Марионетки

Люциус Малфой откровенно скучал. Ему надоело общество работника, рассматривающего дела неугодных, как теперь называли волшебников, которые сопротивлялись новой власти.

— Не понимаю, мистер Малфой, зачем вы добиваетесь освобождения этой девушки? — покачал головой клерк.

Люциус отвлёкся от осмотра скромной, если не сказать скудной, обстановки кабинета и недовольно посмотрел на собеседника — немолодого работника министерства.

— Вам совершенно необязательно понимать мои мотивы, мистер Торберт.

— Торбин, — поправил тот и провёл рукой по голове, приглаживая редеющую шевелюру.

Малфой нахмурился, наблюдая за неуклюжими движениями собеседника:

— Я прошу вас подписать бумаги об освобождении мисс Грейнджер. Причины, по которым это необходимо сделать, вас не касаются. Если вы беспокоитесь, не будет ли она свободно разгуливать по улицам Лондона, то я могу вас заверить — этого не произойдёт. Вам необходимо просто поставить свою подпись.

Уиллард Торбин судорожно сглотнул и пододвинул документы ближе, внимательно рассматривая написанное. Ему очень не хотелось оформлять бумаги. После окончательного установления власти Лорда Волдеморта положение магглорожденных фактически приблизилось к положению рабов. Некоторые, конечно, смогли избежать этой участи благодаря каким-то особым заслугам. Но таких волшебников было очень немного, и за жизнью каждого пристально следило Министерство. А Гермиону Грейнджер одной из первых отправили в Азкабан. Освободить её — значит поставить себя под удар.

— Конечно-конечно, я подпишу, но не будет ли это ошибкой… — попытался увильнуть он.

— Ошибкой будет, если вы не подпишете документы в ближайшие пять минут, — угрожающе произнёс Люциус, доставая из внутреннего кармана конверт и кидая его на стол. — Если вы этого не сделаете, мне придётся обнародовать некоторую информацию… Думаю, вы найдёте её любопытной.

Клерк дрожащими руками вскрыл конверт и, едва заглянув в него, выронил. Взгляд у Торбина мгновенно стал затравленным, движения — суетливыми.

— Что? Но… откуда? — он со страхом смотрел на посетителя. — Если это шантаж, то…

Торбин безуспешно пытался сохранить твёрдость голоса, но сорвался на визг, заставив Малфоя поморщиться.

— Нет, что вы, это не шантаж, это просто… весьма веский аргумент в мою пользу. Я уверен, теперь вы сами понимаете, что подписать эти документы будет для вас наилучшим решением.

Люциус с лёгкой улыбкой на губах разглядывал свою любимую трость с серебряным набалдашником, пока клерк размашистым почерком писал что-то на пергаменте.

— Вот, всё готово.

Малфой перевёл взгляд на собеседника.

— Надеюсь… Надеюсь, никто не узнает о том, что находится здесь, — Торбин указал на конверт, лежащий на столе.

— Разумеется, вам не о чем волноваться. Пока вы выполняете мои просьбы и держите язык за зубами, вас никто не потревожит по такому незначительному поводу. Разве что собственная совесть… — презрительно ответил Малфой, забирая со стола пропуск Гермионы Грейнджер на волю.

«Кто бы говорил о совести», — сощурился клерк, но вслух ничего не сказал.

— До встречи, мистер Торбстон, — холодно улыбнувшись, Малфой поднялся с неудобного кресла и вышел из кабинета. Ему предстояло побывать ещё у одного чиновника, причём следующий визит обещал быть намного сложнее первого.

— Торбин, — прошептал Уиллард, с ненавистью глядя на дверь, за которой скрылся посетитель.

Он взял со стола злополучный конверт с компроматом и с наслаждением смял в руке, представляя на его месте шею Люциуса Малфоя.

* * *

Люциус не торопясь шагал по коридорам Министерства, с легкой усмешкой наблюдая за суетящимися чиновниками. Казалось, война обошла это место стороной, но Малфой как никто другой знал, что это не так. Ведь он сам принимал участие в той операции, когда министерство пало под натиском Тёмного Лорда.

Хотя нельзя сказать, что после победы Лорда Министерство Магии изменилось до неузнаваемости: всё те же вопросы решались всё с той же черепашьей скоростью и множеством бюрократических проволочек, даже проект нового закона — почти полная копия проводимого когда-то Фаджем. Впрочем, и работники в большинстве своём остались прежними. Только магглорожденных не осталось в этих стенах — но их судьба Малфоя мало интересовала.

Сейчас все его мысли занимала лишь одна грязнокровная ведьма, которая в скором времени должна будет покинуть не слишком гостеприимные стены Азкабана.

«Надеюсь, она сумела сохранить рассудок, несмотря на близкое общение с дементорами», — размышлял он, поднимаясь в лифте на нужный этаж.

Пройдя почти до самого конца длинного, хорошо освещённого коридора, Люциус остановился перед резной дверью из тёмного дерева. Прочитав имя, выгравированное на покрытой золотом табличке, он постучал.

— Войдите, — послышалось через секунду.

Люциус повернул ручку и вошел. Оказавшись в кабинете, он несколько мгновений пытался привыкнуть к обстановке: розовые обои, фарфоровые декоративные тарелочки с котятами на стенах, вульгарная ваза с полевыми цветами на столике и ажурные салфетки на всех горизонтальных поверхностях — всё это несколько раздражало.

— Мистер Малфой? — Долорес Амбридж поднялась со своего места и подошла к нему. — Какой приятный сюрприз.

В голосе заместителя министра по особо важным делам слышалось плохо скрываемое удивление.

— Мадам, — кивнул Люциус. — У меня к вам дело, не терпящее отлагательств.

— О, ну что ж, вообще-то через пять минут у меня начинается перерыв, но ради вас его можно отложить, — она смущённо улыбнулась, заставив гостя слегка передёрнуться. — Может, кофе?

— Нет, благодарю, — поспешил отказаться Малфой.

Однажды Долорес уже угостила его отвратительным приторно-сладким напитком, вкус которого лишь отдалённо напоминал кофе.

Она вернулась к столу и села в кресло, приглашающим жестом указав на место для посетителя.

— Что же привело вас в мой скромный кабинет?

Люциус ещё раз окинул помещение взглядом и подумал, что лучше бы обстановка действительно была скромной, чем такой.

— Мне нужно, чтобы вы подписали документы для освобождения одного из узников Азкабана, — осторожно начал Малфой.

Амбридж с улыбкой посмотрела на него:

— Раз вы пришли ко мне, то, полагаю, это кто-то из неугодных?

Малфой кашлянул и, вытащив сложенные документы, протянул их Долорес. Та в течение пары минут внимательно изучала написанное, с каждой прочитанной строчкой всё больше хмурясь.

Люциус наблюдал за ней, втайне надеясь, что все документы в порядке. Ещё одного дня неизвестности он не выдержит. Просто отправится в Азкабан и за волосы вытащит оттуда девчонку.

— Вы… Вы уверены? Не думаю, что это хорошая идея…

— А вам и не нужно думать, мадам, вы должны лишь поставить печать и подпись.

Амбридж вздохнула и ещё раз посмотрела на имя, написанное на пергаменте:

— Но Грейнджер, эта грязнокровка…

Малфой начинал терять терпение: хождение по кабинетам уже порядком ему надоело. Он вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. Он не ожидал, что освободить девчонку будет настолько трудно. Люциус уже неделю занимался исключительно делами Грейнджер: собирал нужные документы, ждал, пока заведующий архивом выйдет из отпуска, побывал в Хогвартсе, чтобы получить оказавшуюся ненужной справку, нашел компромат на нынешнего директора школы и на Торбина, а теперь ещё и сидит в кабинете Амбридж. Слишком много хлопот из-за вчерашней школьницы-грязнокровки.

— Мадам, вы меня разочаровываете, — с наигранной грустью в голосе произнёс Малфой. — Я надеюсь, вы всё же поставите свою подпись.

— Да, конечно, — Амбридж изобразила пером на пергаменте закорючку, поставила штамп и с сомнением посмотрела на посетителя. — Но зачем освобождать её?

— Мне искренне жаль, но вас это не касается, — Люциус выхватил из рук заместителя министра документы и быстро покинул кабинет, даже не попрощавшись.

После его ухода Долорес Амбридж ещё несколько минут в задумчивости смотрела на захлопнувшуюся дверь, постукивая ногтями по полированной крышке стола. Что же такое случилось, что Люциус Малфой хлопочет о Гермионе Грейнджер?

* * *

По возвращении в Малфой-Мэнор Люциус первым делом прошёлся по всему дому, выбирая комнату для будущей гостьи. Критериев было несколько: наличие только одного окна, небольшой камин, не подключённый к сети, отсутствие тайных ходов, ведущих куда бы то ни было и, пожалуй, всё.

На втором этаже Люциус нашел идеальную, на его взгляд, комнату. Решив, что вечером сам займётся подготовкой спальни к приезду Грейнджер, он в приподнятом настроении направился в гостиную, где увидел нежданного гостя.

Рабастан Лестрейндж вольготно разлёгся на диване и, поставив себе на грудь бокал, внимательно изучал находящуюся в нём тёмную жидкость.

— Странная вещь вино… — начал он философским тоном, едва завидев хозяина дома.

Малфой внимательно оглядел гостя, на мгновение остановив взгляд на грязных ботинках, пачкающих обивку дивана.

— Лестрейндж, я понимаю, что манеры — это нечто за гранью твоего понимания, но не стоит это так явно демонстрировать.

Тот лишь отмахнулся и отпил из бокала.

— Как продвигается освобождение Грейнджер? Кстати, ты так мне и не объяснил, зачем тебе это.

— Не твоего ума дело, — с улыбкой произнес Малфой.

— Осторожнее, — предупредил Рабастан. — Ты с таким трудом восстановил своё положение и вернул доверие Лорда…

Лестрейндж умолк, заметив недовольный взгляд Люциуса, и с поистине исследовательским интересом вернулся к изучению содержимого хрустального бокала.

— Рабастан, позволь узнать, какого чёрта ты каждую неделю появляешься в моем доме?

Тот в ответ лишь пожал плечами и, немного подумав, произнёс то, что Малфой услышать не ожидал:

— Мне скучно.

— Я правильно тебя понял? — сощурился Малфой. — Ты от скуки наносишь визиты? Может, стоит попробовать что-то другое? Например, выслеживать мятежников или развлекаться с магглами?

— Надоело, — хмыкнул Лестрейндж, — стал слишком стар для этого. Да и наблюдать за тобой намного интереснее. Всегда приятно смотреть, как кто-то медленно убивает себя.

Люциус ничего не ответил, лишь зло посмотрел на Рабастана.

— Знаешь, Люциус… — хитро взглянул на него Лестрейндж.

Малфой вопросительно выгнул бровь, опасаясь того, что сейчас будет произнесено. И, как оказалось, не зря.

— Мне её даже жаль. Я не буду спрашивать, зачем ты уговорил Лорда, почему так хлопотал. Это не моё дело. Просто подумай, действительно ли выгода будет настолько велика, — он залпом допил остававшееся в бокале вино и, резко поднявшись, вышел из гостиной, оставив Люциуса в одиночестве.

«О да, это стоит того», — подумал Малфой.

Ему нравилось играть чужими жизнями, ведь это так интересно. Однако в случае, если всё пойдет не так, он может потерять очень многое. Потому что у каждого, даже самого идеального плана, есть изъяны.

Гермиона Грейнджер внимательно осматривала помещение, в которое её привели полчаса назад: низкий потолок, серые стены, простой стол и три стула — вот и вся обстановка. Всё точно так же, как раньше. Она сразу узнала эту комнату — одну из допросных Аврората. В прошлый раз Гермиону допрашивали здесь же, но зачем вновь привезли сюда? Впрочем, вырваться из Азкабана хотя бы на несколько часов — уже большая удача.

Дверь открылась, и вошёл худой мужчина лет пятидесяти в чёрной потёртой мантии. В руках он держал пухлую папку оранжевого цвета — в таких обычно хранились дела тех, кто неугоден Министерству или, в данном случае, Волдеморту.

— Зачем я здесь? — спросила Гермиона аврора, удобно расположившегося напротив неё. Тот лишь устало потёр переносицу и, открыв папку, начал читать.

Гермиона вздохнула и попыталась незаметно подсмотреть, что написано в документах. Она настолько увлеклась своим занятием, что вздрогнула, услышав голос мужчины.

— Итак, мисс Грейнджер, меня зовут Уильям Прескотт, мне поручено изучить ваше дело и вынести решение о возможности вашего… освобождения, — он многозначительно замолчал, внимательно смотря на неё.

— Что вы хотите этим сказать? — тихо спросила она, разглядывая аврора и лихорадочно соображая, что всё это могло бы значить. Происходящее нравилось ей всё меньше.

— Я неясно выразился? — вскинул брови Прескотт и сделал какую-то пометку в документах.

Гермиона кашлянула.

— Почему меня хотят освободить?

— Мисс, вам радоваться нужно, что кто-то похлопотал, чтобы вы не остались в Азкабане до cкончания своих дней, — наставительно произнес он.

Она нахмурилась — уважительное обращение уже почти забылось и резало слух. Тогда, в прошлый раз, работники аврората обращались с ней грубо и иначе как «тварью» и «грязнокровной сукой» не называли. Так с чего же такая резкая перемена?

Но ещё больше вопросов вызывала личность «благодетеля». Маловероятно, что это кто-то из Уизли — их положение после победы Волдеморта стало слишком шатким, они бы не рискнули поставить себя под удар. Да и влиятельными они никогда не были. Макгонагалл? Ей это тоже ни к чему — не решилась бы из опасения, что её могут уволить из Хогвартса. Да и кто будет считаться с мнением престарелого преподавателя трансфигурации? Больше кандидатов не было.

Размышления Гермионы прервал стук в дверь. В комнату вошёл молодой парень лет восемнадцати, видимо, стажёр. Он передал Прескотту какую-то бумагу и вышел, перед этим бросив на Гермиону странный взгляд.

Аврор хмыкнул, прочитав написанное, и вложил документ в папку.

— Только что принесли записку от заместителя министра по особо важным делам, мисс Грейнджер.

— Вот как? — стараясь дышать ровно, спросила она.

Он кивнул:

— Долорес Амбридж подписала прошение о вашем освобождении из-под стражи.

Во рту у Гермионы пересохло. Амбридж могла согласиться только под давлением или по просьбе какого-то очень влиятельного человека. Но особой властью сейчас обладают только приближённые к Волдеморту. А думать о Пожирателях смерти Гермионе очень не хотелось.

— Вы не рады? — усмехнулся Прескотт, заметив ошеломлённый и испуганный взгляд Гермионы.

— Рада, конечно.

Впрочем, она совсем не была уверена в своих словах.

Прескотт прокашлялся и уставился в документы, периодически делая какие-то пометки и записи.

Гермиона, затаив дыхание, наблюдала за его движениями. Она всё ещё не могла поверить в происходящее. Всё казалось таким нереальным.

— Прекрасно, — устало произнес аврор и, размашисто расписавшись на очередном документе, откинулся на спинку стула.

— Меня освободят? — хрипло спросила Гермиона.

Тот в ответ лишь кивнул, но не успела она обрадоваться, как дверь вновь открылась, и вошёл тот же самый стажёр. Он шепнул что-то Прескотту и почти выбежал из допросной комнаты.

— Я скоро вернусь, — бросил аврор и выскочил вслед за пареньком.

Грейнджер удивлённо посмотрела на хлопнувшую дверь и пожала плечами.

Но время шло, а Уильям Прескотт всё не возвращался. От скуки Гермиона ещё раз внимательно осмотрела помещение, подмечая трещинки на потолке и стенах.

«Кажется, подземное расположение Аврората плохо сказывается на здании, несмотря на всё волшебство, призванное укрепить конструкцию».

— Серый цвет, — тихо прошептала она, ещё раз оглядываясь по сторонам.

Рассматривая оштукатуренные стены, Гермиона заметила небольшое бурое пятно, темной кляксой расползшееся по безликой стене. Она искренне понадеялась, что ошибается, что это вовсе не кровь, но к горлу всё равно подступил тугой ком.

Аврор вернулся неожиданно. Он быстро подошел к ней и, крепко взяв за локоть, заставил подняться.

— Завтра вас официально освободят решением суда, — отрывисто сказал он, ведя её по коридору. — Я отведу вас в комнату, где вы проведёте эту ночь.

Гермионе показалось странным, что решение Визенгамота известно заранее, но она не стала ничего спрашивать — для собственного душевного равновесия.

Они дошли до лифтов и спустились на три этажа. Миновали длинный и плохо освещённый коридор. Шаги двух человек эхом отдавались от тёмных стен и каменного пола и напоминали почему-то чечетку, словно танцор постоянно сбивался, но упорно выбивал нечеткий ритм.

Остановившись перед невзрачной, почти сливающейся со стеной дверью, которую Гермиона сначала даже не заметила, аврор, наконец, отпустил её локоть. Достал палочку и сделал взмах. Замочная скважина засветилась голубоватым светом, и глухо щёлкнул замок. Дверь с легким скрипом открылась, впуская волшебников.

Прескотт хлопнул в ладоши, и зажёгся неяркий свет. Казалось, он исходил отовсюду — конкретного источника вроде лампы в комнате просто не было.

— Располагайтесь, я вернусь завтра.

Гермиона оглядела скромную, даже спартанскую обстановку: небольшой стол, стул, одноместная кровать, несколько книг, брошенных прямо на полу, и дверь, ведущая, видимо, в уборную. После тюрьмы эти условия показались ей настоящей роскошью.

— До завтра, мисс, — он уже взялся за ручку двери.

Гермиона, наконец, решилась задать вопрос, мучавший её уже несколько часов:

— Мистер Прескотт, вы сказали, что за меня похлопотали, но кто? — она умоляюще посмотрела на аврора.

Прескотт замер и бросил на Гермиону странный взгляд:

— Люциус Малфой, — отрывисто произнёс он и вышел в коридор, закрыв за собой дверь.

У Гермионы потемнело в глазах от ненавистного имени, прозвучавшего из уст аврора. Она резко вздохнула и постаралась успокоиться.

— Какого чёрта здесь происходит? — размышляла она вслух, расхаживая по комнате.

Запнувшись о стопку книг, выругалась и, наклонившись, подняла одну из них. Это оказалось «Руководство по поведению при встрече с вампирами и оборотнями». Хмыкнув, Гермиона бросила книгу на постель и ещё раз осмотрелась.

Она слышала когда-то, что стажёры живут в Аврорате, но всегда считала это выдумкой.

Взглянув на обычные часы, висящие над дверью, удивилась, что уже так поздно.

— Завтра будет трудный день, — прошептала она.

Быстро приготовившись ко сну, Гермиона легла и, укрывшись пуховым одеялом, открыла «Руководство». Она и не подозревала, насколько соскучилась по чтению за время заключения. Но насладиться книгой в полной мере ей помешал внезапно сморивший сон. Положив томик на пол возле кровати, она закрыла глаза и почти мгновенно заснула.

Впервые за долгое время ей снилась не смерть и не страдания друзей, а солнце, слишком яркое, чтобы быть настоящим.

* * *

Выйдя из камина в холле Министерства Магии, Люциус Малфой отряхнул мантию от пепла и осмотрелся по сторонам. Шум, царящий вокруг, мгновенно вызвал у Люциуса мигрень. Слегка поморщившись, он направился к лифтам, чтобы спуститься в один из судебных залов, где через несколько минут должно было начаться слушание по делу Гермионы Грейнджер. Впрочем, исход заседания стал известен ещё накануне благодаря подписи Долорес Амбридж.

Проходя мимо монумента, изображающего величественных волшебников, сидящих на огромных тронах из магглов, Малфой тихо хмыкнул. По его мнению, статуя была абсолютной безвкусицей.

«Яксли всегда питал слабость к аляповатым вещам», — подумал Люциус, заходя в пустой лифт. На волшебника со скучающим лицом — лифтёра — Малфой не смотрел.

За ним вошли трое тихо переговаривающихся работников отдела магических игр и спорта и молодая волшебница с несколькими книгами в руках, она со злостью посмотрела на Люциуса, но тут же опустила глаза. Двери закрылись, и кабина стала опускаться. Через пару этажей трое волшебников вышли, всё так же разговаривая о чём-то, а на следующем этаже лифт покинула и колдунья.

Перед самым закрытием решёток в лифт влетела небольшая стайка служебных записок. Среди них Малфой заметил одну, написанную на розовом пергаменте. Воспользовавшись тем, что лифтёр не обращает на него никакого внимания и смотрит прямо перед собой, Люциус протянул руку и схватил записку. Крепко сжав пергамент в руке, он не дал посланию вырваться и улететь к адресату.

Когда двери кабины в очередной раз открылись, Малфой вышел и быстро направился по коридору, торопливо засовывая уже изрядно помятую, но всё ещё трепыхающуюся записку в карман мантии.

Остановившись перед тяжёлой двустворчатой дверью, Люциус обратился к охраннику:

— Заседание началось?

— Пятнадцать минут назад, — кивнул тот.

Малфой вздохнул. Входить в зал суда он не собирался. Ни к чему ему присутствовать на слушании об освобождении грязнокровки.

Теперь ему оставалось только ждать, когда Грейнджер выйдет из зала. В сущности, Малфой мог прийти и позже, но существование даже малейшей возможности, что девчонку могут отпустить чуть раньше, заставило его поторопиться.

«Всегда нужно быть готовым к неожиданностям», — подумал он и сделал несколько шагов в направлении узкого тёмного коридора.

Остановившись в тени, Люциус приготовился ждать.

В зале суда было чертовски холодно. Вероятно, из-за отсутствия в помещении хоть какого-нибудь отопления, да и подземное расположение Министерства наверняка сыграло не последнюю роль. Хотя, это вполне мог быть просто метод психологического давления на подсудимых, чтобы быстрее сознавались или сдавали подельников.

Как бы то ни было, происходящее напоминало Гермионе Грейнджер дурацкий фарс или комедию абсурда, вот только юмор в произведении невидимого сценариста определенно был черным, а может, и вовсе отсутствовал.

Гермиона сидела на жутко неудобном деревянном стуле в центре зала. Тяжелые кованые цепи гремели при малейшем движении, наручники опутывали запястья, натирая кожу.

Долорес Амбридж, исполняющая роль главного судьи, выглядела невероятно заносчивой жабой и усмехалась, глядя в лицо Грейнджер. Вот только в глазах Амбридж виднелось смутное беспокойство, словно она решала в уме какую-то невероятно сложную логическую задачу, а верный ответ постоянно ускользал. Гермиона еще раз оглядела зал, всматриваясь в лица судей и немногочисленных зрителей. И если в составе Визенгамота, заседающего сегодня, она увидела — какая внезапность! — нескольких Пожирателей смерти, то зрителями были грозного вида охранники да горстка одетых в министерские мантии людей. Малфой на рассмотрение не явился — вполне ожидаемо.

Из-за сильной головной боли, мучающей с самого утра, Гермиона на мгновение прикрыла глаза.

Какой-то мужчина средних лет с козлиной бородкой, сидящий по правую руку от Амбридж, что-то громогласно и с пафосом вещал, но его слова проходили мимо сознания Гермионы, сливаясь в один непонятный — и оттого еще более раздражающий — жужжащий гул.

Она не беспокоилась ни о словах судей, ни об их решении — понимала, что если Малфой зачем-то решил вытащить ее из Азкабана, то обязательно сделает это. Потому что причина не может быть смехотворной или надуманной, иначе он просто не стал бы марать свои холеные ручки ради освобождения грязнокровки. Вопрос только в том, удастся ли Гермионе не стать марионеткой в интригах Люциуса.

«Интересно, сколько он за это заплатил? — задумалась Гермиона, безразличным взглядом скользя по лицам судей. — Скорее всего, много».

Секретарь суда с остервенением строчила что-то в блокноте, не поспевая за речью судьи, его, кажется, слушали все в зале, за исключением Гермионы, которой, в общем-то, это было намного нужнее, чем остальным присутствующим.

Амбридж бесцеремонно перебила мужчину и выжидающе посмотрела на Гермиону:

— Вам все понятно, мисс Грейнджер? — осведомилась она, холодно улыбаясь и всячески демонстрируя свое превосходство.

— Да, — буркнула Гермиона, едва заметно морщась.

— Вот и прекрасно! — едва не хлопнула в ладоши Долорес и, быстро чиркнув пером по пергаменту, поданному секретарем, произнесла: — Гермиона Грейнджер официально освобождается из-под стражи единогласным решением старших судей Визенгамота. Заседание объявляется закрытым.

В ту же секунду тяжелые оковы, сковывавшие до этого момента запястья Гермионы, с громким лязгом упали на пол. Она поднялась с жесткого стула и потянулась, разминая затекшие от долгого сидения мышцы.

Люди быстро покидали помещение, тихо о чем-то переговариваясь. На Грейнджер почти никто не смотрел.

Все еще не веря в происходящее, Гермиона поспешила выскочить из зала. Ей не хотелось оставаться в Министерстве больше ни на секунду.

Стоило Грейнджер выйти за дверь и сделать несколько шагов, как кто-то схватил ее за локоть и втащил в узкий коридор, ответвляющийся от главного. Обернувшись, она смогла лицезреть перед собой Люциуса Малфоя во всем его великолепии. Судя по его уверенному виду, многое изменилось за то время, что Гермиона провела в тюрьме — Малфои определенно вернули себе прежний авторитет. Оставалось лишь догадываться, какую цену им пришлось за это заплатить. Ведь перед победой Волдеморта их положение было весьма и весьма шатким.

— Доброе утро, — недружелюбно произнесла Грейнджер, без всякого страха смотря Люциусу в глаза.

— Мало радости в голосе, девчонка, — хмыкнул он и, все еще крепко держа ее за руку, быстро повел по едва освещенному коридору.

Гермиона с любопытством поглядывала на Малфоя, едва поспевая за ним.

* * *

Наблюдая за удаляющимися Малфоем и Грейнджер, Рита Скитер криво усмехнулась и сделала в своем знаменитом блокноте небольшую пометку. Все происходящее казалось ей настолько подозрительным — а значит, и сенсационным, — что Рита облизнулась, словно кошка, увидевшая перед собой большую миску с вожделенной сметаной.

— Грейнджер, — пробормотала Рита, предвкушая будущую разгромную статью и гонорар за нее.

Заметив выходящую из зала Долорес Амбридж, журналистка подскочила к ней, намереваясь перехватить, отрезать путь к отступлению и с пристрастием допросить — в идеале, конечно. В последнее время застать заместителя министра на рабочем месте стало сложнее. Потому проморгать такой шанс на получение хоть малюсенького интервью было бы просто кощунственным упущением со стороны Риты.

— Мадам, — подобострастно улыбнулась она, — могу ли я рассчитывать на ваше внимание?

Заместитель министра и по совместительству главный судья Визенгамота на мгновение нахмурилась, размышляя о чем-то.

— Ах, милочка, я бы с радостью уделила вам чуточку моего драгоценного времени, но, увы, нет, — категорично покачала головой Амбридж, презрительно скользнув взглядом по блокноту Риты.

И она поспешно отошла от Скитер, оставив ту с грустно поникшим Прыткопишущим пером и неудовлетворенным любопытством.

* * *

Люциус Малфой быстро шел по извилистым коридорам, ведя за собой Гермиону. Они уже поднялись на несколько этажей по шаткой деревянной лестнице, построенной лет двести назад и наверняка с тех пор ни разу не ремонтировавшейся.

— Куда вы меня тащите? — не выдержала Гермиона.

Она устала и запыхалась, потому что шаги Малфоя были больше ее собственных, и ей приходилось почти бежать.

«Да еще и синяк на руке, определенно, останется, потому что этот так вцепился в запястье, словно хочет оторвать руку».

— К выходу, — ответил Малфой, не замедляя шага.

Они прошли мимо двери, из-за которой — Гермиона готова была поклясться — доносились звуки симфонического оркестра, исполняющего определенно «Реквием» Моцарта. Это было несколько странно, если учесть, что на двери имелась табличка — «лаборатория».

«Символично», — подумала Гермиона о выборе музыки и тихо хмыкнула. Малфой странно на нее посмотрел, но ничего не сказал и шаг не сбавил.

— Разве не проще было подняться на лифте?

— Слишком много людей, — отрывисто бросил Люциус.

Он резко остановился перед двустворчатыми дверями из темного, почти черного дерева. Повернув противно скрипнувшую ручку, он распахнул дверь и шагнул вперед, таща за собой Гермиону. Они оказались в атриуме, вокруг сновало огромное количество разномастно одетых волшебников, спешащих по своим делам и не обращавших никакого внимания ни на Малфоя, ни на Грейнджер.

Первым, что бросилось ей в глаза, была огромная безобразная статуя на месте разрушенного волшебного фонтана. Гермиона брезгливо поморщилась, не в силах скрыть своего отвращения. Люциус это заметил и, наклонившись к ней, прошептал:

— Всё так и должно быть. Всё правильно.

И резко дернув ее за руку, повел к одному из выходов.

Гермиона всегда ненавидела места, где много народа — толпа заставляла ее чувствовать себя неуютно. Другое дело — посидеть где-нибудь с друзьями или почитать книжку в уютной тишине. Вот только друзей уже не осталось, а книжки в ее теперешней жизни — роскошь.

Они подошли к одной из стен, где стояла обычная маггловская телефонная будка, переделанная под нужды Министерства. Люциус распахнул дверцу и почти галантно пропустил Гермиону вперед.

«Чтобы не сбежала», — мелькнула у нее мысль.

Внутри оказался старенький, с облупившейся местами краской, телефонный аппарат. Возле него какой-то шутник маркером написал нецензурный стишок.

Люциус с неудовольствием покосился на Гермиону и, сняв трубку с аппарата, набрал номер. Выглядело это настолько странно и даже абсурдно, что Гермиона едва сдержала рвущийся наружу смех.

Выйдя из будки, они оказались в безлюдном переулке, определенно маггловском, о чем свидетельствовала брошенная кем-то газета «Таймс» недельной давности.

Сквозь небо, затянутое серыми тучами, не пробивался ни один лучик солнца.

Гермиона с любопытством оглядывалась, поеживаясь от холода и с удовольствием вдыхая запах свободы, хоть и иллюзорной. Правда, эта самая «свобода» пахла весьма специфично — удушающей городской пылью, которую не мог заглушить нудно моросящий дождь.

Резкие порывы ветра доносили до них тошнотворный запах помойки, по всей видимости находившейся где-то совсем рядом.

Неожиданно откуда-то сбоку раздался странный звук, и Люциус резко обернулся, выхватив палочку.

Воспользовавшись тем, что Малфой немного отвлекся, Гермиона пнула его по голени и изо всех сил рванула в сторону небольшого проулка, надеясь, что сможет добежать до оживленной улицы — там Малфой не рискнет колдовать: все же статут о секретности еще действовал. По-крайней мере, официально его никто пока не отменял.

— Дрянь, — прорычал Люциус. — Инкарцеро!

Он с мстительным удовлетворением наблюдал, как девчонка, связанная крепкими веревками, с громким визгом рухнула на асфальт. Медленно, печатая шаг, подошел к извивающейся подобно гусенице Грейнджер и легонько — но достаточно ощутимо — пнул ее мыском начищенного до блеска ботинка по ребрам.

Гермиона посмотрела на Малфоя с такой злобой, что он тихо рассмеялся — слишком уж забавно она выглядела.

— Хорошая попытка. Не советую повторять, — тихо проговорил он, склонившись над Гермионой. И больно вцепившись пальцами ей в плечо, с легким хлопком аппарировал.