Четверо лучших

Летний вечер пах горячей землёй и липовым цветом. Солнце медленно скрывалось за лесом, а я уже час сидел на подоконнике и наблюдал, как оно заходит. Делать ничего не хотелось, разве что только смотреть на закат, потом, когда стемнеет, может быть, спуститься вниз… к людям.

Я жил в Норе уже неделю. Делал домашние задания, гонял с Роном и Джинни на метле.

― Далеко не улетайте! ― кричала с крыльца миссис Уизли, и в её тоне явно слышалось продолжение: ― Кругом Пожиратели!

По её мнению, они сидели под каждым кустом, что не мешало нам устраивать на поле за домом импровизированные матчи.

С Джинни у нас сложились необычайно тёплые отношения, на что я вовсе не рассчитывал, когда просил её найти себе кого-нибудь другого вместо недоученного аврора и по совместительству спасителя мира. Джинни меня поняла. Не знаю, может быть, на самом деле она затаила обиду, а может, решила подождать, пока я изменю своё решение. Иногда мне приходило в голову, что наш роман был бессмысленным и я отвечал взаимностью только потому, что Джинни похожа на мою мать. Такая же рыжая, такая же энергичная, умеющая настоять на своём. Спасибо Сириусу и Люпину, что оставили мне хотя бы ложную память о родителях. При воспоминании о Сириусе в груди начинало саднить, и безысходная боль выплескивалась наружу лопающимися оконными стеклами, расползающимися на стенах глубокими трещинами. Джинни не удивлялась и не отшатывалась от меня в испуге. Но вот Рон обычно вскакивал и начинал с утроенным вниманием чинить разбитое, притворяясь, что всё порядке, и кончик палочки нервно трясся у него в руках. А я сидел, опустив глаза, дожидаясь, пока он обернётся ко мне с виноватым лицом, как будто это не я, а он разносил собственный дом. С каким-то тошнотворным ощущением тревоги, я понимал: вот скоро приедет Гермиона, обмолвится о моём крёстном и недоумённо будет стряхивать с волос осколки вазы или оконного стекла. Я даже слышал её голос, утверждающий, что стихийная магия ― это реакция волшебника на стрессовую ситуацию. Потом она, конечно, скажет Рону, что Репаро он накладывает не под тем углом наклона палочки к объекту… Потом напомнит мне, что я уже пытался найти у Бастинды Бэгшот какие-то упоминания о ритуале расщепления души. Потом она развернёт «Пророк» и покажет нам уже надоевшую памятку для граждан на случай нападения Пожирателей и наконец, отведя глаза, признается, что стёрла родителям память и отправила их в Австралию, и потому опоздала к моему дню рождения…

* * *

Не хочу больше ни о чём думать, иначе вспомню окончание этого года и опять что-нибудь неосознанно разнесу. Я спустился вниз, не дождавшись, пока погаснет последний луч солнца. В гостиной Рон листал «Пророк», на первой полосе которого крупными буквами был написан заголовок: «Пожиратели бесчинствуют, Министерство бездействует». Джинни сидела в кресле с волшебным вязанием: четыре пары спиц, зависнув в воздухе, мелькали перед ней, и я некоторое время даже пытался рассмотреть, что именно она вяжет, но так и не смог понять. Надеюсь, не шапку для эльфов.

― Привет! ― говорю я наконец и плюхаюсь на диван рядом с Роном.

― Привет, ― буркнул тот, а Джинни кивнула. Они понимают, почему я просиживаю в своей комнате по нескольку часов, и не пытаются меня вытащить. За это я им, похоже, благодарен…

― Что нового? ― спросил я, кивая на газету.

― Да ничего, ― Рон перевернул страницу. ― Нападение на западе страны, убито две семьи волшебников… Обрушился мост на севере… В Лондоне магический пожар в ночном клубе, двадцать восемь погибших, все ― магглы младше двадцати трёх лет… Разгромная статья Риты Скитер в адрес Министерства и прямым текстом подозрение, что они там все под Империо… Ну, и памятка волшебникам: установить на дом Охранные чары, помогать магглам, не выпускать детей одних из дома…

Я потянулся, откинувшись на спинку дивана. Известия о смертях уже не трогали. Вчера были такие же сообщения, завтра будут другие. Захватило ли меня безразличие? Не знаю. Всё, что со мной жизнь приключилось, оставило такой след в моей душе, что иногда кажется, будто самые кошмарные вещи стали обыденными. Нормально ли бить ребёнка и запирать его в чулане без воды, еды и возможности отлучиться по нужде? А почему нет? Нормально взвалить на ребёнка ответственность за целый мир? Видимо, да. Нормально сделать его убийцей? Но ведь сделали же. Почему тогда ненормальны эти списки погибших?

― Эй, Гарри! ― Рон опасливо тронул меня за рукав. Джинни из кресла смотрела настороженно.

― Что мы скажем родителям, когда они вернутся, а у Норы не будет крыши?

Я вздрогнул и попытался успокоиться, потому что теперь ясно слышно, как заскрежетали балки на чердаке. Оказывается, стихийная магия нашла себе применение посерьёзнее, нежели громить хрупкие предметы.

― Простите…

― Ничего, ― спокойно сказала Джинни и вновь стала следить за спицами.

― Гарри, ― сдавленно попросил Рон, ― ты поговори с Гермионой, когда она приедет… Ну, насчёт этой твоей магии.

Я кивнул, ведь они искренне тревожатся за меня, а мне нужно немедленно отвлечься, иначе жить будет негде.

― Что ещё пишут? ― спросил я.

― Группа авроров пыталась прорваться в… ― Рон запнулся, поднял на нас глаза, а я внезапно понял, что свернувшаяся в кресле Джинни похожа на змею. ― В Малфой-Мэнор.

― Чего?! ― Джинни уронила вязание, а мне уже не нужно было притворяться заинтересованным ― новость так новость.

― Да вот, посмотри сама, ― Рон протянул газету сестре, и та быстро просмотрела заметку:

― Группа предположительно в составе десяти человек… Защитный купол… Неизвестная магия… Убит Пожиратель… Что за бред?

― Вот именно, ― я нервно взъерошил себе волосы. ― Это что, Орденцы были, если такие секреты? Или кто-то из гражданских пытался отомстить?

Джинни заглянула в заметку.

― Не сказано. Да что такое, Гарри?

― Ну как, ― за меня попытался объяснить Рон. ― Напасть на штаб-квартиру Волдеморта… Это, наверное, дорогого стоило, ну, согласиться провести такое… такую…

― Может, это была разведка боем? ― предположил я. ― Видите же: неизвестная магия, надо у Гермионы спросить, что это может быть…

― Тебе зачем? ― вытаращился Рон. ― Решил тоже попробовать?

Взгляды брата и сестры остановились на мне, и я начал чувствовать себя идиотом. Хуже будет только если они узнают, что утром в день своего рождения я проснулся, весь окутанный серебристым сиянием.

― Э… Ну, ведь всякое может быть… ― промямлил я, представляя себя, в гордом одиночестве героически бьющегося лбом о защитный купол поместья. ― Н-да…

Рон мечтательно завёл глаза.

― А как вы думаете, ― спросил он, и голос его дрожал от предвкушения остроумного ответа. ― Что сейчас с Хорьком?

― Пф-ф! ― презрительно ответила Джинни, показывая, что не хочет даже говорить об этом, и Рон, кажется, немного разочарован. Я решил его выручить:

― Ну, сидит в поместье, куда же ему деваться?

― В подвале… ― мечтательно протянул Рон.

― Почему в подвале? ― удивился я.

― Ну как же, ― объяснил он мне. ― Задание он провалил? Провалил, Дамблдора-то всё равно Снейп убил, так? Ну вот, а за проваленное задание ― Хорька за шкирку и в подвал.

― Думаешь, Люциус бы это позволил? ― недоверчиво спросила Джинни. ― Этого маменькиного сынка ― в подвал?

― Джин, всё решает Волдеморт, ― спокойно ответил я. ― Он прикажет Люциусу Драко убить, и тот убьёт. А я бы лично перед тем как убить, все кости ему переломал. По одной.

― Убьёт? Единственного сына? ― переспросила Джинни. ― Неужели ты думаешь, что Люциус такой зверь?

― А ты думаешь, что он пойдёт против… ― не выдержал Рон, но Джинни оборвала его:

― Ладно, Рон, забей, не нам в этом разбираться. Они сами позволили, чтобы ими повелевал этот… красноглазый. А ты, Гарри… ― она опустила глаза, и я напрягся, понимая, что сейчас услышу нечто нелицеприятное. ― С тобой происходит что-то не то. Я не замечала раньше, чтобы ты ненавидел так… отстранённо. Так холодно. И желал врагам таких мучений.

Джинни покачала головой и снова углубилась в своё занятие, внимательно слушая, что мы скажем.

― Нет, Джин! ― обиделся за меня Рон. ― Я считаю, что Хорёк заслужил мести. Гарри сам решит, что с ним делать, когда победит. Решит кости ему переломать ― и переломает.

― Рональд! ― глаза Джинни гневно заблестели. ― Ты что, не понимаешь, что из всех Пожирателей Драко виноват меньше всего? Его просто заставили, у него не было другого выхода!

―Джи-ин? ― нахмурился Рон. ― Это с каких пор он Драко?

Джинни молчит, сверля его тяжёлым взглядом, как у Молли. Мы оба чувствуем, что она на взводе.

― А всё-таки, ― на свой страх и риск продолжил Рон, ― я бы Хорька привязал к позорному столбу, чтоб ему стыдно было.

Я залился таким хохотом, что даже слёзы полились из глаз.

― Хорьку?! Стыдно?! Если бы ему было стыдно, он бы до такой жизни не докатился!

Рон замялся.

― Ну, ты же сам рассказывал, что он плакал в туалете… Значит, что-то да было…

― Балда ты, Рон! ― с чувством сказал я. ― Он не от стыда плакал, а от страха, вещи разные.

― Ну ладно, ладно, ― Рон миролюбиво поднял руки. ― А то Джин сейчас скажет, что бедного Хорька довёл злой Волдеморт, а сам он белый и пушистый…

Джинни уже открыла рот, но тут же закрыла.

― Да ну вас, ― беззлобно сказала она. ― Я, если хотите знать, тоже наказала бы его, чтоб знал в следующий раз, куда соваться можно, а куда нельзя.

― И как? ― заинтересованно спросил Рон.

― Слушайте, может хватит? ― прервал их я, недовольный, что они так обсасывают тему. ― Сначала давайте Волдеморта убьём, потом сильных Пожирателей схватим, а потом уже будем решать, что с такими пешками делать.

― Джин, ну всё-таки? ― стал допытываться Рон, но ответить моя бывшая девушка не успела: кто-то громко стучит в дверь с чёрного хода.

Мы вздрогнули разом, вспомнив и осознав, что в Норе остались втроём, а взрослые вернутся только к утру. Джинни среагировала первая: отбросила вязание и неуловимым движением достала из кармана джинсов волшебную палочку. Рон судорожно искал свою, и я, уже вооружённый, шепнул: «Акцио, палочка Рона», ― и та прилетела откуда-то со второго этажа.

Гуськом, затаив дыхание, мы двинулись на полутёмную кухню, встали полукругом, нацелив палочки на дверь чёрного хода. Стук повторился, и тогда Рон на правах перепуганного хозяина дома громко проорал:

― Кто там?

За дверью молчание, и мы переглянулся. У каждого из нас одна мысль ― что назавтра в «Пророке» появится сообщение о нападении на Нору, двух убитых подростках, похищенном Гарри Поттере и гибели надежды на спасение.

― Кто там?! ― рявкнул Рон снова, но нам снова не ответили.

― Открываем? ― одними губами предложила Джинни. ― Я поставлю щит, дальше по обстановке.

― Разве Пожиратели не выломали бы дверь? ― попытался я их успокоить, хотя меня трясло.

Я ужасающе медленно повернул ручку, потом быстрым движением отпрыгнул в сторону, готовый драться, и услышу за спиной тихое потрескивание щита. В дверь никто не входил, и я, обернувшись, увидел лица Рона и Джинни, растерянные и испуганные. Выглянул за дверь, и мой взгляд наткнулся на распростёртое на крыльце тело, доски под которым уже окрасились кровью. Вскинул глаза в темноту, опасаясь, что вот-вот из неё прилетит смертельное заклятие, но темнота дышала августовской травой, свиристела кузнечиками, и не было в ней зла.

С непонятным раздражением и пустотой я снова посмотрел на неподвижно лежащего на пороге человека, не желая узнавать и всё равно узнавая, а Рон потрясённо выдохнул мне в ухо:

―Ну какого книззла мы его вспоминали?!

Год назад я знал, что история моего вступления в ряды Пожирателей закончится этим, вот только не представлял, как именно. Не думал, что будет два месяца заключения в моей комнате, ужас от звука шагов в коридоре, холодный подоконник, ежевечерняя пустота, еженощные кошмары и горы свитков с выполненными от нечего делать домашними заданиями.

Сегодня было дописано эссе по Трансфигурации, и заданий больше не осталось. Тогда я решил погадать ― себе, на себя ― просто вытащил из колоды первую попавшуюся карту. И карта оказалась ― Смерть. Я не сомневался ни секунды. Слишком хорошо я разбираюсь в Прорицаниях, чтобы понять, что всё закончится сегодня. Разбирался…

Я положил карту в нагрудный карман рубашки, ближе к сердцу. Запаролил тетрадь с личным дневником, аккуратно сложил на полку свитки и книги. Хотел убрать со стола свадебную фотографию родителей, чтобы не досталась тем, кто наверняка потом ворвётся в мою комнату в поисках добычи или потехи, но подумал и вместо этого, вытащив из рамки, положил её к карте. Вскоре в парке должно будет появиться новое надгробие. Именно в парке ― в завещании, написанном на Рождественских каникул я специально написал, что не хочу лежать в семейном склепе. И без того жил в подземельях слишком долго…

Я заглянул в ящики письменного стола, порылся в бумагах, но не нашёл ничего путного, только забытый снитч. Я пустил его летать по комнате, а сам сел на подоконник, прислушиваясь к мерному жужжанию крылышек. И к себе. Но страха не было, лишь пальцы слегка подрагивали. Ожидание, вот чем это оказалось на поверку.

Вечерело. Камин горел ровным пламенем. Мой взгляд то бродил по предметам, погружённым в полумрак, то обращался за окно, к садовой дорожке, вдоль которой висели фонарики. Если бы была зима, я распахнул бы окно настежь, чтобы ворвался в комнату бодрящий и будоражащий мороз. Но стояло начало августа, солнце закатилось за вершины деревьев и жара только недавно начала спадать. Потом до дрожи в руках захотелось музыки, но рояли стояли в гостиных, по которым сейчас как хозяева расхаживали чужие люди.

За два месяца кроме отца и крёстного меня никто не навещал. Вероятно, Лорд запретил, а может, брезговали слабаком. Увижу ли я родных в последний раз? Хотя как мне это поможет…

Как же всё было глупо… Если бы я не стал врагом Поттера, всё могло сложиться иначе. Но ничего не изменить…

Можно было бы лечь на кровать, задёрнуть тёмно-зелёный полог и постараться заснуть, теша себя надеждой, что все беды уйдут сами собой, слабо надеясь, что поутру дом будет чист и свободен от незваных гостей, а замок на двери моей комнаты окажется несуразной выдумкой…

Шаги я уловил ещё когда они раздались в самом начале коридора, и, не зная, куда деваться, замер на подоконнике. Куда-то улетучилось спокойствие, которым я в глубине души гордился с утра, заколотилось сердце. Это было начало конца, и перед его лицом я оказался раненой птицей, бьющейся от боли и ужаса.

Дверь открылась. Остановившаяся на пороге тётушка, подбоченившись, осмотрела меня и коротко кивнула:

― Он ждёт.

Белла сопела сзади, явно удерживаясь от желания шарахнуть меня Авадой прямо здесь, но я не обращал внимания. Сейчас меня ничто не должно было отвлекать. Этот путь до зала не был мучением, не был дорогой на казнь, не был таким ужасным, каким он снился мне в кошмарах. Он просто стал явью, а двери в зал ― просто дверями в Смерть. Стоя перед ними, я осторожно коснулся нагрудного кармана. В тот же миг створки открылись.

Чёрные молчаливые фигуры выстроились по стенам, не смея шелохнуться. Лорд сидел на троне, Нагайна свилась рядом. Зал был погружён в полумрак. Помнится, в первый раз меня несказанно поразила величественная атмосфера, блики на змеиной чешуе, шелестящий голос, проникающий в самую душу. Но теперь это должно было быть последним, что я видел в своей жизни, и я, на мгновение прикрыв глаза, вызвал в памяти образ синего неба, гул школьного стадиона и ощущение дикого, перебивающего дыхание восторга.

Бела подвела меня к трону, а сама встала в безликий круг ― обернувшись, я не смог бы точно опознать тётю среди остальных.

― Вот и ты, Драко… ― шелестящий голос Тёмного Лорда пронёсся по зале, и змея, вторя, зашипела, а Пожиратели пошевелились.

Я постарался не думать о том, что мне предстоит. Круциатус я на себе уже испытывал, а Авада ― это же не больно, верно? Просто древний чистокровный род лишится наследника, просто уйдут далеко-далеко светлая память детства, воспоминания о школе и о моей, в сущности, короткой жизни. А я…

― О мой мальчик, ты не представляешь, как ты меня огорчил…

Украдкой бросив косые взгляды по сторонам, я тщетно попытался в ряду закутанных в чёрные плащи Пожирателей угадать отца или крёстного.

― Смотри мне в глаза! ― прошипел Тёмный Лорд, и я не посмел перечить. Может быть, удастся оттянуть конец минуты на две. Только вот зачем? Я встретился с его красным нечеловеческим взглядом. И тут же всё заслонила синева неба и трепещущий крылышками золотой мячик… к которому внезапно протянулась чужая рука.

― В такой ответственный момент ты думаешь о квиддиче? ― вкрадчиво спросил Лорд. ― Немудрено, что ты провалил важнейшее задание, которое я поручил тебе в том году. Говорил ли я тебе, что от этого задания зависит жизнь твоей семьи?

Я вздрогнул, небо растрескалось и распалось на кусочки. Снова вокруг меня холодные стены и прячущиеся под масками Пожиратели.

― Нет, речь шла только обо мне.

― Ты смеешь спорить?

Я молчал, просчитывая варианты. Мать во Франции, мы с отцом здесь. Если он убьёт нас обоих…

― Вот именно, ― прошипело чудовище на троне, и я понял, что не смог закрыть сознание. ― Но Люциус мне ещё нужен. А вот ты… Он, конечно, сначала был против, но потом я убедил его, что от дурной крови нужно избавляться.

Убедил? Я почувствовал, как ужас вновь встаёт у меня за спиной, как подгибаются колени. Отец решил от меня отказаться?

― Ты заслужил наказания, а один из моих слуг ― награды. Одно к одному, не находишь, Драко Малфой?

Я ещё не успел сообразить, в чём дело, но в глубине души уже ворохнулось нехорошее предчувствие.

― Фенрир!

Откидывая капюшон, оборотень выступил из строя, переводя взгляд безумных глаз с Волдеморта на меня.

― Да, мой Лорд?

― Я помню о твоей просьбе. Он твой.

Я замер, оцепенев, не в силах ни крикнуть, ни сдвинуться с места, хотя понимал, что нужно что-то делать ― неважно, что.

Не помню, что кричал там, в зале, вырываясь из опутавших меня верёвок, как сопротивлялся, когда оборотень тащил меня в подвал, а вслед мне нёсся шелестящий смех.. Жуть реальности накатила с такой ясностью, что я готов был сейчас собственными руками разорвать себе горло, только бы избавиться от неё. Но руки были связаны, и я мог только кричать.

Никогда не думал, что всё будет именно так…

Пол подвала больно ударил меня по рёбрам, и я захрипел. Видимо, желая угомонить, оборотень пнул меня под рёбра, и когда я задохнулся, молясь о том, чтобы умереть на месте, наклонился ко мне, в свете факела заглянул мне в глаза.

― Тебе понравится.

Ни словом, ни жестом.

Потому я и не успел. Слишком долго притворялся, что мне всё равно. Однако чувствовать боль я ещё мог. Свою и, как ни странно, чужую тоже. Боль, подобная теперешней приходила лишь однажды, много лет назад. Я ещё не успел искупить ту свою вину, как на меня навалилась ещё одна. Сейчас мне предстоит страшный и трудный разговор и в который раз я увижу чужое отчаяние.

Видимо, это судьба.

Драко сейчас далеко. Так далеко, как мне только пришло в голову, когда я аппарировал с ним на руках из-под сени вечернего леса, такого мирного, что, казалось, нет того безумия, что происходит в замке на холме.

Драко далеко, Драко в безопасности, очисть сознание и подумай, что ты скажешь его отцу. Успокойся наконец, прекрати видеть во всём подвох. Если удалось оглушить идиота Фенрира, то это не значит, что всё подстроено и что ты раскрыт. И у Уизли наверняка хватит их грёбаного гриффиндорского благородства, чтобы не растоптать и без того покалеченного, хотя здесь я больше надеялся на Поттера. Не мог представить мальчишку, хладнокровно расправляющегося со своим школьным врагом. В Норе Драко ждёт унижение, но он переживёт. Должен пережить.

Начался дождь. Я стоял у окна, глядя, как капли бессмысленно стекают по стеклу, и пропустил момент, когда за спиной отворилась дверь. Поняв, что комнате кто-то есть, я обернулся спокойно. Запертые двери здесь открывались только перед хозяином.

― Чёртов дождь, ― проворчал Люциус в ответ на мой взгляд, стряхивая с рукава невидимые капли и внезапно напрягся, поняв, что я молчу. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза.

― Нет, ― произнёс он, уже чувствуя, что новости плохие. Странно было видеть его в ужасе расширившиеся глаза ― его такого, каким он позволял себе быть только наедине с самыми близкими. Я не стал его мучить:

― Успокойся, Драко жив. Но…

Его лицо окаменело.

― Что? ― глухо спросил он.

Я подвёл его к моему столу, вечно заваленному бумагами, усадил, налил вина, втиснул бокал в ослабевшую руку. Сел напротив, обвёл палочкой по периметру комнаты, проверяя её на чужое присутствие и накладывая заклятия против подслушивания.

― Пей, ну же.

Он послушно глотнул, свободной рукой вцепившись в трость так, что казалось, будто в ней его единственное спасение или единственная связь с реальностью. Посмотрел на меня и вдруг сорвался:

― Ну не молчи же ты! Что с ним?! Искалечен? Лишён магии? Безумен?

― Изнасилован, ― коротко ответил я. ― И избит. Но, думаю, это уже детали. ― И глотнул сам прямо из бутылки.

― Изнасилован, ― медленно повторил Люциус, как бы переваривая информацию. Я взглянул на него и с удовлетворением отметил, что его глазам возвращается потухший было блеск, а на скулах напряглись желваки.

― Где он?

― В Норе, ― с чистой совестью ответил я. Серые глаза с выражением непередаваемого ужаса вперились в меня. В комнате было тихо, но сейчас должен был грянуть взрыв. Люциус глубоко вдохнул и выдохнул. Потом заговорил:

― Первое. Кто?

― Фенрир.

― Второе. Лорд знает?

― Да. Это его… гм… награда нашему мохнатому другу, ― прокомментировал я, втайне радуясь, что он взял себя в руки.

― Третье. Как Драко оказался у этих… этих…

― Я отнёс.

― Что?! ― воскликнул он, расплёскивая вино. ― Ты… отбил его?!

Я кивнул.

― Вопрос в том, примешь ли ты Драко таким…

Молчание на этот раз оказалось ещё более жутким. Я ждал, понимая, что сделал всё, что мог. Он смотрел мимо меня остановившимся взглядом, и я не помнил, видел ли у него когда-нибудь такой же взгляд.

― Я приму его любым. Но скажи, как я должен дальше жить?!

― Мы говорили об этом раньше, ― напомнил я. ― У тебя была возможность пойти к Дамблдору. Старику нужно было только твоё раскаяние, а искреннее или нет ― неважно, он бы повёлся.

― Замолчи! ― воскликнул он, расплёскивая вино. ― Не время об этом! Мерлин и Моргана… ― он прикрыл глаза рукой, не владея собой.

― Не вздумай что-нибудь сейчас натворить, ― предупредил я. ― Подставишься сам. На кого бросишь сына в бегах и беременную жену?

Он кивнул, и я увидел, что его руки мелко подрагивают, а закушенные губы превратились в полоску.

― Северус, ― выдохнул он. ― Ты всегда всё знаешь. Что мне делать?

― Успокойся, могло быть хуже, ― мягко сказал я. ― Лорд должен думать, что Драко мёртв, и я сделал всё для этого. Фенрира он пока что не хватится. Вот Барти может хватиться.

― Что, ещё и он? ― спросил Люциус, и я услышал в его голосе живые человеческие эмоции. Жаль, правда, что это оказалось отчаяние…

― Фенрир не пустил его в клетку, он торчал снаружи, ― поведал я, отгоняя воспоминания о том, что мне пришлось увидеть, и продолжал ровно, рассказывая так, будто это было не со мной. ― Я пошёл туда с порцией оборотного зелья. Оглушил и связал обоих. Вызвал одного из твоих эльфов, заставил выпить оборотное с волосом Драко и убил его.

Люциус наклонился ко мне, выронив бокал, зрачки бешено пульсировали от волнения.

― Мерлин, Северус, ты знаешь, что ты сделал?!

― Рад, что ты помнишь, что существо, убитое под обороткой, остаётся в чужом облике навсегда, ― кивнул я. ― На ложном Драко те же травмы, что на настоящем. Никто не должен заподозрить.

Люциус сидел, оцепенев, потом сполз с кресла к моим ногам.

― Прекрати! ― дёрнулся я.

― Ты спас моего сына, в то время как я…

― Как Лорд отослал тебя со специальным секретным заданием. Встань! ― рявкнул я, увидев, как он склоняет голову ещё ниже. ― Поверить не могу, чего тебе стоило сломить свою гордость. Хотя ты же Лорду ещё ниже кланяешься…

― Это другое, ― он наконец поднялся. ― Я перед тобой в неоплатном долгу. Спасибо, что Драко жив.

― Хватит! Я его крёстный в конце-концов, я отвечаю за него пока тебя нет, ― я начал терять терпение.

― Он сильно изранен? ― спросил Люциус, отстранённо глядя на осколки бокала. Я скривился, но скрыть правду не мог.

― Рёбра сломаны, внутреннее кровотечение, синяки, гематомы, прочие признаки…

Он медленно кивнул, так же не поднимая глаз.

― Почему Нора?

― Первое, что пришло в голову. Я его подлечил… Кровеостанавливающее влил, заживляющее… На него смотреть было страшно.

― Показывался?

― Нет, ― неохотно сказал я. ― Оставил на крыльце, постучал в дверь, убедился, что они его нашли и внесли в дом. Всё.

― Кто нашёл? ― уточнил Малфой.

― Двое младших Уизли и Поттер, ― ответил я, зная, как он отреагирует на имя спасителя мира.

Но он на него не отреагировал.

― Что мы будем делать с тем, что я всё знаю? Ты знаешь, какой из меня окклюмент… Сотри мне память! ― глухо попросил он. ― Я не хочу… ― И закрыл лицо руками.

«Не хочу помнить, не хочу знать», ― мысленно закончил я.

Выбор был рискованным, но достойной альтернативы не было.

― Нет.

Он удивлённо поднял голову.

― Не сотру, хотя твои мысли так и вопят о том, что ты знаешь. Расслабься! ― скомандовал я.

― Зачем? Что ты задумал?

― Не спрашивай, делай, что я говорю.

Люциус откинулся в кресло, закрыл глаза. Я подождал минуту, потом мягко сказал:

― Теперь собери всю свою боль, всю ненависть к Лорду и Фенриру, всю обиду. Собери как будто в одном месте. Давай, я же учил тебя.

Его брови страдальчески изогнулись, но глаз он не открывал. У губ пролегла глубокая складка.

― Представь это как сферу, ― я понизил голос, зная его гипнотическое воздействие. ― И расслабься, Люциус, расслабься…

Он сидел передо мной в кресле, расслабленный снаружи и с жуткой раной внутри, которую я чувствовал даже помимо своей воли. Сфера кружилась в моём сознании: алая боль, чёрная горечь, ядовито-оранжевая обида. Чтобы немного отвлечься и не вторгаться так грубо в его сознание, я опустил глаза на его правую руку, сжимающую трость, и внезапно поймал себя на мысли, что опять любуюсь им. Любуюсь даже таким, запутавшимся и сломленным.

― Теперь представь, что эти чувства меняют свой объект, ― продолжал я. ― Это всё ты испытываешь по отношению к Драко. Ты ненавидишь его, ― мягко и монотонно продолжал я. ― Он провалил задание Лорда. Он позволил, чтобы его унизили. Этот человек недостоин называться твоим сыном и носить фамилию Малфой. Он был наказан по заслугам. Он даже не заслуживает твоего внимания. Ты предан Лорду, тебя не должно смущать то, что ты лишился сына. Нарцисса родит тебе другого, более достойного.

Люциус посмотрел на меня с нескрываемым мучением.

― Ты понял? ― спросил я.

Подкрепив его уверенность своей магией (руки тут же заледенели и по телу прошлась дрожь), я кивнул:

― Теперь иди. Держи это в своём сознании, не отвлекайся ни на что постороннее. Ты справишься.

Он медленно поднялся, постоял немного, и я не мешал его молчанию. Потом так же молча вышел за дверь.

Я выдохнул и постарался расслабиться сам. Грёбаная работа. Или жизнь?

Я смотрел и не верил своим глазам. Никогда я не видел его таким, никогда, похоже, ему так не доставалось.

Завёрнутый в длинную чёрную мантию, мой школьный враг лежал на диване в гостиной, куда мы перенесли его левитацией. Голова запрокинулась, обнажая тощую шею с синяками, ― душили? ― посиневшие веки сомкнуты, и даже не хочется вырывать из сна, который вот-вот может стать смертью.

Я почему-то вдруг вспомнил, что на крыльце так и осталось кровавое пятно.

― Ну чего? ― нарушил молчание Рон. ― Зовём авроров?

― Зачем? ― задумавшись, я почти не понял, что он спрашивает.

― Как зачем? ― поразился Рон. ― Гарри, очнись, это же Хорёк! Он же Пожиратель, его надо изолировать от общества! Кто знает, что он может натворить? ― Рон понизил голос, неотрывно глядя в лицо врага, что было белее мела, хотя и в нормальном состоянии здоровым цветом не отличалось. ― А вдруг он притворяется? Мы отвернёмся, а он нас заавадит?

Я молча засунул палочку в задний карман и потянул на себя край мантии, в которую был завёрнут Малфой.

Ахнули мы все разом, а Джинни при этом ещё и покраснела. От дорогой атласной рубашки Малфоя остались лохмотья без пуговиц и с оторванным рукавом. Было видно голую грудь, покрытую царапинами и кровоподтёками. Шнуровка кое-как натянутых брюк была выдрана с мясом, и было видно, что на нашем враге, извиняюсь за пикантную подробность, нет нижнего белья.

…Первым очнулся Рон.

― Джинни, уйди отсюда! ― рявкнул он, краснея вслед за сестрой. Джинни скрестила руки на груди и зло зыркнула на нас, ясно давая понять, что никуда не пойдёт.

― Ага, я, значит, уйду, а вы его пытать будете? ― по её задрожавшему голосу я догадался, что наш предыдущий разговор она приняла совершенно серьёзно.

― Если хочешь присоединиться, можешь остаться, ― скривился Рон, и Джинни вспыхнула.

― Вот что ― я сейчас вызываю родителей и…

С дивана донёсся слабый стон, и Рон отшатнулся. Мне Хорька было видно хорошо: его рука искала край мантии, в которую он был завёрнут. Цвет лица Рона медленно сменялся с благородного гриффиндорского на змеиный слизеринский.

― Джинни! ― прошипел он, усиливая сходство. ― Уйди!

― Джинни, принеси лечебные зелья, пожалуйста, ― попросил я, не повышая голоса, и Рон, замолкнув, уставился на меня.

― Гарри? ― спросил он таким тоном, будто желал увериться, всё ли у меня в порядке с головой.

― Что? ― раздражённо переспросил я. Спорить не хотелось совершенно.

― Гарри, ты же не хочешь оставить его здесь, и лечить, и…

― Нет, ― заверил я его, ― я сейчас просто приведу его в чувство и буду пытать Круциатусом. Если нервы слабые, лучше выйди.

Рон стал зеленее некуда, но промолчал. Неужели тоже решил, что я серьёзно?

Вернулась Джинни с коробкой лекарственных зелий. Она поставила её на стол и стала перебирать флаконы, бормоча:

― Костерост, Заживляющее, Сон-без-сновидений…

― Джин, дай Успокоительное, ― слабым голосом простонал Рон, и девушка, не глядя, сунула ему пузырёк. ― Тут Гарри собрался Хорька пытать…

― Что?! ― Джинни стремительно обернулась, переводя сверкающие возмущением глаза с меня на него. ― Гарри?!

Я миролюбиво поднял руку:

― Ну ты слушай его больше, я специально сказал, чтобы он глупостей не спрашивал.

― Это я глупости спрашиваю? ― возмутился Рон. ― Да я бы сейчас Хорька по стенке размазал!

― Размазывай, ― равнодушно кивнул я. Рон посмотрел на полуголое истерзанное тело, сглотнул, явно не зная, с чего начать.

― Я… Я лучше потом… ― прошептал он неуверенно. ― Сейчас как-то неудобно…

― Ну, тогда и посмотрим, ― ответил я, и сам взглянул на Малфоя, поражаясь тому, как жутко выглядят синяки, ссадины и кровоподтёки на его бледной коже. Казалось, они были везде. Его явно били по рёбрам, пытались придушить… На запястьях чётко виднелись следы от верёвок, и по тому, как была содрана кожа, я понял, что он сопротивлялся изо всех сил. Но почему его отпустили? И кто принёс его в Нору?

Я взял в руки чёрную мантию, развернул. Судя по её длине, я должен был приходиться обладателю примерно по плечо. Я повертел мантию и так и сяк, потом зачем-то принюхался к ней. Запах был слабым, и мне пришлось несколько раз втянуть носом воздух, прежде чем я распознал его: чабрец. Ну ладно, чабрец и чабрец, что с него возьмёшь, как был дополнительной составляющей тонизирующих зелий, так и останется до сконча… Зелий?! Догадка была такой внезапной и инстинктивно пугающей, что я чуть было не отшвырнул мантию от себя как ядовитую гадину. Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Хотя…

Я снова внимательно осмотрел мантию, потом осторожно засунул руку в карман. В левом кармане было пусто, а вот в правом мои пальцы натолкнулись на смятую бумажку. Я вытащил её как можно незаметнее и переложил себе в карман. Рон на меня не смотрел, а Джинни всё ещё перебирала зелья.

― Готово! ― наконец объявила он, накапав нужную дозу Тонизирующего зелья в стакан с водой. ― Рон, держи ему голову, а то подавится.

На лице Рона было такое выражение, что любому стало бы ясно: он с удовольствием поможет Малфою захлебнуться и, желательно, его собственной кровью.

― Может я? ― ровным тоном предложил я, бросая подозрительную мантию на стул и шагая к дивану.

…Волосы у Хорька оказались необычайно мягкими, и я, просовывая ему ладони под затылок, незаметно для Джинни и Рона несколько раз погладил короткие встрёпанные пряди. Какой, однако, у меня враг белый и пушистый…

Лекарство Малфой проглотил рефлекторно, не приходя в себя, и тут же на его щеках стал расползаться румянец. Судя по яркости ― нездоровый.

― Теперь раздеть, ― Джинни взялась за обрывки рубашки, попыталась высвободить руки из рукавов, но Рон вдруг схватил её за запястья.

― Я не позволю, чтобы моя сестра смотрела на голого Малфоя! ― пафосно объявил он. ― Я о твоей чести должен заботиться, пока родителей нет!

Мы с Джинни даже сначала не нашлись, что ответить.

― А иди ты к боггартовой бабушке! ― рявкнула девушка. ― Если ты думаешь, что я не знаю, что у парней в штанах…

― Джинни, может, и вправду выйдешь? ― не сдержался и я. Рон отошёл и уселся спиной к нам, буркнув что-то вроде «Ну и возитесь со своим ненаглядным Хорьком, может, пристукнет кого-нибудь, вот радости-то будет!»

Джинни ничуть не смущалась, видимо, увлечённая процессом лечения. Я на шаг отошёл от дивана: Хорёк лежал на нём абсолютно голый, белый с лиловыми и красными кровоподтёками на теле, дико тощий, узкоплечий и… беззащитный.

С чего это у меня такие мысли? Впрочем, знаю: в первый раз я видел Хорька без его утончённых оскорблений, без фирменной презрительной ухмылочки, без палочки, нацеленной мне в лицо. Какой он, однако, милый… когда оглушённый.

Джинни махала над ним палочкой.

― Гарри, иди сюда. Диагностика показывает сломанные рёбра и внутреннее кровотечение… Только, Гарри, это всё уже кем-то подлечено…

― Тем, кто его принёс, ― кивнул я, вспоминая Малфоя, распростёртого в луже крови на полу туалета и певучие заклинания на неизвестном языке. Стало тошно, захотелось уйти и в то же время остаться. Было ли это похоже на мои ощущения перед смертью Сириуса? Ответить себе я не успел, моё внимание привлекло нечто другое.

Я склонился над раненым, осторожно коснувшись, отвёл в сторону его ногу: внутренняя поверхность бедра была в крови… но не только.

― Вау! ― раздался позади голос Рона, которого я за этот вечер уже почти возненавидел. ― Хорька трахнули!

Светало. Свечи почти догорели, и я поднял голову от книги. За окном становилось чуть светлее. Проклятая бессонница… Строчки резали глаза, но пить зелье я не стал, с каким-то мучительным исступлением доводя себя до крайней степени усталости. Измученный Круциатусом Малфой, в которого я по возвращении его от Лорда влил целый пузырёк Сна-без-сновидений, спал на моей постели. Я почти не надеялся, что предложенный мной метод сублимации психической энергии сработает и позволит нам обмануть Волдеморта, но всё обошлось. Даже под Круциатусом Малфой выдал Лорду, что ничуть не жалеет о потере наследника. Но и теперь меня опять не покидало ощущение, что что-то не то. Слишком хорошо шли события с того момента, как я вырвал крестника из подвала.

Я потёр глаза. Шпиону нельзя быть измученным и усталым, он начинает терять контроль над действительностью, но когда он у меня был, этот контроль? Моя воля ― всё бы было по-другому, но теперь уже никакой Маховик времени не поможет изменить события. Хотя… Что бы я изменил, если бы была такая возможность?

Закрываю глаза, но от этого воспоминания становятся только ярче. Солнечный день на берегу озера и мои слова, брошенные из грязи, с которой меня смешали ― это? Тогда бы, может быть… Но мне ли не знать, что сослагательного наклонения у времени не бывает? Я так боялся подумать вновь твоё имя ― Лили. По слогам, вот так ― Ли-ли. Любимая. Но нет, ничего бы не было по другому, всё так же остались бы развалины дома, двое убитых и Мальчик-который-выжил. Кажется, моё лицо исказила усмешка, потому что я подумал, что было бы, если бы удалось вернуться в прошлое и уговорить Люциуса взять сироту на воспитание. Кошмар, ужас, страшный сон. Поттер и так избалован донельзя, раз искренне считает себя центром мира, а тогда было бы совсем плохо. Что это я о нём… Но у него твои глаза…

Я отдёрнул штору. Небо на востоке было золотистым, а всё на земле было всё ещё погружено в мягкий полумрак. Нет, немедленно спать.

Я прилёг на кровать, немного отодвинув Люциуса, который даже не пошевелился во сне, закрыл глаза, но под веками всё равно щипало как от попавшего песка. Спать, ― велел я себе и включил в сознании череду образов: льющаяся вода, блики солнца в траве, бегущие по небу облака. Но вода немного погодя стала рекой, на берегу которой мы сидели, болтая о волшебстве и Хогвартсе, блики солнца в траве пробивались сквозь листву, надёжно скрывающую наше убежище в Запретном лесу от посторонних глаз, а облака донесли твой голос:

― А разве люди, когда умирают, не становятся паром? Ну, или пеплом, это чтобы как будто их нет, а всё-таки немножко есть? А, ты как думаешь?

И я отвечаю так же, как ответил тогда, блаженно улыбаясь и щурясь на солнце, радуясь только тому, что не один:

― Не знаю…

Пепел или пар ― я вспомнил об этом много лет спустя, и тогда же написал первое письмо. Написал и тут же сжёг, и, недоумённо стряхивая невесомые чёрные лоскутки сгоревшей бумаги с рукава, думал: как будто нет, а немножко всё-таки есть, есть, есть…

Прости, что так редко писал тебе. Как всё-таки глупо и как невозможно это преодолеть, даже не знаю, как назвать ― мечтательность? Влюблённость? Суеверие? Но мне всегда были чужды эти восторженные проявления. Откуда мне знать, вправду ли, когда сжигаешь письмо, отправляя его в небытие, оно попадает туда же, куда уходят все мёртвые? Или ты и так видишь, что творится на земле, и какой ад ты покинула, оставшись навсегда двадцатилетней, навсегда счастливой, навсегда… любимой.

Надеюсь, ты читала, потому что сжечь уже не могла…

Я знаю, что слишком опасно даже думать о тебе, потому что это может сгубить меня, а есть нечто, что выше чувств, ― долг. Я ничего не писал почти год, но вчера вечером отчего-то решился. И впервые чуть не попался за этим занятием. Яксли пришёл за Тонизирующим зельем, и я, совершенно как напроказивший школьник, скомкал пергамент и сунул его в карман. А потом Лорд созвал нас, чтобы судить Драко, и я…

Я завернул крестника в мантию, в кармане которой оставил письмо к тебе.

Застонав в подушку, я рванул ворот и изо всех сил сжал зубы, надеясь, что это обман моей памяти. Но всё было верно.

От моего стона Люциус заворочался во сне и снова успокоился. Как хорошо спать и видеть сны, а, может, проснуться и обнаружить, что вся жизнь была сном… Впрочем, сны ему сейчас не снились, иначе я бы замучился будить его и успокаивать.

Я снова прилёг. Нутром я чувствовал, что уже слишком поздно, но какими будут последствия, не знал. Одна ошибка ставила под угрозу всю мою жизнь. Всё, чем я жил.

Вода нахлынула на меня, затапливая, солнечный свет больно резал глаза, а облака рассеялись, чтобы никогда больше не вернуться.

Мы с Джинни сделали всё, что могли: смыли кровь и… грязь, смазали раны заживляющей мазью, напоили бессознательного Хорька Костеростом.

― Джин, почему он не приходит в себя? ― спросил я, когда мы надевали на него мою пижаму.

Девушка пожала плечами:

― Я не знаю, вероятно, это психическая реакция. Или чтобы раны заживали лучше. Я же не колдомедик…

― А зря, ― не сдержался я. ― У тебя хорошо получается.

Мы отлевитировали белобрысого в спальню на втором этаже, уложили в кровать. Он дышал ровно, но по-прежнему упорно не хотел приходить в себя, и меня посетила шальная мысль, что он притворяется.

― Джин, ты иди, я сейчас, ― сказал я. Задавать вопросов она не стала, просто посмотрела немного настороженно и вышла, плотно прикрыв дверь.

Я склонился над Хорьком, разглядывая каждую чёрточку его лица. Спокойное выражение делало его немного непривычным, но он наверняка имел в запасе целый набор масок и личин, и не факт, что не умел притворяться в бессознательном состоянии.

Я подул ему на лоб, и светлая чёлка шевельнулась на белой коже. Впалые щёки уже опять стали бледны, и я, чтобы проверить сходство с мрамором, коснулся левой. Холодная. И нос тоже наверняка холодный… Я провёл большим пальцем по его губам и поразился контрасту: они-то были сухими и горячими. Впрочем, кто сказал, что Хорёк не сделан из противоречий? Внезапно до меня дошло, что я, собственно, делаю: невесомыми прикосновениями трогаю лицо своего врага. Такими невесомыми, что могут сойти за ласку… Эта мысль меня поразила, и тогда же мне показалось, что в ней есть какой-то острый, будоражащий момент: ласкать того, кто в любой момент может оскалить острые хорёчьи зубки, вцепиться тебе в руку и отхватить половину пальцев.

Я даже засмеялся, тихо, чтобы не разбудить. Потом посмотрел на ситуацию с другой стороны и стал серьёзнее: не шутки всё-таки играть с тем, кто может тебя убить. Но какой же он красивый…

Так, стоп, ― сказал я себе. ― Ты расстался с Джинни, целоваться не с кем, поэтому бесятся гормоны, и поэтому ты решил позариться на Хорька.

Логическая цепочка выстраивалась неутешительная. Положительным в ней было только то, что Хорёк был без палочки и оглушённый. Значит, ничто не мешало мне… Но нет, я вовсе не хочу становиться таким же подонком, как те, что сделали это с ним. Я не подонок, чёрт побери, я спаситель мира! Нужно в ванную сходить…

Но безнаказанность лишала здравого смысла, а худые ключицы, торчащие в вороте пижамной рубашки, возбуждали сильнее, чем полная нагота. На случай, если Хорёк вздумает очнуться и вырваться, я положил руку ему на грудь и придавил к кровати, а потом склонился ещё ближе и коснулся губами его губ.

Он поддался сразу, я не ощутил никакого сопротивления, когда просовывал язык ему в рот. Это было даже лучше, чем с Джинни, потому что мне не приходилось думать, что делать и как, и бояться сделать что-то не то. Было горячо и мокро, а когда я наконец оторвался, Хорёк лежал на постели всё такой же тихий и безвольный, с запрокинутой головой и мокрыми припухшими губами, и я понял, что если сейчас не уйду, то случится непоправимое…

Укрыв Малфоя одеялом, я сбежал вниз, в гостиную. Рон и Джинни, судя по голосам, переругивались на кухне. Я постоял, оглядывая брошенное вязание, «Пророк» и тряпки на полу, которые недавно были одеждой. Потом наклонился над изорванным, окровавленным комом, двумя пальцами потянул из него за рукав атласную рубашку. Ткань оказалась мягкой ― там, где не была испачкана. Я воровато подхватил мантию вещи Хорька и утащил к себе в комнату ― авось не заметят. Моя комната на счастье или на горе была рядом с той, в которой мы положили раненого. Я зашёл, запер дверь, прислушался к себе. Это было желание, определённо. Жуткое, необъяснимое возбуждение, какого я не испытывал даже тогда, когда рассматривал перешедший Рону по наследству от братьев маггловский порножурнал с голыми девушками. А Хорёк, как-никак, оставался парнем.

Я в ярости рванул его шмотки, обшарил карманы штанов, ощупал рубашку и, почувствовав добычу, едва не оторвал нагрудный карман. Первой оказалась колдография, погнутая, с запёкшейся кровью на уголке. Я ожидал чего угодно, но не этого, не юных Люциуса и Нарциссу. Она, в подвенечном платье, с маленьким букетиком в руках, улыбалась скромно, опустив глаза. Он бережно держал её под руку и смотрел открыто, без своего неизменного презрения. Хотя было ли оно неизменным? Я смотрел на карточку так долго, что мне стало стыдно, будто я подглядывал за чужой жизнью. Впрочем, так оно и было. Я оторвался от колдографии и взял второй предмет. Карту Таро я узнал сразу, и Смерть тоже. Первой мыслью было: «Не надо бы держать вместе это и изображение родителей ― мало ли что?». Второй: «А мне-то что за дело?».

Сидя на кровати и забыв зажечь свет, я размышлял. Что он положил первым? Почему вообще взял с собой? Случайно? Но случайно не кладут в карман карту Таро. Если только она выпала при гадании. Он гадал на себя и был уверен, что предсказал будущее правильно? Знал, что грядёт расправа? Потому и колдографию прихватил ― неужели самое дорогое? Да кнарл раздери, что я вообще знаю об этой семье и отношениях в ней?!

Я снова посмотрел на карточку. Нарцисса смущённо потупилась, Люциус слегка улыбнулся мне. Притворялись ли они перед колдокамерой: он ― счастливым женихом, она ― робкой невестой? Странным казалось, что те люди, которых я знал в реальности, настолько отличались от изображения. Что здесь настоящее?..

Решив больше не мучиться, я вытащил из-под кровати свой сундук, из него ― альбом и аккуратно вложил малфоевскую колдографию на свободное место. Хотел засунуть зловещую карту туда же, но суеверие победило, я пошарил в сундуке ещё, вытащил учебник Принца и вложил карту меж страниц. Пусть уж смерть придёт за Снейпом.

Завершив сии ритуальные действия, я присел на кровать с чувством безмерной усталости. Не вовремя пришло это странное желание. Почему оно возникло именно сейчас и по отношению к врагу? К беззащитному врагу, к неопасному, ― поправил я себя. Так значит, дело было в его агрессивности? Впрочем, если человек шесть лет упорно нарывается, всякий раз начиная перепалку первым, то разве не должно за этим что-то стоять? Или это его грубость и презрение так неумолимо притягательны, а я просто ранее не отдавал себе в этом отчёт?

Я озадаченно стал ерошить себе волосы, нарочно не обращая внимания на нужду организма, тем настойчивее напоминавшую о себе, чем больше я думал о том, что Хорёк без сознания лежит за соседней дверью. Раньше я воспринимал Малфоя как надоедливую осу. Школьный враг входил в комплект так же, как школьные друзья, и исправно выполнял свою функцию, привнося в будни что-то необычное. Элемент опасности, которая чувствовалась даже сейчас.

Итак, видимо, за этим что-то стояло, а вот что именно, я спрошу у него, когда он придёт в себя. И только пусть попробует не ответить. В кои-то веки он полностью в моей власти. Голос совести я заглушил тут же, едва он появился. Нечего тут.

Организм требовал разрядки, полностью игнорируя мои важные философские размышления. Разрядка наступила быстро, как только я представил, как стягиваю с Хорька пижамные штаны.

Я сунул чистую руку в карман за носовым платком и неожиданно нащупал какой-то клочок бумаги. С запозданием я вспомнил, что вытащил его из той мантии, только теперь почти не сомневался, кому она принадлежала.

Вытерев руку, я стал разворачивать бумажку.

Почерк, почти не изменившийся, больно резанул по глазам, и я горько скривил губы: друг оказался врагом, но есть ли смысл винить в предательстве потрёпанный школьный учебник?

Как только я разобрал первую фразу, письмо мелко затряслось у меня в руках.

«Здравствуй, Лили, любимая. Какое глупое сентиментальное слово, и, если после смерти и вправду что-то есть, то тебе, наверное, даже смешно. Но я иногда совсем не владею собой, что, как ты знаешь, при моей работе опасно. Интересно, видишь ли ты меня и весь этот ад, что творится вокруг? А я вот не вижу конца, и есть только некоторые вещи, которые держат меня здесь.

Помнишь, ты подтрунивала над моим упрямством? Оно, как мне кажется, достигло крайней своей точки.

Я живу воспоминаниями и знаю, что это…»

Здесь письмо обрывалось, а последняя буква заканчивалась большим росчерком, как будто Прин… Снейпу кто-то помешал.

В голове у меня гудело. Ослабев, я откинулся на кровать и машинально разглаживал у себя на колене эту бумажку. Сначала чужая семейная колдография, и становится ясно, что враги тоже люди, теперь это, похлеще… Он любил мою мать и любит до сих пор. И ненавидит меня за то, что я сын человека, который, по всей вероятности, встал между ними. И эта правда досталась мне в перерыве между дрочкой и философскими размышлениями! Не знаешь, что делать: то ли плакать оттого, что был зашоренным идиотом, то ли смеяться, кривя потрескавшиеся после поцелуя губы

― Вспомни Сириуса, Гарри, ― прошептал я. ― Тогда ты тоже поверил…

Но в измятом листке было что-то такое, отчего у меня в груди становилось тепло, а в глазах начинало предательски пощипывать. И этим чем-то было упорное чувство, что Принц не лгал.

Меня трахнули ― эта мысль пробивалась ко мне сквозь белую пелену и наконец вопреки моему желанию заставила прийти в себя. Открывая глаза, я ещё надеялся, что это один из кошмаров, ожидал увидеть над собой зелёный полог. Не увидел.

Вместо этого перед моими глазами оказалась отвратительная розовая занавеска, а за ней ― аляповатый рассвет. Я медленно обвёл взглядом незнакомую комнату, и меня окатило ледяным ужасом: я вспомнил правду. Вспомнил собрание в зале, приговор, вспомнил Фенрира, который, распаляясь, бил меня в подвале, потом насильно вливал мне в рот какое-то зелье, от которого становилось щекотно в животе, а в паху разливалось тягучее тепло…

Сидя на кровати, я вцепился себе в волосы и, борясь с подступающей тошнотой, медленно раскачивался, бормоча лишь одно только слово:

― Мерлин, Мерлин, Мерлин…

Хотелось забиться в самый тёмный угол и умереть там. Мерлин, я позволил сделать с собой такое! Я сам этого хотел, я позволял раздевать меня, я получал удовольствие от того, что…

Я едва сдержал рвотный позыв и рухнул обратно на кровать, вцепившись в одеяло. До чего же мерзко… Отчаянно захотелось в душ.

― Зачем тебе теперь эта жизнь? ― шепнул чей-то ехидный голосок. ― Ты вообще уверен, что всё ещё Малфой, а не безродный ублюдок? Уверен, что ещё значишься на фамильном древе?

― Заткнись… ― прошептал я, но он не унимался:

― А не говорил ли тебе Лорд, что так будет лучше?

― Заткнись! ― хотел было крикнуть я, но сорванные связки издали только хрип.

― Отец уже давно хотел завести нового наследника… Не потому ли Нарцисса во Франции? Неужели беременна? Ай-яй-яй, какая жалость, плохой мальчик стал больше не нужен…

― Заткнись, заткнись, заткнись… ― исступлённо шептал я, зажмурившись так крепко, как только мог: лишь бы не разреветься от собственной слабости. Я не плакал с тех самых пор, как Поттер шибанул меня в туалете заклятием ― ещё не хватало расплакаться теперь. Нужно отвлечься... Просто переключиться на что-то другое. Я прислушался к дому: вероятно, он был пуст. Или все ещё спали. Или я сам всё ещё спал…

Слабость от зелий давала о себе знать, и, откинувшись на подушки, я постарался лежать и ни о чём не думать. Мое сознание поплыло куда-то в неясные видения полусна; я почти не воспринимал реальность, как вдруг по коридору за дверью моей комнаты быстро пробежали чьи-то шаги, раздался стук в соседнюю дверь, и девчачий голос громко позвал:

― Гарри, вставай! И разбуди Рона!

Мне снова стало страшно. Подскочив на кровати, я смотрел на дверь, ожидая, что она вот-вот откроется, и гадал, что страшнее, ― Фенрир или они? Я ошибся, думая, что нахожусь в безопасности. Я был в плену.

Они вспомнили обо мне лишь через час, а может, больше. Когда скрипнула дверь, я притворился спящим и, слушая приближающиеся ко мне шаги, понимал, что боюсь тех, кого раньше презирал.

― Эй, Хорёк! ― раздался надо мной голос рыжего Уизли, и он бесцеремонно потряс меня за плечо. ― Глаза разлепи, ты не спишь, я видел!

Глаза я открыл. Не привыкать к плебейской наглости.

― Что тебе? ― голос хриплый, наверное, сорвал, когда кричал в подвале.

Рыжий расплылся в довольной ухмылке.

― Ну что, здорово тебя отделали твои дружки?

― Тебя не касается, ― просипел я.

― Касается. Ещё как касается, Хорёк, ― ответил Уизли, и по неожиданно умному блеску в его глазах я понял, что он задумал очередную подлянку. ― Ты тут на птичьих правах находишься, понял? Захотим ― аврорам тебя сдадим, Пожирателя мелкого, захотим ― вылечим, захотим ― драть будем, как тебя уже отодрали…

― Так и скажи, что шесть лет на меня дрочил по ночам, ― бесцветным голосом произнёс я: на эмоции сил не оставалось.

Он аж отскочил:

― Ах ты, змеюка! ― и на мгновение мне показалось, что сейчас ударит. Не ударил. Склонился ко мне снова, так, что я смог рассмотреть каждую его веснушку.

― Будешь хорошо себя вести ― никто не узнает, что с тобой сделали, ― прошептал он. ― Даже наши родители. А будешь возникать ― устроим так, что вся Британия в курсе будет, понял? Тогда и посмотрим, скоро ли ты повесишься.

― Не дождётесь, ― выплюнул я.

― Дело за малым, ― он подмигнул мне и вышел. Я некоторое время полежал, потом перевернулся и уткнулся лицом в подушку. Не хотел плакать, но, видно, не судьба.

Открыв глаза, я некоторое время смотрел в потолок чужой комнаты. Потом огляделся: Сев сопел рядом, невинно подложив ладони под щёку, и я чуть не расхохотался от такого милого зрелища, вспомнив, какой контраст оно представляло со временем, когда ужасный Мастер Зелий бодрствовал. И лишь когда реальность вернулась ко мне яркими воспоминаниями вчерашнего вечера, я понял, что мне сейчас не до смеха.

― Темпус, ― тихонько шепнул я в никуда. Из ниоткуда явилось время ― неопределённое, расплывающееся в воздухе: семь тридцать две. Пора вставать и делать то, что задумал. Я осторожно сел на кровати, стараясь не шуметь, потому что подозревал, что Северус всё слышит, даже когда спит. Нащупав в полумраке комнаты брошенную у кресла трость, я подхватил со стула мантию и как можно тише направился к двери. Докатился, крадусь в собственном доме.

― Ну и куда ты собрался с самого утречка?

Я обернулся и увидел, что Северус приподнимается на кровати и пытается посмотреть строго, но со сна его фирменный взгляд получается плохо.

― А ты как ревнивый любовник, всё сторожишь, ― отговорился я и понял, что со сна и мой презрительный сарказм выходит не так, как нужно.

― Какой есть, ― ответил Снейп и нахмурился. ― Смею предположить, ты в Нору отправляешься?

― Да, ― отрицать не было смысла.

― Прямо вот так? ― уточнил он, окинув меня взглядом, которому постепенно возвращалось презрение. На всякий случай я подошёл к зеркалу. Вид помятый, но вполне терпимый, особенно если учесть, что вчера днём пытал я, а вечером пытали меня.

― Да, а что такое?

― Великолепно, ― высказался Сев. ― Несравненный Люциус Малфой отправляется штурмовать Нору в гордом одиночестве, чтобы спасти наследника из рук врагов.

Я присел в кресло, понимая, что скоро не уйду.

― Вот только не говори, что собрался со мной. Поттер тебя убьёт одним взглядом.

― Ну, это у него вряд ли получится, ― усмехнулся он, выпутываясь из покрывала. Спал он, как и я, в одежде, ― видимо, усталость доконала настолько, что забыл раздеться. ― С невербальными у него абсолютный Тролль. Ну а Нора, смею тебя просветить, является филиалом штаб-квартиры Ордена Феникса…

Я покачал головой.

― Не рассказывай, я и так догадываюсь. Я придумаю, как их обмануть.

― Один раз ты уже придумал, ― напомнил он, и я непроизвольно поёжился. Умеет же мой друг бить по самому больному ― месяцы, проведённые в Азкабане, я не забуду до могилы.

― Я, конечно, знаю, что на самом деле эти спасители мира даже не почешутся, пока ты не постучишься в дверь. Но недооценивать их не стоит, ― продолжил Северус, пытаясь сложить пергаменты на столе в более-менее правильную пирамиду.

― Я смогу аппарировать в любой момент, ― попытался я его успокоить, но вместо этого встревожился. ― Северус, ты подумай, что если Драко уже нет в Норе?

― Что, если он ещё там, а дом полон авроров? ― в тон мне ответил он. ― Я понимаю твоё стремление увидеть его и по возможности вытащить, но как ты проберёшься к нему? И, если ты сможешь увести его, то куда денешь потом?

― Думаю, я найду для него безопасное место...

― Найдёшь или думаешь? ― уточнил он, скептически глядя на меня. Я тяжело вздохнул.

― Послушай, Сев, возможно, это мой последний шанс его увидеть. Я не остановлюсь ни перед чем.

Он несколько секунд смотрел на меня, потом выплюнул презрительное:

― Гриффиндорец!

― Что?!

Северус не выдержал, стремительным движением навис надо мной, оперевшись на оба подлокотника, заставил меня откинуться назад. Не оценил бы, если бы сам не любил эффекты, да вот беда, у него это получается естественно, без предварительного умысла…

― Я прекрасно осведомлён о твоей способности убивать всякого, кто затронет твои интересы, ― зашипел он. ― Фенрир ладно, а Лорда ты тоже убьёшь? И Поттера? Великий герой, собрался разрубить гордиев узел! Только узел этот не тебе разрубать! Затронута твоя честь, не спорю, но подумай и оДрако, наконец! Что он может сейчас чувствовать? Возможно, он сейчас в таком шоке, что даже не узнает в тебе собственного отца! Что если он мечтает о смерти, а ты отнимаешь у него право выбора?

Я не нашёлся, что ответить. Он был прав, ужасающе, жестоко прав, и его правота причиняла мне боль. Он, похоже, тоже это понял, замолк, глядя мне в глаза. Под его взглядом стало душно и тяжело, и я машинально рванул ворот камзола.

― Подожди, Северус, что ты несёшь?! При чём тут Поттер? И почему мой сын должен хотеть смерти? И почему, в конце-концов я не могу его увидеть?

― При чём тут Поттер? ― с сарказмом переспросил Снейп и, склонив набок голову, внимательно всмотрелся в меня. ― Да вот не знаю, говорить тебе или нет…

― Говори! ― воскликнул я ― как в бездну сорвался, готовый быть убитым ещё одним ударом.

― Ты за ними на уроках не смотрел, ― скривился он. ― Не знаешь, как на него Поттер таращится и сам этого не замечает...

Я вцепился в подлокотники, неотрывно глядя в безжалостные чёрные глаза, и отчаянно выдохнул:

― Как?

― Догадайся, ― усмехнулся он, а я переводил дыхание.

― Я… Поттера…

― Ты его достань сначала, ― посоветовал Северус и наконец отошёл от меня, спокойно уселся на кровать, как будто не было сейчас между нами этой мучительной напряжённой минуты ― глаза в глаза и слова на грани вздохов.

― Остановить тебя я не могу, ― начал он, но я, подняв руку, заставил его замолчать.

― Северус, ― серьёзно сказал я. ― Если я открою тебе фамильную тайну, я не буду об этом жалеть?

Весь его сарказм тут же улетучился, впрочем, как и неуловимое выражение тревоги в лице.

― Не будешь. Если хочешь, я могу дать Непреложный Обет.

― Я верю тебе на слово, всё равно свидетельствовать некому,― решился я. ― Ты же наверняка знаешь, что под Фиделиус может проникнуть животное?

― Да, ― кивнул он. ― Куда ты клонишь? Придумал архисложную комбинацию?

― А анимаг может? ― спросил я вместо ответа. Северус задумался.

― Вообще может… ― неуверенно сказал он. Я иронично посмотрел на него:

― Удивляешься, почему Питер ещё не притащил в Нору всю местную кодлу?

Снейп тряхнул головой, поняв:

― Дамблдор поставил защиту специально против его анимагического облика?

― Поставил, поставил… ― протянул я. ― А вот против моего ― нет.

Редко мне доводилось видеть его настолько изумлённым.

― Твоего?..

Я улыбнулся почти весело.

― Если я превращусь в человека на территории Норы, защита примет меня как ещё одного, находящегося под чарами. Я пойду? ― но он качнул головой:

― Нет, подожди, ― взгляд его был устремлён в пол, и он как будто что-то взвешивал про себя. Наконец поднял глаза.

― Люциус, я могу просить тебя об одном одолжении?

― Да, если это в моих силах, ― кивнул я, осознавая, как трудно ему было о чём-то просить, даже меня.

― Тогда… в кармане той мантии, в которую я завернул Драко, я забыл некое письмо… Даже не письмо, так, скомканный листок. Но он может серьёзно меня подвести, если попадёт в руки к Поттеру. Прошу тебя: уничтожь его или принеси назад.

Я кивнул.

― Хорошо, но я должен знать, что это за письмо.

― Не проси невозможного, ― он как-то сразу выпрямился и посуровел. ― Не проси.

― Северус, ― жёстко произнёс я. ― Ради интересов нашего общего дела я должен знать, что это за письмо. Я открыл тебе свою тайну, теперь прошу от тебя того же.

Он кусал губы, потом усмехнулся:

― Интересно, какое дело ты имеешь в виду… Нет, ну признайся, тебе просто любопытно?

― Сев, это не шантаж, ― напомнил я. Его ситуация была патовой. Непреложный Обет принести было нельзя, так как недопустимо было посвящать кого-то третьего, а без Обета, как он думал, я способен разболтать все его секреты.

― Да, но я хорошо умею закрывать свои мысли, а ты нет.

― Сев, просто скажи, кому это письмо.

Его лицо стало бледнее обычного, чёрные глаза выделялись на нём, сверкая в свете начинающегося дня, а голос был тих и напряжён:

― Ладно. Это письмо к… ― он запнулся. ― Лили Эванс.

― Лили Эванс? ― переспросил я и только через несколько секунд сообразил: ― Поттер?!

― Люциус, ты спросил, я ответил. Просто уничтожь это письмо, ― попросил он ничего не выражающим голосом, и мне ничего не оставалось, кроме как пообещать:

― Я это сделаю.

Когда я уходил, он сидел, нарочито отвернувшись и глядя в окно. Почему-то, глядя на него, я задался вопросом: а как он сам попал на территорию Норы?

Интересно, они посадят меня в клетку? Будут совать палки сквозь прутья решётки? И буду ли я рычать и скалиться? Всё идёт к тому. Быть человеком мне больше не хотелось. Гораздо лучше встать на четвереньки и завыть в потолок. Глядишь, проснётся какая-нибудь магия. Интересно будет на них посмотреть, когда вместо своего драгоценного пленника они обнаружат в комнате взъерошенного обозлённого волчонка. Тогда уж клетка точно обеспечена…

Для начала я вытащил руку из-под одеяла и внимательно рассмотрел её. Обнаружив кровоподтёк, осторожно провёл по нему языком: пока никто не видит, можно начать зализывать раны. Я так увлёкся, что даже не заметил, что дверь открылась, и понял это только через несколько минут. Обернулся, зыркнул сердито и недоверчиво, точь-в-точь как волчонок ― мой теперешний прототип.

На пороге стоял Поттер и смотрел на меня. Я улыбнулся-оскалился, и он, поняв это как приветствие, вошёл в комнату. Когда он присел на край моей кровати, я отодвинулся, приподняв плечи и глядя исподлобья. Вот только шерсти на загривке нет, чтобы дыбом встать.

― С добрым утром, ― сказал Поттер абсолютно спокойно. ― Как ты?

Я так удивился, что забыл скалиться, но отвечать не стал, ведь волки не разговаривают, так? Вместо этого я склонил голову набок и стал изучать его: всё такой же растрёпанный, в дебильных очках и маггловских обносках, которые велики ему размера на четыре. Интересно, задумал что-нибудь или нет? Поттер тем временем понял, что отвечать я не собираюсь, и поведал:

― Вчера вечером ты был совсем плох.

Ага, значит, вчера вечером.

― Мы с Джинни тебя подлечили, смазали тебе все раны, Костеростом напоили… Как рёбра? Больно было ночью?

Понятно. Раздевали меня, трогали, так же, как и Фенрир, не оставляя ничего личного. Судя по тому, что порванный зад почти не болит, чьи-то пальцы прошлись и там. Впрочем, зачем животному стыд? Ему стыдиться нечего, оно не знает, что такое нагота…

Мне тут же пришлось опровергнуть своё утверждение и признать, что человеческого во мне осталось ещё много: так как про рёбра я тоже не ответил, Поттер заботливо потянулся пощупать. Я взбрыкнул, дёрнувшись всем телом и отталкивая его руки, а чтобы у него совсем не было искушения, натянул одеяло до подбородка и оскалился. Надеялся, что страшно и угрожающе. Теперь мы сидели на кровати друг напротив друга и смотрели друг на друга: я злобно, он потрясённо.

― Эй, М… Драко, что ты?

Когда же настырный шрамоголовый идиот поймёт, что разговаривать я с ним не собираюсь, хотя, честно говоря, интересно, кто принёс меня в этот… львятник. Гадюка во львятнике ― звучит несколько неадекватно… и смертельно опасно. Так может, лучше всё-таки змея? Нет… И чтобы убедить Поттера в том, что я волк, я показал зубы и низко зарычал. Глаза у него стали размером как раз с линзы очков.

― Драко, ты рехнулся?! Нет, ну скажи мне, тебе плохо?

Я чуть не расхохотался ― совсем по-человечески. Поттер, если бы тебя насиловали в подвале родного дома, а потом бы ты оказался в логове врагов, не зная даже, принадлежишь ли ты ещё родной семье или нет ― ты бы не свихнулся? Ах, да, у тебя и родителей-то нет, и семьи нет. Мерлин, ну какой же ты счастливый…

― Драко, я всё пойму, только скажи что-нибудь!

Он упрямо потянул на себя край одеяла, и я (или волк?) не выдержал: рванулся вперёд и повалил его на кровать. Собой я не владел совершенно, потому что в следующую секунду осознал, что мои зубы смыкаются на поттеровской шее. Кожа его была тёплой, чуть солоноватой, и я в восторге сжал зубы сильнее, стремясь добраться до бешено колотящейся артерии. Он вцепился мне в плечи, а я прижимал его к кровати, колено моё, кажется, упиралось ему в живот, и тут упоение борьбы и сладкое предвкушение крови взорвалось девчоночьим визгом, в плечо меня что-то ударило, и я оказался отброшенным в сторону.

Поттер с пыхтением поднимался с кровати, глядя на меня всё так же изумлённо, а мелкая Уизлетта стояла посреди комнаты с палочкой наизготовку.

― Гарри, ты не ранен?!

― Нет, Джин… ― ответил храбрый гриффиндорец, потирая шею и не сводя с меня глаз. Голос его отчего-то охрип, неужели я так сильно сдавил ему глотку?

― Джин, мне кажется, он неадекватен…

― Кажется? ― фыркнула девчонка. ― Он на тебя набросился!

Она посмотрела на меня, изучая, потом спросила:

― Малфой, ты сбесился?

Я, решив позлить их, кивнул, облизнулся, глядя на Поттера: показывал, что, мол, попадись он мне ещё раз ― кишки ему выпущу. Зубами. Я же теперь волк.

Уизлетта схватила своего бойфренда за руку:

― Гарри, с ним вправду что-то не то!

― Вижу, ― медленно кивнул Поттер, вытирая с горла мою слюну. ― Джин, пойдём. Запри дверь как следует.

Уизлетта прислушалась к чему-то, что творилось внизу, потом вскрикнула:

― Кажется, родители вернулись!

Едва за ними закрылась дверь, я откинулся на подушку. Или нет. Звери же не спят на кроватях… Впрочем, вылезать из тёплой постели мне не хотелось, поэтому я решил, если ко мне войдут, встретить их злобным рычанием. Естественно, всё рыжее семейство потащится на меня смотреть. А всё-таки моё лечение, оказывается, было самодеятельностью оставшихся одних дома детишек…

Голоса внизу стали громче, взволнованней. Я сел на кровати. На лестнице послышались шаги, и наконец дверь снова открылась.

От рыжего цвета зарябило в глазах. Впереди с палочкой наизготовку шёл мистер Уизли, из-за него выглядывала толстая рыжая женщина ― миссис Уизли, а с другой стороны ― Рон. Когда эти трое ввалились в комнату, в дверях показались Поттер и Уизлетта, а последним шёл оборотень Ремус Люпин. Вся эта компания смотрела на меня, а я на них. Мистер Уизли поднял на лоб очки, я в ответ склонил голову набок и оскалился. Глаза у него тоже полезли на лоб вслед за очками. Миссис Уизли разглядывала меня со странной смесью брезгливости и опаски. На остальных я не смотрел.

― Ну вот, видите, ― заявил Поттер. ― На меня он тоже скалился. Я не знаю, что с ним.

― Палочки у него нет? ― уточнил мистер Уизли, и я с каким-то злобным удовольствием понял, что он меня боится.

― Нет, при себе не было, видимо, отняли, ― ответил Поттер.

― Ну что же, ― несколько успокоенно сказал мистер Уизли. ― В таком случае, здравствуйте, мистер Малфой.

Я не ответил, и он переглянулся с женой.

― Что же, если вы не хотите отвечать…

Он замолк, вытаращив глаза: я подобрался, сидя на кровати, и рычал, готовясь совершить отчаянный прыжок и разорвать горло если не Поттеру, то хотя бы ему.

― Мистер Малфой, я вижу, вам совсем плохо, поэтому…

― Это реактивный психоз.

Все обернулись к Люпину, даже я решил подождать с прыжком: что это ещё за маггловские слова?

― Он возникает после сильного шока, вызванного какой-либо страшной ситуацией, ― объяснил оборотень, отвечая на немой вопрос. ― Это защитная реакция психики.

― Но ведь он маг, а ты говоришь то, что пишут магглы в своих учебниках по психологии, ― мистер Уизли аж раздулся от гордости, радуясь, что настолько сведущ в маггловских науках.

― Но ведь психика человека устроена одинаково, будь он маггл или волшебник, ― возразил ему бывший преподаватель ЗОТИ. ― Просто если маггл может в шоке вести себя, подражая животному, то у мага в животное превращается. У Драко все симптомы реактивного психоза, но то ли мало осталось сил, то ли у него просто нет абсолютно никаких способностей к анимагии. Впрочем, я чувствую едва уловимый волчий запах…

― Он набросился на меня, ― ответил Поттер. ― Хотел укусить. И что нам с ним делать?

― Он что, неадекватен? ― подозрительно спросила Молли.

― Он неадекватен как человек, но как волк ведёт себя вполне разумно, ― пояснил Люпин. ― Он защищается. Если его не трогать, то вспышек агрессии не будет. Гарри, что ты делал перед тем, как он на тебя набросился?

― Я пытался стянуть с него одеяло, ― покраснев, признался Поттер. ― Хотел расшевелить.

Они все снова посмотрели на меня.

― Он понимает, что мы говорим? ― спросила Джинни. Хоть один разумный вопрос…

― Думаю, да, ― Люпин сделал маленький шаг ко мне, и я тут же зарычал, переползая на другую сторону кровати.

― По отношению ко мне у него особенно сильный страх, ― продолжал бывший профессор. ― Но я не могу понять, отчего. То ли потому, что я оборотень, а у волков перед оборотнями врождённый страх, то ли… ― он задумался, взвешивая про себя какую-то мысль и наконец выдал: ― Это может быть из-за Фенрира.

Если бы у меня не дрожали руки, я бы вспрыгнул на подоконник и стал бы биться о стекло, но тело затряслось как в лихорадке и я смог только опуститься на кровать, сворачиваясь в клубок. Волчонок тихо поскуливал, и я не мог унять этот скулёж, хотя я-человек ещё понимал, что унизительно показывать свою слабость врагам. Впрочем, для меня уже не было ничего унизительнее того, что уже случилось. Мне даже отчего-то стало всё равно, откроет сейчас Рон свой поганый рот или нет.

― Значит, Фенрир, ― прокомментировал Люпин. Я услышал голос миссис Уизли:

― Раз он неадекватен, то, может, его… ― она замялась, а я, не поднимая головы, прокручивал варианты: убить, посадить на цепь, выставить в клетке на всеобщее обозрение в штаб-квартире Ордена и кидать мне объедки… ― Ну, в Мунго…

― Или сразу в Азкабан, ― иронично поддержал её муж. ― Что с ним церемониться?

Она замолчала, понимая, что сказала глупость.

― Я думаю вот что, ― подал голос спаситель мира. ― Я думаю, что нужно оставить его у нас.

Все молчали, и Поттер продолжил:

― Смотрите: тот, кто подкинул его нам, наверняка надеялся, что мы о нём позаботимся. В Мунго ему будет только хуже, а нас он хотя бы знает, ― он немного замялся. ― В конце-концов, он уже достаточно наказан… А агрессию можно и пресечь.

На цепь, ага, правильно мыслишь, Потти.

― Здравая мысль, сдобренная гриффиндорским милосердием, ― прокомментировал мистер Уизли.

Гриффиндорской глупостью.

― Но что если он захочет сбежать? ― спросила мелкая Уизлетта.

― Я могу поставить на дом чары, которые он не сможет преодолеть, ― сказал Артур. ― Мы обезопасим себя.

― А если за ним явятся? ― предположила Молли.

― Я думаю, что нет, ― успокоил её Люпин. ― Вероятнее всего, Тому-Кого-Нельзя-Называть он стал просто не нужен, но кто-то успел спасти его от расправы. Вы думаете, он доложил бы об этом всем остальным Пожирателям?

― Значит, у него никого нет? ― наконец-то раззявил пасть Рон. ― Ну, тогда мы можем его заставить воевать вместе с нами. Маг он сильный, просто нужно действительно дать ему возможность восстановиться, а попытки сопротивления пресекать…

― Рон, из тебя бы вышел отличный Пожиратель! ― рявкнула Уизлетта. ― «Пресекать», «заставить»! Ты думаешь, что говоришь? Если он захочет уйти, мы должны будем его отпустить. А ты предлагаешь на него зомбирующий вариант Империо наложить?!

Миссис Уизли внезапно стала на сторону дочери.

― Рон, ты действительно молотишь чепуху. Мальчик (это она про меня) напуган и перенёс что-то страшное, а ты хочешь над ним издеваться дальше? Вы его кормили?

― Не успели, ― виновато пробубнил Рон. ― Да он бы нам руки оттяпал…

― Мне почему-то не оттяпает! ― самоуверенно заявила Молли. Ну, посмотрим… ― Теперь все кыш отсюда, я проверю, как вы его лечили!

Шарканье нескольких пар ног свидетельствовало о том, что они ушли. Кровать заскрипела и прогнулась: миссис Уизли села рядом со мной, и я почувствовал, как она нагло ерошит мне волосы, но реагировать не стал. Может, она отстанет…

― Драко, тебе нужно переодеться и спуститься позавтракать, а в волка ты можешь превратиться позже, ― голос её стал мягок и ласков, но я не поверил ему. ― Иначе тебя придётся кормить сырым мясом, а его у нас не так много…

Я поднял голову посмотреть на нахалку. Взгляд её больше не был брезгливым. Я лениво повернулся куснуть её за руку, но она не отдёрнулась (сколько же мужества ей для этого понадобилось?), а продолжала смотреть ласково как на маленького ребёнка, мол, что он ещё учудит?

Решив, что, если буду вести себя более-менее адекватно, больше будет шансов поскорее изучить дом, втереться в доверие, стянуть у раззявы Рона палочку и сбежать, я сделал вывод, что тогда надо слушаться, спустил ноги с кровати.

― Вот молодец, ― умилилась миссис Уизли. ― Я найду тебе какую-нибудь одежду, подожди, пожалуйста.

Она вышла из комнаты, оставив дверь растворённой, и не видела моей улыбки, похожей на торжествующий оскал: я в этом доме ещё только полсуток, а всё уже идёт так, как нужно мне.

Я спокойно позволил миссис Уизли себя осмотреть и смазать раны Заживляющим, но заговорить с ней посчитал недостойным себя. Что же, если они решили, что это реактивный психоз, тем лучше. Для них я буду слабым, заторможенным, плохо реагирующим на окружающее. Тем удачнее выйдет сюрприз, когда окажется, что на самом деле я набирался сил для удачного броска.

Молли помогла мне переодеться в старую одежду Рона, и я не смог сдержать брезгливой гримасы. Но ради будущего освобождения придётся терпеть. Хорошо, что миссис Уизли как раз помогала мне застегивать рубашку и не заметила выражения моего лица. Вообще, если бы она не была в девичестве Прюэтт, а по мужу ― предательницей крови, я бы даже назвал её милой и заботливой. Плохо было лишь то, что её забота (показать мне, где туалет, подождать, чтобы проводить на кухню) сейчас напоминала мне надзор. Я сказал «проводить на кухню»? Да, именно на кухню ― естественно, что у нищебродов нет столовой.

Умывшись, я посмотрел на себя в зеркало. Глаза настороженные, блестящие, но пока мои, а не волчьи. Под глазами синяки. Одежда висит мешком, рукава Молли мне подвернула. Когда осматривала, не сдержалась от жалостливого вздоха: «Худенький-то какой!» Как всякая наседка, видимо, обожает закармливать тех, кто оказывается в зоне поражения её заботой. Надеюсь, не отравит… Нет, эти на такое не способны. Гриффиндорцы… Я бы отравил на их месте. Быстрым ядом. Тоже своего рода милосердие…

Вспомнив о фамильном тайнике в отцовском кабинете, я, не удержавшись, вздохнул. Я даже помнил, каким по счёту стоит в тяжёлой резной шкатулке тот флакончик, который наиболее быстро и безболезненно прекратил бы мои мучения. И не только мои… Но, нет, раз уж я жив, то моя обязанность ― бороться за жизнь со всем моим слизеринским коварством.

Миссис Уизли отвела меня вниз, и я дважды пошатнулся на лестнице, изображая упадок сил. Когда вошёл на кухню, все взгляды устремились на меня. Отрешенно оглядевшись вокруг, я рассеянно смял в руках край застиранной футболки и уставился в одну точку, всем своим видом показывая, что неопасен.

― Садись, Драко, ― Молли подвела меня к столу. Я сел между Поттером и Уизлеттой. На убогих обшарпанных тарелках миссис Уизли подала яичницу с беконом. Ножей, конечно, не полагалось, и пришлось, глядя на остальных, отрезать кусочки вилкой. Поедая яичницу, я знал, что прямо на меня избегают смотреть все, кроме Люпина. Поттер поглядывал искоса. Рон со зверским выражением лица тыкал вилкой в яичницу, превращая её в крошево, и не поднимал головы. Мистер Уизли ел чинно, не торопясь, и изо всех сил делал вид, что с ним за одним столом не сидит сын его врага. Уизлетта, подражая родителям, или просто из упрямства, вела себя как обычно.

Короче говоря, ситуация была ещё сносной. Гораздо хуже мне пришлось бы, вздумай сюда заявиться моя безродная кузина или близнецы. Близнецов я ненавидел. Они могли бы дать фору даже туповатому Рону, придумывая, как извести беспомощного врага, а уж их шуточки на уровне ниже плинтуса взбесят кого угодно.

Окно за моей спиной было открыто, и я едва окинул взглядом холмы и озеро. Бежать некуда, везде открытое пространство, зато утопиться ― без проблем. Если побег, то как можно скорее добраться до леса и там затеряться. Или заблудиться. Аппарировать опасно… Если только украсть метлу ― где они их держат, в сарае? Вот это будет гонка из гонок ― не на жизнь, а на смерть… Или и впрямь превратиться в волка, всерьёз? Рвануть на четырёх, поселиться в лесу, сдружиться с такой же серой братией ― и плевать на все эти войны…

Сидящий напротив меня Люпин удивлённо вскинул глаза, глядя поверх моего плеча. Поттер тоже бросил вилку и вылупился на что-то за моей спиной. Через секунду туда смотрели все, и я тоже медленно обернулся.

На подоконнике замер чёрный ворон. Ничуть не боясь, он внимательно разглядывал каждого, потом издал громкое «кр-ра!», расправил крылья, встряхнулся и прошёлся по подоконнику взад-вперёд.

― Ой, ― восхищённо выдохнула Уизлетта, а Поттер выбрался из-за стола и медленно подошёл к ворону. Тот глянул на него красноватыми глазами-бусинками, но не улетел.

― Он, наверное, ручной, ― осмелел спаситель мира, протягивая руку. Ворон взглянул на него, как мне показалось, презрительно, потом, игнорируя руку, взялся точить клюв о край подоконника.

― Наверное, улетел от кого-нибудь, ― предположил мистер Уизли. ― Нужно будет написать соседям. Может, от Ксенофилиуса?

Лавгуда, понял я, значит, редактор журнальчика о морщерогих кизляках живёт неподалёку, возьмём на заметку.

― Может, он есть хочет? ― спросила миссис Уизли. ― Джинни, будь добра, покроши хлеба.

Уизлетта и Поттер, разломив ломоть, быстро раскрошили его на подоконник. Ворон клюнул, скосил глаза на меня, опять каркнул и с совершенно независимым видом устроился на подоконнике.

― Мам, может, возьмём его себе? ― спросила Джинни с надеждой, но миссис Уизли нахмурилась.

― Нет, зачем он нам? У нас есть совы, а ворон даже не может носить почту. Так и скажи, что хочешь зверюшку.

― Ну мама… ― заканючила девчонка, с опаской поглаживая ворона по кончикам крыльев (видимо, боялась клюва), и миссис Уизли смягчилась:

― Ну конечно, если он будет прилетать, у меня всегда найдётся кусок хлеба, но взять его себе ― этого я не позволю. К тому же вдруг он действительно кому-то принадлежит?

Я оценивающе поглядел на ворона. Птица явно была с характером. Чёрный как самая чёрная ночь, он на всё вокруг посматривал свысока, и я мысленно согласился с его презрительной оценкой.

Завтрак продолжился. Ворон больше не обращал на себя внимания, но и не улетал. Наконец я услышал хлопанье крыльев над своей головой и инстинктивно пригнулся: птица была уже на буфете.

― Экий наглец! ― возмутилась миссис Уизли. ― А если я тебя полотенцем оттуда?

― Оставь, ― сказал жене Артур. ― Пусть сидит. Он же не портит ничего.

― Ещё бы он мне что-нибудь испортил, ― воскликнула миссис Уизли.

Кофе было отвратительным. Отставив наконец пустую чашку, я посмотрел на собравшихся, думая, что мне дальше делать.

― Если хочешь принять душ, то ванная на третьем этаже, ― выручил меня Поттер. Я кивнул и поднялся. Странно, что они отпускают меня одного бродить по дому… И странно, что Поттер угадал моё желание попытаться смыть с себя хоть малую толику ощущений прошлой ночи. Я чувствовал себя таким грязным, что, срывая с себя чужую одежду и кидая её на кафельный пол в ванной, не осознавал своей поспешности, а оказавшись под тёплыми струями, наконец-то смог расслабиться хотя бы немного. Только вот легче мне не стало. Я никак не мог смыть с себя ощущение чужих рук, нагло шарящих по самому сокровенному. Я не сразу понял, что дрожу, вспоминая, как Фенрир гладил меня, думая, что ласкает, как я под воздействием афродизиака стонал, извиваясь всем телом и помогая насильнику, как я ― боги всемогущие! ― содрогался в оргазме…

Я осознал, что стою, прислонившись к холодной стене, тёплая вода льётся мимо, а мой взгляд бессмысленно устремлён в никуда. Я закрыл лицо руками, хотя в ванной никого не было. Хотелось умереть. Чем я теперь лучше Уизли, у которых ни стыда, ни совести, с которых любая грязь как с гуся вода? Кто теперь даст мне прощение? Зачем мне сбегать, зачем цепляться за жизнь?

…Я вспомнил даже, какой на ощупь тот драгоценный флакон ― чуть шершавый, из тяжёлого тёмного стекла.

За дверью послышалась возня, потом раздался стук и голос Рона рявкнул:

― Эй, Малфой, ты захлебнулся там? Забыл, что я тебе говорил?

Я постоял под струями тёплой воды ещё немного, потом не спеша вытерся полотенцем, оделся и предстал перед гневными очами младшего из рыжих.

― Я тебя предупреждал, ― начал он, но я молча оттеснил его плечом и пошёл к себе.

За весь день я не сказал ни слова, хотя у меня по очереди перебывали все, кто находился в Норе.

Первым пришёл мистер Уизли. Заверил меня в добром ко мне отношении, попросил ничего не бояться. Напоследок вздохнул и пробормотал что-то насчёт того, что война калечит души и что иногда не понять, где друг, где враг. Я мог бы ему ответить, что наконец-то хоть кто-то из светлых стал поумнее. Не ответил.

Потом приходила Уизлетта. Спросила, не обижает ли меня Рон. Умная девочка, подозревает, что братец с энтузиазмом взялся мстить. Я в ответ отрицательно покачал головой. Со своими проблемами я разберусь сам. Главное ― вытащить у кого-нибудь из растерях палочку из заднего кармана.

Миссис Уизли заботливо влила в меня тонизирующий настой, укрыла одеялом (я довольно талантливо бледнел и закатывал глаза).

Люпин пришёл, посидел в отдалении, спросил, не передумал ли я превращаться в волка. Я не ответил ничего. Были смутные чувства. Наверное, это завтрак всё испортил. Если бы мне предложили миску на полу, дело бы точно пошло на лад.

Последним заглянул Поттер и сидел дольше всех. Приближаться не рискнул, хотя видно было, что очень хотелось. Его монолог был невразумителен, что-то типа «Ты это, не обижайся на меня, я же смерти тебе никогда не хотел, и мне правда жаль, что всё так вышло, не следовало вам так далеко заходить, попросили бы у Дамблдора защиты когда Лорд вернулся…». Я молчал, наблюдая за ним из-под прикрытых век, и его бегающий взгляд мне ой как не нравился.

Потом Поттер с виноватым видом притащил мне стопку квиддичных журналов. До самого вечера от нечего делать я читал, и все решили, что я пошёл на поправку, однако миссис Уизли была настроена решительно, и я понял, что она готова продержать меня в кровати ещё по меньшей мере неделю.

Пошатавшись перед самым закатом по дому (не забывая держаться за стены), я изучил расположение комнат, пользуясь тем, что добрая Уизлетта наверняка решила, что у меня всё ещё болит задница, и меня заново надо учить ходить. Изображая приступ слабости, я присел на четвёртом этаже на ступеньку лестницы, и девчонка тут же испуганно заквохтала, выпустив наконец мой локоть. Вот будущая миссис Уизли, извиняюсь, миссис Поттер… Такая же, как мамаша, разве что не толстая, но это всё впереди. На квохтанье примчался храбрый рыцарь, защитник слабых и обиженных, и абсолютно неожиданно с героическим пафосом подхватил меня на руки. Я ахнул, цепляясь за его шею и пытаясь вырваться, но он прижал меня к себе и, таща вниз по лестнице, только и делал, что бормотал:

― Ты не рыпайся, мне не тяжело, ты же недокормленный… Мне, что ли, понравится, если ты с лестницы рухнешь и башку расшибёшь? Пока слабый, ходи потихоньку.

И, держась за него судорожной хваткой, я с тошнотворным ужасом начинал понимать, почему он не сводит с меня глаз. Бежать нужно было срочно. Я не знал, кто страшнее ― озабоченный Поттер или озабоченный Уизли, но они оба знают, что со мной произошло, и оба наверняка решили, что теперь мне всё равно. Или что я соглашусь на всё. От этих мыслей в груди закипал гнев, и я опомнился только тогда, когда Поттер захрипел:

― Придушить меня собрался?!

Я ослабил хватку, а он тем временем донёс меня до комнаты и уложил в кровать. Закрыв глаза, я создал себе иллюзию, будто спрятался от его взгляда, хотя знал, что на самом деле это не так.

На ужине Поттера не было. По разговору Рона и Джинни я понял, что он чувствует себя усталым и решил лечь пораньше. Знаю я, что он там делает, на своей постельке в запертой комнате… Хотя меня это волновать не должно. Завтра вечером, если переживу следующий день, явлюсь к Уизли, спрошу, что ему от меня надо, притворюсь испуганным, попрошу никому не говорить, заверю в своей искренности и улучу момент, чтобы вытащить у него палочку. Силенцио, Инкарцеро, Коллопортус, Чары невидимости ― и вниз, к сараю с мётлами. Вряд ли Артур подумал об этом. Он наверняка поставил блокировку только на передвижение по земле. А если нет, то у меня будет по крайней мере минута, чтобы справиться с его чарами.

Я послушно съел всё, что миссис Уизли положила мне на тарелку. Завтра предстоит нервный день, тем паче, что надо будет сделать вид, что мне хуже.

Солнце уже почти зашло. В гостиной Артур читал газету, Рон со своей сестрицей играл в зачарованные шахматы. Люпин ушёл домой (и славно). Молли возилась на кухне. Я поднялся к себе, решив, что больше меня никто не будет тревожить. Раздеваясь, я услышал какой-то странный звук. Сначала я не понял, что это такое, а потом увидел, что за окном сидит утренний гость ― ворон. Дотянувшись до щеколды, я открыл половинку окна, и он деловито запрыгнул на подоконник со стороны комнаты.

― Чего ты? ― спросил я. Он встряхнулся, перелетел на стол.

― Ну ладно, только еды у меня нет, ― я пожал плечами. ― Хочешь ― оставайся.

Ворон чистил клювом крыло, изредка поглядывая на меня. Я прикрыл окно, посмотрел на темнеющее небо, ещё светло-оранжевое там, куда закатилось солнце. Потом закутался в одеяло, отвернулся к стене. Сон-без-сновидений я не выпил, перебужу весь дом своими криками, так им и надо…

Ворон пошебуршал на столе, потом затих. А чуть погодя ледяные мурашки поползли у меня по спине, и ужас сковал всё тело: я понял, что слышу уже другой звук ― скрип половиц под осторожными шагами.

Я шагнул к двери, наложил Муффлиато и Коллопортус, резко развернулся, метнув в оконное стекло заклятие Затемнения, и лишь тогда произнёс вслух:

― Люмос Максима, ― и под потолком завис шар света.

Драко уже сидел на кровати, и я медленно подошёл, вглядываясь в его побелевшее от ужаса лицо. Он меня боялся ― отполз, поскуливая, вжался в стену, закрыл голову руками, и я расслышал его сбивчивый шёпот ― молитву, защищающую от смертельной опасности.

― Драко, ― позвал я, но он не откликнулся. ― Взгляни на меня.

Голову он поднял, но в его глазах не было радости, только ожесточение и… отчаяние. Я ещё раз поклялся себе, что долго Фенрир на этой земле не проживёт. Глядя перед собой и ничего не видя, Драко прошептал фразу, от которой мне стало неимоверно душно и больно:

― Я всё ещё твой сын?

Я стремительно обнял его ― так крепко, как только смог, одновременно чувствуя, как внутри меня что-то умирает:

― Да, глупый котёнок, неужели ты думал иначе?

Не знаю, зачем назвал его детским прозвищем, ― наверное, хотел воскресить в его памяти те времена, когда он был счастлив. Но он не расслабился и даже не поднял глаз, а шёпот снова стал глухим и сдавленным:

― Отец, это вправду ты?

― Да, ― подтвердил я. ― Я анимаг, просто ты об этом не знал.

Он недоверчиво поднял руку, коснулся моих пальцев, словно проверяя, настоящий ли фамильный перстень на безымянном, но, по-видимому, ни к какому выводу не пришёл. Мы сидели на его кровати рядом, он опирался на меня, привалившись спиной. Краем сознания я понимал, что трость бросил на столе, но дотягиваться до неё было совсем не время, хотя находились мы в доме врагов.

― Я не думал, что ты можешь… сюда.

― Почему нет? ― возразил я. ― Кто мне помешает?

Он тихо усмехнулся.

― Ну, Тёмный Лорд, например.

― Уже нет, ― спокойно ответил я.

― Как это? ― спросил он недоумённо, и я порадовался, что он увлёкся разговором.

― Тебя я ему не прощу.

Снова усмешка.

― А он об этом знает?

― Пока нет, ― я старался говорить спокойно, но голос всё равно дрогнул.

― Меня Северус вытащил? ― Драко шмыгнул носом, и я не знал: плачет или простудился?

― Да, ― я набрал воздуха в лёгкие. ― Прости меня.

Он вскинулся, полуобернулся, всё ещё оставаясь напряжённым:

― За что, отец?

― За то, что я… что меня не было рядом и я не смог тебя спасти, ― выдохнул я ему на ухо. Руки, кажется, подрагивали. Простит или нет?

― Это я во всём виноват… ― сдавленно прошептал он и опустил голову. Я встряхнул его, безвольного, испуганного.

― Не смей так говорить! Это моя вина, что я втянул всю семью в это… это…

― Раньше ты думал иначе, ― заметил он.

― Это было раньше, ― жёстко ответил я. Помолчал. ― Они относятся к тебе лучше, чем я думал.

― Гриффы, ― хмыкнул сын, немного расслабившись. ― Ты заберёшь меня отсюда?

― Ты хочешь? ― прямо спросил я. ― Переправить тебя за границу я не смогу: аппарация туда заблокирована, каминная сеть тоже, а достать нелегальный портключ сейчас даже мне трудно.

― Я спрячусь среди магглов, ― деланно равнодушно ответил Драко, но я знал, что он боится.

― Тебя поймают. Палочки у тебя нет, верно? Защитить тебя будет некому.

― Палочку Лорд забрал, ― пояснил он. ― Что ты думаешь делать?

Я молчал, машинально укачивая его в объятиях, которые так и не разжал, и он медленно расслаблялся, доверчиво откинув голову мне на плечо.

― Расскажи мне о том, что здесь происходило, ― попросил я:

― Они дурные, одно слово ― грифы, ― фыркнул он. ― Меня им Северус на порог подкинул, как я понял. Они взялись меня лечить. Я… когда очнулся, хотел волком стать, ― его голос сел. ― И всех загрызть.

― Почему? ― мягко спросил я, продолжая укачивать.

― Не знаю, надоело всё, ― тихо сказал он, и наконец его прорвало:

― Забери меня, забери, а то я всех тут поубиваю, я не могу больше, я жить не хочу, понимаешь! Уизли ― тварь, Поттер так смотрит, будто я последняя шлюха, взрослые не знают ничего ― меня скоро снова… а они будут думать, что их золотые гриффиндорцы… Отец, я тут этот день жил… не знаю как… я думал, что меня на гобелене уже нет, и что… А если и ты… хотя так лучше, лучше, чем… Если бы ты знал, что со мной сделали! Прости меня, я сопротивлялся как мог, он опоил меня чем-то, понимаешь, у меня крышу сорвало совсем, я… сам хотел, это так страшно было, я не могу, не хочу, ну только скажи, что я больше не твой сын, мне так легче станет, пожа-алуйста…

Он рыдал уже не таясь, забыв о кодексе семейной чести, содрогался у меня в руках, а я молча сжимал его плечи, чувствуя, как начинает щипать глаза, а свет Люмоса дрожит и расплывается. Я поздно понял свою оплошность: слеза сорвалась у меня с ресниц и упала ему на руку. Он тут же замер, мгновенно, даже задержал дыхание, а я запрокинул голову, пытаясь избавиться от жуткой тяжести на сердце и понимая, как испугал сына: если заплакал я, то, видимо, близится конец света. Впрочем, он уже наступил вчера вечером…

Драко ничего не сказал, снова дав волю слезам, видимо, решил, что на пару плакать легче. Но вскоре его всхлипы затихли, и я даже подумал, что он задремал.

― Драко, ― позвал я тихонько, и он так же тихо откликнулся:

― Что?

― Я должен тебя спрятать, ― вполголоса заговорил я. ― Но безопасных мест в Англии два ― Хогвартс и Азкабан.

― Если учесть, что из Азкабана можно бежать, то и пробраться туда тоже можно, а Хогвартс, ― он усмехнулся. ― После того, что я сделал…

― Я лично склоняюсь в сторону Хогвартса, ― продолжил я, и его плечи снова напряглись:

― Значит, ты оставишь меня в Норе до начала года? ― спросил Драко, и я поразился тому, каким отрешённым и отчаявшимся стал его голос.

― Думаю, что придётся сделать именно так. Но всё здесь будет так, как захочу я, уж не беспокойся, я смогу это устроить, ― сказал я. ― Сложнее будет с делами в школе. Придётся потратить много сил, чтобы убедить старую кошку принять тебя обратно. В крайнем случае, произнесёшь просьбу о защите.

Он молча покачал головой.

― Драко, подумай. Этой просьбе никто не откажет, тебя защитит магия Хогвартса, и даже министерские не смогут ничего тебе сделать. Главное ― добраться до замка. Ты… ― я запнулся. ― Ты вправе меня презирать за то, что я был слабым, но сейчас всё по-другому.

― Отец, ― позвал он и снова шмыгнул. ― А ты бы пошёл к Дамблдору в прошлом году, когда всё стало так… так страшно? ― закончил он.

Я отвернулся, помолчал, прежде чем ответить.

― Не знаю, котёнок. Этот старый интриган всё мог использовать в своих целях. Даже собственную смерть.

― О чём ты? ― встрепенулся он.

― Он всё подстроил, ― жёстко сказал я, решив, что теперь он имеет право знать, в какую игру оказался втянут в прошлом году. ― Северус дал Нарциссе Непреложный Обет, что выручит тебя и не даст совершить убийства, а Дамблдор знал, что умирает от проклятия. Естественно, Снейп рассказал старику о клятве, и тогда…

― Тогда он попросил убить его… ― прошептал сын, поняв. ― Как всё подло…

― Подло, ― согласился я. ― Он обманул всех, Поттера тем более. А Северус только недавно сказал мне, в чём был секрет… Да я и так подозревал, что старик ещё и не на такое способен.

― Хочешь сказать, он ничем не лучше Лорда? ― спросил Драко.

― Думаю, да. Так ты не ответил на мой вопрос, хочешь ли остаться в Норе?

― Я так понимаю, выбора у меня нет, ― усмехнулся Драко.

― Тебя будут считать мёртвым, пока ты не вернёшься в школу, ― продолжал я.

― А я и так мёртв, ― ровно ответил он.

― Не смей этого говорить, ― осадил его я, на мгновение испугавшись, что фамильная гордость не позволит ему жить с этим позором, и мой мальчик добровольно выберет смерть.

― Хорошо, не буду, ― обещал он таким же безжизненным тоном, и мне захотелось встряхнуть его, да так, чтобы клацнули зубы.

Мы помолчали. Волшебный свет тихо горел под потолком, и я на минуту даже забыл, что нахожусь в доме врагов. Врагов, которым собираюсь вверить жизнь своего сына. Только тут я осмотрел бедную комнату, в которой предстояло жить Драко до начала учебного года. Взгляд мой на секунду задержался в углу возле шкафа, где странно играл свет от Люмоса. В тишине до моего слуха донёсся шорох, и я напрягся, позволяя волне своей магии облететь комнату, изучая её, отмечая источники магического фона, очертания предметов. И замер, в ужасе понимая, что до брошенной на стол трости дотянуться уже не успею: в комнате мы были не одни.

Я стоял, словно окаменев. Сердце билось так гулко, что, казалось, его неровный стук было слышно на всю комнату.

Только что здесь были произнесены слова, услышать которые я боялся уже год. Знать бы заранее, кто их произнесёт… Душа не желала принимать слова врага, но разум настойчиво твердил, что всё сказанное Малфоем ― правда.

Я прикрыл глаза, оторвавшись от зрелища, на которое смотрел вначале с ужасом, потом с раздирающей душу жалостью. Знай они оба об этой жалости, смерть моя была бы долгой и мучительной, а на счету профессора Трелони оказалось бы ещё одно настоящее пророчество.

Моя магия пульсировала вместе с биением сердца, и я с отстранённым удивлением прислушивался к её колебаниям, пока их не нарушило осторожное чужое вторжение. У волны чужой магии был горьковатый вкус и тёмно-янтарный цвет коньяка, и я в испуге распахнул глаза: Люциус Малфой смотрел прямо на меня.

Под мантией-невидимкой я зажал рот обеими руками, тысячу раз проклиная себя за сумасшедшую идею затаиться у Драко в комнате и нормально поговорить, когда останемся наедине. Было понятно, что Малфои не простят мне, что я стал невольным свидетелем их слабости. Но тут моё сердце радостно ёкнуло: ведь у младшего не было палочки, а зловещая трость старшего лежала на столе. А у меня палочка была, и главный Пожиратель Смерти фактически оказался в моих руках. Свою палочку из заднего кармана джинсов я вытянул давно, когда, увидев, в кого превращается надменная птица, шарахнулся к шкафу, едва не врезавшись в него. Теперь же…

Холодный оценивающий взгляд метнулся от меня к столу, измерил расстояние. «Не успеешь, не успеешь!» ― возликовал я, уже почти выкрикнул самый убойный Ступефай, как вдруг первый звук застрял у меня в горле: Люциус не дёрнулся к оружию. Он отвернулся от пустого места, коим я сейчас являлся, и закрыл Драко собой, крепче обняв. Глядя на спину врага, я задохнулся от возмущения. Он не знает, кто в комнате, но заранее не считает за противника?!

И тут до меня дошло. Он просто понял, что не успеет, и сделал всё, что мог: защитил сына, постаравшись, чтобы он ничего не заметил.

― Отец, что случилось? ― прозвучал в звенящей тишине голос Драко.

― Нет, ничего, котёнок, ― и я перестал дышать: во властном и презрительном когда-то голосе теперь была только усталость.

Я закрыл глаза, чтобы они не почувствовали мой взгляд. Бить в спину? Ну уж извините, мистер Малфой, не дождётесь. Меня, если хотите знать, тут вообще нет. Показалось вам, показалось!

Через некоторое время глаза пришлось открывать, уж очень хотелось понаблюдать за прощанием.

― Мне пора.

― Ты придёшь ещё?

Драко стоял на кровати на коленях и держался за плечи Люциуса.

― Приду, конечно.

― А ты… ― Драко отвёл глаза в сторону. ― Ты правда меня не бросишь?

― Ещё раз услышу такую глупость… ― начал Малфой-старший, но продолжать ему было без надобности.

― Понял, ― сдался Драко, присел на кровати, отпустив его. Если бы ты знал, как я мечтал когда-то о том, за кого можно так же ухватиться и чувствовать себя в безопасности…

― Я выйду через дверь, Драко, мне нужно ещё кое-что здесь сделать.

Драко хмыкнул, забираясь под одеяло.

― Надеюсь, проредить ряды рыжих?

― Было бы неплохо, но не в этот раз, ― понимающе ухмыльнулся Люциус, и я внезапно понял, что Малфоям тоже присуще чувство юмора.

― Ну, хотя бы наложить на Поттера заклятие импотенции, чтобы он на меня не таращился как раньше на свою Уизлетту, ― елейным тоном предложил Драко; он выпрашивал это себе как какую-нибудь приятную мелочь. Я отметил этот спокойный полушутливый тон и сравнил его с недавней истерикой, когда он не мог нормально выговорить, что подозревает, будто его все хотят. Неужели родственные узы чистокровных настолько крепки, что из бездны отчаяния можно вытащить одним присутствием и коротким разговором?

Мои размышления прервались, потому что Люциус шагнул к столу и взял неосмотрительно брошенную трость. И тут меня прошиб ледяной пот. Получив в руки оружие, опытный Пожиратель наверняка проверит свои подозрения. Ведь слизеринцы не оставляют у себя за спиной потенциальных врагов. А в бою глупый маленький гриффиндорец против сильного тёмного мага… Приготовившись отражать заклятия, я замер под мантией, но Малфой опять отвернулся от меня, лишь равнодушно взглянув туда, откуда почувствовал опасность, ― на невидимого меня. Сердце бухало у меня в груди как сумасшедшее. Я категорически отказывался понимать происходящее как реальность. Я сплю. Да, точно, сплю. Сейчас проснусь, всё будет хорошо, никаких Малфоев, рыдающих друг у друга в объятиях…

Но мои мечты разрушил голос, в котором даже я уловил волнение:

― Драко, я прошу тебя об одном: живи.

― Обещаю выжить, ― глухо донеслось с кровати. Драко волнение почувствовал тоже, поэтому решил сгладить момент и добавил: ― Надо же ещё у Поттера кровушки попить…

Взмахом трости Малфой снял все заклятия и вышел из комнаты, плотно закрыв дверь. Только сейчас настоящий страх парализовал меня, потому что я понял, что он знал. О Мерлин! Он знал и оставил меня жить! За всё, что я ему сделал! У меня это в голове не укладывалось.

Но что это ещё за дела такие, по которым Люциус отправился ночью гулять по Норе? Только бы никого не убил… Да нет, он же сказал… Хотя мало ли что он сказал!

Я бросил взгляд на кровать и сделал осторожный шаг к двери. Потом ещё и ещё. Дверь скрипнула, но белобрысый гад, видимо, умучился за день и просто отрубился, ничего не слыша. Я выскользнул из комнаты, прокрался по коридору. Мерлинова борода! Что Люциусу могло понадобиться в Норе? У нас нет ничего ценного, ничего, что… Подлить яд в еду?! Кусая ногти от волнения, я выглянул на лестницу. А если я сейчас на него наткнусь? Придётся поздороваться…

Я свесился через перила лестницы, вглядываясь в царящую внизу темноту, и не мог различить в ней ни звука. Внезапно на третьем этаже послышались неторопливые шаги, и я бесшумно взлетел по лестнице, держась ближе к стене. Уже не пытаясь сдерживать дыхание, я крался по коридору, пытаясь ориентироваться на…

Я с размаху налетел на кого-то, стоящего в темноте коридора, и тут нервов моих больше не хватило.

― Ступефай!!!

Раздался грохот упавшего на пол тела.

― Люмос! ― весь дрожа, воскликнул я.

Некоторое время я потрясённо созерцал поверженного, потом выдохнул:

― Фините. Извини, Рон…

― Твою мать, Гарри! ― заорал тот, поднимаясь с пола. ― У тебя что, совсем крышу снесло ― Ступефаем в кого ни попадя швыряться?! А я слышу: крадётся кто-то, стою и думаю…

― Извини, Рон, извини, нервы сдали! ― прохрипел я. ― Показалось!

― Что тебе показалось? ― проворчал он уже спокойнее. Я закусил губу. Если я сейчас скажу: «Показалось, что я наткнулся на Люциуса Малфоя», ― меня в психическое отделение Мунго сразу сдадут или чуть погодя? Или Рон ещё чаще будет от меня шарахаться?

― Да так, ничего.

― Ну ты тоже… В туалет сходить нельзя… ― снова буркнул Рон, скрываясь за заветной дверью. Я спустился вниз, в свою комнату. Этим шумом мы наверняка его спугнули бродящего по Норе Пожирателя, и теперь останется лишь с утра предупредить Молли, чтобы она проверила всю еду на…

Окно в моей комнате было распахнуто настежь, штора колыхалась, выдуваемая наружу. Мысленно ругаясь, я подбежал, втянул её обратно, захлопнул окно, обессилено присел на подоконник.

И тут моего сознания коснулась ещё одна мысль.

Я открыл верхний ящик стола, тот самый, куда я сегодня спрятал недописанное письмо Снейпа к моей матери. Письма не было.

Уснуть я так и не смог. Сначала мерил комнату шагами, потом присел к столу, достал перо и пергамент. На клочке черкнул записку Гермионе: «Герм, мне нужны книги по маггловской психологии. Особенно меня интересуют случаи психических отклонений вследствие перенесённого шока. Объясню, когда приедешь. Гарри».

Отправив Буклю с письмом, я достал лист побольше, откопав его из-под черновиков заданных на лето эссе, и первым делом поставил на него кляксу. Убрав её, я откинулся на спинку стула и взъерошил волосы. Так-так, дело приняло неожиданный оборот…

Я поставил цифру один и написал: «Снейп любил Лили». Перечитал, и фраза тут же показалась бредовой. Ну не могла эта сволочь кого-то любить! Значит, это ловушка для меня, чтобы я заколебался, когда придёт время прикончить мерзавца. Письмо было написано нарочно, признание в любви ― сопливые излияния плохого актёра.

Я посмотрел на огонёк свечи на столе и вздохнул. Язычок пламени вздрогнул от моего дыхания, заметался. Нет, за прошлый год я слишком привык доверять летящему почерку…

Сцена в соседней комнате была разыграна с тем, чтобы подорвать моё доверие к покойному директору. Тёмная сторона делает всё, чтобы посеять сомнения в моей душе…

И тут мои мысли натолкнулись на непреодолимое препятствие. Ведь над Драко надругались по-настоящему. И Малфой меня не тронул, хотя, казалось бы, нет ничего легче, чем одним махом приблизить развязку войны. Я записал и это, потом снова задумался. Параллель выстраивалась неутешительная. Если допустить, что Дамблдор действительно попросил Снейпа его убить… Мысли завязли. Думать о том, что в таком случае ненавистный профессор невиновен, не хотелось категорически.

Младший Малфой в этих играх оказался пешкой, поэтому так пострадал, ведь пешек не щадят. Знать бы, кто гроссмейстер ― директор или Том? Директор, скорее. А белобрысую язву надо вытаскивать, это даже обсуждению не подлежит. Каким бы засранцем он ни был, как бы яростно мы ни сцеплялись в школе, я никогда не хотел ему смерти, понимая, что в нашей ненависти есть грань, которую переходить нельзя. Интересно, понимал ли это он…

«Вылечить Малфоя, ― записал я. ― Главное, чтобы не загрыз никого». На слове «загрыз» у меня внутри что-то сладко ёкнуло: я вспомнил горячее дыхание на своём горле, острое колено, упирающееся мне в живот, хрупкие ключицы в вороте рубашки… Я потряс головой, и, решив быть честным, записал, хотя каждая буква давалась с трудом: «А ещё я его хочу».

И, когда я сегодня нёс его на руках, он с силой вцепился в меня, пытаясь скрыть дрожь, ― ну конечно, ему теперь невыносимы прикосновения чужих… Но я это исправлю.

Прежде чем писать сумбурные мысли дальше, я боязливо оглянулся на окно, за которым уже был непроглядный ночной мрак. «Старший, судя по всему, послал хозяина подальше. Мотивы ясны. Никого в Норе не убил, что странно».

Я разгладил пергамент и опять стал глядеть в одну точку. Потом поднёс к бумаге перо.

«Дамблдор ― старый интриган». Однако стоит ли верить пристрастному Малфою, который ― я не знал, но чувствовал ― давно и неявно был с директором на ножах? Что плохого сделал мне Дамблдор? Он позаботился обо мне, заставив тётю взять меня под кровную защиту. Да, это были не лучшие мои годы, но всё-таки он попытался как-то меня устроить. А потом что? Его ли вина, что он отлучился из школы как раз тогда, когда мы вычислили, кому понадобился философский камень? И откуда он мог знать, кто открывал Тайную комнату? И откуда он мог знать, что Сириус…

Я замер, как громом поражённый. Чтобы Дамблдор, верящий в любовь, читающий души как открытую книгу, ― чтобы он поверил в виновность Сириуса?! Всё складывалось так, что в его вине никто не усомнился, а потому не возникло необходимости в Веритасеруме, крёстный оказался в Азкабане, и я встретил его только через тринадцать лет.

А если бы всё было не так? Если бы его признали невиновным, то…

― Я бы жил с ним и с детства знал о магии, ― прошептал я в пустоту тёмной комнаты. Пламя свечи снова дрогнуло от моего дыхания. ― Но старик решил подстраховаться, ведь Сириус из темномагического рода и кто знает, чему бы он меня научил. Магический мир должен был стать для меня сказкой, чтобы потом я жизнь положил за него.

Не было сил даже вскочить и забегать по комнате, как я обычно делал, когда волновался.

Волдеморт был у него под носом, василиск был у него под носом, Крауч целый год вёл меня к Кубку Огня, Амбридж совала всюду свой нос, Драко замышлял козни и чуть не убил двоих учеников ― а он не видел?! Величайший маг столетия не разбирался в политике, не распознал Оборотное зелье, забыл то, чему полвека назад сам был свидетелем?

Я неожиданно вспомнил задыхающегося от боли старика, которого поил в пещере ядом, и то, как он умолял меня, но нужно было закончить начатое. И то, как через несколько часов он так же умолял Снейпа… Неужели его дни и вправду были сочтены, и он решил использовать свою смерть? Повесив её на человека, который служил ему верой и правдой, и отчасти ― на меня?

Я поймал себя на мысли, что начинаю сочувствовать своему бывшему профессору…

Разбудил меня крик. Я подпрыгнул на стуле, открывая слипшиеся веки. Свеча давно погасла, было темно, и я понял, что за невыносимыми размышлениями уснул.

Крик повторился.

На этаже мы с Драко были одни. Нашарив на столе палочку, я бегом ворвался в соседнюю комнату. Малфой, не просыпаясь, метался на кровати, и я присел в изножье.

― Уйди, уйди, ― явственно пробормотал он и вдруг снова застонал, протяжно и безнадёжно. Не выдержав, я коснулся его лба, покрытого холодным потом, и он мотнул головой, стряхивая мою руку.

― Не надо!

Я потряс его за плечо: сам прекрасно помню, как пугал соседей по спальне своими кошмарами. Он испуганно вскочил, но запутался в простыне и изо всех сил ударил кулаком меня по руке. Я охнул.

― Ты чего, очнись, это же я, Поттер!

Не сдержавшись и рискуя получить ещё и в нос, я прижал Хорька к кровати, держа за плечи. Он задёргался спросонья, но потом затих, глядя на меня блестящими в темноте глазами.

― Отпусти, тварь, ― прохрипел он наконец, и я понял, что он уже в состоянии соображать. ― Отпусти, уйди и не показывайся мне никогда. Иначе я тебя угроблю, не пожалею. И прикасаться ко мне не смей, понял? И рыжему своему тоже скажи.

Я отпустил его, поднялся с кровати, чувствуя, как предательское тепло внизу живота начинает отпускать.

― Зелье хочешь от кошмаров?

― Захлебнись своим зельем.

― Спасибо, понял.

Больше я криков не слышал. Утром миссис Уизли отвела его вниз завтракать, и я по его ввалившимся глазам понял, что уснуть он так и не смог. И что есть ему не хочется. И что ещё немного ― и никакая психология, никакие родственные узы не вытащат его из депрессии. Острые предметы можно не прятать, ведь он обещал Люциусу, что будет жить, хотя кто его знает?

― Ночью был какой-то шум? Мне не показалось? ― строго спросила миссис Уизли за завтраком, и Рон возмущённо разинул рот:

― Меня Гарри Ступефаем шарахнул.

― Гарри? Гарри, ты что?

― Да так, обознался, ― буркнул я и уткнулся взглядом в тарелку. Глаз я не поднимал, но мне показалось, что плечи сидящего напротив Малфоя трясутся от беззвучного полуистерического смеха.

Мистер Уизли давно ушёл на работу, Джинни быстро покидала в себя кашу и убежала куда-то во двор, миссис Уизли вышла посмотреть, что натворили в саду гномы; позеленевший Рон, осознав, что их с Хорьком разделяет одна табуретка, вылетел из-за стола со скоростью бладжера, и в результате мы с Малфоем остались на кухне вдвоём.

Я кашлянул, привлекая внимание.

― М… Драко, гулять пойдёшь?

Он окинул меня презрительным взглядом, передающимся по наследству вместе с белёсыми волосами:

― Спасибо, я в комнате посижу.

Я задумчиво поковырял овсянку. Ответ был вежливым и спокойным, но, судя по его тону, подразумевалось, что Нора ― вонючий клоповник, а мы все ― живущие в нём имбецилы. Нет, лучше бы он засветил тарелкой в стену, чем это спокойствие. Я подозревал, что вчера он выплакался не до конца. Скорее бы приезжала Гермиона со своими книжками…

Хорёк ушёл, не доев овсянку и невежливо хлопнув дверью. Я глотнул чаю, призвал к себе вчерашний пергамент и Самопишущее Перо, оглянулся на вошедшую миссис Уизли.

― А где… ― начала она.

― Ушёл к себе, ― как можно равнодушнее сообщил я. ― Есть не хочет.

Она покачала головой и взялась убирать тарелки.

― Я пойду во двор, ― сказал я.

― Хорошо, Гарри, а я сейчас дам М… Драко ещё зелий, ― сообщила она мне. ― Бедный мальчик, крепко же его избили…

Я промолчал, чтобы не позорить Малфоя и не разрушать невинную картину мира добродушной домохозяйки, и поскорее вышел во двор. Прислонился к двери, закрыл глаза, уже сознательно отпуская на волю волну магии и прислушиваясь к новым ощущениям. Джинни была в сарае, наверное, возилась с мётлами; её магия, похожая на лимон и на огонь одновременно, просвечивала сквозь дощатые стены. Рон бесцельно шатался по двору, гоняя с дороги кур, и явно над чем-то размышлял. За его спиной вздымался чёрно-рыжий вихрь. Я понадеялся, что думал друг не о том, как бы ночью удушить Малфоя. Я примерно понимал, что представляют собой обезумевшие родители, и знал, что тогда от Норы не останется и обломков…

Незамеченный, я пробрался к задней калитке, открыл её и сбежал по тропинке к озеру. Высоченные камыши шуршали за моей спиной, смыкались, колыхались, но я не обращал на них внимания. Мне сейчас во что бы то ни стало нужно было побыть одному. Стоя у самой кромки воды, я убедился, что от Норы меня не видно, и достал из кармана пергамент и перо.

Итак, Дамблдор ― интриган, действующий в своих целях, а я пешка. Мы все пешки в той чудовищной партии, что он разыгрывает даже после смерти. Снейп, оказывается, умеет испытывать человеческие чувства, но тщательно это скрывает. И доверяет нам, если притащил крестника именно сюда. Драко на грани, и я со своей глупой враждой не знаю, как его расшевелить. Люциус готов податься куда подальше от своего Лорда. Прекрасный расклад. На это ли рассчитывал директор?

Позади послышались чьи-то шаги, и я поморщился: едва отошёл, тут же бегут искать. Итак, если Дамблдор рассчитывал на то, что мы с моими друзьями уничтожим оставшиеся крестражи, оказавшись в безвыходной ситуации и мобилизовав все свои…

На плечо мне мягко легла чья-то рука, я повернул голову и секунду в немом оцепенении смотрел, как играет солнце в гранях алмаза в драгоценном перстне, а потом меня затянуло в тугую воронку аппарации.

Дверь чуть скрипнула, открывшись и закрывшись сама собой, и я рывком сел на кровати. Теперь я понимал, почему отец так странно напрягся во время нашего разговора, и не сказал, в чём дело. Он почувствовал в комнате присутствие этого беспардонного негодяя. Бессильная злость на Поттера и страх за отца заставляли кусать губы и напряжённо прислушиваться к воцарившейся в коридоре тишине. Что может Поттер против тёмной магии? Но если учесть, что он несколько раз уходил живым после встречи с Лордом… Или везучесть очкарика распространяется только на Его Темнейшество? Наверху, прервав мои размышления, раздалось зычное «Ступефай!» ― и моё сердце ухнуло в пятки. Сорвавшись с кровати, я босиком кинулся к двери, распахнул её, готовый бежать куда угодно, сражаться против кого угодно…

― Твою мать, Гарри! ― заорал Уизел наверху. ― У тебя что, совсем крышу снесло ― Ступефаем в кого ни попадя швыряться?!

Я выдохнул, судорожно вцепившись в ручку открытой двери. Колени у меня подгибались. Хорошо, никто не видит…

― Извини, Рон, извини, нервы сдали! ― оправдывался Поттер, а я, высовываясь в коридор, ловил каждый скрип и шорох в доме, осознав внезапно, что в этой темноте боюсь покидать комнату, к которой уже успел немного привыкнуть. Иррациональный страх, что за её пределами со мной обязательно должно что-то случиться, не покидал ни на минуту.

В этот момент сверху раздались приближающиеся шаги, и я юркнул обратно в комнату, прикрыл за собой дверь. Судя по всему, отец ушёл свободно, а эти лопухи как всегда всё проворонили. В буквальном смысле. Я истерически хихикнул и забился под одеяло, съёжился, кусая ногти.

Этот подонок Поттер опустился до того, что подслушал личный разговор Малфоев. Он видел мои слёзы, он видел слёзы моего отца. Как жаль, что у меня нет ни одного из тех пузырьков, что спрятаны… впрочем, я слишком часто стал о них вспоминать, а наш герой не заслуживает благородной смерти, чтобы тратить на него драгоценные яды.

Кажется, нервы уже ни к чёрту, хотя как они могут быть в порядке… после всего. После того, как оказалось, что гриффиндурок стоял позади нас… Мысли словно заледенели в одной фразе: «Он мог ударить, но не ударил». Я подскочил и со сдавленным стоном повалился обратно на подушку. Вот только ещё не хватало, чтобы Малфои были обязаны Поттеру. Благородство, чёрт его раздери. И отец ― что? Знал и даже не попытался проучить зарвавшегося придурка… А он ведь не мог не знать. Мерлинова борода… Поттер не трогает Малфоя, а Малфой прощает ему подслушанный разговор. Не иначе, Грейбэк в лесу сдох. Впрочем, об этом надо будет при следующей встрече спросить у отца. И про то, сдох ли Грейбэк, и про то, почему…

Ну да, почему. И Грейбэк… и ворон на подоконнике. А рыжий, однако, как разорался. Странно, что никто не прибежал… Заглушающие, что ли, накладывают… И меня вон не заперли… Завтра с утра поесть… Заставить себя… Пусть думают, что слаб, а на самом деле…

Подземелье накатывало на меня неотвратимо, приближалась решётка, отделяющая клетку от коридора, и её протяжный лязг сковывал мне душу ужасом и отчаянием.

― Тебе понравится.

Не то рука, не то лапа протянулась ко мне, вливая в горло густую сладковатую жидкость, и я глотал её снова, не в силах сопротивляться, чувствуя только, как против воли расслабляется тело, а в паху начинает жечь.

― Хорошее снадобье, правда? ― сипит кто-то мне в ухо, в перерывах между словами больно прикусывая кожу у меня на шее. ― У тебя от него пиписька выше пупка задерётся, вот тогда и посмотрим, как ты меня умолять будешь, чтобы я…

― Нет! ― кричу я. ― Пусти, это уже было! Пусти, уходи, иначе Люциус тебя…

С треском рвётся мой свитер, и я со связанными за спиной руками выгибаюсь, пытаясь увернуться от толстых жёстких пальцев, но они выкручивают мне соски, и в животе становится пусто и горячо.

― Уйди, уйди!

Но его руки всё же достали меня.

― Не надо! ― отчаянно вскрикнул я, с отвращением слыша в своём голосе мольбу. Он тряс меня за плечи, страшно и неумолимо пресекая все мои попытки хоть немного отстраниться от него. Я вскочил на кровати ― простыня липла к телу ― и на мгновение меня посетила жуткая мысль, что он пришёл за мной в Нору, чтобы довершить начатое. Я ударил изо всех сил, не разбирая, по чему попал, и услышал возмущённый возглас:

― Ты чего, это же я, Поттер!

Его руки опрокинули меня, прижали к кровати, и на мгновение я замираю, понимая, что спасения нет, он доберётся до меня везде, вот и сейчас принял облик моего школьного врага. Сдаться ещё раз? Что это изменит? Только отец, наверное, больше не придёт…

Гадкие зелёные глаза смотрели чуть ли не с участием, и я едва сдержался от того, чтобы попытаться ударить ещё раз. Почему он медлит?

― Уйди, тварь, ― прохрипел я, решив, что терять мне нечего. Поттер или кто он ещё, должен был понять, что я хочу до него донести. ― Отпусти, уйди и не показывайся мне никогда. Иначе я тебя угроблю, не пожалею. И прикасаться ко мне не смей, понял? ― я помедлил и вспомнил, как сутки назад надо мной вот так же склонялся Рон. ― И рыжему своему скажи.

Поттер или кто он там отпустил меня, сел рядом на кровати. Предложил почти миролюбиво:

― Зелье хочешь от кошмаров?

Кажется, он не заметил, как меня затрясло при слове «зелье».

― Захлебнись своим зельем, ― выплюнул я.

…Оставшись один, я долго ещё лежал, вслушиваясь в царящую в доме тишину. Потом, чувствуя, что веки смыкаются сами собой, сел на кровати, прислонившись к стене, обхватил колени. Я не хотел в подземелья снова. Всей душой, что у меня оставалась, ― не хотел.

Первое, что я осознал, очнувшись,― это то, что нахожусь в вертикальном положении ― обмяк на держащих меня верёвках. Запястья мои оказались на уровне головы, запутанные в такие петли, развязать которые без палочки я не смог бы, а пояс мне перехватывала ещё одна верёвка. Кстати, про палочку. Естественно, её у меня уже нет. «Ну что, нагулялся?» ― спросил я себя и огляделся по сторонам. Стоял я, как ни странно, в лесу, а привязан был, соответственно, к дереву.

― Очнулись, мистер Поттер?

Я скрипнул зубами.

― Видимо, это означает «да», ― появляясь передо мной, прокомментировал Люциус. ― Что, даже не поздороваетесь?

― Виделись сегодня, ― выплюнул я. Он в мнимом изумлении заломил светлую бровь.

― Неужели? Не припоминаю, простите… Вам слово «милорд» ни о чём не говорит? Или хотя бы «сэр»?

― Говорит, ― сдался я. судя по тому, что я сейчас не в Малфой-Мэноре, у ног Волдеморта, у Пожирателя ко мне разговор. И, кажется, я даже знаю, о чём. то есть, о ком.

― Извините, ― сказал я и кивнул на верёвки. ― Ну и фантазия у вас, мистер Малфой...

― Вероятно, это комплимент? ― он слегка склонил голову набок, изучая меня.

― Ну… ― я снова внимательно посмотрел на хитросплетения узлов. ― Считайте, что да. Могу я спросить, зачем я здесь и почему вы настроены так миролюбиво?

― Миролюбиво? ― он взмахнул тростью перед моим носом, заставив отпрянуть. ― Поверьте, ваши глаза вас обманывают. Впрочем, способностями к эмпатии или прорицаниям, ― поморщились мы синхронно, ― вы вряд ли обладаете, так что приступим к делу. Вы здесь потому, что я хочу поговорить.

― Всего-то? ― хмыкнул я. ― Я-то уж подумал, что вы хотите отвести меня к своему хозяину.

― Это я всегда успею, ― пообещал он, прохаживаясь взад-вперёд.

― Ну хорошо, тогда вы не могли бы меня отвязать? ― попросил я. ― Мне не нравится разговаривать в таком положении. Напоминает о кладбище, знаете, когда Волдеморт возродился…

Он улыбнулся почти обворожительно, не вздрогнув от имени.

― Пока нет, мистер Поттер. Я не уверен, что вы поведёте себя адекватно.

В руке у него появился какой-то листок, и я с неприятным чувством узнал в нём свои ночные размышления.

― Итак, ― продолжал Люциус, ― подслушав мой разговор с Драко, вы взялись, наконец, анализировать текущее положение вещей? Так-так, что у нас тут?

Я дёрнулся, но его это, конечно, не остановило.

― «Снейп любил Лили». Видимо, для вас чужие тайны не являются предлогом остановиться…

«Это ему Снейп про Омут Памяти рассказал», ― стиснув зубы, подумал я, и тут меня в который раз пронзило диким страхом, и одна-единственная строчка, написанная стекающими кровавыми буквами, запрыгала у меня перед глазами: «А ещё я его хочу».

― Хм… «Тёмная сторона может быть нейтральной, если только это не ловушка». Учитесь просчитывать на несколько ходов? Похвально, мистер Поттер. Действительно, пора бы уже.

Я молчал. В груди у меня как будто проворачивали кол, ну или что-нибудь подобное. Сейчас он дойдёт до этого места, и тогда мне конец. А ведь я ещё должен убить Волдеморта…

На всякий случай я опустил глаза и теперь смотрел на ботинки Малфоя. Дорогие, из драконьей кожи, наверное. Интересно, сколько такие стоят?

― О, вижу, о Драко вы тоже не забыли? «Вылечить Малфоя. Главное, чтобы не загрыз никого». Ну и стиль у вас…

Я сосредоточился на его ботинках. Тяжёлые, но об этом беспокоиться не стоит. Малфои предпочитают не пачкаться. Интересно, сколько Круцио мне предстоит выдержать? Кожей я ощущал давящую тишину. Было слышно только, как шелестят ветви дерева у меня над головой. Наконец тишина стала невыносимой, и я не выдержал, хотя с детства знал, что на опасность нельзя смотреть, иначе случится непоправимое.

Наши взгляды встретились.

― Мистер Поттер? ― жутко тихим голосом спросил Малфой. ― Верить ли мне написанному?

Ох, лучше бы он орал, как Снейп. К этому я привык, а вот к такому, когда чем тише голос, тем страшнее становится… Я ничего не боюсь! Нет, мне не страшно. Я уже несколько раз сражался с Волдемортом, что мне какой-то Малфой?

Я сглотнул и произнёс:

― Верить.

Теперь отводить глаза нельзя было ни в коем случае, чтобы не упустить момент, когда наступит кара. Но я всё-таки пропустил тот момент, когда набалдашник его трости упёрся мне в подбородок. Мы с Малфоем стояли почти вплотную, и я машинально отметил, что глаза у него были бы красивыми, если бы не искрились льдом и непередаваемым презрением. Куда там тёте Петунье в те редкие моменты, когда она заглядывала ко мне в чулан…

― Правильно ли я понимаю, мистер Поттер, что свои извращённые мечты вы хотите опробовать на моём сыне? В то время, когда он слаб и в полной вашей власти? Когда его постигла беда и он ищет защиты у вас? Что вы успели с ним сделать? Отвечайте!

Я отстранённо смотрел в лицо ― холодную маску презрения ― и в полные боли глаза и понимал, что он прав, а всё, что сейчас случится, будет справедливой. Ещё одна мысль больно обожгла меня: Малфоем двигало то же, что когда-то моей матерью. Он хотел спасти единственного сына, я же выглядел самой настоящей угрозой, которую сила родительской любви готова была стереть в порошок. Вот странно, раньше бы никогда не подумал, что этот человек, который на весь мир смотрит свысока, способен кого-то любить…

― Хорошо, милорд, я отвечу, ― произнёс я, постаравшись представить, что всё это происходит не со мной. ― Я сознаю, что поступаю как последняя свинья, но всё это навалилось на меня слишком неожиданно. Мне бы и в голову не пришло, что я могу хотеть парня, пока Драко не появился в Норе. Никаких извращённых мечт… мечтаний у меня нет и не было, но раз вы напомнили, то теперь наверняка появятся. Я не угрожаю, просто говорю. Всё, что я успел… ― интересно, научил ли его Снейп легилименции? ― всё, что я успел, это один поцелуй.

Малфой скривился и шёлковым голосом спросил:

― Драко вам позволил?

― Видите ли, ― замялся я. ― Он был без сознания.

― Вот как.

― Да, сэр, вот так. Кроме всего прочего, я хочу, чтобы вы знали, что я искренне стыжусь своих порывов, которые контролирую с трудом, и… ― я снова запнулся. ― Понимаете, я и вправду не знаю, что со мной происходит и что заставляет меня его хотеть. Я не хочу причинять ему боль. Да он сам первый меня оттолкнёт.

― И правильно сделает, ― процедил Малфой, отстраняясь. Я с наслаждением мотнул освобождённой головой, помолчал.

― Не спорю, сэр. Не отрицаю, что он нормальный… ― я быстро оборвал себя, поняв, с каким самоуничижением это звучало. ― Что же до лечения, то у меня есть кое-какие соображения на этот счёт. Если хотите, могу изложить, и тогда, может быть, я немного реабилитируюсь в ваших глазах. Хотите?

― Говорите, ― царственно кивнул он. ― Времени у нас достаточно.

― Так вот, ― откашлялся я. ― То, что Драко пережил, на его психике отразилось серьёзно. Тело мы вылечим, с душой будет сложнее. Прежде всего, нам он почти не даёт себя трогать. Возможно, он будет бояться незнакомых людей, бояться выходить из комнаты. И, в конце-концов, у него могут быть… э… сексуальные нарушения.

― Объяснитесь! ― потребовал Малфой.

― Видите ли, как вам известно, я вырос у магглов, и потому немного знаком с их книгами по психологии. У Драко может развиться серьёзный комплекс. Особенно если это был его первый раз.

― С традициями чистокровных вы явно не знакомы и не знаете, что целомудрие только приветствуется. Продолжайте, ― сказал Малфой. Я думал, что он опять скривится, но на этот раз он и бровью не повёл, хотя я заговорил о магглах.

― Вы должны понять, что я не лгу и не пытаюсь воспользоваться положением. Драко может решить, что вот это, то, что он испытал, и есть секс, и иного не бывает. А причинять боль кому-то другому, помня, как это сделали с ним, он не станет. И к себе притронуться тоже не даст.

Малфой словно что-то взвешивал.

― Значат ли ваши слова, мистер Поттер, что…

― Что вытаскивать его придётся нам всем, долго и тяжело. И здесь уже всё равно, война или не война. Сейчас мы на одной стороне, ― прервал его я, не заботясь о том, что это было невежливо.

― Хорошо, мистер Поттер, ― наконец процедил Малфой. ― Я надеюсь на ваше гриффиндорское благородство. В конце-концов, именно благодаря ему вы не ударили мне в спину.

― Кстати, сэр, ― я вывернулся в верёвочных кольцах. ― Раз времени у нас много, не могли бы вы мне кое-что объяснить… Ну, или рассказать. Да, и развяжите меня, наконец!

― Гарри похитили!!! ― истошно орёт рыжий, врываясь на кухню.

Меня словно обдало жаром. Не хотел же идти сюда, чувствовал, что будут неприятности, ― так нет же, поддался уговорам Молли поесть.

Миссис Уизли выронила тарелку, оборачиваясь к сыну, и ахнула:

― Как похитили?!

― Так! ― проорал тот ей в лицо, отчаянно размахивая руками.

Рыжим вихрем ворвалась Уизлетта, побледнев, застыла в дверях.

― Рон, ты уверен в том, что говоришь?

― Да! Я уверен! Потому что это сделал Люциус Малфой! ― завопил Уизел, и не думая понизить голос.

Я порадовался, что стою у буфета и Рону придётся обогнуть стол, чтобы до меня добраться. А что глаза его уже ищут именно меня, сомневаться не приходилось.

― Мама, вызывай Грюма! А с этой мразью я сам…

Я увернулся от крепких, покрытых веснушками кулаков, врезался бедром в буфет. Мерлин всемогущий, отец решил устроить равноценный обмен? Но если он его прямо к Лорду… то смысл-то в этом какой?!

― Рональд! ― миссис Уизли вклинилась между нами, и вовремя: рыжий успел-таки схватить меня за ворот рубашки.

― Задушу, тварь! ― просипел он.

― Если ты не заметил, я к похищению вашего драгоценного Поттера не имею никакого отношения, ― как можно холоднее сказал я ему. К счастью, голос не сел. ― Только тронь меня ещё!

― Парни, хватит! ― истерически закричала Джинни, поддаваясь всеобщей атмосфере безумия, и схватилась за голову, растрёпывая патлы. Конечно, если героя убьют, как же она за него замуж выйдет…

Девчонка кинулась к камину, зачерпнула дымолётного порошка.

― Гриммо, двенадцать! ― и застыла, вглядываясь в зелёное пламя.

Я мысленно скривился. Гриффиндорка, выдавая мне явки, конечно уверена, что я никому ни слова не скажу. Считает, что после того, что со мной случилось, я больше никогда не встану на кривую дорожку. Ну-ну. Кому кривая, а кому…

На том конце, видимо, никто не отвечал, потому что уже полминуты Уизлетта завывала в камин:

― Есть тут кто-нибудь?! Люпин! Тонкс! Ну хоть кто-нибудь!!

Молли с какой-то кухонной принадлежностью в руках, то ли скалкой, то ли поварёшкой, замерла между мной и Роном, опасаясь драки, а я при этом оказался прижатым к буфету.

― Никто не отвечает, ― чуть не плача и заламывая руки обернулась к нам мелкая. ― В штабе никого нет, придётся через своих! ― и внезапно, пошарив в кармане, выхватила из него золотой галлеон, поднесла к губам. Я с лёгким интересом наблюдал за её действиями. Вероятно, это какой-то новый способ связи. Тоже пригодится.

― Рон, ты точно ничего не перепутал? ― строго спросила миссис Уизли. Я уже успел выучить, что этот её тон значит, что она подозревает подвох. Правильно, на её месте я бы спросил десять раз, прежде чем верить словам придурка-сыночка.

― Ты думаешь, я Малфоя не узнаю?! ― возмутился он. Я тем временем осторожно высвободился оттуда, куда меня затиснули общими усилиями, и сделал шаг в сторону.

― Мам, держи его! ― среагировал будущий аврор.

― Что ещё? ― недовольно спросила Молли, посмотрела, что я делаю, и снова обернулась к сыну. ― Отстань от мальчика! Он не виноват, что он Мал…

― Невилл ответил! ― вскрикнула Джинни, занятая своим галлеоном. ― Сказал, что сейчас попробует связаться лично с Грюмом… Мерлин, скорее бы!

Зажав галеон в кулаке, она нервно забегала по кухне. Я ещё более беспрепятственно сделал несколько шагов к двери, намереваясь скорее ускользнуть в свою комнату, пока сюда не заявился весь Аврорат и псевдогероический Орден Феникса полным составом вместе с таинственной школьной группировкой камикадзе и не растерзал меня, толком не разобравшись, что к чему. Внутри снова начал оживать ужас, и я ускорил шаг.

― Побежал, крыса слизеринская! ― раздалось сзади. Я сделал вид, что не расслышал. Главное сейчас ― оказаться в относительной безопасности.

― Рон! ― возмутились обе Уизли. Ох, как сейчас ему влетит за неуважение к поверженным врагам! Но рыжий внезапно взорвался:

― Что ― Рон?! Эта сволочь отравляла нам жизнь шесть лет! А потом он убил Дамблдора, при этом чуть не угробив и меня!

Я был уже у лестницы, взялся за хлипкие перила бледной в темноте рукой.

― Вы вообще думаете, что говорите?! Он ― Пожиратель смерти! Выполнил свою миссию, а когда стал не нужен, его оттрахали всей компанией и выкинули! А вы эту мразь будете прикрывать! Да если с Гарри что-то случилось…

Дальнейшего я не слышал. Я почувствовал, что ноги подкосились, а ступенька больно ударила по коленям. Потом вокруг стало темно.

Рука дрогнула. Я мысленно обругал проклятую колбу и в который раз бросил взгляд на часы. Надо же, заработался, даже забыл о времени. А Люциуса, между прочим, нет уже четыре часа.

Захлопнув толстую тетрадь, в которой вёл записи о ходе работы, я попытался отогнать от себя мысли о возможности неудачного исхода идеи поговорить с Поттером. Парню сам Волдеморт нипочём, а уж испугавшись он может кого угодно размазать по стенке. Неужели Люциусу в который раз не повезло? Вспомнился Драко на каменном полу подземелья. Если бы я после пятого курса не забросил Прорицания, постарался бы выяснить, чем всё это закончится, но, к сожалению, даже простая колода Таро нема в моих руках. Впрочем, доверять следует только точным наукам, в них нет недомолвок и двояких толкований….

Искать чистую колбу не хотелось, а потому я налил прозрачную, чуть вязкую жидкость в кстати попавшийся стакан. Пора отвлечься. Интересно, зачем Лорду понадобилось зелье, выявляющее скрытые желания? Неужели чтобы выяснить, чего больше всего на свете хочет Поттер, и поймать его на этот крючок? В таком случае, моя цель ― узнать это отдельно от Лорда или хотя бы попытаться как-то предупредить мальчишку. Иначе одной псиной на этот раз не обойдётся…

Успокоительное я в последнее время пил чаще, чем воду. Я как раз накапывал себе зелья, к которому успел привыкнуть, как вдруг чары предупредили меня о вторжении. Забыв об успокоительном и приготовив палочку, я выглянул из лаборатории. Люциус уже был в комнате, нервно стягивал перчатки, и я готов был поклясться, что он взбудоражен. В мою сторону он едва обернулся и тут же уселся на свое обычное место ― в кресло напротив стола.

― Ну, как прошли переговоры? ― как можно более нейтральным тоном поинтересовался я.

― Переговоры… Если можно назвать это переговорами… ― он провёл рукой по лицу. ― Теперь понятно, почему ты так восхищаешься Поттером.

― Я? Помилуй, кто сказал тебе такую чушь? Я всегда утверждал, что, если с ним поработать, то обнаружится вполне адекватный ум, но вот природная лень и заносчивость не дают развиться хорошим качествам. А в принципе Поттер ― самая обыкновенная посредственность, каких большинство, ― небрежно отмахнулся я. ― Так что он учудил на этот раз?

― Сначала две бумажки. С одной из них ты знаком, ― он протянул мне два листа пергамента, в одном из которых я узнал собственное письмо к Лили. Как ни пытался совладать с мимикой, уголок губ всё равно дёрнулся. Не заметить было, если не присматриваться, но Люциус не спускал с меня глаз. Прочёл, конечно, теперь гадает, насколько всё серьёзно, и клянёт себя за то, что так и не понял, почему у меня за столько лет никого не было. Второй листок я ранее не видел, но тут же распознал каракули Поттера и сходу принялся разбирать.

― Прочитал? ― спросил Люциус через некоторое время и, раздражённо бросив на стол перчатки, которые до этого комкал в руке, опёрся о подлокотник. ― Каков нахал, а? И какой оригинал ― потащился с этим листочком за защитный периметр Норы!

Я почувствовал, что раздражён он не только из-за нахальства безмозглого Поттера.

― И ты его там и сцапал?

― Не то слово, ― Люциус довольно улыбнулся, как улыбался всегда, когда получалось удачно закончить какое-нибудь мелкое, но приятное дело. ― Он даже не сопротивлялся.

― И куда же ты его перенёс?

― В лес неподалёку от Норы. Мили две, не больше. Привязал к дереву, привёл в себя… и тут-то и началось всё самое интересное.

― Сильно ругался? ― посочувствовал я. Наверняка аристократический слух едва выдержал обрушившийся поток брани. Поттеру явно было что сказать. ― Вспомнил всё, начиная со второго курса? Или успел подучиться манерам у Драко, чтобы соответствовать… объекту желания?

Мы скривились оба одновременно.

― Я отнял у него этот листок и стал читать. Вслух. Ты бы его видел.

Не ожидал, что друг отомстит за моё письмо тем же способом. Однако если представилась возможность, грех было бы её упустить…

― Впрочем, с Поттера всё как с гуся вода… ― продолжал Люциус и вдруг сжал губы. ― Признался, что хочет Драко и уже успел дотянуться до него своими грязными лапами, пока он был без сознания. Признался, глядя мне в глаза, понимаешь, Северус! Не знаю, как не убил его прямо там…

Я молчал. В таких случаях лучше было не задавать лишних вопросов: он сам всё расскажет. Хорошо, что в Люциусе нет крови Блэков, иначе рассказ был бы гораздо более… эмоциональным.

― А потом этот малолетний извращенец в полной уверенности, что только он может помочь, стал объяснять, что у Драко могут быть проблемы с психикой, и что лечить его надо маггловскими способами, а поэтому он обратится к этой магглокровке…

― Не сбрасывай Грейнджер со счетов, ― быстро ввернул я. ― Иногда ей приходят в голову хорошие идеи. И она терпеть не может видеть чужое страдание. Этим можно воспользоваться.

Люциус вскочил и заходил по комнате, перебрасывая трость из одной руки в другую. Наверняка жалел, что не помучил мальчишку хотя бы в профилактических целях. А в том, что он Поттеру вреда всё-таки не причинил, я не сомневался. Иначе бы он не метался так, взмахами мантии обрушивая свитки со стола.

Малфой вдруг резко развернулся ко мне.

― Но не в этом дело, Северус! Нахалёнок смог подстроить так, что я же ещё ему обязан оказался!

Поттер ухитрился сделать Малфоя своим должником?! Немудрено, что тот сейчас только что на стенку не лезет…

Я отстранился от окна, в которое смотрел уже минуту.

― Который раз этот щенок меня вокруг пальца обводит?! Третий?! Не будь у него Драко, я бы его в порошок стёр…

― И не будь в его руках судьбы мира, ― напомнил я. ― Ты же прекрасно понимаешь, что всё зашло слишком далеко. Ещё одна ошибка ― и твой род на грани исчезновения…

― О Мерлин, не напоминай, ― простонал он, поморщившись, и рухнул в кресло. ― Думосбор есть? Увидишь всё сам.

Я достал из шкафа мерцающую чашу, и он по очереди слил в неё два воспоминания. Окунувшись в них, я замер в ожидании худшего. И интуиция меня опять не подвела. Поттер сотворил с Малфоем то же, что когда-то и со мной: подсмотрел сокровенное. Выдержке друга оставалось только позавидовать. Я, помню, не удержался, до сих пор стыдно из-за треклятой банки. Даже её не стоило тратить на негодяя…

На стуле позади меня громоздилась стопка книг, поэтому я присел на подоконник. Голова слегка кружилась, как обычно после думосбора. На Люциуса я старался не смотреть. Было ясно, что дело плохо. Тишину нарушало только тиканье часов на каминной полке.

― Н-да, ― сказал я только затем, чтобы сказать хоть что-то. ― Нашкодивший Поттер ― жалкое зрелище… Однако в нём наше спасение.

Люциус молчал, вопросительно глядя на меня, но я знал, что он просчитывает варианты, ― это отражалось в глазах.

― Поттер может повлиять на ситуацию, ― наконец сказал я. ― А мы ― на него.

― А если Драко за это время станет хуже? ― зло вопросил он, презрительно щурясь на меня.

― Хуже, друг мой, судя по тому, что я увидел, уже не будет… ― ровно произнёс я. Он напрягся, оправдывая мои ожидания. Так я и думал, что не заметит…

― Что ты имеешь в виду?

― Что сказал Драко, когда плакал?

Он нахмурился, напрягая память.

― Не понимаю, к чему ты клонишь…

― Он думает, что его все хотят, понимаешь? ― резко бросил я. ― Вообще все. И даже ты. У него изуродована картина мира. Изуродована настолько, что твоё сознание просто отказалось её принимать.

Люциус задумался, потом посмотрел на меня с неописуемым ужасом.

― Он говорил что-то… оборвал фразу… Ты уверен?!

― Он сам не понял, что сказал, ― успокоил я. ― Бессознательное. Так что маггловскую психологию со счетов не сбрасывай. Душа у маггла и волшебника устроена одинаково… ― я резко сменил тон. ― Итак, Поттер дал тебе зачарованный галлеон ― фактически, посвятил в тайну. Плагиат, конечно, но не лишено изобретательности. Хорошо, хватило ума не потребовать от тебя полного нейтралитета…

Малфой гордо вскинулся:

― Даже если бы он вздумал меня шантажировать жизнью сына…

― Он до такого ещё не докатился, ― оборвал я. ― Нам же лучше. Старшие Уизли ничего не знают ― это тоже хорошо.

― Снейп, ― сказал он. Я замолк: он называет меня по фамилии только тогда, когда на самом деле чувствует, что дела паршиво. Точнее, когда даже его ум не может нащупать лазейки. ― Снейп, скажи, что у меня нет другого выбора, только довериться этому щенку?

Я помолчал, прежде чем ответить.

― Люциус, ты и сам это понимаешь.

Он посмотрел с плохо скрываемой болью, и мне ли эту боль не различить.

― Да, ты опять прав… Я втянул в это семью, мне за это и отвечать. Ты же служил Дамблдору столько лет… И я, кажется, знаю, почему… ― он замолк, натолкнувшись на мой взгляд.

― Люциус, если я доверился тебе даже в том, в чём изначально доверяться не хотел, это не значит, что…

― Я понял.

― Будем надеяться на лучшее, ― подвёл я итог. ― На то, что Поттер окажется всё-таки не таким идиотом, каким выглядел все эти годы. А наша с тобой задача ― выжить самим и вытащить как можно больше народу.

Он понял не сразу.

― Вытащить? Ты имеешь, в виду, сохранить жизнь Пожирателям?

― Ну, не всем, конечно… ― протянул я. ― Но согласись, что подло способствовать уничтожению носителей уникальных знаний.

― Но как можно победить… ― начал он, явно подумав, что я за время бдения над котлами надышался парами и сошёл с ума, но я приложил палец к губам.

― Ты думаешь, кто-то может подслушать меня в моём же доме? ― иронично скривился он, но продолжать всё же не рискнул.

― Ты давно спал? ― спросил я.

― Не помню, ― признался он. ― Днём летал вокруг Норы, потом к тебе, потом обратно за Поттером. Он, видимо, теперь вообще меня не боится. Наивный ребёнок…

― Иди возьми в лаборатории зелье на столе, ― посоветовал я. ― И потом спать. Ты сам на себя не похож.

― А ты? ― спросил он, поднимаясь.

― Пойду прогуляюсь, ― но сначала надо разобраться с бумажками, что я держал в руке.

Открыв дверь из комнаты в лабораторию, он остановился, обернувшись ко мне, и оборонил короткое: «Спасибо». Я спрятал ухмылку. Благодарность от Малфоя ― не иначе, мир стронулся с места.

Сам я отправился в спальню, где на тумбочке возле кровати стоял ветвистый канделябр. Зажёг его беспалочковым «Инсендио» и дождался, пока пламя не выровняется. Потом осторожно поднёс к нему лист Поттера, и через несколько секунд измышления героя осыпались невесомым пеплом. Настал черёд письма, и я немного помедлил. Наконец сжёг и его, остановил взгляд на лоскуте пепла, упавшем на лакированную поверхность тумбочки. Вот так умирает всё на этом свете, и ещё неизвестно, очищает огонь или причиняет ещё больше боли…

Меня обняли сзади, сильно и нежно, и я вздрогнул от неожиданности, сначала даже не поверив своим ощущениям.

― Люциус? Что ты…

Он не ответил, отгибая мне ворот рубашки, и неожиданно я почувствовал его губы у себя на шее. Изумлённо вскинувшись, я встретил в трюмо напротив свой шокированный взгляд.

Проклятые камыши лезли на тропинку, мешая пройти и закрывая обзор. Я нетерпеливо отбрасывал их с дороги. Нельзя было не признать, что тропинка вела в очень удачное место на берегу, закрытое со всех сторон. Даже если учесть, что аппарировал я пока достаточно плохо, обратно сюда всё равно попал с первого раза, настолько хорошо представлял себе окружающее.

На руках ещё были видны следы от верёвок, но я надеялся, что их не заметят. Плохо, что на мне футболка, а у Молли глаз намётанный, и она со своим опытом воспитания семерых детей мигом распознает повреждения. Как буду выкручиваться, я просто не представлял; судя по ощущению времени, отсутствовал я около часа. Но, несмотря на это, внутри поднималась странная смесь ликования и озабоченности. Ко мне прислушался сам Люциус Малфой! Меня немного смущал тот факт, что сделал он это под давлением обстоятельств, но всё же он даже ни разу меня не проклял, что, учитывая наши с ним прошлые взаимоотношения, было громадным плюсом. В конце-концов, речь шла не только о Драко, и от нашего разговора мог зависеть ход войны. Как выяснилось, отец моего школьного врага умел разговаривать вполне адекватно, не пытаясь каждым словом унизить собеседника, а в уме я ему и раньше не отказывал. Всё же на душе было паршиво. Я понимал, что Отряд Дамблдора (жаль, уже не переименуешь) ― это организация, давно вышедшая за рамки школьной, но правильно ли я поступил, что дал в руки Малфою наше средство связи? Да, я накладывал чары так, чтобы он не видел, но ведь их можно взломать… Не преследует ли он некие тайные цели, о которых я не догадываюсь? От досады я даже пнул камешек на тропинке, и он отлетел далеко вперёд. Мозги у меня какие-никакие имелись, но не было ни знаний, ни опыта старшего Малфоя ― и я жалел об этом, несмотря на то, что он числился тёмным магом и сторонником Волдеморта. Всё же подозрительно, что он со мной так мягко. Я-то ждал хотя бы одного Круциатуса. Пожалел, потому что я помянул то, что мне пришлось пройти на кладбище на четвёртом курсе? Или дома наслушался криков мучимых несчастных? А может, он такой эстет и чистюля, что мараться не пожелал? Всё же в присутствии Драко мне надо сдерживаться. Непреложный обет Люциус не взял, потому что некому было свидетельствовать, понадеялся на моё честное слово. Держит козырь в рукаве или потерял былую власть над ситуацией? На моё искреннее признание о том, что я не понимаю, что со мной происходит, только хмыкнул. Знает, но не говорит, чтобы я тоже в нём нуждался?.. Готов поспорить, в обычной жизни он интересный собеседник, и если бы время не поджимало, я бы о многом его расспросил.

― Гарри!

Я поднял голову и изумлённо огляделся. За своими размышлениями я даже не заметил, как дошёл до двери чёрного хода и шагнул на кухню. В первый момент в глазах запестрило. Все, кто находился на кухне, обернулись ко мне, взволнованный разговор стих. Я обводил взглядом неуверенные, недоверчивые лица: Тонкс, Невилл, Луна, Грюм, Люпин, миссис Уизли, Джинни, Рон. Кричала Джинни. Сейчас она застыла, прижимая к груди отчаянно заломленные руки, как будто не верила, что на пороге стою именно я.

― Простите? Что-то случилось?

Стоило мне подать голос, немая сцена рассыпалась.

― Гарри, ты вернулся! ― с неподдельной радостью закричала Джинни и бросилась мне на шею. Машинально обняв её, я переводил взгляд с одного присутствующего на другого.

― Ничего не понимаю! ― воскликнул я, изображая недоумение и возмущение. ― Что случилось? Откуда я вернулся?

Молли вытерла слёзы:

― Гарри, родной мой! Ты же пропал!

― Как пропал? ― удивился я, осматривая себя. Ещё немного паясничества ― и позавидовали бы даже близнецы. ― Вроде здесь…

― Не дури, парень! ― прохрипел Грюм и, стукнув деревянной ногой, поднялся с табурета. ― Рональд Уизли нам сообщил, что тебя похитил Люциус Малфой, потому здесь такое столпотворение. А ну, изволь объясниться, где ты был?

Я посмотрел на Рона, а он на меня. Стало ясно: он устал шататься по двору и пошёл посмотреть, куда я отправился. И мы с Малфоем его проглядели. Довод в пользу того, что Люциусу сейчас совсем не до личной безопасности…

― Гарри, я же сам видел, своими глазами! ― воскликнул Рон. Мне пришло в голову, что эти его слова значат, что он разочарован.

― Ага, ― серьёзно подтвердил я. ― Похитил. А потом раскаялся и срочно вернул обратно.

Рон нахмурился, и тут ему в голову пришла другая мысль.

― А это вообще Гарри?! ― вопросил он. ― Гарри бы так в жизни не сказал!

Отстранилась даже Джинни, внимательно посмотрела на меня.

― Это Гарри! ― твёрдо заявила она.

― Ну-ка, скажи, как мы с тобой познакомились? ― спросила Тонкс. Я спокойно усмехнулся.

― Проще простого. На пятом курсе. Ты пришла на Тисовую улицу в числе прочих Орденцев, чтобы забрать меня на Гриммо, где я был в первый раз.

― Это он, я же говорил! ― воскликнул Невилл, улыбаясь. Однако быстро же от меня отказались ― и кто?

Я повернулся к Рону и сухо бросил:

― А ты меньше пей.

Он весь вспыхнул, по цвету сравнявшись с волосами, но мать не дала ему ответить, накинувшись на него с полотенцем:

― А ты будешь знать, как придумывать! Будешь знать, как… ― она осеклась, но для порядка ещё раз хлестнула моего друга, теперь, наверное, уже бывшего.

― Мама! ― выл тот. ― Люди же смотрят!

― Пусть смотрят! — с запалом возразила миссис Уизли и добавила ещё. Я искренне надеялся, что за суматохой все забудут о главном, но Люпин внимательно смотрел на меня честными янтарными глазами, и я знал, что кто-кто, а оборотень не забыл.

― Гарри, и всё же, куда ты подевался? ― в своей обычной мягкой манере спросил бывший преподаватель, когда шум улёгся.

― Гулял у озера, ― не моргнув глазом, соврал я. ― Что-то вспомнил о смерти Дамблдора, тяжело стало на душе…

Беспроигрышный вариант с упоминанием светлой памяти директора почему-то не сработал.

― Мы прочесали весь берег! ― рявкнул Грюм. ― В твоих же интересах…

Я разозлился; не знаю, что удерживало меня от моего обычного повышения голоса. Возможно, забавная идея сказать им, что этот час я провёл в сарае за мастурбацией на картинки из «Плэймага», и полюбоваться на их лица. От демонстрации проснувшихся садистских наклонностей всю честную компанию спасла, как ни странно, Луна.

― Не хочешь говорить ― не надо, ― меланхолично сказала она и, глядя в потолок, безошибочно нащупала в вазочке пряник. ― Четвёрка появилась, и не нам мешать.

Повисла тишина. В ушах невозмутимо жующей Луны покачивались громадные серьги.

― К-какая четвёрка? ― неуверенно спросила Молли. ― Деточка, ты о чём?

Луна отмахнулась пряником.

― Ах, не обращайте внимания, это всё мозгодряки…

― К-какие мозгодряки? ― повторив запинку миссис Уизли, спросил Невилл. ― А где мозгошмыги?

― Разве ты не знаешь? Сейчас не сезон, ― спокойно ответила райвенкловка, как будто речь шла об апельсинах. Джинни уже полминуты пыталась шепнуть что-то мне на ухо; я понял только то, что нужно идти. Проходя к противоположной двери, я обменялся быстрым рукопожатием с Невиллом, и Джинни вытащила меня в коридор.

― Ф-фух! ― сказал я, прислоняясь к двери.

― У него какие-то следы на запястьях… ― донёсся до меня голос миссис Уизли. Только бы не сказала, что у нас Драко; хотя нет, не скажет.

― Гарри, что случилось? Мне-то можно узнать? ― взволнованно прошептала Джинни.

― Вербовал сторонников светлой стороны, ― сказал я почти правду. ― Почему Молли так сердита?

Она вздохнула, потом виновато посмотрела на меня.

― Прости, Гарри, мы не уследили за Роном…

― О чём ты? ― спросил я, догадываясь, что она говорит не про то, что он следил за мной.

― Рон выдал тайну Малфоя маме, ― Джинни схватила меня за рукав и потащила наверх. ― При нём. Он упал прямо на лестнице… лежит, смотрит, а глаза пустые-пустые… Гарри, сделай что-нибудь!

Я схватился за голову и застонал. Стоило договориться и наобещать с три короба, чтобы меня потом стёрли в порошок! Это был удар в спину.

― Не прощу…

― Ты что? ― спросила Джинни.

― Где он? ― процедил я. ― В спальне?

Полумрак лестницы растворялся в красном тумане перед глазами. Будь я здесь, когда Рон унизил Драко, от рыжего не осталось бы мокрого места.

― Да, я отлевитировала…

Радость целиком потонула в ощущении, что я взвалил на себя ещё одну ответственность. Почти оттолкнув Джинни, я бросился вверх по лестнице.

Я проснулся с нехорошим ощущением, что сделал что-то не то. Постель была не моя, и я потратил несколько секунд, чтобы сообразить, что нахожусь в комнате Северуса. Интересно, как меня угораздило здесь заснуть… Я подскочил, пытаясь понять, правда ли то, что сейчас возникло перед моим мысленным взором, или всё-таки дурной сон. Однако предчувствие подтвердилось действительностью: на мне была одна только простыня. Я прислушался к царящей в комнатах тишине и прилёг снова. О великий Мерлин, дружили столько лет ― и вот тебе…

Однако следовало признать, что собой я не владел совершенно и моё поведение так отклонялось от нормы, что ошарашенный Северус даже не пытался сопротивляться и дал повалить себя на постель. На эту самую. Я присмотрелся внимательнее и обнаружил вокруг себя беспорядок, наводящий на однозначные мысли. Да, он ведь начал вырываться. Но было уже поздно, защита пала, и за крепостными стенами мантии, сюртука и рубашки обнаружилось вполне привлекательное тело… Внезапно мне стало не по себе, и я понял, что чувство, которое я испытываю, ― это стыд. Он усилился, как только я взглянул на свою одежду, аккуратно сложенную на стуле.

Не знаю, чем я думал в тот момент, но я ясно вспомнил, что обрадовался, когда, оставшись без одежды, Северус прекратил, наконец, вырываться. Плохо было, что он попросту зажался. Я же захотел, чтобы он расслабился, и взялся его целовать; впрочем, моё искусство он явно не оценил, а рот приоткрыл разве что от изумления. Что произошло далее, я восстановить не мог при всём желании. В памяти осталась вспышка сумасшедшего наслаждения и твёрдая уверенность, что всё происходит так, как надо. Будто нашёл то, что давно искал… Судя по всему, потом я заснул, лёжа прямо на друге, а ему пришлось выбираться из-под меня и применять Очищающее.

Я хорошенько припомнил весь свой сегодняшний позор, особо отметил ощущение правильности и незамутнённое удовольствие, подобного которому, кажется, ещё не испытывал, и пришёл к логичному выводу.

Я спятил.

― Это ты называешь «спятить»? ― спросил Снейп, открывая дверь. Я натянул простыню повыше, и тут заметил, что он чем-то доволен.

― Ну, должно же это было случиться когда-нибудь, ― философски заметил я, рукой зачёсывая волосы назад. ― Пытки Лорда, убийства, беда с Драко…

Не было похоже, однако, что друг собирается предъявлять мне счёт за моральный ущерб. Хотя с него станется.

― Ты не замечал раньше, что я веду себя как-то не так? ― спросил я. Но чем дольше он молча смотрел на меня как на лабораторную крысу, тем больше я убеждался, что на самом деле тронулся рассудком. Как только передать дела семьи Драко так, чтобы об этом никто не прознал? Оставаться главой рода в моём состоянии опасно; от самого себя Ритуальный зал, тайники и библиотеку не закроешь…

― Ты всю жизнь выкидываешь фортели, ― спокойно ответил Северус, подходя ко мне. ― Только всё равно Поттер в этом смысле тебя переплюнул. Вот скажи мне, сколько стаканов стояло на столе в лаборатории?

Я напряг свою несчастную память.

― Два.

Внутри ворохнулось ещё одно нехорошие подозрение.

― Так вот, тебе не повезло, ― торжествующе объявил Снейп. ― Успокоительное было в другом стакане.

Я подпрыгнул на кровати, когда осознал.

― А то, что я, не глядя, выпил, было очередным твоим варевом?!

― Именно. Извини, я забыл. Там консистенция похожа и цвет.

При этих словах любой нормальный человек расплылся бы в улыбке. Но то был Снейп. Именно поэтому я не убил его на месте.

Я перевёл дух и на всякий случай уточнил:

― Какая-нибудь баланда для отказа мозга и обострения инстинктов?

Он поднял палец:

― Лучше, друг мой. Зелье Скрытых Желаний. Только что мы наблюдали незапланированное испытание.

― Убью, ― пообещал я устало. Когда всё встало на свои места, пришло какое-то опустошение. Как будто я хотел, чтобы причины этой ситуации оставались за завесой предположений, но оказалось, что чудесное чувство было вызвано всего лишь сочетанием компонентов.

― Голова не болит? ― тем временем озабоченно спросил Снейп.

― Голова не болит, ― механически ответил я и только тут сообразил:

― Подожди, ты хочешь сказать, что это варево вытаскивает из подсознания самое сокровенное и заставляет человека немедленно это воплощать?!

Он развёл руками.

― Видишь ли, я пока что сам не знаю.

Я нахмурился, подаваясь вперёд.

― Ты даже не можешь сказать, изобрёл ли ты действительно нужное тебе зелье или просто очередной афродизиак?!

― Ну Люц, ― начал оправдываться он. ― Это такая наука, ошибки в которой могут привести к неожиданным результатам, поэтому…

― Хватит, ― сказал я, радуясь, что он не заговорил о том, что произошло, конкретнее. ― Я лично и знать не хочу, какие у меня скрытые желания. Потому как таковыми обычно оказываются самые тёмные и порочащие в глазах общества. Поэтому закрыли тему!

Снейп отвернулся, скрестив руки на груди.

― Понятно. В следующий раз буду спрашивать твоего разрешения на эксперимент. Но и ты не тащи в рот что попало, особенно в лаборатории.

Я слушал вполуха. Только что я почему-то вспомнил, как он отчаянно хватался за мои руки, пытаясь остановить, и заметил, что на запястьях у меня налились синяки.

― Почему ты меня не оглушил, кнарл тебя раздери?! ― вдруг не выдержал я. ― Ведь ты мог это остановить! Или сам хлебнул своего зелья?

― Я сопротивлялся, если ты не заметил, ― тихо ответил он, мигом растеряв весь свой менторский тон. ― Просто моя палочка осталась на столе рядом с думосбором. И к тому же, ― он сделал неопределённый жест. ― Эксперимент обычно не прерывают на середине.

― Хорошо, у меня хватило ума только… трогать, ― произнёс я с запинкой и опять почувствовал нечто, похожее на стыд.

― Да уж, и на этом спасибо, ― сказал он неожиданно подавленно, и я на мгновение снова увидел его юным, ершистым и настороженным. Всё-таки этот эксперимент дорого ему дался. К тому же, теперь я понял, почему он никогда не говорил мне о своей личной жизни. Я думал, просто скрывает, не желая посвящать, или спит с мужчинами и стыдится этого. Оказалось другое…

― В том, что случилось, есть и моя вина, ― как раз договорил он. ― Но если об этом кто-нибудь узнает, клянусь, я тебя не пожалею.

― Категоричен, как и обычно, ― усмехнулся я, отметив, что свидетельствовать на принесении Непреложного Обета опять некому. ― Боишься, что над тобой будут смеяться за то, что не умеешь целоваться?

Он тут же помрачнел ещё больше обыкновенного, его рука дёрнулась к палочке, но в последний момент замерла. Я поискал глазами свою: прекрасно знал, какие проклятия он умеет насылать.

― Сев, послушай, я не хотел тебя обижать, просто ты и в самом деле…

― Может быть, это и смешно ― издеваться над человеком, у которого почти нет опыта, ― придушенно произнёс он, не слыша меня, и я понял, что он в бешенстве. ― Но вот я так не считаю. И если ты немедленно не замолчишь, ты об этом пожалеешь. Стирать память я умею. Пока же надеюсь на твоё… благородство.

― Я понял, Северус, ― серьёзно сказал я. ― Надеюсь, в лабораторном журнале нет моего имени?

― Нет, ― криво ухмыльнулся он. ― Только возраст и приблизительная масса тела. Дозировку я установил по следам на стакане…

― Фанатик, ― фыркнул я. ― Дай одеться.

Он молча развернулся и вышел. Немного придя в себя, я начал торопливо одеваться. Натянув брюки, ощупал карман и отдёрнул руку: галлеон Поттера нестерпимо жёг пальцы.

Когда дверь закрылась, я обернулся к разворошённой постели. Край простыни свешивался до пола живописной складкой ― она появилась тогда, когда я, теряя силы, попытался выскользнуть из-под обезумевшего друга и резко подался вниз. Одеяло, естественно, валялось на полу, по пододеяльнику шла длинная дыра. Я поморщился, вспоминая треск рвущейся ткани.

Нет, ни за что бы не предположил, что человека можно раздеть, применив заклинание для снятия упаковки…

Я рассматривал беспорядок, ничего не пытаясь найти и ничего не пытаясь вспомнить. Я помнил и так. И жадные поцелуи-укусы, от которых до сих пор болели соски, и судорожные движения рук, гладящих всё тело, и рваное дыхание пугающе близко от моих губ…

Я встряхнулся. Это только эксперимент, и не следует придавать ему такое большое значение только потому, что он напрямую касался меня. Зато я понял действие своего изобретения и наметил план дальнейшей работы. А о том, что было, Люциус и словом не помянет, не желая меня раздражать. Или же сам захочет забыть.

Несколькими взмахами палочки я привёл комнату в порядок и вышел, стараясь думать исключительно о новом способе связи, продемонстрированном нам сегодня. Надо будет отнять у Люца галеон и попробовать взломать чары… Вот как ученики, оказывается, собирались на пятом курсе… Однако что-то было не то, что-то как будто нависало надо мной и не отпускало мои мысли. Возможно, это было воспоминание о прикосновениях, которых я раньше не знал, возможно, чувство вины ― ведь это из-за моей ошибки у Люциуса помутился рассудок.

Ноги сами принесли меня в ванную. Я зажёг свет и навис над раковиной, вглядываясь в глубину зеркала напротив меня. В слабом освещении спрятанное наконец нашло лазейку, выхлестнуло, исказило черты лица.

Тридцать семь лет. Убийца. Предатель. Шпион. Девственник. Урод.

И в то время, пока одурманенный Малфой целовал тебя во все места, до которых мог дотянуться, ты ещё на что-то надеялся?!

…Было тихо. Осколки, звеня, просыпались на пол, и я скривился, глядя на них и на пораненную руку. Потом развернулся и медленно ушёл в комнату.

«Тебе не позволено иметь планы на будущее и надежду на обретение пары, ― жёстко сказал я себе. ― Ты машина, которая может сломаться в любой момент, и тогда всё рассыплется прахом. Не позволено отвлекаться на пустяки вроде личной жизни, не позволено, чтобы чувства влияли на работу…» Но почему-то чем дольше я себя уговаривал, тем сильнее становилась тянущая боль в груди. Лекарство я от неё знал только одно ― алкоголь. Надираться в одиночку в ожидании дурных вестей, конечно, было ужасающей безответственностью, но лучше так, чем махом уничтожить годы работы… Да и когда вести были хорошими?

Через час я уже был настолько пьян, что не смог бы наложить на себя Протрезвляющее заклятие. Часы на каминной полке подозрительно двоились вместе с камином, комната медленно плыла, очертания предметов растекались, огоньки свечей дрожали, и я не знал ― действует ли так виски или просто слёзы набрались в глазах. Впрочем, нет. Я же машина и не умею плакать. И у меня нет сердца, просто какой-то механизм постоянно барахлит в груди…

Я не мог заставить себя не думать, и мысли, от которых я хотел сбежать, ещё настырнее лезли в голову, ломая весь самоконтроль. Из-за очередного моего варева меня чуть не поимели. А я, как распоследняя хаффлпаффка, вместо того, чтобы сразу дать под дых, позволил утянуть себя на постель. И не нужно было тешить себя какой-то надеждой: его же чуть не стошнило, когда он понял, что произошло.

Мысли слипались в ленивый ком, который медленно катился куда-то под откос, и меня утягивало в свободное падение вместе с ним. На всякий случай я закрыл глаза.

― Сев… Боги мои, ― донеслось откуда-то сверху через невесть сколько времени, но отвечать голосу с небес я не стал.

Однако меня, не церемонясь, отлевитировали куда-то, и я вскоре понял, что опять лежу на постели, на той самой.

― Мерлин и Моргана… Мерлин и Моргана, ― беспрестанно повторял голос, а руки стаскивали с меня мантию, и вдруг я даже сквозь пьяную муть уловил в нём истерические нотки. ― Ты зачем зеркало-то разбил, боги мои… Дурак ты старый, вот дурак…

Я хотел ответить, что он совершенно прав, но тут моих губ коснулись чьи-то ещё, и не осталось больше никаких мыслей, даже самых пьяных.

― Гарри, ты что? ― Джинни заглянула в комнату, окинула взглядом меня, сидящего верхом на стуле, кровать с коконом из двух одеял и покрывала на ней.

Я молча покачал головой. Джинни зашла, боязливо оглянувшись назад, но я знал, что Рон в наказание заперт в своей комнате и помешать не может. Может быть, оно и к лучшему.

― Как он?

― Всё так же, ― сухо ответил я, продолжая вертеть в пальцах галлеон. ― Джин, уйди, а?

― Понятно, ― вздохнула она, закрывая за собой дверь. Почти сразу галлеон, молчавший добрый час, полыхнул у меня в руке. Я поднёс его к глазам, прочитал надпись по ободку: «Ворон ― скоро буду». Потом поднялся, открыл половинку окна, и летний день ворвался в комнату, когда я отдёрнул штору и распахнул створку. Кокон на постели не шелохнулся, и я начал тревожиться, не задохнулся ли в нём Малфой.

― М… Драко! Драко, ты вообще шевелиться будешь?

Кокон молчал.

― Гарри! ― крикнула снизу миссис Уизли. ― Спустись, пожалуйста!

Скрипнув зубами, я кинул взгляд в голубое, без единого облачка небо за окном и слетел вниз по лестнице. Миссис Уизли стояла внизу.

― Гарри, ― как можно строже сказала она, но я знал, что командный тон удаётся ей только с родными детьми. ― Гарри, ты будешь, конечно, возражать, но я боюсь, что Малфоя придётся отправить в Святого Мунго. Гарри, не спорь! ― воскликнула она, видя, что я намерен возражать. ― Мы с Артуром сегодня вечером всё, конечно, обговорим ещё раз, но с учётом того, что натворил Рон и с учётом… кхм… новых подробностей… Мы просто обязаны.

― Вы обязаны? ― переспросил я. ― С чистой совестью сдать его в Мунго, а его оттуда мигом препроводят сами знаете куда!

― Гарри, ― она ласково коснулась моего рукава. ― Ты истинный гриффиндорец. Только гриффиндорцы могут так переживать за судьбу врага. Но пойми ― Джинни, денься куда-нибудь! ― если он умрёт…

― Если он умрёт… ― перебил я, следя, как Джинни поднимается наверх. ― Если он умрёт в Норе, Люциус будет знать, кому мстить. Вы это хотели сказать?

Она отшатнулась, нервно теребя завязки фартука.

― Гарри, Гарри, как ты можешь думать, что мы боимся Люциуса…

― Простите, миссис Уизли, вынужден прервать наш разговор, ― совсем невежливо бросил я и взлетел вверх по лестнице. Когда я оказался в коридоре второго этажа, Джинни как раз распахивала дверь в комнату Малфоя. Распахнула, застыла на пороге, выхватила палочку, а губы её уже приоткрылись для крика, но в эту жуткую секунду на грани разоблачения подпольных махинаций я почему-то оказался быстрее.

― Силенцио! ― выдохнул я и одним прыжком оказался рядом с девушкой, втолкнул её в комнату, захлопнул дверь.

― Коллопортус! ― и только тогда заметил, что в руке у меня нет палочки.

Джинни стояла у стены, беззвучно открывая рот, и переводила глаза с меня на что-то за моей спиной. Нужды оглядываться мне не было: я почувствовал магию с привкусом коньяка и перехватил девушку за руку.

― Джиневра, отдай по-хорошему, ― напряжённо попросил я, опасаясь, что она не отдаст, но невербальный Экспеллиармус бесцеремонно выдернул палочку у неё из руки. Джинни тут же кинулась к двери, намереваясь, видимо, долбить в неё кулаками.

― Мисс Уизли, не валяйте дурака, ― чётко произнёс Люциус, в то время как я за талию оттаскивал Джинни от двери, однако властности в его тоне не хватало. ― Мы с мистером Поттером заключили мирный договор, вам ничего не угрожает.

Мой слабенький Коллопортус подкрепило неизвестное мне заклинание, потом сразу два заглушающих. Джинни задёргалась у меня в руках с удвоенной силой.

― Мисс Уизли, вы предпочтёте Петрификус или Инкарцеро? Или сразу Обливиэйт? ― с ледяной вежливостью осведомился Малфой. Девушка затихла, видимо, задумавшись.

― Джинни, ― прохрипел я, ― ты в курсе, что такое перемирие? Ну, тебе же не Аваду предлагают, боггарт вас всех…

Она осторожно освободилась от моей хватки, отошла в сторону, бросая на Люциуса взгляды, полные ненависти. Только сейчас я понял, что с ним не то: он слишком встрёпан, будто одевался наспех. На моих глазах он сбросил мантию на спинку стула, но не одно только это нервное движение выдало, как он взволнован. Я попытался представить себя на его месте, но получилось плохо.

― Мистер Малфой, ― кивнул я, настраиваясь на то, что придётся сообщать неутешительные новости. ― Дело плохо.

Показал на постель:

― Открывайте. Он так с десяти утра.

Тот медленно подошёл, отбросил покрывало и одеяло. Второе одеяло он стягивал, как будто боясь того, что может увидеть.

Хорёк лежал там, свернувшись в голый, мокрый, розовый от духоты клубок, и, несмотря на присутствие старшего, у меня ёкнуло сердце и сладкая дрожь прошлась по позвоночнику. Вспоминая обязательства, данные только этим утром, я смущённо отвернулся носом в угол, но Люциус всё равно на меня не смотрел. Коньячная магия налилась горечью, загустела.

― Драко, очнись, это же я…

Я рискнул повернуться обратно и увидел голую коленку Хорька. Почему-то от вида этой коленки мне стало и муторно, и сладко сразу, и я даже зажмурился. Однако спиной я всё равно ощущал всё, что происходило в комнате. Вот Джинни замерла у стены. Вот оба Малфоя опять сидят на кровати, но только теперь Драко безволен как никогда раньше. Такой же безвольной тряпкой он падал на пол заброшенного туалета, и на мгновение мне стало больно.

― Мистер Поттер, ― прозвучало позади меня, и волосы у меня на затылке встали дыбом от этого голоса. ― Я надеюсь на то, что лично у вас оправдание есть. Вам ведь ещё нужно спасти мир…

Я почувствовал, как Джинни сползла по стенке, зачем-то закрывая себе рот обеими руками, и услышал себя:

― Да, милорд, у меня есть непрошибаемое алиби. Дело в том, что это случилось во время нашего с вами разговора сегодня утром. Когда вы выразили желание со мной побеседовать, Драко был на кухне…

Джинни в отчаянии замолотила кулаком по полу, понимая, что я сейчас заложу всех и вся. Конкретно ― её брата, который теперь мне больше не друг. Да, вот так рвутся многолетние узы ― легко и с привкусом горечи, который, впрочем, ни на что не влияет.

― Джин, прекрати, костяшки собьёшь, ― спокойно попросил я.

По мере моего рассказа благородный тёмный цвет магии взорвался ядовито-алым, запульсировал, и я мысленно попытался остановить это, но алые капли всего лишь стали синими.

Сзади было тихо. Я повернулся и, увидев поникшие плечи Люциуса, понял, что синий цвет ― это усталость. Драко в его руках безжизненно обмяк, даже не пытаясь обнять в ответ, подбородком он упирался отцу в плечо, и светло-серые глаза смотрели в никуда. Я осторожно наклонился, боясь спугнуть.

― Драко, что ты видишь? ― спросил я, но глаза его по-прежнему были пусты, и моя магия с размаху натолкнулась на жуткий и беспросветный чёрный цвет. Я выпрямился, и с жалобным треском оборвалась последняя нить:

― Кстати сказать, Рональд Уизли больше всего на свете боится пауков…

― Учту, мистер Поттер, ― глухо ответил Люциус. Его руки судорожно сжались на поясе Драко. Неужели опять плачет? Я сделал знак Джинни, что надо бы уйти на некоторое время, но в этот момент снизу донёсся фальшиво-радостный крик Молли, разом спутавший нам все карты:

― Ребятушки, Гермиона приехала!

Вот только ещё не хватало, чтобы о моём появлении в Норе стало известно как можно большему количеству народа. Поттер вопрошающе смотрел на меня, и я решился:

― Думаю, можно.

Он взмахом руки распечатал дверь и вылетел в коридор. Я не успевал удивляться: похоже, он даже не заметил моего запирающего заклинания, во много раз превосходящего Коллопортус. Неужели Дамблдор подготовил его лучше, чем мы все полагали? Но времени размышлять уже не было.

― Гер-рмиона! ― радостно заорал мальчишка на первом этаже. Наверняка рассчитывал, чтобы наверху тоже было слышно.

― Гарри! ― воскликнула Грейнджер. Я осторожно опустил Драко обратно на кровать, укрыл одеялом. Он по-прежнему смотрел мимо меня, почти не моргая, и я с трудом сосредоточился, чтобы перекинуться в ворона. Неизвестно, что может натворить храбрая гриффиндорская всезнайка, с порога увидев врага. Мисс Уизли хватило… Та по-прежнему сидела на полу, кажется, почти не боясь. Глаза её подозрительно блестели ― тяжело даётся ломка стереотипов. Беспалочковое Силенцио Поттер, однако, снять с неё забыл…

Я взлетел на шкаф.

― Миссис Уизли, мы поможем Гермионе разобрать вещи, ― послышался с лестницы голос героя. По звукам я понял, что они тащат наверх сундук с вещами (разумеется, вручную). Донеслось недовольное кошачье мяуканье: помнится, Драко как-то писал из школы, что девица завела себе помесь книззла с котом.

Я прислушивался к тому, что они делали. Сначала внесли сундук в одну из комнат… недолго пробыли в ней… Шаги стали приближаться.

― Гермиона, ничего не бойся. Тебе ничто не угрожает, ― произнёс Поттер в коридоре. Судя по тону, он вообще не уверен в существовании такого понятия, как женская адекватность. Дверь открылась, но за секунду до этого я кинул взгляд на комнату, и у меня перья встали дыбом: я прокололся как мальчишка, бросив мантию на виду и забыв о ней. При этом она никак не может сойти за одежду кого-нибудь из присутствующих ― нищеброды не носят вещи с серебряным шитьём. Теперь с умницы-грязнокровки станется натворить дел прежде, чем Поттер её морально подготовит…

На пороге появились Грейнджер и Поттер.

― Привет, Джинни, ― сказала одна гриффиндорка другой. ― А почему ты сидишь на…

Её взгляд остановился на кровати.

― Малфой?! Как он к вам попал?

― Его подбросили нам под дверь, ― мрачно сообщил Поттер. ― Гермиона, я именно поэтому просил тебя…

― Захватить книги по психологии? ― она закивала так, что пышная шевелюра тут же растрепалась. ― Ему настолько плохо, что вы решили не отдавать его в Мунго? Или это небезопасно? ― Джинни, косясь на меня, подошла и на всякий случай встала рядом с ней. ― Я взяла книги. Теперь понимаю, зачем…

Она обогнула стол, и я замер на шкафу. Чем позже она меня увидит, тем лучше. Поттер предусмотрительно заблокировал дверь снова. Разумеется, без палочки. Этот растяпа наверняка забыл её под подушкой, и по рассеянности не понял, что творит такое, что не всякому взрослому магу по силам! Неужели можно быть таким… Каким ― я так и не придумал, потому что в этот момент взгляд Грейнджер упал на мою мантию. На лице девчонки последовательно отражался ход её мыслей. Сначала она подумала, что мантия принадлежит Драко, потом её посетила запоздалая мысль, что что-то не то. И палочка у неё, в отличие от Поттера, оказалась на месте.

― Это же не значит, что… ― начала она, держа под прицелом своих друзей.

Я слетел со шкафа, она дёрнулась в мою сторону, и я превратился у неё на глазах.

― Значит, мисс Грейнджер.

К её чести, она не взвизгнула, зато сразу кинула в меня Ступефаем. Я лениво отклонился и ответил серией невербальных боевых заклятий, не слишком, впрочем, убойных. Экспеллиармус был третьим, и его-то она и пропустила. Хотя немудрено: расстояние между нами было от силы четыре шага. Поттер и Уизли смотрели на это подобие поединка философски. Впрочем, наверняка Поттеру уже надоело возиться с истеричными девицами, и я его понимал.

― Гермиона, я предупредил, что тебе ничего не угрожает, ― скучающим голосом произнёс герой, присаживаясь на край стола. ― Джинни вот не поверила, теперь под Силенцио.

Младшая из Уизли уже несколько минут смотрела на него испепеляющим взглядом, и наконец Поттер догадался, что заклинание надо снять.

― Ну знаете что! ― воскликнула она, обретя возможность говорить. ― Это или глюки, или я не знаю что! Не Нора, а проходной двор! Здесь вам не нейтральная территория, а…

Тут она, видимо, сообразила, что Поттер может передумать насчёт Силенцио и предусмотрительно замолкла. Грейнджер тем временем ни на секунду не выпускала меня из поля зрения.

― И что сие означает? ― задала она вопрос персонально мне. ― Что вы с ними сделали? Это Империо?!

― Мы с мистером Поттером заключили перемирие, ― сообщил я; нарушив правила этикета, повернулся спиной и отошёл обратно к Драко, предоставляя юнцам объясняться самим. Пока Уизли и Поттер вводили грязнокровку в курс дела, а она лихорадочно диагностировала их на предмет подавляющих волю проклятий, я сидел на краешке кровати и бездумно смотрел в пустые глаза сына. Хотелось верить, что надежда всё-таки есть. Однако это было не отравление и не заклятие, а нечто гораздо более страшное, поэтому я всячески подбадривал самого себя, загоняя вглубь души мысли, что всё кончено и я никогда больше не увижу прежнего Драко. И всё же: почему это случилось именно с ним?! Сил не оставалось уже даже на злость, и я заставил себя слушать, что вещает грязнокровка, расхаживая по комнате туда-сюда. Оказывается, девчонка соображала на ходу.

― По виду это похоже на Поцелуй дементора, ― важно говорила она, ― с той лишь разницей, что душа остаётся в человеке. Она спряталась как улитка в раковину. Это уже не реактивный психоз, а более тяжёлое состояние. Человек пытается примириться с тем, что с ним произошло.

― Можно его вывести из этого состояния? ― нетерпеливо спросил Поттер. Она остановилась и спокойно спросила:

― А зачем? ― пожала плечами, и во время этой паузы у меня что-то как будто похолодело и отмерло внутри. ― Нет, теоретически можно, конечно… ― она повернулась к кровати; глаза её горели фанатическим блеском исследователя. ― Не ожидала такого от Рона, ― внезапно произнесла Грейнджер совсем другим голосом.

― Иногда я думаю, что Гриффиндор ― это всё-таки вправду диагноз, ― усмехнулся Поттер, а я так и не понял, искренне ли он тревожится за судьбу своего врага? Кажется, человек, одержимый страстью, обычно действует куда грубее.

― Так издеваться над измученным человеком… ― покачала головой Грейнджер. ― Он хуже любого… ― она взглянула на меня и осеклась. Я вежливо улыбнулся:

― Пожирателя Смерти, хотели вы сказать.

Она потупилась ― да быть не может, чтобы смутилась. Драко говорил, ей это несвойственно… Подошла Уизли, притихшая, поблёкшая, обняла грязнокровку сзади, положила голову ей на плечо, прекращая её хаотические перемещения.

― Так нужно ли его из этого состояния выводить? ― спросила она.

― Ты права, Джин, ― ответила Грейнджер, косясь назад, ― в объятиях она явно чувствовала себя неуютно. ― Я думаю, что М… Драко сейчас проделывает колоссальную душевную работу. Мешать ему бессмысленно, можно только помочь. К сожалению, нам не дают этого сделать. В Мунго ему может быть хуже, я не говорю уже о том, что колдомедики скорее всего навредят. А если его состояние не изменится, за него возьмутся авроры. О методах Грюма мы все знаем. Главное, что сейчас нужно, ― покой и безопасность. И чтобы он видел, что рядом есть кто-то близкий. Если же говорить о том, можем ли мы помочь… Я не сильна в ментальной магии.

― Ритуал? ― вдруг спросил я неожиданно для самого себя. ― Душевные силы…

Какая-то мысль уже готова была оформиться, тысячи прочитанных страниц мелькали в мысленной памяти, но я никак не мог поймать нужное.

― Есть идеи? ― насторожился Поттер. Нет, кажется, искренен. Такие как он, долго притворяться не умеют.

― Кажется, да, ― сухо ответил я. ― Есть один ритуал, называется Исцеление души… Должен подойти.

― У Ульрика Ясновидящего нет ничего похожего! ― живо воскликнула Грейнджер. Я осадил её одним взглядом, только потом заговорил:

― Потому, мисс Грейнджер, что этот ритуал, о котором я говорю, относится к тёмной магии и его описание сохранилось только в фамильных библиотеках чистокровных семейств. Я в Мэнор за книгой.

В дверь встревожено забарабанила Молли, но я не собирался повторять своих ошибок: накинул мантию, взял трость, и когда домохозяйка ворвалась в комнату, в обличье ворона уже летел от Норы прочь.

Собственно говоря, я мог вызвать эльфа и приказать ему принести книгу, но я привык доверять своей интуиции, а она упорно подсказывала мне отправиться самому. Предположительно для того, чтобы ввести в курс дела Северуса. Всё-таки, это он специалист по ментальной магии.

В его комнаты я вошёл, как и раньше: воспользовался своим правом хозяина. Вошёл и остановился на пороге, сразу поняв, что полулежащий в кресле Снейп пьян в стельку. На мгновение я почувствовал себя загнанным зверем, ведь проблемы шли по всем фронтам. Вся ситуация в целом была из ряда вон выходящей, и я просто не знал, как вести себя в новых обстоятельствах. Не только у Поттера, Уизли и Грейнджер мир перевернулся в мгновение ока. Герой магической Британии, как оказалось, владеет беспалочковыми заклинаниями, Снейп напился после… стоп. Вот оно: я просто последний мерзавец. Разумеется, Северус не сказал мне, какая я на самом деле свинья и как глубоко его оскорбил, а предпочёл пережить это в одиночестве.

…И в довершение всего магический мир может ликовать: лорд Малфой испытывает муки совести. Конец этого дня, вероятно, ознаменуется тем, что Его Темнейшество на коленях приползёт к Поттеру просить прощения.

Дверь в ванную была открыта, на полу в свете, долетавшем из комнаты, поблёскивали осколки зеркала, и вдруг я понял, что дело не в оскорблении. Северус просто разрешил себе надеяться, а потом возненавидел себя за это. Нет, он ничуть не изменился, пока я его знаю. Я бережно левитировал его на кровать, мимоходом отметив, что он тщательно прибрал в комнате и уничтожил следы безобразия. Невыносимо было смотреть и вспоминать?

― Мерлин и Моргана, зеркало-то ты зачем разбил? ― устало спросил я, стаскивая с него мантию и радуясь внезапно пришедшему решению не применять к нему Отрезвляющее заклятие. Пускай отоспится. Незачем приводить его в пристойный вид только для того, чтобы было на кого вывалить свои проблемы. В конце-концов, я виноват больше. И с ритуалом разберусь сам.

По сути, решение было ужасающе безответственным: Северус явно мог подсказать что-нибудь дельное, а я лишал себя возможности воспользоваться его помощью. Но сказано ― сделано.

Я немного постоял над ним, глядя на измученное лицо, скорбные складки в уголках губ, давно не стриженые волосы; постепенно я понимал, что есть вещи, которые нельзя откладывать на потом. Никакого «потом» может не быть, и если это безумие настигло меня в сорок с лишним лет, подкреплённое чёртовым зельем, то почему бы и нет?

Опираясь коленом о кровать, я ещё не был до конца уверен, что поступаю правильно. Даже когда уже склонился над Снейпом, чувствуя острый алкогольный запах, ― и тогда ещё не знал, прав я или всё это блажь и последствия принятого зелья.

«Нет, ― одёрнул я себя, ― что в этом такого? Неужели я, блистательный лорд Малфой не имею права…» Мысль моя оборвалась, когда я коснулся губами его губ. Снейп не проснулся, но откуда-то я знал, что он понимает, что с ним происходит. Простит он мне этот порыв или решит, что я изощрённо издеваюсь над ним?

Я не помню, как забрал из библиотеки нужную книгу, как возвращался обратно в Нору.

Поттер, сидящий у раскрытого окна, завидел меня ещё издалека. Вскочил со стула, и едва дождавшись, пока я приму человеческий облик, доложил обстановку:

― Гермиону, Рона и Джинни Молли отправила обедать, а я не пошёл, потому что с ней поругался.

― С Молли? ― переспросил я, кладя фолиант на стол. ― Чтобы с ней поссориться, нужно иметь поистине гриффиндорскую храбрость…

Поттер окинул меня подозрительным взглядом, я глаз не отвёл. Не хватало ещё.

― Девчонки скоро будут, ― сообщил он, помолчал. ― Странно думать, что мы всё это проворачиваем под носом у Ордена…

― Ещё не поздно меня сдать, ― напомнил я, машинально касаясь припухших губ.

― Ага, щас, ― фыркнул он и скрестил руки на груди.

― Внезапно воспылали к ближнему любовью? ― поинтересовался я.

― Слушайте, если не хотите быть у меня в долгу, так и скажите! ― вспылил он.

― Не скрою, мне это поистине неприятно, но, как вы наверняка понимаете, ради Драко я пойду на всё, ― процедил я и отвернулся, показывая, что не хочу больше разговаривать, но гриффиндорец не отставал:

― И убить?

― Мистер Поттер, вас сильно обрадует, если я скажу, что да?

Он философски пожал плечами.

― Не слишком. Но и шокирует не сильно. Мои родители умерли, защищая меня, так что… Другое дело, будете ли вы способны убить… меня, хотя бы.

Я окинул его самым презрительным взглядом, который имелся у меня в запасе, и снова присел рядом с Драко, лежащим в той же позе, в которой я его оставил.

― Если вы будете и дальше угрожать моему сыну, то я приму все меры, чтобы устранить эту угрозу, и мне всё равно, в чём она будет заключаться.

― Ясно, ― сказа Поттер.

Я как раз смотрел на Драко и потому не видел, чем шелестит Поттер у меня за спиной. Внезапно мальчишка вслух прочитал:

― «Разные ритуалы, кои до тёмной магии относятся. Сочинение Рауля Малфоя».

Я резко обернулся. Выражение лица у меня точно было непередаваемое, потому что Поттер, увидев его, медленно поднял голову от книги, выпрямился.

― Я… э… сделал что-то не то? ― виновато спросил он. Я посмотрел на его пальцы с нестрижеными ногтями, касающиеся древних страниц и задал потрясающий по своей неадекватности вопрос:

― Поттер… вы что, Малфой?!

Пожалуй, к вечеру этого дня Лорд всё-таки решит покаяться…

Ночь шуршала и поскрипывала. Половинка луны висела над Норой. По лестнице я спускался первым, замирая всякий раз, как скрипели ступени. В целом мы представляли дикую картину, так что, вздумай Молли и Артур выглянуть из своей спальни, их точно хватил бы удар. Я шёл, держа над плечом палочку с зажжённым светом: справедливо полагал, что спускающийся вслед за мной Люциус может оступиться и полететь вниз прямо с Драко на руках. Под мышкой я держал тот самый фолиант, который, по всем заверениям Малфоя-старшего, непременно должен был меня убить, но отчего-то я сей незавидной участи избежал. Хорёк, по-прежнему глядящий в никуда пустыми глазами, был завёрнут в одеяло, но я всё равно старался не смотреть, чтобы не соблазняться видом тонкого горла, в которое хотелось то ли вцепиться зубами, то ли наставить засосов. За Люциусом верным оруженосцем ― с тростью в руках ― пробиралась Джинни. На многое же он готов, если беспрекословно доверил своё оружие предательнице крови… Гермиону слышно вообще не было, но на площадке второго этажа я включил свою новую способность чувствовать и различил всё: и магию с привкусом коньяка, и лимонно-жёлтый вихрь, и спокойное колыхание тёмно-зелёных пятен. И чёрную дыру тоже. Интересно, кстати, почему я магию девушек воспринимаю как цвет, а магию Малфоя пробую на вкус?..

Открыв бессчётное количество замков и заклинаний на входной двери, я пропустил процессию и снова забежал вперёд. Чем ближе мы подходили к озеру, тем хуже мне становилось. Честно говоря, я боялся, что ритуал не сработает и я больше никогда не увижу осмысленного выражения в серых глазах. Боялся, что тогда Люциус заберёт Драко навсегда. Я не стал думать, вызваны ли мои мысли чувством собственности, просто отбросил с дороги преграждающие путь стебли камышей, и мы оказались на берегу. Гермиона сзади тихонько шепнула заклинание обнаружения, но я и так знал, что вокруг нет ни души. Какая-то птица надрывалась в камышах, и мне захотелось её прогнать, чтобы не терзала душу.

Я обернулся к Малфою:

― Что дальше, сэр?

Он оглядывал поверхность озера.

― Вы сможете удержать Драко на руках хотя бы десять минут?

― Думаю, да, ― ответил я. Хорёк лёгонький как пёрышко, одни кости торчат, неужто же не удержу?

― Отлично, ― негромко произнёс тот, кладя его наземь и осторожно откидывая края одеяла. Девчонки стыдливо отвернулись, и правильно сделали. Я тоже отвернулся… почти.

― В таком случае, вы берёте его на руки, и мы с вами входим в озеро. Заклинание читаю я ― вы это не прочтёте. Когда скажу, окунёте его в воду целиком. Мисс Грейнджер, вы должны быть готовы к тому, что события пойдут не так, как мы ожидаем, ― Гермиона серьёзно кивнула. ― Мисс Уизли, вам, я думаю, придётся вернуться к началу тропы и внимательно следить за домом. Будьте осторожны, ― вполголоса говорил Малфой. Джинни молча протянула ему трость и без шорохов скрылась в темноте тропинки. Будем надеяться, наши нелегальные занятия по Защите выручат её в случае чего.

Но значили ли его последние слова, что он знает больше, чем мы? Я ещё раз проверил окружающую местность ― никого.

― Мистер Поттер, вы готовы?

Я кивнул и подхватил Хорька под спину и коленки. Кожа его не обжигала, как я ожидал, но была прохладна, как будто он замёрз. Интересно, холодна ли вода…

Малфой вошёл в озеро первым, следом ступил и я. Вода захлюпала в кроссовках и через пять шагов добралась до колен. Ничего, Гермиона отлично знает высушивающее заклятие… Я шёл осторожно, но всё равно поскальзывался на илистом дне. Было тихо, только раздавался едва слышный плеск воды и ― совсем близко, у плеча ― дыхание Драко.

Неожиданно я провалился в какую-то яму и оказался в воде почти по плечи. По счастью, крикнуть не успел, слишком сильно сжал зубы от холода, а то потом краснел бы. Понятное дело, что мне уже успели померещиться всяческие подводные монстры…

В воде Хорёк как будто весил меньше, и я без приключений дошёл до того места, где остановился старший Малфой. Тот уже раскрыл книгу, окинул меня оценивающим взглядом, как будто сомневаясь, справлюсь ли я. Но отступать уже было поздно.

Никогда раньше я не участвовал в ритуалах, ну, если не считать того, что на кладбище, но мне и думать про него не хотелось. Я знал, что полагается произносить заклинания и сопровождать их определёнными действиями, но Люциус всего лишь опустил глаза в книгу и стал читать вслух.

Его голос утратил напряжённость и стал ровным и мягким, уводящим куда-то вне времени и пространства. Латынь вилась вокруг нас с Драко, обволакивала, оплетала кружевом, отражалась от поверхности воды. Внезапно я понял, что это уже не просто ощущение: вокруг нас словно сгущалось золотистое облако не то света, не то просто каких-то пылинок. «Так вот почему про латынь говорят, что она золотая!» ― пришла мне в голову бредовая мысль. Не выдержав, я решил применить свои новые способности и осторожно коснулся облачка. Оно ярко заискрилось, и я даже испугался, что чего-то напортил, как вдруг меня словно ударило понимание: несмотря на сияние, эта магия была тёмной.

Я мысленно шарахнулся, стремясь разорвать контакт, но было поздно: золотистая пыльца, такая яркая посреди темноты летней ночи, уже осела на коже Хорька, вырисовывая на ней нечто немыслимое: то ли руны, то ли цветы. Держать Малфоя стало в десять раз труднее, и я с ужасом почувствовал, что мои руки разжимаются сами собой. Я бросил умоляющий взгляд на Люциуса, но тот не отрывал глаз от книги, и слова, произносимые чётким ровным голосом, лишали ощущения времени. Казалось, я стою здесь уже несколько часов, в голове бился монотонный ритм, голый безвольный Хорёк выскальзывал из рук… Что-то рванулось из меня, вплетаясь в узор, дополнило рисунок, и держать стало легче. И в этот момент слова подошли к концу.

― Опускайте, Поттер!

Как это правильно сделать, я не знал, поэтому просто подогнул колени, погрузившись в воду по шею. Хорёк булькнул под водой, пузырь воздуха лопнул рядом с моим лицом.

― Он задохнётся, ― процедил я сквозь стиснутые зубы. Спустя бесконечность Малфой кивнул, и я рывком распрямился. Узоров больше не было. Хорёк дышал на моих руках, часто, почти задыхаясь, и обводил бессмысленным взглядом звёздное небо с жалким отсветом вечерней зари на западе.

― Получилось? ― так же сквозь зубы спросил я. Люциус покачал головой, не отводя взгляда от бледного лица Драко:

― Пока не знаю. Должно пройти некоторое время.

― Какое… время?! ― задыхаясь, прошипел я. ― За ним придут завтра днём!

― Этого времени хватит, ― ответил он. ― Осторожно разворачивайтесь и ступайте к берегу.

Он пошатнулся, и я, как мог, но, конечно же, неловко подставил плечо.

― Это занимает так много сил? ― спросил я, двигаясь туда, где на берегу маячил силуэт Гермионы.

― Я должен был вообще упасть в беспамятстве, ― процедил он, и я понял, что он сдерживается, чтобы не стучать при мне зубами. ― Это древний темномагический ритуал, призывающий силу водной стихии. Как вы понимаете, она бесконечна. Но бесплатно ничего не бывает, поэтому от волшебника требуется почти вся его магия.

― Ага, ― снова прошипел я. ― Значит, вы бы рухнули в воду без чувств и утонули? Ну спасибо, что не обременили мою совесть ещё одной смертью!

― Пожалуйста, ― философски ответил он и тут увидел, что я и вправду в бешенстве. ― Я, конечно, рассчитывал на помощь мисс Грейнджер, так что не беспокойтесь за свою совесть…

― А моя магия должна была участвовать в ритуале? ― спросил я. Вырисованные мною узоры не давали мне покоя.

― Нет, вы выполняли роль помощника.

― Но я же участвовал…

― Правда? ― он как будто бы удивился, и я, не удержавшись, съязвил:

― Только не говорите, что вы и узоров не видели.

― Я… ― начал он и замолк. ― Мистер Поттер, с каких пор с вами происходят странные вещи, подобные этой?

― С детства, ― лаконично ответил я и, видимо, оставил его в полном изумлении.

На берегу к нам бросилась Гермиона, на ходу накладывая на нас осушающие и согревающие чары. Я опустил Хорька на одеяло, и он слабо застонал.

― Поттер, идите к мисс Уизли, мы за вами, ― скомандовал Малфой, но я воспротивился:

― Ну уж нет, мы так не договаривались! Хотите рухнуть по дороге?

Он, видимо, ослаб настолько, что не мог даже спорить.

Джинни убежала вперёд и придерживала калитку. Подходя к Норе с тихо бормочущим что-то Драко на руках, я оглянулся. Люциус Малфой шёл, опираясь на руку магглорожденной ведьмы Гермионы Грейнджер. Если учесть, что Гарри Поттер только что участвовал в темномагическом ритуале, чтобы спасти своего врага, то этот мир встал с ног на голову.

Небо за окном наливалось бледно-розовым светом. В комнате было темно и тихо, только слышалось ровное глубокое дыхание Драко, да изредка ― шорох одежды, когда сидящий напротив меня Поттер шевелился, меняя позу.

― Мистер Поттер, ― наконец тихо позвал я, и он вздрогнул от неожиданности.

― М-м… Да, сэр?

― Я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы сделали, ― продолжил я. ― Не знаю, когда представится возможность сделать это не на словах…

Он махнул рукой ― было хорошо видно этот жест в темноте:

― Да бросьте, милорд.

― Вы спасли жизнь моему единственному сыну, а теперь говорите «не стоит благодарности»? ― спросил я, добавив недоверчивости в голос: вдруг мальчишка поддастся искушению?

― Я не об этом, ― перебил он. ― Не говорите о благодарности, мы оба не знаем, что будет завтра, и кто из нас переживёт другого.

― Вот как… ― протянул я, в действительности поражаясь. ― Не ожидал от вас таких речей…

Он усмехнулся, ― как мне показалось, горько.

― Это вам Драко со Снейпом про меня наговорили, что я шрамоголовый болван? О Мерлин… Каким сейчас всё кажется глупым ― придирки Снейпа на уроках, оскорбления Драко…

― Вы повзрослели? ― предположил я всё тем же искушающим тоном, но он не поддался:

― Даже если и так, я не хочу, чтобы кто-то ещё так же повзрослел.

Он ссутулился на стуле, сложив руки на его спинке и оперевшись о них подбородком ― взъерошенный, лохматый, в нелепых маггловских обносках ― этот мальчишка с мудростью старика.

― Гарри, ― мягко произнёс я и понял, что впервые назвал его по имени. ― Давайте не будем о войне. Ею и так полно всё вокруг…

― Давайте, ― согласился он и вдруг фыркнул, приподняв голову:

― Знаете, когда я его убью, после пойду к Фортескью и налопаюсь мороженого на год вперёд. Весело будет, правда? ― судя по его тону, он сам себе не верил, а за словами «мороженое у Фортескью» стоял, по меньшей мере, недельный запой.

Мне пришло в голову, что не помешало бы начать выторговывать своей семье поблажки в случае победы этого лохматого зверька.

― Ну это вы. А что будет с другими?

― Вы про себя? ― мигом раскусил он.

― А вы, однако, хорошо, разбираетесь в людях, ― польстил я, наблюдая за реакцией.

― Возможно, просто переобщался со слизеринцами? ― он засмеялся тихонько, чтобы не разбудить Драко.

― Так всё-таки? ― настаивал я, решив идти напрямик.

― Всё будет зависеть от политики Министерства и от того, кто будет у руля, ― ответил Поттер. ― Возможно, в первые же дни я сумею выторговать для вас пощаду. ― Он приподнялся, сжав, как мне показалось, кулаки. ― Но в Азкабан или на Поцелуй я вас не отдам.

― А Снейпа отдали бы? ― спросил я.

Мальчишка сдул чёлку со лба.

― Начинается. Ему конфету, а он всю руку норовит оттяпать, ― он улыбнулся и вдруг снова ожесточился. ― Со Снейпом я сам поговорю.

― И решите, заслуживает он снисхождения или нет? ― иронично предположил я. ― А не кажется ли вам, что вы много на себя берёте? И ещё вопрос, нужно ли ему будет ваше снисхождение?

Он замолк, шмыгнул носом.

― Ну, я же не с корыстными целями…

― Вот именно поэтому.

Он снова помолчал, видимо, решив про тяжёлый снейповский характер расспросить позже.

― Так, значит, вы его забираете, ― кивок в сторону Драко.

― Забираю.

― Когда? ― не глядя на меня, спросил он.

― На рассвете, ― я взглянул в окно, где небо уже золотилось.

― А куда?

― Ну, это уже не ваше дело, мистер Поттер, ― резко ответил я.

― Нет, просто… ― попытался оправдаться он. ― Когда вы уйдёте, я разуверюсь, что всё встало с ног на голову, и попробую жить по-прежнему.

― Не сможете, ― успокоил его я. ― Но и остановить не пробуйте. Просто придержите калитку, когда я его унесу, и всё.

― Аппарировать сможете? ― деловито спросил он, хмурясь.

― Смогу, ― коротко ответил я.

― А куда вы уходили после ритуала? Договариваться об убежище? ― не отставал Поттер.

Всё-то ему расскажи…

― Мистер Поттер… Да, нормально и ― да, об убежище.

Он вздохнул, устроился на стуле поудобнее.

― Можно вопрос?

― Так вы их и без разрешения задаёте, ― улыбнулся я. Определённо, в мальчишке было что-то забавное.

― Вам когда-нибудь хотелось изменить свою жизнь? ― проникновенно спросил Поттер. ― Так, чтобы совсем с прошлым порвать?

Я подумал. Вопрос явно был неудобным, но отчего-то я решил не лукавить.

― Да, мистер Поттер, хотелось. Не спрашивайте об обстоятельствах, просто поверьте, что то, что вы сейчас испытываете, мне знакомо.

― Я сейчас вернусь, ― вдруг сказал он, поднимаясь со стула. Я сидел в невесёлых раздумьях и не заметил, как прошло уже минут пятнадцать. Уже пора было начинать беспокоиться, хватать Драко в охапку и бежать отсюда, но тут Поттер бесшумно возник на пороге, прикрыл дверь.

― И где же это вы отсутствовали так долго? ― язвительно спросил я, и он неопределённо пожал плечами, пряча глаза. Я поднялся, и, оказавшись рядом с ним, взял его за подбородок, зная, как безотказно подавляюще подействует этот приём при нашей разнице в росте.

― Мистер Поттер, ― как можно более ласково произнёс я и увидел, что он разобрал угрозу. ― Если вы что-то задумали, то лучше признайтесь сейчас…

― Н-нет, я ничего не задумал, с чего вы взяли? ― он начал с лепета, но к концу фразы заговорил увереннее.

― Доживёте до моих лет ― поймёте, ― холодно ответил я отпустил его. ― Думаю, нам пора.

Он кивнул. Я уменьшил фолиант и убрал его за пазуху, потом завернул сына в собственную мантию, твёрдо решив, что из этого дома не возьму ничего. Поттер смотрел не отрываясь, даже с какой-то жадностью, и я подумал, что он тоскует о человеке, который вошёл в его эротические фантазии. Я мысленно передёрнулся и поднял Драко на руки. Так же, как и в начале ночи, мы спустились по лестнице, открыли замки и отменили заклятия, прошли по двору, и Поттер отворил калитку, за которой кончался охранный барьер Норы. Я вышел; мальчишка протянул мне мою трость, глядя с напряжением.

― Прощайте, Поттер, ― тихо промолвил я. ― Надеюсь, нам не доведётся встретиться на поле боя.

― Прощайте, мистер Малфой, ― в тон мне промолвил он. ― Если я не доживу до момента материальной благодарности, то знайте, что Джинни бредит квиддичем, а Гермиона ― редкими книгами.

― Учту, ― я попытался улыбнуться, но не смог, и только прикрыл глаза, сосредотачиваясь для трудной парной аппарации. Уже когда меня втягивало в воронку, я почувствовал, как чьи-то руки крепко уцепились за мой локоть.

Бонус — рисунки.

http://ifotki.info/10/6f98de3b962490d22bf212fecde6a54c5f49b5110844582.jpg.html — портрет лорда Малфоя. С рисунком мне помогала Эппс, а красил я сам.

http://ifotki.info/10/fc790afdb42b83a9ca24642521b256245f49b5110845012.jpg.html — это свадебная фотография из 2 главы, но получилось коряво.

http://ifotki.info/10/e09dcbd3a3184cf507361477c206cbd05f4952111727623.jpg.html — картинка неизвестного автора, подходящая для гл. 20, Осколки.

http://ifotki.info/10/901e6a34e4ad33991daa92c2de243fb95f4952111727348.jpg.html — Гарри пастелью.

http://ifotki.info/10/5abe149c4b6ed1328a4d8aa371bf7a365f4952111728199.jpg.html — Августус Руквуд, набросок. Идея — viking-carrot.

http://ifotki.info/10/08c9235c0d9702656a609d9422cf49c85f4902111769564.jpg.html — илл. к главе 11, Слёзы.

http://ifotki.info/10/692e108f582d0191e6159c57e45e9f105f4902111769805.jpg.html — илл. к гл. 4, Лечение.

http://ifotki.info/10/915bb5d51fd55efa5305b544009c0eef5f4902111770533.jpg.html — картинка неизвестного автора, подходящая к гл. 5, Воспоминания.

Открыв глаза, я машинально порадовался тому, что перед глазами нет этой жуткой розовой занавески, которая почему-то напоминала об Амбридж. Потом вдруг сообразил, что я не в Норе. В обиталище Уизли не могло быть такого ― чёрных занавесей на окне, бронзового канделябра на комоде и яркого ощущения нежилой комнаты.

Я приподнялся. Шторы были задёрнуты ― явно кто-то позаботился обо мне, потому что иначе солнечный свет разбудил бы меня. Я прищурился в полумраке и чуть не шарахнулся, уловив на стене какое-то движение. Потом пришёл в себя, сообразив: портрет.

В теле была необыкновенная лёгкость, а всё, что случилось со мной за эти несколько дней, уже не причиняло боли при воспоминании. Было и было. Главное, что я жив и, кажется, в безопасности. Только вот где?

Я выбрался из кровати, со смешком припоминая свои истерические попытки превратиться в волка и всех загрызть. Оказывается, подростковый максимализм я ещё не до конца изжил…

Ни обуви, ни одежды возле кровати не нашлось, пришлось ступать по полу босиком и в пижаме, явно из чего-то трансфигурированной.

Первым делом я подошёл к портрету, и изображённая на нём женщина подняла голову, оторвавшись от рукоделия.

― Здравствуйте, ― тихо сказал я, рассчитывая, что она скажет мне, где я нахожусь. Однако чаяниям моим не суждено было сбыться. Откуда-то снизу (значит, я был на втором этаже) донёсся грохот, а потом вопль:

― Я всегда утверждал, что вы безмозглый идиот, но не мог предположить, что вы дойдёте до такого безумия! Какого Мордреда, я вас спрашиваю, вы вечно суёте свой нос куда не надо?!

Мои губы помимо моей воли растянулись в улыбке. Крёстный здесь, и, судя по тому, что так орёт, жив и здоров. А на кого, кстати, обрушивается вся эта пламенная речь?

― Вы не думаете не только о других ― вы и о себе-то не думаете! Тройная аппарация ― великий Мерлин! Скажите спасибо, что ваши ни к чему не пригодные мозги не забросило куда-нибудь в Африку! Хотя сомневаюсь, что вы бы это заметили!

Снизу донёсся другой голос ― тихий, как будто оправдывающийся. Определённо, это становится интересным.

― Вы даже не представляете, во что ввязались! Пойти неведомо куда только потому, что вам так захотелось! ― снова загрохотал Снейп.

Я открыл дверь, высунул нос в тёмный коридор и, не увидев ничего опасного, направился к лестнице, свесился вниз через перила.

Прихожая освещалась всего парой свечей, но всё равно было хорошо видно, что отец стоит у входной двери. Ближе ко мне, у лестницы, друг напротив друга в воинственных позах замерли Снейп и Поттер. Крёстный стоял как каменное изваяние и сверлил взглядом гриффиндурка, который держал в руке палочку и, сверкая очками, явно готовился драться.

― Вот что, ― дрожащим отчего-то голосом проговорил Поттер, ― я сделал свой выбор, и не вам меня за него судить! Должны бы радоваться, что я верю вам больше, чем своим друзьям, хотя вообще-то не за что!

― Радоваться? ― скривился Снейп, и я в предвкушении затаил дыхание, ожидая, что Поттеру сейчас достанется по первое число. ― Ну спасибо вам, что поставили меня рядом с этим недотёпой Уизли! Облагодетельствовали, так сказать. Если уж на моей стороне будет такое убожество, как вы, я предпочту поменять сторону!

― Ваше право! ― фыркнул Поттер, по-видимому, беря себя в руки. ― Вы меня этим не уязвите, профессор. А вот чары Хранителя надо было лучше ставить! Это надо же ― первый, кто аппарирует на крыльцо! Ну вот и получайте. Я как раз что-то такое и предполагал.

― Поттер, ― придушенно прошипел крёстный, и я понял, что он едва удерживается от банального рукоприкладства. ― Я думаю, с вас хватит одного Обливиэйта, и вы отправитесь в прибежище справедливости под названием Нора и перестанете действовать на нервы тем, кто воюет по-настоящему, а не просиживает штаны подобно вам!

Я решил, что пора показаться, тем более, что ситуация и в самом деле была интересной.

― Минуточку, а что, вообще здесь происходит? ― громко спросил я. Эти двое обернулись ко мне, отец не двинулся с места, впрочем, я знал, что он давно меня заметил.

― Как ты? ― спросили Снейп и Поттер в один голос, забыв о ругани, и тут же с ненавистью уставились друг на друга.

― Я-то нормально, ― ответствовал я, спускаясь по лестнице с хлипкими перилами. ― Ваши вопли мёртвого поднимут.

Остановившись между ними и оглядев всех троих, я повторил свой вопрос:

― Где я, почему здесь Поттер и что произошло? ― отчего-то это вышло почти жалобно.

― Северус, у нас мало времени, ― произнёс отец, и я, приглядевшись, стал понимать, что с ним что-то не то. ― Лучше все вопросы решить сразу.

Он оторвался, наконец, от двери и нетвёрдым шагом направился в дверь слева ― вероятно, в гостиную. Я пошёл за ним. Тяжело опустившись на старый диван, отец поставил трость между колен, и здесь, в свете дня, я увидел, как он вымотан.Я присел рядом с ним, подобрал ноги ― держать их на полу было холодно. Снейп бесшумно скользнул по комнате к окну, остановился на полдороге, а Поттер так и застыл в дверях, оглядывая нашу компанию и не решаясь зайти дальше.

― Драко, мы провели темномагический ритуал, который вернул тебе душевное равновесие, ― заговорил отец, и я видел, что каждое слово даётся ему с трудом.

― Кто это «мы»? ― уточнил я, глядя то на него, то на крёстного. Гриффиндорца я в расчёт не брал. Тем больше меня поразило объяснение:

― Я, мистер Поттер, мисс Грейнджер и мисс Уизли.

Я, судя по всему, замер с открытым ртом. Чтобы Уизли и грязнокровка…

― Ты находишься в моём доме в Галифаксе, ― заговорил Снейп, беря инициативу в свои руки. Отец замолк, дыша тяжело и глубоко. ― Люциус, держись, я сейчас.

Снейп вышел, нарочно толкнув плечом окрысившегося Поттера.

― Да, по-видимому, я плохо знаю этот мир, ― протянул я. ― Грейнджер…

― А ты его знал? ― выплюнул Поттер. ― Ты, маменькин сынок?

― Схлопочешь, ― предупредил я.

― Да не гони, ― он махнул рукой. ― Я тебе, можно сказать, жизнь спас, а ты тут возникаешь.

Я не нашёлся что ответить. Фактически он был прав, если отец сказал про ритуал, в котором он участвовал. Стоп.

― Поттер, так ты вправду участвовал в ритуале? Темномагическом?!

― Ну, участвовал, и что? ― он дёрнул плечом. ― Что только не сделаешь ради одного кусачего хорька? Мне даже понравилось… Да рот-то прикрой!

― Ради… ради меня? Понравилось? Тёмная магия?! ― воскликнул я, не веря. ― Поттер, это точно ты или Пожиратель какой-нибудь замаскированный?

― В первый раз мы встретились в магазине мадам Малкин, ― бросил он. ― А потом в поезде, а потом ты отнял напоминалку у Невилла…

― Замолчи, верю, ― замахал руками я и вдруг почувствовал, как долгое время не использовавшаяся магия рвётся с кончиков пальцев. Решив сделать полезное дело, я повернулся к отцу, который наблюдал за нами из-под полуопущенных век, коснулся его висков, даже не шепча заклинания, а просто желая исцелить и дать сил.

― Драко, как ты это сделал? ― Люциус смотрел на меня недоумённо, но усталости в его взгляде не было и в помине.

― Я? ― я оглядел свои руки. ― Просто захотел тебе помочь. А разве так не бывает, что, когда долго не колдуешь, потом и беспалочковые можно без труда?

Он покачал головой, потом посмотрел на Поттера.

― Это нужно выяснить… ― произнёс он как бы про себя. В этот момент, держа в руках несколько фиалов с зельями, на пороге появился Снейп.

― Люц, я… ― начал он.

Отец прервал его нетерпеливым жестом:

― Поттер остаётся.

Я поставил пузырьки на стол и только тогда обернулся к дивану.

― Почему? Ты ему веришь? ― говоря, я отметил, что за время моего отсутствия Люциус странно преобразился: исчезли тени под глазами, взгляд стал внимательнее, а поза ― увереннее.

― Не в этом дело. С Поттером что-то происходит, ― ответил тот, задумчиво глядя на лохматое недоразумение, которое навострило уши, но пока не перебивало. ― Ты бы поверил, если бы тебе сказали, что он может наложить несколько беспалочковых подряд и даже не поморщиться?

― Нет, ― не раздумывая ответил я. ― Он на такое не способен.

― Я видел это собственными глазами, ― сообщил Люциус. Драко озадаченно крутил головой, пытаясь смотреть сразу и на нас, и на Поттера.

― Затем, ― продолжал старший Малфой обманчиво спокойным тоном, ― он участвовал в ритуале восстановления души, в воде, и поддержал меня своей магией.

Я не удержался и тоже посмотрел на Поттера, который уже начинал чувствовать себя неуютно. Правильно говорят: чем ниже интеллект, тем хуже с самосохранением. Орать и пытаться убежать мальчишка должен был ещё когда я, услышав шум в прихожей, вышел из комнаты, а не через полчаса после того, как осознал, где находится.

― Люц, но это невозможно! Поддерживать подобный ритуал может только очень сильный волшебник уровня Дамблдора или Лорда…

Люциус бросил в мою сторону снисходительный взгляд.

― Или Поттера. Потому что кто сказал, что он слабее двух вышеназванных? В конце-концов, если бы не он, я бы не сидел здесь. Ты же знаешь, какая у большинства ритуалов отдача. Меня бы неделю откачивали, а о магии можно было бы забыть года на два.

Драко ахнул, а глаза его в ужасе округлились.

― И это ты… ради меня?! ― неверяще воскликнул он.

― А что мне оставалось делать? ― с досадой спросил Люциус. ― Бросить тебя умирать?

Драко замер, побледнев, потом осторожно прижался к его плечу. Пришлось отвести глаза ― не переношу вида подобных нежностей, тут же возникает боль. Взгляд опять наткнулся на Поттера, который всё так же стоял у двери, вцепившись в косяк.

― Что вы там приклеились, идите садитесь уже, ― недовольно сказал я. Поттер пересёк комнату и с нахальным видом уселся на коврик у камина. Мало того, он ещё и решил заговорить:

― Если бы вы, профессор, меня выслушали, решение было бы принято гораздо раньше, ― сказал он с таким видом, как будто это я встретил его словами «Ага, вот вы где отсиживаетесь!».

― Мне, знаете, ли, всё равно, что там со мной происходит, ― продолжал мальчишка. Только тут я попытался отбросить раздражение и уловил, наконец, его мысль:

― Главная моя цель вам известна. Если наши намерения совпадают, я предлагаю вам присоединиться ко мне, ― он оценивающе оглядел нас и искривил губы в усмешке, которую у прежнего Поттера я не видел никогда: ― Или вам его жалко?

― Что взамен? ― спросил Люциус деловым тоном.

― Информация, которая может помочь, ― быстро ответил мальчишка. ― А после победы ― полное восстановление доброго имени.

― А что, ваши приятели вам помогать отказались? ― не удержался я, и поразился тому, как блеснули его глаза.

― Мне, они, знаете ли, не приятели, а друзья, и рисковать ими я не собираюсь! ― Поттер говорил придушенно и, не скрывая неприязни, косился на меня из-под чёлки. ― Кроме того, Рон мне больше не друг, после того, что он сделал. Я уже под Фиделиусом, так что решение за вами. Откажетесь ― пойду один, память мне можете стереть, про это место я и не вспомню.

Он замолк и ждал. Я повернулся к Люциусу:

― Ну, что скажешь, устраивает нас предложение мистера Поттера?

― Что за информация? ― поинтересовался тот у мальчишки. Поттер усмехнулся.

― Сначала Непреложный Обет, потом всё остальное.

― Растёте, ― промолвил я и лишь потом сообразил, что это была похвала. Но мальчишка уже расцвёл.

― Да, профессор. Было время подумать.

Я облокотился о стол и не сводил глаз с Поттера. Тот заёрзал.

― Ну и куда же вы пойдёте, если мы откажем? ― вкрадчиво спросил я. Поттер размышлял недолго, бесшабашно тряхнул патлами:

― Да неважно, аппарировать умею. До сентября помотаюсь где-нибудь.

― Мистер Поттер, вы соберётесь, как вы выразились, помотаться, а к сентябрю разгромите полстраны и принесёте голову Волдеморта на блюдечке. Так что сидите вы лучше здесь, всем спокойнее будет, ― сказал я, уже зная, каков будет итог.

Он поднял на меня глаза, и я увидел в них неподдельную щенячью радость.

― Правда? Можно?

― Нужно, ― отрезал я и перемигнулся с Малфоями. Люциус медленно кивнул.

― Есть ещё кое-что, ― сказал он. ― С Драко тоже что-то происходит. Если в случае Поттера я готов был предположить, что это чьё-то наследие, то здесь я бессилен. Нужно использовать все возможности, чтобы победить, а для этого ― разобраться в… гм… ваших феноменах.

Поттер фыркнул.

― Господа, если вы собрались мне помогать, то сообщаю, что придётся много побегать.

― В каком смысле? ― не вытерпел наконец Драко.

― В прямом, ― отрезал Поттер, поднялся, подошёл ко мне, протянул руку, и я несильно сжал её, чувствуя, что от волнения у мальчишки взмокли ладони. Однако держался он на удивление хорошо, как раньше, так и сейчас. Лишь немного помолчал, прежде чем произнести формулу клятвы:

― Итак, я, Гарольд Джеймс Поттер клянусь Северусу Тобиасу Снейпу, что…

Я впитывал это чувство власти над ним, в глубине души понимая, что поступаю не совсем хорошо. И всё-таки слова звучали музыкой триумфа: Поттер клянётся Снейпу…

Всё-таки зря я не послушал Шляпу. Очень зря. Потому что только что мне удалось склонить к сотрудничеству сразу трёх слизеринских змей ― уж изворотливее и ядовитее этих троих был, разве что, сам Том… Один из вышеупомянутых змеев по-прежнему сидел на диване, поджав под себя босые ступни, и я подумал, что наколдовать ему хотя бы тапочки у меня точно не получится, а значит, когда два других уползут по своим змеиным делам, представится возможность ещё поносить его на руках…

― Поттер! Опять мечтаете!

Я встряхнулся и уставился на Снейпа.

― Никак нет, сэр! ― бодро отчеканил я и покосился на стоящие на столе зелья: вот мне бы они пригодились, а то уже сутки на ногах. Впрочем, выспавшимся здесь был один только Драко.

― К моему прискорбию, мы вынуждены оставить вас здесь вдвоём, ― мой бывший профессор нахмурился. ― Надеюсь, вашего вновь обретённого благоразумия хватит, чтобы не…

― Да понятно всё, понятно, ― отмахнулся я. ― Не думаете же вы, что я стал круче Волдеморта и могу снять с себя Непреложный Обет?

Снейп с подозрением глянул на меня, забыв сделать замечание, что я не назвал его «сэр».

― Нет, серьёзно?! ― изумился я в ответ на его молчание. ― Вы так думаете?

― С вами, мистер Поттер, никогда и ни в чём нельзя быть уверенным, ― сказал мне Люциус. Драко, свесившись через валик дивана, наблюдал всю сцену. Нет, если хватит сил, не отвертеться Хорьку от ещё одного путешествия на руках. Ведь в Обете говорилось только про то, что нельзя причинять вред, но не запрещалось носить белобрысого на руках!

― Тогда вот что, сэр, ― вежливо обратился я к Снейпу. ― Не соблаговолите ли вы разрешить мне доступ в вашу личную библиотеку?

С дивана раздалось приглушённое фырканье. Ну погоди, вот останемся мы с тобой вдвоём…

― С какой целью? ― скривился Снейп. Видимо, ему претила сама мысль о том, что я буду прикасаться к его вещам.

― Э-э… Мне очень надо, сэр… ― я заёрзал на коврике. Люциус присел в кресло и принялся с интересом изучать свои ногти.

― Мистер Поттер, мы ещё не услышали ни слова о вашем грандиозном плане по истреблению Тёмного Лорда.

Ничего не попишешь, я и не ждал, что мне вот так с первого раза удастся обвести их вокруг пальца. Ну что же…

Я уселся поудобнее.

― Хорошо, господа. В таком случае, у меня для вас плохая новость.

Я выдержал драматическую паузу.

― Волдеморт бессмертен.

― Бессмертен? ― медленно произнёс Люциус. Драко сидел с открытым ртом, не встревая пока во взрослые разговоры. ― Как это может быть?

― Крестражи, ― пояснил я. Снейп тяжело выдохнул.

― Я так и думал, ― убито сказал он. Я взглянул снизу вверх:

― Разве Дамблдор вам не сказал?

― Чёрта с два он бы мне сказал, ― выплюнул Снейп и добавил: ― Хотя я догадывался…

Я кивнул:

― Не без его помощи, вероятно, только этого не осознавали.

― Сколько у него крестражей? ― справившись с первым потрясением, спросил старший Малфой.

― Семь, но это только предположительно, ― ответил я. ― Не беспокойтесь, два уничтожены.

― Слабое утешение, ― процедил Снейп, отворачиваясь к окну. Я призвал свою гриффиндорскую сущность и посмотрел на Малфоя взглядом а-ля «как вам не совестно»:

― Милорд, а вы разве не догадывались, что говорливая тетрадочка, оставленная вам по наследству Волдемортом, ― это не просто вещь? Готов поспорить, вы переписывались с ним… тем Томом…

Малфой смерил меня странным взглядом.

― Мистер Поттер, скажите, пожалуйста, каким чудом вы с таким аналитическим мышлением загремели на Гриффиндор?

Я усмехнулся и сам почувствовал, что улыбка вышла кривой.

― Не поверите, Шляпа серьёзно хотела отправить меня на ваш древнейший и благороднейший факультет, но я её уговорил этого не делать…

Драко чуть не упал с дивана.

― Поттер, так ты наш?!

― Тогда чуть было не стал вашим, а сейчас… ― я опустил голову, понимая, что порвал с Гриффиндором раз и навсегда. ― Сейчас, пожалуй что, ничей…

― Так что с крестражами? ― обернулся Снейп.

Я вкратце рассказал им о страсти Волдеморта к значимым вещам.

― Поэтому, сэр, мне нужна ваша библиотека. Я хочу узнать что-либо о вещах, которые принадлежали Основателям. Начинать нужно с них. Дневник и кольцо Гонтов уничтожены. Меч Гриффиндора точно не крестраж.

― Медальон Слизерина… ― протянул Люциус задумчиво.

― Чаша Хаффлпафф, диадема Райвенкло, ― добавил Снейп. ― Которые находятся неизвестно где.

Я кивнул:

― Мне нужны все сведения об этих предметах, а также о методах поиска и уничтожения крестражей.

― А ещё два? ― спросил Драко. Мне вдруг захотелось, чтобы он свалился-таки с дивана.

― Нагайна? ― предположил Снейп. ― Она всюду с ним.

Мы замолкли. Я бездумно смотрел на голую ногу Хорька. Может быть, профессор вовсе не такой ублюдок, каким хочет казаться. Особенно когда речь идёт о деле. И Малфои, наверное, тоже люди…

И всё же, что это за седьмой крестраж?

Снейп вдруг встряхнулся и, пробормотав что-то, вышел. Я посмотрел на Люциуса, он на меня, а Драко ― на нас обоих.

― Для уничтожения крестражей нужно что-то особенное? ― спросил старший Малфой.

― Я точно не знаю, сэр, ― ответил я. ― Скорее всего, да. Дневник Тома я уничтожил клыком василиска.

― Значит, нужно достать яд… ― задумчиво протянул Люциус. ― А для этого ― попасть в Хогвартс…

― Верно, сэр. Ну, или достать меч Гриффиндора, он пропитался ядом, ― добавил я.

Вернулся Снейп, левитируя перед собой поднос с четырьмя чашками и сахарницей.

― Чай с ромом, ― сказал он. ― Думаю, нам всем не помешает.

Люциус принял подплывшую к нему чашку.

― Я пришлю сюда толкового домовика. Пусть готовит и убирается, а то на твой дом смотреть страшно, ― сказал он Снейпу.

― Я сам умею, ― буркнул я, подумав, что, наверное, бывший профессор не любит своё жилище. По крайней мере, вряд ли в его хогвартских покоях был такой же бардак.

Чашка зависла передо мной, и тут я вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего обеда. Я жадно отпил тёрпкого горячего чая, который провалился в желудок обжигающей волной. М-м-м, вкуснотища… Я быстро осушил чашку в два глотка. Пока нет домовика, надо произвести ревизию припасов на кухне и сварганить что-нибудь самому. В конце-концов, Драко не ел уже сутки.

Я поднял глаза и с неприятным чувством обнаружил, что все смотрят на меня.

― В чём дело? ― спросил я. Снейп горестно вздохнул.

― Тролль, Поттер, Тролль.

― Какой тролль? ― недоумённо спросил я.

― По моему предмету, ― отрезал тот.

Слишком поздно я понял, что было не то: к чаю никто, кроме меня, не прикоснулся. Уже чувствуя, как темнеет в глазах, а тело охватывает смертельная усталость, я выхватил палочку, но онемевшие губы не сумели произнести заклинание. Где-то далеко-далеко покатилась по ковру выроненная мной чашка. Нестерпимо захотелось прилечь.

Последнее, что я подумал, было: «Ну, вот тебе и обхитрил…»

Я с интересом смотрел, как Поттер пытается выкрикнуть заклинание, но его рука с палочкой опускается помимо его воли. Выпавшую из ослабевших пальцев чашку он, похоже, даже не заметил. Глаза у мальчишки закрывались сами собой, и я даже уловил момент, когда он перестал бороться. Поттер прилёг прямо на полу, где сидел, вздохнул как-то потерянно и устало и свернулся калачиком.

― Ты его отравил?! ― изумился Драко, глядя на Северуса. Тот криво усмехнулся:

― Ещё чего не хватало ― переводить дорогие яды на это нечто. Всего лишь снотворное.

― Можно дешёвые, ― предложил я. ― Эффект тот же.

― Дешёвых не держу, ― отрезал Снейп.

― Ну и зачем тебе понадобилась сия драматическая сцена? ― я кивнул на Поттера и заметил, что у него перекосились очки и теперь давили на переносицу. Впрочем, облегчать его участь никто из нас не собирался.

― Чтобы под ногами не путался, ― сухо сказал Северус. ― Есть у нашего героя такая милая особенность: влезать, когда не просят…

― Я заметил, ― улыбнулся я. Если исключить обстоятельства, нелепые поступки мальчишки были бы даже забавны. ― И ты в добровольно-принудительном порядке уложил его спать.

Снейп неожиданно фыркнул, взял со стола свою чашку, повертел в руках, опять поставил.

― Сколько он не спал ― сутки? И не заснул бы, он взбудоражен до предела тем, что натворил. А мой дом мне нужен в целости, ― Северус присел на диван рядом со мной, взглянул на нетронутые чашки. ― Да вы пейте, не бойтесь.

Я осторожно сделал глоток успевшего слегка остыть чая.

― И что мы будем делать дальше? ― спросил сын, осушив чашку залпом. Я догадался, что он, должно быть, зверски голоден.

― Раздобудем тебе палочку, ― рыкнул Снейп. ― Чтобы ты мог защищаться от этого озабоченного идиота, когда он проснётся!

― Мальчик не идиот, ― покачав головой, сказал я. ― Нужно отдать ему должное: он поступил оригинально и… умно. И ты не можешь это не понимать, потому что никто из нас не думал о таком варианте.

― Привычка, ― буркнул Снейп. ― Ты сейчас домой?

― Нет, ― я отставил пустую чашку. ― Спасибо за чай. У меня есть кое-какие дела. Если хочешь, возвращайся в Мэнор. Белла подозрительна до ужаса. Помелькай у неё перед глазами.

― Ладно, ― он посмотрел на посапывающего Поттера так подозрительно, будто тот был каким-нибудь сложным взрывоопасным ингредиентом; вытащил палочку, собираясь его левитировать.

― Подожди, сначала разберёмся с остальным, ― остановил я его и щёлкнул пальцами. ― Типпи!

Лопоухий эльф появился передо мной, поклонился до пола:

― Что угодно хозяину?

― Типпи, ты останешься в этом доме и будешь слушаться не только Драко, но и мистера Снейпа, ― приказал я. ― Ты меня понял?

― Типпи понял хозяина Люциуса, ― пропищал эльф. ― Типпи сделает всё, как было приказано.

― Я запрещаю тебе рассказывать кому бы то ни было об этом доме, ― продолжал я. ― И также давать о нём знать любым другим способом. Тебе запрещено впускать в этот дом кого-либо другого, кроме людей, находящихся в нём сейчас. И ты будешь служить здесь, пока я не позову тебя обратно, ясно?

― Да, хозяин Люциус! ― подпрыгнул эльф. ― Типпи рад услужить хозяину. Хозяин Люциус, можно Типпи спросит?

― Спрашивай, ― разрешил я благосклонно. Нечасто эльфы задают мне вопросы, видимо, сейчас начали отбиваться от рук.

― Сколько сейчас в доме человек?

― Четверо, а то не видишь? ― спросил я. Типпи определённо был самым бестолковым из домовиков. Поняв моё недовольство, домовик прижал уши:

― Простите Типпи, хозяин Люциус! Хозяин не разрешал Типпи считать самому…

Эльф обернулся, ища глазами четвёртого, и подпрыгнул чуть ли не выше своего роста:

― Сам сэр Гарри Поттер!

― Прекрати истерику, ― строго велел я. Типпи сжался.

― Иди на кухню и приготовь завтрак, ― велел Снейп. Эльф испарился, не посмев даже пискнуть.

― Я пойду посмотрю, не натворил бы чего, ― Северус вылетел из комнаты, но я прекрасно знал, что это только предлог, чтобы оставить нас с Драко вдвоём. Спящий Поттер не в счёт, хотя у меня возникло иррациональное ощущение, что он даже во сне может подслушать наш разговор.

― Драко.

― Да, отец?

― Что бы ни случилось, ― не рискуй своей головой, будь осмотрителен. Может статься так, что нас с Северусом не окажется рядом.

Сын серьёзно кивнул, но перебивать не посмел.

― Поттера не зли. Оставь в стороне всё, что было в школе. В конце концов, ты уже взрослый и можешь понять, что для сведения личных счётов сейчас не время.

― Я знаю, отец. Я использую ситуацию как смогу.

― Надеюсь на это. Мы будем периодически появляться здесь, так часто, как только сможем. Вот ещё: если Поттер попросит тебя помочь, ― не отказывай.

― У меня перед ним Долг Жизни, ― хмуро произнёс Драко, изучая узор ковра на полу. ― И я прекрасно понимаю, к чему это обязывает.

― Хорошо, надеюсь, ты уяснил, что от тебя требуется. Учти, от Поттера зависит наше физическое выживание, а после войны благополучие, а значит, в твоих интересах если не подружиться с ним, то хотя бы найти общий язык, ― подытожил я и поднялся, надеясь, что не слишком резко напомнил Драко о нашем с ним прежнем стиле общения, подразумевающем, что я говорю, а он слушает и слушается.

― Да, отец.

Он сидел на диване в трансфигурированной из листов бумаги пижаме, помятый, голодный, с непередаваемым взглядом. Ничего, ему стоит только дать время, ― и мой мальчик приведёт себя в порядок и снова гордо поднимет подбородок. Я только кивнул, прощаясь, ― подумал, что объятия выйдут неловкими, ― и шагнул к двери.

― Отец…

― Да?

Он опустил глаза.

― Я люблю тебя. Спасибо.

Похоже, когда-то давно я допустил ошибку, заставляя его держать все чувства в себе. Я понял это позапрошлой ночью, когда сам плакал по его утраченной чистоте и нетронутой душе.

― Я знаю. Я тебя тоже.

― Типпи, я не просил притаскивать синюю мантию! ― услышал я из гостиной и, проинспектировав качество приготовленного эльфом завтрака, направился туда. Драко стоял среди вороха одежды и держал в руках упомянутую мантию. У меня отлегло от сердца: человек, пребывающий в шоковом состоянии, вряд ли будет так дотошно относиться к своим вещам. Честно говоря, я до последнего боялся, что глубоко внутри себя Драко ещё не осознал до конца, что произошло, а когда осознает, случится беда. Однако, судя по тому, с какой резвостью напуганный эльф бросился биться головой о шкаф, младший Малфой был в полном порядке.

― Сев, отец оставил нам самого глупого эльфа! ― заявил он, увидев меня, и потряс мантией. ― Я же сказал: не надо мне всего гардероба! А этот ушастый путаник…

Услышав критику, эльф стал рыдать и биться ещё сильнее, грозя выломать мне дверцу шкафа.

― Типпи, прекрати сейчас же, ― поморщился Драко. ― Поттера разбудишь. ― Он махнул рукой на кучу одежды: ― А это отнеси домой. Мне нужны только брюки и сорочки. Ещё захвати пару простых мантий и мой любимый жилет, понял?

― Типпи понял, хозяин Драко! ― виновато пискнул домовик, потирая шишку на лбу, и испарился.

Я помолчал, глядя, как Драко, поджав губы, смотрит на то место, где только что лежала одежда. Судя по всему, он просто боялся повернуться и посмотреть мне в глаза.

― Завтрак готов, ― сказал я на пробу.

― Спасибо, сейчас иду, ― ответил крестник, по-прежнему не глядя на меня.

― Драко, ― позвал я. Это он проигнорировать не мог, и мы встретились взглядом.

― Да?

― Драко, как ты?

Он сел прямо на стопку белья, сложенную на диване, но даже не заметил. Я вспомнил, какой он поднимал раньше крик, если обнаруживал на своей одежде хотя бы пылинку. Взгляд его остановился на спящем на полу Поттере.

― Знаешь, Сев, ― заговорил наконец Драко необычайно серьёзным голосом. ― Я… странно себя чувствую. Я всё помню, но оно как будто происходило не со мной, а если и со мной, то несколько лет назад.

― Это эффект ритуала. Боль притупляется, ― пояснил я, воспользовавшись паузой. Драко кивнул, не отводя от Поттера глаз, и стало ясно, что он его не видит. Взгляд его был направлен внутрь себя самого.

― У тебя нет головокружения? Тебе не кажется, что то, что происходит вокруг тебя ― нереально?

― Нет, ― он как-то потерянно покачал головой и вдруг воскликнул: ― Неужели для того, чтобы всё изменилось, должно было случиться такое?!

Я замер, не зная, как отвечать. Но боль в его словах тоже нельзя было проигнорировать.

― Что всё, Драко?

Он снова встретился со мной взглядом, сжал губы.

― Всё, ― упрямо ответил он. ― И Поттер здесь. И отец со мной уже по-другому разговаривает… Знаешь, Сев, я раньше никогда бы не подумал, что он может плакать… А он плакал. Меня обнимал и плакал… ― голос задрожал, и Драко замолк, не желая, чтобы я увидел его слабость. Но я всё равно заметил. С некоторой опаской я с опаской положил руку ему на плечо и искренне обрадовался тому, что он не вздрогнул и не попытался отстраниться.

― Знаешь, кто-то сказал, что истинная сущность человека проявляется в необычных условиях. Таких, как сейчас. Так чему же ты удивляешься? Что Поттер выбрал Слизерин, а Люциус оказался таким же человеком, как и все, со своими слабостями?

Драко шмыгнул носом, уже не скрываясь.

― Нет. Просто непривычно это всё, понимаешь? Я так злился на Поттера, когда он выбрал этого побирушку Уизли…

― Зато время показало, что прав был ты, ― вставил я.

― И так восхищался отцом, когда видел, как он держится в любой ситуации… А тут оказалось, что можно… ну, не знаю, как сказать…

― Спасти родного сына не с маской вечного презрения на лице, а искренне боясь не за продолжение рода, а за близкого человека? ― подсказал я.

― Ты, как всегда, одной фразой сказал всё, что я не мог, ― он улыбнулся, но улыбка тут же погасла.

― Обстоятельства срывают маски, не находишь? ― светским тоном поинтересовался я. ― Если хочешь ― в твоей воле не дать им упасть на лица снова. Не забывай, в традиции слизеринцев раскрываться перед своими.

Он посмотрел на меня.

― Тогда почему мы не сделали этого раньше?

Я развёл руками.

― Потому что люди боятся потерять лицо, не понимая, что это личина.

― А с меня тоже спала маска?

Я кивнул.

― Только ты этого не заметил. У тебя ушла мелочность, ты стал видеть ситуацию шире. То, чего Люциус от тебя безуспешно добивался вот уже несколько лет.

Он фыркнул, развеселившись уже по-настоящему.

― Вот он удивится, когда поймёт!

Драко вскочил и завернулся в первую попавшуюся мантию прямо поверх пижамы, справедливо рассудив, что скоро она снова станет бумагой. По-видимому, обычный ритуал наведения марафета его больше не тревожил.

― Ты завтракать идёшь? ― спросил он, едва не подпрыгивая от хлещущей через край энергии.

― Энергия хлещет через край? ― я растянул губы, стараясь, чтобы попытка улыбнуться не обернулась оскалом.

― Ну… ― он задумался, склонив голову набок и глядя в потолок. ― Внутри так пусто… чисто… и легко, ― Драко посмотрел на меня, и опять его весёлость куда-то делась, уступив место напряжению, даже глаза потемнели. ― Знаешь, я думал, что никто ко мне больше не прикоснётся. Никогда, ― глухим голосом заговорил он. ― Но сейчас я так больше не думаю, потому что отец обнимал меня, и в тебе я тоже не вижу брезгливости, хотя никому из вас не пришлось пройти… ― он замолк: ему не хватило дыхания.

Я помолчал, давая ему время собраться с духом, чтобы договорить, но он молчал.

― Когда-нибудь ты расскажешь об этом? ― осторожно спросил я. Драко задумался.

― Когда-нибудь ― да, ― подтвердил он. ― Но не сейчас, слишком мало времени прошло.

― Я понимаю. Когда захочешь поговорить, не бойся об этом сказать, ― я уверенно смотрел на него, стараясь быть убедительным. Он кивнул, улыбнулся, хотя губы дрогнули.

― Ты позавтракаешь со мной?

― Да, ― сказал я. ― Только сейчас управлюсь здесь кое с чем.

Он ушёл на кухню ― не восторженно оттого, что я поговорил с ним и принял его, но и не потерянно, ― и загремел там тарелками, а я усмехнулся своим мыслям. Драко не стал спрашивать, спала ли маска с меня, и хорошо. Я бы не смог ответить.

Мой взгляд упал на Поттера. Вот кто несколько лет подряд притворялся взбалмошным тщеславным мальчишкой и сумел одурачить даже меня. Недоразумение, да и только…

Недоразумение завозилось, устраиваясь во сне поудобнее. Я отбросил мысли о левитации и, подойдя, поднял его на руки. Не слишком большой труд ― внести тощего спасителя мира на второй этаж.

В обличье ворона я прохаживался под окном кухни Норы и с удовольствием слушал доносившиеся оттуда плач и крик.

― Гарри, Гарри! ― взвизгивала Молли. ― Мой хороший!

― Не плачьте, миссис Уизли! ― уговаривал незнакомый женский голос.

― Недобдили! ― рычал Грюм.

Дверь отворилась. На порог вышла Грейнджер и задумчиво обвела взглядом двор. Я затаился за кустом каких-то цветов. Магглорожденная медленно направилась к задней калитке. Я поднялся в воздух, облетел Нору и, спланировав в камыши, перекинулся в человека. Стараясь не шуршать, вышел на тропинку. Грейнджер стояла на берегу озера, где вода, казалось, ещё хранила в себе синие блики исцеляющей магии.

― Доброе утро, мисс Грейнджер.

Она резко обернулась, выхватывая палочку.

― Спокойно, это действительно я. Или в дневном свете вы мне не верите?

Я взмахнул тростью, накладывая на нас отвлекающие заклятия. Она опустила палочку, но с её лица не ушло настороженное выражение.

― Где Гарри? ― спросила она. Я пошевелил носком ботинка камешек на земле.

― Видите ли, мисс Грейнджер… Я не знаю, хотел бы мистер Поттер, чтобы вы это знали, но думаю, что да. Он теперь с нами.

Она отшатнулась в ужасе.

― С вами?! Он что…

― Перешёл на сторону Тёмного Лорда, сегодня на рассвете принял Метку и сейчас с наслаждением пытает магглов, ― пояснил я. Её глаза стали громадными, а масса волос, казалось, увеличилась в объёме.

― Гарри?! ― ахнула она, наставляя на меня палочку. ― Вы лжёте! Он не мог!

Я едва сдержался, хотя о ругани в присутствии магглорожденных правила этикета не говорили ничего, а что не запрещено, то, как известно…

― Мисс Грейнджер, вы всегда верите на слово своим врагам?

― А? Что? Ох, нет… Вы что, пошутили?

― Ну наконец-то до вас дошло, мисс.

― Зачем? ― не отставала она.

― Зачем что?

― Зачем вы так пошутили?

― Видите ли, мисс Грейнджер, у меня выдались тяжёлые сутки. Я подумал, что, увидев ваше лицо после моих слов, немного развеселюсь, ― честно признался я.

― Ну, знаете! ― теперь она пылала гневом. ― За такие шутки в зубах бывают промежутки!

Я в недоумении посмотрел на неё, не понимая, как воспитанная вроде бы волшебница может сказать подобную гадость, достойную Лютного переулка. Потом до меня дошло:

― Маггловский фольклор?

Грейнджер, определённо, была забавным существом. Она озадаченно посмотрела на меня, а потом фыркнула. Я, правда, не подавал повода к веселью, но её лицо сразу как будто осветилось изнутри мягким лучистым светом, и я подумал, что если грязнокровку принарядить и нормально накрасить, то она будет вполне даже ничего.

― Простите, мистер Малфой, ― сказала она. ― Как-то не думала, что вы можете шутить вполне безобидно…

― Гриффиндор, ― кивнул я. ― Поттер это перерос, причем очень быстро, практически за несколько часов…

― Гарри! Так что с ним?

― Спит без задних ног, ― ответил я и вкратце пересказал ей, что произошло на рассвете.

― Он пошёл с вами добровольно… ― она почесала затылок кончиком палочки. Взгляд выдавал её замешательство.

― Правильно мыслите, мисс Грейнджер, ― сказал я. ― Вы тоже начинаете преодолевать Гриффиндор. Ибо я вполне мог увести Поттера силой. Но, к сожалению, ваши подозрения неверны. Он пошёл сам…

― Третья сторона? ― догадалась она.

― Верно, мисс, ― я взглянул на неё, стараясь предугадать реакцию. ― Он рассказал нам о крестражах. Сказал, что это вещи, принадлежавшие Основателям…

Девушка неожиданно подала мне руку:

― Раз так, то мы союзники, сэр. Я могу не верить вам, но я не имею права не доверять Гарри.

Я пожал её узкую ладошку. Исторический момент, жаль только, о нём никто не узнает…

― Итак, мисс Грейнджер, нам нужен меч Гриффиндора, чтобы уничтожать крестражи.

Она кивнула.

― И поэтому вы хотите мне предложить, чтобы я отправилась в Хогвартс, так?

― Изумительно, мисс, ― я был поражён. Но всего чуть-чуть. ― Вы имеете полное право вернуться в школу в начале учебного года. Никто не заподозрит, что вы выполняете какую-то миссию.

Она задумалась, явно прокручивая в голове возможности решения задачи. Я задумался тоже: что она делает на факультете красно-золотых? Её место если не Слизерин, то точно Райвенкло.

― Меч лежит в кабинете директора, в специальном стеклянном футляре. Моя задача ― уговорить профессора Макгонагалл его отдать. Она должна поверить мне на слово, что меч нужен для победы над Тем-Кого-Нельзя-Называть. Если нет, я придумаю, как взять его тайком, ― заговорила девушка.

― Если не сработает и это, то в Хогвартс придётся отправляться Поттеру, ― продолжил я. ― Чтобы открыть Тайную Комнату и забрать оттуда клык василиска. Насколько я знаю, со временем его яд не теряет своих свойств…

Она потёрла виски.

― Да, милорд, я поняла. Но что мы будем делать до сентября?

― Поттер собрался перерыть библиотеку Снейпа, чтобы узнать всё о крестражах и вещах Основателей.

При упоминании о библиотеке она встрепенулась.

― Я бы тоже могла… Библиотека Министерства Магии… Получить туда пропуск…

― Мисс Грейнджер! И думать не смейте о том, чтобы соваться в Министерство!

― Почему? ― недоумённо спросила она.

― Потому что Пожиратели уже почти не скрываются, появляясь в общественных местах, а вы… ― я осёкся, совсем как она вчера.

― А я ― грязнокровка, хотели вы сказать, ― спокойно промолвила она и посмотрела мне прямо в глаза.

― Да, мисс, ― подтвердил я. ― Вам опасно ходить по магическому Лондону. Тем более, одной. Вместо этого я бы попросил вас заняться библиотекой Блэков. У вас ведь есть доступ в штаб на Гриммо?

У неё приоткрылся рот.

― Г-гриммо?! ― переспросила она, заикаясь.

― Мисс Грейнджер, не будьте так наивны, ― вздохнул я. ― Конечно, Орден Феникса и его штаб-квартира ― это большой и страшный секрет…

― Доступ есть, сэр, ― отрапортовала она. ― Отправлюсь сегодня. Что-нибудь совру.

Мы немного помолчали, глядя, как ветер гонит мелкие волны по поверхности воды.

― Все так переволновались, раскричались… ― промолвила девушка, не отрывая взгляда от озера. ― Миссис Уизли плачет, но я ей не верю. Джинни плачет ― верю. Грюм орёт, Тонкс бьёт чашки, и всё без толку… Джинни расскажу, а остальным…

― Ваше право, ― сказал я, втайне радуясь. Недаром подруга Гарри Поттера слывёт самой сообразительной ученицей школы. Та, кто помогала мне, пусть успокоится, а те, кто хотел отдать моего сына на растерзание аврорам и колдомедикам, должны помучиться так же, как я мучился от страха за Драко.

― Мисс Грейнджер… Вчера ночью Поттер сказал мне… что неизвестно, кто из нас двоих кого переживёт. Я подумал, что это верное наблюдение. Поэтому… ― я щёлкнул пальцами. ― Дриппи!

Передо мной появился домовик, как две капли воды похожий на того, которого я оставил в Галифаксе. Я отступил подальше и шёпотом отдал приказ, а потом поймал неодобрительный взгляд девушки.

― Всё ещё переживаете за права эльфов? ― насмешливо спросил я, когда домовик исчез. Она насупилась.

― Да, сэр! Использовать труд этих несчастных созданий…

― Мисс Грейнджер, ― перебил я, ― вы когда-нибудь видели свободного домовика?

― Двоих из множества, ― ответила она. ― Это ужасно! Они должны получать зарплату и иметь выходные! Ими не должны помыкать как рабами!

― А вас не удивляет, что эти двое, ― если не ошибаюсь, Добби и Винки, ― очень быстро нашли себе новое место работы и не требуют ни платы, ни выходных?

― Они просто не понимают! ― горячо воскликнула она. ― Им нужно объяснить, что они имеют права, а не только обязанности!

Я вздохнул.

― И после этого магглорожденные удивляются, что чистокровные их презирают, ― как бы про себя пробормотал я, но так, чтобы она слышала.

― Что вы имеете в виду, сэр?

― Вы не задумались, почему я задал все эти вопросы?

― Задумалась, ― призналась она.

― Ну вот тогда поищите заодно в библиотеке Блэков ответы и на них, ― сказал я. Эльф возник снова, держа в лапках толстенный фолиант. Я забрал его и протянул девушке.

― Мисс Грейнджер, теперь эта книга ваша.

― Моя?! ― изумилась она, благоговейно касаясь древней обложки. ― «Демонология»?

― Берите, ваша. «Зелья друидов» отдать не могу, сами понимаете, кому она нужна.

Девушка поёжилась, прижимая книгу к груди.

― Спасибо, милорд…

― Не за что, мисс. И вот ещё ― чтобы не было недомолвок ― общество чистокровных открыто для всех, кто пожелает принять его законы и традиции.

Она кивнула, поняв.

― А как поживает Рональд? ― спросил я, резко меняя тему, чтобы не дать ей возможности солгать. ― Всё ещё под замком?

― Да, миссис Уизли только выпустила его сегодня на завтрак. Он просидит в комнате до обеда, а потом до ужина… Она, знаете ли, очень рассердилась. А что такое?

― Да нет, ― я пожал плечами. ― Ничего. Вы обидитесь, но приятно знать, что он наказан.

― Я вас понимаю, милорд, ― серьёзно сказала она.

От Норы раздался вопль:

― Гермиона-а!

― Ой, я побегу! ― спохватилась она. ― А то они совсем с ума сойдут.

― Книгу уменьшите, ― напомнил я.

― Да, точно. Спасибо, милорд. Увидите Гарри ― передавайте, что мы в него верим!

Она убежала с уменьшенным фолиантом в кармане, а я вздохнул и прошёлся по берегу туда-сюда. До обеда, значит… Я щёлкнул пальцами.

― Дриппи!

Не открывая глаз, я сладко потянулся: давно мне не удавалось так хорошо выспаться. Если бы от голода не сводило живот, моё состояние можно было бы назвать блаженным. Голод. Бессонная ночь. Ритуал. Галифакс ― отрава! Я подскочил на кровати, зачем-то ощупывая себя, чтобы удостовериться, что не мёртв. Ну конечно, я жив! Не стали бы они меня убивать, не исчерпав всех моих возможностей…

Успокоившись, я зевнул, сполз с кровати, нашарил рядом на тумбочке очки и палочку, вытащил из кармана уменьшенный сундук и, придав ему настоящий размер, открыл. В комнате было темно, поэтому я, недолго думая, отдёрнул чёрную штору ― и обомлел, с трудом возвращая себе чувство времени. Находясь в незнакомом месте, я не мог сориентироваться по сторонам света, но то, что я видел, никак нельзя было назвать рассветом. Прямо перед моим глазами находилась глухая кирпичная стена ― это был соседний дом, а над его крышей алым и оранжевым пылало небо. Определённо, это был закат. Я протёр сначала очки, потом глаза. Наверняка меня предательски усыпили только для того, чтобы я не путался под ногами и можно было посовещаться в тесном, так сказать, семейном кругу. Сволочи, короче.

За размышлениями я не заметил, что открыл сундук и уже держу в руках обе вещи, которые намеревался из него достать: карту Таро и колдографию. Я положил их в карман и, на всякий случай держа наготове палочку, вышел из комнаты.

Моим глазам предстал тёмный коридор, в конце которого была закрытая дверь. Такая же дверь обнаружилась и слева, а справа была лестница. В доме царила мёртвая тишина, и я осторожно спустился вниз. Хорёк обнаружился в гостиной, на подоконнике.

― Привет, ― сказал я хриплым со сна голосом, отдёргивая свежую тюлевую занавеску. Никак домовик завёлся.

― Привет, ― не поворачивая головы, сказал Малфой.

― Это твоё, возьми, ― как можно более нейтральным тоном сказал я, протягивая ему карту и колдографию. Он обернулся, мельком взглянул на мою руку, потом поднял на меня почти прозрачные глаза. Взял нерешительно, как будто думал, что это ловушка. Посмотрел, убрал в нагрудный карман новой рубашки. Сто пудов, успели завести домовика. Мотался небось, бедолага, весь день отсюда в имение и таскал Хорьку шмотки…

― Спасибо.

― Не за что, ― вместо того, чтобы отправиться на кухню, как мне настойчиво советовал желудок, я присел рядом с Малфоем.

― Драко.

― Что, Поттер, ― он повернулся ко мне, ― извиниться хочешь, наверное?

― Угадал, ― немного обескураженно признался я. ― Как ты понял?

― У тебя же на лице всё написано, ― усмехнулся он. Я по привычке ожидал насмешки, но это была просто ирония. ― Учись держать лицо. Надевай маску, понимаешь?

― Как ты? ― уточнил я, глядя на него.

― Ага, ― просто подтвердил он. ― Ну?

― Что ― ну? ― не понял я.

― Ты извиниться хотел, ― напомнил он. ― Извиняйся, я тебя внимательно слушаю.

Я не понял, издевается он или просто хочет сполна насладиться моментом.

― Мне на коленях или как? ― неловко пошутил я и по блеску серебристых глаз понял, что он предпочёл истолковать это серьёзно.

― Великолепная идея! Ты сам предложил, ― воодушевлённо воскликнул Хорёк. ― На колени!

Что-то было в его тоне такое, отчего идея с коленопреклонением неожиданно начала мне нравиться. Я сполз с подоконника, отошёл на пару шагов, и, повернувшись, бухнулся на колени, зачем-то ещё молитвенно сложив руки на груди.

― Я прошу у тебя прощения за всё, что сделал тебе плохого, ― заговорил я, тщательно подбирая слова. ― И за то, что отверг твою дружбу. И за то, что не давал тебе выиграть ни один матч. И за то, что из-за меня тебя превратили в хорька. И за то, что это из-за меня в твою семью пришла беда. И за Сектумсемпру. Но я надеюсь, что спасением твоей драгоценной жизни я заслужил того, чтобы…

Я не сразу заметил, что он фыркает, а когда он засмеялся, было уже поздно. Я так и уставился на него, стоя на коленях. Потом до меня дошло: я впервые видел его смеющимся искренне и весело.

― Эй, ты чего? Я серьёзно говорю!

Он встал с подоконника и покровительственно простёр надо мной руку.

― Я прощаю тебя, ничтожный Поттер! ― проговорил он сквозь смех. ― И надеюсь, что ты будешь верно служить мне в дальнейшем!

Я застыл на коленях, чувствуя себя идиотом. Впору было обидеться, но я почему-то зафыркал вместе с Малфоем. Внезапно наше положение напомнило мне кое-что из порножурнальчика, и мне стало не до смеха. Я поспешно вскочил на ноги, злясь на самого себя за глупые ассоциации.

― Эй, Поттер! Обиделся, что ли? ― спросил Хорёк. Он был красный от смеха и представлял собой разительный контраст по сравнению с тем, каким подавленным и испуганным я видел его сутки назад.

― Нет, ― ответил я. ― Не бери в голову. Я счастлив, что прощён.

Он вдруг посерьёзнел.

― Учти, Поттер, стоило мне перед тем как прощать тебя, произнести специальную формулу, и ты бы и вправду служил мне как эльф до гробовой доски!

― Врёшь! ― не поверил я. Про вассальные клятвы я знал, и знал, что и я должен был произнести заклятие принимающего служение, а вот это уже ― чёрта с два!

― Не вру, а придумываю, ― сказал Хорёк и внезапно протянул руку:

― Привет. Меня зовут Драко Малфой.

― Гарри Поттер, ― представился я, улыбнувшись как можно более дружелюбно, и пожал его ладонь.

― Ну и имечко у тебя! ― засмеялся Хорёк. Мне пришло в голову, что его веселье ― это реакция на посттравматическую ситуацию.

― А уж у тебя-то! ― не остался я в долгу. ― Сразу видно, что родители большие оригиналы!

― Ещё какие, ― подмигнул он. ― Ну что, Поттер, завтрако-ужин тебя дожидается уже давно, я мешать вашему свиданию не буду. Адью!

Он снова запрыгнул с ногами на подоконник, а я наконец-то направил свои стопы туда, куда и требовалось. Хотелось напевать от офигения: если бы я не набрался храбрости и не уцепился вовремя за Люциуса, никогда в жизни не узнал бы, что можно познакомиться заново после шести лет вражды. Я захихикал и тут же одёрнул себя: видимо, у меня такой же стресс.

На кухне под Замораживающими чарами дожидался омлет с соком. Взмахом руки я сбросил чары и накинулся на еду, едва удержавшись от того, чтобы вылизать тарелку. В кармане полыхнуло огнём; не прекращая жевать, я вытащил галеон, поднёс к глазам. И едва не подавился.

«Гарри! ― вилась надпись по металлу. ― Рон в Мунго!»

От автора: Долгожданное холодное блюдо ;)

Ветка задела моё плечо, и я раздражённо отбросил её с такой силой, что она со свистом рассекла воздух, возвращаясь обратно, и ещё долго покачивалась у меня за спиной. Уже полчаса я бродил по опушке леса, вслушиваясь в шуршание травы и шелест ветвей. Потом свернул на тропинку и направился вглубь леса. Окружающую местность я уже достаточно успел изучить, а потому без затруднений вышел на маленькую полянку, которая некоторое время назад была воплощением идиллии, а сейчас по моей воле представляла собой глубокую прямоугольную яму с высящимися рядом с ней горами земли. Уже истекал срок, назначенный мной домовому эльфу, и, судя по тому, что он не вернулся сразу же, Дамблдор не потрудился защитить Нору от чужих домовиков. Хотя о чём я говорю, у нищего семейства и своих-то не было… В который раз вспомнив о времени, я наложил на себя чары Хамелеона, и, как оказалось, не зря. Буквально через минуту в яме послышался неясный шум, а потом передо мной появился Дриппи.

― Поручение выполнено, хозяин Люциус! ― пропищал он. Я отпустил его нетерпеливым жестом. Потом, помедлив, подошёл к краю ямы и заглянул вниз. Там, на шестифутовой глубине Рон Уизли отчаянно царапал осыпающиеся стенки.

Меня он не видел, и, понаблюдав за тем, как мальчишка испуганно озирается и мечется от стенки к стенке, я улыбнулся в предвкушении и даже пожалел, что он не видит моей улыбки. Не хотел бы я оказаться на его месте…

Подняв палочку, я начал плести сложную иллюзию, неожиданно добрым словом вспоминая коротышку ― профессора Чар, которого в моё время презирал весь Слизерин. Иллюзия постепенно выступала из небытия, и если бы не усилия, требующиеся для того, чтобы она была неотличима от реальности, я бы наслаждался от души. Впрочем, и без того месть обещала быть незабываемой.

Рыжий остолоп внизу попытался забраться на стенку ямы с разбега, но, естественно, у него это не получилось. Какое же ничтожество большинство волшебников представляют собой, если лишить их палочки… Уизли запрокинул голову вверх и начал вопить, призывая на помощь. Глупый мальчик, кто же тебе поможет, ― почти ласково подумал я и резко двинул иллюзию вперёд.

Уизли замер, в ужасе открыв рот. Я знал, что он сейчас видит: огромную паучью лапу, которая шарит по краю ямы. Носком ботинка я сбросил вниз несколько комьев земли. Рыжий отмер, шарахнулся к противоположной стенке. Кричать он, видимо, теперь боялся. Странные, однако, у людей инстинкты, если вдуматься. Казалось, именно сейчас мальчишка должен вопить как резаный, однако он молчит.

Тем временем над краем ямы появилась вторая лапа. Я подключил воображение, в поле зрения моей жертвы появилась голова акромантула с мощными жвалами, и Уизли, тоненько поскуливая, сжался в уголке. Судя по судорожным подёргиваниям, он пытался слиться с землёй. Было видно, что он не хочет смотреть, но пересиливает себя и всё равно смотрит. Я готов был поспорить, что сейчас он из последних сил убеждает себя, что спит и видит кошмар.

Я создал остальные лапы и переваливающееся через край ямы тело, сумел придумать даже узор на раздувающемся брюхе. Потом подкинул ещё земли. Вот тут Уизли закричал, и я не удивился, не услышав в его крике ничего человеческого. Белое лицо, искажённое от ужаса, стало похожим на посмертную маску. На мгновение мне захотелось прервать пытку, но отступить от своих принципов я не мог: за Драко нужно было отомстить.

Рыжий выдержал ровно до того момента, пока щёлкающие челюсти не оказались совсем рядом с ним. Когда он замолчал и обмяк, я понял, что веселье закончено. Что ж, будем надеяться, что этот урок он выучит на всю оставшуюся жизнь. Я же сделал для него всё, что мог, и его проблемы, если он ничего не поймёт.

Я левитировал мальчишку из ямы и небрежно бросил на траву.

― Дриппи!

― Да, хозяин?

― Сейчас вернёшь этому месту первоначальный облик, а когда я уйду, перенесёшь мальчишку туда, откуда взял.

Земля обрушилась в яму, изрытая поверхность быстро покрылась травой.

Я взглянул на Уизли. Он был без сознания, и веснушки резко выделялись на белом лице. Я присел над ним, рукой в перчатке тронул его волосы и хмыкнул с радостным удивлением: надо лбом в рыжем буйстве одиноко серебрилась седая прядь.

Не так давно Люциус перенёс аппарационную площадку Мэнора с крыльца прямо в холл, что дало возможность приходить и уходить незамеченными для авроров, которые постоянно ошивались у границ поместья и вовсю пользовались оптическими заклинаниями, а то и маггловскими биноклями, чтобы уточнять обстановку во вражеском лагере. Однажды Мальсибер и Яксли даже сбили аврорский мотоцикл, который пролетал над зданием, едва не касаясь защитного купола. Аврору повезло, что они не стали ловить его Левиосой, иначе его ждала бы куда более печальная участь в подвалах Мэнора… Историю появления в аврорате мотоциклов я знал. Однажды Поттер по поручению тогда ещё живой псины отловил Грюма в штаб-квартире на Гриммо и стал его уговаривать ввести новшества, аргументируя это тем, что, якобы, мотоцикл быстрее метлы, и его при желании можно сделать невидимым нажатием одной кнопки. Помнится, Артуру Уизли даже повысили зарплату, когда он помогал специалистам разбираться в устройстве маггловской техники… Экземпляр, что рухнул в парк и превратился в металлолом, уже давно выкинули, а зря ― я бы мог указать этим так называемым специалистам на огрехи в защите, которые стоили жизни тому аврору.

― О, Северус! ― раздался голос справа от меня, едва только я оказался в холле. Защитные заклинания, опознав меня, потухли, и я шагнул навстречу Белле. Она стояла на лестнице вполоборота: вероятно, поднималась, когда я появился. Палочка была наготове в её руке ― паранойя не только у меня.

― Мадам Лестрейндж, ― как можно более вежливо поклонился я. С сумасшедшими надо быть спокойным, так же, как со злой собакой, которая повстречается на пути.

Она отмахнулась:

― Брось эти свои замашки, которых ты нахватался у Люциуса. На войне женщин нет, есть солдаты, готовые идти вперёд и умирать, если понадобится!

Я знал, что она презирает меня за происхождение; знал, что она мучительно ревнует Лорда ко мне, Малфою и даже к ничтожному Петтигрю. Она давно уже не считала законного мужа своим супругом, одержимая одной лишь идеей ― угодить Волдеморту, чтобы снова и снова на неё падал благосклонный взгляд нечеловеческих глаз.

Не знаю, почему сейчас я решил заговорить с ней.

― Да, Белла, ты права. И мне кажется, я знаю, почему самые беспощадные солдаты ― это женщины…

Она остановилась на лестнице, глядя на меня сверху вниз.

― И почему же?

― Потому что, раз во власти женщины давать жизнь, то и отнимать её тоже. Потому Смерть изображают женщиной. И, как нельзя быть наполовину мёртвым и наполовину живым, так и женщина-воин никого не щадит.

Она расхохоталась, запрокидывая голову.

― Ну ты и нафилософствовал! Так и скажи, что давно не бывал в борделе! Впрочем, кажется, ты их презираешь…

Я пожалел, что начал этот разговор. Белла и раньше не отличалась великосветскими манерами, а ругаться умела так, что некоторые Пожиратели даже заслушивались. Неудивительно, что она называла вещи своими именами. Впрочем, разве это не было свойственно и мне?

― А в чём же я неправ? ―хладнокровно поинтересовался я. ― Разве ты не убиваешь тех магглов, которыми пресыщаешься, воплощая самый древний мужской кошмар ― быть убитым после совокупления?

Она расхохоталась снова, резко и жестоко.

― Да ты ещё и психолог! Ай, молодец! Теперь буду знать, как мои развлечения называются!

― Кто у тебя там сейчас? ― продолжал я, разведывая обстановку. ― Кажется, кого-то притащили со вчерашнего рейда?

Она махнула рукой, скривилась.

― Двух маггловских щенков. За девчонку я ещё не бралась, а сопляк так напуган, что у него не встаёт. Я как раз шла к тебе за зельем, хотела заставить их потрахаться в клетке.

Я привычно удержал на лице непроницаемое выражение.

― Извини, у меня всё забрал Фенрир, влил в Драко и, судя по всему, хлебнул сам.

― Почему ты так думаешь? ― подозрительно спросила она. Я придержал её за локоть на повороте лестницы.

― Потому, дорогая Белла, что наш оборотень банально врёт, когда говорит, что кто-то его оглушил. Не в его возрасте, знаешь ли, браться за молоденьких мальчиков…

Она остановилась на площадке:

― Но куда в таком случае подевался юный предатель?

― А ты его обыскивала? ― вопросом на вопрос ответил я. ― Кто знает, какие портключи были в его комнате и какой из них он прихватил с собой на аудиенцию к Лорду? А Фенриру, сама понимаешь, было не до обыска…

Только тут я понял, какую ошибку допустил. Этот просчёт мог стоить жизни и мне, и всем, кто мне доверял.

― Подожди… ― медленно произнесла Беллатриса, оборачиваясь ко мне. ― А вот мне сдаётся, что это ты что-то привираешь. Ведь Фенрира связали! При чём здесь тогда портключ? Или мальчишке кто-то помог?

Я усмехнулся, надеясь, что усмешка и вправду вышла противной.

― Ну, одно другому не мешает. Кроме того, поговаривают, что там был Барти. Я думаю, это он не справился с мальчишкой и не вовремя упустил из рук свою палочку. Естественно, он в этом не признается. Как и оборотень не признается в том, что из-за упадка сил отвалился от желанной добычи.

Что-то болело в груди. Кажется, на этом месте у меня когда-то было сердце. Но сейчас его нет. И не о Драко я говорю, не о том мальчике, которого знаю вот уже семнадцать лет…

― Скоты, ― хмыкнула Белла успокоенно, продолжая наш неспешный путь по ступеням. ― Даже не могут договориться об очерёдности пользования добычей…

Она нетерпеливо откинула со лба вьющуюся чёрную прядь и потребовала:

― Тогда дай мне какого-нибудь другого зелья! Мне скучно, а Лорд запретил мне выходить из этого идиотского поместья!

― Потому что он заботится о тебе больше, чем о других, ― дипломатично ответил я, зная, что это польстит её самолюбию. Она и вправду довольно усмехнулась, но потом озабоченная морщинка пролегла вертикально по её лбу.

― Но если снаружи так опасно, почему Лорд не скрывается здесь? Почему он всё время куда-то отлучается?

Мы двинулись по коридору, ведущему к моим комнатам.

― Белла, у Лорда есть дела, в которые он не считает нужным нас посвящать, ― ответил я вполголоса и приблизил губы к её уху. ― К тому же ― поспешу тебя успокоить ― мне кажется, что ему ничего не угрожает. Ведь он… бессмертен.

― Бессмертен?! ― она громко вскрикнула, её глаза расширились. ― Откуда ты знаешь?!

―Тш-ш! ― я поспешно приложил палец к губам. ― Я не знаю, Белла, я только догадываюсь. Судя по тому, каких высот наш повелитель достиг в изучении Тёмных Искусств, ему вполне по силам…

― По силам… ― как загипнотизированная, повторила она. ― О да, ему всё по силам… И если он не желает делиться этим со мной…

― С нами, ― поправил я. ― Белла, умоляю, никому не говори! Я только тебе… как самой верной… К тому же, это только мои предположения… Если так, то ему ничто не страшно…

― О да… ― повторила Беллатриса; её глазам вернулся маниакальный блеск. ― Хорошо, я никому не скажу.

― Ты хотела заняться магглами, ― напомнил я. ― Афродизиаков не осталось, но, думаю, я смогу тебя кое-чем порадовать. Если хочешь, вечером загляни ко мне, поговорим о моих предположениях.

― О да, Северус! ― оживлённо воскликнула она. ― Конечно… Или ты ко мне…

― Вот видишь, ― усмехнулся я, открывая дверь в свои комнаты. ― Полукровки тоже иногда бывают полезны… Подожди здесь, присаживайся.

Я скрылся от её взгляда за дверью в лабораторию, а Беллатриса царственно опустилась в кресло; поигрывая палочкой, стала осматривать моё жилище. Я открыл шкаф, оглядывая ровный строй ядов, противоядий, лекарственных и боевых зелий. Потом выбрал два флакона, стараясь не думать об участи пленных детей, и вернулся в комнату. Беллатриса как раз изучала лист пергамента, на котором я проводил расчёты дозы для зелья Скрытых Желаний. При виде флаконов её глаза жадно загорелись.

― Названия тебе ничего не скажут, ― сухо пояснил я. ― Но вот от этого будут ощущения, как будто внутренности сжигает огнём, а от этого ― как будто человек наелся битого стекла. Смотри, не переборщи, давай по глотку, иначе твоё веселье кончится быстро…

Она выхватила флаконы у меня из рук.

― Давай сюда, разберусь.

― Кстати, мне нужен какой-нибудь маггл для испытаний моего нового изобретения, ― сказал я так же холодно. ― Если не затруднит, оставь мне одного в следующий раз?

― Хорошо, ― благосклонно согласилась она. ― А почему не сейчас? Я могла бы оставить тебе девчонку после того, как сама развлекусь.

Мысль о перепуганном, измученном болью ребёнке в моих комнатах заставила меня содрогнуться. К несчастью, Белла это заметила.

― Что, брезгуешь после меня? ― ласково спросила она. Именно этого её ласкового тона в Мэноре боялись как огня.

― Не в этом дело, ― спокойно сказал я, надеясь, что тон и в самом деле выйдет спокойным. ― Просто ты же знаешь, как я не люблю эту мразь, особенно когда она блюёт от боли или истекает кровью. Для эксперимента мне нужны свеженькие, так что не старайся насчёт сохранности тех, что у тебя.

Я понимал, что после моих слов Белла окончательно слетит с катушек, и до следующего утра дети, скорее всего, не доживут. Но ведь это просто слова… Просто слова, они ничего не значат…

Беллатриса поднялась из кресла.

― Отлично. Фенрир тоже от них отказался, сказал, слишком слабые выйдут волчата. Пока, Северус, до вечера.

Когда за ней закрылась дверь, я посмотрел в опустевшее кресло, потом сполз по стенке шкафа на пол. Великий Мерлин, как я устал…

Я всё ещё похихикивал на подоконнике, когда в гостиную заглянул чем-то озабоченный Поттер. Хотя почему чем-то? Я прекрасно знал, чем, ― мной!

― М… Драко, ― хмуро сказал спаситель мира, защитник слабых и обиженных, ну и так далее. ― Тебя, это, наверное, обрадует, но сегодня в обед Рон попал в Мунго.

Я сдержал счастливую улыбку и притворился встревоженным.

― Да ну! И что же с ним?

Поттер потёр шрам ― я давно заметил за ним такую привычку.

― Физических повреждений нет. А так ― шарахается от собственной тени. И ещё ― я точно не понял, но Гермиона вроде бы сказала, что он… поседел.

― Поседел?! ― я чуть не рухнул с подоконника. Потом вспомнил слова отца о том, что у него есть кое-какие дела, и чуть не рухнул во второй раз. Улыбку сдержать не удалось; ощущение, что обо мне заботятся и готовы если не защитить, то отомстить точно, грело душу.

― М-да, ― сказал Поттер так же хмуро. ― И, по-моему, мы оба знаем, кто ему помог…

― Да ладно, тебе, Потти, не ругайся! ― я соскочил с подоконника, пока бывший враг не сказал ещё какую-нибудь новость похлеще. ― Не убил же! А седина в семнадцать лет ― это, знаешь ли, признак суровых испытаний. Уизли будет везти на девушек, они такое любят. Наконец-то он выйдет из тени. Твоей.

Он махнул рукой, соглашаясь, и я понял, что он признал месть справедливой. Ведь Рон тоже не нанёс мне физических ран, только душевные…

Мне пришла в голову интересная мысль.

― Послушай, Поттер, это ведь ты по галлеону узнал, так?

― Ну, так, а что? ― кивнул он.

― А вот что, ― я в задумчивости прищёлкнул пальцами. ― Вроде бы незаметно, но в случае, если возьмут в плен, отнимут обязательно. Да и передать можно не слишком много, верно?

― Да, ― согласился Поттер. ― Так ведь сначала мы их использовали только для того, чтобы назначить место и время очередного занятия…

― Обстоятельства изменились, ― сказал я, копируя интонации гриффиндорской кошки. ― Теперь нам следует озаботиться не только сбором твоих подданных, но и другими утилитарными функциями. А ну, пошли, порыскаем у крёстного в библиотеке!

Библиотека находилась на втором этаже. Войдя, я сразу оценил чары расширения пространства, оглядел уходящие в глубину комнаты полки.

― Так, Потти, за окном темно, зажигай свечи! ― скомандовал я. Поттер безошибочно применил невербальные Инсендио и Левиосу, призвал стоящую в углу стремянку, причём по вспышкам магического поля я даже не смог разделить три этих заклинания, они как будто слились в одно. С неприятным чувством я понял, что до такого мне ещё расти и расти. Хотя сегодня я смог придать отцу сил вообще без палочки… Воодушевлённый этим фактом, я гордо поднял нос и уткнулся взглядом в карточку, всунутую между книгами. Отлично, что крёстный такой педант насчёт своих зелий и библиотеки, иначе бы мы вовек не разобрались.

― Так, Поттер, это не то, ― скомандовал я. ― А ну-ка, отвези лестницу вон туда. Да осторожнее, меня не урони!

Стремянка отъехала чуть дальше, и я опять занялся изучением карточек. Интересные, однако, у Снейпа книжки попадаются…

― Это тоже не то! Вези вон туда.

Я прекрасно знал, что Поттер, стоя внизу, смотрит вовсе не на книги, ибо на мне были классические, хорошо облегающие задницу брюки.

― Поттер, а Поттер, ты во мне дырку прожжёшь, ― деловым тоном сказал я.

― Извини, ― буркнул он и отвернулся. Я подумал было, не уронить ли ему на голову какой-нибудь фолиант потяжелее, но потом решил, что не надо. У человека только недавно мозги появились, а я его их лишу одним махом.

Прошло, наверное, минут двадцать поиска, который я специально затягивал, решив посмотреть, что герой будет делать. Что он накинется на меня, я не верил. Слишком уж он у нас совестливый.

Когда взгляд стал совсем невыносимым, я заговорил, сообщая как бы между делом:

― Ты знаешь, Потти, у нас дома полно всяких тёмных артефактов. И есть среди них один такой интересный ремешок… ― он насторожился. ― Маленький такой ремешочек, невзрачный на вид… Так вот, если этот ремешок повязать на член, то он не встанет больше никогда, а снять ты его не сможешь!

Поттер аж отшатнулся. Я повернулся к нему и продолжил ласковым тоном, глядя на него сверху вниз, в то время, как его физиономия становилась всё более озадаченной.

― Так вот, когда мой отец шарахнет тебя Ступефаем, а, очнувшись, ты обнаружишь на своём самом любимом органе этот ремешок, то, пожалуйста, не удивляйся. Я предупреждал. А теперь отвези, пожалуйста, лестницу во-он к тому стеллажу.

Лестница послушно поехала по полу и остановилась около указанных мною полок. Я вытащил несколько книг, радуясь, что это те, которые мне нужны.

Мы с Поттером устроились в углу библиотеки за столом. Я взялся изучать оглавления, изображая преувеличенное внимание. Поттер тоже взял книгу, полистал, бросил. Потом опомнился, бросился листать заново, уже внимательнее. Я просмотрел несколько книг и велел ему:

― Поттер, будь добр, принеси чернил и пергамент.

Он сходил куда-то и принёс пачку пергамента и чернильницу с обкусанным пером.

― Откуда это? ― спросил я, брезгливо поднимая перо двумя пальцами.

― Это моё, ― смущённо признался он. ― Я когда собирался, всё, что на столе было, в сундук сгрёб.

― Понятно, ― сказал я и от дальнейших комментариев воздержался, берясь за записи.

― Что ты делаешь? ― не вытерпел Поттер.

― Ищу подходящие чары, ― с достоинством ответил я. ― Если не найду, создам свои.

Он изумился, даже чуть очки на лоб не полезли, но промолчал. За работой я не замечал, что снаружи стало темнее и что темнота изредка прорезается всполохами. Я оторвался от записей только тогда, когда удар грома бухнул прямо над домом.

― Гроза, ― вздохнул Поттер в ответ на моё движение.

― М-м… ― промычал я, вновь опуская глаза в записи: никак не получалось вывести формулу. Чары одновременного появления текста потому не использовались школьниками, что были слишком сложны даже для семикурсника. Ну ладно, сбежавшего из школы шестикурсника, зато с хорошей родословной…

― Малфой, ― позвал Поттер и быстро, вероятно, чтобы не передумать, задал вопрос: ― Отец тебя бил когда-нибудь?

Я подумал, что ослышался, заработавшись.

― Что?!. А почему тебя это интересует?

Он опустил глаза, но я готов был поклясться, что он и не думал надо мной смеяться.

― Ну… У нас на Гриффиндоре про твою семью слухи разные ходили… Что, мол, отец тебя Круциатусом воспитывает…

Челюсть у меня отвисла, как я ни старался удержать её. Поттер оказался неиссякаемым сюрпризом.

― Ну и извращенцы у вас водятся… ― выдохнул я, откидываясь на стуле.

― Это не я придумал, ― насупился он. ― Я только думаю, что Круциатусом ― вряд ли…

Внезапно меня потянуло на откровенность.

― Ладно, Поттер, я тебе отвечу чистую правду, если и ты мне честно скажешь, почему спросил.

Он согласно тряхнул патлами:

― Я сравниваю, как в других семьях. Для жизненного опыта, не более.

Мне не казалось, что он ответил как есть и ничего не утаил, но я сделал вид, что принял, и решил быть великодушным.

― Только если скажешь кому ― убью, понял?

Он кивнул; в зелёных глазищах читалось явственное желание услышать об ужасах моей семейной жизни.

― Так вот, Поттер, Круциатуса не было, но Флагелло я на своей шкуре испытал, ― сказал я. Спаситель мира наморщил лоб.

― Флагелло?

― Заклятие плети, ― пояснил я, радуясь его изумлению и морщась от ненужного сочувствия. ― Первый раз ― на третьем курсе. А всё из-за чёртова гиппогрифа.

Его глаза стали чуть ли не больше очков ― весьма забавно было это наблюдать.

― Из-за Клювокрыла?! Тебя наказали из-за Клювокрыла?!

Я отвернулся, смущаясь. Зря ответил, теперь он не отстанет…

― Да, из-за этой кусачей твари, ― сказал я. ― Теперь доволен?

Он взъерошил волосы, расплылся в идиотской улыбке.

― Знал бы я тогда… ― протянул он.

― Обрадовался бы? ― закончил я, поглядывая исподлобья. Конечно, что ещё от него ждать…

― Ну… вообще-то это было справедливо. Зачем ты к нему полез?

Я понурился, тяжело вздохнул, вспоминая наказание.

― Отец то же самое сказал, Поттер, ― помолчал, открыл рот, чтобы попросить принести мне ещё несколько книг с той полки, но выдал совершенно другое.

― Испугался он, понимаешь? Потому и процесс этот затеял. Гиппогрифы злопамятны как я не знаю что ― вдруг бы он меня встретил на территории школы?

― А ты обозлился, да? ― тихо спросил Поттер, глядя на меня в упор. Под его испытующим взглядом я неизвестно почему ответил правду.

― Да не… не очень. Он на меня первый раз руку поднял, но всё равно. Я же в тринадцать лет всё-таки не дурак был, видел, что ему так же плохо, как и мне…

Опомнился, захлопнул фолиант, искривил губы:

― Что допытываешь? Дружкам своим потом рассказывать будешь?

Он отшатнулся.

― Не буду я никому ничего говорить! И вообще, ты сам рассказываешь. Не хотел бы ― промолчал, я бы понял.

Я хотел сказать ещё одну гадость в ответ, совсем позабыв о данном отцу обещании вести себя дружелюбно, но не успел: внизу в гостиной что-то грохнуло.

От автора: 1. Иллюстрация к предыдущей главе:http://ifotki.info/10/94d24f561cf7f34c4da1b31ada8db4dd5f4848114117579.jpg.html

2. Нижеследующая глава не рекомендуется к прочтению людям со слабыми нервами и неустойчивой психикой.

До физического отторжения не хотелось спускаться в подвал Мэнора, но в который раз пришлось переступить через себя. Я как мог растянул путь, но, стоя перед обитой железом дверью под лестницей, всё равно долго не решался открыть её. Из-за двери не доносилось ни звука, но я знал, что это обманчиво. Наконец, собравшись с духом, я вошёл.

Длинная узкая лестница сбегала вниз, на стенах зеленоватым пламенем горели факелы. Я отчётливо различил доносящийся снизу запах крови и на всякий случай достал палочку, припоминая, какая сегодня лунная фаза. Однако Фенрира в подземелье не было. Решётки, отгораживающие пустые камеры от коридора, тянулись в темноту, и, проходя мимо, я старался не смотреть внутрь: боялся увидеть ужасы, навечно отпечатавшиеся в этих стенах.

Беллатриса нашлась в пыточной. При звуке открывающейся двери она обернулась, опустив палочку, поэтому первое, что я увидел, было дёргающееся в петле тело.

― О, Северус! ― радостно улыбнулась мне Белла и вернулась к своей жертве:

― Вингардиум Левиоса!

Я подошёл, стараясь не смотреть по сторонам.

― Здравствуй, Белла. Развлекаешься?

―А, да так, ― отмахнулась та. ― Ничего особенного.

Поднять глаза всё-таки пришлось. В воздухе болтался абсолютно голый парнишка лет пятнадцати с вытаращенными от ужаса глазами. Руки его были связаны за спиной, а шею охватывала петля, прикреплённая к балке.

― А я думал, что раньше ты удушением не увлекалась… ― протянул я.

Мальчишка тяжело дышал, переводя взгляд то на меня, то на неё.

― Не-ет, ― презрительно протянула Белла. ― Всего лишь хочу посмотреть, кончит он или нет.

Я меланхолично подумал, что в следующий раз, направляясь к этой садистке в подвал, нужно будет выпить противорвотное, а вслух равнодушно хмыкнул:

― Рефлексы проверяешь? Ну-ну. Смотри, не переборщи. Я не знаю, когда будет следующий рейд и тебе достанут новых магглолюбцев.

― Послезавтра, ― отмахнулась она.

― Послушай, ― предложил я, ― может, кинешь его куда-нибудь в угол, и мы с тобой поговорим?

― Легко! ― согласилась она, взмахом палочки вынимая жертву из петли и откидывая к стене. Мальчишка сжался на каменном полу, и только глаза сверкали в полумраке: он смотрел на нас.

― Присаживайся, ― предложила Беллатриса и трансфигурировала табуретку в мягкий стул, а сама присела на край стола, с которого свешивались ремни и цепи. Я отметил, что в обстановке, которая заставила бы затрепетать любого нормального человека, она чувствует себя как рыба в воде.

Я расположился на стуле, на всякий случай не выпуская из пальцев палочку.

― Маггл или грязнокровка? ― кивнул я на мальчишку.

― Маггл, не обращай внимания, ― она грациозным движением откинула со лба вьющуюся чёрную прядь.

Я закинул ногу на ногу, делая вид, что окружающая обстановка меня не интересует.

― Ты говорила что-то об операции?

― А разве ты не знаешь? ― Белла протянула руку, и я увидел, что на пыточном столе стоит поднос с бутылью, бокалами и чем-то съестным. ― Выпьешь?

Я кивнул; она налила и, перегнувшись, протянула бокал мне.

― Твоё здоровье, Белла.

― Нет! ― горячо воскликнула она, мигом раскрасневшись. ― За здоровье нашего повелителя!

Мы выпили стоя, при этом я не забыл как следует принюхаться к вину, но всё было чисто.

― Операция, ― сказала она, отставив пустой бокал. ― Лорд сегодня удостоил меня своим вниманием и сообщил, между прочим, что завтра разрешает нам устроить ужин, а вот послезавтра мы кое-чем займёмся. Во-первых, нападём на Косой переулок…

Я похолодел.

― А во-вторых, будем должны найти некую очень важную вещь!

Подавшись вперёд, я всмотрелся в её лицо.

― Вещь? Ты правильно поняла?

― Думаю, да. В любом случае, он всё нам скажет лично. А что?

― Помнишь, я говорил сегодня, что Лорд бессмертен? ― задумчиво произнёс я. ― Так вот, я думаю, что эта важная вещь и есть залог его бессмертия, попросту говоря, крестраж.

― Крестраж?! ― ахнула она, непроизвольно прижав ладонь к щеке. ― О Моргана…

Она быстро пришла в себя, подняла вверх палец, ухмыльнулась.

― Да, наш дорогой полукровка, кажется, ты был всё-таки прав…

Я сделал неопределённый жест.

― Действительно, Белла, подумай сама, разве наш повелитель может быть простым человеком? Конечно нет, он далеко обогнал даже самых сильных волшебников современности. Ещё до того, как этот сопляк Поттер нарушил его планы, он был величайшим тёмным магом. Сейчас же он хочет вернуть крестраж и хранить его у себя. Наш долг ― помочь ему.

По мере того, как я говорил, глаза Беллатрисы разгорались всё ярче, и я даже подумал, что когда-то давно в роду у Блэков могли быть вампиры, настолько нечеловеческим стал её взгляд.

― Помочь… конечно… да я жизнь положу за Лорда, ― забормотала она, раскачиваясь на краю стола. Внезапно она вскинулась:

― Но почему только сейчас?

Я усмехнулся, изо всех сил борясь с тошнотой, подступающей из-за густого, тёрпкого запаха крови, пропитавшего всё помещение.

― А ты думаешь, у него один крестраж?

Беллатриса тихо заскулила, прижав руки к груди.

― Мой Лорд… ― различил я. ― Величайший…

― Припомни-ка, Белла, ― спокойно продолжил я. ― Может, он и тебе отдавал на хранение какую-нибудь вещь?

Она несколько секунд смотрела на меня расширенными глазами, в которых не было ни искры разума, потом севшим голосом произнесла:

― Давал…

Что-то быстро заколотилось у меня в груди.

― Давал… ― продолжала Белла тихо, на грани слышимости. ― Золотую чашу…

Я вскочил со стула, подошёл к Беллатрисе, взял её за руки, мимоходом отметив, что маникюр идеален.

― Куда ты её дела?

Она взглянула мне в глаза и внезапно оскалилась, вырвала руки:

― Так я тебе и сказала, ублюдок! Магглокровка! Грязная тварь, ты хочешь лишить моего Лорда бессмертия?!

Решив думать о последствиях потом, я залепил ей оплеуху. Только теперь она посмотрела на меня осмысленно.

― Не смей так говорить! ― прошипел я. ― Я предан ему так же, как и ты! А поэтому хочу удостовериться, что крестраж в безопасности! Что ты не продала его по глупости невесть кому!

Беллатриса очень медленно заправила за ухо выбившуюся из причёски прядь и холодно произнесла:

― Он в безопасности, Снейп. Рабастан положил его в наш сейф в Гринготсе. Никто не сможет до него добраться.

― Хвала Мерлину! Я верю тебе, Белла, ― драматическим шёпотом выдохнул я. ― Кто, если не мы защитит Лорда от засилья грязнокровок?

Она посмотрела непонимающе:

― Лорда не нужно защищать! Он великий маг, сильнее любого другого!

― Не спорю, ― произнёс я. ― Но кто костьми ляжет ради его величия? Кто раз за разом выходит против этих тварей, которые называют себя волшебниками?

― Мы, ― шёпотом произнесла Беллатриса, глядя в пустоту. После вспышки она сразу стала какой-то заторможенной и безвольной. Вероятно, это было признаком душевной болезни, но я вспомнил кое-что другое.

― У меня к тебе просьба, Белла.

― Какая?

― Если в Косом переулке встретишь кого-нибудь из учеников Хогвартса… ― я помолчал, добавил: ― Этих малолетних зверёнышей… Не трогай, оставь мне.

Она рассмеялась.

― О, для тебя всё, что угодно! Если я правильно понимаю, тебя интересует эта твоя заучка-грязнокровка, про которую ты рассказывал?

Я сделал вид, что смущён.

― Не отпирайся! ― хохотала Беллатриса мне в уши, вновь растеряв всю апатичность. ― Ты хочешь проверить, так же она хороша в постели, как на уроках?

Я вздёрнул подбородок:

― Прежде всего, я хочу дать ей понять, что она не так хороша, как считала всё это время.

― Отлично! ― Белла хлопнула в ладоши. ― Благодарю за посещение. Если это всё, я хотела бы вернуться к этому щенку, ― она кивнула в угол, где скорчился маггл.

― Ты использовала те зелья, которые я тебе дал? ― деловым тоном спросил я.

― Не все. Осталось по полфлакона. Но и того, что я в него влила, хватило с лихвой. Ты бы видел, что здесь творилось!

― Догадываюсь, ― процедил я, подходя к мальчишке. Склонившись над ним, я почувствовал, как в груди снова что-то затрепыхалось: раньше я не рассмотрел, но теперь увидел, что у паренька растрёпанные чёрные волосы. Почувствовав моё приближение, он завозился, попытался сесть, но со связанными за спиной руками это было нелегко. Я ухватил его за подбородок, решив идти до конца, но смотрящие на меня глаза оказались карими.

― Ты применяла Восстанавливающие чары? ― спросил я, не оборачиваясь. ― Заживляющие?

― Да, ― протянула Беллатриса; по звукам я догадался, что она снова пьёт вино. ― Утром.

― Хочешь, я изменю ему болевой порог? ― предложил я.

― Меняй, ― отмахнулась Пожирательница. Я коснулся палочкой груди мальчишки; он попытался отползти: хоть маггл, но уже понял, какую боль может принести кусок дерева.

― Готово. Счастливо оставаться, Белла. Береги крестраж, ― говорил я, стоя у двери. ― Встретимся на ужине.

― Пока-пока, ― ответила она на удивление ровным тоном. Я закрыл дверь, по лестнице поднимался почти бегом. Наверху остановился, помотал головой, отгоняя бредовые мысли: на мгновение мне показалось, что на месте того мальчишки был Поттер. Потом твёрдым шагом направился в свои комнаты.

Через полчаса маггл умрёт от сердечного приступа. Это было всё, что я мог для него сделать.

Мы подскочили, напряжённо глядя на дверь, но в доме стояла тишина, лишь изредка перемежаемая ударами грома, а снаружи доносился мерный шум дождя.

― Что это было? ― одними губами спросил Малфой.

― Не знаю, ― шёпотом ответил я, стараясь не думать о причине постороннего звука. Мы стояли, замерев; лист пергамента, скатавшись в трубочку, упал на пол, но никто из нас не обратил на это внимания.

Звук повторился. Теперь, во второй раз, я более точно смог определить, на что он был похож: как будто кто-то резкими толчками передвигал что-то деревянное по деревянному же полу или чем-то хлопал.

Поглядев на бледного как полотно Малфоя, я понадеялся, что волосы у меня не стоят дыбом, а если и стоят, то на фоне их обычного состояния это не слишком заметно.

Звук раздался в третий раз. Теперь он был более долгим, как будто тот, кто что-то двигал, уже утомился.

Очень медленно я протянул руку и взял со стола свою палочку.

― Ну что, ― прошептал я, ― закроемся здесь или пойдём посмотрим?

По его лицу было видно, как он колеблется. Я знал, что мой бывший недруг вовсе не храбрец; счастливое детство, в котором не было горя и боли, сделало его чувствительным к любым неприятностям, и, честно говоря, я уже хотел оставить его и спуститься вниз один, как внезапно он решился.

― Пойдём, Поттер, ― сказал он, закусив губу, и сделал шаг ко мне.

― Отлично, ― прошептал я, поднимая палочку. ― Держись позади меня, не отходи ни на шаг. И как ты решился?..

Он тихо вздохнул за моей спиной, отчего мои волосы на затылке слегка приподнялись.

― Сколько можно ждать, пока придёт отец и всё уладит? ― едва слышно проговорил Малфой. Я не ответил, но после этих слов уважения к нему у меня прибавилось.

До двери библиотеки мы дошли, понятное дело, без приключений, но вот дальше начались проблемы. Я обнаружил, что мне неимоверно трудно повернуть ручку.

― Ну же! ― подзадоривал сзади Малфой. ― Давай, была, не была!

Круглая ручка двери скользила в моей потной ладони. Наконец дверь открылась, и мы настороженно всмотрелись в тёмный коридор перед нами.

― Люмос! ― шепнул я; Малфой часто дышал мне в ухо, и это чертовски отвлекало.

― Не сопи! ― шикнул я. ― Не слышно ничего!

Он примолк, и в этот момент опять раздался странный звук. На этот раз мы не подпрыгнули, хотя из коридора он слышался гораздо явственнее.

Малфой молча подтолкнул меня под рёбра, и я, стараясь ступать бесшумно, направился по коридору. Хорошо, что кроссовки ― не ботинки, да и в Хогвартсе я наловчился тихо бродить по ночам…

За двумя остальными дверями на втором этаже не слышалось ни единого шороха. Под ногой Малфоя скрипнула половица, и мы замерли. Потом направились дальше. Было страшно, но вот чудеса: присутствие за спиной испуганного безоружного Хорька как будто придавало сил. Ближе к лестнице я уже был готов кидаться Непростительными в ответ на каждое движение внизу.

Над крышей дома раздался громовой раскат, от которого мы присели, и сразу же в гостиной грохнуло снова.

― А может, это дух дождя? ― тихонько спросил Хорёк, не отцепляясь от моего плеча.

― Какой, к гиппогрифам, дух?! ― прошипел я.

― Входит через открытое окно и похищает души людей, ― охотно пояснил он, как будто мы с ним не стояли, насмерть перепуганные, посреди тёмного коридора дома, по сравнению с которым даже дом Блэков казался райским местечком.

― Ерунда, ― ответил я, не слишком себе веря. В такой обстановке можно было поверить во что угодно.

Малфой хихикнул.

― Я в детстве жуть как его боялся.

― А я Фредди Крюгера боялся, а сейчас и отца твоего не боюсь, ― буркнул я, припоминая подсмотренный у Дадли фильм, на некоторое время ставший моим кошмаром. Хотя сравнение было, честно говоря, ещё то.

Малфой не прокомментировал, вероятно, про Крюгера решив спросить позже. Зато я, вспомнив, что, по идее, должен быть бесстрашен, направился к лестнице быстрым шагом. Поскорее, чтобы не успеть передумать. Малфой, испугавшись моей прыти, засеменил следом, на всякий случай держась подальше от дверей.

На первой ступеньке лестницы мы, не сговариваясь, взялись за руки. Лестница отчаянно скрипела, поэтому приходилось двигаться медленно. Чем больше проходило времени в этом безумном пути, тем больше мыслей лезло в мою несчастную голову. Больше всего не хотелось думать о том, что на нас могут напасть сзади. Малфой сжимал мою руку крепко. Видимо, и он думал о чём-то похожем, потому что его ладонь взмокла, так же как и моя.

Звук настиг нас ближе к концу лестницы, и я от неожиданности шарахнулся назад, чуть не повалив Драко. Он сдавленно выругался, и я в ужасе взглянул на тёмный проём дверей в гостиную, но оттуда так никто и не появился.

― Представляешь, заходим мы, а там Фенрир… ― потерянно прошептал Драко мне на ухо. Мы так и не задались вопросом, как бы оборотень попал сюда. Для Малфоя Фенрир теперь был воплощением зла, худшим, чем сам Волдеморт, а я… я просто поверил ему.

Преодолев лестницу, мы, по-прежнему не разжимая рук, остановились внизу, присматриваясь к дверям. Тени на лице Малфоя подрагивали в нервном свете моего Люмоса. Стоять так и дальше не имело смысла. Я набрал воздуха в лёгкие, как перед прыжком в воду, и выкрикнул:

― Люмос Максима!

Шар света метнулся в гостиную, повис там возле люстры. Следом прыгнул я, махнул палочкой влево от дверей, вправо:

― Протего! Ступефай! Ступефай! Экспеллиармус!

В шкафу с книгами с грохотом разбилось стекло, и наступила тишина, прерываемая хриплым дыханием замершего в дверях Малфоя.

― Ну? Что? ― спросил он. Я оглядел комнату, в которой всё оставалось так же, как тогда, когда мы ушли. Тюлевая штора надулась огромным пузырём, вплывая в комнату, и тут же опять раздался тот звук, что испугал нас в библиотеке.

Взмахом палочки я откинул штору прочь. И выругался.

― Поттер! ― простонал Драко сзади. ― Ты плохо влияешь на мозги!

Я в ярости обернулся к нему.

― Что?! Это кто тут окно забыл закрыть, а? Я, что ли?

Страх сняло как рукой, остался только неприятный осадок, да колени ещё немного подгибались от пережитого, когда я подошёл к окну, чтобы закрыть хлопающую от ветра половинку рамы.

― А так героически шли! ― фыркнул Малфой, не желая опять ругаться. ― Так трогательно за руки держались…

Я фыркнул, и через секунду мы с ним хохотали, выплёскивая напряжение.

― Позвольте узнать, чему вы так…

Я подпрыгнул, ухитряясь в развороте задвинуть Малфоя себе за спину и одновременно выбросить вперёд руку с палочкой. Второй раз за вечер так пугаться ― это уже перебор…

В дверях стоял Люциус и с долей недоумения разглядывал наш живописно застывший дуэт.

― Ф-фух! ― выдал Хорёк за моей спиной. ― Отец, не ходи так тихо, поседеть же можно!

― Спроси у него что-нибудь, ― велел я, не опуская палочку. Старший Малфой посмотрел на меня снисходительно:

― О, уже умеете не доверять тому, что видите?

― М… Что ты подарил мне на седьмой день рождения? ― спросил Хорёк.

― Пони, ― без запинки ответствовал Люциус. ― Назвали Имбирь.

Драко расслабился, убрал руку с моего плеча, смахнул взмокшую чёлку со лба.

― Всё нормально, это он.

И я понял, что в безопасности он себя почувствовал только сейчас.

Поттер выглядел явно смущённым.

― Извините, ― пробормотал он, ― я на всякий случай…

Проходя мимо, я легко коснулся его плеча:

― Всё в порядке, я бы тоже сначала удостоверился, что это не враг под Оборотным.

Скинув мантию на диван, я повернулся, оглядывая лёгкий разгром: разбитое стекло шкафа, закинутую на карниз занавеску. Неужели подрались? Неужели Поттер посмел распускать руки после того, как я внятно объяснил ему, что это нежелательно? Вот почему он так смущён ― боится наказания… Но над чем они хохотали, когда я вошёл?

― Теперь будьте добры, расскажите, что здесь произошло, ― холодно потребовал я. Драко тут же подобрался: этот мой тон он прекрасно знал. Обычно за ним не следовало ничего хорошего.

― Здесь произошло… ― начал он и запнулся, глядя на Поттера. ― Ну, как бы это сказать…

― Конфуз, ― подсказал Поттер.

― Да, ― подхватил Драко. ― По-дурацки вышло, но на самом деле мы жутко перепугались…

Он потупился, и я понял, что он стыдится своего страха. Постепенно они с Поттером в лицах рассказали, как шли по лестнице, шарахаясь от каждого шороха, как Поттер влетел в гостиную подобно штурмовому отряду авроров и устроил в ней беспорядок, как потом они поняли, что шум издавало незакрытое окно, начали смеяться, и испугались снова, теперь уже моего появления.

Судя по честной мордашке Поттера, дело обстояло именно так, а судя по вопросительным взглядам, которые он бросал на Драко, они оба что-то недоговаривали. Я слушал их, вольготно расположившись на диване.

― Так что вот так, ― наконец выдохся спаситель мира.

― Это всё? ― ровным голосом спросил я.

― Да! ― заявил тот, не увидев подвоха. Сын молчал, зная, что, если я спрашиваю, значит, утаить ничего не получится.

― Драко, это всё? ― так же спокойно обратился я к нему. Он опустил голову.

― Ну… вообще… не совсем. Только не думаю, что это важно…

Я молчал, давая ему понять, что ожидаю правдивого ответа, и он сдался:

― Не знаю, почему Поттер не сказал, но, когда мы шли по лестнице, мы держались за руки.

Золотой мальчик залился вполне целомудренным румянцем. По его лицу я без труда прочёл, о чём он думает: расценю ли я это как нарушение нашего договора? Он встретил мой взгляд, и я милостиво кивнул ему, показывая, что признаю его поведение как допустимое в данной ситуации. Он расслабился. Видимо, ожидает, что за малейшую провинность его выкинут из этого дома, как некоторые люди выкидывают на улицу непослушных щенков.

― И ещё… ― Драко замялся, поглядывая на меня. Я взглянул максимально открыто, доброжелательно приподнял уголки губ. Мою мимику он читал безошибочно, поэтому выпалил, больше не колеблясь:

― Мне показалось, что в гостиной прячется Фенрир, поэтому я так испугался.

Я сдержал вздох. Даже после сильнейшего ритуала глупо ждать, что мальчика не будут преследовать навязчивые воспоминания. Если рассуждать здраво, Поттер был прав насчёт этой своей маггловской психологии: Драко может затолкать воспоминания о Фенрире так глубоко, что в конце-концов вообще забудет, что произошло, но его тело будет помнить всё, что с ним делал этот ублюдок, а подсознание станет изводить его тревожными мыслями.

― Ясно, ― коротко ответил я и тут же одёрнул себя: вот сейчас Драко будет гадать, сильно ли я сердит на него за страх, достойный, по его мнению, разве что дошкольника. ― Всё нормально, я не сержусь. Но рассказывать надо было, ничего не утаивая.

― Прости, ― произнёс Драко, снова опуская голову. Они с Поттером ― два ходячих горя: оба уверены, что от них вот-вот откажутся. Интересно, это заразно?

― Я пойду чай заварю, ― пискнул Поттер, делая попытку улизнуть на кухню.

― На это есть домовик, ― пресёк я его инициативу. Он опять смутился.

― Нет, просто, когда руки заняты, лишние мысли из головы вылетают, ― Поттер неуверенно улыбнулся, как будто не думая, что его поддержат.

― Да, вы правы, ― кивнул я. ― Я в таких случаях берусь очинять перья и карандаши. Но кухня ― это всё-таки вотчина домовика.

― Я привык, что это моя вотчина, поэтому не удивляйтесь, если я иногда буду её оккупировать, вспоминая старые добрые времена у родственников…

― Так это правда? ― спросил Драко. ― Ты и в самом деле был у них вместо эльфа?

Поттер дёрнул плечом.

― Был. Хорошо, что я туда больше не вернусь, ― его тон внезапно стал непривычно жёстким. Я молчал, зная от Снейпа, что с летних каникул мальчишка возвращался полуголодным и худым как щепка от непосильного труда. Понятно, почему он так любит Хогвартс, а отработки у Филча не являются для него наказанием…

Внезапно Поттер странно посмотрел на меня, и я понял, что это его хитрый взгляд.

― Могу я спросить, милорд, что вы сделали с Роном? ― спросил он.

― Уже знаете, ― усмехнулся я. ― Ничего особенного. Если бы ваш друг больше слушал профессора Флитвика, он бы сумел отличить иллюзию от реальности.

― Пауки? ― с каким-то удовлетворением спросил Поттер. Драко хихикнул, переглянувшись с ним.

― Да, ― коротко ответил я, прислушиваясь.

Я и ранее подозревал у себя зачатки провидческих способностей: вот только что вспоминал про Снейпа, а входная дверь уже хлопнула.

Северус на секунду остановился в дверях, оглядел нашу компанию. Потом, ни слова не говоря, подошёл к шкафу, открыл бар и налил себе полный стакан огневиски. У нас троих приветствия замерли на губах. Я сделал знак мальчикам, чтобы они молчали, но Драко и так уже толкнул Поттера. Тот кивнул: видимо, за время учёбы в Гриффиндоре инстинкт самосохранения атрофировался не до конца. В полной тишине мы сидели и ждали, пока Снейп допьёт свой стакан. Он даже не поморщился, потянулся налить ещё.

― Сев, хватит, ― спокойно сказал я. ― Ты стал злоупотреблять в последнее время.

Он отставил бутылку, обернулся к нам. Лицо его было серым.

― Ладно, Люц, как скажешь, ― хрипло сказал он. Помолчал, барабаня пальцами по открытой полке, потом резко захлопнул её и без перехода сообщил, зная, что я всё равно не отстану:

― Я убил ребёнка. Мальчика лет пятнадцати.

Поттер, кажется, отшатнулся. Хорошо, хватило ума сделать это не слишком резко, иначе бы Северус точно сорвался.

― Лорд хотел посмотреть? ― предположил я как можно более ровным тоном, надеясь, что моё спокойствие передастся и ему.

― Нет… ― неохотно ответил он. ― Белла мучила маггла в подвале уже около суток. Я не мог это видеть… Зачем я вообще туда спустился…

Северус зябко повёл плечами.

― И вы не смогли его спасти?.. ― прошептал Поттер. Снейп воззрился на него так, будто только что понял, что мы с ним в комнате не одни.

― Единственный способ его спасти был именно тем, к которому мне пришлось прибегнуть, ― скривился он. ― Попытайтесь понять это своими гриффиндорскими мозгами!

Поттер скрестил руки на груди, попытался скопировать мой взгляд.

― Мы, кажется, договорились, что со вчерашнего дня у меня с Гриффиндором нет ничего общего, ― сказал он.

― Закрыли тему, ― рыкнул Снейп. Отвёл с лица спутанные волосы и сообщил уже нейтрально:

― Я нашёл ещё один крестраж. Белла сказала мне, что Лорд отдавал Лестрейнджам на хранение некую золотую чашу. Вероятно, это чаша Хельги Хаффлпафф. Сейчас она находится в Гринготтсе.

Поттер, к счастью, догадался, что не место для радостных восклицаний. Впрочем, я видел, что его что-то гложет. Наверняка чувство вины, ведь он долгое время считал Снейпа предателем и теперь не мог себе простить своей слепоты. Готов поспорить, в скором времени он решится на разговор наедине…

― Кроме того, ― продолжал Северус, ― в ближайшее время планируется нападение на Косой переулок и операция по поиску некоей вещи в заброшенном доме. Так что, Поттер, берите ваш галлеон и сообщайте куда следует. Ах, да, ― он повернулся ко мне. ― Завтра ужин в Мэноре. Нам обоим придётся там быть: тебе как хозяину и мне по долгу службы. За стаканом вина люди иногда выбалтывают потрясающие вещи, Веритасерума не надо…

Я кивнул с лёгким сердцем: он выпил, выговорился, рявкнул на Поттера и, кажется, отошёл. Взгляд снова стал цепким, прошёлся по присевшим на другой край дивана Поттеру и Драко, по разбитому стеклу, вздыбленной занавеске.

― И что, позвольте спросить, здесь произошло?

Я указал на мальчишек.

― Поттер? ― нахмурился Снейп. Понятное дело, Драко всегда вне подозрения…

Они переглянулись.

― Ну так вот, ― вздохнул Поттер, смирившись со своей участью. ― Рассказываю снова. Сидим мы с Драко в библиотеке, никого не трогаем, даже почти не ругаемся, как вдруг…

Тихо потрескивал камин, заколдованный на отдачу минимума тепла и максимального количества света. В воздухе плавали несгорающие свечи. Был слышен только шелест страниц. Я перелистывал их быстрее всех, практически не вчитываясь в текст. Просто чувствовал, что и в этой книге не найду ничего, что могло бы мне помочь. Я отложил фолиант в стопку справа от своего кресла и потянулся, прежде чем взять следующую книгу из стопки слева.

Часы на каминной полке мерно тикали. Стрелки на них показывали половину второго ночи.

Снейп скорчился в соседнем кресле, едва не касаясь кончиком носа жёлтых страниц. Казалось, что он не замечает ничего вокруг. Старший Малфой сидел на прежнем месте, небрежно опираясь локтём о валик дивана и листал книгу свободной рукой.

Полчаса назад мы все вчетвером склонялись над иллюстрацией в каком-то фолианте, изображающей массивный на вид круглый медальон с выгравированной на нём буквой S, похожей на змею. Тогда Люциус коснулся картинки пальцем и задумчиво пробормотал, что, кажется… хотя нет, он может и ошибаться…

Мы посмотрели на всякий случай, как выглядят диадема Райвенкло и чаша Хаффлпафф, и снова расселись по местам перелистывать книги в поисках чего-нибудь, что могло бы нам помочь. Драко нашёл-таки связующие чары, не объяснив толком, зачем они ему, посокрушался, что нет палочки, и зарылся в темномагическую литературу, коей у Снейпа было предостаточно. По собственному признанию бывшего профессора, он сам не успел прочитать и половины своей библиотеки…

Странно это признать, но мне было уютно. Я забыл о том, что рядом со мной ― бывшие враги, сильные и опасные, забыл о войне и обо всём на свете. Мне почему-то казалось, что за окном, в темноте, не летняя ночь, а суровый ледяной ветер, швыряющий в стёкла пригоршни снега. Тем уютнее казалось здесь, в комнате, где трещал огонь и было тепло, и царило молчание, и шуршали страницы…

Я нечаянно взглянул на Малфоев и обмер, поражённый. Я и не заметил, когда Хорёк успел сползти с дивана и устроиться на полу. Устав, он перелистывал страницы всё медленнее и медленнее; наконец зевнул и прикрыл глаза, прижавшись щекой к колену Люциуса.

Что-то, больно царапая, карабкалось у меня внутри, раздирало, душащим комком раздувалось в горле. На меня никто не обращал внимания, хотя, казалось, ещё немного ― и я захриплю от боли. Хорёк зажмурился, положил голову поудобнее, и тут (я закусил губу) Люциус перехватил книгу и опустил освободившуюся руку вниз. Я смотрел, из последних сил убеждая себя, что мне мерещится. Однако глаза мои продолжали меня обманывать: холёные пальцы мягко погладили светлую макушку Драко, на мгновение замерли, взъерошили ему волосы… «Такого не бывает, ― убеждал я себя. ― Не может Люциус Малфой быть таким, пусть даже забывшись за книгой…» Но улыбка на лице моего бывшего школьного врага казалась слишком настоящей.

Дыхания не хватило, я захрипел, боль разлилась в лёгких, перед глазами потемнело. Последнее, что я увидел, было то, как вскакивает Драко, срывая с себя пылающую рубашку, а на лице его уже не улыбка, а страх.

― Агуаменти! ― рявкнул кто-то рядом со мной. Ледяная вода хлынула сверху, полилась за шиворот и в штаны. Я неловко взмахнул руками, отбиваясь от мощной струи, попадающей в рот, нос и уши, но вода безжалостно била, казалось, со всех сторон.

В какой-то момент всё закончилось, и я понял, что могу дышать. Очень медленно я открыл глаза, отвёл с глаз чёлку, с которой стекала тонкая струйка. Очки были все в крупных каплях, мешающих видеть, что происходит. С другой стороны, не очень-то и хотелось.

Драко, такой же мокрый, как и я, стоял у дивана, потерянно разглядывая почерневшие обрывки, которые держал в руках. Люциус, сжимая трость, наклонился в мою сторону, и я порадовался, что не вижу выражения его глаз. Я уловил шевеление справа от себя, поднял голову. Надо мной с палочкой наготове и зверским выражением лица возвышался Снейп.

― Ой, ― произнёс я шёпотом. ― Я не хотел…

Накатило давящее ощущение непоправимости сделанного, захотелось спрятаться, укрыться, забиться куда подальше, только бы не нашли. Я ждал гневных воплей Снейпа, холодного разочарования Люциуса, возмущения Драко, но никто из них не произнёс ни слова. Тогда я медленно встал с кресла и, пошатываясь и не обращая внимания на то, что оставляю за собой растекающиеся следы, вышел из комнаты.

Меня никто не останавливал.

Готические буквы привычно расползались у меня перед глазами. Я взглянул на часы ― двадцать минут второго. За окном царил непроглядный мрак: уличного фонаря напротив моего дома на Спиннерс-Энд не было со времён моего детства. Я уже практически не видел текста, погружённый в свои мысли. Или всё ещё слегка пьяный после выпитого залпом стакана.

Как ограбить Гринготтс? Да и нужно ли идти этой сложной гриффиндорской дорогой? Нет, ум слизеринца действует по-другому, он, подобно воде, просачивается в малейшую лазейку и неустанно трудится, расширяя и расширяя её, приспосабливая под себя, пользуясь удачным стечением обстоятельств, умело играя на человеческих слабостях…

Бесполезно начинать с Беллы, она уже сделала всё, что могла. Остаются Рабастан и Рудольфус, так кого же из них выбрать ступенью на трудном пути? Рабастан хитёр, хотя не слишком силён магически. Рудольфус, напротив, человек ужасающе безалаберный и неосторожный, хуже Поттера, что только на руку. Вопрос в том, открывается ли сейф Лестрейнджей младшему брату или там есть какие-то ограничения? Или у них вообще разные сейфы? И пропустит ли защита постороннего, чтобы он мог постоянно держать одного из братьев под Империо? Как угостить их Веритасерумом, узнать всё это, а потом стереть память так, чтобы и сам Лорд не нашёл вмешательства?..

Я потёр глаза. Жаль, наученный горьким опытом ― своим и Поттера, ― я уже не могу доверить мысли бумаге.

Я оторвался от фолианта, который держал на коленях, и оглядел гостиную. Поттер тоже бросил перелистывать книгу, и, по-видимому, уже давно. Он сидел в кресле, напряжённый, прямой как струна, и, не отрываясь, смотрел на Малфоев. Я пригляделся тоже, но долго не выдержал, отвёл глаза: Люциус едва не почёсывал Драко за ухом, а тот жмурился, оправдывая своё детское прозвище. Котёнок он и есть котёнок…

Внезапно полыхнуло ярким, и я вскинулся, отказываясь верить вдруг произошедшей перемене. Рубашка Драко пылала спереди быстрым оранжевым пламенем; с коротким вскриком он вскочил, пытаясь содрать её. Ещё не поняв до конца, в чём дело, я увидел, как трость оказалась у Люциуса в руке, и из серебряной змеиной пасти вырвалась струя воды, окатив Драко.

Поттер в кресле давился, схватившись за грудь, и не отводя от них пустых, враз потемневших глаз. Не думая, желая только одного ― разорвать эту связь ― я выкрикнул первое пришедшее на ум заклинание. По счастью, сработала ассоциация с моими мыслями и с уже мокрым крестником. Поттер изогнулся под холодной струёй, закашлялся, а палочка в моей руке завибрировала от напряжения. Когда мальчишка закрылся руками от воды, я понял, что пора прекращать.

Драко стоял, держа в руках то, что осталось от его рубашки; Люциус, сжав зубы, едва удерживался от Непростительных, а сам виновник происшествия сжался в кресле, превратившемся в одну большую лужу. Поняв, что вода больше не льётся, мальчишка убрал с глаз насквозь мокрую чёлку и посмотрел по сторонам. Последним он встретился взглядом со мной, не выдержал, побелевшие то ли от холодной воды, то ли от страха губы шевельнулись.

― Ой, ― разобрал я. ― Я не хотел…

Нормальных слов у меня не было. Ни у кого из присутствующих, видимо, тоже. Тогда Поттер встал с кресла и, оставляя на ковре мокрую дорожку, направился к двери. Пошатнулся, сгорбился и вышел, пропал в темноте коридора. На лестнице послышались его спотыкающиеся шаги.

Молчание нарушил Драко. Он встряхнул обгорелыми клочьями рубашки и тихо спросил:

― А что это было?..

― Поттер рехнулся, ― сквозь зубы бросил Люциус. ― Или он второй Лорд. Он бы ещё Адское Пламя вызвал…

Взмахом палочки я высушил всё в комнате, включая крестника. Тот поёжился, кинул клочки на пол, щёлкнул пальцами.

― Типпи, убери это и принеси другую рубашку.

Нарушая правила приличия, он переоделся при нас: боялся идти наверх. Я его понимал.

― Успокойся, Люциус, ― сказал я. ― Это обычная стихийная магия, пусть и сильная. ― Помолчал, добавил: ― А мы с тобой два кретина. Такое проглядеть…

― Проглядеть что? ― нахмурился Малфой. Я знал, что он лихорадочно соображает, как спрятать Драко от Поттера. Подобрав выроненный фолиант, я сел обратно, сгорбился под тяжестью новой проблемы.

― Ты так и не понял, что ему от нас понадобилось?

― Помощь? Знания? Тёмная магия? ― предположил он. Я покачал головой:

― Странно, что это вижу я, а не ты…

― Не тяни же! ― рассердился он. ― И так нервы на взводе, не знаешь, чего ждать!

― Да просто всё, ― сказал вдруг Драко изменившимся голосом. ― Он за семьёй пришёл. Подсмотрел тогда, в Норе, и пришёл. И Обеты дал какие только можно ― всё ради этого.

Люциус понял, обречённо прикрыл глаза рукой.

― Не мальчик, а катастрофа… ― выдохнул он. ― Я правильно понимаю, что, раз он не стал своим ни у этих магглов, ни у Уизли, то решил уцепиться за меня? И сорвался, когда увидел, что и мы его не принимаем?

― Правильно, ― мрачно ответил я. ― Я так и подозревал, что спокойный Поттер ― это запаянный паровой котёл. Взрыв мы наблюдали только что. Между прочим, это вы его спровоцировали…

Весь мой запал иссяк. Я устало опёрся локтями о колени. Что такое одиночество, я знал. Знал, что это, когда готов прибиться к кому угодно, лишь бы услышать слова одобрения…

― Так он будет на меня кидаться? ― подозрительно спросил Драко.

― Не думаю, ― ответил я. ― А ты, Люц, не начинай…

― И ты знаешь, как это остановить? ― ехидно спросил друг.

― Пока нет, ― ответствовал я с таким же ехидством. ― Ну, и кто из нас двоих пойдёт разговаривать с трудным ребёнком?

Вопрос был риторическим. Я и так знал, что никто, кроме меня. Видимо, педагог ― это моя судьба на всю оставшуюся жизнь. Так же, как и шпион.

Дверь в комнату Поттера была закрыта, но не заперта. Я вошёл, зажёг свет. Мальчишка навзничь лежал на кровати. Подойдя, я увидел, что он даже не применил к себе высушивающее заклинание и покрывало уже пропиталось водой.

― Поттер, ― строго начал я. ― То, что вы сделали, весьма неразумно, однако…

Он лежал с закрытыми глазами, и глазные яблоки двигались под веками. По наитию я коснулся его лба и отдёрнул руку: лоб был раскалённым. Поттер перевернулся набок, обхватил себя руками и что-то пробормотал.

Стало ясно, что меня он уже не слышит.

Вообще-то я осознавал, что лежу на кровати, но со временем это понимание начало исчезать. Мир словно сузился до ощущения неудобной позы и ледяных рук и ног. Что произошло, я тоже не помнил. Кажется, что-то страшное. Если не ошибаюсь, причиной этого страшного был я, а это значило, что кошмары только начинаются.

И в самом деле, вскоре моего слуха коснулся какой-то вибрирующий на достаточно высокой ноте гул. В нём было даже что-то знакомое, но я не шевелился, не желая вспоминать, пока воспоминание не пришло само: пчёлы! Я попытался вскочить, но тут же сообразил, что этого делать ни в коем случае нельзя, ведь рой может решить, что я нападаю. Тогда я стал натягивать одеяло на голову, но оно никак не желало меня прятать: как я ни сжимался, как ни подтыкал его, всё равно что-нибудь оставалось открытым. Больше всего я почему-то боялся за пятки, которые постоянно высовывались из-под треклятого одеяла. Наконец я лёг и затих, решив, что пчёлы, кружащие рядом со мной, подумают, будто я умер. Но тут же ещё одна паническая мысль пришла мне в голову: ведь тогда они могут устроить во мне гнездо! Я плохо знал, как именно пчёлы строят гнёзда, скорее всего, находят какой-то полый предмет вроде коряги или дупло. По моему мнению, я вполне подходил. Представив, как жужжащие насекомые набиваются мне в горло, я подскочил и начал отмахиваться. Пусть лучше искусают до смерти, чем так…

Пчёлы куда-то пропали, а я, сидя в кромешной тьме без единого лучика света и не имея ни малейшего представления о величине окружающего меня пространства, вместо гула ста тысяч крылышек стал слышать удары, которые раздавались над самым моим ухом. Как и в случае с пчёлами, я не сразу понял, что это такое. А оказалось просто: это дядя Вернон заколачивал досками дверь в чулан, чтобы запереть меня в нём на целое лето. Я понял, что буду сидеть здесь, в темноте до тех пор, пока не умру от голода и жажды, и стал изо всех сил бить в дверь руками и ногами.

― А-а, попался, мальчишка! ― торжествующе заорал дядя с той стороны, не прекращая орудовать молотком. ― Будешь знать, как воровать еду!

― Нет! ― закричал я и стал грохать ещё сильнее. ― Это не я! Я не нарочно! Я больше не буду! Выпустите меня!

Но дядя заколотил дверь, собрал инструмент и ушёл. Через некоторое время я понял, что Дурсли уехали, и тихонько завыл, прекрасно зная, что до конца каникул обо мне никто не вспомнит, а к сентябрю я превращусь в высохшую мумию. Внезапно я почувствовал, что в чулане не один. Я присмотрелся и к своему удивлению различил сидящего в углу мальчика лет десяти. В его угрюмом взгляде чудилось что-то знакомое, но враждебности он не вызывал, потому что ему было так же плохо, как и мне.

― Не надо, не трогай его! ― раздался издалека испуганный женский голос. ― Он больше не будет! Тобиас, пожалуйста!

Я догадался, что моему собрату по несчастью несдобровать, если этот Тобиас до него доберётся. Мальчишка посмотрел на меня с неприкрытой неприязнью, но я не обратил на это внимания, потому что прямо за дверью послышался другой голос, мужской:

― Да я твоему выродку кишки выпущу, если он ещё раз…

Превозмогая себя, я поднялся со своей лежанки и проорал через дверь, не стесняясь в выражениях:

― Слышь, ты Тобиас, мне похрен, кто ты такой, но не смей его трогать, понял?!

Внезапно мои колени подломились, и я упал обратно. Всё завертелось и исчезло: и двери, и чуланы, и голоса, и полузнакомые дети. Снова пришла тьма, и не просто тьма, а Тьма с большой буквы. Она обволакивала и укачивала, но я знал, что эта ласка обманчива, и если я в ближайшее время не найду способа ею управлять, то она просто проглотит меня как кошка мышь и не оставит даже косточек. Когда мягкие объятия готовы были сомкнуться в смертельном захвате, из глубин Тьмы явился некто в человеческом облике, но при всём желании я не смог бы его описать. Единственное, что я запомнил, ― это длинные серебристые волосы.

― Вы ангел? ― прошептал я в немом восторге. Я видел раньше изображения ангелов, но все они показались мне сейчас глупыми, надутыми и далёкими от того, что я сейчас видел перед собой. Ангел покачал головой и что-то ответил; я не разобрал слов, вслушиваясь в его ласковый голос, и потянулся к нему. Почему-то мне не хотелось, чтобы он уходил. Казалось, что у него есть что-то, чего мне всю жизнь мучительно не хватало, и если он сейчас уйдёт, я лишусь этого навсегда.

― Пожалуйста… ― просил я. ― Пожалуйста…

Голос мой звучал жалобно и униженно, но мне было всё равно. Ангел стоял, не приближаясь ко мне, и, кажется, я молча заплакал, вспомнив, что на мне давящей тяжестью лежит вина.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я открыл глаза. Подо мной захрустела свежая простыня, а обнимала меня не Тьма, а широкое одеяло в белоснежном пододеяльнике.

Комната была залита ярким светом. Предзакатного солнца видно не было, но небо светилось глубоким ясно-голубым, как обычно бывает вечером.

Позади меня раздалось шуршание бумаги. Я повернул голову. Рядом с моей кроватью в трансфигурированном из стула кресле сидел Драко Малфой. Отложив «Ежедневный Пророк», он посмотрел на меня, и даже без очков я видел, что в его взгляде нет ни тени презрения или насмешки, а только искренне сочувствие. Он смотрел на меня так долго, что я уже занервничал, начиная подозревать, что это продолжение мутных страшных снов, а потом сказал необычайно серьёзно:

― Да, Поттер. Ну и кошмары у тебя…

Я поправил воротничок рубашки и посмотрелся в зеркало, почти не видя своего лица. Поттер не может быть ментальным магом. Два года назад я убедился в его полной неспособности. Однако я был уверен и в том, что у него посредственный магический дар вообще, а оказалось, что он владеет беспалочковыми заклинаниями и сам этого не осознаёт. Меня сбивало с толку и то, что сегодня ночью я не почувствовал никакого вмешательства в свой разум, а сам не рискнул влезать в мысли мечущегося в бреду мальчишки. Но откуда он мог знать? Как? В этот раз я ни в чём не мог его уличить, а факт оставался фактом: он видел моё прошлое, кричал моему отцу, чтобы он не трогал меня. Бред. Бред…

― Ты идёшь? ― Люциус возник на пороге спальни.

― Иду, ― я вздохнул. Он понял:

― Не забивай голову. Всё будет нормально. Сам говорил, что к Поттеру никакие законы применить невозможно.

― Да, говорил, ― процедил я. ― Только это стало заходить слишком далеко.

Я обернулся, окинул взглядом друга, хмыкнул почти без горечи:

― Как всегда, неотразим.

Он с довольным видом разгладил складки на мантии.

― Ну а тебе что мешает одеться нормально? Тебе должен великолепно подходить белый цвет, а ты в вечном трауре…

Я удержался, не дёрнулся, но промолчал, и по моему молчанию он сделал верный вывод:

― Неужели?!

― Закрыли тему, ― рыкнул я, по привычке застёгиваясь наглухо. ― Идём.

В тактичности ему было не отказать, поэтому по пути в Большую гостиную он не сказал ни слова.

Пустая гостиная была ярко освещена. В середине её стоял длинный, изысканно сервированный стол, возле которого, поправляя салфетки, крутилась эльфийка в застиранной наволочке. Увидев нас, она испуганно пискнула, прижала огромные уши и исчезла. Я сел лицом к двери, чтобы видеть всех входящих, а Люциус встал в дверях, чтобы, выполняя обязанности хозяина, встречать гостей. Я отстранённо смотрел на его гордый разворот плеч, на спадающий ниже лопаток платиновый хвост ― после возвращения Лорда Малфой стал несколько суеверен и, боясь, что силы его покинут, в последний раз стригся ещё до Азкабана. Внезапно что-то произошло с ровным до того дыханием, наверное, свечи слишком чадили, ― и я задохнулся, поняв, что никогда за столько лет дружбы не касался его волос, и представив, каково бы было…

Когда я совладал с собой, в дверях стояли Лестрейнджи полным составом: Беллатриса в чёрном открытом платье, длинных перчатках и с вызывающе алой розой в причёске держалась за локоть Рабастана; у того на лице было непонятное выражение ― то ли презрительное, то ли скучающее. Я подумал, что ему неприятно находиться рядом с женой, тем более, что они уже давно избегали друг друга. Рудольфус, рассеянно поглядывая по сторонам, шёл позади брата и невестки, и видно было, что его мысли находятся вовсе не здесь.

Лучезарно улыбнувшись, Люциус поцеловал руку Беллатрисе, и она быстро отняла её безо всякого кокетства. Зятя она презирала, впрочем, как и всех мужчин, кроме Лорда. Хотя тот уже не был человеком… Белла села с краю, спиной к двери, Рабастан ― рядом с ней и прямо напротив меня. Руди плюхнулся рядом с ними, закрутил головой, мотнув неимоверно длинным хвостом потрясающего червонного оттенка, которому позавидовали бы и Уизли. Кстати, чем-то он был похож на отдельных представителей гордого нищего семейства, точнее, на близнецов, и я отвлёкся снова, припоминая, в каком родстве они состоят. Впрочем, в генеалогии я не был силён…

― Привет, Снейп! ― окликнул меня Руди. ― Что-то ты бледный, погулять бы хоть вышел…

Я кивнул и не прокомментировал. Рабастан едва поздоровался со мной, Беллатриса сделала вид, что меня нет. Вероятно, обиделась за сцену в подвале. Или, скорее, что-то замышляет. Догадалась, кто виноват в смерти несчастного маггла?

В гостиную, неловко поклонившись хозяину, прошмыгнул Питер, примостился на противоположном конце стола, глазками-бусинками оглядывая нас. Вслед за ним явились Эйвери и Долохов, оба с одинаковыми ухмылками на лицах, и по одним этим ухмылкам я мог догадаться, что они только что обсуждали какую-нибудь дрянь вроде Лопающего заклятия. Через минуту мимо Люциуса проскользнул Барти, уселся напротив Питера на другом конце. Идти сюда боялся, впрочем, не прийти явно было ещё страшнее. Догадывается, что Драко ему так просто с рук не сойдёт?..

Появление Фенрира в конце коридора я определил по тому, какой неестественно напряжённой стала спина Люциуса, и сам сжал под столом кулаки. Оборотень сегодня был на удивление опрятен, хотя запах крови с грузного тела до конца так и не смыл. Я, стараясь казаться равнодушным, смотрел, как он усаживается, и даже пропустил тот момент, когда слева от меня на свободный стул опустился Яксли. По счастью, явившийся Руквуд отделил меня от оборотня, и я всё своё внимание обратил на дверь, в которую под руку входили Амикус и Алекто: он поглядывал исподлобья, она, напротив, гордо несла пухлое тело в обтягивающем чёрном платье. Им, как и мне, едва кивнули, но брат и сестра явно превосходно обходились обществом друг друга и сим фактом не опечалились.

Я медленно перевёл взгляд на сидящих напротив меня Лестрейнджей. Так ли много знает младший брат? Но так ли уязвим старший для моего коварства?..

― Ух ты! ― радостно завопил Руди, оборачиваясь к входящему в гостиную Макнейру. ― Уолли опять в юбочке!

― Будь добр, уважай мои национальные традиции! ― прорычал шотландец вместо приветствия; ножи на поясе его килта угрожающе позвякивали. Бывший палач шагнул к столу, с высоты своего двухметрового роста оглядывая стоящие на нём яства. Левой рукой он придерживал ворот безрукавки, надетой прямо на голую грудь. С тихим хлопком перед верзилой возник домовой эльф.

― Господин Макнейр не может чего-то найти?

― Да! ― пробасил тот. ― Творога сюда, молока и чистое блюдце!

― Будет исполнено! ― пискнул эльф, и через несколько секунд требуемое появилось на столе. Я с лёгким интересом наблюдал за происходящим, и не только я. Руди подпрыгивал на стуле, пытаясь заглянуть Макнейру за пазуху, Августус наклонился вперёд, попутно обдав меня запахом сигарет, которые в последнее время курил безостановочно. Макнейр тем временем налил в блюдце молока, кинул кусочек творога, размешал мизинцем, облизнул и только тогда распахнул безрукавку.

― Щенок, ― предположил Эйвери, перегибаясь через стол, чтобы лучше видеть. Но он ошибся. В лапище у Макнейра сидел взъерошенный чёрный с рыжим котёнок. Он повёл головой по сторонам, разинул красный рот с крохотными белыми клычками и беззвучно мяукнул. Палач опустил его на стол и ткнул мордочкой в блюдце. Котёнок сначала не понял, но потом накинулся на еду и мгновенно перепачкался белым.

― Какая лапочка! ― умилилась Алекто.

― О Мерлин великий, Макнейр! ― брезгливо процедила Белла, ставя локти на скатерть и разглядывая котёнка. ― Где ты взял это убожество?

― Подобрал, ― коротко ответил Уолден и внезапно опёрся кулаками о стол:

― Тронет кто ― убью. Понятно?

Первым ответил младший Лестрейндж:

― Понятно, понятно, а погладить можно?

Макнейр секунду подумал, потом ответил в своей обычной лаконичной манере, связанной, как я предполагал, с недостатком интеллекта:

― Можно. Одним пальцем. Когда поест.

Люциус занял свободное место справа от меня, и только тут я заметил, что уже пришли и Розье, и старшие Крэбб, Гойл и Нотт. Итак, все приглашённые были в сборе: семнадцать мужчин и две женщины, почти весь Ближний Круг.

― Забавный, ― снисходительно кивнул Малфой, указывая на котёнка. ― Как ты его назвал?

Макнейр задумался, и я понял, что ему не пришло в голову дать своему питомцу имя.

― Потом придумаю, ― сказал он.

Стоя мы выпили по первому бокалу за здоровье Его Темнейшества, и ужин начался. Сперва царила чинная тишина, прерываемая только тонким позвякиванием посуды и хрустом говяжьей кости, до которой Фенрир, объев непроваренное мясо, добрался поразительно быстро. Я ковырял вилкой салат, машинально анализируя запахи, пока не было разговоров, и вычленяя среди них одеколон Люциуса, духи Беллы, сигареты Руквуда и Макнейра. Но постепенно чопорность ушла и со всех сторон стали доноситься обрывки фраз.

― Итого, чтобы создать инфери, нужно подходящее время, нерасчленённый труп, достаточная сила воли и контроль над магией, ― объяснял потомственный некромаг Крэбб Нотту и Гойлу. ― Иначе инфери может восстать против создавшего…

― По сравнению с метлой это гораздо удобнее и безопаснее, ― утверждал Долохов. ― Зря считается, что stupa ― пережиток старины или экзотика. Вот, например, когда мне было пять или шесть, моя бабушка брала меня с собой в гости к подруге в Magadan…

― Послушай, Фенрир, для чего у тебя такие большие зубы? ― кокетничала Алекто. ― Ты же в человеческом обличье…

― Нет, Люц, ты заботишься о покое жены ― это понятно, но мне сдаётся, ты просто чуешь, что запахло жареным, ― спокойно говорил Руквуд. ― Если так, то ты угадал, потому что вот как с парнем твоим вышло… Я и сам уже думаю… Впрочем, ладно.

― Ты, Руди, как был пустозвоном, так и остался! ― внушал брату Рабастан. ― Ты что, котят не видел, что ли?

― Баст, ты совсем?! Я уж и забыл, какие они из себя! ― возмущался тот и вдруг вздохнул, наклонил голову, коснувшись ладоней тяжёлыми прядями. ― Помнишь, мы притащили домой, а отец заавадил?..

― Боевая магия ― вот на что стоит тратить время! ― восклицал Розье. ― А в аврорате собственную шкуру ставят превыше боевой задачи!

― Чушь собачья эта боевая магия! ― грохнул Макнейр с другого конца стола. ― Если мужчина не знает, как держать нож в руке, то он тряпка, и магии не нужно!

Молчали только некоторые. Яксли скучал, не зная, о чём со мной можно поговорить, и явно жалея, что сел с краю. Беллатриса скупыми изящными движениями поедала кусочки цветной капусты и изредка внимательным взглядом сумасшедшей стреляла по сторонам. Амикус сам не горел желанием заводить разговор, а Петтигрю так же жадно, как и я, прислушивался к разговорам, делая вид, что обгрызает куриную ножку и ни на что больше не обращает внимания.

Заговаривать о тяжёлом положении Тёмного Ордена я в такой ситуации не мог: при большом количестве свидетелей это вполне можно было бы расценить как попытку деморализации, а я и так ступал по самому краю. Исподтишка я разглядывал сидящих напротив меня братьев, пытаясь придумать предлог, под которым можно зазвать к себе одного из них и напоить Веритасерумом. Нет, всё-таки пусть это будет Руди, который и без зелья выболтает всё, что знает и чего не знает…

Одному только присутствующему были чужды всяческие метания, планы, политика, месть и этикет. Положив голову на край блюдца, безымянный котёнок Макнейра сладко спал между локтей своего хозяина. Я видел, как с его усов упала капля смешанного с творогом молока и впиталась в крахмальную скатерть.

― Да, Поттер, ― сказал я, откладывая принесённую отцом газету. ― Ну и кошмары у тебя…

Зеленоглазый герой привстал на постели, прищурился, плохо видя меня без очков.

― Малфой? ― спросил он, как будто не был уверен, что это именно я. Интересно, какое у него зрение? И почему Дамблдор с самого начала не вылечил его, ведь в одиннадцать лет организм исцеляется быстрее, чем в семнадцать?

― Угадал, ― ответил я.

Он провёл рукой по лицу, потёр глаза. Сощурился на окно.

― Закат или рассвет? ― спросил он.

― Закат. Девять вечера.

Поттер поник, вздохнул.

― Опять на закате просыпаюсь… А что вообще случилось?

― Что случилось? ― я посмотрел на него изучающее. Вроде бы не притворяется. ― А ты не помнишь?

Он подумал, потом покачал головой.

― Настала моя очередь дежурить у твоего одра, ― пафосно провозгласил я. ― Судьба сама предоставила мне возможность выплатить Долг Жизни.

― А со мной-то что? ― не отставал он. Я закинул ногу на ногу, посмотрел на Поттера серьёзно.

― Ты с какого момента помнишь?

Он задумался, почесал лохматую голову.

― Ну, э… Мы испугались, так? Спустились в гостиную… Было? Потом пришёл Лю… твой отец. Потом Снейп… Потом мы сидели за книгами, и я…

Он опустил голову и признался:

― Не помню.

Судя по заалевшим скулам, он помнил всё, просто признаться в этом было превыше его сил. Я хлопнул в ладоши, испугав его резким звуком.

― Рассказываю! Потом ты едва не спалил меня заживо ― честно говоря, не знаю, что я тебе такого сделал…

Его глаза в ужасе расширились.

― Т-тебя?! Заж-живо? ― он даже стал заикаться. Может, в самом деле не помнит?

― Ага, меня, ― подтвердил я. ― По счастью, нас обоих отец и крёстный успели окатить водой. Меня ― чтобы потушить, тебя ― за компанию. После чего ты, мокрый как мышь, встал и ушёл. Когда Северус поднялся за тобой, ты валялся на кровати абсолютно невменяемый. Не знаю, какой он тебе диагноз поставил, но мы с ним влили в тебя все лекарственные зелья, какие только сочетались, а тебя при этом трясло, ты был горячий как печка и нёс околесицу.

Поттер сидел на кровати и слушал, открыв рот. Я кое-что вспомнил, протянул руку к столу.

― Ну-ка, пей вот это.

Он проглотил, даже не поморщившись, видимо, настолько увлёкся. Я покачал головой, вспоминая события прошедшей ночи.

― Вообще, Поттер, это было страшное зрелище. Сначала ты отбивался от каких-то пчёл и умолял их не строить в тебе гнездо. Потом взялся биться на кровати как припадочный и орал, чтобы тебя выпустили из чулана… и ещё много всего…

Я помолчал. Страшное зрелище ― это ещё мягко сказано. Поттер дико лягался, разбил несколько флаконов с зельями и собственные очки. Накладывать на него Петрификус мы со Снейпом просто побоялись ― неизвестно, как может отреагировать накачанный зельями организм. При этом Поттер буквально захлёбывался криками, просил простить, заверял, что это не он, и не надо заколачивать его в чулане. Потом лежал, плача, и скулил что-то. Я вышел, чтобы найти на кухне чего-нибудь попить, и поэтому не знал, что наш герой ещё нагородил. Когда вернулся, крёстный сидел с безумным выражением лица и не сразу понял, о чём я его спрашиваю. Что случилось, он, естественно, не ответил. Когда я шёл спать, Поттер был относительно спокоен и, кажется, даже улыбался в забытьи.

Проснувшись, я узнал, что всё утро с ним просидел отец. Нам со Снейпом он рассказал, что Поттер вначале посмотрел на него вполне осмысленно и с каким-то детским восхищением спросил:

― Вы ангел? ― на что тот, не задумываясь, ответил, что если и ангел, то явно падший. С радостными слезами Поттер тянулся к нему, в конце-концов, даже отец не выдержал, и до обеда герой магического мира проспал, держа его за руку. Жаль, я не застал этой картины…

Ближе к вечеру Поттера оставили на меня и Типпи, но за его состояние уже можно было не беспокоиться: бреда не было, жар спал так же внезапно, как и появился. Вся болезнь уместилась менее чем в сутки.

― И что, всё так и было? ― потрясённо спросил мой бывший недруг. Я воззрился на него и только потом сообразил, что свои мысли проговаривал вслух.

― Да… ― небрежно ответил я. ― Именно так.

Он закрыл лицо руками и стал раскачиваться взад-вперёд.

― Мерлин, какой позор… ― простонал он сквозь сомкнутые ладони. Я встал, пересел к нему на кровать. На Поттере была чёрная ночнушка, слишком большая для него, поэтому плечо торчало из ворота, и я осторожно коснулся его. Он дёрнулся от прикосновения, попытался отстраниться.

― Слушай, ― сказал я. ― Я тебе дико завидую.

Он поднял на меня блестящие глаза.

― Чему тут завидовать?

― Как чему? Тому, что ты слизеринистей меня!

Он смотрел непонимающе, наверное, думал, что я издеваюсь.

― Судя по твоим кошмарам, ты прошёл такое, что мне и не снилось, ― объяснил я. ― Даже с моим… гм… опытом. Меня не третировали день ото дня безумные родственники, не морили голодом, не запирали; мне никогда не снилось, что меня хотят сожрать пчёлы-людоеды ― и откуда ты их взял? И всё равно ты выжил, ― я поймал его взгляд и добавил: ― Знаешь… Гарри… я бы не смог.

Я говорил правду. Только сейчас я понимал истинную разницу между мной и им. Он привык к боли и холоду. Для меня же один удар ― пусть и нечеловечески жестокий ― едва не стал концом жизни. Как мог я плакать и жаловаться отцу, если шесть лет бок о бок со мной учился человек, для которого подняться после сокрушительного поражения было делом естественным и, более того, необходимым? Человек, у которого никогда не было защитника или кого-то, кому можно поплакаться на свои беды?

Для слизеринца свойственно признавать свои ошибки. Одну из них я сейчас признал: я был слеп и не видел, что Поттер сильнее меня, а я просто слабак, готовый расклеиться от любой неприятности.

Однако он этого не понимал. Сидя на кровати, он машинально поддёргивал вверх спадающий вырез рубашки и недоверчиво смотрел на меня.

― Только не надо просить прощения, ― оборвал я его готовые сорваться извинения. ― Северус нам объяснил, что для тебя быть спокойным и рассудительным ― смерти подобно. Так что это нормально.

У честного и требовательного к себе гриффиндорца задрожали губы.

― Я же… я же…

― Знаем, ― коротко сказал я.

― Что знаете? ― переспросил он. Я помолчал, подбирая слова.

― Что тебе помощь в Тёмных Искусствах нужна была в последнюю очередь, только ты и сам об этом не знал, пока не сорвался. Прекрати, Поттер, ― велел я, пока он, чего доброго, не разревелся. ― Я могу себе представить, как это, когда рядом нет взрослого, которому можно доверять.

― Был… ― тихо сказал он. Нет, сейчас точно заплачет.

― Твой крёстный, да? ― поддаваясь его тону, спросил я. Кое-что о Блэке я знал, хотя Снейп не мог говорить о нём, не плюясь ядом.

― Да, ― ответил Поттер и всё же не удержался: ― Прости. Что я скажу твоему отцу?

Я рассмеялся, показывая, что на самом деле нет ничего страшного.

― Ничего не говори.

― Но я же тебя чуть не убил…

Я доверительно наклонился к нему, уже позабыв о том, что необъяснимым образом вызываю у Поттера приступы неконтролируемого желания:

― Скажу по секрету, особой опасности не было. Подумаешь, рубашкой больше, рубашкой меньше…

― И что ты на это скажешь? ― в тишине голос Люциуса прозвучал слишком громко. Я долго молчал, прежде чем ответить, потом повёл палочкой вокруг. Защита стоит на моих комнатах, но в кабинете Люциуса лучше всё перепроверить. Он заметил, поморщился от моей паранойи:

― Я же говорил тебе, хозяина нельзя подслушать в его доме.

― Я так… ― меланхолично ответил я. ― От всяких крыс…

Он промолчал. Наверняка не забыл ещё тот случай, когда восемнадцать лет назад обнаружилось, что Петтигрю имеет привычку подглядывать за купающейся Нарциссой в щель в полу.

― И всё же, ― спросил он снова. ― Твоё мнение?

Я подумал ещё.

― Недалёк тот момент, когда в армии начнётся разброд и шатание.

― Вот я о том же, ― подхватил он. ― Завтра операция, а люди уже не понимают, ради чего всё делается. Белла не в счёт. Ей-то плевать, ради чего.

― Что сказал тебе Августус? Он запнулся как раз тогда, когда я подумал, что он сейчас заявит, что с удовольствием смотался бы в Австралию навсегда.

Люциус усмехнулся, звякнул тарелкой, ― я помнил, что на ней лежит разрезанное на тонкие ломтики яблоко.

― А неважно, что он это не произнёс. И так видно, что человеку осточертело воевать и не видеть результатов.

― Какими же они могут быть? ― саркастически усмехнулся я, глядя в огонь камина, ― не зеленоватый, волшебный, а настоящий, от которого слезились глаза, а по стенам плясали красные всполохи, отражались в зеркале и меди подсвечников…

― Они уже начали понимать, что результатов здесь быть не может, ― сказал Люциус и захрустел яблоком. ― Будет только бойня, а после неё оставшиеся поднимутся с горы трупов и объявят себя победителями. Впрочем, так бывает в каждой войне. ― Его тон изменился. ― Если же смотреть объективно, то шансы Тёмных и шансы Лорда ― это разные вещи. Он-то бессмертен, а его люди ― нет. В конце-концов, его даже воскресить будет некому.

Я промолчал. Мальсибера и Джагсона мы похоронили месяц назад, выкрав трупы из морга клиники Святого Мунго. У Макнейра тогда прибавилось шрамов: авроры, как всегда, опоздали, но заклятием по нему успели пройтись. Ближний Круг, эта старая гвардия, редел на глазах, а ведь и изначально он был не слишком велик числом. Что же делать с остальными, не слишком приближёнными Пожирателями, которые были разбросаны по всей стране, когда связь обрывалась то с тем, то с другим? Конечно, в Министерстве уже примерно треть сотрудников была под Империо, а самые рисковые Пожиратели ухитрялись показываться в магическом Лондоне средь бела дня, но, чтобы Лорд окончательно установил свои порядки, требовалось добраться до Скримджера, который, казалось, был неуловим… И на фоне всей этой военной кутерьмы я едва не забыл, что в убогом, дымящем трубами Галифаксе нас дожидаются двое мальчишек, один из которых ещё может нам помочь.

― Что задумался?

Я вместе с креслом повернулся к Люциусу. Он сидел прямо на столе, покачивая ногой, и в эту минуту был похож на заправского хулигана, даже чёрный бант, оставшийся аккуратным после вихря вальса с неуёмной Беллатрисой, сейчас съехал вниз.

― Люц, скажи мне честно, мы берём на себя ответственность за этих людей? ― серьёзно произнёс я. Он изучал меня, склонив набок голову, а я даже почти не отдавал себе отчёта в том, что сейчас произнёс. Главным были не судьбы Пожирателей, запутавшихся в паутине амбиций, порока, лжи и недостижимых целей, а то, как отражается свет камина в глазах друга, как переливается он в его волосах, и как выбившаяся из-под ленты прядь скользит по вороту рубашки, касается щеки…

Я резко одёрнул себя. Несомненно, со мной начало происходить что-то странное, чего раньше не было. Нужно думать о серьёзных вещах: о том, как раздобыть завтра палочку для Драко, о том, как выяснить у Руди про сейф…

― Думаю, берём, ― медленно произнёс Люциус, глядя мне в глаза. В тот же момент между нами скользнула серебристая вспышка. Отшатнулись мы оба одновременно: я вжался в спинку кресла, а Малфой качнулся назад, упираясь в столешницу рукой.

― Мордред! ― воскликнул он. ― Что это было?

Я встал, поняв, что опасности нет.

― Похоже на закрепление магического договора.

Бросил взгляд вниз, но трость стояла, прислонённая к дивану. Я точно помнил, что за свою палочку не держался тоже. Видимо, Люциус подумал о том же самом.

― Не только с мальчиками происходит что-то странное, ― очень не хотелось подходить ближе, но запах одеколона словно притягивал. Почему я не замечал его раньше?.. Я встал почти вплотную и тут же об этом пожалел.

― Сумасшедшая магия?! ― Малфой резко вскинулся, та самая прядь хлестнула меня по лицу, и я отдёрнул голову назад. Не хватало ещё, чтобы я млел и клеился как распоследняя хаффлпаффка! Видимо, с зельем и в самом деле что-то не то. Надышался паров, теперь вот тебе. Зря я добавил растопырник… Хотя нет, растопырник это ладно, а вот сельдерей… Ещё бы плитку шоколада бухнул в котёл, тогда в том, что получилось бы, сомневаться не пришлось точно…

― Мордред с ним, ― решил тем временем Люциус, отходя и роясь в ящике стола. Я вздохнул с облегчением: если он что-то и понял, то виду не показал.

― Ну вот, смотри, ― он уселся в кресло, занёс над бумагой перо.

― Люц! ― предостерёг я. ― Помни про Поттера.

― А ты помни про родовую магию и тайну родственной переписки, ― ответствовал он. Я тут же понял, что он имел в виду: если глава рода пожелает, то написанное им не прочтёт никто, кроме родственников.

― Есть те, заботиться о ком уже бесполезно, ― говорил друг, водя пером по пергаменту. Поняв, что всё равно ничего на нём не увижу, я с радостью решил, что подходить ближе необязательно.

― Белла, например, ― подсказал я.

― Или Фенрир, ― добавил он, и, как мне показалось, кровожадно осклабился. Никогда за ним такого не замечал…

― Петтигрю, ― подсказал я снова.

― А есть те, на кого можно нажать, ― продолжал он. ― Розье из таких. Он всё равно по-хорошему не понимает.

Я промолчал. Розье был той ещё сволочью, но имел полезные связи во Франции. Как его ещё можно было использовать, я не знал.

― Ну, вот или те, кто сам будет рад приспособиться, ― сказал Люциус, скрипя пером. ― Крэбб, Гойл и Нотт, эта дружная троица. Бедняге Руквуду, кажется, уже всё равно. На Барти и давить нечего, сделает всё, что скажут.

― Есть те, кого можно просто заинтересовать, ― продолжил я за него. ― Кто нужен в силу своих знаний. Тот же Крэбб ― едва ли не последний в стране некромаг. А без Лестрейнджей можно ставить крест на артефактологии.

Люциус фыркнул:

― Что-то я не замечал за ними особой тяги к науке, ― сказал он. ― Особенно за Руди.

― Это не отменяет сборника статей, изданного Рабастаном прямо после школы, ― сухо сказал я.

― А Макнейр? Сейчас скажешь, что палачи всегда были нужны? ― усмехнулся он, но уже невесело. ― Что этот его котёнок ― начало раскаяния?

― Угробить человека и при этом до слёз жалеть зверюшек ― одно другому не мешает, ― ответил я тем же сухим тоном.

― Понял, ― Люциус склонился над пергаментом.

Я вышел от него в два ночи, с гудящей от мыслей головой и с плечами, на которые ощутимой тяжестью легла ответственность за весь наш неудачливый Тёмный Орден.

В полуосвещённом коридоре возле моей двери не спеша прогуливалась высоченная фигура.

― Снейп, ― сказал Макнейр, бережно укачивая на ладони своего котёнка. ― Я к тебе. Дай мне что-нибудь от… ну, чтобы не хотеть.

Я окинул его удивлённым взглядом.

― Странно, все как раз за обратным эффектом приходят…

Открыв дверь, я пропустил его, завернул в лабораторию, а шотландец неловко замер на пороге. Я налил нужное зелье во флакон, закупорил, протянул палачу и встретился с задумчивым взглядом ясных голубых глаз.

― Слушай, Снейп, а от тоски зелье есть?

Я прислонился плечом к косяку.

― Есть. Огневиски называется.

Он не рассердился, хотя стоило бы.

― Да нет же, зелье.

― А ты что, тоскуешь, что ли? ― я смерил его взглядом снова; делать это было немного неудобно из-за нашей разницы в росте.

― Да не я, Огги. Меня Toshka для него попросил. Ну ладно, я пошёл. Передам, что нету.

― Стой, ― велел я, вспоминая внезапно тёмные круги у Руквуда под глазами и его несмываемый табачный запах.

В лапищу палача легли флакончики с Успокоительным, Бодрящим и Сном-без-сновидений.

― Это пусть выпьет сейчас, это завтра утром, а это когда хочет, но только чтобы после второго прошло не меньше шести часов. Понял?

Он повторил заученно, таким же голосом, как когда-то отвечал у доски, и собрался уходить. На пороге обернулся с прижатой к груди левой ладонью, в которой спал пушистый комочек, кивнул на него и улыбнулся, растягивая кривой шрам поперёк губ:

― А имя я ему всё-таки выдумал ― Рики. Пусть живёт.

Не думая уже ни о чём, я запер двери, глотнул Сна-без-сновидений и, не раздеваясь, повалился на кровать. Кажется, всё началось и без нас.

― Не придут, ― сказал я, откладывая книгу в строну и глядя на часы. ― Пока там этот приём закончится, пока то да сё. А завтра, между прочим, в рейд.

― Угу, ― сонно откликнулся Поттер. Он сидел на своём прежнем месте, в полюбившемся ему кресле, и делал вид, что читает.

― Что там у тебя за книга? ― спросил я.

― Ментальная магия, ― отмахнулся он и сдвинул очки на лоб.

― А у меня анимагия, ― я устало кивнул на отложенный фолиант. ― Может, узнаем, как правильно угробить Нагайну. Или как её выманить из Мэнора, на худой конец.

Поттер внезапно фыркнул, глядя на меня.

― Что развеселился? ― полюбопытствовал я, откидываясь на спинку дивана и потирая глаза.

― Да так, вспомнил кое-что, связанное с животными. Курсе этак на четвёртом было дело… ― с хитрецой в голосе ответил Поттер. Я нашарил диванную подушку и, не глядя, метнул. Возмущённый вопль свидетельствовал о том, что я попал по адресу.

― Как хорошо, когда тебя понимают с полуслова! ― не менее ехидно заявил Поттер. Я нагнулся, и подушка впечаталась в спинку дивана позади меня.

― Ух ты, ― восхитился герой. ― С закрытыми глазами!

― Ты предсказуем, ― с ленцой протянул я. ― Крёстный тебе это уже устал повторять.

― А что бы ты сделал на моём месте? ― озадаченно поинтересовался Поттер.

― Заколдовал бы подушку так, чтобы она подлетела и исподтишка ударила меня по затылку! В конце-концов, у кого из нас есть палочка? Кстати, дай её сюда.

― Палочку? ― удивился Поттер. ― Тебе зачем?

― Давай, не бойся, поколдую и верну, ― улыбнулся я. Он полез было в карман, но отдёрнул руку. Видимо, моя улыбка была слишком доброжелательной.

― Над чем поколдуешь? ― строго спросил он. Я снисходительно похлопал в ладоши:

― Поздравляю с окончательным пробуждением внутреннего слизеринца. Теперь ты понял, что мы не трусы, а осторожные?

Поттер почесал лохматую голову.

― Понял, ― не слишком уверенно сказал он.

― А теперь дай палочку.

― Зачем?

Я с видом мученика отдул чёлку со лба.

― Научили на свою голову… Как я без палочки колдовать буду?

― А что ты хочешь заколдовать? ― подозрительно поинтересовалось бывшее гриффиндорское недоразумение. К сожалению, слово «бывшее» относилось только к факультету Годрика.

― Бумагу, ― я встал с дивана, требовательно протянул руку. ― Гони палочку.

Он поморщился и с явной неохотой отдал. Я взмахнул ею, и пергаментные свитки на столе пустились танцевать подобие вальса.

― Отлично, ― я выхватил из их толкотни свои записи, вчитался, замахал конфискованной палочкой, бормоча формулу заклинания. Когда с последним свитком было покончено, я обернулся к Поттеру и, склонившись в шутливом поклоне, протянул ему палочку обратно.

― И что? ― недоумённо спросил он, глядя на свитки. Я кинул ему один:

― Возьми и подпиши его своим именем или прозвищем.

Поттер неодобрительно покосился, но нашёл перо и чернила и подписал. Я взял у него перо и подписал второй.

― Теперь постучи по нему палочкой, ― посоветовал я. Он послушался, и глаза его полезли на лоб.

― Хорёк?! ― воскликнул он. ― Здесь появилась надпись «Хорёк»!

Я продемонстрировал ему свой пергамент с точно такой же надписью.

― Теперь коснись палочкой моего прозвища и напиши что-нибудь.

Он зашкрябал пером, даже высунул язык от усердия. На моём пергаменте проступила надпись каракулями Поттера: «Хорёк ― дурак». Я выхватил перо. С совершенно очумелым взглядом национальный герой наблюдал, как на его листе появляется чёткое: «Сам дурак».

― Дело за малым, ― подытожил я, ― раздать всю эту зачарованную груду твоим друзьям.

Я всего ожидал, но не того, что он набросится на меня с объятиями. Поттер сдавил меня поперёк туловища так, что я едва мог вздохнуть.

― Гар-ри… пусти… ― прохрипел я, пытаясь вывернуться. Было неловко, но не страшно. Я-то думал, что меня будет пугать любое прикосновение, тем более, прикосновение того, кто вожделеет меня, а оказалось, что нет… Храни, Мерлин, тех, кто проводил ритуал!

Вдруг я осознал, что мы с Поттером стоим посреди комнаты, причём его руки всё ещё лежат у меня на поясе, а мои ― у него на плечах. Невозможные зеленющие глаза заглядывали, казалось, в самое сердце, просили и любопытствовали.

― Поттер, ― предупреждающе произнёс я и не узнал свой голос. ― Ты пожалеешь.

― О да, ― шёпотом ответил он, не разрывая зрительного контакта. ― Ты нажалуешься Люциусу, и он наденет на меня этот ваш темномагический ремешок. Только это будет потом.

― А что будет сейчас? ― поинтересовался я.

― А сейчас ― только ты, ― ответил он в лучших традициях романтической чуши, и вдруг нахмурился: ― А ты вообще, как… ну…

― Пока не поцелуешь ― не узнаю, ― сказал я, в сотый раз прислушиваясь к себе. Никакого страха, никакого отторжения. В этот момент Поттер осторожно коснулся языком моих губ, и я буквально ошалел. Панси налетала сразу и присасывалась, пока хватало дыхания, а Поттер… если бы рот не был занят, я бы обязательно спросил, кто его научил так целоваться. Я впустил его сам, безо всякого принуждения, и ответил, как умел.

Наконец мы оторвались друг от друга, одновременно облизнулись и одновременно хихикнули. Стыда не было тоже. Абсолютно. Совершенно. Более того, я понял, что, если Поттер сейчас пожелает меня раздеть, я не буду против. От этого открытия у меня подкосились ноги, и я плюхнулся прямо на диван.

― Поттер, ― сказал я. Но это было всё, что я мог сказать.

― Что? ― на его лице было презабавнейшее выражение озабоченности. ― Тебе не понравилось?!

― Ты… это… подожди… ― я потряс головой, вспоминая, что раньше косноязычием не страдал. ― Я не могу точно сказать, но ничего плохого я не чувствую.

Он вдруг стал очень серьёзным, присел передо мной на корточки.

― Слушай, а ты раньше целовался с парнями?

― Нет, ― честно признался я, глядя на него сверху вниз. ― Но думал о том, как бы это могло быть.

Как мне являлся в фантазиях Маркус Флинт собственной персоной, я предпочёл не упоминать.

Поттер погрустнел и сел прямо на пол.

― А я вот только недавно понял, что мне парни нравятся, ― пожаловался он. ― Точнее, не все, а только ты. Как тебя нагишом увидел ― крышу снесло, ни о чём думать не мог. Только думал: где все эти годы глаза мои были?

― За розовыми очками производства Дамблдора? ― беззлобно фыркнул я.

― Может быть, ― понуро кивнул он. Я похлопал рукой по дивану рядом с собой:

― Ты что на полу? Иди сюда, будешь меня учить. С кем ты так навострился, с Джинни?

― С ней самой, ― ответил он, садясь рядом со мной. Я вдруг понял, что не назвал девчонку Уизлеттой.

Через полчаса мы с Поттером лежали вместе на диване, причём непостижимым образом я оказался сверху. Понятия не имею, как люди могут ласкать друг друга в такой позе… на самом деле, было чертовски неудобно. Я уже не мог приподниматься на локтях, чтобы заглянуть Поттеру в глаза или в очередной раз поцеловать, а сползти вниз, чтобы положить голову ему на грудь, тоже почему-то не получалось. Очкарику-то было хорошо, он лежал на спине и, жмурясь, теребил волосы у меня на затылке.

― Ну, а теперь как? ― нарушил он молчание.

― Теперь? Приемлемо. Ну, по крайней мере, лучше, чем с Панси, ― сообщил я, пытаясь зубами расстегнуть ему рубашку.

― Я рад. Нет, ну правда, веришь? ― спросил Поттер. ― Эй, ты что делаешь?

Я поднял голову и почувствовал, что краснею.

― В «Ведьмополитене» однажды писали, что это очень эротично, ― признался я. Почему Поттер хохочет, я понял не сразу, но, определённо, лежать на судорожно подпрыгивающей груди героя было не очень удобно.

― Ты выписываешь «Ведьмополитен»?! ― выдавил красный от смеха герой.

― Не я, а Панси и Миллисента, ― обиделся я. ― А я в общей гостиной подбираю потом и пролистываю от нечего делать.

― От нечего делать, ― уточнил он.

― Ага, ― подтвердил я, не испытывая сейчас ни малейшего желания хитрить и изворачиваться. Отчего-то с Поттером мне было спокойно. Как будто он был моим самым близким другом. Это казалось тем более странным, если взять во внимание наши прежние распри. Так ничего и не поняв, я снова склонил голову и ухватил пуговицу зубами.

― Зачем ты это делаешь? ― не вытерпел Поттер. Я посмотрел на него соблазнительным, по моему мнению, взглядом.

― А если я скажу, что хочу тебя укусить?

Он аж подпрыгнул.

― Укусить?!

― Да не бойся, я не больно, ― успокоил я.

― А, это так принято, ― догадался он. ― Чтобы возбудить… ― он задумался и вдруг мягко отстранил меня. ― Послушай, а ты… в самом деле хочешь… ну… довести до конца?

Я задумался тоже. С одной стороны, я понимал, что за неимением опыта нужно учиться постепенно. Тем более, что острого желания мы оба сейчас не испытывали, а только согревались друг другом. С другой стороны, раз начали, то надо и кончить.

― Если задумался, значит, не хочешь, ― со вздохом сделал вывод Поттер и погладил мне спину сквозь рубашку. ― Ложись, что ли, подремли.

― Что-то ты не похож на того озабоченного придурка, которым был в Норе, ― пробормотал я, наконец-то сползая пониже и укладываясь головой ему на грудь.

― Притупилось, ― поведал он. ― Наверное, это только поначалу так.

― Вот утром и проверим, ― пробормотал я и пожалел, что не вижу, как главный девственник Гриффиндора заливается краской. Однако стук его сердца я слышал очень хорошо: он был взволнованным, но понемногу успокаивался.

― Поттер.

― М?

― Погладь спинку, а? ― промурлыкал я. ― Вот как сейчас.

― Кто бы думал, что хорьки такие неженки, ― пробормотал он, начиная осторожно почёсывать мне лопатки. Я поёжился от непривычной ласки, закрыл глаза и поплыл в убаюкивающем тёмном мареве.

Я проснулся оттого, что он тормошил меня за плечо.

― М-м… ― потянулся я, не сразу сообразив, что худое тело подо мной ― это Поттер и что в окно льётся солнечный свет.

― Драко! Мы укрыты! ― страшным шёпотом сказал Поттер.

― Ну и что? ― спросил я, не совсем проснувшись. ― Так даже теплее… ― и тут же подпрыгнул, попав локтём ему по рёбрам. С плеч у меня сполз большой клетчатый плед, который я уже видел в доставшейся мне спальне наверху. С одинаковым ошарашенным и испуганным выражением лица мы посмотрели друг на друга, и я скатился на пол, запутавшись в пледе.

В доме было тихо, но мы стояли, оглядываясь, как будто ожидая грозного окрика. Поттер первым протянул руку к придавленному чернильницей пергаменту на столе. Стукаясь головами, мы читали ровные строки с завитушками на концах букв: «Драко и Гарри! Идея с пергаментами хорошая, два я взял с собой. Теперь подумайте над чарами маскировки. Рейд в Косом переулке сегодня в полдень. ЛМ».

― А знаешь, Поттер, что нас спасло? ― медленно сказал я, встретившись со взглядом изумрудных глаз, и выдержал драматическую паузу. ― То, что я был сверху!

Я стоял на вершине лестницы в холл и наблюдал. Весь Тёмный Орден был внизу, и до меня долетали обрывки фраз, сказанные вполголоса. Перед каждой операцией ― нападением, поправил я себя, ― было так: понимающие усмешки, ничего не значащие слова и глаза, тайком осматривающие всех своих. Никто не знал, вернётся ли он, поэтому прощались именно так, молча, как бы стесняясь дружеских чувств.

Мой взгляд медленно бродил по холлу, а думал я совсем о другом, хотя знал, что именно об этом думать опасно.

Уж чего я не ожидал, рано утром входя в гостиную дома на Спиннерс-Энд, так это того, что увидел там. Драко с Поттером лежали на диване, обнявшись так тесно, что в сумраке комнаты не было понятно, где чьи руки, и спали. Первой моей мыслью было, что всё страшное уже случилось: не доглядел, не уберёг… Только потом я разобрал, что оба юноши одеты, а значит, Поттер был благороднее, чем, как я опасался, он мог оказаться. Я хотел разбудить их и прочитать сыну сухую нотацию о том, что допустимо для Малфоев, но сдержался, хотя уже протянул руку. Всё идёт не так, и поэтому какой смысл жить по-прежнему? Поттер вздохнул и прижал Драко к себе ещё крепче. И тогда я призвал плед со второго этажа…

Я выбросил из головы недопустимые мысли и вновь внимательно оглядел столпившихся в холле людей.

Северус скрылся в тени колонны, но я знал, что он тоже наблюдает. Макнейр присел на нижней ступеньке лестницы и сосредоточенно протирал тряпочкой один из своих ножей. Руквуд нервно курил у самых дверей. Эйвери сидел прямо на полу и старательно делал вид, что ему всё равно. Алекто и Амикус держались за руки, но избегали смотреть друг другу в глаза; впрочем, я догадывался, что их обострённая ментальная связь заменяет и взгляды, и слова. Крэбб, Гойл и Нотт стояли тесным кругом, не пуская никого, и о чём-то говорили. Петтигрю шмыгал туда-сюда, Розье…

― Люциус-с…

Я вздрогнул, обернулся. Лорд подошёл совершенно бесшумно; его тёмная мантия колыхалась на худом теле, а нечеловеческие глаза пытливо смотрели на меня.

― Мой Лорд, ― учтиво поклонился я. Разговоры внизу враз стихли: нас заметили.

― О чём ты думаешь? ― вкрадчиво спросил Лорд. От того, что он стоит так близко, меня немного замутило, и в этот же момент моих лодыжек коснулось гибкое холодное тело Нагайны.

― Я думаю о том, что… ― сказать «непростительно было бы потерять кого-нибудь ещё?» ― так не дай Мерлин, кто-нибудь не вернётся: с Лорда станется бросить меня в круг. ― О том, что нам нужно привлекать новых людей, мой Лорд. Наша команда сработалась, но присутствие молодых не помешает.

Змеиные губы Темного Лорда расползлись в усмешке:

― Надеюсь, ты говоришь не о таких трусах, как твой сын, Люциус…

Я не вздрогнул, хотя видит Мерлин, мне это стоило слишком больших усилий. Не дожидаясь моего ответа, Лорд медленно проследовал по лестнице; подол мантии волочился по ступеням. Нагайна заструилась следом. Выйдя в холл, он оглядел своих сподвижников, а я почтительно остановился позади него.

― Верные мои с-слуги, ― пронёсся шелестящий голос. ― С-сегодня я дам вам возможность поразвлечься. Многие из вас этого заслужили. Особенно ты, Белла.

Сухая рука указала в сторону Лестрейндж, и та бросилась на колени:

― Благодарю, мой Лорд!

Он прервал её нетерпеливым жестом.

― Вы отправитесь в Косой переулок ровно в полдень, ― многие обернулись на часы, которые показывали без десяти двенадцать. Впрочем, Беллатриса рано утром уже сообщила мне время рейда. Как повлияет на ситуацию то, что я оставил его в записке Поттеру? Впрочем, не такой же он непрошибаемый идиот, чтобы сдать сразу двух своих союзников…

― Руквуд, ― продолжал тем временем Лорд, ― что-то ты скучен в последнее время. Назначаю тебя ответственным за операцию, думаю, тебя это повеселит.

Августус послушно поклонился; неуловимым движением Лорд преодолел расстояние между ними и почти ласково взял его за подбородок.

― Надеюсь, не нужно объяснять, что именно вы должны там сделать? И что я сделаю с тобой, если вы не справитесь?

― Нет, мой Лорд, ― механически ответил тот, не в силах оторвать взгляда от сверкающих красным глаз.

― Отлично, ― Лорд повернулся к нам. ― Однако это не всё. Некоторые из вас отправятся в другое место, в Гэмпшир. Там, в деревне Харсвуд стоит некий дом. Вы узнаете его сразу. Ваша задача: найти тайник в этом доме и принести мне книгу, которая там лежит. Туда отправятся… хм… Макнейр… ― Лорд прошёлся мимо Пожирателей, которые постарались хоть как-то выстроиться в ряд. ― Долохов… Руди… И, пожалуй, Снейп.

Я поймал адресованный мне взгляд из глубины холла: Северус тоже жалел о том, что нам придётся разделиться.

― Ответственным за операцию назначаю С-северуса, ― словно прочёл мои мысли Лорд. Я машинально укрепил ментальный блок. ― Внимания не привлекать. Хвост, ты остаёшься.

Предатель поклонился с явным облегчением, и в этот момент часы, натужно прохрипев, прозвонили короткую мелодию, и стали бить полдень. Как по команде, замелькали чёрные плащи и маски; я надел свою, накинул капюшон, и помедлил, прежде чем аппарировать вместе со всеми. Мне показалось, я ещё успел зацепить взглядом чёрную худую фигуру у колонны, но всё уже смазалось.

― И где мы? ― недоумённо спросил Макнейр, озираясь кругом.

― В Гэмпшире, наверное, ― саркастично ответил ему Руди.

― А где дом? ― задал Долохов насущный вопрос. Все взгляды обратились ко мне, и я неожиданно разозлился, потому что мы, как последние идиоты, стояли на пустынной деревенской площади, а во все стороны от нас ровными рядами тянулись вдоль улиц одинаковые ухоженные домики. Вряд ли нам был нужен один из них. Так как я ненавидел чувствовать себя беспомощным, то принял единственно верное решение: развернулся и пошёл куда глаза глядят.

― Надеюсь, магглы не заметили, как четыре обаятельных джентльмена появились прямо из воздуха, ― хихикнул Руди у меня за спиной, из чего я сделал вывод, что трое из упомянутых джентльменов всё-таки решили от меня не отставать.

― Мы не вызываем подозрений? ― поинтересовался у моей спины мнительный Долохов.

― Ни капельки, ― заверил я. Лестрейндж в накрахмаленных кружевах, Макнейр в килте и Долохов в мантии вполне могли сойти за сбежавших из цирка актёров. И вправду, на нас уже начинали оглядываться, а попавшийся навстречу старичок с бульдогом от изумления выпустил из рук поводок. Бульдог был в наморднике и попыток напасть не предпринимал, в таком случае я бы ему не позавидовал.

― Эй, Снейп! А куда мы идём? ― не отставал Антонин. Я стиснул зубы и честно ответил:

― Понятия не имею.

― Это как?! ― воскликнули они с Руди одновременно. В этот момент я резко остановился, потому что нечаянно поднял глаза.

Напротив нас в самом конце улицы стоял дом. Выглядел он так, как может выглядеть картофелина, сваренная в кожуре, если её примостить на кремовый торт вместо розочки, то есть ― ненормально. Окна с выбитыми стёклами были пусты и темны; на первом этаже их заколотили досками. Калитка покосилась, в заборе зияли дыры, а на лужайке высились громадные лопухи.

― Это он? ― почему-то шёпотом спросил Долохов. Как бы в насмешку на втором этаже дома хлопнула сдвинутая ветром ставня.

Я огляделся по сторонам и заметил неподалёку выглядывающий из-за соседнего забора старушечий нос.

― Простите, мэм, а кому принадлежит этот дом? ― спросил я как можно более вежливо. Старушенция отшатнулась, едва удерживаясь от крестного знамения. Неужели я так похож на дьявола? Хотя почему бы и нет? По крайней мере, по бледности своей могу сойти за четвёртого всадника. Трое оставшихся нервно дышали за спиной.

― К-какой дом? ― спросила пожилая леди, едва не приседая от страха в своём палисаднике. ― Это же пустырь, мистер!

― Понятно, ― пробормотал я. ― Обливиэйт! Пошли.

Я проверил калитку на ловушки, после чего свалил её одним пинком. Мы вошли на заросшую лужайку и остановились. Можно было утверждать, что даже малочувствительный к магии Макнейр что-то ощущает. Воздух вокруг нас как будто сгустился, а краски потеряли яркость. Взмахом палочки я расчистил в лопухах дорожку к крыльцу, и гуськом мы отправились вперёд. От земли поднимался дурманящий запах свежесрезанных листьев, а уцелевший репей цеплялся за подол мантии.

Просканировав входную дверь заклятиями, я уверенно выбил её Бомбардой.

― Ты крут, ― иронично фыркнул Руди, и я подумал, что день, когда это медноволосое чудовище заткнётся, никогда не наступит.

В холле было тихо и мрачно; на лицо мне мягко опустилась паутина. Я смахнул её и засветил Люмос. Слева от нас наверх уходила прогнившая лестница.

― Вот что, ― вполголоса заговорил я. ― Разделяемся и быстро осматриваем дом.

Сам я направился в дверь, находящуюся прямо впереди. Лестница заскрипела под чьими-то шагами, но я не оглянулся. Большая комната, в которую я попал, вероятно, была раньше гостиной. Сейчас на голом грязном полу валялись обрывки обоев и какие-то доски. Всё было покрыто пылью. Я произнёс поисковое заклинание, которое заметалось, беспорядочно отражаясь от стен. Наконец оно замерло, зависнув над полом в углу. Я направился туда, когда наверху раздался дикий вопль.

Как я оказался на втором этаже, я не запомнил. Первое, что я увидел там в бледном свете, проникающем сквозь выбитое окно, был дементор. Громадная фигура наплывала на скорчившегося в углу Руди, который, всхлипывая, пытался закрыться руками.

Я вскинул палочку:

― Экспекто Патро…

С грохотом опрокинув шкаф, в коридор влетел Макнейр. В обеих его руках блестели ножи. Шкаф?!

― Риддикулус! ― рявкнул я. Дементор с лёгким хлопком разлетелся в пыль. Печатая шаг, я подошёл к Руди, поднял его за шиворот.

― Лестрейндж! Ты такой тупой, что не можешь отличить боггарта от настоящего дементора?!

Тот поднял на меня глаза, и я увидел, что он и в самом деле плачет.

― Отпусти его, Снейп, ― тихо сказал Долохов ― я и не заметил, когда он подошёл. ― Он после Азкабана этих тварей боится до одури.

Я почувствовал укол вины. В самом деле, можно было и самому догадаться, что даже взбалмошный Руди не будет рыдать просто так, однако мысли мои были заняты книгой и проволочка меня только разозлила.

― П-простите… ― всхлипнул Лестрейндж, вытирая слёзы, и с трепетом огляделся по сторонам.

― Ну, ты бы ещё добавил «я больше не буду», ― миролюбиво сказал я. ― Я нашёл книгу. Тайник в гостиной.

Мы спустились вниз, и Макнейр легко отодрал несколько половиц в указанном мною месте.

― Вообще-то можно было заклинанием, ― проворчал Долохов.

― Поговори мне ещё, ― без выражения ответил ему бывший палач, откидывая доски в сторону, и Антонин счёл за лучшее заткнуться.

Я наклонился и вытащил из уютного углубления толстый фолиант с неприметной чёрной обложкой, стряхнул с него пыль.

― Это и есть оно? ― спросил Макнейр, с недоверием глядя на книгу. Я помолчал, прежде чем ответить. Меня не покидало чувство, что всё слишком просто: пришёл и взял. Книга явно была темномагической, а кто же так просто отдаст её?

Долохов оглянулся.

― А где Руди? ― спросил он. Мы все трое повернулись к двери и несколько секунд смотрели на то, как рука нашего товарища отчаянно цепляется за косяк, как слабеют и разжимаются его пальцы. Затем из коридора донёсся неясный шум.

Путаясь и задевая друг друга, мы вылетели из комнаты. И тут даже у меня ёкнуло сердце, хотя, казалось, я уже всего навидался.

Посреди коридора, отрезая путь к входной двери, колыхалась тёмная масса, из которой вырастали то ли лапы, то ли щупальца, а в середине её дёргался беззвучно вопящий Лестрейндж.

Первое, что я услышал, был оглушительный женский визг. Потом по глазам ударил солнечный свет, и я увидел перед собой строгую вывеску магазина Олливандера.

Я повернулся, одновременно наложив на себя заклятие Щита. Прорези в маске так или иначе ограничивали обзор, поэтому мой взгляд выхватывал отдельные фрагменты того, что происходило в Косом переулке. Белла, неистово хохоча, посылала жёлтые лучи в корчащегося на земле волшебника в коричневой мантии. Фенрир тащил под мышкой отчаянно кричащего мальчика лет десяти. Кто-то сражался с магом в серо-голубой униформе невыразимца, кто-то, умножив грохот и ощущение хаоса, одним заклинанием разбил несколько витрин. У дверей магазина напротив ведьма в буклях визжала не переставая, и я послал в неё Ступефай. Она выронила корзинку, которую прижимала к груди, и завалилась набок. Из корзинки высыпались яблоки и покатились по мостовой; спустя секунду я услышал звук падения и страшную ругань: Фенрир валялся на спине, а мальчишка, схваченный им ранее, удирал во все лопатки.

Ловко обогнув запыхавшегося невыразимца, который не желал сдавать позиции, я незаметно кинул заклятие Подножки в кого-то из наших, кто догонял перепуганную девицу на высоких каблуках, и взбежал на крыльцо магазина палочек. «Закрыто», ― гласила табличка, и я даже успел удивиться, прежде чем взломать дверь: в полдень воскресенья?

Колокольчик мирно звякнул, и в свете царившего на улице беспредела этот звук показался мне диким. Дверь отрезала шум снаружи, и я секунду постоял, прежде чем глаза привыкли к полумраку. Хозяин магазина был здесь. Он лежал навзничь на полу, с застывшим взглядом, устремлённым в потолок. Первой моей мыслью было то, что старик схватил удар, поняв, что происходит на улице, однако, подойдя ещё ближе, я определил Ступефай. В этот же момент за соседней полкой раздался стук, как будто упало что-то вроде футляра с палочкой. Я развернулся туда, приготовившись встретиться с отрядом авроров в засаде, но всё было тихо.

― Кто здесь? ― громко спросил я.

― М-мистер Малфой? ― неуверенно произнёс голос девушки, и из-за стеллажа появилась копна каштановых волос.

― Мисс Грейнджер?!

Правильно говорят, что Гриффиндор непредсказуем. Гермиона была последней, кого я ожидал здесь увидеть. От изумления я растерял все манеры, оправдавшись тем, что в данной ситуации они неуместны:

― Какого Мордреда вы здесь делаете?!

Вместо ответа она быстро подошла ко мне. На ней была простая чёрная мантия с капюшоном ― сейчас многие ведьмы носили такие, наивно полагая, что преступники, то есть, мы, не обратим внимание на такую неказистость. К груди девушка прижимала футляр с палочкой. Только когда она, подойдя, заглянула в прорези маски, я увидел, как она ощутимо расслабляется: не увидев фирменного малфоевского цвета глаз, она не была до конца уверена, что это я.

― Держите, ― Грейнджер сунула мне в руки футляр, и я машинально убрал его за пазуху. ― Эта палочка должна подойти Драко, я просила похожую на его прежнюю, ― быстро прошептала она, почти не переводя дыхания.

― Так это вы его?! ― ахнул я, показывая на бесчувственного Олливандера.

― Да, я. Молчите, я знаю, что опасно! Гарри сказал, в двенадцать, я аппарировала сюда без пятнадцати, попросила палочку, оглушила, стёрла память, закрыла магазин, спряталась…

В магазине Олливандера с грохотом и звоном разбилась одна из витрин, и я увлёк Грейнджер за тот же стеллаж, чтобы никто не увидел нас с улицы. Девушка стояла слишком близко ко мне, и только тут я понял, как ей страшно.

― Вы не предупредили…

― Я всех предупредила ― о том, чтобы не смели сегодня сюда соваться! ― сердито прошипела она. ― Вы что же думаете…

Звякнул колокольчик. Я быстро прижал к себе эту отважную девушку, без которой поиски нужной палочки отняли бы непростительно много времени, а следующим движением затолкал её в тёмный проход между стеллажами.

Посередине магазина стоял Пожиратель и рассматривал оглушённого Олливандера. Я бесшумно вынырнул из-за стеллажей.

― Никого нет, ― сообщил я. Он вздрогнул, обернулся.

― Тьфу, Люц, не пугай, ― сказал он голосом Рабастана. ― Захватим несколько палочек?

― Бери, ― кивнул я, прислушиваясь одновременно и к непрекращающемуся шуму на улице, и к тихому шороху мантии там, где я оставил Грейнджер. Лестрейндж подошёл к ближайшему стеллажу, вытащил несколько коробочек с разных полок. Уронил одну, охнул, замер.

― Что? ― встревожился я. Не хватало ещё, чтобы в него попало какое-нибудь проклятие отсроченного действия. Некстати вспомнились слова Снейпа о том, что без Лестрейнджей придёт конец английской артефактологии.

― Не знаю… ― сказал Рабастан изменившимся голосом. ― Предчувствие какое-то. Такое уже было, когда Руди…

Снаружи всё как будто осветилось фейерверком, заклятия заметались туда-сюда в двойном количестве. Что-то взорвалось.

― Авроры! ― взвыл Рабастан, и мы с ним бросились наружу.

Там с хлопками появлялись люди в синих мантиях и тут же вступали в бой. Я поскользнулся на чём-то и, бросив взгляд вниз, увидел, что это кровь: тот невыразимец лежал лицом вниз, и под ним медленно натекала багровая лужа.

― Отступаем! ― прорвался сквозь шум схватки голос Руквуда. В тот же момент что-то стукнуло, всё заволокло густой чёрной пылью. Я схватил Лестрейнджа за плечо, и мы аппарировали.

Откашливаясь и на ходу срывая маски, Пожиратели один за другим появлялись в холле. По опыту я знал, что это самый страшный момент всего рейда: стоять и ждать, сколько человек возникнет на аппарационной площадке. Как правило, тех, кто не появлялся больше трёх минут, ждать уже не стоило.

Я взбежал на несколько ступеней лестницы, машинально бросил взгляд на часы и поразился: десять минут первого. В этот же момент хлопки стихли. Я лихорадочно пересчитывал столпившихся в холле людей: шесть, семь, девять, десять, двенадцать, я сам ― тринадцатый… Четырнадцатого не было.

― Одного нет, ― хрипло озвучил я. Беллатриса и Фенрир даже не оглянулись, Амикус и Алекто были заняты друг другом, остальные нервно осматривали товарищей.

― Эйвери, ― глухим голосом сказал Нотт. ― Пусть земля ему…

Хлопок аппарации прозвучал громом небесным. Эйдан возник на выделенной плитке мраморного пола, встрёпанный, без маски, с разорванным плащом, хулиганской улыбкой и красным яблоком в руке.

― Не дождётесь! ― победно объявил он и с хрустом отгрыз кусок яблока.

― Знания, Поттер, ни к чему, если не умеешь ими пользоваться, ― втолковывал мне Драко, а я полулежал на диване, слушал и улыбался. Я знал, что сегодня Люциус и Снейп будут в опасности, но почему-то совсем не тревожился, как будто был уверен заранее, что всё обойдётся.

― Двенадцать… ― задумчиво промолвил Хорёк. Я понял, что ему хочется оказаться в Косом Переулке, рядом с отцом.

― Не дури, ― строго сказал я. ― Лучше расскажи мне что-нибудь.

Он хмыкнул.

― Великий Поттер читает мысли и удерживает окружающих от глупостей. Куда катится мир?

― Куда надо, ― не поддался я. ― Давай, рассказывай.

― Что тебе рассказать? ― вяло спросил он и уронил на пол очередной фолиант.

― М-м… чистокровные чувствуют своих родственников?

В серых глазах промелькнул огонёк интереса.

― Поттер, ты в курсе, что такое магическая связь?

― В курсе, ― хладнокровно кивнул я. ― У самого такая есть с одним… гм…

Драко понял.

― Так вот, ― начал он, немного подумав, ― магическая связь бывает нескольких типов. Первая ― родственная. Вторая ― через Долг Жизни. Третья ― по обоюдной клятве, сюда же входят отношения сюзерен ― вассал. Четвёртая ― связь, возникающая при гармоничном сексуальном контакте. Связи могут накладываться друг на друга. Чем крепче связи и чем больше их количество, тем сильнее становятся волшебники. Вообще, Отдел Тайн пару лет назад издал интересную монографию о магических связях… Ну, всё понятно?

― Ага, ― сказал я. ― Ты кого-нибудь чувствуешь?

Он задумался, смутился.

― Честно ― не знаю, ― признался он. ― Да ну тебя, Поттер! Вижу же, что ничего ты не понял. А я всё никак эту книгу по анимагии не долистаю.

― Хочешь стать анимагом? ― поддел я и тут же кое-то вспомнил: ― А там не написано, способности по наследству не передаются?

― Передаются, ― подтвердил он и сообразил: ― У тебя, кажется, отец тоже анимаг?

Я перебрался на его сторону дивана, к нему поближе.

― Слушай, а если нам взять и научиться анимагии? Полезная же вещь!

― Так ты за полчаса и научился! ― недоверчиво сказал Драко. ― Ищи лучше про крестражи!

Но меня уже понесло:

― Слушай, а вот если ты станешь драконом?

― Нельзя стать магическим животным! ― начал сердиться Малфой. ― Ни акромантулом, ни единорогом, ни драконом! Отстань!

Я выхватил у него книгу:

― А ну-ка, дай, я посмотрю, с чего начинать надо!

Малфой запыхтел, пытаясь отнять у меня фолиант.

― Иди лучше, покличь свою сову и вели ей разнести пергаменты!

― Она нас здесь не найдёт, ― парировал я. ― Покажи, с чего начинать!

Мы уже пару минут возились на диване, и Хорьку это, кажется, нравилось.

― Сдаюсь, сдаюсь! ― воскликнул он, пока я не начал его целовать. ― Есть заклинание, которым можно проверить анимагическую форму.

Он подхватил книгу и быстро нашёл нужную страницу.

― Вот тебе твоё заклинание, отстань только! Звучит как…

― Анимагум Веритас! ― прочли мы хором. Мир завертелся и погас.

Бросать в неизвестное чудовище Аваду я не стал, боялся попасть в Руди, поэтому ударил своей любимой Сектумсемпрой. Тёмная масса слегка вздрогнула, но не более того. Лестрейндж уже не вырывался, а только подёргивался, и мне хотелось думать, что это не агония, а просто бессилие.

Вокруг всё сверкнуло: это Долохов запустил под потолок шар света.

― Б…! У него глаза есть! ― воскликнул Макнейр, стоящий ближе всех. Я швырял заклятие за заклятием, но ни одно из них не причиняло чудищу ни малейшего вреда.

― Уолли, снизу! ― завопил Антонин, бросая, наверное, десятый Ступефай. И правда, одно из щупалец подобралось к сапогам шотландца и сейчас задумчиво обвивалось вокруг его щиколоток. Тот подпрыгнул и опустился на него всем своим весом. Щупальце обиженно отпрянуло, но не было похоже, что Макнейр причинил ему хоть какой-то вред. Казалось, что оно просто прошло сквозь его сапоги и всё.

Руди дёрнулся снова и открыл глаза. По его подбородку текла тёмная струйка крови. Губы шевельнулись.

― Оно меня… жрёт… ― различил я шёпот, в котором уже не было надежды. С диким воем Макнейр бросился вперёд и, сунув руки прямо в тёмный сгусток, обхватил Лестрейнджа за пояс. Раздался чавкающий звук, но я сразу понял, что нужно делать, потому что Руди появился из шевелящейся массы почти наполовину. Забыв о палочке, я схватился за Макнейра, и через секунду почувствовал у себя на поясе руки Долохова. Чавканье раздалось снова; противное, тошнотворное, оно неведомым образом проникало в самую душу, внушая ужас. Палочку я позорно выронил, и теперь под моими взмокшими ладонями скользил кожаный ремень, скользило даже сукно безрукавки и плотная шерсть килта, но я изо всех сил держался за Макнейра и тянул назад. Пришло в голову, что мы представляем собой жуткую пародию на детскую сказку, но в этот момент моего лица коснулась медная прядь. Я поднял глаза: голова Руди с закрытыми ввалившимися глазами лежала на плече у Макнейра, но чудовище, видимо, крепко держало его за ноги. Я с ужасом увидел, что сапоги шотландца скользят по полу в обратную сторону, и удвоил усилия. Долохов стискивал меня так, что почти не давал дышать, и в этот момент моя ладонь натолкнулась на рукоять ножа…

― Уолли, где у него глаза?! ― прохрипел я.

― Вни… зу… ― двумя рваными выдохами ответил тот. Чудовище дёрнуло Руди к себе, и он качнулся вперёд.

― Toshka… перехва… тывай! ― велел я, отклонился в сторону, и за Макнейра схватился Долохов. Я сразу увидел то, о чём говорил Уолден: у самого пола вращались и сверкали три зелёных шарика. Я не знал точно, вправду ли это глаза, но выбора не было. Наклонившись, я неловко ковырнул лезвием один из них, потом ударил посильнее. Шарик лопнул, обдав пол вонючей жидкостью. Мне показалось, что на грани человеческого слуха я услышал тонкий отчаянный визг. Тёмная масса съёжилась, но я ещё успел достать ножом второй шарик.

Вслед за этим раздалось чавканье, неимоверный грохот и придушенный вопль Долохова. Чудовище быстро просачивалось в дырку в полу в одной стороне коридора, а в другой стороне слабо шевелилась куча-мала из трёх человек. Антонину, как я и думал, не повезло: Макнейр придавил его всей своей тушей, при этом не выпуская из рук потерявшего сознание Рудольфуса.

Совершенно случайно я бросил взгляд в гостиную. О книге мы все забыли, бросив её на полу, и сейчас она, слабо трепыхаясь, подползала к провалу в полу, бывшему тайником. Почему-то я сразу понял, что, если она упадёт в него, мы потеряем её навсегда. Прыгнув в комнату, я прижал сбегающий фолиант к полу животом, и тот забился, как пойманная птица. Тяжело дыша, я защёлкнул открывшуюся застёжку, успев увидеть, что на развороте нет ни единой буквы, только толстые нити вздуваются на страницах.

Макнейр с каменным лицом внёс едва дышащего Руди в гостиную, а Долохов, молча подав мне мою палочку, выбил Бомбардой доски, закрывающие оконный проём. Я понял своих товарищей без слов: проходить мимо щели, где скрылось чудовище, не хотелось никому. Антонин выпрыгнул в окно первым, за ним последовал Макнейр, с лёгкостью несущий Лестрейнджа, и затем я, разорвав о гвоздь подол мантии и прижимая к груди драгоценный фолиант, спрыгнул в лопухи.

Знойный воздух гудел, но над репейником не вилось ни одного насекомого. Мы стояли под окном; Руди дышал тихо, и бледность постепенно уходила с его лица. Крови не было нигде, кроме губ, хотя я, помня его шёпот, опасался обратного.

― Пошли, ― тихо сказал я. Долохов так же молча расшвырял лопухи и, прихрамывая, дошёл до тропинки. На его волосах повисла паутина, а на скуле наливался синяк. Я подозревал, что выгляжу не лучше.

Стоя на тропинке, я направил палочку на дом:

― Инсендио! ― и сухие доски вспыхнули как солома.

Когда мы аппарировали, за нами уже поднимался в воздух густой столб дыма.

На аппарационной площадке я не удержался на ногах, потому что Макнейр толкнул меня, возникнув из воздуха. Со всех сторон обрушился проходящий сквозь витражные окна холла свет. Пыль золотом клубилась и сверкала в солнечном луче.

― Сев, ты как? ― меня подняли чьи-то руки. С облегчением я сел и опёрся спиной о грудь Люциуса. Неподалёку бледный Эйвери тряс Долохова за плечи, а Рабастан колдовал над бесчувственным братом, голову которого Макнейр уложил себе на колени. Палочка в руках старшего Лестрейнджа ходила ходуном. Только сейчас я сообразил, что по-прежнему судорожно стискиваю проклятый фолиант.

Безумно хотелось прижаться к Люциусу и закрыть глаза, но я знал, что вокруг нас собрался весь Тёмный Орден, и не мог себе такого позволить. Я тяжело поднялся на ноги, сделал несколько неверных шагов.

― С ним всё нормально? ― спросил Макнейр, не отрывая взгляда от Руди и лапищами в кожаных митенках машинально поглаживая медные пряди. Я услышал в его голосе неподдельную тревогу, но сил удивляться уже не было.

― Упадок сил и магическое истощение, ― ответил Рабастан; на помертвевшем лице жили только глаза, в которых была радость и надежда. ― Я чувствовал, я знал!

― Оно его чуть не съело, ― выдал Долохов, и помертвели и глаза.

― Кто?! ― донеслись возгласы со всех сторон.

― Тёмная масса. Появляется бесшумно, втягивает в себя. Есть три глаза. Ну, теперь уже только один… ― прокаркал я, не узнавая свой голос.

Руквуд рванул себя за волосы, глядя на Руди с непередаваемым ужасом.

― И он жив?!

― Как видишь! ― оскалился Рабастан.

Августус бросился на колени рядом с бесчувственным Руди, зачем-то ощупал его с совершенно потерянным видом.

― И правда… ― пробормотал он, как будто раньше не был в этом уверен. ― Как вы отбились?

― Снейп вырезал эти глаза ножом, ― пояснил Долохов, поднимаясь. ― Было жарко. Pochti kranty.

Слабо застонав, Руди приподнялся на коленях у Макнейра, и тот осторожно поддержал его за плечи. Мутным взглядом младший Лестрейндж обвёл всех нас и спросил:

― А где мой шоколад? ― и обмяк в бережных лапах.

― Поттер! ― в панике хотел завопить я. ― Мы что-то не то сделали!

Но из горла моего вышел только странный писк. Пошатываясь, я поднялся и осмотрелся по сторонам. Надо мной громадным навесом возвышался стол, а позади ― диван. Я сел на хвост и поднял лапу.

― Мяу? ― потерянно спросил кто-то рядом со мной. Я обернулся. На меня смотрели подозрительно знакомые зелёные глаза. Только вот находились они на кошачьей морде.

― Поттер, мы превратились! ― хотел было ликующе заорать я, забыв о том, что мы не знаем, как превратиться обратно. Но у меня опять не получилось ничего, кроме писка. Почему я пищу, а Поттер мяукает? Вид у новоиспечённого кота был такой, будто он готов расхохотаться. Почуяв неладное, я бросился к зеркалу, вскочил на трюмо, даже не поняв, как у меня это получилось. И отпрянул, едва не упав на пол. Из зеркала на меня смотрел мой кошмар четвёртого курса. Я печально подумал, что по сравнению с кошмаром курса шестого это очень даже милое, белое и пушистое существо, и, вздохнув, повернулся к подкравшемуся сзади Поттеру. Потом спустился на пол и внимательно обошёл Поттера кругом. Он был чёрным котом, естественно, до ужаса взъерошенным. Вокруг глаз у него были белые круги ― так же, как и у Макгонагалл, отпечатались очки, ― и на лбу белая полоска, имитирующая знаменитый шрам. Я, как и на четвёртом курсе, был полностью белым хорьком.

Поттер протянул ко мне лапу, и я, зашипев, отпрыгнул. Он меня-таки достал, и я бросился в атаку. Фырча и мяукая, мы покатились по ковру.

Расцепившись, наконец, мы сели поодаль друг от друга и принялись вылизываться. Поттер лизался шумно, чихал, фыркал и даже отплёвывался. Я же быстро привёл себя в порядок, удивляясь тому, как тело само подсказывает мне, что делать. Подошёл к Поттеру с независимым видом, и толкнул его. Кровь играла, к частому пульсу маленького зверька я ещё не привык, а потому мне немедленно хотелось действия, и одной потасовки казалось мало. Поттер сообразил, что я дерусь не по-настоящему, и в наскок пошёл на меня, распушив и без того лохматый хвост. Припал к полу, покачиваясь ― видимо, ему тело тоже подсказывало правильное поведение, ― и прыгнул. Я отскочил, и он врезался лбом в ножку стола. Наблюдая, как забавно он трясёт головой, я едва не катался по полу лапами кверху, и лишь потом сообразил, что именно сейчас Поттер должен войти в раж. Как оказалось, я догадался вовремя: мяучащее нечто уже надвигалось на меня. Недолго думая, я бросился из гостиной вон.

Пульс бешено стучал, когда с кухонного стола я прыгнул на занавеску, на которой чуть ниже меня тут же повис Поттер. Удивительно, как карниз не прибил никого из нас, но меня это тогда не волновало. Выпутавшись из занавески первым, я бросился на второй этаж. Дверь в библиотеку была приоткрыта, и я, недолго думая, скользнул внутрь, затаился под стеллажом. Поводя усами, Поттер прокрался вслед за мной. Глядя, как его лапы мягко ступают по ковру, я понял, что стал забывать, кто мы и зачем находимся в этом доме. Главным было сейчас осторожно податься вперёд и прыгнуть на спину, не пуская в ход зубы, ― я осознавал, что передо мной не враг. Нападения сзади Поттер не ожидал. С перепуганным мявом он бросился вперёд и скрылся за стеллажом. Слетев с его спины, я минуту лежал на полу, а потом отправился на поиски. Увидев подрагивающий кончик хвоста под стулом в углу библиотеки, я забыл вообще обо всём.

Мы скатились со второго этажа, оглашая дом дикими воплями. Голова кружилась, чёрная шерсть лезла в рот и в глаза, мешая обзору, но в азарте возни я этого не замечал. Мы с Поттером натолкнулись на какое-то препятствие и расцепились. Я недоумённо посмотрел на ботинки из драконьей кожи, пытаясь понять, как они сюда попали, и увидел в их носках отражение сразу двух любопытных хорьков. На пол рядом с ботинками опустилось нечто, что я машинально своим хорёчьим разумом опознал как палку. Потом до меня стало доходить. До Поттера дошло быстрее, возможно, потому, что он отлетел дальше меня и раньше поднял голову наверх. Я попятился, разом вспоминая про сорванный карниз, разодранную скатерть и сваленную стопку книг. Кажется, пролитая чернильница тоже была, но Поттер всё равно чёрный, на нём незаметно…

Поднимать глаза было стыдно и страшно, а посему я метнулся в единственный тёмный угол в пределах досягаемости ― под лестницу. Там уже обнаружился Поттер, и я ткнулся носом в его мягкую шерсть, пытаясь забиться подальше. Но ботинки из драконьей кожи уже были совсем рядом. Отец присел, заглядывая в темноту, откуда, как я подозревал, было видно только сверкание двух пар глаз.

― Вылезайте, ― устало сказал он. ― Всё равно же достану.

Я представил, как он с позором выгоняет нас тростью, и осторожно высунул нос из спасительной темноты. Отец не реагировал на мои робкие поползновения, и я стал подбираться к нему, виновато стелясь по полу. Если наказания нет сразу, это не значит, что его не будет потом, ― я знал это с детства. Пальцы в перчатках коснулись моего загривка, и я почти лёг, ожидая, что сейчас будет трёпка соответственно нашей с Поттером анимагической форме. Поттер, ворча, оттеснил меня и храбро подставился под карающую руку. Глупый гриффиндорец, не тебе лезть в отношения внутри семьи, не тебе просить о милости для меня…

Естественно его благородный порыв был проигнорирован. Зато я вдруг осознал, что взлетаю над полом, подхваченный под живот. С вытаращенными глазами я вцепился коготками в отцовскую мантию, не в силах даже пищать. Я видел, как Поттер мечется внизу, тоже вцепляется и едет на пузе до самой гостиной. Храбрец никак не мог понять, что здесь он бессилен, и мысль эта нагоняла на меня страшную тоску, ведь я оставался с наказанием один на один. Что будет на этот раз ― опять Флагелло? Хотя что мне теперь Заклятие плети?

Почувствовав под лапами диван, я немного воспрял духом. Поттер немедленно оказался рядом со мной, по-прежнему готовый защищать. Отец отошёл подальше, направил на нас трость. Заклинания я не запомнил, но мир внезапно уменьшился, вернулись человеческие ощущения, и я обнаружил, что мы с Поттером, обнявшись в отчаянном порыве, сидим на диване. У Гарри на щеке красовалась длинная царапина от моих когтей; я думал, что выгляжу не лучше. Впрочем, это было неважно.

Но отец потёр лоб, и я понял, что ему совсем не хочется устраивать жёсткие разборки.

― Как вы это сделали? ― спросил он. ― У вас обоих должны были быть палочки.

― Мы… без палочек… ― прошептал Поттер. ― Мы нечаянно, простите его!

― А вас, значит, можно не прощать? ― усмехнулся отец и сделал шаг к нам. Я уже понял, что наказания, скорее всего, не будет, так он удивлён, но напрягся помимо своей воли.

― Не подходите! ― вскрикнул Поттер, судорожно прижимая меня к себе. ― Не надо, он вас боится…

Я искал спасения в его руках, понимая, что боюсь гнева, который придумал себе сам. Или просто в объятиях Поттера было слишком хорошо…

Собрав всё мужество, я поднял голову.

― Прости меня. Мы только прочитали заклинание вслух. Я не знал, что так получится. Никто из нас не держал палочку в этот момент.

Отец кивнул, и я понял, что готов разреветься от облегчения.

― Да, вы действительно не могли знать. И никто не мог. А потом анимагическая форма взяла верх над разумом. В первое превращение нельзя пребывать в ней больше пяти минут.

Нужно учиться называть вещи своими именами. Даже при Поттере.

― Я прощён?

Отец улыбнулся.

― Не за что прощать.

― А как прошло…

― Все живы. Только Руди немного пострадал. Его… гм… чуть не съели.

Я не успел задать следующий вопрос: отец полез за пазуху и вытащил футляр.

― Твоя палочка, Драко.

С благоговением я открыл футляр, вытащил новую палочку, и она задрожала в моей руке. Я почувствовал, как улыбка появляется сама собой.

― Спасибо, отец…

― Да не меня благодари, а мисс Грейнджер, ― был ответ. ― Которая не побоялась встретить меня в Косом переулке, прекрасно зная, кем я туда явлюсь, и ещё и успела подобрать тебе палочку.

Я посмотрел на Поттера, а он на меня.

― Мир прекрасен, ― изрёк я. ― Даже по человеческим меркам.

― Клади его сюда, ― велел я Макнейру, с любопытством осматриваясь. Комната Руди, выделенная ему в Малфой-Мэноре, могла бы многое рассказать о своём владельце ― большей частью правду, и не всегда приятную. Книги на полках хранились в ужасающем беспорядке, да и вообще было удивительно, откуда Лестрейндж их натаскал. Постель была не заправлена, и покрывало вместе с простынёй комом сбилось в изножье. В распахнутое окно доносились запахи георгинов ― клумба была прямо под окном. На столе вместо ожидаемой недопитой бутылки чего-нибудь крепкого громоздились чашки из-под кофе и чая и были свалены скомканные конфетные фантики. А ещё ― книги и свитки, исчерканные торопливым почерком, размашистым и нервным, как всё, что Руди делал в своей жизни.

Я обернулся. Макнейр уже уложил пострадавшего на кровать и теперь стоял, ожидая моих распоряжений. Рабастан замер в дверях, палочка так и мелькала в его руках: он крутил её, не в силах успокоиться.

― Не дёргайся, ― сказал я. ― Это просто обморок.

― Делай что-нибудь, ― процедил он. Я щёлкнул пальцами, и передо мной появилась эльфийка, которой Люциус велел являться на мой зов.

― Принеси из лаборатории зелья номер восемьдесят пять и шестнадцать.

Через секунду зелья возникли на столе среди завалов фантиков и пергаментов.

Взяв флакон с Восстанавливающим, я шагнул к кровати. Рудольфус лежал там, по-прежнему бледный, осунувшийся, в помятом камзоле и растерявших крахмальную хрусткость кружевах. Я расстегнул ему пуговицы и брючный ремень, стащил и отбросил мешающую манишку ― и какого дракла ему нужно так модничать, всё равно все свои?..

― Придержи ему голову, ― буркнул я бывшему палачу, и снова медные пряди заскользили между толстых загрубевших пальцев. Рабастан подошёл и встал у меня за спиной, глядя, как я вливаю зелье Руди в горло и тот рефлекторно глотает.

― Баст, сядь! ― рыкнул я. Тот послушался, убрал со стула валяющуюся на нём рубашку и сел, закинув её в полураскрытый шкаф.

Рудольфус закашлялся, но не очнулся. Я взял второе зелье, когда в дверь заглянула Алекто.

― Там народ волнуется, ― сказала она в своём обычном бесцеремонном тоне. ― Как он?

― Передай, что жить будет, ― сообщил я, не соизволив повернуться к нахалке. ― Если меня не будут отвлекать.

Но она всё мялась на пороге.

― Снейп, он встанет к вечеру?

―Мордред! ― сказал я. Совершенно забыл, что вечером аудиенция у Лорда, на которой мы должны будем отчитаться о проделанной… гм… работе. Впрочем, Руди же лучше, если он на неё не попадёт.

― Не знаю! ― рявкнул я. ― Где фолиант?

― Долохов отдал Лорду, и он сейчас заперся с ним в кабинете.

― Кыш отсюда, ― спокойно сказал Макнейр, верно сообразив, что всю необходимую информацию я уже получил. Дверь закрылась. Я влил в Руди второе зелье и повернулся к Рабастану.

― Вот что, ― старший брат, видимо, приготовился к худшему. ― Опасности для жизни нет, но колдовать ему пока что нельзя. Проследишь за этим.

Лестрейндж кивнул и вытянул палочку у брата из рукава.

― Верное решение, если оно касается человека, у которого шило в одном месте, ― одобрил я. Только что до меня дошло, что Беллатриса даже не зашла проведать деверя. ― Теперь все вон отсюда, я сам с ним посижу.

Рабастан неуверенно поднялся:

― Снейп, может, я?

Я смерил его изничтожающим взглядом.

― Я буду считать его пульс и ритм дыхания, чтобы рассчитать дозу и компоненты зелья. Если хочешь, чтобы я сбился, ― пожалуйста.

Он побледнел и кивнул. Для виду я наколдовал большой секундомер и жестом указал на дверь.

― Никого не пускать. Когда понадобится, я сам выйду. Он должен очнуться максимум часа через полтора.

Макнейр вышел за Рабастаном, чуть помедлив. Он как будто хотел что-то сказать, но сдержался. Первым делом я наложил на дверь Заглушающее и Запирающее, потом вызвал ту же эльфийку.

― Зелье номер девятнадцать из лаборатории, ― сухо приказал я. На столе возник высокий гранёный флакон, доверху наполненный прозрачной жидкостью. Я протянул руку и взял его, неотрывно глядя на острый профиль Рудольфуса, на его приоткрытые губы. За окном, нервируя ещё больше, надрывалась какая-то синица. Я успокоил себя тем, что младший Лестрейндж ещё хуже покойного Блэка, что ничего плохого я ему не сделаю, что это нужно для победы… Отбросив размышления, я опёрся коленом о кровать, отвинтил крышку флакона. Рука не дрогнула, и ровно три капли упали на бледно-розовый язык. Подождав, пока Руди проглотит их вместе со слюной, я вытащил палочку.

― Энервейт!

Серые глаза приоткрылись, с недоумением глядя на меня.

― Как тебя зовут? Говори! ― потребовал я.

― Рудольфус Сигурд Лестрейндж, ― прозвучал бесцветный ответ, но в глазах уже зарождалось понимание.

― Как ты себя чувствуешь? ― продолжал я.

― Плохо, ― прошелестел Руди. ― Не больно. Тянет как-то вот здесь, ― рука поднялась с явным усилием и упала прямо на солнечное сплетение, где у всех волшебников концентрировалась магическая сила.

― Что сделало с тобой это чудовище, которое схватило тебя?

― Оно как бы… проникло в меня… сквозь меня… и стало плохо… как дементор… похоже… ― Руди говорил с усилием, едва шевеля губами. Возможно, ему на самом деле было так тошно, а, может быть, его добило осознание происходящего.

Я присел на его кровать и помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. Внутри отчаянно копошилось что-то, отдалённо напоминающее совесть.

― Не бойся, я не сделаю ничего плохого, ― вылетела из моего рта банальная фраза, которая, как ни странно подействовала. Лестрейндж открыл глаза шире, но Веритасерум не давал ему сказать что-нибудь, полностью подавляя волю.

― А теперь скажи, у вас с братом раздельные сейфы в Гринготтсе?

― Нет, ― только сейчас я заметил, что нижняя губа у него распухает, искусанная, ― надо обработать Заживляющим…

― Почему нет?

― Сначала я был несовершеннолетним, а потом было не до разделения наследства.

― А приданое Беллатрисы лежит в вашем сейфе?

― Да, там все сбережения нашей семьи.

― Ты был в банке после побега из Азкабана?

― Был. Мы с Бастом ходили взять денег. Гоблинам плевать, что мы в розыске.

― Это облегчает дело… ― пробормотал я. ― Там есть невысокая золотая чаша с двумя витыми ручками, отделанная драгоценными камнями?

Руди наморщил лоб, тяжело сглотнул, и кадык скользнул под кожей вверх-вниз.

― Не помню…

― Впусти меня в свой разум, ― приказал я, хотя у Веритасерума не было эффекта Империо. Но Рудольфус повиновался, и я аккуратно скользнул в его сознание, выискивая нужную картинку. Наконец у меня вырвался вздох облегчения: чаша Хельги Хаффлпафф стояла в сейфе Лестрейнджей на верхней полке справа от входа.

― Ты можешь попасть в сейф без брата?

― Да.

― Спасибо, Руди, ― он вздрогнул и попытался забиться на кровати, увидев, что моя палочка нацелена ему в лоб, но тело подвело его, и он рухнул обратно на подушку.

― Не бойся, ― мягко сказал я, уже готовясь стереть ему память, как вдруг мне в голову пришла ещё одна мысль. Секунду я боролся с любопытством, но потом не выдержал:

― Что у тебя с Макнейром?

― Ничего, ― ответил Лестрейндж, и я понял, что нужно перефразировать:

― Он тебе нравится?

― Да, ― выдал Руди, и белые щёки покрылись лёгким румянцем.

Я фыркнул. Ну и дела в Датском королевстве… Рассказать кому ― не поверят.

― Обливиэйт!

Серые глаза медленно закрылись, потом открылись снова.

― Снейп? Что со мной?

― Лежи спокойно, ― сурово велел я, поднимаясь и пряча в карман флакон Веритасерума. ― Жить будешь. А теперь не дёргайся, я тебе губы намажу, искусал к боггартам…

От автора: громадное спасибо jozy за примочку от писательской хандры. Лежит здесь: http://ifotki.info/10/5cdf20b28117d86b97d0b648ee9323275f483c118523384.jpg.html

― Он вправду думает, что вернётся к развалинам? ― в десятый раз спросил Поттер.

― Не знаю, ― в десятый раз ответил я. ― Но теперь он точно знает, что навещать нас нужно как можно чаще.

Поттер повесил нос, даже не думая делать вид, что смотрит в открытый фолиант.

― Наверное, мы плохие дети, ― выдал он. Я чуть не упал с дивана.

― Тебе кто это сказал?! Ты что, считаешь, что нам с тобой по шесть лет?!

― Но почему же он тогда…

― Поттер, наша магия нестабильна! ― я постарался не слишком закатывать глаза, чтобы не оскорбить его. ― Готов поспорить, с таким давно никто не сталкивался, так что ни отец, ни крёстный не знают, что с этим делать.

Поттер задумчиво загнул страницу.

― Ты уверен, что дело не в нас самих? ― недоверчиво спросил он.

― Что ты имеешь в виду? ― нахмурился я, машинально трогая палочку: с тех пор, как отец принёс её, я не мог с ней расстаться, вновь и вновь проводя пальцами по лакированному дереву, нагревающемуся в моих руках. Ощущение, похожее на то, которое было, когда мы с Поттером прятались под лестницей, не желало меня оставлять.

― Ну, мы ведь плохо себя ведём…

― Поттер! ― рыкнул я и посмотрел на него внимательнее. ― У тебя комплекс неполноценности.

― А у тебя? ― парировал он и тут же закрыл себе рот рукой: ― Ой, прости…

― Ничего, ― я махнул рукой. В конце-концов, он был отчасти прав. ― Эдипов комплекс, ты хотел сказать?

Он вытаращился на меня, и я понял, что обожаю, когда на его лице появляется такое изумлённое выражение.

― Ты… знаешь такие понятия? ― протянул он.

― Конечно, знаю, ― небрежно ответил я, ― ты думал, я маггловских книг не читаю?

― Ты?!

― Я, ― я улыбнулся. ― Если мы презираем магглов, то это не значит, что они вообще ничего интересного создать не смогли.

― И ты читал Фрейда? ― не отставал он.

― Читал, раз оперирую такими понятиями, как ты выразился.

Он задумался, теребя несчастный лист.

― Нет, Гарри, ― опередил его я, заставив себя назвать его по имени, ― это не значит, что я хочу его убить. В конце концов, это уровень символов, ты ведь наверняка знаешь, что начало двадцатого века было эпохой символизма… ― судя по глазам, он и понятия об этом не имел, и поэтому я продолжил свою мысль: ― Но в чём-то Фрейд, безусловно, прав… ― и замолк, не зная, как сказать дальше.

― Естественно, я ни в жизнь не поверю, что ты хочешь убить своего отца, как Крауч-младший, ― нарушил молчание Поттер. ― После того, что я видел… Но… ты чувствуешь себя… не знаю… ущербным рядом с ним?

Определённо, он затронул тему, от которой я только что пытался увернуться.

― Не ущербным. Просто подчинённым. По закону я его вассал и не должен забывать об этом, ― выдал я. Поттер был слишком любопытным, впрочем, это можно было извинить, учитывая его полное невежество во всём, что касалось чистокровных.

― Это… тяготит? ― тихо спросил он. Я подумал, прежде чем ответить. И ещё раз подумал. И ещё. Поттер ёрзал в кресле, понимая, что пауза затягивается.

― Не сказал бы, ― начал я, тщательно подбирая слова. ― Я знаю, что когда-нибудь стану лордом Малфоем, но предпочитаю об этом не думать. На данный момент это просто этап в наших взаимоотношениях, когда я чувствую себя более в безопасности, чем когда-либо за свою жизнь. ― Я поднял глаза, опасаясь, что напомнил Гарри о том, что ему никогда не будет доступно. ― Думаю, это было нужно нам обоим… чтобы это случилось со мной, ― он прекрасно понял, о чём я, а несчастный лист жалобно рвался у него в руке. ― Только не надо огня, ― предупредил я. ― Так вот, это было нужно, чтобы я увидел, как он плачет, и понял, что на самом деле никогда не знал его настоящего.

― Я знаю, ― неожиданно сказал Поттер. ― Я видел вас в «Горбин и Бэркс» на втором курсе, как раз в тот день, когда он подкинул Джинни дневник. После Уизли мне показалось немного странным, как вы разговариваете, когда думаете, что вы одни, ― он издал короткий нервный смешок. ― Ты выпрашивал себе подарок…

Я кивнул:

― Именно это и делают все дети, когда не чувствуют, что их любят.

― Но теперь ты знаешь, что это не так, ― было видно, как трудно ему говорить. ― Прости меня, что затронул эту тему.

― Я, знаешь, тоже лаской не избалован, ― усмехнулся я, желая лишь донести до пригорюнившегося Поттера, что ему, в принципе, нечему завидовать.

― Ты хотя бы знал, что она для тебя возможна… а я и не надеялся… ― тихо проговорил он, глядя в никуда.

― Тебе нужно выговориться? ― спросил я. Внезапно мне захотелось преодолеть расстояние между диваном и креслом и прикоснуться к Поттеру. Впрочем, я не был уверен, что ему это нужно.

Он медленно кивнул, не отрывая от меня блестящих глаз. Плачет?

― Когда я только оказался тут, я думал, какая это ужасающая несправедливость, что у тебя два отца, а я сирота, ― судя по голосу, он держался из последних сил. ― Потому я сорвался… с огнём… только я это всё потом понял…

Я решительно встал с дивана и преодолел это расстояние, вытянул из рук у Поттера помятую книгу, и он с удивлением уставился на полуразорванную страницу:

― Ой, это я сделал?

― Репаро, ― бросил я и опустился на корточки у его кресла. ― Ты хотел попросить меня поделиться?

― Поделиться? ― он непонимающе смотрел на меня.

― Ты не думай, я не такая эгоистичная сволочь, какой ты меня знал, ― продолжал я, не поясняя. Большой мальчик, сам догадается. ― По крайней мере, теперь точно.

Нужно было прикоснуться, и я осторожно взял его за руки. Поцеловать? А нужно ли это ему сейчас или хватит только дружеской поддержки? Я нашёл компромисс и поцеловал его в раскрытую ладонь.

― Поделиться? ― повторил он.

― Это только если они сами захотят, ― сказал я так серьёзно, что он понял.

― Они? Меня? ― прошептал он, глядя в пустоту.

― «Меня такого?» ― продолжил я. ― Поттер, не дури. Ты нормальный парень, не дебил и не психбольной. Да, от тебя есть неприятности, но от кого их не бывает? Хочешь, расскажу тебе, как Руди потерялся в подвалах Мэнора, и его только через сутки нашли? А ведь этому типчику... дай подумать… лет тридцать пять будет.

― Руди? Рудольфус? ― догадался он и его передёрнуло. ― Слышать не хочу.

― Зря, ― назидательно сказал я. ― Ходячая беда, иначе не назовёшь. Про него только что анекдотов не придумывают.

Он посмотрел опять недоверчиво, зелёные глаза блестели из-под чёлки.

― Я думал, Пожиратель не может быть таким… не знаю… безалаберным…

― А вот Руди именно такой. Поэтому полным именем его почти никто не зовёт ― не подходит ему. Послушай, Поттер, неужели тебе та сторона видится как толпа зомби без чувств и личности?

Он поёжился.

― Если они носят маски, значит, есть что скрывать, ― сказал он. ― Впрочем, это тоже символ… А так ― не знаю. Проще, конечно, думать, что они не люди. Тогда и…

― Тогда и убивать легче, ― мрачно подтвердил я. ― В аврорате именно так и рассуждают. Кем ты там хотел стать после школы?

Он зыркнул сердито:

― Куда это мы забрели?

― В дебри, ― фыркнул я, вновь целуя его ладонь.

― А, ты хочешь меня соблазнить? ― фыркнул он, и я понял, что он выкинул Лестрейнджа из головы. Плохо, Руди должен был задержаться в ней подольше. Как сказал отец, запершись со мной на кухне для приватного разговора, они с Северусом угодили в нечто, похожее на магический договор, и рисковать, нарушая его, не собираются. Поэтому моей задачей стало вбить в голову героя хотя бы то, что на той стороне тоже люди. Ведь именно Поттер в случае победы будет раздавать награды и наказания.

― Ну а что мешает? ― спросил я, вновь наклоняясь к его руке и расстёгивая ему манжету, чтобы добраться до запястья. ― Опыта у меня, правда, никакого, но обещаю компенсировать громадным энтузиазмом…

Он молчал, и я продолжил:

― В конце концов, даже если ничего не уметь, можно научиться, было бы желание, ― и коснулся губами там, где бился пульс. Медленно бился. Очень медленно.

Я резко вскинул голову и обомлел от страха. Поттер сидел прямо, глядя поверх моей головы, и глаза у него были совсем не поттеровские. Никакой зелени, просто темнота с каким-то отголоском изумрудного цвета. Совсем как тогда, перед тем, как он чуть не изжарил меня. Я почувствовал, как рубашка прилипает у меня к спине, и начал осторожно отползать. Здесь не было никого, кто сбил бы пламя с меня и окатил Поттера водой… Палочка сама собой оказалась у меня в руках. Кажется, отец увидит развалины гораздо раньше, чем предполагает…

― Поттер! ― шёпотом позвал я на свой страх и риск. Но ничто не изменилось в его позе и ненормальном цвете глаз.

― Поттер! ― крикнул я в полный голос, отбежав к дивану и на всякий случай наложив на себя Протего.

И тогда он разомкнул губы. И голос его тоже ему не принадлежал:

― У неё нет глаз.

― У кого?! ― заорал я. Если здесь сейчас всё полыхнёт, как нам выбраться? Как мне вытащить это, что уже не было человеком, которого я знал?

― У неё нет глаз, ― повторил он и внезапно начал заваливаться набок. Интуитивно я понял, что всё кончилось, и подскочил к нему. Поттер полулежал в кресле, очки съехали набок, и сиплое дыхание вырывалось из полуоткрытых губ.

― Энервейт! ― рявкнул я. Глаза приоткрылись и я отпрянул, боясь вновь увидеть в них тьму. Но теперь это были глаза Гарри.

― Поттер, ты меня напугал… ― прошептал я, прикладывая руку к груди, где бешено колотилось сердце.

Он смотрел на меня, не пытаясь сказать, что ничего не помнит, и я понял, что его трясёт. Он вцепился в мою рубашку, притягивая меня к себе так близко, что я услышал, как тяжело он дышит, и прошептал:

― У неё нет глаз. Глаз нет, понимаешь? Она стоит там, и у неё кровавые дыры…

― Тихо, тихо, успокойся, ― шептал я, укачивая его в объятиях и при этом каким-то чудом оказавшись у Поттера на коленях. ― Всё будет хорошо…

― Не будет, ― сказал он таким голосом, что у меня опять мурашки пошли по спине. ― Будь я там ― убил бы их. Всех.

Только сейчас я понял, про что он говорит, и взглянул на часы. Двадцать минут десятого. Аудиенция у Лорда уже началась.

Двери в полутёмный зал были распахнуты настежь, и мрак клубился в неосвещённых углах. Мы тёмные маги, мы должны любить тьму, успокаивал я себя, но уверенности в том, что всё хорошо, не было. Тьма это другое, ― внезапно понял я, ― а это просто темнота, противная и вкрадчивая…

Почти все уже были в сборе, но я ни на кого не смотрел, глядя в тёмный зеркальный пол. Мы с Люциусом встали как можно ближе к высящемуся в конце зала трону, и я малодушно подумал, что готов был бы стать менее значимым человеком Лорда, чтобы только стоять подальше. По залу проносился едва слышный шепоток, и я, наконец, обвёл взглядом собравшихся. Ничего подозрительного, только Беллатриса, алчно облизывая губы, старалась подобраться к трону поближе, да Руквуд стоял, низко опустив голову и стиснув руки под плащом.

Из коридора донёсся мелодичный звон напольных часов, а затем ― глухие мерные удары. С последним ударом боковая дверь отворилась.

Лорд вошёл в зал не спеша. Тёмная мантия клубилась у его ног, а Нагайна ползла следом. Как обычно бывало при его появлении, я почувствовал, как всех присутствующих сковывает холодом, пресекающим лишние движения, лишающим мыслей и оставляющим только почтение, близкое к ужасу. Он сел на трон, и мы все склонили головы перед Его Темнейшеством… величайшим магом мира… о да, он великолепен в ореоле Тьмы, и я готов отдать жизнь за него, великого и прекрасного…

― Верные мои с-слуги, ― начал Лорд собрание своей обычной фразой и выдержал паузу. Затрепетала даже Беллатриса, но ужас оказался напрасным.

― Я вами доволен, ― произнёс Лорд, поглаживая голову Нагайны, которая заползала к нему на колени. ― Некоторыми из вас.

Я выдохнул вместе со всеми. Господин не сердится, мы хорошие слуги, мы выполнили приказ… Тьма по углам насмешливо переливалась ― от бархатного мрака до иссиня-чёрного.

― Эта книга, которую вы мне принесли, ― бесценна, ― прошелестел Лорд. ― Я рад. С-снейп…

Я выступил вперёд, опустился на колени, поцеловал край мантии ― движения, отработанные годами, знак почтения и безграничного восхищения. О мой Лорд, вы прекрасны…

― Ты, как ответственный за операцию, зас-служил награды… что ты хочеш-шь?

Я слышал, как Беллатриса скрипит зубами от злости и зависти. Пусть скрипит, я ― лучший слуга своего господина!

― Мой Лорд… ― вымолвил я, встречаясь взглядом с красными глазами. ― Если бы я мог взглянуть на эту книгу…

Сухой смех господина разнёсся по залу.

― Ах, С-северус-с… Ты так и не изменился, ― произнёс Лорд, и в его голосе я услышал что-то вроде ностальгии. ― Я разрешу тебе посмотреть её. Возможно, мы вместе будем её разбирать. Поверь, она весьма интересна…

― Благодарю, мой повелитель, ― прошептал я срывающимся от сильных чувств голосом. Лорд призовёт меня к себе, чтобы я помог ему в его великих деяниях!

Небрежным жестом Лорд велел мне подняться.

― Кто ещё был с тобой? ― спросил он. ― Ах, да. Макнейр, Долохов и… я не вижу здесь младшего Лестрейнджа.

― Он пострадал, мой Лорд, ― почтительно склонился я. ― И слишком слаб, чтобы прийти сюда.

― Я рад, что он настолько верен мне, что пошёл на жертвы, ― заинтересованно промолвил тот. ― Передай ему, чтобы поправлялся скорее.

Беллатриса тихо заскулила от отчаяния: Лорд ещё не обратил на неё даже взгляда, в то время как мы с Руди были безмерно обласканы милостью его Темнейшества. Я знал, что Антонин и Уолден вышли из общего строя и что Лорд это заметил. У него, кажется, сегодня, было благодушное настроение… Я утвердился в своём предположении, когда мой господин, опять рассмеявшись, произнёс:

― Макнейр, я не перестаю тебе удивляться. Вот вам всем образчик верного исполнителя: минимум мыслей и больше действия.

Теперь зубами заскрипел я. Господин назвал образцом для подражания этого тупого дикаря, магглорожденного, который экзамен на аппарацию сдал с десятой попытки!

― О, не ревнуй, С-северус, ― успокоил меня Лорд. ― Ты просто иной тип слуги…

Беллатриса едва не плакала, стоя на коленях в отдалении и молитвенно сжимая руки. Рабастан на неё даже не смотрел… Впрочем, Лорд тоже.

Повелитель позволил нам троим снова встать в строй. Я и не заметил, как в его руках появилась палочка. Холод пополз у меня по спине. Люциус слегка повернул ко мне голову, как будто желая приободрить, но я знал, что сам он безмерно рад своей опале.

― Теперь другое, ― голос Лорда ощутимо изменился. ― Рейд в Косом переулке.

Руквуд шагнул к трону, опустился на колени. По его плечам я видел, насколько он напряжён, но не понимал, отчего. Впрочем, кошачья грация не подвела его и сейчас. Я вспомнил, что ходили слухи, будто он был анимагом и превращался то ли в леопарда, то ли в рысь; впрочем, кто знает, преподают ли анимагию на Высших курсах Отдела Тайн и что там вообще изучают?

― Мой Лорд, ― хрипло произнёс бывший невыразимец, ― всё прошло хорошо. Мы напали на магглолюбцев… Разгромили несколько магазинов, добыли волшебных палочек про запас, посеяли панику. Авроры, как всегда, опоздали.

Лорд молчал, и Августус продолжил, заметно нервничая:

― Правда, убили немногих. Я видел один труп… И не успели никого поймать. Вернее, Фенрир поймал, но упустил одного мальчишку…

Лорд стремительным движением встал с трона, и ощущение близкой смерти ― моей ли, чужой ― накатило неотвратимо.

― Вы боевой отряд! ― я не смог бы сказать, громко ли говорил Лорд или тихо ― его слова проникали в самое сердце, наполняя его страхом. ― Как вы смеете приходить ко мне с этим?! Ни одного пленного, ни одного убитого! Для этого ли вы служите мне? Круцио!

Августус рухнул на пол, корчась и царапая паркет, но закричал только через несколько мгновений мучительной тишины. Слабак, мысленно сплюнул я, глядя на несчастного, я никогда не кричу, и тебе не мешало бы у меня поучиться!

Лорд милостиво отменил заклятие, и стало слышно только тяжёлое срывающееся дыхание Руквуда.

― Не смейте больше так меня огорчать, ― вкрадчиво произнёс Лорд, взмахнув палочкой. Пошатываясь, Августус вернулся на своё место, и я видел, как он прикрыл глаза и под плащом обхватил себя за плечи. Его трясло, но ни Рабастан, ни Антонин, стоящие по обе стороны от него, не решились даже коснуться его и приободрить.

― Я думаю, вы все поняли, чего я от вас жду. Макнейр?

― Крови, мой Лорд, ― пробасил Уолден и плотоядно оскалился. Слишком нарочито, я не поверил. ― Чтобы мы убивали как можно больше грязнокровок, мой Лорд.

Безгубый рот нашего господина растянулся в стороны, обозначая улыбку.

― Именно. Без этого мы не захватим власть.

Интересно, знает ли он про пушистый клубок по имени Рики? И что бы сделал, если бы узнал? Впрочем, он наверняка даже не применяет легилименцию ― уверен, что там не к чему её применять…

― Мой Лорд! ― я вскинул глаза от пола и увидел, как Беллатриса на коленях подползает к трону. ― Не желаете ли поразвлечься? ― залебезила она. ― Я кое-что для вас приготовила, чтобы вы забыли обо всём этом сброде… ― широким жестом Белла показала на нас всех. ― Как в старые добрые времена! Вы не пожалеете, мой Лорд…

Тот милостиво кивнул, Беллатриса подскочила и резво понеслась к двери. Проследив за ней взглядом, я сначала не поверил своим глазам. Неровным шагом в зал вошла девочка лет шести ― видимо, ранее Белла спрятала её за каким-нибудь гобеленом. На ней было оборванное платье, когда-то голубого цвета, а сейчас заляпанное бурым, но светлое пятно всё равно ярко выделялось на фоне тёмного паркета и наших плащей. Босые ноги звонко шлёпали по паркету, а Беллатриса шла за пленницей, направив на неё палочку. И без того было, впрочем, понятно, что ребёнок под Империо: слишком кукольные движения, слишком пустые глаза… Я в который раз проклял себя: убив одного ребёнка, я был в полной уверенности, что второй долго не протянул, но оказалось, что Белла готовила её специально для Лорда…

Люциус рядом со мной шумно сглотнул, поняв, что сейчас произойдёт. Эстет и чистюля, он не выносил вида крови, но изменить ничего не мог. В его власти было только не смотреть.

― Круцио! ― воскликнула Беллатриса, и зал наполнился отчаянным детским криком. Он звенел в ушах, и от этого крика гуще становился мрак, наполнял углы, пробирался в самое сердце, заставляя верить, что нет на свете ничего, кроме этого мрака и смерти… Жаль, что нельзя было заткнуть уши и закрыть глаза. Ибо я знал, что должен видеть результат моей ошибки во всех подробностях.

― Мой Лорд, ― сладострастно пропела Белла, сняв заклятие, ― вам понравится, если я разрежу эту маггловку на кусочки?

Нет, ― попросил я неведомо у кого, но мой возглас потонул во тьме.

― Да, ― кивнул Лорд. Нагайна заинтересованно зашипела, почуяв близкое лакомство, а Беллатриса изогнулась, взмахнув рукой, и возглас её пронзил не только девочку, но и меня самого:

― Сектумсемпра!

Девочка не отшатнулась, заклятие ей не позволило, но и я не мог отвести глаз. Точнее, не разрешил себе, ведь я был виноват в её мучениях даже больше, чем Беллатриса, и смотреть на то, как используется моё изобретение, было даже слишком мягким наказанием за то, что я его придумал…

По бледным щекам ребёнка что-то потекло, но, даже находясь на расстоянии, я знал, что это ― кровь и слизь, только что наполнявшая глазные яблоки. Девочка взмахнула руками, но тут же опустила их, что-то хныча. Вполне вероятно, что боли она пока что не чувствовала.

Лорд повёл кончиком палочки:

― Хватит, Белла, мне начинает это надоедать. Придумай что-нибудь другое. Макнейр!

Шотландец выступил из общего строя, поклонился.

― Да, мой Лорд?

― Убей девчонку, ― велел тот. Нагайна зашипела громче, видимо, немного понимала человеческий язык и радовалась пище.

Моей опущенной руки коснулись ледяные пальцы Люциуса, и я не оттолкнул его руку, просто переплёл свои пальцы с его. Какая теперь разница, всё равно на нас никто не смотрит… Алекто отвернулась, Руквуда попросту шатало, и я знал, почему. Всем было известно, что сейчас палач продемонстрирует свой коронный номер ― вынет сердце из ещё живого человека. И сердце это ещё несколько секунд будет колотиться в его ладони… Мы с Малфоем одновременно стиснули пальцы друг друга, и в этот момент мне показалось, что из ближайшего угла на нас смотрит нечто, замершее там и чего-то выжидающее. Но рассмотреть это я не успел.

― Авада Кедавра, ― тупо-равнодушно произнёс Уолден, и детское тельце в ярко-зелёной вспышке свалилось на пол.

― Идиот! ― взвизгнула Беллатриса, потрясая кулаками. ― Лорд хотел посмотреть, как ты вырвешь у неё сердце!

― Да? ― удивился Макнейр. ― Простите, мой Лорд, вы не сказали…

― Не идиот, а просто послушный, ― оборвал повелитель причитания Беллатрисы. ― И не задаёт лишних вопросов.

Пальцы Люциуса внезапно взмокли, и, опустив глаза, я содрогнулся, поняв, почему: мёртвая девочка лежала, повернув голову прямо к нам, и смотрела на нас пустыми глазницами, в которых видно было кровь и какие-то ошмётки. И внезапно я понял, что нечто из угла стоит уже за моей спиной, но нельзя было ни обернуться, ни шепнуть Люциусу об опасности.

― Нагайна, это твоё, ― бросил Лорд, и змея заскользила со ступеней трона, принялась слизывать кровь у трупа с лица. Кто-то шумно постарался подавить рвотный позыв, но я не понял, кто. Нечто стояло у меня за спиной, мешая связно мыслить, и одно только я знал точно: Уолли сделал то же, что и я два дня назад. Но я убил ребёнка тайно, а он облегчил чужие страдания на глазах у всех. Что же прячется за этой маской тупого исполнителя, которой он смог обмануть даже Лорда?..

― Все свободны, ― процедил повелитель, а Люциус как будто ждал этого: потащил меня к выходу. Я почти бежал за ним, не видя ничего вокруг, потому что опустил голову. Мне слишком хотелось, чтобы то, что пришло ко мне из тьмы, ушло восвояси, мне слишком хотелось не верить в то, что это была смерть, что дни мои сочтены, что…

Барти Крауч с безумными глазами промелькнул мимо нас и хлопнул дверью в свою комнату, которая была почти рядом с залом. Мы с Люциусом свернули в пустой коридор, и я понял, что мы идём к нему, впрочем, мне было всё равно. Только когда он запер дверь кабинета на ключ и на несколько заклинаний, мы решились взглянуть друг на друга. Он тяжело дышал, я тоже, и сказать мы ничего не могли. Вероятно, это и толкнуло нас в объятия друг другу, а дальше всё слилось в калейдоскоп, в котором почему-то преобладали тёмные тона; проклятые пуговицы никак не поддавались, а руки тряслись ― и то, что мы делали, нужно было нам обоим, ибо страшная тень поднималась из глубин неосвещённого кабинета, доставая головой до потолка, имя ей было ― Смерть, и не было от неё спасения: в каком-то полубреду мы оказались в спальне, а она уже стояла там, ухмыляясь беззубым ртом, и назло ей мы с Люциусом рухнули на крахмальные простыни, сплетаясь неразрывно, и я, не противясь, даже боль принял как должное, ведь самое страшное я уже видел, и ничего страшнее этого быть не могло, а сладость была уже потом; и рассыпался призрак, когда я содрогался в руках у друга ― любовника, ― рассыпался, только не ушёл насовсем, будто узнал, что есть добыча ближе…

― Жалеешь? ― было первое, что спросил Малфой, приподнимаясь на локтях, когда бешеный ритм пульса уже сменился спокойным. Но я не чувствовал больше в комнате запаха тлена, только запах удовольствия, разделённого с кем-то впервые в моей жизни, и потому ответил:

― Нет, ― а потом нашёл силы улыбнуться: ― Наверное, она даже не будет мне сниться…

Он понял и сделал всё, что мог, только чтобы успокоить, ― зацеловал меня всего, не стыдясь ничего и ни о чём не думая, потому что ему это нужно было так же, как и мне, а я… я прислушивался с удивлением к его касаниям и думал: стоило ждать столько лет? Осудил бы меня мой рыжий ангел за этот срыв? И понял: нет.

Мы уснули вместе, не разжимая рук, и спали бы до утра, если бы жестокая жизнь не ворвалась в наш сон отчаянным грохотом в дверь и перепуганным воплем Барти:

― Малфой, проснись же, мать твою! Снейп у тебя?! Да вставайте же, Руквуд при смерти!

И здесь, на грани сна и яви я понял, куда ушёл этот призрак и почему с его лица не спадала ухмылка, когда он покидал спальню.

В небольшой комнате Барти ― по сути, гостевой спальне ― витал тяжёлый густой запах крови. Пламя свечей слегка колебалось от взмахов мантии Снейпа.

Сам Барти замер у дверей, зажимая рот руками и не в силах ни уйти, ни приблизиться. В углу мрачной глыбой возвышался Макнейр, скрестив руки на груди и свысока оглядывая всех собравшихся. Рабастан стоял у изголовья кровати, наклоняясь как будто помимо своей воли, а в изножье, держась за столбик, застыл Долохов, растрёпанные и полуодетые, но словно зачарованные. По обе стороны кровати замерли Амикус и Алекто, держа в руках палочки и медленно выписывая ими трёхмерные узоры. Глаза у них обоих были открыты и смотрели в никуда, а на лицах застыл абсолютный покой. Казалось, в этот момент Алекто не волновало, что она одета в одну только ночную рубашку с кружевами ― впрочем, это не волновало вообще никого.

Через силу я перевёл взгляд на то, что лежало на кровати в середине расплывающегося на простыне тёмного пятна. Это было обнажённым телом ― по крайней мере, на бёдра и ягодицы можно было смотреть без содрогания, а вот спина превратилась в сплошное месиво, в котором в нескольких местах что-то белело. Внезапно я прекрасно понял чувства Крауча: это что-то было рёбрами и позвоночником. Но самым кошмарным оказалось то, что Руквуд был в сознании. Его пальцы шевелились, сминая простыню, а по всему телу изредка проходили судороги.

Однако Снейп сориентировался быстрее меня.

― Что? ― отрывисто спросил он.

Ответил Долохов, указал на Барти.

― Он нашёл Огги в коридоре у дверей зала и помчался ко мне. Я поднял Уолли и Баста, ― он замялся и закончил совсем тихо: ― Только на него никакие заклятия не действуют. Вообще. Поэтому вот, ― и кивнул на Кэрроу; в это время Алекто тихо напевала что-то на латыни.

― Потерять сознание он тоже не может, я правильно понимаю? ― спросил Снейп. Я непроизвольно прижал руку к груди, пытаясь представить, какая это должна быть боль. Северус тем временем без тени страха склонился над Августусом, откинул в сторону пропитавшиеся кровью волосы.

― Если у него содрана кожа… ― начал Лестрейндж.

― У него не содрана кожа, ― рявкнул Снейп, ― она выхлестана, это Кнут Гриндевальда!

Стало так тихо, как только возможно, только к напевам Алекто присоединился голос Амикуса. Я знал, что тормошить их сейчас бесполезно: в порыве откровенности Алекто как-то рассказала мне, что в трансе все вещи воспринимаются по-другому, а течение времени незаметно вообще. И всё же, я бы предпочёл сто тысяч Круцио, чем такое…

Амикус резко взмахнул палочкой и потряс головой, в ужасе уставившись на сестру. Я понял, что они вышли из транса, но пока что, должно быть, не очень понимают, где они и кто рядом. Или просто узнали что-то из ряда вон выходящее. Алекто отвела глаза.

― Мерлин великий! ― хрипло прошептал её брат. ― И что же теперь?

Она внезапно вскинула странно заблестевший взгляд, и её лицо исказилось в страдании.

― Откуда я знаю? ― почти выкрикнула она. ― Не вздумай винить меня!

― Я не виню… ― Амикус пошатнулся, отступил на шаг. ― Я просто не думал…

― Только попробуй заставить меня… ― резко оборвала она его.

Он выставил вперёд руки с зажатой в них палочкой, какой-то растерянный, придавленный чувством вины:

― Ты с ума сошла, конечно, нет! ― и добавил жёстко и с вызовом: ― Только в рейды ты больше не пойдёшь.

Снейп резко откашлялся.

― Так, вами я займусь потом! ― рявкнул он. ― Говорите, что с Руквудом?

― Мы убрали проклятие, блокирующее лечение магией, ― сказала Алекто, хотя было видно, что её мысли совсем не здесь. Оскалившись, она оглядела всех собравшихся, как будто ожидала, что мы сейчас на неё нападём. Но я на неё уже не смотрел. Окровавленное тело на кровати зашевелилось, и донёсся протяжный хрип. Снейп уже поливал рану каким-то зельем, неизвестно откуда взявшимся, а в другой руке держал палочку и водил ею туда-сюда.

― Держите его, ― процедил он, и Рабастан, преодолев ужас и отвращение, взял Августуса за плечи, стараясь не касаться пораненных мест. Я посмотрел на бледного Барти, осторожно подхватил его за локоть, преодолевая желание стиснуть так, чтобы услышать вопль боли, и он затравленно взглянул на меня.

― Расскажи подробнее, где ты его нашёл, ― тихо попросил я.

― У зала, ― заговорил Барти нервно, обдавая меня винным запахом. ― Я шёл на кухню… а он там, в коридоре… и кровавый след за ним.

― Кто мог сделать с ним такое? ― потерянно спросил Долохов, и я обернулся к нему:

― Только Лорд.

― Какого Мордреда?! ― ахнул Рабастан, на мгновение отпуская Руквуда; впрочем, тот был настолько слаб, что вряд ли вырвался бы. Я прекрасно понимал, что хочет сказать Лестрейндж: если это показательная казнь, то почему не при всех, да и ведь Лорд уже наказал его, тогда в чём смысл?

― Я знал, что он на себя руки наложит, только не думал, что так, ― раздался из угла спокойный бас.

Опять стало тихо, только шёпотом ругался Снейп, заклинаниями стирая кровь.

― Как ― так? ― недоумённо спросила Алекто, но я уже понял.

― Через Лорда, ― кратко пояснил Макнейр, и всё стало окончательно ясно. Этому идиоту было страшно самому, и он остался после аудиенции, чтобы наговорить Его Темнейшеству дерзостей, надеясь на скорую Аваду. Просчитался…

С кровати донёсся отчаянный хрип, в котором почти нельзя было разобрать слов. Снейп отшвырнул пустой флакон, и он разбился.

― Что? ― спросил Амикус, не отрывая взгляда от осколков.

Северус выругался, и я увидел, что он в отчаянии.

― Он умрёт, если сейчас не потеряет сознание, ― сказал он, скрестив руки на груди.

― Оглуши же его! ― заорала Алекто. Амикус кусал губы. Не подозревал, что Кэрроу, запершиеся в своём мирке, способны сопереживать…

― Нельзя, ― скривился Снейп, ― он должен сам. Снотворное не пойдёт, оно с Заживляющим плохо соотносится

Хрип раздался снова, и только Уолден разобрал в нём своё имя, шагнул ближе, склонился, но едва не отшатнулся. Я понял, что искренне не хочу видеть выражение глаз Руквуда, и пожалел Макнейра, который стоял возле кровати на коленях, заглядывая Августусу в лицо.

― Что, Огги? ― тихо спросил он, и теперь ответ разобрал даже я:

― Оста-анься…

Снейп зарычал, дёрнул себя за прядь волос, свисающую на лицо, щёлкнул пальцами, приказал что-то эльфийке. Через пару секунд он уже доставал из прозрачного пакетика нечто, что, как я вспомнил, называлось шприцем, и разбивал крохотный запаянный фиал. Видимо, дело плохо, если он решил прибегнуть к маггловским вещам ― интересно, воздействуют ли они на волшебников так же…

За его манипуляциями с непониманием следили все, за исключением, пожалуй, Макнейра, который, осторожно касаясь, гладил Огги по затылку; тот едва ли чувствовал, да и ласка в исполнении Уолдена была слишком дикой вещью, чтобы можно было поверить.

― Иголки в человека? ― скривилась Алекто. ― Опомнись, ему и так больно!

― Замолчи, ― велел Снейп и вправду воткнул иглу Руквуду в сгиб колена. Я на всякий случай отвернулся, а когда взглянул снова, тело на постели медленно расслаблялось.

― Что это, зелье? ― спросил Рабастан, и Снейп не рявкнул, а ответил устало:

― Нет, это маггловский наркотик. Очень сильный, но в медицине употребляется.

― Дурь?! ― ахнула Алекто, но я уже не слушал дальнейшего разговора. С запозданием я догадался, что Северусу, должно быть, самому больно, и что, честно говоря, мне стыдно за произошедшее с нами безумие.

― Бинт, ― велел Снейп эльфийке. Я, стиснув зубы, наблюдал за тем, как истерзанная плоть скрывается под белой тканью, и вновь жалел о том, что не унаследовал дар целительства. Дед лёгкие раны исцелял буквально наложением рук, но на моём отце дар как будто иссяк после такого яркого проявления. Поэтому толку от меня сейчас было не больше, чем от остальных, ― кроме Снейпа, разумеется.

Руквуд лежал весь в бинтах, но дышал спокойно, и судорога уже не сводила тело. Снейп убрал с лица мокрые волосы и вынес вердикт:

― До утра дотянет ― будет жить. Если захочет, конечно… Кто останется с ним?

― Я, ― глухо сказал Макнейр, ни на кого не глядя. Пальцы его касались края кровати; я точно не видел, но мне казалось, что под ними лежит прядь волос Руквуда. Что ещё за штучки?

― Если что-то изменится ― присылай эльфа, ― велел Северус и только теперь встретился со мной взглядом. ― Мерлин, сколько нервов с вами…

Дверь приоткрылась, и в щель протиснулась толстая морда Фенрира. Он потянул носом воздух и спросил:

― А где это так вкусно кровью пахнет?

В комнате повисло гробовое молчание. Я отчаянно жалел, что не взял трость, но тут увидел, что за палочками потянулись все находящиеся в комнате, кроме Барти, а Макнейр медленно вытаскивает из ножен на поясе узкий блестящий нож.

― А? ― переспросил Фенрир, не дождавшись ответа. И в этот момент случилось то, чего никто не ожидал: без оружия, в одной ночной рубашке на оборотня надвинулась Алекто, и её пышные телеса заколыхались под тонкой тканью в такт движениям.

― Пошёл вон, людоед вонючий, а то сейчас такое проклятие схлопочешь ― мало не покажется! ― визгливо воскликнула она.

― На себя посмотри! ― спокойно ответил Фенрир, показывая жёлтые зубы. ― С вами здороваться стыдно уже, докатились, чистокровные… ― и закрыл дверь, в которую через секунду ударил белый луч из палочки Амикуса.

Я сидел прямо на полу, в мантии на голое тело, и отчего-то знал, что так правильно. Перед глазами, конечно, то и дело назойливо появлялись все ужасы сегодняшнего дня: и мёртвая девочка, и изувеченный Огги, и возвышающийся в комнате призрак, видимый только мне.

― Налей ещё, ― попросил я, не глядя протягивая бокал. Люциус перевернул над ним бутылку вина, разделённую нами на двоих, и вылил остатки.

― Больше нет, ― сказал он и тоже сел на пол, напротив меня. Я не смотрел на него, но знал, что он не сводит с меня глаз.

― Жалеешь, ― утвердительно произнёс он.

― Сказал же ― нет, ― огрызнулся я и залпом выпил оставшееся вино. Потёр глаза. ― Ну и денёк… И ночка вместе с ним.

― Тебе ничего не кажется странным? ― задумчиво промолвил Люциус, поглаживая ободок своего бокала. ― Сначала Драко, потом Поттер, потом Руди, потом Огги… И ни в одном случае нет смертельного исхода. Как тебе?

― Это мы ещё не знаем, ― резонно возразил я. ― Да и вряд ли это всё как-то связано между собой.

― Да, возможно… ― вздохнул он, качнул в бокале рубиновую жидкость, напомнившую мне кровь. В спальне Барти её была целая лужа, но я, конечно, ухитрился-таки под конец влить в бесчувственного Руквуда все нужные зелья, и Кроветворное в том числе. Теперь нужно только, чтобы измученный организм выдержал бешеную нагрузку на магию… Кажется, я ничего не забыл.

― О чём ты думаешь?

― О зельях, ― честно признался я. ― Как ты думаешь, мы правильно поступили, что оставили там Макнейра?

― Невзирая на все их с Августусом трения и партизанскую войну ― да, ― без тени сомнения ответил Люциус. ― И если кто и услышит, как подкрадывается Фенрир, и сможет его ненадолго задержать, так это Уолли. Забудь об этом. Утром проверишь, как там они.

Я кивнул, соглашаясь. Вино уже, конечно, ударило в голову, но не настолько, чтобы я залился горючими слезами от жалости к себе и окружающим.

― Сев… ― тихо позвал Люциус. Я посмотрел на него: он сидел на полу, опять удивительно напоминающий себя молодого, когда мы с ним сбегали с какого-нибудь скучного приёма, устраивались в библиотеке, и около часа ночи научные изыскания неизменно заканчивались выводом, что истина в вине.

― Ты стесняешься, я знаю, ― заговорил Люциус. ― Ты хочешь всё забыть и жить дальше, как будто ничего не случилось, как ты поступаешь всякий раз, когда боишься. Что тебя пугает?

Он вызывает меня на пьяную истерику, не иначе.

― А представь себя на моём месте, ― резко сказал я. ― Каково это ― всю жизнь любить одну женщину, хоть её давно уже нет, а потом переспать с лучшим другом!

Он тихо засмеялся и отпил вина.

― Ну вот, ты всё и сказал. Думаешь, твоя Эванс осудила бы тебя?

― Нет, ― ответил я. ― И я это уже понял.

― Ну, тогда ты боишься будущего, ― сделал он вывод. Я отвернулся. А он бы не боялся! Как теперь жить, когда помнишь всё от начала до конца?

― А что изменилось? ― философски спросил Люциус. Я посмотрел на него в недоумении.

― Что изменилось?

― По мне, так ничего, ― продолжал он. ― Ты по-прежнему остался моим другом, и мы по-прежнему завязли по самые уши.

― Мы… не друзья теперь, ― с трудом произнёс я. ― Это называется ― любовники.

Он опять засмеялся. Что с ним сегодня такое?

― Так ты хочешь постоянных отношений.

― Кто ― я?!

― И я тоже.

― Как мы познакомились? ― рыкнул я, вытаскивая палочку. Он чуть не выронил бокал.

― На твоём распределении, а что? Ты сомневаешься, что это я?!

― Сомневался, ― буркнул я и не выдержал: ― Слушай, ты в своём уме?! У тебя жена и дети, а ты…

― Н-да… ― он задумчиво потёр переносицу. ― Но одно другому не мешает, правда?

― Ты будешь спать со мной и искренне скучать по Нарциссе? ― язвительно спросил я.

― Именно так я собрался… то есть, как это, ― ты согласен?

― А ты хочешь? ― с вызовом спросил я. Не примет. Сейчас одумается и всё поймёт. Кому я нужен? Ему, красавцу, ― банковский счёт и родословная прилагаются, одно длиннее другого? Ему нужен такой… естественно, я знал, как меня называли в школе, но додумать не успел.

― Хочу, а ты не веришь? ― ответил Люциус. Мне пришла в голову меланхоличная мысль, что, наверное, Зелье Скрытых Желаний действует долго. Очень долго… И вызывает частичное помутнение рассудка.

― Не веришь, ― сказал он.

― Люци, ты спятил, ― хрипло прокомментировал я, залпом допил оставшееся вино и отставил бокал. ― Как ты себе это вообще представляешь?

― Обыкновенно, ― он пожал плечами, явно насмехаясь надо мной. ― Нет, ну если хочешь, не будем афишировать…

― Потому что война, ― понял я внезапно и замер, поражённый этой мыслью. ― И все торопятся жить и сделать то, чего не могли или запрещали себе всю жизнь.

Люциус отсалютовал мне бокалом:

― Именно. И ты тоже.

Я схватился за голову.

― Ну ты подумай, какой из меня любовник?

― Всё приходит с опытом, ― он хулигански подмигнул мне, и я понял, что приключения этой ночи ещё не закончились. Я оказался прав: Люциус подвинулся ко мне, протянул руку и коснулся моих губ. Было щекотно, и я отпрянул.

― Это что? ― с подозрением спросил я.

― Тебе что, неприятно?

― Нет, мне вообще никак. Обязательно нужны все эти нежности?

― Вот ты и прокололся, ― улыбнулся мне Люциус. ― Ты боишься, я узнаю, что ты не воспринимаешь ласку. Только я давно в курсе.

Я внезапно вновь почувствовал себя первоклашкой перед лицом сиятельного старосты.

― Пойдём спать, а? ― раздражённо предложил я.

― Пойдём, ― легко согласился он, поднялся и подал мне руку, помогая встать. ― Только учти, постель у нас с тобой теперь одна на двоих…

Помня про то, что кухня ― вотчина домовика, я всё-таки не выдержал и рано утром спустился вниз. Руки зудели от ничегонеделания, и мне не терпелось поскорее взяться за работу. Я прошёл мимо пустой гостиной с брошенным на диване пледом и стопками книг по углам, и открыл дверь на кухню.

В ней не было ничего необычного: стол, буфет, холодильник, вокруг которого потрескивали Замораживающие чары. Принц-полукровка, однако, превосходно умел совмещать два мира сразу. В углу кухни сгибался домовик, вытирал тряпкой пол. Услышав меня, он пискнул, подскочил и обернулся.

― Гарри Поттер, сэр! ― воскликнул он, мучительно напоминая мне Добби. Я поскорее приложил палец к губам:

― Тихо, Драко спит!

― Типпи не станет будить молодого хозяина! ― перепугался домовик. ― Типпи будет говорить шёпотом!

― Так тебя зовут Типпи? ― улыбнулся я. Домовик сразу стал мне симпатичен. Он вовсе не напоминал безумного Кричера и явно был адекватнее Добби.

― Да, Гарри Поттер, сэр, Типпи так и зовут, ― домовик поклонился и с достоинством одёрнул наволочку. ― Что угодно Гарри Поттеру?

Я замялся, смущённо улыбнулся.

― Ну, знаешь, я хотел бы приготовить что-нибудь… Какие у нас есть продукты?

Глаза домовика едва не вылезли из орбит.

― Гарри Поттер будет готовить?!

― Да, Типпи, буду, ― сказал я ему. Они что, меня небожителем считают?

Домовик метнулся к холодильнику, а я подошёл к буфету.

― Мясо у нас есть? ― спросил я, беря ложку и наколдовывая себе из неё фартук. Вполне приличный, Макгонагалл бы похвалила. Присмотревшись, я разглядел, что то, что я сначала принял за мелкие цветочки, ― на самом деле крошечный узор из черепов. Фыркнув, я подвязал его и обернулся. Типпи подпрыгивал возле холодильника.

― Мяса нет, Гарри Поттер, сэр! Но Типпи может принести из дома.

― Неси, ― махнул я рукой. От Малфоев не убудет. Тем более, что готовлю я для Драко. Я нашёл в холодильнике овощи, разложил на столе. Как раз в это время передо мной появился кусок говядины.

― Типпи, ― позвал я, ― а грибов нет случаем?

― Сейчас, Гарри Поттер, сэр! ― через минуту посреди кухни возник домовик, сгибающийся под тяжестью корзинки. ― Свежие, только что из кладовки, из-под чар! ― отрапортовал он. Я поспешил забрать у него корзинку, и в огромных глазах показались слёзы.

― Гарри Поттер так добр к эльфам!

― Так ты слышал про Добби? ― спросил я.

― Конечно, ведь он служил хозяевам много лет вместе со всеми нами! ― Типпи застыл посреди кухни, наблюдая за тем, как я достаю из корзинки самые крупные грибы.

― А что, ваши хозяева с вами плохо обращаются? ― задал я провокационный вопрос.

Домовик замотал ушами:

― Нет, что вы, Гарри Поттер, сэр! Они жестоки, как и положено хозяевам, и наказывают справедливо.

Я решил, что фокус с носком во второй раз не пройдёт.

― И ты ими доволен?

― Типпи не нужно других хозяев! ― с гордостью заявил эльф.

― Ну ладно, ― сказал я, отодвигая корзинку. ― Отнеси, пожалуйста, обратно.

― Гарри Поттер сказал Типпи «пожалуйста»! ― трагическим шёпотом произнёс тот, готовый заплакать. Я присел на корточки и притянул его к себе за наволочку.

― Слушай, я когда-то сам был домовым эльфом, ― объяснил я. ― Я, также как и ты, убирал дом и готовил, и мне даже «спасибо» не говорили.

― Типпи понял, Гарри Поттер, сэр! ― пискнул эльф и исчез вместе с корзинкой. Когда он появился снова, я уже мыл грибы под краном.

― Типпи ещё что-то должен сделать? ― осведомился ушастый слуга.

― Можешь идти, ― бросил я, не оборачиваясь. Как я уже говорил, занятие физическим трудом прекрасно отвлекало меня от окружающего и можно было крепко над чем-нибудь подумать, а Типпи бы сейчас только мешался мне своей болтовнёй.

Положив грибы отмокать в блюде с водой, я вымыл мясо и поставил его вариться, а сам взялся чистить картошку. Мусорное ведро постепенно наполнялось очистками, а мысли мои были далеко. С чего бы это Драко заговорил о Руди? Хотел меня разжалобить ― знал его лично и завуалированно пытался попросить снисхождения? Как же можно щадить преступников, проникаться к ним жалостью? Но тут я вспомнил о Сириусе. Его-то все считали преступником, в том числе и я. Да, возразил я сам себе, но нельзя же всех Пожирателей заочно записать в невинные жертвы обстоятельств? Или можно? Я задумался, каково это, когда за одну ошибку расплачиваешься всю жизнь, а хода назад уже нет. Все ли они это осознавали? И чем вызвана их жестокость ― природными наклонностями? Или раньше они не были такими? Я попытался представить себе Азкабан. По рассказам Сириуса, страшнее этого места в волшебном мире не было, ― а тогда в чём его смысл? В том, чтобы окончательно убить в человеке светлую часть души? Ведь дементоры питаются именно счастливыми воспоминаниями, постепенно отнимают их, лишая надежды, памяти о свете…

Нож замер над картофелиной. Получается, волшебники сами создавали злодеев? Необязательно это были Пожиратели, ведь есть и другие… В маггловском мире тюрьмы вовсе не такие, а из Азкабана, как правило, выходил больной отчаявшийся человек, который автоматически становился изгоем и совершал преступления снова и снова. Нет, идиотизм какой-то. Ясное дело, всех Тёмных, которые выживут после войны, посадят снова, если не казнят. Отчего же сразу не казнили Лестрейнджей и Крауча? Я в мельчайших подробностях попытался вспомнить судебное заседание, подсмотренное мною в думосборе Дамблдора. Визенгамот решил, что смерть ― это слишком легко? Или вездесущий старик заступился? Опять его проклятый второй шанс, ― да какой, к дьяволу, шанс, когда от души отъедают здоровенный кусок?

Я плюхнул последнюю картофелину в блюдо с водой и подошёл к плите, чтобы снять пену с мяса. Чертовщина какая-то получается. Как будто Дамблдор ― ну ладно, правительство ― знало, что в один прекрасный момент Волдеморту может понадобиться армия. Чтобы мне жизнь мёдом не казалась. Чтобы набор пешек был примерно равным с Тёмной и Светлой стороны. Только вот некоторые пешки, кажется, стали не чёрными и не белыми, а так, непонятно какого цвета. Партия получалась интересной…

Я методично нарезал картошку кубиками, а морковку ― короткими полосками. Нож стучал по доске, а перед моими глазами вставали лица, которые я видел в Отделе Тайн, искажённые злостью ― или всё же страданием? Я отложил нож и несколько раз глубоко вздохнул. Я герой, главное действующее лицо. Моя цель ― Волдеморт. С остальными пусть разбираются фениксовцы и аврорат. Всё. Мне нужно подумать о том, как спасти своих друзей. Как сделать так, чтобы ни одна мразь не посмела подобраться к Норе или к дому на Гриммо. Ссыпая овощи в кипящую воду, я подумал, что один пергамент нужно послать Макгонагалл. Наверняка руководство школы уже осведомлено о моей пропаже. Раздобыть бы «Пророк»… Интересно, каким образом будут в этом году собирать детей, если даже я могу додуматься о нападении на Хогвартс-экспресс. Короче говоря, магглорожденных нужно прятать в школе, но на поезд не пускать ни в коем случае. Каминное сообщение, если не ошибаюсь, было заблокировано ещё в июле, работали только сети внутри зданий. И как, спрашивается, мог получить защиту всякий, кто бы ни попросил о ней?

Я принялся резать грибы, одним глазком поглядывая на суп. Всё-таки засиделись мы здесь. Если мы создали оппозицию, не следует ли о ней заявить? Хотя тогда любой сможет связать моё исчезновение и появление третьей стороны. Впрочем, рискнуть не грех… Да и вообще ― целый день за книгами, как в школе, это же с ума сойти. Неудивительно, что кот и хорёк устроили такой разгром. Я поёжился: было до сих пор стыдно перед Люциусом. Даже если мы громили дом Снейпа. Я вспомнил ещё кое про что: я так и не поговорил с портретом в спальне. Эта женщина, кем она могла быть? Родственницей? Я тут же обругал себя за несообразительность: псевдоним и портрет ― явления одного порядка, значит, мать. Однако по сравнению с тем, какой я помнил её на газетной вырезке, она сильно изменилась.

«Не было печали», ― подумал я через секунду, когда хлопнула входная дверь. Я мысленно потянулся сразу через стену, осторожно ощупал сгусток чужой магии. Холодная, сильная, она пронзила мне виски, отозвалась таким ощущением, будто я нагишом выскочил на мороз. В ней был горьковатый травяной привкус и странная сладость. Скрипнула дверь кухни.

― С добрым утром, сэр, ― сказал я, не оборачиваясь.

В конце концов, сколько можно оттягивать этот тяжёлый и неприятным нам обоим разговор?

Первое, что я увидел, была фигурка, стоящая у плиты, и на мгновение мне показалось, что это Эйлин. Но я тут же опомнился.

― С добрым утром, сэр, ― сказал мальчишка и по-хозяйски потянулся за второй кастрюлей. Первая преспокойно кипела на плите. Поттер готовил ― в это невозможно было поверить. Я был твёрдо уверен, что его нельзя и на милю подпускать ни к чему кипящему и варящемуся. Вслед за этим пришла злость: как посмел этот щенок занять место моей матери? Более того, судя по всему, он вознамерился соорудить омлет с грибами, её любимое блюдо!

― И вам также, Поттер, ― холодно отозвался я. ― Замещаете эльфа?

Только сейчас он обернулся. На нём был нелепый серый фартук с мелким чёрным узором, в руке он держал кастрюлю, как бы закрываясь ею от меня, и смотрел исподлобья. Но спустя секунду его лицо расцвело неуверенной улыбкой.

― Эльф сбежал, не выдержав моих речей, сэр, ― сказал он.

― И что же вы ему сказали? ― поинтересовался я.

― Волшебные слова, ― мальчишка невинно пожал плечами.

― Надеюсь, не два тех самых? ― уточнил я, и он утвердительно кивнул:

― Ага, те самые. «Спасибо» и «пожалуйста».

Я окинул его подозрительным взглядом. Нельзя было не признать, что на моей кухне Поттер смотрелся вполне гармонично и по-домашнему. Более того, он позволил себе острить, не боясь меня. Немыслимо. Мозги сами так не могут вправиться, здесь явно вмешательство извне. Или это не Поттер, а какой-то метаморф.

― И что же это за шедевры кулинарного искусства? ― спросил я, мрачно кивнув на плиту.

― Суп и омлет. Ну, то есть, омлет ещё в проекте…

― Только вы можете готовить сначала обед, а потом завтрак, ― проинформировал я. Он смущённо пожал плечами и отвернулся к раковине набрать в кастрюлю воды для грибов. ― Кстати, не напомните ли, что я там в вас бросил на пятом курсе? ― спросил я у его спины, нарочно выбрав наше с ним самое неприятное совместное воспоминание. Спина вздрогнула.

― Банку с сушёными тараканами. Сэр, ― буркнул мальчишка, в то время как я наконец переступил порог и сел на табурет. ― Зачем проверять, ведь только я готовлю сначала обед, а потом завтрак.

― Неостроумно, ― осадил его я, наблюдая, как он ставит кастрюлю на вторую конфорку и всыпает в неё пол-ложки соли. Чего я не ожидал, так это его вопроса:

― А как сказать остроумнее? Сэр?

― Сами думайте, Поттер, на что вам мозги даны? ― сказал я. По-хорошему, следовало бы подняться и уйти, но я продолжал сидеть, наблюдая, как мальчишка снуёт туда-сюда, ухитряясь одновременно ловко нарезать грибы и проверять суп. Наконец он закрыл обе кастрюли и повернулся ко мне. В его глазах и вызывающей позе я прочёл страх и отчаяние. Кажется, я правильно поступил, что остался.

― Сэр, ― начал Поттер, осип, откашлялся и попробовал снова. ― Сэр, я должен вам кое-что сказать. Несколько важных вещей.

Видя, что я молчу, он заговорил уже смелее:

― Я… ошибался на ваш счёт. Пожалуйста, простите меня, я не должен был называть вас трусом. Но вы так хорошо играли свою роль, что я… ― он потерянно махнул рукой. ― И потом, за думосбор. И за жаборосли. И за рог двурога и шкурку бумсланга тоже. И за третий курс.

― Довольно, Поттер, ― оборвал его я, желая немного помучить неизвестностью. ― Вы ещё припомните, как ваша подруга подпалила мне мантию на квиддичном матче!

― А вы знали, что это она?! ― простодушно изумился он.

― Мерлин мой, Поттер! Вы вправду считаете, что преподаватель не сможет вычислить первоклассницу?

― Тогда ― да, ― признался он, опустив голову, но внезапно с надеждой посмотрел на меня: ― Ну хотите, я на колени встану?

Я задохнулся от ярости.

― Никогда не смейте унижаться! ― прошипел я. ― Вы издевались над Лордом, а со мной ведёте себя совершенно неподобающим образом!

Он замер, вжавшись в буфет.

― П-простите, сэр… С вами по-другому просто…

Да, понял я, меня он неожиданно зауважал, а Лорда по-прежнему презирает, вот в чём разница.

Я окинул его самым испепеляющим взглядом, каким только мог.

― Если бы не война и не вынужденная необходимость приютить вас в своём доме, вы никогда в жизни не дождались бы прощения. Потому что подобная тупость на протяжении стольких лет непростительна! ― я с наслаждением отчитывал мальчишку, как будто уже не делал этого на уроках тысячи раз. ― Но вы показали, что небезнадёжны, поэтому… ― я махнул рукой. ― Поэтому Мерлин с вами.

От радости он чуть не выронил ложку, которую нервно теребил в руках. Неужели и вправду рад? Хотя с ним всё возможно…

Нет, определённо, с этим миром что-то случилось. Внезапно я оказался кому-то нужен ― не как шпион во вражеском стане, а просто как человек. Нужен им всем… троим. Так же, как Лили когда-то. Это было странно.

― Поттер.

― Да, сэр? ― мальчишка заворожённо смотрел на меня ― неужели я не удержал безразличное выражение на лице?

― У вас суп кипит.

― Ой, точно!

Он поспешно сорвал крышку, обжёгся, бросил её на буфет и, посасывая палец, принялся размешивать суп. Потом открыл дверцу буфета, пробежался взглядом по пакетикам с приправами.

― Так, что бы ещё сыпануть…

― Поттер! Мне страшно подумать, что я тщетно бился с вами столько лет просто потому, что вы всё время руководствовались этим бесценным правилом! ― рыкнул я для профилактики.

Мальчишка смущённо поёжился.

― Э-э… Ну, видите ли, когда я не знал, что делать, я именно его и вспоминал… Сэр.

Он вдруг повернулся ко мне, но в глаза не смотрел. Голос его был тихим и слишком неуверенным для такого шалопая, да к тому же ещё и сына Джеймса.

― Вы не ругайтесь, но я… я хотел сказать, что у нас с вами… много общего… сэр…

Орать было нельзя, хотя он только что попал по больному, заметив то, что я начал различать два года назад. В другое время Поттер ни за что бы это не сказал, но сейчас он мне доверился, и оттолкнуть его было себе дороже. Он и так из шкуры вон лез: по мере сил старался вести себя тихо и даже взялся замещать эльфа, только чтобы показать, что он чем-то полезен. Хорошо, если в этот раз обойдётся вспышкой огня, а если нет?

― Я знаю.

― Знаете?!

― Как по-вашему, я разбираюсь в психологии своих студентов или нет?

― Э… Да. Но иногда вы были дико несправедливы.

Поттер в ужасе захлопнул рот, поняв, что перешёл границу, но я сделал вид, что ничего не заметил.

― А жизнь вообще не волшебная сказка, заметили?

― З-заметил… сэр.

― Вы, кажется, собирались заняться омлетом? ― напомнил я.

― Ой, да, ― спохватился он, метнулся к холодильнику и принялся доставать из него яйца и масло. ― Сэр, можно вопрос?

― Можно, ― великодушно разрешил я. Паршивец и так не отстанет ― вот стоило дать слабину! ― к тому же сидеть здесь, на с детства знакомой кухне, где витали вкусные запахи, и наблюдать за точными, какими-то танцующими движениями Поттера было удивительно уютно. Пожалуй, только очень давно эта кухня казалась такой приветливой…

― Что сейчас творится в Мэноре? ― мальчишка едва не раскокал пару яиц и тут же бросился перекладывать грибы в дуршлаг, вспомнив, что забыл их промыть.

― Хотите знать обстановку в стане врага? ― усмехнулся я. ― Ну так что же, пожалуйста, ― свет, пробивающийся сквозь тюлевые занавески, как будто слегка потускнел. ― Вчера была аудиенция, потом я вытаскивал Руквуда с того света, а после этого сам отходил. Так как-то полночи и пролетело незаметно… Довольны?

― Он чем-то не угодил Лорду? ― нахмурился Поттер, оборачиваясь ко мне. Вода из дуршлага, который он держал над раковиной, уже давно стекла, но он забыл отвернуть кран, чтобы нормально промыть грибы.

― О нет, что вы, ― светским тоном ответил я. ― Всего лишь хотел тихо покинуть этот мир, но, увы, Лорд не был в курсе его планов.

― Покинуть… что?! ― изумился Поттер.

― Этот мир, ― повторил я.

― Зачем?

― Ну, я подумываю спросить его об этом, если он очнётся, ― заметил я. Мальчишке незачем знать, что рано утром я уже заходил в комнату Барти, ставшей сценой для драмы, и нашёл, что Августус хоть и в забытьи, но вполне живой.

― Если?! ― ахнул Поттер. Дуршлаг стукнулся о край раковины: мальчишка уже не осознавал, что держит его в руках.

Я скривился, стараясь, чтобы это вышло, как и раньше, отталкивающе:

― А если вам иссекут спину до костей и наложат проклятие, чтобы не действовали ни зелья, ни заклинания, и при этом вы даже сознание потерять не сможете, ― как вы думаете, велика будет вероятность, что вы вообще очнётесь? При таком-то шоке и кровопотере?

Поттер бледнел на протяжении моей речи, потом выдавил:

― Но это же… это бесчеловечно…

― Странно, что вы считаете Пожирателей людьми, ― иронично заметил я.

― Нет, ну, конечно, они преступники, но такое...

― О, я думаю, вас это не должно волновать, ― возразил я, наблюдая за Поттером. Определённо, семя упало в благодатную почву: мальчишка явно задумался. И правильно, раз решил стать слизеринцем, должен различать полутона. К тому же мне не давал покоя странный обет об ответственности за Тёмный орден, который мы с Люциусом не приносили, но который явно вступил в силу.

Я повернул голову на шорох, раздавшийся в коридоре, и громко произнёс:

― Подслушивание недостойно наследника Малфоев!

Драко появился в дверях уже одетый и, как водится, прилизанный: готовился идти завтракать и нечаянно услышал наш разговор.

― С добрым утром, крёстный, привет, Поттер. Малфои пользуются всеми способами, чтобы добыть информацию. Поттер, ты уже рассказал, как видел девочку без глаз?

Я вцепился в столешницу. Вот только что поверил, что хотя бы здесь всё хорошо…

― Поттер, ты уже рассказал, как видел девочку без глаз?

Конечно, я сказал это нарочно: знал, что Поттер в жизнь не признается, что у него было видение, и решил поспособствовать.

― Кого… видел?! ― прохрипел крёстный, вцепившись в стол. Поттер, бледнея, оглядел нас и с каким-то отчаянием вопросил:

― Драко, ну зачем ты?.. Я же и так знаю, что это было на самом деле.

Снейп вдохнул и выдохнул, приходя в себя. Когда он заговорил, мурашки по спине побежали даже у меня, хотя я был ни в чём не виноват.

― Поттер, мне казалось, в данной ситуации недоверие неуместно. Если с вами что-то происходит, вы не должны об этом молчать. Вы же пренебрегаете и своей, и чужой безопасностью. Я думал, вы достаточно повзрослели, чтобы понимать такие вещи!

Поттер даже не смел переминаться с ноги на ногу, просто стоял, опустив голову.

― И что вы можете сказать в своё оправдание, глупый мальчишка?!

Тот как будто с усилием взглянул на него.

― Сэр, я знаю, что это ненормально, если я вижу что-то такое…

Куда он клонит, я не понял. Но вот крёстный устало потёр глаза, а когда отвёл руку, его гнева словно и не бывало.

― Поттер, ― сказал он абсолютно ровно и, кажется даже, успокаивающе. ― Слово ненормально касается ваших видений. Но не вас лично. Это вы способны понять?

Тот осторожно кивнул; солнечный лучик как раз оказался у него на носу, блеснул в стёклах очков.

― Немедленно говорите, что произошло, ― потребовал крёстный. Поттер вздохнул и заговорил, сначала как будто через силу. Через некоторое время поддерживать рассказ пришлось и мне. Мы сидели вокруг маленького кухонного стола, и крёстный по очереди сверлил нас взглядом так грозно, что я даже поставил мыслеблок.

― Слабо, Драко! ― немедленно сказал Снейп, и я застонал, держась за виски: их заломило так, что будь здоров.

Хлопнула дверь, и я машинально потянулся к палочке. Отец заглянул на кухню и обнаружил нас троих.

― Доброе утро, что случилось? ― спросил он.

― У меня было видение… ― признался Поттер, опустив голову. ― Я всё видел.

― Что, прямо всё?! ― с подозрением поинтересовался отец, вертя в руках свежий номер «Пророка», и я догадался, что ему есть что скрывать.

― Девочку видел, ― буркнул Поттер. ― И то, как вы за руки держались. А потом всё пропало.

― Глазами змеи? ― уточнил Снейп.

― Да, ― вздохнул Поттер и вдруг, сжавшись, уткнулся лицом в ладони. ― Я не нарочно…

― Мерлин мой! Ну ясно же, что вы не горите желанием наблюдать за тем, что происходит в Мэноре! ― раздражённо сказал Снейп. ― Успокойтесь, вас никто не винит. Только говорить об этом нужно сразу!

― Да, сэр, ― сказал Поттер, садясь ровно, и смущённо обратился ко мне: ― Ещё раз прости, что напугал…

Я только отмахнулся, не сводя глаз с газеты.

― Что пишут? ― спросил крёстный. ― О вчерашнем?

Отец фыркнул, разворачивая газетный лист. «Дерзкое нападение! Пожиратели обнаглели!» ― гласил заголовок.

― Где это… ― пробормотал он, ища глазами нужное место. ― А, вот. «Как ни странно, никто не погиб. Серьёзнее всех пострадал невыразимец Джейк Филипсон, который с ранениями госпитализирован в св. Мунго. Владелец лавки волшебных палочек господин Олливандер около получаса провёл оглушённым на полу своего магазина. «Эти бандиты похитили несколько палочек! ― заявил мастер корреспонденту «Ежедневного пророка». ― Две витрины разбито, но я рад, что так легко отделался. Надо сказать, что я вообще ничего не помню, наверное, крепко стукнулся затылком». А вот мистеру Алану Кейресу, который в этом году должен поступать в Хогвартс, повезло больше. «Меня схватил сам Фенрир Сивый! ― не без гордости рассказал мальчик. ― Но я сумел у него вырваться и убежал». Домохозяйка Виктория Мейер свидетельствует: «Видит Мерлин, один негодяй запустил в меня Ступефаем, когда я выходила из магазина! Я уронила корзинку с яблоками, которые потом конфисковали авроры как вещественное доказательство».

Поттер хрюкал, не стесняясь.

― Вырвался! У Фенрира! ― приговаривал он. ― О Мерлин, да так каждый будет думать, что он белый и пушистый и его можно просто щёлкнуть по носу! А Ступефай! Пусть скажет спасибо, что не Авадой!

Отец отчего-то сделал отстранённый вид, но случайно взглянул на меня, и я неожиданно понял, кто был автором этого Ступефая. Он гений во всём, что делает, подумал я, а мне остаётся только восхищаться изяществом и скрытой иронией его поступков.

― Я рад, что вы начинаете мыслить разумно, ― отозвался Снейп, благосклонно поглядывая на Поттера. ― «Пророк», кстати, всегда показывал себя не с самой лучшей стороны.

― Я в курсе, ― сказал Гарри и вдруг задумался. ― Как вы считаете, стоит ли через него дать объявление о том, что мы открыли третью сторону?

Мы все посмотрели на него.

― И как вы собираетесь это сделать? ― серьёзно спросил отец. ― Вы думаете, это напечатают?

Поттер пожал плечами.

― Ну, если нажать на Скитер, то, может быть, получится…

― И у вас есть рычаги давления на неё? ― иронично спросил отец. Поттер взглянул с хитрецой.

― А если я скажу, что да, вас это удивит?

― Удивит, ― признался тот. Я толкнул Поттера в бок:

― А ну, рассказывай!

Гарри помялся, но сдался под взглядом Снейпа.

― В общем, она незарегистрированный анимаг. В жука превращается. Мы это обнаружили на четвёртом курсе, и вот уже два года её шантажируем.

Крёстный закрыл лицо рукой.

― Поттер, ― промолвил он, не глядя ни на кого из нас. ― Чем вы думали в одиннадцать лет, когда шептались с этим куском фетра?!

Гарри хихикнул, поняв, что на него не ругаются.

― Ну, вообще-то я её попросил сам.

― Маскировался, ― вставил я.

― И вообще, я только сейчас понимаю, ― задумчиво заговорил Поттер. ― Я с детства был таким. Приехал на каникулы после первого курса и бормотал себе под нос всякую дребедень: пугал кузена. Он-то думал, что я колдую. А перед третьим! Сказал дяде, что мне будет трудно притворяться хорошим ребёнком перед их гостьей, если он не подпишет мне разрешение на Хогсмид. Тогда казалось естественным, что я так себя веду, а не иначе…

Отец свернул газету, прислонился к дверному косяку.

― Планы на день? ― деловым тоном спросил он.

― Я к нашим… больным, ― скривился Снейп. ― Чёрт, ещё ведь с этими греховодниками разобраться, а то натворят дел…

― Книги, книги, книги, ― уныло поведал я.

― Завтрак! ― взвыл Поттер, подскакивая: омлет сделать он забыл.

― Завтракать будем обедом, ― иронично взглянул на него крёстный. ― Я предупреждал.

― Типпи! ― позвал Поттер. ― Быстро помоги мне!

Ушастик, появившись среди кухни, поклонился:

― Типпи всё сделает!

Отец стукнулся затылком об косяк.

― Мистер Поттер, а теперь объясните, пожалуйста, почему вас слушается мой эльф, которому я этого не приказывал?

Гарри застыл, взъерошил волосы и недоумённо пожал плечами. Я, быстро поглядев то на него, то на отца, начал подозревать худшее. Действительно, теоретически Поттер может быть связан со Слизерином… Кто же сейчас разберёт?

― Запретите ему что-нибудь! ― резко сказал отец. Видимо, его посетили те же мысли, что и меня.

― Типпи, не трогай эту кастрюлю, ― велел эльфу Поттер и, ища поддержки, посмотрел на меня. Я ответил мрачным взглядом. Вот будет номер… А ведь сколько я ему гадостей сделал…

― Типпи, возьми кастрюлю, ― приказал отец. Эльф отчаянно замотал ушами. Его глаза наполнились слезами.

― Простите Типпи, хозяин Люциус! ― запищал он. ― Типпи не может!

― Почему? ― отец навис над несчастным эльфом, который скорчился от страха.

― Сэр Гарри Поттер приказал не трогать!

― Ясно. Пошёл вон, ― сказал отец.

― Поттер, когда ваши сюрпризы закончатся, станет даже скучно, ― прокомментировал крёстный, который внимательно наблюдал за всей сценой. ― Хотя, может, в конце обнаружится, что вы посланник самого Мерлина на грешной земле?

Мы с отцом печально посмотрели друг на друга. Всё было ясно и так.

― Сколько раз ты хотел причинить ему вред, потом расплачивался за это, а ему хоть бы что? ― спросил я. Внутри всё протестовало, фамильная гордость не позволяла принять факт. ― И ритуал. Что удивляться? Если бы Поттер не участвовал, я бы сейчас лежал овощем.

Стало совсем тошно. Вдвойне ― оттого, что опять пришло чёткое осознание, притупившееся в последние дни: Поттеру я обязан и жизнью, и разумом.

― Да, а что случилось-то? ― не выдержал виновник нашего упаднического настроения. Но сказать ему правду не хватало духу ни у одного из нас. Выручил Снейп.

― Вас можно поздравить, ― сообщил он. ― Вы их сюзерен, Поттер.

Ответом ему было молчание.

Ковёр под моими скользящими по нему кроссовками шёл громадными складками; край его уже скатался валиком у двери, а Драко всё наступал, пыхтя и схватив меня за руки повыше локтя. Я сделал страшное усилие, и он проиграл мне несколько шагов. К счастью, здесь, видимо, силы его оставили. Мы двинулись назад, миновали дверь в гостиную, откуда раздавались приглушённые голоса Снейпа и старшего Малфоя, но я едва ли это заметил. Я побеждал. Передо мной были полные азарта серые глаза; чёлка спадала Хорьку на лоб, и, наверное, щекотала нос, но у него не было возможности её откинуть. У меня очки сползали на кончик носа, и я боялся, что они сейчас слетят и разобьются. Но неуклонно приближалась дверь чёрного хода, я поднажал, и на лице Малфоя отразилось праведное возмущение. Конечно, он ещё не мог отойти от мысли, что он мой вассал. От этой мысли не мог отойти и я, точнее, к ней привыкнуть. В другое время я бы искренне позлорадствовал и похихикал, но сейчас радость портила мысль, что Люциус, получается, тоже должен был мне подчиняться. Нет, какие бы ни были у нас отношения в прошлом, я не мог себе даже такое представить. Он слишком взрослый, слишком чужой, и вообще, это противоречит давно усвоенной мною субординации: старший всегда главный. Видимо, у чистокровных другие законы… Какого Мордреда, в конце концов? Не собираются же они называть меня «сэр», и кланяться при встрече, и что там ещё ― целовать в плечо? Я так давно хотел стать просто Гарри, что от новых открытий мне становилось тошно.

В этот момент Драко впечатался спиной в дверь, и мне полегчало.

― Я победил! ― радостно донёс я до него.

― Я вижу, ― мрачно отозвался тот. ― Спасибо, что не оставил в тайне мой позор.

Я обернулся и обнаружил, что Снейп и Люциус вышли в коридор и наблюдают за нами. Как-то сразу злобно и резко поднялась самооценка, едва только я подумал, что они видели поражение Драко. Надеюсь только, мне не придётся от этого плохо…

Малфой тем временем несколько лениво обернулся к Снейпу и спросил его:

― Интересно, распространяется ли Фиделиус на задний двор?

Драко настороженно замер рядом со мной, а я, насколько успел узнать Люциуса за такой короткий срок дружеского сосуществования, понял, что ему в голову пришла какая-то мысль.

― Распространяется, ― мурлыкнул Снейп, и они обменялись понимающими взглядами. ― Надеюсь, чары расширения пространства ты ещё не забыл? А вы двое, марш за книги!

― Только я чувствую себя как в школе? ― спросил я у Драко нарочито громко, когда мы вошли в гостиную.

― Нет, Поттер, ― так же громко ответил мне тот и взялся за фолианты. Я пролистал уже два и с удовлетворением отметил, что непросмотренных осталось не так уж и много, когда старший Малфой с бесстрастным видом остановился на пороге.

― Берите палочки и пойдём, ― сказал он. Драко, эти сорок минут сидевший как на иголках и с нетерпением поглядывающий на дверь, подскочил, показывая полную боевую готовность. Я поднялся не спеша, нащупал палочку, помня, что сюрпризы от слизеринцев зачастую опасны. Снейп обнаружился в коридоре, он уже застегнул мантию и собрался уходить.

― К вечеру справишься? ― спросил его Малфой.

― Смотря по тому, что она скажет, ― загадочно ответил тот. ― Если придётся готовить зелье, то приду к ночи. А если пойдёт на риск, то до обеда.

Малфой лишь кивнул. Драко внимал беседе так же, как и я, навострив уши, но, в отличие от меня, явно начинал что-то понимать.

Дверь чёрного хода была открыта, и, глядя на то, что было за ней теперь, я даже забыл попрощаться со Снейпом.

― Пойдёмте, ― кивнул нам Люциус, и только тут я, посмотрев на него, обнаружил, что он снял камзол и остался в рубашке. Ещё только предполагая, что они нам приготовили, я почувствовал, как сердце забилось быстрее. Если это то, о чём я подумал…

Это действительно оказалось оно. Узенькая площадка, разделяющая наш дом и соседний, стала размером с баскетбольную. Единственное, что показалось мне сюрреалистичным, ― это то, что чахлый кустик травы, который рос между выщербленных булыжников, повторялся на этой площадке раз двадцать, как узор, абсолютно одинаково.

Драко с выражением предвкушения на лице быстро обошёл отца и замер, приготовив палочку. Я разгадал его манёвр и также обошёл Люциуса, встав в боевую позицию. Мы понимали друг друга без слов, а Драко, видимо, подобные тренировки были не в новинку. Так, в тишине, прошло несколько секунд. Шум маленького городка не долетал сюда, тень от соседнего дома уютно накрывала половину площадки, и тёплый слабый летний ветерок ерошил нам волосы. Если бы можно было закрыть глаза и представить себе поле, запах скошенной травы, которая шуршит под ногами и колет босые ступни…

Трость резко крутнулась у Люциуса в руках, и я инстинктивно среагировал на серебряный блеск набалдашника: отпрыгнул в сторону, ещё не успев понять, что заклятие летит именно в меня. На Ступефай я ответил Протего и применил Экспеллиармус; Драко тоже выставил щит, блокируя Петрификус, а потом всё слилось в сплошной калейдоскоп, в котором мелькали платиновые волосы, летали лучи заклятий и ярко вспыхивала змеиная голова с ощерившейся пастью.

Заклятие ударило меня в плечо, и я повалился на землю, но успел выставить вперёд руку с палочкой и отбить Инкарцеро; солнце било мне в глаза, и, поднявшись, я понял внезапно, что то, что мы делаем, ― это танец, и только тогда уловил его ритм. Через несколько мгновений Драко перекатился, замер на земле, настигнутый Ступефаем, и ритм тут же ускорился вдвое. Я не заметил, как перешёл на невербальные: дыхание царапало горло, а Люциус был всё так же неумолим, гоняя меня по площадке. Казалось, он вовсе не устал, хотя было видно его напряжение. Впрочем, я мог бы гордиться тем, что два раза почти достал его: один раз Секо разорвало ему штанину на бедре, а второй я разлохматил ему волосы неудачным заклятием, даже не запомнил, каким.

Подпрыгивая, отбегая и бросая заклятия, я ещё мог поражаться тому, как Малфой двигается, отмечать, что он не делает, в отличие от меня, ни одного лишнего движения, что он собран, точен и…

― Ступефай!

― Протего! Риктусемпра!

― Протего, Бомбарда!

Я переместился так, чтобы солнце било Люциусу в глаза.

― Дуро! ― выкрикнул я и тут же послал следом невербальный Экспеллиармус. Если бы он поставил щит, моя хитрость пропала бы втуне, но он только увернулся и, удерживая равновесие, на секунду потерял контроль. Трость вылетела из его руки, а меня захлестнуло неудержимое ощущение победы, пусть даже в учебном бою, как вдруг лоб взорвался дикой болью и стало темно.

― Поттер! Ну хватит, очнись уже! Эннервейт!

Я приподнял страшно тяжёлые веки. Сверху лился ослепительный свет, и на фоне его две склонившиеся надо мной головы казались смутными тенями. К тому же, наверху плыло облако такой интересной формы… или это глюки?..

Я сел. Было даже приятно сидеть на нагретых солнцем булыжниках, правда, голова немного кружилась. Люциус поддержал меня, а Драко встревоженно заглянул мне в лицо. Сам он был перепачкан пылью, растрёпан, а с щёк его ещё не сошёл горячий румянец. Я сфокусировал взгляд окончательно. Было немного неловко чувствовать чьи-то руки у себя на плечах, и я сдержался, чтобы не поёжиться.

― Мистер Поттер, вы хорошо сражаетесь, ― раздался у меня над ухом голос, в котором я различил… одобрение? Не может быть такого. Глаза поднять было страшно, поэтому я смотрел на испачканный рукав Драко. ― Однако плохо усваиваете информацию. Что я ответил тогда в лесу на ваши настойчивые расспросы о причине подобного вместилища для волшебной палочки?

― М… ― в глазах Драко я увидел самое настоящее веселье. ― Что это создаёт как бы дополнительную оболочку, направляющую магию… и серебро тоже служит проводником. И ещё ― что вещи, пропитанные магией хозяина, могут проявлять свою собственную волю…

Только тут я поднял руку и ощупал странно саднящий лоб. Ну да, герой, называется. Не выдержав, я застонал от жестокого разочарования: в самый момент моего триумфа треклятая трость самостоятельно стукнула меня по голове!

Крутнувшись, я возник на аппарационной площадке, сошёл с чёрной клетки паркета и, прищурившись, огляделся. Свет, окрашенный красным, зелёным, золотым, по-прежнему прямоугольными пятнами ложился на пол, мраморная лестница уходила на второй этаж, однако что-то было не так. Смерть? В этот дом опять пришло безликое чудовище и забрало кого-то… да, в принципе, можно было предположить, кого. Явилось утром, при солнечном свете, цинично оставив на согревшихся за ночь простынях одну только оболочку. И чего теперь стоят метания, честолюбие, страх?

Подгоняемый единственно желанием убедиться, верно ли моё предположение, я миновал лестницу, коридор, раскрытые двери зала, в котором эльф, присев на корточки, оттирал тёмный матовый паркет, и наконец постучал в дверь за поворотом.

― Кто? ― раздался из комнаты требовательный бас Макнейра. Я назвался, и через несколько секунд дверь открылась.

Комната Барти выглядела почти так же, какой я видел её, когда приходил рано утром: свечи на тумбочке, сбитая в ком простыня, приоткрытое окно. Руквуд в позе эмбриона лежал на боку, завёрнутый в клетчатый плед, и ухитрялся хмуриться и кусать губы даже во сне. Однако дыхание его было ровным, и, на первый взгляд, жизни уже ничего не угрожало. Пока я, нацепив на лицо самое отталкивающее выражение, какое только мог, накладывал диагностирующие заклинания, Макнейр стоял прямо за моей спиной, вглядываясь во вспышки зелёного и красного и явно ничего не понимая. Как охраняющий что-то пёс, догадался я, не может отойти подальше.

Итак, предположение оказалось неверным, и я даже не знал, радоваться ли, что жизнь всё-таки победила в изматывающем поединке, или скорбеть оттого, что мучения продолжаются. О том, что ночной поединок Августуса был поистине изматывающим, свидетельствовало всё: и общее истощение организма, и враз заострившиеся черты лица, и веки в фиолетовых прожилках.

Макнейр наконец нарушил тишину:

― С ним всё будет хорошо? Ты говорил, если до утра…

― Знаю, ― оборвал его я. ― Но обещать ничего не могу. Пусть пока спит, зелья ещё действуют.

― Он просыпался ночью, ― признался Макнейр, не глядя мне в глаза.

― И ты молчал?! ― прошипел я, мгновенно обозлившись. ― Ты понимаешь, что он мог умереть именно потому, что ты не позвал меня?!

Не выношу чужой безалаберности. Поэтому сейчас, стоя вплотную к бывшему однокласснику и пытаясь встретиться с ним взглядом, я едва не скрипел зубами от злости. Не то чтобы Руквуда было слишком жалко: сам во всём виноват, но всё же…

― Когда я ясно сказал, что…

― Тихо, разбудишь, ― взгляд указал мне на спящего, и Макнейр замялся. ― Не нужен ты ему был тогда.

― Много ты знаешь! ― фыркнул я, отходя, чтобы закрыть окно: ещё простудить раненого не хватало.

― Знаю, ― спокойно подтвердил Макнейр, и я внезапно снова почувствовал, что чего-то не понимаю. Как вчера, на аудиенции.

― Зачем ты убил её?

Он не удивился переходу, а, может, просто не показал, и сразу понял, про что я, равнодушно пожал плечами:

― Лорд велел.

Я снова подошёл вплотную, хотя разница в росте начинала давить.

― Не знаю, в какие игры ты играешь, Уолли. Но если тебе что-то не нравится в политике Лорда…

― Нахрен политику, ― оборвал он меня и вдруг замолчал, хотя сюда явно просилось продолжение.

― Так что же? ― вкрадчиво спросил я.

― Ничего, ― ответил он и только сейчас посмотрел в глаза. Странно всё-таки влияет магия на цвет глаз. У Поттера вон зелёные как изумруды, а у этого ― васильковые, светлые, ярко выделяются на лице.

― Мне казалось, ты любишь несколько иные способы убийства, чем простая Авада, ― процедил я. Но он не отвёл взгляд.

― Любил раньше.

― А сейчас уже неинтересно? ― ехидно поинтересовался я.

― Вроде того, ― ответил Макнейр, пожав плечами.

Я понял, что больше он ничего не скажет, и решился задать безумный вопрос.

― Ты не видел в последнее время ничего странного?

Макнейр опустился в кресло, на ручке которого сонно потягивался котёнок, в задумчивости поскрёб щетину.

― Ну, смерть по дому ходит, а что?

Пришлось признать, что есть вещи, которые мне неведомы.

― Смерть? И ты видишь её?

Он взглянул с чем-то, отдалённо напоминающим насмешку.

― Ну а ты как думаешь? Яксли вот недолго осталось… Ты лучше это… иди Руди проверь.

Если и бывали когда-либо ситуации, в которых я чувствовал себя откровенно не в своей тарелке, то это была одна из них. Что ещё он, интересно, прячет? Способности к магии высшего порядка? Умение предсказывать будущее? В принципе, не было ничего удивительного в том, что палач, обладающий минимумом волшебства, смог разглядеть смерть, затаившуюся среди простых вещей. Профессионал он или нет, в конце концов?

Я и сам не заметил, как дошёл до комнаты Руди. Признаться, иногда приходится чувствовать себя врачом: все мои убеждения, что от колдомедицины я достаточно далёк, разбивались о неприступную уверенность моих коллег, что лекаря лучше им не найти. Даже когда я на полном серьёзе предложил похитить главврача св. Мунго, меня подняли на смех.

У младшего Лестрейнджа было открыто, и, войдя, я понял, почему: у него сидел Рабастан. Окно по-прежнему было распахнуто настежь, и комната наполнялась запахами поздних цветов; беспорядок царил такой же, лишь на столе прибавилось мусора: там стояла пустая коробка из-под конфет, а Руди, задумчиво облизываясь, что-то дожёвывал.

― Баст, ну отдай! Ну по-хорошему прошу! ― ныл он. ― Ну чего тебе стоит?

― Не отдам, ― непреклонно отвечал тот.

― Я что, разрешал тебе шоколадом обжираться? ― рявкнул я, пользуясь тем, что меня они не заметили. Руди поспешно сделал глотательное движение, а Рабастан, сидевший у него в изножье спиной ко мне, подскочил от неожиданности.

― Снейп! Опять подкрадываешься! ― возмущённо воскликнул он, убирая руку с рукоятки палочки.

Я презрительно фыркнул и подошёл к постели больного. Если привыкли считать меня чем-то вроде колдомедика, пусть все прелести этого расхлёбывают сами.

― Покажи язык, ― потребовал я у Руди. Язык, как я и думал, оказался коричневым от шоколада. ― Диабет хочешь заработать?

― А это что? ― недоумённо спросил Руди, откидываясь на подушки. Солнце осветило его бледное лицо, тёмно-медные волосы превратило в огненные.

― Узнаешь, ― грозно ответил я. ― Учти, это не лечится. Больше никакого шоколада. Целую коробку вместо завтрака!

― Не целую! ― возмутился Руди. ― Я Баста угостил тоже.

― Одной конфеткой? ― предположил я. Крыть ему было нечем.

― Тогда скажи, чтобы он мне палочку отдал! ― потребовал Лестрейндж-младший и, хмурясь, посмотрел на меня снизу вверх. Рабастан устало вздохнул, и я его прекрасно понимал.

― Рудольфус Сигурд Лестрейндж! ― рявкнул я. ― Ты будешь делать всё, что тебе скажут, если хочешь выздороветь! А сейчас ты капризничаешь, как избалованная девица! Ты мужчина, в конце концов, или нет? ― я порылся в карманах мантии и вытащил флакон с Укрепляющим. ― А ну, пей!

Орал я исключительно для профилактики. То, что с Лестрейнджем происходило, я давно окрестил синдромом Блэка. Руди бросили в Азкабан, когда ему было семнадцать лет. Я не знал подробностей той тёмной истории с Лонгботтомами, но подозревал, что младший просто пошёл за братом. Проведя в компании дементоров четырнадцать лет, он едва не сошёл с ума (на то, каким он был сразу после побега, страшно было смотреть), а сейчас остался всё тем же мальчишкой. Он не мог повзрослеть, не мог духовно развиться, и теперь вёл себя как ребёнок, навёрстывая упущенные годы без общения, без ласки, без заботы… без шоколада.

Руди морщился от вкуса зелья, но выпил весь флакон.

Я провёл диагностику, такую же, как только что с Руквудом. Оба брата хмурились, поглядывая на вспышки, а Руди становился всё более серьёзным и сосредоточенным. Он и думать забыл как о палочке, так и о конфетах.

Я свернул диагностирующие заклинания и уже хотел было сказать, что магическое ядро восстанавливается, как младший вдруг встретился со мной взглядом. Может же, когда хочет, ― машинально подумал я, отмечая этот непривычно взрослый для него взгляд.

― Снейп, я умру? ― спросил Руди. На мгновение я потерял дар речи, но он истолковал эту заминку по-своему, рывком сел, натягивая на себя одеяло.

― Умру, да?!

― Ты спятил! ― воскликнул Рабастан, взволнованный не менее меня. ― Как ты можешь так?.. С тобой всё нормально, правда, Снейп?

― Конечно да, ― подтвердил я. ― Просто магическое истощение.

Но Руди отчаянно замотал головой:

― Вы врёте! Вы знаете, что я умру, и молчите!

― Ты думаешь, я пришёл сюда скрасить твои последние часы?!

― А зачем ты тогда детство вспоминал и всё хорошее, что у нас было?

Рабастан оказался в тупике, а я молча переводил взгляд с одного на другого. Рудольфус откинулся обратно на подушки, судорожно вздохнул и произнёс тихим срывающимся голосом:

― Баст, ты только в склепе меня не клади. Отнеси в лес какой-нибудь, ладно? Чтобы я слышал, как листья шумят, и чтобы сам потом деревом стал, хорошо?

Повисла тишина. Мы с Рабастаном потеряли дар речи, хотя он больше: я просто ждал, как он отреагирует.

― Да ты и сейчас дерево, дубина! ― воскликнул старший брат, размахивая руками. ― Жизнь не мила?!

Я понял, что Руди сейчас заплачет, и отступил от кровати.

― А если нет? ― тихо спросил он. Губы его искривились, и я поскорее шагнул к двери. Последнее, что видел, ― как Рабастан обнимает брата и тот упирается лбом ему в плечо.

Коридор был пуст и освещён солнцем, которое отражалось в паркете и стоящих в нишах вазах. Напротив меня висел гобелен, изображающий соколиную охоту: мягкие пастельные цвета, гибкие линии рисунка. Когда-то мне очень нравился дом Люциуса, а с тех пор, как в нём появилась Нарцисса, и тем более. Мрачноватый особняк её трудами стал светлым и уютным. А сейчас здесь бродила смерть. Сейчас здесь жили преступники, на чьём счету была не одна загубленная жизнь, взять хотя бы Макнейра, о Беллатрисе уже и говорить не приходится. Сейчас в доме, где когда-то раздавался смех Драко, убивали детей. И видит Мерлин, я не знал, когда этому всему придёт конец.

Рисунки от jozy:

Люциус: http://ifotki.info/10/e9536c1fcd75b4a45ae1c8d702c8aa455f4941121202589.jpg.html

Северус: http://ifotki.info/10/f4778e0bfe82962d868868fe9c20beec5f4941121203092.jpg.html

* * *

― Иди, Драко, ― произнёс я тем тоном, на который он никогда не смел мне возражать. Вот и сейчас сын только склонил голову и, убирая палочку за пояс брюк, скрылся за дверью в дом. Я обернулся. Поттер стоял поодаль, немного напряжённый, со взглядом исподлобья. И мне предстояло выяснить, чего он боится: меня или той связи, что внезапно между нами открылась.

― Поттер, ― позвал я. Он вздрогнул, но подошёл, держа палочку наготове. Я внимательно смотрел на него и только через несколько секунд понял, что сравниваю его с Драко.

― Вы хорошо сражаетесь, ― я улыбнулся, зная, что к моей улыбке он ещё не привык. ― Значит, Драко был прав, когда говорил, что на ваших секретных собраниях вы устраиваете тренировки?

― Да, сэр, именно, ― мальчишка гордо вздёрнул подбородок, и стало ясно, что лидером этого клуба был он.

― Отлично, ― сдержанно похвалил я. ― Это заметно, у вас есть быстрота реакции, но работать, конечно, надо… Вам не хватает уверенности в себе…

Он криво усмехнулся, но не отвёл глаза.

― Знаете, сэр, если учесть, что некоторое время вы снились мне в кошмарах, то сегодняшнюю тренировку можно считать достижением, не так ли?

― Можно, ― подтвердил я и улыбнулся снова. ― Вы мне польстили.

Поттер нервно фыркнул.

― Вовсе нет. Вы вполне способны стать чьим-нибудь кошмаром.

― Или ангелом? ― лукаво спросил я. Мальчишка вспыхнул: видимо, Драко рассказал ему, про что он говорил, когда болел.

― Вы можете стать тем, кем захотите, ― буркнул он. ― И, честно говоря, я ещё не понял, какое из ваших лиц настоящее.

― Если хотите стать слизеринцем, мистер Поттер, ― заговорил я, ― усвойте, что мы становимся собой только в узком кругу своих. Неважно, кто это. Это могут быть только друзья, могут быть только члены семьи. Но такие люди всегда есть, потому что невозможно носить маску всегда.

Он изучающе прищурился.

― А сейчас?

― Думайте, мистер Поттер, наблюдайте, ― я посмотрел интригующе. Мальчишка двинулся вокруг меня, словно изучая, а я стоял перед ним, опираясь на трость и с нарочитым интересом рассматривая узор площадки в виде двадцати одинаковых кустиков.

― Я не думал, что вы можете быть таким, ― заговорил Поттер. ― Не думал, что вы можете улыбаться. Не думал, что вы можете смотреть без презрения, хотя рядом с вами всё время кажется, что это презрение было бы заслуженным. И, наверное, сейчас вы настоящий. Потому что вы… приняли меня? ― его голос дрогнул.

Поттер остановился передо мной, заглядывая в глаза. Я вспомнил, что от отчаяния он не сдерживает стихийную магию. Вспомнил и то, почему он уцепился за меня; то, как старался вести себя тихо.

Я протянул руку, коснулся худого плеча мальчишки и порадовался тому, что он не отпрянул.

― Гарри, ― сказал я, впервые назвав его по имени. ― Мы в одной лодке. У нас одна цель. Как я могу вас не принять, если именно от вас зависит всё?

Он не поверил, взглянул исподлобья.

― Что-то раньше вы не были так уверены.

― Это было раньше, ― оборвал я его и отнял руку, напоследок ободряюще сжав его плечо. Вновь посмотрел изучающе, пытаясь по глазам прочесть, о чём он думает. Мысли его, как я и предполагал, представляли собой смесь из опасения и надежды. ― А сейчас меня интересует, как вы восприняли новость о том, что вы ― наш сюзерен.

Поттер пожал плечами.

― Вообще-то, никак. Я плохо представляю, что это такое и какие обязательства на меня накладывает.

― О наших с Драко обязательствах вы, конечно, не подумали?

― Я не собираюсь раздавать вам приказы и уподобляться этому… этому… ― вспыхнул мальчишка. Я остановил его спокойным жестом.

― Разумеется, не собираетесь. Но знать нужно. Вы не можете заставить нас убить себя или друг друга, если вам так заблагорассудится, ― Поттер содрогнулся, ― всё же это не такая связь, как между эльфом и хозяином, и не Империус. Если описывать кратко, то это два слова: защита и доверие.

Поттер взъерошил волосы ― надо бы уже начать отучать его от этого плебейского жеста ― и сказал:

― Вы меня защищаете, а я вам доверяю?

― Неверно, мистер Поттер. Это работает в обе стороны.

― И как я могу защитить вас? ― поразился он.

― Можете, ― коротко ответствовал я. ― Дело в том, что вы ещё не знаете своих возможностей. И я тоже…

Он взглянул пытливо.

― Так с вами тоже что-то происходит?

― Ну, как вам сказать, ― протянул я, вовсе не горя желанием рассказывать про странную вспышку магии между мной и Северусом.

― Доверие, ― напомнил Поттер, сверля меня взглядом.

― Да, ― сдался я. ― Магия сильнее, чем была. Больше ни у кого подобное не отмечается, я имею в виду Тёмную сторону.

Поттер непроизвольно поморщился.

― Да, и ещё слизеринцы обычно различают полутона, ― заметил я. ― Вы знаете, куда отправился Снейп?

― Ну, я слышал, у вас там Руквуд помирает, ― ответил мальчишка без тени сожаления, дерзко глядя мне в глаза.

― Да. Помимо этого, вчера обнаружилось, что Алекто Кэрроу беременна, ― сообщил я, опуская подробности.

― Угораздило же, ― хмыкнул тот. ― Ну и что?

― Мистер Поттер, вы знаете, что сделает с ней Лорд, если узнает? При её полноте, конечно, будет легко скрыть до какого-то времени… Если бы среди нас не было ещё одной женщины. Беллатриса отлично замечает любые подозрительные мелочи. Так что, фактически, пытаться скрыть ― дело, обречённое на провал.

По лицу было видно, что Поттер озадачился.

― Что, у вас там это возбраняется? ― спросил он. ― Ну и что же?

― Он запытает её либо до смерти, либо пока не произойдёт выкидыш, ― сообщил я, втайне наслаждаясь тем, как сменяется выражение его лица и из озадаченного становится шокированным.

― Вы серьёзно?! ― воскликнул он.

― Серьёзнее некуда, ― кивнул я. ― Сейчас она должна решить, рискнёт она или избавится от ребёнка. Вот куда отправился Снейп.

― Смотря по тому, что она скажет, ― припомнил мальчишка. ― И зелье…

― Прерывающее беременность, ― подтвердил я.

Он отвёл с глаз чёлку, невидящим взглядом глядя мимо меня.

― Ну и дела у вас там… ― пробормотал он. ― Конечно, она решит его убить, ведь она же Пожирательница, что ей…

Он говорил эти жестокие слова, но будь я проклят, если сейчас в его душе не скреблась жалость к женщине, которая была ему врагом.

― Действительно, ― равнодушно подтвердил я. ― Ну что же, мистер Поттер, я думаю, на сегодня хватит тренировок?

Мальчишка упрямо мотнул головой.

― Нет, сэр, покажите ещё, пожалуйста, как вы так двигаетесь во время боя. Я не всё уловил.

― Хорошо, Поттер, ― сказал я, напустив на себя скучающий вид. В принципе, я другого от него не ожидал. ― Ах, да, чуть не забыл. Нужно уладить небольшую формальность.

Я отступил на шаг и опустился на левое колено, глядя прямо в расширившиеся от изумления глаза мальчишки.

― О Глава рода Поттеров! Прими род Малфоев под защиту свою…

Предстояло последнее, самое неприятное, и я даже был несколько рад обстоятельству, которое задержало меня. И не было ничего удивительного в том, что это обстоятельство представляло собой вдрызг пьяного Крауча, который в обнимку с бутылкой виски возлежал в Розовой гостиной на любимом диванчике Нарциссы. Интересно, где он взял выпивку? Не иначе, ночуя в комнате Макнейра, обнаружил неприкосновенный запас ― Уолли потом его использует как мишень для метания ножей, но это уже не мои проблемы…

Увидев меня, Барти приподнялся, сфокусировал взгляд, а я тем временем пытался ради спортивного интереса на глаз определить, сколько же он вылакал. В бутылке плескалось уже на самом дне. Ясно, что такими темпами он сопьётся окончательно; впрочем, что, как не выпивка, спасло жизнь Руквуду?

― С-снейп! ― позвал Барти заплетающимся языком, попытался сесть и не смог.

― Отрезвить? ― любезно поинтересовался я, доставая палочку, но он махнул бутылкой:

― Нахрен… С-снейп, пслушай..

― Что ещё?

― Тебе это… страшно было вчера?

Я подошёл к диванчику поближе, но не так, чтобы запах перегара до меня долетал. Мутные глаза взирали на меня из-под неровной соломенного цвета чёлки в ожидании ответа.

― Ну, страшно, ― сухо ответил я. Барти и в трезвом виде мог из кого угодно душу вытянуть, не то что в пьяном.

― И мне, ― признался Крауч, роняя было голову на грудь, но потом снова посмотрел снизу вверх. ― Я трус, да? Снейп, скжи. Вы все меня прзираете, да?

Я помолчал. Барти с хрипом выдыхал винные пары. Глаза у него слезились после бессонной ночи. Знает ли он что-нибудь важное или просто топит ужас в спиртном и мне здесь делать нечего?

― А ты как думаешь?

Барти подумал.

― П-презираете. Я же виж-жу… по глаз-зам вижу. Значт, я дерьмо.

― Хватит, ― велел я. ― Ты целый год шастал под носом у старого маразматика и даже ухитрился сбежать, когда тебя раскрыли. Кто из наших смог бы так?

Барти помотал головой, глядя мимо меня.

― С-снейп, меня никто не любит…

Начинается, ― мысленно вздохнул я. Конечно, с чего бы его любить и ценить, если всем было доподлинно известно, что младший Крауч, оправдывая свою фамилию, ложится под любого, кто его позовёт? Если все видели, как он по-собачьи заглядывает в глаза и бросается от одного к другому? Никакие военные заслуги не спасут, если человек пускается во все тяжкие. Ну хорошо, пусть даже дорвавшись до секса в тридцать с лишним лет.

― Если хочешь совет, остановись на ком-то одном, ― сурово сказал я. ― Тогда и полюбят.

― Я Розье два месяца уламывал на… отношения… постоянные… ― заскулил Барти, крепче прижимая к себе бутылку.

― «Уламывал» ― это то, как ты ему пятки лизал и всё остальное? ― уточнил я. ― Хорошо уламывал, если он тебя послал.

Голубые глаза взглянули с надеждой.

― С-снейп, может, ты…

― Нет! ― отрезал я. ― Даже не проси.

Барти всхлипнул и опрокинул в себя остатки Огневиски. Да что же это такое: то Руди ревёт как девчонка, теперь этот…

― С-снейп… я столько лет… стучал… ― Крауч икнул и вытер губы рукавом. Стучал? А вот это уже интересно.

― На кого?

― В дверь… стучал…

Я решил молчать и предоставить пьяной мысли идти своим путём.

― Думал, я чего-то стою… Дерьмо я, Снейп… и он мне давно это док-казал… Пнимаешь, там дверь была такая… красного дерева… с узорами, вот прклятые! И я перед ней ч-часами стоял… а ему плевать было… всегда плевать… Мне она дсих пор снится… Там уже нет н… ик! кого… а дверь осталась. И я так нахрен никому и не нужен… Ему даже имя мне придумать впадлу было!

Барти уронил бутылку на пол и всхлипнул, уткнувшись носом в сгиб локтя. Я, уже поняв, про что речь, медлил, не уходя. Наконец поднял палочку, которую так и держал в руке, и наложил на Крауча Сонные чары. Он быстро обмяк, запрокинул голову на валик, ровно задышал приоткрытым ртом, и слёзы высыхали у него на щеках. Я применил Отрезвляющее, стараясь, чтобы он не проснулся, и тихо покинул гостиную.

Я уже не знал, есть ли в Мэноре хоть один здравомыслящий человек, который хочет жить. Они все чувствовали, как чудовище бродит по дому, ― понял я, ― каждый по-своему. И многие уже начали поддаваться.

Амикус, который курил в коридоре, выпуская дым в открытое окно, даже не обернулся на мои шаги.

― Кэрроу, ― приветствовал я, останавливаясь рядом.

― Что? ― спросил он, внимательно рассматривая колышущиеся верхушки деревьев в парке.

― Ты знаешь, что, ― ответил я, догадываясь, что моего визита они ждали с утра и воспринимали его как пришествие Немезиды.

― Знаю, ― спокойно подтвердил он. ― Как по-твоему, у нас есть шансы, если мы сбежим?

― Почему ты спрашиваешь об этом меня? Ты не думаешь, что я могу рассказать всё Лорду?

Только сейчас он обернулся ко мне: глаза с красными прожилками, губы сжаты, седой хвостик свисает на спину немытыми сосульками.

― Не расскажешь, ― ответил он. ― Ты слишком чистенький для этих дел.

― Ты уверен? ― искушающе спросил я.

― Брось! ― хохотнул он. ― Хотел бы рассказать Лорду ― пошёл бы и рассказал, а не трепался бы сейчас со мной, ― сигарета в его пальцах тлела, забытая. ― Странный ты, Снейп.

― На себя бы… ― начал я и осёкся, но тактичность запоздала.

― Ну, вот оно, ― подтвердил Амикус, вовсе не обидевшись.

― Я вам не судья, ― процедил я, ― делайте что хотите.

― Да, уж, спасибо, ― невесело фыркнул он и вдруг стукнул кулаком по подоконнику. ― Не проклятие это, понимаешь?! Не сглаз, не заклинание, не подвластие! Мы всё проверили. Это мы сами.

Догоревшая сигарета обожгла ему пальцы, и он, бросив её на подоконник, испепелил без остатка.

― Пойдём, ― хмуро позвал он меня, шагая к двери.

В комнате были задёрнуты шторы, создавая полумрак, и в этом полумраке на кровати сидела Алекто, встретившая меня фырканьем.

― Ага, явился. Мы так и думали.

Я не поддался на подначку, решительно сел на стул напротив неё, а Амикус отошёл к окну, отогнул край шторы ― что же его всё к окнам тянет? Пока я собирался с мыслями, бросил быстрый взгляд по сторонам и обнаружил на прикроватном столике фотографию в рамке: на крыльце Хогвартса стояла Алекто со значком старосты школы на мантии, рядом с ней Амикус ― хоть на два года младше, но уже обогнал её в росте; оба ещё дети, ещё чистые и озарённые щедро падающим светом…

― Вы оба должны понимать, ― начал я, ― что весьма рискуете…

― Заткнись! ― зарычала Алекто. ― Мы это всё уже сто раз слышали! Плевать нам на всех, понятно?!

Никогда раньше она так не разговаривала, обычно срываясь на визгливую ругань. Но сейчас передо мной сидела какая-то другая Алекто, не такая, как прежде.

― Мне нужно знать, что вы решили, ― сухо сказал я. ― И тогда я либо уйду, либо помогу.

― Мы решили оставить ребёнка, ― ответила она мне; голос сорвался на половине фразы.

― Вас не пугает, что при неудачном стечении обстоятельств вы все погибнете? Все трое? ― спросил я. Кэрроу упрямо молчали. ― Вы не думаете, что идёте против Лорда?

― Снейп, ― тихо сказал Амикус, оборачиваясь от окна. ― Я её чувствую, понимаешь? Нашу девочку.

― Обострённая связь, ― промолвил я полувопросительно. Стыдно было признаться, но о магических связях я знал мало.

― Я даже не думал, что это оно, пока не увидел вчера… другими глазами. Воспринимал как часть себя.

― Что вы намерены делать?

Мне ответила Алекто:

― Искать укрытие. И клянусь, если ты хоть кому-то об этом вякнешь, пожалеешь!

― От Лорда не смог спрятаться даже Каркаров, а он был похитрее вас, ― возразил я. ― Вы умеете накладывать Фиделиус?

― Нет, ― признался Амикус, переглянувшись с сестрой. ― Так ты… нам поможешь? ― он с усилием произнёс последнюю фразу.

― Обнадёживать не буду, ― твёрдо ответил я. В самом деле, тащить их на Спиннерс-Энд было бы безумием чистой воды. Но где взять дом, на который можно наложить хоть какие-то чары?

Амикус подсел к ней, и они инстинктивно обнялись, защищаясь от окружающего мира. Кажется, я сейчас разгадал, из чего выросла их противоестественная страсть: из страха перед жизнью и её жестокостью. И они спрятались от неё друг в друге.

― Не обнадёживай, просто скажи, что не осуждаешь.

― Сказал же, я вам не судья, ― начал сердиться я. ― Хватит библейских реминисценций. Вы здесь не одни такие потерянные. ― Я поразмыслил немного; они смотрели на меня, не мешая думать.

― Вот что, ― наконец сказал я. ― Вспомните всё, чем болели за всю жизнь и запишите мне на бумажке. Про всякие болезни в роду тоже. Исправить то, как легли гены, уже нельзя, но можно на них повлиять. Ясно?

― Да, ― прошелестела Алекто, и я понял, что они не ожидали от меня помощи.

― А теперь отрывайте задницы от кровати и идите проверять дом, ― хмурясь, велел я. ― Макнейр сказал, что по дому ходит смерть. Руди и Огги не хотят жить, Крауч пьёт и поминает отца. Разберитесь, в чём дело. Заодно и отвлечётесь.

Брат и сестра переглянулись с надеждой.

― Ладно, ― ответил Амикус. ― Только сначала надо…

― …написать письмо и отправить в Гринготтс, ― подхватила Алекто.

― Какое ещё письмо? ― нахмурился я.

― В будущее. Нашей дочери, ― пояснила она. ― Если вдруг она выживет, а мы нет…

После тренировки тело приятно побаливало, поэтому я с видимым удовольствием потягивался в кресле, которое успел полюбить, и азартно перелистывал страницы очередной книги. Перед глазами моими проходили описания проклятий и способы их наложения, а иллюстрации их действия уже не вызывали ни трепета, ни тошноты. Хотя некоторые вещи всё равно задевали. Так, я, не в силах оторваться, прочитал главу, в которой рассказывалось о том, как женщина может вырастить зубы в промежности, некоторое время сидел, в ужасе сжав колени, и потом проглядывал главы только мельком. Наконец кошмарная книжка закончилась, и я потянулся за следующей. Ею оказался толстый фолиант без единого знака на чёрной обложке, и, открыв его, я поразился: это была самая настоящая рукопись. Раньше я держал в руках только отпечатанные книги, поэтому мне пришлось потратить некоторое время на то, чтобы разобрать, что написано на первой странице тонким узким почерком с элегантными росчерками на хвостиках некоторых букв. Листал я теперь медленнее, и Драко, устроившийся на диване, уже поглядывал на меня с недоумением: думал, что я зачитался. Но я просто вглядывался в старинный почерк, пытаясь различить в нём одно слово.

И я его различил. Это была сто пятая страница, номер значился в углу, написанный всё тем же размашистым почерком.

«Крестраж», ― было написано посередине листа после небрежным росчерком намеченной виньетки: автор так отделял главы одну от другой. С забившимся сердцем я вчитался в скользящие буквы. И нужно же было так случиться, что именно я нашёл то, что мы все искали вот уже несколько дней!

«Крестраж есть вещь зело страшная и не всем магам подвластная, ― лилась речь неизвестного волшебника на пожелтевших страницах. ― А суть его в том, что маг путём ритуала душу свою на части разделяет и в предмет заключает, чтобы потом воскреснуть. Для создания вещи, именуемой крестраж, надобно без жалости человека убить, и тогда душа разделится. Произнести следует заклинание такое ― (я пропустил строку на латыни), а лучше всего сие делается в те ночи, что колдовскими именуют: тридцать первого января, мая тож, июля и особливо же октября, что ещё Самайном называется. Предосторожности следует соблюдать при сем действе наистрожайшие, ибо создание крестража относится к магии самой чёрной и зловредной, и даже тёмные маги иные о том слышать не хотят, говоря, что людьми хотят остаться…»

Что-то копошилось у меня в мозгу, пока я дочитывал абзац. Что-то опасное и неотвратимое. Волдеморт не остался человеком, он создал семь крестражей. Он шагнул за грань зла…

Драко перевернул страницу, нахмурился. Половинка двери в гостиную приоткрылась, и Люциус вошёл в комнату: немного рассеянный взгляд, влажные после душа волосы, расслабленные движения ― слизеринец среди своих ощущает себя в безопасности.

Именно в этот момент всё перевернулось у меня перед глазами. Крестраж. Тридцать первое октября. Убийство. Я ещё не мог облечь свою мысль в слова, просто не успел.

― Гарри, что с вами?!

Комната обрела прежние очертания. Я потряс головой, через силу улыбнулся.

― Я… ― откашлялся и начал снова. ― Тут такое написано… Про зубы в промежности… Вот мне немножко дурно и стало…

Люциус с неодобрением взглянул на книгу у меня в руках.

― Да, Гарри, это древняя египетская магия. Такие вещи не для юного ума. Но что поделаешь, нужно найти…

Он красноречиво замолк, сел рядом с Драко, обратился к нему с каким-то вопросом. Я уже не слышал, опустив глаза в книгу. Шрам. Серпентарго. Ментальная связь. Страницы трепетали в такт дрожанию моих рук. Я оставил фолиант в кресле и, ни на кого не глядя, вышел из гостиной. Свернул в ванную.

Из зеркала на меня смотрело моё отражение: худой лохматый парень в нелепых очках ― всё то, что я видел в зеркале вот уже много лет. В ванной было тихо, и голоса Малфоев не доносились сюда. Прохлада кафеля передавалась воздуху, и я зябко обхватил себя руками.

― Я крестраж, ― тихо произнёс я, не отрывая глаз от зеркала. ― Седьмой крестраж. И это значит, что…

Я вцепился в раковину, которая показалась мне сделанной изо льда.

― Крестражи должны быть уничтожены, ― проговорил я. Глаза моего двойника в зеркале блестели тёмно-зелёным. ― Я должен умереть.

Опустив голову, я бессмысленно смотрел на забранный решёточкой слив раковины, на трещинку в углу. Только бы ничего не натворить сейчас, хотя так хочется услышать треск и скрежет лопающихся плиток…

― Бдзынь! ― со звоном разлетелся один из флаконов на полочке, окатив меня брызгами какой-то настойки.

Я силой заставлял себя успокоиться. Какая разница, если мы всё равно все умрём, умрут друзья и враги? Если я давно предчувствовал, что последняя, решающая схватка отнимет у меня все силы и на выживание уже ничего не останется? Если Дамблдор давно исподволь подготавливал меня к такому финалу?

С жалобным хрустом расползлась одна из плиток на полу.

― Тихо! ― шикнул я, пытаясь унять дрожь во всём теле. ― Я умру, я умру… Я увижу родителей… И Сириуса… Так нужно… Чтобы все остальные жили. Чтобы Рон и Гермиона поженились… Чтобы у Драко родился сын, как положено у Малфоев, такой же белобрысый и надменный с юных лет…

― Ба-бах! ― рухнул рядом со мной кусок штукатурки. Я в ужасе подскочил. Что будет, если они что-то заподозрят? Если узнают, что я таскаю в себе часть Лорда? Да они просто не захотят находиться со мной рядом!

Я укусил себя за палец. Если я хочу остаться в этом доме, хочу видеть Драко, нужно скрывать то, что я узнал. Отложить проклятую книгу, улыбаться Люциусу, закрывать мысли от Снейпа. И носить это в себе, носить в себе смерть ― до конца.

Я не сразу понял, что плачу. Слёзы стекали из-под очков, висли на подбородке, на дрожащих губах.

Слизерин, ― вспомнил я. ― Я потомок Слизерина, меня признала магия тех, кто когда-то давал его роду клятву верности. Возможно, на мне его род прервётся, но… Даже Малфои задирают нос в самых кошмарных обстоятельствах. Не мешало бы у них поучиться.

Я вытер слёзы, плескаясь, умылся холодной водой. Вытащил палочку и привёл ванную в порядок.

Молчать будет невыносимо тяжело. На ночь стану накладывать на комнату Заглушающие заклятия, иначе все услышат, как я кричу во сне. Мне осталось недолго. Пульс отдавался в ушах. Было холодно. Недолго. Жизнь такая короткая, а моя оказалась ещё короче, нежели я предполагал.

В книгах ничего не будет. Да и как это поможет нам искать крестражи? У Тома иная логика. Он любит места, которые для него с чем-то связаны. Мы идём не той дорогой, нам нужны не общие фразы, а конкретные зацепки. Р.А.Б., диадема…

Нет, ничего никому не скажу. Если только оставлю письмо. А пока ― буду наслаждаться каждым мгновением, ведь теперь они стали на вес золота.

Я тихо выключил свет и прикрыл за собой дверь. Остановился на пороге гостиной, улыбнулся и вежливо спросил:

― Мистер Малфой, мне пришла в голову одна идея. Нельзя ли мне увидеть генеалогические древа всех ныне живущих семейств?

― Да, мой Лорд, ― склонился я. ― Несомненно, я рад оказанной мне чести.

Лорд сцепил свои бескостные белые пальцы, внимательно рассматривая меня, замершего на почтительном расстоянии от его стола. На столе перед ним лежала книга, та самая, что мы с трудом добыли из заброшенного дома. О, если бы хотя бы коснуться страниц, которые тогда показались мне живыми! Если бы разгадать их тайну…

― Ты нетерпелив, Северус, ― заметил Лорд. ― Я всегда сдерживаю обещания. Ты мне не поверил?

― Поверил, мой Лорд! ― воскликнул я, предчувствуя, что без Круцио не обойдётся. ― Но эта книга… Она не похожа ни на какие иные!

Сухой смех пронёсся по комнате, что служила Лорду кабинетом, и обвившаяся вокруг стула Нагайна сонно приподняла голову.

― Естественно, не похожа. Её создал сам Мерлин!

― Мерлин?! ― ахнул я.

Щель, заменявшая Лорду рот, растянулась, и я понял, что он улыбается.

― Да. Ты удивлён?

― Безмерно, ― признался я. Лорд сделал приглашающий жест. Я понял его правильно, пододвинул стул и сел рядом с господином за его стол, покорно сложил руки на коленях, не отрывая от книги жадного взгляда. Теперь мы были так близко, как были когда-то давно, ещё до его первого падения, когда этот негодяй Поттер… да что говорить? Теперь-то мой господин со мной, и он ещё сильнее, чем был…

― Я хочу показать тебе вот это, например… ― белые пальцы нетерпеливо перебирали толстые страницы, которые шевелились под ними. ― Весьма забавная вещь.

На открытой странице вены-нити шевелились, складываясь в буквы под требовательным взглядом Лорда.

― Подделка любого магического следа, ― поведал мне Лорд, в то время как я вглядывался в слова. ― Абсолютно любого. Ты можешь изменить действие Приори Инкантатем… Наложить следы проклятия так, что даже эти новомодные экспертизы ничего не обнаружат. Представляешь, какие возможности это даёт? Человек будет гнить изнутри, а колдомедики решат, что он здоров. Или наоборот.

― Да, мой Лорд, ― прошептал я. ― Можно водить за нос любого… Дурачить по своему желанию. Бесподобно!

Я избегал смотреть ему в глаза, большей частью потому, что мы сидели рядом, почти касаясь плечами друг друга, но Лорд уделил мне время, а я ведь ещё не совершил ничего стоящего по сравнению с его деяниями. И я был счастлив просто потому, что мой господин улыбался. Мы достали эту книгу, и он рад, он похвалил нас… Меня. Что бы ещё сделать, чтобы он был доволен?

― Запиши это заклинание, я тебе разрешаю, ―вывел меня из размышлений голос Лорда. ― Можешь пользоваться.

― Ваше великодушие не знает границ, ― благоговейно прошептал я, беря чистый пергамент из стопки и придвигая чернильницу. ― А это заклинание ― оно гениально…

― Мне льстят твои слова, ― заметил Лорд, дождавшись, пока я перепишу формулу. ― Иногда ты смотришь на меня так, что мне кажется, будто ты в меня влюблён, ― он усмехнулся, а я попытался прогнать ощущение ползущих по спине мурашек. Если это зайдёт слишком далеко…

― У тебя ведь так никого и нет?

― Нет, мой Лорд, ― признался я. ― Я считаю нерациональным тратить силы на отношения, когда можно заняться чем-нибудь более полезным.

Лорд кивнул и замолчал, поглаживая вздувающуюся страницу, и я не смел заговорить и этим прервать его размышления. Но внезапно он резко захлопнул книгу.

― Придёшь завтра в это же время, ― приказал он. – Не следует сразу давать тебе всё, что я узнал.

― Да, мой Лорд, ― согласился я, но не вставал, видя, что он ещё не отпустил меня.

Господин откинулся на высокую спинку стула, обвёл взглядом комнату.

― Ты знаешь, Северус, что мне стали чужды человеческие желания? ― задумчиво спросил он.

― Догадываюсь, мой Лорд, ― осторожно ответил я.

― Но иногда они всё-таки звучат во мне, ― продолжал он. ― Это как глухой подземный рокот, так же величественно… и так же бессмысленно.

Он повернул голову ко мне, красными глазами цепко проникая в мой разум. Я выдержал взгляд, и Лорд засмеялся снова.

― О! Вот ты о чём думаешь. Как странно бывает у людей: они желают и опасаются одного и того же.

Сухие пальцы, вовсе не холодные, даже мягкие, взяли меня за подбородок и притянули ближе. Лорд наклонился вперёд, и я, трепеща, прикрыл глаза, но всё-таки вздрогнул, когда его губы коснулись моих, а язык властно проник в рот. Я думал об этом, я знал, что однажды так и будет… О Мерлин, мой Лорд целует меня ― делал ли он это с Беллой или я первый, на кого он обратил эту свою милость?!

― Ну и что же вы в этом находите? ― спросил он, чуть отстранившись. Но нечеловеческие глаза были слишком близко от моего лица. Мысли метались. Что делать, что сказать? Ему понравилось? Или я недостаточно хорош, недостаточно красив для него? О, конечно, я некрасив, тем большей наградой кажется этот поцелуй…

― Мой Лорд…

― Вижу, ты такой же, как и все. Один поцелуй ― и в твоих мыслях полный хаос.

― Я не понимаю, почему вы это сделали, ― признался я, облизывая с губ оставшийся на них привкус.

― Конечно, не понимаешь. Меня никто не может понять, ― сказал он и наконец-то отстранился. Я подавил в себе желание потянуться за его рукой, и откинул голову, уперевшись затылком в жёсткую спинку стула.

― Ну что же ты так смотришь? Вероятно, ты уже давно об этом мечтал? ― спросил Лорд, заинтересованно глядя на меня.

― И боялся, ― хрипло произнёс я. ― Потому что я недостоин вас, мой Лорд…

Он остановил меня жестом.

― Это решаю я, ― и я вздрогнул, догадавшись: сегодняшнее может повториться.

― Да, мой Лорд…

― Сколько всего таится в вас, людях… Сколько эмоций, которые порой влекут вас совсем не в ту сторону. Взять хотя бы Августуса. Что с ним сейчас?

― Он плох, мой Лорд, ― вежливо ответил я. ― Едва приходит в себя, потом снова забывается.

Бедный Огги. Если Лорд решит его добить, я ничем не смогу помочь.

― Его наказание закономерно произрастает из его импульсивной дерзости, ― сухо заметил Лорд. ― И не жалей его. Такие, как он, вполне способны на предательство. Теперь ступай.

Я поднялся со стула, почтительно поклонился.

― Стой. Открой окно, здесь душно.

Я послушно приоткрыл створку окна, беглым взглядом окинул парк, вдохнул свежий воздух, пропитанный солнцем. У дверей обернулся. Лорд сидел, не шевелясь, и смотрел в окно: бледная кожа освещена, пальцы сцеплены в замок. Мерлин, храни его величие.

За дверью я осторожно коснулся пальцем губ. Отвращения не было. Странно.

Пергамент с заклинанием лежал за пазухой.

― Что-что он сделал?! ― ахнул я, подаваясь вперёд.

― Поцеловал меня, ― повторил Северус.

В гостиной мы были одни, если не считать, конечно, стопок книг, молчаливым укором высившихся на полу. На Драко и Гарри достаточно было просто посмотреть, чтобы они разбежались по своим комнатам. То ли так устали за день, то ли ещё что-то, но протестов не последовало. Поттер так вообще с обеда был сама вежливость. Осознал свой новый статус и решил ему соответствовать?

― Лорд поцеловал меня и весьма при этом забавлялся, ― произнёс Северус. ― И хочешь верь, хочешь нет, но я так вошёл в роль преданного слуги, что мне не было противно. Он иногда… ― Снейп помедлил, подбирая слова. ― Почти как человек.

― Зачем это ему? ― в лоб спросил я.

― Откуда я знаю… ― устало протянул он, подпирая щёку рукой. ― Завтра попробую спросить. Что-то мне подсказывает, что поцелуем дело не ограничится…

Меня мороз продрал по коже.

― Он?! Тебя?! Я не…

― А ты попробуй возрази, ― сказал Северус, и внезапно голос его стал жёстким, а глаза ― злыми и колючими. ― Думать не смей о том, чтобы вмешаться!

― Хорошо… ― потерянно произнёс я. ― Будь осторожен…

Но он только махнул рукой. Помолчав, вытянул из-за пазухи свёрнутый в трубочку пергамент.

― Это то заклинание, которым он со мной поделился. Позволяет подделать любой магический след, обмануть любую экспертизу. Тёмное, разумеется.

Я взял у него пергамент, прочитал формулу.

― Не кажется сложным. Поэкспериментируем сейчас?

Он потёр лоб:

― Завтра. Сейчас я слишком устал. Ты, кстати, нечасто стал появляться в собственном доме. Не боишься подозрений?

― Нет, ― с философским спокойствием ответил я. ― Пока что никто ничего не замечает… А если и заметит, скажу, что хожу в Лютный глушить тоску по Нарси.

Упоминание о жене отозвалось тупой болью. Как она там? По нашим расчётам, сроки родов уже были близко. Обидно будет, если я так ничего и не узнаю… Интересно, правду ли говорят, что умершие родители могут остаться рядом с детьми и охранять их? Нужно у Поттера вытянуть ― так, чтобы не обидеть…

― Тебе у меня лучше, чем дома, ― заметил Северус, расслабленно расстегивая ворот мантии и ловя мой взгляд, когда я проследил за его движением.

― Лучше, ― ответил я. ― Они оба… слишком чистые. С ними легче. Они как противоположность тому, что я вижу там.

― Поэтому ты их сейчас и вытурил.

― Я хочу побыть с тобой, ― Северус странно взглянул на меня. ― Кстати, какие новости?

― Барти напился, Макнейр нянчится с Огги, Руди думает, что скоро умрёт, а Кэрроу задумали бежать. Впрочем, про последнее я, кажется, уже говорил… ― доложил он мне.

― Интересно, куда они убегут? ― задумчиво спросил я.

― Им некуда деваться, кроме тех мест, которые могут быть защищены Фиделиусом или магией крови, ― значительно произнёс Северус.

― Да, ― ответил я иронично. ― Я понял. Ты хочешь, чтобы я присвоил какую-нибудь хибару и защитил её кровной магией.

― Мы давали обещание… ― напомнил он.

― Знать бы ещё, кому, ― вздохнул я. ― Мордред с ним. Надо сказать им, чтобы потихоньку собирались. Но что Лорд сделает?

― Велит их искать, ― фыркнул Северус. ― Но магия крови ему неподвластна, вспомни, он так и не смог войти в Мэнор, пока ты его не впустил. Единственное, что меня тревожит, это то, что он будет искать их через Метку. Думаешь, беременной женщине по силам выдержать постоянную боль?

― Я готов пожертвовать ещё двумя эльфами, ― без раздумий сказал я. ― Нужно инсценировать всё так, чтобы у Лорда не возникло сомнений.

― Самоубийство, ― предложил Северус. ― И убедительная предсмертная записка. Тогда их вещи нужно потихоньку перенести после похорон.

― Да, ― задумчиво отозвался я. ― Итого, нас останется семнадцать…

― Всё считаешь? ― усмехнулся он. ― Ну, семнадцать. Вопрос, что мы сделаем с Фенриром? Время идёт, а у нас нет никакого плана.

― Заманить его в подвал и убить там? ― предположил я. ― Нет, слишком явно. Нужно сделать так, чтобы он ушёл и не вернулся. Он же периодически навещает егерей, которые прочёсывают леса?

― И ничего не находят, потому что все нормальные волшебники бегут не в лес, а в иные места, ― заметил Северус. ― Одно название, что начальник, а результатов никаких… Так вот, как ты смотришь на то, что он отправится поддерживать боевой дух отряда, а сам пропадёт?

― Отлично отношусь, ― сказал я, потирая глаза. ― Вопрос в том, как это сделать? Сказать ему, что мы нашли в лесу склад с человечьим мясом?

― Не смешно, ― сердито зыркнул друг. ― Как ему объяснить, что мы делали в лесу?

― Да, и Барти ещё, ― напомнил я, но Северус внезапно резко покачал головой:

― Я понимаю, что долг мести ложится большей частью на твои плечи, и поэтому прошу тебя Крауча пощадить.

― Он озабоченный негодяй! ― воскликнул я. ― Он смотрел, как этот монстр издевается над Драко, и наслаждался страданиями моего сына! Как ты можешь?!

― У него есть причины быть таким, ― медленно ответил мне Северус, не глядя на меня. ― А Фенрир ― просто бездушное чудовище. И первое дело ― разобраться с ним.

― Посмотрим, ― сухо сказал я.

Он вздохнул, потянулся.

― В общем, вот такие дела, мой… друг, ― подытожил он. ― Дисциплина в армии медленно и неуклонно падает. А что ползёт вверх ― так это недовольство Лордом.

― Нам на руку, ― заметил я. ― Но при первой же жертве они могут притихнуть. При том же «самоубийстве».

― А могут, наоборот, взорваться, ― возразил он, с усталостью во взгляде поворачиваясь к огню.

Не то чтобы у меня больше не было сил сдерживаться ― не мальчишка всё-таки, ― но желание накатило исподволь, мягкой тёплой волной, и я выбросил из головы все наши планы.

― Хочешь? ― напрямик спросил я, и Северус взглянул на меня с удивлением.

― Что, прямо здесь?

― А почему бы и нет? ― хищно облизнулся я. ― На полу, ага?

― Ты безумец, ― он неуверенно покачал головой. ― А если кто-то из мальчишек проснётся?

― Не проснётся, Драко спит как соня, ― улыбнулся я.

― Да, а кое-кто очень любит бродить по ночам, опять мне его отлавливать? ― он всё ещё не решался, и я решил за него: подошёл, протянул руку к застёжкам его мантии и стал расстёгивать медленно, не прячась от напряжённого испытующего взгляда.

В этот раз не было того опаляющего безумия, которое постигло нас прошлой ночью, наоборот, здесь, при свете, стыд обернулся неловкостью. Я применил всё своё искусство, расцеловывая худое напряжённое тело, шептал какие-то глупости вроде того, что всё будет хорошо, и постепенно пространство гостиной замкнулось вокруг нас, отрезая всё, что было за его пределами, а Северус позволил себе разметаться на ковре, поддаваясь своим инстинктам.

― Правильно… хорошо… ― слышал я свой шёпот. Я целовал его в губы, стараясь напрочь перебить у него воспоминание о том страшном поцелуе, о котором у него всё же хватило сил мне рассказать, и он разрешал мне всё ― не безвольно, но с отблеском настороженности в глубине глаз. Я хотел довести его до горячечного бреда, но он даже здесь держал самоконтроль, и потому я был рад хотя бы тому, что под конец всё же вырвал у него своё имя. Он ничем не показал, что ему больно, ― а, может, боли и не было? ― а для меня радостью было видеть, что его тело победило в поединке с разумом, что наконец-то он позволил себе насладиться хоть чем-то в этой жизни.

Мы лежали вместе на ковре, и я машинально изучал щель между створками дверей, ведущих в гостиную: кто-то из нас прикрыл неплотно, ― а Северус уже, кажется, дремал, удобно устроившись на моём плече ― если утром мальчики нас так и обнаружат, будет совсем не комильфо…

Внезапно он быстро приподнялся, к чему-то прислушиваясь.

― Что? ― шепотом спросил я.

― Поттер, ― сквозь зубы прошипел он.

Я снова взглянул на дверь: там, в темноте коридора мелькнула быстрая тень.

― Поттер! ― прошипел я. И сюда этот дерзкий мальчишка успел вмешаться! Какого Мордреда его опять носит по ночам?

Поттер почти бесшумно метнулся по коридору в кухню. Почти ― потому что я-то всё равно слышал, как он ступает по ковру босыми ногами. Да, дверь надо было всё-таки прикрыть… А если он сейчас помчится рассказывать новость Драко? Ну, я ему это потом припомню!

Люциус рядом приподнялся, но я, положив руку ему на плечо, заставил снова лечь.

― Тихо, ― прошептал я. ― Он же пойдёт назад!

На кухне звякнула чашка. Неужели Поттер просто шёл попить воды и случайно заглянул в приоткрытую дверь? Не отрицаю, в свете камина картинка представлялась более чем однозначной…

Я дотянулся до брошенной в кресло мантии, вытащил из кармана палочку, лёг так, чтобы не было понятно, что я держу в руке.

― Хочешь заобливиэйтить? ― понимающе усмехнулся Люциус.

― Нет, ― прошептал я, одновременно прислушиваясь к скрипу половиц на кухне. ― Повешу Чуткие чары, чтобы узнать, скажет он Драко или нет. Никогда не верил, что он не трепач… вот сейчас и…

Поттер тихо крался обратно по коридору, я сжал палочку крепче. Люциус лежал не дыша. Если мальчишка сейчас подойдет к двери ещё раз… Я слегка прикрыл веки, чтобы блик от огня, отразившись в глазах, меня не выдал.

Мальчишка подобрался к самой двери, приник к щели. Видимо, его снедало любопытство. Я тихонько шепнул заклинание. Поттер был так увлечён подсматриванием за чужой личной жизнью, что даже не обратил внимания, что заклинание повисло у него на брючине.

― Молодец, ― очень тихо произнёс Люциус, не шевелясь. Он, в отличие от меня, не стеснялся, что его разглядывают. Конечно, он же знает, что красив, а вот я…

Я нарочно пошевелился, как будто во сне, и Поттер отпрянул. Заскрипела лестница, и я выругался, раз он всё равно не мог меня слышать. Потом перевёл заклинание и на Люциуса, и теперь мы оба чётко слышали шорох шагов. Скрипнула дверь.

― Убью подлеца, ― раздельно произнёс я. ― До его комнаты ближе.

Люциус странно посмотрел на меня и ничего не сказал.

― Драко! ― раздался в тишине оглушительный шёпот Поттера. ― Драко, ты спишь?

Я услышал, как крестник завозился на кровати, услышал шорох его пижамы.

― Поттер? ― голос Драко со сна был хриплым. ― Что-то случилось?

По звуку я разгадал, что Поттер присел к нему на кровать.

― Да… ― ответил мальчишка, и я сжал кулаки. Всё, больше никакого хорошего отношения! Обойдётся. Что же это такое: тут же побежал сплетничать, как какая-нибудь Браун!

Лицо Люциуса было нечитаемым.

― То есть, нет, ― исправился Поттер. Голос его дрожал. ― Понимаешь, Драко…

― Что? ― разволновался тот. ― Ты не тяни! Шрам болит, что ли?

― Нет… ― Поттер снова запнулся, сглотнул. ― Понимаешь, я… я скоро умру.

Наступила оглушительная тишина. Мы с Люциусом в немом изумлении посмотрели друг на друга.

― Умрёт? ― непонимающе шевельнулись его губы.

― Умрёшь? Да ты что, спятил? Приснилось, что ли, что-нибудь? ― возня стала сильнее, вероятно, Драко выбирался из постели, чтобы сесть рядом с Поттером, а может, накидывал одеяло ему на плечи.

― Да, умру, ― Поттер справился с комком в горле и говорил чётче. ― Не спрашивай, почему. Я узнал это сегодня.

― Нашёл что-нибудь в книгах? ― спросил Драко, и по его голосу я понял, что он не хочет, чтобы это оказалось правдой.

― Неважно, ― ответил Поттер. ― Я знаю, что этой войны я не переживу. Возможно, до её конца осталось меньше месяца.

― Ты должен сказать! ― ахнул Драко. ― Скажи отцу и крёстному, вместе что-нибудь…

― Нет, ― оборвал его Поттер. В его голосе была сталь, и я понял, почему именно его выбрали лидером на пятом курсе, понял, как он справлялся с проблемами, понял даже то, как они победили Пожирателей в Отделе Тайн.

― Нет, ― повторил он, и сталь неожиданно исчезла. ― Потому что правда настолько страшна, что я даже не имею права находиться рядом с тобой…

― Поттер! ― взвыл крестник. ― Мы это уже проходили!

― Нет, Драко, ты не знаешь всего, ― спокойно остановил его Гарри. ― Но то, что сейчас я пришёл именно к тебе ― твоя заслуга. Я принял тебя, а ты… прими меня. Таким, какой есть. Даже не зная всего.

― Так чего ты хочешь? ― прошептал Драко.

Мы с Люциусом переглянулись, тоже понимая. Люциус дёрнулся было, чтобы встать, потом закусил губы, сел, снова прислушиваясь, невидящим взглядом глядя в стену.

Звук, раздавшийся затем, нельзя было с чем-то перепутать, это был звук поцелуя. И, судя по реакции Драко, ему такое было не впервой.

― Не прогонишь? ― прошептал Поттер с какой-то отчаянной надеждой. Неужели всё так плохо? Что же он там отыскал?

― Нет, конечно! Забирайся…

Раздался шорох одеяла, скрип кровати. И снова шёпот Драко:

― Гарри, я же ничего не…

― Я тоже, ― вымолвил тот, опять как будто с трудом. ― Я тоже. Но так надо, понимаешь? Пока мы ещё живы.

― Ну не плачь, не плачь, я с тобой… ― зашептал крестник. Мы переждали несколько поцелуев. Глаза Люциуса выражали шок.

― Поттер сегодня был слишком вежливым, ― прошептал он. ― Я думал, осознал свой статус…

― А он ушёл в себя, ― кивнул я, снова напрягая слух, чтобы уловить каждый шорох одеяла.

― Так ты никому не скажешь? ― повторил Драко и вдруг зашипел сквозь зубы. Люциус снова дёрнулся и снова остался на месте.

― Нет, ― ответил Поттер. ― Ох… Вы всё узнаете потом. Я написал письмо.

Вот почему он не спал, ― понял я.

― Хватит, ― произнёс Люциус, и я убрал чары.

― Что? Пойдёшь разгонять?

Он усмехнулся, покачал головой.

― Я ещё не до такой степени ханжа, чтобы запрещать сыну делать то, что только что делал сам…

Мне захотелось пригладить его растрёпанные волосы, но я сдержался.

― Какие книги сегодня просматривал Поттер? ― по-деловому спросил я, поднимаясь и накидывая мантию. Поколебавшись, Люциус указал на одну из стопок.

Я зажёг свечи в канделябре на столе и перетащил стопку туда. Люциус подошёл, надев только брюки, сел напротив меня.

― Он держал на коленях вот эту книгу, ― вспомнил он, показывая на чёрный фолиант, когда-то за бесценок купленный мной в Лютном переулке и так и не прочитанный. ― И глаза у него были такие, что я даже испугался сначала.

Мы склонились над книгой.

― Он мне сказал, что его шокировал египетский обряд кастрации во время весеннего праздника Осириса, ― продолжал Люциус, переворачивая листы. ― Странно, здесь нет описания этого обряда…

― Он есть вот здесь, ― я указал на другую книгу из стопки. ― Поттер просто назвал тебе то, что в голову пришло.

Переглянувшись, мы стали переворачивать страницы с большим вниманием.

― Крестражи! ― ахнул Люциус. ― «Крестраж есть вещь зело страшная и не всем магам подвластная…»

Мы дочитали абзац, и я медленно осел на стоящий позади меня стул.

― Поттер ― крестраж, ― озвучил я. ― А вот теперь жди от него глупостей. ― Прислушался к шорохам в доме. ― И хорошо, что он к Драко пошёл, а не вешаться…

― Драко! Драко, ты спишь?

Я открыл глаза: шёпот был громким. Гарри стоял возле моей кровати, не зная, куда девать руки.

― Поттер? Что-то случилось? ― я сел, вглядываясь в его лицо, выражение которого нельзя было различить из-за темноты.

Вместо ответа он присел на край моей кровати, и я подвинулся, давая ему место.

― Да… ― нерешительно произнёс он, и я ждал, молча обливаясь холодным потом. ― То есть, нет, ― исправился Поттер. Голос его дрожал. Мерлин, не иначе, кто-то умер! ― Понимаешь, Драко…

― Что? ― зашипел я, едва не пихая его, чтобы он говорил быстрее. ― Ты не тяни! Шрам болит, что ли? ― я нарочно назвал меньшее зло, боясь озвучивать что-нибудь совсем страшное. Но, как оказалось, я был прав в своих предположениях.

― Нет… ― Поттер снова запнулся, сглотнул. ― Понимаешь, я… я скоро умру.

Я молчал. Значит, никто не умер, Поттер только собрался умереть. Но зачем? Он что, отчаялся, разочаровался, нет сил бороться? Нет, стоп, что это за бред такой, честное слово?!

― Умрёшь? Да ты что, спятил? Приснилось, что ли, что-нибудь? ― я подобрался ближе к нему, сел совсем рядом, только поджал ноги, отбросил прочь одеяло.

― Да, умру, ― Поттер говорил почти так же глухо. Сидя на кровати, он упорно не желал смотреть на меня, уставившись на невидимый в темноте узор ковра. ― Не спрашивай, почему. Я узнал это сегодня.

― Нашёл что-нибудь в книгах? ― тихо спросил я. Не дай Мерлин, чтобы это оказалось правдой. Потому что тогда это значит приговор для Поттера: я знал, что если ему что-нибудь взбредёт в голову, это долго придётся оттуда вытряхивать.

― Неважно, ― ответил Гарри, по-прежнему не поворачивая головы ко мне. К счастью, в этот момент из-за облаков вышла луна и хоть что-то осветила. Поттер закрыл лицо руками. ― Я знаю, что этой войны я не переживу. Возможно, до её конца осталось меньше месяца, ― произнёс он.

― Ты должен сказать! ― ахнул я. Он говорил слишком уверенно, он знал, верил в приближающийся конец. ― Скажи отцу и крёстному, вместе что-нибудь…

― Нет, ― оборвал он меня и лишь тогда обернулся. Свет луны попал на его колени, бок и плечо, выхватил из мрака острый напряжённый силуэт. ― Нет, ― повторил он уже мягче. ― Потому что правда настолько страшна, что я даже не имею права находиться рядом с тобой…

Неужели правда? Неужели исчезнет тот Поттер, который бесил меня с первого курса, тот, которого я привык считать другом в эти дни, наш странный сюзерен с задумчивым взглядом и восхитительной непредсказуемостью?

― Поттер! ― взвыл я в отчаянии. ― Мы это уже проходили!

― Нет, Драко, ты не знаешь всего, ― спокойно остановил он меня. Посмотрел задумчиво, откинул чёлку со лба. ― Но то, что сейчас я пришёл именно к тебе ― твоя заслуга. Я принял тебя, а ты… прими меня. Таким, какой есть. Даже не зная всего, ― тихо проговорил он и остановился, ожидая моего ответа. Я сидел перед ним встрёпанный, тёплый со сна, в пижаме и, кажется, уже начинал понимать, что сейчас произойдёт.

― Так чего ты хочешь? ― для верности спросил я, понизив голос до шёпота.

Вместо ответа Поттер потянулся ко мне, и я не отпрянул. Он нашёл мои губы, поцеловал робко, как будто спрашивая разрешения. И я знал, что, обнимая его, говорю «да» на всё, что бы он ни сделал потом.

Поттер отстранился, заглядывая мне в глаза с щемящей нежностью и ожиданием.

― Не прогонишь? ― прошептал он.

― Нет, конечно! Забирайся… ― я подвинулся, давая ему место. Он, не подумав, что нужно раздеться, нырнул ко мне под бок прямо как был, в этих своих маггловских синих штанах и дурной рубашке с коротким рукавом. Только тут я вспомнил, что тоже кое о чём не подумал.

― Гарри, я же ничего не… ― смущённо начал я.

― Я тоже, ― вымолвил тот, обнимая меня. ― Я тоже. Но так надо, понимаешь? Пока мы ещё живы.

Кажется, я и вправду начал понимать истинную подоплёку его действий. Вспомнил собственное одиночество и страх оказаться никому не нужным. Поттер машинально смахнул что-то со щеки, и только тут я увидел, как подрагивают у него губы. Я обхватил его руками, прижался.

― Ну не плачь, не плачь, я с тобой… ― я плохо умел утешать, возможно, потому, что меня самого в детстве мало кто утешал: мне попросту запрещалось плакать. Поэтому я просто поцеловал Поттера сам. Он ответил, потянулся ко мне. Я чувствовал, как он напряжён, поэтому накинул на нас одеяло ― возможно, в тепле успокоится. Мы лежали, освещённые тусклыми косыми лучами луны; очки Поттера ярко блестели в сумраке, а я, кажется, боялся дышать, чтобы не спугнуть его доверие.

― Так ты никому не скажешь? ― повторил я. Но Поттер не отвечал. Его руки обнимали меня за пояс, скользили по шёлковой ткани, приподняли её… Я, не выдержав, зашипел: прикосновение к обнажённому телу показалось мне огненным.

― Нет, ― ответил Поттер так спокойно, будто не он сейчас задирал мне пижамную куртку. ― Ох… ― выдохнул он, вероятно, чувствуя то же, что и я. ― Вы всё узнаете потом. Я написал письмо.

Он поцеловал меня снова; я запрокинул голову, подставляя горло.

― Не страшно? ― вдруг необычно серьёзно спросил он, привстав надо мной.

― Нет, ― честно ответил я. В самом деле, с чего бы мне дёргаться, если меня успокаивала сама магия, распознавшая, что сюзерен со мной и желает меня?

Луна зашла за облака, комната мгновенно утонула во мраке. Я наугад протянул руку, снял с Гарри очки, не глядя, положил их на тумбочку.

― Я ничего не вижу, ― он смущённо поёжился: явно стеснялся того, что хотел совершить. Мы хотели.

― А видеть не обязательно, ― мягко сказал я, хотя на самом деле меня на мгновение посетило воспоминание о жадных руках, оскверняющих моё тело. ― А ты дверь закрыл?

Он охнул, обернулся, махнул рукой, и дверной замок тихо щёлкнул. Вот был бы номер, если бы отец решил проверить, как я сплю, а дверь оказалась бы незапертой…

Было слышно только наше дыхание. Потом Гарри осторожно потянулся к моим губам, а ладонь его оказалась на моём животе, погладила, спустилась ниже. Возбуждение нахлынуло неожиданно ― а, может, это опять была магия? Я плохо понимал, что со мной происходит, ведь в первый раз бывает больше волнения, чем удовольствия (ну хорошо, в почти первый), однако как только Поттер, сам замерев, коснулся меня именно там, где я жаждал прикосновения больше всего, моё тело задвигалось помимо моей воли: подалось бёдрами вперёд, развело ноги шире…

Так нельзя, ― уговаривал я себя, закрыв лицо рукой от неимоверного стыда. ― Так нельзя, такое нужно скрывать, молчать о том, что так хочется…

― Надо, ― согласился Поттер. ― Надо, пока мы живы.

Читает мысли? Или это я бормотал вслух? Он наклонился к моему уху, коснулся языком мочки.

― А теперь забудь обо всём, ― приказал он, уверенно спуская с меня пижамные штаны. ― Не поверишь, я об этом ещё в твой первый вечер в Норе мечтал…

― Извращенец, ― коротко ответил я, приподнимаясь, чтобы ему было удобнее меня раздевать. ― Раненого человека…

Сам я опомнился только когда остался безо всего, потянулся к странным застёжкам на его штанах и попутно обнаружил там приличную выпуклость.

Мы прижались друг к другу снова, на этот раз обнажённые: неловко, путаясь и стукаясь носами и коленками, не зная толком, что положено делать.

― Смазки у тебя, конечно, нет, ― утвердительно сказал я ему в губы.

― Нет, ― признался Поттер. ― Я не думал, что ты захочешь… так ― по-настоящему.

― А то, что мы с тобой сейчас делаем, не настоящее? ― усмехнулся я, лихорадочно вспоминая наши с Панси обжимания по углам и пытаясь сообразить, что делать. Не помогло. Зато отчего-то захотелось об Поттера потереться, что я и сделал, и, услышав его приглушённый стон, понял, что не нужно ничего вспоминать, просто отпустить свои инстинкты. Видимо, Гарри подумал о том же.

И вот тогда всё стало удивительно правильным и гармоничным: и короткие вздохи, и жар чужого тела, и твёрдая плоть, упирающаяся мне в живот, и горячая волна, которая несла нас куда-то, разрастаясь резко, в такт нашим движениям, и наконец накрыла, ослепив и на секунду выбросив за пределы времени, пространства и человеческих ощущений.

Зачем меня принесло на кухню в пять утра, я и сам бы не смог себе объяснить. В сундуке наверху была заначка ― блок сигарет, ― но подниматься за ней не хотелось. К тому же Снейп наверняка учует и вломит за пренебрежение своим здоровьем по первое число. А ведь мне только-только начали доверять и относиться как к взрослому человеку. Хотя нет, взрослым мне как раз не стать никогда…

Я на мгновение зажмурился, вспомнив то, что успел подглядеть в гостиной сегодня вечером. То-то я удивился, когда нам велели идти спать, но в те краткие секунды всё встало на свои места: оказывается, они тоже… Знать бы, почему? Я ― потому что боялся умереть, не оставив за собой тех, кто любит меня, да ещё и потому, что хотел познать всё, что мог за такой короткий срок. Драко был прекрасен в своём смущении ― хочется верить, что я тоже…

Он проживёт долгую жизнь: женится на какой-нибудь блондиночке-аристократке, у него будет сын, как и положено. А у меня ― никогда. Никогда мне не увидеть своих детей; моему телу никогда не возмужать, чтобы притягивать зрелой красотой, а не мальчишеской щуплостью… Я снова отогнал видение спящих Снейпа и старшего Малфоя. Нужно смириться, выполнить свой долг. А пока ― улыбаться и идти своим путём. Радовать Драко, насколько это возможно. И успеть оттолкнуть его перед самым концом. Чтобы он не так тосковал обо мне. Он же будет, раз пустил меня к себе. Мой бывший враг, мой любовник, мой вассал…

Я внезапно осознал, что кручу в руках сигаретную пачку, понятия не имея, откуда она у меня взялась. Впрочем, слишком много странностей происходит в этом доме… Я зубами вытянул сигарету, раскурил её, просто взглянув (хорошо, не сжёг дотла).

Мой взгляд упал на настенные часы на кухне. Старые, в некоторых местах покоцанные, они висели на стене, тёмным пятном выделяясь на фоне обоев. Стрелки их стояли на одном месте, почему-то показывая двадцать минут седьмого. Видимо, их никто не заводил уже несколько лет, а Типпи не получал приказа ими заняться…

Тишина на кухне давила; предрассветный полумрак понемногу светлел и сигаретный дым медленно плыл по тесному помещению. Пачка пустела, а я стоял, опираясь локтями о подоконник и изучая открывающийся мне кусочек улицы, потом, сам не замечая, метался из стороны в сторону, пил из-под крана, запивал горький вкус табака во рту…

― Вы нынче рано, Гарри…

Я обернулся. Люциус стоял в дверном проёме, скинувший весь свой аристократический лоск: просто человек, взъерошенный и охрипший со сна, ранним утром накинул халат с чужого плеча, заглянул на кухню и обнаружил там своего соратника в почти что невменяемом состоянии. Впрочем, не таким уж оно было невменяемым, чтобы я забыл об этикете.

― С добрым утром, милорд.

Потом я вспомнил гибкое белое тело, раскинувшееся на ковре в объятиях моего бывшего учителя, и мучительно покраснел.

― Гарри, молодые люди вашего статуса не курят дешёвые маггловские сигареты, ― мягко заметил он, не видя в полумраке моих пунцовых щёк. ― Когда всё закончится, буду вас приучать к нормальным сигарам ― и вам смотреть больше не захочется на то, что вы держите в руках.

Когда всё закончится…

― Вы уверены, что оно закончится настолько хорошо, чтобы у вас была возможность сделать из меня светского джентльмена? ― спросил я, глядя в пол. Рука с сигаретой не дрожала, и то хорошо.

― Уверен… ― произнёс он, рукой зачесал волосы назад. ― Драко спит?

― Драко? Да… ― рассеянно произнёс я и затянулся, наверное, в сотый раз. Младший Малфой спал как сурок, точнее, как хорёк: ещё во времена своей жизни у Дурслей я слышал по телевизору, что хорьки спят едва ли не двадцать часов в сутки. Драко, наверное, тоже не скоро проснётся, особенно после того, через что я провёл его этой ночью. Хотелось думать, ему на самом деле понравилось…

Я вздрогнул, поражённый страшной мыслью, и сигарета выпала из моих пальцев прямо на потёртый линолеум. Вскинув глаза, я увидел, что Люциус по-прежнему не двигается с места, только смотрит так, что сразу становилось понятно: ждёт, пока я догадаюсь.

― А почему вы спрашиваете? Как я могу знать, спит он или нет, если у нас разные комнаты?

Но в ловушку я уже попал, когда ответил «да». Жалкий недослизеринец, не разглядел такой простой вещи… Я попятился к окну, едва ли осознавая, что делаю. Я нарушил договор, совратил Драко, хотя знал, что поплачусь за это…

В буфете что-то грохнуло, и Малфой, вздрогнув от неожиданности, поспешно показал мне пустые руки.

― Так вы знали! ― выдохнул я, упираясь спиной в подоконник.

― Мы квиты, ― просто ответил Люциус, не делая, впрочем, попыток приблизиться. Не меньше полуминуты потребовалось мне, чтобы сообразить, про что он говорит. Я вцепился в подоконник и, чувствуя поясницей, как дует из щели, настороженно изучал Малфоя. Потом промолвил:

― Вы не спали.

― И сумели повесить на вас Чуткие чары, ― кивнул он, делая шаг вперёд, но тут же замер, увидев, как я непроизвольно отшатнулся. Я корил себя за свой страх, но ничего не мог поделать. Я не мог принять того, что стоящий передо мной человек ― мой вассал и не причинит мне зла. Наоборот, мне казалось, что все события, связанные с открытием этой нашей иерархии, на самом деле либо сон, либо тонко разыгранный спектакль. Ведь мне всего семнадцать лет и я не могу быть главным, я просто Гарри, который боится наказания за свой проступок и которому кажется, что сейчас его вышвырнут из ставшего уютным дома. А если Драко тоже будет наказан?!

― Не… не трогайте его. Он ни в чём не виноват, это я сам… пожалуйста… ― говоря, я не находил в себе сил посмотреть Малфою в глаза, смотрел только на рукав халата, закрывающий кисть до самых пальцев, не до конца осознавая, что дрожу как осиновый лист.

― Гарри, никто вас не тронет… ни вас, ни его… ― голос был необычайно мягким, тихим и каким-то добрым, что ли? Но ведь немыслимо для Малфоя то, что подходит Люпину!

Воспользовавшись моим замешательством, он подошёл совсем близко, наклонился ко мне в полумраке, взял за локти, повернул к окну, чтобы лучше видеть моё лицо. Если бы не был уже влюблён в Драко, влюбился бы в него, ― понял я. ― Как не влюбиться? Даже Снейп пал жертвой этой красоты…

― Гарри, не бойтесь ничего, ― тихо увещевал Люциус, вглядываясь в меня внимательно, но без настороженности. Неужели сам не боится, что я ещё что-нибудь разнесу? ― Вы не сделали ничего предосудительного…

Страшная тайна лежала у меня на сердце, и это было даже хуже, чем тоска по Сириусу или вина за смерть Седрика. На мгновение мне захотелось сбросить с себя эту тяжесть и как на духу рассказать всё, без страха глядя прямо в серые глаза, но первое же слово застряло у меня в горле. Если он простил мне ночь с Драко, то не факт, что не отшатнётся, узнав, что я ― ходячий крестраж. Поэтому я сделал немыслимое, то, что бессознательно хотел сделать уже давно, мечтая о взрослом и сильном человеке, который примет меня и поддержит: обнял лорда Малфоя за пояс и уткнулся носом ему в плечо.

Он не отшатнулся, не напрягся; ласка была для него естественна как дыхание, и он, с детства привыкший к её проявлениям, даже не понимал, как тяжело далось мне это простое движение. От него пахло теплом, домом и ещё ― совсем чуть-чуть ― вкусным терпким одеколоном; он поднял руку и погладил меня по затылку, и я кожей ощущал его ладонь с ободком родового перстня на указательном пальце… Нос мой подозрительно захлюпал, и я прижался сильнее, чтобы Малфой не оттолкнул меня, как только увидит, что я плачу. В наших объятиях не было ровным счётом ничего эротического, мы оба были опустошены за сегодняшнюю ночь и обнимались как родственники; я просил поддержки, он мне её давал.

― Не плачьте, Гарри… Мы справимся, победим его… вытащим из вас эту дрянь, и вы будете жить счастливо… всё будет хорошо, не плачьте…

Я поднял голову от его плеча, из-за слёз и полумрака не видя почти ничего.

― Вытащите из меня эту дрянь? ― раздельно произнёс я, как будто не меня окатило сейчас ледяным ужасом.

― Конечно вытащим, ― так же тихо и ласково заверил меня он. ― Куда же оно денется? Найдём способ…

Больше всего меня потрясло не то, что они знают, а спокойный тон и непоколебимая уверенность. Он говорил так, как будто я не пытался скрыть позорную тайну. Теперь не нужно было притворяться, и я почувствовал, как напряжение последних часов отпускает мою душу. Стоит ли говорить, что я разревелся от облегчения?! Оказывается, я и сам не подозревал, в каком ужасе прожил вчерашний день и как мне нужна была поддержка. Друзья часто ругали моё геройство, когда я молчал вместо того, чтобы рассказать о проблемах. Теперь я понял, что в самом деле вёл себя глупо, загоняя всё внутрь…

Малфой осторожно поддерживал меня, пока я хлюпал, уткнувшись в него, потом довёл меня до табуретки, усадил, налил стакан воды. Вода оказалась ледяной, и пока я стучал зубами о край стакана, проливая половину на себя, Люциус стоял рядом, готовый в любой момент подхватить меня в случае чего.

Отдел Тайн был страшным сном, ― догадался я. ― Настоящий лорд Малфой здесь и сейчас разгибает мои пальцы, чтобы забрать стакан, который вот-вот разлетится у меня в руках.

Я глупо хихикнул.

― Сэр, вы ведь не станете надевать на меня ремешок, да?

Он посмотрел непонимающе, видимо, решив, что у меня поехала крыша.

― Ремешок? Какой ремешок?

― Артефакт, который у вас в тайнике хранится, ― объяснил я. ― Против всяких похотливых личностей. Если надеть его на член, то он больше никогда не встанет, и человек рехнётся от спермотоксикоза. Мне Драко рассказал…

Малфой поспешно отвернулся, и я готов был поклясться, что он сдерживается, чтобы не расхохотаться.

― Нет, Гарри, не надену. Спите спокойно…

Малфой разбудил меня неаристократичным хрюканьем. Я поднял голову и воззрился на него с дивана.

― Люциус, ты что?

― Ремешок! Ой, не могу! ― друг-любовник корчился в кресле, схватившись за живот, как какой-нибудь плебей. ― Ну, Драко, весь в меня!

― Да что случилось-то? ― я приподнялся, стараясь не скидывать плед.

― Драко сказал Гарри, что у нас есть ремешок, артефакт, который лишает мужской силы, ― объяснил Люциус. ― Тот испугался, а сегодня спросил о нём у меня. Естественно, я ни сном ни духом!

Я фыркнул, поддерживая.

― А с чего он спросил? Прощупывал почву на случай, если мы…

― Я с ним поговорил начистоту, ― уже без смеха объявил он. ― Потом посмотришь, что в буфете разбилось. Я дал Поттеру понять, что нам всё известно. И про Драко, и про крестраж, и про подглядывание.

Я вскочил, окончательно проснувшись, поморщился от слабой боли.

― И что? Что Поттер?!

― Плакал, конечно, ― с какой-то печалью ответил Люциус. ― Жалко его, если по-человечески. Так в меня вцепился, я думал, не отдеру. Представляешь, я захожу на кухню, а там от табачного дыма ничего не видно и Поттер как привидение. Я его спать отправил, он же всю ночь глаз не сомкнул…

― Та-ак… ― я потёр лицо. ― Я много проспал. Хорошо, что обошлось малыми разрушениями. После смерти Блэка он разгромил весь директорский кабинет…

― Именно поэтому с ним говорил я, ― заметил Люциус. ― У тебя бы получилось слишком жестоко…

Я поднялся и, зябко поведя плечами, принялся одеваться.

― Я в Мэнор, ― сказал я. ― Лорд может захотеть увидеть мою персону. К тому же, надо кое-что уточнить. А ты?

Он помолчал, покачивая ногой.

― Поговорю с Драко. Сам, чтобы он не пугался того, что меня нет, и не решил, будто я не хочу его видеть. Кстати, ты не знаешь, для чего Поттеру понадобились генеалогические древа? ― Люциус поддел ногтём обложку одной из бесчисленных книг на столе.

― Записка в фальшивом медальоне? ― предположил я.

― Записка? ― нахмурился Люциус. ― Что там было?

― Подпись ― «Р.А.Б.», ― ответил я, внимательно следя за ним. ― Поттер ведь говорил.

― Регулус Арктурус Блэк, ― расшифровал он почти без труда. ― Как же я сразу внимания не обратил!

― Это он подменил медальоны?! ― поразился я. ― Подменил, но сам погиб?

В принципе, всё сходилось. Если Регулус пал жертвой инфери ― ведь тела так и не нашли, ― то логично предположить, что крестраж похитил именно он. Где он мог быть сейчас и кто вынес его из тайника? Я вспомнил про хмурого надоедливого домовика в штаб-квартире.

― Попроси мисс Грейнджер поискать медальон в штабе на Гриммо, ― сказал я. ― Там безумная свалка, и нам просто повезёт, если он окажется там…

Люциус кивнул, потянулся к аккуратно свёрнутым сквозным пергаментам, до которых у нас так и не дошли руки.

― Как ты думаешь, если они будут уменьшаться и входить под кожу ― это слишком Тёмная магия для детей? ― спросил он.

― Как маскировка ― вполне оправданно, ― заметил я. ― К тому же, этого заклинания нет в реестре Тёмных. Действуй, я пошёл.

Только в Мэноре я сообразил, что слишком рано, чтобы тормошить Кэрроу. Солнце ещё не касалось даже верхушек окон в холле, но уже было светло. Мои шаги гулко раздавались под сводами холла и затихли, когда я ступил на покрывающий лестницу ковёр. По крайней мере, у меня есть время заняться кое-кем другим.

Макнейр открыл сразу же ― то ли не спал, то ли даже во сне держит ухо востро. Скорее, второе. Его хмурая обросшая физиономия оглядела меня, пустой коридор за мной и буркнула:

― Заходи.

― Спасибо, ― съёрничал я, не удержавшись: уж слишком усердно он отнёсся к охране своего почти что врага.

Окно в комнате было опять распахнуто, а Огги опять кутался в плед, только нос торчал из шерстяных складок.

― Как он вчера? ― тихо спросил я.

― Ты что не пришёл? ― вопросом на вопрос ответил Уолден. Ясно, чего он такой хмурый, счёл, что я отлыниваю от обязанностей врача.

― Лорд вызывал, ― сказал я чистую правду. ― Как он?

― Нормально, ― тихо проворчал Макнейр. ― Лучше, чем раньше. Бинты я не трогал, поил его бульоном, никого не пускал.

― Правильно, ― одобрил я. ― Сегодня днём меня опять может вызвать Лорд, поэтому бинты будем снимать сейчас.

Я закрыл окно и подошёл к кровати. Августус, видимо, так и норовил свернуться калачиком во сне: переживал произошедшее и искал укрытия. Только тут я заметил, что вторая половина постели основательно примята. Опустил руку и уловил остатки тепла. Они спали вместе… Мы с Люциусом, Поттер с Драко ― я пошёл по аналогии: медленно обернулся, поглядел прямо в синие глаза и напрямик спросил:

― Трахал?

― Нет, ― честно ответил Уолли и почему-то смутился. ― Только трогал.

Он не врал, я видел это, проникнув к нему в разум. Увиденное меня успокоило. С Макнейра сталось бы унизить, но в его памяти мелькнул Руквуд, безо всякого принуждения раскинувшийся на этой самой постели, и я отступил.

― Ему это нужно было, ― раздался голос за моей спиной, когда я обернулся, чтобы потормошить раненого за плечо. ― И я ему это дал. Ещё прошлой ночью.

«Не нужен ты ему был тогда», ― вспомнил я и выругался про себя, потому что не понял скрытого смысла.

― Откуда ты знаешь? ― по инерции возразил я. ― Будь я на его месте, я бы тоже решил, что возражать себе дороже.

― Так смерти-то больше нет, ― ответил Уолден, как будто я не видел очевидного. ― Выживет он.

Руквуд приподнялся, осовело моргнул, оглядывая нас, но явно не знал, что сказать. Я, не приветствуя его, наскоро провёл диагностику и велел:

― Переворачивайся, бинты будем снимать.

Он послушно перевернулся с тихим вздохом, положил голову на руки. Макнейр молча протянул мне нож, и я, подумав, взял его, боясь заклинанием задеть тело. Бинты пропитались засохшей мазью, а в одном месте ― кровью и тяжело отлипали от спины, оставляя на нежной, едва восстановившейся коже обрывки нитей. Руквуд тяжело дышал и шипел сквозь зубы.

― Н-да… ― задумчиво сказал я, отбросив корку бинтов на пол и оглядывая розовую спину, блестящую от мази и сукровицы. Августус, морщась, вертел головой, пытаясь без зеркала увидеть, во что превратилась его спина.

― Главное, чтобы хер был, а остальное неважно, ― глубокомысленно изрёк Макнейр.

― Что, так плохо? ― впервые за утро подал голос сам пострадавший.

― Слушай его больше, ― отрезал я. ― Шрамы будут, конечно, но в целом всё в порядке.

― Снейп, ты за кого? ― спросил Руквуд, когда я, едва касаясь, наносил новый слой мази. Вопрос был настолько неожиданным, что я едва не уронил баночку с мазью.

― Я ― за себя, ― твёрдо ответил я.

― Каждый за себя, ― сказал Макнейр, не принимая мой ответ. Да, видимо, о многом они успели тут переговорить в перерывах между сном и ласками…

Я посмотрел на одного, потом на другого, потом, на всякий случай, на котёнка Рики, который, видимо, прочно обосновался в этой комнате вместе с хозяином, и ответил на этот раз честно:

― Я за то, чтобы в этой войне выжило как можно больше народу. И в этом смысле мне безразлично, кого спасать: одного из вас или кого-то из орденцев.

― Глобально, ― хмыкнул Руквуд. ― Опять бинты?

― Опять, садись и руки подними, ― велел я. ― Глобально или нет, но магический мир строится на магах. Нет их ― нет мира.

Макнейр помогал мне, перехватывая бинт, и мы в четыре руки превращали Огги в подобие мумии.

― Главное ― не забинтовать что-нибудь нужное, ― деловито пробормотал Уолден, затягивая узел.

― Логично… ― ответил Руквуд, но видно было, что думал он не о бинтах. ― А Лорд?

― Что Лорд? ― хмыкнул я, внутренне холодея. Если он прочтёт в их мыслях то, что я собираюсь сказать, ― мне конец.

― А вам не кажется, что он, во-первых, не человек, а во-вторых, спятил? ― прямолинейно брякнул бывший палач. Мы замерли и на всякий случай огляделись по сторонам. Я вытащил палочку и проверил комнату, но мы были одни.

― Кажется, ― «признался» я, изображая только самое начало сомнений. ― Но что мы можем сделать?

Они оба молчали, не глядя на меня. Бунт был бы пресечён, но хорошо уже то, что они о нём задумывались.

― Значит, или от Лорда умрём, или от светлых, ― тихо сказал Руквуд, машинально выпив протянутый мной пузырёк с зельем. ― Или опять в Азкабан… ― его тряхнуло, и я поразился тому, как быстро, привычным движением Макнейр притянул его к себе.

Я поднялся, понимая, что больше мне здесь делать нечего. Что Лорд спрашивал про Августуса, я умолчал: иначе ему даже лапы Уолли не помогут заснуть.

― Вот ещё. Если увидите, что с Кэрроу что-то не то, не обращайте внимания, ― предупредил я. В моём заявлении был риск, ведь, когда брат и сестра исчезнут из ставки Тёмных, Руквуд и Макнейр наверняка вспомнят мои слова и свяжут их с побегом. Но всё же я знал, что слизеринцы своих не сдают, и понадеялся на это.

Уже стоя у двери, я стиснул зубы и позвал:

― Уолли… можно тебя на пару слов?

В коридоре опять встретил спокойный взгляд и произнёс, отчего-то сбиваясь:

― Это, конечно, не моё дело… но Руди по тебе сохнет.

Роль Купидона не для меня, но будь я проклят, если на обычно ничего не выражающем лице не мелькнула радость.

― Спасибо, ― кивнул Макнейр. ― Огги знает, что это только помощь.

Я почувствовал себя внутри туго смотанного клубка чувств и судеб, и даже когда я буквально влетел за поворотом в Амикуса, это ощущение не исчезло.

― Я к вам.

― А я за тобой, ― сказали мы одновременно.

― И откуда ты знал, что я здесь? ― насторожился я. Обычно только хозяин дома был в курсе, что в нём происходит.

― Я посмотрел, ― беззаботно отозвался Кэрроу, на секунду напомнив мне ненормальную Лавгуд с Райвенкло.

― Посмотрел где?

― Не где, а как. Другими глазами, ― пояснил он, утягивая меня за собой по коридору.

― И что ты ещё этими глазами увидел? ― спросил я, втайне боясь, что мой дом, защищённый Фиделиусом, тоже можно увидеть.

― Сейчас узнаешь, ― дверь в их комнату распахнулась.

Алекто с задумчивым видом сидела на кровати среди вороха бумаг и развлекалась тем, что заставляла их перелетать с места на место.

― Привет, ― сказала она мне, и я отметил, что её тон стал куда более дружелюбным, чем вчера. ― Присаживайся, разговор долгий будет.

Как был, в мантии, я опустился на покрывало рядом с ней, Амикус запер дверь и с ногами запрыгнул с другой стороны, заглядывая в один из пергаментов через плечо сестры.

Я знал, что Кэрроу не от мира сего (потому им, собственно, простили инцест), догадывался, что они не просто специалисты по медитации и проклятиям, но такого не ожидал.

― У Руди я затёр символ смерти и изменил ситуацию к лучшему…

― А вот за Лордом ― длинный тёмный коридор с демонами, я даже подойти побоялась…

― Люциус не так давно отработал какую-то ситуацию из прошлого, где он не слишком хорошо себя повёл, и ступил на новый этап…

― Впереди у Огги я вижу лес и в нём тварь, но он победит и без вмешательства…

― Старший Крауч на самом деле не он сам, мертвецы умеют принимать облик близких людей, а вот наш Барти лежит на краю могилы весь переломанный…

― А ещё скоро придёт молодой мужчина, который всё изменит…

― Что это?! ― возопил я, не выдержав: таким несусветным бредом это звучало. ― Вы окончательно рехнулись? Я просил вас найти следы проклятий, сглазов, вредоносных вещей…

― А мы нашли ― судьбу, ― жёстко сказал Амикус. ― Мы сделали всё, что смогли, мы торчали на изнанке, пока у Алекто кровь носом не пошла! Мы перебрали тысячу символов, отбросили ненужное, затёрли или изменили трагические вероятности судьбы, и то не у всех смогли или захотели. Мы чуть не забыли дорогу назад, я порезал душу, поэтому скоро напорюсь на какую-то железку в этом мире, если Алекто не исправит. И если ты вякнешь хоть кому-то, что мы такие вещи умеем, мы сделаем так, что всё твоё кармическое зло обрушится на тебя в один миг!

Это выглядело бредом психбольного… если бы Кэрроу не был так уверен в том, что говорит. От дальнейшей язвительности меня удержало упоминание изнанки. Я читал когда-то, что на неё теоретически можно проникнуть и попытаться изменить. Неужели наложение магической связи…

― Да, а что это за два молодых человека рядом с тобой? ― задумчиво спросила Алекто, глядя куда-то в потолок. ― Первый ― Драко, а второй… неужели Поттер? Нет, я, конечно, только на языке символов…

Мирта... Ну, вы поняли)))

* * *

― Дриппи всё сделал, ― поклонился мне домовик. ― Дриппи передал пергаменты мисс Уизли и мисс Грейнджер, когда никого рядом не было, и сказал, что хозяин велел кланяться.

― Отлично, ― я махнул рукой, взглянул в окно кабинета: внизу по парковой дорожке медленно прогуливался Эйвери, пристально глядя себе под ноги. ― Чем они были заняты? Сбежали от Молли или рылись в книжках?

Домовик отчего-то затряс ушами, которые приобрели подозрительный розоватый оттенок.

― Мисс Уизли и мисс Грейнджер лежали в постели и разговаривали, ― доложил он, и я едва не выронил из пальцев орлиное перо, которое крутил уже несколько минут.

― Что?! В одной?!

Я прикинул расклад: Поттера нет, Рональд всё ещё в Мунго, а если нет, то вряд ли Гермиона на него смотрит… Хм…

― Брысь отсюда.

Домовик исчез. Мисс Грейнджер умная девушка, догадается, что делать. Даже если сову перехватят, никто не сможет прочитать зашифрованное послание, потому что там просто-напросто ещё ничего не написано. Сколько потребуется времени, чтобы все пергаменты дошли до адресатов?

Я коснулся тыльной стороны ладони; кожа без боли разошлась, и из-под неё мне в руку выпал кусочек бумаги, который тут же развернулся до размеров большого листа. Я щёлкнул по нему пальцем, оставив невербальную магическую подпись, и на нём возникли четыре имени: Хорёк, ГП, Принц и Ворон. Как жаль, что пергамент не изменяет почерк: когда будет писать таинственный Принц, шарахнутся все, кто учился в Хогвартсе в последние пятнадцать лет…

В дверь раздался стук.

― Войдите! ― произнёс я, на всякий случай нашаривая трость. И правильно сделал: в дверь ввалился взъерошенный Фенрир.

― Слушай, Малфой, ― с порога начал он. ― У меня к тебе просьба…

Мерлин знает, чего мне стоило не запустить в него Авадой. Этот выродок после всего, что случилось, ещё посмел являться ко мне с просьбами! Но я не зря был аристократом, поэтому воспитание всё равно возобладало над яростью.

― И что же это за просьба, Фенрир? ― холодно спросил я, не убирая, тем не менее, руки с оружия.

― Позволь привести в Мэнор ещё одного человека.

Я скривился так, чтобы это стало хорошо видно.

― Именно человека?

― Да, Малфой, ― рыкнул Фенрир, переминаясь с ноги на ногу и почёсывая пузо, виднеющееся через дырку в рубахе.

― Зачем? Кто такой?

― Егерь из моего отряда. У него тёрки с парнями, его чуть не убили уже. А так человек полезный, знающий, ― настаивал оборотень.

― Зачем он мне нужен? ― я пожал плечами. Незачем превращать дом в пристанище для всякого сброда. ― Нет, если он хочет принять Метку, я не против, пусть говорит сначала с Беллой или Снейпом, а потом представляется Лорду…

― Ни хрена он не хочет, у него авроры на хвосте! А у меня перед ним должок, понятно тебе? ― разозлился Фенрир, и я под столом покрепче стиснул трость. Нет, не осмелится же он напасть прямо сейчас… Оборотень нехорошо ухмыльнулся, показывая острые зубы: вероятно, понял, что я делаю.

― Так авроры или тёрки с парнями, как ты выразился? ― тем же холодным тоном уточнил я.

― Тёрки потому, что авроры! Они же из-за него весь отряд повяжут, а ему деваться некуда! ― кажется, он хотел меня обозвать, но вовремя сдержался, поняв, что это станет последней каплей. Интересно, чувствует ли он мою ненависть?

― Пусть девается куда хочет! ― отрезал я. ― Это его проблемы.

― Хорошо, ― оскалился оборотень. ― Тогда вот что он просил передать.

Он шагнул к столу, протягивая мне клочок бумаги, и я с трудом сумел не податься назад.

Замусоленный помятый клочок приземлился прямо на зачарованный пергамент, который для Фенрира выглядел чистым. Я брезгливо перевернул его кончиком пера.

«Прашу защщиты и укрытия в доме лорда Малфоя», ― было нацарапано там. В конце стояла неразборчивая закорючка, видимо, подпись. Я заскрипел зубами. Обращение было ужасающе неграмотным, но формальным, а это значило, что я не имею права отказать. Фенрир смотрел на меня, не скрывая насмешки и презрения. Конечно, я для него богатенький чистоплюй и прочее ― хотя какое мне до него дело, кроме того, что хочется выдумать ему самую страшную казнь, которой ещё не существовало на земле?

― Веди, ― сухо приказал я. ― Попробуешь привести больше людей ― пожалеешь.

Он оскалился и вышел, а я взялся за родовой перстень, чтобы перенастроить чары. Когда, закончив, опустил глаза, к четырём уже имеющимся надписям на зачарованном пергаменте прибавилось ещё две, написанные разными почерками: «Рыжий Кись» и «Бобрёнок» ― не иначе, взяли пример с Драко, назвавшись зверюшками. Интересно, почему Грейнджер бобрёнок? Ах, да, у неё в детстве были огромные передние зубы ― сын когда-то в красках описывал мне противную грязнокровку-заучку, не зная, что она спасёт ему жизнь…

Я коснулся пером последней надписи и быстро черкнул: «Спасибо. Вы всё поняли правильно. Не называйте имён. Разошлите всем своим. В Хогвартс тоже».

Грейнджер отчаянно пачкала пергамент чернилами, и ответ её пришёл почти мгновенно: «Мы разобрались. Спасибо и вам. Как их прятать?»

«Приложить к тыльной стороне ладони. Не бойтесь того, что произойдёт», ― ответил я и стал ждать реакции.

«Я уже ничего не боюсь», ― написала она мне, и я представил, как в какой-нибудь тесной комнатке в Норе две девушки склоняются над пергаментом, толкаясь локтями, а волосы их перемешиваются друг с другом.

«В штабе вы знаете чего, ― быстро писал я, ― был или есть круглый медальон с большой буквой S. Это та самая вещь. Пусть мисс Рыжий Кись спросит эльфа, вас он не послушает».

«Я была там вчера, ― проступали буквы на пергаменте, ― там в книгах нет ничего про те вещи».

Я подумал, пугать их или нет тем, что одна из этих вещей сейчас спит в доме на Спиннерс-Энд. Потом решил, что не надо.

«Мы найдём их, ― написал я утешительное. ― Сейчас прошу извинить: я дома и не могу долго переписываться».

«До свидания, сэр», ― ответила Грейнджер, и все наши записи исчезли, когда она свернула свой пергамент. Я медленно убрал под кожу свой. Интересно, догадаются ли они, что так можно прятать и неиссякаемые перья?

Было ясно, что Фенрир и его спутник уже близко, и я поднялся, чтобы встретить их в холле и подтвердить, что принимаю нового человека в своём доме.

Как ни странно, не только я знал о том, что в наших рядах грядёт пополнение, видимо, оборотень успел разболтать по дороге. Внизу я обнаружил Барти, который сидел на мраморных перилах, Розье, Нотта и Эйвери, как раз вошедшего через дверь.

― А в чём дело? ― спросил последний, и в этот момент на отмеченном квадрате из воздуха возникли двое. Фенрир небрежно придерживал за плечи молодого мужчину с рюкзаком на спине: вероятно, там умещались все его пожитки. Новичок был худ, одет в потрёпанную кожаную куртку, сапоги и клетчатые штаны. Его чёрные волосы, в которых кое-где просматривались красные пряди ― маггловская краска? какая гадость! ― были связаны в хвост обувным шнурком. Егерь с любопытством огляделся по сторонам и удивлённо присвистнул, никакого внимания не обращая на меня. Я же стоял на последней ступеньке лестницы и рассматривал его. Длинные волосы ― значит, скорее всего, тёмный маг, но Фенрир говорил, что он просто егерь. Да и судя по «грамотности» записки не было похоже, что он где-то учился. Клетчатые штаны (я напряг зрение: Stewart Red), но в самом ли деле он принадлежал к какому-то клану или просто надел броскую вещь? Однако же, задал оборотень задачку… Парень вполне мог оказаться наёмным убийцей, который маскировался под простачка. И как теперь спать по ночам?

Наконец-то новичок заметил меня и уставился во все глаза, не скрывая ни любопытства, ни того презрения, которое свойственно простолюдинам при виде чего-то, что за пределами их материальных и духовных возможностей.

― А ты, что ли, лорд Малфой? ― громко спросил он, не дав мне ничего сказать.

― Я, ― сухо произнёс я, не скрывая и своего к нему неприязненного отношения. Он, то ли не поняв, то ли обнаглев окончательно, подошёл ближе.

― Фу-ты, ну-ты! ― воскликнул он с изумлением, которое, как я теперь понял, было наигранным. ― Ну ни дать ни взять ― настоящий лорд! Ишь, расфуфыренный…

Я посмотрел на несчастного, который явно нарывался. Обычная мантия для него ― предел роскоши?

― Как вас называть? ― осведомился я, входя в роль айсберга. После Поттера и Драко это, правда, показалось сложнее, чем раньше…

― Скабиор, ― новенький приложил руку к груди и поклонился, явно ёрничая.

― Это что? Имя? Фамилия? Кличка? ― при последнем слове я скривился, только что сообразив, что за этой сценой наблюдают, по меньшей мере, четверо. Барти как раз слез с перил и подошёл поближе.

― А как вам будет угодно, ― весело отозвался егерь или тот, кто им прикидывался. Я щёлкнул пальцами.

― Энни!

Эльфийка возникла прямо между мной и им.

― Проводи господина Скабиора в свободную комнату, ― я посмотрел в наглые смеющиеся глаза и добавил: ― И посмотри, чтобы он не шатался по дому.

― Запираете, значит, милсдарь? ― уточнил егерь и улыбнулся до ушей. ― Не доверяете бедному Скабиору, а?

― Не доверяю, ― ответил я. ― Вы здесь чужой, хотя и гость, и советую об этом помнить. Для вашей же безопасности.

Тот хмыкнул, обогнул меня и направился за семенящей по лестнице эльфийкой. По пути толкнул плечом замершего Барти ― не со злом, просто бессознательно пытаясь выяснить, кто сильнее. Я думал, что Крауч, который в последнее время был особенно невменяем, сейчас взорвётся яростью, но ничего не произошло. Тот только с озадаченным видом потянул носом воздух и отступил. Скабиор улыбнулся ему с первой площадки и исчез наверху.

Ступал он тихо.

Как же я перепугался сегодня утром, когда, едва приоткрыв глаза, увидел, что отец сидит рядом с кроватью и рассматривает что-то у меня на груди!

― С добрым утром, ― хрипло сказал я, ещё не вспомнив, что было этой ночью. Потом вспомнил и дёрнулся как от удара: Поттера нет, но отец здесь ― значит ли это, что мне будет плохо? Я опустил глаза: на груди цвели засосы, оставшиеся после вчерашнего, искусанные соски покраснели и припухли… Я в ужасе закрылся одеялом, ожидая наказания, но он только взъерошил мне волосы.

― Я уже поговорил с Гарри, ― сказал он, и по его голосу я понял, что он не рассержен. ― Ничего страшного, Драко, не бойся. Я надеюсь, он не причинил тебе боль?

― В разумных пределах… ― пролепетал я, опуская глаза.

― Залечить? ― предложил отец, но я помотал головой, желая оставить при себе следы моей первой ночи, проведённой с кем-то по любви. По любви?!

Он помог мне натянуть одеяло на плечи, понимая моё смущение.

― Гарри сейчас спит, ― сказал он. ― Слишком устал и измучился, уже успел наплакаться, в общем, пока не трогай его.

― Да что с ним случилось?! ― подскочил я, не замечая, что одеяло сползло. ― Ты можешь мне объяснить?

― Это его тайна, ― заметил отец, глядя куда-то мимо меня. ― Пусть он сам тебе расскажет. Я просто ждал твоего пробуждения, чтобы ты не трясся весь день, ― помолчал, добавил, уже глядя в глаза: ― Я принимаю тебя и таким, с твоим… увлечением.

А теперь я сидел в пустой гостиной и бездумно перекладывал фолианты с места на место. Пергамент уже был под кожей (я весьма изумился, когда узнал, что это не Тёмная магия), грязная улица за окном была тиха и пустынна, и я, задумавшись, даже не заметил, как у меня зачесалась рука в том месте, где под кожей ощущалось едва заметное уплотнение.

Я развернул выпавший листок.

«Здравствуй», ― было написано на нём незнакомым почерком. Я присмотрелся и удивлённо хмыкнул: на верхней части листа уже значилась добрая дюжина подписей. Четыре наших, затем ― «Рыжий Кись» (ну, это мелкая Уизли), «Бобрёнок» (Грейнджер плагиатчица), потом ― «Альтер Эго» (непонятно, кто), «Барон» (тоже неизвестно), «Мимблетониус» (это, ясное дело, Лонгботтом), «Злюка» (тоже не знаю)… На моих глазах в конце списка появилась новая подпись, «Спокойствие». Мало похоже на псевдоним или шуточное имя, скорее, жизненное кредо или… девиз? Неужели сова уже долетела до директрисы Хогвартса?

Наконец я потянулся к перу.

«Здравствуй, если не шутишь», ― написал я.

«А у вас почерки похожи», ― совершенно по-девчачьи ответили мне. Я догадался коснуться написанного кончиком палочки ― на мгновение сверкнул псевдоним Джиневры.

«С кем?» ― уточнил я. Не то чтобы я не догадывался, что отец не уделил переписке хоть пять минут, просто важно было знать, что где-то далеко есть кто-то, кто ждёт, пока мой ответ появится на бумаге.

«Ты знаешь, с кем. Это, наверное, наследственное?»

«О да, ― ответил я. ― Мы такие, у нас даже почерк передаётся по наследству».

«Вот! ― воскликнула Джинни. ― Можешь же нормально разговаривать!»

«Я всегда мог, к твоему сведению, ― фыркнул я. ― Совлекла маску величайшего злодея школы и радуешься?»

«Мы вместе постарались, и не только с тебя».

«О да, великие светлые и прочее, ― посмеялся я. ― Как там… пострадавший?»

«В порядке. Он тоже подписался».

«БаРон?!» ― ахнул я. В самом деле, как можно было сразу не догадаться?

«Можешь с ним поговорить», ― кокетливо предложила Уизлетта.

«Нет, спасибо, ― вежливо отказался я. ― Герой проснётся ― пусть сам с ним говорит».

Ответ был ожидаем:

«Как он там?»

Я погрыз перо. Можно было, конечно, перепугать девчонок, чтобы помучились, но отчего-то я понимал, что это будет неправильно. В конце-концов, страха в их жизни и так достаточно. Я вспомнил, что Грейнджер была в Косом переулке, когда на него напали, ― интересно, я бы так рискнул? Ну, из-за отца, конечно, да… А из-за чужого человека, почти врага?

«Спит без задних ног. Мы ищем по книгам упоминания о тех вещах и оте… Ворон говорил, что вроде бы видел где-то одну».

«Это хорошо, но ведь вещей много», ― возразила Джинни.

«Справимся, ― лаконично ответил я. ― Как у вас боевой настрой?»

«Хорошо…»

Воодушевлением здесь не пахло.

«Просто на той стороне воодушевления никакого, ― написал я, старательно отфильтровывая сведения. ― ОН сошёл с ума, это все понимают и его боятся. На победу они, конечно, не надеются, им бы выжить…»

«Так им и надо, ― пришёл типично гриффиндорский ответ. ― Они сами виноваты в том, что выбрали такую судьбу!»

«Скажи Барти Краучу, что он виноват в том, что его отец был помешанный садист», ― написал я, резонно ожидая взрыва возмущения по поводу разрушения устоев света. Нет, конечно, я знал, кто торчал в подвале, пока Фенрир распинал меня на холодном полу, но злобы никакой не чувствовал. Только человек с больной душой может получать удовольствие, глядя на чьи-то страдания, и, по-хорошему говоря, я считал, что место Барти никак не в Азкабане, а только в психушке. Тем более, что до уровня Беллы ему ой как далеко. А новости из дома отец от меня не скрывал, поэтому что творится в Мэноре, я представлял: упёртые фанатики верили в победу, а те, кто поумнее, искали пути отступления. Правда, были и третьи, те, кто не хотели уже ничего, и вот они-то и попали бы под удар в первую очередь.

Джинни долго не отвечала. Потом нацарапала:

«Всё равно он виноват в том, что выбрал неправильную сторону».

Я заскрипел зубами.

«Когда он выбирал, ещё не было понятно, какая сторона правильная!»

«Так ты их защищаешь?! И разве не было понятно и тогда, ведь это очевидно?»

«Я смотрю объективно и пытаюсь и тебя заставить так же посмотреть! ― не сдержался я. ― А правильная сторона ― всегда та, которая победила, учи историю. И если по-хорошему, мне их жаль. Ну, если не всех, то некоторых».

Уизлетта скребла по листу так, что летели брызги чернил.

«Я что-то не поняла! Эти люди причинили тебе боль, а ты за них заступаешься? Кто-нибудь из них заступился за тебя?!»

«Труднее всего ― понять и простить», ― написал я после минутного раздумья. Как бы девчонка ни упиралась в идеалы света, она задавала правильные вопросы. Можно ненавидеть своего врага, можно и нужно сражаться с ним в полную силу, но не лучше ли, не выгодней ли оставить его в покое, когда он жалок и обессилен? Светлые рисковали превратиться в таких же головорезов, что и худшие из Тёмных. Разве Грюм ― не такой же фанатик, как Белла, Фенрир, Петтигрю? Если бы я попался ему в руки в Норе, был бы жив до сих пор? Насколько я помнил по неохотным рассказам Рабастана, в аврорате в восемьдесят первом ― восемьдесят втором нашлось немало любителей выбивать показания силой.

Придавленный тяжёлыми мыслями, я откинулся на спинку дивана. Мало кто знает, что мы сражаемся против сумасшедшего Лорда. А если отец или Северус попадутся в руки аврорам или фениксовцам… Мерлин, не дай этому случиться… Хотя нет, МакКошка любит справедливость и предупредит своих… А если нет? Я ведь мало что понимаю в шпионских играх, за этим ― к крёстному…

Что ответила Уизли и ответила ли, мне было уже всё равно.

Стол в Малфой-Мэноре ввиду большого количества праздно шатающегося народа сервировали когда придётся, то есть, когда придёт очередной проголодавшийся. Я велел эльфам поступать именно так, не желая, чтобы меня отвлекали по всяческим хозяйственным делам в то время, когда мне будет совсем не до того.

Оказалось, что моё решение, как всегда, дальновидно и разом сняло целую проблему.

Сейчас впервые за несколько дней я спустился к завтраку в большую столовую. Сам не знаю, что продиктовало мне это решение; ведь я рисковал оказаться в компании Беллы… или Фенрира…

В залитом светом зале за длинным накрытым крахмальной скатертью столом скучал Долохов, вяло ковыряя вилкой зелёный горошек. На другом конце Рабастан, уткнувшись в какую-то книгу, отправлял в рот кусочки стейка, по-видимому, сам не понимая, что именно ест.

― С добрым утром, приятного аппетита, ― немного более официально, чем требовалось, произнёс я. Лестрейндж отсалютовал мне вилкой, Долохов кивнул. ― В Мэноре новый человек, ― предупредил я. ― Лучше не трогать.

― А то что? ― храбро пискнул Петтигрю, появляясь откуда-то из-за шторы.

― Попробуй ― узнаешь, ― коротко отчеканил я. Скабиор никак не походил на человека, который способен убить за косой взгляд, но пусть лучше трусливая крыса думает иначе. И откуда у него эта гадкая привычка прятаться, вынюхивать и высматривать…

Питер присел за стол, стараясь держаться подальше ото всех одновременно, и рядом с ним возник эльф, склонившийся в ожидании приказа. Я занял своё место ― не смею сесть во главе стола, абсурд, но факт, ведь Лорд может явиться когда угодно, ― и эльф с тихим хлопком появился и возле меня.

― Чего желает хозяин?

― Тосты с джемом, кофе и круассан, ― велел я нетерпеливо: мысли были заняты совсем другим. Странно, но в этой столовой, которая при свете дня стала приветливой и уютной несмотря на свои размеры, Лестрейндж и Долохов казались своими: как мирный Рабастан, так и грустный Антонин. Не вписывался только Питер, который то и дело дёргал носом или поводил им туда-сюда. Эльф сгрузил на стол передо мной чашку, тарелки и вазочку с джемом и исчез.

Утро было удивительно тихим и, понятное дело, ничто не предвещало беды…

Вошёл Эйвери, с ним ― Яксли, на серой, неприметной физиономии которого ясно читалась какая-то тяжёлая дума.

― Да пойми ты: два раза спрашивать нельзя, руны поиздеваются только, а можно и магии лишиться, ― убеждал Эйдан. ― Знаю, выглядит плохо, но, может, всё ещё образуется…

Яксли молчал, поигрывая желваками на скулах.

― Что случилось? ― поприветствовал их Лестрейндж, в то время как я решил в кои-то веки пренебречь церемониалом: стойкое ощущение, что все свои, не оставляло меня.

― Руны, ― буркнул Яксли, усаживаясь. ― Зря спросил…

― А что?

― Смерть, ― коротко ответил Эйвери и обернулся к эльфу: ― Сваргань-ка ты мне что-нибудь горячее, а?

Задумчивый Барти явился последним, сел, не поднимая глаз, эльфу приказал едва слышно.

Компания была вполне сносной, за исключением разве что двух персонажей, и я отпил кофе, почему-то постепенно расслабляясь. Джем в вазочке оказался сливовым, моим любимым. Краем сознания я понимал, как опасно подобное благодушное настроение, догадывался, что оно вызвано всего лишь проведённой с Северусом ночью, знал, что в любую секунду всё может измениться, стать страшным и непоправимым… Но кто бы посмел отнять у меня эти секунды, полные света и спокойствия?

― С добрым утречком, господа хорошие! Смею надеяться, приличному обществу бедный егерь не помешает?

Я скрипнул зубами, оборачиваясь к противоположной двери. Скабиор уже успел умыться и причесаться, правда, остался в той же одежде, в которой пришёл, вероятно, у него не было другой. А на голове у него красовался… венок, сплетённый из каких-то полевых цветов с длинными стебельками, перевитыми сочными листьями осоки.

Барти странно поперхнулся и навис над тарелкой, пряча лицо. Вилка Долохова звякнула об стол. Петтигрю пискнул что-то невразумительное и попытался стать как можно более незаметным.

― Не помешаете, ― процедил я, поднимаясь: видимо, этикет придётся соблюсти. ― Позвольте представить, господа: Скабиор, егерь из отряда Фенрира, попросивший у меня укрытия.

Тот шутливо взял под козырёк, которым оказался свесившийся на лоб цветок.

― Всё точно в правильности! Я он и есть! Прошу любить и жаловать, а кто обидит, того я и сам, знаете ли…

― Эйвери, Яксли, Лестрейндж-старший, Долохов, Крауч, Петтигрю, ― коротко представил я. Не хватало ещё, чтобы он сблизился с кем-нибудь и наделал шороху… Мерлин, как я выражаюсь, а всего только пять минут рядом с этим образчиком деревенщины…

Глаза егеря стали круглыми от изумления:

― И это вы все… типа, Пожиратели Смерти?!

― Не типа, а так и есть, ― сухо ответил Рабастан; видимо, егерь тоже уже начал действовать ему на нервы.

― А-а! ― глубокомысленно протянул Скабиор, и мне захотелось оказаться подальше отсюда. Я посмотрел на надкушенный тост: спокойный завтрак был испорчен. ― Так вы магглов убиваете, да?

― Да, ― ответил Рабастан и взглянул на егеря уже более внимательно, не понимая, чего ждать от такого воодушевления.

― Опа! ― Скабиор хлопнул себя по бёдрам. ― Ну и что, много уже убили?

― Тебе и не снилось, ― буркнул Долохов. Если он и был в печали, то егерь вогнал его в окончательную депрессию.

― Мне, дядя, много чего снилось! ― оптимистично заявил Скабиор. Это было какое-то безумие: здесь, в моей столовой, егерь в одежде с помойки и венком на голове. ― И-эх, тебе такое уже и не снится наверняка!

Он с грохотом отодвинул стул, сел, закинул ногу на ногу. Долохов стремительно бледнел, и я понял, что ничем хорошим эта сцена не кончится.

Никто не ел, все смотрели с каким-то опасливым ожиданием, а Питер прикрывался тарелкой как щитом.

― Много убили, говорите? И что, расскажите, как там оно? Может, я тоже в Пожиратели наймусь, хочется знать… Вы их как убиваете?

Ответом ему были недоумённые взгляды, и тут я начал понимать. Егерь вёл какую-то свою игру, поэтому и озвучивал то, что в приличном обществе, даже если оно состоит всего лишь из воспитанных головорезов, говорить не принято ни при каких условиях.

― По-разному, ― веско ответил я, беря инициативу в свои руки. Непонятную игру следовало перебить; впрочем, было вообще непонятно, чего он добивается.

― А… ― протянул Скабиор, делая унылый вид. ― Не поделитесь, значит. Не верите. Со стороны, мол, пришёл. Что ж, понимаю. Только вот больно хотелось знать: вы их сразу убиваете или мучаете слегка? А деток тоже… того? А?

Рабастан с глухим хлопком резко закрыл книгу, поднялся и вышел, ни на кого не глядя. Скабиор обвёл нас удивлённым взглядом.

― Что это он? Новенький, что ли? Я ж о деле говорю, что да как. Раз уж я здесь, почему бы и в орден ваш не вступить, авось и я сгожусь? Деток помучаю, Метку повешу над чем-нибудь…

― Слушай, ты! ― рявкнул Долохов, вставая.

― Что здесь происходит? ― раздался от двери надменный голос. Там, опираясь на руку молчаливого Северуса, стояла Беллатриса, для виду поигрывая палочкой. ― Мой муж пролетел мимо, даже не поздоровавшись!

Скабиор, завидев даму, подскочил и едва ли не вытянулся в струнку.

― Ваш муж! Так этот жентлемен, который выскочил отсюдова как ошпаренный, ваш муж?

Мне захотелось закрыть лицо руками, жаль, что этикет не позволял это сделать. Не стеснённый этикетом Барти зажмурился так крепко, как только мог. Да и остальные слегка пригнули головы, а руки их уже тянулись к поясам за палочками.

Я опомнился и, схватив трость, окружил себя Протего.

Беллатриса смотрела таким взглядом, что я сразу понял: решает, заавадить сейчас или ещё чуть-чуть подождать. Идиота было уже не спасти.

Скабиор стремительным шагом подошёл к своей погибели.

― Мадам, вы прекрасны, как утреннее солнце! И как жаль, что вы уже замужем! ― завопил он, ухитряясь лыбиться как истинный ненормальный. ― Позвольте хотя бы пожать вашу божественную ручку! ― с этими словами он схватил Лестрейндж за руку в чёрной перчатке-сеточке и затряс её вверх-вниз.

Лицо Снейпа было нечитаемым, но я успел поймать его изумлённый взгляд. И тут я понял, что вижу то, чего, может быть, мне не приведётся лицезреть больше никогда: Беллатриса была в шоке.

― Пожалуй, я поем в своих комнатах, ― сказала она странным голосом и развернулась, задев юбками Скабиора, который так и стоял слегка согнувшись. Долохов на этот раз выронил палочку.

Скабиор с непередаваемой грустью на лице обернулся к нам.

― Она обиделась, да? ― спросил он. ― Я недостаточно галантно себя вёл?

Ему никто не ответил. Вместо этого Снейп, взяв себя в руки, спросил без обиняков:

― Что у вас на голове?

Егерь поправил травяное сооружение.

― Веночек, милсдарь! У вас что, так принято, гостям под дверь цветочки класть?

Барти поперхнулся во второй раз и глаза всё-таки открыл.

Он всё-таки пришёл, он стоял в столовой Мэнора, молодой мужчина, который должен был изменить всё. Интересно, что?

Кэрроу оказались сговорчивы: тайна за тайну ― и мы разошлись миром. Они даже ничего не спросили, что, к слову сказать, меня не очень утешало, ведь я уже убедился, что в их силах узнать всё, что им захочется. Но спрашивать их о Лорде было слишком опасно… К тому же, я прекрасно знал, что они увидят: Лорд и семь его кусков. Незачем давать специалистам по Тёмной магии такую подсказку, которая, ко всему прочему, может их погубить. Не знаю, почему не задал им ни одного вопроса про себя. Наверное, потому, что они этого ждали. Словно испытывали…

Новичок тем временем рассматривал меня, не стесняясь.

― Что у вас на голове? ― спросил я: уж слишком дико он выглядел. Однако было понятно, что он не так прост, как кажется, потому что из-за голенища сапога едва заметно торчала рукоять ножа.

― Веночек, милсдарь! У вас что, так принято, гостям под дверь цветочки класть? ― наглый тон контрастировал с внимательным взглядом: он тоже изучал меня, пытаясь понять, насколько я опасен.

От стола я снова поймал взгляд Люциуса и понял, что он тоже не знает, что отвечать.

― Спросите у того, кто положил, ― сухо ответил я и обошёл новичка, даже не удосужившись спросить его имя. На полдороге к столу Метку обожгло болью, в то же время сквозь зубы зашипел Люциус и взвизгнул Петтигрю.

― Пойдём, ― мрачно сказал я, разворачиваясь обратно. К кабинету Лорда мы с Люциусом шли молча, где-то позади семенил Питер. Только бы Малфой не забыл про ментальный блок…

В дверь постучал я, и она открылась. Лорд сидел за своим столом, как и вчера. Свитки и книга Мерлина лежали перед ним, Нагайна грелась на подоконнике.

Мы поклонились, и лишь тогда подоспел Нотт.

― Ты опоздал, ― равнодушно сказал Лорд, поднимая палочку. ― Круцио!

Мы трое отошли в сторону, чтобы повелителю было хорошо видно, как Нотт корчится на ковре.

― Хватит, ― наконец решил Лорд. Я помог Нотту подняться, прикидывая, есть ли у меня ещё запасы Антикруциоруса. Кажется, последний флакон…

― Я дам вам задание, ― произнёс Лорд. В кабинете тут же стало тихо. О да, любое задание, любое, мой господин… ― Вы проникнете в Министерство.

Мы молчали. Петтигрю неловко сглотнул, подавился, закашлялся, но Круцио не последовало.

― Да, Питер, и ты тоже. Ты слишком засиделся, не находиш-шь?

Нагайна подняла голову, зашипела и облизнулась. Хвост затрясся.

― В Министерстве вы будете накладывать Империо на всех, кто имеет доступ к тем, кто мешает мне более всего, ― продолжал Лорд. ― Это Амелия Боунс, Кингсли Шеклболт, Аластор Грюм и, конечно же, Руфус Скримджер. Кроме того, вы должны по возможности добраться до кого-нибудь из невыразимцев: мне нужен их мифический начальник Отдела Тайн. Если он существует, конечно… Я смею надеяться, вы оправдаете возложенное на вас доверие?

― Да, мой Лорд! ― хрипло заверил Люциус, склоняясь как можно ниже.

― Особенно ты, ― усмехнувшись, продолжил тот. ― Я ещё не забыл, что ты воспитал ублюдка, неспособного даже наложить Круциатус на маггла!

Лорд помолчал. Лицо моего друга шло пятнами, но он послушно опустил глаза.

― Отправитесь сейчас, ― обронил повелитель. ― Как вы туда попадёте ― это ваши проблемы.

― Но мой Лорд! ― пискнул Петтигрю. ― Ведь в Министерство очень сложно проникнуть!

Красные глаза немедленно сузились.

― А ты хотел, чтобы я отправил тебя на лёгкое задание вроде похищения Олливандера?! Презренный трус, ты хуже любого маггла!

Хвост повалился на пол, чувствуя, что пытки не избежать.

― Простите, повелитель! Душевная слабость…

Две руки, обычная и серебряная, заскребли по ковру в ожидании проклятия.

― Все свободны, отправляйтесь в Министерство! ― приказал Лорд.

Оказавшись за дверью, мы оглядели друг друга. У Нотта дёргался глаз, Люциус крепко сжимал трость, Хвост что-то очень тихо ворчал.

― Пойдём, ― тихо сказал я. Мы спустились в холл и остановились в шаге от аппарационной площадки. Часы на стене показывали девять ноль три. Я обернулся к остальным, снова с неприятным чувством понимая, что роли лидера не избежать.

― Заклятие невидимости на всех.

Нотт поднял палочку трясущейся рукой, но Люциус опередил его, и вот передо мной был пустой, казалось бы, холл.

― Аппарируем в переулок рядом со входом, ― донёсся из пустоты мой голос. ― И вести себя очень тихо.

На плитку я ступил первым и аппарировал, не думая ни о чём, даже о том, что именно таким образом Лорд решил свести счёты с самыми надоевшими слугами.

Я оказался в уже почти забытом месте: ржавая телефонная кабинка стояла у кирпичной стены в пустом проулке, где глубокая тень от поднимающегося над домами солнца лежала по углам, а по растрескавшемуся асфальту ветер гонял пустую жестяную банку из-под пива. Но улица не была пуста: как раз какой-то молодой служащий с портфелем в руках спешил к телефонной кабинке. Закрывшись в ней, он набрал номер и уехал под землю.

― Курьер, ― прозвучал из пустоты голос Люциуса. ― Петтигрю, когда появится следующий человек, ты превратишься и поедешь с ним. Внизу наложишь Империо на охранника, отвод глаз на вход и позовёшь нас, ты понял?

― Понял, ― огрызнулась пустота.

― И только попробуй спасти свою драную шкуру за наш счёт, ― предупредил я.

― Отвали, Сопливус! ― послышалось из пустоты.

― Что ты сказал? ― ласково поинтересовался я и наугад запустил Круцио. Петтигрю взвизгнул и отбежал.

― Если вам не нравится, полезайте первыми сами! ― плаксиво завопил он.

― Заткнитесь! ― велел Нотт. ― Кто-то идёт!

Из-за угла появилась пожилая волшебница в лиловой мантии, с большой сумкой на плече, открыла дверцу кабинки.

― Пошёл! ― зашипел я. Тишина молчала. Волшебница, подслеповато щурясь, набрала номер и уехала. Чтобы быть до конца уверенным, я наложил Хоменум Ревелио и обнаружил, что в переулке нас осталось трое, значит, Петтигрю не обманывал нас.

― Держись ближе ко мне, ― раздался рядом со мной шёпот, и я почувствовал, как на меня накладывают заклятия против обнаружения. ― У меня есть портключ домой.

Я наугад протянул руку и натолкнулся на пряжку ремня: в последние года два было модно носить приталенные мантии с поясами. Я притянул Люциуса к себе за пояс, мысленно радуясь тому, что со стороны это безобразие никак не разглядеть. Он всё понял правильно, но, не видя меня, сначала ткнулся губами мне в подбородок. Нотт, к счастью, молчал; какой-то камешек от его пинка отлетел к стене, отскочил рикошетом мне под ноги, но я не обратил на это внимания. Было что-то будоражащее в том, чтобы целоваться вот так вот, белым днём, в шаге от Министерства, полного обозлённых нелепыми приказами авроров, на задании Лорда, которое может стать последним для всех нас.

Люциус пригладил мне волосы и снова склонился за поцелуем: будем надеяться, что хоть чему-то я за эти дни научился… Удовольствие, мокрое, сладкое, прервалось внезапно наложившейся на него острой болью, и мы отпрянули друг от друга. Под рукой невидимого Нотта открылась дверца кабинки, отчего-то душная и тесная. Люциус прижался ко мне, и я чувствовал его движения, когда он набирал проклятый номер.

― Добро пожаловать в Министерство Магии, ― произнёс механический голос. Люциус, чертыхаясь, что-то произнёс, и кабинка поехала вниз.

― Спецпароль, ― коротко пояснил он, обнимая меня. ― Даже не сменили. Приготовьте палочки.

Мне казалось, что я слышу, как бьётся его сердце, ― чуть быстрее, чем нужно.

Атриум был пуст, не считая охранника за столом с большой книгой учёта посетителей и весами для палочек. Глаза охранника, молодого аврора, были странно пусты, и он даже не обратил внимания на приехавший пустой лифт.

― Я здесь, ― шёпотом произнёс Петтигрю рядом с нами. ― Я заставил его на время отключить охранные чары, об этом больше никто не узнает…

― Потрясающая безалаберность, ― тихо фыркнул Люциус. ― Ну что же, господа, предлагаю разделиться, ― он нащупал мой рукав и тихонько потянул за него. ― Питер, раз ты уже показал себя, на тебе Отдел Тайн, ― я прекрасно понял, почему он не хочет сам идти на нижний этаж. ― Нотт, предлагаю тебе добраться до приёмной Министра, ты там хорошо всё знаешь. Мы с Северусом займёмся Отделом правопорядка, сдаётся мне, это самое трудное…

Под сводами Атриума гулко разнеслись шаги группы людей. Трое волшебников вышли из бокового коридора и остановились у того места, где когда-то был фонтан, изображающий единство магических рас. Они вполголоса о чём-то говорили.

― Уизли слишком упёрт, а ситуация становится непредсказуемой… ― тихо увещевал один.

― Здесь не знаешь, кому верить, ― вторил другой, который держал под мышкой свёрнутый трубочкой «Пророк». Третий что-то невразумительно буркнул и осёкся, когда из одного из лифтов вышла женщина лет сорока в серой форменной мантии и быстрым шагом направилась к каминам.

― Шервингофф, ты куда? ― рискнул окликнуть её тот, что держал газету. Женщина быстро обернулась; её длинные каштановые волосы разлетелись по плечам, и я на мгновение поразился: если бы не знал, что Грейнджер магглорожденная, подумал бы, что они родственники.

― В Мунго, ― неохотно ответила Шервингофф, ― навестить Филипсона.

Она зачерпнула летучего пороха и скрылась в зелёном пламени.

― Вот баба, ― буркнул первый, тот, который говорил что-то про Артура. ― Шестого мужа меняет, а фамилию ― нет. И все из её отдела, а нас и за людей не считает. Тоже мне, клан…

― Пятого, ― поправил тот, что не сказал ещё ничего вразумительного. ― Да кто из нормальных людей, не невыразимцев, я имею в виду, захочет с ней знаться, если всем известно, что она ещё на Курсах крутила с этим Пожирателем… как его фамилия…

― Руквуд, ― подсказал первый. Видимо, его хобби было собирание сплетен.

Я в который раз удивился тому, как тесен магический мир, но уже начинал чувствовать, как нарастает раздражение: пока эти трое не ушли, мы не могли беспрепятственно войти в лифт. Взглянув на охранника, я увидел, что он дремлет на своём стуле, явно не без помощи заклинания.

Наконец трое болтунов распрощались и разошлись. Мы с Люциусом, не отпуская рук друг друга, подошли к лифтам. Кто-то из оставшихся двоих открыл дверь одного, тут же лязгнула дверь соседнего с ним.

― Каждый делает своё дело и уходит как можно скорее, ― проинструктировал я.

― Удачи, ― произнесла пустота голосом Нотта. Мы с Люциусом шагнули в лифт.

― Рискнём? ― шёпотом спросил я.

― Нет, ― так же шёпотом ответил он. ― Мало ли кто окажется на этаже? Не забывай, что мы идём в Отдел правопорядка… Будем ждать.

― Если что ― готовься применять Империо, Обливиэйт или Конфундус, ― напомнил я ему.

― Северус, ― сказал он необычайно серьёзно. ― Если с тобой что-то случится, я не пере… мне будет очень плохо.

В ответ я лишь сжал его руку.

В Атриуме стояла тишина. Минуту, две. Внезапно лифт дёрнулся и поехал вниз. Мимо проплыл пол ― мельком я увидел спящего за столом охранника. Мы проехали седьмой уровень, шестой…

― Да, мистер Мортон, я уверена, что мы займёмся этим делом и осветим вопрос, но я заверяю вас, что нет повода беспокоиться! ― раздался снизу тонкий сладкий голосок, и лифт замер на пятом уровне.

Я проснулся в своей комнате около полудня, не совсем понимая, что со мной не то и почему в теле и на душе такая лёгкость. Потом вспомнил и еще несколько минут нежился в тепле воспоминаний. Они всё знают, и они не отвернулись от меня. Лучше не думать о том, что это какой-нибудь страшный слизеринский план. Просто представить, что я, любимый и желанный… Тьфу, даже звучит-то странно…

Я выбрался из-под одеяла, с сожалением расставаясь с теплом, задумчиво рассмотрел в зеркало засос у себя на ключице. Кто бы подумал, что Драко такой страстный и кусачий… хорёк?!

Мне предстояло нечто весьма смущающее, а именно: спуститься вниз и посмотреть Малфою в глаза. Если бы не слышал где-то, что наутро после первого раза обычно трудно это сделать, не стал бы сомневаться ни минуты, но сейчас я слишком долго искал свежую рубашку, приглаживал волосы, пока не понял, что попросту трушу.

Наконец я тихонько спустился вниз и заглянул в уже вполне обжитую за эти дни гостиную. Драко сидел на диване, откинувшись на его спинку и закрыв глаза. Перед ним лежал развёрнутый пергамент. Солнце стояло уже довольно высоко, и его лучи медленно ползли по полу гостиной. Ветер шевелил занавеску, долетая в приоткрытое окно. Вся сцена была полна спокойствия, но на лице Драко его не было. Его лоб прорезала глубокая морщина; он как будто спал и видел плохой сон.

― Поттер, ты что как неродной? ― нарушил тишину его голос, и я вздрогнул, прежде чем войти.

― Я не… ну ладно.

Драко открыл глаза и посмотрел на меня. Я поспешно отвёл взгляд: будет ли вежливо так сразу внаглую таращиться?

― Хватит, ― произнёс Малфой, садясь поудобнее и не переставая меня рассматривать.

― Что хватит? ― не понял я.

― Смущаться, ― он куснул губы, видимо, тоже не совсем понимал, как себя вести. ― Садись уже, не стой.

Я осторожно опустился на противоположный край дивана, уже готовясь начать извиняться.

Драко побарабанил пальцами по коленке (я тут же вспомнил, как вчера ночью мы неловко возились в постели, поначалу больше стесняясь, чем получая удовольствие).

― Вот что, Поттер, ― начал он строго, но тут же сбился. ― Тьфу, никак не отвыкну! Короче, мы с тобой получили родительское благословение, поэтому хватит краснеть, понятно?

― Получили что?! ― ахнул я. Одно дело, когда Люциус отпаивает водой после истерики, а другое дело…

― Да ну, я же образно! ― спохватился Драко, глядя на мою обескураженную физиономию. ― А теперь скажи, что тебя волнует.

Просьба была настолько неожиданной, что я не удержался и посмотрел ему в глаза.

― Обожаю тебя, ― Драко ухмыльнулся, по-доброму насмехаясь. ― И когда злишься, и когда смущаешься. Ты думаешь, я не заметил, что что-то не то?

― Я… ― начал я, откашлялся и попробовал снова. ― В смысле… Если я сделал что-то, что тебя испугало или было противно или…

Он оборвал мои несвязные извинения, просто подняв руку, и я непроизвольно вспомнил, где именно он гладил меня этой самой рукой.

― Гарри, если бы это было так, ты бы получил какой-нибудь сглаз или, на худой конец, коленом промеж ног. Разве ты думаешь, что после истории с Фенриром меня парализует от ужаса, едва только я понимаю, что сейчас будет?

Странно было, что он спокойно упоминал Фенрира, ведь прошло не так много времени, чтобы залечить раны. Неделя, если быть точным. Конечно, за эту неделю произошло уже много всего, но оно наверняка не могло стереть в его памяти весь тот ужас, даже после такого сильного очищающего ритуала. В этот момент меня посетила другая мысль.

― Драко! ― испуганно воскликнул я. ― А что если это не ты? ― я увидел, что он не понимает, и пояснил: ― Ведь магия считает, что ты обязан мне подчиняться, так? Что если она внушила тебе мысль, что ты… должен ответить мне, раз уж я пришёл?!

Насторожившийся было Драко с видимым облегчением сдул чёлку со лба.

― Поттер, тебя ещё учить и учить! ― сказал он, притворяясь недовольным. ― Даже вассальная клятва не в силах заставить человека отдаться, если он этого не хочет!

― А-а… ― с облегчением протянул я. Больше сказать было нечего, и мы просто молча изучали друг друга.

― Значит, ты теперь мой любовник… ― наконец задумчиво протянул Драко, как будто пробуя на вкус название нового для себя статуса. ― Не знаю, так ли это, если учесть, что до главного блюда мы с тобой так и не дошли…

Я буквально почувствовал, что краснею до корней волос, что краснеют мои уши, даже шея.

― А в Гриффиндоре все такие скромники? ― прикрывая иронию, поинтересовался Драко. ― Или только ты?

― Только я, ― буркнул я, вспомнив, что обычно обсуждали по вечерам в спальне Дин и Симус. Иногда к ним подключался и Рон… ― Ну, и Невилл ещё.

― Поттер, ― серьёзно сказал Драко, закидывая ногу на ногу. ― То есть, Гарри. Мне кажется, здесь нечего стыдиться… ― говоря, он не смотрел на меня, и было понятно, что он тщательно подбирает слова. ― Мы были нужны друг другу, мы оба хотели того, что произошло вчера ночью. Мне не было плохо или противно, если ты об этом. Это нормально, когда люди становятся ближе, чем были.

― А как тебе было? ― подавленно поинтересовался я, также не глядя на него. Ему тоже было стыдно, что бы он ни говорил. Помнится, Люциус упоминал, что чистота является одним из приоритетов в воспитании. Интересно, читал ли Драко маггловскую психологию? В любом случае, до тех книг, что Гермиона принесла в Нору, он добраться точно не успел, иначе бы сейчас сыпал терминологией. У них с Гермионой иногда бзик один и тот же…

― Мне было… ― он задумался, возвёл глаза к потолку, и я проклял себя за длинный язык. ― Хорошо. Тепло. Нет, даже горячо.

Я покраснел в который раз, вспомнив, как сжимал его в объятиях, совершая судорожные инстинктивные движения и одновременно прикусывая ему кожу на груди. Я бы с удовольствием согласился забыть то, как Драко стонал, явно получая удовольствие от моих садистских действий. Вот, точно! Может быть, он мазохист в глубине души, только этого не осознаёт?

― А тебе?

― Мне тоже было хорошо, ― шёпотом признался я. ― Только сейчас мне плохо.

На лице Драко появилась многообещающая ухмылка. Ему пришла в голову какая-то идея.

― Поня-ятно, Поттер, ― протянул он, на мгновение превращаясь в давно позабытую мной злюку из подземелий. ― А ну, раздевайся!

― Что?! ― ахнул я, машинально прикрываясь руками из опасения, что прямо сейчас он применит на мне раздевающее заклятие и я останусь в чём мать родила среди бела дня, в этой залитой светом гостиной. Свет, правда, был вовсе не угрожающим: обычный такой тёплый солнечный свет, проникающий сквозь тюлевую занавеску.

― Раздевайся, говорю! ― прикрикнул Малфой. К счастью, палочки в его руке не появилось, иначе бы я точно запаниковал. ― Да ты что, боишься, что ли? Вчера вот не боялся…

Он тряхнул головой, попал в полосу света и сразу стал похож на зажжённую свечку, такой же полупрозрачный, с ярким венчиком вокруг головы.

― Не бери меня на понт… ― процедил я. Процедил ― потому что благоразумно сжал зубы, чтобы они не стучали. ― Ты вообще в своём уме? Что ты задумал? А если придёт твой отец или Снейп?

― Я тебе сказал, что благословение получено, ― возразил мне Драко. ― Что тебе ещё надо? И что такое понт?

Я не ответил. У меня возникло стойкое ощущение, что я сам хочу раздеться сейчас перед ним. Что за чушь? Я ненавидел чувствовать себя уязвимым. Нескладная фигура, близорукость… А сейчас я должен стоять в этом свете голый и краснеть под чужим взглядом. Тут я сообразил, что, наверное, этого Малфой и хочет, посмотреть на меня в дневном освещении.

Мерлин, какие-то игры озабоченных подростков…

Хотя почему нет?

Я молча поднялся с дивана и отошёл на другой конец комнаты, к шкафу. Как там полагается, когда делают стриптиз? Танцевать я не умел, стоит только вспомнить мой позор на Балу на четвёртом курсе, поэтому сейчас я просто расстегнул рубашку. Чуть медленнее, чем следовало бы, но всё же… Вот зачем я, спрашивается, одевался с утра, а?

Рубашка соскользнула на пол, и внезапно я понял, что представляю себя на месте Драко. Вот он смотрит, как обнажается моё тело, всё ещё покрытое следами укусов и крепких поцелуев… Подростковые гормоны, чёрт возьми…

― Штаны, Поттер, ― хрипло напомнил Драко, облизнувшись. Ого, кажется, просто стриптизом здесь не ограничится…

Я взялся за брючный ремень, подумал, вынул его из штрипок и кинул Драко. Тот поймал, и тут же я понял, что совершил жуткую ошибку. Неужели из нас двоих мазохист как раз я?! В моих мыслях Малфой уже помахивал ремнём и сухо, хлёстко приказывал раздеться догола. Мерлин, что я творю…

― Ты даже на груди покраснел, ― заметил настоящий Драко, поигрывая ремнём. Его чудодейственную силу он наверняка уже раскрыл.

Скрипя зубами и стараясь не поднимать глаз, я спустил трусы и замер, прикрываясь обеими руками.

― Красивый… ― мечтательно раздалось с дивана.

Я не мог сказать ни слова. Мерлин мой, зачем я послушался, зачем поддался на провокацию, ведь это просто издевательство какое-то… Красивый! Нескладный, худой, да к тому же и невысокого роста. Я уже собирался высказать Малфою всё, что о нём думаю, несмотря на то, что сам мог бы не поддаваться, как вдруг обнаружил, что он уже стоит рядом со мной.

― Тихо-тихо, ― успокоил он меня, видя, что я собрался отшатнуться. ― Ты чего испугался? Ты красивый, очень. Я тебе ничего плохого не сделаю…

Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент понял, что этого уже не требуется. Малфой опустился передо мной на колени.

Вначале я не поверил своим глазам. Сначала один, потом другой! Но намерения этого Малфоя были явными и недвусмысленными, то есть, попросту эротическими.

― Прекрати! ― сдавленно попросил я. ― Пожалуйста! Ты не обязан это делать просто потому, что я твой сюзерен или что-то в этом роде!

― Цыц! ― сказал Драко и посмотрел на меня снизу вверх. В другое время его поднятые брови смотрелись бы уморительно, но только не сейчас, когда я был прижат голой задницей к шкафу. ― А теперь убери оттуда руки!

Я поколебался, не желая терять последнюю иллюзию защищённости.

― Давай, Гарри, убери руки. Я тебе не враг, ― уговаривал Драко, бережно целуя мои сжатые ладони. ― Ты как девушка, право слово…

Я вздохнул и прижал ладони к дверце шкафа. Повернул голову, чтобы не видеть того, что будет сейчас происходить внизу. Солнечный луч попал мне прямо в глаза, и я зажмурился, но он всё равно проникал сквозь веки.

А потом я почувствовал, что мне стало горячо и мокро. И очень хорошо. И даже ещё лучше. Когда я до конца осознал, что происходит, я уже стонал помимо своей воли. Конечно, Драко ничего не умел. Он не поймал мой ритм, боялся до конца расслабить горло и при этом воодушевлённо сопел. Но если что-то и было в моей жизни по-настоящему сладкое, так это потрясающее ощущение беспомощности, мурашки по позвоночнику и подгибающиеся колени ― здесь и сейчас, этим утром, в гостиной дома на Спиннерс-Энд. Потому что, возможно, такого не будет со мной уже больше никогда.

И когда я распахнул глаза, в шоке от той силы, которая на мгновение подхватила меня и завладела мной целиком, меня ослепил яркий солнечный свет.

Я узнал этот голос, его просто невозможно было не узнать. Амбридж, розовая жаба, которая в силу своей тупости и жестокости могла бы посоперничать с Фенриром. Разве что интеллекта чуть побольше. И эта женщина считает, что сотрудничает с силами света и помогает избавить мир от гнусных Пожирателей?! Наверное, она принесла бы меньше вреда, будучи завербованной в наши стройные Тёмные ряды…

― Я понимаю, мэм, ― ответил мужской голос. Двери лифта отворились, и внутрь вошли двое: собственно Амбридж, по-прежнему в ужасающем розовом цвете с ног до головы и пожилой мужчина в синей мантии, к которой был прикреплён значок с надписью «Посетитель. Цель визита: проблемы магглорожденных».

Мы с Северусом прижались к противоположной стене лифта. Толстым пальцем с блестящим на нём кольцом Амбридж нажала на кнопку. Хвала Мерлину! ― мысленно взмолился я. ― Отдел правопорядка!

― Просто понимаете, мэм, когда вот такие вот действия по отношению к моей семье… ― говорил волшебник с понурым видом. ― Я знаю, вы разберётесь, но врываться поздно вечером и требовать родословную… Да, я женат на маггле, но что же из того?

― О, я уверена, что мистер Грюм во всём разберётся, ― сладко пропела Амбридж, поворачиваясь к нему. На шее у неё блеснула цепочка какого-то медальона, который выглядывал в низком вырезе блузки. ― Вероятно, виной тому неверно понятый приказ…

― А я слышал, у вас тут сотрудники под Империо… ― не подумав, сказал проситель.

Амбридж немедленно посуровела.

― Это наглая ложь, слухи, распускаемые провокаторами! ― холодно отчеканила она. ― И не слушайте, если мистер Грюм будет говорить вам о том, что враги могут пробраться даже сюда! Это место надёжно защищено, а Аластор сошёл с ума, это всем известно…

Прижимающийся ко мне Северус едва заметно вздрагивал, пытаясь сдержать смех, а я едва не вздохнул. Рагнарёк близок, если два Пожирателя могут так запросто подкрасться к сотруднику Министерства.

Наконец лифт остановился, и Амбридж со своим посетителем вышла. Я потянул Северуса за ними: я лучше ориентировался в коридорах Министерства и поэтому знал, что эти двое сейчас направляются к кабинету Грюма. Мы огибали спешащих куда-то людей, едва не столкнулись с секретаршей, которая несла стопку бумаг. Над головами с тихим шорохом ныряли в воздухе записки-самолётики. Амбридж толкнула дверь в кабинет Грюма, но так оказалась заперта, и она направилась дальше по коридору.

― Стой здесь, ― шепнул я, приготовившись проскользнуть в дверь с надписью «Заместитель начальника Кингсли Шеклболт». По шороху мантии я понял, что Северус замер на месте. Я придержал дверь и вошёл в кабинет, едва не наступив на мантию Мортону. Докатились, лорд Люциус Малфой крадётся в Министерстве как вор…

Из-за стола, быстро прикрыв чистым листом какой-то документ, навстречу посетителям приподнялся Кингсли ― два метра роста, шоколадная кожа, серьга в ухе ― так и навевает мысли о магии африканского континента; впрочем, заместитель Грюма человек правильный и наследие предков наверняка отверг… Неудивительно, что им сейчас так помыкают, этим борцом за светлые идеалы…

Амбридж вкратце объясняла Кингсли, в чём дело, и тот хмурился всё больше и больше. Я тем временем осторожно шагнул к столу заместителя, рассматривая всё на нём. Перед Кингсли стояла чернильница, лежала пачка каких-то служебных записок и докладных; заявление об увольнении аврора Деррика… А слева ― большая стопка одинаковых чёрных папок. На верхней из них я рассмотрел надпись золотыми чернилами: «Особое дело номер 5». Внизу стояла большая министерская печать. Я знал, что таким образом оформлялись лишь дела особо опасных преступников. Такая же папка, только перевёрнутая титулом вниз, лежала у правого локтя Шеклболта. Не из неё ли документ он изучал?

Я не рисковал подходить ближе, зная, что дыхание может меня выдать, но в этот момент Кингсли с шумом отодвинул кресло и поднялся, едва не задев меня плечом.

― Я должен разобраться с этим лично! ― прогудел он. ― Это должностное преступление!

Амбридж со слащавой улыбочкой повернулась к Мортону, как бы говоря ему, что всё в порядке. Я задался вопросом, кем же она теперь работает, после отставки Фаджа? Вероятно, не на самой высокой должности, если вынуждена провожать посетителей туда-сюда.

И тут я понял, что происходит: они уходили, все трое! Мерлин Великий! ― во второй раз за десять минут обратился я к небесам с благодарностью и даже не знал, что сказать ещё, кроме этого.

Едва дверь закрылась, я проверил всё вокруг на охранные заклятия и сдёрнул пергамент с таинственного документа. Это оказался протокол осмотра места происшествия, датированный месяцем назад.

«Тело лежало в гостиной, у разбитого окна… сломана шея… второе тело ― на лестнице… дети восьми и пяти лет похищены… следы через приусадебный участок…» ― проглядывал я документ, выхватывая отдельные фразы. Потом перевернул лежавшую отдельно папку. «Особое дело номер десять», ― значилось на ней. Я открыл обложку: с первого листа на меня скалился Фенрир Сивый.

Я развалил всю стопку, просматривая каждую из папок. Под номером два оказалась Беллатриса, под номером восемь ― Августус, под обложкой пятой испуганно щурился в колдокамеру Руди. Алекто нашлась в одиннадцатой, я сам ― в четвёртой. Всё стало понятно ― это были дела Пожирателей, и Кингсли изучал их, пытаясь понять, на что способен каждый из нас и чего ещё ждать… Если бы я знал это сам…

Понимая, что времени катастрофически мало для того, чтобы попытаться придумать что-нибудь новое, тем более, что мысль ещё не до конца оформилась у меня в голове, я схватил чистый лист, обмакнул перо в чернильницу.

«Кингсли! ― писал я. ― Срочно спрячьте Олливандера, защитите Артура и переправьте в Хогвартс магглорожденных детей. ― Перо отчаянно кляксило, но почерк, к счастью, был узнаваем, и любая экспертиза могла бы подтвердить, что писал именно я. ― Ситуация грозит выйти из-под контроля. Он безумен. В опасности Боунс, ты, Грюм, Руфус и начальник ОТ. Притворитесь, что под Империо. Л.М., С.С.» ― поставил я последний отчаянный росчерк и бросил письмо на стол.

На свой страх и риск я открыл дверь кабинета, и тут же меня обнял невидимый Северус. Один Мерлин знает, чего ему стоило сдерживаться, пока он ждал меня здесь…

― Уходим! ― прошептал я, нажимая на вторую пуговицу мантии. Портал выдернул нас из пространства, на мгновение озарив коридор неяркой вспышкой, от которой проходившие мимо маги вздрогнули и заозирались.

В следующую секунду нас выбросило на первой площадке парадной лестницы Мэнора, и чары невидимости спали, не выдержав соприкосновения с магией портала.

Задание Лорда было якобы выполнено; по крайней мере, сейчас у нас с Северусом достаточно времени для того чтобы до возвращения Нотта и Петтигрю попробовать подделать свои воспоминания…

И всё-таки, что же не даёт мне покоя?..

Я в задумчивости прошёлся по кабинету. Северус, устало сложив руки на коленях, сидел в своём любимом кресле.

― Так ты предлагаешь сжечь их все к Мордредовой бабушке? ― спросил он. ― Сунуться туда ещё раз? Ты в своём уме?

― Не все… ― протянул я, оборачиваясь к нему. ― Некоторые я предпочёл бы оставить Кингсли… на память, так сказать. В любом случае, я уверен, что моё послание он получил и сейчас пребывает в глубокой задумчивости.

― Поверил ли? ― горько спросил Северус. ― Или решил, что это очередная ловушка?

― В ловушке не раскрывались бы так сразу все карты, ― возразил я. ― Тем более, что он скоро обнаружит, что Петтигрю и Нотт неплохо справились со своей частью работы…

― И долго ли мы сможем вот так вот обманывать Лорда? ― настаивал он.

― Мнительный ты, ― фыркнул я. И ответил уже, скорее, самому себе: ― Сколько боги отведут…

― Ты уверовал? ― раздалось из кресла ехидное. ― В кого, позволь спросить? В Мерлина? В Одина и Фрейю? Или, может в Иисуса Христа, бога для сирых и нищих?

― Ни в то, ни в другое, ни в третье, ― ответил я задумчиво, только сейчас осознавая, что кратковременное пребывание в Министерстве странным образом перевернуло мои представления о религии как о пережитке древнего, о красивой традиции, вмещающей в себя одновременно христианство и язычество, да ещё с легендарным волшебником в качестве святого.

― В силу, что правит этим миром. А, может, и не правит, а просто наблюдает и иногда отзывается на мольбы… В сущности, что такое боги? Это всего лишь персонификация этой силы, понятный образ. Вот почему Один и Зевс это фактически одно и то же, а Иисус ― тот же Кришна, или Бальдр, или Осирис…

Северус презрительно фыркнул, но я видел, что он задет за живое. О чём мы только с ним не говорили за всё время нашей дружбы, но вот о религии… Кажется, никогда.

― Да, тут уверуешь, ― сказал он иронично.

Я подошёл и поцеловал его ― просто так, потому что внезапно захотелось так сделать. Северус ответил, но потом недоумённо отстранился.

― Интересно, как к этому боги относятся, ― полувопросительно произнёс он.

― К чему?

― К… греху? Ведь так не положено, ― неуверенно ответил он, а я просто махнул рукой.

― Ты аскетствовал слишком долго, а сейчас ещё просто не распробовал запретный плод, ― сказал я. ― Разве тебе плохо со мной?

Он думал долго, а я терпеливо ждал ответа. Мой друг славится своей страстью к самокопанию и самообвинению, не удивлюсь, если он сейчас взвалит на себя ещё и тяжкий «грех» потакания своим инстинктам и базовым человеческим потребностям в ласке и покое.

― Нет, ― наконец неуверенно ответил он, на что я только вздохнул. Всех кругом нужно воспитывать, не только Поттера…

Я потянулся за вторым поцелуем, и именно в этот момент в дверь раздался отчаянный стук. Мы отшатнулись, переглянулись, уже понимая, что ничего хорошего такой стук не сулит. Когда он раздался в прошлый раз, пришлось вытаскивать Огги с того света.

Я открыл дверь и едва успел отойти: в неё ввалился Рабастан, захлопнул её и, тяжело дыша, прижался спиной.

― Что случилось? ― холодно и спокойно спросил Северус, как будто не он сейчас постанывал, вцепившись мне в плечи. Выдать его мог только румянец, но Лестрейнджу было явно не до того, чтобы придирчиво нас рассматривать.

― Спрячьте меня! ― шёпотом произнёс он. ― Там Белла!

Я без всяческих вопросов запер дверь: когда Беллатриса находилась в дурном настроении, кому угодно было опасно попадаться ей на пути.

Рабастан уверился, что дверь заперта, шатаясь, подошёл к ближайшему стулу и рухнул на него.

― Спасибо, ― проникновенно поблагодарил он. ― Она бы меня запытала…

― Ты что-то сделал, что ей не понравилось? ― с лёгким любопытством спросил Северус.

Лестрейндж помотал головой, сгорбился, сдвинув колени:

― Она меня захотела.

Мы переглянулись. Всем было известно, что периодически Беллатриса вспоминала о наличии у себя женских половых органов и о возможности соединения с мужчиной. После этого Северус отпаивал Антикруциорусом подавленно молчащего Рабастана, а Рудольфус, обгрызая лакированные ногти, шипел, что однажды убьёт эту извращенку. Легко было догадаться, что именно её возбуждало. И что до импотенции Басту осталось совсем немного.

Я приказал эльфу принести что-нибудь выпить и, потягивая шерри, осторожно отвечал на вопросы Лестрейнджа о том, где мы были.

― Странные вы стали. Оба, ― наконец сказал тот, ставя на стол пустой бокал. ― С нами не разговариваете, держитесь подальше…

Я как раз пытался сообразить, что ответить, как вдруг Рабастан с шипением схватился за предплечье. Можно было даже предположить, что за задание даст Лорд на этот раз…

Едва за Лестрейнджем закрылась дверь, я встал и сделал то, что уже собирался сделать до его прихода: вытащил из шкафа думосбор и осторожно опустил туда серебристую нить. Северус наблюдал за моими действиями, но никак не комментировал.

Я просмотрел воспоминание о министерском походе дважды, прежде чем убедился, что не ошибся.

― Северус, ― сказал я, мгновенно разочаровавшись в высших силах. Или, скорее, в своём интеллекте. ― Ты знаешь, что одна из этих вещей сегодня была у нас в руках?..

* * *

Дорогие читатели!

Я уезжаю на три недели и на всякий случай беру с собой флешку с оставшимися главами. Если получится, буду публиковать, если нет ― ждите. В последнем случае по приезде обещаю компенсацию.

Всем спасибо.

К. Айронмайденовский.

Уважаемые читатели! Я вернулся и готов продолжать работу над фанфиком. Спасибо вам, что ждали. А теперь обещанная компенсация: сразу четыре главы.

* * *

― Как это ― нет? ― угрожающе произнёс Лорд.

― Мой повелитель, мы не виноваты ни в чём! ― трусливо заскулил Рабастан, предчувствуя новую пытку. ― Когда мы пришли, вокруг лавки было оцепление авроров! Мы едва успели аппарировать…

― Прекрас-сно! ― прошипел Лорд, быстро шагая от окна к трону. ― Великолепно! Я возлагал большие надежды на то, что вам удастся похитить старика!

Его мантия взметнулась, когда он остановился.

― Мой Лорд, ― осторожно позвал Макнейр. ― А почему мы его раньше не похитили? Стукнули бы его по башке и всё, гы-гы!

Повелитель, раздувая ноздри, повернулся к нему.

― Потому, Уолден, что тогда я ещё не знал, что он может понадобиться! А за то, что посмел перебить меня, ― Круцио!

Макнейр, наклонив голову и стиснув зубы, с размаху рухнул на левое колено, упёрся ладонями в пол. Этот негодяй раз за разом ухитрялся бесить Лорда. Чего стоило упасть ниц, так было бы легче переживать боль? Но он упрямо продолжал держаться, хотя бы даже из последних сил.

В тронном зале нас собрали всех ― за исключением всё ещё больных Руди и Августуса, к которым Лорд проявил снисходительность. Думается, младший Лестрейндж его попросту забавлял, а на Руквуда он решил принципиально не обращать внимания. В самом деле, на операциях от них было не слишком много пользы. По крайней мере, не столько, сколько от меня.

― Простите, мой Лорд! ― прорычал Уолли, и его синие глаза метали молнии. Хотя, возможно, это были просто искры от боли.

Лорд милостиво прекратил пытку и посмотрел на занавешенное окно. В тронном зале соблюдали негласно установленное правило: в нём должен царить полумрак, чтобы ощущалась власть Тьмы над всеми нами.

― Белла, открой окно, ― приказал повелитель, и Беллатриса, подобрав юбки, бросилась к окну, поспешно отдёрнула занавеси. Стало гораздо светлее. Яркие солнечные лучи упали на пол, и Лорд оказался прямо в их центре. Его длинная тень накрыла Рабастана, который в третий раз пытался подняться и снова без сил опускался на тёмный паркет. Во всём зале слышалось только хриплое дыхание Макнейра и осторожный шорох одежды, когда кто-то из нас шевелился.

― Вы разочаровываете меня всё больше и больше, ― сухо заговорил Лорд. ― Почему только Малфой и Снейп справились с заданием? Почему Нотт позволил себе заблудиться в Министерстве, а Петтигрю оказался таким трусом, что даже не попробовал проникнуть в Отдел Тайн?

― Я пробовал, повелитель! ― выкрикнул Питер, трясясь от ужаса, и упал на колени. ― Мне помешали!

Но Лорд не удостоил его даже Круцио, размышляя о чём-то своём.

Рабастан за его спиной застонал, пробуя отползти. Повелитель, не глядя, направил на него палочку.

― Ассерис! (1)

Стон превратился в крик, который оборвался через несколько секунд. Лестрейндж замер, уткнувшись лицом в пол. Я молчал, не желая попасться под горячую руку, хотя мог бы посоветовать Лорду испробовать на обнаглевших слугах ещё несколько весьма неприятных проклятий. Например, Агорафобос. (2) Ну, или Ласум Бонус… (3)

― В кого вы превратились? ― снова заговорил Лорд. ― Решили, что мы уже выиграли войну? Она будет выиграна тогда, когда мы захватим Хогвартс, этот оплот добра и справедливости! ― с презрением выплюнул он последние слова. ― Но такими темпами к сентябрю мы не сможем даже в Министерстве посеять должной смуты!

Он помолчал, оглядывая нас, и под его взглядом Алекто отступила на шаг назад.

― Пошли вон, ― приказал Лорд.

Позади меня раздался шорох одежды и шаги: Пожиратели поспешно уходили из зала. Кто-то унёс бесчувственного Рабастана. Люциус потянул меня прочь, но я только отмахнулся.

Когда Лорд снова взглянул, чтобы посмотреть, опустел ли зал, я смиренно стоял перед ним на коленях.

― Что тебе, Северус? ― в голосе повелителя послышалась насмешка. ― Пришёл просить награды за ещё одно удачно выполненное задание? Не слишком ли много ты себе позволяешь, м?

Я не поднимал глаз, но знал, что господин стоит совсем близко, так, что я даже могу коснуться края его мантии.

― Нет, мой Лорд, ― прошептал я. ― Это вряд ли можно назвать наградой…

― Тогда что же? ― задумчиво спросил он и взял меня двумя пальцами за подбородок, совсем как вчера. ― Может быть, тебе понравилось вчерашнее?

― Нет, мой Лорд… То есть, да, но я не об этом хотел сказать вам, ― я почувствовал, что упоминание о поцелуе заставляет мои мысли путаться, и повелитель понимающе усмехнулся. ― Я хотел спросить о Хогвартсе… Видите ли, я мечтаю туда вернуться…

― Да, Северус, понимаю, ― он отпустил меня, нетерпеливо махнул рукой. ― Встань, не уподобляйся Петтигрю.

Я поспешно поднялся, замер в почтительной позе, ожидая ответа.

― Когда-то я тоже мечтал туда вернуться. Когда я стану повелевать страной, я превращу Хогвартс в школу для чистокровных. Впрочем, возможно, полукровки тоже будут там учиться. Отдельно, разумеется. Тебя я назначу директором, я ведь знаю, что ты честолюбив…

― О мой Лорд! ― воскликнул я, но он жестом не позволил мне снова упасть на колени.

― Учителей я тоже назначу новых. Как ты думаешь, Кэрроу подойдут на эту роль?

Я оскалился.

― Повелитель, они знают столько проклятий, что им не составит труда держать в узде толпу уродских сорванцов. Я полагаю, к чистокровным будет особое отношение?

― Естественно, ― усмехнулся Лорд, покручивая в руках палочку. ― Вот, в общем, мои планы…

― Вы хотите осуществить их до сентября? ― с надеждой осведомился я.

― Не знаю, Северус, ― уклончиво ответил Лорд. ― Возможно, это получится как раз к сентябрю.

Он прищурился.

― Представь себе, каков будет ужас грязнокровок, когда мы захватим школу прямо первого числа, во время приветственного пира…

Я коротко рассмеялся.

― Хотел бы я посмотреть на эту Грейнджер, подружку Поттера, когда она поймёт, кто она такая на самом деле!

― Она, вероятно, перепортила тебе немало крови? ― с интересом спросил Лорд.

― Наглая зазнайка! ― объявил я. ― С вашей стороны было бы весьма предусмотрительно назначить директором именно меня, я знаю, как кем заняться…

― Не сомневаюсь, ― ответил Лорд. Я с радостью отметил, что его настроение улучшилось за время беседы со мной. ― Сегодня я не жду тебя. Я обнаружил в книге нечто новое и должен это проверить, ― объявил он.

Я поклонился, понимая, что беседа окончена.

― Да, С-северус, ― догнал меня тихий голос Лорда уже у двери. ― Передай Рабастану, что в следующий раз это будет Торменцио. (4)

* * *

(1) Ассерис ― «Копья». Пыточное проклятие.

(2) Агорафобос ― проклятие вызывает ужас перед открытым пространством.

(3) Ласум Бонус ― ломающее кости проклятие.

(4) Торменцио ― проклятие вызывает безостановочную рвоту сначала съеденным, потом кровью и затем внутренностями. Смерть наступает через час.

― Нас?! Учителями?!

Я наблюдал, как Кэрроу смотрят сначала на Снейпа, потом друг на друга.

― Нет, ты серьёзно?!

― Я передаю вам слова Лорда! ― сухо ответил он. ― Если вы недовольны оказанной вам честью, идите и скажите ему об этом сами!

Алекто поёжилась.

― Не смей так думать! ― заявил Амикус. ― Мы просто знаем, что не справимся. Ладно, если нужно будет только присматривать, чтобы грязнокровки не мнили о себе слишком много. Но преподавать? Чему мы можем научить?

Сидевший в углу гостиной Долохов неприлично заржал, но замолчал, когда обнаружил у себя отсутствие языка. Алекто с довольным видом спрятала палочку в рукав, и я тихо усмехнулся: брат и сестра вовсе не были похожи на каких-нибудь несчастных из средневековых романов и вполне могли за себя постоять. Лорд всё-таки хорошо подбирает кадры…

― А почему нет? ― спросил доселе молчавший Эйвери, отрываясь от костяшек с рунами, которые он раскладывал на столе в одном ему понятном порядке. ― Вы же специалисты по проклятиям, ― он кивнул на Долохова, который, свирепо вращая глазами, жестами просил Алекто его расколдовать, но подойти ближе боялся. ― Вот и будете учить детишек проклинать врагов. Чем плохо?

― Воспитывать детей в идеалах Тьмы… ― протянула Алекто. ― Когда сам себе хозяин, сам несёшь за себя ответственность… Нет, это хорошо, конечно. Особенно если учитывать, во что превращает детей нынешняя система образования… ― она сжалилась и вернула Антонину язык. Тот вместо благодарности выдал длинную, мелодичную и абсолютно непонятную фразу.

― Красиво, ― оценил Амикус, поигрывая своей палочкой. ― Переведи, пожалуйста?

Долохов покраснел и стал заикаться, а я засмеялся.

― И вы говорите, что не годитесь в учителя? Да у вас на уроках будет идеальная дисциплина!

― А я могу и мастерством поделиться, ― заметил Снейп.

Конечно, я прекрасно видел, что Кэрроу быстро просчитывают, что сулит им неожиданное обещание Лорда. Будет ли Алекто прощена, если она убедит господина в том, что старается на благо чистокровных? Какое там, к Мордреду, благо… Лично я выдал бы их дочь разве что за грязнокровку. Если она, конечно, доживёт до брачного возраста, а не умрёт от какой-нибудь наследственной болезни. Если она вообще родится, ― поправил я себя. Судя по всему, Кэрроу пришли к выводу, что лучше не рисковать и придерживаться первоначального плана, то есть, скорее бежать в безопасное место.

Оба сидели на диване с деланно беспечным видом и смотрели в разные стороны, хотя я подозревал, что они понимают друг друга даже без единого взгляда. Нет, прятать их в одном доме с Поттером и Драко… Слишком разные люди, невозможно предугадать, какая будет реакция. К тому же, Гарри может прийти в полный ужас, когда поймёт, что их связывает.

Дверь открылась и, поддерживаемый Розье, вошёл Рабастан. Все взгляды немедленно устремились к нему.

― И что подвигло тебя на сие героическое действо и заставило сюда прийти? ― осведомился Снейп. ― Я мало в тебя зелий влил? Нужно было ещё и снотворного дать?

― Да всё со мной нормально, ― отмахнулся тот, садясь на остающееся на диване место без посторонней помощи. ― Не знаю, что вы так… Это же не Круцио, последствий почти нет, ― он поморщился. ― Про что разговор?

― Хогвартс ещё не захвачен, но Лорд уже выразил желание назначить Снейпа директором, а Кэрроу ― преподавателями, ― сообщил Эйвери, не отрываясь от рун. ― Хагалас…

― А ты как раз на это и гадаешь? ― фыркнул Рабастан. По его лицу никак нельзя было определить, больно ему или нет, а сам я никогда не испытывал на себе Проклятие копий.

― Снейп, не мельтеши, ― раздражённо сказала Алекто, ― ничего с Бастом не будет, уж я-то знаю.

Северус отошёл подальше от них, и только сейчас я заметил, что палочку он переложил в рукав. Зачем? Стоял он так, что спокойно мог заколдовать любого из нас ― неужели опасается, что сейчас что-то произойдёт? Я на всякий случай нашарил у кресла трость.

― Нет, не на это… ― задумчиво ответил Эйвери. ― Я сейчас пытаюсь понять, издеваются надо мной руны или говорят правду…

― А что ты там спрашиваешь? ― заинтересовался Розье, подходя ближе.

― Чем закончится всё это дело, ― глубокомысленно пояснил Эйдан. ― И каждый раз у меня выпадает цветение, обновление, отмирание старого. Какую бы формулировку я ни использовал… Скажите, я что, плохой рунист?!

― Вряд ли, ― с непонятным сарказмом в голосе ответил Снейп, поднимая руку и целясь Эйвери в спину. Палочку он держал, просунув её кончик между средним и указательным пальцем. Я явственно видел по губам, что он читает какое-то заклинание, и напрягся, но не произошло ровным счётом ничего.

― Погадай лучше на Люка, ― предложил Розье, ― что с его капиталом будет после войны. Так ты легко сможешь определить, чем она кончится!

― Не считай чужие деньги, ― сердито сказал я, больше поглощённый наблюдением за Снейпом, который целился уже в Ивэна.

― Ну, тогда Тони погадай, ― сказал тот. ― Много ли он будет выпивать в следующем году.

В ответ на его предложение раздалась фраза, несколько напоминающая предыдущую, высказанную Долоховым.

Алекто внезапно шумно вздохнула и грустно подпёрла голову кулаком.

― Представляете, я только что поняла одну жуткую вещь! ― сказала она, и все повернулись к ней; Амикус, как мне показалось, с тревогой.

― Что такое? ― спросил Антонин. ― Ты забыла какое-то чрезвычайно важное проклятие? ― высунув язык, он скосил глаза, проверяя, всё ли с ним в порядке, в то время как Снейп воспользовался тем, что он занят, и заколдовал и его.

― Нет! Я поняла, что… ― Алекто выдержала паузу. ― У меня никогда не будет свадьбы!

Мы переглянулись, не зная, как расценивать такое заявление, а Амикус посмотрел на сестру с выражением крайнего удивления.

― Ну я… я даже не знаю, что тебе сказать! ― наконец выдал он.

― Ничего и не говори! ― сказала та всё так же грустно. ― Представляешь, у меня никогда не будет фаты и белого платья, я не пойду к алтарю, не обменяюсь кольцами…

― Э… ну, вообще-то, мы как бы… ― пробормотал Амикус, глядя на свою правую руку, где на безымянном пальце сверкало тонкое колечко.

― Нет, ты ничего не понимаешь! ― горячо возразила та. ― Для женщины это очень важно! Свадебная церемония является залогом будущей стабильности…

В гостиной повисло озадаченное молчание, и я подумал, что Северус успел наложить на Алекто какие-нибудь Дурильные чары.

― Утешься тем, что свадьбы не будет и у меня! ― наконец сказал Амикус и добавил: ― Что это на тебя нашло?

Эйвери попытался сдержать смех и не смог, но взглянул на Долохова и тут же замолчал. Алекто вздохнула.

― Да так, нашло что-то, блажь. Не слушайте меня! ― она сердито посмотрела на Эйвери, и тот попытался спрятаться за Розье, который, ничтоже сумняшеся, не дал ему это сделать.

― Я и говорю, обновление! ― сказал Эйдан, пытаясь отвлечь Алекто костяшкой с руной. ― Все об этом думают, того и гляди, Рагнарёк наступит!

― Хочу свадьбу… ― вздохнула снова Кэрроу; Амикус наколдовал зеркало и сунул ей под нос, стараясь, чтобы в нём отразились они оба:

― Очнись, какая тебе свадьба, богохульница ты этакая!

― Рагнарёк уже наступил, ― сказал Снейп со своего места, пряча палочку в карман, и я понял, что он превосходным образом успел заколдовать всех в этой комнате, при этом никто ничего не почувствовал. Интересно, и меня тоже?

― Согласен! ― сказал Рабастан, поднимаясь. ― Кто сказал, что это раз и готово? У богов другие мерки…

― Ты куда? ― спросил Долохов. ― Посиди с нами. Когда ещё спокойное время выпадет?

― Нет, я пойду Руди навещу, он там извёлся весь, ― отказался тот и осуждающе посмотрел на Северуса.

― Когда магическое ядро восстановится, тогда пусть куролесит сколько влезет, ― раздражённо ответил тот. Рабастан махнул рукой и ушёл, а Снейп бросил взгляд на меня.

― Как ты думаешь, Люциус, не пора ли тебе пить твои сердечные капли? ― значительно произнёс он. Если я и растерялся, то всего на мгновение, потому что никаких капель я не пил. Но, с такой жизнью, думаю, скоро в самом деле придётся…

Я приложил к груди левую руку.

― Вроде бы надо. На всякий случай, ― с сомнением сказал я.

― Люк, ты что, расхворался? ― спросил Ивэн.

― Сердце пошаливает, ― я поморщился и последовал за Снейпом. Он что-то задумал, и глубоко внутри я изводился от нетерпения и досады, что до сих пор ничего не понимаю.

Оказавшись за дверью, он первым делом наложил на наши ботинки Заклятие тихой походки, а потом увлёк меня по коридору, в конце которого Рабастан шёл, чтобы свернуть на лестницу.

― Быстрее, за ним! ― прошептал Снейп, готовя палочку.

― Что ты с ними сделал? ― на ходу спросил я, но он только отмахнулся:

― Это не связано, не отставай!

Мы догнали Лестрейнджа только этажом выше, когда до двери, за которой маялся от скуки Рудольфус, оставалось всего несколько шагов.

― Рабастан! ― вполголоса окликнул Снейп. Тот обернулся, сделал шаг к нам, глядя то на меня, то на него.

― Да? Что-то случи…

― Экспеллиармус!

Палочка вылетела у Рабастана из-за пояса и оказалась у Снейпа. Лестрейндж отступил в ужасе, достиг двери, но не открыл, а встал перед ней крестом:

― Нет, только не Руди, пожалуйста, только не его, лучше меня…

Мы со Снейпом переглянулись, не ожидая такой реакции: Лестрейндж был готов стоять насмерть, но я уже понял, что Руди нам не нужен.

― Спокойно, ― тихо произнёс Снейп, подходя ближе. ― Не шуми.

Рабастан непослушными пальцами цеплялся за оба косяка, враз побелев.

― Нам нужен ты, ― так же тихо сказал я, и он уставился на меня со страхом и надеждой одновременно.

― Это Лорд приказал, да? У… убрать меня, так?

― Ничего нам Лорд не приказывал, ― теперь мы стояли близко друг к другу, и я говорил практически в его ухо, прикрытое рыжими волосами. Приём был грязным: подавление личного пространства воздействовало более чем удручающе, но это нам и нужно было.

― Я бы предпочёл Империо, а потом Обливиэйт, ― мурлыкнул Снейп с другой стороны, отчего Рабастан вздрогнул, а его лицо исказилось от страха. ― Собственно, я так и хотел…

― Что вам нужно? ― прошептал он, глядя прямо перед собой. ― Я всё сделаю, только не трогайте Руди, умоляю!

У меня в душе шевельнулось что-то острое, похожее на жалость, и я приобнял Рабастана, отчего он затрепетал.

― Нам нужна одна вещь из вашего сейфа, ― сообщил Снейп, и Лестрейндж сначала не поверил, нервно рассмеялся.

― Вещь? Всего лишь вещь? И ради этого вы нападаете на меня и пугаете до полусмерти?

― Это очень важная вещь, ― промолвил я тихо. ― Та чаша, что Лорд когда-то отдал вам на хранение… Помнишь?

Он понял, и взгляд его приобрёл осмысленность.

― Да, я помню эту чашу… ― согласился он, но дрожь всё ещё не отпускала его. ― Если я принесу её, вы не тронете Руди?

― Идиот, ― сказал Снейп ему на ухо. ― Твой брат здесь ни при чём, нам просто нужно было застать тебя одного.

Понимая, что от шока спасёт только ещё одна эмоциональная встряска, я наклонился и нежно поцеловал Рабастана в щёку. В следующее мгновение он с тихим стоном обмяк у нас на руках, а яростный взгляд Снейпа без слов сказал мне, насколько плохо я разбираюсь в психологии.

Поттер сражался хорошо. Он не был мастером, но гибкость и быстрота реакции, приобретённые за годы игры в квиддич, не раз выручали его во время нашего импровизированного поединка.

Наконец я опустил палочку и жестом показал ему, что пора остановиться. Мы присели на наколдованную мной скамеечку у стены соседнего дома, там, где падала густая тень, и Гарри устало вытянул ноги.

― Неплохо, ― оценил я. ― Школьной программой, будем считать, ты овладел. Но этого мало.

― Я понимаю, ― согласился он, дёргая ворот своей рубашки, чтобы немного остыть. ― Ясное дело, Пожиратели не используют исключительно школьную программу с целью облегчить нам жизнь.

Противопоставляет. Плохо.

― Гарри, ― сказал я, наклоняясь, чтобы завязать распустившиеся шнурки, ― ты должен научиться тому же, что умеют и они, как бы ты к этому ни относился.

Понял он не сразу.

― Подожди, так ты хочешь, чтобы я учился… Тёмной магии?! ― гнева в его голосе я не слышал, только изумление.

― Да, ― подтвердил я, распрямляясь и глядя ему в глаза. ― Именно этим мы прямо сейчас и займёмся.

Я ожидал вполне предсказуемой реакции, которая последовала незамедлительно:

― Так вот какого ты обо мне мнения! Неужели ты считаешь, что я буду этим мараться?!

Я секунду размышлял, привести ли логические доводы или воздействовать на эмоции, а затем решить совместить.

― Тёмные Искусства не имеют никакого отношения к индивидуальным качествам человека. Они всего лишь воспитывают здоровое чувство ответственности за свои поступки, ― объяснил я как можно спокойнее. ― Дамблдор научил тебя бояться Тьмы, чтобы ты не стал вторым Волдемортом, и я понимаю его опасения. Но то, чего ты не знаешь, может стать более опасным, чем то, о чём не имеешь понятия.

― Ты хочешь сказать, ― начал Поттер, ― что мне нужно изучать Тёмные Искусства только для того, чтобы научиться от них обороняться? А разве школьная Защита…

― Мы уже говорили про школьную программу, ― терпеливо напомнил я. ― Скажи, ты знаешь, как снять Делювиум Максима?

Поттер подался вперёд, хмуря лоб. Видимо, ему тяжело было признаться в своём незнании.

― А что это? ― наконец спросил он, признавая поражение, и я самодовольно ухмыльнулся.

― То есть, если твой рыжий друг внезапно начнёт истекать слюной и слезами, то ты будешь прыгать рядом и подавать ему платочки, пока он не скончается от твоей заботы?

Поттер дёрнулся.

― Не говори так!

― А как?! ― не выдержал я. ― Как ты поступишь, если не знаешь контрзаклятия, а смерть наступает через полчаса?!

― Ну… можно учить не сами проклятия, а как их снимать… ― пробормотал он. ― Тогда это не будет Тёмной… или будет?

― Клин клином вышибают, ― мрачно напомнил я. Он повёл плечами.

― Драко, это отвратительно. Это Тьма, она разрушает человека изнутри. Ты знаешь, в кого превратился Волдеморт. Я не хочу стать таким же…

― Ты хочешь сказать, что все, кто практикует Тёмную магию, рано или поздно зеленеют и лишаются носа? ― фыркнул я. ― Между прочим, ты вот уже неделю сосуществуешь рядом с тремя тёмными магами ― мы чем-то отличаемся от обычных людей?

Он задумался. Потом неуверенно спросил:

― А ты разве тёмный?

― Конечно да, ― не моргнув глазом, подтвердил я. ― Но все тёмные обязательно владеют светлой магией, потому что она проще и её изучают в школе. А Тёмную учат дома.

Гарри помолчал, и я знал, что сейчас он пытается убедить себя в необходимости этого шага.

― Герой Света ― это хорошо, ― тихо заговорил я. ― Для людей ты идеал. Но надо понимать, что не всё таково, каким кажется. В конце концов, Авада ― светлое заклинание. А убить можно даже просто Левиосой. Странно, что Дамблдор не рассказал тебе, чего ждать…

― Как будто Тёмные заклинания безобидны! ― огрызнулся он и опустил голову.

Я встал со скамеечки, прошёл несколько шагов по площадке, повёл палочкой.

― Эй, ты что творишь?! ― раздался позади меня полуиспуганный вскрик, но я не слушал, полностью поглощённый колдовством. Земля трескалась, приподнималась, повинуясь моей магии. Через минуту, разрыхляя её, вверх начали подниматься первые стебельки.

― Что ты делаешь? ― тихо спросил Поттер, подходя совсем близко, но я не остановился. Стебельки крепли, росли на глазах, густели, пока, наконец, я не решил, что хватит.

Мы стояли по пояс в траве, и между двумя домами вился её терпкий запах.

― Это что? ― Гарри обнял меня за пояс сзади, уткнулся носом мне в плечо. ― Откуда ты знаешь, что я о траве подумал, когда впервые сюда вышел?

― Я не знал, ― тихо ответил я, непроизвольно чуть откидываясь назад. ― А это осока, камыш и полынь. Винегрет, в общем, всё, что в голову пришло.

― Тёмная?.. ― на ухо спросил Поттер.

― Да, ― так же тихо подтвердил я. ― Страшно?

― Нет, ― подумав, сказал он. ― Просто трава.

― Принесло кому-то вред? ― продолжал я.

― Нет… ― прошептал он. Я думал, что сейчас он лизнёт или поцелует меня, но он просто обнимал. ― Тогда в чём отличие?

― Светлая магия расходует силы волшебника, ― объяснил я, глядя в голубое небо, по которому проплывало облако, похожее на гору или на корабль. ― А Тёмная ― силы того, до чего ты сможешь дотянуться. Силы противника. Силы природы. Но второе сложнее, не все могут их почувствовать…

― Язычество? ― подсказал он, и я понял с полуслова:

― Возможно, вначале Тёмная магия не была тёмной, она просто была, от природы. Потом пришла светлая и сосуществовала рядом. Потом они разошлись… а Тёмные маги увлеклись бесчеловечными экспериментами и дискредитировали отрасль в целом, поэтому сейчас такое отвращение… Возможно, это произошло с наступлением эры христианства. Неизвестно.

Я высвободился, шагнул вперёд, приминая ломкие стебли.

― Без Тьмы нет и Света, потому что тогда какой смысл? ― спросил я, не глядя на Поттера. ― Так ты согласен учиться? Но учти, только от тебя зависит, как ты используешь полученные знания. Это громадная ответственность и великое искушение. Наложить ли заклятие или попробовать убедить в своей правоте…

Обернувшись, я увидел, что Поттер стоит в нерешительности, склонив голову набок и глядя на меня из-под чёлки.

― Хорошо, я согласен, ― наконец решился он. Я кивнул и двинулся ко входу в дом, рассекая траву, как корабль воду. Гарри догнал меня у самой двери, и по тому, как зарозовели его щёки, я понял, что он дозрел до того, чтобы спросить, почему я ни с того ни с сего подбил его на такие откровенные игры в гостиной.

― Драко, я хотел спросить…

Я обернулся, улыбнулся, чтобы не запугивать.

― Гарри, потому что ты мне нравишься. Потому что мы связаны. Нет, мне не было противно, страшно или что-то такое. Я сделал это по доброй воле, хотел узнать, как это. Да, я дошёл до конца только от осознания того, что делаю это. Да, ты тоже можешь попробовать, если хочешь. Нет, ты ещё не до конца потерял невинность. Нет, я не легиллимент. И закрой рот, муха влетит.

Обожаю это его выражение лица…

― Ты сумасшедший! ― сердито выговаривал мне Северус. ― Ты бы его ещё до сердечного приступа довёл! Человек едва пришёл в себя после пыток, а тут ты со своими нежностями!

― Это не нежности, ― оправдывался я, гоня от себя мысль, что друг просто-напросто приревновал. ― И вообще, ты его больше испугал.

Рабастана мы отнесли в незанятую комнату и положили там на кровать, причём Лестрейндж упорно отказывался приходить в себя. Снейп порылся по карманам и вытащил оттуда маленький пузырёк. Иногда я даже думал, что он использует для карманов расширение пространства, столько всего внезапно могло из них появиться. Открытый, пузырёк распространял вокруг себя отвратительный резкий запах, и я пожалел Рабастана, под нос которому Снейп сунул вредоносную ёмкость.

Лестрейндж пошевелился и открыл глаза, по которым было видно, что он не понимает, где находится.

― М-м… Это что? ― слабым голосом спросил он.

― Нашатырный спирт, ― ответствовал Снейп, убирая этот флакон и доставая два других. ― Вот тебе Укрепляющее, а вот Умиротворяющая настойка и прекрати нервничать, никто твоего братца не тронет.

Рабастан приподнялся и, не глядя на нас, дрожащими руками отвинтил крышечки и опрокинул в себя по очереди каждый флакон. Снейп отобрал пустые флаконы, потом бесцеремонно приподнял Лестрейнджу голову и оттянул нижние веки. Тот не сопротивлялся, видимо, помня, что остался без оружия, не вырвал руку, когда Снейп считал его пульс.

― Чаша, ― наконец, сказал Северус, присаживаясь на кровать рядом с ним. Я остался стоять. ― Лорд спрашивал о ней после возрождения?

― Нет, ― ответил Рабастан настолько безжизненно, что я грешным делом подумал, что в одном из флаконов был Веритасерум.

― А если вдруг спросит? ― не выдержал я.

― Создать дубликат? ― предложил Лестрейндж.

― И свалить всё на Беллу, ― добавил Снейп. ― Извини, Баст, но в таком случае твои воспоминания придётся изъять…

Тот кивнул, посматривая то на меня, то на него.

― А если догадается? ― не унимался я, привыкший просчитывать запасные варианты в случае провала запасных вариантов.

― Будем действовать по обстановке, ― сказал Северус, и я прекрасно понял, что это означает, что у Кэрроу могут появиться компаньоны. Если мы, конечно, успеем…

― А сейчас? ― спросил Лестрейндж, садясь поудобнее. ― Я должен пойти в Гринготтс, взять чашу и отнести вам?

― Я пойду с тобой, ― предложил я, справедливо полагая, что оставленное в кабинете Кингсли письмо может, если что, сослужить добрую службу.

― Ты мне не веришь? ― напрямую спросил Рабастан.

― Вдвоём спокойнее, ― ответил я, не поясняя, что имею в виду. В конце концов, даже если в банке есть потайной вход для особо важных клиентов, это не исключает того, что могут быть неприятности. С другой стороны, вряд ли гоблины позволят кому-нибудь вмешиваться в дела Гринготтса, даже во время войны. Тем более, не разрешат арест глав двух влиятельных родов Британии на своей территории.

Я помог Рабастану подняться. Выглядел он помятым, что немудрено, но вполне устойчиво держался на ногах, избегая, тем не менее, на нас смотреть.

― Так что это за чаша? ― спросил он, наконец. ― И что вы решили провернуть под носом у Лорда?

Настала самая неприятная часть объяснений, но Северус решил всё за меня, пока я тщетно пытался подобрать слова.

― Дело в том, что, если мы хотим выжить, мы должны действовать, а не ждать, пока кое-кто изведёт нас всех для каких-то своих неведомых целей, ― сказал он. ― И выход здесь исключительно один.

Рабастан потерянно кивнул:

― Бунт на корабле. Понятно. И меня вовлекли…

― А ты против? ― окрысился Снейп. ― Не переживай, всё равно ничего не запомнишь!

― Ну и что вы намерены делать с крестражем? ― спросил внезапно Лестрейндж, чем, как бы отомстив, поверг нас со Снейпом в неописуемый ужас. Рабастан посмотрел на нас и положил руки нам на плечи. ― Не переживайте так. Я догадался сам, вы сказали слишком много. Я же тёмный артефактолог. Могу я сообразить, зачем вам какая-то жалкая чаша? Ведь не просто чтобы позлить хозяина, когда её не окажется на месте…

― Это не жалкая чаша. Она принадлежала Хельге Хаффлпафф, ― пояснил я не своим голосом. ― Ты уверен, что больше никто не знает?

― Белла знает, ― ответил Снейп. ― Я сам ей сказал на прошлой неделе.

― Зачем?! ― ахнули мы с Рабастаном одновременно.

― Я спросил, не отдавал ли вам Лорд что-нибудь на хранение. И тут пришлось раскрыть карты, ― мрачно сказал он. ― По-другому нельзя было. Будем надеяться, что это знание её однажды погубит…

― Будем, ― вздохнул Лестрейндж, поправляя рыжий хвостик, растрепавшийся во время драматических перипетий. ― А теперь верни мне палочку, и мы пойдём.

Снейп не стал нас провожать до аппарационной площадки, и я подозревал, что он отправился накладывать свои чары на всех остальных и заодно готовить флакон для воспоминаний Баста. Я готов был поспорить, что это ― то самое обманное заклятие, которому научил его Лорд.

В холле на нашем пути возник вездесущий Петтигрю.

― Куда это вы собрались? ― спросил он, оглядывая нас бегающими глазками.

― В Гринготтс, ― спокойно ответил Рабастан, опередив меня. ― Хочу извиниться перед Беллой за сегодняшнее происшествие с этим простолюдином. А ты что, шпионить поставлен?

― Я для собственного любопытства! ― возмутился Питер и отступил с дороги.

Как ни странно, в Гринготтсе не было никакой засады, и два гоблина с поклонами встретили нас у секретного входа.

― Мистер Малфой, мистер Лестрейндж, ― повторяли они, провожая нас к тележкам. ― Извиняемся за неудобства.

― Мне интересно, как относятся гоблины к развязавшейся войне, ― из вежливости обратился я к сопровождающему нас служащему по имени Крюкохват. Тот окрысился и сообщил:

― Нам нет дела до человеческих войн! Всё, что нам нужно, это золото.

Рабастан вошёл в своё хранилище первым, как и положено хозяину, а гоблин остался ждать на пороге. Мы огляделись среди груд золота, драгоценностей, книг и прочего и одновременно заметили небольшую чашу с двумя ручками на одной из полок. Рабастан приподнялся на цыпочки и взял её.

― Как ты думаешь, это оно? ― спросил он меня. Я молча указал ему на выгравированные на боку чаши инициалы «Х.Х.». Лестрейндж отдал её мне, прошёлся вдоль полок, внимательно глядя себе под ноги, и вытащил из-под каких-то свитков кошель из грубо выделанной кожи.

― Клади сюда, ― сказал он мне. Кошель оказался безразмерным, так как чаша, которая выглядела больше него раза в два, спокойно в него влезла.

Уходя, Рабастан подхватил ещё и ожерелье, сделанное из чистых бриллиантов, и небрежно запихнул его в карман. Я отметил про себя, что Беллатрисе это ожерелье весьма пойдёт.

Пути назад, на поверхность, я практически не запомнил. Кошель был привязан к моему поясу, и мне казалось, что чаша жжёт мне бедро.

Стол был не круглым, а вполне себе квадратным, однако это нам ничуть не мешало. В центре его, мирно посверкивая золотыми боками, стояла чаша Хаффлпафф, при взгляде на которую у меня слегка кружилась голова и ныл шрам. Именно поэтому мне строго-настрого запретили к ней прикасаться и, тем более, оставаться с ней наедине.

Справа от меня сидел Люциус, слева ― Драко, а напротив ― Снейп, который говорил сухо и чётко.

― Таким образом, мы раздобыли третий крестраж и изъяли воспоминание у старшего Лестрейнджа. Наша ближайшая цель ― медальон, который сейчас находится у Амбридж. А та ― в Министерстве. И я очень сомневаюсь, что она является на работу через телефонную будку.

Тонкий узкий флакон стоял на столе у его левого локтя, и во флаконе этом было заключено спасение для одного из Пожирателей.

― Я правильно понимаю, профессор, ― спросил я, назвав его по должности, которую он уже не занимал, ― что это воспоминание может стать смягчающим вину обстоятельством в случае поимки Лестрейнджа?

― Правильно, ― ответил Снейп, не сводя с меня тяжёлого взгляда и прикрывая флакон ладонью. ― Именно поэтому, Поттер, сему воспоминанию надлежит уцелеть до конца войны.

Я скрестил руки на груди и откинулся назад.

― И с каких это пор вы одержимы желанием сделать из своих коллег порядочных людей?

― А с каких пор вы, Гарри, так жестоки? ― спросил доселе молчавший Люциус. ― С каких пор вы решили, что убить легче, чем помиловать?

― Я ничего не решаю! ― возразил я.

― Но будешь, ― тихо ответил Драко. ― Будешь, когда победишь и в твоей власти окажется судьба нескольких чистокровных родов Британии. Если хочешь под корень извести Лестрейнджей, Эйвери и Кэрроу, у которых нет детей, и навсегда опозорить Ноттов, Гойлов и Крэббов, у которых наследники есть, действуй, тебе никто слова не скажет. Нас ты, конечно, пощадишь… Так тебе помогли… К тому же, есть чем гордиться: такая семья в вассалах…

Снейп усмехнулся, когда увидел моё лицо. Но у меня не было сил на бешенство, ведь всё, что Драко говорил, было чистой правдой.

― А вы думаете, что, если я решу милостиво даровать прощение заблудшим душам, меня поймут правильно? ― придушенно заговорил я. ― Думаете, не будет самосудов, а Невилл Лонгботтом зальётся слезами прощения на груди Беллатрисы? ― конечно, я нёс бред, но остановиться уже не мог. ― А та раскается и пообещает больше никого не пытать?

Снейп и старший Малфой вздохнули одновременно.

― Мистер Поттер, вам нужно бы научиться отличать реальность от выдумок! Никто не говорит вам, что Беллатриса способна на раскаяние. Разве вы не сможете отличить нормального человека от психопата? ― спросил Снейп.

― По мне, так они все психопаты, ― отрезал я. ― Если и не были, так стали: кто после Азкабана, кто от убийств озверел, кто от соседства с Лордом…

― Больных людей нужно лечить, ― сказал Драко, не глядя на меня. ― Даже у магглов невменяемых людей не судят за преступления, а отправляют в больницу.

― Ты предлагаешь вместо Азкабана запереть их в Мунго? ― предположил я. ― Ну, там хотя бы дементоров нет…

― Гарри, а вы ещё не поняли, что в ваших руках будет такое оружие, против которого они не выстоят? ― спросил Люциус. ― Вы же можете связать их по рукам и ногам!

― Какое? ― насторожился я. Неужели я опять о себе чего-то не знаю? ― Я же не могу победить их, если они на меня набросятся все вместе?

― Как обхитрить слизеринца? ― спросил Снейп таким тоном, что сразу стало ясно: серьёзно он мои умственные способности не воспринимает и спрашивает так, будто загадывает загадку. ― Если уж подавляющее большинство Пожирателей ― слизеринцы, за исключением одного гриффиндорца и одного райвенкловца?

― Слизеринца нельзя обхитрить! ― запротестовал я и только потом сообразил, что сделал комплимент всем троим.

― Можно, ― Люциус переглянулся со Снейпом. ― Во-первых, сделать так, чтобы он оказался перед вами в долгу. Во-вторых, предоставить ему свободу выбора.

― Выбора чего? ― машинально спросил я, не представляя даже, как можно осуществить первый шаг.

― Ну, ― задумался Малфой. ― Скажем так: либо Азкабан, либо… вассальная клятва.

― Мне?! ― ахнул я.

― Конечно вам, ― сердито сказал Снейп. ― Кому же ещё, глупый ребёнок?!

На ребёнка надо было бы обидеться, с другой стороны, так меня ещё никто не называл, к тому же, настолько беззлобно.

― И вы думаете что ― они согласятся, что ли? ― неверяще спросил я.

― Гарри, выживание рода, семья ― это первостепенное. Особенно для аристократов, ― терпеливо объяснил Люциус. ― Так что я даже не могу представить, кто окажется таким идиотом, что выберет Азкабан ради каких-то абстрактных идей.

― И вассальная клятва их свяжет со мной? То есть, если я прикажу вести себя порядочно и не причинять никому вреда…

― То они не смогут ослушаться, ― мрачно подхватил Снейп. ― Потому что это прямой приказ сюзерена.

Я повёл плечами:

― Империо какое-то… Или Непреложный Обет…

― Гарри, ― вздохнул Люциус, поглаживая у себя на плече серебристую прядь, ― с Империо можно бороться ― вы же умеете?

― Крауч разболтал? ― буркнул я, не дожидаясь, впрочем, ответа.

― Да, он. А Непреложный Обет можно обойти, найти лазейку. Но вассальную клятву не обманешь, она распознаёт и злой умысел, и попытки обхитрить, ― продолжил Люциус. ― И ваша задача ― загнать своих будущих вассалов в такой тупик, из которого для них будет только один выход.

Разговор был мне неприятен. Я представлял, как убиваю Лорда, занимаю его место, и Пожиратели склоняются передо мной так же, как склонялись перед ним, ― картинка была жутковатой. К тому же, кто поверит мне, что я не решил захватить власть сам, собрав такой отряд? Проблемы были гораздо более серьёзными, но сейчас предстояло заняться кое-чем другим.

― Я понял, господа, ― сухо сказал я, и Драко с уважением посмотрел на меня. ― Но сейчас перед нами пока что задачи другие. Как раздобыть медальон и уничтожить чашу?

Повисла тишина, и в этот момент младший Малфой решительно произнёс:

― Отец, крёстный, прежде чем запрещать, выслушайте, что я придумал…

― Мой сын сошёл с ума! ― заявил Люциус, нервно расхаживая по своему кабинету в Мэноре, где мы скрылись в тщетных попытках понять и принять безумную идею Драко. ― Я знаю, что мальчишки всегда рвутся в бой, но что за Мордред! Он заразился гриффиндорством от Поттера! Так соваться, не зная ничего… Да их схватят: наверняка после сегодняшнего уже укрепили охранные чары. Поттер ладно, его узнают, не посмеют тронуть. Хотя в Министерстве полно предателей или просто людей под Империо! Но Драко?! Да чем он вообще думает?! Как будто я не учил его просчитывать варианты и пути отступления!

― Люц, помолчи, а? ― попросил я, вычерчивая на пергаменте схему Министерства. ― Иди лучше сюда и помоги мне. Ты уверен, что, кроме лифтов, в Министерстве нет другого способа попасть с этажа на этаж?

― Нет, ― устало сказал он, садясь рядом со мной. ― Северус.

― Что?

― Они ведь правы оба. Это и их война тоже.

― Да, ― подтвердил я. ― И иногда лучшее ― это отойти и не мешать.

― Северус, это мой сын, моя плоть и кровь. Ты представляешь, каково мне?

― Представляю, ― сурово сказал я. ― Но отговаривать их уже поздно. Если мы запретим, они просто убегут без разрешения, Поттер возьмёт лидерство на себя, а уж я-то его знаю. И тогда будет хуже. Так что изготовь, пожалуйста, два портала в мой дом. Не забудь пароль.

Он подошёл к шкафу, порылся в нём, извлёк два каких-то кулона и принялся колдовать.

― Что находится в закутке за кабинетом Кингсли? ― спросил я, водя пером по пергаменту.

― Не знаю, ― ответил Люциус. ― Кажется, какое-то служебное помещение… ― и внезапно устало присел на стул. ― Мерлин мой, Северус, что же мы творим? Отправлять детей…

Я отложил перо и внимательно посмотрел на него, но не знал, как его ободрить.

― Надейся на везучесть Поттера, ― наконец сказал я. ― В конце концов, один раз он уже выбрался из Министерства живым и вывел друзей. А тут их всего двое… Налить им по порции Оборотного, ― вспомнил я.

― Разве оно хранится? ― безжизненным голосом спросил Люциус. Он весь как-то поник и постарел ещё больше. ― Сев, я не хочу хоронить сына. Дети не должны умирать раньше родителей, это ненормально…

― Соберись, ― ответил ему я, покосился на пергамент. ― Оборотное хранится под специальными чарами, которые я запатентую, если всё кончится хорошо.

― «Если»! Не говори так! ― взвился он. ― Даже Поттер говорит «когда»…

― Я знаю, ― меланхолично ответил я, отвлекаясь: в голову мне пришла некая идея.

Я вытащил из-под кожи зачарованный лист (не слишком-то приятный способ прятать переписку, но всё же) и обнаружил, что подписей на нём уже добрых две дюжины. «Братец Дред», ― появилось прямо на моих глазах. «Братец Фордж», ― нахально возникло сразу следом. Я нашёл подпись «Спокойствие», коснулся её палочкой и вывел на листе:

«Здравствуй».

Прошло минут пять, прежде чем проступил ответ, написанный красными чернилами:

«Здравствуй. Чем обязана?»

«Хотел узнать, озаботился ли Кингсли переправкой детей в Хогвартс», ― спросил я.

Ответ был ожидаем:

«Какое тебе дело? Ты думаешь, всё можно простить? Я не понимаю, как ты вообще набрался наглости заговорить со мной?»

«Может быть, это мы ему предложили идею с эвакуацией? ― написал я, стараясь не дать эмоциям возобладать. ― Да и то, что у меня есть доступ к секретной переписке светлой стороны, тоже должно было тебе что-то сказать, нет?»

«Кто это «мы»? ― возникли строчки. ― Да, меня это очень удивило, если не сказать «оскорбило».

«До твоих чувств мне нет дела, будь добра выполнять свои обязанности и защищать замок, ― сухо отчитал её я. ― Мы ― это я и Ворон. Ситуация должна скоро разрешиться, посему укрепляй защиту. И спрашиваю ещё раз: ученики в школе?».

«Гриффиндор почти весь, по половине с Хаффлпаффа и Райвенкло, ― побежали строчки. ― Несколько человек со Слизерина, в том числе чистокровные. К воротам аппарировали обе Гринграсс, Нотт и Забини. Клятвенно заверяют, что не шпионы. Что я могу сделать, они и вправду только дети. А Филиус привёл тех, кто только должен был поступать. Теперь скажи, Гарри у вас?» ― усталость чувствовалась даже через переписку, сквозила в неровном почерке.

― Быстро новости расходятся, ― хмыкнул Люциус, который давно заглядывал мне через плечо. ― Интересно, Гринграсс и Забини перебежали с ведома родителей? Теодор, понятное дело, нет…

«Да, и он пришёл сам, если ты об этом, ― написал я. ― И, если ему и Хорьку повезёт, ты увидишь его завтра. Так что открой камин. А пока не мучайся, занимайся школой».

Пергамент некоторое время оставался чистым, но наконец на нём снова появились слова:

«Удачи. И спасибо, какими бы мотивами ты ни руководствовался».

«Теми же, что и ты», ― ответил я и свернул пергамент.

― Так, Минерву предупредили, ― сказал я и воззрился на недорисованный план Министерства. ― Теперь это…

Солнце уже коснулось верхушек деревьев в парке поместья, когда план был закончен и лежал на столе вместе с портключами.

― Нужно им объяснить, что для бравады случай неподходящий, ― нервно говорил Люциус, кусая губы. ― Иначе они попадутся…

― Не попадутся, ― успокаивал я. ― Смотри: план, портключи, Оборотное, мантия, мётлы, плюс сила Поттера и его фантастическое везение. У них всё получится!

― Хотелось бы… ― сказал Люциус, и я прекрасно понимал, какая тяжесть лежит у него на сердце. Внезапно он настороженно прислушался к чему-то, держась за фамильный перстень, и разом смахнул пергамент с планом и кулоны в ящик стола. Через несколько секунд в дверь раздался стук. Мы переглянулись. На пороге стояла усталая Алекто, которая ничуть не удивилась, застав нас вместе.

― Люциус, Северус, ― сказала она, прислоняясь к косяку. ― Нужна ваша помощь.

― Что случилось? ― спросил я, опять предчувствуя плохое.

Кэрроу печально махнула рукой и вздохнула:

― Барти…

Из парадных дверей Мэнора массивный чёрный гроб выносили, по традиции, на руках. Барти лежал в нём на белом кружевном покрывале, какой-то непривычно тоненький, бледный, в строгом костюме и мантии. Руки ему сложили на груди в застывшем жесте покорности, а Амикус со скорбным лицом наколдовал пригоршни каких-то мелких синих цветов с едва уловимым запахом. Цветы лежали по краям гроба, на самом Барти, путались в его неровно подстриженной чёлке, и потёртый райвенкловский шарф, который Краучу обернули вокруг пояса, терялся на их фоне, только кисточки свешивались через край и покачивались в такт шагам.

Гроб несли Рабастан, Макнейр, Долохов, Амикус, Розье и, как ни странно, Скабиор. Следом за гробом Эйвери с побрякивающим мешочком рун на поясе нёс большую книгу погребальных стихов, за ним Алекто, то и дело прижимая к сухим глазам чёрный кружевной платок, левитировала громоздкую крышку гроба, и последними шли мы с Северусом.

Могила уже была готова. Мы медленно прошли по парковым дорожкам мимо аккуратных газонов с кустами волшебных роз Нарциссы, которые цвели целое лето, мимо фонтана, мимо двухсотлетнего вяза и углубились в парк. Остановившись у прямоугольной ямы, я вспомнил, как вырыл похожую «могилу» для Рона Уизли, и, несмотря на трагичность момента, усмехнулся.

Гроб бережно поставили на кучу земли, и Эйвери, встав в изголовье, открыл книгу на заранее заложенном месте. Однако читать он медлил. Мы стояли вокруг гроба и могилы и молчали, все десять человек. Предзакатный солнечный свет пробивался сквозь густую крону деревьев, тихо колеблющуюся от ветра; какие-то мошки стайкой кружили в тёплом воздухе там, где он казался золотым. Один луч застыл на мелово-бледном лице Барти с горькой складкой у губ. Эйвери откашлялся и неуверенно начал погребальную церемонию:

― Именем Одина и Фрейи. Именем Мерлина и Морганы. Прими, земля, сына своего Бартемиуса на веки вечные в лоно своё. Да пребудет с ним покой вечный, да обретёт его душа отдохновение от скорбей человеческих.

Голос его словно растекался в тягучем медовом воздухе, мошки всё кружили и кружили, листва слегка колебалась, и слова погребального заговора как будто продолжали звучать, уже будучи произнесёнными.

― Всё прощаем тебе, брат наш, ступай с миром, и прости нас за зло, тебе причинённое…

Я знал этот заговор наизусть, поэтому пропустил момент, когда Эйдан специальной формулой передал слово мне:

― Люциуса слово, ― сказал он, и все взгляды устремились на меня. Но я не знал, что пожелать уходящему от нас. Наконец, после почти минутного молчания ответил:

― Пусть придёт мир в твою душу, Барти, ― ничего более умного я не придумал. Крауч был мне неприятен даже сейчас.

― Уолдена слово, ― распорядился Эйвери.

Макнейр медлил не меньше, чем я.

― Ты меня прости, ладно? ― произнёс он, не глядя на гроб. ― За тогда, в апреле. Ну, ты понял…

― Рабастана слово, ― отчего-то охрипнув, обернулся к Лестрейнджу Эйвери.

― Жалко тебя, Барти, ― говоря, тот не смотрел на гроб. ― Не поверишь, но жалко, больше, чем себя самого…

― Ивэна слово.

― Спасибо, что ты такой, какой есть, ― пробормотал тот, тоже отчего-то пряча глаза. ― Хоть место тебе в психушке, уж не обессудь…

― Алекто слово, ― повернулся Эйдан; ботинки оставили чёткие отпечатки в свежей земле.

― Пусть душа твоя исцелится, ― глухо промолвила та, комкая платок. ― Тебе это нужно, нужнее, чем всем другим. И у тебя ещё есть шанс…

― Амикуса слово.

― Пусть у тебя хватит сил встретиться с самим собой, ― пока Кэрроу говорил, его глаза блестели золотым; впрочем, это мог быть свет солнца. ― Ты справишься.

― Антонина слово.

― Говорят, смерть ― обновление… ― промолвил тот. ― И я хочу, чтобы оно свершилось так, как следует.

― Северуса слово.

Тот не удержался от сарказма:

― В этот трагический момент не могу не напомнить всем о скоротечности бытия и надеюсь, что смерть влияет на мозги лишь благоприятным образом.

Я не стал толкать его локтём. Барти всё это заслужил.

― Скабиора слово.

Егерь поднял глаза от нутра могилы, которое внимательно изучал всё это время, и сказал, не ёрничая, с грустной улыбкой:

― Спасибо за венок, Барти. Я оценил.

Убедившись, что все присутствующие хоть что-то сказали, Эйдан снова открыл книгу.

― Во тьме земли пусть хранит тебя тьма извечная, пусть сердце твоё расцветёт и не увянет. Оставь прошлое и долги его. Во имя Одина и Фрейи, Мерлина и Морганы. Бартемиус Крауч, покойся с миром.

Шурша по траве и едва касаясь земли на бегу, в круг влетел Руди, растрёпанный, только в брюках и рубашке, ахнул, со всхлипом бросился к гробу, но стоящий ближе всех Макнейр перехватил его за пояс.

― Барти! ― воскликнул младший Лестрейндж, совершенно не замечая гневного взгляда старшего. ― Как же так?! Мне Хвост сказал ― хоронят… Как же?! За что?!

С грохотом опустилась крышка гроба, безжалостно прищемив концы синего шарфа. Эйвери взял книгу под мышку, и они с Розье и Долоховым одновременно взмахнули палочками. Гроб плавно взмыл в воздух, завис над могилой и медленно опустился в неё, стукаясь о стенки. Я шагнул ближе, посмотрел на чернеющую внизу крышку, но в этот момент куча земли посыпалась на неё, и через минуту на месте могилы возвышался ровный холмик свежей земли.

Мы оглядели друг друга, все, кроме Руди, который, тщетно извиваясь в медвежьей хватке Макнейра, не отводил взгляда от могилы, ― церемония подействовала удручающе на всех без исключения. Снейп отмер первым, впрочем, он и с самого начала был скептически настроен. Он скрестил руки на груди и строго спросил:

― Ну и долго ещё этот балаган будет продолжаться?

― Дай ему время! ― воскликнула Алекто. ― Мы не для того старались, чтобы ты сейчас всё испортил!

― Он не задохнётся там? ― озабоченно спросил Эйвери, в то время как Рабастан шипел на брата, нарушившего постельный режим, а Скабиор стоял у холмика с почти мечтательным выражением лица.

― Начнёт задыхаться ― я почувствую, ― сказал Амикус, опускаясь навзничь на траву. Долохов, правильно догадавшись, снял мантию, постелил для Алекто.

Картина была жутковатой: брат и сестра лежали на земле по обе стороны от могилы, точно так же, как Барти, скрестив руки на груди. Мы все на всякий случай отошли подальше, но никто не уходил. Макнейр, отведя Руди в сторону, что-то ему втолковывал, впрочем, было понятно, что именно. Я прислонился спиной к дереву, не заботясь о сохранности траурной мантии. Наложить Обливиэйт на десять человек сразу сложно, но вполне вероятно. Всего лишь чуть-чуть подправить память, и из «радикальной психотерапии», как выразился Северус, похороны превратятся в настоящее погребение. Вложить в чужие головы воспоминание об Аваде разгневанного Лорда, настигшей Барти, ― и холмик останется нетронутым, а безумец последние минуты своей жизни проведёт в ужасе и мучениях, по-прежнему парализованный заклятием, не в силах ни кричать, ни двигаться… Месть, достойная Малфоя…

Я покрепче перехватил трость, и в этот момент моего рукава осторожно коснулась ладонь Северуса ― и когда он подошёл?

― Люци, я же просил… ― тихим шёпотом произнёс он, не глядя на меня. Выдержка покинула меня: я вздрогнул.

― Не читай мысли! ― прошипел я яростно. ― Эта сволочь заслужила и большего!

― Я не читаю, ― спокойно ответил он, как будто не видел сейчас в моей голове, что именно я хочу сделать. ― Но есть настоящий виновник. А мы ничего не делаем… Легко отыграться на слабом. По-слизерински, конечно, не спорю…

Я вырвал руку, отступил, но ничего не сказал. Конечно, он был прав, а я просто сходил с ума, не в силах подловить Фенрира. Может, прислать за ним домовика, так же, как за Уизли? Но как замести следы?

― Ты думаешь, то, что его закопали в могилу, поможет? ― спросил я, немного успокоившись.

― Добить легче, чем исцелить, ― ответил Северус, глядя себе под ноги, на тёмно-зелёную траву. ― Это проще, удобнее… Чтобы исцелить, нужно не спать ночами, держать за руку, заставлять пить лекарство, успокаивать после кошмаров…

― И у него есть такой человек? ― полунасмешливо спросил чей-то голос рядом с нами. Я обернулся: из-за дерева, по обыкновению, неслышно выходил Скабиор.

― Вы! ― воскликнул я. Он показал нам пустые ладони.

― Нет, господа, я не подслушивал, ― объявил нам егерь таким тоном, что стало ясно, что именно подслушиванием он и занимался.

Однако Снейп вовсе не был удивлён, хоть и окинул его подозрительным взглядом.

― Что вы имеете в виду, спрашивая, есть ли у Барти человек, который сможет его исцелить? ― строго поинтересовался он.

Егерь тоже прислонился к дереву, задумчиво посмотрел куда-то вбок. Я проследил за его взглядом: там Руди, привстав на цыпочки, тянулся к Макнейру ― я уловил робость его движения и яркость кипенно-белой рубашки на фоне зелёной листвы кустов.

― Хорошо говорить об исцелении, ― промолвил Скабиор. ― Хорошо всем вместе взяться за одного человека и что-то сделать для него. Только я вас спрашиваю: кто именно останется с ним ночью, когда он будет орать от страха?

Мы переглянулись, и я подумал, что Барти просто отнесут в его постель ― то есть, не в его, а Руквуда, раз уж они поменялись комнатами, ― укроют одеялом и уйдут… И в самом деле, кто будет долго возиться с парнем, который годится только на то, чтобы при случае без лишних разговоров класть его носом в подушку?

― Молчите, господа хорошие?

― А вам, я смотрю, нравится роль обличителя? ― холодно спросил Снейп. ― Вы, видимо, себя считаете таким правильным, что вам и смотреть на нас противно?

― Считать не считаю, но болото у вас тут ещё то, ― не моргнув глазом, ответил тот.

Никто из нас больше не успел ничего сказать: возле могилы Амикус пружинисто подхватился с земли, поднялась и Алекто. Груда земли, повинуясь их магии, взвилась в воздух и опустилась поодаль. Покачиваясь, гроб выплыл наверх, крышка упала.

― Фините Инкантатем! ― воскликнуло сразу несколько голосов, отменяя парализующее заклятие.

Кашляя и схватившись за грудь, Барти сел в гробу, запрокинул голову к небу, как будто не верил, что больше не мёртв. Северус быстро направился к нему, как, впрочем, и все остальные, но я остался на месте: боялся увидеть картину полного и окончательного безумия.

Строго говоря, в силу своих габаритов на руки Барти должен был взять Макнейр, но его опередил Долохов, подхватил, рассыпая по траве синие цветы ― парочка застряла в волосах Крауча. Тот, почувствовав чужие руки, рыдал в голос, не безобразно, просто отчаянно; прятал лицо у Антонина на груди и никак не мог остановить поток слёз, а синий шарф с испачканными землёй концами обвис измождённо, безжизненно.

― Я вспомнил! Всё вспомнил! Мне страшно, мне плохо, не трогайте меня… ― плакал Барти, не делая, впрочем, попыток вырваться. Интересно… Наверное, от шока спал когда-то наложенный на него Обливиэйт? Что же он вспомнил?

― Хвала небесам! ― воскликнула Алекто, опираясь на руку Эйвери. ― Помогло!

― Ничего себе помогло! ― фыркнул Розье, с возмущением указывая на Крауча, который вцепился в Антонина мёртвой хваткой.

― Это ничего, ― тихо сказал Амикус, вставая рядом с сестрой. ― Это хорошо, что вспомнил. И что плачет, ― тоже правильно…

Долохов быстро понёс Барти обратно к дому, и рядом с ним по посыпанной песком дорожке неслышно двигался Скабиор.

Мы не спали, конечно, от волнения заснуть было невозможно, хотя отец предупредил, что лучше не возиться и не бездельничать, а нормально отдохнуть перед тяжёлым днём. Кровать Гарри расширил и, хотя юркнул ко мне в комнату, таясь и озираясь, явно уже чувствовал себя рядом со мной спокойно.

Прикасаться друг к другу тоже было страшно. Нет, не страшно, просто как-то неудобно. Будто по сравнению с тем, что мы собирались сделать завтра, это было не так уж важно.

Лежали мы на боку, лицом друг к другу и притворялись спящими. Я вздохнул и придвинулся ближе, снова и снова прокручивая в голове разработанный план. Мы сделаем всё, что будет в наших силах, а остальное отдадим на откуп судьбе. Впервые я пожалел, что в магической Британии нет мало-мальски распространённой религии. Суеверия не в счёт. Я принялся перебирать в уме имена богов, которых знал, и прикидывал, кто из них мог бы помочь в завтрашней вылазке. В конце-концов склонился к мысли, что всё-таки Один.

― Ты о чём думаешь? ― громким шёпотом спросил Поттер, и я даже вздрогнул.

― О богах, ― признался я.

Поттер промолчал, засопел, заворочался.

― Страшно? ― наконец спросил он.

― Да, ― прошептал я. ― Гарри…

― Что?

Вместо ответа я протянул руку и обнял его, прижался, чувствуя сквозь тонкую ткань пижамы его тело, выступающие косточки, биение сердца…

― Ну, вообще-то спать надо… ― неуверенно заявил Поттер, обнимая меня в ответ. Но действия были уже привычны: я с головой накрыл нас одеялом и завозился, пытаясь снять с Поттера штаны.

Он вздохнул и взялся за меня.

― Ещё и кусаться будешь… ― прошептал он в душной тишине.

― Буду, ― облизнувшись, прошептал я, пытаясь забыть о том, что мне страшно. Я прекрасно понимал, что мы можем завтра не вернуться из нашей сумасшедшей вылазки, и чувствовал свою ответственность, ведь, в конце-концов, её инициатором был я. Отец меня не простит, если я умру, да и сам не переживёт горя. Про мать и говорить нечего.

Поттер вздрогнул, прижался теснее, и мне вдруг захотелось прошептать ему на ухо что-нибудь ужасно пошлое. В конце концов, сколько можно быть учтивым и воспитанным? Я всё-таки не только литературным языком владею…

― Ты не представляешь, как я хочу облапать твою задницу! ― заявил я. Поттер даже отстранился, и я пожалел, что не могу видеть его румянца. ― Ага, ― заверил я. ― Именно это ты и услышал. Я сегодня жутко пошлый, не находишь? А ну, и ты скажи что-нибудь похабное!

― З-зачем? ― Поттер стал заикаться, видимо, подумал, что я спятил.

― Ну, скажи! ― не отставал я.

― Ну… Я хочу тебя поиметь! ― выдал он.

― Что, правда? ― удивился я. Он подумал.

― Ну, вроде, правда…

― Так вроде? ― уточнил я.

― Вроде… ― вздохнул он. ― Я ведь не умею…

― Ничего, научишься! ― сказал я, выбираясь из кровати. ― Я сейчас.

Пол был холодным, но добыча того стоила. Вернувшись из ванной, я сунул Поттеру в руку тюбик крема.

― Надеюсь, это обычный и наутро у нас ничего лишнего не вырастет, ― захихикал он, видимо, стараясь разрядить обстановку. Разумеется, он нервничал. А я?

― Давай уже! ― я прыгнул прямо на него, и несколько минут мы просто возились, запутавшись в одеяле и собственных приспущенных штанах. Только сейчас я начал понимать, что такое юношеские гормоны: мы оба тут же возбудились.

― Ещё пошлости говорить? ― деловито осведомился Поттер, подминая меня под себя и задирая мне пижамную куртку. ― Снимай это всё нафиг!

Я извернулся и каким-то чудом освободился от всего пижамного комплекта сразу, одновременно сдирая одежду с Поттера.

― Говори! ― потребовал я, уже чувствуя острое возбуждение оттого, что он лежит на мне.

Он склонился к моему уху, и я задрожал.

― Я хочу кое-что в тебя засунуть, понятно? ― прошептал он, явно изо всех сил сражаясь со своим гриффиндорским целомудрием. ― И я это сделаю! ― тут же он спохватился: ― Слушай, если это тебе неприятно или вызывает нехорошие воспоминания, то ты только скажи, и я…

― Лежать! ― рыкнул я. С Поттером было удивительно тепло и уютно в постели. Я чувствовал себя как будто в гнёздышке, но, несмотря на это, тревога меня не оставляла. Казалось, что мы удивительно безответственно подходим к завтрашней операции, собираясь заниматься боггарт знает чем, в то время как в опасности была вся страна.

― Ты чего дрожишь? ― спросил Гарри. ― Ой, слушай, а если я в тебя не попаду?! Здесь же темно!

Я долго смеялся, лёжа на спине и чувствуя приятную тяжесть тела Поттера.

― А ты наощупь! ― порекомендовал я наконец. ― Авось и попадёшь как-нибудь!

Мне было страшно. Тревога за завтрашнее предприятие накладывалась на сиюминутное волнение: что если будет так же больно, как тогда? Что если я в самый неподходящий момент вспомню Фенрира? Или случится ещё что-нибудь похуже?

Я обнял Гарри руками и ногами ― надо же когда-то учиться? Хотя не сомневаюсь, что будущая жена мне подобных замашек не простит. О ком там говорил отец в позапрошлом году, о какой-то из Гринграсс? Нет, точно не простит.

― Крем! ― напомнил я, ёрзая.

― Точно! ― спохватился горе-любовник, нашаривая завалившийся куда-то тюбик. ― Слушай, если со стороны посмотреть, так это просто шоу! ― пропыхтел он, приподнимаясь на локтях и отвинчивая крышечку.

― Не надо на нас смотреть! ― запротестовал я. ― И что такое шоу?

― Зрелище, ― перевёл он с маггловского и ткнулся щедро смазанными пальцами как раз куда надо.

― А говорил ― не попадёшь… ― проворчал я. Удивительно, как у меня ещё оставались силы на разговоры, потому что внизу живота уже всё ныло. ― Нет, ты лучше ничего не говори больше!

― Скажу, ― пообещал Гарри, приподнимаясь и устраиваясь поудобнее. По-моему, он даже прищурился: видимо, в самом деле боялся не попасть. ― Одну вещь. Кажется, я тебя… лю… блю…

На этом разговоры были закончены, а трепет ужаса сменился иным, гораздо более сладким.

― Если вы намерены разлёживаться и дальше, ― что неудивительно, учитывая, насколько бурной была эта ночь, ― то я не смею вам мешать. Но на вашем месте я бы всё-таки проснулся и отправился спасать магическую Британию, ― уведомил голос над моей головой. Да, профессор меня ещё не будил, ― всё когда-то бывает в первый раз.

― Драко, вставай, ― сонно пробормотал я, пытаясь перевернуться на другой бок, и зашипел от боли, окончательно проснувшись.

― Да, и Очищающее никто не отменял, ― добавил Снейп с плохо скрываемым торжеством в голосе, а когда я оторвал голову от подушки, комната уже была пуста.

― Драко, вставай, мы слиплись! ― позвал я и потормошил возлюбленного за плечо. Если бы не знал точно, что вчера сказал слова любви, сидя верхом на своём белобрысом наваждении и готовясь ему кое-что кое-куда засунуть, то подумал бы, что это мне приснилось. Но судя по тому, что слиплись мы капитально, всё случившееся было отнюдь не сном. Я кое-как дотянулся до палочки и наложил Очищающее, после чего откинулся на спину и сладко потянулся.

― Вставай, соня, хорёк, вредина, дракоша, любимый! Пора спасать мир. Ну, если не мир, то страну точно, ― громко сказал я, и Драко рядом завозился, взглянул на меня мутными со сна глазами.

― Что ты там сказал? ― вопросил он. ― Я услышал что-то про дракошу…

― А больше ты ничего не услышал? ― поинтересовался я, и он покраснел, отвёл взгляд.

― Так это правда?

― Правда, ― признался я, садясь и отворачиваясь. ― Сам не знаю, что произошло. Называй как хочешь, но тогда, в Норе… я понял, что жить без тебя не могу, что хочется тебя касаться, тобой обладать… я думаю, я давно к этому шёл. Ведь мы оба были одержимы друг другом в какой-то мере… ― говорить мне было тяжело, поэтому я испытал ни с чем не сравнимое облегчение, когда Драко обнял меня. Было приятно чувствовать, как он, тёплый, сопящий, прижимается ко мне всем телом, и другого ответа на моё несвязное бормотание было не нужно.

― О! ― поёрзав, я почувствовал, как его плоть упирается мне в ягодицу, и вспомнил важную вещь. ― Так я же тебе кое-то задолжал! Прости, забыл вчера…

― Нет! ― запротестовал он, поняв. ― Так мы никого не спасём! ― помолчал, подумал. ― Тебе страшно? ― спросил он совсем уже другим голосом. Я прислушался к себе, и понял, что ощущения сродни тем, что бывали у меня накануне сложного экзамена.

― Ну… это как Зелья сдавать на СОВ, ― признался я. ― Пока нет конкретной опасности, сложно бояться. Да и моё безрассудство ты знаешь.

Ощущения были странными. Мы с ним сидели на разворошённой перепачканной постели, оба голые и беззащитные и рассуждали о том, что нам предстоит, с хладнокровием, которому я сам мог бы позавидовать.

― Всё будет хорошо, ― сказал я, сам не веря, но стараясь придать голосу твёрдость. ― А теперь вставай и пойдём завтракать.

Завтрак проходил в скорбном молчании. Мы с Драко вяло ковыряли ложками овсянку, Люциус метался по гостиной от двери к окну, а Снейп, нахмурившись, сидел на диване и ни на что не обращал внимания. Рядом с ним лежал безразмерный мешок, в котором в этот дом принесли чашу, однако я знал, что сейчас в этом грубо выделанном подобии сумки лежит не только крестраж, но и две метлы, моя и Драко, набор зелий и воспоминание Лестрейнджа. Отцовская мантия загадочно мерцала, перекинутая через спинку моего стула, на шее у нас с Драко висели кулоны-портключи, а приблизительно начерченная схема Министерства была у меня в кармане.

Подобие завтрака прервал нереально жизнерадостный Типпи, который прошествовал в гостиную с салфеткой на локте и вазочкой в сухих лапках. В вазочке горкой лежали сливы, персики, а сверху ― большое жёлтое яблоко. Домовик водрузил вазочку на стол и, увидев полные тарелки, заохал:

― Молодые хозяева не едят! Типпи плохо приготовил! ― и собрался биться головой о шкаф, чем отвлёк даже полностью погружённого в себя Снейпа.

― Цыц, ― лениво сказал я, понимая, что вошёл во вкус и стал осознавать, что имею на этой земле некоторую власть. ― Мы просто волнуемся, понятно? Ты здесь ни при чём, ― и в доказательство цапнул из вазочки сливу. Домовик заворожённо наблюдал за моими действиями.

― Типпи прощён! ― умилился он. ― Сэр Гарри Поттер хвалит Типпи!

Домовик резво вцепился мне в ногу, заглядывая в глаза снизу вверх.

― Типпи никогда не забудет вашей доброты, Гарри Поттер, сэр! ― пропищал он. Я вздохнул, вспоминая слова Гермионы, что мы недооцениваем волшебных существ. Сливу до рта я не донёс.

― Типпи! ― потребовал я. ― Скажи мне сейчас же, чем эльфийская магия отличается от обычной?

Встрепенулись все, Малфои взглянули одинаково непонимающе: видимо, им и в голову не приходило интересоваться чем-то у домовиков.

Громадные глаза Типпи стали ещё больше, а уши поднялись торчком от изумления.

― Сэр Гарри Поттер задал Типпи вопрос! И Типпи не посмеет не ответить! Эльфийская магия, Гарри Поттер, сэр, отличается тем, что ей не нужны заклинания. Также она заставляет эльфа повиноваться воле хозяина во что бы то ни стало. Она может не всё, что может ваша, но и вашей доступно не всё, что эльфийской…

Я поглядел в жёлтые глаза-блюдца.

― Волшебник может научиться эльфийской магии? ― спросил я, и Типпи едва не опрокинулся на спину.

― Волшебник?! Эльфийской?! ― переспросил он, от удивления позабыв все обращения. ― Типпи не знает! Никто не пробовал!

Я отложил сливу на край стола.

― Значит, будем пробовать сейчас.

― Вы рассчитываете, что за какие-то полчаса способны овладеть совершенно чужеродным типом магии? ― спросил Снейп насмешливо.

― Да ещё если учесть, что никто до вас не пробовал… ― с сомнением протянул Люциус, глядя на домовика так, будто впервые его видел.

― Типпи научит! ― заверил эльф. В его глазах было только обожание.

― Поттер, у тебя просто талант влюблять в себя чужих эльфов, ― негромко сказал Драко. ― И не только эльфов…

Через упомянутые профессором полчаса я бодро скакал по гостиной, улавливая потоки эльфийской магии.

― Драко! ― орал я в припадке восторга ― прямо с утра чувствовал, что обязательно случится что-то хорошее. ― Да ты только попробуй! Вот смотри: Типпи чистит магией чашку, а я вижу, как поток его энергии…

― Вашей энергии, ― поправил Люциус, который наблюдал за нами с неизменным скептическим выражением лица и машинально поглаживал набалдашник трости.

― Моей? ― я замер на одной ноге и с глупейшим видом уставился на него.

― Вашей, невозможный ребёнок! ― рыкнул Снейп. ― Вы не слышали, что сказал Типпи? Эльфийская магия подчиняется волшебнику. Эльф выполняет ваши приказы, и именно ваше волеизъявление заставляет его что-то сделать. Если не было приказа, а тем более, был высказан запрет, эльф и пальцем не пошевелит, даже если вам будет угрожать опасность! Магия принадлежит вам, а домовик только транслирует её через себя. К тому же он связан с магией дома, с магией рода! Теперь вы понимаете, почему свои домовики заводятся только в поместьях чистокровных, а купленный домовик служит гораздо хуже?

Я сел прямо на пол, уже позабыв, что приличные молодые люди не сидят на полу.

― Значит, всё зря? ― спросил я. Типпи замер рядом со мной, заламывая лапки.

― Не зря, ― вздохнул старший Малфой. ― Если магия ваша, то вы уже всё умеете.

Я посмотрел на свою чашку. Чашка неожиданно поднялась над столом и, увеличивая скорость, облетела всю гостиную.

― И чем тебе не нравится твоя обычная беспалочковая, сюзерен? ― грустно спросил Драко, подпирая щёку рукой. ― Пока ты тут учился, у нас операция десять раз как сорвалась…

Мы торчали за треклятой телефонной будкой вот уже больше часа, и солнце уже начинало припекать, однако ничего подходящего не находилось, вернее, не приходило, а если и приходило, то нам неизменно что-нибудь мешало.

― Может, вот это? ― прошипел я Поттеру в ухо, в то время как блондинка на каблуках дефилировала к кабинке, подметая землю подолом бирюзовой мантии.

― На Флёр похожа, ― задумчиво прошептал Поттер, и по его движениям, которые я чувствовал, прижавшись к нему, поднял палочку.

Блондинка осела на выщербленный асфальт, и я метнулся к ней, по-прежнему невидимый. На то, чтобы выдернуть у неё длинный волос, у меня ушла секунда, и ещё три ― на то, чтобы запихнуть его в узкий, наполненный свежим Оборотным флакон. Руки отчаянно тряслись, хотя я знал, что Поттер уже навёл на это место Отвод глаз.

― Быстро, отлевитируй её в угол! ― тихо сказал я, давясь зельем, которое на вкус оказалось таким, будто я ел губную помаду, ваниль и шоколад, а запивал шампанским и духами одновременно. Когда блондинка оказалась в углу, я уже чувствовал изменения, по крайней мере, туфли с ног сваливались на ходу, а волосы странным образом сами собой полезли в глаза.

Невидимый Поттер выпутывал девушку из мантии, украшенной какими-то дешёвыми искусственными камушками, и стаскивал с неё сапожки. Когда я прикинул высоту каблуков, мне резко поплохело, однако отступать было поздно. Операция по извлечению крестража из недр Министерства уже началась, и обратного пути не было. Мантия отлично скрывала слегка повисшие на тонком тельце брюки, которые я, ругаясь, заправил в сапоги, и рубашку.

― Как её зовут? ― спросил я, тщательно застёгивая воротничок и удерживая равновесие на каблуках. Сумочка нашей жертвы повисла в воздухе, вытряхивая из себя всё содержимое, и наконец на свет было извлечено удостоверение сотрудницы Отдела магического спорта Миранды Льё.

― Давай сюда, ― распорядился я и перекинул сумочку через плечо. Палочка невезучей сотрудницы нашлась в недрах сего многофункционального аксессуара, похороненная под пудреницей, номером «Ведьмополитена» и ещё какой-то дребеденью. Мои сброшенные туфли мелькнули в воздухе и исчезли, спрятанные в безразмерный кошель, на котором я вчера, рассмотрев его внимательно, обнаружил тиснение в виде герба Лестрейнджей.

Поттер снял с меня заклятие невидимости, и я, поминутно спотыкаясь на каблуках, отправился к ржавой телефонной кабинке. Отогнув рукав, я посмотрел на часы: всё преображение заняло ровно две минуты.

Наманикюренным пальчиком я набрал номер, а невидимый Гарри сопел у меня за спиной, как вдруг случилось то, что, как мы надеялись, случиться не должно было. Дверца с лязгом распахнулась, и в кабинку втиснулась женщина с длинными кудрявыми волосами и суровым, словно вырезанным из камня лицом.

― Извините, ― сказала она глубоким красивым голосом, окинув меня неприязненным взглядом поверх неприметных очков в золотистой оправе. Я вжался в угол, затискивая туда же забывшего дышать Поттера и чувствуя, как рубашка на спине намокла от холодного пота. Тут же я сообразил, что настоящая молодая ведьмочка сделала бы независимый вид, пытаясь показать взрослой колдунье, что она тоже что-то значит. Особенно если это колдунья не из её отдела. Я бросил косой взгляд из-под накрашенных ресниц, впервые осознав, какого цвета мантия на ведьме. Ой, совсем не из её…

― …Назовите ваши имена и цель посещения, ― договорил холодный неживой голос. Женщина прямо посмотрела на меня, отдавая мне право произнести спецпароль. Хотелось бы надеяться, что это потому, что я вошёл в кабинку первым и уже собрался ехать, а не потому, что она что-то заподозрила.

Я пискнул кодовое слово, благодаря которому вчера Пожиратели прошли в Министерство.

― Пароль неверный, ― сообщил автоответчик, и я почувствовал, как у меня затряслись коленки.

― Сегодня среда, ― не менее холодно сообщила мне женщина-невыразимец и снова смерила меня презрительным взглядом. В состоянии шока вспомнив старую школьную байку за третий курс, я бросился рыться в сумочке.

― Ах, среда… Я забыла… Нет, они у меня где-то здесь записаны… ― бормотал я, переворачивая всё вверх ногами и чувствуя напряжение Поттера, который уже готов был применить Конфундус.

― Где ваша палочка? Почему не на поясе? ― спросила сотрудница Отдела Тайн, и у меня хватило сил вскинуть на неё чистый и невинный взгляд.

― Но это же портит внешний вид! И в «Ведьмополитене» как-то писали, что нельзя показывать, что ты вооружена, ― пролепетал я. ― Я её в сумочке ношу.

― Я вижу, ― оборонила женщина, отворачиваясь. ― Двадцать второе ноября, ― чётко произнесла она, и кабинка поехала вниз.

― Вы меня спасли, ― тихо сказал я, изо всех сил таращась на неё и изображая восхищение. ― Я сегодня обязательно перепишу все пароли заново…

― Потренируйте память, ― отрезала ведьма. ― Хотя вам вряд ли поможет.

Дверцы распахнулись, и мы ступили в Атриум. Я шустро поцокал на каблуках к лифтам, зная, что случайная попутчица идёт за мной и Поттер тоже не отстаёт. Откинув волосы с глаз, я нажал на кнопку вызова лифта, и по закону подлости ведьма из Отдела Тайн остановилась у той же двери. Придётся выходить на этаже Отдела магического спорта, а там велик риск наткнуться на знакомых Миранды… Гарри успокаивающе сжал мне плечо, и я немного расслабился, пока лифт громыхал снизу, а ведьма в сером бесшумно прохаживалась туда-сюда за моей спиной. Я не один, я с моим возлюбленным и другом, мы справимся, мы должны…

Лифт разинул двери, подобные пасти, и мы втроём шагнули в кабину. Я нажал седьмой уровень, гадая, как бы ухитриться пробраться на второй; ведьма предсказуемо ткнула кнопку с цифрой «один». Со скрипом кабина двинулась вниз и тут же замерла.

Я отшатнулся: мне в грудь смотрел острый кончик палочки, и сухая женская рука, держащая её, не дрожала. Как и неизменно холодный голос:

― Мистер Поттер, мистер Малфой, полномочиями заместительницы начальника Отдела Тайн я, Урсула Шервингофф, требую объяснений!

Иллюстрация от Daria Bobyl (http://vk.com/alone_bobyl). Руди спрашивает у Снейпа, умрёт он или нет. http://ifotki.info/11/a2d46d5122b7ec7e53c48eb40a1d83685f480b131408672.jpg.html

* * *

Я знал, что в дом нельзя пускать этого человека, и теперь только скрипел зубами, выслушивая доклад главного в Мэноре эльфа.

― …после чего господин Скабиор сэр бросился на колени, прополз так половину гостиной и целовал мантию господина Тёмного Лорда сэра, пока тот не начал её вырывать. Господин Тёмный Лорд сэр был не очень доволен и велел господину Скабиору сэру убираться к чёртовой матери. Через полчаса господин Скабиор сэр подошёл к госпоже Кэрроу мадам, на которой было длинное платье, и выразил желание подержать ей подол, чтобы помочь спуститься по лестнице, а посему господину Кэрроу сэру пришлось его проклясть, и у господина Скабиора сэра выскочили фурункулы на таком месте, которое и назвать нельзя в приличном обществе, а когда он собирался скрыться в уборной, госпожа Кэрроу мадам спустила с лестницы его самого, заклятием подножки…

Мне нравился смех Северуса, и я готов был поселить здесь егеря-разрушителя навечно, только чтобы почаще слышать, как друг смеётся, но дальше так продолжаться не могло. Снейп уткнулся лбом в оконное стекло, и плечи его вздрагивали: он уже спохватился и загнал смех внутрь.

― А сегодня утром господин Скабиор сэр повздорил с господином Макнейром сэром, и после того, как господин Макнейр сэр чуть не сломал господину Скабиору сэру обе руки, они отправились в фехтовальный зал, где два часа занимались метанием ножей...

― А где этот тайфун провёл ночь? ― осведомился я у эльфа, по возможности серьёзно.

― В комнате господина Руквуда сэра, то есть, теперь уже господина Крауча сэра, вместе с последним упомянутым господином, ― ответствовал тот, гордо выпячивая грудь. ― На стуле у его кровати.

― Можешь идти, Ломтик, ― велел я. За что я любил этого эльфа, так это за то, что ему не было свойственно обычное для его собратьев косноязычие.

Северус досмеивался у окна, когда я позвал его.

― Что скажешь?

― Ещё немного ― и твой дом будет разрушен до основания, ― сказал он. ― Это, конечно, самая обнадёживающая новость: штаба у нас больше не будет.

― А ещё обнадёживающие новости есть? ― поинтересовался я.

― Есть. Руквуд «выписан» по причине внезапного выздоровления, а Руди выцыганил у брата свою палочку. Молись, чтобы Лестрейндж не подружился со Скабиором, ― ответил Снейп. ― Хотя он и с бешеным фестралом подружится…

Мы оба улыбнулись и погрузились в молчание.

Я знал, что Драко и Гарри уже должны быть в Министерстве, и почему-то меня не оставляла уверенность, что они справятся. Зря я, что ли, сегодня полночи простоял коленопреклонённым на крыше Мэнора, молясь Небесам, чтобы они защитили мальчиков? И именно из-за тревоги за них мы не говорили друг другу ни слова о вылазке.

― А Барти? ― наконец спросил я. Северус пожал плечами:

― От него слова не дождёшься, лежит и в стену смотрит. Кэрроу навещали, сказали, что это пройдёт.

― Что же он вспомнил… ― протянул я как бы вторя своим мыслям.

Снейп отошёл от окна, уселся на край моего стола.

― Откуда я знаю? Его папаша был способен на что угодно, если подумать. Власть, она, знаешь, даёт ощущение безнаказанности. А тут ― двенадцать лет беспредельной власти. Даже знать не хочу.

― А ещё что-нибудь сказали? ― спросил я, по-прежнему не отрывая взгляда от одной и той же точки на ковре.

― Что он должен что-то принести, ― неохотно поведал Снейп. ― Я и сам не до конца понял, но они… ― он понизил голос. ― Они владеют какой-то иной магией, не такой, как наша…

― Эльфийской? ― я вспомнил утреннюю идею Поттера.

― Нет… Это больше на шаманизм похоже. Ну, когда душа по желанию шамана отрывается и уходит в иные миры, с духами общается, с предками… Вот это оно.

― А что принести?

― Дар? ― предположил Снейп и сам задумался. ― Не знаю, эти ненормальные друг друга понимают, а вот их понять проблематично. Я так понял, что из мира мёртвых без дара не возвращаются. Или это только про тех, кто для исцеления туда пришёл…

― Скабиор ещё, ― медленно произнёс я, снова вызывая в памяти образ нахального егеря. ― Ты уже понял, что он за фрукт и что творит?

― Он? Издевается над нами, ― мрачно ответил Северус. ― В буквальном смысле лижет пятки Лорду. Пародирует светский этикет. Который, кстати, нужно знать, чтобы пародировать так, как он. И я не поверю, если ты скажешь, что он дурачок с большой дороги и сам не понимает, что делает. Я его глаза хорошо рассмотрел ― умные.

― Тебе виднее, ты окклюмент, ― вздохнул я. ― Пойдём, посмотрим, какова степень разрушения?

Мы вышли из моего кабинета плечом к плечу и спустились на второй этаж. И одновременно прислушались: в коридоре раздавалось пение.

― Oj, po-nadVolgojlesazelenejut,

Veshnije vetry nad bashnyami vejut.

Oj, nad rekoj pesnya letit,

Russkaja shir′ v pesnye zvuchit.

Duj, veterok, pesnyu nesi.

Pust′ jejo slyshat vse na Rusi…

Мы замерли. Баритон дрожал, не справляясь с самыми высокими нотами, а тенор не справлялся со словами вообще, подтягивая только мотив, но коридор, увешанный картинами, гобеленами и заставленный вазами, словно преобразился. Стены будто поплыли куда-то, раздались в стороны, а мелодия лилась, широкая и торжественная, как огромная медленная река, и столько было в ней тоски…

Мы вышли из-за поворота осторожно, чтобы не спугнуть, самим себе не желая признаваться, что незнакомая песня вдруг разом вскрыла в душе огромный нарыв. Северус отвернулся и тайком поднёс руку к лицу, хотя, возможно мне только показалось.

В коридоре с ногами на подоконнике сидел Долохов, а Розье, стоя рядом, обнимал его, положив подбородок ему на плечо.

― Привет, ― сказал Ивэн, первым заметив нас. Антонин оборвал себя на полуслове и замолк, просто глядя в окно. Наверняка стеснялся петь при чужаках. Так, а Розье ему, значит, уже не чужак? Интересно…

― С добрым утром, ― поздоровался я. ― Простите, не хотели мешать. Не знаете, где… хм… Белла, например?

― Не знаем, ― откликнулся Ивэн, в то время как Долохов не сказал ни слова. Я прекрасно понял, что им не до нас, и потянул Северуса прочь.

― Ну вот, началось, ― шёпотом произнёс тот, пока мы удалялись вглубь коридора. ― Хотя оно давно началось. Toshkaс зимы почти не разговаривает, теперь вот с Розье… спелся.

― На почве тоски по родине, ― поддакнул я. ― А красивая песня, правда?

― Красивая… ― вздохнул Северус, словно невзначай коснулся моих пальцев и тут же отдёрнул руку. Я почти что силой взял его за запястье, и повёл рядом, зная, как нужно ему почувствовать меня. И каким я был идиотом, что столько лет этого не понимал. Северус не выдернул руку, только опустил голову.

За нами закрылись двери проходной Зеркальной гостиной, и только в следующем коридоре я понял, что показалось мне странным в оставшейся позади комнате: по-прежнему чёрное и белое, но в зеркалах за нами по пятам шли два совершенно незнакомых человека….

Я оттеснил Драко в сторону, но не потому, что не хотел, чтобы странная палочка из тёмного дерева смотрела ему в грудь. Я не имел права прятаться за спиной своего вассала. Однако я уже понял, что именно очки позволяют мадам Шервингофф видеть сквозь Оборотное и мантию-невидимку. Книззл задери этих невыразимцев…

― Я не имею права объяснять вам детали, мэм, ― сказал я. ― Но именно сегодня нам с Драко необходимо разыскать в Министерстве один весьма тёмный артефакт, который подлежит уничтожению во имя победы.

Сам не знаю, почему я заговорил такими канцеляризмами, наверное, думал, что строгая невыразимка лучше меня поймёт.

― В таком случае, объясните, почему на эту операцию послали именно вас и в такой… неподходящей компании, ― потребовала ведьма.

― Неподходящей? ― вопросил Драко. ― Чем это я ему не подхожу?

Я проигнорировал вопль возмущённой души и ответил сам:

― Меня никто не посылал, мэм. Дело в том, что я с некоторых пор действую самостоятельно, в отрыве от каких бы то ни было организаций.

Если она знала об Ордене Феникса, то она должна была понять намёк; в случае же, если нет, фраза несла лишь общий смысл.

― И все люди, которые действуют со мной, прошли жёсткую проверку, ― добавил я. Шервингофф подозрительно посмотрела на Драко, который сосредоточенно рассматривал стену кабинки.

― Проверку чем?

― Обстоятельствами, ― отрезал я. ― Если это все вопросы, мэм, то позвольте нам продолжить операцию, ибо действие Оборотного зелья не вечно.

Шервингофф ещё раз окинула Драко взглядом.

― На каблуках неудобно, когда будете убегать, ― сказала она, и я понял, что мы почти что выиграли. ― Что за артефакт?

― Крестраж Волдеморта, ― выдал я, ни секунды не колеблясь. Я помнил, что, по рассказам, Отдел Тайн, как и Гринготтс, не касаются никакие политические изменения, и за сохранение секретов можно не волноваться. Если же кто-то кроме непосредственных участников событий и знал, что такое крестражи, так это невыразимцы. Тем более, заместитель начальника отдела.

В лице Шервингофф ничего не дрогнуло, однако она отстранилась от нас, как будто не желая верить.

― В Министерстве находится крестраж Вы-Знаете-Кого?! ― спросила она с непередаваемым отвращением.

― Да, ― встрял Драко. ― Наша задача ― выкрасть его и отправиться в Хогвартс, где он будет уничтожен.

Ведьма кивнула, отчего масса её волос колыхнулась.

― Да, там есть специалисты, которые могут его разрушить. Но отчего бы вам не передать этот крестраж в Отдел Тайн?

Я сам не понял, как палочка оказалась у меня в руке.

― Мэм, вы забываетесь! ― процедил я. Шервингофф, успокаивая меня, подняла свободную руку.

― Тем не менее, я обязана вмешаться, ― сказала она. ― Вы знаете, где находится крестраж?

― На шее Долорес Амбридж, ― процедил Драко за моей спиной. ― Только она не знает, что это.

Невыразимка подняла брови, не сдержав удивления.

― У этой женщины?! Я ожидала чего угодно… ― тут же она встряхнула волосами, и по выражению её лица, я понял, что аналитический мозг уже внёс коррективы в наш план, вернее, в практически полное отсутствие такового. ― Я иду к Кингсли, ― твёрдо сказала Шервингофф. ― Говорю ему, что случайно увидела сквозь мои очки, что одна из его сотрудниц носит на шее тёмный артефакт, и изымаю его. На втором уровне есть лаборатория для исследований; я продемонстрирую Кингсли, что носить этот артефакт недопустимо, и передам вам. Годится?

― Что вы за это хотите? ― спросил Драко, который до сих пор был большим слизеринцем, чем я.

Шервингофф с достоинством наклонила голову:

― Я думаю, что, внеся посильный вклад в победу, уже получила свою награду.

― Великодушно, ― оценил я. ― В таком случае, мэм, мы должны приступать немедленно.

Невыразимка оглядела Драко поверх очков.

― Этой несчастной нечего делать на втором уровне, ― сказала она и одним взмахом палочки сделала его невидимым. ― Не споткнитесь на каблуках, мистер Малфой. Хотя вам идёт… ― поддела Шервингофф напоследок, и нажала кнопку с цифрой «два».

Когда лифт остановился на втором уровне, перед дверями уже получился небольшой затор.

― Что это такое? ― возмутились несколько сотрудников. ― Почему задерживаете лифт?

Однако, увидев цвет мантии, они непроизвольно расступились, и я испытал невольное уважение к сотрудникам Отдела Тайн. Хотя нет, ― решил я, пробираясь за Шервингофф и стараясь никого не задеть. ― Просто люди не знают, чего ждать от невыразимцев, поэтому и побаиваются…

Наша неожиданная союзница, гордо подняв голову, прошествовала прямиком к двери с надписью «Заместитель начальника отдела Кингсли Шеклболт» и, едва заметно кивнув мне и замершему за моей спиной Драко, уверенно постучала.

Наступало время моего выхода. Конечно, отец и крёстный не стали посвящать Поттера в план номер два, подозревая, что он взбунтуется. Главным было его отвлечь…

Мы спрятались за поворотом коридора, там, где в тупике была неизвестная дверь, и наблюдали оттуда за кабинетом. С того момента, как Шервингофф скрылась в нём, прошло не более пяти минут, а по коридору уже торопилась одна из самых ненавистных моих преподавательниц. По-прежнему одетая во всё розовое, она перебирала пухлыми ногами и едва не подпрыгивала на ходу.

― Вы вызывали, Кингсли? ― противным голосом спросила она, прежде чем дверь за ней закрылась.

Гарри дышал мне в ухо: мы стояли совсем близко, выглядывая из-за угла, хотя прекрасно понимали, что нас никто не увидит.

Прошло ещё минут десять; пользуясь передышкой, я стянул мантию и сапоги Миранды и засунул их в безразмерный кошель, переобувшись в свои туфли. Шервингофф права, вероятно, к каминам придётся бежать. Интересно, знает ли она про Орден Феникса? В любом случае, я не собирался доверять ей больше, чем того требовало дело.

Дверь открылась.

― Кингсли, как я могла, я же не знала! ― оправдывалась Амбридж, выходя первой. ― Я купила эту побрякушку в Косом переулке. Я же не такой специалист, как мадам Шервингофф, ― в её голосе послышалась неприкрытая лесть. Та, напротив, ничего не ответила. Обе женщины и Кингсли удалились по коридору, и я толкнул Гарри локтём.

― Иди за ними, я покараулю здесь!

― Зачем? ― не понял тот. План срывался.

― А если Шервингофф что-то задумала и не отдаст нам медальон?! ― зашипел я, стараясь придать голосу побольше озабоченности. ― Иди же! Вдруг всё будет напрасно?!

Упоминание о нашей миссии заставило Гарри меня послушать. Конечно, общее дело ― это его слабое место. Поняв, что он ушёл, я бросился к кабинету, уже чувствуя, что туфли стали по размеру, а волосы укоротились до нормальной длины.

Дверь я открыл без труда и поразился: неужели Кингсли такой идиот, что почти не запирает её? Неужели здесь нет никаких чар? В любом случае, даже если и были, я ухитрился их взломать.

Я ворвался в кабинет и бросился к столу. Всё оставалось так же, как мне описывал отец: заваленный папками стол, сейф в углу, камин, большое кресло, в котором Кингсли восседал за столом. Дверца сейфа отворилась сама собой, и я даже не успел этому удивиться. Я быстро выкинул из него все бумаги, прямо на пол. Ещё какие-то коробочки полетели туда же. Футляр из-под палочки я сунул в кошель у себя на поясе: не было времени проверять, есть ли там палочка, а я чувствовал настоятельную потребность что-нибудь взять с места преступления.

Чёрные папки, подписанные золотыми чернилами, по-прежнему высились на столе. Я рванул завязки первой, верёвочки на остальных просто исчезли, облегчая мне задачу. Руки мои взмокли, когда я открывал очередную папку, взглядывал на первый лист и швырял её в сейф. Руквуд, Кэрроу, отец, Нотт, Долохов, крёстный, Розье, Кэрроу, Гойл… Несколько папок вывалились из сейфа и упали на пол; я ругнулся сквозь зубы, подбирая их. На столе остались четыре папки, а ещё одну я держал в руках. С колдографии громадными глазами смотрел тощий лохматый паренёк, кусал губы, обхватывал себя за плечи. Я встретил его полный ужаса взгляд. Мерлин мой, мы же ровесники, я и он на этом изображении… Времени рассуждать не было. Что там говорил покойный директор, ― каждому должен быть дан шанс? Но когда я прислушивался к словам Дамблдора? И настигнет ли виновных плата за то, что я пережил тогда в подвале родного дома? Внезапно я вспомнил слово, которое, кажется, в своей жизни не использовал вообще, ― милосердие. Папка полетела в сейф, хотя я даже не понял, что бросил её туда.

Решено, не вытаскивать же!

― Инсендио Максима! ― рявкнул я и, прежде чем захлопнуть металлическую дверцу, успел увидеть, как в сейфе поднялось ровное пламя, с сухим треском взявшееся за лёгкие страницы личных дел Пожирателей. Крауч-младший попытался спрятаться за рамку, но огонь лизнул колдографию целиком. Впрочем, мне это только показалось…

Я выскользнул из кабинета, бросив последний взгляд на оставшиеся папки. Белла, Фенрир, Питер и тонкая папка, значащаяся за неким Томом Марволо Риддлом. Милосердие, значит… Пусть попробуют восстановить перемешавшийся в сейфе пепел, особенно когда я поставил Эванеско с замедлением. Хоть сейф у Кингсли почистил…

Я бросился по коридору, откуда вот-вот должны были появиться Гарри, Шервингофф, Амбридж и Кингсли. Я обнаружил их на пятачке-разветвлении коридоров. Голосов не было слышно, их заглушал рабочий гул, слова проходящих мимо волшебников, но Поттер, несомненно, слышал всё. Вряд ли он упустил случай подслушать. Наконец Кингсли отправился к своему кабинету, Амбридж ― в другую сторону, а Шервингофф, оставшись на пятачке одна, поправила очки и посмотрела прямо на меня, а потом в другую сторону. Её обходили за несколько шагов, что дало возможность мне приблизиться. Плечом я натолкнулся на Гарри, и взял его за рукав, чтобы больше не теряться. Только сейчас я заметил, что в опущенной руке ведьма держит за цепочку серебряный медальон.

― Это оно, ― сказала Шервингофф, стараясь не разжимать губ. ― Берите.

Я первым подхватил медальон, помня, что Гарри нельзя прикасаться к крестражам, но надевать на шею не стал, тоже сунул в кошель. Теперь у ведьмы в руке ничего не было, но вряд ли это кто-то заметил.

― Уходите, ― велела она. Я потянул Поттера прочь.

― Спасибо, ― произнёс он за нас обоих. В этот момент по коридорам прокатился бас Кингсли:

― Внимание, тревога! Всем оставаться на местах! Заблокировать лифты! Дежурная бригада авроров ― обыскать все уровни!

Я мгновенно понял, что к каминам мы не попадём, а это значило, что мы будем прятаться в Министерстве, пока нас не обнаружат. И не факт, что те, кто это сделает, окажутся добропорядочными аврорами и сдадут нас непосредственно Кингсли. У меня не было Метки, но я прекрасно был знаком с гриффиндорским типом мышления, а потому представлял, что неприятности нас ждут громадные.

― Бежим! ― крикнул я, утягивая Поттера за собой. На повороте я обернулся: Шервингофф стояла на том же пятачке и смотрела нам вслед.

План Министерства вырисовывался в голове сам собой, несмотря на то, что бумажка с ним была спрятана в сумке. Мы свернули один раз, потом второй. Потом Поттер толкнул меня к стене, и вовремя: мимо нас вереницей пробегали авроры в своих форменных синих мантиях. Это значило, что мы находимся непосредственно рядом со служебными помещениями аврората, где располагались тренировочные залы, комната дежурной группы и прочее. А оттуда просто не могло не быть запасного выхода.

Мы нырнули в какую-то дверь и чуть не столкнулись с дюжим аврором, который спешил вслед за своими товарищами, но отставал от них.

― Куда дальше? ― прошептал я, и Гарри утянул меня в конец коридора. Чем дальше от эпицентра событий, тем лучше, в этом он был прав. Палочка приятно грела руку; не то чтобы я думал, что сильнее тренированных авроров, но некую уверенность ощущал.

― Мотоциклы? ― вопросил Поттер. Я поднял глаза и на очередной двери увидел табличку с нарисованным мотоциклом. ― Войдём?

Я прикинул возможности: если это какой-то технический центр, то сюда вряд ли вообще заглянут, ибо там должно быть тихо, как в болоте. Кому придёт в голову, что преступники прячутся в аврорате?!

Мы открыли дверь быстро вошли и так же тихо закрыли, только потом обернувшись. Это вовсе не было техническим центром, а самой настоящей стоянкой. Десять или двенадцать одинаковых мотоциклов выстроились в ряд у стены, в то время как остальное пространство зала было пустым. Однако противоположная стена отсутствовала, а вместо неё…

― Выход! ― радостно воскликнул Поттер, и на этот вскрик со своего места поднялся незамеченный нами охранник.

― Кто здесь? Стоять! ― рявкнул он, и я запустил в него Ступефаем. Охранник отпрыгнул и сумел увернуться, что значительно осложнило нам дело: если он сейчас подаст сигнал тревоги, мы пропали. Я бросил второй Ступефай, и внезапно аврор опустился на землю.

― Готово! ― крикнул Гарри откуда-то со стороны, уже не таясь.

Я неизвестно каким чудом нашарил его в пустоте и потащил к ближайшему мотоциклу. На ходу Поттер снял с себя мантию-невидимку, и теперь я мог его видеть, а не только осязать. Гарри уверенно перекинул ногу через седло, и мне ничего больше не оставалось, кроме как усесться позади него. Интересно, он вообще умеет управлять или вспомнил своё гриффиндорское прошлое и действует наобум?

В этот момент он повернул какую-то ручку, мотоцикл страшно взревел и сорвался с места, унося нас туда, где вместо противоположной стены зияло отверстие огромной трубы. В конце её виднелся свет, что немного, но всё же обнадёживало.

Мы пролетели сквозь эту трубу, которая показалась мне похожей на воронку, в которую затягивает при аппарации, и нас вышвырнуло прямо над Лондоном. Я, спохватившись, нажал на кнопку на панели управления, и мы исчезли для магглов, только рёв мотора мог нас выдать.

Драко вцепился в меня мёртвой хваткой, но я знал, что делаю. Мотоцикл прекрасно меня слушался, недаром Сириус когда-то показывал мне, как управлять. Аврорат просто взял на вооружение его идею, ведь летающие мотоциклы быстрее мётел, и так же, как и они, работают на одной магии.

Ветер бил мне в лицо; я снизился над Темзой, пронёсся под каким-то мостом ― что поделаешь, совершенно не знаю маггловский мир, ― а потом взлетел к самым облакам. Погони за нами ещё не было, вероятно, авроры прочёсывали здание Министерства и никто не заглянул на стоянку. Определив по изгибу Темзы, что восток у нас справа, я уверился, что летим мы в правильном направлении, и надавил на газ. Если повезёт, мы доберёмся до Хогвартса засветло. Конечно, планы изменились, а МакГонагалл по договорённости ждёт нас, открыв камин, но это ничего. Защита замка нас пропустит, я был в этом уверен. Я влетел прямо в большое кучевое облако, отчего очки тут же покрылись мелкими каплями, а Драко сзади расчихался. Углядев внизу какое-то шоссе, которое вело точно на север, я решил лететь вдоль него, ведь у нас не было возможности уточнить направление, положив палочку на ладонь, поэтому в случае, если бы шоссе увело куда-нибудь в сторону, мы бы заблудились.

Ветер наверху был тёплым, но на такой скорости пронизывал не хуже осеннего, и вскоре у меня потёк нос и заслезились глаза. Я почувствовал, как Драко шевелится, и наконец меня окутало тепло: он ухитрился вытащить палочку и наложил на нас согревающие чары. Потом палочка неловко ткнулась мне в очки, едва не сбив их, и капли тут же исчезли.

― Спасибо! ― крикнул я, обернувшись. Моя рубашка готова была разорваться, так нещадно её трепали потоки воздуха. Впрочем, в жизни бывали и худшие полёты, чего только стоит тот матч на третьем курсе. Здесь и сейчас хотя бы светило солнце, а рядом с нами плыли не грозовые тучи, а белые пушистые горы облаков с ярко освещёнными верхушками.

Мы быстро летели на север. Я крепко сжимал руль, а Драко уже не так отчаянно цеплялся за мой пояс. Я подумал, что ему тоже, должно быть, начинает нравиться полёт, когда опасность миновала и можно было вспомнить школьные впечатления: тренировки, квиддичные матчи и просто полёты на досуге. Однако путь предстоял ещё долгий. Солнце нещадно жарило нам в спину, и даже ветер не спасал от этой жары, поэтому когда миль через сто нам навстречу попалась широкая чёрная туча, я не стал подниматься выше, а наоборот спустился и полетел над каким-то полем, почти касаясь колёсами венчиков травы. Стояла духота, какая обычно бывает перед грозой, а туча закрыла уже всё небо. Драко за моей спиной замер и прижался к моему плечу щекой, глубоко вдыхая горячий, пахнущий травой воздух. Я поднялся только над лесом, по неосторожности сшиб верхушку ели, и тут же на нас сверху обрушились струи дождя. Стало холодно, рубашка прилипла к спине, чёлка ― ко лбу. Драко отфыркивался, тряс головой; гром гудел, то отдаляясь, то приближаясь. Мы пролетели над какой-то деревней, достигли города, где дождь шумел по жестяным крышам, которые мы чуть не задевали: я боялся подниматься, думая, что в нас может попасть молния. Я едва не врезался во вдруг возникший из-за пелены дождя шпиль городской ратуши, разминулся с колокольней и поскорее покинул пределы города, надеясь, что по-прежнему правлю на север. Вскоре дождь стал слабее. Мокрое шоссе стелилось под нами, параллельно ему шла одноколейная железная дорога, и я уже подумывал о том, чтобы опуститься и поехать как все нормальные люди, ведь наш побег уже наверняка обнаружили и теперь гонятся за нами, думая, что мы летим по воздуху. Другое дело, что нас могут остановить полицейские. Впрочем, для этого есть Конфундус.

― Спускаемся! ― закричал я. Драко хлопнул меня по плечу, видимо, тоже поняв, что я задумал. Выбрав относительно безлюдный участок шоссе, я снизился и как только колёса коснулись асфальта, снял невидимость. Теперь мы были всего лишь двумя парнями, которые решили прокатиться на мотоцикле и ехали куда глаза глядят, без поклажи, только с грубо выделанным кожаным мешком вместо багажа. По движениям Драко я понял, что он крутит головой во все стороны, рассматривая встречающиеся нам автомобили, бензоколонки и забегаловки. Мы с ветерком миновали ещё один город (я с наслаждением въехал в лужу на центральной площади и поднял тучу брызг, засверкавших на выглянувшем солнце) и поняли, что пора бы и отдохнуть, тем более, что время перевалило за два часа. Рассчитывая, что на всю операцию потратим не больше часа, мы не предусмотрели чрезвычайных обстоятельств, а потому не взяли с собой ничего поесть.

― Ну, это ты не взял, Поттер, ― сердито сказал Драко, когда на ближайшем поле мы оттащили мотоцикл в траву неподалёку от обочины и сами уселись рядом, постелив высушенные чарами рубашки. Он взял безразмерный кошель Лестрейнджей и, порывшись в нём, извлёк на свет какой-то свёрток.

― Бутерброды, Поттер! ― торжественно объявил он. ― Тебе с курицей или с сыром? О, да Типпи тут ещё и ветчину положил!

На чистом платке лежало несколько бутербродов и фляга. Я уселся поудобнее, и мы без лишних слов принялись за еду. Во фляге оказалось столовое вино, кислое, щиплющее за язык.

― Ну, эльф бестолковый! ― ругался привередливый Драко. ― Вином же не напьёшься, а он угодить хотел…

По шоссе изредка проезжали машины, но он уже не обращал на них внимания, занявшись едой. Мы прикончили все бутерброды и полфляги вина на двоих, потом Драко хлопнул себя по лбу, вытащил из-под кожи пергамент и набросал на нём пару строк бесчернильным пером, которое вытащил из кармана.

― Вообще за рулём пить нельзя, ну да ладно, я всегда был исключением, ― сонно пробормотал я, ложась на спину. От жары и еды я совсем разомлел. Видимо, в этой местности дождя не было, трава стояла, мучаясь от зноя, и только шуршала на ветру. Но я знал, что спать нельзя, иначе придётся лететь ночью.

― Вы что, хотите разорить моё гнездо?! ― возмущённо спросил кто-то совсем рядом со мной.

― Гнездо? Какое гнездо? ― машинально ответил я, никого не видя. Драко выронил закрытую, к счастью, флягу и в ужасе уставился на меня. Я подскочил, сразу поняв, с кем разговариваю.

― Уходи отсюда! ― велел я змее, которая шуршала в траве слева от меня. ― Мы ничего не хотим разорять, мы просто сидим.

― Говорящий! ― уважительно прошипела змея, показывая голову из травы. ― Спасибо, Говорящий. Я уйду.

Сказав это, она и в самом деле исчезла. Я перевёл дух: всё же не до конца верил, что смогу с ней договориться, и обернулся к бледному Драко.

― Не бойся, это я.

― П-поттер? ― спросил он. Губы его дрожали.

― Ага, ― подтвердил я, прекрасно понимая его страх: наверняка он знал от Снейпа, что Волдеморт имеет привычку лазить ко мне в голову. ― Всё нормально. Эта змея подумала, что мы хотим разорить её гнездо, но я заверил её, что это не так.

― Понятно, ― сказал он, но взгляд его некоторое время ещё оставался настороженным. Драко не стал ложиться, как я, а просто прислонился к мотоциклу и стал смотреть на шоссе. Никто из нас не заговаривал о продолжении пути, наслаждаясь минутами покоя. Именно о такой траве я мечтал, когда вышел на площадку дома на Спиннер-Энд: о мирно шуршащей, шелковистой, ласковой… Такая трава была в Хогвартсе, но никогда ― у Дурслей. Интересно, в парке Мэнора какая?

― Сэр! Постойте, сэр!

Я открыл глаза. Драко стоял возле мотоцикла и махал рукой. Поднявшись, я увидел, что по обочине дороги медленно едет на велосипеде какой-то мужчина. Заметив нас, он остановился и слез с велосипеда напротив того места, где мы стояли.

― Я вас слушаю, молодые люди, ― с достоинством произнёс он. Мы с Драко быстро поднялись на обочину. Вблизи оказалось, что у маггла широкая короткая борода и стриженые под горшок седые волосы. На нём были круглые тёмные очки, шорты, футболка и сандалии, а через плечо у него был перекинут ремень, на котором висел большой плоский ящик.

Драко откинул чёлку со лба и обезоруживающе улыбнулся.

― Скажите, сударь, это шоссе ведёт на север? ― спросил он.

― Да, верно, ― ответил маггл. ― Прямо в Шотландию. Если вам, конечно, туда надо, ― он улыбнулся, поверх очков оглядывая нас и наш мотоцикл, на котором, к слову сказать, крупными буквами было написано «Аврорат».

― А железная дорога параллельна ему до самого конца? ― снова спросил мой товарищ, с языка сняв мой вопрос.

― Дорога? ― спросил маггл и с весёлой озадаченностью снова осмотрел нас. ― Нет здесь вблизи никакой дороги. Там, на востоке есть, и на западе большая станция, милях в двадцати, а ближе ― никак.

― Но я же сам ви… ― начал Драко и осёкся. Ему, как и мне, пришла в голову мысль, что эта одноколейка может оказаться той самой дорогой, которую не видят магглы, а это значит, что мы точно не собьёмся с пути.

― Э, молодой человек, не всё, что вы видели, представляет из себя именно то, о чём вы подумали, ― назидательно сказал маггл. ― Я намедни на пленэре как раз попался на эту удочку.

― Так вы художник, ― сказал я, разгадав, наконец, назначение ящика: это был складной мольберт.

― Верно, ― ответил маггл, посверкивая очками. ― Дэн Миллер, художник с пятидесятилетним стажем, к вашим услугам. Пишу всё, что в голову взбредёт, шокирую соседей граффити на доме, расписал стены ратуши ― правда, мэру не понравилось, но это его проблемы. Выставлялся в Лондоне. Хотите портрет на заказ ― обращайтесь!

Я безотчётно улыбался, глядя на этого пожилого человека, который, по его словам, рисовать начал с самого детства. Он нравился мне всё больше и больше. Он не подозревал о том, что в этой стране идёт война, которая может погубить его жизнь. Он просто жил ― и радовался. Видимо, Драко чувствовал то же, что и я, потому что тоже улыбался и ничего не говорил. Для нас обоих опаляющее дыхание войны отступило перед этим художником.

― Спасибо, мистер Миллер, ― сказал он. ― Вы нам очень помогли.

― В таком случае и вы помогите мне, господа. Я вижу, вы воспитанные молодые люди…

― Он аристократ, ― сдал я Драко, пихнув его кулаком в бок. Малфой зарделся.

― Ты тоже, между прочим, ― сказал он ворчливо.

― О! ― воскликнул Миллер, который уже успел снять со спины мольберт. ― Неужели?

― Да, сэр, ― сказал я. ― Только я сирота и жил в простой семье, а мой друг воспитывался в фамильном поместье.

Почему-то мне не казалось странным, что мы сейчас стоим и разговариваем с простым магглом, рассказывая ему, кто мы и откуда. Даже Драко засунул куда-то свой снобизм, ведь это он, в конце концов, окликнул мистера Миллера.

― Традиции! Традиции! ― одобрительно восклицал тот тем временем, открывая свой мольберт. ― Прошу оценить, господа, мою новую картину. Только сегодня закончил, на пленэре с натуры писал поле. А вот остальное уже из воображения.

Мы с Драко подались вперёд, заинтересованные: ни он, ни я ещё не встречали художников.

Мистер Миллер распахнул ящик. Внутри на одной стороне лежал картон, на котором были чрезвычайно реалистично написаны горы, лес и озеро. А на той стороне озера, чуть подёрнутый дымкой, возвышался Хогвартс.

Для тех, кто просил высокорейтинговую НЦу: http://www.pf-originals.ru/index.php?section=3&id=1865