Звенья

Я соединяю их.

Обнаженный Драко извивается на столе — глаза плотно зажмурены, рот искривлен. Я не могу понять, плохо ему или хорошо. Поттер, сильный, стремительный, жадно рвется к нему, пытаясь поцеловать в шею.

Они подходят друг другу. Увы, не идеально, но это не страшно, ведь есть я. Я глина, склеивающая две половинки, я — вода, стачивающая углы. Я соединяю их.

Мягко отстраняю Поттера, развожу изящные ноги Драко. Я знаю, сейчас я должен подготовить его, но меня что-то отвлекает.

Свет. В дребезжащем мерцании вокруг нас мелькают тусклые, смазанные лица. Я вглядываюсь, щурю глаза и наконец узнаю их. Вдруг понимаю — я же на уроке! Оставляю Драко Поттеру, а сам взмахом палочки переношу на доску тему урока. Лица студентов удивленно вытягиваются, кривятся, превращаясь в уродливые маски с разинутыми в крике ртами.

Я моргаю. Маски исчезают.

— Тема сегодняшнего урока — зелье Морибус. Кто-нибудь может описать его эффект?

Грейнджер тянет руку.

У Грейнджер стеклянные глаза.

Я моргаю.

— Мисс Грейнджер?

— Зелье Морибус, сэр, сильнейший антидот. Обладает сонным действием, используется в лекарственных целях. Приготовить его не так сложно, но эффективность зависит не только от мастерства зельевара…

— Достаточно.

На учительском столе жалобно стонет Драко. Я все еще не понимаю, что с ним, потому что вместо лица у него — уродливая, беззвучно вопящая маска. На контрасте с матовой белизной его кожи кожа Поттера кажется еще смуглее.

Поттер не может дотронуться губами до его горла.

Я моргаю.

— Как правильно заметила мисс Грейнджер, эффективность этого зелья зависит от магической мощи волшебника, его создавшего. Дело в том, что Морибус — своего рода проводник между целительной магической силой двух магов: отдающего (зельевара) и принимающего.

В коридоре истошно кричит мужчина. Я не понимаю. Зачем в Хогвартсе кому-то кричать? Он кричит еще раз и еще, громко, отчаянно. Я иду к двери класса, чтобы разобраться.

За дверью ничего нет. Темнота.

Я возвращаюсь к ученикам.

Поттер гортанно стонет, облизывая воздух вокруг бледных сосков Драко.

— Сегодня мы попробуем сварить зелье Морибус. Вы готовы пожертвовать капелькой магической силы?

Ученики несмело кивают.

У Невилла Лонгботтома нет глаз.

Моргаю. Взмахиваю палочкой:

— Ингредиенты на доске, приступайте.

Лонгботтом внимательно смотрит на доску.

Я возвращаюсь к Драко и Поттеру.

У Поттера замечательная задница. Упругая, округлая, она должна идеально лечь в мою ладонь. Проверяю — и правда. Идеально. Поттер всхлипывает и поддается назад.

— Не спеши, — говорю я.

Отстраняю его от Драко. Поттер не может без дела, набрасывается поцелуями на мою шею, забирается ладонями под рубашку. Отвлекает. Сладко, сладко отвлекает.

Я наклоняюсь к Драко и целую его в губы. Он дрожит, цепляется за меня пальцами, притягивает к себе. Я нужен ему. Ближе, ближе, он обнимает меня за шею, обвивает ногами. Ближе некуда. Я глажу его по голове. Потерпи, милый мой, скоро тебе станет хорошо.

Пространство вокруг нас рябит, мутнеет, а потом наливается острейшим, ослепительным белым сиянием. Я зажмуриваюсь и кричу, уткнувшись лбом Драко в плечо. Свет звенит на оглушительно высокой ноте, пульсирует, забирается в меня, выжигая внутренности. Я кричу, кричу, а потом все пропадает.

Учительский стол. Драко в моих объятьях. Поттер трется твердым членом о мои ягодицы.

Студенты готовят Морибус.

Вдруг пронзает догадка — они же видят нас!

Крэбб и Гойл пялятся пустыми глазницами:

«Наверное, я что-то не то съел», — думает Крэбб.

«Этого не может быть», — думает Гойл.

— Этого не может быть, — громко повторяю я, обращаясь к классу. Выпутываюсь из горячих объятий Драко.

Воздух вокруг опасно мрачнеет, сгущается до сочной, пронзительной черноты. Я выдыхаю, а вдохнуть не могу. Воздух слишком густой. Воздуха нет.

Поттер трется твердым членом о мои ягодицы, стискивает пальцами бедра.

Мне нечем дышать. Я цепляюсь за густую, волокнистую черноту и хриплю, и кашляю. Легкие наливаются свинцом, каждый удар сердца — молотом в виски. Разрываю рубашку на груди — я бы, наверное, разорвал и собственную кожу, чтобы впустить воздух в жаждущие легкие, но вдруг темнота исчезает.

— Будьте внимательны с расходом магии, — хриплю я студентам. Драко трется, извивается подо мной. — Излишняя трата энергии грозит вам огромными неприятностями. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году Мушлум Смирный закупорил всю свою магию в проводниках — в нескольких пузырьках Морибуса, чтобы передать ее свой возлюбленной-сквибу. К сожалению, его эксперимент не удался: по дороге к любимой его сбило маггловское такси.

«...И добавить толченую кожу саламандры», — думает Грейнджер. Руки у нее бледно-голубого цвета, сквозь тончайшую кожу просвечивает алая вязь вен.

Моргаю.

«Я сплю, я сплю», — думает Нотт.

— Я хочу в тебя, — шепчет Поттер. Теребит пальцами пряжку моего ремня.

— Потерпи, Гарри, я сейчас…

Я опускаюсь на колени перед разведенными ногами Драко. Глажу покрытую жесткими светлыми волосами мошонку, ласкаю налитой член. Потерпи, мой хороший.

— Я не могу больше ждать, — скулит Поттер.

Я надавливаю пальцем на тугой вход. Драко вздрагивает.

— Впусти его, — прошу.

Драко обмякает. Я осторожно проталкиваюсь внутрь. Он такой жаркий!

Мне кажется, что я весь горю.

Я поднимаю глаза от алебастровой кожи — вокруг нас полыхает пламя. Лица учеников плавятся, стекают восковыми каплями на парты. Огонь, урча, пожирает стены.

«Это Инсендио», — думает кто-то, отдаленно напоминающий Забини.

«…Добавить корни красавки», — думает кто-то, слегка похожий на Патил.

Я добавляю второй палец.

Поттер, стоящий рядом, отчаянно дрочит.

Я целую Драко в бедро, поглаживаю подушечками пальцев тугие, шелковистые стенки.

— Откройся ему, — шепчу.

Поттер вдруг вздергивает меня за плечи, толкает вперед, на Драко. Непослушными пальцами справляется с пуговицами на моих брюках, спускает их вниз вместе с бельем.

Пламя вокруг нас взвивается и опадает. От едкого дыма слезятся глаза — я зажмуриваюсь изо всех сил. Поттер проталкивается внутрь меня. Драко сцеловывает боль с моих губ, трется, прижимается пахом.

Драко обжигает. Вдруг распахивает счастливые, морозно-синие глаза.

Я понимаю, что Драко и есть пламя.

Поттер выжигает мои внутренности, Драко изжаривает меня снаружи. Я бьюсь в мучительно-сладкой агонии.

«…Истолочь Снейпа и всыпать щепотку в остывшее зелье» — думает мертвый Дин Томас.

«…И мелко нашинковать внутренности Снейпа», — думает покойная Пэнси Паркинсон.

Драко и Поттер отчаянно стонут дуэтом. Глаза Драко медленно наполняются жизнью, губы розовеют, на щеках появляется румянец. Он вскрикивает и благодарно улыбается, когда я добираюсь ладонью до его члена.

По бедрам моим стекает что-то красное, расползается ржавой лужей на полу.

Поттер вылизывает мою шею. Толкается глубже, больнее, слаще. Я кричу и бьюсь в пронзительных судорогах, стискиваю пульсирующий член Драко, впитываю в себя его улыбку, его наслаждение, а сам медленно трескаюсь посередине, а потом раскалываюсь на две крошащиеся половины.

Мир вокруг истошно взывает, расплывается изумрудными потеками.

Раскрасневшийся Драко загнанно дышит подо мной, раскрывает мягкие губы для поцелуя. Поттер обнимает мои ноги, сидя на полу, благодарно целует бедра, колени.

«Мы все сошли с ума», — думает Снейп.

«Вы правы, профессор», — думает Грейнджер, помешивая Морибус по часовой стрелке. На ее носу очки-половинки, на голове — лиловый колпак в серебряных звездах.

Я моргаю.

В классе — обычная рабочая обстановка. Самые расторопные студенты сдают свои работы — ставят колбы с образцами приготовленного зелья на край стола. Ровный ряд паршивых образцов прерывает раскинувшийся с томной улыбкой Драко.

Я медленно разгибаюсь — все-таки я слишком стар, чтобы вести урок в согнутом положении. Вместо рук Поттера меня обвивают склизкие щупальца. Я отцепляю эти щупальца, поправляю свою одежду.

— Итак, можете быть свободны, — говорю я студентам. На меня вновь смотрят ряды уродливых масок. — Результаты вы узнаете в следующий четверг. Можете покинуть кабинет.

Маски не двигаются. Я подхожу к ближайшей парте и вдруг замечаю, что маски полые. Они прикреплены к кровоточащим, безголовым шеям. Ближайший ко мне ученик кулем валится со стула. За ним осыпаются все остальные.

— Вернись к нам, Снейп, — шепчет Драко.

Как давно я не слышал его голос!

Поттер пытается дотронуться до его лица, но ему мешает невидимая преграда.

— Вернись к нам, Снейп, — хрипит Поттер и умоляюще смотрит на меня глазами Лили.

Реальность вокруг меня раскачивается, содрогается от звука приближающихся шагов.

Открывается дверь.

Я хватаю ртом воздух и съеживаюсь от пронзительного оглушающего холода. Вокруг — темнота, сырость и затхлый воздух.

— Все еще жив, Снейп?

— Все еще, Бен.

Бен заходит в камеру и ставит на пол миску с едой.

У Бена запас добродушия — на всех дементоров хватит. Охранникам строго запрещено разговаривать с заключенными, но Бен работает здесь уже так давно, что может позволить себе пренебречь правилами. Пока я ем, он держит дверь открытой, и я могу набрать сил перед следующей схваткой с дементорами.

— Как он? — спрашиваю, зачерпывая ложкой едва теплую похлебку.

— Гораздо лучше, — удивленно басит Бен. — Я думал, еще на той неделе концы отдаст, а сегодня захожу — лежит он такой оживший, порозовевший... Просто удивительно.

Я киваю.

Бен прислоняется к двери, складывая руки на груди.

— Представляешь, а у нас прелюбопытнейшее прибавление.

— Кто?

— Гарри Поттер, — сияет Бен.

Я киваю:

— Соседняя камера?

— Ага. Все-то ты знаешь. Представляешь, после войны он окончательно спятил. Как его блондинистого дружка сюда упекли, так и спятил. Его бы в Мунго, но врачи не справляются с такой мощной магией, поэтому вот… Гостит у нас. Чуть подрастеряет здесь силы — поселится в Мунго надолго. Но это все, конечно, строжайшая тайна. Смотри, никому не выболтай.

— Славная шутка, — говорю я. И добавляю сварливо: — Не могли его подальше от меня поместить?

— Не могли, уж прости! Свободных камер две всего. Одна — эта, рядом с тобой, вторая слева через камеру Драко. Сам понимаешь, не резон их рядом помещать, все равно, что в люкс для молодоженов селить…

— Свиньи вы, — кривлюсь. — Я уж надеялся, что навсегда избавился от подростковых страданий, а тут — сразу два сопливых влюбленных сердечка…

— Что же делать, — печально плечами Бен. — Любовников и друзей строго запрещено помещать в соседних камерах. Вон Кребб, Гойл и Нотт тоже все через одного. Правила есть правила. Уж так получилось

Я отставляю пустую миску. Когда я взбиваю плоскую, пропитавшуюся влагой подстилку, длинные цепи, призванные оградить охрану от особо опасных преступников, тускло позвякивают тяжелыми звеньями.

— Удачи там… — говорит Бен, уходя.

Мне хочется спросить, где «там».

— Спасибо.

Дверь с хриплым скрипом закрывается.

Я отправляюсь на урок.

Конец