Русская рулетка

Бродерик Дейл молча пил кофе и устало тер переносицу. Он, руководитель небольшого отдела авроров, занимающихся преимущественно обысками в жилищах преступников, поимкой мелкой шушеры и написанием раппортов, бесконечно устал от своей работы. Ему надоели авроры-практиканты, надоели снисходительные взгляды коллег-оперативников, тусклый маленький кабинет, в который, словно в магловский общественный транспорт в час пик, набивались его подопечные. Надоел даже вкус кофе по утрам — он не бодрил больше, не заставлял проснуться, просто служил еще одним бесполезным ритуалом, который нельзя было не исполнить.

Сидят. Смотрят. Ждут. Дейл окинул усталым взглядом собравшихся: стайка ребятни, которым бы в квиддич играть, да за девчонками бегать, а не разучивать Непростительные. Ну что, начнем?

— Льюис, прекрати жевать. Карр, убери ногу со стула, ты не в Штатах. Дэнис, ткни Малфоя под бок, нечего досыпать на планерке!

Обалдуи ведь поголовно…даже он, Поттер.

— Задание на сегодня таково — проводим обыск в доме некоего Теренса Брискольда, разыскивается по подозрению в пособничестве контрабанде запрещенного животного сырья. Маг. Чистокровный. В связях с Пожирателями не замечен.

Почти ощутимая волна недовольства прокатилась от его учеников. Впрочем, никто не произнес ни слова — слишком уж красноречивым было выражение лица Дейла.

— Да, опять обыск. И завтра, скорее всего, тоже. И послезавтра, и после. И еще с полгода. Пока не научитесь. Пока перестанете пороть глупые ошибки, которые на реальном задании стоили бы вам жизней, а еще хуже — жизней опытных Авроров, которые вынуждены были бы вас спасать.

Усталый выдох.

— Вопросы? Нет? Отлично. Рук, Лиза — первый этаж. Карр и Дэнис — второрй. Малфой и (Уизли…нет,подерутся ведь опять…Льюис, нет Льюис со мной. Эх...) Поттер — подвал. Льюис со мной. Остальные — подворье и пристройки. Поднимаемся в атриум, берем у дежурного порты. И постарайтесь не злить меня сегодня.

* * *

«И постарайтесь не злить меня сегодня». Уж он-то, Малфой, постарается. То, как призадумался Дейл, прежде чем выбрать ему напарника, в очередной раз задело Драко. Задело, а не должно бы. Вот привык же он к постоянным шпилькам от Уизли, к вечному недоверию в глазах Льюиса, к откровенной враждебности от Лизы. Даже к равнодушию Поттера, и то привык. А вот к таким заминкам и паузам во всегда четкой речи руководителя никак не мог приспособиться. Знал ведь, под чем подписываешься, так что же теперь? Ничего. Все, как всегда.

Министерство придерживалось новой политики терпимости. Именно эта пресловутая терпимость, призванная не допустить новой волны избранничества и дискриминаций, и позволила ему, сыну Пожирателя, учиться в школе Авроров. Позволит ли она ее закончить — уже другое дело…невеселая мысль все же вклинилась в сознание, рисуя вертикальную складку между бровями Драко.

* * *

После попарного распределения Поттер держался поближе к Малфою. Так — значит, так. Дейла нельзя ослушаться. Раз сказано, что им с Малфоем быть в паре — они будут. Спустятся в этот чертов подвал и обыщут там все.

Да, идея работать с Малфоем не нравилась ему, но личные предпочтения — не то, чем руководствуется аврор. И дружба — не то, чем руководствуется аврор. Любовь — не то, что им движет. Нет.

Они войдут в этот подвал вдвоем с Драко уверенно и смело. И Малфой не подведет его. Не потому, что обязан мне жизнью и свободой. Не потому, что я Золотой Мальчик, Спасший Мир. Нет. Просто нас так учили.

Учили хорошо, вдалбливая такие простые и такие сложные истины прямо в подкорку — не выпускай палочку из рук; когда нет времени думать — действуй; жизнь напарника — превыше всего.

Дороже всего. Сейчас. Мне. Жизнь Драко Малфоя.

И это не ирония.

В доме было темно. Половицы отчаянно скрипели под ногами. Два с половиной шага. Гарри ступал за Драко след во след. Как нас учили. Расстояние, которое можно было быстро покрыть, просто наклонившись и протянув руку. Гарри двигался плавно, соблюдая дистанцию, вполоборота — прикрывал тыл. Его тыл. Его жизнь.

Небольшая дверь в подвал. Нужно открыть. Рукой, не алохоморой. Магия притягивает магию. Как знать, что может ждать их там, внизу? Пальцы Драко сомкнулись на ручке и повернули ее с небольшим усилием.

Малфой сделал вдох и опустил ногу на первую ступеньку. Тьма кромешная. Безмолвное «люмос»,и путь продолжается. Еще шаг. Еще полшага. Гарри вошел следом. Свет люмоса скакал по неровной кладке стен, отражался от лакированных поручней ведшей вниз лестницы. Не смотреть! Не смотреть на зажженную палочку, это может помешать вовремя увидеть какую-то угрозу. Голоса преподавателей, дающие ценные советы, разбор ошибок после каждого задания, подсказки собственных инстинктов — причудливый клубок информации, выдающий то одну, то другую ниточку-руководствие. И тишина. Только почти неслышное дыхание Малфоя, идущего чуть впереди. Пока он дышит вот так — ровно, размеренно — ему, Гарри, можно не волноваться, значит, впереди все чисто. Заметь напарник что-нибудь подозрительное, сразу вздохнет поглубже, а потом задержит воздух в легких.

Шаткая лестница, скрипнув жалобно, вывела сначала Драко, а потом и Гарри, в расширяющийся грот подвала. Каменный пол, покрытый толстым ковром с причудливым рисунком. Чучело павлина в углу. Оленьи рога на стене. Шкафы с книгами, стол, три прибора на нем и…чье-то тело в кресле за столом. Одними губами:

— Малфой…

Гарри скорее почувствовал, чем увидел, как Драко повернулся в его сторону, поднял свою палочку повыше, чтобы Гарри мог тщательней прицелиться в грудь кому-то, сидящему там.

Ни звука, ни шороха движения. Света люмоса недостаточно, чтобы все хорошо рассмотреть. Теперь настала очередь Гарри идти впереди. Шаг. Еще чуть-чуть. Кожей чувствовалось — Малфой пошел за ним, все на том же расстоянии в два с половиной шага. Свет коснулся пыльной столешницы, заплясал по столовому серебру (Богатенький, гад…), медленно-медленно пополз к темной фигуре. Стало понятно, что это кукла, как только кружок люмоса коснулся сложенных рук манекена — они были того неестественно розоватого цвета, который почему-то принято называть телесным.

Пыль. На всех поверхностях, на волосах манекена, на столовом ноже, торчащем из его лба. К рубашке, одетой на кукле, приколот бейдж: «Консультант БОБ. Буду рад Вам помочь».

А вот это уже вряд ли…пронеслось невпопад в голове у Гарри.

— Что за бред? — прошептал Малфой чуть позади справа.

— Не знаю, но мне этот дом не нравится еще больше, чем вначале.

* * *

Все случилось слишком быстро. Слишком быстро даже для его молниеносной реакции ловца. В одну секунду Малфой разглядывал полки с книгами, Гарри видел это боковым зрением, сосредоточившись на странном желобке, идущем под потолком по периметру комнаты, а в следующую — Малфой начал словно соскальзывать куда-то под пол. Все, что успел Гарри — схватить напарника за неловко вскинутую в падении руку.

Ощущение было сродни аппарации, вот только сдавливало не все тело целиком, а словно узкий обруч прошелся от ступней до макушки, в глазах потемнело, желудок подпрыгнул к горлу и в следующий миг Гарри немилосердно стукнулся о каменный пол какого-то совсем другого помещения. Адреналиновый коктейль ударил по венам, заставляя вскочить, раскинуть щит над собой и лежащим Драко, заставляя лихорадочно обшарить глазами периметр темного помещения на предмет опасности, заставляя руку с палочкой наготове нервно подрагивать в такт гулким ударам сердца... и может именно потому, что сосредотачивался так сильно на окружающей обстановке, жадно прислушиваясь, осязая, Гарри не заметил, что щит не сработал.

Отточенные до автоматизма движения прошили воздух характерным росчерком, очерчивая купол над ним и напарником, но воздух не уплотнился едва заметно и не вспыхнул голубоватым отсветом. Продолжая вертеть головой направо-налево, отмечая видимое отсутствие кого-либо еще, кроме их двоих, размеры помещения (4*4, нет дверей, окон, стены каменные, неизвестно откуда разливается сероватый свет), Гарри лихорадочно ощупывал лежащего без движения Малфоя. Не было крови, конечности сгибались под естественным углом и грудная клетка, хоть и слабо, но мерно вздымалась и опускалась — Драко был жив, просто в отключке.

Облегченно выдохнув, Гарри опустился на колени рядом с Малфоем и негромко рассмеялся. Тошнотворные волны испуга постепенно уходили из тела и разума, стало легче дышать и думать.

— Люмос, — пробормотал Поттер. Теперь, когда он был уверен, что никто не кинется на них из темноты, не пальнет на свет палочки заклятьем, ее можно было зажечь. Можно было, но палочка не послушалась.

— Люмос! — на этот раз уверенней и тверже. — Люмос! Люмос! Люмос!...

— Поттер, — снизу вверх со странной смесью недоумения и недовольства на него смотрел очнувшийся Драко Малфой.

— Люмос!

Ничего не произошло и на этот раз. Гарри уставился на свою палочку, затем на руку, держащую ее, затем на Малфоя. Тот уже успел подняться в сидячее положение и отряхивал пыльную форму, пытаясь привести себя в порядок. Аккуратист хренов... Мысль всплыла в сознании без злости и раздражения, а скорее по привычке.

— Люмос!

Гарри сосредоточился на своих ощущениях. Он чувствовал, как формула заклинания всколыхнула магию в нем, как ее тугой поток собрался в точку где-то в районе солнечного сплетения, а потом заструился через руку к палочке. И тут ей надо бы вспыхнуть чуть белесым светом, но ничего не произошло. Поттер осмотрел свою палочку более тщательно — не было разломов, сколов или хотя бы трещин. Конечно, слабый свет помещения не давал возможности на всю использовать зрение, но за столько лет жизни в очках, Гарри научился полагаться не только на него. Полированное древко под его пальцами было гладким и ровным, почти идеальным, за исключением следов от предыдущего разлома — бузинная палочка хоть и исправила его собственную, но магия всегда оставляет след, и Гарри усвоил этот урок очень хорошо — слишком дорого стоили эти знания... Рука по привычке потянулась к шраму на лбу, но Гарри мысленно одернул себя, так и не завершив неосознанного движения.

— Я, конечно, знал, что ты бездарность, напарничек, но чтоб на столько...

Малфой теперь сидел, подперев острый подбородок рукой, и с показным интересом наблюдал за Поттером.

— Может, заткнешься, и попробуешь сам, а?

— Ну что ты, уверен, ты еще не исчерпал весь свой запас. Может, Вингардиум Левиоса? Его ведь тоже на первом курсе разучивают. — Малфой невинно округлил глаза и улыбался своей самой гаденькой улыбочкой, которую так хотелось стереть с его лица. Кулаками. Или еще лучше — тяжелыми берцами, традиционным элементом аврорской формы. Поттер подавил в себе волну ярости и, еще раз с сомнением оглядев свою палочку, убрал ее в рукав. Хотелось пнуть ближайшую стену, орать во все горло. Хотелось. Конечно, он не станет этого делать. Гарри снова перевел взгляд на Малфоя. Теперь тот молча тер ушибленный бок. Тонкая струйка крови ползла от виска к скуле, и Малфой стер ее кулаком.

— Так и будешь пялиться на меня, или сделаешь что-то полезное?

Привычное растягивание слов, насмешливый тон... сколько раз он уже слышал это, сколько раз услышит еще? Какого дракла вообще Малфоя занесло в аврорат? Такие мысли с завидной регулярностью посещали Гарри, никогда, впрочем, не находя ответа. Шел бы себе в Отдел международного сотрудничества... Хотя стоило признать, что Поттер и делал крайне редко и неохотно, в основном после изрядной порции спиртного, выпитого в том странном настроении, которое заставляло его сомневаться в правильности выбранного жизненного пути, что Малфой неплохо справляется. Если отбросить привычное предубеждение, волной поднимавшееся в нем каждый раз при взгляде на блондина, Малфой справлялся просто отлично. Не обращая внимания на косые взгляды, он усердно отрабатывал боевые заклятия, сдавал физические нормативы, а зелья варил вообще лучше всех в группе. Способности к тактике и планированию, знание возможностей темной магии изнутри, какая-то почти нездоровая упорность — все это вместе взятое в перспективе делало Малфоя очень сильным аврором... но никак не отвечало на главный вопрос: зачем?

— Поттер, прекращай уже... — устало выдохнул Драко. — Что там с твоей палочкой?

— Не работает. Вообще. И она не сломана. Нужно послать патронуса к Дейлу, чтобы ребята были в курсе, что мы в порядке. Как думаешь, где мы?

— Похоже на тайную комнату. Наверное, при осмотре кто-то из нас задел какой-то рычаг...

— Кто-то из нас? Малфой, ты не перестаешь удивлять умением перекладывать ответственность на чужие плечи... — Гарри невесело хмыкнул и покачал головой.

— Поттер, я осматривал корешки книг. Просто смотрел, находясь на приличном расстоянии от полок и другой мебели, пока не почувствовал, как ты хватаешь меня за руку, и мы проваливаемся куда-то. — Сдерживаемая злость перекатывалась от слова к слову в ответе Драко. — Какого ты вообще стал меня хватать?

— Потому что ты начал падать!

— И что?

— Действительно, и что... падал бы себе...

— Придурок, что должен сделать аврор, если его напарник теряет опору под ногами?

«Наложить заклятье левитации на партнера и себя, поскольку зона нестабильности может оказаться большой». Строчка из Протокола всплыла в сознании, заставляя проглотить обидные слова возражений. Твою мать!

С гримасой боли Малфой поднялся на ноги и поднял свою палочку.

— Экспекто Патронум!

Ну да, стандартное действие по протоколу. Говорящий патронус руководителю операции с указанием местонахождения и состояния здоровья оперативников. Гарри опустил голову, мысленно представляя, что придется выслушать от Дейла по окончанию операции. На сегодняшнем разборе полетов его глупой ошибке отведут «почетное» место.

— Экспекто Патронум!

Гарри поднял глаза на напарника. Драко раз за разом взмахивал палочкой, пытаясь вызвать патронуса, но у того ничего не получалось. В смысле, вообще ничего — ни серебристого пара, который появляется, когда волшебник не может вызвать телесного патронуса, ни голубоватой дымки, указывающей на то, что волшебник недостаточно сосредотачивается на хороших воспоминаниях. Ничего. Словно палочка Драко — просто бесполезный кусок дерева, а взмахи ею — нелепая шутка.

Взгляды напарников встретились. Недоумение и настороженность на дне зеленых глаз пересеклись с холодной яростью в серых. Впрочем, не ярость Малфоя поразила Поттера — во взгляде напарника читалась тень понимания происходящего, происходящего, которое блондину совсем не нравилось.

— Доставай маячок, Поттер. — Драко говорил спокойно и почти вежливо. Может, только то, что голос его вдруг стал на октаву глуше, выдавало его волнение, а, может, в помещении просто было много пыли, иссушавшей голосовые связки.

Гарри снял с шеи шнурок с деревянной фигуркой голубя, и сжал ее, сосредотачиваясь на их штабе в аврорате. Фигурка должна была нагреться, оповещая, что сигнал об их местонахождении послан в штаб. Должна была, но не нагрелась.

— Маячок не сработал, Малфой.

— Дай сюда.

Гарри молча протянул шнурок. Фигурка голубя спряталась в кулак Драко, он зажмурился, постоял так с минуту и открыл глаза. По их выражению было понятно — у Драко тоже не получилось. И Гарри даже не захотелось сказать традиционное «ну я же говорил». Вместо этого Поттер спросил:

— Портключ в Мунго?

— Да. Сейчас.

Драко полез за пазуху и выудил оттуда небольшой складной ножик. Гарри подошел ближе, коснулся кончиками пальцев костяной рукоятки ножа и холодной кожи руки своего напарника. Все делалось неспешно и словно нехотя, так, будто каждый день они оказывались в странных серых комнатах, в которых их исправные палочки отказывались творить магию, а мощные сигнальные маячки не посылали никаких сигналов.

Малфой вдохнул медленно и глубоко, так, что его плечо на секунду даже коснулось плеча Гарри, и прошептал:

— Готов?

И еще до того, как Драко произнес привычное «портус», еще до того, как непроизвольно сжаться в предчувствии знакомого рывка, Гарри знал, что ничего не выйдет. Он посмотрел на Малфоя, и понял, что тот тоже не очень-то надеялся — серые глаза напарника встретили его выражением такой непривычной покорности.

Малфой повел плечом и отошел к дальней стене, присел на пол, откинувшись на холодный камень. Гарри так и остался стоять посреди комнаты, сжимая бесполезный нож в руке.

Странное чувство рождалось внутри, чувство, которому так редко он позволял завладеть собой. Не страх. Не паника, нет. Сомнение. Сомнение, что в этот раз может не получиться, что не совпадут кусочки пазла, и это непонятное вселенское везение, вытягивавшее его не раз и не два из костлявых лап смерти, отвернется, не поможет, не сработает.

Ну и что теперь делать? Мысли заплясали, опережая одна другую, недодуманные, неуверенные, нечеткие. Что они могли сделать в данной ситуации — без палочек, с набором бесполезных артефактов и портключей. У Гарри был портключ на Гриммо, у Малфоя тоже должен был быть хотя бы один — в Мэнор или в один из других особняков Малфоев. Говорили, что он теперь не живет с родителями. Где же он теперь живет? Подсознание услужливо нарисовало картинку залитой светом кухни, а в ней Драко Малфоя — с туркой в руках, в шортах и ушастых тапках. Бред! Гарри, ты бредишь. Ты застрял в полной заднице, а думаешь о Малфое в тапочках!

Глухо выругавшись, Поттер выхватил палочку и направил ее в стену.

— Бомбарда! Бомбарда Максима! Инсендио! Редукто!

Заклинания сыпались одно за другим, воздух свистел от резких взмахов палочкой, голос звенел от бессильной ярости. Простые чары сменились более сложными, запястье ныло от напряжения, выводя непривычные узоры зажатой в руке палочкой, чары сменились трансфигурацией, формулы Гарри читал уже почти шепотом, раз за разом облизывая пересохшие губы. Ничего не срабатывало. Ничего!

Со злостью отшвырнув бесполезную палочку в сторону, Гарри сосредоточился, прислушался. Задышал ровнее. Для того, что он собирался сейчас сделать, требовалось не спешить. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох. Магия поднималась откуда-то изнутри, словно теплыми потоками отделялась от позвоночника, струилась, сплеталась, текла. Кончики пальцев начинало покалывать, перед глазами замелькали черные точки, в ушах звенело от напряжения и гулких ударов сердца. На двадцать шестом ударе, когда пальцы жгло уже почти огнем, когда теплый поток магии заполнил его до краев, бурля и почти выплескиваясь наружу, Гарри отпустил его. Поднял руки к стене и позволил силе вытечь сквозь кончики пальцев, усиливая посыл, напрягая волю на грани обморока. Комната качнулась, серый свет словно вспыхнул ярче, каким-то пыльным белесым свечением. Вспыхнул и тут же померк. Стена стояла целая и невредимая.

— Впечатляет. Хотя и абсолютно бесполезно.

Откуда только взялись последние крохи силы, ведь только что он стоял опустошенным, на дрожащих ногах, но это было секунду назад. Теперь, с горловым рычанием, слепо, полагаясь только на осязание, Гарри бросился на Малфоя. Он так давно сдерживал себя, так старался, но эти слова словно отпустили какую-то сжатую пружинку внутри. Даже не слова — тон, которым они были сказаны. Тон, заставляющий клекотать целое море ярости, лежащее на дне души. Ярости и обиды. И еще немножко — стыда.

Слишком стихийными были эти чувства, чтобы Гарри мог обуздать их, усмирить, погасить. И теперь его кулаки врезались в гибкое тело Малфоя с легким свистом. Мозг словно выключился, мыслей не осталось совершенно, только сигналы от органов чувств, да еще неуверенное ощущение равновесия. Соленый привкус крови из разбитой губы. Резкая боль в кулаке — кажется, Малфой увернулся, и рука по инерции угодила в стену. Мускусный запах мужского тела, своего или чужого. Тусклое сверкание серебряного кольца на безымянном пальце напарника, все ближе, все отчетливей, на секунду даже удалось рассмотреть герб Малфоев в мельчайших деталях, всего на секунду, пока голова не дернулась куда-то назад и вверх, и сознание не заволокло вязкой пеленой небытия.

Гарри возвращался из темноты очень медленно, рывками. Сначала вернулось ощущение тела в пространстве. Кажется, он лежал, и лежал на чем-то холодном и твердом. Тело начинало ныть и подрагивать, отдавая свое тепло равнодушному камню. Было неприятно лежать вот так, но и шевелиться тоже не хотелось, не сейчас, пока память о том, почему он здесь лежит, не вернулась к нему. Голове, впрочем, было тепло и мягко, так хорошо, что он повернулся слегка, вжимаясь в это душистое тепло сильнее. Боль вспыхнула неожиданно и резко, прошлась мощным зарядом от затылка до пяток, вырвалась из горла глухим стоном.

— Твой рыжий друг должен мне галлеон. Я таки положил тебя на лопатки.

Малфой. Задание. Серая комната. Воспоминания навалились пестрым клубком, поярче высвечивая самые важные детали — скрип половиц лестницы на спуске в подвал, нож, по рукоятку загнанный в лоб манекена Боба, тщетные попытки выбраться из комнаты, алое пламя ярости, холодное свечение фамильного перстня Малфоев в дюйме от его виска. Хотелось ругнуться, вычурно, витиевато, со вкусом, но это желание прошло, так и не осуществившись. Лучше он просто полежит еще так, на этом мягком, теплом, пахнущем так горько и неуловимо знакомо… чём-то.

— Поттер, ответь мне, не то я подумаю, что ударил слишком сильно и отшиб тебе мозги. Впрочем, сложно отшибить то, чего нет...

— Пшлтыжопу. — пересохший язык отказывался исправно служить Гарри, но тут один лишь тон должен был выразить его отношение к ситуации в целом и к Малфою в частности.

— Будь мы сейчас где-то в другом месте, я бы обиделся, но ты как нельзя лучше обрисовал наше положение, напарничек.

Что-то такое неуловимо печальное было в его словах, что-то почти полностью скрытое под едким концентрированным сарказмом. Захотелось повернуться и посмотреть Драко в лицо, убедиться, или еще лучше — разувериться в том, что угадывалось в его словах. Хотелось, но Гарри не сделал этого. Знал, чувствовал, что стоит открыть глаза, и он спугнет этим грядущее откровение. А откровение будет. Оно уже так близко, на кончике дрожащей ресницы, между искривленных ироничной улыбкой тонких губ, между выдохом и вдохом. Этим выдохом и вдохом. Выдох. Вдох.

— Что ты знаешь о Нурменгарде, Поттер?

* * *

Речь текла неспешно, чуть нараспев, словно старая забытая легенда. Его голос был спокоен и ровен, звучал откуда-то слева от лежащего Гарри.

— Азкабан — одна из самых надежных узниц в волшебном мире. Ее надежность заключалась отнюдь не в толщине стен и отдаленности от берега. Ключевым моментом были дементоры, своим присутствием убивая всякую инициативу у заключенных, и, следовательно, желание побега — тоже. Так было очень долгое время, пока твой крестный и мой небезызвестный родственник Сириус Блек не доказал, что бежать таки возможно. Это подтвердила моя тетушка Белла и еще с 10 пожирателей смерти. На то, чтобы развенчать миф надежности Азкабана среди обывателей этого хватило сполна. Потребовалось лишь упорство и определенное стечение обстоятельств. Сириус Блек был определенно сильным волшебником, анимагом, тетя Белла — чокнутой фанатичкой, чьи силы тоже были выше среднего, но не более того. Что стоило сбежать из Азкабана волшебнику с большим потенциалом — Дамблдору, например? Или Волдеморту, если бы ты его не убил, и его посадили бы?

Все это Гарри было известно, но он слушал молча, не перебивая. Может, Драко любил долгие предисловия, а, может, просто никак не решался дойти до сути, надеясь, что ниточка рассказа сама выведет его к тем словам, упорно не желающим сорваться с губ. Словно судья, снова повторяющий то, что вменяется подсудимому, перед тем, как перейти к приговору.

— Нурменгард был собственноручно построен Геллертом Гриндельвальдом для заключения жертв его режима. Система охраны была очень сложной, он использовал охранные чары с элементами магии гоблинов, артефакты, создающие мощные иллюзии. Так, заключенному могло казаться, что он окружен стеной огня, и только крошечный пятачок в центре камеры не объят пламенем. Естественно, заключенный даже пошевелиться боялся. Другому могло казаться, что он и не в тюрьме вовсе, а в лесу, убегает от оборотня. В камерах с частью заключенных "жили" боггарты. Лишенные палочек волшебники сутками находились наедине со своими страхами, сходили от этого с ума. Занят борьбой каждый со своим иллюзорным монстром, заключенный лишался потенциальной возможности побега, переставал быть угрозой для Гриндельвальда. Фактически, он создал идеальную систему — тюрьму, не требующую стражей, стражей, которых можно было подкупить, разжалобить, убить, наконец. Каждый узник становился одновременно и жертвой, и палачом самому себе.

Система была действительно идеальной, правда, существовало одно "но", как всегда. Самую мощную иллюзию можно блокировать. Это задача для первоклассного оклюмента. Дамблдор справился бы, Волдеморт, Снейп тоже… Охранная магия гоблинов тоже не всесильна. Доказательство этому — твое, Поттер, безрассудное путешествие в хранилище Блеков. На каждое действие найдется противодействие. Незаурядные методы способны обойти незаурядные личности.

Никто не знает, как было на самом деле. Никто не скажет теперь, кто автор гениальной идеи. И Дамблдор, и Гриндельвальд — оба были незаурядными волшебниками, гениальными. Великими. Каждый из них знал, что им придется рано или поздно сойтись в дуэли, каждый хотел победы, но не хотел смерти друга, пусть и друга в прошлом. Может, это Гриндельвальд придумал КМВ, рассчитывая посадить туда побежденного Дамблдора, а, может, Дамблдор сам создал ее, понимая, что никакие стены, реальные или иллюзорные, не удержат Гриндельвальда в неволе. Как бы там ни было, но после победы светлых сил в той борьбе, Нурменгард стал первой КМВ из ныне известных. Мы с тобой — во второй такой… Ты рад, Поттер?

— Что такое КМВ?

Предчувствие. Все его теперешнее состояние, все его естество можно было выразить этим словом. Предчувствие. Гарри все так же лежал на полу, облизывая пересохшие губы, не открывая глаз. Каждое слово Малфоя рисовало картинку с обратной стороны век, но было еще что-то между слов. Что-то, подошедшее к поверхности почти вплотную, готовое вот-вот сорваться с губ.

— Что такое КМВ?

— Камера Магического Вакуума.

— Что такое камера магического вакуума?

— Ловушка, из которой никто не сбежит. Истинная и идеальная, возведенная в абсолют. Нечто, позволявшее Дамблдору спать спокойно все те ночи, после заключения Геллерта Гриндельвальда в Нурменгарде. Никто не знает точно методики создания таких камер, разве что невыразимцы из отдела Тайн. Если в общих чертах, то КМВ — это механизм, завязывающий магию в петлю в пределах отдельного помещения. Неважно какой силы или каким способом будет выпущена магия, не важно, какого характера будет заклинание, примененное здесь. Стены, словно губка, впитают все в себя, преобразуя векторный поток в замкнутое кольцо. Ничего не сработает. Ты понимаешь, что это значит, Поттер?

Ничего не сработает. Не сработает. Ничего. Вдох все равно получился каким-то судорожным, как Гарри ни старался расслабить все тело. На последнем вопросе Малфоя, воздух вошел в легкие с каким-то странным полухрипом-полувсхлипом. Ничего. Слева, оттуда, где сидел Драко, донеслось негромкое шуршание. Созданный движением, поток воздуха коснулся его щеки, и Гарри открыл глаза. Над ним очень низко, почти касаясь своими пепельно-белыми волосами лица Гарри, склонялся Драко Малфой. Ты понимаешь, что это значит?

— Мы умрем. Здесь.

Затем произошла вещь, напугавшая Гарри сильнее всего за этот день, — Малфой рассмеялся.

* * *

Малфой смеялся слишком громко для комнатки 4*4, слишком надрывно, роняя льдистый ужас этими звуками прямо Поттеру под кожу, слишком долго.

— Малфой... Малфой, перестань.

Впустую. Кажется, блондин даже не услышал его.

— Малфой! МАЛФОЙ!

На крик Драко не отреагировал, разве что повернул голову в сторону Гарри, продолжая все так же смеяться.

— Драко!

Гарри сидел теперь на коленях, лихорадочно всматриваясь в лицо напарника, искаженное то ли смехом, то ли болью. Малфой продолжал смеяться, тонкая струйка влаги спускалась из внешних уголков его глаз. Рука, словно сама по себе, поднялась с колен, проделала в воздухе небольшую, но размашистую дугу, и опустилась на щеку Малфоя. Звук пощечины вышел неожиданно громким, почти оглушительным. Малфой перестал смеяться в тот же миг. Выражение страшной, ненормальной веселости сползало с его лица, словно смывалась краска с акварельного рисунка, на который кто-то пролил воду. В следующий миг Малфой бросился на Поттера, повалил его на спину и начал наносить тяжелые точные удары. Когда один из них пришелся в солнечное сплетение, Гарри задохнулся от боли, почти не слыша ругательств и обвинений, которые Малфой шипел ему в лицо. Уклонившись от кулака Драко, метящего ему в нос, Гарри потянул блондина на себя. И так потерявший равновесие из-за того, что вложил в удар слишком много сил, Драко повалился на Поттера, ударившись скулой об каменный пол. Используя преимущество в весе, Гарри спихнул напарника, подминая его под себя, удерживая его ноги своими ногами, сковывая его руки железной хваткой своих. Малфой отчаянно пытался вырваться, извивался змеенышем, пытался сбросить Поттера с себя, но тщетно. Гарри напрягался изо всех сил, придавливал Малфоя к полу, не пытаясь бить Малфоя в ответ. Злости на напарника не было. Совсем. Просто Гарри пытался продержаться до того момента, пока Малфой не успокоится.

Мышцы горели огнем от напряжения, Гарри чувствовал как сильно колотится сердце Малфоя совсем рядом с его собственным.

Драко как-то разом обмяк под ним. Словно разряды силы, текущей его телом, иссякли. Он лежал тихо-тихо, с закрытыми глазами, дыша тяжело и неглубоко. Птичка, угодившая в силки. Гарри постепенно ослаблял хватку, расслабляя мускул за мускулом. Инстинкты, ведшие его в драке, постепенно отключались, уступая место разуму. Горячими волнами выходил из их тел раж сражения. Гарри вдохнул чуть глубже. Ушибленная Малфоем диафрагма откликнулась болью, а в ноздри ударил запах пыли, пота и чего-то горького, такого знакомо-горького. Гарри скатился с Малфоя набок и осмотрелся. Вот оно.

В углу, отброшенная во время драки, лежала свернутая валиком куртка Малфоя. Куртка, которую тот подложил под голову ему, Гарри, лежащему без сознания. Куртка, пахнущая теплом и горечью, в мягкость которой он так уютно вжимался. Куртка, пахнущая Драко Малфоем.

Бродерик Дейл не находил себе места. Обычное задание по обыску, призванное развивать в новобранцах аккуратность и наблюдательность, обернулось трагедией — исчезновением двоих ребят из его группы. Да еще каких ребят — Поттера и Малфоя! Если за Поттера Дейла четвертует вся магическая часть Британии и не только, то за второго придется отвечать перед его семьей. И еще очень спорный вопрос, что хуже — ропщущая магическая община или метающая громы и молнии Нарцисса Малфой.

Живо, как колдография, перед глазами Дейла встала картинка из недавнего прошлого — леди Малфой, сидящая напротив, в его тусклом кабинетике, теснота и обдертость которого резала глаз еще больше, контрастируя с блистательностью посетительницы.

* * *

Нарцисса Малфой, облаченная в темную элегантную мантию, в сапфирах, поблескивающих с пальцев и мочек ушей, с волосами, забранными в высокую прическу, сидела напротив и сверлила Дейла немигающим взглядом. Дейл смотрел на нее в ответ, думая, что эту женщину, пожалуй, ничто не сможет сломать: ни колкие взгляды из толпы, ни сочащиеся желчью выкрики праведно гневающихся, ни унизительные ежеквартальные обыски в поместье…

— Драко не должен узнать, что я приходила к вам, мистер Дейл. Он никогда не одобрил бы этот визит, но, тем не менее, я не могла не прийти.

Сапфиры тихо светились в серебряных оправах, и Дейл, смотря на них, удивился, почему она не выбрала изумруды. Изумруды, которые поблескивали бы ядовито и злобно из серебряного тела оправы, шипели бы, словно загнанные в угол змеи — задушшшу, если обидишшш. Они смотрелись бы более предсказуемо.

— Поступление в школу Аврората было всецело его решением, не одобренным нами. Драко очень… — пауза. Поворот запястья в ободке браслета. Волнуется. — Очень упорный юноша, вы убедитесь в этом скоро. В данной ситуации его упорство не обернется ему во благо. Здесь он будет окружен людьми, потерявшими близких в войне, будет учиться с детьми членов Ордена Феникса. Для них решение Визенгамота о реабилитации Малфоев — пустой звук. Они затравят его. Так и будет. Даже не пытайтесь отрицать, мистер Дейл.

Дейл и не пытался.

— Они будут дразнить его, провоцировать, зло подшучивать… Ни я, ни даже вы не сможете оградить его от этого. Я и не прошу.

Пауза. Выдох. Вдох.

— Такое отношение будет неизбежным. Я понимаю. Но если эти детские игры в справедливое возмездие зайдут слишком далеко…Если эти игры зайдут слишком далеко из-за вашего попустительства…можете считать этот мой визит первым и последним предупреждением.

Нарцисса Малфой произнесла свою речь очень ровным и очень тихим голосом, уверенно сидя на твердом стуле и ловя взгляд Бродерика Дейла каждый раз, как тот отвлекался на какую-то деталь ее облика, будто желая удостовериться, что ее не только слушают, но и слышат.

Бродерик Дейл смотрел на сапфиры Нарциссы Малфой (не изумруды), камни теплые, собирающие полукружия света в своих голубых глубинах, словно мягкое солнце сентября в лазурном небе. Сапфиры говорили не «я убью тебя, если ты позволишь случиться непоправимому с моим сыном», а «спаси моего ребенка от слепой злобы толпы. Умоляю».

* * *

Сейчас, не представляя ни малейшим образом того, куда пропали Поттер и Малфой, Бродерик Дейл думал о Нарциссе — о том, что в этот раз для встречи с ним она наденет изумруды.

Время тянулось. Вязкой муторной жижей сочилось из серого камня стен, вытекало из-под пальцев и век. Время давило. Сколько уже прошло? Час? День? Век? А сколько еще пройдет, прежде чем станет невыносимо… Невыносимо что? Больно? Холодно? Мерзко?

Гарри никогда не думал, что умирать придется вот так, сидя в пыльной тесной каморке, и выдыхать жизнь по глотку, по капле. Всегда казалось, что смерть настигнет внезапно — зеленой вспышкой, недрогнувшей рукой с Темной Меткой, замысловатой формулой проклятья. О старости он не задумывался. Попросту не мог себя представить доживающим век дряхлым дедом. И дело вовсе не в ревматизме, энурезе, и уж конечно не в седине и морщинах. Нет. Просто старость еще предполагала сидение у камина и чтение сказок внукам, воскресные обеды, на которых ему, как самому старому и уважаемому, отводилось бы почетное место во главе стола. Старость — венец жизни — предполагала смиренное ожидание смерти в кругу семьи.

В кругу семьи. Вот так. Семья. Предел его осознанных и неосознанных мечтаний за годы обучения, отчаянный страх и острая потребность верить в уютный дом, в рыжих и чернявых детишек, в Джинни, стоящую у плиты в пестром передничке — что все это будет, где-то там, за горизонтом боли и отчаяния, обязательно будет.

Война закончилась. Казалось бы — вот, сейчас все случится. Так, как представлялось, как верилось. Казалось бы. Казалось…

Хватит!

Гарри сел почти рывком. Тело откликнулось ноющей болью, перед глазами потемнело на минутку.

— Малфой, — голос сухой, словно октябрьская листва. — Малфой!

Драко сидел у противоположной стены в максимально расслабленной позе. Облокотился на серый камень спиной, подогнул правую ногу под себя, а левую согнул в колене. Левая рука, лежащая на согнутом колене, слегка подрагивала в такт биению сердца.

Тусклый свет помещения не позволял увидеть, открыты глаза у Драко или нет.

— Малфой, не притворяйся, что не слышишь меня.

Никакой реакции.

— Малфой…

Ничего.

— Малфой!

Драко по-прежнему сидел без движения. Гарри перекатился на колени и ползком преодолел расстояние в несколько метров, разделяющее его и Малфоя. Остановился. Можно было протянуть руку и растормошить его. Можно было взлохматить ему волосы… Что?!

— Малфой. — Протянутая рука зависла в сантиметре от тела Драко. Что-то насторожило Гарри. Что-то… что-то было не так в этой расслабленной позе, в этом нарочито глубоком и медленном дыхании, словно каждое, даже самое пустяковое действие, становилось для него актом воли.

Невпопад перед глазами Гарри встала картинка: часовой механизм на магловской бомбе. Мельтешение красных цыферек на темном фоне, все быстрее, все неумолимей… 00:01:59…00:00:48…00:00:18…

* * *

00:00:00

Драко резко вскочил, схватил Гарри за отворот рубашки и прошипел:

— Что тебе нужно, Поттер? Что. Тебе. От. Меня. Нужно?!

Оттолкнул Поттера и зашагал по комнате. Два широких шага вперед. Два таких же широких шага назад. Вперед. Назад. Вперед.

— Родиться Малфоем. Родиться, мать его, Драко Люциусом Малфоем! Жить в поместье, где теряешься первые годы жизни из-за того, что твой детский мозг просто не в состоянии запомнить расположение сотни комнат! Где зимой так чертовски холодно, что хочется залезть в камин целиком, но тебе не разрешают даже надеть лишнюю кофту, потому что это Дурной Тон! С пеленок тебе вдалбливают, как выглядит нож для птицы и ложка для икры, с какой стороны от тетушки Теодоры ты должен сидеть, если сегодня четверг и луна в последней четверти, класть салфетку на стол или на стул, если ты встаешь из-за стола и больше не собираешься возвращаться к трапезе! Этика-история-риторика-латынь-греческий-французский-верховая-езда-танцы! Мама, можно я поиграю в саду? Драко, сколько раз повторять — маман! Нет, нельзя, у нас сейчас обед с семьей министра! А потом трястись, как ненормальный — попаду в Слизерин или нет? А если в Хафлпаф? Быть лучшим, во всем! Всегда! И проигрывать тебе… Ты же Малфой, Драко! Что значит «Выше ожидаемого»? Год за годом! А потом изо всех сил выживать, вгрызаться в это чертово существование, бояться вздохнуть в присутствии этого проклятого фанатика, лорда! Ха! Холодеть душей и телом! А что же он придумает на этот раз? Останется ли мать жива? А отец? Унижаться, переступать через себя, топтаться по собственной жизни и жизням других! К чертям! Лишь бы выжить. Им. Нам. И выжить-таки! ВЫЖИТЬ! Зачем? А, Поттер?

Два широких шага вперед. Удар в стену. Два широких шага назад. Еще удар. Два шага вперед. Удар. Назад. Удар.

Гарри сидел там же, на полу, нелепо раскинувшись после толчка Драко. Не двигался. Не поворачивал голову. Малфой то появлялся справа от него, на периферии зрения, то снова исчезал, чтобы через два шага возникнуть еще раз. Гарри просто смотрел в пол, всем телом ощущая волны эмоций, идущие от напарника. Тонул в них. Содрогался от каждого удара в стену, словно били его самого.

— Выжить! Зачем? А, Поттер? Да просто чтоб СДОХНУТЬ ТУТ С ТОБОЙ!

Два шага. Удар и …ххррРРРРррясь!

* * *

— Что за?...

Малфой стоял, склонившись, над кучкой каменной крошки.

— Что ты сделал?

— Ничего… Долбанул по стене, и…

Гарри подполз к Драко поближе и тоже уставился на кучку сероватых неровных камней. Малфой опустился на колени возле Гарри.

— Там… кхммм — пришлось прокашляться, потому что звук вышел скрипучим и сиплым. Драко даже не осознавал, что кричал во все горло последние несколько минут, пока голосовые связки вдруг не отказались работать, как следует.

— Там ниша, посмотри.

Гарри склонился еще ниже, почти коснулся каменных плит щекой, и правда увидел в проломе небольшую выемку. Света было мало, ничтожно мало, чтобы разглядеть, насколько ниша глубока, и есть ли там что-то внутри. Просто засунь туда руку!

Мышцы свело, но Гарри усилием воли заставил себя просунуть руку в пролом. Сперва не получалось нащупать ничего, кроме пыли и каменной крошки, но, когда рука была в нише уже почти по плечо, пальцы сомкнулись на чем-то гладком, чем-то теплом, теплее, чем камень.

— Ну? — На лице Драко проступала смесь неверия и надежды. — Что там?

Гарри вытянул руку из ниши с зажатой в ней деревянной лакированной шкатулкой. Тяжелая. Его потряхивало, почти ощутимо, и точно не от холода.

Непослушными пальцами Поттер поддел защелку шкатулки. Она поддалась легко, словно только и ждала, чтобы ее открыли. Алые бархатные внутренности шкатулки тоже были покрыты сероватой пылью, словно пролитая наземь кровь. Внутри, прикрывая содержимое, лежал кусок пергамента. Гарри застыл в нерешимости и посмотрел на Драко. Малфой встретил взгляд уверенно и только слегка пожал плечом, мол — будь, что будет — и откинул пергамент в сторону.

Под пергаментом, слегка припорошенные, лежали зажигалка, пачка «Честерфилд» и револьвер.

— Магловское оружие?

— Это револьвер, Малфой. Энфилд. 38 калибра, шестизарядный. Такой был на вооружении у британских офицеров во время Второй мировой.

— Откуда знаешь?

— Сириус. Он увлекался не только магловскими мотоциклами. Я нашел еще книги об оружии, холодном и огнестрельном.

— Ты знаешь, как этим пользоваться? — Малфой смотрел недоверчиво, слегка прищурившись и склонив голову к левому плечу.

— Ну… В теории.

Гарри вытащил револьвер из шкатулки и взвесил в руке. Оружие было тяжелым. Он никогда не задумывался о настоящем весе револьверов, пистолетов, винтовок, хоть в тексте книги после картинки с каждой моделью шла ее краткая характеристика. Энфилд с полным зарядом, если Гарри правильно помнил, весил до килограмма. Этот же — не тянул больше, чем граммов на 700. Наверняка разряжен.

Рука скользнула по гладкому древку рукоятки и холодной стали ствола. Револьвер лег в ладонь очень удобно, почти привычно. Гарри смотрел на оружие, чувствовал, как оно нагревается от тепла его тела, вбирает в себя и ту дрожь, рожденную то ли страхом, то ли надеждой. Поттер чувствовал, как Малфой неотрывно наблюдает за каждым его движением. Под этим взглядом почему-то стало спокойнее, и Гарри почти уверенно надавил на ствол револьвера по направлению вниз. Ствол сухо щелкнул и словно сломался пополам, открывая доступ к барабану. Пять гнезд были пусты. Шестое светилось желтоватым блеском патрона.

Поттер поднял глаза на Малфоя. Тот сидел тут же. Вертел в руках зажигалку. Странная полуулыбка то появлялась, то исчезала на его тонких губах.

— Оно исправно, Поттер?

— Думаю, да. Только вот пользы от него не будет никакой — этот камень не пробить пулей и …

Эта полуулыбка. Эта склоненная игриво и небрежно голова. Эти интонации в вопросе об исправности... Внезапно Гарри понял: оружие так тяжело не из-за количества металла и дерева, из которых оно состоит. Оружие тяжело из-за таящихся в нем возможностей.

* * *

— Малфой…

Драко не смотрел на Гарри. Перекатывал зажигалку меж длинных пальцев, шелестел куском пергамента.

— Как думаешь, откуда здесь тайник?

— Это не тайник, Поттер. — Драко протянул к нему руку с зажатым в ней куском пергамента, того самого, который прикрывал содержимое шкатулки. — Это сюрприз.

— Что это?

— Прочти.

Гарри расправил пергамент на колене и слегка напряг зрение. Едва различимая сувязь поблекших от времени чернил разбегалась на несколько строчек:

«Тебе повезло, приятель. Эта совершенно лишенная волшебства шкатулка сотворит настоящее чудо — вернет тебе власть над собственной жизнью.

P. S. Магл в табачной лавке сказал, что «Честер» — это как глоток свободы. Наслаждайся.

Т. Б.

8.XI.1959 г.

Гарри пробегал глазами строчки записки снова и снова, не мог оторваться от полупрозрачных букв и такого же полупрозрачного смысла, заключенного в них.

Из транса его вывел натужный кашель Малфоя. Тот скорчился на полу, одной рукой обхватив себя поперек грудной клетки, грозящей вот-вот разорваться от тщетных попыток избавиться от сигаретного дыма. Зажженный окурок был брезгливо зажат двумя пальцами свободной руки. Наконец, более-менее восстановив дыхание и вытерев проступившие слезы, Малфой прохрипел:

— Если у свободы такой вкус, то я вислоухий наргл.

Растрепанный, запыхавшийся, с наверняка покрасневшими глазами, Малфой, в принципе, вполне бы мог походить на этого самого наргла. Вислоухого. Да, только умолчать об этом было бы гораздо безопаснее. Словно в подтверждение данной мысли, висок, ушибленный Драко, заныл сильнее.

— Ну, так что, Поттер, оно исправно? — Словно камешек бросил в высохший колодец — пустота и тщетность стали ощутимы почти физически. Желудок неприятно свело.

— Револьверу больше сорока лет. Он хорошо смазан, здесь достаточно сухо, чтобы порох в патроне не отсырел и…

— В патроне? Ты же говорил, что этот Эпсон — шестизарядный!

— Энфилд. Да. Там шесть гнезд для патронов, только вот пусты все, кроме одного.

— То есть, — интонации в голосе Драко переливались угрожающими нотками. — Ты хочешь сказать, что этим оружием можно будет воспользоваться только единожды?

Гарри помедлил с ответом. Еще раз открыл и закрыл затвор, повертел барабан в ладони.

— Я не знаю, выстрелит ли оно вообще. Оружие, пролежавшее без действия столько времени, может повести себя совершенно непредсказуемо.

— И, конечно, нет возможности проверить, не истратив единственный заряд…

Малфой тер подбородок, медленно раскачивался в такт известному только ему ритму. Молчал. Это молчание очень тяготило Гарри. Как угадываются очертания предметов в густых сумерках, так угадывались и мысли Драко. Угадывались легко, пугающе. Гарри отчаянно хотелось изменить их ход, найти слова, способные вернуть Малфою надежду. Вернуть надежду им обоим. Этих слов не было. Вернее, не было силы в этих словах.

Ну что значило «нас ищут»? Да, ищут. А где они? До сих пор в подвале дома Теренса Брискольда? Или в Северной Шотландии, или в Нью-Гемпшире?

«Нас найдут». Да, вполне возможно. Даже вероятно. Вот только будет поздно почти наверняка. Сколько уже прошло? Часов двенадцать… Желудок требовал еды, но пить хотелось еще больше. А воздух? Сколько его могла вместить их камера?

«Все будет хорошо!»… Мда, вообще не вариант.

— Поттер.

Гарри поднял глаза, и встретился с взглядом Малфоя — уверенным, требующим. Когда только тот успел переползти к нему?

— Поттер, отдай мне револьвер.

* * *

— Поттер, отдай мне револьвер. — Пауза. — И избавь меня от наставительных бесед на тему: «Убивать себя — плохо»… — нетерпеливое встряхивание головой в ответ на недоуменный взгляд Гарри. — Да у тебя же все на роже написано… Когда только научишься контролировать свою мимику? — Недобрая ухмылка. — Хм, пожалуй, уже не успеешь.

— Нет.

Гарри спрятал револьвер за спину и скрестил руки на груди, для пущего эффекта.

— Поттер, перестань… — опять жеманно растягивая слова, с ощутимой ленцой. Словно предмет разговора для него — не вопрос жизни и смерти. Рука протянута. Не просящая. Требующая — отдай.

Гарри поднялся. Отошел настолько далеко, насколько позволяло пространство. Сел у стены. Нет.

Пульс стучал часто-часто. Малфой всегда был опасным. Малфой, загнанный в угол — опасен вдвойне. Но не его боялся сейчас Гарри. Даже и не боялся, нет. Просто картинка бездыханного тела Драко, появившись перед глазами Гарри, мешала вздохнуть. Словно колышек забили куда-то под сердце. Мертвый Малфой. Нет.

— Нет.

— Нет? — Тихо. Угрожающе. — А что тогда? Скажешь не терять надежду? Скажешь, что жизнь прекрасна? Я скажу тебе, как все будет. Пройдет еще пару часов, и на периферии нашего сознания появится мысль о воде. Маленькая такая, незаметная. Словно тучка на горизонте. Пройдет еще время, и эта тучка-мысль вырастет, станет очень органично вплетаться в ход любых размышлений… «Пирог на завтрак был неимоверно вкусным, а хорошо бы попить… Я прожил дерьмовую жизнь, а пить-то как хочется!»... Потом станет труднее дышать, сердце будет уставать качать загустевшую кровь. С каждым часом все больше. Организм будет пытаться выжить, заберет воду в более важные органы, в мозг, например. А кожа высохнет, потеряет эластичность. Любое, самое незначительное, движение будет приносить боль. Станут болеть глаза. Обезвоженная роговица запылает адским огнем, но слез, чтобы ее смазать, больше не будет. Губы высохнут. Язык распухнет, да так, что мы даже говорить не сможем. ПИТЬ. Это слово заполнит наши воспаленные сознания. Это будет последнее, о чем мы сможем думать, прежде чем начнется бред. А он начнется. На вторые-третьи сутки. А потом мы умрем.

Малфой подошел к Гарри и опустился перед ним на колени. Не просил, нет. Просто так было удобнее смотреть ему в глаза.

— Я не хочу. Не-хо-чу. Не хочу сходить с ума от жажды, пить собственную мочу, чтобы хоть как-то унять страдания. Я хочу умереть в полном сознании, предварительно послав этот жалкий мирок куда-нибудь к Мерлину.

Серые глаза лихорадочно всматривались в зеленые.

— Отдай мне револьвер, Поттер.

— Нет.

— Почему?

Почему? Картина, нарисованная Малфоем была страшной. Очень страшной. Казалось, только теперь Гарри осознал всю серьезность происходящего. Но картина Драко, мертвого Драко, белого, как мел, только струйка алой крови у виска, по-прежнему не давала вздохнуть.

Гарри неотрывно смотрел на Малфоя. Выражение упрямой целеустремленности сменилось недоумением. Левая бровь приподнялась слегка, дрогнула, и опустилась ниже. Потом, не сразу, но очень отчетливо, на дне серых глаз проступило понимание. Понимание чего, Гарри так и не успел осознать. Не мог сосредоточиться (Белее мела. Алая, алая кровь), не мог вдохнуть. Может, поэтому, когда Малфой зло выплюнул: «Понятно. Ты хочешь его себе», Гарри просто ляпнул: «Да».

Недобрая улыбка искривила тонкие губы Малфоя. Он отодвинулся слегка от Гарри, сел, скрестив ноги по-турецки. Поправил растрепавшиеся волосы, отряхнул запыленную форму. Расстегнул еще одну пуговку на рубашке.

— Что ж, поговорим об этом, Поттер.

Гарри сглотнул. Разговор пошел совсем не в то русло, и сейчас его мозг отчаянно соображал, как все исправить.

— Я нашел его, Поттер, значит, он мой.

— Возможно, но ведь из тайника шкатулку достал я, Малфой. Револьвер мой.

Малфой стиснул зубы, высокие скулы очертились еще четче. Провел рукой по вороту рубашки, опустил голову и посмотрел на свои руки. Даже в смутном свете камеры можно было рассмотреть ссадины на костяшках пальцев — следы их предыдущих драк. Гарри мог поклясться: Малфой сейчас мысленно взвешивал — не забрать ли оружие силой? В том, что он сильнее Драко, Поттер был уверен, но все же лучше было отвлечь блондина от опасных мыслей. Как можно скорее.

— Мы разыграем его, Малфой.

Драко не смотрел на него, все изучал свои ладони, словно хотел посмотреть, где же кончается его линия жизни. У Гарри возникло впечатление, что его собственная жизнь кончается где-то между несколькими поворотами монетки. Орел? Решка? Слишком быстро…

Да, слишком быстро. Нужно было притормозить, как-то выиграть время… Время для чего? Гарри не знал. Просто не мог вот так просто допустить чью-то смерть. Лица всех, кого он когда-то потерял, непрошено возникли в памяти. Вереница мужчин и женщин, девушек, юношей, детей. Добби. Букля. Боль — как капли слез по содранной коже. Боль — как разряд по оголенному нерву. Нет, жизнь стоит больше, чем легший орлом или решкой галеон.

Решение пришло внезапно, как все действительно стоящие мысли. Просто вышло на поверхность из мутных вод сомнений и догадок.

— Мы сыграем в игру, Малфой. Выигрыш — смерть. Ну же, тебе понравится.

* * *

— Хм… очень по гриффиндорски — даже из смерти сделать забаву.

Малфой иронично улыбался, чуть выгнув левую бровь. Провел языком по сухим губам. Жажда все-таки начинала давать о себе знать.

— Рассказывай.

Гарри сглотнул. Волнение не уходило, хоть он и отлично все придумал. В книгах об оружии, прочитанных им на площади Гриммо примерно жизнь назад, рассказывалось о старинной игре. В барабане револьвера оставляли лишь один патрон. Играющие по очереди крутили барабан. Тот, чья очередь подходила, приставлял дуло к виску и спускал крючок. Таким образом, в этой игре можно было показать отвагу, заработать денег, делая ставки на каждый выстрел, отстоять свою честь, превратив игру в некое подобие дуэли, исход которой секунданты обрисовывали как самоубийство… Для посторонних наблюдателей игра выглядела пренебрежением к собственной жизни, отчаянной смелостью, дерзновением, вызовом здравому рассудку…

Однако, все просто выглядело таким образом. На самом же деле, если верить тексту книги, свободно вращающийся барабан, заряженный только одним патроном, в доминирующем количестве случаев принимал вполне предсказуемое положение. Патрон, отягчая одну из ячеек барабана, тянул ее в самый низ, повинуясь закону гравитации, а под курком оказывалась лишь пустота. Оставалось только надеяться, что книги не врут, и можно будет раз за разом спускать курок. Вплоть до бесконечности. Никакого риска украсить узором из мозгов здешние стены.

Коротко рассказав Малфою о правилах «Русской рулетки», именно так и называлась игра, Гарри напряженно всматривался в бледное лицо своего напарника — согласится или нет?

Малфой задумчиво тер запястье, не сводя взгляда с Поттера. Слишком уж напряженным тот был. Вот и вдох пропустил. Кулачки сжал. Что-то задумал, или просто боится?

Как бы предвзято Драко не относился к сидящему напротив человеку, но твердо был уверен — Поттер не трус. В чем же подвох? Вновь прокрутил в голове правила: поворот барабана, выстрел. Передача оружия партнеру. Поворот барабана, выстрел. Все было просто. Сюда не вклинить никакую хитрую схему, да и хитрые схемы больше по его, Драко, части…

— Ладно, Поттер. Но у меня тоже есть условия.

Оппа…

— Ускорим процесс. Не хочу сидеть тут до поседения. Барабан крутится только один раз. Я сам его раскручу, потому что у меня сложилось впечатление, что ты хочешь меня надуть…

— Что значит — только один раз?

Почва стремительно уходила у Гарри из-под ног. Чертов Малфой! С ним ничего нельзя было распланировать.

— Только один раз. Стреляет первый, за ним — второй, и так — пока не повезет.

Мозг лихорадочно просчитывал один вариант за другим. По самым оптимистическим подсчетам выходило вот что: если пуля попадется в самой последней ячейке — то жить кому-то из них оставалось ровно пять нажатий на крючок. При других раскладах — и того меньше… Твою мать!

Малфой улыбался. Его откровенно веселила реакция Поттера — по тому, как заходили его желваки, как глаза метнулись чуть в сторону, а потом одарили его, Драко, слишком пристальным взглядом — можно было ясно понять: что бы ни задумал Поттер, теперь у него ничего не выйдет.

Веселиться, так веселиться, Потти.

— И еще. Чтобы как-то скрасить ожидание смерти и оживить наш досуг, предлагаю добавить чуточку интриги в нашу игру.

Малфой широко улыбался. Не аристократ с многовековым фамильным древом, знающий, как правильно есть уазо сан тег. Нет. Хищник. Дикий. Опасный.

— Перед спуском крючка, стреляющий должен будет ответить на любой вопрос партнера. Ответить честно.

Во рту стало сухо, но не только жажда была этому виной. Ситуация вышла из-под контроля, и Гарри ничего не мог с этим поделать.

— Как мы решим, кому первому стрелять?

— Бросим монетку.

Малфой порылся в нагрудном кармане и выудил оттуда золотой галеон.

— Держи. — Передал монету Поттеру. — Ты бросаешь, я кручу барабан. Все честно.

Гарри сжал монету в ладони. Она была чуть теплой — нагрелась от тепла тела Драко. Тот проводил галеон долгим изучающим взглядом и шепнул:

— Орел.

Посмотрел Гарри в глаза и улыбнулся. Улыбка вышла какой-то совсем уж кроткой, особенно для Малфоя, который, казалось, умел лишь ухмыляться.

— Тогда мне остается решка. — Вздохнул Гарри.

Легкое позвякивание металла, еле слышный звук граней галеона, рассекающих пыльный воздух, привычное движение, которым он, Гарри, мог бы ловить снитч, а не собственную жизнь или смерть.

— Что там, Поттер?

Малфой медленно и как-то устало потер правый висок.

— Решка.

Длинные пальцы едва заметно дрогнули. Лишь раз.

* * *

Бродерик Дейл только что закончил читать доклад министру Шеклботу о ходе расследования исчезновения двух практикантов. Именно практикантов, а не Гарри Поттера и Драко Малфоя. Персонификация неизбежно приводит к излишней эмоциональности. Излишняя эмоциональность мешает принимать объективные решения. Принятие субъективных решений приводит к ошибкам, а ошибки в работе аврора стоят слишком дорого, чтобы он мог позволить себе их совершать.

Дейл просто не мог допустить, чтобы и его тоже, как всех в Аврорате и Министерстве, захлестнула паника. Бесплодные метания и заламывание рук никогда не давали хороших результатов, поэтому аврор заставлял себя быть спокойным, дышать ровно, говорить медленно, и смотреть на министра прямо и открыто.

— Бродерик, ты уверен, что было предпринято абсолютно все, чтобы их найти?

Дейл вздохнул, еще раз прокрутил в уме все этапы расследования — и поисковые артефакты, и чары, и Зов (ритуал, заставляющий потерявшегося явиться к зовущему), вспомнил лица всех свидетелей происшествия и знакомых пропавших…

— Да. Решительно все.

— Ты же столько лет на службе, Дейл, у тебя ведь должны быть какие-то идеи, теории… — Кингсли устало потер щетинистый подбородок и поднял на аврора покрасневшие от бессонной ночи глаза.

— Ребята сейчас прорабатывают прошлое этого Теренса Брискольда в мельчайших деталях. Возможно, что-то всплывет. И еще… — Дейл помедлил с ответом. Сама идея казалась ему абсурдной и нелепой, но он все же решил озвучить и ее. — Мои мальцы слышали звук аппарации из подвала. Может, это не исчезновение вовсе. Возможно… Возможно, это побег.

— Побег?.. — Кингсли хмыкнул. Сбежавшего Малфоя он еще мог себе представить, но от чего было бежать Поттеру? От любимой девушки? От всеобщей славы и благодарности? От воплощающихся наяву мечтаний о лучшем мире? — Нет. Это вряд ли.

— Я могу идти?

— Да, Бродерик, только держи меня в курсе.

Когда за аврором закрылись тяжелые двери, Кингсли встал и подошел к окну. Линия рассвета обозначилась на горизонте приятным розовым теплом, четче оттеняя свинцовую тяжесть пропитанных влагой облаков. Глядя на это, министр подумал, что знает, от чего мог бы бежать Поттер: от воспоминаний.

Мальчишек не было уже сутки.

* * *

— Начнем, Поттер?

Малфой сел по-турецки, совсем рядом, так, что нужно было наклониться лишь немного, чтобы их тела соприкоснулись. Эта близость нервировала. Она электризовала и манила.

— Начнем.

Гарри был спокоен. Уравновешен. Даже расслаблен, пожалуй. Гарри — падающий листок в осеннем парке. Гарри — весенняя капель из-под мокрой крыши. Гарри — воплощенное спокойствие. И к черту, что это лишь магловская уловка — элемент йоги, призванный усмирить нервы…

Дыши!

Он дышит, да. Глубоко.

Глубже!

Ровно.

Ровнее!

— Начнем. — Согласился Малфой и протянул руку за револьвером.

Гарри наклонился вперед, доставая из-за спины оружие. Малфой в размытой серости комнаты казался застывшим и нереальным. Он тоже нервничает, понял Гарри — по выверенности его движений, по скупым сосчитанным вдохам, по слишком прямому взгляду. Словно Драко боялся, что расплещет свою, сокрытую в глубине, панику, лишний раз моргнув. Рука Малфоя все же не дрожала, когда он потянулся за Энфилдом. Не дрожала она и тогда, когда Драко перехватил полированную ручку поудобнее и откинул барабан. Там — никаких изменений — по-прежнему всего одна пуля.

Малфой ловко, словно каждый день тренировался, защелкнул барабан и провел им по рукаву своей робы. Щелк-щелк-щелк-щелк… Маленькие облачка пыли поднялись в стылый воздух. Щелк.

Словно наступил на сухую ветку. Словно трещит воспаленный сустав. Словно похрустывает костлявыми пальцами Смерть.

Глаза в глаза. Вдох во вдох. И ни за что не смотреть вниз, на оружие! Не пытаться разглядеть латунный отсвет гильзы в ячейке!

— Ты первый.

Малфой смотрел жадно, неистово, впитывал в себя весь Гаррин облик. Тянул уверенную недрожащую руку. Ждал. Лишь серое безумие вспыхивало серебристыми бликами на дне его глаз.

Деревянная ручка, согретая ладонью Драко, удобно легла в его, Гарри, ладонь. Большой палец отвел курок. Начнем.

— Не спеши, Поттер. Мы ведь еще должны поговорить, не забыл?

Малфой мягко отвел воздетую к виску руку Гарри. Улыбнулся. Иронично так, дразняще.

— О чем же спросить бессменного героя светских хроник, чья жизнь и так у всех на виду?

Драко прикусил губу в притворной задумчивости. Искорки озорства плясали серебром на дне клубящейся серости его глаз.

— Поттер, почему ты разорвал помолвку с Уизли?

И это все, о чем он хочет знать? Гарри недоверчиво окинул взглядом сидящего напротив партнера. Малфой все так же улыбался еле уловимо, смотрел попеременно то на Гаррину пыльную робу, то на припухшую нижнюю губу.

— Ну, — начал Поттер. — Мы решили подождать со свадьбой. Она получила очень интересное предложение от «Бешенных…

— Замолчи, Поттер. Заткнись сейчас же!

Тот смотрел на Малфоя, прервавшего его речь так резко и с такой злостью, что казалось — еще миг, и он ударит Гарри.

Озорные искорки не плясали больше в его глазах. Затаенное, сдерживаемое раздражение прорвалось наружу.

— Поттер, не нужно цитировать мне то, что ты отвечаешь этим болванам из таблоидов. Если ты помнишь наш договор, то ты обязан отвечать честно! — прошипел Драко.

Отвечать честно… Справедливое, в общем-то, замечание Малфоя неожиданно взбесило Гарри.

— Это правда. — Произнес он сквозь стиснутые зубы. — Если ты не можешь слова произнести, чтобы не соврать, это еще не значит, что остальные ведут себя так же!

— Я не говорю, что ты врешь, Поттер. Вполне возможно, что ее договор с «Бешенными валькириями» успешно подписан, и она будет играть за них уже в следующем сезоне, даже наверняка, да… Но это не вся правда. Сокрытие информации равноценно лжи. Поэтому, Поттер, ответь мне еще раз, ответь, подумав — почему вы с Уизли разорвали помолвку?

Словно уголек в давно прогоревшем костре внезапно вспыхнул в куче пепла. Честно…

— А что ты ожидал услышать, Малфой? Что наши отношения зашли в тупик, что последние полгода мы были вместе, лишь движимые инерцией всеобщих ожиданий? Что, каждый раз, оставаясь с ней наедине, я должен был преодолевать стену из видений мертвого Фреда и слез миссис Уизли, слез почти непрестанных, так что ее глаза теперь — цвета разбавленного чая, а не темно-карие, как когда-то? Что она кричит во сне, а утром не может рассказать, что ей снилось, но я ведь все равно знаю, я слышу, о чем она стонет в полудреме кошмаров. Она плачет обо мне, о мертвом, о пойманном Пожирателями, о теле, которое Хагрид вынес из Запретного леса, о том, что что-то умерло в каждом из нас, что наша любовь, напитавшись соками утрат, превратилась в что-то давящее, удушающее, затхлое…

— Соками утрат… Да ты поэт, Поттер. — ухмылка криво резанула по чертам бледного лица. Но там больше не было злобы, только что-то отчаянно напоминающее печаль.

— Эти сопли будешь размазывать перед своим психоаналитиком. Правду, Поттер.

Гарри опустил взгляд на револьвер. Выдохнул. Глупо было думать, что Малфой купится на такие отмазки. Дело было не в том, что он не хотел сказать правду, а в том, что сам этой правды не знал. С Джинни все вышло очень глупо, словно в бездарном рассказике на последней странице «Ведьмополитена».

— Она бросила меня. Прочла пламенную речь, из которой я не запомнил ни слова. Только спросила в конце — уйти ли ей? Я не держал.

Слова не шли дальше. Стояли комом где-то в горле, мешали вдохнуть. Малфой молчал, не торопил, и Гарри был благодарен ему за это.

— Знаешь, все же Авады Волдеморта не прошли зря. Я — оболочка. Нельзя жить с оболочкой. Нельзя хотеть кремовые занавески на кухню, и персиков посреди ночи, и выходные в Париже. Нельзя целовать оболочку по утрам, потому что слышно, как там, внутри, звучат перекаты пустоты. Нельзя заниматься любовью с оболочкой. Только сексом. Она устала. Устала наполнять меня своей радостью, своими печалями, устала обострять тупое раздражение до гнева, улыбки — до смеха. Для меня стало все — в полутонах и полумерах, кроме Аврората, пожалуй. Она так сказала. Это я запомнил, да. А знаешь, что я сделал, когда она ушла? Ничего. Только перелег на ее половину кровати, поближе к окну.

Гарри сидел, прислонившись вспотевшей спиной к каменной стене. Его слегка потряхивало. Холод, источаемый камнем, медленно заползал внутрь. Гарри знал, что теперь нажать на курок будет значительно легче. Оказывается, стоило облечь все в слова, чтобы понять — он тоже устал от этой пустоты. Лишь бы заполнить ее холодящие глубины хоть чем-то! Хоть бы и расплавленным свинцом…

Он вскинул правую руку к виску. Рука не дрожала. Отвел курок, покрепче обхватил рукоятку и посмотрел на Малфоя. Тоска, полупрозрачная нотка зависти, что-то, граничащее с сожалением — все это мелькнуло и угасло на таком знакомом, и таком чужом лице. Гарри удивленно отметил, что не замечал раньше, с каким изломом может изгибаться правая бровь Драко, когда тому грустно.

— Удачи… — было брошено привычным уже, пресным голосом.

Шершавая поверхность спускового крючка под указательным пальцем. Привкус пыльного воздуха на языке, смешанный с крупицей сожаления.

Прощай.

Щелк.

* * *

Щелк. Сухо, звонко, хлыстом по барабанным перепонкам. Гарри открыл глаза. Когда только успел закрыть их?

Живой…

Полузабытое ощущение полноценных эмоций накрыло его с головой, смяло, раздавило. То ли радость, то ли разочарование. Грудь сдавило, тяжело и гулко где-то в районе горла стучало сердце. Живой…

Комната качнулась, поплыла, и Гарри тяжело привалился спиной к стене.

— Поттер? — Приглушенно, словно сидя за милю от него, звал Малфой.

Гарри не отвечал. Что-то изменилось после нажатия крючка. Неужели он думал, что комната серая? Миллионы оттенков — от сизо-черного до стального — переходили друг в друга на стенах, окружающих их с Малфоем. А Малфой? Малфой, такой знакомый, такой чужой. Эта прядка всегда вот так ложится у его виска? А родинка у основания шеи? Она всегда там была? А губы…

— Поттер?

Касание чужой руки к его ошеломило, обожгло. Словно время застыло между кончиками их пальцев, словно бесконечный поток нервных импульсов прямо в мозг. И запах тела Драко… Теперь Гарри, словно умелый парфюмер, мог отделить его главные составляющие — багульник (начальная нота — пьяняще и горько), амбра (сердце — пряно и обволакивающе), ладан (шлейф — туманно, торжественно и свято).

— Живой… — выдохнул Малфой и убрал руку.

Живой, подумал Гарри, пытаясь угадать: чего в этом выдохе было больше — облегчения или огорчения.

* * *

Когда волна осознания того, что он остался в живых, схлынула, пришел страх. Леденящий и сковывающий — револьвер может выстрелить в следующий раз, прижатый к виску Малфоя.

Тот уже тянул руку за оружием, заглядывал Гарри в глаза — отдаст или нет? Шальная мысль — отвести револьвер в сторону и начать спускать курок до тех пор, пока он не выстрелит — мелькнула и угасла в его сознании. Нет. Это было бы нечестно. К тому же — как знать, насколько разъяренным станет после этого Малфой… Комнатка 4х4 после этой мысли показалась еще меньше.

Выбора больше нет.

Надежды нет тоже. Только тянущееся ожидание смерти, своей или чужой.

Гарри протянул револьвер Малфою со словами:

— Ты видел, как это делается.

Драко отвел курок и ожидающе смотрел на Поттера. Знал почти наверняка, о чем тот спросит.

— Что ты делаешь в Аврорате?

Ну вот…

Предвиденность вопроса никак не повлияла на разлившееся сознанием раздражение. Сколько раз он видел этот же вопрос в глазах своих учителей, слышал от родителей, задавал самому себе, борясь с бессонницей? Теперь еще и Поттер…

— Стою на страже Закона и Добра. — Сказано почти серьезно.

— Малфой… — Предупреждающе.

— Действую отцу на нервы. — С легчайшей тенью грустной улыбки.

— Малфой! — Почти негодующе.

Смешной… Как будто я не смогу соврать так, чтобы ты не отличил это от чистейшей правды.

Сможет, конечно сможет. Чтобы отмыться от едкой грязи прошлого пожирателя смерти, ему пришлось пройти не один допрос в Визенгамоте. Когда от того, что ты выдашь под Веритасерумом, зависит где ты будешь встречать следующее утро — на террасе Мэнора, или в камере Азкабана — приходится уметь лгать.

Но не одно только умение выдавать желаемое за правду, спасло его самого и родителей от Азкабана, нет. Если бы не свидетельства Мальчика-Победившего-Волдеморта, им ни за что бы не спастись. Драко не знал, что двигало тогда Поттером. Благодарность Нарциссе, что она не выдала его там, на поляне Запретного леса? Возможно... Вот только от этой, в принципе, здравой мысли веяло терпкой грустью — чудесное избавление от ужасной судьбы не имело лично с ним, Драко, ничего общего. Ведь даже там, в зале Мэнора, когда тетя Бэлла притянула за волосы кого-то, отчаянно напоминающего Гарри Поттера, Драко не смог даже прямо ответить: «Это не он». За что Поттеру быть благодарным ему? За что спасать от пожизненного гниения в камере?

Не за что. И никогда не будет.

Почему-то Драко очень хотелось изменить эту невеселую истину. И сейчас, когда Поттер сидел перед ним такой отчаявшийся, растерянный — особенно.

Но что он может сделать здесь, запертый в каменной клетке, без магии?

Сказать правду.

Да. Эта мысль была верной. А еще выиграть эту чертову игру.

Драко сел поудобнее, плотнее сжал деревянную ручку револьвера.

— Поттер, ты не задумывался, что все авроры — эмоциональные калеки? Нет? А я, вот, задумывался... Ничто, ничто в обычной жизни не способно вызвать такой же эмоциональный отклик, как эта чертова работа. Субботний ужин с семьей, квиддич, первый шаг собственного ребенка, секс с самой знойной красоткой… Ничто не переплюнет тот адреналиновый раж, что дает нам работа.

Малфой говорил куда-то в сторону, сосредоточено сведя брови. Поглаживал рукоять револьвера, как мог бы гладить руку любимой девушки — нежно, невесомо.

— Когда я стану Аврором, мне не придется врать, что я еще способен что-то чувствовать, что я нормальный.

Вот так. Никаких пафосных речей об осознании прошлых ошибок, никаких громких слов о долге обелить имя Малфоев, нет. То, что сказал Драко, если и не было правдой, то казалось максимально приближенным к ней.

Гарри и не нужен был никакой ответ. Лишь бы Малфой продолжал говорить, лишь бы не приставлял дуло к виску, вот так резко, словно привычно. Как сейчас.

— Не пожелаешь мне удачи, Поттер?

Ком из разрозненных эмоций сдавил горло, так что при всем желании Гарри не смог бы выдавить из себя ни слова.

— Какой ты невоспитанный…

Только, как завороженный, проводил взглядом расчерченную сталью дугу — прямо к правому виску Малфоя. Только вздрогнул всем телом, когда револьвер выдал пыльное и скупое «щелк».

Пусто… Во второй ячейке тоже было пусто.

Пусто было и в голове у Гарри. Только настойчиво толкалась где-то на периферии мысль о том, что следующим стрелять будет он.

Поттер превратился в сплошные чувства: в зрение, обоняние, осязание — Малфой, его Малфой, был живой!

Видел, как недоверчиво блондин осматривал револьвер, проводил тонкими пальцами по виску, улыбался, безрадостно так, словно в оправдание худших ожиданий.

Чувствовал, как легонечко вздрагивает воздух в такт ударам сердца его партнера.

Запах багульника почти сводил с ума. Полмира за то, чтобы просто прижаться к изгибу Малфоевой шеи, и дышать им вот так, замерев! Минуту. День. Век.

И еще полмира, чтобы Малфой был ближе, теплее, доступней. Чтобы не прятался опять за маской безразличия. Чтобы хоть словом, хоть интонацией в голосе или несмелым взмахом длинных ресниц — хоть чем-нибудь — дал капельку надежды: Гарри не придушат в тот же миг, когда он попытается прикоснуться, провести тыльной стороной ладони по скуле и вниз до клинышка ключицы.

Наверное, я уже брежу…

Разозлившись на себя за подобные мысли и на Малфоя, за то, что он такой… (красивый?)… такой… (манящий?)… такой (желанный?)... такой, Гарри резко выдернул револьвер у Драко из рук и бросил сердито: «Спрашивай!»

* * *

… Щелк.

Ничего. Пусто. Только разочарование — выжил. Опять.

И дикие глаза Поттера напротив. Светятся, скользят по лицу и вороту рубашки. Ноздри трепещут, втягивая воздух поглубже…

Если бы Драко хоть чуточку хуже читал по лицах, то был бы маленький шанс того, что он ошибается, и что Поттер не хотел его только что поцеловать. Но Драко читал по лицам очень хорошо. И то, что брюнет вдруг стал таким раздраженным, только подтверждало догадку — устыдился собственных желаний.

— Спрашивай!

Ты хочешь меня, Поттер?

Нет, слишком провокационно… Еще спустит курок от неожиданности, не приведи Мерлин…

— Каково это — быть хоркруксом?

Поттер выглядел так, словно весь воздух из его легких разом ушел. Несколько раз открыл и закрыл рот, силясь произнести что-то внятное.

— Откуда ты знаешь?

Нет, история с хорукруксами не скрывалась от общественности. Это способствовало развенчанию мифов о неуязвимости Волдеморта. Но о том, что Гарри сам был вместилищем частички порочной души — об этом знали очень немногие люди. Не считая Рона и Гермиону, пара человек из высшего звена в Ордене Феникса.

— Моя очередь задавать вопросы, Поттер.

Эта самодовольная ухмылка… Стереть бы ее чем-то потяжелее! Неужели еще минуту назад он, Гарри, хотел поцеловать этого скользкого типа? Бррр…

— Я не знал, что я хоркрукс. Казалось, что схожу с ума. — Не хотелось вспоминать то время. Не хотелось заново поднимать тяжелые, просоченные вязким отчаянием пласты собственной памяти. Но разве можно уступить этому прямому взгляду? Разве можно молчать, когда его глаза и так видят тебя насквозь?

— Поначалу, все воспринималось, как должное… Живи я в волшебном мире с рождения, может, и заметил бы неладное, а так… Самой первой частичку его души заметила Сортировочная Шляпа. Она, знаешь, хотела даже определить меня в Слизерин.

Малфой не спросил, почему же Гарри выбрал Гриффиндор. К чему слушать очевидные ответы?

— Потом был Василиск в Тайной комнате. Оказалось, что я владею парселтангом. Дамблдор говорил, что это из-за шрама, что во мне лишь часть способностей Волдеморта. Настоящий ад начался, когда он вернул себе тело. Моя кровь в его венах во сто крат усилила ментальную связь между нами. Я видел его сны, слышал его мысли, скользким клубком шевелилась во мне его ненависть. Сопротивляться я не мог, не умел. Уроки окклюменции ничего не давали, было только хуже. Я мог вырубиться прямо посреди какого-нибудь урока… А потом из-за меня погиб Сириус.

А мой отец попал в Азкабан… Мысль не вызывала больше злобы, только печаль от принятия факта.

— Я узнал только во время Последней битвы. Увидел воспоминания Снейпа — Дамблдор, медленно умирающий от проклятия, рассказывал ему, как правильно я должен умереть, чтобы хоркрукс уничтожился.

Перед глазами Драко всплыло изможденное и потерянное лицо Гарри, каким он запомнил его в тот день в Хогвартсе. И еще упорно, словно кто-то выжег ее на сетчатке, перед глазами стояла картинка — Поттер, обезоруженный, с поникшими плечами, все стоит один среди деревьев Запретного леса, замкнутый плотным кольцом Пожирателей смерти.

— И я умер. Упал под очередной Авадой.

Видение хрупкого тельца, сломленного заклятием. Холодный смех Темного Лорда, визжащее поскуливание тёти Беллы. Танцующие тени от костра. Драко изо всех сил пытался представить: каково это — добровольно принести себя в жертву? Пытался, но не мог. Картинка бездыханного тела Поттера странно мешала сосредоточиться, и непрошено гулко стучало сердце. Мертвый…

— Ты умирал когда-нибудь, Малфой?

— Нет. — Сухими губами. Почти шепотом. Мертвый...

— Ничего особенного, знаешь.

Рука у виска. Курок отведен.

Мертвый…

Щелк...

Живой!

* * *

Живой?

Увериться в этом. Сейчас же! Прикоснуться, прощупать пульс…

Его глаза так близко, что можно разглядеть темное крошево в зелени радужек. Как вкрапления в теле любимых маминых изумрудов. Из-под ворота поблескивает серебром цепочка от портала. Изумруды и серебро. Поттер — словно элегия Слизерину. Такой близкий, гораздо ближе, чем можно вынести.

Так близко, что можно разглядеть свое отражение в черных зрачках в мельчайших деталях. Можно согреться от тепла его дыхания на своей коже. Можно сойти с ума от легчайшего прикосновения губ. Поцелуй как маленькая смерть.

Но Поттер медлил. Изощренно оттягивал момент. Мучительно-неспешно облизывал губы. Молчал. Вдох-выдох.

Боится? Нет. Гриффиндорцы не боятся. Что же? Что должен он, Драко, прочесть меж этими вдохами? Меж этими дрожащими пальцами, не решающимися обжечь прикосновением? Выбор… Да? Мне решать, Поттер?

Но Поттер ведь слизеринец тоже, пусть немного, пусть благодаря соседству его собственной души с чужой, чуждой.

И кто из нас перекладывает ответственность?

А что решать — выбор сделан… Потому так стучит сердце в висках, потому так терпко и сладко тянет под ложечкой, потому так уверенно, без дрожи, тянется рука к темным вихрам. Себе Драко врать не станет, нет. Он хотел Поттера. Отчаянно. Жадно. Безрассудно. Сейчас.

В причинах разберется потом.

* * *

Решение Малфоя рождалось медленно, но не в муках сомнений и страхов. Он словно долго-долго подходил к краю пропасти, а потом резко оттолкнулся и прыгнул вниз — к нему, к Гарри. В щедро раскрытые объятия, в жаркий шепот влажных губ, в шорох бледной кожи о кожу загорелую.

Острые кончики пальцев в завораживающем ритме пробежались от макушки до отворота рубашки, прикасаясь, лаская, сжимая. Пуговка за пуговкой, деталь за деталью — все меньше одежды. Своей? Чужой?

Касание холодного камня к горячей коже спины. Касание горячих губ к венке на шее. Словно извиняясь за неудобство.

Губы целовали, сжимали, втягивали, словно в попытке узнать, насытиться, испить. До дна?

Зеленые глаза над серыми. Серые глаза над зелеными. Как танец. Как борьба. Только не «кто сильнее».

Как можно это выдержать — удовольствие с оттенком сумасшествия, вкус его кожи с оттенками восторга своих сбывшихся надежд, свирепое желание с нотками мольбы — прекратить сейчас же, в эту самую минуту, пока еще можно остановиться, не преступив черту?

Черту?

Все растворилось, как дымка. Только покачивались стены в такт мерным движениям. Только вскипала кровь во вздутых венах. Только раскатисто звучал в ушах каждый Малфоев стон, странно резонируя с каждой клеточкой в его собственном теле, раскачивал зыбкие границы реальности. Заставлял целовать крепче, вжиматься в податливые глубины тела все глубже, почти растворяясь, почти поглощая. Рождаться вновь. Брать, отдаваясь. Умирать.

* * *

Подбородок Драко на груди Гарри. Так остро. Так нежданно. Так естественно.

Малфой мурлыкал какую-то песенку чуть слышно. Гарри скорее воспринимал колебания звуковых волн, проходящих через его тело, чем саму мелодию. Любовался, скосив глаза чуть вниз, на идеальный изгиб шеи, переходящей в плечо.

Прозрачной багровостью на тонкой коже наливался будущий след засоса.

Это след моих губ…

Эта мысль заставила задохнуться, сердце пропустило удар.

Малфой, прижатый к Гарриной груди, размеренно вздымающейся до этого, не мог не заметить перемены, но ничем не выдал ни удивления, ни беспокойства. Нехитрая мелодия напева повторилась в последний раз и стихла.

Словно закончилось волшебство с этим последним аккордом, словно пыльные глубины зеркала Еиналеж кто-то задернул пологом. Осознание собственной наготы под таким же нагим телом Малфоя принесло неудобство и смущение.

— Не делай этого, Поттер. — Брошено сквозь полусомкнутые уста. Каждое слово вжимало Малфоев подбородок глубже в грудь. Или в сердце?

Драко смотрел Гарри в глаза. Под этим взглядом хотелось прикрыться, натянуть несуществующую простыню под самый подбородок, даже спрятаться под одеялом, пожалуй.

— Не делать чего? — Из-за жажды каждое слово выходило из горла, как виток колючей проволоки. Из-за жажды ли?

— Не порть момент. — Грустная улыбка зажглась на бледном лице. — Не дергайся, не спеши натягивать одежду и это дикое выражение «я-только-что-переспал-с-мужчиной».

Малфой поерзал, укладываясь поудобней, расположил свой подбородок между двумя дугами ребер Поттера.

— Если тебе так будет легче, мы можем списать все на стресс. Или на обезвоживание. Ты можешь думать даже, что все произошедшее — галлюцинация, плод измученного жаждой мозга. Только не порть момент.

Малфой продолжал улыбаться, грусть переходила в гаденькую такую иронию, издевку даже. Только сквозь пушистые ресницы сочилась то ли горечь, то ли обида.

Воспоминание о его теле, щедром, податливом, отдающем, поставили все на свои места.

— Я хотел этого.

Тихо. Почти шепча в это ухмыляющееся лицо, которое в мыслях все еще было искажено минутой наивысшей страсти.

— Я хотел этого, Драко. И не отказываюсь. Просто… Просто это не то, что планируешь за завтраком…

Да уж…

— Прости, что смутился.

— Как будто мне есть до этого дело, Поттер.

Но расслабившаяся складочка между бровями твердила обратное.

Оказывается, по лицу Малфоя тоже можно было читать. Просто для этого нужно быть ближе.

— Почему тогда, в Мэноре, ты не сказал Беллатрисе, что это не я?

Сейчас они сидели уже одетые, плечо к плечу, и опирались на стену. Приятный холодок медленно остужал разгоряченные тела. Жаль только, что это никак не помогало унять чувство жажды, полыхавшее красным где-то на краю сознания.

Малфой играл зажигалкой, заставлял желтый лоскуток пламени то появляться, то исчезать.

— Почему?

— Я был зол на тебя.

— Ты был зол на меня с самого первого курса, но никогда не подставлял так по-крупному. Ты ведь не мог не понимать, что от твоего тогдашнего ответа зависела моя жизнь?

— Тогда я был зол особенно.

Гарри пододвинулся ближе, потерся о плечо Драко сквозь ткань аврорской формы.

— Почему особенно? За Сектумсемпру?

Малфой молчал, только щелкал зажигалкой.

— Я не знал тогда, что это за заклинание. Я бы никогда… Никогда…

— Нет. Не Сектумсемпра. Она была лишь частью.

Чтобы лучше видеть Малфоя, Гарри чуть склонил голову набок. Почему?

Щелк. Три огонька осветило мрачную комнату — свет зажигалки отразился в глазах Драко.

Щелк. Огоньки потухли.

Щелк. Снова зажглись.

Щелк.

Гарри накрыл руку Малфоя своей, вздрогнув исподволь — корпус зажигалки успел здорово нагреться.

Сейчас глаза блондина, не отражающие пламя, выглядели странно потухшими — как окна дома, в котором больше никто не поселится.

— Я был зол на тебя все время, ты прав, Поттер. Ты не пожал мне руки в купе поезда, предпочел своего Уизли, выхватывал снитч из-под носа, упрятал моего отца в Азкабан…

— Я не…

— Молчи, Поттер. Молчи. Мое время говорить… Золотой Мальчик, Спасающий Мир. Каждый раз. В большом и малом. Магов и магглов — от Волдеморта. Добби — от моей семьи. Сириуса Блэка — от поцелуя дементора. Гриффиндор — от позорного проигрыша Кубка школы… Ты все успевал и для всех находил время. Даже для того чертова гиппогрифа...

Пальцы Малфоя плотнее сжались под Гарриной ладонью.

— На шестом курсе, получив задание убить Дамблдора, я ликовал. Меня выбрали, мне доверили!.. Слепой идиот, наивный дурак! Я отмахивался от переживаний матери, думал — сделаю все правильно, и мы будем спасены, Темный Лорд снова будет доволен и оставит нас в покое.

Росчерк печальной улыбки на бледном лице. Вздох.

— Конечно, ничего не вышло. Да и не должно было выйти. Уже к зиме я и сам это видел. Тупое раздражение из-за бесплодных попыток перерастало в отчаяние. Проклятый шкаф не хотел чиниться. Я не мог есть, не мог спать, совершал ошибку за ошибкой.

Изможденное лицо Малфоя, отраженное в треснувшем зеркале в туалете Плаксы Миртл, лицо, искаженное бессильными слезами паники, всплыло и угасло в сознании Гарри.

— Я совсем слетел с катушек. Знаешь, Снейп предлагал мне свою помощь.

— Знаю. — Тихо отозвался Поттер.

Малфой вскинул на него удивленный взор, но не спросил — откуда.

— А знаешь, почему я отказался?

Ответы, один логичнее другого, готовы были сорваться с губ, но Гарри чувствовал — нет, не то.

— Я надеялся, что меня спасешь ты.

Вот так. Пригоршня тлеющих углей под кожу.

Драко улыбнулся, глядя в ошарашенное лицо Поттера, и отвел взгляд, словно устыдившись своих слов. Теперь он неотрывно смотрел на револьвер, свободно лежащий на коленях.

— Глупо. Я знаю. Я дышать не мог от осознания того, что сделает со мной Темный Лорд, не выполни я задание... И в то же время надеялся, представляешь? Ты пытался следить за мной, даже эльфов подослал. Я так боялся, что ты обо всем узнаешь, и в то же время отчаянно хотел этого. Мне казалось, ты поймешь. Ты все поймешь и придешь спасти меня. Как всех других. Как всегда. Ты же Избранный, я верил… Ты пришел. И пальнул в меня Сектумсемпрой.

Багровые круги расходящейся по воде крови, крови Драко. От его, Гарриных, рук. Это воспоминание заставило вздрогнуть и закусить губу — крик несвоевременного осознания отчаянно рванулся наружу.

— Я был зол на тебя в Мэноре. Ты не оправдал моих надежд. И мне было очень страшно, что ты не оправдаешь их снова — погибнешь.

Малфой заворочался, освобождая свою правую руку из Гарриной левой. Отодвинулся. Ровно на столько, чтобы можно было втиснуть между их плеч ладонь с револьвером. Возвел курок.

Мир словно замер для Гарри. На высохших от жажды губах можно было ощутить горьковатый привкус застывшего времени.

Сейчас! — пронеслось у Поттера в голове, и он дернулся к револьверу.

* * *

Нарцисса действительно надела изумруды. Изумруды и маску грозного негодования. Только Бродерика Дейла сложно обмануть. Это было не негодование вовсе. И уж тем более не грозное. Ну разве так чертится складочка между бровей, разве так дрожит нижняя губа, а скулы напряжены до побеления, когда человек зол? Нет. Все это говорило, кричало — Нарцисса Малфой еле сдерживает слезы.

Впрочем, темная вуаль шляпки и искусно наведенные маскирующие чары вполне успешно скрывали все это от менее наблюдательных глаз.

— Расскажите мне, что произошло, мистер Дейл.

— Мой рассказ ни словом не отличится от письма, присланного Вам Авроратом.

— Я хочу услышать все от вас лично.

— Это бесполезная трата времени, Леди Малфой, поверьте…

— Мистер Дейл, я сама буду решать, что бесполезно, а что нет во всем, что касается исчезновения моего сына!

Вот оно… Негодование. Даже изумруды ярче блестят в своих оправах.

— Хорошо. Слушайте. В утро 21 сентября сего года, во время прохождения задания… — начал аврор слово в слово цитировать первую строчку своего письма Малфоям.

Хрясь!

Тонкая рука в черной кружевной перчатке с треском опустилась на крышку его стола. Хлопок поднял в воздух облачко пыли и крекерных крошек (Эткинс опять насвинячил на моем столе!).

Почти задыхаясь от обуреваемых ею чувств, Нарцисса Малфой просипела:

— Не смейте!

Тоненькая кисть. Изящная, как ветвь ракиты. А сколько силы! Не будь Бродерик Дейл самим собою, он, пожалуй, испугался бы.

— Прошло почти двое суток, а все бездарные усилия Аврората пошли прахом. Ваши методы ничего не дают, но вы упорно не позволяете моей семье принять участие в расследовании…

Замечание по поводу необходимости отсутствия посторонних лиц на месте происшествия не остановили пылкую речь леди Малфой. Ни на миг.

— …Более того, все происходящее, кажется, забавляет вас. Вы даже шутить изволите! Да вы представляете себе, мистер Дейл, что такое — терять родного ребенка?!

Аврор склонился над столешницей, приблизил свое лицо к лицу Нарциссы. С такого расстояния никакие чары не могли скрыть фиолетовых теней на прозрачной коже век и лихорадочного блеска глаз, не видевших сна очень долго. Под левой скулой белел едва заметный полумесяц шрамика. Магия. Не убрать обычными методами.

Этот шрамик тронул что-то в авроре. Сперва Дейл хотел осадить Нарциссу, крикнуть что-то резкое, чтобы она не забывалась, где находится… Сейчас, словно говорил кто-то чужой, Бродерик услышал свой собственный голос:

— Представляю. Представляю, леди.

Он продолжал смотреть на Нарциссу, но видел перед собой уже совсем другое лицо. Лицо, тщательно хранимое где-то глубоко-глубоко в душе, в ящичке с надписью: «Прошлая жизнь»

— Моим любимым предметом в Хогвартсе была травология. Я бредил новыми сортами лунного беспутника и буботуберов. После выпуска меня приняли на роботу в больницу св. Мунго, ухаживать за рассадой мандрагор. Просто предел мечтаний. Тогда я встретил свою Роуз. Мы ехали в одном вагоне маггловского метро. Я вез охапку желтых трилистых арумов, хотел скрестить их с брионией. Роуз подошла ко мне и сказала, что таких цветов в природе просто не может быть. Я рассмеялся и предложил ей прогуляться как-то на досуге в моем саду, для расширения кругозора… Мы поженились через полтора месяца после той встречи. Через год родилась Ребекка. Тим — еще через год. Я был счастлив. Едва не летал на крыльях по своим оранжереям. Приносил ей по букету каждый день. Тигровые лилии в понедельник. Ирисы — во вторник. Крокусы были в пятницу. А роз не носил никогда. Роуз говорила — они слишком банальны.

Все случилось в четверг. Это точно был четверг, потому что молодой Бродерик Дейл аппарировал домой с букетом орхидей, а орхидеи всегда были по четвергам. Он припозднился чуть-чуть — тщательно выбирал самые красивые веточки. На подворье было тихо. Наверно, все ушли в дом и накрывают на стол. Дети всегда любили помогать Роуз в этом.

На песочнице, забытый почему-то, лежал красный сандалик проказника Тима. Бродерик подхватил обувку и заспешил в дом. Что-то нехорошее рождалось в душе, но Дейл усиленно гнал от себя мрачные мысли. Даже тогда, когда на его зов никто не выбежал из-за неплотно прикрытой двери, ведущей в их дом. Даже тогда, когда увидел разбросанную по кухне посуду. Даже тогда, когда нашел второй сандалик Тима, перед входом в их спальню.

Они были там. Все. Тим сидел у Роуз на руках, обхватив ее за шею. Ребекка держалась за подол широкой оборчатой юбки и смотрела испуганно, робко. Композиция из пепельно-серых застывших скульптур, бывших когда-то его семьей.

Бродерик протянул дрожащую руку к щеке своей жены. Скульптуры хлопьями теплого еще пепла осыпались к его ногам, запорошили мантию, руки, лицо…

Дейл кричал. Громко. Громко, но небо, очевидно, не слышало его воплей через толщу крыши. Тогда он выбежал во двор, поднял лицо вверх, взывая к маггловскому богу его Роуз, призывая, моля — нет, пожалуйста, нет, верни все!

Там, среди свинцовых клубов предгрозовых туч на него немо пялился пустыми глазницами череп Черной Метки.

Семья будущего аврора Бродерика Дейла стала одной из первых жертв армии Волдеморта.

— Я так и не узнал никогда, каким же заклятием они были сожжены.

Omne Ignis(1), подумала Нарцисса, и покраснела. Румянец не тронул только тонкий серпик шрамика.

— Я отведу вас на место происшествия, леди Малфой.

Нарцисса покраснела еще больше.

(1) — с лат. "сжигать все". Вообще, если кто смотрел "Интервью с вампиром", то вы поймете, что визуальный образ взят оттуда.

Щелк!

Малфой нажал на крючок раньше, чем Гарри успел завершить начатое движение. Ячейка была пустой.

Испуганные неожиданностью глаза Драко встретились с яростной зеленью Поттеровых глаз.

Нет! Хватит!

Вырвав револьвер из почти расслабленных пальцев Драко, Гарри направил дуло на себя, одновременно отводя курок.

Щелк!

Пусто!

В пятой ячейке тоже было пусто!

Следующее, что увидел Поттер, открыв глаза после бесплодного нажатия на крючок, был стремительно приближающийся кулак Драко.

Он не успел увернуться, и кулак угодил прямо в зубы, рассекая мягкую кожу губ о твердую кость. Голова дернулась назад, с тошнотворным треском врезаясь в стену. Макушку заволокло чем-то жарким, пульсирующим, болючим…

Как сквозь вату, Гарри почувствовал, как из его рук выдернули гладкую рукоять револьвера. Нет! Только не это!

Собирая свое сознание по крупицам, он открыл глаза.

Малфой, бледный и дрожащий, напряженно присев как можно дальше от Поттера, держал правую руку с револьвером у виска. Курок нацелен на шестую, заряженную, ячейку. Левая была вскинута в предостерегающем жесте.

Пожалуйста, нет…

— Не делай этого, прошу!

Дикие, какие же дикие у него глаза!

— Поттер, ты идиот! Не подходи! — Драко отскочил еще чуть, воздев левую руку повыше. — Я выстрелю! И моя смерть будет на твоих руках.

— Она и так будет на моих руках, Драко. Пожалуйста…Пожалуйста, не делай этого, прошу…

— Не будет, если ты меня послушаешь.

— Опусти оружие!

— Послушай!

— Опусти!

— Послушай же! Я все придумал, Гарри!

То ли звук собственного имени, впервые произнесенного этими губами, заставил его перестать кричать, то ли пересохшие связки просто дали сбой…

— Послушай. Это единственный способ спастись. Для нас обоих. Да, да, неужели ты думал, что я стану подставлять свою слизеринскую душонку под удар, если есть хотя бы тень шанса на спасение?

Пораженный, Гарри застыл, не решаясь даже вдохнуть. Но ведь...

— Ловушку замыкаем мы оба. Наша энергия, наша магия. Если часть энергии перестанет поступать, это дестабилизирует КМВ на какое-то время. Очень короткое, как я думаю. Но ты успеешь. Ты ударишь беспалочковой магией. Она больше подходит, более стихийна…разобьешь стену и вуа-ля! Мы на свободе! Все получится, ну же, послушай!

— Что значит «когда энергия перестанет поступать»?

Но уже по тому, как дрогнули веки Драко, Гарри понял ответ.

— НЕТ! Нет…

— Это единственный выход. Поверь. Я буду стрелять в грудь. Торакальные ранения не так страшны. Вспомни учебник по колдомедицине. Когда я умру…

Белое-белое лицо. Алая-алая кровь…Нет!

Малфой подполз ближе, обнял Гарри за шею, притянул его лицо к своему. От этих серых глаз не спрятаться, не скрыться от этого вкрадчивого голоса, роняющего слова прямо в душу.

— Поттер. Слушай меня очень внимательно. Когда я умру, никак не раньше, слышишь? Никак не раньше! Ты ударишь бомбардой. Активируешь портал в Мунго. Доставишь мое тело медикам. Они живо меня откачают. У тебя будет немного времени, так что уж постарайся потратить его с пользой. Никаких стенаний и воплей, слышал?

Малфой попытался пошутить, улыбнуться, но мышцы свело, и улыбка вышла гримасой — как у того отражения в туалете плаксы Миртл.

Нет…

Гарри открыл было рот, чтобы возразить, но пальцы Малфоя накрыли его губы.

— Чшшшш…Чшшш, Гарри. Молчи.

Эти пальцы, теплые, с чуть слышной пульсацией бьющегося, живого!, сердца, обжигали, туманили разум, сматывали напряженные нервы в тугой моток.

— Ты так долго всех спасал, Гарри…Позволь же мне спасти тебя. Спасти нас…Пусть и я побуду героем, ладно? Может, даже Рита Скитер захочет взять у меня интервью — как я спас Мальчика, Спасшего Мир?

Пальцы давили и ласкали одновременно. Гарри тонул в этих прикосновениях, зябко дрожа — все остальное тело, не согретое этими горячими пальцами, казалось странно замерзшим. Что-то липкое струилось за шиворот, и голову чуть-чуть вело, но все это были пустяки…Сидеть бы вот так, с его пальцами на своих губах, вдыхая багульник и мускус, слушать баюкающее журчание его слов, и прикрыть глаза от удовольствия. Всего на миг.

Выстрел прорезал тишину миллиардом острых осколков.

Казалось, пуля прошила его, Гаррину, грудь.

Больнее всех Круцио.

Страшнее сотни дементоров.

Голой кожей под раскаленное тавро.

Бледное-бледное лицо. Алая-алая кровь.

Толчками. Прямо сквозь тонкие пальцы, тщетно пытающиеся удержать ее в груди.

Хрипло, сквозь тошнотворный булькающий звук.

— Я выиграл, Поттер…

Серые глаза, блеснули и погасли. Пепел в догорающем камине. Нет. В догоревшем.

Тело Малфоя стало тяжело заваливаться набок, Гарри едва успел подхватить его. Что-то глухо звякнуло где-то рядом. Галеон. Тот самый, легший решкой.

Мир зашатался. Мир сжался до крохотной точки в Гаррином солнечном сплетении, точки такой концентрированной боли, что, казалось, она прожжет его изнутри. Точка, как новорожденная вселенная, стремительно расширялась, сметая на своем пути абсолютно все. И где-то совсем рядом с этой болью росла и ширилась в нем магия.

Чувствуя, что уже насквозь вымок в чужой крови, в алой-алой крови Драко, Гарри выдохнул-взорвался: «Бомбарда Максима!»

* * *

Когда пыль от взрыва немного улеглась, сразу стало очень светло. Гарри и забыл уже, что бывает так много света, что бывает солнце — теплое, жаркое даже. Знакомые внутренности подвала зияли рваной раной. Значит, они так никогда и не покидали дом Теренса Брискольда…

Отовсюду к ним бежали какие-то люди, их было видно сквозь кусок проломленной Бомбардой стены. Словно ватой, уши заложило странным высоким звоном, и Гарри ничего другого не слышал. Бегущие люди кричали что-то, но ему казалось, что они, как выброшенные на берег рыбы — только глотают воздух, открывая рты.

Сознание отказывалось воспринимать происходящее как реальность. Здравый рассудок зыбко покачнулся, и Гарри только крепче прижал тело Драко к себе — боялся потерять и эту ненадежную опору. Здесь, при свете дня, Малфой тоже казался нереальным, совсем не таким, каким его знали глаза Гарри, его губы. Синеватые мазки теней под глазами, запачканные розовой пеной губы…Так бывает, когда пуля задевает легкое, да, об этом писали в учебнике. А еще там было про клиническую смерть — понятие, неприменимое, скажем, к Аваде Кедавре, только к ранам, нанесенным магловским оружием.

«Клиническая смерть длится около 6 минут. Далее нецелесообразно проводить реанимационные мероприятия, так как мозг пострадавшего, лишенный кислорода, теряет свои функции».

Жестоко. Сухо. Не сразу и понимаешь, что в себе могут заключать эти строки…Может, самый дорогой тебе человек больше не сможет разговаривать. Может, у него отнимется вся левая часть тела. Или правая. Может, он превратится в пускающий слюни кусок мяса. Такое тоже бывает. Да.

Неумолимое ощущение Уплывающего Времени сдавило Гарри, словно каменной глыбой — ни вдохнуть, ни сказать. Только мысли: «Быстрей! Быстрей…»

Вот чьи-то руки коснулись его плеч, чьи-то губы шепчут (или кричат — не разобрать). Мельтешение и суета. Только одна женщина, одетая в дорогое строгое платье (Нарцисса?), не шевелилась. Все тянула дрожащую руку — то ли умоляя, то ли отрицая.

Мозг, привыкший за проведенное взаперти время воспринимать лишь матовую серость стен да ощущение чужого тела рядом, отказывался воспринимать весь сонм нахлынувших событий. Внешний мир стал статичным мельканием разрозненных картинок.

Картинка: садящийся на колени возле них с Драко техник из Аврората, протягивающий портключ. В Мунго?

Картинка: блестящая дорожка слез на лице Нарциссы — до правого уголка губ.

Картинка: беспрестанное течение песка в огромной клепсидре. Времени все меньше…

Картинка: тошнотворное мельтешение лоскутов пространства — перемещение в Мунго.

Картинка: толпа колдомедиков, тянущих руки к нему и Драко.

Пальцы, сжимающие плечи блондина, сведенные судорогой. Удушливый ком в горле из непролитых слез и немого крика — спасите, спасите же его!

Картинка: такое бледное лицо Нарциссы на фоне канареечных мантий колдомедиков, Нарциссы, прижимающейся к телу К ДРАКО! Совсем не аристократично и очень по-матерински.

Картинка: последние крупицы песка, сыплющегося вниз.

Перед тем, как потерять сознание, Гарри успел еще смутиться — все они видят следы моих губ на его теле…

Дальше — только темнота.

Он не знал, каким строгим будет допрос Дейла о произошедшем. Не знал он и того, что через несколько дней поймают и казнят Теренса Брискольда, чей, подернутый пеленой шизофрении, могз был истинным творцом КМВ.

Не знал Гарри, что Драко Люциусу Малфою выдадут диплом с отличием об окончании Школы Аврората. Выдадут досрочно. И посмертно. Потому что пуля задела не только легкое. Потому что статистика при развившемся кардиогенном шоке — почти так же неумолима, как и их русская рулетка — 5:1, вот только на этот раз Драко не удалось выиграть.

Не знал он также и того, насколько сильно успеет срастись с ним Малфой. Иллюзий не было — зарождающееся чувство не успело перерасти в любовь, да и переросло бы? Слишком уж многое стояло между ними… Нет, Драко просто станет синдромом утраченной конечности для Гарри, и всю оставшуюся жизнь будет отдаваться фантомными болями где-то в сердце. Иногда болеть будет очень сильно, сильнее Круцио. И станет мерещиться повсюду терпкий запах багульника, смешанный с порохом. Уйти из жизни самовольно Поттер не сможет — не посмеет пренебречь жертвой, принесенной за него так хорошо все придумавшим Малфоем.

Но это будет после.

А сейчас, плывя где-то между этим миром и тем, Гарри снова был с Драко. И тепло тела одного перетекало в другого, и переплетались пальцы, и текли разговоры, откровенные, ведь больше нечего скрывать, и неспешные, потому что больше некуда торопиться — у них всегда будет этот миг, замкнувшийся в Вечность.