Гарри было девятнадцать. Он учился в Аврорате, присутствовал на воскресных обедах Молли Уизли, играл в квиддич с Роном на выходных. Гарри был счастливым, полным сил и подающим надежды. Большие и ароматно-острые надежды.
Блейзу тоже было девятнадцать. Он нигде не учился, по выходным прогуливался с Паркинсон по маггловским переулкам Лондона, ел гамбургеры в тамошних забегаловках, играл в дартс посреди пыльного пласта своей спальни. Блейз был унылым, выдохшимся и не подавал никаких надежд.
Даже самых маленьких, тупых и провонявших помойкой.
Поттер встречался с Джинни, наболевшим делился с Роном, просил совета у Гермионы.
Забини спал с Паркинсон, жаловался Паркинсон, делился своим мнением тоже с Паркинсон.
На него не завели дело в Аврорате, только вызвали пару раз для дачи показаний по делу Малфоя. Не судили и Панси, её даже не вызывали свидетельствовать против — или за — Драко.
Но тем не менее, счета их таинственным образом сократились на несколько десятков тысяч галеонов, особняки подверглись конфискации, а работодатели выдавали неизменную, приевшуюся уже фразу — извините, вы нам не подходите.
Блейз обменял часть своих денег в Гринготтсе, снял квартиру в маггловском Лондоне и ушёл в себя. Панси же вошла в квартиру к Блейзу и заявила, что поживёт с ним немного.
Вопреки ожиданиям, она действительно съехала спустя неделю. Не то, чтобы у Забини ей не понравилось, но у Панси были родственники во Франции и особняк — приданное матери — там же. Панси ненавидела жить с родителями, которые вынуждены были оставаться в Париже, но бессюжетное томление на одном месте прямо-таки мышьяком отравляло ей существование.
Раньше Панси трахалась с Драко, но он отправил её в далекое путешествие по определённым органам ещё до начала следствия. Панси отправила теми же путями Асторию, с которой прежде неплохо общалась.
Гарри каждый день дарил Джинни цветы: розы, тюльпаны, ромашки. Орхидеи не покупал — Джинни считала их слизеринскими. Джинни терпеть не могла змеиный факультет.
Джинни заканчивала Хогвартс, Гарри вечерами одиноко расхаживал по Гриммаулд Плэйс.
Счета Поттера были на месте, дом в Годриковой лощине успешно отстраивался, к работодателям он не ходил, потому что необходимости в этом не видел. Гарри часто простуживался, лечился тёплым сливочным пивом и почти никогда не заглядывал в маггловский Лондон.
Гарри отращивал волосы, носил джинсы и тенниски, прятал палочку за ухом, курил. Слушал магические рок-группы, пробовал играть на ударной установке, даже думать не хотел о женитьбе. Гарри нравилась холостяцкая жизнь, хоть он и спал с Джинни.
Блейз не совался в Косой и Лютный переулки, не показывался в Хогсмиде, и вообще жил изолированно от общества. Гарри изоляции всячески избегал; в Лютный, правда, тоже не заглядывал, а вот в Косом и Хогсмиде появлялся регулярно.
Тем не менее, с Гарри они встретились. Встречались.
Практически каждую пятницу.
Гарри спал с Джинни и с Блейзом. Блейз трахал Паркинсон и Поттера. Гарри тоже трахал Блейза.
Полтора года назад они столкнулись в Министерстве, куда Забини нехотя аппарировал, чтобы узнать по поводу своих денег, а Поттера пригласил к себе в гости Артур.
Гарри был сонным и бледным, Блейз взбешённым и всклокоченным.
Они столкнулись. И вышли из конусообразного унылого здания вместе. Гарри не навестил Артура, Блейз не уладил дела.
До этого Блейз спал с Ноттом. После этого с Паркинсон.
Гарри же раньше занимался сексом с Уизлеттой. После с Блейзом. И всё: Блейз и Уизлетта, Уизлетта и Блейз.
Тогда ещё у Блейза был особняк, у Панси пара дополнительных ноликов на гринготтском счету, у Гарри свежими росчерками ножевых порезов виднелись пережитки войны.
Это было лето сметаемых в урны стереотипов. Три месяца пыльной квартиры на Гриммаулд Плейс и солнечного дома в пригороде Лондона.
А потом пришла осень.
Вереница летящих в цель дротиков, новый учебный год в Аврорате.
Уныние, понимание, трезвый взгляд.
Несколько встреч с Ноттом, несколько гамбургеров подряд за разговором-перепалкой с Паркинсон.
Потом у Блейза забрали дом. Потом лишили места жительства Панси. Попросили убраться до следующего утра, и извиниться, естественно, не надумали.
А Гарри пережил первые в своей жизни задания. Вымотался до высасывающего стука костей, слипшихся от пота прядей, впалых ребер и живота, отсутствия мыслей. Всех без исключения.
О смерти, войне, Блейзе, Джинни.
* * *
А теперь Блейз сломал последний затюканный дротик, купил несколько кассет с роком. Маггловским. А Панси послала родителей на хуй и переехала к Блейзу. А через месяц и его послала. На хуй. И снова уехала. Куда — не сказала. Может, к тому же Нотту, но не исключено, что подчинилась неведомому импульсу, трансгрессировала наобум и оказалась хрен знает где.
А Гарри получил отпуск на два месяца и первым делом рванул к своей якобы невесте. Через неделю он уже насытился кулинарными изысками Молли Уизли, побывал на работе у Артура, поиграл в квиддич с Роном и даже опрокинул по бокальчику виски с Джорджем.
Он поправился, отдохнул и вспомнил о Блейзе. Аппарировал в пригород, поцеловал навесной замок, завесу защитных заклинаний, табличку «Опечатано» и вернулся обратно.
О том, что они с Блейзом находились в отношениях, никто не знал. Даже Гермиона, и ни в коем случае Рон. А Панси знала, но Панси Гарри не нашёл, а Карта Мародёров в таком случае тоже была бессильной.
Кингсли помог разыскать Забини, Гарри презентовал ему бутылку дорогого коньяка, поблагодарил и аппарировал, не попрощавшись.
Оглушающим звоном его встретили диковатые трели отборного английского рока, запах табака и алкоголя.
Блейз тоже встретил: в джинсах, без рубашки и с растрёпанными волосами. А ещё влажными губами и вдруг непонятно отчего загоревшимися глазами.
В тот вечер они не разговаривали, кажется, даже не поздоровались. Блейз стянул с Гарри мешающуюся мантию, Гарри резким линейным движением потянул вниз его джинсы.
Поцеловал, положил руки на ягодицы, снова поцеловал. И ещё раз двенадцать. Блейз даже пытался считать, но потом как-то стало сразу не до того. Сразу и совсем. Совсем и сразу. М г н о в е н н о, м о м е н т а л ь н о, м о л н и е н о с н о.
На следующее утро — точнее, день, — мысли здорово путались, слова из языка срываться не хотели, воспоминания тоже не горели желанием воспроизводиться.
Исторгающимся из свежей раны ручейком крови в ушах загнанно билась крышесносная фраза:
— Отсоси мне. Пожалуйста, — выдохнул Поттер ему в ключицу.
Блейз отсосал: раз, ещё раз, а потом ещё — два.
* * *
Оотпуск у Гарри закончился.
Блейз зарепарил дротик, купил ещё несколько кассет, пополнил запас спиртного. И пообещал себе, что ни за что не навестит Поттера в части.
И не навестил.
А Гарри в первые недели ощутимо мучился. Он рассчитывал, что Блейз хотя бы напишет.
Блейз не писал, не приезжал и даже не вспоминал. Так казалось Гарри, которому даже не икалось. Потом Гарри злился, обзывал себя — дураком, а Забини — засранцем; обещал оставить ему багровеющее от удара пятно на скуле или под глазом. Потом срывался и тогда уже хотел оставить алеющую кляксу на губах, ни разу не от удара.
А спустя полтора месяца заданий, сражений с преступниками и изматывающих допросов в Азкабане, куда его послали на практику, всё не то чтобы забылось, но притупилось.
Воспоминания о Блейзе уже не вырезали на коже ромбики заостренным до упора ножом, но вдавливались тупыми следами широких и плоских лезвий.
А через ещё месяц беспрерывной практики Гарри так привык к прямоугольникам, вдавившимся в кожу запястий, что временно отодвинул их за границы памяти и нервной системы.
И как-то вернувшийся из увольнения Рон обронил, что Джинни сама не своя: плачет, светит вспухшими покрасневшими глазами, срывается на всех и вся.
Гарри удивился, потому что, навещая его, Джинни выглядела вполне адекватной.
На следующий день пришла Гермиона: потрогала его лоб на предмет повышенности температуры, недовольно окинула взглядом его исхудавшую снова фигуру и сказала, что пора бы им с Джинни уже пожениться, потому что этим все и закончится. А раз так, то к чему себя мучить?
Гермиона о Блейзе не знала, а если бы знала, выдвинула бы идею о свадьбе на несколько месяцев раньше.
Гарри пожал плечами и пообещал подумать, Гермиона на него не давила.
Учился он хорошо, практику сдал на отлично, поэтому ему снова дали отпуск через три недели. К тому времени он уже добрый десяток раз мысленно навестил Блейза, оставил ему кляксу — на губах. И багровое пятно — под глазом.
А потом он сел и подумал, так сказать, трезво оценил ситуацию. В лучших традициях Грейнджер, ага. И остановился на том, что Блейзу давно на него плевать.
В тот же день Гарри купил кольцо и сделал предложение Джинни. Глаза у которой мгновенно высохли, краснота убралась лёгким слоем косметических чар, а блеска в глазах прибавилось.
Джинни отсасывала ему едва ли с не с большим рвением, чем Блейз.
А о Блейзе Гарри не думал. Поттер привык добиваться поставленных целей, поэтому план по выбрасыванию Блейза из хитросплетений психики выполнялся беспрекословно и идеально. Ведь не зря Гарри выбрал профессию аврора.
Забини в очередной раз сломал дротик, порезался осколками разбившейся бутылки, изгваздал джинсы в вытекшем оттуда виски, отрастил волосы, остриг их, отправил сову Панси, получил ответ. Снова обменял часть галеонов на фунты стерлингов, пополнил коллекцию аудиокассет.
Блейз не смог бы объяснить, почему ни разу не навестил Поттера. Ждал первого шага? Пытался сделать свою жизнь такой, какая была до? Забылся, потерялся, расфокусировался, как зрачок под действием психоделика?
Панси обещала скоро приехать.
* * *
Состоялась помолвка. У Джинни на правом безымянном красовалось кольцо, Гарри чувствовал себя почти отлично. Блейз раздумал жить в его мыслях и съехал, положив ключи на коврик у двери.
В часть Гарри не вернулся, а сразу на следующий день после торжества отправился на срочноенеотложноесверхсуперважноеисекретное задание. Особо опасные преступники, мол. Но куда уж опаснее Пожирателей?
Забини проснулся посреди ночи и понял, что с утра отправится в часть. Потому что захотелось — а собственные импульсивно-остро-пронзительные желания он исполнял беспрекословно.
Через несколько часов он ловил гулко отдающиеся в ушах шаги. Блейз не шёл, он летел и вспоминал шёпот Поттера — отсоси мне, пожалуйста, отсоси мне, отсосимнепожа…
Мысли сбивались, путались, заменяли друг друга в принадлежащих им якобы нишах.
— Поттер? Его нет, и не будет. Ближайший месяц точно — задание. Извините, подобной информации посторонним не выдаём.
Блейз вышел на улицу, вдохнул клубящийся гадкий воздух и вдруг кристально чисто и ясно осознал, что он для Поттера никто. Никто и никогда. Ничто ничего никогда ни для кого не значило.
Хороший секс, красивое воспоминание, о котором можно ностальгировать в старости и на которое можно дрочить в моменты острого недотраха.
Плохо, мерзко и безысходно Блейзу не было. Наоборот, было удивительно всё равно.
Блейз вернулся домой и выбросил дартс. Из окна; возможно, на голову какому-нибудь замешкавшемуся магглу.
* * *
Гарри задание недооценил. Сначала всё шло спокойно и рутинно, а потом преступники внезапно перешли к активным боевым действиям.
Поттер запомнил ярко-фиолетовый всполох… а потом было неведение. Правда, спустя сколько-то там дней-часов-суток он очнулся. Сил хватило на то, чтобы вызвать помощь и снова отключиться.
А Блейз снова проснулся посреди ночи. Безумно рванул розово-жёлтую футболку, в которой обычно спал, взъерошил и без того вздыбленные волосы, лихорадочно нашарил выключатель, предательски забыв о Люмосе. И устало привалился лбом к холодному окну.
За тонким стеклом, кстати, уже рассвело. И Блейз ощутимо этому обрадовался.
Лишиться посреди ночи сна его заставила смутная острая тревога, что с Поттером что-то случилось. Он же, мать его, на задании; мало ли что. Почему-то Забини не вспомнил о том, что уже несколько недель как Гарри не должен был его волновать.
Собрался он удивительно быстро. Правда, одеться пришлось в синюю маггловскую толстовку и такие же джинсы, потому что дрожали руки и пальцы путались в волокнистых переплётах тканей.
В Мунго на него посмотрели с недоумением и ответили, что о Гарри Поттере ничего такого не слышали, к ним он не поступал. Ни в одно, кстати, отделение. И, скорее всего, с ним сейчас всё в порядке, а вот ему, Забини, надо бережнее относиться к собственному здоровью.
Когда Блейз вышел из лифта на первом этаже, в больницу аппарировал Рон. Он пыхтел и держал на руках обмякшего Поттера.
Медсестра, до того болтавшая с Блейзом, задумчиво покосилась в ту сторону, в которую тот ушёл.
«Может, позвать его?», — мелькнула у неё в сознании мысль, но бросить нуждающегося в помощи пациента она не могла.
Блейз вышел на улицу, склонил голову и вздрогнул, когда кто-то назвал его по имени и схватил за рукав.
Поднял глаза: перед ним стояла улыбающаяся, лучащаяся счастьем и энергией Панси.
Блейз понятия не имел, как она умудрилась его здесь найти, позже он тоже не удосужился об этом спросить. А Панси и не рассказала.
Вместо этого она крайне загадочно произнесла, что у неё для Блейза сюрприз и потянула его за собой, бросив через плечо:
— Здесь антиаппарационный барьер, надо пройти минут десять.
А спустя эти самые минуты прижалась к нему и пробормотала заклинание. Блейз не спрашивал, куда, зачем и почему. Спорить с Панси было бесполезно, спорить с такой Панси было равносильно самоубийству.
Он молча поднял голову и подумал, что здоровье действительно надо беречь.
А потом Блейз взглянул на сияющую Паркинсон и вспомнил, что примерно через три часа ему должно исполнится двадцать.