Детское время

Ладно, это было глупой затеей. Конечно же, я догадывался, что это может быть опасно. Но я ведь и подумать не мог, что все произойдёт именно так! К тому же, ещё немного, и я умер бы со скуки. Впрочем, теперешнее моё состояние тоже особо веселья не добавляет, я бы даже сказал, что теперь-то смерть от безделья мне гарантирована. Уже второй час я вынужден лицезреть ничем не примечательный потолок. Меня окружают решётки – да-да я узник! Пошевелиться я не могу и чувствую себя парализованным червём. Чувствую себя глубоко несчастным, и никто не может мне помочь. Я мог бы позвать на помощь, но горький опыт подсказывает лучше этого не делать. В прошлый раз все закончилось жестокими пытками, поэтому я мужественно молчу и продолжаю рассматривать потолок.

И, увы, спокойствию не суждено длиться долго. Слышатся шаги – сюда идёт один из моих мучителей. Я пытаюсь притвориться спящим, но закрываю глаза слишком поздно – мой маневр не остался незамеченным.

— Лили, он проснулся, — констатирует мой мучитель. Я позволяю себе слабый вздох.

Но позвольте, я расскажу, как всё начиналось.

~*~*~*~*~

Летом после шестого курса меня заперли на площади Гриммо. В прямом смысле этого слова — заперли. Я мог свободно передвигаться по дому, и большую часть времени был предоставлен сам себе. Писем этим летом я не получал в целях конспирации, чтобы сов не выследили. Изредка я узнавал новости из внешнемирья от миссис Уизли, которая ежедневно появлялась в доме на пару минут, чтобы снабдить меня провизией. Всем остальным было не до меня – где-то там шла война, пока я героически отсиживался за слоями защитных чар. В общем-то, именно из-за какой-то ерунды с этой защитой я и был вынужден терпеть одиночество. Моего мнения по этому поводу как всегда не спрашивали.

Первое время я бесился и психовал, но потом немного отпустило.

От нечего делать я стал исследовать дом. Сириус как-то говорил, что в нём много тайников. Я был намерен отыскать их все. Через два дня я мог похвастаться уже тремя находками.

В первых двух тайниках, что я нашёл – оба в стене за портретами – лежали пачки каких-то писем. Невесть какие сокровища – чужие любовные записки! А вот с третьим повезло больше: за отодвигающейся панелью над каминной полкой я обнаружил шкатулку. Простая такая шкатулка из дерева. Судя по всему, раньше она была украшена какими-то камнями, но потом камни варварски выколупали, и остались только выемки со следами от ножа. В ней-то я и обнаружил эту штуковину.

Однажды профессор Флитвик на уроке показывал нам нечто похожее. Плоды первых попыток создания хроноворота. Неудачных попыток, как он нам пояснил. Те бедолаги, кому не посчастливилось испытать на себе действие этого адского прибора, (в их числе и сам горе-изобретатель) просто растворились в пространстве. Куда они подевались, никто не знал, но одно можно сказать точно: шансов вернуться назад у них не было – хроноворот-то – сволочь – оставался на месте. В общем, Министерство их, ясное дело, запретило.

И теперь спрашивается: какого черта, зная всё это, меня дёрнуло его покрутить?

На самом деле я искал, на ком бы его испытать. В этом доме всегда найдётся парочка мольфеек или еще чего-то. Их-то я и искал. В своих поисках я успел только дойти до выхода из комнаты. Моя бдительность была усыплена тем, что я знал про ПРАВИЛЬНЫЕ хроновороты: чтобы переместиться во времени нужно надеть цепочку на шею. И я без опаски рассеянно вертел его в руках, но этот хроноворот был неправильным…

Я даже не сразу сообразил, что произошло. Ощущения были как при аппарации – то бишь, как будто тебя засунули в шланг от пылесоса и хорошенько потрясли при этом. А потом оказалось, что я сижу на полу в том самом коридоре, куда я вышел. Коридор тот, да не тот! Чище, что ли? И уж точно больше раза в три. Пока я обалдело пытался понять: то ли это пространство расширилось, то ли я уменьшился, меня схватили чьи-то руки, и я взмыл вверх.

— Сохатик, ну и напугал ты нас дружище! Не рановато ли для аппарации? Конечно, тебе сегодня исполнилось целых семь месяцев, но…

Меня снова тряхануло – ей-богу, если бы не опыт полетов на метле, я расстался бы с обедом. Оказалось это меня просто поудобнее устроили на руках.

Мерлин, объясните мне, что происходит? Где я? Почему я уменьшился?

Я хотел задать все эти вопросы, но тут до меня наконец-то дошло, КТО держит меня на руках. Сириус?.. Сириус! Живой! Я так обрадовался, что тут же забыл, о чем собирался спрашивать. Чёрт с ними с этими вопросами!

— Сириус!!! – закричал я. То есть это я так подумал, что закричал именно это. На деле из моего горла вырвался совсем уж нечленораздельный мяукающий вопль.

— Лили, я нашёл его!!! – крикнул Сириус. – Мы здесь!

Лили? О, Мерлин! До меня медленно стала доходить суть происходящего. Исполнилось семь месяцев, говорите?

Не успел я додумать эту мысль, как снова куда-то взмыл. Как выяснилось, меня выхватили из рук Сириуса, и я оказался в других объятиях.

— Малыш, не пугай меня так больше!

Ой, мамочка...

~*~*~*~*~

Каким-то образом я попал в себя семимесячного. Полагаю, я разгадал загадку исчезновения неудачников-экспериментаторов. Правда, поделиться этой информацией ни с кем не могу — издаю прикольные нечленораздельные звуки, при любой попытке заговорить. Самое главное, я сам никогда не знаю, что вырвется из моего рта в следующий раз.

Через несколько дней после перемещения я целое утро пытаюсь донести до папы простую истину: «Я не буду есть эту кашу».

— Бу! Ка! Га! – вместо этого радостно ору я.

— Правильно, — по своему интерпретирует мои слова папа. – Гарри будет кушать кашку.

У папы вообще поразительная способность озвучивать то, что, по его мнению, я говорю. Надо сказать, получается всегда весьма далеко от истины.

«Она противная!»

— А! Па!

— Да, — соглашается папа. – Папочка будет тебя кормить.

«Я хочу омлет!»

— Ам!

Ну, вот это совсем неудачно получилось.

У меня во рту тут же оказывается сладковатая склизкая субстанция.

— Ам! — передразнивает папа смеясь.

~*~*~*~*~

Если честно, то когда я понял, что мама держит меня на руках, я позорно разревелся. Не знаю, что на меня нашло, просто это не так и не объяснишь! Больше всего в детстве я желал, чтобы мои родители были рядом. Засыпая в своём чулане под лестницей на импровизированной кровати из коробок, я любил представлять, как все было, когда родители ещё были живы. Я представлял, как меня маленького качали на руках, называли меня ласковыми именами, обнимали, рассказывали мне сказки, может быть, даже играли со мной. Лет до пяти я еще надеялся, что родители обязательно за мной придут. Тетя Петунья говорила, что они умерли. Но разве я мог знать, что такое «умерли»? Я думал, это как будто они про меня забыли, но скоро вспомнят и заберут отсюда. Однажды я сказал об этом дяде Вернону, когда он меня за что-то наказал, а он ответил:

— Никто тебя не заберёт, щенок ты неблагодарный, нет у тебя никого! Кроме нас ты никому больше не нужен.

Он не проорал это как обычно, а сказал обычным тоном.

Вот с тех пор-то я стал подозревать, что «умерли» это значит что-то совсем другое.

Наверное, поэтому я плакал теперь у мамы на плече и не мог остановиться. Она поглаживала меня по спине и говорила, что-то успокаивающее. Потом появился папа и они стали вдвоём меня утешать. От этого я разревелся еще больше.

Сириус глубокомысленно отметил:

— Он испугался. Переместиться с первого на третий этаж, это вам не шутки!

Да уж, не шутки.

Когда я вдоволь наистерился, мы засобирались домой.

— Ну, наконец-то он замолчал! – сказала мама с таким облегчением в голосе, что мне даже стало стыдно. – Как думаете, может, стоит показать его колдоведьме? Может, у него что-то болит? Он ничего не мог себе повредить, когда переместился? Мерлин, это же была аппарация! Гарри вообще мог расщепиться!

Похоже, теперь истерика начиналась у мамы…

Слушая разговоры взрослых, я узнал, что мы с мамой и папой были в гостях у Сириуса в честь моего почти-дня-рождения. Видимо, в конце каждого месяца родители отмечали, что я повзрослел еще на один месяц. Двенадцать дней рождений в году это здорово!

От пережитого стресса я сильно устал и заснул еще до того, как мы шагнули в камин. Это и хорошо. Не думаю, что мне понравилось бы такое путешествие.