Придя в себя, Северус понял, что в очередной раз избежал смерти: Нагини относилась к аспидам, яд которых довольно быстро парализовывал нервную систему жертвы, но случай с Артуром Уизли помог Северсу понять, каким должно быть противоядие. С тех пор пузырёк готового антидота всегда был с ним — Тёмный Лорд последнее время был зациклен на поисках палочки всевластья, его безумие приобрело угрожающие масштабы Даже показательные казни с помощью Нагини перестали удовлетворять его жажду крови. Да, змея была хорошей машиной для уничтожения неугодных, но Тёмный Лорд слишком нетерпелив.
Он приказывал змее задушить жертву прежде, чем та погибнет от яда. Снейп не раз наблюдал жестокие картины расправы: змея кусала неугодного и отползала, чтобы Лорд насладился агонией умирающего, стонами боли и криками о пощаде. Затем, когда ему это надоедало — обвивала чужое тело, наслаждаясь — иначе не скажешь — попытками вырваться. А затем, упиваясь тем, как ломаются кости, давятся суставы, гадина сжимала свою жертву. Ровно до тех пор, пока одно из рёбер не протыкало лёгкое или кости грудной клетки не пронзали сердце. Но некоторым «везло», и последним осознанным видением оказывалась пасть Нагини. После чего звуки умолкали, оставляя после себя гнетущую тишину.
Северус надеялся, что в случае разоблачения Тёмный Лорд захочет прочувствовать всю иронию сложившейся ситуации: зельевар умирает от яда.
Да, ему определённо повезло, что Лорд слишком спешил опробовать своё новое орудие убийства, Бузинную палочку, на Поттере. Всего один неточный укус. Науку выживания он постиг в совершенстве — благо, учителя были достойные. «Как всегда», — устало подумал мужчина. «Всё кончено?» — верилось в это с трудом. Хм... кто победил и жив ли Поттер — малоинтересно, ведь с патологическим, совершенно не заслуженным везением последнего победы Тёмного Лорда можно не опасаться. Почти.
Ещё год тому назад, когда директор говорил о мальчишке как о смертнике, он не понимал чувств Альбуса. Не понимал этой тяги разменивать чужие жизни на «общее благо», понятие о котором у каждого своё. Незримое понятие, так красиво звучащее, но омываемое даже не отчаяньем, а кровью. Что из себя представляет «общее благо»? Ради кого оно? Какой в нём смысл, если цена, которую нужно заплатить, оказывается слишком велика? Цена, равная чужой жизни, жизни ребёнка... Разве это правильно?
Директор вовремя отошёл от дел, не желая возлагать на свои старческие плечи груз ответственности за свои поступки. Верно, пусть другие позаботятся о возвышенном «общем благе»! Конечно, Снейп не раз задумывался о ценности жизни Поттера, как о чём-то.. способном положить конец затянувшемуся противостоянию.
Гарри... как концентрированная эссенция неумело приготовленного яда — взрывоопасен и непредсказуем. Да, яд. Медленно разливающийся по каждой клеточке тела, расширяющий капилляры. Отрава замедленного действия, которая повлияла на преподавателя зелий задолго до непосредственного знакомства. Поначалу он располагал к себе добротой и наивностью, в последствии раздражая Северуса упрямством и непониманием реального положения вещей. Сам он никогда таким не был, лишённый наивности и веры в людей ещё в детстве. Хотелось показать Поттеру всё как есть. Тщательно скрываемая от «ребёнка» истина несла только вред. Дамблдора, на удивление, устраивала степень неосведомлённости гриффиндорца. Вслепую использовать мальчишку — почему нет, если всё равно приговорен? Но вот строить воздушные замки, показывая, как всё прекрасно…Это… А, впрочем, не важно.
Северус определённо не хотел открывать глаза, дабы в полной мере прочувствовать своё положение.
Неожиданно накатило осознание абсолютной тишины. Нечто всеобъемлющее, заполняющее собой всё пространство. До такой степени, что не слышно было даже собственного дыхания, вырывающегося с хрипом. Ощущение пустоты такой густой и липкой, что вдохнуть полной грудью не получалось, наводило на чудовищные мысли. Внезапная мысль, что лежит он не на каменном полу хижины, а… пришлось открыть глаза. Он предполагал, что лунный свет причинит ему дискомфорт. Но ничего не произошло. Темнота. Словно мир замер в невесомости, как будто солнечные лучи застыли на полпути.
Северус горько усмехнулся: какова ирония, прямо как его отношения с Поттером, не достигшие своей кульминации. Его посетило странное ощущение дежавю. Ведь когда-то он точно так же рвался к свету, солнцу, которое в понимании Снейпа олицетворял собой Гарри. Осколки прошлого пронзали, выворачивали наизнанку, несли боль, несравнимую с недугом тела. Но эта боль была подобна неприятному на вкус, но исцеляющему зелью, поэтому он погрузился в мысли.
Постыдное воспоминание о недостойной реакции своего тела, не смогло затмить ощущения уязвимости от того, что он обнажил душу. Его страхи и переживания оказались как на ладони. Перед кем? Перед глупым подростком, не замечающим очевидного. Ведь отношение к Лили, к стыду Снейпа, распространилось на её сына. Он пытался перебороть в себе это, как мог. Но, к несчастью, ни агрессия, ни игнорирование не привели к ожидаемым результатам. Как бы Северус не старался, перед собой он мог признать очевидное: интерес перерос в желание. Неконтролируемое, нестерпимое. Пьянящее, словно глоток огневиски. Всё сложнее было следить за своими поступками, но особенно за мыслями... Моргана, истинные чувства, запрятанные под маской мнимого безразличия, причиняли невыносимое страдание, переполняя сердце коктейлем из чувств вины, стыда и самобичевания. Маскарад затянулся... но он собирался прекратить этот фарс, решался на... К несчастью, Лорд распорядился иначе, не учтя, впрочем, что Северусу совсем не хотелось умирать. Зельевар — умирает от яда? Нонсенс!
Внезапно им завладел ужас. Страх накатывал волнами, заставляя сердце сжиматься, а руки — судорожно трястись. В панике Снейп попытался сесть, но первое же движение повлекло за собой глухой стук и резкую боль в районе переносицы. Неужели?.. Ногти заскребли по полированной поверхности, а сознание отказывалось принять действительность. Не хватало дыхания... Чувствовалась толща земли, давящая на крышку гроба... Всё стало глупым и незначительным. Разве ради этого он рвался столько лет из объятий смерти? Понимание грядущего прервало бесплодные попытки. Тяжесть отчаяния, невозможность вырваться из западни заставляла руки опуститься, а глаза закрыться... Его не найдут. Никто не догадается, что он мог выжить... Разве что Поттер отыщет подсказки в подсунутых под нос воспоминаниях. С его-то умственной деятельностью?! К горлу подступил комок — всё кончено.
* * *
Последние двое суток походили на затянувшийся сон, который ещё долго помнится после пробуждения. Апатия пересилила боль, испытываемую Поттером по окончании битвы. Безразличие заменило то искреннее страдание, которое испытывали все, но не Гарри. Щит против боли... так ли он надёжен? А ведь боль прекрасна в своём непостоянстве. Она обнажает спектр красок окружающего мира, делая их ярче и отчётливее. Именно боль помогает пробиться сквозь шелуху лживых улыбок и ненужных поздравлений. Именно боль порождает стремление жить... за других, ради других, чьи имена и образы впечатались в сердце Магической Британии. Хм.. боль исцеляет, но не создаёт защитного кокона, не оберегает, нанося всё более подлые удары, приводящие к новым страданиям. Но в то же время её великолепие не отгораживает попавшего под влияние чувства вины за случившееся...
Но Гарри сейчас было не до того. Он рассуждал, вспоминал, переосмысливал все увиденные им воспоминания Северуса Снейпа: о Лили и Петунье, о ненавидимом зельеваром Джеймсе Поттере и его шайке Мародёров, а также о Дамблдоре и Тёмном Лорде... Профессор, казавшийся сторонником Волдеморта, вдруг оказался их союзником: слишком много противоречий было заложено в ворохе мыслей.
«Неужели?!» — чтобы убедить себя в том, что увиденное — правда, он раз за разом просматривал воспоминания. Но внимание почему-то заострялось только на двух моментах: сцене в кабинете директора, когда Снейп, прячущий в полах мантии какой-то пузырёк, уверенно ответил портрету пожилого волшебника, убеждающего его быть осторожным — холодное: «Не беспокойтесь, Альбус. У меня есть план». И следующее, где в полумраке комнаты, на обнажённом теле играли блики горящего камина, а с губ сорвалось: «Поттер».
Пытаясь игнорировать взбудоражившее его чужое воспоминание, Гарри хотел разгадать тайну первого. «Что было в пузырьке? О каком плане шла речь?»
Это явно произошло незадолго до битвы. Поттер обратил внимание, что из окна виднелись разноцветные вспышки заклинаний. А домовики, кинувшиеся в бой? Разве могли они подчиняться приказам чьим-то, помимо директорских? А кто тогда был директором? Снейп.
Гарри внезапно осознал, что когда с помощью Воскрешающего камня он призвал дорогих ему людей, которые своей любовью хотели его поддержать, — Снейпа среди них не было. Тогда мысль об этом даже не пришла ему в голову. Но в свете недавних шокирующих откровений, Поттер понял, что ненавистный им профессор зельеварения был просто обязан появиться. Или смутить его подобными видениями было последней изощрённой местью Принца-Полукровки?
А что если — догадка выглядела нелепой — он всё же выжил?! По-хорошему, надо бы посоветоваться с Гермионой, но она слишком поглощена утешением своей будущей семьи,. Навряд ли у неё найдётся время выслушивать его бредовые идеи.
Мерлин, его ведь похоронили вчера, вместе со всеми павшими в битве при Хогвартсе. «Бежать! Нужно бежать! За хижину Хагрида! На опушку Запретного леса!»
* * *
— Мерлин! Где?! Где могила?! — кружа вдоль совершенно одинаковых холмов с ровными деревянными крестами, выкрикивал Поттер. После прошедшего дождя почва была мягкой и влажной. Ноги так и норовили увязнуть в сырой земле. Один кенотаф[1], другой... руки дрожат, а сердце переполняет необъяснимое волнение: «Успеть! Нужно успеть!» На мокрой древесине не было ни имён, ни дат. Никаких опознавательных знаков. Отчаявшись, Гарри упал на колени и стал разгребать землю над первой попавшейся могилой. Руки утопали в увлажнённой дождям земле, но он продолжал копать. Раскрасневшийся, с нездоровым блеском в глазах, он даже не заметил, что опять начался дождь. Тяжёлые капли, призванные нести облегчение и прохладу, только усложняли задачу.
Пахшие сыростью комья стремительно отлетали в сторону, обнажая крышку гроба. Прерывисто дыша, гриффиндорец с замиранием сердца попытался отодрать её, стирая в кровь кожу пальцев. Наконец, после долгого сопротивления, она поддалась. А там... глядя на Гарри пустыми, лишёнными жизни глазами, лежал Люпин, будто насмехаясь над его тщетными поисками. Парень в ужасе отполз назад, не в силах отвести взгляда от сложенных на груди рук, по которым стекали капли дождя. Внезапная вспышка молнии осветила ряды уходящих вдаль крестов, нагоняя на Гарри чувство безысходности — их слишком много. Раздавшийся звук грома привёл Поттера в чувство. Судорожно сглотнув, он взялся разрывать следующую могилу.
Нет.
Ещё одна.
Опять не то.
Сил больше не было. Позади виднелись разрытые ямы.
— Нет… нет… нет! Ну неужели Вы сдохнете, Снейп?! Неужели доставите мне такую радость?! Нет… — присел у очередной могилы и закрыл руками лицо. — Ещё одна жизнь… — солёные капли, смешанные с дождевой водой, стекали по щекам. Он не желал смерти этого человека.
Признательность Снейпу перевесила годы неоправданной ненависти. Сам того не желая, Гарри не раз оказывался у бывшего профессора в долгу. Тот многократно рисковал своей жизнью ради спасения многих, и благодарностью за это стало погребение заживо. «Этого не должно случиться! Я обязан всё исправить...» — подумал Гарри, поняв неожиданно для самого себя, что одним из мотивов такого поведения является «изощрённая месть Снейпа».
— Только не сейчас…
И вдруг его осенило. Площадь Гриммо.. дом Ксенофилиуса Лагвуда...
Пронзительное:
— Гоменум ревелио![2] — разнеслось над мёртвым кладбищем.
[1] — Кенотаф — (κενοτάφιον, от κενός — пустой и τάφος — могила) — надгробный памятник в месте, которое не содержит останков покойного, своего рода символическая могила. Устанавливается в случае, если покойный погиб (пропал без вести, утонул и т.д.)
[2] — Гоменум ревелио! — «слова, которые надо произнести, чтобы обнаружить присутствие другого человека…»
Vova
