Продолжение следует...

Старший из ныне живущих Малфоев был скользким пройдохой. Средний — мелким пакостником. Как относиться к младшему, Гарри не мог понять уже два месяца. Иногда ему казалось, что Скорпиус весь в отца, особенно когда Гарри слышал его голос — временами такой же манерно-тягучий, как и у Драко. Иногда — что Малфои растят подкидыша, по чистой случайности оказавшегося белобрысым и длинноносым. Чаще же всего Поттер просто не понимал, что такое Скорпиус Малфой.

Впервые он увидел его в баре напротив Министерства. Точнее, семь лет подряд каждое первое сентября Гарри видел Малфоев в полном составе на вокзале Кингс-Кросс. Но Скорпиуса без родителей он впервые увидел в баре напротив Министерства. За стойкой, полировка которой давно помутнела от времени и бесчисленных пинт пролитого виски.

Скорпиус шустро касался палочкой бокалов на стеллаже, добиваясь идеального сияния хрустальных граней, и пританцовывал. В одном ухе у него торчала крохотная серебристая капля беспроводных наушников.

Ничего удивительного в том, что маггловские технологии за двадцать пять последних лет проникли в магический мир, не было. И в том, что волшебники научились блокировать влияние магии на электронику — тоже. Удивительным — да нет, просто потрясающим любое, самое смелое воображение — оказалось иное. Единственный и любимый отпрыск Драко и Астории Малфоев был одет в модно продранные на заднице джинсы, небрежно завязанную на животе рубашку какой-то немыслимо яркой расцветки, а на голове у него красовалась козырьком назад бейсболка с флагом Британии. И числился Скорпиус Гиперион не клиентом, а барменом заведения, которое — Гарри знал это совершенно точно — Малфоям не принадлежало никогда.

Скорпиус отполировал заклинанием очередной бокал и обернулся.

— Вау! Мистер Поттер! Добро пожаловать! Первая рюмка за счет бара!

И ловким движением отправил широкий круглый бокал без ножки в полет по стойке — прямо к ошарашенному Гарри. Над бокалом взлетела бутылка “Огден Классик” и с нежным бульканьем налила огневиски — ровно на один глоток.

— Я не пью до обеда, — пробормотал Поттер, и Скорпиус улыбнулся, мгновенно став похожим на лягушонка-альбиноса.

— Мистер Поттер, сэр, я с радостью налью вам еще один бесплатный дринк и после обеда тоже, если вы заглянете сюда.

— Ты что здесь делаешь? — Гарри наконец пришел в себя. — Тебя что, родители из дома выгнали?

— Нет, сэр! — бодро ответил Скорпиус. — Ни в коем случае, сэр! Подрабатываю, сэр!

“Неужели у Малфоев так плохи дела? — подумал Гарри. — Вроде бы я ничего такого не слышал”.

— Какие-то трудности? — осторожно поинтересовался он.

— Никаких, сэр! — все так же бодро отрапортовал младший Малфой. — Учусь знать цену деньгам, сэр! Набираюсь жизненного опыта, сэр!

И он с веселым ожиданием уставился на потерявшего дар речи Главного Аврора.

Огневиски Гарри так и не выпил. Взял какой-то сэндвич и ретировался из бара, пытаясь понять, морочил ему голову Скорпиус или говорил правду. Но в бар с того утра стал заходить через день.

Кормили в заведении скверно. Туда вообще чаще всего приходили не есть, а закусывать, так что практически не пьющий Гарри был исключением, а не правилом. Он садился за какой-нибудь столик и наблюдал за Скорпиусом в тщетных попытках понять, что же выросло из сына Драко.

Вырос клоун и жонглер. Скорпиус орудовал бутылками и бокалами так, словно у него было не две руки и одна волшебная палочка, а десять рук и пять палочек как минимум. К шейкеру он вообще прикасался только для того, чтобы открутить крышку. Все остальное время серебристый снарядик, вертясь и сверкая, летал у Скорпиуса где-то возле левой руки, смешивая очередной коктейль для очередного посетителя.

Каким образом Малфой умудрялся поддерживать три-четыре разных заклинания одновременно, Гарри просто не понимал. И каждый раз обещал себе узнать у Джинни, как ей удается мешать тесто для блинов, мыть посуду и вязать очередные теплые варежки для Лили, которая постоянно их теряла. Наверняка, кухонные бытовые заклинания были сродни тем, что использовал Скорпиус. Но, вернувшись домой, Гарри забывал о своих намерениях, потому что сразу наваливалась куча других дел.

Количество занимавших Поттера вопросов росло с каждым посещением бара. Живет Скорпиус дома или снимает комнату в Лондоне? Где он научился так работать? Почему он не носит традиционную одежду, которая сейчас, спустя годы, вновь вошла в моду, а предпочитает маггловские вещи? Как отнеслись к его работе родители и бывают ли они в баре? Зачем ему вообще этот “жизненный опыт”, если семья Малфоев — как успел выяснить Гарри — все так же богата? Почему вместо магической магистратуры где-нибудь в Сорбонне или Итоне Скорпиус предпочитает стоять за стойкой дешевого бара?

За семь лет учебы Джеймса и Альбуса в Хогвартсе Гарри как-то не удосужился ничего узнать о Скорпиусе — его попросту не интересовали Малфои и их послевоенная жизнь. Встреч раз в году на вокзале с лихвой хватало для того, чтобы знать — живы-здоровы, ну и Мерлин с ними. Зато сейчас Гарри просто раздирало на части от любопытства.

Он осторожно выяснил у Альбуса, что в Хогвартсе Скорпиус звезд с неба не хватал, учился кое-как, совершенно не страдал по этому поводу, ни в какие магистратуры не собирался и больше времени проводил на отработках, чем весь факультет Слизерин вместе взятый.

— Мы из-за него два года подряд Кубок школы Гриффиндору отдавали, — сквозь зубы сказал Альбус, и по его тону Гарри понял, что Скорпиус Малфой не пользовался особой любовью у сокурсников. — Потом провели беседу, на пятом курсе. Утихомирился, но ненадолго. У него же шило в заднице.

Беседу, проведенную слизеринским факультетом, Гарри представлял себе вполне отчетливо. Как и количество зелий, потраченных на Скорпиуса мадам Помфри после того, как “беседа” была закончена.

— А вы не пробовали направить его энергию в мирное русло? — спросил Гарри у Альбуса. — В квиддич, например.

— Куда? — сын недоуменно посмотрел на него. — В квиддич? Да он на метле сидеть не умеет. Мадам Хуч на него еще на втором курсе рукой махнула. Взлетает на метр от земли — и слава Мерлину.

— Неужели такой никудышный? — хмуро сказал Гарри, чувствуя непонятное раздражение.

— Лодырь и бездарность, — отрезал Альбус. — Пустое место, хуже сквиба. Извини отец, мне надо к экзаменам готовиться.

Он уткнулся в учебник по трансфигурациям для поступающих в магистратуру, а Гарри смотрел в его вихрастый затылок и думал о том, что, наверное, за делами упустил нечто важное в своем сыне. Альбус всегда казался ему отзывчивым добрым мальчиком. Конечно, слизеринский факультет не мог не наложить своеобразного отпечатка на характер, но все же…

Пару дней спустя Гарри осторожно спросил о Скорпиусе у Джеймса.

— Скорпи? — старший сын широко улыбнулся. — Он прикольный. Никогда не мог понять, чего его в Слизерин занесло.

— А куда его должно было занести? — удивился Гарри. — В Гриффиндор?

— Нет, — Джеймс почесал в затылке. — У нас бы он вряд ли прижился. Временами он бывал таким засранцем… Прости, папа.

— Да ничего, — рассеянно ответил Поттер. — Не Слизерин, не Гриффиндор… Как я понял — не Рейвенкло… Хаффлпафф?

— Да ну! — Джеймс тряхнул головой. — Какой Хаффлпафф? Я не знаю, пап.

Неожиданно он развеселился.

— Для него надо было отдельный факультет делать. Ну сам подумай, все первого сентября гимн Хогвартса поют, а Скорпи — “Боже, храни королеву”. Все квиддич обсуждают, а он заявляет, что квиддич барахло, а вот футбол это да, и он в тотализаторе в Лиге Чемпионов поставил на “Баварию» и выиграл полторы тысячи фунтов. Ты знаешь, что за ним снитч летал?

— Как это — летал? — удивился Гарри. — Альбус сказал, что Скорпиус еле-еле на метле научился сидеть.

Альбус, — Джеймс скорчил зверскую физиономию. — Нашел, кого слушать. Хотя тут он прав — полеты Скорпи не любит. А снитч летал… Малфой никогда не мог высидеть на трибунах до конца матча. Стоило появиться снитчу, он вставал и уходил. А тот летел в его сторону. Ну, или за ним. Скорпи один раз его схватил и запустил в ловца хаффлпаффцев. Ал даже как-то орал, что Малфой чары на шарик накладывает специально. А чего ты вдруг Скорпиусом заинтересовался?

— Да так, — Гарри запустил руку в волосы на затылке. — Знаешь бар небольшой напротив Министерства?

— “Влюбленную баньши”? Знаю, — Джеймс кивнул. — Кормят дерьмово, зато выпивка дешевая. Прости, пап.

— Да ладно, — вздохнул Гарри. — Ты же взрослый уже. Не увлекайся только дешевой выпивкой. Скорпиус там барменом работает.

— Серьезно? — Джеймс засмеялся. — Ну тогда не сомневаюсь, что там аншлаг по вечерам.

Тут сын был безусловно прав. Поглазеть на выкрутасы Малфоя с бокалами, бутылками и шейкером всегда собиралась толпа. При этом рот у Скорпиуса не закрывался ни на секунду. Он болтал со всеми посетителями сразу, время от времени во весь голос распевал популярные маггловские хиты, не забывая сообщить, кому они принадлежат и какое место занимают в хитпарадах, и постоянно травил анекдоты, чаще всего малопристойные, которых, судя по всему, знал немало. Как-то раз, сидя за столиком, Гарри услышал:

— Летит как-то Гарри Поттер на метле над Запретным лесом. Видит, внизу на травке лежит голая Гермиона Грейнджер…

Дальше Скорпиус понизил голос до интимного шепота, но, судя по взрыву хохота через минуту, история оказалась веселой и неприличной. Присутствие в зале героя анекдота, занимавшего — ни больше, ни меньше — пост главы аврората не смутило ни рассказчика, ни благодарных слушателей.

А еще Скорпи удивительно легко умудрялся справляться с теми, кому, на его взгляд, очередной бокал огневиски был лишним. Гарри своими глазами видел, как какой-то пьяница, уже плохо соображавший, на каком свете находится, полез к стойке буянить и требовать еще бутылку. Скорпиус кротко взглянул на него и несильно прищелкнул пальцами. Обрадованный выпивоха радостно скрутил крышку, и тут же из горлышка начали выскакивать ярко-зеленые чертики с огненно-красными вилами. Они прыгали на мантию пьяницы, лезли в лицо, в рукава, в карманы… Ошалевший маг под дружный хохот окружающих пытался их стряхнуть, но избавиться от наколдованной Скорпиусом иллюзии оказался не в состоянии. Так и сбежал, забыв про бутылку и высказанное на весь небольшой зал желание “допиться до зеленых чертей”.

Вряд ли Гарри понял, когда именно полчаса с кружкой пива после работы во “Влюбленной баньши” превратились из занятного времяпрепровождения в необходимость. Просто однажды обнаружил, что если не видит Скорпиуса три-четыре дня, то становится угрюмым и раздражительным. Что ждет конца уикенда, потому что аппарировать в Косой переулок в выходной день ради кружки пива в захудалом баре — глупо и неуместно. Что при виде Скорпиуса — в неизменных драных джинсах, яркой рубахе и бейсболке — на лице сама собой появляется улыбка, а дешевое пиво приобретает вкус изысканного сортового.

Обнаружив эти тревожные симптомы, Гарри заперся в ванной комнате и попытался разобраться в собственных чувствах. Они оказались сродни тем, что Поттер испытывал много лет назад, на шестом курсе Хогвартса. Тогда, в шестнадцать, он еще мог обманываться, списывая интерес к Драко на необходимость следить за УпСом-неофитом, замышлявшим неизвестное преступление. Сейчас, в сорок три, придумывать оправдания перед самим собой было смешно и стыдно.

— Он мне нравится, — сообщил Гарри своему отражению в зеркале. — И это причина держаться от мальчика подальше. Дело не в том, что я руковожу авроратом, а он — бармен в забегаловке. И не в том, что я Поттер, а он — как ни прискорбно — опять Малфой. Мне сорок три — вот в чем все дело.

— Не возраст для мужчины, — игриво ответило отражение и подмигнуло. — Скажи честно — ты просто боишься.

— Боюсь, — согласился Гарри. — Есть, чего бояться.

Нельзя сказать, что он постоянно изменял Джинни. За годы семейной жизни это в среднем случалось раз в два-три года, никогда не принимало характер долгой связи, а чаще всего оказывалось просто разовым свиданием. По большому счету, Гарри даже не считал это изменами — он искренне любил жену, детей, домашний уют и возможность вечером торчать на кухне с газетой, слушая вполуха рассказы Джинни о том, что случилось за день.

Проблема была в том, что миссис Поттер придерживалась в сексе консервативных взглядов. А Гарри нравились разнообразие и эксперименты самого безумного рода. Он надеялся, что после первых родов Джинни станет более открытой и откровенной в семейной спальне, но она по-прежнему гасила свет перед тем, как снять одежду, неизменно ложилась в одну и ту же позу, категорически запрещала Гарри трогать себя там, где ему больше всего хотелось, и считала минет опасным для семейной жизни извращением. Откуда раскованная и свободная в обычной жизни молодая женщина набралась подобных викторианских взглядов на секс, Гарри не знал. Но после рождения Альбуса не выдержал и нашел себе молоденькую провинциальную ведьмочку, не обладавшую излишней застенчивостью.

Роман продолжался меньше месяца. Гарри быстро надоело ходить на свидания под оборотным зельем и поглядывать на часы в постели, чтобы успеть принять следующую порцию.

После этого он дважды встречался только с маггловскими девушками.

И все равно не хватало чего-то… Чего-то, что смутно беспокоило Гарри на шестом курсе, когда он видел Драко. В конце концов, Поттер решил, что ничем не рискует и один раз можно.

Где искать партнера, он не имел ни малейшего понятия. Поэтому снял хастлера на ночь, не заморачиваясь моральными принципами и душевными терзаниями. Восемь часов в мотеле перевернули представление Гарри о собственной сексуальности и потребностях тела. Теперь он точно знал, чего именно ему недостает в семейной жизни. Никаких иллюзий в отношении Джинни Гарри не испытывал, просто решил, что если станет совсем невмоготу, то всегда можно будет смотаться в Лондон и получить желаемое где-нибудь в Хэмпстед Хис или в Сохо-сквере.

Там бояться было нечего. Хастлеров волновали фунты, а не должность, семейное положение, возраст, рост, вес и прочие мелочи жизни.

Интерес к Скорпиусу, грозивший перерасти в нечто более серьезное, пугал Гарри как раз потому, что Скорпиус Малфой отлично знал, кто такой Гарри Поттер. А вот Гарри Поттер понятия не имел, что из себя представляет Скорпиус Малфой. И лучше было подобный интерес пресечь в корне, чем допускать, чтобы он превратился в позднюю влюбленность обремененного семьей и делами Главного аврора.

Гарри удалось выдержать целых десять дней. После чего он признал свое поражение и пришел во “Влюбленную баньши” сразу после открытия, в свой обеденный перерыв.

Скорпиус занимался любимым делом — чистил бокалы. Он вообще редко сидел без работы, даже если посетителей в баре не было. Это противоречило словам Альбуса о лодыре-Малфое, а ловкость, с которой Скорпиус манипулировал различными заклинаниями, наводила на мысль, что и слова сына о магической бездарности бывшего сокурсника продиктованы какими-то личными причинами и не отражают реального положения дел.

— Скорпиус, — окликнул его Гарри, чувствуя, как в животе быстро разливается щекотное тепло, а сердце перемещается из грудной клетки в горло. — Привет. Как дела?

— Мистер Поттер! — Малфой обернулся и расцвел в знакомой лягушачьей улыбке от уха до уха. — Давно не заходили к нам. Дела отлично. Вы перекусить или выпить?

— Перекусить, — Гарри сел за облюбованный столик, запахнул мантию, предательски разъехавшуюся в стороны.

— Кусать пока нечего, — Скорпиус развел руками. — Но я сейчас сделаю. Подождете?

Не дожидаясь ответа, он переместился в конец стойки, достал откуда-то снизу светлую доску, помидор, огурец, луковицу и проворно застучал ножом. Затем коротко взглянул на Гарри, заворожено следившим за процессом, и неуловимым движением палочки направил на его столик кружку сливочного пива.

— Я не пью с утра, — напомнил Гарри.

— Не капризничайте, мистер Поттер, — Скорпиус повернулся, подцепил со сковороды шипящий кусок мяса и пристроил его в центр огуречно-помидорной композиции. — Кофе у нас не подают, чай не держим, а тыквенный сок всем надоел со школы.

На бифштекс, распространявший восхитительный аромат, легли крупные кольца лука, Скорпиус шмыгнул носом, вытер тыльной стороной ладони заслезившиеся глаза, подхватил тарелку и — вопреки собственным привычкам — понес ее к столику сам.

— Как жизненный опыт? — поинтересовался Гарри, принимая тарелку. — Набирается?

— Пока что набрались только вредные привычки, — Скорпиус развел руками. — Ложусь под утро, встаю в полдень, ем, что попало, читаю за завтраком “Ежедневный пророк”.

— “Ежедневный пророк” — вредная привычка?

— Разумеется, — Скорпиус опять улыбнулся. — Дедушка говорит, что читать надо не бульварную прессу, а “Биржевые ведомости”. И не за завтраком, а в кабинете.

— А отец что говорит? — спросил Гарри, чувствуя, что не ощущает аромата мяса и лука, а только запах самого Скорпи, вставшего непозволительно близко — яблоки, мята и что-то еще, такое же свежее и волнующее.

— Отец ничего не говорит, — Скорпиус пожал плечами. — Во всяком случае, при дедушке. А без дедушки он вздыхает и интересуется, на что я потратил чаевые.

Гарри поперхнулся мясом и долго кашлял, стараясь придти в себя. Малфой и чаевые — это было нечто совсем уже невероятное.

— И на что же ты их тратишь? — наконец спросил он Скорпиуса, терпеливо ожидавшего рядом.

— О! — Малфой оживился и уселся на стул напротив. — Существует множество интересных вещей, на которые можно потратить чаевые. Например, кино. Я очень люблю кино, мистер Поттер, про любовь. Особенно когда все страдают три часа, страшно мучаются, плачут, даже пытаются умирать, а потом — бац! Все хорошо, и у них уже пятеро детей, вилла в Ницце и личная яхта за полмиллиона фунтов. А негодяй, из-за которого они три часа мучились, раскаялся и в Рождество присылает им открытку с пожеланием долгих лет семейной жизни. Или еще лучше — сидит в тюрьме, но все равно присылает на Рождество открытки, самолично нарисованные углем на огрызке бумаги. Или даже собственной кровью.

Гарри слушал этот бред, плохо понимая, говорит Скорпиус правду или выдумывает по своему обыкновению, вообще плохо понимая, что он говорит, только видя перед собой веселое несимметричное лицо с длинным носом, большим ртом и неожиданно внимательными глазами.

Скорпиус вдруг замолчал, слегка наклонился и спросил совершенно серьезно:

— Что-то не так, мистер Поттер? Что-то случилось?

“Ничего, — подумал Гарри. — Ничего не случилось, если не считать того, что я, кажется, по уши в тебя влюбился, глупый мальчишка”.

— Все в порядке, — вслух ответил он. — Просто я задумался.

— Дела, — преувеличенно важно кивнул Скорпиус, мгновенно возвращаясь к обычному ерническому тону. — Благополучие магического мира на сильных плечах героя. Разве тут до еды и отвлеченных бесед? Нет, я понимаю…

Он оказался за своей стойкой раньше, чем Гарри успел уловить едва заметную обиду, пробившуюся сквозь насмешку. Насвистывая, снова принялся за бокалы и кубки, хотя наводить блеск не было никакой необходимости. Гарри терзал бифштекс, чувствуя, как хорошее настроение и радость от встречи испаряются, уступая место ощущению, что он совершил какую-то непонятную ошибку. Сделал или сказал что-то не то, не так, как от него ждали.

— Я тоже люблю кино, — сказал он в спину, демонстрировавшую вежливое равнодушие к Главному аврору. — Только не такое, о каком ты рассказывал. Нормальное. Психологические драмы. Вот, например, “Качели”. С Куртом Хаммером и Ди Вонг. Смотрел?

— Нудятина, — не оборачиваясь, ответил Скорпиус. — Если они так друг друга любят, то какого боггарта не живут вместе?

— Ну а как же им жить вместе? — Гарри отодвинул пустую тарелку и взял кружку с пивом. — У него семья, дети, которые любят отца. И он их любит и не может оставить. А у нее серьезная работа, итог всей ее жизни. К тому же она на столько лет старше. Обстоятельства, понимаешь?

— Нет! — Скорпиус резко обернулся и обеими руками оперся на стойку. — Не понимаю и понимать не хочу! Если это любовь, то для нее не могут быть помехой ни возраст, ни семья, ни работа. Потому что любовь, это… Это один раз в жизни бывает, когда по-настоящему. Когда надо обо всем забыть.

— Это эгоизм, — возразил Гарри. — Нельзя строить свои отношения на чужом горе. На чужом разочаровании. На предательстве, наконец. Просто ты этого еще не понимаешь. Ты еще слишком юн, чтобы понимать.

Он чувствовал, что говорит что-то не то — опять не то. Потому что на лице Скорпиуса проступала усмешка — хорошо знакомая, наследственная, малфоевская усмешка. Словно Гарри нес какую-то околесицу, а его снисходительно слушали, делая нелестные выводы и не желая этого скрывать.

— И кому же от этого лучше, мистер Поттер? — поинтересовался Скорпиус. — Все всё знают, все всё понимают, лгут друг другу, изворачиваются, придумывают оправдания для своей лжи — и что, счастливы? Уважают друг друга? Прощают? Это, по вашему, не предательство?

— В фильме семья героя не знает о его любви, — возразил Гарри.

— Я не о фильме, — буркнул Скорпиус и снова отвернулся.

К счастью для Поттера тягостный разговор был прерван Патронусом его секретаря. Полупрозрачная белка вспрыгнула на стол и запищала панически:

— Мистер Поттер! Совещание у Министра Шеклболта начинается через десять минут! А вы еще не забрали у меня документы!

— Иду, — мрачно сказал Гарри, встал, порылся в кармане в поисках денег, выложил на стол галлеон. — Сдачи не надо.

Уже выходя из бара он подумал, что будь на месте Скорпиуса Драко, галлеон уже летел бы Гарри в затылок. А если бы за стойкой стоял Люциус, то и Авада. Впрочем, это все было из разряда досужих размышлений. Никто из Малфоев не мог оказаться на месте Скорпиуса.

На совещании думать о постороннем было некогда. Гарри представил ежеквартальный отчет о работе своего отдела, выслушал претензии и пожелания Министра, в очередной раз потребовал увеличения финансирования и уменьшения количества лишних бумаг, выпил два стакана крепкого чая, поговорил с Кингсли о том, что дети растут слишком быстро, и, выйдя из кабинета Министра обнаружил, что рабочий день уже закончился.

Дурацкая телефонная кабинка вынесла его наверх, и Поттер в нерешительности остановился на тротуаре, рассматривая сияющую вывеску знакомого бара. Очень хотелось зайти и еще раз увидеть Скорпиуса. Спросить, что он имел в виду, когда говорил о предательстве, если речь шла не о фильме. Вот только вряд ли у Скорпи есть сейчас время для разговоров. Судя по шуму, доносившемуся из дверей, бар был полон.

— Скорпиус сказал, ты часто сюда ходишь.

Знакомый голос за спиной, почти не изменившийся за много лет, заставил Гарри вздрогнуть. Малфой стоял, сгорбившись, сунув руки в карманы, и, так же как и Поттер, разглядывал вывеску “Влюбленной баньши”.

— Что ты здесь делаешь? — растерянно спросил Гарри.

— Стою, — ответил Драко. — Думаю. Зайти или нет. Это приличный бар, Поттер?

— Нет, — искренне сказал Гарри. — Честно говоря, настоящая забегаловка.

— Я так и думал, — пробормотал Малфой. — Пойдем посидим где-нибудь в более пристойном месте. В “Пегасе” хотя бы.

— Зачем? — удивился Поттер. — С какой стати я должен с тобой идти в этот заповедник для снобов?

— Расскажешь мне о нем, — Малфой мотнул головой в сторону бара. — О Скорпиусе. Я его не видел… полгода почти.

И Гарри пошел. Глядя в ссутулившуюся спину под черной мантией и жидкий белый хвостик волос на воротнике. Даже ленточка выглядела уныло, хотя наверняка была куплена в каком-нибудь дорогом бутике. Но сейчас золотое шитье на черном бархате казалось не более, чем дешевой мишурой.

“Пегас” сиял огнями, поражал воображение роскошью отделки и пустотой: Гарри и Драко оказались единственными посетителями. Так что первые пять минут говорить о Скорпиусе не получалось — трое официантов и метрдотель наперебой расхваливали кухню, рекомендовали вина, предлагали выбрать подходящее к разговору освещение и соответствующую музыку. Пока Драко не отодвинул настойчиво подкладываемое меню и не сказал куда-то в пространство:

— Два черных кофе и оставьте нас в покое. Немедленно!

Обслуга торопливо сбежала, а Малфой посмотрел на Гарри и еле заметно дернул плечом.

— Если ты голоден, можно что-то выбрать. Не думаю, что здешние цены тебя чем-то испугают.

— А ты? — Гарри открыл кожаную папку с золотым тиснением. — Сам-то будешь ужинать?

— Наверное, — Малфой слегка усмехнулся. — Хотя я не голоден, если быть откровенным. Они тут изображают из себя греческий ресторан. Если что-то непонятно — скажи.

Гарри только вздохнул. Четверть века прошло — а Малфой все так же считает его необразованным голодранцем.

— Насколько я в курсе, — ответил он и захлопнул меню, — здесь довольно вкусно готовят ягненка. Вот его и закажем. Ну и фирменный салат.

— Пить будешь? — если Драко и удивился, то вида не показал. — К счастью, здесь не только озу и домашнее вино. Есть итальянское и французское.

Он обвел взглядом пустой роскошный зал и сморщился.

— Если ему так хотелось жить по-своему, мог бы сюда устроиться. А не в “Баньши”.

Гарри покачал головой.

— Ты совсем не знаешь своего сына, если считаешь, что он мог бы… вот так.

Малфой покосился на него.

— А ты его знаешь? Моего сына? Может быть, ты знаешь своих сыновей? Чем они живут, о чем мечтают, что думают?

Гарри открыл было рот, чтобы сказать: да, разумеется, я знаю… Вспомнил разговор с Альбусом и проглотил вертевшиеся на языке слова.

— Вот именно, — задумчиво произнес Малфой. — А когда общаешься с ребенком раз в неделю по камину, то незнание рискует принять глобальные масштабы.

— Он что, ушел из дома? — осторожно спросил Гарри.

— Нет, — ответил Драко и впервые посмотрел прямо в глаза Поттеру. — Это я ушел из дома. А он остался и пытается защитить меня от семьи. Или ты думаешь, он считает тот захудалый бар своим призванием в жизни? Нет, Поттер. Это он им доказывает, что у каждого человека есть право на выбор. Им, себе, мне, всему миру. Восемнадцать лет — возраст радикального максимализма.

Малфой поболтал ложечкой в кофейной чашке.

— Ты туда часто ходишь. Расскажи, как он там. По камину особенных подробностей не выяснишь. Да и всегда кто-то в гостиной есть.

— Он там нормально, — сказал Гарри, пытаясь переварить сногсшибательную новость. — Я бы сказал, отлично. Как рыба в воде. Посетители его любят. Он очень веселый и ловкий. Как сказал Джеймс — прикольный. И знаешь, Малфой, мне кажется, что ему в “Баньши” нравится. Он там на своем месте.

— Ты соображаешь, что говоришь? — тихо спросил Драко, и ложечка нервно звякнула о тонкий фарфор. — Последний из Малфоев на своем месте за стойкой бара? Ты не представляешь, сколько денег ушло, чтобы заткнуть глотки журналистам и не позволить им писать об этом в своих газетенках. Можно было бы три таких “Баньши” купить.

— Ну так и купил бы, — Гарри почувствовал знакомое раздражение. — Купил бы и подарил Скорпиусу. Владелец бара — что в этом такого позорного?

Малфой как-то криво улыбнулся, допил остатки кофе и резким движением отодвинул чашку от себя.

— Я ничего не могу купить Скорпиусу, Поттер. Я живу на то, что зарабатываю. Отец вычеркнул мое имя из списка допущенных в семейное хранилище Гринготтса. А он, как ты понимаешь, покупать для внука бар не собирается. Меньше, чем на шикарный ресторан, не согласен.

— Ты неплохо зарабатываешь, — Гарри посмотрел на него. — Если в состоянии заплатить за ужин в “Пегасе”. Но я не могу понять — ты меня позвал сюда о сыне расспросить или о своих жизненных трудностях рассказать?

— Черт его знает, — Малфой оглянулся, и официант немедленно кинулся к их столику. — Критский салат, две порции ягненка с овощами, бутылку “Медового Огдена”. Не спрашивай, Поттер, я сам не понимаю. Увидел тебя у Министерства, вспомнил, что Скорпиус говорил. Подумал, что уже четверть века прошло, и мы, наверное, теперь способны общаться, не припоминая друг другу прошлого. А раз так — то я смогу узнать у тебя что-то о сыне.

— Проще было зайти в “Баньши” и поговорить с ним самому, — Гарри налил огневиски Драко, затем себе. — Или ты его стесняешься?

— Опять не понимаешь, — Драко опрокинул виски в рот. — Это он меня стесняется.

Похоже, Скорпиусу действительно было, чего стеснятся. Огневиски в бутылке убывало стремительно, хотя Гарри все еще мучил первый бокал.

— Я не пьяница, — усмехнувшись, сказал Драко, заметив, что Поттер решительно отодвинул выпивку на противоположный край стола. — Хотя у меня было двадцать пять лет, чтобы спиться, и куча денег, чтобы сделать это красиво. Но, как видишь, я в здравом уме, твердой памяти и живу не под забором.

Он действительно выглядел почти трезвым, только немного “поплывшим”, что можно было списать как на усталость после трудного дня, так и на алкоголь.

— Тогда чего может стесняться Скорпиус? — Гарри хмыкнул. — Того, что ты бывший Упивающийся Смертью?

— Болван ты, Поттер, — Малфой откинулся на спинку стула и расстегнул воротничок. — Кто об этом помнит, кроме таких упертых, как ты или Уизли? Представь, что твоя жена пришла к тебе на работу и смотрит, что и как ты делаешь. Комфортно тебе будет?

— Нет, — подумав, ответил Гарри. — Очень некомфортно.

— Вот и Скорпи некомфортно будет, — вздохнул Малфой. — Так что лучше я у тебя узнаю, как он там. А зайду как-нибудь днем, без посторонних. Если, конечно, смогу выбраться в Лондон около полудня. Или… может быть, позже.

— Ну хорошо, — сдался Гарри. — Что тебе рассказать?

— Все! — отрезал Малфой. — С самого начала.

И Гарри начал рассказывать. Как увидел Скорпиуса за стойкой и удивился этому. Как расспрашивал сыновей, как пытался понять, что привело младшего Малфоя в бар. Как неожиданно привычка выпить после работы кружку сливочного пива превратилась в потребность видеть Скорпи, слушать его шутки, наблюдать за ним…

Он говорил и говорил, не замечая, как пристально вглядывается Драко в его лицо, как прищуривается и закусывает нижнюю губу, как белеют сцепленные в замок пальцы пока Гарри с восторгом рассказывает про летающий шейкер, бальные пируэты бокалов и бутылок на стойке, магические свечи под потолком, сияние разноцветного стекла за спиной Скорпиуса…

— Поттер, — негромкий напряженный голос вырвал Гарри из тумана воспоминаний, возвращая в большой пустой зал из крохотного уютного бара. — Поттер, ты в своем уме?

Малфой уже не сидел, расслабившись на мягком удобном стуле. Он подался вперед, положив стиснутые в кулаки пальцы на белоснежную скатерть. На горле дергался острый кадык, а глаза были опасно прищурены.

— Что? — растерянно переспросил Гарри, отчетливо понимая, что, кажется, выдал себя с головой — и кому?

Но Малфой уже вставал, трясущейся рукой выдирая из кармана кошелек, расстегивая его, кидая на стол деньги.

— Только вот посмей подойти к моему сыну, — бормотал он, и жалкий голос странно контрастировал со свирепым выражением узкого костистого лица. — Только тронь его, Поттер!

Он вдруг снова опустился на стул, закрыл глаза ладонью, облокотившись на край стола.

Сбитый с толку этой вспышкой то ли злобы, то ли отчаяния, Гарри молчал, не зная — что говорить и как объяснить Малфою, что он не собирается трогать Скорпиуса. Что тот… вот именно, ровесник его сыновей, а значит…

Додумать, что это значит, Гарри не успел. Малфой поднял голову, посмотрел на него в упор и сказал неожиданно спокойно:

— И давно это у тебя?

— Что? — Гарри вертел в пальцах вилку, хмуро размышляя о том, что последний, с кем стоило так говорить о Скорпиусе — его отец. Но стереть память Драко не получится, а изворачиваться и придумывать оправдания не хочется.

— — Кризис, — Малфой криво ухмыльнулся. — Среднего возраста. Или, как говорят магглы, седина в бороду — бес в ребро.

— Нет у меня никакого кризиса, — Гарри бросил на стол вилку и недовольно посмотрел на официанта, приближавшегося к столу с подносом в руках. — Какого черта они таскают эти тяжести, если проще отлевитировать?

— Престижнее, Поттер, — Малфой, похоже, успокоился, потому что подумал и сгреб золото со стола в карман. — Мода на человеческую обслугу. Глупость несусветная, зато дает повод хозяевам хвастаться. В “Приюте милой ведьмы” вообще швейцар у дверей стоит. Сквиб какой-то — в бархате и в золоте. И борода, как у Дамблдора, вся в бантиках.

Смешно было надеяться, что он решил сменить тему. Гарри прекрасно понимал: Малфой просто не желает разговаривать при постороннем человеке. Как только официант расставил тарелки и соусники и отошел прочь, прижимая к животу пустой поднос, Драко вновь облокотился на стол и прищурился.

— Ну так что, Поттер? Будешь объясняться?

— Не обязан я с тобой объясняться, — Гарри вздохнул, вспомнил, что день сегодня выдался тяжелым, а впереди еще вся рабочая неделя. — Да, мне нравится твой сын. Он неглупый, остроумный, веселый. На него приятно смотреть, когда он работает. “Баньши” была захудалым баром, а сейчас это чуть ли не самый модный паб в Косой аллее. Там вечером не протолкнуться — что в будни, что в выходные. И хотя ты в Хогвартсе был порядочным дерьмом, извини, но, видимо, не совсем уж пропащим, раз вырастил такого сына.

— Откуда ты знаешь, какого сына я вырастил? — после долгого молчания сказал Малфой. — Думаешь, сидя за столиком, можно вот так, запросто, разобраться в человеке?

— А ты что, считаешь своего сына плохим человеком? — не удержался Гарри, но Драко только покачал головой.

— Не переводи разговор на меня и мое отношение к Скорпиусу. Разумеется, я не считаю его плохим человеком, это было бы дико — так относиться к своему ребенку. Более того, я думаю, что он намного лучше меня и своего деда. Он честнее, откровеннее и — если на то пошло — порядочнее нас. Смелее нас. Но ты-то, ты откуда можешь знать все это? Психоанализ за кружкой пива? Он недорого стоит.

Гарри пожал плечами. Он не знал, как объяснить Малфою то, что было сказано. Просто чувствовал тот внутренний свет Скорпиуса, который притягивал и согревал людей, оказавшихся рядом. Свет, который не так уж часто встречался Гарри в жизни. Такой же чистой и светлой была Луна Лавгуд. Так же тепло ему было рядом с Джинни, особенно в первые годы их совместной жизни. Сыновья, дочь — да, они близкие и родные, но все же слегка… посторонние, что ли? У них своя жизнь, свои, чаще всего непонятные Гарри интересы. Он давно привык к тому, что общение с детьми ограничивается коротким “привет, пап, пока, пап, все нормально, пап”. Привык и смирился с тем, что мальчики выросли, а Лили делится секретами с матерью, а не с ним — что тоже, впрочем, было совершенно естественно. Кроме того, он всегда ощущал перед семьей некоторую вину: за работу, из-за которой Гарри мог сорваться из дома и в выходные, и в праздники, за свои наклонности, которые он сам считал не совсем нормальными, хотя в двух десятках прочитанных “на тему” книг утверждалось обратное.

Рядом со Скорпиусом он сам себе казался моложе и сильнее. Чувствовал себя настоящим, а не правильным. Годы, намертво разделявшие его с сыном Драко, семья, жизненный опыт, высокая должность: все теряло свое значение, превращалось в пыль, развеивалось без следа — от одной улыбки от уха до уха, от кружки сливочного пива с белоснежной шапкой пены, от пары слов, брошенных Скорпиусом, ничего не означавших, но значивших на самом деле так много.

А может быть, Малфой прав — и все дело в возрасте? В жизни, ставшей слишком стабильной и предсказуемой? В ежедневной рутине, куда Гарри нырял каждое утро, словно лягушка в родное болото? И Скорпиус не больше, чем камешек, брошенный судьбой в затянутую ряской воду? Покачает Гарри на слабой волне — и все вернется на круги своя?

Мясо остывало в тарелках, покрывалось белесой пленочкой жира, теряло вкус и аромат. Малфой покусывал зубочистку, задумчиво рассматривая тяжелые бархатные портьеры за спиной Гарри. Он тоже размышлял о чем-то своем, что не имело отношения ни к Поттеру, ни к Скорпиусу. Или имело, но как-то опосредованно, вскользь.

— Ты сказал, что ушел из семьи, — Гарри отодвинул нетронутое жаркое, подумал и налил себе и Малфою огневиски. — И что Скорпиус теперь тебя от них защищает. У тебя что-то случилось?

— А я уж было подумал, что знаменитое гриффиндорское любопытство с годами выветрилось, — Малфой невесело усмехнулся. — Уверен, что хочешь об этом знать?

— Если бы речь шла только о тебе, то нет, — искренне ответил Гарри.

— Я так и подумал, — Малфой потянулся за бокалом, но на этот раз не стал пить все сразу, только пригубил. — Не буду нагружать тебя подробностями, они никому не интересны, кроме меня и моих близких. Я ушел к другой женщине, Поттер. Развода, естественно, не получил и никогда не получу. Она итальянка… маггла. Мы живем в Сиракузе, на Сицилии. В Лондоне я бываю раз в месяц, по делам, с сыном общаюсь только по камину — отец не пускает меня в имение. Скорпиус… он любит мать, но… Видишь ли, Поттер, когда брак превращается в пустую формальность, первыми это чувствуют наши дети.

“Вот что имел в виду Скорпиус, — запоздало догадался Гарри. — А я к нему с психологическими драмами полез, дурак. Но я же не знал”.

— Она молодая? Красивая?

Малфой опять усмехнулся.

— Ей сорок лет, она полная и шумная, и у нее два пятнадцатилетних сына-близнеца от первого брака. Один увлекается дайвингом, а другой — серфингом. У нас с Ани небольшой домик прямо на берегу — три комнаты и открытая веранда. И маленький садик, в котором растут смешные декоративные тыквы, похожие на бутылки.

Он прикрыл глаза, словно вспоминая дом, садик, шумную полную женщину по имени Ани. И Поттеру показалось, что он тоже слышит мягкий шелест теплого моря и крики чаек.

— Она знает, что ты маг? — осторожно спросил Гарри.

— Нет, — Малфой покачал головой. — Для Ани я обычный коммивояжер, торгую вином, не миллионер, но вполне обеспеченный человек. Она не вмешивается в мои дела, ей достаточно того, что я есть и что я с ней. Но, естественно, это совершенно не устраивает мою семью и отца в первую очередь. Скорпиус… я бы не сказал, что он на моей стороне или на стороне Астории. Но он однозначно против сохранения нашего брака любой ценой, а именно этого добивается отец. “Баньши”, Поттер, это протест. Это Скорпиус рядом со мной на баррикаду встал. Но я не хочу, чтобы подобный протест зашел дальше барной стойки. А ты, Поттер…

— Я — что? — взгляда Гарри не отвел, хотя Малфой смотрел в упор, уже не усмехаясь.

— Постарайся сдержать свою… свои эмоции, — похоже, Драко собирался употребить совсем другое слово, но вовремя остановился. — Как бы я к тебе ни относился — сейчас или раньше — но я всегда отдавал должное твоему упрямству и умению добиваться поставленной цели. Не думаю, что ты растерял эти свойства с возрастом, скорее наоборот, научился использовать их более рационально. Так что наш достаточно откровенный разговор я хочу закончить такой же откровенной просьбой — не делай моего сына своей целью. В его возрасте очень легко увлечься, зато потери переживаются глубже и тяжелее. А Скорпиус гораздо ранимее и чувствительнее, чем ты думаешь.

Порывшись в кармане, Малфой снова достал галлеоны и положил их на стол рядом с тарелкой.

— Думаю, здесь достаточно. Скажешь официанту, чтобы сдачу оставил себе. Спасибо, что согласился поговорить со мной обо всем этом.

— Ты в “Баньши”? — Гарри смотрел на Драко снизу вверх, пытаясь думать обо всем сразу — о словах Малфоя, о Скорпиусе, о том, что теперь делать ему самому. — Или домой?

— В “Баньши”, — Малфой застегнул мантию, пригладил обеими руками волосы. — Думаю, там сейчас меньше народа, чем было. Уже достаточно поздно. Не зря же я тащился через всю Европу сюда, в Лондон.

— Тогда подожди минутку, — неожиданно для себя сказал Гарри. — Я с тобой, если ты не возражаешь.

Расплачиваясь с официантом, недоуменно глядящим на нетронутые остывшие блюда, он поймал себя на мысли, что такой Малфой нравится ему гораздо больше, чем тот, из воспоминаний четвертьвековой давности.

До “Баньши” они дошли в молчании. Драко ежился от сырого ветра, и Гарри подумал, что на своем теплом побережье Малфой отвык от лондонской неверной погоды. Впрочем, он всегда мерз, еще в Хогвартсе. Многое стерлось из памяти, но вот как маленький Драко кутался в теплые мантии и заматывал зимой шарф — так, что из витков мягкой шерстяной ткани обычно торчал только острый покрасневший нос, да сверкали злые глазенки — Гарри помнил почему-то очень хорошо.

Все столики предсказуемо оказались заняты, а у стойки клубилась толпа, откуда доносились выкрики и взрывы хохота. Время от времени над головами взмывал серебристый снарядик шейкера, делал мертвую петлю или финт Вронского, в последний момент замирая над чьим-нибудь тюрбаном или колпаком. Скорпиус, по обыкновению, демонстрировал свои фокусы.

Малфой вытянул шею, отыскивая свободное место, но к ним с Поттером уже спешила мисс Юнона, хозяйка “Баньши”. Дородная полувеликанша ловко уклонялась от столкновения со столиками и подвыпившими завсегдатаями, покрикивая на заслоняющих ей путь магов.

— Мистер Поттер! Что-то вы сегодня поздновато. А это ваш друг? Знакомый? Сослуживец? Эй, вы, ну-ка, дайте место Главному аврору и его лучшему другу!

Ее голос мало чем уступал басу Хагрида — и по тембру, и по громкости. И, разумеется, Скорпиус не мог его не услышать. Гарри увидел, как толпа у стойки почтительно раздвинулась, и между темными и серыми мантиями мелькнула светлая растрепанная голова.

— Папа! — завопил Скорпиус и полез через стойку. — Папа! Пустите меня, пропойцы!

Наверное, любому другому за такое надавали бы подзатыльников… Два десятка рук протянулись к Скорпи, помогая ему перебраться через препятствие. Скорпиус пронесся через зал и влетел в объятия Драко, обхватив отца за шею и уткнувшись лицом в дорогое сукно мантии.

Гарри отвел взгляд. Было очень неудобно смотреть, как Малфой гладит сына ладонью по голове, прижимается губами к макушке, что-то шепчет. Поттер не мог представить себе, чтобы кто-то из его сыновей вот так, прилюдно, обнимался бы с ним. И в этом, наверное, было немалая вина и Гарри, и Джинни. Они сами отучали детей от демонстрации чувств, опасаясь, что знаменитая фамилия и постоянная публичность плохо повлияют на мальчиков, дадут им повод гордиться отцовскими заслугами, не имея своих.

Впрочем, старшие представители семейства Малфоев тоже вряд ли бы одобрили подобную сцену. Сдержанность и невозмутимость по-прежнему оставались их девизом, несмотря на все перенесенные испытания и несчастья. Но Драко, похоже, придерживался иной точки зрения на отношения с единственным сыном. Или просто настолько соскучился по нему, что решил изменить своим принципам. А может быть, солнце Италии основательно подогрело его кровь, заставив забыть об усвоенных с молоком матери правилах.

— Идите уже, — прогудела над головой Гарри мисс Юнона, когда Скорпиус нашел в себе силы оторваться от отца и посмотреть на хозяйку. — Я их сама обслужу.

Она двинулась к стойке — как гигантский лайнер среди рыбацких лодчонок — а Поттер вдруг ощутил острый укол где-то в груди. Скорпиус был так счастлив встречей с отцом, что не видел Гарри, стоявшего буквально в двух шагах. Он вообще никого не видел, кроме Драко — трогал отца за рукава мантии, поправлял галстук, приглаживал короткий мех на воротнике.

Бесполезно было говорить себе, что Гарри Поттер для Скорпи всего лишь Гарри Поттер — да, Главный аврор, да, герой войны, которая закончилась задолго до появления Скорпиуса на свет, да, влиятельный политик и достаточно состоятельный человек. Но в данный момент — впрочем, как и вчера, и позавчера, и несколько месяцев назад — не больше, чем один из посетителей. Мужчина средних лет, приходящий в бар за кружкой сливочного пива.

Бесполезно было убеждать себя, что его, Гарри Поттера, Скорпиус видит каждый день, а с отцом уже полгода общается только по каминной связи, да и то под присмотром деда.

Бесполезно было доказывать себе, что любой на месте Скорпиуса никого и ничего не замечал бы вокруг. Да Гарри и сам вел бы себя точно так же, забыв и о работе, и о знакомых героях, и о незнакомых пьяницах с Косой аллеи.

Бесполезно говорить, убеждать и доказывать: ревность и обида прочно угнездились в сердце вопреки любым разумным доводам.

“Я веду себя как ребенок, — подумал Гарри. — Сержусь на мальчика, который и не подозревает о моей дурацкой влюбленности. Малфой прав — от беса в ребрах надо избавляться”.

Он вышел из бара, подставил лицо сырому октябрьскому ветру. Легче не стало — разве что, холоднее.

— Поттер!

Гарри обернулся.

Все-таки, они были очень похожи, Малфои, только Драко на несколько дюймов выше и немного шире в плечах. И, естественно, не такой растрепанный.

Даже улыбались они одинаково. Гарри с изумлением понял, что до сегодняшнего дня никогда не видел, чтобы Драко Малфой нормально улыбался. Ухмылялся, усмехался, корчил рожи, кривился — но не улыбался. Наверное, у них с Гарри не находилось повода для улыбок.

— Спасибо, Поттер, — Малфой кивнул и покрепче обнял Скорпиуса за плечи. — Передавай привет жене.

“Как был паршивцем, так им и остался, — беззлобно подумал Гарри, глядя на пустое место, откуда только что аппарировали Малфои. — Не мог не напомнить!”

Дома все было привычно и до отвращения знакомо. Лили заперлась у себя с подружками, дверь в комнату Альбуса тоже была закрыта, Джеймс сидел в гостиной, уставившись в колдовизор, по которому шел матч немецкой квиддичной высшей лиги.

— Мама где? — спросил Гарри, снимая мантию и вешая ее на стул.

— В кухне, — не отрываясь от экрана, ответил Джеймс. — Ужин готовит.

Джинни хлопотала у стола, расставляя тарелки и чашки. В центре стояло блюдо с плюшками, обильно посыпанными какой-то приправой, от которой у Гарри тут же защекотало в носу. Он чихнул, поцеловал жену в подставленную щеку и случайно скользнул взглядом по следителю, висевшему на стене. Когда-то, в далеком глупом детстве, Гарри искренне верил, что именно так должны выглядеть магические часы. Все стрелки с крохотными портретиками — Гарри, Джинни, Джеймс, Альбус, Лили — стояли на “Дома”. Следитель, лично заколдованный Артуром, им с Джинни подарила теща на пятую годовщину свадьбы.

Гарри никогда не обращал внимания на надписи, для него там не было ничего непривычного — но сегодня его взгляд уперся в нечто новое, чего раньше он не видел.

“Влюбленная баньши”.

На языке вдруг появился странный вкус — словно Гарри лизнул что-то, содержащее медь. Поттер с трудом сглотнул горькую слюну.

— А это зачем?

— Что? — Джинни оглянулась. — А-а-а. Ну ты же заходишь иногда туда выпить кружку пива. Это чтобы я знала, когда ты задерживаешься.

Поттер вгляделся в слабо мерцающие подписи. “Министерство”, “Смертельная опасность”, “На задании”, “Дома”, “С друзьями”, “Влюбленная баньши”, “Прайветт Драйв”, “Лондон (не маг.)”, “Магистерий”, “Тренировка”, “Хогвартс”, “Прогулка”…

Не выходя из дома, Джинни могла следить за каждым из членов их семьи. Может быть, это имело какой-то смысл, пока дети были маленькими. Но сейчас Гарри вдруг показалось, что за его жизнью подсматривают в замочную скважину. Ему было, что скрывать от семьи, и глухое раздражение, внезапно поднявшееся из каких-то глубин души, оказалось густо перемешано с мгновенным ледяным ужасом — знает? догадывается?

— Не понимаю, зачем это нужно, — Гарри кивнул на следитель и сел за стол, стараясь не смотреть в лицо жене. — Никаких смертельных опасностей давно уже нет. На задания я лет десять не хожу, работаю с бумагами в кабинете. Дети выросли, сами уже скоро переженятся. А если я после работы зайду выпить кружку пива…

Джинни с удивлением посмотрела на него.

— А если вдруг что-нибудь случится, не дай Мерлин? Я же должна знать.

— И зачем? — злость застряла в горле сухим колючим комком, и Гарри с трудом сдержался, чтобы не заорать. — Ты чем-то сможешь помочь, если что-нибудь — не дай Мерлин — случится? Мне, мальчикам, Лили? Ты хоть что-то еще помнишь, кроме бытовых заклятий? Или думаешь, что с любой проблемой можно справиться летучемышиным сглазом?

Мерлин знает, почему Поттеру вдруг вспомнилось то заклинание Джинни. Наверное, причина крылась в сегодняшней встрече с Драко. Или дело было в нарастающей сексуальной неудовлетворенности: раньше Гарри справлялся с ней довольно легко и быстро, но сейчас два-три часа с хастлером казались ему настоящей изменой. Не Джинни — Скорпиусу. А Драко ясно дал понять, что любые притязания на его сына со стороны Поттера даром не пройдут.

Так или иначе, но обидные слова были брошены. Лицо Джинни стало непроницаемым, она резко развернулась к стене и вскинула палочку. Следитель со звоном разлетелся на куски, с потолка кухни посыпалась штукатурка.

— Доволен? — сухо поинтересовалась Джинни, и непонятно было, что она имеет в виду: бесславную гибель следителя или демонстрацию своего владения заклятием “Бомбарда”. — Теперь можешь торчать в своем любимом пабе хоть до утра.

— Мам, все в порядке? — Джеймс просунул голову в кухню. За его спиной толпились Альбус, встревоженная Лили и несколько перепуганных девочек. — Что-то так грохнуло…

— Отец решил, что я не обязана знать, что происходит с членами моей семьи, — Джинни одним движением палочки отправила обломки следителя в мусорное ведро и развернулась к детям. — Моя работа — убирать за вами грязь и торчать у плиты. А все остальное — не моего ума дело.

— Я не это имел в виду, — начал было Гарри, но Альбус его перебил:

— По-моему, мама, ты преувеличиваешь. Отец не мог такое сказать. Но я согласен, что эту дурацкую штуковину давно бы следовало выбросить. Мы взрослые люди и имеем право на личную жизнь.

— Ах, вот как, — Джинни уперла руки в бедра и внезапно стала до безумия похожа на мать. — На личную жизнь? Ну, раз вы все такие взрослые и независимые, то почему бы вам не начать обслуживать себя самим? Самим убираться в комнатах, самим стирать свои носки, самим себе готовить? А заодно и зарабатывать на свои взрослые потребности. Я тоже имею право на личную жизнь, потому с сегодняшнего вечера буду проводить свободное время с подругами, а не в кухне и не в стирочной.

— Джинни, — Гарри попытался вставить слово, но жена стремительно обернулась к нему, и Поттера поразило злое выражение ее миловидного лица.

— Что — Джинни? Ну что — Джинни? Я бегу с работы домой, чтобы приготовить для вас ужин, Джеймс терпеть не может брокколи, Альбус не ест жареного, Лили любит шоколадный пудинг. Я забыла, когда в последний раз была в театре. Свои выходные я трачу на уборку и стирку, да еще надо приготовить обед. А вы? Ты после работы расслабляешься за кружечкой пива в пабе. Джеймс утыкается в колдовизор, Альбус в учебники, Лили пропадает у подружек. Хоть один из вас хоть когда-то поинтересовался, нужна ли мне помощь, есть ли у меня личная жизнь?

— Я же хожу в магазин, когда ты просишь, — возразил Гарри, уже понимая, что этим вызовет новый поток обвинений в свой адрес.

— А без моих просьб ты не в состоянии туда сходить? — Джинни кивнула в сторону угрюмо молчавших детей. — Кто-нибудь из них хоть раз сказал — мама, сядь, отдохни, сходи погулять, мы сами уберемся и приготовим все? У всех личная жизнь, только у меня жизнь общественная. А когда я хочу знать, скоро ли мой муж вернется домой, и где до полуночи пропадают мои дети, я сразу же становлюсь плохая. Я нарушаю, как сейчас модно говорить, “личное пространство”.

Наверное, Джинни была права. Даже скорее всего она была права, но от этой правоты Гарри вдруг стало невыносимо тошно. Навалилась какая-то мутная усталость, захотелось одиночества и покоя. И где-то очень глубоко возникла зависть к Малфою, решившемуся в одночасье порвать с семьей, с навязанным браком и начать жить так, как хотелось самому. А не так, как предписывали негласные правила рода и общества.

Гарри молча встал и пошел к дверям.

— Ты куда? — от агрессивного оклика, в котором отчетливо звучали командные ноты, на душе стало еще более мерзко.

— Куда-нибудь, — ответил он, не оглядываясь.

Лондон жил своей жизнью, независимой от настроения Гарри. Сохо сиял огнями магазинов и ресторанов, по улицам бродили толпы туристов, заинтригованных ночной жизнью столицы. Собирались шумными кучками у дверей пабов, тыкали пальцами в витрины, обсуждая цены и выставленные на всеобщее обозрение товары.

Подняв воротник мантии, Гарри присел на скамейку с небольшом скверике. Он все пытался и не мог понять, когда же его семья превратилась в группу людей, всего лишь живущих вместе под одной крышей. Когда, в какой момент, дети выросли настолько, что он перестал их понимать? Почему брак с некогда любимой девушкой сейчас, спустя годы, кажется не просто ошибкой, а жизненной катастрофой? Как там говорил Малфой — кризис среднего возраста?

Гарри вдруг подумал, что никогда не любил Джинни так, как любят девушек в семнадцать-восемнадцать лет. Не проводил бессонных ночей в мыслях о возлюбленной. Не слагал дурных стихов в ее честь. Не мечтал о поцелуях, отправляясь на первое свидание. Да его и не было — первого свидания. Как не было цветов, долгого ухаживания, вечеров в уютном кафе за столиком с крохотным огоньком свечи в затейливом подсвечнике. Не было знакомства с родителями, косноязычного предложения руки и сердца, томительного ожидания свадьбы…

Все произошло проще и прозаичнее. Битва под стенами Хогвартса, траур по погибшим, переезд в Нору, в семью Уизли. Потом Гарри снова пошел учиться, уже в школу авроров, а Джинни закончила седьмой курс. Они обручились — тихо, по-семейному, без громких торжеств и объявлений в газетах. И свадьба была тихой, не публичной, совсем не такой, как свадьба Билла и Флер. Для Гарри мало что изменилось после того, как на его пальце появилось обручальное кольцо — разве что ночи он теперь проводил в постели с Джинни. И то, если она была дома, а не на сборах в своей команде. Затем родился Джеймс, и они втроем вернулись в дом Гарри на площади Гриммо. Потом на свет появился Альбус, через несколько лет — Лили. Все было так, как когда-то мечталось — и все же все было иначе. Отсутствовало что-то очень важное, что-то неуловимое, но необходимое для того, чтобы Гарри и сейчас, спустя годы, мог видеть в Джинни ту восторженную рыжую девочку с платформы девять и три четверти.

“Я ее не люблю, — с вялым изумлением подумал Гарри. — И никогда не любил, наверное. Просто она оказалась чем-то похожа на маму с той колдографии, вот и все. И я решил, что Джинни Уизли и есть моя судьба. А потом просто привык к ней. И стал считать привычку любовью. А ведь ничего не было. Не было ничего.”

Неожиданно он вспомнил Скорпиуса. Как теплело в животе от веселой улыбки. Как замирало и обрывалось куда-то вниз сердце, когда Скорпи передавал ему кружку пива, и их пальцы случайно касались друг друга — самыми кончиками. Как куда-то пропадали все слова, и в ответ на трескотню парня Гарри мог только кивать и натужно улыбаться.

Замычав от отчаяния, Поттер уткнулся лицом в ладони, остро ощущая всю безнадежность ситуации. Он ничего не мог предложить Скорпи, ничего, кроме тайной беззаконной и унизительной связи взрослого, обремененного семьей и работой мужчины с малоопытным юношей. В сущности, Гарри понятия не имел, как Скорпиус вообще отнесся бы к подобному предложению. За несколько месяцев почти ежедневного, пусть и короткого, общения Малфой ни разу не дал Поттеру повода думать, что подобная связь могла бы его чем-то заинтересовать. Собственно говоря, он вообще не давал никаких поводов, относясь к окружавшим его в пабе мужчинам одинаково ровно, никого не выделяя даже из завсегдатаев. В том числе и Гарри.

Соблазнять и обольщать Поттер не умел. Ему в жизни не приходилось никого завоевывать или увлекать — с Джинни все было ясно с самого начала, а хастлеров интересовали только деньги. Да и общественный статус Гарри делал, скорее, его самого объектом для обольщения, чем наоборот. Любовные записки от таинственных поклонниц, назначенные свидания, на которые он никогда не ходил, букеты, которые с натугой тащили почтовые совы — все это в жизни Гарри было и не один раз. Он посмеивался над культом своей личности, никогда не скрывал от Джинни этой стороны собственной популярности и ни разу не воспользовался тем, что само падало в руки.

Что делать теперь, когда отсутствовавший опыт обольщения вдруг оказался необходим, Гарри понятия не имел. К угрозам Драко он всерьез не отнесся, Скопиус казался вполне самостоятельным, чтобы принимать собственные решения. Но подходить к младшему Малфою в обеденный перерыв и предлагать любовные отношения было дико. Дарить цветы и конфеты — смешно. Приглашать куда-нибудь выпить и поговорить — глупо.

Видимо, начинать следовало с детального знакомства с подробностями жизни Скорпиуса — Отдел тайн никогда не отправлял в архив личных дел семьи Малфоев, и Гарри рассчитывал, что там, в пыльных зачарованных папках, найдется хоть что-нибудь, чем он сможет воспользоваться. Конечно, это было грубым нарушением всех правил, вмешательством в частную жизнь и попахивало определенными неприятностями лично для Главы аврората. Но Гарри так много лет жил по правилам — фактически, с того момента, как был повержен Волдеморт — что ему вдруг отчаянно захотелось послать все к Мерлину в штаны и вспомнить, какой она бывает, жизнь вопреки и наперекор.

— Кризис среднего возраста? — пробормотал он и поднялся с сырой скамейки, основательно отморозившей зад. — Допустим. Но если можно Малфою, то почему нельзя мне?

Ночь Гарри провел в своем кабинете в Министерстве, листая личные дела Люциуса, Драко, Астории, Нарциссы и Скорпиуса. В свое время он резко возражал против того, чтобы семьи Пожирателей Смерти оставались под негласным надзором на протяжении четырех поколений. Отдел тайн доводов Главы аврората не принял, Министр Шеклболт тоже посчитал, что лучше перестраховаться — и в спецхране появился стеллаж с ровными рядами черно-зеленых зачарованных папок. Их не так уж часто снимали с полок — большая часть магов, причастных ко Второй магической войне, бесславно закончила свой жизненный путь в азкабанских камерах или в собственных поместьях, не оставив наследников. Остальные сидели тихо, по возможности не привлекая внимания аврората к своим семьям и к своим делам.

Малфои не были исключением из общего правила. Ничего из ряда вон выходящего — ни темномагических тайных ритуалов, ни участия в нелегальном обороте артефактов и запрещенных зелий, ни магических дуэлей. Старшие вели добропорядочную жизнь обычных рантье, Астория покидала имение только ради приемов и дамских кружков. Драко много и активно занимался бизнесом. Вчитываясь в его дело, Гарри оценил скромность Малфоя, назвавшего себя коммивояжером, торгующим вином. На самом деле Драко владел сетью винных магазинов по всему континенту: с фирменным брендом, фирменным же дизайном, ежемесячными каталогами и ежегодным оборотом в четыре с половиной миллиона галлеонов. “Мы доставим ваш заказ в любую точку Европы за полчаса” — этот девиз Гарри встречался нередко, как и курьеры в темно-синих с золотом мантиях и надписью “Золотой грифон” на кепи. Поттер только не знал, что и девиз, и курьеры, и фирма принадлежат Драко. Ему и в голову не могло придти, что тот настолько богат. Однако, скрупулезно подсчитав доходы Малфоя, Отдел тайн умудрился проморгать его переезд на Сицилию. Из чего Гарри сделал вывод, что негласный надзор превратился в пустую формальность.

Дело Скорпиуса, в отличие от дела его отца, было совсем тощим. Хогвартс Скорпи закончил с очень скромными оценками. Во всяком случае, Гарри испытал законную гордость и за Джеймса, и — тем более — за Альбуса. Да и Лили была далеко не последней ученицей. На второй странице досье упоминалось, что Скорпиус Малфой работает барменом в пабе “Влюбленная баньши”. Агент, составлявший донесение, делал робкое предположение, что паб используется для тайных встреч реваншистов, но поперек этого нелепого вывода краснела размашистая резолюция нынешнего начальника Отдела тайн О’Донована: “Не измышляйте лишних сущностей”.

Больше в деле Скорпиуса не было ничего. Гарри повертел в руках папку и со вздохом отложил ее в сторону. Ночь была потрачена зря, никакой полезной информации из личных дел Малфоев извлечь не удалось. Все, за что Поттер мог уцепиться — это разрыв Драко с семьей, но Гарри был уверен, что эта тема слишком болезненна, чтобы свободно говорить о ней со Скорпи. Да и с какой стати мальчику беседовать об этом с малознакомым, в сущности, человеком, будь тот хоть трижды Главный аврор или даже сам Министр. Разве что…

Гарри потер уставшие глаза, поправил сползшие на кончик носа очки. Разве что намекнуть Скорпиусу, что Драко рассказал ему об этом сам. Или воспользоваться полученной от Альбуса информацией и поговорить со Скорпи о Хогвартсе. Хотя и школа, скорее всего, была для него малоприятной темой, учитывая отношения Малфоя с сокурсниками.

В конце концов, Гарри решил положиться на случай и интуицию. Сама по себе встреча с Драко была темой для беседы с его сыном. А там — кривая куда-нибудь да вывезет.

Скорпиус пребывал в отличном настроении. Даже от дверей паба был слышен грохот музыки в наушниках, бокалы сияли особенно ярко, а сам Скорпи приплясывал за стойкой и во весь голос подпевал очередному хиту. Судя по всему, сегодня жизнь была особенно прекрасна.

Нельзя сказать, что Гарри разделял состояние Скорпиуса. Его невыносимо тянуло в сон, с утра сова принесла ему письмо от Джинни, полное упреков и обвинений в эгоизме, с которыми трудно было не согласиться. Пожалуй, если бы жена провела ночь неизвестно где, Поттер бы тоже нервничал и сердился. К счастью, в отличие от матери, вопиллерами Джинни не злоупотребляла. Она вообще не любила выносить на люди семейные дела и проблемы, и даже Молли была не в курсе того, что время от времени чета Поттеров ссорится и выясняет отношения. Это случалось нечасто, но все же случалось. Сдержанность и тактичность жены Гарри ценил. Тем более, что обид она не вспоминала, бойкотов мужу не устраивала и никогда не уходила ночевать в отдельную спальню.

Но сегодня обиженное письмо Джинни вызвало в нем глухое раздражение. С упреками можно было подождать и до вечера. А можно было и не усугублять ссору, спустив все на тормозах. В конце концов, они женаты много лет, и глупо вот так, внезапно, ломать устоявшуюся жизнь, добиваясь каких-то радикальных перемен. Хотя детям, конечно, давно пора вправить мозги, особенно Джеймсу, который и учиться не учится, и работать не собирается, а проводит время в мечтах о квиддиче. Добро бы на тренировки ходил, так ведь у колдовизора мечтает.

— О, мистер Поттер! — Скорпиус щелкнул пальцами, и в помещении неожиданно разлился аромат свежесваренного кофе.

— У вас же не бывает кофе, — удивился Гарри. — Что вдруг со вчера изменилось?

— Это мой, — легко ответил Малфой. — Джезва моя, кофе мой, только вода принадлежит мисс Юноне. Я ломаю стереотипы, поэтому — хоть мне и ужасно жаль свой кофе — я вас угощаю. Мне кажется, вам он сейчас нужнее. А так-то я жадный.

Он подхватил со стойки чашку, понес ее к Гарри, но за несколько шагов остановился. Левитационные чары мягко опустили белоснежное блюдце на столик, чашка с легким стуком встала точно в центр выемки.

— Ты чего? — удивился Гарри.

— Папа вчера сказал, что вы опасный парень, — серьезно сказал Скорпиус. — И что я должен держаться от вас на безопасном расстоянии. Я считаю, что пять шагов — вполне безопасное расстояние.

Гарри растерялся. Он и раньше никогда не мог определить, когда Малфой говорит всерьез, а когда, как выражается Джеймс, прикалывается. Сейчас он мог гарантированно сказать только одно — Драко говорил о нем с сыном. А вот как отнесся к разговору сам Скорпиус, было абсолютно неясно.

— И в чем же это проявляется? — осторожно поинтересовался Гарри. — Я имею в виду то, что я опасный парень?

— Папа не уточнил, — легкомысленно сообщил Скорпи. — Но у него было такое лицо, что я сразу понял — дело нечисто. А потом вспомнил, что это именно вы прикончили Волдеморта, и подумал, что папа прав. Вы очень, очень опасны. Должность Главного аврора так просто не дают.

— Прекрати паясничать, — попросил Гарри. — Что обо мне говорил твой отец?

Скорпиус отодвинул стул и сел, облокотившись на стол. Его похожесть на Драко и пугала, и завораживала.

— Он сказал, что вам все всегда сходило с рук. И что там, где Поттеры пройдут, не споткнувшись, Малфои завязнут по уши. Что я слишком неопытен и не знаю жизни. А вы достаточно упрямы, чтобы получить желаемое рано или поздно. И что лучше мне держаться подальше от Главного аврора Поттера, если я не хочу нажить проблем на задницу.

Гарри почувствовал, как кровь приливает к щекам. Ему даже показалось, что от стыда и возмущения у него запотевают очки. Сняв их, он вытащил из кармана платок и тщательно протер стекла. Скорпиус молчал, пристально и без улыбки глядя на него. Может быть, он ждал реакции на свои слова. Например, подходящей к случаю шутки. Или уверения в том, что мистер Поттер приходит в паб только за сливочным пивом…

— Я так понимаю, — медленно сказал Гарри, — Драко намекнул, что мой интерес к тебе имеет сексуальную подоплеку.

— Намекнул? — Скорпиус хмыкнул. — Да он, вообще-то, открытым текстом это сказал. А вы услышали его пламенную речь в моем сокращенном и отцензурированном варианте. Папа был грубее и откровеннее.

— Вот паршивец, — буркнул Гарри.

— Я или папа? — похоже, Скорпиус наслаждался и ситуацией, и смущением Главного аврора Поттера. — Мистер Поттер, я не потерплю оскорбления моего родителя. Конечно, на магическую дуэль не вызову, но пиво вне очереди наливать перестану. Будете, как все, ждать, пока у стойки место освободится.

— Постой, перестань трещать, — Гарри вгляделся в лицо Малфоя. — Ты не шарахнулся от меня, не стал кричать, что я негодяй и извращенец, посягающий на честь наследника рода…

— Так вы мне ничего не сказали, — Скорпиус пододвинул к себе чашку с остывшим кофе, отхлебнул и поморщился. — Не с чего шарахаться пока что. И кричать нет причин — вы же еще не посягнули. На честь. Наследника-то. Как только начнете посягать…

Гарри стремительно встал, отодвинул ногой хлипкий столик, нагнулся и, схватив Скорпиуса за кисть, рывком заставил подняться. Притянул к себе, заглянул в глаза — серые, с еле заметной голубизной.

— Дразнишь меня, мальчишка? Провоцируешь? Тебе нужно, чтобы я сказал?

Они были почти одного роста. Целуя тонкие бледные губы, от которых резко пахло кофе, Гарри подумал, что еще год-два — и Скорпиус будет таким же высоким, как Драко. И наверняка выше самого Поттера.

Поцелуй вышел коротким и грубым. Выпуская костлявое запястье Скорпи, Гарри гадал, чем обернется его эскапада: ехидной насмешкой Малфоя, возмущенным криком, равнодушной констатацией, что папа был прав?

Угадать не удалось. Скорпиус отстранился, задумчиво вытер рот тыльной стороной ладони, с некоторым изумлением посмотрел на розоватую полоску на коже. На треснувшей нижней губе вспухла еще одна капелька крови. Затем развернулся и пошел к стойке, сунув руки в карманы.

— Скорпиус, — растерянно позвал Гарри.

— Что? — Малфой остановился, слегка повернул голову. — Мне не понравилось, мистер Поттер. У меня не очень большой опыт в поцелуях, но девушки как-то нежнее. Во всяком случае, они не кусаются.

— То есть ты провел эксперимент.

— Ну да, — Скорпиус нырнул под доску, перегораживающую проход на его рабочее место. — Нельзя делать выводы, не имея опыта.

— А теперь он у тебя есть? — тяжело спросил Гарри, ощущая непреодолимое желание подскочить к мальчишке, взять его за шиворот и как следует встряхнуть. — Считаешь, что этого достаточно?

— Вполне, — спокойно ответил Малфой. — Достаточно, чтобы понять — такое меня не возбуждает.

Гарри очень хотелось ответить: ”Нет, этого недостаточно. Ты понятия не имеешь, каким я могу быть нежным, ласковым, бережным. Этот поцелуй — он от злости и отчаяния. От желания дать понять, как сильно я тебя хочу.”

Но Поттер прекрасно понимал — сейчас его слова станут зернами, упавшими на камень. Нельзя сказать, что он так уж сильно разбирался в психологии нового поколения магов. И вообще в психологии. Его работа требовала иных качеств — и в первую очередь, способности принимать верные решения в критических ситуациях. Даже если ситуации были критическими только для самого Гарри.

— Что ж, извини, если так, — он пожал плечами. — Не хотел тебя пугать. Мне просто показалось, что ты ждешь от меня не только слов.

Скорпиус неопределенно мотнул головой. Губа все еще кровила, и он, поморщившись, прижал ранку пальцем.

— Если ты не возражаешь, — Гарри взглянул на часы; перерыв заканчивался, — я зайду завтра. Не затруднит сварить на меня кофе?

— То есть вечером вас не будет? — вопрос настиг Поттера уже в дверях.

— Нет, — ответил Гарри, не оборачиваясь. — У меня есть немного более важные дела, чем кружка пива после работы.

Выходя из паба, он не чувствовал никакого удовлетворения от сказанной колкости.

Остаток дня Гарри потратил на наведение порядка в подведомственном отделе. И, без сомнения, добился успеха: авроры, в виду отсутствия темных магов и темной магии тратившие время на кроссворды и игру в плюй-камни, разлетелись кто куда, главное — подальше от свирепого начальства. Последней, в слезах и поплывшей косметике, сбежала молоденькая ведьма-секретарша, недавняя выпускница Хогвартса — тихая, скромная и исполнительная девочка, последние полгода смотревшая на Гарри влюбленным взглядом.

К сожалению, злой агрессивной энергии в Гарри и после этого осталось еще на три отдела и пять секретарей. Истратить ее можно было одним единственным способом, и Поттер поднялся в тренировочный зал, где авроры отрабатывали заклинания и боевые искусства. Опомнился он только в восемь вечера, когда ушли даже инструкторы. Посидев на матах, отдышался и поплелся в душевую, где долго стоял перед зеркалом, разглядывая себя.

Положа руку на сердце, гордиться было особенно нечем. Сидячая работа с бумагами сказалась на когда-то подтянутой и достаточно крепкой фигуре не лучшим образом. Ухватив себя за складку на животе, Гарри пробормотал, глядя в отпотевающее стекло:

— Когда-то тут был пресс, я это точно помню. Если господин Главный аврор и дальше будет продолжать есть на ночь сдобные булочки, просиживать целыми днями в кресле и забывать о том, что тренажеры существуют не только для выпускников школы авроров, то скоро хастлеры будут брать с него двойную плату.

— Не преувеличивайте, сэр, — ухмыльнулось отражение. — Вы еще очень даже ничего. Во всяком случае, по сравнению с господином Министром.

Гарри фыркнул. Раздобревший Кингсли вынужден был заказать для себя специальное кресло, способное выдержать вес гиганта-африканца. Шеклболт тоже жаловался на сидячую работу, слишком заботливую супругу и отсутствие времени.

Настроение неожиданно улучшилось.

“ Понятно, что я не мальчик, — думал Гарри, растирая жестким полотенцем покрасневшие от холодного душа плечи. — И сложение у меня не такое, как у Малфоев. Я же помню, сколько Драко в Хогвартсе лопал сладкого — и все как не в себя. Если перестать жрать на ночь сдобу и с месяц походить после работы в зал на тренировки, я снова приду в норму. Разумеется, такой фигуры, какая была у меня в двадцать лет, уже не будет. Смешно на это надеяться. Но мне это и не нужно. Не в железном прессе счастье.”

В доме Гарри было неожиданно тихо и как-то, пожалуй, зябко. Против обыкновения, Джеймс не торчал в гостиной, экран колдовизора темнел на стене черной дырой. В комнате Альбуса тоже не было света. Из комнаты Лили не доносилось ни звука. И самое главное — из кухни ничем не пахло. Ни мясом, которое Джинни готовила каким-то особым способом, ни сладкой выпечкой, ни даже горячим шоколадом.

Недоумевая, Гарри прошелся по коридору, заглядывая в детские комнаты, в спальню, в столовую… Даже в ванную стукнул для верности. Дом был пуст.

Если бы отсутствовала только Джинни, пожалуй, Гарри бы занервничал. Но детей не было тоже, и Поттер, устроившись перед камином, кинул в пламя щепоть летучего пороха.

— Да, дорогой, — веселый голос Молли Уизли был прекрасно слышен сквозь треск пламени и непонятный многоголосый шум. — Потерял свое семейство? Они у нас. И тебя мы тоже ждем с нетерпением.

— Да, миссис Уизли, — пробормотал Гарри, судорожно вспоминая, с какой стати вся семья сегодня в гостях в Норе. — Я только что с работы. Сейчас переоденусь и сразу к вам.

Магический календарь на стене услужливо высветил число, месяц, год — и памятную дату.

“25 октября, 2024 года. 55-летие свадьбы Молли и Артура Уизли”.

Застонав, Гарри хлопнул себя по лбу. Джинни всю неделю носилась по магазинам, выбирая подарок для родителей. А он, любимый зять, умудрился напрочь забыть о приглашении на юбилей.

В Норе бушевал праздник. Небо надо красивым аккуратным домом, давно уже не напоминавшим кое-как слепленную из чего попало башенку, сияло от магических фейерверков. Облетевшие деревья были увиты разноцветными гирляндами фонариков. За столиками в саду, заботливо прикрытым от дождя и холода временным куполом, сидели десятки гостей: смеялись, поднимали кубки, кричали тосты и поздравления.

Гарри сразу же угодил в объятия Артура, затем к нему подошла Молли — хоть и сильно постаревшая за последние годы, но по-прежнему полная энергии и жизнерадостности.

— Я совершенно случайно услышала твой вызов, — сказала она, поднимаясь на цыпочки и целуя Гарри в щеку. — Забежала в кабинет к Артуру за его лекарством, а тут ты.

— Простите, — искренне сказал Гарри. — Я и правда совсем забыл. Почему-то был уверен, что вы завтра, в субботу будете отмечать.

— Да мы и собирались, — Артур покивал. — Но Кингсли сделал нам изумительный подарок — заранее, чтобы мы успели подготовиться.

— Да-да, — Молли расплылась в широкой улыбке. — Представь, Гарри, две недели на Сицилии. Мы уезжаем завтра утром. Отель на берегу, солнце, море…

— Малфой, — буркнул Гарри и тут же прикусил себе язык.

— Какой Малфой? — удивился Артур. — Он в Сиракузе живет, а мы едем в Таормин.

— Хватит о ерунде, — вмешалась Молли. — Гарри, давай-ка за стол. Я надеюсь, там осталось достаточно, чтобы накормить голодного аврора после тяжелого трудового дня.

Сидя рядом с Джинни и совершенно позабыв о собственном желании блюсти фигуру, Поттер силился понять, откуда Уизли знают о Драко. Семейство Малфоев не общалось ни с кем, в газетах о разрыве Драко с женой не сообщали, даже Отдел тайн упустил этот интересный факт. Тем не менее, Артур знал не только о том, что Малфой ушел из семьи, но даже место его нынешнего жительства. Это было странно, и хотя Гарри не интересовали подробности жизни Драко, внутри шевелился червячок любопытства.

Улучив минуту, он подошел к тестю, увлеченно рассказывающему какому-то старомодно одетому пожилому магу о строительстве международного космического комплекса на Луне. Гость дремал под восторженную речь, так что Гарри без труда удалось завладеть вниманием Артура.

Собственно говоря, Поттер рассчитывал узнать не столько о Драко, сколько о Скорпиусе. Если мистеру Уизли известны подробности жизни Драко, может быть, он что-то знает и о его сыне.

— Откуда? — переспросил Артур, уже немало выпивший и поэтому не очень понимающий, что именно от него хочет Гарри. — Андромеда рассказала Молли, когда мы были у нее в гостях. Она в последнее время часто встречается с Нарциссой… Знаешь, все же родная кровь. Ее даже в Малфой-мэнор недавно приглашали, на день рождения Нарциссы. Вот та ей и жаловалась, мол, Драко как с ума сошел, бросил жену, сына, уехал в Италию к любовнице-маггле. Люциус сгоряча чуть его с родословного древа не выжег, еле успокоили.

— Надо же, — фальшиво удивился Гарри. — Малфой — и живет с магглой. Любовь зла.

— Значит, хоть что-то человеческое в нем еще осталось, — Артур покивал. — Впрочем, говорят, он сильно изменился за прошедшее время. Сын у него, вроде бы, неплохой мальчик — Роза рассказывала.

— А что она рассказывала? — Гарри подлил тестю вина. — Альбус мне как-то говорил, что они не очень ладили в Хогвартсе. У меня создалось впечатление, что Скорпиус — порядочный оболтус.

— Кто оболтус? — подошедшая Гермиона приобняла Гарри за плечи. — Вы о ком?

— О Скорпиусе Малфое, — с готовностью объяснил Артур. — Кстати, я слышал, он в каком-то баре работает. А Гарри вот говорит, что Альбус с ним не ладил.

— Конечно, не ладил, — Гермиона села рядом, как всегда, готовая все объяснить. — Гарри, Джинни совершенно права — ты весь в работе и абсолютно забываешь про семью.

— Так почему не ладил-то? — нетерпеливо переспросил Поттер. — Из Альбуса слова не вытянешь без веритасерума.

— Формальный и неформальный лидеры, — спокойно ответила Гермиона. — Если бы ты почаще бывал в Хогвартсе, а не только раз в году на второе мая, то ты бы знал, что в последние три года на факультете Салазара Слизерина произошел серьезный раскол. Вплоть до ночных рукопашных драк и магических дуэлей. Конечно, руководство школы старалось не афишировать эти безобразия, разбирались, так сказать, без привлечения посторонних. И слава Мерлину, потому что Малфоям могли грозить серьезные неприятности.

— Ну-ка, пошли, расскажешь подробнее, — Гарри оглянулся на задремавшего Артура Уизли, встал и потянул за собой подругу. — Похоже, я и правда слишком был занят работой. Что там произошло?

Они устроились подальше от все еще шумного застолья, на одной из скамеечек, стоявших возле колючей живой ограды. Гарри на всякий случай наложил заглушающее заклятие и повернулся к Гермионе.

— Так что там случилось?

— На самом деле ничего особенного, — Гермиона тщательно расправила складки мантии. — Как рассказывала Роза, Альбус и Скорпиус с первого курса не очень-то ладили. Ты же знаешь своего сына — серьезный ответственный мальчик. А Малфой разгильдяй. Да и способностями его Мерлин обделил. То котел взорвет на зельеварении, то любопытства ради мандрагору вместо воды сладким сиропом польет, то после отбоя по Хогвартсу шастает, то Пиввза на всякие проказы подбивает. В общем, отработка за отработкой, с факультета снимают баллы, а с Малфоя все как с гуся вода. Когда Альбуса назначили старостой, он Скорпиуса предупредил, мол, заканчивай свои хулиганства. Тот, естественно, не послушался. Тогда Альбус договорился со старшими игроками слизеринской команды по квиддичу, они подкараулили Малфоя, когда тот опять сбежал после отбоя — и основательно его отделали. И он попал к мадам Помфри на целых два дня.

— Вот как, — негромко сказал Гарри. — Да, Альбус мне об этом рассказывал. Я как-то не подумал, что все было настолько серьезно.

— Все было очень серьезно, — подтвердила Гермиона. — Потому что именно тогда выяснилось, что на факультете Скорпиуса любят чуть больше, чем твоего сына. Альбусу и тем троим устроили форменный бойкот. До конца учебного года оставалось четыре месяца — и четыре месяца большая часть слизеринцев с Альбусом не разговаривала. А на шестом курсе они начали изучать новейшую историю магии. Не знаю, видел ли ты этот учебник… Там о Малфоях сказано немного, но сказано. Альбус тогда во всеуслышание заявил про Скорпиуса, что, мол, яблоко от яблоньки и теперь понятно, в кого тот такой мерзавец. А Малфой так же во всеуслышание сказал, что если такие, как Альбус, на стороне добра, то он предпочитает старое доброе зло. Сказано это было вечером в факультетской гостиной. А уже утром Скорпиуса вызвали к МакГонагалл. Когда Малфой вернулся, он начал утверждать, что…

Гермиона запнулась.

— Что донес Альбус, — мрачно продолжил Гарри, и Гермиона кивнула.

— Да, он сказал именно так, хотя никто не знает, кто донес и что именно говорила Скорпиусу Минерва. Скорее всего, просто отчитала и посоветовала сначала думать, а потом уже говорить. В конце концов, слова разозленного подростка не означают, что он задумал третью магическую войну. Но вот с того дня на факультете как раз и началась локальная магическая война. За пределы Слизерина она практически не вышла, хотя большинство студентов Хогвартса было в курсе событий.

— И кому больше досталось? — спросил Гарри, снова думая о том, что очень плохо знает своего младшего сына.

— Обоим, — Гермиона вздохнула. — А на седьмом курсе они оба влюбились в одну и ту же девочку. Сам понимаешь, насколько это подогрело ситуацию. Просто счастье, что учебный год завершился раньше, чем Альбус и Скорпиус друг друга искалечили. Дело к тому шло. Роза мне по секрету рассказала, что там, вроде бы, даже Непростительные пару раз использовались. Это только слухи, конечно, но кто знает? От Малфоев всего можно ожидать.

— А от Поттеров, значит, ожидать нельзя, — хмуро сказал Гарри.

Гермиона изумленно посмотрела на него.

— Гарри! Твой сын — хороший порядочный мальчик. Мы все делаем глупости и совершаем ошибки. Особенно, когда дело касается первого и, к сожалению, невзаимного чувства. Но Альбус достаточно рассудительный и серьезный человек, чтобы просчитывать последствия своих поступков. В отличие от очень импульсивного Малфоя. Если там и были Круциатусы, то только со стороны Скорпиуса.

Остаток праздничного вечера Гарри провел в одиночестве и задумчивости. Он сам не знал, что его расстроило сильнее: поведение Альбуса во всей этой истории или то, что у Скорпиуса была возлюбленная. Впрочем, как утверждала Гермиона, его чувство тоже оказалось невзаимным — хаффлпаффка Глория Джордан большую часть свободного времени проводила с гриффиндорцем Марвином Криви и не обращала на Скорпиуса никакого внимания.

Теперь стала более-менее понятна реакция Драко — испуг, перемешанный со злостью. Сначала война сына с младшим Поттером, и вполне вероятно, с использованием Непростительных заклятий, если школьные сплетни хотя бы наполовину верны. Затем слишком пристальное внимание к Скорпиусу самого Гарри — совершенно ненужное Малфоям внимание. Одна строчка в досье, хотя бы косвенно намекающая на использование Круциатуса, и мальчишке не избежать расследования, а, возможно, и заключения в Азкабан.

Стоп, — сказал себе Гарри, лежа в темной тихой спальне рядом с уснувшей Джинни. — А почему я решил, что Непростительные использовал Скорпиус? Только потому, что Альбус мой сын, что я его не учил применению запрещенной магии, а в Хогвартсе ее не преподают? И — самое главное — с чего я взял, что невыразимцы пропустили бы это мимо глаз? Непростительное заклятие это не гражданский развод. Ну, бросил Драко жену — какое Отделу тайн до этого дело? Тем более, негласный надзор за пределами страны запрещен. Но Непростительные в Хогвартсе…

Гарри осторожно встал с кровати, нащупал босой ногой шлепанцы.

В кухне мерно тикали ходики, таинственно поскрипывали половицы. Гарри налил себе стакан апельсинового сока, присел на подоконник, глядя на мокрую от дождя и тумана улицу.

Недоказуемо. Слишком много времени прошло, никакое заклятие не снимет с палочки следы магии. Если, конечно, невыразимцы не примчались в Хогвартс сразу же, как зафиксировали там Непростительное. А это не так просто сделать — слишком мощная фоновая магия самой школы. Нет, Альбусу ничего не грозит.

Поттеру вдруг стало стыдно. Он ничего еще не знал, вполне вероятно, что и знать-то там нечего — но уже изобретал способы прикрыть сына. Разумеется, это было естественно — пытаться оградить свое дитя от неприятностей. Любой отец на месте Гарри поступил бы так же. Если бы не…

Если бы Гарри не был Главным аврором. Если бы он не был влюблен в Скорпиуса Малфоя. Если бы Непростительные заклятия не считались тяжким преступлением, независимо от того, кто и почему их использовал.

— Нет, — сок неожиданно показался горьким, и Гарри выплеснул остатки в раковину. — Директор МакГонагалл мне бы сообщила. Ей хоть и больше ста лет, но в трезвости ума не откажешь. Скрывать такое в Хогвартсе — надо быть сумасшедшей. Профессор Дамблдор, может быть, и пошел бы на это, но только не МакГонагалл. Завтра надо обязательно поговорить с Альбусом. Обязательно.

Но поговорить с сыном не получилось. Услышав за завтраком от Гарри: “Скорпиус”, — Альбус немедленно помрачнел и спрятался за очередным учебником.

— Что ты пристал к ребенку? — Джинни собрала со стола посуду и отправила стопку грязных тарелок в раковину одним ловким движением палочки. — Ну даже если дрался Альбус с Малфоем, что из этого? Можно подумать, что ты сам в Хогвартсе не выяснял отношений с Драко. Можно подумать, что у вас была горячая дружба.

Гарри отхлебнул сладкого до приторности чая и задумался. Упорное нежелание сына говорить о Хогвартсе наводило на подозрения. Поттер уже готов был поверить в то, что нет дыма без огня, и противостояние “формального и неформального” лидеров действительно в итоге вылилось в дуэль с применением Непростительных. Но в этот момент Альбус отложил учебник и буркнул:

— Да не дрались мы с ним. Что я, не понимаю — кто я и кто он?

— И кто же ты? — Гарри с интересом посмотрел на сына.

Тот откинулся на спинку стула, поправил очки — модные, в тонкой оправе с еле заметным серебристо-металлическим тоном на стеклах — взглянул на отца чуть ли не снисходительно.

— Во-первых, я был старостой курса, во-вторых — я твой сын. Нежели ты думаешь, что я стал бы пятнать честь своей семьи глупой дракой с этим недоумком?

На какую-то долю секунды Гарри испытал острое чувство нереальности происходящего. Так, таким голосом, таким тоном говорил в свое время Драко — надменно цедя слова сквозь тонкие губы, сморщив нос в презрительной гримасе.

— Сам ты недоумок, — бросил Джеймс, вставая из-за стола. — Думаешь, выучил все учебники, значит самый умный?

— Мальчики, не ссорьтесь, — Джинни убрала со лба выбившуюся из прически прядь. — Гарри, я не понимаю, какое теперь имеет значение, дрались Альбус с Малфоем или нет? Раньше надо было это выяснять.

— Имеет, — Гарри серьезно посмотрел на жену. — Вчера мне сказали, что кое-кто в Хогвартсе пытался использовать Непростительные заклятия.

Джинни ахнула и стремительно развернулась к Альбусу.

— Аль, Малфой на тебя пытался напасть? Почему ты не сообщил об этом профессору МакГонагалл?

— Да почему ты считаешь, что Малфой на него напал? — Гарри раздраженно бросил ложечку на стол. — Альбус, кто пытался использовать Круциатусы?

— Никто не пытался, — сын сердито посмотрел на него. — Не было никаких Непростительных. Девчонки выдумали из Хаффлпаффа. Сочинили дурацкую историю про любовь, что мы с Малфоем из-за Лоры дуэлились. Не было ничего, глупости это все. Я ее на шестом курсе на Рождественском балу один раз на вальс пригласил. А кто-то потом вроде видел, что Малфой с ней у теплиц целовался. Вот и придумали сказочку. А ничего не было. Если не веришь — я тебе могу клятву дать.

— Гарри, — с упреком сказала Джинни. — Как ты можешь подозревать Альбуса?

— Я должен был подозревать Малфоя? — вопросом на вопрос и очень спокойно ответил Поттер. — Почему, позволь спросить?

— Да сплетни это все, — раздраженно вмешался Джеймс. — Ал, ты вообще молчи. Пап, там не было никаких дуэлей и никаких драк. Эта Лора — редкая дура, хотя и красивая. Она считала, что все вокруг в нее влюблены. Ну, то есть, таких болванов хватало, конечно, но только не Скорпиус. Она сама за ним бегала. И Альбусу глазки строила тоже. А когда поняла, что ничего не вырисовывается, придумала эту историю — про дуэль с Непростительными. Рассказала своим подружкам — как бы по секрету. Ну и понеслось. А тут еще Криви подвернулся очень вовремя.

— Ладно, — с облегчением сказал Гарри, поднимаясь из-за стола. — Я понял. И рад, что Альбус не интересуется Непростительными заклятиями для сведения глупых счетов.

— Угу, — сказал Альбус и снова взял в руки учебник. — Много чести — Непростительные для Малфоя. С него и Ватноножного заклятия вполне достаточно.

— А с тебя — Таранталлегры, — негромко сказал брату Джеймс, но Гарри, выходящий из кухни, этого уже не слышал.

Предлог для похода в Лондон нашелся довольно легко: Гарри давно обещал Лили новую метлу вместо “ Суперторнадо”. Джинни собиралась отдохнуть после вчерашнего праздника — поваляться на диване с книжкой, посмотреть колдовизор, так что Поттер отправился в Косую аллею один.

Разумеется, он не собирался немедленно мчаться в паб. Зашел в магазин “Все для квиддича”, полистал каталоги, сравнил цены и характеристики британской метлы “Торнадо-Люкс” и немецкой “Харрикен”, выслушал восторги продавца по поводу японской “Мицуко-4”. Поколебавшись, заказал все же британскую модель с возможностью замены с небольшой доплатой на японскую в течение месяца.

Затем зашел в лавку и купил бутылку белого вина с крохотной золотой короной на этикетке, десятком рельефных медалей на стекле, свидетельствующих о качестве и эксклюзивности напитка, и мерцающей надписью “Медовое” на фирменной упаковке. С усмешкой подумал, что сделал богаче Малфоя на сто шестнадцать галлеонов за вычетом акциза.

И только после этого медленно пошел к “Влюбленной баньши”: здороваясь со знакомыми магами, раскланиваясь с полузнакомыми и сладостно оттягивая момент встречи.

Паб только что открылся. Несмотря на субботу, он был пуст — завсегдатаи подтягивались сюда обычно позже, разобравшись с делами и рассчитывая провести веселый вечер в одиночку или с компанией. Скорпиус сидел на стойке и болтал ногами. Увидев Гарри, он молча кивнул, спрыгнул и принялся колдовать над тускло поблескивающей джезвой. Поттер сел за знакомый столик, поставил пакет с коробкой на стул, расстегнул застежку мантии. По дороге сюда он решил вести себя так, словно накануне не произошло ничего необычного. Во всяком случае, если Скорпиус сам не решит напомнить ему об этом.

— Как дела?

Малфой, не оборачиваясь, мотнул головой, подхватил чашку, от которой исходил восхитительный аромат, и поставил ее на стойку.

— Я так понимаю, все нормально, — озадаченно сказал Гарри. Обычно Скорпиус болтал без умолку.

Малфой кивнул и отправил чашку на столик Поттера.

— Ты решил со мной не разговаривать? — упорное молчание мальчишки давало пищу для неприятных мыслей. — Обиделся за вчерашнее?

Скорпиус тяжело вздохнул, снова помотал головой и виновато развел руками. Затем приоткрыл губы и ткнул пальцем куда-то себе в рот.

— Бой-о.

— Что? — Гарри встал, подошел ближе. — Ничего не понял. Тебя прокляли, что ли, за твои шуточки?

Скорпиус опять вздохнул и высунул язык. Больше всего тот напоминал сырую отбивную: красный, мокрый и очень толстый. В воспаленной плоти на самом кончике тускло поблескивала металлическая бусинка.

— Пысинг, — сказал Скорпиус, стараясь не шевелить языком. — Бойо говоить.

— Сумасшедший! — Гарри торопливо вытащил из-за пояса палочку. — Стой, не шевелись.

Скорпиус послушно замер, широко открыв рот и зачем-то вытаращив глаза. Когда язык принял нормальный вид, Малфой сглотнул и шумно высморкался в салфетку.

— Ну и зачем тебе это надо? — Гарри убрал палочку и с досадой посмотрел в слезящиеся глаза Скорпиуса. — Нет, чтобы что-то полезное от магглов перенять — копируете всякую дурь. Пирсинг, татуировки…

— Так у меня уже одна есть, — беззаботно сообщил Малфой и вытер слезы. — Прикольно же. Красиво. А на языке еще и полезно.

— Не понимаю, что в этом красивого и — тем более — что полезного? — сердито сказал Поттер. — Болит, за все цепляется. Зачем тебе эта железка во рту?

Скорпиус вдруг покраснел. Смущенно шмыгнул носом и отвел взгляд в сторону. Затем неопределенно щелкнул пальцами.

— Видите ли, мистер Поттер. По слухам — сам я не в курсе, честное слово — с этой штукой приятнее.

— Что приятнее? — недоуменно спросил Гарри, глядя на ярко-розовые щеки Малфоя и испытывая непреодолимое желание отшлепать поклонника пирсинга по заднице.

— Да ну вас, — сердито сказал Скорпиус. — Что вы прикидываетесь? Сексом заниматься приятнее, вот что.

Пожалуй, так Гарри не смеялся уже несколько лет. У него даже колени ослабли от смеха, и Поттер в конце концов уселся на стул, все еще продолжая хохотать. Скорпиус смотрел на него, сердито поджав губы и уперев руки в бока. Когда приступ веселья прошел, Гарри подозвал к себе пустой бокал и протянул Малфою.

— Налей мне воды, пожалуйста.

Скорпи молча плеснул в бокал из первой попавшейся бутылки.

— Кто же тебе сказал такую глупость? — поинтересовался Гарри, отдышавшись. — Нет, ты действительно думаешь, что вот от этих штучек немедленно превратишься в неотразимого любовника? А вторая железка где? Там, что ли?

Он показал взглядом вниз, и Скорпиус снова покраснел.

— Нет, — пробурчал он. — Там страшно. Еще проткнут что-нибудь… нужное. Вот.

Пальцы ловко пробежались по пуговицам, Скорпиус оттянул в сторону ворот полурасстегнутой рубашки. Веселое настроение у Гарри исчезло мгновенно, во рту снова пересохло, но уже не от смеха.

Правый сосок Малфоя — небольшой, немного приплюснутый, с крохотной бледно-розовой ареолой вокруг — был украшен двумя крохотными блестящими искорками сверху и снизу. Два прозрачных небольших камешка, мелкие грани которых стреляли крохотными иголочками отраженного света.

— Действительно, красиво, — пробормотал Гарри охрипшим голосом и потянулся тронуть пальцем теплый мягкий комочек плоти. — Только знаешь, Скорпи… Извини, такие украшения себе делают доступные мальчики с улицы. Тебе ведь об этом не говорили?

За спиной Гарри звякнул колокольчик входной двери, и Малфой отпрянул, отворачиваясь и торопливо застегивая рубашку.

Поттер обернулся. Двое магов в основательно потрепанных мантиях, громко переговариваясь, шли к стойке. Скорпиус уже стоял там, натянуто улыбаясь.

— Два “Солнечных полдня”, — галлеон со звоном лег на стойку. — И что-нибудь солененькое.

Похоже, сегодня Скорпиусу не хотелось показывать фокусы. А может быть, он берег силы на вечер. Во всяком случае, коктейль Малфой сбивал не магией: открутил крышку шейкера, ловко отмерил туда несколько порций из разноцветных бутылок, рядами стоящих на полке, снова прижал крышку, затряс шейкер, глядя куда-то на улицу сквозь мутное окно паба. Затем разлил золотистую жидкость, от которой поднимался легкий, еле заметный свет, в два высоких кубка.

Гарри сидел у стойки, все еще чувствуя подушечкой пальца нежное тепло соска, к которому успел притронуться. Сладко ныло в паху, хотелось поерзать на высоком стуле, усиливая приятные ощущения. Хотелось вытащить Скорпиуса из-за стойки, притиснуть к себе, засунуть ладонь под полу рубашки, снова нащупать прозрачные камешки на груди. Хотелось…

Он меня соблазняет, — подумал Гарри, глядя как Малфой сыплет из железной банки соленый арахис в стеклянную вазочку и пододвигает ее к посетителям, устроившимся неподалеку. — Или настолько невинен и не подозревает, что происходит? Не верю. Не может такого быть, особенно если Драко действительно дал сыну понять, чего я хочу. Решил поиграть, проверить, как далеко я могу зайти? Как далеко он может позволить себе зайти? Черт, я совсем запутался.

В пабе постепенно прибавлялось посетителей. Забыв о времени, Гарри сидел над бокалом с давно уже выдохшимся пивом. Скорпиус метался от одного конца стойки к другому, шутил, смеялся, привычно жонглировал бутылками и кубками, не обращая внимания на Главного аврора. Время от времени на шум в зале из–за занавески выглядывала мисс Юнона, благосклонно кивала в ответ на громкие приветствия завсегдатаев и снова скрывалась на кухне.

Интересно, во сколько он заканчивает работать, — размышлял Поттер. — Наверняка паб открыт до последнего клиента. А в субботу последний клиент может уйти под утро. Когда же Скорпиус спит? Я ни разу не видел, чтобы за последние полгода он брал выходной. Ничего себе, режим. Или Малфой просто старается проводить в родном доме как можно меньше времени? Но тогда проще снять квартиру где-нибудь здесь, в Косом переулке. И ведь он мог бы уехать с отцом в Италию. Не захотел оставить мать? Деда с бабушкой?

После двух часов ночи количество посетителей в пабе заметно уменьшилось, а Скорпи все-таки выбился из сил. Часов в шесть вечера Гарри выходил на улицу и отправил Патронуса Джинни, что в Лондоне его задерживают дела. Ложь далась легко, особенно учитывая тот факт, что обломки следителя благополучно покоились на помойке. Так что теперь Гарри спокойно сидел на стуле и просто ждал. Он был твердо намерен пройтись со Скорпиусом по Косой аллее и выяснить кое-что. А еще он собирался доказать Малфою, что тот ошибся: нельзя делать поспешные выводы на основании одного-единственного опыта.

К четырем часам утра Гарри остался в баре последним клиентом. Скорпиус устало копошился за стойкой, время от времени кидая на Поттера вопросительные взгляды. Мисс Юнона давно уже ушла, громогласно распрощавшись и уронив пару попавшихся по дороге стульев.

— Я тебя задерживаю? — поинтересовался Гарри. — Собственно, ты можешь собираться, уйдем вместе.

Скорпиус вылез из-за стойки, подошел к окну, прилип носом к стеклу, разглядывая пустую улицу.

— Ну, если вы больше ничего не хотите, мистер Поттер…

— Не хочу, — заверил его Гарри. — Можешь забирать мою кружку.

На улице моросил мелкий холодный дождь. Скорпиус нахохлился, сунул руки в карманы, повернулся к Поттеру.

— Пройдемся? — предложил тот. — Подышим немного свежим воздухом?

— Собственно, я собираюсь аппарировать в имение, — Скорпиус шмыгнул носом. — Мне сегодня к двенадцати надо уже на работу.

— У тебя совсем нет выходных? — поинтересовался Гарри. — Я понимаю, что ты устал и спать хочешь. Разумно ли в таком состоянии аппарировать? Не боишься? Попросил бы деда портключ зачаровать, что ли. Может, проще снять комнату в Косой аллее?

— Не проще, — Скорпиус мотнул головой. — Для меня это дорого, а семейным счетом я не имею права до двадцати одного года пользоваться.

— А отец? Насколько я понял, он очень богат. Мог бы тебе помочь…

— Вы не понимаете, — Скорпиус с досадой посмотрел на Гарри. — Во-первых, большая часть денег папы вложена в бизнес. Он действительно богат, но его богатство выражается не галлеонами. Конечно, он мог бы снять мне квартиру. Однако тут появляется “во-вторых”. Так вот, во-вторых, если папа это сделает, все остальные воспримут это как попытку забрать меня из семьи. А дедушка, хотя и сидит в замке безвылазно, но достаточно влиятелен, чтобы причинить папе много мелких и крупных неприятностей и в жизни, и в делах.

— То есть ты оказался заложником в семейном перемирии, — задумчиво кивнул Гарри. — Невесело. Самостоятельность ты себе вырвал, но очень относительную.

Скорпиус пожал плечами.

— Самостоятельность ради самостоятельности — это как диета ради диеты. Вот бабушка — она не ест мяса не потому, что ей жалко несчастных курочек и телят. А потому, что это модно — быть вегетарианкой. Я работаю в “Баньши” не для того, чтобы доказать кому-то, что я способен быть самостоятельным. Потому что это и так очевидно.

— Ты отстаиваешь свое право жить так, как считаешь нужным.

— Да, — Скорпиус остановился. — Я имею право жить так, как считаю нужным. Вы имеете право жить так, как считаете нужным. И все остальные имеют право жить так, как считают нужным. Например, мой отец. Он ведь рассказал вам, что у нас случилось, я знаю.

— Рассказал, — Гарри тоже остановился, подумал, снял свой шарф и протянул его Малфою. — Замотай горло, ты уже хрипишь. Весь в отца, тот тоже вечно простужался в Хогвартсе.

— Спасибо, — Скорпиус нерешительно взял шарф. — Я не люблю, когда холодно. Мерзну. И папа тоже мерзнет. Наверное, он поэтому и влюбился в итальянку — чтобы быть поближе к теплу и солнцу.

После этих слов Гарри показалось совершенно естественным положить мальчишке руки на плечи, притянуть к себе и обхватить, укрывая полами своей теплой мантии. Скорпиус трепыхнулся, но вырываться не стал, только настороженно затих, влажно дыша куда-то в шею Поттеру.

— Трудно тебе, да? — тихо спросил Поттер. — Трудно разрываться между родителями, которых одинаково любишь, одинаково жалеешь. И дедушка с бабушкой нервничают, да? А им нельзя — у Люциуса язва, у Нарциссы сердце. Это со стороны кажется, что они стальные и вечные — ты-то знаешь, что это не так. И мама по ночам плачет… Ведь плачет, да?

— Плачет, — тихо сказал Скорпиус. — Днем улыбается, как ни в чем не бывало. А ночью плачет. И бабушка плачет. Понимаете, да, почему я не могу снять комнату в Косой аллее? Они там совсем одни останутся тогда. Отец в имении не появляется, еще и я уйду.

— Осуждаешь его? — негромко спросил Гарри. — Неужели нет?

— Нет, — Скорпиус поднял голову, и в свете фонаря его глаза влажно и прозрачно заблестели. — Я же видел, как ему было плохо с нами в последние годы. Пока не появилась Ани, ему было все равно, а потом — стало очень плохо. Не только ему, всем. Человеку нельзя рваться на части, даже если он очень сильный человек. Папа сильный человек, он многое пережил, как и все вы. Только вам после войны не пришлось собирать себя по частям. Не пришлось никому доказывать, что вся прошлая жизнь — ошибка. Не пришлось переоценивать себя и свои поступки. А им пришлось — папе, тете Панси, мистеру Грегу… всем.

— Все смогли? — Гарри смотрел на Скорпиуса, сейчас казавшегося старше своего возраста, пытаясь понять, почему его дети никогда не говорили с ним о прошедшей войне. Во всяком случае, после того, как подросли и перестали воспринимать Волдеморта персонажем страшной сказки.

— Не все, — Малфой мотнул головой, и мокрые от дождя волосы задели щеку Поттера. — Но папа смог. Выстроил свою жизнь заново, добился уважения, заставил всех забыть о том, что служил Темному Лорду.

— Не по своей воле служил, — тихо сказал Гарри. — Волдеморт его заставил. Шантажировал родителями.

— По своей, — Скорпиус криво усмехнулся. — Мы с папой много говорили об этом. Он сначала очень гордился тем, что раньше всех сверстников получил Метку. Это потом уже понял все, а сначала гордился. Рассказывал мне, что его просто распирало от желания всем похвастаться.

— Да, — Гарри вспомнил вагон Хогвартс-экспресса, лениво цедящего слова Драко, восторженные взгляды Панси Паркинсон. — Но твой папа… На самом деле он не был убийцей. И не хотел им становиться. Он мог быть жестоким, злым, даже безжалостным — как многие дети. Но нам всем пришлось очень быстро повзрослеть, и твоему папе тоже. И когда нас схватили… знаешь, он мог бы нас выдать Волдеморту, но не стал этого делать. И бабушка твоя потом меня не выдала, во время Битвы. Это многое решило.

— Я знаю, — просто ответил Скорпиус. — Но вы же тоже их спасли — и отца, и бабушку с дедушкой. Папа всегда мне говорил, что многим вам обязан — вам и другу дедушки, который погиб во время Битвы. Что он перед вами обоими в неоплатном долгу.

— Профессору Снейпу…

Гарри понимал, что безнадежно упускает время. Что сейчас, когда Скорпиус так доверчиво прижимается и говорит, дыша теплом в самые губы Поттера, надо пользоваться моментом. Нужно обнять крепче, начать целовать — так, как Гарри умеет. Чтобы у Скорпиуса ослабли колени, чтобы он перестал болтать и отдался во власть чужих рук. Чтобы ни о чем думать не мог, кроме собственных ощущений.

Тоненькая паутинка возникшей близости казалась Гарри сейчас важнее поцелуев. Она переводила его отношения с Малфоем на качественно новый уровень — от простого знакомства к дружбе. Гарри не знал, хорошо это или плохо. Он не был уверен, что сможет превратить потом эту дружбу в интимную связь. Но подсознательно чувствовал, что любое действие, хотя бы намекающее на секс, оттолкнет Скорпиуса навсегда, полностью лишив Гарри доверия.

— Да, — Малфой чуть отстранился. — Профессор Северус Снейп. Я знаю, вы так сына назвали — Альбус Северус.

— Я тоже многим ему был обязан, — пробормотал Гарри. — Мне жаль, что вы с Алом ссорились в Хогвартсе.

— Мы не ссорились, — неожиданно холодно ответил Скорпиус и окончательно отодвинулся, выпутываясь из мантии Гарри. — Мы воевали, мистер Поттер, это не одно и то же.

— А могу я узнать, почему? — сердито спросил Гарри, пряча за резким вопросом растерянность. — Альбус молчит, Джеймс не в курсе. Что ты не поделил с моим сыном? Я не верю, что все дело в фамилиях. Или в девочке, распустившей глупые сплетни.

Скорпиус стащил с шеи шарф и сунул его в руки Поттера. Отодвинулся, достал палочку, готовясь к аппарации. Он явно раздумывал — отвечать или нет, и Гарри решительно ухватил Малфоя за рукав.

— Я хочу знать, в чем была причина для войны. Мне наплели о дуэли с Непростительными заклятиями. Я уже выяснил, что Круциатусов не было. Но дуэль все же была?

— Была, — Скорпиус выдернул рукав из цепких пальцев Главного аврора. — Была дуэль, мистер Поттер. А причина в том, что ваш сын очень похож на вас. Пожалуй, даже больше похож, чем вам бы хотелось. И намного больше, чем вы думаете. Спокойной ночи.

В лицо Гарри брызнуло перламутровым светом пополам с дождевой моросью. Вытирая ладонью капли, он озабоченно подумал о том, что намек Малфоя слишком прозрачен. И более чем ожидаем. Пожалуй, что-то подобное Гарри подозревал, просто не хотел себе в этом признаваться.

— Черт меня побери совсем, — сказал Поттер газовому фонарю, тоскливо скрипевшему от порывов ветра. — Не хватало мне еще вести тайное следствие против собственного сына. В Хогвартсе я услышу только сплетни. Значит, придется отправляться в Сиракузу. Если кто-то и знает правду, то только Драко. А если и он не в курсе, то правды я, скорее всего, не узнаю никогда. Если, конечно, мальчишки сами не расскажут.

Ему было немного не по себе, и по дороге к дому Гарри даже малодушно решил ничего не выяснять и ни с кем больше о Скорпиусе не разговаривать. Какая разница, что там происходило, в Хогвартсе, между Малфоем и Альбусом. Было — и прошло. Если вообще происходило.

Но, поднимаясь по лестнице, Гарри вдруг подумал, что рискует встать на пути сына, если не выяснит точную причину его школьной войны со Скорпиусом. А уж этого Поттер не мог себе позволить.

— Пап…

Гарри обернулся.

Альбус стоял на пороге комнаты, переминаясь на холодном полу босыми ногами, сжимая и дергая полы пижамной рубашки.

— Ты что не спишь? — прошептал Гарри, оглядываясь на дверь спальни. — Утро скоро.

— Тебя жду, — Альбус близоруко поморгал на магическую свечу, висевшую над головой отца. — Я… поговорить хотел, в общем. Про Малфоя.

“Мерлин, — в горле пересохло, и Гарри с трудом сглотнул. — А еще говорят, что телепатии не существует”.

Он зашел в комнату сына, плотно закрыл дверь, подумал и наложил заглушающее заклятие. Альбус сел на кровать, поджал голые ноги. Чувствовалось, что ему очень не по себе, и Гарри обреченно приготовился слушать историю безнадежной любви младшего сына к Скорпиусу. Но Альбус молчал, теребил пододеяльник и сопел. Поттер тихо вздохнул и решил немного помочь.

— Так что же у вас было?

— У нас? — вскинулся Альбус. — С Малфоем? Пап, это все он!

— Он? — Гарри почувствовал, как мир перевернулся вокруг своей оси, на мгновение встав с ног на голову. — То есть…

Альбус опять засопел. Потом упрямо мотнул головой, выдохнул и выпалил жарким шепотом:

— У нас было один раз. На шестом курсе. Я… Он… Я не хотел, честно. Мне это не нравится совсем, просто мы выпили много пунша на Балу. Я пошел проветриться, а он с Лорой целуется. Понимаешь, я с ней вот только что танцевал — а он уже целуется, мне назло!

— И ты не выдержал, — печально констатировал Гарри. — Вы сначала подрались... Девочка все-таки не просто так всем рассказывала про драку.

— Да не видела она ничего, — буркнул Альбус. Даже в темноте было видно, как он покраснел. — Я сказал Малфою, что снимаю с него баллы, как староста курса, за неприличное поведение. А он засмеялся и сказал, что я пьяный дурак и ни на что не способен, кроме как баллы снимать. Я ему врезал, Лора завизжала и удрала.

— А он?

Гарри против воли улыбнулся, представив себе подвыпившего Альбуса. Оказывается, его правильный серьезный сын все же был способен совершать глупости. Впрочем, улыбаться после следующей фразы Поттеру тут же расхотелось.

— А он прижал меня к двери теплицы, — Альбус снова задергал угол пододеяльника. — Он только на вид такой тощий, а на самом деле совсем даже не слабый. Нет, если бы я не был… ну, если бы пунша было меньше…

— Ал, — тихо сказал Гарри. — Хватит мямлить. Что было-то? Целовались что ли? Спьяну?

— Н-нет, — Альбус вскочил и забегал по комнате. — Что я… Не целовались мы вовсе… Он сказал, мол, я его так достаю все время, что будь он девчонкой, заподозрил бы, будто я в него влюблен. А я сказал, что он и так выглядит как девчонка…. А он сказал, что еще неизвестно, кто тут девчонка… И что если я сомневаюсь, то он сейчас мне это докажет и плевать, сколько баллов я за это с него сниму…

— Альбус, — чувствуя, как все в груди сжимается от тягостного предчувствия, Гарри подозвал стакан с водой со столика у кровати и залпом выпил. — Он что… Он тебя?..

— Сначала я его, — еле слышно сказал Альбус и сел на кровать, опустив голову. — Ватноножным заклятием. А он меня Таранталлегрой. Пап, я знаю, что дуэли в школе запрещены, я бы ни за что… Но он меня довел, понимаешь? И пунша было все-таки много…

— О, Мерлин, — пробормотал Гарри, роняя с души на пол огромный камень. — И это все? Ты об этом хотел со мной поговорить?

— Ну да, — Альбус непонимающе посмотрел на Поттера. — А потом я применил Экспеллиармус, и Малфой остался без палочки. Я хотел ее поломать сначала, но если бы я это сделал — директор МакГонагалл точно узнала бы о дуэли. И меня бы тогда отчислили. Малфоя тоже, но он-то не собирался поступать в Магистратуру. А я собирался. Поэтому я кинул ему палочку и убежал. И не сказал никому ничего, и баллы с Малфоя не снял.

— Ложись спать, — сказал Гарри и встал. — Два года прошло, а ты все переживаешь. И не дуэль это совсем, так, обычные мальчишеские разборки. Ну, поругала бы вас директор, на отработки отправила — тем бы все и закончилось.

— А Кубок? — вскинулся Альбус. — Мы бы точно тогда Кубок школы не получили. Я струсил, папа, струсил и сжульничал.

— Да ерунда этот Кубок, — весело сказал Гарри, чувствуя себя легким, словно воздушный шарик. — Детские забавы, на самом-то деле. Экспеллиармус — это ты молодец, правильное заклятие использовал. Я ведь тоже его часто применял, оно не у всех получается. Ложись спать, Ал.

Уже на пороге комнаты Гарри обернулся. Ему вдруг пришло в голову, что кое-что сын не договорил. Но тот уже возился в постели, забираясь под теплое одеяло, и Поттер решил ничего больше не уточнять. Тем более, что история все-таки оказалась самой банальной мальчишеской враждой — на волшебный лад.

— Он мне на первом курсе дружить предлагал, еще когда мы в Хогвартс-экспрессе ехали в одном купе, — глухо донеслось из-под одеяла. — А я вспомнил, что дядя Рон рассказывал — и отказался. Сказал, что я не хочу дружить с сыном Пожирателя смерти и будущим злым волшебником. А потом меня шляпа в Слизерин отправила, я даже подумать ничего не успел, только испугался.

— То, что говорит дядя Рон, надо на десять делить, — вздохнул Гарри. — Ладно, что теперь вспоминать. Ты ведь у меня злым волшебником не вырос, хотя и закончил Слизеринский факультет? Предрассудки это все, сынок, глупые предрассудки. Все зависит от нас самих, от того, какие мы — а не от факультета, на котором учились. И в Гриффиндоре бывали негодяи, и в Слизерине — честные умные отважные маги. Спи.

В постели Гарри провалялся почти до полудня. Разбудила его настырно стучавшая в стекло сова с письмом из Таормины. Джинни, тоже решившая в воскресенье полениться, развернула свиток и тяжело вздохнула.

— Что там? — Гарри повернулся на бок, подслеповато щурясь на пергамент. — Все нормально, отдыхают?

— Да, — жена бросила письмо на одеяло и зевнула. — Папа натаскал мешок каких-то замысловатых ракушек, мама просит присмотреть за волшебными спицами, все как всегда. Будем вставать? Мне так неохота тащиться в Нору и проверять, правильный ли узор вяжут эти спицы…

— Да уж, — Гарри засмеялся и поцеловал ее теплое круглое плечо. — Слушай, а давай ты их переколдуешь? Пусть они эти две недели вместо свитера что-нибудь другое вяжут. Шарф для Лили, например. Со снитчами. Динный-длинный.

— Мама рассердится, — Джинни потрепала мужа по затылку и села. — Все, подъем. Уже обедать пора, а мы еще не завтракали. Ты метлу-то купил вчера?

— Ну, а как же, — Гарри выбрался из постели, помахал руками, имитируя зарядку. — “Торнадо-Люкс”. В понедельник доставят. И еще кое-что купил. Для нас с тобой. Но это вечером, ладно?

День прошел как обычно — в мелкой воскресной суете. Когда Джинни отправилась в Нору, Гарри поднялся в спальню, зажег магические свечи, поставил на журнальный столик бутылку вина, купленную накануне, два высоких бокала, наколдовал лиловую, сладко пахнувшую розу и поставил ее в высокую узкую вазу. Аккуратно прикрыл серебряными крышками несколько блюд, доставленных из французского ресторана курьером. И спустился вниз ждать Джинни.

Она появилась из камина в гостиной раздраженная и перепачканная сажей. Отряхиваясь, начала жаловаться Гарри на обнаглевших садовых гномов, в очередной раз проникших в дом родителей и устроивших там форменных бедлам. Поттер молча поцеловал ее в прохладную щеку, взял за руку и повел наверх.

— Гарри, — Джинни растерянно обвела взглядом спальню. — Что это? У нас какой-то праздник?

— Просто так, — сказал он. — Без праздника. Мне захотелось провести с тобой романтический воскресный вечер.

Гарри ни за что бы не признался — даже себе — что чувствует себя виноватым. За глупую влюбленность в Скорпиуса, за мысли на мокрой скамейке в Сохо-сквере, за вчерашнюю ложь и полночи, проведенные в “Баньши”. Даже за разбитый следитель, который не мешал им жить столько лет, а тут вдруг стал причиной серьезной ссоры.

Гарри ждал радостного изумления в глазах жены, но вместо этого Джинни пристально всмотрелась в его лицо.

— Гарри, что случилось?

— Да ничего, — он пожал плечами. — Просто я подумал, что неплохо бы нам с тобой…

— Гарри! — перебила его жена. — Мужчины никогда не делают ничего подобного просто так. Это тебе скажет любой семейный психолог. Внезапные букеты цветов, дорогие подарки просто так могут случаться в первые годы семейной жизни. А потом они становятся для мужчины способом успокоить собственную совесть.

— Да ерунда! — сказал Поттер, чувствуя, как радостное ожидание сменяется раздражением. — Я покупал вчера метлу, рядом была винная лавка, у них распродажа к Хэллоуину с хорошими скидками, и мне захотелось купить что-нибудь и выпить с тобой вечером, при свечах. Причем тут семейные психологи и совесть? Ты прекрасно знаешь, что моя единственная любовница — Аврорат.

— Конечно, — Джинни швырнула мантию в кресло. — Без сомнения, ты в аврорате сидел сегодня до самого утра.

— Нет, — закипая, рявкнул Гарри. — Я сидел в пабе. Меня там видела чертова уйма народа, так что алиби у меня имеется! Я имею право посидеть в пабе за кружкой пива, точно так же, как ты раз в месяц сидишь целый день в салоне красоты и болтаешь со знакомыми ведьмами.

— Я сижу день, а не полночи!

— Потому что салон работает днем, а не ночью! — парировал Гарри. — А если бы он работал круглосуточно, ты сидела бы там сутками!

— Я женщина, я хочу выглядеть хорошо! — со слезами в голосе выкрикнула Джинни. — Мне уже не двадцать!

— А я мужчина! И мне требуется что-то еще, кроме плюшек на ужин с гарниром из последних лондонских сплетен!

Дверь хлопнула так громко, что Гарри зажал уши ладонями. Несколько свечей, подрожав огоньками, погасли. Поттер подошел к столу, взял бутылку, поднес к глазам. Сквозь вино роза казалась черной и неестественно большой.

— Дура, — пробормотал Гарри и сорвал золотистую фольгу с длинного изящного горлышка.

Вино оказалось превосходным, горячие бриоши с гусиным паштетом таяли на языке, но удовольствия от романтической трапезы в одиночку Гарри не получил никакого.

Допив последний глоток, он поставил бокал на стол, прищурился на розу, маячившую на столе безмолвным укором нечистой совести. Мед горчил на языке, словно пчелы собирали нектар с цветков хинного дерева.

— Ладно, — сказал Гарри и встал. — В конце концов, ей пришлось несколько часов гонять гномов из Норы, я понимаю. Да еще эти тещины спицы. У каждого бывает плохое настроение, которое не изменить никакими ужинами. Пожалуй, надо заказать на Рождество отдых где-нибудь на Канарах. Или на Цейлоне. Или в Гонконге. Неделя экзотики и новых впечатлений — чтобы немного разнообразить семейную рутину.

Малфой-мэнор вечером и в темноте впечатлял. Он впечатлял и днем, но все же при свете солнца не казался таким громадным и мрачным. Аппарация выбросила Гарри к южным воротам, подвесной мостик был поднят, во рве, окружавшем замок, тяжело плескалась вода. Сквозь голые мокрые ветви деревьев были видны высокие серые стены и темные, без единого огня, окна.

Каждый раз, когда работа или случайность заносили Гарри к родовым гнездам чистокровных семейств, он поражался тому, что кто-то может любить эти горы камня, покрытые серым мхом времени. Перебравшись в бывший особняк Блэков, они с Джинни полностью его перестроили — не сразу, конечно, постепенно. Но уже к рождению Лили дом ничем не напоминал пыльный заброшенный склеп, обиталище призраков и вездесущих докси.

Замки, подобные этому, не менялись никогда. Они приспосабливались к очередному поколению магов — и только. Хорошо, если семья была большой и гостеприимной. Тогда огромный дом наполнялся шумом, смехом и светом, распахивались окна, зажигались сотни свечей, и даже вековые камни светлели, словно отмытые чужой радостью добела. Но представить себе четверых человек, в чьем распоряжении десятки комнат, залов, спален, больших и малых гостиных, Гарри не мог. Ему даже в собственном доме, не таком уж и большом, было одиноко и неуютно, когда дети уезжали в Хогвартс. Глядя на унылый, истерзанный дождями парк сквозь ажурные прутья решетки, Гарри понимал, почему Драко сбежал отсюда. И почему его сын — напротив — остался.

Поттер не знал, зачем аппарировал в Уилтшир. Это место до сих пор заставляло его содрогаться от пережитого много лет назад ужаса. И хотя потом Гарри довелось перенести еще более страшные испытания, даже собственную смерть и гибель близких, не раз ходить по самому краю во время рискованных аврорских рейдов, лежать в специальных палатах Святого Мунго укутанным целительными заклятиями — именно Малфой-мэнор год за годом снился ему в кошмарах накануне очередной годовщины битвы за Хогвартс. Высокая темная зала, Люциус Малфой с перекошенным от ярости лицом, его жена, вцепившаяся в побледневшего Драко, безумная Беллатрикс Лестрандж — и медленно летящий сквозь густеющий воздух кинжал.

Гарри прерывисто вздохнул и вытер со лба пот. Скорпиус, безусловно, все еще находился в Лондоне. Ждать его здесь было глупостью и безумием — Малфой мог вернуться и в три часа ночи, и в четыре. Он мог аппарировать, воспользоваться каминной сетью или вспомнить совет Гарри и попросить у Люциуса портключ. Сидение на холодном камне перед зачарованными воротами являлось совершенно бессмысленным, по-детски наивным поступком. Кроме того, дождь и ветер делали ожидание настолько некомфортным, что Поттер против воли подумал о неизбежной пневмонии (в лучшем случае) и неотвратимом простатите (в случае худшем).

Именно в этот момент ворота медленно распахнулись, и возникший в проеме эльф, взмахом руки опустив подвесной мостик через ров, протянул Гарри большой зонт с причудливой ручкой.

— Сэр Люциус Малфой предлагает мистеру Гарри Поттеру пройти в гостиную. Сэр Люциус Малфой покорно просит его извинить за то, что господину Главному аврору пришлось ждать перед воротами.

Совершенно обалдевший от неожиданного предложения Гарри кивнул, взял зонт, с тихим щелчком раскрывшийся над его головой, и шагнул на мостик, каждую секунду ожидая подвоха. О чем говорить с Малфоями и почему его приглашают в замок, он не имел ни малейшего представления. Но почему-то подозревал, что речь — как и во время встречи с Драко — пойдет о Скорпиусе.

Люциус стоял в проеме гостеприимно распахнутых дверей — тщательно причесанный, прекрасно одетый, с заученно-вежливой улыбкой на губах, которую Гарри никогда бы не назвал дружелюбной.

— Прошу вас, мистер Поттер.

Голос у Малфоя оказался неожиданно скрипучим, даже каким-то надтреснутым. Гарри вспомнил мягкий бархатный тембр, вкрадчивые приторные интонации… вгляделся в невозмутимое красивое лицо…

Люциус изменился много больше, чем можно было бы представить, разглядывая колдографии десятилетней давности. В полутьме он казался моложе, но яркий свет магических свечей, заливавший большой холл, мгновенно все расставил по своим местам. Желтоватая сухая кожа, заострившийся нос, теперь напоминавший клюв диковинной птицы, темные мешки под глазами. Да и двигался Люциус как-то неловко, с трудом переставляя плохо сгибающиеся ноги и тяжело опираясь на трость.

Старый какой, — с неожиданной жалостью подумал Гарри. — Мистер Уизли старше, но намного шустрее. И выглядит лучше, хотя совсем стал лысый.

— Присаживайтесь, мистер Поттер, — Малфой тяжело опустился в кресло. — Коньяк? Огневиски? Может быть, грог?

— Прошу извинить меня за столь поздний визит, — начал Гарри, поневоле заражаясь церемонным тоном хозяина, но Люциус предупреждающе поднял руку.

— Что вы, я понимаю. Случайность или, может быть, дела — служба Главного аврора может забросить его в любое место Британии. Я не хочу любопытствовать — всего лишь стремлюсь дать вам, мистер Поттер, крохотную возможность отдохнуть и согреться у камина.

— Благодарю, — чувствуя невыносимую неловкость, Гарри сел напротив Малфоя в удобное теплое кресло и вытянул замерзшие ноги к каминной решетке. — Это была действительно случайность. Если можно — грог.

Через минуту предупредительный домовик появился с небольшим серебряным подносом. Грог, разлитый в высокие тяжелые кубки, исходил ароматным паром, и Поттер с удовольствием сделал несколько больших глотков.

Подвоха он не боялся. Кем бы ни считал его Малфой, как бы ни относился, вряд ли он будет рисковать, пытаясь отравить Главного аврора. Скорее, попробует что-нибудь выпросить для себя или своей семьи. Надо просто подождать.

— Гадаете, зачем же я вас сюда позвал? — вдруг усмехнулся Люциус. — Совсем не верите в мое желание дать кров и тепло просто так, мистер Поттер?

От неожиданности Гарри поперхнулся грогом и долго кашлял, смущенно прикрывая рот ладонью. Затем поставил кубок на низкий столик и посмотрел на хозяина дома.

— Гадаю, мистер Малфой. Поскольку знаю, что вы никогда ничего не делаете просто так, без задней мысли.

— Вы правы, — легко согласился Малфой. — Хотя я не рассчитывал на то, что вас забросит к воротам моего имения, тем не менее, я счел это удобным случаем, чтобы поговорить с вами о моем внуке.

Так я и думал, — хмыкнул про себя Гарри. — Все Малфои в курсе, что я захожу в “Баньши”, и каждый считает своим долгом поговорить со мной о Скорпиусе.

— А почему со мной? — от грога и каминного тепла он расслабился, да и мягкое глубокое кресло было удивительно уютным.

— Видите ли, мистер Поттер, — Люциус задумчиво провел по витиеватому серебряному узору на кубке. — Судя по тому, что мне изредка рассказывает внук, у вас с ним завязались… дружеские отношения. Он отзывается о вас с большим уважением. Мне кажется, вы могли бы на него повлиять.

— В каком смысле? — Гарри с интересом следил за длинным сухим пальцем, гипнотически медленно скользившим по виноградным кистям и листьям. — Вам не нравится его работа, я правильно понял вас, мистер Малфой?

— Абсолютно, — Люциус перевел взгляд с кубка на Гарри. — Скорпиус совершеннолетний, я не могу его заставлять или как-то воздействовать на его решения. Стойка дешевого бара — не совсем то место, на которое должен претендовать мой единственный внук. Но Скорпиус не очень прислушивается к моему мнению.

— А к моему прислушается? — Гарри пожал плечами. — Мистер Малфой, я точно так же не могу повлиять на решения своих детей, как вы или Драко — на решения Скорпиуса.

— Вы виделись с Драко? — голос Люциуса дрогнул совершенно неожиданно для Гарри. — Он бывает в Британии?

— А вы не знали? — Поттер с еще большим интересом вгляделся в лицо хозяина дома. — Бывает, изредка, насколько я понял.

— Ясно, — Люциус сделал несколько глотков из кубка и отставил его в сторону. — Впрочем, мы с вами говорили о Скорпиусе. Так вот, мистер Поттер. Дети склонны уважать тех, с кем не связаны родственными отношениями, но чье имя у многих на слуху. Юные ведьмы влюбляются в солистов популярных групп, чьи хиты звучат по колдорадио в музыкальных парадах. Юные маги стремятся подражать героям прошлого.

— Я — герой прошлого? — Гарри улыбнулся.

— Живой герой, заметьте, — Люциус улыбнулся в ответ, но Поттеру немедленно стало неудобно в роскошном кресле. Почти как в том, до сих пор стоявшем в зале суда в Министерстве. — Живой герой, забегающий в бар за кружкой пива, а не монумент на площади, названной в вашу честь.

— Ну, это не ваша заслуга.

— Не моя, — согласился Люциус. — Я бы предпочел монумент.

— Монументы не дают показаний в суде, — Гарри прищурился.

— Увы, — Люциус развел руками. — Зато обожать монумент безопаснее, чем живого Главного аврора. Скорпиус вернется через три-четыре часа, не раньше. Пойдемте, я вам кое-что покажу.

Он встал, глядя сверху вниз на ошарашенного Гарри.

— Идемте-идемте. Не бойтесь, в моем доме давно уже нет ни ловушек для нежданных визитеров, ни тайных комнат, где можно спрятать тело.

Поднимаясь следом за Люциусом, Гарри гадал, где сейчас остальные обитатели замка — Нарцисса, Астория. Словно прочитав его мысли, Малфой произнес, задержавшись на верхней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж:

— Жена с невесткой в гостях. Я не люблю визиты к старым знакомым, но женщинам скучно сидеть в одиночестве. Думаю, они не одобрили бы то, что я собираюсь сделать, особенно Астория. Моя невестка упряма, она считает, что Скорпиус достаточно взрослый.

— Вы так не считаете.

— Нет, мистер Поттер, — Малфой повернулся, восстанавливая дыхание после подъема на лестницу. — Я считаю, что он своенравный ребенок, не отдающий себе отчета о последствиях своих поступков. Да, нынешние времена намного более демократичны. Потомок хорошего рода, развлекающий выпивох в баре, мало кого удивляет в современном Лондоне. Но его сверстники поступают в университеты, сдают экзамены в Магистерий, на худой конец, начинают делать карьеру с нуля в Министерстве, как тот же Люпин, внучатый племянник Нарси. Он пришел туда курьером, а сейчас уже первый заместитель отдела по контролю за популяциями магических неразумных существ. Скорпиус теряет время, пока его ровесники целеустремленно создают свое будущее.

— Он набирается жизненного опыта, мистер Малфой, — возразил Гарри. — Может быть, он потеряет год-два, но приобретет в итоге немало. Например, умение находить контакт с людьми. И это может пригодиться ему в будущем намного больше, чем диплом Магистратуры.

Они остановились перед закрытой дверью в одну из комнат. Люциус взмахнул палочкой, отпирая замок.

— Не удивляйтесь только тому, что увидите. Это комната Скорпиуса.

Гарри пожал плечами и шагнул через порог.

Первое, что бросилось ему в глаза — увешанные живыми постерами стены комнаты. Похоже, это были колдографии из “Ежедневного пророка”, бережно увеличенные, магически обработанные и тщательно закрепленные в тонких деревянных рамках. Гарри на торжественном приеме в Министерстве в честь пятнадцатилетия победы над Волдемортом. Гарри, вручающий Кубок Британской лиги по квиддичу. Гарри, совершающий пробный полет на ковре-самолете — новой разработке для воздушных прогулок над магическим Лондоном. Гарри, совсем молодой, победно вскинувший руку с зажатым в пальцах снитчем — это был товарищеский матч по квиддичу между британским и французским авроратами, Поттер помнил его так, словно игра проходила вчера.

Он потрясенно переводил взгляд от одного плаката к другому.

— Забавные кумиры у потомков тех, против кого вы в свое время сражались, не так ли, господин Главный аврор? — Люциус тяжело дышал за его спиной. — А если вы дадите себе труд рассмотреть то, что стоит на полках, то обнаружите там множество сувениров — от стилизованного льва с герба Гриффиндора до собственных восковых копий.

— Зачем вы меня сюда привели? — Гарри повернулся к Малфою. — Это ведь очень личное.

— Ничего тут нет “очень личного”, — скрипуче ответил тот. — Вы самый популярный маг в Британии, и не притворяйтесь, что вы этого не знаете. По опросам “Ежедневного пророка” до сорока процентов молодых магов считают вас авторитетнее Министра. Почти семьдесят процентов магов хотели бы видеть вас на этом посту. Вам подражают, в вас влюбляются, в ваши приключения играют дети.

— Это была война, а не приключения, — негромко возразил Гарри. — Вам ли не знать.

— Я — знаю, — Люциус слегка пристукнул тростью по каменным плитам пола. — Но те, кому сейчас пять, десять, пятнадцать лет, уверены, что это был захватывающуий душу экшн, наподобие маггловских фильмов. Они хотят быть Гарри Поттерами, в крайнем случае — Грейнджер и Уизли. Мой внук — не исключение, к сожалению. Он стыдится своего имени, он пытается стать другим, он упорно отрицает все то, что для нашего поколения имело определенную ценность. Этот нигилизм не беспокоил меня, пока мы могли влиять на его поступки и поведение. Но сейчас дело зашло слишком далеко.

— Да я-то что могу сделать? — сердито спросил Гарри. — Убедить его, что Малфой — фамилия ничем не хуже, чем Поттер? Что внуки не отвечают за поступки дедов и отцов?

— Да Мерлин с вами, — Люциус махнул рукой. — В этом Скорпиус сам как-нибудь разберется со временем. Убедите его уйти из “Баньши”, вот и все. Он не слушает меня, но, как я уже говорил, вы для него очень авторитетная личность. Видите, я даже не прошу вас найти Скорпиусу приятную и необременительную должность в Министерстве. Пусть хотя бы перестанет разливать огневиски пьяницам Косой аллеи.

— Нет, мистер Малфой, — Гарри сунул руки в карманы и в последний раз обвел взглядом комнату Скорпиуса. — Я не стану с ним разговаривать на эту тему. Как раз потому, что мои слова, как вы только что заявили, для него убедительнее ваших. Не хочу терять уважение вашего внука, идя на поводу ваших интересов. Так что ваше гостеприимство и ваш грог потрачены зря. Мне жаль, мистер Малфой.

Некоторое время Люциус молча смотрел на него. Потом вздохнул.

— Мне тоже жаль, мистер Поттер. Не грога и не гостеприимства, разумеется. Мне кажется, будь на моем месте кто-то из ваших друзей, вы бы прислушались и постарались помочь.

— Да не нуждается Скорпиус в помощи! — Гарри упрямо мотнул головой. — Он неглупый мальчик, сам во всем разберется. Вы бы лучше ему портключ сделали, чтобы он с аппарацией не рисковал после работы.

— Портключ? — Люциус в недоумении посмотрел на Гарри. — Зачем ему портключ, если есть каминное сообщение. Слава Мерлину, давно уже усовершенствованное и не требующее непременной чистки костюма после перемещения.

Словно в ответ на его слова, внизу в гостиной, раздались громкое шуршание и звонкий голос Скорпиуса:

— Кубик! Ванную, ужин и “Лондонский джентльмен”!

— Скорпиус, — Малфой неожиданно засуетился. — Отойдемте, мистер Поттер, не надо, чтобы он видел нас тут.

Торопливо закрыв дверь, Люциус перегнулся через перила галереи.

— Скорпиус? Ты так рано сегодня? У нас гости, подожди минутку, мы сейчас спустимся.

Спуститься они не успели. Скорпиус взлетел на второй этаж, прыгая через две ступеньки, и замер, увидев Гарри.

— Вот, — Поттер развел руками. — Случайно оказался в ваших краях. Мистер Малфой любезно пригласил погреться у камина и выпить немного грога.

— Понятно, — протянул Скорпиус. — Дед, ты опять интригуешь?

А ведь он веревки из Малфоя вьет, — весело подумал Гарри, глядя на стушевавшегося Люциуса. — Любимый внук, понятное дело. Нет, ну надо же — никогда бы не подумал.

— Скорпиус, веди себя прилично, — Малфой выпрямился и сердито посмотрел на Скорпи. — Что ты себе позволяешь?

— О чем он вас просил? — бесцеремонно поинтересовался тот, игнорируя наигранное возмущение деда. — И что вы делаете около моей комнаты? Шпионите, господин Главный аврор? Собираете данные для досье в Отдел тайн?

— Устанавливал видеокамеры, чтобы следить за тобой, — легко ответил Гарри. — Вдруг ты затеваешь всемирный заговор, а твоя работа в “Баньши” — прикрытие для тайных сборищ?

Он сам не знал, почему вдруг вспомнил тот глупый отчет в деле младшего Малфоя. Скорпиус немедленно сдвинул белесые брови, изображая гнев.

— Вторжение в частную жизнь? Нарушение магических уложений о свободе идеологии, веры и слова? Дед, ты теперь сотрудничаешь с авроратом? Где твои принципы?

— Кривляка, — вздохнул Люциус. — Ну в кого ты такой?

— Наверное, в тебя, — Скорпиус улыбнулся, привстал на цыпочки и чмокнул его в сухую щеку. — Бабушка рассказывала, что в юности ты был изрядным шалопаем. Закройте уши, мистер Поттер,а то деду придется стереть вам память. Это страшная семейная тайна.

— Болтун, — Люциус попытался шлепнуть внука, но тот ловко увернулся. — Никакого уважения к старшим.

Гарри вдруг почувствовал себя лишним. Ему в голову не приходило, что Малфои дома могут сильно отличаться от Малфоев в официальной обстановке. По крайней мере, он даже представить себе не мог, что надменный невозмутимый Люциус способен так улыбаться, глядя на кого-то. Против своей воли Гарри вспомнил, как много лет назад Нарцисса с мужем — безоружные и истерзанные — бежали через двор Хогвартса, разыскивая Драко. Как стояли в Большом зале, вцепившись в чудом выжившего сына. Как на суде Люциус готов был взять на себя любую вину, лишь бы не трогали семью.

А ведь он, наверное, до сих пор не пережил уход Драко, — потрясенно подумал Гарри. — И не любовь к маггле тому виной, а то, что Драко бросил их. И запрет сыну являться в Малфой-мэнор — не из-за поруганной чистой крови, а чтобы не растравлять незажившую рану. Скорпиус — это все, что у них осталось.

— О чем задумались, мистер Поттер? — голос Скорпи вывел Гарри из задумчивости. — Измышляете какие-то коварные планы?

— Думаю, каким образом ты собираешься захватить мир, — серьезно ответил Гарри. — И как помешать твоим честолюбивым планам.

— Очень просто, — сообщил Скорпиус и толкнул дверь в свою комнату. — Я уже втерся к вам в доверие, осталось узнать, как завладеть дарами Смерти. Остальное — дело техники. Заходите. Дед, проследи, пожалуйста, чтобы Кубик не натаскал опять еды на целую армию.

— Почему Кубик? — поинтересовался Гарри, глядя в спину торопливо спускающегося по лестнице Люциуса. — Очень странное имя для эльфа.

— На самом деле его зовут Кабби, — объяснил Скорпиус, закрывая за Поттерм дверь. — Но я, когда был маленький, придумал ему новое имя — Кубик. Он привык и теперь мы все его так зовем. Что от вас хотел дед?

Переход от шуток к серьезному тону оказался таким неожиданным, что Гарри ответил, не успев придумать толковую отговорку.

— Чтобы я уговорил тебя уволиться.

— Я так и думал, — Скорпиус плюхнулся на кровать и взмахнул рукой. — Видите, какая у меня портретная галерея? Могу поспорить, что это самая полная коллекция ваших магических постеров во всей Британии. Когда-нибудь я ее продам за огромные деньги на аукционе и разбогатею, не приложив никаких усилий. Здорово, да?

— Почему ты сегодня так рано? — Гарри помахал рукой самому себе, расхаживающему по ковру-самолету. — В баре выпивка кончилась?

— Вы не поверите, — Скорпиус усмехнулся. — Я уволился. Так что дед со своей просьбой опоздал.

— Уволился? — Гарри почувствовал, как в животе стало холодно и неуютно, словно туда поместили большой обледеневший камень. — Почему? Тебе же там нравилось.

Минут пять Скорпиус молчал, глядя в окно. Затем посмотрел на Гарри — серьезно и без улыбки.

— Потому что мне кажется, что наши с вами отношения зашли слишком далеко, мистер Поттер. Если я останусь в “Баньши”, они могут зайти еще дальше. А это не нужно ни вам, ни мне. Вам не нужно даже больше. Кто я? Я никто, так, мальчишка из семьи неудачников. А вы — Главный аврор, муж и отец.

— Какие отношения? — Гарри сжал кулаки. — Нет никаких отношений, Скорпиус. Неужели ты считаешь, что я…

— Считаю, — Скорпиус снова уставился в окно. — Вчера вам очень хотелось меня поцеловать. Самое неприятное, что мне тоже очень этого хотелось, поэтому я сбежал. Я же не знал, что вы сегодня решите нас навестить.

— Я случайно, — пробормотал Гарри. — Сам не знаю, как меня занесло в Уилтшир.

Он чувствовал себя школьником, оправдывающимся за неправильно сделанный урок. Откровенность Скорпиуса шокировала — и лишала надежды, которой Гарри жил последние недели. Он тоскливо обвел взглядом свои изображения — жизнерадостные и безразличные ко всему, что происходило сейчас в комнате.

— Предпочтешь жить в окружении колдографий, чем общаться с живым человеком?

Скорпиус вдруг встал, взмахнул палочкой, запечатывая дверь сразу двумя заклятиями — Запирающим и Заглушающим. Прошелся от стены к стене. Затем остановился перед Гарри.

— Я с детства жил мечтами, мистер Поттер. Так уж вышло, что на ночь мне читали не сказки барда Бидля, а рассказывали историю Второй магической войны. Дед всегда сердился, но папа считал, что живая жизнь интереснее и поучительнее. У меня замечательный папа, мистер Поттер, хотя вы и не ладили с ним в Хогвартсе. Впрочем, он сам говорил, что в детстве был глуп и самоуверен, что во всем только его вина. И что я не должен повторять его ошибок. Я попытался не повторить. Папе не удалось стать вашим другом, но я был уверен, что смогу подружиться с вашими сыновьями. Джеймс... он неплохой, но ему все безразлично, кроме квиддича. У него миллион приятелей и нет друзей. Но ведь у вас есть и еще один сын. И он очень на вас похож — всем. В Хогвартс-экспрессе я первый раз понял, что тоже очень похож на своего отца. И что фамилия “Малфой” — почти приговор. Не перебивайте меня, мистер Поттер. Иначе я не стану больше ничего вам рассказывать. Так вот, Альбус отказался со мной дружить, потому что я — Малфой. То, что он попал в Слизерин, ничего не изменило — он оставался Поттером, а я Малфоем, и даже общая спальня в подземельях не сделала нас ближе. Мы ссорились и ежедневно выясняли отношения. Я все время пытался ему доказать, что я — другой, что я неправильный Малфой, что я умею шутить и веселиться, что я не боюсь нарушать установленные правила. Альбус мечтал быть первым в зельеварении — и я кидал в котел три унции чешуек золотой рыбки вместо двух. Альбус хотел быть первым в заклинаниях — и я приклеивал перышко к парте, не давая ему взлететь под действием заклятия. Альбус не сомневался, что станет ловцом — и я падал с метлы до тех пор, пока мадам Хуч не махнула на меня рукой. Я очень люблю квиддич, но каждый матч я сбегал со школьного стадиона, потому что снитч упорно появлялся у меня над головой, и ловцы все время караулили его там. Нет, мистер Поттер, я не был влюблен в вашего сына, если вы именно это собирались спросить. Просто я очень хотел быть его другом, а когда из моей мечты ничего не вышло, я стал все делать Альбусу назло. Мне было очень обидно, что он не такой, как вы — хотя он совершенно такой же, на самом-то деле, только я поздно это понял. Такой же принципиальный, такой же непримиримый, такой же… упрямый, да. И у него была роскошная фора с самого начала — имя. Это как на гипподроме, когда фавориту и любимцу гонок прощают маленькие слабости в виде фальстарта. Никто ведь не сомневается, что он все равно придет первым.

Скорпиус замолчал. Гарри старался дышать через раз, чтобы не спугнуть, не сбить настроение. Он был уверен, что Малфой рассказал далеко не все. Что там, в тайнике под названием “душа” хранится немало важного, что Гарри обязательно должен услышать.

— А еще я понял, что — как и отец — сам во всем виноват. Я должен был оставаться самим собой, а не пытаться подыгрывать Альбусу. Он все равно не стал бы моим другом, но хотя бы начал уважать во мне соперника. У него же не было Волдеморта. Но когда я спохватился, было уже поздно, мало кто относился ко мне всерьез.

— Я знаю, что тебя очень любили сокурсники, — отважился вмешаться Гарри. — Больше, чем Альбуса.

— А это обратная сторона имени, — Скорпиус грустно улыбнулся. — Поттер в Слизерине — оксюморон, согласитесь. Как Малфой в Гриффиндоре. Меня любили только потому, что не любили Альбуса. Противостоять ему на факультете было просто некому, я получил это место, честно говоря, по наследству. Ведь не только мне в детстве вместо сказок рассказывали о недавней войне. В нашей компании это называлось “экспансия Поттеров”: Джеймс в Гриффиндоре, Альбус в Слизерине, Лили в Рейвенкло. Думаю, ваш четвертый ребенок угодил бы прямиком в Хаффлпафф, для гармонии.

Он снова замолчал, взобрался на широкий подоконник, обхватил руками колени.

— Альбус Северус — звучит-то как. Скорпиус Гиперион — намного смешнее, если вдуматься. Дурацкий реверанс в сторону предков. В детстве я мечтал, чтобы меня называли Джоном. Или Биллом. Или Питом. Попроще, в общем. Даже просил отца дать мне другое имя. Он смеялся, дед — напротив — сердился. Даже сократить толком не получается — максимум, до Скорпи. А вот Альбуса все легко называли Алом. Знаете, он мне нравился, несмотря ни на что. Он очень цельный во всем — в любви, в дружбе, в неприязни, во вражде. Но эта цельность мешает ему признавать свои ошибки. К сожалению.

— Упертый, — вздохнул Гарри. — Я тоже таким был когда-то.

— Были, наверное, — согласился Скорпиус. — Но с тех пор ведь изменились? Появились в нашем баре, начали вести себя так просто, словно вы простой смертный, а не самый знаменитый герой Британии, дали понять, что вы мне симпатизируете. Вы не представляете, как я был горд. Месяца два, пока не сообразил, в чем дело.

У Гарри пересохло в горле, когда Скорпиус соскочил с подоконника, в три шага оказался рядом и пристально посмотрел прямо в глаза.

— В чем же? — хрипло спросил он. — Впрочем, я же сам тебе сказал.

— Е-рун-да! — тихо, но твердо возразил Малфой. — Просто вы видите во мне моего отца — каким хотели бы его видеть и помнить. Думаете, меня смущает то, что в вашем интересе сексуального желания больше, чем чего-либо еще? Да ни капли. Вот ни капельки, честно. Но вы видите во мне Драко Малфоя точно так же, как я вижу в Альбусе Гарри Поттера. Я вами восхищался, с детства — и поэтому очень хотел дружить с вашим сыном. А вам нравился мой папа — и поэтому вы решили, что хотите меня.

— Неправда! — тощие предплечья Скорпиуса показались не тощими, а очень даже жесткими и крепкими. Но Гарри не стал задумываться над правотой слов Альбуса, просто тряхнул Малфоя так, что тот клацнул зубами. — Неправда! Причем тут твой отец? Мне тогда было вообще не до чего, тем более не до понимания своих желаний.

— Зато вы их потом прекрасно поняли! — Скорпиус уперся ладонями Гарри в грудь. — Думаете, я хочу кого-то собой заменять, пусть даже отца, пусть даже с вами? Я это я, и я хочу быть самим собой везде!

— Глупый! — Гарри притиснул к себе сопротивляющегося мальчишку. Тот пару раз трепыхнулся и затих, уткнувшись носом в плечо Главного аврора. — Конечно, ты это ты. Разве может быть иначе? Конечно, ты похож на отца, ты же его сын, правда? И при этом ты совсем другой. Веселый, неглупый, независимый.

— Только что сказали, что я глупый, — пропыхтел Скорпиус. — Вы нелогичны, мистер Поттер.

— Нелогичен, — согласился Поттер. — Потому что мне нужен ты, и ты так близко, что у меня мысли путаются в голове. Я говорю все подряд, а думаю только о том, как я хочу тебя поцеловать. И как сделать так, чтобы мы могли снова видеться каждый день.

На этот раз Гарри все сделал правильно: медленно, нежно и ласково. Гладил худую, прогибающуюся под ладонью спину, трогал языком тонкие влажные губы, смотрел в глаза с медленно расширяющимися черными зрачками. А когда наконец смог оторваться — от этой спины, от этих губ, от этих глаз — то обнаружил, что руки Скорпиуса неведомым образом проникли под мантию и крепко держат самого Гарри за пояс.

— А если сейчас тут появится домовик? — прошептал Малфой и облизнулся. — Вы сильно рискуете, господин Главный аврор. Дедушка страшен в гневе.

— Я в курсе, — усмехнулся Гарри и снова потянулся за поцелуем. — Но нас же двое. Справимся как-нибудь.

На радостях Люциус предложил Гарри остаться на ужин. Скорпиус болтал без умолку, расписывая горе мисс Юноны, лишившейся такого ценного работника. Домовик сбился с ног, таская из кухни крохотные сладкие пирожки, которые исчезали с удивительной быстротой.

Светски беседуя с главой семьи, Поттер мучительно соображал, какую должность в Министерстве он может предложить Скорпи, чтобы это не вызвало подозрений у его деда. С одной стороны, место не должно было оказаться слишком хорошим. С другой — Гарри хотел устроить Скорпиуса поближе к себе, чтобы видеться без помех.

— Как ты смотришь на то, чтобы поработать в архиве аврората?

Скорпиус замолчал, вопросительно посмотрел на Люциуса, затем на Гарри.

— Деньги небольшие, — Поттер усмехнулся. — И работа достаточно пыльная. Не могу сказать, что там ты будешь иметь возможность показывать свои фокусы. Но имеется один немаловажный плюс, даже два плюса. Во-первых, это работа на государство. Во-вторых, наш архивариус уже в довольно почтенном возрасте и мечтает о пенсии и домике с садиком где-нибудь в пригороде Лондона. Так что определенная перспектива имеется.

— Сидеть всю жизнь среди пыльных папок? — ужаснулся Скорпиус. — За что вы так меня не любите?

— Главное — примелькаться в Министерстве, — невозмутимо сказал Люциус. — Тебя ведь не на железную цепь в архиве прикуют. Осмотришься, привыкнешь, поищешь что-нибудь поинтереснее. Не так ли, мистер Поттер?

— Так, — Гарри кивнул. — Подвернется что-то более заманчивое — я подскажу. Порекомендую, может быть. Не могу сказать, что у нас часто освобождаются вакансии, но, в конце концов, можно пойти на курсы. Поболтай с Тэдди Люпином, посоветуйся. А я завтра схожу в архив и договорюсь.

Через два дня в кабинет Гарри заглянула Глэдис.

— Мистер Поттер, к вам мистер Малфой.

За ее плечом улыбался Люциус. Гарри отложил бумаги в верхний ящик стола, кивнул.

— Проходите, мистер Малфой. Кофе, чай?

— Если можно, кофе, — Люциус прошаркал к креслу, сел, с удовлетворенным вздохом вытянул костлявые ноги. — Увы, мистер Поттер, для меня такие путешествия уже утомительны.

Он принял у Глэдис чашку, понюхал, отпил глоток и одобрительно цокнул языком.

— Превосходно! Ваша секретарша знает толк в изысканном напитке.

— Да, — согласился Гарри. — Хотя я не люблю кофе. Предпочитаю чай с молоком.

Он гадал, зачем Малфой явился к нему. О месте для Скорпиуса Гарри договорился еще вчера, послал сову с официальным приглашением на работу и договором. Так что было совершенно непонятно, чего ради Люциус тащился в Лондон из Уилтшира. Разве что разнюхать, нет ли в аврорате более теплого местечка для внука.

Малфой поставил чашку на стол, оглянулся на дверь.

— Мистер Поттер, честно говоря, я к вам с очень приватным разговором. Но секретарши… Я по личному опыту знаю, что их любопытству не существует предела. А я, увы, достаточно одиозная персона. Может быть, вы попросите ее полчасика погулять? Не хотелось бы, чтобы наша беседа стала достоянием гласности.

Гарри пожал плечами, встал, подошел к двери и выглянул в приемную.

— Глэдис, ты свободна на полчаса. Можешь сходить в кафетерий.

Вернувшись за стол, он вопросительно посмотрел на Люциуса, снова смаковавшего кофе. Переходить к приватному разговору Малфой явно не спешил. Гарри отпил свой чай, пододвинул Люциусу крохотную вазочку с печеньем.

— Угощайтесь.

— Благодарю, — Малфой улыбнулся. — В отличие от моего внука, я равнодушен к сладкому.

— У меня мало времени, — напомнил Гарри и поставил стакан в тяжелом подстаканнике на край стола. — О чем вы хотели поговорить?

— О вас, — Люциус с сожалением разглядывал остатки кофе. — о Скорпиусе.

Гарри почувствовал, как его бросило в холод, затем в жар, затем снова обдало ледяной волной. Он не понимал причину своего испуга, но отчего-то сердце дало резкий сбой и затрепыхалось в груди. Малфой с улыбкой смотрел на него. Поттер расстегнул крючок застежки у горла, ослабил галстук.

— Душновато, извините.

— Извиняю, — Малфой откинулся на спинку кресла. — Вам нехорошо?

— Нет, все в порядке, — сердце отпустило, и Гарри вздохнул с облегчением. — Честно говоря, я лет пять не был в отпуске. Так о чем вы хотели поговорить?

— Мистер Поттер, вы никогда не задумывались над тайнами магии родовых замков? — Малфой побарабанил сухими пальцами по полировке. — Знаете, от хозяина замка, как правило, ничего нельзя скрыть. Ну вот как ничего нельзя скрыть от директора Хогвартса. Он всегда в курсе, чем заняты студенты.

— У меня нет родового замка, — Гарри пожал плечами. — Слава Мерлину. Я бы с ума сошел, доведись мне бродить по пустым комнатам.

— Дело привычки и воспитания, — Люциус все так же улыбался, и Гарри вдруг затошнило от этой сладкой — невыносимо сладкой — улыбки. — Так вот, мистер Поттер, от хозяина замка ничего нельзя скрыть, даже если на комнату наложено с десяток скрывающих или заглушающих заклятий. Догадываетесь, о чем я?

— Скорпиус, — выдохнул Гарри, чувствуя, что ноги становятся ледяными. — Он об этом не подозревает, конечно?

— Разумеется, нет, — Малфой перестал улыбаться. — Эти маленькие секреты наследники узнают накануне свадьбы. Равно как и те заклинания, которые позволяют молодым супругам избавиться от подобного наблюдения. Дети способны совершать множество глупостей. Долг старших — уберечь их от возможных ошибок.

— Явились меня шантажировать?

Сердце колотилось в груди как ненормальное, но решимости Гарри отстаивать свои чувства это не убавляло.

— Зачем? — Люциус вздохнул. — Шантаж — это долго и скучно, чаще всего, бесперспективно. Я пришел вас отравить.

— Вы сумасшедший, — прохрипел Гарри. — Отравить? Меня?

Малфой посмотрел на него, затем перевел взгляд на пустой стакан. Гарри дернул на себя ящик стола, зашарил слабеющими пальцами внутри, пытаясь нащупать безоар…

— Безоар отличное противоядие, — одобрительно произнес Люциус. — У него только один недостаток: он не помогает при отравлении ядами, в состав которых входит сам. Тут дело обстоит как раз наоборот — действие яда усиливается. Нет-нет, попробуйте, конечно, я не возражаю.

Серый камешек выпал из потерявших чувствительность пальцев и укатился под стол. Люциус сочувственно покачал головой.

— Знаете, для себя держал. На случай, если не получится избежать обвинительного приговора. Нет-нет, я не собирался умирать. Это яд наподобие “живой смерти”, но с более длинным сроком действия. Имитирует сильнейший сердечный приступ и “смерть” в течение семи дней. Вы же знаете, мистер Поттер, чистокровные маги хоронят мертвецов в склепах на семейных кладбищах. Я намеревался выпить яд, а затем проснуться — имея официальное свидетельство о смерти, новые документы и портключ на континент. К счастью, вы очень удачно выступили в суде. Мне не очень хотелось становиться эмигрантом.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — губы не слушались, тело стремительно немело. — Я опротестую свидетельство о смерти.

— Нет, — Малфой со вкусом посмеялся. — Не опротестуете, мистер Поттер. Вы, поколение, презирающее наши традиции, не хороните мертвецов в склепах. Вы очнетесь в роскошном гробу на белом атласе — в нескольких футах под землей. И будете умирать снова, заживо похороненый. Знаете, что самое забавное? Несколько лет назад вы — презирающий наши традиции — завещали некоторые свои вещи Лондонскому музею истории магии. В том числе и волшебную палочку. Так что вы будете царапать атлас ногтями, пытаясь выбраться из гроба.

— Вас обвинят в убийстве, — с каждым словом речь давалась Гарри все тяжелее.

— Вряд ли, — Люциус порылся в карманах. — Яд разлагается в крови в течение получаса. В больнице вам диагностируют смерть от сердечного приступа. На ваше счастье, в Святого Мунго не производят вскрытия.

Он вытащил из кармана крохотный фиал. Затем щелкнул крышкой тяжелых часов, развернул циферблат к Гарри.

— У вас есть десять минут. В фиале противоядие. Вы дадите мне Непреложный обет, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не вступите в интимную связь с моим внуком, Скорпиусом Гиперионом Малфоем. Вы так же дадите мне Непреложный обет, что не станете преследовать меня и мою семью. А я дам вам противоядие.

— Для Непреложного обета… нужен… свидетель, — прошептал Гарри.

— Это не проблема, — Люциус встал, вышел из кабинета в приемную, приоткрыл дверь.

— Драко, будь добр, зайди. Мы договорились.

Появление Драко — бледного, хмурого — оказалось последней каплей. Чувствуя, как сердце сжимает что-то невыносимо холодное и безжалостное, Гарри в последний раз разлепил губы.

— Идите к черту, Малфои.

Перед глазами вспыхнул яркий свет, горло перехватило удушьем.

— Драко, можешь идти. Я тут посижу минутку. А затем пойду искать эту… как там ее… Глэдис. Пусть вызывает колдомедиков.

Потом на Гарри обрушилась тьма.

Он проснулся от того, что его звали по имени и колотили кулаками в дверь. Открывать глаза и вставать не хотелось. Все тело ныло и протестовало против любой попытки пошевелиться. Но в дверь стучали все настойчивее, и Гарри все же открыл глаза, недоумевая, кому понадобился среди ночи.

Фонарь за окном почему-то не горел, подушка слежалась под головой, Гарри приподнялся на локтях, но тут же ударился лбом обо что-то твердое.

Память вернулась мгновенно, словно ее включили. Поттер зашарил руками вокруг. Дерево, оббитое мягкой скользкой тканью. Ломкие лепестки цветов по бокам. Кружево тонкого покрывала. Холод — страшный, вымораживающий холод могилы.

Паника заставила Гарри забиться в тесном гробу, он закричал, растрачивая понапрасну воздух, но тут сверху что-то грохнуло, и сквозь дерево и ткань донесся далекий голос.

— Не ори, Поттер. Потерпи пять минут.

И почти сразу — второй, полный слез, но бесконечно счастливый.

— Мистер Поттер, мы сейчас! Нам только замки сорвать!

Треск запоров, стон ломаемого дерева… Крышка откинулась неожиданно, и Гарри увидел два встревоженных лица. А над ними — белый шарик высоко стоявшей луны.

Поттер сел, чувствуя себя слабым, как новорожденный. Почти сразу в губы ткнулось горлышко бутылки.

— Пей! — требовательно сказал Драко. — Ты совершенно окоченевший. Скорпи, где плед?

Теплая пушистая ткань легла на плечи, а поверх нее Гарри обхватили две сильные руки.

— Пей, — повторил Малфой. — Немного отойдешь, и надо отсюда выбираться. Аппарируете со Скорпиусом в мою лондонскую квартиру. А я тут все приберу. Пусть он считает, что все получилось.

Гарри не стал уточнять, кто это — он. Просто дышал, чувствовал тепло, греющее его изнутри и снаружи, и думал о том, что жизнь — чертовски хорошая штука, особенно после смерти.

Квартира Драко оказалась маленькой, чистой и на удивление уютной. Скорпиус вручил Гарри большую керамическую кружку с мясным бульоном, стащил с ног замерзшего Главного аврора тонкие лакированные ботинки, натянул пушистые мягкие носки, наложил на комнату три согревающих заклинания подряд — в общем, всячески суетился, спасая Поттера от пневмонии. Гарри очень хотел сказать мальчишке, чтобы тот не мелькал по комнате, а просто сел рядом и прижался теплым боком. Но это казалось неудобным — в любой момент мог появиться Драко, а как он отнесется к ситуации, Поттеру было совершенно неизвестно.

Малфой вернулся через час. Молча снял мантию, кинул ее в кресло, кивком поблагодарил сына за грог, тут же принесенный Скорпиусом из кухни. Гарри тоже молчал, ожидая объяснений.

— Что ты хочешь услышать? — наконец, поинтересовался Драко.

— Что происходило в эти дни, разумеется, — занемевшие мышцы кололо, и Гарри сморщился от неприятного ощущения.

— Что происходило, — скрипуче и очень похоже на Люциуса передразнил Драко. — Сущий кошмар происходил, вот что. Траур по всей стране, флаги приспущены, по колдорадио три дня передавали печальные мелодии, по колдовизору сплошь воспоминания о тебе…

— Не придуривайся, — Гарри отставил кружку. — Знаешь ведь, о чем я.

— Знаю, — Драко оставил ернический тон. — Идет следствие. Отец — главный подозреваемый. Как он тебя убил, никто не знает. Многие в этом уверены, хотя никаких доказательств нет. Но я не сомневаюсь, что дело закроют. Разве что ты явишься в аврорат и напрямую его обвинишь.

— Допустим, не явлюсь. Почему закроют?

— Видишь ли, — Драко бросил взгляд на Скорпиуса. — Яд, который он тебе подлил в чай — уникальный. Один из моих далеких предков привез его из Индии, в Европе ничего подобного не известно. Кроме того, на отца работают два немаловажных фактора. Он выскочил из твоего кабинета с криками о помощи. Когда появились колдомедики и констатировали твою смерть, свалился в обморок и сейчас лежит в Святого Мунго с диагнозом “острая сердечная недостаточность”.

— Отравился?

Драко кивнул.

— Разумеется. Но не до конца. Сейчас по капле каждый день пьет яд, а затем — противоядие, чтобы поддерживать перманентно тяжелое состояние. Его успели допросить один раз, затем целители категорически запретили все допросы. Думаю, еще через два-три дня он благополучно скончается, а затем сбежит из Британии, как и собирался в свое время.

— Умно, — Гарри представил себе умирающего Люциуса. — Второй фактор?

— Мотив, Поттер, — Драко вздохнул. — Следователи не могут понять мотив. Ты же буквально накануне устроил Скорпиуса на работу в Министерство. Отец на том единственном допросе со слезами на глазах рассказывал, как пришел к тебе, чтобы лично поблагодарить за участие в судьбе внука. Как ты неожиданно пожаловался, что устал, что пять лет не был в отпуске, что плохо себя чувствуешь, а потом потерял сознание. Он испугался, побежал за помощью. Но он старый, ему трудно передвигаться. А секретаршу ты отпустил на ланч. На, сам почитай, в “Ежедневном пророке” все подробности.

— А ты? Тебя не подозревают? — Гарри подержал газету в руках и бросил на диван.

— Меня? Нет, — Драко усмехнулся. — Я ведь только к тебе в кабинет зашел в своем настоящем виде, Непреложный обет не терпит посторонней магии. А в Министерстве, да и в Британии тоже, появился под Оборотным зельем. И ушел под ним же. А так-то я был на ежегодном аукционе молодых вин в Бордо. Даже купил там что-то — как раз когда тебя колдомедики откачать пытались. Так что у меня алиби, Поттер. Железное. Никто меня не видел, никто не знает, что я был в твоем кабинете в тот день. Официально я приехал в Британию только вечером, после сообщения о том, что отец в больнице.

Он замолчал, рассматривая Гарри, затем сморщился.

— Что, плохо выгляжу? — хмуро улыбнулся Поттер. — Неделя в гробу мало кого красит.

— Да какая неделя, — Малфой махнул рукой. — Ты бы не проснулся через неделю, замерз бы насмерть. Тебя вчера только похоронили. И то мы со Скорпиусом с ума чуть не сошли. Тебя откапывать надо, будить, последние сутки идут — а народ на кладбище все тянется и тянется. К полуночи только разошлись. Скорпиус сторожа напоил, а я побежал к могиле. Хорошо, земля не успела схватиться. Я руками землю рыл, пока Скорпи лопаты из сторожки не притащил.

— А магия? — Гарри поежился, представив себе, как смерть переходит в сон и снова в смерть — уже от холода.— Можно было ведь магией откопать.

— Да туда бы весь аврорат слетелся, — отозвался Скорпиус. — На магию. Мы с папой сразу решили, что никакой магии применять не станем.

Голос у него все еще подрагивал — то ли от пережитого страха, то ли от напряжения последних суток. Гарри очень хотелось обнять мальчишку, прижать к себе, успокоить. Но в присутствии Драко демонстрировать свои чувства было неловко.

— А почему вы не пошли в аврорат? — спросил Гарри и тут же сообразил, что сморозил глупость.

Взгляд Драко, брошенный на него, подтверждал — да, глупость.

— Считаешь меня способным донести на родного отца? — ровным тоном поинтересовался Малфой. — Он, конечно, мало похож на рождественского ангела, но он мой отец. И то, что он сделал, — он сделал ради благополучия Скорпиуса.

— Это, конечно, реабилитирует его в твоих глазах, — как можно более ядовито ответил Гарри. — То, что он пытался оставить вдовой мою жену, а моих детей — сиротами, значения не имеет.

— Ни малейшего, — все так же ровно сказал Драко. — Я не оправдываю отца, но я его понимаю. Не знаю, что ты намерен делать, но тебе придется остаться здесь, пока моя семья не окажется в безопасности. Как только они пересекут границу Британии — делай, что хочешь. Воскресай и возвращайся к семье, открывай дело в аврорате или живи до конца дней под вымышленным именем. Твое дело, твоя жизнь.

— С ума сошел? — Гарри вскочил с дивана. — Ты собираешься продержать меня здесь неделю?

— Две, — уверенно ответил Малфой. — Две, чтобы ты гарантированно не успел помешать отцу и маме исчезнуть. Потом, как я уже сказал, делай, что хочешь.

Несколько долгих минут Гарри разглядывал палочку, кончик которой твердо метил ему в грудь. Потом снова сел, подобрал упавший на пол плед, аккуратно сложил его и пристроил рядом.

— Скорпиус останется здесь?

— Только если он сам захочет, — палочка дрогнула. — Хотя я очень надеюсь, что не захочет.

— Зря надеешься, — Скорпиус осторожно пододвинулся ближе к Гарри. — В Малфой-мэнор я не вернусь, пока дед на пересечет Пролив.

— Не хочешь даже попрощаться? — Драко нахмурился. — Он сделал это ради тебя.

— Я не просил ничего делать ради меня, — Скорпиус надменно вскинул голову и немедленно стал похожим и на деда, и на отца сразу. — У меня своя жизнь, с которой я разберусь как-нибудь сам.

— Хорошо, — Драко опустил палочку. — Поттер, я не буду требовать с тебя никаких обетов. Просто пообещай мне, что проведешь две недели здесь, не пытаясь с кем-нибудь связаться. Мне бы не хотелось сожалеть о том, что я сделал. У меня есть все возможности продержать тебя здесь принудительно, но не думаю, что Скорпиус это одобрит. Поэтому просто дай слово и все.

— Обещаю, — прохладная ладонь накрыла пальцы Гарри и тихонько сжала. — Но не могу обещать, что через две недели аврорат не объявит твоего отца в международный розыск. Боюсь, что и тебе придется ответить на некоторые вопросы следователей. Если, конечно, ты тоже не исчезнешь. Только учти, что исчезать тебе придется навсегда, как и Люциусу. Статья за укрывательство тебе обеспечена, если не что-нибудь похуже.

— Разберемся, — сказал Драко и встал. — В конце концов, я спас твою жизнь. Надеюсь, суд это учтет во время разбирательства моего дела.

— Я бы не особо на это рассчитывал, — ответил Гарри. — И не стал бы рисковать на твоем месте.

— Я подумаю, — пообещал Малфой. — Скорпиус, если что-то будет нужно — шли сову.

Он аппарировал прямо из комнаты. Гарри повернулся к Скорпи, все так же крепко державшему его за руку.

— Забыл сказать спасибо за то, что вы с отцом спасли мне жизнь. Глупо как получилось, неудобно.

— В следующий раз скажете, — Скорпиус заглянул Гарри в глаза и вдруг прошептал, отчаянно подавшись вперед всем телом. — Вы же защитите папу, правда? Он ведь ни за что не уедет из этой Сиракузы. Вы что-нибудь придумаете?

— Что-нибудь придумаю, малыш! — Гарри притянул его к себе и прижал, думая о том, каково сейчас Джинни, детям и всем тем, кого он знал и любил. — Ничего не могу обещать, но я постараюсь. Ты был прав, у тебя замечательный папа.

Сердце ныло так, словно Гарри снова подлили яд. Очень хотелось домой — к Джинни, к мальчикам, к Лили. Сесть за круглый кухонный стол, вдохнуть запах теплой сдобы, мимоходом погладить жену по теплому мягкому боку. И точно так же отчаянно хотелось остаться здесь, в крохотной квартирке с милыми безделушками на полках, пушистым ковром на полу и толстыми шторами на окнах. Со Скорпиусом, горячо и быстро дышащим в плечо.

“Две недели, — подумал Гарри. — У меня впереди две недели, и я обязательно что-нибудь придумаю. Обязательно”.

Fin