За пять лет до войны

Тяжелые тучи нависли над Хогвартсом, за окном сгустилась тьма, и Панси с трудом удалось различить поле для квиддича. Она вглядывалась вдаль, нервно барабаня пальцами по подоконнику, думая о том, что завтра Гарри придется впервые отстаивать цвета факультета Слизерин в матче против Гриффиндора.

Стоило только вспомнить бурную реакцию Симуса Финнигана, когда он узнал, что Гарри перевелся, а с Уизелом Панси прожила почти полгода под одной крышей и только убедилась в его неадекватности.

Она поправила школьную блузку с коротким рукавом и распустила волосы.

Небо прочертил разряд молнии, на мгновение осветив трибуны и шесты с кольцами. Затем послышался отдаленный раскат грома, и первые капли дождя застучали по стеклу.

Дверь в комнату распахнулась, и Панси, оглянувшись, увидела Гарри. Последние двадцать минут он что-то втолковывал команде, какую-то новую тактику и сейчас выглядел уставшим, но довольным. Из гостиной Слизерина доносился чей-то заливистый смех.

— Команда! Отбой! — приказал Гарри и, чуть помедлив, добавил: — Паркинсон, к тебе это тоже относится!

Панси услышала, как Джеймс недовольно чертыхнулся.

— Но я не команда! Мне к понедельнику доклад Слизнорту нужно сдать.

— Завтра воскресенье, — непререкаемым тоном сказал Гарри и закрыл дверь, отсекая гомон студентов.

Он сделал несколько шагов и, сняв очки, потер переносицу; на безымянном пальце левой руки блеснуло золотое кольцо. Точно такое же кольцо было и у Панси, только сейчас оно лежало на прикроватной тумбочке.

— Ну что? — спросил Гарри, подходя поближе и обнимая её за талию.

Панси отобрала у него очки и бросила их на кровать.

— Дождь, — ответила она и указала на потоки воды за стеклом. — Похоже, это надолго.

— Не привыкать.

— У вас, гриффиндорцев, храбрости хоть отнимай. Совсем о себе не думаете!

Гарри слегка нахмурился. Её язвительные замечания по поводу перевода, стали уже изрядно доставать.

Она засмеялась.

— Ладно, я больше не буду. Ты ведь знаешь, просто не могу удержаться.

Гарри не удивился тому, что она с легкостью прочитала его мысли. Для той, которая в пять лет уже могла выставить хороший блок, а в девять свободно владела легиллименцией, сейчас считать с него информацию, было делом обычным. Он усмехнулся.

Она обняла его за шею. Невольно Гарри мельком бросил взгляд на Черную Метку, Панси сделала вид, что ничего не заметила.

— Каковы наши шансы на победу? — поинтересовалась она.

— Стопроцентные.

— Покажешь этим гриффиндорцам? И... ей тоже.

Гарри вздохнул.

— Панс, не начинай. Она капитан, и я просто пожму ей руку.

Она улыбнулась, пытаясь скрыть укол ревности. Случалось, что находясь рядом с ним, она забывалась и отпускала блок, совершено не помня, что Гарри тоже неплохо владеет легиллименцией.

Панси залюбовалась каждой черточкой его лица, а затем, приподнявшись на носках, нежно поцеловала в губы. Он с готовностью принял поцелуй.

— А не пора ли тебе лечь спать, дорогой? — спросила она. — Матч завтра в десять, а уже половина двенадцатого. Мне не хочется, чтобы Слизерин проиграл из-за того, что ловец вышел на поле невыспавшимся.

— Тебя никогда не интересовал квиддич, — откликнулся Гарри.

— Меня интересуешь ты, Гарри. — Панси закатила глаза. — А ты и квиддич, похоже, единое целое.

— Ты опять хочешь поспорить?

— Хм... была бы не против. Ловец — самый ленивый игрок в команде. Когда остальные перекидываются квоффлом и отбивают бладжеры, он просто парит в небе.

Тут Гарри ухмыльнулся.

— В следующий раз, я возьму тебя с собой на тренировку...

— Нет, ты этого не сделаешь! — мигом отреагировала Панси.

— ... и потом я направлю «Молнию» в пике.

— Я... я тебя заколдую, слышишь?

Он был непреклонен.

— Звучит, как «я тебе врежу».

Память подбросила воспоминание, где на Гарри и Дадли напали дементоры, и кузен вопил, что-то похожее. Панси мгновенно уловила мыслеобраз.

— Да, именно так, — кивнула она.

Гарри снял мантию, небрежно свернул её и бросил на стул. Затем стал расстегивать пуговицы на рубашке.— Спать что-то не хочется. Все же не каждый день играешь против своих бывших однокурсников, — признался он.

— А ты смотри на это проще, — посоветовала Панси. — В конце концов, как повел себя этот Томас И Уизел тоже хорош. Ой, прости! — спохватилась она. — Уизли, конечно же, Уизли!

Гарри посмотрел на неё. Панси стояла к нему спиной и уже успела снять школьную форму; под левой лопаткой темнела маленькая родинка. Она оглянулась, кокетливо подмигнула и улыбнулась.

— Не подглядывай! — И с этими словами надела сорочку.

Гарри фыркнул. Панси села на кровать и начала стаскивать гольфы, тут же раздался треск стекол.

— Блин! — Она привстала и нащупала разбитые очки.

Он не выдержал и захохотал.

— Второй раз за неделю!

— Третий! — огрызнулась Панси. — Хватит смеяться! Мне больно, между прочим.

Гарри посмотрел, как она взяла двумя пальцами за дужку очки и аккуратно положила их возле спящей хвостороги. Дракончик подергивал хвостом, а из его ноздрей то и дело вылетали маленькие искры.

Позже они лежали, прижавшись вдруг к другу, и слушали, как тяжелые капли разбивались о стекло, а гром временами давал о себе знать мощными раскатами.

— Обычно такими ночами папа читал мне «Сказки барда Бидля», — прошептала Панси.

— Кого?

— Ну, этот... неужели ты не знаешь?! А чёрт! Ты же у магглов воспитывался!

Гарри повернулся к ней.

— Расскажи лучше что-нибудь о себе...

— О себе? — удивилась Панси. — Ты и так обо мне все знаешь!

— Нет-нет... другое... я гостил у Уизли три раза, но там совсем не то... сама понимаешь. Расскажи о детстве.

— Эмм... — произнесла она, чувствуя некоторую растерянность. — Ты уверен, что хочешь услышать?

Не стоило даже и уточнять, кого ей тогда придется упомянуть. В последний раз она с яростью выкрикивала «Малфой!» и размахивала палочкой. Гарри присутствовал в тот момент, и сейчас он прекрасно понимал, о чем её просит.

— Я знаю, — сказал Гарри, — но мне... любопытно.

Панси вздохнула.

— Истинная гриффиндорская черта. Всегда вам нужно куда-то сунуть свой нос. Вот недавно на Зельеваренье, Браун спрашивала меня, правда, что у меня есть Черная Метка и не фиктивен ли наш брак.

— Что?! — мгновенно разозлился Гарри. — А почему я не слышал этого?

Панси коснулась его щеки.

— Мерлин! Успокойся...

— Нет, как она посмела! — он перевернулся на спину и подложил ладонь под голову. Расплывчатый потолок утопал в темноте. — Завтра я поговорю с ней!

— Не надо ни с кем говорить!

Девушка приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза.

— Ты собираешься меня слушать вообще?— она насмешливо сощурилась. — Злой, любопытный гриффиндорец.

— Ага! Все равно я, кажется, уже не усну.

— Ну, — неуверенно начала Панси, — Малфоя я знала давно, с самого детства... мы как бы с рожденья были вместе...

Она замолчала, чувствуя, что нагородила чушь. Какое-то время Панси собиралась с мыслями.

— Короче, вот. Слушай...

— Сейчас ты полетишь вниз, — пообещала Панси Джеймсу.

Она осторожно перебралась на ветку, где сидел брат, и попыталась схватить его за руку. Но Джеймс ухмыльнулся и прыгнул вниз — с высоты почти в три метра, без тени сомнения на лице. Приземлившись, он взглянул на Панси, которая испуганно вцепилась в ветку. Джеймс издевательски захохотал.

— Посмотрим, как ты слезешь!

— Ой! — Панси растерянно посмотрела на него, не в силах сдвинуться с места. — А как же я?..

— Представь себе, что ты Гвендолин Морган из «Холихедских Гарпии» и прыгай вниз! — оборвал её Джеймс. — Хотя тебе до неё...

— Заткнись! — Панс неловко пошевелилась, и раздался треск рвущегося платья.

Джеймс замер, а затем растянул губы в волчьей усмешке.

— ... как до луны, — закончил он с хитрым выражением лица, которое бывало, когда мальчик хотел снова довести её.

— Ты...

— Но до луны ближе, чем ты думаешь. — Джеймс прошелся туда-сюда, заложив руки за спину, словно профессор. — Людо Бэгмен летал! Он мне сам сказал.

— Ты не знаком с ним, — заявила Панси. — Скажи...

— Что? Позвать папочку?

Сестра покраснела.

— Не надо никого звать, — проговорила она. — Я сама...

Сколько бы Панс ни уверяла его, что слезет без посторонней помощи, брат ей не верил, она и сама сомневалась в своих словах. Джеймс посмеялся и ушёл, оставив её одну.

Панси подумала, что выставит себя полной дурой, если не слезет сейчас же. Но едва она попробовала пересесть поближе к стволу яблони, как ветка угрожающе закачалась. Панси замерла и решила, что больше не сдвинется с места.

Сквозь густую крону деревьев едва можно было различить кованые ворота, широкую дорожку, выложенную камнем, отблеск фонтана. В саду щебетали птицы, и было слышно, как журчала вода в фонтане.

— И как она туда попала?

Ричард, запрокинув голову, недовольно оглядывал её. Даже при своём высоком росте он вряд ли мог дотянуться до Панси. Джеймс стоял рядом и ухмылялся, сжимая в руке пачку «Берти Боттс».

— Эээ, — протянул он, пялясь на дерево перед собой. — Мы играли, и... — брат закинул в рот драже и стал сосредоточенно его разжевывать.

— Что «и»? — поторопил его отец, а затем с раздражением обратился к Панси. — Персефона!

— А?

— К тебе это тоже относится!

— Что? — Панси притворилась, что ничего не поняла.

— Как ты залезла туда? Ты же боишься высоты, а Джеймс...

— Ничего я не боюсь! — выпалила она.

— ... сказал мне, что ты забралась на дерево сама...

— Это он! Все он! — Дочь в гневе указала на Джеймса и, покачнувшись, едва не свалилась вниз.

Тут Ричард взял Джеймса за плечо и дернул его к себе, отчего у того выпали из рук конфеты.

— Ты, — сердито произнес он, встряхивая его еще раз. — За своё вранье будешь наказан. Даже и не мечтай о том, что в следующем месяце поедешь на игру «Татсхилл Торнадос» и «Уимбурских Ос».

— Но, пап! — взвыл Джеймс. — «Осы» уже разгромили «Пушек Педдл»... Людо Бэгмен дал нам билеты.

— Ты никуда не поедешь!

— Там будут Малфои, — захныкал Джейми.

— И что?

— Ты сам говорил, что нам нужно поддерживать хорошие отношения с ними! — По лицу Джеймса покатились крупные слезы.

Ричард посмотрел на сына, тяжело вздохнул и, пробормотав что-то похоже на «плакса», взглянул на Панси.

— Теперь твоя очередь.

— Моя очередь? — недоуменно переспросила она. — Но я никому не врала.

— Прыгай! — сказал Ричард, в то время как Джеймс размазывал слезы по щекам.

— Нееет... я думала, ты захватишь палочку.

— Я оставил её дома, — сухо ответил отец, а затем добавил приказным тоном: — Прыгай!

Панси почувствовала, как возвращается страх, внезапно участилось сердцебиение, а воздух вдруг стал тяжелым. Время словно замедлилось — отец протягивает к ней руки, он выглядит раздраженным и просит её поспешить. Джеймс перестал хныкать и стоит в сторонке, с интересом поглядывая на них, словно предчувствует, что Панси опять сейчас влетит. На его губах застыла усмешка. «Гнусная», — так про себя окрестила её Панси. Она не замечала, что порой улыбалась также, когда Драко начинает высмеивать Поттера или эту грязнокровку, или нищих Уизли.

— Нет, — сказала Панси. — Я лучше здесь посижу. Мне тут нравится.

Отец удивленно вскинул брови, а затем помрачнел, возле соседней яблони Джеймс согнулся пополам в беззвучном смехе.

— Персефона, — медленно произнес Ричард. — Немедленно прекрати себя так вести! Тебе уже тринадцать, а ведешь себя как пятилетняя.

Джеймс снова засмеялся, указывая на неё пальцем.

— Панси боится, боится! Она слезет, если только появится Малфой! Папа, она его любит! И эта Гринграсс тоже... малявка Гринграсс!

Панси со злостью посмотрела на брата и пообещала себе, что отомстит ему в ближайшее время.

— Ладно, Джейми, — сказала она ровным голосом. — Завтра не вздумай подходить к бассейну, а то потом найдут чей-то трупик.

Отец повернулся к Джеймсу и жестом приказал ему уйти. Шаркая, брат стал удаляться в сторону дома, а потом вдруг закричал, что Панси никогда не понравится Малфою, потому что она уродина и толстая.

В глазах отца промелькнула неуверенность, но он быстро взял себя в руки.

— Ты готова?

— Подожди.

Панси прикрыла на мгновение глаза и, пытаясь не податься слезам, глубоко почти судорожно вздохнула. Раздался негромкий смешок

— Что за дети у меня?! — наигранно-веселым голосом сказал Ричард. — Один врунишка и любитель выдумывать всякие глупости, а другая никогда не признает своих страхов и верит всему сказанному.

Панси не обратила внимания на его слова. Внутри царила пустота и безразличие, а в голове билась абсурдная мысль — упасть и разбиться. Она оттолкнулась от ветки и, кажется, летела вниз целую вечность, прежде чем отец словил её.

Они вышли из парка и направились по центральной дорожке к дому. Панси держала отца за руку, и пока они приближались к фонтану, она хмуро оглядывала клумбы с цветами. Возникло желание вырвать розы и азалии с корнем, втоптать их в землю. Оставить только цветок с названием, созвучным её имени. Цветок с необычным окрасом лепестков: по центру жёлтый в обрамлении тёмно-бордового, а ближе к краям сиреневый.*

— Пап, а я правда некрасивая? — спросила Панси.

Отец остановился и с изумлением посмотрел на неё. Внезапно поднялся ветер, и верхушки деревьев закачались, зашелестела листва. Несколько белых роз склонились к её ногам.

С секунду она вглядывалась в них, а затем раздавила один из бутонов.

— Ненавижу розы, — призналась она. — Они... такие мерзкие...

Ричард присел возле неё, пригладил выбившуюся прядь её волос. Панси принялась давить второй цветок.

— Ну что ты говоришь? Ты самая красивая на свете.

— Эта дура Грейнджер каждый раз называет меня мопсом.

Отец хмыкнул.

— Дочь, — твердо произнес он, — не стоит обращать внимания на грязнокровок. Запомни, такие как она, всегда завидовали и будут завидовать нам. Во времена Темного Лорда они испуганно жались друг к другу в надежде, что их не тронут... они готовы были сделать все что угодно, лишь бы их оставили в покое.

Панси кивнула. В её комнате на каминной полке лежал экземпляр книги «Взлеты и Падения Темного Лорда», она прочитала её несколько раз подряд.

— Когда ты станешь взрослой и самостоятельной, то займешь высокую должность в Министерстве, — отец взял её за руки, — а эта грязнокровка будет мыть полы у тебя в кабинете и сдувать пыль с твоей обуви.

Панси зловеще усмехнулась.

— Тогда лучше бы Астория была грязнокровкой!

Услышав её слова, Ричард нахмурился.

— Панси, чтобы сегодня я не слышал, что ты плохо отзываешься о Астории. Никаких «малявок» или как там ты её называешь?.. Семья Гринграсс имеет значительный вес в обществе. Как и наша, Панси. Мы должны поддерживать хорошие отношения, должны держаться вместе.

— Но они же, не Малфои.

— Ну и что? Ты обязана относиться к гостям с уважением. Какой пример ты подаешь брату, если не проявишь должного гостеприимства?

Панси закатила глаза и вздохнула.

— Не начинай. Ты иногда бываешь таким занудным, пап, — с этими словами она развернулась и направилась к дому.

* * *

Астория Гринграсс была злобной и противной девчонкой. На все её пакости и поступки миссис Гринграсс закрывала глаза, предпочитая сделать выговор старшей дочери, чем задать трепку маленькой Асти. Асти — так называла её мать и сестра, и Асторию это выводило из себя. Панси не раз видела, как она краснела от гнева и топала миниатюрной ножкой. Сверстники смеялись, а взрослые снисходительно улыбались и не уставали расхваливать миссис Гринграсс её младшую дочь.

Астория пыталась казаться старше своего возраста, — большую часть времени проводила с взрослыми, влезала в разговоры, хотя не понимала и половины, и даже смела перечить Люциусу Малфою. Но все её старания были тщетны. Невысокий рост, хрупкое телосложение и по-детски наивное личико в обрамлении светлых кудрявых волос сводили на нет её усилия. Астория обиженно надувала губки, а её голубые глаза наполнялись слезами, стоило кому-нибудь повысить на неё голос. Она звонко и заразительно смеялась любой шутке, даже если та была не совсем удачной.

Панси давно заметила, что Астория чаще лжет, чем говорит правду, любит шептаться за спинами друзей и пересказывать сплетни, перевирая их на свой лад. Младшая Гринграсс обладала весьма скверным, порою жестоким характером и явно завышенной самооценкой. Именно последнее больше всего раздражало Панси — временами Астория смотрела на неё с презрением, словно она была какой-то грязнокровкой.

В Хогвартсе неприязнь переросла в откровенную ненависть, ведь как только Астория появилась в школе, то сразу стала набивать себе цену. И весьма преуспела в этом — однокурсники её уважали, а такие тупицы, как Крэбб и Гойл, подчинялись ей. Было смешно и завидно видеть, как громила Винс внимательно слушает хрупкую Асторию и кивает ей в ответ. Панси не обладала таким уважением среди однокурсников — просто таскалась за Драко, куда бы он ни пошёл.Неосознанно копируя его, она постепенно теряла свою индивидуальность. Неосознанно копируя его, она постепенно теряла свою индивидуальность.

«Лучше бы её настиг расщеп», — мрачно подумала Панси.

Она сидела в глубоком кресле в гостиной около многоярусного окна и с кислым видом смотрела на покрытую гравием дорожку. Гости должны были появиться с минуты на минуту, трансгрессировав около распахнутых ворот.

Панси была отнюдь не гостеприимна. Её раздражало буквально все — топающий наверху Джеймс, светлая блузка, которую она уже успела испачкать в шоколаде, без спросу взяв его в столовой, коричневая юбка и гольфы. Лучше бы Панси накинула мантию, чем предстала перед гостями вот в таком виде — будто она вернулась обратно в Хогвартс: не хватало серебристо-зеленого галстука.

Мать пыталась заставить её нацепитьбант, но Панси воспротивилась. Она заткнула уши и словно маленькая девочка, громко повторяла «нет-нет-нет!»

— Немедленно перестань, — сказала Эвелин.

— Ты ведешь себя, не как подобает леди, — добавил отец, но Панси была непреклонна.

— Куда его? Куда?! — спрашивала Панси, дергая себя за пряди волос. — Они итак короткие!

— Но...

— Ненавижу карэ! — закричала она. — Ненавижу бант! Не хочу бант!

За дверью Джеймс тихо посмеивался над очередной истерикой сестры, но на него никто не обращал внимания.

— Ну ладно, — сдался отец. — Можешь идти так.

Эвелин с сомнением посмотрела на мужа.

— Дорогой, тебе не кажется что без него, — она взмахнула светло-желтым бантом, а затем окинула дочь взглядом, — весь её наряд не будет смотреться...

— Ничего страшного...

Панси поспешила выскользнуть из собственной комнаты, где между родителями стал разгораться конфликт.

— Ты слишком много ей позволяешь, — услышала она голос матери, перед тем как закрыла дверь. — Ты одобряешь все её выходки...

Преодолев один пролет, Панси свернула налево и стала спускаться вниз по широкой лестнице навстречу бьющим сквозь высокие окна лучам солнца. Ступени застилала красная дорожка, деревянные перила сверкали –сегодня утром эльфы постарались на славу, до блеска начищая их.

Панси пересекла гостиную и зашла в столовую. Один из домовиковстоял к ней спиной и протирал дверцу шкафчика. Услышав её шаги, он, вздрогнув, обернулся. Не успел эльф поклонится, как Панси, мгновенно разозлившись, рявкнула:

— Вали отсюда!

Домовик стал испуганно озираться, ища выход, но покинуть столовую можно было, только пробежав мимо Панси и получив хорошего пинка. Бочком он стал пробираться в гостиную, косясь на «юную хозяйку», как домовики называли её, приветствуя при каждой случайной встрече. Ей надоело ждать, пока он исчезнет с поля зрения, и в следующий миг эльф, жалобно визжа, отправился в долги полет из столовой.

Панси раздраженно фыркнула и, выдвинув стул, села. Она подумала о том, что неплохо было бы вымыть руки после встречи с домовиком, а лучше принять душ. Кожа на ладонях начала навязчиво зудеть. Это раздражало. На столе стояла Ваза, наполненная плитками шоколада, и, чтобы отвлечься, Панси взяла одну. К её разочарованию плитка успела подтаять от жары, и едва развернув обертку, она запачкала блузку и пальцы. Панси отложила шоколад в сторону, дотянулась до салфетки и попыталась стереть пятно на ткани, но только размазала его.

С еще худшим настроением она вернулась в гостиную и, забравшись с ногами в кресло, стала глядеть в окно. Мысли сами собой перетекли от ссоры в комнате к Астории Гринграсс.

«Лучше бы её настиг расщеп», — мрачно подумала Панси.

В это время на лестнице показались родители и Джеймс. Брат был облачен в дорогую парадную мантию, и гордо вскинув голову, спускался вниз. Панси вдруг подумала о том, чтобы подбежать к лестнице и дернуть дорожку на себя. Тогда выражение чопорности на лицах всех троих сначала сменится изумлением, а затем ужасом, когда они общей кучей полетят вниз.

Панси громко засмеялась.

— Что с тобой? — Поглядела на неё Эвелин. — Панси, что это? — Она указала на пятно, темневшее на блузке, достала палочку.

— Шоколад... он весь растаял там...

— Эванеско! Сколько раз тебе говорить?..

— Ладно, хватит! — оборвал её отец. — Они идут...

Панси посмотрела в окно. У ворот появились три фигуры, которые заспешили к парадным дверям. Самой первой шла Астория Гринграсс, её голубое платьице развевалось на ветру, длинные волосы былиуложены в красивую прическу, а на лице застыло выражение надменности. Она обошла фонтан и стала приближаться к лестнице. Следом подошли миссис Гринграсс и Дафна.

Парадные двери распахнулись, и Астория первой вступила внутрь.

— Здравствуйте! — поздоровалась она со всеми.

Отец грозно посмотрел на Панси. Ей, как старшей дочери следовало проявлять учтивость, быть предельно вежливой и приветствовать всех по отдельности. Панси выступила вперед.

— Привет, — холодно произнесла она. — Асти...

___________________________

*Английское имя Pansy название цветка "анютины глазки"

Не убивайте в них свет и радость первых лет,

Тот яркий свет, тот чистый свет.

Раз убив, нельзя вернуть тот детский смех…

Не убивайте детей!

Седьмая Раса «Чужими глазами»

Шесть лет назад отец впервые взял Панси с собой в Гринготтс. Она наконец-то увидела настоящих гоблинов, а не рисованных со страниц детских сказок. Они оказались совсем не такими, как Панси себе представляла: гоблин, что проводил их к тележке, был на целый фут выше неё.

Сначала Панси принялась вопить, едва тележка покатилась вниз, в неизведанное. Но потом решила, что лучше помолчать, если она не хочет, чтобы сегодняшний завтрак покинул желудок, запачкал новую мантию отца и растёкся по днищу. Чувствуя комок в горле, она сжала зубы и вцепилась в бортик тележки, чтобы поменьше трясло.

Каменные стены проносились мимо, со свода пещеры свисали гигантские сталактиты, в которых вот-вот грозила врезаться тележка. Когда она преодолевала очередной крутой поворот, из-под её колес вырвался сноп искр. Тележка неслась с сумасшедшей скоростью, временами сотрясалась, а под ней утопало во тьме глубокое ущелье.

Вдалеке протяжно заревел дракон, и стены вдруг затряслись, послышались удары разбивающихся о стены камней. Несколько ледяных сосулек откололись и улетели во тьму. Одна из них промелькнула возле тележки, и Панси вздрогнула, когда на миг повеяло холодом.

Внезапно раздался жуткий скрежет металла, и скорость резко упала. Панси обернулась и увидела, как целый шлейф искр, освещая стальные рельсы, исчезает во тьме. Сидящий впереди гоблин сообщил, что они подъезжают к сейфу.

Когда тележка наконец-то остановилась, Панси первой выбралась из неё – неуклюже вывалилась, зацепившись ногой за бортик. И тут же шатающейся походкой отошла в сторону.

«Больше никогда не приду сюда», — подумала она, наблюдая, как гоблин с завидным проворством выскочил из тележки.

Отец проводил его недовольным взглядом, подхватывая сумку для монет и выходя на платформу.

Гордо выпрямившись, гоблин прошествовал к стальной круглой двери с множеством замков. Он прикоснулся к ней в центре и что-то пробормотал. Внутри послышался лязг, заработал какой-то механизм, и засовы стали открываться один за другим.

Отец положил руку на плечо Панси.

— Будь всегда начеку. Гоблины — это хитрые и жадные существа. Не успеет гиппогриф и крылом взмахнуть, как они украдут всё твоё золото.

Панси вскинула голову, удивленно на него поглядела.

— Пап?..

— Запомни, ты – чистокровная волшебница. А эти, — он указал на гоблина, — никто и ничто. Рабы, которых мы вовремя не истребили.

Лицо гоблина было беспристрастным, а в глазах застыло спокойствие. Если он и испытывал какие-либо эмоции, то умело их скрывал.

— Панси? Ты меня поняла?

Панси торопливо закивала.

— Д-да, поняла. Ага.

Ей стало неудобно перед гоблином. А через несколько лет, летом, перед поступлением в Хогвартс, она посетит Гринготтс и смерит гоблинов высокомерным взглядом.

В неясном свете факелов отец вытащил из кармана мантии ключ и вставил его в замочную скважину. Затем провернул несколько раз. Пара глухих щелчков – и дверь, подавшись вперёд, начала открываться!

Панси изумилась, когда увидела в просвете сияние золотых и серебряных гор.Их было много, и они были настолько большие, что в ячейке почти не оставалось места.Ближайшие к двери монеты со звоном, ласкающим слух, рассыпались по полу.

— Это... всё наше? – спросила она ослабевшим голосом.

Отец улыбнулся.

— Когда-нибудь это будет только твоим.

— Моим...

Панси вдруг пожалела, что Джейми вчера отделался только вывихом руки, когда свалился с лестницы. Мог бы упасть и сломать себе шею, ведь малыши такие неуклюжие. Панси потрясла головой и поспешила отогнать прочь плохие мысли. Если с Джейми, что-то случится по её вине, то она никогда не простит себе этого.

— Это больше, чем у Люциуса Малфоя?

Словно раздумывая, отец немного помолчал, подбирая монеты и бросая их в заплечную сумку, а затем ответил:

— Не совсем, — по его тону было ясно, что дальше спрашивать бессмысленно.

— А... можно купить весь Косой переулок?

— Если ты хочешь успеть к Флориану Фортескью, то поспеши и прекрати задавать глупые вопросы!

С этими словами он закрыл сейф и строго посмотрел на неё.

— Ладно, как скажешь.

Панси развернулась и направилась к тележке, а сама подумала, что после еще одной такой поездки никакой Фортескью ей не поможет.

Чувствуя тошноту и слабость после долгой и сумасшедшей гонки, Панси вышла из подземелья. Солнечный свет на мгновение ослепил её. Он струился из высоких окон и вызывал неприятную резь в глазах. В заполненном волшебниками зале была невыносимая жара, и становилось душно.

Воздух превратился в тяжёлую, горячую массу, которая затрудняла дыхание и опаляла кожу. Перед взором вдруг потемнело, разболелась голова, и Панси почувствовала, что теряет сознание. Она схватила отца за руку, крепко сжала своими тонкими пальчиками его большую ладонь, чтобы не упасть в обморок у всех на виду.

Отец обеспокоенно посмотрел на дочь и поспешил к выходу. Снаружи ей стало лучше, хотя Косой переулок был полон волшебников, а какие-то мальчишки кричали и спорили у лавки «Всё для квиддича», и это раздражало Панси.

— Ты в порядке? – спросил отец. – Хочешь вернуться домой?

Она прислушалась к своим ощущениям и покачала головой.

— Нет, пойдём в Фортескью! Хочу мороженое! Малиновое!

— Уверена? Ты всё еще бледна...

— Да! Пойдём скорее! Пойдём, пойдём!

Панси потянула его за руку в сторону кафе, напрягаясь изо всех сил. Вывеска «Флориан Фортескью» постепенно становилась отчетливей, можно было различить свободные столики на террасе. И какую-то толстую женщину с кучей рыжих детей. Заглядевшись, Панси вдруг запнулась и едва не упала, а оглянувшись, нахмурилась.

Снисходительно улыбаясь, к ним приближался Люциус Малфой. Отец протянул ему руку, и они обменялись рукопожатиями.

— О, неет, — заныла Панси. - Только не вы! Вы такой скучный, мистер Малфой!

Люциус опешил, а отец сделал замечание:

— Персефона, немедленно прекрати!

— Но с ним неинтересно! — возразила она.

Люциус наклонился к ней – на его губах играла усмешка, а глаза словно сковало льдом. Панси отпрянула.

— И куда это вы собрались, мисс?

— Мы идём во «Флориан Фортескью», а вы нас задерживаете!

Он презрительно скривил губы, указав на рыжих детей:

— Разве ты не видишь кто там? С Уизли лучше не якшаться.

— Чего?..

— Они преда...

— Она не знает, Люциус, — перебил отец.

На лице Малфоя промелькнуло удивление, он выпрямился.

— Как? Еще нет? Пора бы уже, — заметил он. – Лучше поторопись. Упустишь сейчас – потом не перевоспитаешь. В столь нежном возрасте наши дети подвержены влиянию магглолюбцев. Одна маленькая ошибка – и считай, что ты их потерял.

— Пока я доволен воспитанием детей...

Панси закатила глаза и едва не зарычала от злости. Слушать разговоры взрослых – скучно. Их беседа неинтересна, а сами они думают, что рассуждают о чём-то серьезном. Кивают, соглашаются или не соглашаются, но всегда остаются при своём мнении.

— Только недолго, ладно, — попросила Панси, отворачиваясь и не надеясь даже, что её услышат.

Панси принялась разглядывать ближайшие лавки, но постоянно мелькавшие перед ней размытыми пятнами мантии закрывали обзор. Волшебники куда-то спешили, торопливо собирались у витрин и также быстро расходились. Некоторые выходили с руками полными покупок, другие с трудом тащили чугунные котлы. Косой переулок бурлил привычной рутинной жизнью, и никто, казалось, не замечал Панси. Она стояла совершенно одна посреди беспокойного черного моря.

Незнакомец обернулся, и Панси тихонько вскрикнула от ужаса. Его лицо было словно искромсано лезвиями, кончик носа походил на обрубок, а рот был подобен неровному разрезу. Глаза и вовсе разные – один нормальный, а другой — неестественно большой — вращался в глазнице. Панси попыталась отвести взгляд, но его уродство притягивало к себе, чтобы потом несколько ночей подряд мучить её кошмарами.

Она требовательно подергала отца за руку и прошептала:

— Папа, смотри... смотри какой страшный...

— В чём дело?! – раздраженно осведомился он, поворачиваясь, но тут же добавил спокойным тоном: — Что-то случилось, детка?

Панси робко ткнула пальчиком в странного мужчину. Отец и Люциус посмотрели в его сторону, и неожиданно их будто подменили. Таких исполненных жестокостью и ненавистью лиц ей видеть еще не приходилось. Рука Малфоя непроизвольно дернулась к карману мантии за волшебной палочкой; в глазах отца промелькнула злость. Панси сильно испугалась и, прилагая все усилия, чтобы не заплакать, спросила:

— Что? Что такое?

Люциус Малфой вновь наклонился к ней, процедил:

— Эта мразь едва не отправила твоего отца в Азкабан, — он ухмыльнулся. — И меня, впрочем, тоже.

Панси застыла на месте, не веря своим ушам; глаза её наполнились слезами, и она зарыдала во весь голос.

* * *

Для Панси грязнокровки – никто, а магглолюбцы – предатели. И те, и другие у каждого уважающего себя чистокровного волшебника вызывают презрительную усмешку и праведный гнев. А также проклятия в сторону Годрика Гриффиндора: когда-то он не внял мудрым советам Салазара Слизерина и стал обучать магии магглов. Гриффиндор был самым слабым из Основателей – он был магглолюбцем.

Однажды отец заявил, что Панси должна решить сама, где хочет учиться, что никто не будет навязывать ей своего мнения.

«Выбор всегда за тобой, — сказал он, – но имей в виду, Слизерин – единственный достойный тебя факультет. В Слизерине учатся истинные волшебники, а все остальные лишь жалкая пародия, погрязшая в слепой любви к магглам. Они давно уже потеряли стыд, воздавая почести этим дикарям».

Грязнокровки – дикари. Им никогда не постичь природу магии, не понять её историю. Мир магии исказился настолько, что стал почти чужим волшебникам, а грязнокровки продолжают коверкать сложившиеся устои. Эти невежды машут палочками, произносят длинные формулы, читают древние фолианты. Глядя на ту же Грейнджер, Панси хочется смеяться, злорадно ухмыляться и измываться над ней. А лучше взять и выкинуть все её набитые книгами чемоданы из Хогвартса вон. Пускай отправляется к своим магглам и колдует там.

Панси с самого рождения неразрывно связана с магией, дышит и живёт ею. Как и всех остальных, её огорчает появление в Школе Чародейства и Волшебства очередной магглокровки. Признавая собственное бессилие, она вынуждена смириться с тем, что её мир, родной и привычный, рушится прямо на глазах. Мерзко от того, что магглолюбцы не понимают этого вовсе. Эти предатели готовы сделать что угодно, лишь бы отдать последние крупицы знаний, так ревностно оберегаемых чистокровными волшебниками. Но больней всего видеть, как магглолюбцы забыли собственные древние обычаи...

Панси не знала смеяться ей или плакать, когда на своём распределении услышала, как Рон Уизли произнёс:

«Я думал, мы будем сражаться с горным троллем!»

* * *

Прием гостей был долог и скучен. Следом за Гринграсс появились Малфои, за ними Крэббы и Гойлы, — Винс и Грегори в ширину были немногим меньше своих отцов. Последними порог переступили Нотты и Блейз Забини с матерью. К этому времени Панси уже утомилась стоять около парадных дверей и встречать каждого из них. Чувствуя себя дурой, она время от времени недовольно поглядывала на Асторию, которая сидела на низком диванчике и ухмылялась.

Во время торжественного обеда Панси развлекала себя, наблюдая за чавкающим Гойлом. Его толстые губы, щеки и подбородок лоснились от жира. Торопливо обгладывая куриную ножку, Грегори опрокинул соусницу и запачкал скатерть, и мистер Гойл немедля влепил ему увесистый подзатыльник. Сидевшая рядом Астория уткнулась в свою тарелку и стала всхлипывать. Все с удивлением на неё посмотрели, а она, вздрагивая оголенными хрупкими плечиками, пыталась сдержать смех. Когда Астория подняла голову, Панси увидела, что лицо её раскраснелось, а из глаз бегут слезы.

— П-простите, — еле вымолвила она и, прикрывая ладошками пылающие щеки, выбежала в другую комнату. Оттуда послышался истерический хохот.

— Ненормальная, — прошептала миссис Гринграсс. – Сумасшедшая.

Панси мысленно согласилась с ней; вопросительно изогнув бровь, повернулась к Дафне. Та смутилась, коснулась руки матери.

— Мам...

— Помолчи! - шикнула на неё миссис Гринграсс. – Дома я с ней поговорю. Ничего ведь особенного не случилось...

Нарцисса Малфой с ноткой презрения хмыкнула.

— Дурные привычки дикарей заразительны, — сказала она и смерила Грегори тяжелым взглядом. – Не дайте грязнокровкам завладеть собой, их и так слишком много.

Миссис Гринграсс залилась краской, но промолчала.

* * *

Ветер понемногу крепчал и становился холодней. Солнце спряталось за тянущимися вдаль тёмными облаками, в воздухе витал запах дождя, а где-то за горизонтом бил гром и сверкали молнии. Легкой дымкой туман стелился у самой земли, огибал стволы молодых яблонь, плывя к старой детской площадке. Издалека доносился жестокий скрип качелей.

Панси нравилась такая погода — пасмурная, предгрозовая, когда, кажется, еще чуть-чуть и хлынет ливень, забьют молнии, и гром оглушит раскатами. В душе поселялась некая умиротворенность, будто затишье перед бурей.

— Грязнокровки, — произнёс Драко Малфой.

Едва услышав его тянущийся и надменный голос, Панси вся обратилась в слух. В ожидании продолжения она смотрела ему в рот, не замечая, что стоит с отвисшей челюстью. Для Драко это была излюбленная тема, — обсуждать грязнокровок и магглолюбцев, — для всех остальных тоже.

Он стоял, небрежно прислонившись к дереву. Панси сжала кулаки, когда увидела, что возле него вьётся Астория.

— Грязнокровки, — повторила она и добавила: — Свиньи.

— Ты вел себя как свинья, Гойл. И ты, Крэбб, тоже.

Блейз запрокинул голову и громко засмеялся, ему вторила Астория. Винс и Грегори неуверенно замялись на месте, не зная как им поступить. Теодор нахмурился и поковырял носком ботинка землю. Дафна улыбнулась, но Панси знала, что подруге, как и ей, не нравится, когда высмеивают кого-то из слизеринцев. Она растянула губы в усмешке.

— Может вас обоих отправить к магглам? – продолжил Малфой. – Глядишь, и с бобром сдружитесь. Или с Уизелами...

— Вдруг поумнеете, — Блейз засмеялся.

— Кстати! – воскликнула Астория. – Гойл! Правда, что тебе нравится мелкая Уизли?!

— А?

— Астория, перестань! – строго произнесла Дафна, но на неё не обратили внимания. Все уставились на Грегори, на лицах Драко и Забини расползлись коварные ухмылки.

Панси это не понравилось, она взглянула на Асторию. Это из-за неё сейчас будут насмехаться над Грегори. Потом он сделает вид, будто ничего не случилось, проглотит обиду. Этот большой парень, способный сломать челюсть любому, замкнется в себе и будет молча терпеть.

«Ненавижу. Ненавижу её!» — в сердцах подумала Панси.

— Правда? – спросил Драко, глядя на Гойла.

Грегори помотал головой и что-то промычал.

— Я так и думал. Скажи-ка, от неё пахнет грязнокровками?

— А я-то дурак голову ломал! – Блейз сделал вид, словно его осенило. – Почему это ты так поздно приходишь в гостиную?

Гойл совсем растерялся, переводя взгляд от одного к другому и делая шаг назад. Панси уже собралась вступиться за него, хотя не сомневалась, что её проигнорируют как и Дафну, но тут вклинился Теодор.

— Грязнокровкам и маглолюбцам не место в Хогвартсе.

Теодор был малообщительным и довольно странным. В Слизерине он держался ото всех особняком, и нередко его фразы вводили в ступор. Панси немного опасалась Нотта и старалась с ним вообще не общаться, чтобы вдруг не прослыть второй Лунатичкой Лавгуд.

Блейз уже открывший было рот для новой насмешки замер, недовольно на него поглядел.

— Ты это к чему?

Теодор не обратил на него внимания.

— Отец говорил мне, что во время войны грязнокровок и магглов истребляли толпами. Жаль, что Темный Лорд исчез... я бы встал под его знамена.

Драко важно кивнул.

— А всё из-за этого очкарика... По-т-те-ра.

Панси расслабилась и облегченно вздохнула. Когда Драко говорит о Поттере, то заводится надолго, он может говорить о нем хоть целый день. Она решила поддержать разговор, чтобы Драко, Забини и Астория окончательно забыли о громилах.

— Из-за шрамоголового, грязнокровки и магглолюбцы вконец охамели. Особенно эта Грейнджер. Дура зубастая! – вдохновенно произнесла она, чувствуя, как копится внутри злость.

Астория широко улыбнулась ей и, подойдя к Малфою, взяла его за руку. Он был не против.

— Драко-о, — протянула она, копируя его манеру растягивать слова, — ты ведь всё-ё зна-аешь. Скажи-и, это правда-а, что По-оттер убил василиска-а?

Панси со злорадством увидела, что Драко непонимающе уставился на неё. Казалось, еще немного и он закричит: «Дура! Это все знают!» Она и сама закричала бы на Асторию, но Дафна в обиду сестру не даст, а ссориться с единственной подругой невыгодно.

Астория догадалась, что сказала глупость и поспешно продолжила:

— Просто... дедуля может и соврать!

— Это точно! – поддержала Дафна. – Локонс ведь так и не поправился!

Блейз громко фыркнул.

— Мерлин! Неужели ты думаешь, что этот придурок что-то может? Даже с пикси не справился!

О Локонсе можно было говорить бесконечно, о его непревзойденном таланте обманывать, который, возможно, был самым большим обманом в его жизни. Обманывать всех подряд, в том числе и самого себя. Он жил в мире собственных иллюзий и совсем погряз во лжи, потому что боялся взглянуть правде в глаза. А была ли она?

Жестокая правда била Панси в глаза, порождая приступы страха, приступы бессильной злобы. И центром этой правды была Астория Гринграсс. Она держала за руку Драко и смеялась над его давней шуткой. «Уизли живут в свинарнике, а матушке Уизела не помешает сбросить лишний вес!» Её звонкий смех отчетливо раздался в голове и расплескался вокруг светло-синим цветом, а голоса остальных превратились в настойчивое жужжание в ушах. Панси растерянно моргнула, стремясь сбросить наваждение, и с отстраненностью подумала, что самое время впасть в панику.

Воцарилась тишина, её отголоски острой болью давили на барабанные перепонки. Астория открыла рот, но Панси её не услышала, а отовсюду брызнул красный – цвет ревности и крови. Он лился нескончаемым потоком, окрашивая траву и опавшие пожелтевшие листья в середине лета, пачкал красивое голубое платье Астории, капал на её светлые волосы и медленно засыхал на щеках Панси. Она провела ладонями от скул до шеи и поглядела на пальцы, — крови не было. И по-прежнему была тишина...

В отчаянье Панси закричала и закрыла глаза, – ярко-жёлтый хлынул ей в лицо. Астория мило улыбалась и прогулочным шагом приближалась к ней. Её платье было солнечного цвета, такое же невесомое и чистое, почти прозрачное, оно едва скрывало её худенькое тело. Астория едва слышно прошептала Панси на ухо:

— Посмотри, — она повела рукой в сторону Драко – он разговаривал с Асторией, и она звонко смеялась над его шуткой. – Ты не нужна ему. Заметь, когда она рядом, ты никто и ничто. — Её дыхание обжигало кожу. – Тебе еще не надоело унижаться? Перестань жить иллюзиями.

Красный, желтый и синий слились в черный – цвет зависти и смерти. Каскадом, с раскатом грома, он упал на землю и разбился на крупные холодные капли. Они попали Панси в лицо и заставили вздрогнуть. Громкий смех и голоса ворвались в её окутанный тишиной мир.

Кто-то подергал её за руку, и она поняла, что стоит с закрытыми глазами, а раскаты грома раздавались всё ближе, и первые капли упали на нос и щеки.

«Я схожу с ума», — подумала Панси и, открыв глаза, увидела Джейми.

Он сказал:

— Возвращайся обратно, начинается гроза.

— Ну и что? – грубо спросила Панси, злость распирала её изнутри и рвалась наружу.

Джеймс с удивлением на неё поглядел, будто в первый раз увидел, и тогда она оттолкнула его от себя. Он упал, кажется, сильно ударился спиной и заплакал. Крэбб и Гойл перестали гоготать и уставились на них, Астория вскрикнула. Драко поглядел на неё с упреком.

— Мерлин! – воскликнула Дафна.

— Ты плакса! – словно издалека услышала Панси свой голос. – Ты плакса, Джеймс! Нытик! Всегда им был! Я тебя ненавижу, слышишь?! Ненавижу!

— Ты чего? – спросил недоуменно Гойл. – Панси?

— Чего ты уставился, придурок?! – закричала она. – Тоже захотел?! Проваливай отсюда!

Панси потянулась за волшебной палочкой, но вспомнила, что оставила её в спальне, потом — что колдовать вне стен Хогвартса нельзя. Она почувствовала, что её душат слёзы.

— Уходите все, пожалуйста...

К ней подошёл Драко.

— Панс, — тихо произнёс он, чтобы слышала только она, и взял её за руку. – Ты в порядке? Что произошло?

— Уйди, Драко... пожалуйста... просто... просто оставь меня.

«Оставь мне боль».

— Как скажешь, — почти с нежностью произнёс он.

Он обернулся к остальным, по-прежнему глазевших на неё как на сумасшедшую, и махнул им рукой.

— Пошли. В дом.

И первым двинулся к парадным дверям. Астория помогла хнычущему Джейми подняться на ноги, приобняв его за плечи, и, бросив осуждающий взгляд на Панси, двинулась вслед за Драко. Панси хотела извиниться перед братом, но не смогла выдавить и звука.

Остался Теодор.

Он шагнул к ней, и в этот миг хлынул ливень; ветер швырнул холодные капли Панси в лицо.

— И что ты будешь делать? Теперь?

— О... о чём ты?

— Ты знаешь, — ответил он и неспешно зашагал вслед за остальными.

Панси оглянулась. Мир окрасился в оттенки серого, стал как черно-белое кино. Трава, клумбы и деревья потускнели, — парк потерял свои привычные цвета, и даже облицовка дома стала грязно-белой, не родной. Сквозь серые линии дождя слизеринцы длинной вереницей поднимались по склону к гравийной дорожке. Маленькая фигурка Астории достигла парадных дверей первой, тревожно посмотрела на тёмные, почти чёрные тучи и поспешила скрыться внутри.

Панси осталась одна, наедине со своей маленькой личной трагедией.

В своей ванной комнате Панси устроила разгром. Горячая вода хлестала из сломанного душа, и пар заполнял помещение. Флаконы из-под шампуней и гелей — пустые и полные — были разбросаны по всем углам. Сорванная гардина лежала у разбитого зеркала, осколки которого разлетелись по белым плиткам пола. Дорогая сорочка тряпкой валялась около порога.

Панси сидела на полу среди кусков стекла, подтянув колени к груди и обхватив себя руками. Несколько дней подряд ей не давала покоя бессонница, исчез аппетит, угнетала апатия, — депрессия давила камнем. С каждым днём она чувствовала нарастающее раздражение, злилась на Асторию, злилась на себя. Раз за разом прокручивала в голове надуманные глупые ситуации и убеждалась в собственной безнадежности.

Она напряженно всматривалась в уцелевшее зеркало и ненавидела себя. В бледном овале лица читалось уныние. Панси не могла понять, что именно ей не нравилось: то казались тонкими губы, то тяжелым подбородок. Волосы липли к скулам и чуть полноватым щекам, и только в глазах таилась некая притягательная сила.

Панси встала и, отойдя назад, тяжко вздохнула, — нескладной показалась фигура.

— Поэтому ты не нравишься Драко. — Уперев руки в бока, она скривилась и показала своему отражению язык. — Да, вот так.

Аллея изгибалась широкой дугой, а над ней ветви тисов и буков переплетались в подобие свода. Дневной свет падал на вымощенную камнем дорожку; где-то в глубине слышалось щебетание воробьёв и карканье ворон. Несмотря на жаркую погоду, здесь было прохладно.

Панси плелась вдоль кустарников и замерзала в тоненьком халатике, накинутом поверх купальника. Её бил озноб, слабость отдавалась во всём теле, но она упорно продолжала идти вперед. Шлёпала босиком по холодным камням, а все её мысли были заняты Асторией Гринграсс и фразой «Перестань жить иллюзиями». Панси собиралась последовать совету и закончить свою жизнь сегодня — солнечным ярким днём. Может, Драко поймёт, что был кому-то дорог, и пожалеет об этом? Может, родители осознают, что были несправедливы к ней? Весь мир обернулся против неё, а значит, и жить больше незачем. Безнадежность — убивает.

Панси прищурилась, когда яркий белый свет резанул по глазам, привыкшим к полутьме. Впереди виднелся уголок мраморных плит, водная гладь и пляшущие в ней солнечные блики, доносился голос отца и истеричные вопли Джейми. Он отказывался плыть на середину, и отец недоумевал, как можно бояться утонуть в заколдованном бассейне?

Джеймс был по плечи в воде, цеплялся за бортик и дрожал. Отец стоял над ним в привычной иссиня-черной мантии и постепенно выходил из себя. Он первым заметил Панси.

— Наконец-то, — раздраженно сказал он. — Сколько уже можно сидеть взаперти?

Джеймс обернулся.

— Ааа, это ты... привет.

Она кивнула ему и произнесла чуть жёстче, чем хотела:

— Отвернись!

Ухмыляясь, брат набрал побольше воздуху и с головой скрылся под водой. Развязав пояс, Панси скинула халат.

— Ты как? — спросил отец, внимательно наблюдая за ней. — Выглядишь нездоровой.

— Я в порядке, — солгала Панси и бросила взгляд на воду.

Взявшись за металлические поручни, она поставила ногу на нагретую лучами солнца ступеньку и начала спускаться вниз. Когда теплая вода поднялась до талии, Панси подняла голову и увидела, что отец с недоверием на неё смотрит.

— Что?

— Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?

Панси заколебалась, захотелось сказать ему о неуверенности в себе, о страхе перед будущим, обо всех своих подростковых проблемах, но ведь взрослым они кажутся такими мелочными. Она опять солгала, — на этот раз самой себе.

— Нет, — и улыбнулась. — Всё нормально.

Джейми по краю подобрался поближе и плеснул ей водой в лицо.

— Только попробуй слезть! Получишь!

— Отстань! — Она замахнулась на него, и когда он испуганно дернулся назад, продолжила спуск.

Панси коснулась дна и, оттолкнувшись, сделала несколько гребков, перевернулась на спину. Глядя на чистое голубое небо и чувствуя на себе пристальный взгляд отца, она изо всех сил заработала ногами. Поплыла в другой конец, туда, где дно было глубже.

— Панси, далеко не отплывай. Джеймс, ты будешь плыть или нет? Мне уже надоело тебя уговаривать! Как можно быть таким трусом?

— Я не трус! Я умею нырять!

Она достигла середины бассейна и перед погружением позволила натруженным мышцам отдохнуть, а сама смотрела в необъятный небесный океан, раскинувшийся перед ней. Облака, подгоняемые ветрами, неспешно проплывали мимо, черными точками мелькали птицы, и солнце яркой вспышкой величественно приближалось к зениту. Панси судорожно вздохнула.

«А может быть, не стоит? — шепнуло Небо. — Ради этого стоит жить, задумайся».

Нет, — твёрдо ответила Панси. — Пора».

— Джеймс! Ныряй!

Панси вздохнула полной грудью, зажала нос пальцами и позволила воде сомкнуться над собою. Уши заложило, а глаза стало жечь, но она упорно держала их широко раскрытыми. В груди разгорелось пламя — Панси чуть разжала губы, и струйка пузырьков вырвалась наверх, но легче не стало. Разболелась голова, в висках застучала кровь. Она боялась оглянуться и всё еще сомневалась в правильности решения.

«Никогда не поздно одуматься, признать свои ошибки и начать жить. Заново».

Еще один пузырек поднялся вверх. Панси закрыла глаза, чтобы не видеть, как он поднимается к поверхности, и прислушалась к своим ощущениям. Грудь болела и горела, сердце выдало два тяжких удара и затихло. Через несколько секунд желание глотнуть хоть немного свежего воздуха станет нестерпимым. В лёгкие хлынет вода, Панси охватит паника, из последних сил она попытается всплыть, но будет слишком поздно.

«Пока не поздно».

Панси с жадностью глотнула морозный воздух, который обжёг её исстрадавшиеся лёгкие. Она не сразу поняла, где находится и в первый момент оторопело оглядывалась. Лёд острыми краями обступал её со всех сторон, холодная вода свела судорогой мышцы. Солнце превратилось в бледный расплывчатый круг, с неба падал снег, а голые ветки деревьев покрылись инеем. Белое, украшенное рюшечками и цветочками платье, плескалось в воде.

УМРИ, ПАНСИ! УМРИ!

— Папа, она дышит! Дышит! — возбужденно закричал Джейми.

Панси застонала и с трудом открыла глаза. Брат испуганными глазами разглядывал её, отец был бледен и взволнован.

— Панси! Дочка! Ты что?! Что случилось?

Он приподнял ей голову.

— Панси, — прошептал Джейми и взял её за руку.

Панси не ответила и подумала, что таких глупейших ошибок в жизни еще не совершала. Она перевернулась на бок и вырвала, оставляя неприятный привкус во рту, вода потекла по подбородку вперемешку с темной желчью.

* * *

— Что же случилось? — спросил Джеймс.

— О, как ты достал меня уже!

Долгий и знойный день подходил к концу. Вечернюю тишину нарушал только скрип качелей, на которых раскачивалась Панси в светлом платьице и лёгких туфлях, и возня Джейми в песочнице. Он увлеченно копал какие-то туннели и теперь колени у него, как и шорты, были грязными. Наверное, это был тот редкий случай, когда брат и сестра оставались вместе одни.

— Давай я лучше тебе историю расскажу, — предложила Панси.

— Не надо!

— Почему?!

— Они всегда страшные, я боюсь.

Панси расхохоталась, крепко держась за цепи и раскачиваясь еще сильнее. Напугать брата было единственным способом заставить его прекратить задавать лишние и неприятные вопросы. Панси не злилась — несколько часов этого вечера были лучшими в её жизни. В её новой жизни, лишённой глупых ошибок и старых обид. И всё же какая-то часть её подсознания осталась запертой в том чужом, холодном доме.

Когда мама узнала, что дочь едва не утонула — впрочем, она итак пролежала с минуту на дне бассейна с наполненными водою лёгкими, — то устроила истерику. Она потребовала немедленно провести медицинское обследование в больнице Святого Мунго. Панси заверила её, что чувствует себя хорошо: ей совсем не хотелось проваляться неделю в полубессознательном состоянии, напичканной зельями среди стерильно-белых стен.

— Почему? Ты же волшебник! Ты не должен бояться!

Джеймс отложил пластмассовую лопатку в сторону, задумчиво проследил, как сестра отталкивается от земли, едва касаясь её туфельками.

— Последняя история про оборотней меня напугала.

— Ах да! — Панси прищурилась. — Сегодня, кажется, полнолуние. Смотри, ночью может прийти Фенрир Сивый!

Лицо Джейми приняло плаксивый вид. Заметив это, Панси добавила:

— Да ладно, успокойся! Никто к нам не придёт, а даже если кто и вздумает сунуться, то папа с мамой нас защитят. Они знаешь какие?! Ух! — она сжала кулак и потрясла им в воздухе.

— Ага! А ещё...

Панси резко затормозила, когда увидела, как из-за угла здания появился отец с высоким худым мужчиной. Песчинки попали ей в обувь, и она, сняв с ноги одну туфлю, помахала ею.

— Здравствуйте, мистер Нотт!

Мужчина от неожиданности нервно дёрнулся, оглянулся и потом кивнул им в ответ.

— Что это с ним? — спросил Джейми.

Панси пожала плечами.

— Не знаю. Папа говорит, он после войны такой стал.

— И Аврората.

— А ты откуда знаешь? — она с подозрением на него посмотрела. — Подслушивал?

— А то!

— Маленький шпион.

— А еще, что он долго лечился в больнице Святого Мунго. У него руки дрожат, видела?

— Хватит болтать! — сказала Панси. — Смотри, сюда идёт.

Отец и мистер Нотт стали к ним приближаться, о чём-то переговариваясь. Джеймс мигом оказался у неё за спиной и вцепился грязными пальцами в плечи, быстро зашептал на ухо:

— Он слышал. Слышал, слышал, слышал. Зачем я так громко говорил? О, Мерлин!

— Отпусти меня! Запачкаешь платье!

Панси попыталась освободиться, но Джейми обхватил её за шею и потянул к себе. Она едва не свалилась с качелей и, испугавшись, схватилась за цепь.

— Ты...

— Перестаньте! — чуть повысив голос, произнес отец. — Джеймс, слезь с неё, вы же упадете. — Мистеру Нотту он сказал: — Дети! Вечно ругаются и что-то делят.

Мистер Нотт повернулся к ним. Его лицо выглядело изможденным, а сам он сутулился и постоянно тёр пальцы. Он посмотрел на них тоскливыми налитыми кровью глазами, задержал взгляд на запачканном платье и на коленях. Панси вдруг стало неприятно, что он так пялится.

Панси слезла с качелей и направилась в парк, Джейми увязался за ней. Едва они скрылись из виду, зайдя за большой куст сирени, как он с силой потянул её за платье.

— Подожди, подожди.

— Что? — Панси вырвала из его пальцев ткань и увидела на ней грязь. — Ты что наделал? Ты всё испортил!

Глаза Джеймса заговорщицки блеснули, он не обратил внимания на её замечание.

— О ком они говорят? Тебе не интересно?

— Нет, — отрезала Панси. — Пойдём в дом.

— Я хочу обратно, — уперся Джеймс. — Давай по... по... Как это слово говорится?

— Подслушать. Не вздумай! Хочешь, чтобы я опять получила? Тебе-то ничего не будет.

— Мы тихо! Мы спрячемся!

Панси вздохнула, закатила глаза и согласилась, — ей вдруг и самой стало любопытно, о чём они там говорят. Прячась за кустарниками, Панси поползла вслед за Джеймсом к углу здания, где деревья вплотную примыкали к стене, и можно было ненадолго затаиться, сидя на корточках или на коленках.

— Кто такой Блэк? — спросил Джейми.

— Один псих, который много лет назад убил кучу магглов и одного волшебника.

— Волшебника?

Джеймс остановился, и Панси едва не ткнулась носом ему в зад.

— Да, — прошипела она. — Он был такой же пронырливый, как и ты. Шевелись, давай! Говорят, от него остался один мизинец.

Раздался треск ткани, и Панси взвыла от бессильной злобы. Джеймс обернулся и хихикнул. Платье разорвалось на коленях и разошлось по шву.

— Не пялься! — воскликнула Панси, прикрывая бедра тем, что раньше было подолом платья. — Из-за тебя всё.

— Подумаешь... ты рвешь их каждую неделю, а тебе покупают их целыми тоннами.

— Это было моё любимое...

— Помолчи!

Джеймс добрался до стены, и чуть раздвинув ветки кустарника, заглянул за угол дома. Панси подползла ближе и, нависнув над братом, тоже выглянула и прислушалась.

— ... сомневаюсь, что он так уж опасен, — сказал отец. — У него даже нет палочки, а магические силы ослаблены.

— В этом году Фадж приставит к Хогвартсу дементоров.

— Дамблдор сошёл с ума?! Тогда пусть этот Блэк прикончит Поттера раньше, чем Панси сядет в «Хогвартс-Экспресс».

— Если бы знать, где живёт этот паршивец, — мрачно произнёс мистер Нотт.

— Я бы ему помог отправиться на тот свет вместе со всей роднёй этой грязнокровки.

Панси вдруг ощутила себя лишней — ни ей, ни Джеймсу не следовало слышать этот разговор. Она чувствовала, что ей он будет неприятен и запомнится надолго.

Мистер Нотт ухмыльнулся.

— Малфой встречал мальчишку дважды, и последний раз для него закончился весьма плачевно. Он потерял своего домового эльфа. Представляешь, Поттер ему протягивает какую-то книжку с грязным носком, и тот эту тряпку бросает в руки эльфа.

Отец рассмеялся, а потом на его лице появилась гримаса отвращения.

— И Малфой это взял? Он что совсем с ума сошёл?

— Кстати, Люциус говорит, что в Министерстве заволновались, — там считают, что Тёмный Лорд сейчас где-то в лесах Албании.

— Скажи еще, что Хвост не пал смертью храбрых и не оставил после себя кусочек пальца. Даже если хозяин жив, то почему он не объявится, пока у руля стоит этот хиляк Фадж?

— А нам это выгодно?

— А разве нет?

Мистер Нотт вскинул голову.

— У тебя дочь и сын, пора бы уже забыть о тёмном прошлом их заняться воспитанием.

— И что это изменит? С нами скоро перестанут считаться, эти магглолюбцы уже совсем забыли своё место! Не знаю, как ты, но я буду рад, если Тёмный Лорд вернётся. Я бы убил еще пару грязнокровок...

— Ты не понимаешь, Ричард. Мы — вымираем. Если ты не хочешь, чтобы твои внуки стали такие же, как Крэббы и Гойлы, то тебе придётся связаться с магглокровками...

— Нет! — взревел отец. — Никаких грязнокровок! Я не потерплю этих животных в своём доме. Я не могу вот так просто взять и сдаться, как ты, разрушить будущее.

— Ты заблуждаешься — у тебя будущего нет, нет его и у Малфоя...

Панси потянула Джеймса за шиворот и тяжело привалилась к стене. Лучше бы она ничего этого не слышала и оставалась в неведении. Её отец — жестокий человек, который грезит о возращении Тёмного Лорда и не прочь убить несколько грязнокровок.

— Панси, о чём они говорят? — прошептал Джейми. — Я ничего не понял. Они что, ссорятся?

— Да, — пробормотала она. — Пойдём отсюда. Мне плохо.

Он с упреком на неё поглядел.

— Опять? Что на этот раАААААА!

Джеймс вдруг взлетел вверх ногами и закрутился вокруг своей оси. Панси с ужасом смотрела, как он беспомощно размахивал руками и кричал во весь голос. Она попыталась схватить его, но он отлетел в сторону, мягко и безболезненно приземлился на клумбу.

Из-за угла появился красный от злости отец с волшебной палочкой в руке. Он уставился на Панси.

— Что это вы здесь делаете?! Я же вам сказал, чтобы вы шли домой!

Панси что-то промямлила, боясь взглянуть ему в глаза.

— Ну-ка встань! — отец поманил её волшебной палочкой и добавил, когда Панси поднялась: — Ты опять, неряха, порвала платье!

Она стыдливо натянула подол на колени.

— Я... случайно.

— Так, — он схватил её за руку и вывел на дорожку, — бери этого и иди отсюда. Потом я с тобой поговорю.

Панси ссутулившись, направилась к дому, таща за собой Джеймса. В свою очередь она задала брату небольшую трёпку.

— Снова я попала! Всё ты виноват!

— Да, ладно, — флегматично заметил он. — Подумаешь, получишь ремнем...

* * *

Поздним вечером Панси сидела за столом, уставившись в чашку с какао, и боялась поднять глаза. Джеймс с довольным видом что-то ел под надзором мамы, а отец проглядывал старый выпуск «Ежедневного Пророка». Панси удалось убедить его, что они забрели туда случайно и ничего не слышали. Она старалась поскорее забыть о подслушанном разговоре.

— Панси, — позвала мама.

— Что?

— Детка, у нас сегодня будут гости.

Она недоуменно посмотрела на маму.

— Гости?! Скоро ночь, какие гости?!

— Ты её знаешь...

— Это Астория Гринграсс, — добавил отец, откладывая газету в сторону — Её мама уезжает во Францию с Дафной, поэтому девочка поживет у нас две недели.

— Вы... вы, — растерялась Панси. — Что? А она не может у Малфоев пожить?!

Она вскочила, а мама поглядела на неё с удивлением.

— Успокойся, Панси! Мне казалось, вы с ней ладите.

— Да я ненавижу её!

— А мне она нравится, — вставил Джеймс. — Она хорошая.

Панси поглядела на него, как на предателя.

— Вот и подружитесь, — сказал отец непререкаемым тоном. — Она будет жить возле тебя.

Мама виновато на неё посмотрела.

— Не могли же мы им отказать.

Не успела Панси возразить, как во дворе раздались хлопки, за окном мелькнули две тени и в парадную дверь постучали. Злясь на всех подряд, Панси громко топая, пошла открывать незваным гостям.

Едва она увидела Асторию, как у неё в изумлении отвисла челюсть. На девочке была белая майка и светлые джинсы, за спиной висел маленький рюкзак.

— Привет, — произнесла она вполне дружелюбно.

— П-привет, — поперхнулась воздухом Панси, пропуская миссис Гринграсс и Асторию.

— Я ненадолго, — сообщила миссис Гринграсс и присела возле дочери. — Астория, слушай внимательно. Веди себя прилично, никаких криков или баловства, будь воспитанной. Понятно?

Астория закивала, и миссис Гринграсс поцеловала её в лоб.

— Умница!

Отец выступил вперед, удивленно разглядывая наряд гостьи.

— Эээ... Астория, Панси проводит тебя в комнату.

Астория стала подниматься по лестнице, а Панси уныло плелась следом и пялилась на рюкзак. Он был дурацким. Таким маленьким, что в нём мог поместиться какой-нибудь плюшевый мишка, без которого Астория не в силах уснуть. Маленькая мягкая игрушка с черными пуговицами вместо глаз, с вышитым уголком ртом, вся залатанная и заштопанная. Заяц-брелок раскачивался на крохотном замочке.

— Вот твоя комната, — одеревенелым голосом сказала Панси и толкнула дверь.

Астория вошла, огляделась, затем скинула рюкзак и бросила его на постель.

— Мило, — сказала она, разворачиваясь и обнажая в усмешке зубки.

— Давай я покажу тебе...

Панси попыталась пройти внутрь, но Астория выставила маленькую ладонь вперед.

— Я сама, — прошептала она. — Спокойной ночи, Панси.

И с этими словами закрыла дверь у неё перед носом.