас. И готов расписаться в собственной несостоятельности, если он не прикладывает все возможные усилия, только бы скрыть от меня правду.

— Перестань, — неожиданно резко и грубо прерываю его. Малфой вздрагивает, словно я запустил в него камнем, но промахнулся, и неотрывно смотрит на меня.

— Что перестать? — вежливо и слишком спокойно интересуется он.

— Лгать. Тебе не говорили, что с теми, кто пытается спасти твою жизнь, полезно быть честным?

— Я не лгал тебе, — теперь я вижу, что задел его. Помню о том, как он трясется над своими словами.

— Тогда зачем закрылся так, что до тебя не достучаться? Малфой, я на самом деле не знаю, что ты там думаешь обо мне, но так или иначе, я единственный, кто все еще всерьез борется за твою жизнь. И не ради того, чтобы повязать синдикат.

Он вскидывает на меня бесконечно очаровывающие глаза, а я понимаю, что отвечать на вопросы теперь придется мне. С другой стороны, какая разница, когда?

— Это и есть причина, по которой Шеклболт бережет меня? – мне кажется, ему тяжело понимать это.

— А ты догадливый, — иронизирую, наплевав на его чувства. Я слишком устал от перманентного напряжения. Я хочу говорить, не думая, и при этом оставаться трезвым. — Пока ты с нами, тот, кто хочет убить тебя, остается в Британии. А Кингсли убежден, что это именно синдикат. Впрочем, я с ним согласен.

Малфой неожиданно распрямляется и придвигается ближе ко мне, так, что я различаю, как он легко дрожит. И что бы там ни было, сейчас мне больше всего на свете хочется обнять его и прижать к себе.

— Договаривай, — требует он, а я слышу неровное дыхание и вижу, как умоляюще смотрят расширившиеся, почти черные в недостаточном освещении глаза.

— Всего два факта, — я хочу как можно скорее миновать эту тему и вернуться к нему самому. Черт знает, что я ему сказал, пока сердце решало за меня, но сейчас я вполне готов отвечать за свои поступки. — Во-первых, накануне второго покушения Гермионе назначил свидание не кто иной, как Виктор Крам. Во-вторых, именно с ним ваш тренер застал твоего Уиншира. Как он выразился, «они стояли слишком близко друг к другу».

Услышав это, Малфой отшатывается, будто я отвесил ему пощечину и отводит взгляд. Я вижу, как сильнее начинают дрожать его пальцы и как он сжимает край одеяла, чтобы успокоиться. И пока он пребывает в явно потерянном состоянии, я продолжаю:

— Послушай, ты сам сказал, что только Уиншир знал про филина. Значит, информацию преступник мог получить только от него. Крам играет в квиддич, мало того — его неприкосновенность в перемещениях даже круче твоей. Я не сомневаюсь, что он связан с синдикатом, возможно именно через него должны быть переданы эти ваши артефакты. И он виделся с Гермионой, еще интереснее то, что он, по ее словам, спрашивал обо мне. Гермиона скрыла свое свидание от Рона, договорившись с Джинни. Моя бывшая вполне могла рассказать о том, что ты находишься в моем доме. Все сходится, кроме двух вещей. Я уверен, что во время пожара мы видели не Крама, хотя он, конечно, мог измениться. И еще — я не могу найти объяснений тому, зачем синдикату так нужно тебя убить. Ты ведь не знаешь ничего, кроме того факта, что будет проведена операция по контрабанде. Но, так или иначе, она уже есть у Кингсли, маловероятно, что они, зная, что ты шпион, верят в то, что ты хранишь тайну. Так зачем, объясни мне, им уничтожать тебя с риском для их жизней?

Малфой все еще не смотрит на меня, и я с трудом разбираю:

— Он предал меня, – говорит мне тихо, но четко. — Занятно, правда?

— Малфой, речь не об этом, — нетерпеливо перебиваю я его. – Только ты можешь мне ответить, зачем им убивать тебя. Откуда ты вообще узнал об операции?

— Поттер, — он поднимает на меня глаза, и я едва удерживаю себя от того, чтобы не отпрянуть – настолько обреченный взгляд обращается к моему лицу, — я больше не хочу, чтобы ты оставался здесь.

— Спятил? – уточняю, понимая, что события снова обходят меня стороной. Очевидно, гриффиндорцу не дано понять слизеринца по умолчанию. – Малфой, еще разок, я – единственный, кто реально может защитить тебя. Не слишком разумно избавляться от моей компании, ты так не думаешь?

— Нет, — это не он, я вижу другого человека. И этому человеку явно слишком плохо для того, чтобы он мог трезво соображать. – Я хочу остаться один.

— Ни черта у тебя не выйдет, — отрицательно качаю головой, смутно начиная догадываться, чем вызвано такое решение. – И если ты просто хочешь покончить с собой…

— Поттер, тебя предавали? – серебристые глаза обегают мое лицо и словно ищут, за что зацепиться. – Я доверил ему все – от информации о синдикате до личной потери, которая значила для меня слишком много. А он рассказал все первому встречному. Или, что хуже, не первому.

— Малфой, как бы прискорбно это ни было, — стараюсь оставаться спокойным, — но это факт. Просто прими и иди дальше, ты, в конце концов, бесчувственная сволочь или кто?

— Не хочу, — еще на сантиметр ближе, я чувствую его дыхание на своих губах, и обжигающая волна пробегает по позвоночнику. – Я жить не хочу, неужели не понимаешь?

Сглатываю, не в силах произнести ни слова. Он очаровывает меня, лишает выдержки и воздуха в легких. Но нахожу в себе силы, чтобы продолжить:

— Мне что, снова ударить тебя, чтобы ты пришел в себя? – от собственных слов сознание проясняется, и я возвращаюсь к тому, что должен сделать.

— Нет, — его губы задевают мои, а я не могу отодвинуться. Только продолжаю смотреть в серебристые глаза, надеясь, что он первым опомнится. – Поттер, я же знаю, ты хочешь…

Короткий хлесткий удар и затуманенный взгляд проясняется на глазах. Я сам еще не успел осознать, что сделал, но внутреннее чувство подсказывает, что все верно. Зато теперь я, кажется, хорошо представляю, что наговорил ему, будучи пьян.

Он сидит все еще слишком близко ко мне, приложив ладонь к горящей от удара щеке, и смотрит на меня с таким замешательством, что сердце сжимается от этого взгляда.

— Извини, — тихо говорю ему, понимая насколько, на самом деле, унизил его. И теперь мне предстоит все исправить, если я, конечно, хочу еще раз получить оговоренное предложение, но в куда более располагающих обстоятельствах.

— Нет, — его голос дрожит, а мне дико хочется просто прижать это хрупкое тонкое тело к себе и все объяснить. – Ты прав, — добавляет он, а я непроизвольно качаю головой и поджимаю губы.

— Послушай, — я остановлю его силой, если он попытается уйти, — я, должно быть, многое наговорил тебе, пока не соображал, что делаю, — мне тяжело, мне слишком сложно, но я должен это сказать.

— Не успел, — утомленный голос и бездонная тоска в глазах. Нужно вытащить его, нужно убедить… В чем? Ох, Мерлин мой, помоги.

— Спасибо, — еще одна короткая пауза, пока я собираюсь с силами. – Могу представить, что именно. Но я не хочу брать слова обратно, даже если…

— Ты просил, чтобы я переспал с тобой, — обрывает он меня и расправляет плечи. Взгляд его заостряется и я, кажется, снова теряю его. – Все еще уверен, что не хочешь списать это на пьяный бред?

Я слишком давно не принимал сложных решений, чтобы сейчас, именно в эту минуту осознать, что должен ответить. Потому что от моих слов, видимо, зависит моя жизнь и целостность моего сердца в придачу.

— Не хочу, — наконец решаюсь, стараясь не думать о том, чтобы будет в случае, если Малфой рассмеется. Но, похоже, ему не до смеха.

— Но тогда, — он с каждой секундой все ближе к своему ледяному спокойствию, но я все еще могу достучаться до него, — почему?..

— Потому что секс ради мести это слишком грязно даже для меня, — выпаливаю, не успев обдумать предложение, но понимаю, что сказал именно то, что хотел. Малфой недолго кусает губы, а затем на выдохе произносит:

— Извини. У меня просто планку сорвало, — я вижу, что он ждет от меня чего-то. Но слишком сложно понять, чего именно.

— Не мудрено, — отстраненно отзываюсь я, раздумывая над тем, позволит ли он прикоснуться к себе. И к своим чувствам. – Он правда так много значил для тебя?

— Хуже, — мрачно отвечает он. – Не много – всё. Он меня вытащил из такой ямы, что ты вряд ли можешь представить. Хотя нет, — поправляется и проводит ладонями по лицу, — ты как раз можешь.

Еще одна смутная догадка постепенно начинает раскручиваться в моей голове, и я негромко спрашиваю:

— Алкоголь?

Он кивает, и теперь мне окончательно становится понятно, почему он настолько не приемлет виски. Он, видимо, просто боится сорваться. А про себя отмечаю, что у нас оказывается еще больше общего, чем мне казалось.

— Я просто не понимаю, зачем ему нужно было предательство, — недоумение и неприкрытая боль. Нет, все-таки даже он не способен справиться со всем свалившимся на его голову в одиночку. С другой стороны, я вовсе не против ему помочь. И, наплевав на предрассудки и собственный неумолимый страх, осторожно беру его за руку, ожидая чего угодно, но только не того, что он в ответ с благодарностью сожмет мои пальцы.

— Ты говорил, у него были проблемы с законом. Какие? – я сейчас готов на все, только бы эта ниточка, так некрепко и неожиданно связавшая нас, не оборвалась.

— Запрещенные зелья, — он так неожиданно приближается и кладет голову мне на плечо, что я не успеваю в полной мере осознать этот жест, продолжая сжимать его ладонь. – Джерри очень нравились эксперименты, — он резко замолкает, и я слышу только его быстрое поверхностное дыхание. Так борются со слезами, я знаю. Поэтому позволяю спрятать от меня лицо и продолжить говорить без зрительного контакта.

— Ему могли угрожать? – не знаю, почему мне так хочется найти оправдание Уинширу. Возможно, потому что Малфою от этого стало бы легче.

— Разве что Шеклболт, — протягивает он, а мне приходит в голову одна мысль, которая Малфою, конечно, не понравится, но озвучить ее необходимо:

— Слушай, Малфой, а ты можешь предположить, откуда синдикат узнал о твоем шпионстве?

— Нет, — его голос звучит напряженно, и я не сомневаюсь, что он понимает, к чему я клоню. – Не озвучивай, не надо, — добавляет он, и пальцы его сильнее сдавливают мою руку. Не выдерживаю, разворачиваюсь и обнимаю Малфоя так, чтобы упереться подбородком в его макушку. Он заметно дрожит, и я невольно начинаю поглаживать его по спине.

— Поттер, — голос его приглушен, но я легко разбираю интонацию непроницаемой тоски, — почему мне так паршиво?

Не думаю, что он ждет честного ответа, значит, придется импровизировать.

— Пройдет, — со вздохом отвечаю я. – Все проходит, и это пройдет. И чем раньше я доберусь до Крама, тем будет лучше.

— Врежешь ему от меня? – ни намека на улыбку, но мне становится легче от этого вопроса. Переболит, ничего страшного.

— И от себя тоже, — все-таки улыбаюсь, понимая, что, несмотря на весь мрак, который нас окружает, я счастлив находиться здесь и сжимать Малфоя в объятиях. Что бы за этим ни последовало.

— Прости меня, — говорит он тихо, чем заставляет сердце снова попытаться вырваться из груди.

— За то, что пытался выгнать или за попытку сделать из меня орудие мести?

— За всё, — коротко отзывается он и сильнее прижимается к моей груди. Забираюсь пальцами в его волосы и принимаюсь перебирать мягкие прядки. — Что ты собираешься предпринять? – спрашивает он после недолгой паузы.

— Поговорю с Гермионой и выясню все подробности их свидания. В зависимости от результатов, пообщаюсь с Крамом. Не думаю, что он верхушка синдиката, значит можно не опасаться мгновенной смерти. Но я думаю, он знает более чем достаточно. Что-то мне подсказывает, что он — связующее звено между тобой и хозяином проекта.

— Не хочешь предоставить это Шеклболту? – я чувствую, как меняется его настроение, но не понимаю толком, чем вызвана эта перемена.

— Нет, это только мое дело. И потом, он наверняка прикажет аврорам схватить его и запихнуть в допросную. Если за Крамом, в самом деле, стоит тот, кто отдает приказы о твоем убийстве, то он в жизни не сознается. А я пока вне подозрений.

— Уверен? – он отстраняется и смотрит мне в глаза. И во взгляде его затаился страх, я хорошо различаю его отблески на серебристых радужках.

— Малфой, ты боишься, что меня пристукнут раньше, чем тебя, или мне показалось? – мне сложно говорить об этом, но слишком хочется получить признание.

— Убьют тебя, я буду следующим, — невыразительно отвечает он, а мне приходится смириться, что откровения — это не к Малфою.

— Малфой, я чертов Гарри Поттер, меня нельзя убить, практикой доказано, — выдавливаю из себя улыбку, но он не ведется. – Слушай, если серьезно, то у меня к тебе одна просьба, — он кивает, а я продолжаю: — Если со мной вдруг действительно что-то случится, сразу иди к Кингсли, хорошо? Он может и редкостная сволочь, но в его интересах арестовать синдикат. Если я и доверяю в этом деле кому-то, кроме тебя, то только ему.

— Хорошо, — медленно протягивает он. – Только давай не будет никакого вдруг, а? – я впервые вижу, чтобы глаза цвета зимнего океана были такими теплыми, а их взгляд – таким располагающим.

— Не будет, — усмехаюсь я. – Скоро все кончится, Малфой, я чувствую, я на финишной прямой.

Мы несколько минут молчим, но у меня такое чувство, что слова сейчас были бы лишними. Осторожными мягкими движениями перебираю тонкие пальцы слизеринца, а он негромко спрашивает:

— Поттер, ты ведь не уйдешь? – и я слышу за этими интонациями готовность остановить меня в случае отказа. Хмыкаю и качаю головой:

— Не надейся. Но что куда страшнее – ты тоже останешься здесь со мной, — я должно быть окончательно страх потерял, но когда Малфой смотрит на меня таким лишающим воли и выдержки взглядом, я готов говорить все, что думаю. А он тем временем придвигается и снова предпринимает попытку коснуться моих губ, но на этот раз я не отталкиваю его и спустя секунду чувствую, как узкий острый язык касается верхнего ряда моих зубов. Рука сама собой ложится Малфою на загривок и притягивает как можно ближе; второй обнимаю его за талию, понимая, что вот теперь рушатся все предубеждения и открываются глаза на правду. Не было никакой любви с Джинни, не было страсти, сердце не заходилось в агонии от прикосновений ее языка. И я не был готов отдать полжизни за поцелуй с моей бывшей женой.

Мне не хватает дыхания, а в руках появляется такая дрожь, какой не было даже после бутылки виски. Мне страшно обладать Малфоем, страшно, что он в любую секунду исчезнет и выбросит меня обратно в жизнь, полную проспиртованного тумана. Но, судя по тому, как его руки ложатся на мои плечи, а пальцы скользят по волосам, мне нечего опасаться.

Через пару минут заваливаю Малфоя на спину, нависая над ним и целуя то в шею, то в губы, то в глаза. Он кажется мне таким хрупким и тонким, что я боюсь слишком сильно сжать пальцы на его запястьях. А он распахивает переполненные ощутимым возбуждением глаза и выдыхает мне в рот:

— Не останавливайся.

Можно подумать, я собирался. Провожу ладонью по его груди, спускаюсь к животу и задеваю мягкий пояс домашних брюк. Малфой вздрагивает подо мной всем телом и выгибается вперед, а я чувствую, как желание простреливает голову, уничтожая все остатки здравого смысла. Когда в последний раз я испытывал нечто подобное? Только после двух стаканов, с худенькой блондиночкой в руках, которая по первой просьбе разворачивалась ко мне спиной. Да, типаж сохранился, но жар, исходящий от тела Малфоя, невозможно сравнить ни с одной из самых красивых пустышек, которыми мне доводилось обладать. И когда я накрываю рукой его пах, он выдает свое нетерпение коротким стоном, от которого картинка перед глазами начинает расплываться. Все настолько нереально, за гранью разумного, что мне хочется остановить собственное сердце, чтобы его стук в моих ушах не заглушал сладкие протяжные стоны Малфоя, жмущегося ко мне изо всех сил, принадлежащего мне целиком и полностью. И даже если я не уверен, что он больше не думает о Уиншире и мести за предательство, то теперь мне уже все равно. Тонкие брюки падают на пол вместе с нижним бельем, являя мне полностью обнаженного и идеально прекрасного Малфоя. Что ни говори, но спорт сделал свое дело, превратив просто красивое тело в совершенство ровно в той мере, о которой можно было бы мечтать. И первые несколько секунд я не могу отвести от него взгляда, рассматривая, словно шедевр, невозможный и недоступный, принадлежащий кому угодно, кроме меня, но такой близкий, что я прямо сейчас могу прикоснуться к нему. Не просто прикоснуться – овладеть этим хрупким на первый взгляд, но на проверку сильным телом, обжигающим и вздрагивающим от моих прикосновений. Однако быстро прихожу к выводу, что не я буду овладевать им, а он мною. И с удовольствием подчиняюсь его настойчивым рукам, заставляющим меня встать на колени и упереться ладонями в высокую спинку кровати. Тихий шепот над ухом сводит с ума, но я улавливаю суть:

— Первый раз?

Киваю, не в силах раскрыть рот и произнести признание вслух. Мне наплевать, что будет дальше и о чем я буду думать утром, сейчас остается только Малфой и его горячие ладони на моей пояснице. Он прижимается ко мне пахом, я чувствую, как напряжен его член, как он трется о мою кожу, вызывая непреодолимое желание податься немного назад и заставить расчетливого слизеринца снова на секунду лишиться контроля. Удается – он громко выдыхает через сжатые зубы, я чувствую, как дрожь пробирает его насквозь и тянется к прикроватной тумбочке, за смазкой, очевидно. Мне сложно определить мое желание как потребность в новых ощущениях или неожиданную склонность к экспериментам – я просто хочу Малфоя, целиком, полностью, беспощадно и без остатка. Я хочу позволить ему все что, придет в голову, только бы заполучить его сердце и душу. Хотя бы на мгновение одного ослепительного оргазма.

И он действительно ведет себя осторожно и жалеет меня, не забывая о «первом разе». Пальцы скользят сначала вокруг входа, затем по одному проникают внутрь, заставляя меня на мгновение податься вперед, уходя от вмешательства, но через секунду я возвращаюсь и расслабляюсь от нерезких прикосновений свободной руки Малфоя к моему животу, постепенно переходящих в ласку моего застывшего члена. Слизеринец двигается абсолютно спокойно, движения его выверены, я так подозреваю, многолетней практикой, и он без труда приводит меня в абсолютно неконтролируемое состояние. Крики вперемешку со стонами срываются с моих губ, я, кажется, умоляю его не тянуть, потому что желание почувствовать его настолько близко, насколько только могут быть два человека, застит глаза и лишает воздуха в легких. Малфой нерезким толчком проникает внутрь, заставляя меня выгнуться и максимально приблизиться к спинке кровати, но не отпускает. И я слышу приглушенные стоны, нарастающий звон которых отдается в моей голове обжигающей жаждой продолжения. Мир меняется, становится ярче и чище – я вижу его словно через стекло. Он открыт для жизни, для меня, в нем есть то, чего я не знал до этой секунды – искренность в сексе и полная самоотдача. Боль отголосками блуждает по телу, то и дело вспыхивая в районе поясницы, но я игнорирую ее, вымещая через громкие стоны и просьбы продолжать. Темп, выбранный Малфоем, небыстрый, щадящий, но именно такой, который отправляет меня за пределы реальности. И я тону в этом бесконечном удовольствии, в кайфе через боль, в прикосновениях Малфоя к моей коже. Он едва заметно ускоряется, не оставляя мне шансов дождаться его оргазма, прежде чем кончить самому. И я прячу лицо в перекрестье запястий на спинке кровати, пытаясь восстановить дыхание и перестать любить Малфоя на пике, с которого посмотришь вниз – и непременно умрешь от разрыва сердца. Вот и мне сейчас кажется, что сердце мое на пределе, оно с силой колотится в груди, не позволяя сказать ни слова. Чувство – чистое, незамутненное и настолько невероятное, что лишает почвы под ногами – горит огнем внутри и разливается по венам, изменяя сознание. Не хочу думать о том, что будет завтра. До тех пор пока длится сегодня, я буду счастлив.

— Знаешь, Поттер, — медленно протягивает Малфой спустя минут десять, — у меня такое чувство, словно кто-то украл из моей жизни десяток лет. А другой кто-то сейчас настойчиво пытается лишить оставшихся.

— Не понимаю, о чем ты, — с легкостью парирую я, обнимая его одной рукой за плечи и чувствуя, как дрожь возбуждения еще не улеглась в нем окончательно.

— О том, как я бездарно упускал из виду тебя и твои незаурядные способности в некоторых вопросах, — он мягко улыбается, и мне до боли приятно видеть эту улыбку и чувствовать его расположение. Принц ледяного молчания в моих руках стал Принцем открытого сердца. И невозможно не оценить всю щедрость этой перемены.

— Ну, теперь вроде как все исправлено, — прищуриваюсь, — или нет?

— Поттер, ты украл мое сердце, что мне теперь прикажешь делать? – он наиграно тяжело вздыхает, а я чувствую, как кровь ударяет в щеки. Именно такой, именно Малфой, Мерлин, как все было просто и близко.

— Какое откровение, — смотрю на него пристально и внимательно. – Малфой, ты путаешь понятия. Это была не кража, а равноценный обмен. Все по-честному.

— Это приятно, — он приближается и легко целует меня так, словно мы лежим вместе не двадцать минут, а половину жизни. И я готов оставаться здесь ровно столько, сколько Малфой будет хотеть этого. – Слушай, раз уж все так… получилось, у меня будет условие, ага?

— Не рисковать? – хмурюсь я, а он серьезно качает головой:

— Нет. Никакого алкоголя. Никогда, ни при каких условиях. Согласен? – он и вправду интересуется моим мнением или мне показалось?

— Сделаю все возможное, — киваю я, но серые глаза продолжают смотреть на меня враждебно и недоверчиво.

— Нет, Поттер, ты не понял. Мне недостаточно всего возможного. Мне нужно обещание, клятва, если хочешь.

— Хорошо, — быстро соглашаюсь я, становясь таким же серьезным и внимательным. – Но взамен ты пообещаешь честность во всем. Я слишком устал от вранья за последние годы.

— По рукам, — взгляд его заметно теплеет, и он уже намного спокойнее, отчасти проникновенно говорит: — Хорошо, что ты остался.

Мне хочется ответить ему любезностью, но новое ощущение в груди подсказывает, что лучше молчать, когда не нужно слов. И я просто крепче обнимаю его, привычно вслушиваясь в неглубокое дыхание и наслаждаясь бархатным теплом, исходящим от светлой кожи и платиновых волос. Он кажется мне идеальным. Он на самом деле такой и есть.

— И по поводу риска, — тихо добавляет он, когда мы уже почти засыпаем в одной кровати. – Я хочу завтра пойти с тобой.

Приоткрываю глаза, улавливая беспокойство в его голосе. Он смотрит на меня из-под заостренных светлых ресниц так, что приходится поискать в себе силы на отказ.

— Нет, это ни к чему хорошему не приведет. Мне не нужна еще одна потенциальная угроза, — стараюсь говорить мягко, понимая, к чему может привести такой ответ. Малфой тут же приподнимается на одном локте, и взгляд его ощутимо меняется.

— Я хочу пойти, Поттер. Это значит, что мы идем вместе. Без обсуждений, — я знал, что его категоричность наверняка станет нашим камнем преткновения, но не думал, что так быстро.

— Хочешь, чтобы нас обоих угробили? Слушай, Малфой, я ценю твои опасения за мою жизнь, но если я буду один, шансов на благополучный исход больше. Крам наверняка знает о тебе, как ты думаешь, что он предпримет, когда увидит нас вдвоем?

Он закусывает нижнюю губу, и я вижу смятение в серебристых глазах. Но спустя минуту он все-таки кивает:

— Ладно, убедил, останусь сидеть на цепи.

— Это ради твоего же блага, — целую его в висок, чувствуя себя настолько правильно и уверенно, что не передать словами. Клянусь, ни одна минуты жизни с Джинни не могла похвастаться такой откровенностью, как те тридцать, которые я провел с Малфоем в одной постели.

— Хочется верить, — полушепотом отвечает он, закрывая глаза и устраивая голову у меня на плече. – И все же, будь осторожен. Чем дальше, тем меньше мне нравится эта история.

— Мне думалось, жертве по умолчанию не может нравиться история, в которой на нее совершаются покушения, — хмыкаю я, чувствуя, как сон опутывает мои мысли.

— Она уже лишила меня слишком многого, — едва слышно отвечает он, но я не успеваю осознать всю сложность его слов.

— Спи, Малфой, — голова моя тяжелеет, а я зык двигается с трудом, но я заканчиваю: — Все будет хорошо. Обещаю.

* * *

Утром приходится разбудить Малфоя, дабы высвободить затекшую за ночь руку. Он открывает заспанные бледно-серые глаза и несколько секунд смотрит на меня почти удивленно, чем заставляет понервничать. Но ему хватает полминуты, чтобы вспомнить все, что произошло накануне, и он теплым сонным голосом говорит:

— Доброе утро, — смотрит на меня изучающе, после чего дарит теплую улыбку. – Подвиги зовут?

— Вроде того, — хмурюсь, понимая, что вовсе не хочу оставлять его одного. Но я должен увидеть Гермиону и заставить ее помочь мне встретиться с Крамом. Встаю и иду в ванную приводить себя в порядок. Когда возвращаюсь, не нахожу Малфоя в спальне, но слышу негромкий шум на кухне и быстро спускаюсь по узкой лестнице, которая еще вчера пугала мое пьяное сознание своими крутыми ступенями.

Малфой обнаруживается за столом, на котором уже расположились две чашки самого вкусного в мире кофе. И мне кажется, я готов простить ему что угодно за этот божественный напиток и за то, как он спрашивает:

— Позавтракаешь или предпочитаешь убивать на голодный желудок?

— Я не собираюсь его убивать, по крайней мере, сразу, — качаю головой, но с удовольствием подношу чашку к губам и делаю глоток. Живительная сила, которой явно обладает этот кофе, впечатляет. – Ладно, я пошел, — спустя минут пятнадцать говорю я, поднимаюсь на ноги, а Малфой мгновенно оказывается рядом и заглядывает в глаза с такой щемящей в груди нежностью, что хочется задержаться на пару часов, дней или десятилетий.

— Обещай вернуться, — его губы быстро касаются моих, позволяя на мгновение ощутить их терпкий вкус. Я смотрю в серые глаза и понимаю, что Малфой на самом деле сильно напуган. Поэтому и скрывается за ширмой нежности и заботы.

- Отставить панику, — стараюсь перевести все в шутку, но слизеринец не сводит с меня пристального взгляда.

— Просто плохое предчувствие, — он поджимает губы, но затем лицо его несколько расслабляется, словно он сам нашел для себя слова утешения.

— К вечеру буду, — киваю я и целую его первым, удостоверяясь, что вчерашняя ночь мне не приснилась. И когда аппарирую, думаю, что, должно быть, веду себя как влюбленная первокурсница, но кому какое дело?

Застаю Гермиону дома одну, явно удивленную частоте моих визитов. Но она по-прежнему любезно позволяет зайти, и я сажусь за стол, после чего мне немедленно подают чай и домашнюю выпечку.

— Что-то случилось? – спрашивает Гермиона беспокойно, и я киваю, приобретая суровый вид.

— Мне нужна информация, — ловлю ее бегающий взгляд и понимаю, что на душе у меня неспокойно. Что если Крам уже впутал ее? Тогда она, конечно, ни слова мне не расскажет. Но в любом случае я должен рискнуть. – Ты говорила, Виктор спрашивал обо мне. Что именно?

— Это так важно? – вполне искренне удивляется моя подруга. – Ты из-за этого пришел?

— Не только, — туманно отвечаю я, — но за этим в частности. Гермиона, пожалуйста, от этого может зависеть чья-то жизнь. И, возможно, не одна.

— Гарри, я отвечу на все вопросы, — она становится сосредоточенной и внимательной, — только скажи, это ведь касается Малфоя, да?

Тут приходит моя очередь удивляться, но я предпочитаю просто согласиться:

— Именно. Но откуда такие выводы?

— Виктор сначала интересовался моими делами, — начинает она неуверенно и морщит лоб. – Я рассказала ему о замужестве, после этого он спросил, продолжаю ли я общаться с тобой. Я ответила, что мы по-прежнему дружим, и я как раз собираюсь зайти к тебе в гости завтра. Потом он заказал вина для того, чтобы отметить встречу и… Гарри, я должно быть совсем потеряла голову, но я выпила с ним, а после этого все погрузилось в какой-то туман. Помню, он спрашивал в каких отношениях вы с Малфоем и что я знаю о нашем бывшем сокурснике.

— Ты, конечно, сказала, что ничего? – мне кажется, с меня уже хватит этой истории. Пора ставить точку, вопрос только как?

— Джинни мне рассказала, что тебе поручили дело о покушении на него, — у Гермионы на глазах появляются слезы, и я успокаивающе сжимаю ее руку.

— Все нормально, Гермиона, правда. Ты мне помогла.

— Прости Гарри, я должна была сразу рассказать, но я не смогла признаться в том, что он так легко обвел меня вокруг пальца. Зачем ему эта информация?

— Пока еще не знаю, — медленно протягиваю я, — но надеюсь, скоро все прояснится. У меня к тебе одна просьба осталась – как думаешь, ты сможешь назначить ему еще одну встречу сегодня?

Светло-карие глаза несколько секунд изучают мое лицо, после чего я получаю согласие:

— Попробую. Во сколько?

— Чем раньше, тем лучше, — что ж, если Гермионе на самом деле удастся уговорить Крама встретиться с ней, то к вечеру я, скорее всего, буду обладать достаточной информацией для разговора с Кингсли.

— Подождешь здесь? Я попробую связаться с ним через камин, — она встает и уходит в соседнюю комнату, а я мысленно скрещиваю пальцы. И когда через пять минут Гермиона возвращается с решимостью, написанной в глазах, понимаю, что день обещает быть богатым на события.

— Через час, кафе Небеса, это в самом конце Косой аллеи, если знаешь.

— Знаю, — киваю я, вспоминая тихое местечко, до которого редко доходят обычные посетители. Хороший выбор, если хочется поговорить без свидетелей. – Спасибо, Гермиона.

— Может, мне пойти с тобой? — я вижу, как взволнованно блестят ее глаза, и второй раз за день отказываюсь от помощи.

— Нет, ты здесь ни при чем. Я просто хочу поговорить с ним, без насилия, — короткая улыбка, призванная заставить ее принять мое безмятежное настроение. Но Гермиона остается серьезной, хотя опасения в медовых глазах постепенно гаснут.

— Все равно, будь осторожнее, — она мнется, опуская взгляд, а затем добавляет: — Я такая дура.

Мне хочется сказать ей, что так оно и есть, но это ник чему не приведет. Поэтому просто быстрым движением обнимаю ее и несколько неискренне отвечаю:

— Лучше забудь об этом.

Она кивает, и прежде чем я аппарирую, замечаю, что слезы все-таки вырвались из-под ресниц и сбегают по ее бледным щекам. Ничего, переживет, ей, в отличие от меня, неизвестно, насколько серьезно она на самом деле рисковала, отправляясь на свидание с Крамом.

Возвращаюсь в поместье Малфоя, повинуясь непреодолимому желанию еще раз увидеть ставшего моим слизеринца. Он встречает меня, словно заранее догадавшись, в какой момент я появлюсь. Пронзительные светлые глаза, чей взгляд сейчас важнее всего расследования и даже собственной жизни, быстро обегают мою фигуру. В считанные секунды оказываюсь рядом с ними и легкими прикосновениями губ покрываю их короткими поцелуями. А когда чуть отодвигаюсь, вижу невыразимую радость и расположение. И мне, честное слово, не верится.

— Поттер, мне кажется, или ты впадаешь в некоторую зависимость от нашего общения? – говорит с тенью насмешки в привычно-холодном голосе, но я только улыбаюсь в ответ.

— Просто не хочется умирать, не увидев тебя, — отвечаю ему в тон, прекрасно понимая, какую волну возмущения получу в ответ.

— Не перестанешь молоть чепуху, я тебя брошу, — он отстраняется и смотрит на меня с долей осуждения и непонимания в серебристых глазах.

— Интересная угроза, — отмечаю я и понимаю, что пора завязывать с этой игрой. Так ненароком, действительно, можно все испортить.

— Хочешь проверить? – теперь я слышу откровенное раздражение. – Поттер, я начинаю понимать Уизли. С тобой совершенно невозможно строить человеческие отношения.

— Тем интереснее, — отмахиваюсь я, ловлю его руку и заставляю немного приблизиться, после чего добавляю: – Извини, просто нервы сдают.

— Не у тебя одного, — замечает он, – лучше расскажи, чем закончилось общение с Грейнджер.

— Через час встречаюсь с Крамом и выясняю недостающие детали. Надеюсь, после этого можно будет смело сдать его в руки Кингсли и забыть об этой истории.

— Что-то мне подсказывает, что вряд ли хотя бы один из нас о ней забудет, — я слышу одновременно намек на признание и невыразительную усталость.

— По крайней мере, я наконец-то перестану опасаться за твою жизнь, — становлюсь серьезным, понимая, насколько на самом деле важен для нас обоих исход сегодняшнего дня.

— Не ты один, — вторит он мне и нерезким движением высвобождает свое запястье из моих пальцев. – Есть хочешь?

Наблюдаю за каждым его изящным движением, улавливая ту грацию и достоинство, которыми никогда не обладала Джинни. И все в нем кажется таким невесомым и притягательным, что я сам не замечаю, как следую за ним, а когда он оборачивается, вжимаю спиной в стол и после того, как замечаю откровенное возбуждение, отблесками играющее в светлых глазах, принимаюсь целовать тонкие губы. Еще целый час. А обед подождет.

Когда захожу в маленькое, но недостаточно уютное кафе, быстро осматриваю помещение и нахожу Крама сидящим за столиком в углу. Услышав скрип входной двери, он по инерции поворачивает голову, но когда видит меня, выражение его лица стремительно меняется. Он приподнимается, но я стремительным шагом миную расстояние до столика и успеваю оказаться рядом прежде, чем он сбежит.

— Спокойно, — полушепотом говорю ему в лицо, различая сталь в собственном голосе. – Это я заставил Гермиону назначить тебе встречу, и я хочу просто поговорить. Ради твоего же блага, сядь и послушай меня. Иначе через минуту здесь будет не протолкнуться среди авроров.

Крам послушно опускается обратно на жесткий деревянный стул без обивки, а я располагаюсь напротив. Спокойно заказываю себе кофе, отмечая, что его вкус не идет ни в какое сравнение с тем, что я привык получать у Малфоя.

— Что тебе нужно? – резким грубым голосом спрашивает у меня Лучший Ловец Мира.

— Тот же вопрос, — чеканю я, не сводя с него глаз. – Зачем вам смерть Малфоя?

Он несколько секунд смотрит на меня ничего не выражающим взглядом, но я успеваю заметить страх блеснувший в ледяных глазах.

— Не понимаю, о чем ты, — отзывается он, откидываясь на спинку стула и продолжая сверлить меня взглядом.

— Прекрасно понимаешь, — возражаю я, — поэтому прямо сейчас закончишь ломать комедию и начнешь объяснять. Но прежде, я расскажу тебе кое-что. Я знаю о синдикате и даже догадываюсь, какую роль ты играешь в вывозе пятидесяти единиц темно-магических артефактов. Они меня как раз не интересуют. Мне нужно знать, кто и зачем так старательно пытается убрать Малфоя с дороги. И ты либо расскажешь об этом мне прямо сейчас, либо сознаешься в допросной мистера Шеклболта.

— Поттер, я… — теперь страх становится по-настоящему ощутим. И я понимаю, что выбрал правильную тактику давления. Он не знает, что мне на самом деле известно, чем я и намерен пользоваться дальше.

— Тебе еще не угрожали? – вкрадчиво спрашиваю я. – Ты ведь тоже знаешь слишком много, не думал об этом? А нашим общим знакомым, похоже, сильно не нравятся те, кто в курсе всех их дел.

— Я нужен им, — он распрямляется, и я начинаю понимать, что его будет непросто сломать. Я знаю его, Турнир в свое время дал мне достаточно сведений о стойкости и выдержке этого человека.

— Всему свое время, — холодно отвечаю я. – Сегодня в твоих руках все нити, но завтра твое тело найдут в каком-нибудь мусорном баке. Неужели тех покушений, которые уже состоялись недостаточно, чтобы понять, насколько далеко они готовы зайти?

— Поттер, я в отличие от Малфоя, не предатель, — он как будто приходит в себя, и теперь мне сложно контролировать ситуацию.

— Это ведь ты рассказал им? Уиншир все выложил тебе, а ты тут же побежал к верхушке синдиката, так? – вряд ли у меня получится дальше давить на него, но посмотрим. – А потом выяснил у Гермионы, что именно я расследую это дело и поджег мой дом, да?

— Я ничего не поджигал, — он подтверждает мои догадки. – Я всего лишь предоставлял информацию.

— А теперь слушай меня внимательно, — наклоняюсь над столом и понижаю голос, — к твоему сожалению у меня на руках достаточно доказательств, чтобы отправить тебя в Азкабан. Тренер Бурвик видел вас с Уинширом, Малфой легко подтвердит, что только Джеральд знал о его работе на Министерство и погибшем филине, похороненном в саду. Кроме того, он подтвердит, что видел высокого широкоплечего спортсмена в момент пожара. А Гермиона не замедлит рассказать о том, как ты опоил ее, дабы выяснить, что именно я занимаюсь расследованием, а заодно и добыть еще кучу сведений непосредственно о Малфое. Ничего не стоит доказать твою причастность к синдикату. Но, повторяю, мне нет дела до вашей операции, мне нужно знать только, кто и зачем хочет убить Малфоя. Откроешь карты, и все, что я перечислил выше, останется между нами.

Крам хмурится, я замечаю, как он сцепляет пальцы в замок, выдавая волнение. Я продолжаю сохранять скорбное молчание до тех пор, пока он неохотно не отвечает:

— Я уже сказал, что всего лишь передаю информацию из рук в руки. Я непричастен к покушениям.

— Охотно верю, но в таком случае ты должен знать, с какой целью открыта охота на Малфоя, — я вижу, что он согласен и готов получить последнюю ниточку для увязки всей истории в одно целое.

— Хорошо, я расскажу, но в ответ ты обещаешь выпустить меня отсюда без конвоя, — секундная пауза и быстрый взгляд исподлобья. – К нему попала информация, которую он не должен был получить. Операция по транспортировке артефактов была отработана до мелочей, но кое-кто спутал все карты. Дело в том, что для Мировой серии Квиддича были заказаны и доставлены в Британию десять снитчей для домашних матчей. Со стороны синдиката в один из них была запечатлена информация о месте и времени встречи с заказчиком в Румынии. В свою очередь ваш Британский поручитель синдиката добавил в него сведения о времени и месте встречи с поставщиком. Таким образом, только тот, кто получал снитч, располагал полной картиной запланированной операции. Этим человеком должен был стать я. Дальше все просто – я ловлю снитч, забираю артефакты и переправляю их за границу. Никакой возможности отследить цепочку, никаких подозрений в моем отношении. Но в плане обнаружился один глобальный недостаток – выпустить нужный снитч на поле можно было только на территории Британии, в любом из трех матчей между нашими сборными. Когда я выяснил, что Малфой работает на Министерство, стало очевидно, что мы не можем купить результат в матче с ним – это привлечет лишнее внимание. Оставался один выход – необходимо было вывести Малфоя из игры накануне последнего матча. Никто не сомневался, что второй ловец мне не ровня, и шансы Британской сборной на победу приравнивались к нулю. Мне объяснили, каким образом можно надавить на Уиншира, и я уговорил его убрать Малфоя. Финал состоялся, я получил снитч, но в нем не оказалось нужной информации. Тогда стало понятно, что снитчи перепутали, и тот, в котором содержатся все сведения об операции, находится у Малфоя – он ведь выиграл все домашние матчи, кроме последнего. Вероятность того, что он обнаружил информацию, была достаточно велика, но отменить операцию уже невозможно. Кроме того, на эти сведения наложены чары Конфиденциальности, и никто не сможет передать их другому человеку. Другими словами, если Малфой все-таки получил информацию, единственное что он может сделать – прийти на место встречи и привести с собой авроров. Поэтому его так необходимо убрать, а снитч обнаружить.

— А Уиншира убрали, чтобы уничтожить доказательства твоей связи с ним, — вслух рассуждаю я, приходя к крайне неутешительным выводам. – Сколько у них еще времени?

— Не больше недели, — острые глаза пронизываю каждый сантиметр моего лица неотрывным взглядом. – Поттер, не знаю, зачем тебе это, но его все равно достанут. Слишком много поставлено на карту. Речь идет о высокопоставленных лицах, синдикат не допустит огласки.

— Я понял, — напряженно киваю я, — еще один вопрос. Ты хочешь вырваться из этого?

— Какая разница? – теперь я слышу безмерную усталость и понимаю, что вопросом угодил в точку. И это пока единственное, что может спасти меня.

— Такая. Я могу вытащить тебя, мне только нужна твоя помощь.

— Поттер, это синдикат, из него никому не вырваться – ни мне, ни Малфою. Но я еще хочу пожить, поэтому не забудь – ты обещал мне.

— А я ужас как хочу, чтобы еще пожил Малфой, — непримиримо качаю головой. – Слушай, у тебя есть имя того, кто руководит проектом из Британии, а у меня есть связи в Министерстве. Если ты назовешь мне имя, я смогу приставить к тебе охрану и защищать до тех пор, пока преступник не будет схвачен. Всего лишь имя, Крам, и вы с Малфоем обретете свободу.

— Ерунда, — но я вижу проблеск надежды в его глазах. – Авроры синдикату не помеха. Он настолько искушен в вопросах быстрого убийства без улик, что никто не остановит его.

— Я все равно не оставлю это дело, — продолжаю упираться я. – Неужели не понимаешь? Они ведь так склонны избавляться от тех, кто владеет слишком большим объемом информации. И когда я доберусь до верхушки, ты будешь главной уликой. Как ты думаешь, они захотят оставить тебя в живых, зная какую угрозу ты представляешь?

Я замечаю, как он бледнеет и несколько раз сглатывает. Вот теперь он по-настоящему напуган, и самое время пользоваться этим.

— Без меня им не переправить артефакты, — севшим голосом неуверенно отвечает он.

— Думаешь, в твоей команде не найдется другого жадного игрока, который согласится стать твоим преемником? Не дури, ты еще можешь сохранить себе жизнь, если послушаешь меня. Но если ты откажешься и выйдешь отсюда без моей компании, я и кната за твою жизнь не дам.

— Они не убьют меня, это бессмысленно, — в его голосе все меньше уверенности, что не может не вдохновлять.

— Ты ведь так и не получил информацию о месте и времени встречи. На мой взгляд, и вряд ли получишь. Им проще устранить тебя и оборвать связь с Уинширом, Малфоем и Гермионой, чем уверовать в твое молчание. Ты же не дурак, как мне казалось.

Он несколько секунд смотрит на меня, а я понимаю, что, скорее всего, ему уже угрожали, иначе он бы не был так напуган.

— Предположим, — наконец разлепляет он пересохшие губы. – Но что ты будешь делать, после того, как получишь имя?

— Расскажу некоторые подробности нашего разговора мистеру Шеклболту и попрошу охрану для тебя. Уверен, он не откажется, — мой план, конечно, подразумевает намного больше деталей, но Краму знать о них необязательно. Особенно, если за ним следят.

— Хорошо, я согласен. Но только имени у меня нет, я знаю его в лицо. И прозвище, — он задумчиво хмыкает и добавляет: — Его называют Лисом, говорят из-за любви к рыжеволосым красоткам…

В тот момент, когда кусочки паззла в моей голове стремительно складываются в законченную картинку, происходит сразу несколько событий. Свет в кафе неожиданно меркнет, а недовольный ропот посетителей разрезает зеленая вспышка, летящая точно мне в лицо. Я в мгновение ока опрокидываю стул и оказываюсь на полу, выхватывая волшебную палочку, а спустя секунду слышу короткий вскрик моего собеседника, после чего он падает к моим ногам. Пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте, прикладываю пальцы к шее Крама и понимаю, что мой план только что полностью провалился. Осторожно перемещаюсь в угол и поднимаюсь на ноги. Один за другим два проклятья разрезают тишину, и мне едва удается увернуться. Похоже, мои противники, в отличие от меня самого, прекрасно ориентируются в темноте – я слышу движение где-то рядом и наугад выпускаю оглушающее, боясь задеть кого-то из посетителей. Короткое затишье и снова ядовито-зеленая вспышка минует чью-то голову, едва не задевая мое плечо, а следом за ней, с разницей в секунду появляется вторая и раскаленным лезвием вспарывает мне правое предплечье, защищенное мантией. Непроизвольно выпускаю палочку, от боли не в состоянии сжать пальцы. Похоже, идея встретиться с Крамом не в доме Малфоя грешила излишним оптимизмом. Все-таки обидно будет остаться здесь по собственной глупости… Ухожу от нового проклятья, опаляющего смертоносным дыханием мой висок, придерживая кровоточащую руку пытаюсь продвинуться в сторону выхода, но заклинания одно за другим сыплются на меня так, что я чудом остаюсь жив, приближаясь к выходу не больше, чем на пару метров. Очередная вспышка ударяет меня чуть выше пупка, и я невольно падаю на колени, сгибаясь пополам от невыносимого жжения, разливающегося в животе. Слышу каждое движение приближающихся противников и думаю только о том, насколько хорошей была идея увидеть Малфоя до встречи с Крамом. Балансируя на грани потери сознания, неожиданно чувствую, как чья-то ладонь опускается на мое плечо, а затем мягкий шепот касается уха:

— Держись, я вытащу тебя.

Неизвестно откуда взявшийся Малфой берет меня за руку, а я вижу только новую зеленую пулю, стремительно мчащуюся к моему лицу, но тут свет меркнет за невыносимой болью, и я все-таки теряю сознание.

* * *

Огненный океан раскачивает меня на своих волнах, то и дело пытаясь утопить, но я чудом продолжаю дышать. Кромешный мрак постепенно сменяется ослепительным белым светом, и я начинаю думать, что Малфою все же не удалось выбраться из расставленной западни. Сейчас, должно быть, я увижу человека в белой одежде, он обязательно спросит, не хочу ли я покаяться, и мне придется вспомнить и алкоголь, и то, как я поступил с Джинни… Джинни! Имя бывшей жены заставляет сердце встрепенуться и принести новый виток ужасающей боли. Нет, я не могу умереть, только не сейчас, когда все как на ладони. Изо всех сил, игнорируя огненный шар в животе, цепляюсь за реальность и силюсь открыть глаза. И когда веки, наконец, подчиняются мне, а взгляд кое-как фокусируется, вижу белое лицо Гермионы прямо перед собой и маячащую за ее плечом фигуру Малфоя. От осознания того факта, что Малфой жив и невредим становится чуточку легче, и я пытаюсь что-то сказать, но язык не слушается меня. Гермиона не сводит с меня глаз и, заметив мое пробуждение, быстро произносит:

— Гарри, пожалуйста, выпей, — склянка с зельем в ее руке дрожит так, что вообще непонятно, как она не разбилась. Я киваю и мужественно приподнимаюсь на одном локте, чувствуя, как боль прочно укоренилась в животе и контролирует каждое мое движение. Сам не помню, как проглатываю зелье, с невыразимым удовольствием чувствуя, как оно замораживает все органы, принося именно то облегчение, о котором я не мог и мечтать. Малфой тем временем оказывается рядом с диваном, на котором расположилось мое тело, присаживается на корточки и заглядывает мне в лицо:

— Не смей умирать, Поттер, слышишь? – говорит негромко, но отчетливо, и я вижу, как ярость мешается в его глазах с отчаянием. – Даже думать об этом не смей, понял? Кто тебя только за язык тянул, недоразумение ты гриффиндорское…

И я к своему собственному удивлению выдавливаю вымученную улыбку, в ответ на которую Малфой облегченно фыркает.

— Ты такой очаровательный, когда переживаешь, — говорить мне все еще больно, но всяко лучше, чем пять минут назад. И я собираюсь бессовестно пользоваться этим.

— Грейнджер, отвернись, — он на мгновение оборачивается к Гермионе. - Я убью его, а ты потом сможешь снова вернуть этого чертова героя с того света.

Моя подруга только коротко улыбается и кивает. И мне многое хочется сказать им о том, как нехорошо строить заговор против лучшего друга и нового любовника, но для этого явно не хватает сил.

— Он будет в порядке, — негромко говорит Малфою Гермиона. – Если конечно снова не решит влезть в самое пекло.

— Кто ж ему позволит, — хмыкает он в ответ, и я замечаю невыразимую благодарность, сквозящую в серых глазах. Если Гермиона до сих пор не поняла, как далеко зашли наши отношения, то это не Гермиона.

— В таком случае, оставляю его под твою ответственность, — она поднимается на ноги и несколько секунд смотрит на меня с осуждением и намеком на понимание. Но прежде чем я успеваю спросить, как она оказалась здесь, они с Малфоем вдвоем уходят, бросая меня на растерзание догадкам и желанию срочно поделиться добытой едва ли не ценой собственной жизни информацией.

Малфой возвращается минут через пять и смотрит на меня сверху вниз, непримиримо сложив руки на груди. А я скорее из вредности пытаюсь сесть, но боль все еще удерживает меня в своих огненных тисках и приходится смириться с собственным положением.

— Поттер, — начинает он, и тон его не предвещает ничего хорошего, — ну вот объясни, почему, когда тебе говорят, что где-то существует откровенная опасность, ты именно туда и рвешься и непременно в одиночестве?

— Так веселее, — отзываюсь я, в очередной раз предпринимая попытку принять сидячее положение, и снова терплю фиаско. Малфой очевидно замечает судорогу, искажающую мое лицо, садится на край дивана и легко сжимает мою руку.

— И как только Уизли с тобой не свихнулась? – задает он вопрос в пустоту, а я не свожу с него глаз, пытаясь понять, что он на самом деле чувствует сейчас.

— Как ты оказался там? – спрашиваю, дабы отвлечь его от тяжелых мыслей. – И что здесь делала Гермиона?

— Я, Поттер, — он поднимает голову, и я ощущаю его гордость за собственные действия, — подумал, что отпускать тебя в логово змей, по меньшей мере, неразумно – прошли те времена, когда ты был неуязвим благодаря покровительству Дамблдора, миновали даже те, когда твою спину прикрывали друзья. Но, тем не менее, я подумал, что Грейнджер может на что-то сгодиться и аппарировал к ней. Пришлось некоторое количество времени объяснять ей, почему я больше не желаю тебе смерти, а совсем даже наоборот, после чего она призналась, где Крам назначил тебе встречу. Я хотел было аппарировать, но она остановила меня и попросила взять ее с собой на случай непредвиденных обстоятельств. Не то что бы я не беспокоился за ее бесценную жизнь, но подумал, что подмога в случае чего мне не повредит, и она последовала за мной. Мы, судя по всему, появились как раз вовремя, хотя пожалуй за несколько минут до этого ситуация была все же более благоприятной. Тем не менее, мне удалось обнаружить тебя почти в бессознательном состоянии, с живописной царапиной, залатать которую обычными средствами оказалось невозможно. Грейнджер, что делает ей честь, помогла доставить тебя в поместье и определила, как тебе помочь. И знаешь, Поттер, пока я наблюдал, как ты в агонии метался на моем диване, а твоя подружка пыталась купировать эту пытку, я пришел к выводу, что отныне ты ни на один допрос, касающийся моего дела, без меня не ходишь. Я не могу, не хочу и не собираюсь терять тебя. Это понятно?

Кто бы знал, как мне хочется объяснить ему, насколько я согласен, но боюсь, мое нынешнее состояние не позволит мне выразить всю благодарность за эти слова.

— Спасибо, — все, что мне удается сказать, но Малфой только понимающе кивает и мне думается, он на самом деле понимает, что для меня значит его маленькое признание.

— Будем считать, что отныне мы квиты, — мягкая улыбка касается его губ, и он продолжает: — Ты вытащил меня из огня, я тебя – из серьезной заварухи.

— Ты даже не представляешь, из чего ты на самом деле меня вытащил, — смотрю на него и надеюсь этим взглядом объяснить все, что скопилось под сердцем и теперь требует выхода в немедленном самом откровенном признании.

— Очень хорошо представляю, — он быстро целует мои пальцы, а затем как будто отстраняется от ситуации. – Надеюсь, эта авантюра стоила того риска, на который ты пошел?

— Еще как, — довольно улыбаюсь я и принимаюсь кратко обрисовывать сложившуюся ситуацию. Малфой смотрит на меня сначала недоверчиво, потом почти пораженно. Когда я заканчиваю повествование, он бледен, и пальцы его мелко подрагивают на моей руке. Похоже, он представления не имел, в какую западню попал. – Меня интересует всего одна вещь, — подвожу я итог, — ты открыл тот самый снитч?

— Нет, — он встает и отходит к окну, складывая руки на груди и хмурясь. – Поттер, что ты задумал?

— Он здесь, в твоей гостиной, — я все-таки сажусь и радуюсь тому, что больше не чувствую ни боли, ни головокружения. – Мы можем достать информацию и накрыть синдикат.

— Через мой труп, — неожиданно отрывисто отвечает он мне, и я замечаю, как тонкие губы сжимаются в линию. – Я не позволю тебе в гордом одиночестве отлавливать синдикат.

— Почему в одиночестве? – не понимаю я. – Я посвящу Кингсли в детали, он приставит к нам авроров и мы закроем дело. Послушай, Малфой, это единственная возможность избавить тебя от перманентной опасности. И меня, кстати, тоже.

— Поттер, — он старается говорить терпеливо, но я вижу, как сверкают злостью серебристые глаза, — чтобы операция состоялась им в любом случае нужно убрать меня и получить снитч.

Об этом я, признаться, не подумал. Запускаю пальцы в волосы и быстрыми движениями массирую виски. Думай, Поттер, думай.

— Кроме того, — продолжает Малфой, наблюдая за моим тщетными попытками воспользоваться аврорской сообразительностью, — я уверен, что дом под наблюдением.

Он собирается продолжить, но я вскидываю голову и с тревогой смотрю на него. Неужели я мог так бездарно упустить такой очевидный способ разделаться с нами? О чем я только думал?..

— Малфой, — голос у меня вибрирует от напряжения. – Гермиона аппарировала из холла?

— Нет, — недоуменно отвечает он. – Благодаря нашим защитным, отсюда аппарировать можем только мы. Она вышла на улицу и… — тут его тоже озаряет, и серые глаза красиво расширяются. – Ты думаешь?..

— Уверен, — мрачно отвечаю я и поднимаюсь на ноги. Нужно проверить, вдруг я ошибся, и они не успели? Как они вообще могли узнать, что Гермиона будет здесь? Только если она не сказала Джинни. Пошатываясь, бреду к выходу, а Малфой ловит меня за руку:

— Стой, — наши взгляды пересекаются, — я сам.

— Нет, — перебиваю его, вырываюсь из его хватки и распахиваю дверь, не опасаясь впрочем, атаки. Им нужны мы вдвоем, убив меня, они дадут Малфой шанс на спасение и наоборот. Опускаю глаза и вижу кусок пергамента, прижатый камнем к земле. Поднимаю его и спешу вернуться в дом – мало ли что, лучше в лишний раз не рисковать. Оказавшись в сравнительной безопасности, вчитываюсь в текст, позволяя Малфою заглянуть через мое плечо:

«Сегодня, в полночь, подвал на углу Ланкастер и Кинг Джеймс Стрит. Приведете авроров, получите труп девчонки. Не забудьте взять то, что вам не принадлежит».

Некоторое время я слышу только, как быстро и громко бьются наши сердца. Мы не смотрим друг на друга, но я без слов прекрасно могу догадаться, о чем думает Малфой. Медленно оборачиваюсь к нему и сильно сжимаю его худые плечи.

— Я пойду один, — твердо говорю ему, надеясь, что он по интонации поймет, что спорить бесполезно. – Возьму снитч и отдам ему. А дальше будь, что будет. Но если не вернусь, ты сможешь пойти к Шеклболту и все ему рассказать.

— Издеваешься? – Малфой в отличие от меня говорит тихо, но весьма вкрадчиво. – Предлагаешь мне сидеть и дожидаться, пока тебя убьют? Я иду с тобой, это не обсуждается.

Тут я понимаю, в каком тупике оказался. Малфоя можно разве что обездвижить или хотя бы просто ударить по голове – иначе он от своего не отступится. Но едва эта мысль приходит мне в голову, как в грудь уже упирается кончик палочки.

— И думать не смей, — шипит слизеринец, — если понадобится, я буду держать тебя на прицеле весь вечер. Мы идем вдвоем, заметь, я не уговариваю тебя отпустить меня одного, хотя это было бы справедливее. Но я понимаю, что ты не сможешь оставаться здесь так же, как и я. Значит выход один – мы идем вместе.

— Нас обоих пристукнут, не понимаешь что ли? – мой голос существенно повышается, но я не в состоянии его контролировать.

— По-моему это ты не понимаешь, — Малфой продолжает держать меня под прицелом палочки. – Я не останусь здесь. Это я притащил сюда Грейнджер, из-за меня началась вся эта бойня. Поэтому будь любезен, постарайся понять мои чувства.

Мы сверлим друг друга взглядами, а мне кажется, что я слышу звон металла. Конечно, он прав. Но как я могу согласиться взять его с собой и подвергнуть смертельной опасности? Им ведь нужен именно он, вполне возможно, что если они получат его душу, меня отпустят. Тогда я не смогу простить себе эту смерть. Нет, невозможно, я должен идти один.

— Малфой, слушай, я не хочу, чтобы эти подонки вышли сухими из воды. Если нас обоих прибьют, никто их не остановит. А если мы расскажем Кингсли сейчас, то к утру получим Гермиону по частям. У нас только один выход, ты должен понимать.

— А ты должен понимать, что даже если ты пойдешь один, вовсе необязательно, что тебе удастся вытащить Грейнджер ценой собственной жизни. Им нужен я, значит до тех пор, пока со мной не будет покончено, они не отпустят твою подружку. И я не смогу пойти к Шеклболту, — он переводит дыхание и, прежде чем я успеваю возразить, продолжает: — Есть другая мысль. Оставим запись, во всех подробностях расскажем о случившемся. При самом плохом стечении обстоятельств, этого будет достаточно, чтобы остановить операцию.

Я начинаю судорожно соображать и прихожу к выводу, что если этот план и не идеален, то, по крайней мере, честен по отношению к нам обоим. А затем я медленно поднимаю глаза на Малфоя, сам опасаясь идеи, которая пришла мне в голову. Он несколько секунд смотрит на меня, а затем из груди его вырывается тяжелый вздох:

— Ну что ты еще придумал, сокровище?

* * *

Часам к одиннадцати мы полностью заканчиваем прорабатывать детали плана и обсуждать возможные исходы. Я старательно запечатлеваю на бумаге всю информацию, собранную мною на протяжении расследования. Когда заканчиваю, Малфой берет у меня пергамент и несколько минут колдует над ним, а затем неохотно объясняет:

— Теперь ему не страшны не огонь, ни вода, ни ножницы. Придется потрудиться, чтобы уничтожить его.

После этого мы смотрим друг на друга, и я понимаю, насколько сильно мы оба боимся, что этот вечер станет последним для нас обоих. Не задумываясь, притягиваю Малфоя к себе и целую так, чтобы он понял, что значит для меня, а он только падает в мои руки и послушно позволяет делать с собой все, что мне заблагорассудится. И этот секс не похож ни на один предыдущий – в нем сквозит отчаяние и бесконечный страх, но вместе с тем обреченная уверенность. Я стараюсь не думать о том, что не сработай мой план, мы уже не вернемся в поместье Малфоя и останемся гнить на полу подвала. Возможно только один из нас – этот вариант мы тоже просчитали, но постарались забыть о нем как можно быстрее. Двойная смерть незаметно стала для нас предпочтительнее одиночной. И глядя в серебристые глаза, без труда понимаю, насколько я на самом деле дорог этому вечно холодному и отчужденному слизеринцу. Чем бы это ни кончилось, я рад, что тогда, вечность назад, оттолкнул его от громадного торта. Моя жизнь катилась под откос, я опускался в болото все глубже и, вероятно, закончил бы на дне канавы в обнимку с бутылкой виски. У меня не было шансов выжить, не попытайся я защитить Малфоя. Какая ирония! Кто бы мог подумать! Раньше ради него я не пошевелил бы и пальцем, теперь готов отдать жизнь. «Ради тебя, — про себя твержу я, когда мы сумбурно одеваемся и молчим, — я пойду до конца. Ради тебя сделаю все, что в моих силах и даже больше. Ради тебя – потому что больше не для кого». У порога мы медлим, осматривая гостиную, повторяя про себя детали плана, после чего крепко беремся за руки – возможно, наше последнее прикосновение. Прежде чем аппарировать, поворачиваю голову и тихо произношу:

— Мы вернемся, помнишь? – получаю быстрый кивок и короткий поцелуй, после которого оборачиваюсь на месте и проваливаюсь в пространство, чувствуя тонкие пальцы Малфоя, сжимающие мою ладонь.

* * *

Несколько секунд мы осматриваемся – тусклые фонари едва ли предоставляют достаточный обзор, но подвал, о котором говорил преступник, находим сразу. Три коротких вдоха и выдоха и мы идем по направлению к нему – Малфой впереди, я за его спиной. Сердце бухает у меня в груди не хуже огромного молота, и кажется — вот-вот и разнесет ребра на осколки, но я все еще дышу. Мы шаг за шагом минуем узкую низкую лестницу. Ни черта не видно, Малфой зажигает огонек на конце палочки, и мы видим перед собой длинный коридор, в конце которого – открытая дверь. Я киваю так, чтобы Малфой понял и двинулся дальше, а между тем сжимаю его плечо, очевидно до боли, потому что он шепотом, отражающимся от каменных стен, просит:

— Полегче, сокровище, — это его новое обращение вызывает приступ нежности и раздражения одновременно. Нашел время, тоже мне.

Сантиметр за сантиметром продвигаемся вперед, периодически останавливаясь и вслушиваясь в идеальную тишину, нарушаемую только нашими шагами. Когда доходим до двери, нервы у меня уже гудят, а мышцы напряжены до предела. Главное не сорваться и продолжать до последнего верить, что план сработает. Хотя не так-то это просто, я вам скажу.

Как только мы оказываемся внутри небольшой комнаты, дверь за нами захлопывается, а спустя мгновение под потолком вспыхивает обычная маггловская лампочка. Я, не мешкая, обхватываю Малфоя за шею и приставляю к горлу тонкий узкий нож. Он не дергается и к моему удивлению даже не дрожит, можно подумать ему совсем не страшно, в то время как у меня поджилки трясутся. И тут до нас доносится голос:

— Не дури, Гарри.

Поднимаю глаза на бывшую жену и, стараясь выглядеть абсолютно хладнокровно, мерзко ухмыляюсь:

— О, милая, и ты здесь?

Джинни смотрит на меня зло, пальцы ее сжаты в кулачки, и, не будь нож приставлен к горлу Малфоя, она бы наверняка набросилась на меня. Но теперь ей нужно сохранять осторожность.

— Отпусти его, — твердо говорит она мне. – Ни к чему все усугублять. Вы и так в незавидном положении.

Я продолжаю изучать ее лицо, замечаю, насколько она бледна и решительна. Похоже, новый роман настолько захватил ее, что не понадобилось никакого империо.

— А ты знаешь, — медленно протягиваю я. – Я ведь долго не мог понять твою роль во всем этом мероприятии. Думал даже, что тебя заставили или ты вовсе не в курсе дела.

Тонкая улыбка трогает ее губы, я вижу – Джинни довольна, что ей удалось обвести бывшего мужа вокруг пальца.

— Тебе всегда недоставало ума в отношении женщин, — она вскидывает голову, убирая длинные волосы за спину. – Ты думал, я ни на что не годна? Ошибаешься, милый, ошибаешься.

— Отчего же, — пожимаю я плечами, — Крам прекрасно раскрыл мне глаза на твою натуру. Это ведь ты рассказала своему другу, что я встречаюсь с тайным возлюбленным Гермионы? Просто спросила у нее, а она и не подумала, что тебе не стоит доверять. Разыграла ты все хорошо. И с пожаром в нашем доме… Скажи, это была твоя идея, ведь так?

— Понравилось? – она хищница, она не улыбается – только скалится, боясь подобраться ближе. – Он принадлежал нам обоим, я подумала, что несправедливо отдавать его тебе. А ты оказался настолько туп, что не наложил защиту на террасу. Как тебя только в авроры взяли?

— И, тем не менее, — я продолжаю играть с ней, чувствуя, как подрагивают руки. Нужно немедленно обрести контроль над собой, потому что на белой шее Малфоя уже образовался тонкий порез, из которого теперь сочится кровь. Так, конечно, еще убедительнее, но я всерьез опасаюсь навредить ему по-настоящему. – Я раскрыл это дело, не так ли? Ты и твой друг все это время изо всех сил сначала пытались убрать Малфоя, а потом и меня. И вот сегодня наступил апогей ваших стараний и твоей жестокости – ты решила принести в жертву подругу, только бы прикрыть задницу своего любимого. Джин, скажи, откуда в тебе это?

— А ты поживи с мужем-алкоголиком два года! – неожиданно взвизгивает она и невероятным усилием воли удерживает себя от того, чтобы вскинуть палочку. – Это ведь ты, Гарри, ты меня довел до того, что я жить не хотела! А тут появился Рей – сильный, смелый, заботливый. И я поняла, почувствовала – каково это быть любимой. Он на руках меня носил, он делал все, о чем я мечтала. А взамен попросил немного – информацию о тебе. Сначала я не понимала, зачем ему это, но быстро раскусила, кто он такой. И думаешь, мне захотелось сбежать? Нет! Он ведь на самом деле любит меня, а ты… Ты свинья неблагодарная. Что стоит твоя жизнь, когда Волдеморта больше нет? Ни кната.

Признаться, мне страшно. Когда живешь с человеком два года, кажется, знаешь его от и до. Но сейчас не время предаваться размышлениям, нам нужно вытащить Гермиону и покончить с этим делом.

— Ты права, — киваю я, ощущая вибрацию в теле Малфоя. Он боится не меньше меня, несмотря на отчужденный вид, я слишком хорошо знаю его. Или нет? Мне думалось, что я и Джинни могу понять, а оказалось… Неважно. – Но скажи, чего стоишь ты, продавшаяся за банальное внимание? Господи, Джин, ты что, правда думаешь, что он тебя любит? После того, как он втянул тебя в убийства и покушения, после того, как заставил прийти сюда и угрожать мне, твоему бывшему мужу, смертью одного из самых близких нам друзей?

— Это вынужденная мера, — она успокаивается, и тон ее выравнивается. Что ж, может оно и к лучшему. Так больше шансов на то, что мы не убьем в порыве гнева друг друга или – что еще хуже – Малфоя с Гермионой. – Она не умрет, если ты будешь послушным.

Теперь она играет со мной. Я не могу с ней спорить, не могу провоцировать. Нельзя рисковать, нужно попытаться убедить. А у меня с этим, признаться, туго.

— Ваши условия? – мирно интересуюсь я. – И, кстати, где твой покровитель? Без него как-то скучно.

— Мы отпускаем Гермиону, и вы остаетесь здесь. Через три дня произойдет встреча. Вы отдадите снитч, мы запрем вас троих здесь и после того, как артефакты будут переправлены, расскажем Кингсли, где вас искать. Заметь, никто не умрет, если ты не попытаешься снова прикинуться героем.

— Не выйдет, — меланхолично отвечаю я, с удовольствием замечая, как вытягивается и без того длинное лицо моей бывшей супруги. – Слушай, мне не нравится разговаривать с тобой. Зови своего красавчика, я думаю, от него толку будет больше.

Джинни неожиданно кивает и уходит, а спустя секунду возвращается, держа под прицелом палочки Гермиону, которая смотрит на меня заплаканными глазами. Я недоуменно вскидываю брови и чувствую, как вздрагивает Малфой в моих руках. Лезвие сильнее впивается в его шею, а кровь начинает сбегать вниз, пропитывая ворот рубашки. Черт, мы же договорились, что будем держать себя в руках!

— У тебя что-то со слухом? – вежливо интересуюсь я, стараясь не выдавать собственной паники при виде умоляющего взгляда Гермионы. – Я заказывал разговор с твоим дружком.

— Гарри, Гарри… — протягивает она, улыбаясь. – Ты ведь не думал, что мы поверим в чистоту твоих намерений и в то, что спустя полчаса здесь не появятся авроры? Рея здесь нет, тебе не удастся схватить его. А мою вину нужно будет еще доказать, — она продолжает улыбаться, и мне все сильнее хочется устранить ее с дороги. Но в таком случае, я уже никогда не выйду на ее сообщника. Похоже, они действительно все предусмотрели.

— Его все равно возьмут, — твердо говорю я. – Слишком много людей знают, как он выглядит. А доказательств у меня предостаточно.

— Хочешь рискнуть? – она приставляет палочку к шее Гермионы и зеркалит меня. – Гарри, милый, смирись с тем, что тебя обошли, и отдай мне снитч. Только в этом случае все останутся живы.

— Не выйдет, я же сказал, — пожимаю плечами, понимая, что сейчас может произойти все, что угодно. – Снитч уничтожен, информация о месте и времени встречи теперь хранится в другом месте. И я думаю, ты понимаешь, где именно.

Мы молчим почти минуту, пока Джинни осознает, что мы сделали. Ее взгляд перебегает с моего лица, на лицо Малфоя. А затем короткий вздох ярости вырывается из ее горла, останавливая крик. Самое время продолжать:

— Как тебе, а? Твой муж-алкоголик, кажется, обошел твоего любимого дружка? Теперь слушай меня, Джин, слушай внимательно. Ты сейчас отпустишь Гермиону, и она уйдет. После этого я отдам тебе Малфоя, и через три дня, при должном уходе, он отведет вас в нужное место. Дальнейшая его судьба меня не интересует. Дернешься или попытаешься что-нибудь сделать с Гермионой, и я перережу ему горло. Как твой избранник посмотрит на то, что собственноручно лишила его информации, за которую его могут и, вероятно, убьют?

Она дышит глубоко, а губы ее дрожат. Конечно, к такому она не была готова. Что ж, теперь все зависит от ее реакции. Малфой снова вздрагивает, и я начинаю думать, что нужно было напоить его успокоительным.

— Откуда мне знать, что ты не заглянул в снитч вместе с Малфоем? – вибрация в ее голосе выдает страх. Я попал в точку этой угрозой смерти ее нового любовника. Что ж, значит Малфой уже должен мне десять галлеонов. Если мы конечно выберемся отсюда.

— Он не сказал тебе? Твой любимый, не рассказал, что снитч можно открыть всего раз? Надеюсь, про чары конфиденциальности ты все-таки знаешь? Малфой единственный, у кого есть информация. Не будет его, не будет встречи.

Я не свожу с нее глаз. Насколько трусость ее кавалера облегчила нам задачу. Какой бы Джинни не оказалась жестокой и беспощадной, ее такой сделал другой человек, чьим приказам она подчиняется. Сейчас она одна, решение придется принимать самостоятельно.

Несколько бесконечно долгих секунд, и Джинни неожиданно выпускает Гермиону. Подруга ковыляет к нам на, очевидно, ватных ногах и теперь начинается самое сложное.

— Наша часть договора выполнена, — отвечает мне Джинни надтреснутым голосом. – Твоя очередь.

Я быстро киваю Гермионе:

— Иди на улицу, быстрее, — карие глаза смотрят на меня непонимающе и почти удивленно, но у меня нет времени объяснять, как вышло так, что я решил принести в жертву Малфоя. Дверь за нашими спинами закрывается, а я только теперь понимаю, что что-то не так. Джинни безоружна перед нами, мы в любой момент можем связать ее и сдать аврорам. Невозможно, чтобы она так просто сдалась, я что-то упустил, но что?..

Судя по расползающейся по лицу Джинни улыбке, она проследила за ходом моих мыслей. Малфой издает короткий стон, и до меня доходит, что он уже давно все понял. Но слишком поздно. Кончик палочки упирается мне между лопаток, а Джинни заливается громким смехом:

— Мерлин, Гарри, алкоголь видимо из тебя весь здравый смысл вынул.

* * *

Я смотрю непонимающе, но факты постепенно складываются в картинку. А моя бывшая тем временем продолжает:

— Вы ведь даже не проверили, где Гермиона, так? – она никак не может совладать с собственной радостью. – Поверили записке и бросились придумывать план. А нам потребовался всего один ее волос и – вуаля! – вы попались, как дети, — смех ее постепенно умолкает, и она становится серьезной. – А теперь, Гарри, отпусти его, или Рей заставит тебя.

Оборотное зелье, ну конечно. Каким нужно было быть глупцом, чтобы не подумать об этом. Гермиона, должно быть, дома и знать не знает, что мы пытаемся спасти ее из лап верхушки синдиката. А Малфой точно догадался, еще в тот момент, когда Джинни вывела Гермиону. Он не вздрогнул, он пытался обратить мое внимание. Как бы не закончилось это дело, клянусь уйти из аврората. Нечего мне там делать с моей беспросветной тупостью.

Я медленно отвожу нож, понимая, что если не буду повиноваться, убьют нас обоих. А если отпущу Малфоя, то возможно хотя бы он останется жив. Джинни мгновенно направляет палочку в грудь слизеринцу и жестом заставляет отойти от меня в угол. Он оборачивается ко мне лицом, и я наблюдаю, как кровь продолжает сочиться из пореза на его белой шее. Мерлин, неужели это был последний раз, когда я прикасался к нему?

— А теперь, Гарри, я думаю, нам пора вернуться к первоначальному плану, — я все еще чувствую, как палочка упирается мне в спину, и стараюсь не двигаться. Слишком рано, слишком мало места. – Однако раз уж ты решил сменить правила игры, то будет по-твоему. Только и наши планы в таком случае меняются, — Джинни переглядывается со своим партнером, стоящим позади меня и продолжает: — Ты останешься здесь один на три дня и будешь ждать, пока тебя не выпустят. Подозреваю, что ты все-таки стукнул Кингсли, куда вы вдвоем собираетесь этим вечером. В таком случае, для тебя это обернется проблемой, потому что как только министерские ищейки попытаются освободить тебя, ядовитый газ заполнит эту комнату быстрее, чем они успеют вытащить Избранного.

План мой рушится на глазах, и я жалею о том, что втянул в него Малфоя. Шансов на то, чтобы уцелеть обоим у нас все меньше, стоит посмотреть правде в глаза.

Мы быстро переглядываемся с Малфоем, и я получаю короткий кивок. Что ж, сейчас или никогда.

— Отличный план, — собираюсь с силами, чувствуя на себе взгляд Малфоя. – Но нервы ни к черту.

Кодовые слова заставляют слизеринца немедленно кинуться на Джинни и резким движением выбить палочку у нее из рук. Я пригибаюсь, и мою макушку опаляет смертоносное заклинание, которое спустя мгновение разбивается о стену подвала, оставляя в ней глубокую выбоину. Стремительно разворачиваюсь и наношу удар Гермионе точно между глаз. Она отшатывается, но не опускает палочку, а я ударяю снова, на этот раз коленом в живот. Гермиона, а точнее возлюбленный Джинни, сгибается пополам, и я успеваю вытащить палочку и выпустить патронуса. В это время Гермиона разгибается и с грацией животного отпрыгивает от меня на несколько шагов. Я выпускаю красную вспышку точно в грудь подруге, но она успевает выстрелить в ответ. Я пригибаюсь и с разбегу сшибаю противника с ног, а позади раздается короткий, полный боли вскрик Джинни. Я должен обернуться и посмотреть, куда угодило проклятье, но нет времени. Наплевав на палочку, смыкаю пальцы на шее Гермионы, а карие глаза вонзаются в меня таким переполненным яростью взглядом, что я уже не сомневаюсь – передо мной враг. Однако тонкая шея трепещет под моими ладонями, и я невольно останавливаюсь. Нельзя убивать его, мы должны сдать верхушку синдиката в руки Кингсли. Но моего секундного замешательства хватает для того, что Гермиона вскинула палочку, и яркая желтая вспышка взлетела к потолку.

Ужасающий грохот на мгновение оглушает меня, а сверху начинают валиться крупные куски камней. В ужасе оборачиваюсь, понимая, что должен найти Малфоя, но каменная пыль режет глаза и легкие. Наплевав на недобитого врага, вскакиваю на ноги и бегу туда, где предположительно должен быть Малфой. Пытаюсь выкрикнуть его имя, но в грохоте обрушающегося помещения это бесполезно. Почти, мы почти справились, не учли только одного…

— Малфой! – все-таки кричу я, но не слышу в ответ ничего кроме оглушающего шума. В сантиметре от моего плеча приземляется огромный кусок бетона, я едва успеваю отскочить, и в этот момент передо мной возникает Малфой – живой и почти невредимый. На руках у него Джинни без сознания. Он без слов указывает мне на дверь, и спустя секунду мы уже вдвоем, а точнее, втроем уворачиваемся от камней, грозящих размозжить нам голову. На подходе к двери неожиданно спотыкаюсь и опускаю глаза – под ногами тело Гермионы, по виску которой течет кровь. Нужно забрать его, в конце концов, преступник еще вероятно жив, и мы сможем засадить его в Азкабан. Поднимаю хрупкое легкое тело на руки и вслед за Малфоем выбегаю из засыпанного камнями подвала.

Снаружи нас уже ждет Кингсли с компанией хорошо знакомых мне ребят. Они забирают у нас бессознательные тела Джинни и Гермионы, тут же появляются целители, которые пытаются развести нас с Малфоем по разным углам, дабы осмотреть, но мы сопротивляемся. В сущности, какие у нас травмы? Наглотались пыли, у Малфоя порез на шее, но не больше. Я останавливаю Кингсли, когда он проходит мимо, и мы отходим в сторону.

— Если от нас пока ничего больше не требуется, то с вашего позволения мы вернемся в поместье Малфоя, — смотрю на него внимательно, надеясь избежать восклицаний и недоуменных взглядов. Он кивает:

— Разумеется. Отправлю патронуса, когда понадобятся ваши показания.

Я ему в некотором роде благодарен – за отсутствие неудобных вопросов или попыток отправить на допрос сразу после пережитого потрясения. Возвращаюсь к Малфою и незаметно беру за руку. Он только бросает на меня короткий вопросительный взгляд, после чего мы аппарируем.

Мы без сил обрушиваемся на диван в гостиной и долго молчим, словно переваривая произошедшее. У меня в голове бьется только одна мысль – выбрались! Сущее безумие, мой план был настолько хрупок и не продуман, настолько ориентирован на импровизацию, что шансов на успех было предельно мало. И все-таки мы выбрались.

— Поттер, я хочу сказать одно – беру назад все упреки в твоей несостоятельности, как аврора, — Малфой поворачивает ко мне голову и долго смотрит в глаза с едва заметной улыбкой и нежностью во взгляде.

— А я думал, ты хочешь признать, что счастлив быть здесь со мной, — мне требуется реабилитация после стресса, и только Малфой может мне помочь. Как, впрочем, и я ему.

— Ты и так уже зазнался в конец, — хмыкает он.

— Хуже не будет, — я приближаюсь к нему и целую, долго, со вкусом, чувствуя себя идеально правильно. Всё, покушения закончились, мы свободны. Теперь пришло время решать, как жить дальше, но мне не хочется думать об этом.

— И все-таки, как ты просчитал его, — продолжает Малфой после того, как поцелуй обрывается. Я пожимаю плечами.

— Всего лишь предположение. Но оно оказалось верным. Но мы были обязаны проверить.

— Да уж, было бы не комильфо ненароком убить твою подружку, приняв ее за преступника, — Малфой сладко потягивается, а затем ложится головой мне на колени.

— А проверь мы ее дом, наверняка вспугнули бы, — соглашаюсь я. Все-таки не могу не признать, что мы сработали хорошо. Преступник в руках Шеклболта, а мы вольны решать, как поступить дальше.

— Кстати, — задумчиво протягиваю я, чувствуя, как стучит по ребрам сердце в предвкушении ответа, — можем снять охранное с твоего дома, если не хочешь продолжать зависеть от меня.

Малфой удивленно распахивает глаза и смотрит на меня чуть ли не с осуждением.

— Поттер, а то, что я жить без тебя не могу, это как, на твой взгляд? Не зависимость?

Улыбаюсь, не в силах сдержать то чувство, которое разливается по всему телу приятной волной.

— В таком случае, оставим все как есть?

Короткий кивок и Малфой приподнимается на локтях, чтобы дотянуться до моих губ. Все-таки насколько приятно понимать, что мы в безопасности.

— Признаться честно, — протягивает он медленно, не сводя с меня глаз, — я бы с удовольствием сменил место жительства.

Я понимаю, слишком много связано с этим домом того, о чем он предпочел бы забыть. А у меня один вопрос, который ему, конечно, не понравится, но не задать его было бы нечестно по отношению к самому себе.

— Ты приводил сюда Уиншира, да?

Гримаса боли и неприязни передергивает божественно красивое лицо, и мне не нужен ответ.

— В таком случае, я тоже не прочь забрать тебя отсюда.

Конечно, это будет непросто, учитывая, что мы оба не знаем, как сложатся наши карьеры дальше. И думается мне, Малфой больше не захочет играть в квиддич. С другой стороны, Кингсли обещал снять с него запрет, а мы ведь раскрыли синдикат, по крайней мере, на территории Британии. Возможно, нам позволят начать новую жизнь там, где никому не будет дела до наших имен и фамилий.

— Для начала нужно будет поучаствовать в допросах, — кривится Малфой, — убедить Шеклболта, что он должен отпустить нас на свободу, а потом решать. До этого момента, боюсь, придется оставаться здесь.

— С тобой – хоть на край света, — посмеиваюсь я, чувствуя, как воздух заполняет грудь настолько, что тяжело дышать. Не могу поверить, что все кончилось, и мы сможем просто жить. Смогу ли я бросить работу аврора? И чем в таком случае заниматься? Все так сложно, но мне слишком дорога мысль о том, что Малфой в любом случае будет рядом. И в этом хаосе и бреду мы смогли узнать друг друга.

— Что будем делать со снитчем? – неожиданно спрашивает Малфой, а я пожимаю плечами:

— Отдадим Кингсли, может он захочет удостовериться в том, что операция не состоялась. А заодно сцапает очередную пешку синдиката.

— Они так легко поверили в то, что он уничтожен,— серые глаза вопросительно смотрят на меня из-под загнутых острых ресниц. – Как думаешь, почему?

— Потому что им было все равно. Если бы им удалось повязать нас, то они бы просто обшарили дом. А рисковать было бы слишком опасно.

— И все равно, — Малфой прищуривается и прикусывает губу. – Все как-то слишком просто.

Мы несколько минут молчим, а я пытаюсь понять, что во всей этой ситуации до сих пор беспокоит меня. И когда Малфой неожиданно садится, а в глазах его я замечаю плохо скрытое беспокойство, очередная картинка в голове начинает собираться из разрозненных кусочков в единое целое.

— Поттер, скажи, зачем этому отморозку, который изображал из себя Грейнджер, потребовалось обрушить на нас потолок? Мы ведь все должны были умереть, все, включая твою Уизли и ее поклонника.

Еще одна длинная пауза, во время которой пальцы Малфоя находят мою руку и сжимают до боли. А я не могу и не хочу ему отвечать, но должен. Должен признать, что на самом деле ошибся фатально и теперь…

— Да, — коротко бросаю ему, представляя, что могло случиться. – Мерлин, Малфой, какие мы идиоты. Как легко он нас обошел…

— Думаешь, она была под империо? – он не сводит с меня глаз, и я кожей чувствую его страх, льющейся мне в самое сердце. – И ты действительно чуть не убил свою подругу?

— Очевидно, — холод в моем голосе замораживает мои собственные внутренности. – Поэтому мы выбрались. Джинни управляла ей, все это время, но не знала что делать. Но это значит…

— …что он на свободе, — заканчивает за меня Малфой.

Я невольно сглатываю, чувствуя, что новый страх, который парализует мое сердце и мышцы, в разы сильнее того, что я испытывал прежде. Мы едва не уничтожили Джинни и Гермиону. И все из-за одного ублюдка, который снова вышел сухим из воды.

— Поттер, послушай, нам нужно аппарировать в Министерство. У него больше нет рычагов воздействия на нас. Твоя Уизли вкупе с Грейнджер знают, как он выглядит.

— Если он не стер им память, — хмуро отвечаю я, постепенно начиная приходить в чувство. Да, Малфой прав, нам действительно нужно в Министерство, нельзя больше заниматься самодеятельностью.

— Тьфу ты, черт, а я только расслабился, — выдавливаю из себя улыбку, — и подумал, что теперь-то никто не помешает мне владеть тобой, как мне захочется.

Короткая натужная улыбка в ответ:

— Не вижу причин, по которым ты должен передумать, — он коротко целует меня, встает и протягивает руку: — Давай, пора покончить с этим.

И мы в который раз аппарируем вместе.

* * *

Я быстро оглядываюсь, больше всего опасаясь увидеть разрушенные стены и трупы под ногами – такую картинку нарисовало мое воображение, пока мы преодолевали километры пустоты. Однако белые стены встречают меня привычной идеальной чистотой, а секретарша Кингсли как всегда на месте – смотрит на меня едва ли не возмущенно, ожидая очередного фокуса. Игнорирую ее и вхожу в кабинет начальника, не выпуская руки Малфоя из своей ладони. Шеклболт смотрит на нас и взглядом приказывает сесть. Я открываю рот, чтобы объяснить цель нашего визита, но он прерывает меня жестом.

— Я все знаю. Он скрылся.

Сердце мое обрушивается на дно желудка и с трудом ворочается там. Хочется кричать и разбивать окружающие предметы, но я останавливаю себя от безумия. Сбежал, он на свободе и наверняка переполнен ненавистью к нашей изобретательности. Кингсли внимательно наблюдает за переменами в моем лице, но, кажется, боится продолжать. Вместо него говорит Малфой:

— В таком случае мы уезжаем, — его голос тверд и спокоен, словно речь идет о банальном туризме.

— Драко, — меня задевает, что Шеклболт называет слизеринца по имени. – Так нельзя.

— Я не намерен впредь рисковать своей жизнью ради поимки главарей синдиката, это понятно? – теперь твердость сменяется яростью. – Я имею право исчезнуть, таким же правом обладает Поттер. Вы упустили его, это ваши проблемы.

— Они найдут вас в любой точке мира, вот где правда, — повышает голос Кингсли, и я понимаю, что этот разговор не требует моего участия. Малфой настолько разгневан и уязвлен страхом, что выскажет моему шефу абсолютно все без купюр.

— Посмотрим, — он складывает руки на груди. – Вы все равно не в состоянии обеспечить нашу безопасность, значит, об этом мы позаботимся сами. У вас есть его приметы, есть свидетели, неужели толпа авроров не способна хотя бы поймать преступника, после того как Поттер за вас нашел его?

— Ты переходишь границы, — Кингсли поднимается и упирается кулаками в стол, нависая над нами. – Или ты думаешь, нам нравится, что человек, осуществивший такое количество покушений, разгуливает на свободе?

— Судя по вашим стараниям, так и есть, — нагло отвечает Малфой. – С меня хватит.

— Послушай, ты, — голос моего начальника подрагивает от ненависти, я хорошо чувствую. – Не думай, что я сниму с тебя запрет на выезд из страны. Наш договор закончится только тогда, когда мы срежем верхушку синдиката.

Я неожиданно сильно сжимаю ладонь Малфоя, чтобы остановить от очередного высказывания. Так дело не пойдет, мы только усугубляем собственное положение.

— Ваши условия? – этот вопрос вызывает неприятные воспоминания, но я стараюсь не обращать внимания. Кингсли переводит взгляд с Малфоя на меня и хмурится:

— Ему по-прежнему нужны вы оба, и он придет, чтобы отомстить.

Мы все понимаем, что последует дальше. И у меня нет сил на то, чтобы спорить. Хочет сделать из нас наживку – так и будет. В конце концов, я слишком устал жить в страхе.

— Ему нужен я, — слишком тихо поправляет Малфой. – И у меня условие. Вы охраняете Поттера так, будто без него случится конец света, а я соглашаюсь сыграть последнюю партию с нашим преступником. Никакие другие варианты не принимаются.

Возмущение накрывает меня с головой, но я не успеваю возразить, прежде чем Кингсли кивает:

— Согласен.

— А мое мнение не учитывается? – голос у меня подрагивает от гнева, а Малфой быстро смотрит на Шеклболта.

— Можно нам две минуты наедине?

Мой начальник соглашается и быстро выходит из кабинета, видимо намереваясь собрать авроров для моей защиты. Я смотрю на слизеринца, и мне отчего-то больно. Чувство такое, что он предал меня – расчётливо, жестоко, бесчеловечно. А он, очевидно, понимает мой взгляд.

— Прежде чем начнешь ненавидеть меня с прежней силой, послушай, — говорит вкрадчиво, так что невозможно перебить. – Это последняя партия, на самом деле последняя. И это мое дело, понимаешь? Поттер, я серьезно, поверь мне. Ты дорог мне настолько, что пожалуй даже сравнить не с чем. Когда мы вместе, мы уязвимы. Кингсли сделает так, что я останусь цел и невредим. Но ты не должен вмешиваться, слышишь?

— Как ты себе это представляешь? – я не намерен позволить ему убедить меня в том, что я должен отсиживаться в Министерстве, пока он подвергает себя смертельному риску. – Только честно, скажи, как? С самого начала мы с тобой разбирались в этой истории вместе, а теперь ты неожиданно решил, что это только твое дело. И называешь это честностью.

— Поттер, пока мы здесь с тобой пытаемся объясниться, — в его голосе появляется привычное раздражение, и я начинаю думать, что еще чуть-чуть и от нашего хрупкого союза останутся только руины, — время идет. Поэтому предлагаю завершить игру в благородство и смириться с тем, что все будет, как я сказал. Хотя бы потому, что Шеклболт уже собрал для тебя охранный отряд.

— Игру? – поднимаю брови и поднимаюсь сам, переполненный безысходным отчаянием. Мне его не переубедить, как ни старайся. Остается одно – послать к чертям авроров и последовать за Малфоем, как он шел за мной на встречу с Крамом. – Страх за чужую жизнь ты называешь игрой в благородство?

— Постой, — он пытается остановить меня, но я высвобождаю руку из его пальцев. – Ты не понимаешь…

— Нет, Малфой, это ты ни черта не понимаешь, — останавливаюсь в дверях, не сводя с него глаз. – Ты мне не дорог — я тебя люблю. И в свете этого прискорбного для тебя факта, твои слова звучат как доказательство того, что это не взаимно, — закрываю дверь перед его носом, не позволяя себе распуститься окончательно. Здесь меня никто не ждет, кроме секретарши Кингсли, которая и не пытается остановить меня от бегства. Я миную коридоры, достигая выхода, после чего аппарирую.

* * *

Конечно, есть несколько вариантов, где и каким образом Кингсли будет осуществлять операцию по захвату преступника, но я вижу всего один, который реально может сработать. Не дом Малфоя – мы так и не сняли охранные, значит, без меня туда никто, кроме Малфоя, не войдет. Не мой дом, не Нора, не коттедж Рона и Гермионы. Остается только Мунго.

Я прекрасно помню, что Гермиона рассказывала о возлюбленном Джинни – работает в отделении травм в Мунго. Если Малфой с Шеклболтом хорошенько пораскинут мозгами, то поймут, что нет варианта идеальнее, чем запихнуть слизеринца в больницу с какой-нибудь травмой. Во-первых, убедительно, во-вторых, преступник не побоится сюда прийти. У меня небольшая фора – я успею зайти в управление и изъять фото дружка Джинни, прежде чем Кингсли догадается сделать то же самое. А дальше потребуется ждать, пока кто-нибудь появится – либо Малфой, либо наш настойчивый убийца.

Поднимаюсь и без труда попадаю в кабинет управляющего. Все-таки мое лицо – мое богатство, никто даже не сомневается, что я действую по приказу Министерства, и мне с чистой совестью вручают фото преступника. Несколько секунд изучаю его, затем возвращаю фото и спешу убраться из кабинета. Как раз вовремя – только успеваю повернуть за угол, как из лифта выходит мой шеф и быстрым шагом направляется туда, где я только что побывал. Малфоя с ним нет, впрочем, я думаю, это ненадолго. Спускаюсь на первый этаж, дабы уточнить, не поступал ли слизеринец, и едва не сталкиваюсь нос к носу с Джинни. Славно, значит все именно так, как я предполагал, и ловить его будут здесь. Моя жена выглядит все еще шокированной и потрепанной, а неподалеку от нее я замечаю двух авроров – видимо Кингсли взял миссис Поттер-Уизли под охрану. В таком случае, Малфой тоже должен быть где-то здесь.

На стойке информации мне легко выдают информацию о том, что Малфой был госпитализирован двадцать минут назад, я мгновенно получаю номер его палаты и снова спешу скрыться – чувство такое, что Мунго сегодня кишит аврорами. Впрочем, вероятно, так и есть.

Передо мной встает непростой выбор – я не могу находиться у палаты слизеринца, там меня тут же сцапает Кингсли и силой отправит в Министерство, чтобы я не путался под ногами. Тем более, я не сомневаюсь – он уже знает, что я здесь. Мантия-невидимка мне сейчас, конечно, ой как бы пригодилась, но рассчитывать на это бесполезно. Мне бы сообщника, но боюсь и это из области фантастики. Все-таки поднимаюсь в палату Малфоя и решаюсь пойти на риск – иначе толку от меня чуть. Накладываю на себя маскировочное, затем напускаю тумана – густого и душного. Обязательно скажу Кингсли спасибо за то, что научил меня этим прелестям проникновения в запретную зону. Прежде чем авроры успевают понять, как избавиться от моего тумана, я попадаю в палату Малфоя и прижимаюсь спиной к стене. Он лежит здесь – на вид абсолютно здоровый, разве что бледный, но не успевает среагировать, прежде чем дверь распахивается, и влетают двое незнакомых авроров. Дверь едва не врезается в меня, но зато теперь я скрыт от глаз посторонних.

— Мистер Малфой, — обращаются они к слизеринцу, а я уже не вижу его лицо из-за двери, поэтому могу только предполагать его выражение. – Сюда кто-нибудь заходил?

— Нет, — слишком быстро отвечает Малфой. Слишком для меня, хорошо знающего его, но недостаточно для авроров. Они верят ему и возвращаются в коридор, а я устало выдыхаю. Конечно, раскрываться Малфою я вовсе не собирался, но теперь уже деваться некуда. Он смотрит в мою сторону, но не видит. Тем не менее, меньше чем через минуту я слышу тихое:

— Поттер, ты ублюдок, — он садится на кровати, потом встает и останавливается напротив меня. Я не намерен снимать маскировку, во-первых для того, чтобы не дать преступнику убить меня раньше времени, а во-вторых, чтобы то же самое не сделал со мной разгневанный Малфой.

— От ублюдка слышу, — отзываюсь я, перемещаясь вправо, но слизеринец все хорошо замечает. Странно, что у него в руке еще нет палочки. О, а вот и она!

Он направляет ее кончик мне в грудь, с нее срываются несколько искр, и он угрожающе понижает голос:

— Я тебя обездвижу и будешь стоять так до тех пор, пока мы не схватим преступника, — серые глаза возбужденно блестят и, честно говоря, у меня в голове одно желание. И, признаться, я не вижу причин, почему бы не исполнить его.

Действую так быстро, что он не успевает ничего предпринять до того, как я крепко беру его за запястье и отвожу палочку, одновременно целуя в губы. Он вздрагивает, пытается уйти, но я не намерен ему этого позволить. Мне наплевать, печется он о моей безопасности или прикрывает этим свой страх, я уже все сказал. Обнимаю его, притягиваю к себе, скольжу руками по его спине и бедрам, а он шумно выдыхает мне в рот, от чего я готов разложить его прямо на этой больничной койке. Однако благоразумие все же останавливает меня, и я отстраняюсь. Но прежде чем Малфой успевает что-то сказать, выговариваю ему в лицо:

— Еще раз решишь, что у тебя есть право решать за меня, и я тебя брошу, — нарочно повторяю его собственную угрозу и получаю в ответ улыбку.

— Я тебе жизнь спасти пытаюсь, идиот, — зрачки у него широкие, заставляющие радужки сузится в тонкий ободок.

— А мне плевать, что ты там пытаешься. Вместе, значит вместе, неужели не понятно? – мой голос падает до шепота, но в этот момент из коридора доносится странный звук – что-то похожее на хлопок – а затем все затихает. Мы быстро переглядываемся, Малфоя толкает меня руками в грудь, заставляя отступить к стене, а сам в два бесшумных прыжка добирается до кровати и успевает принять горизонтальное положение, прежде чем дверь распахивается и заходит высокий молодой человек с широкими плечами. Я не шевелюсь и молча наблюдаю за тем, как он подходит к моему Малфою. Они смотрят друг на друга, а затем слизеринец медленно произносит:

— А я все никак не мог понять, где видел тебя, — я отсюда чувствую его напряжение и вижу, как он прячет руку с палочкой под простыню. – Ты ведь приходил ко мне вместе с женой Поттера, в первый день, как я сюда загремел.

— Проницательно, — голос высокий и знакомый. Это он звал Джинни, когда я разговаривал с ней через камин. – Что Малфой, похоже, от смерти все-таки не сбежать, как ты думаешь?

Рано, шепчу я про себя, еще рано. Он должен убедиться, что здесь нет засады.

— Я думаю, что ты полный кретин, если думаешь, что убив меня, сможешь исчезнуть. Здесь оцепляющие по всему этажу, тебе схватят, и ты встретишься с дементором раньше, чем планировал, — мне не нравится, что он его провоцирует. Но я осторожно отслоняюсь от стены и делаю шаг в сторону преступника. Если Малфой продолжит заговаривать ему зубы, то я смогу подойти достаточно близко.

— Ты так и не понял? – удивляется друг моей жены. – Малфой, я все равно сдохну, если не прикончу тебя. А так как именно ты подставил меня, то тебе в любом случае не жить.

Еще шаг, я молюсь, чтобы до Малфоя дошло сказать что-нибудь еще и не посмотреть за спину преступнику.

— Думаешь, легче будет, если пристукнешь меня? – у него кончается запас провокационных вопросов, а мне осталось два шага. Хотя при желании я могу сбить его с ног в прыжке.

— Думаю, ты это заслужил. Хотел повесить на меня убийство Уиншира? Хитро, но мне все равно. Я и так одной ногой могилой. А ты двумя.

Я резко останавливаюсь, а из груди словно кто-то выпускает воздух. Голова легко начинает кружиться, когда Малфой бросает на меня короткий взгляд, а наш преступник разворачивается и сбивает меня с ног одним ударом. Отлетаю к стене и ударяюсь головой – ослепительные звезды тут же начинают сыпаться в глаза, и несколько секунд я не понимаю, что происходит. Сквозь гудение в ушах слышу, как сначала Малфой, а потом его противник выкрикивают заклинания. Перед глазами проносится ярко-красное пятно, а ко мне начинает возвращаться зрение, и я с трудом оглядываюсь. Преступник стоит ко мне спиной и направляет палочку в грудь Малфою –еще секунда, и с его языка сорвется смертельное проклятье. Взмахиваю палочкой, атакуя противника, но из-за удара по голове попадаю в хрустальную люстру под потолком. Она с грохотом приземляется в том месте, где только что стояли два мужчины, но они успевают отпрыгнуть. Пассия Джинни стремительно оборачивается ко мне, и тут происходят сразу два значимых события – Малфой выпускает проклятье, поражающее преступника точно в спину, но прежде он успевает выкрикнуть незнакомое заклинание, и фиолетовый луч входит мне точно в солнечное сплетение. С громким вздохом падаю на пол, чувствуя, как тяжело и натужно ворочается сердце в груди. Малфой падает передо мной на колени спустя несколько секунд, и я вижу как его светлые глаза расширяются от испуга. Он ударяет меня по щеке, но я не могу сказать ни слова – воздуха в легких нет, еще секунда, и я провалюсь в ослепляющую бездну.

— Потерпи, — шепчет Малфой мне в лицо, и последнее, что я замечаю – слезы, сами собой выступившие у него на глазах.

Проходит неделя, прежде чем целителям удается поставить меня на ноги. Мне ничего не говорят, но я слышу, как шепчутся за спиной – «Он чудом спасся». «Как обычно», — хочется ответить, но я не нахожу для этого ни сил, ни достаточного желания. Сердце мое бьется как и раньше, и единственное, что напоминает о безобразной сцене в палате Малфоя – черная точка в центре моей груди. Мне сказали, что она, возможно, не исчезнет никогда, но к памятным шрамам мне, так или иначе, не привыкать. Спасибо, что не на лице.

Кингсли заходит на следующий день после того, как я официально начинаю считаться живым. Садится на край кровати и долго убеждает в том, что я на самом деле лучший аврор, какого он знал, и будет рад, если я вернусь к работе. Я только киваю – мне все равно, что он там думает, я не вернусь в Министерство. Все что угодно, но только не риск – с меня хватит.

Еще через день навещает Рон с Гермионой, и, судя по их счастливому виду, мой лучший друг так и не узнал про свидание его жены с Крамом. А мертвые, на ее счастье, не говорят. Друзья сообщают, что Джинни уволилась и теперь живет у матери – у нее нервный срыв, и она пока не в состоянии работать. Я заверяю их, что не держу на бывшую жену зла.

Вот вроде и все, или я что-то упустил? Ах, ну да, конечно, вас интересует судьба Малфоя. Как и меня – он еще ни разу не был у меня с тех пор, как в последний раз лил слезы над моим умирающим телом. Еще не был… Не могу перестать думать о нем, хотя должен. Не могу перестать ждать и спросить ни у кого не могу – а Кингсли учтиво молчит, словно не понимает, насколько меня интересует слизеринец.

За день до выписки дверь открывается, но я даже не отрываю взгляда от книги, которую мне занесла Гермиона. Кто бы это ни был, мне нет дела. Но когда слышу тихий, надломленный голос, немедленно вскидываю голову:

— Я не мог не прийти.

Малфой стоит в нескольких шагах от моей койки, а я замечаю, что он ужасно заметно похудел – от прежней формы ни следа, будто всю неделю, пока я тут валялся, он не проглотил ни грамма еды. Откладываю фолиант в сторону и смотрю на слизеринца – глаза большие и печальные, лицо бледнее обычного.

— А я думал, ты пришел сказать, что мы не можем быть вместе, — скептично говорю я, продолжая разглядывать настолько родное лицо, что сердце сжимается от его вида. Мерлин, почему он не приходил? Хотя глупый вопрос, почему. И так все на ладони.

— Это вроде как очевидно, — неуверенно отвечает он, а я вижу, что ему больно от этих слов. – Я просто хотел отдать тебе кое-что, — и протягивает снитч. Я смотрю на него как на больного, но не нахожу слов, а он быстро добавляет: — Это не тот, другой.

Мне не легче и хочется сказать, что ничего мне от него не нужно. Я продолжаю смотреть, думая, что он обязан спросить.

— И еще, — продолжает он. – Не знаю, насколько тебе от этого будет легче или больнее, но я люблю тебя. Что бы там ни было.

Мне приходится встать и подойти к нему, потому что я боюсь, что когда начну говорить, он не захочет слушать.

— Почему ты не приходил? – спрашиваю вкрадчиво и не даю ответить. – Я ждал только тебя, единственного, а ты соизволил явиться только сегодня. Почему?

— Ты ждал? – искренне удивляется он. – После того, что я…

— Заткнись, — обрываю его, и он послушно замолкает. – Я не помню ничего из той сцены, понятно? Мне память отшибло этим поганым заклинанием. И вот еще, что тебе нужно знать – я ухожу из Министерства.

Он смотрит на меня внимательно и часто сглатывает – борется со слезами, я вижу. Он не верит, что я на самом деле забыл. И не верит, что я смогу быть с ним, зная правду.

— Поттер, это неправильно, — выдыхает он. – Я… Я не смогу.

— Хочешь, чтобы я сам наложил забвение? Слушай, Малфой, я тебе сейчас всю правду скажу, потому что больше никогда не хочу к этому возвращаться. Эта история, слава Мерлину, закончилась, мы больше можем не бояться за твою жизнь. Я люблю тебя, это достоверно и неизменно. Кроме тебя у меня ничего нет – ни дома, ни близких. Все лгут, абсолютно все. Но я хочу остаться с тобой – забрать на край света и никогда не вспоминать о том, как именно мы с тобой поняли, что нужны друг другу. Последнее, — я вижу, как он собирается возразить, но не позволяю себя перебить: — Он сказал это для того, чтобы спровоцировать нас. Ему удалось. На этом все, точка. Обратного пути уже все равно нет.

Секунда и Малфой осторожно прикасается к моим губам в неуверенном поцелуе. И я соглашаюсь, хотя внутри меня все бурлит от эмоций и чувства, что я иду против себя. Но я сказал правду – у меня есть только Малфой, который возможно не просто не идеален, но намного хуже. Но я сделал выбор, пока лежал здесь.

Он отодвигается от меня, и мы недолго смотрим друг другу в глаза. И я разрешаю ему один вопрос, последний, без которого он не сможет идти дальше.

— Ты не боишься меня? – спрашивает, словно у него страшное заразное заболевание. Я не отвожу глаз и отвечаю:

— Это ведь благодаря тебе я еще здесь. Мне нечего бояться.

— Ты догадался? – он, кажется, удивлен, чем только подтверждает мою теорию о том, что не собирался говорить мне о своей роле в моем выздоровлении.

— А кто еще на твой взгляд мог успеть наложить на меня щит от сугубо темной магии? Малфой, я тебя все-таки знаю. Плохо, но знаю.

Он кивает, несколько секунд размышляет, а затем как будто расслабляется.

— На юге Британии есть одно местечко, — негромко говорит он. – Там очаровательно. Если ты согласишься.

— Меня выписывают через неделю, — говорю, не сводя с него глаз. – С этого дня я в твоем распоряжении.

Он еще раз целует меня, обнимая за шею, а затем уходит, не попрощавшись. Но я уверен, что он вернется через неделю.

Возвращаюсь в кровать, чувствуя, как ноет грудина – целители говорят, что я теперь буду реагировать на погоду. Не знаю, как насчет погоды, но на Малфоя я буду реагировать всегда независимо от климатических условий.

Почему я поступил именно так? Мне не хочется объяснять, надеюсь, вы разберетесь без моих комментариев. Просто, если когда-нибудь вы потеряете все, за исключением одного человека, поверьте – вы сможете простить ему все, что угодно. Это любовник моей бывшей убил Уиншира – ему нужно было убрать свидетеля. И дверь на террасу была открыта просто потому, что Малфою не хватало свежего воздуха.

А я через неделю начинаю жизнь с чистого листа.