Не смешно

Первое, что бросается в глаза Блейзу Забини при выходе из поезда — учеников в этом году намного меньше, чем обычно, а второе — плотный и почему-то колючий туман. Он окутывает все вокруг отвратительной густой завесой, и кажется, что, можно оторвать от нее кусок, стоит только протянуть руку. Вот только делать это почему-то совсем не хочется.

— Какого черта?.. — потрясенно бормочет Блейз, оглядываясь.

Где-то вдалеке слышится зычный голос зовущего первокурсников Хагрида, огромный фонарь, который он держит в руках, светится в туманной дымке жутковатым потусторонним огнем. Вокруг мельтешат ошеломленные школьники, в воздухе чувствуется нервозность и неопределенность. Не слышно беззаботного смеха, обычно царящего на платформе: мало кто чувствует себя уютно, буквально утопая в тумане.

— Это из-за дементоров, — раздается рядом тихий голос. — Их здесь слишком много.

Блейз оборачивается и видит растворяющийся в тумане силуэт девушки.

На мгновение ему кажется, что жуткая пелена медленно со смаком пожирает хрупкую фигурку, но, стряхнув с себя наваждение, Блейз перехватывает поудобнее небольшой кожаный саквояж и неторопливо идет к ожидающим где-то за деревьями безлошадным каретам. Широкая тропа устлана пожухлыми листьями, хотя обычно они опадают намного позже. «Дементоры», — вспоминает Забини и с трудом сдерживается, чтобы не содрогнуться от омерзения. Он видел этих страшных созданий вблизи только однажды — на третьем курсе, когда они обшаривали поезд, ища Сириуса Блэка. Склизкие, узловатые, покрытые струпьями пальцы, зловонное дыхание, со свистом вырывающееся из-под капюшона — все это надолго осталось в памяти Блейза.

Он медленно бредет по тропе, пиная ни в чем не повинные листья, и они разлетаются с тихим шорохом. Подойдя к стоянке, Блейз удивленно замирает: остался только один экипаж, но и к нему уже направляются трое учеников.

— Эй, подождите! — восклицает Забини и, в очередной раз перехватив сумку, чтобы неудобные ручки не так больно впивались в кожу, устремляется к карете.

Лишь закрыв дверцу и усевшись на сиденье, он, наконец, осознает, рядом с кем оказался. Пока повозка катится по колее, Лонгботтом щурится, словно прикидывая, опасен ли он, Забини; Лавгуд читает какой-то журнал — и как только это у нее получается почти в полной темноте? — и не обращает никакого внимания на неожиданного попутчика. А Джинни Уизли сидит напротив Блейза и хмуро смотрит в окно: кажется, туман чем-то сильно ее заинтересовал. Неожиданно она резко отворачивается и, вздрогнув, откидывается на сидении.

— Мы пересекли границу школы. Дементоры, — тихо поясняет друзьям Уизли, скривившись от отвращения. Она избегает смотреть на Блейза.

Забини передергивает плечами от неприятного ощущения. Ему кажется, что в этот момент какой-то дементор неподалеку высасывает из него силы, оставляя взамен ледяную пустоту.

В карете царит тишина, нарушаемая лишь редким кваканьем здоровенной жабы в руках у Лонгботтома да шорохом переворачиваемых журнальных страниц. Блейз мысленно ругается, не совсем понимая, как получилось, что он едва не опоздал на повозку, да еще и последнюю. А Джинни наконец смотрит ему прямо в глаза — изучая, словно решает в уме какую-то сложную логическую задачу.

— Забини, — вдруг тихо произносит она, — ты умеешь создавать Патронуса?

— Нет.

Лонгботтом хмыкает и, не сдержавшись, начинает хохотать. Голос у него нормальный, но вот смех — похож на кваканье его жабы и дико раздражает.

— Что смешного, Невилл? — повернувшись к нему, нарочито вежливо интересуется Забини.

Но Лонгботтом лишь качает головой и, икнув, пытается успокоиться.

— Ничего, это действительно не смешно.

* * *

«Не смешно. Не смешно», — молоточком стучит у Забини в голове, когда он вполуха слушает приветственную речь Снейпа, хмуро оглядывающего Большой Зал.

И всё вокруг почему-то выглядит таким нереальным и попросту абсурдным: те же Кэрроу, с умным видом сидящие за учительским столом — ну чем не тема для анекдота?

Даже парящие в воздухе свечи, кажется, вот-вот потухнут, оставив после себя только сероватый дым. Незримое присутствие дементоров, что охраняют границы школы от врагов — или, скорее, следят, чтобы ученики не сбежали, — ощущается даже в Большом Зале. На волшебном потолке не видно звезд — все затянуто облаками, так похожими на туман.

Малфой сидит непривычно тихо, ни с кем не разговаривая. В его поведении, жестах и взгляде то и дело проскальзывает нервозность, даже паника. Впрочем, у всех, кто сейчас находится в школе, нервы на пределе. Драко держит вилку левой рукой, а правую старается не беспокоить: Беллатрикс Лестрейндж перестаралась с уроками и случайно сломала ему пальцы. Выглядит это, кстати, ужасно.

Блейз хочет поддаться импульсу и взобраться на стол — прокричать что-нибудь, спеть, станцевать, да хоть прокукарекать гимн Хогвартса, лишь бы на мгновение разрушить эту атмосферу отчаяния, которая пропитала весь Большой Зал. Да что Зал — весь мир. Забини старается не смотреть на гриффиндорский стол, чтобы случайно не встретиться глазами с Джинни Уизли. Блейз чувствует ее взгляд.

«И чего неймется тебе, Рыжая?» — он настойчиво гоняет по тарелке горошину, чем вызывает удивление у Панси, сидящей рядом.

Почувствовав тычок в бок, он поворачивается к ней:

— Чего тебе?

Панси хмурится — она знает больше, чем кажется на первый или даже на второй взгляд, — и укоризненно смотрит на Блейза.

— Почему мелкая Уизли пялится на тебя весь вечер? Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Блейз пожимает плечами и возвращается к заждавшейся на тарелке горошине. Выслушивать наставления или советы от Паркинсон — это убьет любого. И кто сказал, что парни любят выслушивать советы от девушек?

Скрип вилки по тарелке раздражает и в то же время странно успокаивает. А еще не дает отвлечься и поднять глаза, чтобы посмотреть на Уизли. И что ей только нужно, почему она так упорно пытается взглядом прожечь в Блейзе дырку?

Паркинсон не выдерживает и нагло сцапывает вилкой честно замученную Блейзом горошину, чем вызывает его негодование.

— Эй, Паркинсон!

— Успокойся, — она улыбается и нарочито медленно жует.

Он смотрит на губы Панси, накрашенные ярко-розовой с блестками помадой, которая ей категорически не идет, и почему-то думает, что у Рыжей вкус получше.

Неожиданно раздается грохот. Будто чем-то металлическим с силой ударили о каменный пол. И этот звук мгновенно выводит Забини из странного оцепенения.

Блейз интуитивно догадывается, кто уронил кубок, и даже уверен в своей догадке, но все равно поворачивает голову. И видит Джинни Уизли, убеждающую Лонгботтома в случайном падении посудины. Как бы не так. От этого у Забини почему-то теплеет на душе. Словно кто-то маленький наколдовал у него в сердце Патронуса. А Рыжая в этот момент поворачивается к нему.

Ну вот, посмотрел ей в глаза. Идиот.

* * *

Идиот, иначе и не сказать.

Заспанный, взъерошенный и наспех одевшийся Блейз Забини быстро идет по коридору, надеясь успеть ухватить на завтраке хотя бы один бутерброд. Он банально проспал, и ни один из так называемых друзей его не разбудил.

Он зачем-то останавливается около большого арочного окна и смотрит на туман, который отвратительным покрывалом стелется по округе.

Как в зловещей сказке. Все вокруг окутано дымкой и выглядит даже по-своему красиво. Из-за пелены едва проступают кроны деревьев Запретного леса, их можно разглядеть, но только если присмотреться. Дементоров не видно — они где-то далеко, прячутся в этом колючем тумане, — но их присутствие действует угнетающе.

«Забини, ты умеешь создавать Патронуса?» — вспоминает он вчерашний вопрос и задает себе другой: что вообще происходит? Ответов нет ни на один.

— Эй, Забини, — ее ладошка несмело сжимает его плечо. Это неожиданно и очень приятно.

Резко обернувшись, Блейз смотрит ей в глаза, пытаясь найти ответ хотя бы на один из вопросов, но путается, потому что у Джинни слишком много ответов.

— Доброе утро, — хрипло говорит он, надеясь, что она не уберет руку.

Она кивает и, закусив губу, долго смотрит себе под ноги, будто все еще сомневается.

— Я научу тебя, — произносит она наконец.

Это даже смешно: чему может научить маленькая шестикурсница семикурсника, который вовсе не идиот? Но Блейз вовремя прикусывает себе язык, вспомнив ругань Малфоя после Летучемышиного сглаза Рыжей.

— Я научу тебя вызывать Патронуса. Это не так уж и сложно. Я знаю, у тебя получится, — в ее голосе слишком много уверенности, но это даже хорошо. Джинни Уизли не имеет права казаться слабой.

— Зачем тебе это, Рыжая? — почти ласково спрашивает он и, убрав ее руку со своего плеча, не отпускает, а даже зачем-то целует в ладонь. Наверное, у тумана есть неизученное свойство — сводить с ума.

Джинни пожимает плечами, словно и сама не знает. Она поворачивается к окну, за которым властвует бледно-серая пелена, и начинает тихо, с нотками истерики, смеяться.

— Это не смешно, — тихо произносит Забини, хотя совершенно в этом не уверен. Он уже во всем сомневается.

Уизли мягко высвобождает пальцы:

— Ты прав. Не смешно.

И она просто уходит, унося с собой то тепло, что подарила. И Патронуса забирает тоже. А Блейз долго смотрит ей вслед, ощущая себя полным придурком, и в голове у него царит такой же туман, что и на улице — холодный, колючий и вселяющий в сердце необъяснимую тоску.

Кажется, этот год будет тяжелым для всех. И это совсем не смешно. А Блейз Забини действительно идиот, потому что теперь точно не успеет на завтрак. А еще он почти уверен в том, каким будет его Патронус.