— Пойдём, милая, — говорит мама и берёт её под руку. — Пойдём, я познакомлю тебя с Рабастаном. Он тебе обязательно понравится.
Нарцисса хлопает ресницами и идёт за матерью, чуть отстаёт на пару шагов, подол платья путается в каблуках — Нарцисса только начала их носить и уже натёрла мозоли, эльф каждый вечер делает ей травяные компрессы, чтобы волдыри сходили. Нарси не нравится носить каблуки, не нравится одеваться, «как настоящая леди» — это слова матери. Нарси была бы счастлива весь день валяться с книжкой на диване, но молчит и идёт за матерью, слушает её голос — высокий, звонкий, почти писклявый. Нарцисса знает, какая судьба ей уготована, и она подчиняется этой судьбе — сейчас и всегда.
— Рабастан — отпрыск древнего чистокровного рода, у него родственники во Франции, — шепчет тем временем Друэлла, шепчет, но всё равно голос высокий и звонкий, и Нарциссе кажется, что каждый гость в этой большой зале слышит материнский шёпот, провожает её, Нарциссу, взглядом, потому что знает, куда её ведут — её ведут на смотрины к очередному кавалеру. В такие моменты Нарси чувствует себя экспонатом, выставленным на торги, неодушевлённым предметом, который — раз, два, три, удар молотка, продано джентльмену из знатного семейства. И Нарциссе противно это всё, и каблуки вот эти противны тоже — стучат о паркет, отбивают чечётку у неё на нервах. — Он тебе обязательно понравится.
Обязательно понравится? А волнует это вообще кого-нибудь?
— Рабастан! — восклицает мать, Нарцисса смотрит в пол.
— Тётя Друэлла!
Это «тётя» ей всегда нравилось — очень удобно. В чистокровных семьях каждая дама так или иначе приходится тебе тётей, а потому можно не зубрить всё семейное древо от и до, а просто называть всех тётями. Или дядями, если обращаешься к мужчинам. Всё это, конечно, не применительно к их семье — мать с детства заставляет учить фамилии и имена, и сейчас, если Нарциссу разбудить среди ночи и спросить, как зовут её троюродного дедушку по отцовской линии, она сможет не только сказать его имя, занимаемую в Министерстве должность, годовой доход его семьи и неженатых молодых потомков, но и доказать, что этот троюродный дедушка является ещё и пятиюродным дядей по материнской линии. В древних магических семьях всё просто, нужно только знать, с какой стороны смотреть на семейное древо.
И вот Рабастан, очередной кандидат на роль её мужа, восклицает:
— Тётя Друэлла!
И растягивает это «э», будто он совсем даже не богатый чистокровный наследник, а обычный паренёк, какой-нибудь полу-маггл, грязнокровка. Нарциссе кажется, что после этого растянутого «э» он обязательно должен поднять руки и заключить Друэллу в объятья. Она даже поднимает взгляд от пола и ждёт, когда же, ну когда… Но Рабастан руки не поднимает, он стоит и держит бокал с вином, улыбается приятно — Друэлле. На нём строгая чёрная мантия, и лет ему, наверное, двадцать пять. «Он слишком взрослый», — думает Нарцисса — ей всего четырнадцать, че-тыр-над-цать. Иногда она ненавидит свою чистую кровь, потому что…
«Лот Нарцисса Блэк, начальная цена…»
— Моя дочь, Нарцисса, — говорит мать. Нарси чуть склоняет голову и краснеет под взглядом Рабастана. Он ставит бокал и целует ей руку — губы сухие, скользят по ладони, почти не задерживаясь.
— Очень приятно, мисс, — Нарцисса краснеет ещё сильнее — взгляд Рабастана скользит по её всё ещё угловатой фигуре, останавливается на тонких запястьях, на шее, тоже тонкой и длинной, на небольшой груди и наконец поднимается к её лицу. — Очень приятно.
«Раз, два, три…»
— Я оставлю вас одних, — говорит Друэлла. — Думаю, вы найдёте, о чём поговорить.
«Продано господину в чёрной мантии».
Рабастан улыбается и протягивает Нарциссе бокал вина.
* * *
Эти встречи и эти разговоры, приёмы, которые мать проводит в последнее время в огромных количествах — ещё бы, три незамужних дочери… Нарцисса не замечает, когда именно ей всё это начинает нравиться. Она покупает новые шали и шарфики, платья, расшитые жемчугом и пайетками — чтобы нравится мужчинам, она красит ресницы тушью сильнее, румяна на щёки наносит — чтобы старше казаться. Она так переживает, что ей всего четырнадцать. «Уже четырнадцать, а не помолвлена!» — восклицает мать.
Она учится стоять прямо, чтобы ноги от каблуков не уставали, старается ходить ровно, не оскальзываясь на натёртом до блеска паркете. Она держит в руках бокал с красным вином — контраст к светлому платью, она опускает взгляд и хлопает ресницами — как мило. Она чувствует, что все в зале смотрят на неё — «Нарцисса Блэк», «Младшая мисс», — шепчут голоса. Шепчут, шепчут, нашёптывают — уголки её губ еле заметно ползут вверх.
— Нарцисса, — он подходит незаметно, улыбается.
— Здравствуй, Рабастан, — говорит Нарси ровно. Он ей почти не нравится, слишком взрослый, слишком грубый, руки у него огромные и сильные. Он пьёт слишком много вина, курит сигары — запах чувствуется, запах взрослости. И когда он стоит к Нарси слишком близко, она чувствует ещё и запах возбуждения, терпкий, головокружительный.
Она присаживаются на диван, и ей кажется, что сейчас он обязательно её приобнимет, но нет, он только поворачивается к ней в пол оборота и смотрит внимательно прямо ей в лицо.
— Ты очень красивая, — говорит. — Ты знаешь об этом?
Нарси кивает. Рабастан хмыкает и выпивает всё вино из бокала — залпом.
— Твоему мужу повезёт.
— Тебе, то есть? — вырывается у Нарциссы.
— Может быть, и мне, — отвечает он, совершенно не тушуясь.
Она отводит взгляд.
— Я не нравлюсь тебе? — спрашивает Рабастан и подзывает эльфа, чтобы тот налил ещё вина.
— Ты слишком взрослый, слишком грубый, — отвечает Нарцисса. — И ты слишком много пьёшь.
Он молчит и смотрит-смотрит-смотрит, Нарси чувствует его взгляд, краснеет под ним — никуда не деться от этой красноты. Нарси знает, что пятна покрывают её шею, лицо, и она уже не выглядит такой красивой фарфоровой куклой. Но наконец он опускает взгляд и почти шепчет:
— Я могу пить меньше.
И ставит полный бокал на столик у дивана.
— И я могу быть совсем не грубым. Я не такой неотёсанный мужлан, каким могу показаться. Но мне двадцать семь — да, этого я изменить уже не могу.
Нарси кивает, но молчит. Больше всего ей хочется, чтобы он сейчас ушёл. Ушёл и никогда больше в её жизни не появлялся. Не смотрел, не раздевал взглядом, не прикасался губами к её руке.
— Что тебя увлекает? — вдруг спрашивает он, и Нарцисса автоматически отвечает:
— Шекспир.
Он улыбается, подсаживается чуть ближе — всего на какие-то миллиметры. И весь вечер он шепчет ей на ухо сонеты. Сонеты-сонеты-сонеты… Она не замечает, как Рабастан приобнимает её и кладёт подбородок ей на плечо, не замечает, как губы его к уху всё ближе придвигаются, почти дотрагиваются, когда он говорит. Она ничего не замечает, она просто слушает его низкий голос, прикрыв глаза.
* * *
— Здравствуй, — тихо говорит кто-то прямо в ухо, Нарси оборачивается.
— Здравствуй, — отвечает она Рабастану, на щеках у него щетина — Мерлин, какой же он взрослый.
— Как ты? — интересует он и смотрит пытливо, взгляд пылает, опаляет её щёки красным.
— Хорошо, — выдыхает она. Любезности-любезности, только они двое знают, что за ними скрывается.
— Ты сегодня очень красивая.
Нарцисса знает, но ей всё равно приятно, она улыбается, потупив взгляд, улыбается всё шире, кончиками пальцев находит его руку — только чтобы никто не увидел. Все взгляды в этом зале, она знает, направлены на них, все смотрят, пытаются понять, завидуют…
— Пойдём отсюда, — говорит Нарцисса и идёт в сторону одного из балконов, и там, скрытая за гардинами, волнами ниспадающими к полу, она позволяет ему целовать свою шею, выгибается, чувствует его руки у себя на талии, широкие руки, горячие руки, шёлк платья под ними почти плавится, и губы у него жаркие, пылкие, терзают её шею, она готова всё отдать, только бы он не отстранялся — никогда, ни за что. Только бы не уходил — читал Шекспира, целовал. Только бы не уходит.
* * *
— Он нравится тебе, сестрица? — спрашивает Белла.
Нарцисса вздрагивает, но отвечает очень ровно:
— Кто?
— Рабастан, конечно же, — Белла присаживается рядом с Нарси на стул, выхватывает расчёску из её рук и проводит ею по белоснежным волосам Нарциссы. — Такой… пылкий, горячий, мужественный… Да?
Нарцисса сглатывает и смотрит на Беллу в зеркало — глаза у сестры большие, улыбка такая нежная, взгляд добрый. Только Нарси не верит ей всё равно, сестра «та ещё сучка», как говорит кузен Сириус. Ей нельзя доверять, она старше и умнее, но так любит вставлять палки в колёса.
— Нет, — отвечает Нарцисса, слишком резко отвечает, и Белла улыбается.
Через неделю Белла и Родольфус объявляют о помолвке — назло ей, думает Нарси. Делая ей причёску перед свадьбой Беллы, мать говорит, что Нарси больше не нужно встречаться с Рабастаном — ей нужно искать нового мужа, ведь женить сестёр на братьях — не имеет смысла, чистокровных и так мало осталось, нельзя разбрасываться.
Нарцисса плачет. Нарцисса переделывает макияж четыре раза.
* * *
— За тобой не следят? — Рабастан пропускает её в комнату, осматривает улицу, закрывает дверь и накладывает с десяток заклинаний.
— Нет. Кому это надо? — отвечает Нарцисса. На улице дождь, она озябла, и плащ промок насквозь. У Рабастана пахнет дымом и выпивкой, мускусом, жареным мясом и зельями от простуды. Нарси оглядывается — она не ожидала увидеть родовой дворец, но квартирка совсем маленькая, две комнаты и кухня, полы покрыты дешёвыми коврами. Она смотрит на Рабастана — и не может насмотреться. Мерлин, три года она видела его только издалека, смотрела из-под ресниц, ловила на себе его, казалось бы, случайные, скользящий взгляды. Три долгих года он не был так близко — только руку протяни, сожми, проведи пальцами по щеке, шее, и дальше — рубашка почти расстегнута, волосы на груди видны.
— Твоему новому женишку, например, — цедит Рабастан сквозь зубы. — Как там его зовут?
— Малфой, значит… Друэлла подыскала тебе хорошего мужа. У неё нюх на хороших мужей, если хочешь знать. Я вот был плохим, значит, — ухмылка у него горькая. Он достаёт из кармана пачку сигарет (неужели, маггловские?) и прикуривает от палочки — дым идёт в потолок, Нарцисса втягивает носом воздух и закашливается.
— Мерзость какая, — говорит. — А про мать ты не прав. Не в ней дело.
Нарси ежится, вода льётся с её плаща и сапог прямо на один из этих дешёвых ковров. Рабастан подходит, стягивает капюшон с её головы и смотрит, прожигает взглядом, наклоняется и вдыхает запах её волос.
— Давай, что ли, тебя разденем.
Нарцисса поднимает взгляд, смотрит ему прямо в глаза — там огнём зажигается желание, и она сглатывает, губы приоткрывает, потому что воздуха вдруг начинает не хватать, и дело не в чёртовой сигарете в его руке.
— Я не могу, — говорит. — Ты сводишь меня с ума. Когда смотришь на меня, когда губы твои так близко. Я с ума схожу, Нарцисса. Три чёртовых года я схожу с ума.
Она расстегивает плащ и даёт ему упасть на пол. Переступает, подходит к Рабастану и — наконец — проводит рукой по его напряжённой спине. Вверх, выше, зарывается в волосы, второй рукой, прижимается к нему, горячему, пылкому.
— Нарцисса, — шепчет он. — Прекрати.
Она улыбается.
— Не могу, — отвечает.
Рабастан поворачивается к ней, хватает её за запястья, сжимает их. Она закрывает глаза и откидывает голову. Как давно были те поцелуи? Три года назад? Она соскучилась. Она тоже больше не может. Но он не целует, только спрашивает:
— Зачем ты пришла? Ты говорила, у тебя важное дело.
— Да, — кивает Нарси. — Очень важное.
И подаётся к нему, целует — в губы, впервые. Он дрожит, не отвечает, держит крепко.
— Нарси, — шепчет, когда она отрывается. А губы у него сладкие от вина. — Нарси, нам нельзя.
— Почему? — спрашивает Нарцисса. Она не понимает, не хочет понимать, почему ей нельзя целовать любимого мужчину.
— Ты замуж выходишь. Не за меня. Не ломай себе жизнь.
Рабастан говорит это таким будничным тоном, что она даже открывает глаза, вырывается из захвата.
— Моя жизнь давно сломана. Понимаешь?
— Не говори ерунды.
Она смотрит на него — брюки в пятнах, рубашка почти расстегнута, и смуглая кожа за отворотом так и притягивает взгляд Нарциссы.
— Просто… Просто сделай это, Рабастан, — говорит она тихо и обхватывает себя руками. — Сделай.
— Ты принадлежишь Малфою, — отрезает он и уходит в комнату.
Ей кажется, или здесь невероятно, нереально холодно?
Она поднимает плащ. Накидывает его на плечи. Подходит к двери.
Слышит его шаги за спиной.
— Я провожу, — говорит он и громко втягивает носом запах её волос — в последний раз.
— Я люблю тебя, — отвечает Нарцисса, просто так отвечает, потому что вряд ли они ещё встретятся, а она будет жалеть всю жизнь, если не скажет этого ему. Он — совсем не то, что ей нужно, она давно это знает, с первого взгляда поняла. Но, Мерлин Великий, как же её к нему тянет.
Тянет.
Он притягивает её к себе.
— Глупая, — говорит.
— Маленькая, — шепчет, целует в висок.
Плащ летит на пол опять, рубашка Рабастана — тоже на пол. Он тянет её, тянет, в комнату, к кровати, к мятым простыням, к неудобным подушкам. Стягивает платье, брюки стягивает, скидывает вместе с ботинками. Целует, Мерлин, как же он целует, в щёки, в губы, в шею. Нарцисса выгибается в его руках, дышит им, стонет ему в губы, чувствует его.
Нарцисса любит.
Рабастан входит в неё — резко, сцеловывает её крики с губ, в стёкла барабанит дождь. Нарцисса обнимает, тонет в мягкости кровати, царапает ему спину, бутылка вина летит со столика на ковёр, когда Нарси неаккуратно взмахивает рукой. Красное разливается по ковру. Нарцисса закусывает уголок подушки.
— Я люблю тебя, — шепчет Рабастан. Или ей это только кажется?
«Лот Нарцисса Блэк снимается с торгов», — хочется кричать ей. Но она только выкрикивает имя Рабастана.
* * *
— Лестрейнджи правда сбежали из Азкабана? — спрашивает Нарцисса за чаем. Люциус откладывает газету в сторону.
— Не только Лестрейнджи, дорогая. Все Упивающиеся, — Люциус прячет ухмылку, поднося чашку ко рту.
— Да, конечно, — Нарцисса смотрит в стену. — Ты не знаешь, где они скрываются?
— Боюсь, это знает только Господин, — отвечает он. — Ты хочешь навестить сестру?
— Да, — Нарси даже кивает головой для достоверности. — Да, я хочу навестить сестру.
Vova
