Долг крови

"К сентябрю мы планируем увеличить объём экспорта на пять процентов, и вкупе с прогнозируемыми изменениями на мировом рынке..."

Люциус Малфой досадливо отбросил письмо управляющего: смысл прочитанного всё равно не улавливался. Окинув взглядом кабинет, позолочённый мягким светом майского солнца, он поднялся и подошёл к окну. Молодая изумрудная зелень окутывала парк Малфой-мэнора, а лёгкий ветерок доносил запах знаменитых роз, выращиваемых Нарциссой. "Только не красные, конечно. Красные это вульгарно..." Два года назад Люциус изрядно потратился на новое хобби жены, но ни секунды не сожалел об этом. Теперь поместье утопало в море белых, жёлтых, золотистых и кремовых цветов. Кто бы мог подумать, что всё закончится так благополучно. Люциус закрыл глаза: сегодня сопротивляться потоку воспоминаний бесполезно.

Он помнил, с каким восторгом ощутил почти позабытую боль в метке. Нарцисса тогда мгновенно всё поняла. "Это он, да? Он вернулся?" И Люциус торжествующе улыбнулся, отправляясь к месту сбора. Змеиное шипение своего имени он тоже запомнил: "Люциусс, мой скользкий друг..." Безносое существо, отдалённо напоминающее человека, прошило его взглядом тлеющих углями глаз, вламываясь в мысли и воспоминания, безжалостно вытаскивая все мечты и чаяния, накопленные за эти годы. И тихий смешок: "Хорошшо". Люциус пытался убедить себя, что истинное могущество и высшая магия неминуемо изменяют человека. Да только его Лорд перестал быть человеком. Вместо дальновидного политика и тонкого стратега, блестящего оратора и смелого философа возникло потустороннее существо, мыслящее какими-то своими, одному ему понятными категориями. Доверенными лицами стали гигантская змея, крыса Петтигрю, чокнутая Белла и живодёры Кэрроу. Хотя нет, Люциусу он тоже поначалу доверял. И тот разрабатывал для него блестящие операции: изыскивал возможности, рассчитывал, запугивал, подкупал. Но что толку, если все усилия были направлены на этого идиотского мальчишку. Лорд и Дамблдор, действие и противодействие. Да за это время можно было бы полностью подчинить себе министерство: исподволь, понемногу перестроить его, протолкнуть кое-какие реформы, заменить людей. И тогда у них в руках оказалась бы отлаженная система — магическая Британия на блюдечке, словно пудинг с Поттером вместо вишенки, и всё было бы законно и чисто. Вместо этого устроили какой-то политический фарс, игры в переворот. А охота на грязнокровок? Такие мелочи, как мнение мировой общественности никого не смущали, конечно. "Нет, всех магглов мы уничтожать не будем. Есть вещи, в которых они нас превосходят, не так ли?" Лорд одобрительно скалился в сторону Нарциссы, которая играла для "гостей" Шопена, сидя за старинным роялем в гостиной Мэнора. Там Лорд неоднократно излагал свои блестящие планы по завоеванию магического мира кучке восторженных маньяков и более-менее адекватных волшебников, парализованных страхом и скованных чёрной отметиной на предплечье, — своему ближнему кругу. Большую часть его армии составляли отбросы магического общества разной степени опасности, но были и те, кто много лет назад пошли за смелым лидером, который, казалось, приведёт их в обновлённую Англию. Англию, где грязнокровки будут знать своё место. А приходилось сидеть в соседних креслах со скотской братией, вроде Грейбэка, и выслушивать ахинею. "Разумеется, предатели крови должны быть уничтожены, все до единого". Почти треть населения. Как будто нельзя принять пару законов, обеспечивающих обслуживающим персоналом и пушечным мясом на случай войны. Но для начала отдадим министерство на разграбление шайке идиотов, заключим союз со всякой швалью и, конечно, любой ценой отыщем Поттера. Редкостный бред. И как они ещё продержались столько времени. Люциус усмехнулся и покачал головой: ну, хоть себе-то не лги. Тот дикий, нерассуждающий страх, ужас на уровне инстинктов, возникающий всякий раз, когда мерцающий взгляд останавливался на нём, Нарциссе или (тут он вздрогнул) Драко — его он запомнит навсегда. И постоянное напряжение, ощущение, что ты — всего лишь пешка в чьей-то безумной, нелогичной, но смертельно опасной игре. Поначалу Лорда забавлял его страх. Он милостиво позволял Люциусу блюсти статус-кво, оставаясь предводителем аристократии и главным советником, наравне с Северусом. Но после неудачи в Отделе Тайн...

Тут скрипнула дверь, он резко обернулся. В кабинет скользнула призрачная росомаха и обеспокоенно спросила:

— Люциус, ты уже одет? Гости съезжаются, Драко и Астория встречают их. Нам нужно спуститься через четверть часа, не позже, — огромный зверь переступил с лапы на лапу, показывая нервозность отправительницы, и рассыпался тающими искрами.

Люциус улыбнулся. Патронус хрупкой, подчёркнуто женственной Нарциссы неизменно вызывал всеобщее недоумение, особенно по сравнению с его собственным — изящным серебристым лисом. Но сам он давно уже перестал удивляться подобному несоответствию.

Азкабан. Это было намного хуже, чем он мог вообразить. Там не было ничего, кроме времени. Времени, которое так легко было заполнить мыслями, воспоминаниями, сожалениями и страхом. Опять страх. За Нарциссу, Драко, Мэнор. Ужасное, сводящее с ума ощущение, что ты ничего не можешь контролировать, и от тебя ничего не зависит. Он много думал о том, что же он дал своей семье. Выходило, наиболее ценным приобретением оказалась вассальная клятва полубезумному и невероятно могущественному чёрному магу. Смешно. Минуты в Азкабане медленно перетекали в часы, а Люциус представлял себе возможные исходы, один ужаснее другого. А когда наконец выбрался оттуда, горечь и яд сожалений и постоянного страха отравили его настолько, что он просто начал пить как последний... Люциус поморщился и, отлепившись от подоконника, направился в гардеробную, которая соединяла кабинет со спальней. Там его ожидала приготовленная эльфами светло-серая парадная мантия. Он принялся переодеваться, но мысли по-прежнему бродили по тускло освещённым лабиринтам воспоминаний о том смутном времени.

И как Нарцисса это выдержала? Они с Драко далеко, над одним висит угроза казни, над другим — поручение Лорда, а её одиночество в огромном пустом особняке разбавляют сборы "ближнего круга". Но она смогла. Очарование Нарциссы было таково, что даже Лорд её не трогал: называл "прекраснейшим цветком Малфой-Мэнора", ни разу не отправил на операцию, но при этом доверял — насколько он вообще мог кому-то доверять. Разве можно было ей не восхищаться: в гостиной шёл очередной допрос, жертва корчилась под заклятиями Макнейра, а Нарцисса, брезгливо подбирая забрызганный кровью подол, спрашивала, не хочет ли милый Уолден прерваться на бокал холодного шампанского. «Милый Уолден», вытирая пот со лба, говорил, что да, отчего бы не прерваться, благодарю. "Драко, распорядись", — она непринуждённо подталкивала позеленевшего от всего увиденного сына к дверям и улыбалась, всегда улыбалась. А Белла? Помимо Лорда, она хоть как-то слушалась только её, младшую сестру. Он же... Люциус вздохнул, поправляя манжеты. Говоря по правде, он прятался за Нарциссу. "Сохраняй лицо, Люциус. Что бы ни случилось — сохраняй лицо и держи спину. В этом наша сила и в этом наше обязательство", — так говорил дед, а потом и отец, раз за разом, с самого детства. И после Азкабана ему ещё удавалось это: если не быть, то хотя бы казаться Малфоем. Но когда Лорд забрал палочку... Он на мгновение прикрыл глаза: Мордред, как же это было больно. В десятки раз хуже Круцио, которое ему также довелось испытать за то время. Но утратить палочку... Вяз и сердечная жила дракона — Люциус почувствовал, когда её не стало. Стиснув зубы, расслышал тихий полустон-полувсхлип, с которым она умирала. Ощущая во рту вкус крови, он понял: кончено, ничего уже не будет так, как прежде. Лишь ладонь жены всё так же сжимала его руку.

На мгновение вынырнув из хмари воспоминаний, Люциус придирчиво изучил себя в зеркале. Слегка постаревший, или, говоря галантным языком этикета, "зрелый", но по-прежнему статный мужчина. Седина незаметна в светлых волосах. Он оскалился, имитируя радушную улыбку, и отвесил изящный неглубокий поклон, приветствуя воображаемых гостей. По зеркалу прошла рябь, точно оно содрогнулось. Люциус усмехнулся и занялся причёской.

Тогда, после их нападения на дом Поттера, казалось, ушли последние силы. Лорд просто растоптал его — походя, между делом. И он уже больше не выныривал из бутылки с ароматным кларетом, вплоть до того момента, когда окрик Нарциссы разорвал похмельную одурь: "Драко! Мы уходим!" Люциус понимал, что там, в Хогвартсе сейчас решается судьба Магического мира, но Драко и Нарцисса уходили, их силуэты таяли в пелене тумана, пахнущего дымом и палёной плотью, а он оставался один, совсем один (1). Люциус сделал выбор, и не сожалел о нём. Теперь не сожалел. А тогда, ввалившись в кабинет, он напился так, что все предыдущие возлияния меркли перед тем, что он устроил. Пусть завтрашний день, каким бы он ни был, никогда не настанет, а если настанет, то пусть Нарцисса обо всём позаботится, пожалуйста... И она, конечно, нашла выход. Утром, когда Люциус с трудом поднялся с обитой шёлком софы, она, как всегда деликатно постучав, вплыла в разгромленный кабинет. Свежая и прекрасная, словно всю ночь мирно спала в своей лиловой спальне, Нарцисса подошла к нему и вдруг обняла: крепко, порывисто, но вместе с тем нежно и так доверчиво, словно он был чем-то непоколебимым, способным защитить и укрыть ото всех напастей. Глядя снизу вверх, она робко улыбнулась и спросила:

— Что будем делать, дорогой?

Вот так. Словно не она в течение этих лет принимала в своей гостиной убийц и безумцев, сходя с ума от тревоги за семью и страха за будущее; словно это не она легко солгала самому могущественному тёмному магу и легилименту; словно не она каждое утро отправляла эльфов, чтобы убрали осколки и пятна рвоты. Хрупкая и беззащитная, супруга смотрела в глаза, не замечая ни похмельной дрожи, ни запаха перегара, и задавала такой невинный, типично женский вопрос, во всём полагаясь на него, сильного мужчину. Люциус осознал, что пока он оплакивает рухнувшие надежды на небывалое величие и правильный общественный порядок, семья и дом уязвимы, как никогда. Он неуклюже погладил Нарциссу по спине и хрипло ответил:

— Я обо всём позабочусь. А ты распорядись, чтобы подали завтрак.

Кивнув, она вышла. Антипохмельное зелье супруг мог найти и без её помощи.

За столом Нарцисса молча протянула ему "Ежедневный Пророк", небольшой листок с одной-единственной новостью. Люциус принялся за кофе и сдержанно сказал:

— Что ж, пожалуй, это наилучший исход.

Для Магической Британии — наилучший, а для них? Превозмогая лёгкую дурноту, Люциус неторопливо жевал тосты, а в голове, разгоняя алкогольный туман, звенели шестерёнки и щёлкали костяшки банковских счётных досок. Закончив завтракать, он поднялся, тронул губами щёку жены, кивнул бледному Драко и вышел. Сначала — Гринготс, потом — министерство.

Все последующие дни примерно так и протекали. Утром он завтракал и уходил на весь день. Министерство, Аврорат, Визенгамот. Вызовы, допросы, признания, очные ставки. Сотни раз повторяя одно и то же разным людям, Люциус просил лишь, чтобы не трогали Драко и Нарциссу. Но это было неминуемо: они получили свою долю унижения, хотя и не такую большую. Надо отдать должное Шеклболту — он оказался справедливым человеком. А может, просто хотел продемонстрировать столь модную нынче в среде политиков толерантность. Однако за всем новый министр уследить не мог, а толпа требовала крови таких, как Малфои, стремясь компенсировать месяцы страха и ощущения беззащитности перед режимом Волдеморта. И приходя в качестве просителя в кабинеты тех, в сторону кого он раньше и не посмотрел бы, Люциус с трудом сдерживал тошноту: мелкие людишки, поднявшиеся на мутной волне послевоенной неразберихи, они были рады, так рады унизить его, зная, что он целиком и полностью зависит от них. К счастью, деньги всегда остаются деньгами, а свои сбережения Люциус обезопасил — да будет благословенна система банков непоколебимого и беспристрастного Гринготса. И всякий раз, когда Люциусу приходилось улыбаться, здороваться за руку с очередным отребьем, поминать какое-то несуществующее дальнее родство, просительно пододвигать мешочек, набитый галеонами, он точно знал, для чего это делает: чтобы не обнаружить однажды в своём доме равнодушно расхаживающих авроров. За тайны Мэнора он был спокоен и обысков не боялся: дом получил приказ хранить свои секреты, и пара аврорских налётов ничего не дали. Но всегда была возможность, что в министерстве примут одно-единственное решение, подпишут один-единственный пергамент, и тогда под сводами Мэнора прозвучит официальное: "Пройдёмте с нами..." И хорошо, если придут только за ним.

Идея переезда в первые же дни была отвергнута Нарциссой. Тогда в ней вновь прорезалась та грань натуры, благодаря которой все они пережили последние несколько лет.

— Мы не будем убегать, Люциус.

— Но...

— Нет! — синие глаза непримиримо сверкнули. — Мы останемся в своём доме.

"Останемся собой" — вот что она хотела сказать. Рискнув всем, что сберегла с таким трудом, Нарцисса Блэк-Малфой не позволила им сбежать. И за это он будет ей благодарен всю свою жизнь. И не только за это, конечно. Первый послевоенный год оказался самым трудным, хуже всего, что было до этого. Не смея лишний раз показаться на публике, получая известия об аресте или конфискации имущества того или иного знакомого семейства, они могли лишь ждать нового дня и надеяться, что их это минует. Вернувшись с очередного изматывающего допроса и отужинав в кругу семьи, Люциус пытался заняться ведением дел — так, как привык это делать раньше, когда-то давно. Нарцисса приходила в кабинет с вышивкой, уютно устраивалась в любимом кресле, опираясь ногами на маленькую скамеечку и изредка обращаясь к нему с каким-нибудь будничным вопросом. Пергаменты шелестели, перо мирно поскрипывало, игла мелькала, оставляя шёлковые следы на очередной салфетке. Тихий вечер в почтенном семействе. И никто из посторонних не заметил бы вибрирующих нитей напряжения и косых взглядов в сторону каминного пламени, которое в любой момент могло окраситься зелёным, неся им недобрые вести. И так допоздна — целый год, день за днём. Когда всё закончилось, Нарцисса обезумевшей фурией носилась по комнатам Мэнора, швырялась Инсендио, сжигала салфетки, скатерти и картины, что вышила за это время; последней она испепелила корзинку из цветной итальянской соломки, в которой хранила нитки, и больше за вышивку не принималась.

Люциус в последний раз пригладил волосы и отложил гребень; по рукаву змейкой скользнула лента, чёрная с серебром, и стянула пепельные пряди в аккуратный хвост. Когда всё закончилось. В тот день, незадолго до первой годовщины окончания Войны, он, как всегда, пришёл по "своему" вопросу, предчувствуя, что сегодня пользы точно не будет: все готовились к пышному празднеству. Выходя из лифта, столкнулся с худым парнем в маггловской одежде и чёрных очках.

— Мистер Малфой, — окликнул тот.

— Мистер Поттер, — невозмутимо. Ну конечно, кто ещё мог явиться к министру в маггловских парусиновых штанах и грубых башмаках.

— Как поживаете? — спросил Поттер. За тёмными стёклами невозможно было разглядеть выражение его глаз, и это почему-то нервировало. Люциус не отказал себе в удовольствии смерить героя взглядом: не пренебрежительно, но оценивающе, безо всякого подобострастия.

— Благодарю, всё хорошо.

Поттер закусил нижнюю губу.

— Рад за вас. Передайте мои наилучшие пожелания миссис Малфой.

Вот ведь наглец.

— Обязательно передам, — Люциус развернулся и стремительно, но без излишней суетливости прошествовал к приёмной, ощущая спиной пристальный взгляд Поттера. Что за нелепый разговор.

И лишь получив пергамент с печатью и подписью министра, на котором ещё не успели просохнуть чернила, он всё понял. "Передайте мои наилучшие пожелания миссис Малфой" означало "Больше я вам ничего не должен". Гриффиндор, что ж. Выйдя из министерства, Люциус застыл, ослеплённый апрельским солнцем. Никогда на его памяти дневной свет не был таким ярким. Запахи листвы, гомон прохожих — всё это оглушало. Ему потребовалось время, чтобы успокоиться перед аппарацией. Дома Люциуса не ждали рано. Увидев его в дверях гостиной, Драко выронил книгу, Нарцисса — неизменную вышивку.

— Что?..

Не найдя подходящих слов, он протянул пергамент, и они вцепились в него, судорожно вчитываясь в строчки, которые наверняка прыгали перед глазами.

— Пресвятые драконы! — Нарцисса неаристократично плюхнулась на диван и закрыла лицо руками. — Неужели...

Министерство потребовало компенсации, которая была бы поистине грабительской, если б все их доходы учитывались официально. А так — незначительная, в общем-то, сумма. Небольшая плата за жизнь, свободу и полное восстановление в правах. Драко поднял на него сияющие глаза, неверяще улыбаясь. Всё. Вот теперь — всё.

Зазвенели сигнальные чары — Нарцисса готова к выходу. Люциус ещё раз глянул в зеркало. Держать спину, всегда. "А сколько раз допустимо согнуть её, чтобы остаться Малфоем? Ни разу? Но я сделал это, и не жалею. Деревья не гнутся, но ломаются, а тростник гнётся, но потом поднимается вновь". Он смахнул с рукава невидимую пылинку и вышел в коридор, встречая супругу, которая была просто прелестна в гладком платье цвета шампанского. Рука об руку они сошли вниз, приветствуя оживлённо гомонящих гостей. Их было не так много: Паркинсоны, Гринграссы, Фелиция Розье с детьми — близнецами Геллой и Гектором, Драко с Асторией. Люциус с неподдельной теплотой улыбнулся родителям невестки — Корделии и Гидеону. При первых же слухах о появлении Волдеморта (надо же, он уже может произносить его имя, пусть и мысленно), Гринграссы уехали на континент, но по окончании войны вернулись, не стали разрывать многолетнюю помолвку Астории и Драко. Мало того, Гидеон на свой страх и риск помог ему провести несколько не вполне законных операций по переводу галеонов в ценные бумаги. И как только Драко осмыслил содержание выхлопотанного Поттером помилования, то сразу же аппарировал к Гринграссам — с тем самым заветным пергаментом и фамильным обручальным кольцом. Люциус и Нарцисса возражать не стали, хотя, согласно традициям, было бы уместно выждать ещё пару лет. Но после войны молодые люди торопились жить — заключать браки, рожать детей. Да и Драко уже не был запуганным подростком — такому не поуказываешь. Они все повзрослели за этот год. Поэтому Люциус благословил скоропалительный брак и принял желание сына жить отдельно, но тут не обошлось без уговоров со стороны Нарциссы. "Они хотят начать с чистого листа, постарайся понять". Было чертовски тяжело осознавать, что единственный сын покидает родовое гнездо, что их внук появится на свет не под этой кровлей. "О, да Мордреда ради, дети не в Китай перебираются, а всего лишь в соседнее графство! И потом, они, быть может, ещё переедут к нам. Дай Драко время..."

Так и вышло, что Драко и Астория (а через год ещё и Скорпиус) жили пока на вилле "Шиповник" – в небольшом особняке, утопающем в буйно разросшемся кустарнике. Они виделись почти каждый день, обедая или ужиная вчетвером; дети частенько оставались у них ночевать, для Скорпиуса в Мэноре была оборудована детская: именно там он сделал первые шажки. Люциус и Нарцисса не ощущали. Да и некогда им было скучать. Люциус принялся за переоформление бумаг, подсчёт финансов и анализ порядком запущенных дел. Спасибо, управляющие подобраны достойные, проверенные временем (некоторые начинали служить ещё при его отце) — больше положенного не воруют. Нарцисса, покончив с экзекуцией коллекции вышивок, взялась за ремонт. Перестановка, замена мебели и драпировок, покраска, новые ковры и шторы. Обновление коснулось даже тех комнат, в которые долгие годы никто не заходил, кроме домовых эльфов. Глядя, как запыхавшаяся супруга бойко командует бригадой строителей-реставраторов, Люциус настоятельно попросил не трогать кабинет и спрятался там, получая время от времени гигантские счета — сводки с ремонтной передовой. Он понимал чувства Нарциссы и не препятствовал стремлению изгнать всякую память о прошлом. В результате дом стал ещё красивее, а гостиную он сам начал узнавать только недавно. Затем настала очередь сада: там поселились лучшие сорта роз со всего магического мира. Люциус безропотно подписывал счета. Такой оживлённой и радостной Нарцисса не была со времени рождения сына, а это было дороже всех галеонов. Наверно, он никогда не избавится от чувства вины перед ней...

Словно подслушав мысли, супруга легонько сжала его предплечье, улыбнулась и шепнула:

— Можно переходить к ужину.

Люциус кивнул и привычно объявил:

— Прошу всех к столу.

Гости прошли в соседнюю комнату, где их ожидал праздничный стол — роскошный даже по меркам Мэнора. Есть достойный повод. Хотя, о нём никто не упоминал. Они просто беседовали, делились новостями, вспоминали истории из юности, а если случайно вспоминали тех, кого больше нет, то легко, по-светски, переводили разговор на другое. Люциус ухаживал за дамами, Нарцисса занимала джентльменов, Драко с Асторией болтали с близнецами и Панси. Затем, после недолгих уговоров, Нарцисса поиграла немного на рояле. Достойный праздничный вечер.

Проводив гостей и пожелав спокойной ночи детям, Малфои-старшие, не сговариваясь, прошли в кабинет. Там Нарцисса уселась в своё кресло, сбросила туфли на ковёр, а перчатки — на столик, и стала похожа на капризную принцессу, сбежавшую с бала. Люциус прошёл к бару, налил в бокалы крепчайшего бренди и протянул один жене. Та молча приняла его, чуть кивнув в знак благодарности. Они пригубили обжигающий напиток, едва ли чувствуя вкус. Люциус смотрел на неё. Когда они перестали спать вместе? После возвращения Волдеморта Нарцисса ещё приходила, льнула к нему так отчаянно, а потом шептала, еле слышно: "Он ужасен, Люциус. Ты разве не чуешь, как от него пахнет? Дохлыми змеями, гнилью и тленом, могильным тленом..." Он лишь обнимал в ответ, стараясь согреть. После Азкабана они лежали рядом, но не вместе: точно двое из старой легенды, разделённые рыцарским мечом (2). А потом Нарцисса стала уходить в спальню, где жила во время беременности. Но сейчас, глядя, как она устало склонила голову и прикрыла глаза, Люциус всей кожей ощущал, что они близки, как никогда. Чувствовала ли Нарцисса то же самое? Наверняка. Иначе они не сидели бы в этот день вот так, сбросив маски. Молча, они всегда делали это молча. За исключением одной-единственной ритуальной фразы, которая звучала словно одинокий удар колокола. Нарцисса приоткрыла влажно блестевшие глаза и тихо сказала:

— Мне не хватает Северуса.

Простая эпитафия на тяжёлом сером камне, под которым каждый из них похоронил что-то своё. Кто отдал больше? Они не будут считать. Люциус отставил опустевший стакан, подошёл к креслу жены и опустился на ковёр, судорожно стискивая шёлк платья, обнимая её колени. Она тоже склонилась к нему, помогая разделить скорбь и усталость. Так они и сидели в отблесках затухающего каминного пламени — Гензель и Гретель из старой сказки, потерянные и одинокие в страшном лесу. Лишь в этот день они могли себе такое позволить.

В день очередной годовщины окончания Второй Магической войны.

(1) — уход Малфоев с поля битвы взят «по Йетсу»

(2) — Тристан и Изольда

Билл Уизли проснулся от того, что кто-то скрёбся в ставни. Сонный, он приподнялся на локте, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте спальни. Так, стоп. Какие ещё ставни? А. Он же в "Ракушке". Билл медленно опустился на подушки, но запоздалая осторожность не помогла — в голове взорвалось первосортное похмелье. Он беззвучно застонал. Чёрт, как всегда: стоит выпить, и просыпаешься в три утра, самое гадкое время суток. До рассвета далеко, сердце колотится, во рту стоит мерзкий вкус, да ещё ракушки эти. Высохшие, выбеленные солнцем и солью раковины устилали побережье, и прибой перекатывал их, производя жуткий всепроникающий шелест, который он и принял за стук в окно. Иногда казалось, стоит распахнуть ставни, и в проём вместо свежего морского воздуха ворвётся поток мёртвых ракушек, засыплет комнату и погребёт его под собой, всё так же мирно шурша при этом. А ведь раньше они с Флёр так любили лежать в этой спальне и слушать разговор прибоя и ракушек, гадая, о чём же сегодня их беседа...

Билл вздохнул. Ну зачем его сюда принесло? Он смутно помнил, что решил прогуляться и брёл по какому-то парку, а вот потом... Мерлин! Получается, аппарировал пьяным? Это уже серьёзно. Он встал с постели и спустился в гостиную, а оттуда прошёл в кухню, ни разу не споткнувшись при этом, и даже на лестнице не замедлил шаг. С недавних пор он вполне прилично видел в темноте. С недавних пор, да. Билл зажёг плиту, поставил чайник. С огнём стало уютнее, а шум закипающей воды приятно разнообразил безжизненный ракушечный шорох. Сколько он здесь не был? Месяца три. Он тогда снимал тяжёлые зимние ставни. Зачем-то. "Ракушка" пустовала уже полтора года — ещё одна покинутая раковина на песчаном берегу. Билл нашёл маленькую квартирку в Лондоне, неподалёку от министерства. Он просто не мог оставаться здесь после того, как Флёр и Вики уехали. Насовсем. Это случилось не внезапно, не вдруг. Однажды, примерно через полгода после окончания войны, он впервые заметил это в её глазах. Паника, еле сдерживаемый ужас и... отвращение? Билл тогда моментально скатился с неё, и Флёр обеспокоенно забормотала, натягивая одеяло повыше:

— Что, милый? Что случилось?

Билл молчал, стараясь отдышаться и унять дрожь в руках. Это ему следовало спрашивать "что случилось": почему она только что глядела на него, как на насильника, и почему сейчас судорожно прикрывала грудь одеялом. Но Флёр смотрела с такой заботой, что Билл решил — почудилось. И даже почувствовал себя виноватым. Конечно, после войны у всех нервы были ни к чёрту, но это чересчур. Он извинился тогда, пробормотав что-то про усталость, но не забыл. И вскоре знал наверняка: жена его с трудом выносит. Мерлин. Даже сейчас эта мысль отозвалась тупой болью где-то внутри, а уж тогда... Но Билл всегда был реалистом. И умел наблюдать. Он долго и мучительно думал, почему так вышло, перерыл гору книг. В них не было единого мнения о вейлах: как и всё, что связано с любовной магией, их природа была двойственной, и вейл относили то к тёмным, то к светлым созданиям. Но как бы то ни было, Флёр, похоже, чуяла в нём метку оборотня, его тень. Помимо любви к полусырым бифштексам, Билл приобрёл обострившийся слух и обоняние, ночное зрение и бесшумную поступь. Его глаза посветлели — из карих стали ореховыми, почти жёлтыми. Для обычных магов это осталось незамеченным, но кто знает, что могла разглядеть Флёр? Возможно, её вейла воспринимала Билла как тёмную тварь и кричала об опасности. Или от него шёл дурной запах — вроде той вони, которую он ощутил, когда Грейбек раздирал на нём куртку, стремясь добраться до груди и вырвать сердце.

Было и другое объяснение. Флёр прекрасна и любит прекрасное — это в её крови, в этом она вся. Приехав в "Ракушку", она за пару дней превратила старомодную развалину в очаровательный "заго`одный домик". Даже мялка для картофельного пюре — чёртова мялка для простецкой картошки — была выточенной из клыка какого-то морского зверя, с фигуркой греческого Тритона на рукоятке. Билл чувствовал, что на улице на них все оборачиваются, и видел, как тяжело ей даётся обычная грациозная походка (плечи прямо, подбородок поднят), когда в спину несётся удивлённый или, что ещё хуже, сочувственный шёпот. Он знал, что стоит ему широко улыбнуться, и обезображенная половина лица собирается уродливыми складками, превращаясь в маску театра абсурда. В первые дни Билл не мог подойти к зеркалу, а Флёр всё повторяла, что любит его и его шрамы. И это было правдой. Флёр Делакур, которая никого и ничего не боялась и могла одним взмахом ресниц уложить на лопатки любого парня, — в его присутствии она становилась покорной, нежной и какой-то домашней, что ли. Малышка Фло. Она действительно любила и при этом не могла, просто не могла быть с ним. Билл всё порывался начать разговор, но заготовленные слова исчезали, стоило лишь встретить тёплый взгляд лучистых глаз, из которых — он знал — в любой момент мог выглянуть затравленный зверёк. А сама она будто и не замечала перемен в себе. Кто бы там что ни думал, но Флёр была воином по натуре — недаром её избрали для участия в Тримудром турнире. И она ещё целый год упорно тащила разбитую семейную лодку по пустынному ракушечному берегу, мучая и себя, и его, пока однажды всё не рухнуло с треском. В тот день Вики захныкала в детской, и они вошли в её проходную комнатку с двух сторон. Билл оказался ближе: он протянул было руки к плачущей дочери, как вдруг услышал:

— Не т`огай её!!!

Хищно раздувая тонкие ноздри и разведя руки, Флёр ринулась вперёд, заслоняя от Билла его собственную дочь. Он так и застыл, ошеломлённо глядя на неё, — соколицу, закрывшую гнездо от страшной опасности. Самый древний, самый безусловный женский инстинкт — даже палочку не достала. "Вот и всё", — понял он, медленно опуская руки. "Всё". На лице Флёр ярость и готовность к битве сменились растерянностью и ужасом.

— Билл? Я... Это... да что же... О, mon Dieu...

Подняв на Билла немигающий прозрачный взгляд, она медленно опустилась на пол, и заплакала: взахлёб, безутешно, зажмурившись и некрасиво искривив губы, — так, как плачут только дети. Ей вторила стоящая в кроватке Вики. Билл тихонько подошёл, взял дочь на руки и тронул палочкой льняную макушку, накладывая Усыпляющее. Затем сел на пол рядом с рыдающей женой, неловко обнял вздрагивающие плечи. Флёр вцепилась в него, словно котёнок, заглядывая в лицо и пытаясь что-то объяснить, срываясь на плач, заикаясь, перемежая английский с французским. А он мог лишь гладить её по голове, приговаривая:

— Ничего, Фло. Ничего, моя девочка.

В любой другой момент за это "Фло" она бы его прибила. "Билл Уизли, неужели так т`удно запомнить имя собственной жены?!" Если у кого-то в миг смертельной опасности перед глазами и проносится вся жизнь, то Биллу, когда на него навалился Грейбэк, было не до этого. Но зато, когда закончилась его семейная жизнь, он и впрямь словно увидел все счастливые моменты: Флёр в голубом платье — форме Шармбатона; в фартуке, готовящая ужин; босая на пляже, собирающая ракушки. "Давай сделаем из них такую... как это… пог`емушку над к`оваткой, понимаешь? — Да зачем, они и так шуршат без перерыва. — Значит, сам океан будет петь колыбельную для нашей дочки!" Она смеялась, поглаживая округлый живот. Не верилось, что та солнечная нимфа и рыдающая запутавшаяся девочка, сидящая сейчас рядом, — одна и та же женщина. Его жена.

— Всё будет хорошо, — нелепые слова, но без них никак не обойтись. Услышав это, Флёр вдруг перестала всхлипывать и повернула к нему покрасневшее опухшее лицо. С минуту молча смотрела в глаза, а потом осторожно высвободилась из объятий.

— Я, наве`но, пойду соби`ать вещи, — голос звучал тихо и надломленно.

Билл только кивнул в ответ. Ну, не предлагать же помощь — этого бы они оба не выдержали. Флёр поднялась — медленно, без обычной грациозности, словно немолодой или тяжело больной человек; понурив голову, побрела в спальню. Но на выходе глянула в зеркало (разумеется, оно было даже в детской) и лёгким машинальным движением пригладила растрепавшиеся волосы. Билл устало привалился к резным прутьям кроватки. С Флёр всё будет в порядке. Пока она паковала вещи, он так и сидел в детской, вслушиваясь в дыхание Вики, запоминая тёплый сонный запах. Прощался. Он знал, что дочка будет приезжать к нему на праздники, а позже, когда подрастёт, на каникулы. Он знал, что однажды они с Флёр проводят её на поезд, идущий в магическую школу — Шармбатон, скорее всего. И он точно знал, что будут дни, когда они соберутся втроём. Втроём, но не вместе. И комната, в которой он сейчас сидит, вновь станет гостевой, а старый дом постепенно забудет шлёпанье босых детских ножек по половицам. Даже в тот момент, измотанный и оглушённый, Билл чётко осознавал: он больше не женится. Никогда. Просто не сможет. Глупо, но единственной мыслью было: хорошо Флёр, всегда может поплакать. Сам он даже в детстве этого не умел, как не умел жаловаться и обвинять в неудачах кого-то, помимо себя самого. "Билл у нас с косточкой в сердце родился", — недовольно говаривала Молли, когда он в очередной раз отмалчивался на расспросы или отвечал привычным "да всё в порядке, мам".

И вот Флёр, одетая в элегантный дорожный костюм, застыла на пороге. Билл стоял молча, засунув руки в карманы домашних джинсов. Да и о чём было говорить-то. Внезапно она задушенно всхлипнула, качнулась вперёд, обняла Билла за шею, прошлась сухими горячими губами по лицу, целуя лоб, глаза, щёки, — слепо и отчаянно. И он позволил ей, хотя было больно, чертовски больно: в какой-то момент показалось, что всё ещё можно исправить, спасти... Но Флёр отстранилась, попятилась к двери, неотрывно глядя на него. А потом развернулась и, поудобнее перехватив сонную Вики, выскользнула из дома. Раздался хлопок аппарации, и Билл остался наедине с шелестом пустых ракушек. Ветер заметал в приоткрытую дверь тонкий белый песок.

* * *

Закипевший чайник немелодично засвистал джигу.

— Акцио, кружка.

Пить не хотелось, но Билл всё равно заварил себе крепкий бергамотовый чай. Уже почти рассвело, но лень было вставать и открывать ставни, он продолжал сидеть в полумраке. В старом доме не отпускали воспоминания.

"Проводив" Флёр, он какое-то время стоял, глядя в пол. Потом вздохнул и, кое-как пригладив волосы, призвал на всякий случай куртку и шагнул к камину. Дома его встретила привычная картина: жаркая, раскрасневшаяся Молли хлопотала у плиты.

— Сынок! Хорошо, что пришёл! — она расцеловала его в обе щёки. — А где девочки?

— Во Франции, — Билл пожал руку отцу, который сидел тут же — читал газету.

— Да? Вроде, недавно там были. Ну, раздевайся, проходи. У нас сегодня рагу на второе.

— Тебе помочь?

— Нет, что ты. Но если увидишь Джинни, то пришли сюда. Эта девчонка может спрятаться от меня в моём же доме — и как ей это удаётся?

Билл улыбнулся. Он точно знал: сестра засела где-нибудь на подоконнике за опущенной шторой с книжкой и пакетиком мятных леденцов. Но матери её выдавать не собирался, конечно. Билл равно любил своих многочисленных братьев, даже Перси. Но долгожданная сестрёнка, да ещё и самая младшая, — это совсем другое дело. Ещё будучи смешным сопящим кульком в его руках, Джинни навсегда завоевала сердце Билла, он её просто обожал. И она отвечала тем же. Отправляя письма домой, он всегда вкладывал в конверт записочку "Джинни лично в руки", а когда начал работать, то, помимо обязательных «деньрожденных» и рождественских подарков, постоянно покупал ей в Египте всякие интересные штуки — просто так. Приезжая домой, в первую очередь кричал с порога:

— А где моя Джинни?!

И она, тихий и сдержанный ребёнок, вылетала навстречу, висла на шее, смешно дрыгая тощими ногами. "Вопите, как баньши", — ворчала Молли, недоумевая, как ему, взрослому парню, может быть интересно общаться с ребёнком. "Девять лет разницы — не помеха истинной дружбе, да, Джин?" — подмигивал в ответ Билл. Сейчас, когда она совсем повзрослела, разница и вовсе исчезла. Мало того, он иногда чувствовал себя младше — такая в ней появилась мудрость, прозорливость, а порой проскальзывало и что-то материнское — откуда только они это берут. Вот с Джинни-то и надо поговорить... Но тут затрещал камин, возвещая о прибытии новых гостей.

Совершенно неожиданно в тот вечер вся семья оказалась в сборе. За исключением Перси и, разумеется, Чарли. Рон взахлёб рассказывал об учёбе в Академии Авроров, отец — о министерстве. Молли, воплощение заботливости, хлопотала, подкладывая всем добавки, безо всякого стеснения расспрашивая Анджелину о том, как протекает беременность. Джордж только улыбался, поглядывая на смущённую супругу. Джинни, как всегда, держала на коленях книгу и постоянно проносила вилку мимо рта.

— Настоящий семейный ужин, — счастливо резюмировала Молли. — Жаль, что твоих девочек нет, — обратилась она к Биллу. — Когда они возвращаются?

Тот отодвинул от себя тарелку с остатками супа и невозмутимо ответил:

— Думаю, Вики будет приезжать на Рождество, а как подрастёт — то и летом.

За столом воцарилась тишина.

— Мы с Флёр разводимся, — для пущей ясности добавил Билл, глядя в их поражённые лица. И лишь Джордж смотрел спокойно, со странным пониманием. Книга соскользнула с колен Джинни и глухо хлопнулась о пол. Молли выдохнула.

— Но... Как же это... — она беспомощно посмотрела на мужа. — Артур! — словно это он виноват в произошедшем и теперь просто обязан немедленно что-то предпринять.

"Пожалуйста, не надо это обсуждать. Только не сейчас".

Какое там. Молли не собиралась молчать. Её можно было понять. За предыдущие столетия в роду Уизли случалось всякое: побеги из-под венца и супружеские измены, незаконные дети и двоежёнство, а уж скандалам и дракам счёт в темпераментном семействе никогда не вёлся. Одна из прабабок (рода Блэков) даже порешила собственного мужа во время очередной ссоры — пригвоздила клюкой к двери, мотивировав это весьма лаконично: "Надоел". От тюрьмы старушку спас только преклонный возраст: ей на тот момент стукнуло девяносто шесть. Да, бывало всякое. Но не это.

Не развод.

Фу, слово-то какое. Стыдное. Ещё и ребёнка прижили, как можно, хоть о девочке бы подумали — каково-то ей будет жить на два дома, а что люди скажут... Билл был очень терпимым человеком, но до определённого момента. Вот и тогда, не дослушав пламенную речь матери, он промокнул губы салфеткой, тихо встал и неторопливо вышел из комнаты. Но дверью шарахнул так, что стрелки всех членов семьи на магических часах испуганно сбились в кучу у отметки "Смертельная опасность".

Он сидел в комнате, которую раньше делил с Чарли, бездумно наблюдая, как летние сумерки неумолимо захватывают сад в тёмно-синий плен. Дом затихал, погружаясь в сон; Билла никто не тревожил. Когда совсем стемнело, в коридоре раздался звук лёгких шагов, и в дверь кто-то поскрёбся. Он соскочил с подоконника.

— Мне она всё равно так и не нравилась! — выпалила Джинни прямо с порога и застыла, смущённо теребя пояс халата. Билл криво усмехнулся в ответ. А она торопливо достала из кармана нечто, завёрнутое в промасленную бумагу.

— Вот, ты не дождался десерта.

Он, уже по-настоящему улыбаясь, протянул руку за угощением, как вдруг раздался шёпот:

— Сладкие пироги — для сопливых девчонок!

Джордж стоял на пороге своей комнаты, привалившись к косяку. Тоже не спится. Втроём, перешёптываясь и смеясь, они прокрались на кухню и ограбили артуров заветный шкафчик с виски. Шкафчик регулярно запирался самыми лучшими заклятиями и так же регулярно взламывался, год за годом. В разгар пирушки зажёгся свет, и прозвучало изумлённое:

— Мерлин, это что ещё такое? Джинни?? — на пороге, кутаясь в любимый розовый халат, стояла Молли — взлохмаченная, похожая на заспанное сердитое привидение; она возмущённо смотрела на стакан в руках дочери.

— Ну ма-ам, мне уже почти двадцать!

— А меня не волнует, пить ты не будешь! Акцио!

Ловко подхватив стакан, Молли оглянулась, словно не зная, куда теперь его девать. А потом, к их изумлению, лихо опрокинула виски в себя, одним глотком. Выдохнула, чуть поморщилась и несмело глянула на Билла.

— Сынок, я... Ты уж прости. Но это было так неожиданно, и я...

— Всё в порядке, мам.

— Да? Ну… ладно тогда.

Молли отправила стакан в мойку, ещё раз грозно глянула на Джинни и, развернувшись, пошла к выходу. На пороге приостановилась:

— Оставите свинарник — заставлю отмывать всю кухню.

— Да, мэм, — протянули они в три голоса и рассмеялись.

Конечно, родители пригласили его пожить у себя. Но Билл отказался, несмотря на то, что Джинни решила пока не съезжать. Он не жил дома более десяти лет, возвращаться не хотелось – отвык. Так что он снял квартирку неподалёку от работы и изредка наведывался в "Ракушку" — прибраться или починить что-нибудь. Продать рука не поднималась. Да и кому нужна такая рухлядь, в самом деле.

Билл поднялся, выплеснул нетронутый чай в раковину и отправился в душ. Долго стоял, подставляя лицо прохладным струям, смывающим похмельную одурь, но головная боль так и не прошла. Надо опять зайти за зельем. Когда это стало ритуалом? Да почти сразу же, как он переехал. Почему-то Билл всегда покупал маленькие флаконы, на один глоток. Сделать запас Антипохмельного — значит признать, что… Ну. Что у него проблемы. Нет, Билл вполне отдавал себе отчёт в том, что в последние полтора года злоупотребляет алкоголем. Но другие пьют и того больше, постоянно околачиваются в пабе, и ничего – обычное мужское занятие. И потом, не каждый вечер у него заканчивается бутылкой виски. Иногда он читает, ходит гулять. Да. Читает, с трудом улавливая смысл текста. Гуляет, отводя взгляд от всех встречных пар с колясками. «Билл, неужели ты всегда теперь будешь таким… печальным?» — однажды спросила Джинни. Но что он мог поделать? Такой стала жизнь после расставания с Флёр, всё сложилось само собой, и он уже не замечал ничего странного или непривычного. Да и вряд ли так уж сильно изменился — никогда весельчаком и рубахой-парнем не был. Сравнить с тем, каким стал Джордж. Разглядеть его тоску за обычной невозмутимостью и сдержанностью могла только Джинни — по крайней мере, Билл на это надеялся. Последнюю встряску он как раз от неё и получил: сестра случайно обнаружила в кухонном столе скопление пузырьков из-под Антипохмельного. Что тогда было… Джинни редко выходила из себя, но видя её в эти моменты, Билл в очередной раз убеждался: присвоение тайфунам женских имён имеет глубокий смысл. В тот раз она металась по квартире, разрываясь между двумя желаниями: немедленно оттащить Билла к целителю и отправиться во Францию – убивать Флёр. Он тогда с трудом её успокоил.

— Джин, это же я, всё нормально. Ты мне веришь? – он обнимал насупленную Джинни, заглядывая в глаза. – Всё под контролем.

— Ох, Билл, — она качала головой. – Это же неправильно, понимаешь? Это опасно! Ты и сам не заметишь, как затянет — не выплывешь!

— Да брось, это всего лишь выпивка. Я в любой момент могу…

— Да-да, все алкоголики именно так и говорят! – Джинни резко вырвалась из его объятий, отвернулась.

Билл фыркнул, вновь прижимая её к себе.

— Ты-то откуда знаешь?

— Знаю вот, — пробурчала она, уткнувшись ему в плечо.

— Ладно тебе. Говорю же: всё нормально. Мир?

— Мир, — Джинни в последний раз шмыгнула носом. – Но ты учти – я за тобой слежу!

— Только это и успокаивает!

— И нечего ржать. Если что, я на тебя маму напущу, так и знай.

— Ой, не надо…

Билл улыбнулся, вспомнив тот разговор. Но потом вновь нахмурился: тогда ведь пообещал ей соблюдать меру, и какое-то время удавалось. Он пил, но всегда помнил, где, с кем и сколько, ночевал в собственной квартире. И вот на тебе – мало того, что надрался до потери памяти, так ещё и аппарировал в таком состоянии. Оставалось лишь надеяться, что Джинни не узнает. Билл подошёл к зеркалу, рассеянно стёр с него пыль. Есть время, чтобы побриться. А потом – в Лондон.

Билл зашёл в магазинчик, который был аж в трёх кварталах от министерства, — он старался не появляться в одном и том же месте слишком часто. Но молоденькие продавщицы всё равно запоминали высокого парня с серьёзными жёлтыми глазами. Покупая очередной флакончик Антипохмельного, он ловил их взгляды и легко мог прочесть мысли каждой — легилиментом тут быть не требовалось. "Молодой, опрятный (Билл терпеть не мог неряшества), но без кольца. Никому не даётся — наверно, из-за лица переживает, вот и пьёт. И зря, шрамы ведь..." О, да, да. Шрамы украшают мужчину — фраза месяца, мисс. Много вы понимаете. Купив зелье, Билл кивнул продавщице и, проигнорировав обычный сочувствующе-призывный взгляд, вышел на улицу. Теперь можно и на работу.

В министерстве народ уже потихоньку собирался в своих отделах, отовсюду неслись приветствия. Билл осторожно кивал в ответ — свежий воздух парадоксальным образом усилил головную боль. Дойдя, наконец, до кабинета, он плюхнулся в кресло и одним махом проглотил зелье, уже не морщась от сильного мятного вкуса. Закрыл глаза, откинулся на спинку, выжидая. В министерстве он начал работать сразу же после окончания войны. Тогда, правда, это мало напоминало нынешнюю отлаженную систему: кругом царил хаос, «все работали всеми», по мере надобности подменяли то одних, то других специалистов — людей отчаянно не хватало, а дел в послевоенной Британии было хоть отбавляй. На почве всеобщего психоза совершались самые нелепые и опасные выходки: активизировались все проявления тёмной магии, а человеческая глупость и в мирное время не знает пределов. Аврорами были вообще все, по умолчанию; а ещё за те безумные месяцы Биллу довелось побывать спасателем, следопытом, колдомедиком-ассистентом и даже дипломатом — на переговоры с представителями арабских стран замотанный Шеклболт отправил его, мотивировав это весьма незатейливо: "Ну ты же работал где-то там..." Весёлое было время. Потом разобрались: народу прибавилось, каждый начал заниматься своим делом. Билл стал специалистом по проклятиям. С его десятилетним опытом работы в Гринготсе иначе и быть не могло. Не то чтобы ему это так уж нравилось. В Хогвартсе он был одним из лучших в выпуске и мог выбирать. Даже профессор Снейп (упокой, Мерлин, его душу) однажды сказал, презрительно скривившись, что Билл, пожалуй, может подумать о дальнейшей работе с зельями. Услышать такое от Снейпа было равноценно приглашению в Гильдию от любого другого профессора. Но у Билла были заботы поважнее — в семье не хватало денег, а "пойти в науку" значило перебиваться на ставке ассистента. В Гринготсе же хорошо платили. Уродливые алчные гоблины, не признающие ничего, кроме выгоды, будили в нём отвращение. Но зато через два года Чарли получил возможность осуществить мечту всей жизни: приобрёл самую лучшую экипировку и уехал к "дракончикам" — именно так он с детства именовал чешуйчатых огнедышащих тварей. Билл иногда думал: а что было бы, родись он вторым сыном? Кем бы он тогда стал? Но о чём тут рассуждать — своё ремесло он знал и ... любил? Да почему бы и нет. Работа как работа, не хуже других. А без гоблинов и вовсе хорошо стало.

В коридоре раздался топот, словно туда запустили кавалерийского коня, грохот, вскрик и кокетливое хихиканье секретарши, получившей традиционный щипок за мягкое место. Дверь распахнулась так, точно её от души пнули. Лишь один из его знакомых производил столько шума. Билл открыл глаза: на пороге возвышался Роб МакКормак, шесть футов шетфилдского разгильдяя. Как всегда, отвратительно жизнерадостный даже с утра, он захлопнул дверь (ногой, разумеется) и проорал:

— Доброе утречко, Билл, дружище!

Тот вздохнул и порадовался, что зелье уже справилось с головной болью. От акцента МакКормака веяло шерстяными пледами и вересковыми пустошами. На скуластой, типично шотландской физиономии сверкали лукавые синие глаза, а буйные тёмные патлы были стянуты в небрежный хвост. По виду Роба никто бы не догадался, что этот верзила провёл большую часть жизни в среде французских аристократов. Сложно представить, как его мать (утончённая представительница древнего эльзасского рода) могла повстречать Йена МакКормака, необузданного сына славного шотландского клана. Они поженились и родили Роба. А ещё через пару лет Йен решил, что семейной жизни с него хватит, и отбыл в родные горы, предоставив супруге полную свободу и завещав, чтоб "мальчонку" прислали к нему, как подрастёт. У мадам Бланш были свои планы относительно сына: на протяжении восемнадцати лет она делала из него настоящего светского человека. Однако наутро после выпускного слегка помятый "Робер" пришёл к ней, протянул красный диплом Шармбатона и со словами "Maman, больше я вам ничего не должен" от души расцеловал и прямо из гостиной отбыл в кругосветное путешествие. О том, как Роб провёл следующие лет пять, можно было слагать легенды. Но, пресытившись экзотикой, он вспомнил и о папеньке, которого не видел без малого двадцать лет. Тот его не сразу вспомнил, но, признав, ужасно обрадовался. А Робу понравилось в Шотландии. Он научился имитировать местный акцент ("Это просто — произноси звук "р" с такой силой, словно от этого зависит твоя жизнь") и приобрёл привычку носить килт, который не снимал с ранней весны до поздней осени, отвечая на игривые расспросы секретарш, что носит его "аутентично", в чём и предлагал лично убедиться. Ещё Роб постоянно опаздывал, спихивал на Билла всю бумажную работу, любил повалять дурака, варил омерзительный кофе и был отличным напарником. По крайней мере, Биллу он нравился. "Синдром старшего брата", — язвительно говорила Джинни, которая МакКормака терпеть не могла. Ну, может, и так.

Когда Роб решил осесть в Британии, то первым делом отправился в министерство. Это случилось как раз после войны, которую он, без перерыва бражничая со строгим родителем, как-то пропустил. Он вошёл и поймал за рукав первого попавшегося парня и спросил: "Где бы тут получить работу?" Очумевшего Билла даже килт уже не смущал. Хоть с волынкой приходи, только работай. "А что ты умеешь?" Роб подумал секунды две, почесал в затылке. "А что надо?" Так и получилось — они стали работать в паре, а потом остались в "Отделе выявления и ликвидации проклятий" — маленьком кабинете, в котором было место только для их столов и одного кресла. Двоих специалистов в мирное время хватало, лишь изредка они делали запрос в аврорат, и те присылали подмогу.

Билл невольно улыбнулся, глядя на развалившегося в кресле напарника. Самое интересное, что этот балбес действительно был очень одарённым магом и, при желании, умел почти всё. Но прозябал в их пыльном кабинетике, говоря, что его "всё устраивает". А ещё он никогда не задавал вопросов типа «Так чего вы там не поделили с женой?» и умел не замечать очередной флакон из-под Антипохмельного в мусорной корзине. И кто только додумался разливать его в пузырьки идиотского оранжевого цвета.

— Ну что, по кофейку? — предложил Роб.

Билл поспешно встал и прошёл к маленькой плитке, спрятанной за ширмой.

— Я сам, твой кофе хуже Авады.

— Тоже мне, специалист.

— Конечно, специалист. Невозможно жить в Египте и не уметь варить кофе. Притом готовить его нужно именно по-маггловски, в турке и...

— Ой, ладно, ладно. Мне с корицей.

— И щепотка какао, знаю.

Билл порылся на полке со специями. За ширмой Роб шелестел бумагами.

— Тебя вчера Паркер не вызывал?

Паркер был начальником сразу нескольких отделов, кем-то вроде куратора.

— Нет.

"Надеюсь, что нет".

— Да вроде срочное дело вчера наметилось.

— Раз наметилось — вызовет.

Билл разлил кофе по кружкам и отлевитировал одну Робу.

— Merci, — рассеянно бросил тот. Воспитание иногда давало о себе знать.

Билл пододвинул к себе наполовину заполненные бланки отчётов.

— Ну, что там вчера было в Йоркшире?

— Змеиный знак, — Роб с удовольствием отхлебнул кофе. — Начертали, правда, обычным мелом, поэтому сползлись только неядовитые. Никакой уголовщины — попугать хотели. Авроры могут спать спокойно. А хозяйка, миссис Уотерс, сказала, что знает, кто ей такую пакость устроил. И так недобро она это сказала...

— То есть скоро нам опять в Йоркшир тащиться?

— Наверняка.

Посмеиваясь, они разбирали дела, и Билл заполнял отчёты для Паркера аккуратным бисерным почерком — как всегда по утрам, когда не было срочных вызовов. Роб на голубом глазу утверждал, что ни черта не понимает в "безумном английском написании", хотя Билл мог ручаться, что тот даже ему даст фору в плане грамотности. Но зато Роб всегда был готов отправиться на вызов в любой район Англии, пока Билл возится с бумагами, так что оба были довольны.

Тут вдруг затрещал камин.

— О, наверно, Паркер! — Роб даже в кресле подпрыгнул от нетерпения и любопытства.

— Билл, вы здесь?

— Перси?

Роб мгновенно скис: он Перси на дух не переносил, и Билл мог это понять. После того, как тот был назначен первым помощником Шеклболта, он стал ещё более хлопотливым и занудным (хотя, куда уж больше). Роб подхватил опустевшие кружки и нырнул за ширму, а Перси обратился к Биллу.

— Вчера поступил сигнал из имения Малфоев: они подозревают, что было активировано проклятие.

— Ничего удивительного. Они же там, наверно, по тёмным артефактам ходят.

— Вовсе нет, у них неоднократно проводились обыски. Но это неважно. Немедленно бросайте все дела и отправляйтесь туда, оба.

— Да что за срочность-то? Сейчас закончим с отчётами и...

— Билл! Ты не понимаешь? Положение таких людей нас волнует в первую очередь!

— Давно ли?

— Давно! С тех пор, как нас упрекают в предрассудках и нелояльности по отношению к реабилитированным членам общества. Они, между прочим, такие же свободные граждане, как и мы, и пользуются всеми правами. Поговаривают, кое-кто из мировой политической элиты считает, что наше министерство поощряет геноцид...

— Геноцид? Ну и имечко. Грек, что ли? — невинно вопросил возникший из-за ширмы Роб.

Перси пошёл красными пятнами. Нелюбовь МакКормака была взаимной.

— Пока мы с министром стараемся делать всё возможное для восстановления авторитета магической Британии, вы тут дурака валяете! С вами же работать невозможно! Отправляйтесь в Уилтшир и наденьте, ради Мерлина, форменные мантии. А то ходите, словно клоуны: у одного серьга, другой в юбке...

— Эй! Ты это на ком тут юбку увидел?? — недобро прищурился Роб.

— Заткнитесь оба, — сказал Билл тем самым спокойным тоном, который усмирял даже надравшегося МакКормака. — Перси, занимайся своим делом и не учи нас делать наше, ясно? Разберёмся как-нибудь.

— Проблему нужно решить немедленно, приказ министра, — буркнул тот и исчез.

Роб только головой покачал.

— Как вы его выносите.

— Погоди, ещё министром станет.

— Не, тогда я лучше опять в горы! — настроение Роба менялось, как погода в марте: он вновь улыбался. – Малфои, Малфои. Фамилия явно французская. Кто такие?

— Вообще-то, один из древнейших магических родов Британии.

— Да-а? — протянул Роб. — Аристократия, стало быть.

— Так, не вздумай мне там выкинуть что-нибудь, — Биллу была известна ненависть МакКормака ко всевозможной знати. Он не упускал случая подшутить над очередным надменным аристократом, и только стараниями добряка-Паркера вести об этих выходках не дошли до министра.

— Я? — хлопнул глазами Роб. — Да ты что!

— Я не шучу. Отмочишь чего — напущу на тебя Перси.

— Да ладно, ладно, — Роб встал из-за стола, потянулся. — Интересно, что стряслось в благородном семействе.

— Ну, если уж господин первый помощник сам примчался, то, наверное, что-то серьёзное.

* * *

— Завяли цветы? – хором переспросили они.

— Не просто цветы, а розы моей супруги, — пояснил встретивший их у границ аппарационного барьера Люциус Малфой. – Почти две сотни кустов.

Билл с Робом переглянулись, у них мелькнула одна и та же мысль — «Ну, Перси…» Но куда деваться – не посылать же клиента из числа «реабилитированных членов общества» подальше.

— Давайте посмотрим, — вздохнул Билл.

Тот кивнул.

— Прошу за мной.

Какая учтивость. Билл не горел желанием встречаться с Малфоями, особенно после того, как Джинни недавно рассказала ему про дневник Тома Риддла. Узнай он об этом тогда – приехал бы и убил, и не важно, что никто не подозревал, насколько дневник был опасен. Кроме того, Люциус Малфой долгое время отравлял жизнь отцу. Самое интересное, что Артур, упомянув как-то, что столкнулся с ним в министерстве, искренне сочувствовал. «Люциус похож на свой собственный призрак, что война с нами делает», — сокрушался он. Искоса поглядывая на шагающего рядом Малфоя, Билл недоумевал, как его можно было сравнивать с призраком. А ведь он только чуть моложе Артура. Высокий и статный, Люциус по случаю жары был одет в лёгкие брюки и белую рубашку с небрежно расстёгнутым воротом, и эта простая одежда лишь подчёркивала породистую внешность. Он двигался с непринуждённой грацией, но Биллу всё казалось, что ему будто чего-то не хватает. Он смутно припомнил, что раньше мистер Малфой всегда расхаживал с тростью; кажется, внутри заключалась его палочка. Интересно, почему теперь он носит её в заднем кармане, как и все.

— Хотите что-то спросить, мистер Уизли? – Люциус внезапно повернулся к нему, одарив закрытой лисьей улыбкой, от которой уголки сомкнутых губ лукаво приподнялись. Билл сообразил, что беззастенчиво на него пялится, и смутился.

— А… за домом тоже газоны?

— Нет, — усмехнулся тот, — там парк.

Назвать этот дворец домом было, конечно, изрядным преуменьшением. Роб присвистнул.

— Нехило!

— Благодарю, — спокойно ответил мистер Малфой. – А вот, собственно…

Кусты роз окружали особняк по периметру. Наверно, это было красиво – по крайней мере, раньше. Сейчас же скрюченные ветки, почерневшие листья и мёртвые цветы производили гнетущее впечатление, особенно на фоне белоснежных стен Мэнора. Билл подошёл к ближайшему кусту: он был жив, но листья облетали при малейшем прикосновении, а посеревшие розы рассыпались пеплом. Он принюхался: гнилью не пахло. Высохшие ветви безжизненно зашелестели, вызвав в памяти звуки прибоя в «Ракушке». Билл поморщился.

— Ну прямо цветы зла, — Роб вынырнул из-за соседнего куста. – Впечатляет. Что думаешь?

— Не знаю... Хотя, всё может объясняться очень просто. Мистер Малфой, а садовые гномы у вас водятся?

— Исключено, — тот подошёл ближе. – Даже ступить на эту землю не могут, она заклята против них много веков назад.

— А что садовник? – встрял Роб. – Может, сыпанул чего лишнего, а теперь боится признаваться? Я бы на его месте тоже боялся, кстати.

Мистер Малфой покачал головой.

— За ними ухаживают несколько специально обученных домовых эльфов, а они не могут что-то забыть или перепутать. Я в этом ничего не понимаю, но Нарцисса их сама инструктирует и всё проверяет. Это же её хобби.

Они вновь склонились над кустом.

— Внешнее воздействие? – предположил Роб. – Ядом полили?

— Такую уйму роз? Незаметно это не проделаешь.

— Может, в воздухе распылили?

— Тогда и люди бы завяли.

— Ну, специальный такой яд. Для растений, — не унимался Роб.

— Ты же видишь, всё остальное цветёт и зеленеет. Хотя… — Билл повернулся к хозяину. – Скажите, а других растений это не коснулось?

— Нет. Вроде бы. Но, в общем-то, мы не проверяли.

— Надо будет всё осмотреть, — решил Билл, обходя вокруг скрюченного куста. – Так, какие ещё варианты?

— Инфери прошлись, — сказал Роб. – От них же всё чернеет и вянет – именно так.

Билл с сомнением окинул взглядом уходящий вдаль ряд кустов.

— Если только целый полк.

— Полк инфери мы бы заметили, — вмешался мистер Малфой. Он с интересом прислушивался к их рассуждениям.

— Растения вянут и при появлении некоторых демонов, — сказал Билл, задумчиво сминая в кулаке сорванный лист.

— Точно, — обрадовался Роб. – Мистер Малфой, вы, часом, демона не вызывали?

— Роб… — Билл угрожающе смотрел на него. Опять за своё.

— Ну что вы, — невозмутимо ответил Люциус, — мы это делаем только по большим праздникам.

* * *

*

Осмотрев ещё пару кустов, они проверили их Выявляющими заклинаниями, но это ничего не дало – наложенные чары рассыпались невинными голубыми искорками, «свободно от проклятий». Могло быть три варианта: либо заклятие было древним, либо его наложил очень сильный маг, либо и впрямь ничего не было. Но почему же тогда они завяли, в самом деле?

— Я осмотрю парк, а ты возьми пробы с нескольких кустов, лучше с разных сторон: листья, цветы и, самое главное, почву. Особенно в углах дома – там могли прикопать или разбрызгать что-нибудь.

— Ясно, — Роб увеличил коробку с инструментами и начал деловито в ней рыться.

— Перчатки не забудь надеть.

— Угу.

Билл обернулся к мистеру Малфою.

— Вы меня проводите?

— Конечно.

Обогнув дом, они пошли по ухоженному светлому парку. Цветов почти не было – все клумбы разбили перед фасадом здания, но Билл зорко смотрел по сторонам, оценивая состояние травы и деревьев. Здорово мешал пристальный взгляд идущего рядом хозяина – точно он решил отомстить за то, что Билл его до этого разглядывал, и теперь так же не спускал с него глаз.

— А там что? – парк кончился, дальше деревья росли в произвольном порядке.

— Лес. Чуть левее – семейное кладбище. Но там всё в порядке – я, признаться, тоже подумал об инфери и проверил на всякий случай. Ничего нет.

— Что ж, возвращаемся.

Ещё издали Билл заметил Роба, который, приговаривая что-то явно нецензурное, махал вокруг себя палочкой. От него во все стороны разлетались Очищающие и Нейтрализующие запах заклятия. «Драконий навоз», — догадался Билл. «Много». Вид у Роба был свирепый. В этот момент из дома вышла миссис Малфой. Помахав мужу, направилась было к ним, но ей наперерез бросился МакКормак. Чёрт…

— Здрасьте, мэм! Я Роберт, мэм, Роберт МакКормак! Можно просто Роб, мэм! – его акцент грохотал камнепадом над замершей Нарциссой. Она неуверенно протянула ладонь, и тот радостно сграбастал её, поднимая и опуская руку несчастной миссис Малфой, точно ручку насоса, – изображал энергичное рукопожатие. – Жаль ваши цветочки, мэм, право слово – жаль! У моей мамаши тоже на кухне геранька росла, уж она её так любила, так любила…

«Убью», — решил Билл, бросаясь на выручку.

— Миссис Малфой, я…

— Билл Уизли, если не ошибаюсь, — она ослепительно улыбнулась, высвободив, наконец, руку. – А с Робом мы уже познакомились. Вы закончили? Тогда, может быть, пообедаете с нами?

Они ошеломлённо переглянулись.

— Но мы…

— Останьтесь, мы настаиваем. Правда, Люциус?

— О, да.

Глянув на подошедшего мистера Малфоя, Билл вдруг понял, что тот от души забавляется. Но миссис Малфой его просто сразила. Улыбнувшись скотине МакКормаку, непринуждённо взяла его под руку, и тот, моментально вспомнив светские манеры и позабыв жуткий акцент, учтиво повёл её в дом.

— Пойдёмте и мы, — Люциус усмехался уже в открытую, и Билл, не сдержавшись, рассмеялся тоже.

— Пойдёмте.

* * *

Обед прошёл благополучно. Билл помянул добрым словом регулярные званые ужины у родителей Флёр — благодаря им его не смутил ряд столовых приборов, уходящий в бесконечность. Про Роба и говорить нечего: лучший выпускник Шармбатона за сколько-то-там-лет чувствовал себя как рыба в воде и непринуждённо болтал с Нарциссой. При этом Роб несколько раз переходил на французский, а она бойко отвечала. Мистер Малфой благодушно посматривал на них поверх бокала с вином. Билл тоже в беседу не вмешивался.

— Как дела у Артура? — внезапно спросил его Люциус.

— Спасибо, хорошо, — осторожно ответил Билл, не зная, чего ожидать.

Но тот лишь кивнул.

— Я слышал, его повысили.

— Да, вроде того, — Билл понимал, что ему тоже теперь следует о чём-то спросить. — А вы больше не работаете в министерстве?

Прекрасный вопрос, чёрт подери. Молодец. Мистер Малфой испытующе глянул на него и усмехнулся.

— Я отошёл от политики.

Билл кивнул, проклиная про себя эти светские разговоры.

Наконец, обед закончился, они стали прощаться.

— Результат станет известен после исследования образцов. Мы сообщим вам.

— Я лично прослежу, чтобы всё было выполнено в лучшем виде, — влез Роб. Билл только глаза закатил, но Нарцисса тепло улыбнулась.

— Хорошо, спасибо. Открыть вам камин?

— Не нужно. Мы, пожалуй, прогуляемся, — Билл решительно подтолкнул напарника к выходу. — Спасибо за прекрасный обед, всего хорошего.

— Au revoir, — в один голос ответили Малфои.

* * *

— Симпатичные у вас Пожиратели!

Билл воспользовался случаем, чтобы донести до Роба всё, что он с ним в следующий раз сделает за подобные выходки.

— Ай, ладно тебе, — отмахнулся тот. – Считай это компенсацией за ползанье по драконьему навозу. Да и вообще, они же нормальные оказались.

— Это сегодня нам повезло, а в следующий раз получишь выговор!

— Да, да. Но ты должен признать, что они очаровательны.

— Попался бы ты им лет пять назад.

— Ба. А что там у нас, старые добрые пытки-убийства? Ну, все мы чудим по молодости, я вот тоже далеко не Зубная фея, — Роба было невозможно смутить. – И что, мадам тоже этим развлекалась?

— Нет, кажется. Она даже спасла Гарри во время Последней битвы, но об этом ты, наверно, слышал.

— Ага. Но какая потрясающая дама! Лихо она меня, — разулыбался Роб. – А у них дочки нет?

— Только сын, да и тот, по-моему, женат.

— А, нет: сыновья это не наш профиль. То есть, женатые – не наш профиль. То есть, тьфу, чёрт – в первый раз всё правильно сказал.

Билл рассмеялся. На этого болвана невозможно было долго злиться.

Присев на подоконник в своем кабинете, Люциус наблюдал за удаляющейся парочкой. Их визит неожиданно доставил ему удовольствие — в последнее время в Мэноре нечасто появлялись новые лица. Конечно, он не собирался впускать в дом кого ни попадя: прежде чем сделать запрос, изучил досье на обоих, — благо, кое-какие связи в министерстве остались. Биографию МакКормака он отправил супруге вместе с утренним кофе, надеясь хоть немного её развеселить. Это происшествие с розами не на шутку расстроило Нарциссу: через неделю они собирались праздновать её день рождения и заодно — годовщину свадьбы, ожидали множество гостей, в том числе и французских кузенов. Нарциссе очень хотелось продемонстрировать свои цветоводческие достижения, но позавчера утром все кусты внезапно почернели, и теперь она ходила сама не своя. Хотя, визит "министерских сотрудников", кажется, и её развлёк.

Билл Уизли. Люциуса всегда удивляло, что у нелепого Артура и клуши Молли получаются красивые, ладные дети, да ещё в таком количестве. Вот и этот: высокий, худощавый, но при этом гибкий, движения плавные. Тонкое, но безусловно мужественное, несмазливое лицо: высокие скулы, брови вразлёт, внимательный взгляд чуть исподлобья. Напоминает породистого рыжего коня — сильного, тонконогого, норовистого. Он бы, пожалуй, не отказался взнуздать такого жеребчика... Люциус усмехнулся и покачал головой: что за игривые мысли. Кажется, пора навестить заведение мадам Бриджит. Он не особо любил посещать публичные дома, но иногда приходилось. Во время войны эти визиты сошли на нет, но потом природа взяла своё. Вот только дам он не посещал: женщины – это Нарцисса, и всё тут. С мужчинами пробовал ещё в молодости, не понравилось. Но теперь поневоле приходилось иметь дело с юношами, и постепенно Люциус даже вошёл во вкус, хотя по-прежнему считал, что секс за деньги это, всё-таки, не то. Но начинать романтические отношения на стороне – увольте, не маленький.

Раздался лёгкий стук, в кабинет впорхнула Нарцисса с книгой в руках. Привычно сбросила туфли и умостилась в любимом кресле – неторопливо, основательно, словно кошка.

— Переживаешь? – заботливо спросил Люциус.

— Само собой. Но что уж теперь поделать. Кусты нужно подрезать – может, к весне оживут, а для приёма закажем орхидеи – чужие розы принципиально покупать не буду. Но я займусь всем этим завтра, а сейчас хочу отдохнуть.

Она открыла было книгу, но вновь досадливо её отложила.

— Знать бы только, что с ними случилось. На будущее.

— Подождём отчёта специалистов. Как они тебе, кстати?

— Старшенький у Уизли очень хорош, несмотря на шрамы. Воспитан и, похоже, совсем не глуп. И откуда они берут таких детей?

Люциус улыбнулся схожести их мыслей.

— А я думал, тебе больше понравился этот МакКормак, — поддразнил он Нарциссу.

Та рассмеялась.

— О, да: типичный бунтарь, чёрная овца. Без них было бы скучно, согласись? Надо написать Бланш, что я познакомилась с её сыном, — она закусила губу, лоб пересекла тонкая морщинка. – Вот только чувствую – не найдут они ничего.

— Посмотрим, что покажут исследования.

— А, брось. Древнее проклятие убило мои розы? Чушь. Я их просто так, на всякий случай вызвала. Подозреваю, всё дело в саженцах, которые мне прислали из Китая. Какие-то они странные. Хоть я их и очищала, конечно, но кто знает, что за дрянь водится у этих азиатов.

Она вздохнула и принялась за чтение. Люциус какое-то время сидел, блаженно жмурясь на жарком июльском солнце. Потянулся, обвёл взглядом кабинет. Его внимание привлекла книга Нарциссы.

— Ты вознамерилась обратиться в маггловскую веру, дочь моя?

— Что? – рассеянно переспросила та. – А, ты про Библию. Просто давно хотела почитать, тут много мудрых мыслей.

— Ерунды ещё больше.

— А ты читал? – удивилась Нарцисса.

— Имею представление. История религий прекрасно иллюстрирует искусство манипуляции общественным сознанием, — усмехнулся Люциус. – Учитывая количество магглов, приходится признать: им это необходимо. Надо же управлять этой массой.

Нарцисса недовольно повела золотистой бровью.

— Магглы меня теперь мало волнуют. Тебя, надеюсь, тоже. А Писание это не так глупо, и даже красиво местами. Вот послушай.

Торжественно понизив голос, она нараспев прочитала:

«Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идёт ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…»(1)

— По-моему, весьма уныло, — не удержался Люциус.

— А по-моему, умиротворяюще, — возразила Нарцисса. Она сидела в залитом солнцем кабинете, откинувшись в кресле и задумчиво глядя куда-то вдаль. И вот это, по мнению Люциуса, и было по-настоящему умиротворяющим. Он устроился поудобнее на широком подоконнике.

— Почитай мне ещё что-нибудь.

* * *

"Чары — подогрев, защита от вредителей, родовая защита. Зелья — нет. Магия артефактов — нет. Наличие ИМФ — дом. эльфы. Волш. твари — дом. эльфы."

Билл в очередной раз пробежал глазами краткий отчёт из лаборатории и поднялся из-за стола. Только что он провёл не лучший час своей жизни, пререкаясь с Перси и доказывая, что три дня назад они сделали всё возможное по выявлению тёмных проклятий в Мэноре, и не их вина, что ничего не найдено. В конце концов, Перси от него отстал, но перед этим заставил пообещать, что Билл отправится к Малфоям — лично сообщит о результате и принесёт извинения.

— За что извиняться-то?? — возмущался МакКормак. — Не мы же их розы попортили!

— Ладно, мне не сложно. И всё равно они должны акт подписать, — Билл шагнул к камину, прихватив пару пергаментов. — А ты давай, дуй в Престон — оттуда за ночь восемь вызовов было.

— Вечно у них в Ланкашире бардак, — проворчал Роб, поднимаясь. — Мои приветы мадам Малфой!

— Ну разумеется. Малфой-Мэнор, — сказал Билл каминному пламени.

Люциус не удивился отрицательному результату.

— По мнению Нарциссы, это какая-то цветочная зараза из Китая, — сообщил он. — Где подписать?

Черкнув пером, протянул Биллу акты.

— Останетесь на обед? У нас гостят Драко с Асторией.

— Да нет, у меня работа.

— Ну давайте я вас хоть представлю — они как раз пришли с прогулки.

Отказываться было неудобно. Спустившись в холл и увидев их, Билл мгновенно понял настойчивость хозяина. Малфои-младшие, Нарцисса с внуком на руках — радостные, красивые. Настоящая семья, которой можно гордиться; наверняка хочется показывать всем, какие они. Он поздоровался. Глядя, как Скорпиус, умостившись на руках Нарциссы, сверкает трогательными зёрнышками первых зубок (четыре сверху, четыре снизу), Билл тоже заулыбался. Малыш вдруг протянул пухлую ручку и решительно ухватился за жемчужную серьгу в ухе Нарциссы. Та ахнула, засмеялась:

— Отдай, разбойник!

— Познакомьтесь, Билл: наш наследник, Скорпиус Гиперион Малфой, — важно сказал Люциус, помогая высвободить серёжку из цепких пальчиков. Он поцеловал малыша в светлый хохолок на макушке и заодно чмокнул смеющуюся Нарциссу в ухо. — Молодой человек с характером.

Билл с изумлением наблюдал за ними. В доме Уизли все постоянно обнимали, тискали, тормошили друг друга. Но он не ожидал, что в семействе Малфоев происходит то же самое, тем более при посторонних. Но это, может быть, стало традицией совсем недавно: Драко вон стоит в сторонке и неуверенно улыбается, словно видит нечто смущающее, непривычное. Скорее всего, такие нежности стали обычным делом только после войны. А ещё говорят, что внук — это первый ребёнок. Внезапно Билл почувствовал себя неловко — точно заглянул с тёмной улицы в ярко освещённое окно чужого дома. Он уже хотел попрощаться и уйти, как вдруг...

Его накрыло острое, звенящее чувство опасности. Померкло солнце, по углам прошёлся невнятный глухой шелест, а позвоночник пронзило ледяной иглой. Он оглянулся, в панике, но ничего не увидел. Мир стал очень медленным, звуки исчезли, лишь где-то вдали раздался тоскливый волчий вой. И тут Билл услышал тонкий хрустальный звон. Задыхаясь, поднял голову: гигантская бронзовая люстра, украшенная массивными подвесками, кренилась вбок как раз над тем местом, где стояли женщины, — Астория помогала Нарциссе вдеть выпавшую серёжку. Билл поднял палочку — медленно, так медленно...

— Протего!

Мир ожил. Он услышал, как резко выдохнул Драко, как охнули женщины, — серёжка упала на пол, и её звон растворился в лязге бьющегося о силовой щит хрусталя. Но как же тяжело... он не сможет, почему они стоят...

— Протего! — второй луч ударил в щит, укрепляя и поддерживая его: Люциус встал рядом с Биллом, стиснув зубы и с трудом удерживая палочку. Падающая махина неумолимо давила на пульсирующий купол Щитовых чар, а те трое всё стояли, не в силах двинуться с места.

— Да уйдите же, чёрт подери!!! — рявкнул Люциус. Драко отмер и кинулся вперёд: удерживая в одной руке сына, другой сгреб женщин в охапку, вытащил из опасной зоны и затолкал за софу. Билл и Люциус медленно пятились назад, ослабляя щит, а потом, переглянувшись, отпрянули, закрывая лицо руками. Люстра рухнула с оглушительным лязгом и скрежетом, разбрызгивая осколки хрусталя. Всё произошло за считанные секунды. В наступившей тишине жалобно захныкал Скорпиус.

Первой в себя пришла, как ни странно, Нарцисса: поднялась с пола и взяла на руки плачущего малыша. Драко вынес обмякшую Асторию, уложил на софу. Нарцисса немедленно захлопотала над смертельно бледной невесткой. Люциус же, давя осколки, прошёл прямиком к искорёженной люстре. Склонился, напряжённо всматриваясь в крепление. Билл, машинально отмахиваясь от алебастровой пыли, последовал за ним. Люстру словно вырвало с корнем — выломало вместе с куском потолка. Он услышал, как Люциус шепчет заклятия, проверяя целостность кладки. Билл вспомнил, что у него с собой есть зелье-индикатор — для выявления проклятий и прочих магических воздействий. Он сбрызнул крепление смесью, и над ним поднялось тревожное красное облачко.

— Что? Что это? — нетерпеливо спросил мистер Малфой.

Билл прошептал заклятие Распознавания. Покачал головой.

— Всего лишь Вечное приклеивание — для скрепления раствора.

По холлу уже сновали эльфы. Нарцисса раздавала им указания. Выпрямившись, Люциус спокойно, даже как будто рассеянно наблюдал за этой суетой. Вдруг, обернувшись к Биллу, ухватил его под локоть и потащил в соседнюю комнату. Втолкнул в столовую, захлопнул дверь и ринулся к бару; порывшись там, он извлёк бутылку и наполнил два стакана, при этом разбрызгав половину по столу. По комнате поплыл резкий запах виски. Люциус сунул ему в руки влажный стакан и одним глотком выпил содержимое своего, даже не поморщившись. Билл последовал его примеру. Горло обожгло жидким огнём, он зажмурился, чувствуя, как отпускает нечеловеческое напряжение. Люстру уже была в таком положении, что он не должен был... Он просто не мог успеть. Но успел. Видно, чудеса случаются и в магическом мире. Внезапно Билл представил, что бы было, если б он и впрямь опоздал: месиво хрусталя и крошек свечного воска, потемневшие от крови белокурые волосы... Он вздрогнул так, что чуть не выронил стакан, и открыл глаза. Мистер Малфой смотрел на него, не мигая. Он был мертвенно бледен, но когда заговорил, голос звучал ровно.

— Не существует слов, чтобы выразить мою благодарность. Просто знайте, что семейство Малфоев в неоплатном долгу перед вами.

Билл лишь кивнул в ответ. Да и что тут можно сказать.

— Если вам хоть что-то понадобится, любая помощь...

— Нет... То есть да... То есть спасибо, я... — Билл окончательно смутился. — А... вы не хотите провести расследование? Я мог бы немедленно связаться с авроратом.

— Нет-нет, — мистер Малфой покачал головой. — Мы же всё проверили, и они мне скажут то же самое — кладка раскрошилась. Этому дому не одна сотня лет, за всем не уследишь. — Он устало потёр высокий лоб, пригладил волосы. — Послезавтра к нам съедутся гости, и мне не хотелось бы, чтобы эти два дня тут бродили бездельники из аврората. Нам необходимо отдохнуть и подготовиться к приёму. Но я немедленно велю эльфам проверить всю кладку, все крепления. И кровлю. И вообще всё.

— Как угодно. — Билл отставил опустевший стакан и неуверенно глянул на мистера Малфоя. — Ну, до свидания.

— До свидания, — тот будто хотел добавить ещё что-то, но вместо этого лишь кивнул на прощанье. Направляясь к камину, Билл чувствовал спиной пристальный взгляд.

В кабинете его встретил МакКормак.

— Билл, представляешь, эти идиоты испугались маггловского фейерферка! Салюта! Нет, ну откуда такие дикие берутся?? И ведь серьёзно так... э-э... Билл? Что с тобой, приятель? На тебе лица нет!

Тот опёрся о каминную полку, с отвращением ощущая, что его одежда пропиталась потом.

— Роб, я что-то неважно себя чувствую. Справишься тут один?

— Конечно! А что такое? Тебя проводить? — забеспокоился МакКормак.

— Нет, всё нормально, до завтра, — превозмогая дурноту, Билл вновь шагнул в камин. Одного стакана виски сегодня явно недостаточно.

* * *

Когда Билл Уизли ушёл, Люциус, обессиленный, опустился в кресло. Сердце все так же бухало где-то в горле, руки противно дрожали. Он закрыл глаза, стараясь дышать глубоко и ровно, усилием воли отгоняя страшные видения разгромленной гостиной; он уже практически успокоился, когда из соседней комнаты раздался вскрик:

— Люциус!

Он бросился в гостиную. Эльфы убрали искорёженную люстру и осколки, но те трое всё так же теснились рядышком на узкой софе. Бледная Нарцисса звонко смеялась. Мерлин, неужели истерика? Но она, угадав его мысли, успокаивающе подняла руку:

— Я в порядке. Люциус, у нас будет ещё один внук! Уже два месяца, представляешь? — она прижала к себе Асторию, которая, несмотря на измученный вид, широко улыбалась. Люциус тоже крепко обнял невестку и Драко, сидевшего рядом.

— Подарок вам на серебряную свадьбу, — засмеялся тот.

— О-о, приём! — застонала Нарцисса. Мельком глянув на изуродованный потолок, она вздрогнула, но тут же озабоченно нахмурилась.

— Люциус, нужно срочно заказать новую люстру и вызвать реставраторов, а этот ковёр...

— Завтра. Всё завтра. Сегодня будем отдыхать.

— Но люстра...

— Ладно, её закажу прямо сейчас. Утром будет здесь. А пока предлагаю пообедать — в Лондоне. У нас сегодня есть повод для праздника, — он улыбнулся детям.

— Отлично, — одобрила Нарцисса, поднимаясь. — Мы будем готовы через полчаса.

Мужчины обречённо переглянулись.

— То есть, часа через полтора-два? — уточнил Драко.

Астория рассмеялась и легонько шлёпнула его веером.

— Подождёшь!

— Вы, кстати, тоже переоденьтесь, — велела Нарцисса.

— Хорошо, — послушно кивнули они.

Малфои чудно провели время в Лондоне, отмечая замечательную новость. Об утреннем происшествии никто не упоминал, новая люстра прибыла вечером того же дня. Следующая неделя была заполнена приятными хлопотами: уборка, подготовка к празднованию, встреча гостей, прогулки, пикники — у Нарциссы все были при деле. Приём, по мнению гостей, был "charmant"; Малфои получили множество подарков, в том числе и совершенно чудовищный фонтан из розового мрамора, о котором Нарцисса позже сказала "Это нужно пожертвовать министерству, а то у них теперь в Атриуме пусто", чем изрядно повеселила мужа. Про розы никто не вспоминал, и, нагостившись, родственники отбыли — очень довольные. Драко с Асторией уступили уговорам родителей и решили остаться в Мэноре на июль. Словом, всё было благополучно.

Но однажды Нарцисса не вышла к завтраку.

Спустившись в столовую, Люциус удивился: обычно супруга уже поджидала их, разливая кофе. Однако сегодня Драко с Асторией сидели вдвоём.

— Доброе утро. А где же мадам Малфой?

Они пожали плечами.

— Может, мигрень? — предположил Драко.

— Завтракать без хозяйки — дурной тон, — Люциус взмахнул палочкой, вызывая патронуса. — Что такое, дорогая? Всё в порядке? Мы тебя ждём!

Получив послание, сияющий белый лис скользнул было в дверь, но вдруг остановился, потоптался на месте, метнулся в другую сторону. А потом замер и рассыпался тающими белёсыми искрами. Тяжёлая серебряная ложечка выпала из пальцев Астории, оглушительно громко звякнула о фарфоровое блюдце. Такое поведение патронуса могло иметь две причины: либо адресат был под чарами Ненаходимости, либо же... Они вскочили из-за стола, бросились по лестнице наверх.

— Нарцисса!

— Мама!

— Мадам Малфой!

Спальня была пуста, в ванной её тоже не оказалось. Люциус выглянул в окно — нет. Он обернулся к детям.

— Я осмотрю парк, а вы — дом.

Те кивнули и разбежались в разные стороны.

— Мадам Малфой!

— Мама!

— Нарцисса...

Конечно же, нашёл её именно он. Издали увидел в траве нечто, похожее на яркую бабочку со смятыми шёлковыми крылышками. Она лежала, уткнувшись лицом в траву, — так доверчиво и расслабленно, словно спящий ребёнок. Но он мгновенно понял — по положению головы, по слетевшим туфлям... И всё равно опустился на колени рядом с ней, позвал по имени. Приподнял, обняв за плечи, осторожно отвел с лица золотистые пряди и звал, звал. Наверно, он кричал, потому что в какой-то момент обнаружил, что рядом стоят Драко с Асторией, замерев и взявшись за руки, точно испуганные ребятишки. Астория ахнула и прижалась к мужу, не в силах отвести взгляд от Люциуса, прижимающего к груди безвольное тело Нарциссы. Тот поднял на них страшные пустые глаза.

— Уведи Асторию. Вызови авроров, Мунго. Вызови кого-нибудь.

— Папа... — Драко застыл, поддерживая жену, глядя на него отчаянно, неверяще.

— Уведи. Асторию.

Драко кивнул и, с усилием отведя взгляд, повёл её в дом. А Люциус остался с Нарциссой. И был рядом даже во время недолгого осмотра колдомедиков и авроров. Потом, когда они попытались накрыть её какой-то белой тряпкой, оттолкнул их и взял Нарциссу на руки — не как тело, но как женщину, как родного человека, и отнёс в дом. Дополнительное освидетельствование в Мунго не требовалось, в чём он и расписался, кое-как поводив пером по пергаменту, подсунутому колдомедиком. Авроры пытались о чём-то спрашивать, но потом лишь сказали, что пришлют вызов на допрос. "Необходимая процедура, вы понимаете?" Он понимал. Последующие дни слились в мутный предутренний сон: люди, вопросы, соболезнования. Краешком сознания он отметил: Астория, которая, по словам Нарциссы, тяжело переносила третий месяц беременности, взвалила на себя все обязанности хозяйки дома. При помощи Драко и родителей она занималась подготовкой к похоронам, отвечала на письма, принимала соболезнования. А позже, после двух недель траура велела убрать чёрный креп из комнат, сказав: "Нарциссе бы это не понравилось". Раньше она немного стеснялась Малфоев-старших, даже по имени их не называла, но теперь Люциус ощущал её поддержку и понимал, что сын выбрал себе достойную жену — так же, как и он когда-то...

Нет, он хорошо держался. Малфои всегда хорошо держатся. Никаких слёз, никаких истерик. Даже когда маразматичная французская тётушка провозгласила "Надо ведь, то по десять лет у вас не бываем, а тут два раза в месяц", он промолчал. Он просто молчал в эти дни, ощущая смутную благодарность детям и Гринграссам, которые беседовали с гостями и проводили панихиду. Всё вполне благопристойно, за исключением одного: в том гробу, похожая на маленькую фарфоровую куклу со строгим лицом, лежала она, его Нарцисса. И это было совсем не благопристойно и чертовски неправильно. В это невозможно было поверить. Лишь когда тишину пасмурного дня заполнил неумолимый стук молотка по дереву, Люциус понял, что это происходит наяву. Происходит с ними. Растолкав стоящих вокруг могилы людей, он поспешно покинул кладбище под понимающими взглядами родни и уже не увидел, как Астория удержала Драко, покачав головой. Ворвавшись в кабинет, Люциус кинулся к бару, налил себе виски и вдруг замер. В ушах всё стоял этот глухой стук — самый ужасный звук на свете. Стакан треснул в судорожно сжатой руке, осколки впились в ладонь. Он разжал пальцы: виски, перемешиваясь с кровью, жёг, словно огонь. Такая смешная боль. Такая маленькая.

В тот день его никто не тревожил. И на следующий тоже. А на третий он спустился к завтраку.

— Доброе утро.

Драко и Астория, оба бледные и измученные, глянули на него с нескрываемым облегчением.

— Гости отбыли?

— Да, — кивнул Драко. — Хочешь... чаю?

— Лучше кофе. Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Хорошо, спасибо.

— Знаешь, тебе нет нужды носить чёрное, — сказал Люциус, задумчиво глянув в окно. — По-прежнему очень жарко.

— Я... Вы правы. Давно не было такого тёплого августа, — осторожно сказала Астория.

— Да, — кивнул Люциус, пробуя кофе. — Давно.

Дети отказались от идеи съездить к Средиземному морю, решили остаться на некоторое время в Мэноре. Люциус начал было возражать, но Астория твёрдо сказала, что так будет лучше, и он не стал спорить. Говорить "спасибо" тоже не стал, надеясь, что дети поймут, как он им благодарен. Они почти не виделись, но как же хорошо было знать, что он не один в доме, не наедине с опустевшим креслом Нарциссы. Люциус всё так же занимался делами, встречался с нотариусом, ездил в Гринготс, в министерство. А по вечерам допоздна сидел у камина, до рези в глазах всматривался в затухающее пламя и думал. Вспоминал. Анализировал. Каждую мелочь, каждое слово, каждый взгляд. И где-то через месяц после случившегося он принял решение.

(1) — Книга Екклезиаста 4, 5, 6, 9

Билл пододвинул к себе чистый пергамент и решительно окунул перо в чернильницу. Давно пора было написать Флёр, а он всё откладывал. Не то чтобы было о чём писать, но в праздник урожая у них гостила Вики. Она всюду совала свой любопытный носишко, третировала садовых гномов и с удовольствием уплетала выпечку Молли, вот только общались они всё больше жестами: Вики почти не говорила по-английски. Оно и понятно, два года прошло. Билл решил попросить Флёр нанять репетитора для дочери, но пришлось писать письмо – её теперь трудно было застать дома. Почему? Биллу очень не хотелось думать о том, где и с кем она может быть. Ревновать, конечно, глупо, но все же это как-то… Непривычно, что ли. Да, именно так: непривычно. Перо дрогнуло и процарапало плотный пергамент насквозь. Билл раздражённо отбросил его и смял начатое письмо. Чёрт, ну когда это кончится.

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге, натянуто улыбаясь, возникла Диана, секретарша Паркера.

— Мистер Уизли, к вам посетитель, — чопорно провозгласила она.

Билл уже хотел было спросить «Ди, ты чего?», но она посторонилась, впуская в кабинет Люциуса Малфоя. Он едва заметно кивнул в знак благодарности, и секретарша исчезла. Билл даже привстал от удивления, настолько неожиданным было появление подобного визитёра. Обычно их с Робом просто вызывали… Но надо бы и поздороваться.

— Мистер Малфой.

— Мистер Уизли, — Люциус приблизился и протянул руку. Билл обнаружил, что всё ещё сжимает в ладони смятый пергамент и, смутившись, отправил письмо в мусорную корзину. Они обменялись рукопожатием. Мистер Малфой окинул взглядом маленький пропылённый кабинет, а Билл, в свою очередь, разглядывал его. В этой роскошной мантии мистер Малфой смотрелся тут несколько странно.

— А где же ваш напарник? – неожиданно спросил тот.

— На задании, — ответил Билл. Вообще-то следовало бы поинтересоваться, что ему нужно, но он всё не мог собраться с мыслями. Сразу вспомнились засохшие розы и та люстра в гостиной Мэнора…

— Я присяду?

— А? Да, конечно.

Билл взмахнул палочкой, пододвигая «кресло посетителя», — чертовски странный предмет мебели. Для кресла оно было чересчур широким и низким, для кушетки – слишком узким и высоким. Обычно посетители чувствовали себя в нём неуютно, но мистер Малфой словно и не заметил особенностей древней конструкции. Устроился в кресле, подобрал мантию так, что она легла аккуратными складками. И всё же Билл явственно ощущал, что ему не по себе.

— Итак, — сказал он, прерывая затянувшееся молчание. – Что вас к нам привело?

— Полагаю, вы слышали о постигшем нас несчастье?

Билл кивнул. Гибель Нарциссы наделала много шуму. Газетчики лепили «уток» с невероятной скоростью: «Тёмные делишки Малфоев», «Месть Пожирателей или перст судьбы?» и прочий бред. Впрочем, ажиотаж быстро утих: аврорат официально объявил, что случившееся было несчастным случаем, и Малфоев оставили в покое. Оставалось только догадываться, насколько тяжёлой была для них потеря. Билл никогда не умел выражать соболезнования, но сейчас не смог промолчать:

— Я сожалею, мистер Малфой. Ваша жена была удивительной.

Тот рассеянно кивнул, барабаня пальцами по подлокотнику.

— Вы знаете, что именно произошло? – спросил он наконец.

— Нет. То есть, я слышал, что это был несчастный случай.

Мистер Малфой криво усмехнулся.

— Она выпала из окна и сломала шею, — очень спокойно сказал он.

— О, — Билл всё не мог понять, почему он ему это рассказывает.

— И я хочу, чтобы вы провели расследование.

— Расследование? Но ведь этим занимался аврорат, разве мы можем что-то…

— Аврорат, — яростно прошипел мистер Малфой и рывком поднялся из кресла. – Аврорат заявил мне, что Нарцисса совершила самоубийство.

Он сложил руки на груди, словно пытаясь согреться, и принялся расхаживать по кабинету. Билл, ошеломлённый, наблюдал за ним. Самоубийство? Чёрт. Ну конечно, в таких случаях объявляют, что произошёл несчастный случай, правду знают только члены семьи и авроры.

— А вы считаете, что это не так?

Люциус перестал метаться и одарил его ледяным взглядом.

— Это не было самоубийством.

— Но…

— Это. Не было. Самоубийством.

Он вдруг обмяк, опустился в кресло, прикрыв глаза ладонью. Вздохнул, устало потёр лоб.

— Послушайте, Билл, мы с Нарциссой знали друг друга чуть ли не с рождения, были женаты более двадцати лет. Мы пережили… нелёгкие времена, и я точно знаю, что она никогда бы не совершила ничего подобного. Да это просто абсурд! Можно было бы понять, если б во время войны, но сейчас…

— Не скажите. Иногда, если самое страшное позади, люди просто не выдерживают. Воспоминания, чувство вины, моральное истощение – у нас бывали такие случаи.

Но тот протестующе вскинул ладонь.

— Нет, исключено. Я думал, вспоминал – не было никаких признаков, ничего. Мы через всё прошли, мы отстояли своё право на жизнь, понимаете? Мы… Чёрт, да мы узнали, что у нас появится ещё один внук! Она не могла, я уверен.

— Но почему вы решили, что это именно проклятие?

— Всё остальное исключается. Эти, — тут Люциус скривился, — авроры проверили, что могли. А вот проклятие они вполне могли пропустить, здесь нужен настоящий специалист. И я верю, что именно вы сможете его распознать.

— Но мы ведь уже были у вас и ничего не нашли!

Биллу стало ужасно неуютно при мысли, что все происшествия были связаны между собой. Неужели мадам Малфой погибла потому, что они не сумели выявить проклятие?

— Возможно, связи между теми событиями и не существует, — мистер Малфой угадал его мысли. – Но когда вы осматривали розы, прозвучала версия, что это может быть древнее проклятие, или же оно наложено сильным магом, – он испытующе смотрел на растерянного Билла. – Как бы то ни было, я хочу, чтобы вы провели расследование. Неофициальное. Я… прошу вас.

«Прошу», вон как. Билл в замешательстве отвёл взгляд. Авроры наверняка там носом землю рыли – это же Малфои, бывшие Пожиратели. Да и министр, по словам Перси, проявляет особое участие в отношении «реабилитированных». И что он сможет сделать там, где поработала бригада опытных (или даже самых лучших) авроров? С другой стороны, если это проклятие… Но они же проверяли всё тогда. Или и впрямь: связи нет? «Она выпала из окна и сломала шею». Он вспомнил Нарциссу с внуком на руках, и то, как она смеялась идиотским шуткам МакКормака, когда угощала их обедом. А если бы такое случилось с Флёр, и ему сказали бы, что она сама… Билл вздрогнул: уж лучше пусть сто раз выйдет замуж за кого-то ещё, чем такое. Он глянул на мистера Малфоя. Тот невозмутимо встретил его взгляд. Такой спокойный и элегантный. Тщательно подобранная одежда, никакой уродливой траурной повязки на рукаве – правильно, незачем выставлять напоказ свою скорбь. Биллу была знакома эта тщательность: когда мир ускользает, то это очень важно – выглядеть безупречно. Выглядеть нормальным.

— Хорошо, мистер Малфой. Я согласен.

— Согласны? – на мгновенье он утратил невозмутимость, и Билл понял: не ожидал согласия. Не ожидал и всё равно пришёл.

— Да, — уже увереннее повторил он, — мы прибудем завтра.

— Нет-нет, я хотел бы, чтобы этим занялись именно вы.

— Но у меня…

— Можете взять отпуск, я всё оплачу, разумеется. Только прошу вас, никому не говорите о моей просьбе, — он подался вперёд, напряжённо глядя на Билла.

Тот задумался. Да, если окажется, что всё-таки не проклятие, то лишняя огласка ни к чему.

— Хорошо, я никому не скажу. Завтра вечером, после работы… Или завтра уже суббота? Тогда я могу прибыть для предварительного осмотра прямо утром. Вы будете дома?

— Да. Да, конечно, — мистер Малфой вновь был спокоен. – Я открою для вас камин.

— Хорошо. Скажем, в одиннадцать?

— Я буду ждать вас.

Билл кивнул.

— До свидания.

— До свидания, — мистер Малфой поднялся с горестно всхлипнувшего кресла. — И Билл… Спасибо.

Тот лишь пожал плечами.

— Пока не за что.

Он проводил взглядом мистера Малфоя и вновь уселся за стол. Откинулся на спинку, закрыл глаза. Мерлин, и во что он ввязался? Хотя, чего уж теперь: раз согласился, нечего причитать. Надо думать. Тут скрипнула дверь, и в комнату просунулся острый носик секретарши.

— Билл, а чего он хотел? Это же Люциус Малфой, да?

— Он самый. Просто консультировался по одному вопросу. Неофициально.

— А.

— Ди? – лёгкая улыбка. — Не говори Паркеру, хорошо?

— Хорошо, Билл.

С секретаршами он ладил не хуже, чем с продавщицами.

* * *

На следующее утро Билл пришёл в министерство. В его квартирке не было камина, да и всё равно он собирался зайти в аврорат. Ровно в одиннадцать он перенёсся в кабинет мистера Малфоя. Тот, как и было обещано, ждал.

— Итак, с чего вы хотите начать? – мистер Малфой явно нервничал, хотя и старался этого не показывать.

— С места… — тут Билл запнулся. – С места происшествия.

— Хорошо, заодно покажу вам дом. В этом крыле находятся наши спальни, мой кабинет и детская. В том – гостевые и библиотека...

Они шли по длинному коридору. Билл оглядывался по сторонам, тщетно пытаясь побороть чувство дискомфорта, которое охватило его в этом гулком, словно бы вымершем доме. Странно, в прошлый раз он ничего подобного не ощущал.

— …был ремонт, — продолжал мистер Малфой. – Декоративный, принципиально мы ничего не меняли, разве что в гостиной.

Они дошли до конца коридора, где обнаружилась небольшая застеклённая галерея, уводящая в сторону.

— А это наша башня.

— Башня? – Билл припомнил, что в прошлый раз, когда они осматривали парк, он заметил какое-то несуразное сооружение. Ещё хотел спросить о его предназначении, но почему-то забыл.

— Да. Настоящий архитектурный китч, но придётся вам на неё полюбоваться.

— Это случилось в башне, — догадался Билл.

Мистер Малфой кивнул и, помедлив, шагнул в галерею.

В башне царил полумрак, несмотря на солнце, льющееся в высокие арочные окна. Билл глянул вверх – потолка не было, лишь тёмный конус высокой крыши.

— А для чего она вам?

— Взгляните сюда.

Билл обернулся.

— Ого.

Мистер Малфой стоял у огромного гобелена, на котором было изображено генеалогическое древо рода. Десятки, сотни имён. Одно их них, в самом низу, было написано ярко-алым. Билл подошёл ближе.

— "Хьюго Малфой", — прочёл он. — Основатель рода?

— Он самый. Прибыл сюда из Франции. Получил землю и построил Мэнор. Но сначала появилась башня, здесь он жил во время строительства. Так что это нечто вроде семейной реликвии, — он рассеянно обвёл взглядом пустую круглую комнату. — А мы с Нарциссой всегда хотели снести её. Жаль, не успели.

— Как это произошло?

Мистер Малфой махнул рукой в сторону центрального окна.

— Я нашёл её внизу.

Билл подошёл к окну, оглядел его.

— Скажите, а вы часто сюда заходите?

— Нет. Только когда показываем гостям дом, но такого уже давно не случалось. Ну, и Драко тут играл, когда был маленьким.

— Но дверь остаётся незапертой?

— Разумеется, — мистер Малфой нахмурился. — Вы думаете, что кто-то мог... Но авроры проверили её на присутствие. Никого, кроме Нарциссы.

— Возможно, это было давно, — Билл задумчиво постукивал палочкой по ладони. — А что насчёт Волдеморта? Он не приходил сюда?

— Лорд Волдеморт заколдовал нашу башню? — мистер Малфой, не моргнув глазом, назвал имя бывшего повелителя. — Маловероятно. К чему такие сложности? Он вполне мог выразить неудовольствие иным способом.

— Могу себе представить, — Билл прошёлся вдоль окон. — Но что если кто-то из его приспешников?

— Сомневаюсь. Сюда никто никогда не заходил.

— Как знать, место-то уединённое.

— Я могу спросить наших эльфов.

— Да, пожалуйста. И я хочу осмотреть башню снаружи. Но сначала вот что, — Билл взмахнул палочкой, накладывая Выявляющие чары. Ничего. Голубые искры погасли, и он, под внимательным взглядом мистера Малфоя, сотворил более сложное заклинание, которому научился в Египте. В Европе им мало кто пользовался, но Билл легко справлялся с гортанным наречием колдунов Великой пустыни. Из палочки вырвалась струя призрачного голубоватого пламени, пронеслась по стенам и, уйдя вверх, с шипением растаяла в воздухе. Мистер Малфой выжидательно посмотрел на него. Билл покачал головой.

Они спустились вниз и, обойдя дом, подошли к башне со стороны парка. Мистер Малфой разговаривал со старенькой эльфийкой. Та что-то испуганно пищала в ответ, нервно теребя длинные уши. Билл разглядывал серую громаду. Хорошо, что она находится позади дома. В свете дня башня казалась уродливым младенцем, привязанным к белоснежному телу Мэнора стеклянной пуповиной галереи. Действительно, смотрится нелепо. Однако, это самая высокая постройка здесь. И если миссис Малфой и впрямь хотела... Билл мотнул головой, отгоняя мысли о возможности самоубийства. Так, высота исключает воздействие постороннего — отсюда бы её не зацепили. Он обошёл вокруг, тронул грубо отёсанные камни кладки — даже под лучами по-летнему яркого солнца они оставались холодными.

— А что внизу?

— Всякий хлам. Ступай, Пилси, — мистер Малфой отпустил эльфийку и подошёл к нему. — Попасть туда можно только из комнаты наверху, забыл вам сказать. Хотите проверить?

— Да, на всякий случай. Но это можно сделать завтра.

Солнце вышло из-за облака, заискрилось на стёклах, и они, не сговариваясь, посмотрели вверх — туда, где за приоткрытой створкой того самого окна таился рассеянный полумрак башни.

— Что сказали колдомедики?

Вообще-то, Билл ещё утром получил копию заключения — секретарши и в Аврорате водятся, но решил всё же спросить.

— Она приняла зелье Сна-без-сновидений, но это было накануне вечером, — мистер Малфой с усилием отвёл взгляд от окна.

— А это не мог быть приступ головокружения или потеря сознания?

— Ничем подобным она не страдала. По крайней мере, колдомедики ничего не обнаружили. Кроме того, из такого окна трудно выпасть.

Вернее, невозможно. Билл обратил внимание на высоту подоконника, Нарциссе там было бы почти по грудь. Если только она сидела на нём... С самого утра отправилась в башню, в которую не заходила годами, чтобы вместо завтрака посидеть на подоконнике? Так себе версия.

— Что говорят эльфы?

— За последние несколько лет там едва ли кто-то бывал, и совершенно точно — никто не колдовал.

Похоже, версия с проклятием могущественного мага отпадает. Солнце вновь нырнуло в облака, налетел холодный ветер. Билл поёжился, натягивая повыше воротник кожаной куртки.

— Вернёмся в дом? — предложил мистер Малфой. — Время обеда.

* * *

За столом уже сидели Драко с Асторией. Они изумленно воззрились на Билла.

— Вы помните мистера Уизли? — мистер Малфой непринуждённо кивнул в его сторону. — Он любезно согласился помочь с оценкой коллекции семейных артефактов. Я решил поместить их в Гринготс.

Неплохая версия, одобрил про себя Билл. Вот только Драко с Асторией не выглядели убеждёнными. Наверняка знали, какую должность он занимает теперь. Они посмотрели на Люциуса, на Билла, а потом... кивнули.

— Добрый день, — улыбнулась Астория.

— Как поживаете? — вежливо спросил Драко.

Позже они затеяли разговор, в котором Билл практически не участвовал. Его мозг, жадный до аналитической работы, накинулся на полученные крохи информации, и к концу обеда он более-менее представлял, как будет действовать. Пару раз он ощущал внимательный взгляд мистера Малфоя, который, очевидно, решил не прерывать его размышлений. Однако после обеда они, не сговариваясь, направились к нему в кабинет.

— Присаживайтесь, — мистер Малфой подошёл к бару. — Коньяк, виски?

— Спасибо, не нужно, — торопливо отказался Билл. Возможно, чересчур торопливо. Тот задумчиво посмотрел на него и тоже отставил бокал.

— Ну, что вы об этом думаете?

— Пока ничего конкретного сказать не могу. Возможно, завтра что-то прояснится.

— Как вы намерены действовать?

Билл поднялся и принялся расхаживать по кабинету, по привычке постукивая палочкой по ладони.

— В отличие от заклинаний, проклятия всегда непредсказуемы, индивидуальны — как почерк. Они могут принимать различную форму, включать в себя комбинации заклятий, всё зависит от фантазии и силы мага...

— Хм, я, конечно, давно уже не посещаю Хогвартс, но основы теории Чар помню.

Билл отмахнулся: у него была привычка вести рассуждения с самого начала.

— Классифицировать их трудно, но одно остаётся неизменным: всегда есть какое-то материальное воплощение проклятия. Предмет, зелье, начертанный знак — что угодно. Давно прошли времена, когда проклясть можно было лишь словом. Кроме того, оно действует только до тех пор, пока жив наложивший его маг, — он кивнул мистеру Малфою, который явно собирался ему возразить. — Да, за исключением особо сильных проклятий, но к ним мы ещё вернёмся. Сейчас нужно решить, с чего мы начнём поиски.

Билл вновь уселся в кресло и в упор глянул на мистера Малфоя.

— Вопрос в следующем: если это и впрямь проклятие, то было ли оно нацелено именно на вашу жену?

Тот невозмутимо встретил его взгляд.

— Я не думаю, что кто-то мог желать ей смерти.

— Не думаете?

— Уверен. В последние годы нас посещали только близкие друзья, за которых я ручаюсь, и родственники, с которыми нам абсолютно нечего делить.

— Возможно, какая-то обида...

— Нет. Её все любили.

Билл задумчиво потёр подбородок. Как бы это поделикатнее сказать.

— Может быть, хотели отомстить не ей, а вам. Ну, за то, что вы делали на службе у...

— А вот это вполне вероятно, — мистер Малфой и бровью не повёл. — Но надо помнить, что в Мэнор так просто не проникнешь: против чужаков действуют охранные чары.

— Нет таких чар, которые нельзя было бы обойти. Кроме того, здесь побывало множество авроров с обысками — кто-то из них мог предъявить вам личный счёт.

— Весьма смелое предположение для работника министерства, — усмехнулся мистер Малфой.

— Все мы люди, — Билл пожал плечами. — Я лишь рассматриваю возможные версии.

Они помолчали.

— Завтра я вновь осмотрю башню, — сказал наконец Билл. — Сомневаюсь, что всё настолько очевидно, но все же там может быть тайник с проклятым артефактом. Затем нужно будет проверить комнату миссис Малфой. Оттуда ничего не выносили?

— Всё на месте.

— Отлично. Ещё один вопрос: случалось ли прежде в вашем роду нечто подобное?

— Нет, — немедленно ответил мистер Малфой. — Никогда.

Билл продолжал смотреть на него.

— По крайней мере, я о таком не слышал, — неохотно уточнил он. Тот кивнул.

— Если мы не найдём ничего, что указывало бы на намерение проклясть вашу супругу, то мне придётся обратиться к версии о проклятии рода или места.

— Все семейные хроники и письма в вашем распоряжении, — мистер Малфой вновь угадал его мысли. — Вообще, можете осматривать что угодно и когда угодно.

— Хорошо. В таком случае я вернусь завтра, в то же время.

Они поднялись.

— Послушайте, Билл, — голос мистера Малфоя звучал несколько неуверенно, — я хотел предложить вам свою помощь в поисках.

— Это было бы замечательно, — честно ответил тот. За последние три года он привык работать в паре.

— Хорошо. Тогда до завтра?

— До завтра, — Билл шагнул в камин.

"И не забыть бы снять для него аппарационный барьер", — подумал Люциус. Он расслышал, что тот назвал адрес министерства. Вероятно, в его доме нет камина. Он наморщил лоб, припоминая досье Билла. После развода, кажется, проживает в Лондоне. Развод... Что-то не понравилось его французской вейле. Люциус прошёл к бару и взял так и нетронутый стакан с бренди. Интересно, она знает, что теперь он пьёт? Кто-то другой не заметил бы, но Люциус сразу почуял неуверенность, мелькнувшую в глазах Билла, когда он предложил ему выпивку. Наверно, сам он выглядел так же — тогда, сразу после войны. Люциус усмехнулся и покачал головой: вот ведь, родственные души. Чёрт знает почему, но он доверял этому человеку. Если есть здесь какое-то проклятие, то Билл Уизли найдёт его. Должен найти. Он осознал, что произнёс последнюю фразу вслух и поморщился от того, как хрипло прозвучал его голос. Вновь отставив стакан, Люциус взмахнул палочкой.

— Эванеско.

Пить расхотелось.

На следующее утро они вновь пришли в башню. В верхней комнате тайников не обнаружилось. Стоило бы повнимательнее изучить гобелен, но Билл решил, что это подождёт.

— Я ничего не упустил? — он обернулся к мистеру Малфою, который внимательно за ним наблюдал. Тот пожал плечами.

— Нет, кажется. Вот разве что...

Он подошёл к одной из деревянных панелей, украшавших стены, и постучал по ней палочкой. На тёмной поверхности проступили огненные линии.

— Что это? — Билл подошёл ближе. Линии с тихим шипением сплетались в буквы.

— Завещание Хьюго Малфоя. Немного театрально, но гостям нравится.

— Никогда не встречал ничего подобного, — Билл с любопытством вглядывался в изящную буквенную вязь. — Оно всегда тут было?

— Да. Это старофранцузский, видите?

— Я не силён в старофранцузском, — усмехнулся Билл.

Люциус откашлялся.

— Собственно, мы это ещё в детстве наизусть заучиваем. "Держитесь места своего, ибо всякое древо имеет корни, питается от них и прорастает ими в землю. Жён берите достойных и добродетельных, ибо дурное семя не даст добрых побегов. Блюдите жилище своё и кровь свою прежде всего, и древо Малфоево пребудет вовеки". Примерно так. Ну, ещё там распоряжения насчёт имущества.

— Удивительно. Но к нашему делу, боюсь, не относится.

Люциус кивнул и вновь тронул панель кончиком палочки. Огненные письмена вспыхнули и, сложившись в короткую фразу, медленно погасли.

— А это...

— "Кровь превыше всего". Девиз рода.

— Понятно, — Билл подавил желание дотронуться до панели и проверить, не нагрелась ли она. Прямо как первокурсник в Хогвартсе.

— А где же вход в нижнюю часть?

Люциус взмахнул палочкой, и половицы раздвинулись, образуя довольно широкий лаз.

— Прошу. Хотя нет, лучше я первый. Люмос!

Они спустились по узкой лесенке и ступили на мягкий от вековой пыли пол.

— Мы тут не бываем, — извиняющимся тоном сказал мистер Малфой, поднимая повыше палочку. Белый свет Люмоса выхватил из темноты сундуки, старые доспехи и горы неопознанного хлама.

— Может, прислать эльфов?

— Нет, я сам. А вы мне посветите, — решил Билл и отважно принялся за раскопки. За эти годы ещё и не в таком приходилось рыться. Через некоторое время, окончательно ослепнув от клубов пыли, он был вынужден признать, что иногда гора хлама — это просто гора хлама.

— Всё? — мистер Малфой, морщась, растирал затёкшую руку.

— Почти, — Билл сотворил Сканирующее заклинание и начал осматривать стены. — Вот тут, кажется...

— Что?

— Тайник, точно. Только не магический, — Билл нахмурился, осматривая кладку. — Чёрт знает, как его открыть. Подержите-ка, — он, не глядя, протянул мистеру Малфою палочку. Тот замешкался. Билл нетерпеливо оглянулся и тоже замер, осознав, что делает. Отдать кому-то свою палочку — жест высшего доверия. Не то чтобы он думал, что мистер Малфой наградит его Авадой, но всё же... Тот, оправившись от удивления, протянул руку. Билл отдал палочку и вновь повернулся к стене, ощупывая шероховатый камень.

— Интересное сочетание, — услышал он.

— Что?

— Ваша палочка. Это кедр и... Что внутри?

— Волос кентавра, — Билл заметил на одном из камней царапины и наклонился ниже.

— Кентавра? — эхом повторил мистер Малфой. — Не может быть. Разве они снисходят до нас?

— По словам Олливандера, иногда бывает. Посветите вот здесь, пожалуйста.

Камень и впрямь был помечен, но тайник не открывал. Билл с досады двинул по нему кулаком. Тоже не помогло.

— Попробуем чарами.

— Подождите, здесь, кажется, такие же, — мистер Малфой указал на камень в самом низу.

— Действительно, — Билл нажал на оба камня, и они поддались без малейшего усилия. Прямо над полом открылась неглубокая ниша.

— Что там? — мистер Малфой опустился на одно колено рядом с ним.

— Книга, — Билл осторожно протянул руку, но книга рассыпалась от прикосновения, обдав их едкой пылью. Они разочарованно переглянулись.

— Не то, — констатировал Билл. — Здесь его нет.

Поднявшись наверх, он зажмурился, ослеплённый дневным светом. А когда открыл глаза, увидел, что мистер Малфой направил на него палочку. Рефлексы сработали мгновенно, но Билл, будучи безоружным, успел лишь вскинуть руки, защищаясь. Чужая магия окутала его, обжигая кожу... Очищающим заклинанием.

— ...весь в паутине, — голос звучал словно издалека. Билл опустил руки, пытаясь выровнять дыхание и унять бешено стучащее сердце. Мистер Малфой смотрел на него с беспокойством.

— Кажется, мне не стоило...

— Нет-нет, всё в порядке. Спасибо.

— Хм, — мистер Малфой протянул ему палочку. Вид у него был смущённый.

— Кстати, — Билл выдавил из себя вежливую улыбку, — вы тоже весь перепачкались.

— В самом деле? — тот попытался заглянуть себе за спину. Билл, улыбаясь уже по-настоящему, поднял палочку.

— Давайте помогу.

Почистившись таким образом, они направились в кабинет — мистер Малфой настоял на отдыхе.

* * *

Они сидели и пили кофе. Вернее, мистер Малфой пил, а Билл делал вид. По его мнению, кофе домашних эльфов можно было пить только на спор. Видимо, дело привычки.

— Теперь вы намерены осмотреть комнату Нарциссы?

— Да, это необходимо. Кстати, она вела дневник?

— Насколько я знаю, нет.

— Жаль. Но всё же там могут быть какие-то заметки, письма или записки, которые наведут на след. Может быть, книги или... А у неё были старинные украшения?

— Разумеется. Но всё это хранится в Гринготсе, она надевала их редко, только по особым случаям.

— Ясно, — Билл задумался. — А как она спала в последнее время, нормально?

Мистер Малфой замялся.

— Кажется, да.

— Не металась, не кричала во сне?

— Я... Вообще-то, мы давно уже не спали вместе.

— Э-э... Понятно, — Билл, забывшись, хлебнул кофейной гадости из чашки. — Но на кошмары она не жаловалась?

— Нет, никогда. А вы думаете, что проклятие даёт дурные сны?

— Смотря какое. Кроме того, женщины подобные вещи лучше чувствуют, и это может проявляться на подсознательном уровне, — Билл старательно отодвинул от себя чашку с окончательно остывшим кофе. — Может, пойдём?

В комнате всё было на месте, и от этого становилось не по себе: казалось, в любой момент хозяйка может войти и застукать их за чтением своих писем. Вдвоём они быстро просмотрели бумаги, пролистали книги. Ничего. В шкатулке обнаружились жемчуг, бирюза, лунный камень, камеи — ничего потенциально опасного. Тайников тоже не нашли.

— А что за этой дверью?

— Гардеробная.

В полутёмной комнате, заполненной платьями, они почувствовали себя ещё более неуютно. В воздухе по-прежнему стоял аромат духов, но идеальный музейный порядок, царящий теперь в этой дамской обители, был таким неуместным, таким... безжизненным.

— Хотите, я сам это сделаю? — вполголоса спросил Билл.

— Нет, всё в порядке, я помогу.

Они прощупывали каждый карман, каждую складку благоухающих вербеной платьев, но нашли лишь несколько галеонов и пару визитных карточек.

— Кажется, всё, — Билл ещё раз обвёл взглядом комнату. — А там что?

— Шляпки, я полагаю.

Мистер Малфой стащил с навесной полки несколько пыльных коробок.

— Действительно. Выглядят старыми. Странно, что она их хранила. Вон ещё одна.

Он потянул за картонку, и им на головы обрушился шелестящий ворох бумаг.

— Мерлин, что это???

— Похоже, рисунки, — Билл поднял один, прищурился. — Давайте на свет.

Разложив листы на письменном столе, они молча разглядывали их.

— Скажите, — спросил наконец Билл, — ваша жена рисовала?

— Все дамы немного рисуют, — нервно отозвался мистер Малфой. — У меня в кабинете висит пара её пастелей. Но это, — он брезгливо тронул один из листов кончиком палочки, — это же и не рисунки вовсе.

Билл покачал головой. Листы были заполнены месивом чёрных, серых и фиолетовых линий, среди которых мелькал иногда алый проблеск. Но кое-где из хаоса проступали образы — фигуры людей, лица. Это надо изучить.

— Вы не против, если я их заберу?

— Нет. Нет, конечно, я буду даже рад, — мистер Малфой с усилием отвёл взгляд от рисунков. — Неужели она... Но что всё это значит?

— Может, и ничего. Выясним, — Билл быстро скатал их и спрятал уменьшенный свёрток в карман. В комнате словно стало светлее.

— Что ж, здесь мы всё проверили.

— Тогда пойдёмте обедать.

За столом оба устало помалкивали, слушая жалобы Астории: Скорпиус простыл, но ни в какую не желал принимать зелье. Уговоры и попытки подкупа игнорировались с истинно малфоевским высокомерием.

— Всех эльфов уже этим зельем заплевал, — посмеивался Драко. — А меня вы как им поили?

— Не знаю, — развёл руками Люциус, — Нарцисса как-то справлялась.

— Да, если так дальше пойдёт, придётся звать на помощь Корделию.

— Вам тоже нужно его выпить, — вмешался Билл. — Лучше обоим. Скорпиусу очень понравится пар из ушей, и он проглотит зелье — хотя бы из любопытства.

— Думаете? — Астория смотрела на него с надеждой.

— Как старший брат вам говорю. У меня даже близнецы на это покупались. Потом ещё просили.

— Я бы тоже не утерпел, — согласился Драко. — Обязательно попробуем, спасибо. Вообще-то, он у нас не упрямый...

— ...когда спит.

— Ну, сама такого родила.

— Да уж, вспомнить от кого.

Так они подначивали друг друга, пока мистер Малфой не хлопнул ладонью по столу.

— Тихо, дети! А то останетесь без десерта.

— И хорошо, что без десерта, — обрадовалась Астория. — А то всего четвёртый месяц, а я уже столько набрала.

— Ты чудесно выглядишь, дорогая, — проворковал Драко.

— Правда?

— Правда. Люблю пышечек.

— Что??

— Вот эти щёчки, — Драко ловко увернулся от подзатыльника, — и подбородки...

— А ну иди сюда!

Люциус, смеясь, проводил их взглядом, и повернулся к Биллу.

— Извините. Они любят подурачиться.

— Ну что вы, — тот тоже улыбался. — Здорово напоминает наши семейные ужины.

— А, — мистер Малфой отпил вина и откинулся на стуле. — Вы сейчас домой?

— Пожалуй. Надо всё обдумать.

— Завтра будете вечером, после работы?

— Ну... Получается, что так. "Об этом-то я и не подумал. Не слишком удобно".

— Время не имеет значения, приходите когда угодно. Но мне показалось, что для вас будет утомительным всякий раз добираться до дома поздно вечером, и я велел приготовить комнату.

— Комнату?

— Да, в гостевом крыле, но ближе к нашим, — мистер Малфой отложил салфетку и поднялся. — Пойдёмте, покажу.

Комната оказалась небольшой, но уютной, с камином и письменным столом.

— Как вам? Может, хотите что-нибудь попросторнее?

— Нет-нет, всё прекрасно, — заверил Билл.

— Хорошо. Камин тут не подключен, но я подкорректировал охранные чары, сможете аппарировать.

— Отлично.

Он распрощались, и Билл отправился домой. Хотелось в душ, смыть с себя пыль и запах лимонной вербены, который, казалось, намертво въелся в кожу. Мысли постоянно возвращались к рисункам. Стоило бы посмотреть их утром, на свежую голову, но Билл, конечно, не утерпел. Выйдя из ванной и налив себе виски, он увеличил рисунки и развесил на свободной стене. Получилось впечатляюще.

Рисунки были небрежными — набор резких штрихов и линий. Некоторые и вовсе напоминали каракули, которые получаются у ребёнка, взявшего карандаш в кулак. На одних невозможно было ничего разобрать, просто путаница линий. Но на других... Он подошёл ближе. Вот тут явно изображена толпа людей в мантиях. Или в плащах? А в центре тоже человек, но обнажённый и запертый в клетке. Дальше опять толпа и человек на помосте. Его фигура изломана, точно он выгибается от боли. Рядом некто в красном, единственное цветное пятно. Палач? Схематичные и примитивные рисунки дышали настроением. Билл попытался абстрагироваться от их подавляющей энергетики. Так. Некоторые листы уже пожелтели, но большинство — белые. Значит, началось это давно, а в последнее время случалось всё чаще. Он снял один рисунок и посмотрел на свет: нажим такой сильный, что кое-где лист процарапан насквозь. Что же творилось в голове у Нарциссы, когда она терзала бумагу? Он вдруг явственно увидел, как она берёт лист, смотрит на него, не мигая. Быстрыми, резкими движениями черкает на нём, а потом, ужаснувшись, идёт в гардеробную и заталкивает рисунок подальше, на полку со старым шляпами. Так? И что дальше? Думала ли она об этих желтеющих листах? Или же, спрятав очередной рисунок, сразу забывала о нём? Билл тряхнул мокрыми волосами, отгоняя видение. Мрачные рисунки ещё не признак помешательства. Возможно, она просто пар так выпускала, мало ли. И прятала, да. А кому охота на такое смотреть? И вообще, теперь рисуют что угодно и как угодно — современное искусство. Модерн. Он вновь взглянул на крайний рисунок. Лист был заполнен маленькими человеческими фигурками, которые словно бы извивались от боли, переплетаясь, перетекая одна в другую. А если отойти подальше... Билл прищурился, и из серых карандашных линий сложилось лицо, искажённое гримасой беззвучного крика. Великий Мерлин! Он взмахнул палочкой, накладывая на "галерею" Маскирующее заклятие. Хватит на сегодня модерна.

Билл плохо спал в ту ночь. Утром его мысли постоянно возвращались к миссис Малфой и её тайне. На работе был непривычно рассеян, а когда у него убежал кофе, то просто вышел из кабинета и направился к Паркеру.

— Отпуск, говоришь? — Паркер устало прищурился из-за тяжёлых очков. — Посмотрим… А, да. Ты же у нас не отдыхал почти два года. Помнишь хоть, как заявление-то пишется?

— Помню. А на сколько писать?

— Две недели хватит?

— Наверно, — Билл направился к выходу.

— И пришли ко мне этого охламона, твоего напарника.

Билл быстро нацарапал заявление и, кое-как отбившись от любопытной Дианы, вернулся в кабинет.

— Ничего себе, — присвистнул Роб, окидывая его внимательным взглядом. — Внезапный отпуск, вот как. Поедешь тискать знойных кубинок?

— Вряд ли. Скорее всего, буду в Англии.

— Ага, — Роб всё так же пытливо смотрел на него. — Ну, если тебе вдруг понадобится... что-нибудь, ты знаешь мой адрес.

— Спасибо, — усмехнулся Билл. "Вот же проницательный засранец". — Тебя, кстати, хочет видеть Паркер. Наверно, будет учить таинству написания отчётов.

— Не-е-ет! — простонал Роб. — Ну да ладно, чего не сделаешь ради денег. То есть ради отпуска лучшего друга. А у тебя сегодня короткий день?

— С чего бы?

— Ладно уж, иди отсюда. Кубинки истомились.

— Как скажешь, босс.

— Да-а, теперь я главный, трепещите!

Посмеиваясь, они распрощались у кабинета Паркера, Билл вышел на улицу. Он решил прогуляться и всё обдумать — его несколько ошеломило собственное спонтанное решение. Разумнее всего было бы отказаться от малфоевского дела, но он точно знал, что не сделает этого. Если уж начинаешь что-то, доводи до конца — от этого принципа Билл никогда не отступал. Он вспомнил рисунки Нарциссы и вздохнул. Возможно, в конце концов придётся сказать мистеру Малфою, что его жена просто сделала это, сама. Но до этого он проверит все, даже самые безумные варианты. Доводи до конца и делай как можно лучше — иначе вообще нет смысла за что-то браться.

* * *

Мистер Малфой сидел в кабинете, разбирая бумаги. Он удивлённо посмотрел на Билла, возникшего на пороге.

— Вы рано. Что-то случилось?

— Нет, просто решил взять отпуск, как вы и советовали.

— А, хорошо. Стало быть, я должен компенсировать...

— Это мы потом обсудим, — отмахнулся Билл. — Вы сейчас заняты?

— Заканчиваю, — он указал на кресло, — присаживайтесь. Хотите кофе?

— Лучше чаю, — торопливо сказал Билл.

Билл принялся за поданный домовиком чай, решив не отвлекать мистера Малфоя. Но тот счёл нужным пояснить, чем занимается.

— Наша семья владеет имуществом в разных частях света: виноградники, плантации, рудники, фабрики. Конечно, с ними работают управляющие, но приходится проверять всю отчётность.

— И как часто вы куда-либо выезжаете?

— В этом нет нужды. Ну, во Францию, изредка.

— А управляющие часто бывают в Мэноре?

— Понимаю, к чему вы клоните, но нет: в последний раз собирались тут, когда родился Драко. И никаких проблем с ними не возникало, никогда.

— Ясно.

Мистер Малфой взмахнул палочкой, собирая бумаги в аккуратную стопку.

— Ну вот. А вы мне что скажете?

Билл отставил чашку.

— Я должен осмотреть дом.

— Весь?

— Второй этаж. Нужно проверить комнаты так же, как мы проверяли башню.

— А почему только второй?

— Проклятие так быстро не сотворишь, а в гостиной или бальном зале всегда много людей, всё на виду.

— Пожалуй. А что насчёт подвалов?

— Вряд ли. Под толщей земли, да ещё и в камне... Нет, не думаю. Скорее уж, на чердаке.

— Чердак есть. Если хотите, проверим его прямо сейчас.

— Можно, солнце ещё высоко.

За одной из дверей гостевого крыла скрывалась лестница, ведущая наверх.

— Здесь хлама поменьше, как видите.

— И хорошо. Давайте вы с той стороны, а я с этой.

Они разошлись.

Билл принялся за очередной рассохшийся сундук, как вдруг откуда-то сбоку раздался шорох. Он обернулся и увидел, что из тёмного угла на него, распластавшись в прыжке, летит Фенрир Грейбэк...

— Ридикулус!

Грейбэк, барахтаясь на спине, играл с полосатым мячиком.

— Всегда знал, что у него нежная душа, — сказал неслышно подошедший мистер Малфой. Билл вздрогнул и опустил палочку.

— Вы в порядке?

— Да, конечно. Они нам частенько попадаются.

Это было правдой. На вызовах они сталкивались с боггартами в подвалах или на таких вот чердаках, заваленных старьём. Билл даже привык к тому, что постоянно видит Грейбэка, и уже не пугался. Ну, почти. Что по-настоящему нервировало, так это опасливые взгляды хозяев и идиотские вопросы вроде "О, это он вас так, да?" У некоторых людей начисто отсутствует чувство такта. И Билл был очень благодарен мистеру Малфою, когда тот просто коснулся его плеча и сказал:

— Давайте его вон в тот сундук.

Вместе они загнали боггарта под крышку и быстро осмотрели оставшийся хлам. Билл принялся проверять стены.

— Кстати, а что за заклинание вы использовали в башне?

— Это из Египта. На Востоке часто используют проклятия. Проклятия и яды.

— У нас тоже нередко.

— Там это всё доведено до совершенства, — Билл опустил палочку. — Тайников нет. А заклинание я вам покажу, завтра пригодится.

Мистер Малфой быстро научился правильно выговаривать твёрдое "х" и сотворил вполне приличное заклятие.

— Здорово, — одобрил Билл. — Я дольше учился.

Тот улыбнулся.

— Останетесь сегодня?

— Нет, спасибо. Надо забрать кое-какие вещи.

— Как хотите. Если передумаете, приходите к ужину.

Мистер Малфой проводил его до выхода, и Билл аппарировал к себе.

Дома он попытался заняться вещами, но взгляд постоянно возвращался к рисункам. Он до рези в глазах всматривался в них, но ничего нового не обнаружил. Сюжет повторялся — изломанные болью фигуры, искажённые кричащие лица, мешанина штрихов и линий. Что же это, чёрт подери? Билл вздохнул. Гадать можно до бесконечности, он по-прежнему ничего не знает. Внезапно собственная квартира показалась ему жутко неуютной. Да ещё боггарт этот. Билл глянул на часы: ещё можно успеть на ужин в Мэноре. Он быстро собрал всё необходимое — одежду, пару книг, «рабочие» зелья. Рисунки, после долгих колебаний, решил оставить.

Утром Билл и Люциус завтракали вдвоём.

— Эта троица проводит день в Лондоне, — пояснил мистер Малфой, — так что дом в нашем распоряжении. Как вам спалось на новом месте?

— Хорошо, — кивнул Билл. На самом деле он всю ночь пролежал с открытыми глазами, вслушиваясь в тревожный шёпот деревьев в парке, но проблемы со сном начались ещё во время войны, смена обстановки тут ни при чём. Рецепт снотворного был известен, но надираться в чужом доме – спасибо, так низко он ещё не пал.

После завтрака они поднялись наверх: было решено начать осмотр с гостевого крыла. Билл показал мистеру Малфою ещё пару специальных заклятий, но, даже работая вдвоём, они затратили куда больше времени, чем рассчитывали. В каждой комнате были тайники, а в них всякое барахло вперемешку с действительно ценными артефактами. С ними приходилось обращаться очень осторожно. Некоторые явились полной неожиданностью даже для мистера Малфоя.

— Кажется, моя маленькая ложь насчёт коллекции артефактов угодила в точку, — заметил он, удивлённо разглядывая потемневшую от времени серебряную посудину. – Это же Изумрудный кубок. И камень на месте.

— А вы не боитесь показывать мне всё это? – Билл обвёл рукой вскрытые тайники и груду причудливо выглядящих вещей, извлечённых из них.

— Чего мне бояться, мы же теперь свободные граждане, имеем право хранить что угодно, — мистер Малфой покосился на скованную заклятием железную перчатку, которая выскочила из очередного тайника, подобно гигантскому пауку, и их выручила только быстрота реакции Билла. — Хорошо, что мы это затеяли, — тут много чего можно найти, а в доме ребёнок.

Билл лишь пожал плечами. Они так и не нашли главного — следов проклятия.

Через несколько часов они окончательно выдохлись, и мистер Малфой настоял на перерыве.

— Уже время обеда, — заметил он. — Вы не против, если его подадут прямо сюда?

Они уселись за маленький столик, который невидимые эльфы накрыли за несколько секунд.

— Предлагаю обойтись без первого, — провозгласил мистер Малфой, берясь за салфетку.

Билл непонимающе посмотрел на него.

— Когда был ребёнком, то думал: стану хозяином Мэнора и в первую очередь запрещу суп. Но почему-то не запретил, — он улыбнулся. — Не всегда всё получается так, как планировалось в детстве, да?

— Я бы сказал — почти никогда, — кивнул Билл. Он чувствовал нервозность, исходящую от мистера Малфоя, — словно тот хотел в чём-то признаться, но не мог. В результате они просто молча ели, и было что-то странно интимное в том, чтобы сидеть вот так в спальне за обедом и бутылкой лёгкого вина.

— Я хотел бы рассказать кое-что, — решился наконец мистер Малфой, — думаю, вы имеете право знать. Кроме того, без этого картина будет… неполной.

Он глотнул из бокала и начал рассказывать о жизни семьи во время и после войны. Только основное, без подробностей, но они были и не нужны — в подобных случаях молчание красноречивее любых слов, а война остаётся войной для всех, и неважно, на чьей стороне ты сражаешься. Биллу не составило труда представить, на что была похожа их жизнь в тот период, и он не мог не сочувствовать мистеру Малфою, который говорил краткими скупыми фразами, тщательно подбирая слова, – словно прислушивался к своему рассказу. Возможно, так оно и было. Возможно, рассказывал он в первую очередь самому себе, пытаясь связать все те события и найденные позавчера рисунки, задаваясь вопросом, осталась ли его жена той, прежней, которую он знал и так любил. Вино в бокалах впитало тепло ладоней и, согревшись, приобрело иной вкус – чуть вяжущий, терпко-горький. Мистер Малфой закончил рассказ и поднял взгляд на Билла, словно ожидая вердикта. Тот кашлянул.

— Вот, значит, что случилось с вашей тростью.

Мистер Малфой с минуту молча смотрел на него, а потом усмехнулся.

— Да, ей не повезло. Между прочим, это была не обычная палочка, а родовая.

— То есть? Передавалась по наследству?

— Именно. Говорят, принадлежала самому Хьюго, но это вряд ли, конечно. И всё же она служила Малфоям многие поколения. А свою новую палочку я едва ли кому-то передам, хотя и она совсем неплоха – тис и волос фестрала. Видите, мы с вами родственники по лошадиной линии…

Но Билл уже не слушал. В голове забрезжила смутная мысль: палочка, служившая роду, сломана рукой тёмного мага, а ведь это могло бы…

— Ну что, продолжим поиски? — мистер Малфой прервал его размышления.

— А? Да, конечно. Что если нам осмотреть комнаты Драко и Астории, пока их нет?

Они проверили обе спальни и — особенно тщательно — детскую. Затем настал черёд библиотеки. Тут им пришлось нелегко: чары реагировали на каждую книгу с тёмномагическими заклинаниями или зельями, приходилось находить их, убирать, пробовать снова… Они сражались с гримуарами до темноты, и вечером сил хватило только на то, чтобы поужинать и разойтись по своим комнатам. И на этот раз Билл заснул каменным сном.

Утром его разбудил стук в дверь.

— Да, — хрипло отозвался он, не сразу сообразив, где находится. Когда в комнату вошёл мистер Малфой в роскошной тёмно-лиловой мантии, Билл сперва решил, что это ему снится.

— Извините, что разбудил вас так рано, но совсем забыл сказать: сегодня мне нужно быть в министерстве.

— А что случилось? – Билл, сонно моргая, сел на кровати.

— Завещание Нарциссы. Его оглашают во второй раз, и я подозреваю, это растянется на целый день.

— Но это же несложная процедура.

— Смотря для кого, — раздражённо фыркнул мистер Малфой. — В завещании упомянуты некоторые родственники, включая Беллатрикс, а всё, что хоть как-то связано с Пожирателями…

— Беллатрикс? Беллатрикс Лестранж?

— Да, да, — он нервно прошёлся по комнатке. — Понимаю ваше удивление, но они всё же были сёстрами и…

— Да нет, я не об этом, — перебил его Билл. – Когда же она его составила? Получается, давно?

— О, — тот прекратил метаться и удивлённо посмотрел на него. – Да, очень давно. Мы составили их, когда родился Драко. Я своё переписал после войны, и она тоже собиралась, но почему-то…

Тут из воздуха соткался тощенький эльф, замотанный в белое полотенце.

— Хозяин Люциус, там сердитый человек ругается из камина, — пропищал он.

— Нотариус, — вздохнул мистер Малфой, вновь поворачиваясь к Биллу. – Словом, будет решаться вопрос о том, кому отходит имущество, а потом мы, наверное, отправимся в Гринготс – министерские представители желают осмотреть завещанное. Буду вечером, чувствуйте себя как дома, — он окинул Билла странным, нечитаемым взглядом и стремительно вышел.

Лежать в кровати не имело смысла, и Билл, зевая, потащился в ванную. Зеркало послушно отразило сонного взлохмаченного парня. «Надо бы постричься», — подумал он, опёршись на раковину и разглядывая своё отражение. Вроде ничего особенного. На что же так посмотрел мистер Малфой? Взгляд скользнул ниже. А, понятно. Расстёгнутая пижамная куртка открывала грудь, перечёркнутую пятью косыми шрамами, — Грейбэк наградил. Хорошо хоть, он тогда был в человеческом обличье. Ну, в не-совсем-зверином, так точнее. Раны были неглубокими, но заживали очень долго и оставили после себя эти белые борозды. Билл коснулся их, поморщился и запахнул куртку. Потом сообразил, что надо под душ, сорвал куртку, разозлился. Настроение было ни к чёрту.

Целый день Билл тщательно проверял оставшиеся комнаты. Занятие утомительное и долгое, особенно для одного. Он часто отдыхал, но обед пропустил — аппетита не было. В одной из дальних комнат его настиг серебристый медвежонок — патронус Астории. Сегодня они остаются у её родителей. Биллу в очередной раз было предложено чувствовать себя как дома, чем он и воспользовался: отправился бродить по парку. Погода стояла пасмурная — под стать настроению. Слоняясь по парку, Билл проверял некоторые участки Выявляющими, хотя и был уверен, что это ничего не даст, — наверняка там всё перекопано вдоль и поперёк. И действительно: подогрев, защита от вредителей. Чары от сорняков. Удобрения. Для очистки совести он осмотрел самые дальние уголки парка и старые деревья. Тоже ничего. Внезапно Билл ощутил смертельную усталость. Наплевав на приличия, он вытянулся на куче сухих листьев и уставился в низкое, набрякшее от непролитого дождя небо. Руки противно дрожали. Сколько же заклинаний он сегодня сотворил? И всё без толку. Но почему, чёрт возьми, миссис Малфой не изменила завещание? Забыла? Похоже на то. Или всё-таки она не планировала заменять завтрак прыжком из окна? Билл с удивлением осознал, что ему не всё равно. Но сейчас думать об этом не хотелось. Он полежал ещё немного, отрешённо наблюдая за кружащими в воздухе листьями, пока из лохматых туч не брызнул холодный дождь. Поднявшись со своего шуршащего ложа, Билл отряхнулся и поспешил в дом, думая, что и у мистера Малфоя день, наверно, не задался.

* * *

Очевидно, «не задался» было слишком мягким определением. За минуту до ужина мистер Малфой влетел в столовую, отрывисто поздоровался. Услышав, что новостей нет, коротко кивнул и опустился в кресло. Эльфы накрыли на стол, но он проигнорировал еду и потянулся к вину. Билл, вяло ковыряясь в салате, мог наблюдать за тем, как мистер Малфой старательно напивается. Он прихлёбывал из бокала — нежадно и как будто неторопливо, но эльфы уже дважды заменяли опустевшую бутылку. И всё это в полной тишине, которая так отличалась от дружелюбного молчания, царившего во время обеда в гостевой спальне. Билл понимал, что он просто пытается расслабиться после дня в министерстве, и не собирался его осуждать, но почему-то не мог побороть чувство дискомфорта. Наверно, просто привык видеть мистера Малфоя другим — спокойным, невозмутимо-ироничным… Словно почувствовав взгляд Билла, тот поднял покрасневшие глаза.

— Что же вы не едите? — спросил он чуть охрипшим от выпитого голосом. — Невкусно?

— Просто нет аппетита.

— Вот и у меня тоже, — мистер Малфой резко поднялся. — Если что, я у себя в кабинете.

Услышав звук захлопнувшейся двери, Билл устало откинулся на стуле. Стянул салфетку и рассеянно швырнул её прямо в многострадальный салат. Пожалуй, стоило затеять разговор или спросить, как всё прошло. Хотя, и так ясно. Билл вдруг представил, как мистер Малфой сидит в полутёмном кабинете с бутылкой вина, и его глаза краснеют всё больше, а движения становятся небрежными. От этой мысли стало совсем паршиво. Тишина, царящая в доме, давила, словно толща воды. Билл поднялся и вышел из столовой.

Мистер Малфой сидел за пустым письменным столом.

— Что такое? Что-то случилось?

— Да нет, я просто… Просто так.

— Вон оно что, — протянул тот, окинув его внимательным взглядом, и недобро улыбнулся. — Ну что ж, прошу.

— Если я помешал…

— Нет, вовсе нет, — Люциус поднялся из-за стола и скользнул навстречу. — Проходите же, — он ухватил Билла под локоть, подталкивая к софе, с которой стекала небрежно скинутая мантия. Взмахом палочки он отправил мантию в дальний угол и вновь одарил Билла лисьей усмешкой.

— А не выпить ли нам?

— Нет, спасибо.

— Бросьте, совсем чуть-чуть. Всего лишь ликёр, в качестве диджестива. Очень полезно, знаете ли, — говоря это, мистер Малфой уже вовсю рылся в баре. — Вот, замечательный «Куантро». Годится?

— Годится, — обречённо кивнул Билл. Притворное радушие нервировало ещё больше, чем мрачное молчание, и он уже пожалел, что пришёл. Тоже, выискался тут спаситель хандрящих малфоев. Сиди вот теперь.

— Прошу, — мистер Малфой опустился рядом и, развернувшись вполоборота, протянул ему рюмку. — Попробуйте.

Билл глотнул и чуть не закашлялся. Мерлин и Моргана, какая же у этого ликёра крепость? Никак не меньше сорока.

— Нравится? — мистер Малфой наблюдал за ним с нескрываемым удовольствием.

— Очень, — прохрипел Билл, ощутив на выдохе терпкий апельсиновый вкус.

— Вообще-то, пить его надо залпом, — Люциус как бы невзначай придвинулся ближе. — Тогда вы в полной мере ощутите этот вкус и тепло… Послушайте, а что мы всё на «вы»? Может, оставим церемонии, вы не против?

— Нет, — Билл вжался в софу, потому что мистер Малфой придвинулся уже вплотную.

— Вот и отлично, — тот подался вперёд, сплетая их руки. — На брудершафт, да? — и прежде чем Билл успел возразить, тронул его рюмку своей, мурлыкнул: «Ваше здоровье» и в два глотка выпил ликёр. Биллу ничего не оставалось, как последовать его примеру.

Крепкий алкоголь обжёг горло и жидким огнём пролился в пустой желудок. Билл выдохнул и невольно зажмурился, ощущая выступившие слёзы. А когда открыл глаза, Люциус был совсем близко. Момент — и его губы накрыли рот Билла, впиваясь в него грубым поцелуем. Тот попытался отодвинуться, но Люциус ухватил его за плечо свободной рукой, прижимая к подлокотнику, игнорируя отчаянное мычание и попытки вырваться. Билл ещё успел прикинуть, насколько невежливым будет дать по морде собственному нанимателю, как вдруг что-то изменилось. Ладонь, стиснувшая плечо, ослабила хватку. Тёплые пальцы невесомо скользнули по шее и дальше; погладили, зарылись в волосы, сжали затылок сильно, но нежно, заставляя запрокинуть голову. Билл замер. Давно, очень давно никто не касался его… так. Поцелуй больше не был нападением. Теперь губы Люциуса ласкали — неторопливо, дразняще, они уговаривали и обещали, согревая особым, таким нужным теплом. Заворожённый этой почти позабытой теплотой, Билл разомкнул губы, и оба сладко вздрогнули. Языки соприкоснулись, изучая, находя особый, общий для них ритм, и это было так хорошо, так…

Тяжёлая рюмка выскользнула из пальцев Люциуса, звякнула о паркет, и они вскочили на ноги, задыхаясь, ошалело глядя друга на друга. Билл зачем-то сунул ему свою рюмку, и Люциус зачем-то её взял. Они постояли так ещё немного, а затем Билл, развернувшись, вылетел из кабинета. Люциус смотрел на захлопнувшуюся дверь, трезвея с каждой секундой.

День выдался отвратительный. Началось всё ещё ночью — с кошмара. Во сне он увидел себя идущим по одной из аллей парка, освещённой тусклым красноватым светом. Рядом шла женщина — мёртвая женщина, он знал это. Краем глаза мог видеть руку, небрежно лежащую на сгибе его локтя, — с посиневшими ногтями и измазанными землёй пальцами. Холод её прикосновения ощущался даже сквозь тяжёлую ткань парадной мантии.

— Род проходит, и род приходит, — нараспев говорила женщина глуховатым голосом, — а древо Малфоево пребывает вовеки. И это правильно, Люциус. Давай почитаем друг другу ещё что-нибудь.

Ледяные пальцы впивались в предплечье, запах тлена усиливался.

— Посмотри на меня, Люциус, — шептало оно. — Взгляни мне в лицо, ну же…

И он понимал, что голос звучит глухо из-за земли или червей, сыплющихся изо рта, и не хотел, не хотел смотреть, но знал, что должен…

Он проснулся, резко сел на кровати. Оглядевшись, с облегчением откинулся на простыни и понял, что запах тлена не исчез. Осветив комнату, увидел, что кровать — это гигантский кусок гниющей плоти, а укрыт он мёртвой кожей. И тогда Люциус закричал и проснулся — на этот раз по-настоящему. Вскочив с постели, бросился в ванную и больше часа просидел в горячей воде. Оставшееся до утра время потратил на подготовку к визиту в министерство, втайне надеясь отделаться малой кровью и отвязаться от них побыстрее. Наивный. Какие-то «специальные эксперты» задали множество хорошо знакомых вопросов о Лорде и Пожирателях, и он еле сдержался, чтобы не посоветовать им заглянуть в протоколы допросов, коих в аврорате скопился не один десяток. Мерлин, неужели это никогда не закончится? Как ни странно, Андромеду, также упомянутую в завещании, допрашивали ещё дольше. Идиоты. В Гринготсе всё прошло гладко, но процедура оказалась такой долгой и беспощадно нудной, что Люциус засомневался, что же хуже: идиоты или бюрократы. В результате к вечеру он был абсолютно выжат. А тут ещё Билл — пожалеть вздумал…

Люциус вздохнул, поставил на тумбочку осточертевшую рюмку и опустился на софу. Надо быть объективным: жалость не в стиле Билла. Он хотел проявить сочувствие. Быть может, поддержать. И не его вина, что Люциус Малфой просто не умеет принимать такие подарки. Да, этому ни отец, ни дед не учили. Только Нарцисса могла, но…

— Её больше нет, — вполголоса произнёс он. — А ты выместил на нём злость.

Поправка: попытался выместить. Потому что то, что сейчас случилось, явно вышло за пределы маленькой мести. Хотелось уколоть, унизить — и алкоголем, и поцелуем, но получил он куда больше, чем мог рассчитывать, о да. Люциус судорожно сцепил руки в замок, припоминая подробности. Когда он утратил контроль? Наверно, когда ощутил запах, перекрывший тяжёлый аромат ликёра. От Билла пахло опавшими листьями, дымом и дождём — прохладный запах, а сам он был таким горячим под тонкой тканью рубашки, и его губы двигались так чувственно, отвечая на поцелуй…

Люциус вскочил с софы и принялся расхаживать по кабинету. Да что же это такое, чёрт подери? Билл согласился помочь, хотя был вовсе не обязан, а он… Глупо, очень глупо. Следует извиниться, немедленно. Нет, уже поздно, придётся ждать до завтра. А сейчас самым разумным было бы отправиться в заведение мадам Бриджит и провести пару часов с послушным и понятливым юношей. Да только не хотелось. Вернее, хотелось, но не этого. Значит, спать. От одной мысли о кровати в спальне Люциуса бросило в дрожь, и он, поразмыслив, наколдовал себе плед и пару подушек и улёгся всё на ту же софу. Закрыв глаза, попытался отвлечься от мысли о том, кому из них принадлежал приглушённый стон, прозвучавший недавно в этой комнате. Он действительно не знал.

Как ни странно, заснул Люциус почти мгновенно, а во сне видел осенний парк, укрытый пеленой дождя.

* * *

За завтраком они избегали смотреть друг на друга, но потом направились в кабинет — утренние «военные советы» уже вошли у обоих в привычку. Люциус, усевшись за стол, нервно барабанил пальцами по крышке, но смотрел прямо.

— Я должен извиниться перед вами. Вчера я позволил себе…

— Я думал, мы теперь на «ты».

Пауза.

— Да, конечно. Что ты собираешься делать сегодня? Как я понял, осмотр комнат ничего не дал?

— Нет. Будем рыться в архивной пыли.

— То есть всё-таки проклятие рода? — нахмурился Люциус.

— Ну, не обязательно. Возможно, что-то не так с этим местом. Просто я ставлю на древнее проклятие.

— Почему же?

— Хотя бы потому, что мы не нашли никаких следов. Абсолютное большинство современных проклятий несложно обнаружить, даже самые изощрённые. Они оставляют чёткий свежий след. Если знаешь, как искать, конечно. Обычно я трачу два-три дня на самые трудные случаи. А здесь — ничего.

— Ладно, но я по-прежнему не понимаю, как поколения Малфоев могли не заметить проклятие.

— Совсем ничего? Никаких преданий, семейных суеверий?

— Нет. Я думал об этом, но нет.

Билл поднялся и, по привычке, принялся расхаживать туда-сюда.

— Возможно, оно было здесь ещё до вас. Или было наложено непосредственно на ваш род, но оставалось активным недолго. Бывают «спящие» проклятия.

— Крайне редко.

— Но бывают. Их могут пробудить магические катаклизмы — война, например. Или какое-то немасштабное, но значимое для рода событие. Ну, кровосмешение там. Осквернение фамильного склепа. Пропажа или уничтожение артефакта.

— К примеру, родовой палочки, — Люциус внимательно разглядывал своё отражение в полированной поверхности стола.

Билл остановился.

— Да, об этом я подумал в первую очередь, — осторожно сказал он. — Но не факт. У вас ведь практически жил самый сильный тёмный маг столетия, и…

— Он здесь не жил, — перебил Люциус, уколов его взглядом. — Но… ты прав. Всё это кажется вполне логичным. Сейчас, я полагаю, тебе нужна наша библиотека?

В гигантской полутёмной комнате царил идеальный порядок, несмотря на недавний обыск, — эльфы постарались.

— Потайные полки ты уже видел, но я их открою — может, найдёшь что-то полезное, — Люциус кружил по комнате, постукивая палочкой по стеллажам, и те раздвигались с тихим скрипом. — Книги по истории здесь, — он указал на ряд полок. — Что именно тебе нужно?

— Для начала всё, что есть об этой земле.

Люциус подумал немного и призвал пару толстенных томов.

— Вот. И я сразу дам тебе летопись рода, — он подошёл в солидному дубовому столу, стоящему в центре комнаты, и постучал по нему палочкой, пробормотав что-то. На столешнице возникла огромная книга в тёмной обложке, украшенной изображением серебристого дерева. «Герб», — догадался Билл.

— Я сегодня буду занят, — продолжал Люциус. — Решил привести в порядок все дела, касающиеся наследования, а то мало ли, — он невесело усмехнулся. — Не знаю, на сколько это затянется. Перья и пергамент в том шкафу, если что-то понадобится — зови эльфов.

— Хорошо.

Тот кивнул на прощание и вышел. Билл смотрел ему вслед, чувствуя одновременно и облегчение, и разочарование. Отогнав неуместные мысли, принялся за чтение. Одна из книг была написана на странной смеси латыни и староанглийского, но он упрямо продирался сквозь текст, делая пометки на пергаменте, и не заметил, как подошло время обеда. Люциуса за столом не было. Билл наспех перекусил и вернулся в библиотеку. Работы хватило до вечера, а результатом явился исчёрканный вдоль и поперёк пергамент. Голова трещала от мешанины ненужных фактов и давно позабытых имён. Он с тоской поглядывал на летопись, представляя, сколько дней ему придётся изучать многовековую историю рода. Надо выработать какую-то систему… Завтра. Сейчас он способен вырабатывать только углекислый газ. Прихватив пергамент, Билл отправился ужинать. На этот раз за столом собрались все. Люциус рассказал о своих бюрократических мытарствах, и они посочувствовали ему, заодно обсудив последние министерские назначения. Из-за стола тоже поднялись вместе. Люциус с Биллом шли впереди.

— Кое-что нашёл, — сказал Билл, не дожидаясь вопроса. — Но надо проверить. Я могу забирать книги из библиотеки?

— Разумеется. Или, если хочешь, можешь работать прямо там — хоть до утра. Я велю эльфам принести свечи.

Билл поблагодарил, подумав про себя, что чёрта с два он будет сидеть в библиотеке ночью. Малфой-Мэнор, конечно, был невероятно красив, но ему не давало покоя какое-то зловещее напряжение, разлитое в воздухе. Дурные предчувствия усиливались под вечер, и даже собственная комната казалась… неуютной. Билл привык доверять своей интуиции — она не раз выручала его. Но сейчас оснований для беспокойства как будто не было — цветы не вянут, люстры на месте. Да и остальные, похоже, ничего такого не ощущали. «Это всё из-за бессонницы», — решил Билл, поднимаясь по лестнице вслед за Люциусом. На втором этаже Драко с Асторией пожелали им доброй ночи и удалились, обнимаясь и смеясь над чем-то своим.

— Ты сейчас в библиотеку? — спросил Люциус.

— Нет, поработаю у себя.

— А. Ну… хорошо.

— Хорошо.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Они зачем-то постояли ещё немного, а потом повернулись и разошлись в разные стороны.

* * *

В спальне Билл обложился принесёнными из дома книгами и принялся разбирать факты, вынесенные на пергамент. Через несколько часов, ещё раз всё перепроверив, он отправился в душ. Почистил зубы. Освежил в памяти пару глав из любимого руководства по ликвидации проклятий. А когда часы весомо пробили один раз, понял: грядёт очередная бессонная ночь. Отложив книгу, Билл поднялся и подошёл к окну. Думать о проклятиях он уже просто не мог, и мысли вернулись к тому, что произошло вчера.

Поцелуй, Билл. Это называется поцелуй.

Конечно же, это было шуткой. Не самой тонкой, но всё же шуткой. Наверняка в трезвом состоянии Люциус бы не позволил себе такого. Кроме того, он пытался извиниться сегодня, хотя Билл и не сердился. Сам виноват — нечего лезть с сочувствием, когда не просят. А вот убегать в панике было вовсе не обязательно. Также как и прижиматься к Люциусу, потеряв на мгновение голову, отчаянно прося ласки. Наверное, ему потом было очень смешно. А может, и не очень. Билл прижался пылающим лбом к холодному стеклу, старательно не думая о том, как нежно пальцы Люциуса вплетались в его волосы, как один из них — кто? — глухо застонал. Однажды Билла занесло в какой-то второсортный паб. Там вертлявый юнец в пёстрых шмотках плюхнулся ему на колени и поцеловал. Даже будучи мертвецки пьяным, Билл запомнил, что мокрый, отдающий дешёвым парфюмом поцелуй ему не понравился. Он отшвырнул парня в угол и больше в тот паб не ходил. А с Люциусом, наверное, могло бы быть совсем по-другому. Как? Вообще-то Билл не был ханжой, равно как и ярым защитником секс-меньшинств. Просто он искренне не понимал тех, кому небезразлично с кем и как спят абсолютно посторонние им люди. Но и всерьёз о таких отношениях не задумывался. До вчерашнего вечера.

Ты не о том думаешь.

Точно. Он расследует гибель человека и пока ни черта не нашёл — вот о чём следует беспокоиться в первую очередь. А то, что случилось… Просто крепкая алкогольная дрянь ударила в голову.

Билл отлепился от стекла и поплотнее запахнул пижамную куртку. Хотелось чая — свежего, горячего, ароматного. Лучше с бергамотом, чтобы смыть навязчивый апельсиновый вкус, преследующий его весь день. Эльфов вызывать не хотелось — в Норе их никогда не было, и Билл так к ним и не привык. А уж после гибели Добби и вовсе не мог заставить себя помыкать этими безответными глазастиками. Интересно, насколько неприличным будет бродить по чужому дому во втором часу ночи? Промаявшись ещё с полчаса, Билл всё-таки решился и выскользнул в недружелюбную темноту коридора. Ночной Мэнор казался не спящим, а затаившимся. Он непроизвольно ускорил бесшумные шаги. Кажется, кухня должна быть где-то здесь…

Толкнув тяжёлую дверь, Билл увидел Асторию: она пыталась разрезать огромный кусок копчёной грудинки, лежащий на столе. Дверь предательски скрипнула, Астория испуганно вскинула голову.

— Билл, — она явно была смущена, но старалась спрятать растерянность за улыбкой. — Вам тоже не спится?

— На чай зашёл. А вы?..

— А я проголодалась, — она вновь обезоруживающе улыбнулась. — Вторая беременность нелегко даётся, и Драко следит за моим питанием. По ночам даже у эльфов ничего не допросишься, кроме… — она скривилась, — йогурта и фруктов. А мне вот захотелось... знаю, что вредно, но…

Свободная шёлковая пижама скрывала чуть раздавшуюся талию Астории, но подчёркивала худенькие плечи. Взлохмаченная и бледная со сна, она казалась совсем юной. «Ровесница Джинни», — вспомнил Билл, наблюдая, как Астория, повертев в руках здоровенный нож для мяса, безошибочно повернула его тупой стороной вниз и вновь атаковала грудинку. Билл, пытаясь сдержать смех, подошёл ближе.

— Мэм, немедленно сдайте холодное оружие.

— А в чём меня обвиняют, мистер Уизли, сэр?

— В издевательстве над говядиной и попытке изощрённого суицида.

— О, — забравшись на высокий табурет, Астория азартно наблюдала, как Билл роется в кухонном шкафу. — И что мне за это будет?

— Боюсь, что поздний ужин. Или ранний завтрак.

Через некоторое время Астория, дважды опустошив свою тарелку, блаженно вздохнула.

— Билл, это просто божественно.

— Всего лишь яичница с грудинкой, — он улыбнулся и налил себе ещё чая.

— Но самая лучшая на свете, — уверенно заявила Астория, возвращая улыбку. — А можно и мне чашечку?

Они сидели в уютной тишине, прихлёбывая чай.

— Послушай, Астория, — решился наконец Билл, — на самом деле я здесь не из-за коллекции артефактов.

— Мы догадались, — вежливо кивнула та, — и старались вам не мешать. А ты… нашёл что-нибудь?

Билл покачал головой.

— Ты не замечала в поведении Нарциссы чего-нибудь странного? Что угодно?

— Я думала об этом. Полагаю, мы все думали. Но — нет. Только вот одна мелочь…

— Какая?

— Да глупость, наверно, — она смущённо водила ложечкой по столешнице. — Ну, в общем, я думаю, что Нарцисса боялась находиться в доме. То есть, не то чтобы она выбегала оттуда с криками, но ей как будто было неуютно там одной. Она всегда старалась быть с кем-то — так мне казалось, или по полдня проводила в саду, занималась своими розами. По-моему, она даже говорила что-то такое, — Астория нахмурилась, вспоминая. — Мы тогда решили, что это всё нервы, — оно и понятно, после войны. Она ещё жаловалась, что плохо спит.

— Кошмары?

— Нет. То есть, про кошмары не говорила. Но ты, наверно, знаешь, что в тот вечер она выпила зелье Сна-без-сновидений.

— Но я не мог знать, принимала ли она его постоянно. Выходит — да.

Билл внимательно посмотрел на неё.

— Скажи, а ты нормально спишь?

— Ну да. Если только не проголодаюсь.

— Дурные сны?

— Нет. Вообще, кстати, снов теперь не вижу. Хотя раньше снились каждую ночь, такие яркие, — она встревоженно посмотрела на Билла. — Думаешь, есть опасность?

— Похоже, что нет. Но если заметишь или почувствуешь что-нибудь…

— Сразу доложу! — шутливо козырнула Астория. — Я тоже хотела кое-что сказать, — она поёрзала на стуле. — Не знаю, представляешь ли ты, что тут происходило во время войны…

— Представляю. Мист… Люциус рассказывал.

— Надо же, — она окинула его пытливым взглядом. — В общем, никто из нас не верит, в версию аврората. Но Люциус, по-моему, в глубине души сомневается. Учитывая всё, что ей довелось пережить… Словом, он думает, что Нарцисса и впрямь могла, и… винит себя в этом. Конечно, он с нами не откровенничает, но так мне кажется.

Билл молча смотрел на неё. Он и забыл, какими проницательными бывают эти девчонки.

— И он не самый простой человек, прямо скажем, — продолжала Астория, смущённо теребя рукав пижамы. — То есть, я-то, конечно, от него только заботу видела, но допускаю, что иногда он может…

— Всё нормально, мы отлично сработались, — заверил Билл, надеясь, что ему удалось не покраснеть.

— Да? Нам, в общем-то, тоже показалось, что вы поладили, — она вновь взялась за чашку. — А у нас есть что-нибудь к чаю?

Билл закатил глаза.

— А ты не лопнешь?

— Лопну, — счастливо улыбнулась Астория. — Но оно того стоит!

Они усугубили «поздний ужин» лимонным кексом и, довольные жизнью и друг другом, разошлись по комнатам. На этот раз Биллу удалось заснуть.

За завтраком Билл ограничился чаем — после ночного пиршества он на еду смотреть не мог. Астория же играючи расправилась с огромной порцией взбитого творога и потянулась за добавкой.

— А где Люциус? — она обернулась к мужу. — Разве он сегодня собирался в министерство?

— Нет, — тот аппетитно хрустнул тостом. — Просто велел завтракать без него.

— Странно. Билл, зайдите к нему — думаю, вы сможете накормить кого угодно, — Астория незаметно подмигнула, и тот не смог сдержать улыбку. Драко удивлённо посмотрел на них.

— Так и сделаю, — серьёзно кивнул Билл. Он и впрямь собирался к Люциусу. Войдя в кабинет, не сразу заметил его хозяина — тот сидел на широком подоконнике, подставив лицо мягкому свету бледного осеннего солнца.

— А, Билл. Доброе утро, — он соскользнул на пол и приоткрыл створку, впуская прохладный воздух. — Хорошо, что зашёл. Я хотел кое о чём попросить.

— Какое совпадение, — улыбнулся Билл.

— Прекрати поиски.

— Что… Что??

Люциус избегал смотреть на него, но голос звучал твёрдо.

— Мы прекращаем поиски. Сегодня же.

— Но почему? Зачем же тогда было…

— Да-да, — Люциус примирительно вскинул ладонь, — я сожалею, что отвлёк тебя от дел и вынудил тратить время здесь. Разумеется, я возмещу…

— И всё же я имею право знать, в чём дело, — Билл начинал злиться. Он проделал такую работу, и теперь ему предлагают бросить всё на полпути. Невероятно.

— Да просто потому, что я так хочу! — Люциус тоже выглядел раздражённым. — Говорю же, я за всё заплачу.

— Да иди ты к чёрту со своими деньгами! — возмутился Билл. — Я…

Тут он вспомнил слова Астории. Посмотрел на Люциуса. Тот стоял, скрестив руки на груди, упрямо глядя в сторону.

— Ты боишься… — ляпнул он и тут же об этом пожалел. Люциус глянул на него, да так, что Билл отступил на шаг. Но вдруг поник, зябко передёрнул плечами и отвернулся к окну.

— Ты прав, боюсь, — голос был усталым и бесцветным. — Если никакого проклятия не было, и она… я не хочу знать. И я имею право отказаться от этого знания.

Возразить было нечего. Но Биллу очень не нравилось то, как Люциус вцепился в подоконник, как побелели костяшки судорожно сжатых пальцев. Он подошёл ближе.

— Не знать наверняка и всю жизнь мучиться неопределённостью? По-моему, незнание и есть самое страшное.

— Смотря когда.

— Если ничего нет, то ты сможешь справиться с этим, я уверен, — Билл мягко коснулся его плеча, чуть сжал. — Но если это всё же проклятие, подумай, стоит ли твой страх того, чтобы рисковать здоровьем остальных.

По-прежнему не глядя на Билла, Люциус поднял руку, накрывая ладонью его пальцы.

— Мы уже столько всего проверили — и ничего.

— Да мы только начали, — возразил Билл, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Теперь он просто не мог позволить себе сомневаться. Люциус повернулся, и он смог оценить его бледность и тени, залёгшие под глазами. Но он улыбался, и Билл улыбнулся в ответ. Потом Люциус медленно опустил руку — будто погладил сжатые пальцы, и он, смутившись, выпустил его плечо.

— Так чего ты хотел?

— Я… да. Поговорить с портретами.

— Думаешь, будет толк?

— Обязательно. Они замечают и помнят гораздо больше, чем люди. И как я о них позабыл, — Билл недоумённо развёл руками. — Хотя, у вас я пока ни одного не видел.

— И не мог, они в дальней комнате. Некоторые отправились туда ещё до войны.

— Почему?

— Увидишь. Остальные были убраны после ремонта — Нарцисса настояла.

Люциус порылся в ящике стола и извлёк причудливо изогнутый старинный ключ.

— Пойдём, это внизу.

«Дальняя комната» оказалась чем-то вроде галереи без окон, уходящей от гостиной вниз, как понял Билл, под землю. Когда они вошли, под высоким потолком вспыхнули факелы. Странное место для фамильных портретов.

— Никому они особо не интересны, — Люциус словно подслушал его мысли. — Кроме того… — они подошли ближе.

— Маггловский портрет?!

— И не один.

— Но почему? — Билл искренне недоумевал, как Малфои могли обращаться к «немагическим» художникам.

— Почему бы и нет? Здесь есть работы самых выдающихся портретистов разных эпох. Малфоям должно иметь только лучшее, а кое в чём магглы нас превосходят, — тут он вспомнил, от кого слышал эти слова, и поморщился. В памяти всплыл мерцающий взгляд красных глаз и змеиное шипение…

— Да, великие умы мыслят одинаково, — сказал вдруг Билл. Люциус вздрогнул и обернулся, а тот пояснил:

— Мой отец то же самое говорит.

Люциус понял, что его дразнят.

— Я никогда не считал Артура идиотом. Вот недотёпой и жалким магглолюбцем…

— Эй!

Они рассмеялись, и сумрачные тени недовольно всколыхнулись по углам.

— Ладно, — Билл шагнул дальше. — А нормальные, то есть магические портреты имеются?

— Конечно. И некоторые весьма разговорчивы.

Свернув за угол, они резко остановились: на стенах висели пустые холсты.

— Хм. Они всегда так? — Билл сотворил Люмос и шагнул к ближайшему багету.

— Нет... — Люциус, казалось, был удивлён не меньше. — Некоторые, самые старые, иногда уходят. Но чтобы все...

Они прошлись до конца галереи, но обнаружили лишь обычные портреты и опустевшие холсты.

— Тётя Августа! — Люциус постучал палочкой по тёмной раме. — Тётя!

— Вряд ли ты их теперь дозовёшься, — Билл бегло осмотрел оба ряда. — Это... — он замолк, поднимая палочку с белым шариком Люмоса. В самом конце галереи висел ещё один портрет. Он был маггловским, но Биллу показалось, что изображённый человек смотрит прямо на них. Худощавый старик, совсем древний, седой. Но ни окладистая борода, ни скромная чёрная мантия не могли придать ему хоть сколько-нибудь благообразия. В его лице сочетались все фамильные черты Малфоев, но они были столь ярко выражены, что породистость стала гротеском, насмешкой: по-малфоевски высокий лоб был чрезмерно выпуклым, больше светлые глаза — выпученными и водянистыми; крупный тонкий нос напоминал ястребиный клюв, и под ним, довершая картину, кривились в постной усмешке неприятно яркие губы. Билл смотрел на него, заворожённый столь полным, безусловным уродством.

— Нравится? — Люциус тоже подошёл ближе.

— Нет, — с чувством ответил тот.

— Не красавец, конечно, но ему это не мешало, — Люциус указал на имя, стоящее внизу — "Хьюго". Фамилия тут не требовалась. — Ты был прав, я так никого и не выманил.

— А, это... да, — Билл с усилием отвёл взгляд от жуткого портрета. — Пойдём отсюда.

Уходя, он вновь оглянулся, и на миг показалось, что в глазах старика мелькнул алый отблеск.

В кабинете оба, не сговариваясь, встали у распахнутого окна, с наслаждением вдыхая прохладный горьковатый воздух. Глаза слезились после факельного сумрака, и Билл зажмурился, растирая затёкшую шею.

— Понятия не имею, что могло случиться с портретами, — сказал Люциус.

— Ну, в некотором смысле они очень даже нам помогли, — Билл присел на подоконник и, не сдержавшись, слегка потянулся. Люциус смотрел на него со странным выражением: любопытство и что-то ещё, такое...

— Ты о чём?

— Ну как же: обитатели портретов попрятались — значит, проклятие.

— Но мы не можем знать...

— Я — знаю, встречал такое не раз. Это один из главных признаков мощного проклятия. И судя по тому, что ушли все и сразу, против нас играет кто-то очень сильный, — Билл вдруг улыбнулся — широко, азартно. — Но мы его обставим. Люблю сложные задачки.

Тут он вспомнил о Нарциссе.

— М-м... То есть, я не хотел... — он виновато опустил глаза.

— Ничего.

Ветерок запутался в волосах Билла и завладел одной из тонких тёмно-медных прядей. Поиграл, приласкал, попытался забрать себе и, рассердившись, швырнул ему в лицо. Прядка зацепилась за ресницы, скользнула по губам. Билл фыркнул, но убирать её не стал. Люциус протянул руку — медленно, будто давая возможность отстраниться, и коснулся его лба. Билл поднял глаза. Люциус смотрел отрешённо, словно бы мимо, но его пальцы ловко поймали непокорную прядь, убрали за ухо, а потом... вернулись. Легко тронули висок, покрасневшую скулу, осторожно спустились по белым отметинам шрамов. Люциус касался его так тонко и чутко, словно незрячий, и Билл затаил дыхание, ощутив, как тёплые пальцы разгладили чуть наметившуюся горькую складку у рта и нерешительно замерли. Билл потянулся к ним губами...

— Хозяин Люциус! Что нужно сделать к завтрашнему приёму?

Голосок эльфа прозвучал для них, словно удар грома. Билл отпрянул. Люциус обернулся, и эльф углядел в его лице нечто такое, от чего испуганно пискнул и юркнул под кресло. Люциус вновь повернулся к Биллу, который отчаянно пытался не покраснеть ещё больше.

— Я... — хрипло начал он. Кашлянул. — Забыл сказать. Завтра мы ждём гостей. Небольшой приём.

— А.

— Я в последнее время редко выхожу, вот люди и говорят... всякое, — зачем-то пояснил Люциус. — Необходимо устроить светский шабаш.

— А.

— Ты присоединишься к нам?

— Я? Нет. Э-э... спасибо. Светские приёмы — не моя стихия, — Билл неловко улыбнулся.

— Уверен? Астория очень на тебя рассчитывает.

— Нет, я лучше в Лондон — с сестрой хочу повидаться.

— А, младшая Уизли. Джиневра, кажется? Поминает, наверно, меня добрым словом, — настала очередь Люциуса нервно улыбаться. — Кстати, уходить можешь в любое время — я же тебя не в рабство купил.

— Да... хорошо.

Люциус подошёл к дрожащему мелкой дрожью креслу и несильно пнул его.

— Линни! Собери всех в гостиной.

И вышел. Когда его шаги стихли, Билл тоже выскользнул из кабинета и быстро прошёл к себе. В ванной долго плескал в лицо ледяной водой, но прикосновения Люциуса всё равно огнём горели на коже.

И на алкоголь теперь ничего не спишешь.

Чёрт.

* * *

Летопись была такой тяжеленной, что Билл всерьёз задумался, что же проще: передвинуть её к краю или уменьшить стол. Он решил для начала бегло просмотреть книгу, а потом изучить как следует, если понадобится. Вернее, когда понадобится, — он чуял, поблажек в этом деле не будет. К счастью, текст был написан вполне доступно. Взгляд Билла скользил по страницам, фиксируя основные факты, не останавливаясь пока на именах и деталях. В комнату тихонько вползали серые осенние сумерки.

— Зачитался?

Каким-то образом Люциус смог подкрасться незамеченным. Обычно такое удавалось только Джинни.

— Держу пари, ты забыл про ужин. Не говоря уже о том, что пропустил обед, а на завтрак не ел ничего, кроме чая.

— О, — Билл ощутил, что и впрямь ужасно голоден. — А как ты узнал про завтрак?

— Из надёжных источников.

— Представляю, — Билл не смог сдержать улыбку. — Твоя невестка — большая проныра, знаешь?

— О, да. Иначе бы я и не благословил этот брак, — чопорно ответил Люциус. Он тронул летопись палочкой, и она исчезла. — Хватит на сегодня, весь день тут сидишь. Как я уже сказал, ты не в рабстве. А это что? — он хищно прищурился на исчёрканный пергамент.

— Это мне нужно, — Билл быстро скатал свои заметки.

— Так и быть. А теперь — ужинать.

В этот момент на столе возникло блюдо с сырами, салат, утка и столовые приборы. В центре торжественно утвердилась чуть запоздавшая бутылка вина.

— Что ещё за фокусы? — громко спросил Люциус.

— Молодая хозяйка велела накрыть для вас здесь, хозяин, — придушенно пискнуло из-под стола.

Тот, пробормотав что-то вроде "ещё какая проныра", улыбнулся Биллу.

— Если уж нас выставили, предлагаю поужинать здесь.

— Я не против, — кивнул Билл, от души забавляясь. Наверно, в следующий раз им накроют в портретной галерее. Или на крыше.

Некоторое время они ели молча.

— Судя по тому, что ты не донимаешь меня вопросами, в летописи тоже ничего нет, — сказал наконец Люциус.

— Ну, — Билл придвинул к себе блюдо с уткой, — я пока не углублялся. Но вообще-то меня уже заинтересовали два факта.

— Какие же?

— Первое... Тебе положить? — ловко управляясь с ножом, он отрезал ещё кусок утки — для Люциуса. — Первое: слишком мало информации о Хьюго Малфое.

— Разве?

— Сам посуди, — Билл развернул пергамент с выписками, прижав его солонкой.

— Читать за едой — дурной тон, — как бы между прочим заметил Люциус.

— Как и есть в библиотеке, — невозмутимо ответил Билл. Тот закатил глаза, но ничего не сказал.

— Ну вот, если отбросить словесные завитушки, факты таковы: родом он с континента, но о происхождении ничего не известно. Долгое время служил королю Франции, был весьма уважаемым и влиятельным человеком. Почему-то переехал в Англию. Построил Мэнор, оставил после себя троих сыновей и фамилию "Малфой".

— И что здесь странного?

— Но он же основатель рода! О таких слагают легенды и заучивают их биографии ещё в детстве.

— Недостаток сведений легко объяснить, — Люциус подлил себе и Биллу вина. — Аристократию создаёт время. Вряд ли Хьюго был озабочен тем, чтобы донести до потомков своё подробное жизнеописание. Скорее всего, не счёл это важным.

— При таком-то завещании? По-моему, он как раз пытался создать традиции рода.

— Возможно, просто не хотел разглашать некоторые факты.

— То есть?

— Ты, кажется, уже заметил, до тринадцатого века наша фамилия нигде не упоминается. Вероятно, Хьюго ушёл из рода или даже не был знатным.

— Допустим. Но почему нет ни слова о его службе при дворе? Чем он там мог заниматься?

— Ты же знаешь, тогда государства магов пребывали в упадке из-за постоянных войн, и многие были вынуждены жить среди магглов. Некоторые стали известными учёными, прорицателями, целителями. Может, Хьюго просто не хотел лишний раз вспоминать, что служил маггловскому королю. Или у него была какая-то особая должность. Мы ведь тоже пытались разузнать что-нибудь о нашем родоначальнике, но увы...

— Ничего?

— Ничего. Маркус Малфой в своих записях предполагает, что Хьюго был шпионом Англии. Вполне вероятно. И это объясняет, почему он перебрался именно сюда.

Билл задумчиво кивнул. Двенадцатый век и впрямь был неспокойным. Проще говоря, кругом царил хаос, волшебный и маггловский миры тесно переплетались. Полное разделение произошло потом, в эпоху позднего средневековья. Тогда же и сформировались официальные законы о взаимодействии с магглами.

— Или он попросту был преступником... — продолжал Люциус, прищурившись на Билла сквозь бокал рубинового вина.

— Преступником?

— Да, если прикинуть, какие средства затрачены на постройку Мэнора. Чтобы добиться успеха на пустом месте, нужно быть предприимчивым человеком. А в те времена это означало... быть разбойником.

— Это и в наше время означает то же самое, — Билл смотрел на него с весёлым любопытством. — Так что же, Хьюго был разбойником?

— Может, пиратом. А почему бы и нет? Вспомни хоть Френсиса Дрейка. Всем хотелось бы вести свой род от Мерлина, но поскобли любого аристократа и найдёшь удачливого авантюриста. Именно такие люди и занимают место в истории. Конечно, успеха можно добиться и на воинском поприще, но я сомневаюсь, что кто-то из Малфоев ходил в строю.

— Ушам своим не верю — Люциус Малфой признаёт, что его род пошёл от разбойника!

— Может быть, от разбойника, — строго поправил тот, но его глаза смеялись. — Просто логика, на самом деле. Но если что — я всё это говорил под Круцио.

— Ладно. И всё же подозрительно...

— Тебе просто не понравился его портрет, признайся, — подначил Люциус, поглядывая поверх бокала.

Билл поднял ладони, сдаваясь. Ему определённо нравилось видеть Люциуса таким: расслабленным, чуть раскрасневшимся от вина. Не то, что утром.

— А второй факт?

— Второй, хм... Ну, в общем, мне показалось странным, что Малфои всегда... выпутываются.

— М?

— У меня создалось впечатление, что вы всегда там, где смута. Перевороты, бунты, интриги — везде мелькают имена твоих предков.

— Видимо, кровь старого авантюриста даёт о себе знать. А вообще, власть принадлежит высшему сословию, что бы там не говорили ваши демократы. Мы просто не можем стоять в стороне.

— Да, но при этом... Хм. Бывало, что вы не выигрывали, но при этом никогда не проигрывали, понимаешь? Во что бы не ввязались...

— Ну и что?

— Да просто странно. И это несмотря на то, что у вас было множество врагов.

— Их и сейчас хватает, — небрежно отмахнулся Люциус. — Но мы же не в Италии, чтобы вершить вендетты под балконами. Всегда можно договориться и без кровопролития, уверяю. А насчёт остального, — он самодовольно улыбнулся, — всего лишь стратегия, прозорливость и личное обаяние.

Билл фыркнул.

— Ну, и чуть-чуть Феликс Фелицис, может быть. Не могу ручаться за всех предков, но меня, к примеру, учили не заигрывать с тёмной магией, если желаемого можно добиться при помощи денег и тонкого расчёта. Манипуляция — тоже искусство, знаешь ли. Так что вряд ли кто-то из Малфоев заключал сделки с демонами — такое бы не прошло незамеченным.

— Ты прав, прав. Кажется, я уже хватаюсь за все мало-мальски годные версии.

— Просто делаешь свою работу, — взгляд Люциуса стал задумчивым. — И я, кажется, ещё не говорил, как благодарен тебе. За всё.

— Я... э-э.. спасибо.

Люциус продолжал пристально смотреть на смущённого Билла, и тот чувствовал, что краснеет под этим взглядом. В наступившей тишине послышался мелодичный звон часов из гостиной.

— А мы засиделись, — Люциус хлопнул в ладоши и остатки ужина исчезли. — Ты выглядишь усталым, иди спать.

— Да, пойду, пожалуй. Но летопись ты всё-таки верни.

Тот фыркнул и небрежно постучал палочкой по столу. Огромный фолиант возник немым укором, Билл невольно приостановился. Люциус вздохнул и мягко подтолкнул его к двери.

— Вон отсюда, доброй ночи.

— Доброй ночи.

Подходя к дверям спальни, Билл всё ещё улыбался.

* * *

Ровно в шесть утра он открыл глаза. Накануне измученный бессонницей и чтением летописи организм выключился мгновенно, зато теперь Билл чувствовал себя выспавшимся и полным сил. Выйдя из душа, он решил с пользой провести оставшееся до завтрака время и направился в библиотеку. Фолиант в тёмной обложке всё так же терпеливо ожидал его. Билл зажёг свечи и принялся за чтение. Он листал пожелтевшие страницы и хмурился. Летопись являла собой образец повествовательной дипломатии: все скользкие моменты описывались обтекаемо, как бы между делом, а то и вовсе замалчивались. "После его смерти хозяином Мэнора стал младший из сыновей — Лестер" — почему? "Их помолвка расстроилась" — какого чёрта? "Робигус уехал в Индию, и более от него вестей не получали" — и зачем его туда понесло? "Наверно, обиделся на идиотское имя", — мрачно подумал Билл и захлопнул книгу.(1)

За завтраком царило оживление — Малфои обсуждали грядущий приём. Билл молча потягивал крепкий чай и думал о своём. Встав из-за стола, он вновь поднялся в библиотеку. Люциус догнал его у дверей.

— Что-то случилось?

— Всё нормально. Просто ваша летопись сводит меня с ума.

Выслушав его претензии, Люциус рассмеялся.

— Действительно, у нас принято оставаться в рамках приличий, даже если речь идёт о летописи рода. Но некоторые истории у всех на слуху — из разряда тех, о которых не пишут, но все и так знают, в чём там было дело. Кое-что я, наверно, смогу объяснить, — он поудобнее устроился в кресле и выжидающе посмотрел на Билла.

— Разве тебе не нужно готовиться к приёму?

— Успеется. За эльфами присмотрит Астория, ей эта суета только в радость. Ну, что там у тебя?

— У меня тут... — Билл поводил пальцем по пергаменту, — "Робигус уехал в Индию..."

— А, этот. Обиделся на идиотское имя.

— Ты, должно быть, шутишь.

— Вовсе нет...

Так они просидели до обеда. Люциус выдавал семейные секреты, не без иронии отзываясь о некоторых из своих предков. Да уж, нравы у них были те ещё. Хотя, если вдуматься, то же самое, что и у всех людей: любили, изменяли, ссорились, мирились. Люциус оказался великолепным рассказчиком — причудливые имена с потемневшего пергамента словно оживали, заполняя комнату образами давно ушедших магов. Билл даже заслушался. Но в полной мере насладиться рассказом мешала мысль, что он опять ищет не там. Не мысль даже, а ощущение. "Не то, не то, не то..." После обеда он договорился с Джинни о встрече и аппарировал в Лондон. Зашёл в магазинчик ингредиентов — зелья для работы он предпочитал готовить сам. Прогулялся по знакомым улицам. Мысли упорно возвращались к летописи Малфоев и тому странному, тревожащему чувству. В конце концов Билл плюнул на все факты и доводы и решил проверить кое-что самостоятельно. На летопись, пожалуй, полагаться не стоило. Проскользнув в Министерство, он отправился на самый нижний уровень — в Архив.

Как утверждали шутники (особенно некий любитель килтов), в Архиве служили одни вампиры, ибо только вампиров не раздражает постоянный полумрак. Место и впрямь было... своеобразное. Кингсли ещё и реорганизовал его, так что там теперь содержались не только магические, но и маггловские книги. Огромное пространство было заполнено книжными стеллажами, уходящими в темноту, а меж них скользили неупокоенными тенями молчаливые служащие. Билл поборол чувство лёгкого дискомфорта и прошёл к тускло освещённой стойке в центре зала.

— Мистер Уизли, — старший архивариус помнил всех сотрудников по имени. — Давненько не заходили.

— У меня был отпуск.

— О, — по каменному лицу прошла трещина, призванная изобразить вежливую улыбку. — Вам как всегда — "Антологию проклятий"?

— Нет. То есть, да, и её тоже. А ещё я хотел бы найти информацию об историческом лице.

— Если в книгах содержится хоть одно упоминание, мы найдём его. Заполняйте форму.

Билл быстро перечислил "Факты" и помедлил над "Предположениями". В результате записал все свои идеи — на всякий случай. В "Статусе запроса", подумав, указал "не срочно".

— Вот.

Архивариус просмотрел пергамент.

— Хорошо. Результаты получите через тридцать шесть часов.

Билл поблагодарил и, прихватив уменьшенную "Антологию", убрался оттуда. На верхних уровнях тоже царила тишина — рабочий день закончился. Билл прошёл в свой кабинет. Роба, конечно, не было. Он уселся прямо на стол, болтая ногами. Пустой кабинет внезапно показался каким-то незнакомым. Билл вспомнил свою маленькую квартирку, опустевшую "Ракушку" — такие привычные и такие... чужие. Или даже чуждые. Странно. Хотя, если подумать: что у него есть? Работа и съёмное жильё. Не то, чем стоило бы дорожить. Не то, о чём стоило бы помнить. Вот у Люциуса есть всё, к чему должен стремиться мужчина: дом — настоящий, обжитой, с историей, и родные люди рядом, своя семья. "Наверно, именно поэтому так хочется помочь ему", — размышлял Билл. Если уж тебе не повезло, так пусть у других будет всё хорошо. Нет, он вовсе не жалел себя и не завидовал, он просто... Просто хотел помочь.

Интересно, а если бы Люциус был горбатым стариком, ты бы тоже так старался?

Внутренний голос вдруг обрёл интонации МакКормака. Билл замер, обалдело уставившись в пустоту.

— Восемь вечера, — недовольно прокряхтели старенькие часы с каминной полки. Билл соскользнул на пол, пробормотав:

— Пошёл ты, Роб.

Он трансфигурировал кресло в небольшую низкую кушетку. Минутой позже из камина выпрыгнула Джинни, ловко удерживая на одной руке поднос с двумя закрытыми кружками.

— Привет, рыжый!

— Привет, рыжая, — он принял поднос и поцеловал подставленную щёку. В ответ Джинни звонко чмокнула его в нос и рухнула на кушетку.

— Неужели этот безумный день закончился!

Билл улыбнулся — стандартная фраза. Джинни работала в отделе международного магического сотрудничества, где, по собственному выражению, "пахала как стадо фестралов". В течение дня они почти не виделись, а на выходных встречались в Норе — там толком не поговоришь. Поэтому посиделки после работы стали традицией. Они болтали обо всём подряд, а иногда сидели молча (с Джинни очень хорошо было молчать), пили сливочное пиво или... Билл принюхался. Кофе по-ирландски! Он протянул сестре её кружку и сделал глоток из своей. Зажмурился от удовольствия.

— Мерлин, как вкусно.

— Ты же меня сам научил, — улыбнулась Джинни, сбрасывая туфли и по привычке поджимая под себя ноги.

— Не представляешь, как я соскучился по хорошему кофе... — Билл прикусил язык. Вовсе не хотелось сейчас рассказывать, где и как он проводит отпуск. Но Джинни, на удивление, не стала ни о чём расспрашивать. Она похлопала по кушетке рядом с собой и, устроив голову у него на плече, блаженно вздохнула. Похоже, сегодня выдался "молчаливый" вечер. Билл же никак не мог отделаться от одной мысли. Некоторое время они сидели в уютной тишине, а потом он не выдержал.

— Джин?

— Чего? — сонно буркнула Джинни.

— Когда... Хм. Если... если тебе нравится человек, но ты не знаешь, как ему в этом признаться...

— Билл Уизли, — вскинулась та, — сколько можно повторять: мистер Жизнь-проходит-дай-хоть-с-Джинни-попробую у меня в прошлом — с ним всё, понятно?

Билл точно знал, что Гарри никогда так о ней не думал, но если женщина говорит таким тоном, спорить будет только ненормальный.

— Да я, собственно, не о тебе...

— Так ты... О.

Джинни изумлённо смотрела на брата. Вот это да. Впервые он кем-то заинтересовался после развода, кого-то... подпустил к себе. На мгновение она ощутила лёгкую ревность, но её сразу же вытеснило любопытство.

— И ты спрашиваешь меня?..

— Ну да.

Конечно, Билл без подружки не оставался — ни в Хогвартсе, ни после. Но никогда о них не рассказывал — разве что имя, если спросят. "Это Люси... Уна... Гленда... Тея". Наверно, девчонки сами на нём висли, а Билл не воспринимал их всерьёз и едва ли за кем-то ухаживал. А потом появилась Флёр: та просто накинула на рыжего коня серебристый аркан из вейлиных волос и повела за собой. Вполне возможно, что Биллу ещё не приходилось делать первый шаг в отношениях.

Так размышляла Джинни, поглядывая на смущённого брата.

— Ну... Кхм, — она кашлянула, силясь сдержать улыбку. — А прямо сказать нельзя, да?

— Тогда бы я тебя не спрашивал, — нервно отозвался тот. Ого. А дело-то серьёзное!

— Можно подарить какой-нибудь милый пустячок с намёком — цветы, сладости. Игрушку. Приложить записку.

— Не пойдёт.

— Что, непростая штучка? — сочувственно спросила Джинни. — Хм... Пригласи на свидание. На прогулку.

Билл неопределённо махнул рукой.

— Тоже нет? Тогда я и не знаю, — она задумчиво поскребла за ухом. — А если просто поцеловать?

— По-моему, за такое "просто" можно и по физиономии схлопотать, — Билл наконец улыбнулся.

— Так это же хорошо! — воодушевилась Джинни. — Если даст по морде или обзовёт как — это нормально, есть шанс!

Билл представил, как сгребает Люциуса в охапку и страстно целует, а тот даёт ему пощёчину, кричит тонким голосом "Идиот!" и убегает, по-девчачьи вскидывая ноги.

— А вот если заведёт "Ой, ты замечательный друг, но..." Э-э... Билл? А что тут смешного? Билл! Да что я такого сказала-то? Чего ты ржёшь??

Но тот лишь отмахивался, задыхаясь от хохота.

— Ничего, Джин... Я... Ох, ты потрясающая...

— Само собой, — она тоже рассмеялась. — Но, похоже, я тебе совсем не помогла.

— Да ничего, — Билл кое-как успокоился, утирая выступившие слёзы. — Взрослые люди, разберёмся. Спасибо.

— Не за что, — Джинни прищурилась. — А она красивая?

— М-м... Скажем так: в моём вкусе.

— Значит, красивая. Блондинка, небось?

— Джин... — умоляюще.

— Ладно, ладно. Захочешь — расскажешь. Но мне она нравится.

— Да неужели? — тут уже Билл лукаво усмехнулся. — Не говори заранее.

— Нет, серьёзно, — Джинни застенчиво улыбнулась и положила ладонь ему на грудь, — я думала, что после развода тут... всё выгорело.

— Да брось, — смутившись, Билл обнял сестру, притягивая поближе. — Нет ещё ничего и вряд ли вообще...

— Нууу, — проворчала Джинни ему в плечо, — она что, вздумала отшить моего красавца-брата? Оттаскаю вот за белые-то патлы.

— Джин, пощади — я не могу больше ржать.

* * *

Билл вернулся в Мэнор около полуночи. Он решил воспользоваться камином, чтобы не сталкиваться с гостями. Оказавшись в кабинете Люциуса, прислушался: похоже, опасения оказались напрасными — в доме царила тишина. Вот и хорошо. Тут скрипнула дверь.

— Билл?

"Как он услышал?"

— Сигнальные чары, — пояснил Люциус, подходя ближе. — Как прошёл день?

— Отлично, — ответил тот, стараясь не сильно пялиться на небрежно запахнутый шёлковый халат. — Я разбудил тебя?

— Нет, я ещё не ложился, — в полумраке глаза Люциуса казались тёмными. Он взмахнул палочкой, и пламя заполыхало с новой силой. Билл отшатнулся от каминного жара и практически налетел на Люциуса. Тот замер. Они стояли так близко, что можно было ощутить пряный запах шампуня, исходящий от его влажных волос.

— Сегодня я не предлагаю тебе выпивку, — тихо сказал он. Билл мог бы поклясться, что это звучит приглашающе, но не мог решиться и преодолеть разделяющие их два дюйма.

— Спокойной ночи, — Люциус отступил в сторону, пропуская. Билл только кивнул и поспешно вышел. Тот проводил его взглядом, размышляя, почему находясь рядом с Биллом так трудно сдержаться и не начать... приставать к нему. Он усмехнулся. Приставать, надо же. Слово из лексикона пятикурсниц Хогвартса. Браво, Люциус. Не обратиться ли в Мунго, пока не поздно?

Да нет, чушь, конечно. Он не терял голову в присутствии любого красивого парня — не шестнадцать же ему. Хотя, и не вспомнить, когда так хотелось... кого-то. Но есть тут и другое. То, как Билл внимательно слушает, хмуря брови, и как смущается, если его поблагодарить или похвалить; как поблёскивают жёлтые глаза, отражая всполохи каминного пламени, и как он сдувает непослушные тонкие прядки со лба. А если он изредка широко улыбается, то шрамы расчерчивают кожу так, что кажется, будто его лицо лучится, и невозможно не улыбнуться в ответ. Люциус вздохнул и, прежде чем отправиться спать, сделал то, чего не делал уже давно.

Принял зелье Сна-без-сновидений.

(1) — Робигус — римский бог, покровитель ржавчины

Войдя в библиотеку на следующее утро, Билл плюхнулся в кресло, с трудом поборов желание закинуть ноги на стол, — ему так лучше думалось. Всю ночь он провёл в странной полудрёме — вроде спал, а мозг работал, анализировал факты. Утром, стуча зубами после ледяного душа, Билл решил, что рыться в летописи вот так, вслепую, нет смысла. Можно на долгие месяцы увязнуть в историях и описаниях, заполняющих чёртов фолиант, сто раз сойти с ума от недомолвок, но не факт, что такие жертвы будут оправданны. А меж тем внутри звенел тревожный звоночек, подгоняя, говоря, что времени осталось мало. Мало времени до... До чего? Ладно, чёрт с ней, с интуицией, но известно же: не можешь разгадать загадку, посмотри на неё с другой стороны.

— Вот и посмотрим, — пробормотал Билл, поднимаясь. Где-то в шкафу было Самопишущее перо... Ага. И пергамент... Отлично.

В дверях он столкнулся с Люциусом.

— Зашёл узнать, как дела. Куда-то собрался?

— В башню, — кивнул Билл, стараясь не замечать, что они опять стоят почти вплотную. — Решил зайти с другой стороны. Ты со мной?

Люциус помедлил, глядя на него со странно тревожным выражением.

— Да. Да, конечно.

День выдался пасмурный, в башне царил полумрак, но серебристые буквы сияли на тёмно-зелёной ткани гобелена. Билл, прищурившись, рассматривал родовое древо Малфоев.

— Что ты ищешь?

— Пока сам не знаю... А, вот это меня и в тот раз заинтересовало, — Билл присел на корточки и ткнул палочкой в единственное имя, написанное ярко-алым. — Почему нет имени жены Хьюго? У него ведь было трое сыновей.

— Говорят, жён тоже было трое.

— И ни одного имени?

— Возможно, он женился на крепких простолюдинках, деревенских ведьмах — я бы на его месте так и поступил, чтобы потомство было здоровым. Тогда было мало гряз... нечистокровных, и он вполне мог выбирать. А имена не сохранились — главное, остались дети.

— Дети, да. Сыновья... У вас вообще, как я посмотрю, больше мальчики рождаются?

— Мальчики должны рождаться, иначе род прервётся. Но ты прав, дочерей почти не было, — Люциус тоже окинул взглядом гобелен и вздохнул.

— Мало детей, — задумчиво сказал Билл, — обычно один, реже — двое, трое — почти никогда.

— Ну, как говаривал мой дед, без удержу плодятся только кролики да чернь, а настоящих аристократов немного, — тут он глянул на Билла и спохватился. — Хм. То есть, я не имел в виду...

— Многочадие — великое благо и благословение рода, — чопорно ответил тот и улыбнулся на его удивленный взгляд. — Не только у вас есть летописи, между прочим.

— Виноват. Совсем забыл, что ты представитель древней фамилии.

— А я думал, что без предъявления родословной у вас и на порог-то не пускают, — поддразнил Билл. — Ну да ладно. Я, собственно, хотел найти случаи ранней смерти.

Люциус резко помрачнел.

— Среди женщин, — это было больше утверждением, нежели вопросом.

— Прежде всего. Но и мужчин тоже стоит проверить. — Он взмахнул палочкой, и Самопишущее перо хищно нацелилось на зависший в воздухе пергамент. — Первое, — он наклонился, вглядываясь в основание древа. — Аделайн Малфой, урождённая Нуар. Годы жизни...

Люциус отошёл к окну и бездумно уставился на раскинувшийся внизу парк.

— Орианн Малфой...

Перо резво скакало по пергаменту.

— Летиция Малфой...

Люциус прикрыл глаза.

— ...и Фиона Малфой, урождённая... урождённая...

Билл отвёл взгляд от гобелена.

— Люциус.

— Да.

— Как умерла твоя мать?

Пауза.

— Выпала из окна.

— Что? — потрясённо переспросил Билл. — И ты только сейчас...

— Тот случай не относится к нашему делу, — голос Люциуса был спокоен. — Это было самоубийство.

— О Мерлин... Но почему же ты не сказал мне?

Тот, не оборачиваясь, передёрнул плечами.

"Чтобы я не считал, что Малфои доводят жён до самоубийства, — понял Билл. — Ох, Люциус..."

Он подошёл ближе.

— Ты уверен? Как это случилось?

— Эльфы видели. Она просто открыла окно и бросилась вниз, — всё тот же спокойный тон.

— А ты или твой отец?..

— Нет. Я, правда, был снаружи и слышал... звук. Удар. Глухой, — голос дрогнул.

"И ты первым подбежал к ней, наверняка... Чёрт".

Билл протянул было руку, чтобы коснуться его, но так и не сделал этого. Он чувствовал себя подлецом, но не мог не спросить.

— И всё же: почему вы так уверены, что это было самоубийство? Были ли... какие-то причины?

— Мы никогда не говорили об этом, но отец не сомневался. А мне тогда было восемь, я плохо помню, но... Незадолго до этого она пообещала мне брата или сестру, эльфы начали обустраивать ещё одну детскую, а потом всё прекратилось.

— Она потеряла ребёнка?

— Думаю, да. И это могло быть причиной, только это, потому что мы с отцом любили её, и все её любили, она была... — Люциус замолчал и резко обернулся, пряча взгляд.

— Я пойду, пожалуй.

— Подожди, — Билл удержал его. — А те эльфы, которые видели, они...

— Их нет, — он аккуратно высвободился и, всё так же не глядя на Билла, вышел.

Ну конечно. Эльфы не остановили её — они просто не способны противостоять хозяевам, но их участь не оставляет сомнений, ведь погибла любимая жена. Любимая... И все её любили. Как и Нарциссу. Билл закрыл глаза и беззвучно застонал. Да что же это такое. Кругом одни неизвестные, как искать решение? А ещё чертовски хотелось пойти вслед за Люциусом: не говорить, не утешать, но просто... побыть рядом.

Но это тебя не касается, не так ли?

Да, именно так.

Билл вновь тронул палочкой замершее перо.

— Пиши: "Мужчины", — отбросив все посторонние мысли, Билл напряжённо вглядывался в серебристые буквы. — Феликс Малфой, годы жизни...

* * *

За обедом Люциуса не было. Билл машинально жевал, не замечая, что именно ест. В какой-то момент до него дошло, что за столом царит непривычная тишина. Он поднял глаза. Астория нехотя ковырялась в шпинате, а Драко обеспокоенно поглядывал на неё, но молчал. Видимо, это было не в первый раз. Билл присмотрелся. Волосы Астории, обычно сияющие бледным золотом, потускнели, лукавые русалочьи глаза из зелёных стали серыми — словно в них отразилось свинцовое октябрьское небо. Билл моргнул. Да нет, чепуха. Это из-за пасмурного света так кажется. А вот отсутствие аппетита и впрямь настораживает.

— Астория, — сказал он, — если откажешься от десерта, имей в виду: бланманже я приготовить не сумею.

Та прыснула и подняла взгляд.

— А я так надеялась! Что, ужасно выгляжу, да? Это просто плохой день, бывает. Мог бы притвориться, что не замечаешь. Драко вон привык, — она погладила мужа по плечу. — Ладно, где там ваш десерт? Бланманже не стоит пренебрегать, это точно.

Она придвинула к себе креманку. Драко благодарно посмотрел на Билла, и тот улыбнулся в ответ.

После обеда Билл вернулся к летописи. В список ранних смертей попали семеро мужчин и десять женщин, нужно было выяснить обстоятельства их гибели. Через несколько часов он раздражённо захлопнул книгу. Выяснил, как же. Нет, с мужчинами всё более-менее понятно: пара магических дуэлей, драконья лихорадка, один вылетел из седла на охоте и сломал шею, двоих отравили на тёплых дружеских вечеринках, а ещё один, похоже, захлебнулся в фонтане по пьяной лавочке. Ну, и мятежный Робигус сгинул в Индии, но это к делу не относится. А вот женщины... "В то лето не стало Дионы", "она отошла в мир иной", "через два года он остался вдовцом" — и ничего конкретного. Ни черта. Опять тупик. Билл поднялся и принялся расхаживать по кабинету. Десять женщин. Десять, не считая Фионы и Нарциссы, а с ними двенадцать. Все — самоубийцы? Да, в летописях бы об этом точно не написали. Но с какой стати? Что, Малфои так любят истязать своих жён? Бред. Или нет? Он плюхнулся в кресло и устало закрыл глаза. Нужны факты, а не домыслы. Спросить Люциуса, он должен знать хоть что-нибудь.

Но ведь ты его спрашивал о подобных случаях — тогда, вначале, а он...

А он сказал: нет, никогда. Вспомнил ли он в тот момент о матери? Неизвестно. Билл вздохнул. Зато теперь — вспомнил, точно. Но каким же кошмаром для него оказалась гибель Нарциссы, страшно подумать. Выйдет, что ли, к ужину...

Не вышел. Так же, как и Астория. Они сидели вдвоём. Драко едва притронулся к еде, но старался быть учтивым хозяином, пока Билл, наконец, не сказал: "Иди к ней". Драко одарил его ещё одним благодарным взглядом и снитчем вылетел из-за стола. Билл тоже поднялся. Сидеть в этой огромной столовой в одиночестве — увольте. А если так вечер за вечером? Он поёжился. Хорошо, что Драко и Астория остались здесь, с Люциусом. Поднявшись наверх, Билл двинулся было в библиотеку, но передумал. Сегодня он работать уже не сможет. Лучше как следует поразмыслить. Придя к себе, он вытянулся на кровати, ощущая невероятную усталость и странную горечь. Никаких идей не было. Вернее были, но не совсем... по делу. Часы пробили десять, потом одиннадцать. Кажется, в этот раз бороться с собой совершенно бесполезно. Будь что будет. Он встал и направился в ванную.

* * *

Сбежав из башни, Люциус прошёл не в кабинет, а в спальню. Там он полдня читал книгу, из которой не запомнил ни слова, а под вечер, измученный воспоминаниями и непонятным чувством вины, заснул.

...Он шёл по полю. Под ногами чавкала мерзкая бурая грязь, и он

lucerna extincta

откуда-то знал, что это пепел, перемешанный с кровью. Впереди возвышалось огромное дерево — лишённое листьев, покрытое корой странного синюшного цвета. Голые ветви колыхались, судорожно подёргивались, будто конечности агонизирующего акромантула. Некоторые были обрублены,

lucerna extincta

и на срезах выступила кровь. Он стоял напротив ужасного дерева, не в силах приблизиться, но и уйти тоже не мог. В полном безветрии ветви продолжали шевелиться, наполняя воздух шелестом мёртвой коры. Или кожи? На плечо опустилась ледяная каменно-тяжёлая рука, и знакомый глухой голос произнёс:

— Когда-нибудь, сын мой, всё это станет твоим...

Люциус резко сел на кровати, задыхаясь от ужаса. Сердце стучало так, словно пыталось вырваться из груди. Он поднялся и пошёл в ванную. Умывшись, тяжело опёрся на раковину. Что ему снилось? Судя по всему, нечто жуткое. Одежда пропиталась потом, и Люциус, поморщившись, стянул рубашку. После такого "отдыха" он чувствовал себя совершенно разбитым. Лучше бы ужинать пошёл. Но о чём же был сон? Нет, не вспомнить.

Тут раздался стук в дверь. Люциус вышел из ванной, глянул на часы. Почти полночь. Стук повторился. Он распахнул дверь.

— Билл? Что-то случилось?

Тот мотнул головой и шагнул вперёд, встав совсем близко. Люциус машинально отметил, что одет он лишь в шёлковую пижаму коньячного цвета. Билл поднял глаза.

— Ты... не предложишь мне выпить?

Люциус замер, не в силах поверить в происходящее. Полутёмная спальня, взгляд Билла — шальной, отчаянный, и больше ничего не надо говорить, всё и так понятно.

"Пришёл, сам пришёл". От этой мысли сладко заныло внизу живота, и Люциус медленно выдохнул. Всё же кое-чего он не мог себе позволить.

— Мистер Уизли, — тихо, — в некоторых случаях жалость неприемлема.

— Мистер Малфой, — ещё тише, — жалость тут совершенно не причём.

Эти слова достигли Люциуса шелестящим выдохом. Он ощущал, как ткань пижамы Билла согревается, растворяясь в их общем тепле. Всё это казалось сном, и он боялся разрушить его неловким движением или словом. Вдруг Билл отступил на шаг, напряжённое ожидание в его глазах сменилось смущением и... обидой? Он бросился к выходу, но Люциус уже был рядом: схватил за локоть, развернул, прижал к стене. Не отводя взгляда, протянул руку и захлопнул дверь. В наступившей тишине было слышалось участившееся дыхание Билла. Люциус наклонился к нему и шепнул:

— Да кто же тебя теперь отпустит...

Его губы замерли, почти касаясь виска. Тронули этим почти-поцелуем скулу, прошлись по щеке, согрели уголок рта. Билл повернул голову, и их губы встретились. Сначала поцелуй был осторожным, изучающим, потом — глубоким и жадным. Пальцы Люциуса ослабили хватку, погладили предплечье, поднимаясь всё выше. Вот они добрались до выреза, коснулись гладкой кожи. Билл вздрогнул, и Люциус отстранился, заглядывая ему в лицо.

— Был с мужчиной? — хрипло спросил он.

Тот закрыл глаза и чуть качнул головой. Люциус вновь прижался к нему.

— Хорошо.

Горячие губы тронули порозовевшее ухо, нежно ущипнули мочку и скользнули ниже.

— Хорошо...

Нетерпеливые руки стянули пижамную куртку с плеч, тронули грудь, лаская чувствительные соски.

— Хорошо...

Билл запрокинул голову, подставляя горло поцелуям. Он обнял Люциуса, притягивая ближе, совсем близко, и тот понял, что уже готов втрахать его в эту самую стену. Поцеловав напоследок соблазнительную ямочку меж ключиц, он потянул Билла за собой: толкнул на смятую постель и опустился сверху, оседлав его бёдра. Люциус ощущал странную нерешительность. Он знал, как нужно ласкать мужчину, умел и получать, и доставлять удовольствие, но... Это ведь не безликая игрушка из заведения мадам Бриджит. Это Билл. Он нащупал в складках простыни палочку.

— Инсендио.

Каминное пламя осветило комнату, отразилось в жёлтых глазах, заиграло в щедро рассыпанной меди волос. Странно, у рыжих кожа должна быть белой, а у него почему-то золотисто-смуглая. Словно зацелована египетским солнцем. "Такой красивый", — подумал Люциус, протягивая руку. Отвёл волосы с его лица, погладил по щеке, тронул шею. Когда он коснулся шрамов, пересекающих широкую грудь, Билл ощутимо напрягся и отвернулся, пряча меченую щёку.

"Такой красивый и такой замёрзший".

Люциус взял его руку и прижал к своей щеке. Потёрся о раскрытую ладонь, провёл ею по шее и груди, в точности повторяя только что подаренную ласку. Билл зачарованно наблюдал. Люциус потянул его ладонь вниз, проводя по животу и дальше, позволяя почувствовать своё возбуждение. Билл сжал пальцы, и он вздохнул, откинулся назад, отзываясь на несмелое прикосновение. Билл улыбнулся, продолжая дразнить его легким поглаживанием. Свободной рукой потянулся к пряжке ремня, но Люциус перехватил его запястье.

— Нет, — он вновь наклонился вперёд и выдохнул в приоткрытые губы, — мы не будем торопиться...

Этот поцелуй был неглубоким — лёгкое касание, дразнящая ласка. Билл ответил такими же мягкими прикосновениям губ, принимая правила игры. Люциус согревал его дыханием, жалил кончиком языка — словно смаковал незнакомое лакомство. Его пальцы осторожно легли на борозды шрамов, оставленных пятернёй Грейбэка, проводя по всей длине. Билл на мгновение замер. В памяти всплыло ужасающее чувство беспомощности перед тяжестью навалившейся звероподобной туши, и та боль... Но Люциус опять поцеловал его, нежно поглаживая шрамы, и тёмное воспоминание ушло, отступив перед другой, сладкой беспомощностью и совсем другой жаркой тяжестью, в которую хотелось вплавиться, принять полностью. Билл запустил пальцы в шелковистые волосы, и Люциус довольно бормотнул что-то. Задохнувшись, они прервали поцелуй, глядя друг другу в глаза. Люциус облизал кончики пальцев — медленно, по одному, и накрыл ими маленький коричневый сосок. Легонько надавил, сжал. Билл застонал.

— Повтори.

Теперь в его голосе не было и намёка на улыбку. Горячие губы сомкнулись на другом соске, и... Билл повторил, конечно. Он ловил эти влажные поцелуи, ощущая, как кончики волос скользят по его коже, делая ласку совершенной. Вдруг Люциус отстранился. Выпрямился, рывком отбрасывая с лица растрёпанную гриву, протянул было руку, но остановился, вопросительно глядя на Билла. Тот фыркнул и приподнялся на локте, нащупывая поясной шнурок. Люциус шлёпнул его по руке и толкнул обратно на подушки.

— Я сам.

Он распустил шнурок и одним плавным скользящим движением стянул коричневый шёлк. Билл, полностью обнажённый, замер под его изучающим взглядом. Лицо Люциуса приняло спокойное, даже умиротворённое выражение, но когда он поднял глаза... Билл зажмурился и услышал, как отброшенные штаны с лёгким шелестом опустились на пол. Матрас прогнулся под тяжестью тела, ухо обжёг шёпот:

— Такой, как я и представлял. Только лучше...

Его ладонь легла на напряжённый член Билла, сжала, ещё раз, и задвигалась, поглаживая неторопливо, но уверенно, именно так, как нужно. Тот закусил губу, пытаясь сдержать стон.

— Не надо, — в ухо по-прежнему лился жаркий шёпот, — я хочу слышать, хочу знать, что тебе нравится. Покажи, как тебе это нравится, ну...

Большой палец кружил по головке, размазывая выступившую влагу. Люциус увеличил темп, продолжая говорить, как он красив, и как приятно ощущать эту шелковистую твёрдость в своей ладони, и что он хотел бы с ним сделать, и что сделает вот буквально сейчас. Билл открыл глаза и увидел, что Люциус смотрит на него. Смотрит в лицо, не отрываясь, пока его ладонь ведёт Билла к оргазму. И это было настолько интимным, что он вскрикнул и выгнулся, залив его ладонь спермой, лишь краешком сознания ощущая смутный стыд за то, что не продержался и двух минут. А Люциус продолжал двигать рукой, вытягивая последние капли, и сцеловывал стоны с пересохших губ.

— Кажется, у тебя давно никого не было, — поцелуй, — но для меня ты сделал исключение. И мне лестно... очень лестно...

— Считай это комплиментом, — хрипло выдохнул Билл.

— Именно так я и считаю, — усмехнулся тот. Он ещё раз мягко поцеловал его и соскользнул с кровати. Услышав шелест одежды, Билл приподнялся. Полностью обнажённый, Люциус стоял неподвижно, позволяя рассмотреть себя. Отблески пламени золотили сливочную кожу, пробегали искорками по вьющимся светлым волоскам внизу живота. Билл тяжело сглотнул, разглядывая налитой, влажно поблёскивающий член — свидетельство его желания. Хотелось прикоснуться, узнать, какой он на ощупь. Хотелось и большего... Люциус двинулся к нему — медленно, словно боялся спугнуть. Остановился у кровати. Билл, поймав его взгляд, развёл ноги. Люциус судорожно вздохнул и склонился, нащупывая палочку.

— Акцио.

Небольшая стеклянная баночка влетела в подставленную ладонь. Он опустился между раздвинутых ног, лаская узкие ступни, лодыжки, поднимаясь всё выше. Наконец чуть подрагивающие пальцы коснулись бёдер и замерли.

— Как далеко ты готов зайти? — напряжённо спросил Люциус.

Билл откинулся на подушки и потянул его за собой.

— Я не привык тормозить на полпути, — шепнул он, с силой проводя ладонью по гладкой спине Люциуса, заставляя прогнуться. Горячий член вжался в его бедро, и оба на миг замерли. А потом опять были поцелуи — долгие, изматывающие, и шёпот, сменившийся невнятным бормотанием, когда пальцы Люциуса оказались внутри, растягивая его неторопливо и бережно. Вслед за пальцами в него скользнул смазанный член, и это было больно, но низкий рычащий стон подстегнул, точно плеть. Билл вскинул бёдра, двигаясь ему навстречу. Вскоре боль ушла, растворившись в огненном жаре, — он разлился по телу, заставляя забыть обо всём, кроме мужчины, который брал его так нежно, накрывая собой и согревая, как никто до этого. Ладони Билла легли на его ягодицы. Люциус глухо вскрикнул, плавное покачивание сменилось резкими толчками, и Билл почувствовал себя полностью раскрытым и таким желанным... Он прильнул всем телом, и Люциус замер, сжимая его в объятиях, изливаясь глубоко внутри, оставаясь в нём до последней судороги, до последнего вскрика.

Они опустились на постель, слыша лишь бешеный стук своих сердец. Люциус уткнулся Биллу в шею, а тот, ошеломлённый, смотрел в потолок. В крови по-прежнему гулял огонь, но это было неважно. Всё было неважно, когда Люциус лежал вот так на его груди, обессиленный и вздрагивающий. Он протянул руку, коснулся его повлажневших волос, и Люциус, ощутив эту целомудренную ласку, поднял голову. Вглядевшись в его Билла, хищно улыбнулся и сполз вниз. Билл охнул: обжигающий рот завладел по-прежнему твёрдым членом, посасывая головку, заглатывая полностью, дразня острым кончиком языка, лишая его остатков самообладания. Один взгляд на блаженно прикрытые глаза и бесстыже-влажные губы, скользящие по его члену, — и Билл вцепился в простыню, кончая. Люциус держал его, выпивая до капли, забирая всего, целиком, и поглаживал покрытые испариной бёдра с той же неосознанной нежностью, с которой Билл касался его волос. Затем он тронул губами подрагивающий смуглый живот и, удовлетворённо вздохнув, подтянулся и лёг рядом. Повозился, натягивая на них одеяло, сгрёб Билла в объятия. Тот лежал, закрыв глаза. Когда Люциус задышал глубоко и ровно, он осторожно высвободился, набросил пижаму и вышел, бесшумно ступая. Люциус открыл глаза. Глянув на дверь, поплотнее завернулся в одеяло, хранящее запах Билла, и задумчиво прищурился на каминное пламя.

* * *

В парке оголтелая птаха, презрев осенний холод, защебетала отважно и звонко. "Ещё и восьми нет, — сонно подумал Билл. — Поваляться, что ли". Обычно он не залёживался в постели по утрам, но сегодня в теле ощущалась такая расслабленность и нега, как после...

О.

Он до мелочей припомнил прошедшую ночь и зажмурился. Поднял руку, осторожно коснулся распухших зацелованных губ. Придётся наложить Охлаждающее. Когда же он в последний раз пользовался им в таких целях? Кажется, после выпускного. Но даже тогда так не саднило. Определённо, Люциус любит целоваться. И поговорить во время секса. В памяти всплыли восхитительные непристойности, которые он услышал ночью. Билл закрыл лицо руками и застонал. Люциус Малфой из "разговорчивых". Ценная информация. Век живи — век учись, парень.

С ума сойти.

А вот сам он из "молчаливых". Был, по крайней мере. Голос-то не просто так охрип, да? Билл уткнулся в подушку и вздохнул. Люциус сказал, что он красивый. Раньше он такое слышал только от Флёр. Но там было другое: яростное желание доказать, переубедить, отвлечь от мыслей о пожизненном уродстве. Не тот тягучий обжигающий выдох, тайна для двоих. А ещё он никогда не знал крепких рук, требовательно сжимающих бёдра, не слышал низкого звериного стона, не ощущал дрожи сильного тела, так похожего на его собственное и в то же время совсем другого. Совершенно новое чувство — быть не ведущим, а ведомым, довериться полностью, утратить контроль, отдаться. Так странно. Так... сладко. С Флёр тоже было хорошо, но совсем иначе. Билл вдруг рассердился на себя: Флёр — лучшее, что было в его жизни, а он тут сравнивает. С другой стороны, с кем ещё сравнивать? Остальных вспоминать не стоило, да он бы и не смог. Сияющая вейла в своё время затмила, вычеркнула из его жизни всех женщин. Но кто мог подумать, что потянет к мужчинам. Мужчинам? Билл представил своих знакомых и поморщился. Скорее, к одному конкретному человеку. Занятно. Но об этом лучше подумать потом.

Наверно, не стоило вот так убегать. Просто это... много. Спать вместе и, что куда более значимо, просыпаться — это уже слишком много. Больше, чем секс, пусть даже и хороший. Мерлин, всё ещё не верится: сам к нему пошёл. Билл улыбнулся в подушку. Может, Люциус не обиделся за его уход?

Ну что ты. Он уже продумывает дизайн свадебного торта.

Да, что-то его заносит. Ничего особенного ведь не случилось. Они просто... хм. Даже в мыслях Билл не мог определить случившееся словом "трахнулись". Они провели вместе ночь. И всё. Нечего тут ждать завтрак в постель. Он представил Люциуса в кружевном переднике, с подносом и фыркнул. Вот так-то лучше. Давай, парень, поднимайся и займись делами. Он мягко потянулся и сел. Охнул, замер, закусив губу. Больно, чёрт. Люциус старался быть предельно осторожным — поначалу. А потом... потом он сам его просил. Да что там — умолял. А учитывая размер...

Так, хватит. Он встал, превозмогая боль. Ничего, жить можно. Только бы не морщиться за завтраком. Тут раздалось деликатное покашливание, и из-за портьеры выступил сухонький эльф, сжимая в лапках поднос.

— Доброе утро, мистер Уизли, сэр. Хозяин Люциус велел передать вам это.

Обезболивающее, надо же. Билл вертел в руках прозрачный флакон. А это лучше, чем поднос с завтраком. Похоже, Люциус всё предусмотрел. Или ему тоже знакома эта разновидность утренней боли? Он представил, как Люциус, раскрасневшийся и покрытый испариной, насаживается на его член, а он слизывает терпкий пот и... Чертыхнувшись, Билл открыл флакон. Трижды подносил к губам и наконец, отчаянно стесняясь, отпил — половину. Хотелось, чтобы тело сохранило память о произошедшем, пусть даже в виде лёгкой боли.

* * *

На этот раз за завтраком собрались все. Астории стало лучше: она весело болтала, успевая при этом сметать еду не только со своей тарелки, но ещё и подворовывать у Драко. Тот, глядя на жену с плохо скрываемой нежностью, грозил ей стодюймовой талией. Люциус с интересом рассматривал кофейник. Билл с не меньшим интересом вглядывался в блюдечко с мармеладом. Наконец он не выдержал.

— Я буду в библиотеке, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Уходя, почувствовал спиной взгляд, но догонять его Люциус не стал. Ну и ладно. Билл знал, где найти их.

Письма. Переписка погибших женщин могла содержать отгадку или хотя бы подсказку. Правда, в бумагах Нарциссы они ничего не нашли, но то были письма за последние два года. Остальные, по мнению Люциуса, она уничтожила ещё до начала аврорских обысков. Оставалось надеяться, что её предшественницы были более сентиментальны.

Через некоторое время Билл ошарашенно разглядывал шкаф, под завязку забитый письмами, — копиями отправленных и, разумеется, полученными. Хорошо хоть, что разобраны по именам. Он аккуратно снял верхнюю стопку, потом ещё одну. Вскоре на стол перекочевали несколько увесистых пачек и пара тетрадей. Билл уселся в кресло, разглядывая эпистолярное изобилие. Не хватало самых старых писем, но зато нашёлся дневник Глэдис Малфой, одной из безвременно ушедших. Посмотрим. Так, сразу откладываем добрачную переписку и всякие приглашения-соболезнования... Он перебирал листы, заполненные изящным паутинным почерком, изредка делая пометки на пергаменте. Письма, казалось, хранили запах духов отправительниц — золотоволосых женщин, которые умерли так рано, и о гибели которых молчала летопись. Билл устало потёр глаза и взялся за очередную стопку. В голове роились подробные описания приёмов и светские сплетни трёхсотлетней давности, но он упрямо вчитывался в письмо Дионы Малфой. Должно быть что-то общее между ними, какой-то признак, событие...

Сквозь сон он ощутил лёгкое прикосновение к волосам. Много лет назад, когда количество отпрысков в семье Уизли ещё не зашкаливало, Молли именно так будила сыновей по утрам — гладила по голове и тихонько звала по имени. Но в этот раз она почему-то молчала. И подушка странная... Билл шевельнулся, просыпаясь, и пробормотал:

— Ага, мам, сейчас...

— Так меня ещё не называли, — задумчиво протянул мужской голос.

Билл подпрыгнул в кресле, сонно моргая. В кресле? Да он заснул в библиотеке, уткнувшись в ворох писем. Билл помотал головой. Непринуждённо присевший на край стола Люциус никуда не исчез. Наоборот, улыбнулся и невинно спросил:

— Не выспался?

Но Билл уже пришёл в себя.

— А то сам не знаешь.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом рассмеялись. Утренняя неловкость ушла.

— Что ты ищешь? — Люциус соскользнул на пол и потянулся к письмам.

— Хотел бы я знать, — Билл энергично растёр лицо, подавив зевок. — Но если они все пострадали от проклятия, что-то должно быть.

Люциус перебирал пожелтевшие листы, искоса поглядывая на него.

— Здесь много. Давай помогу.

— Я сейчас ухожу, мне нужно в Министерство.

— А.

— Ну, я решил пробить кое-что по-нашему Архиву. Пока не знаю, будет ли результат, — Билл замялся, — в общем, это по поводу Хьюго Малфоя.

— Не даёт он тебе покоя, да? Видимо, все Уизли такие упрямые. Хорошо. Мне и самому интересно, вдруг что-то найдётся, — он отложил письма. — Но неужели пойдёшь, не пообедав?

— Ладно тебе, — отмахнулся Билл. — Я же не маленький.

— Да, я знаю, — сказано это было абсолютно нейтральным тоном, но он почувствовал, что краснеет. И как Люциусу это удаётся?

— Ты надолго?

— Нет. Наверно, нет. Если задержусь, не волнуйся.

Билл прикусил язык. "Не волнуйся", додумался тоже. Добавь ещё: ужин оставь на плите. Но Люциус лишь кивнул. Он посмотрел на него с непроницаемым выражением, а потом взял за рубашку и притянул к себе. Помедлив, склонился к его губам. В этом не было обжигающей ночной страсти, но было что-то иное, ещё более интимное — неторопливые прикосновения и мягкое объятие, прямо в библиотеке, днём. Прервав поцелуй, Люциус всмотрелся в его лицо и довольно усмехнулся.

— Удачи.

И вышел. Билл, отдышавшись, поспешил к себе. Накинул куртку, вышел на лестницу. Вспомнил, что забыл удостоверение, вернулся. Да, атмосфера тут теперь не рабочая. Подавив улыбку, он сбежал вниз и аппарировал к Министерству.

— Данного имени мы не нашли, — архивариус протянул ему пару исписанных листов. — Но один маг вполне может оказаться тем, кого вы ищете.

— Спасибо. Я могу прямо здесь?..

— Конечно, — он взмахнул палочкой, и над одним из столов зажёгся свет. Билл устроился на высоком неудобном стуле и принялся за чтение. Закончив, некоторое время сидел неподвижно. Прочитал ещё раз, нацарапал на клочке пергамента пару названий и вновь подошёл к стойке.

— Вот эти, пожалуйста. И англо-французский словарь.

В Мэнор он вернулся уже поздно вечером. Остановился у кабинета, не решаясь войти. Ужасно не хотелось сообщать обо всём, но чёртовы бумаги огнём жгли сквозь нагрудный карман. Наконец он собрался с духом и толкнул дверь. Люциус сидел в кресле у камина, держа на коленях раскрытую книгу. Завидев Билла, улыбнулся.

— Наконец-то. Астория спрашивала о тебе.

Билл молча уселся в соседнее кресло, не зная, как начать. В наступившей тишине тревожно потрескивали дрова в камине.

— Нашёл что-нибудь? — спросил Люциус, прерывая затянувшееся молчание. Билл кашлянул. Всё равно придётся рассказать.

— Когда ты говорил о предприимчивых людях, то забыл упомянуть ещё одну категорию — духовенство.

— Духовенство? — Люциус покивал головой, словно припоминая. — Но там, кажется, в основном попадались безумные сквибы? Основывали ордены и искали артефакты в надежде заполучить магическую силу?

— Не только сквибы, — рассеянно возразил Билл, доставая сложенные листы. — Многие великие магистры были магами и преследовали вполне конкретные цели — деньги и власть. В общем, в летописях доминиканцев я нашёл упоминание об одном человеке по имени Гуго. Он не был монахом, но считался "богоизбранным", потому что умел творить чудеса.

— Какие же?

— Не сказано. Но он пользовался большим авторитетом, хотя и был, по словам летописца, "тишайшим и смиреннейшим из всех братьев". Когда доминиканцам были вверены инквизиторские обязанности, этот смиреннейший стал первым специалистом по преследованию еретиков. И он... — Билл помедлил, — занимался этим именно во Франции.

Люциус слушал, барабаня пальцами по мягкому подлокотнику.

— Что интересно, в наших книгах о нём ничего нет, хотя фигура была значимая. Он успевал участвовать в половине инквизиционных судов в качестве свидетеля, обвинителя или же... палача, — нервно поправив листы, Билл заговорил быстрее. — Как ты знаешь, настоящие маги на костёр попадали редко. А если и попадали, то благополучно избегали гибели. Однако, был период, когда многие из них приняли смерть от маггловских инквизиторов...

— Дай угадаю, — перебил Люциус. — Период, когда там служил этот... Гуго?

— Именно. В наших книгах упомянуты народные восстания во Франции, вызванные крайней жестокостью инквизиции, а также тем, что погибали настоящие маги. Тогда в каждой мало-мальски крупной деревне был свой колдун или ведьма, которых жители прятали от инквизиции любой ценой, потому что те лечили их и заговаривали погоду. Но за несколько десятилетий практически все поселения лишились магов. И, похоже, в этом была немалая заслуга Гуго. Он служил главным помощником генерального инквизитора от доминиканцев.

— Два вопроса: почему ты думаешь, что он был волшебником, и как он связан с моей семьёй?

— Сам знаешь, только волшебник способен почувствовать наличие магической ауры, — тихо сказал Билл. — Кроме того, есть упоминание о том, что он мог исцелять людей от чумы. В основном, правда, лечил своих братьев и членов королевской семьи и наверняка получал вознаграждение — отсюда богатство. И ещё одно. В Ордене его называли Целителем или Святым, а вот среди простых людей он был известен как Гуго Кровавый или... Вероломный.(1) Таким прозвищем его вполне могли наградить маги. И в наших книгах о нём ничего нет просто потому, что некому было рассказать. А инсценировать свою смерть и потом возникнуть в Англии — раз плюнуть...

Люциус резко встал, позабытая книга шлёпнулась на пол.

— Дай взглянуть.

Он просмотрел пергаменты, напряжённо хмуря брови.

— И всё же это вполне может быть совпадением. Здесь ведь стоит пометка "Предположительно". И вообще, всё это... смутно.

— Есть и ещё кое-что.

Билл достал из кармана уменьшенный свёрток и тронул его палочкой. Тот развернулся с тихим шелестом, в воздухе повисли рисунки Нарциссы.

— Взгляни сюда. Видишь, это толпа. А вот здесь...

Изломанные силуэты обрели смысл. Люди, распятые на механизмах. Люди, привязанные к столбу, стоящему в куче хвороста. И всегда рядом возвышалась фигура — святой инквизитор в чёрном или палач в красном. Безликий человек с крестом в руках. Люциус медленно прошёлся вдоль рисунков.

— И на всех такое?..

— Нет, но на остальных просто линии.

— И что же? Думаешь, она узнала о прошлом моего предка и так огорчилась, что выбросилась из окна?

— Нет, но он явно связан с проклятием. Такой человек наверняка имел множество врагов, или сам был не вполне адекватен и проклял свой же род.

Люциус промолчал, его лицо было непроницаемо, но Билл знал, о чём он думает. Ему самому во время войны приходилось сражаться с магами, а в Последней битве — убивать. Магия даёт определённое родство, где-то на уровне инстинктов. Или же это связано с тем, что магов немного... Как бы то ни было, даже защищаясь, трудно заставить себя прервать жизнь волшебника — всё внутри восстаёт против этого. Обезвредить — да, но убить... Словно от тебя отрезают кусок. Возможно, у Пожирателей было проще, но почему-то Биллу казалось, что с лёгкостью убивать могут только психопаты или садисты. Всегда есть сопротивление магии. А год за годом истязать магов, сжигать на кострах — кем надо быть? Это, наверно, сродни каннибализму — нарушение основного табу.

— Итак, Хьюго поил магов расплавленным оловом, — Люциус наконец отвёл взгляд от рисунков. — Но если он по понятным причинам хотел скрыть своё прошлое, то зачем взял фамилию, основанную на прозвище?

— Полагаю, ему всё это нравилось.

Люциус рассмеялся холодным безжизненным смехом и опустился в кресло.

— Наш предок — маньяк. Маг-инквизитор. Отличная новость для "Ежедневного Пророка". И всё же: какая может быть связь между ним и гибелью женщин?

— Я не знаю, но эти рисунки... Слишком странное совпадение, согласись.

— Да-да, — Люциус рассеянно смотрел куда-то поверх его плеча. — Lucerna extincta...(2)

— Что?

— Я говорю: ты прав, едва ли это совпадение, — он вновь взглянул на рисунки. — Лучше бы он был пиратом, да?

Что тут можно ответить — чёрт его знает.

— Я постараюсь выяснить, откуда пришло проклятие.

Люциус промолчал, устало спрятав лицо в ладонях. Билл собрал полученные в Архиве пергаменты и двинулся к выходу.

— Билл, — голос звучал глухо. — Тебе ещё нужны рисунки?

— Нет.

Уже на пороге он услышал яростный шёпот:

— Инсендио!

Дом постепенно погрузился в сон, но сон этот был беспокойным. Стёкла дрожали под напором осеннего ветра, шторы колыхались от сквозняка. Потрескивали висящие на стенах маленькие светильники, ночная тьма злобно крысилась на них из углов. Двое людей, разделённые несколькими ярдами коридора и парой дверей, смотрели в пустоту, становясь лёгкой добычей бессонницы.

(1) — (ст.-фр.) mal foi, mal foy — если верить википедии

(2) — "погашенный свет", одно из стандартных обвинений, выдвигаемых инквизицией колдунам и ведьмам

Билл отложил последнее письмо и откинулся в кресле. Поёрзав, устроил гудящую голову на спинке и закрыл глаза. Он торчал в библиотеке с раннего утра и досконально изучил переписку, но пытаться сейчас разобрать мешанину найденных фактов — гиблое дело. Завтра он посмотрит на них свежим взглядом. Мысли вернулись к тому, что он обнаружил в Архиве. Мгновенно вспомнилось и застывшее лицо Люциуса, но он заставил себя сосредоточиться на фактах. По-прежнему не было полной уверенности в том, что проклятие связано с Гуго. И всё же Билл не сомневался: нюх его и в этот раз не подвёл. Да и в любом случае нужна какая-то версия.

Итак, Гуго. Два варианта: проклятие пришло со стороны, или он сам его наложил. Первое так и просится: маги должны были его ненавидеть. Но... Ни одного упоминания в книгах — похоже, свидетелей не осталось. Некому мстить. Конечно, кто-то мог уцелеть, но Гуго в конце концов исчез, а в Англии появился уже под другим именем. Франция отсюда недалеко; может, его узнали? В Англии новоявленный Хьюго наверняка жил уединённо — по крайней мере, первое время. Не совсем же был идиот, чтобы светиться. Жил себе в башне, строил дом. Башня. Что-то с ней связано такое... Билл потёр лоб. Ладно. Допустим, кто-то его проклял. Мог ли он не заметить? Человек такого типа должен был обладать невероятным умом, изворотливостью и силой. Иначе бы не протянул столько. Стоп. А сколько, собственно...

— Акцио.

Летопись ленивым кашалотом проплыла по бумажному письменному морю. Полистав тяжеленный том, Билл обнаружил искомую дату. Припомнил архивные материалы. Ага. По самым скромным предположениям Гуго прожил сто тридцать лет. Может, и больше. Даже по нынешним меркам это много. В основном жизнь мага длится сто — сто десять лет. Ну, сто двадцать. Долгожительство же — редкость и признак большого магического потенциала. А если вспомнить, что он лечил от чумы... Сомнений нет: Гуго был очень сильным магом. Такого не проклянёшь. Или кто-то смог? Почему-то Билл в это не верил. "Посторонние тут не замешаны", — подумал он, отодвигая летопись. Но если так... Вспомнилось изображение зловещего старика в галерее. Каким он был? Жестоким, расчётливым, хитрым. Одержимым? Может быть. Неизвестно, как складывалась его жизнь до вступления в орден. Возможно, Гуго ненавидел магов и потому преследовал их. Но если подумать, вряд ли им двигала одна лишь слепая ненависть. На службе он обрёл власть, положение, деньги и при этом умудрился получить прозвище "Святой". Изощрённый ум. Предприимчивый человек, чтоб его. На психа, пожалуй, не тянет. И даже если предположить, что под конец жизни он всё-таки спятил, спятил настолько, что проклял собственный род... Должна быть причина. "Сумасшедший" вовсе не значит "идиот". Наоборот, такие люди зачастую очень хитры и умеют логически мыслить — по своим понятиям, конечно. А какая у Гуго могла быть логика? Чего он хотел? Было ли это местью за обиду? Хм... Такого обидишь. В своей семье он наверняка был настоящим...

Семья.

Вот оно! Он приехал в Англию, чтобы основать род. Дал ему имя, землю, построил дом, оставил завещание потомкам. Да… завещание. А что ещё он мог для них сделать?

Вот зараза.

Не может быть.

Дверь приоткрылась, в проёме возник Люциус.

— Что случилось? — он быстро подошёл к застывшему в кресле Биллу. — Ты словно боггарта увидел.

— Я... да. То есть, нет. Просто задумался. А ты что-то хотел? — спросил он и тут же сообразил, что звучит это не слишком вежливо.

— Только извиниться. Вчера я среагировал несколько...

— Всё нормально, — поспешно ответил Билл. — И... мне жаль. Ну, что всё так... с твоим предком.

Повисло неловкое молчание. Люциус опустился в кресло и неожиданно улыбнулся.

— А я сейчас навещал Скорпиуса. Он укусил меня за палец, представляешь? Постоянно лепечет что-то, но моё имя так и не выговорил.

— И как же он зовёт тебя? Дедушкой? — Билл тоже не смог сдержать улыбку. — Дедулей?

Люциус рассмеялся.

— Тут ты меня поймал. Нарцисса, к примеру, запрещала называть себя бабушкой. А я всё никак не могу решить, что делать: гордиться внуком или терзаться по поводу подступившей старости.

— До старости тебе ещё далеко, — заверил его Билл.

— Думаешь?

Вот, опять. Пауза, короткий взгляд и нейтральный тон, от которого начинают гореть щёки. И почему рыжие так легко краснеют? Люциус искоса смотрел на него, поигрывая стянутым со стола пером.

— А ты пропустил завтрак, — он кивнул на разбросанные по столу письма. — Нашёл что-нибудь?

Билл помрачнел, но мысленно поблагодарил Люциуса за возврат к реальности.

— Может быть, может быть, — он вытянул из вороха пергаментов свою палочку. — Ты не мог бы показать мне... Хм. Лучше так: давай сходим в башню. Надо кое-что проверить.

— Давай, — Люциус, не задавая лишних вопросов, легко поднялся из глубокого кресла и скользнул к выходу.

"Нет, старостью тут и не пахнет", — Билл последовал за ним, пытаясь отделаться от мысли, что его собственная осанка не так безупречна. По мере приближения к башне он всё же сумел сосредоточиться на главном. На входе Люциус посторонился, пропуская его вперёд, и Билл двинулся к центру. Остановился, посмотрел вверх, в темноту купола, потом обвёл башню изучающим взглядом. День выдался ветреный, в наступившей тишине слышалось посвистывание сквозняка в черепице.

— Активируй родовые чары.

— В смысле? Они всегда активированы.

— Призови, как если бы ты собирался что-то изменить.

Люциус подошёл к стене, прижал к ней раскрытую ладонь и пробормотал что-то. Чары были невидимы, но воздух мгновенно завибрировал от магического напряжения. Люциус вопросительно посмотрел на Билла, и тот сотворил заклятие. Под действием египетского Выявляющего стены замерцали бледно-голубым свечением, в котором кое-где вспыхивали красные искры.

— Ты же знаешь, что все древние чары дают такой эффект, — поспешил с объяснением Люциус, и Билл кивнул, соглашаясь. Долговременные заклятия в какой-то мере близки к стихийной магии и на выявление реагируют как тёмные. Искры ещё не показатель. Интереснее другое…

— Фините инкантатем. Покажи мне завещание. Чары оставь.

Люциус тронул палочкой одну из деревянных панелей. На ней тут же проступили знакомые огненные буквы. Билл шагнул ближе.

— Отойди-ка.

Он во второй раз произнёс заклятие. Струя голубоватого пламени ударила в завещание. Оно зашипело, точно сотня рассерженных змей, буквы запылали сильнее, сливаясь в ослепительной вспышке. Люциус зажмурился, а когда открыл глаза, то вздрогнул и отшатнулся от стены. Башня полыхала густо-багровым. Жуткое сияние растекалось по стенам, пульсируя, точно живое.

— Что это? – вполголоса спросил он, неверяще оглядываясь. Билл медленно, словно нехотя, поднял палочку и наложил Распознающее. Вгляделся в получившийся символ и вздохнул.

— Охранные чары. Настолько мощные, что просто не могут быть светлыми.

— Но это… Они никогда себя так не проявляли!

— Гуго обеспечил маскировку. Защиту защиты. Я лишь предположил, что он использовал какие-то особые чары. Но если б не завещание, искать бы мне их до старости.

— Думаешь, чары завязаны на нём?

— Нет. То есть, я не уверен. Но обычно магия такого уровня держится на чём-то большем. Где его могила?

— Нигде. Тело предали огню, как он и… завещал.

Они невольно покосились на потрескивающие буквы. Люциус убрал завещание, и красное свечение исчезло.

— Значит, что-то не так с нашей защитой, — он устало потёр лоб. – Но почему погибла Нарцисса? И остальные?

— Возможно, они сделали нечто такое, что чары восприняли как угрозу. Или же… — Билл замялся.

— Или что?

— Есть вариант, что заклятие… ну… забирало их.

— Заби… Что? – Люциус потрясённо уставился на него. – Ты думаешь, он наложил чары, которые требуют человеческих жертв? Из собственного рода?

— Они не принадлежали к его роду, — тихо возразил Билл. – И вообще, дело может быть и не в этом, а в том, например, что они женщины. Или что чистокровные. Не знаю пока. Это всего лишь версия.

— Ужасно, — так же тихо сказал Люциус. – Как тебе такое в голову пришло?

— Но он и был ужасным, разве нет? – тот сумел выдержать его взгляд. – Я всего лишь попытался мыслить как он. Представил, чего он мог хотеть. Например, защиты для рода. Магия крови – самая древняя и мощная. И я вспомнил про его исчезнувших жён. А эти Охранные… Мне часто приходилось иметь дело с такими чарами, но ваши совершенно ни на что не похожи. Он мог создавать их годами и использовать при этом всё, что угодно.

Люциус молчал, и Билл знал, о чём он думает. Кровь. Абсолютный ингредиент, который теперь практически не применяется – слишком сильный, непредсказуемый. Опасный. Основа дикой, первобытной магии, магии тех времён, когда ещё не было разделения на тёмное и светлое. Даже у магглов осталась смутная память о некоторых обрядах: человеческая жертва как залог того, что урожай будет богаче. Или фундамент здания крепче. Что уж говорить о крови мага, да ещё взятой насильно. Сильнейшее тёмное волшебство.

— А ведь это похуже любого проклятия, — отрешённо проговорил Люциус.

— Это и есть проклятие – если не формально, то по своей сути.

— Что ты намерен предпринять?

— Не знаю, — Билл потёр ноющие виски. – Я даже не уверен, что прав. Давай уйдём отсюда.

В коридоре он было остановился у библиотеки, но Люциус буквально потащил в кабинет. Там он порылся в баре и, плеснув в стаканы немного виски, отлевитировал один Биллу. Тот подхватил его и опустился на софу; глотнул и чуть поморщился, машинально отметив, что за эти дни отвык от крепкого алкоголя. Короткая прогулка в башню измотала до крайности, но он знал, что разговор ещё не закончен.

— Ты когда-нибудь сталкивался с жертвенной магией? – Люциус водил пальцем по ободку стакана, и голос его звучал ровно, но Билл всей кожей ощущал, как он напряжён.

— Нет, и о ней данных мало. Слышал кое-что.

— Да, я тоже. Но если я хоть что-то понял, жертвы должны быть… регулярными. А женщины погибали через разные промежутки времени, так?

— Верно, — Билл успел подумать и об этом. – Тут, по-моему, два варианта: либо чары не цикличны, а реагируют, скажем, только на опасность, либо же… я не прав.

Люциус наконец поднял на него глаза.

— Ну да, я могу и ошибаться, — Билл пожал плечами. – Просто меня беспокоит природа этих чар. Да ты и сам их видел. Постараемся выяснить, что мог натворить твой симпатичный родственник. Возможно, всё не так мрачно, как кажется, — он неуверенно улыбнулся.

Люциус, склонив голову набок, смотрел на него со странной смесью удивления и признательности.

— Но в любом случае, эту версию ты намерен изучить до конца, так?

— Ну… да. Понимаешь, если возникла идея, надо разобраться. Иначе потом мысли возвращаются к ней, и ты не можешь толком…

— Ладно, ладно, — улыбка Люциуса была слабой, но вполне искренней. – Вот что: я просмотрю бумаги хозяев Мэнора. Помимо документов там есть всякого рода заметки; кто-то из них наверняка интересовался родовыми чарами. Мне кажется, я даже припоминаю такую статью у Кассиуса Малфоя.

Билл изумлённо воззрился на него.

— Ну что? По-твоему, среди Малфоев не может быть учёных?

— Я думал, вы всё больше по политическим интригам.

— Много ты знаешь.

Люциус поднялся, подошёл к софе и сел рядом, почти вплотную. Билл покосился на него, но тот лишь задумчиво смотрел перед собой, катая в ладонях стакан. Тогда он откинулся на спинку и закрыл глаза. Ни один из них не сказал ни слова, но было что-то странно успокаивающее в том, чтобы вот так сидеть и молчать. Головная боль потихоньку отступала, он даже задремал, как вдруг противно задребезжали сигнальные чары.

— Кажется, хозяйка недовольна, — Люциус вскочил на ноги и потянул за собой полусонного Билла.

— А?

— Пойдём, мы опоздали на обед.

* * *

— Не знаю, где вас носило, но мы уже начали, — Астория смерила их недовольным взглядом и энергично принялась за отбивную.

— Не мы, а ты.

— Ну и что? Я есть хочу.

— Ты всегда есть хочешь.

Люциус глянул на сына с укоризной, но Астория в защите не нуждалась.

— Вот что, дорогой, — с олимпийским спокойствием сказала она, — давай договоримся: следующего вынашиваешь ты.

Драко поперхнулся и с ужасом посмотрел на жену. Люциус с Биллом переглянулись и, не выдержав, расхохотались – очень уж потешный у него был вид.

— Побойся Мордреда, женщина! – скорбно начал Драко. – Говорить такие мерзости, да ещё и за столом! Я же теперь ни крошки съесть не смогу.

— А, хорошо. Тогда я заберу оливки из твоего салата, можно?

— Ты и так их всегда забираешь, — буркнул тот, но смиренно принялся вылавливать оливки на краешек тарелки.

— Спасибо, дорогой, — она отложила вилку и нежно погладила мужа по руке, заговорщицки подмигнув остальным. – Билл, а ты почему такой грустный?

— Я? Вовсе нет. Просто задумался.

— О чём же, позволь узнать?

— О том, какой будет моя дочь в твоём возрасте.

— Как мило! – заулыбалась Астория. – А сколько ей?

— Почти три, — Билл тоже не смог сдержать улыбку.

— Она у тебя одна?

— Одна. И других не предвидится. Я в разводе, — пояснил он, предвосхищая возможные вопросы. Астория, однако, решила выяснить всё до конца.

— И больше жениться не намерен?

— Нет, — решительно ответил Билл, припомнив ракушечный шорох за стенами опустевшего дома. Он ощутил взгляд Люциуса, но когда обернулся, тот уже внимательно изучал этикетку на бутылке вина.

— Понятно, – Астория, что-то почувствовав, не стала развивать тему. – Но у тебя, кажется, есть братья?

— Пятеро... м-м... четверо братьев и сестра. Все младшие.

— О-о, – уважительно протянула Астория, — тогда понятно, почему тебе достаточно одной дочки. А я — единственный ребёнок в семье и поэтому, наверно, хочу иметь много детей. Хорошо, что Драко согласен. Мы планируем четверых.

— Шестерых.

— Четверых, я не железная!

— Шестерых, чтоб составить команду для квиддича!

— Квиддич твой…

Они принялись азартно спорить. Люциус, поглядывая на это с философским спокойствием, констатировал:

— Ну вот, теперь можно поесть спокойно.

Билл рассмеялся. Фраза «чувствовать себя как дома» переставала быть формальной, ему и впрямь было уютно за этим столом. Но приятный обед закончился, и он вновь очутился наедине с грудой пожелтевших писем. Люциус, как и обещал, отправился на поиски заметок о родовых чарах, а Билл устроился в полюбившемся кресле, размышляя. Версия о жертвенной магии чудовищна, что и говорить. Но почему же мысли возвращаются к ней снова и снова? Ведь есть вероятность, что те женщины просто сделали что-то не то и были наказаны. Может, супружеская измена? Вот Нарцисса, к примеру, после войны уже не была с Люциусом и вполне могла… Билл поморщился от отвращения к самому себе. Нет. Да и стоило ли творить чары такой силы и сложности, чтобы наказывать за измену? Не могли все трое сгинувших жён Гуго наставлять мужу рога. Только не ему. И в письмах остальных нет ни малейшего намёка. Письма… А что если наоборот: женщины погибали потому, что не совершали чего-то. Из нагромождения фактов, почерпнутых из писем, один настойчиво напоминал о себе: погибшие имели проблемы по, так сказать, женской части. Плохо переносили беременность, имели тяжёлые роды и не могли (или не хотели) забеременеть повторно. Билл не бы придал значения подобным деталям, но почти треть переписки была посвящена именно этой теме – рецептам зелий, советам, поиску целителей. Вообще, логично: женщина, не желающая или неспособная дать наследника, должна уйти, ведь роду нужно продолжение. В такое проклятие можно поверить. Но. Эти-то женщины как раз исполнили миссию и родили сыновей. Отпадает. Подумав о детях, Билл вспомнил беседу с Асторией. Похоже, они с Драко нарушат традицию и станут первыми многодетными родителями за всю историю рода. Дай-то Мерлин. Он улыбнулся, но тут же вновь заставил себя вернуться к делу. Ладно, письма – завтра. А сейчас надо бы почитать побольше о жертвенной магии. Всё же мысль о ней плотно засела в сознании. Почему? Что он упустил? Билл напряжённо думал, но так ничего и не вспомнил. Так, хорошо. Нужно отвлечься, и оно само придёт. Он встал и потянулся, расправляя косточки. В антологии маловато информации. Смотаться в Архив? Хотя, и здесь, кажется, есть пара подходящих источников. Ну-ка, поищем…

Тщательно выбрав несколько книг, Билл погрузился в изучение древних тёмномагических обрядов. Взгляд скользил по убористым строчкам, перо поскрипывало, фиксируя нужные факты. Вскоре он отложил одну книгу и принялся за следующую. Страницы порхали под его пальцами – в этой нет ничего нового. Посмотрим третью. За окнами совсем стемнело, Билл зажёг свечи. К ужину спустился с гудящей головой, ощущая себя придавленным массой информации и странным чувством безысходности. Оно трепыхалось внутри ленивой глубоководной рыбиной, ухудшая и без того дурное настроение. Наверно, последствия усталости. Люциус тоже выглядел утомлённым, и даже Астория помалкивала, изредка бормоча что-то успокаивающее в ответ на вопросы Драко о её самочувствии. После ужина все так же молча разошлись по комнатам. Билл, прихватив выписки из книг, тоже ушёл к себе в спальню. Нужно было поискать прецеденты подобных чар в антологии проклятий.

Он как раз дочитывал последнюю страницу, когда раздался лёгкий стук, и в комнату вошёл Люциус с тонкой пачкой пергаментов в руках.

— Всё, что я нашёл о родовых чарах. Оказывается, многие интересовались ими, но…

— Ничего?

— Не совсем так. Просто в основном описаны следствия, а не причины, — он уселся в кресло, стоящее у кровати, и протянул пергаменты Биллу. – Например, защита от чужаков. Ты как-то сказал, любые чары можно обойти…

— Угу, — Билл перебирал листы.

— Так вот: наши – нельзя. Попыток было предостаточно, и там подробно описано, что стало с теми, кто был особенно настойчив.

— О.

— Именно. Чары невероятно сильны и, как утверждает Кассиус, уникальны. Он ставил эксперименты, сравнивал их с защитой других семейств и не нашёл ничего похожего.

— Вот как, — Билл пробежал глазами подвернувшиеся результаты экспериментов. – Впечатляет.

— Даже странно, — Люциус невесело усмехнулся. – Я к ним так привык, что никогда не замечал ничего подозрительного. А ведь захоти мы, сюда бы даже Лорд не вошёл. Стоило задуматься.

— То, к чему привык с детства, воспринимается как должное, — возразил Билл. — Я понимаю твоих предшественников. Удивительно, что вообще кто-то взялся их изучать.

— Ну, может быть. Как бы то ни было, до сути никто не докопался. Кассиус предположил, что само это место обладает древней защитной магией иного порядка, которую невозможно выявить, — он неуверенно глянул на Билла, но тот покачал головой.

— Ты же сам видел эти чары.

— Да. Да, конечно. Просто… мне хочется, чтобы на этот раз ты ошибся.

— И мне этого очень хочется.

Они помолчали.

— А я поискал похожие случаи, но почти ничего не нашёл, — сказал наконец Билл. – Чары на крови в основном цикличны, требуют регулярной подпитки. Или же направлены на определённый, хм, типаж. То есть если в стену возведённого здания замуровали юную девушку, потом чары будут забирать именно таких, а, например, женщину средних лет проигнорируют.

— Кстати, как они это делают? Забирают?

— Древние или очень сильные чары они обретают воплощение. Такая дрянь, призрак не призрак, а что-то типа… — Билл сделал неопределённый жест.

— Полтергейста?

— Гораздо сильнее. Сгусток энергии с чётко заданной целью. Об этом мало что известно, но я сталкивался пару раз. Когда снимаешь проклятие, исчезает.

— Понятно. Но похоже, ни один из вариантов нам не подходит? Они погибали в разное время, в разном возрасте.

— Второй вариант вообще-то… Хотя, не важно. Мы по-прежнему мало знаем, ходим вокруг да около, никакой конкретики. Нужно найти источник чар. И он в башне.

— Но мы же всё осмотрели.

— Значит, что-то упустили. – Билл досадливо поморщился. – Я – идиот. Там всё началось, сразу надо было разобрать её по камешку, но я подумал, это слишком очевидно…

— И правильно, я бы тоже так решил. Кроме того, тогда мы ещё не знали о Гуго.

— Ну да. В общем, оно должно быть там. И я найду его.

— Мы найдём, — поправил Люциус.

Они вновь замолчали. Минуты шли. Часы на каминной полке оглушительно громко пробили двенадцать.

Сейчас он встанет и пожелает доброй ночи. И ты ответишь тем же. А кровать превратится в тыкву.

Люциус и впрямь поднялся, но ничего не сказал, просто шагнул к двери. Остановился. Повернулся к нему.

— Ты… не придёшь сегодня?

— Нет.

Люциус, опустив взгляд, двинулся к выходу, но был остановлен тихим:

— Ты сам мог бы остаться.

Билл тоже поднялся, и они стояли молча. А потом одновременно принялись расстёгивать рубашки. Они просто раздевались, спокойно и неторопливо. Раздевались друг для друга. Люциус стянул с волос ленту, бросил её на журнальный столик. Секундой позже туда же отправился кожаный шнурок с волос Билла. Две палочки – тёмная и светлая – легли рядом. Люциус приблизился и погладил его по меченой щеке – осторожно, но Билл не стал отворачиваться и прятать лицо. Он обнял Люциуса, притягивая ближе, и тот вдруг фыркнул.

— Что?

— Да ничего. Просто… — Люциус покачал головой. – Как-то странно всё это.

Билл рассмеялся – громко, открыто.

— А уж мне как...

— Люблю, когда ты смеёшься.

— Да ладно тебе.

Люциус стоял, словно ждал чего-то. Билл сам потянулся к нему. Отвёл назад волосы, пропуская сквозь пальцы. Тронул лоб, погладил висок, скулу, подбородок. Было странно дарить эту ласку мужчине, ощущать покалывание отросшей за день щетины. Но Люциус чуть повернулся, прижался губами к его раскрытой ладони, как в ту ночь, и всё опять стало абсолютно уместным и совершенно правильным. Долгий поцелуй сжёг воздух в лёгких, Билл приглушённо застонал. Губы Люциуса скользнули к его уху, безошибочно находя особое местечко за мочкой, а его рука… Ох, его рука… Даже сквозь тонкую ткань брюк уверенные прикосновения сводили с ума, и Билл почувствовал, что вновь проигрывает в поединке. Но сегодня у него были другие планы. Чуть отстранившись, он провёл ладонью по шее Люциуса и вновь притянул его в глубокий поцелуй. Рука Билла скользнула ниже, прошлась по груди, задержалась на животе — Люциус подобрался. Ладонь накрыла пах, погладила, чуть сжала, ещё раз — Люциус уткнулся лбом ему в плечо и застонал. У Билла перехватило дыхание; он подтолкнул его к кровати, теряя голову от такой отзывчивости, желая узнать и попробовать больше, надеясь, что Люциус поймёт…

И он понял. Опустился на простыни, потянул его за собой, подставляясь под нетерпеливые жадные поцелуи. Стало совсем жарко. Билл сжимал в горсти шелковистые волосы, заставляя его откидывать голову, прикусывал упругую солоноватую кожу. Ещё, ему хотелось больше. Он скользнул вниз, потёрся о волоски на груди и лизнул тёмно-розовый сосок. Люциус вздрогнул, пробормотал что-то, а Билл продолжал дразнить чувствительный комочек кончиком языка. У него уже стоял так, как никогда в жизни, но… Впереди ещё ждал главный приз. Он провёл губами по животу, попробовал впадинку пупка и замер, не решаясь двигаться дальше.

— Билл, ты вовсе не обязан…

Имя, произнесённое восхитительно-хриплым голосом, тёмный взгляд – этого оказалось достаточно.

— Но я хочу...

Он расстегнул ремень, стянул его брюки вместе с бельём. Пьянящий запах ударил в ноздри, и Билл сдёрнул чёртовы брюки до конца, мельком подумав, что действует совсем не так красиво, как Люциус тогда. Но к чёрту. К чёрту всё. Он наклонился и, помедлив, обхватил губами гладкую остро пахнущую головку. Тронул языком, забирая больше. Вверх-вниз. И ещё.

Люциус вцепился в простыню так, что пальцы свело судорогой. Эти лёгкие прикосновения были мучительны – хотелось схватить за волосы, притянуть, проникнуть глубже. Билл ласкал его неумело, но от этого было только слаще. Не в силах сдерживаться, он подался вперёд. Билл отстранился, но лишь для того, чтобы устроиться поудобнее. Когда он опустился между раздвинутых ног Люциуса, тот ощутил жаркую волну волос, омывшую живот, и крепкую хватку на бёдрах. Получив дразнящий поцелуй в пупок, он протестующе застонал:

— Билл…

Тот усмехнулся и скользнул ниже. Теперь ласки стали увереннее, смелее. Он плотно сжимал губы, принимая глубже, или же медленно обводил языком головку, заставляя Люциуса вскрикивать и метаться на измятых простынях. Сильные руки сжимали его бёдра властно, требовательно, и в какой-то момент он ощутил лёгкое прикосновение к мошонке и ниже. Невольно вздрогнул, приподнялся.

— Нет? – очень серьёзно спросил Билл. Пламя свечей плескалось в жёлтых глазах расплавленным золотом, придавая ему потусторонний, неземной вид, но его палец нежно и настойчиво скользил меж раздвинутых бёдер, напоминая, что всё это происходит по-настоящему, здесь и сейчас. Люциус вспомнил, как осторожно Билл касался его волос в первую ночь, и согнул ноги в коленях, раскрываясь. Он делал это всего один раз, когда-то давно, из любопытства, и решил, что это совершенно точно не для него, но… сейчас будет по-другому. С ним всё по-другому.

Билл поднялся, прошёл в ванную. Вернувшись, бросил на постель баночку с кремом и стянул брюки. Люциус, приподнявшись на локте, охватил его взглядом – всего, от взлохмаченной рыжей гривы до узких ступней.

— Красивый…

— Сам такой, — буркнул тот, опускаясь рядом. Ещё один поцелуй, Люциуса уложили на спину. Чуткие пальцы тронули промежность, и он закрыл глаза.

Билл неотрывно смотрел ему в лицо, стараясь не думать о том, каким горячим и узким оказался Люциус. Он видел, что тот пытается расслабиться, но ощущал сопротивление мышц и понимал, что ему не слишком приятно. Билл склонился к его губам, не целуя даже, а прижимаясь, желая успокоить. Он продолжал двигать кистью, разминая, выглаживая, и вдруг Люциус вздрогнул и глухо застонал. Он повторил движение, и тот выгнулся, стиснув пальцы внутри себя. Невероятно. У Билла окончательно потемнело в глазах. Он притянул Люциуса ближе, из последних сил стараясь не торопиться. Но тот сам не захотел медлить: вскинул бёдра, вцепился в плечи – точно будут синяки, и, постанывая, насадился на его член, именно так, как Билл и представлял. Захваченный невероятным ощущением, он зажмурился, приподнялся на руках, проникая ещё глубже. А потом осторожно лёг на него, целуя лоб, глаза, щёки, шепча какие-то глупости. Наверняка глупости. Когда Люциус немного расслабился, он плавно двинул бёдрами, и оба застонали, прижимаясь ещё теснее, сплетаясь, вплавляясь друг в друга. Билл словно покачивался на тёплой морской волне; она несла его, оставаясь на губах солоноватым привкусом выступившего на коже пота. Когда Люциус задрожал в его руках, он скользнул вниз и сделал то, чего так хотелось: поймал губами пульсирующий член, выпивая до капли сперму, — горько-солёную, словно морская вода.

Оглушённый, он уткнулся лбом в живот Люциусу, но тот, отдышавшись, вцепился в его изрядно помятые плечи, утягивая вверх. Билл замер, глядя на него: лихорадочный румянец на щеках, взмокшие пепельные пряди, шальной взгляд. Люциус улыбнулся – тягуче, сыто, коснулся его лба и шепнул:

— Ну, давай…

И Билл, уже не осторожничая, вцепился в его бёдра, забирая своё, наслаждаясь податливостью разгорячённого тела. Тёплая волна превратилась в водоворот, он выплеснулся в Люциуса и опустился ему на грудь, не в состоянии шевельнуть даже пальцем.

Когда вернулась способность думать, Билл осознал, что навалился на Люциуса всем весом, впечатав его в кровать. Он тут же откатился в сторону, но тот ухватил его за руку.

— Не уходи.

— Ну, — хрипло начал Билл, – вообще-то, я у себя в спальне.

Люциус лежал, закрыв глаза, и в полумраке невозможно было рассмотреть выражение его лица. Билл потянулся за палочкой, наложил на них обоих Очищающее и опустился на соседнюю подушку. Ужасно хотелось спать, но ещё больше хотелось лежать рядом, обниматься и пороть чушь. Никак синдром молодожёна. С ума сойти. Хотя, один-то раз можно: просто не думать о проклятиях и о том, что будет потом.

— Люциус?

— Что? – тот повернулся к нему, по-прежнему держа глаза закрытыми.

— Знаешь, о чём я сейчас подумал?

— М-м… Наверно, что-нибудь вроде «О Мерлин, я трахнул Люциуса Малфоя»?

— Нееет, — Билл мягко потянулся. – То была вторая мысль. А первая – о том, что надо бы тебя угостить хорошим кофе.

— Да, я заметил, что наш тебе не нравится. Почему?

— Настоящий кофе готовится по-маггловски. Магический против него дрянь дрянью, а уж тот, что готовят эльфы…

— Да неужели, — Люциус тихо рассмеялся. – А мне вот интересно: на каком ты был факультете?

— Шутишь? На каком факультете может быть рыжий Уизли?

— По-моему, занудливым умникам вроде тебя место на Рэйвенкло.

— Во-первых, положение старшего брата обязывает, а во-вторых, ты ещё не знаешь нашего Перси.

— Помощник министра? Знаю, конечно. И считаю наиболее адекватным представителем вашего семейства.

— М?

— Считал.

Как-то незаметно они оказались совсем близко. Ладонь Билла легла ему на грудь, поглаживая легко и невесомо. Люциус повернулся на бок и прижался к нему, даря самый сладкий поцелуй – поцелуй-после, когда никто никому не должен, когда можно одеться и уйти или же отвернуться и заснуть, а можно… Можно лежать вот так, обмениваясь осторожными касаниями губ.

— И вообще, последние события доказывают, что гриффиндорец из меня всё-таки неплохой.

— Мне очень нравятся последние события, — мурлыкнул Люциус, устраиваясь поудобнее. – А «плохой гриффиндорец» – это, кстати, комплимент.

Билл успел подумать, что вряд ли заснёт, — впервые с этим человеком, вообще впервые с кем-то за два года, да и непривычно ощущать мужское тело рядом…

А в следующую секунду уже крепко спал.

Утром Билла разбудили голоса. Он открыл глаза и увидел, что полуодетый Люциус разговаривает с домовым эльфом. Билл глянул на себя и резко сел, натягивая одеяло. Люциус вопросительно поднял бровь, но потом, усмехнувшись, кивнул эльфу – ступай, мол, и повернулся к Биллу.

— У тебя боязнь домовых эльфов? Доброе утро.

— Доброе, — хрипло ответил Билл, пытаясь пригладить волосы. Люциус как раз надевал рубашку, и он заметил на его ключице багровый кровоподтёк, очень похожий на укус. Вот чёрт. – Ты… э-э… Ты в порядке?

Тот отвлёкся от застёгивания манжетов и удивлённо посмотрел на него. Закусил губу, словно пытаясь сдержать улыбку, и очень серьёзно ответил:

— Я – в порядке. В полном. Кроме того, — он одарил Билла знакомой лисьей усмешкой, — у тебя тут нашлось Обезболивающее. Как раз полфлакона — то, что нужно.

Он c минуту понаблюдал, как Билл, краснея, изучает узор на простыне, а потом подошёл и сел рядом. Тронул его подбородок, вынуждая поднять голову, легко поцеловал сухие искусанные губы, привлёк к себе и крепко обнял, уткнувшись в шею. Билл замер в неудобной позе, с прижатыми руками. Н-да, ночью всё как-то более… естественно. Люциус тоже был напряжён, но не выпускал его, словно ждал чего-то. Решившись, Билл кое-как повернулся и неловко поцеловал его в висок. Кончики ресниц скользнули по шее — Люциус закрыл глаза. Билл поводил губами по коже, чувствуя биение пульса в тонкой жилке, коснулся гладко зачёсанных волос. Люциус глубоко вздохнул и отстранился.

— Пойдём завтракать. И кстати, — его лицо вновь приняло лукавое выражение, — ты тоже потрясающе пахнешь.

Он шлёпнул Билла по плечу – непринуждённо, по-дружески, и вышел. Тот со стоном рухнул на развороченную постель. Вот зараза. Мало того, что кусался, как дикий зверь, так ещё и наговорил чёрт-те-что. Хотя… Чего уж, теперь-то. Он рассмеялся и подбросил одеяло ногами. В душ, срочно. И завтракать. А то голод прямо какой-то нечеловеческий.

Он шёл через холл, когда услышал это. Тихий, нежный звук, от которого кровь застыла в жилах.

Перезвон хрустальных подвесок.

В мозгу вспыхнула картина: яркий летний день, Малфои-младшие и Нарцисса после прогулки. Люциус отбирает у Скорпиуса серёжку. Тот морщится, готовясь заплакать. Драко подхватывает сына на руки, кружит, отходит к лестнице. Астория и Нарцисса рядом. Звенят подвески. Медленно кренится люстра. Слишком медленно.

Прицельно.

Над ними.

Билл рванул в столовую. Люциус вздрогнул от грохота распахнутой двери и опустил газету.

— Что?..

— Где Астория?

— Они ещё не спустились, — Люциус поднялся. – А что…

И в этот момент из пустоты кубарем выкатился домовой эльф.

— Хозяйка! Она… там… — он схватился за уши и тоненько завыл.

Они кинулись наверх.

Астория ничком лежала на кушетке и стонала. Даже плач Скорпиуса почему-то не заглушал этих стонов – низких, страшных. На подоле белоснежной сорочки расплывались красные пятна. Драко пытался взять её на руки, судорожно нашаривая оброненную палочку. Билл подлетел к нему, схватил за запястье.

— Никакой аппарации! Это убьёт её! – краем глаза он увидел, что Люциус бросился к камину.

— Но она… я должен…

Билл взял его за плечи, тряхнул.

— Только хуже сделаем. Подожди. – Он глянул на Асторию – прикушенные губы, слёзы на щеках, и сердце тоскливо сжалось. Но тут взметнулось зелёное пламя, и из камина выскочил Люциус, таща за собой невысокую полную женщину в голубой мантии.

— Сэр, отпустите мою руку, а то вы её сломаете. Благодарю, — скрипучий голосок целительницы перекрыл шум. Острый взгляд облетел комнату, приостановился на Асториии и упёрся в Драко.

— Юноша, не ваш ли сын плачет на руках у бестолковой эльфийки? Успокойте его.

Драко моргнул и машинально потянулся к Скорпиусу. Обнял и зашептал что-то ему в макушку, не сводя глаз с целительницы. Малыш мгновенно притих, а та обратилась к Биллу:

— Сами чего делали?

— Нет.

Она села рядом с Асторией и взяла её за запястье. Билл отошёл, чтобы не мешать.

— Здравствуй, девочка, — из складок мантии возникла палочка. – Как тебя зовут?

— А… Астория.

— Прекрасное имя, — из палочки заструилось невербальное Сканирующее. – А меня вот, представляешь, Розамундой назвали. Нет, имя красивое, но по отцу-то я Смит. Ничего себе сочетание, да? – она вглядывалась в дымку заклятия. Билл содрогнулся, увидев, сколько там красного. Астория уже не стонала, но её хриплое дыхание било по нервам, словно нож. Люциус наблюдал за целительницей немигающим взглядом.

— …и чем только они думали? Неужто других имён не нашлось к эдакой простецкой фамилии, — та продолжала болтать, но её спина была напряжена, а палочка мелькала, сплетая сеть невербальных чар. Драко закрыл глаза, держась за Скорпиуса, словно за спасательный круг.

— …а я говорила: «Роза. Роза Смит», но они всё равно узнавали и… Открой глаза! Смотри на меня. Вот так, хорошо. И пришлось, значит, искать мужа с подходящей фамилией. Теперь-то я уж тридцать лет как Розамунда Демолино, совсем неплохо…

Астория глухо вскрикнула, и трое мужчин побледнели ещё больше.

— Не зажимайся! Расслабь мышцы! — приказала целительница. И уже тихо, ласково: — Давай, девочка, помоги мне чуток, ну же…

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипами эльфов. Билл привалился к стене, до боли сжав кулаки. Замысел Гуго развернулся перед ним, как готовая к броску змея, во всей своей гениальной и гнусной простоте. «Ублюдок, — стучало в голове. – Попадись ты мне… Узнал бы, что есть вещи пострашнее железной девы. Тварь, бешеная тварь…» Он словно чувствовал ледяную когтистую лапу, которая терзала Асторию, вырывая из её чрева тёплый живой комочек. «Держись, малышка, прошу тебя. Я найду его, я его уничтожу. Ты только держись…»

Целительница отложила палочку. Широкая ладонь с коротко стрижеными ногтями осторожно легла Астории на живот, спустилась ниже. Тут притихли даже эльфы. Ещё несколько томительно-долгих минут, и целительница шумно выдохнула.

— Вот так, хорошо, — она улыбнулась Астории и стёрла с её лба испарину. – Ты — большая молодец. И девки у тебя такие же крепкие и упёртые.

— Де… девки?

— Ну да. Двойняшки, которых носишь. Девчонки.

Кряхтя, она поднялась с колен и легонько потрепала Асторию по бедру, незаметно убирая с её подола кровавые пятна.

— Девочку я забираю, — обратилась она к Малфоям. – Вещи принесёте потом, медкарту – мне, сейчас же.

Драко передал малыша Люциусу и кинулся к секретеру. Билл шагнул было к Астории, но был перехвачен целительницей.

— Ну что?

— Мне нужно задать пару вопросов, это важно.

Смерив его изучающим взглядом, она отступила.

— Быстро и не вздумай волновать её, понял?

Он присел на край кушетки и тихо позвал по имени:

— Астория, — та подняла голубоватые веки, и Билл увидел, что её глаза вновь потеряли цвет. Он взял её за руку, погладил. — Скажи, не было ли чего за эти дни? Кошмары? Видения? Хоть что-нибудь?

— Нет, — прошептала она. — Нет, Билл. Ничего…

— Вообще-то, — Драко стоял рядом, вертя в руках пачку пергаментов, — ты плохо спишь в последнее время. С тех пор, как мы здесь.

— Она что-нибудь говорит?

— Нет, только мечется и стонет. Правда, не каждую ночь. А иногда ещё ходит во сне.

— Хожу во сне? Но я никогда… Почему ты не сказал мне? – Астория попыталась приподняться, но целительница была тут как тут: мягко прижала её к кушетке, успокаивающе погладила по лбу.

— Я не подумал, что это важно, — Драко растерянно пожал плечами. – Просто поставил Сигнальные и возвращал тебя в кровать. Я действительно не думал, что… У беременных ведь всякое бывает.

— Бывает, всё бывает, — проворчала целительница и махнула Биллу рукой – уйди. В камине зашумело, и в комнату шагнул здоровенный санитар.

— Томми, сюда!

Билл ещё раз погладил Асторию по руке и отошёл. Санитар склонился над ней, осторожно подсунул лопатообразные ладони под плечи и колени и выпрямился — плавно и так легко, словно она ничего не весила. Целительница выхватила у Драко медкарту.

— Второй отдел, пятый сектор, в палаты не лезьте, сначала найдите меня, — бросила она напоследок, и все трое исчезли в камине. Драко посмотрел им вслед так, словно санитар уносил в руках его жизнь, но уже в следующую секунду обернулся к Люциусу.

— Скорипиусу будет лучше с Корделией, — голос его звучал ровно.

— Ты прав, — так же спокойно ответил смертельно бледный Люциус. В четыре руки они быстро одели Скорпиуса. Тот молчал, лишь испуганно таращил зелёные глазёнки.

— Пилси, собери вещи и отнеси к Гринграссам, — скомандовал Люциус няньке-эльфу. – Я тогда сразу в Мунго.

— Нет, — Билл подошёл ближе. – Ты нужен мне здесь.

Люциус перевёл взгляд на Драко. Тот подхватил Скорпиуса на руки и сказал:

— Придёшь, когда сможешь.

Он посмотрел на Билла, прошептал одними губами: «Удачи», и шагнул в камин.

— Ты понял, что он сделал?

Люциус поднял взгляд.

— Скажи.

— Дети. Нерождённые. Регулярная… подпитка, — Билл на миг зажмурился, — и никто бы не догадался, ведь это всё женские дела, о таком не говорят. И не пишут.

— Но как? — Люциус тяжело опёрся на каминную полку. – Как он мог… Наши дети…

— Очень даже мог, — голос Билла звучал глухо, его душила ярость. – Одна пара — один выкидыш, и род защищён. Один умирает, остальные живут, и хрен что им сделается — защита же. Хотят ещё родить – пожалуйста. Есть наследник, есть жертва, остальное опционально. Всё просто. И так до следующего брака.

— У Нарциссы тоже был выкидыш, — отрешённо проговорил Люциус. – Значит, это… Но подожди, почему же она погибла? И остальные…

— Потом объясню, — Билл схватил его за руку и потащил за собой. — Надо найти его.

В башне он скомандовал:

— Активируй завещание. Будем обыскивать каждый дюйм, каждый камень. Тайник здесь, больше негде.

Люциус кивнул и начал проверять ближайшую к нему панель. Билл осматривал окна. Они работали быстро и молча. В тишине слышались отрывистые фразы заклинаний и потрескивание чар. Билл просканировал подоконник и шагнул гобелену, но вдруг замер. Попятился.

— Что случилось? – обеспокоенно спросил Люциус.

— Не знаю, я заметил нечто… — он отступил ещё на шаг и вновь очутился у окна. Выглянул.

— Чтоб меня, неужели всё так просто…

— Что? — Люциус тоже подошёл к окну. Билл указал вниз.

— Это всегда так было?

— Да что «это»?

— Не видишь? Значит, всегда.

— Билл!

— Дорожка, Люциус. Вокруг башни.

Аккуратная дорожка огибала башню, расширяясь возле неё почти вдвое, образовывая нечто вроде площадки.

— Думаешь, там что-то есть? Внизу?

— Уверен. Рядом с ней ничего растёт. Видишь, даже деревья шарахнулись.

Действительно, линия парка в этом месте делала изгиб, словно деревья и впрямь сторонились башни.

— Подвал. Подвал под башней. А я не стал их проверять. Кретин, какой кретин…

— Ты бы всё равно ничего не нашёл, — спокойно сказал Люциус. – В этом месте глухая стена. Лорд лично осматривал наши подвалы во время войны, но ничего не заметил.

— Что? Нет. Нетнетнет, — Билл ожесточённо потёр лоб. – Не может быть!

Люциус ухватил его за рукав.

— Пошли.

Влетев в кабинет, он бросился к шкафу. Билл мельком отметил, насколько тяжело даётся Люциусу внешнее спокойствие – пергаменты выпадали из дрожащих рук.

— Не то… Не то… А, дьявол! Акцио, план подвала!

Они склонились над потемневшим пергаментом.

— Вот, смотри: винный погреб, коридор, камера. А под башней…

— …тупик, — кивнул Билл. – Но Гуго-то у нас мастер маскировки, — он криво усмехнулся. — Там оно, я знаю. Теперь знаю, — он постучал пальцем по пергаменту. – Обычно земля и камень притупляют магическое излучение, но здесь башня играет роль проводника. Она ведь вся пронизана его чарами, одно завещание чего стоит. Да ты и сам видел. Получился своеобразный маяк. Только некоторым под его лучи лучше не попадать.

Люциус выпрямился.

— Билл. Что произошло?

Тот вздохнул. Яростный азарт улетучился, оставив безмерную усталость. Он опустился в кресло.

— Гуго совершенно правильно рассчитал: если будут погибать гости или члены семьи, это в конце концов вызовет подозрения. А выкидыши и не обсуждаются и вообще – дело житейское. Но некоторые женщины не могли забеременеть повторно. Или не хотели. Тогда чары забирали их. Гуго приносил двойную жертву, поэтому они тоже… подошли. Но тёмные чары нестабильны по своей природе, они всегда реагируют на сильные магические возмущения.

— Что-то их разбудило?

— Да не засыпали они, защита-то постоянно работает. Гуго спрятал чары, но он не мог учесть всего — например, силы Гриндевальда. Я уж не говорю о Волдеморте. У вас ведь тут… убивали?

— И весьма часто, — Люциус медленно прошёл к окну. – Думаешь, это повлияло на них?

— Конечно. Столько крови. Да ещё тёмные заклинания, ритуалы – огромное количество энергии. Это чары-губка, они впитывают. Поглощают. Ну, и плюс потенциальная угроза вам, Малфоям. Напряжение. Разрушение родовой палочки. Возможно, она и впрямь принадлежала Гуго, кто знает. В результате чары… взбесились. И потребовали больше.

— Но ведь Лорда нет уже три года, почему, почему теперь? – Люциус вцепился в подоконник, его спина напряглась. Билл помедлил. Мерлин, сколько ещё дерьма ему придётся вылить на Люциуса? Но он имеет право знать.

— Это Нарцисса. Я не знаю точно, как обстояло дело с твоей ма… с Фионой, но к Нарциссе они уже давно подбирались, — он невольно поёжился. – Видимо, чары подчиняют сознание и волю, это что-то, чему все те женщины не могли противиться.

— Самоубийство…

— Нет! – Билл рывком поднялся из кресла. – Нет, это чары! Они не сами! Помнишь, рисунки Нарциссы? Что-то вроде транса, я думаю. Она сопротивлялась, очень долго – некоторые из листов совсем старые, жёлтые. Она… она была очень сильной.

— Это правда, — голос Люциуса теперь напоминал шелест пустых раковин. – А потом она поддалась, ведь всё наконец-то стало хорошо…

— Люциус, ты…

Что «ты»? «Ты в порядке»? А сам-то как думаешь?

Он так и стоял, не зная, что сказать. Но тут Люциус заговорил – тихо, зло.

— Она стала моей женой, пошла за мной. Всегда была рядом. Поддерживала. Защищала. А я… Что я дал ей? Войну и годы страха. Смерть от проклятия. Оно терзало её, а я не видел, мне было не до этого. И она ничего не сказала, она была одна и знала, что я… Она страдала. А меня не было рядом, никогда, никогда… Отдал её… Я… это я…

Билл отрешённо подумал, что кожа на костяшках пальцев Люциуса вот-вот лопнет. А тот вдруг замолчал. Чуть повернул голову.

— Ты… Тебе лучше сейчас уйти, — в голосе вновь струился ракушечный шорох. – Просто… оставь меня.

— Что? Но… Ну уж нет! – Билл подлетел к нему, схватил за плечи и развернул лицом к себе. – Послушай меня внимательно: Нарцисса знала тебя всю жизнь и сделала свой выбор, приняла тебя. И она была счастлива — пойми, за несчастье так не сражаются! Ты дал ей это. И она боролась за то, что вы создали, и никогда бы не отказалась от этого. Это… это был её путь. Ваш путь. И ты не мог помочь, ты не знал! А она не могла рассказать, просто не помнила, не замечала — как Астория, как все остальные. Не ты убил её, а проклятие, понял? Не смей винить себя, это всё Гуго, чёртов ублюдок, но мы избавимся…

Билл вдруг осознал, что вцепился в Люциуса мёртвой хваткой и практически кричит ему в лицо. Он осёкся, выпустил и с облегчением заметил, что ледяная пустота ушла из глаз Люциуса, сменившись уже знакомым удивлённым выражением. А тот шагнул вслед за ним и протянул руки. Обнял отчаянно, судорожно и так крепко, что у Билла потемнело в глазах.

— Прости, если я…

— Ш-ш-ш, — тёплое дыхание коснулось виска, и Билл вдруг понял, почувствовал, что сейчас нужно Люциусу. Он прильнул к нему и замер, позволяя просто держать себя в объятиях и обнимая в ответ, не думая ни о чём, желая лишь стать ещё ближе, помочь… Ни один из них не знал, сколько они простояли так, держась друг за друга.

— Мы можем что-то сделать прямо сейчас? — пробормотал Люциус.

— Я должен подготовиться. Пойдём утром.

— Хорошо. Я к Астории. Наверно, буду поздно.

— Я подожду.

Люциус медленно опустил руки, размыкая объятие, призвал мантию и, прихватив мешочек с монетами, шагнул в камин. Билл позволил себе ещё немного постоять, глядя в зелёное пламя, а потом встряхнулся и направился к выходу.

Магический огонь погас с тихим щелчком. Билл соскользнул с подоконника и подошёл к котелку. Посмотрим. Он капал зелье на стёклышко, добавляя то один, то другой компонент. Зелье послушно меняло цвет. Идеально, как и всегда. Он разлил его по флаконам, размышляя, с какой же комбинации начать завтра. Лучше с основы – просто посмотреть, как отреагируют чары, оценить, на что они способны. А уж потом попробовать смеси. Да, именно так. А пока надо бы прибраться, что ли.

Весь день он провёл в кабинете Люциуса и даже зелье варил здесь же. Было чертовски трудно не смотреть в сторону камина, но он сумел сосредоточиться на деле. Завтра всё решится, и они должны быть готовы к любым неожиданностям. Он просмотрел свои заметки и раз десять проверил содержимое коробки с инструментами. Вроде бы всё нормально. За окнами сгущались сумерки, и Билл опять забрался с ногами на подоконник, бездумно вглядываясь в осеннюю хмарь. Он точно знал, что просидит так хоть всю ночь, но дождётся Люциуса. Чёрт, ну как они там? Может, послать Патронуса? Время тянулось, словно патока на пироге Молли. Ближе к ночи камин ожил, и Люциус шагнул в комнату. Билл слетел с подоконника.

— Как она?

— Стабильна.

Стабильна. Значит, на грани. Сейчас всё хорошо, но в любой момент…

— Драко остался там. А ты… — Люциус посмотрел на котелок, на флаконы с зельем. – Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, всё готово.

— Что мы будем делать?

— Пойдём в подвал, вскроем тайник и попытаемся снять чары.

Люциус снял мантию и сел на софу.

— Если у нас не получится… С Асторией всё будет нормально, вдали от дома?

Конечно, нет. Не сразу, но оно её достанет.

— Не знаю. Вряд ли, — Билл осторожно присел рядом. – Здесь находится источник чар, но связаны они не с домом и не с местом, они держатся на вашей крови. Но у нас всё получится.

— Как ты намерен действовать?

— Так же, как и всегда — проведу обряд. Нужно начертить Разбивающий знак и сбрызнуть его зельем. Вон тем, — он махнул рукой в сторону ряда флаконов.

— Зачем так много?

— Это основа. К ней добавляются определяющие компоненты – кровь дракона или там желчь мантикоры. Разные зелья для разных проклятий.

— Если я хоть что-то понимаю, для снятия этих чар нужна наша кровь. Так?

— Может быть. Но сначала я попробую все мало-мальски подходящие комбинации. Сам знаешь, насколько опасна и нестабильна кровь мага. Вообще, подобные операции проводятся под контролем министерства…

— Никакого министерства, — вскинулся Люциус. – Билл, я не могу допустить, чтобы всё это… — он беспомощно взмахнул рукой.

Ну конечно. Билл знал, что так будет. Да чего там, он на месте Люциуса поступил бы так же. Очень многие с удовольствием позлорадствуют над Малфоями – кровавое наследие славного рода, древо с гнилыми корнями. Бросить своё имя на растерзание толпе любопытных зевак, носить клеймо проклятого рода — невозможно. Он это понимал, но…

— Люциус. Послушай меня, — Билл не смотрел на него, стараясь говорить спокойно и убедительно. – Эти чары не просто сильны, они ещё и абсолютно непредсказуемы. Кое-что я могу сделать, но в определённый момент мне может потребоваться помощь. Я попрошу своих друзей, и они ничего не расскажут об этой истории, обещаю. Тут мы не можем рассчитывать только на себя, пойми.

— Хорошо.

— Э-э… Что? – Билл повернулся к нему, не веря своим ушам. Он не ожидал, что Люциус так легко согласится.

— Я говорю: хорошо. Ты прав. Я знаю, что… Я доверяю тебе.

Билл молчал, не зная, что сказать.

— Мы не можем пойти туда прямо сейчас?

— Что? Нет! Пытаться снять тёмные чары ночью — нет, конечно!

— Но Астория…

— Люциус, если нас прихлопнет в каком-нибудь каменном мешке, мы точно ей не поможем. Время есть, мы успеем.

— Да, ладно. Хорошо.

Люциус резко поднялся, подошёл к столу. Его взгляд рассеянно блуждал по кабинету.

— Ты знаешь, тогда, после войны… Мы ведь думали: всё закончилось, — он на миг закрыл лицо руками, а потом вновь обернулся к Биллу. Его голос понизился до шёпота. – Я так устал, Билл. Как же я устал…

Вот так. Без истерик и самобичевания, всего две фразы. Две простые фразы, которые ворвались в сознание Билла, оглушили, ослепили, прошлись острыми лезвиями, срезая старые шрамы, и написали сталью по живому лишь одно: чужая боль. Чужая боль, которая теперь больнее, чем своя, больнее, чем… что угодно. И ты знаешь, что готов на всё, лишь бы помочь, прогнать её. Во имя этого ты можешь убить, разрушить, можешь даже больше…

Люциус всё так же стоял, уперев немигающий взгляд в пол. Билл поднялся, подошёл к нему и положил руки на плечи.

— Пойдём в постель.

Тот поднял голову, поморгал, словно просыпаясь.

— Я… Боюсь, я сейчас не в состоянии…

Билл заставил себя улыбнуться. Губы дрожали, но он знал, что голос будет ровным.

— В постели иногда просто спят.

Получилось: губы Люциуса тронула ответная улыбка – бледная тень обычной, но и её хватило, чтобы мир опять стал цельным.

— С тобой я об этом как-то забываю.

Они прошли в спальню Билла, разделись — так же, как в прошлый раз, и при этом совсем по-другому, забрались под одеяло. Объятие – естественное, как продолжение тел, общее тепло, которое рассеяло подступивший мрак, пусть ненадолго, но… Они заслужили передышку. Вскоре Билл ощутил, что Люциус расслабился и задышал ровнее. Хорошо. Сам он лежал и смотрел в потолок, даже не надеясь на сон.

Билл не пытался анализировать те эмоции, что обрушились на него в кабинете Люциуса. А чего тут анализировать. Это всё равно, что объяснять ребёнку, почему ветер дует. Или почему ночью темно. Любое объяснение кажется убогим перед лицом урагана или ночной тьмы. Это просто приходит. Прими и живи дальше. Как хочешь, так и живи. Он покосился на Люциуса, лежащего рядом. Хотелось целовать, прикасаться, запоминая всё, до мелочей, но он не станет его будить, конечно нет. Достаточно просто ощущать тепло дыхания, его волосы на плече и тяжесть руки, по-хозяйски лежащей на животе. Лучше он подумает о том безумии, которое они намереваются совершить завтра. Внутренне он был согласен, что идти туда нужно одним. Что-то подсказывало: посторонние люди только помешают, это семейное дело. Но если по уму, пытаться разрушить спятившее агрессивное заклятие вдвоём, безо всякой страховки, это, конечно, идиотизм. И пусть чары «охотятся» не на них, всё равно… Промаявшись ещё какое-то время, Билл решился и осторожно выскользнул из рук Люциуса. В конце концов, они договорились, что можно рассказать обо всём надёжным людям. Он набросил пижаму и тихонько вышел из комнаты.

В кабинете Люциуса царил полумрак. Билл разжёг камин и вызвал квартиру МакКормака. Наверняка тот ещё не спит.

— Роб, — позвал он. В гостиной по-прежнему было пусто. — Роб!

— Билл? – МакКормак вышел из кухоньки, что-то дожёвывая и на ходу подтягивая пижамные штаны. Вид у него был непривычно смущённый. – Ты… Э-э… Привет.

— Привет. Есть пара минут?

— Роб, а где у тебя… — из спальни, взлохмаченная и полуголая, вылетела никто иная как…

— Джинни?!

— Билл…

— Роб!!!

— Э-э, Билл…

— Роб, Билл!..

— Джинни, детка…

— Заткнитесь, — постановил наконец Билл, неверяще глядя на сестру. Та вспомнила, что не одета, и, ойкнув, юркнула в кухню. Он перевёл взгляд на МакКормака.

— Но как? Вы же друг друга терпеть не можете!

— Ну, я-то очень даже мог, всегда. А она тоже как-то вот… — тот развёл руками. – От ненависти до любви, знаешь?

— Охренеть. И давно?

— Месяца три.

— Три с половиной, — храбро пискнула Джинни из-за двери.

— Три месяца?! Охренеть, — повторил Билл. – Эй, Джин! Я не боюсь красных стрингов, выходи давай.

Джинни послушно встала рядом с Робом, нервно одёргивая коротенькую майку. Билл покачал головой. Вот ведь. Спелись.

— Я, конечно, замечал кое-что, но почему-то ставил на Клайва.

— И чё за Клайв? – недобро прищурился Роб.

— А, да это коллега, — отмахнулась Джинни, показывая Биллу кулак из-за спины. Тот еле сдержал улыбку. Клайв в отставке. Похоже, у Джин всё серьёзно.

— Хорошо, но мне-то вы почему не сказали?

— Ну, — потупилась Джинни, — я опасалась. Рон в своё время такое устроил…

— Рон? Спасибо за лестное сравнение, — фыркнул Билл. – Ладно. Роб, мне нужно с тобой обсудить кое-что.

— Я сейчас, только оденусь, — Джинни кинулась в спальню. Билл выразительно посмотрел на МакКормака, но тот пожал плечами – мол, я-то что могу поделать? Ну да. Конечно, она сразу догадалась, что Билл не стал бы беспокоить по пустякам. Буквально через минуту замотанная в халат Джинни потеснила Роба у камина и энергично кивнула:

— Выкладывай.

Билл рассказал о расследовании. Они молча слушали, изредка обмениваясь ошеломлёнными взглядами. Когда он закончил, воцарилась тишина.

— Merde, — выдал Роб и тут же испуганно покосился на Джинни. Но она лишь кивнула.

— Билл, он прав: полное дерьмо.

— Но они не могли знать…

— Да плевать мне на Малфоев, — нахмурилась Джинни. – То есть, их жалко, конечно, но сейчас меня волнует то, что вы полезете в этот подвал вдвоём.

— Не дело, — вторил ей непривычно серьёзный Роб. – Ты же видишь: чары ведут себя агрессивно.

«Это вы ещё про люстру не знаете», — мрачно подумал Билл, а вслух сказал:

— Всё уже решено. Я просто хотел попросить, чтоб ты подстраховал нас как-нибудь.

— Ну почему ты так упираешься? – вновь встряла Джинни. – Ты ведь у нас мистер Благоразумие!

— Джин, так надо.

— Ты туда не пойдёшь! – она воинственно выпятила подбородок – признак крайнего раздражения. – Один не пойдёшь!

— Пойми, я обещал Люциусу… — Билл прикусил язык, но было уже поздно: Джинни смотрела на него во все глаза. Он прямо видел, как у неё в голове всплывает их недавний разговор, его смущение и деликатная формулировка «человек», и как она соотносит это с его сегодняшним упрямством и фамильярным «Люциус». Глаза у Джинни становились всё больше, а он ещё и покраснел. Ну, всё. Она же знает его как облупленного. Мерлин, выручай.

— Вот что, — Роб прервал затянувшееся молчание. — Есть у меня одна штука, может пригодиться.

Он вышел. Джинни тоненько кашлянула.

— Билл.

— Да.

— Ты и Мал… мист… Ты и Люциус… Вы — да?

Он кивнул. Джинни потрясённо выдохнула.

— Твоюжмать… Но это… Это же…

— Что? – Билл наконец поднял глаза. – Ужасно? Мерзко? Грязно?

— Да я даже… То есть нет, конечно, — Джинни беспомощно развела руками и задумалась. – Ну… хм. Это ведь по-прежнему ты, правда? – она несмело улыбнулась.

— Правда, — он тоже улыбнулся, чувствуя невыразимое облегчение и сожалея, что через камин её обнять нельзя. – На Империо можешь не проверять.

— Не буду. Но что скажет мама? А Перси-то, Перси! В его возрасте уже реально получить сердечный приступ, как думаешь?

— Джин…

— Скажу маме, чтоб связала к Рождеству ещё один свитер, да поярче.

— Джин!

— Я… да. Порю чушь, извини. Просто я немножко… ну, в шоке.

— Понимаю. Я и сам-то…

В этот момент Роб вернулся и показал ему какую-то крестообразную штуковину.

— Зайди-ка на минутку.

Билл послушно нырнул в камин.

— Что это? Порт-ключ?

— Обратный. Пополам с сигналкой. Можно не просто вызвать помощь, но сразу перенести их на место. Если шевелиться нельзя или много пострадавших или ещё что.

— А…

— Второй будет у нас.

— Круто, — Билл ещё раз осмотрел вещицу. – Сам?

— Ага, — Роб приосанился. – Но не доделал, он очень хрупкий. Так что не роняй.

Они поболтали ещё немного. Джинни больше молчала, задумчиво поглядывая на него. Когда часы пробили два, Билл стал прощаться.

— Ладно, я пошёл. Будет тяжёлый день.

Джинни вдруг крепко обняла его.

— Удачи.

— Спасибо, – он поднял её, как маленькую, и поцеловал в макушку. – Спасибо, Джин.

— А меня? – сунулся Роб.

— Да иди ты.

— Позвольте, — возмутился тот, — разве ты не должен сказать что-нибудь тёплое, родственное? Типа «обидишь её, удавлю тебя твоими же кишками»?

— А зачем? Ты и сам уже всё сказал.

Смеясь, Билл шагнул в камин. Настроение было почти хорошим. Мэнор встретил его привычной затаившейся тишиной. Проскользнув в спальню, он осторожно присел на кровать. Почему-то в комнате тоже было совсем тихо. Лицо Люциуса в лунном свете казалось застывшим, неживым. Сердце сжалось от тоскливого предчувствия. Чтобы разрушить иллюзию, он легонько коснулся его щеки. Пальцы Люциуса тут же сомкнулись на запястье, он втащил Билла под одеяло.

— Где ты был? – в голосе не было и намёка на сонливость.

— Разговаривал с Джинни и Робом, — Билл с удовольствием вдохнул его тёплый запах и понял, что ужасно хочет спать.

— Что за Роб?

— Да напарник мой.

— А-а, безумный француз в килте?

— Не зови его французом, — Билл зевнул. — Он бесится…

Ответа он уже не услышал.

* * *

Когда Билл открыл глаза, за окнами светало, а Люциус был на ногах.

— Драко прислал Патронуса. У Астории всё без изменений, но спала она очень беспокойно.

Билл поднялся.

— Дай мне десять минут.

— Завтракать будешь?

— Да какой, к чертям, завтрак.

Он постоял несколько минут под холодным душем и энергично растёрся полотенцем, разгоняя кровь. Голова была пустой и звонкой, под ложечкой тянуло, как перед экзаменом, когда учишь всю ночь, а утром кажется, что ничего не помнишь. Странно, так работе такого обычно не бывало. Хотя и дело-то необычное. Выйдя из душа, он ещё раз проверил инструменты и зелья и кивнул Люциусу: пошли.

Дом принял их, опутывая мутным предрассветным сумраком. Оба почему-то старались ступать как можно мягче. У входа в подвал Билл приостановился и взялся за свою серьгу.

— Примета, — буркнул он в ответ на взгляд Люциуса, сознавая, насколько по-дурацки это звучит. Но тот серьёзно кивнул и потянул на себя тяжёлую дверь. Они осторожно сошли по ступенькам, миновали несколько коридоров. Вдруг Билл почувствовал ледяной сквозняк, скользнувший по ногам. Вентиляция? Он остановился, прислушиваясь. Какой странный звук… Похоже на крыс. Но откуда в Мэноре…

— Что? – обеспокоенно спросил Люциус.

— Н… ничего. – Звук исчез. — Послышалось, наверно.

Следующий коридор заканчивался стеной.

— Здесь, — Люциус взмахнул палочкой. – Смотри.

Заклинания показывали, что стена глухая. Билл медленно прошёлся вдоль кладки, касаясь её кончиками пальцев.

— Может, просто разбить? Бомбардой?

— Нет, это в крайнем случае. Я думаю… Ага. Видишь? – он потёр один кирпич, и на нём проступили царапины. Билл надавил на него, двинул кулаком. – Ищи такие же.

Люциус обнаружил похожий камень в самом углу. Они переглянулись и одновременно нажали на них. Раздался скрежет, стена чуть просела и медленно отъехала в сторону. Люциус шагнул ближе, но Билл ухватил его за рукав.

— Подожди. Там, кажется, целая комната. Немного не то, что я ожидал… Вот что. Чарам нужны не мы, и, теоретически, они не должны нам навредить, но всё равно: никакой магии внутри, понял? Ничего не трогай, не бери в руки и не сдвигай с места, хорошо? Это может спровоцировать их активность.

Люциус коротко кивнул. Билл увеличил ящик с инструментами, и они шагнули в затхлую тьму. Щелчок, под низким потолком вспыхнули факелы, осветив огромный каменный стол в центре комнаты.

— Но это… Это же… — Люциус склонился над ним, разглядывая выбитые символы.

— Жертвенник времён Начала, — подтвердил Билл. – Как из учебника истории. Похоже, именно на нём он…

Люциус отшатнулся.

— Вот, значит, почему чары невозможно уловить — такая древность... Но где он его нашёл? Невероятно.

— А я уже не удивляюсь, — Билл осмотрел комнату, но ничего не заметил, кроме кучи чего-то белого в углу. Кости. – Зато сразу понятно, где надо чертить знак. Подержи-ка.

Он извлёк из коробки серебряный нож и пучок обугленных палочек.

— Что это?

— Рябина.

— Рябина? И только?

— Да-да. Иногда самые простые методы оказываются самыми действенными.

Билл достал флаконы с зельем и расставил всё на краю стола.

— А что если это не поможет? – спросил вдруг Люциус.

— Что?

— Если не сработают ни твои зелья, ни моя кровь – что тогда?

Только не это.

— Такое возможно, — сказал он наконец. – Но… давай сначала попробуем, а там видно будет.

Люциус опустил голову и отступил на шаг, показывая, что не станет мешать. Билл глубоко вздохнул, закрыл глаза, сосредотачиваясь. В памяти всплыли слова заклинания и очерёдность действий. Он протянул руку за рябиновым углем, и ритуал начался. Тихо потрескивали факелы. Палочка легко скользила по серому камню, вычерчивая прихотливые линии. Отлично. А внешнюю окружность ножом, вот так. Готово. Теперь зелье. Билл потянулся было за флаконом и тут опять услышал мерзкий шорох – точно крысы возились в деревянной стене. Но только теперь звук стал громче. Ближе. Он поднял голову. Факелы затрещали сильнее, запахло какой-то сладковатой гнилью. Да что за…

— Нож, — сказал вдруг Люциус.

— Что? – он обернулся.

— Нож, — повторил тот и медленно, словно зачарованный, протянул руку. Билл увидел, что высоко в стене между камней торчит что-то вроде рукоятки.

Между камней?

Прямо из камня! Он воткнут в камень!

— Люциус, не на…

От первого же касания нож выпал из стены и скользнул в ладонь Люциуса. Тот инстинктивно сжал пальцы. На миг свет померк, а потом факелы вспыхнули и зашипели. По камням прошла дрожь. Невидимая сила подхватила Билла, швырнула в стену, прижала. Он захрипел, забился, пытаясь вырваться. Люциус вздрогнул, словно просыпаясь, кинулся было к нему, но тут…

«Здравствуй, сын мой».

Не голос даже, но чья-то воля – холодная, неумолимая, проникла в сознание, пригвоздила его к полу.

Что это? Кто…

«Я — твоё начало. А ты — моё продолжение».

Нет, нет… Билл, он задыхается. Надо помочь, надо… Но он не мог пошевелиться, придавленный чем-то холодным, вязким… Мёртвым. Почти теряя сознание от напряжения, Люциус сдвинулся на несколько дюймов. Ещё. Тёмная вода в его сознании всколыхнулась – этому смешно.

«Посмотри на меня».

Краем глаза он уловил что-то тускло-красное, какие-то лохмотья. Запах тлена окутал его, забиваясь в лёгкие, проникая в мозг, – гнилой туман льнёт к чёрной воде – посмотрипосмотри… Нет, нельзя, ведь там будет его лицо, его собственное лицо, это он там, завёрнут в рваный саван, он… Нет! Чьи это мысли? Нетнетнет! Это не его, это того…

«Я знаю, чего ты хочешь. Ты неправ. Но я прощаю тебя, сын мой».

Красная тень скользит подле него. Как холодно, как больно… Этот звук, что это? Его дыхание? Смешно… Ещё шаг. Пара дюймов. Зачем? Надо. Там, далеко, что-то есть, тёплое и такое важное, иди, ползи, пожалуйста…

«Пойми, ты не сможешь. Это часть тебя. Часть всех нас. Это в нашей крови. Посмотри».

Красные нити. Сочатся жёлтым. Кровь и гной. Они пронизывают воздух, стены, расходятся во все стороны. Он поднял руку. Нити прошили его ладонь, всё тело. Они всюду.

«Видишь? Это я. Это мы. Оставь. Так было и так будет».

Темно… Зачем он здесь… Зачем он, кто он? Но надо идти. Надо, Люциус. Кто это? Опять голос. Холодная тяжесть.

«Я дам тебе это. Они останутся с тобой. Под защитой. Отдай мне мальчика. У него славная кровь. И уходи. Всё будет по-прежнему. Я могу, я знаю – ты забудешь. И всё опять будет хорошо…»

Хорошохорошохорошо, рокочет чёрная волна. Чёрная волна с красной пеной. Она несётся, она всё ближе – сомнёт, растопчет, растворит, вот сейчас, сейчас…

— Люциус…

С другой стороны. Совсем другое. Волна отхлынула. Люциус открыл глаза. Треск факелов, пляска теней на стенах. Тяжесть в руке. Это же нож. Ритуальный нож. Билл опять застонал, позвал его, и он попытался шевельнуться, но нет. В бедро упирается что-то… Стол. Он дошёл до стола. Вновь заскребли коготки призрачных крыс. Красные лохмотья. Красные нити. Сейчас ударит волна, и он захлебнётся. Не выплывет. Люциус перегнулся пополам, судорожно хватая воздух. Нетнетнет… Уцепиться за что-нибудь. Чёрные линии. Знак, Билл начертил. Билл. Проклятие. Кровь. Кровькровькровь. Красная тень нависает, она всё ближе. Глухой гул волны. Крысы. Волны крыс. Часть тебя. Часть всех нас. В нашей крови.

Осознание приходит мгновенно. Он тяжело опирается о стол. "Кровь превыше всего". Часть тебя. Ладонь ложится в центр угольных линий.

«Сын мой…»

Волна идёт. Но страха нет. Есть лишь неизвестно откуда пришедшие слова. Люциус поднимает голову.

— Я тебе не сын. И я отрекаюсь от твоей защиты.

Резкий взмах, свист ножа – он разрывает красные нити и рассекает плоть — легко, жадно. На широком лезвии расцветает алый мазок. Кровь брызжет на угольную вязь. Подавись, захлебнись. Жри сам себя.

«НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!»

Знак вспыхивает голубым очистительным пламенем. Воздуха больше нет – есть лишь дикий вопль, скрежет и БОЛЬ. Каждый нерв вырван, взрезан ядовитым лезвием, боль пульсирует, бурлит, поёт. Он не сможет, не выдержит… Боль.

…Полуденное солнце резануло по глазам. Шелест листвы. Журчание ручья. Смех – тихий, мелодичный. Такой знакомый, такой родной. Он поднял глаза. По поляне чинно расхаживал рыжий конь, а рядом брела Нарцисса. Она перебирала его гриву, трогала бархатные ноздри и шептала что-то в чуткие нервные уши. Конь фыркал, переступал тонкими ногами, но слушал. Нарцисса… Такая же, какой ушла, но одета почему-то в свадебное платье – расшитое страстоцветами, он помнил. Она обернулась и замерла, глядя на него. Улыбнулась нежно, знающе и чуть печально, и это было прекрасно. Люциус протянул руки к ней, сияющей так ярко, но она вдруг усмехнулась и стала на миг земной, его Нарциссой. Узкая ладонь взлетела в воздух и с силой опустилась на гладкий круп коня…

Подвал. Пол ходит ходуном, из стен валятся камни. Громкий треск – стол расколот надвое. Сверху сыплется песок. Надо выбираться. Куда-то. Зачем-то. Люциус попытался нащупать палочку, но что-то не то… Он опустил взгляд. Ах да. И на этом силы закончились.

«Всё, — подумал он, оседая на пол. — Всё».

Запах. Резкий, въедливый. Раздражающий. Он всегда терпеть не мог ментол. И откуда эта дрянь взялась в спальне? Люциус открыл глаза. Небрежно побеленный потолок. Простыни грубее, чем обычно. И запах, мерзкий запах. Он хотел подняться, но почему-то...

— Папа?

Драко — бледный, исхудавший, навис над ним, судорожно вглядываясь в лицо. Люциус попытался заговорить, но из горла вылетел лишь тихий хрип. Драко исчез и вернулся со стаканом воды; осторожно приподнял его голову, приставил стакан к губам. Люциус глотнул и закашлялся: прохладная вода обожгла пересохшее горло. Он сделал ещё глоток, и тут на него обрушились воспоминания: Нарцисса, проклятие, Билл, Гуго, Астория...

— Драко, — позвал он. Тот уклонился от его взгляда и тихо спросил:

— Хочешь ещё воды?

— Нет, — Люциус мотнул головой, отстраняясь от стакана. — Как Астория?

— Астория? Хорошо, — рассеянно ответил Драко. — Третий день дома. Ночами таскает буженину из кладовки — думает, я не знаю, — он наконец отставил чёртов стакан и поднял глаза. — Папа...

Папа. Так он его не называл лет с одиннадцати. Лишь в день гибели Нарциссы. А сейчас называет и смотрит отчаянно, словно надеется, что не придётся заканчивать фразу, что он сам догадается...

И Люциус догадался, конечно. С усилием вытянул из-под одеяла левую руку.

— Они не смогли восстановить кисть, — теперь Драко говорил глухо, торопливо. — Я согнал лучших целителей, был консилиум, но они сказали: никаких шансов. Очень сильная тёмномагическая травма. Удивлялись, что ты живой. Говорили, что можешь... никогда не очнуться, — он судорожно вздохнул и замолчал. Люциус со спокойным любопытством разглядывал забинтованную странно короткую руку.

— Вот, значит, почему она так зудит, — задумчиво сказал он.

— Папа...

— Ничего, Драко. Некоторые долги лучше отдавать, — он чуть улыбнулся в ответ на непонимающий взгляд сына. — Помоги мне сесть... Вот так, спасибо. Давно я здесь? Что произошло?

— Сегодня восьмой день. Башня рухнула, завалило часть подвала и портретную галерею. Вас вытащили младшая Уизли и этот шотландец, МакКормак. Билл их как-то вызвал. Его самого сильно помяло, даже были переломы, но теперь...

— Драко.

Тот осёкся, уловив перемену тона. Люциус смотрел в сторону, неосознанно поглаживая увечную руку.

— Скажи, чтобы ко мне не пускали посетителей. Только вы и Гринграссы.

— Но...

— Ты понял меня? — Люциус обернулся к нему. Две пары одинаковых серых глаз на несколько секунд встретились в безмолвном поединке, и Драко склонил голову.

— Как хочешь.

— А теперь расскажи, что у нас нового.

Оказалось, целители возмечтали оставить Люциуса в Мунго ещё на две недели как минимум. Однако уже через три дня он отбыл в Мэнор, предварительно разругавшись в пух и прах со старшим целителем и подписав отказ от реабилитации. Драко пытался возражать, но Астория неожиданно приняла сторону Люциуса Ещё через два дня они все вместе наблюдали, как строители расчищают развалины, оставшиеся от башни.

— А что будет на её месте? — спросила Астория. Люциус пожал плечами.

— Ничего. Что угодно. — Он отрешённо наблюдал, как исчезают серые обломки. Символ рода. Оплот. Славные традиции, чтоб их. Когда башня стояла, они её почти не замечали, но теперь… Какое странное ощущение. Провести множество столетий в этой тени и теперь избавляться от всех напоминаний. Что чувствует человек, лишившись горба, который носил всю жизнь? Удивление и… боль, наверно? Поначалу ведь трудно выпрямиться. И спина кажется такой неправильно открытой, незащищённой. Не так-то просто избавиться от ярма, если оно привычно…

— У меня идея, — Астория хлопнула его по плечу. — Помнится, вам на годовщину подарили премилый фонтан…

— Да-да, розовенький такой, — подхватил Драко. — Может, установим здесь? А то чего он в подвале пылится.

— Что… Что? — Люциус пораженно уставился на них. — Только через мой труп, подождите, пока меня добьют!

Дети расхохотались и потащили его в дом, обедать. И уже сидя за столом Люциус сообразил, что они лихо отвлекли его от тоскливых мыслей. Он улыбнулся, глядя, как Астория привычно утаскивает лакомые кусочки у ворчащего Драко. Поначалу он опасался, что дети теперь станут обращаться с ним, как с тяжело больным: ходить на цыпочках, бросать исподтишка жалостливые взгляды. Весьма глупо с его стороны. Всё было по-старому, только у Астории больше не бывало бесцветного взгляда. Только в Мэноре теперь дышалось совсем по-другому. А он сам… В Мунго медсёстры попытались было сунуть ему душеспасительную брошюру «Жизнь после ампутации», но Люциус одним взглядом дал понять, что ещё немного, и занимательное чтение понадобится им самим. Было непривычно, правда. И странный зуд иногда возвращался — целитель называл его фантомной болью. Ну, и то, что теперь всё приходилось делать одной рукой, но к этому можно привыкнуть. Он вспомнил, как через несколько дней после выписки поинтересовался у Астории, почему на второе подают только рагу или суфле. В тот же вечер на ужин были стейки. Люциус попытался разрезать свой при помощи заклятия, и у него получилось. Вот только силы нужно было рассчитывать лучше. Драко вызвал эльфов, велел заменить посуду и истерзанную скатерть. Астория подлила всем вина. Ужинали в тот день часа два, но никто не встал из-за стола, пока чёртов стейк не был наконец аккуратно разрезан. И когда Люциус дрожащей от напряжения рукой наколол на вилку кусочек мяса, они молча подняли бокалы, салютуя маленькой победе. Так что в новом положении не было ничего по-настоящему страшного. Особенно если вспомнить подвал и сравнить с тем, что могло бы случиться. Ведь он мог поддаться и стать… кем? От одной мысли кровь стыла в жилах. Но он справился. Заплатил свою цену. Башни больше нет, красная тень ушла. Можно просто жить.

Но было кое-что ещё. То, что заставляло чувствовать себя действительно обездоленным, потерявшим нечто важное. И дело тут не в руке, он лишился большего, но… Так было нужно. Никаких посетителей в Мунго. Он бы пережил жалость детей, но некоторые вещи перенести просто невозможно. Так что чёрт с ним. До мудрости и смирения ему далеко, и пусть. Пусть лучше так. Ночами снились тёмные коридоры, которым — он знал — нет конца, и он был один, но всё равно шёл, бежал и находил лишь ускользающий туман там, где мерещился высокий, чуть сутулый силуэт. Однажды он был спасён из очередного такого сна странным звуком: чей-то тихий плач расплескался в мутном мороке ноябрьского рассвета. Он поднялся и подошёл к окну. Вон оно что. Уже который день небо было исчерчено клинописью птичьих стай, но почему-то именно сегодня он их услышал. Голоса птиц звучали тоскующе, печально, и всё же они улетали. Улетали, чтобы найти что-то на других берегах, а потом вернуться. Люциус прижался лбом к холодному стеклу, провожая их взглядом и ощущая, что привычная смутная тоска и усталость потихоньку отступают. Дышать стало легче. Уйти, чтобы вернуться. Можно попробовать.

* * *

— Кто у нас остался?

Драко сверился со списком.

— Джоэл Рио.

— О, этот заправляет в Индонезии, табак и кофе. Эксцентричный малый, но дело своё знает. Честен и вспыльчив. Оригинал, обожает туземную охоту на крокодилов. Женат на мулатке, так что от разговоров на тему национальности и крови лучше воздержаться. — Люциус щёлкнул пальцами, и Самопишущее перо послушно замерло. — Всё понятно?

— Конечно, — нервно улыбнулся Драко. — Охотится на мулатов, женат на крокодиле. Всё просто.

Люциус тоже улыбнулся. Сыну явно было не по себе, но он старался этого не показывать, и Люциус им гордился. Сам-то он был старше, когда принял у отца дела, а до того несколько лет помогал ему, постигая все премудрости. Но у них с Драко такой возможности не было, и сейчас Люциус пытался хоть как-то наверстать упущенное.

— И всё-таки я не пойму, зачем мне туда ехать, — Драко нахмурился. — Я ведь ни черта не понимаю ни в фабриках, ни, тем более, в плантациях.

— Во-первых, вон тот шкаф с книгами здесь не просто так стоит — подучишься. А во-вторых, это всё забота управляющих. Ты же должен посетить их лично, хотя бы раз. Некоторые из них видели тебя двадцать лет назад, кое-кто не видел вовсе, а ведь ты теперь новый хозяин Мэнора. Люди должны работать не за страх, а за совесть, — поучал Люциус. — Если сумеешь — а ты сумеешь, я уверен — завоевать расположение управляющих, то это станет дополнительной гарантией того, что наши дела будут организованы как нельзя лучше. Тебе останется проверять отчётность, а тут нужно только уметь читать и считать. Ясно?

— Да, да. Просто мне… страшновато.

Признался всё-таки.

— Это нормально, но ты справишься. Я в тебе не сомневаюсь. Вопросы есть?

— Только один, — Драко лукаво прищурился. — Мне обязательно покупать трость?

— Нет, — рассмеялся Люциус. — Но волосы лучше бы отпустить, так солиднее.

Драко весело фыркнул.

— Ладно, чего не сделаешь ради семейного дела. На сегодня урок окончен?

— Пожалуй. Да, а что там насчёт моей просьбы?

— Он прибудет завтра в десять.

На следующее утро Люциус брёл вдоль ряда розовых кустов, уворачиваясь от ополоумевшей белки. Белка носила эпатажную зелёную мантию, откликалась на имя «мистер Пибоди» и вызывала настойчивое желание послать за успокоительным. «Встреть я его раньше, счёл бы городским сумасшедшим», — размышлял Люциус, наблюдая, как мистер Пибоди, лучший специалист по разведению магических роз, заламывает руки над очередным подрезанным кустом.

— О, Ян-гуйфэй! Жемчужина Азии, смутившая цветы неземной красотой! Лепестки твоей розы — слоновая кость, шёлк с Великого пути! Кто сравнится с тобой, восхитительная… Но как, как вы сумели поселить эту капризную красавицу в нашей грубой почве?

— Я не знаю, этим занималась… — но мистер Пибоди уже не слушал, умирая от восторга над следующим скрюченным кустиком.

— О, Мирабо, моя прекрасная мадемуазель!..

«Чёрт с ним, — подумал Люциус, — лишь бы цветы вылечил». Почему-то это казалось очень важным: вокруг Мэнора должны зацвести розы, как тогда, после войны. И на этот раз с ними ничего не случится. Ни с кем не случится ничего плохого, больше никогда. Его слуха вновь коснулся зовущий плач улетающих стай. Он глянул в небо, прищурился. Неужели кто-то ещё остался? По небу скользили только серые взлохмаченные тучи, птиц не было. А звук не замолкал, причудливо, но гармонично вплетаясь в запах снега, витающий в воздухе…

Дикий вопль вломился в его сознание, и на рукаве повис мистер Пибоди.

— О! О! Моя маленькая храбрая герцогиня! Какая стойкая, сильная девочка! Вы посмотрите, вы только посмотрите!

Он подтащил его к ничем не примечательному кустику и осторожно раздвинул спутанные голые ветки.

— А? А? Каково?

Люциус склонился, вглядываясь. Улыбнулся.

— Вы сможете её сохранить?

— Безусловно! Непременно! — мистер Пибоди, чуть не разорвав мантию, выхватил палочку и осторожно, даже благоговейно принялся накладывать на куст чары подогрева. Люциус же украдкой тронул хрупкую веточку «герцогини» — словно погладил чьи-то тонкие пальцы. Любимый сорт Нарциссы. Вот и последний знак. Пора, пожалуй.

Через два дня ранним морозным утром Малфои вышли из дома и неторопливо побрели по огибающей его дорожке. В особой, предзимней тишине слышалось потрескивание чар, укрывающих розовые кусты. Никто не говорил не слова, всё было сказано и решено. Но Люциус всё же приостановился и серьёзно посмотрел на детей.

— Вы уверены, что хотите остаться в этом доме? После всего?..

Драко закатил глаза.

— Отец, мы же уже говорили об этом. Конечно…

— Конечно, хотим, — кивнула Астория, поудобнее перехватывая Скорпиуса. — Малфои должны жить в Малфой-Мэноре. Кроме того, в «Шиповнике» просто не хватит места для нашего выводка. — Она легонько похлопала себя по изрядно округлившемуся животику и вдруг поморщилась.

— Что?.. — Драко качнулся к ней.

— Ничего-ничего, — она успокаивающе подняла ладонь. — Просто Нарцисса сегодня с утра брыкается, неугомонная.

— Почему именно Нарцисса? — Драко приобнял жену, осторожно поглаживая по животу. — Может, это Корделия?

Та нахмурилась и с неожиданной ловкостью вывернулась из его рук.

— Ну сколько раз повторять: мама ненавидит своё имя! Даже магглам завидует, потому что они, по слухам, могут их менять. Она обидится, если мы назовём так дочь! Никаких Корделий, ясно?

— Но…

— Нет!

Люциус покачал головой. Даже сейчас спорят.

— Почему бы не назвать вторую Фионой? — вмешался он.

Спорщики примолкли, переглянулись.

— Мне нравится, — решила наконец Астория. — Что скажешь, муж?

— Отлично, — заулыбался тот. — Нарцисса и Фиона. По-моему, хорошо звучит.

Они вновь замолчали. Драко глянул на жену, словно прося поддержки, и неуверенно начал:

— Папа, а ты… — он замялся, но потом упрямо вздёрнул подбородок. — А когда ты вернёшься?

Люциус молча смотрел на них. Такие красивые, взрослые, сильные, но для него — дети. Его дети. Они приняли Мэнор, хотя и знали теперь историю Гуго, приняли его решение. И они справятся, конечно. А он вернётся. Когда-нибудь.

— Не знаю, — честно ответил Люциус. — Но мои вещи пока не выбрасывайте.

— Отец!

— Люциус!

Он рассмеялся и сгрёб их в охапку, целуя одинаковые золотистые макушки — Драко, Асторию и, на закуску, Скорпиуса. На минуту они замерли слитным тёплым кружком, а потом Люциус отстранился.

— Ну всё, идите, а то холодно.

Глаза у Драко подозрительно поблёскивали. Он хотел что-то сказать, но Астория мягко сжала его предплечье и заявила:

— Пойдём, я опять проголодалась.

— Кто бы мог подумать!

— И нечего ехидничать. У меня внутри сидят две голодные женщины, а я — третья.

Люциус ещё раз окинул их взглядом, повернулся и стремительно пошёл по дорожке. Перед отъездом нужно было навестить один стойкий розовый куст.

* * *

Кладбище Малфоев было скромным: никаких монументальных склепов и пошлых крылатых статуй. Уединённый уголок возле небольшой рощицы. Люциус неслышно ступал по заиндевевшей земле. С собой он принёс последнюю розу, которая распустилась вопреки всему, — золотисто-кремовую, с пурпурной сердцевиной и пурпурными же мазками на кончиках лепестков. Нежная память с кровью в сердце. Он опустился на колени перед мраморной плитой, смахнул с неё опавшие листья. Говорить не хотелось, но они ведь всегда понимали друг друга без слов. Люциус закрыл глаза, всем своим существом принимая тишину стылого декабрьского утра. «Мы все заслужили покой, — подумал он, — но ты обрела его раньше». Он тронул губами лепестки и положил розу на серый мрамор. В ответ на его мысли неизвестно откуда прилетел порыв тёплого ветра, взъерошил волосы, овеял лицо — погладил тонкой ладонью. Люциус улыбнулся и ещё раз коснулся плиты, прощаясь. Поднялся — немного неуклюже, но поступь была по-прежнему лёгкой, а спина — прямой. Тяжёлая зимняя мантия шелестела, словно заметая следы.

На выходе из кладбища он замедлил шаги, а потом и вовсе остановился. Возмутительное яркое пятно в тусклом ландшафте: тёмно-красный шарф и вольно распущенные рыжие волосы. Билл стоял, упрятав руки в карманы неизменной куртки. Глаза закрыты, лицо поднято к небу, и на нём застыло умиротворённое ждущее выражение. Да он же снежинки ловит. Невероятно. Белые хлопья сонно кружили в неподвижном воздухе, но от Билла пугливо разлетались, точно пламя его волос действительно могло растопить их. Люциус хотел ещё немного постоять так, наблюдая, но вдруг понял, что Билл его заметил. Или как это называется, когда не открывая глаз? Почувствовал? А, к чёрту. Он шагнул ближе.

— Ну и кто? Астория?

Губы Билла тронула лёгкая улыбка.

— Не угадал. Драко.

— Вот как. Заговор, значит.

— Заговор, — Билл наконец открыл глаза. — Сам виноват, нечего прятаться, — взгляд его был цепким и как будто встревоженным. Люциус зачем-то поправил мантию. Кашлянул.

— Это очень мило с твоей стороны — прийти проводить меня, — светски заметил он.

— Ага, — Билл поглубже зарылся в шарф и глухо пробурчал: — Только я не провожаю. Я еду с тобой.

В наступившем молчании, казалось, можно было расслышать звук, с которым снежинки опускались на землю.

— Вот как, — повторил Люциус. — Я… Хм. Наверное, следует извиниться за то, что я тогда отказался от посетителей.

— Ага, — Билл тоже блистал красноречием. — То есть, нет, не нужно. Извиняться, в смысле. Я всё равно приходил.

— Что… Что?

— Ну да. Пока ты был без сознания и потом. Ночью, когда ты спал.

— Чушь, — Люциус неверяще покачал головой. — В Мунго? Это невозможно.

— Смотря для кого, — Билл улыбнулся — широко и нервно. — Меня медсёстры знаешь как любят.

— О.

— Ага. А ещё секретарши, продавщицы, официантки и… — он осёкся, тряхнул волосами и шагнул вперёд, встав прямо перед ним. — Ты просто… просто скажи, хочешь ли ты… Можно ли мне… Чёрт! В общем, да или нет?

Люциус замер, ошеломлённый неожиданной близостью. Жёлтые настороженные глаза, вязь тонких белых шрамов на щеке, непокорные прядки — как всегда цепляются за ресницы. Как же хорошо он, оказывается, всё это помнит.

— Да или нет? — тихо повторил Билл.

Мерлин. И он ещё спрашивает. Наверно, в его взгляде отразилось что-то такое, потому что Билл коротко, судорожно вздохнул и подался вперёд. Они вцепились друг в друга, разделяя жёсткий, почти грубый поцелуй, сталкиваясь носами, зубами, стараясь прижаться ещё теснее. И лишь когда кончился воздух, они разомкнули губы и какое-то время просто стояли, оглушённые, соприкасаясь лбами, закрыв глаза.

— Дурак, — прошептал Билл, и Люциус мысленно согласился. Ещё какой. Потом они отстранились, чувствуя странное смущение — как подростки после первого поцелуя. Билл предсказуемо покраснел.

— И что же ты сказал дома?

— Дома? — Билл рассеянно провёл рукой по волосам, пытаясь усмирить рыжую гриву. — Да так и сказал. Как есть.

— И?..

«— Но… Мерлин… Да что же… Артур!

— Что.

— А… Чего? С кем???

— Это… как же?

— Ого. Пап, нам понадобится твой запас виски.

— Артур!!!

— Ну что???»

— Всё нормально.

— Да неужели?

— Ага. Перси слегка шокирован…

"Как ты мог? КАК. ТЫ. МОГ??? Ты подумал о моей карьере? О репутации семьи? О чём вообще ты думал, Билл Уизли??? Нет, нет, этого не может быть, это Империо, Приворотное, что угодно, о Мерлин пресветлый, спаси нас и помилуй, что скажет министр, общественность…"

— …зато Джордж даже одобрил.

«Столько лет мы с Фредди работали над имиджем бунтарей-отщепенцев, но ты уложил нас на лопатки, братишка, притом дважды. Молодец».

Снег повалил гуще. Билл запрокинул голову, всё-таки поймал снежинку и смущенно улыбнулся, слизывая с губ каплю талой воды. Люциус протянул руку и запустил замерзшие пальцы в складки его шарфа, коснулся шеи. Билл прикрыл глаза и опустил подбородок, прижимая, согревая холодную ладонь.

— Куда поедем? — спросил он.

— Всё равно. Только не во Францию.

— Ладно. Но потом туда всё-таки надо наведаться. Хочу познакомить тебя с дочерью.

— М-м… Ты уверен?

— Ну конечно. Вы понравитесь друг другу.

— Думаешь?

— О, да. Вики беловолоса, надменна и строптива. Ненавидит суп. Видишь, сколько у вас общего?

— Пожалуй. И она, наверно… любит тебя?

— Да уж наверно!

— Тогда мы и впрямь очень похожи.

Билл вновь одарил его тем странным встревоженным взглядом.

— Люциус… Ты ведь не думаешь, что я тут… Ну, что я это всё из жалости или там из чувства вины?

— Не думаю, — но взгляд предательски скользнул вниз. Сильные смуглые пальцы подхватили его за подбородок, вынуждая поднять лицо.

— Врё-о-ошь, — удовлетворённо констатировал Билл. — Значит, придётся потратить остаток жизни на то, чтобы быть рядом и напоминать: мне просто нравится спать с тобой.

— Вы только посмотрите. А с виду такой приличный молодой джентльмен.

— Это я-то? — фыркнул Билл. Он обнял Люциуса, зарывшись лицом в шею. Отогретая ладонь прошлась по его волосам, смахивая мокрый снег, он блаженно вздохнул. Люциус тихо улыбнулся и тронул губами чуть покрасневшее ухо.

— Замёрз?

— Ага. Аппарируем?

— Подожди немного.

А снег всё сыпался с жемчужно-серого неба. Усталая земля с радостью принимала зимний сон, но уже грезила о неизбежном весеннем обновлении.

The End.

От автора: Ну вот. Круг замкнулся, история окончена. Концовка получилась немного неоднозначной (это я про травму Люциуса), и мне действительно важно знать ваше мнение — об этом и вообще. А ещё поздравляю всех с наступающим, желаю удачи, здоровья и снега:) Всех целую в ямочку между ключиц, Мирта.