То, что он ещё не пришел, я понимаю, только спускаясь по лестнице. Чувствуется холод и пустота. Ещё один день без него. Месяц назад я и не задумывался об одиночестве. Но теперь, когда мы вместе, каждая минута расставания ощущается особенно остро.
Думал ли я, что когда-нибудь влюблюсь в него до беспамятства? Нет, конечно.
Произошло это как-то внезапно и неожиданно, что ли. Война только была объявлена, и я не мог не участвовать в ней. Конечно, я же долбаный герой, Мальчик, который выжил, Надежда всего магического мира, Избранный и как там меня ещё называла Скитер и подобные ей.
Той весной я не хотел ни с кем встречаться, ни тем более влюбляться, но когда судьба рассматривала чьи-то пожелания? Я просто шел и думал о школе, о друзьях, учителях, знакомых, о нашей судьбе. Я не верил в нашу победу, да и сейчас не особо верю. Мне хотелось сесть и никогда не вставать. Не идти навстречу своей судьбе, будущим жертвам войны. Не хотелось жить, даже ради других. А уж тем более ради себя. Было огромное желание пойти и утопиться в озере. А что, неплохая перспективка, провести остаток вечности в озере, рядом с кальмаром.
Когда я почти решился, ко мне подошёл он, просто подошёл, взял меня за руку и сел рядом. Как будто не было семи лет вражды, презрения с его стороны и недовольства с моей. Нам не нужно было слов или чтения мыслей: всё и так было понятно. Мы оба не хотели участвовать в войне и быть пешками в игре Дамблдора. Мы просто хотели жить и не думать о судьбе мира или других возвышенных вещах.
Подумать только, мы просидели под тем деревом около шести часов, не произнеся ни слова. И что самое необычное, никто ни разу не отвлёк нас. Я думаю, что это было заклинание, но он ведь никогда не признается в этом даже мне.
И вот сейчас я сижу на подоконнике нашей гостиной и думаю о нём. С того вечера прошёл год, очень не простой год. В нём было много разговоров, споров, тяжелых раздумий и прочих не очень приятных вещей. Но если мы вместе, то это того стоило.
Наверное, я ужасно сентиментален, но я люблю называть его радугой. Когда я один раз назвал его так, он сделал такое лицо, что раньше мне захотелось бы убежать на край света, а тогда просто стало не по себе от мысли, что я снова позволил себе расстроить его. С тех пор я не повторяю эту ошибку, но не могу запретить себе думать о нём, как о моей радуге. Ведь благодаря ему я понял, что надо жить. Он смог ещё тогда успокоить мою душу одним прикосновением. Он стал смыслом моей жизни, осветив своим сеянием мой маленький уголок. И я не могу думать о чём — либо ещё, когда он так надолго исчезает. Не могу помочь ему. Могу только сидеть и ждать.
* * *
Входя в дом, я уже догадываюсь, где увижу его. И правда, он сидит на окне, задумавшись. Это уже стало традицией.
Встаю в проёме и облокачиваюсь на дверь. Какой же он милый, когда думает. Наверно, опять обо мне. Когда он первый раз сказал мне, что во время моего отсутствия не может думать ни о чём другом, я не знал что ответить. Может я ещё не привык к нашим отношениям, а может, не ожидал от него такого явного проявления своих чувств. Не знаю, но чувствую, что мне начинает нравиться его забота обо мне.
Даже не хочу думать о том, сколько он ещё будет терпеть мой ужасный характер, моё присутствие рядом, но одно я знаю точно — я хочу, чтобы это продолжалось как можно дольше.
Глядя на его спину, я вспоминаю последний разговор о серьёзности наших отношений. Возможно, он прав, и я просто трус. Но я не хочу переходить к следующей стадии пока всё в мире так неспокойно. Эта война, охота «моих коллег» на моего парня, постоянные убийства и неугомонный Воландеморт — всё это не прибавляет спокойствия и уверенности в завтрашнем дне. Я не могу позволить ему ещё больше привязаться ко мне.
Он и так думает, что я выполняю задания Ордена, сидя в кабинете, а на самом деле во время моих отлучек умирает немало пожирателей. Будет лучше не позволять нашим отношениям развиваться. Я и так позволил себе слишком многое. Мне не хочется, чтобы он погиб, спасая меня. Хотя, он бы и год назад, не задумываясь, спас бы меня, а сейчас…
Иногда мне хочется сказать ему всё о моих чувствах к нему, но я не могу себе разрешить этого. Потому что гораздо легче жить, зная, что он со мной не потому, что связан обязательствами или моими чувствами. Знать, что я для него важнее всех людей и обстоятельств. Просто хочется верить, что через год или больше мы не разбежимся. Правда, я не думаю, что мы оба переживем войну. Может я и пессимист, но обычно судьба меня не баловала. Так с чего же сейчас должно повезти?...
Но моя вера каждый раз возрождается из пепла, стоит лишь ему, как сейчас, подойти, легонько обнять и сказать куда-то в район моего плеча — «Я так соскучился».
* * *
Проливной дождь, холод и сильный ветер — казалось бы, обычная весенняя погода для вечно промозглого Лондона. Тогда почему же редактор газеты «Мой день» вертит в руках камеру и улыбается в шарф? Почему пешеход остановился и смотрит сквозь дождь на небо? Почему влюблённая парочка ненадолго оторвалась друг от друга? Всё просто — впервые за много лет над небом Лондона появилась радуга, небольшая, но прочно занявшая своё место на дождливом небе. И этот момент не мог пройти мимо жителей города. И почти все жители в этот момент смотрели на небо и наслаждались появившейся на сердце теплотой.
Почти все: кроме двух людей в квартире под самой крышей дома на центральной площади города. Два брюнета, стоя посередине комнаты даже не замечали причины всеобщего оживления. Держась за руки, они думали каждый о своём. И никто в мире кроме них не знает тем, затронувших их мысли. Сейчас для них не важно ничего на свете кроме этой небольшой гостиной. Ведь их собственная радуга уже заполнила всё их существование и грозит осветить своими красками весь остальной мир.
Vova
