Открыв тот свёрток, Гермиона Грейнджер подумала, что Сами-Знаете-Кто спокойно мог бы поселиться в доме на берегу озера и заняться рыбалкой, выжидая, пока какой-нибудь несчастный случай не прикончит-таки его врагов. Мысль о том, что этот злой рок может преследовать именно её, даже не пришла девушке в голову.
Когда урок Зелий закончился, какой-то невоспитанный студент, воспользовавшись скопившейся у выхода из класса толпой, уронил учебники гриффиндорки на пол. Девушка крикнула друзьям, чтобы они не ждали её, и принялась подбирать разлетевшиеся по кабинету книги. Выпрямившись, Гермиона увидела на своей скамье какой-то свёрток: должно быть, таинственный “даритель” и человек, сбросивший её вещи, был одним и тем же лицом. И это определённо был не подарок – серебристо-зелёная упаковка буквально переливалась презрением.
Любой другой на месте юной гриффиндорки хорошенько бы подумал, прежде чем открывать посылку, завёрнутую в такие цвета – наверняка какая-нибудь очередная хитроумная подлянка, – и, скорее всего, так и оставил бы лежать её нетронутой на скамейке, лишь бы ни во что не влипнуть. Но Гермиона Грейнджер, отличавшаяся незаурядным умом, увы, не отличалась осмотрительностью. И вообще, девушка была до ужаса любопытной. Особенно, если ей вдруг начинало казаться, что Слизеринцы пытаются сорвать их грандиозные планы по спасению мира. Почему-то мысли о том, что мир не был бы в такой опасности, если бы трое бесстрашных гриффиндорцев не пытались с таким рвением спасти его, не посещали её светлую головку.
Развязав серебристый бантик и разорвав зелёную бумагу – ибо маггловский обычай гласил, что не разорвать бумагу – не к добру, а уж что-что, но ухудшать ситауцию Гермиона вовсе не хотела, – Грейнджер уставилась на маленький стеклянный пузырёк, к которому серебристой ленточкой была прикреплена свёрнутая в трубочку записка. Развернув послание, гриффиндорка пробежалась взглядом по словам, выведенным явно поддельным почерком:
Это то, что ты выпила сегодня за завтраком.
И всё. Никаких оскорблений, никаких довольных усмешек по поводу удавшейся шутки. Ни намёка на того, кто подкинул ей этот свёрток.
Она выпила зелье.
По телу девушки пробежал неприятный холодок. Гермиона внезапно осознала, что если этот “подарок” действительно от слизеринцев, то ничем хорошим эта выходка не кончится. Её отравили? Она скоро умрёт? Или, хуже, ей подлили что-то, что навредит её успеваемости и оценкам?
Как и всегда, когда Грейнджер приходилось рисковать жизнью – а учитывая, сколько раз она попадала в различные передряги, девушка уже начинала подозревать, что небезызвестная мадам с косой страдает от неразделённой любви к её скромной персоне, — гриффиндорка не пала духом и принялась размышлять, как ей быть. Обычно она обо всём рассказывала Гарри и Рону, но признаться, что её так легко обвели вокруг пальца, не позволяла гордость. Гермиона приоткрыла пузырёк и понюхала зелье. Теперь понятно, как она умудрилась выпить снадобье и ничего не заметить: его подлили в тыквенный сок. Цвет один и тот же, да и пахли они одинаково. И всё же она должна была почувствовать посторонние аромат и привкус, должна была заметить какое-нибудь подозрительное движение. Она, Гермиона Грейнджер, которая хвасталась, что входит в число лучших ведьм Хогвартса. Не желая ни с кем делиться своей оплошностью, девушка решила умолчать о случившемся и попытаться решить всё самой. В конце концов, несмотря на неприязнь, которую испытывал к ней один профессор, гриффиндорка была сильна в Зельях, как и во всём остальном, и могла самостоятельно вычислить компоненты снадобья, понять, какой эффект оно должно произвести, и как приготовить притивоядие. А чтобы эти самые эффекты не проявились – какими бы они ни были, – нужно было действовать, не медля. Поэтому Гермиона тут же отправилась в библиотеку, выбрала парочку подходящих фолиантов и, закрывшись у себя в комнате, принялась за работу.
Когда через два часа растрёпанная и изрядно уставшая девушка отвлеклась от изучения книг, она не выяснила ничего нового: зелье действительно ничем не отличалось от сока, который подавали за завтраком. Вконец отчаявшись, в надежде получить хоть какую-нибудь зацепку Гермиона даже попробовала снадобье, хоть и знала, что это очень рискованный поступок. Но и тут её постигло разочарование – на вкус зелье было как обычный напиток. Цвет, запах, вкус: это снадобье действительно казалось простым тыквенным соком. По крайней мере ей. Возможно, Грейнджер всё-таки не обладала достаточными знаниями, чтобы изучить его. И если это так, тогда всё указывало на единственную область, с которой она была почти не знакома: тёмную магию. Гриффиндорка потёрла глаза и почувствовала, как на лбу выступил холодный пот. Нет смысла ходить вокруг да около. Только один человек хорошо разбирался в Зельях и владел тёмной магией.
Полный отчаяния вздох Гермионы был слышен даже в Вестибюле.
* * *
Покончив с обедом, Драко Малфой выходил из Большого Зала, как вдруг кто-то резко схватил его за мантию и затащил в ближайший тёмный угол. Когда же слизеринец разглядел лицо “нападавшего”, его губы скривились от отвращения.
— Грязнокровка, я смотрю, ты оставила дома свои хорошие манеры, а заодно и расчёску с шампунем, – выплюнул парень, брезгливо посмотрев на волосы гриффиндорки, которые она, увлёкшись чтением, забыла привести в порядок. – С чего ты решила, что можешь дотрагиваться до меня?
— Малфой, я здесь не для того, чтобы терять время впустую. И не собираюсь отнимать его у тебя. Я прошу об одной услуге.
Драко удивлённо изогнул бровь:
— Мне казалось, ты сказала, что не собираешься отнимать у меня время. А оказать тебе услугу означает как раз обратное.
Девушка раздражённо фыркнула: тот факт, что ей приходится так унижаться, выводил её из себя.
— Естественно, я не жду, что ты сделаешь это просто так. И, конечно же, существуют определённые границы того, что я могу дать тебе взамен. Ничего незаконного или копрометирующего.
На этот раз фыркнул слизеринец.
— То есть ничего интересного!
— Малфой, полагаю, что вся эта ситуация покажется тебе достаточно интересной, когда ты узнаешь, о чём идёт речь.
В глазах парня вспыхнуло любопытство, и Гермиона отметила про себя, что никогда раньше не замечала, какие они необычные вблизи. Может, потому что она никогда не стояла к нему так близко. Может, потому что в этом никогда не было необходимости. Может…
— Ты так и будешь молчать, грязнокровка? У меня ещё дела есть!
— Сегодня утром кто-то подлил мне в тыквенный сок какое-то зелье. Кто-то из ваших. Но я не могу понять, что это такое, — на последних словах Грейнджер достала из кармана мантии свёрток, пузырёк и записку.
— А почему ты так уверена, что это был не я? – перехватив серьёзный взгляд девушки, тихо рассмеялся Малфой.
— О, ты бы не стал тратить столько времени на такую, как я, не так ли? – холодно ответила гриффиндорка. – Тебе же лишние хлопоты ни к чему.
На лице юноши на мгновение проскользнула какая-то непонятная эмоция, но уже в следующую секунду её место заняла привычная ухмылка. Драко перевёл взгляд на предметы, которые ему протягивала девушка. Гермиона приготовилась услышать очередную язвительную шутку, очередное беспричинное оскорбление — и на этот раз ей нечего было бы ответить – или же прямой отказ, сопровождающийся поздравлениями со скорой кончиной. Однако блондин положил всё в карман и, повернувшись к Грейнджер спиной, глухо произнёс:
— Я поищу информацию и скажу, что нашёл, сегодня вечером, после ужина, у себя в комнате.
Гриффиндорка была настолько ошеломлена безразличием Малфоя, в то время как она ожидала от него привычной подлости, что совсем забыла напомнить парню, что не знает ни пароля от гостиной Слизерина, ни сколько времени осталось до того, как проявятся последствия зелья.
Когда же Гермиона стряхнула с себя оцепенение, блондина и след простыл.
* * *
Она соврала Гарри.
Она соврала Гарри и угрожала первокурснику со Слизерина, чтобы выпытать у него пароль от их гостиной.
Она соврала Гарри, угрожала первокурснику со Слизерина, чтобы выпытать у него пароль от их гостиной, и теперь, укрытая мантией-невидимкой, которую она заполучила обманом, шла по подземельям, в поисках комнаты Малфоя.
Мерлин, может, зелье уже действует, может, я превращаюсь в… в…
— Малфой!
Гермиона не поняла, что окликнула слизеринца во весь голос, пока тот не ответил.
— Грязнокровка?
Драко шёл по коридору и был явно удивлён тем, что слышит голос девушки, но не видит её. Гриффиндорка сняла капюшон.
— Я здесь, Малфой.
На лице блондина читалось неприкрытое изумление и что-то ещё.
Заинтересованность? Недоверие? Восхищение?
— Это мантия-невидимка? Я так подозреваю, что принадлежит она Святому Поттеру. Мне интересно, почему защитник всех униженных и оскорблённых до сих пор не послал в меня непростительным заклинанием за то, что ты обратилась за помощью ко мне, а не к нему?
Грейнджер стиснула зубы, понимая, что ответить что-то всё равно придётся. А если ещё получится обуздать гордость заносчивого слизеринца…
— Гарри ничего не знает. Я решила не вмешивать его в это.
Теперь на лице аристократа отчётливо читались злость и презрение.
— Ах, ну конечно, зачем же дёргать бедняжку по пустякам, да? У него на плечах и так такой тяжёлый груз! Сложно представить, что он у него есть ещё и между ног…
— Прекрати, Малфой! Я тут не для того, чтобы обсуждать Гарри.
Парень пристально посмотрел Гермионе в глаза, отчего у неё по спине побежали мурашки.
— Да, мы тут не для этого, — гриффиндорке показалось, что голос её собеседника прозвучал неестественно. – Иди за мной.
Сказав это, Драко быстрым шагом двинулся вглубь коридора, остановился у одной из дверей и, подождав, пока девушка тоже зайдёт в комнату, закрыл её заклинанием. В какой-то момент Грейнджер почувствовала себя запертой в ловушке, но она быстро отогнала это ощущение, как и в прошлые разы. Тот факт, что в прошлые разы она всё-таки ошиблась, не убавил её оптимизма.
Или невероятной глупости.
— Можешь снять мантию, — сказал слизеринец, повернувшись спиной к своей гостье, — ко мне в комнату никто без разрешения не заходит.
Шатенка сделала так, как ей велели, затем огляделась вокруг и заметила, что “обитель” Малфоя выглядит совсем не так, нежели она себе представляла. Воображение Гермионы всегда рисовало мрачную спальню, постельное бельё из чёрного шёлка, красные свечи, непристойные картины на стенах и мужскую и женскую одежду, разбросанную по полу. На деле же это оказалась обычная студенческая комната, аккуратная и прибранная. Ну, возможно, слишком зелёная. Но ничего похожего на то логово порока и разврата, что она себе напредставляла. Гриффиндорка с досадой поймала себя на мысли, что слегка разочарована. И с ещё большей досадой поняла, что подолгу представляла спальню Драко.
— Малфой, откуда ты знал, что у меня получится проникнуть в…
Слова застряли в горле. Парень раздевался. Покраснев, Гермиона поспешно отвернулась к двери.
— Можно узнать, какого чёрта ты задумал?
— Принять душ, грязнокровка, — ответил блондин, не удостоив девушку даже взглядом. – У меня только что была тренировка по квиддичу, и я ни секунды больше не хочу оставаться в этой потной одежде.
Главная Староста школы хотела было запротестовать, сказать Малфою, что её дело намного более срочное, чем его идиотский душ, но лишь прикусила язык, решив, что лучше пойти у него на поводу, если она действительно хочет узнать, какую информацию раскопал парень. Грейнджер попыталась скрыть своё смущение, но Драко всё равно заметил неловкость девушки и довольно рассмеялся. Стараясь не обращать на него внимание, гриффиндорка стала смотреть по сторонам и с ужасом обнаружила, что зеркало, стоящее слегка правее от неё, бесстыдно отражало Малфоя, который, обмотав полотенце вокруг бёдер, вальяжно шагал в ванную комнату. И вместо того, чтобы отвернуться в другую сторону, Гермиона, не отрываясь, любовалась его плечами, спиной, бёдрами, влажными после тренировки волосами… Что с ней происходит? С каких пор она так смотрит на Малфоя? С каких пор она вообще на кого-либо так смотрит? Она сто раз видела Гарри и Рона полураздетыми, но она никогда не пожирала их взглядом так, как только что было со слизеринцем. Даже несмотря на то, что с Роном она пару раз целовалась. И даже на Виктора, который привлекал шатенку физически — правда, больше студенту Дурмстранга, увы, привлекать девушек было нечем, – она так не смотрела. Грейнджер тут же мысленно отругала себя за столь нелестный отзыв о болгарине. Серьёзно, что с ней творится? Может, она ослизеринивается?
Неожиданно Драко обернулся и, перехватив её взгляд в зеркале, довольно усмехнулся.
— Нравится зрелище, грязнокровка? Я быстро, но если тебе не терпится, можешь присоединиться…
— Малфой, меня совсем неинтересно…
Блондин её даже не дослушал и скрылся в ванной, закрыв за собой дверь. Никаких заклинаний, никаких замков, как заметила девушка. Грейнджер не спрашивала себя, почему слизиринец не отпустил очередную шутку по поводу того, насколько ему противна её грязная кровь или что она даже и мечтать не имеет права о таком прекрасном принце, как он. Девушка не задавалась вопросом “почему” по одной простой причине: в тот момент единственное, о чём она могла думать, был полуобнажённый Малфой.
Проклятье.
Всё становилось только хуже.
* * *
Когда парень вышел из ванной, Гермиона стояла на том же месте, в той же неловкой позе, что и десять минут назад, когда он уходил в душ.
— Грязнокровка, — насмешливо обратился он к гостье, — ты можешь ещё и двигаться, а не только подглядывать за мной в зеркало.
Девушка покраснела – на этот раз от злости – и, сжав кулачки, обернулась к блондину.
— Малфой, я уже сказала тебе, что мне совсем неинтересно смотреть на тебя. Я здесь по другим причинам.
Пока Грейнджер произносила свою пламенную речь, она отчаянно пыталась не смотреть на капельки воды, стекавшие по прозрачной коже слизеринца, скользившие по крепким мышцам рук, груди, живота и убегавшие вниз, за полотенце…
Мерлин, это превращается в какой-то кошмар.
— Да ладно, грязнокровка, честные гриффиндорки не должны врать, — чарующе растягивая слова, ответил Драко и, взяв второе полотенце, принялся вытирать волосы.
Его волосы всегда были такими шелковистыми, или у неё начались проблемы со зрением?
— Я не вру, Малфой.
Губы слизеринца растянулись в приторной улыбке, что не предвещало ничего хорошего.
— А, ну тогда полагаю, что девственник Поттер одолжил тебе мантию, прекрасно зная, куда ты напрявляешься?..
Главная Староста школы прикусила губу, но промолчала. Только не потому, что решила пойти на поводу у Драко, а потому, что он был прав.
— Я так и знал. Ты врёшь, как и все.
— И ты это прекрасно знаешь, правда? Потому что ты сам мастер по вранью.
Грейнджер осознавала, что ей следовало быть более осмотрительной в своих словах, но она всегда злилась, когда её в чём-то обвиняли. Особенно, когда её обвиняли справедливо. Не она должна чувствовать себя виноватой, стоя перед королём обмана и двуличия, перед этим фальшивым и беспринципным слизеринцем. Полуголым слизеринцем.
Шатенка ожидала услышать какой-нибудь колкий ответ, но вместо этого Драко резко поднял голову, которую он до этого момента вытирал полотенцем, сделал несколько шагов в сторону испуганной Гермионы и внезапно остановился, буквально дрожа от ярости. Пронзительно-холодный взгляд испепелял.
— Я тебе хоть раз соврал, грязнокровка? Что-то не припоминаю.
— Ты всем врёшь.
— Не всем.
Юноша, казалось, смутился своих слов, быстро отвернулся, подошёл к шкафу с одеждой и, распахнув дверцы, скрылся за ними, бросив оба полотенца на пол. Гриффиндорка сглотнула, моля Мерлина о том, чтобы Малфой не почувствовал томительный жар, растекавшийся у неё по венам при одной мысли о голом блондине, стоявшем за деверянной створкой шкафа. Драко Малфой. Её заклятый враг. Драко. Малфой.
— Что ты имел в виду, Малфой? – чтобы хоть на пару секунд забыть об этих странных ощущениях, нахально поинтересовалась Грейнджер. – Что я не достойна даже твоей лжи?
Слизеринец захлопнул дверцы, и девушка мысленно пожелала, чтобы он не успел одеться до конца. И когда её надежды оправдались, Гермиона на чём свет стоит ругала себя за такие желания, ибо вид Драко Малфоя, облачённого лишь в чёрные брюки, вызывал проблемы не только с дыханием и слюноотделением, но и с самооценкой.
— Мы здесь не для того, чтобы болтать, если я не ошибаюсь, — сухо ответил аристократ.
— Да, действительно. Я буду очень благодарна, если ты скажешь, что тебе удалось найти о зелье, которое мне подлили.
Блондин медленно направился к гриффиндорке, и та лишь огромным усилием воли заставила себя не отступить назад, несмотря на то, что она уже явственно могла различать его аромат. Мыло, табак, дождь, кожа… Он. Грейнджер с удивлением обнаружила, что ей был знаком этот запах, причём давно, словно она всегда его знала. Запах Малфоя. Сколько всего девушке было известно о нём, а она даже не подозревала об этом?
Драко подошёл к шатенке и встал у неё за спиной.
Наверное, именно так змея и поступает со своей жертвой. Спокойно приближается…
— Не торопись так, грязнокровка. Если я не ошибаюсь, ты сказала, что будешь передо мной в долгу.
… бесшумно окружает…
— Малфой, естественно, я не жду, что ты сделаешь это из одних добрых побуждений. И что же ты хочешь взамен?
… и нападает со спины.
— Правду.
— В смысле? – недоумённо спросила Гермиона, не оборачиваясь к блондину, который стоял так близко, что она ощущала его дыхание на шее. – Я всегда говорю правду.
Мыло.
Драко нагнулся ещё ближе к девушке, выдохнув:
— Исходя из разговора об этой мантии, не всегда. Не со мной. Не сегодня.
Табак.
Грейнджер не поняла, о чём он говорил, но решила, что нужно покончить с этим делом и уходить отсюда, пока ситуация не стала ещё хуже.
— Хорошо, Малфой. Обещаю, что сегодня буду говорить тебе только правду, но при условии, что это никак не навредит моим друзьям.
Слизеринец недовольно фыркнул Гермионе в затылок, отчего у неё по спине побежали мурашки.
Дождь.
— Плевать я хотел на твоих дружков. Они могут спокойно дрочи…
— Малфой!
— Грейнджер… — притворно вежливо прошептал он девушке в волосы.
Кожа.
— Ну, так что это было за зелье, которое мне подлили в тыквенный сок?
Парень тихо рассмеялся, нагнулся ещё немного вперёд и, касаясь губами мочки её уха, сладко прошептал:
— Ты когда-нибудь слышала об афродизиаках?
Он.
15.01.2012 Глава 2. Змеи
Гермиона была вне себя от ярости, в то время как извечный враг размахивал у неё перед носом этим ужасным флакончиком. Он был похож на легкомысленного тореро, решившего любой ценой раздразнить быка. И на какое-то мгновение девушке действительно показалось, что она вот-вот сорвётся и, насадив Малфоя на рога, пригвоздит его к стене.
— Афродизиаки? — спросила она, уставившись в пустоту.
— Грязнокровка, могу я предположить, что мне одним словом удалось закончить то, что не получилось у Василиска?
— Афродизиаки, — не удостоив Драко ответом, вновь проговорила шатенка.
На этот раз Малфою хватило приличия промолчать. Блондин лишь бросил на гриффиндорку снисходительный взгляд, словно на какую-то сумасшедшую, и принялся ждать, когда девушка выйдет из ступора.
— Афродизиаки… — безмятежно повторила Гермиона, будто пробуя это слово на вкус.
Грейнджер медленно закрыла глаза и застыла в таком положении на несколько минут. Внешне шатенка казалась абсолютно спокойной, и лишь слегка подрагивающие руки выдавали её истинное состояние.
— Афродизиаки, — словно приговор последний раз прошептала девушка.
Драко закатил глаза к небу, устало вздохнул и, не сдержавшись, ляпнул:
— Что, грязнокровка, больше других слов не знаешь?
— Малфой… — подобно ругательству выплюнула Гермиона.
— Грейнджер… — не остался в долгу слизеринец, насмешливо ухмыльнушись.
— … кто это был?
— Нет, давай ты проиллюстрируешь свои знания другими словами.
Шатенка бросила на парня испепеляющий взгляд, однако тот не перестал язвительно усмехаться.
— Понимаю. Ведь для вас, слизеринцев, понятие “честность” действует, только когда вам удобно, и только внутри факультета. Можешь мне хотя бы сказать, — подчёркнуто вежливо продолжила гриффиндорка, — почему они так со мной поступили?
Драко растерянно посмотрел на девушку, будто её вопрос был совершенно бессмысленным, и Гермиона поспешила добавить:
— Не почему они в очередной раз решили поиздеваться надо мной, я прекрасно знаю, как вы меня ненавидите, — закатив глаза, призналась она. — Мне интересно, почему именнотаким способом. Афродизиаки.
Слизеринец взглянул на девушку и, широко улыбнувшись, затрясся всем телом. Грейнджер сначала испугалась, что у него эпилептический припадок, но потом до девушки дошло: Драко Малфой смеялся. Не ухмылялся, не усмехался, не насмехался, а просто хохотал в голос. Жаль, ибо как вести себя при эпилептическом припадке Гермиона знала, а тут… Может, просто уйти?
Пока надоедливый внутренний голос твердил девушке, как приятно и радостно слушать, как смеётся Малфой – как ребёнок, подумала гриффиндорка, вредный ребёнок, тут же поправилась она, — Староста школы воинственно упёрла руки в бока.
— Что в моём вопросе показалось тебе таким забавным, Малфой?
Немного успокоившись, Драко вновь посмотрел на Грейнджер, затем сел на кровать и, взяв с тумбочки пепельницу и пачку сигарет, закурил.
— Серьёзно, грязнокровка, ты не можешь не понимать что.
Но шатенка лишь покачала головой, и слизеринец, который раз за вечер страдальчески воззведя глаза к небу, терпеливо, словно ребёнку, принялся объяснять:
— Раз уж возможности метнуть в тебя Империусом нет, — на лице блондина отразилось истинное сожаление, — самый эффективный способ навредить тебе — заставить тебя потерять контроль над собой и выставить полным посмешищем. А этого ты боишься больше всего. И ни от чего так не теряют контроль над собой, как от афродизиаков. Особенно, когда речь идёт о тебе.
— Почему это?
Драко раздражённо всплеснул руками из-за того, что приходится объяснять такие очевидные вещи:
— Потому что если и есть понятие, которое тебе, маленькой невинной студентке, неизвестно, так это секс. И, скорее всего, на этот раз ты не подготовишься к “экзамену”, прочитав пошаговую инструкцию в своих любимых книжках.
— Секс?
— Секс. Тот самый, от которого дети “берутся”.
— Дети.
И так как Гермиона продолжала ошарашенно смотреть на парня, тот снова ударился в объяснения:
— Знаешь, когда мужчина и женщина очень любят друга друга, между ними происходит нечто волшебное и чудесное, а потом прилетает аист и суёт свой длинный клюв в…
— Малфой!
— Грейнджер… — сладко протянул он, закрепляя традицию их “фамильных” перепалок.
Девушка с вызовом посмотрела на блондина:
— То есть, вы затеяли всё это только для того, чтобы поставить меня в неловкое положение, потому что это показалось вам наилучшим способом причинить мне боль? – уточнила гриффиндорка, хотя и так знала, что права.
Мерлин, а если бы она попыталась соблазнить кого-нибудь со своего факультета или, ещё хуже, кого-нибудь из преподавателей? Что стало бы с её отметками и репутацией примерной ученицы?
— А с чего вы решили, что я до сих пор невинна?
Не отпустив привычной колкости, чем немало удивил Гермиону, Малфой яростно раздавил окурок в пепельнице, поднялся с кровати и в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние, схватив девушку за запястье.
— Я не сомневаюсь в твоей невинности, грязнокровка, — прошептал слизеринец в паре сантиметрах от её лица. – С кем ты могла её потерять? С мальчиком, у которого постоянный только шрам? Или с единственным человеком, у которого рыжие даже…
— Малфой!
— Грейнджер… — но даже эта шутливая ссора не успокоила парня, который продолжал с силой сжимать руку шатенки.
Запястье начинало болеть, и Гермиона, дёрнувшись назад и взглянув на блондина широко распахнутыми от страха глазами, попыталась освободиться из его цепкой хватки. Драко заметил испуг девушки, растерянно посмотрел на её руку и медленно разжал пальцы, обратив внимание на то, как стремительно покраснела кожа в том месте, где он схватил гриффиндорку. Затем юноша повернулся к ней спиной и зажёг новую сигарету.
— Хочешь, чтобы я поверил, что ты потеряла невинность с нашим всенародным любимчиком-болгарином, который даже не знает, как пишется слово “секс”? Ты пообещала не врать, грязнокровка. Неужели слово гриффиндорки ничего стоит? – голос Малфоя был неестественно холодным, но Грейнджер уловила едва заметные нотки, предупреждающие о надвигающейся буре.
Гермионе стало интересно, грозовое небо такого же свинцового цвета, что и его глаза? И усилил бы запах дождя его запах?Мыло, табак, дождь, кожа, он.Девушка закусила нижнюю губу.
— Ладно, Малфой, я девственница. Вот твоя проклятая правда.
Слизеринец внезапно расслабился. Наверняка радуется, что вытянул из меня такое откровение, подумала гриффиндорка. Теперь она начинала понимать, почему блондин заставил её пообещать говорить правду: ведь иначе Грейнджер ни за что в жизни не призналась бы. Не со мной. И не сегодня.
— Теперь, когда ты удовлетворил своё любопытство, давай поскорее закончим…
— Вот такую фразу девственница никогда не должна говорить мужчине…
— Не торопись, грязнокровка. Ты должна мне ещё одну правду.
— Но я тебе уже всё сказала!
— Нет, не всё.
— Что ты ещё хочешь знать, Малфой? — заподозрив какой-то подвох, осторожно спросила Гермиона и, заметив, что Драко направляется к ней, неосознанно попятилась назад.
Уперевшись спиной в стену, девушка почувствовала себя загнанным зверем.
В ловушке.
— Скажи мне, грязнокровка, — прошептал на ухо Гермионе слизеринец, опёршись руками о стену по бокам от девушки и зарывшись — зарывшись? — носом в её волосы, — я тебя привлекаю?
* * *
Не стоит так осуждать Еву, подумала Гермиона, зажатая между руками парня. Внезапно она осознала, почему мать рода человеческого отправила несчастного Адама и всё их будущее потомство на эту грешную землю только из-за одного кусочка яблока. Ведь это было очевидно: Змей-искуситель определённо был предком Малфоя. По крайней мере, Слизерина уж точно.
Грейнджер судорожно вздохнула, почувствовав, как от критической близости блондина напряглась каждая клеточка её тела, а все мысли улетучились.
— Нечего сказать, грязнокровка? Достаточно одного слова: да или нет.
Гриффиндорка отвела взгляд, чтобы не смотреть в глаза Драко, но сделала только хуже: теперь её взору предстал бледный торс парня, на котором играли блики тусклого света.
Худшего хода и придумать было нельзя.
— Я не понимаю твоего вопроса.
Малфой немного отстранился, чтобы рассмотреть лицо девушки, которая стояла, по-прежнему потупив взор. Привычно изогнув бровь, слизеринец соблазнительно прошептал:
— Не ври, грязнокровка, ты всё прекрасно поняла. И ты должна мне правду.
Шатенка с трудом сдержала жалобный стон. Нет, она не доставит ему такого удовольствия. Если ей и придётся уступить, то она сделает это с высоко поднятой головой, а не будучи униженной чем-то, что от неё не зависит и что он не может контролировать. Поэтому Гермиона воинственно посмотрела на блондина и голосом, преисполненным гордости и решительности, ответила:
— Конечно ты меня привлекаешь, Малфой. В меня влили афродизиак, и ты стоишь напротив меня полуголый. Так что, да.
Если бы гриффиндорка не знала, что этот парень по определению не может быть счастливым, то она могла бы поклясться, что видела в его взгляде проблеск истинного счастья. Нет, конечно же это было всего лишь ликование. Воспользовавшись временным замешательством Драко, Грейнджер неожиданно нырнула вниз, проскользнула под его рукой и, вырвавшись из этой “живой” клетки, застыла посередине комнаты. Рядом с кроватью, с некоторой опаской заметила староста. Как бы то ни было, теперь, оказавшись на почтительном расстоянии от Малфоя, она снова могла спокойно дышать и связно мыслить.
— Не обольщайся слишком сильно: это просто физическое влечение, вызванное афродизиаком, который я выпила за завтраком. Теперь твоя очередь: как мне от этого избавиться?
В глазах слизеринца полыхнул дьявольский огонёк, и парень, хрипло рассмеявшись, извилистым шагом двинулся в её сторону. Точно как змея, подумала Гермиона.
Как гремучая змея, которая, предупреждая жертву, трясёт погремушкой, прежде чем подползти ближе…
— Насколько я знаю, есть только один способ избавить тебя от влечения ко мне.
… как удав, который медленно обвивает кольцами жертву, а потом сжимает…
— И что же это за способ?
… как гадюка, которая, кусая жертву, впрыскивает в неё свой яд.
— Ты должна переспать со мной.
* * *
Между разумом и телом определённо есть какая-то таинственная связь, которую люди пытались понять ещё с древнейших времён. И какой бы она ни была, связь между разумом и телом гриффиндорки оборвалась из-за Драко Малфоя. Потому что если разум самыми изощрёнными ругательствами кричал Гермионе, что он думает об этом парне, который только что положил ей руки на плечи, то тело подсказывало ей послать к чёрту всех и всё и лично проверить истинные возможности слизеринца.
Ублюдок.
Красавец.
Подлец.
Соблазнительный.
Омерзительный.
Нет, не омерзительный.
Пока внутри неё бушевала эта небывалая битва, девушка стояла, смешно то открывая, то закрывая рот, не в силах произнести ничего связного.
— Грязнокровка, существует множество способов заткнуть тебе рот, но я был уверен, что сегодня ты выберешь другой.
К счастью, очередная колкость Малфоя отрезвила шатенку, вернув ей способность трезво мыслить.
— Я должна переспать с тобой? У тебя, что, жар? – воскликнула Грейнджер и положила руку ему на лоб, но тут же отдёрнула.
Нет, не на лоб, не на лоб! О, заткнись!
— Только если ты этого хочешь. А мне показалось, что хочешь.
— Даже если моё тело и хочет этого — ну конечно же хочет, лицемерка! — мой разум ни за что этого не допустит — о, конечно же нет! К тому же, мне кажется, что ты тоже не особо горишь желанием связываться с грязнокровкой вроде меня. Несмотря на то, что это отличный способ унизить меня.
Драко как-то странно посмотрел на девушку. Руки блондина медленно скользнули с её плеч вниз, к ладоням.
— Я вполне могу пойти на некоторые жертвы, лишь бы избавить мой факультет от жалобы директору о том, что мы использовали тёмную магию и подозрительные зелья на территории школы, — сказал Малфой, взяв Гермиону за руку и приложив её ладошку к своей груди. – На самом деле у меня доброе сердце. И я могу проявлять большой героизм, если потребуется.
— Не думаю, что он у тебя достаточной большой, Малфой. Я не уверена, что он у тебя вообще есть! – проворчала староста, распалённая и смущённая ощущением его кожи под своими пальцами.
Только когда слизеринец растянул губы в широкой ухмылке, девушка осознала двусмысленность своих слов и покраснела ещё больше.
— Если тебе так интересно, можешь сама проверить.
— Ты прекрасно знаешь, что я не это имела в виду!
— Конечно знаю. О хитрости тебе известно ровно столько же, сколько мне о благопристойности.
— Это вовсе не значит, что я дам тебе то, что ты хочешь.
— А должно быть наоборот. Ведь этого хочешь ты.
Грейнджер не знала, что возразить. Она лишь убрала ладонь с его груди и, сжав её в кулак, поднесла к сердцу, словно желая защитить от нового прикосновения.
— Подумай, грязнокровка. Возможно, это лучшее решение.
— Лучшее для кого?
— Для тебя, разумеется. Такое долгое воздержание вредно: становишься раздражительной.
— Обижаешь, грязнокровка. С чего ты взяла, что я от этого что-то выигрываю? – осведомился блондин, состроив оскорблённую гримасу, которая никак не сочеталась с искорками смеха в его глазах.
— Ладно, Малфой, пусть ты этого и не обещал, но будь так любезен, не измывайся на моими умственными способностями и отвечай правдой на правду.
На этот раз обида, читавшаяся в его взгляде, была совершенно неподдельной.
— Кажется, я тебе уже говорил. Я тебе никогда не врал. И мои мотивы касаются только меня, — сказав это, слизеринец отстранился от девушки, отчего она тут же испытала неприятное чувство потери.
— Знаю я твои мотивы. Тебе не терпится публично унизить меня и похвастаться своим друзьям, что ты переспал с последней девственницей Хогвартса. Не говоря уже о том, какую власть ты получишь над Гарри с Роном…
— Ты меня не слушаешь, а я не люблю повторять, — сухо перебил её блондин. – Я уже тебе сказал, что меня не интересуют твои дружки. И если это тебя успокоит — так как ты, как мне кажется, уже перевозбудилась, — подмигнув гостье, прошептал Драко, — обещаю, что никому об этом ни слова не скажу. Только если ты сама этого не захочешь.
— И что может побудить меня рассказать всем о таком унижении?
— Осторожней, грязнокровка, — предупредил её Малфой. – Если ты и дальше будешь твердить о том, насколько унизительно переспать со мной, я перестану быть таким великодушным и заставлю тебя заплатить за подобное оскорбление.
Осознав, что она закрыта в комнате Малфоя, в подземельях Слизерина – что само по себе опасно, а под действием афродизиака опасно вдвойне, — Гермиона замолчала. Пока парень молча смотрел на неё, шатенка решила воспользоваться этой короткой передышкой и разобраться в ситуации. Тело, отчаянно желавшее избавится от влияния зелья, определённо толкало её в объятия слизеринца. Дошло наконец-то! В то время как разум судорожно пытался отыскать другие варианты, однако их — о, ужас! — не было. Если афродизиак был настолько сильный, что она хотела своего злейшего врага, которого все эти годы избегала огромным усилием воли, то как она сможет устоять, если вдруг это желание проснётся по отношению к кому-нибудь с её факультета. К кому-нибудь, с кем у неё не было таких убедительных причин переспать. А если бы это случилось с Гарри или Роном, как бы она скрыла своё влечение, учитывая, что друзья и так были достаточно близки. Или, ещё хуже, если бы она почувствовала влечение к преподавателю? Например, к Снейпу или Дамблдору? От одной мысли о том, как как бедный директор пытается отвергнуть её любовные предложения, Грейнджер чуть не разрыдалась. Её школьная жизнь была бы загублена. Однако…
— Я не могу… — чуть ли не плача, выдавила девушка.
— Не можешь что, грязнокровка?
— Не могу сделать это. Не могу переспать с тобой. Я никогда не… а ты – это ты. Это было бы ужасно. Ты бы не упустил шанс причинить мне боль, унизить, оскорбить меня. А первый раз должен быть незабываемым, а не унизительным…
Гермиона слишком поздно вспомнила, о чём её предупреждал Малфой: слизеринец резко схватил девушку и, зло посмотрев на неё, накрыл её губы своими. Драко застал шатенку врасплох, не дав ей времени опомниться, однако поцелуй, возникший как наказание, тут же изменился. Пальцы, которыми парень впивался в тело гриффиндорки, расслабились; одну руку он положил ей на спину, притянув к себе, а другой зарылся в каштановые кудри, мягко придерживая девушку за голову и не давая ей отстраниться. Малфой провёл языком по губам Гермионы, чуть приоткрыв их, а затем полностью скользнув в её рот. Грейнджер сначала овладел вихрь эмоций – от изумления до растерянности, но в какой-то момент их вытеснило совершенно другое ощущение: девушка чувствовала себя покорённой этими нежными прикосновениями. Её никогда так не целовали. Она даже и не представляла себе, что поцелуй может быть таким.
Ещё, умоляло тело.
Остановись, взывал разум.
А поцелуй, поцелуи снова изменились: стали более глубокими, требовательными, страстными. Драко чуть наклонил в сторону голову Гермионы, открывая лучший доступ к шее, и гриффиндорка вдруг подумала, что он может спокойно задушить её и что в каком-то смысле именно это он и делает. Но, будучи не в силах сопротивляться безмолвным просьбам этих губ, девушка уступила его ласкам, отвечая сначала неуверенно, а затем пылко, положив обе ладошки на грудь Малфоя, упиваясь его запахом в этой неистовой и бесконечной пляске.
Когда же блондин мягко отстранился от неё, оба тяжело дышали, а глаза были затуманены пеленой страсти. Грейнджер представила себе, как она, наверное, выглядит со стороны: раскрасневшаяся и растрёпанная, смущённая и изумлённая, сгорающая от желания, побеждённая.
— Ты по-прежнему думаешь, что это было бы унизительно, грязнокровка? – хрипло спросил слизеринец. – Ты не знаешь меня и не знаешь ничего о подобных вещах. Но могу пообещать тебе, что это было бы как угодно, но не унизительно. Я не собираюсь обесчестить тебя или причинить боль. Я тоже могу быть человечным, — с ноткой горечи в голосе прошептал он. — И я могу сделать твой первый раз незабываемым, так, что тебе потом не придётся жалеть об этом. Так что выбор за тобой, — слегка касаясь её губ своими, выдохнул Драко. – Ты хочешь переспать со мной?
Из его проникновенной речи Гермиона уловила лишь какие-то отдельные слова: пообещать тебе, всё, человечный, незабываемый. Однако девушка поняла, что Малфой задал ей вопрос, и знала, что она могла и хотела дать ему всего один ответ.
Да, кричало её тело.
— Да, — сорвалось с её губ.
Разум её, как ни странно, молчал.
17.01.2012 Глава 3. Отражения
— Расслабься, грязнокровка.
Драко Малфой целовал её, и она отвечала ему. Драко Малфою. Малфою Драко.
— Грязнокровка…
Слизеринцу. Змею. Самому опасному из всех.
— Грязнокровка…
Своему худшему врагу. Человеку, который в течение многих лет оскорблял, унижал и презирал её.
— Грязнокровка!
Звук его голоса донёсся до Гермионы, только когда она почувствовала неприятный холод на губах и поняла, что парень отстранился. Блондин смотрел на гриффиндорку из-под полуопущенных ресниц, явно забавляясь ситуацией.
— Грязнокровка, мы не зайдём дальше поцелуев, если ты не расслабишься.
— Расслаблюсь? И как, по-твоему, я должна расслабиться? Я имею в виду, это ведь ты! И я! Это ты и я!
Драко тихо рассмеялся девушке в шею и скользнул по ней губами.
— Спасибо за чёткое изложение фактов, но не думаешь, что я и так это понимаю? Однако это не значит, что ты не должна расслабиться.
Грейнджер отпрянула от слизеринца, рассерженно ткнув его пальцем в грудь.
— Тебе легко говорить. Для тебя это всё по-другому. Когда всё закончится, ты лишь поставишь очередную зарубку на своём летающем венике, и эта ночь растворится в более приятных воспоминаниях о десятках других девушек.
Малфой — как всегда, когда он был удивлён — насмешливо изогнул бровь.
— Десятках? Ты определённо считаешь, что у меня длинный… веник, — подмигнув шатенке, хохотнул парень, а затем взял её палец и слегка прикусил его.
— Не делай так! – дёрнувшись назад и грозно топнув ножкой, воскликнула Грейнджер.
— Как так? – раздражённо всплеснув руками, спросил блондин.
— Не пытайся быть чувственным, не пытайся соблазнить меня, не притворяйся, будто есть что-то, чего на самом деле нет!
Внезапно глаза Малфоя потемнели, и на какое-то мгновение перед девушкой вновь предстал тот же юноша, каким он был все эти годы и каким он, естественно, снова станет завтра. У гриффиндорки болезненно сжалось сердце.
— Нет конечно, всё предельно ясно. Я вовсе не собираюсь притворяться, будто есть что-то, чего на самом деле нет.
Гермиона обхватила себя руками, словно ища утешения в самой себе, и, наверное, со стороны она выглядела такой несчастной, что слизеринец смягчился и лукаво добавил:
— Правда, обычно это женщины притворяются в постели. Но не думаю, что со мной тебе придётся…
— Малфой!
— Грейнджер…
Вот, теперь для гриффиндорки была более знакомая обстановка, теперь она снова знала, как себя вести…
— Чёрт! Ты, что, думала — я отымею тебя у стены, даже не раздевшись?
… ага, как же.
Гермиона понятия не имела, что ответить на такой прямой вопрос, однако, взгляд девушки, видимо, всё сказал за неё, потому что Драко нахмурился.
— Это так не делается, — сквозь зубы прошипел парень. – Ты ничего не знаешь об этом и уж тем более ничего не знаешь обо мне.
— Не в этом дело.
— Да, а в чём тогда? Просвети меня!
— Не знаю! – устало выкрикнула Староста.
Малфой тяжело вздохнул, закатил глаза к небу и, взяв Гермиону за плечи, развернул её к себе спиной. Шатенка засопротивлялась и попыталась вырваться.
— Я тебе ничего не сделаю, — проворчал слизеринец. – Перестань вертеться.
Затем он положил руки девушке на шею и принялся её мягко массировать, невесомо пробегаясь пальцами вниз, к плечам, и возвращаясь обратно.
— Прислушайся ко мне и расслабься, — уже более миролюбиво посоветовал Драко. – Я серьёзно.
Постаравшись сделать так, как просил парень, Грейнджер наклонила голову вперёд, постепенно растворяясь в его мягких, но уверенных прикосновениях.
— Это не так-то легко.
— Знаю.
— Мог бы и помочь мне.
— А чем, по-твоему, я в данный момент занимаюсь, грязнокровка? На твоём месте я бы не перегибал палку. Я мог бы в два счёта соблазнить тебя, отыметь, а потом заставить умолять меня трахнуть тебя ещё раз, но я стараюсь не торопить события.
Щёки Гермионы покрылись густым румянцем, и не только от смущения.
— Мог бы хотя бы не называть меня грязнокровкой.
— С чего вдруг? Это то, кто ты есть. Так же как я – это я.
— Точно. Было бы гораздно проще, если бы мы не были теми, кто мы есть.
Блондин неожиданно замер, рывком схватил девушку и потащил к зеркалу, висящему на стене. Только тогда шатенка заметила, что лицо парня буквально перекосило.
— Давай расставим точки над “i”, — прорычал Драко. — Ты – это ты, а я – это я. И я не позволю тебе притворяться, что это не так, я не позволю тебе забыть о том, кто мы, только потому, что это задевает твой благородный гриффиндорский дух.
Гермиона испытала непонятное чувство вины, как будто она сделала что-то не так. Вот только чувствовать себя виноватой по отношению к человеку, из-за которого понятие “вины” внесли в словари, казалось ей абсурдным. Девушка опустила голову, но Малфой взял её за подбородок и заставил посмотреть на их отражение.
Грейнджер знала, почему он так себя ведёт: слизеринец хотел, чтобы она ни на секунду не забывала, кто рядом с ней, кто распаляет её желание, кто так легко заставил её сдаться, кто станет её первым мужчиной. Он. Мыло, табак, дождь, кожа. Он.
Почему он это делал? Потому что хотел победить девушку в игре, правила которой ей не были известны? Чтобы она до конца своей жизни осознавала, что предала часть себя, даже не сопротивляясь. Он знал, что это будет её первый раз, и знал – чёрт возьми! – что она его никогда не забудет. За столько лет издевательств у него не получилось заклеймить её, зато сейчас, пользуясь уязвимостью – приглашением – её тела, он вполне в этом преуспеет. И он хотел, чтобы она это понимала, каждое мгновение. Он не позволит ей спрятаться за спасительными фантазиями. Не позволит ей ускользнуть от него.
Глядя в глаза её отражению в зеркале, Драко провёл кончиками пальцев по шее девушки, заставив её немного наклонить голову в сторону. Не прерывая зрительного контакта, парень проделал тот же путь губами, оставляя влажную дорожку поцелуев на нежной коже. Затем он слегка потёрся носом о плавный изгиб шеи и томительно медленно обвёл языком контур её уха. Гермиона ощутила, как у неё немеют конечности, и изо всех сил старалась не закрыть глаза, лишь бы снова не разозлить слизеринца.
Почувствовав зарождающееся желание, Малфой, словно хладнокровный хищник, объятый страстью, переместил руку шатенке на живот, поглаживая его круговыми движениями и сминая ткань красного свитера, который гриффиндорка специально надела, чтобы позлить блондина. Скользув ладонью под тонкую шерстяную материю, Драко легким движением расстегнул нижние пуговицы на рубашке, и только когда его пальцы трепетно обвели кожу вокруг пупка, Грейнджер поняла, что может закрыть глаза и откинуть голову ему на грудь.
Слизеринец притянул девушку ближе к себе, так, чтобы их тела соприкасались, вновь припал к её шее губами и начал посасывать тонкую кожу, словно желая пометить шатенку как свою собственность. Свободной рукой Малфой проник под свитер и, почти не дотрагиваясь до Гермионы, уверенно продолжил расстёгивать блузку. Первая пуговица. Живот. Вторая пуговица. Краешек лифчика. Третья пуговица. Ложбинка между грудей. Четвёртая пуговица. Расправившись c рубашкой, блондин пробежался кончиками пальцев по коже гриффиндорки, которая вздрогнула от его прикосновения, будто сквозь неё прошёл электрический разряд. Грейнджер немного поёрзала, чтобы не быть неподвижной куклой в его объятиях, но Малфой тут же укусил её в плечо, давая понять, что ему вовсе не нравится сопротивление. В следующее мгновение он накрыл ладонью её грудь, прямо поверх тонкой ткани белья, и только от этого простого прикосновения девушка почувствовала, как затвердели соски, а по телу разлилось приятное тепло. Почему он ничего не делает? Почему не раздевает её? Не в силах терпеть эту мучительную медлительность, Гермиона подняла руки, надеясь, что слизеринец расценит это как приглашение и снимет с неё свитер, но ничего не произошло. Гриффиндорка открыла глаза и разглядела выражение его лица в зеркале: он смотрел на неё с видом победителя, не скрывая своего триумфа, упиваясь тем, что она видит себя с поднятыми руками – в жесте немой мольбы. Девушка поняла, что именно этого Малфой с самого начала и добивался и что так будет до самого конца. Он бы ничего не сделал до тех пор, пока она сама бы его не попросила, пока она полностью не подчинилась бы ему, пока она не отдалась бы ему разумом, а уже потом телом.
Тогда блондин наконец-то снял с неё свитер, стянув его через голову, и вытащил из юбки полы рубашки. Затем подцепил пальцами воротник, приспустил блузку с плеч и, позволив ей свободно скользить по рукам, бросил на пол. Она посмотрела на лежащие на полу рубашку со свитером — белое и красное — и подумала, что на самом деле всё было предрешено уже здесь, в этих цветах: белизна её невинности и кровь, которой она её осквернит.
Затем Малфой резко притянул Гермиону к себе, и она тут же ощутила спиной его грудь, его кожу, ощутила его горячее дыхание в волосах. Девушка почувствовала, как подгибаются коленки, и подумала, сколько ещё она будет в состоянии держаться на ногах.
Или думать. Или дышать.
— Теперь ты расслабилась, грязнокровка?
* * *
Она упивалась им. Драко Малфой был аперитивом, вином и крепким алкоголем, а она – трезвенницей, которая пробовала его на голодный желудок. Следовало предвидеть, что всё будет именно так. Следовало предвидеть, что она окажется целиком в его власти.
Слизеринец вновь развернул Гермиону к себе лицом и поцеловал, жадно исследуя её рот, словно подводный ныряльщик в поисках спрятанных сокровищ. Может, у него даже был кислородный баллон, а вот девушке катастрофически не хватало воздуха. Однако она не жаловалась. И гриффиндорка прекрасно понимала: парень знал, что она не станет жаловаться. Никогда. И в этом заключалась его власть над ней.
Драко провёл большим пальцем вверх и вниз вдоль позвоночника шатенки, распаляя её, и осторожно переместил руки на бёдра. Затем вновь приник к губам Гермионы, тем самым ловко отвлекая её, в то время как его ладони, мягко поглаживая её стройные ноги, скользнули под юбку. Блондин по-хозяйски сжал ягодицы партнёрши и грубо притянул её к себе, чтобы она почувствовала его желание. То, как Грейнджер тут же отпрянула назад, смущённо глядя на него и отчаянно хватая ртом воздух, заставило слизеринца улыбнуться.
Не дав девушке времени прийти в себя, Малфой вновь завладел её губами, одновременно пятаясь снять с неё юбку. Частично расстегнув, частично разорвав молию, он наконец сумел избавить гриффиндорку от этого элемента наряда, отбросив его к остальной одежде. А юбка, что предсказывала она? Может, что и её, Гермиону, сломают и выбросят?
Она стояла перед Драко в одном нижнем белье целомудренного белого цвета и чувствовала себя неловко и беззащитно. Шатенка хотела было прикрыться руками, но парень прехватил их и положил себе на грудь, расцепив крепко сжатые кулачки. Староста подняла голову и вляделась в лицо Малфоя. Взгляд его был затуманен, а в глазах, вместо желания подчинять, плескалась неприкрытая обжигающая страсть. И внезапно её скромное бельё потеряло всякое значение.
Когда слизеринец убедился, что Грейнджер не собирается сбежать, то отпустил её и застыл в ожидании, когда она сделает первый шаг. В глазах Драко читалась просьба, которую он безуспешно пытался скрыть за дерзким вызовом. Девушка глубоко вдохнула – мыло, табак, дождь, кожа, он, — чтобы хоть немного успокоить бешенное сердцебиение, и робко погладила ладошкой грудь Малфоя, ощущая, как она мерно вздымается в такт его дыханию, как разгорячённая кровь всё быстрее и быстрее мчится к сердцу. Наслаждаясь нежной кожей и крепкими мускулами, Гермиона провела рукой по животу парня, и тот едва заметно вздрогнул, отчего девушка сразу почувствовала себя немного увереннее. Может, игра ещё не окончена, и ей тоже удастся записать на свой счёт пару очков?
Пока гриффиндорка бесстыдно изучала его тело, водя ладонями по плечам и рукам, безвольно опущенным вдоль боков, и едва касаясь пояса брюк, блондин сохранял внешнее спокойствие. Однако когда Грейнджер кончиками пальцев задела низ живота, неестественную тишину в спальне разорвал первый стон, и они оба с удивлением обнаружили, что этот стон принадлежал Драко.
Парень потрясённо распахнул глаза и сжал запястья Гермионы, грубо оттолкнув её от себя.
— Малфой, я…
Слизеринец притянул шатенку обратно к себе, обхватил лицо руками и приник к её губам в диком, неистовом, лихорадочном поцелуе, а затем снова отстранил ничего не понимающую девушку. Она не успела ничего спросить у Драко, потому что тот увлёк её к кровати и, бережно уложив на одеяло, навис сверху. Пока парень беспорядочными поцелуями покрывал губы, лицо и шею партнёрши, руки исступлённо блуждали по её телу. И в тот момент Грейнджер действительно осознала, кто он, и теперь он казался ей не странным или двуличным, а пугающим. Я не собираюсь обесчестить тебя или причинить боль. И она поверила ему. Я тоже могу быть человечным. Она доверилась ему. Я могу сделать твой первый раз незабываемым, так, что тебе потом не придётся потом жалеть об этом. Она бросилась в его объятия. Я тебе хоть раз соврал, грязнокровка? Что-то не припоминаю. Идиотка, идиотка, идиотка!
По телу пробежал неприятный холодок, и девушка вздрогнула. Отвернувшись в сторону, она закрыла глаза руками, будто этот жест мог защитить её от собственных желаний. Однако когда Гермиона увидела на полу свои вещи – белое и красное, — к ней вернулась былая храбрость, и гриффиндорка вспомнила о том, кто она такая, что сейчас происходит и как это происходит. Решив напомнить то же самое Малфою, она поднялась с постели и только тогда заметила, что осталась одна.
Блондин стоял около кровати, сжав кулаки, и широко распахнутыми глазами смотрел на Грейнджер. Он устало потёр лицо и с раскаянием посмотрел на девушку, взглядом прося у неё прощения, будучи не в силах извиниться вслух. Окутанные тишиной, они ещё долго не сводили друг с друга глаз, каждый погружённый в свои мысли. И только когда Гермиона заметила, что Драко трясёт, страх и гнев мигом улетучились, и вместо них пришло осознание происходящего. Он тоже боится. Шатенка придвинулась на краешек кровати и молча протянула ему руку. Зрачки Малфоя удивлённо расширились, и гриффиндорка поняла, что нет никаких ни победителей, ни проигравших – он тоже пытается справиться с мимолётной слабостью, пряча её за маской самоуверенного гордеца.
Парень опустился рядом с гриффидоркой и поцеловал её, но на этот раз нежно и ласково. Когда Гермиона вновь прильнула к нему, он провёл рукой по спине и расстегнул лифчик. Не отрываясь от девичьих губ, Драко запустил ладонь под хлопковую ткань и легко сжал одну грудь, лаская другую лишь кончиками пальцев. По телу Грейнджер разлилась приятная истома, и она, еле слышно застонав, запрокинула голову. Малфой расценил это как новое приглашение, избавил девушку от лифчика и, неспешно целуя, припал к её груди, словно желая навсегда запечатлеть эти ощущения в её памяти.
Не прекращая чувственных ласк, слизеринец мягко опрокинул Гермиону на кровать и накрыл её своим телом, опираясь на локти. Лишь тогда он оторвался от груди шатенки и посмотрел ей в глаза. Девушка очень стеснялась таких интимных прикосновений, но, поймав его обжигающий взгляд, почувствовала себя красивой. Протянув руку, она погладила Драко по щеке и привлекла его к себе, чтобы поцеловать.
Блондин лёг сверху на Гермиону так, что их грудь соприкасалась, и ответил на поцелуй, cплетая свой язык с её. Скользя по телу гриффиндорки руками и повторяя тот же путь губами, Малфой спустился к животу, целуя и слегка покусывая чувствительную кожу, и остановился около кромки трусиков, чтобы Грейнджер успела осознать, что он собирается сделать. Парень хотел, чтобы она была могла остановить его, если передумает. Как и в случае со свитером, Драко хотел, чтобы это было её инициативой.
Гермиона замерла: во-первых, ей не хотелось, чтобы Малфой думал, будто она готова мгновенно сдаться, во-вторых, она просто не знала, как себя вести. Однако в памяти всплыл его взволнованный взгляд, и девушка, прикрыв глаза, неосознанно подалась бёдрами вверх. Словно в жесте прощения.
Губы слизеринца растянулись в улыбке — не торжествующей, а тёплой и искренней. Он мягко прижал Грейнджер к кровати, оттягивая момент близости и давая понять, что ещё рано. Отогнув край трусиков, Драко с напускной медлительностью легко пробежался подушечками пальцев по нежной коже, позволяя партнёрше привыкнуть к новым ощущениям. Наблюдая за её реакцией, Малфой скользнул чуть ниже. Когда дыхание Гермионы стало тяжёлым, выдывая наслаждение, он ввёл в неё один палец, и девушка со стоном прогнулась. Она задышала чаще и, сама того не заметив, снова вскинула бёдра навстречу блондину. На этот раз он удовлетворил её немую просьбу и, потянув трусики за края, аккуратно снял их.
— Грязнокровка, посмотри на меня.
Гриффиндорка с трудом вынырнула из охватившего её томления и сосредоточила взгляд на Драко, который стоял возле кровати и ждал, пока она обратит на него внимание. Неторопливым движением он снял брюки, избавился от трусов, и девушка тут же отвернулась.
— Грязнокровка, посмотри на меня.
Гермиона сглотнула и почувствовала, как неумолимо краснеют щёки. Но чтобы Малфой не решил, будто она не способна принять вызов, шатенка повернулась обратно, изучая обнажённое тело парня. Она старалась не таращиться на него и не глотать слишком часто – никак не выдать тот факт, что она сдалась, — но как назло не могла отвести глаз от слизеринца. Грейнджер всегда знала — хоть и боялась себе в этом признаться, — что Драко красив. Правда, для создания подобного совершенства потребовалось несколько поколений семейства, чья фамилия была сродни проклятью. И это семейство было бы не прочь проклясть её.
Малфой вновь навис над Гермионой и стал покрывать её беспорядочными поцелуями, стараясь не пропустить ни миллиметра кожи, словно желая, чтобы каждая клеточка её тела впитала его запах – мыло, табак, дождь, кожа, он, — словно желая вобрать в себя аромат девушки. Как трофей?
Драко облизал пупок шатенки и провёл рукой по точёным ногам, слегка раздвинув их. Когда его волосы защекотали внутреннюю поверхность бедра, Гермиона догадалась, что сейчас произойдёт, и её разрывало между желанием взять и сбежать и раскрыться ему навстречу. Парень медленно провёл языком по горячей плоти, и девушка вдруг подумала, что, может, она тоже вино. Но Малфой точно уж не трезвенник.
Грейнджер почувствовала, что не сможет долго сдерживаться — внизу живота образовался тугой комок. Но Драко, судя по всему, не собирался дарить девушке такого удовольстия – по крайней мере, не сейчас, — боясь, как бы это не притупило её чувствительность. А он хотел, чтобы у Гермионы хватило сил до конца, чтобы она кончила вместе с ним. Блондин наконец прекратил эту сладостную пытку и, очертив дорожку невесомых поцелуев, припал к её губам. Он давал ей ещё один шанс передумать.
Когда Малфой понял, что девушка не отстраняется, то он мягко раздвинул её колени и устроился между ними. Драко плавно вошёл в Гермиону и ещё раз поцеловал её, одной рукой уперевшись в матрас, а другой зарывшись в волосы шотенки. Не отрываясь от её губ, парень толкнулся глубже, пока не почувствовал преграду и не остановился.
— Ты должна открыть глаза, грязнокровка.
Грейнджер не помнила, как закрыла их, она просто бессознательно не хотела смотреть ему в глаза, пока это происходит. Она боялась прочесть выражение триумфа на его лице, которое будет преследовать её вечно.
— Ты должна открыть глаза и посмотреть на меня. Ты не сможешь пройти через это в одиночку. Так будет… тяжелее.
Гермиона хотела ответить слизеринцу, но вдруг обнаружила, что у неё пропал голос, и лишь помотала головой.
— Грязнокровка… — казалось, что Малфой сам с трудом говорит. – Ты должна довериться мне. Только этой ночью, только на этот раз, — надломленно прошептал он, — ты должна довериться мне.
Не слова его убедили девушку, а то, как дронул его голос, став мягче и роднее. Гриффиндорка открыла глаза и, встретившись взглядом с его, серебристо-серыми, тут же пожалела, что не сделала этого раньше. В них было столько искренности. И он волновался.
Боль была внезапной, но не такой сильной, как думала Гермиона. Возможно, если бы она не смотрела на Драко, было бы хуже. Девушка вцепилась пальцами в плечи Малфоя, чтобы не потеряться в этом урагане эмоций — было ли грозовое небо такого же, свинцового, цвета, как глаза Малфоя, и становился ли его запах ярче во время дождя? – и почувствовала, как он напряжён, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не сорваться и дать ей время привыкнуть к нему. Парень сделал вращательное движение бёдрами, и Гермиона ощутила, что боль постепенно отступает, а вместо неё по телу разливается приятное наслаждение. Решив, что готова, она подалась навстречу слизеринцу, и тот, расслабленно выдохнув, осторожно и неторопливо задвигался внутри неё.
И вот тогда, в его объятиях, всё обрело смысл. У девушки остались лишь какие-то обрывочные воспоминания о той ночи, но она – безусловно – никогда их не забудет. Их смешавшееся дыхание. Стоны, тонущие друг в друге. Дрожь, пробежавшая по его телу, когда она положила ладонь ему на грудь. Напряжение на его лице, когда он увеличил темп. Спадающие на лоб светлые волосы. Капелька пота на его виске. Простыни, сбившиеся под сплетением их рук и ног.
Её отражение в его глазах, пока он доводил её до оргазма. Её отражение в его глазах, пока он кончал сразу после неё. Её отражение в его глазах. Её отражение в его глазах. Её отражение в его глазах.
Она отражается в его глазах.
19.01.2012 Глава 4. После
Глава 4. После.
Гермиона не понимала значение выражения “встать не с той ноги” , до тех пор пока сама не проснулась, переплетясь ногами с Малфоем. Они лежали на боку лицом друг к другу – полярные противоположности. Драко спал, просунув одну руку девушке под шею, а другой по-хозяйски обхватив её за коленку. Грейнджер же уютно прижималась к слизеринцу, положив обе ладошки ему на грудь и уткнувшись носом в его подбородок. Как ребёнок. Вот только ребёнком она уже не была.
Гермиона не помнила, ни как они заснули – кто первый: она или он, или одновременно, – ни как они оказались в такой простой и интимной позе – случайно или осознанно? Гриффиндорка также не знала, сколько они проспали – пару минут или несколько лет, — но тишина, царящая снаружи, подсказала ей, что ещё ночь. В этих подземельях и в этих объятиях всегда властвует ночь.
Девушка посмотрела на погружённого в безмятежный сон Малфоя, словно не верила, что тот вообще умеет спать. Черты его лица смягчились, а взъерошенные волосы завораживающе блестели в тусклом свете догорающей свечи. Может, Драко специально зажёг её, чтобы ей было не так неуютно в мрачной комнате? Грейнджер приподняла руку, желая погладить блондина по щеке, но робко застыла в паре сантиметрах от его полупрозрачной кожи, боясь, как бы он не проснулся. Как бы она не проснулась. Гермиона откинула одеяло, вновь отметив про себя, что не помнит, как укрывалась им, и осторожно, стараясь не разбудить слизеринца, который даже во сне пытался удержать её, высвободилась из его объятий. Подушка была сырая, наверное, из-за того, что Малфой так и не успел высушить волосы после душа. Ей, кстати, тоже не помешало бы освежиться. Смыть с себя его отметины, смыть с себя его запах – мыло, табак, дождь, кожа, он, — смыть с себя это отражение в его глазах. Девушка поставила ноги на пол, почувствовала, как холод тут же пробрался под кожу, и подумала, всё это происходит на самом деле или же просто снится ей. Она уже поднялась с кровати и сделала пару шагов по направлению к ванной, как вдруг обернулась и, увидев красные пятна на простыне – доказательство её вины, добыча и приз, — с таким отчаянием сжала кулаки, что ногти впились в кожу. Грейнджер подбежала к мантии-невидимки, которую она одолжила у Гарри – о, Гарри! – и накинула её на плечи, чтобы хоть как-то унять бивший её озноб.
Оказавшись перед зеркалом, гриффиндорка несмело посмотрела на своё отражение, не зная, чего ждать: перед ней стояла девушка – нет, женщина – с лёгким румянцем на щеках, карими глазами, горящим и слегка растерянным взглядом, припухшими губами и растрёпанными волосами. Но она была красива, более утончённой, ускользающей красотой. Кто эта незнакомка? Не признав себя, Гермиона накинула на голову капюшон мантии-невидимки, и только тогда зеркало показало, кто она. Никто.
Грейнджер долго смотрела в пустоту перед собой, от осознания которой по телу бежали мурашки и першило в горле. Вода, ей нужна вода. Может, так она сможет стереть его вкус со своих губ. Девушка никак не ожидала, как далеко всё зайдёт. Она вообще не знала, чего ожидала, но уж точно не того, что произошло. У неё не было в этом асолютно никакого опыта, и Гермиона на самом деле ни разу не представляла себе свой первый раз. В любом случае, она никогда даже представить бы не смогла свой первый раз с Малфоем. И именно это пугало гриффиндорку больше всего: не то, что это произошло с ним – с данным фактом она уже смирилась, списав всё на побочные действия зелья, — а что это было так… так… Девушка не смогла подобрать подходящих слов, может, потому что их и не было. Может, перед некоторыми эмоциями слова бессильны? Также, как и она оказалась бессильна этой ночью? Парень, на протяжении нескольких лет издевавшийся над ней, никак не ассоциировался у Гермионы с человеком, который любил – любил? – её с такой нежностью, с такой страстью, с таким уважением. Может, слизеринец просто следовал сценарию, о котором она, невинная идиотка, понятия не имеет. Может, она всего-навсего часть сложной мозаики имя которой Драко Малфой. Как бы то ни было, ей было хорошо, удивительно, разрушающе, исчерпывающе хорошо.
Она стала цельной. И это — теперь это — делало её невидимой.
Шум, донёсшийся из соседней комнаты, отвлёк Грейнджер от размышлений. В ванную заглянул взволнованный Драко, посмотрел сквозь гриффиндорку и, никого не обнаружив, зарычал от безысходности. Вернувшись в спальню, он схватил стеклянную пепельницу и швырнул её в стену. Гермиона вздрогнула от удара и растерянно уставила на пепел, усеявший пол.
— Проклятье! Проклятье! Проклятье!
Блондин нервным шагом подошёл к шкафу, достал оттуда бутылку со стаканом, налил себе немного коричневой жидкости и выпил залпом, а затем кинул пустой бокал вслед пепельнице. Малфой сел на кровать, положив локти на колени и спрятав лицо в ладонях, и зашептал что-то, что Гермиона не смогла разобрать.
— Малфой…
Парень рывком выпрямился и удивлённо осмотрелся по сторонам, только тогда Грейнджер осознала, что на ней до сих пор одета мантия-невидимка. Она сняла её и уже принялась педантично складывать, как вдруг Драко жёстко схватил её за руки. Девушка даже не заметила, как он встал.
— Что за игры ты ведёшь, грязнокровка? – зло прошипел слизеринец.
А вот и то, чего она ждала и боялась: возвращение мерзкого однокурсника, который постоянно над ней насмехается, пост-отвращение , которое, как с некоторым смятением поняла Гермиона, она не испытывала. А что же она тогда испытывала? Малфой пообещал, что никому ничего не скажет, но, естественно, он не упустит свой шанс использовать это против неё. Теперь, когда старые оскорбления больше не задевают девушку, он нашёл более изощрённый и болезненный способ ранить её. Гриффиндорка твёрдо решила, что не доставит ему такой радости видеть её побеждённой и что не станет стыдиться того, что произошло.
Потому что это было прекрасно.
Грейнджер попыталась вырваться из его цепких рук и отойти подальше, не потому что она боялась его – она больше никогда не позволит себе бояться его, хоть они и были обнажены, точнее, как раз потому что они были обнажены, — а потому что воспоминания об этой ночи, как живые стоявшие перед глазами, не позволяли ей снова так смотреть на Драко, не чувствуя боли.
— Я понятия не имею, о чём ты говоришь, Малфой.
— Тебе нравится прятаться? – прокричал ей в лицо слизеринец, не позволяя отодвинуться.
— Мне совершенно незачем прятаться. Я замёрзла и хотела пить, поэтому накинула мантию и пошла в ванную. Вотивсё.
Вот и всё. Три слова, идеально характеризующее всё, что произошло.
Парень испытующе посмотрел на Гермиону, будто обдумывая, правду она говорит или нет, затем внезапно опустил её и, повернувшись спиной, закурил.
— Можно узнать, что на тебя нашло, Малфой?
Драко не ответил, лишь провёл рукой по волосам и с изумлением посмотрел на осколки пепельницы, рассыпанные по полу. Девушке хватило пары секунд, чтобы сложить воедино всю картину. Тебе нравится прятаться? Проснувшись, он не увидел её и решил, что она ушла. Поэтому он так разозлился? Не хотел, чтобы она уходила? Её отражение в его глазах.
— Малфой…
Грейнджер подошла к блондину и протянула руку, чтобы коснуться его спины, но он повернулся первым:
— Не воображай себе ничего, грязнокровка. Просто я ни одной девушке не разрешаю покинуть мою постель, только если я сам не выгнал её.
— А я никому не разрешаю командовать собой, — гордо ответила гриффиндорка.
Парень бросил на пол выкуренную лишь наполовину сигарету, медленно развернулся и ехидно усмехнулся:
— После сегодняшней ночи я бы сказал наоборот.
Грязнокровка, посмотри на меня. Ты должна довериться мне.
Гермиона опустила взгляд, не в силах созерцать эту наглую ухмылку, и поднесла ладонь к животу, ощутив внезапный приступ тошноты. Драко заметил это движение и, видимо, понял, что перегнул палку, потому что улыбка тут же исчезла с его лица. Девушка отвернулась и, растерянно осмотревшись по сторонам, принялась собирать свои вещи, в беспорядке разбросанные по комнате. Нагнувшись за свитером, она почувствовала его ладонь на плече и резко выпрямилась, раздражённо стряхнув её.
— Иди в жопу, Малфой!
Слизеринец спокойно “проглотил” её злой выпад.
— Отлично, теперь мы квиты.
— Мы никогда не будем квиты, — холодно возразила Староста, продолжая собирать свои вещи и стараясь никак не выдать свою боль.
Годы мучений и страданий, годы незаслуженной жестокости. Нет, они никогда не будут квиты.
— Ты многое прояснила своей лицемерной реакцией, — сухо бросил он. – Скажи мне, ты и в объятиях этого болгарского примата плакала, или такой чести удостоился только я? Я тоже мог бы привыкнуть к этому, в конце концов.
— И снова, — ответила Грейнджер, не обращая внимания на сарказм в голосе Драко, — я не понимаю, о чём ты говоришь.
— Не морочь мне мозги, грязнокровка, — сквозь зубы прорычал Малфой и в два шага оказался перед девушкой, которая в тот момент поднимала юбку. – Ты ещё должна мне правду. Почувствовала себя виноватой перед нищебродом и решила очистить совесть великим освободительным плачем? Или ты устроила всё это только для того, чтобы потом броситься за утешением к своему драгоценному, невинному сиротке? Не выйдет! Что-что, но я тебя точно ни к чему не принуждал!
— Малфой, пусть мне и нравится быть причиной твоего плохого настроения, но я по-прежнему не понимаю, о чём ты говоришь.
Блондин вырвал у неё из рук юбку с рубашкой, швырнув их на пол, Гермиона еле успела спасти от той же участи свитер.
— Я говорю, — выдохнул Драко, опасно нависнув над гриффиндоркой, — о слезах по потерянной девственности, которые ты вчера пролила, чтобы притвориться, что для тебя эта была страсть какая пытка.
Девушка непонимающе уставилась на Малфоя, а затем её словно озарило. Подушка была сырая. Грейнджер опустила взгляд, заранее сожалея о вопросе, который ей придётся задать.
— Я… плакала? – еле слышно прошептала она.
Парень замер и недоверчиво взглянул на Гермиону.
— Что это значит?
Та не ответила и лишь закусила губу.
— Что это значит, грязнокровка? – уже громче повторил слизеринец.
— Это значит, Малфой, — неохотно пробормотала она, — что я плохо помню, что было… после .
Драко пристально посмотрел на девушку, а затем вкрадчиво объяснил:
— Сразу после, перед тем как заснуть, ты тихо заплакала. Но недостаточно тихо.
Она плакала. Она плакала и не помнила об этом. А он, что, смотрел на неё? Вытирал ей слёзы или смеялся над ней? И почему это так его разозлило? Разве это не должно было заставить его почувствовать себя более могущественным? Столько лет она старалась не обращать внимания на его оскорбления, не показывать, какую боль они ей причиняют, а сегодня дважды проявила слабость: физическую — отдавшись ему, и эмоциональную — расплакавшись у него на глазах. Она плакала. Гермиона посмотрела в сторону, пытаясь воскресить в памяти хоть какие-нибудь воспоминания о том, что было после, чтобы понять, что же такое с ней – внутри неё – произошло, что вызвало такую импульсивную реакцию. Постепенно кусочки мозаики становились на свои места, и девушка наконец осознала истину произошедшего. Чувствонереальности. Блаженствотела. Блаженстводуши. Егокрасота. Ихкрасота. Красота этого самого “после”. И тут она вспомнила. Вспомнила, что она испытала, о чём она подумала, чего она испугалась, во что она поверила. Она вспомнила, что было после. Она вспомнила всё.
— Я ничего не помню, Малфой. В любом случае, я не привыкла винить других в своих поступках. Несмотря на зелье, я сделала выбор и готова отвечать за его последствия. Что касается остального, я ничего этого не помню.
Ты врёшь, как и все.
Неужели слово гриффиндорки ничего не стоит?
* * *
Несколько минут они сверлили друг друга взглядом. Оба знали, что Грейнджер лжёт. И если она нарушила их соглашение, сделает ли он то же самое?
Обещаю, что никому об этом ни слова не скажу. Только если ты сама этого не захочешь.
Малфой неспеша обошёл вокруг девушки, точно гриф, кружащий над своей жертвой, остановился напротив неё и взял у Гермионы свитер, в который она вцепилась с таким остервенением. Красная ткань нелепо контрастировала с зелёными тонами спальни.
— Неужели эта ложь того стоит?
Гриффиндорка не ответила. Такая очевидная ложь была красноречивее любых слов.
— Хочешь снова меня ударить?
И снова молчание.
— Хочешь снова меня ударить, грязнокровка?
Гермиона хотела ответить что-нибудь язвительное, но, взглянув на парня, увидела его улыбку. Нежную. Искреннюю. С ноткой сожаления. В этот момент все проблемы и споры показались такими ничтожными, на душе стало легко, и девушка вопреки своей воле улыбнулась Драко.
— Ты этого заслуживаешь.
— Так говорят.
— А что ещё говорят, Малфой? – саркастично поинтересовалась Грейнджер и выхватила свитер из рук замешкавшегося слизеринца, одарив его победным взглядом.
— Что меня всегда пытаются обмануть голые девушки, — усмехнулся он, — и что я неотразим.
Гермиона покраснела – этот диалог застал её врасплох. Она вспомнила, что стоит перед Драко полностью обнажённой, и стыдливо прикрылась злосчастной кофтой. Блондин громко рассмеялся — пока надоедливый внутренний голос твердил девушке, как приятно и радостно слушать, как смеётся Малфой – и указал на свитер.
— Ой, брось, грязнокровка, — прошептал он, медленно приближаясь к девушке, — чего я там не видел – одна ладонь Драко легла ей на шею, — не касался – другая – на затылок, — не пробовал на вкус, — закончил парень, завладев губами Гермионы.
Это было лёгкое, почти невесомое прикосновение, ничем не напоминающее их недавний пылкий спор. Девушка растворилась в поцелуе, не забывая при этом придерживать свитер, разделяющий их тела. А сейчас какой Малфой был перед ней? Каким она хотела его видеть? Парень прервал поцелуй и, обхватив лицо Гермионы руками, прислонился своим лбом к её. А какой её видел он? И какой бы он хотел её видеть? Существует ли на свете такое место, где они смогли бы признать друг друга? Или они всегда будут балансировать на острие ножа? Ты – это ты, а я – это я. И я не позволю тебе притворяться, что это не так, я не позволю тебе забыть о том, кто мы.
— Ты не ответила, грязнокровка. Надо думать, ты согласна со мной?
— Что голые девушки врут тебе? – усмехнулась Староста.
— Что я неотразим, — соблазнительно протянул слизеринец, отчего девушка тихо рассмеялась.
— Малфой, если хочешь что-нибудь узнать — научись нормально спрашивать, и люди удивят тебя.
— У тебя это особенно получается.
— Это комлимент или оскорбление?
— Решай сама, — ухмыльнулся парень и сделал шаг назад, положив руки Гермионе на плечи. – Ты мне так и не ответила.
— А ты меня нормально и не спрашивал.
— О, моя упрямая Староста, — закатив глаза, вздохнул Драко, — находишь ли ты меня неотразимым? И напоминаю, что на этот раз, — подчеркнул он, — ты должна мне правду.
— Не вижу причин тебе врать, — проворчала Грейнджер, а в ушах до сих пор стучало его невероятное “моя”. – Ты лучше меня знаешь, почему в данный момент я нахожу тебя неотразимым.
— Да, — прошептал он, как-то странно взглянув на девушку, — я знаю это лучше тебя.
— Чего я до сих пор не понимаю, — подняв вверх указательный палец, задумчиво добавила гриффиндорка, — так это почему эта штука понравилась и тебе.
Губы Малфоя растянулись в весёлой и довольной улыбке.
— Потому что эта штука, как ты её называешь, может быть очень приятной, что, полагаю, я тебе доказал сегодня ночью, если учесть как…
— Малфой!
— Грейнджер… — усмехнулся Драко.
Гермиона метнула грозный взгляд на блондина, готовая в любой момент продолжить их перебранку, которая странным образом придавала ей уверенности, как вдруг парень неожиданно сменил тему:
— Почему ты плакала?
Девушка замолчала, вмиг став необычайно серьёзной.
— Малфой, я же уже сказала, что не помню. Не понимаю, почему тебя это так интересует.
Драко молча смотрел на Грейнджер, ожидая, когда последует более приемлимый ответ – ведь он знал, что рано или поздно ей придётся сдержать обещание. Благородный гриффиндорский дух. Девушка поняла, что слизеринец не собирается сдаваться и такой ответ его не устраивает, и, уставившись в пол, уклончиво прошептала:
— Это не было… Не думаю, что я плакала от боли. Говорят, что с некоторыми девушками такое случается, после. Говорят, что это от переизбытка чувств.
Малфой ошарашенно вытаращил глаза. Гермиона мельком взглянула на него, и только тогда до неё дошёл смысл собственных слов. Глаза девушки испуганно расширились, и она поспешно закрыла рот рукой. Она опустила свои настоящие мысли, опустила подробности, но всё равно непрошенный слова сорвались с её губ, вырвались из её души. Может, правда всегда найдёт путь к свободе?
Говорят, что это от переизбытка чувств.
Грейнджер потупила взгляд, ожидая услышать очередную колкость из уст Драко.
Говорят, что это от переизбытка чувств.
Она подставила щёку своему врагу, и тот, как истинный слизеринец, должен ударить её.
Говорят, что это от переизбытка чувств.
Сейчас он скажет какую-нибудь мерзость…
— Иди в постель, грязнокровка, — внезапно прошептал Малфой и, не сводя с девушки манящего взгляда, за руки повёл её к кровати.
Пальцы Гермионы разомкнулись, и свитер бесшумно упал на пол.