Вы когда-нибудь наблюдали за вьюгой? Пытались ли понять смысл ее завораживающего танца, ощутить кожей колючие снежинки, раствориться в непроглядной тьме вьюжной ночи, впитать её в самое сердце? Нет? Я пыталась. И потерпела полное фиаско — невыносимо-сладкое и в то же время такое неожиданное.
Все началось в тот день, когда мне поручили первое серьезное задание. А именно — охрану шпиона Ордена Феникса, Северуса Снейпа. Вы спросите, зачем ему понадобилась охрана? Все очень просто: его раскрыли, а потом попытались убить. Расскажу все по порядку.
Одним морозным декабрьским вечером профессор Снейп с отрядом Пожирателей смерти отправился в очередной рейд. На этот раз под удар была поставлена семья мистера Бернса, волшебника, работающего в Министерстве магии в отделе Тайн. Все шло по плану. Пожиратели ворвались в дом и захватили растерявшихся от неожиданности магов врасплох. Мистер и миссис Бернс, а также их семилетняя дочь Линда были обездвижены. Затем приспешники Вольдеморта подвергли всю семью пыткам. Я не знаю, что там произошло, да и, по правде говоря, не желаю знать. Зельевар не выдержал криков маленькой Линды и напал на своих «коллег». Дальше описывать произошедшие события профессор Снейп отказался. Лишь напоследок поинтересовался: жива ли девочка.
А на следующий день меня вызвали в штаб-квартиру Ордена Феникса, где бывший директор Хогвартса, Альбус Дамблдор, попросил меня охранять зельевара. Я не могла отказаться, хотя отчетливо понимала, что Снейп не тот человек, который будет безропотно исполнять все мои указания.
* * *
На улице — двадцать четвертое декабря. В канун Рождества магглы и волшебники спешили по своим мелким, но безумно важным делам. Ведь нужно было так много успеть: купить подарки родным, поздравить друзей. Все это казалось безумно необходимым в Рождество, правильным. Я ловила себя на мысли, что завидую этим людям. Ведь им было с кем провести праздник и кому вручить подарок, а взамен получить теплую улыбку и тихое «спасибо».
Стоя возле небольшого мрачного дома, который казался чужеродным в этом праздничном городе, я размышляла о том, что скажу своему бывшему профессору. Я должна была убедить Снейпа, что мое присутствие необходимо. «Любопытно, как я это сделаю?» — задала себе вопрос, осознавая, что, увы, не могу на него ответить. Тяжело вздохнув, постучала в деревянную дверь. Прошло несколько минут, и я услышала за ней скрип половиц. Кто-то очень тихо подошел к двери и замер в ожидании дальнейших действий нежданного гостя.
Прочистив горло, я сказала:
— Здравствуйте, профессор Снейп. Это я, Гермиона Грейнджер.
Дальше сценарий нашего разговора я не продумала и замолчала, ожидая реакции зельевара.
— Мисс Грейнджер, — проговорил он задумчивым голосом. — Что ж, если это действительно вы, то ответить на мой вопрос вам не составит особого труда.
— Я слушаю вас, сэр, — с готовностью ответила я.
— Какой ингредиент вы украли из моей лаборатории на втором курсе?
Честно признаться, этот вопрос меня смутил. Оказывается, весьма неприятно, когда тебя ловят за руку, пускай и через столько лет.
Знаю, со стороны это должно было выглядеть весьма забавно, но ничего разумнее придумать не получилось.
Вместо ответа я услышала скрип открывающейся двери. В следующую секунду сильная рука не церемонясь втащила меня в дом за шкирку. За моей спиной, словно крышка гроба, захлопнулась дверь.
* * *
На самом деле все оказалось не так плохо, как я себе представляла. Дом был маленький, но достаточно уютный. Спальня, гостиная, кухня и ванная комната — вот и все, чем располагали мы с профессором в ближайшие дни. Никакого намека на грядущий праздник, но, впрочем, жаловаться не стоило. Зная зельевара, я предполагала, что все могло быть гораздо хуже. Окинув взглядом профессора Снейпа, я заметила, что его облик за последние полтора года совершенно не изменился — все та же черная мантия, подчеркивающая болезненную бледность лица, глубокий, завораживающий, неприветливый взгляд. Я поняла, что это, как ни странно, мне нравится. Мои размышления прервал недовольный вопрос.
— Что вы здесь делаете, мисс Грейнджер? — спросил профессор, пристально глядя на меня.
— Я тоже рада вас видеть, сэр, — отозвалась я с легкой иронией в голосе.
Снейп проигнорировал мою реплику. Полагаю, он ждал от меня вразумительный ответ.
— Меня прислал профессор Дамблдор. Он поручил мне важное задание, — произнесла я, не опуская взгляда.
— Вот как. И что же это за задание? — впервые в его голосе проскользнул интерес.
Я мило улыбнулась и ответила:
— Охранять вас, профессор.
К моему изумлению, Снейп никак не отреагировал на эти слова. Лишь смерив меня холодным взглядом, отошел к окну. Сложив руки на груди, зельевар замер, вглядываясь в мир, отделенный от него стеклом.
— Сэр, — нарушила я неловкое молчание.
Снейп, повернув голову в мою сторону, вопросительно поднял бровь.
— Разве вас не возмущает задание Дамблдора?
— Возмущает. Более того, оно кажется мне абсурдным, так как я не понимаю, как глупая девчонка может защитить меня, — ответил он, все так же внимательно глядя на меня.
Я кивнула в знак согласия. Черт! Почему я чувствую себя так неловко, разговаривая с ним? И почему он так внимательно рассматривает меня, словно пытается запомнить каждую деталь моего облика? Извинившись, я поспешно покинула комнату. Первая дверь, которую я открыла, привела меня в маленькую кухню. Закрыв дверь, я села на стул и спрятала лицо в ладонях. Как же это тяжело — быть здесь, в этом надежном месте, рядом с угрюмым зельеваром. Кажется, еще недавно, в августе месяце, я с друзьями занималась поиском хоркруксов. Какими же наивными мы тогда были. И беспечными. Мы не понимали, что ввязываемся в неравную, жестокую борьбу. За это непонимание мы вскоре и поплатились.
Все произошло слишком быстро. Мы попали в засаду. Завязалась драка. Я замешкалась и не успевала уклониться от смертоносного зеленого луча. А Рон, мой Рон, оттолкнул меня в сторону. В первую минуту я даже не поняла, что случилось. Лишь позже, очутившись в безопасности, осознала, что его больше нет.
Я не плакала ни тогда, ни на похоронах. Просто замкнулась в себе, в своем горе, медленно умирая. И вот, спустя месяцы, я поняла, что осталась совершенно одна. Родителей убили, Гарри исчез, а двери в Нору после смерти Рона я сама для себя закрыла. Наверное, поэтому бывший директор поручил мне это задание. Ведь Рождество нужно праздновать вместе с семьей или друзьями. Что же, в этом году моим «другом» будет Снейп. Я горько усмехнулась своим мыслям.
Встав со стула, я решила попробовать наладить контакт со Снейпом. Мама всегда говорила, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Пришла пора проверить это на практике.
* * *
Через час, сопровождаемая удивленным взглядом зельевара, я принялась накрывать на стол. Запеченная картошка и лимонный пирог — вот, что я успела приготовить. Принимая во внимание то, что я не ела с самого утра, этот скромный обед был для меня очень соблазнительным.
Расположившись за столом, я выжидающе посмотрела на Снейпа. Казалось, за последний час он не сдвинулся с места, все так же стоя возле окна. «Кого же он там выглядывает?» — невольно спросила я себя. Зельевар смерил меня задумчивым взглядом, но, как ни странно, промолчал. Присев за стол, он нахмурился, словно припоминая что-то, затем произнес:
— Приятного аппетита.
— И вам, сэр, — ответила я, опустив голову, чтобы скрыть появившуюся на лице улыбку. Это было так непривычно — видеть вежливого Снейпа.
Во время обеда мы не разговаривали. Закончив есть, зельевар бросил скупое «спасибо» и вновь подошел к окну. Что ж, для начала совсем неплохо.
* * *
За весь день мы едва перекинулись парой фраз. Безразличие зельевара уже немного волновало меня. Что с ним происходит? В школе профессор Снейп был грозой подземелий и личным боггартом многих студентов. В памяти всплыл образ Невилла, отозвавшись в сердце легкой грустью. Как же давно это было! Профессор вечно язвил и снимал баллы. Насколько я знала, он был очень неприятным в общении и порой жестоким, но никогда — таким безразличным. Исподтишка наблюдая за ним, я заметила в нем странную, пугающую перемену. Словно что-то надломилось в его душе, и профессор стал похож на загнанного в угол зверя.
Вечером затянувшееся молчание стало невыносимым. Поднявшись с дивана, я подошла к профессору и задала ему вопрос:
— За кем вы наблюдаете, профессор?
Снейп не поворачиваясь ко мне лицом, ответил:
— Ни за кем, мисс Грейнджер.
Его голос прозвучал сухо. Я недоверчиво прищурила глаза.
— Тогда почему вы весь день стоите возле окна, сэр? — спросила я, пытаясь заглянуть ему через плечо.
Снейп медленно повернулся и, нахмурившись, посмотрел на меня.
— Зачем вас послал Дамблдор, мисс Грейнджер? — строго спросил он.
— Охранять вас, — честно призналась я.
— Вот как. И вы думаете, я поверю в этот бред?
— Почему бред? — возмутилась я.
— Мисс Грейнджер, при всем моем… уважении, мне слабо верится в то, что сопливая девчонка сможет меня защитить в случае нападения черных магов. — Фраза прозвучала колко и обидно, как в школьные времена.
Не найдя возражений, я сказала:
— Перестаньте называть меня мисс Грейнджер! У меня есть имя.
Получилось глупо и совсем по-детски. Снейп, не обратив на мой тон совершенно никакого внимания, ответил:
— Перестаньте называть меня профессором. Вы давно уже не являетесь моей студенткой.
Я опешила от такого заявления. Да он издевается надо мной! Вся эта ситуация показалась мне столь нелепой, что я неожиданно засмеялась. Взглянув в черные глаза, я широко улыбнулась зельевару. Он нахмурился и отошел от меня на несколько шагов. Только сейчас я заметила, как близко к нему находилась. Всего лишь несколько сантиметров отделяли нас. Я до сих пор чувствовала в воздухе пряный запах трав от его одежды. Повернувшись к зельевару лицом, я спросила:
— А как мне вас называть?
Он не ответил, продолжая глядеть куда-то поверх моего плеча.
— Давайте, мы будем обращаться друг к другу по имени, — предложила я.
Бредовая идея! Он никогда и никому не позволял фамильярничать с собой. О чем я только думала?
Снейп все также молчал. Я нахмурилась и решительным шагом направилась к дивану. Не хочет общаться со мной — не надо. Как-нибудь переживу столь невеликую потерю. Расположившись на диване, я взяла лежавший на нем «Пророк» и углубилась в чтение.
— Я думаю, что в нашей ситуации это будет уместным, — раздался через некоторое время голос Снейпа.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что он продолжает наш незаконченный разговор.
— Хорошо… Северус, — ответила я, не решаясь посмотреть на зельевара.
— Отлично, Гермиона, — произнес он очень тихо.
* * *
Проснувшись рано утром, я решила украсить дом к празднику. Яркие красные шары, блестящие зеленые гирлянды и небольшая елка на столе возле дивана удивительным образом оживили тусклую гостиную и сделали ее уютной. Окинув взглядом результаты моего труда, я довольно улыбнулась. «Что ж, если праздник не идет к нам — мы сами его создадим!» — очень часто любила повторять мама. Смахнув непрошеные слезы, навеянные воспоминанием, я отправилась на кухню готовить завтрак.
Через полчаса в кухне появился зельевар. Разглядывая его недовольное лицо, я задумалась, что же ему так испортило настроение с утра пораньше.
— Доброе утро, Северус, — произнесла я, не глядя на него.
— Доброе, мисс Грейнджер, — поздоровался он. — Потрудитесь объяснить мне, что произошло с гостиной!
Требовательные нотки в голосе мне очень не понравились. Так же, как и старое обращение — мисс Грейнджер.
— А что с гостиной? — переспросила я.
Наверное, это было не то, что Снейп желал услышать, так как он раздраженно нахмурился.
— Она слишком яркая и в гриффиндорских тонах, — пояснил он.
— Я думала, что мы давно уже переросли школу, — возразила я. — Вы же сами вчера сказали, Северус. Зеленый цвет вам тоже не нравится?
— Нравится, — ответил он, — но я не считаю уместным в данной ситуации…
— Северус, — перебила, — это же смешно! Неужели вы не любите Рождество?
— Нет.
— Почему? Разве вы его никогда не праздновали? — настойчиво спросила я.
Я понимала, что это невежливо, но мне необходимо было знать правду.
— Нет.
— Но почему?! — Односложные ответы начали злить меня.
— Возможно, мне не с кем было его отмечать. — В равнодушном тоне прозвучали горькие нотки. Хмуро посмотрев на меня, он спросил: — О чем вы думали, Гермиона?
— О том, что омела под люстрой вам вряд ли понравится, поэтому стоит повесить зеленые шарики, — ответила я, закончив готовить завтрак.
— Издеваетесь? — вкрадчиво поинтересовался Снейп.
— Возможно. Вы какой кофе любите? С сахаром или без?
— Без, — нехотя ответил он.
* * *
— Вы спасли девочку, почему? — задала я давно мучивший меня вопрос.
— Не ваше дело! — резко ответил Снейп.
Сидя на диване рядом с зельеваром, я вдыхала запах трав, исходящий от его одежды — такой сладкий, такой знакомый. Если закрыть глаза, можно было представить, что находишься в классе зельеварения, а рядом Рон и Гарри пытаются приготовить хотя бы что-то, смутно напоминающее зелье. Я улыбнулась. Было так приятно и в то же время горько вспоминать прошлое.
— Вам стало ее жалко? — Я не оставила попыток добиться от него ответа.
Северус промолчал, скрыв лицо за «Пророком».
— Почему вы все время меня игнорируете? — спросила я.
И хотя лицо Снейпа было скрыто газетой, я заметила, как длинные пальцы зельевара крепче сжали бумагу.
— Вы много говорите — это раздражает, — бросил он, все так же пряча лицо за газетой.
— И вы решили делать вид, будто меня здесь нет. Так ведь проще, правда? А главное, как удобно — замечать меня только тогда, когда в этом есть необходимость!
Видимо, мои слова задели Снейпа, так как он аккуратно отложил газету и внимательно посмотрел на меня.
— Гермиона, — начал он, — вы когда-либо задумывались над тем, как ваше неуемное любопытство действует людям на нервы? Возможно, им…
— Вам, — вновь перебила я.
— …мне не хочется отвечать на некоторые вопросы, — закончил он.
— По-моему, вы, Северус, вообще не склонны разговаривать с людьми, — сказав это, я встала с дивана и направилась в комнату за мантией.
Мне нужно было прогуляться. Тесное общение со Снейпом было не очень приятным времяпровождением. Почти дойдя до двери, я услышала его оклик и удивленно оглянулась.
— Мне стало жаль ребенка, — признался Снейп.
— Понятно, — лаконично ответила я, поворачиваясь лицом к мужчине.
— Сомневаюсь. У вас ведь есть еще вопросы, Гермиона? Ну же, не стесняйтесь. Я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Сегодня ведь Рождество, — произнес он, подходя ко мне.
Пришлось поднять голову, чтобы встретиться с зельеваром взглядом. Было ужасно неудобно смотреть снизу вверх на собеседника. Я чувствовала себя ребенком, стоя рядом с ним. Это было так… привычно. И ведь верно! Снейп всегда во всем старался держать дистанцию, будь то общение со студентом в школе или же беседа с коллегами из Ордена.
— Почему вы ее пожалели? Ведь это был далеко не первый рейд, и она — не первая, кого убивали на ваших глазах, Северус.
— Она напомнила человека, который был мне дорог. Я не смог совладать с чувствами, — ответил он, осторожно заправляя выбившуюся прядь волос мне за ухо.
Такой простой жест. Тогда почему мое сердце болезненно сжалось? Почему мне хочется прижаться к нему и пообещать, что все будет хорошо?
Я промолчала, застыв под взглядом внимательных черных глаз. Мне ужасно не хотелось, что бы это мгновение заканчивалось. Ведь Северус так редко бывает откровенным!
— Не нужно.
— Что? — переспросила я, боясь пошевелиться.
— Не нужно выходить из дома, — пояснил он.
— Но я не… — попыталась я возразить, сделав полшага вперед, к Снейпу.
— Неужели? — Северус насмешливо изогнул бровь, положив руку мне на плечо. Этим жестом он словно хотел удержать меня от возможности совершить ошибку.
— Я останусь, — произнеся это, я сделала еще полшага навстречу Снейпу и оказалась в его объятиях.
Он ничего не ответил, лишь прижал к себе.
25.11.2011 Часть вторая: Северус.
В этом было нечто неправильное: сидеть рядом с Гермионой и наблюдать за ней, но желание пересилило здравый смысл, и я ничего не мог с собой поделать. Сидя на диване рядом с девушкой, я делал вид, что читаю газету. Очередная квиддичная сенсация совершенно меня не заинтересовала. Более того, я уже восьмой раз перечитывал эту статью, безуспешно пытаясь понять ее суть.
Невыносимо было видеть ее нахмуренное лицо. Столько эмоций, столько страсти отражалось на нем! Я немного опустил газету, чтобы лучше видеть Гермиону. Закушенная губа и пальцы, сжимающие мантию на колене, выдали ее волнение. Гермиона что-то обдумывала. И сомневалась. Это было ей совершено не свойственно. Возможно, она хотела что-то сделать. Но вот что? Велико было искушение прочитать мысли Гермионы, но я сдержал это желание. Мне не хотелось, чтобы она боялась меня.
Я вновь поднял газету, тем самым отгораживаясь от девушки. Слишком часто за последние дни я стал волноваться, услышав ее имя. Было непривычно называть мисс Грейнджер Гермионой. Мне хотелось сказать ей что-то приятное. Я мечтал вновь увидеть на ее лице улыбку: чуть грустную и в то же время задорную, но сдерживался, сохраняя бесстрастное выражение лица. Слабость недопустима и неуместна.
Некоторое время мы сидели в полной тишине. Я читал, она — размышляла. Со стороны мы выглядели весьма занятно. Своеобразный импровизированный семейный вечер. Эта мысль меня не раздражала. Более того, она казалась приемлемой, правильной. В обществе Гермионы я чувствовал себя уютно.
Я услышал, как она пересела ближе ко мне, шурша мантией.
— Северус, — сказала она, — как вы относитесь к совместной прогулке?
— Отрицательно, — ответил, не глядя на нее. Я не хотел видеть досаду на лице Гермионы.
— Почему? — Вопрос прозвучал требовательно, как в школьные времена.
— Потому что это опасно.
— Погода сегодня замечательная. А я устала все время сидеть взаперти! Меня угнетает эта напряженная обстановка, — произнесла она, пытливо смотря на меня.
— Ничем не могу помочь, мисс Грейнджер. Вы сами взялись за это задание, так будьте любезны, доведите его до конца.
Отложив газету в сторону, я смерил Гермиону холодным взглядом, надеясь, что она поняла: я не намерен продолжать этот бессмысленный разговор.
Щеки Грейнджер покраснели, и она, фыркнув, поднялась с дивана. Я проигнорировал ее действия, оставаясь бесстрастным и замкнутым. Гермиона что-то хотела сказать мне в ответ, но передумала. Развернувшись, она обошла диван, исчезнув из моего поля зрения.
Я хотел было встать и выйти из гостиной, чтобы дать ей время остыть, но не смог. Маленькие теплые ладошки закрыли мне глаза. Сначала я опешил от такой наглости, но, довольно быстро опомнившись, поднял руку, чтобы убрать руки Гермионы со своего лица.
— Нет, — тихо прозвучало над самым ухом, — подождите.
— Мисс Грейнджер…
— Гермиона.
— Гермиона, что вы делаете? — терпеливо спросил я.
Признаться, с закрытыми глазами я чувствовал себя беспомощным. Сейчас я зависел от Гермионы — это обстоятельство раздражало меня и в то же время смущало. Такой простой жест был столь интимен, что я не решился остановить ее. Мне стало интересно, что она собирается делать дальше.
— Я должна с вами поговорить. Нет, не перебивайте! — заметив, что я хочу что-то сказать, воскликнула Гермиона. — Ваш взгляд странно действуют на меня. Я теряюсь, как в школе, и совершенно не могу вам возразить. Поймите, мне так легче будет говорить.
— И о чем же? — заинтересованно спросил я.
— О многом. Мне кажется, если бы вы меньше презирали меня, мы смогли бы найти много интересных тем для дискуссий. — Ладошки сильнее прижались к моему лицу.
Девушка сильно нервничала, поэтому я промолчал, позволяя ей выговориться.
— Что вы видите сейчас? — неожиданно задала она вопрос.
— Гермиона, что я, по-вашему, могу видеть, если вы закрыли мне глаза? — спросил я раздраженно.
— Странно. Обычно люди говорят, что видят темноту. Черную, непроглядную темноту. Наверное, у вас в жизни было слишком много такой темноты. Вы привыкли к ней и теперь не замечаете, — задумчиво произнесла Гермиона. — А я, когда закрываю глаза, вижу красные искорки. Верите? Нет, наверное...
Я напряженно вслушивался в ее монолог, пытаясь понять, что она хочет мне сказать столь странным способом. Но пока не понимал. Тем временем она продолжила:
— Черный цвет в мире волшебников считается эталоном красоты. А знаете, почему? Черное слишком таинственное и непонятное, а еще переменчивое, как вьюга, которая вчера бушевала за окном. Это привлекает и в то же время отталкивает. Впрочем, как и вы.
— Гермиона, вы сравниваете меня с черным цветом? — поинтересовался я, насмешливо искривив губы.
— Нет. Я сравниваю вас с вьюгой. Вы загадочны и опасны. И в то же время я восхищаюсь вашим умом, вашими талантами. Северус, вы, наверное, думаете, что я говорю глупости? Вы правы, пожалуй.
Я так не думал. В ее словах был смысл. И я, кажется, догадывался, к чему она ведет. Слегка наклонившись назад, я прижался к Гермионе. Было приятно находиться в кольце ее рук.
— Я не ребенок, Северус. В моей жизни было много потерь и испытаний. Нет, не думайте, что я жалуюсь вам на свою судьбу. Отнюдь. Мне необходимо, чтобы вы поняли: при необходимости я сумею вас защитить, — убедительно сказала она.
Убрав ладошки с моего лица, Гермиона отстранилась. Я нахмурился, испытав разочарование. Несколько раз сжав и разжав кулаки, я решительно встал с дивана и подошел к ней.
Она стояла возле окна спиной ко мне. Такая хрупкая и беззащитная. Мне захотелось обнять, вновь ощутить тепло ее тела и мягкость ладоней на своей коже. Но вместо этого я лишь встал за ее спиной и, скрестив руки на груди, спросил:
— Гермиона, вы пойдете со мной на прогулку?
В стекле отображалось бледное лицо Грейнджер. Всего лишь на секунду на нем промелькнуло удивление, но тут же ее губы растянулись в широкой улыбке.
— Да! — произнесла она, глядя сияющими глазами в окно.
* * *
Странно, ей так мало надо для счастья. Холодный ветер, белый, хрустящий под ногами снег и нелепый леденец на палочке в виде головы Санта-Клауса. Я скривился — ненавижу сладкое.
Заметив недовольное выражение моего лица, Гермиона вынула конфету изо рта.
— Что-то случилось, Северус? — встревоженно спросила она.
Я отрицательно покачал головой. Хотелось быстрее закончить прогулку и вернуться домой, так как погода вновь начала портиться. Но я промолчал — не желал, чтобы она расстраивалась. Ей сейчас было хорошо, и мне этого хватало, чтобы смириться со столь отвратительным времяпровождением.
— Вы хотите посмотреть на елку? — спросила она, внимательно разглядывая редких прохожих.
— Нет, — ответил я и, заметив вопросительное выражение лица Гермионы, добавил: — у нас в доме стоит елка, которую вы собственноручно наколдовали.
— Разве это елка? Пойдемте на площадь. Вот там стоит настоящая елка!
Не слушая моих возражений, Гермиона взяла меня за руку и повела на площадь. Пройдя два квартала, мы вышли к освещенному новогоднему дереву. Множество огней и ярких, разноцветных шаров создавали волшебный образ. Звонко рассмеявшись, она подбежала к елке и с нескрываемым восхищением начала её рассматривать.
Подойдя к девушке, я спросил:
— Вы выглядите счастливой. Неужели это дерево вам так нравится?
— Конечно! Ведь сегодня Рождество. У нас в семье была традиция: каждый год ходить на площадь и смотреть на елку. Последний раз я так проводила Рождество в тринадцать лет вместе родителями. Папа купил мне сладкий леденец на палочке, и мы полчаса рассматривали елку с мерцающими огоньками. Было здорово! — Затем, немного помолчав, Гермиона добавила: — Я не люблю сладкое, не люблю леденцы на палочке, и меня ужасно раздражают огоньки.
— Вот как. Зачем же вы тогда каждый год ходили на площадь? Пытались вновь быть правильной, Гермиона? — спросил я, презрительно усмехаясь.
Нужно было напомнить, с кем она разговаривает: слишком много откровений мне пришлось выслушать в последние дни.
Почти неслышно и в то же время очень громко прозвучали эти слова. Не удержавшись, я подошел к ней почти вплотную.
— Вам их очень не хватает? — спросил, аккуратно обнимая Гермиону за плечи.
— Очень...
Доверчиво прижавшись ко мне спиной, девушка грустно посмотрела на елку. Мне захотелось сказать ей что-то ободряющее, рассмешить забавной историей, поцеловать, но, разумеется, я ничего не сделал. Может быть, потому что я не знал веселых историй... Нет, о причинах я думать не желал. Я продолжал обнимать Гермиону, глядя на отвратительное дерево, увешанное множеством нелепых игрушек.
— Вы счастливы?
— Что? — переспросил я.
— Вы сейчас счастливы? — уточнила она.
— Не знаю. Мне сейчас… уютно, — признался я, пристально всматриваясь в золотистый шарик.
Развернувшись ко мне лицом, Гермиона внимательно посмотрела мне в глаза. Затем, встав на цыпочки и зажмурив глаза, она поцеловала меня в губы: быстро и неуклюже. Я тихо рассмеялся. Гермиона вспыхнула и попыталась выкрутиться из моих рук, но я не позволил. Крепче обняв ее за талию, я поцеловал Грейнджер.
Мягкие, податливые — они пахли мятой и имели сладкий привкус леденца, который она ела. Я совершенно потерялся в своих ощущениях. Но могу сказать лишь одно: я определенно не остался равнодушным.
* * *
Вернувшись в дом, мы молчали. Я не знал, как себя вести в подобной ситуации, Гермиона, видимо, — тоже. Уже собираясь в спальню, я еще раз взглянул на девушку: она стояла посредине комнаты и смотрела на меня.
Вопросительно подняв бровь, я ждал — она молчала. Не выдержав напряженной тишины, я спросил:
— Ты хочешь что-то сказать?
— Нет. А ты?
— Я… не знаю. Возможно… — запнувшись, я устало потер пальцем переносицу. Затем, послав все к Мерлину, подошел к Гермионе, обнял ее и, зарывшись лицом в ее волосы, прошептал:
— Мне нечего сказать, Гермиона.
— Знаю. Мне тоже.
Обняв меня за шею, она запрокинула голову, позволяя поцеловать себя. Этот поцелуй был мучительно сладким, меня опьянял привкус страсти. А когда поцелуй закончился, я совершенно не имел сил отпустить Гермиону. Возможно, это было ошибкой, но я не сумел себя сдержать, потерял самообладание. Но я не пожалел ни о чем: ни о сладких губах, дарящих мне поцелуи; ни о ласковых руках, скользящих по моей спине. Я наслаждался каждым мгновением, каждым движением, каждым стоном, сорвавшимся с ее губ. На пике наслаждения я услышал свое имя и понял, что уже не смогу отпустить ее.
* * *
Сегодня мне опять снился день, когда мы совершили нападение на дом Бернса. Крики, вспышки заклинаний, перепуганные карие глаза маленькой Линды — все это было столь ярким и правдоподобным, что в какой-то миг я не смог отличить сон от реальности. Линда. Смешная, неуклюжая девчонка с огромными глазами. Когда ее пытали Круцио, она не кричала. Возможно, просто не могла из-за раздирающей боли. А может, не до конца осознавала происходящее. Лишь молча сносила пытку, зажмурив глаза. Когда ее лицо в третий раз исказила гримаса боли, я не смог сдержаться и обезоружил Макнейра.
Позже я размышлял над причиной столь нелепого поступка. И я понял: Линда Бернс напоминала мне человека, которого я учил в Хогвартсе. А именно — Гермиону Грейнджер. Они были так похожи. Нет, не внешне. Характером. Такая же упрямая.
За последние полтора года я почти ничего не слышал о Гермионе. Слухи — так мало и в то же время много. В очередной раз посещая собрания Пожирателей, я боялся услышать о том, что ее поймали. Через полгода неизвестности я попытался найти ее. Тщетно. Мои попытки не увенчались успехом, зато привлекли нежелательное внимание со стороны Темного Лорда.
Прошло еще долгих шесть месяцев, и я узнал, что мои бывшие ученики попали в засаду. Тогда я впервые по-настоящему испугался. Выжить в таких столкновениях удавалось лишь счастливцам, но она, вопреки всему, выжила. Уизли повезло меньше. Впрочем, мне его жизнь была безразлична. Я собирался встретиться с Гермионой после похорон. Мне нужно было разобраться, почему ее жизнь меня так волнует. Но я не успел — она вновь исчезла на долгих полгода. Все это время я пытался выведать у Дамблдора, куда уехала Грейнджер. Осторожно намекая, шаг за шагом направляя разговор в нужную мне сторону, я узнал, что она скрывается в «надежном месте». После этого я попытался выбросить ее из головы: внушал себе, что у нее все в порядке и не стоит искать ней встречи. Я почти поверил, что мисс Грейнджер меня совершенно не интересует.
И вот теперь, в канун Рождества, на порог моего убежища пришла Гермиона и заявила, что будет меня охранять. Смешно, не так ли? Единственная, от кого меня нужно было защищать — это она. Остальные могут лишь убить. Она же может уничтожить, ведь я, наконец, понял, что люблю ее.
* * *
Проснувшись, я обнаружил, что нахожусь в постели совершенно один. Разочарование, досада, злость — на меня одновременно нахлынуло так много эмоций, что я растерялся. За последние восемнадцать лет это случилось со мной впервые. А на что я, собственно, надеялся? Что она останется со мной и утром разбудит поцелуем? Да. Я позволил себе слишком многое: надежду.
Одевшись, я направился в гостиную, с намерением поговорить с Гермионой. Нужно разобраться со всем как можно скорее. Войдя в комнату, я застал ее снимающей зимнюю мантию.
В ответ я лишь сдержанно кивнул — улыбка на ее лице слегка поблекла. Положив мантию на диван, Гермиона взяла в руки продолговатый сверток и подошла ко мне.
— Северус, что с тобой случилось? — спросила она.
— С каких это пор мы с вами, мисс Грейнджер, на «ты»? Не припомню, что разрешал вам так фамильярно ко мне обращаться. — Я был слишком раздражен тем обстоятельством, что она куда-то ходила утром, поэтому не стал сдерживать себя, возвращаясь к обычной манере поведения.
— А как мне тебя называть? — поинтересовалась Гермиона. Судя по тому, как нехорошо сузились ее глаза, я мог предположить, что она разозлилась.
— Я считаю, что обращение мистер…
— Прекрати! — перебила она. — Что я сделала не так? Почему ты меня отталкиваешь?
Я замер, удивляясь ее безрассудной храбрости. Никто не осмеливался так со мной говорить. Мне захотелось высказать все, что думаю о ней, но я не смог. Вместо этого лишь спросил:
— Куда ты ходила?
Несколько раз моргнув, Гермиона вновь улыбнулась и со словами «С Рождеством, Северус!» протянула мне сверток. Открыв подарок, я снова удивился. У непосвященного человека сюрприз мог вызвать отвращение, настолько это растение было неприятно держать в руках. Но я искренне обрадовался подарку и, привлекая Гермиону к себе, поцеловал в знак благодарности. Возможно, все не так плохо, как показалось сначала?
* * *
Я сидел на диване и перебирал локоны Гермионы, ее голова лежала на моих коленях.
— Тебе понравился подарок? — спросила она, повернувшись ко мне лицом.
— Да. А скажите-ка мне, мисс Грейнджер, откуда вы узнали о необычных свойствах хален?
— Из книги, — ответила она, усмехнувшись.
Я лишь хмыкнул, услышав это заявление. Разумеется, лишь Гермионе могла прийти в голову идея подарить мне это растение, одним из свойств которого была очистка воздуха в лаборатории от ядовитых испарений. Как романтично и в то же время практично. Впрочем, я был всем доволен: заданием Дамблдора, вьюгой, танцующей за окном, красными шариками над камином и даже Рождеством. Наверное, первый раз в жизни я согласился бы с утверждением, что Рождество — самый лучший праздник в году.