Ты не спасешь того, кого нельзя спасти

* * *

Ремус смотрел в глаза своей юной любимой, а она лежала, примостив голову ему на колени и разглядывая его.

— Как ты думаешь, это конец?

— Нет. Еще есть время. Кто-нибудь спасет нас.

— И правда.

— Ты не спасешь того, кого нельзя спасти, — ответила она загадочно, закрывая глаза и погружаясь в сон. Рем взглянул в зарешеченное окно. Луна все еще ущербная. Возможно, она и права. Он поцеловал ее в лоб и тоже уснул.

* * *

— Я думаю, мы умрем от цинги задолго до полнолуния, — объявила она, доедая ежедневную норму хлеба и запивая ее водой. — Нам нужны витамины. Хотя, должна признаться, я так и думала, что умру, как пират. Я мечтала быть пиратом, когда мне было шесть. Больше всего на свете мечтала.

Заняться было нечем. После того, как они выяснили, как оказались здесь, что нет выхода из комнаты, и какова будет их дальнейшая судьба, им остались только близость и разговоры обо всем на свете. Ее истории, начиная с детства — взросление метаморфа и наполовину Блэк, до воспоминаний об обучении на аврора. Его рассказы о детстве, то сладостных, то горьких школьных годах, и последовавшей за ними одинокой взрослой жизни.

— Что случилось с этой мечтой? — спросил Ремус. Независимо от ответа, он вполне мог представить ее капитаном корабля, размахивающую зажатым в руке кортиком.

— В моей семье есть несколько преступников. Встреча с ними разрушила все мои романтические фантазии о нарушении закона, — ответила Тонкс, расхаживая по комнате и обернувшись к нему. В последнее время она много говорила о детстве. Тем вечером у нее было неплохое настроение, и он рискнул поднять эту тему еще раз:

— Я хочу, чтобы это был я.

Тонкс дернулась, в темных глазах заблестели слезы:

— Прекрати так думать, — она подняла с пола стальной кинжал и спрятала в свой ботинок, а потом не разговаривала с ним до вечера, пока не задремала.

Ремус дотронулся до прутьев решетки. Тем вечером в их маленькой камере не было света, потому что луны не было на небе.

* * *

Тонкс рассказала ему историю своих родителей. Как ее мать полюбила человека, в ненависти к которому была воспитана. Как в летние дни ее отец пел старую маггловскую песню, танцуя на кухне с ней и ее матерью. Она говорила, как же это верно, что все, что тебе нужно — это любовь. Как и ее родители, они выживут.

С каждым днем она была уверена все меньше и меньше.

— Подожди, — говорила она, — они найдут нас: Кингсли, или Шизоглаз, или Гарри.

Потом она начала убеждать его, что сможет отразить нападение.

— Взрослого голодного оборотня в ограниченном пространстве, с этим маленьким кинжалом?

— Я тренирована.

Ремус не верил ей, а она не позволяла ему приблизиться к кинжалу в ее ботинке.

— Я не смогу жить, если убью тебя.

— Не смогу и я.

— Так позволь мне сделать это самому!

— Я не могу жить без тебя!

Луна, взошедшая в ту ночь, была уже в последней четверти. Тонкс никогда не наблюдала за луной, а Ремус все не мог остановиться.

* * *

Это был последний день. Солнце садилось. Они уже не двигались больше необходимого, хлеба не хватало, чтобы надолго поддерживать их силы. Они голодали, — ее каштановые волосы безжизненно обвисли, а скулы заострились, — но Ремус не замечал ничего, кроме ее красоты.

— Чего ты хочешь больше всего на свете, кроме освобождения? — спросила она, уже зная, что он ответит. За время заключения она много раз задавала этот вопрос.

— Я хочу пригласить тебя на танец в снегу, при полной луне.

Она повернулась к нему и усмехнулась:

— Так давай сделаем это!

Поднявшись, она потянула его за руку и начала петь. Он кружил ее в свете заходящего солнца, а она все твердила, как молитву:

Все, что тебе нужно — это любовь. Любовь — это все, что тебе нужно…

После захода солнца она была совсем измотана.

— Я люблю тебя, — пробормотала Тонкс устало, свернувшись вместе с ним в углу камеры. Она была так слаба.

— Не беспокойся обо мне, я тренирована, — женщина уже почти спала.

— Да, — он поцеловал ее в лоб. — Я люблю тебя.

Как только Тонкс окончательно уснула, он осторожно потянулся к ее ботинку, решив никогда больше не видеть луны.