Мало кто любит осень. Серую, промозглую, скучную. Она колет горло противной простудой, заставляет натягивать шерстяные шарфы и кутаться в пальто, занавешивает улицы моросящим дождем, прячет солнце от людских глаз.
Осенью все люди одинаковые: черно-белые, вечно угрюмые, спешат куда-то, бегут. Лица серые как небо, глаза опущены, будто никому ни до кого нет дела.
Впрочем, бредущая по улице женщина давно выкинула из головы это "будто": никому и правда не хочется разбираться с проблемами. Тем более, с чужими. Тем более, холодной осенью.
Женщина откидывает капюшон пальто, чтобы лучше разглядеть дорогу. Ветер треплет выбившиеся из её высокой прически светлые локоны, она вдыхает сырой воздух полной грудью и, улыбаясь, подставляет лицо прохладным каплям.
Нарцисса зажмуривается, и перед её мысленным взором предстает поместье, из которого она только что вырвалась. Нет, она любит свой дом. Но именно сейчас, в это время года, находиться там становится невыносимо. Серые стены давят и душат, в углах комнат собираются зловещие тени (может, они и не зловещие, но Нарцисса уверена, что они именно такие), несмотря на яркое освещение. То же творится с садом: все в нем не так. Павлины искусственные, будто пластилиновые, трава безжизненная, и воздух сухой, мертвый. Она бы никогда не оставила своего ребенка одного в этой тюрьме, но Драко растет слишком болезненным, чтобы совершать эти вылазки вместе с ней, а потому, убедившись, что мальчик уснул и, наказав прислуге присматривать за ним, Нарцисса первым делом аппарировала в спальный район Лондона.
В это время тут никого не бывает.
По правде говоря, она сильно рискует: вернись Люциус из Министерства чуть раньше, нежели она планирует — ей не избежать громкой отповеди, и тогда прогулки точно прекратятся. Нарцисса просто задохнется в этой богато обставленной клетке. Уж она-то уверена.
Прошло уже больше трех лет после их с Люциусом свадьбы, и тем не менее привыкнуть к новому жилищу Нарцисса так и не смогла. Вернее, она относилась к нему терпимо, но осенью её неотвратимо тянуло на улицу, казалось, будто потолки и стены поместья постоянно сжимаются, пытаясь раздавить его обитателей.
Была и ещё одна причина: Нарцисса боялась, что эта осень, которую она наблюдала из-за украшенных мрачноватыми узорами окон станет для неё единственно возможной, нормальной, привычной.
А ведь она помнила другую...
* * *
— Смотри-смотри! Какая яркая... — голубые глаза светятся восторгом.
— Ты будто не видела её раньше, — усмешка почти надменная.
Маленькая девочка с совсем кукольным личиком замирает на пару секунд, а потом добавляет уже более спокойно:
— Просто осенью небо яснее. Это Сириус, верно?
— Он самый.
Вторая чуть старше, волосы у неё темные с золотыми переливами, а глаза, когда она поднимает их от книги, черные.
— Андромеда, а в школе можно будет смотреть на звезды так же?
— Не думаю, что у тебя хватит смелости шататься по школьным коридорам среди ночи, — снова усмешка.
— А ты пошатайся со мной, — нерешительно просит.
— Неа, — отмахивается та, глядя на страницы.
Маленькая склоняет голову набок и топчется на месте, не зная, что ещё сказать и чем упросить.
Брюнетка отрывается, наконец, от книги и, посмотрев на сестру, смеется.
— Иди сюда.
Маленькая слушается и подходит.
— Ну, и зачем они тебе? У тебя ведь глаза такие же, что те звезды. — улыбается она.
— Неправда. Ты просто не хочешь тратить на меня время, да?
Андромеда вздыхает и откладывает книгу.
— Хорошо. Если хочешь, будут тебе звезды.
* * *
И были, ведь, звезды. Только осенью, потому что зимой холодно. А весной... Нет-нет, у неё всегда было на Нарциссу время... "Просто весной — экзамены, Цисси".
* * *
— Спуталась с каким-то грязнокровым... !!!
— Но...
— Умолкни, Цисси! — Беллатриса мечется по купе, пытаясь найти предмет потяжелее, чтобы запустить им в сестру.
Нарцисса садится возле Андромеды. Последняя с чувством превосходства смотрит на разгневанную брюнетку.
— Меда, пожалуйста...
— Нет, пускай продолжает, — пресекает Андромеда попытку сестры утихомирить нарастающий скандал. — Договаривай! С грязнокровым кем?!
Беллатриса хватает её за ворот форменной мантии, но та не спешит пугаться.
— Слов не хватает, сестрица? — щурится Андромеда.
— Что, храбришься? — шипит старшая сестра. — Если не я из тебя всю дурь выбью, то матушка точно за волосы оттаскает так, что твой дружок тебя за несколько сотен метров обходить будет!
Нарцисса просит Беллатрису отпустить её, но та, кажется, вовсе забыла о существовании младшей сестры.
В этот момент старшие Блэк очень похожи, смотрят друг на друга, будто в зеркало. Обе брюнетки, обе черноглазые — обе упертые и до невозможности гордые.
Нарцисса боится, что все закончится плохо.
— Беллатриса Блэк? — в купе неожиданно входит слизеринец-семикурсник. — Тебя ждут в вагоне для старост.
Беллатриса неотрывно смотрит на Андромеду, но через секунду уже отпускает и разворачивается к вошедшему.
— Я иду, Маркус.
Слизеринец кивает и уходит, не обратив ровно никакого внимания на перепалку, которую ему удалось лицезреть.
Белла поправляет мантию, открывает дверь и говорит на прощание:
— Мать непременно будет рада узнать о твоих "успехах" ещё до начала учебного года, клянусь тебе, ты получишь от неё премилейшее письмо уже за ужином. Не думаю, что в ближайший год ты будешь получать нечто другое.
Как только её шаги утихли, Нарцисса накинулась на сестру:
— И стоило оно того? Ты ведь ни в чем не виновата!
Андромеда усмехается:
— Ещё не виновата, Цисси, ещё... Надо же! За несколько секунд поставить на уши весь поезд! — глаза её сияли. — Веселый народ, эти гриффиндорцы! И этот... как его... Тонкс, верно?
Нарцисса смотрит на неё с укором.
— И все-таки я не понимаю....
— Беллатриса — ограниченная. Её предрассудки насчет детей магглов лишают её стольких интересных знакомств. А я своего не упущу. И пусть она напишет матери, это, конечно не то, о чем я мечтаю, но... не страшно. Надо бороться за то, чего хочешь.
Нарцисса невольно любуется ею: темные волосы растрепаны, глаза блестят от предвкушения. Весь её вид свидетельствует о том, что она пойдет наперекор кому угодно, лишь бы добиться своего.
Нарси делает слабую попытку её образумить:
— Но как ты будешь...
— Ну, перестань же. Было весело! А то, что я получила незаслуженно, просто оказавшись не в том месте и не в то время, так это легко исправить. Только бы... — она неожиданно вскакивает на месте и вдруг довольно потирает руки. — Четвертый курс обещает быть веселым!
Нарцисса, ты ведь не против, если теперь мы будем смотреть на звезды втроем?
* * *
И все было так же. Только встречи стали чаще. Но Нарциссе не о чем беспокоиться: осень все та же, и время у сестры на неё есть.
* * *
Нарцисса шагает на цыпочках, боясь наделать цоканьем каблучков шуму. Она опаздывает на встречу. А ей столько всего нужно рассказать Андромеде. Лишь бы сегодня Тэд снова не пришел, в такие дни сестра не перебивает её никогда. Только слушает, слушает, слушает...
Шорох. Нарцисса, боясь выдать себя, вжимается в стену и обращается в слух.
Шуршание ткани, тяжелый вздох и сбивчивый шепот.
— Тише.
— Да я же тихо... А вот ты...
— Тэд! Ну не... мхм...
Нарцисса зажмуривается, пытаясь не слышать омерзительных, чавкающих звуков.
Стон сестры она распознает безошибочно и, держась за стену, крадется в обратном направлении.
Она опоздала, она очень сильно опоздала.
* * *
Теперь на неё точно нет времени.
* * *
Осень в этот год не спешит занимать свои позиции. Листья на деревьях зеленые, солнце стоит высоко в небе, а в воздухе то и дело можно заметить невесомые паучьи нити. На платформе 9 и 3/4 полным-полно народу. Нарцисса Блэк едет в Хогвартс на последний год обучения, её никто не провожает, ведь она уже взрослая: тут нет ни её родителей, ни сестер.
— Нарцисса, стой!
Не должно было быть, но она явственно слышала голос Андромеды. Слизеринка останавливает чемодан.
Кто-то хватает её за руку, она оборачивается. Так и есть. Андромеда.
— Я не видела тебя дома с утра... — бесцветным голосом замечает Нарцисса.
— И не могла видеть... — Андромеда выглядит растрепанной и запыхавшейся, но блондинке нет до этого дела. Вернее, она делает вид, что нет.
— Ну, раз ты здесь, во-первых, спасибо, что провожаешь, во-вторых, будь добра, передай маме, чтобы она прислала мне то платье, что...
Договорить она не успевает.
— Я не вернусь домой.
Что-то в этой фразе настораживает Нарциссу, но понять, что именно, она не успевает. Да и не хочет.
— Ну, вечером-то ты точно будешь дома, так что, пожалуйста...
Андромеда хватает её за предплечья и заглядывает в глаза.
— Нет, Цисси, ты не поняла, я не вернусь домой. Никогда. — она говорит это вкрадчиво, как маленькому ребенку объясняют, что не все птицы летают, что лето рано или поздно заканчивается, что не все желания исполняются.
— То есть? — Нарцисса глупо хлопает ресницами и чувствует, как подгибаются колени.
Пульс стучит висках, и мир стремительно исчезает из её поля зрения. В последний момент она успевает схватиться за ручку тележки. Надо что-то делать. Причем быстро.
— То и есть. Мы с Тэдом...
Нарцисса не дает её договорить, притягивает к себе и целует в губы. Крепко настолько, насколько умеет. В данный момент ей абсолютно плевать, что вокруг люди. Да и не настолько этот поцелуй глубокий, чтобы принять его за что-то неприличное.
У Нарциссы кружится голова, и в этот раз ручка тележки навряд ли её спасет.
Она отрывается и видит счастливые глаза сестры, сама она готова теперь танцевать на крыше Астрономической башни от радости.
— Я тронута тем, что ты не стала меня осуждать, Нарцисса.
Как обухом по голове.
Блондинка смотрит на солнце, впервые благодарная первому дню осени за отсутствие туч, она прячет подступившие слезы, шепчет:
— И ты не поняла.
Почти подхватывает на руки тяжелый чемодан и скрывается в толпе.
Уже находясь в поезде, она находит в своем кармане крошечный клочок бумаги с адресом.
* * *
На землю перед Нарциссой падает желтый кленовый лист.
Она роется в кармане пальто и вынимает потертую бумажку, исписанную неряшливым почерком.
Она думает о том, что Андромеда превратила её, Нарциссы, осень в беспробудную зиму.
Она смотрит на адрес очень долго. Потом складывает пополам и рвет, и ещё раз, и ещё. Белые обрывки улетают, кажется, далеко-далеко.
Нарцисса бы тоже хотела улететь, но... её держат силы гораздо более значимые, нежели законы гравитации.
Время не ждет. Ей пора возвращаться.
Она не скажет никому, что о чем-то жалеет.
Да, у Люциуса глаза-льдинки и надменный вид, но он любит её. Ведь любит, да?
Маленькие белые кусочки бумаги оседают на сырую дорогу и тут же взмывают вверх, подхваченные неожиданным порывом ветра.
Vova
