Unfinished bussines/ Неоконченное дело

— Гермиона, — прошептал заговорщически Невилл Лонгботтом, — посмотри сюда. Как тебе кажется — эти цветы подойдут?

— Подойдут, — тихо ответила она, осторожно помешивая жидкость в котле и не спуская глаз с профессора Снейпа, от внимания которого, казалось, ничего не могло ускользнуть. — Они же в точности, как на рисунке в книге.

— Ага, — подтвердил Невилл, — но мне кажется — с ними что-то не так.

— Ты и вправду решил спросить у профессора Снейпа все ли в порядке с этими цветами? Ты, верно, позабыл его рассказ о том, как трудно достать копьелистный шлемник в пору цветения.

Невилл пожал плечами и опустил сухие цветочные головки в зелье. И почти сразу же мутная жижа стала прозрачно-синей. Невилл с опаской ткнул ложкой в центр густого варева, и поверхность задрожала, отливая всеми цветами радуги. Лонгботтом надеялся, что хотя бы в этот раз Северус Снейп отыщет для издевательств другую жертву. Увы, сегодня был не день Невилла.

— Что тут? — раздался глубокий презрительный баритон, и Невилл с Гермионой вздрогнули. — Неужели все уже готово, мисс Грейнджер? Как всегда решили выделиться?

— Да, сэр. То есть, нет, сэр, — ответила Гермиона, запинаясь.

Даже сейчас, когда до окончания Хогвартса осталось меньше полугода, Снейп пользовался любой возможностью сделать их жизнь невыносимой.

— Если вы закончили и сделали все верно, в чем лично я сомневаюсь, то через несколько секунд после приема зелья вы должны заснуть. Ну и кто из вас опробует это варево?

— Я, — сказала Гермиона твердо, пока Снейп не успел привести Невилла в полнейший ужас.

Она зачерпнула немного синей жидкости, глубоко вдохнула и, прежде чем сделать глоток, подтянула к себе табуретку. Последнее, что Гермиона увидела перед тем, как зрение заволокло туманной пеленой и она потеряла сознание, были черные глаза Снейпа.

— Что ж, зелье действует, — отрывисто сказал он, когда Гермиона осела на табуретку, почти ударившись о стол головой, а ложка со звоном упала на пол. Снейп пристально посмотрел в котел. — Но, так или иначе, я снимаю пять очков — цвет зелья не такой, каким должен быть. Он должен быть полуночно-синим, а это, определенно, просто темно-синий. Будите вашу напарницу и уберите тут все.

— Да, сэр, — выдохнул Невилл.

Он схватил Гермиону за плечо и попытался растормошить. Не удалось. И тогда Невилл тряхнул ее сильнее:

— Просыпайся же, Гермиона.

— Да вы даже своего напарника не способны разбудить, мистер Лонгботтом? — язвительно спросил Снейп, схватив длинными, сильными пальцами Гермиону за плечо. Встряхнул грубо. — Проснитесь, мисс Грейнджер.

Но вместо того чтобы проснуться, она, потеряв опору, начала падать, и только то, что Снейп держал ее за руку, спасло Гермиону от удара головой о пол.

Но это уже не имело никакого значения.

* * *

— В смысле — умерла? Да как я могла умереть? — Гермиона уперла руки в боки и раздраженно топнула ногой. Хотя это было громко сказано — ее бесплотная нога при ударе не извлекла никакого звука.

Серая дама вздохнула в благородном недовольстве:

— Мы тебе уже десять раз это говорили. Последнее зелье Невилла Лонгботтома убило тебя.

— Последнее зелье Невилла? А он? Он тоже?..

— Нет, — ответило привидение Равенкло. — Профессор Снейп приказал всем покинуть класс и опечатал комнату, когда не смог разбудить тебя.

— Это же было не последнее зелье Невилла, да? — Гермиона попыталась ухватиться за противоречие. — Он еще сварит много зелий.

Серая дама снова вздохнула.

— Оно всегда так поначалу, — пришел на помощь Сэр Николас. — Тем, кто недавно умер, трудно понять, что случилось, но потом они привыкают.

— Умер?! — гневно выкрикнула Гермиона. — Я даже ТРИТОНы не сдала! Как это я могла умереть?

— Как мы уже говорили тебе, Гермиона, — можно я буду называть тебя Гермиона? — ты была отравлена. Непредумышленно, конечно, но все-таки теперь тебя трудно причислить к живым.

— Ты одна из нас, — с удовольствием сообщил Сэр Николас. — Это чудесно — в замке появилось новое привидение. Такого не случалось с тех пор, как Плакса Миртл присоединилась к нашей дружной семейке.

— Я не желаю быть привидением, — отрезала Гермиона. — Мне еще столько нужно сделать! Я не окончила Хогвартс. И я уже молчу о том, что Волдеморт живет и в ус не дует.

— Ты скоро поймешь, что все это неважно. Не так важно, как раньше, — Серая дама пыталась успокоить ее. — В конце концов, все в мире живых лишь суета сует.

— Но я все еще девственница! — крикнула Гермиона.

И тут она поняла, что привидения могут краснеть — щеки Сэра Николаса залились странным серебристым цветом, но Серая дама посмотрела на нее с одобрением.

Гермиона закатила глаза, повернулась к дружелюбным привидениям спиной и принялась мерить шагами пустынные коридоры. Было уже за полночь, и лунный свет струился из высоких стрельчатых окон. Гермиона не знала, где именно она находится в замке, но без сомнения — она была в Хогвартсе. И что-то помнилось — неуловимо, неясно — будто бегала она здесь, по коридорам, но это ни капли не помогало.

Миновав один коридор, затем другой, она, наконец, добралась до лестницы, которая вела вниз. Гермиона спустилась на этаж, снова лестница — и ниже, ниже. Скоро она поняла, что это место ей знакомо — широкий коридор перед Большим залом.

— Знай, что ты можешь проходить сквозь стены, — любезно подсказал голос.

Гермиона вскрикнула и подскочила.

Сэр Николас выглядел чуть обиженным:

— Право, мисс Грейнджер, я просто хотел помочь.

— Простите, Сэр Николас. Вы меня напугали.

Гермиона, нахмурившись, посмотрела под ноги — удобные полуботинки с закрытой шнуровкой парили в нескольких дюймах над каменным полом, и получается, что она висела в воздухе, но, сосредоточившись, Гермиона снова смогла опуститься на твердую поверхность.

— Ну вот, ты теперь одна из нас, привидений, милая леди. Теперь можешь преследовать, можешь пугать людей. Без этого было бы совсем худо: развлечений у нас — раз, два и обчелся…

— Прекрасно, — пробурчала Гермиона глухо. — Вот что мне на самом деле хотелось бы знать, так это ответы на кой-какие вопросы. Последнее, что я помню — кабинет зельеварения. Это — отправная точка, посмотрим, что мне удастся найти.

— Отличная идея, мисс Грейнджер. В конце концов, чем быстрее вы привыкнете к своему новому состоянию, тем лучше себя почувствуете. Дайте знать, если я смогу быть чем-то полезен. — Сэр Николас, лучезарно улыбаясь, смотрел на нее, перебирая пальцами край гофрированного воротника.

Гермиона выдавила улыбку и удалилась, недобро раздумывая, как это хорошо воспитанное привидение смогло приспособиться к такому существованию.

Глубокой ночью лестница, которая вела в подземелья, была объята такой темнотой, что хоть глаз коли, но Гермионе это не причиняло неудобств. На деле-то, как она поняла, ей не нужно было беспокоиться ни о передвижении, ни о еде, ни об усталости, да и ни о чем больше. Конечно, это несколько раздражало, но совсем не беспокоило.

Застыв у двери, которая вела в кабинет зельеварения, Гермиона собралась было постучать, но вместо этого посмотрела на свои бледные, полупрозрачные ладони. Она выпрямила пальцы, изучила обе руки, но они выглядели как всегда, если не считать того, что через них все было видно. На рукаве мантии осталось пятно от подливы, которую пролил на завтраке Рон. Маленький значок, что носили старосты, висел немного косо — прошлым утром она собиралась в спешке. Гермиона мельком оглядела себя, и вроде вид был приличный, хотя один гольф пытался сползти. Как могла лопнуть резинка у призрачного гольфа? Гермиона мысленно пожала плечами и вновь подняла кулак, чтобы постучать.

Кулак прошел сквозь дерево.

— Ох, ну ладно, — пробормотала она, и вдохнув (на деле-то ничего не вдыхая), зажмурилась и нырнула сквозь дверь.

Оказавшись по другую сторону, Гермиона осторожно открыла глаза и с облегчением выдохнула. Класс был, конечно, пуст, но свет пробивался сквозь не до конца закрытую дверь, что вела в кабинет профессора зельеварения. Когда она подошла ближе, то увидела Северуса Снейпа, сидящего за столом и проверяющего работы. Черные волосы прядями свисали на худое — одни острые углы — лицо, и выражение его казалось еще более неприступным, чем обычно.

Так как постучать Гермионе не удалось, она кашлянула и окликнула его:

— Профессор Снейп?

— Уже поздно, мисс Грейнджер. После отбоя вы должны находиться в гостиной своего факультета. Хочется верить, что у вас достойная причина… — он осекся. — Мисс Грейнджер? — спросил он, и баритон вдруг стал так высок, что приблизился к тенору.

Ошеломленный, он перевернул чернильницу. Тихо выругавшись, Снейп поднял маленький серебряный флакончик и так крепко сжал его, будто тот мог выпрыгнуть и побежать по столу.

— Мисс Грейнджер, — повторил Снейп, справившись с голосом. — Какое неожиданное развитие событий.

Он поднял руку и со странным отвращением наблюдал, как стекают с пальцев капли чернил.

— Да уж, куда неожиданнее, — ответила Гермиона чуть сердито. — Представьте мое удивление.

Тяжелый взгляд Снейпа никак на нее не подействовал.

— Надеюсь, сэр, вы расскажете, что со мной случилось. Когда я умерла? Что произошло?

— А-а-а… — протянул он без особой отзывчивости и испачканной чернилами рукой коротко махнул в сторону деревянного стула напротив стола. — Пожалуйста. Садитесь.

Гермиона подошла к стулу с некоторым волнением, но ей удалось скорее присесть на него, а не провалиться сквозь. Она с облегчением улыбнулась и снова внимательно посмотрела на Снейпа, который вытирал пальцы белым носовым платком.

— Что касается вашего первого вопроса, мисс Грейнджер, вы умерли чуть больше недели назад. В пятницу. Вы и Невилл Лонгботтом работали над зельем.

«Мгновенные снотворные капли», — вспомнила Гермиона и нахмурила брови.

— Но мы все сделали верно! — возразила она.

— Да. Вы справились, — неохотно признал Снейп. — Однако вместо того, чтобы заснуть, вы умерли. Почти мгновенно. И по совету мистера Лонгботтома я попросил профессора Спраут проверить цветы копьелистного шлемника, которые были розданы на уроке. Выяснилось, что эти растения заражены неким паразитом, — он замолчал и тяжело сглотнул. — Получается, мисс Грейнджер, что ваши одноклассники обязаны вам жизнью, потому что вы сварили и опробовали зелье первой. Если бы вы все одновременно проверили зелье, через несколько минут весь класс был бы мертв.

— Ох, — выдохнула Гермиона, обрадованная тем, что весь класс не свалился замертво, но, понятно, не менее взволнованная из-за этого своей собственной гибелью. — Что ж… Надеюсь, тому, кто поставляет вам шлемник, не поздоровилось, — закончила она несколько резко.

— Можно сказать и так, — ответил Снейп обманчиво мягко. — Я полагаю, он подумывает учредить стипендию вашего имени.

— О Господи! — вскричала она, как только вспомнила. — А как мои родители? А Гарри? А Рон? Они, верно, с ума сходят!

— Ваши родители убиты горем, — сказал Снейп. — Они забрали тело после панихиды в понедельник, вчера прошли похороны. Были ваши друзья и многие из преподавателей.

— И вы? — спросила она, удивленная.

Казалось, он немного смутился:

— Вы умерли в моем классе, на моем уроке, мисс Грейнджер. Я должен был присутствовать на похоронах.

— Как Гарри и Рон? — спросила она, совсем неуверенная, что человеку, сидящему напротив, есть дело до ее друзей. — Я даже представить не могу, как они расстроены.

— Думаю, они… держатся.

— Я должна их увидеть, — задумчиво проговорила Гермиона.

— Уже поздно, мисс Грейнджер, — напомнил Снейп. — Возможно, вам лучше дождаться утра.

— Ну да. Я запуталась совсем, — Гермиона склонила голову набок, раздумывая. — Почему вы такой любезный? — спросила она. — Обычно вы куда раздражительней.

И в тот же миг, как вырвались эти слова, она пожелала забрать их обратно, по крайней мере, до того, как не узнает — снимают ли баллы с Гриффиндора за поведение его привидений.

— Вы умерли, мисс Грейнджер, и только благодаря вам, не мне, вместе с вами не умер весь класс. Уверен, вы можете понять мою сдержанность при таких обстоятельствах, — голос его был тихим и спокойным, но Гермионе показалось, что Снейп сейчас вспылит.

— Чего ж тут непонятного, — согласилась она.

— Отлично. А сейчас ступайте. Мне много что нужно сделать, и в список моих дел не входит пустая трата времени на вас.

Гермиона не была удивлена внезапным возвращением Снейпа в образ, скорее отчасти поражена тем, что он вообще потрудился ответить на ее вопросы. Она поднялась с кресла, не обращая внимания на то обстоятельство, что стопы ее парят в нескольких дюймах над полом.

— Спасибо, сэр. Я надеюсь, что больше не потревожу вас.

Снейп не удостоил ее ответом, и Гермиона покинула кабинет, проплыв через дверь почти без заминки. И, остановившись уже в коридоре, принялась размышлять о том, чем же ей заняться дальше.

Остаток ночи и ранее утро Гермиона исследовала подземелья: сначала она осторожно проникала в стены рукой, потом головой — то тут, то там без всякой системы, — и иногда попадала в кладовую или другой коридор. И на ум Гермионе вдруг пришло — вот так ирония! — она может попасть в личное хранилище Снейпа, да только ничего не может сделать с ингредиентами. К тому времени, как она привыкла без страха нырять сквозь стены, взошло солнце и лучи его проникли в маленькие окошки той комнаты, что была, верно, гостиной Слизерина: там вокруг узких кроватей висели зеленые с серебром флаги.

Преподаватели и ученики уже бродили по замку, и Гермиона, избегая их, отправилась к башне Гриффиндора. Считалось, что невежливо людям проходить сквозь привидение, и потому она полагала, что и привидениям не стоит так поступать с живыми. Она не могла припомнить, чтобы призрак хоть раз сделал это, когда она была жива, но Гермиона никогда не обращала на них внимания. И сейчас жалела об этом.

Полная дама едва успела издать удивленный вздох, когда Гермиона прошла через картину и входную дверь. Несколько гриффиндорцев сидели в общей гостиной, но они привыкли к призракам, что жили в замке. Никто не поднял глаз, когда Гермиона пронеслась мимо, и оттого они не поняли, что их бывшая староста стала привидением.

Комната старшекурсников была на самом верху. Гермиона и не пыталась стучать, она просто проникла внутрь, и потому Симус Финнеган, увидев ее, взвизгнул, как девчонка, и принялся кутаться в мантию, прикрывая нижнее белье.

— Где Гарри и Рон? — спросила Гермиона, оглядывая пустую спальню.

— Тренировка, — с трудом проговорил Симус, показывая рукой куда-то в сторону квиддичного поля, и судорожно подтянул сползающую мантию.

— Брось, Симус, — сказала Гермиона. — Меня ты и раньше не интересовал, и уж точно не заинтересуешь сейчас. — И она метнулась, растворившись в двери так быстро, что остолбеневший Симус не успел придумать ответ.

Квиддичное поле располагалось к западу от школы. Высокие стены и башни замка загораживали свет восходящего солнца. Гермиона застыла на пороге, раздумывая, сможет ли она покинуть замок, но не почувствовала никакого сопротивления и шагнула на траву. Хотя роса холодила ей стопы, Гермиона не оставляла следов.

Она увидела двух юношей с метлами на плечах, которые угрюмо плелись к квиддичному полю. И все в мальчишках — от опущенных плеч до гнетущего молчания между ними — сказало ей, что творится у них на душе, и на мгновение Гермиона подумала, что не стоит их тревожить, но тут же напомнила себе, кто стал причиной их уныния.

— Гарри, Рон, — позвала она тихо.

Мальчишки замерли, будто вкопанные. В волнении они уставились друга на друга, и им потребовалось все мужество, чтобы обернуться и посмотреть, кто их зовет. Крики были поразительно похожи.

— Ой, ну Бога ради! — проворчала Гермиона. — Что это с вами? Вы каждый день видите привидений с тех пор, как приехали в Хогвартс!

— Гер… Гер… Гер… — силился выговорить ее имя Рон.

— Гермиона! — справился с собой Гарри.

— Ты привидение! — протянули они в унисон.

Гермиона закатила глаза:

— И это надежда волшебного мира. Мерлин мой.

— Ты привидение, — повторил Рон. — Честное слово, самое настоящее привидение!

Гарри и Рон ринулись в тот же миг, словно сговорившись, и попытались обнять ее, но сжали в объятиях друг друга, потому что руки прошли сквозь Гермиону.

— Фу, — скривился Рон, обнаружив себя в объятиях Гарри.

Гарри поправил очки:

— А я так рад видеть тебя, Гермиона, пусть и не могу обнять. Как мы по тебе скучали!

— Ага, — прибавил Рон, тяжело сглотнув. — Правда. Это было ужасно. Все это время мы за Гарри беспокоились, что его Сама-Знаешь-Кто прикончит, а это с тобой случилось, и все из-за дурацких цветков.

— Жаль, мне жаль, что так вышло. Я и сама не в восторге, знаете ли.

— Как это случилось? — спросил Рон. — Ведь ты умерла!

— Серая дама говорит, что у меня здесь какое-то неоконченное дело, вот я и стала привидением.

— Какое такое дело? — спросил Гарри.

— Ну, мне кажется, последние пару недель я все время тряслась над ТРИТОНами.

— Пару месяцев, — пробурчал Рон.

— И я… я здесь, — Гермиона подняла руки, будто желая показать, какая она стала прозрачная. — Я бы хотела вас обнять, — призналась она.

— И мы, — сказал Гарри. — Но ты теперь снова с нами, вот такая… и нам не так больно, как раньше.

— Точно. Это все еще никуда не годится, но я рад, что мы вместе, — сказал Рон и улыбнулся, и стал почти похож на прежнего веселого Рона Уизли. Гарри тоже выглядел очень довольным.

Гермиона улыбнулась в ответ — она вправду была рада воссоединению с друзьями. Она тряхнула головой, откинув волосы назад, и вдруг вспомнила:

— Вы могли бы написать моим родителям? С пером я сейчас не справлюсь, но мне очень хочется отправить им весточку.

— Не вопрос, — согласился Гарри. — Хотя мне кажется, что не стоит этого делать. Ты же знаешь — ты не сможешь навестить их.

— Не смогу? — Гермиона очень удивилась. — Привидениям нельзя путешествовать? Или мы просто не можем?

— Вот же наказание. Она умерла, но все еще задает вопросы, — простонал Рон облегченно, и неудержимое счастливое выражение разлилось по его лицу. — Ты не собираешься поискать в библиотеке?

— Непременно, — усмехнулась Гермиона. — Мне много чего нужно отыскать.

С квиддичного поля кто-то окликнул Рона и Гарри, и они обернулись.

— Уже идем! — крикнул Рон.

— Нам пора, — торопливо проговорил Гарри. — Мы две тренировки пропустили, и если я на третью не явлюсь, то придется уйти в отставку — какой из меня капитан?

— В библиотеке после завтрака, — сказал Рон. — Здорово, что ты вернулась, Гермиона. Здорово, что ты будешь рядом.

Когда мальчишки побежали на поле, Гермиона помахала им вслед и воспрянула духом, потому что она увидела, как они бежали — так, будто у Рона и Гарри выросли крылья; и сейчас они знали, что несмотря на то, кем она стала, она по-прежнему их друг и наперсник. Улыбаясь себе под нос, она вернулась в замок и заметила, что толстые каменные стены дарят ей ощущение защищенности и уюта.

Мигом она добралась до гриффиндорской башни и не забыла извиниться перед Полной дамой, когда прошла через портрет на двери. Она не знала пароль, да, честно говоря, ее это и не заботило. В гостиной было пусто, и Гермиона поняла, что сегодня суббота. Гриффиндорцы были или на завтраке или до сих пор спали.

Она поднялась наверх и взволнованно оглядела комнату, которую она последние шесть лет делила с Парвати и Лавандой. Там, где была ее кровать, сейчас стояли только несколько коробок, одна из них с учебниками. Ни сундука, ни одежды, и даже миска Живоглота исчезла. Она подумала было о коте, который составлял ей компанию последние пять лет, но могла только предположить, что его забрали родители.

Голоса соседок по комнате послышались неподалеку, и Гермиона выпрямилась, предвкушая бурную радость своих друзей. Но ожидания не оправдались. Когда девушки, продолжая болтать, вошли в комнату и увидели Гермиону в ипостаси призрака, они выронили из рук мыльные принадлежности и начали визжать.

— Эй, да замолчите же! — приказала она.

В отличие от Гарри и Рона девушки просто сменили регистр — завизжали еще громче и пронзительнее, вцепившись друг в друга, пока внезапно не вспомнили, что у них есть ноги, и тогда принялись пятиться к двери. Шум привлек внимание остальных гриффиндорцев, которые вернулись с завтрака. В прихожей столпился народ, взирая друг на друга удивленными глазами.

— Убедились? Я не сумасшедший! — заявил Симус, на этот раз одетый полностью, и указал на Гермиону. — Я же говорил вам, что видел ее.

Невилл с Дэном, стоявшие рядом, молча кивнули.

— Что тут за тарарам? — потребовал ответа строгий голос, и ученики невольно расступились перед своим деканом. Профессор МакГонагалл отодвинула шестикурсника с дороги и остановилась на пороге комнаты.

— Боже мой! — воскликнула она, увидев Гермиону, которая стояла перед коробками с вещами.

— Доброе утро, профессор, — сказала та вежливо.

МакГонагалл пыталась заговорить — открывала и закрывала рот трижды, прежде чем у нее что-то получилось.

— Доброе утро. Вы привидение Гермионы Грейнджер?

Гермиона кивнула и развеселилась, услышав такое определение.

— Понятно, — проговорила старая волшебница. — И чего же вы хотите?

— Ничего, — ответила озадаченная Гермиона. — Я только-только очнулась или материализовалась — называйте как угодно. Я хотела увидеть все то, по чему скучала, — она показала на коробки, куда сложили вещи, напоминавшие о ее учебе здесь. — Видимо, теперь уже поздно об этом беспокоиться.

— Вы за книги переживаете? — спросила МакГонагалл резко. — Как-то желаете ими распорядиться?

Чувствуя, что начинает злиться, Гермиона скрестила руки на груди:

— Да никак, на самом-то деле. Но я подарю книги Джинни Уизли, если они нужны ей.

— Мисс Уизли, — позвала МакГонагалл через плечо. — Будьте любезны, подойдите.

Симпатичная рыжеволосая девушка появилась в дверях и робко махнула рукой:

— Привет, Гермиона. Как ты?

— Мертва, и тут нет никаких сомнений, — ответила Гермиона, улыбнувшись. Джинни несколько натянуто улыбнулась в ответ, и Гермиона вздохнула. — Тебе нужны мои книги? Хоть до следующего года они будут без надобности, но хочу отдать их тебе. И, несомненно, моим родителям, — у Гермионы вдруг перехватило дыхание, но она заставила себя продолжить, — моим родителям эти книги не нужны.

Джинни кивнула и махнула палочкой, левитируя коробку с учебниками. Ученики, столпившиеся позади МакГонагалл, отошли назад, чтобы освободить дорогу.

Когда коробка покинула комнату, МакГонагалл вновь строго посмотрела на Гермиону:

— А остальные ваши вещи?

— Мне все равно, — сказал Гермиона. — Хотя… что случилось с моей палочкой?

Она ощупала мантию, но узкий маленький карман был пуст.

— Ваша палочка была сожжена — это часть заупокойной службы, — сказала МакГонагалл. — Что вы еще хотите узнать?

«Хотелось бы узнать, почему вы так странно себя ведете», — подумала Гермиона, но не сказала ни слова и просто покачала головой.

— В таком случае, мисс Грейнджер, я должна напомнить вам, что привидениям Хогвартса запрещено посещать жилые комнаты и спальни учеников. Вы вольны искать себе прибежище по всему замку, но не в гриффиндорской башне.

Гермиона будто пощечину получила. Но хуже всего было ощущение, что от нее отреклись. Она видела лицо Минервы — строгое, непреклонное, и видела, как неловко ее одноклассникам, как отводят они глаза; к Гермионе пришло горькое осознание — никто не хотел смотреть на нее.

— Я поняла, — прошептала она. И, сама не зная, как сделала это, Гермиона исчезла из виду.

Когда Гермионе удалось снова стать видимой, она, насупившись, поплыла в библиотеку. Гарри и Рон уже ждали ее там, устроившись в удобных креслах, рассеянно разглядывая обложки учебников, и весь их вид говорил, что они, по крайней мере, думают об учебе.

— Привет, — сказала Гермиона ласково.

— Где ты была? — спросил обидчиво Рон. — Мы целую вечность ждем.

— Простите, — извинилась она. — У меня возникли некоторые затруднения.

Она всхлипнула, но не заплакала. Гермиону передергивало при одной мысли о том, что она станет похожа на Плаксу Миртл.

— Мы слышали, что случилось, — сказал Гарри. — Они вели себя так, будто произошло что-то сверхъестественное. Я не знаю, почему все так взволновались. Ты-то думала, что они будут рады твоему возвращению.

Гермиона устало ссутулилась.

— Может, я и была их старостой, но не думаю, что они были моими друзьями.

— Да неважно, нравилась ты им или нет, — проговорил Рон. — Они просто сейчас о себе думают. Ты привидение, а это напоминает им о том, что и они легко могли оказаться на твоем месте.

— Не думай ты об этом, Гермиона. Мы-то тебе рады, — сказал Гарри серьезно. — Не обращай внимания на остальных. Мы всегда будем твоими друзьями.

Гермиона вздохнула и выдавила неуверенную улыбку:

— Спасибо, Гарри, ты даже не представляешь, как это для меня важно.

— Мне кажется, представляю. Правда, — ответил он, поправляя очки. — А сейчас скажи, что мы будем искать? Мы сегодня хотели позаниматься, но, думаю, найдем минутку-другую для некоторых знакомых нам привидений.

Рон стонал и охал, но беспрекословно приносил книги, переворачивал страницы и спорил с Гарри о том, кто такие привидения и чем они отличаются друг от друга. К несчастью, ни в одной из книг, которую они тщательно просматривали, не нашлось ничего полезного для Гермионы. Там в основном рассказывали про то, как привидения преследовали живых, и описывали заклинания — как сдержать и изгнать призрака. И Гермиона, прочитав это, почувствовала себя несколько неуютно, но заклинания были очень сложными — большинство волшебников и волшебниц с ними не справятся. Она припомнила, что после смерти Плакса Миртл преследовала Олив Хорнби и здорово омрачала той существование, и как тогда Министерство использовало какое-то изгоняющее заклинание, после чего Плакса Миртл больше не выходила из женского туалета, где умерла.

Что до Рона с Гарри, то они дружелюбно болтали друг с другом и с Гермионой точно так же, как и сотни раз до этого в библиотеке, несмотря на то что она стала другой. Гермионе хорошо было с ними, и больше всего ей нравилось, что отношение мальчишек к ней нисколько не изменилось. Никогда раньше она не получала такого удовольствия, придираясь к ним по учебе, хотя Рон пожаловался на несправедливость — Гермионе теперь никогда не нужно будет учиться. Но тогда Гарри сказал, что для Гермионы это то же самое, что для них — никогда не играть в квиддич, и Рон содрогнулся и замолчал.

* * *

Несколько недель пролетели быстро, почти незаметно, и Гермиона поняла — Серая дама была права, когда говорила ей, что время станет восприниматься по-другому. Она не спала по-настоящему, но когда солнце вставало и начинало медленно ползти к зениту, то внимание ее рассеивалось, и Гермионе совершенно ни о чем не думалось. Мало что могло заинтересовать ее до вечера, когда солнце начинало клониться к закату, расцвечивая лучами стеклянные ромбовидные панели, и тогда она вновь оживала, подобно тому как все живое просыпается на рассвете. И не раз Гермиона во время этого дневного, сонного блуждания вдруг понимала, что вернулась в класс зельеварения и парит над столом, где она и Невилл Лонгботтом варили смертельное зелье.

Остальные призраки придерживались примерно такого же распорядка, и вскоре она начала изучать правила, обязанности и некоторые привилегии, которыми обладали привидения. Гермионе думалось, что это очень напоминает первый год в Хогвартсе, только она не посещала настоящие уроки. Вместо этого она слушала бесконечные лекции Серой дамы и Кровавого барона про то, как должно поступать правильному привидению и как не должно. Они придерживались очень строгих взглядов на поведение призраков Хогвартса и, несмотря на бесконечные попытки Гермионы заняться другими делами, официальные привидения факультетов неуклонно претворяли в жизнь свою образовательную программу.

Никто не должен проходить сквозь человеческое тело, это неприятно и для человека, и для привидения. Гостиные и спальни всех факультетов были под запретом, и, как бы это ни было соблазнительно, Гермионе пришлось распрощаться с желанием устроить Драко Малфою ад кромешный при жизни. Все привидения были обязаны сообщать Кровавому барону о действительно возмутительных выходках полтергейста Пивза. Хотя все его выходки были безобразны и достойны осуждения, редко кто из духов, обитавших в замке, забивал себе этим голову взаправду.

Запрещено было разговаривать с учениками и преподавателями на занятиях. Гермиона в самом деле часто посещала любимые уроки, слушала преподавателей, зависнув под самыми стропилами, а бывшие одноклассники внизу продолжали обучение без нее.

Строгое толкование правил предполагало, что, пока идут школьные занятия, она будет невидимой и неслышной, но этот навык — становиться невидимой и, что более важно, вновь становиться видимой, поначалу представлял для нее трудности. С этим очень помог Сэр Николас, и, хотя его внимание на взгляд Гермионы было мелочно собственническим, она чувствовала себя благодарной за советы и инструкции. Гермиона так объясняла поведение Ника — он был официальным привидением Гриффиндора, и она, как любой гриффиндорец, была, по существу, его семьей.

С того дня, как она умерла, минуло несколько недель, и привидения Хогвартса устроили Гермионе посвящение, пригласив всех окрестных призраков познакомиться с ней. Безголовые всадники прислали ей красивый букет из призрачных роз, что вызвало неудовольствие Ника, и попросили извинить их за то, что они не смогут присутствовать на празднике, потому как этим вечером проходят международные соревнования по поло Безголовых. Явились все привидения графства, а несколько даже прибыли издалека, чтобы посмотреть на новичка, снабдить его ненужными советами, но в основном призраки надоедали друг другу до смерти, хотя начать следовало бы с того, что они уже умерли.

Плакса Миртл тоже была среди приглашенных, но не прошло и получаса, как она поняла, что больше не является самым юным привидением в замке. Гермиона пыталась объяснить Миртл, что та умерла, когда ей было шестнадцать, а Гермионе на момент смерти исполнилось восемнадцать, но юное привидение было так расстроено, что ничего не желало слушать. Миртл удалилась в подземелья в слезах, и ее скорбные крики разбудили несколько слизеринцев, а Филч два дня ворчал по поводу воды, которая заливала весь этаж.

* * *

Когда внезапно распахнулась дверь, действию этому не хватало ни обычной силы, ни скорости, как бывало, когда Северус Снейп входил в класс зельеварения, но время приближалось к полуночи, и он думал, что в классе никого нет, поэтому не нужно было заставлять учеников виновато вздрагивать. Он несколько удивился, когда увидел, что комната не пустовала, как должно бы быть. Бледное привидение витало в воздухе среди безмолвных столов, расставленных ровными рядами.

— Почему вы здесь, мисс Грейнджер? — спросил Снейп, узнав навязчивое привидение. — Не должны ли вы кого-нибудь преследовать или пугать?

Гермиона очнулась от своей ранней вечерней задумчивости:

— Я умерла здесь, профессор. Вы теперь, пожалуй, со мной связаны.

— Идите погоняйте сов, — резко ответил он. — Или миссис Норрис, мне все равно. Мне нужно работать.

Гермиона взвилась под потолок и задумалась, чего бы такого сотворить в ответ на эту грубость, но она по характеру не была мстительной, да и, казалось, слишком много сил потребуется — спорить с нелюбезным профессором, когда она только-только проснулась.

Потому она просто наблюдала, как он расставляет котлы и раскладывает рядом одинаковые наборы ингредиентов. Снейп снял обычную строгую мантию и сюртук, оставшись в рубашке и черном жилете. Так непривычно было видеть белоснежную льняную рубашку — почти так же неожиданно, как палочку, которую он достал из длинного кармана, вшитого по шву брюк. Она была светло-серая, а не черная, как думала Гермиона и другие гриффиндорцы. А еще они полагали, что Снейп не так уж хорошо управляется с палочкой, но и это заблуждение развеялось, когда он легко и быстро произнес защитное заклинание, вихрем обвившее его лицо и руки.

Гермиона узнала чары в то же мгновение, когда заметила баночку с цветами копьелистного шлемника. На этикетке небрежно — несомненно, почерком Снейпа — было указано, что содержимое заражено и не должно использоваться ни при каких обстоятельствах.

— Вы изучаете зелье, которое убило меня? — спросила Гермиона. — Но почему?

Снейп не удостоил ее взглядом, но ответил на вопрос:

— Потому что не предполагалось, что оно убьет тебя, глупая девчонка. Ты просто должна была заснуть.

— Оно убило меня, потому что там было кое-что еще. Грибок.

— Гениальное умозаключение, — отозвался он рассеянно, раскладывая сухие цветы по кучкам. — Вопрос в том, почему этот паразит превратил такое безвредное зелье в смертельное.

Гермиона спустилась пониже к рабочему столу и рассмотрела маленькие цветочки, которые оборвали ее жизнь. Бледно-голубые лепестки сморщились и плотно свернулись вокруг пестика. Она не нашла отличий между растением на столе и таким же растением, изображенном на цветном рисунке в справочнике, который лежал открытый перед Снейпом.

— Есть вид грибка, называемый спорыньей, он поражает растения, — размеренно проговорила Гермиона, больше размышляя вслух, чем пытаясь сказать Снейпу то, что он, вероятно, уже знал тогда, когда она только училась читать и писать. — Алкалоиды грибка вызывают спазм сосудов и могут привести к гибели ткани и гангрене конечностей, а также к судорогам, галлюцинациям и необратимому повреждению мозга.

— И? — спросил он выжидающе, а руки его продолжали деловито подготавливать ингредиенты. Похоже было, что он решил сварить несколько образцов зелья.

— Если эти растения были заражены подобным грибком, то действие алкалоидов спорыньи в комбинации со снотворным действием зелья привело к повреждению жизненно важных центров продолговатого мозга. Произошла остановка дыхания.

— Или остановка дыхания, или такой спазм сосудов в легких, что обмен углекислого газа и кислорода в альвеолах стал неэффективным, — сказал Снейп. — Последнее предположение и есть моя теория. Я попытаюсь сварить то же зелье, которое приготовили вы и мистер Лонгботтом. К счастью, мистер Филч ухитрился поймать несколько крыс для опытов, — он кивнул на клеть в углу, откуда доносилось сердитое царапание и скрип.

Гермиона заинтересованно хмыкнула и потянулась к пергаменту, где был записан рецепт зелья. И, как всегда, рука ее, не задержавшись, прошла сквозь бумагу.

— Черт.

Снейп презрительно посмотрел на Гермиону, и губы его чуть изогнулись.

— Если вы закончили тратить мое время, мисс Грейнджер, хочу напомнить вам, что у меня есть работа, а ваше присутствие никоим образом мне не помогает. Уходите. Прочь.

— Хорошо, сэр, — ответила она и покорно вздохнула. — Спасибо вам, между прочим.

— Ну и за что? — нетерпеливо, так как был занят, спросил Снейп, и в голосе его совсем не слышалось любопытства.

— За то, что разговаривали со мной так, будто я настоящая.

Снейп вздернул бровь:

— Вы настоящая, привидение вы или ученик.

«Настоящая заноза в заднице», — подразумевал его тон.

— Но остальные живые — ученики, я хочу сказать, — им слишком неудобно заговаривать со мной. А другие преподаватели, особенно профессор МакГонагалл, зовут меня «призрак Гермионы Грейнджер», будто я не человек, а просто подделка. Фальшивка… — она горько вздохнула. — Но вот вопрос — я просто тень? И есть ли где-то настоящая Гермиона Грейнджер в раю или в Валгалле, или где-нибудь еще, и кто я тогда — просто бесплотный слепок?

— Я мыслю, следовательно, я существую, — процитировал Снейп. — Вы существуете. Вы думаете. Это все, что требуется, чтобы действительно быть «настоящей», мисс Грейнджер. Я отказываюсь обсуждать существование или расположение чьей-то души, включая и вашу.

— Простите, я не хотела плакаться, — сказала Гермиона, невольно взглянув на руки. — Просто… до того, как я умерла, я думала, что наконец-то нашла свое место в волшебном мире. А сейчас мой любимый учитель даже говорить со мной не хочет.

— Минерва МакГонагалл смотрит на вас, как на одну из своих неудач, — ответил Снейп резко. — К несчастью, она никогда не способна была с достоинством принимать поражения.

— А вы?

— Ну а у меня, напротив, было так много возможностей научиться этому.

— Нет, я хотела спросить — я одна из ваших неудач? Но тут не было вашей ошибки. Не ваша вина, что я умерла.

— Вы умерли, находясь на моем попечении, мисс Грейнджер. Это автоматически делает меня виноватым.

Он мог с таким же выражением говорить о погоде или о состоянии поля для квиддича, и Гермиона была определенно раздосадована этим равнодушием.

— Да, вы, конечно, не расстроились.

— Ну а что я должен делать? Разорвать свои одежды и броситься вниз с астрономической башни? Голосить и сходить с ума? Вы просто еще одна из моих жертв, мисс Грейнджер. Конечно, не первая, и очень похоже, что не последняя.

Она смотрела на него, открыв рот, и это, казалось, наполнило Снейпа ледяным презрением. А беспокойные его руки замерли.

— Все дело в том, мисс Грейнджер, что ваша смерть не трагедия десятилетия. И даже не года. И пусть одна лицемерная, закованная в железный корсет старая кошка до бесконечности сидит в учительской и рассуждает, как много упущено возможностей, — действительность такова: с вашей смертью жизнь не кончается.

И все, что выдавало потерявшего самообладание Снейпа, — были те самые руки, которые застыли над столом и перестали сжимать сухие цветы, и обрывки листьев и лепестков падали сквозь его длинные пальцы на черную столешницу.

— А знаете вы, как много я видел возможностей, растраченных понапрасну? Как много жизней оборвалось до срока? Седрик Диггори. Или Лонгботтомы. Список бесконечен. А жизнь, как мы знаем, продолжается. Неумолимо. Непрерывно. Неизбежно. Почему вы думаете, что ваша смерть заставила мироздание хотя бы вздрогнуть?

Он вдохнул резко через нос и выдохнул, будто это было возможным только благодаря силе воли.

— Спокойной ночи, мисс Грейнджер, — сказал Снейп, подчеркивая каждое слово, и вернулся к приготовлениям.

И Гермиона, сообразив, что в ее обществе не нуждаются, исчезла.

* * *

— Можно подумать, я чего-то от него ждала, — злилась Гермиона уже, верно, в четвертый раз.

Гарри и Рон молча кивали, не осмеливаясь ничего возразить. Когда в спальне семикурсников появилась расстроенная Гермиона, они выставили друзей-гриффиндорцев за дверь и оккупировали комнату.

Даже в посмертии взрывной темперамент Гермионы Грейнджер представлял собой силу, с которой нельзя было не считаться. Она металась между кроватями, да только это действо потеряло всю свою выразительность вместе с потерей телесного воплощения.

— Ну? — внезапно спросила Гермиона, резко повернувшись к ним и не обращая внимания на то, что, когда она выходила из себя, волосы торчали во все стороны и смотрелась она просто жутко.

— Что «ну»? — проворчал Рон. — Снейп кричит на тебя с тех пор, как ты первый раз подняла руку на занятии.

— На меня и на каждого гриффиндорца. А я столько лет защищала его, говорила, что вы должны быть более почтительны, что на деле он не такой уж плохой. Что ж, он плохой. Он ублюдок с каменным сердцем, — категорически закончила она.

— Не совсем, — сказал Гарри бесцветным голосом.

Гермиона в изумлении уставилась на него:

— Ты что — спятил? Что с вами случилось — с теми, кто всегда говорил, какой Снейп ужасный? Удивляюсь, что вы не обвиняете его в том, что он отравил меня.

— Ну… — произнес Рон, словно сомневаясь, что следует продолжать. — Ходили такие мерзкие слухи, будто Снейп отравил тебя, потому что ты маглорожденная и невыносимая всезнайка.

— А то мы никогда не слышали этого раньше, — проворчала Гермиона нетерпеливо. — Вы-то хоть не поверили, а?

— Нет, конечно, нет, — заикаясь, проговорил Рон.

Он и Гарри переглянулись, и Гермиона не поняла, что означает это переглядывание.

— Он пытался спасти тебя, — нехотя признался Рон. — Он сказал нам бежать за мадам Помфри, и он давил тебе на грудь, чтобы заставить сердце биться. На миг мы подумали, что он тебя целует, но он пытался вдохнуть воздух в твои легкие. Я позабыл, как это называется.

— Рот в рот, по-моему, — уточнила ошеломленная Гермиона.

Она села и попыталась примирить в голове два образа: учителя, который пытался ее оживить, и человека, который так просто сказал, что смерть ее бессмысленна.

Чего она не могла понять, так это того, почему Рон и Гарри на нее уставились. Она, не нуждаясь больше ни в какой материальной опоре, сидела в нескольких футах над полом на чем-то несуществующем и в раздумье болтала ногами.

— Получается, он пытался спасти мою жизнь, — выдавила Гермиона через силу. — Но это вовсе не значит, что он не грубый, бесчувственный мерзавец.

Рон и Гарри вновь обменялись взглядами, и Гермиона взвыла:

— Пожалуйста, ничего не говорите больше!

— Ночью, накануне того дня, когда родители должны были за тобой приехать, мы прокрались вниз, чтобы срезать прядь твоих волос на память, — начал Рон и рассказал, как он и Гарри спрятались под мантией-невидимкой и пошли в маленькую часовню, где лежало ее тело. Гермиона легко представила, как они, затаив дыхание, открывают в часовню дверь.

— Но когда мы вошли, там уже был Снейп.

Гермиона напряженно выпрямилась:

— Какого черта?

На этот раз ответил Гарри:

— Он стоял на коленях перед твоим гробом. Он спрятал лицо в ладонях и то ли молился, то ли плакал, — рука привычно потянулась к очкам. — Я только не думаю, что Снейп верит в каких-нибудь богов.

— Он плакал, — сказал смущенный Рон, потом замялся и продолжил: — Мне следовало бы знать. Я в те дни ведь и сам так же…

— И что дальше? — спросила потрясенная Гермиона.

— Вернулись обратно в башню, — ответил Гарри.

— Там Джинни была, — вставил Рон.

— А потом мы сели, обнявшись, и проревелись как следует, — закончил Гарри. — Ты умерла, и наши сердца разбились, Гермиона, — прибавил он. — И так до сих пор.

И безутешность, которая звучала в голосе Гарри, была такой, что Гермиона захотела обнять его, но не двинулась с места, и холодные, призрачные слезы заблестели на ее глазах и покатились вниз по полупрозрачным щекам.

— Чего это ты нюни распустила? — требовательно спросил Рон, стараясь пошутить, а сам со всхлипом втянул воздух и вытер нос рукавом. — Ведь это мы потеряли своего лучшего друга.

— И я потеряла вас, — всхлипнула Гермиона. Рассеянно ощупав карманы, она вытянула носовой платок и нашла ему применение. — Я буду так скучать, когда вы окончите Хогвартс.

— И мы. Может, у нас получится послать тебе сову или еще что, — предложил Гарри. — Должен же быть какой-то способ отправить тебе весточку.

Обычные совы не могут отыскать того, кто умер, и хотя Хедвига была необычной совой, надеяться даже на эту талантливую птицу было слишком опрометчиво.

— А Почти Безголовый Ник получает письма иногда, — вспомнил Рон. — Может быть, мы узнаем, как ему это удается.

— Почему бы и нет? — ответила Гермиона, пряча платок в карман. — Он этой ночью будет на кухне. Ему отчего-то нравится наблюдать за домовыми эльфами.

— Я заметил, что ему и за тобой нравится присматривать, — пошутил Рон, и они с Гарри фыркнули от смеха.

Заткнись, Рон, — раздражённо буркнула Гермиона и, направляясь на кухню, буркнула, — мальчишки.

Гарри и Рон присоединились к Гермионе спустя мгновение, и все потому, что они были вынуждены по-настоящему открыть дверь перед тем, как выйти из комнаты.

На трибуне, где всегда сидели преподаватели, Гермиона на самом верху вместе с другими привидениями смотрела последний в уходящем году квиддичный матч и ради этого терпела яркое майское солнце. Игра сама по себе была захватывающей — Равенкло, что случалось нечасто, блестяще играл против Хаффлпаффа, команды вязкой, которая сражалась так, будто это последний квиддичный матч в жизни, но особого интереса в исходе игры не было. И Равенкло, и Хаффлпафф до этого потерпели сокрушительное поражение от Гриффиндора, последний же в свою очередь победил и Слизерин с огромным и постыдным отрывом. Потом Слизерин проиграл Равенкло. Чем бы ни закончился этот матч — Кубок школы достанется Гриффиндору.

Сэр Николас и Гермиона обменялись почти искренними соболезнованиями с Серой дамой и Толстым монахом, а Кровавый барон, скрестив на груди руки, выглядел недовольным. Хотя его команда и не участвовала в борьбе за Кубок, в матче против Хаффлпаффа Барон болел за Равенкло. К несчастью, команда Хаффлпаффа в ярко-желтой форме вела почти на две сотни очков, когда ловец Равенкло поймал снитч и наконец-то закрыл сезон. Гермиона на миг подумала — а что, если ловец Хаффлпаффа просто позволил сопернику поймать снитч, но лично она сомневалась в этом. Честная игра честной игрой, а квиддич квиддичем.

Как только команды ушли с поля, мадам Хутч свистнула в свисток и прокричала, что Кубок школы по квиддичу в этом году завоевал Гриффиндор. Аплодировал весь стадион, и кто-то радовался больше, а кто-то меньше, когда Гарри и его команда в малиновых мантиях в последний раз вышли на поле. Мадам Хутч протянула Гарри Кубок, а Гермиона и Ник хлопали в ладоши изо всех сил, пусть и почти беззвучно, и вместе со всеми кричали: «Молодцы!». Гермиона не скрывала гордости за Гарри и Рона: теперь там, в Трофейной комнате, будут три памятные таблички и на каждой — имя Гарри. Конечно, несколько портит вид табличка с гербом Слизерина и именем Драко Малфоя, но даже Рон неохотно признал, что та победа Слизерина была честной и заслуженной.

Болельщики, разбившись по кучкам, расходились со стадиона и хоть и праздновали окончание сезона, но без всех этих сумасшедших криков, воплей и прочих изъявлений восторга, обычных для финальной игры. Победитель был известен, и все достойное бурной радости или безутешного горя уже случилось. И, возвращаясь в замок, многие вновь вспомнили об уроках и прочих насущных нуждах. Привидения взмыли над полем и разлетелись по своим пристанищам, а Гермиона медленно опустилась к основанию деревянного стадиона. Там были раздевалки команд, каждая с отдельным входом. Двери украшали гербы факультетов.

Гермиона постояла у двери с нарисованным золотым львом столько, сколько сочла разумным, и осторожно просунула голову вовнутрь.

— Эй, тут все одеты? — спросила она.

Гриффиндорцы сегодня не играли, поэтому Гермиона сомневалась, что кто-то переодевается, но казалось вежливым спросить, раз не получается постучать.

— Конечно, нет, — ответил Деннис Криви с той же ухмылкой, с которой обычно взводил затвор на своей фотокамере.

Деннис учился на четвертом курсе, но был по-прежнему восторжен и жизнерадостен, как ребенок, даже когда Криви и других охотников соперники сбивали с метел. «Задрал», — поведал однажды Рон Гермионе. Однако Деннис был так же хорош на метле, как с камерой, и уже подумывал стать профессиональным спортивным фотографом после окончания школы.

— Мм… Гермиона. Привет, — пробормотала девушка — игрок Гриффиндора, чье имя Гермиона не смогла припомнить. Они никогда не общались раньше. Девушка, как и Деннис, училась на четвертом курсе. Поздоровавшись с Гермионой, она тут же схватила форму и подлетела к двери.

— Идем? — позвала она Денниса, дожидаясь пока Гермиона пройдет сквозь дверь.

— Бегу, — отозвался Криви. — Еще увидимся, — сказал он, помахал рукой товарищам по команде и пустился вдогонку за девушкой. Рон и Гарри, сидевшие на скамеечке, что-то невнятно пробормотали.

— Мои поздравления! Гриффиндор снова победил!

— Ага, получается так, — ответил Гарри.

Гермиона в удивлении приподняла почти бесцветную бровь — в голосе ребят совсем не слышалось восторга.

— Как это — получается? Что случилось с вами? Не вы ли после каждой победы драли глотки до хрипоты?

— Мы как раз говорили о том, — ответил Рон, — что все закончилось. Мы никогда больше не сыграем за Гриффиндор. Ни-ког-да.

— О-о-х, — протянула она. — Понятно. Конец целой эпохи и все такое.

— А я и не ожидал, что ты поймешь, — проворчал Рон.

— Что ты хочешь сказать? — вскинулась Гермиона.

— Просто ты же никогда не любила квиддич так сильно, — ответил он рассеянно, поглаживая малиновую мантию.

Гермиона неопределенно фыркнула, мысленно обругав себя за неправильное заключение. Рон говорил только о квиддиче и вовсе не имел в виду то, что ее пониманию более не доступны развлечения смертных.

— Пойдем, — сказал решительно Гарри, толкнув Рона локтем. Тот с благоговейной неспешностью повесил мантию в шкафчик и закрыл дверь. — У нас вечеринка в гостиной. Я подпорчу праздник Деннису, когда скажу, что не он будет новым капитаном.

— Да ему все равно, — откликнулся Рон. — Он из тех дураков, которые играют только ради развлечения.

— Рон, я никогда не говорила тебе, что ты слишком серьезно относишься к этой игре? — спросила Гермиона.

— Тыщу раз, не меньше, — ответил Гарри, осклабившись. — Но обычно ты и мне это говорила. Я тебе больше не нравлюсь, Гермиона?

— Ох, заткнись, — ухмыльнулась она в ответ.

Мальчишки поднимались по главной лестнице, ведущей к гриффиндорской башне, а Гермиона скользила позади. Они перепрыгнули через обманную ступеньку, которая была как раз на полпути, когда над перилами, несколькими пролетами выше, нарисовалась голова. Раздался повелительный окрик, и сомнений — чья это голова — почти не осталось, да и рыжие волосы наводили на вполне определенные мысли.

— Вот вы где! — крикнула Джинни. — И где вы шатались? Хотя какая разница, — сказала она быстрее, чем они успели ответить. — У нас кончился тыквенный сок. Сбегайте на кухню и стащите у домовых эльфов еще.

— Без проблем! — закричал Гарри, остановившись. — Иди обратно, мы мигом!

— И вы считали, что я люблю командовать? — спросила Гермиона насмешливо. — По крайней мере, Гарри, я на тебя без конца не сердилась. Ты уверен, что после выпускного хочешь жить в Норе с Уизли? Джинни превратит твою жизнь в ад.

— Да, командир из нее похлеще, чем мама, — сказал Рон тихо, когда они спустились пониже. — Правда, ты с ней не ссорься. Девчонка совершенно ненормальная — другой такой не найдешь, кто б так дулся.

— Хорошо же ты мне помогаешь, — пожаловался Гарри, вырвавшись вперед и прыгая через ступеньку, он повел их по хитросплетениям лестниц на кухню. — Сначала ты говоришь мне не встречаться с твоей сестрой. Потом говоришь, чтобы я с ней не ссорился. Ты уж определись — так или эдак.

Рон просто пожал плечами, поскольку никакого дельного совета на этот счет у него не было, и схватился за перила, когда лестница, на которой они стояли, ожила — затрещала и двинулась. И, хоть это совсем было ей не нужно, Гермиона тоже почувствовала желание за что-нибудь ухватиться. Но рука ее просто скользнула сквозь каменные перила, и ей пришлось плыть за пришедшей в движение лестницей. Они подлетели к зависшей в воздухе, одинокой, покинутой площадке. И человек, который стоял на ней, передумал подниматься.

Лицо Драко Малфоя скривилось от отвращения, когда он увидел их втроем:

— Ба! Неужели это знаменитый Гарри Поттер?! Если бы твои почитатели только знали, какой ты тупой — даже гостиную свою найти не можешь. Ты, верно, перепутал дорогу. А эти твои фанаты-подхалимы ждут, когда смогут полебезить перед тобой, да? Кто не знает, что гриффиндорцы и шага ступить не могут, если Поттер не покажет им как!

Усталую гримасу на лице Гарри совершенно невозможно было назвать улыбкой:

— Отвали, Малфой.

— Да, иди на фиг, — поддакнул Рон. — Иди раны зализывай. А еще лучше — яйца полижи.

— Рон! — взорвалась Гермиона и примиряюще посмотрела на него. — Эй, ну почему бы вам не вернуться в башню, а я сама схожу на кухню. Уверена — я попрошу Добби, и он принесет все, что нужно.

— Беда какая, — скривился Драко. — Грязнокровка умерла, но все еще учит тебя, как жить, Уизли. Ты хоть шнурки без ее помощи сможешь завязать?

— Заткнись, Малфой, — приказал Гарри.

— Или что, Поттер? — Драко презрительно посмотрел на него. — Это тут ты пуп земли, но подожди, окончишь школу!

— А знаешь что? — вдруг спросил Гарри. — Ты надоел мне своими идиотскими угрозами, Малфой, и я устал от тебя. Ты и первогодков не испугаешь без своих телохранителей, а сейчас ты попусту тратишь мое время. Спасибо, Гермиона. Скоро увидимся, хорошо?

И Гарри подчеркнуто медленно повернулся к Малфою спиной и пошел вверх по лестнице, не обращая больше внимания на Драко. Рон одобрительно фыркнул и зашагал по ступенькам вслед за Гарри.

Разгневанный Драко шагнул на первую ступеньку, потом миновал еще две и резко остановился, когда понял, что Гермиона стоит на пути.

— Уйди с дороги, — с тревогой сказал он.

— Так заставь меня уйти, — возразила она.

Гермиона и с места не двинулась, она знала, что Драко чувствует исходящий от нее холод, как и она — его тепло. Люди кажутся привидениям невероятно горячими. Однажды она нечаянно дотронулась до Рона, и руку как кипятком обожгло.

— Я не боюсь тебя, грязнокровка. Ты умерла, просто ты не настолько мертвая, какой должна быть.

— Говоришь, не боишься? Ни капельки? — Она злобно улыбнулась и нарочно спустилась на ступеньку вниз.

Он растерялся, не зная, что делать: то ли отступить назад, то ли позволить Гермионе его коснуться. Малфой ждал, пока полупрозрачный край ее мантии не оказался совсем близко, и тогда отступил назад, на одну ступеньку, не сводя с нее злого взгляда.

Гермиона одарила его упрямой, победоносной улыбкой, а потом небрежно развернулась и пролетела сквозь перила. Осторожно отталкиваясь руками от воздуха, Гермиона отплыла от Драко, зависла над лестничным колодцем и, сощурившись, принялась рассматривать Малфоя, с тоской размышляя о том, что, как рассказывали ей Кровавый барон и Серая дама, привидениям Хогвартса было строго-настрого запрещено творить с живыми.

— Если бы ты был хоть вполовину так умен, как тебе кажется, Драко Малфой, ты бы очень меня боялся.

Драко что-то пробурчал себе под нос, а Гермиона полетела вниз, набирая скорость, рикошетя от стенок лестничного колодца, и мантия ее беззвучно трепыхалась. Сэр Николас научил ее летать так легко — как любая школьная сова, и Гермиона и радовалась свободе, и чуть рисовалась. По правде сказать, она всегда считала, что когда вот так носишься в воздухе, как в водовороте, то это чересчур (не говоря уже о том, что напоминает Плаксу Миртл, смывающую себя в унитазе), но она признала — способ незаменим, когда нужно произвести впечатление и эффектно удалиться.

* * *

За маем пришел июнь, и напряжение среди семикурсников постепенно росло и становилось тем сильнее, чем ближе были ТРИТОНы. Мадам Пинс пришлось несколько раз вмешаться, когда споры над справочниками и учебниками грозили перерасти в потасовки. Все были на взводе, а покрасневшие глаза выдавали, что ученики слишком мало спят и пьют слишком много кофе. Как всегда мадам Помфри попыталась потребовать, чтобы ученикам перестали выдавать столько кофе, и как всегда Минерва МакГонагалл притворилась, что всерьез приняла пожелание школьного фельдшера. На деле декан Гриффиндора заключила соглашение с эльфами — они варили кофе без счета, и те ученики, кто после отбоя успевал тайком пробраться на кухню до полуночи, могли на него рассчитывать. Но лишь часы били двенадцать, все, что находили маленькие воришки — только теплое молоко.

И хотя большинство учеников не рассматривали такую возможность — попросить бывшую старосту помочь с уроками, они не прочь были услышать вовремя сказанное предостережение. И, неспособная помочь иначе, много вечеров и ночей Гермиона провела на страже — стерегла Филча и его кошку. Теперь она отлично знала нижние этажи и немало полуночников спасла от взыскания. Те, кто был помладше, иногда заговаривали с ней, забыв, что всего несколько месяцев назад она была одной из них.

Как-то ночью, когда до экзамена оставалось меньше недели, на кухню забрел Драко Малфой и громко приказал домовому эльфу приготовить бутерброд. Эльф со счастливым выражением лица принялся за работу. Гермиона сердито посмотрела на него, раздраженная столь услужливым поведением, но так как в тот момент она была невидима, то ее сердитый взгляд никакого впечатления на эльфа не произвел.

Эльф подал Малфою бутерброд, стакан лимонада и порезанное на идеальные четвертинки яблоко. Гермиона терпеливо дожидалась подходящего момента. Она уселась на скамейку напротив слизеринца и ждала, когда тот набьет полный рот и поднесет стакан к губам.

— Ты отвратительный, ты мерзкий, маленький гаденыш, Драко, и я надеюсь, эльфы отравят тебя за то, что ты тут так раскомандовался, — заявила Гермиона и тут же стала видимой.

Близнецы Уизли захлопали бы в ладоши, когда Драко, задыхаясь, выплюнул запитый лимонадом и наполовину прожеванный бутерброд на стол. Несколько кусочков пролетели сквозь полупрозрачное тело Гермионы. И минут пять Драко так кашлял, что не мог выдавить ничего, кроме нескольких невнятных ругательств.

— Твою мать, Грейнджер! — в конце концов членораздельно выругался Драко, лицо его покраснело от гнева и от того, что он чуть не задохнулся. — Ты убить меня решила?

— Не думай, что такая мысль ни разу не приходила мне в голову, — ответила, ухмыляясь, Гермиона, — но, в отличие от тебя, меня иногда терзают угрызения совести. Не стану я тебя убивать, ведь зануднее и несноснее нет существа на планете. В конце концов, гораздо забавнее наблюдать за твоими мучениями.

Драко вытер рот рукавом мантии и свирепо посмотрел на нее:

— Почему ты не на территории Гриффиндора, почему не поучаешь пару тех жалких идиотов? Они не сдадут ни одного экзамена, если ты не будешь держать их за ручку. Я должен напомнить профессору Снейпу, чтобы он запретил привидениям посещать Большой зал, пока идут экзамены, так ты им ничего не сможешь подсказать.

Гермиона с отвращением посмотрела на Драко. Последнее время она, не жалея времени и сил, помогала Рону и Гарри, которые пытались финальным рывком одолеть гранит науки, но тем не менее ей все еще казалось, что они не были готовы к экзаменам так, как думалось, были должны. Мальчишки же закатывали глаза к потолку и упрямо настаивали, что зря она так беспокоится.

— Некоторые люди, Драко, и сами справляются. У них нет богатого папочки, который покупает им место в команде по квиддичу или дает работу в семейной фирме.

— Мой отец ничего мне не покупает. Когда я отсюда выберусь, я буду управлять состоянием Малфоев. — Он удостоил ее своей фирменной ухмылкой. Официально Люциус Малфой все еще был в бегах. А голосу Драко чуть-чуть не доставало уверенности.

— Да неужели? — спросила Гермиона. — А может, ты сразу побежишь получать Темную метку, как половина слизеринцев?

— Закрой рот, грязнокровка. Ты ничего не знаешь об этом.

— Я знаю больше, чем ты думаешь! — выкрикнула она в ответ. — Я видела, как месяц назад в мантии, испачканной кровью, возвращался профессор Снейп. Не думаю, что он просто гулял перед сном.

На самом-то деле Снейп был в Запретном лесу и помогал Хагриду найти акромантула, который убежал из гнезда, но Гермиона не видела причины уточнять это. Она сомневалась, что Малфой знает, когда Волдеморт вызывает своих приближенных.

Внезапно Драко вздрогнул и опустил серо-голубые глаза. Ничего не сказав, он в два глотка осушил стакан и поставил его рядом с тарелкой, где лежала половинка бутерброда. Быстро собрав кусочки яблока и завернув их в тонкий носовой платок, он спрятал свёрток в карман, поднялся и пошёл к двери.

Гермиона наблюдала за ним из-за стола и слегка удивилась, когда перед самым порогом он остановился. Драко, казалось, хотел что-то спросить — миг — и он обернулся и посмотрел на нее. Впервые на его лице не было ни намека на презрение, и, не знай Гермиона лучше, она даже решила бы, что он взволнован.

— Это больно? — выпалил он и тотчас же посмотрел так, будто хотел забрать слова обратно.

Гермиона встала из-за стола и подлетела к нему.

— Умирать? — спросила она.

Румянец залил бледные щеки, и Драко отрывисто кивнул.

— Нет, — сказала она, наконец, — не больно. Просто это до черта раздражает — я так много не успела сделать.

— Что, например? — в голосе его не было обычного презрения.

— Ну, смотри: ТРИТОНы, выпускной… и как-нибудь помочь Гарри победить Волдеморта.

— Долго тебе придется этого ждать, — предупредил он.

Гермиона легко улыбнулась Драко. У нее было столько времени, сколько Малфою и не снилось.

— Скажи мне кое-что, Драко. Ты и вправду думаешь, что Волдеморт победит? Убьет Гарри и Рона, и каждого, кто не подходит под идеальный волшебный мир, который видится твоему отцу? Повсюду — мертвые полукровки, повсюду — мертвые маглорожденные?

И в кои-то веки Драко не нашелся с ответом. Натюрморт, на котором нарисовано было блюдо с фруктами, приоткрылся, и из-за него вышел Гарри Поттер. Гермиона поняла — Драко никогда не ответит ей.

— Что он тут делает? — спросил Гарри, осторожно посматривая на Малфоя.

— Ничего такого, — ответила Гермиона. — Драко и я разговаривали о смерти.

— Я думал, ты все знаешь о смерти, — бросил Гарри. — Ты всегда так легко об этом говорил.

Драко нахмурился и сглотнул. Рот скривился в усмешке, безупречные белые зубы прикусили губу, и не одна минута прошла, прежде чем он что-то сказал.

— Я никогда не видел, чтобы кто-то умирал, — признался он, и слова вылетели, как будто против воли. — Но сейчас я вижу фестралей.

— А ты другого ждал, а? — спокойно спросил Гарри. Светлые глаза Драко встретились с глазами Гарри, и столько там было понимания, что Малфой вздрогнул.

— Грейнджер — когда она умерла… — он заставил себя закончить вопрос, — похоже на Диггори?

— Совсем нет, — сказал Гарри задумчиво, и брови его сдвинулись. — Седрик казался удивленным. А Гермиона будто просто заснула.

— Отец рассказывал мне, что когда убиваешь, чувствуешь себя подобным Богу, — выпалил Драко. — Я не понимаю. Как это заставляет чувствовать себя всесильным? — он снова судорожно сглотнул, бледный, такой неуверенный. — Я ничего больше не понимаю.

— Ты — не твой отец, — сказал Гарри. — Ты не обязан жить его мыслями и чувствами.

— Или верить в то, во что он верит, да, Поттер? — Драко внезапно презрительно усмехнулся, будто припомнив, наконец, что разговаривает со смертельным врагом. — Думаешь, ты спасешь меня от неправедных путей моего отца?

— А ты хочешь, чтобы тебя спасли? — спросил Гарри.

Драко устало сгорбился, ничего не ответив, и почти тотчас же поднялся и вышел из кухни, очевидно, направляясь в комнаты слизеринцев. Гарри повернулся к Гермионе, и, казалось, собирался спросить, что она об этом думает, но, предупреждая вопрос, она просто пожала плечами.

* * *

Экзамены наконец закончились, и Гермиона поняла, что выносить общество учеников она больше не в силах. Эти разговоры про эссе, которые им нужно было написать, и про то, как ответили они на тот или иной вопрос, и эта их радость оттого, что все закончилось, — были невыносимы, и она взмывала высоко-высоко, под самую крышу замка. Но и там Гермионе не было покоя — того покоя, который она искала. Ведь те, кому предстояла разлука со своими половинками, теперь обнимались и целовались, как сумасшедшие, именно в тех укромных уголках, где Гермиона искала уединения. В такие моменты Гермиона готова была бежать за миссис Норрис, чтобы та выдворила влюбленных из их убежищ.

Но вместо этого Гермиона собралась с духом и отправилась на поиски Плаксы Миртл. На деле-то найти ее не составляло труда — Миртл почти никогда не выходила из туалета для девочек, который находился на третьем этаже, но даже если это случалось, привидение запросто можно было отыскать — ее вопли и стоны были слышны издалека. Плакса Миртл отнеслась к Гермионе с подозрением, пока и вправду не убедилась, что та искренне желает досконально изучить водопроводно-канализационную систему Хогвартса.

Когда двумя днями позже Гермиона и Миртл выбрались из сточной трубы во внутреннем дворике, Миртл чуть не лопалась от радости — ведь она чему-то учит саму гриффиндорскую всезнайку, а Гермиона очень старалась сохранять на лице натянутую улыбку. Это был занятный способ путешествовать по замку, и Гермиона понимала, что когда-нибудь и такие знания могут пригодиться. Однако она не думала, что сведения о том, как попасть в ванные комнаты мальчиков всех четырех факультетов, ей необходимы. Совсем наоборот, это наводило на определенные мысли о Миртл, и уж о чем, а об этом размышлять Гермионе совсем не хотелось.

* * *

Северус Снейп сглотнул горькие остатки чая и поставил кружку точнехонько на стопку последних экзаменационных работ, лежащих на краю стола. Он знал, что это работы четверокурсников, потому что работы пятого курса на СОВ как обычно находились в центре. И еще больше листов свешивалось с полок позади Снейпа — от падения их удерживало только заформалиненное существо в банке, такое старое, что и сам Снейп не был уверен, к какому виду относился этот экземпляр при жизни.

Ближайший стул был завален свитками — эссе семикурсников, ТРИТОН. Они, к счастью, были уже проверены и пестрели последними в школьной жизни авторов саркастичными замечаниями, которые им придется стерпеть. Было хорошо за полночь, и он не надеялся закончить проверку до рассвета. Легендарная бессонница Снейпа была очень кстати в конце школьного года. Свежий чай, новая бутылочка с красными чернилами — и можно продолжать.

Перед столом кто-то тихо прокашлялся — голос был вроде женский — и почти тотчас появилось привидение.

— Могу я отвлечь вас на минуту, профессор?

— Нет, не можете, — резко ответил он, не поднимая глаз.

Снейп совсем не скучал по своему личному привидению и не видел бы ее еще столько, сколько бы она умудрилась отсутствовать. Перо продолжало свое путешествие по пергаменту, будто никакого привидения Гермионы Грейнджер здесь и не было.

В тревоге Гермиона сцепила ладони за спиной. Начало оказалось совсем не обнадеживающим, и ее решительность быстро сходила на нет. Гермиона была уверена, что желание ее вряд ли осуществимо, но слышать, как друзья обсуждают экзамены — это оказалось последней каплей. Она так стремилась к смирению, но в тот момент спокойствие вдруг испарилось, и вот Гермиона здесь и пытается уговорить самого неотзывчивого преподавателя, которого она знала, быть к ней благосклонным.

— Прошу вас, профессор, я бы очень хотела сдать ТРИТОН по зельям.

И тут перо внезапно замерло, черные глаза сузились, и Снейп мрачно и тяжело посмотрел на Гермиону.

— Вы шутите, — сказал он подавляюще.

— Ничуть, — ответила она. — Я умерла и не успела окончить Хогвартс. Я хочу это исправить.

Снейп пренебрежительно фыркнул и вернулся к работе.

— Тогда спросите своего декана. Я тут ни при чем.

— Но вы, кажется, последний, кто согласится, — опрометчиво обронила Гермиона. — Я подумала, что главное — ваше согласие, тогда и другие профессора не откажутся.

— Тогда ответ — нет, — отрывисто сказал Снейп. — Я занят, и у меня совершенно нет времени на воплощение безумных фантазий.

— Пожалуйста, профессор Снейп. Одним больше — это совсем незаметно…

— Одним больше! — рявкнул Снейп и хлопнул рукой по ближайшей стопке пергаментов. — Хотите сказать — последняя капля, что переполнит чашу? Ответ — нет, мисс Грейнджер, и я требую, чтобы вы убрались куда угодно и оставили меня в покое!

Но только Гермиона не испугалась низкого, оглушающего голоса профессора Снейпа и зло на него уставилась.

— Полагаю, что учитывая обстоятельства моей смерти и тот факт, что я бы сдавала ТРИТОНы в любом случае, если бы не умерла, вы могли бы и согласиться рассмотреть мою просьбу. Для вас этого должно быть достаточно, — упрямо сказала она. — Вы должны признать, что предложение мое разумно. Многие молодые привидения разочарованы, несчастны. И частенько случается так, что место их смерти становится непригодным для житья. Я могу устроить это в вашем классе.

— А я устрою так, что вы будете ограничены в передвижении, — грубо отрезал Снейп.

— А я могу быть привязана только к месту, где умерла, — просияв, Гермиона взвилась к потолку и зависла над своим бывшим столом. — Которое где-то вот здесь, да? Профессор, прямо вот тут вы можете заковать меня в кандалы, и до конца ваших дней я смогу подсказывать всем Лонгботтомам, которые войдут в эти двери!

— Довольно! — взревел Снейп. Стиснутые в напряжении челюсти внезапно расслабились. — Вы можете сдать ТРИТОН по зельям, мисс Грейнджер, как только будете способны удержать перо в руках и написать ответы.

Ошеломленная этой жестокостью, Гермиона посмотрела на Снейпа:

— Но я не могу сделать этого.

— Не можете? Жаль, — его равнодушие было столь явным, и он чуть улыбнулся, когда взял перо и окунул его в красные чернила.

Она могла поклясться, что он что-то напевал себе под нос.

* * *

Наконец-то стало почти тихо, и только отдельные звуки доносились из общей гостиной. Гермиона смотрела, как Гарри и Рон играют в шахматы — играют последний раз в этих комнатах. Голос Симуса Финнигана летел вверх по лестнице, он пел непристойные песенки Лаванде и девчонкам помладше, но разгар традиционной вечеринки по случаю окончания очередного учебного года был уже позади. Не снимая мантии, на кровати развалился Дин Томас и громко храпел; в отличие от него Невилл последний раз крался через лаз в портрете с подружкой из Хаффлпаффа, которая хоть и училась на пятом курсе, но была на голову выше всех погодков в том, что касалось поцелуев в укромных местах.

Осталось лишь несколько часов, и поезд увезет их в Лондон, в Нору, в новую жизнь. Гермиона из последних сил притворялась безразличной, спокойно разговаривая с ними; пыталась казаться восторженной, когда Гарри рассказывал, где ему предложили работать, пока Рон разрывался между желанием изучать борьбу с проклятьями, как его брат, и работать стажером в отделе своего отца при Министерстве.

— А этот грязный мерзавец и пальцем не пошевелил? Ничего удивительного. Это так на него похоже — прикрыться формальными правилами и не делать ничего сверх того, что должен. — Терпимость Гарри к Снейпу серьезно уменьшилась после изнурительного экзамена по зельям.

— А ты не стала бы привидением, если бы сдала ТРИТОНы? — спросил Рон отрешенно, занятый разрушением обороны Гарри.

— Я же говорила вам — я не могу уйти, потому что не успела закончить что-то важное. Если мне и сейчас это не удастся, то, думаю, я здесь застряла.

Гермиона поежилась и откинулась на что-то невидимое, да и на спинке Ронова стула она сидела только номинально. Рон, примостившись на самом краешке, склонился к шахматной доске, изучая позицию.

— Ник сказал, что он боялся смерти, — добавил Гарри. — Мне кажется, что раз ты привидение, то не тебе решать, где быть, даже если разберешься со всеми делами.

— Возможно, — сказала Гермиона со вздохом. — Ох, и ладно, я никогда не сдам ТРИТОНы. Рано или поздно я привыкну к этому.

— А что еще ты не успела? Я имею в виду, кроме ТРИТОНов? — спросил Гарри, бросив взгляд на доску, когда двинул ладью на территорию Рона.

— Она не прочитала все книги в библиотеке, — проворчал Рон, сердито взирая на шахматные фигуры. Он взял пешку, потом передумал и поставил ее обратно.

Гермиона скорчила рожу за его спиной.

— Мне и теперь с этим не справиться. Я ничего не могу прочитать, пока кто-нибудь не оставит книгу открытой.

— Но почему? — спросил Рон рассеянно. — Ты ведь сидишь? Почему твоя задница может то, чего не могут твои руки?

Гермиона долго молчала, приоткрыв рот и рассматривая спинку стула.

— Черт подери! — воскликнула она, в голосе ее сквозило отвращение. — Как может твой мозг, так чудесно справившись с задачей, выдавать решение в такой оскорбительной форме?

— Не знаю. Всегда так, — признал Рон охотно. — Прости, друг. Шах.

Гарри уставился на доску, склонил голову набок и многозначительно кивнул слону, который притаился у края. Фигура важно шагнула вперед, по пути взмахом булавы уничтожив ферзя Рона, скрестила ручки и угрожающе уставилась на короля противника, который стоял напротив по диагонали.

— Шах и мат, — объявил Гарри. — Отличная партия.

Пока Рон что-то странно лопотал, Гарри повернулся к Гермионе.

— В этом что-то есть, Гермиона. Я видел, как Серая дама ткала гобелен, а профессор Биннс всегда ставит оценки в наших работах — я совершенно уверен, что он не читает их, но оценивает. Значит, как-то привидения могут управляться с предметами.

— Ага, посмотри на Пивза. Он каждый день все с ног на голову переворачивает, — поддакнул Рон, приняв поражение если не изящно, то хотя бы только с кислой гримасой. — Нужно просто понять как.

Собрав фигуры, Гарри положил шахматы на сундук Рона.

— У тебя будет куча времени, чтобы понять, как это делается, теперь, когда мы перестанем мелькать у тебя перед глазами, — но попытка пошутить осталась незамеченной, и Гарри медленно закрыл свой чемодан. — Мы будем скучать по тебе, Гермиона.

— И я буду скучать, — ответила она и храбро улыбнулась — она твердо решила не давать воли слезам.

И Гермиона держалась, пока мальчишки упаковывали вещи и всякие мелочи — стирали все следы своего существования в комнате, которую занимали целых семь лет. Гермиона держалась, пока Гарри учил Хедвигу приносить письма не человеку, а в оговоренное место — так, как объяснил им Безголовый Ник.

Она была спокойна и утром — среди сумасшедших, лихорадочных сборов на вокзал, среди всех, кто бегал вокруг, обнимался с друзьями, обещал никогда не забывать друг друга, что бы ни случилось. И только когда поезд отошел от станции, выпуская клубы пара, который был такого же цвета, как и ее призрачная мантия, только когда Гарри и Рон замахали руками из купе, — Гермиона наконец заплакала и спряталась в темном коридоре на третьем этаже, в той комнате, с которой началось для них троих первое настоящее приключение, и где теперь она горько и безутешно рыдала в одиночестве.

Прошел, казалось, бесконечный день, потом ночь, — время, которое Гермиона, подавленная и безучастная, провела в коридоре третьего этажа — когда она заставила себя подняться и прийти в чувство. Собрав решимость в кулак, оправив мантию и подтянув сползающий гольф, она вытерла последние слезинки носовым платком и спрятала его в тот карман, где и нашла. Почувствовав, что на душе стало легче, хотя настрою было еще далеко до боевого, она в поисках ответов прошла сквозь деревянную дверь. Хватит проводить время подражая Плаксе Миртл. Ей было чем заняться.

По странному совпадению, как только Гермиона покинула третий этаж, направляясь к центральной части замка, внимание ее привлек один из возможных источников информации. Двигаясь на звук приглушенных криков и ругательств, сопровождаемых кошмарным пением, Гермиона оставила главную лестницу и подплыла к одной из меньших.

Пивз — разноцветный полтергейст и, по-видимому, пользующийся самой дурной славой спектральный обитатель Хогвартса — выкрикивал грубые стишки и издевался над картинами, которые висели на стенах. Обитатели портретов и пейзажей в большинстве своем успевали перепрыгнуть из одной рамки в другую, но менее расторопные доставались Пивзу — полтергейст срывал картины со стены и размахивал ими туда-сюда, пока жители не начинали молить о пощаде. Но просьбы не трогали Пивза, напротив, мелкий мстительный призрак поступал назло мольбам и хохотал еще громче.

К счастью для полотен, Пивза быстро одолевала скука. Если жертва отказывалась приходить в достойный ужас, он оставлял эту картину в покое и брался за следующую. Однако некоторые рамки были на совесть прикреплены к стене. И, когда хрюканье и сквернословие не помогали освободить предмет вожделений, Пивз принимался раскачивать картину из стороны в сторону, и иногда полтергейсту удавалось перевернуть полотно. Кудахтая и гогоча, он наблюдал, как нарисованные люди, висящие вверх тормашками самым недостойным образом, спасаются от падающей мебели и пытаются удержать на головах шляпы.

Заинтригованная Гермиона наблюдала за сеющим разрушения полтергейстом.

— Как ты это делаешь? — громко спросила она.

— Что делаю? — с подозрением ответил вопросом на вопрос Пивз.

Он только что сломал проволочную петлю на маленьком пейзаже и с воодушевлением принялся размахивать миниатюрой с изображением пастушки, не обращая внимания ни на ее крики, ни на смятенное блеяние овечек, которых пастушка отказывалась бросить.

— Двигать вещи, — пояснила она. — Я ни до чего не могу дотронуться.

Пивз задумчиво почесал щеку и хитро посмотрел на Гермиону:

— Что мне за это будет?

Гермиона нашлась быстро:

— Я дружу с Фредом и Джорджем Уизли. Могу попросить их прислать тебе посылку из «Всевозможных волшебных вредилок Уизли».

Полтергейст сдавленно захихикал, в ликовании потер ручонки, выпустив многострадальную пастушку, и картина упала на пол к остальным несчастным. Пивз питал глубокое уважение к близнецам Уизли с того самого момента, как два года назад они так эффектно сбежали из Хогвартса, и уважал их в основном потому, что кроме них ни одному смертному не удавалось учинить столько же беспорядка, сколько самому Пивзу. Безумная улыбка растянула его широкий рот, обнажая зубы, которые были посажены так редко, что напоминали частокол.

— И все что ты хочешь знать — как я двигаю вещи?

— Точно. Научи меня, и я даже подумаю о том, чтобы попросить их прислать тебе несколько экспериментальных штучек из тех, что еще не поступили в продажу. Ты первый их опробуешь.

Пивз уродливо засучил ногами в воздухе в восторженном предвкушении того, как он перевернет весь замок вверх тормашками.

— О да! Маленькие гляделки Филчика из орбит выскочат! О-о-о-о-о, да! — улюлюкал он.

— Но только если научишь меня, — предупредила Гермиона, начиная испытывать нехорошее предчувствие насчет всей этой сделки. И на душе не стало спокойнее, когда Пивз внезапно перестал отплясывать джигу и снова оценивающе глянул на нее:

— Ты хочешь знать как? Так ты впрямь хочешь знать как?

— Я бы не спросила, если бы не хотела, — резонно заметила она.

— Потому что я могу! — безумно загоготал Пивз, схватил себя за нелепо длинные ступни и покатился вниз по ступенькам.

Гермиона смотрела, прищурившись, как разноцветный полтергейст скакал через обманные ступеньки и отталкивался от пола.

— Конченый психопат, черт его дери, — пробурчала она себе под нос и вздохнула. Нарисованные овцы, соглашаясь с ней, горестно заблеяли.

Гермиона была уверена, что все вовсе не так легко, как казалось, и теперь размышляла: кого же следующего спросить о сущности привидений и о том, как вступать в контакт с неодушевленными объектами. Возможность касаться живого существа и не обсуждалась — даже спросить об этом было неловко. Кровавый барон поделился с ней своими мыслями: он считал, будто привидения и живые — существа с разной энергией. Гермиона подумала, что это похоже на положительную и отрицательную полярность, — над этим стоило поразмыслить, но как-нибудь в другой раз. А вот сегодня нужно было узнать, как управляться с предметами, и чем больше Гермиона об этом размышляла, тем больше склонялась к тому, что Плакса Миртл может стать ценным источником информации.

К несчастью, от Плаксы Миртл толку было не больше, чем от Пивза. Когда Гермиона спросила, как она устраивает наводнение в туалете девочек, то Миртл выдавила только, что когда она расстраивается, унитазы переполняются водой. Близко посаженные глаза ее заблестели от слез, и Миртл тут же спряталась в своей кабинке. Гермиона же осталась наблюдать, как вода, окатившая стены, сливалась в ручейки на полу, кружила, журчала, вторя стенаниям Миртл, отдающимся эхом в трубах.

Она стояла на распутье — то ли спросить профессора Биннса, то ли попытаться разобраться самой; Гермиона выбрала второе, решив вернуться на место своей смерти и всерьез подумать. Ответ был где-то рядом — просто руку протяни, в этом она была уверена. Нужно только собрать кусочки воедино, выстроить их в последовательную цепочку, тогда ответ придет сам — как озарение — следствие ее блестящей логики.

Гермиона поразмышляла о стихийной магии, которой владеют дети, не осознавая этого, но решила, что это не то, что нужно. Стихийная магия предполагала наличие живых существ, которые справляются с волшебством без палочки. А Гермиона не была живой и хотела коснуться чего-то без магии.

Поглощенная своими мыслями, она едва заметила, когда Северус Снейп зашел в класс. Но вот он тем не менее заметил Гермиону, и тонкие губы стали еще тоньше, когда он увидел, как бесцельно парит привидение под стропилами.

— Мисс Грейнджер, я буду признателен, если вы перестанете метаться под моим потолком, — интонация его голоса не оставляла сомнений — это была не вежливая просьба.

— Я думаю, — пробормотала она, не обратив внимания на его тираду.

— Делайте это где-нибудь еще.

— А мне нравится думать здесь, — грубо ответила Гермиона.

Так оно и было на самом деле — она умерла в этом классе, и нигде больше за все семь лет обучения в Хогвартсе Гермиона так остро не ощущала свою неполноценность.

— К сожалению, я должен напомнить вам, что это мой класс, мисс Грейнджер, — продолжил Снейп, что-то разыскивая в том беспорядке, который царил на столе.

— Пока вы здесь преподаете, сэр, — прервала она. — Мой договор об аренде этой комнаты продлится чуточку дольше. Когда вы умрете и исчезнете, я все еще буду здесь.

Снейп кисло посмотрел на нее, потом сощурился, словно просчитывал варианты.

— А вы понимаете, что я могу видеть ваше исподнее? — спросил он бесцветным голосом.

Не дав себе времени подумать, Гермиона опустилась на пол и хлопнула ладонями по бедрам в попытке увериться, что ее невесомая мантия не задралась слишком высоко.

— Минуточку, — вдруг замерла она. — Вы не могли ничего видеть. Да я вообще не уверена, что у меня есть трусики.

— Может и нет, — ответил он, — но вы убрались с моего потолка.

И, когда она не нашлась с ответом, Северус ухмыльнулся. Он отыскал нужную ему книгу и поднял глаза, надеясь, что она уже ушла. И тут же его постигло разочарование — Гермиона по-прежнему стояла перед ним и комкала в руке носовой платок. Он с удивлением заметил, как расширены ее глаза — у привидения они смотрелись просто потрясающе. А потом, к его полнейшему ужасу, мисс Грейнджер начала раздеваться. Гермиона сбросила длинную черную ученическую мантию, оставшись в форменной блузке и сером школьном свитере, который был завязан на талии. Свитер отправился вслед за мантией.

— Мисс Грейнджер! С чего вы вздумали раздеваться посреди моего класса?!

— Что? Ох. Да я не раздеваюсь в том смысле, в котором вы подумали, профессор. Я просто хочу узнать, что случилось с моей одеждой, — она внимательно посмотрела на свои полупрозрачные вещи, которые аккуратно сложенные парили над ближайшим креслом. — Странно.

Снейп мученически выдохнул:

— Хотя я пожалею, что спросил, мисс Грейнджер, но все-таки — что тут странного?

— Ну, я знаю пару привидений, которые на Рождество переодеваются. У Сэра Николаса на всякую погоду — свой воротничок. И откуда тогда берутся эти вещи?

Гермиона схватила полу мантии и, нахмурившись, уставилась на нее. Снейп узнал это неистовое выражение — один из признаков напряженного раздумья, и, заинтригованный тем пренебрежением, с которым Гермиона отнеслась к нему, молчал. Чем раньше она справится с задачей, тем быстрее покинет подземелья.

И вдруг в мгновение ока черная мантия, которую она держала в руках, удлинилась, полы стали неровными и, превратившись в странные, замысловатые клочья, затрепетали в воздухе. Просияв, Гермиона обернула новую мантию вокруг плеч; мантия развевалась, и выглядело это одновременно пугающе и прекрасно — так, как и должно быть у привидения.

— Ха! — провозгласила она. — Эврика! Да! Да! Да! Вот оно! Это все объясняет! — Каждый клок мантии вился сам по себе, а Гермиона весело танцевала, и танец ее удивительно напоминал то, что обычно выделывал Пивз.

— Это мантия, мисс Грейнджер, и у нее нет дара речи. Она ничего не объясняет.

Гермиона, казалось, была переполнена энергией — возбуждение, волнение кипели в ней. Она перебросила полу мантии через руку.

— Почему Ник может менять свой воротник по желанию? Потому что он может это — желать. Больше полувека Плакса Миртл прячется в женском туалете, выдавливает свои отвратительные прыщи, а все потому, что она не хочет ничего другого. Как Пивз каждый раз умудряется устроить вопиющий кавардак? Потому что он может!

Снейп, небрежно склонившийся над столом, внимательно посмотрел на Гермиону, посмотрел так, будто она сошла с ума. Но Гермиона на него и не взглянула, она перелетела через весь класс и остановилась напротив черной, отдельно стоящей доски. На подставке лежал кусочек мела. И рука ее лишь чуть-чуть дрожала, когда она потянулась и толкнула мелок пальцем. Палец прошел сквозь мел.

Еще три попытки — и ничего. Недовольная Гермиона сердито воззрилась на мелок.

— Ну да, это, безусловно, прогресс, — заметил Северус Снейп, не пытаясь скрыть злорадство.

Он взял книгу под мышку и вышел из класса, что-то беспечно напевая на ходу.

Как только дверь за самодовольным профессором захлопнулась, дикая ухмылка исказила лицо Гермионы. А потом она в отчаянии закричала и хлестнула мелок со всем гневом и разочарованием, которые копились в ней с тех пор, как она впервые очнулась после смерти; гневом и разочарованием, помноженным на семь лет мучений под бременем предубеждения против маглорожденной, под бременем подавляющей несправедливости от одного саркастичного ублюдка, именуемого мастером зелий.

Мелок лежал в своем длинном деревянном кармашке и оставался совершенно безучастным.

Разочарованная Гермиона простонала и уселась на каменный пол, скрестив ноги по-турецки. Новая мантия легла вокруг нее, как лужа. Гермиона медленно закрыла глаза и снова задумалась.

— Думай, Грейнджер, — пробормотала она. — Этот дурацкий платок существует, потому что ты думаешь, что он должен существовать. У тебя никогда их раньше не было, но этот всегда тут, когда тебе нужен. Что это значит?

Она вытянула ноги, прижала колени к груди, пытаясь найти разумное зерно в том сонме неопределенных мыслей, что блуждали в голове, и долго думала о Плаксе Миртл, Пивзе, о бесконечных эссе по воинам гоблинов, которые проверяло привидение, наводившее на учеников смертную скуку добрую часть века.

Незамеченным прошел почти час, и Гермиона привстала на колени и попыталась снова. Только в этот раз лицо ее было невозмутимо. И лишь глаза, которым теперь не нужно было моргать, но Гермиона моргала просто по привычке, эти глаза смотрели решительно на безобидный кусочек мела. Рука ее не дрожала, когда она потянулась и схватила белый мелок. Он тихо звякнул, задев металлическую подставку, и, когда Гермиона в изумлении выронила его, глухо стукнул, упав на пол.

Любой, кто в этот миг был в коридоре, мог услышать яростный взрыв довольного смеха, раздавшийся из класса, больше известного как источник страданий. А если бы они задержались, то скоро услышали бы, как напряженно мелок скребет по доске и с каждым часом звук становится все четче, все увереннее.

Следующим утром, почти сразу после завтрака, Северус Снейп вернулся в кабинет, надумав заняться своими собственными проектами и составить план уроков на следующий год, и застыл в дверях. Его любимая доска, один вид которой заставлял учеников горько плакать, когда они читали написанное на ней задание, как прежде стояла у дальней стены. Однако этим утром доска была покрыта значками и неразборчивыми буквами, не говоря уже о крестиках-ноликах и вполне приличном портрете профессора Дамблдора по центру. Фраза «Мое имя Гермиона Грейнджер» повторялась неоднократно, где-то менее аккуратная, где-то более, а в самом низу большими буквами было написано: «Потому что я могу!»

— Великолепно! — в пустой комнате зарычал Снейп, потянувшись за старой тряпкой. Он размашисто, резко стирал написанное, не замечая, как тонкая белая пыль садится на черную мантию. — Возможно, в следующий раз она будет так любезна, что не оставит эту ерунду на моей доске!

— Простите, профессор, — отозвалась Гермиона

Он не ожидал ответа и потому удивленно глянул вверх, потом по сторонам, пытаясь понять, откуда исходит голос. Под самым потолком на миг показалась Гермиона.

— Я все вытру в следующий раз, — пообещала она, потом зевнула, вежливо прикрываясь ладошкой, и снова исчезла из виду.

Когда Снейп остался один, он на миг подумал о том, чтобы припрятать весь мел, но потом решил, что это бесполезно. А Гермиона держала слово — с тех пор доска всегда была чистой, вот только Снейпу пришлось потребовать новую коробку мела у печально известного своей скупостью Филча.

Прошла неделя с тех пор, как запасы мела стали убывать, и Снейп совсем не удивился, когда однажды, вернувшись в подземелья, обнаружил Гермиону Грейнджер, сидящую за его столом. Его собственное перо царапало записку на одном из кусочков пергамента, которые Снейп хранил про запас, и держали перо полупрозрачные, серебристые пальцы Гермионы.

— Будьте как дома, мисс Грейнджер, располагайтесь, — сказал ей Снейп, подчеркнуто громко захлопнув дверь.

— Спасибо, сэр, — спокойно ответила она, не обратив внимания на его сарказм. — Мне всего минутка осталась.

Чернила неуверенной вязью ложились на пергамент, иногда на бумаге расплывались кляксы, но неоспоримо — это был почерк Гермионы Грейнджер.

— Я надеюсь, что это вы пишите Минерве МакГонагалл, а не мне.

— Вообще, да, — сказала Гермиона. — Хотя я была бы рада, если бы могла сообщить ей, что вы уже разрешили мне сдать ТРИТОН по зельям, сэр.

Он задумался на мгновение: в конце концов, она выполнила поставленное условие.

— Можете сообщить, — признал он наконец.

Она склонилась над письмом, и волосы почти скрыли лицо, но не смогли совсем спрятать улыбку, растянувшую ее губы, когда Гермиона дописала еще одну строчку.

Однако Минерве МакГонагалл в тот день было не до улыбок — пару часов спустя она влетела в подземелья, размахивая тем самым кусочком пергамента, и, образно выражаясь, приперла Северуса Снейпа к стенке.

— Северус Снейп! Что все это значит?

Он посмотрел на листок и вернулся к журналу по зельеварению, который читал.

— Это похоже на лист пергамента, профессор МакГонагалл, — ответил Снейп. — Вы для меня еще какие-нибудь загадки припасли?

— Не начинай, Северус. Ты уже не в том возрасте, чтобы оттачивать свое чувство юмора.

— Минерва, да ты никогда и не ценила мой юмор. Ты же гриффиндорка до мозга костей. — Снейп откинулся на спинку кресла и продолжил читать, не обращая внимания на яростный взгляд, которым сверлила его старая волшебница. Иногда дразнить Минерву было забавнее, чем тянуть кошку за хвост.

Минерва недовольно поджала губы.

— Что означает это письмо? Я тебе одно скажу, профессор, это дурной вкус.

Кусок пергамента оказался под его носом, и у Снейпа почти не было выбора — то ли взять записку в руки, то ли узнать в точности, каков пергамент на вкус. Письмо было таким, как он и помнил, только внизу добавилась четкая подпись Гермионы.

— Тут, кажется, просьба разрешить сдать ТРИТОНы. Уверен — это не выходит за рамки полномочий заместителя директора Хогвартса.

— С такими вещами не шутят, Северус.

Снейп поднял бровь, изумляясь тому, как Минерва выбирала слова.

— Нет, не шутят. И у меня есть все основания полагать, что эта просьба совершенно искренняя. Но если вы не верите мне, то спросите автора. — Снейп встал с кресла и вгляделся в затененный потолок подземелий.

— Мисс Грейнджер, — позвал он резко. — Будьте любезны, покажитесь.

Мгновения тянулись изнуряюще долго, декан Гриффиндора почти дымилась от злости, а слизеринский коллега чихать хотел на ее крутой нрав. Снейп позвал еще раз, и в тот самый миг, когда профессор МакГонагалл набрала полную грудь воздуха, чтобы выдать резкую отповедь, Гермиона ворвалась через деревянную дверь и остановилась перед Северусом.

— Прошу прощения, профессор — профессора, — поправилась она, увидев, что в комнате находится и МакГонагалл.

Снейп кивнул, принимая ее извинения, и протянул пергамент:

— Это ваша записка, мисс Грейнджер? Тут говорится, что вы желаете сдать ТРИТОНы?

— Да, сэр, — ответила она, изо всех сил стараясь не надеяться.

Выражение лица МакГонагалл не было похоже на ободряющее, а последующие слова внушали еще меньше надежд, чем лицо.

— Это даже не подлежит обсуждению.

— Почему? — спросила Гермиона, и одновременно с ней задал вопрос Снейп: — Почему нет?

Боль наполнила глаза Минервы.

— Это выходит за все рамки приличий, Северус. Гермиона Грейнджер умерла.

— Это понятно и первокурснику, — отозвался Снейп. — Но вот же она, почему вы к ней не обращаетесь?

— Она привидение. Она не может сдавать ТРИТОНы со своими сокурсниками.

Темные глаза Снейпа сощурились в раздражении:

— Я держу в руках достаточное доказательство того, что она способна написать ответы. Что до ее сокурсников — то они уже уехали, и я едва ли могу сказать, что огорчен их отъездом. Но, ненавижу я их или люблю, я все же заботился об их образовании.

— Северус, не строй из себя святого, нимб на твоей голове и двух секунд не продержится! — выпалила МакГонагалл. — Привидение Гермионы Грейнджер не может сдавать ТРИТОНы, и на это есть несколько причин, самая важная из которых та, что она не справится с практической частью, — Минерва строго посмотрела на полупрозрачные очертания Гермионы. — У нее нет палочки, и, даже если бы палочка и была, она не может колдовать. Вопрос закрыт.

И удовлетворенная своим ответом, который не оставлял никаких лазеек, МакГонагалл резким движением собрала в складки край своей мантии.

— А сейчас, если вы закончили с этой ерундой, я вернусь в свой кабинет, мне нужно заниматься настоящими проблемами этого заведения.

Тяжелая дверь заскрипела всеми своими петлями и закрылась с глухим стуком, в комнате повисла ошеломляющая тишина.

Несколько озадаченный такой реакцией коллеги на вежливое и простое предложение, Северус вернулся к своему креслу и журналу. И тихий звук его движения, казалось, выдернул Гермиону из состояния отрешенности и безучастности, овладевшего ею. Она посмотрела на него и тоскливо усмехнулась:

— Спасибо вам, сэр, за то, что попытались. Я очень вам признательна.

Она внезапно исчезла из виду, но перед этим Снейп успел заметить, как она зажала рукой рот, будто хотела придушить рыдания. Он услышал тихий-тихий шелест — от стола до тяжелой двери, и непонятный звук, который мог быть приглушенным плачем, а мог быть просто свистом сквозняка в коридоре.

Чуть нахмурившись, он смял записку и кинул ее в пустой камин.

* * *

Снейп проверял первые в этом году домашние работы и уже перевалил за половину, когда заметил, как на самой краю поля зрения появилось бледное, полупрозрачное облако. Но Снейп и виду не подал, продолжая просматривать сочинения и стараясь не обращать на призрака внимание, уж кто бы там ни был. Некоторые привидения просто любили наблюдать за живыми, и как только ты показывал, что заметил их, считай — вступил в бессмысленный разговор о самых банальных вещах. По мнению Снейпа, мало кто в этом сравнился бы с профессором Биннсом, тот часами мог гудеть о чем-то столь идиотском, как аромат чая, и гудел до тех пор, пока собеседник не начинал раздумывать об убийстве или самоубийстве, только бы сбежать.

— Северус, можно тебя на пару слов? — раздался наконец приятный баритон.

Снейп не ответил тут же, вместо этого жестом попросил подождать — ему и так тяжело приходилось — расшифровывать плохую грамматику и почерк, с которым дела обстояли хуже, чем с грамматикой. Достойно поддерживать разговор Снейп бы не смог. Кроме того, привидения считались в общем-то безмерно терпеливыми созданиями, и ни у кого не было столько терпения, по крайней мере, по отношению к нему, как у привидения дома Слизерина.

Закончив проверку, Снейп быстро набросал на полях короткое порицание за столь небрежное оформление мысли и поставил, по его мнению, весьма великодушную оценку — пятьдесят восемь.

— Конечно, Ваше Превосходительство. Я к вашим услугам.

Кровавый барон подлетел ближе к столу, и в свете свечи, горевшей на столе Снейпа, вышитая серебром мантия привидения отбрасывала блики.

— Я кое-что хотел с тобой обсудить, — начал Барон весьма вежливым тоном, далеким от его обычной устрашающей манеры. Снейп много чего привнес в свою тактику запугивания, изучая привидение Слизерина. — Это носит несколько деликатный характер.

— Деликатный? — переспросил Северус.

— Это о том, что делать с нашим молодым жителем, — закончил Барон.

— Нет, нет и нет, — решительно прервал его Снейп, резко взмахнув рукой, не желая слушать продолжение разговора. — Я не хочу ничего об этом знать.

— Мисс Грейнджер все время задает вопросы, — обиженно упорствовал Барон. — День за днем она спрашивает и спрашивает. И как только мы ответим на один вопрос, она придумает два вдогонку! А потом засыпает нас бесконечными «почему» и «почему нет», и «что, если»!

— Добро пожаловать в мой ад, Барон, — сказал ему Снейп голосом, в котором не было сочувствия. — Я несколько лет учил ее. А теперь мисс Грейнджер — ваша забота, и я могу вас только поздравить.

— Уверен, ты мог бы мне что-нибудь посоветовать, — с отчаянием настаивал призрак. — Она такая же беспокойная, как Пивз, только совершенно по-другому. Она рассказала, что подумывает написать книгу о своей смерти и о том, каково это — быть привидением! Если она осуществит свое намерение, то мы станем посмешищем загробной жизни.

— У меня только один совет — займите ее чем-нибудь, — ответил Снейп. — Она была гриффиндоркой, а это означает развитое чувство долга. Пусть дежурит по Пивзу. Тогда она не будет раздражать вас и будет так занята, что перестанет создавать затруднения.

— Она не справится с этим чудовищем, — возразил Барон. — И что, живая, она тоже была такой неугомонной?

Безотчетно Снейп постукивал пальцем по перу и, казалось, не замечал, как с кончика пера срываются капли чернил и расплываются пятнами на бумаге. Замечательно!

— Она была непреклонна, касалось ли это учебы или ее собственных дел, — сказал он спустя мгновение. — Ее страстное желание учиться — это как жажда, с которой никогда не справиться. И до сих пор так, кажется. Интересно.

— Что тут интересного?

Снейп беспечно пожал плечами.

— Что она все так же жаждет знаний теперь, когда ей, по идее, и дела нет до бренной суеты, — и почти сразу Северус понял, что не стоило этого говорить. В комнате мгновенно стало пронизывающе холодно, и потусторонний сквозняк почти погасил свечи — пламя тревожно замигало.

— Нам, привидениям, до всего есть дело, сэр, — сказал Барон резко, и голос его был холоднее, чем воздух в комнате. — Если мы не нуждаемся в пище, это не значит, что мы не испытываем голод. Я так много бы отдал, чтобы снова почувствовать вкус простого хлеба или дотронуться до живого существа. Если малютка хочет учиться, я не буду стоять у нее на пути. Я просто спросил твоего совета. А мне следовало знать — раз ты не мог справиться с ней, когда она была жива, то и сейчас ты мне ничем не поможешь.

Дохнуло холодом, и Барон прошел сквозь стол Снейпа, сквозь стену, оставляя за собой бумажный вихрь и плохое настроение. Северус вздернул бровь, рассеянно созерцая этот беспорядок, и все смотрел, смотрел, как последние листки пергамента, медленно кружась, падают на пол. Безотчетно, в раздумье, он снова стучал по перу, и все больше и больше чернильных пятен расплывалось на бумаге.

* * *

— Стой, сейчас же! — визжал Филч, преследуя Гермиону, срываясь в неуклюжий бег. — Мадам Пинс говорит, что тебе нельзя брать книги!

Но хладнокровная Гермиона, не обращая внимания на завхоза и учеников, которые сидели в библиотеке до самого отбоя, неслась к лестницам, держа свою добычу подальше от лап Филча. Некоторые трудности создавали только дверные коробки — ей приходилось спускаться вниз от арочных балок кровли, чтобы пронести свой твердый трофей через дверь. Если и был способ сделать какой-нибудь материальным объект нематериальным, то она его еще не обнаружила.

После того неудачного разговора с Минервой МакГонагалл минуло несколько месяцев, и Гермионе они дались тяжело. Умереть прямо перед экзаменами — это злило, но быть потом так близко к цели, так близко, что можно достать рукой, и снова потерпеть неудачу — от этого Гермиону сжигали обида и боль. В попытке найти себе занятие она бросилась изучать, что значит в точности — быть привидением в волшебном мире. Но это оказалось почти безуспешным — большинство спектральных обитателей замка и Хогсмида приходили в ужас, когда она принялась задавать им вопросы личного характера и раздражать длиннющими анкетами.

— Ты сама все поймешь со временем, — только и сказала ей Серая дама, но ее ответ, по крайней мере, был вежливее других.

Сэр Николас сконфузился, когда услышал, о чем она спрашивает, и быстро перевел разговор на другую тему, поинтересовавшись планами Гермионы на будущее — не захочет ли она как-нибудь вечером составить ему компанию и посетить матч поло Безголовых.

Гермиона прибегла к обычному предлогу пойти в библиотеку, что было совершенно естественно для нее как ученика, но далеко не столь обычно для призрака. Тогда ей вспоминались и словно преследовали слова Рона Уизли… В библиотеке было много книг, которые она не читала; и не нужно было находиться в гостиной после отбоя; и не существовало больше соседей по комнате, ворчащих, когда допоздна горели свечи; и ни к чему была такая мелочь, как разрешение учителя на посещение Запретной секции.

Мадам Пинс лишилась дара речи, когда Гермиона объявила, что будет брать книги в библиотеке, а потом застыла с приоткрытым ртом, пока мисс Грейнджер записывала свое имя в регистрационной книге на столе. Когда волшебница достаточно оправилась от изумления, она с жаром, хриплым шепотом пыталась протестовать против того, чтобы Гермиона посещала библиотеку и угрожала гневом Кровавого барона и директора. Но решимость Гермионы, напротив, только укрепилась, да и все, чем смогла заручиться библиотекарша до сих пор, была поддержка Аргуса Филча.

Филч, остановившись у лестниц, брызгал бессильно слюной, а Гермиона взмыла вверх, в самый полумрак лестничного колодца. Там были открыты окна, пахло вечерним воздухом и смотрели на замок звезды и растущая луна. На приступке, на самом верху, уместилась маленькая скамеечка, а шаткая лестница, которая вела сюда, лишь изредка бывала на месте. Когда Гермиона училась в Хогвартсе, то не знала, что есть такой уголок, и сейчас жалела об этом. Хорошее место для того, кто хотел почитать в одиночестве. У нее вошло в привычку проводить там много времени за тихим чтением, и, хотя она не нуждалась в освещении, маленький фонарик, висящий на простом кованом крюке, дарил тепло и уют, которых ей так не хватало.

Отсюда здорово было наблюдать, как над западными отрогами скал поднимается солнце. Когда Гермиона была жива, ей всегда нравился закат. Сейчас, когда все перевернулось вверх дном — эти дни-ночи и ночи-дни — с восходом солнца заканчивался период ее активности. Раз за разом она смотрела, как занимается рассвет, и бесконечные повторения успокаивали ее.

Но этой ночью Гермионе никак не удавалось сосредоточиться. Только-только наступило время отбоя, а у нее появилось странное чувство, что она должна быть где-то в другом месте. Такое впервые случилось уже после того, как она стала привидением, — тогда Гарри и Рон захотели поговорить с ней — и вот, ощущение повторилось без видимой причины. Пожав плечами, Гермиона оставила книгу на каменной скамеечке и отправилась искать того, кому она была нужна.

Как только она появилась в подземельях Снейпа, он сказал отрывисто:

— Вы опоздали. Подойдите сюда и займитесь делом.

На столе не было свободного места — всевозможные ингредиенты и котлы, в которых уже что-то булькало.

— Ну какая от меня польза? — спросила Гермиона, подлетев к указанному месту. — Что я смогу сделать?

— Вы же можете читать, так? Прочитайте это — мне обе руки нужны свободными.

Снейп пододвинул к ней старую книгу, которая стояла открытая на тяжелой, резной подставке, и начал мельчить что-то желтое еще мельче, чем оно уже было нарублено. Имбирь и, кажется, что-то еще, судя по запаху. Гермиона сосредоточилась на латинском тексте, удивляясь своей способности чувствовать запахи, и начала читать инструкции по приготовлению зелья, над которым корпел Снейп.

Северус Снейп механически рубил коренья, слушая, как Гермиона уверенно читает древнее руководство Диоскура. Трактат «О медицине» для большинства семикурсников был изрядно сложным, но Снейп не сомневался, что Гермиона Грейнджер справится. И она не разочаровала его, хотя споткнулась раз или два на временах глаголов.

Когда Гермиона дочитала главу, Снейп тут же принялся обстреливать ее вопросами о свойствах ингредиентов, которые он только что добавил, потом потребовал, чтобы она согласилась с утверждениями Диоскура или опровергла их. От трав он перешел к животным, и снова вопросы — как действуют и чем опасны: перья, шипы, иглы и другие органы и ткани каждого живого существа, которое ползало, летало или бегало.

Гермиона страшилась гадать, предполагать и ужасно боялась надеяться, и потому давала ответ за ответом, мешала, крошила и растирала. Несколько сложными оказались для нее вопросы о минералах, но и тут Гермиона припомнила больше, чем, казалось, знала. И только на миг она замерла, когда Снейп спросил о заклинании, превращающем желатин в порошок.

— Я не могу колдовать, — призналась она.

— Я не просил вас колдовать, — с раздражением напомнил Снейп. — Просто скажите мне, что это за заклинание.

И Гермиона ответила, а потом, чуть запоздало, описала необходимые движения. Снейп рассеянно что-то пробурчал себе под нос, быстро черкая на пергаменте. Мгновение — и он двинул записку к ней через стол, молчаливо приказывая взять листок.

Там было несколько задач, одна из них невероятно каверзная, описывающая рецепт зелья, но не весь, а только часть — странные пропорции, намеренно перепутанные ингредиенты, которые нужно было распознать. На это ушел почти час.

И вот, спустя четыре часа, Гермиона сдала работу и пристроилась у стола Снейпа, наблюдая, как он просматривает ответы. Строгим голосом он приказал ей приглядеть за зельями, которые они начали варить, и у Гермионы не оставалось другого выбора, кроме как подчиниться. Некоторые зелья уже были готовы, и она погасила огонь (хотя с круглыми ручками пришлось повозиться), а в оставшиеся добавила последние ингредиенты.

Гермиона честно пыталась сосредоточиться на том, что нужно было сделать, но мысли ее вновь и вновь возвращались к экзамену, если это, конечно, был экзамен. Она не учила, она не готовилась к нему. Совершенное опустошение овладело Гермионой: все это без толку — она не поступит в колледж; и тут она поняла, что размышляет о том, на кой черт ей вообще сдался этот экзамен.

— Примите мои поздравления, мисс Грейнджер, — низкий голос Снейпа отвлек Гермиону от этих навязчивых, ходящих по кругу мыслей. — Я снимаю баллы за заклинание, которое вы не способны воспроизвести. Но итоговый балл вашего экзамена с лихвой перекрывает эту неудачу.

Снейп все сидел за столом, выравнивая бумаги и перекладывая их из стопки в стопку, будто за окном было не два часа ночи.

— Сэр? — спросила она, не решаясь поверить в то, что услышала.

Лицо Снейпа приняло то самое снисходительное выражение, которое он использовал при общении с действительно недалекими учениками:

— Вы сдали ТРИТОН по зельям, мисс Грейнджер. Блестяще, как сказали бы некоторые идиоты. Я добавлю эти баллы в академическую справку.

Он глянул на Гермиону — поняла ли она, наконец, смысл сказанного.

И смущенный тем, что ему открылось, Северус почувствовал, как губы бездумно дрогнули в ответ на удивительно счастливую улыбку, которую Гермиона подарила ему, медленно исчезая из виду.

— Спасибо, профессор Снейп, — раздался ее бестелесный теперь голос.

— Не стоит благодарности, мисс Грейнджер, — выговорил ошеломленный Северус Снейп.

Он никогда не думал, что привидения могут совершенно буквально сиять от счастья.

Наступили рождественские каникулы, и ученики, которые бесцельно слонялись по школе, почти все разъехались, поэтому Северус Снейп вернулся с обычного ежевечернего обхода к десяти часам. Обычно в это время он все еще прочесывал коридоры и проверял те уголки, где влюбленным парочкам так нравилось тискать друг друга и целоваться, но сейчас почти все эти взъерошенные сорванцы спали в безопасности в своих постелях, и Северус мог заниматься тем, что ему нравилось. Он пропустил и дополнительный обход, который совершал около полуночи. Пусть хоть раз маленькие чудовища побегают на свободе, наградят друг друга засосами, пусть над ними не маячит угроза его порицания и бессчетные взыскания. Последние сутки выдались тяжелыми, и Снейп считал, что заслужил отдых, в том числе и от привычных забот.

Прошло почти двадцать четыре часа с тех пор, как он был у Волдеморта, как смотрел на новообращенных Пожирателей смерти, принимающих Темную метку, приносящих клятву в верности. Взамен их до тошноты пичкали привычной смесью тщеславия, ложного превосходства, лицемерных оправданий, — смесью, щедро приправленной лестью и пропагандой…

Он был слишком стар для этого. Черт с ними, с мелкими кознями и клеветой, с постоянным напряжением, с политическими интригами, но это бдение на поляне посреди леса в декабре месяце находилось за гранью того, что Снейп готов был вынести. Лучше бы его угостили Cruciatus, а не заставляли пять часов стоять на колючем, сыром ветру. Ноющие суставы молили только об одном — о горячей ванне, и у Снейпа были причины для уверенности — он свалится с простудой.

Зелье справилось с насморком, а разумная порция бренди успокоила ноющие кости. Что чуть беспокоило его совесть — так это то, что он пренебрег своими обязанностями — обходом коридоров после отбоя, но становилось легче, когда Снейп вспоминал, что в замке почти не осталось учеников, да и всепоглощающая скука наполняла его при мысли об ответственности и обязанностях.

Сегодняшний вечер он решил посвятить одной из немногих своих радостей — переводу текста о зельях, который прислали ему коллеги из Южной Америки. Манускрипт, написанный архаичными буквами, был найден в одной из хорошо сохранившихся лабораторий Майя. Тем не менее язык был латинским, вдобавок — и что поразительно — классическим латинским. Такое сочетание говорило о том, что текст, вероятно, содержит зашифрованную информацию, невидимую при беглом просмотре. Кроме того, что загадка была интересна сама по себе, главная привлекательность ее состояла в том, что она не имела ничего общего с Волдемортом, с этим постоянным бегом по лезвию ножа, чем, в сущности, и была его жизнь. Конечно, Северус охотнее бы свернулся перед очагом с бокалом хорошего бренди и с женщиной, умеющей делать своим ртом что-то помимо хихиканья, коим отличались бестолковые подростки обоего пола, которыми кишел Хогвартс. Вот только если запасов бренди у него было много, то женщина, к несчастью, становилась все большей и большей редкостью, честно говоря, почти и не было их в последние годы.

Снейп выбросил навязчивую фантазию об умной и опытной женщине из головы, взмахнул палочкой и зажег несколько ламп. Еще взмах — справочники, стопка пергаментов, несколько чернильниц и новое перо выстроились на большом столе, который он использовал для демонстрации на занятиях. Наконец, с чем-то близким к почтению, Северус достал из запертого ящичка продолговатый деревянный футляр и положил его на стол. Маленькие медные петли были тускло-зелеными от патины, как и застежка. Она с неохотой поддалась, и футляр открылся. С осторожностью — свиток был хрупким — Снейп медленно развернул его и прижал пытающиеся скрутиться края тяжелыми стеклянными полушариями, они удерживали тонкий пергамент своим весом.

Высоко под потолком, в нескольких футах над головой Северуса Снейпа, в свиток молча вглядывалась Гермиона Грейнджер и мечтала осмелиться и оказаться чуть ближе, чтобы прочитать его. Почерк был убористым, и перо, которым писали этот текст, должно быть, изъяли у колибри. На миг Гермиона захотела, чтобы Снейп просто произнес переводящее заклинание, но подумала, что для осторожности есть причины. Никакой сложности не было в том, чтобы наложить заклинание самосожжения на пергамент, если автор хотел уберечь текст от чужих глаз; и Гермиона решила, что уж кто-кто, а Снейп ловушки не активирует.

Ей оставалось только ждать, и она тихонько перелетела на другую сторону. Снейп переписывал зашифрованный текст обычной латиницей, очевидно, сохраняя стиль оригинала. Гермиона могла поклясться, что сосредоточенность его достигла высшей точки в тот момент, когда Снейп перестал обращать внимание на промозглый холод и сквозняки и только кидал равнодушное «Protegera!», если пламя в лампе начинало мерцать.

С этой удобной наблюдательной позиции Гермиона видела, как Снейп своим характерным почерком записывает перевод. Рецепт — хотя рецепт ли? — написан был небрежно, там почти не встречались цифры. Зато в изобилии анекдоты про тот год, который автор провел в итальянском мужском монастыре. Гермиона пыхтела и пару раз чуть не фыркнула в ответ на язвительные замечания, которые бормотал себе под нос Снейп, точно копируя пергамент.

Боясь, что он услышит ее, она не спускала глаз со Снейпа, пытаясь уловить малейший признак того, что он заподозрил постороннее присутствие. Снейп перестал кричать на нее каждый раз, как находил Гермиону в классной комнате, и в ответ она старалась уважать его территориальные притязания. Как бы то ни было, Северус не поднимал глаз; его худощавое тело было неподвижным и таким расслабленным, как можно было только расслабиться, устало сгорбившись над столом. Это казалось несколько странным на самом-то деле, потому что Снейп обычно излучал энергию и едва сдерживаемое напряжение, когда шел по длинным коридорам и залам Хогвартса.

Гермиона заметила, что когда он писал, движения были четкими и уверенными, но пальцы чуть дрожали, когда он тянулся к чернильнице, чтобы обмакнуть перо. Опустились его узкие плечи, прядка сальных волос была заправлена за ухо. Она увидела старый шрам на макушке, скрывающийся в темных волосах. Снейп напомнил ей в это мгновение дикое животное: загнанное, доведенное до того предела, когда выпадает шерсть, когда даже те крохи, которые животное способно добыть, не идут ему впрок просто потому, что тело измучено постоянным напряжением, постоянной тревогой, постоянной опасностью — со всех сторон.

Ни один член Ордена феникса не питал иллюзий насчет той опасности, которой подвергался Северус Снейп, пытаясь шпионить за Пожирателями смерти, последователями Волдеморта. Просто, если и могло возникнуть сочувствие к нему, оно пресекалось на корню этим неприятным человеком. В первый раз Гермиона подумала, что поведение это так или иначе было преднамеренным. Конечно, ни один человек не мог быть так неумолимо жесток ко всем, кого он знал.

И все перечисленное не сочеталось с образом человека, который стал бы оплакивать смерть ученика в полуночных бдениях у его гроба. Хотя образ этот соответствовал старомодному складу ума обычного чистокровного волшебника, казалось, что Снейп никогда бы не избрал такой способ проявлять свои чувства. По словам Гарри и Рона, было уже хорошо за полночь, когда они видели Снейпа на коленях у ее гроба, он опирался на задрапированную белой тканью подставку и прятал лицо в ладонях. И хотя Гермиона и сомневалась, что Снейп был настолько чувствителен, чтобы оплакивать ее, одно его присутствие там, не говоря уже обо всем остальном, наводило на мысль, что Снейп не просто собрание презрительных ухмылок и едких замечаний.

Или, возможно, он всего лишь искал покоя и пытался смириться со своей ролью в ее смерти.

И, мысленно вздохнув, Гермиона пролетела сквозь каменный потолок подземелий и оказалась в коридоре наверху. Размышления о Снейпе — вот верный путь к сумасшествию, и, несмотря на то что, очевидно, впереди сотни лет, Гермиону терзали сомнения — чтобы понять этого человека не хватит и вечности.

В последующие дни Гермиона занималась тем, что благоразумно собирала всякие мелочи, оставленные забывчивыми учениками; так у нее появилась небольшая коллекция бумаги для записей, вполне приличное перо и чернильница. Гермиона не хотела полагаться на благосклонность Снейпа, если она вообще у него была, да и долгими зимними вечерами коллекционирование мусора оказалось вполне занимательным времяпрепровождением. Она веселилась, проглядывая работы, забытые учениками, и пару раз не удержалась от того, чтобы не нацарапать короткие замечания на полях. Гермиона ни разу не осталась посмотреть, какие будут лица у тех учеников, чьи работы она правила, но, для того чтобы посмеяться, ей вполне хватало той картины, которую рисовало ее воображение.

В заброшенных комнатах на третьем этаже пылилась старая мебель, и Гермиона отыскала себе письменный стол. Сначала она думала не писать ни Гарри, ни Рону, но, наконец, решила, что так будет лучше — знать, как они живут, хоть она и не принимает участия в их жизни. В первых же строчках Гермиона осторожно поинтересовалась у Рона — решил ли он, что будет делать дальше, а Гарри спросила, как проходит обучение в школе авроров. В письме были и важные новости — она рассказала, что научилась двигать предметы, вопреки ли, вследствие ли той помощи, которую получила; упомянула и о том, что все-таки сдала ТРИТОН по зельям и не провалилась.

Как только Гермиона дописала письмо, она полетела в совятню, чтобы отправить послание. Да только это оказалось труднее, чем ей представлялось. Сначала Гермионе пришлось пронести письмо через весь замок, иногда проталкивая конверт под двери, запертые, конечно, не без причин. Ну а как только она добралась до чердака, где жили школьные совы, Гермиона поняла, что трудности только начинаются.

— Будьте любезны — спуститесь! — шипела Гермиона сквозь стиснутые зубы.

Сова, к которой она обратилась, просто помигала испуганно, потом сорвалась с жердочки и метнулась в дальний конец чердака. Ничего не было удивительного в том, что и следующие пять сов, с которыми Гермиона пыталась поговорить, поступили так же. К какой бы птице она ни приблизилась, та ерошила перья, кричала, как полоумная, и спасалась бегством.

Сквернословие никак не помогало, но Гермиона ругалась все равно. Она принялась всерьез размышлять о том, чтобы найти ученика или преподавателя, которые передали бы письмо, но на самом-то деле не хотела идти окольным путем. Из всех учеников, кто знал ее живой, только Джинни заговаривала с Гермионой, но было заметно, как ей при этом неуютно. Гермиона не хотела пользоваться прошлой дружбой и давить на Джинни. Хотя, так или иначе, это не имело значения — Джинни была на каникулах дома.

Едва справляясь с желанием завыть от досады, Гермиона наметила себе следующую птицу, но тут насмешливое карканье привлекло ее внимание. Она взмыла вверх и увидела черное пятно среди темно-рыжих сов, которые сгрудились на стропилах. В самом дальнем конце чердака сидел большой ворон, он посмотрел на Гермиону сначала одной блестящей бусинкой глаза, потом другой.

— Не думаю я, что ты хочешь взять мое письмо, — сказала Гермиона, не ожидая, конечно, ответа, но черная птица осторожно расправила крылья, сорвалась с жердочки и полетела к ней. На полпути ворон вдруг заложил вираж, пронесся к большому окну и, резко приземлившись на подоконник, глянул на Гермиону. Во взгляде его ясно читалось: «Ну и чего ты ждешь?»

У Гермионы от страшного предчувствия екнуло сердце — черное оперение, презрительный взгляд, повадки…

— Пять галлеонов на то, что ты принадлежишь профессору Снейпу, — разочарованно протянула Гермиона, смирившись с тем, что надежды ее обмануты.

Птица снова презрительно каркнула.

— Ну ладно, ты просто работаешь у него, так? — поправилась она. — Ты не похож на того, кто согласился бы быть чьей-то собственностью.

Ворон тотчас коротко кивнул черной блестящей головой и вытянул желтую чешуйчатую лапку так, будто оказывал невообразимую любезность.

— Если он начнет на меня орать, я скажу, что это была твоя идея, — предупредила Гермиона птицу, привязывая письмо. — Думаю, ты уже знаешь для кого оно.

— Поттер, — каркнул ворон именно с теми презрительными интонациями, которые проскальзывали в голосе Снейпа, когда он произносил это имя.

— Да, — подтвердила Гермиона, пытаясь скрыть улыбку. — Гарри Поттер и Рон Уизли, семейное гнездо. Нора, — уточнила она.

— Уизли, — усмехнулся ворон, потом вылетел из окна, и его частое карканье напоминало смех.

В этом году Гермиона не заметила, как подошел к концу семестр — всю эту суету, все это сумасшествие, и, когда школа внезапно опустела, это стало для нее неожиданностью. Почти все свое время она тратила на то, что выполняла указания Кровавого барона, который, впрочем, предпочитал, чтобы его называли или Барон, или, что еще лучше, Ваше Превосходительство. Гермиона узнала, что у Барона есть и другие прозвища, которые привидения, коими он командовал, произносили между собой шепотом, и как-то обнаружила, что и сама несколько раз назвала его так, когда Кровавый барон принялся привлекать её к участию в своих замыслах в Хогвартсе и его окрестностях.

Самым запоминающим приключением стала борьба с хулиганами, которые пакостили на кладбище в маленькой магловской деревушке в нескольких милях от Хогсмида. Местные привидения, дружившие с соседями, обратились к призракам Хогвартса за помощью. Барон на пару с Сэром Николасом решили, что это станет великолепным посвящением в сложное искусство явления привидений и последующего запугивания, и взяли с собой Гермиону, чтобы вместе совершить облаву на незваных гостей. Ими оказалась всего лишь компания подростков, которые решили, что распитие пива и бесконечное курение сигарет на семейном склепе — вечернее увеселительное мероприятие.

Призраки выжидали, наблюдали терпеливо до тех пор, пока мальчишки не начали барабанить по надгробьям, и вот тогда привидения напали. Крича и завывая, они появились перед осквернителями могил, которые тут же завизжали и дали деру с кладбища.

Барон оказался настолько мстительным, что пролетел сквозь улепетывающих мальчишек, заставив их почувствовать такой холод, которого они до конца своей жизни не забудут. Правда, позже пожаловался на пренеприятнейшее тепло, что получил взамен. Гермиона и Сэр Николас воззрились друг на друга и закатили глаза, пока Барон ворчал и тряс рукой; и как только он заметил, что еще несколько ночей им стоит подежурить на кладбище втроем — вдруг хулиганы наберутся смелости и вернутся — они тут же согласились.

И точно, спустя два дня, долгим летним вечером, когда солнце только-только скрылось за горизонтом, худощавый мальчишка перелез через старую каменную стену. Он подкрался к тому месту, где обычно собиралась компания — там вся земля была усеяна сигаретными бычками — и с вызовом закурил.

Сэр Николас энергично мотнул головой в сторону мальчишки, Барон махнул рукой — кыш! — и ободренная Гермиона поплыла к дереву, на красный огонек сигареты. Она кружила задумчиво вокруг мальчишки, наблюдая, как ее присутствие, хоть она и была невидимой, заставляет его все больше нервничать. Гермиона, любопытствуя, дотронулась пальцем до затянутой в кожу спины, и охватившее руку липкое тепло стоило потерпеть ради того, что случилось дальше — жертва от испуга подпрыгнула чуть ли не на пять футов и принялась кружиться, осматриваясь.

Непонятные татуировки на тыльной стороне ладоней — те же символы, которые Гермиона видела на кладбище нарисованными на надгробьях. И если и было у нее сочувствие, оно тут же исчезло — больше всего Гермиона не любила, когда человек издевается над теми, кто не может себя защитить.

Гермиона подлетела еще ближе, и ледяной, пронизывающий холод охватил мальчишку — он издал что-то среднее между криком и визгом. Страх, исходящий от его тела, окатывал Гермиону волной предельно сильного ощущения, и она внезапно поняла, почему многим привидениям так нравится преследовать живых. Страх, волнение, ощущения учащенного, сбивающегося сердцебиения затопили Гермиону; ничего столь яркого она не чувствовала с тех пор, как умерла, и это было так, будто сильный ветер бил в лицо. Эти ощущения, эта власть — делать с другими то, что однажды сделали с тобой — пугать и устрашать, — пьянили, и без труда можно было понять, как двойное удовольствие становится почти непреодолимым соблазном. Драко Малфою, например, это бы понравилось.

И тут же Гермиона решила прекратить игру. Правда, она не получала от этого никакого удовольствия, а если подумать, что она соблазнилась той же мелочной забавой, которой упивался Малфой, становилось еще хуже. Что же это как не издевательство над тем, кто не может себя защитить?

И Гермиона еще раз облетела вокруг мальчишки и появилась перед ним.

— Эти штучки убьют тебя, понимаешь? — заметила она подростку, чьи глаза тут же стали огромными.

Его рот беззвучно открывался и закрывался, и неудачным следствием этого стало падение сигареты за отворот фланелевой рубашки, которая была надета под куртку.

— Что… ух… Ой! — прокричал он, когда наконец почувствовал жжение. Он неистово хлопал ладонями по телу, пытаясь вытряхнуть наполовину сгоревшую сигарету из-под одежды. — Черт!

— Эй, придержи язык, — резко сказала Гермиона. — Ругайся у себя дома, юноша, а тут мой дом, и еще — не оставлял бы ты здесь свой мусор, — тут ей пришло на ум, что она напоминает Минерву МакГонагалл, но Гермиона решила, что такая тактика подойдет.

— Скажи лучше своим друзьям-хулиганам, что им нечего делать на этом кладбище до тех пор, пока они не будут похоронены здесь — отрезала Гермиона, и ответ ее не допускал двусмысленностей. — А если они явятся раньше, то очень, очень сильно пожалеют!

— Да-а-а, мэээм, — заикаясь, выдавил мальчишка.

Судорожным движением он схватил с земли погасшую сигарету и сорвался в бешеный бег — до ворот кладбища и дальше, по дороге.

— Великолепно, мисс Грейнджер, — сказал Николас, появившись перед ней и беззвучно хлопая в ладоши. — Брависсимо!

Барон возник рядом и угрюмо глянул на соотечественника, потом, словно нехотя, пожал плечами:

— Не положено так, но, по всей видимости, действенно. Славно — немного жестокости, чуть беспощадности — и ты уже освоил навыки полтергейста. Хорошее зрелище, как ни крути. У тебя есть способности к тому, чтобы стать первоклассным привидением, мисс Грейнджер.

Гермиона пробурчала: «Спасибо», но порадоваться этой сомнительной похвале у нее не получилось.

Как только они оказались в Хогвартсе, она снова вернулась в строй, и Барон дал ей почти те же указания, что и другим призракам. Так как Гермиона не была официальным привидением факультета, ее освободили от обязанностей, связанных с учениками. Однако попросили сопровождать Хагрида в прогулках по Запретному лесу, особенно с тех пор, как там стали встречаться кентавры. Вряд ли она сможет помочь, если на него кто-нибудь нападет, кто-нибудь, с кем Хагрид не справится, но, по крайней мере, Гермиона позовет на помощь.

Кроме того, ей поручили патрулировать коридоры по ночам, эта мера предосторожности была принята после провала с Тайной комнатой. Гермиона терпеть не могла, когда ее назначали дежурить вместе с Миртл: в то время как большинство призраков закрывали глаза на проказы учеников, хуже доносчика, чем маленькое мстительное привидение, не было. Плакса Миртл получала несказанное удовольствие, поймав ученика за каким-нибудь озорством.

Несмотря на то что летом ученики разъезжались по домам, нельзя было сказать, что жизнь в Хогвартсе замирала. Все были начеку, все ждали настороженно, когда в волшебном мире разразится неотвратимая война. Тревожились даже привидения — хотя бы потому, что они любили свою сравнительно спокойную жизнь в посмертии и не желали, чтобы сменилось нынешнее начальство. Короткое бытие директором Долорес Амбридж нарушило привычный порядок жизни многих обитателей замка, причем не только живых.

Одним прекрасным днем Гермиона очнулась поздно или, вернее, рано и ринулась очертя голову в подземелья. Добравшись до класса зельеварения, она на полном ходу круто повернула и с коротким резким звуком прошла сквозь стену. Потом просочилась меж ножек стола, затем через дверь в кабинет Снейпа и со звонким «хлоп!» скрылась в письменном столе.

Северус отвлекся от стопки бумаг, лежащих перед ним, поднял голову и вгляделся в пустой класс и безмолвную стену за частоколом ножек перевернутых стульев, что выстроились на столах. Нахмурившись, Снейп отодвинулся на пару дюймов вместе со стулом и осуждающе уставился на тяжелый стол черного дерева.

Одна темная бровь поднялась, а другая озадаченно изогнулась. С осторожностью Снейп протянул руку и открыл верхний ящик. Мельком глянув внутрь, он увидел только перья, пустые флаконы, монетки, безделушки и прочую чепуху, что изъял у учеников.

Следующий ящик, который он выдвинул, был до краев наполнен мисс Грейнджер. Призрачное тело было плотно заклинено в деревянной коробке, и, как только Снейп посмотрел вниз, лицо Гермионы обратилось к нему.

— Закройте ящик, — прошептала она настойчиво.

— Какого черта вы делаете в моем столе?

— Прячусь. От Пивза, — уточнила она. — Директор сегодня ждет важных гостей из Министерства, он попросил нас убрать Пивза с глаз долой.

Снейп уже знал, что пожалеет об этом, но все равно спросил:

— А вы, спрятавшись в моем столе, так претворяете поручение в жизнь? Верно?

— Салки с Пивзом, — пояснила Гермиона рассудительно. — Два-три привидения допекают Пивза, как только могут, а он гоняется за нами по очереди. Если Пивз настигает кого-нибудь, тот прячется, и следующий принимается злить его. Потом, конечно, хлопот не оберешься, но пока Пивз занят, он не пытается опрокинуть рыцарские доспехи, когда Аластор Хмури прогуливается по коридорам.

Северус без труда представил, что этот печально известный своей несдержанностью бывший аврор сделает, если несколько сотен фунтов стали вдруг с грохотом упадут позади него. Кого бы он ни сопровождал из Министерства, этому человеку повезет, если он выживет в том шквале заклятий, которые Аластор Хмури, без сомнения, будет безудержно метать вокруг.

И прежде чем он успел ответить, в комнату влетел Сэр Николас:

— Осмелюсь спросить, сэр, вы не видели мисс Грейнджер?

Снейп уже открыл рот, чтобы ответить утвердительно, да был смущен тем, что увидел — Гермиона отчаянно мотала головой. Снейп быстро закрыл ящик.

— Как ни странно, нет, — соврал он, глазом ни моргнув. — Она, кажется, носилась недавно неподалеку, но я ее уже минут пять как не видел.

Ник отвесил профессору Снейпу полупоклон и вежливо кивнул. С тихим хлюпающим звуком голова отделилась от шеи.

— Благодарю, сударь. Уверен, я скоро ее отыщу.

Как только учтивый призрак покинул класс, Северус снова открыл ящик.

— Я думал, вы прячетесь от Пивза, — сказал он спокойно и щелкнул пальцами, требуя, чтобы Гермиона немедленно освободила стол.

— Я и пряталась, — ответила Гермиона, осторожно выбираясь из ящика, глянув сначала поверх стола, дабы увериться в том, что опасность миновала. — Спасибо, профессор. Мне правда не хочется сейчас разговаривать с Сэром Николасом.

— Осмелюсь надеяться, что Сэр Николас не вызовет меня на дуэль из-за дамы своего сердца? — протянул Северус, наблюдая, как Гермиона разглаживает складки на одежде, которая совсем не была похожа на школьную форму, но и те слишком театральные лоскуты на мантии исчезли.

Гермиона тяжело вздохнула:

— Вот, вы тоже заметили.

К ее удивлению, Снейп холодно фыркнул:

— Гриффиндорцам не свойственна утонченность, мисс Грейнджер. Сомневаюсь, что они и слово-то такое знают.

— Он очень милый, — призналась Гермиона. — Но, к сожалению, он не любит меня на самом-то деле. Ему просто эта мысль — влюбиться в меня — нравится. Я достаточно разбираюсь в симптомах, профессор, — добавила она как-то печально.

Северус только хмыкнул в ответ и вернулся к бумагам на столе, хотя он понял, о чем толкует Гермиона. Чего он только не видел за свою бытность учителем в Хогвартсе.

— А что это такое? — спросила Гермиона осторожно. Снейп мог разозлиться, когда она внезапно вмешивалась в ход его мыслей, несмотря на то что он, казалось, привык к мисс Грейнджер, постоянно бывавшей неподалеку.

— Домашние работы, — равнодушно ответил Северус.

— Но они на немецком.

— Да, а на каком языке им быть? Они же из Дурмштранга, — он осуждающе воззрился на потолок в направлении кабинета Дамблдора. — Очередная идея директора, правда, мало какая другая причиняла столько мук. Обмен образовательными инновациями среди высших магических заведений.

И Гермиона поступила разумно, воздержавшись от замечаний. Прозвучало все так, будто Дамблдор, воплощая в жизнь свои фантазии, и не вспомнил о том, что некоторые учителя питают собственнические чувства к своему предмету. Минерва МакГонагалл шипела бы, как разъяренная кошка, если бы ее попросили поделиться учебным планом с профессором трансфигурации Шармбатона.

— Очень напоминает продолжительное взыскание, — наблюдательно заметила она.

— Сейчас июль, мисс Грейнджер, — сказал Снейп, погруженный в работу. — Учеников мало.

— А я, когда очнулась и поняла, что обречена целую вечность провести в подземельях, подумала, что это похоже на бессрочное взыскание, — сказала Гермиона со смешком. — Я могла бы помочь.

— Вы очень великодушны, — произнес Северус медленно, несмотря на то что заметил намек на им же некогда сказанные слова. — И это не имеет никакого отношения к тому, чтобы избавиться от Пивза.

— Имеет, конечно. Если я буду работать с вами, Барон освободит меня от этой обязанности — следить за Пивзом.

— Не упоминая уже о том, что вы избавитесь от своего любовника.

Гермиона просияла, а Северус сердито хмыкнул.

— Отлично, тогда приступайте. Начните с тех котлов, — приказал он, показывая на забытые котлы у дальней стены класса, которые были составлены друг на друга вверх дном под раковиной и напоминали поляну с ядовитыми черными грибами. — Добрая половина пятикурсников оставила их здесь, когда наконец-то сбежала из моего класса, и котлы, как всегда, невообразимо грязные.

Гермиона взвыла, но затихла, когда Снейп грозно посмотрел на нее.

— Я умерла, но все еще чищу котлы, — проворчала она.

— Но ты приносишь пользу — это состояние большинству вообще недоступно. Если они не хаффлпаффцы, — язвительно добавил он.

Засучив рукава, Гермиона признательно хмыкнула и склонилась над раковиной.

— Мисс Грейнджер?

Первого сентября Гермиона неслась на всех парах в Большой зал, боясь пропустить сортировку, и потому едва услышала голос, звавший ее. В попытке резко остановиться она пропустила поворот в коридор и по инерции пролетела сквозь стену, появившись несколькими футами ниже.

— Да? — со всевозможным достоинством произнесла Гермиона, вернувшись и подлетев к директору.

— Я едва узнал тебя, Гермиона, — сказал Дамблдор, поправляя очки и быстро оглядывая ее. В поблекших голубых глазах все так же плясали искорки, лишь чуть потускневшие за последние годы. — Ты совершенно изменилась.

— Правда? — Гермиона посмотрела на свою одежду. В изгнание отправился спадающий гольф и полуботинки с закрытой шнуровкой — к прочим призрачным вещам, взамен им пришли скромные туфли-лодочки. Волосы, которые так раздражали Гермиону, были собраны на темени и скреплены заколкой, существующей, потому что Гермиона сказала ей существовать; и послушные локоны спадали на плечи.

— Да, и должен сказать — ты очаровательно сегодня выглядишь. На мгновение я принял тебя за Серую даму. Как ты знаешь, в этих стенах она — самое хорошо одетое привидение.

И Гермиона не удержалась от смеха в ответ на тонкую остроту директора: Серая дама была известна как особа весьма одержимая своим внешним видом.

— Благодарю вас, милостивый сэр, — ответила она и сделала реверанс в воздухе.

— На самом деле, мисс Грейнджер, это я должен поблагодарить вас, — сказал директор серьезно. — Я хорошо знаю, с какими трудностями вы столкнулись с тех пор, как умерли. Друзья уехали… и мне очень жаль, что профессор МакГонагалл не смогла смириться с вашим новым статусом.

— Ригидность мышления — характерная черта гриффиндорцев, так? — повторила Гермиона слова Снейпа, но в них не было той язвительности, потому что улыбка чуть тронула ее губы. — Не стану говорить, что мне не больно, что не обидно, ведь это не так, но я же понимаю. Правда, — заверила Гермиона директора.

— Да, должен признать, что вы правы. Минерва, она всегда была такой — непреклонной, негибкой, хотя столь преданного союзника, как она, можно только пожелать.

Гермиона согласно кивнула:

— Я скучаю по ее советам. Они всегда были столь благоразумны.

— Знаете, она все-таки согласилась добавить баллы, набранные вами на экзамене по зельям, в академическую справку, — сказал Дамблдор. — Несколько недель подряд Северус заговаривал об этом на каждом совещании.

— Правда? Северус Снейп?

— Да. В конце концов он пригрозил Минерве, что прыгнет через голову и обратится ко мне с официальной жалобой, — добавил Дамблдор.

— Ох, тогда это здорово, — уклончиво сказала Гермиона. — Я думала, что он, возможно, попытается, но и представить не могла, что это вправду случится.

Дамблдор посмотрел поверх очков.

— Северус Снейп всегда был человеком слова, Гермиона. Я могу припомнить только несколько случаев, когда он не сдержал данное им обещание. И он не из тех, кто не заметил бы усилий, с которыми ты, превратившись в привидение, преодолевала трудности, встающие на твоем пути.

— Раньше за ним такого не водилось, — проворчала Гермиона.

— Полагаю, ты не понимаешь, в чем разница, — сказал Дамблдор. — Северус способен оценить по достоинству тех, кто за совершенство борется, но не тех, кому успех дается легко.

Гермиона нахмурилась. И подумала про себя — это, верно, одна из причин, по которой Северус так ненавидел мародеров: отец Гарри и Сириус Блэк были, по всей видимости, золотыми мальчиками Хогвартса. Этой мыслью Гермиона не стала делиться с директором, тем более что Джеймс Поттер и Сириус Блэк были мертвы. Вместо этого она подумала о том, что Дамблдор разговаривает с ней как со взрослой, а не как с ребенком, которым она по-прежнему была. Приятное уважение, ведь Гермиона не училась больше в Хогвартсе, и ей нравилось, когда к ней не относились как к ученику. И, раздумывая об этом, Гермиона с осторожностью выбрала следующие слова:

— Вы переживаете за него, да?

— Конечно. К моему великому стыду, я однажды подвел Северуса и почти потерял его. И с тех пор, как он вернулся, я стараюсь относиться к нему как к сыну. Но, к сожалению, есть вещи, которые сыновья иногда не желают обсуждать с отцами. Вот почему, мисс Грейнджер, я благодарен вам за то, что ему есть с кем поговорить.

— Если честно, не думается мне, что я та, с кем он разговаривает. Он все время мне приказывает и кричит на меня, хотя иногда мы и правда беседуем о чем-нибудь.

— Он и этого давно не знал, — уверил ее Дамблдор. — Ваша смерть задела его сильнее, чем вы думаете, мисс Грейнджер. Он поклялся защищать учеников этой школы.

— Гарри и Рон рассказали, что он оплакивал меня, — призналась Гермиона тихо. — Было бы гораздо легче, если бы он открыл ту сторону своей души миру.

— Может быть, — ответил директор неопределенно. — Может быть, он не осознает того, что та сторона его души в самом деле существует. И, как ты уже, конечно, успела понять, то, как ты видишь себя, не всегда совпадает с тем, как тебя воспринимают другие. Я сам, например, всегда несколько удивляюсь, когда каждое утро встречаюсь в зеркале с этим стариком.

Гермиона рассмеялась, а Дамблдор продолжил:

— А сейчас, мисс Грейнджер, я думаю, нам нужно идти. Сортировка не начнется без директора. Что скажут ученики?

Как только начался новый учебный год, Гермиона заметила, что отношение к ней изменилось. С тех пор, как она умерла, прошло больше двух лет. Это, а еще изменения во внешности — и ученики позабыли, что когда-то она была одной из них. Новички стали охотно обращаться к Гермионе за помощью.

Она обнаружила, что раздает советы первогодкам — вроде того, как дойти до классов или ванных комнат, и еще одно — то, что не требовало отлагательств, — никогда, никогда не доверять Пивзу. «Таких бедокуров свет не видывал, и характер у него дурной», — рассказывала Гермиона, а малыши рассудительно кивали и настороженно смотрели на нее широко раскрытыми глазами.

Той осенью кто только не был в замке, большинство по делам, связанным с Волдемортом. Однако приходили и те, кто и не думал помогать. Прошло несколько недель с тех пор, как Северус Снейп завершил классификацию и описание зелья, которое стоило Гермионе жизни, и Министерство магии отправило к Дамблдору своих представителей. Они должны были провести расследование — не было ли тут нарушения этики.

Не на шутку заинтересованная результатом встречи, Гермиона притаилась, невидимая, в кабинете Дамблдора и вся обратилась в слух. Лукавый директор пичкал гостей чаем, лимонными дольками и своим собственным взбалмошным обаянием. Раз или два Гермиона ловила на себе его взгляд, несмотря на то что была невидимой, но он никак не показал ей, что нужно удалиться. Снейп, сидящий у стены, заметил, как Дамблдор смотрит в тот угол, где пряталась Гермиона, но лишь задумчиво хмурился и молчал.

После долгих споров и обсуждений подозрительные представители Министерства наконец успокоились и согласились с тем, что изучение смертельного зелья находится в интересах общественного здоровья и образования. Однако одна ведьма, более чем довольная завершением следствия — она первая стала выгораживать Снейпа — внезапно принялась спрашивать Дамблдора о его планах по противостоянию Тому-Кого-Нельзя-Называть. В конце концов директор был вынужден потребовать, чтобы секретарь Министерства прекратил это непрерывное словоблудие. Ведьма ощетинилась и попыталась намекнуть на то, что ей, как представителю Министерства, позволено быть в курсе всего, что планирует Дамблдор.

Гермиона знала наверняка, что давным-давно бы прокляла ее и делу конец, но Дамблдор спихнул ведьму Снейпу, когда тот отправился провожать представителей Министерства в переднюю. Гермиона последовала за ними, вслушиваясь в то, как ведьма расписывает недостатки мягкотелых дураков, работающих в Министерстве, и как в разы все станет лучше, если они, сокурсники-слизеринцы, возьмут бразды правления в свои руки.

Гермиона совсем не обратила внимания на то, что бормотал Снейп:

— Да, конечно, мадам Фитц Херберт.

— Хорнби-Фитц Херберт, — грубо поправила напыщенная женщина. — Происхождение и положение семьи Хорнби ничем не уступает твоему, Снейп. Прояви немного уважения.

Гермиона долго думала, где же она слышала это имя, оно крутилось и крутилось в голове, и тут ее осенило… Внезапно — хлопок — и Гермиона преградила ведьме дорогу:

— Ваше имя Хорнби? Олив Хорнби? Та самая Олив Хорнби, что училась здесь лет пятьдесят назад?

Полная приземистая женщина приосанилась.

— Да, я, — ответила она гордо. — А тебя как это касается? Я не припомню, чтобы в мое время было такое привидение, хотя я и тогда умела не обращать внимания на подобные недоразумения.

Глаза Гермионы превратились в щелочки, но лишь на мгновение, а потом она очаровательно улыбнулась.

— Не могли бы вы уделить несколько минут вашего драгоценного времени и подождать меня? — спросила она, скрипя зубами от старания казаться дружелюбной. — Думаю, профессор Снейп составит вам компанию. Не возражаете, профессор?

— Ничуть, — ответил Северус, бросив на Гермиону быстрый взгляд, говорящий, казалось: «Что бы ты там не придумала, лучше бы это было приличным».

Гермиона пролетела сквозь замок до заброшенного туалета девочек.

— Миртл! — громко крикнула она, слушая, как вода журчит в трубах. Из кабинки Миртл по обыкновению струились ручейки.

— Чего тебе? — угрюмо спросила Миртл откуда-то изнутри, голос ее гулко отражался от керамических раковин и унитазов.

— В Хогвартс кое-кто пришел, тебе нужно его увидеть, — решительно сказала Гермиона.

— Никого мне не нужно видеть, — заныла Миртл. — Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Гермиона просунула голову в кабинку, что среди призраков считалось совершенно недопустимым нарушением этикета.

— Миртл Бакрэм! Ты сейчас же идешь со мной, или я всю твою загробную жизнь превращу в одно бесконечное несчастье, тебе даже компания Пивза сказкой покажется!

Миртл, сидящая на унитазном бачке, от такого нагоняя сникла.

— Зачем? — надула она губы. — Мне и тут хорошо. Никто из привидений не хочет дружить со мной, а ты все время командуешь.

— Поверь мне, Миртл, пожалуйста, один-единственный раз, — уговаривала ее Гермиона. — Обещаю, тебе понравится.

— Тебе-то что за дело?

— Не я ли всегда приходила с тобой болтать, даже когда была жива? Неужели это ничего не стоит?

И, скрестив ноги в луже на крышке туалетного сиденья, Миртл ответила:

— Ох, ну ладно.

Миртл летела следом за Гермионой, которая устремилась сквозь стены назад и вниз — к центральной части замка. Когда они увидели профессора Снейпа, он выслушивал бесконечный монолог о том, что совершенно неправильно в программе обучения детей в волшебной Англии, и, казалось, лишь несколько мгновений отделяют Снейпа от того, чтобы наложить на Олив Хорнби-Фитц Херберт заклятие молчания. Вряд ли бы она справилась с ним раньше чем через пару дней.

— Спасибо, профессор, — горячо поблагодарила его Гермиона, и он коротко кивнул в ответ. — Я кое-кого позвала из туалета девочек.

Чуть озадаченное выражение лица Северуса сменилось пониманием, а потом он прикрыл глаза, чтобы никто не увидел, как вспыхнули они предвкушением. Он чуть отошел в сторону, не решаясь непосредственно соседствовать с местом битвы, которая здесь состоится.

— Почему, во имя Мерлина, ты хочешь показать мне кое-кого из туалетной комнаты? — спросила мадам Хорнби-Фитц Херберт, презрительно фыркнув. — Что за детские шуточки? Я не потерплю этого!

— Как ни странно, но это вас я хочу показать кое-кому. Эй, Миртл! — позвала Гермиона через плечо — Миртл отстала сразу, как увидела в передней смертных. — Давай сюда!

— Что в них такого важного, что мне туалет пришлось оставить? — подозрительно спросила Миртл.

— Я хотела, чтобы ты кое-кого увидела, Миртл. Вот, — показала Гермиона на коренастую женщину за собой, — ты должна ее знать.

— Миртл? — спросила Олив Хорнби капризно. — Нет. Пожалуйста. Не говорите мне, что это она — я думала, что Министерство с ней разделалось.

Миртл вглядывалась в посетительницу, медленно спускаясь вниз.

— Олив? Олив Хорнби? Неужели? — Нарезала она круги вокруг ведьмы, не сводя с нее глаз.

— Миртл Бакрэм! Ты совершенно не изменилась, — сказала ей Олив, не скрывая презрения. — Все воешь в своем туалете? Да?

— Зато ты изменилась, — быстро вмешалась Гермиона, прежде чем Миртл успела пустить слезу. — Ей сколько, Миртл, семьдесят? Неплохо сохранилась для своего возраста, верно?

Олив изумленно уставилась на Гермиону.

— Это слишком личное замечание, почти оскорбление, и мне оно не нравится, — проговорила она, тяжело дыша. — Я требую, чтобы ты сейчас же извинилась!

— А я уверена, что Миртл не нравилось, когда ты дразнила ее очкастой дурой, — ввернула Гермиона. — Тебе хоть раз пришло в голову перед ней извиниться?

— Это случилось пятьдесят лет назад, — возразила Олив. — Я была ребенком!

— Это не оправдание, — ответила Гермиона. — Ты, может, и не убивала Миртл, да только ты несешь ответственность за то, что она тогда была несчастна, и за то, что она несчастна до сих пор.

— Тут нет моей вины, — возразила Олив, с отвращением глядя на Миртл. — Если бы она не была такой противной маленькой надоедой, которая все время ошивалась поблизости от меня и моих друзей…

— А она растолстела, — внезапно сказала Миртл, повернувшись в изумлении к Гермионе.

И никто не заметил, как Олив чуть не задохнулась от возмущения.

— Верно, толстая-претолстая, — согласилась Гермиона.

— Да и симпатичной ее сейчас назвать трудно, — наблюдательно заметила Миртл.

— Ага, Миртл. Я вообще не пойму, как ей удалось запугать тебя, — фыркнула Гермиона. — Не могло этого быть, хотя она, конечно, внушительная личность.

Толстые щеки Олив начали краснеть, а когда задрожала верхняя губа, то ее высокомерная ухмылка лишилась всей своей силы. Она, казалось, примерзла к месту, ее гнев не мог соперничать с жестокой, беспристрастной правдой, высказанной теми, кого она не могла запугать.

— И посмотри на эти ее морщины, — продолжала Миртл, все кружась вокруг Олив. Вдоволь насмотревшись, она приземлилась рядышком с Гермионой. — Она похожа на болонку. Точно — гадкая, толстопузая болонка.

Олив простонала и заплакала. Прижимая одну руку ко рту, она вылетела из передней, и всхлипы перешли в рыдания еще до того, как за ней захлопнулась дверь.

Гермиона и Миртл посмотрели друг на друга.

— Не очень-то любезно с нашей стороны, — сказала Миртл, тщетно пытаясь прикрыть лукавую улыбку ладошкой.

— Да, честно-то говоря, — ответила Гермиона, и такая же шаловливая улыбка расцвела на ее губах.

Они снова взглянули друг на друга и расхохотались. И понеслись вниз по залу к лестнице — рука об руку, и звонкий смех отражался от каменных стен и разносился по коридору.

Северус Снейп шел вслед за ними, задумчивый, сцепив за спиной руки, и уголок его рта приподнялся лишь в намеке на улыбку.

Однажды ночью, когда Гермиона пулей неслась по коридору третьего этажа и уже почти поздравила себя с тем, что добралась до подземелий незамеченной, прямо перед ней, с глухим хлопком выбравшись из стены, появился Сэр Николас.

— Вот вы где, мисс Гермиона, — объявил он своим рокочущим голосом, и Гермиона, на миг прикрыв глаза, проглотила слова, за которые бы мама ее точно по голове не погладила. Спрятав сложенный кусочек пергамента в рукав мантии, Гермиона поприветствовала Почти Безголового Ника.

— Добрый вечер, Сэр Николас, — сказала она вежливо.

Но не обратив на эти слова внимания, Ник взял ее под руку и с изрядным энтузиазмом принялся рассказывать Гермионе, как чудно они проведут время, если этой ночь пойдут на поло Безголовых. Соперники, по всей видимости, будут из Монголии, а они известны своим виртуозным умением обращаться с головами. Ник принялся посвящать Гермиону в тонкости обмена столь своеобразными мячами, и она была благодарна за то, что у нее больше нет желудка, который могло бы вывернуть.

И размышляя о том, что сменить тему разговора — затея безнадежная, Гермиона заметила в боковом коридоре удаляющуюся Плаксу Миртл — ее выдало мерцание спектральной оболочки. Гермиона крикнула что есть мочи:

— Миртл, давай сюда! Ник только что рассказал мне очаровательную историю! — лгала она без зазрения совести.

В этом году самой большой неожиданностью стала неуклонно растущая популярность туалетной комнаты Плаксы Миртл. Та стычка с bête noir из детства поразительно подействовала на уверенность Миртл; и как феникс Дамблдора возрождался из пепла к новой жизни, так возродилась к новой жизни и она, превратившись в «телефон доверия» Хогвартса. Девушки, от любовных неурядиц почти потерявшие рассудок, обнаружили, что Миртл рада выслушать их проблемы — чем печальнее, тем лучше — и они поверяли ей свои сердца всем гуртом. Советы, которые давала Миртл, чаще всего оказывались легкомысленными и бесполезными, но ее симпатия и сочувствие были искренни, и девушки уходили от Миртл с легким сердцем.

Поэтому привидение, подлетевшее к Нику и Гермионе, было уже не тем жалким ничтожеством последней половины столетья. Миртл чуть покраснела, когда Ник поприветствовал ее, и, запыхавшись, застенчиво ответила, а потом захихикала; этот смех всегда заставлял Гермиону вздрагивать.

— Ник только что поведал мне о Монгольских мучителях, — сказала Гермиона Миртл с притворным восторгом. — Ведь так, Ник? Расскажи же и Миртл об этом.

— Конечно, — ответил Ник и чуть выпятил грудь, когда Миртл посмотрела на него сквозь темные очки с толстыми стеклами.

Гермиона изо всех сил делала вид, что восхищенно слушает рассказ Ника, и потихоньку пятилась от парочки вниз по коридору. К ее удовольствию, ни Миртл, ни Ник, казалось, не замечали того, что Гермиона молчит — Ник соловьем разливался, расписывая все нюансы игры.

«На самом-то деле, — подумала Гермиона, — я на голову могу встать — они все равно не заметят».

— Ох, звучит просто восхитительно, — преувеличенно восторженно щебетала Миртл, а потом стыдливо опустила голову. — Я раньше почти ничего не понимала в этой игре, Сэр Николас. Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь столь умный, как вы, учил меня!

И Миртл рассмеялась звонко-звонко, как колокольчик, но, казалось, Ника это не раздражало — от оказанного внимания он был вне себя от радости.

— У меня появилась великолепная идея, — вмешалась Гермиона, почувствовав, куда ветер дует. — Ник, почему бы тебе вместо меня не пригласить сегодня Миртл?

И щеки Миртл вновь окрасились серебром, а Ник что-то неубедительно бормотал о слове джентльмена, но Гермиона отмахнулась от его возражений, заявив, что ей нужно обсудить статью в новом выпуске «Зелий» с профессором Снейпом. В конце концов Гермионе удалось убедить Ника. Он поклонился ей на прощание и выразил надежду, что она не сильно расстроится, если пропустит столь восхитительную игру, а Миртл завизжала от восторга и, взяв Ника под руку, залилась серебром с головы до пят.

Гермиона не сомневалась, что сможет пережить разочарование. И даже не пыталась сдержать вздох облегчения, когда парочка привидений, обсуждающая странную привычку мисс Грейнджер так много общаться с живыми, почти скрылась из виду. Гермиона не была уверена, что общение с живыми обитателями замка такое же странное занятие, как наблюдение за толпой мертвых мужчин, пререкающихся над отрезанной головой, но даже если и так, она была готова жить с этим. Или не жить с этим. Как бы то ни было.

Махнув рукой, Гермиона решила, что хватит с нее игры в слова, и полетела в подземелья. Она не солгала насчет обсуждения статьи, но это было не к спеху. Сначала требовалось кое-что закончить. Гермиона на собственном опыте знала, что разговор со Снейпом — это попытка приласкать полуприрученного книззла. Тут не угадаешь, когда он соберется тебя укусить.

Странно, но так же неожиданно развивались ее отношения с Гарри и Роном. Письмо, которое было бережно спрятано в рукаве, она написала накануне вечером в ответ на послание Гарри, пришедшее в начале недели. Он редко писал ей — министерская программа обучения авроров не оставляла ему ни минутки свободного времени.

И расстояние, которое разделяло их, не говоря уже о спектральной сущности Гермионы, привнесло в переписку некоторую сдержанность. Гарри, как всегда, был немногословен и ни разу не упомянул про трудности, с которыми пришлось столкнуться, но Гермиона знала его достаточно — она читала между строк и понимала, как тяжело ему приходится. Он не писал ничего о личной жизни, если даже она и была; Гарри не доверил бы бумаге то, что могло быть использовано против него или против Ордена. Даже вопросы, которые он задавал ей в письме об особенностях малоизвестных зелий и о последних обзорах чар и заклинаний, звучали как-то между прочим, но вместе с тем были дотошными и точными, хотя пока совершенно непонятными оставались условия, при которых предполагалось эти зелья и заклинания использовать.

А Рон… Рон все отдалялся, и Гермиона берегла каждый листок, который он посылал ей, с тех пор как не стало в ней уверенности — напишет ли он в следующий раз. Эти письма лишились былой откровенности, пропали перечеркнутые ругательства; послания Рона стали такими неопределенными, такими вежливыми, что походили на обязательные письма тетушке — старой деве, которая привыкла посылать тебе одежду, что вышла из моды и каждый раз оказывается слишком мала. И Гермиона отвечала тем же — вежливые послания, почти никаких новостей и ничего, что можно было бы обсудить. Иногда она думала, что, в конце концов, нужно прекратить эту переписку совсем, хватит поддерживать мучительную и окончательную отчужденность. Ничего тут нет такого, что они стали отдаляться друг от друга, когда Рон уехал из Хогвартса. Наверное, это бы случилось так и так, несмотря на ее смерть, но она оплакивала потерянную дружбу так же, как он однажды оплакивал ее.

В таких вот растрепанных чувствах Гермиона спустилась в подземелья и нашла их совершенно пустыми. В классе Снейпа, как и в кабинете, было мрачно и тихо. Гермиона даже решилась проверить его закрытое хранилище, но Снейпа не было и там.

Как они и договаривались, Гермиона оставила письмо на углу стола. Тем утром, пару месяцев назад, как и ожидалось, Снейп не на шутку разозлился, когда услышал ее нахальное просьбу — использовать его ворона как почтовую сову. Гермиона попыталась объяснить Северусу, что все совы, кажется, относятся к ней несколько неприязненно, только Снейп не очень-то проникся, но в конце концов Гермиона договорилась с ним об уступке. Она будет оставлять письма на краю стола, и, если у Снейпа не будет других поручений для Эдгара, он позволит ворону доставить послание Гермионы.

— Эдгар? — у Гермионы от удивления даже дух перехватило. — Вы назвали ворона Эдгар?

— Нет, не я — он мне с этим именем достался, и я никогда не пытался придумать ему другое. И да, мисс Грейнджер, я достаточно знаком с магловской литературой для того, чтобы сообразить, почему ворона так зовут.

Когда Гермиона сделала все, что задумала, она, к счастью свободная от общественно полезных обязанностей, принялась бродить по классной комнате и кабинету Снейпа, разглядывая образцы в банках. Будучи ученицей, Гермиона часто задавалась вопросом, откуда Снейп их взял, но как-то раз в разговоре с директором он случайно обмолвился, что они достались ему в наследство от предшественника, и ей ничего не оставалось, как поверить. Только Гермиона не могла представить никого, кто специально бы обзавелся мертвыми существами в склянках, но это было по крайней мере разумнее, чем собирать карточки волшебников из шоколадных лягушек.

Почти кромешная темнота подземелий не мешала Гермионе — она всматривалась в мириады стеклянных контейнеров. Вот, по всей видимости, заформалиненные кусачьи феи и муховертки с давно истекшим сроком годности, а эти существа — вообще загадка из загадок, но выглядят достаточно занятными, чтобы поразмышлять, кем были они до встречи с постыдным последним местом упокоения.

Когда она просмотрела добрую половину банок в кабинете Снейпа, Гермиона заметила, что вдоль края глухой стены мерцает свет. Человеческие глаза не увидели бы этого, но привидения не были ограничены привычным для людей спектром, и глаза Гермионы, или те ее органы чувств, которые заменяли зрение, заметили щель. Со временем во всяком здании появляются трещины, но эта не была на такую похожа.

Гермиона чуть не забыла, что нужно стать невидимой, перед тем как пройти сквозь потайную дверь. По другую сторону обнаружился короткий коридор, который почти сразу сужался и раздваивался. Мелькнула мысль о том, как обрадовались бы Гарри и Рон, узнав о еще одном секретном ходе в замке. Сначала Гермиона отправилась на разведку в тот проход, который выглядел более старым, он заканчивался тупиком, но там, в массивной стене, была узкая щель. Со стороны прохода брешь прикрывал тяжелый гобелен, но Гермиона услышала приглушенные голоса учеников, и быстрый взгляд сквозь плотную ткань подтвердил — она нашла гостиную Слизерина. Было уже поздно, и только три старшекурсника обсуждали, что они будут делать на каникулах невнятными, сонными голосами, поминутно зевая.

Гермиона вернулась назад, до развилки, и тихонько скользнула в следующий проход, он открывался в большую комнату. И она почти сразу поняла, что это личная рабочая комната Снейпа, не только потому что на стене аккуратными рядами висели профессиональные котлы, но и потому, что на столе лежали книги, свитки, перья и другие мелочи, которые почти болезненно оберегающий свою личную жизнь профессор никогда бы не оставил на обозрение ученикам.

Гермиона представила весы, где на одной чаше — уважение к частной жизни, а на другой — любопытство, и в довесок к любопытству принялась оправдывать себя тем, что она Мерлин знает сколько часов провела в подземельях, скребком очищая котлы и смывая следы неудачно приготовленных зелий с потолка. Договорившись с собой, она наконец подплыла ближе к столу. Среди бумаг, чернильниц и книг возвышалась тяжелая деревянная подставка, покрытая плотной тканью. Как на подушке, там покоились два стекла, а меж ними был зажат ветхий, потрепанный лист пергамента. Гермиона тотчас узнала его — это был свиток, который Снейп извлек из старинного, потускневшего футляра однажды ночью, когда она, невидимая, наблюдала за ним сверху.

Возле подставки лежала стопка заметок, написанных знакомым небрежным почерком Северуса Снейпа, на полях и меж строк другими чернилами — примечания к собственному переводу. Не замечая больше ничего вокруг, Гермиона уселась в кресло и начала читать, завороженная той тайной, что раскрывалась перед ней.

Текст оказался шифрованным, и хотя он был на латыни, а Гермиона вполне сносно владела языком, она знала, что не справится. Но, к счастью, она нашла в записях Снейпа и латинский текст, и перевод на английский. Часы летели, а она и не замечала, сосредоточенно изучая записи, хмыкая порой, когда неровный почерк выдавал недовольство и раздражение профессора.

Дочитав до конца, Гермиона оказалась одновременно заинтересованной донельзя и сбитой с толку. Тот, кто писал это, ни разу не назвал себя, но потратил бездну чернил и времени, пытаясь зашифровать то, что, вполне возможно, было самой скучной историей жизни, которую Гермиона имела несчастье читать. Но среди этой пустой болтовни то тут, то там встречались упоминания о фантастических зельях, которые автор где-нибудь видел или которые создавал сам. В основном описывалась сущая ерунда — вроде зелья, что направляло сексуальную энергию монаха, которому посчастливилось попробовать эту жидкость, на стремление провести жизнь в целомудрии и непрерывных молитвах, попутно совершая добрые дела. Так как не упоминалось ни одного ингредиента, Гермиона полагала, что тут желаемое принималось за действительное.

Однако в описании одного зелья упоминались и ингредиенты. Так соблазнительно мало действующих веществ, довольно редко встречающихся, и никаких упоминаний о количестве или методике приготовления. Все это обещало то, что в переводе Снейпа называлось зельем Слез феникса. Рецепт прятался между заметкой о мозолях на пятках и рассказом о том, как правильно приготовить старую жилистую курицу.

Гермиона проглядела заметки на полях — Снейп, конечно, обратил внимание на чудодейственное зелье и уже прилично над этим раздумывал — поля пергамента пестрели названиями наиболее вероятных ингредиентов. Даже абзац о курице удостоился вопросительного знака на полях, и Гермиона легко представила, как, прочитав это, Снейп презрительно вздернул бровь.

И тут же, вспомнив о Снейпе, она подумала о том, куда же он подевался, и одновременно осознала, как много прошло времени. С тревогой — он точно не оценит ее любопытства — Гермиона аккуратно положила бумаги на место, встала и приготовилась к бегству — вдруг Снейп ворвется в комнаты и начнет кричать на нее.

Однако его все не было и не было, и страх быть пойманной быстро сменился недоумением. Гермиона не видела Снейпа в коридорах сегодня вечером и, поскольку давно делила с ним подземелья, знала, что он не пропадает просто так.

Разве только его не призвал Волдеморт.

У Гермионы не было телесного воплощения, но при мысли о том, что Снейпа призвали, мороз пробрал по спине. Ну да, пусть он неприятен, нелюбезен, но Снейп все-таки был членом Ордена феникса и, в конце концов, союзником в войне против Волдеморта. Северус был шпионом, и сведения, которые он добывал, не имели цены, да только работа эта была смертельно опасной, и Гермиона знала, что каждый раз, когда он, отвечая на призыв Волдеморта, присоединяется к Пожирателям смерти, он вполне может не вернуться — мучительная смерть ждала Снейпа, если раскроется его двурушничество.

Встревоженная, Гермиона покинула потайной кабинет, по наитию проникнув сквозь стену напротив входа. Как она и ожидала, за стеной оказались жилые комнаты. Никаких украшений, суровая обстановка, а длинная черная мантия, перекинутая через спинку стула, была главным доказательством того, что это комнаты Снейпа.

Кроме этого, во всем остальном опрятные, по-спартански скромные комнаты включали маленькую кухню, вполне подходящую для того, чтобы сварить пару яиц и вскипятить чай; гостиную и спальню. Дверь, что была напротив Гермионы, по всей видимости, вела в ванную. То тут, то там попадались личные вещи, которые как бы напоминали о том, что кто-то живет здесь постоянно, но почти ничего не говорили об их владельце.

Только одно выбивалось из общей картины — приоткрытый шкаф под книжной полкой в спальной комнате. Когда Гермиона заглянула внутрь, то увидела плоскую деревянную коробку, которая была открыта; крышку бросили в шкаф небрежно, будто содержимое забирали в спешке. Изнутри коробку выстилал бархат, но с годами ворс вытерся, сильнее всего на самом дне, где поверхность была рельефной, но на потускневшей ткани еще угадывался рисунок листьев дрока. Гермиона задумалась на миг, и бугорки вдруг сложились в бесполое лицо, и она поняла, что выпуклая поверхность — это точно то место, куда можно положить на хранение серебряную маску.

Решив, что сегодня ночью уже хватит совать нос в чужие дела, и отчасти благодарная за отсутствие телесного воплощения, которое могло бы в комнате что-нибудь потревожить, Гермиона, как дым, просочилась сквозь потолок подземелий и появилась в Большом зале. Когда она прошла сквозь каменный пол, часы пробили час после полуночи — не так уж много времени осталось до рассвета.

Если что и было хорошего в таком существовании, так это время — неограниченное время для раздумий и самокопания, и Гермиона часто размышляла о своем соседе по подземельям. Северус Снейп, конечно и бесспорно, личностью был неприятной, но она не могла не думать об опасности, которой он подвергался, и невольно восхищалась его удивительной способностью совмещать преподавание зельеварения и смертельную игру в кошки-мышки.

Гермиона, разрываясь между беспокойством за Снейпа и страхом, — что он ей скажет, если заметит ее беспокойство? — решила действовать на свой страх и риск и направилась с невозмутимым выражением лица к кабинету директора. Если что-нибудь случилось, Гермиона сможет это понять — по суете у кабинета Дамблдора.

И Гермиона подумала, что беспокоилась не зря, когда горгульи, охраняющие лестницу у покоев директора, загрохотали и повернулись; это значило, что кто-то поднимался или спускался по ступенькам. Но когда Снейп собственной персоной появился на лестнице, Гермиона почувствовала себя несколько глупо и странное разочарование овладело ею. Он выглядел усталым, но совершенно невредимым, одежда была потрепана, мантия ниспадала тяжелыми складками, а волосы сальными прядями свисали на землистые щеки.

Снейп проницательно посмотрел на нее, и Гермиона подумала, что выдала себя так или иначе.

— Доброе утро, профессор, — выдавила она.

Он лишь коротко кивнул в ответ, а потом, развернувшись, быстро зашагал вниз по коридору. Заметив, что Снейп пошел в противоположную от подземелий сторону, и так как она вроде туда же направлялась, Гермиона последовала за ним. Она подумала о том, что Северус выглядит так, словно провел на ногах всю ночь — в нем не было больше той привычной энергии, будто распрямилась прячущаяся внутри него тугая пружина. Гермиона коротко побранила себя за то, что беспокоится о человеке, который способен сам о себе позаботиться. И, не дожидаясь пока Снейп обвинит ее в том, что она его преследует, Гермиона нырнула в каменные плиты у его ног и помчалась вперед.

Северус Снейп остался позади, а Гермиона неслась по темному коридору, и темноту лишь иногда разгонял свет факелов, а потом по одной стороне каменной стены замелькали сводчатые окна. Гермиона остановилась, не спеша подлетев к окну, и мысленно покачала головой. Пусть они делили на двоих подземелья, но стоило ли обманывать себя и думать, что профессор Снейп примет, не говоря уже о том, что оценит, заботу Гермионы о его благополучии. «Волноваться за него было бессмысленно», — подумала она, с унынием рассматривая каменный пол.

И где-то в глубине, самыми призрачными косточками, Гермиона почувствовала, что скоро рассвет, и посмотрела в окно — там, за блестящими стеклянными панелями, внизу лежало озеро, неподвижное и тихое, по берегам темнели деревья — опушка Запретного леса. Приближалось зимнее солнцестояние, и с каждым днем солнце поднималось все позже и садилось все раньше, а ночи становились длиннее, потворствуя привидениям, и они могли теперь долго скитаться по коридорам. Некоторые призраки совершенно избегали солнечного света, но Гермиона, несмотря на неприятные ощущения, раз за разом наслаждалась игрой красок, наблюдая, как ночь уступает дорогу дню. Когда Гермиона была жива, то любила закаты, а теперь она отстраненно отметила свою новую склонность — к рассветам.

К удивлению Гермионы, из коридора, который она оставила позади, послышались шаги, и минуту спустя она увидела Снейпа. Он подошел к окну и, заметив ее, казалось, почти удивился и резко остановился.

— Вам что-нибудь нужно, мисс Грейнджер? — спросил он, голос его был от усталости хриплым, и поэтому в нем не слышалось обычной язвительности.

— Нет, профессор, — ответила она, смутившись. — Просто здесь мне нравится наблюдать за восходом солнца.

Оглянувшись, Гермиона увидела, как первые лучи солнца осветили восточный горизонт, как свет на глазах становились все ярче и ярче. Снейп, не произнеся больше ни слова, подошел к подоконнику и тяжело склонился над каменным средником; и вдвоем они смотрели, как солнце медленно поднимается над озером и дальним лесом.

Гермиона не знала, как начать разговор, краем глаза рассматривая его измученное лицо. И не успев подумать, она поняла, что уже спрашивает:

— Вы ночью хоть чуточку спали, профессор?

Слишком уставший, чтобы ответить что-то резкое, Снейп просто покачал головой.

— Не хочу я походить на всезнайку, профессор, да только любой человек, который ведет такой образ жизни, а потом не ложится спать, потому что ему вздумалось рассвет посмотреть, так никогда и не выспится.

— Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это, мисс Грейнджер, и — нет, я так и не добрался до кровати этой ночью, — ответил Снейп спокойно, без всякой язвительности. — А вы на няньку больше походите, — добавил он, когда Гермиона посмотрела на него с укоризной.

Она ласково улыбнулась — из-за той дневной апатии, что становилась тем сильнее, чем выше поднималось солнце, и от облегчения, что Снейп был сегодня таким простым и почти любезным.

— В таком случае, юноша, иди-ка ты спать.

— Я не могу спать, — пробормотал он. — Мне просто нужно было увидеть рассвет этим утром.

— Не в обиду будет сказано, профессор Снейп, но мне и в голову никогда бы не пришло, что вы из тех людей, которым нравится наблюдать за восходом солнца.

Прошло много времени, прежде чем он ответил ей:

— Это все, что есть в моей жизни постоянного. То, на что я точно могу рассчитывать.

Гермиона усмехнулась:

— Вот как, а я была уверена, что вы пессимист.

Взгляд, который метнул на нее Снейп, говорил так ясно — «не глупи», что Гермиона поспешила объяснить свои слова:

— Просто я слышала, что настоящие пессимисты не верят в то, что солнце взойдет следующим утром только потому, что это случается уже десять миллионов лет подряд. Или около того.

К удивлению Гермионы, Северус, услышав это, признательно улыбнулся:

— Даже я не такой циник.

И тишина, что повисла меж ними, была почти уютной, а солнце взбиралось над холмами, и краешек его горел розовым, а потом, поднявшись над неровным абрисом холмов, солнце стало золотым. Гермиона рассматривала человека, который так неподвижно стоял перед ней и чье лицо было устремлено к ярким лучам восходящего солнца, таким ярким, что они причиняли боль. В безжалостном свете острый профиль Северуса был четким-четким, и остроту эту смягчали только темные тени от ресниц и морщины на измученном лице.

Гермиона все смотрела на него, а Снейп глубоко вдохнул и, почувствовав ее внимательный взгляд, повернулся, вздергивая бровь.

— Получается, что профессор Снейп все же не создание тьмы, — поддразнила она. — Кто бы мог подумать.

И будто мантию набросили — он снова стал хмурым и сердитым, всякое упоминание о том спокойном человеке, который мгновение назад был здесь, стерлось без следа.

— Я всегда во тьме, — ответил Снейп устало и, не сказав больше ни слова, развернулся и стремительно зашагал по коридору; измятая мантия вилась за его спиной.

Когда Гермиона осторожно расставила выбранные книги на обменном столе, мадам Пинс в очередной раз фыркнула, и одобрения в этом звуке не слышалось. Главный библиотекарь Хогвартса наконец перестала возражать против того, чтобы привидение Гермионы Грейнджер пользовалось библиотекой, но не прекратила высказывать свое мнение по поводу всей этой ситуации в целом. Когда Гермиона приходила за книгами, мадам Пинс хмыкала, фыркала, вздыхала и использовала другие бессловесные способы выражения недовольства. В свою очередь Гермиона изо всех сил старалась оставаться невозмутимой и не обращать внимания на Пинс. Если и была в чем ее вина — так это в том самодовольном выражении лица, с которым Гермиона появлялась из хранилища; но только причиной ее торжества было то, что она находила действительно редкую книгу, а не то, что в глубине души Гермиона наслаждалась недовольным лицом мадам Пинс.

«Разрешите, мисс Грейнджер», — раздался робкий голос, и Гермиона повернулась и увидела второкурсницу-гриффиндорку. Девочка тоже держала в руках стопку книг, которая казалась для нее слишком тяжелой. Гермиона улыбнулась и посторонилась, и была приятно удивлена, когда ребенок застенчиво улыбнулся в ответ.

В Хогвартс приехали новые ученики, и они мало-помалу привыкли к тому, что Гермиона часто бывает в библиотеке, и даже прониклись к ней теплыми чувствами, особенно после одного достопамятного вечера, когда она помогла ребятам с домашней работой по зельям. Быстро разошлись слухи, что привидение мисс Грейнджер также здорово разбирается в чарах; и еще до того, как сама Гермиона узнала об этом, среди малышей, которым нужна была помощь, она стала самым тщательно охраняемым секретом.

Рванув напрямик сквозь стены, Гермиона устремилась к Большому залу и к подземельям, которые были под ним, миновав крыло, где находилась библиотека, и почти пересекла открытый внутренний дворик, как вдруг остановилась. Все вокруг было белым, и Гермиона удивленно заморгала, подняла голову и увидела, как падает снег. Разумеется… И ученики вернулись в школу на прошлой неделе.

Она медленно повернулась, завороженная этой грустной и тихой красотой, этим снегом, который медленно ложился на холодные каменные стены. Гермиона шла по снегу и не оставляла следов, и, подняв к небу лицо, она почти ощутила, как снежинки щекочуще касаются кожи. Они пролетали сквозь нее, а не садились на волосы, как должны были бы; и тут Гермиона ослепительно четко вспомнила, как когда-то они с Гарри и Роном стояли вот так среди снегопада, как играли в снежки, смеялись друг над другом, а каменные стены возвращали обратно их смех. Безмолвная тишина становилась все более глубокой, и Гермиона чувствовала, как падает снег, и она не знала, что больнее — вспоминать своих друзей или забывать то время, которое они провели вместе.

К тому времени, как Гермиона очнулась от задумчивости и вернулась в школу, факелы в коридорах погасли и стало совсем темно, а ученики разошлись по комнатам. И так же тихо, как на заснеженной улице, было в подземельях — мирно, меланхолично, но не мрачно. Гермионе вспомнилось, как в начале года она встречала восход солнца вместе с Северусом Снейпом, вспомнила те спокойные минуты и поняла, что вновь тревожится за него.

Как бы ни пыталась Гермиона выбросить Снейпа из головы, беспокойство за него словно прокрадывалось в ее разум. Может быть, это случилось потому, что она слишком много времени проводила рядом, не обязательно за разговором, но, во всяком случае, в одном и том же подземелье. Гермиона помнила, как дрожали его руки, когда он проверял работы; и усталость, которая читалась в каждом движении, в каждой черте Снейпа, казалось, стала такой же неотъемлемой его частью, как и черная мантия.

Гермиона даже решилась как-то вечером, во время одной из слишком частых отлучек Снейпа, упомянуть про это в разговоре с директором, но Альбус Дамблдор весело ее заверил:

— Все у Северуса в порядке, Гермиона. Ему больше не надо обучать твоего друга Гарри и армию Уизли. И ты ему помогаешь. Это с кем угодно чудеса сотворит. Он давным-давно должен был взять помощника!

И, смеясь над своей собственной шуткой, Дамблдор неспешно удалился, а Гермионе оставалось делать свои выводы. Или Дамблдор был совершенно ненаблюдательным, или он хорошо знал, что Снейп ненавидит любое вмешательство в личную жизнь и будет рад этому так же, как неожиданной вечеринке по случаю его дня рождения. Это ничуть не помогло Гермионе, и она осталась незримо парить под потолком класса в подземельях и гадать, так ли заразна задумчивость.

Она все предавалась размышлениями, когда дверь класса с грохотом открылась. Покачнувшись в дверном проеме, Снейп длинно и замысловато выругался и захлопнул за собой дверь. Мокрый снег запутался в его волосах, прилип к мантии. Северус выглядел как человек, который долго-долго продирался сквозь заснеженный лес.

— Чертовы недоумки, часами стоящие под открытым небом, — выплюнул он в пространство и, шатаясь, подошел к рабочему столу. — Думалось, что человек, который наполовину змея, окажется как-то более заинтересованным в том, чтобы держать свою задницу в тепле. Нет, ну что вы! Он желает отчитывать нас, слушать, как все хвастаются вкладом в общее дело. Да мы чуть до смерти не замерзли из-за этой трепотни.

Промокшая мантия комком свернулась на полу, за ней последовал промокший же сюртук, на котором не хватало пуговиц — они оторвались, когда неуклюжие пальцы не смогли продернуть их в петли. Добравшись до стола, Северус неловко зацепил длинной рукой котелок, и тот с лязгом упал на колечко. Снейп откинул с лица мокрые волосы, наклонился, направляя палочку на очаг, и, после нескольких гневных тычков, огонь с шипением вспыхнул.

Снейп грубо отбросил палочку, и она упала у подставки для котлов. Он вытянул руки к еще слабому пламени, пытаясь согреться, и даже не вздрогнул, когда рядом с ним появилась Гермиона.

— Как ты? Все хорошо? — спросила она участливо.

Взгляд Северуса Снейпа мог соперничать со взглядом василиска.

— А я похож на человека, у которого все хорошо?

— Нет, ты промок и замерз, — Гермиона осеклась и вновь глянула на него. — Не говоря уже о том, что полупьян.

— Спасибо, что напомнила, — огрызнулся Снейп, но совсем неубедительно — он так замерз, что зубы отбивали дробь.

— Почему бы тебе не принять горячую ванну? — проворчала Гермиона. — Ты тут никогда не согреешься.

— Спасибо, няня Грейнджер, — ответил он, окоченелыми руками доставая флакон с дистиллированной водой из шкафчика и выливая жидкость в котел. — Почему бы тебе не помочь и не принести мне желчь броненосца?

Несколько сбитая с толку, Гермиона покорно принесла пузатую бутылочку из хранилища и поставила ее на стол.

— С каких пор ты добавляешь желчь броненосца в отрезвляющее зелье? — спросила она. — Нельзя ли найти что-нибудь менее вредное для желудка?

— Желчь нейтрализует токсины, — ответил Снейп резко, отлив добрую половину в котел, где уже начала закипать вода. Там же оказался желтый щавель и горсть чертополоха. Но не ингредиенты были так необычны, а то, как готовил он зелье — возмутительно небрежно, Гермиона такого и у первогодков не видела.

Да только все вопросы вылетели у нее из головы, когда Снейп вдруг схватился за бок, будто приступ невыносимой боли скрутил его. Однако на белой рубашке не было и следа крови, а мгновением позже Снейп выпрямился и, будто ничего и не случилось, продолжил работать, но, казалось, делал все наобум.

Не прошло и минуты, как Северус застонал и снова сдавил рукой правый бок. Его повело в сторону, он наткнулся жестко на край стола и, чтобы не упасть на пол, ухватился за столешницу свободной рукой так сильно, что побелели костяшки.

Сквозь стиснутые зубы — звук позыва на рвоту, и Гермиона в ту же секунду выхватила забытый котелок из-под ученического стола… и успела, она все-таки успела до того, как Снейп упал на колени и его начало рвать.

Гермиона не знала, что ей делать дальше, она просто держала котел, пока Снейп опустошал желудок, его рвало снова и снова, в мучительных спазмах. Гермиона решила, что Снейпу, наконец, стало легче, когда он оттолкнул котелок и вытер рот рукавом. Его руки дрожали.

— Тебе это ни к чему — быть здесь, — сказал он отрывисто, пытаясь сохранить остатки достоинства.

— Но, — ответила она, — я здесь, и, похоже, пригодилась.

— Ты всегда хорошо чувствовала, когда нужно подсуетиться с котлом, — признал Снейп. — Но не сказал бы, что мисс Бетенкорт оценит это.

— Да в этом котле у мисс Бетенкорт отродясь ничего лучше не водилось, — осторожно возразила Гермиона, пытаясь понять, как себя чувствует Снейп. — Кажется, ты не просто перебрал. Тебя прокляли?

— Только если мои так называемые друзьями и их порочное чувство юмора.

— Кто-то отравил тебя? — потрясенно спросила Гермиона.

Снейп в раздражении проворчал что-то и, покачиваясь, встал на ноги, тяжело склонившись над столом. Полка с эфирными маслами с грохотом упала, и несколько флаконов покатились к краю. И очень ловко, для кого-то столь бестелесного, Гермиона подхватывала высокие бутылочки и ставила их в центр стола. Снейп попытался открыть один флакон, но руки дрожали так сильно, что она не сомневалась — он прольет все раньше, чем донесет до котла. Не в состоянии больше это выносить, Гермиона вырвала флакон из его неуклюжих пальцев.

— Садись же, глупый ты, упрямый человек, дай я тебе помогу. Хочешь на стол все пролить? Сколько?

Гермиона видела, с каким усилием Снейп подавил возмущение, подобно тому как гасят пламя. Он тяжело опустился на ближайший стул, перевел дыхание и, наконец, сказал, сколько требуется капель. Он сидел, не предпринимая никаких попыток подняться, и только направлял Гермиону. Снейп говорил таким покорным голосом, как будто ждал, что она использует в своих интересах его болезненное состояние.

И только когда был добавлен последний ингредиент, и Гермиона помешала зелье положенное количество раз, она снова спросила:

— Ты хоть что-нибудь ел перед тем, как начал пить?

И Снейп с удивлением понял, что уголок его рта дернулся.

— Да, няня Грейнджер, я ел.

— Очевидно, что недостаточно — так мало еды и так много бренди, — резко заметила Гермиона.

Не дождавшись ответа, она взглянула на Снейпа и вздрогнула, когда увидела, как капли пота крупным бисером выступили у него на лбу. Глаза Северуса были закрыты, мучительная судорога скрутила тело, и боль исказила его черты.

— Профессор, — позвала она, но Снейп не шевельнулся, и Гермиона всерьез забеспокоилась. — Профессор Снейп!

К ее облегчению, он медленно открыл глаза, и взгляд, в конце концов, сфокусировался на ее полупрозрачном лице.

— Может позвать мадам Помфри? — спросила она взволнованно.

— Нет, — ответил еле слышно Снейп. — Ничего она не сделает тут, чего бы уже не сделал я.

— Уверен?

— Прекратите нести чушь, мисс Грейнджер. Я знаю, что со мной случилось. И Поппи знает.

Взгляд Снейпа скользнул к котлу, из которого поднимался фиолетовый дым, жидкость приобрела странный оранжевый оттенок. С большей силой, чем Гермиона могла в нем предположить, Снейп поднялся на ноги и навис над столом.

— Выглядит подходяще. Давай сюда.

— Оно ужасно горячее, — предупредила Гермиона, наливая зелье в чистый бокал.

Снейп отпил больше половины и замер — снова пришли позывы к рвоте, но Северус подавил тошноту одним лишь волевым усилием.

В конце концов Гермиона забыла про тактичность и спросила без обиняков:

— Да что с тобой случилось?

— Тут односложно не ответишь, мисс Грейнджер, не говоря уже о том, что вопрос твой — большая дерзость.

— Обсуди это с Бароном. Почему ты пьешь системные стимуляторы? — Гермиона уставилась на его ладонь, которая все еще сжимала бок. Потом посмотрела на ингредиенты, разбросанные по столу. — Минутку… корень куркумы, одуванчик, шлемник, подмаренник цепкий… — Гермиона называла ингредиенты и загибала пальцы, складывая улики в уме. — Почечная недостаточность?

— Вообще-то печеночная, — вскользь уточнил Снейп, переворачивая флакон и выливая остатки зелья в склянку. — Волшебники называют это синдром Браксдиса, а маглы, полагаю, гепатитом.

— Но гепатит гепатиту рознь.

— Так же, как и синдром Браксдиса. Я страдаю неизлечимым его вариантом. Мало того, что симптомы этой болезни у всех вызывают ко мне непритворную симпатию, так вдобавок бесконечно забавляют Люциуса Малфоя, в особенности когда он настаивает на том, чтобы я пил тот скипидар, который он выдает за огневиски. Ничего удивительного, если он специально гонит этот чрезвычайно мерзкий дистиллят для своих соратников — Пожирателей смерти.

Вооруженная новой информацией, Гермиона снова изучила Северуса Снейпа и не могла не заметить, какое желтушное у него лицо, как туго кожа обтянула скулы. И эта желтушность, оказывается, не свидетельствовала о том, что Снейп редко бывает на свежем воздухе — у него плохо работала печень. Это объясняло и весь его нездоровый вид, а строгая диета из стимуляторов — потрясающую энергичность и легендарную бессонницу.

Нетрудно было представить удовольствие этого садиста — Люциуса Малфоя, который настаивал на том, чтобы Снейп употреблял дрянную выпивку — он точно был из тех, кто посчитал бы отравление мастера зелий веселой шуткой.

— Это зелье, оно избавит тебя от боли? — спросила Гермиона.

— Нет, — просто ответил Снейп. — Но с ним моя печень не вывернется наизнанку, и зелье нейтрализует алкоголь, циркулирующий в крови. Мне нужно будет все это допить, — он мотнул головой в сторону котла и продолжил, — регулярно, в равных дозах. Снейп осекся, когда очередной приступ боли парализовал его.

— Иди спать, — приказала Гермиона, когда ему стало полегче. — Я во что-нибудь перелью зелье и принесу в твои комнаты. Если только тебе не нужна помощь.

Ответ Снейпа был неразборчивым, однако он встал и, шатаясь, прошел по комнате. Как только потайной проход закрылся за ним, Гермиона схватила несколько больших флаконов и сито. Снейп выпил первую порцию со всей дрянью, которая плавала на дне, но Гермиона посчитала, что в этом нет никакой необходимости.

Разобравшись с зельем, она отнесла шесть флаконов на подставке через потайной проход в комнату Снейпа, с волнением напомнив себе, что дверь нужно открыть, а не пролетать сквозь — для стеклянных сосудов это могло закончиться плачевно. Снейп, свернувшись под одеялом, крепко спал. Гермиона поставила флаконы на прикроватный столик и, осмотревшись, ощутила потребность сделать что-то еще, а не просто изображать привидение подай-принеси. Она посмотрела на пустой колосник и вызвала домового эльфа, который рад был разжечь сильный огонь и, после обещания сделать это как можно бережнее, наложить высушивающие чары на все еще мокрые волосы, прилипшие к вытянутому лицу Северуса Снейпа.

Узнав, что надо привести в порядок одежду, брошенную на пол, эльф обрадовался еще больше. Снейп переоделся в плотную пижаму, само собой разумеется, застегнутую до самого подбородка. Гермиона надеялась, что у него хватило ума надеть пару толстых носков, но она решила не просить об этом эльфа.

Гермиона позвала эльфа с собой и, пройдя сквозь стены, вернулась в классную комнату; эльф подпрыгивал рядом и без труда аппарировал через двери. Она попросила помощника забрать мантию Снейпа и остальную грязную одежду и принялась убирать на рабочем столе, расставляя по местам инструменты, ингредиенты, флаконы и пробирки — Гермиона хорошо знала, что во владениях Снейпа эльфам запрещено до чего-либо дотрагиваться.

Когда все ингредиенты очутились на своих местах, котел — в раковине, мусор — в ведре, Гермиона обнаружила палочку Снейпа, которая, забытая, лежала на столе. Это было невообразимо — Снейп забыл палочку. Аластор Хмури, узнав об этом, смеялся бы до колик в животе над человеком, который был почти таким же параноиком, как и он сам, но, в конце концов, Хмури никогда и не отличался сострадательностью.

Подумав, что личные вещи не должны лежать вот так, без присмотра, Гермиона, решив отнести палочку на прикроватный столик, взяла ее и выронила, судорожно глотнув воздух, когда мучительная, обжигающая боль пронзила кончики пальцев. Замерев, Гермиона сунула обожженные пальцы в рот, подозрительно уставившись на палочку, и задумалась — вопросы, наблюдения, вероятности — все смешалось у нее в голове.

Она раздобыла пару деревянных щипцов, осторожно подняла палочку, словно только что отлитую полосу стали, и пронесла ее через класс в кабинет Снейпа. Верхний ящик был почти битком набит: перья, сладости и остальная чепуха, которую Снейп отбирал у учеников. Ящик подходил на роль тайника ни хуже любого другого места, здесь можно было спрятать палочку, до того как владелец оправится настолько, что попытается ее отыскать.

Звук двух приглушенных голосов так удивил Гермиону, что она тут же метнулась сквозь стены назад, в покои профессора Снейпа. Когда она уходила, в комнате было темно, а сейчас в канделябре возле двери горела тусклая свеча. И, став невидимой, Гермиона осторожно поплыла на звук голосов — это были профессор Дамблдор и мадам Помфри, которые тихо разговаривали о человеке, лежащем на кровати в забытьи.

Несмотря на предосторожность Гермионы, Дамблдор обернулся и посмотрел прямо на нее поверх плеча Поппи. Голубые глаза сощурились в улыбчивых морщинках.

— А-а-а, мисс Грейнджер. А мы только что раздумывали, есть ли у Северуса кто-нибудь, кто согласится помочь и присмотреть за ним этим вечером.

Гермиона появилась, забыв про вежливость и учтивость, и потрясенная Поппи Помфри судорожно ухватилась за воротник халата.

— Полагаю, что я уже этим занимаюсь, — ответила Гермиона, чуть растерявшись. — Он только вернулся и все, что успел — сварить вот это, — она показала на флаконы с зельем, стоящие на столике, — и кое-как добраться до кровати.

Колдоведьма выхватила один из флаконов с подставки и поднесла его к пламени свечи.

— Хмм. Надо полагать, он напился? — спросила Поппи и сердито закудахтала, когда Гермиона кивнула.

— Нужно было играть на публику, Поппи, — напомнил директор. — Северус знает пределы своих возможностей.

Помфри будто и не слышала, что сказал Дамблдор, она буравила Гермиону сердитым взглядом:

— Смог он удержаться от рвоты?

— Когда выпил зелье — да, до этого — нет.

— Хмм, тем лучше, — отметила она. — На этот раз он поступил умнее, чем обычно. Он редко когда вспоминает о том, чтобы избавиться от той бурды, которую пил.

Гермиона ничего не ответила, а Дамблдор долго смотрел на нее поверх очков-половинок. Однако он тоже промолчал и мгновение спустя повернулся к мадам Помфри.

— Что ж, Поппи, уже поздно, и, как видишь, Северус сделал все, что должен. А теперь, хоть ты и не такая старая, как я, нам нужно поспать. Мисс Грейнджер, могу я попросить вас приглядеть за Северусом?

— Я присмотрю, — согласилась Гермиона неуверенно, — но на что мне обратить внимание?

— Внезапное повышение температуры, ночные кошмары, рвота, — ответила Поппи сразу, как будто это было обычным явлением. — Сейчас два часа ночи. Если он проснется до рассвета, напомните, чтобы он принял очередную дозу зелья Браксдиса. Во всяком случае он должен выпить его, как только проснется. Я зайду перед завтраком — посмотрю, как он.

Прошло несколько часов, и Северус Снейп пошевелился. Гермиона с виноватым видом вернула на место книгу, которую читала, и появилась у изголовья.

Снейп простонал, перекатился на край и закашлялся, посматривая искоса на тусклую свечу в канделябре, что все еще горела. Когда темные глаза сосредоточились на бледных очертаниях Гермионы и Снейп узнал ее, верхняя губа презрительно изогнулась.

— Дамблдор был здесь, да? — пробормотал Северус. — Он всегда оставляет сторожевую собачку.

— Люди должны спать, — напомнила ему Гермиона, — а я нет.

Не удосужившись на это ответить, Северус дрожащей рукой дотянулся до подставки — тонко зазвенели стеклянные флаконы, и Гермиона ринулась спасать зелье, пока оно не пролилось сквозь его пальцы. Снейп рыкнул на нее, но выбора — принять или не принять ее помощь — не было, он физически не мог ее оттолкнуть.

Северус справился с тем, чтобы проглотить вязкую жидкость, и выражение его лица красноречиво говорило о том, что он думает о вкусовых качествах зелья. В изнеможении он опустился на кровать и закрыл глаза. Снейп дышал так тяжело, что нетрудно было понять, чего ему стоили эти усилия.

Не открывая глаз, он отбросил одеяло, потом подтянул его обратно и тревожно заметался по кровати, движения его почти утратили координацию. На лбу выступили мелкие бисеринки пота, и оттого кожа казалась восковой и землистой.

И наобум — ведь этот инстинкт был старше, чем мир, и был он вне границ между живыми и мертвыми, Гермиона коснулась ладонью лба Северуса, но не смогла понять, есть или нет у него температура. И тягучим, вязким жаром живого тела стиснуло ей ладонь, но то же самое она ощущала, когда касалась любого другого живого существа.

Северус тихо застонал, и она отдернула руку.

— Простите, профессор. Больно?

— О-о-х, как хорошо, — протянул он едва слышно.

И сомневаясь, стоит ли это делать, Гермиона осторожно положила ладонь на лоб Снейпа. Вздох облегчения стал ей наградой, и Гермиона собралась с духом — она выдержит это неприятное ощущение. Если прикосновение ее призрачной ладони облегчит его страдания — она будет терпеть.

Шло время, и Гермиона, меняя руки, порадовалась, когда возбуждение Снейпа потихоньку улеглось, и он, казалось, провалился в глубокий сон. Даже после того, как Гермиона убрала свою холодную ладошку со лба, Северус несколько часов лежал спокойно и тихо.

Высокая свеча превратилась в маленький чадящий огарок, когда Снейп снова пошевелился, мотнул резко головой, невнятный шепот сорвался с тонких губ. Гермиона окликнула его, но Северус не отозвался, и, как бы она не вслушивалась, она не понимала, что он бормочет. Один раз ей послышалось имя Дамблдора, во всяком случае, она думала, что услышала именно «Альбус», хотя с таким же успехом это могло быть луковицей или гиппопотамом.

Наклонившись ближе, Гермиона поднесла ухо к самым его губам, пытаясь разобрать то, что шептал Снейп. Но она просчиталась: Снейп рывком повернул голову, и его подбородок оказался рядом с ее щекой. Нематериальная форма Гермионы не представляла никакого препятствия — лоб Северуса прошел прямо сквозь лоб Гермионы.

И неожиданно, так, как при вспышке молнии на миг видишь очертания предметов в темной комнате, Гермиона уловила в проблеске туманный остров и высокого, одетого в черное мужчину; и образ был так ярок, как будто она только что видела его на самом деле. Резко отпрянув, Гермиона снова оказалась над кроватью этого беспокойного человека, и тотчас картинка пропала. Расширенными глазами пристально смотрела Гермиона на Северуса. Там она видела мужчину — Снейп? — тот образ исполнил ее смущением, чувством потери и страшного одиночества, это причиняло боль, ранило, как осколки иззубренного металла.

Северус успокоился, но ненадолго — скоро снова стал метаться по кровати. Забормотал, сердито возражая кому-то.

Собрав все свое мужество, Гермиона склонилась к Северусу, закрыв глаза, и повернула голову так, что щека ее оказалась совсем близко и она чувствовала ауру живого тела — будто оказалась в сауне. Внезапно Снейп, ощутив прохладу ее нематериальной формы, глубоко вдохнул, выдохнул, и Гермиона, стиснув зубы — так ей стало жарко, сосредоточилась на острове и его одиноком жителе.

Когда Гермиона очнулась, то не увидела ничего кроме густого, серого тумана. Она чувствовала, как ночной воздух холоден и влажен, чувствовала, какая топкая, сырая земля под ногами. Гермиона снова ощущала тяжесть своего тела, это было так непривычно после бестелесного существования, что она подпрыгнула, решив на деле проверить свой вес. Но новое ощущение тут же потеряло свою привлекательность, когда черная, зловонная вода залила ее туфли, ноги сразу же промокли и замерзли.

Гермиона осторожно выбралась из лужи, где оказалась, и оглянулась — она искала хоть что-нибудь — дерево или дорогу, но главным образом высокого мужчину, в чей сон она вторглась. Однако из-за тумана зрение было ограничено несколькими ярдами; куда ни глянь — везде одна только болотистая земля. Нахмурившись, Гермиона заложила прядь волос за ухо и внимательно прислушалась.

Она обернулась на тихий звук и в нескольких ярдах впереди заметила очертания чего-то серого. Десять шагов — и образ вырисовался из тумана: высокий мужчина, одетый в белую рубашку и черные брюки. Он стоял к ней спиной, но худоба и черные волосы не оставляли сомнений в том, кого она отыскала.

— Профессор Снейп? — позвала она неуверенно, но человек не обернулся.

Он смотрел только на туман перед собой, в опущенных плечах его читалось разочарование. Северус мерил болотистую землю ногами, ботинки протоптали во влажной почве колею. Он взглянул на Гермиону только тогда, когда она оказалась прямо перед ним.

— Ты не настоящая, — сказал Снейп и, отмахнувшись от Гермионы рукой, вернулся к своим поискам.

Гермиона промолчала, она была слишком поглощена поиском разницы между профессором, которого знала, и человеком, что стоял перед ней. Он казался выше, и волосы, обрамлявшие его удлиненное лицо, больше не были сальными, но мягкими и иссиня-черными, как вороново крыло. А лицо его… Гермионе понадобилось несколько длинных мгновений, чтобы понять — она смотрела на человека намного моложе — или он и был молод? Нет, не обязательно так.

И собственный опыт по изменению призрачной реальности внезапно подсказал ей, что означает этот сокровенный воображаемый образ. Это был Северус Снейп, каким он себя помнил до того, как стал Пожирателем смерти; до того, как жизнь его вышла из-под контроля; до того, как он вступил на этот путь — череды неправильных решений, которые привели к плачевным последствиям. И от этого он постарел сильнее, чем должен был состариться за прошедшие двадцать лет.

— Профессор Снейп, — снова окликнула его Гермиона. — Что случилось?

И вновь он не обратил на нее внимания, всматриваясь в туманную пелену. Беспокойство, владевшее Снейпом, становилось все сильнее; безостановочно и безнадежно, вполголоса, расхаживая туда-сюда, он выдавливал проклятья сквозь стиснутые зубы.

— Профессор. Профессор Снейп. Северус!

И на имя он в конце концов откликнулся, обернулся к ней.

— Чего тебе нужно? — грубо спросил он.

— Где мы?

— Я не знаю, где мы, — признался Снейп. — Но я должен быть где-то в другом месте.

— Где?

— Я не… не помню. Я должен куда-то идти. А ты не помнишь? Нет? Ну да, нет, ты никогда ничего не помнишь.

И резкий ответ почти сорвался с ее губ, но она сдержалась — это вряд ли поможет. Снейп, похоже, даже не узнал ее.

— Может, я помогу тебе вспомнить? Это как-то связано с той встречей?

— Едва ли. Собрание старост — пустая трата времени, я сомневаюсь, что там вообще нужно было присутствовать.

— Старосты здесь ни при чем, профессор. Ты помнишь, что случилось ночью?

Он нахмурился задумчиво.

— Совещание учителей? Нет… — неуверенно продолжил Снейп, пытаясь что-то отыскать в кармашке на левом рукаве.

Гермиона знала, что там он хранит свою палочку, но его пальцы находили лишь пустоту.

— Тебе нужен был профессор Дамблдор? Мне казалось, я слышала, как ты звал его, — попыталась помочь Гермиона, не уточняя, когда и где она слышала, как он прошептал это имя.

— Альбус? Зачем мне говорить с ним, хотя это было что-то…

Северус умолк и вдруг сдавленно простонал. Лицо побелело, и он схватился за живот так, словно получил смертельную рану.

— Профессор! — позвала Гермиона, но Снейп упал на колени, согнувшись от боли.

Не раздумывая Гермиона схватила его за руку, пытаясь удержать от падения, и с изумлением поняла, что он материален. Снейп тяжело осел у ее ног, прерывисто дыша, всем телом содрогаясь от боли.

— Прекрати, — задыхаясь, просил он. — Прекрати, пожалуйста. Довольно, умоляю тебя, — хрипел Снейп, почти рыдая.

— Хватит, хватит уже, — приказала Гермиона, схватив его за плечи и изо всех сил встряхнув худощавое, но крепкое тело Снейпа.

— Нет тут ничего настоящего, профессор. Северус, — поправилась она. — Это сон, Северус. Ничего настоящего.

И человек, которого она поддерживала, снова вздрогнул, но в нем не было уже того мучительного напряжения. Гермиона обняла Северуса, снова и снова повторяя свои последние слова до тех пор, пока плечи его не перестали дрожать.

— Мам? — пробормотал он вопросительно.

Гермиона оглядела себя и обнаружила, что одета в старомодную, традиционную мантию, но почти тут же та превратилась в ее обычную одежду. Северус чуть отодвинулся, так чтобы посмотреть на Гермиону, и подозрение появилось на его лице.

— Ты не моя мать, — заявил он категорически, и она не успела ответить. — Мама умерла.

— Нет, я — не она, — спокойно согласилась Гермиона, осторожно направляя внимание Снейпа на разговор, а не на предшествовавшие мучения.

— Ты просто спишь, понимаешь? — она обхватила его предплечье ладонью. — Все хорошо, Северус. Это только сон, тут нет ничего плохого.

Снейп, все еще сомневаясь, позволил Гермионе помочь ему подняться, и встал, слегка покачиваясь. Она крепче ухватила его за руку в надежде на то, что Северус смотреть будет на нее, а не на бесконечный, несущий неясную угрозу туман.

— Это сон. Есть только твое желание и этот мир, а он такой, каким ты делаешь его, Северус. Ни боли, ни страданий.

И руки его в конце концов расслабились, и он, подражая рукам Гермионы, легко сжал ее локти. И в этом круге, созданном замкнутым объятием, Северус посмотрел на нее. Гермиона чувствовала его твердые косточки и мускулы предплечий, и то, как сжимают длинные пальцы ее руки.

— Я потерялся, — сказал он.

Неуверенность все еще сквозила в глубоком, бархатном голосе Снейпа, но не было там больше ни боли, ни спешки.

— Неважно, — ответила Гермиона. — Ты здесь в безопасности. А сейчас отдыхай.

Северус мотнул головой, и черные волосы качнулись в такт движению.

— Ты никогда не можешь отдохнуть, никогда, — сказал он глухо, волосы почти скрыли его удлиненное лицо, когда Северус посмотрел вниз, на Гермиону. — Ты постоянно должен наблюдать. Если ты на миг расслабишься и отвлечешься, они тебя достанут.

Гермиона не хотела знать, кто такие «они». «Они» могли быть бессчетными кошмарами воображения Северуса Снейпа, не стоило их беспокоить, спящих чудовищ его души. Она не сомневалась, что человек, который стоит перед ней, предостаточно имел дело с самыми неприятными вещами и существами в мире.

— Я присмотрю за тобой, пока ты спишь, — сказала она в ответ. — Мне ты можешь довериться. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

— Не допустишь? — с подозрением спросил Снейп. — Почему?

— Потому что, — ответила Гермиона, пытаясь придумать, что бы такое сказать поубедительнее. — Я здесь для этого. Присматривать за тобой.

Как ни удивительно, но это объяснение, казалось, его устроило. Северус устало вздохнул и уселся на плотный сверток тумана, который тут же превратился в старый мягкий экипаж незнакомой конструкции. На сиденья наброшен был ветхий коврик, весь в пятнах и такой потертый, что рисунок невозможно было различить. Экипаж казался страшно неудобным, но Снейп улегся на него, как на кровать с периной, и закрыл глаза.

И в этом мрачном пространстве, в бесконечном тумане застыла над ним Гермиона и ждала чудовищ, но через несколько мгновений туман совершенно рассеялся, и она вновь очутилась над кроватью Снейпа в стылых подземельях. Как бы то ни было, он успокоился и заснул крепким сном.

Гермиона, чувствуя себя не на шутку взволнованной и страшно неуверенной, обхватила руками плечи и отступила к потолку.

— Не эту, другую. Эту я уже читал.

Двадцать четыре часа вынужденного постельного режима благотворно отразились на здоровье Северуса Снейпа, но нисколько не улучшили его манер. Даже наоборот, предписания Поппи сделали его совершенно невыносимым, и если бы Гермиона ничего не пообещала колдоведьме, то еще бы утром сбежала от Снейпа — пусть сам ищет свои чертовы книги. Давным-давно часы пробили полночь, и Гермиона с большим бы удовольствием наблюдала за порядком в коридорах, чем была сиделкой у своенравного взрослого мужчины.

Она все-таки не запустила в него книгой.

— Да, профессор. Уверена, что читал. В конце концов, это же твои книги. Да ты, наверное, тут все перечитал, но, к сожалению, я не могу вытащить что-то новенькое из своей задницы!

— Не думал, что привидения столь темпераментны, — заметил Северус спокойно, но к предложенному руководству и не потянулся.

И замечание о том, что кто бы говорил, а Снейп мог и промолчать, вертелось у Гермионы на языке.

— Я всегда могу принести эссе третьекурсников, которые лежат на твоем столе, — напомнила она колко.

Как Гермиона и ожидала, энтузиазма к тому, чтобы проверить работы, Снейп не проявил.

— Дай мне эту книгу.

Передав требуемое, Гермиона собрала остальные забракованные материалы и уселась в дальнем конце комнаты. Одна статья особенно привлекла ее внимание, и Гермиона с головой погрузилась в чтение. Она делала вид, что не слышит раздраженное хмыканье и не видит страниц, которые разлетались по комнате, хотя на самом деле испытывала острое удовлетворение от того, что ее присутствие так раздражало. Эх, изгнал бы он и правда ее из комнаты, тогда слабохарактерное согласие на просьбу Дамблдора не считалось бы, и Гермиона могла бы сбежать.

— Если вы и вправду хотите помочь, мисс Грейнджер, принесите обратно мою палочку.

— Я не могу до нее дотронуться, — ответила Гермиона. — Она жжется. Мадам Помфри сказала, что вы получите палочку обратно, когда поправитесь настолько, что сможете сами ее взять. И нет смысла просить домовых эльфов, — добавила Гермиона, заметив, что Снейп набрал в легкие воздуха, собираясь сделать это. — Поппи и им дала указания.

И вдох его пропал попусту — Снейп только что-то мрачно проворчал, но Гермиона не обратила внимания ни на это, ни на его сердитый взгляд. И хотя к нему вернулся его прежний дурной нрав, но был Снейп слаб, словно новорожденный фестраль — придется ему смириться с тем, что еще день, а то и два, он не увидит свою палочку.

— Почему бы тебе не пойти и не подокучать Хагриду? — в конце концов спросил Снейп, когда его сердитый взгляд не возымел никакого действия.

— Потому что, — ответила Гермиона, не поднимая взгляда от книги, — я сказала мадам Помфри и директору, что останусь сегодня здесь и присмотрю за тобой на тот случай, если тебе что-нибудь понадобится, — Гермиона многозначительно посмотрела на книги, разбросанные по полу. — Кроме того, Хагрид, верно, шатается по Запретному лесу, а каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с ним, он начинает рыдать и теряет способность пристойно поддерживать разговор.

Снейп фыркнул и вдруг чуть не рассмеялся:

— Хагрид был гриффиндорцем, мисс Грейнджер. Гибкость мышления не такая отличительная черта факультета, как непроходимая тупость.

Гермиона сердито глянула на него поверх книги — выражение лица Снейпа было до невозможности самодовольным, он наконец-то добился от нее хоть какой-то реакции. Но прежде чем она успела что-то сказать, он продолжил:

— Раз уж я упомянул глупцов… Ты все еще избегаешь Сэра Николаса?

— Нет, больше нет. Хватит с него разочарований.

— Как я уже сказал, мисс Грейнджер, гриффиндорцы глупы, не говоря уже о том, что невежественны, а Почти Безголовый Ник — просто воплощение Гриффиндора. Я бы удивился, узнав, что если кого-то сторонишься, разочарование как рукой снимает.

— Я уже поняла это, профессор, и попыталась действовать по-другому. Отвлечение.

— Как это? — спросил он, кажется, искренне заинтересованный.

«Скука довела до этого Снейпа», — подумала Гермиона, хотя подозревала, что слизеринец в нем всегда интересовался способами манипулировать другими.

— Миртл, — лаконично произнесла она.

— Та, из туалета?

— Ммм, да — рассеяно подтвердила Гермиона. — Как только она в конце концов поняла, что прыщи на деле-то ей иметь вовсе не обязательно, ее кожа чудесным образом очистилась. Остается только надеяться, что и в остальном ее ждет такой же успех. На прошлой неделе я поймала Миртл с прической, напоминающей потревоженный пчелиный улей, и в крайне неуместной одежде!

— Неужели? — протянул Снейп.

Пытаясь не улыбаться, Гермиона ответила:

— Похоже, она нашла один из этих ужасных журналов, что мальчишки оставляют в комнатах. Пришлось постараться, чтобы привести ее в подобающий вид.

— Не в гостиной Слизерина, надеюсь? — в притворном ужасе спросил Снейп.

— Хаффлпафф.

— Да, всегда так — в тихом омуте… Слизеринцы считают себя слишком искушенными для чтения порнографии, а мальчишки Равенкло, за редким исключением, пока школу не закончат, вообще не понимают, что на девушек стоит посмотреть.

Гермиона ждала, что Снейп пройдется по Гриффиндору, но этого, к удивлению, не случилось. Северус откинулся на подушки и, казалось, на самом деле пытался вести учтивую беседу. Или, вернее, учтивую болтовню — на это больше походило.

— Ну и как твои успехи в деле по отвлечению внимания?

— Слушайте. Ник думает, что Миртл очень смелая, раз дала отпор Олив Хорнби. Миртл потом светилась как огненное колесо.

Снейп кивнул, словно был с ней согласен.

— И когда я уговорила Миртл присоединиться к нам на вечере, который каждый месяц устраивает Барон, Ник подслушал, как Миртл заявила, что Сэр Николас самый смелый и красивый мужчина из тех, кого она знала. Это заявление, конечно, имело бы больше веса, если бы за последние полсотни лет Миртл покидала туалет несколько чаще.

— Тебе не кажется, что она слишком молода для Безголового Ника? — проговорил Снейп немного неразборчиво, и Гермиона увидела, как закрываются у него глаза. Поверь романтические интриги мужчине — и он заснет от скуки.

— Ну, Миртл шестнадцать, Ник же и пятьсот лет назад был отнюдь не молод. Но если посчитать по-другому — с того дня, как она трагически погибла в туалетной комнате — ей за семьдесят. Прошло уже больше полусотни лет, ведь так? На мой взгляд, она достаточно взрослая для того, чтобы зажиматься по углам и целоваться.

Северус уклонился от комментариев по этому поводу и проворчал себе под нос:

— И что Кровавый барон думает об этих твоих своднических маневрах?

— А-а-а, он всегда рад коротким романам, старый пьяница. Он иногда хуже профессора Дамблдора.

— Не думаю, что Барон переиграет Дамблдора, — отметил Северус.

Гермиона рассмеялась:

— И это ты говоришь о призраке, который находит удовольствие в том, чтобы день за днем бродить в доспехах, залитых кровью? Не позволяй себя дурачить, профессор, он только потому их носит, что любит производить неизгладимое впечатление. Я слышала от Мертвой Дидре и Плачущей ведьмы, что его и проткнули-то только раз. И то во сне.

— Кто такая Мертвая Ди… только раз? — Снейп ушам своим не мог поверить. — Вот так старый прохвост! Да с первого моего года в Хогвартсе он пугал учеников историями о том, как его убили за участие в политическом заговоре!

— Не-а, — довольно откликнулась Гермиона. — Кажется, любовница поймала его, когда он спал со своей женой.

— Разве не должно быть совсем наоборот?

— По-видимому, жена Барона оказалась вполне понимающей особой. Его несчастье, что он связался с девчонкой, которая была такой собственницей. Все мужчины такие глупые? — изворотливо спросила Гермиона. — В обществе Ника, Барона и Пивза поневоле задаешься этим вопросом.

— Большинство, — ответил Снейп рассеянно. — Что-то в противоположном поле заставляет мужчин терять голову.

— Что ж, тогда ладно. Я ничего не упустила.

— Не упустила… — Снейп внезапно покраснел, слабый румянец окрасил его желтушные щеки, и он стал выглядеть много лучше. — Ясно. У меня сложилось впечатление, что вы и мистер Уизли… обучили друг друга в этом отношении.

Гермиона издала преувеличенно печальный вздох:

— Нет. Увы. Я была сражена во цвете лет и так и не испытала кульминацию известных событий. — Она театральным жестом приложила руку к виску и отбросила ее, расхохотавшись.

— Ну, еще не все потеряно, — размышлял вслух Северус. — Ты, очевидно, сможешь с другими привидениями… Ох, ради Мерлина! Посреди ночи я обсуждаю с тобой твою же интимную жизнь. Иди. Кыш. Сейчас же. Мне нужно отдохнуть, а ты только мешаешь.

Он провел в постели еще день и ночь. И, возможно, этого оказалось достаточно, чтобы он поправился настолько, что смог покинуть кровать; или ему просто до чертиков надоел постельный режим. Но тело его было не так склонно к активным действиям, как сам Снейп. Он обнаружил, что стремительную походку сменили шаткие, неторопливые шаги. Одеваться полностью он не стал — накинул сюртук поверх пижамы, застегнув его чуть дрожащими пальцами до подбородка, укутался в мантию. И прежде чем покинуть комнаты, Северус дождался отбоя, меньше всего ему хотелось, чтобы ученики увидели, как он ковыляет по коридору, будто волшебник, разменявший вторую сотню лет.

Как Снейп и думал, Дамблдор уговорил Синистру подменить Северуса; сбылось и следующее ожидание — домашние работы стопками лежали на столе. Профессор обычно задавал эссе, когда хотел уберечь учеников от неприятностей, но никогда не создавал себе работы больше, чем необходимо; это было очень действенно, но ненадолго. Северус никогда не осмеливался болеть больше чем пару дней — он, честно говоря, боялся за свой класс — что случится с ним, если Синистру и впрямь обяжут преподавать?

Но кое-что в этот раз было иным — когда Снейп добрался до своего кабинета, он обнаружил Гермиону Грейнджер, сидящую за его столом. В призрачной руке искрилось пурпуром страусиное перо, бледные брови сосредоточенно хмурились. И перед тем как совершенно подогнулись ноги, Снейп успел присесть на одно из гостевых кресел.

— Где, черт возьми, моя палочка? — кинул он вместо приветствия.

— Добрый вечер, профессор Снейп, — спокойно сказала Гермиона. — Она здесь.

Гермиона вытянула верхний ящик, но к палочке даже не притронулась.

— Ты говорила прошлой ночью, что не можешь взять ее. Почему? Я думал, в том, что касается обращения с твердыми телами, ты дока.

— Она жжется, — ответила Гермиона, переворачивая лист пергамента.

— Почему?

— Понятия не имею. Я думаю, потому что внутри нее магия.

Стараясь не тратить лишних слов, Северус кое-как выбрался из кресла и вернул себе светло-серую палочку. Без нее Снейп чувствовал себя обнаженным, хоть и был одет. С видимым облегчением он спрятал палочку в карман мантии, и как только уселся обратно в кресло, то подумал, что надо бы выгнать Гермиону с его любимого места, но промолчал и в мягкости такой обвинил свою усталость. Заметив, как глянула на него Гермиона, Снейп тут же попытался ее отвлечь.

— Что там насчет магии? — спросил он.

— У меня есть теория о полярности магии, о том, что привидения, живые и их палочки находятся на разных полюсах магического спектра, но я не думаю, что нам стоит затевать этот разговор — ты едва на ногах держишься.

Снейп мрачно глянул на нее.

— Я совершенно здоров, — возразил он. — И что ты там с моими бумагами делаешь?

По-видимому, Гермиона ждала, что он станет ее ругать, потому ответила осторожно:

— Я проверяю домашние работы. Не волнуйся. Никто не узнает, что это не ты сам, — заверила она. — Это опытный образец от Уизли. Имитирует почерк.

— Похоже, тут открывается широкий простор для злоупотреблений.

— Ну… — уклончиво ответила Гермиона. — Джорджу и Фреду правда не давали разрешения на это, тогда они вспомнили о карте мародеров. Ручка не напишет завещание или что-нибудь серьезное, только оскорбления. Поскольку работы по зельям так и так ими пестрят, сомневаюсь, что кто-то заметит разницу.

— Что проверяешь?

— Второй курс. Оставила старших напоследок.

— Я обычно наоборот делаю, — заметил Снейп. — Старшие имеют хоть какое-то представление об орфографии.

— На данный момент могу тебя заверить, профессор — ни один из твоих учеников не имеет представления об орфографии. Или пунктуации.

Северус, рассматривая бледные пальцы Гермионы и яркое пурпурное перо, хмыкнул — тут не поспоришь. Прошло несколько минут, Снейп все наблюдал за ней.

— Зачем вы это делаете, мисс Грейнджер? Вторглись в мой класс, мою рабочую комнату, оккупировали мой стол.

— Вам нужно помочь, — ответила она просто.

— Мне ничего не нужно ни от тебя, ни от кого другого.

— Хорошо, тогда подумай о том, что это, может быть, мне нужно — тебе помогать.

И столько в его взгляде было недоверия, скептицизма, что она отвела глаза, но тут же упрямо вздернула подбородок.

— Ты когда-нибудь терял книгу, которую так хотелось дочитать? — спросила она тихо. — Потерял или оставил черт знает где, а теперь никогда не узнать, чем закончилась история.

И в подтверждение того, что слушает ее, Северус кивнул.

— Я чувствую себя словно книга, которую оставили. Мои друзья уехали, и я забыта. Все, о чем мечтала, к чему стремилась — никогда не исполнится, никогда не случится. И если все, что мне осталось, это помогать ученикам и делать твою нудную работу — пусть, это, по крайней мере, лучше, чем ничего. Мои пальцы не сморщатся от чистки котлов, и если я могу дать тебе время поправиться, а учеников уберечь от доброй порции твоего сарказма, почему бы и нет? Да только ты не даешь мне сделать это должным образом, — непонятно закончила Гермиона.

Тяжелая тишина повисла в комнате, и Гермиона ждала, заранее решив не обижаться на неминуемо резкий ответ. Шли минуты, такие длинные минуты, а Северус молчал. Ничего нельзя было прочитать в его черных глазах, но в конце концов он глубоко вдохнул и, опираясь на кресло, встал на ноги.

— Мисс Грейнджер, не думаю я, что вы вообще знаете, как что-то сделать не должным образом.

Походке Северуса Снейпа все еще не хватало обычной энергии, но плечи были расправлены, и он и припомнить не мог, когда так светло было на сердце.

Как-то неожиданно наступили пасхальные каникулы, и в Хогвартсе стало пусто и тихо. Ученики разъехались, и Гермиона почему-то ждала, что ее сосед по подземельям будет если не в радостном, то по крайней мере в терпимом расположении духа. С той ночи, когда Гермиона ухаживала за ним, их отношения вступили на более благородную территорию дружбы, и она поняла, что и вправду получает удовольствие от общения с язвительным мастером зелий.

Потому Гермиона несколько опешила, когда Северус встретил ее появление ворчанием. Он грубо сообщил, что этим вечером не нуждается в ее обществе и не желает ее видеть. Потом отверг ранее принятое предложение помощи — составить опись в его хранилище во время каникул, и сделал вид, будто не услышал, как Гермиона заметила, что неплохо бы очистить пятна зелий с потолка, где она проводила свои спокойные дневные часы.

— Ради Мерлина, — в конце концов сорвалась Гермиона. — Почему ты такой сердитый сегодня? Больше, чем обычно, почему?

Снейп хлопнул по столу ладонью:

— Убирайся. Иди напиши Поттеру, иди сов погоняй, мне дела до этого нет. Немедленно. Вон!

Несмотря на его тяжелый характер, Гермиона знала Снейпа достаточно хорошо, чтобы увидеть разницу между настоящим гневом и тем, что казалось подозрительно похожим на смущение. Сощурившись, она оглядела Снейпа, потом стол, за которым тот сидел. Северус пристально смотрел на нее, но Гермиона, не обращая на это никакого внимания, продвигалась все ближе и ближе, разглядывая потрепанное перо и обрывки пергамента на столе. Чернильница была почти полной, на большей части бумажных клочков угадывался его стремительный, небрежный почерк. И только еще одна вещь лежала на столе — новый выпуск ежемесячного журнала «Зелья».

Понадобилась лишь доля секунды — Гермиона выдернула издание из-под его руки, а попытки Северуса выхватить его обратно не увенчались успехом.

— Ну и что тут у нас? — возликовала она, удаляясь из пределов его досягаемости.

— Гермиона Грейнджер, сейчас же верни это обратно!

Посматривая на взбешенного Снейпа — вдруг он попробует применить Accio к ее добыче — Гермиона проглядела столбец заголовков, пытаясь отыскать то, что так основательно его разозлило. Найти это не составило труда: в четвертой же статье сообщали о добавлении в список запрещенных ядов растения, обозначенного как смертельная разновидность копьелистного шлемника; растения, открытого и описанного профессором Северусом Снейпом, мастером зелий школы волшебства и колдовства Хогвартс и…

— Да они шутят! Не может этого быть! Невилл Лонгботтом? — закричала Гермиона, глазам своим не веря. — Это профессор Дамблдор придумал? Да?

И выражение лица Северуса Снейпа было таким кислым, что, казалось, одним взглядом он сможет замариновать по второму кругу любой образец на полках.

— Да, — проговорил он сквозь стиснутые зубы. — Директор посчитал, что это поможет молодому человеку повысить самооценку.

— Ох, ты же не всерьез? Невилл ботаник, а не зельевар.

— Мистер Лонгботтом нашел, в чем изъян снотворных капель, — признал Северус, хотя и несколько огорченно. — Это было бы только справедливо.

Гермиона удивилась тому, что он не подавился этими словами.

— Почему-то, — заметила она лукаво, — мне кажется, тут дело в другом — Министерство, верно, все еще думает, что ты меня намеренно отравил.

— Вроде как Министерство согласилось, что причина вашей смерти, мисс Грейнджер, несчастный случай, но директор считает, как он выразился, что тут есть своя выгода — включить Лонгботтома в список тех, кто открыл яд.

— Получается, что если Невилл не виновен, то не виновен и ты, тут все логично, — заключила Гермиона. — И хоть на самом-то деле это далеко от истины, я почти не сомневаюсь, что Министерству такая логика вполне подойдет.

— Если бы и было у меня желание отравить вас, мисс Грейнджер, то я бы мог сделать это после третьего курса, чего ради мне было дожидаться, пока вы почти окончите Хогвартс? — казалось, Северус излучает одновременно досаду и покорность, он отодвинул стул от стола и снова уселся. — И за все грехи придется смириться с тем, что труд мой навеки будет связан с кем-то вроде… Невилла Лонгботтома.

— Ну, — отметила Гермиона спокойным голосом, — может, ты заслужишь единоличное и безусловное признание за открытие того исцеляющего зелья.

Северус и ухом не повел, медленно собирая клочки пергамента в кучу.

— Чтобы бы это могло быть за зелье? — спросил он вежливо.

Но сбить Гермиону с толку было не так-то просто:

— То зелье в твоей личной лаборатории, над которым ты трясешься уже несколько недель. Я надеюсь, ты позволишь помочь тебе с этим теперь, когда так много свободного времени.

— Я не трясусь, — ответил он, вспылив. — Я исследую.

— Нет, ну что ты! И как продвигается исследование?

Северус кинул на нее непонятный взгляд из-под тяжелых век.

— Ох, да ладно тебе, профессор. Это же интересно, и котлы я давно почистила. Ник и Миртл решили затащить меня на финальный матч по поло, а я хочу избежать этого любой ценой. Ты можешь продолжать обращаться со мной, как со своим личным помощником в лаборатории, а я избавлюсь от просмотра нескольких чрезвычайно скучных матчей по поло.

— Все так плохо? — спросил он, вздернув бровь.

— Хуже квиддича.

— А что не так с квиддичем?

— Боже мой, — пробормотала Гермиона, слишком поздно вспомнив, что тот, кто мог судить матчи по квиддичу, более чем вероятно был поклонником этого вида спорта. — Должно быть это как-то связано с Y — хромосомой.

— Может быть. Только будь так любезна, не пытайся применить эту теорию к мадам Хутч. Ладно. Так получилось, что я готов начать предварительные испытания Слез феникса из Южной Америки. Если это зелье хоть вполовину такое, как утверждает некий рассеянный алхимик, оно может серьезно повлиять на исход войны.

От радости Гермиона во весь рот улыбнулась, а Северус принялся наводить порядок на столе — только бы не поддаться желанию улыбнуться в ответ.

Быстро летели дни, а Гермиона и Северус в промежутках между проверкой эссе и прочими однообразными дневными, а чаще ночными заботами обсуждали — имеют хоть какое-то значение эти путаные истории, придуманные неизвестным человеком пять столетий назад. И, не считая нескольких разногласий, вполне сносно ладили друг с другом.

Но несколько раз в месяц огнем пылала Темная метка и вырывала Северуса из привычного уюта подземелий во мрак, навстречу неизвестности. Малфой больше не подстрекал его к пьяным кутежам, и редко Северус возвращался с кровью на мантии. Тогда он наливал тщательно выверенную порцию бренди и раздумчиво цедил ее.

Обычно Гермиона не пыталась заговорить с ним и даже не показывалась на глаза, она ждала невидимая поблизости. Если Северус звал ее, Гермиона появлялась, и он говорил столько, сколько ему хотелось — иногда был многословен, иногда нет. Временами он так явно желал отвлечься, что Гермиона помогала ему — сама затевала один из бесконечных разговоров. Нужно было только молчаливое присутствие — она сидела тихо, не задавая вопросов.

Иногда, вслед за бренди, Северус выпивал зелье сна без сновидений, но не часто. Она знала, что он не любит зависеть от лекарств из-за того, что они вызывают привыкание, и из-за того, что наполняют тело слабостью, в которой он не любил признаваться даже себе. В такие вечера Гермиона сидела во внешних комнатах, тихо читала книги и настороженно прислушивалась — не снятся ли ему ночные кошмары.

Такая ночь повторилась сегодня. Мантию сослали в прачечную, и понадобилось три очищающих заклинания, чтобы убрать все пятна с одежды и рук. Северус не звал Гермиону, и перед тем как пойти в постель, миновав кабинет с сонным зельем, он долго-долго сидел у очага и смотрел на огонь.

Прошло несколько часов. Гермиона ждала. Она боролась с желанием взглянуть на него — Снейп дал ясно понять, как неприязненно он относится к привидениям-сиделкам, и по-прежнему называл ее няня Грейнджер, как только она пыталась беспокоиться о его здоровье. Она вслушивалась напряженно: если ему снилось что-то страшное, Северус разговаривал во сне. Тогда обычно достаточно было вовремя ударить кулаком по стене или бросить у дверей книгу — этот, так чутко спящий человек, вздрагивал, почти просыпаясь, и ночной кошмар обрывался. И никакого вмешательства в личную жизнь.

В конце концов то, чего она ждала, случилось — послышалось неразборчивое бормотание, и Гермиона дотянулась до своей любимой книги, которая как нельзя лучше подходила для этих целей — невероятно длинное и запутанное повествование о политике волшебников во времена гоблинских войн. Профессор Биннс черпал из нее почти все свои сведения. Это был подарок мастеру зелий от одного благодарного родителя, чей отпрыск-слизеринец все-таки сдал ТРИТОНы на уровне, необходимом для того, чтобы после окончания Хогвартса стать министерским холуем. Северус обычно подпирал фолиантом дверь.

И книга вполне удовлетворительно грохнула, когда упала на пол, но только это не подействовало. После третьей попытки Гермиона начала беспокоиться.

Неуверенно, медленно она проникла сквозь дверь в спальную; с того дня, как Гермиона была здесь в последний раз, прошло несколько месяцев, но тут почти ничего не изменилось. Повсюду более-менее аккуратными стопками лежали бумаги и книги. Мантия, которая была на Снейпе до того, как его призвали, чернела комком на полу и выглядела так, будто ее пинком убрали с дороги. Шкаф, где Гермиона нашла маску Пожирателя, был бережно закрыт и заперт.

Снейп, раскинувшись на кровати, снова простонал, мучительно, будто страдал от боли, но так тихо, словно боялся быть услышанным. Гермиона позвала его по имени. Он не ответил. Тогда она, встревоженная донельзя, подлетела ближе.

Северус выглядел удивительно уязвимым, беззащитным, здесь, на кровати; его длинные волосы спутались и черными прядями раскинулись по подушке. Тонкая, немного морщинистая кожа над горлом не смягчала острые линии его челюсти, очертания адамова яблока; узлами натянулись на шее мускулы. Кадык судорожно двигался, будто сдерживаемые слова изо всех сил пытались вырваться наружу.

Гермиона наклонилась к нему, тщетно стараясь понять, что он шепчет. На мгновение ей пришло в голову, что она склонилась над Северусом, как возлюбленная склоняется над любимым, чтобы подарить поцелуй, но тут же выбросила эту мысль из головы. Она здесь для того, чтобы помочь, а не для того, чтобы поставить одного из них в положение, которое для любого оказалось бы неудобным, даже если бы они не были на противоположных концах спектра жизни. Что ей и правда нужно, так это найти способ развеять ночной кошмар, и только одна идея пришла ей в голову — вторгнуться в его разум, как это случилось тогда.

Северус, по всей видимости, не помнил, что Гермиона была в его сне той ночью, но это вовсе не значило, что он не вспомнит и следующие вторжения. Но кроме страха перед неизбежной яростной вспышкой — она могла легко это представить — если Северус вспомнит свои сны и роль Гермионы в них, идея проникновения в спящий разум претила ей и по другим причинам. Гарри объяснил совершенно ясно, как жутко себя чувствуешь, когда кто-то вторгается в твой разум, да и лекции по магической этике очень резко отзывались об использовании легиллименции. Путешествие в чужой разум было совершенно запрещено, за исключением особых случаев.

«Но это допускалось, — подумала Гермиона, — когда жизни человека или его здоровью что-то угрожало». Жизнь Северуса Снейпа была вне опасности, но только совсем бесчувственный человек или тот, кто отрицает очевидное, мог подумать, что этот ночной кошмар не угрожает его здоровью. И, измученная этими этическими противоречиями, Гермиона, набравшись решимости, наклонилась, и ее лоб коснулся лба Северуса.

Она открыла глаза в реальности его сна и была ошеломлена увиденным: пустынный, унылый ландшафт открылся перед ней — на мили, повсюду. Высохшая, бесплодная земля. Здесь раньше как будто была береговая линия, но сейчас земля растрескалась мозаикой, похожей на грязную черепицу; и тут, и там виднелись маленькие пыльные смерчи и высохшие скелетики кустарника. Над головой лихорадочно мерцали звезды, но они не могли соперничать с полной луной, тусклый и мрачный свет которой лился на дальние холмы.

Густой, низкий вой раздался над равниной, и от страха у Гермионы волосы встали дыбом. И только она бросила взгляд на горизонт в попытке отыскать источник звука, как разглядела вдалеке фигуру человека, который бежал к ней. Бег, пожалуй, был слишком оптимистичным словом — человек шатался, с трудом держась на ногах, и, казалось, невыносимо страдал от боли.

Она двинулась к нему и потеряла дар речи, когда, несмотря на покрывающий его слой грязи и крови, узнала Северуса Снейпа, такого, каким он был во сне. Он плотно прижимал к телу искалеченную левую руку, белый рукав был разорван и испачкан кровью.

— Ты должна бежать, — сказал он настойчиво, почти набросившись на нее, будто хотел увлечь Гермиону за собой. — Он тебя достанет. Он убьет нас обоих.

Его лицо было искажено страхом и отчаянием, а глаза были такими уставшими, что казались мертвыми. Изнеможение и боль сквозили в каждом его движении.

— Что? — ошеломленно выкрикнула она. — Кто?

Северус резко остановился, покачнувшись, крутнулся и выбросил руку, показывая на холмы за спиной. И тут же там — над дальним холмом, появилось что-то огромное, несоразмерное. Он лаял громко и низко, тот пускающий слюну оборотень, огромный — больше гиппогрифа, и с пугающей скоростью, скачками двигался к ним.

— Беги! — крикнул Северус отчаянно, схватив ее за руку, срываясь в торопливый, спотыкающийся бег.

Она оступилась и чуть не упала, потрясенная физическим контактом, и только его крепкая хватка удержала Гермиону от падения. Северус так впился пальцами в ее запястье, что скрежетнули кости.

— Давай же! — подстегивал он.

— Подожди! — закричала Гермиона, борясь с его паникой, которая казалась заразной. — Это просто сон. Твой сон.

Северус остановился и сбитый с толку пристально посмотрел на нее и тут же бросил тревожный взгляд на оборотня. И видно было, что он колеблется — он хотел бежать и не хотел оставлять ее на растерзание чудовищу.

Полагаясь на свой опыт и отчаянно надеясь, что не ошибается, Гермиона вытянула руку ладонью вверх.

— Возьми это, — приказала она.

Длинный, серебряный свисток появился в ладони. Северус несколько мгновений смотрел на него, потом с неохотой отпустил ее запястье и потянулся за свистком. Он вдохнул поглубже, взял свисток из ее пальцев, поднес к губам и дунул.

Он был почти за гранью ее слуха — высокий, пронзительный звук собачьего свистка, больно резанувший барабанную перепонку и скользнувший к затылку. И, не добежав пару сотен ярдов, оборотень взвыл от боли и растерял всю координацию движений.

Потряхивая головой, зверь свернул со следа Снейпа, потом отыскал его снова и с размашистой рыси перешел на неровный, сбивчивый шаг. Он жалко взвизгнул, когда Северус вновь засвистел, и пока раздавался этот высокий и пронзительный свист, существо петляло по тропе кругами и наконец остановилось совсем. Под безжалостным высокочастотным натиском оборотень свернулся в дрожащий клубок на расстоянии броска камня.

Когда свисток выпал из бессильных пальцев Северуса, Гермиона подошла к нему и тронула неповрежденную правую руку.

— Смотри же, — прошептала она, вспомнив его любовь к рассветам. — Поднимается солнце.

И как только Северус повернулся и посмотрел, ее желание изменило его реальность. Яркое золотое солнце поднималось над рваной линией горизонта, и небо расцветилось восхитительными красными и фиолетовыми полосами. Оборотень замерцал и превратился в худого юношу с каштановыми волосами, который лежал обнаженный ничком, уткнувшись лицом в грязь.

Опустошенный, Северус упал на колени, и в слабом свете восходящего солнца так явственно было видно, как изнурен он, как устал.

— Отдохни, — сказала Гермиона, опускаясь на колени рядом с ним.

Безотчетно она коснулась его покалеченной руки, притянула ближе.

— Твоя рука в порядке, — сказала она, закатывая разорванный рукав. — Видишь? Он тебя не тронул.

Кожа под ее пальцами была неповрежденной.

Нахмурившись, Северус смотрел на свою обнаженную руку — только темные, тонкие волоски были на тыльной стороне предплечья. Не веря своим глазам, он прикоснулся к коже и развернул запястье, чтобы осмотреть ладонную сторону. Как чернила, разлитые на пергаменте, черным расплылась на коже Темная метка.

Он смотрел в отчаянии на метку, которая начала дымиться, будто только что выжженное клеймо. Северус вонзил в нее пальцы, как если бы мог содрать метку с кожи, но только поранил предплечье, оно начало кровоточить.

— Там ничего нет, — сказала ему решительно Гермиона, с силой схватив за запястья. — Ничего, — повторила она. — Посмотри на меня! Этот мир будет таким, каким ты его сделаешь, Северус. Ничего там нет. Ничего.

Черные, полные тревоги глаза встретились с глазами Гермионы — отчаянными, умоляющими ее глазами — и она вложила в свой взгляд всю веру, всю убежденность, которую смогла найти. Когда Северус снова посмотрел на предплечье, метка посветлела, стала едва заметной и почти тут же исчезла, быстрее, чем исчезает пыль у домового эльфа.

— Ничего, — повторил он ошеломленно.

Он закрыл глаза и, как слепой, потянулся к Гермионе, обхватил ее шею своими большими ладонями, коснулся лбом лба.

— Спасибо, — прошептал он тихо, как будто вся сила покинула его совершенно.

И только она помогла ему улечься на иссохшую, потрескавшуюся землю, как та начала рябить и превратилась в подозрительно знакомый старый коврик, который тут же пропал. Так же быстро померк и растворился весь фантастический ландшафт, и вновь Гермиона парит над кроватью Снейпа, прислушиваясь к тихому шелесту его дыхания. Он скользнул в глубокий сон без сновидений.

Гермиона не знала, сколько времени она так стояла и смотрела на него, но Северус не шелохнулся. Черная прядь волос лежала на щеке, и она почти поддалась искушению осторожно сдвинуть ее, но тут же разбранила себя за столь глупое желание.

Пришло лето, ученики уехали, и Северус разрешил Гермионе заниматься только исследованием загадочного зелья. У него была целая кипа заметок — все, что показалось ему важным в древнем манускрипте, и первым заданием Гермионы было прочитать записи от корки до корки. Кроме этого, она готовила ингредиенты для предварительных испытаний по строгим стандартам Северуса, но большую часть времени они проводили за переводом, изучая его строчка за строчкой, обсуждая значение наиболее загадочных отрывков.

Одно испытание, второе, но ничего и близко похожего на конечный продукт, описанный в манускрипте, не получалось. Название зелья Северус перевел как кубок радуги или флакон с перьями Кейкуотля. И именно предположение, что мистическая птица ацтеков на самом деле какая-то разновидность феникса, стало причиной того, что Северус с самого начала счел это рецептом исцеляющего зелья, хотя в действительности настоящих слез феникса там не было.

Когда эксперименты стали приносить не то чтобы обнадеживающие, но хоть что-то обещающие результаты, Северус решил испытать зелье, но не собирался проводить опыты на живых существах. Потому он поговорил с Поппи, и через несколько дней она пришла в подземелья со свертком, плотно обмотанным тканью.

— И ничего не спрашивай, — приказала она резко.

Когда Снейп развернул сверток, там обнаружилась овальная доска размером с небольшое блюдо, обтянутая с одной стороны кожей. С другой было полустертое клеймо: «Собственность св. Мунго, госпиталя магических болезней и недугов».

— Что это? — спросила с любопытством Гермиона, парящая где-то у его локтя.

— Это шкура науги, натянутая на сердцевину дуба, — лаконично ответил Северус.

Он положил доску на рабочий стол кожей вверх и взял один из маленьких изящных ножичков, которыми нарезал ингредиенты. Быстрым уверенным движением он взрезал шкуру от края до края. Сухая кожа треснула, показалась кровь, зияющие края напоминали настоящую рану.

— Ой, — сочувственно вздрогнула Гермиона, хотя прошло так много времени с тех пор, как сама она испытывала хоть какую-то физическую боль. — Но все же, думаю, это лучше, чем мучить крыс.

— Хмм… Я не возражаю против того, чтобы скормить животным сонное зелье, которое не причиняет боль, но я не желаю наносить им раны, а потом заниматься исцелением маленьких мерзавцев.

— Ага, а еще они кусаются, — практично заметила Гермиона.

— Не без этого. А теперь давай посмотрим, как пройдет наше первое испытание.

Когда они нанесли целебный бальзам, такой красивый — цветной и яркий, ожидаемого чудесного заживления не случилось, и Северусу пришлось наложить исцеляющие чары. Испытание следующей партии закончилось с тем же успехом, и еще одной, и еще, но мастера зелий было не остановить.

— Искусство зельеварения — это череда проб и ошибок, мисс Грейнджер. Знание предмета это одно, но главное требование — терпение, сосредоточенность, неослабевающее внимание к деталям. Недели и даже месяцы могут пройти до того, как мы добьемся успеха.

Хотя Северус по природе был совой, Гермиона старалась не забывать о том, что он человек и возможности его ограничены, и напоминала Снейпу, когда он должен спать, а не тратить время на эксперименты. Обычно он не обращал на Гермиону внимания, работал почти до рассвета, пока не мог уже бороться с усталостью. Она знала, что когда Северус отправляется в постель вымотанным, то спит крепче, но порой он прислушивался и к ее просьбам. Называл Гермиону няней, просил не волноваться, собирал бумаги и справочники, а она наводила порядок в лаборатории, пока он отдыхал.

Это вскоре стало привычным, и лишь иногда устоявшийся распорядок нарушали вызовы к Волдеморту. Так было весь июнь и июль, и почти весь август до последней недели. К тому времени Гермиона уже кипела от разочарования — они ни на шаг не продвинулись вперед, но Северус Снейп был холоден, как лед, в своей сосредоточенности над загадкой, что поглощала все внимание. Он стал еще требовательнее и лишь иногда мог вспылить.

Последняя партия ничем не отличалась от первой, хотя кипа заметок по рецепту стала вдвое толще, чем в начале работы, а неудачные образцы в бутылках занимали почти три полки в ближайшем шкафу.

— Я не верю, что кто-то со столь небрежным мышлением, как этот приятель, был способен создать зелье, требующее такой строгой методики, — воскликнула Гермиона, когда еще одна попытка не увенчалась успехом.

— Нет доказательств, что в этом тексте, кроме нагромождения бессвязного вранья и хвастовства, вообще есть что-то полезное, — колко отметил Северус, он был так зол, что растерял привычное самообладание. — Судя по всему, что мы видели, этот эликсир такой же целебный, как слюна тролля.

Несколькими взмахами палочки он опустошил котел и убрал весь мусор и остатки ингредиентов. Гермиона воздержалась от замечания — Северус не отлил образец зелья в бутылочку, которая заняла бы место рядом с остальными.

Вместо этого она зависла над манускриптом, надежно закрепленным между двумя стеклами на тяжелой подставке.

— И никто столь небрежный не стал бы брать на себя труд зашифровывать вот это, если тут нечего прятать, — добавила Гермиона, уставившись на манускрипт так, будто могла извлечь его тайну на поверхность одним своим взглядом.

Северус подошел и замер позади Гермионы, также внимательно рассматривая пергамент.

— Вынужден согласиться с этим, но мы топчемся на месте, мы впустую тратим время. Без дополнительной информации мы в тупике.

— Профессор Флитвик заверил меня, что тут, в тексте, спрятано по меньшей мере одно заклинание, но он не успел определить его — уехал на каникулы. В те времена мало кто из волшебников умел читать и писать; и они были чрезвычайно бдительны, когда приходило время выбирать себе преемников и передавать знания.

И так, будто он на что-то решился, Северус бережно поднял стекло и перенес манускрипт на ближайший стол. Отстегнув скобки, удерживающие стекла вместе, он снял верхнее и отложил его в сторону.

— В те времена в Европе еще с превеликим удовольствием сжигали ведьм, — добавил он, — и потому думаю, что среди образованных людей стандартных заклинаний, имевших хождение, было не так уж много.

— Ты спросил об этом профессора Биннса?

Северуса передернуло:

— Да, спросил.

Гермиона прикусила губу, чтобы не рассмеяться — она представила, как страдал Северус, когда слушал нудные и многоречивые пояснения Биннса. Неважно, как краток будет вопрос, этот призрак был печально известен именно тем, что выдавал гору ненужной информации на вопрос, требующий ответа «да» или «нет».

Серая палочка очертила края пергамента, будто замеряя их, и Северус только-только приоткрыл рот, собираясь произнести заклинание…

— Стой! — вдруг крикнула Гермиона.

— Никогда не лезь мне под руку! — обрушился на Гермиону Снейп, чуть не выронив палочку.

— Я просто подумала кое о чем, — быстро объяснила она, пытаясь успокоить разгневанного Снейпа. — Если ты так старался что-то спрятать, неужели ты не поставишь ловушку на случай самых незатейливых попыток раскрыть твою тайну?

Черные глаза сверлили серебряные, но она бы сказала, что Северус задумался.

— Шифровальное заклинание, — выпалил он быстро, будто пытаясь опередить Гермиону. — Давай сюда перевод, — приказал он, потянувшись за пером и чернильницей.

Гермиона не медля принесла толстую кипу заметок и раскрыла их на том ключе к коду, который Северус кропотливо разрабатывал. Он зашифровывал заклинание, что-то бормоча себе под нос, закончил, пробежал написанное глазами, а потом произнес новое заклятье.

Как рябь на воде, разлилось волнами по пергаменту сияние, выхватив из полумрака жесткие черты его лица. Несколько секунд — и свет погас. Гермиона и Северус в попытке увидеть, что изменилось, чуть не набросились на древний манускрипт, а он лежал там, на стекле, точно такой же, как и вчера, как и пару месяцев назад.

— Ну… — объявила Гермиона, пытаясь найти слова, чтобы выразить свое раздражение. — Изрядно продуктивно.

— Может и так, а может, нет, — сказал Северус, внимательно просматривая текст. — Любая реакция на этом этапе прогресс. Поскольку мы знаем, что для заметных изменений требуется время.

— Время у меня есть, — заметила Гермиона саркастично. — Терпение — совсем другое дело.

— Научишься, — ответил он, закрывая чернильницу, смирившись с тем, что и сегодня ночью они ничего не добились.

Северус вернул стекло на место и застегнул скобы, а Гермиона, собираясь отнести пергамент на подставку, подняла манускрипт со стола. Северус потянулся было за ним, но опустил руку.

— Я не уроню его, — заверила Северуса Гермиона. — Думаешь, в этом мире кроме тебя больше никому нельзя довериться? — спросила она презрительно, направляясь к столу.

Снейп пристально, как ястреб, смотрел на Гермиону, несущую манускрипт, чтобы непременно увериться — тот доберется до подставки в целости и сохранности.

— Я понимаю это, — признал Северус, не отвечая прямо на ее вопрос. — Я, скорее всего, сделал бы то же самое, даже если бы ты была материальна.

Он следил, не спуская глаз, за тем, как она пролетела перед стойкой с котлами; рассматривал призрачное тело, высвеченное мерцающим пламенем очага.

То обстоятельство, что Гермиона была женщиной, редко приходило на ум Северусу, а когда это все-таки случалось, то обычно больше было связано с ее личностью, а не с ее внешностью. «Будь она действительно живой, — размышлял Снейп, — я бы увидел сейчас сквозь мантию очертания ее тела». Но, однако, Гермиона была привидением, и свет проходил сквозь нее так же, как и сквозь стекло в ее руках.

— Давай еще раз, — приказал он вдруг.

— Что?

— Пройди. Вот тут, — он показал пальцем место у стойки с котлами.

Озадаченная Гермиона выполнила его требование — поплыла обратно, пока не оказалась между ним и рабочим столом. И очарованный тем, что ему открылось, Северус подошел к Гермионе и забрал стеклянную панель из ее рук. Он поднял манускрипт на уровень глаз и посмотрел сквозь него на огонь. Ровное, яркое пламя освещало пергамент так же, как и у Гермионы несколькими мгновениями ранее.

— Видишь это?

Гермиона тут же оказалась рядом. И в сиянии пламени, что осветило пергамент, вырисовался полукруг с расходящимися от него мерцающими лучами.

— Вижу, но не знаю, что это такое. Похоже на заходящее солнце.

— Аврора, — выдохнул он. — Римская богиня утренней зари, и это же слово родственно с aurum, что означает золото.

— Золото? — повторила Гермиона. — Тогда почему не использовать алхимический символ — круг с точкой внутри, верно?

— Да, он широко использовался в средние века. Теперь это считается устаревшим, но тогда алхимия и зельеварение не были отдельными дисциплинами. Во времена нашего неизвестного изобретателя, все, вплоть до его магловской кузины, понимали, что круг и точка означают золото. Нет, он хотел скрыть это от случайного человека.

— Думаю, это может объяснить и то, почему он оказался в Южной Америке. И что сейчас? Нам нужно добавить сюда золото?

— Необязательно, — сказал Снейп задумчиво и вдруг сунул ей манускрипт. — Начни снова, но ингредиентов подготовь вполовину меньше, — приказал он, покидая комнату.

Неожиданно оставшись одна, Гермиона отсалютовала пустому дверному проему, вернула пергамент на подставку и занялась делом.

К тому времени, как Северус вернулся, ингредиенты были готовы, а на столе царил порядок. Снейп принес котел, который был меньше, чем четырехпинтовая кружка Хагрида в «Трех метлах». Ноги его неловко подгибались.

— Эта штука из чистого золота? — спросила Гермиона.

— Куда уж чище, — проворчал Северус.

Он чуть пошатнулся, когда поднял и поставил котел на рабочий стол. И глухой стук эхом отразился от каменных стен.

— Тебе повезло, что ты не надорвался. А как насчет Leviosa? Но, как бы то ни было — где ты его достал?

— Он невосприимчив к заклинаниям, — объяснил Северус и склонился над столом, схватившись рукой за поясницу. — И я принес его из запасников директора. Наш школьный бюджет такой инвентарь не потянет, но Дамблдор почти семьдесят лет был алхимиком, пока не оставил это занятие ради сомнительного удовольствия преподавания. И как директор, и как алхимик он собирает самые странные артефакты и вещи.

— Например?

Северус посмотрел на нее так, будто хотел, чтобы она наконец замолчала, но все же ответил:

— Зеркала, философские камни и золотые котлы, но это лишь малая часть того, что он собрал про запас, мисс Грейнджер.

Порывшись в кармане мантии, Северус выудил набор золотых инструментов. Из другого кармана достал маленькую ступку и пестик. Тяжелые золотые пластины покрывали головку пестика и ручку, только верхняя треть ручки была из полупрозрачного зеленого камня; внутренняя поверхность ступки тоже оказалась выполнена золотом.

Через час в маленьком котле переливалась жидкость — небольшая порция наиболее многообещающего зелья. Шкура науги снова была разрезана, а яркий бальзам щедро нанесен на рану.

Потянулось томительное ожидание. Гермиона затаила дыхание, хотя ей дышать, в сущности, и не требовалось. А Северус был напряжен, как струна, и расслабился лишь тогда, когда края раны начали медленно срастаться; разрез становился все меньше и меньше.

— В следующий раз, когда задумаешь принести эту вещь, положи котел на какую-нибудь подставку и попробуй-ка все-таки Leviosa, — рассеянно посоветовала Гермиона, не отрывая глаз от заживающей шкуры.

— Очень вовремя, няня Грейнджер, — язвительно произнес Северус, тут же разозлившись, что сам не додумался до этого прежде, чем чуть не надорвался, пока пять пролетов тащил котел вниз.

— Не кажется мне, что это можно назвать успехом, — заметил он. — Многообещающе, да только мазей, которые исцеляют раны вроде нашей, не перечесть.

— Оно, конечно, не поможет тому, у кого только что вырезали сердце, — рассуждала Гермиона. — Говоря за себя, я бы не позволила кому-то обескровить меня на алтаре, пусть даже точно знала бы, что уже на другой день буду в полном порядке, но, кажется, для религиозных обрядов такая штука подойдет.

Рана почти закрылась, и на месте разреза был теперь плотный рубчик исцеленной ткани.

— А в манускрипте точно говорится, будто это исцеляющая мазь? — спросила Гермиона. — Кажется, там пару раз упоминалось, что зелье можно принимать и внутрь.

— Хмм, — задумчиво протянул Северус. — Может быть и так. Мы не узнаем наверняка, пока не попробуем.

Он бросил косой взгляд на Гермиону, ожидая ответа, но она уставилась в пространство, глаза ее затуманились.

— Гермиона? — позвал он встревожено.

Услышав, как зовут ее по имени, Гермиона очнулась от задумчивости:

— Извини, профессор, но мне кажется, поднимается солнце. А я потихоньку исчезаю.

Для привидений описание это было буквальным — Северус видел, как ее тело, казалось, теряло четкость.

— Я спросил на тот случай, если ты не в курсе — у нас полно работы. Хотя, если ты предпочитаешь смотреть свой рассвет — вперед, уверен, что я и без тебя справлюсь.

Гермиона кинула на него сердитый взгляд, который обычно приберегала для Гарри Поттера и Рона Уизли.

— Конечно, я хочу работать с тобой, — проговорила она. — Просто я устала, да и ты тоже, если стал так резок со мной.

— Ладно. Ты права, конечно. Мы всю ночь проработали, но, по крайней мере, время не пропало даром. Договорились, давай оставим это до завтра.

С помощью палочки Северус очистил стол, а потом ему пришлось перенести котел через всю комнату к шкафу, который закрывался на ключ. Даже в своей личной лаборатории он по привычке запирал все сколько-то ценное или опасное. Гермиона принесла пестик и ступку, положила рядом с котлом.

— Хочешь посмотреть восход солнца? — зевая, спросила Гермиона, пока Северус накладывал охранные заклинания на шкаф с ценным содержимым. — На самом верху лестничного колодца есть чудесное место, я там много времени провела.

Северус странно посмотрел на нее, и Гермиона тут же испугалась — вдруг он вспомнил, что в том сне, с оборотнем, была она. И следующие его слова, пусть и сказанные язвительным тоном, принесли Гермионе облегчение.

— Ты хочешь сказать, что я должен вскарабкаться на шестнадцать лестничных пролетов для того, чтобы просто понаблюдать за восходом солнца? — спросил он. — Я иду спать и собираюсь насладиться последними неделями лета, пока не вернулись маленькие бандиты. Если желаешь помочь — посчитай, сколько чего нужно будет закупить. Минерва наконец дала мне список первогодков.

— Я буду здесь, — пообещала Гермиона, отчаянно зевая и прикрываясь ладошкой.

Северус коротко кивнул, прощаясь, но она уже исчезла, едва заметно махнув рукой. Мгновение он созерцал пустое место, потом мотнул головой и отправился спать.

Как и в любой другой год, в последнюю неделю августа в Хогвартсе царила суета. Школа и окрестности готовились к неотвратимому нашествию учеников. Со всех концов и всеми возможными способами прибывали посылки и грузы на кухню и в классы — все должно быть наготове. В одно подземелье от разных аптечных домов пришли сразу три ящика, один другого больше. И во всей этой суете никто не заметил, как однажды днем, сразу после полудня, в окрестностях замка появился Ремус Люпин.

Артур Уизли подгадал как раз к чаепитию и принес обычное послание от Министерства, где выражены были официальные протесты по поводу назначения директором преподавателя по защите от темных искусств. С Уизли пришел и Кингсли Шеклбот — в целях безопасности большинство представителей Министерства сопровождали авроры. Они были любезно приглашены на обед и милостиво согласились остаться.

Нимфадора Тонкс аппарировала на окраину Хогсмида, обогнула опушкой Запретный лес и добралась до хижины Хагрида. Здесь Тонкс и лесничий выпили чашечку чая с лепешками, которыми гвозди можно было забивать, а потом Нимфадора прошла между теплицами к черному входу.

Гермиона заметила Аластора Хмури, когда он ковылял по коридору шестого этажа к Выручай-Комнате. Его знаменитый вращающийся глаз цепко осматривал все вокруг, но Хмури виду не подал, что заметил присутствие Гермионы, незримо парившей у дверного проема, ведущего к главной лестнице. И, храня молчание, невидимая Гермиона просто кивнула бывшему аврору и осталась на своем посту, продолжая внимательно наблюдать за всем необычным, что происходило вокруг, пока собирался Орден феникса.

Несмотря на бдительность, она чуть не упустила странное мерцание тени на полу там, где не должно было быть теней. Сначала Гермиона подумала, что это просто обманный свет, отбрасываемый факелами, которые загорались с заходом солнца, но тень, неритмично колеблясь, украдкой, неуклонно продвигалась по полу к Выручай-Комнате.

— Кто здесь? — требовательно окликнула Гермиона, подлетев к тени; слова эти, вылетев из ее рта, прозвучали нелепо.

Однако реакция была удивительной — приглушенное восклицание и заклинание, сорвавшееся почти без промедления с губ невидимого существа. Заклинание прошло сквозь Гермиону, не причинив вреда, и вырвало из каменной стены напротив кусок размером с кулак.

И резким рывком из ничего появилось запястье и кисть, держащая темную палочку. Последняя быстро металась туда-сюда, будто разыскивала противника; одинокая рука в воздухе смотрелась, конечно, странно, но еще — она была странно знакомой. Маленький шрам в виде молнии мелькнул на заднем плане.

— Гарри? — в сомнении окликнула Гермиона. И тут же стала видимой, надеясь, что не ошиблась.

Рука застыла, затем поднялась и сняла капюшон мантии-невидимки, под которым обнаружились взъерошенные черные волосы, ярко-зеленые глаза и знаменитый шрам.

— Гермиона? — с сомнением спросил Гарри. — Это и вправду ты?

— Ох, Гарри! — Гермиона знала, что улыбается, как сумасшедшая, но ей плевать было на это. — Я так рада тебя видеть!

Гарри тоже расплылся в широкой улыбке. Голова его будто висела в воздухе вместе с рукой, но Гермиону это едва ли смущало. После того как Всадник без головы пытался флиртовать с ней перед матчем — зажав под мышкой голову, разливающуюся в напыщенных комплиментах — разговаривать с головой, парящей в воздухе — тут не было ничего необыкновенного.

— И я рад тебя видеть, — ответил Гарри. — Ты изменилась, я едва тебя узнал.

— Правда? — спросила удивленная Гермиона. Ей казалось, что выглядела она так, как всегда себя представляла, только была она без школьной формы. — Как ты?

— В порядке. Прости, что не писал в последнее время — я был очень занят, правда.

— Знаю, я видела статьи в «Пророке». — И Гермиона улыбнулась, когда Гарри скорчил усталую гримасу — она знала, что он отреагирует именно так.

— Ты не поверишь, если я расскажу, сколько раз школа авроров требовала, чтобы журналисты «Пророка» перестали повсюду преследовать меня. Но, видно, без министерского приказа они не успокоятся.

— Хорошо, что их здесь нет, — сказала Гермиона со смешком, поглядывая на дыру в стене напротив. — Представь, что бы они про это напридумывали.

— Извини, — смутился Гарри. — Я тебя не поранил?

— Нет, конечно, нет, ты же знаешь, что большинство заклинаний не действует на привидений.

— Точно, мы читали об этом в тот раз. Ты нашла ответы на все свои вопросы?

— Не сказала бы, что на все. Мне сейчас нужно разобраться с одной загадкой, но у меня правда есть пара теорий, которые я хотела бы как-нибудь обсудить.

Гарри поежился:

— Ты знаешь, я никогда не был силен в теории. Если ты хочешь поговорить об этом, тебе лучше обратиться к Хмури. Он всегда треплется о чем-то вроде фаз луны и тому подобном. По-моему, в основном это все пустая болтовня, но он стреляный старый воробей.

— А ты опаздываешь, щегол, да еще и нахал к тому же, — раздался грубый голос из коридора. — Поторопись — все заждались.

— Иду! — крикнул Гарри аврору, и Хмури скрылся в Выручай-Комнате.

Гарри оглядел коридор, сорвал с себя мантию-невидимку и свернул ее, оставшись в форме аврора. На воротнике был значок с изображением двух скрещенных палочек, показывающий звание. Гарри быстро поднимался по карьерной лестнице. Несмотря на склонность к умалению собственного достоинства, Гарри Поттер был хорошим аврором; его уважали те, кто и кната не дал бы за его известность, те, кто ценил его только за то, как он управляется с палочкой.

— А ты пойдешь? Пойдешь же? — позвал он через плечо, когда двинулся к Выручай-Комнате, а Гермиона осталась на месте.

— Я не член Ордена, — сказала она, гордясь тем, что в голосе ее не слышно сожаления. Того сожаления, которое ощутила Гермиона, когда ее исключили.

— Но ты была бы одной из нас, потому я приглашаю тебя сегодня, — возразил Гарри.

Уверенность в голосе была совсем не свойственна тому сдержанному и скромному мальчишке, которого она знала раньше.

— Кроме того, ты всегда придумывала, как воплотить в жизнь бредовые идеи, приходящие в голову мне и Рону. Я удивляюсь, как я вообще без тебя справился!

Никто из членов Ордена не протестовал, когда Гермиона вошла вслед за Гарри в Выручай-Комнату. Он тихо произнес заклинание, активирующее сложную охранную систему, уселся в последнее свободное кресло и, похлопав по высокой спинке, показал Гермионе, где ей устроиться. Она, невесомая, уселась на спинку стула и обратила внимание на встречу Ордена феникса.

Почти весь вечер они обсуждали слухи, разговаривали о нападениях Пожирателей смерти и придумывали контрмеры. Потом вспомнили тех, кто пропал недавно — может, эти люди просто спасались от преследования Пожирателей, может, и сами были из их числа, а может, уже стали жертвами приспешников Волдеморта.

В конце концов заговорили и о самом Волдеморте, обсудили те крохи информации, которые удалось добыть Снейпу во время своей шпионской деятельности. Почти никаких проверенных сведений — только запутанное множество слухов да сплетни, что ходили меж Пожирателей. Но отдельных замечаний и намеков хватило для отрывочного представления о настроении Темного лорда и его замыслах.

— Ему больше, кажется, не нужно есть, — сказал Северус, и это обстоятельство Гермиона сочла любопытным, хотя и несколько тревожащим. — Все, что ему требуется — это кровь, и так много ее проливается сейчас. Наказания и пытки стали куда более кровавыми.

— Он поглощает ее? — спросила Гермиона.

Печально известная ухмылка Снейпа была не совсем привычной, но вполне узнаваемой:

— Он не пьет ее, если это то, о чем вы изволили спросить.

— Нет, но вы сказали, что он стоит рядом с жертвой — кажется, он наслаждается этим, почти питается страданием. Мне пришло в голову кое-что, о чем я читала — о призраках и духах, которые питаются негативной энергией боли и отчаяния.

— Как дементоры делают? — уточнил Артур Уизли.

— Точно!

— Так ты думаешь, что Сами-Знаете-Кто превратился в дементора? — спросила Тонкс.

— Вроде того, не точно, конечно, но близко к этому. Кто-нибудь знаком с понятием полярности? — спросила Гермиона.

Северус задумчиво нахмурился.

— Я знаком с теорией, но это понятие не используется в волшебном мире, — признался он.

— Я уверена, что дементоры находятся на противоположном полюсе магической полярности, — заявила Гермиона. — И я думаю, Волдеморт тоже где-то там — рядом с дементорами.

— И что вы знаете о магической полярности, мисс Грейнджер? — спросил директор несколько холодно.

Удивленная странной враждебностью, которая внезапно сосредоточилась на ней, Гермиона собралась с силами и продолжила.

— Эта мысль пришла мне на ум, когда профессор Снейп болел, — ответила она. — У меня есть теория, что магия имеет полярность, как магнетизм или электричество.

Дамблдор кивнул в бороду.

— Продолжайте, — сказал он.

— Тогда точно как магнит имеет два полюса, и точно так, как электроны движутся по проводнику от плюса к минусу, так и магия, возможно, имеет положительный и отрицательный заряд.

— И на чем основывается ваша теория?

— Температура или то, что я воспринимаю как жар. Настоящий огонь по ощущению не отличается для меня ни от камня, ни от дерева. Структурно и огонь, и камень, и дерево несходны, но температурной разницы никакой. Однако люди и магические предметы — они неприятны. Мальчишка, магл, которого я преследовала, уже будучи привидением, он был просто неприятно теплым, но настоящие волшебники — много хуже. В тот раз, когда я прикоснулась к палочке профессора Снейпа, она была совершенно как горячая лава.

И заинтригованный Северус, как охотничья собака, почувствовавшая запах добычи, шумно вдохнул воздух через свой примечательный нос.

— А другие призраки? Как они ощущаются?

— Холод, как ни странно. Приятный холод, почти успокаивающий. Барон может быть особенно утешительным, если не берется кричать на нас.

Задумчиво ощупав левое предплечье, Снейп хмыкнул:

— Темная метка… когда горит, она выглядит, как клеймо, но на деле совершенно холодная.

— Правда? Холодная? Такая же холодная, как привидение?

Снейп кивнул, и они пристально посмотрели друг на друга. И казалось, они думают об одном и том же и приходят к одинаковому заключению.

Кингсли Шеклбот посмотрел на часы, стрелки указывали на «Ужасно поздно».

— Все это очень любопытно, но какой в этом смысл?

— А смысл, Шеклбот, в том, что мы, возможно, на верном пути к решению всех наших проблем.

Гермиона соскочила со спинки кресла:

— Вы знаете, что большинство заклинаний не действуют на привидений. А те, которые все-таки работают, очень отличаются от обычных и почти не влияют на человека — магла ли или же волшебника.

Гарри в задумчивости сощурился, но Шеклбот и другие, казалось, ничего не понимали. Гермиона, в надежде все объяснить, метнулась в центр комнаты и подняла руку, прося внимания:

— Что если… что если температура, которую чувствую я, которую ощущают люди, касаясь привидений, это не тепло и не холод, как мы их знаем, но полярность магии? Палочка волшебника так близка по свойствам к чистой магии, как это возможно — в сердцевине чары и заклинания, особое дерево, и я уже не говорю о том, что палочка используется как канал для силы волшебника. Она кажется мне невыносимо горячей. И любой сможет отыскать неподходящую ему палочку, которая будет жечь ладонь. Темная метка обжигает холодом, как только что сказал профессор Снейп; я была рядом с ним однажды, когда его вызвали, и метка мне показалась холодной, почти привычный холод, но такой тревожащий.

— Волдеморт провел уйму времени в поисках бессмертия, — отметил Северус. — Привидения предположительно бессмертны. И вдруг то, что он делал, пытаясь обрести вечную жизнь, изменило его полярность так, что обычная магия обычного мира больше на него не действует?

— Его чертовски трудно поразить заклятьем, — загрохотал Хмури. — Мы достали его пару раз, но все без толку.

— Вы правда думаете, что поиски бессмертия как-то повлияли на магическую ориентацию? — спросил Ремус Люпин. Он, в отличие от многих чистокровных волшебников, имел солидную подготовку по теории создания заклинаний.

Зеленые глаза Гарри расширились и загорелись, когда он сложил дважды два:

— Если Волдеморт изменился так сильно, что преобразовал свою магическую полярность, значит, нам нужно придумать заклинания специально для него. Тогда мы уничтожим Темного лорда раз и навсегда!

— Это возможно, — наконец проговорил Дамблдор многозначительным голосом. — Это многое объясняет.

И, услышав серьезный голос директора, все в комнате обернулись к нему. Дамблдор поморщился, сдвинул шляпу на макушку и потер задумчиво лоб.

— Это мало кому известно, но мисс Грейнджер совершенно права. Николас Фламель и я обнаружили, что магия имеет полярность несколько десятков лет тому назад. Мы решили, что такие знания лучше оставить в тайне и не придали огласке полученные данные. Я позабыл об этом и вспомнил только сейчас.

— Вы хотите сказать, что знали о магической полярности и молчали? — требовательно спросила оскорбленная Гермиона. — Такими знаниями нужно делиться. Это нужно изучать!

— Времена тогда были тяжелые, темные, мисс Грейнджер, — сказал Дамблдор мягко. — Мы посчитали, что лучше знание будет потеряно, чем попадет в плохие руки.

Гермиона недовольно хмыкнула, скрестив руки на груди, а Гарри и Северус с разной степенью успеха попытались спрятать улыбку.

— Старая добрая Гермиона, — сказал Гарри тихо.

Северус был вынужден согласиться.

— Директор, если у вас сохранились старые записи по этому исследованию, я надеюсь, вы предоставите их для дальнейшего изучения. Вполне возможно, что когда начнется неизбежное противостояние, это сыграет свою роль, — сказал Северус.

— Нимфадора и я будем рады работать над этим с тобой, Снейп, — вызвался Хмури. — Она такая неуклюжая, но что касается заклинаний — тут она любого за пояс заткнет.

— Такой лестью ты ничего не добьешься, старикашка, — парировала Тонкс. — И Ремус должен быть с нами. Подавай нам самые сложные свои задачки, Снейп, и мы втроем все устроим.

— Неразумно для Северуса слишком часто покидать замок, — напомнил всем Ремус. — Мы снимем копию с записей, так что у каждого будет свой экземпляр, но общение нужно свести к минимуму.

Дамблдор согласился с предложенным планом и пообещал разыскать свои старые записи. И это, казалось, стало сигналом к окончанию встречи.

— Великолепно, Гермиона! — сказал ей Гарри на прощание. — Я должен был знать — мы всегда можем рассчитывать на тебя, когда нужно что-то придумать.

Гермиона залилась серебряным румянцем, но много больше значило для нее другое — тихое замечание Северуса. Выходя из Выручай-Комнаты вслед за остальными, он повернулся и шепнул на прощание:

— Видите, мисс Грейнджер? Вовсе вы не забытая книга.

Только внушающая ужас перспектива возможного пробуждения Северуса Снейпа удержала ругательство за плотно стиснутыми зубами Гермионы, когда она в очередной раз принялась искать нужную ей книгу на полках. Пару дней назад он упоминал этот справочник — и не раз, на самом-то деле. Конечно, он думал дать ей эту книгу. Конечно, он не будет возражать, если она возьмет справочник сама. Конечно, он не будет беспокоиться, если она возьмет его на время, особенно если вернет книгу раньше, чем он заметит пропажу.

Убедив себя, может и ошибочными, но вполне благовидными умозаключениями, и куда как успокоенная тихим храпом, который доносился из комнаты Северуса Снейпа, Гермиона снова приступила к поискам — с самого верха полок. Неплохо, если бы он все-таки упомянул название книги, а не просто небрежно отпустил комментарий в адрес автора. Интересно, разозлился бы Снейп, если бы она попросила его уточнить: «…то руководство Диоскуров в красной обложке…» или «…руководство, что я оставил на третьей полке снизу…»? Очевидно, это было бы чересчур.

В какой уже раз изучала Гермиона книжные полки в гостиной Снейпа у стены напротив очага, там, где на книги никак не влияли температурные колебания. Потом полки в кабинете, потом стеллаж в лаборатории. Нигде Гермиона не увидела ничего хоть отдаленно напоминающее то руководство, которое она искала. Это обстоятельство поставило ее перед выбором — терпеливо подождать до утра или пробраться в «змеиное логово»…

«Да к чему этот мелодраматизм, — решительно сказала себе Гермиона. — Как будто ты раньше там не бывала».

Не похоже было, что он закричал бы на нее. Кстати, с тех пор, как Снейп в последний раз выплескивал на нее свою злобу, прошло порядочно времени. Кроме того, она сто лет не была в его комнате. Ну ладно, ладно. Кроме тех ночей, когда ему снились кошмары. Он, по всей видимости, не помнил эти сны. И в тех скудных источниках о сновидениях и о памяти на сновидения, которые Гермиона отыскала в библиотеке Хогвартса, она прочитала, что люди часто не помнят сны, кроме самых ярких и самых травмирующих. Но что могло назваться травмирующим для Снейпа? Эта шкала уходила так далеко, что скрывалась из виду.

И, набравшись решимости, Гермиона осторожно прошла сквозь дверь его комнаты и осмотрелась. Почти абсолютная темнота не помешала ей оглядеть полки, но, к сожалению, она не заметила ни одной книги, только несколько безделушек. Стопка материалов для чтения лежала на полу у кровати, но в основном там были периодические публикации, а не ценные справочники.

В конце концов раздосадованная Гермиона развернулась и собралась было уйти, но услышала стон из-за темного полога, что покрывал кровать. Она подождала немного, не желая вторгаться в личную жизнь Северуса больше, чем уже сделала это. С тех пор, как Темный лорд последний раз вызывал его к себе, прошло несколько недель, и потому Гермиона немного расслабилась: Снейпу давно не снились ночные кошмары.

Снова раздался стон, и противоречие, терзавшее Гермиону, только усилилось. Стон этот напомнил ей — вот она весомая причина тревожиться за Северуса. Двойная жизнь — нелюбимый профессор, шпион в стане Пожирателей смерти — кого угодно могла бы сломать, но Снейп давно нес эту ношу и не жаловался. Да, трудный характер и чрезвычайная нетерпимость ко всяческой чепухе и глупости, но ни одной жалобы.

Когда Северус в третий раз простонал, Гермиона решилась. Просунув голову сквозь полог, она увидела Северуса Снейпа, лежащего под одеялом на животе. Подушки были отброшены в сторону, одну руку он подложил под голову, вторую выпростал из-под одеяла так, будто молил о чем-то.

И мучительно долгие мгновения Гермиона парила над спящим человеком, пока он снова сдавленно не простонал, пока не мотнул головой, пока прядь волос не упала ему на лицо. Сосредоточившись, Гермиона наклонилась над Северусом и проникла в его спящий разум.

Но ничего не было вокруг, кроме теплоты, окутавшей ее тело, кроме тяжести и напряжения, охвативших ее. И томление, трепетание — сильное, вибрирующее — почти боль внутри нее — вверх, до нетерпимой, невыносимой высоты — соски набухли, и помимо воли вырвался стон. И губы прижались к ее губам, а требовательные руки скользнули по телу.

— Я хочу тебя, — прошептал мужчина, и этот баритон возбудил ее так, как ничто и никогда раньше.

Она не чувствовала запахов, ничего не видела — только возбуждение — в ней, вокруг нее — разум забылся, и беспомощная Гермиона оказалась на незнакомой ей вершине, и это было одновременно волнующим и пугающим.

Вслед за удовольствием пришли неуверенность и страх, и Гермиона вырвалась из сна Северуса. Он спал и не видел привидение, которое парило над ним, взволнованное и дезориентированное.

— Вот так. Вовсе это не ночной кошмар, — сказала она зачем-то.

И пролетев сквозь потолок, Гермиона провела остаток ночи, бесцельно блуждая по коридорам Хогвартса. Только неустроенность и тянущую боль принесло ей внезапное понимание того, что Северус Снейп, в конце концов, был мужчиной, со всем, что мужчине присуще. Думать в таком свете о Северусе, ее оппоненте в спорах и партнере в научных изысканиях, было ужасно неловко. И впервые ей не удавалось найти подходящее объяснение этой реакции.

За все те годы, которые Гермиона знала Северуса Снейпа, без привычной мантии она видела его хорошо если пару раз; и когда это случалось, она была вынуждена напоминать себе, что под этой черной хламидой на самом деле скрывается живой человек. Однако в этот раз все было удивительнее, чем обычно — он сбросил мантию и сюртук, оставшись в рубашке и жилете, и, подумать только, надел длинный, белый фартук. В руке Снейпа была метла, обыкновенная метла, которой он сметал битое стекло и всякий другой мусор в кучу.

— Что случилось? — спросила Гермиона, летая кругами по комнате и обозревая учиненный беспорядок. — Что-то взорвалось?

— Пока нет, — ответил Северус резко. — Хотя, если я отыщу верное заклинание, я, конечно, постараюсь, чтобы один полтергейст в самом деле взорвался.

— Это Пивз? — спросила Гермиона изумленно. — А как же твои охранные заклинания?

Северус сердито смотрел на осколки, которые короткими и резкими движениями сметал в кучу.

— Тут нет никаких охранных заклинаний от привидений, мисс Грейнджер. Так не бывает — не впускать Пивза, но пускать тебя.

И приглушенный крик, сплав ярости и горя, заставил Снейпа замереть, он глянул на Гермиону, которая обнаружила то, что осталось от манускрипта. Пергамент превратился в мелкие клочки; стекло, которое его защищало, разлетелось на осколки, и тут не помогло бы никакое Reparo. Снейп уже оценил нанесенный ущерб и решил заняться пергаментом в последнюю очередь, надеясь спасти, по крайней мере, хоть его часть. И увидев, как Гермиона согнулась от горя, он попытался ее утешить:

— Я поговорю с Бароном, мисс Грейнджер. Пивз и раньше пакостил в моей лаборатории, но в этот раз он зашел слишком далеко.

Осколки, лежащие на полу, задрожали, и тут же застучал по каменным плитам стол.

— Мисс Грейнджер? — позвал Северус, несколько встревоженный внезапным похолоданием в комнате.

— К черту Барона! — выкрикнула она, обернувшись.

Глаза были такими большими, какими никогда не бывают у людей; они пылали темным светом, почти черным, и сверкали от ярости. Северус напряженно нахмурился, рассматривая Гермиону — обычно строгая, серая мантия была как живая, будто развевал ее невидимый ветер, а волосы сплетались и скручивались, как змеи на голове у медузы Горгоны.

И страшный звук огромных, стремительно расправляемых крыльев пронзил воздух, когда Гермиона, издав нечленораздельный яростный крик, внезапно рванула сквозь потолок.

Снейп поднял упавший стул с пола и, перед тем как отправиться вслед за своим личным привидением, на миг задумался. Он не знал, сможет ли Гермиона что-нибудь сотворить с Пивзом, но нужно было предупредить Барона о грядущем столкновении.

Во всяком случае это должно быть забавным.

Гермиона не могла сказать точно, откуда она знает, где прячется Пивз, но, как стрела, летящая точно в яблочко, она устремилась сквозь замок, и гобелены колыхались по ее следу, и сильный, до зубной дрожи, холод отмечал ее путь. Полтергейст, должно быть, почувствовал, что она приближается и что намерения у нее недобрые, поскольку, как только Гермиона увидела его, он помчался вниз, в коридоры второго этажа, умудряясь одновременно глумливо смеяться и сквернословить.

— Профессор оплакивает свои драгоценные игрушки? Расхныкался? — глумился Пивз, махая длинными ногами перед Гермионой. — Разве можно оставлять такие прекрасные вещи без присмотра?! Перьвокласьки и противные слизеринцы все потрогают, все испоганят грязными пальчиками!

Стиснув зубы, Гермиона ринулась за этим безумным шутом сквозь стены, сквозь каменный пол. Пивз пытался отделаться от нее — петлял зигзагами меж классных комнат, резко поворачивал, но Гермиону было не удержать и не сбить со следа.

— Я собираюсь завязать те самые грязные пальчики — твои пальчики — вокруг твоей же шейки в галстук-бабочку, — крикнула она, ловко пресекая попытку Пивза спрятаться. — Ты пожалеешь, что вообще заходил в подземелья!

Полтергейст только громко выругался в ответ, но, когда он свернул к статуям и доспехам, его безумная ухмылка, казалось, стала несколько вымученной, а выпуклые глаза расширились еще больше. Рыцарский костюм упал с жутким грохотом, но и это не остановило его преследователя.

И хихикал Пивз уже не так задорно, когда свернул на главную лестницу и ринулся вниз. Вокруг большой лампы в конце лестницы Пивз заложил вираж, но Гермиона, предчувствуя, что так он и поступит, метнулась на перехват и, когда он пошел на второй круг, чуть его не поймала. Гермиона ухватилась за носок остроконечного ботинка — полтергейст взвизгнул — и стащила его, выставляя толстые волосатые пальцы на всеобщее обозрение.

Доведенный до отчаяния, Пивз рванул к подземельям и снова завизжал, когда по ступенькам поднялся профессор Снейп, многозначительно поигрывая палочкой. Пивз резко повернул и полетел в коридор напротив и дальше, к входу в Большой зал.

Не обращая внимания на Снейпа, который окликнул ее, Гермиона продолжила погоню и с хлопком прошла сквозь огромные двери вслед за своей добычей. И все ученики, что обедали, замерли и изумленно воззрились на привидений, но Гермиона не замечала ничего в стремлении поймать Пивза, пытавшегося со свистом пронестись над столом Равенкло и спрятаться этажом ниже.

С ужасным грохотом два призрака кубарем прокатились по доброй половине стола — посуда и снедь полетели во все стороны. Ученики вскочили на ноги и закричали, внося свою лепту в царивший в Большом зале беспорядок. Преподаватели встали из-за стола как один, но замерли, когда Дамблдор поднял руки, показывая жестом, что следует подождать.

Когда Снейп, с тревогой прислушиваясь к шуму и грохоту, добрался до Большого зала, то увидел только головы учеников, которые толпились вокруг стола; голоса их роптали как море. И в этом гвалте слышались выразительные громкие удары, голос Гермионы Грейнджер и крики. Проложив дорогу через толпу, Снейп замер, когда увидел Гермиону — она упиралась коленями в живот Пивза, схватившись обеими руками за поля его шутовской шляпы, и, подчеркивая каждое свое слово, прикладывала Пивза головой о твердый деревянный стол. Шляпа почти не смягчала удар.

— Если ты хоть раз…

Бамс!

— …зайдёшь в лабораторию опять…

Бумс!

— …я тебя…

Хрясь!

— …укупорю в бочку…

Бам!

— …и вышвырну…

Бум!

— …в сточные…

Хрясь!

— …воды! Ты и носа…

Ба-а-м!

— …не покажешь в лаборатории…

Хрясь!

— …больше, ты жалкое…

Ба-а-амс!

— …мелкое ничтожество!

Бумс! Бумс! Бумс!

— Это была просто шутка, — оправдывалась жертва, пытаясь выдавить слабую улыбку. — Ты шуток не понимаешь, что ли?

— Шутка? — взвыла Гермиона. — По шуткам соскучился? — Ее руки безжалостно нырнули в карман на фиолетовой клетчатой куртке.

— Я тебе покажу одну шутку, — пригрозила она, достав пригоршню бомб-вонючек.

Пока изумленный Пивз смотрел на нее, широко открыв рот, она пропихнула туда кулак с бомбами. Его глаза необычайно увеличились, до смешного расширились, когда лицо растянулось, приспосабливаясь к руке Гермионы; и стали еще больше, хоть это и казалось невозможным, когда она схватила ботинок, наперед снятый с полтергейста, и затолкала его вдогонку бомбам.

— Вот это шутка, Пивз! — объявила она, как раз вовремя стянув губы полтергейста вокруг выступающего задника — бомбы-вонючки начали взрываться.

Глаза Пивза, и щеки, и нос гротескно раздулись, когда внутри него раздались приглушенные взрывы. Отвратительный желтый дымок паром пыхнул из ушей, и ученики, стоявшие рядом, отшатнулись, закашлявшись.

Гермиона наконец отпустила его, и изо рта полтергейста извергся огромный столб дыма. Пивз кашлянул, выпустил еще несколько дымных клубов и почти не сопротивлялся, когда Гермиона схватила его руки, потом ноги, изгибая конечности под таким углом, какой никогда не встречается в природе у живых существ. К счастью, Пивз не был материальным и не был живым, он вопил от негодования, а не от боли. Гермиона, не обращая внимания на его вопли, притиснула длинные, тощие ноги полтергейста к груди и связала руки поверх ног надежным узлом.

Пивз громко ругнулся, сердито глядя на Гермиону, но смотреть ему было не совсем удобно — попробуй посмотри, когда завязан, как рождественский подарок.

— Эй, чего ты? — протестовал Пивз. — Ты не оставишь меня так! Это унизительно!

— И в мыслях не было оставлять тебя так, Пивз, — заверила его Гермиона, вытянув руку.

В воздухе появилась крикетная бита и удобно легла ей в ладонь. И никакой команде не сошло бы с рук, если бы она выставила на поле игрока с таким огромным инвентарем.

— Я просто хочу убедиться в том, что некий полтергейст знает, что случится в следующий раз, когда он тронет мои вещи, — пояснила она.

— Не надо, — молил Пивз, чуть раскачиваясь с боку на бок. — Я все понял, я оставлю твои вещи в покое, мисс Грейнджер, я обещаю — я исправлюсь, правда. Я обещаю!

— Тебе следует, — пригрозила ему Гермиона, замахиваясь шестифутовой битой, — знать, что если ты не хочешь неприятностей, Пивз, тебе лучше держаться от меня подальше.

— О-й-ё-ё-ё-ё-ё! — завизжал Пивз, когда бита опустилась — резко, сильно, и полтергейст со свистом пролетел над головами пригнувшихся учеников, потом через стену Большого зала и дальше — в вечерний воздух.

Хагрид, опаздывающий на ужин, был озадачен громким плеском, который послышался с озера, но пожал плечами и решил, что это проделки гигантского кальмара. Гигантский кальмар тоже был изрядно озадачен, когда фиолетовый клетчатый шар из бедного полтергейста опустился в его владениях, но пожал плечами, решив, что это проделки тех странных земных ходоков.

Звенящая тишина повисла в Большом зале, Гермиона спрятала биту и осмотрелась, внезапно осознав, что на нее уставилось несколько сот пар глаз остолбеневших учеников и учителей. Она глянула вверх и увидела Барона, Серую даму, Сэра Николаса и профессора Биннса, которые пристально смотрели на нее. И ожидание висело в воздухе несколько очень-очень долгих мгновений.

В пронзительной тишине раздался звук хлопающих ладоней, и все в зале обернулись и увидели профессора Дамблдора, который аплодируя, встал с кресла. И ученики захлопали в ладоши, поначалу тихо и неуверенно, но потом — все громче и громче; восторг нарастал, как лавина, они кричали приветственно, и восклицали, и смеялись.

Порядочно смутившись, Гермиона отвесила короткий поклон и поднялась к потолку, присоединившись к привидениям, которые парили у стропил. Серая дама обняла ее и похлопала по ладошке.

— Я считаю, что такое поведение не совсем подобает настоящей леди, Гермиона, дорогая, — воскликнуло прекрасное привидение. — Хотя не стану отрицать, что и мне частенько хотелось проучить Пивза. Я только надеюсь, что у тебя это не войдет в привычку.

— Нет, не думаю, — выдавила Гермиона, все еще пылавшая серебром. — Ох, только не говорите мне, что Барон был здесь, — простонала она, заметив, что привидение Слизерина спускается вниз, к преподавательскому столу. — Я ужасно его расстроила?

— Вовсе нет, — успокоила Дама. — Он просто хочет перемолвиться парой слов с директором и своим деканом. Наш Барон все уладит. Не стоит тебе волноваться.

И с облегчением Гермиона увидела, как Барон и в самом деле остановился между Дамблдором и худощавой темноволосой фигурой Северуса Снейпа. Они, верно, обсуждали ее прегрешения. Гермиона искренне надеялась, что аплодисменты профессора Дамблдора означали именно одобрение, в конце концов, Пивз в последнее время был исключительно несносен.

Но Гермиона и подумать не могла, что хоть трое мужчин из разных столетий и вправду разговаривали о ее нападении на Пивза, но им и в голову не пришло обсуждать, виновата она или нет.

— Надо сказать впечатляюще, да, Стокард? — прошептал Альбус Барону.

— Это ни о чем не говорит, — буркнул сердито Барон. — Девчонка разозлилась, но я сомневаюсь, что она и дальше сможет справляться с Пивзом.

— Может и нет, — согласился Дамблдор. — Но вы должны признать ее потенциал. А вы так не считаете, Северус?

Северус Снейп, нахмурив брови, переваривал тот факт, что привидение, которое он знал более тридцати лет, как оказалось, имеет имя, и не был в точности уверен, на какой потенциал намекает директор. Однако Северус никогда бы не признался, что он чего-то не услышал, о чем-то не осведомлен, и он давно привык к загадочным высказываниям Дамблдора, потому просто уклончиво отметил:

— Мисс Грейнджер всегда была личностью с самыми удивительными способностями.

Кровавый барон был, к несчастью, тоже слизеринцем и потому сразу распознал блеф.

— Привидениям доступна сила всего в одной форме, мой мальчик, — угрюмо сказал он, — и это то, как можем мы влиять на наше окружение. Мисс Грейнджер быстро учится для того, кто лишь недавно развоплотился.

— Мисс Грейнджер заставила Пивза принять ее версию реальности, — пояснил Дамблдор. — Полтергейст больше века живет в этом замке, он должен был легко пройти сквозь стол и убежать. В этой короткой схватке воля мисс Грейнджер, не Пивза, оказалась сильнее, потому, когда она загнала его в угол, Пивз стал материальным, — закончил, весело улыбаясь, Дамблдор, и морщинки вокруг светло-голубых глаз стали глубже.

— Понятно, — осторожно согласился Северус. — И это причина для тревоги?

— Для торжества, — поправил бережно Альбус. — Кажется, у нас в замке появилось еще одно привидение, которое сможет научить Пивза, как себя вести.

— И тот, кого он будет уважать, — сказал Барон недовольно. — Вот не думал, что хорошая взбучка окажется такой полезной.

— Никакой утонченности нет в этих гриффиндорцах, — фыркнул Северус.

Директор улыбнулся в ответ на неприкрытую колкость и быстро ответил:

— Тонкости, хитрости — это все здорово, Северус, ничего не скажешь, но мало что по воспитательному воздействию сравнится с основательной трепкой.

После битвы с Пивзом прошла неделя, и Гермиона заметила, что Кровавый барон наблюдает за всеми ее перемещениями по замку. Несколько раз он навестил лабораторию зельеварения, вроде как хотел увериться, что полтергейст больше их не тревожит. Но Гермиона знала, что это был просто предлог — увидев ее, Пивз срывался в поспешное бегство и прятался так далеко, как мог. Когда она отправилась в Запретный лес, чтобы собрать росу с омелы под новой луной для одного из страннейших экспериментов Снейпа, компанию ей составил Кровавый барон. А на следующий день, когда Гермиона помогла страдающему бессонницей третьекурснику-хаффлпаффцу с заданием по трансфигурации, а после проводила ребенка до гостиной, чтобы он не наткнулся на Филча, она вновь заметила силуэт слизеринского привидения.

Потому она совсем не удивилась, когда однажды ночью Барон перехватил ее на пути к подземельям. Что было и впрямь удивительным — так это его поведение — он, казалось, с неохотой снял широкополую шляпу и поклонился ей, как кланялся Серой даме.

— Не могли бы вы поговорить со мной, мисс Гермиона? — спросил Кровавый барон.

— Конечно, — несколько настороженно согласилась она.

— Это очень деликатная ситуация… касается главы моего факультета.

— Что случилось с профессором Снейпом?

— Ты слишком много времени проводишь с ним.

— Я помогаю ему. Проверяю эссе, занимаюсь исследованиями. Почти у всех учителей есть помощники из выпускников, а у него нет.

Барон помолчал, в задумчивости перебирая испачканными кровью пальцами поля шляпы. Пушистые перья подрагивали.

— Я вот думаю, разумно ли это? Послушай меня, не нужно тебе проводить столько времени с живыми. Ни к чему это, Гермиона, — сказал он, наконец.

— Вы запрещаете мне помогать…

— Нет, милая моя, ты не так меня поняла. Я просто забочусь о тебе.

— Что со мной может случиться?

— Мисс Гермиона, послушай, не должна ты привязываться к нему. Я не хочу, чтобы твое сердце разбилось.

— Что? — Она хотела рассмеяться, но почему-то ничего не вышло. Во взгляде Барона было понимание, сочувствие, и Гермиона вдруг осознала — оправдываться и отрицать что-то бесполезно.

— Ты знаешь, о чем я говорю, девочка. Северус Снейп великолепный декан, я не мог бы лучшего желать для Слизерина. Но он человек. Когда любовь эта разобьет твое сердце? Сейчас? Или когда ты потеряешь его? Он умрет, рано или поздно.

Гермиона посмотрела на свои руки, ей нечего было ответить Барону. Она была привидением, существом свободным от желаний плоти, но все же — она оставалась женщиной. И хотя она не думала о своей связи с непреклонным мастером зелий как о любви, не было сомнений — в этой ее жизни после смерти, среди всех живых и мертвых, для Гермионы Грейнджер не существовало человека важнее. Как могла она представить время, когда Северуса не будет рядом? Его колких замечаний. Язвительных ответов…

— Не думаю я, что это случится… но, может быть, он станет одним из нас? — спросила она, наконец.

Барон покачал головой.

— Нет, Гермиона. Я многих людей знал, но Северус Снейп меньше всего похож на того, кто стал бы привидением. Может, душа его и истерзана, но он устал от такой жизни. Он будет рад избавиться от этого бремени. Больше, чем кто-либо другой.

Он был прав, и Гермиона знала это, но даже знание, в конце концов, просто боль — чуть меньше или чуть больше. И Гермиона даже подумать не могла о том, чтобы отказаться от общения с Северусом Снейпом. Когда она озвучила эту мысль, Барон только вздохнул:

— Я не догадывался. Слишком долго я это откладывал, думая, что Северус все-таки прогонит тебя. Серая дама говорила мне, что я не прав, и так оно и оказалось.

Он снова надел свою замысловатую шляпу, потом отвесил ей уважительный поклон.

— Оберегай его, если тебе это нужно, милая. Люби его, если тебе это нужно. Но не оставляй ему свое сердце.

— Я попытаюсь, — прошептала она. — Но боюсь — уже слишком поздно.

Памятуя о разговоре с Бароном, несколькими вечерами позже Гермиона в оговоренное время прилетела в лабораторию зельеварения, но там никого не оказалось. Только записка, наспех нацарапанная стремительным почерком Снейпа — он упомянул, что будет на совещании у директора, и просил начинать без него. Это означало, что он отлучился по делам Ордена; если Снейпа вызывали к Темному лорду, он просто писал, что вышел.

К тому времени, как вернулся Северус Снейп, за окном была поздняя ночь, а Гермиона давно сделала все, что он просил. Северус прошел по классу, где она слонялась без дела, но в походке его не было прежней стремительности, напротив, во всех его движениях сквозила подавленность, и он даже не ответил на приветствие Гермионы, просто отмахнулся.

Она медленно прошла за ним в комнаты, хоть совсем не была уверена, что нужна там. Северус не стал ее выгонять, как, впрочем, и не приглашал; он открыл шкаф, где хранил спиртные напитки. Тихий звон хрусталя и бульканье янтарной жидкости — все, что услышала Гермиона.

— У тебя все в порядке? — спросила она.

Вместо того чтобы высказать все, что он думает про глупые вопросы, Северус пробормотал одно только слово: «Нет».

Тяжелая квадратная пробка со звоном вернулась в бутылку. И так же неспешно он поднял приземистый бокал и осушил половину.

— Не нужно тебе это пить, — проговорила Гермиона.

И какая-то ее часть испытывала искушение поворчать, вернуться к роли няньки, что так раздражала его, но интуиция подсказывала — если она хочет услышать ответ, не стоит сейчас применять надуманные клише. Что-то случилось, и совершенно очевидно — что-то отчаянно неправильное, и это не выяснить, скрываясь за привычными фразами, которые они иногда использовали в общении друг с другом; фразами, которые хоть и спасают от неуютной тишины, но по сути — та же тишина.

— Да нет, нужно, — ответил Снейп, наконец.

И Гермиона подошла к нему ближе, пока не уверилась, что он ее видит, и ласково спросила:

— Ну что случилось?

— Твой драгоценный Гарри и его закадычный дружок в порядке. Их там даже не было.

— Я не тревожусь за Гарри и Рона, я за тебя беспокоюсь.

Он долго изучал янтарную жидкость, оставшуюся в бокале, а потом резко поднял его, допил до дна и осторожно поставил на стол. Пробежал пальцами по краю бокала, потом встал, подошел к стеллажу — брался то за один корешок книги, то за другой, скользнул рукой по краю полки; он бесцельно блуждал по комнате, касаясь вещей так, будто совсем не видел их. И когда Северус, наконец, заговорил, Гермиона уже перестала надеяться, что это случится.

— Мы — Хмури, Тонкс и я, сегодня ночью должны были совершить облаву на магазин недалеко от волшебного Лондона. Паршивое местечко, где продают всякие магловские безделушки. Мы узнали, что кроме этого владелец занимается доставкой грузов, он думает, что перевозит лекарства. На самом деле — копыта и рога единорога.

— Но единороги находятся под угрозой вымирания, — заметила Гермиона, наблюдая, как беспокойно мечется Снейп по комнате.

— Да, но без этих ингредиентов не обойтись в темных искусствах. Темный лорд на днях приказал мне исследовать несколько зелий, в которых используются эти компоненты, потому мы подумали, что слухам вполне можно верить. И, так как сведения исходили не от меня, казалось безопасным устроить облаву.

Гермиона понимающе кивнула — если поставщиком был магл, то вероятность того, что он имел дело напрямую с чистокровными волшебниками, была крайне мала. Пожиратели смерти, скорее всего, просто использовали человека; они часто делали так, когда им нужно было перевезти контрабандой запрещенные Министерством товары.

— Что пошло не так? — спросила Гермиона тихо, представляя самое худшее. Смерть Тонкс или Аластора Хмури.

— Тот, для кого предназначался груз — известный Пожиратель смерти — пришел за своим отправлением. Он увидел, как Тонкс возится с его посылкой, и поразил ее Cruciatus. Потом он увидел меня.

— Ты узнал его?

Северус прикрыл глаза и замолчал, но скоро заговорил вновь:

— Конечно, узнал. Это был Люциус Малфой.

У Гермионы холодом скользнуло по затылку, мрачное предчувствие росло в ней, и она не смогла удержать следующие слова, это было так же невозможно, как воскреснуть.

— А дальше?

— Он промедлил, — ответил Северус, низкий голос почти сорвался. — Я нет. Я ударил. Expelliarmus и Stupefay.

Он открыл глаза, черные, блестевшие невыплаканными слезами. Он пристально вглядывался в темноту. И не было надежды у Гермионы, что в эту темноту она сможет проникнуть.

— Я не знал. Я не понял, где стоит Люциус. Он упал — на подставку с дешевыми стеклянными вазами. Мы не могли спасти его. Он истек кровью до смерти.

Повисла тишина, нарушаемая только тихим, неровным дыханием Северуса. Наконец Гермиона набралась отваги:

— Мне жаль, Северус.

— Почему тебе должно быть жаль? — спросил он, пытаясь быть справедливым. И то, что творилось у него на душе, выдавал только голос, который чуть дрожал на гласных, и Гермионе почти нестерпимо захотелось обнять его. — Люциус Малфой ненавидел тебя даже больше, чем его сын.

— Мне жаль потому, что умер твой друг.

— Он был моим другом, — глухо повторил Северус. — Первый человек, который всегда вел себя со мной так, будто я был чем-то ценным сам по себе, а не просто приложением ко всему существующему. Я любил его, как брата, даже когда знал уже, что он склоняет меня на службу Темному лорду, и я благодарен ему за это. Я ненавидел его так же сильно, как и любил, а теперь он мертв.

Северус двигался, словно дряхлый старик, когда подошел и сел в одно из кресел у холодного очага. Неуютная, тяжелая тишина наполнила комнату, и спустя мгновение Гермиона подплыла к другому креслу. Хотела бы она утешить Северуса, сделать что-то большее, чем просто быть с ним рядом.

Когда Снейп заговорил снова, он почти справился с голосом, и все же — он разрывал ей сердце.

— Я уже готов был тогда, когда Люциус привел меня к Темному лорду. Мою семью лишили прав, опозорили, разорили. Они воззвали к моей гордости, заносчивости; они смутно пообещали вернуть моей семье честь, состояние, положение, все, что было раньше, и вот — я стал одним из них.

— Ты был молод, — отважилась Гермиона. — А юноши… они импульсивны.

— Глупы, ты хотела сказать. Твой друг Поттер — классический пример — всегда лезет в пекло, не заботясь о своей безопасности. И никогда не думает, как его действия могут повлиять на всю дальнейшую жизнь, ему повезло, что он вообще до сих пор живой. Он ни разу не задумывался о той цене, которую может заплатить за свое безрассудство.

Северус поднял глаза и в первый раз за вечер посмотрел прямо на Гермиону:

— Я завидую тебе иногда, Гермиона Грейнджер. Ты порвала с этой жизнью. Никаких обязательств. Никто от тебя ничего не требует. Нет… неоплаченных долгов… никаких долгов.

Он пристально вглядывался в нее, а Гермиона изо всех сил старалась излучать спокойствие. Но только слова эти ранили ее несуществующее сердце. Все было так, как говорил Барон — Северус Снейп считал свою жизнь невыносимым бременем, и Гермиона знала, что он бросится очертя голову в забвение смерти. Что бы там ни было — для него все лучше, чем оставаться здесь. Она осторожно выбрала следующие слова, сомневаясь, что они что-то изменят, но так на это надеясь.

— Я, может быть, и не живая, профессор, но и у меня есть обязательства, хотя бы перед собой. Кто-то сказал однажды, что время — это все, что у нас есть, и, пока мы можем, нужно на все сто использовать каждую минуту. Мне не посчастливилось принести пользу, когда я была жива, и я делаю все, что могу, после смерти. Знаешь, ведь ты был прав. Моя собственная смерть — такая мелочь по сравнению с вечностью. Но моя смерть что-то значила для моих друзей. А смерть Люциуса Малфоя — для тебя, и никто не скажет, что так не должно быть.

«А мне не будет безразлична твоя смерть», — желала добавить она, но промолчала.

Северус все вглядывался в Гермиону, морщинка меж бровей стала глубже; он обдумывал ее слова, и бесконечные мгновения непостижимые глаза Северуса Снейпа смотрели в глаза Гермионы Грейнджер. Напряжение между ними становилось неловким, и она выдала первое, что пришло ей на ум. Нарочито громко кашлянув, она кивком указала на бренди.

— Нужно тебе зелье для дезинтоксикации? — спросила Гермиона.

— Что? Нет, не нужно, — ответил он, очнувшись от задумчивости. — Я в последнее время был осторожен, потому не стоит беспокоиться.

Снейп в нетерпении провел ладонями по подлокотникам — вернулось то сводящее с ума беспокойство.

— Мне нужно поспать, — нахмурившись, добавил он, поднимаясь с кресла. — Такой… долгий вечер.

— Тогда спокойной ночи, — проговорила Гермиона.

— Спокойной ночи, — ответил он, повернулся к двери и замер, на мгновение Гермиона подумала, что Северус скажет что-нибудь еще, но он прошел в спальню и закрыл дверь.

Миновал один час, потом второй, за ним третий, а Гермиона молча мерила шагами комнату. Северус не взял зелье сна без сновидений. Из спальни не доносилось ни единого звука. Ничего, что дало бы ей понять, будто ему снятся ночные кошмары. Не то чтобы она ждала от него этого. Гермиона думала, что он просто лежит и не спит, уставившись на полог.

И только когда она всеми своими косточками почувствовала приближение рассвета, из комнаты Северуса послышался тихий храп. Едва смея надеяться, она проникла в комнату и посмотрела на спящего мужчину. Легкая улыбка блуждала на его губах, но тут же он нахмурился.

Страшась неизбежного, но зная, что это случится рано или поздно, Гермиона склонилась над человеком, который вытянулся на боку, и оказалась в реальности его сна. Она открыла глаза — вокруг была тенистая рощица, а меж древесных стволов просматривалось озерко. Гермиона не знала: существовало ли это место в реальном мире и было тем, что помнил Северус, или это — просто выдумка, сентиментальная фантазия, где-то подсмотренная картинка. Она огляделась и заметила чуть поодаль очертания фигур Люциуса Малфоя и Северуса Снейпа.

Они бродили плечом к плечу под тенистыми кущами, они были молоды и так мужественно красивы, как бывают юноши в двадцать лет. Один — изящный, прекрасный, как ангел; о таких шепчутся за спиной те, кто недостаточно наблюдателен, чтобы заметить, сколько хищного на самом деле в этом молодом человеке. У второго юноши были классические черты, увековеченные в тысячах статуях римских полководцев и сенаторов.

Они прогуливались по роще, и Люциус обогнал Снейпа и, оборачиваясь иногда к нему, уговаривал, упрашивал друга. Гермиона бежала за ними, порхая меж деревьями, как дриада, но, несмотря на все попытки подобраться поближе, она почти ничего не услышала. Ветер доносил лишь отдельные слова и короткие фразы и громкий смех — они подтрунивали друг над другом. И увлекшись, пытаясь не упустить их из виду, Гермиона не заметила, что просветы между деревьями становятся больше, что среди листьев и мха стали попадаться острые камни, а земля наполнилась влагой, заилилась. Только когда тонкие, изящные деревья сменились сухостоем и заклубилась тьма, Гермиона поняла, что они попали из идиллии в ночной кошмар.

Неожиданно она вылетела на открытое пространство — маленькую поляну, и вовремя — она увидела, как Люциус Малфой, который шел впереди Северуса, споткнулся и угодил в трясину. Он пытался выбраться — в светлых, длинных волосах путались черные листья, ряска, покрывавшие грязную бурлящую воду; высокомерное выражение не сходило с его лица.

Северус закричал и бросился к своему другу в грязь и тину, в отчаянии протягивая руку, но трясина неумолимо затягивала Люциуса, волосы его потемнели. Он, казалось, не видел протянутой руки. Голубые глаза смотрели только на Северуса — с обвинением и упреком. Смотрели, пока Люциус не скрылся под водой совершенно, и ряска, и листья не закружились над ним.

Северус в отчаянии хватал воду, глубоко погружая в трясину руки, выкрикивая имя Люциуса. Он, казалось, даже не заметил Гермиону, когда она стала на колени позади него и обхватила Северуса за плечи; он продолжал свои поиски, и от этого разбегались волны, летели брызги, но ничего не мог найти он в трясине. В конце концов его движения замедлились, потом прекратились совсем, только рука все рисовала круги на воде; волосы промокли, он часто и тяжело дышал.

— Люциус, — безнадежно прохрипел он.

— Он ушел, Северус, — нежно сказала ему Гермиона. — Мне так жаль.

Гермиона оглаживала его вздымающуюся спину, пока он не успокоился. Со стоном Северус обернулся и взглянул на нее. Его резкие черты были искажены отчаянием.

— Он был моим другом, — проговорил Северус тихо, и голос его был как у ребенка, который не понимает, почему украли его игрушку.

— Я знаю. Я знаю — он был твоим другом.

— А они… Тонкс и Хмури. Они хотели, чтобы я пошел с ними. Праздновать. Его смерть. Они радовались его смерти.

Гермиона бережно отодвинула прядки мокрых волос, прилипших к его лицу, проклиная глупость и бессердечие тех двоих, и застыла, пытаясь придумать, что сказать — что-то более уместное, но что тут могло подойти?..

— Они не помнят его таким, каким помнишь ты, Северус, — ответила она, наконец. — Все равно, что они сказали или подумали про Люциуса, ты знал его как друга. И ты можешь оплакивать его несмотря ни на что.

И лицо Северуса скривилось, но он тут же уткнулся Гермионе в живот, задышал жарко, а руки его обвились вокруг нее, как стальные обручи. Плечи подрагивали, и так же крепко, как он прижал ее к себе, обняла Северуса Гермиона. И хотя он, похоже, не вспомнит этот сон, но раз она не могла утешить его в реальности, то попробует в бессознательном.

И долго-долго он молчал.

— Но они правы, верно, — проговорил ей Северус куда-то в живот, пытаясь поспорить. — Он был плохим.

— Может быть, — согласилась Гермиона. — Но ты помни его. Воспоминания не смогут причинить тебе боль.

— Иногда могут, — пробормотал он почти неслышно.

— Только не хорошие.

Он что-то прошептал, она не поняла что, но наконец расслабился, чуть приотпустил Гермиону и взглянул на нее. По крайней мере, главным образом на нее. Пристальный взгляд застыл где-то в центре, на уровне выреза ее мантии.

— Ты настоящая? — вдруг спросил он.

— Я настоящая, пока нужна тебе, — сказала Гермиона, ощущая одновременно и любопытство и страх по поводу того, что он имел в виду, задавая такой вопрос. — Столько, сколько я буду тебе нужна.

И в ответ Северус попытался улыбнуться широко и открыто, но улыбка вышла слабой и измученной; он закрыл глаза и спрятался в ее объятьях, и если и думал о близости, то выбрал все-таки утешение.

С тех пор, как Люциус Малфой умер, прошло несколько недель, и Гермиона заметила — Северус Снейп почти неуловимо изменился. Ничего слишком очевидного — он был таким же раздражительным, да и саркастичные замечания слетали с губ без всяких усилий и по малейшему поводу, вызвавшему его неудовольствие. Но только сарказму чего-то не хватало, может потому, что язвил Северус больше по привычке, чем со злости. Он как всегда вел занятия, Гермиона проверяла домашние работы младших курсов — Снейп назначал их без счета. Он перестал критиковать ее за то, что она не могла оценить работы так строго, как оценил бы он. И когда длинными вечерами они сосредоточенно изучали восстановленный перевод и спасенный манускрипт, Северус казался каким-то растерянным, поглощенным мыслями, которыми даже не пытался делиться с ней. И чем дольше Гермиона наблюдала за ним, тем чаще замечала, как больно ему — там, глубоко внутри — он оберегал эту рану, как изувеченную конечность. Такие раны когда-нибудь затягиваются, но только случится плохая погода, неважное настроение, и снова, растревоженная, она заболит, заноет.

— Возможно, его сослали в Южную Америку, — предположила Гермиона в надежде вернуть внимание напарника к бумагам, что лежали на столе. — Может быть, он на жизнь зарабатывал с помощью этого зелья.

— Хмм, — наконец ответил Снейп, правда, мгновением позже, чем ждала Гермиона. — Мы, наверное, никогда этого не узнаем. Только одно наследство оставил наш неизвестный приятель — эту кучу каракулей.

Северус бегло просмотрел страницы в поисках того места, на котором остановился, когда внимание его рассеялось.

Однако еще до того, как Снейп нашел эти строчки, раздался стук в дверь личного кабинета. И прошло несколько мгновений, пока Гермиона поняла, откуда пришел звук. Когда стучали в дверь главного входа, звук, магически усиленный, раздавался в кабинете Северуса, будто стучали в дверь самого кабинета. Очень немногие ученики отважились бы так поздно испытать на себе гнев профессора. Особенно принимая во внимание то, что ночь сегодня субботняя и все давно уже должны были сидеть по гостиным своих факультетов.

Снейп изогнул черную бровь, Гермиона чуть пожала плечами, тогда он кинул перо на стол и потянулся за сюртуком, висевшим на ближайшем крючке для котла. Он быстро накинул его поверх рабочей одежды — черного жилета и белой рубашки с закатанными рукавами. Застегнув сюртук с легкостью, приобретенной долгой практикой, Северус совершенно вошел в образ и стремительной походкой направился вниз по коридору.

Он с рефлекторной учтивостью придержал потайную дверь, пока Гермиона не пролетела сквозь проем, потом закрыл ее и, казалось, только тут заметил, что Гермиона идет следом. Северус поднял руку с открытой ладонью, и она тут же исполнила молчаливую просьбу — скрылась из виду. Снова постучали. Перед тем, как ответить, Северус одернул обшлага, прикрывая мятые рукава рубашки.

Предназначенное беспокойному ученику язвительное замечание замерло на губах Снейпа, как только он узнал того, кто стоял по другую сторону двери.

— Драко?

— Дядя Северус, — откликнулся Драко, уверенным шагом проходя в комнату. — Как поживаешь?

Для молодого человека, чей отец недавно умер довольно неожиданной и кровавой смертью, Драко казался очень спокойным и невозмутимым.

Немного сбитый с толку и неожиданным появлением Драко, и тем, как вел себя молодой человек, Северус промолчал, только быстро закрыл дверь. Гермиона, тихо притаившись в углу, была удивлена и в то же время отнеслась к появлению Драко с подозрением. В последние годы хватало людей, которые приходили в Хогвартс с дурными намерениями, и она больше не доверяла заклинаниям, защищавшим школу и предупреждавшим директора о прибытии незваных гостей. Даже если Дамблдор был осведомлен о визите Драко, это ничего не значило — Малфой сейчас спокоен и вежлив, но уже через минуту может стать опасен. Если он попробует причинить вред своему бывшему декану, Гермиона в мгновение ока метнется сквозь замок и позовет на помощь. И ее не волновало, случится ли у Минервы МакГонагалл удар при ее появлении или нет.

— У меня все как обычно, Драко, — ответил Северус. — Что привело тебя сюда?

— Дела в Хогсмиде. Только они заняли больше времени, чем я ожидал, но не мог я быть поблизости и не повидаться с моим крестным. В конце концов, отец привил мне кое-какие манеры.

— Да, конечно, — мгновением позже, собравшись с мыслями, отозвался Северус на замечание о манерах. — Почему бы нам не пройти ко мне, — предложил он, показывая на сводчатый проем в дальней стене кабинета.

Драко чуть улыбнулся и коротко кивнул в ответ. Гермиона видела этот жест раньше — его использовали чистокровные молодые волшебники при обращении к старшим. Северус на мгновение склонил голову и провел гостя в свои покои через дополнительный коридор, а не через тайный проход, ведущий сквозь мастерскую. Драко шел за Северусом, дорожная мантия вилась за плечами Малфоя, и Гермиона летела за ними по пятам, не желая оставлять Северуса наедине с гостем.

Мальчишка, которого она знала со школы, стал мужчиной, он был очень похож на своего отца. Отросшие светлые волосы касались воротника его темно-синей мантии, такой темной, что она казалась почти черной. Под мантией виднелся жилет, вышитый серебряными драконами, и брюки в узкую полоску. Малфой был воплощением молодого аристократа.

Однако его поведение не совсем соответствовало внешности, а осанка и повадки мало напоминали непринужденную грацию Люциуса Малфоя. Оказавшись внутри заброшенной гостиной Северуса, Драко места себе не находил, он так и не сел в кресло, предложенное хозяином.

— Ты тут по делу? — спросил Северус, наливая виски из бутылки, стоявшей в буфете.

— Хогсмид, — ответил Драко беспечно, взяв хрустальный бокал у Снейпа. — Отец умер, а дела остались, ими нужно было заняться — мелочи, которые нельзя оставлять без внимания.

Он едва взглянул на напиток перед тем, как выпил его залпом с легкостью, которая приобретается практикой — слишком частой практикой, как заметила Гермиона. Она не приближалась к живым, не желая, чтобы дуновение холода выдало ее присутствие, но даже через всю комнату ей было видно, что глаза Драко воспалены и под ними залегли черные круги. Чтобы скрыть это, несколько часов назад были небрежно наложены маскирующие чары, но они быстро теряли силу.

— Ты, конечно, слышал о смерти отца, — бросил Драко вскользь, расхаживая по гостиной, рассматривая книжные полки и упрямо избегая своего отражения в застекленном буфете. Когда он поставил бокал, Северус вновь наполнил его.

— Да. Я был на похоронах, — ответил Снейп, усаживаясь в свое любимое кресло. — Ты помнишь, я разговаривал с тобой?

Драко, очевидно, не помнил, он пожал плечами и уселся в кресло напротив. Виски в его бокале исчезал с пугающей скоростью, а он болтал о беспорядке в имении, делился бесконечными подробностями управления состоянием Малфоев. И из этого почти монолога было понятно, с какими бюрократическими препонами пришлось столкнуться Драко, ведь Люциус скрывался от Министерства, хотя формально никогда не был обвинен в преступлении, но смерть его без труда разрешила эту бюрократическую путаницу. Драко вспоминал общих знакомых, говорил о том о сем и о погоде, и разговор его опасно балансировал на грани с банальностью.

Этой игрой можно было одурачить только первогодка-хаффлпаффца, но Северус годами наблюдал за слизеринцами. Гермиона видела, что Снейп быстро терял терпение. Даже она почти устала от этой пародии на Драко Малфоя. Привычная маска презрительного превосходства слетела с него, будто это был просто воск, и все, что осталось — молодой человек, отчаянно цепляющийся за свою жизнь и, вполне возможно, за свой рассудок.

— Драко, — тихо прервал его Северус. — Ты пришел попросить, чтобы я поручился за тебя перед Темным лордом?

Пустая, бессмысленная болтовня прекратилась. И губы Драко стали еще тоньше, превратившись в белую линию, он кивнул.

Голос Снейпа обжигал холодом, как арктический воздух:

— Почему?

— Почему? — повторил Драко изумленно. — Потому что я хочу занять свое место, вот почему! Годами отец удерживал меня от этого, не давал принять Темную метку, я был только посредником в его делах. Он не разрешал мне по-настоящему служить повелителю — Лорду — нашему Темному лорду.

И как бы ни был Драко пьян после двух порций виски, он не смог заставить себя произнести: «Волдеморт». Бледная кожа раскраснелась от выпитого и от волнения, и голубые глаза горели, но он все еще выглядел жалко.

— Отец всегда держал меня от этого подальше. Не позволял вникать. Говорил, что я обязан поддерживать какое-то… правдоподобие.

— Это называется правдоподобное опровержение причастности, но ты не понял мой вопрос. Почему ты хочешь присоединиться к Пожирателям смерти — поддержать Темного лорда или, на что больше похоже, умереть так же глупо, как и твой отец?

— Мой отец умер за то, во что он верил! — возразил Драко.

— Хаффлпаффцы и гриффиндорцы тоже умирают за то, во что они верят, — сказал Северус резко. — Твой отец умер потому, что направил палочку на авроров посреди магазина с дешевой посудой.

Драко вздрогнул, но Северус не успокоился:

— А вопрос вот в чем. Во что ты веришь, Драко? Ты и вправду хочешь служить волшебнику, который твоим отцом пользовался, как мальчиком на побегушках? Отдать свою жизнь так же глупо, так же бессмысленно, выполняя прихоти того, кто давным-давно не в своем уме? Ты же видел, что осталось от Теодора Нотта, пытавшего семью Томаса, когда авроры поймали его? Не думай, что ты умней, потому что Нотт был умным маленьким ублюдком. Ты станешь слугой Темного лорда, и тебя, вероятно, ждет такой же конец.

Драко пытался возразить, но Северус не обратил на это внимания, и его обычно бархатный голос звучал жестко:

— Или ты, аристократ самой высокой пробы, желаешь стать на колени в грязь перед полукровкой и назвать его господином? Выполнять приказы, не задавая вопросов, делать все, что тебе говорят? Хочешь, чтобы тебя использовали как проститутку из Лютного переулка? Да только тебе еще и не заплатят… И стоит понимать меня буквально, Драко. Ты привлекательный молодой человек и тебе придется смириться со вниманием заслуженных Пожирателей смерти, всех, кто будет выше тебя рангом. Долохов, в частности, известен этим — так он обращается с новичками, и он любит, когда они громко кричат. Уверен, что тебе именно этого хочется?

И каждый вопрос бил как молот, и Драко глубже вжимался в кресло. И когда Снейп наконец замолчал, Малфой пробормотал что-то совсем неразборчивое.

— Ну так как?

— Я не знаю! — вырвалось у него.

Северус внимательно посмотрел на Драко. Потом поставил бокал на истертый каменный пол, поднялся и достал бутылку виски из буфета. Свободной рукой подтащил пустое кресло поближе, молча взял пустой бокал из ослабевшей руки Драко, наполнил его и втиснул обратно в руки Малфоя.

Налив виски и себе, Северус сел в кресло и уставился на хрустальные грани, будто там таились все ответы. И когда он заговорил, казалось, что он обращается к виски, а не к юноше, сидевшему перед ним, и низкий голос доносился откуда-то из-за черных волос, прикрывающих лицо Северуса.

— Я расскажу тебе то, что я действительно знаю, Драко. Гарри Поттер — каким бы неумелым, упрямым и глупым он ни был — он сможет победить Темного лорда. Он не раз доказал это, и чертово пророчество ты, верно, слышал. Оно известно всем, кто участвует в этой мерзкой, мелочной игре, обреченной на провал, и в первую очередь — самому Темному лорду. Поттер верит в неизбежную необходимость войны. Как, в сущности, и директор. И они верят в то, что одержат победу.

— А во что веришь ты? — спросил Драко глухо.

— Я был здесь раньше, Драко. Я был на стороне Темного лорда, пока ночью он не появился в Годриковой лощине и не напал на Поттеров. И мне ясно, что все повторится от начала и до конца, как и то, что взошедшее солнце обязательно зайдет.

— Что ты хочешь сказать? Мне отказаться от всего, что было святым для моего отца?

— Только то, что я говорю, — начал осторожно Северус. — Нам, слизеринцам, дорога честь, но еще мы реалисты. Я не верю, что Волдеморт добьется успеха в своем желании править всем волшебным миром. Даже если он и вправду достигнет цели, одержит верх над Орденом Дамблдора и Министерством, последующее — просто вопрос времени. Когда он затронет интересы волшебников других стран, они соберутся вместе и выступят против него. Вы — слизеринец, мистер Малфой. Будьте реалистом. А возвышенно и бесполезно расстаться с жизнью — это конец недостойный слизеринца.

И хотя мрачное выражение все еще портило черты его красивого лица, Драко склонил голову в молчаливом согласии. Он осушил бокал, потом протянул его за новой порцией. Северус налил. Они молчали, пока Снейп не допил свой виски. Болью схватило правый бок, Снейп скривил губы, стиснул подреберье рукой, но не пошел за зельем.

— У тебя есть деньги, происхождение и связи, и в послевоенной жизни ты можешь стать одним из главных игроков, — тихо отметил Северус. — Будет разумно искать общества друзей твоей матери — в круг ее знакомых входит много министерских жен. Ты можешь сопровождать ее на приемы и обмолвиться то тут, то там о печальном конце не менее печальной жизни твоего отца. И скоро они станут думать, что ты не такой, как твой отец. Люциус играл эту роль десятилетиями, постарайся быть убедительным.

— Лорд Волде… Темный лорд будет недоволен. Скримджер рассказал, как ждут они того, что я стану одним из них.

— Ты и стал бы, но я намекну Темному лорду, что нам нужен наблюдатель. Мы подготовим тебя к тому, чтобы обманом затесаться среди сторонников Министерства, ты все секреты выведаешь от их болтливых жен, — Северус горько усмехнулся. — Приобрети привычку время от времени приглашать своего нищего крестного на обед; я послушаю бесполезные сплетни, а ты узнаешь последние истории о тех глупостях, что творят последователи Темного лорда.

Драко задумчиво кивнул:

— Я смогу сделать это. Мама тяжело переживает отцовскую смерть. Ей бы нужно выходить почаще.

— Блестящая мысль. Ты подумай и о том, чтобы поухаживать за девушками. Она попытается женить тебя, и это поможет ей отвлечься.

Лицо Драко скривилось, но в первый раз кончик губ изогнулся в улыбке:

— Она составит список всех подходящих пар. Помоги мне Мерлин, если она снова примется за Панси Паркинсон.

Северус чуть вздрогнул.

— Раз так, то будет разумно расширить твой выбор. Обрати внимание на девушек, которые недавно окончили Хогвартс. Может, у них и не такое безупречное происхождение, как у Панси, но это только сыграет на руку твоему новому образу.

Драко двинул плечом.

— Получается, что я могу встречаться с полукровками. Я могу даже решиться на то, чтобы встречаться с грязнокр… маглорожденными ведьмами. Старые перечницы почешут языки!

— Это не повредит, — сказал Северус. — Но только если она на самом деле будет необыкновенной ведьмой.

В ответ на это Драко коротко хохотнул:

— Как плохо, что нет больше Гермионы Грейнджер. Она была на голову выше всех остальных.

Он задумался и наморщил лоб, прядь светлых волос упала на лицо, и Драко отбросил ее нетерпеливо.

— Подожди, я забыл. Грейнджер все еще здесь? Так? Ее привидение, по крайней мере.

— Уверен, что она где-то поблизости, — ответил Северус, и взгляд черных как смоль глаз скользнул в угол, в котором обычно сидела Гермиона, когда они беседовали по вечерам. — Но тебе придется потрудиться, чтобы найти волшебницу, чистокровную или маглорожденную, что сравнилась бы с ней.

Снейп поднял бокал в молчаливом тосте, не зная точно, подслушивала ли Гермиона, став невидимой, хотя и предполагал, что она могла бы. Он перепутал угол, но Гермиона была тронута комплиментом. Но еще больше растрогалась, когда Драко повторил движение, несмотря на то что кислому выражению его лица не хватало серьезности Снейпа.

— Слышали бы это Крабб и Гойл! Они бы с ума спятили, — ухмыльнулся Драко.

— Флобер-черви и то умнее. Хотя это меня натолкнуло на одну мысль. Они до сих пор тебя слушаются, эти два идиота. И думаю, раз ты был старостой Слизерина, да и вообще заметной личностью, ты должен пользоваться влиянием среди ровесников. Если ты желаешь спасти несколько своих глупых друзей, ты можешь мало-помалу просветить их насчет тщетности служения Темному лорду. Но, прежде всего, Драко, будь осторожен. Очень осторожен. Если ты видишь, что слова твои не возымели нужного действия, не стоит ни с кем спорить, не стоит и соглашаться. Если необходимо, дай им денег, но никому не позволяй приходить в имение Малфоев по делам Темного лорда. Ни пятнышка не должно быть на твоей репутации. Поверь мне, когда придет время карать, Министерство будет безжалостно ко всем, кто был связан с Темным лордом.

— А ты? — спросил Драко, как-то враз протрезвевший, он встал и пристально посмотрел на Снейпа. — Ты что будешь делать?

— Я? — Северус, вращая бокал, разглядывал дно — там расплывались тягучие капли янтарного виски. — Я ступил на этот путь, когда был моложе, чем ты сейчас, Драко. Это мой выбор, и, чего бы мне это не стоило, я не изменю решение. В конце концов мне придется заплатить по счетам. Не думаю, что я выживу, если падет Темный лорд.

Драко ничего не ответил, он выглядел так, будто его ударил бладжер, которого он не ждал. И когда он извинялся за столь позднее посещение, это был немного другой Малфой — более скромный и застенчивый. Он пожал руку Северусу и пригласил того на обед через неделю. Когда он ушел, Снейп повернулся к пустой комнате и тихо позвал:

— Мисс Грейнджер? Гермиона? Ты здесь?

И у стены напротив появилась Гермиона и неуверенно махнула ему рукой:

— Я здесь.

Он вглядывался в ее глаза.

— Ты все слышала?

— Да.

Северус смотрел так, будто пытался проникнуть в самую душу, и, не раздумывая, Гермиона подчинилась молчаливому повелению подойти ближе.

— Я хочу кое о чем тебя попросить, — сказал он, и потрясенная Гермиона поняла, что Северус попытался применить к ней легиллименцию. Это, конечно, было бесполезно. Но то, что он вообще попробовал, говорило, в сущности, о том, как он встревожен.

— Ты не хочешь, чтобы Дамблдор знал о Драко? — спросила Гермиона.

Северус, казалось, выдохнул облегченно.

— Да. Меньше всего я хотел бы, чтобы мой крестник встал на тот же гибельный путь, что и я. Директор… Я знаю, он хочет защитить Драко, хочет пригреть под своим… крылом.

Гермиона была уверена, что у Северуса в голове звучало «придушить», а не “защитить”.

— Я ничего не скажу, — заверила Гермиона.

Во всяком случае, призрачное существование научило ее смотреть и наблюдать, а не пытаться прямо влиять на кого-то. И Гермиона знала по собственному горькому опыту, что людей трудно отговорить от рискованных действий, если они верят в то, что делают. Она сомневалась в Драко и боялась, что Северус подверг себя опасности, будучи столь откровенным с молодым человеком, но это был его выбор. И его выбор — не сообщать директору о том, что Драко больше не предан делу своего отца.

— Кроме того, не думаю, что Драко придется по вкусу стиль руководства Дамблдора.

Снейп фыркнул на это замечание:

— Нет, директор доведет Драко так, что тот напьется даже сильнее, чем сегодня.

Он взмахнул палочкой, и стаканы вернулись в буфет вместе с графином виски. Домовые эльфы займутся ими позже. И Гермиона, желая помочь, вернула кресло Снейпа на обычное место.

— Думаешь, Драко сможет избежать внимания Волдеморта? — спросила она.

— Хотелось бы верить. Если что и вышло из смерти Люциуса, так хоть это; я сомневаюсь, что он одобрил бы решение своего сына… впрочем, неважно. Я надеюсь, Драко научится думать сам, пока не стало слишком поздно. Этот урок тяжело мне дался… но на душе у меня спокойно теперь, когда я знаю, что он не оденет маску Пожирателя смерти.

— Я рада, — заверила горячо Гермиона. — Не буду лгать — я помню, каким надменным ублюдком он был в школе, но я вправду рада, что он не станет Пожирателем смерти.

— Твои друзья в безопасности, — сказал Северус со слабой ухмылкой.

— Я не беспокоюсь за своих друзей. Я рада за Драко, — подчеркнула она. — Он спросил меня однажды о смерти. Я не думаю, что ему нужно узнать это на собственном опыте. Но мы же понимаем, по правде-то говоря, что если бы Драко попытался пойти против Рона и Гарри, это неминуемо бы случилось.

— Неминуемо, — ответил Северус спокойно, припомнив, с кем разговаривает. — Достаточно смертей в этом мире. И хотя я не склонен признавать это, но тут ты права. Ни одному члену Ордена он не соперник.

* * *

— Ну что мы упустили? — простонал Северус, запустив пятерню в волосы и взъерошив их, что было так на него непохоже. В ответ раздалось только насмешливое пыхтение, но это было отражением его досады, и он не обиделся.

Проходили дни, летели недели, но ничего лучше, чем зелье Слез феникса, сваренное той ночью в золотом котле, у них не получалось. Как только они не меняли компоненты, как только не подбирали пропорции — ничего. Зелье оказывалось не лучше любого другого второсортного исцеляющего зелья, которое можно было купить на каждом углу Косого переулка. И Гермионе после очередного бестолково проведенного вечера все больше и больше казалось, что поиски эти — несбыточная мечта, просто способ чем-то заняться, тратя кучу денег на ингредиенты, которым нашлось бы лучшее применение.

Северус сидел на высоком табурете за рабочим столом, он давно перестал прятаться под привычной форменной мантией и плотным сюртуком. Напротив, как только он возвращался в свою лабораторию, он скидывал верхнюю одежду и оставался в белой рубашке и черном жилете. Иногда он снимал ботинки и шлепал по каменному полу в носках.

Гермиона, как и Северус, расстроена была этой чередой неудач — ее длинные, вьющиеся волосы вырвались из воображаемой заколки и парили серыми завитками вокруг лица, словно призрачные анемоны, и покачивались в такт движениям. Не то чтобы она много двигалась — Гермиона уже несколько часов кряду парила у рабочего стола Северуса. Ничего ей не хотелось делать, и, скрестив ноги в лодыжках, а руки сложив на животе, Гермиона вполуха слушала, как Северус читает отрывки из перевода.

В промежутках между разговорами — не думала она, что их можно назвать спорами — Гермиона размышляла о своей привязанности к Северусу Снейпу. Как решили бы многие — ненормальной привязанности, ведь она была привидением, а он живым человеком. Несмотря на это, нельзя было отрицать, что человек, сидящий перед ней — замечательный, талантливый волшебник с трудным характером, был, как Гермионе представлялось, больше всего похож на того, кого называют родной душой. И хоть расположение ее собственной души вызывало сомнения, Гермиона знала, что будет рада провести остаток своего существования точно так, как проводит сейчас.

Она очнулась от раздумий, когда Северус прочитал вслух еще один отрывок на латыни. И строчки эти, произнесенные низким, рокочущим баритоном, звучали очень впечатляюще, пока Гермиона мысленно не перевела их.

— Не думаю я, что мне нужно знать в подробностях о расстройстве его пищеварения, профессор. В самом деле, он, кажется, писал обо всем, что в голову приходило. Похоже на поиски в переполненном Омуте памяти.

— Это твоя идея — начать с самого начала, — напомнил Северус.

— Да, но я сомневаюсь, что этот отрывок как-то поможет с зельем. Он там выше упомянул, что на обед съел целого тушеного кролика. Да от этого у любого начнутся кишечные колики.

— И то верно, — согласился Снейп и вычеркнул эту фразу.

Они не пришли к согласию — имеют ли значение строчки, где упоминаются знаки зодиака, падающие звезды и мистические животные, и перешли к заметкам по геометрии ульев.

— А мед как-то влияет на зелья? — спросила Гермиона.

— Улучшает вкусовые характеристики, — ответил Северус. — И обладает антибактериальными свойствами, но если зелье Слез феникса, как утверждается, так молниеносно и так впечатляюще действует, это не имеет никакого значения.

— Хмм… Прочти про падающие звезды снова. Может, это намек на каких-то особенных пчел.

— Огненные змеи, падающие из сердца небес, — громко прочитал Северус.

— Огонь, — задумалась она. — Огненное сердце. Высокая температура. — Гермиона вдруг вскочила на ноги, и мантия ее тревожно взметнулась. — Вот оно. Ты говорил, что этот котел отлили гоблины? Как думаешь — сколько гоблинов колесило по Южной Америке пятьсот лет назад?

— Похоже, что ни одного, мисс Грейнджер, — ответил Северус, ухватившись пальцами за кончик пера, дурная привычка, приводившая Гермиону в отчаяние, потому что пергамент вечно был в черных пятнах и отпечатках пальцев.

— Точно. Итак, неизвестный нам любитель использовал обычное магловское золото. Готова поспорить, что это было чистое золото, гораздо мягче нашего. До какой температуры может нагреться золото, пока не начнет плавиться?

— Почти две тысячи градусов по Фаренгейту, как я помню, хотя полагаю, что задолго до этого оно потеряет всякую структуру.

— Но даже пламя костра достигает такой температуры, получается, что он, возможно, вообще не нагревал котел над огнем, — проговорила Гермиона, и Северус кивнул, соглашаясь с ее умозаключением, коль скоро не понимал, к чему она клонит. — Тогда, если у нашего приятеля не было котла, сделанного гоблинами, как он подогревал свое зелье?

Снейп откинулся на спинку кресла, шумно вдохнул через нос и задумался.

— Он мог нагреть что-нибудь еще и опустить нагретый предмет в котел. Это распространенный способ нагревания жидкости в сосуде, который нельзя поместить над пламенем.

— Может быть, что-то вроде метеорита?

Северус удивленно воззрился на нее, складка между бровей углубилась:

— Что?

— Метеорит, профессор. Упавшая звезда. Огненный след в небесах.

И как всегда, когда они работали вместе, Северус тут же попытался рассмотреть проблему с другой стороны:

— Почему просто не что-то железное?

— Если метод нагревания и состав сплава не имели бы значения, это варево уже бы работало. Мы зелье какими только черпаками не размешивали.

Гермиона, задумавшись, сдвинула брови; она парила в воздухе, скрестив ноги, а призрачная мантия клубилась.

— Я точно где-то читала, что метеорит, когда проходит сквозь атмосферу, раскаляется, и внутри него формируется кристаллическая структура.

— Использование кристаллов это, хоть и краткий, но важный раздел алхимии, — добавил Северус. Он вдруг выпрямился. — Минуту. В манускрипте был отрывок, где без конца упоминалось о поисках амбрового дерева — топлива для разжигания огня.

— Да, но мне показалось, ты решил, что метод нагревания не имеет значения.

— Решил. Но мы же думали, что будем нагревать котел. А если мы поместим в пламя метеорит, то он покроется частицами дерева.

— Смолу амбрового дерева ацтеки использовали как лекарство, — добавила Гермиона, ее серые глаза пылали от радости — наконец-то все кусочки загадки собраны воедино. И тем же волнением светились черные глаза Северуса.

— Совершенно верно. Итак, нам нужно амбровое дерево и метеорит. Как думаешь — какого размера?

Гермиона пожала плечами.

— Больше, чем твой кулак, но такой, чтобы поместился в котел, — ответила она спокойно, хотя все в ней гудело от волнения. — Я позову ворона — ты сделаешь заказ.

— Уже поздно, Гермиона, — напомнил Северус, разыскивая чистый пергамент. — Я напишу список, а отправим его утром.

Она разочарованно вздохнула, но согласилась:

— Ладно. И сразу после этого — спать. Я тут все уберу.

— Договорились. Спасибо, — добавил он рассеянно, что-то наспех записывая на пергаменте. — Я едва ли желаю дать тебе еще одну причину волноваться из-за меня.

— Хорошо. Ты слишком взрослый для того, чтобы укладывать тебя в постель и подтыкать одеяло, но я уверена, что директор не отказал бы мне, если бы я хорошо попросила.

Северус пытался сделать вид, что не услышал этого, хоть и едва заметно вздрогнул.

— Готово, — объявил он чуть позже. — Я отправлю письмо утром, а завтра ночью мы закончим готовить ингредиенты для третьекурсников. Похоже, что до того, как все доставят, пройдет несколько дней. Хотел бы я потратить это время наилучшим образом.

— Хорошо, — согласилась Гермиона, бережно расставляя книги на полках, раскладывая по местам все, что использовали они этим вечером. — Спокойной ночи, профессор. Приятных снов.

И как только слова слетели с губ, она поняла, что именно сказала. В невообразимом волнении и страхе застыла Гермиона неподвижно, пока не услышала, как Северус произнес пренебрежительно:

— В самом деле, няня Грейнджер. Это уж слишком. В следующий раз ты принесешь мне стакан теплого молока.

Чувство радостного облегчения наполнило ее душу, когда Северус, совершенно не обращая внимания на то, как она встревожилась, спокойно закрыл чернильницу и заклеил конверт. Он, очевидно, не придал никакого значения ее словам. Если Северус и помнил хоть какой-то из своих снов, он не связывал Гермиону с теми отрывочными образами.

Гермиона хранила молчание, не доверяя больше своему языку, пока Северус Снейп расхаживал по лаборатории и собирал вещи. Но вот он ушел, рассеянно пожелав доброй ночи, и, как только это случилось, Гермиона с облегчением сползла по стеночке и помотала головой. «Ну что ты за идиотка? — пробормотала она. — Хочешь, чтобы тебя поймали?»

Когда Гермиона все убрала и разложила по местам, она оставила за спиной темную лабораторию и вопросы, на которые не получила ответов. В том гостеприимном уголке на самом верху замка было прохладно, темно и спокойно, да только ответов там было не больше, чем в подземельях. Гермиона всматривалась в окрестности замка и в первый раз, с тех пор как умерла и стала привидением Хогвартса, почувствовала, что попалась в ловушку. Нигде не было ей покоя. И человек, который не помнил ее вмешательства в ночные кошмары и не обращал внимания на то, что она заботится о нем, был не таким одномерным, каким хотел казаться.

* * *

Северус был слишком оптимистичен в своих расчетах. Прошло несколько недель, прежде чем магазин товаров для алхимии смог отследить метеорит; Снейп заплатил втридорога, и это не было игрой слов. На письмо, отправленное международной совой в Венесуэлу, пока никто не ответил. Немного смолы удалось купить в местной аптеке, но в последний момент появился эльф службы доставки в потертой ковбойской шляпе и вручил им посылку с древесиной амбрового дерева из влажных тропиков Южной Америки.

Гермиона снова бережно подготовила все ингредиенты, пока Северус вручную раскладывал дрова. Закончив, он разжег огонь с помощью палочки. Почти бесценный, неправильной формы метеорит поместили в самом центре костра, он глухо стукнул. Остальные компоненты ждали своей очереди в золотом котле, который стоял на холодной жароустойчивой подставке. Они ждали, не говоря ни слова, пока тонкие края метеорита не засветились от жара, а поленья с глухим треском не просели под тяжестью металла.

Гермионе казалось, что нервы ее, как струны, звенят от напряжения, когда Северус золотыми щипцами ухватил горячий метеорит и перенес его к котлу. Он выглядел спокойно, но тонкие морщинки вокруг глаз выдавали и его напряжение. Гермиона задержала несуществующее дыхание, когда метеорит погрузился в похожую на суп основу.

Раздалось бурное шипение, и на миг облако пара совершенно скрыло темное зелье. Жидкость тут же закипела, и золотистый свет замерцал на дне котла.

Мерцание вдруг взорвалось, расцветив комнату — яркими взрывами, слепящими красками, летящими светлячками, огненным колесом. Еще чуть-чуть, и почти так же быстро, как начался, фейерверк затих, а золотой котел продолжал светиться изнутри. Когда Северус осторожно посмотрел туда, почти стукнувшись лбом с Гермионой, он увидел, что зелье стало прозрачным и принялось переливаться радужными красками, а на дне котла покоился метеорит. Теми же золотыми щипцами он вытащил его и положил на один из пустых подносов. Радужная жидкость стекала с железного кусочка, и метеорный камень скоро стал сухим, а зелье собралось в каплю, как ртуть, и принялось кататься вдоль бортиков, будто приглашая кого-нибудь ткнуть шарик и посмотреть, что из этого получится.

Только годами выработанная дисциплина позволила Северусу взять себя в руки, он дотянулся до многострадальной шкуры науги и снова разрезал ее. Потом нанес немного Слез феникса на поврежденную кожу, зелье тут же растеклось по краям раны и покрыло ее полностью. Несколько секунд ничего не происходило.

И только Гермиона открыла рот и попыталась сказать, что она об этом думает, как края раны прильнули друг к другу, будто надолго разлученные любовники, и соединились в единое целое. И теперь даже при самом тщательном осмотре нельзя было сказать, где проходил разрез. На поверку, все старые рубцы и шрамы, те, которые не взяли ни зелья, ни сшивающие заклятья, совершенно исчезли со шкуры; и теперь она была мягкой и безупречной, как кожа самой тонкой выделки.

С благоговением Северус погладил шкуру, но даже его чувствительные пальцы не нашли и следа их предыдущих опытов. Он посмотрел на Гермиону, которая покачивала поднос из стороны в сторону, наблюдая, как радужные капли катаются по поверхности. И уголки серых губ поднялись в улыбке какого-то совершенно детского изумления.

Не желая беспокоить задумчивую Гермиону, Северус снова потянулся за черпаком и помешал вязкую жидкость. А потом, позабыв про все навыки и полезные привычки, что были вбиты ему в голову с тех пор, как он впервые нагрел котел, Северус потянулся за кружкой, из которой недавно пил чай.

— Не смей! — приказала резко Гермиона, тут же очнувшись. — Нам нужно его испытать… увериться, что зелье безопасно.

— Оно работает, — сказал Северус мягко. — Ты знаешь это. Я знаю это. Это мгновение, ради которого живет мастер зелий, Гермиона. Пусть тебе больше не нужно дышать, но ты так же компетентна, как любой мастер, с которым я когда-либо работал. И ты знаешь, что это так.

Она с минуту помолчала. Удовольствие от комплимента смешалось со страхом за него: придумал же — испытывать зелье на себе.

— Ладно, можешь проверить. Только подожди минутку.

В мгновение ока Гермиона склонилась над тетрадью, лежащей на столе, где они записывали ход и результаты всех экспериментов. Она пролистала страницы, нашла чистую, открыла чернильницу и бережно занесла результаты последнего эксперимента — описала заживление шкуры науги. Потом критически оглядела Северуса.

— Приступим. Твой вес килограмм шестьдесят пять, верно? — и Гермиона сделал пометку в тетради, потом записала возраст Северуса и то, что он страдает синдромом Браксдиса. — Тогда так: отмерь четвертую часть пинты — в чистый бокал, уж будь любезен, — проворчала она, когда он снова потянулся за чайной кружкой.

Он фыркнул, но подчинился, отмерив требуемое количество зелья в стеклянный бокал. Оно сверкало, как жидкая радуга. Северус уселся за стол напротив Гермионы, отсалютовал ей бокалом и осушил его. Гермиона засекла время. Оставалось только ждать.

— Ну как? — спросила она, когда часы отмерили минуту.

— Странное ощущение, — ответил Северус, вглядываясь в дальнюю стену. — Мне жарко. Похоже, что внутри меня вулкан, который готовится к извержению.

— Рассказывай мне обо всем, что с тобой происходит, — напомнила Гермиона, делая пометки в тетради, и в тишине подземелий слышно было, как царапает перо бумагу. — Головокружение?

— Нет. Только давит вот здесь, — и Северус положил руку на правое подреберье — там случались приступы боли после употребления алкоголя или других продуктов, пагубно действующих на печень.

Должным образом зафиксировав симптомы, Гермиона посмотрела на часы. Они тихо щелкнули и снова мерно затикали.

— Что еще? — И она посмотрела на Северуса как раз вовремя — он вдруг обмяк на стуле, и голова его упала на грудь.

К счастью, стул, где сидел Северус, был одним из тех неудобных деревянных стульев, на которых он допрашивал учеников, и твердые, жесткие подлокотники удержали его тело, когда он завалился набок. Испарина выступила на желтоватой коже.

С быстротой молнии Гермиона перелетела через стол и припала к нему:

— Профессор? Северус! Что с тобой?

Снейп откинул голову назад, нащупывая руками подлокотники, и ничего не ответил, только слышалось его глубокое, хриплое дыхание. Он открыл глаза и долго щурился, а потом посмотрел на Гермиону. И столько напряжения было в его взгляде, что она не могла отвести глаз; лицо Северуса покраснело, на лбу и щеках выступил крупными каплями нездоровый пот, и даже Гермиона почуяла резкий и неприятный запах. И голова взмокла маслянистым потом, а из глаз, которые неотрывно смотрели на нее, начали сочиться слезы — вязкие, крупные капли, собирающиеся в уголках, окрашивающие желтым ресницы. Вдруг Северус снова наклонился вперед, сложившись вдвое, и глубоко, надсадно закашлялся; он кашлял и давился мокротой, пока не сплюнул ее в поспешно нащупанный платок. Получив передышку, он промокнул желтые слезы, сочившиеся из глаз, чистым уголком льняного платка.

— Может, мне сходить за мадам Помфри? — спросила Гермиона взволнованно.

Северус покачал головой и съежился в кресле. Он еще несколько раз закашлялся, но дыхание его было ровным. Кроме того, что он выглядел малопривлекательно и немного смущенно, он, казалось, был вне опасности.

Спустя минуту-другую Северус глубоко вздохнул и простонал смиренно.

— Мне нужно в ванну, — оповестил он с отвращением.

Пошатываясь, Снейп поднялся на ноги, расставив руки в стороны, стараясь, чтобы пропитанная потом рубашка не касалась тела. Сшитая на заказ сорочка, еще несколько минут назад белая как снег, сейчас висела на его плечах мокрая, желтая и заскорузлая от соли.

— Я не оставлю тебя одного, — предупредила Гермиона.

— Вуаеризм добавился к твоим хобби? — едко откликнулся он.

И Гермиона фыркнула раздраженно, хоть и знала — Северус нарочно говорит так, чтоб она перестала над ним виться.

— Я буду рядом с ванной, — сообщила она.

Северус и виду не подал, что слышал ее слова, он шел, оставляя за собой след — обувь, носки, рубашку — от двери в комнату до двери в ванную. Гермиона мельком увидела его бледную спину, и Северус закрыл дверь, а она принялась ходить туда-сюда и слушать сквозь звуки бегущей воды, как ворчит он себе под нос.

Снейп необыкновенно быстро с этим управился, хотя Гермиона услышала больше, чем ожидала, когда он, по всей видимости, испытал внезапное желание воспользоваться не только ванной, но и другими туалетными сооружениями. Бульканье в унитазе скоро сменилось шумом воды в стоке ванны, и мгновением позже открылась дверь, в образовавшуюся щель пыхнуло паром, и Гермиона столкнулась лицом к лицу с едва одетым Северусом Снейпом, поспешно закутывающимся в халат.

— Гермиона, — рявкнул он. — Проклятое зеркало совсем запотело. Что ты видишь?

— Дырку в твоем халате, — ответила она невозмутимо, показывая на рукав, побитый молью, где теперь через маленькое отверстие просвечивала бледная кожа.

В ответ Снейп наградил ее сердитым взглядом, но ей дела не было до норова Северуса — Гермиона изучала его лицо. И, изумленная, она забыла о той дерзости, что готова была сорваться с языка. Его кожа, обычно чуть желтушная, когда он чувствовал себя хорошо, и желтая, как старая слоновая кость, когда хандрила печень, сейчас была чистой и бледной, как новый пергамент. В ванной было жарко, и слабый румянец окрасил его высокие скулы. Склеры были чистые, белые, а не мутные, как обычно, из-за расширенных капилляров. В изумлении Гермиона рассматривала его волосы, все еще мокрые, но отдельные пряди выбивались и топорщились, будто ждали, когда их откинет ветер. Она захихикала в основном от облегчения, но и от мысли, что такой Северус Снейп почему-то напоминает ей средневекового рыцаря.

Он нахмурил черные брови, но разгладились привычные морщинки вокруг глаз, и Северус выглядел так, будто ему не больше тридцати.

— Как ты? — спросила Гермиона.

— Я чувствую себя… отлично, — ответил он, и Гермиона улыбнулась, а Снейп снова нахмурился. — Ну чего ты от меня ждешь? Хочешь услышать, что я никогда так хорошо себя не чувствовал?

— А это так?

— Да, — признал Снейп, одергивая халат. — Моя спина не болит. Мой бок не болит, — он коснулся правого подреберья. — Ничего не болит, правда. И я есть хочу, — добавил он.

— Ты? Проголодался? Куда катится мир? — поддразнила Гермиона.

Северус Снейп питался кофе и только кофе, и она никогда не слышала, чтобы он изъявлял желание поесть, а когда это все-таки случалось, то он редко ел с аппетитом.

— Да, я страшно хочу есть. Я убью за бутерброд с жареной говядиной. С хреном, — он казался смущенным, как будто не мог поверить, что слова эти сорвались с его губ.

— Хорошо. Сообщи об этом на кухню по каминной сети и поужинай. А я пока принесу тетрадь для записей, — предложила Гермиона.

Он кивнул и потянулся за дымолетным порошком. Гермиона медленно проникла сквозь стену, держа курс на лабораторию. Вскоре домовой эльф принес ужин, а Гермиона принялась поспешно описывать удивительное действие зелья Слез феникса. Забытого зелья, вновь открытого тысячу лет спустя. Северус тут же с жадностью набросился на бутерброды и съел первый раньше, чем Гермиона успела написать одну страницу.

— Кажется, зелье вывело из твоего организма все токсины, — уверенно сказала она; перо, покачиваясь, зависло над пергаментом.

Тетрадь разбухла от заметок и топорщилась закладками со ссылками, но она была зачарованной — всякий раз, когда нужна была чистая страница, она и появлялась. Гермионе думалось, что к окончанию исследования тетрадь станет вдвое толще.

Северус, прожевав бутерброд, кивнул:

— Точно. Потовые железы, респираторная система, слезные протоки — все.

— Пищеварительная система? — спросила она тактично, и он согласился без смущения:

— Она тоже. Все.

Гермиона глянула на часы.

— Прошел час. Опиши свое состояние.

— Я наелся, — сообщил Северус, бросив салфетку на пустую тарелку.

И только несколько крошек напоминало о том, что когда-то здесь лежали два больших бутерброда и фруктовый пирог. Гермиона знала единственного человека, который ел быстрее, чем мужчина, сидящий напротив, и это был Рон Уизли.

— Что еще? Головная боль, головокружение?

Северус махнул рукой, до краев наполнил водой стакан и одним глотком осушил половину.

— Ничего такого, — заявил он, откинувшись на спинку стула, такой размякший, будто в теле больше не осталось ни одной косточки, и сосредоточился на своих ощущениях.

— Суставы не болят. Мышцы расслаблены, — он прервался, сильно зевнул. — Я сплю уже, — все-таки проговорил он.

Гермиона посмотрела на Северуса поверх тетради:

— Не может быть.

Он кивнул и зевнул еще раз.

— Да. Устал до смерти, внезапно.

— Северус Снейп, сколько я тебя знаю, я никогда я не видела тебя сонным.

— Я всегда принимал эти чертовы стимуляторы из-за Браксдиса. Теперь мой организм от них избавился.

— И как тебе без них? Нормально?

Северус попытался сказать что-то утвердительное, но следующий зевок помешал ему.

— Должно быть. Если нет, то я снова приму стимуляторы через пару часов. А если Слезы феникса сработают так, как мы надеялись, я должен излечиться от Браксдиса.

— Профессор, ты не можешь знать наверняка. И я до сих пор не уверена, что это мудро — испытать зелье сначала на тебе, а не на крысах или ком-нибудь еще. Нельзя исключить возможное побочное действие.

Северус посмотрел на нее тем самым чуть сердитым, упрекающим взглядом, который говорил, что она опять ведет себя как няня.

— Да, и замок может обрушиться и убить нас всех во сне. Да чтобы ни случилось, ты скажешь: «А я тебе говорила!». Но ты только покажи мне потом, как устроить взбучку Пивзу Я хотел это сделать с тех пор, как поступил в Хогвартс.

— Это не смешно!

И у него хватило такта виновато посмотреть на Гермиону:

— Прости меня. Я знаю, тебе не нравятся шутки, которые касаются смерти. Мне только одно оправдание — усталость, и я прошу тебя извинить мою бестактность. Спокойной ночи, мисс Грейнджер.

— Спокойной ночи, профессор, — ответила Гермиона, когда он поднялся со стула и направился в спальню.

У порога Снейп чуть запнулся, но крикнул, что он в порядке и ей нечего беспокоиться.

И после него в комнате осталась только тишина, такая плотная и глухая, как бывает зимой в снегопад, но тишину разрушил тихий хлопающий звук — домовой эльф вернулся за тарелками. Создание пискнуло, увидев Гермиону, сидящую за столом, и поспешно поклонилось. Гермиона улыбнулась признательно и стала невидимой. Эльф убирал посуду, а она блуждала по комнате.

С ним все будет хорошо, пыталась убедить себя Гермиона, как только эльф исчез, забрав тарелки и крошки. Ни один из исходных ингредиентов не ядовит, и даже если зелье совсем не принесет пользы, то не причинит и вреда.

Гермиона вернулась к тетради для записей и продолжила фиксировать результаты испытаний. Это ненадолго заняло ее, но уже через час она не могла больше сопротивляться желанию посмотреть на Снейпа. Хотя бы, сказала она себе, ради того, чтобы узнать — влияет ли зелье на качество сна, но Гермиона понимала, что это не ахти какое оправдание. А беспокоило ее только одно — жив ли он, здоров и не страдает ли от возможных побочных эффектов.

В спальне было темно, и Северус Снейп, все в том же побитом молью халате, лежал неподвижно под одеялом. Он дышал глубоко и ровно, не сопел и не всхрапывал, как обычно, не метался беспокойно во сне. Здесь, в сокровенной темноте спальной комнаты, рассудительность быстро проигрывала битву чувствам.

Гермиона просила себя быть благоразумной, но только часть ее страстно желала отыскать в бессознательном того уязвимого и искреннего человека. В те краткие, но вместе с тем вневременные мгновения, проведенные в его снах, Гермиона увидела такого Северуса Снейпа, которого никто не удостоился видеть до сих пор. И хотя она страшилась того, что он обнаружит ее посягательство, часть ее желала, может и напрасно, увидеть когда-нибудь такого Северуса Снейпа в реальной жизни.

Зависнув у его кровати, Гермиона в последний раз попыталась побороть искушение, но в конце концов не смогла ему противостоять. Она склонилась над спящим мужчиной — все ближе, все ближе и внутрь.

Сначала она ничего не могла понять, зацепиться за что-нибудь постоянное — фантастические ландшафты снов Северуса мелькали перед ней с пугающей скоростью. Гермиону куда-то несло в странном потоке образов, ощущений, звуков. И, пытаясь не сойти с ума, она закричала:

— Северус?! Где же ты?

И ей ответили, и когда Гермиона обернулась, то увидела его высокую фигуру. Вырисовываясь из этого водоворота, в привычных черных брюках и белой рубашке быстрым шагом шел к ней Северус Снейп.

— Где ты была? — требовательно спросил он, хватая Гермиону за руку и притягивая к себе. — Я все звал и звал тебя.

— Правда?

— Конечно, правда, — ответил он, как будто это само собой разумелось.

«Вот как, — подумала Гермиона с облегчением. — Если Северус, не осознавая этого, использует навыки легиллименции, когда спит, то вот объяснение, почему я чувствую, что должна присоединиться к его снам. Или все это бред собачий, и у меня самообладания меньше, чем у пятикурсницы-хаффлпаффки на втором свидании».

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, решив не зацикливаться на трудностях самоконтроля.

— Замечательно, — заявил он, лукаво улыбнувшись. — Почти так же замечательно, как ты выглядишь.

Гермиона хмыкнула, услышав столь откровенную лесть. А Северус только улыбнулся шире, и она поразилась, как уверенно он выглядел и вел себя. Безумие не мелькало в его глазах, он никуда не спешил, одежда была чистой, а черные волосы собраны в блестящий хвост на затылке. Улыбка легко возникала на тонких губах, и исчезали скорбные морщины по углам рта.

— Идем, — настойчиво попросил он.

— Куда?

— Куда-нибудь. Нам кое-что нужно сделать. Много чего.

Пейзаж вокруг них изменился, они очутились в открытом внутреннем дворе. Гермиона смутно помнила такой где-то в Хогвартсе. В замке устроено было несколько потайных внутренних двориков, куда ученикам запрещалось ходить, но время от времени их заново открывали те отчаянные сорвиголовы, у которых на уме была либо шалость, либо любовь. Посреди дворика Гермиона увидела большой фонтан, в котором давным-давно высохла вода, и в чаше лежали только сухие осенние листья. Старые деревья, сучковатые и скрюченные — им не хватало пространства — кольцом окружали площадь. Меж серых, древних камней — из таких же был выстроен весь замок — рос мох, и четкие линии каменных блоков сгладили время, ветер и дождь.

— И что теперь? — шаловливо спросила Гермиона.

— Потанцуй со мной, — приказал он.

И только она открыла рот, чтобы возразить, как Северус притянул Гермиону ближе и закружил в танце. В деревьях щебетали птицы и иногда выводили трели в несколько нот, и Северус, казалось, считал, что этой музыки вполне хватает для его замысла. Он танцевал с удивительной грацией, и как в большинстве снов, достаточно было только намерения, и Гермиона обнаружила, что он ведет ее в замысловатой кадрили, а она даже не понимает, что делает.

И мантия ее стала строгой, старого покроя, с большим вырезом, и лиф, отделанный оборками, туго охватывал стан. Гермиона чуть сосредоточилась, и вот — ткань стала темно-синей, приятнейшее изменение от монотонного серого цвета, который ей так наскучил. С озорной мальчишеской улыбкой Северус протянул Гермионе руку. Белая рубашка, что была на нем, больше подходила Сэру Николасу, чем консервативному мастеру зелий.

Гермиона не смогла удержаться от смеха, пока они кружились вокруг фонтана в центре площади.

— Чего тут смешного?

— Ты похож на пирата, — сказала она.

— О да, девчонка! — ответил Северус, попытавшись изменить произношение.

Ужасная попытка, и Гермиона опять рассмеялась и снова повернулась под его рукой, а Северус наклонился и поцеловал ее. Смех оборвался, когда Гермиона сосредоточилась на ощущении его губ на своих губах, на ощущении крепких рук, обнимающих ее. И это чисто физическое чувствование было так же незнакомо ей, как и то возбуждение, что заставило глухо и сильно биться сердце.

— У меня нет сердца, — пробормотала она в его губы. — Как возможно это…

Но Гермиону прервали очередным поцелуем, и она отказалась от попыток отыскать истину в этом сне. Как и во всех снах, тут не хватало резкости и ощущения того, что предметы вокруг действительно материальны, но тело Северуса, прижимавшееся к ней, было достаточно реальным. И не имело никакого значения, как вдруг они перенеслись с каменного дворика на прикрытую балдахином кровать. Потому что важно было одно — тепло его поцелуев и торопливый горячий шепот на ухо.

— Ты нужна мне, — пробормотал он. — Гермиона…

Ее имя. Он назвал ее по имени. И волнением стиснуло горло, и все те чувства, которые она упорно пыталась подавить, грозили накрыть ее с головой.

— Я твоя, — проговорила она лихорадочно. — Все, что тебе нужно от меня, Северус. Все.

И были только смутные образы, ощущение его рук на обнаженной груди, и тут, и там; и тяжесть его тела, скользящего меж бедер, и единение мужчины и женщины. Это было быстро и неодолимо, и лишь немного смущало, когда тела напряглись, задрожали, но Гермиона закричала в исступленном восторге, и его низкий голос, хриплый от желания, выкрикивал ее имя снова и снова:

— Гермиона!

Гермиона внезапно обнаружила себя парящей над кроватью Снейпа, от охватившего ее желания тело едва не звенело, напряженное, как струна. Мужчина на кровати повернулся и тихо засопел. Потрясенная, Гермиона позабыла все слова и не знала, чего было в ней больше — негодования, облегчения или желания рассмеяться над известным стереотипом — будто мужчины засыпают сразу после секса.

Но эти чувства говорили только об одном — сладостно-горькая правда, от которой никуда не скроешься. Она была глубоко и безнадежно влюблена в Северуса Снейпа.

— Хм.

— Хмм.

— Ах.

— Право же, Поппи. Ты на директора начинаешь походить. Или на него, или на шмеля.

Поппи Помфри вынула маленький отоскоп из левого уха Северуса и строго посмотрела на Снейпа:

— Перестань злиться на меня, Северус Снейп. Сколько раз я вытаскивала тебя с того света? И ты ждешь, что сейчас я поглажу тебя по голове и отпущу в подземелья только потому, что ты сварил предположительно чудодейственную бурду?

— Я совершенно здоров, женщина. Оставь меня в покое.

Поппи не обратила на это никакого внимания, увлеченно изучая второе ухо Снейпа, очевидно, в попытке увидеть на другой стороне дневной свет. И она так крепко ухватила его за мочку, что Северус, нравилось ему это или нет, решил вести себя как положено. И благодарен он был только за то, что в больничном крыле находился лишь один ученик, да и тот, казалось, спал, закутавшись в одеяло.

— Я правда не пойму, чего ты суетишься, Поппи. Я просто чувствую себя лучше, чем всегда.

— Лучше себя чувствуешь? — колдоведьма оставила уши Снейпа в покое и взялась ощупывать холодными, костлявыми пальцами горло и челюсть. — Да. Это уж точно. Ты себя так хорошо не чувствовал с тех пор, как был мальчишкой. Глотай.

Северус покорно сглотнул, сопротивляясь желанию закатить глаза. Поппи уже успела испытать на нем пять разных диагностических чар, простучать грудную клетку, потребовать, чтобы он показал язык, а костлявые пальцы исследовали те места, в которых Северус и позабыл уже, что бывает щекотно. Недостойное положение для пятидесятилетнего мужчины — ужом крутиться на кушетке только потому, что колдоведьма решила пропальпировать ему внутренности. Вдобавок ко всему прочему, Поппи свои манипуляции сопровождала пространным монологом, высмеивающим его импульсивные действия и отсутствие здравого смысла.

— Видала я безответственных людей, но такое… Испытать неизвестное зелье на самом себе в этой норе в подземельях… ты мог там и умереть, и кто знает, когда бы это заметили. Видит Бог, дети ни за что бы по доброй воле не рассказали, что ты пропал из класса.

— Я — мастер зелий в том случае, если ты позабыла. Я знаю, что делаю.

Поппи снова фыркнула.

— Мастер зелий! Вы только подумайте! — она кудахтала, как наседка, и делала все возможное, чтобы Северус вновь почувствовал себя первоклашкой, но наконец Поппи прекратила эти ощупывания и простукивания и скрестила руки на узкой груди. — Может, поведаешь мне, что входит в чудодейственное зелье, которое ты состряпал?

И Северус рассказал, опуская многие детали и все подготовительные мероприятия. Поппи Помфри нахмурилась задумчиво, пару раз кивнула, но ни разу его не перебила. Когда Снейп закончил описывать слабительное действие зелья, она молча вернула ему рубашку, которую он тут же надел.

— Интересно было бы посмотреть, как ты доведешь это до ума, Северус, но я по-прежнему считаю, что ты — полный идиот, раз испытал зелье вот так. Ты наизнанку мог вывернуться.

— Да, я знаю, — ответил он холодно. — Не только от тебя я это слышал.

— Услышишь и от меня, Северус, — раздался голос от дверей, и Альбус Дамблдор вошел в комнату.

— По правде говоря, директор, — протянул Снейп, — пока вы что-то заметили, два дня прошло. Не думается мне, будто ситуация заслуживает такого внимания.

В своей длинной, вышитой звездами мантии профессор Дамблдор выглядел слишком старым, чтобы распекать подчиненных, как непослушных детей, но он все-таки ухитрился сделать это:

— Возможно, если бы вы чаще присоединялись к нам за обедом и ужином, профессор, мы бы и раньше заметили. Сколько прошло времени с тех пор, как вы решили поиграть в морскую свинку?

Северус не спасовал.

— Неделя, сэр.

— И никаких рецидивов?

— Ни одного, — подтвердил он. — Я даже позволил себе поесть жареной картошки и рыбы. И ничего.

На самом деле Северус с удовольствием съел то, с чем его желудок никогда бы не справился десятью днями ранее — две тарелки вредной и жирной пищи.

— Никаких побочных эффектов? — резко спросила Поппи.

— Нет. Если ты не считаешь побочным эффектом наплыв снов с эротическим содержанием, — добавил Северус весело, почувствовав непонятное удовлетворение, когда в ответ услышал сконфуженное пыхтение. Дамблдор усмехнулся в бороду, а Поппи удалилась, пробурчав на прощание, что умывает руки и что некоторые волшебники так никогда и не повзрослеют.

— Как прекрасно видеть тебя в добром здравии, Северус, — сказал Дамблдор. — В последнее время я беспокоился за тебя.

— Не вижу причин, — ответил Снейп, застегивая жилет и завязывая галстук. — Я с детства страдаю синдромом Браксдиса.

— Да, и ты один из тех немногих, кто дожил до такого возраста. Не последнюю роль тут сыграла твоя преданность своему искусству. Это зелье — Слезы феникса — так ты назвал его? — весьма возможно, спасет множество жизней, спасет больных, которые страдают от хронических заболеваний.

— Только от системной патологии либо от последствий травмы, директор, — предупредил Северус. — И только тогда, когда закончится война.

Дамблдор пристально посмотрел на него поверх очков-половинок:

— Ты хочешь сказать, что не предашь открытие гласности?

Северус оторвался на миг от застегивания сюртука.

— Я полагаю, что благоразумно будет повременить с этим, директор. Эликсир — мощное исцеляющее средство. И если одна противоборствующая сторона будет владеть им, а вторая нет, то он, возможно, изменит расстановку сил на поле битвы.

В ответ Дамблдор тяжело вздохнул и кивнул опечаленно:

— Я согласен, хотя мне больно, что приходится так поступать. Однако среди отдельных личностей твое внезапное выздоровление не останется незамеченным.

— Нет, — согласился Северус. — Ведь мое состояние есть — было — известным источником шуток для этих самых отдельных личностей. Но когда я расскажу им, что нашел лекарство от синдрома Браксдиса и начну вдаваться в детали открытия, то ручаюсь — минуты не пройдет, как у всех любопытных глаза посоловеют. Да я буду счастлив, если они не проклянут меня за то, что я им эту ерунду рассказываю.

— Превосходная задумка, мой мальчик. Хочешь одурачить слизеринца — доверь это другому слизеринцу.

Профессор Дамблдор хрипло хохотнул, громче, чем обычно, но Северус не обратил внимания на этот предупреждающий сигнал. Он заподозрил какой-то подвох лишь тогда, когда Дамблдор обнял его за плечи и предложил прогуляться по коридору.

— Поскольку ты себя много лучше чувствуешь, Северус, я приготовил тебе маленькое задание. Буду рад, если ты за него возьмешься.

Директор, лучась, посмотрел на него, и внезапно мрачное предчувствие охватило Снейпа. Он почти с тревогой глянул на обнимающую его старческую руку.

— На самом деле, директор, у меня есть кое-какие обязанности, которыми я пренебрегал, — возразил Снейп, пытаясь найти достойную причину и сбежать.

— Ерунда, мой мальчик, — заверил Дамблдор. — Это всего на день. Ну, может, еще вечер прихватит, не больше.

— Я получил приглашение на свадьбу, — сказал Северус Гермионе этим же вечером таким голосом, который больше подходил для объявления о смерти. — Я бы и сову с отказом не потрудился послать, но, учитывая мои обязательства перед директором, мне, кажется, придется посетить это мероприятие.

— Правда? — равнодушно спросила Гермиона, растирая коготь гиппогрифа в пудру.

Северус по выходным часто обедал со своим крестным сыном и иногда делился с ней любопытными подробностями. Вполне возможно, что Драко наконец остановился на какой-нибудь девушке из той вереницы волшебниц, за которыми ухаживал, и пригласил на свадьбу своего крестного отца, да только Северус был бы немного более восторженным, получив приглашение от Драко.

— Кто-то важный?

— Рональд Уизли, — лаконично ответил Снейп.

— Ты шутишь? Рон — женится? Он с ума сошел? Он же только окончил школу авроров!

Северус, будто что-то взвешивая, долго смотрел на нее:

— Ему двадцать семь, Гермиона. С моей точки зрения, он еще ребенок, но тут нет ничего необычного.

Гермиона наконец оставила в покое ступку с пестиком и недоверчиво посмотрела на Снейпа:

— Какой сейчас год?

— Две тысячи восьмой. И закрой рот. Ничего привлекательного нет в том, что через твою глотку видно книжный шкаф.

В полном замешательстве Гермиона вылетела из-за стола и добралась до свободного кресла, где и уселась, растерянная. Вид у нее был озадаченный и печальный. Северус ждал, пока Гермиона, уставившись в пространство, достигнет соглашения с незаметно пролетевшим временем.

— Думаешь, Гарри будет его шафером? — спросила она, наконец.

— Несомненно, как и то, что утром восходит солнце, а бутерброд падает маслом вниз, — ответил Северус решительно. — Эти двое такие закадычные друзья, что водой не разольешь, были бы они еще хоть немного благоразумнее. Я официальный представитель директора на торжестве, а Темный лорд — гипотетически — высоко оценит любые сведения касательно Поттера и его друзей.

— Ты должен идти, — внезапно сказала Гермиона, со странной сосредоточенностью рассматривая Снейпа. — Желаю тебе приятно провести время.

Северус с недоверием глянул на Гермиону:

— Что заставило тебя подумать, будто на этом мероприятии я найду хоть что-то приятное?

— Не знаю. Многие встречают свою пару на свадьбе.

— Что ты там бормочешь? Я не расслышал. — Снейп смотрел на Гермиону так, будто боялся, что она сошла с ума.

Гермиона пожала плечами:

— Ну, кто его знает. Может, обратишь внимание на какую-нибудь девушку. Когда ты вообще в последний раз общался с хорошенькой молодой волшебницей?

— Послушай меня, няня Грейнджер, — презрительно усмехнулся Снейп. — Моя бабушка умерла пару десятилетий назад, и последнее, в чем я нуждаюсь, это чтобы кто-нибудь еще с неодобрением высказывался о моей личной жизни.

— Или об отсутствие таковой, — сухо парировала Гермиона.

Ей понадобилось все мужество, чтобы сохранить беспечный тон, советуя Северусу Снейпу найти себе женщину.

Последнее, чего бы хотелось Гермионе — отказаться от отношений с Северусом, хотя за эту неделю, когда она так часто навещала его сны, обычные или эротические, Гермиона только отчетливее поняла, как безвыходно сложившееся положение. Северус — живой человек, мужчина, ему не было и пятидесяти. И теперь, когда он излечился от синдрома Браксдиса, он, вполне возможно, проживет еще лет сто или даже больше, и времени хватит, чтобы отыскать счастье и того, с кем можно его разделить. Человека, который участвовать будет во всей его жизни, а не только возиться с зельями в лаборатории; не того, кто будет хранить в памяти несколько украденных мгновений близости со спящим человеком. Несмотря на недовольство Снейпа, Гермиона знала, что ему будет лучше с настоящей — живой — женщиной.

— Серьезно, профессор, ни к чему тебе торчать в подземельях со старыми умершими существами. Не весь мир тут сосредоточен.

— Старое умершее существо, — усмехнулся Северус. — Я старше, чем ты. Думал, ты знаешь. Тебе сколько? Двадцать шесть?

— Двадцать семь. Как и Рону, — напомнила Гермиона Северусу. — Хотя, получается, что я теперь навеки восемнадцатилетняя.

— Ух, — выдохнул он. — Навсегда остаться восемнадцатилетней — даже вообразить не получается, что может быть хуже. Сущий ад.

Она сердито посмотрела на него, и Снейп ответил тем же.

— Ты же знаешь, что не похожа на восемнадцатилетнюю, ты и не ведешь себя так. И, насколько я помню, не вела, когда тебе и вправду было восемнадцать.

— Случалось иногда, — призналась Гермиона. — Жизнь привидения порядком меняет твои перспективы.

— Могу представить.

Северус замолчал, только задумчиво смотрел на Гермиону, смотрел так долго, что она наконец не выдержала и выпалила:

— Что?

Он покачал головой, и, когда заговорил, голос его был непривычно мягким:

— Я мало о чем так жалею, как о твоей смерти, Гермиона. Мне бы хотелось увидеть, какой бы ты стала. Хоть я смеялся над Минервой, но должен признать — ты подавала большие надежды.

— Жизнь идет своим чередом и без меня, профессор Снейп.

— Почему ты говоришь так? Думаешь, твоя помощь, твоя дружба ничего для меня не значат, Гермиона? Мне есть о чем жалеть. И так много хотел бы я сделать по-другому. Если бы я обратил внимание на твой интерес к зельеварению, когда ты была ученицей, возможно, ты бы распознала в тот день опасность… Как странно, правда? Мой наперсник тот, за чье убийство я несу ответственность.

И Гермионе нечего было ему ответить, и так стиснуло горло, что она совсем не могла говорить. Она достаточно давно знала Северуса Снейпа, чтобы понять: эта преграда — черная мантия и сюртук — были просто побочным следствием его характера. Видеть его вот так — в любимой рабочей одежде: белой рубашке и черных брюках, слышать, как говорит он — так неподдельно искренне — Гермиона едва могла вынести это.

Северус, казалось, и не ждал ответа. Он улыбнулся криво, самым уголком рта, и вернулся к планам уроков, лежащим на столе.

Хотя Гермиона знала, что взгляд ее неприятно пристален, она не могла отвести от Северуса глаз. Он просто сидел за столом и подсчитывал, что будет нужно в новом учебном году; и вдруг, как вспышка, пришла пронзительная ясность, и она увидела человека во всей его целостности — того, кем был он, и того, кто сейчас сидел перед ней. Измученный ребенок и изводящий всех профессор, Пожиратель смерти и кающийся грешник — все слито, сплавлено в единое целое в человеке, которого она любила. В том, кто отчаянно пытался оживить своего умирающего ученика, в том, кто плакал беззвучно в одиночестве у подножия ее гроба.

Человек, которого она должна будет отпустить, если у него появится хоть одна возможность жить по-настоящему.

— Да сколько же это будет продолжаться?

Кингсли Шеклбот еле сдерживался, это нетрудно было понять по тому, как тер он широкими ладонями лысину, и на эбеновой коже над несуществующими бровями появлялись новые морщинки. Остальные члены Ордена феникса ерзали на стульях и креслах, избегая смотреть друг другу в глаза. В последнее время регулярные встречи стали слишком регулярными, от плохих новостей некуда было деваться, а в отчетах о достижениях и успехах почти не говорилось ни об успехах, ни о достижениях.

— Я понимаю, что ты расстроен, Кингсли, но сейчас мы не можем позволить себе торопиться. Нас слишком мало.

— Со всем уважением к вам, директор, но нас всегда слишком мало. Пару раз в неделю моих авроров вызывают туда, где появляются Пожиратели смерти. Если нам повезло — мы просто фиксируем происшествие и подчищаем улики, а не убираем трупы. Министерство способно только красиво рассуждать, но насчет всего остального у них кишка тонка.

— У Министерства достаточно забот, Кингсли, — предупредил Артур Уизли, пытаясь защитить свое руководство, он казался изрядно раздосадованным. — Я не поддерживаю ни Фаджа, ни его политику, но в Министерстве сейчас полно чистокровных волшебников, и потому нужно быть очень осторожным, когда приходится что-то менять. Один неверный шаг, и Фадж вылетит из кабинета быстрее, чем ты ойкнуть успеешь. Да и неизвестно, кто тогда придет к власти.

— Черт знакомый лучше черта неизвестного, — добавила Тонкс, играя своими на этот раз ярко-зелеными локонами.

— Без толку спорить, — прорычал Хмури из угла. И деревянная нога громыхнула по дощатому полу, когда он повернулся и посмотрел одновременно на Тонкс и Шеклбота. Последние сидели по разным углам Выручай-Комнаты, но благодаря волшебному вращающемуся глазу Хмури такое действо удалось. — Мы двенадцать лет над этим бьемся, но ни на йоту не приблизились к победе над Волдемортом.

— Трудно изловить того, кто находится неизвестно где, — заметил Шеклбот сдержанно. — И Снейп не может сказать нам, когда и куда он собирается.

— Если бы мы могли проследить за Снейпом, когда его вызовут, — начал было Гарри, но Кингсли оборвал его:

— Я уже говорил тебе, Поттер. Я не отправлю людей наобум в стан Пожирателей смерти. Пока мы не будем знать, где это, не будем знать возможные пути отхода, мы или самоубийство совершим, или позволим Пожирателям выйти сухими из воды. Я не собираюсь это обсуждать.

Расстроенный Гарри резко откинулся на спинку стула.

Стратегическое мышление никогда не было сильной его стороной, с нежностью подумала Гермиона, сидящая на привычном месте за спиной у Гарри. Ему не было равных, если случалась настоящая битва. Гарри вытаскивал напарников из отчаянно тяжелых положений тогда, когда все планы сражения летели коту под хвост, но он был безнадежен в том, что касалось разработки плана действий хоть на сколько-то протяженный срок.

— Есть место, куда Волдеморт возвращается? — спросила Гермиона громко, и голос ее, как нож, взрезал сердитое бурчание членов Ордена. — Я сомневаюсь, что он из года в год в память о прошлом посещает Годрикову лощину на Хэллоуин, но наверняка он повторяется время от времени.

И хоть спросила Гермиона всех, но на самом деле — только Северуса. Все глаза обратились к Снейпу, а он, раздумывая, соединил кончики пальцев перед собой.

— Иногда, — ответил он, наконец. — В долине реки Уай, что в Уэльсе, есть старое заброшенное аббатство, пустующее несколько веков.(1) Темный лорд не раз вызывал нас туда, но давно. Разрушенная нормандская крепость в Уилшире.(2) Это местная магловская достопримечательность, и такое у него чувство юмора — там собираться. Я могу еще припомнить старый римский амфитеатр в Карлеоне, — Снейп покачал головой и нахмурился. — И это, верно, все. Все места, где за последнюю дюжину лет мы были больше чем дважды.

И Тонкс разочарованно выдохнула, но Гарри напряженно обдумывал то, что узнал от профессора Снейпа.

— В конце концов — хоть что-то для начала. Мои напарники проверят и аббатство, и крепость, и амфитеатр, получат представление о местности.

— Каким образом, интересно? — подчеркнуто медленно проговорил Северус. — Полагаю, даже маглы заметят отряд авроров, собравшийся у известной исторической достопримечательности. И я не говорю уже о том, что это, конечно, станет известным тому, кому точно знать не стоит.

— Не волнуйтесь так, профессор, — заверил Гарри с улыбкой. — Мы знаем, что делаем. Несколько человек одетых маглами изобразят туристов и все вокруг осмотрят. Они оставят воспоминания в Омуте памяти, а остальные ознакомятся с ними. Так и раньше делали.

— Есть еще одно преимущество в том, что расположение этих мест останется в тайне, — добавил Хмури. — Стажеры смогут просмотреть воспоминания, но точно не будут знать, где это. Сведем возможность утечки информации к минимуму.

— Пустая трата времени, — возразила Гестия Джонс. Годы не были к ней милосердны: в уголках глаз залегли гусиные лапки, а в темных волосах мелькали седые пряди. — Неизвестно сколько лет пройдет, пока Сами-Знаете-Кто снова решит посетить одно из этих мест.

— А собираться тут и умников из себя корчить — это не пустая трата времени? — парировал Гарри.

Никто не успел возразить или предложить что-нибудь — Дамблдор поднял руку, и начинающийся было гам стих.

— Думаю, это пригодится, мы найдем и время, и силы, — сказал директор голосом, не терпящим возражений. — Если у нас есть шанс поймать Волдеморта тогда, когда он меньше всего этого ждет, то это может привести не к поражению, но к победе. Мы знаем, как долго длится эта борьба и как много еще нам предстоит вынести прежде, чем закончится этот кошмар.

— Сейчас же, — продолжил Дамблдор, когда члены Ордена расселись по местам, — вы прослушаете короткое сообщение о зелье, которое разработал и усовершенствовал Северус.

— Ему далеко до совершенства, директор, — возразил Снейп. — Как и прежде — множество вариантов, которые нуждаются в фильтрации и тонкой очистке.

— Ерунда, Северус, — возразил Артур Уизли, чьи очки сидели почти на самой лысой его макушке, и от этого он выглядел еще более несерьезно, чем обычно. — Это изумительная штука, правда. Жаль, что когда я встретился с той ужасной змеей, у меня при себе не оказалось немного.

— Один из моих людей был ранен рассекающим проклятьем на прошлой неделе, — проговорил Кингсли Шеклбот. — Мои врачи сказали, что он умер бы, если бы при мне не было этого зелья.

На лице у Северуса появилось самое кислое из всех возможных выражений, но Гермиона знала — он просто не хочет показать, что ему приятна похвала.

— Когда у нас будет больше этого зелья? — спросил Гарри. — Как много мы могли бы спасти авроров, когда придет время схлестнуться с Пожирателями смерти.

— Я был бы рад ведрами его варить, Поттер, как только вы найдете мне ванну из чистого золота и метеорит размером с вашу надутую воздухом голову, — усмехнулся Северус.

Он заметил, как осуждающе посмотрела на него Гермиона, но Гарри просто осклабился. И кислое выражение вернулось на физиономию Снейпа, когда он понял, что совершенно потерял способность устрашать бывших учеников.

— Мы по-прежнему работаем над усовершенствованием формулы, — признался Северус. — Каждый удачный образец зелья я оставляю. Мы распределяем флаконы между теми, кому зелье понадобится в первую очередь — между аврорами и членами Ордена феникса. Но, к сожалению, как заметил мистер Поттер, наши возможности ограничены. В том котле, который необходимо использовать, за раз можно сварить только пинту. Да и запасы ингредиентов не бесконечны. Вдобавок мы не знаем, как долго зелье сохраняет свое действие, хотя предварительные результаты обнадеживают.

— Мы признательны вам за все, что вы сможете сделать, — сказал Северусу директор. — А теперь поговорим о тех, кого недавно приняли на работу в Министерство. Артур, что ты можешь рассказать нам?

Внимание присутствующих переключилось, и Гермиона вместе с остальными прослушала информацию, предоставленную членами Ордена, работающими в Министерстве, которые подозревали своих коллег в сочувствии Пожирателям смерти.

Через час встреча закончилась. Большинство собравшихся покинули Хогвартс так же осторожно, как и прибыли, хотя во время летних каникул мало кто мог их заметить. Кто-то задержался — поговорить с директором о том, что не касалось дел Ордена. Северус Снейп вопросительно посмотрел на Гермиону, но она коротко кивнула в сторону Гарри Поттера.

Гарри потянулся во весь свой больше чем шестифутовый рост и простонал, когда затекшие от многочасового пребывания в мягком кресле мышцы схватились приятной болью.

— Как дела, Гермиона? — спросил он, плюхнувшись обратно и на этот раз закинув длинную ногу на подлокотник.

— Да все как всегда, Гарри. Пивз такой же несносный, ученики взрывают котлы на зельеварении, и соперничество между факультетами такое же яростное, как и прежде.

Ярко-зеленые глаза проследили как на расстоянии, подходящем для непринужденной беседы, Гермиона удобно устроилась на чем-то несуществующем. Гарри ухмыльнулся, казалось, он оценил то, что она могла делать.

— Знаешь, Рону и мне не хватало тебя на свадьбе. Я фотографии посылал, получила?

— Ага, спасибо. А где он познакомился с Мойрой?

— Гоняясь за драконами с Чарли, — сказал Гарри со смешком. — Рон навестил его год назад. Мойра была стажером в Заповеднике, но одного года ей вполне хватило. Она сказала Рону, что его брат спятил, и Рон с ней не мог не согласиться, он тут же вспомнил, как накануне его покусали дракончики.

— Он счастлив? — спросила она, и голос ее внезапно задрожал.

— Да, думаю, да. Я знаю, что он перестал поддерживать с тобой отношения, Гермиона. Я думаю… а-а-а, неважно.

— Нет, скажи мне, — настояла Гермиона. — О чем ты подумал?

И Гарри посмотрел на нее серьезно и печально:

— Честно… я думаю, что Рон все еще любил тебя, когда ты умерла, Гермиона. Вы перед этим разругались, но остались друзьями, и было очень плохо, а потом ты умерла… Перед выпуском Рон вроде был в порядке, но как только мы уехали отсюда, я думаю, он понял, наконец, что ты навсегда за гранью, что для него тебя нет больше. Ты как будто снова умерла. И сейчас, когда он влюбился по-настоящему, он не сможет по-другому, он сохранит в сердце только воспоминания о тебе.

— Думаю, я могу его понять, — с заминкой ответила Гермиона. — Мне было не по себе, когда Северус сказал, что Рон женится. Когда-нибудь он должен был уйти. Мне просто жаль, что это оказалось для него таким болезненным. И я рада, что он, в конце концов, нашел ту, которая сделает его счастливым.

— Ох, он на седьмом небе от счастья, — улыбнулся Гарри. — Ты и представить не можешь, какой он счастливый — Рон на днях сказал мне, что Мойра в положении.

— Что? — Гермиона звонко рассмеялась. — Он времени даром не терял, да? Видит Бог, Молли дни будет на пальцах считать до того, как родится этот ребенок.

— И не одна она. Братья Рона тоже сделали пометки в календарях, и Драко Малфой чуть не заболел от того, что рот на замке держит.

— Драко? А он-то какое отношение имеет к Рону и Мойре?

— Ты не слышала? — веселые искорки засветились в глазах Гарри. — Он встречается с Джинни.

— Малфой? С Джинни? Это невозможно!

— Мы все так думали. Очевидно, прошлой осенью Малфой был на приеме в Министерстве. Молли Уизли почему-то не смогла пойти с Артуром, и он взял вместо нее Джинни. Они с Драко начали спорить о каких-то пустяках и проспорили весь обед. Молли в ужасе была, когда услышала об этом, но Малфою, должно быть, понравилось, потому что, как только представилась следующая возможность, он это продемонстрировал. И с тех пор они все время спорят.

— Или Джинни сошла с ума, или Драко Малфой на самом деле изменился, — заметила Гермиона.

— Что ж, его отношение к маглорожденным осталось прежним, но Джинни всерьез занимается его перевоспитанием. Рону кусок в горло не лезет, когда Драко присутствует на семейном обеде и сидит по соседству, и я едва сдерживаюсь, когда нахожусь с Драко в одной комнате. Но Джин пригрозила всех нас проклясть, если мы не будем вести себя, как следует. Мы еще не пустили друг другу кровь, — добавил Гарри весело, — но, когда Джинни выходит из комнаты, мы ухитряемся обменяться парочкой проклятий.

— Драко правда обедает у Уизли? В Норе? — Гермиона почти онемела от удивления.

Гарри приложил руку к сердцу:

— Клянусь честью волшебника. Лишний раз рта не откроет. Ну, только чтобы еду туда положить. И, кажется, его стремление добиться расположения Джинни искреннее. Драко даже внес крупную сумму, когда она устроила сбор благотворительных пожертвований на сиротский приют, находящийся на ее попечении.

— А я-то думала, чем Джинни займется после школы, — усмехнулась Гермиона. — По-видимому, она справится, у нее есть хороший пример — Молли, уж она-то знает, как вырастить кучу детей при ограниченном бюджете.

— Я уверен, что обаяние Драко Малфоя не заставило ее потерять голову, — добавил Гарри. — Я слышал, что Джинни пообещала ему однажды вечером. Она сказала, что если когда-нибудь найдет на нем Темную метку, то ему Cruciatus щекоткой покажется.

— Молодец. Она и вправду та, кто нужен Драко. Он ходил такой потерянный, когда умер его отец. Джинни на редкость уравновешенная и серьезная девушка. Поначалу Драко, наверное, встречался с ней развлечения ради, но я сомневаюсь, что если бы он не был настроен серьезно, то продолжал бы общаться с Джинни, не говоря уже о посещении Норы.

— Откуда ты знаешь, что нужно Малфою? — спросил Гарри.

Гермиона пожала плечами:

— Он иногда разговаривал об этом с Северусом. Он его крестник.

— Северус? Я не ослышался?

— Я часто бываю в его классе, Гарри, — сказала Гермиона терпеливо. — Мы заключили перемирие, иначе это было бы невыносимо.

— Ну-ну, понятно, — проговорил Гарри. — Я вижу, какими глазами вы друг на друга смотрите.

— Гарри! — Гермиона захотела что-нибудь в него бросить, но ничего не подвернулось под руку.

Рассмеявшись, Гарри поднял руки вверх, признавая поражение.

— Шучу, шучу, Гермиона! Просто интересно наблюдать, как ты переглядываешься со старой летучей мышью, вам, верно, уже и слова не нужны. Вы вместе работали над этим зельем, да?

— Просто совместная работа, Гарри. И это было здорово.

— Еще как! Просто блестяще. Ты знаешь, я от тебя ничего другого и не ожидал.

Слабый серебряный румянец окрасил серые щеки, и Гермиона улыбнулась старому другу:

— Нам с Северусом нужно еще довести зелье до ума.

— Это не отнимет у вас много времени, — уверенно сказал Гарри. — Потом вы сможете изучить эту штуку с полярностью. Кингсли и Хмури изобрели несколько любопытных заклинаний высшего уровня.

— Знаешь, Гарри, в последнее время не до этого. Да и нет смысла произносить заклинание без палочки.

— Ты не можешь ей пользоваться?

Она помотала головой.

— Настоящие палочки обжигают ладонь, а когда я сама создаю ее, — Гермиона сосредоточенно нахмурилась и достала из рукава полупрозрачную палочку, — то она что есть, что нет. Получается, на моей стороне магического спектра нельзя пользоваться тем видом магии, каналом для которого служит палочка.

— Хм. Что ж, может, когда война закончится, мы найдем время над этим поразмыслить. Думаю, ты и тут будешь на высоте.

Гермиона ласково улыбнулась Гарри, но мгновение — и тень промелькнула в зеленых глазах.

— Что случилось, Гарри?

Он махнул рукой:

— Да просто задумался. О тебе и Роне.

На миг Гермиона подумала, что Гарри завидует Рону, у которого теперь есть своя семья, а Гарри всегда страстно желал только этого, но следующие слова опровергли ее предположение:

— Знаешь, я всегда думал, что мы втроем будем. Ты, я и Рон в конце концов победим Волдеморта, — Гарри сложил руки на животе и глубже уселся в кресле. — Я уже решил, что в этот день Рона там не будет. Это мое дело, и он даже не узнает о битве, пока она не закончится.

Взъерошенные черные волосы, которые как всегда нужно бы подстричь, коснулись спинки кресла, когда Гарри поднял голову и посмотрел ей в глаза:

— Я только хотел бы, чтобы ты была там со мной, Гермиона.

— Мне так жаль, Гарри, — проговорила она. — Если бы существовал хоть какой-то способ оказаться там, я была бы с тобой. Но я привязана к Хогвартсу. Только несколько миль в любом направлении и все, не дальше.

— Я знаю. Я спрашивал, — сказал он. — Но еще я знаю, что ты всегда будешь в моем сердце, Гермиона.

— А ты всегда в моем, Гарри. Я люблю тебя, гриффиндорский ты шалопай.

Он улыбнулся в ответ тепло и искренне:

— Я тоже тебя люблю, невыносимая моя всезнайка.

С той ночи, как Северус опробовал зелье, которое так поразительно поправило его здоровье, произошли и другие изменения. Организм перестал нуждаться в стимуляторах, требовал регулярного сна и перестал довольствоваться несколькими часами, проведенными в постели. И больше не получалось у Снейпа до рассвета возиться в лаборатории. Он как-то попробовал пару ночей подряд бодрствовать до утра. Взамен получил головную боль и невыносимое желание свернуться в кровати и проспать часов десять кряду. Да вдобавок ко всему мисс Грейнджер за такие подвиги бесконечно его изводила.

Если Северус замечал, что Гермиона пытается подстроить распорядок своего дня под него, он ничего не говорил, но возвращался в свои комнаты после обеда так быстро, как это было возможно. Иногда он снова пытался работать по ночам, но часа через четыре его отправляли в постель, он спорил из принципа, но все же соглашался с тем, что разумно считаться со своим организмом. И Северус не знал, в чем тут причина — в зелье или в том, что он следовал режиму отдыха, но никогда так ему не работалось. Он не покладая рук трудился над изучением и усовершенствованием зелья Слез феникса, и нельзя было отрицать, что ум стал острым и ясным, а логика — почти безупречной.

Однако только одного не мог он понять — едва различимое чувство, будто чего-то не хватает или, вернее, не совсем в порядке с тем временем, которое он проводил в лаборатории. Гермиона Грейнджер, личное привидение Северуса Снейпа, всегда была рядом. И хотя это шло вразрез с его убеждениями — признаться, пусть только самому себе, что ему нравилась компания Гермионы, Снейп был достаточно честен, и он признал это. Много лет прошло с тех пор, как он работал с другим мастером зелий, но хотя Гермиона не была мастером и, формально, никогда им не будет, Северус ставил ее навыки и мастерство выше, чем у любого другого, с кем он когда-либо имел дело, за исключением самого мастера алхимии Альбуса Дамблдора.

И, наблюдая за тем, как Гермиона готовит ингредиенты к очередному испытанию зелья, Северус снова вспомнил ту ночь, когда она предложила ему поухаживать за какой-нибудь молодой волшебницей. Гермиона в нескольких словах дала понять, что считает, будто Снейпу лучше найти другую компанию, а не проводить с ней все время. Северус не был уверен, ради кого это говорится — ради него или ради нее, хотя Гермиона ни разу не намекнула на то, что общество Снейпа ей наскучило.

Он пару раз обращал внимание на волшебниц во время своих нечастых набегов в Хогсмид или Косой переулок. Снейп всегда был осторожен в толпе и, как правило, замечал, когда женщина заглядывалась на него. Он полагал, что добиваться их не стоит. Внешняя привлекательность после пяти минут разговора теряла всякое значение. Одна и только одна польза была от женщин, но и это так же легко получить в уединении ванной. И кроме удовлетворения своего внезапно воскресшего либидо, все, что ему нужно, было в Хогвартсе.

Что-то изводило его, не давало покоя, и он, нахмурившись, пытался мыслить логично. Что же это такое? Дружеское общение? Вполне подходящее слово, размышлял Снейп, не понимая и половины того, что было написано в тетради. Симпатичная волшебница была хороша для того, для чего она была хороша, не больше. Он давно вырос из хихикающих ведьм и игр, что были связаны с ухаживанием. Черт, даже его крестник, похоже, отказался от девушек легкого поведения и доступных поцелуев ради чего-то несколько большего.

И думая об этом, он улыбнулся и хмыкнул себе под нос, а Гермиона глянула на него, но Северус просто покачал головой, и она вернулась к работе. Джиневра Уизли, младший ребенок в семье и единственная дочь Артура и Молли Уизли, была самой умной волшебницей, которая когда-либо училась в Хогвартсе. Второй самой умной — внес Снейп поправку, посмотрев еще раз на своего напарника по лаборатории. Джинни Уизли и Гермиона Грейнджер — они были очень похожи.

Как и Джинни, Гермиона была умна, прагматична и превосходно умела слушать, а это, конечно, было лучше, чем разговор с самим собой. Одиночество сделало Гермиону хорошим другом. И если ему невообразимо повезет, и он сможет выжить в последней битве между Темным лордом и Гарри Поттером, Северус без труда представлял, что и следующие десятилетия он проведет в точности так же, как и последнее — за исследованием зелий в перерывах между обучением болванов днем и тратой времени на пустяки в лаборатории по ночам.

Не успел он навести порядок в хаотичных, путающихся мыслях, как раздался бой тяжелых медных часов на столе. В его мечты прокралась полночь и объявила о себе тихим звоном.

— Не волнуйся насчет этого, Гермиона, — попросил он, предупреждая ее попытку дотянуться до очередного мешка с корнями. — Ученики приедут на следующей неделе, это станет для них отменным взысканием.

— Уже наметил жертвы? — спросила она с пренебрежением, принявшись убирать на столе. — Ты уверен, что они это правильно сделают?

— Черт их побери, уж лучше им постараться, иначе следующее взыскание они проведут с Филчем, — сказал Северус. — Спокойной ночи, Гермиона.

— Спокойной ночи, — ответила она, не поднимая глаз.

Оставшись одна в личной лаборатории Снейпа, Гермиона отложила инструменты и нарезанные корешки в сторону и попыталась понять, почему ей так тревожно сегодня. Ее день начался рано — Гермиона понадобилась новому преподавателю магловедения, который был столь же компетентен, как и все преподаватели этого предмета, иначе говоря — не бог весть как. Гермиона несколько часов подряд объясняла ему, как работает блендер и сотовый телефон, и даже не рискнула упомянуть этому безнадежному маленькому человечку о теории электричества. Тем не менее ей удалось убедить профессора Вилмингтона, что кровать «волшебные пальчики» не то, что стоит показывать детям.

К тому времени, как пришла ее очередь патрулировать коридоры, было уже десять. Когда Гермиона наконец присоединилась к Северусу в лаборатории, они хорошо если парой слов обменялись. Каждый занимался своими делами, нужды в разговоре не было.

Хотя они часто работали бок о бок в тишине, сегодня что-то было по-другому, и Гермиона не могла объяснить, что именно. Северус корпел над бумагами, смутно представляя, как когда-нибудь, возможно, опубликует диссертацию по Слезам феникса. Однако обычно он спрашивал мнение Гермионы по тому или иному вопросу, что-то менял, зачитывал окончательный вариант. Сегодня же Северус и страницы не написал, он посматривал на Гермиону каждый раз, когда думал, что она не заметит этого. У Гермионы больше не было желудка, но ее почти тошнило от тревоги.

Если бы Северус только подозревал о вторжении в его сонный разум, то все, что Гермиона видела до сих пор, показалось бы ей жалким подобием возможного гнева и ярости. Но все равно несколько раз в месяц странное желание, от которого сосало под ложечкой, охватывало ее. И утолить его можно было лишь откликнувшись на молчаливый призыв из подземелий, на зов человека, который видел сны. Сценарий был непредсказуем — от ночного кошмара и эротических фантазий до обыденных снов, наполненных бесконечными блужданиями без всякой цели. Однажды Гермиона увидела Северуса — старика, который бродил по Хогвартсу, словно странная реинкарнация Альбуса Дамблдора, и ученики называли его директор. Возможно, Снейпа и выдвинут на этот пост в далеком-далеком будущем — поскольку до сих пор он не обучал никого из представителей Министерства или Попечительского совета, кто мог бы проголосовать за его избрание на этот пост.

И, несмотря на невеселое свое настроение, Гермиона рассмеялась. Образ Северуса Снейпа, который председательствует на банкете по случаю окончания учебного года и награждает Кубком школы Гриффиндор, было тем, что стоило сохранить в памяти. Она, посмеиваясь, раскладывала по местам инструменты, сметала щеткой мусор в ведро, а потом потушила последнюю горящую свечу. Пламя погасло в мгновение ока, когда ее холодная, призрачная рука коснулась фитиля.

Как только Гермиона покинула подземелья, подумывая о возвращении в маленькую нишу на самом верху лестничного колодца, где она искала уединения, в голове раздался тихий, шепчущий зов. Это не был голос сам по себе, это было как прикосновение перышка к вискам. Ни слов, ни образов — только невнятное чувство, что ты нужен.

Не тайна, что когда Снейп вслух произносил ее имя, не было в замке места, где Гермиона могла бы укрыться, но она не знала, понимал ли Северус, что не его голос, а невольное использование легиллименции заставляет Гермиону лететь в подземелья. То же самое, что позволяло ему во сне дотянуться до нее, сказать, что она нужна, желанна в том отношении, которое привело бы в смятение его разум, если бы он был в сознании.

Она пыталась сопротивляться, но тогда мгновения казались бесконечными. Иногда зов прекращался, иногда Северус проваливался в глубокий сон, где не было сновидений. Но сейчас он звал и звал ее, настойчивее с каждым разом, и Гермиона со вздохом повернулась и поплыла в подземелья, жалея и о слабости своей, и о том, что задержалась.

Когда она очнулась в фантастическом мире Северуса, он стоял перед ней в привычных черных брюках, жилете, белой рубашке и хмурился.

— Я везде тебя искал. Я не мог тебя найти, — произнес он смущенно и жалко.

Гермиона растерянно перебирала складки своего на этот раз светло-зеленого платья.

— Прости меня, — ответила она, наконец. — Я задержалась.

Он был так прям, так откровенен в своих чувствах, что, когда Гермиона появлялась в снах, ей всегда приходилось успокаивать его, но эта прямота была тем, что больше всего в Северусе трогало.

— Ну пошли. Ты идешь? — спросил он отрывисто и протянул руку, отставляя в сторону острый локоть, и Гермиона, погруженная в размышления, схватилась за его предплечье.

По-видимому, им нужно было что-то найти. Они шли, а местность вокруг становилась все более зеленой, и ноги уже путались в траве и полевых цветах, покрывавших землю сплошным ковром. Солнце было незнакомым и тусклым, и таким же было небо. Маленькая корзина появилась у Северуса в свободной руке; в корзине лежали ножницы и влажная тряпица — заворачивать свежесрезанную зелень, чтобы она не завяла.

Мгновением позже Гермиона решила, что это был один из тех самых снов. Северус ползал на коленях по луговой траве, что-то разыскивал там, потом срывался, мчался в другое место и снова падал на колени. Один из тех досаждающих бесконечных снов, где ты, как бы сильно ни старался, не можешь отыскать то, что тебе нужно. Гермиона отчетливо помнила свои собственные бесконечно повторяющиеся сны — неистовые поиски пера в рюкзаке и невозможность его найти, а преподаватель бубнит и бубнит о чем-то очень важном, и это точно будет на следующей контрольной.

Движения Северуса становились все более и более отчаянными, и капли пота выступили у него на лбу, а Гермиона тенью следовала за ним по этому сумеречному лугу. И все труднее и труднее становилось успевать за его неистовыми движениями, и, наконец, она выхватила корзину из его руки.

Снейп рванулся, пытаясь вернуть корзинку, но Гермиона успела отпрянуть.

— Что ты ищешь? — потребовала она ответа.

— Не твое дело! — выкрикнул Северус, снова пытаясь ухватиться за плетенную из ивняка ручку.

— Расскажи мне. Может, я смогу помочь.

Он нахмурился сердито.

— Мне нужен клевер-четырехлистник. Я никак не могу найти его. Он нужен мне для… для… — Северус, пытаясь вспомнить, потерянно посмотрел на нее.

— Успокойся, — сказала Гермиона беспечно.

Клевер-четырехлистник в зельеварении почти не использовался, но если это то, что нужно Северусу, она поможет его найти.

— Мне кажется, я видела этот клевер где-то неподалеку, — слукавила она, сосредоточившись на неясных гранях реальности этого сна. — Видишь, вон там — маленькая ложбина тотчас за гвоздикой-травянкой?

Северус нетерпеливо отбросил прядь волос со лба и пристально посмотрел туда, куда она показывала.

— Ну и что там?

— Там полным-полно клевера, — сказала Гермиона так, что Северусу и в голову не пришло ей возразить. — Увидел? Ну смотри же. Много-много клевера. И он только тебя дожидается.

Как она и предсказала, маленькая ложбина оказалась заросшей до нелепости большим клевером, и почти весь с четырьмя листиками. И с радостным «ага!» Северус упал на колени и принялся срезать клевер пучками, которые тут же бережно укладывал в корзину. Довольная Гермиона уселась среди полевых цветов и, не обращая внимание на все остальное, просто смотрела, как гибко, изящно двигается Северус.

Как только корзина наполнилась, Северус тщательно укутал растения влажной тряпицей. Гермиона с трудом удержалась от смеха — таким самодовольным стало выражение его лица, он явно гордился проделанной работой. И с тем же странным превосходством он посмотрел на Гермиону, небрежно наклонился к ней и притянул к себе. И она засмеялась, пока его губы не оборвали этот смех; и поцелуй был теплым, как солнечный луч, и таким сладким, каким не должен был быть.

— Я не могу остаться, Северус. Не здесь, не так, — возразила Гермиона, но не могла она вырваться из сильных рук. А тело, вероломное тело, в этой близости становилось непозволительно слабым.

Северус осторожно, едва касаясь, целовал ее шею, шептал что-то низким голосом, щекоча дыханием чувствительные точки, и дрожь пронзала тело.

— Ты говорила, что придешь сюда, когда будешь нужна мне.

— Когда я сказала это? — удалось спросить Гермионе. Связная речь требовала усилий.

— Раньше, — был весь ответ, который она получила, и требовательные губы Северуса прикоснулись к ее губам.

Если она что и хотела сказать, то вряд ли бы справилась. А губы были теплыми и ищущими, и Гермиона почти перестала владеть собой и еле смогла высвободиться из его рук. Северус с разочарованным стоном упал на примятые цветы, и выражение обиды на его лице больше подходило семикурснику.

— Я правда люблю тебя, Северус, — проговорила Гермиона, когда он сел на пятки, не пытаясь больше приблизиться.

Темные глаза хмуро смотрели на нее, и на мгновение Гермиона подумала — кем была она в его снах? Была ли Гермионой Грейнджер, ученицей, которая умерла? Или мисс Грейнджер, привидением Гриффиндора? Она даже подумала, хоть это и задевало ее самолюбие, что Северус видел в ней женщину из прошлого или безымянное скопище всех женщин, которых он знал. Когда он звал ее по имени, она хоть в чем-то могла быть уверенной, да только и это не случалось с обнадеживающим постоянством.

— Я знаю, что любишь, — ответил он серьезно. И Гермиона почти ждала, что он потребует доказательств, но, к удивлению, Северус потянулся к ней и, успокаивая, сильно сжал ее ладонь. — Я тоже люблю тебя, — сказал он. — Просто будь со мной. Это все, чего я прошу.

Гермиона кивнула и не сопротивлялась, когда Северус привлек ее к себе. Его плечо было худым и, говоря честно, костистым, но вряд ли Гермионе нужна была подушка лучше, когда Северус прижал ее к себе и начал уточнять свойства клевера-четырехлистника.

Но скоро он повернулся, притиснулся ближе. Еще чуть-чуть — и Северус принялся целовать ее лицо, потом шею и не мог остановиться, и все продолжал и продолжал, на миг прерываясь и бормоча интереснейшие сведения о растениях, которые окружали их. В конце концов поцелуи стали продолжительнее, а рассказы короче, и, когда он перестал разговаривать совсем, Гермиона не оттолкнула его, но только прижалась сильней.

Начался новый учебный год. И никогда такими маленькими не казались Гермионе первоклашки. Она со многими подружилась, даже со слизеринцами, которые ко всем относились настороженно и предпочитали с другими факультетами не связываться. Отыскали Гермиону и старые знакомцы, принялись расспрашивать о том, как она провела лето, а потом потчевали ее бесконечными историями о путешествиях с семьей, о детской ревности, но слишком часто в рассказах их проскальзывало упоминание о невидимой войне. Войной был пропитан воздух, и Дамблдору с трудом удавалось держать ее за воротами Хогвартса.

Первые признаки близящегося конца появились в воздухе одним утром как раз перед рассветом, когда Снейп наконец вернулся с совещания, что застигло его за проверкой первых домашних работ. Как обычно, Гермиона ждала в коридоре у кабинета директора, надеясь увидеться с Северусом после привычного отчета Дамблдору.

И когда горизонт окрасился розовым, и розовый же свет полился сквозь высокие, сводчатые окна, что располагались по одну сторону прохода, каменная горгулья повернулась и выпустила знакомую фигуру, закутанную в ниспадающую складками черную мантию. И в размеренном, небыстром шаге явственно виделась усталость, но Северус без раздумий и колебаний прошел вдоль галереи к окну, где ждала Гермиона.

— Темный лорд, наконец, собрал войска, — сказал он вместо приветствия. — Дата назначена. Двадцать второе сентября.

— Ты уверен? — с удивлением спросила Гермиона. — Нет, я не в твоих словах сомневаюсь, но сроки кажутся странными. Я думала, что это случится на традиционный Хэллоуин, а не так рано, учебный год только начался.

— Тут нет ошибки, Гермиона. Приказы Темного лорда не допускают двусмысленностей. И, кажется, он давно это решил. Пожиратели смерти, работающие на Министерство, получили задание — от сегодняшнего дня и до двадцать второго сентября создать столько беспорядка в департаментах, сколько смогут.

— Подожди. Это же Мабон? (3)

Северус мрачно кивнул:

— Точно. Но символизм в сторону, просто большинство волшебников старшего поколения так или иначе будут отмечать праздник. Вдобавок он предполагает, что в начале учебного года Дамблдор окажется слишком занят.

— Тогда у нас есть девятнадцать — нет, восемнадцать дней, — задумчиво сказала Гермиона, прогуливаясь с Северусом по галерее, с удивлением заметив, что шагает с ним в ногу. — Что ты будешь делать?

— Мне приказано варить зелья, — признался он с отвращением. — Каждый Пожиратель смерти должен быть увешан флаконами, когда начнется сражение. Меня не познакомили с планом битвы, но директор полагает, что многие высокопоставленные чиновники Министерства могут быть убиты этой ночью.

— Ты что-нибудь придумал?

Он удивил ее, задорно улыбнувшись в ответ, как улыбался так редко вне снов.

— Я всерьез раздумываю о Мгновенных снотворных каплях. Настоящих, не тех, которые стали причиной твоей смерти. Тогда всякий удар выведет Пожирателей из строя, но не убьет окончательно.

— Это, как ни странно, взывает к моему извращенному чувству справедливости, — откликнулась Гермиона с улыбкой. — Это слишком опасно, ты не сможешь поставить подрывные мины-ловушки и активировать их, когда будет нужно.

Он изумленно вздернул бровь.

— Как много слизеринского в тебе, Гермиона. Я поговорю об этом с Флитвиком, наверное, стекло можно будет зачаровать так, чтобы оно исчезало, когда флакон окажется в теплой руке, или пробка растворится, или что-то такое, — он внезапно зевнул и скривился в раздражении. — Все к черту. Думаешь, раз я поправился, мне нужно меньше спать, а на самом деле все наоборот. И, черт побери, кажется, мне еще удастся прилечь перед первым уроком.

— Я сомневаюсь, — сказала Гермиона, оборачиваясь к окну. — Солнце уже взошло.

Они замолчали и посмотрели на скошенные лужайки Хогвартса, на Запретный лес, виднеющийся вдали; туда, где утреннее солнце сверкало на острых гранях каждой травинки и каждого листа.

— Красиво, правда? — тихо спросила Гермиона.

И как всегда бывало — свет восходящего солнца исполнил ее странным спокойствием и безразличием. И Северус Снейп, стоящий чуть позади, презрительно хмыкнул, хотя глаз не мог отвести от восхитительной игры красок на горизонте.

— Не будь такой сентиментальной, мисс Грейнджер. Солнце всходит каждый день и изо дня в день.

— Ты уверен? — поддразнила она.

— Уверен, как и в том, что домашние работы нужно проверять, а зелья — варить, — ответил Северус. — Я не позволю болванам все испортить, даже принимая во внимание то, как много времени и трудов требуют Слезы феникса, и то, что нужно приготовить сотни флаконов снотворных капель. Ты мне с этим поможешь?

— Конечно, — ответила Гермиона, удивленная тем, что он сомневается. — Почему бы я не помогла тебе?

И Северус едва заметно двинул плечом под черной мантией.

— Думал, что ты откажешься работать над этим особенным зельем, — признался он.

И у Гермионы хватило ума не отметить вслух эту заботу, она просто пожала плечами:

— Я помогу тебе. Все, что в моих силах, я сделаю, профессор. Все, что тебе нужно от меня. Все.

И кривая улыбка застыла на лице Северуса, а черные брови нахмурились.

— Все, что… — повторил он и задумался, казалось, что он не здесь сейчас, что мысли его блуждают далеко. Он потер виски длинными пальцами. — Что…

Страшным предчувствием сжало сердце Гермионы, и она лишь на мгновение промедлила, но это оказалось фатальным. Бесполезны были попытки его отвлечь.

— Тебе правда нужно переодеться, пока ученики не принялись рыскать по коридорам, — сказал она, пытаясь говорить весело, хотя ей точно было не до веселья.

Но с тем же успехом Гермиона могла и промолчать, он не обратил внимания на ее слова. Северус блуждал в лабиринтах памяти, которые внезапно приоткрылись ему, и с упрямой цепкостью вытаскивал слова и образы из глубин разума к свету.

— Я слышал это раньше, — бормотал Северус, и в голосе его сквозило смущение и неуверенность.

Гермиона была безмолвна и не могла сдвинуться с места, хотя все в ней кричало, что нужно бежать, нужно спасаться от неминуемого гнева.

— Сон, мой сон… я видел его… не один раз… — невнятно проговорил он. И замолчал, застыл без движения, а потом медленно поднял черные глаза и посмотрел в глаза Гермионы. Вот так. Отвращение. Обвинение. Но хуже всего это — когда смотрят на тебя как на предателя.

— Твой голос, — объявил он четко. — Ты говорила мне это. Ты была в моих снах. Была?

Гермиона покачала головой, не пытаясь отрицать, но пытаясь успокоить его:

— Северус — я только…

И то, как отреагировал он, оказалось хуже всего, что можно было представить. Его верхняя губа искривилась от бешенства, и голос сорвался в смертельно пугающий свист, и тут же выплеснулась ярость:

— Как ты посмела? Как посмела ты зайти туда, куда тебя не звали? Мне следовало знать. Ты, Поттер — вы все одинаковы. Я должен был догадаться! Да как я мог тебе поверить!

— Ты можешь мне доверять, — попыталась возразить Гермиона. — Я не хотела навредить тебе, не хотела обидеть.

— Девиз дураков и растяп по всему свету! — кричал он. — Я думал, зелье преподносит мне эти фантазии! Как я не догадался, что это простодушный идиот гриффиндорец, исполненный благими намерениями! Ох, давайте пожалеем бедного трогательного профессора Снейпа!

— Я не жалею тебя и никогда не жалела! — выкрикнула Гермиона. — Я просто была там. Это твои сны. Я не могу изменить их.

— Не ври мне! — обличал ее Снейп. — У тебя отлично получается изменять реальность или ее восприятие. Как могу я знать, что ты сейчас не в моей голове, что ты ничего не меняешь? Ты говоришь — я сохраняю контроль над всей этой ерундой, а я — осел, которого водят на веревочке! Как же тебе, верно, было смешно!

Ничего Гермиона не успела опровергнуть, ни в чем оправдаться. Снейп выкрикивал обвинения, а Гермиона не понимала, как может он произносить это.

— Что у тебя на уме, мисс Грейнджер? Что ты хочешь внушить мне? Чтобы я влюбился в тебя, как жалкий школьник? Или тут другое — что-то задумали с Дамблдором, потому что он на самом деле не доверяет мне?

Гермиона всегда знала, что такое случится, да только ничто и никто не подготовил бы ее к этой жестокости. И в тот миг, когда она начала спорить, Гермиона уже знала, что Снейп не поверит ей.

— Это твой разум! Я ничего не могу изменить! Я только подсказывала тебе, каким может быть твой сон.

И с мольбой она протянула к нему руку, но Северус отшатнулся, прижался спиной к окну и отклонился, смотря на нее, как на прокаженную.

— Я не верю тебе, Грейнджер. Ты предала меня. Предала мою веру в тебя, а все потому, что ты не можешь не совать свой нос в каждую дырку, — его голос наполнился кипящей горечью, и Гермиона никогда и не думала, что он может говорить с такой издевкой, с такой злобой. — Даже смерть не научила тебя сдерживать омерзительное это любопытство?

Гермиона затолкала поглубже до поры боль и обиду. Выпрямилась и вздернула подбородок — что осталось тебе от вдребезги разбитой гордости?

— Я посмела, потому что ты звал меня, — сказала она спокойно. — Я пыталась не откликаться, но ты звал и звал меня во сне.

— Снова врешь! — выкрикнул он.

— Нет — это правда. Твоя легиллименция работает, когда ты видишь ночные кошмары. Я слышу тебя.

Он презрительно усмехнулся, но как будто бы чуть успокоился:

— И что тогда?

— Я могу прийти в твои сны — помочь отыскать средоточие, — призналась Гермиона, — сделать их более реалистичными. Но твой разум управляет ими, не мой. И так не всегда — только когда ты зовешь меня.

— Ты должна это прекратить, — приказал Снейп, одергивая мантию. Он с трудом сдерживал гнев. И резкий отрывистый голос был невыносимо холоден. — Никогда не вмешивайся больше в мою жизнь.

— Я пыталась, — сказала Гермиона. И хоть у нее давным-давно не было физического тела, горло сжало, стянуло от горечи, от слез, которым она не давала волю. — Но тебе было так больно, профессор. Я только…

Но Северус, не желая ее слушать, резко взмахнул рукой.

— Никогда больше не делай этого! Поняла? Никогда! — его крик эхом пролетел по коридору.

— Я пыталась помочь тебе!

— Помочь мне? — повторил он недоверчиво. Оконное стекло за ним вдруг треснуло, и волна тошнотворно горячей магии окатила Гермиону. — Никто, черт побери, не просил тебя о помощи! Я не просил тебя совать нос в мои дела! Я не просил тебя интересоваться моей работой! И будь я проклят, если я просил тебя проводить вечность в моем чертовом классе!

Гермиона в молчаливом изумлении вглядывалась в Северуса, неспособная поверить в искренность этих слов, но не было в его глазах ничего, что заставило бы ее сомневаться или подарило бы надежду. Он смотрел решительно, мрачно и безжалостно. Презрение, холодная ненависть и чистая неумолимая ярость ранили ее так же, как волны враждебной магии, испускаемой его телом.

Что-то внутри Гермионы сломалось в тот момент, и она не успела понять что и важно ли это. Осталось только отчаяние и пустота, они непременно убили бы ее, если бы Гермиона была смертна. И, вспыхнув серым взрывом, она метнулась сквозь каменный потолок над Северусом Снейпом, и только холодное дуновение ветра напоминало о том, что еще секунду назад она была здесь.

Примечания автора.

1. Аббатство Тинтерн в Уэльсе. http://www.liveinternet.ru/users/irena_dominique13/post165199130

2. Старый Сарум (Old Sarum) — место, где ранее располагалось селение Солсбери. http://netpulse.ru/info/890.html

3. Мабон — кельтский праздник, происхождение его имеет несколько версий. Название Мабон произошло от имени персонажа уэльской мифологии Mabon ap Modron, символизировавшего мужское плодородие в цикле мифов о короле Артуре. Другие связывают Мабон с уэльским Богом Гвин ап Нуддом, что значит — белый сын тьмы, властитель Аннона, потустороннего мира. Он также бог Войны и Смерти, покровитель павших воинов. Может, Волдеморт и проникся этими символами.

Северус Снейп давным-давно свыкся с исключительными требованиями, которые предъявляла к нему двойная роль преподавателя и тайного агента. Он заставлял свое тело действовать несмотря ни на что, он научился терпеть мучительную боль, которую вызывал синдром Браксдиса или же пыточные заклятья. И день за днем он продолжал вдалбливать в головы болванов знания. Стимуляторы, которые Северус принимал так долго, помогали ему забыть о том, что он живой человек и нуждается в отдыхе, он оставался сосредоточенным и деятельным.

Однако Снейп никогда до конца не понимал, как сильно от этих стимуляторов зависел и как их будет не хватать, когда происходящее вокруг примется испытывать его выносливость на прочность. Он чувствовал себя как выжатый лимон.

И после того жестокого столкновения с Гермионой Грейнджер только ярость поддерживала его в эти кажущиеся бесконечными, требующие терпения и сил дни. Обжигающая, почти нестерпимая ярость медленно бурлила внутри, и — уроки ли были или обед в Большом зале — она грозила вырваться наружу. Коллеги профессора, не успевшие понять, как спокоен стал Северус, когда поправился, отнеслись к нему с равной долей осторожности и замешательства, как только он снова превратился в того ублюдка, которого они хорошо знали и привыкли сторониться. Дети были не столь сдержаны — по школе быстро разнеслись слухи, что профессор Снейп в редкостном расположении духа и раздает взыскания, как Дамблдор — лимонные дольки.

Как-то вечером, после первого обхода, Северус направился прямиком в свои комнаты и даже тогда, когда снял баллы с девчонки, имевшей глупость захихикать, попав в пределы слышимости грозного профессора, не замедлил широкий шаг. Он остановился только в лаборатории, да и то для того, чтобы отыскать зелье сна без сновидений, а затем прошел в спальню. Хотя Снейп еле на ногах держался от усталости, он не собирался оставаться беззащитным, если безответственное, всюду сующее свой нос привидение попробует снова пробраться в его сны.

Он уже подумывал защитить комнаты от вторжения потусторонних существ, но применение обычных заклинаний показалось ему непривлекательным. Он решил создать что-то одновременно замысловатое и интересное вроде ловушки, притягивающей фантомов; или какую-нибудь головоломку, которая на деле окажется западней, капканом для привидений. Что-то такое, что бросит вызов маленькой всезнайке, поставит ее в глупое положение и отучит, наконец, совать нос в чужие дела. Однако сегодня Снейпу нужно было поспать, а зелье защитит его.

Следующий день оказался для учеников сплошным мучением; большинство, правда, скоро поняли — профессору Снейпу все равно на кого выпускать свой яд и он так поглощен мыслями, что замечает только тех, кто находится в непосредственной к нему близости. Наблюдательные хаффлпаффцы сообразили быстро, а Слизерин, до того как усвоил этот урок, потерял почти сто очков.

Северус внимательно просмотрел работы Миранды Гошок, но это не принесло никакой пользы. В учебниках тоже лишь мимоходом упоминалось о привидениях, да и в библиотеке подборка книг по этой теме была до смешного скромной. Но записи Дамблдора, в которых описывалось явление магической полярности, содержали достаточно сведений. Несколько вечеров подряд Северус провел за изучением материалов, с удовлетворением помечая упоминания о защитных чарах и заклятьях-ловушках. Ученики, отбывающие взыскание, понятия не имели, над чем он работает, но, боясь привлечь его внимание, выполняли порученное задание или хотя бы делали вид. Северус лишь изредка проверял, как продвигается работа, но тем не менее занятие ученикам находилось до самого отбоя. И только когда он кричал, чтобы они убирались с глаз долой, провинившиеся, чуть с ума не сходя от облегчения, со всех ног неслись в свои комнаты.

Северус с бутылкой старого Огдена и стопкой материалов для чтения отправился в спальную комнату, где разложил пергаменты и книги на кровати и принялся читать, прислонившись к резной спинке. Палочка была под рукой — он ждал, что привидение предпримет попытку незаконного вторжения. Гермиона не показывалась два дня, установив, таким образом, личный рекорд. Снейп был уверен, что это ее «гриффиндорство» скоро, а в сущности — в любое мгновение, заставит мисс Грейнджер вернуться на место преступления в очередной отчаянной попытке оправдаться.

Бывали и более приятные пробуждения, это же оказалось жестоким — глухой ночью Северус резко дернулся, ударившись головой о спинку кровати, и проснулся с ужасной болью в затекшей шее.

Настало утро, и пришло время очередного еженедельного совещания преподавателей. Злой Северус Снейп стоял перед дверью в учительскую и разминал, морщась, шею, пытаясь избавиться от докучливой боли. Он давно понял, что когда опаздываешь, все на тебя смотрят с неодобрением, впрочем смотрят так же, когда приходишь вовремя и занимаешь самое дальнее кресло. Напротив, если появляешься загодя и стоишь у дверей, позволяя остальным занять места в тесном внутреннем кругу, то все, что тебе остается — одинокое кресло у камина — точно так, как Снейп и любил.

Остальные учителя, казалось, никуда не спешили, они шли по двое, по трое, беседуя друг с другом так, как если бы на самом деле получали удовольствие от того, что собираются вместе слушать болтовню о школе и учениках. Но если кто-то ожидал, что Снейп присоединится, он испытал разочарование — Северус только сердито смотрел на волшебниц, которые рассаживались в кресла. Он всерьез раздумывал о заклинании тишины. Присутствие на встрече было обязательным, и только смерть, пожар или другие стихийные бедствия могли избавить вас от этого раньше, чем вдоволь повеселившийся Дамблдор. Это было очень похоже на взыскание, за исключением того, что взыскание, проведенное под чутким руководством, и впрямь давало осязаемые результаты.

Северус заметил призрачную фигуру профессора Биннса, как только тот перелетел через порог комнаты. Привидение методично и неторопливо двигалось к своему креслу, а Снейп барабанил пальцами по подлокотнику. Вполне может статься, что Биннс — единственный преподаватель, который никогда не пропустил ни одного совещания; серый, скучный человечек, ставший серым, скучным привидением, и слушать его длинные, путаные речи на собраниях было так же мучительно, как и на занятиях.

Сгорбленная полупрозрачная фигура безразлично миновала болтающих волшебниц, но когда Биннс пролетал мимо Северуса, он остановился. Снейп вздернул бровь и оглянулся, а призрак медленно повернулся к нему и напряженно смерил Северуса взглядом. Снейп подумал, что старое привидение, вполне возможно, окончательно впало в маразм.

— Вы, сударь, болван, — объявил Биннс монотонно и мрачно.

На этом речь его закончилась, и учитель истории возобновил движение к креслу, куда и сел, не обращая внимания на реакцию, вызванную его словами. Северус сердито смотрел на волшебниц, да только взгляд пропал почти впустую — три старые карги, пытаясь не расхохотаться в голос, чуть не задохнулись.

К обеду инцидент с Биннсом был благополучно забыт. Северус вертел в руках серебряную ложку и ждал, когда подадут первое. Он размышлял о случившемся: это было еще одним доказательством того, что умопомешательство — неизведанная грань поведения призраков. Мир духов отчаянно нуждался в психоаналитике, очень жаль, что магловские врачи не становятся привидениями.

Где-то между супом и вторым Снейп почувствовал чей-то пристальный взгляд. Инстинкт выживания давно дал знать ему об опасности — неприятным, щекочущим ощущением между лопатками, которое не раз спасало Снейпу жизнь. Северус тайком оглядел Большой зал в попытке понять, от кого исходит взгляд; он бы не протянул так долго, если бы не мог найти человека, наблюдающего за ним из толпы.

Гриффиндорцы, как и ученики Равенкло, не обращали на Снейпа внимания. Хаффлпаффцы время от времени исподтишка бросали взгляды в его сторону, но это больше напоминало взгляд овец, проверяющих, где находится овчарка, они смотрели без злости. Может быть, Слизерин… но Снейп хорошо знал старших, знал их заботы и страхи, большинство были в его власти, да и не стали бы причиной исходящей от наблюдателя злобы очки, снятые с факультета.

Когда обед подошел к концу, а болтовня учеников, доедающих пудинг, становилась все громче, Северус случайно глянул наверх — в темные глубины зачарованного потолка, и заметил похожие на дымку фигуры, но это были не облака. Он всмотрелся в звездное небо и разглядел очертания Кровавого барона, Серой дамы, Толстого монаха и Почти Безголового Ника. Ник на этот раз был один, без своей сопливой девчонки. Казалось, привидения обсуждают что-то серьезное.

И как если бы Снейп прокричал их имена, привидения факультетов обернулись как один и посмотрели на него. Их взгляд был безразличным, может, только немного расстроенным, но Ник вдруг скорчил рожу, прикусил подушечку большого пальца и резко выкинул руку к Снейпу.

Северус моргнул. Он едва ли помнил значение этого средневекового оскорбления, но то, что хотел сказать ему Сэр Николас, стало предельно ясным. Привидения Хогвартса были недовольны.

* * *

Как бы это не уязвляло его самолюбие, после недели недосыпа Северус вынужден был оставить свои планы по унижению и наказанию Гермионы Грейнджер. Он каждую ночь засыпал, судорожно стискивая в руке палочку, и просыпался с раскалывающей головной болью и обрывками снов, которые охотно бы забыл. Заманчивую мысль о справедливом возмездии пришлось оставить до поры до времени и сосредоточить все силы на зельях, которые требовались Темному лорду. Целый отряд учеников, подвергнутых взысканию, каждую ночь растирал, рубил, мешал и варил под бдительным оком Снейпа; и большинство понятия не имели, что на самом деле готовят, а Северус подгонял себя и своих не склонных к труду помощников — нужно было закончить основу для зелий вовремя. До Последней битвы осталось чуть меньше десяти дней, и Снейп не мог позволить себе отвлекаться.

Однако мысли — не угрюмые ученики, являвшиеся на взыскания в подземелья, им было куда как труднее приказывать. Десять лет — и вправду прошло десять лет? — разговоров, совместной работы — все перечеркнуло предательство Гермионы, и Северус понял, что вспоминает те времена куда чаще, чем хотелось бы. День близился к концу, Снейп оставался наедине с собой, и вечера эти, спокойные и безмолвные, были невыносимы. И мысли блуждали где попало именно тогда, когда он меньше всего мог себе это позволить, и Северус страшился вызова к Темному лорду до назначенной даты. Рассеянное внимание в обществе Пожирателей смерти — это верный путь к быстрому и болезненному наказанию.

Хотя, раздумывал Снейп, вызов к Темному лорду избавил бы его от встречи Ордена феникса, которую приходилось терпеть. Даже совещания учителей казались куда более привлекательными. И не было у него настроения предпринять очередное путешествие на улицу Гриммуальда двенадцать в эту пятницу. Но директор был настойчив, и шпион Северус Снейп как миленький отправился на собрание. Вот почему он сидел за обшарпанным кухонным столом, вот почему в руках не было стакана с виски, и вот почему он слушал Поттера и компанию, которые строили из себя скромников.

Тут все друг другом восхищались — Гарри Поттер, Кингсли Шеклбот, Нимфадора Тонкс и Ремус Люпин, и каждый, как мог, отрицал свой вклад в создание столь блестящего плана. Северус не считал его блестящим и язвительно мнение свое озвучил:

— Вы хотите исцелить Темного лорда? Вы никак рехнулись?

— Это стоящий план, Северус, — спокойно заметил Шеклбот. — Мы несколько месяцев без толку возимся с заклинаниями. И каждое, которое мы придумали для фантомов и других созданий с холодного края спектра, кирпичную стену может разбить. Но ведь мишенью должен быть бестелесный дух, создание тьмы или демон с другого плана существования. Мы думали, что у нас получилось — с тем, последним заклинанием, но мы ошиблись.

— Гарри, наконец, нашел решение, — Ремус ласково улыбнулся молодому человеку, к которому относился как к сыну. — Блестящий план, правда.

— Ничего тут нет блестящего, Ремус, это я от отчаяния, — возразил Гарри и мотнул головой, будто кого-то пытаясь в этом убедить. — Если начистоту, то зелье Снейпа натолкнуло меня на эту мысль.

Северус подумал, заметит ли кто-нибудь, если его пару раз вырвет в горшок с цветком, стоявшим поблизости.

— Вы всерьез, что ли? Вы вот так хотите победить самого могущественного волшебника за всю историю человечества? Поразить его заклинанием возвращения жизненных сил — Sanguis Inficere? Заклинанием темных искусств, созданным для того, чтобы вернуть человека, находящегося на грани между жизнью и смертью?

— Если это сработает так, как мы думаем, то заклинание перебросит Волдеморта на другой конец магического спектра, — горячо проговорил Шеклбот.

— Ну, по крайней мере, — добавила Тонкс, — изменение полян-нос-ти лишит Темного лорда способности противостоять обычным заклинаниям.

— Поляр-нос-ти, — тихо поправил Гарри.

— Заклинание, которое вы все так бойко обсуждаете — это ритуал, требующий огромных затрат жизненной энергии, — резко заметил Снейп. — Это убьет любого, кто не обладает железным здоровьем, а если вы и найдете такого человека, после этого ритуала он долго будет слаб и бессилен!

— Но сейчас, именно сейчас, для того, кто пожертвует собой, ритуал не станет смертельным, — отметил Артур Уизли. — Наш Чарли вызвался. Он утверждает, что за годы работы с драконами стал сильнее, чем медведь. — Артур встревожено посмотрел на жену, но Молли отважно улыбнулась, хотя губы ее дрожали.

— Когда Чарли пожертвует жизненную энергию Волдеморту, Темный лорд физически станет здоровым, тут все верно, — Дамблдор внимательно посмотрел на каждого сидящего за столом, в мудрых его глазах была спокойная уверенность. — Как бы то ни было, он станет смертным. И тогда мы должны ударить.

«Мы… ври больше», — подумал Северус, внимательно рассматривая Гарри Поттера. Темно-зеленые глаза изучали обшарпанный стол, и все их надежды бременем легли на его юные плечи. «Не такие уж юные», — поправил себя Северус, вспомнив, что мальчишке было двадцать семь. Как и Рону Уизли. Как и Гермионе.

Снейп помотал головой, пытаясь избавиться от посторонних мыслей, и вновь попробовал справиться с умопомешательством, охватившим Орден.

— Как в точности вы планируете воплотить это в действительность? Помнится мне, заклинание требует, чтобы донор был в максимально близком соседстве с реципиентом. Я как-то сомневаюсь, что Темный лорд будет спокойно стоять и ждать, пока мы приведем мистера Уизли, а потом примемся псалмы над ним распевать!

Но Дамблдор давно привык к вспыльчивости Снейпа.

— Есть много способов, Северус. Но самый верный потребует твоей помощи.

Мрачно смотрел на директора Снейп, но тот и бровью не повел — без заминки Дамблдор потянулся и взял лист пергамента со стола, потом провел пальцем по шершавой поверхности, и на листе появилась руна.

— Соулу, — сказал Дамблдор, но мог и не уточнять. Руну изучали на вводном занятии по древним рунам и давали одной из первых.

— Сигил, — тут же догадался Северус.

Дамблдор кивнул:

— Изготовлен из серебра ювелиром маглов, думавшим, что создает украшение. Ты прикрепишь этот пустячок к мантии Волдеморта, когда он вызовет тебя в следующий раз. Сигил такой легкий, что Темный лорд вряд ли почувствует его; и он создан маглом, потому нет в нем магии, которая привлекла бы внимание.

Эта руна, нарисованная на бумаге, была безвредна, но она же, изготовленная из драгоценного металла, становилась сигнальным огнем для силы. Когда сигил окажется в непосредственной близости к волшебнику, он привлечет энергию заклинания возвращения жизненных сил. Это похоже на железо и магнит. Не имеет значения, как далеко будет Чарли Уизли от Волдеморта — заклинание найдет темного волшебника, как молния находит высокое дерево.

— Я остаюсь при своем мнении — вы с ума сошли. Вы все готовы поставить на то, что я смогу прикрепить к Темному лорду сигил, а он и не заметит? На одну единственную возможность? — Северус почувствовал, как у него заиграли желваки, и, чтобы придать веса возражениям, он воспользовался своим отточенным сарказмом. — Почему бы мне записку ему на спину не прикрепить: «Здесь был Орден феникса»?

Кто-то, захихикав, наклонился к столу — Тонкс, скорее всего, но все остальные в этой компании под его обвиняющим взглядом нервно задвигались.

— И вовсе она не одна единственная, — пробормотал Гарри и подскочил, когда чей-то ботинок со всей силы зарядил ему по голени.

Северус тут же внимательно посмотрел на Поттера.

— Что вы этим хотите сказать? И не говорите мне «ничего», — отрезал он, как только Гарри попытался открыть рот. — Что в точности он имел в виду, Альбус?

Дамблдор, посмотрев в темные глаза Северуса, попытался сделать вид, что он тут ни при чем. Снейп не собирался отступать, и спустя долгое-долгое мгновение Дамблдор глубоко вздохнул.

— У нас есть еще один агент в рядах Пожирателей смерти, — нехотя признался директор. — Он только на днях был допущен в круг, но вполне отвечает нашим целям. Волдеморт сказал ему приготовиться, и, пока он не получил никаких особых указаний, я убежден, что его вызовут в ночь Мабона.

— Если за дело взяться вдвоем, то вероятность того, что удастся прикрепить сигил, будет куда выше, — осторожно сказал Ремус, но Северус едва его услышал. Он смотрел только на Дамблдора и не в силах был совладать с тревогой.

— Альбус — нет. Скажи мне, пожалуйста, что это не Драко.

Молли вздохнула огорченно, еле слышно, но внимание Северуса было поглощено той жалостью, которую, казалось, источал Дамблдор.

— Когда вы собирались сообщить мне? — потребовал ответа Снейп, с трудом держа себя в руках. — Или вы решили пождать, пока меня не призовут, а потом невзначай упомянуть, что я увижу своего крестника среди Пожирателей смерти? Да вы вообще собирались мне об этом рассказывать?

— Подожди, Северус, успокойся, — Артур Уизли привстал и осторожно попытался похлопать Снейпа по плечу, но тот стряхнул руку так, будто она была заразной.

— Как ты посмел втянуть его в это?! После всего, что я сделал, чтобы он не попал в твои лапы, старик!

Дамблдор поднял руку, обрывая гневную тираду Северуса. И только многолетняя привычка вкупе с уважением заставили Снейпа придержать поток возражений, и, хотя все это было до невозможности отвратительно, Северус позволил Дамблдору продолжить.

— Драко пришел ко мне, Северус. Через Артура и Молли он дал знать о том, что хочет помочь. Поначалу я отнесся к нему скептически, но Драко был так искренен в своем отношении к Уизли, особенно к юной Джинни.

— Нет. Нет и нет. Я запрещаю!

— Северус…

— Драко не будет в этом участвовать!

И среди того гомона, что поднялся, можно было уловить, как одни защищают Драко, а другие выражают сомнения в его преданности, но Северус услышал только Гарри Поттера.

— Профессор, это не вам решать. Драко сам выбрал свой путь. Он поклялся, что у него есть на это причины и меня они не касаются. Лично я думаю — Драко хочет что-то доказать Джинни. Но не имеет значения, почему он решил так — это его выбор.

— Точно как и твой выбор, Поттер? — презрительно усмехнувшись, возразил Северус. — Уверен, что это ты решил вступить в поединок с Темным лордом?

Гарри посмотрел на Снейпа, и Северус был потрясен, когда увидел в его глазах, почувствовал в его разуме абсолютную решимость. Мальчик-Который-Выжил готов был встретиться со своей судьбой и дать ей увесистый пинок под зад.

— Это мой выбор, профессор. Это выбор Драко, и Тонкс, и Кингсли. Всех нас. Даже ваш. Мы все готовы были пожертвовать жизнью, когда вступили в Орден.

Северус не ответил, а Гарри вдруг рассмеялся:

— Ну, не все так плохо, профессор. Вы, верно, правы насчет гриффиндорцев и их безрассудной отваги. И если мы все умрем, вы сможете встать, оглядеться и заметить: «Я вам говорил, что так оно и будет».

* * *

Вернувшись в Хогвартс, Северус проскользнул через черный ход у теплиц, не встретившись ни с одним полуночником. Всю дорогу он размышлял над словами Гарри.

Две недели прошло с тех пор, как начался учебный год, но Северус не мог не рассматривать вероятность того, что отдельные любители приключений блуждают по коридорам Хогвартса, решив стать первыми, кого поймают после отбоя.

Снейп был несколько разочарован, когда на пути к кабинету никого и ничего не обнаружил. Ну только если не считать мышей, которые завидев свет, испускаемый палочкой, юркнули по углам. Но он не стал предаваться досаде по этому поводу, а задумался о дерзком поведении Гарри Поттера и их разговоре после встречи Ордена. И странный звук вырвался из груди Снейпа — это нельзя в точности было назвать смехом, но это все же был горький смех над безрассудством молодого волшебника и ненужной бравадой.

Грудь Северуса конвульсивно содрогнулась, и, если бы родился звук, это было бы рыданием, но он справился с отчаянием, которое грозило разрушить внезапно ослабленный самоконтроль. Мысль о том, чтобы встретиться с Драко в кругу Пожирателей смерти, заставляла его чувствовать себя опустошенным. Такого ему не приходилось испытывать уже очень и очень давно. В той пустоте водоворотом кружились все ужасы, что Снейп только мог представить. Драко Малфой, который корчится от боли — издевательства и мучения предстояли всем новообращенным — они должны были склониться перед волей учителя. Но, что еще хуже, Северус представлял, как в критический момент Драко оставляет хладнокровие и Темный лорд узнает, что они предатели.

Но исключительная сила воли вкупе с большой порцией виски наконец помогли ему совладать с мыслями. Еще один бокал, и Северус почувствовал себя почти спокойным, он был готов к вечеру. В Большом зале давно отужинали, но Снейп обратился на кухню по каминной сети, и домовые эльфы доставили тарелку с бутербродами. Третий бокал отлично ужился с едой, и к тому времени, как он покончил с ужином, самообладание Северуса Снейпа было восстановлено.

Он принялся читать свои заметки, и его привыкший к дисциплине ум обрел спокойствие и сосредоточенность. Через час после возвращения в Хогвартс Северус Снейп снова был сдержан и хладнокровен, и занимался он проблемами хоть и трудными, но преодолимыми.

Вскоре Северус отправился в туалетную комнату, размышляя по пути над теми противоречивыми указаниями, которые дал ему Темный лорд, ознакомившись с некоторыми исследованиями. Переступив порог ванной, Снейп подошел к унитазу, возясь с пуговицами на ширинке, и тут из чаши с оглушительным звуком вырвалась струя воды.

Северуса утешало только то, что он не успел воспользоваться туалетом. Гейзер, который сейчас портил комод, мгновением раньше промочил до нитки самого Снейпа и сплошным потоком окатил стены. Пергаменты безнадежно промокли, чернила сливались в черные ручейки.

На рефлексе он выхватил палочку, и заклинание слетело с губ раньше, чем Снейп успел подумать, унитаз взорвался, фарфор иззубренной шрапнелью разлетелся дугой и лишь по счастливой случайности не задел Снейпа. Гейзер превратился в родник, булькающий среди остатков унитаза, а лужа на кафельном полу становилась все больше и больше.

Вода капала с длинного носа Северуса, стекала с волос.

— Если бы я захотел биде, я, черт побери, поставил бы его! — закричал он на разбитый унитаз.

Бульканье стало угрожающим, и сквозь шум воды послышался голос девушки, но разобрать слова не получалось.

Вся ярость, снедавшая его, ярость, которую он сдерживал последнюю неделю, все разочарование, душевная сумятица внезапно закипели ключом, и Снейп взорвался, словно унитаз мгновением раньше.

— Барон! Покажись! — этот крик вырвался из самого нутра и безмерно удовлетворил Северуса, и он закричал снова, мимоходом наложив высушивающие чары: — Барон!

Он пронесся сквозь комнаты к выходу в коридор, полный решимости распахнуть дверь со всем возможным драматизмом. К несчастью, на его шерстяные брюки высушивающие чары тоже подействовали, и, пока Снейп несся к двери, в брюках накопился впечатляющий заряд статического электричества. Как только он коснулся металлической ручки, искрой больно щелкнуло по подушечке пальца, и Снейп разозлился еще сильнее — он распахнул дверь и взвыл в темноту коридора:

— Барон!

— Чего тебе, Снейп?

Голос раздался за спиной Северуса, он обернулся и увидел, что Кровавый барон уже в комнате, а он, как дурак, стоит у открытой двери. И с оглушительным грохотом Снейп захлопнул ее.

— Я требую, чтобы ты принял меры!

Непонятная заинтересованность скользнула по лицу Барона, испачканному кровью, но он отвел взгляд от декана своего факультета и осмотрел комнату так, будто подумывал снять квартиру сомнительного качества у сомнительной личности. Он втянул воздух сквозь зубы и хмыкнул.

— Ты не слышал меня? — почти выкрикнул Северус. — Я настаиваю, чтобы ты принял меры по отношению к…

— Конечно, я слышал тебя, — прервал Барон. — Да едва ли это может помочь — то, что тебя все время слышно. Ты и вправду потрясающе громкий.

— Я прощения должен попросить? — огрызнулся Северус на это нелогичное заключение.

— Мы все слышим тебя, мой мальчик. От самого глубокого подземелья до самой высокой башни не найти другого такого, кто зовет столь пронзительно, столь пронизывающе. Мы просто не обращаем на тебя внимания. Не считай нас за тех, кто отвечает только имеющим дар.

— Да мне наплевать, кто слышит меня, а кто нет. Я хочу знать, что вы собираетесь делать с этим выродком, взорвавшим мой унитаз. Она опасна, ее при рождении надо было утопить.

— Миртл уже мертва, — разумно заметил Барон. — Она немного злится на тебя как раз сейчас. И не могу сказать, что я ее осуждаю.

— Только потому, что она маленькая подружка Грейнджер… — начал Снейп, и тут же был прерван.

— Грейнджер? При чем тут Грейнджер? — отмахнулся Кровавый барон. — Я уже давненько с мисс Гермионой не разговаривал. Нет, туалетную комнату Миртл наводнили молоденькие девушки, которые жалуются на то, что ты жестоко обращаешься с ними. Старшие идут к деканам. Слизеринцы при тебе молчат, они мне плачутся, бестолковые маленькие мерзавцы.

Барон воинственно глянул на Снейпа, зрачки его сузились:

— В мое время мы бы не стали жаловаться. Выбрали бы подходящую ночку, подкараулили тебя после занятий и затолкали в каморку для метел на квиддичном поле.

— Миртл взорвала мой унитаз из-за того, что несколько хаффлпаффцев сопли распустили? — Северус ушам своим не верил. — Да я не слышал отговорки глупее! Хаффлпафф всегда слезы льет на моих уроках. Я живу для этого.

— Мы думали, ты отыщешь другую причину для жизни, — усмехнулся презрительно Барон. — Хотя, видимо, ты и здесь все испортил. Как я уже говорил — я давно не виделся с мисс Грейнджер. Ты, должно быть, все-таки выгнал ее.

Северус сердито посмотрел на привидение:

— Это не твое дело.

— Это определенно мое дело, Снейп. Если у тебя есть жалоба на моего собрата, ты должен был обратиться ко мне.

— Ее проступок тебя не касается.

— Да нет, касается. Ты думаешь, она первое привидение, которое разделило сны с одним из живых? Удивительно, конечно: новички обычно выбирают того, кто и вправду жаждет жить, а не злого на всех и вся потрепанного мужчину преклонных лет… — вздохнул Барон, недовольно оглядывая Северуса с головы до пят. — Но у тебя дар, что, возможно, объясняет это.

— Что за дар? — спросил Северус.

Барон не ответил, но намеренно прикоснулся пальцами к вискам.

— Легиллименция?

— Легиллименция! — лицо Барона скривилось в презрении. — Вы, живые, хотите дать всему название — все упорядочить, все обозначить. В мое время это было врожденным, исключительным даром вроде пиро… как бишь его там?.. У тебя дар к этому, Снейп, и ничего больше. Нам, призракам, легче слышать таких людей. Издавна с помощью дара разговаривали с теми, кто был за гранью, но потом вы стали надменны, самоуверенны, стали использовать дар только так, как ты сейчас.

Встревоженный и смущенный, Северус откинулся на спинку кресла, где сидел, когда пил виски с Драко.

— Постой. Раньше? Ты говорил, что это и раньше случалось. Привидения вторгались в разум спящего волшебника.

Барон пожал плечами.

— Во все времена. Посчитаем, у нас тут новое привидение появляется раз в сто лет… получается, где-то половина новичков. Эгоистичные особы вроде Миртл слишком заняты своим несчастьем. А других — любопытных, как мисс Грейнджер, не так уж и много, — Барон горько усмехнулся и покачал головой. — Мисс Гермиона не больше могла сопротивляться твоему зову, чем любой из нас в самом начале. Мы с Серой дамой остановили бы ее, если бы мисс Грейнджер причинила кому-нибудь вред или попыталась овладеть разумом молодой девушки — такое случалось пару раз.

— Почему… — Северус ненавидел, когда голос его начинал дрожать, он быстро подавил чувства, с которыми едва справился ранее и которые, вернувшись, были бы неодолимы. — Почему это происходит? Уверен, Министерство может справиться с вами.

Вопрос этот прозвучал грубее, чем хотел Снейп, и Барон холодно посмотрел на него. Тут же температура в комнате упала, и в неровном свете было видно, как дыхание белой дымкой вырывается изо рта.

— Ты понятия не имеешь, что значит потерять этот мир! Никогда не ощущать больше. Никогда не испытывать вкуса. Существовать как тень, как отражение того, кем ты был раньше… Это — испытание, и длится оно вечность. Привидения свободны от вожделений плоти, Снейп, но никогда — от желаний сердца. Рано или поздно мы все поддаемся соблазну человеческих снов. В нашем кругу не одобряется это, и почти всегда мы останавливаемся сами, это такая же фальшивка, как золото лепреконов, и радости приносит еще меньше. Да, Министерство может управлять нами, как тогда — в случае с Миртл. Если Гермиона навредила тебе, мы вмешаемся. Но мисс Грейнджер не причинила тебе вреда, ведь так?

Барон, сощурившись, проницательно посмотрел на Северуса, и тот не мог солгать. Однако и в любезности не было нужды, и он совершенно безразлично произнес:

— Нет. Она только вторглась в мою личную жизнь и вторглась туда, куда ее не звали.

— Не звали, вот как? — фыркнул Барон. — Кого ты пытаешься обмануть, Снейп? Мы все слышим, как ночью ты хнычешь, словно младенец, у которого режется зуб. Ты звал ее, конечно, звал. И она ответила.

— Я не звал ее! — взвыл разъяренный Северус.

— Нет, сознательно нет. Но ты тут профессором двадцать с лишним лет, и почти все время тебе снятся ночные кошмары.

— На что ты в точности намекаешь?

— У тебя дырка в голове, мальчишка! — взревел Барон. — Как и у каждого с даром! Когда ты спишь, мы слышим твой зов. Неясный, негромкий — спасибо и на том! — иначе бы мы давно из замка сбежали.

Северус молчал, обдумывая сведения, которые только что узнал. Он старался изо всех сил не рассматривать действия Гермионы с позиции новых знаний, но его врожденная логика заставляла взглянуть правде в глаза. Барон, истинный слизеринец, дал ему несколько минут на угрызения совести.

— Девочка слушала свое сердце, и сердце у нее доброе, даже слишком. Она не причинила тебе никакого вреда и, напротив, сделала то, что заслуживает твоей благодарности, а не осуждения.

Снейп сердито стрельнул глазами из-под полуопущенных век. Самобичевание самобичеванием, но Северус не нуждался в милостях от Барона.

— Я извинюсь, — ответил он сухо. — Я понял, что ошибся, — добавил Снейп безжизненным голосом, почти выплевывая слова.

— Нет, не думаю я, что ты это сделаешь, — ответил тихо Барон. — Ты хоть когда-нибудь задумывался, почему вообще девочка осталась?

Северус нахмурился, а призрак смертельно серьезным голосом продолжил:

— Я не был в замке в тот день, когда умерла Гермиона Грейнджер. Но мне рассказали, что ты пытался ее спасти. Я видел, что ты, как и те мальчики, оплакивал ее. И каждый призрак в замке слышал твой зов — глас вопиющего в пустыне. Ничего не было удивительного в том, что мисс Гермиона вернулась, мой мальчик. Даже если девочка была бы к тебе равнодушна, она бы вернулась все равно. В конце концов, ей это нравится. Нравится быть полезной. Востребованной. Нужной, — добавил Барон. — Она осталась из-за тебя, Северус Снейп. Подумай об этом в следующий раз, когда в твою голову взбредет накричать на нее.

Северус едва заметил, когда ушел Барон, туманным облаком пролетев сквозь стену. И не заметил, как пронизывающий холод, тот холод, что вызвала ярость привидения, сменился теплом. Все мысли, все чувства были сосредоточены только на девушке, которая десять лет провела с ним в подземельях. Она как-то стала неотъемлемой частью его жизни. И знание того, что он, так или иначе, несет ответственность за возвращение Гермионы на эту грань существования, когда она точно заслуживала другого, было так мучительно, что каждый вздох причинял боль, судорогой пронизывающую тело.

Конечно, Барон ошибался. Не было ни одной причины для того, чтобы Гермиона Грейнджер задержалась в этой мирской круговерти, когда другое, лучшее место, ждало ее. И чувства его, понятные всем способным слышать, никак не могли повлиять на ученика, к которому он никогда не был добр.

Не в силах выстроить доводы в последовательную цепочку и опровергнуть слова Барона, Северус устроился поудобнее в крылатом кресле и думал о том, о чем думалось, не пытаясь собрать мысли во что-то связное. И в основном он вспоминал Гермиону; часы, которые они проводили вместе в лаборатории; короткие споры и уютную тишину — все, что в вынужденной компании друг друга десять лет делили они поровну.

Когда рука схватилась огнем, призывая его к Темному лорду в круг, Северус почти почувствовал облегчение.

* * *

Теоретически время не имело никакого значения для привидений, они были вечными и неизменными. Гермиона не узнает ни расцвета, ни увядания. Смерть милосердно избавила ее от полной опасностей реки жизни, которая не щадила простых смертных. Гермиона умерла и, будучи мертвой, едва замечала смену времен года.

Однако шесть последних дней оказались мучительным адом. Гермиона думала, что он припасен для душ, миновавших грань, которой она пренебрегла. А в коридорах сплетничали — ученики, жители портретов, другие привидения. От них Гермиона услышала, что творится в подземельях, хотя лучше бы ей этого не знать. Она понимала, что Северус Снейп был в том состоянии, которое очень великодушно можно было назвать яростью; даже Слизерин не спасся от беспрестанного града взысканий, как чумой поразившего все четыре факультета. В чем, в чем, а уж в том, что у Северуса достаточно рабочих рук для нарезания ингредиентов и приготовления основы для зелий, Гермиона не сомневалась.

Первые лучи солнца только-только осветили горизонт на востоке, который хорошо просматривался из укромного уголка на самом верху башни, когда лестница внизу загрохотала и придвинулась к площадке. Однако Гермиона почти не обратила на это внимания — лестницы всегда начинали двигаться, когда просыпались обитатели замка. С каждым рассветом приближался час Последней битвы, напряжение росло, а Гермиона считала оставшиеся дни. Это напряжение могло бы ее убить, если бы она уже не была мертва. И оставалось только ждать и тревожиться, и, хотя после смерти она растеряла все религиозные убеждения, молиться за тех, кто был ей всего дороже.

Тихий скрип ботинок и пыль, серой дымкой повисшая в лучах солнца, привлекли внимание Гермионы. За все те годы, что она бывала здесь, никто не осмелился забраться так высоко. Она обернулась, почти не сомневаясь, что это — Гарри Поттер, который пытается ее отыскать. Он редко бывал в Хогвартсе, но, когда бы это ни случалось, Гарри всегда находил время поговорить с ней.

Человек, которого она увидела, не был Гарри Поттером. Черная мантия Пожирателя смерти. Серебряная маска, оттягивающая книзу боковой карман.

— Гермиона, — вот и все, что сказал Северус.

И узнав его, Гермиона проговорила чуть хриплым голосом:

— Профессор, я не знала, что тебя снова вызвали.

Северус не ответил прямо, только устало двинул плечом. И, как бы ей не хотелось испытывать его терпение, она все же решилась спросить:

— Как ты?

— Нормально, — он чуть поднял голову, и его черные глаза встретились с глазами Гермионы, но, казалось, Северус смотрел сквозь нее. — Я хотел поговорить с тобой.

И хотя ей не нужно было дышать, желание вдохнуть было непреодолимым.

— Разве не все уже сказано? — риторически спросила Гермиона. — Я оскорбила тебя, я преступила границы поведения, допустимого для призраков. Ты по праву изгнал меня. И твое право — поговорить с Бароном о моем наказании.

— Я говорил с Бароном, — признался Северус. — Ему почти нечего было мне сказать.

— А рассказал он, что попросил меня держаться от тебя подальше?

Он, казалось, чуть вздрогнул, услышав это, но покачал головой:

— Нет.

Гермиона улучила мгновение и рассмотрела Северуса Снейпа — он казался удрученным и жалким, и ей не понравилось то, что она увидела.

— Ты чертовски плохо выглядишь, — выдала она прямо.

— Это похоже на то, что сказал бы Альбус. Сказал бы, хоть и не в таких выражениях.

Слова застряли у нее в глотке, но она все-таки проговорила:

— Тебе нужно отдохнуть. Не так много времени осталось.

— Я знаю, — сказал Северус устало. — Я пытался спать. Я не могу.

Гермиона посмотрела на него недоуменно, а губы Северуса скривились в насмешке над собой.

— После того дня, как мы поссорились, я почти не спал по ночам. Я был уверен, что ты вернешься, желая загладить вину. А ты не вернулась.

Гермиона посмотрела на него свысока. К тому времени, как Снейп что-то понял, не так много осталось у Гермионы от гордости, но то, что осталось, было ее стержнем.

— Я сообразила, что вы не будете мне рады, профессор. Вы дали это понять совершенно ясно.

И он устало склонил черноволосую голову.

— Ты вообще не вернешься в подземелья, ведь так? Никогда. А мне не хватает тебя.

— Ты столько лет кричал на меня, ты кричал, чтобы я оставила тебя в покое. Ну вот, держи.

Северус как-то непривычно переступил с ноги на ногу и вгляделся в полупрозрачные очертания Гермионы, парившей над ним.

— Я вовсе не это имел в виду… моя личная жизнь — она неприкосновенна, Гермиона. Но я не хотел сказать, что мне не нужна твоя компания.

Слова эти причиняли лишь боль, и Гермиона гневно выкрикнула:

— Так моя компания желанна, профессор?! Или только мои труды?! Да ты ни тем, ни другим не дорожил, потому я облегчу тебе существование — я совершенно исчезну из твоей жизни!

И самодовольно фыркнув, Гермиона повернулась к дальнему углу, куда еще не добрались солнечные лучи, она скользнула вниз и начала скрываться из виду.

— Гермиона — постой! Пожалуйста. Подожди.

И с неохотой Гермиона остановилась, и видно ее стало четче, хотя наполовину она оставалась в каменной стене, а наполовину снаружи. И, шумно вдохнув, Северус Снейп устало присел на скамеечку, которая стояла у стены маленького убежища Гермионы. Он провел руками по лицу, осунувшемуся от усталости, оперся локтями на колени и чуть склонился вперед; черные волосы, спутанные и тусклые, легли безжизненными прядями ему на плечи.

— Прости меня, — прошептал он.

Потрясенная Гермиона молчала, а Северус заполнил неуютную тишину искренностью, в которой сплавилось признание вины и изнуряющие дни, полные напряжения.

— Я принимал зелье сна без сновидений ночью, когда мы поссорились. Я не доверял тебе. Следующей ночью — я ждал. Я думал, что ты придешь. А когда я заснул, мне снилось все то же. Я что-то искал. Каждую ночь, десять дней или около того… я искал что-то и не мог найти. Я бежал, или копался в земле, и в поисках своих я поднимался на бесконечные башни. Я звал и звал, но оно так и не показалось. Я никогда не найду это.

— Я чувствовала, что ты звал меня, — сказала Гермиона тихо и горько. — Но я держалась подальше, как ты и просил.

— Я не хочу, чтобы ты держалась подальше, — отрывисто проговорил он. — Я должен был признаться в этом, когда вернулись ночные кошмары. Прошлой ночью, когда меня призвали, я почти ждал, что ты будешь в моих комнатах, что попросишь меня быть осторожным. И я знал — ты не станешь ждать моего возвращения.

— Не понимаю. Я думала — ты на меня сердишься.

— Сержусь, — усмехнулся он. Голос Северуса был полон боли, и боль была в его глазах. Следующие слова тяжело дались ему.

— Я сдаюсь, — сказал он просто. — Мне не найти то, что я ищу, потому что тебя там нет больше. И ночью, когда я стоял перед Темным лордом, я должен был слушать, а я пытался припомнить, где и что ты говорила о том времени, которое проводишь без меня. Страшно, да? Ничего не приходило на ум. Только дни и ночи, которые мы проводили вместе, рука об руку. Все, что ты сказала. Твоя сосредоточенность, твоя целеустремленность, твой удивительно пытливый ум. Даже смерть не способна сбить тебя с пути, ты добьешься всего, чего хочешь.

Медленно, неуверенно Гермиона опустилась к Снейпу, даже не осмеливаясь раздумывать, что в точности говорит измученный человек, сидящий перед ней. Черные глаза блестели от волнения, от чувства, которого она никогда не ждала, на которое и надеяться не смела, даже признавшись себе в том, что любит его. Но искренность читалась в его лице, и, будто желая в честности своей убедить Гермиону, Северус протянул к ней руку:

— Я только здесь могу найти это, Гермиона. С тобой.

Гермиона с испугом смотрела на протянутую ладонь.

— Северус, я не могу дотронуться до тебя, — сказала она дрожащим от волнения голосом.

— Возьми меня за руку, — приказал он, и Гермиона не решилась возразить.

Желание и страх боролись друг с другом, но победила смелость — Гермиона потянулась к нему, и пальцы ее сплелись с пальцами Северуса. Жар живого тела обжигал, и Гермиона знала, что и она кажется ему невыносимо, обжигающе холодной, но они осторожно хранили это полувещественное, полуреальное пожатье, стиснув пальцы друг друга так крепко, как только могли.

Северус встал со скамейки и горделиво выпрямился, строгий и торжественный одновременно:

— Я не желаю больше обходиться без твоей компании, Гермиона Грейнджер. Слишком одиноко в подземельях, хоть я никогда не думал, что скажу это.

— Я скучала по тебе, Северус, — призналась она. — Ты и не знаешь, как это тяжело — без тебя.

И одна из редких улыбок осветила его лицо.

— Мне кажется, знаю, — он опустил руку, пальцы Северуса посинели от холода. — Если бы у нас было больше времени, я нашел бы способ загладить свою вину.

Северус присел на скамейку, и вновь устало опустились его плечи.

— К несчастью, до Мабона осталось только шесть дней. Весь Орден сочиняет планы битвы, хотя самое главное в этом деле — секретность. После сражения… надеюсь, у нас будет больше времени на разговоры.

Гермиона кивнула, соглашаясь, и присела рядом с ним на самый краешек скамейки, где солнечный свет не был столь болезненно ярок. Отношения между ними не могли стать совсем как раньше, слишком мало отпущено было времени; и предстоящее сражение казалось куда важнее, чем любая размолвка, какой бы ни была она для них опустошительной.

— Они придумали какой-нибудь план?

— Только оптимистично настроенные и занимающиеся самообманом личности назвали бы это планом, — сухо заметил Северус.

Он достал из кармана сигил, который, как только он вернулся от Темного лорда, вручил ему Дамблдор. В общих чертах Северус обрисовал замысел по возвращению Волдеморта на тот конец магического спектра, к которому принадлежат живые. Тогда Темный лорд станет уязвим для обычных заклинаний.

— И эта маленькая чепуховина — часть плана? — спросила Гермиона недоверчиво. — Они никак рехнулись?

— Это в точности мои мысли. Но что хуже всего — они втянули Драко в это сумасшествие.

Гермиона посмотрела взглядом, исполненным бесконечного терпения:

— Северус, я понимаю, что древние руны тебя не интересовали, но ты хочешь сказать, что никогда не обращал внимания на шрам Гарри?

— Похож на молнию. Зазубренный, красный и почти ничем не примечательный.

— Это то, что годами твердит Дамблдор — только он не говорил, что в шраме нет ничего особенного. Но ты, очевидно, ни разу не видел его отражение в зеркале.

В разговор вернулись привычные интонации, и Северус не пытался сдержать сарказм:

— Я никогда не болтал с Поттером в туалете, если ты на это намекаешь.

Гермиона метнула в его сторону сердитый взгляд, а потом наклонилась и легко подула на темную, каменную стену. Белая, плотная изморозь покрыла камень.

— Напиши руну соулу, — приказала она.

И понимая, что спорить бесполезно, Северус выполнил просьбу Гермионы — нацарапал зазубренную «S».

— А шрам Гарри выглядит вот так, — продолжила Гермиона и провела пальцем по стене рядом с кружком изморози. Так Дамблдор рисовал на пергаменте накануне ночью. И иней серебром зазмеился вслед за пальцем — знак, похожий на молнию — шрам, изуродовавший лоб Гарри Поттера. Руна соулу и шрам Гарри были зеркальным отображением друг друга.

— Видишь теперь? Вот разгадка. Гарри отмечен как равный Волдеморту. Его шрам — зеркальное отражение руны соулу, и, когда Чарли Уизли прочитает заклинание, Гарри станет частью этого энергетического соединения. Я слышала много историй о том, как долгие годы Том Риддл испытывал на себе всевозможные заклинания, пытаясь стать бессмертным. Один из способов связать свое физическое «я» с магией — выжечь заклинание на коже. Вроде Темной метки. У Сириуса Блэка были татуировки на груди, и, помнится, я еще задумалась об этом. Мы тогда на Гриммуальда были. И я пошла в библиотеку, прочитала все, что смогла найти. Я представляю, ну если бы я собралась стать бессмертной, заклинания и руны, которые нужно нанести повсюду на…

— Темный лорд отметит его как равного себе… но ему дарована сила, о которой неведомо Темному лорду… — процитировал хриплым от волнения голосом Северус.

— И один из них умрёт от руки другого, выжить в схватке суждено лишь одному… — Гермиона по памяти дочитала пророчество. И голос ее был напряжен, как струна — так всегда бывало, когда вступала в дело ее невероятная, неумолимая логика. — При соединении точек электрической цепи с различным потенциалом происходит короткое замыкание, искры во все стороны летят. Но если включить кого-нибудь в цепь, чтобы управлять потоком…

— Чарли Уизли.

— На поле сражения будет создан энергетический контур, в который войдет не только Волдеморт, но и Гарри. И если Дамблдор еще не в курсе этого, то я чертова Майская королева!

— Конечно, он в курсе, старая сволочь. Он будет крутиться на поле битвы рядом с Гарри. Держу пари, он только этого и ждет.

— Что-то нужно включить в цепь, чтобы справиться с таким потоком энергии.

— И если мы сможем переправить поток от Темного лорда к Поттеру… мы должны поговорить с Дамблдором. — Северус резко поднялся — взвилась за плечами черная мантия, и шагнул в нетерпении к лестнице.

— Ну что, женщина, ты идешь со мной?

— В кабинет директора или в подземелья? Тебе нужно переодеться, — напомнила Гермиона.

— И к директору, и ко мне, — объявил он и смешался. — Гермиона, я хочу, чтобы ты вернулась в подземелья — но только в подземелья. Пока, — добавил он быстро. — Не думай, что я не желаю…

Внезапно Снейп будто лишился дара речи, слабый румянец зажегся на скулах. Он перевел дыхание и продолжил:

— Думаю, что ученики больше не будут называть меня сальноволосым ублюдком, похоже, они нарекут меня ленивым мерзавцем. Не часто профессор средних лет тратит все свободное время на то, чтобы копаться в лаборатории и спать.

Черные глаза вспыхнули — желанием и обещанием.

— Но я не могу отвлекаться, Гермиона. Все силы нужно отдать для победы над Темным лордом, я не хочу споткнуться сейчас, когда мы так близки к цели.

— Я понимаю, Северус. И думаю так же, хочешь — верь, хочешь — не верь. А когда окончится война?

И улыбка медленно растянула губы Северуса, и было в ней то обаяние, то плутоватое очарование, которое Гермиона видела лишь в сновидениях.

— Тогда мы будем смотреть сны. Вместе.

— Наша взяла! Слышишь меня, несчастный ты ворчун?! Наша взяла! Волдеморт повержен, и это навсегда!

Северус Снейп, лежащий навзничь, силился открыть глаза. Когда ему это удалось, он смог разглядеть лицо Гарри Поттера, темное от грязи и крови, но светилось оно ликованием. Где-то поблизости горели огни, освещая потусторонним светом профиль Гарри и поспешно двигающиеся фигуры. Кто-то оказывал раненым товарищам медицинскую помощь, кто-то лежал без движения на земле и тихо стонал от боли.

А над головой в высоком черном небе, белые, сверкали звезды и походили на бриллианты; в небе, холодном и чистом, которому не было дела до той грандиозной битвы, что положила конец страшной войне. На мгновение Снейп подумал: «Интересно, как ярко горит сегодня Марс?»

— Хорошо, — произнес он с усилием — кровь пузырилась во рту. Разбитые, припухшие губы прикрывали крошево зубов, а боль, казалось, разодрала внутренности, когда Снейп тихо кашлянул.

Неподалеку раздался голос Драко. Снейп слышал, как он что-то отрывисто и бессвязно объясняет Джинни Уизли — он предлагал выйти за него замуж, так отчаянно, уже в шестой раз. Джинни на каждое предложение отвечала согласием, уговаривая Драко не двигаться, пока не подойдет колдомедик и не осмотрит сломанную ногу. Она ласково бранила его за то, что он пытается шевелиться, и Северус почувствовал, как предана девушка его крестнику. Мальчик был в хороших руках.

Гарри глянул на колдоведьму из Министерства, сортировавшую раненых поблизости.

— Эй! Нам нужно зелье Слез феникса!

Но молча ведьма подняла пустой флакон, последний, что у нее был. Ни капли не осталось на дне, и она давно уже ополоснула склянку водой, когда врачевала последнего раненого. Медики, которые искали выживших на поле боя, нашли Северуса слишком поздно, и быстрый осмотр сказал колдоведьме, что его не спасет никакой врач. Она лишь печально покачала головой — она ничего не могла сделать.

Гарри ругнулся.

— Давай же, Снейп, — потребовал он, хватаясь за тяжелую, пропитанную кровью мантию, пытаясь что-нибудь отыскать в карманах — там всегда было полно сюрпризов. — Скажи мне, что ты припрятал немного на черный день!

Но волшебник, лежащий на земле, зашелся в кашле, и Гарри стало страшно.

— Гарри, — проговорил Снейп, вытянув руку и схватив юношу за рубашку со всей силой, что у него осталась. — Дай мне умереть в Хогвартсе, Поттер. Я хочу умереть дома.

Гарри тяжело сглотнул, горьким привкусом стянуло рот. Человеческие жертвы, которых не удалось избежать, дурацкая эта ирония — не осталось зелья для того, кто был его создателем… Неистовая энергия, возбуждение поддерживали Гарри весь вечер, помогая оставаться сосредоточенным, помогая справиться с той силой, которая высвободилась, когда замкнулся энергетический контур и было прочитано заклинание. Но теперь возбуждение схлынуло, он осунулся, изможденный, и перед ним пронзительно ясно проступило истинное лицо войны. Усталость, боль, следы кровавого побоища ничего не оставили от победной эйфории. Только сожаление. Только невыносимую пустоту.

Но Гарри уже знал, что пустоту эту заполнят друзья: Рон и Мойра, их маленький ребенок, и Джинни, и Малфой, жизнь обретет иной смысл теперь, когда все вернулось на круги своя. Но для профессора Северуса Снейпа, мастера зелий Хогвартса и человека, который заслужил его сдержанное уважение, ничего не будет больше.

— Я понял, профессор, — сказал он умирающему. Хогвартс был домом для Гарри, Хогвартс, а не тот коттедж на Тисовой улице. Ничего удивительного, что так же было у Снейпа. — Я сейчас, я мигом.

Гарри с глазу на глаз переговорил с колдоведьмой, и вот — аврор, один из ходячих раненых, согласился выполнить последнюю просьбу Снейпа. Он справился с двойной аппарацией, и носилки с Северусом оказались у главных ворот Хогвартса. Предрассветный воздух был тяжел и влажен. Аврор бережно левитировал носилки к двойным дверям замка. Двери тут же открылись. И очутившись внутри, аврор окликнул осторожно: «Эй?». Но в школе, по-видимому, никого не было, и он не знал, что делать дальше и есть ли тут хоть кто-нибудь, кто услышал бы его. Когда началась битва, то детей отправили по домам с помощью портключей, а чуть позже члены Ордена феникса и почти все учителя покинули школу.

— Как там наши? — раздалось нежное контральто.

Аврор крутанулся и увидел одно из привидений Хогвартса, которое парило в воздухе над ним.

— Мы победили, леди, — ответил он с уважением. Он не смог припомнить, было ли это привидение в Хогвартсе, когда он учился, но рядом с призраками аврор всегда чувствовал себя неуютно. — Гарри Поттер взял вверх над Волдемортом. Война окончилась, но мы потеряли много хороших людей. Профессор Снейп… с ним дело плохо. Он захотел вернуться сюда.

Привидение прикусило на миг полупрозрачную губу и чуть улыбнулось:

— Понятно… Пожалуйста, отнесите его в Зал.

И двери в Большой зал распахнулись, когда привидение подлетело к ним, а аврор послушно левитировал носилки вслед за призраком и опустил их на каменный пол перед помостом.

— Спасибо, что вернули его домой, — сказало привидение аврору.

У того хватило соображения понять, что он свободен, и он тут же ретировался, страстно желая вернуться к своей семье.

А Гермиона уселась рядом с носилками, вглядываясь в Северуса Снейпа. И, к ее изумлению, веки Снейпа дрогнули, и он открыл глаза.

— Гермиона? — прохрипел он.

— Я здесь, Северус, — проговорила Гермиона, не в силах удержаться от слез, и они, серебряные, прочертили дорожки на ее щеках, но голос не дрогнул. — Ты здесь, — уточнила она. — Ты дома.

— Дома, — повторил он, сглатывая. И свежая кровь выступила в углу рта, потекла, сочась, по подбородку. — Мы победили.

— Ты победил. Вы все победили.

— Мы победили его, Гермиона. Мы победили Волдеморта, — в первый раз за двадцать лет он произнес имя своего поверженного повелителя.

— Я знаю, Северус. Тише. Ты сделал это, милый. Ты сделал все, что должен был сделать.

— Все ли? — спросил он, и голос его был едва слышен. Северус почти ни на чем не мог сосредоточиться — мир расплывался перед глазами, но он увидел, как хрустальные слезы срываются с ее ресниц. — Ты плачешь.

Гермиона всхлипнула и чуть улыбнулась.

— Это слезы радости, Северус. Я за тебя счастлива. Ты сделал все, что хотел, что должен был и даже больше. Видишь? — Гермиона вскинула голову и посмотрела на потолок в Большом зале, что сверкал золотым, и голубым, и алым, отражая лучи восходящего солнца. — Это новый день для волшебного мира, Северус. И ты тому причина.

— Я, — повторил Снейп оцепенело. Он сощурился, поднял руку и потянулся к Гермионе, желая коснуться призрачной щеки. — Не плачь из-за меня, любимая. Ни к чему Хогвартсу еще одно плачущее привидение.

— Не буду, — пообещала она.

Гермиона взяла его руку в свои, но человеческая эта ладонь была едва теплой.

Что-то похожее на улыбку скользнуло по посиневшим губам, и рука, в которой больше не было жизни, бессильно опустилась на жесткий каменный пол.

Гермиона смотрела на его неподвижную грудь и ждала. Было совсем тихо, и только когда утреннее солнце осветило зал, согрело навощенные и отполированные столы, послышался почти неразличимый скрип. Весь мир вокруг, казалось, затаил дыхание, выжидая.

— Бесполезно, — раздался за спиной мрачный, печальный голос, и Гермиона, обернувшись, увидела Кровавого барона, который с жалостью смотрел на нее. С почтением Барон снял широкополую шляпу, и дымчатое перо покачивалось в лучах утреннего солнца, пока он шел к умершему человеку, лежащему на полу.

— Я ждал, целыми днями я ждал — когда моя жена умерла. Я не сомневался, что душа ее отправилась на небеса, для меня она была ангелом. Но для таких, как мы, эта дорога закрыта навсегда. Нам не дано увидеть тот путь, который мы не выбрали, когда могли это сделать. Именно поэтому я предупреждал тебя. Привязанность к живому человеку не принесет тебе ничего кроме боли… Пойдем, милая. Останься с нами. Забудь дороги живых.

Преклонив колени перед телом Северуса Снейпа, Гермиона упрямо ждала — что-нибудь случится, что-нибудь докажет — Барон ошибается. Ведь в фильмах, которые она смотрела, в книгах, которые читала, все заканчивалось тем, что достойная душа, омытая золотым светом, уходила в загробный мир. Если Гермиона не может быть с ним, то ей нужно хотя бы знать, что Северус очутился там.

Но не было никакого света, и Барон терпеливо ждал. Гермиона больше не плакала, она нащупала в кармане платок, что появлялся там, когда был нужен, вытерла слезы, наклонилась и поцеловала Северуса Снейпа в холодный лоб. Потом встала с колен, взяла Барона под руку и позволила ему вести ее туда, куда он хотел.

* * *

Аргус Филч был тем, кто чуть позже подготовил все для погребения, когда на смену яркому и солнечному дню пришел холодный и ветреный вечер; и если его действия казались чересчур поспешными, то это было вполне понятно в свете того, что творилось после сражения с Волдемортом. В Министерстве все стояло вверх дном, и волшебники только начали понимать, что принесла им эта победа. Но все-таки горстка людей из деревушки пришла на похороны, они застыли безмолвно плечом к плечу рядом с Филчем, когда тело в поспешно найденном гробу опускали в землю. И кто-то пробормотал, что такой герой, как Северус Снейп, сражавшийся рука об руку с Мальчиком-Который—Выжил, заслуживает лучших похорон. А кто-то сказал, что сейчас по всей Англии хоронят героев. Одним больше, одним меньше.

И в этом стремлении все успеть, никто и не подумал отметить последнее прибежище Снейпа, и могила быстро заросла бурьяном и скрылась под опавшими осенними листьями. Да в конце концов — какая была разница? — никто не приходил сюда. Только Драко Малфой появился однажды и, хромая, спустился с холма, опираясь на черную с серебром трость, которую раньше носил его отец, но тот был просто склонен к позерству, а Драко она нужна была на самом деле. Трость проваливалась в мягкий дерн, и Драко несколько раз чуть не упал. Джинни Уизли уговорила его вернуться домой до того, как он отыскал что-то большее, чем заброшенное кладбище. Драко так и не нашел могилу.

Но однажды он и его как бы шурин Гарри Поттер во время ночной попойки договорились отыскать место упокоения Снейпа. И договоренность эта сделала для укрепления многообещающего перемирия-дружбы больше, чем все, через что они прошли вместе во время войны. Джинни Уизли гордилась ими и дала это понять каждому. Гарри поцеловала в щеку, а Драко свое одобрение выразила куда как теплее.

* * *

Шли дни, и Гермиона старалась заниматься чем угодно, только бы не думать о той зияющей ране, что осталась в ее сердце после смерти Северуса. Она помогала гонять Пивза: полтергейст в отсутствие профессоров совсем потерял страх — опрокидывал рыцарские доспехи по всему замку, да и вообще сотворил столько беспорядка, сколько смог. Гермиона болтала с домовыми эльфами, которые, понятно, были огорчены тем, что никому не нужно было готовить и не о ком было заботиться. Она также убедилась, что совам есть чем заняться, и даже большую рогатую сову (ленивее птицы свет не видывал) прогнала восвояси. Барон ласково выговаривал Гермионе за то, что она опять связалась с живыми, но не пытался разубедить ее.

Когда привидения пригласили ее совершить вылазку, Гермиона без возражений согласилась. Она даже посетила матч по поло Безголовых вместе с Миртл и Сэром Николасом и притворилась, что болеет за их любимую команду. Те проиграли.

И только того не делала Гермиона, чего страстно желала — кинуться к заросшему сорняками холму на кладбище и рыдать, пока звуки, доносящиеся из Визжащей хижины, не станут жалким подобием творящегося на кладбище Хогсмида. Но Гермиона обещала, и она сдержит обещание, как бы ни было ей больно. Он бы сделал для нее не меньше — уже сделал.

Гермиона вдруг поняла — она очень ждет возвращения учеников, даже если это будет означать, что в подземельях поселится новый профессор зельеварения. Гермиона подготовилась — она составила список того, что нужно будет обсудить с новым учителем, когда его выберут — она не потерпит, чтобы обучение превратилось в фарс точь-в-точь как на уроке защиты от темных искусств.

Пару дней спустя от Министерства на помощь явился Перси Уизли. Такой же напыщенный и дотошный как всегда, но нельзя было не признать его организаторские таланты, его внимание к мелочам. Это давало надежду, что к первому ноября, когда приедут ученики, все будет готово. Он с радостью принимал любую помощь от Гермионы, и она работала с Перси до поздней ночи, рассылая учителям предложения о работе, разыскивая планы уроков тех, кто погиб в Последней битве. К изумлению Гермионы, Дамблдор предложил ей преподавать зелья младшим курсам — с первого по третий.

— Я? — удивленно повторяла Гермиона, пока Перси зачитывал письмо директора.

— Почему бы и нет? — спросил Перси. — Биннс сотню лет ведет уроки, на которых до смерти скучно. Как пишет Альбус, ты в высшей степени компетентна. В младших классах заклинания не требуются, и, как только ты расскажешь, что умерла, отравившись неправильно сваренным зельем, внимание учеников тебе обеспечено.

Гермиона сквозь пальцы посмотрела на то, как Перси и глазом не моргнув назвал директора по имени, и подумала над его предложением. В столе профессора Снейпа она отыскала столь подробный план уроков, что ему мог следовать любой дурак; и Гермиона почти представила, как Северус говорит что-то вроде этого, пока она листает страницы, исписанные убористым почерком. Она ответила предварительным согласием, отложив окончательное решение до тех пор, пока не переговорит с новым профессором зельеварения.

В замок потихоньку возвращались профессора, приводили в порядок дела, знакомились с планами уроков. Последняя битва, верно, не сотрется из памяти никогда; печалью были отмечены их лица. Приехала и Минерва МакГонагалл, привезла кипу пергаментов и новые указания от директора. Дамблдор не возвращался, а Минерва не собиралась оставлять его дольше, чем необходимо. Они решили, что занятия в школе начнутся так быстро, как возможно. К рождественским каникулам дети должны будут нагнать программу.

К своему собственному удивлению, как-то ночью Гермиона обнаружила, что забрела в маленький закуток на самом верху лестниц. Слишком больно было находиться в личной лаборатории Северуса, а в комнаты его она не заходила совсем. Гермиона решила, что для сентиментальных воспоминаний останется класс зельеварения, а скорбеть и оплакивать Северуса Снейпа она будет здесь, на самом верху башни, именно тут, наконец, они поговорили начистоту. Со временем Гермионе останется только радость — он был в ее жизни, и она перестанет думать о том, что никогда-никогда не увидит больше Северуса Снейпа. «По крайней мере, — решила она, — у тебя впереди целая вечность, чтобы себя в этом убедить».

И только слабое утешение нашла Гермиона здесь, но и этого хватало для того, чтобы жить дальше — от заката до рассвета. И как-то раз, когда она возвращалась назад после такого меланхоличного, полного размышлениями времяпрепровождения, ее нагнали Миртл и Сэр Николас, они кричали во весь голос:

— Ты слышала?

— Что слышала? — крикнула Гермиона в ответ, но — вспышка — и привидения исчезли. Сегодня ночью должен был состояться матч — Миртл и Сэр Николас были в шарфиках болельщиков. Игра начиналась в полночь, и парочка терпеть не могла пропускать первый удар по голове.

Гермиона могла только предположить, что выбран новый директор. И так как заняться ей было нечем, она подлетела к горгульям и винтовой лестнице, которая вела в кабинет Дамблдора. Если там нет Перси, а она сомневалась, что он там — время было позднее, то Гермиона полюбопытствует — не может ли она помочь с той бесконечной кипой бумаг на столе.

Гермиона рассеянно кивнула портретам на стене, жители которых махали ей рукой, обосновалась за широким столом, заваленным пергаментами, и с головой погрузилась в бессчетные мелкие проблемы.

Поначалу Гермиона внимания не обратила на высокую фигуру, которая стремительно влетела в комнату, просто решив, что ночь прошла быстрее, чем она думала. Перси Уизли был ранней пташкой и трудоголиком — и, если быть честным, более прозрачным, чем любое привидение, в своем тайном желании стать директором. Флитвик сразу дал понять, что ему не нужна эта должность, и несмотря на недостатки его как человека, Перси Уизли был хорошим администратором. На это место были куда худшие претенденты.

И только когда человек попытался присесть на краешек стола, Гермиона поняла, что он не только ее разглядел, хоть она и была невидимой, но и никак не может усесться на столешницу. Да и Перси не приходил так в «его» кабинет — в рубашке, без пиджака. Гермиона с опаской оглядела простые черные брюки, жилет, рубашку с закатанными рукавами и только тут поняла, что видит сквозь них. И сквозь человека, который был в эти вещи одет.

— Где же тебя черти носят? — с притворной сердитостью спросил Северус. — Я повсюду тебя ищу.

Он расстался с черной профессорской мантией, которую четверть века носил как броню, ее сменила любимая рабочая одежда — брюки, рубашка и жилет. Развевающиеся волосы полупрозрачными черными крыльями обрамляли лицо, черты которого не были больше искажены ни усталостью, ни напряжением. Он смотрелся на тридцать-сорок лет, зрелый, но не такой старый каким был, когда умер.

— Северус? — справилась с голосом Гермиона. — Неужели это… Это ты. Это правда ты!

— Несомненно, да. Это — я, — ответил он язвительно. — Ну а кого ты ждала? Призрака минувшего Рождества?

И не зная, что делать ей — то ли плакать, то ли смеяться, Гермиона бросилась через стол в его объятия. Северус поймал ее радостно и так прижал к себе, что у Гермионы перехватило дыхание. Она вцепилась в его плечи — ладони чувствовали холодные и плотные мышцы и тонкое, шелковистое полотно рубашки.

— Ты настоящий! Ты здесь!

— Думаю, что такой же настоящий, как любое привидение, — Северус медленно поднял руку, и в первый раз Гермиона почувствовала, как нежно его ладонь касается щеки. — Прости, что я задержался.

— Как? — все, что смогла произнести Гермиона. — Я не понимаю.

— Ты ошиблась, — ответил Северус серьезно. — Не все я успел. У меня осталось одно неоконченное дело.

И Гермиона вскинула к нему лицо, глаза блестели от радостных слез, не стоило ничего спрашивать, и тогда Северус Снейп склонил черноволосую голову и нежно поцеловал Гермиону.

* * *

С тех пор прошло много лет, и в Хогвартсе, школе волшебства и колдовства, сменялись директора, профессора и старосты. Они старательно выполняли свои обязанности по обучению новых поколений волшебников и волшебниц, и у кого-то получалось лучше, а у кого-то хуже. Была еще одна важная и почетная обязанность — ночной обход.

И те, кому выпала эта честь, блуждали по коридорам школы, дабы поймать смутьянов, ночных гуляк и тех учеников, чья склонность к романтике не давала им спокойно сидеть в гостиной после отбоя. И много-много раз эти блюстители порядка находили влюбленные парочки, целующиеся в укромных уголках.

И начало привычной фразы о том, что факультет потерял очки, срывалось в душераздирающий крик, когда предполагаемые ученики поднимались в воздух и оборачивались. Мужчина обычно отпускал саркастичное замечание, а женщина, смеясь, извинялась за то, что они стали причиной такого испуга. И взявшись за руки, они пролетали мимо удивленного человека, и каждый раз веселый смех эхом разносился по темным коридорам Хогвартса.

Примечания автора.

Если вы не верите, что так может случиться — верните свою карточку гильдии неисправимых романтиков.

И последнее. Эта глава посвящается памяти Мойры, нашей любимой Мойры, которая так неожиданно покинула этот мир 19 декабря 2004 года. Нам очень ее не хватает.

Примечания переводчика.

К чудной этой истории есть иллюстрации. Если интересно — Google вам в помощь.