В доме пахло сигаретами, керосином и отчаянием. Сигареты приволок Поттер, хотя Северус вчера категорически запретил курить в доме. Откуда взялся запах керосина, было непонятно. Наверное, эта тяжелая душная сладость просочилась в его жизнь из детства. Она ощущалась всякий раз, когда чувство безысходности поднимало в душе какие-то далёкие воспоминания о чадящей лампе, заплаканной матери и догорающих в камине старых листках со странными малопонятными словами на смеси английского и латыни.
С причиной отчаяния всё было более или менее понятно. Эта причина видела уже, наверное, десятый сон, разметавшись по кровати. Сам Снейп уснуть так и не смог, хотя секс отнял все силы — и душевные, и физические, — и казалось, что он провалится в сон, едва коснувшись головой подушки. А вот теперь Северус стоял в своей маленькой кухне, прислонившись к подоконнику, и не мог вспомнить, когда успел приготовить чай и даже налить себе чашку.
Он столько лет мечтал, как всё будет. Даже нет, не мечтал. Боролся с самим собой, но не мог отделаться от фантазий, посещавших его. Как однажды Поттер найдёт его. Как скажет, что всю жизнь… нет, как давно, как сильно, как навсегда… И поцелует. Или он сам решится, наконец, позволит себе и возьмёт в ладони скуластое лицо, притянет ближе, так что Поттеру придётся встать на цыпочки, и поцелует… И как потом всё будет.
Все получилось совсем не так. Совершенно, абсолютно не так.
Было много неловкости, было неудобно и очень страшно — хотя в последнем Северус не признался бы и под Crucio. Он стеснялся своей худобы и бледности, раздеваясь перед крепко сбитым, гладким и мускулистым Поттером. Потом боялся, что слишком торопится, слишком громко дышит, что капля пота, свесившаяся с его длинного носа, упадёт Поттеру на лицо. Так и вышло в итоге, но тот, кажется, не заметил.
И конечно, он слишком быстро кончил. И о том, чтобы сразу же повторить, не могло быть и речи. После оргазма член всегда становился слишком чувствительным, и любая стимуляция была только болезненной.
Да, ещё он хрипел и, кажется, кричал, но точно вспомнить это не мог. В общем, произвёл впечатление, поразил и проявил чудеса постельных умений.
Была ещё одна причина, при мысли о которой Снейпу хотелось сейчас пронестись через кухню, ворваться в спальню, выволочь Поттера из-под одеяла и вышвырнуть вон из своего дома.
Зря он пустил его, зря спал с ним. Зря узнал, каково это — целоваться с Гарри Поттером. Потому что теперь…
— Ну наложи на себя Obliviate, если тебе так тошно. Или опять сбеги. Из спальни ты уже сбежал, первый шаг на свободу сделан.
Ничуть не смущаясь своей наготы, Поттер хмуро разглядывал его, стоя на пороге кухни.
Такого Гарри Поттера — циничного, бьющего словом в самое яблочко, — Снейп не помнил. Он помнил растрёпанного мальчишку, вспыльчивого, нервного и отчаянно ищущего кого-то, кто мог бы его согреть, кого можно было бы назвать своей семьёй.
Мужчина, стоявший перед ним, свою семью уже нашёл. Только сегодня — или уже вчера? — когда Поттер появился на пороге его дома, Северус совсем забыл об этом. Позволил себе забыть.
— Одевайся и уходи.
Злость на Поттера, на себя, на свою слабость вскипела где-то внутри чёрной пеной.
— Значит, теперь ты хочешь, чтобы позорно сбежал я? — Поттер зло прищурился, ноздри у него раздулись, а кисти сжались в кулаки.
— Тебя не касается, чего я хочу!
Северус выплюнул эти слова как можно более пренебрежительно, но отсутствие практики общения с наглыми студентами давало о себе знать, и мальчишка явно не собирался тушеваться перед ним, как в школьные годы.
— Сначала тебя останавливало то, что я твой ученик. Потом — что твой бывший ученик. Потом нужно было победить. Потом ты не хотел распихивать локтями моих поклонников — так ты, кажется, тогда выразился? Если бы ты не хотел меня, ты мог бы сказать мне об этом ещё тогда, на выпускном. Но ты говорил о долге, деле, выборе и ещё какой-то чепухе. А сейчас что ты можешь мне сказать?
— Не слишком ли много ты на себя берешь, Поттер? Твои сомнительные прелести возбуждали моё любопытство. Теперь оно удовлетворено. Можешь быть свободен.
— Да какого чёрта?! Ты мог бы сказать, что я тебе не нужен, когда я постучал в твою дверь. Только не было похоже, что ты совсем не рад меня видеть. И в постели ты не был похож на человека, всего лишь удовлетворяющего своё любопытство. И я бы не сказал, что всё это было так уж тебе не нужно.
— Мне не нужны объедки со щедрого стола Уизли! — Северус оказывается, уже нависал над Поттером, вдруг опустившимся на стул.
— Значит, объедки — это я? — тихо спросил Поттер. Он медленно вывернулся из-под нависающего над ним Снейпа, встал и, не глядя на Северуса, вышел. А через минуту вернулся уже одетым.
— Извини, — хрипло проговорил он. — Я забыл о твоей щепетильности, — последнее слово он почти выплюнул, скривив с издёвкой губы.
— Уходи.
Северус отвернулся к столу и неизвестно зачем схватил чашку. Чаинки складывались в какой-то замысловатый узор, и обязательно нужно было разглядеть, в какой именно. Он не желал видеть, как уходит человек, который… которого он…
— Да, кстати. Я развёлся. Давно уже, два года назад. Я думал, ты знаешь. Об этом писали все газеты.
Северус хотел было ответить, что Поттер опять возомнил о себе невесть что, если думает, что ему, Снейпу, всё это время нечем было заняться, только следить за светской хроникой. Но предательская чашка выпала из рук и раскололась на две аккуратные половины.
«К счастью», — вдруг подумал Северус, и на плечо ему легла тёплая рука.
Vova
