Разбитое стекло

У Драко Малфоя красивый почерк. Так говорят все — родители, преподаватели, однокурсники и друзья.

Ровные, аккуратно выведенные буквы радуют глаз. И любое, даже самое паршивое эссе, написанное его рукой, всегда будет оценено выше, чем оно того стоит или чем сочинение человека, у которого Драко второпях списывал перед самым уроком.

А ещё у Малфоя не так давно появилось необычное хобби: когда Драко не занят попытками выполнить задание Лорда, он выводит своим красивым каллиграфическим почерком несколько фраз. Это происходит неосознанно: стоит ему просто задуматься, как на любом случайно оказавшемся под рукой пергаменте появляются несколько строчек.

«Я ненавижу грязнокровок.

Мир — треснувшее стекло».

Четыре строчки — пятнадцать слов — однажды ворвались в упорядоченный мир Драко и прочно обосновались в его жизни. Иногда слова меняются или не дописываются, когда не хватает места на пергаменте, или когда Малфой вовремя спохватывается и судорожно зачёркивает проклятые строчки, написанные этим красивым почерком; а иногда слов становится больше — когда он пишет какую-то из строк несколько раз. Это как замкнутый круг, потому что повторяется раз за разом, или как спираль, повторяется немного по-разному. Странное хобби-потребность не дает сойти с ума от безысходности и беспокойства за семью, помогает сосредоточиться на задании, поверить, что всё — во благо волшебного мира.

Но порой слова мешают. Например, во время какой-нибудь контрольной, когда вместо ответа на пергаменте появляются совершенно не нужные фразы. Или во время игры в квиддич, когда Драко с огромной скоростью несётся по воздуху, разыскивая заветный снитч, когда он почти ловит крылатый мячик. Сколько раз он в последний момент упускал снитч, потому что перед глазами темнело, а рука начинала трястись от потребности написать несколько строчек?

Почти каждую ночь он не может заснуть и долго смотрит в потолок, в темноте комнаты явственно различая витиеватые буквы. А наутро делает вид, что всё в порядке, что это не у него тёмные круги под глазами и усталый вид, что это не он разрывается между желанием починить Исчезательный шкаф и потребностью дописать последнюю строчку.

* * *

Драко медленно идет по коридору на Трансфигурацию вместе с Панси. Она что-то взволнованно щебечет, эмоционально размахивая руками и периодически хватая Драко за рукав. Паркинсон прекрасно знает, что ему плевать на её болтовню, но попросту не может молчать.

— Драко, как ты думаешь? — не выдерживает Панси, два раза повторив один и тот же вопрос, но так и не дождавшись ответа.

— Я ненавижу грязнокровок, — бормочет он и резко останавливается. — Что ты сказала?!

Панси только вздыхает и терпеливо повторяет:

— Как ты думаешь, что мне делать с Ноттом? — она с интересом наблюдает за ним и ждёт ответа, склонив голову набок,

— Выйди за него замуж, — фыркает Драко и продолжает путь.

Паркинсон, хохотнув, догоняет его и снова начинает болтать, на этот раз об уроках. А это еще скучнее, чем слушать о любовной кампании Нотта.

Когда они подходят к кабинету, возле двери собирается галдящая толпа слизеринцев и равенкловцев, ожидающих появления профессора Макгонагалл. Драко прислоняется спиной к стене, чувствуя её твердость и холод. Это странно успокаивает. Панси стоит рядом и наконец-то молчит, только изредка бросает обеспокоенные взгляды на Драко. А он размышляет, что случится, если однажды он всё же забудется и напишет ту самую пятую строчку?

Мимо проходят несколько гриффиндорцев с пятого курса. Почему-то вместе с ними шагает Грейнджер. Она что-то терпеливо втолковывает девчонке Уизли, но до Малфоя доносятся лишь несколько слов:

— … это гормоны, это нормально…

Драко согласен, что во всём виноваты гормоны, но он уверен, что это абсолютно ненормально.

Минерва Макгонагалл появляется неожиданно. Строгим взглядом оглядывает учеников и открывает дверь, впуская их в класс. В помещении мгновенно становится шумно: студенты смеются, болтают между собой, достают из школьных сумок учебники и письменные принадлежности. Драко быстро подходит к своей парте и садится на стул, достает всё необходимое, и перед ним снова появляется Панси.

— Это всё из-за поручения? — тихо, почти шёпотом спрашивает она, склонившись к Драко, чтобы никто не услышал.

Он кивает, потому что списать всё на задание Лорда намного проще, чем объяснять, что на самом деле это не так.

На трансфигурации Малфой сидит один за последней партой, и это его очень радует.

Пока Макгонагалл объясняет очередной жутко сложный материал, который обязательно нужно будет выучить к экзаменам, Драко совершенно не обращает внимания ни на преподавателя, ни на урок. У него слишком болит левая рука, чтобы можно было сосредоточиться на учёбе. Но вот выводить пером привычные строчки жжение Метки отнюдь не мешает.

«Я ненавижу грязнокровок.

Я терпеть не могу Гермиону Грейнджер».

— Если часто повторять, то можно поверить, — тихо бормочет он себе под нос, обмакивая кончик пера в хрустальную чернильницу.

Немного подумав, Драко добавляет:

«Мир — разбитое стекло».

И ему кажется, что именно в этот момент он слышит, как острые сверкающие осколки мутного стекла с громким треском разлетаются, уничтожая всё на своем пути. А правильность и упорядоченность катящейся под откос жизни Драко — они рассыпаются тоже.

Четыре строчки — пятнадцать слов. Всё правильно до тех пор, пока рука сама не начинает писать:

«Она мне нр…».

И тогда Драко намеренно опрокидывает на пергамент чернильницу, чтобы запретная строчка навсегда исчезла.

Макгонагалл на секунду замолкает и внимательно смотрит на Драко поверх очков. Он в ответ лишь виновато пожимает плечами и взмахом палочки убирает чернильное пятно со стола, но не с пергамента.

Нужно быть осторожнее, иначе можно случайно написать, и тогда строк станет пять, а слов — восемнадцать. А Драко не хочет знать, что за этим последует. Пятнадцать слов и четыре строчки, выведенные красивым каллиграфическим почерком — это правильно.

Потому что так надо. И никакие гормоны не должны помешать.