Одна смерть из жизни Северуса Снейпа

Северус Снейп наконец-то умер.

После непродолжительной болезни, которая показалась жителям волшебного мира, вечной, он тихо скончался в своем доме, что находился по правую сторону Тупика Прядильщиков.

Первым с облегчением вздохнул господин министр: он не знал, как объяснить электорату, почему "этот преступник" все еще на свободе. А теперь, глядя в глаза жителям магического мира, можно было смело заявить, что преступник приказал долго жить — ах, как же все хорошо сложилось, просто замечательно. Получив сову, Кингсли вскочил на ноги и забегал по комнате, не зная, куда деть руки. Казалось, он не мог решить, что делать сначала: дать объявление в "Пророк", послать записку Макгонагалл или разочаровать дементоров Азкабана. Иногда Шеклболт представлял, как дементоры по столу костяшками и ждут в гости Северуса Снейпа. Дементоры скучают, тоскуют, а вот вздохнуть тяжело не могут, потому что у них легких нет. В голове Снейпа есть чем поживиться: пусть эмоции блеклые, зато воспоминания — не то что пальчики, руки по локть оближешь. Дементоры наверняка спят и видят, как они хватают Снейпа за плечи, присасываются к тонким губам и выжимают, вытягивают, выгребают из него сладкую душу. Увы, этим дементровым грезам не суждено сбыться, ведь у мертвого Снейпа воспоминания бледные, как акварельные этюды, а душа... душа как безвкусная вата — тьфу, а не душа.

Министр почесал подбородок, настрочил записку в газету и почувствовал облегчение. Да, ему было стыдно — несомненно-как-так-можно-ведь-живой-человек и прочее — но облегчение сахарно-ядовитым дымом заполняло кабинет. Больше не будет демагогии и ненавязчивого "а почему это преступник до сих пор на свободе?" Определенно, смерть Снейпа — неплохой подарок на минувшее Рождество (припоздал немного, но не беда).

Гарри Поттер, узнав о горе, рухнул на стул и постарался припомнить все хорошее, что для него успел сделать Снейп. Ведь скоро придется произносить траурную речь, приносить соболезнования… а кому, собственно? Вряд ли у Снейпа остались родственники и друзья. Джинни всплеснула руками и выговорила мужу все, что о нем думает: это ж надо додуматься назвать новорожденного сына в честь мертвеца. Сколько бы Гарри ни оправдывался, мол «кто же знал?», Джинни слушать не пожелала и заперлась в спальне. Вскоре оттуда донеслись рыдания — Гарри грешным делом подумал, что она оплакивает профессора.

Гермиону Уизли известие застало на дежурстве, как раз в тот момент, когда она отчитывала подчиненного. Подчиненный мысленно поблагодарил профессора за то, что тот вовремя ушел из жизни, а Гермиона схватилась за перо и отослала Рону записку:

«На работе форс-мажор, вернусь поздно». Мистер Уизли, получив записку, возликовал и засобирался: Лаванда давно приглашала отобедать вместе, а тут такая возможность.

Профессор Макгонагалл отправила сову восвояси и велела отменить в среду три последних урока в связи с похоронами. Студенты Хогвартса через пару дней поблагодарят бывшего директора за своевременную кончину.

Для Ремуса Люпина Северус был постоянным напоминанием о друзьях, и давящая боль после его смерти начала уходить. С глаз долой — из сердца вон.

Волдеморт вот уже лет пятнадцать догадывался, что Северус служит не ему, но доказательств у него не было. «Эта презумпция невиновности», — сетовал он, и потому даже подпрыгнул, когда узнал о гибели Снейпа. Дементоры в Азкабане удивленно всхлипнули, но Волдеморт рассуждал просто: нет человека — нет проблемы.

А Беллатриса Лейстрендж обрадовалась просто так, потому что была гадкой и злой.

* * *

Большой зал, где было решено устроить похороны, надел черные одежды — в конце концов, профессор Снейп любил черное.

— Профессор Снейп, — Гермиона, как глава магического отдела записи актов гражданского состояния, взяла слово первой, — был человеком честным, и потому непонятым жестокой общественностью. Он не умел делать комплименты, и его, само собой, не любили. Если профессор видел ошибку в домашнем сочинении, — Гермиона промокнула глаза платочком, — он мгновенно ставил «отвратительно» и возвращал эссе на доработку.

— Так выпьем же за то, что этот кошмар закончился! — уже основательно подвыпивший Уизли порывался взобраться на стол, но Гарри удержал его за мантию. Гермиона охнула и поспешила к мужу, чтобы успокоить. Освободившееся место у трибуны занял Кингсли Шеклболт.

— Северус был человеком строгим, но справедливым, — министр накапал себе Успокаивающей настойки и залпом выпил. — Он выступал за искоренение неспособных волшебников из магического мира, за что его, конечно же, не любили, но теперь, с его смертью, жизнь таких колдунов стала лучше, жизнь стала веселее.

— О чем вы, министр? — возмутилась Макгонагалл. — Хосподь с ней, со справедливостью. Северус Снейп порывался проверить все ваши речи на грамматические ошибки и, если не ошибаюсь, находил ошибки кучками и пачками! Но теперь мы забудем об данном недоразумении, и теперь министр может говорить «звОнит» и «квАртал» — и никто! Не сможет ему помешать.

— Граммар-наци у-лю-лю

Мы вертели на хую! — Кингсли вскочил с места и сделал неприличный жест.

«Министр сделал программное заявление, — застрочило перо Риты Скитер. — Новый национальный проект «Образование» преследует своей целью воспитание поколения, которое не поймет ничего из его речей, потому что будет безграмотным. Замечательный, стратегически продуманный ход!»

— Ну и бред! — Джинни Уизли, качая маленького Альбуса на руках, распихала народ и прорвалась к трибуне: — Я протестую. Северус Снейп был замечательным человеком, понимающим, человечным, жестким, но…

— Уберите оппозицию из зала! У нас однопартийность, ежели кто не знал.

— Она никогда мне не нравилась, эта Джинни Уизли, есть в ней что-то… революционное, — прошептала старушка, сидевшая на единственном стуле.

— Северус Снейп был бунтарем! — выкрикнули из зала.

— Он был мудаком, — мрачно поправил Забини в белом.

— А еще он сочинял бездарные брошюрки и заставлял учеников Хогвартса их читать, — пожаловалась Пинс.

— А еще он любил Дамблдора, — скромно вставил Филч. — Нет, я не осуждаю, но его же никто не любит, он же гад. И с дольками. Да и вообще, как его можно любить?

— Зато Снейп был вежливым. А брошюрки его за душу берут. И над некоторыми я ржал!

—Да ты всегда ржешь, — Симус махнул рукой на Пивза, зависшего под потолком.

— Северус не гнушался говорить правду в лицо! — Рон лыка не вязал, но старался. — Помнится, один раз он застал Гарри и Гермиону за поцелуем. Дык так и сказал: ваша пара концептуально не выдержана.

— Чево? — гости вытаращили глаза: таких умных слов они от Рона ни разу не слышали.

— Ну ладно-ладно, он имел в виду, что их пара — это жесть.

— А еще Снейп забрасывал министерство записками сомнительного содержания, которые пришлось сжечь.

— Он был мудаком, говорю же, — не успокаивался Блейз.

— Мудакам здесь не место!

— Искореним!

— Мы за мир без ограничений!

— За демократию! — похороны стремительно превращались в массовое гуляние.

— Северус Снейп хотел сделать этот мир лучше… — Гарри схватился за сердце, и мадам Помфри подорвалась с места. Далее речь продолжалась под запах коньяка. — Но мы преодолели эту трудность, и наш мир снова говно!

Скромные аплодисменты, не успев зазвучать, стихли, как будто звук выключили. Гроб покачнулся. Северусу Снейпу порядком надоело выслушивать бред: он, повернувшись на другой бок, почесал задницу и задремал. Брошюрки-то остались стоять на полках Хогвартса и зомбировали юные умы до сих пор.

Ну вы поняли.