Алиса и зеркала

— Поттер, признайся, ты делаешь это специально?

Дальше следует поток фраз, из которых становится понятно, что из-за него и его дурацкой работы они в который раз пропустили очередной очень важный прием; что Гарри опять не сдержал слово и не пришел домой с дежурства вовремя; что от его мантии за версту несет гарью, а это, безусловно, дурно скажется на элитном сорте бегонии с труднопроизносимым названием, которую Драко опрометчиво поставил у окна в прихожей; что на нем лица нет от усталости; что когда они жили раздельно, то виделись гораздо чаще.

Сейчас Драко олицетворяет собой профессора Снейпа, Люциуса Малфоя и Молли Уизли одновременно, и, несмотря на то, что еще пять минут назад единственным желанием Гарри было завалиться на их скрипучую кровать, укутаться в одеяло и забыться сном, он невольно распрямляет плечи, стараясь сфокусировать расплывающуюся перед глазами картинку. Выработанная годами привычка: отвечать за свои проступки, не прятаться, если виноват — получать сполна за провинность. И он смотрит на Драко, пытаясь взглядом передать глубину своего раскаяния, хотя в ушах еще слышны отголоски взрывов, а правое плечо ощутимо ноет после зацепившего его ударного заклинания. Он виноват перед Малфоем и осознает это, но то, что он не хочет ничего менять, усугубляет чувство вины многократно.

Драко до невозможности прекрасен — в белоснежном, хотя уже и несколько измятом смокинге, он стоит на ступенях лестницы, ведущей со второго этажа в гостиную; длинные пальцы нервно сжимают потрескавшиеся перила; гладко уложенные светлые волосы открывают высокий лоб, который сейчас пересекает тревожная морщинка, — и Гарри ведет, то ли от усталости, то ли от осознания, что всё это безраздельно принадлежит только ему.

Пошатнувшись, Гарри крепче прижимает увесистый сверток, закутанный в грязную прожженную мантию, к груди, и Драко наконец-то обращает внимание на его странную ношу.

— Поттер? Что это?

С этого момента и на долгое время маленькая девочка, чудом выжившая при нападении обезумевших после окончания войны Пожирателей, будет называться Малфоем только «это» и никак иначе.

Все попытки Гарри объяснить, что он не смог бросить осиротевшего в одно мгновенье ребенка в разрушенном доме, где еще витали призраки его родителей, не мог оторвать от груди рыдающий навзрыд комочек, когда представители приюта просили его сделать это, не принесли успеха. Драко, похожий на айсберг, молча разворачивается на каблуках и скрывается в спальне. Дальнейшие действия — отнести девочку, накаченную успокоительными зельями, в гостевую спальню и уложить в кровать, скинуть, наконец, с себя прямо на ходу пропахшие дымом и трупами вещи, смыть под горячим, до костей обжигающим душем воспоминания и грязь — ощущаются как одно мгновение.

* * *

Гарри почти уверен, что Малфой отправится спать в гостиную, и заранее ежится от холода и одиночества, ныряя под огромное шерстяное одеяло, которое подарила им Гермиона в знак принятия их отношений, когда они объявили всем, что решили съехаться. Но Драко, в который раз за их совместную жизнь, удивляет: он ждет его в постели абсолютно голый и — еще раз удивив — первый проявляет инициативу, лаская холодной, как мрамор, ладонью его поясницу. Почти на автоматизме, в полусне, Гарри перехватывает его руку, ведет ниже, трется об пальцы — и внезапно, как и тысячу раз до этого, его накрывает волной разрушающее по своей силе возбуждение. Уже нависая над Малфоем, он беспорядочно целует распластавшееся под собой тело, вырывает губами стоны, вбивается грубо, азартно, выискивая скрытые резервы потерянных за тяжелый день сил, чтобы почувствовать отдачу, благодарность, а может быть — лучше не думать — и любовь.

После оргазма Драко выглядит непривычно — беззащитно и трогательно. Он обвивает руками, ногами, всем своим телом проваливающегося в дрему Поттера; перед тем, как провалиться в тяжелый сон, Гарри слышит злобное и решительное «Ты только мой!»

* * *

На следующее утро первое, что видит Гарри, — это стоящий в одних трусах в центре спальни Малфой, который с нечитаемым выражением лица пытается оторвать от себя маленькую смеющуюся девочку.

— Поттер, убери от меня это!

И Гарри, наскоро нацепив очки и халат, бросается освобождать из цепких маленьких пальчиков чуть курчавые светлые волосы на ногах у Драко.

Малфой с шипением рассерженной гюрзы скрывается в ванной, а Гарри, прижимая к голой груди чужое, до нереальности маленькое тельце, ляпая кляксы, пишет письмо в аврорат.

Когда Драко — спустя бак горячей воды, бутылки шампуня и пару баррелей всевозможных скрабов, гелей и увлажнителей — выходит из ванной, Поттер получает разрешение на отпуск «по семейным обстоятельствам», о чем его уже несколько месяцев просил Малфой. Но, конечно, ни о каких курортах речь не идет. Вместо того чтобы нежится под южным солнцем, Гарри учится плести косички, собирать башенки из кубиков, варить пригодную к употреблению овсянку и не реагировать на полные злобы и раздражения взгляды Малфоя.

* * *

В тот день, когда становится ясно, что с количеством грязных подгузников может справиться только Инсендио, засохшая на стенах кухни каша не очищается даже самым мощным заклинанием из коллекции Молли, а разгулявшийся от сна на продавленном диване в гостиной остеохондроз Малфоя ничуть не прибавляет тому любезности, Гарри заставляет себя написать еще одно письмо. И в их доме появляется эльф-нянька по имени Тикси.

Когда Гарри представляет нового жильца Драко, эльф, встретившись взглядом со своим вторым хозяином, в испуге сжевывает край наволочки в лохмотья. Поттер, держа в одной руке девочку, которая пытается в этот момент обвести фломастером его знаменитый шрам, жертвует новой наволочкой в зеленый горошек и своими почти целыми махровыми носками, чтобы унять взволнованного эльфа.

* * *

Дни следуют один за другим. Драко молчит и спит на диване, по утрам кряхтя и втирая целебные мази в больную спину, а Гарри убирает, готовит, играет, гуляет, еще раз убирает, убирает и убирает за маленьким ураганом с двумя русыми косичками.

— Драко, её зовут Алиса.

— Поттер, я буду поздно, запирающее на дверь не ставь.

* * *

Отпуск скоротечен, даже когда ты целый день посвящаешь валянию на пляже и просмотру местного телевидения. А уж тогда, когда с семи утра до девяти вечера ты должен представлять собой нечто чистящее, моющее, играющее и успокаивающее в одном флаконе, драгоценные дни свободы от работы пролетают, как птицы.

В первый рабочий день Гарри, замученный навалившейся рутиной, текущими неотложными вопросами и обязательным визитом к колдомедикам, вваливается в домашний камин далеко за полночь. Вопреки опасениям, в доме тихо и даже уютно. Тикси тенью проскакивает мимо, бормоча, что подопечная уснула несколько часов назад, каша была съедена до последней ложки, хозяин Драко уже спит, а подогретый ужин ожидает хозяина Гарри на кухне.

Гарри благодарит своего лопоухого помощника и первым делом отправляется в гостевую, которая в мыслях уже давным-давно окрещена «детской». Алиса спит, прижавшись щекой к нелепой мохнатой игрушке, которая похожа на помесь Хагрида и тролля. Он осторожно убирает спутанные локоны со лба девочки и, стараясь не потревожить сон, нежно целует её в раскрасневшуюся со сна щечку. В этот момент он жалеет только об одном — что вторую щеку маленькой принцессы не поцелует самый важный для него на свете человек.

Рассеяно поправив одеяло, Гарри замечает на столике возле кроватки книгу «Алиса в зазеркалье». Он хочет расспросить эльфа — почему он решил почитать маленькому ребенку именно эту книжку, но едва слышный хлопок аппарации из гостиной заставляет его перенести это решение на завтра.

* * *

Осада продолжается вторые сутки. Авроры, представители прессы и Министерства уже вымотаны до предела, а группа из двадцати Пожирателей упорно отказывается идти на уступки, удерживая в подвале полуразрушенного завода несколько магглов под угрозой Авады. Нет ни малейшей возможности послать весточку домой, нет никакого шанса узнать, как в данный момент там, далеко, выживают двое — та, кто любит безвозмездно, и тот, кто хочет подтверждения, которого Гарри дать не в силах, потому что все происходящее с ними троими и есть самое большое доказательство его любви.

Но переговорщики превосходят самих себя — и через несколько напряженных мгновений, щурясь от лучей заходящего солнца, выходят заложники. Следующие события — дело техники и закрепленных до автоматизма рефлексов. Пусть рваная рана от Режущего пульсирует тупой болью, но, как только колдомедики накладывают первичные заживляющие и дезинфицирующие заклинания, Гарри срывается домой, наплевав на запрет аппарации на глазах у магглов — все равно беднягам, а может, счастливчикам, светит глобальный Обливиэйт.

* * *

Первое, что он видит, распахнув двери детской, — это пустую кроватку и небрежно брошенную любимую игрушку Алисы на полу возле деревянной лошадки. Холодный комок зарождается где-то возле сердца и за несколько шагов до двери в спальню разрастается до огромного и тяжелого сугроба. Холод ползет по венам, ноги отказываются держать, в голове свой собственный голос беззвучно орет: «Нет, Драко, пожалуйста, нет!»

Дверь открывается с легким скрипом, и потревоженная девочка смешно морщится, не открывая глаз, сильнее прижимаясь к худому, такому родному для Гарри телу, которое во сне обнимает ребенка бережно, как хрустальное украшение. Эти двое сплелись, как две тонкие веточки, как звенья дорогостоящей вычурной цепочки, и, аккуратно поправляя подушку, Гарри чувствует, что она еще хранит влажность от пролитых слез.

Он падает перед кроватью на колени, беззвучно смеется и плачет, не решаясь больше даже легким касанием потревожить тех, кто олицетворяет собой самое дорогое, что у него есть, — его семью.

* * *

А на следующий день старуха, принесшая с собой шлейф из запахов нафталина, алкоголя и прогорклого чая, тыча в покрасневшие от недосыпа глаза Гарри документом на опекунство, забирает Алису с собой. Когда за ними закрываются двери, всплеск стихийной магии уничтожает в пыль фамильный сервиз Малфоев, чудом сохранившийся после войны. Гарри не успевает сказать ни слова, как Драко вслед за вычурными тарелками, чашками и супницей с давно отколотой ручкой отправляет к праотцам ситцевые шторы в мелкую синюю крапинку, стеклянный заварник с чаем и почти месячный запас кофе, виднеющийся из приоткрытого кухонного шкафчика. Не глядя на Гарри, Малфой почти взлетает на второй этаж и прячется в уже бывшей детской комнате на ближайшие восемь часов и сорок четыре минуты. На сорок пятой он снимает запирающие заклинания и с невозмутимым видом отправляется в спальню, прижимая к сердцу странную смешную игрушку, похожую то ли на Хагрида, то ли на тролля.

* * *

Какое-то время они ни словом не вспоминают о случившемся, только однажды, уже привычно задержавшись допоздна на работе, Гарри обнаруживает, что дверь в гостевую комнату наглухо забита деревянными досками. Судя по усыпанному опилками полу, мощь заклинаний значительно превышала необходимую.

Драко снова перебирается спать в их спальню, и Гарри ни разу не позволяет себе намекнуть ему о том, что он знает, что именно хранит Драко под своей подушкой.

Когда Гарри дает почитать Драко набросок обращения в суд, тот ни жестом, ни мимикой не выдает своих эмоций, но на следующее утро Гермиона присылает сову с письмом, в котором сообщает, что Малфой, явившийся к ней ни свет, ни заря, используя угрозы и просьбы, уговорил её саму вести это дело.

Проходит целый месяц, прежде чем два судебных исполнителя в строгих мантиях вводят Алису за руки в их дом. Гарри сжимает девочку в объятьях, не стыдясь своих слез, а Драко несется вверх по лестнице, чтобы вырвать одним движением палочки доски с двери в детскую и достать те четыре мешка игрушек, которые он — вроде как втихаря от Поттера — скупал все это время.

* * *

Время на часах приближается к полуночи, но Гарри не может уснуть. Он сидит возле своей постели, в старом кресле, смотрит на два сплетенных, как ниточки самого правильного и нужного узора, тела и, аккуратно достав из расслабленных пальцев Драко книгу «Алиса в зазеркалье», открывает первую главу, погружаясь в чтение.