Дом под звездным небом

Мою маму зовут Луна. Я серьезно.

А я – Марго, и еще у меня есть два братца, Ларри и Лесли.

Они мои старшие братья – якобы. В учебнике психологии, например, написано, что физический возраст с психологическим не совпадает – это про них. Формально им тринадцать, фактически – шесть. Мне десять, и все говорят, что я гораздо серьезнее моих братьев.

Ту историю, когда они сбежали ночью из интерната в Антарктиду, чтобы пингвинов изучать, я до сих пор с дрожью вспоминаю. Абсолютно безответственное поведение.

Но я не буду отвлекаться на этих сорванцов, они меня не заставят сбиться с темы!

Итак, меня зовут Марго Скамандер, я учусь в четвертом классе школы-интерната «Оул хилл» в Лондоне и хорошо успеваю по химии, математике и литературе. Мне десять лет, через два года я планирую перейти в специализированный колледж с углубленным изучением биологии, где сейчас учатся мои братья-обалдуи. Дорогие читатели, очень приятно познакомиться.

Я учусь в Лондоне, но живу на острове Невермор в составе Малых Нормандских островов, в Неверморском государственном биосферном заповеднике.

Невермор находится на юге Британии в Британском заливе, и там я живу на каникулах.

На самом деле, я могла бы и не уезжать оттуда, потому что все сотрудников заповедника решали вопрос: уезжать их детям или остаться на дистанционном обучении. И все проголосовали за «уезжать». Лично я думаю, что они хотели хоть на пару месяцев избавиться от Ларри и Лесли.

Например, потому что директор интерната, где они учатся, он быстро стал сторонником дистанционного обучения… Ларри и Лесли его достали за месяц.

И если бы директор не боялся нашего папы, он бы их выкинул.

Итак, я живу на острове.

У нас там очень красиво, у нас изумительное чистое небо – теперь мне есть с чем сравнить! Лондонское небо даже небом не назовешь. По сравнению с нашим.

По ночам на нашем небе видны все звезды, и они движутся. Некоторые движутся быстрее – это спутники Земли или колдуны на метлах. К нам так однажды профессор химии приезжал – одна звезда спустилась с неба к нам и оказалась профессором на метле.

Но это было всего один раз, и папа того профессора страшно отругал. Теперь этот профессор приезжает на пароме, как и все остальные.

Папа является директором заповедника.

Он заведует заповедником уже пятнадцать лет. И с тех пор заповедник претерпел большие изменения и стал самым крупным научным центром Европы, так на чествовании папы один ученый говорил.

И еще папа построил на острове Институт серпентологии, и наш институт по данной теме является лучшим в мире. К нам по вопросам редких змей и ядов приезжают со всего мира, и папа всем дает консультации. Он директор Института, профессор Рольф Скамандер, доктор биологических наук.

К нему даже однажды позвонили из Уганды – это в Африке, очень далеко! Из госпиталя Уганды. Туда попал человек, умирающий от яда, а они не могли определить, какая змея его укусила. И срочно позвонили папе. И папа по телефону определил, что это был за яд, и продиктовал им формулу сыворотки. И человека спасли! Потому что папа – крупнейший в мире авторитет по ядам.

К нему часто пишут с такими вопросами, но необязательно так срочно.

Папа – очень умный и строгий директор, его все уважают.

Когда в наш заповедник приезжал с инспекцией один тип, бюрократ (так сказал папин бухгалтер), мы все сбежались под папину дверь послушать, как он ставит бюрократа на место.

Он всех ставит на место, даже самых непробиваемых. Я очень люблю, когда к нам приезжает кто-то непробиваемый, потому что папа с ним так поговорит, что мы долго будем хихикать и вспоминать разные фразы.

К нам даже один Арабский Диктатор приезжал. Он хотел у себя разводить самых ядовитых змей. А когда поговорил с папой, то вернулся в свою диктатуру и объявил там выборы в парламент! Это папа на него так повлиял, что он стал демократом.

Рядом с институтом есть коттедж ректора, там мы и живем.

Папа, мама, близнецы и я.

А еще есть коттеджный поселок, где живут остальные сотрудники и их дети. Сотрудники Института и заповедника – потому что Институт считается центром заповедника.

В папином коттедже и в его кабинете висят камеры, откуда видно всё происходящее в заповеднике.

Это очень важно, потому что заповедник надо охранять от браконьеров.

Никто не может проникнуть в заповедник мимо папы, даже пролететь на метле не может! Только с его разрешения на взлет.

Папа специально так заколдовал границы.

У нас много редких видов, и их надо оберегать. Например, серебристый единорог – его рог стоит целое состояние, за это и убить не побоятся. Серебристых единорогов в мире осталось всего триста, для них создано два заповедника. Наш и второй во Франции.

Или вислоухий еж – у маглов их совсем не осталось.

Но я , кстати, заметила, что заповедник у нас странный: его обитателей видят не все. Например, единорогов видят только волшебники! А маглы, работающие в заповеднике, его не видят. Странно, правда? Даже доктора наук.

Они работают у нас и охраняют единорога, но увидеть его не могут!

Зато магловских животных видят все.

А волшебных – не все. Даже не все волшебники. Каплегрюмов, например, не видит даже папа, а только мы с мамой.

А у нас редкий вид каплегрюмов: синеносики. И такие забавные… А папа их не видит. Жалко.

Но мама не теряет надежды, что он увидит их когда-нибудь, потому что папа, как она говорит, тоже такой человек, что всегда видел нечто, которое не видели другие. А видел только он один. Но он вырос и рассказал всем – и тогда все увидели!

Мама тоже такая. Она видит то, что не видят остальные. А когда я ее спрашиваю почему, она повторяет:

— Потому что люди смотрят на вещи не так, как они есть, а так, как люди хотят их видеть.

Поэтому, если ты что-то не хочешь замечать, ты и не заметишь. Даже слона!

Например, мне все говорили, что я зануда, но я никак не верила. А однажды в интернате выговаривала одному мальчику, он вечно нарушает дисциплину – выговариваю и думаю: какая же я зануда! Раз – и всё увидела…

Но мама удивительная. Она видит совершенно фантастические вещи. Я понимаю, что в них трудно поверить.

Кстати, так мама спасла папу: много лет назад он умирал, и все посчитали, что он умер, а мама увидела, что он жив.

Она никому не поверила, хотя ее долго убеждали, что ей только кажется. И она вылечила папу.

— Ваш папа живет потому, что я не верю, будто он умер, — шутит мама. – Все считают его мертвым, а я – живым.

В брак папы и мамы тоже трудно поверить. Они настолько разные!

Папа старше мамы на двадцать лет.

Мама светловолосая и голубоглазая, а папа – черный-черный (там, где не седой).

Мама очень рассеянная и отвлеченная, а папа – страшно собранный и дисциплинированный.

Мама говорит, что не смогла бы и мышкой управлять, а папа управляет целым Институтом, и у него прекрасно получается. И еще он управляет мамой и нами.

Но папина секретарша говорит, что мама хитрит, и если папа управляет всеми, то мама управляет папой. Только незаметно.

Как же незаметно, если папина секретарша заметила?

В общем, папа с мамой совсем не подходят друг другу. Они даже вещи видят по-разному. Но скоро они будут праздновать пятнадцатилетие свадьбы, как бы все ни удивлялись!

Мама знает папу всю жизнь. Он был учителем в школе, где мама училась. И даже ставил ей неуды, потому что она была всегда страшно рассеянная и никогда не следовала инструкциям. А в ядах и противоядиях важна точность, это вопрос жизни и смерти!

Мама и меня разыграла однажды…

Я была совсем маленькая, еще в школу не ходила.

И однажды ночью я проснулась и слышу, как папа с мамой на крыльце разговаривают.

Смотрят на небо и разговаривают о звездах. Я их понимаю, у нас ночью небо красивее, чем днем! Я сама засмотрелась.

— Вон созвездие Зельевара, — говорит мама, показывая на небо. – Какой сегодня яркий Орион! А вот и созвездие Котла, совсем рядом.

— Дорогая, профессор Пшик-Пузырев давно доказал, что созвездия Зельевара и Котла – это досужие выдумки, их нет ни в одном каталоге! – серьезно возразил папа. – Он неоспоримо выяснил, что под этими ненаучными объектами скрываются созвездия Чародея, Метлы и Волшебной Палочки.

И мама засмеялась.

Мне это так понравилось, что я запомнила созвездия Чародея-Зельевара, Котла, Палочки и Метлы. И как же я сдурила на первом школьном уроке астрономии!

Надо мной весь класс смеялся.

Никогда не чувствовала себя такой глупой. К родителям нельзя относиться серьезно!!!

Главное, что мне никто не виноват, я сама должна была проверить!

Не зря же они так подозрительно смеялись…

Следующим утром я просыпаюсь от воя и грохота.

Ларри и Лесли, кто ж еще!

Они уже громко извиняются, что делали эксперимент, а он оказался неудачным, а папа кричит на них из окна.

Семь часов. Солнце только-только встало – доброе утро!

Я вижу в окно своей спальни, как вскакивают люди всего нашего поселка, но узнав, что это всего лишь Ларри и Лесли, ложатся обратно.

К Ларри и Лесли мы привыкли – если к ним можно привыкнуть. Не в первый раз так просыпаемся.

Главное, что не ЧП. Не то, как когда у нас гадюки сбежали или когда самка королевского соплохвоста укусила профессора Гридли.

Ох, Ларри и Лесли!

И в кого они уродились такими сорванцами?

Как вспомню историю с Гретна-Грин: когда Ларри было восемь, он вообразил, что влюбился в дочку доцента Дорна и сбежал с ней в Гретна-Грин, чтобы пожениться. Прямо на голубом ориентальном гиппогрифе. А она магла, между прочим.

Их папа и доцент Дорн догоняли на велосипеде – под рукой у папы был только велосипед доцента Дорна, и папа его наскоро облетучил.

Причем, Лесли очень обиделся, что Ларри влюбился, а он — нет. Близнецы же привыкли всё делать вместе. А тут Ларри влюбился в одиночку.

Поэтому Лесли пробрался в папину лабораторию и сварил себе Любовный напиток, чтобы не отставать от Ларри и тоже влюбиться в кого-нибудь!

Хорошо, что папа его застукал и он не успел ничего выпить.

Пить непроверенные зелья нельзя, это папа нам вдолбил хорошо!

И Лесли мне по секрету признался, что он проверял сначала, он же не самоубийца. Он дал зелье сначала папиным змеям, чтобы убедиться, что сварил правильно. И только потом налил себе.

Папа всё зелье уничтожил, и Ларри об этом долго жалел. Он добрый, он хотел остаток зелья влить в кофе Стентонам, чтобы они не разводились…

Стентоны и без зелья потом не развелись, а приплод змей в том году был феноменальный. К нам приезжали его зафиксировать из Книги рекордов Гиннеса.

А когда дочка Дорна через год разлюбила Ларри и ушла к Полу Дули, он хотел отравиться… Нет, близнецы – это катастрофа.

До меня доносится отзвук скандала:

— И что на этот раз?

— Мы просто пытались скрестить ландыши и пухоспинок, чтобы ландыши были мохнатыми! Помнишь, ты делал доклад о мохнатых змеях?

Невероятно.

И главное, они же колдуют перед маглами!

Какое счастье, что маглы ничего не замечают. В упор.

Как мама когда-то сказала: они не хотят замечать, что волшебство существует.

Мы, волшебники, живем с ними на одном острове, химичим у них на глазах, а они сё равно не верят!

— Видишь ли, маглов в школе учат, что волшебства не существует. А большинству людей легче закрыть глаза на очевидное, чем признать, что их неверному взгляду на мир учили в школе, — говорит мама.

Странно, правда?

Не могу привыкнуть, что мы живем вместе с маглами – и притом отдельно. Настолько отдельно…

Например, маглы не знают, что у нас были две войны с Волдемортом! Я сначала не верила.

Как же возможно, чтобы они не видели, не подозревали – целая война прошла мимо них? Не знать, что была война в твоем собственном государстве? И в ней – жертвы?

Но мама подтвердила, что не знают и официально им вообще рассказывать об этом запрещено!

Не понимаю.

Притом, что у мамы с папой в кабинете ордена с той войны, и у миссис Джонс – профессор Сьюзен Джонс, она заведует нарлами, она тоже волшебница. Она училась вместе с мамой, когда шла война, и тоже была в Армии Дамблдора. У миссис Джонс жуткий шрам на груди с той войны, с Битвы за Хогвартс, и у нее мигрени каждое полнолуние. Но она тоже молчит.

И все наши волшебники молчат. Хотя мы каждый год отмечаем День победы, 2 мая.

А маглы отмечают 8 мая – у них свой День победы… Почти одновременно.

Нет, конечно, 8 мая мы отмечаем вместе. Это общий праздник Победы. И в интернате нам о нем рассказывали…

А вот Сиду Джонсу не рассказывали.

Сид – сын миссис Сьюзен Джонс, и он тоже волшебник. Миссис Джонс отдала его учиться в Хогвартс.

Папа с мамой долго обсуждали эту тему про нас, посылать нас в Хогвартс или нет. Они сами учились в Хогвартсе. Но мы всё-таки решили в пользу Оулхилла.

Салли Дорн собирается в Кембридж, в магловский университет, и я тоже туда хочу. И близнецы. Там лучшее естественно-научное отделение в Англии. А я хочу стать биологом, а близнецы – химиками.

Ну разве мы виноваты, что у маглов с этой дисциплиной лучше, чем у волшебников? Я хочу учиться на самом лучшем уровне.

А в Хогвартсе, как я узнала, с точными науками совсем худо. Зельеварение и нумерология – Средневековье!

Я вообще планировала поступить в магловский биологический колледж, но тут папа твердо сказал, что я волшебница и в первую очередь должна научиться контролировать свою магию. Сначала надо научиться быть безопасной для окружающих, а потом можно и биологией заняться.

Поэтому нас записали в магическую школу. Но не в Хогвартс, это однозначно.

Нет, я понимаю, что Хогвартс – это престижно, все маги пи слове «Хогвартс» кивают с уважением, и Сид задирает нос, что он учится в «том самом Хогвартсе»…

Но там даже Интернета нет! Там до сих пор пишут перьями на пергаментах, при свечах!

Это уже несерьезно. Они так отстали от жизни…

Они слишком консервативны. Вот мы и выбрали менее помпезный, но современный и добротный Оулхилл.

И когда к нам прилетела фирменная сова из Хогвартса – стильная, не спорю, — мы вежливо отказались.

Оулхилл – тоже прекрасный колледж. Я так считаю. Мне там нравится.

Но папа с мамой всё-таки раздумывали. Я услышала однажды их разговор:

— Хогвартс – элитная и влиятельная школа. Без диплома Хогвартса для наших детей закрываются многие возможности, — заметила мама.

— Закрываются, да. Но где? В магическом мире, — возразил папа. – Для магов Хогвартс – альфа и омега, и ты права, что без него в волшебном обществе можно устроиться только дворником и кондуктором. Но наши дети явно равнодушны к волшебному миру. Они видят свое будущее с маглами… Трагедия мирового волшебного общества прошла мимо них.

— Да, и это хорошо, — сказала мама.

— Возможно. Они выросли среди маглов и не видят себя вне магловской жизни. Недавно Ларри мне сказал, что Хогвартс для него потерян навсегда с тех пор, как там запретили сотовую связь.

— И диплом Хогвартса ничего не значит для маглов, а наши дети хотят работать с маглами.

— Они и сами думают как маглы, — усмехнулся папа. – Что Хогвартс – ископаемое из страны чудиков.

— Они хотят жить с маглами и поступить в магловский университет. Значит, им и учиться в полумагловской школе.

— И нашу любовь к Хогвартсу они никогда не поймут. Обособление магов от маглов для них – непонятная блажь.

— Они просто берут пример с тебя, со своего окружения, — мягко сказала мама. – Они выросли среди маглов, они привыкли, что маглы и волшебники прекрасно уживаются вместе. В твоем Институте. Ведь ты успешно работаешь с маглами уже пятнадцать лет. Не тебе говорить о трагическом и непреодолимом обособлении магов, ты так не считаешь?

О да, папа большой специалист по обращению с маглами!

Нет, у него, конечно, целый шкаф забит грамотами и благодарностями от разных магловских обществ, но я же помню, как он рассердился, когда Ларри и Лесли пытались сбежать из школы к пингвинам на Южный полюс!

Он их сам превратил в пингвинов и посадил в вольер.

— Чтобы изучать пингвинов, далеко уходить не надо! – заявил он тогда. – Изучайте, на здоровье!

И они целые сутки сидели в вольере в его лаборатории, на глазах всех наших маглов. А маглы, кстати, их гладили, закармливали и пытались исследовать. Только они не поняли, что это Ларри и Лесли.

Хотя папа звал их по имени, маглы думали, что пингвинов назвали в честь Ларри и Лесли, в шутку. И смеялись, что шутка удачная, они так на близнецов похожи!

А назавтра папа превратил их обратно.

Но если он думал, что образумил их…

Это же близнецы! Им понравилось.

Они кричали, что это было потрясающе, такой необычный взгляд на мир… Они потом несколько раз подходили к папе и просили превратить их еще раз!

А папа отрезал, что если бы они не сбегали в Антарктиду, а прилежно учились, то сами бы научились превращаться в пингвинов, без чужой помощи. И он надеется, что теперь они вернутся в колледж и будут заниматься, а сбегать перестанут.

Но он только выглядел спокойным. Папина секретарша призналась по секрету, что когда Ларри и Лесли ушли, папа стал бегать по кабинету, держась за голову, и биться головой об стенку.

Вот так Ларри и Лесли нас разбудили.

Не скажу, что это необычно, но на острове я привыкла просыпаться по-другому.

Хотя меня вполне могло что-то разбудить: громкое пение птиц, ворчание животных – у нас круглые сутки кто-нибудь да выступает. А три года назад делали эксперимент с говорящими исландскими дубами, так еще и деревья говорили.

Обычно по утрам начинается с песен жар-птиц и козодоев, потом идут жаворонки и ласточки, потом петухи, коровы и собаки…

А когда мимо проходит стадо гиппогрифов, так цокает долго, и им вслед остальные звери кричат.

Я наизусть знаю, кто когда закричит. И ночью, ложась спать, тоже.

Я засыпаю где-то в десять, тогда тявкают лисы и кошки на охоту выходят. После них, когда я уже засну, засвистят летучие мыши, мозгошмыги и совы, а в полночь вступят оборотни… И нарлы в брачный сезон будут ветками щелкать.

Но все, кто сюда приезжает с материка, вздыхают: «У вас такая тишина!»

Потому что в городе еще шумнее.

Я ложусь досыпать, пока папа с близнецами всё еще ругается:

— Так можно, мы всё сами поправим?

— Разве я неясно сказал, что на сегодня вы наколдовали достаточно?

— А ведь у нас получилось!

— Да, пап, ты посмотри! Ландыши действительно пушистые, только кусаться стали.

— Всё, что имело несчастье соприкоснуться с вами, начнет кусаться! – ворчит папа, и я засыпаю.

Когда я просыпаюсь, солнце уже высоко.

Нехорошо опаздывать на завтрак, но я долго лежу. Всё-таки, как хорошо жить дома на каникулах!

Я никуда не спешу и выхожу гулять.

И сразу вижу падающую звезду.

То есть, опять кто-то прилетел на метле! Бедный папа. Мало ему Ларри и Лесли, теперь он опять станет ругаться…

Я подбегаю к месту приземления и вижу там очень интересного волшебника. На траве стоит старичок с метлой и отряхивается.

— Здравствуйте, — говорю я. – Простите, здесь нельзя летать.

— О! Извините, — огорчается старичок.

Он совсем маленький – настоящий гном! Или гоблин. И очень старый. Ему лет двести. И очень заслуженный, настоящий профессор! Уж я профессоров навидалась, у меня глаз наметанный.

— Я совсем не желал доставлять огорчения столь очаровательной юной даме, — говорит старичок.

Я смущаюсь.

— Да ладно, главное, чтобы папа не ругался. Хотите, я провожу вас в дом?

— Я был бы вам чрезвычайно признателен, — серьезно отвечает старичок. – Могу ли я поинтересоваться, кто ваш папа?

— Профессор Скамандер, — отвечаю я и веду старичка в Институт.

— О, я вас поздравляю. Ваш отец – замечательный человек, — говорит старичок.

Он мне нравится!

— Спасибо, я тоже так считаю, — признаюсь я. – И мама тоже замечательная. И близнецы, если подумать.

— Это очень ценное признание, — серьезно кивает старичок. – Вы совершенно правы про свою маму, она была одной из моих любимых учениц.

— Ой! Так вы тоже преподавали в Хогвартсе? – радуюсь я.

— Да, я имел такую честь, — торжественно отвечает старичок и отмахивается от кусачего ландыша. – Простите, а с кем имею честь говорить, если это не секрет?

— Я Марго, а это мои братья – Ларри и Лесли. Видите тот пушистый ландыш? Это они заколдовали. только не подходите близко, он кусается.

— Чрезвычайно интересный эксперимент. Я буду рад познакомиться с Ларри и Лесли, — говорит старичок.

Но так как Ларри и Лесли его уже слышат, они подходят и отгоняют ландыш. А потом Ларри кланяется (умеет показывать манеры, когда хочет!) и здоровается:

— Доброе утро, сэр.

— Доброе утро, — вежливо отвечает старичок и тоже расшаркивается. – Вы не представитесь?

— Я Лоркан Скамандер, это мой брат Лизандер и сестра Моргана, — представляется Ларри.

— С мисс Морганой я уже имел честь познакомиться.

Чудесный старичок! Такой доброжелательный. Теперь я вздую Сида Джонса, который кричал, что мой папа никогда не преподавал в Хогвартсе, там в списках учителей нет и не было никакого Скамандера. И что яды и противоядия на самом деле преподавал профессор Снейп – тот, который погиб в Воющей Хижине.

Вот человек, который учил в Хогвартсе, и я у него спрошу, работал ли там папа.

А Сида вздую. Я знаю одно хорошее проклятие.

Мы не успеваем подойти к дому – мой папа уже идет навстречу. Конечно, сигнальные чары успели оповестить его, он уже всё знает!

И мама идет вместе с ним – даже бежит!

Они оба бегут. Они так сияют, словно внутри свет включили! Никогда не видела у мамы такого светлого лица.

— Профессор Флитвик! – восклицает мама. – Вы всё-таки приехали!

— Я бы никогда себе не простил, дорогая, если бы пропустил такой замечательный случай повидать вас, — сказал старичок. – Разрешите комплимент от старика? Вы стали настоящей красавицей, а вашими детьми следует гордиться.

Папа так посмотрел на Ларри и Лесли, что они чуть не слиняли в землю.

— Пройдемте в гостиную, я приготовила вам торжественный завтрак. Вас все там ждут! – радостно говорит мама. – А как Сьюзен обрадуется! Сьюзен Боунс, помните?

— С Пуффендуя? – спрашивает старичок и щурится. – Очень хорошо помню. Сьюзен отлично удавались Манящие чары.

— Она будет рада, что вы до сих пор это помните, — улыбается мама.

А старичок смеется:

— Все бывшие преподаватели грешат излишней памятью. Мы бы и хотели забыть ваши проделки, дорогие ученики, да не можем, даже через двадцать лет. Верно, профессор Скамандер?

— Дай Мерлин, чтобы это были наши худшие воспоминания, — ворчит папа.

Вот сейчас пойду и вздую Сида Джонса. Не откладывая.

Добрый профессор пробыл у нас весь день. Ходил по заповеднику вместе с папой, осматривал лабораторию, обошел весь институт. В папином кабинете очень уважительно оглядел шкаф с наградами.

Кстати, после обеда он сдержал слово и попросил Ларри и Лесли показать ему кусачих ландышей!

Потрясающий профессор.

А вечером мы устроили ему прощальный ужин, он должен был в полночь уезжать через каминную сеть.

И после ужина профессор Флитвик признался, что все хвалебные отзывы о нас, что он слышал, справедливы, и заповедник устроен образцово.

— У меня много планов расширения. Сейчас дел только начато, еще рано говорить об успехах, — отмахнулся папа. – Я очень рад, что вы приехали. Я давно хотел обсудить с вами некоторые улучшения…

— Как всегда недовольны имеющимся и стремитесь к прогрессу, Северус? – засмеялся профессор.

И я ляпнула, не подумав:

— Почему Северус? Моего папу зовут Рольф.

Папа одним взглядом впечатал меня в кресло.

Ну когда я научусь не вмешиваться в разговоры старших!

Я честно прошептала «Извините» и вышла из гостиной на веранду.

Я слышала, что вслед мне профессор Флитвик говорит своим мягким старческим голосом:

— Это я должен извиниться. Юная леди абсолютно права. Капризы старости: я одного человека принимаю за другого.

Я сижу на веранде и смотрю на звездное небо.

Я слышу в гостиной голоса. Но я не могу вернуться.

Я смотрю вокруг и не узнаю ни одного камешка, ни одного куста. Они мне незнакомы.

Не всё здесь незнакомо – а я думала, что знаю здесь всё, что это мой дом.

Звездное небо надо мной прекрасно – но у меня оно внутри сломано…

«Северус»!

Они мне лгали.

Они всю жизнь мне лгали.

Я думала, что мы семья, и доверяла им. Уважала их. А они всегда скрывали от меня такое… Скрывали самое главное.

Они выставили меня дурой. Меня опять провели – все знали правду, кроме меня, даже Сид Джонс!

А они позволяли мне заблуждаться и смеялись надо мной.

Я думала, что я знаю, кто я. Где я.

А теперь – кто я? Кто мой отец? Кто мои братья?

Я могла сказать не задумываясь, что я Моргана Скамандер, дочь уважаемого профессора Рольфа Скамандера, директора заповедника. А теперь оказывается, что я дочь какого-то Северуса Снейпа. Кто он? Я его не знаю…

«Северус»!

Северус Снейп – тот странный Черный человек из учебников истории.

Я читала о нем, и кто бы мог подумать, что всё это время я читала о своем отце!

Я думала о нем – я думала о многих героях той войны. О Гарри Поттере, о профессоре Дамблдоре, о Волдеморте – и о профессоре Снейпе, конечно…

А он, этот чужой и странный человек, оказался моим отцом. И отцом Ларри. И Лесли.

Не знаю, смогу ли я теперь доверять ему. Хоть когда-нибудь!

Я думала, он умер. Это во всех учебниках написано: он умер от укуса змеи Волдеморта в Воющей Хижине.

А он, значит, жив? Тогда почему все пишут, что он умер?

А этот шрам на папиной шее, о котором мама говорила, что однажды он не поладил с гигантским сетчатым питоном. Так это был не питон. Это была Нагини, то самое чудовище с рисунка в моей хрестоматии…

Я не знаю, кто я и что мне теперь делать. Мой мир рухнул.

Я просто сижу и смотрю на звезды.

И я слышу, как сзади хлопает дверь.

Мама. Я не оборачиваюсь, но я знаю, что это она.

Она останавливается на пороге за моей спиной и тоже любуется звездами.

Я не обернусь.

Она кажется такой открытой и искренней, как она могла мне всегда врать…

Мама смахивает с дверного косяка мозгошмыга и начинает говорить.

— Какая красивая ночь, правда?

Красивая. Но я не отвечу.

— Красивая, мирная, светлая ночь. В мире нет войны, и я стою на пороге своего мирного дома, в кругу моей семьи. В цветущем саду. Под звездным небом. Я счастлива… Я всю жизнь мечтала, что будет так. Что когда-нибудь я буду стоять так – и мечта моя сбылась.

Мама улыбается и продолжает:

— Я мечтала об этом отчаянно, потому что началась моя жизнь по-другому. Всё было не так. Когда мне было столько же лет, сколько тебе, шла война. И ночей под звездным небом не было. Были крики, стоны, проклятия и звон оружия. Было незнание, что случится завтра и наступит ли это завтра. Кто встретит это завтра, а кто – уже никогда нет… А встречу ли рассвет я. И я мечтала – безумно – что всё это кончится, и я построю себе дом под звездным небом.

Мама смотрит на небо.

— Мне тоже пришлось воевать. Мне пришлось воевать и бороться, чтобы моя мечта сбылась. Я многое натворила, чтобы она исполнилась. Я воевала за нее много и долго, я приносила жертвы… И я построила ее, как сумела. Когда-нибудь мне придется ответить за всё, что я наворотила, чтобы осуществить мою мечту. Но я не жалею. Потому что я счастлива.

Мы все празднуем, что 2 мая 1998 года война кончилась… И она кончилась тогда, для многих. Но не для всех.

Были люди, для которых война не кончится никогда. Которых всегда будут преследовать Черные метки, дементоры, допросы, тюрьмы, мстители из прошлого, Непростительные заклятия… Для них война будет длиться, пока они живы, и умрет только вместе с ними.

Им не узнать мира и счастья. Если не случится чудо.

Это жестоко, но сам начальник аврората когда-то сказал, что некоторым лучше бы умереть в той Битве и быть похороненными вместе с этой войной.

Профессор Снейп умер в Воющей Хижине. Это было для всех очень удобно.

Я думаю, это был его самый счастливый шанс.

Я буду рада заплатить за свои дела, когда придет мой час. Потому что сейчас я счастлива, и я старалась сделать счастливыми других. Я думаю, мне это удалось. И мы с твоим отцом сделали всё, чтобы счастливы были вы, наши дети.

Мама замолкает.

Наверное, она смотрит на небо?

Я оборачиваюсь. Она стоит не одна, а положив голову на плечо отца.

И они смотрят не на звезды, а на меня.

А из дверей выглядывают Ларри и Лесли. Профессора Флитвика, видимо, уже проводили.

И тогда я подхожу к ним, обнимаю их, и мы все вместе считаем звезды на небе, а потом идем спать.