ОД - ошибка Дамблдора

«Грядет тот, у кого хватит могущества остановить Темного Лорда… Рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца… И Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен будет погибнуть от руки другого, ибо ни один из них не может жить спокойно, пока жив другой… Тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Темного Лорда родится на исходе седьмого месяца…» — предрекла однажды странного вида женщина в нелепых очках с толстенными стеклами, сильно похожая на стрекозу, и в ночь всех святых произошло то, на что в тайне надеялись многие маги: Темный Лорд действительно исчез… Вскоре после этого события во всех газетах появились фантастические по своему содержанию статьи о маленьком мальчике, которому удалось выжить после встречи с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Вся магическая Британия была взбудоражена последними новостями, и с удовольствием впитывала в себя любую информацию о своем спасителе. К чести журналистов, тем удалось поделиться со своими читателями очень даже многим, несмотря на то, что местоположение ребенка хранилось в строжайшем секрете. Репортерам откуда-то было известно о том, что спасителем был никто иной, как единственный наследник трагически погибших Лили и Джеймса Поттеров, о том, что Темным Лордом было запущено в мальчика третье непростительное проклятье, о том, что это проклятье каким-то невероятным образом отскочило от ребенка, оставив от себя лишь шрам в виде молнии, даже о том, что этот самый шрам расположен на лбу. Слухов и предположений о «Мальчике Который Выжил» было более чем достаточно, и только директор школы Хогвартс знал, что из всего было правдой, а что всего лишь предположениями. Однако даже Дамблдор был весьма удивлен, когда в ведомостях от 1991 года о зачисленных на первый курс рядом с фамилией Поттер обнаружил другое имя… женское. Чтобы разобраться в том, где же была допущена ошибка, директору пришлось провести один очень сложный и не совсем «светлый» ритуал. Результат превзошел все ожидания: пророчество уже сбылось и сбылось оно одиннадцать лет назад, а некая Ханна Поттер является ни кем-нибудь, а близнецом небезызвестного и, к сожалению, погибшего Гарри Поттера. И хотя подобное известие шокировало меньше чем в свое время предположение об отскочившем луче смертельного проклятья, планы директора рухнули столь же стремительно, как неуклюжий пуффендуец с метлы. Открывшаяся истина в корне изменила все: начиная с положения «Героя» в обществе и заканчивая идеями о том, как у ребенка появился на лбу шрам в виде молнии со следами темной магии. О том, что за сила выбила дух сильнейшего темного мага из собственного тела, Дамблдор конечно мог только гадать, но он искренне надеялся, что эта самая сила также таится и в сестре Гарри Поттера, иначе ему просто нечего будет противопоставить Темному Лорду. Раскрывать общественности правду было слишком опасно – тот же шрам был чуть ли не знаменитее самого обладателя – значит было необходимо убедить Ханну сыграть уже давно задуманную роль «Мальчика Который Выжил» хотя бы на время обучения в школе. К слову сказать, Ханна согласилась практически сразу, стоило ей только понять, что и в этом новом, «сказочном» мире ей не будут рады, если она появится в нем как девочка.

Жить как мальчик? Сначала Ханне казалось, что ничего сложного в этом нет, ведь ее часто принимали за мальчика – этакого забитого паренька в одежде с чужого плеча и с совершенно нелепой прической – «Спасибо!» тете Петунии. Конечно, ведь миссис Дурсль ненавидела «лишние» траты, будь то игрушки для племянницы или дополнительная баночка шампуня, так что Ханна донашивала вещи за кузеном. Примерно раз в неделю Петуния собственноручно подстригала девочку: волосы у Поттер, по мнению женщины, отрастали неприлично быстро. В остальном тетю Петунию неприглядный вид племянницы особо не волновал, так как она не считала себя обязанной ухаживать за дочерью своей непутевой сестрицы. Миссис Дурсль вообще считала, что не обязана заботиться о ребенке с «опасными наклонностями», потому что в этой так называемой магии ничего хорошего не видела и не желала видеть. На самом деле, в душе Петуния очень надеялась на то, что Поттер не пойдет по «скользкой дорожке» волшебства, а потому держала девочку в «ежовых» рукавицах и не позволяла той никаких вольностей. Но все надежды Петунии рухнули с появлением первого письма из Хогвартса.

Потом были совы, много сов. Они буквально оккупировали дом, казалось, они слетались на Тисовую улицу со всей Британии. Вернон был просто в бешенстве. Каждый новый день был ужаснее предыдущего, так что, к тому времени как пришел полувеликан, сама Петуния уже готова была совершить многое, только бы этот огромный мужчина, назвавшийся Хагридом, увез ее «ненормальную» племянницу от них подальше.

Ханна же, не знавшая от семейства тётушки ничего кроме упреков и оскорблений, была готова воспользоваться любым, даже самым призрачным шансом, лишь бы сбежать от «любимых» родственничков. И пусть для этого ей нужно будет называть себя Гарри, жить среди мальчиков, да и вести себя как мальчик. Ханна была готова пойти на это.

Она думала, что справится. Думала так в поезде, когда познакомилась с Роном Уизли и тогда, когда профессор МакГонагалл надевала на ее голову шляпу Гриффиндора. Сникла Ханна немного позже, уже по дороге к столу с новыми сокурсниками: распределительная шляпа была твердо настроена отправить Поттер на «любимый» факультет Волан-де-Морта – Слизерин. Главным аргументом было как раз таки то, что Ханна решилась на столь серьезный обман. Тогда и зародились первые сомнения, возникла неуверенность, «вынужденная мера» превратилась в гадкую ложь. Вдруг к девочке пришло понимание, что быть мальчиком намного сложнее, чем поначалу представлялось, что мало просто выглядеть соответствующе. Немалую роль в возникновении подобных мыслей сыграли проклятья шляпы в адрес Дамблдора и очень смущающие примеры того, чего же Ханне недостает касательно физиологической разницы между полами и не только.

Поттер была так подавлена, что не могла толком ни на чем сосредоточиться. Она все думала о том, что же будет, если ее тайна внезапно раскроется. В голове то и дело мелькали мысли о том, что ее могут возненавидеть за ложь, за то, что она всего лишь сестра великого Гарри Поттера, за то, что посмела водить за нос весь магический мир. Слова Дамблдора о необходимости принятия образа погибшего брата, о том, что герою потом все простится, внезапно стали не такими убедительными как раньше. Конечно, директор обещал, что все будет хорошо, что кольцо, которое он дал, не позволит распознать в Ханне девочку даже тому, кто застанет ее без одежды. Еще Дамблдор что-то говорил про то, как работает магия этого предмета, только вот Поттер толком так и не поняла принципа. Судя по всему, кольцо Калиостро, а называлось оно именно так, каким-то образом изменяло внешность того человека, который его носит, но вот Ханна, как ни старалась, изменений в себе так и не обнаружила, ни с зеркалом ни без него, разве что кожа стала еле заметно мерцать волшебством. По большему счету, главным для Ханны было то, что кольцо точно «не сломано» и что ей не придется писать стоя.

~оОо~

Первые несколько недель Ханна была как на иголках: профессор Снейп как-то странно все время на нее посматривал, профессор Квирелл почему-то именно к ней был особенно внимателен, сокурсники доставали вопросами, да еще и Драко Малфой постоянно крутился рядом, непрестанно сыпля всевозможными оскорблениями в ее адрес. Поттер казалось, что все если не знают, то догадываются о том, что она не та, за кого себя выдает.

— Почему ты не моешься вместе со всеми в общей мужской душевой? – спросил как-то Дин. Он первым вернулся из ванной и сейчас расхаживал по комнате в попытках найти свой второй носок, попутно растирая мокрые волосы полотенцем. На мгновение Томас остановился и внимательно посмотрел на Ханну. – Нет, ну правда? Я даже специально обратил внимание: тебя точно не было с нами ни сегодня, ни вчера, ни позавчера…

Поттер тогда что-то невнятно пробурчала о том, что лучше раньше уйти с ужина и насладиться душем в одиночестве. Ну не рассказывать же ей, в самом деле, про то, что она очень смущается даже от мысли о том, чтобы пойти в общую ванну для мальчиков вместе со всеми?

— А это действительно хорошая идея! Я тоже хочу попробовать! Ты же не против, Гарри, если я как-нибудь составлю тебе компанию? Скажем завтра? – Томас в доли секунды оказался на кровати у Ханны. Он уставился на Поттер таким просящим взглядом, под которым ей стало немного не по себе.

Должно быть, в мужской ванной комнате Гриффиндора было действительно шумно и некомфортно, раз Дин был готов пожертвовать ужином, лишь бы принять водные процедуры в тишине и покое. Хотя, быть может, он просто не любил общественные душевые?

Собственно говоря, Томас всерьёз проникся идеей посещения ванной в более спокойных условиях, чем обычно, и на следующий день действительно пришел «составить компанию», как и обещал. Ханне даже пришлось выбрать самую дальнюю кабинку, уверив себя в том, что одного мальчика в противоположном конце ванной комнаты еще можно пережить: туда они все-таки пришли для того чтобы заняться своей гигиеной, а не для того чтобы рассматривать друг друга.

Тот вечер, Поттер не забудет никогда.

Ханне тогда еле удалось сдержаться и не завизжать как девчонка – кем она, кстати, и являлась – когда Томасу понадобилось вернуться в ванную комнату за своим шампунем в самый неподходящий момент. А ведь Поттер даже выждала минут десять, прежде чем покинуть душевую кабинку. Как оказалось — зря. Дину, такому импульсивному, просто не довелось сообразить предупредить Поттер о своем возвращении, за что тот и получил по голове пузырьком с проклятым шампунем, невероятнейшим образом тогда попавшим Ханне в руки. В тот момент Томас даже опешил. От неожиданности удара, а не потому, что обнаружил в мужской душевой девчонку, нет. Дин вообще так и остался при своем мнении о том, что Поттер парень.

После этого случая Поттер еще около недели старалась как можно реже встречаться с Дином, и вообще как можно меньше времени проводить в его обществе – ей было очень стыдно, хоть и знала она, что магия тогда точно скрыла все, что мальчику было не положено видеть. Ханна просто ничего не могла с собой поделать и постоянно смущалась.

Томас, кстати, больше ни разу не уходил с ужина пораньше: либо он научился ценить чужое личное пространство, либо посчитал, что получать по голове очень больно. Остальные ребята на курсе вообще больше любили поесть, чем поплескаться в воде, что не могло не радовать Поттер, и редко случалось такое, чтобы Ханна оказывалась в ванной с кем-то еще. Скромняга Невилл не в счет. Удивительно, но после Дина, а если точнее, то сразу после того как Поттер справилась со своей неловкостью в его присутствии, стало уже не так страшно, появилась некоторая уверенность при общении с сокурсниками, да и по поводу того, что приходится претворяться парнем Ханна переживала все меньше и меньше. Наверное, причина возникшей уверенности была в том, что Томас так ни о чем и не догадался, хотя точно видел ее полностью голой. Ну, или в том, что никто из мальчиков больше не посягал на личное пространство Поттер в самый неподходящий момент, например, когда она принимала душ или переодевалась. Правда, такому поведению парней поспособствовали не столько инстинкты самосохранения, сколько, специально найденные в библиотечной книге по чарам мощные отталкивающие заклинания.

Так что в помощи директора девочка пока не нуждалась. Кстати, утром проблема гигиены решалась вообще легко – Ханна просто доверяла свой завтрак Рону, который с удовольствием утаскивал в гриффиндорскую башню пару-тройку бутербродов для себя и лучшего друга, а сама наслаждалась утренним душем.

Конечно, Ханне было не по душе врать стольким людям одновременно. Да и вообще, врать ей не нравилось в принципе, но обстоятельства сложились в ее жизни так, что по-другому пока было просто нельзя.

Как бы там ни было, а куда более интересные проблемы, нуждающиеся в скорейшем разрешении, не заставили себя долго ждать и заняли собой все мысли Поттер, отодвигая остальные ее переживания на задний план. Нужно было, например, отплатить Малфою за выходку с дуэлью, ну или хотя бы узнать про огромную трехглавую собаку, проживающую на третьем этаже замка. Еще Ханна неожиданно для себя, да и остальных обитателей Хогвартса тоже, стала ловцом гриффиндорской команды по квиддичу и, как следствие, значительная часть ее свободного времени была посвящена или тренировкам или отдыху как физическому, так и моральному после этих самых тренировок.

Достойно отомстить Малфою Ханне удалось только после Хэллоуина. Достойно, то есть без взорванных котлов на Зельях, перекрашивания волос слизеринца в какой-нибудь кислотный и совершенно неприятный цвет, а также без зачаровывания метлы Малфоя так, чтобы она издавала неприличные звуки всякий раз, как тот брал ее в руки. В общем, шалости шалостями, а с идеей для достойной мести помогла как ни странно Гермиона. Именно она настаивала на том, чтобы избавиться от «той мерзости», которую Ханна припасла на всякий случай со встречи с тем самым троллем, который тридцать первого октября чуть их не убил. Как результат, Малфой прямо в большом зале, в самый разгар обеденного перерыва, с головы до ног был облит троллевыми соплями, стараниями Поттер появившимися из скрытого за чарами невидимости и аккуратно отлевитированного к слизеринскому столу ведра. Пятьдесят баллов, снятые с Гриффиндора проницательным профессором Снейпом– как и всегда, когда дело касалось подшучиваний над Слизерином – стоили того, чтобы увидеть на лице Малфоя смесь из негодования, гнева, унижения и… и зеленовато-желтую слизь конечно. К слову сказать, шутку с метлой придумал Рон, отчего и гордился собой чуть ли не с неделю, а ядёрно-розовым Драко проходил целый день благодаря Фреду и Джорджу и их совершенно новой улучшенной вредилки для неисправимых шутников.

Кстати, Близнецы Уизли были первыми, кто узнал секрет Ханны. Началось все с того, что они подловили Поттер как раз тогда, когда та в очередной раз вознамерилась незаметно сбежать в выручай-комнату, с некоторых пор служившую ей личной ванной. Все потому, что рисковать оказаться единственной жертвой близнецов не хотелось. А это, между прочим, абсолютно неизбежно в случае Ханны, так как из шести членов команды, помимо самой Поттер и Фреда с Джорджем, остаются две загонщицы-девчонки, которые переодеваются отдельно, что логично, а также Оливер, по совместительству капитан, который всегда пользуется ванной старост и только ей. По сути, в раздевалке игроков Ханна побывала только раз и, после того как ей наконец удалось отмыть с себя медузью эссенцию, зареклась больше с близнецами в общий душ не ходить: братья Уизли, как оказалось, питают слабость к превращению мыльной пены в медуз и чужому замешательству. Ребята, конечно, потом долго извинялись, обещали больше «не баловаться», только вот в выражениях их лиц при этом читалось обещание еще более смущающих проказ в будущем. В общем, совершенно случайно найденная выручай-комната пришлась как нельзя кстати. Ханна тогда искала место, чтобы тщательно проработать план мести над Малфоем. Правда Поттер поняла не сразу, что это та самая «чудесная комната», на которую однажды наткнулся Дамблдор и которая, согласно легенде, принимала любой вид, стоило только кому-то трижды пройти мимо неё с какой-нибудь определенной мыслью.

— Куда ты все время так спешишь сразу после тренировки? – Фред, а это был точно он – «Спасибо!» Кэти Белл за синяк на его правой скуле – возник как будто из ниоткуда и ухватил Поттер за локоть, лишая ту возможности сбежать.

— Даже в раздевалку не заходишь, чтобы принять душ и переодеться, — с другой стороны возник Джордж и, совершенно наглым образом повис на шее у Ханны. Объятья, к слову сказать, получились очень даже крепкими.

- Да, братишка, какой-то наш Гарри неряха, ты не находишь? – Фред рывком потянул Поттер на себя, отчего ребята, не удержавшись на ногах, все вместе повалились на землю. Ни один из близнецов вставать, по всей видимости, не торопился, а попытка Ханны воспользоваться секундным замешательством братьев и вырваться из захвата Джорджа не увенчалась успехом: неловкое ерзание в чужих руках привело только лишь к ослаблению хватки всего на пару мгновений. Вообще, неуклюжие маневры Ханны только забавляли обоих Уизли, так как улыбки на их лицах становились все шире и шире.

Веселились они ровно до тех пор, пока Фред, с совершенно серьезным, ну то есть настолько насколько позволяла ситуация, видом не сказал:

– Не хорошо врать своим друзьям, ты ведь знаешь, Гарри?

Фред даже как-то по-особенному, не так как обычно произнес имя Поттер, ну то есть ее временное имя. Не исключено, что Ханне это просто показалось, но, так или иначе, внутри у нее все похолодело. В том, что близнецы явно на что-то намекали, Поттер только убедилась, когда Джордж подмигнул ей, лукаво улыбнувшись. В голове Ханны в тот момент стремительно пронеслись мысли о том, что все кончено, что все раскрылось, что теперь ей придется либо вернуться к Дурслям, либо до конца жизни стать подопытным кроликом в экспериментах близнецов Уизли. Опасения воскресли столь внезапно, что Поттер даже не могла понять толком, какая из перспектив пугает ее больше.

— Ты должна нам все рассказать, — продолжал тем временем Фред.

— Плохо, что ты скрываешь от нас такую важную информацию, — подхватил мысль брата Джордж.

— Нет, ну ты просто обязана выдать нам тайну выручай-комнаты! – выждав драматическую паузу – Поттер к тому времени уже успела несколько раз попрощаться с магическим миром – хором и совершенно неожиданным для Ханны образом закончили близнецы. На их лицах не было и намека на злой умысел. Или они очень хорошо умеют прятать свои намерения?

— Мы считаем, что это как-то нечестно: ты знаешь, где она и как открывается, а мы нет! – Фред принялся лучезарно улыбаться, а Джордж, так до сих пор и не выпустивший Поттер из своих объятий принялся щекотать свою добычу-жертву. – Мы никому не расскажем, честно-честно, ни об этом…

— … ни о твоей другой маленькой тайне, — заговорщицким шепотом подвели итог братья.

Стоит ли говорить, что о непреложном обете Уизли заговорили сами и даже предложили дать его немедленно, не отказываясь кандидатуры директора как поверенного? Братья также торжественно признались в том, что тайну Поттер раскрыли не специально. Просто, по их же словам, у них имеется некий артефакт, от которого невозможно скрыть настоящее имя любого человека, находящегося в пределах территории Хогвартса, и который близнецы категорически отказались показывать, ссылаясь на таинство наследуемых реликвий. Про то, что реликвия – а реликвия ли? – семейная Уизли конечно соврали, но, ввиду обстоятельств им это было простительно. Так или иначе, и Фред, и Джордж поклялись же в том, что помимо них двоих никто больше не умеет пользоваться этой самой «реликвией», а также в том, что больше никому не удастся с ее помощью раскрыть тайну Поттер. В конце концов, Ханна тоже не объяснила того, как это ей удалось скрыть некоторые свои женские особенности тогда, в раздевалке. А ведь близнецы буквально сгорали от любопытства и перепробовали все известные им формы уговоров.

Дамблдор, кстати, счел подобное стечение обстоятельств весьма удачным – по его мнению, семью Уизли, как особенно приближенных к Ханне людей, все равно рано или поздно пришлось бы вводить в круг так сказать «посвященных».

~оОо~

По поводу трехглавого пса удивил, как ни странно, Хагрид. Хотя почему странно? Вполне даже логично: все монстры Хогвартса находятся в компетенции местного лесничего. Но Пушок — не самое подходящее имя для животного со столь устрашающей внешностью.

Так или иначе, проговорился Хагрид не только о том, что Пушок охраняет нечто важное и что это важное кто-то отнюдь не с благими намерениями вознамерился украсть.

— Ну как тебе это… живется в башне Гриффиндора? – спросил лесничий у Ханны, пока разливал липовый чай по чашкам. – Мальчики тебя э-э… не обижают?

— А почему это мы должны его обижать? – выказал свое недоумение Рон. Гермиона, с особой придирчивостью осматривавшая предложенные кексы, тут же оторвалась от своего занятия и навострила уши с таким видом, как будто перед ней сейчас не Хагрид вытер руки об свою бороду, а профессор Флитвик принялся рассказывать о хитростях манящих чар.

— Ну как же… — Хагрид несколько мгновений даже выглядел несколько растерянным, — должно быть это… тебе невероятно страшно жить в окружении только одних мальчиков. Девочки они же э-э… такие нежные что ли, непривыкшие там к разбросанной по всей комнате одежде и вообще… Никто еще не догадался, кстати?

— Не догадался о чем, Хагрид? – в голосе Гермионы прозвучали вкрадчивые нотки. В отличие от Рона, сейчас попеременно смотрящего на каждого из присутствующих в хижине лесничего с совершенно растерянным видом, она довольно быстро сообразила, что где-то рядом с ними в воздухе витает тайна. Интуиция, заточенная способностями к дедукции, подсказывала Грейнджер, что тайна эта связанна с одним из двух ее друзей, а точнее – с Поттер. – Ну, Хагрид, ну скажи нам, ну пожалуйста...

Гермиона бесспорно умела быть очень настойчивой: разговорить Хагрида, чтобы он ненароком выдал нужную информацию, ей удалось за пару минут не больше. На руку ей сыграло чрезмерное добродушие полувеликана в совокупности с его полной уверенностью в том, что друзья всегда в курсе всех дел друг друга.

Новость ошеломила всех: Хагрид был полон негодования, Ханна пребывала в такой растерянности, что на неопределенный срок вообще потеряла способность связно изъясняться, Рон выпал из реальности, чтобы переосмыслить последние несколько месяцев своей жизни, а Гермиона моментально растеряла всю свою прыть, «подавившись» собственным возмущением. В комнате повисла такая напряженная тишина, что периодические фырканья Клыка звучали подобно раскатам грома на пасмурном небе. Первым тогда оживился, как ни странно, Хагрид. Он засуетился по комнате, бесцеремонно подталкивая своих гостей в сторону выхода и, спустя несколько мгновений, ребята уже были выставлены за дверь под весьма неубедительные бормотания о каких-то там срочных делах в Запретном Лесу. К слову сказать, в тот день Хагрид первый раз в жизни пожалел, что на него как на полувеликана не действуют заклинания и зелья, заставляющие удерживать язык за зубами.

~оОо~

Рон и Гермиона избегали Ханну несколько недель. Эти дни показались Поттер еще более кошмарными, чем те, когда к Дурслям приезжала тетушка Мардж. Ханна сильно хандрила и даже новая шутка близнецов Уизли, включающая в себя Фреда как идейного организатора, Джорджа как главного разработчика деталей, слизеринцев в качестве подопытного материала, а также шоколадную лягушку, вдохновившую братьев на заклинание «Живой еды», которое позже переименовали в «Беги, еда, беги от слизней», не смогла развеять подавленность Поттер. Ужасно Ханна себя чувствовала даже не потому, что ее тайна могла раскрыться. То есть не совсем из-за этого. На самом деле, тайна тогда почему-то казалась ей не такой важной, как нахлынувшие чувства разочарования и обиды. Безусловно, Ханна ощущала себя виноватой и в какой-то степени даже понимала такую реакцию ребят, но все равно тяжело переживала то, что от нее так легко смогли отвернуться самые первые ее друзья.

К слову сказать, Рон и Гермиона никому ничего так и не сказали: они игнорировали любые расспросы сокурсников о причинах разлада в главном трио Гриффиндора, со времен тролля зовущегося «Золотым». Правда, отмалчивались ребята не столько из великодушия, сколько из-за сугубо личных оснований: Рону было безумно стыдно за себя, а Гермионе и сплетничать в принципе не с кем. Излишнюю разговорчивость исключало и зелье «Амецициа», с некоторых пор регулярно подливаемое в утренний чай гриффиндорцев и, для верности, обеденный тыквенный сок — на детях лучше срабатывало более результативное, хотя и не обеспечивающее моментального эффекта, внушение дружбы и верности, заклинания забвения же Дамблдор использовал только при крайней необходимости.

Так или иначе, а Гермиона обижалась ровно до тех пор, пока Поттер не рассказала ей про кольцо Калиостро. Тогда Грейнджер, глубоко раздосадованная тем фактом, что Ханна толком и не знает ничего о предмете, которым пользуется вот уже несколько месяцев, затерялась в библиотеке в самой пыльной ее части — там, где выставлены книги по «Артефактологии». Ну, а Рон, к своему ужасу вспомнивший о том, сколько раз он голышом разгуливал по комнате в поисках то полотенца, то чистого нижнего белья, то мыла и мочалки, то еще чего-нибудь, чего одетым ему никак не искалось, первые дни старался избегать общества Ханны. Бесполезность своих маневров Уизли осмыслил ввиду проживания в одной с ней комнате, из-за которого собственно он и чувствовал себя неуютно всякий раз как вспоминал о том, что друг Гарри Поттер оказался подругой. Тогда Рон, не способный пока справиться со своим замешательством, решил ограничиться чем-то вроде недельного обета молчания сопровождаемого, к глубокому неудовольствию его самого, постоянно красными щеками от смущения.

— Мне вот не совсем понятно, откуда Хагрид-то знает? — заговорил Рон, уже порядком уставший писать очередное эссе по зельям. Уизли показательно потянулся и зевнул, всем своим видом показывая, что чувствует себя вполне комфортно в компании обеих своих подруг. Пошла уже третья неделя ссоры, если можно ее таковой называть, и Рон, наконец, определился в своем отношении к открывшимся обстоятельствам. Стоит отметить, что с расстановкой приоритетов ему помогли Фред и Джорж, в один прекрасный день, пригрозившие «сделать малыша Ронни своим главным испытуемым, если тот не прекратит эту никого не впечатлившую обиду на Самого Героя магической Британии».

— Ты до сих пор не прочитал «Историю Хогвартса»?! — из-за внушительных размеров стопки книг послышался недовольный голос Гермионы. Спустя несколько минут показалась и сама Грейнджер, которая принялась внимательно разглядывать лицо Рона. Из-за ее пытливого взгляда тот даже зевок свой подавил и недоумевающе уставился в ответ. Демонстративно громко вздохнув, Гермиона не смогла сдержать своего возмущения: — Я же давала ее тебе больше месяца назад!

Рон хотел было что-то возразить, но Грейнджер не дала ему такого шанса, сделав самое грозное свое выражение лица.

— Если бы ты прочитал хотя бы первые четыре главы, то таких глупых вопросов у тебя бы не возникало, — Гермиона прямо-таки была полна недовольства. В прочем, она всегда была недовольна, когда кто-нибудь допускал по ее меркам глупые ошибки.

— Честно говоря, мне всегда казалось, что это Дамблдор ему рассказал, — решила поддержать нерадивого друга Ханна, отважно переключив на себя рассердившуюся Грейнджер.

— Профессор Дамблдор, — машинально поправила подругу Гермиона и, переключившись на излюбленный ею менторский тон, продолжила: — Я думаю, Хагрид просто прочитал на конверте имя получателя. Да будет вам известно, если необходимо отправить слишком много писем за раз, то этим занимается школьный лесничий, в нашем случае — это и есть Хагрид. Помнится мне, писем ты получила около сотни и на все они были адресованы… мисс Поттер.

Слово «мисс» было произнесено еле уловимым шепотом и с некоторой заминкой. Задержка произошла ввиду того, что Гермиона посчитала нужным прежде осмотреть гриффиндорскую гостиную, в которой ребята до сих пор занимались домашними заданиями, точнее занимались только они с Ханной, а Рон, только делал вид, и лишь удостоверившись в том, что поблизости нет ни одного «лишнего» слушателя Грейнджер решилась закончить свою фразу. Ханна благодарно кивнула, оценив осторожность подруги. Рон, чтобы продемонстрировать свою включенность в разговор, также принялся усиленно качать головой.

— К тому же, если честно, я смутно могу себе представить профессора МакГонагалл, привязывающую послания одно за другим к лапкам наших временами совершенно не к месту строптивых сов, — не без тени веселья закончила свою «мини лекцию» Гермиона.

— А я вот могу, — не смог сдержать смешка Рон, после чего все трое громко рассмеялись, видимо все-таки представив МакГонагалл в ее анимагической форме, гоняющей сов по школьной совятне.

— Должно быть, Дамблдор очень доверяет Хагриду, раз при сложившихся обстоятельствах позволил отправлять ему письма, — сквозь смех поделилась с друзьями своими соображениями Ханна, обрадованная тому, что между ними, наконец, исчезла обосновавшаяся за последнюю пару недель неловкость.

Смех смехом, но в действительности, все письма для Ханны кроме последнего профессор МакГонагалл отправляла собственноручно. В сущности, именно Минерва обратила внимание директора на то, что Поттер по магическим спискам «мисс», а не «мистер». Ее возмущение росло всякий раз, как она в очередной выписывала на конверте «Чулан под лестницей» — директор почему-то был против личного приезда в графство Суррей с целью персонального разговора с Ханной и ее бессердечными опекунами, так что оставалось забрасывать Дурслей письмами. Права была Минерва, когда говорила, что те люди принеприятнейшие субъекты. Упрямиться Дамблдор перестал только тогда, когда Дурсли, проигнорировав сто четыре послания, попытались скрыться. Проблема вырисовалась тогда крупногабаритная, и решить ее директор решил кем-то соразмерным — явно неадекватных родственничков Эванс стоило хорошенько припугнуть, а Хагрид, по магловским меркам человек огромнейших размеров, подходил для такой роли как нельзя лучше. Сказать по правде, Дамблдор предполагал чего-то в духе кладовой в качестве спальни для малыша Поттеров, но вот возможного препятствования со стороны Дурслей поступлению этого самого малыша в школу Хогвартс вот как-то не предвидел. Однако, о принятом одиннадцать лет назад решении оставить ребенка под кровной защитой директор не жалел. Тем более, что коррекции поддается любая оплошность если уметь правильно использовать свои ресурсы.

К глубокому сожалению директора, оплошность с близнецами Поттеров обходилась дороговато: пришлось отдать еще сопливой девчонке кольцо Калиостро лелеемое Дамблдором не одно десятилетие, а потратиться на некоторые не вполне законные зелья, да еще и мантию-невидимку нужно вернуть ее законному владельцу. Поттер стала слишком уж часто попадаться на глаза дежурным после отбоя из-за своих ежевечерних вылазок в выручай-комнату для принятия ванны, и гриффиндорцы даже с «Амецицией» уже начали проявлять свое недовольство по поводу стремительно растущей суммы списанных по вине Ханны баллов. Можно было бы конечно поговорить с Поттер, но вот лишать и так во многом ущемленного ребенка еще и свободы в собственной гигиене было как-то совсем не по-человечески.

Стоит ли говорить, что обнаруженный под одеялом неожиданный подарок с таинственной запиской «На всякий случай» явил собой массу практически совершенно непреодолимых соблазнов в жизни Ханны и Рона? Так, например, у Малфоя как-то во время ужина «сами собой» встопорщились идеально уложенные волосы — ребятам срочно потребовалось выяснить пользуется ли тот зельями или предпочитает заклинания для укладки. Неудобство в проведении экспертизы было не способно остановить ни Уизли, ни саму Поттер, хоть для удачного исхода требовалось не просто тихо подкрасться сзади, но и проявить чудеса ловкости и изворотливости, чтобы и испортить прическу Малфоя и из-под мантии-невидимки ненароком не показаться. Подарок ведь просто жизненно необходимо было опробовать на деле! Исполнителем затеи, тщательнейшим образом сокрытой от Гермионы, конечно была Ханна. Тогда Поттер, к своему ужасу, ёще и поймала себя на мысли, что ей нравится прикасаться к казалось опротивевшему слизеринцу.

Рождественские каникулы. Гермиона провела их вместе со своей семьей, и даже не предполагала, что за эти дни пропустит целый ворох интересных событий, произошедших с ее друзьями. И это в практически пустующем Хогвартсе! Мантия-невидимка, подаренная кем-то, пожелавшим остаться анонимом, зеркало Еиналеж, способное свести с ума любого, и каким-то совершенно невероятнейшим образом найденное Ханной в одном из заброшенных классов.

- Да как вам вообще в голову могло прийти подобное?, — не успела Ханна закончить свой рассказ о всех событиях, произошедших за время каникул в Хогвартсе, включая сегодняшнюю «проверку на деле» мантии-невидимки, как Гермиона, разразилась целым ворохом вопросов – хорошо хоть Поттер догадалась наложить на их уголок в гостиной отвлекающие и звукопоглощающие чары. – А что, если бы мантия соскользнула с тебя на глазах у всей школы? Да и как вообще можно надеть на себя магическую вещь, неизвестно кем присланную в качестве подарка не кому-нибудь, а Гарри Поттеру? Вы хоть догадались проверить ее на темные заклятия, прежде чем примерять на себя? Директору показывали? У профессора Макгонагалл спрашивали?

На самом деле, Грейнджер была обижена на то, что друзья предпочли посвятить ее в свои эскапады только после того, как все самостоятельно провернули. Даже советоваться не стали, посчитав ее слишком серьёзной. Небезосновательно конечно, но все же...

- Ну, если честно, то мы подумали, что именно Дамблдор ее мне и прислал, — Ханна попыталась придать своему голосу как можно больше уверенности, но, судя по скептическому выражению лица подруги, эту самую уверенность изобразить получилось довольно плохо.

В тот момент Ханна почувствовала себя действительно глупо, ведь на самом деле они с Роном особенно и не разбирались в том, кто же прислал ей такой чудесный подарок. Тогда ребята подумали о том, что раз почерк безусловно принадлежит Дамблодору, то и записку писал он, и совершенно не приняли в расчет то, что любой почерк можно с легкостью подделать даже будучи обычным маглом, не говоря уже о взрослом и опытном волшебнике. Стоило, наверное, все-таки сперва поговорить с Гермионой, и уж потом шутить над Малфоем.

Ханна вытащила из своей сумки ту самую записку, что прилагалась к мантии-невидимке и протянула её подруге. Гермиона внимательно осмотрела записку, помахала над ней палочкой, что-то бубня себе под нос, несколько раз прочитала содержимое, нахмурила свой носик, и только потом, как бы нехотя, произнесла:

— Но у самого профессора Дамблдора вы уточнить не догадались, конечно?

— Конечно, нет! – на одном дыхании выпалил Рон. Мальчик аж покраснел от своего возмущения – ему просто надоело молча смотреть на то, как Гермиона снова портит все веселье своей рассудительностью. Да и леденцы у него тоже как раз закончились.

– А если не он прислал, то наверняка захочет ее забрать! Такие вещи на дороге не валяются, чтобы всем направо и налево их раздавать. Это же такая потрясающая штука!

— Хочешь сказать, что наш многоуважаемый директор – кто попало?

– Гермиона нахмурилась. – Вам просто повезло, что на мантии не было никаких проклятий. Тот же Малфой мог так по-слизерински пошутить над своим нелюбимым сокурсником.

— А почему сразу Малфой?! – неожиданно даже для себя возмутилась Ханна. Её щеки заалели, что не скрылось от внимательного взгляда Гермионы. Вообще, Грейнджер еще перед каникулами задумывалась о том, что с некоторых пор щёки ее подруги покрываются легким румянцем всякий раз, когда кто-то упоминает о слизеринце, не говоря уже о тех случаях, когда они видятся на занятиях или сталкиваются в Большом Зале. К слову сказать, Грейнджер пока пришла к выводу о том, что поведение Малфоя просто невероятно злит Ханну, ведь тот постоянно старается ей досадить.

— Потому что он еще с самого начала учебного года старается всячески тебе напакостить, — не подавая вида, ответила Гермиона. — Ладно, раз уж на мантии-невидимке нет никаких проклятий, то считайте, что вам повезло, но я все равно настоятельно рекомендую отнести ее директору Дамблдору для более тщательной проверки, — решила особенно пока не зацикливаться на Малфое Гермиона – сейчас ее интересовало нечто более значимое, а именно Зеркало Желаний. Грейнджер заметила, что об этом артефакте Ханна рассказывала как-то уклончиво, и с некоторой тоской в голосе. На самом деле, Поттер только поведала о том, что Рон в зеркале увидел себя успешным капитаном команды по квиддичу, а ей самой оно показало погибших родителей и брата, а еще о том, что этот артефакт Дамблдор решил перепрятать, чтобы Ханна не застряла в своих мечтах.

Перепрятал директор это зеркало всего за день до окончания каникул, и, к слову сказать, Ханне не хватило смелости признаться своим друзьям в том, что она по нему скучает. Точнее по родителям и брату, которых Поттер никогда не видела. В зеркале ее семья, настоящая семья, выглядела такой реальной, такой счастливой: мама с папой были так близко, и в тоже время так далеко. А брат, настоящий Гарри Поттер, на самом деле был бы несколько шире в плечах и совсем чуть-чуть выше Ханны. Он бы не был таким щуплым, каким его знает весь магический мир. Еще его глаза были бы карими, а не зелеными. Очки он бы носил, но только не старые несколько раз починенные и уродливые, а аккуратные круглые с красивой дорогой оправой, такие как у отца, и носил бы их не из-за плохого зрения, а потому что в них еще больше походил на папу. Гарри был бы очень симпатичным одиннадцатилетним мальчиком. Даже его волосы, которые торчали бы во все стороны точно также как и у Ханны, как и у папы не портили внешний вид брата. И конечно же, он бы никогда не донашивал за кузеном нелепую одежду. Нет. Гарри Поттер из зеркала был таким счастливым. Он был там, рядом с родителями и там он точно никогда не страдал от недоедания или несправедливых наказаний.

Поттер не могла отказать себе в пусть даже мнимом присутствии семьи, которое дарило ей зеркало, и продолжала вновь и вновь приходить в тот заброшенный класс. Безусловно, Ханна понимала, что все это было иллюзией, но все же будучи ребенком ей так же хотелось почувствовать себя любимой дочерью своих родителей, а не сироткой, которую почитают незнакомые люди за подвиг брата и просто из-за того что она есть, ненавидят родственники. Эта иллюзия даже заставила Ханну совсем позабыть про свое обещание просмотреть в библиотеке те книги, которые Гермионе на дом не дали, и в которых могут быть хоть какие-то упоминания о Николасе Фламеле, маге, таинственным образом связанном с профессором Дамблдором, и тем, что Хагрид забрал из Гринготса, а также небезызвестным Пушком.

То, что зеркало перепрятали, это конечно хорошо, только вот зачем его вообще привезли в Хогвартс оставалось загадкой, которую ребятам, естественно, захотелось разрешить, и поскорее. Тем более, что поиски информации о Николасе Фламеле пока что зашли в тупик.

При упоминании имени Николаса Фламеля, ребята как-то сразу сникли.

— Я, кстати на каникулах совиной почтой заказала себе одну очень интересную книгу, «Великие чародеи и их изобретения» Герберта Остролиса, — Гермиона внезапно подскочила с места и скрылась в комнате для девочек. После нескольких очень долгих минут, Грейнджер вновь появилась в гриффиндорской гостиной вместе с внушительных размеров книгой.

— Совиной почтой, говоришь, — чуть не подавился притащенной с ужина лакричной палочкой Рон. Глаза при этом у парня так смешно выпучились, что Ханна не смогла сдержать улыбки. Осознав, что смеются над ним, Уизли все-таки подавился своим лакомством, но уже не от искреннего негодования, а от возмущения. Прокашлявшись, умудрившись при этом еще и подушкой в Поттер запустить, он как можно более удивленно произнес: – Что же за сова смогла доставить ЭТО?

— Рон, не глупи! На ней чары облегчения веса предметов, — отозвалась Гермиона, занятая перелистыванием слегка мерцающих страниц книги. На некоторых из них, как успел заметить Рон, были даже цветные картинки, что очень его удивило, ведь Гермиона вроде как считает книги с картинками «книжецами для несмышленышей» и довольно-таки скептически относится даже к картинкам в учебниках, если они не по зельям или трансфигурации.

Где-то в середине книги Гермиона наконец нашла свою закладку и принялась вчитываться в текст, полностью игнорируя недоумение друзей, терпеливо ожидающих ее объяснений.

На двух страницах было изображено лишь одно маленькое колечко, так что Рон к книге интерес потерял довольно быстро – Гермиона так или иначе перескажет всю суть. А вот Ханна, наоборот, принялась тщательно рассматривать единственную доступную картинку. Было в ней что-то очень знакомое, и когда Поттер, наконец, поняла что именно, Гермиона наконец оторвалась от чтения и с гордым видом принялась объяснять. Рон и рта не успел раскрыть, хотя вопросов было у него предостаточно.

– В общем, я наконец-то нашла информацию о твоём кольце! Если не вдаваться в детали, то это кольцо, названо в честь его создателя – графа Александро Калиостро, известного иллюзиониста и авантюриста, — Гермиона многозначительно замолчала, чтобы дать друзьям успеть проникнуться всей важностью данного момента. Ханна ахнула, а Рон в очередной раз чуть не подавился лакричной палочкой – он-то и думать уже забыл об этом кольце! Удовлетворившись произведенным на ребят эффектом, Гермиона с важным видом продолжила: – До его появления в Лондоне в 1777 году известен никому в Англии не был. Никто не знал, откуда он появился и чем занимался прежде. Есть мнение, что Калиостро сам распространял о себе удивительные и невероятные слухи. Например, по его же словам, он виделся с бессмертными мудрецами, теми, которые хранители тайны самого бога алхимии и тайного знания ГермесаТрисмегиста. В XVIII веке он прославился как целитель, был весьма известным астрологом. Слухи о его чудесных способностях быстро распространились по городу. Говорили, что Калиостро легко вызывал души умерших, превращал свинец в золото, читал мысли и умел преображаться до неузнаваемости.

— Он что, некромантом был? – поёжившись от собственных предположений, решился уточнить Рон, за что и получил от Гермионы взгляд «лучше молчи и слушай».

— Некромантом он не был, да и с трансфигурацией дела у него были не важные, а вот легилименцией он действительно очень хорошо владел. Еще граф был немного знаком с артефактологией, и был очень хорош в чарах. Но нам это не важно, — вовремя одернула себя Гермиона, — он сумел создать единственное в своем роде «Кольцо Фантомов» дающее возможность создавать всевозможные оптические иллюзии, включая изменение внешности и формирование псевдопризраков. Именно из-за этого артефакта в Лондоне был Великий Туманный День. Граф просто высвободил из кольца все созданные им когда-либо тени и иллюзии, которые как оказалось, в нем хранились. Магических фантомов было очень много, а без привязки к материальному источнику они достаточно быстро теряют форму и рассеиваются в воздухе.

Гермиона замолчала и внимательно посмотрела на друзей. По несколько туповатому выражению лица Рона, она решила прекратить историческую справку и, перейти, наконец, к сути.

— В общем, это кольцо делает так, чтобы люди вокруг тебя видели то, что его обладатель хочет, чтобы они видели, — Грейнджер вздохнула, — но вот какие именно заклинания нужны для того, чтобы создать, например, новую иллюзию, в книге, к сожалению, не написали.

— Их конечно же знает Дамблдор, но когда я начала у него спрашивать об этом, он снова начал говорить о том, что мне не стоит беспокоиться и предлагать мармеладные леденцы, — Ханна была расстроена не меньше Гермионы. – А о Николасе Фламеле в этой книге что-нибудь есть?

О Фламеле в той книге даже не упоминалось, а это значило, что либо Хагрид что-то напутал с именем, что, стоит заметить, с полувеликаном иногда случается, либо этот самый Фламель занимался чем угодно, но точно не специализировался на чарах или создании артефактов. Так, естественно, рассуждала Гермиона.

— То, что изобрел Николас Фламель, очевидно, чрезвычайно важная вещь, раз директор так заботится о ее сохранности, — после некоторых раздумий Гермиона, наконец, озвучила свои мысли. – Сперва я подумала, что раз это вещь, то она должна быть артефактом, потому и приобрела эту книгу.

— Ну, если нет в этой, то это не значит, что не может быть в другой, - вздохнула Ханна. Прошло уже столько времени, а они все еще далеки от разгадки. Раньше Поттер думала, что где-то что-то слышала об этом таинственном Фламеле, но вот теперь ей уже начало казаться, что этого человека вообще никогда не существовало в природе.

— А вот и значит! – запротестовала немного обиженная Гермиона. Грейнджер несколько задело то, что Ханна в ней засомневалась. – В этой книге представлены все, кто имеет или имел хоть какое-то отношение к артефактам за всю историю волшебства. Я приобрела последнее издание. К сожалению, в ней только подробные описания самих магических предметов без инструкций как этими предметами можно было бы пользоваться. Вот и про твое кольцо тебе бы кстати стоило прочесть, Ханна. Ты даже представить себе не можешь, сколько его возможностей упускаешь.

Гермиона подтолкнула книгу поближе к Ханне, чтобы та немедленно могла приступить к осуществлению ее совета. Вздохнув, Поттер нашла нужную страницу и погрузилась в чтение. Рон заскучал и невесть откуда достал горсть «шоколадных лягушек», которые вознамерился сразу же и съесть, если судить по тому, с какой скоростью он принялся за разворачивание первой.

— Что? — смущенно пробубнил Уизли, заметив на себе осуждающий взгляд Гермионы. Отвлекшись на подругу, Рон чуть не упустил из рук шоколадную лягушку, но та все-таки не избежала своей участи и отправилась мальчику в рот.

— Ты жуешь конфеты весь вечер, Рон! Где ты достал столько сладостей? – не выдержала, наконец, Гермиона. Уизли раздражал ее своим чавканьем на протяжении всего разговора с Ханной, но чтобы не отвлекаться и не упустить что-нибудь важное, Грейнджер старательно игнорировала парня. Теперь, пока подруга занята чтением, Гермиона, наконец, переключила свое внимание на продолжающего разрушать эмаль своих зубов Рона. – Поход в Хогсмид был достаточно давно, чтобы у тебя после него осталось хоть что-то, так что давай колись, что ты там уже кому наобещал!

— Ничего я не обещал, — насупился Рон. – Мне прислал их Чарли, мой старший брат, как запоздалое поздравление с Рождеством. Хотите?

В этот момент в комнату буквально ввалился Невилл. Его ноги очевидно были склеены между собой так как Долгопупс с совершенно несчастным видом вместо того чтобы сделать шаг принялся прыгать в сторону спальни для мальчиков. Все, кроме Гермионы, конечно, в комнате засмеялись, от чего лицо Невилла стало еще несчастнее.

Грейнджер поспешила снять с мальчика столь неприятное проклятье, а Ханна обрадованная тому, что ей представилась возможность отвлечься от чтения, угостила Долгопупса «шоколадной лягушкой», которую Рон еще не успел развернуть и слопать. Невилл слабо улыбнулся и развернул «лягушку».

Малфой (а кто же еще?) проклял Долгопупса, и парню, как оказалось, пришлось так прыгать всю дорогу до башни Гриффиндора.

— Спасибо, Гарри, — с благодарностью произнес он, — Да, вот карточка — ты их собираешь, верно?

Проводив взглядом Невилла, Гарри опустил глаза на карточку, которую он держал в руке.

— Ну вот, снова Дамблдор, — произнесла Ханна. — Раз он был на моей самой первой ка…

Вдруг Ханна задохнулась от волнения. Она смотрел на карточку, словно не в силах была отвести от нее глаз.

— Я нашла его! — прошептала Поттер так, чтобы ее могли услышать только Рон и Гермиона. — Я нашла Фламеля! Я же говорила вам, что уже видела это имя, так вот, это было в поезде, когда я ехала сюда. Слушайте! «…Профессор Дамблдор прославился, помимо всего прочего, победой над темным волшебником Геллертом фон Грин-де-Вальдом в 1945 году, открытием двенадцати способов применения крови дракона и работами по алхимии, проведенными совместно с его партнером Николасом Фламелем…»

Гермиона тут же рванула к лестнице, ведущей в спальню девочек, не забыв попросить друзей никуда не уходить.

Гарри и Рон едва успели обменяться заинтригованными взглядами, а Гермиона уже возвращалась к столу с очередной тяжеленной древней книгой в руках.

— Я взяла эту книгу на каникулы для легкого чтения и прочла в ней всего несколько глав. Потом я купила «Иллюзионистов и их изобретения». Мне даже в голову не могло прийти, что стоило сначала дочитать первую, и уж потом приступать ко второй.

— Легкого? — переспросил Рон. Гермиона вместо ответа посоветовала ему молчать, пока она не найдет то, что надо, и начала лихорадочно переворачивать страницы, что-то бормоча себе под нос.

— Вот оно! — воскликнула она, найдя то, что искала.

— Нам уже можно говорить? — раздраженно поинтересовался Рон.

Гермиона сделала вид, что не слышала вопроса.

— Николас Фламель, — прошептала она таким тоном, словно была актрисой, исполняющей драматическую роль. — Николас Фламель — единственный известный создатель философского камня!

Ее слова не произвели на Гарри и Рона того эффекта, на который она рассчитывала.

— Создатель чего? — переспросили они в один голос.

— Ну, это уж слишком. Вы что, книг не читаете? Ладно, тогда прочитайте хоть этот кусок…

Она подтолкнула к ним книгу.

Как оказалось, Николасом Фламелем был шестьсот шестидесятипятилетний алхимик, по совместительству «счастливый» обладатель единственного на сегодняшний день философского камня, в миру более известного как эликсир бессмертия.

Рассудив, что кто-то вознамерился, как и мистер Фламель с его женой, стать бессмертным ну или очень долго жить, ну или превращать все в золото, ребята немного поспорив о том, что сами бы делали, будь они обладателями столь ценного предмета, пришли к выводу о том, что именно философский камень охраняет Пушок.

Теперь, всякий раз, проходя по коридору третьего этажа, Ханна, Рон и Гермиона прикладывали ухо к двери, за которой начиналась запретная территория, и по доносившемуся оттуда рычанию заключали, что пока все в порядке. Это подтверждал и Снейп, который неизменно пребывал в привычном для него отвратительном настроении. После игры квиддича, которую по недоразумению вознамерился судить, точнее после случайно подслушанного Ханной разговора между профессором зелий и Квиреллом, ребята уже не сомневались в том, кто и что собирался украсть из-под носа трехглавой собаки. Так что они по мере сил старались еще и следить за Снейпом, чтобы не дать случиться непоправимому. И тот факт, что Дамблдор по тем же заверениям Хагрида отчего-то доверял зельевару, никак не мог убедить ребят в том, что Снейпом движут благие намерения, даже, а это по определению совершенно невозможно, если это и не он пытается выкрасть философский камень.

~оОо~

— Дракона, — озлобленно прошипел Малфой. Драко пытался хоть как-то отвлечь себя, что бы было не так страшно бродить по лесу, в котором кто-то убивает единорогов. — Ваш придурочный дружок-лесничий хотел вырастить у себя в камине ДРАКОНА!

Драко был просто вне себя от гнева и негодования. А ведь Поттер, наконец, получил по заслугам: лишиться сразу ста пятидесяти баллов, в придачу получив полное игнорирование со стороны однокурсников. Что может быть хуже для привыкшего к поблажкам Золотого мальчика? Тем более, что сам Драко отделался всего-навсего двадцатью очками и наставительной отповедью крестного. Ну и этим идиотским наказанием в виде помощи лесничему...

И почему Драко кажется, что только ему страшно находиться ночью в Запретном Лесу в сопровождении только нелепой собаки лесничего и Поттера?

Трусливая огромная собака — что за чушь!

Этот Поттер с его дружками казались Малфою действительно странными, без каких либо намеков на здравый смысл и инстинкт самосохранения. Эта троица вечно досаждала ему, Драко Малфою, совершенно игнорируя авторитет его семьи в магическом обществе, сражалась с троллем и победила, не испугалась хоть и детеныша, но все же дракона, норвежского горбатого кстати, чей укус мог быть смертельным для человека. Эти гриффиндорцы даже оказались настолько тупы, что вознамерились собственноручно отправить этого самого дракона в Румынию.

Идиоты!

Сам Малфой о драконе узнал случайно, когда в своих попытках понять, как лучше всего напакостить Поттеру в ответ на испорченную прическу принялся следить за ним и его друзьями. Те оказались, впридачу ко всему прочему, полнейшими параноиками, так как практически все свои беседы проводили исключительно под куполом чар звуконепроницаемости. Несколько раз Драко, правда, довелось что-то подслушать в библиотеке, но вот пока ему все представлялось совершенно непонятным, таинственным и очень интригующим. Вот кто эта Ханна, например, от упоминания о которой Поттер испуганно оглядывается по сторонам, а Уизел получает тычок в бок от грязнокровки?

— У тебя бурная фантазия, Малфой, — ощетинилась Поттер. Конечно, Хагрид подверг и себя и школу некоторой опасности, когда принимал от незнакомца яйцо дракона, но ведь в этом и был весь Хагрид. Так или иначе, им с друзьями довелось увидеть нечто столь волнительное и прекрасное, как только что вылупившийся из яйца дракончик. И хоть этот самый дракончик принес им столько хлопот, вплоть до внушительной потери баллов и этого странного наказания, она не собиралась давать очередной повод для насмешек. Тем более Малфою, этому заносчивому трусливому мальчишке, который только и может что поливать людей грязью да пакостить.

Ей не страшно сейчас. Совсем не страшно…

— Не забывай, что письмо от братца Уизела все еще у меня, — успел фыркнуть Малфой прежде чем они подошли к какой-то поляне, и Поттер шикнула на него, призывая к молчанию. Как ни странно, но Драко действительно замолчал. Перед ними, на той самой поляне лежал мертвый единорог.

Несколько позже, некто облаченный в темный балахон с глубоким капюшоном подошел к мертвому животному и начал пить его кровь. Ханна будто оцепенела, она даже не слышала вопля Малфоя за своей спиной. Все, что она делала, так это тупо смотрела на то, как некто, прекратив пить кровь единорога, начал надвигаться на нее.