Секунда до взрыва

И вот, наконец, разгадка у меня в руках.

Мои усилия увенчались успехом. Теперь уже ничто не сможет помешать мне открыть тайну, которую так усердно скрывали все это время.

Почему-то вспоминается октябрьский ветреный день на берегу океана, где Драко пытался научить меня стрелять из своего браунинга.

— К чему тебе это? — он стоит сзади и направляет мои руки, судорожно сжимающие пистолет, на нарисованную на дереве мишень. Мои короткие волосы отчаянно треплет холодный ветер, где-то внизу, за крутым берегом, волны с шумом разбиваются о камни.

— Хочу понять... — я замолчала, когда Драко прижался щекой к моему лицу.

— Самое сложное — решиться нажать на спусковой крючок. Можно научиться прицеливаться в доли секунды и идеально попадать в цель. Но все без толку, если у тебя не хватает решимости для выстрела. Оружие — не совсем волшебная палочка, намерения стреляющего горадо более очевидны. И оно нужно не для того, чтобы по деревьям целиться, ты же понимаешь.

Я краем взгляда могу заметить, как сверкнули при этом его серые глаза.

Сейчас я будто-бы снова держу в руках пистолет, мои указательные пальцы на крючке и я уверена, что попаду в цель.

В моих руках неопровержимые доказательства, факты, от которых никуда не деться. Разоблачение, которое последует, подобно взрыву атомной бомбы. Последствия и жертвы неизбежны.

Мне остается только один шаг до конца.

Но я, черт возми, совсем не уверена, что теперь, после всего, что произошло, у меня хватит этой самой решимости, чтобы выстрелить на поражение.

Конец августа в этом году выдался необычайно холодным и дождливым. Прежде чем выйти из своей квартирки, купленной в Ноттинг Хилле пару лет назад, я бросаю взгляд в зеркало и попутно прихватываю зонт. Представляю, вы скажете: к чему тебе зонт, если можно воспользоваться камином или попросту аппарировать, тем более, что дождь не прекращается уже второй день. Думайте, что хотите, но я люблю такую погоду. Люблю пройтись утром по просыпающимся улицам, зайти в кофейню по дороге, купить утренний выпуск Таймз — магглы иногда пишут о том, что не мешало бы знать.

Дорога на работу — моя чуть ли не единственная возможность побыть наедине с собой.

Перед выходом накладываю на себя непромокаемые чары и только затем выхожу на улицу.

* * *

Министерство Магии встречает меня обычной утренней суетой. В атриуме, как всегда, полно посетителей. Я стремительным шагом направляюсь к лифтам, но меня перехватывает на полпути Дейв Роджерс.

— Гермиона! Послушай, ты не могла бы помочь мне? Возми вот это, — он сует мне в руки какую-то папку и строит щенячьи глазки. — Ты ведь все равно сейчас к Робардсу, так занеси ему это, пожалуйста, — тараторит он на одном дыхании. — Это мой отчет, который должен быть у него еще вчера.

— Дейв, — я хмурюсь и делаю вид, что мне все это крайне неприятно. — Это последний раз.

— Спасибо, спасибо! — Дейв быстро целует меня в щеку и уносится куда-то в сторону выхода.

Я вздыхаю и продолжаю путь к лифтам. Не то, чтобы мне было тяжело в очередной раз прикрыть своего друга перед начальством, нет. Дейв действительно хороший парень и он мне нравится. Это слегка раздражает, ведь он в чем-то напоминает Рона. Такой же растяпа. Но почему-то именно такие мужчины вызывают во мне чувство, похожее на влюбленность.

Как вы понимаете, меня это мало радует.

* * *

— А, мисс Грейнджер! Прошу, — Гавейн Робардс стоит у камина и взмахом руки предлагает мне присесть.

— Доброе утро, сэр.

Гавейн сделал неплохую карьеру после падения Волан-де-Морта. Сейчас он руководитель Отдела обеспечения магического правопорядка, который расположен этажом ниже кабинета Министра магии.

Он руководитель отдела, в котором, собственно, я и работаю вот уже почти 10 лет.

— Отчеты мистера Роджерса, сэр, — виновато улыбнувшись, я кладу злополучную папку на краешек стола.

— Черт с ними, — он внезапно оказывается слишком близко ко мне. — Мне нужно, чтобы сегодня вы задержались после работы, — он выдерживает паузу. — Есть один чрезвычайно важный разговор.

Я растеряно моргаю, но тут же беру себя в руки.

— Конечно, сэр.

— И не могли бы вы как-то повлиять на мистера Роджерса, мисс Грейнджер? — Робардс растерянно крутит в руках перо и смотрит куда-то мимо меня. — Вы могли бы найти способ.

Мое начальство уверено, что меня с Дейвом связывают отношения. С ума сойти!

— Прошу прощения, сэр, но мистер Роджерс не является моим подчиненным и я ничего не могу поделать с задержками его отчетов.

— Ну да, — он хмыкает и смотрит на меня в упор. — Я зайду к вам в пять вечера.

Сейчас объясню. Это значит "можешь попрощаться со спокойной жизнью на ближайшие несколько дней, Гермиона".

* * *

Знаете, как это: тебе говорят, что через какое-то время должно случиться что-то очень важное и ты начинаешь считать часы? Минуты? Черт возьми! Сегодняшний рабочий день тянется вместо обычных семи часов все четырнадцать!

Мне не терпится поскорее узнать, что там замыслил Робардс, и я целый день не могу сосредоточиться.

Без четверти пять я уже почти не могу ждать и нетерпеливо постукиваю палочкой по конвертам. Несколько шаблонных писем с информацией для внештатных сотрудников на моем столе пишутся сами собой, остальные, уже запечатанные, ровной стопкой лежат на краю. Тут ко мне на колени приземляется межофисное послание.

Нетерпеливо разворачиваю его и вижу почерк Гарри. Он, как всегда, напоминает мне о нашей встрече завтра.

Это своего рода ритуал, традиция — собираться каждую пятницу во второй половине дня на чай. Обычно мы встречаемся втроем, но иногда к нам присоединяется Джинни, а в прошлый раз Рон привел свою новую подружку, Клэр. Не то, чтобы я ревновала, но чувствовала себя крайне неуютно под ее изучающим взглядом. Тогда я поспешила откланяться и очень надеюсь, что завтра мы будем только втроем. Так намного привычнее, как будто мы все еще дети.

— Вы уже свободны, мисс Грейнджер? — громкий голос вклинивается в мой поток мыслей, я вздрагиваю и роняю записку. Робардс, как всегда, дьявольски пунктуален.

Он садится в бежевое кресло напротив меня. Я убираю со стола письма, стараясь, чтобы движения не выглядели чересчур поспешными. Затем обращаюсь в слух.

— Не секрет, что вы — одна из лучших сотрудниц Отдела, опытный аврор. Девяносто семь процентов дел с вашим участием заканчивались безоговорочным выигрышем. Статистика впечатляющая, — он говорит медленно и все это время смотрит мне в глаза. Приходится прикладывать максимум усилий, чтобы не зардеться. О, Мерлин, Грейнджер! Откуда в тебе столько тщеславия?!

— Последнее дело вы провели с блеском и я еще раз хочу выразить вам благодарность, — он легко кивает мне и понижает тон. — Я хочу, чтобы то, что я собираюсь сказать, не покинуло стен этого кабинета.

— Сэр! — я придаю голосу оттенок возмущения и легко взмахиваю палочкой, накладывая на дверь чары неслышимости.

— Уверен, вы помните то дело... Смерть в Мейфере, не получившая широкой огласки. Не все даже знают, кем была убитая, — Робардс поднимается с кресла и неспеша проходит к книжным полкам. — Не то, что журналистам, даже сотрудникам Министерства большие деньги способны закрыть рот, а иногда и уши.

Я чувствую, что он ждет мой ответ.

— Но это признали самоубийством, — пожимаю плечами. — Кажется, у погибшей были проблемы в семье, или что там... — я изо всех сил пытаюсь вспомнить события шестимесячной давности. — Не было никаких улик и подозреваемых, даже маггловская полиция не выразила сомнений. Почему вы говорите, что она убита?

— Это не было самоубийством, — тихо произносит Робардс.

— Прошу прощения?

— Это не было самоубийством, — Гавейн рассматривает книги на верхних полках.

Я не понимаю, к чему он ведет, и молчу.

— Более того... Что бы ты мне ответила, Гермиона, если бы я сказал, что у меня есть фактически стопроцентные доказательства того, что ее муж скоро отправится за ней? — он впервые переходит на ты и я встречаюсь с ним глазами. — Если, конечно, не предупредить это.

— Никому не позволено влезать в дела этой семейки, сэр, — я сдерживаюсь, чтобы не наморщить нос. — Вы же понимаете, этого не допустят.

— Именно поэтому я сейчас здесь.

Мое сердце пропускает удар, Робардс подходит и упирается руками в стол. Смотрит прямо в мои полные недоуменя глаза.

— Я хочу, мисс Грейнджер, чтобы вы лично занялись делом Малфоев.

Я стою в небольшой светлой кухне и уныло наблюдаю за готовящимся ужином. Ножи очищают и нарезают овощи, чайник вот-вот начнет кипеть. По подоконнику за окном мерно стучит дождь.

Кинув взгляд на часы, я прохожу в спальню и останавливаюсь перед трюмо. Отражение в зеркале выглядит устало и, кажется, даже зевает.

— Но это же самое настоящее безумие! — восклицаю я в сердцах. Гермиона напротив хмурит брови и складывает руки на груди.

Я отхожу от зеркала, сбрасываю министерскую мантию и отправляюсь в душ.

* * *

Этой ночью мне не уснуть. Робардс дал 3 дня на принятие решения, которое кажется мне очевидным. Я не собираюсь вмешиваться в малфоевские дела. Это последнее, чем мне бы хотелось заниматься. Все осложняется лишь тем, что, по словам Робардса, Малфою действительно грозит опасность. И для того, чтобы наблюдать за ним некоторое время, потребуется идеальное владение маскировочными чарами. Всем известно, что эта способность подвластна немногим.

Поэтому я и понадобилась Гавейну.

Переворачиваю чересчур горячую подушку на другую сторону и утыкаюсь в нее лицом.

Я уже знаю, кто поможет мне принять решение.

* * *

— В конце концов, Гермиона, ты не хуже меня понимаешь, что нам иногда приходится выполнять совершенно невыносимую работу. Нужно лишь относиться к этому, как к неизбежности, и успокаивать себя тем, что ты делаешь что-то общественно полезное, — Гарри ободряюще улыбается мне и подвигает ближе тарелку с пирожными.

Я кидаю на него хмурый взгляд.

— Ты не представляешь, с кем мне придется работать. И поверь мне, ничего общественно полезного в этом нет.

— Робардс не может дать тебе какую-то ерунду, — говорит Рон серьезно. — У вашего отдела слишком много работы, чтобы тратить попусту время. А если это действительно очень важно?

Милый, милый Рон. Если бы ты только знал, что речь идет о Малфое. Вряд ли бы ты сейчас убеждал меня в том, что мне стоит взяться за это дело.

С тех пор, как мы стали работать в разных отделах Министерства, мы никогда не конкретизируем наши разговоры о работе. Мы не называем имен. Это первый пункт, под которым пришлось подписаться. Мы — те же невыразмицы, только в более мелких масштабах.

Хотя... Смотря с какой стороны посмотреть.

— И Гавейн не просто так обратился к тебе. Это значит, что в деле нужна особая осторожность. Провал недопустим.

— Как-будто у меня никогда не было ошибок, — я делаю глоток чая и выразительно смотрю на Рона. Он опускает взгляд.

— Если говорить начистоту, Гермиона, ты же понимаешь, что Гавейн уже принял решение, которое не зависит от твоего выбора. Ты будешь заниматься этим добровольно, или он найдет способ занять тебя этим принудительно, — в глазах Гарри мелькает сочувствие и я обреченно вздыхаю.

Он прав. Действительно, Робардс дал мне эти три дня не для того, чтобы я изъявляла свою волю. Это всего лишь короткая отсрочка, чтобы я свыклась с одной простой мыслью: какое-то время мне придется вплотную заняться Малфоем. Гавейн просто вошел в мое положение и не требовал от меня сиюминутного согласия, зная, что это попросту невозможно.

— Ладно, хорошо. Я все поняла. Как дела у Джинни, Гарри? — я неловко перевожу разговор в другое русло, но, кажется, друзья этому только рады. — Мы не говорили с ней на этой неделе. Все в порядке?

— Все отлично, — друг улыбается и рассказывает о том, как Джеймс на днях ловко выхватил у него из-под носа снитч, когда они играли во дворе.

— Делает успехи, — глаза Гарри светятся неподдельным счастьем.

— Ну еще бы, с таким тренером, как ты! — восклицает Рон.

Мы вместе смеемся.

* * *

Я возвращаюсь домой в тот момент, когда срабатывает камин. Из гостиной доносится голос моей лучшей подруги, Патриции Стимсон.

— Гермиона, ты здесь?

— Минутку, — я на ходу стягиваю плащ и спешу в комнату.

Нас с Патрицией однажды познакомил Джордж Уизли. В Хогвартсе они были однокурсниками.

— Не хочешь отправиться завтра с нами на озеро? — спрашивает она, едва я захожу в гостиную. — Проведем последние выходные лета вместе, тем более это прекрасная возможность избежать этот ужасный карнавал, — Патриция закатывает глаза. — Муж говорит, что было бы замечательно, если бы ты поехала. Он бы тогда пригласил Томми.

— С радостью! — я готова отправиться на край света, лишь бы не присутствовать в Ноттинг Хилле в эти выходные. Здесь будет слишком шумно.

— Возможно, мы останемся в нашем загородном доме до воскресенья, — уточняет Патриция.

— Я хочу быть там с вами, — я радостно улыбаюсь. — Когда собираемся?

* * *

В понедельник утром я первым делом захожу к Робардсу.

— Проходите, мисс Грейнджер, — он выглядит так, как будто не спал все выходные.

— Сэр, — я останавливаюсь перед его столом. — Я хотела сказать вам, что я готова начать ту работу, о которой мы говорили на прошлой неделе.

Он улыбается краешком губ.

— Что ж, мисс Грейнджер, в таком случае, не будем медлить.

Самое страшное в этой жизни— терять близких. Поверьте мне.

Когда мне было восемнадцать, я потерял отца. Через семь лет умерла моя жена.

Разница лишь в том, что отец покончил с собой, а Астория была убита. Это я знаю точно.

Миф о самоубийстве моей жены — ложь, сказка, выдуманная, чтобы прикрыть неспособность Министерства разобраться в деле.

Мне все равно, что об этом думают. Я знаю одно: что бы ни случилось, Астория никогда бы добровольно не покончила с жизнью. Нет, она совсем не такая.

Этот леденящий, сковывающий ужас, когда я увидел ее, лежащую на полу. Широко распахнутые глаза. Приоткрытые губы. Кровь цвета вина. Вино... Павийон руж, бутылку которого мы иногда открывали к ужину. Глупо и страшно одновременно.

Об этом можно говорить сколько угодно, есть лишь оно "но": Астория никогда бы даже не притронулась к моей коллекции огнестрельного оружия. Она считала это глупостью. Признаться, я тоже. Чего таить, немного увлекся этими маггловскими игрушками.

Можете мне не верить. Скажу только, что все мы меняемся. Когда мне пришлось взять на себя ответственность за семью и за мою мать, которая осталась совсем одна в огромном поместье... В моей жизни многое потеряло смысл. Ко многому пришлось поменять отношение. И еще большее мне пришлось безоговорочно принять.

Все было продумано до мелочей, и я был уверен, что на пистолете, лежавшим рядом с телом, были ее отпечатки пальцев. Это проще простого.

Последние месяцы мы с Асторией часто ссорились. Нет, ссорились — это слишком мягко сказано. Горячие споры и оглушительные скандалы сменялись ледяным потоком равнодушия, и мы могли несколько дней не разговаривать. Иногда кто-то из нас не ночевал дома.

Временами мы творили страшные глупости.

Она сводила меня с ума.

Мы мирились и пытались начать все заново. Астория одевала ультракороткую черную сорочку, похожую на жидкий шелк, и проскальзывала в мою постель. По вечерам ждала меня с работы, заботливо расставляла на столиках наши фотографии, где мы счастливо смеемся и целуемся. Я совершал мелкие безумства и старался исполнять все ее желания. Отдавал ей все, что у меня было.

Но потом... Потом все повторялось снова. И снова. И снова.

В какой-то момент я понял, что свихнусь, если это не прекратится.

И это прекратилось.

Я не мог себе представить, что жизнь близкого человека может так закончиться. Прерваться. Резко. Глупо. Невероятно больно. Невероятно жестоко.

Мне пришлось научиться с этим жить.

Убийство Астории могло бы иметь большой резонанс в прессе и обществе. Этого нельзя было допустить. У меня есть свои рычаги влияния. На следующий день, казалось, все забыли о моей жене, как будто ее никогда и не было. Дело было закрыто. Прошлое осталось в прошлом.

Только мне до сих пор снятся ее насмешливо-холодные глаза.

Я знаю, всегда будут сниться.