Игрушка

«…Ежели скрыть хочешь самый образ мыслей твоих, долженствует тебе сперва овладеть разумом твоим всецело, контролируя каждое движение мысли твоей. После же поступай таковым образом: егда имеешь нужду скрывать чувства, озадачь разум твой проблемой некою, вполне тебя занимающей, практического же смысла не имеющей. Рассуждай о словах, их звучании и построении, аще же грамотен, о написании. Не возвращайся боле к уже обдуманному, дабы не упустить ум твой в колею наезженную. Прочее же происходящее с тобой пропускай сквозь себя, дабы очи видя, не видели, уши слыша не слышали. Принимай все, не осмысляя, дабы не открылось врагу мечтание твое и намерение. После же воспользуйся артефактом памяти и вполне рассмотри то, чему был свидетелем.

Но не всякому доступна наука сия, ибо природа человеча греховна есть и к отвлечениям склонна…»

(Октавиан Флавий Темный, Максимус Скрытень. Практические аспекты тонкого искусства защиты разума, т. IV, с. 372).

Крики магглов становятся все реже; немногочисленная кучка магов, охранявших селение, уничтожена в самом начале. Уже нет необходимости защищаться, осталась только зачистка, на деле — тупая резня. Подумалось вдруг, что Скрытень неправ: на технике боя можно концентрироваться не хуже, чем на правописании.

Diffindo! Bombarda! Надо было сразу maxima бить. Куда ты? Stupefy! Seco! Imperio! Прыгай оттуда, кретин! А вам не уйти! Reducto! Incendio! И тебе Stupefy! Adesco Fire! Finite Inca… Тьфу, Уолли, разве так делают? Всех забрызгал! Finite Incantatem! Excuro! Aquamenti maxima! Seco!

Главное — сосредоточить внимание на технической стороне дела, а не этической. Не думать о том, с кем я это делаю. И не пропустить приказ Повелителя, разумеется.

— Последняя жертва твоя, Северус!

— Avada kedavra! — не наелись еще смерти, Ваше Лордство? Я вот давно уже наелся, так нажрался, что из горла лезет, блевать тянет, а нельзя. Да следую я вашим приказам, милорд! Сколько можно проверять мою лояльность? Нет у меня никакого сожаления о случившемся, нету. Глаза этой магглы я позже в Омуте памяти увижу, вот тогда и будем жалеть.

Бойня окончена, теперь аппарация в штаб и короткое общее собрание, значит, надо сосредоточиться на защите. Сегодня пусть будет буква «о», ради пущей сложности — в конце. Без повторов и, по возможности, близко по смыслу. Собрание не должно затянуться надолго.

Мерзко, вязко, медленно…

Горько, но безвыходно.

…Слова Лорда проходят сквозь сознание, плывут мерной, размереной волной, без осознания, просто констатация фактов. Принимаются мозгом, сохраняются на будущее, но не обдумываются, чтобы не вызвать ненароком отрицания или возмущения…

— Подведем итоги. Место высокой напряженности магического поля локализовано и зачищено, там будет построено поместье для общих собраний и ритуалов. Пий, отвечаешь за снос имеющихся лачуг и оформление бумаг на землю в Министерстве. Люциус, контролируешь постройку поместья и охранные заклинания. Рабастан, поможешь ему. Теперь по рейду. Фенрир, Грегори — возьмете на себя тренировку новобранцев, они слишком долго сомневаются. Рефлексы надо отрабатывать, рефлексы! Питер, почему во время боя с охраной я тебя не видел?

— М-м-м…милорд!

— Знаю, потому что ты трус. Вон отсюда!

Петтигрю удаляется под дружный смех Пожирателей. Вот и мне бы… куда-нибудь подальше отсюда… и побыстрее… и желательно без прощального Круциатуса.

Размеренное обсуждение операции усыпляет. Не пропустить, только не пропустить, когда я потребуюсь. Это студенты у Биннса спать могут, а нам тут такой роскоши не дано.

Грязно-желто, гнилостно

Начало положено.

Речь Лорда уже не течет волной, она дрожит, дергает нервы, словно кукловод ниточки, ввинчивается в уши, раздражает и шершавит под языком…

Плохо будет, если сейчас он вспомнит про меня, ой как плохо. Благостное настроение кончилось, эйфория битвы утихла, и Лорд нуждается в новой порции адреналина. Не хочу быть его источником, но кто меня будет спрашивать?

— …до следующего вторника можете быть свободны.

Быстро отпустил! Неужели на сегодня все?

Рано радовался, в спину догоняет:

— Северус, ты такой решительный сегодня! Останься-ка, поговорим.

Приплыли, очередной допрос. А я-то надеялся, обойдется проверкой в бою. Надо сосредоточиться.

Пусто, скользко, путано,

Падано безудержно.

Пусто и скользко должно быть в моих мыслях сейчас, наверняка ведь будет копаться! Что-то плохо мне сегодня дается окклюменция, сутки без сна свое берут.

— Спасибо, что остался, Северус! Присаживайся… Давай поговорим о твоем предательстве?

Что, вот так в лоб, милорд, и попрощаться не дадите? Хотя, с кем мне прощаться-то, кроме вас? Надоели мне ваши проверки «на слабо», милорд. Сколько их еще будет-то?

— Скажи, Северус, ты мог бы меня предать?

О, милорд, как любите вы риторические вопросы! А кто не мог бы, скажите? Сами учили нас, что вопрос предательства определяет расстановка ценностей. И для любой из них можно найти ценность большую, чтобы вынудить человека сделать то, что нужно. Основы искусства допроса, милорд, элементарщина.

— Да, милорд, я мог бы.

— Конечно, ты мог бы… теоретически. Но ведь ты именно это и сделал.

— Милорд, поверьте…

— Тише, Северус, не отрицай. Мы говорим о свершившемся факте, изменить уже ничего невозможно. Ты предал меня в тот день, когда я отказал тебе в просьбе сохранить жизнь Лили Эванс. Что ж, таков, наверное, мой фатум, что слуги предают меня из-за женщин. Вот взять, например, Рудольфуса. Ты знал, что он начал таскать информацию Дамблдору еще раньше тебя? Приревновал ко мне Беллу, глупец. Решил, что если поможет меня уничтожить, то жена будет любить его, а о последствиях не подумал. Как результат — тринадцать лет в обнимку с дементорами. Дамблдор мог вытащить только одного из вас, и ты был куда более удобен в здравом уме в роли благодарной собачонки, чем бедняга Руди.

Серо, скучно, буднично

Притворство уничтожено.

Вот как, оказывается, вы все знали, милорд. А я так боялся этого поначалу! Каждый день казалось, что вы все узнаете, и руку обожжет болью в последний раз. Вы столько лет позволяли мне верить, что я могу вас обмануть? Вы более жестоки, чем я мог себе представить, милорд!

— …а знаешь, почему Петтигрю до сих пор прислуживает вам? Ведь это он столько лет добивался моего возвращения и всячески ему способствовал, а сейчас — последний из избранных. Думаешь, это я неблагодарен или не люблю подлиз и трусов? Нет, Северус, трусы и подлизы вполне меня устраивают — когда они надежны своей трусостью, предсказуемы. Наш Питер все никак не может определиться. Он меняет сторону по три раза на неделе, доносит везде и обо всем. Стучит Министерству на Дамблдора, Дамблдору на меня, мне на Министерство… Шпионит везде и за всеми, удобная анимагическая форма — единственное его достоинство. При этом изрядно привирает, так, что сам путается в своем вранье. В его сведениях крайне сложно отделить ценную информацию от ложной. Дурная карта, неудобная, — как такую разыграть? Не люблю фальшивок.

Ты, мой великий шпион, не знал об этих двоих? Оказывается, Дамблдор не слишком открывает тебе карты, да? Право, Северус!.. Как же ты не поймешь, что ты всего лишь игрушка для него, как и для меня. Но я хотя бы уважаю тебя за постоянство и прямоту, тобой удобно играть, интересно.

Пряно, жарко, тягостно,

Красно-бело, приторно.

Красно-бело — это перед глазами, приторно и горько — на языке. Сглатываю, но никак не получается проглотить эту горечь до конца. Надо, надо вслушаться в ваши слова, но ощущение, что привязан цепями к столбу, а хворост под ногами вот-вот вспыхнет, не дает сосредоточиться. Что вы там про Лестранжа, про Петтигрю? Какое мне до них дело, когда я собственной судьбы не знаю? Начинайте уже, будьте добры, не тяните.

Искренно? Наиграно!

Только… очарованно?

Излюбленный ваш прием, милорд? Огорошить новостью, выбить почву из-под ног, а потом увести разговор в сторону, будто он вовсе меня не касается? Нравится вам наблюдать, как трепыхаются подвешенные в воздухе жертвы, я сам видел. Чего же вы ждете? Когда я дойду до состояния слепой паники и буду умолять вас о пощаде? Так я не прошу о невозможном, милорд. Этот урок я давно выучил. И паники постараюсь не допустить, вот только сосредоточусь, чтобы закрыть разум от осознания провала…

— Ты вот, Северус, искренен в своей ненависти ко мне и нашему делу. Да-да, и твоему делу тоже. Или ты уже забыл, сколько людей убил ради этого дела? Подумать только, они ведь были невинными людьми, зачастую беззащитными детьми или стариками, или того хуже — магглами! Тебе самому не странно, Северус, убивать их ради того, чтобы я не раскрыл твое прозрачное шпионское инкогнито?

Раскаленно, каторжно,

Отчего-то совестно.

Конечно, тяжело будет умирать с таким грузом на душе, милорд. По вашей, между прочим, милости, полученным. Как будто, у меня был выбор!

— Что напрягся? Боишься? Не бойся сегодня умереть, Северус. Еще в приюте меня научили не ломать зря свои игрушки — чтобы не пришлось потом отбирать новые у других.

Убивать тебя слишком расточительно — ты и не хочешь мне служить, но почему-то служишь. Мучаешься совестью, заставляешь себя, но варишь яды, пытаешь, убиваешь. Казалось бы, если претит — уйди, откажись подчиняться, умри, наконец, — если это сделать самому, будет совсем не больно. А ты продолжаешь мучить себя, притворяясь перед собой, будто ты изменился. Будто, будучи Пожирателем, ты не один из нас. Да ты такой же, как и мы все, Северус. Ты выполняешь все мои приказы тщательнее остальных — так боишься проколоться. Знаешь, Теодор Нотт как-то отказался убивать старуху, то ли магглу, то ли сквиба, потому что она оказалась какой-то подругой его матери — ты знал, кстати, что его мамаша якшается со сквибами? Он не менял сторону, не отказывался от наших взглядов — просто не хотел убивать ту знакомую сам. Встал передо мной и протянул палочку рукоятью вперед. Мне было весело, и старуху я отпустил. Она мне не мешала, а в верности Нотта я вполне уверен. Он со слезами благодарил меня за неожиданный подарок. А ты не колебался, даже убивая своих бывших учеников. Ненавидел меня, ненавидел себя, но все боялся рискнуть, подставить себя под удар, вызвать подозрение… Боялся попросить за кого-то, признаться в слабостях, в привязанностях. Ты так переигрываешь, Северус! Ты слишком идеален. Идеальный убийца, мучимый раскаяньем. Ну не смешно ли?

Смешно, Северус. Смешно за тобой наблюдать. Странная из тебя вышла игрушка.

Лжеединство предано —

Добро разочаровано.

— Однажды, милорд, я попросил.

— И настолько не поверил своему Повелителю, что тут же, получив мое обещание, побежал к Дамблдору. Но полно, я не хочу вспоминать ту старую историю. Давай лучше обсудим, что мы имеем сейчас. А сейчас ты по факту — полноценный Пожиратель, садист и убийца. Ты думаешь, твоя Светлая сторона этого не понимает? Думаешь, они все считают тебя кем-то кроме Пожирателя? Палача невинных, слуги Волдеморта, преследуемого преступника. Да сдай ты им всю Организацию с потрохами, после Победы они с радостью показательно казнят тебя на потеху толпе. Им плевать на тебя, и на Руди, и на остальных, — они тоже играют. Что, думаешь, если Поттер примет дела у Дамблдора, он пощадит убийцу, который снабжал их сведениями? Ты же ведь не дурак, Северус, ты понимаешь, что тебе не будет жизни в том мире. Конечно, ты раскаялся настолько, что с радостью примешь смерть. В искупление грехов, так сказать. Ты ведь не упускаешь из виду, что сначала тебя опозорят на всю магическую Британию и после смерти твое имя станет синонимом лжеца и предателя, верно? Они будут говорить, что ты «творил свои черные дела под прикрытием маски шпиона» и тому подобную сентиментальную чушь. Но в природе нет абсолютно черного цвета, равно как и белого, ты ведь это тоже понимаешь, правда? И среди тех, кого убили мы с тобой, не было невиновных. Велика ли важность — приблизить конец тех, кто оказался слабее, кто заслужил смерть?

Больно, остро… — истинно:

Тяжко, страшно, муторно.

Страшно и мутит. Неужели вы правы, так оно и есть? Я ведь понимаю, что старик не доживет до развязки этой войны, но всегда хотелось надеяться, что он позаботится о моем оправдании. Что ж, теперь и заботиться не надо будет — из ваших рук, милорд, предатели живыми не выходят. Это я еще по Каркарову помню.

— Я уже говорил тебе, что слишком многие предают меня из-за женщин? Вот Люциус в последнее время начал слишком часто задумываться, что жена и сын ему дороже нашего дела. Конечно, я могу его понять, но как бы наш скользкий друг не застрял на перепутье.

Женщины… Что вы в них находите, Северус, скажи мне? Столько лет спустя, ты все еще вспоминаешь Лили Поттер? Или ты давно увлекся другой магглорожденной дурой, и потому все еще хочешь моего поражения?

Тупо, ржаво, солоно:

Покрывало сорвано.

— Понимаешь, Северус, это просто игра. Тобой играю я, тобой играет Дамблдор. И только ты настолько вжился в игру, что путаешь ее с реальностью. Обману тебя я, и твой старик обманет тебя так же. Это ничего, абсолютно ничего не значит. Ну что ты сейчас уперся в свои лингвистические упражнения? Ерунда все это, а не защита сознания. Какой толк в рваных ассоциациях, подавляющих эмоции? Очнись, Северус, отвечай мне, отреагируй! Что ты за сухарь такой, все чувства в себе подавляешь, жить себе запрещаешь ради этой игры!

Ну да, ну да. У вас, милорд, тоже есть пара любимых слов, оканчивающихся на «о». Круцио да Империо. Нет уж, я лучше как-нибудь без них.

Обнаженно, трепетно,

Ласково, доверчиво.

Зачем вам это, милорд? Ходите вокруг, пытаетесь меня разговорить, рассуждаете вслух… Честное слово — ждать от меня реакции не стоит. Не хочу доставлять вам такого удовольствия. Начинали бы уже, милорд, не тянули.

— Что с тобой, Северус, отчего ты так напряжен? Боишься наказания? Не верю. Я знаю, ты и пыток не боишься, каждую боль принимаешь как расплату, как возмездие. Тебе самому не странно искупать вину за то, что ты делаешь, повинуясь двойному приказу — моему и Дамблдора? Вот уж поистине необъяснимое желание пострадать. Ты упиваешься, что ли, этим страданием? Мне иногда кажется, держи я тебя под Империо, ты и тогда будешь винить себя за все совершённое.

Не бойся, Северус, я не буду тебя пытать. И казнить тоже не буду. Отпущу на все четыре стороны, если ты ответишь мне: зачем? Зачем ты сделал себя марионеткой, зачем существуешь в игрушечном мире?

Ложно: зло обманчиво —

Яростно растерзано.

А вы правы, милорд, вы абсолютно правы. Той и другой стороне я нужен не больше, чем детская игрушка. Ей можно забавляться, но если ее сломают, никто не будет о ней горевать. Впрочем, я просто не знаю другой жизни. Я никогда не был важен по-настоящему, хотя так к этому стремился… А та единственная, которая была важна для меня, тоже стала разменной пешкой в игре этих двоих. Обиду мне не удалось победить до сих пор. Может быть, поэтому мне удается выдавить из себя только жалкий, почти детский всхлип, и спросить невпопад:

— А ее за что, милорд? Она чем заслужила?

— Что-что, Северус? Почему я убил твою драгоценную Лили? Все просто: она мне мешала. Препятствия я убираю с дороги, не замечая. Ты не сумел сделать ее существенным звеном, не сумел показать ее важность для меня, сделать не игрушкой, а человеком, личностью. И при этом сам зациклился на этой смерти на пятнадцать лет. Тебе давно пора бы оставить грязнокровку в прошлом. Просто относись ко всему проще. И если уж решил играть, не становись игрушкой в чужих руках, играй свою партию. Скоро Дамблдора во главе «сил Света» сменит его молодой гриффиндорец — ты готов к этому? Будешь также преданно служить мелкому выскочке, как служил старику?

Ты подумал бы лучше о своей выгоде, о том, на чьей стороне тебе лучше закончить эту войну. Ты ведь умеешь это, настоящий слизеринец. Так почему для себя не используешь свои умения, не позволяешь себе выиграть?

Заклеймено памятно:

Стойко, некапризно

— Вы сами не считаете меня человеком, милорд. Возможно, Дамблдор поступает также, но он хотя бы скрывает это за притворным покровительством.

Ну вот, милорд, вы опять поняли все буквально? Как иначе объяснить ваши руки на моих плечах и свистящее дыхание у самого уха?

— А тебе нужна лживая забота, Северус? Ты пришел ко мне сам, ты остался у меня, и ни разу не показал себя ничем иным, кроме орудия, удобной и полезной игрушки. Сам терпел пренебрежение, сам выполнял приказы, сам позволял собой командовать. Ты сам поставил себя на это место, и сам, если захочешь, должен занять другое. Не я, не Дамблдор и не молодой Поттер должны определять твою судьбу. Только ты сам. Так разве будет тебе легче от фальшивого сочувствия, от того, что я притворюсь, будто принимаю твою игру? Я ведь так и делал многие годы, думал, что ты одумаешься, попробуешь измениться… Но ты был и остался рабом, Северус, и мне надоело это терпеть.

Было клеймо отчаянно,

Добровольно признано.

Хорошо, признаю: я ваша марионетка, ваш раб, милорд. Был таковым и остаюсь до сих пор, как бы мне ни хотелось верить в иное. Я добровольно принял метку и я был верен ей все это время — с поправкой на информацию, которую вы позволяли мне передавать Альбусу. Вы не хотите меня убивать… еще не наигрались, милорд? Желаете продлить удовольствие? Так я всегда и всецело к вашим услугам.

…Интересно, зачем вы это делаете? Зачем обходите со спины, обнимаете и вжимаетесь, почти прикасаясь губами к уху? Зачем расстегиваете холодными пальцами воротник моей мантии, если не собираетесь пытать? Чего хотите добиться, разминая плечи? И зачем, наконец, шепчете странные, непонятные обещания, от которых дрожь пробегает по телу и в сердце досадно покалывает.

— Я хочу, чтобы ты позволил себе жить, Северус. Теперь вопрос стоит не о том, кому ты верен, а кому нет. Вопрос лишь в том, кого ты не любишь больше — меня или Поттера? Проверим?