Цикл RPS-драбблов (Drapple и другие)

Оно было небольшим — как раз под ладонь, с нежной глянцевой кожицей радующего глаз насыщенно-зеленого оттенка. Сверху задорно торчал хвостик с мягко-древесной поверхностью среза, совсем свежий. Яблоко растерянно лежало на полке супермаркета, среди других яблок, почти таких же. Почти, но это было особенным. Том сразу это понял. Оно притягивало взгляд, пробуждало желание… попробовать. Он подхватил его и аккуратно опустил в тележку для покупок.

* * *

Приехав домой, Том убрал покупки в холодильник. Молоко, стаканчики с йогуртом, мясо, зелень. Яблоко осталось на столе, красиво расположившись на темно-бордовой скатерти. «Соблазняет», — мелькнула странная мысль.

Шагнув к раковине, Том открыл воду и отрегулировал ее температуру до расслабляюще-теплой. Обернулся к столу, захотелось сказать: «Сейчас вымоем тебя», но разговаривать с яблоком… Том тряхнул головой, по губам скользнула насмешливая улыбка, скользнула – и пропала. Может, у него разыгралась фантазия или это цветные блики от скатерти, но яблоко слегка… покраснело?! Под кожицей словно заалели нежные пятнышки румянца. Чувствуя, что происходящее начинает напоминать некий сюрреалистический сон, Том осторожно взял "смущенное" яблоко и сунул его под струю воды.

Яблоко замерло. Время исчезло. Остались ласковые поглаживающие движения пальцев широко, по окружности. Затем они сменились легким массажем вокруг хвостика и с противоположной стороны, у соцветия. Струйки теплой воды щекотали кожицу, обволакивали, играли с чувствительными пальцами в догонялки. Яблоко блаженствовало.

* * *

Том обнаружил, что уже десять минут тщательно моет яблоко. Он явно задумался о чем-то, отвлекся, но это было так приятно, рукам нравилось трогать гладкую влажную кожицу, обводить большими пальцами впадинку вокруг хвостика, интимно прикасаться к пуговке соцветия.

Закрыв кран, Том посмотрел на рулон бумажных полотенец с сомнением. Не хотелось испортить волшебство момента дешевой бумажной подделкой. Он открыл дверцу верхнего шкафчика слева и достал мягкую белоснежно-льняную салфетку, завернул в нее мокрое яблоко и тщательно промокнул каждую капельку. Все так же держа яблоко обернутым в салфетку («будто укутанное в полотенце» — опять пришло в голову), он прошел в комнату. Включил негромко музыку, зачем-то задернул шторы – солнце, бесцеремонно заглядывающее в окна, раздражало. Затем с комфортом устроился в любимом кресле, откинулся на спинку. Сердце билось часто-часто, подгоняя – ну, давай, начинай!

Том поднес яблоко к лицу, коснулся его щекой, провел по кожице носом, глубоко вдыхая сильный, ясный, опьяняющий яблочный аромат. Захотелось лизнуть, оставляя влажную полоску, обхватить губами, оставить засос, прокусить оболочку, вгрызаясь, проникая внутрь. Том вдохнул полной грудью, прикрыл глаза и надавил зубами на кожицу. Тихий стон ему, конечно же, послышался, ведь в квартире он был один. Из укушенного яблока на язык брызнули первые капли сока: кисло-сладкие, терпкие, будоражащие кровь. Мякоть оказалась упругой, хрусткой, требующей заполнить собой рот без остатка, еще и еще… В самой сердцевинке, под жесткими пленочками отыскались коричневые зернышки, оставившие на языке привкус миндаля.

* * *

Аккуратно убрав огрызок, Том попытался отдышаться и унять волнение. Чуть кружилась голова, казалось, вся кровь прилила к паху, напряженный член ныл и требовал прикосновений.

Том провел по нему ладонью поверх брюк, затем плотно обхватил и чуть сдавил, поглаживая головку. С губ непроизвольно сорвалось шипение. Безумно хотелось трахаться.

«Твою мать, чем они эти яблоки обрабатывают, если после них стоит так, что гвозди можно забивать...»

Телефон, кнопка быстрого набора номера. И на экране высвечивается знакомое лицо: выразительный взгляд, улыбка на губах. Трубку снимают почти сразу.

— Дэн? Знаю, что у тебя чертова уйма работы на этом Бродвее. Но если ты и в следующие выходные не прилетишь…

— ... пять занятий. Этого будет достаточно, не сомневайся, — режиссер кивает, энергично пожимает Тому руку и уходит. Том раздраженно выдыхает. Что за черт? Он уверен, что не настолько плохо двигается – это раз. И по сценарию те два эпизода, где они сражаются на мечах, в общей сложности занимают от силы полторы минуты, и их никак нельзя назвать ключевыми – это два. Напрашивается вопрос – зачем? Неужели нельзя было ограничиться постановкой ударов на съемочной площадке? К чему эти «занятия с тренером — профессионалом, возможность почувствовать меч как себя. Как минимум, базовые стойки и основные удары... совсем другой уровень, и не менее пяти занятий». Том вертит в руке визитную карточку, на черном фоне словно выгравирован классический двуручник, и дурацкими серебристыми буквами указано имя — Андре и номер телефона. Том достает из кармана брюк мобильник и, не откладывая в долгий ящик, звонит. Трубку берут почти сразу. Голос приветлив, чуть грассирует. Его обладатель, услышав имя режиссера, быстро находит время в своем расписании. Не слишком удобное – либо половина восьмого утра, либо половина десятого вечера.

— Половина восьмого утра?? – Том думает, что ослышался. Твою мать, вставать ни свет ни заря, ехать на машине минимум сорок минут, чтобы покривляться перед зеркалом, размахивая мечом, как в детстве?

— Да, вы согласны на утро? – голос неизменно любезен.

— Нет, пожалуй, мне больше подойдет вечернее время — немедленно реагирует Том, стараясь запрятать ехидство поглубже.

— Хорошо. Если честно, мне тоже. Не люблю вставать раньше обычного – голос доверительно сообщает эту ненужную Тому информацию и прощается – Ок, завтра в половине десятого. До встречи.

— Вот черт – говорит Том мобильнику, когда на дисплее высвечивается «Вызов завершен».

* * *

Том приезжает чуть раньше намеченного времени, заглядывает в зал, зеркалами на стенах напоминающий танцкласс. Идет тренировка, группа из 7-8 человек отрабатывает наклонные удары. За их спинами пружинисто ходит туда-обратно молодой человек, он поправляет им руки, заставляет резче разворачиваться, поминутно шумно хлопает в ладоши, задавая ритм, то и дело восклицает:

— Еще, еще, сильнее! Нет, нет — это не годится, не вижу огня в глазах!

Том невольно присвистывает, глядя на отточенные движения тренирующихся, гибкое скольжение тел при смене стойки, выражение лиц при замахе, общее настроение мужественности и азарта сражения.

Занятие заканчивается, Андре замечает нового ученика и подходит поздороваться. Он оказывается почти одного с Томом роста, загорелым, с зачесанными назад вьющимися темными волосами. Черная футболка обтягивает грудь, рельефные мышцы рук и разворот широких плеч. Облегающие брюки выгодно подчеркивают крепкие стройные ноги и задницу, но Том на это совсем не смотрит. С чего бы вдруг?

Андре протягивает руку и улыбается, на щеках появляются очаровательные ямочки:

— Прошу, начнем! Возьмите меч, скажем, вот этот, риттершверт.

Том берет, мысленно ахая от увесистости оружия.

— Да, вам лучше сразу тренироваться с настоящим по весу. Даже если на съемки вам выдадут муляж, тем легче будет с ним справиться.

Андре встает рядом, показывает первую основную стойку Ochs – Том пытается скопировать позу, получается внешне похоже, но совершенно неудобно. Андре подходит и молча, уверенными легкими ударами своего колена заставляет раздвинуть бедра шире, жесткими сильными ладонями давит одновременно на спину и грудь, заставляя изменить угол наклона тела, принимая устойчивое положение, из которого уже можно наносить удар.

— Молодец! – снова ямочки на щеках и одобрительный кивок отражению в зеркале. – Неплохо для первого раза! Теперь давай разбираться с мечом. Смотри, как правильно держать. Ты же правша, верно?

Андре перехватывает меч, показывает – Том тут же пробует. Рукоять меча обмотана проволокой — металл нагрет ладонями, и пальцы сами обхватывают ее, ложась уверенно и охотно. Сверху неожиданно опускается ладонь Андре, чуть смещая руку Тома от края к щитку крестовины.

— У тебя очень красивые пальцы – спокойно и ничуть не смущаясь произносит тренер. Так, словно он говорит это всем своим ученикам. Однако Тому почему-то неловко, кажется, он даже краснеет, еще сильнее вцепляясь в рукоять меча — как его там? Ритт... швер... тьфу.

— Эй, полегче! — Андре чутко следит за правильностью действий. – Не зажимай кисть. Держи сильно, но свободно, иначе быстро устанет рука. Итак, отрабатываем взмах.

* * *

Спустя полчаса Том еле переводит дыхание от усталости, он весь мокрый, мышцы на руке ноют и требуют отдыха, и еще ломит поясницу — видимо, от непривычной позы. Андре свеж и бодр — то ли воодушевлен успехами ученика, то ли всегда такой: кипит энергией, заставляет вновь и вновь делать выпад – отход, выпад — отход, взмах сверху вниз по диагонали, вбок, снизу вверх и закрыть «восьмерку». Он постоянно начеку, поправляет локти, плечи, колени, ступни, умудряется даже пару раз проехаться ладонями чуть ниже спины, заставляя «подобрать пятую точку». Том чувствует, что в этих прикосновениях нет ни капли двусмысленности или намека. Но они отвлекают его, направляя мысли совсем не туда.

Андре хмурится:

— Том, сосредоточься! Еще пятнадцать минут. Нам нельзя выходить из графика, слишком мало занятий.

«Он успел составить какой-то «наш» график?» — мелькает мысль, и тут меч выскальзывает из усталой руки и с грохотом падает на пол.

— Все, хватит на сегодня! – Том смотрит Андре в глаза, — Я же завтра даже ложку не смогу взять этой рукой!

Андре поднимает меч и протягивает ему:

— Значит, выпьешь утренний кофе без сахара. Через соломинку.

* * *

— Где здесь душ? – Тому хочется надеяться, что душ здесь обязательно есть. Сейчас спасти его сможет только вода: вначале освежиться холодной, затем растереть себя мочалкой под горячей – мышцы просто закаменели. О завтрашнем утре даже подумать страшно.

— О, разумеется, в раздевалке. Пойдем, я тебя провожу. – Андре распахивает дверь, кивает на стопку чистых полотенец. – Пожалуйста.

И начинает раздеваться, в два счета избавляясь и от футболки, и от штанов.

— Ты тоже в душ? – задает глупый вопрос Том, слава богу, достаточно тихо, и Андре, уже включивший воду, не слышит. Что ж, все правильно, его занятие было последним.

Правда, раздеться и спокойно зайти в соседнюю душевую теперь проблематично. Нахлынувшее возбуждение никуда не спрятать. Но до чего хорош Андре без лишних тряпок! Том восхищенно сглатывает слюну, продолжая топтаться на месте.

Он не удивлен своей эрекцией на привлекательного мужчину, с ним это не впервые – еще со съемок в Гарри Поттере замечал такое. Но, пожалуй, впервые это может вылиться в нечто большее, чем самоудовлетворение. Тем более его рука еще нескоро восстановится.

Андре не выглядит геем, не оказывает ему никаких знаков внимания сверх предусмотренного тренировкой. И все-таки Том готов поклясться, что у них что-то может случиться. Прямо сейчас, если он сам этого захочет.

Спустя пять минут Андре выходит из душа, берет полотенце и с удивлением спрашивает:

— Ты же в душ хотел? Передумал?

Том пожимает плечами и вдруг брякает:

— А ты уже? Почему так быстро?

Андре недоуменно поднимает брови:

— Ты ждал, чтобы я вышел? – и внезапно приблизившись, лицом к лицу – Том, что происходит?

Том опускает ресницы, разглядывая свою насквозь пропотевшую рубашку. Он не в силах ничего ответить. Ему пора домой.

Сильные руки обхватывают его за пояс, притягивают к себе, прижимают крепко. Андре снова улыбается. "Чертовы ямочки на щеках, они могут свести с ума кого угодно!" – с неожиданной злостью думает Том. Андре хмыкает, глядя на краску румянца, залившего щеки, шею, и хорошо ощущая, как крепко у Тома стоит.

— Значит, все-таки ты... — он не договаривает, но оба понимают, о чем речь. — А я всю тренировку голову ломал – да или нет. И если учесть, что мы одни, я стою перед тобой голый, и ты меня до чертиков хочешь, но до сих пор не набросился – значит, еще не пробовал с мужчиной.

Тому отчаянно хочется уйти, он даже дергается, но захват крепок и не дает ни малейшего шанса вырваться. Андре больше ничего не говорит, он тянется и целует – долго, неторопливо. Терпко и сладко. У Тома кружится голова, он сам обхватывает Андре, дурея от близости и наготы красиво сложенного тела, горячей и влажной после душа кожи под пальцами, которую безумно хочется трогать, гладить, сжимать.

Увлеченный поцелуем и путешествием своих рук по спине Андре – от лопаток до ягодиц, Том почти не замечает, как с него стаскивают рубашку, расстегивают брюки и спускают их вниз вместе с трусами. Еще миг – и он тоже голый, а Андре, по-прежнему молча, тянет его за собой в сторону душа.

Том дрожит от нетерпения, ему хочется до одури, прямо сейчас – взять или отдаться, неважно, главное прямо сейчас, иначе он не выдержит. Движения Андре кажутся возмутительно неторопливыми, тягучими и гибкими, как у кота. Он включает воду, снова поворачивается к Тому лицом. Том вслед за струйками воды течет взглядом по шее, мускулам груди, по темно-коричневым соскам и дальше, на живот, где чуть курчавится линия темных волос, книзу сгущаясь, обрамляя возбужденный член – с обнажившейся головкой, притягательно-гладкий, налитой, бесстыдно зовущий к себе. Том шагает вперед, и все смешивается — текущая вода, губы и языки, тяжелое дыхание. Руки лихорадочно гладят, тела жадно прижимаются, трутся, хочется еще ближе, хочется, хочется... Том находит рукой оба члена, рвано выдыхает и начинает ласкать – сильно, почти грубо.

Пара секунд – и его прижимают к стене, заведя руки над головой. Кафель обжигает спину холодком.

— Не так быстро, не торопись — мурлычет Андре, – Иначе пальчики пообрываю.

И, словно в продолжение своей угрозы, он притягивает руку Тома к своему лицу, лижет и прикусывает кожу на ладони, затем берет в рот один палец, потом два. Проходится по ним языком, обвивая, посасывая. Том «плывет», он готов кончить от одного вида этого рта, насаживающегося на его пальцы, от щекочущих прикосновений языка к подушечкам, а вылизывание нежной кожи между пальцами заставляет его стонать и выгибаться в тщетной попытке потереться членом о бедро Андре.

Тот, похоже, сам еле сдерживается, однако, отстранившись, выскальзывает из душа. Возвращается через мгновение, в руке флакон массажного масла. На недоуменный взгляд Тома он пожимает плечами:

— Ничего более подходящего нет, извини. Все-таки мы не дома, а на работе не приходилось...

Что именно не приходилось, Андре не уточняет, снова притягивает Тома к себе, ласкает широкими движениями ладоней, целует и прикусывает кожу на шее. Убедившись, что Том уже вполне потерялся в остроте тактильных ощущений, Андре разворачивает Тома лицом к стене и шепчет что-то. Том не понимает, но ему снова – как на тренировке — шире расставляют ноги, давлением ладони заставляют прогнуться в пояснице. Пальцы Андре гладят ягодицы, чуть сжимают мошонку, аккуратно обходя член. Покружив вокруг ануса, палец, словно дразня, чуть надавливает, но тут же отступает обратно. Том подается вслед за ним всем телом, выдыхает:

— Ну, давай же, сильнее.

Андре шепчет:

— Сейчас, сейчас.

Проникновение пальца непривычно, но безболезненно. К нему добавляется второй, Андре почти шипит сквозь зубы:

— Не могу больше ждать, ты такой, такой...

Разницу между пальцами и членом Том ощущает сразу. Почему-то ужасно обидно, что вместо наслаждения чужой член внутри тела словно раздирает, давит, мешает. Втиснувшись, Андре пытается отдышаться, начинает двигаться. Движение выходит слишком резким, Том от боли дергается и инстинктивно сжимается. Андре не выдерживает, прижимается всем телом, протяжно стонет и кончает. Том чувствует теплую влагу внутри, закусывает ладонь, чтобы сдержать рвущийся всхлип разочарования.

Андре целует его, торопливо шепчет:

— Сейчас, минутку, все будет хорошо.

И снова внутрь проникают пальцы, они легко скользят по сперме, ласкают чуть растянутые стенки, еще чуть глубже и согнуть, и ...

— Оооо, — Том не может сдержать крика, это очень, очень хорошо, и еще, и снова.

Андре, умело нащупав что-то внутри, кружит и кружит вокруг этого места, дотрагиваясь пальцами, теребя, ритмично надавливая.

Левая рука Андре накрывает член Тома, и Том с благодарностью выливается в эту руку, переживая сильный оргазм, заставляющий сжаться все тело. Его накрывает сладкое опустошение.

Андре трется носом о плечо Тома:

— Какой ты горячий и нетерпеливый, прости, я не сдержался.

Том только отрицательно мотает головой, мол, какие извинения, если он до сих пор в себя прийти не может.

Андре делает воду погорячее, тянет Тома под напор струи:

— Давай, я тебя еще разотру как следует, особенно руку. И довезу до дома, а то ты точно уснешь за рулем.

Том, ощущая как колотящая по коже вода приводит его в чувство, смотрит на тренера, разминающего его плечо, и улыбается:

— Хорошо. А я угощу тебя кофе. Через соломинку.

Temnaia Nimfa:

Дэн бы размазывал Тома по феррари, а грязь по Тому *_*

chouette-e:

теперь я точно хочу такой драббл

Насмешливое :

— Держи! — и ухмыляющийся Дэн протягивает губку, автошампунь, полировку – все кучей свалено в ведро. — Проиграл – давай, двигай свою шикарную задницу в гараж. И ручками, ручками красавицу мою...

«Да, спорить на «помыть машину» было бредовой идеей» — запоздало осознает Том. Глядя исподлобья на довольное лицо Дэна, он про себя хмыкает: «Ну, Рэдклифф, веселиться, значит, будем? Хорошо!» И мило улыбается:

— Ок, дай только переоденусь.

* * *

Из недр шкафа извлечены джинсы – любимые, но вышедшие из моды. Недрогнувшей рукой они продырявлены в «стратегически правильных местах». О, отлично получилось: разрезы на коленях, чуть выше, сзади – все как задумано. И сидят правильно: держатся на бедрах «на честном слове». Сверху рубашечку накинуть – и в бой, выяснять – кто кого!

Так, черт побери, как же это делают-то? В начале совсем мокрой губкой или отжимать ее надо? Плевать, ну не машину же мыть он сюда пришел, в самом-то деле. Смотрит? Смотрит, естественно. Такое не каждый день увидишь – как Том Фелтон тебе машину моет. Ну, смотри, слюной не захлебнись только.

Нагибаюсь к ведру – намочить губку, чуть расставив ноги, медленно и красиво. Определенно, вид сзади должен быть офигительным. Хммм, лишнюю дырку мне в джинсах не прожги таким взглядом.

Взял губку, шаг к машине – и повел вверх, вправо-влево, нарочно играя мускулами на руках. Тело гибкое, движения плавные – не машину мою, а массаж ей делаю, с элементами эротического танца. Искоса поглядываю на Дэна. Стоит у дверей. Руки в карманах – большими пальцами только играет. Вид вполне себе ... бодрый. Только чуть губу прикусил, нижнюю, изнутри. Ага, процесс пошел. Ну, так-то лучше, а то на мне уже грязи больше, чем на машине этой.

А это, кстати, мысль! Про грязь... Потеки воды на рубашке. Вот практически случайно сейчас щеку мазну, потом, будто не заметив, что руки в серой пене, проведу по волосам — мешаются они. Приглаживаю «прическу», судорожно соображаю: рубашка все еще слишком чистая или уже сойдет? Тут важно соблюсти дозу, иначе на откровенно безобразно-неряшливый вид у Дэна не "встанет". А надо чтобы "встало", обязательно, иначе домывать придется эту чертову машину, а потом еще терпеть насмешки и подколы!

* * *

Фууу... Снова отжимаю, перехватываю – и пошли круговые движения по лобовому стеклу, все ближе и нежнее прижимаюсь к машине, дыхание сбилось, на лбу испарина. Ну же, Дэн, ты же любишь, когда я такой: взъерошенный, запыхавшийся, изгибающийся, теряющий самообладание, весь твой. Взгляд падает на пальцы, сжимающие губку. Разводы грязи, клочья пены, и кожу чуть пощипывает. Вот, зараза, перчатки надеть не догадался. Ладушки, зато в перчатках разве исполнишь вот это. Губку небрежно в сторону, и начинается откровенная «игра на публику». «Публика» не возражает. Глаза у Дэна прищурены и, кажется, потемнели.

Вначале расстегнуть верхние пуговки. Дааа, мне жарко, и я вспотел. Запускаю руку под воротник, разминаю мышцы шеи пальцами – затекла, а ты что хотел? Я же не игрушечную машинку мою, накувыркался вокруг нее!

Нагибаю голову вбок, потом откидываю назад и потя-я-я-гиваюсь весь. Хо-ро-шо.

Теперь нагибаюсь к машине снова, будь она неладна. Рэдклифф, может нам по велосипеду купить, а? И для здоровья полезно, и моются они проще.

Одно плохо – у велосипедов «дворников» нет. А у твоей машины – вот они. И я сейчас проведу по ним пальцами, откровенно ласково, оглаживая, потирая, постукивая подушечками больших пальцев. Один, потом другой... до другого тянусь, распластавшись по капоту, растирая своей рубашкой и джинсами остатки воды и пены.

Тяжелое и жестко-горячее тело, навалившись сзади, впечатывает меня в машину так, что я всерьез опасаюсь превратиться в граффити на капоте. Прямо в ухо вкрадчивый шепот:

— Мне чертовски любопытно, как далеко ты готов зайти, Том, если тебя не остановить? Что еще придет в твою сдвинутую на трахе башку? Вылизывать зеркала? Игриво покусывать датчик дождя? Мастурбировать на крыше?

Охаю, сглатываю, отвечаю почти спокойно:

— Разве ты против?

Ответа нет. И не будет. Я это точно знаю. Дэн не любитель трепаться во время секса.

Его пальцы за секунду расправляются с пуговицей на моих джинсах, резко дергают их вниз, к щиколоткам. Воздух холодит кожу, бегут мурашки. Предвкушение.

Горячие ладони оглаживают ягодицы, разводят их в стороны, и по всей остро-чувствительной кожице складки – от копчика до мошонки – скользит наслюнявленный палец. Закусываю сразу и верхнюю, и нижнюю губу. Не стонать. Хотя бы первые тридцать секунд.

Еще мгновение, и вокруг непроизвольно сжавшейся дырочки кружит язык, влажно, настойчиво толкается внутрь. Улыбаюсь, хотя, наверняка, улыбка больше похожа на странную гримасу, – это мелькает воспоминание о том, как Дэн первый раз уговаривал меня на римминг, волновался, убеждал, что ласки не могут быть «чистыми» или «грязными». Определенно, он оказался прав. Сейчас моя задница – единственное чистое место на теле.

Язык вновь сменяют пальцы, и тело само подается им навстречу, раскрываясь, насаживаясь. Слышу, как Дэн неразборчиво шипит сквозь зубы, пытаясь одной рукой расстегнуть свои джинсы. Переступаю с ноги на ногу, нетерпеливо бормочу:

— Давай уже!

В несколько толчков член заходит на всю длину. Дэн торопливо обхватывает мой член и, не касаясь головки, чуть надавливая, двигает ладонью по стволу, вверх-вниз. Немного приседаю в коленях, член удачно «проезжает» по тяжело пульсирующей точке внутри, еще раз, еще и... аааах...

* * *

Отдышавшись немного, натягиваю джинсы, морщусь, разглядывая мокрую и грязную одежду. Перевожу взгляд на машину, забрызганную спермой. Поворачиваюсь к Рэдклиффу:

— Дэн, мне срочно нужно в душ, — секундная заминка, – и знаешь, машину лучше помыть, а то засохнет...