Гарри снова жил здесь. Теперь, можно сказать, официально. Он не стал ничего менять, кроме чулана. Сейчас вместо него белая стена — все-таки хорошо владеть магией. Гарри иногда останавливается здесь, стоит напротив и смотрит на эту белую стену, представляя на ее месте небольшую дверцу, которой уже нет. Затем медленно поднимается наверх. Ступени под ногами скрипят — Дадли отлично попрыгал на них в свое время. Он специально с силой наступает, чтобы скрип был громче. Ему этот звук приносит удовольствие. И он не знает почему.
Дадли больше не бегает по этим ступеням. Как и тетя Петуния, и дядя Вернон. Их здесь нет. Их вообще нет — они умерли. Вернее, их убили. Волдеморт убил, узнав, где Гарри скрывался от него летом. Он часто думал о том, почему печаль его по погибшим не так сильна, как об этом пишут в книгах. Он не находил ответа.
Теперь Гарри ночует в спальне Дадли. В спальню тети и дяди ему заходить противно. Хоть он уже и взрослый, но ему до сих пор сложно преодолеть свою детскую ненависть. Именно к ним, не к кузену. Конечно, нападки Дадли были также жестоки, но он был ровесником Гарри, а они ─ взрослыми людьми, которые должны были заботиться о нём. И поэтому их издевательства всегда воспринимались болезненнее.
На кухне все также царит идеальная чистота и порядок. Стоит только Гарри увидеть крошки или грязную посуду, как его передергивает от воспоминаний, и он спешит все исправить. Он редко готовит, так как не привык много есть. Да и гостей у него не бывает. Раньше приходила Джинни, до того, как они поругались. Ему тогда казалось, что она приходила не к нему, а к этому дому. Она прибиралась, готовила, следила за тем, чтобы у Гарри были чистые вещи, оставалась на ночь. Пыталась его вернуть. Но Гарри был еще не готов. Он знал, что магический мир ждет его, что Джинни его там обязательно поддержит, но… Он был еще не готов. Гарри откладывал возвращение на потом. У него были дела, он должен был о многом подумать, разобраться в себе, принять решение… Целый ворох бесплодных мыслей, не воплощавшихся в действия. И иногда где-то на краю сознания у него проскальзывала мысль, что он просто недостоин идти дальше. Гарри пытался понять, почему, он искал причину. Его что-то держало. И даже не в этом доме, а в нем самом сидело что-то, что его не отпускало. Он словно делал шаг вперед, а его отдергивали назад. Гарри оглядывался, пытался рассмотреть, кто это, но никого не видел.
И он продолжал жить здесь, в этом доме, ухаживал за садом, прибирался на кухне, смотрел на стену, где раньше был чулан, проводил время с Джинни. Его жизнь стала спокойной и размеренной. Иногда казалось, что слишком скучной. Он хотел сделать резкое движение, наконец на что–то решиться, но ему не доставало сил. Гарри чувствовал себя очень уставшим. Он смотрел, как Джинни суетится на кухне, и ждал, когда она уйдет. Не то, чтобы она его раздражала, нет. Вызывало раздражение просто присутствие другого человека рядом. Она отвлекала его от самого себя. Гарри было сложно сосредоточиться на своих мыслях, когда она крутилась рядом, прикасалась к его волосам, гремела посудой. Ему хотелось побыть одному. Но даже когда она уходила, Гарри не был в одиночестве. Возникало ощущение, что кто-то постоянно присутствует рядом, что от него что-то ждут. Это было неуловимое чувство, на самой грани. Стоило о нем задуматься, и ощущение пропадало.
Он все меньше и меньше разговаривал с Джинни. В основном говорила она: на кухне, в гостиной, в парке, в постели. Она рассказывала обо всем, что ее интересовало. И очень часто спрашивала, когда он вернется. Гарри ей отвечал всегда одно и то же: что ему нужно время, и он обязательно ей скажет, когда будет готов.
Позже он стал замечать, что Джинни все реже к нему приходит и все чаще только звонит. Гарри не знал, где она нашла в магическом мире телефон и как он там может работать; он никогда не спрашивал ее об этом. Сначала она звонила ему несколько раз в день. Гарри не знал, о чем с ней говорить. Что он мог ей сказать? Что он еще не готов? Так она знала об этом прекрасно. Что он ел сегодня на ужин? То же, что и всегда. Что он ее любит? Гарри уже говорил это. Когда-то. Незаметно ее звонки уменьшились сначала до одного в день, а затем она начала звонить раз в два-три дня.
И вот однажды они поругались. Джинни опять спрашивала, когда он приедет к ней, ведь она так ждет, и Молли тоже, и Рон. Гарри не должен с ней так поступать. Закрыться в этом ужасном доме и стать похожим на отшельника — неправильно, так не поступают герои. Может, Гарри просто боится? Джинни много чего говорила. Гарри сказал, чтобы она перестала на него давить. Он хотел объяснить ей, что уже взрослый человек, что он мужчина, и сам разберется, что… Джинни повесила трубку. Невысказанные слова и эмоции распирали его изнутри. Короткие гудки невероятно злили. Гарри хотелось не просто высказаться в пустой квартире, а чтобы именно она услышала его слова. Ярость настолько переполнила его, что Гарри, совершенно не думая, что делает, резко дернул телефонный провод. Он был длинный, и его часть проходила под диваном. Алюминиевые проводки не выдержали и с глухим звуком лопнули. Гарри несколько секунд рассматривал блестящий металл, а затем шумно выдохнул. Злость прошла.
* * *
Вот уже семь дней Джинни не давала о себе знать. Гарри сидел в темной кухне и пил горячее молоко. Он посмотрел на время — была почти полночь. Он ждал, сам не зная чего. Пытался убедить себя, что ждет Джинни, но собственные слова казались фальшивыми. Он чувствовал отвращение к себе за эту фальшь. Вымыв и насухо вытерев стакан, он поднялся по скрипучим ступеням наверх в спальню Дадли.
Простыни были холодными, но выпитое молоко приятно грело желудок, и Гарри вскоре заснул. Ему снились неясные тени, чьи-то силуэты, голоса. Он бежал куда-то, но не мог сдвинуться с места. Ему казалось, что кто-то настигает его. Он оборачивался и… видел себя. Тот, другой он, кричал, обвинял его, показывал пальцем. Гарри не мог разобрать слов.
Он резко проснулся и сел на кровати. Мокрая футболка неприятно липла к спине, дыхание срывалось. Гарри смотрел в темноту и ждал, когда перестанет колотиться сердце. События сна не отпускали его.
И вдруг раздается звонок. Он приглушен закрытой дверью, но тем не менее слышен. Сердце замирает, руки мгновенно потеют, в широко распахнутых глазах появляется ужас. Гарри прекрасно помнит, что провод оборван, он не чинил его. Телефон звонить не может, это маггловский мир. Но очередная трель спугивает все мысли. Он боится вздохнуть. И тут Гарри вспоминает о только что приснившемся кошмаре. Может, он еще не проснулся? Гарри вслушивается в тишину.
Трель.
Он вздрагивает. Этого не может быть, этого просто не может быть, это смешно, черт подери! Гарри сидит на кровати и мнет край одеяла в судорожно сжатых кулаках. Он пытается себя убедить, что ему просто кажется. Что это сон. Что он еще не до конца проснулся, и, может, это на улице кто-то…
Трель.
От сильного напряжения начинают болеть плечи, но расслабиться не получается. Гарри понимает, что нужно спуститься. Может, это и не телефон вовсе, может, это птица какая-нибудь ночная? Ну, или насекомые. Он знал, что сверчки очень громко трещат. Медленно, стараясь не шуршать одеялом, Гарри потихоньку передвигается к краю кровати.
Трель.
Почти спустив ногу на пол, он замирает, и теперь ее сводит судорогой от неудобного положения и слишком сильного напряжения. Гарри впервые чувствует, что здесь, в комнате кузена, безопасно. Медленно опускает ногу на ковер и смотрит на часы — половина третьего. Он кладет руку рядом с часами, нащупывая палочку. Пальцы скользят по гладкой поверхности, и тут Гарри вспоминает, что оставил ее в ванной комнате, на краю раковины. Он судорожно сглатывает. Черт. Черт. Гарри сидит на краю кровати и ждет. Может, это прекратилось, и тот звонок был последним?
Трель.
Он не знает причину. Ему страшно. Гарри смотрит на горящий циферблат и набирается смелости. В голову приходит мысль: может быть, это Джинни решила пошутить? Вдруг она приехала, пока он спал, починила этот чертов телефон и теперь ему звонит? Но уже через секунду он понимает всю абсурдность этого предположения. А может?.. Может быть, это… Он не дает себе закончить мысль, и резко отталкивается руками от кровати и тут же замирает от громкого скрипа — ему страшно произвести хоть звук. Единственное, в чем Гарри сейчас уверен, так это в том, что нужно вести себя очень тихо.
Трель.
В нем вспыхивает раздражение. Черт подери, сколько можно? Ему, ну или ей — кто там на проводе, не надоело еще? Гарри подходит к двери, медленно приоткрывает ее и выглядывает в коридор. Темно. И тихо. Только его тяжелое дыхание. Он на цыпочках крадется к лестнице и не решается шагнуть на первую ступеньку. Сейчас ему совсем не нравится, что они скрипят. Теперь Гарри боится этих звуков. Если он пройдет по ним, то его немедленно обнаружат, и тогда...
Трель.
Гарри вздрагивает. Здесь звук слышен гораздо громче. Нужно спуститься. Он должен посмотреть, он должен зайти в гостиную и удостовериться. В чем удостовериться, Гарри пока не знает, но стоять и бездействовать совершенно невозможно. Он осторожно спускается вниз, стараясь идти возле стены, ─ так ступени меньше скрипят. Теперь осталось только обогнуть лестницу, пройти мимо стены чулана и зайти в гостиную. Гарри держится за перила, всматриваясь в темноту.
Трель.
Звук раздался еще ближе. Он стал более пронзительным, более настойчивым. Более раздраженным. Сейчас Гарри готов ему приписать любое человеческое качество. Выждав пару мгновений, он глубоко вздыхает и делает шаг в комнату.
Лунный свет пробивается сквозь неплотно задернутые шторы и освещает небольшой столик возле дивана, на котором стоит телефон. Старая модель, с вкруговую набираемыми цифрами. И крученым толстым проводом, соединяющим трубку с самим аппаратом. Гарри смотрит на него и ждет. У него возникает чувство, что вот сейчас телефон и не зазвонит. Что стоило только приблизиться к нему, и он замолчит.
Трель.
Ему сдавливает горло. Этого не может быть! Но звук исходит именно из телефона. Гарри видит неровный оборванный конец тонкой черной змейки провода и не может поверить. Он переводит взгляд на трубку. Ее нужно поднять и приложить к уху. И удостовериться, что телефон выключен. Если это так, в трубке будет тишина. Ни длинного непрекращающегося гудка, ни треска, ни… голоса.
Трель.
Гарри резко сдергивает трубку. Он держит ее в руке и не решается поднести к уху. Он прислушивается ─ вдруг и на этом расстоянии можно услышать? Но он не слышит ничего, и это обнадеживает. Он подносит трубку ближе. Тишина. Гарри медленно выдыхает, опуская плечи и закрывая глаза.
— Гарри…
Он резко вздрагивает и пытается вздохнуть. Страх охватывает все тело, заставляя подгибаться колени и скручивая живот.
— Сириус?
Робко, тихо, неверяще. Это был голос его крестного. Крестного, который умер. На глаза наворачиваются слезы. Он не предполагал, что когда-нибудь еще раз услышит этот голос.
Сон, ставший реальностью… Хотя Волдеморт и не пытал его. Когда снится такое, не поверить этому нельзя. И бездействие было бы мучительным и невозможным.
Но к чему привели его действия?
— Сириус…
Гарри понимает, что это абсурдно, этого не может быть, это неправильно. Он медленно опускается на диван. Гарри так много хочет ему сказать и в то же время не может найти слов, не знает с чего начать. Он молчит. И Сириус тоже. Гарри не слышит его дыхания. Он знает, что когда разговариваешь по телефону, обязательно слышишь дыхание собеседника.
— Сириус?
— Да, Гарри…
И слова приходят вместе со слезами.
— Я очень скучаю по тебе, Сириус. Мне тебя не хватает. Я люблю тебя. Мне так плохо без тебя! Как жаль, что у нас было так мало времени… Господи, как же я по тебе соскучился! Я… Я… Прости меня. Прости! Я так виноват перед тобой! Я не хотел, чтобы ты умер!
— Ты… не виноват…
— Виноват! Если бы…
— Нет… Я знал… на что иду…
— Нет! Нет! Я мог бы спасти тебя! Если бы не моя опрометчивость, этого бы не произошло! Я так виноват перед тобой. Сириус… Сириус?
Тишина.
— Сириус!
Тишина.
Гарри начинает плакать навзрыд, прижимая трубку к груди. Этот абсурдный звонок разбередил его старые раны, и теперь ему больно. Он так надеялся забыть эту боль и эту тоску. Эту ошибку. Он сросся со своей виной и почти ее не чувствовал. А теперь… Теперь ему придется пережить все заново, все круги ада. Гарри не имел права забывать о своей вине перед крестным.
Если бы он не пошел тогда в Министерство…
Как он мог не пойти туда, зная, что там делает его враг?
Это была самая элементарная ловушка, и Гарри, как последний дурак, попался в нее. Им нужен был не Сириус, а он.
Гарри засыпает, прижав к груди телефонную трубку. Наутро он подумает, что это был всего лишь сон. И он, оказывается, ходит во сне. Работая в саду, он будет вспоминать Сириуса, его татуировки, его голос, его добрые глаза. Целый день Гарри будет мысленно просить у него прощения, и только ближе к вечеру решится подойти к выключенному телефону. Ему даже не придет в голову его выкинуть или починить.
Он не хочет к нему прикасаться. Если Гарри к нему прикоснется, то это будет значить, что ночной бред был правдой, и крестный ему действительно позвонил. Тогда Гарри признает, что телефон с порванным проводом может работать в этом мире, и это будет значить, что он сошел с ума. Но это не так! Он не может быть сумасшедшим! Это был сон. И поэтому Гарри только смотрит на телефон, не касаясь.
А ночью его будит телефонная трель.
Спросонья, еще не разобрав, что происходит, Гарри замирает. Он вспоминает, что телефон сломан и звонить не может. Но потом он вспоминает о Сириусе. Может быть, это он? Конечно, это обязательно он! Гарри спрыгивает с кровати и бежит в гостиную. У него сбивается дыхание и, подняв трубку, он не может вымолвить ни слова.
— Гарри…
Это не Сириус. Голос слишком молодой и очень знакомый. Гарри хмурится, он не понимает. У него появляются подозрения, что это шутка. Но разве Джордж стал бы так шутить?
— Джордж.
— Фред…
Нет. Он бы не стал так шутить.
Фред, умерший на войне. Фред, звонящий ему по сломанному телефону. Фред, которому он не успел сказать последнее «прости».
Веселый брат-близнец, который воевал за свой дом и своих родных.
Так чья же все-таки это была война? Задавая себе этот вопрос, Гарри был уверен, что только его. Он — Мальчик-Который-Выжил, ему и воевать. Это был его враг. А значит, он был в ответе как за нее, так и за ее последствия.
— Фред, мне жаль… Я не хотел этого, ты знаешь. Я… Фред, я…
На глаза наворачиваются слезы, когда он вспоминает, как рыжие волосы окрасились кровью. Гарри ненавидит себя за то, что не остановился над телом друга. Ему нужно было идти дальше. Теперь он никуда не идет. Теперь он пришел. Слишком поздно.
— Прости.
— Виноват… не ты…
Но Гарри будто и не слышит его. В гостиной темно, да он бы и так ничего не увидел — перед глазами все плывет. Сейчас он далеко от этого дома, от дивана и от холодной пластмассовой трубки. Он там, возле Хогвартса, он вспоминает.
— Прости. Я так и не пришел к тебе на могилу. Мне стыдно. Прости. Я не смог. Фред… мне не хватает тебя. Это несправедливо. Ты не должен был умирать! И Джордж, знаешь, он так смотрел тогда на тебя...
Всхлип.
— Фред?
Тишина.
— Фред!
Гарри смотрит в темноту, прижимая колени к груди и тихо всхлипывая. Он видел, как во Фреда летело заклинание, но не мог ничего поделать. Он не успевал. Не успевал…
Следующий день Гарри проводит как во сне. Он ждет ночи и в то же время боится ее прихода. Кто позвонит ему на этот раз? Утром Гарри идет в супермаркет, но совершенно не разбирает, что кладет в корзину. Мысли его сейчас заняты другим, они находятся рядом со светло-бежевым телефоном старой модели, с вкруговую набираемыми цифрами. Внутри зарождается неосознанный страх. Гарри начинает бояться его звонка. Он не готов к нему. И никогда не будет готов. Конечно, к предыдущим звонкам он тоже не был готов. Но последствия этого звонка будут ужасны. Вина, которую Гарри заталкивает глубоко в подсознание, уничтожит его, взорвет изнутри. С ней он боится не справиться.
* * *
Трель.
Страх перед тем самым звонком не позволяет Гарри сдвинуться с места. Он с головой укрывается одеялом и старается не вслушиваться, не думать, не ждать…
Трель.
Гарри думает о том, что он гриффиндорец и не должен вести себя как трус. Он виноват и должен встать и поднять трубку. И выслушать справедливые обвинения.
Трель.
Гарри встает, спускается по лестнице и смотрит на телефон, освещаемый луной из-под неплотно прикрытой шторы. Стоит и смотрит. На большее у него нет сил.
Трель.
Трель.
Тре…
— Гарри…
— Седрик.
Где-то глубоко в душе Гарри испытывает облегчение, что это не тот звонок. Седрик… Мерлин, как давно это было! Гарри тогда казался себе таким маленьким, таким счастливым, таким чистым. Как все было понятно и просто! Несмотря на все опасности, тогда жить было так легко…
Пока он не увидел, как умирают от Авады Кедавры.
Его чувство справедливости, его честность привела к гибели человека. Ну зачем он тогда предложил продолжить путь вместе? Почему не оттолкнул в последний момент? Почему не почувствовал опасности?
Какие старые, родные вопросы… Гарри часто задавал их себе. И не находил ответов.
«Убей лишнего».
Лишний. Он был всего лишь лишним. Тем человеком, который не имел к ситуации никакого отношения, который попал туда случайно, в отличие от Гарри. Гарри лишним не был. Гарри был одной из ключевых фигур. Гарри имел к ситуации вполне определенное отношение. В некотором смысле, он отвечал за нее.
И исход той партии в немалой степени зависел именно от него.
— Ты умер по моей вине. Прости. Я очень сожалею. Я вообще не должен был участвовать в том Турнире. Моя кровь вернула его к жизни. Если бы не я…
— Нет… Гарри… Ты не прав…
— Нет, Седрик. Я долго думал об этом. Я прав. Я виноват.
Тишина.
* * *
Это он. Гарри уверен в этом. Он сидит на краю кровати и смотрит на циферблат.
03:15.
Голубые цифры часто мигают, и у него появляется резь в глазах. Но Гарри не отводит взгляд. Он слушает звонки. И считает.
Три.
Четыре.
Он не знает, что ему сказать.
Пять.
Слова… Слова теперь бессмысленны, они ничего не исправят.
Шесть.
Семь.
Восемь.
Гарри встает. Ему холодно, но он не позволяет себе одеться.
Девять.
Спускается по скрипучей лестнице. Теперь не страшно, что она скрипит, и его могут услышать.
Десять.
Гарри совсем не обращает внимания на стену, где раньше была дверь чулана.
Одиннадцать.
— Га-арри-и…
— Том.
Он виноват? Избавил мир от монстра. Он должен был это сделать, но разве он хотел? Том убил множество людей, не говоря уже о его родителях и семье Дурслей, в чьём доме он сейчас живет. Это достаточный повод для мести? Да. Тогда, во время той безумной гонки, Гарри думал, что этой причины более чем достаточно. Теперь, когда Том мертв, Гарри не может ответить на этот вопрос. Теперь, когда и его руки в крови.
Нет, нет, нет, Гарри поступил правильно, он отомстил, он многих спас от смерти. Гарри не должен сомневаться, говорила ему логика. Но ты лишил его жизни, возразили чувства.
— Я хочу… жить, Га-арри-и… Я… так любил… жизнь… У меня… была… мечта, Га-арри-и… Ты отобрал… ее…
Гарри закрывает глаза, ему нечего ответить.
— Га-арри-и… ты жив… А… я? Это… по-твоему… справедливо?..
— Я не мог поступить иначе. Ты знаешь.
Гарри вешает трубку. То, что сказал Том… Разве Гарри не приходили в голову такие мысли? Разве он не ругал себя за них? Разве у него был выбор?
Был, конечно… Гарри мог сдаться и умереть. И вместе с собой утащить в могилу еще половину Британии, если не больше. И если Гарри было не жалко себя, то за других он решать не мог. Гарри невесело улыбнулся. Убив Тома, разве он не решил за других? Обрек их не на смерть, но на жизнь.
Том мертв, мир спасен. Тогда что же это за чувство? Неужто проклятье той самой любви, о которой говорил профессор Дамблдор? Та сила, из-за которой теперь он мучается? Что за любовь он имел в виду? Любовь к миру? К людям? Если профессор сумел разгадать его главное оружие, то как Гарри может относиться положительно к Волдеморту? Ведь тот даже не человек, ни в физическом, ни в моральном смысле. Да, у него была тяжелая судьба, но разве Гарри было легче? Том — сволочь, лишившая его семьи. Тогда почему Гарри пытается найти ему оправдание? Он сам не знает. Единственное, в чем Гарри уверен, так это в том, что он не должен оправдывать Тома. Не должен…
Он идет в кухню. Налив себе стакан воды, Гарри смотрит в окно на качающийся фонарь. После этих звонков он не может заснуть. Его уже не беспокоило, что телефонный провод оборван. Он ждет этих звонков с каким-то садистским наслаждением, хотя прекрасно знает, как ему паршиво будет после…
* * *
01:36.
Трель.
Гарри сидит на кухне и пьет очень сладкий кофе, почти в полной темноте. Конфорка давет мало света, и кофе в его чашке напоминает нефть. Сегодня Гарри понял, ему есть, чему радоваться — хорошо, что он не разбил телевизор. Не то, чтобы он его смотрел… Но такое с телевизором он бы выдержал вряд ли.
Трель.
Это он. На этот раз точно.
Гарри выливает почти полную чашку в раковину и тщательно ее моет. Вытирает кухонным полотенцем и ставит в шкаф.
Трель.
Оглядывается. Задвигает стул.
Трель.
Выключает конфорку.
01:39.
Трель.
Зайдя в гостиную, Гарри думает: может быть, включить свет? Нет. При свете… будет слишком стыдно. Сейчас конечно тоже, но… Некоторые вещи лучше делать в темноте.
Трель.
— Гарри… мальчик мой…
— П-профессор Дамблдор?...
Боже, нет! Трубка выскальзывает из вспотевшей ладони и громко бьется о деревянную столешницу. Гарри медленно оседает на пол.
Вспоминается шум прибоя и запах морской соли. Гари сжимает челюсти, рот наполняется слюной. Впоследствии Гарри часто думал, каково на вкус было то зелье.
Он зажмуривает глаза.
«Выпейте… Выпейте… Выпейте… Еще… И еще… И еще…»
«Хватит, пожалуйста, хватит».
— Профессор…
— Да, мой мальчик…
— Профессор, я… О, Господи, я… Я не хотел! Там, в пещере… Я не должен был! Наверняка можно было что-то придумать! Я не должен был поить вас тем зельем!.. И… на Башне… Я стоял там и все видел! И ничего, ничего не сделал! Простите меня, ради всего святого! Я стоял и смотрел, как вас убивают! И… и… Это неправильно, это не должно было быть так! Ведь можно же было найти другой выход!
Слезы струятся по лицу, капая на пластмассовую поверхность, но Гарри не замечает. Ему так тяжело… Он не смеет вздохнуть, он так много должен сказать…
Обреченность завладевает им. Он так устал быть…
Вдруг Гарри открывает глаза. Вчера он понял кое-что, и сейчас, именно сейчас нужно сказать об этом профессору! Он поймет и подскажет.
— Мне не хватает вас, профессор. Не хватает больше всех. Как вы могли меня бросить?! Вы были так нужны мне! Почему?! Почему вы так поступили?.. Профессор, я… Знаете, я… мне стало жаль Тома. Я только вчера это понял. Но и оставлять в живых его тоже было нельзя. Я запутался, профессор. Помогите мне… пожалуйста…
Тишина.
Гарри с силой сжимает рубку. Он хочет швырнуть её о стену. Он почти делает это. Но останавливает себя. Нельзя.
Еще не время.
Он смотрит в окно. Полная луна держится уже третий день.
* * *
Гарри спит. Ему снятся зеленые лучи света. Они режут небо на неравномерные треугольники. Гарри смотрит вверх и кричит, чтобы это прекратилось. Но у него нет голоса, и никто его не слышит.
Трель.
Гарри спит. Ему снится Хогвартс. Он, еще совсем малыш, стоит перед Волдемортом. А позади него, за его хрупкой, тонкой спиной, — все те, кто его учил, с кем он учился, с кем дружил, кого ненавидел. Даже Филч и Амбридж там были. И они все изменились, как будто давным-давно выросли, а он так и остался маленьким мальчиком из чулана. Взрослый Рон, взрослая Гермиона, совсем седой Хагрид. Гарри чувствует, как с него сдувает старую растянутую футболку. Он еле-еле стоит, ноги в слишком больших сандалиях скользят по земле, маленькие камушки попадают между пальцев. Ему физически больно от того, как на него смотрит враг. И практически невозможно сделать шаг вперед…
Трель.
Гарри резко открывает глаза. Сначала он не может понять, от чего проснулся, ему снилось что-то плохое, он помнил точно. Гарри смотрит на часы.
02:08.
Трель.
От неожиданности он вздрагивает. Прошлой ночью звонков не было. Гарри всю ночь крутился, никак не мог уснуть. Гарри был уверен, что он позвонит. Но, бесполезно прождав до утра, Гарри уже и не надеялся, что сегодня услышит этот звук, так похожий на пение механических птиц.
Трель.
Вот, сейчас. Это он.
Гарри спускается вниз. Он обещает себе, что после пятого звонка обязательно возьмет трубку. Он заметил, что ему стало легко подходить к этому маленькому деревянному столику. В первый раз он даже не решался слезть с кровати.
Трель.
А теперь он очень быстро проделывает путь от спальни до гостиной. Вот только днем Гарри не решается посмотреть на этот светло-бежевый телефон и кусок оборванного провода, торчащего из-под дивана. Гарри почти все свое время проводит в саду.
Трель.
Терпения не хватает.
— Гарри…
— Ремус!
Добрый, заботливый Ремус, с плиткой шоколада в кармане пиджака, струйкой запекшейся крови возле рта и сломанной палочкой.
Гарри не ждал его звонка, он был не готов. К разговору с Ремусом — никогда. Ему было стыдно вымолвить хоть слово.
Какой из него Избранный? Если он Защитник, то почему не защитил?
Мальчик-Который-Выжил. Выжил для чего?
Для того, чтобы победить в войне? Или все-таки для того, чтобы ее предотвратить?
Справился ли он со своей миссией? Сейчас, когда слышит мертвый голос Ремуса?
— Ремус, я… Я…
— Тише… я знаю… что ты мне… скажешь… Не надо…
Гарри молчит. Молчит и Ремус. Но Гарри уверен, что эта тишина не пустая. Стоит ему обратиться, и Ремус ответит.
— Тедди… Миссис Уизли забрала его к себе.
— Да…
Мышцы напрягаются. Костяшки пальцев до боли натягивают кожу. Гарри всматривается в темноту.
— Ремус, тогда… я…
— Тише, Гарри… Не надо…
— Хорошо. Я не буду. Но ты ведь знаешь — я прав. Я… черт, я так хочу обнять тебя!
— Да… Гарри… Я тоже…
— Прости…
Тишина.
Гарри еще долго сидит, прижимая трубку к уху и не сводя глаз с лунной полоски света на стене.
* * *
Как-то в книжке Гарри прочитал, что есть такие цветы, которые называются «петунии». Там была даже фотография. Их расцветка бывает белой или красно-фиолетовой. У Гарри в саду таких цветов не растет.
Гарри сидит на кухне и вспоминает, как сегодня утром он зашел в цветочный магазин. Там продавали семена в пакетиках. Он стоял тогда и думал, куда их девают, если не удается реализовать товар? Ведь семена не могут храниться вечно. Гарри хотел купить несколько пакетиков. Ему тогда пришло в голову, что это тоже жизнь, пускай всего лишь растительная.
Гарри любит смотреть на свои цветы, наблюдать за их ростом. Он сравнивает их жизнь со своей. Им живется гораздо проще, даже в картонных пакетиках. У них нет такого груза на плечах, как у него. Вина не давит на них, подобно кресту. Кресту за каждого убитого. Ему тяжело со своей виной, но и сбросить ее Гарри не может.
Так сложно было идти вперед, вглубь леса, к Волдеморту, зная, что за спиной оставляешь убитых. Или тех, кто пока жив, прекрасно понимая, что они тоже умрут, ведь Пожиратели были повсюду, не только рядом со своим Лордом.
Телефон молчит вторую ночь. Гарри начинает бояться, что просто проспал и не услышал пронзительное дзиньканье.
Гарри поднимается в спальню Дадли и, задернув шторы, залезает под одеяло. Смотрит на часы.
03:00.
Он закрывает глаза, собираясь поспать чуть-чуть, совсем немного. Он обязательно услышит…
Трель.
Одеяло летит на пол. Предчувствие сдавливает горло.
Он.
Гарри стоит на ковре и не смеет пошевелиться. Целых два дня телефон молчал.
Он. Он. Он.
В такт пульсу.
Трель.
Гарри сбегает по ступенькам, но запинается о последнюю и летит носом прямо на входную дверь.
Трель.
Совершенно не чувствуя крови, уже стекающей по подбородку, он подбегает к дивану. И садится. И смотрит на телефон. Все слова, что он заготавливал эти два дня, вылетели из головы. Гарри протягивает руку, слегка касается кончиками пальцев холодной пластмассы, и ждет.
Трель.
— Поттер.
— Профессор.
Он видит перед собой бывшего профессора в луже крови. Воротник его белой рубашки стал красным, от шеи почти ничего не осталось. Взгляд черных, уже абсолютно пустых глаз не гипнотизирует, как бывало на уроках. Длинные белые пальцы судорожно сжимают флакон. Гарри не с первого раза удается их разжать.
Vova
