Не отпускай

Мир на двоих,

Руки мы

Не отпустим, пообещай,

Вместе и будет целый мир

Нам открыт с тобой,

Пусть оставят нас одних

Законы прощальных нот –

Я с тобой...

Этого не может быть. Он не мог так поступить. Не мог предать наших друзей вот так, запросто... он отдал бы жизнь, но не выдал бы их.

И все же... газеты пестрят заголовками: «Сириус Блэк — злодей и убийца», «Душа друга Лили и Джеймса Поттеров оказалась черной под стать фамилии», а Рита Скитер, обожающая раздуть скандал даже из самой обыденной истории, настрочила статью с названием: «Что бывает, когда мы радуемся победе, а Министерство хлопает ушами».

И Дамблдор. Он тяжело вздыхает и добавляет, что Сириус не только убил несколько десятков Магглов и Питера в придачу — он выдал тайну Поттеров Волдеморту.

Об этом знают только члены Ордена Феникса. Знают и молчат об этом на собраниях. Но если кто-то и произносит имя «Сириус Блэк», то тотчас же в воздухе повисает гробовая тишина, и в глазах каждого можно прочесть приговор: прощения не будет. Никогда. Ни за что.

А я не верю. Я знаю его слишком хорошо, и я чувствую: это был не Сириус. И мне наплевать на Дамблдора, сказавшего мне после всего случившегося: «Мне очень жаль, Ремус, что твой друг оказался предателем, но это так... ничего не поделаешь... нам всем придется жить с этим».

Жить? Но как? У меня не было никого, кроме друзей. Джеймс, Лили, Питер... и Сириус. Трое ушли в царство мертвых, а последний — в Азкабане. Его посадили туда сразу же, без суда и следствия. Я не успел увидеться с ним. Но почему-то мне кажется, что если бы я поговорил с ним, то убедился бы окончательно: он невиновен.

Невиновен... Но ведь он был Хранителем. Никто, кроме него, не мог предать Поттеров!

Только не может этого быть.

Я не верю.

Это было не он.

Все сочувствуют мне, пытаются утешить... а мне не нужно утешение. Я хочу одного: найти дорогу в этой тьме, окутавшей меня, увидеть свет в конце тоннеля...

Не он.

Утром 1 ноября 1989 года Ремус Люпин проснулся от ужасной головной боли. Дневной свет, пробивавшийся сквозь тучи, слепил глаза, и от этого становилось еще хуже. Ремус сел, закрыл лицо руками и застонал.

Да, определенно, не стоило столько пить накануне... Но ведь он хотел только забыться, ведь никто, кроме него, не любил праздник Хэллоуина меньше.

Восемь лет назад в этот день погибли его друзья — Лили и Джеймс Поттеры. Их убил лорд Волдеморт. Он не нашел бы их, но среди близких друзей Лили и Джеймса оказался предатель — Сириус Блэк.

Ремус Люпин до сих пор не мог поверить, что именно Сириус— предатель. Так уж он был устроен — видел в людях только хорошее.

Вот уже восемь лет он жил уединенно — у него не осталось близких друзей, а новых он не завел. Иногда ему удавалось найти работу — но ненадолго, его отовсюду выгоняли, только узнав, что он — оборотень.

Недавно он устроился консультантом по вопросам связей с Магглами, и там ему неплохо платили. Понимая, что вряд ли он задержится на этом месте, Ремус экономил. Но вчера позволил себе бутылку огневиски.

Сейчас ему было уже противно вспоминать, как он напился до потери рассудка. Превращение в оборотня было немногим хуже. Ремус встал и, шатаясь, направился к шкафчику с зельями. Немного порывшись в одном из ящиков, он нашел то, что искал — флакончик с протрезвляющим зельем. Одним глотком выпив содержимое, он поморщился — зелье было невероятно гадким. Почти таким же, как Волчье противоядие, которое было слишком дорогим, чтобы он мог себе его позволить.

* * *

Если страдаешь от ликантропии уже девятнадцать лет, то поневоле одно лишь слово «луна» заставляет тебя морщиться от воображаемой боли. Уже много лет прошло с тех пор, как было открыто Волчье противоядие, но оно было почти что насмешкой над оборотнями: такие, как Ремус, никогда не имели лишних денег, а бутылка с зельем, которой хватало только на одно полнолуние, стоила семь галлеонов. Семь галлеонов! Столько стоила волшебная палочка в лавке Олливандера в косом переулке!

Однажды Ремус, устроившись на высокооплачиваемую работу, решился купить противоядие. Он отправился Косой переулок, где прохожие бросали презрительные взгляды на его потрепанную мантию, дошел до аптеки и попросил зелье. По тому, как на него посмотрел продавец, Ремус понял: тот хочет, чтобы он убрался отсюда как можно скорей. Аптекарь пошел в чулан и принес бутылку с зельем. При этом Ремус прочитал на его лице: «Убирайся отсюда, оборотень». Этого он уже не мог стерпеть. Отчетливо и громко сказав: «Спасибо, не надо», он быстро вышел на улицу, как будто задыхался в аптеке, и трансгрессировал.

* * *

Ремусу было невероятно одиноко и тоскливо в это утро 1 ноября. За окном шел мелкий, противный дождь, стуча по крыше, а из-за тумана, такого обычного для Лондона, не было ничего видно. Впрочем, смотреть и так было не на что — Люпин жил в темном, грязном дворе, в подвальной комнате.

Внезапно он вспомнил такое же промозглое ноябрьское утро — утро похорон Лили и Джеймса. Траурная процессия двигалась сквозь туман, и были видны лишь темные тени идущих волшебников. Тишина разлилась в воздухе, и только грязь хлюпала под ногами.

Взгляд Ремуса, идущего прямо за гробами, упал на развалины дома Поттеров. В обгорелой крыше образовалась дыра, и через нее протекал дождь. Ремус знал, что в этом месте находилась детская. Такая милая когда-то комнатка, откуда всегда был слышен звонкий смех малыша Гарри... А вот там, где лопнули стекла,— там была гостиная... они часто засиживались там вчетвером допоздна, а Лили время от времени заходила в комнату и сердито говорила, что их громкие разговоры будят Гарри...

А теперь Лили и Джеймс лежали в этих одинаковых гробах, черных, как ночь, и их уже не беспокоило, смеется Гарри или плачет.

Калитка кладбища со скрипом отворилась, и траурная процессия двинулась вдоль серых рядов могильных плит. Еще совсем недавно здесь нашли последний приют родители Джеймса, а теперь и их сын последовал за ними.

А ведь казалось — целая жизнь впереди! Пусть война, пусть боль, но разве может быть такое, чтобы молодые умирали? У них не было ничего, кроме жизни впереди. И им это было безразлично. Главное — жить. Главное — любить. Никогда не расставаться. Вырастить детей. Дождаться внуков. Победить зло...

Но... короткий взмах волшебной палочки и зеленая вспышка оборвали эти надежды. От Лили и Джеймса осталось лишь одно напоминание — Гарри.

Но он не знает о том, что мама и папа больше никогда не придут, услышав его плач. Они не ответят на тысячи его «почему». Они будут здесь — навсегда. И когда-нибудь Гарри придет сюда и поймет до конца — родителей не вернуть.

К Ремусу подошла красивая темноволосая женщина и спросила:

— Простите, вы — Ремус Люпин?

Он кивнул. Говорить ему было трудно — в горле застрял комок.

— Я — Андромеда Тонкс, кузина Сириуса Блэка... неважно, что он совершил, вы друг Джеймса и Лили — значит, вы мой друг и друг моего мужа.

Он снова кивнул.

— Вы можете в любое время прийти к нам. Мы живем рядом с Нориджем. Заходите к нам.

— Хорошо, я зайду, — сказал Ремус.

* * *

«Хорошо, я зайду». Конечно же, он так и не зашел к ним. Посчитал, что это глупо — прийти в гости к совершенно незнакомым людям...

Через полчаса Ремус вышел из своей квартиры и трансгрессировал в Министерство Магии.

* * *

— Уровень третий, — произнес прохладный женский голос.— Отдел магических происшествий и катастроф, включающий в себя Группу аннулирования случайного волшебства, штаб-квартиру стирателей памяти, Комитет по выработке объяснений для Магглов и Центр связей с магглами.

-Пропустите, пожалуйста,— сказал Ремус.

Он вышел в коридор, пол и стены которого устилала черная зеркальная плитка. За колдовским окном светило яркое солнце, так сильно непохожее на ту погоду, которая на самом деле была на улице. Кабинет Ремуса был предпоследним.

Ремус открыл дверь кабинета. Он пришел первым — кроме него здесь работали еще четыре человека.

Кабинет был просторный, вдоль светлых стен стояли шкафы с документами. Также здесь стояли три стола — один — начальника Центра, два других — для остальных четырех сотрудников. Пол здесь был устлан плиткой такого же цвета, как и в коридоре, только матовой.

Он сел за свой стол и принялся за отчет, который не закончил вчера. Дверь отворилась, и вошли двое его коллег — Лэйбор, у которого, как всегда, был такой вид, будто он не спал всю ночь, и Прокул, с которым Ремус не общался вообще. Слегка кивнув обоим, Люпин снова углубился в изучение отчета.

Время шло, отчет оказался очень трудным. Ремусу нужно было собрать сведения о работе телефонной связи, устройстве телефонных аппаратов и образе общения магглов по телефону.

Через четверть часа дверь снова открылась, и в комнату зашли два человека. Один из них был руководитель Центра — Маркус Декрейт, низкорослый, тощий, с образовавшейся в черных волосах лысиной, с маленькими серыми глазками, а второй — совершенно незнакомый Ремусу мужчина лет сорока-сорока пяти, полный, с сединой в русых волосах.

— Простите, коллеги, я запоздал, — сказал Декрейт. — Познакомьтесь, это Теодор Тонкс. Он будет работать с нами вместо Эгестаса.

Люпин, Лэйбор и Прокул переглянулись в недоумении.

— Его уволили, — пояснил Декрейт. — У тебя появился более компетентный напарник, Ремус.

Ремус пожал руку мистеру Тонксу. Он был немного расстроен. Эндрю Эгестас был хоть и неопытным, но хорошим и честным молодым человеком.

— Ремус Люпин, — представился он.

— Очень приятно, мистер Люпин, — ответил тот. — Теодор Тонкс. Буду вашим напарником.

Люпин указал Тонксу на опустевшее рабочее место Эгестаса. Только сейчас он заметил, что с бывшего стола Эндрю исчезла фотография его матери. Ремус знал, что мать тяжело больна, и бедняге Эндрю едва хватало на то, чтобы содержать ее в отдельной палате в больнице святого Мунго. Что будет теперь с бедным парнем?..

Мистер Тонкс вынул из своего портфеля папку бумаг, перо, чернила и фотографию в деревянной рамке. На снимке были изображены улыбающаяся женщина и смеющаяся девчушка лет пяти.

Женщина на фото показалась Ремусу смутно знакомой. Да, он определенно где-то ее видел…

И тут он вспомнил, где — на кладбище, в день похорон Лили и Джеймса. Она преставилась кузиной Сириуса и сказала, что ее зовут Андромеда… Андромеда Тонкс… и еще она звала его в гости.

Надо же, такая встреча через восемь лет…

— Простите,— прервал его мысли мистер Тонкс. — Не могли бы вы мне дать те бумаги, над которыми работал мистер Эгестас?

— Что?.. а, да… одну минуту, — сказал Ремус. Он достал из ящика неоконченный отчет (Эгестас был его младшим помощником, поэтому все его документы хранились у Ремуса) и отдал его Тонксу.

Девчушка на фотографии смеялась все так же радостно.

— Ремус, вы знаете, мне иногда кажется, что я вас уже где-то видел.

— Неужели?

Они заканчивали общий отчет о переговорах с премьер-министром магглов. Все, кроме них уже разошлись по домам.

За месяц Люпин и Тонкс нашли общий язык и стали хорошими приятелями.

— Да,— продолжал Тонкс. — Лет восемь назад… на собрании…

— …ордена Феникса? — закончил за него Ремус.

— Вы знаете об Ордене? — удивился мистер Тонкс.

— Я в нем состоял, — с улыбкой сказал Ремус.

— Постойте, но тогда, получается, я должен был вас знать... Ремус Люпин... Люпин... На собрании уже после падения Того-Кого-Нельзя-Называть... Дамблдор рассказывал нам о предательстве Сириуса Блэка... Кузена моей жены...

— И моего близкого друга, — мрачно продолжил Ремус.

— Вашего... друга? Вы знали Сириуса?

— Я учился с ним на одном курсе, на одном факультете, нарушал правила вместе с ним, Джеймсом и Питером — можно сказать, что да, я его знал.

— Вы дружили и с Джеймсом? Я помню, что этот молодой человек как-то раз помог мне выбраться из жуткой передряги...

— Да, это было его хобби — спасать людей, — грустно улыбнулся Люпин.

— Слушайте, а я кое-что начал припоминать о вас, — сказал Тонкс, внимательно глядя на Ремуса. — Вы тот самый оборотень...

— Тише! — прервал его Люпин. — Если об этом узнают, меня выгонят с работы, меня...

— Об этом не узнают, — сказал, тепло улыбнувшись, Тонкс. — А я могу вам помочь.

— Как?— грустно усмехнувшись, спросил Ремус. — От ликантропии нет исцеления.

— Да, но вам, вероятно, известно о Волчьем противоядии?

— Известно, но оно мне не по карману.

— Вы знаете, Ремус, раньше я работал в больнице Святого Мунго, и у меня остались там друзья. И если я их попрошу, то они мне смогут достать зелье по цене, скажем... три галлеона в месяц, сойдет?

— Да, — совершенно ошарашенный, сказал Люпин. — Спасибо вам, я и не знаю, как вас благодарить.

— Вы мне очень нравитесь, Ремус, и очень жаль, что такому человеку, как вы, приходится страдать от неисцелимого недуга. Когда полнолуние?

— Через неделю.

— Вот давайте завтра я вам и отдам зелье... только не здесь, вы не могли бы прийти к нам в гости после работы? Мы живем в недалеко от Нориджа.

— Но ваша жена, она не будет против? И ваша дочь... — он кивнул в сторону фотографии.

— О, моя жена будет вам рада. А моя дочь сейчас в Хогвартсе. Вас, наверное, сбила с толку фотография — она очень старая, дочка сейчас на пятом курсе. Значит, до завтра?

— До завтра, — со счастливой улыбкой сказал Ремус.

* * *

— Моя жена будет ждать нас в половине седьмого, — сказал мистер Тонкс. — Обещала, что приготовит яблочный пирог.

— Мистер Тонкс... — Ремус смутился. — Я бы не хотел обременять вас... честно, я только возьму зелье и уйду... вряд ли вашей жене будет приятно мое присутствие...

— Я зарекомендовал вас, Ремус, как своего друга.

— Вы не сказали ей...

— О вашей болезни? Она знает.

И все же Ремус было неудобно, когда по окончании рабочего дня мистер Тонкс вышел вместе с ним из Министерства и они трансгрессировал вместе.

Они оказались в живописной деревушке, совсем непохожей на лондонские пригороды. Она напоминала на Хогсмид, только вместо гор невдалеке высился лес.

— Деревня самая обыкновенная, но на этой улице живут только волшебники,— сказал мистер Тонкс. — Магглы сюда прийти не могут.

Они шли по улице, и под их ногами поскрипывал недавно выпавший снег. Воздух здесь был таким чистым, что кружилась голова — совсем не то, что в грязном лондонском дворе, где жил Ремус.

Наконец мистер Тонкс остановился перед белым домом с красной черепичной крышей. Забор и калитка были сделаны из кованого железа. В глубине сада виднелись несколько елей, растущих прямо у стены дома. На ветвях елей осел свежий снег, и они казались будто вырванными из какой-то сказки и перенесенными сюда. Хотя... здесь все напоминало сказку, потому что здесь жили счастливые люди.

Тонкс открыл калитку и посторонился, давая Ремусу пройти первым.

Они подошли к аккуратному крыльцу. Ремус увидел деревянную табличку над дверью, на которой золотыми буквами было написано: «Дом семьи Тонкс».

От этого дома веяло уютом, и Ремус чувствовал себя здесь чужим. Он понимал, что у него такого дома никогда не будет. И семьи тоже.

Мистер Тонкс нажал на дверной звонок, и через минуту дверь открыла красивая темноволосая женщина.

— О, Тед, наконец-то, — сказала она. — Я уже начала волноваться. — Она повернулась к Ремусу, улыбнулась ему и произнесла:

— Вы — мистер Люпин, верно? Заходите, пожалуйста.

Мистер Тонкс и Ремус вошли в опрятную прихожую. Ремус был рад снять свою старую, всю в заплатах, мантию. Свитер и брюки были гораздо новее.

Миссис Тонкс повела их на кухню. Проходя по коридору, Ремус заметил на стенах очень много фотографий с дочерью мистера и миссис Тонкс — их самих на этих колдографиях было значительно меньше. Рядом с кухней он увидел деревянную винтовую лестницу, уходящую на второй этаж. Над лестницей висела табличка: «Владения Доры Лилиан Тонкс. Не влезай, убьет!» Ремус ухмыльнулся.

Кухня была небольшая и уютная. Вокруг круглого деревянного стола стояли четыре стула. Два из них были покрашены в темно-коричневый цвет, два других — в пурпурный. Окна кухни выходили в сад. Пол покрывали лакированные светлые доски, а кирпичные стены были покрашены в белый цвет.

Миссис Тонкс поставила на стол потрясающе пахнущий яблочный пирог и горячий чайник.

— Скажите, Ремус, — завела разговор миссис Тонкс, отрезая ему большой кусок пирога, — почему вы не пришли тогда, когда я вас звала? Мы с Тедом вас очень ждали.

— Миссис Тонкс, я... я не смог, — честно признался он.

— Ну, ничего, мы прощаем вас, — сказала она. — У вас был очень сложный период, я уверена, вы просто хотели побыть в одиночестве... Наверняка вы не могли даже видеть людей, радующихся победе. Хотя нам очень тяжело было узнать о смерти Джеймса и Лили...

— Давайте не будем об этом,— прервал ее Тед. — Не будем вспоминать тяжелое... Иначе я расскажу, Андромеда, что я сегодня видел твою сестру в Министерстве.

— Которую? — спросила миссис Тонкс.

— Ну, если бы твоя старшая сестра сбежала из Азкабана, мы бы узнали об этом, — он подмигнул опешевшему Ремусу. — Я видел Нарциссу, она приходила вместе со своим мужем к Фаджу.

— Вот ведь змеи, выкрутились, — с отвращением произнесла миссис Тонкс.

Ремус никак не мог понять, почему она так относится к своим сестрам.

— Сестры Андромеды, — сказал мистер Люпин, как будто читая его мысли,— ненавидят ее с того самого момента, как она сбежала из дома ради меня, простого маггла. Они считают таких, как она, предателями чистокровных. Беллатриса сейчас в Азкабане за страшное преступление, а Нарцисса со всей ее высокомерностью на свободе. Сестры Андромеды вышли за кого надо — за богатых чистокровных волшебников, но зато, я знаю это наверняка, у них никогда не будет такой замечательной дочери, как наша Дора.

Лица Тонксов просветлели при упоминании о дочери.

— Я никогда раньше не слышал такого имени, — сказал Ремус.

— О, это наша самая большая глупость, — с улыбкой произнес мистер Тонкс. — Андромеда настояла на том, чтобы назвать дочь Нимфадорой. И сколько бы она это не отрицала, я твердо уверен, что она сделала это в отместку.

Миссис Тонкс дала мужу легкий подзатыльник.

— И теперь наша бедная девочка ненавидит свое имя, как злейшего врага, — продолжал он. — И не отзывается на него. И я ее прекрасно понимаю.

В половине десятого вечера, когда Ремус уже собрался уходить, мистер Тонкс напомнил ему:

— Ремус, а как же лекарство?

Люпин уже давно забыл про зелье. Сегодня ему было так легко на душе, что ему показалось, будто он стал нормальным человеком. Теперь эта иллюзия рассеялась.

— А, да, конечно, — рассеянно сказал он и вынул из кармана три галлеона.

— Держите, — сказал Тед.

Ремус взял протянутую бутылку, попрощался с хозяевами и вышел из дома.

Зима окончательно вступила в свои права. Каждое утро, просыпаясь, Ремус видел, что его окно заметено снаружи снегом. Если бы он не был волшебником, то в этой комнатушке уже нельзя было бы жить — батареи предусмотрены не были. Но волшебный, греющий огонь горел по всем углам, и даже в этом подвале становилось уютно.

Два дня назад кончилось полнолуние. К счастью, оно выпало на выходные, но в пятницу на работе он чувствовал себя невероятно плохо. Ремус не мог поверить — с тех пор, как он устроился на работу в Министерстве, прошло уже два полнолуния, и никто ничего не заметил. Во второй раз — только благодаря помощи Теда Тонкса.

Ремус удивлялся, как только этот милый человек и его жена могут терпеть его присутствие. Обычно, узнав, что он оборотень, люди и разговаривать-то с ним переставали. А Тонксы... Может быть, он до этого просто не встречал порядочных людей?..

Ремус проснулся. Он еще не знал, какая погода на улице. Окошко было залеплено снегом. И ведь, что самое обидное, не было такого заклинания, которое заставило бы снег отлетать от окна...

Люпин вздохнул и оглядел свою комнату. Выглядела комната так, будто в ней не убирались уже месяц. Вещи разбросаны, на полу валяются какие-то бумажки, поломанные перья... да, Ремус определенно не следил за свои жилищем.

— Экскуро, — произнес он.

Вся грязь исчезла, но комната выглядела необжитой. Ремус взглянул на часы и, обнаружив, что опаздывает на работу, чертыхнулся, быстро оделся, выскочил из дома и трансгрессировал в Министерство.

* * *

— Опаздываешь, Ремус, — усмехнулся Декрейт, когда Люпин, запыхавшийся от долгого бега, влетел в кабинет.

— Я... не мог... раньше... — пробормотал Ремус.

— А если начальство узнает? Они же тебя выгонят, не успеешь и слова сказать.

— Да будет вам, Маркус, — сказал мистер Тонкс. — Вспомните сами, как вы сами опоздали, когда привели меня сюда. Человек — это не часы. Я думаю, мы можем простить Ремусу пять минут, тем более, что это для него исключение из правил.

Ремус сел за свой стол, и мистер Тонкс протянул ему папку с какими-то бумагами.

— Вот, — сказал он. — Тут какой-то дурак напортачил — использовал Манящие чары на глазах у четырех десятков магглов. Туда немедленно прибыл отряд Стирателей памяти, но у них там был один новичок, в первый раз вышел на задание... В общем, он трем магглам вывернул мозги наизнанку. Их доставили в больницу Святого Мунго, с ними все будет в порядке, но премьер-министр магглов в ярости, он требует объяснений.

— А разве это нет по части Комитета по выработке объяснений для магглов?

— Нет Ремус, тут другое,— покачал головой Тонкс и прибавил шепотом:

— Я слышал, от успеха этого дела зависит ваше повышение.

Услышав это, Ремус с огромным энтузиазмом принялся за работу. Открыв папку, он обнаружил в ней материалы по этому довольно сложному делу. В основном, там давались данные о Стирателе памяти, допустившем непозволительный промах. Однако Ремус понимал: в первую очередь виноват волшебник, использовавший Манящие чары. Люпину надо было собрать сведения об остальных магглах, видевших колдовство, о троих пострадавших и, конечно, о нарушителях.

* * *

К концу дня Ремус совершенно вымотался: он успел трижды побывать в Отделе обеспечения магического правопорядка, наведался в штаб-квартиру стирателей памяти, а также отправил сову в больницу Святого Мунго.

Около шести часов его коллеги начали расходиться. Декрейт, уходя, задержался в дверях и сказал:

— Работай, Ремус. Может, купишь себе новую мантию.

Эти слова были обидными для Люпина, но он промолчал, сделав вид, что не слышал.

— Не сердитесь на Маркуса, Ремус, — вздохнув, произнес Тонкс. — Я уверен, он не хотел вас обидеть... так уж он устроен — не может не задевать кого-нибудь.

— Мне все равно,— пожал плечами Люпин.

— Как прошло полнолуние? — спросил Тед.

— Спасибо, отлично, — улыбнулся Ремус. — С зельем трансформация гораздо менее болезненна, да и, к тому же, тот факт, что я сохраняю разум... просто замечательно...

— Кстати, Ремус, — сказал Тонкс, — Андромеда просила вам передать... У нас к вам просьба... Вы не хотели бы провести с нами Рождество?

Люпин опешил. Человек, знающий о его болезни, приглашает его на праздники? Этого быть не может. Хотя, скорее всего, он просто до этого встречал мало порядочных людей.

— Я... я не могу... — пробормотал он.

— Довольно, Ремус, — перебил его Тонкс. — Мне надоели эти ваши предубеждения против самого себя. Вы замечательный человек, и ваш недостаток совсем не отражается на вашей порядочности. К тому же, полнолуние будет только через три недели после Рождества... а наша дочь не приедет на каникулы. Без вас праздники будут тоскливыми. Соглашайтесь.

— Я... ну хорошо, я согласен...

— Вот и замечательно, — просиял Тонкс. — Тогда договоримся поближе к делу. До свидания.

— До свидания.

Ремус пришел домой в приподнятом расположении духа. Он понял — у него, наконец-то, появились настоящие друзья, которые принимают его таким, какой он есть. Такие, какими были Лили и Джеймс. Как Питер.

* * *

— Люпин, вас вызывает к себе Крауч, — сказал Лэйбор, входя в кабинет. — Прямо сейчас.

Ремус и Тед переглянулись. С какой стати понадобилось главе департамента магического правопорядка видеть обыкновенного сотрудника Центра связей с маглами?

— Он не сказал, зачем?

— Нет, он очень спешил.

Ремус пожал плечами и вышел из кабинета. Пройдя несколько десятков метров, он увидел дверь с золотой табличкой, на которой было вытиснено: «Бартемиус Крауч» и ниже: «Начальник отдела международного магического сотрудничества и отдела обеспечения магического правопорядка». Ремус повернул дверную ручку и вошел в кабинет.

Раньше он никогда здесь не был. Его удивила простота обстановки: однотонные стены, письменный стол, два стула и шкаф.

В кабинете, помимо Крауча, находился еще один человек. Ремус, кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие.

Оба обернулись к нему.

— Вы — мистер Люпин?— осведомился Крауч.

— Да, — ответил Ремус.

— Вот он, Бруствер, вот он! — воскликнул Крауч.— Я думаю, премия и повышение, как вы считаете?

— И отпуск, — добавил собеседник Крауча. Голос его был очень приятным и успокаивающим: тягучий, низкий.

— Простите, но... о чем вы, мистер Крауч? — спросил Ремус. Он ничего не понимал из их разговора.

— Видите ли, мистер Люпин, — сказал Крауч, — все дело в том, что вы нам очень помогли. Вы узнаете это?— спросил он, показывая ему красную папку, перевязанную бечевкой.

— Да, — подтвердил Ремус. — Это мой доклад по делу о происшествии со Стирателем памяти.

— Взгляните, Бруствер, — обратился Крауч к своему собеседнику, открывая папку. — Здесь есть все: сведения об обоих нарушителях, о магглах, присутствовавших при происшествии, справка о состоянии пострадавших из больницы Святого Мунго...

Ремус все еще смотрел на них с непониманием.

— Ваш доклад, мистер Люпин, — сказал Бруствер, — успокоил премьер-министра магглов. Он перестал кричать при каждой встрече с нами о том, что порывает с нами дипломатические отношения.

— И вы, безусловно, должны быть за это вознаграждены, — продолжил Крауч. — вы получаете повышение по службе — отныне вы глава Центра вместо... э... как бишь его...

— Маркуса Декрейта, — подсказал Бруствер.

— Да, именно так. Еще вы получаете двести галлеонов и заслуженный отпуск.

— Э... спасибо большое, мистер Крауч... но... отпуск получаю я один?

— А что, вам помогали с докладом?

— Нет, просто... мой помощник, Теодор Тонкс, занимался всеми остальными нашими общими делами, пока я работал над докладом. Можно ли ему тоже получить отпуск на Рождество?

— Можно, конечно, — сказал Крауч. — До свидания.

Ремус кивнул и вышел из кабинета.

По дороге к себе он подумал о том, что Декрейт будет очень недоволен смещением. «Возможно, — пронеслось в голове Ремуса, — он не простит мне этого».

Утром двадцать третьего декабря Тед и Ремус сидели на кухне и завтракали. Андромеда суетилась у плиты — она готовила тесто для лукового пирога.

Ремусу было здесь так хорошо и уютно — у него как будто снова появилась семья. Взамен погибших в первой войне родителей.

Вдруг раздался звук дверного звонка.

— Я открою, — сказала Андромеда.

Она поспешила в коридор. Ремус услышал звук открываемой двери и незнакомый женский голос, даже, скорее, девчачий.

— Дора, но ты же сказала, что не приедешь! — услышал он голос Андромеды.

— Ой, мам, в Хогвартсе так скучно! — ответил незнакомый голос. — И к тому же я там всем так надоела. Я сшибла доспехи в холле, развалила бочки перед входом в нашу гостиную, его потом полдня восстанавливали... в общем, меня попросили уехать хотя бы ненадолго.

Послышался смех Андромеды. В этот же момент она появилась в кухне вместе с новоприбывшей.

Это была симпатичная девчушка лет пятнадцати, среднего роста. Лицо в форме сердечка обрамляли короткие, не достающие до плеч волосы невероятно яркого розового цвета, что очень удивило Ремуса. Цвет волос чудовищно сочетался с черно-желтым галстуком хаффлапафа. Девочка уставилась на Ремуса. Он отвел взгляд — не любил, когда его так подробно изучали.

— Ремус, познакомьтесь,— прервал молчание Тед. — Это наша дочь Ним... Дора. Дора, это Ремус Люпин, мой друг и коллега.

Девочка улыбнулась.

— Рада познакомиться, мистер Люпин, — сказала она.

— Я тоже, мисс Тонкс, — улыбнулся он.

— Можно просто Дора.

— Можно просто Ремус.

Девочка села за стол рядом с отцом, напротив Ремуса. Андромеда прервала работу с пирогом и опустилась на оставшийся стул.

— Дора,— серьезно сказала она, — я не разрешала тебе розовый цвет.

— А по-моему, очень красиво, — пожала плечами девочка.

— Нимфадора! — в голосе матери слышался приказ.

Девочка обиженно посмотрела на нее, положила вилку, лицо ее приобрело сосредоточенное выражение, и через несколько секунд розовые до этого волосы стали переливаться всеми цветами радуги.

Тед засмеялся, а Ремус был слишком удивлен — он никогда до этого еще не встречал метаморф-магов.

А Андромеде было совсем не до смеха. Она строго посмотрела на дочь (надо заметить, что наткнулась на такой же взгляд) и произнесла еще строже:

— Нимфадора! Перестань сейчас же!

Девочка одарила мать ненавидящим взглядом, снова сосредоточилась, и через несколько мгновений ее волосы приобрели нормальный, человеческий каштановый цвет.

— Вот, так гораздо лучше, — удовлетворенно сказала Андромеда.

— Дорогая,— возразил Тед, — если Дора метаморфиня, зачем ей скрывать этот дар?

— Ничего, потерпит, — пожала плечами миссис Тонкс. — Когда вырастет — тогда пусть делает со своей внешностью все что угодно, а пока я сама решаю, что для нее хорошо, а что плохо.

— Знаешь, о чем она сейчас думает? — спросил Тед. — О том, что ты испортила ей жизнь, начиная с имени и заканчивая волосами.

Дора посмотрела на Ремуса и закатила глаза, как будто говоря: «Вот так и живем».

— Ладно, мам, я пойду к себе разбирать вещи, — сказала она и вышла из-за стола.

— Иди, — сказала Андромеда и тихо добавила, когда девочка вышла за дверь:

— С глаз моих.

В коридоре послышался звук удара и чертыханье. Ремус догадался, что Дора уронила на себя чемодан.

* * *

За окном темнело. Мистер Тонкс вместе с дочерью еще днем нарядили елку, и теперь золотые шары мерцали в полумраке. Весь дом был украшен гирляндами, сосновыми и еловыми ветками. Рождественское настроение разлилось в воздухе, делая дом семьи волшебников еще волшебнее, еще сказочнее.

Около полудня Ремус, собираясь пойти на улицу, вышел в коридор и увидел, как Дора, пыхтя, тащит к себе наверх большущую коробку с елочными игрушками и гирляндами. Взбираясь по винтовой лестнице, она запнулась, и несколько игрушек, упав, разбились. Девочка выругалась, и, торопливо осмотревшись, достала из кармана волшебную палочку. Она уже направила ее на осколки, приготовившись произнести заклинание, но вдруг услышала:

— Позвольте напомнит вам, мисс, что использование волшебства несовершеннолетними вне Хогвартса запрещено.

Она заметила его только теперь. Ремус отошел от стены и, подмигнув девочке, добавил уже не так официально:

— Тебе помочь?

Она скорчила рожицу и сказала:

— Спасибо, обойдусь.

— Надо же, какие мы гордые, — пожал плечами Ремус, доставая свою старую кипарисовую палочку. — Репаро.

Осколки срослись и снова стали шариками. Дора, чья гордость была уязвлена, стояла насупившись. Надо было как-то разрядить обстановку, и Ремус произнес:

— Вингардиум Левиоса! — шарики взлетели, и, застыв на мгновение в воздухе, стукнули Дору по носу.

— Ай! — возмутилась она, но тут же засмеялась, схватила шарики и побежала наверх.

— Может, все-таки, тебе помочь? — спросил Ремус снова.

— Написано же для особо одаренных — нельзя наверх,— покачала головой девочка.

Брови Люпина поползли вверх.

— Полегче, мисс, я все-таки почти вдвое тебя старше.

— А вы, взрослые, считаете, что дети должны сидеть тихо в углу и молчать?

— Ну, не дуйся, — улыбнулся Ремус.— Я ни в коем случае не хотел тебя обидеть.

— Да, конечно... благородный рыцарь,— ухмыльнулась Дора.

— Дора, где ты там? — послышался с кухни голос миссис Тонкс. — Помоги мне с готовкой!

— Я уже начинаю жалеть, что приехала, — вздохнула она.

-Ну что ты,— сказал Ремус. — Нет ничего лучше, чем Рождество с семьей.

Девочка пожала плечами, поставила коробку на пол второго этажа и убежала на кухню.

* * *

Как это было давно... Рождество в Годриковой впадине. Такое снежное, такое волшебное... Их было четверо: Ремус, Сириус, Джеймс и Лили. Питер почему-то не смог прийти, долго извинялся, но Лили сказала ему, что это не беда: он еще успеет отпраздновать с ними следующее Рождество.

Они смеялись, пересказывали друг другу истории из жизни — в общем, праздновали Рождество, как полагается всем нормальным людям. Как будто дом не был огражден чарами Доверия. Как будто за окном не было войны. Словно и не погибали каждый день в страшных схватках люди и не приходилось каждое утро читать в Ежедневном пророке о том, что убита еще одна семья волшебников или магглов...

В уютной гостиной горел камин, освещая пространство. По всей комнате были расставлены свечи. В углу стояла красивая живая елка, украшенная игрушками и бантами золотого и алого цветов: Джеймс так и не смог привыкнуть к мысли, что он уже взрослый человек, отец семейства, а не подросток-гриффиндорец, для которого главное — красавец-лев на эмблеме факультета. Хотя... для него, как и для его друзей, Гриффиндор и его ценности стали путеводной звездой по жизни. Они с детства привыкли к непоколебимым законам: не трусить. Не сдаваться. Не предавать.

Около десяти часов вечера малыш Гарри наконец заснул, и уставшая за день, но счастливая Лили присоединилась к ним. В комнате сразу стало теплее. Лили была душой этого дома, и случись что-нибудь с ней — дом сразу стал бы пустым и холодным.

Время близилось к полуночи. Звенели бокалы с пуншем, из радиоприемника доносилась приятная музыка. Джеймс и Лили сидели, обнявшись, причем повеселевшего Джеймса совершенно не смущало присутствие друзей.

Было почти двенадцать, когда Лили, встав и оправив платье, направилась к елке. Она подняла с пола подарки и прочитала надпись на первом:

— «Джеймсу». Открой, Джеймс, надеюсь, тебе понравится.

— Я даже боюсь представить, что это,— сказал он, разворачивая сверток. Подарком Лили оказался шарф, связанный ею, с его инициалами. Естественно, красный.

— Я буду носить его даже летом, — пообещал Джеймс.

Лили засмеялась.

— Нет уж, летом не надо. А это тебе, Сириус, — с этими словами она протянула ему небольшую синюю коробочку. Сириус с интересом открыл крышку. С секунду он со странным выражением рассматривал содержимое. После этого он достал из коробочки... щетку для собачьей шерсти. Все, кроме получателя подарка, захохотали. Впрочем, Сириус довольно быстро присоединился.

— Твоя жена — истинная мародерка, Джеймс, — выдавил он сквозь смех.

-Выбирал — старался, — заметил Джеймс и получил легкий подзатыльник от Лили. — А теперь, я так понимаю, Лунатик?

— Может быть, лучше не надо? — опасливо спросил Ремус.

— Надо, надо, — возразил Сириус. — Не отбивайся от коллектива.

Ремус без особого доверия взял из рук Лили подарок, развернул обертку... и, к его огромному облегчению, обнаружил там записную книжку — очень красивую, обтянутую черным бархатом и украшенную серебряной оправой и серебряными же его инициалами.

— Эта записная книжка никогда не кончится, — пояснила Лили. — И никто, кроме тебя и дорогих тебе людей, не сможет прочитать то, что в ней написано.

— Спасибо, Лили.

— А мы таким образом сможем узнать, когда у Ремуса появится подружка, — съязвил Сириус.

— Сириус! — Лили строго на него посмотрела. — Не лезь в личную жизнь Ремуса!

— Моя личная жизнь — это вы. Больше у меня никого нет и не будет, — сказал Ремус.

— У тебя еще есть родители, Ремус, — напомнила Лили.

— Ну да, еще и они, — Ремус кивнул.

Через два месяца Анна и Джон Люпины были убиты Пожирателями Смерти.

* * *

Трое Тонксов и Ремус сидели в гостиной, уничтожая восхитительный ужин, приготовленный Андромедой. Сама хозяйка надела шелковую малиновую мантию и заколола волосы золотыми шпильками. Тед облачился в изумрудную бархатную мантию с отворотами из белого атласа. А их дочь выглядела истинным ангелом в бело-золотом платье и светлыми локонами до пояса.

Ремус не чувствовал себя чужим среди них. Он как будто стал членом их семьи — сыном Андромеды и Теда, братом Доры. Час пролетал за часом, а в их маленьком домике все не мерк свет, не угасал праздник. Волшебное, счастливое Рождество — вот что это было.

— Дора, немедленно выйди на улицу! — прикрикнула Андромеда.

— Мне и здесь хорошо, — раздался голос сверху.

Шла вторая неделя января. Через пять дней должен был кончиться отпуск Ремуса и Теда, данный им Краучем. Последние три дня отпуска приходились на полнолуние, и бутылка с зельем, принесенным Тедом, уже лежала в чемодане Ремуса. Послезавтра утром он должен был уехать, вернуться в свою каморку и пролежать там пластом трое суток. Эта перспектива не была слишком уж радужной, но что поделать — все хорошее имеет свойство заканчиваться.

За время своего пребывания в доме Тонксов Ремус настолько к ним привык, что уже не мог представить своей жизни без мягкого голоса Теда, постоянных перепалок миссис Тонкс и Доры, без ежедневных вкусностей Андромеды...

— Нимфадора! Я тебе приказываю! — миссис Тонкс походила сейчас на разъяренную мантикору.

— Э... — Ремус попытался успокоить ее. — Миссис Тонкс, давайте, я попробую ее уговорить.

— Пожалуйста, Ремус, я буду вам очень благодарна. — Андромеда вздохнула. — Она же за все каникулы всего пару раз вышла... Сидит себе там наверху, ума не приложу, чем она там занимается. Я уверена, что ей не задали такого большого домашнего задания.

Ремус покинул кухню и подошел к лестнице, ведущей в комнату девочки.

-Хм... Дора! — она не откликнулась. — Дора!

Тишина.

Ремус стал подниматься по лестнице. Ступеньки скрипели и шатались, так что приходилось держаться за стену. Ремус уже преодолел половину пути, как вдруг... сильный удар по голове чем-то тяжелым заставил его потерять равновесие и распластаться на полу внизу.

Ремус встал, покряхтывая. Ушибленная голова сильно болела. В глазах двоилось. Ремус увидел прямо на уровне глаз голову Доры — очевидно, девочка свесилась со второго этажа.

— Это что сейчас было?! — возмутился Ремус.

— Это? Ах, это... Это была «Тысяча магических растений и грибов», — совершенно спокойно произнесла девочка.

— Я имею ввиду, ты хоть понимаешь, что творишь? Спустила меня с лестницы — я мог себе что-нибудь сломать...

— Ничего, папа колдомедик, он бы вас залатал.

Из кухни показалась голова Андромеды.

— У вас тут ничего не случилось? — спросила она. — Я слышала грохот...

— Все в порядке, миссис Тонкс, — уверил ее Ремус. Убедившись, что она опять скрылась в кухне, он повернулся к Доре.

— Значит, так, — сказал он, — Нимфадора...

-Не смейте. Называть. Меня. Нимфадорой, — процедила она. При этом во взгляде ее было столько злости, что Ремус даже немного испугался. — Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

— А иначе что? — Ремусу было неудобно разговаривать с ней — ведь ее голова по-прежнему находилась в перевернутом состоянии.

В дверном проеме появилась рука Доры, сжимающая волшебную палочку, которую девочка направила прямо в лицо Люпину.

— Тебе все равно нельзя ее использовать, — пожав плечами, сказал Ремус.

— Да, но зато ею можно ткнуть в глаз,— не растерялась она.

Ремус отвел ее руку.

— Я только хотел спросить, не выйдешь ли ты погулять, — улыбнулся он.

— Нет, — Дора категорично помотала головой.

— А со мной?

— С вами? — девочка задумалась. — С вами в качестве собачки на поводке?

Брови Люпина поползли вверх. Он в первый раз встречал такую дерзкую девчонку.

— Скорее, наоборот, — сказал он. — Так что — пойдешь?

— Ладно уж, пойду, — Дора вздохнула. — А то мама превратится в мою тетку Беллатрису, — добавила она тихо.

— Я все слышала! — раздалось с кухни.

* * *

— Подожди ты, я за тобой не успеваю, — Ремус застревал в глубоком снегу. Они шли в сторону леса.

— Сами напросились, а теперь копаетесь, — пробормотала Дора.

— Ну, так ты во цвете лет, а я двадцатидевятилетний старик, — Ремус совсем запыхался.

— Мы уже почти пришли, — оповестила девочка. И вправду, они ступили на тропинку, ведущую прямиком в лес. — Там есть одна моя любимая полянка...

— Нет, ну ты надо мной издеваешься, — вздохнул Люпин.

Через несколько минут они оказались на полянке, со всех сторон окруженной высокими вековыми елями. Их заснеженные лапы тяжело нависали над землей. Ремус дождался, пока Дора подойдет под одну, самую большую, ветку, потянул за нее, и весь снег оказался у девочки за шиворотом.

— Эй! — закричала она. — Хулиган!

— Это тебе за удар учебником по голове, — ответил Ремус с невероятно честными глазами.

— Ну вот... теперь придется идти домой, потому что все это теперь растает, я простужусь и умру, — вздохнула девочка.

— Не умрешь, я за тебя головой отвечаю, — пообещал Ремус. — Представляешь, принесу я твой хладный труп домой... помнится, сестра твоей мамы сидит в Азкабане? Кровь-то горячая... и останутся от меня жалкие ошметки... — Он направил палочку на Дору и произнес:

— Тергео! — снег за шиворотом куртки Доры исчез.

После этого Ремус заклинанием очистил небольшой клочок земли, и они вдвоем сели, прислонившись к стволу ели.

— Мама меня уже достала, — вздохнула Дора. — Все каникулы только об одном: Дора погуляй, Дора выйди... а если я не хочу? Если мне хочется сидеть у себя и никого не видеть?

— А зачем ты приехала? Твой отец говорил, что ты собиралась провести Рождество в Хогвартсе.

— А вы никому не скажете?

— Никому. И давай на «ты», а то я себя чувствую стариком. Ладно?

— Ладно. Я поссорилась со своим парнем.

Ремус покосился на нее. Ему казалось, что пятнадцатилетней девчушке еще рано заводить романы.

— Ну-ка расскажи, — сказал он.

— Он тоже хаффлпафец, но семикурсник. За несколько дней до каникул я случайно увидела, как он в коридоре под омелой обжимается с шестикурсницей из Рэйвенкло.

— Гад, — вставил Ремус.

— Я устроила скандал, а он сказал, что я маленькая еще и ничего не понимаю. Я ответила, что то, что я увидела, доступно моему пониманию и это подло. А он мне говорит: «Если ты не хочешь терпеть это ради меня, значит, ты меня недостойна».

— Даже не знаю, что сказать, — вздохнул Ремус.

— Когда ты учился, такого не было, что ли?

— Было... но очень редко. Я с третьего курса наблюдал противоположную картину: мой лучший друг всячески старался понравиться любимой девушке, отвергая внимание многочисленных поклонниц, и ведь добился! И жили он счастливо, хоть и недолго... — Ремус погрустнел.

— Это кто же? — не поняла Дора.

— Лили и Джеймс Поттеры.

— Ты с ними дружил?!

— Да. Но давай сейчас не будем об этом. А с этим подлецом ты даже не разговаривай. Не достоин.

— Как будто в Хогвартсе есть кто-то, кто достоин, — хмыкнула Дора.

— Ничего, однажды ты точно найдешь своего принца, — пообещал Ремус.

— Ты прямо как мой папа, — усмехнулась она. — Он все детство рассказывал мне сказки про прекрасных принцев, которые совершали великие подвиги во славу прекрасной принцессы Доры и, в конце концов, добивались ее благосклонности... Иногда так надоедало.

— А мама тебе сказок не рассказывала?

— Мама? Нет, ты что! Она всегда еле-еле переносила мой характер. Видимо, из-за того, что у нее точно такой же. Папа всегда был для нас с ней примиряющим звеном. И именно он придумывал для меня игры и прочие развлечения...

— Знаешь, у меня складывается впечатление, что ты слишком уж нагло используешь своих родителей.

— В детстве — да, бывало иногда. А сейчас я стала намного скромнее.

— Боюсь представить, какой ты была в детстве, — улыбнулся Ремус.

— Хм... мне расценивать это как комплимент? — не поняла Дора.

— Нет, как наставление. Тебе надо иногда стараться быть умницей.

— Я ею никогда не буду, — уверила она. — И хочу тебе пожелать, чтобы твои дети не были такими, как я.

— Я на это очень надеюсь, — сказал Ремус и подумал о том, что скорее стены Хогвартса падут, чем у него когда-нибудь будут дети.

— Пойдем домой, а то я замерзла, — Дора уже встала с земли и теперь переступала с ноги на ногу, пытаясь согреться. Она выглядела очень странно: маленькая, тоненькая фигурка и дерзкий взгляд темных глаз. Ремус подумал о том, что тот парень, семикурсник, показал себя полным идиотом, бросив ее.

Ремус встал, поправил пальто и сказал:

— Надеюсь, твоя мама уже приготовила обед.

Они вышли из рощи, и яркий сет ударил им лицо. Солнце вышло из-за туч, небо стало лазурно-голубым, а солнечный свет отражался на снегу, и тот сиял, словно алмаз.

Пока они были в лесу, сугробы поднялись еще немного, и идти было совсем сложно — ноги утопали по колено. Ремуса спасал высокий рост, а вот Дора то и дело падала и не могла подняться. Ремус помогал ей вставать. Но, когда он сделал это в десятый раз, то сказал:

— Ты умеешь ноги сама переставлять или как?

— Умею, — огрызнулась она.

Через несколько шагов ей снова попался особо высокий сугроб. Она упала, и на поверхности была видна только ее спина в фиолетовой куртке и белая шапка с помпоном.

— Сама вставай, — сказал Ремус.

Дора с трудом приподняла голову и, отплевываясь от снега, пробормотала:

— Ну помоги... ну пожалуйста...

Ремус пожал плечами и двинулся дальше. Он прошел несколько метров, как вдруг почувствовал сильный удар в спину. Обернувшись, он увидел Дору, сидящую на сугробе и готовящую второй снежок. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

— Ты что... — начал он, но тут ему в лицо угодил большой ком мокрого снега.

Убрав снег с глаз, он сказал:

— Тебе не кажется, что второе нападение за утро — это слишком?

— Ты мог поставить щит, у тебя же в кармане волшебная палочка, — пожала плечами Дора, сосредоточенно лепя третий снежок.

— Ну нет, так не пойдет, — пробормотал Ремус. Через несколько мгновений началась перестрелка снежками, летавшими быстрее бладжеров.

Время близилось к обеду, когда они, оба намокшие, уставшие, но переполненные положительными эмоциями, вернулись домой. Будто два голодных волка они набросились на запеченную курицу, приготовленную Андромедой.

Когда Дора проснулась, бледное зимнее солнце уже поднялось над полем и освещало лес. Она встала с кровати и подошла к окну. Ночью не было снегопада, и поэтому на поле еще можно было различить следы позавчерашнего боя, результаты которого остались невнятными – каждый из участников был уверен, что победил именно он.

Девочка потянулась, зевнула и окинула взглядом свою комнату. Повсюду были разбросаны книги, одежда, письменные принадлежности... а ведь сегодня надо быловозвращаться в школу.

Дора вздохнула и стала убираться, бросая вещи в чемодан. Конечно, с помощью волшебства это можно было бы сделать гораздо быстрее, но колдовать ей было нельзя, а просить родителей собрать чемодан – подобное было выше ее сил.

Разве только попросить Ремуса... Но он все еще злится на нее за то, что она вчера за обедом положила ему в пирог сушеного паука. Да и, к тому же, пустить кого-то в свою комнату – нет, это решительно невозможно!

Через пятнадцать минут мантии, учебники, перья и прочие школьные принадлежности были кое-как свалены в чемодан. Оглядев критическим взглядом комнату, Дора пришла к выводу, что итак сойдет – все равно никто не посмеет заглянуть на ее территорию.

— Дора! – послышался снизу голос отца. – Спускайся завтракать, тебе уже пора отправляться!

— Иду, пап! – крикнула она и, метнувшись к двери, зацепила ногой ножку стула, опрокинула его и распласталась на полу. Правая рука сильно болела – наверное, вывихнула. Девочка взвыла.

— Что за шум? Что-нибудь случилось? – услышала она встревоженный голос Теда.

— Нет, пап, все в норме, — выговорила она как можно громче.

Кое-как опираясь на левую руку, она поднялась. Стул, к счастью, не сломался. Слегка прихрамывая, она двинулась к двери. Проклиная шатающиеся ступеньки, Дора спустилась вниз. Взглянув в зеркало в позолоченной раме, она увидела свое заспанное лицо, обрамленное растрепанными волосами ярко-розового цвета. Ей не хотелось выслушивать крики матери – болела голова, и поэтому, сосредоточившись, она придала своим волосам темно-каштановый оттенок. Немного пригладив космы, она прошла в кухню.

Там уже сидели ее родители и Ремус. Когда она села на свободный стул рядом с Ремусом, тот нахмурился и отодвинулся подальше.

Дора протянула руку за своей порцией омлета и увидела, что руку украшает большой синяк.

— Что, подралась с дверью? – спросил Ремус. Он явно еще не забыл паука.

— Со стулом, — неохотно призналась она.

— Значит так, Дора,— сказал Тед. – У меня сейчас нет мази против синяков, поэтому, как прибудешь в Хогвартс, сразу в больничное крыло.

— Это тебе за то, что спустила меня с лестницы,— произнес Ремус.

-Дора! – миссис Тонкс строго посмотрела на дочь. – Когда это было?

— Это? Ах, это... позавчера. Он полез в мою комнату.

— Простите ради Бога, Ремус, — сказала Андромеда. – Она неисправима...

Тед посмотрел на часы и сказал:

— Уже одиннадцать. Доре пора в Хогвартс.

— Тогда я пойду к себе, — сказала она и встала из-за стола.

Нацепив форменную мантию и факультетский галстук, она с чемоданом в руке спустилась в гостиную. В камине уже был разожжен колдовской огонь. Дора обняла родителей и, посмотрев на Ремуса, спросила:

— Ну что, мир?

— Конечно, мир, — усмехнулся он.

Девочка улыбнулась, зачерпнула из горшочка с летучим порохом, протянутым матерью, ступила в камин и, крикнув «Хогвартс!» исчезла в языках зеленого пламени.

* * *

Через несколько мгновений она вывалилась из камина в кабинете профессора Макгонагалл, заместительницы директора. Дора встала и, отряхнув мантию, закашлялась: в рот попал пепел. Макгонагалл, сидевшая за письменным столом и что-то писавшая, подняла на нее глаза.

— Здравствуйте, мисс Тонкс.

— Здравствуйте, профессор Макгонагалл.

— Ваш чемодан доставят в вашу спальню. Можете идти.

— До свидания, профессор.

Дора прошла мимо парт к выходу. Выйдя из кабинета и задумчиво оглядевшись по сторонам, она не могла решить, куда же ей идти. В гостиную не хотелось, вдруг там окажется ее бывший парень, Кристофер Перфайд? Нет, уж лучше повеситься, чем снова видеть его смазливое лицо, лучше беседовать с акромантулом, чем с ним!

И тут она вспомнила о наказе отца – сразу по прибытии пойти в больничное крыло. Дора закатала рукав мантии и тяжело вздохнула: синяк стал только больше. Появиться в таком виде перед однокурсниками и тем более перед Перфайдом – нет, никогда!

Она быстрым шагом направилась в лазарет. В коридорах было холодно – сквозь высокие открытые окна дул ледяной зимний ветер, и тонкая черная форменная мантия не сохраняла тепло, несмотря на то, что под нее был надет шерстяной джемпер.

Шаги громким эхом отдавались от стен, в коридорах было пусто – видимо, те, кто оставались в Хогвартсе на каникулах и те, кто уже прибыл, отсиживались в гостиных возле каминов.

И вот, наконец, двери больничного крыла. Дора зашла внутрь – здесь было гораздо теплее. Несколько кроватей были огорожены ширмами, и девочка посочувствовала тем, кого угораздило заболеть на каникулах.

Из кабинета вышла мадам Помфри. Она сказала:

— Закройте дверь, мисс... Тонкс. Что с вами уже успело случиться?

Дора затворила вход в больничное крыло и ответила:

— Я упала сегодня утром. Можете залечить синяк?

— Да, конечно. Я сейчас принесу мазь.

Она углубилась в кабинет. А Дора, чтобы занять себя чем-то, стала прохаживаться между рядами пустых кроватей. Подойдя к первой кровати, огороженной ширмой, она заметила, что та закрыта неплотно. Сквозь довольно широкую щель девочка увидела Ребекку Мэй, ту самую шестикурсницу, которую перед каникулами застала целующейся с Кристофером. Лицо Ребекки было покрыто страшными красными прыщами. Дора усмехнулась: Мэй считалась первой красавицей школы. И вот теперь – уродина уродиной.

Любопытно знать, кто же ей так услужил...

Дора уже собиралась пройти мимо, как вдруг услышала голос Ребекки:

— А вот и наша ревнивица вернулась, — ехидно проговорила та.

Дора с невозмутимым видом повернулась к ней.

— Тебе что-то от меня надо?

— Нет, — усмехнулась Мэй. – Все что мне было от тебя нужно, я уже получила.

— Не понимаю, о чем ты, — пожала плечами Дора.

— Прекрасно понимаешь. Думаешь, Хогвартс уже забыл грандиозный скандал, из которого я вышла победительницей и получила трофей, а ты осталась ни с чем?

— Ааа, так ты об этом. Что, он тебя еще не бросил?

— Нет, — Ребекка противно улыбнулась. – От меня парни не уходят. Только если я сама не посылаю их прочь.

— Неужели? И чем же ты их так привлекаешь?

— Красотой, милочка. Красотой, которой у тебя нет.

— Кто бы говорил о красоте! Ты сама-то давно в зеркало смотрела? Кстати, кто тебя так украсил?

— А ты – типичная крыса, и сколько не меняй цвет волос, все равно останешься пугалом.

— Неужели? А ты в курсе, что у одной моей однокурсницы были такие же прыщи, и от них потом остались жуткие пятна? Нав-сег-да!

Ребекка быстрым движением схватила с прикроватной тумбочки зеркальце, а Дора, воспользовавшись моментом, вернулась к кабинету. Тут же вышла мадам Помфри с тюбиком мази, и, взяв лекарство, Дора с приподнятым настроением вышла из лазарета.

* * *

— Дора! Дора, просыпайся!

Дора с трудом открыла глаза и увидела свою подругу Мелани Морган, теребящую ее за плечо.

— Мел, ты сдурела? – пробормотала Дора и повернулась на другой бок.

— Нет, вставай! – Мелани силой посадила ее. – А то опоздаешь на первый урок.

— Ну и что? Это история магии, а Бинс ничего дальше своего носа не видит и не слышит.

— Расписание поменялось, его раздавали за завтраком, который ты проспала. Первый урок – зельеварение.

— Черт! – закричала Дора и, стряхнув с себя остатки сна, стала быстро одеваться. Надев плиссированную юбку до колен и натянув поверх блузки форменный серый джемпер с эмблемой Хогвартса, который она ненавидела за то, что онбыл неудобным и кололся, девочка стала бегать по комнате, собирая вещи по расписанию, взятому у Мелани.

— Так... значит, сейчас сдвоенное зельеварение с рэйвенкловцами... потом заклинания с ними же... потом трансфигурация с гриффиндорцами... после обеда защита от темных искусств и травология... да уж, ничего себе денек, прямо скажем... где мой галстук?!

— Вот он, — Мелани протянула галстук. – И мантия тоже.

Взяв галстук и мантию и надев их, Дора спросила с надеждой:

— А я точно на завтрак не успею?

— Нет, — покачала головой Мелани. – Но я принесла тебе тосты с маслом.

— Ты просто чудо!

— Вот, возьми, — Мелани отдала ей пакет. – Съешь по дороге, а то мы опоздаем.

Подруги добежали до кабинета зельеварения как раз в тот момент, когда прозвенел звонок. Быстро усевшись за свой стол и разложив на парте принадлежности для урока, они стали ждать учителя.

Снейп влетел в кабинет и прошел кстолу, при этом полы его черной мантии колыхались, как крылья за спинойлетучей мыши.

— Сегодня вы по памяти будете готовить умиротворяющий бальзам, — своим холодным, отталкивающим голосом объявил он. – Мы проходили его в ноябре и вы должны помнить состав и способ приготовления. За десять минут до конца урока я проверю ваши работы. Время пошло.

Ученики загремели котлами и зашуршали учебниками. Дора поймала умоляющий взгляд Мелани и с сосредоточенным выражением лица кивнула. Она знала, что у подруги плохо с зельеварением, и всегда ей помогала – сама Дора знала зельеварение хорошо, хоть и не любила этот предмет.

Уже прошло полчаса, зелье на медленном огне варилось в полном соответствии с инструкцией. Вдруг Дора услышала, как кто-то ее зовет.

— Тонкс! Эй, Тонкс!

Дора обернулась и увидела Анну Сайлент, вечно всем надоедающую рэйвенкловку.

— Чего тебе, Сайлент?

— Я хотела спросить, у тебя с голосом все в порядке?

— В смысле? – не поняла Дора.

— Ну, я имею ввиду, он восстановился?

— Не понимаю, о чем ты, — пожала плечами Дора.

— Ну, ты же тогда так орала на Криса, Большой Зал трясся от твоего голоса. Как ты, бедная, его не сорвала?

Дора отвернулась. Ей не хотелось выслушивать очередной бред.

— Не обращай на нее внимания, — сказала Мелани.

— Да ну, еще на каждую сороку внимание обращать, — презрительно отозвалась Дора.

Однако в душе ее засело какое-то неприятное чувство. Ей хотелось забиться в самый дальний угол и никого не видеть и не слышать. Но она не давала воли своим чувствам, потому что знала: и Мэй, и Сайлент, и все другие воспользуются любой ее слабостью, чтобы толкнуть в грязь.

— Дора, мне нужно с тобой поговорить.

Дора подняла глаза от конспекта по трансфигурации, который в этот самый моментизучала, точнее, пыталась сделать вид, будто изучает.

— О чем, Мел?

Мелани села на диван рядом с ней и, убедившись, что их никто не может подслушать, тихо сказала, наклонившись к ней:

— О Перфайде.

— Ты что, на него запала?

Мелани усмехнулась и покачала головой:

— Не я. Ты.

Дора выронила конспект, и он приземлился всего в нескольких дюймах от камина. Чертыхнувшись, она схватила пергамент и обратилась к Мелани:

— Ты с ума сошла, Мел. Он для меня – в прошлом.

— Ты врешь. Причем не только мне, но и самой себе.

— В чем же выражается мое вранье?

— Я же вижу, как ты смотришь на него. Ты его по-прежнему любишь. Все надеешься, что он посмотрит в твою сторону, пригласит на свидание...

Дора почувствовала, что краснеет.

— Ну и что?.. Это ведь знаешь только ты.

— Дора, забудь о нем, — жестко сказала Мелани. – Эта тварь тебе не пара...

— Ну вот, еще одна нашлась, — пробормотала Дора.

— То есть «еще одна»?

— Ну, мне один человек уже говорил что-то подобное. Но ты продолжай.

— Дора, будь осторожна... он может тебя использовать.

— В каком смысле? – подняв брови, поинтересовалась Дора.

— Да в любом! – вскипела Мелани. – Он же подонок, каких поискать еще надо!

— Не говори так о нем! – вырвалось у Доры. Поняв, что сказала, она покраснела еще больше, и в отблесках пламени камина ее лицо могло показаться багровым.

— А говоришь, что не любишь...

— Мел... ты не поняла...

— Хватит, Дора, – Мелани встала с дивана и направилась к лестнице, ведущей в спальни. – Я устала. Но, если что – я тебя предупреждала.

— Мел... Мел, подожди! Мелани! – Дора звала подругу, но та, сделав вид, что не слышит ее, спускалась по лестнице.

— Мелани...

Дора осталась совсем одна в гостиной. В камине весело потрескивали дрова, но ей почему-то было холодно. Гобелены на стенах в ночном полумраке становились зловещими, и казалось, что они подслушивали разговор Доры и Мелани, хоть и не были заколдованы, как картины в коридорах Хогвартса.

Дора закрыла лицо руками и заплакала.

* * *

Утром, Дора проснулась последней, потому что легла, когда все уже спали. Была суббота, и занятий не было, поэтому ее однокурсницы сидели друг у друга на кроватях и болтали. Дора посмотрела на Мелани – та сидела рядом с Дианой Уайт и была явно не расположена к разговору с ней.

«Парень бросил, врагов уйма, да еще и с подругой поссорилась. Да, жизнь прекрасна, ничего не скажешь», — уныло подумала Дора.

Она не собиралась участвовать в ихбеседе, потому что всегда не особо дружила с однокурсницами. Они считали ее странной и взбалмошной, она их – скучными и пустоголовыми. Исключение составляла только Мелани, но она была с Дорой хоть и не в ссоре, но все равно сильно отдалилась.

Было скучно, и она решила написать родителям – все-таки с окончания каникул прошел уже месяц, они ей писали, а она ни разуне отвечала. Она достала помятый лист пергамента, перо и чернильницу. Все это девочка поставила на одеяло. Чернильница тут же перевернулась, и по простыне и руке Доры растеклось большое черное пятно.

Тяжело вздохнув, Дора достала из-под подушки волшебную палочку и, произнеся «Тергео» была вполне довольна результатом, правда, чернил осталось теперь меньше половины.

Обмакнув перо в чернила, она вывела своим мелким косым почерком:

«Дорогой папа!

Прости, что не отвечала вам на письма. Учителя как будто с ума сошли из-за СОВ и задают нам вдвое больше, чем мы можем сделать. Особенно свирепствуют Снейп и Макгонагалл.

У меня все хорошо. Правда, иногда здесь так скучно... в окрестностях лежат сугробы с меня высотой, и, похоже, до апреля снег не сойдет.

Пока. Передавай маме от меня привет. Скажи, что я по ней соскучилась: здесь никто не смеет на меня орать.

Целую,

Дора.

P.S. Будешь на работе, передай привет Ремусу. По нему я тоже соскучилась.

Дора никогда не писала матери, только отцу. Он всегда лучше ее понимал и был ей ближе, чем Андромеда. Дора просто не представляла, что она может написать ей.

Перечитав письмо, она осталась вполне довольна написанным. Дора была больше чем уверена, что во фразе «У меня все хорошо» отец почувствует фальшь. Но еще она была уверена в том, что он ничего не скажет об этом матери. А это главное.

* * *

«И кому нужны эти восстания гоблинов? Ну, были они в каком-то... тысяча шестисотом году, но сейчас-то кому до них какое дело, кроме самих гоблинов?»

Эта мысль застряла в голове Доры. Девочка сидела в библиотеке и старательно переписывала текст из книги на пергамент, не слишком-то осознавая, что именно она пишет. Рука скользила по бумаге, выводя мелкие буквы, не имеющие никакого значения по сравнению с собственными проблемами Доры.

Крис. Мелани. Крис. Мелани...

Кого же выбрать? И что делать, если ее саму не выберет не один из них?

Мелани не разговаривала с ней уже три дня. На зельеварении не просила помощи, на других предметах тоже молчала. А Дора боялась заговорить сама.

Крис же... Крис вообще с ней не пересекался. Он, казалось, вычеркнул ее из своей жизни. Каждый день на столике рядом с кроватью Ребекки Мэй появлялись свежие цветы. И Дора догадывалась, кто их приносил.

Каждый раз, видя его в гостиной Хаффлпаффа или за факультетским столом в Большом Зале, Дора краснела и отводила взгляд. И не могла сделать вид, что разговаривает с кем-то – Мелани теперь демонстративно садилась на противоположный конец стола.

Дора оказалась в безвыходном положении. Пребывание в Хогвартсе стало невыносимым. Она проклинала эти стены, коридоры, классы... Ей хотелось уехать отсюда как можно дальше, к родителям, чтобы все было, как на рождественских каникулах. Спасала только изнурительная подготовка к экзаменам СОВ, к которой она относилась теперь с гораздо большим вниманием и рвением, просиживая в библиотеке, куда сейчас почти никто надолго не заходил из-за февральского ветра, проникающего сквозь щели, целые часы.

Составив конспект о восстании гоблинов в семнадцатом веке, Дора поставила ветхий фолиант в алом бархатном переплете на полку и вышла из библиотеки. В коридоре было ничуть не теплее.

«Господи, когда же кончится зима?», — горько подумала Дора.

Внезапно она поскользнулась, сумка полетела вверх, а сама Дора распласталась на полу, больно ударившись головой.

Оправившись от жуткой боли, Дора села и увидела, что причиной ее падения стал лед на полу – самый настоящий лед. Конечно, было холодно, но чтобы в коридорах замерзала вода?! Куда только смотрят эльфы-домовики? Возникновение воды было понятно – коридор вел к туалету плаксы Миртл, который та, очевидно, снова затопила. Но лед?!

Боль в носу не утихала – наверное, он был сломан. Дора ощутила, как в рот стекала горячая соленая струйка.

Делать нечего – придется идти в больничное крыло и просить мадам Помфри вправить нос.

Около дверей лазарета Дора увидела Ребекку и Анну. На лице Мэй, вопреки обещаниям Доры, не осталось ни одного пятнышка – она снова стала красавицей.

Увидев Дору, лицо Сайлент расплылось в противной ухмылке.

— Классно выглядишь, Тонкс. Красные волосы и кровь из носа – потрясающее сочетание. А ты как считаешь, Ребекка? – спросила она.

— Зачем ты обращаешь внимание на пустое место, Энн? – мечтательно протянула Мэй. – Пойдем скорее, мне здесь уже так надоело...

Стиснув зубы, Дора стоически выдержала эти оскорбления и, когда обе недоброжелательницы скрылись из виду, зашла в больничное крыло, где мадам Помфри, видевшая ее третий раз за неделю, вправила ей нос.

«Прости меня, Мел»

Заколдованная записка пролетела через ряд парт и приземлилась прямо перед Мелани. Спрятавшись за учебником истории магии, Дора незаметно следила за реакцией Морган.

Та, убедившись, что Бинс с головой погружен в чтение лекции и совсем не обращает внимания на то, что происходит в классе, развернула самолетик. Быстро пробежав глазами записку, Мелани достала волшебную палочку, и записка превратилась в горстку пепла, которую девочка тут же смахнула с парты.

Дора в отчаянии уронила голову на парту. Уже две недели Мелани делала вид, что Доры не существует. Такая холодность с ее стороны была для Доры чем-то невообразимым, ведь с самого первого курса Мелани терпела все ее выходки и странности. И вот теперь непоколебимая дружба рассыпалась. И все из-за чего? Из-за какого-то парня...

Не какого-то. Криса Перфайда.

На каникулах Доре казалось, что ужасней типа, чем он, найти сложно. И она была полностью согласна с Ремусом, сказавшем, что Крис не стоит ее.

Но только увидев его снова, Дора поняла, что никуда она от Перфайда не денется. И стала с горечью вспоминать, как они целовались в коридорах, и ей завидовала большая часть женского населения Хогвартса... еще бы, как не завидовать: высокий голубоглазый брюнет с мягким низким голосом и чарующей улыбкой... это преступление – быть таким красивым!

Да, а еще преступление – быть такой свиньей, подсказывал Доре разум.

И все-таки...

— А сейчас, когда в ваших головах улеглись рассказанные мною факты о данном восстании, вы напишите контрольную работу, — раздался потусторонний голос Бинса.

«Черт!»

* * *

«Интересно, а если я съем весь этот кусок бекона, я буду такой же толстой, как Сайлент?» — подумала Дора, глядя на тарелку с завтраком. В последнее время она стала очень много есть, потому что только в еде находила утешение. Будни были еще ничего, а вот выходные дни были для нее пыткой. Поэтому утро воскресенья не принесло нечего более радостного, чем глазунья с огромным куском бекона.

Вдруг что-то упало на стол, перевернуло тарелку, и завтрак полетел в лицо Доре.

Стерев глазунью с лица салфеткой, Дора увидела отцовскую сову, Боно. Она была уже довольно старая, но любимая всеми членами семьи.

В клюве совы было письмо. Когда Дора вынула его, Боно дружелюбно клюнула ее руку. Получилось это у нее довольно больно, но Доре было не до того: вся ее мантия была заляпана остатками завтрака. Сидевшие рядом однокурсники с трудом сдерживали смех.

Дора быстро встала из-за стола и направилась к выходу из Большого Зала. С обеих сторон были слышны смешки. Из-за стола Рэйвенкло кто-то крикнул:

— Ты неотразима, Тонкс! Это что, новая мода?

Как только Дора вышла в холл, из ее глаз брызнули слезы. В коридоре никого не было, и она не сдерживала рыданий. Вспомнились сразу все неудачи и унижения. Она не понимала, почему все плохое валится только на ее голову.

* * *

«Три основных компонента лилейного зелья... должно быть в конспекте... ну где же?»

Дора листала страницы в поисках нужных ингредиентов, но, похоже, в ее записях их не было. Тяжело вздохнув, Дора достала из сумки толстый учебник. Он выскользнул из ее рук и упал на пол. Дора выругалась и, подняв книгу, увидела, что из нее что-то выпало. Это было письмо.

Ну да, конечно, она про него забыла – то, что произошло после, заставило остальные мысли вылететь из головы.

Отложив учебник в сторону, Дора распечатала конверт и достала оттуда лист пергамента, исписанный округлым отцовским почерком.

«Дора,

Мама так обиделась из-за того, что ты нам не отвечала, что сказала о тебе очень много плохого, когда мы получили письмо. Я же...»

— Привет, — услышала Дора прямо за своей спиной. Быстро спрятав письмо, она обернулась. И увидела Криса.

На несколько секунд она потеряла дар речи. Сердце, казалось, рухнуло куда-то вниз, по спине пробежали мурашки. Она понимала, что нельзя молчать, и с трудом, дрогнувшим голосом проговорила, стараясь не смотреть ему в глаза:

— Привет...

Перфайд лучезарно улыбнулся.

— Как дела? Мы с тобой уже так давно не общались.

— Ты знаешь, мои дела идут очень хорошо, — Дора сумела изобразить презрительную усмешку. Гораздо лучше, чем были до Рождества. – Она встала со скамьи, побросала вещи в сумку и сказала:

— Прости, мне пора. У меня много дел... – Она повернулась, но он схватил ее за руку:

-У тебя все хорошо? Но я же видел, как ты плакала сегодня в холле.

— А тебе какое дело, что со мной творится? Мне кажется, Перфайд, все, что было между нами, в прошлом. – Дора начинала кипеть.

— А мне так не кажется. – Крис притянул ее к себе, сумка, перекинутая через плечо Доры, упала на пол. – Не кажется, слышишь?

— Отпусти меня сейчас же! – процедила Дора сквозь зубы.

Но Крис ее не слушал. Он прижал Дору к себе и впился в нее поцелуем – совсем не похожим на те, что были раньше. Доре хотелось одновременно отправить парня куда подальше и не отпускать его ни за что...

— Отпусти меня сейчас же... – пролепетала Дора.

— Почему же?

— Как ты смеешь, негодяй... после всего, что произошло...

— Перед каникулами я и вправду повел себя мерзко. Прости. А больше ничего не было.

— Как не было?! – Дора в ярости оттолкнула его от себя. – Кто носил Мэй цветы каждый день?!

— Это был не я, — пожал плечами Крис. Это ее подруга, Сайлент, кажется, ее зовут.

— Но... Мэй говорила, что ты...

— А ты бы еще больше ее слушала. Мы расстались с ней еще до Рождества. Ей кто-то подмешал в чай гной бубонтюбера, она подняла крик, что, мол, это твоих рук дело. Я возразил, что это вздор, и что ты слишком высоконравственная девушка, чтобы так поступить. Она устроила разборки, мне надоело это терпеть. Я понял, каким был идиотом. Прости.

Дора опешила. Неужели все было так?! Неужели Крис просто ошибся?

Капелька гордости закралась в ее сердце: самый красивый парень школы извиняется перед ней!

— Мне очень жаль, Крис, но у нас вряд ли что-нибудь получится, — лениво протянула она. – Видишь ли, я так просто предательств не прощаю...

Она с сожалением улыбнулась ему, отвернулась, сделала шаг и запнулась об упавшую сумку. Крис подхватил ее, не дав упасть.

— Видишь, ты без меня никуда, — сказал он. – Никуда...

Он снова притянул ее к себе, но она высвободилась, сказав:

— Пойдем отсюда. А то еще Пинс застукает. Представляешь, какой крик поднимет?

— Пойдем, — усмехнулся Крис. Нагнувшись, он поднял ее сумку и перекинул через плечо. – Почему такая красивая девушка должна таскать такую тяжелую сумку, если у нее есть парень?

— Действительно.

— Ну что, пойдем в гостиную?

— Да ну... что там делать? И народу полно...

* * *

Дора развернула самолетик, прилетевший к ней на парту, осмотрелась и, убедившись, что никто на нее не смотрит, развернула.

«Ты за это поплатишься»

Дора усмехнулась и кинула уничтожающий взгляд на Сайлент. Теперь, когда вся школа узнала, что Дора Тонкс снова встречается с Кристофером Перфайдом, лицо Ребекки Мэй почти все время было перекошено от гнева.

Дора сложила самолетик и перекинула его обратно Сайлент.

— Мисс Тонкс! – гневно воскликнула Макгонагалл. Минус 10 баллов с Хаффлпаффа!

Наступил март, но снег все еще лежал на склонах гор, окружавших Хогвартс. Студенты по-прежнему кутались в зимние мантии, а во всех каминах замка непрерывно горел огонь. Пятикурсников загружали домашними заданиями так, что им приходилось сразу после занятий отправляться в библиотеку и сидеть там допоздна.

На второе воскресенье марта была назначена вылазка в Хогсмид, вторая за год. Дора каждое утро, просыпаясь, слышала сетования однокурсниц о том, что никого из них не пригласил пойти вместе хотя бы один мало-мальски симпатичный парень. Слушая их вздохи, Дора усмехалась про себя: уж ей-то совершенно не нужно было волноваться на эту тему. Крис снова был при ней, Крис ходил за ней по пятам, он стал еще обходительнее, чем раньше, из-за того, что пытался загладить свою вину перед Дорой.

Он ходил за ней даже в библиотеку, хотя последнему Дора была не очень рада: своими постоянными разговорами он мешал ей заниматься. Однако ей было приятно, что ей завидуют другие девушки.

Осталась только одна проблема: Мелани. Она продолжала вести себя так, будто Доры не существует. Впрочем, Дора теперь не стремилась помириться с подругой – ведь та уверяла ее в том, что Крис подлец, а на самом деле все было совсем не так: он любил ее, он старался угодить ей, заслужить ее благосклонность.

Ребекка Мэй с каждым днем становилась все мрачнее, отвергала ухаживания многочисленных поклонников, одаривала Дору уничтожающими взглядами и через Сайлент посылала ей оскорбительные записки с обещаниями мести.

Дора принимала все это с пренебрежением: она была уверена, что Мэй ничего ей не сделает. Крис выбрал ее, Дору, пятикурсницу-метаморфиню, а не Ребекку, признанную и коронованную красавицу.

* * *

Дора вышла в вестибюль, где ее уже ждал Крис. Он выглядел просто потрясающе в синей куртке и черных джинсах. Дора улыбнулась ему, и он подошел к ней.

— Через десять минут Филч начнет нас выпускать, — сказал Крис. – Глупо, правда? Как будто мы можем потеряться.

— Может, глупо, может, и нет, — пожала плечами Дора. – Все-таки Хогсмид – деревня довольно людная.

— И все равно, я считаю, что это глупо, — настаивал Крис. – Мы ходим в Хогсмид с третьего курса, и знаем его, как свои пять пальцев…

— Ты забываешь, что здесь есть и третьекурсники, которые идут во второй раз.

— Ты права… слушай, ты поразительна! Как я раньше не замечал…

— Не подлизывайся, — осадила его Дора. – Льстец…

— Это не лесть, это чистая правда! – Крис как будто бы обиделся. – Ты действительно поразительна… ты великолепна… и ты – моя девушка! Представляю, как мне завидуют другие парни…

— А вот это уже наглое вранье, — Дора сдвинула брови. – Скорее, они считают тебя идиотом – ты же встречаешься с чудачкой Тонкс…

— Ну и ладно, пусть думают, что хотят. Главное, что я думаю, верно? – Крис привлек Дору к себе.

— Эй, что ты делаешь? На нас же все смотрят!

Возмущение Доры прервал Филч, ковылявший ко входу и подгонявший за собой учеников. Крис взял Дору за руку, и они вместе направились вперед.

От школы к Хогсмиду вела широкая расчищенная аллея, вымощенная булыжником. С двух сторон высились сугробы. Погода была отличная: солнце, закрытое тучами, не слепило глаза, не было никакого ветра, а уж тем более снегопада. Тем не менее, стоял мороз, и ученики дрожали от холода.

— Ну когда же все это закончится? – возведя глаза к небу, вздохнула Дора и закрыла лицо шарфом, оставив лишь небольшую щель для глаз.

— А, наша счастливица, как я вижу, закоченела, — раздался позади ехидный голос. – Еще бы, тощая, как…

— Слушай, Сайлент, оставь ее в покое, — сказал Крис. – И завидуй молча.

Дора прыснула и подмигнула Крису. Встав на цыпочки, она шепнула ему на ухо:

— Раз собака здесь, значит, и хозяйка неподалеку. Так что продолжай держать оборону.

И действительно, мимо них, гордо задрав голову, прошла Ребекка. Как будто бы случайно, она наступила Доре на ногу каблуком. Девочка взвыла.

— Ах, прости, Тонкс, я тебя не заметила. Прости, я думала, это пустое место…

— Знаешь, Дора, — подал голос Крис, — я впервые вижу, чтобы воздух разговаривал. Тебе не кажется, что это довольно странно?

Ребекка побагровела и зашагала прочь. Сайлент, спотыкаясь, поспешила за ней.

Наконец они вошли на территорию Хогсмида.

— Куда пойдем? – спросил Крис. – Может, к мадам Паддифут?

— Ох, нет, какая гадость! Туда ходят куклы вроде Мэй. – Дора укоризненно посмотрела на него. – Пойдем лучше в «Три метлы».

Когда они зашли в бар, он был полон другихучеников. С трудом отыскав свободный столик, Дора села, а Крис отравился к стойке за сливочным пивом. В баре было тепло, и Дора, наконец, смогла снять верхнюю одежду. Она была рада избавиться отнеудобного пуховика и шапки-ушанки, закрывавшей глаза.

Крис протиснулся через толпу посетителей к их столику и, поставив кружки со сливочным пивом и тарелку со сладкими пирожками на стол, снял куртку. Под ней оказался свитер небесно-голубого цвета. Дора удивилась про себя в который раз, каким образом этому парню удается выглядеть так сногсшибательно и при этом тратить на это гораздо меньше времени, чем какой-нибудь девчонке. Дора, например, целый час выбирала джемпер, потому что ее любимый фиолетовый никак не подходил к светлому цвету волос и кудряшкам, выбранным для похода в Хогсмид.

Крис сел рядом с ней и подвинул к ней одну из кружек.

— Пей, пока теплое. Ты же совсем закоченела. – Он взял ее ладонь в свою и стал растирать. В отличие от рук Доры, его ладони каким-то волшебным образом остались теплыми.

Дора послушно отпила из кружки.

— А знаешь, Крис, на каникулах один человек сказал мне, что ты меня не достоин.

— Хотел бы я с ним встретиться и потолковать… подожди, какой человек, Дора? Кто? Сколько ему лет?

— Ему? Хм… тридцать… нет, двадцать девять, кажется.

— А, ну, тогда ладно.

— Ревнивец паршивый!

— Что ты, у меня и в мыслях не было…

— Опять врешь! Ты все время мне врешь.

— А хочешь, скажу правду?

— Ну, давай, для разнообразия.

Крис прижал ее к себе и сказал:

— Я люблю тебя…

Их губы встретились, и Дора унеслась куда-то далеко, далеко от шумного бара, где они сидели, куда-то, где не важны слова…

— Смотрите-ка, кто здесь, — раздался противный голос Сайлент у них за спиной. – Наши голубки… Крыс и Дура.

Дора и Крис оторвались друг от друга и оглянулись. За соседним столиком сидели Сайлент, Мэй и еще одна пятикурсница-рэйвенкловка.

— Знаешь, Сайлент, у тебя такая замечательная фамилия… говорящая такая… но, к сожалению, ты ей не соответствуешь, — говорил Крис, доставая волшебную палочку. – Ты не против, если я поправлю дело? Силенцио!

Дора засмеялась, а потерявшая голос Сайлент, а вместе с ней Ребекка и их спутница вскочили со своих мест и направились к выходу.

— Крыс и Дура… надо же, нас с тобой еще никто так не называл. Спорим, назавтра весь Рэйвенкло будет нас так величать? – сказала Дора, смотря соперницам вслед.

— Пусть называют, нам-то что? – пожал плечами Крис. – Иди ко мне…

Они снова слились в поцелуе, на этот раз гораздо более долгом. Когда Крис все-таки отпустил Дору, она сказала, смеясь:

— Знаешь, мне кажется, я захмелела. Ты ничего не добавлял мне в кружку? Признавайся!

— Я? Нет, что ты!

— Но у меня кружится голова. Признайся, хотел напоить меня до потери сопротивления?

— Это подлость с твоей стороны – так говорить, — обиделся Крис. – Неужели ты думаешь, что я могу себе позволить такое? Опуститься до того, чтобы спаивать собственную девушку?

— А, то есть, если не собственную, то можно? – Дора прищурилась.

— Я не то хотел сказать, — стал оправдываться Крис.

— Что ж, поверю тебе на слово. Но почему же голова так кружится, не со сливочного же пива?

— Просто ты очень хрупкая и миниатюрная, — попытался объяснить Крис. – И, в отличие от коров вроде Сайлент, тебе хватает половины кружки сливочного пива, чтобы захмелеть. Не пей больше. – Он отодвинул ее кружку.

— Э, нет, так не пойдет! Верни! – Она схватила кружку и отхлебнула еще. По телу разлилась приятная слабость.

— И все же, тебе хватит, — Крис снова отодвинул кружку. Она положила голову ему на плечо и обвила руками его шею. Закрыв глаза, она снова поцеловала его. Его руки, покоившиеся на ее талии, заскользили все выше.

— Эй, ты куда лезешь? – возмутилась Дора. – Я, конечно, твоя девушка, но это еще не повод, чтобы вот так меня лапать на глазах у всех!

— Прости… я, наверно, тоже захмелел.

— Нет уж, фокус не пройдет! Ты намного крепче меня, и кстати, позволь тебе напомнить, что сливочное пиво – безалкогольное.

— Тогда меня пьянит любовь.

— Фу, как вульгарно!

— Зато честно.

— Слушай, Крис, ты мне точно сливочное пиво взял? У меня такое ощущение, что я выпила пять бутылок джина.

— Нет, если бы ты выпила столько на самом деле, ты бы валялась на полу без сознания.

— Или распевала бы непристойные песни.

— А ты их знаешь?

— Я бы их сама придумала.

— На глазах у половины школы?

Дора дала ему легкий подзатыльник. Он засмеялся.

— Пойдем-ка лучше обратно, пока ты еще в состоянии держаться на ногах.

Дора хмыкнула, встала со стула и начала одеваться. Вдруг сзади кто-то громко чихнул. Дора обернулась и увидела, что за столиком, где прежде сидели рэйвенкловки, сидят Диана Уайт и Мелани.

— Крис, пойдем скорее, — сказала Дора и отвернулась.

— Дора, ты хорошо себя чувствуешь? – взгляд Криса был обеспокоенным.

— Да, а что?

— Просто, когда я тебя вчера довел до гостиной, ты мало что соображала. Похоже, мадам Розмерта все-таки что-то напутала с твоей кружкой.

— А что, это многие видели? – спросила Дора осторожно.

— Да нет, мы рано вернулись… А малышни в гостиной не было, они, наверное, шатались по территории. А твои однокурсницы пришли гораздо позже – и Луиза с Амели, и Диана с Мелани… я думаю, они просто решили, что легла спать пораньше.

При упоминании Мелани сердце Доры екнуло. Она могла догадаться о ее состоянии, потому что сидела рядом в «Трех метлах», хоть Крис и не заметил.

Вздохнув, она отложила сочинение по Защите от темных искусств.

— Не могу сосредоточиться.

— Так не делай.

— Завтра урок.

— А, ну, тогда другое дело. Какая у тебя тема?

— Нападения дементоров.

— Знаешь, я тут видел одну книгу…

— Крис, — прервала его Дора. – Мэй точно не узнает?

— Нет, даю слово. Она…

— Скажи мне, Крис, зачем ты с ней встречался? Чем она лучше меня?

— Я… ну, я… я же говорил тебе… я же просил прощения…

— Прощения ты просил уже после того, как лизался с ней в коридоре Заклинаний.

— Дора, давай не будем это обсуждать. Это была ошибка, я же говорил.

— Почему ты увиливаешь от ответа, Крис? Ответь мне, чем она тебя привлекла, кроме смазливой физиономии и высокомерия, бьющего через край?

— Дора, я… не знаю. Помнишь, в тот день ты была в больничном крыле – котел Мелани взорвался на зельеварении, и ты получила большой ожог. Так вот, за обедом мне пришло письмо, в котором мама написала мне, что мой сводный брат – помнишь Эрика? В прошлом году мы с тобой ходили в Хогсмид, и встретили его вместе с его невестой… так вот, мама написала, что он был на тренировке – он ведь был подавающим большие надежды загонщиком… упал с метлы… перелом позвоночника и черепа…

Дора отвела взгляд. Она не знала об этом. Зато знала, что Эрик и Крис, несмотря на то, что не были родными братьями по крови, но все же были не разлей вода.

— В больнице Святого Мунго пытались его залатать… но было уже слишком поздно… Я весь день был сам не свой, никак не мог поверить в то, что Эрик сорвался с метлы, он же так хорошо летал… и потом – в двадцать лет не умирают. Это невозможно. Неправильно. Я хотел пойти к тебе, но мадам Помфри сказала, что ты уже ушла. Я шел в нашу гостиную, и тут откуда-то взялась Мэй. Стала заговаривать мне уши, я что-то отвечал… а потом… я даже не целовал ее – она сама ко мне прилипла. Я не думал он ней. Зато, когда увидел тебя, то на меня как будто ведро ледяной воды вылили. Ты убежала, я хотел тебя догнать, но как будто прирос к полу.

А потом, в Большом Зале, когда ты кричала на меня… я так хотел увести тебя оттуда в какое-нибудь тихое место и все рассказать. Я был уверен, что ты поймешь меня.

— Прости меня, — севшим голосом сказала Дора.

— Ничего страшного… это было самое страшное Рождество в моей жизни. Невеста Криса, Элен, уехала домой, во Францию, сразу после похорон Эрика. А я даже не смог поехать к родителям – я боялся.

— Прости, Крис… если бы я знала… я бы осталась с тобой. Я бы тебя не бросила!

— Главное, что теперь мы снова вместе, — сказал Крис.

* * *

— Мелани! – Дора со всех ног бросилась к Морган, стоявшей в конце коридора. Сумка, набитая учебниками, билась о ноги, мешая бежать, но это не останавливало Дору: в кои-то века она застала Мелани одну, без Дианы Уайт.

Мелани обернулась, но молчала, и поэтому Дора, наконец настигшая ее, заговорила сама:

— Мел, я хочу с тобой поговорить.

— Да? – Мелани подняла брови. – Зато я не хочу говорить с тобой.

— Ну пожалуйста, Мел…

— Что-то очень важное?

— Да.

— Тогда говори быстрее, я спешу. Я обещала Диане, что встречусь с ней перед обедом в библиотеке.

Эти слова прозвучали для Доры, как пощечина, но она пропустила это мимо ушей и сказала:

— Мелани, ты помнишь наш разговор о Кри…

Мелани закатила глаза и повернулась, чтобы уйти.

— Нет, ты должна выслушать меня! – настаивала Дора.

— Я устала от вас обоих, и от Перфайда, и от тебя. Даже Диана о вас говорит. Надоело. Как будто больше посплетничать не о чем.

— Мелани, — на глаза Доры уже навернулись слезы, — что с тобой произошло? Ты никогда меня не бросала!

— Я устала терпеть все твои недостатки и глупые убеждения.

Дора побагровела.

— Мои убеждения – не глупые!

— В большинстве своем они такие, — пожала плечами Мелани. Развернувшись, она зашагала прочь.

Опустив взгляд в пол, Дора побрела, не задумываясь о направлении. Было время обеда, но меньше всего на свете ей сейчас хотелось есть.

Вдруг она услышала быстрые шаги позади себя, и тут же глаза ей закрыли чьи-то руки.

— Угадай кто, — услышала она знакомый голос.

— Ты самый ужасный конспиратор из всех, кого я знаю, Кристофер Перфайд, — сказала Дора. – Я еще по шагам поняла, что это ты.

— Ну конечно, — рассмеялся Крис, убирая руки. – Ты же у меня умница.

— Собственник, — пробормотала Дора.

— Я все слышал!

— Надо же, не глухой…

— Что с тобой? Кто-то обидел мою принцессу роз?

— Феее! Крис, где ты взял этот ужасный эпитет?

— Мне подсказал его замечательный цвет твоих волос.

— Все, с завтрашнего дня, специально для тебя, мои волосы будут черными.

— Мне не нравится черный цвет, твое лицо будет казаться бледным. Но мне нравится, что это будет для меня…

— Если бы я не знала тебя, я бы подумала, что ты позер.

— А что ты думаешь, зная меня?

— То же самое.

— Эй! Я не позер! Я выражаю свои чувства!

— На твоем месте я выражала бы их потише, потому что в конце коридора стоит Филч.

— Ну хватит дуться, — по лицу Криса растянулась широкая улыбка. – Иди ко мне…

* * *

— Ладно, хватит, сейчас уже урок начнется, — пробормотала Дора, вырвавшись из его объятий через несколько минут. На ее лице застыла довольная улыбка.

— Он у меня свободный, — сказал Крис и схватил Дору за руку.

— Зато у меня – нет.

— Ну, тогда дай, хотя бы, довести тебя до кабинета и дотащить твою сумку…

— Какая замечательная услуга. Бесплатная?

— Ну, вообще-то да, но если так уж хочешь, приходи сегодня ночью ко мне…

— ЭЙ!

— Шутка.

— О Господи, видели бы мои родители, с каким парнем я встречаюсь…

- С плохим, — подсказал Крис.

Дора покраснела до корней волос.

— Знаешь что, Перфайд, давай-ка сюда мою сумку…

— Не отдам. Мы все равно уже пришли.

— Да, и ты только посмотри на лицо Сайлент… иди отсюда.

— Ладно, пока, — сказал Крис и прямо на глазах у двух факультетов впился в нее поцелуем. Дора успела заметить Сайлент, побелевшую от злости, и Мелани, закусившей от отвращения губу. Надо сказать, и самой Доре тоже было не очень приятно целоваться с парнем на виду у всех.

Заходя в класс, Дора слышала перешептывания у себя за спиной:

— О чем они вообще думают?

— Смотреть противно!

— В первый раз вижу, чтобы ученики нашего факультета так себя вели… не гриффиндорцы же какие-нибудь.

— Какая гадость!

Закусив губу, чтобы однокурсники не услышали заслуженный поток проклятий и ругательств, Дора села за свою парту и сделала вид, что внимательно слушает МакГонагалл.

Мы с тобой одной крови – ты и я.

(Редьярд Киплинг, «Маугли»)

— Ремус, просили передать, это направление, — сказал Декрейт и положил на стол Люпина лист с печатью Министерства Магии, исписанный крупным почерком.

Взяв лист в руки, Ремус прочитал:

«Немедленно отправляйтесь в больницу Св. Мунго. Навестите больного в палате №10 на втором этаже. Это мальчик-маггл, укушенный оборотнем. Дело держится в строжайшей секретности, однако родители мальчика беспокоятся: им сказали, что их сына отвезли в закрытую для посетителей больницу, но известий они не получают. Похоже, единственный способ избежать скандала – это сказать родителям, что мальчик умер. Если вы найдете какой-нибудь другой выход из сложившейся ситуации, доложите об этом немедленно. Вам предоставляется полная свобода действий.

Б. Крауч»

Ремус отложил лист. Лицо его стало бледным. Точнее, белым, как бумага. Он и так выглядел болезненным – только-только кончилось полнолуние, а теперь еще и это происшествие...

Мальчик, укушенный оборотнем. Значит, пока он, Ремус, лежал у себя дома в обличье волка, благодаря лекарству сохраняя разум, где-то, такой же, как он, скорее всего, даже не со зла, а может, и намеренно, напал на ребенка.

Интересно, сколько лет этому ребенку?

Странно, что он вообще выжил. Обычно магглы умирают после таких травм, не выдерживая ни тяжести последствий, ни бремени проклятья.

Родителям не сказали, что с их сыном. И это понятно – сначала они не поверили бы. А потом подняли бы панику, от страха стали бы кричать о произошедшем на каждом углу...

Ремус твердо решил: родители узнают все. Это будет тяжело. Может быть даже слишком тяжело для семьи, никогда не знавшей волшебства. Но они должны знать. И скажет им об этом именно он.

Родители не должны бросать своих детей.

— Значит, так, я отправляюсь в больницу Святого Мунго, — сказал Ремус.

— Я с тобой, Люпин, — отозвался Декрейт. – Как всегда.

— Я тоже с вами, Ремус, — произнес Тед Тонкс.

— Лэйбор, Прокул, если у вас осталась какая-то важная работа, которую нужно доделать именно сегодня, оставайтесь. Если нет – вы свободны. Центр все равно не может нормально работать без большей половины сотрудников.

Прокул и Лэйбор кивнули. Лэйбор застрочил еще быстрее – видно, хотел пораньше оказаться дома с семьей.

Ремус посмотрел на часы.

— Сейчас два часа дня. Это дело может затянуться. Мистер Тонкс, Маркус, если вы действительно хотите отправиться со мной, известите своих родных, что задержитесь на работе. О нашем настоящем поручении никто не должен знать. – Все трое уже вышли из кабинета, поэтому Ремус говорил в полный голос.

— А почему такая секретность? – осведомился Декрейт.

— Распоряжение сверху, — пожал плечами Ремус. – Сам посуди – все-таки серьезное дело. Ты читал направление?

— Читал.

— Никакой дисциплины в моем отделе!

— Остынь, Ремус, — ухмыльнулся Декрейт. – Я же все равно, как и мистер Тонкс, сопровождаю тебя на всех совещаниях и заданиях. Все-таки именно я до тебя был руководителем Центра.

— Ремус, объясните мне, в конце концов, что произошло? – мягко поинтересовался Тед. – В отличие от Маркуса, я не читал направления.

— Мистер Тонкс, случилось то, что мальчика-маггла покусал оборотень, и ребенок чудом остался жив. А нам разбираться во всей этой путанице.

— Да уж, приятного мало, — сказал Тед. – Но, я думаю, Ремус, мы лучше других разберемся здесь. – Тед и Ремус переглянулись. Люпин уныло усмехнулся.

— Да уж, мы в этом деле профессионалы.

* * *

К ним подошел целитель в форменной лимонной мантии с эмблемой больницы.

— Вы — по направлению министерства? – Ремус кивнул.

— Пожалуйста, проводите нас в палату №10 на втором этаже.

— Следуйте за мной, — велел целитель.

Они прошли по нескольким лестницам и узкому коридору, и у Ремуса создалось впечатление, что палата, в которой лежал мальчик, находится в отдалении от остальных.

Наконец они оказались перед небольшой железной дверью. Целитель достал связку ключей и, выбрав самый маленький, вставил в почти незаметную в двери щель. Ремус удивился: почему они запирают палату, если до полнолуния еще так много времени?

— Вы зайдете все вместе или кто-нибудь один? – спросил целитель.

— Войду я, — уверенно сказал Ремус.

— Вы можете разговаривать с пациентом совершенно спокойно, за стенами палаты ничего не слышно, она заколдована.

Этот факт и обрадовал, и насторожил Ремуса: ему было на руку, что никто не подслушает его разговор с мальчиком, но, в то же время, его несколько пугали меры секретности, наложенные Министерством.

Войдя, Ремус очутился в небольшой комнатке без окон, с белыми стенами и всего одной кроватью, на который лежал бледный мальчуган примерно одного возраста с дочерью Теда, светловолосый, черноглазый. В его глазах читался испуг, выглядел мальчик, как загнанный заяц.

Увидев Ремуса, он вздрогнул и уставился на него.

— Здравствуй, — сказал Люпин и, подбодряющее улыбнувшись мальчику, присел на край его кровати.

— Здравствуйте, — отозвался мальчик слабым голосом. – Кто вы?

— Я пришел помочь тебе, — заверил его Ремус. –Но для начала скажи, как тебя зовут?

— Ник.

— А сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Скажи мне, Ник, тебе рассказали, что с тобой произошло?

— Да, — Ник кивнул. – Мне сказали, что на меня напал волк. Сказали, что наложили швы, и что все уже зажило. Но я не понимаю, почему тогда меня здесь держат. Скажите, пожалуйста... волк был бешеный?

В глазах мальчика читалась мольба: «Скажи, что это не так. Скажи, что меня сегодня же отпустят домой».

Ремус собрался с духом и, призвав на помощь все свое мужество, сказал:

— Это был не волк, Ник. Это был оборотень.

Страх в глазах мальчика сменился обидой и недоверием.

— Я не верю вам! Оборотней не существует! Это сказки.

— Нет, Ник, это очень плохая правда, которая случилась с тобой.

— Докажите, — глухим голосом произнес мальчик.

— Я не могу доказать тебе сейчас что оборотни существуют, но докажу для начала, что существует волшебство. – Ремус вынул из кармана волшебную палочку. Ник следил за его движениями с недоверием и даже со страхом. – Вингардиум Левиоса!

Очки, лежавшие на тумбочке рядом с койкой, подпрыгнули и взлетели в воздух. Ник, кА завороженный, наблюдал за этим чудом. На несколько мгновений очки застыли в воздухе, а потом плавно опустились на тумбочку.

— Теперь ты веришь в волшебство? – спросил Ремус.

Мальчик кивнул.

Волшебники живут среди обыкновенных людей, скрываясь. Поэтому ты ничего о них не знал. Магия свершается и во имя добра, и во имя зла. Ты, к сожалению, встретился с Темной магией...

— И теперь я... теперь я тоже буду... волшебником? – голос Ника прерывался от волнения.

Ремус тяжело вздохнул.

— Нет, Ник. Волшебниками рождаются. Иногда случается, что в семье обычных людей появляется маг, но не более. Ты не станешь волшебником. Ты уже стал оборотнем.

Ник вскинул голову. Ремус еле-еле удержался от того, чтобы отвести взгляд.

— Этого не может быть...

— К сожалению, может, Ник. Я понимаю, это очень тяжело...

— Нет, вы не понимаете... – мальчик всхлипнул.

— Понимаю, Ник. Дело в том, что я уже почти двадцать лет – оборотень.

Эти слова не дались Ремусу легко. Всего несколько раз в жизни он говорил вслух о своем недуге. Но сейчас это было необходимо.

— Вы – тоже?..

— И я живу с этим. Сейчас, Ник, есть противоядие: оно не исцеляет, ликантропия неизлечима, но после трансформации ты сохраняешь человеческий разум.

— Неужели... совсем никак не вылечиться...

— Невозможно. Это проклятие, очень Темное проклятие. Оно не снимается.

Ник как будто хотел сказать еще что-то, но передумал и опустил голову.

— Поверь, ты привыкнешь, — пытался подбодрить его Ремус, но сам не очень-то в это верил. Ведь он сам за столько лет так и не смог смириться.

— А мои мама и папа... они знают?

— Нет, но я сам позабочусь о том, чтобы они были здесь, с тобой, как можно скорее. Назови мне, пожалуйста, их имена.

— Вэнди и Брайан Томсон. Простите, мистер...

— Люпин.

— Скажите, мистер Люпин, я должен теперь жить среди таких же... как я?

— Нет, ты будешь жить с обычными людьми. Я, например, живу в Лондоне, на работе занимаю руководящую должность. У тебя в жизни все еще может быть хорошо.

— Да, но ведь вы... волшебник.

— Ты думаешь, мне от этого легче? Наоборот. Если кто-нибудь узнает о том, что оборотень, меня выкинут с работы. А тебе будет легче устроиться в жизни: простые люди – не волшебники – не верят в колдовство и не знают, что оборотни существуют.

Ремус встал и направился к двери.

— До встречи, Ник.

— До свидания, мистер Люпин.

* * *

— Ты поговорил с ним? Он все понял? – бросился Декрейт к Ремусу с расспросами сразу же, как тот вышел из палаты.

— Да, — кивнул Люпин. – Он очень умный парнишка. И, главное, он не сломлен.

— Наверное, потому, что еще не знает, что его ждет, — пожал плечами Декрейт.

— Скажите, — обратился Ремус к целителю, — все еще стоявшему рядом, — могу ли я здесь найти перо, пергамент и какой-нибудь уединенный кабинет?

— Да, конечно, — кивнул целитель, — пойдемте в мой личный кабинет.

Тут Ремус догадался, что к Нику их провожал не какой-нибудь рядовой целитель, а весьма важный человек. Из этого вытекало, что простым служащим больницы Святого Мунго мало что было известно о мальчике-оборотне.

— Простите, как вас…?

— Джейсон Гринвиш.

Следуя за Гринвишем, Ремус попал в более людную часть больницы, где тут и там сновали целители и посетители.

Кабинет Гринвиша находился на первом этаже. Когда за Ремусом закрылась дверь, сразу утихли все звуки. Кабинет представлял собой просторную комнату с большими окнами, занавешенными массивными зелеными бархатными шторами. Около одного из окон стоял дубовый письменный стол с большим количеством выдвижных ящиков. На стене над столом висел портрет министра магии. Фадж, изображенный в своем излюбленном зеленом котелке, дремал.

Ремус сел за стол, и Джейсон Гринвиш подал ему гербовую бумагу с эмблемой больницы, длинное черное перо и чернильницу. Ремус быстро написал что-то на листе и сказал:

— Вот это нужно сейчас же отправить в Министерство, лично Бартемию Краучу. Найдется ли конверт?

Гринвиш молча кивнул и, выбрав из связки, уже известной Ремусу, медный ключ, открыл верхний ящик стола и достал оттуда конверт.

— Моя сова доставит ваше письмо в пять минут, не беспокойтесь.

Ремус поблагодарил Гринвиша и вышел в коридор.

Погруженный в свои мысли, он не заметил идущего целителя и врезался в него. Стопка бумаг выпала из рук молодого человека.

— О, простите, пожалуйста… — начал было Ремус. Тут целитель поднял голову, и Ремус узнал его. – Эндрю?..

Ну да, конечно, это он – Эндрю Эгестас, совсем еще юноша, его бывший напарник. Это его уволили из Центра за непрофессиональность и назначили на его место Теда Тонкса.

— Мистер Люпин! – воскликнул Эндрю. – Как поживаете?

Ремус заметил, что юноша стал еще более худым, и от этого казался нескладным из-за высокого роста. В глазах Эндрю, как и раньше, читалась усталость и грусть.

— Я – нормально, — сказал Ремус. Он не стал говорить Эндрю, что его назначили начальником отдела, так как боялся обидеть его. – Как твоя матушка?

— Я специально устроился сюда, чтобы быть с ней рядом, — объяснил Эндрю. – Иногда дежурю по ночам… платят мне мало, я, в основном, бегаю с поручениями, но, надеюсь, со временем я продвинусь. Но и сейчас на жизнь хватает.

— А что говорят целители? Когда она выздоровеет?

- Мистер Люпин, вы же знаете, мама неизлечимо больна… — Эндрю опустил глаза. – Ее болезнь не смертельна, но она прикована к постели навсегда. Ей нужен постоянный уход.

Ремус вспомнил, как Эндрю рассказывал ему о своем детстве, как его отец умер, когда мальчику было шесть лет, как его мать заболела, и он жил у бабушки и дедушки, говоривших ему, что папа просто надолго уехал, а мама скоро поправится. Но годы шли, мистер Эгестас не возвращался, а его жена, сраженная горем и болезнью, не вставала с постели. Деду Эндрю, ее отцу, в возрасте семидесяти лет приходилось работать в Косом переулке, чтобы скопить на пропитание всей оставшейся семьи. За год до окончания Эндрю Хогвартса с разницей в неделю умерли от драконьей оспы и бабушка, и дедушка. Оставшая без денег и без помощи Мэри Эгестас окончательно растеряла остатки своего и без того хрупкого здоровья, и ей пришло перебраться на постоянное обитание в больницу Святого Мунго, а ее сыну, только-только вступившему во взрослую жизнь, пришлось прошибать головой стены, чтобы найти хоть какие-то деньги.

— Зато она с тобой, Эндрю, — подбодрил его Ремус. – Она жива.

Эндрю кивнул.

— Мне нравится здесь больше, чем в Министерстве, — сказал он. – Здесь ко мне относятся с большим уважением, нежели Маркус Декрейт там… как вы можете работать по его начальством, не представляю.

— Это он теперь работает под моим, Эндрю, — улыбнулся Ремус.

— Это… это замечательно! – Эндрю просиял. – Центр процветает, верно? Мистер Люпин, а кого назначили на мое место? Достойного человека?

— Замечательного человека, Эндрю. С замечательной семьей.

— Ну, тогда я спокоен, — сказал Эгестас. – Простите, мистер Люпин, я должен отнести это… — он кивнул на стопку бумаг в своих руках, извиняясь перед Ремусом.

— Да, конечно, — согласился Ремус. – До свидания, Эндрю.

Попрощавшись с молодым человеком, Ремус направился туда, где его ждали мистер Тонкс и Декрейт. Они стояли все там же, возле палаты Ника. Увидев Люпина, Декрейт сказал:

— А вот наконец-то и ты, Ремус. Где ты был?

— Я отправлял в Министерство просьбу о предоставлении жилья семье Томсон в какой-нибудь полумагической деревне. Кстати, Маркус, ты послал за родителями мальчика?

— Да, их направят к директору больницы.

— А директор в курсе дела?

— Да, конечно. Это он провожал нас сюда.

Ремус увидел, как к ним быстрым шагом приближается Джейсон Гринвиш. Когда он подошел к ним, Люпин заметил в его руках конверт с печатью Министерства Магии.

— Это вам, — он протянул конверт Ремусу. – Ответ на ваше письмо.

Ремус кивнул, подождал, когда Гринвиш скроется на лестнице и распечатал письмо.

«Мистер Люпин,

Ваш запрос удовлетворен. Семье Томсон предоставляется жилье в деревне рядом с Нориджем, там пустует дом.

Благодарю за то, что сумели уладить дело.

Б. Крауч»

— Ну что? – спросил Тед. – Им дали жилье?

— Да… — протянул Ремус. – Мистер Тонкс… им отдали дом в вашей деревне.

— Что?! – вскричал Тед. Он преобразился, в его глазах читалось безумие и страх. Обыкновенный, спокойный Тед Тонкс исчез в никуда. – Этого не может быть!

Он вырвал письмо из рук Ремуса и, пробежав его глазами, застонал.

— Я не могу этого допустить… оборотень… там же моя семья…

— Успокойтесь, мистер Тонкс. Больница будет снабжать Ника Волчьим противоядием. Он будет неопасен.

— Да? – взгляд Теда метал молнии. – А что чувствовали бы вы, если рядом с вашей семьей жил бы оборотень?

Он осекся, встретив каменный взгляд Ремуса. Люпин как никто другой мог понять Теда: когда Ремус был маленьким, Волчье противоядие еще не было изобретено, и он жил в вечном страхе за своих родителей.

— Все будет хорошо, — с нажимом повторил Ремус. – При наличии зелья Ник неопасен.

— Но, Ремус… Андромеда… Дора… я не смогу сказать им, это же секретная информация… как же мне обезопасить их?

— Маркус, — сказал Ремус, — ты не мог бы отойти?

— Да, конечно, — скучающим тоном ответил Декрейт.

Проследив, чтобы он отошел на достаточное для того, чтобы не слышать их, расстояние, Ремус произнес вполголоса:

— Скажите, мистер Тонкс, вы боялись за своих жену и дочь, когда я гостил у вас?

— Нет. Я же самолично снабжаю вас зельем.

— Но ведь я такой же, как Ник. И неужели вы думаете, что Министерство Магии не будет внимательно следить за мальчиком? И потом, ведь миссис Тонкс и Дора не выходят на улицу ночью. Ваша дочь сейчас вообще в Хогвартсе.

— Вы, наверное, правы, — вздохнул Тед.

Вдруг перед ними возникли Декрейт и Гринвиш.

— Родители Ника Томсона прибыли в больницу, они ждут вас, — сказал Гринвиш.

— Это просто бред. — Мистер Томсон покачал головой. — Зачем вы несете всю эту околесицу? Наш сын — оборотень! Вы думаете, мы спятили настолько, чтобы верить вашим россказням.

Его жена молчала. Она тихо плакала, сидя на стуле рядом с ним.

— Вы даже не даете мне доказать вам существование волшебства, — пытался оправдаться Ремус. — Позвольте...

— Чушь! Волшебники, оборотни... когда мы уже увидим нашего сына и сможем забрать его домой?

— Вы уже не вернетесь в тот дом, в котором жили, — покачал головой Ремус. — Вы будете жить в полумагической деревне недалеко от Нориджа.

— Я повторяю, что это чушь. Мы живем в Лондоне и не собираемся никуда уезжать из столицы. Ник учится в престижной школе, и учится хорошо.

— Он больше не будет там учиться. — Ремус вновь покачал головой.

Вдруг они услышали голос Фаджа, разбуженного на своем портрете громовым голосом мистера Томсона:

— Что здесь происходит? Молодой человек, кто дал вам право рассказывать о волшебстве обычным магглам?

— Господин министр, — с почтением обратился к нему Ремус, — я делаю это по распоряжению мистера Крауча. Вы, вероятно, слышали о трагическом происшествии с мальчиком, которого укусил оборотень?

— Да, я слышал и, если честно, не понимаю всей этой суеты, — ответил Фадж слегка недовольно. — Скандал магической общественности ни к чему, и маггла следует упрятать куда-нибудь подальше. В Азкабан, к примеру... или вовсе умертвить.

Миссис Томсон тихонько вскрикнула. Ремус коротко взглянул на нее. В глазах женщины читался страх.

— Господин министр, мистер Крауч не считает это правильным. Ни к чему такие жесткие методы, когда мы можем разрешить все куда более гуманно.

Фадж заворчал, но возражать не стал. Ремус задался вопросом: решает ли министр магии на самом деле хоть что-то?

— Что за фокусы? — рявкнул мистер Томсон, окончательно выйдя из себя. — Вы мне сейчас за все ответите, жалкий... — он кинулся на Ремуса.

Тот отреагировал мгновенно — все-таки, немного лет прошло с тех пор, когда защитная магия была самой распространенной в обиходе волшебников. Палочка вылетела из кармана, и Ремус воскликнул:

— Протего!

Разгневанного отца Ника отбросило на несколько метров назад, обратно на стул. Миссис Томсон взвизгнула.

— Я приношу свои извинения втом, что использовал магию против вас, — по-прежнему спокойно произнес Ремус. — Этого больше не повторится, если вы будете вести себя благоразумно.

— Наш сын... неизлечимо болен? — беспомощным голосом спросила миссис Томсон. Ремус понял, что с ней вести переговоры будет куда проще.

— Можно сказать и так, — кивнул он. — Итак, вы уже убедились, что магия существует и что она в какой-то степени затронула вашу семью. Недавно было полнолуние, и какой-то оборотень напал на вашего сына. Нику очень сильно повезло — обычно магглы... прошу прощения, неволшебники умирают после таких укусов. Теперь вам лучше жить вдали от больших скоплений людей, в какой-нибудь полумагической деревушке — и вам выделяют жилье — совершенно бесплатно, заметьте — под Нориджем. Там, кстати, живет мой коллега, он в прошлом целитель и работал в этой самой больнице, где, к слову, спасли жизнь вашему сыну.

— Он будет превращаться в волка? — задала еще один вопрос мать Ника.

— Да, каждый месяц во время полнолуния. К счастью, в наше время существует специальное средство — так называемое Волчье противоядие. Его принятие поможет вашему сыну сохранять разум после трансформации.

— Сохранять... разум?

— Да, разум. Неужели вы думаете, что оборотень в здравом уме напал бы на ребенка? Таких извергов сейчас не существует.

Ремус не стал говорить им о Фенрире Сивом — зачем пугать и до того напуганных несчастных родителей.

— Мы переедем под Норидж, — твердо сказала миссис Томсон. — Но можно ли нам увидеть нашего сына?

— Ужасно выглядишь, Ремус, — усмехнулся Декрейт, увидев Люпина, вошедшего в отдел. — Тебе не заплатили за это дело?

— Какая тебе разница? — пожал плечами Ремус. — Я так же, как и ты, получаю зарплату. Я бы предпочел, чтобы ты гораздо больше внимания уделял тому делу об утечке информации...

— Ты о той статье о великанах в Шотландии в маггловской газете? Не бери в голову, — отмахнулся Декрейт. — Во-первых, это был просто рассказ, а во-вторых, эта газетенка пользуется у магглов такой же репутацией, как у нас — «Придира».

— И все же, — настаивал Ремус. — Тебе велели предоставить отчет. Если ты не сдашь его к понедельнику, меня оштрафуют.

— А, теперь понятно, почему тебя это так волнует, — ухмыльнулся Декрейт. — Ну и написал бы сам этот отчет! Но нет, ты день и ночь торчишь в этой деревне под Нориджем и наблюдаешь за каждым шагом мальчишки-оборотня...

— Маркус, мне кажется, ты забываешься, — холодно заметил Люпин. — К их разговору уже внимательно прислушивались Лэйбор и Прокул. — Ты собираешься самолично устроить еще одну утечку информации? Ничего не скажешь, великолепно! Сотрудник Центра...

— Зачем ты так внимательно следишь за этим магглом? — Декрейт прищурился, внимательно следя за реакцией Ремуса. — Мне кажется, что раз он живет в одном поселке с Тонксом, то именно Тонкс должен контролировать ситуацию. Тем более, что Тонкс в прошлом — колдомедик. Где он, кстати?

— Он заболел. — Ремус заметно напрягся.

— Ну так вот, я вернусь к своему вопросу. Я тут подумал... может быть, мальчишка считает, например, что ты как никто другой поймешь его? Поможешь адаптироваться...

Люпин вздрогнул, но тут же совладал с собой и принялся изучать документы, сваленные в одну кучу у него на столе.

— Занимайся отчетом, Маркус, — сказал он. — Он сейчас очень важен.

«Он догадался, — думал Ремус, шагая по широкой песчаной дороге — главной улице деревни. — Он догадался, что я оборотень».

Уже месяц Ник Томсон с родителями жил в этой деревне, и Ремус регулярно навещал их. Он надеялся, что никто не увидит в его действиях ничего, кроме исполнения служебных обязанностей, но, видимо, ошибся.

«Но как?»

В принципе, для Декрейта было много зацепок. Отсутствие Ремуса на работе в полнолуние, та легкость, с которой ему удалось распутать дело с Ником...

Но сейчас об этом думать было нельзя. Надо было навестить Ника. А бедная Анна Томсон так и не оправилась после такого удара судьбы — видно было, что она постоянно плачет. Нельзя их оставлять.

Ник оказался весьма жизнерадостным и общительным ребенком. Появления Ремуса он всегда ждал как чуда, ведь тот все время рассказывал ему о волшебном мире что-то новое, а волшебная палочка в его руках была верхом мечтаний мальчика.

Ремус узнал, что Ник замечательно рисует. Тот показал ему акварели с сельскими пейзажами, портретами — особенно он любил изображать свою мать, а еще он иногда пытался нарисовать то, о чем рассказывал ему Ремус: драконы, гоблины, кентавры...

Вот и сейчас Ремус увидел Ника, сидящего на ступенях дома с альбомом и карандашом в руках. Была середина апреля, природа понемногу начинала просыпаться, и для Ника не было ничего привлекательнее, чем набухшие на деревьях в саду почки.

— Здравствуйте, мистер Люпин! — поздоровался он и расплылся в улыбке.

— Здравствуй, Ник. Как поживаешь?

— Замечательно! Мистер Люпин, вы не дорассказали мне в прошлый раз о подвалах Гринготтса. О тех, что охраняют драконы!

— Ох, Ник, я и сам об этом мало знаю — всего лишь слухи. Мой собственный сейф находится почти на поверхности.

«И в данный момент он абсолютно пуст», — пронеслась в голове Ремуса унылая мысль.

— Тогда расскажите о Хогвартсе! Пожалуйста. — в глазах мальчика светилось ожидание.

Но у Ремуса было правило: не говорить Нику о Хогвартсе. Он прекрасно понимал, что вызовет у мальчика зависть — ведь тому никогда не суждено было учиться волшебству в стенах древнего замка.

— Я так давно учился там, что уже почти ничего не помню, — соврал он и увидел на пороге дома мать Ника.

— Мистер Люпин? — она слабо улыбнулась, вытирая руки о кухонное полотенце. — Как хорошо, что вы пришли. У нас кончилось противоядие.

— Да, вам доставят его в ближайшее время, — кивнул Ремус. — Миссис Тонкс передаст его вам.

Андромеда и Анна находились в приятельских отношениях, и Ремус был рад этому: если что-то случится с ним самим, кто поможет семье Томсон, как не семья Тонкс?

Правда, отцы семейств так и не нашли общего языка.

Еще несколько дней Ремус наблюдал, что отношение Декрейта к работе и к нему самому приобретают непростительную фамильярность и небрежность. Он пытался успокоить себя тем, что Маркус никогда не отличался особенным усердием с тех пор, как занял пост начальника, а когда этого поста лишился, то обленился окончательно.

Но беспокойство не давало покоя.

— Маркус, — начал как-то вечером Ремус, совершенно измотавшийся за день. В последнее время, казалось ему, ненавистники магглов будто взбесились, и у Центра работы было невпроворот. — Сходи на совещание Крауча, там необязательно присутствие главы Центра.

— А сходи-ка ты сам, Ремус, — лениво протянул Декрейт. — Уже полшестого, я иду домой.

Ремус опешил.

— Что, прости?

— Если ты хочешь, чтобы я никому не выдал твою маленькую тайну, ты будешь делать за меня всю мою работу, — по-прежнему невозмутимо произнес тот.

— Моя тайна?

Ремус почувствовал, как у него начинает кружиться голова.

— Ты думаешь, я настолько же глуп, как Прокул с Лэйбором? Ты оборотень. Я знаю уже давно. Ты оборотень, и тебе не место среди нормальных людей.

Ремус сохранял молчание. Говорить он был не в силах.

— С тех пор, как я узнал, я решил: зачем же выбрасывать тебя с работы, если могу пользоваться своим знанием? И мне уже многое удалось. И все потому, что ты, разумеется, понимаешь, что тебе сильно повезло, когда такого, как ты, пустили работать с порядочными людьми.

— Как ты пришел к этому выводу? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Ремус.

— О, это было совсем несложно. Я замечал многое... окончательно ты выдал себя, когда произошла эта история с магглом-оборотнем. Итак, я ни на какое совещание не пойду. И никаких отчетов писать не буду. И еще... Как насчет семидесяти процентов от твоей зарплаты? Как видишь, я щедр.

— Ты не дождешься, — процедил Ремус. — Ничего. Ни копейки.

Схватив пальто и портфель, он выбежал из кабинета.

На следующий день он уволился с работы.