Тебе по душе этот мир

— Ненавижу уборку! К тому же руками. Я волшебник или кто?! — Рыжеволосый парень бросил в груду камней у разрушенной стены кусок каменной кладки. — Неделя прошла, а мы все убираем и убираем, — отойдя от кучи камней, он поднял очередной булыжник. — Кабинет за коридором, коридор за кабинетом, коридор, кабинет, коридор, кабинет. Мы герои!— по пути к пролому он раздраженно пнул другой камень, но лишь сморщился от боли. — Победили Волдеморта, а убираем, как домовики. Надоело! Почему нельзя использовать магию? Никто бы не увидел.

— Ох, Рон! Мне самой это надоело. Но как ты не можешь понять?! — Девушка с длинными каштановыми волосами обернулась к нему и взглянула глазами, полными усталости. Вся ее одежда была в пыли и саже, как, впрочем, одежда и всех, кто присутствовал в разгромленном помещении. — Остаточная магия в комнате от взаимодействия с новой порцией магии может вступить в реакцию. И так как эта самая остаточная магия рассеяна по комнате, то при ее разрядке…

— Бум!!! Нас убьет или мы превратимся в непонятно что. И фиг тогда бы нас расколдовали, — перебил ее парень в круглых очках, который подметал участки, уже очищенные от обломков камней, но покрытые деревянными щепками остатков парт и стульев. — Видишь ли, мы тогда совершенно зря терпели все лишения и гонения прошедшего года, пережили финальную битву и празднование нашей победы чтобы умереть так бесславно, — пафосно сказал он, затем, заметив взгляд, которым наградила его шатенка, добавил, — не смотри на меня так, Гермиона. Я лишь коротко сказал то, что растянула бы в целый час.

— Можно подумать, что я вас просто заваливаю такими объяснениями. — Девушка обиженно повернулась к окну, которую чистила тряпкой.

Парни переглянулись и дружно протянули самым жалостливым голосом, на который были способны:

-Гермиона, не обижайся. Просто мы немного устали и поэтому…

-Так себя ведем, но мы так больше не будем и бла-бла-бла. И что в этот раз вы сделали, умники? — В кабинет вошла рыжеволосая девушка и с усмешкой на губах взглянула на парней. — Да уберите вы свои заискивающие выражения лица. Это выглядит не жалостливо, а смешно. Ведь так, Гермиона? — Она повернулась к шатенке, стоявшей у окна, но девушка никак не реагировала.— Что с ней? — шепотом спросила рыжая у парней. Те только пожали плечами и каждый вернулся к своей работе. Девушка посмотрела на них со злостью, потом развернулась и подошла к Гермионе.-Что случилось, Герм? — С беспокойством спросила она. Гермиона опять ничего не ответила. — Гермиона, ты вообще меня слышишь? Эй, я с тобой разговариваю! — Рыжая в конец разозлилась и резко развернула к себе безмолвную девушку, готовая начать кричать. Но ей пришлось резко погасить свой гнев — выражение лица подруги ее испугало. Полное безразличие. Абсолютно никаких чувств. Только на глаза навернулись слезы, готовые в любой момент побежать по щекам.

Рыжеволосая девушка потрясла ее за плечо, но она снова не отреагировала. Тогда она резко ущипнула ее за то же плечо. Шатенка ойкнула и кинула на рыжую взгляд непонимания и удивления:

— Что такое? Мне же больно, Джинни! Так неожиданно! А если бы я испугалась и кинула бы в тебя заклинанием. Жить надоело? — Казалось, ее возмущению не было предела.

— Извини, потерпишь. Просто не люблю, когда мои вопросы оставляют без внимания. И ты не смогла бы ударить заклинанием. Где твоя палочка? — наиграннно испуганно спросила она. — Наверно в спальне, на тумбочке, — будто совершив открытие, воскликнула Джинни и обворожительно улыбнулась, но потом резво отбежала в сторону, увернувшись от тряпки, которую кинула в нее Гермиона.

— Да, прям как снайпер! Меткий удар, — засмеялся парень в очках, взглянув на Гермиону, которая потирала плечо, пострадавшее от рук Джинни.

— Что смешного, Гарри. Сам бы бросил с больной-то рукой, — бросила ему Гермиона, потом повернувшись к Джинни, которая смеялась стоя у двери, закончила, — если будет синяк, я тебя придушу во сне, — с самым серьезным видом заявила она, но не удержавшись, засмеялась тоже.

Это выглядело, наверное, очень странно. Вроде, ничего смешного не было в этой ситуации. Да и смех был какой-то истеричный, неуместный, но нужный, чтобы выпустить напряжение.

Так и показалось рыжеволосому парню, которому так не нравилась уборка. Но смех заразителен, даже такой, и вскоре он тоже присоединился к троим смеющимся.

* * *

Но этот смех не показался бы радостным трем людям в кабинете, который был дальше в самом конце коридора. Уборка без магии не нравилась им еще больше, чем Рону. Их злило то, что им, чистокровным аристократам, приходится убирать руками все эти камни и обломки деревянных столов и стульев, от которых можно легко получить ссадины и занозы. И так помещение за помещением изо дня в день целую неделю разбирать от завалов камней и убирать деревянный мусор. Убирать, как дрянным домашним эльфам! Как будто они какие-то вонючие магглы. Надоело! И ладно бы добровольно. Но нет. Их заставили. «Приведите в порядок это помещение. Как закончите, приходите в мой кабинет. Я вам дам новое поручение. И запомните, никакой магии. Никакой» — эти мысли крутились в голове симпатичной черноволосой девушки, но с искаженным от ярости и раздражения лицом, которая, как и Гермиона, чистила окна. Но она, как единственная девушка в этой команде, чистила оба окна одна. Ей некому было помочь. И это ее больше раздражало, а чем больше было ее раздражение, тем сильнее искажалось ее лицо, тем больше оно становилось некрасивым и более похожим на морду мопса, чем на человеческое лицо. Девушка знала об этом, но она не могла заставить себя смягчить лицо. Тем более никто на нее сейчас не смотрит.

Но она ошибалась. Три парня, встав в своеобразную цепочку, предавали друг другу камни, складывая их немного левее двери, где красовалась огромная дыра от заклятия. И смуглый парень, стоявший в середине это цепочки, нет-нет, да и поглядывал исподтишка на брюнетку и то, что он видел, ему совсем не нравилось. «Твое лицо слишком уж некрасиво, чтобы было настоящим. Улыбнись, ну улыбнись же» — мысленно уговаривал он ее.

Но, наверное, мыслил он слишком громко, потому что на него с усмешкой посмотрел блондин, слегка наклонив голову набок и всем своим видом показывая неудовольствие от созерцания картины, открывшейся перед ним. Надо ли говорить, что ему не нравились мысли смуглого парня, которого он считал своим другом, гордым и циничным, как и он сам. Но сейчас он не видел в нем ни капли гордости, в этом своем друге. «И мысли читать не надо, все на лице написано. Прям как раскрытая книга» — ухмылка исчезла с его губ и он отвернулся, чтоб взять камень и бросить его к остальным камням, что он и сделал.

— Мне это надоело. Блейз, не стой, а занимайся делом, — с безразличным выражением лица сказал светловолосый парень. — Хочешь получить нагоняй от профессора… нет, ДИРЕКТОРА МакГонагалл. Какой позор — работать под началом гриффидорки. А ты чего ждешь, Панс? — даже не повернувшись к девушке сказал блондин. — Горюешь и жалеешь себя, или я не прав?

Панси вздрогнула и бросила на блондина испуганный взгляд, который, впрочем, ту же сменился злым. Смуглый парень, которого назвали Блейзом, быстро поднял камень и с самым растерянным выражением лица отнес к камням у пролома.

-А ты чего стоишь, Драко, если тебе надоело? Иди, найди метлу, и подмети пол — ты ведь так хочешь избавиться от этой уборки, или я не права? — с иронией проговорила она и повернулась к нему.

— Какое подмети, — удивленнно спросил Драко, — не буду ничего подметать. И к тому же, где ты видишь метлу?

— Метла у Поттера и его дружков. Я видел, как он нес ее в кабинет, — подал голос третий парень.

— Что?! Как у Поттера? Я ведь взял ее еще утром, знал, что будет нужна, — совершенно искренне удивился Блейз.

— Да неужели. А где ты ее оставил? Случайно, не в коридоре? — Панси насмешливо спросила его.

— Нет, я ее внес сюда… наверное.

— Может, ты поставил метлу у окна? Но ее тут нет, представляешь. Может она убежала в коридор все-таки…

— Заткнись, — оборвал ее Блейз, — такая умная, сама бы принесла ее. От тебя ведь никто не убежит. Даже не улетит.

— Ах ты!…

— Хватит, — похоже, Драко начал выходить из себя. — Думаете, я пойду к Поттеру за метлой. Да это смешно. Ты принеси мне ее, Панс. Я к ним не пойду.

— Принеси? Принеси!?! Сам принесешь как миленький. — Панси сощурила глаза и гневно посмотрела на Драко. — И не думай что не принесешь, Драко — я тут главная и поручения раздаю я. Так что иди! — Высокомерно закончила она.

— Это несправедливо. Девчонка не должна командовать парнями. Это неправильно, — снова подал голос третий парень, привалившись к стене.

— Ой, Гойл, не заставляй меня и тебе поручения давать. Правильно-неправильно, но я здесь оставлена за главную. Директор, видимо, считает меня разумней вас. Иди, Малфой. — мягко, с участием повторила она и не дождавшись ответа, развернулась к окну и стала протирать его с удвоенной силой.

Драко здо смотрел ей в спину и хотел, плюнув на все наставления Макгонагалл, ударить в Панси заклятием. Каким-то серьезным, чтоб мучилась подольше, может даже Круцио. Но нельзя — остаточная магия, да еще и от непростительных заклятий, шарахнет так, что мало не покажется. Так что пришлось ему свое раздражение замораживать до лучших времен. Но потом блондин вспомнил о предстоящем походе к Поттеру за метлой и гаденько улыбнулся — вот кто ответит за все его мучения!

— Ладно, Панс. Так и быть, я пойду за поганой метлой к грязнокровке. Но я так это не оставлю. Ты мне ответишь за свои приказы.

— Ой, как страшно, — Панси в притворном ужасе округлила глаза, но потом вновь сощурила, — ничего, тебе полезно слушать других, точнее слушаться. Иди уже, она вновь отвернулась к окну, потом добавила, — и не хлопай дверью, а то отвалится.

Спустя несколько минут раздался голос смуглого парня:

— Как вы думаете, мы сегодня живы останемся? — спросил Блейз, подняв очередной камень.

— А что? — посмотрела на него Панси.

— Да ничего, просто ты оправила его к Поттеру, а там ненормальный Уизли с Грейнджер. Ты Драко раззадорила, он будет на них выплескивать злость и оскорбления, а Уизли-то сразу с заклинанием полезет. А там…

— Остаточная магия…— сокрушенно пробормотала Панси, посмотрев на Блейза. Оба одновременно кинулись к двери.

— Эй, вы куда? А я? Что мне делать?— Гойл проводил их с несколько обалделым видом, — Эх, зачем ты здесь? — спросив сам себя, тут же ответил — правильно, убирать. Ну и убирай.

Глава 2.

Драко был зол, как никогда. Он злился на Панси, которая вообразила себе невесть что, на Блейза, который так глупо упустил метлу, на Поттера, который эту метлу забрал, и на себя, за то, что послушался Панси. Внезапно Драко запнулся об один из многочисленных камней, которых было полно в коридоре, по которому он шел, и разозлился на Темного Лорда, из-за которого, собственно, Драко и вынужден был переться за метлой к Поттеру и его дружкам.

Подойдя к кабинету, где убирались Гарри и его друзья, Драко услышал задорный смех и разозлился еще больше. Решив во что бы то ни стало испортить настроение ненавистным гриффиндорцам, Драко, презрительно кривя губы, вошел в кабинет.

То, что он увидел, ему очень не понравилось. Грейнджер, согнувшись пополам от смеха, стояла, прислонившись к подоконнику, Поттер, держа в руках метлу, смеялся, запрокинув голову назад, Уизли, брат и сестра, смеялись, держа по камню в руках.

— И что вам весело? Макгонагалл обещала заплатить вам за уборку? — Драко посмотрел на Рона презрительным взглядом, — Ну тогда все понятно. Теперь, Уизел, сможешь купить нормальную одежду, — потом посмотрел на Гарри, — А ты Поттер, тоже проблемы с деньгами? А может, собираешь на новые очечки?

Смех тут же прекратился и все посмотрели на Малфоя с недетской ненавистью. Того, впрочем, это никак не волновало.

— Что застыли, услышали нелицеприятную правду? — Драко окинул их презрительным взглядом.

Первой, со всей свойственной ей экспрессивностью, ответила Джинни:

— Нет, Малфой, увидели нелицеприятного тебя. Твоя мерзкая рожа остановит даже бег времени.

Лицо Драко тут же исказила ярость:

— Единственная мерзка рожа тут принадлежит тебе, малявка, — Драко с ненавистью посмотрел на Джинни, — К тому же, ты, кажется, забыла свое место, — тут он достал палочку, — Я покажу тебе его.

Рон среагировал быстро, и, мгновенно вынув палочку из кармана, направил его на Драко:

— Если ты что-то с ней сделаешь, Малфой, тебе не поздоровится.

Но Драко это не удивило, а скорее даже, позабавило:

— О, и что же великий Уизли мне сделает? Снова попытаешься напугать меня слизняками, которые ты выплевываешь? — с презрительной усмешкой Драко посмотрел на Рона. Тот при упоминании своего неудачного заклятия мгновенно залился краской.

Но ему ответил Гарри, который уже направил свою палочку на слизеринца:

— Нет, Малфой, — спокойно и хладнокровно проговорил Гарри, посмотрев на Драко презрительно, — Я попытаюсь напугать тебя видом твоей крови. И это тебе не очень понравиться. Поверь мне, — доверительно добавил Гарри.

Малфой, отпустив палочку, очень тихо прошептал:

— Я верю тебе.

Но Джинни и не думала успокаиваться:

— Что, испугался, хорек? — И, не дождавшись ответа, продолжила. — Конечно, куда же тебе до Гарри. Только и знаешь, что выделываешься, а при деле трусливо прячешься в сторонке за маминой юбкой.

Глядя, как Джинни презрительно усмехнулась, Драко разозлился не на шутку. Конечно же, он верил Поттеру, ведь он, как-никак, победил сильного темного мага, к тому же намного старше его самого. Но то, что мерзкая Уизли сравнивает его с Поттером, к тому же не в его пользу, он вытерпеть не мог.

— Заткнись, идиотка. Тебя никто не спрашивает. Или тебе так хочется поговорить, да, — Драко премерзко ухмыльнулся, и, изобразив сочувствие на лице, продолжил — наверное, дома тебе не удается этого сделать, верно. Сколько вас там, девять-десять? Небось, по очереди разговариваете?

Джинни хотела было сказать ему что-нибудь, но Драко ее перебил:

— Хотя теперь вас стало меньше. Насколько я помню, у вас умер брат. Как там его, — сделав вид что он задумался, Драко даже почесал затылок, — Фред?

Драко посмотрел на Джинни. Она была на грани и будто не могла решиться, плакать ей или заколдовать Малфоя. Драко хотелось, чтобы она заплакала и решил добить наверняка:

— Мамаша радуется, наверное, — избавили от лишнего рта.

Это был удар ниже пояса: Джинни сорвалась с места и выбежала из класса. Гарри поспешил за ней. Когда они вышли, Малфой посмотрел на реакцию Рона.

Рон стоял не двигаясь. Вдруг он как-то странно дернулся и, сказав «Извините» быстро вышел в коридор.

И тут Гермиона, до этого молча наблюдавшая за перепалкой, не выдержала:

— Да как ты смеешь, урод! — Гермиона гневно начала кричать на Драко, — Как ты смеешь такое говорить! Ты хоть понимаешь, какое у них горе, — девушка в гневе сжала кулачки и щеки ее покраснели, — «Мамаша радуется», — она очень похоже передразнила Драко, — да ты на свою мать посмотри! Уверена, что она даже не заметит, если ты умрешь.

Конечно, Малфой понимал, что был несправедлив. Как бы он не ненавидел Уизли, он понимал, что горе, которое с ними случилось, очень велико. Как бы ни стеснял ребенок родителей, его смерть вовсе не была избавлением. Но сейчас в Драко говорило уязвленное самолюбие, да и крики Грейнджер вовсе не способствовали его раскаянию.

— Не смей трогать мою мать, грязнокровка, — Малфой угрожающе посмотрел на девушку, — Я к тебе даже не обращался. Не лезь не в свое дело и заткнись, иначе сильно пожалеешь.

Но Гермиону его слова не впечатлили, напротив, даже больше раззадорили:

— Да что ты можешь сделать, — Гермиона все-таки снизила голос, — Ты даже свою задницу спасти не можешь. Думаешь, я не помню, как ты сбежал. Трусливо, поджав хвост, убежал вслед за своей мамочкой. Трус!

Этого Драко уже не выдержал, и, наплевав на все запреты директрисы, направил палочку на Грейнджер и произнес заклинание.

3 глава

Джинни, сдерживая слезы изо всех сил, выбежала из кабинета. Ей не хотелось, чтобы слизеринец видел, что она плачет. Ничего не замечая, рыжеволосая девушка побежала прочь от кабинета и остановилась, только дойдя до лестниц. Все еще безмолвно плача, Джинни подошла к широкому подоконнику и, прислонившись лбом к стеклу, задумалась о словах слизеринца.

Как бы ни хотелось ей отрицать слова Малфоя, она понимала, что он, черт побери, прав! Победа принесла ее семье славу, но не деньги — они все также были стеснены в средствах. И это осознание правоты гадкого слизеринца делало ей только хуже. Как бы ни старалась она казаться сильной, ей это не удалось. Малфой сломил ее волю одними лишь словами.. «Чтоб ты сдох, сволочь», — зло пожелала Джинни Малфою: никогда еще она не желала смерти так сильно человеку. Вдруг кто-то подошел к девушке сзади и обнял, развернув к себе. Гарри всегда появлялся вовремя.

Когда Джинни выбежала из кабинета, Гарри колебался: побежать за ней или дать в морду Малфою. Решив, что Джинни важнее, он вышел за ней.

Увидев Джинни плачущей, он сначала растерялся. Сказать по правде, Гарри в первый раз увидел ее слезы после похорон погибших и ее брата. Она казалась ему такой сильной и стойкой, что невольно проникся к ней уважением. Гарри отлично понимал, какого ей. Когда Сириус погиб, Гарри чувствовал себя таким одиноким и потерянным и не хотел никого слушать. Да и переживал он смерть крестного намного «громче», скажем так. А Джинни не только сама не впадала в уныние, но и других старалась приободрить.

А теперь Джинни было очень плохо, а Гарри не знал, как ей помочь. Он совершенно растерялся и не догадывался, что надо сделать, чтобы ее успокоить, поэтому самым оптимальным решением в данной ситуации Гарри посчитал просто стоять и, поглаживая ее по спине, дождаться, пока Джинни сама успокоится.

А Джинни не могла успокоиться. Как бы она не старалась заставить себя перестать плакать, слезы все катились по ее щекам. Эмоции достигли своего пика, и теперь ей понадобилось как-то их израсходовать. Прижавшись к груди Гарри так сильно, насколько это возможно, Джинни приглушенно закричала.

Теперь Гарри испугался по-настоящему. Взяв лицо Джинни в свои ладони, он заставил ее посмотреть на себя. Ее глаза были закрыты, а из-под опущенных ресниц катились слезы. Сердце Гарри сжалось от боли, и ему захотелось сказать ей, как сильно он ее любит. Что он всегда будет с ней, всегда рядом, хочет она или нет. Что у них все будет хорошо. И только он хотел было открыть рот, как Джинни посмотрела на него, улыбнулась и, будто прочитав мысли Гарри, сказала:

— Знаю.

— Что ты знаешь, — Гарри непонимающе посмотрел на нее.

— Знаю, что все, что сейчас ты собираешься сказать мне, это правда, — на миг улыбка исчезла с ее лица, но потом появилась снова, — Так что, будет лучше, если ты заверишь меня в том, что все у нас с тобой будет прекрасно.

Гарри опешил. Неужели Джинни умеет читать мысли?! Он решил озвучить свой вопрос, как Джинни снова опередила его:

— Не умею читать мысли, — улыбка на ее лице становилась все озорнее и озорнее, — все написано вот здесь, — она постучала пальцем по лбу Гарри, — отчетливо и понятно.

Тут Гарри рассмеялся и, не удержавшись, поцеловал Джинни. Та ответила ему охотно, и Гарри так втянулся в процесс, что ничто уже не могло его отвлечь.

Но он вспомнил вдруг о Гермионе, которая осталась в классе одна с Малфоем. Оказывается, что-то все же может отвлечь от такого увлекательного дела, как поцелуи с Джинни.

— О боже! — Гарри резко прервал поцелуй и с тревогой оглянулся через плечо. Джинни непонимающе уставилась на него, — Мы забыли о Гермионе!

Джинни все никак не могла понять, чем вызвано беспокойство Поттера. Похоже, Гарри догадался об этом и через секунду произнес:

— Понимаешь, когда ты … ммм… вышла, я пошел за тобой. Рон, как я понял, тоже ушел. А в комнате осталась Гермиона. С Малфоем!

Теперь, видимо, Джинни поняла всю серьезность сложившейся ситуации:

— Пошли быстро, — схватив Гарри за руку, она быстро побежала к кабинету, где они убирались.

Рон нетвердой походкой дошел до единственного целого окна на всем этаже и, прислонившись к стене напротив окна, с усталым выдохом сполз по ней вниз. Устремив свой взгляд в окно, и, наблюдая за облаками, проплывавшими по небу, Рон задумался о своей жизни. Потом вспомнил о погибшем брате и слезы непроизвольно полились из его глаз. Как же несправедлива была судьба в тот день! Яростно утирая слезы, он вспомнил обо всех погибших орденовцах и учениках, сражавшихся против Волдеморта. Сколько невинных умерло и сколько мерзавцев осталось в живых! Взять хотя бы эту семейку Малфоев! Рон конечно не сильно возмущался — почти всех Пожирателей посадили в Азкабан, и все они, за некоторым исключением, были приговорены к Поцелую Дементора. Но проблема в этом самом «почти». Некоторые все же избежали наказания — одни убежали, другие заявили, что были под Империусом, а третьи, то есть одна лишь семья Малфоев, оказали «неоценимую помощь в борьбе с Волдемортом». И забота Нарциссы о своем сыне оказалось помощью! Мать с сыном отделались внушительным штрафом. Но все же Малфой-старший сел за решетку. Когда Рон услышал об этом, он безумно обрадовался, равно как и его отец. Но услышав о сроке, радость быстро сменилась злостью и досадой — Люциусу дали лишь шесть лет. И это при его преступлениях! Многие были недовольны этим, но новая власть нуждалась в деньгах, а у Малфоев они, несомненно, водились. И Рона это безумно злило!

И сейчас, когда Драко разбередил еле затянувшиеся раны, ненависть Рона к Малфоям разгорелась с новой силой. И тут, словно молнией, в его сознания вспыхнула мысль о Гермионе и месте, где Рон ее оставил.

Мгновенно оказавшись на ногах, он побежал в сторону кабинета. Но, только повернув за угол, Рон увидел Паркинсон и Забини, со всех ног спешивших к тому же кабинету, куда направлялся и он сам. Рон хотел было их окликнуть, как это сделал Гарри, находившийся за спиной у слизеринцев, которого он не заметил.

Слизеринцы остановились и резко обернулись. Рон поспешил к своим друзьям и теперь стоял рядом с ними, прожигая слизеринцев взглядом. Первой, как всегда, заговорила Джинни:

— И что же змейки забыли здесь? Ищете Малфоя?

— Даже если так, это не твое дело, Уизлетта, — Панси не преминула воспользоваться шансом поцапаться с рыжей гриффиндоркой, которую ненавидела всем сердцем, — Но я, так и быть, скажу тебе. Он пошел за метлой, знаешь ли, и пропал.

— Да? Боишься, что мы его съели, раз так спешишь к нам? — Рон решил отыграться на подружке Малфоя, — Или он убежал от тебя, а метла — повод его снова поймать?

— Да как ты смеешь, конопатое недоразумение! Не тебе судить о побегах, — Панси быстро взяла себя в руки , — я его ищу, потому что беспокоюсь. Может тебе это не свойственно. Я фслышала, ты сбежал, когда вы выполняли какое-то поручение Дамблдора.

Рон хотел было что-то сказать ей, как вдруг услышал крик Гермионы. Сорвавшись с места, все пятеро ребят понеслись к кабинету. Первым добежал Гарри, и, когда он распахнул дверь, вслед за ним вбежали и остальные.

Только последнее, что они увидели — палочка Драко, направленная на Гермиону. Затем их накрыло ослепляющее сияние.

Это было самое худшее пробуждение Джинни Уизли за всю ее короткую жизнь. Казалось, что в ее бедной голове находился целый арсенал взрывчатки, который вдруг ни с того ни с сего решил взлететь в воздух. Еле разлепив веки, рыжеволосая колдунья присела, отчего перед глазами все поплыло куда-то в сторону. Поняв, что и тело куда-то отклоняется, Джинни, проявив невероятное упорство, заставила себя встать. Кое-как справившись с головокружением, она огляделась и поняла, что очнуться ей повезло вовсе не в разгромленном классном помещении Хогвартса, а в комнате с высоким потолком, украшенной лепниной, и стенами, обвешанными гобеленами. Комнате, которая ей была совершенно незнакома! И это испугало ее…

Внезапно ее отвлек странный звук, раздавшийся из какого-то угла, — нечто среднее между стоном и всхлипом. Повернувшись туда, Джинни обнаружила Гермиону, которая старалась встать на ноги, ухватившись одной рукой за край гобелена, который висел рядом, а другой пытаясь убрать волосы с лица. Джинни подошла к ней настолько быстро, насколько позволяло ей ее состояние, и с беспокойством попыталась помочь ей встать.

— Что случилось? — Гермионе еле удалось сфокусировать взгляд на бледном лице Джинни.

— Я не знаю, — голос Джинни дрожал, выдавая ее беспокойство и страх, — я очнулась только что. У меня жутко болит голова и…, — она начала заикаться, а голос становился все выше и выше, — и-и я н-не знаю где м-мы. Г-где мы, Г-Гермиона?

Гермиона непонимающе посмотрела на рыжеволосую девушку, потом оглянулась вокруг. За одно мгновение на ее лице успели смениться с невероятной скоростью понимание, испуг и, как ни странно, полная сосредоточенность.

— Успокойся, Джинни, — голос шатенки звучал ровно и спокойно, — сейчас мы все выясним и найдем выход.

Но Джинни до успокоения было далеко. Она продолжала всхлипывать и смотрела на Гермиону так, как будто она была сумасшедшей.

— К-какой выход? Мы д-даже не знаем г-где мы. К-как ты собираешься все выяснять? — похоже, у нее начиналась настоящая истерика.

— Ну, на один вопрос я могу тебе ответить, малявка, — тягучий голос Драко Малфоя звучал вполне уверенно, — Мы в гостях у Забини.

Гарри открыл глаза и тут же закрыл от ослепляюще яркого света. «Я умер и оказался в раю?» — пронеслось в его голове, но затем парень ухмыльнулся — ему не могло так повезти. Встав на ноги, Гарри понял, что слепящий свет вовсе не от близости рая, а из-за огромного окна, за которым виднелось ослепительно яркое солнце. Удивившись, он обернулся и увидел, что находится в просторной комнате, и, судя по кровати у дальней стены, в спальне. «Да, скорее всего, так и есть» — подумал Гарри. Не сходя с места, он начал осматривать помещение пытаясь понять, знакомо ли оно ему.

Он не мог понять, чья это спальня — комната была обставлена крайне бедно, и, кроме кровати, в ней он обнаружил лишь комод, камин и кресло перед ним. Не было тут никаких штучек, которые помогли бы ему понять, принадлежит ли спальня девушке, вроде зеркал или трюмо с различными, милыми сердцу безделушками или средствами красоты. «Хотя, если подумать, это вовсе не показатель. Уверен, у того же Забини есть набор всевозможных кремов, пилочек, лосьонов или чего-то там еще» — эта мысль заставила Гарри улыбнуться, вспомнив Забини и разговоры о его внешности между девушками, которые удивлялись ровному цвету его лица или невероятно мягкой, судя по виду, коже.

Но не было тут и ничего такого, что указывало бы, что у спальни именно хозяин, а не хозяйка. Да и комната была выполнена в мягких бежевых тонах, одинаково подходящим и тем, и другим.

Снова повернувшись к окну, Гарри удивился своему спокойствию и глупым вопросам, которые занимали его голову. Приход в сознание в незнакомом месте, в котором он оказался непонятно как, вовсе не подействовало на него должным образом, вызвав страх или, например, любопытство. Ведь, если подумать, прошедший год должен был выработать у него подозрительность или паранойю насчет того, что его везде окружают ловушки. Но, похоже, все, что с ним случилось за этот год, было последней каплей в чаше его осторожности, и организм просто отключил страх из-за сильного беспокойства. «Что-то я не о том думаю» — подумал он. Определенно, с Гарри Поттером творится что-то странное. «Надо отсюда выбраться» — решил брюнет и покинул комнату, попутно удивившись первой разумной мысли в его голове с момента пробуждения.

— Что ты имеешь в виду, Малфой? — Гермиона неприязненно посмотрела на слизеринца.

— Именно то, что я сказал, — Драко посмотрел на Гермиону с таким видом, будто разговаривал с умалишенной, — Мы в гостях у Забини, хотя я не вижу, что нас встречают.

Драко повернулся к девушкам спиной и начал безмятежно рассматривать гобелен.

— Может, это вызвано крайней занятостью хозяина, а может, он просто невоспитан. — Он продолжал говорить таким тоном, будто они действительно пришли в гости к Забини, и он пытался поддержать светскую беседу. — А может, ему просто лень или он считает, что встречать таких гостей ниже его достоинства, — Драко резко повернулся к двум гриффиндоркам и выразительно посмотрел сначала на Джинни, а затем, презрительно улыбнувшись, перевел взгляд на Гермиону.

— О, под «такими гостями» ты подразумеваешь себя? — Гермиона обворожительно улыбнулась, словно принимая правила какой-то игры, вроде «Встреча на приеме». — Тогда мне вполне понятны твои опасения. Не принимай близко к сердцу, но, конечно, это не тактично, я скажу: мне не понятно, как Забини вообще умудрился пригласить тебя.

Малфоя ее слова безумно вывели из себя, но он не собирался терять самообладание перед ней еще раз. Вполне хватило последствия первого раза, в результате чего он оказался в месте, которое он предпочитал бы не видеть никогда. Сейчас Драко уже не помнил, что за заклинание он произнес, возможно, оно было произнесено неверно, но он отчетливо помнил, что желал грязнокровке оказаться в аду. «И желание исполнено, но я не подразумевал, что мне придется оказаться в аду с ней» — Драко мечтал оказаться куда подальше отсюда, желательно там, где он потерял сознание.

— У меня тот же вопрос. Только мне непонятен повод ТВОЕГО присутствия.

— Ах, не понимаешь, — похоже, Гермиона не обладала выдержкой Малфоя, и ей все труднее было сохранить лицо, — Так я тебе объясню, мерзкий мальчишка! — от прежней милой улыбки не осталось ничего, кроме яростного оскала, — Это все ты! Ты и только ты «пригласил» меня сюда! Так что спасибо за приглашение! Тебе!

— Ох, не стоит благодарности, — сложившаяся ситуация начала забавлять Драко и ему начинало нравиться играть с Грейнджер, — всегда пожалуйста. Буду рад помочь — лишь обращайся, — он отвесил шутливый поклон Гермионе.

— Непременно, — Гермионе удалось взять себя в руки и теперь о ее раздражении напоминали лишь мило покрасневшие щечки.

«Мило покрасневшие щечки?» — Драко удивился своим мыслям — «Действительно мило».

— Буду ждать, мисс «Грязнокровка», — слизеринец обаятельно улыбнулся, заставив Грейнджер отвести глаза.

Это все больше напоминало театр абсурда, и Джинни действительно так думала. Поэтому, когда Гермиона открыла рот, чтобы сказать Малфою что-то с виду безобидное, но непременно полное язвительности, Джинни уже не пыталась перекрыть путь раздражению:

— Вы совсем с ума сошли или только притворяетесь? — высокий голос Джинни отразился от стен звонким эхом, хотя предполагалось, что гобелены должны были приглушить звук, — Мы непонятно где оказались непонятно как, а вы, будто два врага — приятели на публике, играете в игру « Мы друзья навек». — Ее голос постепенно применял те оттенки, которые доводилось слышать Гермионе, когда миссис Уизли отчитывала близнецов или иных провинившихся. — ПОЧЕМУ мы здесь? — выделив первое слово, Джинни вопросительно посмотрела на «собеседников».

— Вообще-то, мне как раз понятно, как мы тут оказались, — подала голос Гермиона и посмотрела на Малфоя, — Мы должны сказать тебе огромное спасибо, Малфой. И я задаю тебе тот же вопрос что и Джинни. Только меня интересует, почему мы ЗДЕСЬ?

Обе девушки посмотрели на Драко. Тот поежился под пронзительными взглядами гриффиндорок и… смутился? « Он действительно покраснел?» — Джинни удивленно расширила глаза и посмотрела на Гермиону — та была удивленна не меньше ее. Но потом рыжеволосая девушка разглядела в глазах шатенки не только удивление, но и умиление!? Это, как бы дико не звучало, вызвало у Джинни острое желание спрятать Малфоя от нее, желательно за свою спину. «Я… приревновала?!?» ей стало плохо от этих мыслей, и рыжая решила отвлечься, прислушавшись к разговору между Малфоем и Гермионой.

Но рыжей ведьме не удалось услышать, о чем же они спорили. Их «разговор» нарушил совсем другой голос, который Джинни не хотелось бы слышать до конца жизни.

— А меня интересует, почему МЫ здесь? — угол гобелена, который рассматривал Малфой, отодвинулся и из ниши, оказавшейся за ней, показались три человека. Вопрос задала Панси, облепленная паутиной, словно кружевной вуалью, злобно смотревшая на гриффиндорок. Двое других оказались Рон и, собственно, хозяин, который должен был «принимать гостей» — Блейз Забини.

— Последнее, что я помню — этот визг поросенка, — но вдруг Панси закрыла ладонью рот, будто оговорившись, — Ой, я хотела сказать, крик Грейнджер, что, собственно, одно и то же. А потом я очутилась здесь, в каком-то чулане, полном пауков, — при слове пауки Рон дернулся и нервно подошел к гриффиндоркам, — и пыли, — закончила Панси, провожая Уизли презирающим взглядом.

— Знаешь что, Паркинсон. Я бы не стала бросаться такими словами и сравнить здесь присутствующих с животными, — Гермиона отреагировала на слова о визге поросенка весьма болезненно, — Может мой голос и похож на голос поросенка, но только в моменты сильнейшего раздражения, что бывает редко. А если говорить о сравнениях, то я скажу тебе, что ты похожа на собаку, причем постоянно, — шатенка с превосходством в голосе посмотрела на слизеринку.

Паркинсон будто подавилась воздухом и могла только хлопать глазами и открывать и закрывать рот без малейшего звука. Гермиона испугалась было, что у нее случится приступ, как Паркинсон ядовито прошипела:

— Мне приятно твое откровение, но я думаю, не тебе говорить о внешнем виде, уродка. Лучше бы ты посмотрела в зеркало хоть раз в своей жизни и причесалась бы. Ходишь, как монашка — ни свиданий, ни поцелуев, — Гермиона сузила глаза, между тем, как Панси с большим вдохновением продолжала свою речь, — Я бы решила, что ты по той части, но я не вижу с тобой и девчонок. Остается предположить, что ты вполне обходишься и сама. Ну может, иногда тебе что-то приходит на помощь, — брюнетка выразительно посмотрела на руки шатенки.

Парни ошеломленно посмотрели на Паркинсон, потом дружно повернулись к Грейнджер. Гермиона тяжело дышала, будто пыталась справиться с эмоциями. Однако в следующую минуту она сорвалась с места и с криком «Ах ты сучка!» накинулась на Паркинсон. Та визгнула, но не успевала уже сойти с пути разъяренной гриффиндорки.

Закрыв глаза и съежившись, Панси ожидала удара, но ничего не случилось. Приоткрыв один глаз, она увидела, что Грейнджер с обеих сторон держали Драко и Блейз, а Уизли пытался вырвать ее из цепких рук слизеринцев, а его сестра что-то говорила грязнокровке. Сама же шатенка отчаянно вырывалась и царапалась, пытаясь добраться до Панси.

Довольно ухмыльнувшись, Панси заговорила:

— Знай свое место, грязнокровка, не то…

— Заткнись, Панси, — Блейз грубо одернул ее, даже не посмотрев в ее сторону. Он все еще пытался удержать Грейнджер в руках, но та, похоже, совсем свихнулась и теперь брыкалась ногами и попала носком своего ботинка по коленке Малфоя. Тот моментально отпустил гриффиндорку и, шипя от боли, отошел подальше от разъяренной Гермионы. Осознав краем сознания, еще не охваченной жаждой мести за оскорбление, что теперь Гермиона немного свободна, гриффиндорка тут же начала отбиваться от Блейза с удвоенной силой и расцарапала ему руку до крови. Забини пришлось сдаться тоже.

Но Гермиона уже выдохлась, выместив ярость на слизеринцах, поэтому она села прямо на пол и закрыла глаза, обхватив себя руками.

— Теперь, когда все получили то, что хотели, мы можем позаботиться о том, во что вляпались? — Рон, который явно воодушевился тем, что Гермиона так «отделала» ненавистных слизеринцев, не выглядел слишком печальным.

— А во что мы вляпались? — Джинни, которая порядком устала от пережитого, утомленно прислонилось к стене, — Никто ничего не знает, а если и знает, то не скажет, — она посмотрела на Малфоя, который принял вид, что ничего не слышал.

— Если не скажет, заставим, — Гермиона, кровожадно оскалившись, поднялась на ноги и медленно начала приближаться к Марфою, который, заметив ее маневры, резко побледнел. — Потому что мне не нравится это место, мне не нравятся эти слизеринцы, — все так же оскаливаясь, она протянула руку к Марфою и схватила за волосы, — Я не знаю, что со мной, во мне будто что-то говорит, только извне. Понимаете? И мне это не нравится.

Она потянула Драко за волосы вверх, и парень покорно поднялся, не сопротивляясь и с каким-то благоговейным выражением лица. Гермиона сменила свой оскал на вполне дружелюбную улыбку и потрепала Малфоя за волосы, на что тот с обожанием уставился на нее. А через мгновение его лицо прояснилось и, как только до него дошло, что происходит, с омерзением скинул руку Грейнджер со своих волос. Гермиона непонимающе посмотрела на него и через секунду понимание отразилось на ее лице гримасой отвращения

— Что за черт! Я касалась тебя! Ужас! — гриффиндорка истерично пыталась вытереть руку, которой касалась Малфоя, краем блузки, — Что происходит? — она обвела присутствующих непонимающим взглядом, но когда ее взор дошел до Малфоя, гнев поднялся в ней волной и она, обвиняюще ткнув в его сторону пальцем, прошипела — Это ты сделал!

— Я?! — негодующе прокричал Драко, но сарказм все же взял верх, — Ну конечно! Это предел мечтаний — чтобы ты касалась моих волос своими отвратительными лапищами! Теперь мне придется их отрезать!

— Да? Что-то я не видел отвращения на твоем лице, когда она, как щенка, таскала тебя за волосы, Малфой, — Рон гневно посмотрел на Драко, — Это было что-то больше похожее на обожание, — с отвращением закончил он.

— Лучше заткнись, Уизел, — Панси посчитала своим долгом вступиться за друга, а может ей не хотелось видеть, как унижают ее «соратника», — Кто бы говорил об обожании! Сам смотришь на нашу монашку так, что аж слюнки изо рта текут.

— Неправда, — теперь уже Джинни решила заступиться за брата, — Это скорее свойственно тебе, когда ты смотришь на Малфоя. Заглядываешь ему в рот, когда он ест или говорит, ходишь за ним, как собачонка, куда бы ни поманил.

— Ну конечно. Как и ты, дура, ходишь за своим Поттером, — Забини не остался в стороне и теперь все шесть выясняли, кто на кого смотрит и с каким лицом.

— А ты вообще заткнись, Забини, — Гермиона презрительно посмотрела на Блейза, — сам то, наверное, не замечаешь, но всем вокруг видно, как ты смотришь на Паркинсон. Смиренно ждешь, когда она обратит внимание на тебя, готовый подбирать крохи за Малфоем, когда тому надоест играться с ней. — Забини резко побледнел, что при цвете его лица казалось почти невозможным. — Молишься на нее, наверное. Любишь эту дуру больше жизни?

Никто не произнес больше ни слова. Все пристыжено опустили глаза и принялись увлеченно рассматривать пол, хозяин которого взглядом, полным отчаяния, смотрел на Панси. Той было легче игнорировать этот взгляд, который прожигал ее насквозь.

Гарри не знал, сколько он шел по коридору, который оказался за дверью неизвестно чьей спальни. На его пути не встречалось никаких препятствий, да и сам коридор был пуст. Больше дверей он не обнаружил, и Гарри был уверен, что, если он повернет назад, то не найдет двери, за которой была спальня, где он очнулся. Поттеру не было ясно, с чего он так решил, но тем не менее, его не пугало это. Как и то, что довольно светлый коридор не имел окон, да и лампы или свечи тоже отсутствовали, и было непонятно, откуда берется свет. Казалось, будто сами стены и были источником света. Или воздух источал его.

Как бы то ни было, коридор не кончался, а по мнению Гарри, никогда не закончится, и ему придется вечно идти по нему пока он не умрет от голода.

Но вдруг он увидел впереди темное пятно, которое все больше увеличивалось в размерах, причем невероятно быстро. Гарри остановился, надеясь, что пятно растет только потому, что парень подходит к нему все ближе. Но он ошибался — пятно росло и росло, независимо от движения Гарри. И тогда он впервые испугался…

Развернувшись, Гарри побежал от темноты, которая вдруг показалась ему живой. И опасной, весьма опасной. Гарри несся с огромной скоростью, то и дело оглядываясь через плечо в надежде, что сумел скрыться от ужасной темноты. Но пятно не отставало, как бы ни пытался Гарри уйти от него.

Поттер резко остановился, подумав, что ведет себя как трус. Повернувшись лицом к угрозе, он бесстрашно поднял голову и приготовился к самому худшему.

Темнота догнала его и обступила со всех сторон. Оставалось только ждать…

Странно, но все упорно не замечали отсутствия седьмого участника веселой уборки классного кабинета. Никто не вспомнил о Гарри Поттере ни на секунду за все время пребывания в этом странном доме.

Это было бы несправедливо, если бы сам Гарри вспомнил бы о них хоть раз. Но так как тот был безразличен к судьбе однокурсников, то и они не оставались в долгу.

Но в тот момент, когда в другом, намного более странном месте дома Забини, странное темное пятно все же достигло Гарри Поттера, Джинни почувствовала его отсутствие волной испуга, который будто окатила ее с ног до головы. Безумным взглядом загнанного зверя она посмотрела на гобелен, который висел прямо перед ней. Будто сквозь туман, она вспомнила, что через этот гобелен пришли Рон и слизеринцы. Почувствовав странную радость, она подошла к брату и спросила о том, откуда они пришли.

— Если честно, не имею ни малейшего понятия. — Рон растеряно посмотрел на гобелен, — Я был сильно испуган, к тому же там везде были пауки. — При воспоминаниях о них он вздрогнул, — И я пытался выбраться оттуда как можно быстрее и забыть дорогу туда как можно раньше, — издав нервный смешок, Рон повернулся к сестре, но она уже подходила к Забини.

Странно, но Гарри не чувствовал ничего. Ни страха, ни спокойствия, ни холода, ни жары. Казалось, что эта темнота, от которой он так бежал, — просто тень, обычная тень, которая бывает у каждого предмета в этом мире.

Пытаясь понять, в чем же дело, гриффиндорец начал пристально всматриваться в окружившую его темноту. Но, как бы ни старался он увидеть хоть что-то, Гарри не удалось увидеть ничего, даже стены коридора были невидны. К тому же, от напряжения его глаза начали болеть, и пришлось ему закрыть глаза…

Вот тут все случилось — брюнету показалось, что его тело будто пропускают через очень узкий резиновый шланг. Трансгрессия никогда не нравилась Гарри, а в таких условиях — тем более!

— Забини! — громкий окрик заставил смуглого слизеринца подпрыгнуть на месте. — Забини, это точно твой дом? — Джинни подошла к парню так близко и говорила так громко, что Блейзу казалось, будто она кричит ему в ухо.

— Да, и что? — с вызовом ответил ей слизеринец.

— Я хочу знать, где находится спальня с большими окнами, из которых прямо сейчас виден закат, — присутствующие удивленно посмотрели на Джинни, но та будто ничего не замечала и продолжала смотреть на Блейза так внимательно, что ему сделалось неуютно.

— И зачем она тебе нужна, малявка? — Драко подошел к другу и насмешливо смотрел на рыжую девушку, — Романтики захотелось?

Малфой выжидательно посмотрел на девушку, но та даже не посмотрела на него. Джинни продолжала сверлить взглядом Забини. Тот, тяжело вздохнув, наконец, решил ответить на вопрос Джинни:

— Я не могу отвести тебя туда, — он опустил глаза в пол и начал увлеченно рассматривать носок своего ботинка, поворачивая его то в одну, то в другую сторону.

— Почему? — спросила Джинни.

— Потому что я не знаю дорогу туда, — Блейз поднял глаза и посмотрел на Джинни. — И там опасно.

— Как не знаешь дорогу? — Гермиона, подошедшая к ним, удивленно посмотрел на Забини, — Если ты знаешь о ее существовании, тем более что она опасна, ты должен знать, где она находится!

— Я знаю, где она находится! — огрызнулся Забини и исподлобья посмотрел на девушку. — Я сказал, что не знаю пути туда!

— Мне плевать, что ты знаешь, а что — нет, — Джинни начинала терять терпение, — Скажи, где она находится, и я сама найду его!

Панси, заинтересовавшись их спором, подошла поближе и встала почти вплотную к Драко, что не укрылось от Забини, который нахмурился еще больше.

— Я думаю, она находится в подвале, — нехотя ответил Блейз, смотря в глаза рассерженной рыжеволосой гриффиндорки, — Она заговорена таким образом, что там вечный закат и выйти из комнаты практически невозможно. Кроме как желания того, кто его туда заточил. Эта спальня — скажем так, камера для важных лиц. — При этих словах Драко искренне улыбнулся, увидев, как вытянулись лица гриффиндорок, услышав Забини.

— И зачем она вам нужна? Тем более в виде спальни, — неприязненно спросила Гермиона, заметив, как недобро улыбнулся Малфой.

— Так он тебе и сказал, — Панси загородила Забини так, что он оказался за ее спиной, и с вызовом посмотрела на гриффиндорок. — Достаточно того, что он и так разболтал вам секреты замка.

— Разболтал? — Гермиона изумленно захлопала ресницами. Увидев это, Малфой в очередной раз подумал, как же мила Грейнджер, когда оказывается застигнутой врасплох, и снова удивился своим мыслям. — Он сказал о камере и только! Или в этом доме единственная загадка — вечный закат за окном? — саркастично сказала Гермиона, посмотрев на Забини из-за плеча Паркинсон.

— У этого замка достаточно секретов, которых тебе не следует знать, — Драко угрожающе начал наступать на Гермиону, — с тебя хватит и знаний о Сумеречной комнате.

Гермиона испуганно посмотрела на него и начала отступать к своим друзьям, почувствовав непонятный страх перед этой тройкой слизеринцев. Рон, кажется, почувствовал ее испуг и поспешил спрятать ее за своей спиной от наступающего Малфоя.

Однако Джинни сложно было отвлечь от того, что она задумала. Не обращая внимания на препирающихся однокурсников, она подошла к гобелену, из-за которой появились Блейз, Панси и Рон, и принялась внимательно его рассматривать.

На ней изображалось поле битвы. И картина была настолько реалистичной, что казалось сейчас ты услышишь предсмертные стоны умирающих и сумасшедшие крики убивающих. Но это была лишь картина. Только это никак не уменьшало его жестокости. Воины, изображенные на нем, были в одинаковых одеждах, даже эмблемы на спинах были похожи — львы, вставшие на задние лапы, горели золотым огнем на кроваво-красном фоне. С безумными лицами они вновь и вновь набрасывались друг на друга, размахивая мечами так быстро, что они казались размытыми. Кровь лилась ручьем и земля была скользкой от его количества. Не обращая внимания на раны, воины убивали и убивали.

Засмотревшись на это кровавое зрелище, Джинни и не заметила, как к ней подошел Забини, и вздрогнула от неожиданности, когда он заговорил:

— Захватывает, верно? — Блейз встал рядом с ней, и начал рассматривать гобелен, — В детстве я любил смотреть на их битву.

— Битву? — иронично повторила Джинни, даже не взглянув на говорившего, — Это больше похоже на бойню. Бессмысленную и беспощадную. Меня интересует другое.

— Вот это уже интересно. — Блейз вопросительно посмотрел на рыжеволосую девушку, — Что же заинтересовало тебя в этой бойне?

— Они одеты все одинаково. Даже допуская случайное совпадение цветов и эмблемы, что не очень вероятно, их львы имеют одинаковую форму. Вот посмотри, — Джинни указала пальцем на грудь одного из воинов, — вот морда льва и вот, — когда воин на изображении обернулся, чтобы ударить в голову нападавшего, она указала на его спину, — спина льва. И у всех так же. Почему? — теперь Джинни смотрела на Блейза в упор.

— А ты наблюдательна, — Блейз посмотрел на Джинни с усмешкой. — Это, дорогая, указывает на то, что все они из одного войска. Я думал, ты поняла сразу, — он снова посмотрел на гобелен.

— Тогда в чем смысл? — Джинни снова обратила взор на гобелен и задумчиво нахмурила лоб. — Они бьются между собой за власть, или за что-то более важное?

— Власть — это все, что важно в этом мире, — Блейз снова посмотрел на Джинни с усмешкой, — И чем раньше ты это поймешь, тем раньше ты добьешься успеха. В чем бы то ни было.

— О да, — Джинни иронично ответила на его взгляд, — Красота и власть правят миром. Но ты не ответил на мой вопрос.

Блейз покачал головой и отошел от гобелена:

— Найди ответ сама, ведь это ты ищешь Поттера, а не я. Тебе все скажут холод и тепло, — он загадочно улыбнулся и подошел к Панси и Драко.

А Джинни вновь повернулась к гобелену…

Гарри открыл глаза и громко чертыхнулся — он снова был в спальне! И закат все так же окрашивал ее в кровавые краски! Встав, Гарри снова начал осматриваться, надеясь, что он ошибся и это уже другая комната. Но нет, это была та же самая спальня. Ничего не изменилось с тех пор как Поттер вышел из нее. Даже тени были на своих местах, как бы глупо это не звучало. Громко выругавшись, Гарри выбежал в коридор и принялся бежать по нему, только повернул он уже в другую сторону, чем в первый раз.

Пробежав, как ему казалось, целую милю, Гарри снова увидел тень. Но теперь он не собирался бегать от нее — он направлялся прямо в ее центр. И он почувствовал то же самое, что и в первый раз — он вновь трансгрессировал. И Гарри был уверен что снова в ту же комнату, где он очнулся впервые.

Рон смотрел на слизеринцев и злоба поднималась в нем все больше и больше. Если бы они знали, как он ненавидит их мерзкий факультет! Рон ненавидел их больше всего в этом мире, кроме, конечно, Воландеморта – ненависть к этому мерзкому колдуну была выше всяких границ. Но, посмотрев на Малфоя, как он говорит что-то, наверняка утешительное, Паркинсон и Забини, Рон понял, что этого белобрысого мерзавца он ненавидит даже больше, чем Воландеморта. Как и любой гриффиндорец, он неприязненно относился к слизеринцам. Да что там неприязненно, Рон хотел бы, чтобы факультета «змей» вообще не было в школе. Но ненависть к Малфою и его гнусной семейке была у него в крови и дело тут не в том, что они богаче или что-то еще. Нет. Рон был уверен, что это в чем-то, что было давно. Наверняка какой-нибудь спор между их предками, отголоски которого проходят сквозь века. И неосознанно, где-то в глубинах сознания, Рон понял, что надо сделать, чтобы удовлетворить свою ненависть. Они застряли непонятно где, и никто не знает где они. Может в школе и заметили их отсутствие, но, как он знает, взрыв, а Рон уверен что он был, уничтожил следы их магии напрочь, и ребят нескоро найдут. Если найдут вообще. А несчастные случаи встречаются сплошь и рядом. Рон мечтал об этом всегда, а Малфой не очень важен для магического сообщества, — он избавит Драко от необходимости объяснять свои поступки. И в голове Рона Уизли начал зреть план по убийству Драко Малфоя…

* * *

Сидящая рядом Гермиона совсем не подозревала о мыслях своего друга: обхватив колени руками, она размышляла о сложившейся ситуации. Конечно, Гермиона бывала в ситуациях и похуже, но у нее всегда была в помощниках магия. И это придавало ей уверенности в своей победе. Но сейчас у нее не было палочки, а это очень плохо для волшебника. Шатенка думала, кто из них пятерых мог бы вернуть всех обратно в школу. И ей ничего не приходило в голову. О Роне можно было и не задумываться – заклинания, которые могли им помочь, не изучались в школе, и рассчитывать, что он их знает, не стоило. Да и Джинни, впрочем, тоже не могла их знать. Гермиона, конечно же, не сомневалась в их уме, но им такие вещи, как книги, кроме школьных, были неинтересны. А Гермиона могла бы попробовать, только палочка отсутствовала. На слизеринцев и смотреть не надо было – Грейнджер не сомневалась, что они знают, как выбраться из дома, только им это не поможет – слизеринцы не помогают гриффиндорцам. Положение оставалось безвыходным в любом случае. Вздохнув, Гермиона положила голову на плечо Рона и закрыла глаза – будь что будет, а она устала…

* * *

«Определенно, сегодня не мой день» — думала Панси, слушая Драко вполуха. Осмотрев свою одежду, она отметила, что ей уже ничем не помочь и если они вернутся, первым делом Панси сожжет ее в камине. Если вернутся. Весьма пессимистично, но что есть, то есть. Она была уверена, что может не вернуться в школу да и нужно ли ей это. Ведь там она никто. От нее прежней не осталось ничего стоящего и теперь она проигравшая неудачница, приравниваемая к Пожирателям смерти, не имеющая ничего за спиной, даже родителей. «Бедная сирота» подумала Панси и горько усмехнулась. Она не вернется обратно и помешает сделать это любому, кто решит иначе. Панси выберется из дома и останется жить в мире, где можно начать с чистого листа. И она победно улыбнулась, но только никто не видел в ее оскале улыбки…

* * *

Блейз ненавидел этот дом. Этот особняк лишил его самого дорогого, что было у него – отца. А вместе с ним и безмятежное детство. Конечно, у него оставалась мать, Катрин, но она никогда не была близка к нему. Родив сына, Катрин Забини решила, что ее долг выполнен и забыла о маленьком Блейзе на следующий же день. Когда медсестра принесла ей орущий комочек, завернутый в многочисленные пеленки, миссис Забини закатила истерику и наотрез отказалась покормить голодного малютку, заявив, что она «не будет портить грудь ради этого уродца». Об этом сказал ему умирающий отец, предостерегая сына, таким образом, от своей жены. Блейз запомнил его предостережение и относился к Катрин, теперь уже Годфил, как к чужой, а не как к матери. Сама же миссис Годфил, теперь уже не та красавица, что раньше, но все ещё весьма привлекательная, неожиданно поняла, на пороге своего пятидесятилетия, что она одинока и, кроме сына, никого у нее нет и относилась к нему уже намного теплее и почти как мать, а не хорошая знакомая. Но, как говорится, поезд упущен. Блейз ее не любил и винил в смерти отца. И Катрин сполна чувствовала одиночество сына на себе и ощущала некоторое беспокойство насчет того, что это ее вина. Но надежда не оставляла ее. А Блейз не так легко менял свое отношение к людям. И вот теперь, когда он вновь оказался в этом проклятом доме, Блейз вновь ощутил свое одиночество и беспомощность, как когда-то было с ним, когда скончался его отец. И Забини решил снести этот дом с лица земли, навсегда оставив воспоминания о нем в глубине своей души…

* * *

«Итак, это случилось и я здесь вновь» — думал Драко, смотря на попытки Джинни разгадать тайну гобелена. Драко помнил, как был здесь в первый раз, в Проклятом Доме Забини, как окрестил он его про себя. В тот ужасный солнечный летний день Драко с отцом отправился в поместье Забини за какой-то вещью, которая стоила безумно дорого и была чрезвычайно опасной, и которую Люциус купил за день до этого. И отец взял маленького сына с собой, решив заодно познакомить его с наследником мистера Забини -Блейзом. Мальчики стали дружны между собой, скорее из-за страха перед отцами, чем искренне. Так думали Люциус и Джозеф. Но на самом деле первая встреча Блейза и Драко стало началом их соперничества во всем – в учебе, девчонках, популярности и в желании выслужиться перед Темным Лордом. Стоит ли говорить, что всегда выигрывал Забини? Это бесило Драко. Они не отличались божественной красотой, но в каждом из них было что-то такое, что располагало к себе. Но в Забини было еще кое-что, что помогало ему находить союзников везде, даже в Гриффиндоре. А в Драко этого не было – он был, наверное, слишком циничен и лицемерен. И каждый год, приезжая в гости к своему «другу», Драко чувствовал его превосходство над собой. Блейз не высказывал этого, но это было в его взгляде, когда Забини смотрел на Драко, когда тот был чем-либо занят. Когда у Блейза умер отец, Драко искренне ему сочувствовал, но на следующий день после похорон, когда Драко приехал к нему чтобы проведать и Блейз не пустил его в дом, грубо выпроводив за пределы поместья, ненависть поселилась в сердце Малфоя. Блейз изменился после смерти отца – он перестал быть превосходящим Драко. И нельзя сказать, что тому это не нравилось. Теперь пришла очередь Драко показывать свое превосходство – он всегда пытался напомнить Блейзу что он сирота, всегда упоминал о своем отце, о подарках, которые он дарил, о словах которые он говорил. А в свое последнее посещение этого дома, после очередного бахвальства своим отцом, Драко нашел Забини в ванной – он горько рыдал, захлебываясь в слезах и зовя своего отца. И тогда Драко возненавидел себя. Целый месяц чувство вины и осознание собственного ничтожества душили его и терзали душу. Чувствуя себя как в аду, Драко мечтал поскорее выбраться оттуда, но всегда что-то мешало ему. И, наконец, когда ему все-таки удалось вернуться домой, будто камень свалился с души – Драко чувствовал невероятную легкость, а свои терзания он счел смешными. Но где-то в глубине своей души он понимал, что сам бы он никогда не счел бы себя ничтожеством и тем более не предавался бы мукам вины. И тогда он свалил все на дом. И теперь он снова здесь и снова вина поднимала свою голову, оттачивая свои ножи, которыми выворачивала душу Драко всего три года назад.

Но тут произошло то, что отвлекло наших героев от дум – Джинни громко закричала и победно вскинула в воздух кулак:

— Я нашла! Нашла!

Радостно улыбаясь, Джинни подбежала к Забини и, схватив за руку, потащила к гобелену. Блейз отпирался как мог, но все-таки был подтащен к гобелену:

— Вот оно! – Джинни, радостно сверкая глазами, указала пальцем на лес, который стоял за спинами воинов, которые все так же продолжали свой бой. – Вот здесь, — она ткнула под кроны одного дерева, который выделялся из общего фона, — тут стоит колдун, а за ним какой-то рыцарь на коне и пешие воины чуть дальше, видите.

Ребята, заинтересовавшись, столпились вокруг гобелена и внимательно посмотрели на место, куда указывала Джинни – действительно, там стоял волшебник с посохом. Волосы колдуна развевались по ветру, а конец посоха светился зеленым светом. Глаза выражали огромную злобу и полную сосредоточенность. Воины, стоявшие за ним, были одеты в темно-зеленые одежды и, если приглядеться, на груди некоторых можно было заметить, как поблескивают в лучах света посоха вышитые серебром змеи. Рыцарь, сидевший на коне, был одет так же, только его одежда была намного богаче, и было ясно, что он, скорее всего, какой-нибудь барон, командующий этими воинами.

— Теперь мне все понятно, — сказала Джинни, уже несколько успокоившаяся. — Эти воины, — она показала на воинов, которые воевали друг с другом, — стравлены друг на друга этим колдуном. Наверное, те, что в лесу, должны были провести бой с этими, но, наверное, струсили и решили воспользоваться магией. Неудивительно, если посмотреть на их символ, — при этих словах она сдвинула брови и сердито посмотрела на Забини, будто это он нанял колдуна.

— И что теперь, мне сплясать тебе? – саркастично спросил Блейз ее. – Ты угадала, и я даже скажу тебе «Поздравляю». Только это ничего не меняет. Ты нашла второе войско, но здесь нужен пароль, а я не знаю его.

Джинни задумчиво повернулась к гобелену. Немного так постояв, она сказала:

— Трусость.

Все удивленно посмотрели на нее, потом на гобелен. Но он не изменился.

— Предательство? – снова сказала Джинни.

Но гобелен остался таким, как есть. Гермиона, догадавшись, что Джинни загадывает пароли, произнесла:

— Магия? – но ничего не произошло. – Колдун, змея, лев, война, колдовство?

Но ничего не происходило. Тогда Панси неожиданно сказала:

— Салазар Слизерин.

Все посмотрели на нее, но Панси лишь пожала плечами и снова произнесла:

— Годрик Гриффиндор, — и снова ничего не произошло, Панси повернулась к гобелену спиной, — Больше не знаю имен, связанных с такими символами.

— С чего ты решила, что это именно они? – Гермиона, нахмурив брови, смотрела на колдуна в лесу. — Я знаю много имен, с ними связанных.

— Ну конечно, — Драко скептически ухмыльнулся, — и все они достаточно древние, чтобы соответствовать этому гобелену.

— И достаточно известные, — присоединился к нему Блейз.

— Почему же? — Гермиона повернулась к ним. — Ведь твой род достаточно древний, разве не так? Я видела упоминания о Малфоях, датированные первой половиной шестнадцатого века. Я сказала бы, довольно множественные упоминания.

— Да? – Драко, кажется, был польщен, — И почему же ты интересовалась нашей историей?

— О, не радуйся, — Гермиона улыбнулась. — Это были какие-то уголовные документы о превышениях пользования волшебством.

Все рассмеялись, а Драко, казалось, покраснел до самых пяток.

— Да неужто? — Рон изобразил удивление. — Мне казалось Малфои — образцы добродетели.

— Ты тоже не радуйся, Рон, — осадила Рона Гермиона. — О твоих предках я тоже нашла уголовные документы. Только они были за нападения на французских эмигрантов. На представителей фамилии Малфоев.

— Мы не из Франции! – Драко гневно нахмурился.

— В документах написано, — пожала плечами Гермиона. – Уизли, Малфой, какие еще фамилии можно связать с борьбой льва и змеи?

Но тут неожиданно послышался скрипящий звук и все испуганно подпрыгнули на месте, а затем резко развернулись к гобелену

Но его там уже не было – вместо гобелена теперь зияла огромная дыра, за которой виднелся лес. Все удивленно ахнули, а Рон даже выругался. Но тут снова раздался громкий хлопок, а затем вскрик Джинни. Посмотрев на нее, они увидели, что рыжеволосая девушка обнимала парня с черными взлохмаченными волосами и очками. Гарри все же удалось выбраться из Сумеречной комнаты.

Рон и Гермиона кинулись к ним и радостно обняли ничего не понимающего парня. Гарри ничего не оставалось, как обнять их в ответ. Затем Джинни отодвинулась от него и спросила со слезами в голосе:

— Где ты был? — Джинни беспокойно оглядывала Гарри. — Я думала, ты пропал. Но потом Забини рассказал о Сумеречной комнате, — при этих словах все трое слизеринцев хмыкнули, — и ходу к нему через гобелен.

— Джинни…, — Гарри хотел было что-то сказать, но Джинни его перебила.

— А потом мы искали загадку этого гобелена, а Гермиона предложила пароль, а ты появился здесь, — вновь обняв Гарри, Джинни всхлипнула. — Где ты был?

Гарри встал, устало вздохнул и рассказал о своем приключении – как проснулся, как пытался убежать целых восемь раз, а проклятый туман возвращал его обратно:

— Затем, когда я уже отчаялся найти оттуда выход, я увидел картину какого-то мужчины на стене. Подойдя к нему, я почувствовал, будто меня потянули за живот. Как при перемещении с порталом, знаете? – когда все закивали головами, Гарри продолжил, — И оказался в этом месте. Ничего примечательного. Но этот туман так мне надоел, вы бы знали.

Гриффиндорцы рассмеялись, а слизеринцы переглянулись, не увидев в его словах ничего смешного.

Когда Гарри закончил свой рассказ, он встал, оглядел помещение и спросил:

— Что это за место?

Все переглянулись между собой, а потом Джинни подошла к Гарри , взяла за руку и посмотрела на Забини:

— Это его дом, как я поняла.

— Я ничего такого не говорил, – сразу вскинулся Забини, сжимая кулаки.

— Конечно, нет, — Гермиона успокаивающе посмотрела на Блейза. – Это понятно из твоего рассказа о Сумеречной комнате. Кто может знать о ней, кроме хозяина.… И нескольких просвещенных, — добавила она, посмотрев на Малфоя и Паркинсон.

— И все равно, тебе это не дает повода объявлять о том, что это мой…

— Да какая разница! – Рон так неожиданно закричал, что все подпрыгнули на месте, — Твой дом или не твой дом, мы все равно здесь застряли, как ни крути. И теперь, когда нам выпал шанс убраться из этого дома как можно быстрее, не надо искать хозяев, — Рон обвел всех взглядом и подошел к дыре в стене, — приглашаю вас пойти со мной.

Гарри, Джинни и Гермиона поспешили за ним. Но слизеринцы не спешили бросаться навстречу непонятному миру, в который их мог забросить этот старый дом. И, когда гриффиндорцы почти выбрались наружу, Блейз, не смотря на попытки Панси заткнуть его, остановил их:

— Не стоит так спешить, — Блейз сделал паузу, ожидая, пока они остановятся, — вы не знаете всю правду об этом доме. И… и сумеречная комната не единственная его тайна. Этот дом, он… опасный.

Гермиона изумленно обернулась, но Рон схватил ее за локоть и заставил следовать за ним:

— А это разве не повод убраться отсюда как можно скорее, — иронично спросил он, когда взял Гермиону за руку, — то, что он опасный?

Но Блейз не хотел, чтобы с ними что-нибудь случилось. Особенно с девушками, как бы их не презирал. Поэтому он сказал то, что никто из присутствующих гриффиндорцев не ожидал услышать:

— Вы не окажетесь в привычном для вас мире.

Это заявление точно попало в цель: все четверо мгновенно остановились и недоверчиво посмотрели на Забини.

— В каком смысле? – Джинни вошла обратно в комнату и выжидательно посмотрела на Блейза, — Что значит «не окажетесь в привычном для вас мире»? это шутка, чтобы не выпускать нас отсюда? – она подозрительно прищурила глаза.

Но вместо Блейза на ее слова отозвался Рон:

— Я так и знал, — сжав кулаки, он начал наступать на слизеринцев, — остались верны своему хозяину и решили отомстить за него, убив нас. Верно, прислужники?

Панси и Блейз ошарашено расширили глаза, а Драко весь как будто подобрался и, приняв непроницаемый вид лица, спокойно и твердо… занес руку и ударил Рона по носу. Тот, со стоном, схватившись за свое лицо, упал на пол, ударившись к тому же затылком о камни.

Панси и Блейз ошарашено расширили глаза, а Драко весь как будто подобрался и, приняв непроницаемый вид лица, спокойно и твердо… занес руку и ударил Рона по носу. Тот, со стоном, схватившись за свое лицо, упал на пол, ударившись к тому же затылком о камни. Джинни и Гермиона испуганно вскрикнули и подбежали к нему, помогая встать снова, а Гарри, заката рукава рубашки, двинулся в сторону Малфоя. Но Драко посмотрел на него и отвернулся к своим, не обращая на Гарри ни малейшего внимания. А так как Гарри был чересчур честным, тол не смог ударить врага в спину, как бы ему не хотелось. Поэтому, вместо мести за друга Гарри оставалось лишь помочь тому.

Рон тем временем все держался за свой нос, и кровь, сочившаяся сквозь его пальцы, капала на пол, образовав там уже небольшую лужицу. Гермиона, успокоив его тем, что нос не сломан, искала тряпочку, чтобы стереть кровь с лица, но не найдя таковой, оторвала от мантии небольшой кусок и принялась им очень осторожно очищать лицо Рона от его крови. Блейз, наблюдая за всем этим, продолжил свои уговоры:

— Вы не знаете всех тайн этого дома, и Сумеречная комната действительно лишь малая часть тех опасностей, что хранит это место, — при этом он осмотрел комнату таким неприязненным взглядом, что Гарри решил все же прислушаться к его словам. — Этот дом строился и обживался не представителями семьи Забини, я не знаю, где жили родственники с отцовской линии. Знаю лишь, что они живут за границей и достаточно далеко от Англии. Этот дом принадлежал роду моей матери, семье Пратт, и на протяжении трехсот лет являлся их родовым поместьем.

Гермиона, любившая такие истории, наскоро убрала кровь с носа Рона и, сунув ему в руки окровавленную тряпицу, прислушалась к истории Забини. Джинни тоже была вся во внимании, и даже в Роне взыграло любопытство, и теперь все шестеро с интересом слушали рассказ Забини о странном доме, в который их умудрился забросить Драко.

Забини, которому такое внимание явно польстило, продолжил свой рассказ уже не с той неприязнью, а скорее даже поучительно, как какую-нибудь сказку.

До того, как стать Домом Забини, особняк, где находились наши герои, назывался Поместьем Морского Льва и его хозяином был Уильям Пратт, жестокий и беспощадный пират, считавшийся, однако, при королевском дворе героем. Свои звания он заслуживал без малого тридцать лет, с юных лет плавая в море и совершая нападения на иностранных торговцев, державших свой путь в Англию. Капитан их корабля был отважным и смелым, и, выбери он другой путь, мог бы стать даже каким-нибудь полководцем. Но он был пиратом, и для него этого было достаточно. Отличаясь удивительной честностью и жаждой справедливости, капитан ценил эти качества и в своей команде, хоть и напрасно. В конце концов, они были лишь пиратами, и, хоть король и называл их героями и щедро награждал за очередное потопление и разгром кораблей стран, которых считал нелояльными, в душе презирал их и боялся. Но капитан все же надеялся, что когда-нибудь он встретит человека, которому сможет доверить свой корабль.

И однажды его надежды сбились. Направляясь на очередной «рейд», они встретили судно голландских торговцев. Судя по виду, трюма его были нагружены нехилым добром, и, если им удастся схватить их, они смогут наживиться богатой добычей. С криками радости корабль понесся на всех парусах к торговому судну, но приблизившись к нему, пираты поняли, что рано радовались. Как известно, количество охраны приравнивается к ценности груза, чего не учли Уильям и его соратники, поэтому они встретили сопротивление, которого не ожидали, и их атака превратилась в оборону. Кое-как отбившись от разъяренных голландцев, пиратам пришлось спешно ретироваться. Доплыв до каких-то пустынных берегов немногочисленные выжившие разбойники сошли с корабля. Больше половины было убито, на дне корабля намечалась протечка, а капитан был тяжело ранен. Наступила та ситуация, в которой капитан смог бы понять по-настоящему преданных ему людей, и наметить того, кому можно передать штурвал корабля и отойти в мир иной со спокойной душой. Он понимал, что недолго протянет, по всем признакам у него было пробито легкое, и капитан боялся, что не успеет до смерти намеченное.

Наконец, побежденные и разозленные пираты нашли виноватого и повернулись к капитану, решив отомстить ему за позор и поражение, в котором, по их мнению, был повинен капитан. Но Уильям не позволил им убить капитана, которому был предан всей душой. Он понимал, что в поражении виноваты все, что надо было подготовиться, а не кутить ночь напролет в кабаках и увеселительных домах, зная, что их ждет битва. Это Уильям и объяснил взбунтовавшимся пиратам. Но те были ослеплены жаждой мести, и Уильяму пришлось воспользоваться магией, способность к которой он скрывал долгих девять лет, чтобы отбить капитана от предателей. Ошеломленные пираты не рискнули связываться с «порождением нечистой силы», как они называли таких как Уильям, и разбежались в разные стороны. Усмехнувшись, Пратт повернулся к капитану, который тоже был напуган, чтобы осмотреть его состояние. Но капитан был уже готов преставиться, поэтому, преодолев свой страх, все же нашел в себе силы поблагодарить своего спасителя и вверить ему все свое имущество. А заключалось оно в небольшом участке земли на севере Йоркшира, и золоте, которое он копил с самого первого дня свое пиратства и хранил в трюме корабля у кормы, где имелось некое подобие второго дна, достаточно обширное, чтобы там хранить свои богатства, которого было немало. Затем капитан скончался, а Уильям, простившись с ним и отправив его в последнее плавание, наскоро починил поврежденный корабль и отплыл обратно в порт, чтобы набрать там команду.

* * *

Долгие двадцать лет промышлял он пиратством и, наконец, достигнув возраста, когда надо бы обзавестись семьей и обеспечить себя наследниками, которым он смог бы оставить свое имущество и землю, доставшуюся от капитана, Уильям Пратт вернулся на землю. Продав корабль и половину всего имевшегося у него золота, Уильям решил все вопросы с переходом земли капитана в его, Уильяма, собственность.

Земля была достаточно плодородна и обильна всякими водоемами, и Пратт решил, что это место идеально подходит для постройки крепкого и уютного дома, который сможет приютить у себя многие поколения его потомков. Наняв лучших зодчих и строителей, Пратт обеспечил их самыми долговечными и дорогими материалами того времени и вскоре великолепный замок был построен.

Вселившись в замок, Уильям некоторое время жил один – самонадеянный, он решил, что сможет управиться с огромным строением в одиночку, хоть и с помощью магии. Но Пратт, понятное дело, серьезно ошибался и всего лишь через один год великолепный замок превратился в какую-то свалку. Высокие потолки, украшенные росписью и лепниной, не были видны из-за паутины, повисшей на них, окна, стрельчатые, со вставками из цветного стекла, были мутными от пыли и грязи, о полах и говорить было нечего. Поэтому, после недолгого раздумья, Уильям приобрел себе множество слуг, как волшебников, так и простецов, которых не пугало волшебство, и вскоре замок снова засиял чистотой.

* * *

Уильям стал богат и знатен и в высшем свете волшебного мира пользовался уважением. К его мнению прислушивались, он внес большой вклад в создании и реализации волшебных законов. Но все же Уильяму чего-то не хватало – он все больше предавался тоске, часами не выходя из своей комнаты, которую он, по личным предпочтениям или чего-то еще, построил на нижнем этаже. Тоска завладела его телом, и ни охота, ни званые вечера больше не прельщали его. Можно было бы это назвать депрессией, но Уильяму всего-навсего нужна была любовь. А замку – хозяйка.

И Уильям задумал устроить прием, на котором собрались бы все наследницы волшебной аристократии. Но, чтобы этот прием не был бы похож на смотрины и никто не догадался бы о его истинных намерениях, приглашения на грандиозный бал были разосланы в самые знатные и богатые дома волшебников. Уильям надеялся, что сможет найти себе достойную девушку, которую сможет его полюбить и родить ему наследника. Но ни одна наследница ему не понравилась: одна была красива, но глупа, другая умна, но уж слишком дурна собой, а третья вообще ни от мира сего – ходила, как оглушенная, с удивленным выражением лица, словно очутилась в логове дракона. Но вот, наконец, Уильям приметил у окна рыжеволосую девушку. Ее прелестное лицо лучилось улыбкой, а ее глаза, голубые, как весеннее небо, блуждали взглядом по зале, словно ища кого-то. Приосанившись явно с целью произвести на прелестную незнакомку впечатление, Уильям направился к ней. Подойдя к ней уж очень близко, он представился и поцеловал ее руку, что вовсе не было принято в их кругах общения. Девушка зарделась и попыталась отвернуться от Уильяма. Но Пратт так просто не сдавался, и уже хотел было узнать ее имя, как к ней подошел высокий мужчина. Уильям подумал, что это ее брат, но присмотревшись, узнал Александра Малфоя – богатого французского эмигранта, завоевавший расположение магического общества подозрительно быстро. Его слова быстро вернули Уильяма с небес на землю:

— А, мсье Пратт, — приветствовал волшебник хозяина замка. Но при этом губы Малфоя скривились от еле скрываемого неудовольствия, а может и вовсе ненависти, — вижу, вы уже познакомились с моей невестой, Беатрис Уизли.

Уильям не мог поверить его словам, ведь Уизли и Малфои – ярые противники друг друга. И весьма сомнительно, что Джордж так легко отдал бы свою единственную наследницу Малфою в жены: все знали об афере, которую провернул Малфой, лишь только приехал в Англию.

* * *

Тогда некто Ален де Ошье остановился у семьи Уизли. Он рассказал душещипательную историю о гонениях, которым подверглась его семья на родине. Как он забрал своих родителей и сестер, некоторое ценное имущество и на корабле приплыл к берегам Англии. Но и тут несчастным не повезло – на их корабль напали пираты, решив что они – торговцы. Но Ален не испугался и с помощью магии отбил атаку и сумел даже повредить пиратское судно и убить капитана. Уизли над ним сжалились и приютили его у себя, обеспечив пищей и кровом. Но было понятно, что де Ошье – далеко не богатый француз, а скорее даже какой-нибудь проходимец, но Уизли отличались добротой и состраданием, даже слишком, и вскоре Ален стал для главы дома Уизли Джозефа кем-то вроде сына и Ален пользовался огромным доверием у него. Но потом на Уизли подали в суд с требованием половины имущества и родового замка. Заявителем был некто Александр Малфой, тоже француз, и он обвинял Уизли в укрывательстве беглого преступника, который, поддавшись уговорам семьи Уизли, ограбил Малфоев и уплыл в Англию. Джозеф, ошеломленный такой новостью, потребовал у Алена правды. Де Ошье не растерялся и сказал Джозефу, что Малфой врет и именно он погубил его семью. Джозеф решил бороться с Малфоями и…проиграл. И родовой замок, и все содержимое сейфа в подземелье Гринготса.

Тогда Уизли, бывшие самыми богатыми магами Англии, стали чуть ли не нищими, и им пришлось продать все земли и имения, что были в их распоряжении, и перебрались из роскошного замка Уизли-мэнор в особнячок на окраине Сюррей. А Александр Малфой вселился в Уизли-мэнор, переименовав его в Малфой-мэнор.

Ален де Ошье исчез так же быстро, как и появился, и никто не понял, кто он и откуда. А Уизли и Малфой начали свою вражду, принесшую немало слез. Каждый день в Визенгамоте разбирались дела, в которых взаимные обвинения Уизли и Малфоя приносили обоим родам лишь внушительные штрафы. И было очевидно, что Уизли уже не тягаться с Малфоем – дела выигрывали последние. Было это из-за подкупа судей неизвестно. Но Уизли скоро обеднели совсем, а Малфой стал самым могущественным в волшебном мире.

И сейчас, когда Александр представил юную Беатрис Уизли как свою невесту, было понятно удивление Уильяма. Но Пратт не хотел терять лицо перед Александром, поэтому, справившись с эмоциями, Уильям поздравил его и, совершенно бесцеремонно, ушел в свои комнаты. Он снова был подавлен.

* * *

— Ничего себе! – Рон не мог поверить своим ушам, — Малфои нас ограбили?!? – от негодования он даже вскочил на ноги, — Я так и знал, что я ненавижу вас не просто так!

— Успокойся, Уизли, — Панси презрительно посмотрела на Рона. — Не хватало еще нам твоей истерики для полного рая. Это было в глубокой древности, и неизвестно, правда это или нет.

— А ведь верно Паркинсон говорит, — Гермиона удивила своими словами всех в комнате, — Откуда тебе знать это, может, ты пудришь нам мозги, или тянешь время непонятно для чего. Где доказательства?

Но Джинни, кажется, верила словам Забини, поэтому возразила девушкам:

— Кажется, тетя Мюриэль рассказывала нам в детстве что-то вроде этого. Но это семейная легенда, — Джинни подозрительно посмотрела на Блейза, — Кто ее тебе рассказал?

Блейз устало потер переносицу и повернулся к гобелену:

— Я это прочитал, — он устало вздохнул, — когда-то в библиотеке, нашей, семейной, была книга, старая-старая, в кожаном переплете. Что-то вроде дневника. Там была написана эта история, и когда я ее читал, я еще не знал ни Малфоев, ни Уизли.

Сказав это, он провел рукой по гобелену. При этом гобелен замер, воины, убитые и раненые, словно в реверсе съемки, встали с земли и выстроились в ряд друг напротив друга. А волшебник в лесу и его отряд скрылись под кронами деревьев леса.

— Тогда она мне показалась занимательной сказкой о предательстве и доверии. Но я рассказывал не об этом. Итак, Уильям потерпел неудачу и совсем отчаялся найти себе жену…

Ребята снова уселись вокруг Забини и увлеченно продолжили слушать.

Образ дочери Джозефа Уизли надолго засел в его душе Пратта, и он искал девушку, похожую хоть чем-нибудь на нее. Так как в магическом обществе он не знал ни одну такую девушку, кроме Беатрис, Пратт принялся за поиски идеала в его понимании в мире простецов. Но и здесь он не мог найти свою Беатрис. Поэтому, уже отчаявшись в своей удаче, он решился на совсем уж отчаянный шаг – Пратт уехал из Лондона и принялся объезжать уже крестьянские селения.

И, наконец, удача улыбнулась ему – где-то у Северного моря на границе с Шотландией он наткнулся на одинокое рыбацкое поселение. Заехав туда, он остановился в постоялом дворе и снял комнату, так как сильно устал. Как только он добрался до отведенной ему кровати, Уильям заснул и проспал до полудня следующего дня.

Проснувшись, он пошел к хозяйке попросить у нее обед. Не постучавшись, он вошел в кухню, но хозяйки там не было. Но Уильям, наконец, увидел ЕЁ – стройная девушка в простом платье, засучив рукава, мыла в бадье посуду. Ее волосы, рыжие, яркие, как огонь, были завязаны в узел на затылке, и косынка, которым она обвязала голову, чтобы не дать выбившимся прядям мешать ей, вот-вот могла соскользнуть с ее лба, не выдержав тяжелых локонов.

Звук открывшейся двери заставил неизвестную красавицу поднять голову, и Уильям понял что влюбился, едва только он посмотрел в ее глаза, черные, как смоль. В сочетании с огненно-рыжими волосами эти глаза превращали девушку в самую настоящую ведьму.

Готовый уже делать ей предложение, Уильям направился к ней, но слова красавицы остановили его, и, будто споткнувшись, он встал, как вкопанный:

— Нет тут твоей Мэри, не видишь разве, — зло, тряхнув головой, сказала она раздраженно и вернулась к мытью. — Так что убирайся отсюда, Джон, пока не получил по морде.

Уильям хотел было возразить ей, как девушка вновь заговорила, но теперь уже она держала в руках нож, непонятно как оказавшийся в ее руках:

— Ты меня не понял? – девушка, смотря прямо в глаза Уильяму, направилась в его сторону, — Будешь приставать, Анна быстро поставит тебя на место, и не видать тебе Мэри в качестве жены как своих ушей.

Когда девушка подошла так близко, что ее дыхание щекотало его кожу, Уильям понял, что она слепа! Это открытие так ошеломило его, что он даже не успел увернуться, когда рыжеволосая девушка занесла нож и ударила им по его руке. Струйка крови потекла по руке и уже капала на пол, но Уильям, не замечая боли, все смотрел в бездонные глаза девушки. Вдруг волоокая красавица, словно поняв, что перед ней не Джон, а совершенно незнакомый человек, отпрянула, и принялась сбивчиво извинятся. Уильям, наконец, не смог больше игнорировать жжение в руке, и, вполуха слушая извиняющуюся девушку, занялся порезом.

— Приношу свои извинения, господин, — торопливо вытирая руки передником, девушка подбежала к шкафчику у очага. – Я такая глупая, приняла вас за другого человека…

Вдруг она остановилась и, заламывая свои пальцы, подбежала к Уильяму:

— Прошу вас, не говорите Анне – хозяйке, — ее незрячие глаза, как бы абсурдно это не казалось Уильяму, смотрели прямо в душу. – Не то она выкинет меня на улицу, а мне негде больше устроится.

Схватив Пратта за руку, она с мольбой в голосе, тихо жалобно, повторила:

— Прошу вас, ни слова ей не говорите, — затем с отчаянием воскликнула – Боже, я сделаю все что угодно!

Уильям засомневался – уж не умалишенная ли она. Как быстро она вышла из себя и напала на него и слишком боялась оказаться на улице, будто ее там убьют в минуту. Понятно, что в такой глубинке жизнь всегда подвержена опасности, особенно девушки, к тому же такой красивой, как эта рыжеволосая. Но так боятся за свою жизнь, как знал Пратт, люди с волшебным даром, которых простецы принимают за «слуг Дьявола». «Неужели она волшебница?» — эта мысль, как молния, пронзила голову Пратта. Как было прекрасно, если это будет так, думал Уильям, надо лишь увезти ее к себе домой. И нет никакой разницы, что она слепа. В конце концов, зачем дана магия, если не вершить невозможное?!

Надежда добавила ему смелости, и Уильям, на свой страх и риск, решился задать ей этот вопрос:

— Не беспокойтесь, Анна ничего не узнает, будьте спокойны, — услышав это, девушка улыбнулась, и ее улыбка сразила Уильяма наповал, и он понял, что эта девушка навсегда завладела его сердцем:

— Если только вы не ответите мне на один важный вопрос…

Но девушка его перебила:

— Меня зовут Кейси, — сказала она с таким видом, будто это ответ на вопрос Уильяма.

— Очень приятно, Кейси, мое имя Уильям Пратт, но я хотел спросить не об этом, — не растерялся он. — Скажите, мисс Кейси, вы знаете что-нибудь о…

Но его вновь перебили. На этот раз это была полная женщина, которая вчера устраивала его на ночлег. Очевидно, это была та самая Анна, которою боялись Кейси и неизвестный Джон. Зайдя на кухню, она не заметила Уильяма, а увидела лишь Кейси, которая вновь искала что-то в шкафчике у печи. Но Уильям прекрасно ее видел, и видел, как исказилось ее лицо от гнева, увидев Кейси не за делом, которое она ей, скорее всего, поручила. Громко топая, и пыхтя, как медведь, хозяйка устремилась к девушке, и так быстро, что Уильям еще не понял, в чем дело, как Анна, схватив Кейси за волосы, потащила к бадье. Ее крики, вперемешку с криками Кейси, наполнили комнату шумом, который помог Уильяму отойти от ступора.

— Сейчас же отпустите ее, миссис, — твердой рукой схватив хозяйку за толстую руку, он оттащил ее от бедной девушки, по щекам которой лились слезы.

Анна, очевидно, поняв, что предстала перед постояльцем в невыгодном свете, моментально успокоилась и посмотрела на мужчину так спокойно, словно и не было вспышки гнева. Но Уильям так просто не спешил простить эту женщину, которую теперь уже ненавидел. Потребовав объяснений, он удивился, когда Анна легко согласилась, но потребовала поговорить с ним без лишних ушей. При этом она выразительно посмотрела на Кейси, которая молча мыла посуду.

Выйдя в переднюю комнату, Анна усадила Пратта за стол, и сама села напротив него. Затем, встала, подошла к буфету, который стоял напротив стола, взяла оттуда бутылку джина и выпила прямо из горлышка. Уильям скривился от этой картины, но все же взял себя в руки и спросил, почему она, собственно, вывела его из кухни. Анна вздрогнула, будто и вправду забыла о присутствии в комнате мужчины, поэтому поставила бутылку обратно и снова села за стол.

— Вы, мистер Пратт, видно, увлеклись нашей Кейси, — при этих словах Анна кивнула в сторону двери на кухню. – Это, впрочем, и не удивительно. Кейси красавица, умна и к тому же очень работящая. Она нравится многим у нас на селе и ко мне не раз обращались сваты, прося ее руки. Но это было только в первые месяцы, что она у нас появилась. А затем… — сделав паузу, она сказала с таким видом, будто поведала очень важную тайну, — она показала свою истинную сущность.

Но Уильям от ее слов совсем не казался впечатленным. Анну это не очень порадовало, поэтому продолжила свой рассказ с явной неохотой:

— Через три месяца после ее появления у нас, начались раздаваться по ночам странные звуки, а утром женщины обнаруживали у себя мертвую птицу, а иногда даже и скот, — она снова посмотрела в сторону кухни, но теперь в ее глазах сквозила злость. – Никто бы и не подумал на Кейси, к тому же, наш доктор, мистер Голдред, сказал, что это какая-нибудь болезнь, и скоро она пройдет. Но я сразу поняла, что это все дело рук ведьмы, появившейся в наших краях, - Анна выжидающе посмотрела на Уильяма, явно ища подтверждение ее словам.

— Вполне возможно, что и так, — сказал Уильям, понимая, что игнорировать самолюбие ужасной женщины не стоит.

— Не возможно, а именно так. И я рассказала об этом Кейси, которую я очень любила тогда. Вот только Кейси испугалась моих слов – тогда она побледнела и посмотрела на меня как-то затравленно. В тот момент я не обратила на это внимания, решив, что девочка просто испугалась ведьмы. Но потом, как-то ночью я услышала странные звуки в моем курятнике. Решив узнать в чем дело, я спустилась туда и, открыв дверь обнаружила там ужасную женщину в черном тряпье, которая потрошила одну из моих кур длинным ножом. Я в ужасе закричала, а когда ведьма оглянулась на мой крик, я с содроганием узнала Кейси. Я закричала еще больше, и она, видимо, испугавшись, что на мой крик сбегутся все соседи, достала какую-то длинную веточку и закричала какие-то слова, от которых я лишилась сознания.

Уильям был поражен, и это было видно по его лицу. Анна решила, что это ее рассказ испугал его. Но на самом деле Уильям вовсе не испугался, а скорее даже обрадовался. Но ведь не показывать ей его радость! Анна меж тем продолжила свое повествование:

— На следующее утро я поинтересовалась у нее, не слышала ли она подозрительного шума. Но эта бесстыжая ведьма сказала, что нет! – Анна, похоже, до сих пор негодовала из-за этого. – Я рассердилась и теперь уже прямо спросила, что она делала в курятнике ночью и чем она на меня воздействовала. Но упрямая девчонка все отрицала свою вину. И тогда я решила, что ее надо наказать за вранье мне, и я использовала розги, — сказала она с таким достоинством, будто совершила подвиг. И Уильям еле сдержал себя, чтобы не превратить злобную магоненавистницу в жабу.

— Я хочу взять Кейси с собой, — прямо сказал Пратт, ему не терпелось увезти отсюда бедную девушку, которой, по-видимому, прилично доставалось в этом доме.

Анна опешила:

— То есть как это – забрать, — она непонимающе уставилась на мужчину. – Вы не слышали, что я сказала?! Она же ведь…

— Я все прекрасно слышал, миссис… ммм… Анна. И я хочу ее забрать отсюда.

— Нет уж, мистер Пратт, — Анна вскочила на ноги и закрыла дверь на кухню – видимо, ей не хотелось расставаться с работницей. - Кейси останется в этом доме, я ее хозяйка, и я не позволю всяким проходимцам разорять меня…

Уильям понял, что избрал неправильную тактику и лихорадочно соображал, чего бы такого наплести ей, чтобы она отпустила Кейси с ним без применения магии. А Анна чуть ли не кричала, что не отпустит Кейси. И тут Уильям понял, что надо делать:

— Послушайте Анна, — прервал он разошедшуюся женщину, — я неправильно выразился. Я хотел забрать Кейси не для того, чтобы оставить у себя.

Анна недоверчиво посмотрела на Уильяма:

— А зачем?

Уильям еле заметно с облегчением выдохнул:

— Я приехал сюда, потому что меня вызвал ваш доктор, — на ходу сочиняя наиболее правдоподобную историю, Уильям даже не задумывался, насколько рисковал. – Понимаете, Анна, я занимаюсь поиском и поимкой ведьм и колдунов, — сказал он таинственным шепотом.

Но Анна ему не верила, и когда Уильям совсем отчаялся, в дом вошел человек, которого Уильям не ожидал увидеть в такой глуши.

— Это, конечно, все интересно и, несомненно, полезно для потомков, — Рон, у которого кровь из носа уже остановилась, раздраженно перебил Блейза, — но я не понимаю, чем это поможет нам?

— Рон, тихо, — Джинни попыталась заткнуть брата, но тот и не думал об этом.

— Ну нет, и не подумаю, — парень упрямо покачал головой, затем встал – Твои байки, Забини, весьма занимательны, я не отрицаю. Но, повторяю, чем это поможет нам? — подойдя к открывшемуся проходу, Рон махнул рукою в его направлении. – Ты сказал, что из замка нам не выйти, но вот пожалуйста, — он показал на пролом, — выход. И теперь, когда нам выпала возможность уносить из этого чертового дома ноги, ты рассказываешь нам какие-то сказки. Какая разница, кто владел этим домом и за кем он ходил где-то там, в Шотландии, тысячу лет назад?!?

— Вообще-то триста, — Гермиона робко перебила его.

— Да хоть вчера! Нам надо уходить, — решительно сказал Рон и пошел к выходу, но Джинни схватила его за руку:

— Не надо, Рон, так спешить. Дослушаем и выйдем, что тебе стоит. Тем более что на улице почти ночь, — весьма неумело попыталась она его остановить, — и мы не знаем куда идти.

— Почему это не знаем? — Гарри, которому тоже надоело находиться в доме, поддержал друга. — Забини сказал, что мы в Йоркшире, верно? – он вопросительно посмотрел на Блейза, тот утвердительно кивнул. – Вот и прекрасно, трансгрессируем и все.

— Интересно куда, Поттер? – Драко, конечно, сомневался в плане Гарри. – Чтобы это сделать, надо точно представить место назначения. Я, конечно, знаю, ты Победитель, Герой и все такое, но ты не сможешь трансгрессировать аж до Хогвартса. Знаешь ли, не близко. Лучше не рисковать.

— Ого, какой ты умный, Малфой, — Джинни слащаво улыбнулась, но все же не сдержала себя. – Надо думать, ты сумеешь «аж до Хогвартса», — интонацией выделив слова Драко, она всплеснула руками, — трансгрессировать в два счета. Предлагаешь переждать здесь?

— Думаю, да, — Гермиона решила поддержать Драко, к удивлению всех, — это действительно опасно. На такие дальние расстояния трансгрессировать решаются не многие. Нас может расплющить или еще хуже – занести в другое, более опасное место.

— А я думаю надо уходить, и как можно быстрее, — Панси тоже решила всех удивить и поддержала Рона, — сидеть, сложа руки, и смиренно ждать помощи не выход. По крайней мере, мы хотя бы попытаемся. В конце концов, нам надо поесть, а лично мне не помешало бы принять ванну.

При упоминании еды у всех заурчало в животах, но никто не спешил менять свои позиции. После нескольких минут споров и доводов все были согласны выйти из дома, естественно, кроме Блейза и Гермионы. И хотя в Гермионе говорило природное упрямство, все же никто не знал истинного желания Блейза дом не покидать. Никто, кроме Панси. Брюнетка понимала, что Блейз проговориться, рано или поздно, и пока этого не произошло, ей надо было первой выйти из комнаты, чтобы ей удалось задуманное. Панси догадывалась, что изменения реальности потребуют жертв, но ее честолюбие и самовлюбленность могли заткнуть голос совести, и она решила пойти на хитрость:

— Мы погибнем, – все разом замолчали и посмотрели на нее, — если не выберемся отсюда. Дом уничтожит нас в считанные секунды, так здесь установлено – никаких жителей и гостей.

Блейз непонимающе уставился на нее и хотел ее перебить, но Панси не собиралась сдаваться, и прежде чем он успел сказать хоть что-нибудь, девушка обвиняюще указала на него пальцем и привела последний довод в пользу ее предложения:

— Он хочет нас принести в жертву дому, как когда-то его мать сделала это с мистером Забини.

Глава 11

— Что!?! — выражение крайнего шока появилось на лицах всех, кто присутствовал в комнате, в том числе и на лице «обвиняемого».

— Что за чушь ты несешь, Панси? — Блейз зло и непонимающе посмотрел на брюнетку.

Рон оправился от шока первым, и хотел было уже врезать Забини, но вдруг неожиданно вспомнил все нравоучения Гермионы по поводу необдуманных поступков и решил все же уточнить:

— Это правда? — Рон с подозрением спросил Блейза.

Тот не замедлил с ответом:

— Конечно же, нет! — Блейз негодующе крикнул. — Это полнейший бред! Как такое вообще можно придумать? — он обвел всех в комнате пристальным взглядом. — Вы же не верите в это? — неуверенно, с надеждой в голосе спросил мулат у ребят. Те только потупили взгляд. — Драко, ты ведь не веришь в эту явную ложь? — но Малфой просто отвел взгляд в сторону.

После минутного молчания тишину нарушил голос Гермионы:

— Думается мне, нам лучше покинуть это место, — она сделала паузу, затем жизнерадостно закончила:

— Хотя бы подышим свежим воздухом! — и улыбнулась.

Ребята были только рады, к тому же, когда Гермиона, хотела она или нет, предложила покинуть это место, она взяла на себя обязанности «главного», и теперь молодые волшебники почувствовали кое-какую уверенность. Когда все потянулись к выходу, Блейз, до этого стоявший в стороне, вспомнил самую важную особенность дома, из-за которого он и остановил гриффиндорцев. И начал догадываться, чего же добивалась Панси, пытаясь убраться из дома так быстро. А когда увидел, кто первым собирается выходить из дома, понял окончательно все ее намерения:

— Стойте, вы только все испортите! — закричал Блейз и тут же понял свою ошибку.

В свете сказанных Панси слов о жертвоприношениях и планах Блейза такие слова не стоило употреблять. И поэтому смуглый слизеринец почти не удивился, когда Гарри, доведенный до предела домом и его тайнами, стремительно подошел к Блейзу и, схватив за грудки, яростно встряхнул:

— Лучше тебе не пытаться нас останавливать, Забини! — в глазах Гарри плескался гнев, а вздутые вены, которые четко проступали на покрасневшей шее, ясно говорили, что эта гнев сдерживается изо всех сил, — иначе я оторву твою голову! Поверь мне, я это сделаю!

— Пусти, Поттер, — Блейз почти задыхался. — Я все объясню, — прохрипел он, — я ведь хочу помочь всем нам.

— И чем же ты поможешь? — Рон, нисколько не смутившись, что его однокурсника почти что душит другой его однокурсник, тоже решил выяснить, в чем же дело.

Очевидно, два гриффиндорца играли роль судей. Поэтому не обошлось и без защитников, которыми оказались, вполне понятно, две гриффиндорские девушки.

— Сейчас же отпусти его! — Джинни схватила своего парня за руки и пыталась заставить его разжать кулаки, тем временем, когда Гермиона весьма неумело пыталась оттащить Блейза от разъяренного Гарри. Драко и Панси тоже не остались в стороне: брюнетка, наряду с Гермионой, пыталась помочь Блейзу выбраться из цепкого захвата Гарри, а Драко пытался не позволить Рону помешать девочкам.

Наконец, Гарри кое-как справился со своими эмоциями и согласился отпустить Блейза, но, как только оказавшийся на свободе слизеринец, захлебываясь кашлем и растирая затекшую шею, сумел выровнять дыхание, Гарри потребовал от него выложить все. Разочарованный Рон остался стоять рядом с Забини, чуть что, готовый снести ему голову.

— Я вам все расскажу. В принципе, я это и делал, пока Уизли не перебил меня, — Забини выпрямился, и, приняв важный вид, продолжил свой прерванный рассказ.

В открытую дверь вошел Ален де Ошье. Уильям ахнул от изумления — кода он пропал из дома Уизли, все посчитали, что он умер, и увидеть его здесь, спустя почти девять лет, событие, мягко говоря, странно. В голове у Уильяма появились сотни вопросов к нему, и самый первый — «Какого черта ты здесь делаешь?». Видимо, Ален прочитал это в его глазах, поэтому, не дав Пратту издать ни звука, с фальшивой улыбкой спросил у Анны:

— У тебя новый постоялец, душа моя?

Уильям удивился такому фамильярному обращению, но Анна, видимо, к этому привыкла, и ей даже это нравилось, поэтому она ответила на его вопрос:

— Ох, маленький негодник! — при этих словах она зарделась и смущенно прикрыла свою улыбку широкой ладонью. Уильяма затошнило от этой сцены, а Ален, даже не подав виду, подошел к ней и поцеловал руку. От этого Анна покраснела еще больше и стала похожа на огромный помидор. — Это Уильям…

— Пратт, — подсказал ей Уилл.

— Очень приятно! — Ален протянул руку для пожатия. — Я Майкл Голдред, местный доктор.

Уильяму не понравился его ответ: с какой стати Ален скрывается здесь? И он собирался спросить об этом. Де Ошье его решимость испугала — он как-то побледнел. Это заметила и Анна, поэтому, проявив удивительную тактичность, она, под предлогом «Я принесу вам чаю» вышла в кухню.

— Странно видеть вас здесь, мсье де Ошье, — выделив интонацией его фамилию, Уилл сел на стул. — Мы все переживаем, гадаем, куда же вы подевались. А вы, оказывается, живете себе припеваючи, скрывшись ото всех в этой глухомани! Уизли-старший весь извелся, ища вас. Он считает, что вы убиты Малфоем.

При упоминании Александра Малфоя Ален как-то странно дернулся в сторону входной двери, очевидно, пытаясь убежать. Но Уилл догадался о его намерениях и запечатал дверь заклинанием.

— Вам никуда не деться, де Ошье, — Уилл хотел услышать от, безусловно, мошенника хоть что-то. — Джозеф потратил последние деньги на ваши поиски. И он все еще верит, что жертва — это вы.

— Я ни в чем не виноват, мистер Пратт, — Ален сел напротив Уильяма. — Александр уговорил меня. Он предложил мне огромные деньги, да и сам Уизли виноват. Я не просил его помогать мне. Я лишь попросил его тогда пустить меня переночевать, — он порывисто встал и взял бутылку джина, из которой до этого пила Анна. Он хотел выпить для храбрости или чего-то еще, но, не найдя стакана, хлебнул из горла. — По правде говоря, я не надеялся, что это сработает. Но он оказался, на наше счастье, большим дураком! — Он хохотнул, но резко смолк, стоило ему увидеть, как изменилось лицо Пратта.

— Вы еще больший мерзавец, чем я думал, Ошье, — сжав кулаки так, что побледнели костяшки пальцев, Уильям встал и подошел к Алену. Тот вжался в стул и испуганно посмотрел на него. — Вы немедленно вернетесь со мной в Лондон и доложите Визенгамоту о своем мошенничестве.

— Нет, Уильям, — Ален вдруг резко поднялся, заставив Уильяма отшатнуться. — Никуда я с вами не поеду. Вы не имеете никаких прав угрожать мне и заставлять делать то, чего я не хочу.

— Может, вы и правы, но из-за вас пострадала невинная девушка: Беатрис невеста Малфоя. И я не верю, что добровольно. Вы исправите это, Ален. Вернете Джозефу дочь и имущество.

— Нет, Пратт, — Ошье ухмыльнулся. — Все получилось так, как и планировалось. Ничто и никто не сможет сделать то, что вы требуете. Малфой хотел дочь Джозефа, его дом и его положение в обществе. И я ему это дал. Жертва Александра стоит этого. Сказать по правде, я и сам был не прочь заполучить Беатрис. Еще бы, она такая красотка. Горячая к тому же, — увидев, как скривилось лицо Уильяма от отвращения, он улыбнулся почти искренне. — Совсем как наша дорогая Кейси.

— Не смей ее трогать, ты, ублюдок, — Уильям подскочил к нему и схватил за грудки. — Ты не посмеешь испортить и ее жизнь.

— Почему же испорчу? Я здесь только из-за нее и я не собираюсь пустить коту под хвост те пять лет, что я угробил на ее, скажем так, обработку, — мягко обхватив запястья Уильяма и глядя ему прямо в глаза, он как-то заставил его разжать кулаки и отпустить его. Затем он отошел от него к другому краю стола.

— Ты ее не получишь, Ален, — Пратт встряхнул головой и направился к лестнице. Однако, подняв ногу на первую ступеньку, он остановился:

— Ты сам хочешь ее, верно, Пратт. Ты жаждешь ее заполучить. Изнываешь от желания прикоснуться к ней, сделать своей, — снизив голос до полушепота и придав ему какую-то таинственность, Ален, будто произнеся заклинание, заставил Уильяма вернуться к нему.

— Я могу тебе помочь, Уильям. Как помог Малфою, как до него помог сотням других. Я исполню твое желание.

— Заткнись, Ален, — Пратт покачнулся, будто падая, но сумел сохранить равновесие. — Можешь не рассказывать мне сказок. Я тебе все равно не верю.

— Однако, в глубине души, ты веришь мне. Надеешься, — Ален понимающе покивал головой.

— Ладно, допустим, я поверю, — как бы ни хотел Уильям, чтоб это было неправдой, все же Ален был прав. Он надеялся на любое чудо, которое могло бы осуществить все, что только что говорил Ошье. Он хотел Кейси. Как только он ее увидел, он вожделел ее. И он решился. В конце концов, подумал Уильям, он может говорить правду. Что он теряет?

— И что же ты можешь сделать для меня?

— О, ты все же поверил мне. Я знал, что ты не сможешь устоять перед моим предложением и…

— Заткнись, Ален. Ты еще ничего не предложил.

— Но собираюсь, — он мягко улыбнулся, но тут же принял деловой вид. — То, что ты хочешь, намного сложнее того, чего хотел Малфой.

Почему это?

Ален тяжко вздохнул и сел за стол. Жестом указав Пратту на стул, он нахмурился и продолжил сухим голосом:

— То, чего хотел Малфой — Беатрис, положение Джозефа и все его имущество — все это уже существовало в природе. Но то чего хочешь ты не существует.

— Но как же Кейси? Ты все запутываешь, Ошье, — Уильям разозлился. — Опять принялся за свои штучки!?!

— Успокойся, Уилл. Кейси есть, но нет тех качеств, которые ты хочешь увидеть в ней, — Уильям вопросительно поднял брови. — Она слепа, но ты хочешь сделать ее зрячей, ты не знаешь, маггла ли она, но надеешься, что волшебница. И ты не знаешь, отпустит ли ее Анна, но надеешься увести ее. Но ты ошибаешься во всем. Волшебство не излечит ее слепоту — она не видит с самого рождения, она не волшебница — она просто сумасшедшая девица, и Анна никогда ее не отпустит. Ей легче убить Кейси, чем отдать кому-либо.

— Ты врешь, Ошье! Я тебе не верю! — Уильям не ожидал того, что ей сказал Ален. Ведь Анна все ему рассказала! Она видела ее с палочкой, она испытала на себе заклятие Кейси. И магия ведь всесильна! Он сможет помочь ей. Иначе зачем он ее встретил, раз не в силах помочь и сделать своей?

— Я не обманываю, Уильям. Я никогда не вру. То, что сказал Джозефу Александр — истинная правда, хоть ты и не веришь в это. Я обманул Уизли, воспользовался их доверием, как и доверием семьи Малфой. Я ограбил Малфоев по-настоящему, хоть и в этой реальности.

— Но… как?

— Я могу вершить судьбы, как это пафосно не звучит. Можешь называть меня Крестной феей, Золотой рыбкой или Джином из бутылки. Я исполняю желания, но не безвозмездно.

— И чем же заплатил тебе Малфой, если не секрет?

— Не секрет. Жизнью.

— Что… Но ведь… он жив, — недоверие отразилось на лице Уильяма.

— Конечно. Не отдал ведь он мне собственную жизнь. Он заплатил жизнью своего ребенка. Первенца, девочки, — Ален отметил, что подлость Малфоя уже не так его удивила.

— И все? — Уильям не подал виду, что признание Алена вызвало у него отвращение.

— Нет, конечно. Этого слишком мало для такого желания. Ведь Александр получил все. Его потомки еще очень много лет могут не заботиться о материальном благополучии. Поэтому и цена соответствующая. Любая девочка, которая родится первой в семье Малфоев, станет моей, — теперь Уильям не смог скрыть своего шока от услышанных слов. — Но я не изверг. Если первым будет мальчик, а девочка последующей, я ее не трону. Мне нужна только девочка-первенец.

— Но это отвратительно! Как ты можешь жить с этим?

— Очень легко! Ты думаешь, мне изменение реальности дается легко? Любой ритуал изменения существующего порядка вещей требует жертв. Для этого лучше всего годится кровь женщины, или девушки. Они выносливей, а так как ритуал длительный, то и расходуется больше энергии. Мужчины слишком быстро дохнут.

— И все девочки Малфоев пойдут на убой? — как бы это ни было мерзко, Уильяму все же было интересно узнать побольше о том, через что он должен пройти, чтобы получить Кейси. Он твердо решил быть с ней, и если даже ему придется убить кого-нибудь, он это сделает.

— Девочек пока нет, Пратт. Не забывай, прошло только пять лет. Беатрис родила первым мальчика. Девочка родилась на минуту позже, — это сильно досадило Алену, и это выражалось его интонацией.

— И ты меняешь целый мир?!?

— Нет, Уильям. Ты же понимаешь, я не Бог. Я просто человек, хоть и ритуальный мастер. Я меняю только сознание человека, загадавшего желание, меняю память окружавших его людей и даю ему то, что он попросил. Все думают, что так оно и было, и никто не сможет узнать, что все было иначе.

— И сколько лет ты занимаешься подобной практикой?

— С самого зарождения магии, можно сказать. Я собираю плату в виде жизней — для себя, для ритуала, для своих «покупок».

— Ты считаешь жизнь разменной монетой? Это омерзительно, Ошье, даже для тебя!

— Вот как? — Ален изобразил удивление. — Ну, если ты так думаешь, мне остается стереть тебе память и уйти отсюда, забрав Кейси.

— Нет! — перебил его Уильям. — Я хочу быть с ней, — добавил он тихо.

Ален услышал его и широко улыбнулся. Резво вскочив со стула, он обошел стол и взял Уильяма за правую руку. Достав прямо из воздуха острую палочку и вложив его в руку Уильяму, он достал из кармана брюк бумагу, свернутую в трубку и перевязанную веревкой.

— Сейчас ты скажешь свои условия, и они появятся на этой бумаге, — при этих словах веревка на трубке исчезла сама собой, а бумага распрямилась и повисла перед глазами Уильяма. — Затем проткнешь себе палец вот этой палочкой и распишешься в конце. Это будет договор. Точнее, его письменная форма. Даже если ты откажешься его подписать, сделка будет совершена, а я просто смогу менять плату по своему усмотрению.

— У тебя все просчитано, я вижу, — Уильям говорил с неприязнью, но Ален знал, что он не отступится. — Говори плату!

— Мне нужны жизни твоих первых двух детей. И их должен будешь убить ты.

— Что!?! Ты понимаешь, о чем говоришь!?! — Уильям со злостью отшвырнул бумагу и палочку в сторону. — Как я смогу их убить, ведь это будут мои дети!!!

— Успокойся, Пратт, — Ален был само спокойствие. — Иначе детей у тебя вообще не будет. Кейси — твоя единственная возможность на брак и продолжение рода. Других девушек ты не встретишь. Ну, ты согласен?

— Да, — обреченно выдохнул Уильям и продиктовал свои условия.

Когда условия были записаны и Уильям, обмакнувший палочку в свою кровь, уже был готов подписать проклятую бумагу, ему в голову пришла одна мысль. Идея возникла спонтанно, и Пратт сам не ожидал, что сделает это. Но он прошептал эти слова и подписался под ними, лишь только они появились на бумаге.

Когда Ален взял соглашение и принялся его читать, его лицо скривилось от злости и досады:

— Как ты посмел ставить мне такие условия, мерзкий пиратишка! Сейчас же имени их, иначе я тебя убью!

— Нет, Ошье! Это тебе месть за моих неродившихся еще детей, за девочек Малфоя и за Джозефа Уизли, — торжество плескалось в глазах Уильяма, и его голос дрожал от мрачного удовлетворения и радости. — Твоя цена была слишком высока для моих желаний. Я все уравновесил всего лишь.

— Ты поплатишься, Пратт! Ты и все, кто загадает мне новую реальность! — прошипел Ален и с хлопком исчез. Соглашение исчезло вслед за ним, но Уильям еще успел увидеть свое последнее желание:

«Вечное подчинение Вершителя судеб семье Праттов и поместью «Морская змея», а также всем просвещенным в его тайну»

Когда соглашение исчезло полностью, Уильяма на минуту озарила вспышка ослепляющего света, а затем он увидел, как дверь, ведущая на кухню, отворилась, но за ней не было комнаты. Уильям видел что-то вроде зеркала, но вместо своего отражения он увидел Кейси в свадебном платье, которая шла к алтарю, у которого стоял он сам.

Уильям понял, что надо сделать, и шагнул к Кейси.

Глава 12

— Чушь собачья! — Гарри недоверчиво фыркнул. — Это и есть твое объяснение? Ты сказал, что сообщишь нам правду, и на ходу выдумал какую-то сказочку! Хотя большего я и не ожидал от таких, как ты и твои дружки, — при этом он презрительно посмотрел в сторону Панси и Драко.

Джинни тут же согласно закивала головой, только Гермиона не спешила так быстро и, возможно, опрометчиво, отрицать слова Блейза.

— Придумать такое за столь короткое время трудно, Гарри, — Гермиона посмотрела на Гарри с укором, затем повернулась к Забини. — Я думаю, что в твоих словах есть определенная истина. Но вот где она?

— Я сказал правду, а верить или нет ваше дело.

— Допустим, это правда, — сказал Рон. — Но как ты это узнал? Мне кажется, этот твой Пратт не записывал в свой дневник поминутно всю жизнь с разговорами и своими мыслями.

— Нет, не записывал. Он оставил свои воспоминания.

— Крестраж?!? — шокировано спросила Джинни.

— Не знаю, что за «крестраж», но нет. Всего лишь Омут памяти и склянки с воспоминаниями.

— Где? — Гермиона, конечно же, заинтересовалась этим. Еще бы! Воспоминания трехсотлетней давности не каждый день удается просмотреть!

— Омут всегда хранился в кабинете отца. А вот воспоминания мать отправила в Гринготс три года назад, как раз после возвращения Волдеморта. Он тоже знал об этом Вершителе и хотел воспользоваться его услугами.

За своими разговорами никто не заметил, как Панси, словно кошка, прокралась к проему. Оглянувшись через плечо в последний раз, она протянула руку и прикоснулась к ближайшему камню проема.

— Жаль, — Гермиона сникла, — очень жаль. Я бы тоже их посмотрела. Я обожаю такие истории! Это даже лучше, чем читать книги.

— Да, — Блейз наигранно удивился. — Я думал, ты не любишь книг.

— Ха-ха, Забини, очень см…

Вдруг Забини резко побледнел:

— Панси! — Блейз окликнул черноволосую девушку, но было уже поздно: прошептав что-то, Панси вошла в проем.

Тут же раздался громоподобный голос:

— Я исполню твое желание, Панси, — только один человек в этой комнате понял, кому принадлежит этот голос — Блейз Забини запомнил голос Ален де Ошье.

Панси испуганно подпрыгнула — она знала о Вершителе, но не думала, что он заявит о себе так громко. Но она тут же взяла себя в руки:

— Я пришла к тебе с просьбой. Я прошу вас, Вершитель…

— Хватит формальностей, милая девочка. Мне только тысяча лет, Панси. Говори как привыкла, — перед Панси материализовался нечеткий образ, похожий на хогвартских привидений. Но Панси раньше никогда не видела такого призрака — этот дух не имел лица.

— Я… я хочу, чтобы все было как раньше, — голос Панси дрожал от волнения, — чтобы я была богатой, родители были живы, и я… готова заплатить за это.

— Не надо платы, девочка. За все заплачено хозяином дома много лет назад, — хоть лица и не было видно, но Панси поняла, что при этих словах призрак ухмыльнулся.

— Тогда… тогда исполни мое желание.

— Хорошо, Пан…

— Подождите, я не готова, я…

— Нет, Панси, — Блейз предупреждающе крикнул, но Панси даже не обернулась к нему. Тогда Блейз быстром шагом направился к ней, но как только он приблизился к ней, призрак обернулся к нему и махнул рукой — перед мулатом предстала преграда.

— Ты знаешь, мальчишка, что я очень силен. Ты все видел.

— Заткнись, Ошье. Ты не посмеешь исполнить ее желание. Я тебе запрещаю!

— Да что ты, Уильям…

— Уильям?! — Гермиона ошеломленно посмотрел на Блейза. — Ты Уильям Пратт?!

— Эм… я все потом объясню вам, а сейчас надо помешать Панси.

— Помешать? — Драко скрестил руки на груди и степенно подошел к Блейзу. — Ты хочешь помешать Панси, а мы должны тебе помочь?

— Да, Драко. Она в большой опасности. — Ошье очень хитер и любыми путями он добьется своего освобождения. С тех пор, как я его поймал, он строит планы побега.

— Сомневаюсь, Забини, что нам надо тебе поверить, — Гарри тоже подошел к Блейзу. — Ты нас обманул, не сказал нам о выходе, отказался помочь мне. А теперь, оказывается, ты даже и не Блейз Забини. Куда ты его дел?

— Это можно выяснить позже, Гарри, — видно было, что Блейз очень волновался. — Сейчас Панси в опасности.

— Нет уж, Пратт. Пока я не узнаю, где мой друг, я тебе помогать не собираюсь, — похоже, Драко вышел из себя, поэтому говорил он прерывисто, а его ладони, которые он сжал в кулаки, дрожали от напряжения.

— Блейза Забини никогда и не существовало. Всегда был только я — Уильям Пратт.

Драко от такой новости пошатнулся и готов был уже упасть, если бы его не подхватил Гарри.

— Поверить не могу, — Джинни, удивленно расширив глаза, смотрела на Блейза. — Ты целых семь лет обманывал всех нас!

— Триста, Джинни, триста лет он обманывал весь мир, — Гермиона задумчиво смотрела на Уильяма.

— Да как же вы не понимаете? — Уильям разозлился. — Панси в опасности! Хоть мне и триста лет и живу я долго, но я привязался к ней, и к тебе, Драко, и даже к вам, — он повернулся к гриффиндорцам, те недоверчиво хмыкнули. — Вы не верите, но ты знаешь Драко, я никогда не поддерживал ваши дебаты.

— Я… я помню, Бле… мм… мистер Пратт.

— Не надо, Драко. Я привык, что я Блейз Забини и ваше обращение ко мне не должно изменится. Я вам не желаю зла, я искренне хочу помочь и вам и Панси. Но именно сейчас ей нужна помощь

Вдруг снова раздался треск, который известил их ранее о появлении Ошье.

Пока Уильям убеждал ребят помочь ему, Панси все же решилась:

— Я скажу вам мои пожелания, но мне нужна гарантия, что вы не обманете.

— Узнаю учеников Слизерина. Пожал бы вам руку, но не могу, — призрак развел подобиями рук, обдав при этом Панси потоком холодного воздуха.

Панси поежилась, но Ошье будто и не заметив этого, продолжил:

— Моя гарантия — мое честное слово и…

— Нет, мсье Ошье, я хочу настоящих гарантий.

— Я понял, мисс Паркинсон, но вы не дали мне договорить. Моя гарантия — мое честное слово и вот эта бумага.

Перед Панси появились пергамент, свернутый в трубку, и длинная заостренная палочка.

— Вот здесь, — призрак махнул рукой и пергамент распрямился, — ты напишешь свое желание, а вот этим, — он снова махнул палочкой и спица закрутилась в воздухе, — распишешься в конце.

— А… плата?

— Плату узнаешь потом, — ответил Ален, но, увидев, как скривилось лицо Панси, поспешил добавить. — она не будет большой. Ты этого даже не заметишь.

— Ладно, я готова.

Взяв пергамент в руки, Панси прошептала свое желание. Ален, смотря на нее, улыбнулся: он просчитал за эти триста лет все возможные ходы, чтобы оказаться на свободе, и сейчас, когда эта глупышка загадает желание, он поставит в плату свое освобождение и отомстит Пратту. Он улыбнулся своим мыслям, но это заметила Панси. Хоть она и была близка к своему желанию, она не потеряла трезвость ума. Она понимала, что Ален так просто не даст ей собственный мир, поэтому она добавила к своим желаниям еще два пункта, которые помешают Алену ее обмануть. Она проткнула себе палец спицей и расписалась на пергаменте.

— Готово, Ошье, — она протянула духу пергамент, — возьмите.

— Вы смеетесь, Панси, у меня нет рук, — он коротко засмеялся, но тут же запнулся, посмотрев в глаза Панси: он видел радость и превосходство в ее глазах. Переведя глаза на пергамент, он уже понял, даже не прочтя его, что его план провалился.

— Как скажете мисс, — он щелкнул пальцами и пергамент исчез.

— Даже не прочтете? — Панси удивилась.

— Я знаю, Панси, твои желания, — он говорил с холодцом, и Панси поняла, что он догадался. — Готовы?

— Готова!

— Как скажете, — он хлопнул в ладони и раздался громкий треск. Призрак Алена растворился в воздухе, а вместе с ним и стена, удерживавшая Уильяма от приближения к Панси.

— Панси, что ты наделала? — сокрушенно пробормотал Уильям.

— Я хочу быть счастлива, Блейз, — отчаяние и желание доказать свою правоту срывали ее голос. — Я одна, я бедна и мне некому помочь.

— Но я, Панси, я всегда с тобой. И Драко тоже с тобой.

— Да, Панси, ты мне как сестра. Я тебя очень люблю.

— Но все свершилось, я подписала сделку.

— Нет, — Уильям сокрушено рухнул на колени и схватил себя за голову, — только не это.

— Спокойно, Блейз, он не освободится. Я совершила глупость, но я совсем не дура, как вы считаете. Он заключен навеки в этом доме.

— Но… как?

— Я связала его душу с этим домом.

— Гениально… Как я сам не догадался?

— Хватит! — Рон подошел к проему. — Здесь ничего не изменилось или ты загадала остаться здесь навеки?

— Нет.

Как только она это сказала, пейзаж за проемом начал колебаться, а затем исчез полностью. Вместо него появилось что-то вроде окна. Панси подбежала к проему. То что она увидела, потрясло ее: она видела столовую своего дома. Там, в столовой, она видела своих родителей. Они сидели за длинным столом: Эдгар Паркинсон сидел во главе стола, по правую руку сидела Пенелопа, рядом с ней сидела маленькая девочка с черными волосами. Панси подумала, что это она.

— Неужели я вернусь в детство? — слезы пробежали по ее щекам. Прижав руку к губам, Панси смотрела на свою маму и отца. Она не могла поверить, что она снова будет с ними, увидит их живыми, обнимет их. — Господи, я снова вернусь в детство.

— Панси, — Драко подошел к ней и обнял за плечи. — Панси, успокойся.

Рон усмехнулся, посмотрев на них, и снова повернулся к проему. Он посмотрел на маленькую девочку, смотрел, как она качает ногами в воздухе, не доставая с высокого стула до пола, и чувствовал что-то, что призывало его войти в эту столовую и обнять ее. Он чувствовал к ней привязанность. «Чушь!» — Рон отмахнулся от этого ощущения и уже был готов отвернуться, как девочка обернулась. Посмотрев в ее глаза, земля ушла из-под ног Рона — это была вовсе не маленькая Панси. Это была другая девочка, хоть и похожая на Паркинсон.

— Нет, — сокрушенно прошептал Рон. — Ее глаза…

Услышав его слова, Панси испуганно повернулась. «Неужели я… я заплатила своим зрением?!» она испуганно выдохнула. Подбежав к проему она впилась глазами в спину маленькой девочки. Наконец она повернулась и Панси увидела. У нее были пронзительные голубые глаза. Панси показалось, что ее сердце остановилось. Эта девочка была ее маленькой копией, черты ее лица, ее волосы — все это было ее. Но ее глаза и ее улыбка. Где-то она это видела.

— Ты это видишь? — Рон обратился к ней.

— Я… я не понимаю, -Панси покачала головой.

— Что ты, черт побери, пожелала! — Рон схватил Панси за плечи и встряхнул. — Что ты пожелала!

— Рон, что с тобой? — Джинни схватила его за руки и попыталась оттащить от Панси. — Успокойся.

— Ладно, я спокоен, — Рон примирительно поднял руки. — Я спокоен, но посмотрите на нее, — он ткнул пальцем в сторону проема.

— Рон, ты сошел с ума! — но все же она повернулась туда.

Вместе с ней это сделали и остальные.

Они увидели, что девочка встала из-за стола и подошла к проему. Она прижалась носом к стеклу и посмотрела на них. Моргнув пару раз она радостно улыбнулась, затем подбежала к столу и потянула за руку кого-то, кто сидел напротив Пенелопы, поэтому по эту сторону барьера никто не мог увидеть ее. Из-за стола встала Панси, только на несколько лет старше. Она была одета в длинное платье зеленого цвета, а ее волосы были собраны в высокую прическу. От Панси семнадцатилетней она отличалась не только длинными волосами — на ее лице лучилась улыбка, а глаза были радостны. Взяв девочку на руки, она тоже подошла к барьеру. Очевидно, это было окно, потому что она посмотрела вниз и улыбнулась еще шире, затем что-то пробормотала и быстро пошла к выходу. Остановившись у дверей, она отпустила девочку. В этот момент вошел кто-то, и этот кто-то был Рон Уизли. Он был одет в костюм, а его волосы, обычно растрепанные, были зачесаны назад. Но не это было странным. Странным было тото, что он обнял Панси и поцеловал.

— Нет, пожалуйста, только не это, — Панси, встряхнув головой, быстро отошла от барьера.

— Это твоя плата, Панси.

Блейз взял ее за руки и доверительно посмотрел ей в глаза. Остальные не обратили на это внимания — их больше занимал факт того, что в мире, так желанном Панси, у нее будет ребенок от Рона.

— Блейз, отмени мое желание.

— Панси, — Блейз погладил ее по щеке, стирая слезу, прокатившуюся по ее щеке. — Это невозможно.

— Нет, Блейз. Я не хочу! Ты же хозяин, отмени мое желание!

— Но, Панси. Ты должна понять. Если я его отменю, эта девочка может погибнуть, понимаешь?

— Но почему? — Панси моментально прекратила плакать.

— За пределами этой комнаты она уже существует, как и твои родители, и эта столовая, и дом, в котором он расположен. Эти Панси и Рон тоже существуют и любят друг друга. Но если ты откажешься, они тоже погибнут. Как и твои родители.

— Боже, что я наделала!

Рон хотел было снова встряхнуть Панси, как его осенила мысль:

— Пратт…

Блейз устало вздохнул:

— Пожалуйста, я Блейз Забини.

— Забини, мертвых тоже можно воскрешать?

— Да.

— Я хочу загадать желание! — услышав его слова, Гарри и Джинни одновременно закричали одни и те же слова.

— Подождите, — Гермиона, как всегда, взвесила все «за» и «против». — Они вернутся нормальными или как инферналы?

— Нормальными, — Блейз понимающе улыбнулся. — Ты же видишь.

Драко тоже не преминул воспользоваться таким шансом:

— Я тоже требую желания.

Блейз испуганно вздохнул:

— Вы согласны на плату, такую же ужасную, как и Панси!? Опомнитесь, вы ошибаетесь и совершаете такую ошибку, за которою расплачиваться вам придется многие годы!

— Но ты же получил свою Кейси! — Джинни разозлено крикнула. — Почему мы не можем получить живыми тех, кто нам дорог?

— Да, получил, Джинни, — Блейз, отвернулся, чтобы они не заметили, как увлажнились его глаза от воспоминаний. — Но это была не та Кейси, в которую я влюбился. Она была другая. Она была циничная и жестокая. Она была чистокровна и бесчувственна. Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы выкрал ее у Анны. Женился бы на ней, слепой и сумасшедшей, но такой, которой я ее встретил. Она влюбилась бы в меня, я был уверен, так же, как и я влюбился в нее.

— Но что произошло.

— Я… убил ее. Ее и двух моих детей.

— Убил?! — эта новость шокировала всех.

— Не сам, но моими поступками. Смерть двух детей сломила ее дух. А когда в третью свою беременность у нее случился выкидыш, она окончательно обезумела. Она признавалась, что любит меня и ластилась ко мне, словно кошка, но в следующий миг она могла меня попытаться убить. И, сказать по правде, такая, безумная и опасная, она мне нравилась больше. Она напоминала мне прежнюю Кейси — Кейси из другого мира. Но однажды я нашел ее мертвой. Она повесилась в комнате, — Блейз замолчал, и прерывисто вздохнув, продолжил. — В нашей комнате на нижнем этаже.

— Там, где я застрял? — Гарри не мог поверить — неужели он был в комнате, где повесилась женщина?

— Да, там. Я оставил там все так, как было в день ее смерти. Даже время я остановил там. Она любила закат, и покончила с собой ровно в момент полного захода солнца, когда был виден только его краешек.

— Ох, я… мне так жаль, — Гермиона, расчувствовавшись, обняла Блейза.

Драко, Рон и Гарри деликатно отвернулись, а Джинни тайком вытерла слезы. Панси, выслушав Блейза, снова подошла к барьеру. Она все думала о новом мире, ожидающем ее, и отчаяние переполнило ее. Она не хотела быть с Роном, тем более иметь от него ребенка.

— Мама, — Панси прикоснулась к барьеру рукой и посмотрел на Пенелопу, затем повернулась к Эдгару, — папа. Я так хочу быть с вами, — слезы вновь пробежали по ее щекам.

— Я… прости меня, Паркинсон, — Панси даже и не заметила, как подошел Рон. Быстро вытерев слезы ладонью, Панси повернулась к нему.

— Не стоит, Уизли. Я сама виновата.

— Нет, Панси, я вспылил на пустом месте, — Рон не заметил, как назвал ее по имени, но Панси вздрогнула от этого. — Этот Ошье действительно мерзавец, но не до такой же степени!

— Она мне нравится, — тихо перебила его Панси.

— Что?

— Эта девочка нравится мне. Я чувствую — мое сердце тянется к ней, — Панси, как до этого сделала ее дочь, прижалась носом к барьеру. — Хоть ты мне и противен, но ее я люблю. Уже люблю.

— Я, гм, понимаю тебя, — Рон не хотел признаваться, но слова сорвались с его губ.

— Уизли, что ты сказал? — Панси повернулась к нему и недоверчиво ухмыльнулась.

Рон решил, что отнекиваться поздно, и выложил свои чувства:

— Я тоже чувствую это. Я привязан к ней всем сердцем. Это странно и непонятно, но я рад ей, — Рон сложил руки на груди, и устало прикрыл глаза. Панси улыбнулась, но быстро стерла улыбку со своего лица: она не по ту сторону барьера, она здесь. И здесь он враг, а вовсе не возлюбленный.

Но Рон заметил ее улыбку, и обрадовался ей.

Было странным, что эти двое, которые ненавидели друг друга целых семь лет, может даже больше, начали чувствовать друг к другу теплые чувства. Возможно, они чувствовали это и раньше, но пресловутое воспитание и мнимое чувство превосходства, навязываемое окружением, заглушили их? Можно ли думать, что они, рано или поздно, поняли бы сердца друг друга? А может, это та маленькая девочка за барьером, та малышка, взявшаяся из ниоткуда, но, определенно, подаренная судьбой, связала их? В любом случае, любовь это или нет, но Панси и Рон больше не такие, какими они вошли в этот дом.

Блейз смотрел на Панси и Рона, и понимал, что он упустил свой шанс. Да, он любил Кейси, и до сих пор его сердце принадлежало ей, но эта девушка, Панси, смогла заставить его улыбнуться и поверить в новую любовь, но снова Ошье испортил все. Но Ален не знал, что делает. Эти двое могут полюбить друг друга, хоть им будет очень трудно сделать это. Эти двое могут обрести счастье и хотя бы здесь, надо поблагодарить Бога, Ален промахнулся. Его размышления прервала Джинни, которая подошла к нему и смотрела таким взглядом, что Блейз сразу понял, о чем она хочет спросить.

— Нет, Джинни, — опережая ее вопрос, ответил Блейз.

— Но Забини, пожалуйста! – Джинни схватила его за руку и умоляюще посмотрела в глаза. – Ты должен понять, Забини. Я лишь хочу вернуть брата.

Блейз колебался, и Джинни, увидев его сомнения, решила добить его окончательно – она заплакала. Невероятным усилием она выдавила из себя слезы.

— Я… Боже, Джинни, не надо плакать. Я помогу тебе.

— Спасибо, — Джинни лучезарно улыбнулась и подошла к Барьеру.

— Ребят, расходитесь, — сказала она Рону и Панси. – Моя очередь.

Рон удивленно посмотрел на нее и хотел возразить, но Панси взяла его за руку и отвела от барьера. Джинни проводила их взглядом, затем позвала:

— Ален де Ошье, я вызываю тебя. Ты меня слышишь? – она вгляделась в барьер, который уже не показывал семью Панси – там снова отражался лес, изображенный на картине.

И снова раздался голос Вершителя:

— Я сегодня востребован, Пратт,— перед Джинни материализовался призрак Алена.

— Кхм, к вам обратилась я, мистер Ошье,— Джинни помахала рукой перед головой призрака.

— Вы весьма настойчивы. Ладно, приступим к делу.

Он снова махнул рукой и перед Джинни появился свиток пергамента и спица.

— Желайте и распишитесь.

Джинни уже протянула было руку к палочке, как она задумалась и спросила Ошье:

— А мое желание. Оно отведет меня в мир Панси?

— В общем, да, Джинни. В мире Панси есть только ее родители, ее состояние и ее дочь. В твоем мире будет то же самое, а также твое пожелание. Если только они не пойдут вразрез с миром Панси.

— А если я загадаю, чтобы Панси и Рон не были вместе, и у них не было дочери? – вновь спросила Джинни, но ей ответил не Ален.

— Нет! – одновременно прокричали Панси и Рон и посмотрели друг на друга. – Не надо, — продолжила Панси, — я не хочу, чтобы она исчезла.

— Я думаю не о твоих желаниях, — сказала Джинни, ядовито улыбнувшись, – я думаю о брате.

— Я… я тоже против этого, Джинни, — Рон заметно покраснел при этих словах, а Панси, посмотрев на него, снова улыбнулась. – Оставь ее в покое.

Джинни понимающе кивнула и повернулась обратно к призраку.

— Я начинаю.

* * *

И вновь в барьере поменялась картинка. На этот раз там была Джинни. Она стояла перед барьером и смотрела на ребят по эту сторону стены. Наверное, это было зеркало, так как она смотрела на них придирчиво, сощурив глаза. Скоро она отошла от барьера, и они увидели, что она была в подвенечном платье, а ее волосы, уложенные в высокую прическу, которые были рыжими, теперь стали золотистого цвета. — Ты такая красивая! — прошептал Гарри, подходя к барьеру и смотря на ту Джинни, которая выходила замуж. Она крутилась перед барьером, рассматривая себя со всех сторон. Затем, довольно улыбнувшись, она подошла к дверям и широко раскрыла их. Сказав кому-то зайти, она вновь вернулась к барьеру. В комнату зашел Драко, тоже повзрослевший. Он был одет как всегда, то есть в темный костюм, но Гарри понял, он не знал как, но понял, что он и есть жених. Сокрушенно покачав головой, Гарри отвернулся от барьера. Драко проводил его взглядом и занял его место у барьера. Как, впрочем, и место в новом мире Джинни.

Тем временем Драко, который был за барьером, что-то сказал невесте, осмотрев ее с головы до пят, затем, не дождавшись ответа, вышел из комнаты. В дверях он столкнулся с рыжеволосым парнем, который оказался Джорджем, когда он повернулся к Джинни, а значит и к барьеру.

Джинни семнадцатилетняя разочаровано выдохнула, но в следующий момент у нее перехватило дыхание – вслед за Джорджем вошла его точная копия:

— Фред… Это Фред, — она вместе с Роном прижалась ладонью к барьеру. Ее радость была такой великой, что она пропустила момент, когда картинка вновь сменилась. Но когда она снова обратила внимание на барьер, она зло крикнула:

— Никогда! – она зло топнула ногой и повернулась к Блейзу. – Отмени сейчас же! Я требую отмены этого мира!

— Я тоже, — Драко даже не показал свою ярость, но она, несомненно, охватила его. – Если Панси и Уизля – это смешно, то это уже нет.

— Фред умрет, Джинни, я же говорил раньше, — Блейз устало потер переносицу.

— Мне все равно, — на щеках Драко проступили красные пятна – он сдерживался изо всех сил

— Мне нет, — Джинни моментально умерила свой пыл — она не могла с ним согласиться. – Фред должен остаться жив, — она виновато посмотрела на Гарри. Тот ответил ей умоляющим взглядом, но Джинни отвернулась:

— Прости, Гарри, но я согласна.

— Но… это же Малфой. Джинни, ты выходишь за него замуж. За Малфоя! – отчаянно сказал Гарри, пытаясь ее образумить.

Но тщетно – как бы она не любила Гарри, она хотела, чтоб Фред был жив и ей не приходилось бы видеть каждый день печальные глаза родителей и братьев. Особенно она не хотела видеть виноватый взгляд Джорджа, когда он смотрел на Молли.

— Я, думаешь, так рад факту моей женитьбы на Уизлетте?! – Драко иронично усмехнулся и повернулся спиной к Гарри.

Джинни подумала, что мерзкий Малфой не так легко на это согласится, но тут она увидела за барьером такое, что заставит его самому первым пойти за барьер – там были Люциус и Нарцисса, которые держались за руки и стояли рядом с Малфоем у цветочной арки. Они выглядели, как всегда, великолепно. Высокомерным взглядом они и смотрели на гостей, и награждали надменными улыбками каждого, кто к ним подходил, очевидно, с поздравлениями. И нельзя было сказать по их виду, что Люциус сидел в Азкабане, а у Нарциссы был нервный срыв.

— Думаю, что будешь рад, — сказала она, посмотрев на Малфоя.

— Да пошла ты, Уизли! — не оборачиваясь, презрительно сказал он. – Такого никогда не будет, я кля…

Драко резко замолчал, когда увидел, все же повернувшись к Джинни, своих родителей за барьером. Он сорвался с места и подошел к барьеру.

— Отец, — он приложил к барьеру ладонь, — мама. Боже мой!

— Я согласен, — прошептал Драко.

Но Гермиона не разделяла их восторга. Конечно, это было ба прекрасно – иметь собственный мир, устроенный по твоим желаниям, но ей казалось, что плата слишком высока.

— Тут должен быть подвох и подвох большой, — Гермиона подошла к барьеру. – Все слишком просто.

— Просто? – Гарри удивленно посмотрел на нее, затем зло сказал. – Ничего простого! Джинни выходит за Малфоя и она не против!

— Но, Гарри… — Джинни хотела возразить, но Гарри остановил ее жестом.

— Не вмешивайся! – он снова повернулся к Гермионе. – А Рон и Паркинсон имеют общего ребенка. Это для тебя просто?!

— Успокойся, Гарри, — Джинни подошла к нему и взяла за руки, и хотя Гарри и сопротивлялся, обняла его. – Я не рада, что невеста Малфоя, но Фред будет жив и это самое главное. Я люблю тебя и буду любить всегда, будь я невестой хоть Сам-знаешь-кого.

— Все верно, мисс Уизли, — сказал Ошье с веселыми нотками в голосе. – Вы будете любить своего героя до конца жизни, скажу честно. Не это ли смешнее всего? – его призрак все же предстал перед ними. – Я отомстил вам, если можно так сказать, очень деликатно, — он издал смешок

— И как это понимать? – раздался голос Гермионы.

Призрак повернулся к ней. К удивлению всех, на отсутствующем лице Ошье появились глаза, и это выглядело жутко.

— О, понимайте, как хотите, — тут его голос стал жестким. – Вы хотели слишком много, и ваша плата соответствует вашим желаниям. Хоть мой многоуважаемый господин, — он указал на Блейза, — и запретил мне брать плату, неужели вы надеялись, я не найду лазейку.

— О чем, черт побери, ты тут говоришь, — не выдержал Рон.

— О вашей плате, — повторил Ошье, словно разговаривал с полоумными. – О вашей плате за свои миры. Вы, уважаемый мистер Уизли, женаты на мисс Паркинсон и у вас дочь, ваш брат жив, а семья счастлива. Вы богаты. Так же, как и вы мисс Паркинсон, только у вас живы родители, которые тоже не жалуются. А вы, мисс Уизли. Ваше желание исполнено и еще вы выходите замуж за богатого и перспективного молодого человека. И мистер Малфой получил что хотел – его семья не преследуется, и отец на свободе. Но вы оба, — он попеременно посмотрел на Гарри и Гермиону, — остались. Но ненадолго. Я знаю, чего вы хотите, мистер Поттер и мисс Грейнджер, и оно тоже исполнится, хоть загадывайте, хоть нет. Мне даже не нужно ваше согласие – я достаточно силен теперь.

Его лицо проявилось окончательно, и теперь они все могли увидеть его зловещую ухмылку.

— А теперь к делу. Вы, — он показал на все еще обнимающихся Джинни и Гарри, — будете страдать друг о друге, пряча свои чувства и деля ложе с другими, встречаясь тайком, чтоб не узнали, не дай Бог, ваши супруги и общественность. – Затем, не обращая внимания на шокированные лица ребят, повернулся к Панси и Рону. – Вы будете любить друг друга, но ваша дочь будет больна страшной болезнью и ужасно страдать из-за этого. Это будет сильнее вашей любви и вы начнете сориться, выплескивая друг на друге свою злость и отчаяние. И вы, — теперь он показывал на Гермиону и Драко, — будете любить друг друга, любить так сильно, что ваши сердца могут остановиться, если вы долго не будете видеться. Вы будете молиться друг за друга, посвящая друг другу и мысли и свободное время, и свои мечты. И будете сильно страдать из-за невозможности быть рядом, но, как и они, — он вновь показал на Гарри и Джинни, — будете вынуждены прятаться от своих чувств. И еще, вы будете помнить свою жизнь до загадывания желаний. Обычно я так не делаю, но вы отдельный случай – никто так меня не унижал. Это будет для вас еще одним страданием – вы будете упираться от своих чувств, ваш разум будет отрицать их, но влечение ваших душ и тел друг к другу преодолеть будет невозможно. Целуясь и занимаясь любовью, вы будете помнить все – что вы чувствовали друг к другу, думали и говорили друг другу. Такова ваша плата за свои миры. Вы этого хотели и вы это получили, хоть и с некоторыми побочными эффектами. Но ведь цель оправдывает средства, не так ли? – он злобно улыбнулся и с хлопком исчез.

Как только раздался хлопок, стены дома затряслись. Ребята испуганно переглянулись, затем все повернулись к Блейзу. Тот выглядел испуганным не меньше их. Однако он испугался совсем не трясущихся стен.

— Мы пробыли здесь слишком долго! – он быстро подошел к барьеру. – Дом высасывает из нас энергию и мы все можем умереть.

— Зачем ему энергия? - спросила Гермиона, хватаясь за стену, потому что затрясся и пол

— Энергия нужна Ошье, чтобы сломать ловушку. Скорее выходите отсюда!

— Но…, — Гарри хотел возразить, но Блейз перебил его:

— Я сказал, выходим! – он подтолкнул его в спину. – Иначе погибнете!

— Но наши желания! –возмущенно Гарри посмотрел на него. – Остались я и Гермиона.

Дом затрясся еще сильнее, но Блейз не обратил на это внимания.

— Ладно, вы быстро загадывайте, а его еще продержу немного. Только быстро, я не так силен, как он.

Гермиона и Гарри быстро подошли к барьеру и вызвали Ошье. Тот моментально появился, но теперь он был другим – его лицо было видно, и его в его глазах горел недобрый огонек.

— Вы, щенки сейчас пожалеете. Как только я выберусь, я выпотрошу всем вам кишки!...

— Заткнись и записывай, — не растерялся Гарри.

— Говори, пока жив, щенок! — зло прорычал Ошье.

— Чтобы были живы мои родители и крестный, — потом, подумав, добавил. – И родители Тедди Люпина и Невила. – затем, быстро подписа появившийся контракт, обратился к Грейнджер. – Давай, Гермиона!

— Я не так глупа как вы, — она покачала головой. – Я не буду ничего загадывать. Возможно, тогда я не буду любить Малфоя.

— Но Гермиона, он сказал что соласие не нужно, так что оговори условия…

— Нет, я буду надеяться…

Ту к ним подбежал Блейз и, создав какой-то энергетический барьер, стал теснить все шестерых к проходу. Первым опомнился Драко и, поняв намерения друга, начал бить кулаками по барьеру:

— Блейз, не смей оставаться там!

— Не могу, ты же знаешь, Драко, — Блейз улыбнулся и еще раз махнул рукой, проталкивая их еще дальше. – Только я могу его остановить. Я вас люблю…

— Нет! – прокричали все шестеро вместе, но было уже поздно – Блейз все же вытолкнул их за барьер. Он начал постепенно пропадать, его фигура становилась все прозрачнее, а вскоре и совсем исчезла.

Они ничего не чувствовали. Ни чувство полета или падения, ничего. Создавалось ощущение, будто они просто стоят на месте, а перемещается только мир вокруг них. И вскоре они оказались в огромном помещении, украшенном лентами и цветами. Здесь были только она, но снаружи доносился разноголосый гомон.

— Это наш Бальный зал, — тихо сказал Драко.

Как только он сказал это, ребята посмотрели друг на друга, но не выдержали и трех секунд. Предсказание Алена де Ошье легло тяжким грузом на их сердца, вызывая отвращение и недовольство. Но они уже чувствовали все, что им описал Вершитель. Ведь, несмотря на жертвы, они были здесь – в своем собственном миру, который был им по душе.

* * *

Если честно, не знаю, что делать дальше. Писать мне новую главу или нет — вот в чем вопрос. Я понимаю — фанфик не ахти, он не отличается ни оригинальностью — подумаешь, затеяли уборку и не сдержали магию, ни действиями — в четырех стенах проходит действие 11 глав из 13. Но напишите хотя бы об этом. Хоть на меня подписались более 50 человек, это все равно не то. Короче говоря, если кому-то понравилось и он хочет продолжения, буду писать специально для этого кого-то.

Это глава посвящается Эванджелин,

* * *

NikySьka

* * *

, ~knopka~ и I'm not mad с Хогвартснет — они единственные оставили мне комментарии на мой призыв, которые подарили мне столько вдохновения, что и не описать. Спасибо вам!

* * *

Дверь внезапно распахнулась и в комнату забежала запыхавшаяся Панси Паркинсон. Женщина подбежала к ближайшему столику, разместившемуся под огромным портретом Люциуса Малфоя, и, положив туда свою сумочку, начала в нем рыться. При этом она бормотала какие-то слова вроде «Невроксин»*, «поторапливаться» и «только бы успеть».

Наконец, кода она почти наполовину исчезла в своей сумочке, Панси победно вскрикнула и вытащила наружу стеклянную баночку из темного стекла, на которой была ярко-красная этикетка. Открыв крышку, они крепко сжала в руке медальон, висевший на шее, и прошептала какие-то слова. Тут же в комнате появился Рон. Но он был не один.

У него на руках лежала маленькая девочка, у которой, словно в припадке, маленькое тельце билось в конвульсиях, а сама она захлебывалась в собственной крови. Панси подбежала к ним и, зажав голову девочки между колен, сжала ее нижнюю челюсть и потянула вниз. Рон, словно по команде, взял ее ноги за щиколотки и зажал подмышками, а руками схватил ее за запястье, пытаясь, таким образом, придать ей неподвижное состояние.

Не говоря мужу ни слова, Панси вытряхнула из баночки две капсулы и протолкнула в раскрытый рот дочери. Через несколько мгновений девочка успокоилась, а Панси, вздохнув с видимым облегчением, встала на ноги и оттряхнула одежду. Рон легонько побил девочку по щеке, на что у нее затрепетали ресницы, и она открыла глаза. Вытащив из кармана носовой платок, он вытер кровь с ее подбородка и поставил на ноги.

— Ты в порядке, Шеннон? — с беспокойством спросил он, на что девочка, всхлипнув, потянулась к нему и обняла за шею.

— Конечно, она в порядке. С чего бы ей не быть в порядке? — Панси даже не посмотрела на нее — она подошла к столу и начала укладывать в свою сумку все, что оттуда вытряхнула. — Состояние у нее стабильное, ты слышал слова Грейнджер. Нам бы стоило побеспокоиться о НАШЕМ состоянии, пока мы не угодили в больницу.

Рон ничего ей не ответил: подняв дочь на руки, он укоризненно посмотрел на жену, и вышел через боковую дверь — она находилась рядом с входными огромными дверьми, и была совсем неприметна. Скорее всего, она вела в подвал или сад — как только Рон открыл ее, на него дунуло потоком воздуха, колыхая полы мантии.

Как только за ним с небольшим стуком захлопнулась дверь, Панси растеряла всю свою невозмутимость и рухнула на колени, сотрясаясь в рыданиях. Она яростно вытирала слезы ладонью, но плакать она не переставала. Зажав голову руками, она начала раскачиваться из стороны в сторону, шепча молитвы всем известным ей святым.

Неожиданно с лестницы, которая вела на верхние этажи, сбежала Гермиона. Она была неопрятна — съехавшая набок юбка и немного помятые ленты корсажа, спутанные волосы, большим клубком свисавшая на левый висок — наверное, раньше они были забраны в высокую прическу. Можно было подумать, что на нее напали Пожиратели и она отчаянно отбивалась. Но нет — ее выдавали чуть распухшие губы и темно-красное пятно на шее — она явно прошла что-то более приятное, чем сражение с Пожирателями.

Она резко остановилась, увидев Панси на полу. Кое-как придав себе презентабельный вид, она подошла к женщине и присела рядом с ней:

— Панси? — Гермиона положила ей на плечо руку. — Ты в порядке? Я могу чем-нибудь помочь?..

Но Панси резко скинула ее руку и встала с колен.

— Твоя помощь была нужна немного раньше, чем ты предложила! — окинув шатенку беглым взглядом, она подобрала помаду, которая она оставила на столике и положила сумку. — Но ты, очевидно, была занята чем-то очень занимательным и приятным.

Гермиона смущенно покраснела и попыталась спрятать пятно на шее воротником.

— Как бы то ни было, я в тебе уже не нуждаюсь, — взяв платок, она вытерла мокрые дорожки с щек, и направилась к лестнице.

— В чем дело, Панси? — повысив голос, спросила Гермиона немного резче, чем ей хотелось. — Я в чем-то виновата перед тобой?

Панси остановилась и, глубоко вдохнув, повернулась к ней:

— У Шеннон был приступ, — Гермиона сдавлено ахнула и прижала ладонь к губам.

— Она в порядке?

Панси усмехнулась ее вопросу — только что Рон спросил это у их дочери, а она, Панси, отреагировала не как мать, а как бездушная стерва.

— В полном, учитывая твои слова. Ты ведь сказала мне, что ее состояние стабилизировано, и припадки будут происходить максимум два раза в месяц, — она часто-часто задышала, и ее лицо покраснело — было видно, что она еле сдерживает себя, чтобы не раскричаться. — Ты сказала, что через год она будет совершенно здорова, что лечение происходит более чем успешно и она… Впрочем, что тут распинаться. — Панси устало вздохнула и презрительно, с некоторой дозой горечи, сказала, — Тебе удобнее избавиться от моей назойливости, дав пустые обещания, и скрыться в какой-то спальне, дабы потрахаться с Драко в день его свадьбы. Прощальный подарок, не так ли? — резко развернувшись, Панси быстро поднялась по лестнице и скрылась в дверях библиотеки, не обращая внимание на пораженный вид Гермионы.

* * *

С тех пор как они тут появились, никто не проронил ни слова. Все так же избегая смотреть друг другу в глаза, ребята осматривали огромный холл Малфой-мэнора, с которым у троих гриффиндорцев были связаны не самые лучшие воспоминания.

— Ну что, так и будем молчать? — первой нарушила молчание Джинни. — С прибытием что ли?

Никто не успел ей ответить, потому что неожиданно, распахнув тяжеленные входные двери, в комнату вошла Панси из нового мира. Она пронеслась мимо них, даже не заметив, словно их и не было в комнате. Удивленно проводив ее взглядом и наблюдая за тем, как она практически по пояс провалилась в сумочке (Гермиона предположила, что вещица под чарами невидимого расширения) в поиске какого-то «Невроксина», Джинни вновь подала голос:

— Она что, нас не видит? — спросила она почему-то шепотом.

— Я не знаю, — все также шепотом ответила Гермиона. — Наверное, она нас не заметила.

Джинни хотела что-то сказать, как там, где они стояли, неожиданно появился Рон Уизли — муж Панси из этого мира. К своему ужасу, студенты увидели, что у него на руках лежала девочка, у которой шла кровь изо рта, а вся она билась в конвульсиях.

— Господи, что с ней? — спросила Панси в ужасе — в отличие от других, она сразу признала в ней свою дочь. — Она что, умирает?!

Сорвавшись с места, она подбежала к ним — Панси, Рону и маленькой девочке, не обращая внимания на попытки Драко ее остановить. Наблюдая за их манипуляциями, Панси попыталась запомнить приемы, чтобы применить их, не дай Бог, конечно, если понадобится. Остальные тоже заворожено наблюдали за ними.

Наконец, когда Панси и Рону из этого мира удалось подавить припадок маленькой дочери, все вздохнули с облечением, а Рон-семнадцатилетний подошел к своей Панси и взял ее за руку, успокаивающе поглаживая ее ладонь большим пальцем. Панси, у которой по щекам лились слезы, спросила с горечью:

— Это и есть моя плата? — она с отчаянием посмотрела в глаза Рону. — Я заплатила за мой эгоизм здоровьем дочери, которую я даже и не рожала, — она отвела глаза, удрученно покачав головой.

— Нет, Панси, — Рон развернул ее к себе и заставил снова посмотреть в свои глаза. — Мы заплатили за это. Вернее, это моя плата. Если помнишь, ты заплатила замужеством и дочерью, а я здоровьем.

Панси, дослушав Рона, через силу улыбнулась:

— Не вини себя — мы найдем выход, обещаю, — и она, неожиданно и для самой себя и для Рона, притянула его за шею и поцеловала.

* * *

— У них точно не будет проблем с принятием новой жизни, — Драко иронично улыбнулся, обращаясь к Гермионе.

— Да уж, действительно, — Гермиона улыбнулась. Хоть она и с отвращением принимала эту вселенную, все же она радовалась отчасти тому, что хоть у них не будет проблем. Уж Рон то заслуживает счастья, хоть и такого — с больной дочерью и женой-слизеринкой — ведь это был его выбор. И теперь, наблюдая за затянувшимся поцелуем друга и Паркинсон, она приняла его выбор, хоть это и разрывало ее сердце.

Тем временем Рон из нового мира увел свою дочь, оставив Панси наедине со своим отчаянием. Наблюдая, как она горько плачет, Рон семнадцатилетний чувствовал огромное чувство сочувствия к этой женщине. Он представлял, как ей приходится, ухаживая за больной дочерью и имея такого мужа, как он. Рон ведь знал свой характер — бедняжка-Панси из нового мира терпела его, наверное, из последних сил. Он смотрел на нее и твердо решил — если он и вправду сохранит свои воспоминания, Рон изо всех сил постарается сдерживать свои эмоции и постараться не обвинять Панси в том, что маленькая Шеннон больна. Ведь он виноват в этом, поэтому надо сделать все, чтобы исправить наказание подонка Ошье, обрекшего такую малютку на страдания.

Практически то же самое решила и Панси. Она постарается влюбиться в Рона и сделает все, чтобы он не чувствовал себя виноватым. А Шеннон она и так любит всем сердцем, а вылечить ее — обязанность Панси не только как родителя, но и веление души.

* * *

А в это время на лестнице уже появилась Гермиона-взрослая. Драко шокировано смотрел на нее, слегка приоткрыв рот — Грейнджер из нового мира была чертовски соблазнительна в таком помятом виде, и он сразу догадался отчего — он помнил, что сказал Ошье.

Видимо, это поняли и другие, потому что Поттер зло втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы и еле слышно выругался, а Джинни даже и не сдерживала себя:

— Что за хрень, Гермиона?! — Джинни, не смотря на то, что обращалась к Гермионе, повернулась во все не к ней. — Ты отвратителен, Малфой, даже в этом мире! У тебя же свадьба.

— Ха-ха, Уизлетта, весьма остроумно, — он кисло улыбнулся. — У тебя тоже, но ведь это не помешало тебе прилипнуть к Поттеру.

— Пошел нахрен, — слабо отбилась Джинни и повернулась к Гарри, покрепче прижавшись к нему.

Гарри, казалось, вовсе и не заметил этого, а продолжал наблюдать за Панси и Гермионой из этого мира. Это было отвратительно для него — думать о том, что Малфой и Гермиона — его Гермиона, которую он знал семь лет и которая была ему названной сестрой — возможно, и вправду переспали где-то на верхних этажах. Может даже прямо над ними, когда они здесь появились. «Да какое «возможно»?! Они и вправду переспали!» — Гарри с отвращением слушал перепалку двух женщин. Он решил, что сделает все, чтобы Малфой и Гермиона не смогли встречаться — будет за ней следить, если это удастся. А Джинни у мерзкого слизеринца он отберет запросто — ведь она любит его,Гарри, и сама сбежит. А сейчас ему хотелось увидеть своих родителей.

Джинни, все также крепко держа Гарри за руку, чувствовала, как неприятие этого нового мира отравляет даже радость от того, что Фред будет жив. Это было малодушно, но она была согласна, чтобы он вновь умер, лишь бы не становиться хозяйкой этого отвратительного дома с отвратительными жильцами. Она решила — как только она вольется в этот мир, она тут же уничтожит чертов дом и его чертовых хозяев!

Привет всем читателям. Эта глава, как и несколько последующих — истории персонажей нового мира. В принципе, я могла обойтись без них, но будет проще и понятней, если все же вы получите объяснение, почему все оказалось именно так — Джинни выходит замуж за Драко, он, в свою очередь, спит с Гермионой, Панси замужем за Рона и почему их дочь больна. Предупреждение — Волди нет, следовательно, никакой войны и не было. Но есть проблема опасней, чем чокнутый гений.

* * *

Драко никогда не понимал своих родителей. Он всегда недоумевал, почему его мать, веселая болтушка с ангельским личиком, душа любой компании, никогда не унывающая и всегда пребывающая в хорошем настроении, вышла замуж за отца. Отец был угрюмым, жестким и откровенно грубым человеком, хоть и старался себя сдерживать — как-никак, общество навязывало свои идеалы, и Люциус не мог с этим ничего поделать. На людях он был галантным, обходчивым джентльменом, но дома он был самим собой — обычным деспотом. И каждый день, видя, как Нарцисса со слезами на глазах и мольбой в голосе успокаивает разбушевавшегося мужа, удивление Драко терпению матери росло и росло. Сам он не любил ни отца ни мать. Но нельзя сказать, что он был равнодушен — он чувствовал скорее уважение и почитание тем, которые явили его на свет, воспитали и дали образование. Но не более того, хотя родители его и любили и старались дать ему самое лучшее.

Лучшее в их понимании не обязательно совпадало с мнением Драко.

Например, учеба под началом Дамблдора — могущественного, но уже старого волшебника. Ладно, он сделал для магического общества значительные открытия в колдомедицине, зельеварении и прочих магических науках. Не обошел он стороной и магическое законодательство — он был автором многих законопроектов о защите прав волшебников, как маглорожденных, так и чистокровных. Но это все было более полувека назад, а теперь Дамблдор был уже не в тех годах, чтобы принимать участие в воспитании детей волшебников. Но ведь родители знает лучше, не так ли? Поэтому Драко попал в Хогвартс, хотя он предпочитал выучиться дома или во Франции.

Но оставим учебу. На днях Люциус сказал Драко о новом «улучшении» жизни — женитьбе. «Прекрасно» — подумал тогда Драко, он давно выбрал невесту — она обязательно понравится родителям. А если нет, то наплевать — не очень-то ему и нужно их одобрение. Драко даже мысли не допускал, что невесту могут выбрать родители — в самом деле, не живем же мы в Средневековье! Подобная практика неактуальна, и доказательство тому — прекрасный брак Панси и Рона. Но ожидания не соответствуют результатам. Как это ни странно, жену нашли родители, и кого — Джинни Уизли! Маленькая Джинн, дьявол в женском обличии, вечно ноющая и недовольная девчонка, не дававшая ему проходу, вечно лезущая не в свои дела и мешающая веселью с друзьями. Она никогда не нравилась Драко, и тот мог запросто послать ее, лишь только она появилась бы у него на глазах. Но ведь младших сестер лучшего друга не посылают — их качают на руках, носятся с ними и вечно подкалывают, говоря об их небольшом возрасте и смеясь над их нелепыми возражениями. И теперь, когда он окончил школу, оставив надоедливую малолетку на шестом курсе, и почти забыл о ее существовании, не прошло и пяти лет, как Джинни вновь появилась на горизонте, но теперь в гораздо худшей роли — роли жены. Самое время сигануть с обрыва!

* * *

Но, что скрывать, и сама Джинни Уизли не очень радовалась такой перспективе. Ей жутко не нравился напыщенный слизеринец Малфой, с вечно прилизанными волосами и почему-то рубашкой навыпуск. Чего стоит одна его манера говорить! Джинни вообще удивлялась, почему ее самый младший старший брат дружит с ним. Ведь Рон гриффиндорец и ему по статусу не положено дружить с Малфоем! Гриффиндор против Слизерина — неизменное противостояние на все времена и во всех мирах, так уж повелось, и вдруг — на те. Но речь не об этом. Речь о том, что она — Джиневра Молли Уизли, три года назад окончившая Когтевран, работающая в отделе защиты прав Министерства Магии, вчера получившая повышение, а сегодня впервые проведшая ночь с любимым человеком, обручена с Малфоем, тем самым, который вечно прогонял ее с их вечеринок, настраивавший против нее брата, смеющийся над ее цветом волос и веснушчатым носом, не слишком изящной фигурой и не слишком длинными ногами. И как это понимать?! «Сейчас и спросим» — зло прошипела в темноту девушка и, со всей силой хлопнув дверью, побежала в гостиную. Дойдя до лестницы, она остановилась: лестница была слишком крута и Джинни могла запросто слететь с нее кубарем и сломать себе шею. А это, согласитесь, слишком большая цена за вспыльчивость. Медленно переступая ногами, она проклинала архитектора-неумеху, который не нашел для лестницы достаточно места в доме, чтобы сделать его безопасным. Наконец, дойдя до подножия, она перепрыгнула последнюю ступеньку и вновь побежала в гостиную. Миновав прихожую и небольшую комнатку вроде гардеробной, она буквально ввалилась в гостиную, громко ударив вышибленной дверью об стену.

— Я вам говорю, что за этого белобрысого идиота я ни за что не выйду, — вот так, категорично, установить свою позицию. Но почему родители так на нее смотрят.

Надо же — здесь ее будущие свекор и свекровь, а также достопочтенный жених. Вот так сюрприз!

Тем временем Артур медленно встал и посмотрел на дочь. Джинни прочитала в его глазах готовность терпеливо все объяснить и по необходимости успокоить. А еще она увидела в его взгляде то, что было для нее сравни приговору: решение было окончательным и не подлежало обсуждению. Но девушка не зря была Уизли — упрямства ей не занимать.

— Что-то случилось, Джинни? — с беспокойством спросила Молли.

Джинни хотела было сказать ей, что с ней случилось, и довольно-таки откровенно, не сдерживая себя приличиями. Но Молли не зря была матерью семерых детей и прекрасно знала свою дочь, а также ее запас матерных слов, поэтому, в мгновении ока оказавшись перед дочерью, она взяла ее за руку, посмотрела на мужа, говоря ему взглядом сгладить первое впечатление Малфоев от встречи с их дочерью, и вышла из комнаты, потащив упирающуюся Джинни с собой.

Проводив их взглядом, чета Малфоев удивленно посмотрела на мистера Уизли.

— Это…, — Нарцисса заговорила первой. Она не закончила, предоставляя Артуру возможность представить девушку.

— Джинни, наша дочь, — сказал он и сел обратно. — Самый младший ребенок.

— Ах да, конечно, — Нарцисса положила руку на плечо мужа и легонько сжала — мол, узнай, что все это значит.

— Продолжайте, — буркнул Люциус. — Что с ней такое, она нездорова? — ну конечно, он имел виду не ее физическое самочувствие.

И Артур это прекрасно понял. Слегка поморщившись, он встал, подошел к бару. Вытащив виски, он посмотрел на будущих родственников — все были не прочь выпить. Что ж, знакомство с будущей невесткой у Малфоев не состоялось.

* * *

— Джинни, разве я тебя так учила приветствовать гостей? — она укоризненно посмотрела на дочь.

Джинни закатила глаза и села на стул, скрестив ноги.

— Начнем с того мам, что ты меня вообще не учила встречать гостей, — все же не усидев, она вскочила и подошла к окну. Сцепив руки на груди, Джинни нервно закусила нижнюю губу.

Молли хотела было рассержено отчитать ее за дерзость, но все же материнское сердце победило родительское тщеславие. Подойдя к ней, женщина положила руку на плечо дочери и притянула к себе, обнимая.

— Не надо, дорогая, так нервничать, а то голова разболится, ты же знаешь.

Но Джинни раздраженно сбросила руку и подошла к столику у двери. Присев на нее, девушка вытащила из вазы, стоявшей на столике, ветку сирени и начала теребить пальцем, сминая листья и осыпая пол мелкими цветками. С минуту она мучила бедное растение, потом поставила его обратно в вазу. Затем она вновь подошла к окну. Ее молчание не предвещало ничего хорошего, Молли знала — ей часто приходилось с этим сталкиваться. Джинни всегда старалась держать себя в руках, а с ее темпераментом это было рискованно — один раз у нее так велико было напряжение, что ее организм, не справляясь со стрессом, выпустило напряжение мощным выбросом магии. Никто не пострадал тогда, кроме посуды, окон и мебели в столовой. Никто, кроме Джинни — у нее было сотрясение всех органов, а также несколько трещин на ребрах. Лечиться пришлось целый месяц, используя лекарства как обычные, так и магловские. Поэтому, помня об этом, Молли подошла к дочери и развернув к себе, обняла, поглаживая дочь по волосам.

— Ты понимаешь, Джинни, это все для твоего же блага. Отец хочет как можно лучше устроить твою жизнь. Артур желает нам всем только добра.

— Добра? Ты считаешь, что самое лучшее благо для меня — Драко Малфой?! Это же полная чушь!

— Джинн, хватит, пожалуйста, при мне выражаться! В конце концов, я твоя мать! Имей хоть какое-то уважение!

Джинни виновато отпустила глаза и покрепче обняла мать:

— Прости, мама. Просто, понимаешь, он мне не пара. Малфой мне не нужен, у меня… я… мам, я люблю другого.

— Что?! — шокирована — мягко сказано для состояния Молли. — Как влюблена?! В кого?!

Джинни снова принялась нервно прохаживаться по комнате. «Говорить матери или нет?» — этот вопрос волновал Джинни с тех пор, как она полюбила этого парня — несуразно одетого, с вечно взлохмаченными волосами и с ярко-зелеными глазами, заботливо смотревшие на нее из-за смешных круглых очков. Не сказать, что Гарри был самым популярным в школе — он был просто популярным: самый успешный ловец в школе, прекрасно разбирающийся в трансфигурации и, по слухам, незаконный анимаг. И надо же было случится, что, оставив с носом всех своих поклонниц, Гарри Поттер обратил свое внимание на нее, Джинни, когтевранку с рыжими волосами, хулиганку и вечно отрабатывающую наказания то в одной, то в другой части замка. Вот странно, правда? Ведь Джинни сама была в него влюблена. Над этим еще вечно смеялись Луна и Гермиона. И вот, когда ее мечта сбылась, и она начала встречаться с Гарри, когда она подарила ему свой первый поцелуй и свою первую ночь, оказывается, что Джинни теперь невеста! Ладно, пусть лучше она знает.

— В Гарри Поттера, — еле слышно выдохнула Джинни.

— Это еще кто такой?

— Ну мам! Я ведь говорила тебе о нем миллион раз! Это гриффиндорец, окончил школу, когда я была на шестом курсе, ловец и лучший по трансфигурации. Сейчас работает мракоборцем с Роном — они в одном отряде. И я с ним встречаюсь.

Молли внимательно посмотрела на Джинни, затем подошла к двери, и, взяв ручку, сказала:

— Уже не встречаешься, — она отвела глаза, стараясь не смотреть в глаза дочери. — Ты должна понять наше положение. Отец теряет позиции и, возможно, очень скоро его отправят на «отдых». Малфои смогут поддержать его авторитет.

Джинни пожалела, что рассказала матери о Гарри. Теперь она точно не будет на ее стороне — Молли, несомненно, любит ее, но семья для нее самое главное, и жертвовать благополучием своих детей и мужа ради личного счастья дочери она не будет. Тем боле, что Гарри, которого Молли, несомненно, вспомнила, ей не очень нравится — она считает его несостоятельным, и черт знает, что это означает.

— Вот как. А что же Малфои получают взамен? Я не верю, что Драко влюблен в меня и всем сердцем переживает за отца, — Джинни снова села в кресло, скрестив ноги и вцепившись пальцами в подлокотники.

Молли все также стояла у двери, но ручку уже не держала — она догадывалась, что ей предстоит еще долго объяснять непокорной дочери, почему именно так, а не иначе.

— Кто знает, что на уме у мальчика, — несмотря на возраст Малфоя-младшего, Молли до сих пор называла его мальчиком. Впрочем, мальчиками она называла всех, кто младше ее минимум на пять лет. — Но я знаю, что это инициатива Люциуса. Понимаешь, их репутация немного подпорчена. И женитьба их единственного наследника на дочери советника министра по работе с маглами убедит народ, что они и не такие уж маглоненавистники, какими их освещает пресса.

— Ну конечно! — иронично усмехнулась Джинни. — теперь народ подумает, что у них просто здоровое пренебрежение к маглам. Ведь они такие глупые. Но почему слухи о романе Драко с маглорожденной не могут подчистить их репутацию?

Молли ахнула и изумленно посмотрела на дочь:

— Джинни, незачем быть такой сплетницей. Ты прекрасно знаешь, что это полная чушь! Драко не стал бы этого делать, тем более Нарцисса на дух не выносит их, и будь это правдой, выгнала бы его из дому. Ведь эта девочка, Гермиона, кажется, обручена с сыном Забини. Как там его, Блейзом? — она вопросительно посмотрела на дочь. Джинни кивнула в поддержание ее слов.

«Мама, мама, какая же ты все равно глупая» — сокрушенно пробормотала Джинни. Молли даже мысли допустить не может, что в этом мире возможно бунтарство и что любовь не строится не по приказу родителей. Джинни прекрасно знает, что роман Малфоя и Гермионы — сама реальная реальность, и помолвка с Блейзом скоро будет расторгнута — у парня обнаружили, совершенно неожиданно, проблемы со здоровьем и уровнем равновесия магии в организме — любое слабенькое волшебство, даже если оно и не его собственное, приведет или к повышению или к понижению уровня магии и Блейз в любом случае погибнет. Фактически, Блейз — вынужденный сквиб, а с его характером и болезненным, прямо таки гипертрофированным, чувством справедливости он не обречет Гермиону на такой брак. Так что Гермиона будет скоро свободна как ветер, а Драко только это нужно было. Но только «было», потому что теперь он сам «прикован» к браку. Эта помолвка до боли в зубах не нужна помолвленным, а вот их родителям очень даже по душе. И как теперь решать проблему?

Пока Джинни размышляла, Молли посмотрела на нее несколько мгновений, затем, тихо отворив дверь, вышла. Ей было безумно жаль Джинни — она у нее единственная дочь и вот так просто обрекать ее на несчастное замужество было чертовски больно и неприятно. Но Молли знает, что дочь поймет ее — счастье одного не постоишь на лишениях других. Ведь ее сыновья привыкли к жизни на широкую ногу, привыкли к достатку и уважению. А если Артура уволят, то это все исчезнет. Просто пуф! — и ее страшный сон о маленьком домике, с узенькими комнатками и шаткими лестницами, поношенной одеждой и вечной экономией станет явью. А этого Молли не может допустить, хоть это и эгоистично.

* * *

Какая-то обрубочная глава получается. У меня складывается ощущения после перечитки этой главы что я кого-то копирую. Прям таки навязчивое чувство плагиатства — это так неприятно. Может, у вас есть предположения, с кого я это списываю?

Пы.Сы. глава писалась под Истерию Мьюз. Ни текст ни музыка не подходят под содержание главы, но писать под аккомпанемент Мэтта было очень приятно))

Гермиона любила Блейза Забини. Любила всем сердцем — ведь Блейз, можно сказать, стал ей родственной душой, названным братом, которого у нее никогда не было.

Приехав в Хогвартс в первый раз, Гермиона, никому неизвестная, не имевшая ни друзей ни знакомых, стала здесь чужой — являясь ребенком маглов, к ней относились с неким пренебрежением, а непреодолимая тяга к знаниям и блестящий ум вообще делали ее изгоем, получая унизительное прозвище «Заучка» . И, хотя Гермиона и попала в Когтевран — факультет, где были такие же, как и она, смышленые и умные ребята, никто не хотел с ней дружить, пока однажды с ней не случилось несчастье. У нее с однокурсниками был первый в жизни урок полетов вместе с слизеринцами. На самом деле, урок был первым у когтевранцев, потому что у слизеринцы уже проходили первый полет с гриффиндорцами, но там с одним мальчиком возникли проблемы, и урок был отменен. И теперь, держа в руках потрепанную метлу и стоя напротив мальчика-слизеринца, который ухмыляясь смотрел на нее, Гермиона жутко волновалась. «А вдруг она упадет, вдруг я упаду?! А сели я вообще не поднимусь в воздух?!» — эти вопросы крутились в кудрявой голове Гермионы, заставляя ее бледнеть, а ее руки — трястись.

И вот, когда профессор дунула в свисток, и ученики, оседлавшие метлы, поднялись в воздух, мальчик, который смотрел на Гермиону, неприятно улыбаясь, понесся на нее и с столкнулся с ней. Не успела Гермиона толком испугаться, как оказалась на земле с этим мальчиком, судя по тому, как болело у нее плечо, сломав ключицу. Мальчик тоже болезненно морщил лицо, но не издавал ни звука. Наоборот, он утешал Гермиону, у которой по щекам лились слезы от нестерпимой боли. Именно в этот момент Гермиона начала симпатизировать этому мальчику, которого звали Блейзом, как потом он представился ей в больничном крыле. Годы спустя, уже выпускаясь из школы, у Гермионы была куча друзей, и любимых, и нужных и даже бесполезных. Но именно Блейз, первым в ее новой жизни предложивший Гермионе дружить, стал ей самым близким человеком.

И когда Блейз предложил ей руку и сердце на Выпускном балу, девушка не медлила ни секунды — она знала, что Блейз любит ее, а Гермиона любит Блейза. Лишь спустя неделю после помолвки, когда, устроившись целителем в больницу Св.Мунго, к ней доставили пострадавшего от взорвавшегося котла Драко Малфоя, ее бывшего однокурсника, выпускника факультета Слизерин, Гермиона поняла, что совершила ошибку. Та любовь, которая помогла ей принять предложение Блейза, не была любовью, заставлявшей сердце биться быстрее, волнуя кровь, любовью, от которого тело бросало то в жар, то в холод, стоило лишь тому единственному приблизиться. Это была не любовь женщины к мужчине. Это была любовь-привязанность, любовь к другу и названному брату. Но, смотря в лучащиеся счастьем глаза Блейза, предвкушавшего их скорое соединение судеб и жизней, Гермиона не смогла заставить себя бросить Блейза, расторгнуть помолвку и просить остаться друзьями. А любовь, та самая любовь, которую описывают миллионы людей в самых различных формах, любовь волнующая и дающая счастье, появилась у Гермионы по отношению к Драко. Любовь с первого взгляда.

Мучаясь огромным чувством вины за то, что она обманывает своего жениха, Гермиона отправлялась на встречи с Драко, дарила ему тепло своего тела и сладость своих губ. Чувствуя себя предательницей и грязной изменницей, она врала Блейзу про ночные дежурства и сверхурочные часы работы. Но всему этому наступил конец, когда Блейз оказался за границей магического мира — когда он неизлечимо заболел, и магия стала для него опасна. Гермиона последовала за Блейзом в магловский Лондон, помогая ему обжиться в незнакомом и чуждом мире простецов.

И вот, после года мучений как Блейза, так и Гермионы, наступил конец. В один день все изменилось окончательно. Тогда, проснувшись рано утром, Гермиона лежала в кровати, ленясь встать и спуститься на кухню, чтобы приготовить Блейзу завтрак — сама она есть не хотела.

Все же поборов себя, девушка встала и, накинув поверх сорочки халат, вышла из спальни. По пути она постучала в дверь комнаты Блейза, призывая его проснуться и спуститься вниз. Не дождавшись ответа, Гермиона широко зевнула и продолжила свой путь. Уже на кухне, хлопоча у плиты, обжаривая яичницу, Гермиона размышляла над своим теперешним образом жизни. В последние дни, обычно засыпая или, вот как сейчас, занимаясь готовкой, Гермиона все чаще допускала мысль, что осталась с Блейзом из-за чувства вины. Иногда она малодушничала, и хотела, чтобы Блейз сам додумался отпустить ее: Гермиона прямо просила Бога, чтобы Блейз сделал это. Но такие мгновения бывали нечасто и быстро проходили, оставляя после себя неприятный осадок.

Выключив канфорку, Гермиона взяла тарелку и опрокинула на нее сковородку, вываливая готовые яйца. Блейз все еще не спустился, и она решила самой отнести ему завтрак — сделать хоть что-то приятное, чтобы хоть как-то притупить свое чувство вины. Положив на маленький поднос тарелку с яичницей, стакан сока и тосты с маслом, она поднялась по лестнице. Дойдя до комнаты, Гермиона попыталась открыть ее, но не смогла. Ругаясь сквозь сжатые зубы, она вытащила из кармана палочку и направила на замок. Тот тихо щелкнул, и дверь отворилась. Толкнув его еще больше ногой, Гермиона, лучезарно улыбаясь, вошла в спальню. Блейз спал, повернувшись набок и укрывшись одеялом. Его поза была несколько скованной, и Гермиона подумала, что он напрягся от ее вторжения — не просто так же он закрыл дверь. Поставив поднос на прикроватную тумбочку, она подошла к окну и резко раздвинула шторы. Посмотрев на улицу, Гермиона отметила, что погода просто чудесная.

— С добрым утром, милый! — пропела Гермиона и повернулась к Блейзу. Вприпрыжку подойдя к кровати, она нагнулась, взяла угол одеяла и немного откинула его в сторону, обнажая лицо и руки Блейза. И как только она это сделала, она поняла, что что-то здесь не так — волнение и предвидение чего-то плохого накрыло ее с головой. Ужасная догадка мелькнула в ее голове и Гермиона внимательнее пригляделась к Блейзу. Он был бледным, лоб влажным, и его грудь не вздымалась в такт дыханию.

— Господи, Блейз, что с тобой такое?! — Гермиона схватила его руку и попыталась нащупать пульс — ничего.

Тут же стянув с парня одеяло, она вытянула его ноги во всю длину, перевернула на спину и приложила ухо к груди — не было слышно и стука сердца. Мгновенно выхватив из кармана палочку, Гермиона отправила в Мунго патронуса с запросом о помощи, а сама вернулась к Блейзу. Его тело было еще теплым и Гермиона, не теряя ни секунды, запрокинула его голову и, набрав в легкие воздуха, принялась делать Блейзу искусственное дыхание.

* * *

Помощь прибыла через несколько минут, но Гермиона даже не заметила этого. Отдав всю себя спасению жизни Блейза, она не увидела, как в комнате появились дежурные целители. Она заметила их, когда один из них, высокий мужчина с черными, слегка тронутыми сединой волосами (Гермиона знала его, но не помнила имени), мягко, но крепко взял ее за плечи и оттащил от Блейза. Второй, едва только девушку отвели от Блейза, приступил к срочной реанимации — ввел Блейзу в глотку какую-то пластиковую трубку и влил туда ярко-синее зелье, распространявший ужасный запах. Затем, вдохнув Блейзу в открытый рот воздуха, приступал к массажу сердца. Спустя полчаса Блейз наконец-то сделал первый вздох. Гермиона, которая безучастно наблюдала за действиями целителей — старший дал ей какое-то успокоительное, и на нее нахлынула полная апатия, встрепенулась и, радостно вскрикнув, подбежала к жениху.

— Блейз, Блейз, — шептала она, обнимая уже очнувшегося парня. — Я так испугалась, так испугалась! — прижав его голову к груди, Гермиона повернулась к целителям. — Спасибо вам большое! Вы спасли его!

Доктора не очень-то впечатлились от этой трогательной сцены — они не раз видели такое. Коротко кивнув, один из них подошел к камину, кинул туда Летучего порошка и вызвал Мунго. В огне показалась голова дежурной сестры. Обменявшись с ней несколькими фразами, целитель вернулся к Гермионе.

— Мисс, ваш…

— Жених, — пояснила Гермиона.

— Да, конечно. Так вот, ваш жених, мисс Грейнджер, должен отправиться с нами — его надо срочно госпитализировать. Вы ведь понимаете, такие приступы не очень хороший признак.

— Я знаю, мистер Георн, — Гермиона вспомнила его — он тоже был травматологом, только работал в отделении скорой помощи. — Еще я знаю, что магия ему противопоказана. Он не может лечиться в Мунго, иначе он давно был бы уже там.

Мистер Георн выглядел шокированным — в его практике такое было впервые. Внимательно посмотрев на Блейза, который спал, размеренно дыша, Георн повернулся к Гермионе

— Это… неожиданно. Чем же вызван подобный недуг? — он задал вопрос, но, увидев, как поджались губы девушки, поспешил добавить. — Если, конечно, это не слишком личное.

Гермиона с минуту думала, говорить или нет — она знала, каковы порядки в больнице. Если главные целители, которые, несомненно, узнают об этом, решат, что Блейз опасен, с них не станется поместить его в какую-нибудь камеру и проводить над ним эксперементы, прикрываясь желанием вылечить его. В Мунго не знали, что именно случилось с Блейзом — для них он просто болел. Правду знали лишь немного людей — члены семьи, а еще самые близкие друзья. Но сейчас нависла большая угроза жизни, и Гермионе ничего не оставалось, как лишь рассказать обо всем.

— Это нарушение метаболизма на генном уровне. Вы ведь знаете, магия — это волны, можно сказать, флюиды, посылаемые нашим мозгом. И благодаря этим флюидам мы воздействуем на различные предметы, на людей, на материю и все прочее. Но у Блейза нарушилось что-то с обменными процессами — он может использовать магию, она у него сохранилась. Но, помимо воздействия на внешний мир, магия Блейза действует на его организм — он разрушается. Мы испробовали все возможные средства. Консультировались у специалистов-магов и специалистов-маглов. Но никто не смог помочь, один только посоветовал отречься от магии. Отречься в прямом смысле — никаких палочек, волшебных артефактов, предметов обихода, вообще ничего магического. Даже этот дом построен маглами и жили здесь только маглы. Повезло еще, что мы можем использовать зелья.

Георн выслушал ее и посмотрел на своего помощника. Тот едва заметно кивнул и вновь повернулся к девушке в камине:

— Кэтти, вызови Маршалла. Скажи, его зовет Майкл.

Девушка кивнула и отключилась — пламя вздрогнуло, утратив зеленый цвет, окрасилось в красный и погасло. Майкл Георн подошел к Блейзу и посчитал его пульс, затем измерил частоту дыхания и спросил Гермиону, где у них находится телефон. Гермиона указала на комод и спросила целителя:

— Вы ведь поняли, в чем дело? Его нельзя отправлять в Мунго.

— Я понял, мисс Грейнджер. Мы не отправим его к нам. Мы поместим его в другой госпиталь. Он закрытый, и там мистер Забини сможет немного оправиться от приступа. Не беспокойтесь — магии там нет. Это магловская больница для магов, по тем или иным причинам пожелавших лечиться не у магов.

— Но почему вы говорите мне об этом? — подозрение Гермионы возобладало над призрачным предвкушением свободы.

Майкл хотел было ответить, как в комнату вошел еще один мужчина. Его появление было неожиданным, поэтому Гермиона даже не смогла нормально отреагировать. В конце концов, это был ее дом, поэтому заявляться сюда всяким людям было непозволительно. Да и как он зашел? Ведь во избежание несчастных случаев Гермиона поставила защиту от трансгрессии, хоть это и было слишком рискованно — это тоже была магия.

— Кто вы такой? — Гермиона уперла руки в бока.

— Генри Маршалл, главный целитель, — он пожал руку Гермионе, затем повернулся к Георну. — Что случилось? У меня важное совещание. Знаешь ли, им будет нелегко понять, зачем я так быстро скрылся.

— Заткнись, Марш, — недовольно прервал его Майкл. — Не строй из себя важную шишку. У нас тут серьезная проблема, — он показал на Блейза. — Этот парень серьезно болен. У него непереносимость магического воздействия.

Да? — Маршалл моментально сменил свое недовольство на любопытство. — Чем это вызвано, мисс? — обратился он к Гермионе.

— Я уже говорила целителю Георну. Это генетическое заболевание.

Маршал удивленно поднял брови и посмотрел на Майкла.

— Я потом тебе расскажу, Марш, — заверил его Майкл. — Я насчет больницы Святой Каролины. Я предложил мисс Грейнджер разместить ее жениха там. У него был приступ, предположительно, сердечный. Мы дали ему лекарство и пока что он спит. Есть опасность повтора, и я предположил, что ему будет лучше провести немного времени под наблюдением. Но мисс отказалась и объяснила причину. Вот я и вызвал тебя. Мисс Грейнджер не верит мне, ищет подвох.

— Вот как? — Маршалл повернулся к девушке. — Почему?

Гермиона смутилась и отвела взгляд — открыто высказывать подозрение своему начальнику было для нее трудновато. Но речь шла о здоровье ее самого близкого друга, поэтому она все же решилась.

— Я не могу вам доверять. Почему вы предложили мне это — ведь Св.Каролина чертовски дорогое заведение и попасть туда очень трудно, только по специальному направлению. И вот так легко вы соглашаетесь разместить там Блейза. Вот что подозрительно.

Маршалл снисходительно улыбнулся и подошел к кровати. Устремив свой взгляд на Блейза, он тихо заговорил.

— Так ведь и случай не рядовой. Вы не подумайте, никаких опытов там не ставят. Мы просто понаблюдаем за ним, постараемся помочь его вылечить. И, конечно, излечим последствия приступа. Все чисто и законно. Ты ведь работаешь со мной вот уже пять лет. Неужели я совру тебе? — он доверительно заглянул ей в глаза и положил руку на плечо.

Гермиона покачала головой, не отрывая от Маршалла глаз. Тот довольно улыбнулся и подошел к целителям. Вполголоса дав им какие-то указания, он вновь вернулся к Гермионе.

— Вот и чудненько. Сейчас мы заберем вашего дорогого жениха и отвезем его в Каролину. Он пока что будет лежать там, пока мы уладим все и подпишем необходимые документы. Лечение будет платным, но с существенной скидкой. Вы ведь наш сотрудник, и вам положены кое-какие поощрения. Ну как, мисс Грейнджер, вы согласны?

Гермиона, будто находясь под трансом, кивнула:

— Конечно, целитель Маршалл. Забирайте, — ее голос прояснился и она вполне осознанно согласилась, чтобы Блейза забрали.

* * *

Через несколько часов, прибравшись в комнате Блейза, собрав его вещи в отдельные ящики и убрав их в шкаф, Гермиона спустилась на кухню и заварила себе чай. Это было отвратительно для нее — понимать, что она так легко выпроводила своего лучшего друга, чтобы освободиться от опеки над ним, чтобы не слушать его жалобы. Гермиона сдалась, она слабая и неблагодарная, и она не стоила дружбы с Блейзом, не стоила его любви и преданности. Черт возьми, он болел, буквально чах на глазах, и Гермиона, вместо того, чтобы утешать его, уходила к другому! «Я подлая изменница, я подлая изменница» — как мантру, повторяла Гермиона, дуя на чашку с горячим чаем. Просидев так с целый час, она позвонила Драко. Только он сможет избавить ее от этого гнетущего чувства вины и собственного ничтожества.

* * *

Драко появился через несколько минут. Увидев Гермиону, которая сидела в кресле, сгорбившись и обхватив голову руками, Драко обреченно вздохнул и подошел к ней. Сена корточки, Драко взял Гермиону за запястья и отвел руки в стороны, открывая ее печальное лицо.

— Ох, Драко, как хорошо, что ты здесь, — прошептала Гермиона и кинулась ему на шею. — Я такая сука! Блейз в Святой Каролине, я самолично отправила его на верную смерть!

Драко ошеломленно посмотрел на нее:

— Почему ты так говоришь? В Каролине он получит помощь. Профессиональную. Ему там помогут. Ты и так сделала для него все возможное и невозможное. Он должен быть тебе безмерно благодарен. Ты не должна себя так корить. Ты просто… просто чудо, что у него есть ты!

Гермиона пристально посмотрела ему в глаза и слезы хлынули из ее глаз. Она еще раз обняла Драко, теперь уже намного сильнее.

— Спасибо, Драко. Мне очень была нужна твоя поддержка.

Драко, до этого улыбавшийся, мгновенно сник. На его лице появилось такое обреченное выражение, будто он собирался умереть в ту же минуту. Мягко оттолкнув Гермиону, он встал на ноги. Избегая смотреть на девушку, он прошел в кухню, налил себе холодной воды и залпом выпил его. Гермиона непонимающе посмотрела на него, но Драко заговорил первым, опережая ее вопрос.

— Я женюсь, — он нервно сглотнул, увидев, как вытянулось лицо Гермионы. — На… на Джинни Уизли.

— Ты сволочь, Малфой! — закричала Гермиона и, подбежав к нему, дала от всей души пощечину.

— И как это понимать? – Панси, держа на руках маленькую девочку, которая тихо сопела во сне, села на диван и посмотрела в упор в глаза Гермионе. – Ты закатила истерику, потому что Драко женится? И что? Разве у тебя были права на него? Вы ведь даже не встречались официально, ты была невестой другого.

Гермиона шмыгнула носом и насупилась:

— Это не считается. Моя помолвка состоялась раньше, чем я встретилась с Драко. А Драко меня обманул. Что стоило ему отказаться от этой помолвки? Ведь это Джинни! Маленькая Джин, по уши влюбленная в Поттера и которой Драко уже по самое не могу ненавистен! И как вообще она согласилась на эту… эту.., — Гермиона не могла найти слов, чтобы обозначить эту ситуацию, – у меня даже нет слов, как это называть!

— Тише, Шен разбудишь! – прошипела Панси, беспокойно всматриваясь в лицо дочери – вдруг и правда проснется.

— Ладно-ладно, — прошептала Гермиона, подходя к камину. – Я, наверное, пойду. А ты, если что, сразу звони мне.

— Это как, в колокольчик? – удивленно расширила глаза Панси.

Гермиона поняла оплошность и поспешила разъяснить:

— Я имела в виду, вызови меня. Я сию же минуту прибуду.

— Ладно. Извини, не буду рисковать и вставать, так что, — и Панси послала Гермионе воздушный поцелуй. – До свидания.

— Пока, Панс, — сказала Гермиона и, кинув в камин щепотку Летучего порошка, шагнула в полыхнувший изумрудом огонь.

* * *

Прошло более полутора недель с тех пор, как Драко объявил о своей женитьбе, и столько же времени Гермиона не общалась ни с ним, ни с Джинни. Гермиона считала ее предательницей, ведь Джинни была ее лучшей подругой, с которой она делилась всеми тайнами – ведь именно Джинни первая узнала, что она, Гермиона, влюбилась в Драко и начала с ним встречаться. Джинни первая среди всех друзей Гермионы узнала, что Блейз болен. Но вот конец их многолетней дружбы.

Проклиная и Джинни и Драко, Гермиона, не видя перед собой ничего, неслась по Косому переулку, направляясь домой. Проходя по площади, она остановилась перед банком Гринготс. Здесь работала Луна, и, после Панси, она единственная, к кому может обратиться Гермиона за поддержкой. Поднимаясь по лестнице, Гермиона не переставала шептать себе под нос ругательства и столкнулась с каким-то парнем.

— Ох, извините, мистер, — Гермиона поспешила извиниться – сила столкновения была такой большой, что парень чуть было не упал на ступени. Но, подняв глаза, Гермиона так и застыла. – Поттер? – «Какая ирония» — подумала Гермиона, наблюдая, как парень смущенно забормотал извинения.

— Эм, мы знакомы? – Гарри не узнал ее, да и где бы ему знать Гермиону.

— О, я и забыла, — Гермиона нелепо захихикала, удивляясь абсурдности сложившейся ситуации. – Я училась с тобой на одном курсе, только я в Когтевране. Ты и не мог быть со мной знаком, — Гермиона все еще улыбалась, но поняла она это лишь тогда, когда Гарри изумленно изогнул брови. – Гм, Гермиона…, — Гермиона явно смутилась, но быстро взяла себя в руки. – Гермиона Грейнджер, — и протянула ему руку для пожатия.

— Э, приятно познакомиться, Гарри Поттер, — Гарри пожал ее руку, и Гермиона вновь захихикала.

— Я тебя знаю, не стоит представляться, — прикрыв рот рукой, девушка попыталась подавить вырывающийся наружу смех. Гермиона знакомилась с любовником будущей жены своего любовника – и правда, абсурдная ситуация.

— Ладно, Гермиона, я спешу, так что…, — не договорив, Гарри обошел ее и помчался вниз по ступенькам. Вдруг Гермиона, ни с того ни с сего окликнула его:

— Поттер! Предавай привет Джинни от меня! – Гермиона вполне дружелюбно улыбнулась. – Она, наверное, мучается, спать не может. Скажи, чтобы не волновалась, — она сказала это непринужденно, с некоторой долей беспокойства, но Гарри все же насторожился. Остановившись на полпути, он развернулся и вновь поднялся к девушке.

— Что ты имела в виду, Гермиона? – спросил Гарри девушку, но Гермиона нахмурилась и оттолкнула его.

— Не фамильярничай, Поттер. Я не давала тебе повода называть меня по имени, — вздернув нос, Гермиона повернулась к Гарри спиной. – Джинни была моей подругой, — Гермиона начала подниматься, но теперь Гарри остановил ее.

— Почему была? – подозрительно поинтересовался Гарри и было понятно, что он так просто не оставит Гермиону в покое. «Кто тебя за язык тянул?!» — зло спросила себя Гермиона, пытаясь придумать способ отделаться от приставучего Поттера. – Ты пойми, это не праздное любопытство, но ты сказала, что была ее подругой, а у Джинни не слишком много друзей.

«Ого, хочет поговорить о своей любви. И что же Джинни скрыла от тебя?» — но Гермиона не озвучила свои вопросы, только снисходительно улыбнулась.

— О, не беспокойся. Просто Джин подло обошлась со мной, можно сказать, предала, — Гермиона, будто ей на самом деле плевать, махнула рукой – мол, пустяки.

Но Гарри ее слова пустяком не казались – Джинни, которую он знает, никогда никого не предаст. Она самая честная и справедливая девушка, а значит, эта Гермиона сама виновата. Но любопытство все же возобладало, и Гарри продолжил допытываться причины конца их дружбы. Позже Гарри сильно пожалел, что все же допытался, но сейчас то он не знал, что пожалеет

— И все же. Что она такого сделала?

И Гермиону вдруг посетила мысль, что Поттер может не знать о предстоящей свадьбе. Иначе не стал бы так… Чего так? Ведь он просто интересуется. «Ладно, осторожно намекнем» решила Гермиона и как бы невзначай обронила:

— Это из-за Малфоя.

— Малфоя? Этот который Драко? – Гарри никак не отреагировал на ее слова. – И при чем тут он?

«Вот как. Значит, не знаешь, Поттер» — Гермиона кровожадно ухмыльнулась и, схватив его за плечо, потащила в сторону кафе.

— Это длинная история, но уверяю, ты не останешься равнодушным. Джинни не такая белая и пушистая, какой ее представляют, — Гермиона все говорила и говорила, но сама вовсе не следила за своими словами. Только одна мысль крутилась в ее голове – испортить отношения Джинни с Поттером и заставить их друг друга ненавидеть. Гермиона даже не допускала, что Джинни не виновата. Она воспринимала себя обманутой, а Драко и Джин – подлыми заговорщиками. И Поттер должен воспринимать их точно также.

* * *

Гарри сидел и молчал, уставившись в одну точку. Слова Грейнджер стали полной неожиданностью, и он до сих пор отказывался в это верить.

— Будь это правдой, об этом звенели бы все газеты! — вскочив на ноги, Гарри зашагал туда-сюда, погруженный в свои мысли, и поэтому не заметил, что начал говорить сам с собой. И, как бывает в такие моменты, его услышал кто-то посторонний.

— Дорогой, ты в порядке? – дверь в комнату немного отворилась и появилась голова Лили. – Можно зайти?

— Э, да, мам. Конечно, — Гарри остановился и уставился теперь в окно.

Лили мягко закрыла за собой дверь и подошла к сыну. Положив ему на плечо руку, Лили тоже устремила свой взгляд в окно, за которым виднелся сад. Постояв так некоторое время, женщина предприняла попытку разговорить сына, узнать, что его гложет, но Гарри раздраженно покачал головой и, взяв мать за руку, нежно поцеловал, затем вышел из комнаты. Лили сокрушенно вздохнула и села на кровать. Обведя взглядом комнату, ее глаза остановились на прикроватном столике, и она заметила там рамку с фотографиией, доселе которую никогда не видела. Заинтересовавшись, Лили протянула руку за ней, но тут дверь снова открылась, и в комнату буквально залетел Джеймс Поттер:

— Я когда-нибудь прикончу этого негодника! – он буквально кипел от негодования. Захлопнув дверь, он подошел к окну и пристально понаблюдал за кем-то несколько секунд. Затем снова подошел к двери и потянулся было за ручкой, чтобы открыть ее, но передумал и, зло ударив в косяк ногой, повернулся к жене.

Та ничего не сказала за эти несколько минут, даже не удивилась – она привыкла к такому поведению – несмотря на солидный возраст, Джеймс оставался в душе все тем же непослушным и задорным подростком, и ничто не могло его изменить.

— Ты себе представляешь?! Он сказал, что не хочет со мной говорить, велел не вмешиваться в свою жизнь и оттолкнул меня! И что мне теперь делать?! – он сжал кулаки и уставился на Лили, словно она была его матерью и была обязана утешить его и наказать того, кто его обидел.

— Ох, ну когда тебе надоест, Джеймс. Гарри не в настроении, и тебе не следует на него обижаться – у него сложная пора в жизни, — Лили укоризненно посмотрела на мужа, затем снова устремила свой взгляд в окно – она будто и забыла о фото на столике.

— Лили, он уязвил мою родительскую гордость! Ты обязана поговорить с ним! – тон Джемса был непреклонен.

— Ты хотел сказать «родительское тщеславие»? – иронично-сочуствующе спросила его Лили, на что Джеймс возмущенно втянул воздух, затем обиженно засопел.

— Ты несправедлива, Лил. Он меня даже серьезно не воспринимает. Я для него уже не авторитет.

— Ты преувеличиваешь, Джеймс. Я же говорила, что у него сейчас проблемы. Ты ведь слышал, в Министерстве сейчас неспокойно, смена власти и все такое. Гарри наверняка беспокоится за свое место в аврорате. Уверена, что он сказал, что поговорит с тобой позже и ушел, а не толкнул, как ты говоришь, — Лили говорила спокойно, успокаивающе и убеждающее, будто она и в самом деле была мамочкой Джеймса. Она была уверена в своих словах, что и подтвердил Джеймс, смущенно отведя от нее взгляд.

— Ну, может, я немножко преувеличил. Но это не меняет положения вещей. Раз он живет в моем доме, пусть изволит подчиняться моим правилам. Как ему вообще не стыдно в его возрасте жить в родительском доме?! Когда мне было двадцать два, я имел отдельный дом, у меня были жена и сын. А он нет. Гарри предпочитает сидеть на родительской шее, — Джеймс с отчаянием посмотрел на жену. – Лили, я теряю контроль. Я чувствую, что я для него становлюсь никем. Это ужасно!

Лили ничего не сказала – только встала и, подойдя к мужу, обняла его и мимолетом поцеловала в губы. Затем взяла за руку и повела к двери.

— Ты слишком зациклен на этом, Джеймс. Расслабься и забудь об этом. Гарри любит и уважает тебя и ему самому некомфортно жить здесь. Но пока он ищет жилье, пока у него утрясутся проблемы на работе и он узнает, что ему действительно нужно, постарайся быть терпеливей и участливей, — подойдя к лестнице, Лили вновь повернулась к Джеймсу и мягко сжала руку. – Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что чтобы не случилось, ты всегда будешь с Гарри, будешь его поддерживать и будешь о нем заботится. Ты обещаешь?

— Я… что-то случилось? – Джеймс сначала растерялся, но потом понял, что все это неспроста. Но Лили ничего ему не сказала, только повторила свой вопрос.

— Ты обещаешь, Джеймс? Для меня это очень важно.

— Ладно, Лил, обещаю. Обещаю, буду ему прекрасной мамочкой! – торжественно продекламировал он, прижав руку к сердцу, затем подхватил жену на руки и немножко подбросил. Лили задорно засмеялась и шутливо шлепнула его по затылку.

— Ты неисправим, Джеймс Поттер, — покачала она головой, смотря на него сверху вниз.

— Я стараюсь, милая.

Джеймс отпустил жену, затем побежал вниз. Как бы он не вел себя, работать все же надо было, к тому же, он опаздывал, а его начальник – известный своим склочным характером Северус Снейп, не терпел опозданий, особенно от Джеймса. Поэтому Поттер, звонко прокричав на весь дом «Пока, вернусь вечером», вышел на крыльцо и трансгрессировал.

Лили, как только Джеймс вышел, за стоном схватилась за живот, который свело ужасной болью и судорогой. Рухнув на колени, она сжала зубы, давя всхлипы, но все же не сдержалась и отчаянно вкрикнула и затряслась в рыданиях. Такие приступы случались у нее все чаще и чаще, но Лили все не хватало времени обратиться в лечебницу. Отчасти это было из-за того, что она боялась того, что ей могут сообщить врачи. У Лили, кроме этих болей, были еще несколько симптомов – она начала худеть и ее начинало иногда подташнивать, иногда после еды, но чаще по утрам. Такое Лили наблюдала уже один раз, и это было не очень хорошим показателем – такое было и с ее матерью, и тогда у нее обнаружился рак. Поэтому Лили предпочитала сидеть в неведении, подавляя боль и надеясь, что это скоро пройдет. Будет лучше, думала Лили, если, наверное, это будет рак, и она все же умрет, будет лучше, если все произойдет неожиданно.

Через несколько минут приступ кончился, и Лили поднялась на ноги. Оттряхнув домашнее платье и утерев слезы с щек, она снова поднялась наверх – Лили решила прилечь и немного отдохнуть.

Но, проходя мимо комнаты Гарри, она неожиданно вспомнила о фотографии, которую все же не смогла рассмотреть. Постояв в нерешительности, Лили все же зашла. Взяв фоторамку, Лили все же не решалась посмотреть на фото в нем – ее сердце чувствовало, что то, что она увидит там, не пойдет ей на пользу. Но она все же посмотрела и ее сердце не прогадало.

— Уизли?! – Лили сначала не поверила своим глазам, затем весело рассмеялась. – Я знала! – победно воскликнула она, затем вернулась в гостиную. Подойдя к камину, она, воспользовавшись летучим порошком, громко назвала адрес. Дождавшись, пока ей ответят, она улыбнулась появившейся женщине. – Я ведь говорила тебе, Белла. Он влюблен.

— Нечего радоваться, Драко жениться на ней через несколько дней.

— Ты умеешь порадовать подруг, Блэк! – укоризненно заметила ей Лили, на что Белла только усмехнулась.

— Я стараюсь, Эванс.

* * *

— Ты просто дурак, Пратт. Ты упустил свой шанс, и теперь навсегда останешься со мной в этом домишке. Как ты себе это представляешь?

Но Уильям не ответил Алену – он напряженно наблюдал за тем, как молодые волшебники осваивались в своем новом мире. Особенно он переживал за Гарри – он никогда не видел своих родителей, и Уилл смутно подозревал, что его ожидания насчет родителей не оправдаются. И Уилла очень раздражало, что Ален все никак не может заткнуться.

— Я тебя просил не мешать мне, Ошье. Неужели тебе так трудно захлопнуть свою пасть?! – он зло кричал в пустоту, но Ален, несомненно, его слышал.

— Почему же? Не трудно, просто я за такой долгий срок получил, наконец, возможность поговорить с кем-нибудь.

Уильям устало вздохнула и вновь повернулся к «окну». Более минуты он игнорировал попытки Ошье разговорить его, но потом он вновь раскричался, но Ален моментально заткнул его одной лишь фразой.

— Тем более, и ты скоро исчезнешь.

— Что значит, исчезну? – от изумления он даже забыл о своем недовольном тоне.

— То и значит. Не думаешь же ты, Пратт, что оставив здесь свою душу, сумеешь возродиться в новом мире? Я не всемогущ – чтобы жить в новом, надо оставить старый мир. Ты не оставил. Поэтому исчезнешь.

— Ты врешь, Ален! Не верю ни одному слову.

— Конечно, вру! – злобный смех раздался под сводами комнаты. – Ты исчезнешь только там, навсегда оставшись со мной в этом старом добром мире.

— Значит, там умрет Блейз Забини? Он знает об этом?

— Догадывается. Там же ты сам. С твоими воспоминаниями, только помнишь то, что было до применения моих услуг. Не может быть двух людей, полностью идентичных, в одной вселенной, поэтому там ты умрешь.

— Когда?

— Как только наши дорогие друзья явятся в пункт назначения, — Ален все же появился перед Уильямом и дружески захлопал ему по плечу. – Не беспокойся, ничего страшного в этом нет.

* * *

Блейз лежал в своей палате, уютно устроившись на кровати и увлеченно читая книгу. Когда, дойдя до конца страницы, он собирался уже перевернуть ее, как вдруг он почувствовал сжимающую боль в сердце. И прежде чем он понял, что с ним происходит, Блейз почувствовал, что внутри у него будто что-то хлопнуло. Слабо пискнув, погас монитор аппарата, показывающего работу его сердца.

* * *

— Время смерти – шестнадцать часов сорок восемь минут.

— Запишите, — велел доктор Маршалл и устало потер переносицу. Теперь ему надо было сообщить Гермионе Грейнджер, что ее жених – Блейз Забини – скончался от разрыва сердца. – Как все это утомительно! – пробормотал Маршалл и направился в кабинет. Насколько он знает, мисс Грейнджер сейчас на свадьбе в поместье Малфоев. «Какая ирония» — подумал доктор, раздавая поручения своим подчиненным – он собирался лично сообщить печальную новость Гермионе.

* * *

— Что я говорил. Теперь ты здесь со мной, навсегда, — Ален подошел к «окну» и пригляделся к происходящим за ним событиям – в парадном зале Малфой-мэнора появились расплывчатые силуэты шести людей. – Они прибыли, а ты мертв.

— Спасибо за новость, Ален.

— Рад услужить.

За неделю до свадьбы.

Зайдя в помещение кафе, Гермиона огляделась по сторонам, ища по возможности более открытое место, чтобы их разговор и то, что они сидят здесь вместе, видели как можно большее количество людей. Взяв Гарри под руку, она как можно степенней, сохраняя на лице спокойное выражение, прошла вглубь зала. Подсознательно, даже не осознавая, что она делает, Гермиона строила себе алиби. В принципе, это ей и не нужно было, но такова была ее натура, и тяга к заметанию следов была инстинктивно заложена в Гермионе.

— Присядем вот здесь, Пот… эм, Гарри, — как можно мягче сказала она и, не обращая внимания на то, как вытянулось от подобного обращения лицо Гарри, которому только что было заявлено со стороны Гермионы не фамильярничать, прошла к столику у стойки и присела на стул, расположенный напротив входной двери. — Присаживайся, Гарри, — приветственным жестом она махнула на соседний стул.

Гарри удивился, но виду не подал. Присев на предложенный стул, Гарри, ничего не говоря, вопросительно посмотрел на Гермиону, предоставляя ей право заговорить первой.

— Ну, с чего начать. Пересказывать сем лет школьной жизни и шесть лет дружбы с Джинни я тебе не стану. Скажу только, что мы с ней были дружны. Очень дружны. Но потом, уже после окончания школы… да что там, буквально на днях я поняла, что эта дрянь из себя представляет! — не сдержавшись, Гермиона все же раскричалась к концу и, заметив на себе десяток удивленных и возмущенных взглядов посетителей, стушевалась и пожалела, что выбрала такое открытое место для беседы с Гарри.

— Попрошу не выражаться о ней подобным тоном, Грейнджер! — одернул ее Гарри, угрожающе наклонившись вперед и сжимая кулаки. Чтобы там себе эта девчонка не напридумывала, но он, Гарри, знает настоящую Джинни, знает вдоль и поперек, образно выражаясь. И определение «дрянь» ей подходит точно так же, как понятие «воспитанная девушка» этой Грейнджер.

— Ладно, — вполне миролюбиво и теперь уже более спокойно Гермиона продолжила свое повествование. — Допустим, представь себе на минуту, что человек, которого ты любишь всем сердцем, которому доверяешь не то чтобы свои тайны и сокровенные желания, а даже и свою жизнь, представь, что этот человек… ну скажем, предлагает тебе чашку чая. Ты ведь не будешь отказываться, подозревая, что она отравлена, верно?

Не вполне понимая, к чему клонит девушка, Гарри согласно кивнул.

— Так вот. Ты вполне себе преспокойно берешь этот чай и, нахваливая его вкус, с удовольствием выпиваешь. И вдруг, когда ты с открытым сердцем и улыбкой передаешь чашку обратно или, скажем, ставишь ее на стол, этот человек злобно смеется и сообщает, что он тебя обманул, и ты умрешь через считанные минуты. Представил? — дождавшись, пока Гарри снова кивнет, Гермиона продолжила. — Так вот примерно то же самое сделали со мной Джинни и Малфой.

Гарри удивленно ахнул и, подавшись вперед, сочувствующе коснулся руки Гермионы, которая лежала на столике.

— Они тебе причинили боль, сравнимую с отравлением?

— Эм, нет, — нервно выдернув свою руку из-под ладони Гарри, Гермиона закусила свою губу и отпустила взгляд вниз. — Скорее, они поплевали в мою чашку чая. Но, в принципе, это то же самое. Мне было чертовски неприятно и очень больно.

Гарри с секунду смотрел на нее, потом оглушительно рассмеялся.

— Ну ты даешь, Грейнджер. Ты позвала меня сюда, чтобы поупражняться в игру в ассоциации и показать мне свои познания в искусстве сравнений? — еле вымолвил он и снова рассмеялся. Гарри чувствовал такое облегчение, будто Грейнджер скинула с его плеч тяжеленный груз: за то время, что они шел в это кафе и слушал то, что говорит Грейнджер, Гарри успел напридумывать себе бог весть что. Он уж было подумал, что Джинни и Малфой пере… — Что ты сказала?! — резко прервал свои мысли Гарри, отказываясь верить в то, что сейчас ляпнула Грейнджер. — Повтори, что ты ска…

— Я сказала, у них свадьба, — самодовольно повторила Гермиона, и, улыбнувшись мысленно тому, как изменилось лицо Гарри, поспешила уточнить. — Через неделю.

— Ложь, Грейнджер, — покачал головой Гарри и скрестив руки на груди, откинулся назад на спинку стула. — Не знаю, зачем тебе это, но ты врешь.

— Я тоже не знаю, зачем мне это понадобилось бы, при условии, что я вру. Но я говорю правду, Поттер. А верить или нет, твое дело и меня это уже не касается, — Гермиона развела руками, будто показывая свою непричастность. — Я тоже отказывалась в это верить. Но это оказалось правдой. Вот почему я более не пересекаюсь с Джинни.

— Допустим, только допустим, что это правда. Но с чего ты взяла, что меня это должно как-то задеть?

— Брось, Поттер, — отмахнулась от него Гермиона. — Только слепой и глухой не знает о том, что ты крутишь шашни с Джин. Это давно всем известно, и дело тут не в вашей хреновой конспирации.

— Ладно, подойдем с другой стороны, — сказал Гарри дрожавшим от сдерживаемого гнева голосом. — Почему это задело тебя? Насколько я знаю, Малфой тебе чужой, к тому же, ты помолвлена с этим слизеринцем. А сели взять Джинни, она ведь твоя подруга, ты должна за нее радоваться. Иначе, не хочешь ли ты сказать, что ты и Джинни…? — Гарри не закончил свой вопрос, поражаясь даже возможности, что Грейнджер и Джинни могут быть влюблены друг в друга.

— Нет, Поттер. Это ведь… омерзительно. Она просто моя подруга… была.

— Ну тогда, это Малфой.

— Нет! — слишком быстро отвергла его предположение Гермиона, и Гарри, конечно же, понял, что это именно из-за Малфоя.

— Вот ведь поворот! Обманываешь собственного жениха? Не ожидал, — сказал Гарри, по-видимому, забыв, что его самого обманывала возлюбленная. И Гермиона поспешила напомнить ему, кому тут открывают глаза и кому срывают розовые очки.

— Вообще то, Поттер, это тебя обманывают, а не меня. Тебя совсем не тронуло, что твоя малышка Джин выходит за «слизеринца»? — она тон в тон произнесла последнее слово точно так же, как Гарри сам только что назвал Блейза.

Насмешливое выражение тут же испарилось с лица Гарри. Встав, он направился к выходу, бросив напоследок, даже и не взглянув на Гермиону, одно слово:

— Нет.

Гермиона ожидала совсем не такой реакции. Насупившись, она обижено посмотрела вослед Гарри, потом буркнув что-то вроде «Ну и пожалуйста!», взяла меню, лежавшее тут же на столике. Посмотрев список два или три раза, Гермиона, наконец, подозвала официантку и заказала чай. Чуть позже, тихонько попивая ароматный напиток, Гермиона, уже успокоившись, подумала, что она, фактически, свое дело сделала. Осталось теперь сказать Джинни, как Поттер к ней равнодушен. Хотя этого и не было в ее плане мести, но раз Поттер так повел себя с ней, то пусть и он получит свое.

— Вот и решено! — расплатившись на чай, Гермиона вышла из кафе и трансгрессировала домой: сегодня было уже поздно, да и Поттер, наверняка, отправился к своей возлюбленной потребовать объяснений. Гермионе сейчас не следовало пересекаться с ним.

* * *

Но Гермиона так и не явилась к Джинни. Но она оказалась права: в тот же вечер Гарри, бесцеремонно оставив мать одну в своей комнате и нагло игнорируя отца, покинул свой дом и отправился в усадьбу Уизли. Хоть он и не верил в слова Грейнджер, что-то все же подсказывало ему, что девушка не врет. Но Гарри умело подавлял это «что-то». Сначала Гарри хотел дойти до дома Джинни своим ходом, но после нескольких ярдов его решительность испарилась и Гарри попросту трансгрессировал. На его несчастье, дом оказался под антитрансгрессионными чарами, поэтому он остался стоять у ворот. До хрипоты он докрикивался до обитателей дома через своеобразный домофон — трубку с, смешно представить, ухом. Но его услышали, и скоро перед ним возник Рон — его бывший сокурсник, а ныне сослуживец и непосредственный начальник, но это не мешало их, в принципе, дружелюбным отношениям.

— Приветствую, Рон.

— Я тоже, Гарри. Рад видеть, — не отпирая калитки, Рон просунул свою ладонь через прутья и пожал ему руку. — Извини, что не впускаю — у нас тут одно мероприятие, и тебе нежелательно там появляться.

— Ничего страшного, я не в гости. Просто хотел видеть Джинни.

Лицо Рона, до этого вполне дружелюбное, тут же стало жестким.

— Не думаю, что тебе следует, Поттер, — вот они, нотки превосходства — Гарри всегда их различал, когда Рон входил в роль главы быстрого реагирования. — Она не хочет тебя видеть, да и мы тоже, если честно. Если тебя это не обременит, не мог бы ты покинуть нас?

— Нет, не мог бы, Уизли. Я хочу видеть Джинни, и я ее увижу, даже если мне придется вламываться в ваш дом, — но Гарри тоже не был лыком шит, хотя и разговаривал со своим начальством. А ведь Рон вполне мог его уволить — за нарушение субординации.

— Ну тогда не обессудь. Ты сам напросился, — поджав губы, Рон вытащил из кармана палочку и, направив на Гарри, хотел было уже произнести заклинание, как его окликнул чей-то звонкий голос.

— Хватит, Рон! Не делай этого, — это сказала Джинни, которая со всех ног бежала к ним. Е лицо было все раскрасневшееся, но не от бега — она ругалась с матерью, которая, узнав, что к ним пришел не опоздавший гость, а Гарри Поттер, не хотела выпускать Джинни. Но девушка, как часто бывало, переспорила ее, и теперь приближалась к двум застывшим юношам. — Имел бы совесть, Рон. Он безоружен.

Рон что-то невнятно пробормотал и убрал палочку, а вот Гарри ничего не сказал. Он откровенно рассматривал ее — одетая в легкое воздушное платье, почти что белое, с нежно-зеленым оттенком, с завышенной талией и немного откровенным декольте, она была очень хороша. Ее волосы были подняты в высокую прическу, в ушах сверкали тяжелые серьги с изумрудами, свисавшие почти что до плеч, а шею обхватывало ожерелье из шелковой ткани того что оттенка, что и платье, а вот кулон-подвеска — изумруд, явно шел в комплект с серьгами. «Да, отнюдь не для простых гостей она так оделась» — решил Гарри, одновременно восхищенный ее красотой, так изящно подчеркнутой ее нарядом, и в то ж время охваченный тоской и непередаваемой грустью — Гарри все больше и больше убеждался, что Грейнджер не врала.

— Прекрасно выглядишь Джинни, — сделал Гарри ей комплимент. Джинни благодарно кивнула и виновато улыбнулась, однако после следующих слов Гарри она поежилась и обхватила себя руками, будто желая согреться. — Для Малфоя вырядилась?

Но от ответа ее спас Рон, одновременно с головой выдавая Джинни.

— А вот это уже не твое дело, Поттер. Изволь покинуть наш дом, — он инстинктивно притянул к себе Джинни и приобнял, желая защитить ее от гнева Гарри — а Гарри, несомненно, разгневался.

— Вот как? Я бы не сказал. С недавнего времени это и мое дело тоже. Выходит ли, что я, преспокойно посещая работу, занятый поисками пристанища и загнанный навалившимися проблемами, был обманут с той стороны, с которой ожидал только спокойствия и нежности? Так выходит, Джинни? Отвечай!

— Я сказал, что это тебя не касается, Поттер. Сейчас же убирайся! Я не позволю тебе обижать ее, — и, все также обнимая свою сестре за подрагивающие плечи, направился к дому.

— Ну и ладно! Давайте, скрывайтесь. Но ты мне все расскажешь, Джинн! Я этого просто так не оставлю! Ты мне ответишь, предательница, изменница! Неверная дрянь! — в исступлении, в припадке слепого бешенства, Гарри все кричал и кричал удалявшейся Джинни оскорбления, с удовольствием отмечая своим одурманенным мозгом, как трясутся плечи бедной девушки, несомненно, разразившейся плачем. Не желая останавливаться на достигнутом, Гарри прокричал последние слова, которые оказались бы роковыми, если бы через неделю у них не появились бы их собственные «Я» из более жестокого и несправедливого мира, чем этот. — Успела ли ты сообщить своему дорогому жениху и его родителя, что чистота твоего храма запятнана? — выделив одно слово особо грязными и развратными интонациями, Гарри, несомненно, положил конец своим отношениям с Джинни. Хотя их отношения и так должны были бы прекратиться, но был шанс, мизерный, но шанс, что свадьба расстроится или что-то вроде этого, но теперь Джинни никогда не посмотрит на него.

— Все кончено, — обессилено пробормотал Гарри в тишину, раздавленный осознанием того, что он только что сказал. В последний раз обернувшись через плечо, он успел заметить, как захлопнулась дверь, отсекая его от любимой. Порывисто, с непередаваемым отчаянием, Гарри вздохнул и трансгрессировал в ближайший известный ему кабак — он намеревался напиться. Но это ему не удалось — запах в помещении был отвратительным, да и сама мысль о выпивке вызывала тошноту, поэтому, поскорее выбравшись из душного вонючего помещения, Гарри вернулся домой. Тихонько поднявшись наверх, он, не раздеваясь, завалился в кровать. Уткнувшись в подушку, Гарри снова вспомнил о том, что произошло, и тяжко вздохнув, вдруг почувствовал жжение в глазах.

— Нет, я этого не сделаю, не сделаю, — забормотал он, но все же не сумел сдержать себя. Уже через минуту Гарри, всхлипывая, плакал, уткнувшись в подушку. «Как будто я девчонка, будто я размазня» — думал он при этом, но ведь влюбленным такое прощается, не правда ли?

* * *

Но, к счастью или к несчастью, слова Гарри, точнее, его последнее предложение услышал лишь Рон. Слишком ошеломленный этим совершенно не двусмысленным заявлением Поттера, Рон ничего не мог сказать, и только с несколько глуповатым видом смотрел, как Джинни стремглав понеслась наверх, наверняка успокоиться и привести себя в порядок. Но его быстро привело в себя появление его жены. Вопреки их уговору, она явилась на праздник с Шеннон, хотя Рон и запретил ей это несколькими часами ранее — болезнь их дочери не вполне позволяла ей являться на такие мероприятия — от перевозбуждения с ней мог случиться припадок. Но Панси никогда не была послушной, и, хотя ее мать, Пенелопа Паркинсон, учила ее быть примерной женой, беспрекословно слушающейся мужа, Панси выросла совсем не такой. Впрочем, и сама Пенелопа не была такой, какой учила свою дочь.

— Папа! — весело закричала девочка и подбежала к своему отцу. — Мама сказала, что я была послушной, поэтому привела меня.

— Привет, крошка! — Рон наклонился и взял дочь на руки. Девочка тут же обвила его шею руками. — Ты правда была послушной?

— Была, я сама удивилась, — к ним подошла Панси и чмокнула Рона в щеку. — Привет.

— Здравствуй, — сухо поприветствовал ее Рон, всем своим видом выражая неудовольствие тем, что Панси ослушалась его. — Я ведь говорил, да и не только я говорил, что Шен нельзя волноваться и перевозбуждаться! Зачем ты ее привела? — шепотом, но со злой интонацией спросил он Панси, даже не обращая на нее взгляда. — Или возможность поблестеть здесь твоими побрякушками намного важнее здоровья твоей дочери? — спросил он, когда, отпустив Шеннон, посмотрел, наконец, на Панси.

Панси возмущенно вспыхнула и собиралась сказать ему все, что она думает по этому поводу, как к ним подошел один из главных действующих лиц сегодняшнего празднества — Драко Малфой.

— Здорово, Панс, как жизнь? — тепло поприветствовал он Панси и обнял ее.

— Спасибо, но не очень хорошо. Ты же знаешь, — она еле заметно повела головой в сторону дочери. — Но я, по крайней мере, не язвлю и не издеваюсь, как некоторые здесь присутствующие, — Панси не говорила имен, но Драко понял, о ком речь.

— Не беспокойся, Панс. Ты же знаешь, что это несерьезно. Просто наслаждайся праздником. Должен ведь хоть кто-то наслаждаться им.

Но Панси только невесело усмехнулась.

— Все никак не смиришься? — понимающе покачала она головой, на что Драко только фыркнул, и, развернувшись к Шеннон, которая, не обращая ни на кого внимания, вглядывалась в танцевальный зал, огороженный от них легкими шторами. — Шенни, как поживаешь? — широко улыбнувшись, Драко сел на корточки, чтобы бы на одном уровне с девочкой — Шеннон не любила, когда на нее смотрели сверху вниз.

— Хорошо, — неохотно протянула она — Шеннон явно была недовольна Драко, и он сейчас же получил объяснение ее недовольству. — Ты обещал, что пойдешь со мной к доктору, но не пошел.

— О, прости, я забыл. Ты обиделась?

— Да. Даже Гермина обиделась, — Драко понял, что речь шла о Грейнджер. — Она даже плакала.

— Плакала? — Драко выглядел удивленным. Ведь Гермиона сказала, что слез по нему не прольет.

Здесь надо пояснить, что, когда Драко сказал ей, что он женится на Джинни, Гермиона сначала разозлилась, накричала на него, пару раз ударила, но не заплакала. Наоборот, к удивлению Драко, она, когда немного успокоилась, и Драко сказал, что не виноват и ничего не сможет уже изменить, Гермиона с особым цинизмом поведала ему, что сама намеревалась бросить его, потому что поняла, что ей надо быть с Блейзом. На вопрос же, почему тогда она разозлилась, Драко получил ответ, что Гермиона, дескать, не хотела быть брошенной. Она хотела, чтобы вышло так, что ушла она сама. И Драко ушел, ничего более не сказав. После этого они пересекались пару раз (точнее, Драко пытался следить за ней), и Гермиона действительно не выглядела расстроенной.

И вот выясняется, что она плакала. «Может, она плакала не из-за меня?» — подумал Драко, больше не слушая, что там лопочет Шеннон. Это было намного хуже. «Может что-то с Блейзом?» — Драко на секунду ужаснула эта мысль, но потом решил, что если бы дело было в Блейзе, Гермиона обязательно сказала бы ему об этом — как-никак, Драко с Блейзом были одноклассниками и даже состояли в дружественных отношениях. Успокоенный таким заключением, Драко посетила мысль куда страшнее — а что если она расстроилась из-за другого парня? Но развить это предположение Драко не позволила Нарцисса, которая грациозно «выплыла» из танцевального зала и подошла к ним. Вежливо поздоровавшись с Панси и просто скользнув взглядом по Шеннон, она обратилась к Драко:

— Вот ты где пропал, дорогой. А где Джиневра? — но, не дав никому ответить, продолжила. — Прибыли министр и его заместитель. Вам с Джиневрой надо бы поприветствовать их, — Нарцисса говорила спокойно и равнодушно, но что в ее тоне выказывало недовольство тем, что ее сын и будущая невестка пропали в самый ответственный момент.

— Конечно, мама. Ведь мы женимся ни министре и его заместителе. Если вам так важен этот Силвер, сама бы с отцом обручились с ним, не втягивая меня в эту трясину, — недовольно проворчал Драко и, оставив сою мать стоять на своем месте с приоткрытым от подобного дерзкого обращения ртом, побежал по лестнице вверх, чтобы найти Джинни — чтобы он там не думал об этом, все же на то, чтобы подставить родителей ему не хватало мужества, а может и желания.

* * *

Драко не знал, где находится комната его невесты, поэтому, бесцеремонно распахивая каждую попавшуюся дверь, Драко дошел до конца коридора. Оставалась последняя дверь, и если за ней нет этой несносной чертовки, ему придется подниматься на верхние этажи, а этого делать ему очень не хотелось. Разозленный подобной перспективой, Драко со всей силы толкнул дверь. Словно в замедленной съемке, дверь раскрылась, и Драко шагнул вслед за ней, вовсе не подозревая, что за ней может быть кто-то быть. И вот эта дверь с кем-то столкнулась, отскочила назад и ударила юношу по носу. Изумленно ахнув, Драко, моментально схватившись за нос, упал на пол и так и остался там сидеть, когда дверь снова распахнулась и из-за нее вышла Джинни с начинающим уже заплывать подбитым глазом.

— Ты просто идиот, Малфой! — срывающимся из-за боли голосом прошипела Джинни, даже и не предпринимая попытки помочь встать своему будущему мужу.

— Сама дура, — нашелся Драко и встал. — Чего ты прячешься за дверью? — вопрос был к Джинни, но та не обратила на него внимания. — Ладно, показывай, где тут у тебя ванная.

— Идем, тупица. Подбил мне глаз, а мы ведь даже и не женаты еще, — проворчала Джинни и провела Драко вглубь комнаты. Подойдя к камину, расположенного у окна, Джинни отодвинула шторы, которые, собранные у стены, скрывали за собой дверь. — Проходи, аптечка за зеркалом.

— Спасибо, дорогая, — сказал Драко, выделив последнее слово, и, все также рыком открыв дверь, зашел внутрь. И тут же оказался ослеплен сиянием люстры, сияние свечей которой многократно отражалось в многочисленных зеркалах и зеркальных поверхностях. Быстро-быстро заморгав, Драко кое-как справился с резью в глазах и осмотрелся: комната была большой, не сказать огромной, но это достигалось за счет все тех же зеркал — они были буквально везде: и ванная, и раковина, и шкафчики со всякими ванными принадлежностями — все они блестели и сияли.

— За каким зеркалом?! — громко воскликнул Драко, на что Джинни тут же зашла к нему, испугавшись, что с ним что-то случилось.

— Что такое? — испуганно спросила она, но, увидев, что с Драко ничего не случилось, тут же рассержено проворчала. — Чего ты тут орешь как резанный?

— Чего ору? Да ты оглянись вокруг — тут сотни зеркал! За каким я должен искать чертовы бинты?

— Тебе не нужны бинты, а только зелье от ушибов. И не надо преувеличивать — тут только пять зеркал.

Драко осмотрелся — действительно пять.

— Но почему-то они во всю стену. А зачем пять?

— Сколько вопросов, Малфой, — покачала головой Джинни и подошла к раковине. Нажав какую-то кнопочку, она повернулась налево, оказываясь лицом к скошенному углу — тот куда исчез, открывая глубокий шкаф с множеством полок, заполненных зельями, порошками, какими-то мелкими кругляшками и бинтами. Кроме этого Драко заметил на самой нижней полке груду белоснежных тряпок. Ничего особенного в них не было, но Драко заинтересовался — было в них что-то, что его настораживало.

— Я сам справлюсь, — сказал он и, отодвинув Джинни, будто занятый поисками зелья, принялся рассматривать те тряпки пристальней. И тут заметил крошечное красное пятнышко. Рывком вытянув их наружу, Драко обнаружил, что это простыни, запачканные кровью. С минуту оба смотрели на простынь и кровь на ней, затем Джинни испуганно посмотрела на Драко, лицо которого медленно наполнялось пониманием.

— Это… Я могу объяснить, — испуганно пролепетала она, мигом растеряв свою самоуверенность и недовольство.

— Постарайся, — повелевающим тоном процедил Драко, наградив Джинни свирепым взглядом. — Что же, ты не девственна?

— Понимаешь, я…

— Я не должен понимать! Отвечай сейчас же — ты не девственница?

— Да, я не девственница! — Джинни разозлилась от подобного обращения. Никто не давал этому напыщенному козлу попрекать ее чем бы то ни было. — И что ты будешь делать? Побьешь меня? Так я уже побита тобой, если ты вдруг не заметил, — она показал пальцем на свой глаз.

— Мне наплевать на твой глаз и на всю тебя!

— Тогда в чем дело?

— Дело в моей семье, ее традициях. Ты опозорила меня, запятнав мое имя изменой.

— Да мы не женаты. Когда я потеряла ее, я и не знала, что я буду обручена с тобой без моей на то воли!

— Мне наплевать. Ты должна быть девственной в ночь принятия в семью, иначе тебя выгонят. И это не в буквальном смысле. Мои родители фанатики Родословной книги — они могут опозорить тебя на всю страну, а могут и убить, — дождавшись, пока до Джинни дойдет смысл сказанных им слов, Драко направился к двери. — Верни ее любым способом, Джинни, — и вышел.

Ошеломленная девушка молча смотрела ему вослед, даже не обратив внимания на то, что Драко впервые с момента их знакомства назвал ее по имени.