Не нужна мне эта ваша... ненормальность!

Дети, знаете ли, удивительные существа. Ни для кого не секрет, что у всех малышей есть начальные эмпатические способности — другое дело, что к трем годам они их утрачивают, но не об этом разговор. А дети магов, неважно, чистокровные или полукровные, способны и того больше — менять реальность под себя. Конечно, это происходит очень редко, и только после очень сильного потрясения, но все-таки происходит.

И все эти изменения, если они происходят, направлены только на одну-единственную цель: чтобы ребенка любили. Никому не нравится ощущать себя ненужным, правда?..

Вот и нашему маленькому герою, сопящему в обе носопырки и оставленному у аккуратной двери на не менее аккуратном пороге, застеленным серовато-голубым ковриком в форме облачка, совершенно не улыбалось провести всю жизнь так, как рассчитывал некий седой бородатый директор школы Магии и Волшебства — нелюбимым племянником, в качестве бесплатной рабочей силы и живя в темном чулане.

Так что как только бородатый и его спутница исчезли, оставив в его кулачке плотный конверт письма, ребенок широко распахнул изумрудно-зеленые глаза и, казалось, прислушался.

Через некоторое время малыш удовлетворенно причмокнул, словно убедившись в чем-то, и сонно опустил длинные ресницы.

Если бы в этот момент, в пять часов утра, кто-нибудь из жителей Прайвет-драйв внезапно выглянул на улицу, он был бы немало поражен происходящим на пороге дома номер четыре.

От корзинки, стоящей на пороге дома, тянулись длинные, серебристо-белые светящиеся нити, опутывая стены, крышу, впитываясь внутрь. Как только весь дом был окружен плотно, словно коконом, нити на пару секунд ярко, слепяще вспыхнули — и погасли, растворяясь в воздухе. Корзинка исчезла, рассыпавшись яркими блестками.

Теперь, если вы спросите любого человека в Литтл-Уиннинге (конечно, не в это время; лучше всего вечером, когда семьи сидят в беседках и пьют свой ежедневный чай, пока не похолодало), сколько детей в семье Дурслей, вам спокойно ответят: «Двое, мальчик и девочка, близнецы. Мальчика зовут Дадли Дурсль, он обещает вырасти копией своего отца Вернона, да и сейчас уже не особо приятный ребенок. В песочницу к другим его лучше не сажать. И девочка — Дэйзи Дурсль. Вот уж кого можно назвать идеальным ребенком! Тихая, спокойная, ласковая... Правда, внешностью в мать пошла, так что на диво некрасивая малышка — глаза водянисто-голубые, волосы мышиные какие-то... Но не дай Бог вам ляпнуть что-то подобное при Верноне или Петунье! Они обожают своих детей, а уж над девочкой, которая часто болеет, вообще трясутся, как над хрустальной вазой. Но в целом они — самая обычная семья, вот и все.»

А если вы подойдете к дому номер четыре по Прайвет-драйв, Литтл-Уиннинг, графство Сюррей, и при должном умении сможете стать незаметным, то будете иметь возможность наблюдать картину, которая для маленького спасителя магического мира априори станет родной и знакомой. Давайте немного посмотрим. На часах... (щелчок пальцами) семь утра.

Проснувшаяся, как всегда, от негодующего крика сына Петуния поторопится в детскую. Увидев две кроватки, в одной из которой медленно просыпается малышка в нежно-розовых ползунках с вышитым вручную кроликом, она не закричит в ужасе, а подойдет и ласково чмокнет свою, как она думает, родную дочь, в лобик, и повернется к другой кроватке, чтобы успокоить истошно орущего Дадли и пожурить его: «Диддикулечка, сынок, ну не кричи так, видишь, Дэйзичка спит еще, не буди ее.»

Мальчик на руках матери зевнет и недовольно сморщится, косясь в сторону второй кроватки. Как только взгляд карих глаз встретится с донельзя сонными голубыми, недовольная складка на лбу малыша разгладится и он протянет пухлые ручки к сестре:

— Дэзи! Дэ-э-эзи! Зи-и-и!

Петуния ласково погладит сына по голове, покрытой еще курчавыми темными волосами, и посадит в манежик. Через пару секунд к мальчику присоединится и полусонная девочка, впрочем, почти мгновенно проснувшись, потянется к брату и мягким кубикам — мать ужасно боится, как бы более сильный и здоровый во всех смыслах Дадли не ударил тоненькую, как пушинка, Дэйзи, и упорно меняет все игрушки на мягкие, позволяя сыну играть с кубиками и солдатиками только в отдельном манеже.

Понаблюдав еще некоторое время за весело агукующими малышами, женщина улыбнется и спустится вниз, на кухню, готовить мужу завтрак.

Вернон, уже одетый в костюм, тоже заглянет в детскую, потреплет сына и дочь по волосам и направится на кухню, а после завтрака — на работу.

Петуния быстро закончит дела по дому и вновь поднимется вверх, чтобы накормить детей и понемножку начать учить их разговаривать — она считает, что детям вредно слишком сильно напрягаться. Потом она уложит их спать — опять придется сдвигать кроватки, потому что иначе они оба не заснут — и пойдет штопать Дадликины ползунки, недоумевая над особо крупными дырками — и где он умудряется их рвать? На ползунках Дэйзички нет ни одной дырочки, да и выглядят они по-прежнему новыми...

Вечером вернется Вернон, и они, поужинав и накормив детей, все вместе будут сидеть в гостиной. Вернон будет читать газету, Петуния — вязать пинетки или разглядывать очередной домоводческий или садоводческий журнал, а дети будут шебуршать в небольшом манеже, отбирая у друг друга мягкие игрушки.

В девять вечера уставшие уже дети устроятся во вновь раздвинутых кроватях и мгновенно уснут. Через час погаснет свет и во всем доме, а утром все начнется сначала.

Отойдем от окон дома — уже поздно, надо иметь совесть, как бы забавно это не звучало. Теперь не стоит беспокоится о судьбе Спасителя магического мира — малыш, сам того не зная, из нескольких вариантов выбрал самый правильный. Миссис Дурсль всегда мечтала о девочке, так что это можно даже назвать равноценным обменом...впрочем, это он и есть, не так ли? Идите теперь сюда, заглянем с вами немножко вперед. Нет-нет, за юной Дэйзи мы не будем подсматривать — мы уже знаем, что пока с ней все в порядке, она любима, даже больше: неистово обожаема. Нас она заинтересует немного позже. А сейчас — смотрите. Видите, это Хогвартс. Правда, потрясающе? Во-о-он в том окне сидит директор, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Заглянем на огонек камина?

Директор школы Магии и Волшебства не узнает о произошедшем. Миссис Фигг, как и все жители Прайвет-драйв, попадет под выброс магии, и ни разу не свяжется с Дамблдором. Величайший Светлый маг столетия же будет только доволен — значит, никаких форсмажоров не происходит. И в уверенности, что все происходит так, как он рассчитывал, что мальчик Лили и Джеймса растет так, как ему положено и не получает любви и душевного тепла, он продержится ровно вплоть до того момента, когда нужно будет отправлять мальчику письмо и решать, кого послать ему рассказывать о родном мире Магии.

О, вы опять здесь? Рада вас видеть. А вы, наверноe, пришли узнать, как там юная мисс Дурсль? На самом деле, я и сама пришла сюда именно поэтому. Идемте, посмотрим, что там у них происходит. Только — тссс! — тихо, вы помните, что в семье Дурслей крайне негативное отношение к волшебству? Не помните? Спрашиваете, почему? Охх... Это сложный вопрос, на самом деле. Ну, ничего, вы сейчас сами узнаете. Подходите ближе, да не бойтесь, мы же с вами невидимы, только не спрашивайте, как это получается, я и сама не знаю.

Прислушайтесь — слышите, где-то там, далеко-далеко, звучат тяжелые, гулкие шаги? Это к Спасителю магического мира едет Рубеус Хагрид, чтобы обрадовать его новостью, что он — волшебник. Посмотрим, что из этого получится?..

Дэйзи Дурсль счастливо потянулась и широко зевнула, прикрывая рот ладонью. В окно светило летнее солнце, легкие, тщательно выглаженные и выстиранные занавески колебались от тихих порывов ветра, на подоконнике верещала желто-лимонная канарейка. Идеальная погода, идеальное настроение. Все, что нужно для идеального дня рождения.

Но как всегда — не бывает бочки меда без ложки дегтя.

— Зизи! — в дверь нетерпеливо заколотили. — Сколько можно спать?! Вставай уже, ну вставай, вставай!

Девочка обреченно вздохнула, слезла с кровати, вновь потянулась, начиная ежедневную быструю зарядку и откликнулась:

— Диддикинс, еще десять минут, ладно? Потерпи и перестань выбивать мне дверь!

— Ну, Зизи! Ты же знаешь, мне мама не разрешает открывать подарки без тебя! Скорее давай, ну!

Девочка только покачала головой, и, скинув пижаму, натянула на себя домашнее, аккуратное розовое платье. Пригладила жидкие, какого-то мышиного цвета волосы — предмет самого глубочайшего расстройства Дэйзи, потому что даже у брата шевелюра была гораздо красивее — и, недовольно покосившись на свое отражение и скорчив смешную рожицу, поторопилась выйти из комнаты, едва не попав под горячий кулак брата.

— Ты куда, Зи?! — возмущенно проорал Дадли, наблюдая, как сестра направляется в ванную комнату.

Девочка обернулась и с укором на него посмотрела.

— Если ты так хочешь, чтобы миссис Эббен опять в конце года привязала тебя к креслу, чтобы вылечить твой кариес, то можешь продолжать не чистить зубы. А я предпочитаю поддерживать свое здоровье в порядке, — И, смерив брата неодобрительным взглядом, закрыла за собой идеально чистую белую дверь.

Дэйзи успела только выдавить немного пасты на щетку (не больше горошины, как и учила миссис Эббен), как и эту дверь сотрясли удары.

— Что ты там так долго делаешь?

Девочка мрачно посмотрела на белую, с синими искорками горошинку пасты и пожаловалась ей перед тем, как засунуть щетку в рот:

— И ведь так — все время.

Удар — движение щеткой вверх-вниз — удар — вниз-вверх — удар — вперед-назад — удар — назад-вперед — удар — удар — удар — и, наконец, крик матери, пролившившийся бальзамом на уши именинницы:

— Дадличек, солнышко, спускайся вниз, поможешь мне...

Что именно попросила сына Петунья, девочка не расслышала, включая воду, промывая щетку (лучше всего кипятком, но можно просто горячей водой, следя, чтобы между щетинками не оставалась паста — все наставления семейного стоматолога Дэйзи заучивала наизусть) и споласкивая рот.

— Настроение испортилось, — сообщила она своему отражению в зеркале. — Сегодня мне и Дадли исполняется одиннадцать лет — целый год прошел с тех пор, как исполнилось десять — а день идет точно так же, как и год назад. Сейчас я спущусь вниз — мама уже дала Дадли что-нибудь сладкое, может, даже отрезала ему кусок торта — ему сложно отказать, когда он вопит и плачет — а папа читает утреннюю газету и жалуется, что фунт по сравнению с долларом упал. На столе лежит две кучи подарков — единственным отличием этого дня от прошлогоднего, я думаю, будет именно это — а на плите торт, который мама еще в позапрошлом году обещала научить меня готовить, да так и забыла, а я не стала напоминать. Мы не пойдем в школу, папа ради нас опоздает на работу, и отвезет куда-нибудь в парк, где мы с мамой сядем и устроим пикник, а Дадли в это время пойдет к Пирсу праздновать отдельно. Так было и будет... Нет-нет, я ничего не имею против, — уверила свое отражение девочка, накручивая на палец тонкую серую прядь. — Просто... Просто... Да что я, в самом деле! — внезапно спохватилась Дэйзи. — С зеркалом разговариваю, как какая-то... Ненормальная!

Она быстро протерла руки полотенцем и поспешила выйти из комнаты, не заметив, как отражение в зеркале скорчило обиженную рожицу и медленно растворилось.

Спустившись вниз, Дэйзи увидела все то, что и думала увидеть. Брат, с лицом в крошках от кекса — ну хоть не от торта, уже радует — как только увидел сестру, сразу кинулся к убранным на пол пышным сверткам и спешно принялся разрывать обертку, разглядывая подаренные вещи. Девочка фыркнула, подбирая несколько кусков оберточной бумаги и выкидывая их в мусор — все равно она сейчас не пробъется к подаркам.

— Я пойду, почту проверю, — сообщила Дэйзи хлопочущей около плиты матери, получила утренний поцелуй в лоб и направилась к входной двери.

Мягко щелкнул тяжелый засов, и девочка потянула за медную ручку, приоткрывая створку. На пороге, на серо-голубом коврике (мама говорила, что этому коврику столько же лет, сколько им с Дадли) лежало несколько конвертов. Дэйзи, не поднимая головы, взяла конверты и быстро просмотрела, откладывая в сторону рекламные проспекты, и уже было собралась закрывать дверь, когда поняла, что для солнечного утра как-то слишком темно... и перевела взгляд вверх.

Визг девочки разнесся по всему дому. Мистер и миссис Дурсль почти мгновенно оказались на пороге:

— Дэйзичка, солнышко, что случил... — начала мать, но заметила то же, что и дочь и так же замерла.

Мистер Дурсль опасно покраснел, усы судорожно задергались. Он машинально скрутил газету, которую держал в руке, в "колбаску" и выставил ее перед собой, как меч, заслоняя жену и дочь.

— Кто вы и что вам нужно в моем доме?!

Огромный лохматый мужчина, стоящий на пороге, ничего не ответил — он тер уши, качая головой. Наконец, он произнес:

— Голосиста девочка, ничего не скажешь..

Дэйзи зажмурилась и вжалась в мать, шепча:

— Мам, а он нам... Ничего не сделает?

— Нет, солнышко, что ты... — подрагивающим голосом ответила Петунья, медленно, шаг за шагом, продвигаясь к столу с телефоном.

— Я же...это...по делу пришел, значит, — Низким басом продолжал незнакомец. — Профессор, значится, Дамблдор, меня послал, чтоб я письмо мальчонке передал... Позовите Гарри, пжаста, да...

— Какого Гарри? — нахмурился Вернон, оглядываясь на жену. Ей оставалась еще пара метров, но услышав о Дамблдоре, она замерла истуканчиком. — Нет у нас никакого Гарри, убирайтесь!

— Да как это, нету Гарри! — внезапно рявкнул великан. Дурсли синхронно охнули и отступили на шаг — все, кроме Дадли, которого сейчас не волновал бы даже всемирный потоп и который по уши закопался на кухне в подарки. — Гарри Поттер, того... Племяш ваш, его Дамблдор 31 октября оставил, значится, на вашем пороге, я сам видел, и письмо вложил... Где вы его прячете, магглы злобные?!

Петуния нащупала телефон и дрожащими руками попыталась набрать номер полиции — но великан заметил ее маневр и погрозил невесть откуда взявшимся длинным розовым зонтиком. Трубка выскользнула из рук женщины и упала на пол, вслед за ней опустилась и сама Петуния.

Дэйзи, оставшись без прикрытия, нервно закусила губу и подала голос:

— Но у нас нет и никогда не было кузенов и кузин, у тети Мардж нет детей, а мамина сестра никогда с нами не связывалась... И хорошо, она же...ненормальная, — еле слышно закончила девочка.

— Ясно вам? Убирайтесь из нашего дома! — очнулся Вернон, вновь замахиваясь газетой на великана.

Тот только отмахнулся, нахмурившись.

— Ну, коль по-хорошему не хотите... Accio Гарри Поттер! — великан взмахнул своим розовым зонтиком, направляя его конец куда-то вдаль коридора.

Из кончика зонтика полились ярко-красные искры. Дурсли испуганно ахнули, отступая еще на шаг, а Петуния и вовсе попыталась слится со стеной.

— А-а-а-а-а!!! — внезапно завизжала Дэйзи, обнаружив себя неспешно летящей над полом к великану. — Ма-а-а-ама!!

— Дэйзичка! — в унисон воскликнули мистер и миссис Дурсль, пытаясь поймать дочь.

Великан растерянно опустил зонтик, и Дэйзи шмякнулась бы на пол, если бы ее не успели подхватить родители.

— Странныть... — прогудел великан. — Ну, с этим только профессору Дамблдору и разбираться, значиться. Вы это, того, извините меня, я только приказ выполнял, да... — обратился он к Дурслям. — Я, того... Пойду.

Мистер Дурсль погрозил захлопнувшейся двери газетой и удовлетворенно кивнул головой, уверившись в том, что это он прогнал дикаря. На руках у матери тихо всхлипывала перепуганная донельзя девочка.

— Мы сейчас же уезжаем! — проговорил Вернон, отбрасывая в сторону газету. — Переждем, пока... Эти нас не потеряют и тогда вернемся.

Миссис Дурсль только покачала головой.

— Нет, они нас все равно найдут... Надо узнать, чего они хотят от нас, и тогда уже решать, что делать...

— Мама... Они хот-т-тят м-меня з-забрать? — немного заикаясь от пережитого ужаса, спросила Дэйзи, крепче обнимая мать.

Петуния побелела, как полотно. Она пока не совсем понимала, что происходит, и почему в ее доме искали сына ее непутевой сестрицы, тем более, почему, когда великан выкрикнул имя племянника, вверх взлетела ее обожаемая дочка... Но что бы эти ненормальные не делали и что бы не говорили — она постарается защитить своих детей.

Оставим ненадолго семейство Дурслей — нет-нет, не волнуйтесь, мы к ним еще вернемся, просто сейчас там не произойдет ничего интересного. Родители успокоят свою дочь и постараются вернуть день в прежнюю привычную колею. А мы с вами сейчас немного проследим за великаном — на самом деле, это не великан, а полувеликан, и зовут его Рубеус Хагрид — который направился обратно в Хогвартс, неся с собой неожиданные, и не сказать чтоб приятные новости для директора.

Хлоп!

Эй, вы в порядке? Да, знаю, надо было предупредить, а я не сообразила. Мы с вами аппарировали.

Согласна, отвратительное ощущение, будто тебя сквозь слишком узкую резиновую трубу протягивают, но, в конце концов, это быстро. О, а вон и Хагрид. Скажу вам по секрету — давным-давно его лишили волшебной палочки, за преступление, которое он не совершал. Впрочем, об этом потом, а сейчас важно лишь то, что он пользуется выданным директором портключом на территорию Хогсмида. В Хогвартс, если вы не знали, аппарировать нельзя, так что давайте руку и пойдем вперед, за Хагридом. Что-то мне подсказывает, что он идет к Светлейшему Магу столетия...

Хагрид, бормоча себе под нос что-то неразборчивое, торопливо шагал по направлению Хогвартса. Изредка лесничий останавливался и несколько удивленно начинал оглядываться. В такие моменты его речь становилась громче, и можно было разобрать следующее:

— У, спрятали Гарри, магглы злобные... Ну ничего, Дамблдор вам ужо задаст! Я же... Гарри... Уоть такового-то на руках держа-а-а-ал!..

Под конец речи полувеликан громко всхлипывал и лез в один из многочисленных карманов за платком (больше смахивающим на старую скатерть), слоноподобно высмаркивался и продолжал свой путь.

Наконец, примерно через полчаса ходьбы лесничий дошел до Хогвартса и поднялся в кабинет к директору. На магглов он больше не ругался: в данный момент его больше занимали «жуть какие вреднячие лестницы» и подбор паролей к каменной горгулье.

Паролем предсказуемо оказалась сладость:

— Лимонный щербет! Ээ, нет? Ну... Всевкусные драже Берти Боббс! Опять не то? Иех, воть профессор пароли выби'ает... Лакричные кусачки!

Каменная горгулья закатила глаза, но послушно отъехала. Ее точно так же, как и Хагрида, раздражала необходимость слушать различный бред — и так ведь каждый день...

Директор оказался в своем кабинете, и даже на своем месте за столом. Портреты на стенах дремали, и только самый нелюбимый директор Хогвартса — Финеас Найджелус Блэк — негромко спорил с самым светлым магом:

— Альбус, вот увидишь, мальчишка вырастет заносчивым, глупым и не думающим ни о чем, кроме себя! А здесь ему еще и вскружит голову слава. Вспомни себя в восемнадцать лет!

Даже напоминание о собственной глупости не прогнало директорского равнодушия.

— Финеас, я все продумал. Не думаешь ли ты, что я просто так оставил юного Гарри тетке, которая ненавидит волшебство? Когда мальчик узнает о мире магии, он сделает все, что можно, лишь бы остаться здесь. И, разумеется, самым важным было и будет первое впечатление — именно поэтому я отправил Хагрида, а не, например, Минерву. Что лучше убедит ребенка в существовании магии, как не лицезрение огромного добродушного существа, явившегося, чтобы спасти его от издевательств?

Хагрид негромко кашлянул — в присутствии директора он всегда робел. Дамблдор и Блэк мгновенно замолкли, переводя взгляд на прибывшего.

— Рубеус, мальчик мой! — радушно заявил Дамблдор, поднимаясь. — Ну, рассказывай. Как там наш юный Спаситель?

Хагрид вновь вытащил платок и высморкался.

— Профессор... Гарри-то того-ть... Нетути-и-и-и!!

Светлейший тяжело опустился в кресло. Рот удивленно приоткрылся, очки сползли на кончик крючковатого носа, борода взметнулась вверх.

— Как... Нет? Хагрид... Ты... Может, ты зашел не в тот дом?

Полувеликан помотал головой, прижимая платок к глазам:

— Вы... Это, самое, профессор. Помогите мне воспоминание, того, слить, сами посмотрите.

Директор с поразительной для человека его возраста скоростью подскочил, остроносым сапогом пнул одну из множества панелек (из шкафа тут же выкатился думосбор) и одним движением выхватил палочку, едва не ткнув ею Хагриду в глаз.

— Вспоминай! — грозно велел Дамблдор, прижимая кончик палочки к виску полувеликана.

— Альбус, ты не той стороной палочку держишь! — заполошно заорал с картины Финеас. — Тебе же голову оторвет! Глупый мальчишка, за столько лет можно было запомнить правила техники безопасности!

Директор отмахнулся, перекинул в руке палочку и ткнул уже правильной стороной. С губ сорвалось короткое заклинание, и вот Дамблдор бережно опускает серебристую нить в круглую чашу думосбора, а следом за ней и лицо.

Стремительно бежало время, а директор все не выныривал, раз за разом пересматривая пятнадцатиминутное воспоминание, пытаясь найти хоть какую-то зацепку и понять, куда же делся будущий Золотой Мальчик.

— Ну не может же быть эта Дэйзи на самом деле Гарри! — почти выругался самый светлый маг, опускаясь за стол. Хагрид уже давно тихонечко уполз, так что директор мог не скрывать свои чувства. А портреты... А что портреты? Они и не такое видели. Вот портрет профессора Диппета, он, да, совсем новый, так что Дамблдор предусмотрительно держал его холстом к стене. Еще чего не хватало, опять выслушивать проповеди бывшего директора?..

— Мог Хагрид ошибиться? Но были Петуния, Вернон, опять же, звучало имя Дадли... Стоп! Когда Минерва ходила к этим Дурслям, она говорила, что у них есть только сын! Но не мог же Гарри быть..? Джеймс бы сказал мне, обязательно сказал... Или не сказал бы?...

Дамблдор, продолжая бубнить себе под нос, очередной раз встал и, подойдя к камину, щедро сыпанул летучего порошка.

— Минерва МакГонагал! — четко проговорил директор.

Спустя пару минут огонь камина полыхнул ярким зеленым огнем, и на ковер ступила преподаватель трансфигурации, отряхивая мантию.

— В чем дело, Альбус? — немного раздраженно осведомилась старая кошка, поправляя выбившиеся из пучка пряди. — У меня был урок у седьмого курса, мы готовились к ТРИТОНам!

Директор молча указал на стоящий думосбор.

— Но... Как? — только и смогла сказать МакГонагал, просмотрев Хагридово воспоминание.

— Я хотел как раз с тобой посоветоваться, — покачал головой директор. — Как я помню, ты говорила, что у четы Дурсль только один ребенок...

— В тот день, когда я за ними следила, определенно был только один, — ответила Минерва, нервно выстукивая длинными узловатыми пальцами по выданной Дамблдором чашке чая.

— Как ты думаешь, что стоит предпринять?

— Вы спрашиваете у меня совета? — вскинула брови женщина.

— Конечно, ведь я тебе доверяю. — глаза директора лукаво поблескивали сквозь стекла очков, и золотистые искры, изредка вспыхивающие в них, завораживали. — Так что? Что бы ты сделала на моем месте?

— Я... Я... — МакГонагал отпила еще глоток чая, отвела глаза, глубоко вздохнула и заговорила:

— Разумеется, я бы поехала к девочке. Нужно провести исследование, на самом ли деле это наш Гарри, и если это так — расколдовать.

— А если он... Ну, ты понимаешь, о чем я.

— В таком случае, я, конечно, проверила бы, умеет ли эта Дэйзи колдовать, и если да — убедить пойти в Хогвартс. Только это будет сложно. Слишком Хагрид ее напугал. А вот если она не сможет колдовать... Тогда не знаю. Я еще не сталкивалась с подобным. Кроме того, еще остается вероятность, что Хагрид просто напутал с заклинанием. В конце концов, сломанные палочки нестабильны...

— Тогда как насчет того, чтобы съездить к Дурслям, Минерва? Наверное, стоит это сделать прямо сейчас, пока они не уехали куда-нибудь.

— Д-да... Разумеется, вы правы, директор, — несколько рассеяно ответила МакГонагал, поглаживая пальцем ободок чашки.

— Чудесно! Тогда, полагаю, мы сейчас же и пойдем.

Директор подал женщине руку.

— Встретимся в Дырявом Котле, оттуда и аппарируем, — солнечно улыбнулся Дамблдор, захватывая пригорошню летучего порошка и швыряя ее в камин. Дождавшись, пока во вспышке исчезнет директор, следом шагнула МакГонагал.

Нет, вы только посмотрите на эту чашку! Да она же перекачана зельем доверия. Я понимаю, что у Минервы всегда было «Удовлетворительно» по зельям, но нельзя же не унюхать настолько приторный запах! Хм... Прошу прощения. У меня есть... друг, на зельях повернутый, так что это все его влияние.

Идите сюда. Вон, порошок в вазочке видите? Я думаю, вы уже поняли, как он работает, так что вперед, говорите те же слова, что и директор. Встречаемся в Дырявом Котле, и оттуда следом за Дамблдором аппарируем к Дурслям. Я не хочу пропустить то, что там произойдет!

Тьфу. Даже аппарация, по-моему, комфортнее, чем путешествие по камину, да и после аппарирования одежда не пачкается, а сейчас пепел на зубах хрустит, бе. Вот в мое вре... Кхм, неважно.

Так, где там Дамблдор и МакГонагал? А, вон они, сели за столик. Что ж, замечательно, мы аппарируем чуть раньше, посмотрим, как там Дурсли готовятся к «нашествию ненормальных».

Отряхивайтесь, и давайте руку, а лучше сразу обе, вам легче будет... Отлично.

Хлоп!

Дэйзи заперлась в комнате, и на обреченные оклики матери не отвечала. Невозможно! Ее тетя оказалась ведьмой! Фу, слово-то какое противное... Ведьма...

Но больше всего возмущало то, что мама не говорила об этом ни слова! Нет, при зрелом размышлении можно было понять, чем руководствовалась мать, скрывая ТАКОЕ, но, но...

Они с мамой вернулись с запланированного пикника почти сразу — визит мохнатого чудовища все-таки испортил ей день рожденья. Мама тогда усадила ее в гостиной и рассказала все. И о тете, о том, как Лили пришло письмо, как она уехала в какую-то колдовскую школу, откуда привозила полные сундуки всякого колдовского барахла... А потом, в конце своей речи добавила:

— Я очень надеюсь, доченька, что ты понимаешь, что бы ни говорили эти... ненормальные, это, вероятней всего, окажется ложью.

Как будто она была совсем ребенком и не понимала, что никакой магии не существует, а есть только шарлатаны, тянущие деньги с честных граждан — слова отца девочка запомнила накрепко.

Дэйзи считала себя умной девочкой — и, как она надеялась, вполне обоснованно. По крайней мере, оценки были гораздо лучше, чем у брата, да и учителя послушную и усидчивую девочку хвалили. Дэйзи любила знания — такие знания, которые доказывались наукой, например математику.

А сейчас она, обиженно насупившись и закутавшись в плед по самые уши, прижимала к себе любимое «Путешествие в храм чисел» и тихонечко бурчала себе под нос:

— Ведьма, ведьма, ведьма... И при чем тут эта сумасшедшая семейка? Почему я?

Снизу вновь тоскливо донеслось:

— Дэйзи, доченька, ну спустись, чай же остывает! Доченька!

Девочка еще больше завернулась в ткань и нашла потерянную взглядом строчку.

«Эх, — мысленно вздохнула девочка. — Вот там все просто. Делить на ноль нельзя, есть набор правил и алгоритмов, которым стоит следовать... Хотела бы я быть какой-нибудь цифрой.»

Она отложила книгу в сторону и сжалась в комочек на кровати, прикрывая усталые глаза. Сон почти сразу сморил уставшую за день Дэйзи.

* * *

Заросшую травами лужайку перед домом освещали тонкие розоватые лучи восходящего солнца. Девочка прошла по посыпанной гравием дорожке к крыльцу, поднялась по скрипящим ступеням и толкнула выбеленную дверь.

— Том? Оливер? Вы спите? — негромко произнесла она, замерев на пороге и уставившись в темноту.

Спустя некоторое время послышалось шипение — Дэйзи расценила его, как приветственное — и в конце коридора появился невысокий худенький мальчик. Он дружелюбно махнул рукой и вновь зашипел.

«Привет, сестренка. Рад тебя видеть.»

— Привет, Оливер. А где Том?

Названный Оливером указал вглубь коридора:

«Опять в библиотеке заперся. Ну, ты же знаешь Тома.»

— Знаю, — не стала спорить Дэйзи. — Не знаешь, когда он выйдет?

Мальчик покачал головой, еще больше растрепав темные волосы. Тонкий лучик, пробившийся с улицы, высветил на его лбу тонкий-тонкий шрам в виде молнии.

«Не стой на пороге, заходи.»

— Ага, — кивнула девочка, закрывая дверь. Холл вновь утонул в темноте.

Щелкнул выключатель, и темноту разнесло по углам мощными светильниками.

Где-то в глубине хлопнула дверь, и через пару мгновений с лестничных перил скатился щеголеватого вида молодой человек с длинными, завязанными в высокий хвост темными волосами, держа под мышкой тяжелую книгу. Увидев стоящих в коридоре ребят, он приветственно подмигнул Дэйзи:

— Привет, Лил. Ты сегодня рано. Что-то случилось?

После вопроса девочка немедленно надулась и кинулась к юноше, обняв его.

— То-о-ом! Ты даже не представляешь, что сегодня произошло! — плаксиво заявила она.

— Ну так сейчас расскажешь. Оливер, сделай, пожалуйста, чай.

Мальчик согласно зашипел и по-змеиному незаметно проскользнул в одну из дверей.

Том и Дэйзи уселись в гостиной на кожаном диване. Юноша кивнул, подтверждая готовность слушать, и мисс Дурсль, захлебываясь словами, поторопилась выплеснуть все события на своего старшего друга-брата-наставника.

Как только она закончила говорить, в комнату проскользнул Оливер, поставив на небольшой столик поднос с чашками. Установив все, он покосился на глубоко задумавшегося Тома и поманил Дэйзи пальцем, тихонько прошипев:

«Лили, иди сюда! Я отдам тебе твой подарок.»

Дэйзи быстро кивнула и оглянулась на юношу. Тот сделал знак рукой, очевидно обозначающий: «Иди, дай мне подумать.» Девочка нахмурилась — она-то рассчитывала на сочувствие, а он только задумался... Ладно, может быть, он что-нибудь такое придумает, пока они с Оливером бродят по дому.

Дэйзи соскользнула с дивана и последовала за Оливером. Мальчик двигался совершенно бесшумно, и лишь благодаря свету Дэйзи не выпустила его из виду.

«Такую странную историю ты рассказала братику», — зашипел мальчик.

— Мне она тоже не нравится, — решительно ответила девочка. — Будем надеяться, Том скажет мне, что с этим делать.

Тот лишь шипяще рассмеялся.

«Я не это имею в виду. Ведь если ты каким-то образом оказалась связанной с миром магии — разве не здорово?»

— Совсем не здорово! — горячо воскликнула девочка. — Одно дело — ты и Том, но вы были всегда, и школьный психолог сказала...

«Что иметь воображаемых друзей абсолютно нормально в твоем возрасте.»

— Откуда ты знаешь?! — удивилась Дэйзи.

Оливер обернулся и раздраженно вздохнул.

«Лил, не задавай глупых вопросов, ну? Помнишь, что говорил братик? Я — это ты, ты — это я, а все вместе мы семья. Маленькая, но дружная. А теперь закрой глаза.»

Девочка послушно выполнила указание, так и не заметив, в какую из частей дома они пришли. Свойственное всем людям любопытство нещадно терзало ее, но Дэйзи не поддавалась, прекрасно помня, как в прошлом году, попытавшись подсмотреть подарок, резко проснулась и не могла заснуть до следующей ночи, так и оставшись без подарка.

«Вот, держи... Ой. Кажется, тебе пора.»

И правда, Дэйзи, не успев открыть глаз, почуствовала, как ее оттаскивает к входной двери.

Оливер шикнул ей вслед:

«Мы с Томом будем ждать тебя!»

— Но я же не успела с ним посоветоваться! — В панике закричала девочка и проснулась, резко сев на кровати, едва не впечатавшись лбом в белобородое благодушное лицо.

Крик, сравнимый по мощности только с утренним, сотряс дом, и Дэйзи буквально сдуло с кровати в ближайший угол.

— В-вы... В-вы кто?

Седой старик успокаивающе поднял руки.

— Девочка моя, мне просто нужно с тобой поговорить...

— Ага, знаю я такие «разговоры», — настороженно отозвалась девочка. — Мне мама рассказала про свою сестру и что с ней стало... Что вы здесь делаете и кто вы? — повысила на последнем предложении она голос. — Вы что-то сделали с мамой и папой? Они бы никогда, никогда никого из ваших ненормальных домой не пустила!!

— Меня зовут профессор Дамблдор. С твоими родителями все в порядке, с ними в гостиной сейчас разговаривает профессор МакГонагалл.

— Как вы вошли? — подозрительно осведомилась девочка, по стеночке пробираясь к двери. Старик же продолжал сидеть на ее кровати и благодушно улыбаться.

— Есть такое заклинание, Alohomora, — с удовольствием начал Дамблдор. — Оно позволяет...

— Не надо! — вскинув руку в защитном жесте, Дэйзи прервала профессора. — Не надо мне ничего такого рассказывать! Лучше скажите, зачем вы пришли в нашу семью? Мы правда ничего не знаем ни о каком Гарри Поттере! Мама его ни разу не видела, а уж папа и мы тем более! У нас его нет, слышите?

На протяжении всего монолога старик молчал, задумчиво нахмурив брови.

— Понимаешь... — старательно подбирая слова, заговорил он, — У нас с профессором МакГонагалл возникло подозрение, что ты — и есть Гарри Поттер.

«ЧТО?»

— Скажи, ты никогда не замечала, что с тобой происходят какие-либо странные вещи? — словно не замечая ее шока, продолжал директор.

Девочка ошалело замотала головой:

— Нет! Никогда! Я — абсолютно нормальная, можете у нашего школьного психолога спросить!

При упоминании психолога Дэйзи невольно вздрогнула, и это, похоже, не осталось незамеченным.

— И все-таки? Может, таинственным образом за ночь отрастали волосы, или исчезали стекла, или, может быть... снились странные сны? — продолжал настаивать бородатый мужчина.

Девочка вновь вздрогнула под взглядом пронзительно-голубых глаз.

-Н-ну... Я.. М-м-м... — замялась она, — Д-да, сны снились... снятся.

В голубых глазах зажегся ликующий огонек.

— И что же тебе снится, девочка моя?

Дэйзи замялась.

— Н-ну... Дом... Мальчик, его зовут Оливер... Но психолог сказала, что это абсолютно нормально — иметь воображаемых друзей! — про Тома девочка решила не упоминать, сама не зная, почему. Просто казалось, что нет, не стоит, иначе случится что-то ужасное!

— А у мальчика нет шрама на лбу? — вкрадчиво поинтересовался старик. — Шрам, тонкий такой, в виде молнии.

Дэйзи вздрогнула в третий раз и мысленно прокляла себя за ислишне болтливый язык. Кто знает, что этот ненормальный человек может сделать Оливеру! А Тому!..

— Есть, — обреченно поведала девочка.

Старик чуть ли не подпрыгнул на кровати; пружины жалобно скрипнули.

— Ну, чтож. Тогда давай спустимся вниз, к твоим родителям и профессору МакГонагалл. Нам жизненно необходимо кое-что обсудить... — Дамблдор выглядел до того довольным, что девочке тошно стало. Он молодецки соскочил с кровати, и, продемонстрировав Дэйзи щеголеватый, расписанный звездами халат (или это называется мантия?), прошел мимо замершей девочке. Ей не оставалось ничего иного, кроме как идти следом.

«Что-то сейчас произойдет. И это что-то изменит мою жизнь», — с шокирующей ясностью подумала Дэйзи, спускаясь по лестнице за Дамблдором.

Спустившись вниз, девочка поспешила осторожно обогнать директора и вбежать в гостиную. Там, на диване, расположились ее родители, со странно отрешенными лицами, и, на соседнем кресле, — сухопарая женщина в остроконечной шляпе.

Дэйзи кинулась к матери.

— Вы! Что вы с ними сделали?! — закричала она, старательно нащупывая пульс и одновременно тряся мать за руку, что, надо признать, не сильно помогало пульс искать. — Мама! Папа!..

Вошедший следом Дамблдор успокоительно заговорил:

— Мисс Дурсль, пожалуйста, не волнуйтесь так, с вашими родителями все в полном порядке. Минерва? — в последних словах промелькнул упрек.

МакГонагалл поджала губы.

— Альбус, эти двое так орали, что я не сдержалась и кинула Конфундус, — несколько виновато объяснила она.

Слушающая этот диалог Дэйзи застыла с широко распахнутыми глазами.

— Вы заколдовали моих родителей?! — придя в себя, закричала она. — Немедленно, немедленно уберите ваши штучки и выметайтесь из нашего дома! — девочка почти перешла на визг, когда окна в гостиной жалобно тренькнули и разлетелись на множество мелких кусочков. Дэйзи испуганно пискнула, вжимая голову в плечи, но Дамблдор просто махнул длинной, тонкой палкой, вынутой из рукава, и произнес:

— Reparo.

Стекла тотчас же стали на место (даже исчезла та небольшая трещинка, оставшаяся после того, как Дадли поиграл своей черепахой в «кинь-поймай»), а директор, довольно улыбаясь, заговорил:

— Мисс Дурсль, только что вы сами неосознанно применили магию, вы...

Девочка прервала его, прижавшись к по-прежнему меланхоличной матери:

— Чушь! Все, что вы говорите — просто чушь, я не желаю ее слушать! Немедленно верните мне маму с папой!

Старик устало покачал головой:

— Девочка моя, давай договоримся. Нам нужно объяснить тебе ситуацию, чтобы ты все обдумала и решила...

— Только вместе с мамой и папой, — настороженно отозвалась Дэйзи.

— Ну, конечно, — ласково улыбнулся директор, вновь взмахивая палкой.

Петунья и Вернон тут же растерянно заморгали, придя в себя. Мистер Дурсль, увидев, как бледная Петунья судорожно обнимает испуганную дочь, начал было подниматься с дивана, краснея от подступившего гнева, но МакГонагалл выразительно помахала палочкой, и Дурсль опустился обратно.

— Ну вот, — вновь улыбнулся Дамблдор. — Твое желание исполнено, девочка моя. А теперь, с твоего позволения, я все же объясню всем присутствующим ту непростую ситуацию, в которой все мы оказались. Миссис, мистер Дурсль? Это касается вашей дочери и очень важно.

Вернон нерешительно покосился на жену. Та покрепче обняла дочь и решительно кивнула:

— Даже не надейтесь, что я поверю каким-либо вашим байкам, но выслушаю. Так понимаю, это — единственный способ от вас отвязаться?

МакГонагалл пренебрежительно фыркнула на своем кресле, пробормотав что-то вроде: «Ох уж эти магглы...»

Директор, наколдовав себе чашку с чаем (Дэйзи, увидев это, побледнела) и кулек лимонных долек, заговорил:

— Не поймите меня неправильно, миссис Дурсль. Мне прекрасно известно, что вы порвали с семьей своей сестры все отношения, и из-за этого не в курсе, что на самом деле происходит в мире — как в маггловском, так и в магическом.

— Еще бы я не порвала! — вновь начала заводиться Петунья. — Она бросила нас! Родителей, меня, всех! И убежала к этому своему... Поттеру!

Дамблдор подождал, пока женщина успокоится, и продолжил:

— Но она наверняка рассказывала вам о злом волшебнике...

— Не произносите это слово в моем доме! — взревел Вернон.

— ...волшебнике Волдеморте, — невозмутимо договорил директор.

— Рассказывала, — настороженно согласилась женщина. — Она присылала письма, в которых просила нас быть осторожней.

Дэйзи все больше не нравился разговор. Она крепче прижалась к матери и бесшумно замерла, сердито сверкая глазами.

Старый маг отхлебнул чай.

— Итак, кто такой Волдеморт вы знаете. А о том, почему умерла ваша сестра и ее муж, вы знаете?

Петунья пораженно застыла на диване.

— У-умерла? Лили?

Теперь пришла очередь директору удивленно поднимать брови.

— А вы не знали? Впрочем, именно об этом я и собирался вам рассказать.

На этом моменте белобородому магу и пришлось остановиться: ошеломленной новостью Петунье стало плохо, и Дэйзи почти в панике носилась по первому этажу, поднося матери и нюхательные соли, и разведенную валерьянку. Наконец женщина немного пришла в себя, и девочка тут же прильнула к ней, обнимая.

— П-продолжайте, директор... Ох, моя бедная маленькая Лили! — женщина вновь поднесла к лицу платок, с трудом сдерживая рыдания.

Признаться, директор был несколько удивлен такой реакцией сестры Лили. Будучи частым гостем в доме Поттеров, он наслушался горестных вздохов Лилиан о том, что сестра знать ее не хочет и не отвечает ни на письма, ни на звонки. После таких исповедей Дамблдор был просто уверен, что Петунья возненавидела-таки свою сестру после того как ее саму в Хогвартс не взяли, именно поэтому он и подкинул маленького Гарри на порог к Дурслям. Но неужели у Петуньи остались светлые чувства к сестре? Может ли такое быть? Тем более, спустя одиннадцать лет?

— Бедная, бедная моя сестренка! Я говорила ей, говорила, что вся эта чертовщина не принесет ей никакого счастья! Ох, Лили, маленькая моя Лили! — миссис Дурсль опять разрыдалась. — Отобрали ее у меня, я бы... Я бы объяснила ей, что это такое, но она же не слушала! Лили, Лили, Лили...

Директор вытащил свою палку, и, описав ей широкую дугу, выпустил сноп искр, одновременно произнося:

— Relashio!

Дэйзи негодующе вскрикнула, вскакивая, но вид обессиленно осевшей в кресле матери заставил девочку вернуться на свое место, как и вновь покрасневшего от гнева и невозможности что-либо изменить Вернона.

— Это всего лишь расслабляющее заклинание, — палка исчезла в широких складках рукава. — Я просто немного помог: по сути, это то же самое, что и обыкновенная валерьянка, только усиленного и концентрированного действия, — пояснил свой поступок Дамблдор. — А теперь, если позволите, я продолжу свой рассказ.

Директор в сильно сжатом виде поведал Дурслям о событиях рокового Хеллоуина и, наконец, подошел к главной цели своего визита:

— Почти одиннадцать лет тому назад я последний раз был у порога вашего дома, оставив на нем маленькую корзинку с вашим годовалым племянником, Гарри Поттером.

Петунья, к этому времени уже немного «оттаявшая» от расслабляющего заклинания, вновь встрепенулась:

— Ребенка?! Годовалого ребенка оставили ноябрьской ночью на пороге?! Вы думали, что делали? Он бы получил двухстороннее воспаление легких! И почему это, скажите мне, вы сына Лили выкинули, словно ненужный мусор? Разве нельзя было позвонить в дверь? Разумеется, я бы взяла мальчика, это же сын Лили, родная кровь... Там, где нашлось место для двоих детей, нашлось бы и для третьего...

— Об этом и речь! — прервал излияния женщины неприятно удивленный ими Дамблдор. — Если быть точным, то, как я и упоминал в самом начале, речь пойдет о вашей дочери.

Здесь в разговор вступил мистер Дурсль:

— Какое отношение имеет ваша ненормальность к нашей девочке? Знаете что, байка, которую вы поведали, весьма трагична, но уж кто-кто, а Дэйзи не имеет никакого отношения к Поттерам. В тот Хеллоуин их с Дадли вообще не было дома практически весь день, я возил их к врачу на обследование, если поискать, в архиве даже справку об этом можно найти.

— Возили к врачу? — вскинул бровь Дамблдор. Он коротко переглянулся с МакГонагалл и практически неслышно забормотал себе под нос:

— За несколько часов до произошедшего... Эффект Канопуса Блэка? Да-да-да, это он изучал влияния маховиков... Но неужели Гарри все-таки, все-таки... Лили могла промолчать, но Джеймс сказал бы, я знаю. А если и Лили была... Нет, нет! Кровь!..

— Что вы там бормочете? — зло осведомился мистер Дурсль. — Если вы закончили рассказывать сказки, покиньте мой дом, немедленно!

МакГонагалл неодобрительно сощурила глаза и встала с кресла.

— Альбус, позвольте мне.

Старик коротко кивнул, сверкнув очками-половинками, и сухопарая женщина, заложив руки за спину, неторопливо прошла из одного угла комнаты в другой; затем повторила это движение.

— Итак, как упоминал профессор Дамблдор, Гарри Поттер считается в нашем мире настоящим героем...

— ...которого подбросили на порог, как котенка...

— ...и именно поэтому мы здесь: Гарри необходимо вернуться в свой мир, мир магии.

Вернон вновь начал заводиться: а глянув на бледную до синевы дочь и обмякшую в кресле жену, с трудом сдержался, чтобы не сбегать за двустволкой.

— Ближе к теме, дамочка. При чем тут наша семья? Если вы не услышали, то повторю еще раз: никаких отношений с Поттерами мы не имели, никаких Гарри в нашем доме не было!

— Да дайте же мне наконец договорить! — раздраженно прикрикнула строгая профессор. — Я все это рассказываю для того, чтобы вам, необразованным магглам, стало ясно, к чему я все веду!

— Ну? К чему же? — дернул щекой мистер Дурсль, пропустив мимо ушей не совсем понятное оскорбление.

— Мы с директором Дамблдором, — немного сбавила обороты женщина, — пришли к некоторым интересным выводам после просмотра воспоминаний Хагрида — того мужчины, который явился к вам первым. Сперва я хочу напомнить: когда я наблюдала за вами тридцать первого числа, у вас был всего один ребенок, сын, и никуда ни на какое обследование он не ездил, — МакГонагалл метнула уничтожающий взгляд в сторону Вернона. — Повторяю специально для вас: один ребенок, сын — Дадли. Никакой Дэйзи не было и в помине.

Професор ненадолго замолкла, пережидая возникший в комнате шум. Петунья судорожно обнимала дочь, гладя ее по голове и приговаривая, что все это вранье и что все будет хорошо; Вернон порывался звонить в полицию и вызывать экзорцистов на вертолетах; Дэйзи просто тихо тряслась мелкой дрожью, уткнувшись в мамин передник. Что говорят эти странные люди? У них в альбоме лежат их с Дадли младенческие фотографии, буквально после родов, а значит... Ох. Мама же предупреждала не верить им!

Девочка почуствовала прилив сил и уверенности. Выкрутившись из объятий матери, она, дождавшись, пока отец затихнет, громко объявила:

— И все-то вы обманываете! Ведь как могло меня не быть, если есть мои младенческие фотографии? — она уверенно взмахнула рукой. — На стены посмотрите!

МакГонагалл и Дамблдор послушно оглядели гостинную. Действительно, совсем детские фотографии двойняшек в слащаво-розовых рамках густо заполняли стены: Дэйзи и Дадли в кроватках, им нет и месяца; те же дети на игровом коврике, им три месяца; ползают по полу в шесть месяцев... Короче говоря, все указывало на то, что ненормальные наглейшим образом врут.

— Именно это является самым интересным, — подтвердила МакГонагалл. — Уже никто в Литтл-Унгинге не может утверждать, что у четы Дурслей был только один ребенок, все говорят, что всегда было двое — мальчик и девочка. Поэтому мы сделали вывод, что Гарри, применив детскую магию, зачем-то превратил себя в девочку и так вписался в вашу семью. Все неувязки в этой истории объясняются просто магией.

— Тем более, — подхватил Дамблдор, — что девочка упомянула о том, что мальчик со шрамом в виде молнии ей снится: это лишний раз доказывает то, что профессор МакГонагалл сейчас озвучила. — Заметив, что миссис Дурсль собирается разразиться негодующе-обличающе-обвиняющей речью, взмахнул широкими рукавами (Дэйзи показалось, что оттуда в ее сторону вылетело пару бледных искр) и жестом фокусника явил взорам Дурслей небольшой бутылек с огненно-красной жидкостью. — Это Эксиберитум. Совершенно безобидное зелье, зато очень полезное: после того, как человек его выпьет, на шее, под подбородком, у него появляется истинное имя, истинная дата рождения и так называемый «статус магии». Я вижу, вы не верите нашим словам, и могу это понять; поэтому, мисс Дурсль, предлагаю вам просто выпить это зелье: если вы не имеете отношения к нашим делам и не являетесь волшебницей, как утверждаете, то зелье покажет красную линию, вашу дату рождения и имя. Если же наоборот...

Миссис Дурсль дернулась, хватая дочь за рукав:

— Ты ничего пить не будешь! Это наверняка... что-то скверное!

Дэйзи бережно отцепила тонкие длинные пальцы матери и, зажмурив глаза, шагнула вперед, сжимая пальцы на протянутом бутыльке.

— Мама, не волнуйся, пожалуйста. Я выпью, — обратилась она к директору, не раскрывая глаз. — И когда никакого Гарри Поттера не появится, вы немедленно уйдете, хорошо? — последнее слово прозвучало жалобно-умоляюще, и Дэйзи, разозленная такой подставой со стороны собственного голоса, решительно сорвала пробку и в четыре глотка осушила бутылек.

Шею тотчас же словно опалило огнем; Дэйзи жалобно пискнула, прижав прохладный флакончик к горящей коже. Посдышался негодующий крик матери, и успокаивающе-повелительный — Дамблдора: «Спокойно!»

Неприятные ощущения схлынули спустя пару минут, и девочка нерешительно приоткрыла один глаз, опуская ненужный уже флакончик в карман и ощупывая кожу шеи. Под пальцами обнаружилась маленькая, но обширная припухлость, как если бы она расчесала комариный укус.

Дэйзи успокаивающе улыбнулась родителям, и, не убирая руки от шеи, подошла к зеркалу. Глубоко вздохнув (в комнате и маги, и магглы затаилы дыхание), она резко отвела руку, готовясь узреть самое худшее, что могло быть... но увиденные буквы были, мягко говоря, совершенно неождиданными.

— Л... Л-лили Уайт, — дрожащим голосом прочитала Дэйзи. — Двадцать первое июня тысяча девятьсот восьмидесятого года... И желто-зеленая полоса...

Петунья сдавленно охнула, Вернон, кажется, потерял сознание от долго сдерживаемого гнева; лица магов вытянулись: они явно не ожидали чего-то подобного.

Бледная девочка отвернулась от зеркала, оглядывая комнату: голова пухла от различных мыслей. Почему высветилось ее имя, которое знали лишь Том с Оливером?

Стоп, как там говорил этот Дамблдор: «истинное имя»... Ну, конечно! Том же сам говорил...

— Чтож, хоть наши ожидания не подтвердились, — немного смущенно начал Дамблдор; МакГонагалл сейчас, кажется, вообще была не способна воспринимать окружающий мир. — Мистер, миссис Дурсль, как видите, проявилась желто-зеленая полоса: это значит, что ваша дочь хоть и слабая, но все же волшебница. Такие дети рождаются достаточно часто, опять же, ваша сестра...

— МОЯ ДОЧЬ НИКУДА НЕ ПОЕДЕТ! — прогремел на всю комнату голос Петуньи. — МОЮ СЕСТРУ ВЫ УЖЕ УГРОБИЛИ, ДОЧЬ Я НЕ ОТДАМ! ВЫМЕТАЙТЕСЬ ИЗ МОЕГО ДОМА НЕМЕДЛЕННО!

Дэйзи кинулась к матери, спряталась за ее спину и, испуганно сверкая глазами, подхватила:

— Я не знаю, куда надо ехать, но не поеду! Я не волшебница, и плевать мне на эти ваши зелья! Показало чужое имя и чужую дату рождения! Мало ли что вы там сварили!Шарлатаны!

На последнем слове тренькнула и разлетелась мамина любимая ваза (якобы эпохи Мин), а вслед за ней — несколько стекол в фоторамках.

Мать вздрогнула и прикрыла собой дочь. Впрочем, стекла и осколки до них недолетели: старый маг вновь взмахнул палочкой, уничтожая опасость. Петунья судорожно выдохнула и мягко упала в обморок рядом с мужем.

— Ну вот, — улыбаясь точно так же довольно, как и тогда, когда разлетелось стекло, произнес Дамблдор. — Это — стихийные детские проявления магии. Именно поэтому мы и забираем детей в Хогвартс: без обучения они просто-напросто опасны для своих родных. Ведь сейчас ты могла поранить своих родителей!

Дэйзи покачнулась, хватаясь за мать и тут же от нее отпрыгивая. «Я — опасна?» — мелькнула мысль.

А директор продолжал разливаться соловьем:

— Так как ты слабая волшебница, то, я полагаю, раньше сил не хватало на обычные детские всплески, а сейчас ты в шоковом состоянии, поэтому магия и проснулась. Необученные маги крайне опасны для обычных людей. Представь себе, ты разозлишься или рассердишься, а из-за магии взорвется газовый баллон. И мало ли чем это все кончится? — светлейший маг столетия говорил быстро, но вкрадчиво, чтобы его не смогли перебить, — Неужели ты хочешь в один непрекрасный день послужить причиной смерти своих родителей и брата?

— Чушь какая! — выдохнула Дэйзи, чувствуя, как по спине табунами бегают мурашки. Словно в противовес ее словам треснули зеркала над камином.

— Я же не прошу тебя учиться все семь положенных лет, — продолжал вещать директор. — Чтобы взять под конроль свои способности, достаточно всего лишь в течение года хорошо научиться пользоваться волшебной палочкой. Потом ты сможешь решить: учиться дальше или забыть обо всем.

Девочка не выдержала подобного психологического прессинга и, закрыв лицо руками, попросту расплакалась.

— Я боюсь, я не хочу навредить маме с папой, и Дадлику не хочу, но я не хочу никуда ехать, я хочу поехать учиться в Шлей-Сатон, и потом поступить в медицинский университет на стоматолога, зачем вы мне портите жизнь, я не хочу! — сквозь слезы проговорила девочка.

— Ну, ну, юная мисс, не стоит плакать, — Дамблдора заменила МакГонагалл, протянув Дэйзи чистый белоснежный платок. Девочка послушно утерла слезы, оглядываясь на родителей, но они и не думали приходить в себя. «Я не хочу послужить причиной их смерти...»

— Один год, уверяю вас, никак не помешает вам в выборе дальнейшей карьеры. Многие наши ученики, такие же, как и вы, магглорожденные, совмещают учебу в Хогвартсе с обучением в колледже. Не сомневаюсь, вашим родителям не будет сложно собрать вам учебники, а будете ли вы заниматься — зависит только от вас. — женщина говорила сухо, жестко, но этот голос, так похожий на голос семейного стоматолога Дурслей, постепенно успокаивал девочку. Она шмыгнула носом последний раз, вытерла красное от слез лицо и обреченно шепнула:

— Хорошо, я поеду в ваш Хогвартс.

Директор скрыл ликующую улыбку и просто кивнул, взмахивая неожиданно оказавшейся в руке палочкой. В воздухе завис бело-желтый конверт, подписанный изумрудно-зелеными чернилами.

Дамблдор взял его и протянул Дэйзи.

— Здесь список необходимых принадлежностей для школы и билет, там все написано. В место для покупки вещей вас проводит миссис Фигг, ваша соседка. Она — сквиб, то есть не может колдовать, но знает о мире магии, — голос старого мага потерял и дружелюбие, и велеречивость; теперь он звучал почти грубо. — Также все неясности вам объяснит миссис Фигг. А теперь, с вашего позволения, мисс Дурсль, мы откланяемся.

— П-подождите! — дрогнувшим голосом позвала девочка. — П-пожалуйста... Запишите меня как Лили Уайт, пожалуйста! Я не хочу, чтобы потом хоть кто-то мог узнать, что я училась в ненормаль... В Хогвартсе. Пожалуйста!

Светлейший размышлял долго; наконец, когда девочка решила, что ей откажут, директор коротко проговорил:

— Хорошо, мисс Уайт, я выполню вашу просьбу.

И не говоря больше ничего, оба мага синхронно аппарировали, оставив новоявленную Лили Уайт растерянно стоять в гостиной, сжимая в руках конверт, и приводить в сознание своих родителей.

Да-да, знаю, что глава крохотная, но это первый и последний раз, честное слово.

Что, забыли уже про меня, да? А я никуда не уходила, тут, с вами, наблюдала. Давайте свои руки: пойдем следом за Светлейшим, послушаем, а потом переместимся чуть-чуть во времени и вернемся обратно, к Дэйзи (которая и не Дэйзи вовсе, а Лили).

А, хотя нет, руки можете не давать, аппарировать не будем, больно уж ощущения неприятные, да и недалеко нам, всего-то в соседний дом, к миссис Фигг. Идем же!

Да не надо так торопиться, мы никуда не опаздываем. Директор и профессор все равно еще минут пять будут объяснять Арабелле, что они здесь делают, а мы пока прогуляемся, погода-то замечательная...

Знаете, за все время существования Хогвартса мне не нравились только два директора: самый первый и Финеас Найджелус Блэк. Впрочем, самый первый мне не «не нравился», у нас были гораздо более сложные отношения, а Блэк хотел упразднить мой факультет. Не успел, и слава Мерлину, но мог же!..

Ну, сейчас это не важно, может, расскажу поподробнее когда-нибудь потом, если захотите.

Это я к чему: мой список плохих директоров, который полтора тысячелетия насчитывал всего два имени, похоже, пополнится еще одним. Именем Дамблдора...

О, а мы уже на месте, надо же. Теперь — т-с-с-с! — немножко поиграем в шпионов. Только помните: тихóнько!

Дамблдор, МакГонагалл и миссис Фигг (а еще стая книзлов всех мастей и возрастов) расположились в гостиной, распивая директорский чай и разговаривая вполголоса. Это самое вполголоса было вынужденной мерой безопасности: при повышении громкости книзлы рагировали мгновенно, выпуская очень длинные толстые когти в ноги незваных гостей. Вот и приходилось практически перешептываться.

— То есть я должна отвести девочку на Диагон-аллею? А как же моя нога?! — визгливо вопрошала Арабелла. — А мои котики? Я не могу оставить их на целый день!

МакГонагалл тихо вздыхала и столь же тихо пила чай. Дамблдор, солнечно улыбаясь и ничем не выдавая своего раздражения, вещал:

— Арабелла, я абсолютно уверен, что за полдня совершенно ничего не случится! Я могу договориться с Флетчером, чтобы он приглядел за твоими питомцами...

— Ни за что! — шипела миссис Фигг вместе с книзлами — те, кажется, также были недовольны высказанной директором переспективой. — Этот проходимец продаст моих милипусечек за три кната, нет-нет-нет!

— Арабелла, — продолжал уговаривать директор, — но пойми же, я могу поручить это только тебе. Девочка категорически не доверяет волшебникам, а ты для нее можешь стать настоящей, взрослой советчицей. Дети такое очень ценят, тем более, что ты, прости за напоминание, не совсем волшебница. Девочке проще будет адаптироваться, если рядом с ней будет кто-то знакомый...

Миссис Фигг патетично вздохнула и приложила руку ко лбу. МакГонагалл еле слышно фыркнула и продолжила молча пить чай. Ее присутствие здесь, в принципе, и не требовалось.

— Кроме того, я дам вам ключ от сейфа, — Дамблдор озорно сверкнул очочками и пододвинул к женщине крохотный серебристый ключик. — На покупки девочке... И на ма-а-аленькое баловство.

Маленькие глазки Арабеллы быстро забегали по комнате.

— Э-э-э... Что вы имеете в виду, Альбус?

— Вы прекрасно меня поняли, Арабелла, — директор встал с кресла и тщательно отряхнул мантию от налипших книзлиных волосков. — Я надеюсь, я могу на вас рассчитывать, не так ли?

Женщина все еще сомневалась: нервно мяла шейный платок, поглядывала на часы, на дверь, облизывала губы.

МакГонагалл отставила чашку, становясь рядом с директором.

— Спасибо за чай, Арабелла, — со строгой улыбкой поблагодарила профессор, делая пару незаметных пассов палочкой.

Миссис Фигг потерянно потрясла головой и тут же кивнула:

— Ах, да, Минерва, не за что... Альбус, конечно, я сделаю все, что смогу, но только когда долечу ногу.

— Я оставлю вам костерост, — с прежней улыбкой произнесла МакГонагалл, новым пассом извлекая из пространственного кармана темный бутылек. — Спасибо вам, Арабелла. Что бы мы без вас делали?

Женщина тот час же надулась от гордости и засуетилась, провожая гостей.

МакГонагалл и Дамблдор учтиво простились с кошатницей (книзлятницей?) и, не аппарируя, медленно пошли по Прайвет Драйв.

Эх, все-таки пропустили начало беседы...там, впрочем, не было ничего занимательного. А вот подслушать этих двоих сейчас... Святое дело!

— Альбус, я могу у вас спросить? — подумав, произнесла Минерва, поправив остроконечную шляпу на голове и мимоходом обновив чары незаметности. — Зачем вы отдали девочке часть своих сил? Ведь она абсолютный, полный сквиб, по сути своей, маггла, кем и является. Вы же понимаете, что она просто не сможет выполнить ваше условие и закончить год на «П» и «В»? Просто сил не хватит.

Директор так укоризенно взглянул на МакГонагалл, что той даже стало немного совестно за вопрос.

— Минерва, нет никакой Дэйзи Дурсль. Точнее, есть, но она только оболочка, пустой гомункул, в котором прячется наш Гарри. Видимо, эта оболочка и глушит его магию, не давая пробиться наверх. В школе, окруженная со всех сторон магией, оболочка распадется, и Гарри будет спасен. — Дамблдор говорил столь убедительно, что МакГонагалл проглотила несколько наводящих вопросов и задала лишь один, самый важный:

— Имя девочки, высвеченное зельем... Какое отношение маггла может иметь к давно угасшему роду Уайтов?

— Неисповедимы Мерлиновы пути, — глубокомысленно отозвался директор. — Это был сбой в работе Эксиберитума, как раз из-за оболочки. Мы достаточно нагулялись, Минерва, давай вернемся в Хогвартс. Тем более тебя там ждут не сдавшие ТРИТОНы семикурсники, верно?

— Все-то вы знаете, Альбус, — раздраженно фыркнула МакГонагалл, аппарируя.

Директор оглядел улицу, уделив особое внимание дому четыре, прислушался, удовлетворенно оглянулся и аппарировал вслед за своей заместительницей.

Нет, положительно, я заношу Дамблдора в черный список и начинаю пакостить. Обозвать наследницу рода Уайт «оболочкой»! Да этот старый маразматик хоть помнит, к кому восходит род?

Прошу прощения, он меня разозлил. Итак, что мы собирались делать дальше? Ах, да, вернуться к Дурслям и понаблюдать...

Так, где там мой хроноворот? О, нет, он опять сломался! Видите, по краю трещинка побежала? Таким его использовать нельзя.

Очень жаль, конечно, но придется нам вернуться так и пропустить разборки Дэйзи и ее родителей. Впрочем... наверняка там не было ничего интересного. Вопли, крики, взаимные упреки... Лучше отдохнем и вернемся спустя пару дней, когда все уляжется, а вылечившая свою ногу миссис Фигг поведет Дэйзи на Диагон Аллею. Вот это будет интересно!

Спустя пару дней Дэйзи, которая не Дэйзи, оказывается, а Лили, сидела у себя в комнате, заперевшись на все замки, закутавшись в толстый желтый плед и укрывшись под столом. Желудок нещадно бурчал от голода (спасал только сделанный в незапамятные времена запас непортящихся чипсов), но вылезать из убежища было опасно.

После посещения дома номер четыре по Прайвет Драйв ненормальными вокруг Дэйзи все взрывалось, портилось и так или иначе уничтожалось. И это только в ее комнате! Было страшно подумать, что она могла бы сотворить, если бы вдруг спустилась вниз и обняла мать, как хотела.

Вообще, тогда, сразу после ухода ненорм... профессора Дамблдора, она поступила нехорошо: не стала приводить родителей в сознание, а сбежала к себе в комнату. Но у нее было оправдание: она ужасно, ужасно боялась как-то навредить маме и папе, и Дадли (ему, впрочем, было сложно повредить, что бы ни думала об этом мама).

Весь ее уютный маленький мирок распался с появлением на пороге ЭТИХ. Теперь в душу закрался страх, и никак этот страх было не достать. Тем более, что ни Том, ни Оливер ей почему-то больше не снились. И это было хуже всего! Куда они могли подеваться? А вдруг Оливер узнал, что она проговорилась про него и теперь сердится? Что ей делать? Как она будет жить без Тома и Оливера, которые всю жизнь были ее, скрытыми от чужих глаз, братьями? Дадли никак не мог сравниться с ними: он был родной, но совсем... Другой. А вот Оливер и Том...

Даже под страхом смерти, пожалуй, она не смогла бы сказать, когда они начали ей сниться... Нет, не так.

Это никогда не было сном, а, как говорил Том «подкладкой реальности», где могли существовать ее два братика.

У Тома имя было всегда; он никогда не менялся. Имя Оливера было неизвестно, и он, когда подрос, взял себе новое, одобренное Томом и вычитанное в книге: Оливер Твист.

— Том, мне страшно... Оливе-е-ер... — шмыгнула носом Дэйзи, нащупывая пальцами салфетку. Ни в каких ситуациях нельзя забывать о правилах хорошего тона.

Где-то в комнате что-то гулко звякнуло: эта дурацкая магия продолжала громить ее комнату. И в чем польза от волшебства? Совершенно непонятно.

В дверь гулко постучали.

— Зи! Ну, Зи же! — громовой голос Дадли, как не сомневалась девочка, раздавался по всему дому. — К тебе там пришла кошатница, как ее... Забыл. Спускайся давай!

Дэйзи выпуталась из одеяла и подошла к двери, прижавшись к прохладному дереву лбом.

— Мама и папа точно уехали?

— Мать плакала, отец сердился, — в голос брата закрались укоряющие нотки. — Но да, уехали. Деньги они оставили на столе на кухне. А теперь выходи, ты обещала!

— Дадлз, иди в свою комнату, ты тоже обещал, — напомнила Дэйзи.

— Да иду я, иду, — проворчал Дадли. — И, того, Зи...

— Да?

— Береги себя, там. Мама не переживет, если и с тобой что-то случится.

Девочка почуствовала, как к горлу подступает комок, а глаза наполняются слезами. Дадли...

— Да, Дадлз, конечно, я буду осторожной. А теперь иди.

Дождавшись, пока стихнут шаги брата и хлопнет его дверь, девочка быстро переоделась, время от времени уворачиваясь от осколков стеклянных вазочек и статуэток, лопающихся прямо на глазах. Жалко было — не передать, но взять эту странность под контроль было невозможно.

Переодевшись, Дэйзи схватила сумку с вещами, и, быстро повернув замки, распахнула дверь, пулей вылетая на лестницу.

Лестница и последовавшая за ней гостиная встретили девочку более чем ожидаемо: звоном разбиваемого стекла и фарфора. Ругаясь про себя всеми известными ей нехорошими словами (их оказалось всего пять, к несчастью), Дэйзи проскочила мимо ждущей ее миссис Фигг, сгребла лежащие на столе купюры и выскочила на улицу. По одному из окон прошла трещина... и, кажется, все. Затихло.

Дэйзи уселась прямо на газон и закусила губу от облегчения: она не развалила дом, уже хорошо.

Несколько дезориентированная миссис Фигг вышла из дома номер четыре и подошла к девочке.

— Привет, Дэйзи. Или мне лучше называть тебя Лили, чтобы ты привыкала?

Девочка быстро закивала, соглашаясь на последний вариант.

— Что ж, Лили... Мистер Дамблдор дал мне двухсторонний портключ до Диагон Аллеи, чтобы мы смогли добраться быстрее. Ты не имеешь ничего против портключей?

Дэйзи имела, но как об этом сказать? Откровенно говоря, она была категорически против вообще любой магии.

Миссис Фигг достала из кармана крохотную пластиковую статуэтку в виде кошки (кто бы мог подумать, в самом-то деле) и протянула ее Дэйзи.

— Возьмись за нее, — предложила кошатница. — Портал сейчас активируется, и мы перенесемся прямиком к Гринготтсу. Зайдем в хранилище, потом купим тебе у Олливандера инстрýмент, потом ингридиенты для зельеварения, мантии у мадам Малкин, конечно...

От полной непонятных слов речи женщины у Дэйзи закружилась голова, и девочка, стараясь не вслушиваться, вцепилась пластиковой кошке в ухо.

Внезапный удар по легким выбил из Дэйзи дыхание, и тут же с такой же силой стукнуло по животу. Задыхаясь, девочка сложилась пополам и долбанулась лбом о неожиданно оказавшуюся под ней землю. Несколько быстрых и острых уколов в сердце завершили приступ, и Дэйзи, глубоко дыша, попыталась встать с земли. Ее мутило.

Свеженькая и даже как-то помолодевшая миссис Фигг всплеснула руками, посадила куда-то девочку и умчалась, чтобы через минуту вернуться с большой коробкой, разрисованной коричневыми лягушками.

— Ох, кто ж знал, что ты так отреагируешь на скоростной портключ! Но теперь все в порядке, да? Вот, съешь шоколадную лягушечку, мне всегда помогает.

Женщина торопливо разорвала коробку, достала маленькую емкость, и, открыв ее, начала совать в рот Дэйзи истошно дрыгающую ногами лягушку.

— Господи, что это?! — девочка, с огромным трудом справившись с рвотным позывом, выплюнула полудохлую лягушку. — Какая... мерзость!! И... Ох, где это мы?!

Придя, наконец, немного в себя (согласитесь, не каждый день вас нещадно бьет нечто, сделанное из воздуха, потом в вас запихивают превращенное в шоколад живое существо, тем более такое мерзкое как лягушка, а под конец вы обнаруживаете себя рядом с гранитной лестницей, где торопливо бегают люди в очень странной одежде), Дэйзи тяжело полнялась на ноги, и, схватившись за узорчатые каменные перила, начала оглядываться.

Они находились в тесноватом переулке, где узкие дома наседали другна друга с целью отобрать еще хоть немного места. Крыши многих покрывала проржавевшае насмерть кровля (Они же маги, какая проблема исправить?), висели плохо различимые от старости вывески в виде котлов, сов, непонятных закорючек и книг.

По переулку туда-сюда бегали люди в таких же балохонах, какие были у тех ненормальных, что приходили к ней домой. Только здесь, в отличие от Дамблдоровской, расшитой звездами, маги предпочитали более легкие, летние ткани. Даже дети были в мантиях, самые маленькие — в розовых и голубых, расписанных волшебными палочками и коронами, а подростки повзрослее щеголяли светящимися черепами или просто цветочками. Впрочем, большинство все же носило обыкновенные черные или зеленые балахоны.

Долго разглядывать чуднóе место девочке не дали. Куда-то торопящаяся миссис Фигг с горящими глазами подхватила ее под руку и, быстро тарахтя что-то неразличимое, потащила шатающуюся от слабости Лили по лестнице. В ее речи можно было разобрать часто повторяющееся слово «галеоны».

Они быстро поднялись по лестнице и, пройдя мимо жутких зеленокожих тварей, стоящих у входа, скользнули внутрь.

Покрывающая все и вся позолота ослепляла, а непрестанный гул, даже более громкий, чем в переулке, сбивал с толку. Лили была тем больше выбита из колеи, что ей почти не приходилось бывать в таких больших скоплениях народа. Она с матерью и в Лондоне-то была всего раз, перед первым походом в школу.

Вновь не дав девочке времени на осмотр, миссис Фигг подвела ее к высокой резной стойке, за которой сидел такой же зеленолицый страшила, как и на входе.

— Тсем мохгу слузисть? — произнес со странным акцентом уродец.

Книзлятница выбросила вперед руку с ключом и затараторила что-то про сейф, Лили не стала вслушиваться.

Зеленомордый, дослушав, важно покивал головой и указал длинным тонким пальцем в сторону, противоположную входу, на широкую арку, как и все вокруг, изукрашенную золотом.

— Итсите тюда, тсам фас фстлетит плофодник. Тсеффоська мошьет подоздасть на плосьсатке.

Миссис Фигг, услышав последнее, аж засветилась вся, и, вновь схватив девочку, посеменила в указанную сторону, потрясая большой кожаной сумкой — откуда только успела достать?

Пройдя сквозь арку (после освещенного тысячью светильников зала здесь показалось темно, как в склепе), Лили и книзлятница оказались на широкой площадке, как в метро. Только вместо железнодорожных путей здесь причудливо извивались тонкие рельсы для вагонеток.

Кряхтя и постанывая, подкатила одна из вагонеток, в ней сидел очередной зеленый страшила, в кокетливой белой шапочке, бережно завязанной под длинными ушами.

— Белопоп к фашим услухам, мэм, — протянул человекоподобный монстр. — Сатситесь ф фахгон.

Женщина суетливо посадила Лили на одну из резных скамеечек у стены, сунула ей в руки пакет с ненормальными сладостями, прошептала, что скоро вернется и с горящими глазами залезла в вагонетку.

— Никуда не уходи и жди меня! — успела крикнуть книзлятница перед тем как вагончик протяжно крякнул и ухнул вниз по путям, засвистев.

Лили только пару раз растерянно моргнула, провожая взглядом свою соседку. Определенно, мир сошел с ума...

Миссис Фигг не было уже очень долго, и Лили, заскучав, начала перебирать яркие обертки во врученном ей пакете.

Шоколадных лягушек она сразу же отложила в сторону: на них смотреть даже было противно. Загадочные леденцы с не менее загадочным названием Берти Боббс отправились туда же.

Заинтересовали девочку длинные леденцы на палочке, которые вспыхивали яркими огнями, когда леденца касался язык, и сделанные из спрессованного сахара перья. Впрочем, попробовать она все равно, кроме леденца, ничего не рискнула: мало ли!

Пока девочка копошилась в пакете, на площадку подошли еще двое: высокая, плотненькая девушка и схожий с Дадли телосложением мальчик.

Они подошли к еще одной тележке и девушка легко запрыгнула в нее. Следом подался было и мальчик, но его спутница лишь засмеялась и указала тому на скамейку. До Лили донеслось:

— Нет, Грег, ты же знаешь, папá против, чтобы ты спускался вместе со мной. Вон, посиди на скамейке и подожди меня, хорошо?

— Ну Марианна! — заныл названный Грегом. — Ну пожа-а-алста!!

Лили невольно прыснула в ладошку: сходство с Дадли стало практически абсолютным.

Мальчик поныл еще несколько минут, и, не добившись никакой реакции, понуро отошел и сел рядом с Лили, кося глазом на внушительную кучку сладостей.

Они немного посидели молча, и наконец Лили не выдержала просящих взглядов.

— Хочешь? — спросила она, придвигая к мальчику сласти. — Мне они не нравятся.

Тот немного смущенно помялся, но предложенную кучку все же подгреб себе и, ловко вытащив из нее сахарное перо, аппетитно им захрустел.

— Спасибо, — невнятно пробормотал он. Лили отмахнулась:

— Не за что. Говорю же, мне не нравятся.

Дохрустев пером, сосед по скамейке отряхнул руки и, поморгав, наконец представился:

— Меня зовут Грегори, Грегори Гойл.

— Очень приятно, Грегори. Меня зовут Дэ... Э-э-э... Лили Уайт, — Лили с трудом сдержала желание постучать себе по лбу. Вот ляпнула бы сейчас: Дэйзи Дурсль! и как бы потом отмывала запятнанное ведьмовством имя семьи?

Дальше разговор не продвинулся, и они просто сидели рядом, в ежеминутно нарушемой скрипом тележек и хрустом очередного сахарного пера тишине.

— А ты сюда с кем пришел? — полюбопытствовала уставшая от тишины Лили.

— С сестрой. Она рейвенкловка, на седьмой курс идет, — с потаенной гордостью ответствовал Грегори.

Непонятные слова отрезвили Лили и заставили вспомнить, что этот верзила вовсе не очередной дружок Дадли, а человек, имеющий отношение к ненавистному миру магии. Она насупилась и слегка отодвинулась, начиная злиться на миссис Фигг. Что она так долго там делает, в этом сейфе?

— А на какой факультет ты хочешь попасть? — вновь подал голос Гойл. — Я хочу в Слизерин.

Лили пожала плечами: она вообще первый раз слышала о факультетах.

— Я... м-м-м, тоже, — отозвалась она, желая сказать хоть что-то, и именно в этот момент из отчаянно скрипящего вагончика выпрыгнула сопровождающая Грегори девушка и твердой походкой, звеня монетами в сумке, подошла к ним.

— Пошли, Грег... — она обратила внимание на Лили. — О, ты уже успел познакомиться с кем-то? Чистокровная, конечно? — она с милым прищуром чуть раскосых голубых глаз посмотрела на Лили.

— Да, разумеется, — автоматически ответила девочка, почему-то решив, что речь идет о нормальной чистокровности. Ну, она ведь и на самом деле была чистокровным... человеком, без магических примесей. Тетя не считается. Это не прямая линия, да.

— Тогда приятно познакомиться, — улыбнулась девушка. — Я — Марианна Гойл. А ты... — докончить фразу та не успела: тонкие дамские часы, которые охватывали крепкое Марианнино запястье, ярко засветились желтым. — Ох, Мерлин, мы опаздываем! Грегори, вставай, идем... — и схватила мальчика за руку. Уже около разделяющей зал и площадку арки они оглянулись и Марианна помахала Лили рукой.

— До встречи в Хогвартсе!

Та только кивнула им вслед, оставшись в растерянности. Странно: маги, а выглядят почти как нормальные люди...

Минут через пять наконец приехала миссис Фигг, согнутая под тяжестью бренчавшей кожаной сумки.

— Что это у вас там? — полюбопытствовала девочка, вставая и смахивая оставшиеся сладости в пакет.

Соседка расплылась в довольной улыбке.

— Это галлеоны, Лили. Волшебные деньги, очень большие.

— А откуда вы их взяли? Из своего сейфа? — Лили озадаченно нахмурилась. — Но зачем? Мне мама с папой дали деньги...

На этот вопрос миссис Фигг не стала отвечать, а просто, махнув рукой, поторопилась на выход. Девочке ничего не осталось, как следовать за ней.

Как только они вышли из банка (Лили долго привыкала к слишком яркому солнечному свету), соседка крепко взяла девочку за руку и заворковала:

— Сейчас пойдем к мадам Малкин. Купим тебе самые-самые лучшие мантии, обязательно!

— Мне не нужны самые лучшие! — попробовала протестовать девочка, чувствуя поднимающееся в душе раздражение ко всем этим «волшебным штучкам». — Мне они нужны только на один год, и все!

Миссис Фигг, ничего не слушая, быстро ковыляла вперед, по, к счастью, не сильно запруженному людьми переулку.

Лили начала уставать от быстрой ходьбы как раз в тот момент, когда они остановились около большого магазина с роскошной, узорчатой вывеской: «Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни», на витрине которого стояли манекены в мантиях, в костюмах, даже в полосатых пижамах. Под манекенами в художественном беспорядке были разбросаны шарфы, шапки, гетры и нашивки с изображенными на них зверьми: змеей, львом, барсуком и вороном. Лили равнодушно пробежала по ним взглядом и отвернулась.

Внутри было светло и довольно тихо, по сравнению с бушевавшими в переулке криками. К ним, покачивая внушительными бедрами, подошла полная женщина в светлой, изукрашенной цветными узорами мантии.

— Первогодка? — приятным тенором спросила женщина у миссис Фигг, и, дождавшись торопливого кивка, жестом подозвала помощницу с обмерочной линейкой. Быстро и профессионально сняв мерки, она предложила Лили посидеть, а сама подала миссис Фигг большой каталог с квадратными кусочками ткани.

Лили, вполуха слушая разговор женщин, болтала ногами и скучала. Ей хотелось скорее закончить все это и вернуться домой, к родителям и брату.

Наконец соседка и продавщица закончили обсуждать ткани, и Лили ободренно вскочила. Увы, это был не конец пытки шоппингом (как всякая девочка одиннадцати лет, Лили не успела войти во вкус в этом изощренном занятии), а только начало.

Из магазина они вышли, нагруженные какими-то свертками и пакетами — миссис Фигг пояснила, что там «нормальная» одежда, и то, только самая необходимая.

— Мантии и нашивки тебе пришлют в школу, уже после того, как ты пройдешь распределение. Впрочем, я думаю, ты попадешь в Гриффиндор. Да? — щебетала миссис Фигг, поминутно теребя новенькую, только что купленную розовую шляпку. Не дождавшись ответа от Лили, которая была озабочена одним: проследить, чтобы ничего никуда не вывалилось и не порвалось, соседка потянула девочку в соседний магазин, книжный.

Там они почти не задержались: миссис Фигг куда-то, кажется, торопилась, погоняя продавца и сверяя с ним список учебников. На книги девочка старалась не смотреть: мало ли какие названия могут встретиться!

На выходе из книжного соседка отсчитала Лили пятнадцать золотых монет и указала сухим, тонким пальцем на старую вывеску: «Олливандер. Прозводители волшебных палочек с...» Дальше Лили не разобрала, слишком были грязны и мелки буквы.

— Ну что, Лили, — улыбаясь, заговорила миссис Фигг. — Предлагаю тебе пойти и купить себе волшебную палочку. Я пока, э-э-э... о, весы и котел тебе куплю. Как закончишь, подойдешь к «Дырявому котлу», спросишь у кого-нибудь, где это. Договорились? Вот и замечательно.

И прежде чем Лили успела протестующе вскрикнуть и вцепиться всеми конечностями в соседку, та, вместе со всеми пакетами, просто развернулась и быстро ушла.

Девочке ничего не оставалось, как положить тяжелые монеты в карман и направиться к старым, потрескавшимся дверям магазина.

Острый взгляд из-за угла, направленный на нее, она не заметила, толкая дверь и входя в тихое, пахнущее молью и пылью помещение.

В первое мгновение мертвая тишина и редкий прозвон колокольчика после криков Диагон Аллеи оглушили Лили и заставили нервно озираться в поисках кого-то живого. Абсолютно пустой, если не считать одного-единственного стула, магазин доверия, мягко говоря, не внушал. Девочка передернула плечами и негромко позвала:

— Э-эм, мистер? Есть здесь кто-нибудь?

— Ну конечно, есть, — раздался старческий голос и перед Лили, словно из ниоткуда, появился сухопарый, высокий мужчина, заставив ее подскочить от неожиданности. — Добрый день, юная мисс. Как сейчас помню, как ваша мать выбирала у меня свою палочку. Десять с четвертью дюймов, гибкая, из ивы. Прекрасная палочка.

— Н-но, — растерянно отозвалась Лили. — Моя мама не волшебница, я из обычной семьи.

Продавец наградил ее скептическим взглядом, но промолчал, доставая длинную линейку с серебряными делениями.

— Вы правша?

— Чт... А, да. Правша.

Старик быстро провел необходимые ему измерения, и, ничего не объясняя, удалился в подсобку. Лили застыла на середине магазина, настороженно сверкая глазами. Но долгое время никого опасного не появлялось, и девочка немного расслабилась, присев на краешек колченогого стула и болтая ногами.

В принципе, если подумать, магический мир оказался не таким страшным, как она ожидала. Хотя, конечно, если там все будут с такими прибабахами, как, скажем, тот заросший волосами великан, она пересмотрит свое мнение.

— Попробуйте эту, мисс, — как и в первый раз, совершенно внезапно появился хозяин магазина, протягивая девочке длинный и тонкий прямоугольный брусок, мало похожий на виденные ею раньше изящные палочки. — Взмахните, пожалуйста.

Лили кончиками пальцев взяла брусок и помахала им вверх-вниз. Брусок радостно выдал сноп лиловых искр, а Олливандер задумчиво почесал щеку.

— Как интересно, хмм...

— Что интересно? — полюбопытствовала девочка, недоумевающе рассматривая грубый и плохо обтесанный кусок дерева. И это волшебная палочка? Да она же себе заноз в ладонь набьет!

— Остролист и перо феникса, — Мастер любовно погладил деревяшку. — одиннадцать дюймов, тонкая и весьма гибкая. Вам повезло, мисс. Это очень необычная палочка.

Повезло? ЭТО называется повезло?

— Мистер Олливандер... А можно ее отшлифовать? Она грубая такая...

— Отшлифовать? Грубая?! — Старик ошалело захлопал глазами. — Знаете, мисс, я столько лет продаю волшебные палочки, но вы первая, кто осмелился так оскорбить мои творения!

— Так можно? — уточнила Лили, откладывая палочку в сторону.

— Нет, конечно! — распушился Олливандер. — Если уж так хотите избежать заноз, заворачивайте в тряпочку. Только я не могу пообещать, что палочка не сдетонирует! — Мастер отвернулся, демонстрируя ужасную обиду.

Лили искренне возмутилась. Мать рассказывала, как ее оскорбляли продавцы и как она поступала в такие моменты. Вот наука и пригодилась.

— Знаете что, вы сейчас ведете себя по-хамски. Откуда мне знать, что можно, а что нельзя? Так что извините, ваша продукция мне не подходит. Поищу в другом месте, — Девочка почти швырнула раскрытую коробку от палочки на прилавок, и, подхватив сумку, гордо вышла из магазина.

— Скатертью дорожка, — громко пробормотал ей вслед Олливандер, и, дождавшись хлопка двери, взмахом своей палочки вернул первоначальный гладкий изукрашенный вид выкинутой. — Прости, Альбус, но я не мог отдать ей эту палочку. У таких, как она, свой путь... И этот путь должен сопровождаться светом из совсем другой палочки. Другой и изготовленной другим.

Мастер вздохнул и, отложив свою палочку, взял в руки остролистовую.

— Прости меня, — попросил старый маг. — Но раз уж так сложилось...

Под напором сильных рук палочка тренькнула и разломилась надвое, показав почерневшее и местами подгнившее искусственное перо.

— Феникс никогда не дает два пера. Никогда.

* * *

Кипя праведным гневом, девочка вылетела из запыленной лавки, и, ругаясь под нос, застыла посреди улицы, пораженная внезапным откровением. Как бы ей не хотелось никуда ехать и ничего покупать, но волшебная палочка все равно нужна! Хотя бы для того, чтобы лично разломать ее на маленькие кусочки в конце учебного года и забыть обо всем, как о страшном сне.

Но единственная лавка, о которой рассказала миссис Фигг — магазин Олливандера. Возвращаться туда? Да ни за что. И гордость тут не при чем.

— Наверняка тут есть и другие производители волшебных палочек, нужно только спросить, — решилась Лили, рассматривая проходящую мимо нее публику. — Знаменитый Олливандер... Тоже мне!.. Дурак старый, — продолжила бурчать девочка, наобум сворачивая в одно из узких ответвлений Диагон Аллеи.

Внезапно левую руку, чуть повыше локтя, сжали чьи-то сильные пальцы. Лили в панике рванулась, разворачиваясь, и обнаружила рядом с собой крошечную старушку в грязно-сером балахоне.

— Это ты сказала, что Олли старый дурак? — расхихикалась старуха, продолжая сжимать пальцы. — Что, не продал тебе палочку? Чем не угодил?

— Хотел продать мне неотшлифованную палочку, — отозвалась Лили, безуспешно пытаясь выдрать руку из крепких пальцев. Смирившись с тем, что ничего не получается, спросила:

— Простите, а вы не в курсе, где можно приобрести другую палочку? Нормальную?

— Знаю, знаю, — прокряхтела старуха, делая пару шагов в сторону и таща девочку за собой. — Пойдем сюда, я делаю палочки. Не побоишься у меня заказать?

— Н-ну... — растерянно отозвалась Лили, шагая следом. — А сколько это будет стоить?

Сумасшедшая старуха разразилась хриплым каркающим смехом, протискиваясь в узкую незаметную дверь и наконец отпуская многострадальную руку девочки.

— Молодец, девчонка... Задаешь правильные вопросы. Вот тебе правильный ответ: сколько скажу, столько и стоить будет. Иди сюда, сделаем тебе палочку.

Девочка с трудом пролезла следом, раздвигая старые доски, и прошла за старухой, чихая от поднявшейся пыли.

— Давай руку. Да не правую! В правой ты рапиру держать будешь.

— Какую еще рапиру?! — изумилась девочка. — Я не учусь ей пользоваться...

Старуха кинула на нее странный взгляд:

— Научишься еще, у тебя все, хи-хи-хи, впереди. Руку давай!

Лили послушно протянула левую руку, с затаенным ужасом наблюдая за тем, как старуха берет проржавевший нож.

— Да ты не боись. Все стерильно, — хихикнула, как скрипнула, ведьма, ловко разрезая ей ладонь. От неожиданной боли девочка громко вскрикнула, но ведьма уже слила необходимое количество крови в медную чашу, и одним движением палочки залечила рану:

— Curo. Ну вот, все. Теперь скажи вот что: какой твой любимый цвет?

Девочка на секунду опешила: только что ей тут ладонь раскроили, а сейчас про любимый цвет спрашивают?

— Розовый, — немного стесняясь, ответила Лили.

Ответ этот старухе не понравился.

— Самый-самый любимый? Именно розовый? Не фуксия, не малиновый?

Девочка кивнула:

— Ну да, просто обыкновенный розовый. А что такое?

— Да нет, ничего такого... — старуха встала, и, покопавшись на полках, вытащила пыльную деревяшку. Под толстым серым слоем угадывался розоватый цвет дерева. Кинув ее на стол (Лили тут же расчихалась от поднявшихся клубов пыли), ведьма задала слелующий вопрос:

— А какое животное боишься больше всего? Насекомые, — она хмыкнула. — не в счет.

— Летучих мышей, — не раздумывая, ответила девочка, с содроганием вспоминая гнездо этих животных на чердаке своего дома.

— О, — удивилась ведьма. — Замечательно.

На стол полетела связка чего-то черного. Когда девочка разглядела, ЧТО это, то с трудом сдержала рвотный позыв. На столе лежали сухие крылья летучих мышей!

Старуха спустилась со стремянки и, держа в руках напильник, села на свое место.

— Необычное сочетание, надо сказать. Зря ты выбрала розовый, — она неодобряюще покачала головой. Теперь жить будешь недолго. Влюбишься... И все! Сгоришь от своих чувств. Ты же к жизни неприспособленна совершенно. Зато вот жилы из крыла — чудесный выбор. Знаешь, почему?

— Почему? — отозвалась девочка, пока переваривая мысль о том, что она «жить будет недолго».

— Подозрительная будешь. Может, это тебе жизнь-то продлит чуток. Кроме того, предсказательницей можешь стать, если заниматься будешь. Будешь?

— Э-э-э, — глубокомысленно ответила Лили. Да-а-а, будет, разумеется. Вот проучится год, разломает палочку, сожжет все, что сейчас покупает, вернется к обычной жизни, и, конечно, будет заниматься.

— Впрочем, кто тебя спрашивает... — пробормотала ведьма, ловко выпиливая из бруска тонкую, с заостренным концом, основу.

Лили, наблюдая, присела на краешек пыльного стула. Вообще, ей не полагалось сейчас здесь сидеть, если подумать -сколько раз мама говорила ей не верить незнакомцам, тем более таким подозрительным? Но почему-то рядом с этой колдуньей Лили не испытывала паники, наоборот, какое-то странное спокойствие. Такое же чувство возникало, когда они ездили к маме отца, бабушке.

А ведьма тем временем, используя только обыкновенные инструменты, выдолбила в основе полость, и, что-то бурча под нос, залила туда кровь из чаши, аккуратно затолкав туда же три тонкие жилы. Закончив, она ловко законопатила отверстие и с помощью небольшого станка вырезала на поверхности дерева узоры. После этого она облила почти готовую палочку странной субстанцией и взмахнула своей. Палочка в станке словно спрессовалась: стала немного длиннее и тоньше.

— Вот и готово, — довольно резюмировала ведьма, но отдавать палочку не торопилась, в упор смотря на Лили. Та спохватилась: наверное, мастерица ожидает оплаты.

— Вот, у меня есть одиннадцать галеонов...

— Оставь свои галеоны себе, девочка, — внезапно оборвала ее колдунья, встав со своего места. Покопавшись в кармане, она достала широкий позолоченный браслет. — Возьми, это тебе.

Лили нерешительно взяла протянутый браслет, и, под внимательным взглядом что-то шепчущей колдуньи одела его на запястье левой руки.

— Да? — спросила внезапно ведьма.

Девочка изумленно уставилась на нее.

— Что, простите?

— Да? — вновь спросила старуха, и Лили растерянно повторила:

— Да...

В ту же секунду браслет со скрипом сжался, плотно обхватив запястье. Девочка открыла было рот, чтобы закричать и позвать на помощь (вот дура-то, правильно мама говорила, а теперь, теперь что будет, вдруг ее продадут или убьют, мамочка!), но старуха бросила:

— Молчи! — и Лили, как не старалась, не смогла не подчиниться, дрожа, как осиновый лист.

Из еще одного кармана ведьма извлекла крупный флакон из синего стекла, доверху наполненный какой-то вязковатой жидкостью.

— Выпей.

Лили замотала головой, с ужасом смотря на флакон. Яд или что похуже?

— Я сказала, выпей!

Браслет слегка нагрелся и сильно кольнул кожу изнутри, так что девочка вздрогнула и была вынуждена подчиниться приказу. Дрожащими руками Лили вынула пробку и несколькими глотками осушила флакон, заметив, что ведьма смотрит на нее с нескрываемой надеждой.

Ничего не происходило, и надежда начала уходить из тускло-голубых глаз колдуньи, когда внезапный приступ боли скрутил живот. Лили охнула и упала на пол, свернувшись клубочком и крепко-крепко сжав глаза. Все-таки яд, наверное. Какая же она глупая, ох, поверила какой-то старухе...

«Мама, где ты?» — мелькнула последняя мысль, и девочка потеряла сознание.

Воспоминания, старые и новые, горькие и сладкие, кружили вокруг девочки, проносились мимо, задевая ее рваными боками. Счастье, страх, боль потери. Спокойствие и изумление. Ненависть и интерес.

Каждое новое воспоминание жгучей болью отзывалось во всем теле, заставляя Лили изгибаться и кричать, умолять прекратить пытку.

Еще немного — и она бы сошла с ума, не вынеся мучений, но именно в этот момент золотой браслет на ее руке ярко вспыхнул, обжигая и освобождая от боли.

Лили резко села на кровати, задыхаясь и уставившись широко распахнутыми глазами на браслет. От него исходил ясно различимый запах крови, и девочка испуганно потрясла рукой, желая избавиться от украшения.

— Даже не пытайся, — раздался в комнате скрипучий голос, и Лили замерла, больше всего желая спрятаться где-нибудь, чтобы не видеть темную угрожающую фигуру, медленно приближающуюся к ней. — Этот браслет ты сможешь снять только вместе с рукой.

— Lumos, — пробормотала фигура, зажигая от огонька на кончике палочки большую свечу, стоявшую на прикроватном столике. Неровный свет озарил старое морщинистое лицо давешней ведьмы, очень усталое, но довольно радостное. — Не бойся меня, я ничего тебе не сделаю, — попыталась успокоить старуха девочку, заметив, что та попыталась забиться в угол кровати.

— П-послушайте, — Лили сделала глубокий вдох и подняла глаза на ведьму. — Я не понимаю, зачем я вам нужна и что вы хотите со мной сделать. Но, пожалуйста, отпустите меня домой. Моя мама, должно быть, с ума сходит от беспокойства. И та женщина, что пошла со мной за покупками... Мы с ней должны были встретиться после того, как я получу палочку. И я... я... Мне надо домой, пожалуйста.

Ведьма смотрела на девочку долгим изучающим взглядом. Когда Лили перестала надеяться, что та даст ей ответ, старуха с кряхтением присела на край кровати, на которой полусидела девочка.

— Тебя зовут Лили Уайт, верно? — уточнила ведьма, и, дождавшись осторожного кивка, продолжила:

— Ты больше не та, кем была раньше. Та девочка исчезла, испарилась. Женщина, которую ты считала своей матерью, больше не знает тебя. Теперь для нее существует только один ребенок, ее настоящий ребенок.

— О чем вы? — плаксиво скривившись, спросила девочка. — Моя мама... О чем вы говорите?

Старуха вздохнула, закусив тонкую губу.

— Как бы тебе объяснить... Ты — вовсе не та девочка, которой себя считала эти годы. Ты не обычный человек, не обладающий магическими способностями, не маггла. И твоя мать — вовсе не твоя мать, — увидев возмущение и неверие, появившееся у девочки на лице, она улыбнулась. — Когда я рассказывала твоей настоящей матери об этом, она тоже не поверила. Я, к несчастью, так и не смогла ее убедить, я просто не имела права, — ведьма отвернулась, но Лили успела заметить, как сверкнули капли слез в уголках утопающих в морщинах глаз.

— Вы говорите чепуху, — решительно сообщила Лили собеседнице. — Верните меня домой. Верните! Не хочу даже слышать о магии, волшебстве и прочей ерунде! И то, что меня заставили согласиться на обучение в Хогвартсе, ничего в этой жизни не меняет! Я — обычная!

Ведьма сердито сжала губы.

— Ну, хорошо, ты увидишь сама. Может, если ты увидишь все собственными глазами, тебе будет проще поверить. Вот, возьми, — она протянула девочке кулон на тонкой цепочке. — Скажешь, куда хочешь попасть и портключ перенесет тебя на нужное место.

Ведьма с трудом поднялась, наградила девочку тяжелым взглядом и побрела к двери.

— Мне очень бы не хотелось так с тобой поступать, клянусь Мерлином, — произнесла она. — Но ни у меня в свое время, ни у тебя нет выбора. Наше проклятье уже впиталось слишком глубоко. Его не снять...

И ушла, оставив Лили едва ли не в слезах, в полной растерянности.

Как только скрипящая дверь закрылась, девочка спрыгнула с кровати и быстро натянула свою одежду, аккуратной стопочкой лежащую рядом. В груди быстро-быстро колотилось сердце, и Лили, решив не дожидаться обычного в таких случаях приступа дурноты, сжала кулончик в кулаке.

— Прайвет-драйв, Тисовая улица, дом 4! — выкрикнула она и с негромким хлопком исчезла из комнаты.

Ведьма приоткрыла дверь и долго смотрела на то место, откуда исчезла девочка.

— Мне правда жаль, Лили.

* * *

Портключ перенес девочку на лужайку перед домом, вновь заставив согнуться вдвое и отдышаться. Переждав, пока бешено мечущееся сердце успокоится, Лили поднялась на ноги и направилась к дверям своего родного дома.

— Мама? — окликнула девочка, открывая почему-то не запертую дверь. — Мама?! — перепуганно закричала девочка, заметив разгром в всегда чистой кухне. Все зеркала были закрыты тканью, а фотографии, на которых Лили была без брата, были вставлены в черные рамки. — Что это... Что такое?! — закричала она, падая на колени и захлебываясь слезами. — Мама, папа, Дадли, где вы?!

Наверху послышался шум шагов и вниз спустилась женщина, в которой девочка с огромным трудом узнала свою мать. Волосы Петуньи были всклокочены, к заплаканным глазам она прижимала мокрый платок.

Лили бросилась к матери.

— Мама, мамочка! — закричала она, протягивая к ней руки. — Что здесь происходит? Почему ты плачешь, мама?

Женщина уставилась на нее немигающим взглядом, сначала растерянным, а потом — разозленным.

— Иди прочь, колдовское отродье! — закричала она, откидывая от себя девочку. — Не знаю, зачем тебя прислали эти ненормальные, но я не поверю ни одному твоему слову! Я видела, как умирала моя дочь! — Петунья прижала платок к глазам и принялась утирать слезы. — Уходи немедленно, иначе спуститься мой муж и убьет тебя!

— Но, мама... Я живая! Это же я, мамочка, пожалуйста! Ты же помнишь, сегодня пришла миссис Фигг, забрала меня, а там какая-то старуха заставила меня надеть браслет и рассказывала какие-то небылицы, и я постаралась сразу вернуться... А ты говоришь, я мертвая! Вот она я, живая!

— Моя дочь никогда не была рыжей, — оборвала Лили мать. — И умерла она две недели назад, от наложенного на нее проклятья. Уходи. Уходи, не притворяйся! — закричала женщина и вытолкнула Лили из дома. — Проваливай!

Перед носом девочки захлопнулась дверь родного дома и Лили, вся в слезах, опустилась на коврик, только сейчас обратив внимание на то, что волосы, которые рассыпались по плечам, действительно огненно-рыжего цвета.

Кулончик на ее груди засветился мягким светом, и девочка вернулась в комнату, откуда перенеслась всего несколько минут назад.

— Почему? Почему она не узнала меня? Ведь я живая? — задыхаясь от слез, спросила девочка, не поднимаясь с четверенек. — Почему?

На ее плечи легли чужие руки и притянули к груди.

— Это сделала не я, Лили, клянусь. Это Дамблдор.

— Но почему, зачем? И кто вы, наконец? — пробормотала Лили, обмякая в объятиях.

— Он хотел сдать тебя в приют, так как считает, что после этого года в Хогвартсе ты станешь другим... человеком. Он собирается сам контролировать твое развитие.

Лили подняла на женщину глаза, полные слез.

— Но... откуда вы знаете? Зачем вам я, кто вы?

Старуха мягко, без всякой угрозы улыбнулась.

— Я — твоя бабушка, Лили...