А Лорд сдержал слово

Веселый смех, легкие шаги… грохот, рухнувшая защита.

— Лили, хватай Гарри и беги! Это он! Беги! Я задержу его! – Джеймс, бледный, спешит вниз по лестнице. Без оружия, но не задумываясь.

— Авада Кедавра! — холодно. Голос высокий и ледяной, безжизненный, а муж…

"Джеймс!"

Шаги. Тяжелее, приближаясь. Только бы успеть к сыну…

— Только не Гарри, пожалуйста, только не Гарри!

Просить. Плакать. Умолять.

— Уйди с дороги, глупая девчонка!

— Пожалуйста, только не Гарри!

Упасть. Закрыть, заслонить, нет…

— Петрификус Тоталус!

Перешагнув через неё, Волдеморт вновь поднимает палочку, глядя на Гарри.

"Нет!!!" — мысленный крик почти звенит в воздухе. Ужас… не дает вздохнуть.

— Авада Кедавра!

"Нет!.." Ярко-зеленая вспышка, и вокруг – пульсирующий мрак.

Последним, что услышала Лили, был грохот разрушающейся стены.

— Лили! Лили, проснись! Лили!

Она резко открыла глаза. Вокруг полутьма и сумеречные тени, а прямо перед ней было испуганное лицо Петуньи.

— Лили, ты нас так напугала! – сестра бледная, почти такая же, как еще недавно… нет, уже бесконечно давно, Джеймс. – Бедный Дадли, ты бы видела его лицо!..

— Что… что я делала?

— Кричала, — с легким недоумением ответила Петунья. — На весь дом кричала. Дадличек, бедный, совсем перепугался, не знаю, как теперь его и успокоить…

Она посмотрела на неё и оборвалась.

— Что тебе приснилось?

Наконец в её голосе проскользнула тень тревоги.

— Джеймс. И Гарри… как Он… как он у… у… — по щекам Лили потекли не замеченные ею раньше слезы. — Та… та ночь.

Петунья отвела глаза. За окном шел мелкий и, наверное, колкий снег, а неожиданно сильный для Литтл-Уингинга ветер заставлял его кружиться над домами. Наблюдая за ним, через какое-то время она тихо и неуверенно спросила:

— Что ты теперь будешь делать?

— Я не знаю, Тунья. Правда, не знаю.

Она поджала губы, а потом, ещё более осторожно продолжила, не отводя глаз от окна:

— А Он… не придет за тобой сюда? Ты моя сестра, конечно, но Дадли и Вернон…

— Если он не убил меня тогда, вряд ли решит сейчас.

На лице Петуньи что-то промелькнуло, и она резко повернулась:

— Ты не знаешь, почему он это не сделал? Убил… эмн… их, а тебя не тронул?

— Даже не представляю, зачем…

— Но что, же ты будешь делать? — успокаиваясь, спросила Петунья.

— Не знаю… — прошептала Лили и провалилась в сон.

Больше в ту ночь ей ничего не приснилось.

Ранним утром, когда проснулась Лили, все Дурсли ещё спали. В доме было оглушительно тихо, а она в который раз удивилась безупречной, холодной и бесчувственной чистоте, идеальному порядку, царившему здесь. Дом, в котором жили два… теперь три человека и совсем маленький и далеко не тихий ребёнок, казался совершенно необитаемым: только безупречно ухоженным и аккуратным. Словно хозяева уехали давным-давно, и лишь домработница каждый день приходила вытирать пыль и пылесосить пол.

Лили тихо прошла в ванную, стараясь не наступить на какую-нибудь скрипящую половицу: впрочем, это было в любом случае бесполезно, ведь малейшее отступление от порядка вызвало бы у Петуньи волну беспокойства. Поэтому найти в доме хоть что-то сломанное или испорченное было, наверное, невозможно. Лили прикрыла за собой дверь.

Из зеркала на неё смотрела очень бледная женщина, под зелеными глазами которой отчетливо виднелись синяки: уже не фиолетовые, как ещё недавно, когда она рыдала целыми ночами, боясь забыться в этих тревожных снах, но еще очень заметные. Длинные рыжие волосы спутались во сне: впрочем, когда Лили последний раз расчесывала их?

Казалось, сейчас она стала на много лет старше, чем та, что была счастлива два месяца назад с любимым мужем и сыном… Сыном.

"Мои глаза… У Гарри были мои глаза…"

Лили снова разрыдалась, опустившись прямо на пол рядом с ванной.

Через два часа Дурсли и Лили сидели за столом на кухне. Теперь дом наполнился шумом: звучало радио, хотя его никто не слушал, то и дело громко выражал недовольство чем-либо Дадли, но голос Петуньи, старавшейся его успокоить, называя «дорогим Дадличком» и обещая купить новую красивую игрушку, казался Лили ещё более пронзительным и громким.

Вернон опасливо косился на сестру своей жены, а Лили молча, смотрела в тарелку. Дурсль был недоволен приездом сестры жены еще тогда, когда даже не подозревал о её «ненормальности», но, узнав о магии, и вовсе стал избегать Лили, как только это было возможно.

Петунья пыталась накормить Дадли, который разбрасывал еду по всей комнате. Его тётю удивляло то, что, несмотря на идеальную чистоту, вокруг Петунья вроде бы совсем не сердилась на Дадли, продолжая ворковать над ним после любых мелких происшествий или намеренных пакостей, которые он совершал с явно осознанным удовольствием. А ведь вчера, когда Вернон, промокший, вошел в дом, и на пол потекла вода, её возмущению не было предела.

После того как Лили провела около часа в ванной, тени на её лице почти исчезли, а цвет лица значительно улучшился. Она вовсе не хотела "лучше выглядеть", но почти горячая вода в ванной помогала не думать – наверное, стоило найти себе какое-то занятие, которое смогло бы отвлекать её еще лучше. Но Петунья, видимо, обрадовалась, что сестра теперь куда меньше напоминает привидение. Она так и сказала.

Дадли попал ложкой по лицу своей матери.

"Как же мне повезло с Гарри», — невольная, совсем обычная мысль. Но…

— И почему я все время плачу? — она не сразу сообразила, что сказала это вслух.

Вернон покосился на неё, как на очень опасную сумасшедшую, — впрочем, он, наверное, такой её и считал, — а Петунья, вытиравшая лицо, застыла.

Похоже, в ней боролось давнее отвращение к сестре с жалостью к ней же.

Но, когда она заговорила, Лили даже не поняла, которое из этих чувств перевесило. Петунья стояла к ней спиной и бормотала, словно себе:

— Сильное потрясение… Невозможность контроля… Пройдет, наверное…

При словах "невозможность контроля" Вернон вздрогнул.

— Это она о слезах. Я прекрасно контролирую свою магию.

Вернона это явно не успокоило. Его густые усы встопорщились, и он начал багроветь.

Внезапно раздался резкий хлопок ("Аппарация", — тут же подумалось Лили), а потом стук в дверь.

Дурсли переглянулись.

— Кто это? — вслух удивилась Петунья. — Мы никого не ждали, но… Лили, может быть, тебе будет лучше пойти наверх, а…

— Это волшебник, — задумчиво ответила она.

Дурсли, даже раскачивающийся на стуле Дадли, перепугано вытаращили на неё глаза.

— Вол… волшебник?

— Да, это была аппарация.

— Что-что? — разъяренно спросил Вернон, мечась между ужасом перед гостем и злостью на Лили.

— Аппарация. Я… пойду, посмотрю.

Петунья прищурилась, о чем-то задумавшись, а потом перевела взгляд, теперь снова испуганный, на Дадли. Каким-то образом Лили всё же поняла, чего хочет сестра. Она достала палочку и встала рядом с племянником.

— Я пойду, открою, — нервно кивнула Петунья и вышла из кухни.

— Петунья! Ты… — Вернон пошел было за ней, но потом остановился, недоверчиво посмотрел на Лили и вернулся к Дадли. Она промолчала.

Они напряженно вслушивались в шаги Петуньи, идущей к двери, в звук открывающейся двери и…

— Ты!

Похоже, Петунья была в шоке. Но он довольно быстро уступил место ярости, смешанной с испугом.

— Ты! — повторила она не менее грубо. — Что тебе здесь надо? Убирайся из моего дома!

— Я не испытываю ни малейшего удовольствия ни от того, что вынужден здесь находиться, ни от общения с тобой, Петунья. Извини, не знаю твою новую фамилию, — спокойно ответил ей ледяной голос. — Я хочу поговорить с Лили.

— Миссис Дурсль! — чуть не визжа, сообщила Петунья. — И тебе нечего здесь делать — и разговаривать с Лили, и…

— Дай мне войти, — опасно спокойное требование…

Вернон повернулся к Лили, которая, тоже пораженная, села прямо на пол рядом со стулом Дадли. Оценив эту картину и пробормотав что-то вроде «все они сумасшедшие…", он быстро прошел в коридор.

— Вы кто такой и что Вам нужно?

— Меня зовут Северус Снейп. Мне нужно поговорить с Лили Поттер.

Лили подумала, что сейчас, в давящем молчании и тишине, Вернон, наверное, испуганно, но пытаясь выглядеть грозным, смотрел на Снейпа, Петунья действительно испепеляла его взглядом, а тот не обращал на это никакого внимания. Но внезапно Дадли, замерший, было, наблюдая за странным поведением родителей, закрутился на стульчике и закричал. Она взяла его на руки, почти сразу перенеся сильный удар по лицу, но Дадли все не успокаивался, отчаянно отбиваясь.

— Лили? — окликнула из коридора Петунья.

Наверное, она по-прежнему нервничала.

— Иди скорее к Дадли, я никак не могу его успокоить.

Петунья тут же поспешила на кухню, а потом, судя по шагам, за ней последовал и Вернон – не забыв громко захлопнуть дверь перед непрошенным гостем. Что-то бормоча сыну, Петунья унесла его наверх, а муж, хмуро посмотрев на Лили, последовал за ней.

Лили вышла в коридор и, вздохнув, распахнула дверь снова. Снейп стоял, устало прислонившись к столбику у крыльца и, судя по лицу, раздумывая, стоит ли выбить дверь. Впрочем, как только он увидел её, мрачное выражение тут же сменилось на непроницаемое. Черные глаза смотрели пристально и словно без всякого выражения.

— Здравствуй, — хмуро проговорила Лили.

Снейп кивнул и бросил взгляд в сторону коридора за её спиной. Она, немного помедлив, посторонилась, пропуская его, закрыла дверь и первой прошла на кухню. Там она села за дальним концом стола и снова внимательно посмотрела на него.

Северус почти не изменился. Уже не подросток, да: несколько менее нескладный, чуть меньше подозрительности и осторожности в глазах… Но он был по-прежнему мрачным и угрюмым, с сальными волосами и бледным, почти желтушным цветом лица. А ещё, видимо, давно не спал.

Сейчас Снейп молча стоял, не сводя с неё хмурого взгляда. Она вдруг осознала, что так и держит в руке поднятую волшебную палочку. Лили поспешно опустила её, хотя и не было похоже, чтобы Северус обратил на это внимание, — он смотрел только на её лицо, — а потом жестом предложила сесть.

Это он заметил, но только подошел к столу. Тогда она спросила:

— Не сядешь? — в горле у неё пересохло, поэтому голос прозвучал непривычно.

— Да, спасибо.

Снейп положил на стол какие-то бумаги, которые раньше держал в руках, и сел. Они снова стали молча смотреть друг на друга. Потом Лили отвернулась. На дверце до блеска отполированного шкафчика четко было видно её лицо и то, что глаза от недавних слез у неё опять немного покраснели. Она решила заговорить: на этот раз это получилось куда более ровно и уверенно.

— Что ты хотел?

— Узнать, всё ли в порядке.

Снейп тоже смотрел куда-то в сторону, и, ответив, словно с трудом, плотно сжал губы.

— Я жива. Что-то ещё?

Он резко дернулся от её тона, но промолчал, а заговорил не сразу, раздумывая над каждой фразой.

— Я хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Не нужно ли тебе что-то.

— Нет, спасибо, — она встала и отошла к окну на другом конце кухни. – Мне ничего не нужно, я живу с сестрой. Всем довольна, — последние слова прозвучали особенно горько.

— Тогда мне нужно ещё предупредить тебя, — он умолк.

— О чём?

— Магглорожденные объявлены вне закона. Сначала предполагалось, что им просто запретят колдовать: сломают палочки и установят блок, но сейчас многих просто убивают, и…

— Не думаю, что смерть будет для меня существенно хуже, чем могла бы быть жизнь, — пробормотала она почти не слышно, но он все равно осёкся и заговорил о другом:

— Ты считаешься полукровкой.

Тихо, почти без выражения.

— Почему? – Лили обернулась и удивленно посмотрела на него.

Снейп кивнул на документы: какие-то из простой, белой бумаги, видимо, полученные в маггловских конторах, другие – свитки с печатями. Впрочем, это все равно ничего не объясняло. Она вздохнула и вернулась к столу, опустившись на прежнее место.

— Я никак не могла оказаться полукровкой, — возразила Лили.

— Моей родственницей тоже. Но я смог уговорить Темного Лорда подтвердить это. Теперь ты… можешь жить почти спокойно.

Он протянул ей все документы, но Лили приняла их, ни разу не взглянув.

— Зачем?

Снейп поджал губы.

* * *

Лили не нравилось то, что происходило в магическом мире. Очень не нравилось. Будучи в доме у Петуньи и не слушая даже маггловских новостей, она могла лишь догадываться, что совершалось Тем-Кого-Нельзя-Называть. Северус же мог рассказать об этом. Как выяснилось, довольно полно.

— Вся власть принадлежит теперь Темному Лорду, наиболее чистокровным и наиболее... покорным из его последователей. Например, Абраксас Малфой теперь министр магии, — суховатым тоном лектора, рассказывающего о давно прошедших, но ужасных событиях, закончил рассказывать он через полчаса.

— А Дамблдор?

Волдеморт – директор Хогвартса, Малфой – министр магии, грязнокровок пытают и убивают, а простые маги и их дети… перед её глазами непрошено возникла картинка — её Гарри, выросший, сидит за партой на лекции Волдеморта... А что думают об этом матери детей, которые действительно будут у него учиться? И чему он их научит? Темной магии? Убивать нечистокровных? Лили слушала всё это, не перебивая, не пытаясь вставить хоть слово и только молча представляя себе происходящее, вспоминая имена и лица тех, кому когда-то противостояла, сражаясь в рядах Ордена Феникса, — тех, кто теперь являлись наиболее известными и влиятельными людьми.

Грязнокровок. Лили содрогнулась, вспомнив, как когда-то Северус, сидящий сейчас напротив, назвал её этим словом. Они ведь и до сих пор не помирились... Почему он пришел сегодня? Так и не сказал.

Заметил ли он её размышления, было неясно, потому что, скривив губы, ответил:

— Местонахождение Дамблдора сейчас никому неизвестно. Темный Лорд пытался его найти. Он хочет... дуэли.

Под конец фразы стало уже непонятно, к кому относится презрение в его голосе. Но вряд ли к Волдеморту. Выражение лица Северуса стало надменным, высокомерным. Теперь Лили вполне могла быть уверенной в том воспоминании... Но тут он словно спохватился, вспомнил о ней, и вновь стал внимательно изучать её с куда более... доброжелательным выражением, если его лицо вообще могло выражать дружелюбие.

— Дамблдор... исчез? — все же спросила она, пытаясь не думать о тех чертах характера бывшего друга, которые, иногда прорываясь через его отношение к ней, пугали.

— Да. И, видимо... по своей воле.

Лили задумалась. Неужели Дамблдор, величайший светлый маг современности, всегда стоявший на защите магического мира, мог просто оставить победившего Волдеморта? Струсить?

Снейп продолжал, молча смотреть на неё, молчащую.

— Лили, — неожиданно начал он, будто набравшись храбрости. Она подняла глаза, удивившись его тону.

— Послушай меня, пожалуйста... Просто послушай. Я смог уговорить Темного Лорда разрешить тебе стать ассистентом преподавателя зелий в Хогвартсе, то есть меня. Подумай, подожди! – заметив, что она открыла рот, резко перебил он. — Ты сможешь приехать в Хогвартс и учить детей... В школе ещё остались Макгонагалл, Флитвик... Другие...

— А кто из Пожирателей в Хогвартсе? — нервно спросила Лили, даже не осознавшая еще предложения поехать туда.

— Кэрроу, Алекто. Она ведет маггловедение. Крауч... защита от магических существ. Боевую магию...

— Защита от магических существ? Боевая магия? У нас не было таких предметов!

— Темный Лорд так разделил защиту от темных искусств. Боевую магию ведет Беллатрикс Лестранж, а остальные преподаватели прежние. Только я веду зельеварение: но если ты согласишься, то только у старших курсов.

— Соглашусь? – нервно переспросила она, только сейчас понимая его слова об ассистенте. — И Сам-Знаешь-Кто допустит меня в школу? Меня, грязнокровку?

Лицо Северуса так и перекосилось — он явно вспомнил их ссору, — но потом он все же кивнул.

— Хорошо.

— Что?

Лили сама испугалась тому, что только что сказала, но подтвердила:

— Хорошо. Я поеду в Хогвартс.

Дурсли провожали их по-разному. Петунья словно не поверила тому, что Лили может ехать куда-то со Снейпом, и так и смотрела на неё молча, раскрыв глаза и иногда рассеяно гладя Дадли по голове.

Вернон же не скрывал своей радости. В прощальной речи он успел выразить свою неприязнь ко всем волшебникам, а в частности к «тому огромине, который привез сюда эту» (так он называл Хагрида) и «мрачной летучей мыши». Правда, выразить свою благодарность за «избавление» от Лили последнему он не успел, потому что тот смерил его таким взглядом, что, когда двое магов покидали дом, молчали уже все его обитатели.

Теперь же она сидела на кровати в «Ночном рыцаре» напротив Северуса. Автобус страшно раскачивался, и она то и дело подпрыгивала. Каждый раз на неё неодобрительно косился кондуктор, лысеющий блондин средних лет с пышными усами, одетый в порядком потрепанную темно-коричневую мантию.

Северус молча, смотрел в окно. Казалось, тряска его не беспокоила.

Лили поежилась — даже в теплой мантии сегодня было очень холодно. Снейп как-то тут же заметил это и, повернувшись, тихо, но достаточно четко, чтобы расслышать, попросил у кондуктора какао для неё. Тот посмотрел него так, словно его только что бесцеремонно отвлекли от самого важного дела в жизни, но все же, быстро сходив куда-то, принес Лили кружку с горячим напитком.

Ей сразу стало теплее. Северус на благодарность не ответил, вернувшись к молчаливому наблюдению темноты за окном.

Лили думала о своем согласии поехать в Хогвартс. Перед её глазами возникло лицо Снейпа. Глубочайшее недоумение. Он наверняка готовил целую речь, подбирал аргументы, а она взяла и согласилась сразу.

Сама не понимая, зачем это сделала.

Подумав, что скоро увидит человека, если так можно назвать Волдеморта, который убил её мужа и сына прямо на её же глазах...

Автобус опять резко тряхнуло, и Лили облилась какао. Горячая жидкость обжигала пальцы. На кровати рядом с ней растеклось коричневое пятно.

Заметив это, кондуктор недовольно забормотал что-то себе под нос и, покосившись на Снейпа, спросил у неё резким голосом:

— Уберете может?

— Я... — немного растерявшись, начала Лили и тоже посмотрела на Северуса. Оказалось, что он, прижавшись лбом к стеклу с закрытыми глазами, дремлет. Интересно, сколько же он не спал до приезда на Тисовую улицу?

Кондуктор кашлянул. Она, внезапно вспомнив о нем, снова заговорила:

— Эмн, я...

Он только махнул на неё рукой и, достав палочку, сказал:

— Экскуро! — одеяло стало чистым.

— Спасибо...

Но кондуктор уже направился на второй этаж автобуса.

Лили снова задумалась. Зачем она едет в Хогвартс?

Первым, естественным объяснением было материнское чувство, заставляющее её хотя бы попробовать облегчить жизнь несчастных детей, вынужденных учится у темных магов.

Вторым... Лили не хотелось верить, что Волдеморт захватил власть навечно. И если она будет в Хогвартсе, когда...

В действительности, никакого плана у неё не было. Видимо, придется придумывать его на ходу. Лили вспомнила о Джеймсе — ему бы это понравилось. Импровизация.

Неуверенно улегшись в одежде на кровати, она тихо-тихо заплакала...

… — Лили!

— Уже иду!

— Лили!

— Иду я!.. – последний раз взглянуть на себя в зеркало и сбежать вниз, в гостиную Гриффиндора.

Джеймс уже там, в нарядной мантии. Живой. Живой, и это кажется таким обычным, таким… правильным. Но она ведь не та, что там, вне сна, — она счастливая Лили Эванс, семикурсница Хогвартса.

А у него как всегда растрепанные непослушные волосы. Наверное, та Лили потянулась бы, чтобы их пригладить, так?

— Лили... – смеётся, весело и задорно, перехватывая её руку в воздухе. — Ты такая красивая сегодня!

— Только сегодня? – так, верно? Каким странным это кажется теперь…

— Всегда, — Джеймс обнимает её, и хочется, чтобы так снова было. Всегда.

— А где все?

— Только ты и Мэри так долго прихорашиваетесь, остальные уже в зале. А она что, вообще решила не идти?

Весело и непринужденно, верно? Она счастлива.

— Нет, но...

— Пойдем!

— Но, Джеймс...

Как всегда беззаботный, уверенный в себе и бесконечно замечательный.

— Моих друзей я на сегодня бросил, так что и ты вполне можешь сделать то же.

Усмехается. Слишком лукаво.

— Бросил, как же! Знаю я вас...

Шум голосов, радостный смех и чьи-то шаги, нечаянные прикосновения, огромная толпа… От вида Большого зала захватывает дух, от одного лишь бесконечного безоблачно-голубого неба хочется смеяться. Кругом знакомые лица однокурсников, о чем-то переговаривающихся. Сколько их уже погибло сейчас? Как же плохо сознавать, что твой сон – всего лишь сон.

Кто-то подает бокал Джеймсу, и он поднимает его с усмешкой:

— За счастливое начало нашей будущей жизни!

Девушка-Лили смеётся, как и все вокруг.

— Счастливое! – она сталкивается с человеком в темно-зеленой мантии. Какой же он тогда был бледный. — Ээмн...

— Нюниус!

— Джеймс, сделай одолжение...

— Извините, — мрачный Снейп скрывается в толпе, но на это уже никто не обращает внимания – только Джеймс хмурится.

— Ну, вот что ему...

— Джеймс, ты обещал не задирать его, а ещё сегодня выпускной. Давай пойдем в...

— Сохатый! – ухмыляющийся Сириус, а за его спиной – Ремус. Наверняка и Питер рядом маячит.

— О, всем привет!

Лили притворно-укоризненно смотрит на обрадованного Джеймса. Но разве на него возможно злиться? На него, живого?

— Проснитесь же! Проснитесь! Хогсмид!

Лили приподнялась на кровати, моргая от яркого света. Кондуктор недовольно смотрел на неё, а Северус еще спал, по-прежнему прижимаясь лбом к стеклу.

— И разбудите вашего вечно недовольного спутника.

Кто бы говорил про «вечное недовольство»... Она снова посмотрела на Северуса. Он выглядел даже бледнее, чем в её сне, и казался бесконечно усталым. Брови были нахмурены, веки чуть подрагивали во сне, но больше ничто не напоминало о том, что это живой человек.

— Северус! Северус!

Никакой реакции. Странно, в детстве он говорил, что спит очень чутко...

— Северус!

Наконец-то он отрыл глаза. Один раз моргнул и сразу совсем проснулся.

— Уже Хогсмид?

— Да.

Голос вдруг дрогнул. Улыбающиеся лица из сна совсем растворились, уходя из её сознания, и их сменили другие образы, те, что являлись Лили только в кошмарах. Теперь же они были реальностью для детей, учащихся в Хогвартсе, — и теперь они вот-вот станут её действительностью. Частью её жизни.

Лицо Северуса выглядело невозмутимым: внимательным, но бесстрастным.

— Идём, — спокойно, полувопросительно произнёс он, по-прежнему наблюдая за ней.

На улицах Хогсмида было темно и тихо: ни в одном из окон не горел свет, в некоторых углах Лили замечала тени, напоминавшие очертаниями людей. Вдали на фоне затянутого тучами темного неба черной громадой возвышался Хогвартс, казавшийся угрюмым и пустым.

Они направились к замку.

Лили думала о своем сне – или о том, что было с ней когда-то, в безоблачные школьные годы. О том, что сейчас казалось далеким, о том времени, даже проблемы которого показались бы сейчас счастьем. Снежинка упала ей на лицо и растаяла. Странно, но ближе к Хогвартсу снег стал мельче: сухие и колючие снежинки больно задевали кожу. Ветер развевал мантию Северуса, делая его похожим на черное привидение.

И как ему не холодно...

Лили снова вспомнила тот теплый июньский вечер и то, как радостно улыбались тогда друзья Джеймса. Их друзья. Сириус, Римус и Питер... «Питер. Постойте, Питер».

— Северус! — ее голос тут же унесло вдаль ветром, но он услышал и повернулся, подойдя чуть ближе. — Северус, Хагрид ничего не сказал мне... Как Сам-Знаешь-Кто нашел нас тогда, в Годриковой впадине? На доме было заклятие доверия!

В темноте все-таки достаточно неплохо было видно его лицо, чтобы понять, что он никак не думал, что рассказывать это придется ему. Снейп помрачнел и плотно сжал губы, не отвечая.

— Что стало с Питером? – спросила она громче.

Во взгляде Северуса промелькнуло раздражение. Но он, похоже, действительно обдумывал, что сказать, поэтому Лили ждала почти терпеливо.

Наконец, еще сильнее нахмурившись, он медленно, словно взвешивая каждое слово, сказал:

— Наверное, стоит сказать тебе правду, ты ведь все равно скоро узнаешь...

— Его убили? — вздрогнула она. — Пытали?

— Нет, — он как-то странно посмотрел в сторону Хогвартса. — Темный Лорд даже не стал его пытать, — Северус опять ненадолго замолчал, подбирая слова. — Едва увидев его, Петтигрю сам рассказал все. От страха за свою шкуру.

В его голосе так и чувствовались сдерживаемые ради неё эпитеты в сторону Хвоста. И «трус» наверняка было самым мягким из них. Она посмотрела на него с недоверием, ведь это…

— Питер предал нас? Сам?

Снейп коротко кивнул, крепче сжав губы.

Лили почувствовала, как в её расширенных от изумления глазах собираются слезы, и раздраженно смахнула их. Её всю трясло.

Северус молча смотрел на неё – наверное, думая, как бы утешить.

— Не надо было тебе сейчас говорить, – пробормотал он почти неслышно.

— Нет. Спасибо, что сказал мне, — но все равно она продолжала дрожать, едва заметно, но достаточно сильно.

В его глазах промелькнуло что-то тревожное.

Главная лестница была едва различима в темноте, но, опираясь на руку Снейпа, Лили прошла в пустой холл. Здесь стояла абсолютная тишина, поэтому она сразу услышала легкий шорох, раздавшийся откуда-то слева.

— Снейп? – голос, окликнувший их, показался Лили смутно знакомым: женский, но низкий, хотя и богатый интонациями. – И где же был почти весь день преподаватель Хогвартса?

— Беллатрикс... – тихо заметил он, но в полном беззвучии Лестранж, конечно, расслышала его.

Лили вздрогнула. Северус покосился на неё и заговорил, обращаясь к приближающейся Пожирательнице:

— Я ездил за своей ассистенткой.

Беллатрикс, наконец, подошла к ним ближе и остановилась: так, что её лицо можно было рассмотреть, пусть и с трудом. Высокая и бледная, но очень красивая, она стояла величественно небрежно. Как и говорила – от любого другого это бы прозвучало просто грубо, но...

— А, милорд упоминал, что ты хочешь больше времени посвятить научным изысканиям. Он ждет от тебя чего-то... необычайного. Оправдаешь? — она холодно рассмеялась, так, что нельзя было поверить в её веселье. — И кто же это?

Разглядев, наконец, лицо Лили, Лестранж изумленно застыла.

— Что здесь делает грязнокровка?

— Она полукровка, Беллатрикс, — холоднее ответил Снейп, а Лили неуверенно кивнула. — Моя родственница по материнской линии. Можешь спросить у милорда — он сам подписал её свидетельство.

— Эвансы — твои родственники? — она слегка скривилась. — Но с какой стати она приехала сюда? — к Лили она по-прежнему не обращалась, спрашивая Северуса.

— Я же сказал: она будет моей ассистенткой, — повторил он невозмутимо.

— Почему она?

— Потому что она хорошо разбирается в зельеварении, Беллатрикс. А таких людей не очень-то много.

Она косовато улыбнулась, уже менее настороженно сверля взглядом Лили:

— Ясно. Ты же никогда не позволишь, чтобы хоть сколько-нибудь дурной зельевар стал твоим ассистентом.

— Верно, — подтвердил Северус, видимо, не собираясь поддерживать разговор. – Нам необходимо идти к Темному Лорду, он приказал, чтобы Лили побывала у него сразу после приезда.

— Идите, — слегка растягивая гласные, бросила Беллатрикс. — Я, вообще-то, шла посмотреть цепи у Филча — он сказал, что их хорошо использовать для наказания провинившихся учеников... — она ласково-кровожадно улыбнулась и неспешно ушла.

И как у неё получалось такое выражение лица?

— Лили, — вырвал её из размышлений Северус, — нам нужно идти.

Лили по-прежнему дрожала, осторожно оглядываясь по сторонам. Раньше в замке было тепло даже в зимнее время: местами, в некоторых коридорах, гуляли сквозняки, но в остальных помещениях сохранялось уютное тепло. Сегодня же, среди мрачных теней, она замерзала даже в теплой мантии. Холод? Страх…

Хогвартс изменился. Не было радостного чувства возвращения домой, не было яркого света факелов, перешептываний куда-то крадущихся учеников – теперь замок напоминал мрачную обитель вампиров, холодную, темную и страшную… гробницу. Ужасное место, где должны постоянно находиться дети. Всего лишь дети, а ведь некоторые из них до приезда в школу, о которой слышали столько хорошего, даже не бывали одни на улице.

В некоторых коридорах попадались одинокие факелы, сиротливо горевшие где-то вдалеке. Но чаще они шли в полной темноте, и Лили могла ориентироваться только на шаги Северуса, уверенно идущего впереди: очевидно, это было для него привычно. Она же, несмотря на то, что прошло всего несколько лет с окончания её учебы, уже успела забыть расположение некоторых коридоров, «повадки» лестниц, портреты, по которым можно было найти дорогу… но ей все же казалось, что изменились они слишком сильно для того, чтобы можно было сказать, что это как всегда, как обычно. Замок… сопротивлялся? Не желая признавать новых «хозяев», не желая признавать никого вообще, защищал лишь тех, кого считал достойным защиты. Лили чувствовала это, сама не понимая, как.

За окнами, как заметила она в одной из галерей, продолжал идти все тот же холодный мелкий снег. Все веяло холодом здесь. Наконец они остановились у горгульи у кабинета директора, и Снейп обернулся к Лили. На стенах по обе стороны от статуи были закреплены жирандоли с ярко горевшими свечами, но свет падал на Северуса сзади, и разглядеть выражение его лица ей не удалось.

— Нам пора входить.

Она нервно кивнула, впервые осознавая, что здесь он – единственный союзник, единственный, кто может её защитить. Где-то были другие учителя, но слишком далеко, слишком…

Казалось, Северус хотел что-то еще сказать, но не стал, а, обернувшись к горгулье, произнес:

— Змеи и змееусты.

Та отодвинулась, пропуская их на лестницу. Поднявшись, он ударил молотком в дверь, а Лили молча подошла к нему.

— Северус и грязнокровка, — дверь распахнулась, и Лили увидела Того-Кого-Нельзя-Называть, сидевшего за столом, за которым она так часто видела профессора Дамблдора. Её передернуло. – Войдите.

Снейп поклонился, зашёл, остановившись в центре комнаты, и поднял взгляд на Волдеморта. Северус выглядел скованно и настороженно. Лили приостановилась на пороге, потом шагнула и застыла у него за спиной, внимательно наблюдая за Лордом. Странным казалось то, что до встречи с ним ей было страшно, а теперь страх сменило безразличие, через которое прорывалась ярость. Исчезло даже горе.

Тот-Кого-Нельзя-Называть лишь напоминал человека. Невероятно бледная и на вид сухая, но гладкая кожа покрывала иссохшее лицо так, что скулы казались невероятно выступающими. Темные волосы, однако, выглядели аккуратными и даже красивыми. Но багрово-красные глаза внимательно изучали её, и Лили слегка склонила голову: так, чтобы это и не казалось проявлением слабости, и не выглядело вызывающе. Он чуть прищурился.

— Лили Поттер. Добро пожаловать в Хогвартс.

Она сжала губы и промолчала. Волдеморт лениво взмахнул палочкой – за её спиной тут же что-то взорвалось. Лили поморщилась от почему-то возникшей в плече боли.

— Стоит запомнить: здесь вы, как и все ученики и преподаватели, обязаны подчиняться мне и проявлять уважение. Ясно?

Она резко кивнула. Северус чуть дернулся, но Тот-Кого-Нельзя-Называть решил проигнорировать её дерзость.

— Я предполагал вас убить. Однако я обещал сохранить вашу жизнь по просьбе моего верного и преданного слуги… Почему её это удивляет, Северус? – когда он обратился к Снейпу, голос прозвучал, как удар хлыста.

— Я не успел сообщить, милорд, — он склонил голову.

— Вот как. Миссис Поттер, я сохранил вам жизнь по просьбе Северуса в знак благодарности за верную службу. Так что имейте в виду – вы обязаны ему.

— Обязана, — тихо, глухо повторила Лили. «Он знал. Он знал, что нас хотят убить». Мысли, вроде бы столь гладко складывающиеся, отказывались позволить ей понять, что же произошло.

— Думаю, вам следует быть благодарной ему. Или теперь гриффиндорцы уже неспособны на это? Как бы то ни было, ступайте вон и запомните: теперь здесь то, что говорю я, – закон. Северус покажет вам комнату и сообщит расписание.

Лили молча обернулась и направилась к двери, Северус, выпрямившись, последовал за ней. Но Волдеморт внезапно вновь заговорил:

— Если же вас интересует причина, по которой ваш сын вообще заинтересовал меня, вы можете спросить также у Снейпа.

Северус странно напрягся. Она же застыла.

— Я сообщу вам это в любом случае, молчанием вы только выбрали способ. Все дело в одном пророчестве. Пророчестве, произнесенном Сивиллой Трелони, — его сообщил мне… мой верный слуга. А теперь вон.

У Лили подкосились ноги, и она почувствовала, как Северус осторожно тянет её за руку, на выход из комнаты.

Пророчество? Всего лишь пророчество?

И Снейп…

Темнота в глазах, пульсирующая ярость – как она смеялась над этими выражениями когда-то, называя подруг всего лишь «слишком впечатлительными». А теперь кровь стучала в висках, заставляя понимать, о чем они говорили. Почему? Они поссорились давно, и не осталось ничего, что связывало бы их, но целенаправленно уничтожить её, её семью, предать… и попросить её жизни, как одолжения, — как просят оставить игрушку для забавы, на время: понаблюдать за страданиями и горем, упиваясь мыслями о смерти давнего врага. Неужели это и вправду он? Его стремления? Зачем? Вопросы, вопросы... Они кружились в её голове, мешая даже видеть.

Невольно Лили отметила, как-то холодно и словно со стороны, что новость о предательстве Хвоста причинила боль: но не вызвала разрушающее опустошение внутри, не заставила так страдать.

Это действительно выглядело как предательство. Петтигрю никогда не был её другом: он таскался за Джеймсом, Сириусом и Ремусом, но почти никогда не общался с ней. Обида на него была именно обидой – тяжелой и почти невыносимой, но… отстраненной. Она не могла винить его, ведь он спасал себя – а каждый выбирает то, что ему дороже.

Снейп же… помогая ей, он показывал, что помнит о былой дружбе, что как-то заботится о ней. Но при этом вступал в противоречие с тем, что совершил по словам Того-Кого-Нельзя-Называть. Несмотря на противоречивость его характера и их отношений в прошлом Лили почти испытывала благодарность к Северусу за то, что именно благодаря нему у неё появилась возможность жить в волшебном мире и вернуться в Хогвартс. Но в то же время он перечеркивал все – тем, что сам и был виноват в том, что произошло.

Снейп стоял рядом, молча и хмуро смотря на неё. О чем он думал, было неясно, но оправдания здесь оказались бы бесполезны – и, кажется, он тоже понимал это. Лили сделала шаг к винтовой лестнице, ведущей от кабинета директора. Еще шаг. Она быстро пошла вниз, краем глаза безразлично отмечая, что Северус последовал за ней.

Оба молчали, и шаги гулко раздавались в тишине замка. Лили показалось, что где-то слышен тихий топот лапок мыши или крысы, и это стало последним, что она еще могла выносить. Резко обернувшись к Северусу, она, наконец, заговорила:

— Почему? Почему, Северус? – в мыслях это звучало яростно, голос же казался просто… пустым.

Он молчал, только прикрыл глаза, словно бы в попытке закрыться, защититься от её гнева. Но его и не было. Лили чувствовала только эту странную, давящую пустоту.

— Я не хотел. Действительно не хотел, Лили, — я не знал, что так выйдет, когда докладывал Лорду об этом пророчестве, а потом всеми силами старался добиться того, чтобы вы остались живы. Я был и у Дамблдора, и…

Лили хотела оборвать его, сказать, что все это бесполезно, и ему не стоит пытаться хоть что-то объяснить, потому что она ни за что не изменит своего мнения о нем теперь, но их прервал третий голос.

— Был у Дамблдора, вот как? Рассказывал о планах милорда?

Алекто Кэрроу стояла совсем рядом с ними. Её некрасивые глаза торжествующе блеснули в свете палочки, которую она держала в толстых пальцах.

Северус не ответил: он выглядел бледным и почти растерянным.

— А Темный Лорд знает о том, что ты это делал, а?

— Разумеется, знает, — наконец резко отозвался Снейп, несмотря на внезапно пересохшее горло.

— Да? А он это одобрил? То, что ты...

— Что здесь происходит? — опять эти небрежно-грубые интонации, странные для женского голоса... Кэрроу хоть просто хамовато и резко, а это... смесь величия и презрения.

Лили вздрогнула. Беллатрикс не Алекто, бездумная и слишком любящая себя для Пожирательницы, — Лестранж была опаснее, и она в любой момент действительно могла спросить что-то у Темного Лорда.

Северус это тоже понимал, и в оставшиеся до приближения Лестранж секунды только прошептал:

— Уйди, Лили, пожалуйста, уйди.

Между возможностью выпустить все те чувства, что бушевали в ней сегодня, и выполнением этой просьбы Северуса она, поколебавшись, все же выбрала второе и тихо скрылась за поворотом, поспешно уходя от голосов и блеклого света куда-то в темноту.

Идти по мрачному темному замку в одиночестве оказалось ещё хуже – тем более, Лили просто не знала, куда ей идти. Комната, а какая…

— Люмос! — тихо прошептала она.

Здесь были только каменные стены и её собственная тень. Лили тихо шла дальше, оглядываясь по сторонам.

Тишина словно окутала весь Хогвартс. Тишина. Темнота.

Однако как только Лили осталась совсем одна в этой темноте, все здесь перестало казаться чужим. Такой Хогвартс — просто ночной и вроде бы ничуть не страшный — был привычным и родным. Легко вспоминался путь, и ноги сами вели её… а куда? Она понимала, что шла в сторону гриффиндорской башни и сейчас была где-то на полпути к ней, но зачем, не знала. Лили не знала, где будет её новая комната, где и как она будет жить.

Впрочем, по сути, она не знала ничего о том, что будет. Будущее видеть не дано почти никому, но её и самая опытная прорицательница вряд ли сможет понять. Слишком от многого оно зависит. Слишком оно туманно.

Волосы растрепал холодный ветер, поднявшийся где-то в соседнем коридоре. Завернув за угол, Лили оказалась у настежь распахнутого окна, в которое и врывался ночной воздух. Она подошла к нему ближе, почти замирая от холода и чувствуя уже боль от него: но эта боль была болью жизни. Ветер напоминал о свободе, даже леденящий и мучительный.

Она обернулась и увидела что-то молочно-белое, скрывавшееся за поворотом, наблюдая за ней. Привидение. Сначала Лили вздрогнула — по старой, сохранившейся еще с раннего детства привычке, навязанной сказками, которые читала ей… а ведь ей тогда читала Петунья. Теперь мысль о том, что когда-то они с сестрой были столь дружны, казалась странной — настолько, что отвлекала от мыслей о привидении. Но потом Лили опомнилась и поспешила туда, чтобы узнать, кто же это.

Серая Дама внимательно и молча смотрела на неё, невозмутимо и задумчиво. Лили же остановилась и неуверенно открыла рот:

— Здравствуйте.

Призрак Рейвенкло еще какое-то время не говорила ни слова, потом произнесла, словно констатируя для себя факт:

— Вы не из Пожирателей. Учились здесь не так давно. Не у нас, не на Слизерине… Гриффиндорка.

Лили растеряно промолчала, не зная, что ответить на эти слова, и стоит ли и вовсе отвечать.

— Что вы делаете здесь?

Серая Дама по-прежнему смотрела на неё холодно и неодобрительно.

— Я буду учить детей, — тихо ответила Лили.

Вокруг них по-прежнему царила полная тишина. Где-то в конце коридора виднелся свет факела.

— Вы умеете преподавать? — все так же холодно удивилась Серая Дама.

— Нет. Но я должна научиться.

— Учиться? — переспросила она. — Должна? Детей должны обучать те, кто имеют к этому способности и справедливо выбраны, а не те, кто сам едва начал учиться этому. Что же касается вашего долга, я не вижу, в чем он может состоять.

Лили отступила, как от удара.

— Вы не понимаете.

— Вот как? Возможно. Но тем, кто сейчас собрались в Хогвартсе, здесь вовсе не место, и если вы одна из них — вам тоже, — Серая Дама резко развернулась и полетела по коридору.

— Постойте! Постойте же! Я не…

Приведение даже не обернулось. Лили утомленно прислонилась к стене, вытирая набежавшие от обиды на чужое недоверие слезы. Оставалось надеяться, что ей поверят другие.

Хогвартс, казалось, считал так же — или ей было приятно думать о своем согласии с замком. Но она продолжала спокойно идти без неприятностей, иногда согреваясь в потоках теплого воздуха, иногда с усилием захлопывая окна в пустых коридорах: похоже, здесь о них никто не заботился. В других местах она шла совсем вслепую, там, где не было окон и факелов, — но не упала, не споткнулась, а однажды даже верно выбрала лестницу в темноте, не прибегая к Люмосу.

А рассеивать тьму заклинанием почему-то не хотелось. Она была защитой Лили, скрывая её от чужих глаз: как Пожирателей, которых в школе было немало — а наверное, и не только преподавателей — так и просто любопытствующих, которые непременно бы нашлись.

Однажды она еле успела спрятаться за доспехами, когда мимо проходили два ученика курса с четвертого, не думающие, похоже, что по школе лучше не бродить. Через какое-то время после этого Лили слышала шум вдалеке и недовольные голоса, но все же надеялась, что они встретили не Беллатрикс и столкнулись не с очень серьезными неприятностями.

Она шла все же довольно медленно. Но наконец, поняла, что совсем уже приблизилась к башне гриффиндорцев и идти дальше некуда, как вдруг увидела впереди свет, больше похожий на тот, что излучает свеча: теплый, но едва заметный огонек вдали.

Лили шагнула вперед.

Было теплее, и Лили казалось, что вот, наконец, появилась надежда – казалось неясно почему, по глупости, ведь она знала, что это только свет. Но она продолжала идти в сторону света, когда внезапно прямо за её спиной послышался голос:

— Кто здесь?

Профессор МакГонагалл в поспешно накинутой мантии и с волшебной палочкой в руке стояла почти рядом.

— Лили Эванс... — прошептала она. — Но как?..

Её обычно столь спокойное лицо выражало сейчас глубокое удивление. Макгонагалл казалась непривычно человечной: в халате из шотландки, заметном у нижнего края мантии, с сеточкой для волос и этим выражением лица.

— Я преподавать буду, — чувствуя себя при этом вновь маленькой девочкой, ответила Лили.

Это звучало так глупо перед лицом бывшей учительницы. Так по-детски. Но та словно ничего не замечала, смотря на неё широко распахнутыми глазами: это выглядело… очень непривычно.

— Но как?.. Ведь Сама-Знаешь-Кто теперь директор!

Доверие. Пожалуйста. Доверие.

Лили переступила с ноги на ногу и неуверенно пробормотала:

— Его уговорил… Северус Снейп.

— Снейп? – во взгляде Макгонагалл была та самая настороженность, которой Лили опасалась. Но потом, чуть нахмурившись, она что-то вспомнила и добавила: — Верно. Вы же дружили когда-то. Но почему ты согласилась?

— А что я могу делать теперь? Так есть хоть какой-то шанс… — Лили осеклась и посмотрела в ту сторону, откуда пришла. — Профессор... Здесь сейчас есть где поговорить?

Та сначала посмотрела на неё немного недоуменно, но потом кивнула:

— Да. Идем ко мне.

И снова, как только Лили оказалась не одна, все очарование и спокойствие замка рассыпалось, разбилось вдребезги – в свете палочки Макгонагалл она видела следы на полу, гнезда от факелов, и все казалось совершенно неуютным, заброшенным. Неужели ни директора, ни тех, кто отвечает здесь за чистоту, это совсем не волнует? Или это сделано специально: страшно и пугающе? Отвратительно.

До кабинета профессора Макгонагалл нужно было идти совсем недолго. Она ударила палочкой по совершенно гладкой стене, и на ней вырисовался контур двери. Тогда Макгонагалл коснулась её рукой, и Лили увидела теперь уже проем. Повинуясь приглашающему жесту, она первой прошла вперёд.

Эти комнаты выглядели куда более жизнерадостно, чем остальная часть замка, даже при слабом свете камина. Все было окрашено в приглушенный красный и золотой цвета. На письменном столе (в кабинете Макгонагалл, видимо, работать не любила или не могла, и он был здесь) лежало множество каких-то свитков, среди которых можно было узнать как работы учеников, так и что-то, с ними совершенно не связанное.

Макгонагалл закрыла заклинанием дверь и, предложив Лили сесть, сама тяжело опустилась в кресло. Она зажгла свечи, и они внимательно посмотрели друг на друга.

Профессор выглядела очень усталой. Под глазами были заметны фиолетовые круги. Тугой пучок на затылке немного растрепался — видимо, она делала его в крайней спешке. Из-под воротника темной мантии по-прежнему виднелся край халата из шотландки, а…

— Чаю? Печенье?

— Да. Да, спасибо. Профессор, скажите...

Макгонагалл призвала заклинанием поднос с чайником, чашками и коробкой печенья. На сервизе были изображены львы Гриффиндора — золотые и гордые. Они двигались, как люди на портретах: переходили с чашки на чашку. Только один огромный зверь, изображенный на чайнике, никого не подпускал к себе.

Лили поняла, что слишком увлеклась наблюдением, а профессор Макгонагалл выжидающе смотрит на неё. Она вздохнула, набираясь храбрости, и спросила:

— Вы знаете, где сейчас профессор Дамблдор?

Видимо, как раз этого та и опасалась. Её вдруг невероятно заинтересовало печенье в форме тритона:

— Нет. Он исчез.

Лили сникла. Если директор (принять в этом качестве Волдеморта она не могла) ничего не сказал даже своей заместительнице и члену Ордена Феникса, значит, он действительно исчез. Пока об этом говорил Северус, можно было думать о том, что от него все скрыто, как от Пожирателя смерти, но Макгонагалл...

— И никто ничего не знает?

— Нет. Я не могу поверить, что...

— Северус говорил мне, что это похоже на п... на отъезд по собственной воле, — мрачно сказала Лили, отпивая чай.

Он пах какими-то чуть горьковатыми травами, но на вкус был приятным.

— Я не верю! — как-то резко-возмущенно ответила профессор, понявшая недоговоренное слово. — Он бы не оставил школу!

Лили промолчала. После известия о двух предательствах она уже могла поверить во что угодно. И где сейчас Хвост? Северус говорил: «Все равно скоро узнаешь». Неужели в Хогвартсе?

И сам он. Беллатрикс вполне могла обратиться за разъяснениями к Волдеморту, и тогда... Лили поежилась. Но тут же оборвалась, объяснив себе, что беспокоится исключительно за свое положение в Хогвартсе, а проблемы Снейпа её не касаются, хотя все это и связано. Он ее предал...

И опять как ножом по сердцу. Лили выдохнула от раздражения, вызванного собственной тревогой и болью, которых не должно было быть.

Макгонагалл наблюдала за ней. Мысли она, конечно, читать не умела и, похоже, решила отнести ухудшающееся настроение Лили к известиям о Дамблдоре.

— Мисс Эванс... То есть, миссис...

— Нет, пожалуйста, говорите «Лили»!

Похоже, теперь собственная фамилия будет до конца дней напоминать ей о погибшем муже. И сыне тоже... Погибших из-за её... Лили чуть было не залилась горьким смехом. Кажется, теперь убийцу её родных можно называть ее начальником. Её губы все же скривились, хотя из глаз готовы были вновь хлынуть слезы.

«Ну уж нет. Больше я плакать не стану. Но что мне делать?»

Удивленная её вспышкой, профессор молчала.

— Что сейчас делает Орден? – тихо спросила Лили, чтобы хоть чем-то развеять напряженную тишину.

— Ничего. Все мы решили, что безопаснее пока будет переждать — Волдеморт слишком силен. Можно сказать, что Ордена не...

— А где сейчас Сириус? Сириус Блэк? Ох, простите, я не хотела перебивать...

Хотя Лили уже вышла из школьного возраста, но Макгонагалл все равно воспринималась как её учитель и декан. Щеки вспыхнули.

— На него донес... Лили, знаешь, Питер Петтигрю...

— Знаю.

Как холодно и сухо это прозвучало...

— Так вот, он еще и донес на бывшего друга. Волдеморту следствие не нужно — сейчас мистер Блэк в Азкабане. Мы ничего не смогли с этим поделать, хотя были порядком удивлены таким выбором: чистокровный волшебник, который… — Лили уже не слушала.

Еще одна пропавшая надежда. Сириусу тоже было за что мстить, он мог бы помочь. Впрочем, тюрьма — это еще не смерть, даже если это Азкабан.

— Ясно... — голос дрогнул. — Профессор, скажите, можно до утра остаться где-нибудь у вас?

Ей было слишком тяжело продолжать этот разговор, думать о том, что происходит в Хогвартсе и во всем волшебном мире, о том, что будет – и будет ли – завтра…

— Да, разумеется.

Легким жестом Макгонагалл превратила пустовавшее кресло в аккуратно застеленную бордовым покрывалом кровать со столбиками и занавесками — такую же, как были в спальнях девочек в Гриффиндоре. Знакомый вид успокаивал.

— Спасибо вам.

Она кивнула и ушла в спальню, затушив свет.

«...Интересно, что подумает Северус, когда нигде меня не найдет?»

необр.

— Профессор Макгонагалл! Профессор! – все же крикнула она, уже не надеясь на успех.

Видимо, Макгонагалл ушла слишком рано – до рассвета было еще достаточно долго, но кабинет и спальня декана Гриффиндор пустовали. Исчезли и бумаги, которые Лили вчера заметила на столе, хотя несколько листов чистого пергамента, перо и две чернильницы остались. За окном все медленно падал снег, ставший крупнее, — наверное, теплело, — а в камине тускло горел огонь. Лили зажгла свечи и села за стол, решив отложить поиски Макгонагалл.

«Здравствуй, Петунья!

Извини за письмо, посылаемое с совой – сделать это по-другому у меня сейчас нет возможности, потому что я в Хогвартсе. Но постараюсь больше этого не делать.

Я знаю, тебе мало интересны слова, которые я хотела бы сказать и в благодарность, и в извинение – ты ведь мало рада была видеть меня у себя. Но все равно позволь мне надеяться, что у вас все хорошо, а ты меня прощаешь. Хотя между нами было много всего – но не будем же мы вспоминать детские обиды, верно?

Хотя кто знает. Я пока что в порядке и думаю, что больше не потревожу тебя.

Прости.

Твоя и т.д.,

Лили.

2 января 1982 года»

Кресло профессора Макгонагалл оказалось удивительно уютным и мягким, а огонь в камине – завораживающим.

…Трава рядом с Черным озером зеленая-зеленая, а лежать на ней – легко и приятно, только чуть-чуть неудобно. Над Лили ясное небо, травинки щекотят нос, а где-то рядом смеётся над чьей-то шуткой Мэри… хотя почему чьей-то? — Сириус, насмешливо улыбаясь, слегка обнимает её за талию, что-то шепча на ухо.

Где-то вдалеке шумят еще чьи-то голоса, а Джеймс, растянувшись на откуда-то принесенном – или призванном? – покрывале, молча лежит, разглядывая что-то в облаках. Лили легко перекатывается по траве к нему, нечаянно задевая головой плечо.

— Как ты думаешь, а почему Хогвартс такой? – прижимая её к себе, вдруг спрашивает Джеймс.

Она смотрит на него удивленно.

— Он словно дом для всех, его все любят, — поясняет он. - Смотри, вон даже С… Эйвери, прикидываясь, что ему на все наплевать, к школе немного, но привязан. А почему она такая – с такими лестницами, Выручай-комнатой и наверняка ещё и другими тайнами? Мы рисовали карту и вроде бы были везде, но Хогвартс все равно оказывается каким-то… своим. Он никому не подчиняется и не открывается до конца – уверен, что даже Дамблдору.

Они смотрят на огромные белоснежные облака вместе.

— Может быть, потому он и подходит всем – потому что никто не знает, какой он на самом деле? – тихо спрашивает она. – Может быть, так и должно быть – чтобы он был для всех, ведь это школа?

— Но почему? – он задумчиво хмурится, но не продолжает.

— Сохатый, ты о чем, о философии подумать решил, устремив взгляд в небо, да?

— Лили, — чья-то рука коснулась её плеча, заставляя вернуться в реальность. – Лили, проснитесь, нам нужно идти на завтрак… Лили!

Она открыла глаза и увидела склонившуюся рядом Макгонагалл. Оказалось, Лили неосознанно закуталась в накидку кресла и задремала, провалившись куда-то в счастливые воспоминания.

Очертания размывались, и она протерла глаза.

— Простите, профессор, я…

— Идемте. Сами-Знаете-Кто наверняка захочет видеть вас на первом завтраке, чтобы представить остальным… по крайней мере, в качестве преподавателя.

— Хорошо.

Взяв со стола письмо, Лили поспешно последовала за Макгонагалл.

В Большом зале было очень тихо. Одни преподаватели молчали, иногда оглядываясь на Того-Кого-Нельзя-Называть, другие – Алекто Кэрроу и Крауч – мрачно наблюдали за ними. Все ученики, видимо, разъехались на каникулы – в самом зале было пусто.

Она ненадолго застыла на пороге, пока Макгонагалл прошла вперед, к преподавательскому столу, и села рядом с Флитвиком, вместе с другими удивленно смотрящим на Лили. Волдеморт поднял голову, взглянув на неё, и бросил невозмутимо:

— Ассистент преподавателя зельеварения, Лили Марлоу. К слову, профессор Кэрроу… Беллатрикс и Северус обсудят вопрос, по которому вчера возник спор, но поднимать его больше не нужно.

Крауч чему-то поморщился, а Алекто только сильнее помрачнела, взглянув на Лили с ненавистью. Профессор Спраут что-то тихо прошептала Вектор. Кэрроу тут же злобно уставилась на них, и преподаватель травоведения замолчала. Лили же неуверенно подошла и села на крайний стул. Волдеморт что-то негромко сказал Макгонагалл, что заставило её удивиться: не могла же она остаться заместителем директора?

В конце завтрака двери внезапно снова распахнулись, и Беллатрикс Лестранж почти влетела в зал, на ходу поклонившись «милорду». Выражение её лица было рассерженным, что заставило его слегка нахмуриться, но Беллатрикс молча села рядом.

После завтрака Лили спросила у профессора Макгонагалл, не изменилось ли расположение совятни, и отправилась туда, чтобы отправить письмо Петунье. В замке было очень тихо: так, словно из него исчезли все живые существа. Натолкнувшись на грязную лужу в одном из коридоров, Лили невольно поморщилась, а потом замерла в недоумении – как возможно, чтобы никто не позаботился об этом?

Ей не нравился такой Хогвартс. Совсем не нравился. Это было чужое и пустое место, покрывшееся злом и ставшее неприятным. Только вспоминался Джеймс, весело смеющийся в этих стенах, друзья и теплое чувство, возникшее при первом взгляде на замок. Необычайном впечатлении девочки, впервые шагнувшей в действительно глубинный мир магии, в один из её… домов…

Она покачала себе головой, протянув руку к сове. Та, взмахнув крыльями и слегка задев её по лицу, все же слетела на более низкую жердочку и протянула ей лапку. Другие же совы оставались неподвижными. Привязав письмо, Лили огляделась, чуть нахмурившись, и поспешно ушла.

необр.

Северус стоял в конце кабинета зельеварения спиной к двери и, почему-то тяжело опираясь на стол, что-то переставлял в шкафчике, то и дело случайно позванивая стеклом флаконов.

Лили молча остановилась у двери, наблюдая за ним: все-таки кабинет она угадала верно. Здесь совсем ничего не изменилось, подземелья остались почти прежними все – напротив, другая часть замка теперь напоминала их. Разве что грязнее. Но ведь не здесь — о чистоте говорить не приходилось, но все-таки относительный порядок оставался. Неуютное холодное помещение, на стенах которого откуда-то появились банки с заспиртованными неприятного вида существами, было смутно освещено всего лишь одним факелом: видимо, Снейп не считал необходимым яркий свет не во время занятий.

Наконец он нашел нужный флакон, открыл его и выпил парой глотков, чуть пошатнулся… обернувшись, Северус заметил её не сразу и, задев край одной из парт, с какой-то усталой злостью выругался сквозь зубы.

— Доброе утро, — прохладным тоном все-таки сообщила о своем присутствии Лили.

Он резко поднял голову – похоже, зря: быстрые движения причиняли боль – посмотрел на неё с неопределенным выражением, чуть скривил губы и молча прошел к столу, снова слегка пошатнувшись. Опустившись прямо на его край, отодвинув какие-то сваленные грудой свитки, поднял на нее взгляд, не произнося ни слова. Потом взглянул в сторону и хмуро заметил:

— Теперь ты действительно имеешь полное право меня ненавидеть.

Лили молча кивнула, внимательно смотря на него.

— Я никогда не хотел этого. Можешь не верить – Джеймса я всегда терпеть не мог, тут и говорить не о чем, — нахмурившись, он отвел от неё задумчивый взгляд куда-то в сторону полок. – И объяснить мне то, что произошло, нечем, хотя простить прощения… я готов, если ты примешь это. Ты… — Снейп резко оборвался и встал, на этот раз почти совершенно твердо, отходя к дверям подсобного помещения. – Не уезжай из Хогвартса только.

Она отвернулась и села на одну из первых парт.

— Не проси – не прощу, — Лили тихо хмыкнула, заставляя его вновь обернуться. Она провела рукой по лбу и едва слышно пробормотала: — Как в драме простенькой, не жизнь, а пьеса дурная…

Залившись все тем же нервным смехом, она притянула к себе колени, уткнувшись в них лицом.

— Лили.

Его голос звучал слишком ровно, не позволяя ей ни злиться, ни успокоиться, но, обхватив себя сильнее, сжимая руки уже до боли, она подняла голову и бросила:

— Не уеду. Кто бы что ни говорил, — вспоминалась Серая Дама, но Лили отогнала мысли о ней, – не уеду. Здесь детям плохо, а без них нет никакого смысла в том, что будет дальше. И что, все будут, как я, пустые и ненужные? Дети жить должны, Северус, — его имя она произнесла сухо, другие же слова и вовсе казались шипящими и прерывистыми. – А без них – ничего. Ни-че-го.

Она встала и развернулась, по-прежнему не смотря по сторонам, вышла в коридор, совершенно не вспоминая о том, зачем пришла.

Там было темно и тихо, и Лили споткнулась обо что-то, расцарапала ладонь, поднялась и направилась туда, где, как ей казалось, находилась лестница. Слизеринцы уехали из Хогвартса вместе с другими учениками – кем бы их не называли, жить здесь, среди убийц и холода, не нравилось никому. А они же тоже всего лишь дети.

Она снова усмехнулась – горько усмехнулась тому, насколько ярким вдруг стало стремление заботиться о том, что будет со всеми, в её простые 22 года, за несколько месяцев, неожиданно превративших её в юную старуху. Где-то позади послышались шаги Снейпа, но Лили продолжала идти вперед, стараясь отгородиться от звуков. На одном из поворотов она молча прислонилась к стене, касаясь почему-то слегка влажной поверхности лбом, и замерла. Он прошел мимо, не заметив её.

Хогвартский двор, покрытый неровным слоем выпавшего вчера снега, выглядел очень пустым, но в то же время вполне родным, незапятнанным. Лили запахнула мантию поплотнее и направилась в сторону озера, любуясь засиявшим при свете иногда проглядывавшего из-за плотных облаков солнца снегом. Тихое и холодно-спокойное, все вокруг напоминало о времени учебы. А еще о недавнем сне, о Джеймсе, раскинувшемся на траве, и улыбающейся Мэри. Мэри, погибшей в первые недели после окончания школы, Мэри счастливой, влюбленной и мечтающей о своей собственной семье. Той единственной, что все же была так же дорога Сириусу Блэку, как и Джеймс Поттер.

Обернувшись и приложив ладонь ко лбу, Лили посмотрела на посветлевший замок и улыбнулась. Снег приятно холодил пальцы, и она поднесла его к лицу, сильно дунув, — все вокруг тут же засияло и заискрилось, ослепляя её и оправдывая текущие по щекам слезы. Снежинки опали, а Лили брела по, как ей казалось, краю Черного озера, не разбирая дороги и не задумываясь о том, что будет, и бессмысленно улыбалась.

* * *

— Лили?

— Я встану, да, сейчас… встану, — попытавшись повернуться набок, она почувствовала что-то твердое и распахнула глаза. Подлокотник кресла в учительской. Профессор Макгонагалл.

— Уже половина одиннадцатого, ночь, где ты была?

Распахнув глаза от удивления, Лили привстала, скинув темно-коричневый плед, в который как-то закуталась, и повернулась к часам, потом бросила взгляд в окно, на потемневшее безжизненное небо. В учительской никого не было, а рядом с ней, под ключом, лежал какой-то огрызок пергамента.

«Гостевая комната Рейвенкло на втором этаже в восточном крыле, вторая дверь от картины с Луарком Странным, — с трудом разобрала она слишком крупные, но косые буквы, казавшиеся знакомыми, — материалы к урокам у мадам Пинс. Отложены, спросить. Если появится осложнение простуды, Бодроперцовое зелье в кабинете Зельеварения, я в лаборатории, мадам Помфри уволена директором.

С.»

— Что случилось? – нахмурилась Макгонагалл, наблюдая за недоумевающей Лили.

— Н-нет, вспомнила, — тревожный оклик «Лили!», шум в голове, холод, сковывающий ноги… но больше почему-то ничего. – Все в порядке, здесь ключ от моей комнаты.

Профессор кивнула, но все равно оставалась тревожной. Подойдя к дверям, она коротко обернулась и заметила:

— Здесь все другое, Лили, и большинство людей тебя не поддержат. Тебе тяжело, но другим на это наплевать. Постарайся быть осторожнее.

необр.

ООС Беллатрикс будет пояснен.

В коридорах было тихо, и Лили шла, стараясь вспомнить все повороты и как можно скорее найти свою комнату. Каждый шаг казался слишком громким, и иногда она приостанавливалась, оглядываясь и слушая отдаленный шум с улицы. Но внезапно спокойствие рухнуло: где-то впереди, за поворотом раздалось резкое:

— Круцио!

И ни звука в ответ... жестокий женский голос вновь повторил то же заклинание. Снова. Тишина.

Лили застыла, не в силах сделать ни шага вперед. Круциатус в Хогвартсе. Но потом...

— Авада Кедавра!

Она невольно вскрикнула, почти неосознанно преодолевая оставшееся расстояние, содрогаясь при мысли о том, что происходило теперь в школе, которую Лили когда-то так любила… любила и сейчас, но не такой.

— Что здесь...

Небрежно опираясь на стену, прямо перед ней стояла Беллатрикс Лестранж. Она лениво вращала в руках палочку, а рядом лежал непомерно большой паук — бесспорно, мертвый. Лестранж лениво обернулась в ответ на возглас Лили.

— А, Поттер... Что за шум?

— Вы, вы... ты... — Лили покачала головой. — Зачем?

Безразличное выражение темных глаз под тяжелыми веками совсем не изменилось. Они выглядели совершенно пустыми. Казалось, еще чуть-чуть — и она попросту зевнет.

— Скучно. Нечего делать, понимаешь, Поттер? Хотя вряд ли…

Лили снова почувствовала, как внутри что-то обрывается.

— Пожалуйста... называйте меня Лили или как-нибудь по-другому, как угодно, но не по фамилии...

Как глупо, наверное, просить об одолжении Беллатрикс Лестранж. Особенно о таком — лишающем ту удовольствия видеть, как она вздрагивает.

Беллатрикс чуть нахмурилась, а потом в её глазах мелькнула тень понимания.

— А, родственнички... — она чуть скривила губы. — Ладно.

Согласилась?

— Зачем тебе-то бродить по ночным коридорам? — Беллатрикс кивнула на окно.

На угольно-черном небе виднелись едва различимые точки-звезды, а почти над Хогвартсом светилась луна. Далекая, идеально круглая, тускло-желтого цвета. Небо казалось невозмутимым, но от него будто веяло холодом.

— Я была в учительской, — ответила, наконец, Лили.

— О. Ну да, помощь еще одному «родственнику»... Впрочем, милорд уже сказал, что ты чистейшая грязнокровка, если можно так выразиться. Мне он, видишь ли, доверяет, — она смерила её тяжелым взглядом с легкой насмешкой, а потом вновь повернулась к пауку. — Редукто!

Раньше Лили и не думала, что можно взорвать паука. Или что это и вовсе может прийти кому-то в голову. Беллатрикс же, по-прежнему невозмутимо, смела палочкой пыль поближе к углу.

— Милорд считает, что ты можешь пригодиться, хотя и понимает, что ты лишь хочешь его убить, — понаблюдав за ней, Лестранж усмехнулась: — Да, тайны я тебе не выдаю. Все равно это окажется совершенно бесполезно, верно? Но знай, грязнокровка, — что бы ни интересовало в тебе Лорда, он никогда не потерпит интриг за своей спиной. А узнает всегда, он великий волшебник.

Лили в очередной раз удивилась её голосу: ни у кого другого он не мог быть величественным и грубовато-небрежным одновременно. Большинство слизеринцев говорили с холодом, но не так... Особенно необычно оказывались окрашены слова о Том-Кого-Нельзя-Называть, пропитанные восхищением.

— Ненавижу грязнокровок, — неожиданно задумчиво продолжила она. — Просто ненавижу. Нет, я, конечно, могу даже написать торжественную речь о причинах ненависти к... таким, как ты, но это не самое достойное занятие. Хотя бы потому, что оно, пусть косвенно, но связано с грязнокровками. А почему ты не обижаешься, когда я так говорю? Большинство вспыхивают, начинают раздраженно взмахивать руками, возмущаться... По крайней мере, если рядом нет милорда.

Она очистила от грязи подоконник и, открыв окно, села на него, свесив ноги наружу. Лили поежилась от холода, думая о том, что сейчас представительница древней чистокровной семьи выглядит не слишком... представительно. Хотя даже на окно она взбиралась с какой-то несколько звериной грацией.

Холодно все-таки...

Беллатрикс обернулась и посмотрела на неё.

— Ты ответишь? Скучно, если ты знаешь, что такое скука, – наверное, всегда можешь развлечься всего лишь планом новых занятий. Но с Алекто говорить невелика радость, а ваши драгоценные "святые" преподаватели так и бегают от меня. Что, впрочем, разумно. А ты, грязнокровка, держишься слишком уверенно. Зато говоришь.

— Я уже привыкла к мысли, что я почти никто, — сухо ответила Лили, пытаясь понять причины того, что для Лестранж было почти дружелюбием. — Что теперь грязнокровкам в магическое общество доступа нет, и я держусь только благодаря Северусу.

— Какие смиренные мысли, — недоверчиво протянула Беллатрикс, разглядывая что-то внизу. — Прямо-таки источают всегда присущий гриффиндорцам стоический пессимизм.

— Мне все равно. Эти слова для меня ничего не значат. Раньше было неприятно и обидно, но теперь это такая мелочь – после убийств.

— Стоит ли быть искренней с Пожирателем Смерти? — презрительно пробормотала она, а потом громче спросила: — Значит, "крепкое слово костей не ломит"? Забавно...

— Почему?

— Слизеринцы защищают свою честь, гриффиндорцы же и вовсе носятся с ней, как с величайшей драгоценностью. Что-то не подходишь не под один вариант. А ведь вроде гриффиндорка.

— Я раньше и обижалась. Еще как.

— О-о... — с прежним презрением выдала Беллатрикс.

— Но сейчас это кажется глупым.

— Что ж, смысл-таки есть... — теперь её голос казался более задумчивым. — Странно, да?

Нет, уследить за течением мысли Лестранж Лили было не дано...

— Что?

— Подумай, с кем ты сейчас разговариваешь, — она обернулась, чтобы увидеть её выражение лица. — Верно. Уходи, пока мы не решили убить друг друга.

По дороге в свою комнату Лили думала о том, что день действительно выдался странный: даже если не думать о том, чего же она все-таки не помнила.

необр.

Увидев перед собой стопку книг и свитки рядом с ними, Лили удивленно замерла. Видимо, Снейп оставил у мадам Пинс не только основные книги, связанные с программой по зельеварению, но и почти весь дополнительный материал и собственные заметки и конспекты. Последние помогали мало, потому что Лили действительно разочаровалась в его почерке: разобрать его было сложно до крайности. В некоторых местах ей удавалось что-то понять – это значительно помогало с поиском по книгам – но другое так и оставалось неизвестным. Его программа точно не соответствовала ни одной из тех, что были предложены в книгах, не была ни проще, ни сложнее… только другой.

Но с этим Лили неплохо справлялась – она частично помнила то, что проходили у Слагхорна они сами, в чем-то пользовалась книгами и в результате получила достаточное количество материала для разных классов хотя бы на ближайшие четыре недели. Единого плана занятий, разумеется, не было, как и соответствия любым из них у учебника.

Сложнее оказалось другое – как понять, к чему способен тот или другой класс, а тем более, каждый ученик, как лучше учить… и как быть преподавателем вообще.

* * *

— Лили?

На задних партах кто-то смеётся, а Мэри, севшая прямо перед учительским столом, устало вздыхает и смотрит на неё полубезнадежно. Потом глухо шепчет:

— Она действительно думает, что из этого что-то выйдет?

Лили качает головой, выпрямляется и старается придать лицу более уверенный вид.

— Поттер, Блэк, замолчите уже! – взрыв хохота. – Сегодня мы должны изучить…

Её далеко не самый уверенный голос тонет в общем гуле. В неожиданно распахнувшуюся дверь заходят несколько опоздавших слизеринцев, не обращая никакого внимания на стоящую у доски ученицу и перебрасываясь не очень-то приятными замечаниями в адрес Макгонагалл.

Макгонагалл, которая, уехав в Лондон, решила все же попробовать поручить провести урок одной из лучших учениц.

Лили косится на Мэри и тоже вздыхает.

— Сегодня урок веду я! – голос слишком неуверенный, звенит.

Ближняя половина класса затихает. Среди них все те, кто всегда знали и уважали Лили Эванс или хотя бы любили учиться… Но другие: особенно отрицательно настроенные слизеринцы и несколько «блистательных хулиганов», называвших себя Мародерами – продолжают кто переговариваться, кто и вовсе хихикать. Краем глаза Лили замечает поднятую палочку.

— Блэк!

— Да не трону я этого Снейпа, не…

— Не на уроке! – отчаянно восклицает она, увидев, что Северус уже собирается ответить еще не прозвучавшему заклятию.

Поттер смеётся:

— Ловлю тебя на слове, Эванс. После урока. Брось, Бродяга. Я уверен, теория анимагии всегда тебя интересовала, лучше послушать, — на его обращенном к Лили лице выражение насмешливого превосходства. Блэка что-то веселит, но Снейп останавливаться вовсе не собирается. – Ты не уважаешь нашего преподавателя? – добавляет тогда Джеймс.

Северус хмурится, Мэри и Лили снова мрачно переглядываются, а кто-то оборачивается и возмущенно восклицает:

— Да заткнитесь вы уже!

Единственным, что принес Лили тот урок, была сильнейшая головная боль…

* * *

— Ученики всегда смеются, Лили. Смеялись и будут смеяться, а доказать им, что ты можешь их учить, не так-то легко. Когда я проводила свой первый урок, меня довел до слез племянник Горация с друзьями… это было действительно ужасно.

Они снова сидели в комнате Макгонагалл перед столиком с чайными чашками. Лили пришла к бывшей декану, чтобы хоть кому-то рассказать о своих опасениях.

— А вместе со мной начинала преподавать Аманда – когда-то мы вместе учились. Защита от тёмных искусств всегда давалась ей легко, она превосходно знала материал… действительно многое знала, была очень искусной ведьмой. Но не выдержала – она провела в школе всего лишь месяц.

— Почему?

— Лили, — Макгонагалл задумчиво вздохнула и отломила кусочек печенья. – Дети – прекраснейшие существа на свете, и учить их, давая надежду на будущее, — величайшее счастье, но… — она чуть усмехнулась, – мало кто из преподавателей даст именно такую оценку своей деятельности. Когда тебе уже удается завоевать авторитет и в коллективе, и среди детей, или ты выглядишь вот как я, суровая и пожилая женщина, — почему-то слово «пожилая» никак не могло сложиться в одно сочетание с «Макгонагалл». В сознании Лили, во всяком случае, — это другое дело, но все равно это слишком нервно. Воспитывать одного, своего ребенка не так-то легко. А здесь их множество, разных и часто непокорных. К тому же…

Она почему-то замолчала.

— Иногда мне кажется, что нет никого злее детей, — вдруг снова заговорила Макгонагалл, когда Лили, наблюдая за снежинками за окном, отвлеклась настолько, что уже не надеялась на ответ. – Они… не понимают. И не хотят понимать. Они любят смеяться, и с одной стороны всегда помогут нуждающемуся в помощи, так часто бывает, — она отвела глаза. – Помощь и забота детей прелестна, она заставляет забываться даже… можно сказать, таких, как я, — легкая улыбка на тонких губах. – Но в то же время вместе они слишком злы в своем стремлении остаться лучше. Они мало думают о последствиях, а даже когда осознают их, то не понимают, насколько они могут быть ужасны для тех, кого коснутся. Так и было с Амандой, и со многими другими – в первые дни, а иногда и месяцы, дети упорно пытаются доказать учителю, что он никто: насмешками, непослушанием и шумом, пренебрежением… особенно молодым учителям.

— И я не могу ничего сделать, верно? – устало уточнила Лили.

— Сейчас здесь все по-другому, — нахмурилась Макгонагалл. – Нарушители дисциплины почти бездействуют, зная, насколько ужасным будет наказание. Всего лишь человечное обращение без труда поможет тебе завоевать их доверие. Ты всегда нравишься людям, Лили. Даже тем, кто, казалось бы, ненавидит всех. Но они будут требовательны… и однажды потерянное, доверие сейчас вернуть почти невозможно. Ученики боятся. Все. И всего.

необр.

Как оказалось, ей было выделено три комнаты – кабинет, спальня и ванная. Небольшие и совсем необжитые, с потускневшим паркетом и состарившейся мебелью, они все-таки показались ей достаточно удобными и спокойно простыми.

Утром Лили на цыпочках прошла в кабинет, удивляясь необычно холодному полу, и устроилась в огромном кресле, обтянутом слегка потрескавшейся кожей. От него пахло чем-то спокойным, хотя и не очень приятным. Обхватив свои колени, Лили беззвучно плакала от осознания того, что рядом с ней не было теперь никого. Сын. Муж. Даже кошка. Все пропало.

За окном по-прежнему шёл редкий, но мокрый снег, опускаясь в лужи рядом с замком – и увеличивая сугробы вдали от него. К тому времени как Лили, сходив за палочкой, произнесла «Инсендио» перед темным камином, лучинки и поленья в котором лежали, покрывшись пылью, уже вероятно давно.

«Уважаемая мисс Бэгшот,

Надеюсь, у Вас все в порядке.

Думаю, вы осведомлены о произошедшем в нашем доме несколько месяцев назад. В ту ночь, кроме прочего, пропала моя кошка, Нелли: серого цвета, полосатая, некрупная. Вы бы не могли сообщить, не знаете ли, встречал ли её кто-то.

Лили, из Хогвартса».

Покачав головой, она отвела взгляд от сухих слов, которые все же смогла почти что выдавить из себя, по-прежнему стараясь избегать наиболее страшных воспоминаний, и резким жестом скрепила пергамент.

Головная боль и кашель, с которыми она засыпала вчера, теперь отступили.

* * *

Лили услышала тихие шаги за своей спиной и нервно обернулась. Северус стоял у стеллажа с книгами, посвященными изучению магических существ, и, видимо, внимательно изучал обложки. Она нахмурилась и отвернулась.

Шаги послышались снова, но почти тут же затихли.

— Как ты себя чувствуешь? – как-то слегка настороженно спросил он.

— Все в порядке.

В библиотеке в каникулы было так же пусто, как и во всем замке, но здесь было светлее и спокойнее. За два дня, проведенных в ней, Лили привыкла к этому задумчивому безразличию, долгой, кажущейся бесконечной тишине и молчаливому покою. Во время учебы она бывала здесь не слишком часто – книги всегда были ей интересны, но не больше, чем люди. С каждым новым курсом количество времени, проводимого здесь, становилось все меньше: она запоминала расположение наиболее подходящих книг и училась легко ориентироваться среди бесконечных стеллажей; приходила всего на несколько минут, чтобы потом делать задания в гриффиндорской гостиной или где-нибудь у озера, вместе с Мэри, Элис или Кэт.

Погрузившись в воспоминания, Лили совсем отвлеклась от бумаг, но и почти забыла о присутствии другого человека. Мадам Пинс была в библиотеке постоянно, но при этом совершенно незаметно – со времени возвращения в Хогвартс Лили видела её лишь тогда, когда спрашивала об оставленных Северусом материалах к урокам. А…

— Зачем ты читаешь это здесь? В конспекте же есть заметка на куда более полную статью в «Полном справочнике», — отыскав среди груды свитков нужный, он указал ей необходимую запись.

Снейп вёл себя так, словно они были то ли совсем незнакомы, то ли относились друг к другу с безразличием прошлых соседей – ровно и бесчувственно, никогда не пререкаясь или же дружественно общаясь.

— Это почти невозможно разобрать, — хмуровато ответила Лили, вновь пододвигая к себе заметки, сделанные вчера.

Он ненадолго застыл, потом молча развернулся и направился куда-то в сторону раздела чар. Она проследила за ним взглядом, а потом склонилась над пергаментом, чтобы все-таки найти ту статью. Заметки по-прежнему казались ей недостаточно полными, материал – сырым, а общая подготовленность к урокам – совершенно недостаточной. Лили отшвырнула перо, опуская голову на руки.

— Calligraphy*! – произнес Северус, как оказалось, тихо вернувшийся обратно. Она подняла взгляд и увидела в его руках какую-то книгу в глянцевой обложке. Разглядывая что-то в её записках и своих конспектах, он нахмурился и, вновь сверившись с книгой, замысловато взмахнул палочкой: — Clarius!**

Краем глаза она заметила какое-то движение на пергаменте и удивленно обернулась: буквы стали ровными и понятными, достаточно крупными и даже красивыми, причем на везде он стал одинаковым, вне зависимости от того, кто из них писал это. Лили взяла один из развернутых свитков и скользнула взглядом по строчкам, понимая, что теперь уже может прочитать их без труда.

— Спасибо.

Снейп кивнул и собирался уже, было, уходить, но она остановила его, спросив:

— А где можно найти журналы или что-то другое, где фиксируется успеваемость, чтобы знать, чего ожидать от разных учеников? – в его глазах промелькнуло недоумение, и Лили пояснила: — Я же совершенно их не знаю и учить… не умею. Мне нужно знать, к чему готовиться, что проходили разные классы и…

— Почти везде можно просто начинать с самого начала, — поморщился он. – Все равно ничего не знают. Большинство из них абсолютно не способны к зельеварению и не в состоянии усвоить самые простейшие вещи.

Под конец фразы его тон стал напоминать голос Макгонагалл, отчитывающей провинившихся учеников, что не могло не удивить Лили снова, но Снейп уже заметил:

— Это должно быть в тетрадях: тех, что меньше других. Отметки, что-то о поведении и сведения о наказаниях тоже там есть.

Северус ненадолго застыл, будто сомневаясь в чем-то, а потом быстрыми шагами вышел из библиотеки, не прощаясь.

По скромному разумению автора в этой области:

*красивый почерк

**понятнее!

Если кто-то может это уточнить или помочь с изменением – всякая помощь приветствуется с распахнутыми объятиями.