Драко сидит в меноре и слушается маму — старается не попадаться на глаза Лорду, не расстраивать отца, не сердить взрослых Пожирателей... Мама произносит всю эту чушь с почти умоляющим выражением лица, комкает в пальцах платок, повторяет одно и тоже по сотне раз. Когда так происходит, Драко щипает себя за руку, сильно, стискивая ногтями тонкую кожу в сгибе локтя. Потом синяки остаются. Он знает, что раньше — просьбы матери насмешили бы его, он бы после передразнивал ее перед друзьями.
Драко сидит в меноре и пытается отвлечься от тоски, ничегонеделанья и презрения к себе (Слабак! Слабак! Ни туда, ни сюда!). Он смотрит на обитателей поместья отрепетированным бесстрастным взглядом, запоминает и анализирует.
Он быстро понимает, что тетя Белла сумасшедшая, сама знает о своем безумии и наслаждается им, как абсентом, его ядовитой, горькой, приторной, шибающей в голову силой.Он знает — умом знает, а сердцем никак не может принять — что отец сломлен. Люциус теперь все время смотрит вниз, утыкает взгляд в гранитные плиты пола, прослеживает их стыки.
Драко снова и снова смотрит на одного Пожирателя за другим, и все они... ущербные. Выщербленные собственной жестокостью и жестокостью Лорда.
Однажды, когда Драко лежит в постели и рассматривает лепнину на потолке, стараясь уснуть, ему приходит в голову, что менор превратился в дом сломанных игрушек. Фарфоровая кукла Белла с растрепанными волосами и дырой там, где у людей сердце, ее сестренка кукла Нарцисса, с которой пооблупилась краска... Лысый пупс в черных пеленках, безгубый, безносый. Все поместье превратилось в огромную детскую комнату, с ума сойти!
От этой мысли Драко начинает хохотать, истерическим хриплым смехом в тишине полуночной спальни, начинает и тут же останавливается, а хохот дрожит еще какое-то время в чернильном ночном воздухе.
Когда егеря в первый раз заявляются в менор, они сразу же вызывают у Драко раздражение. Они шумные, тупые, грязные, провонявшие дымом — пахнут какой-то несвежей копченой колбасой.
Они смеются, не злодейски, не истерически, не безумно. Они стоят где-нибудь во дворе тесным кружком и смеются... ну, как будто им правда весело. Драко это удивляет. Поражает. Бесит, в конце концов.
А потом он натыкается в коридоре на одного из них, высокого парня с русым хвостом, в котором встречаются красные пряди. Он стоит, прислонившись к стене, рассматривает собственные обломанные ногти с ободком грязи. У него странно поджатые губы — это и ядовитая, и угрюмая, и хищническая усмешка. Драко кажется, что если парень улыбнется, станут видны его клыки, острые, хоть и бывавшие в деле.
— Что ты здесь делаешь? — Драко держит голос — он все-таки сын хозяина поместья. Он имеет право на вопрос.
— Думаю.
Он и не собирается поднимать глаза, этот чокнутый егерь. Смотрит на ногти.
— Здесь?
Думать, опершись на стенку посреди коридора?
— Какая разница? — егерь дергает уголки губ вверх. Драко прищуривается и вдруг понимает, что егерь его видит, следит уголком глаза.
— Действительно.
Драко кивает ему и уходит. И думает, что этот человек — цельный. Неповрежденный.Надо будет еще с ним поговорить.
Vova
