Воды Стикса

Люциус Малфой сидел на узкой кровати, прижимаясь спиной к холодной стене, и… боялся. В его жизни было немало страхов, и для каждого изобретался особый способ борьбы, но этот, подкарауливший сейчас, был слишком внезапным. Люциус оказался не готов.

Гибель Темного лорда, отпразднованная магическим миром, уже занесена на страницы учебников, и герои войны больше не отворачиваются от репортеров, пряча усталые, больные глаза, — смотрят с первых страниц «Пророка» уверенно и благодушно. А те, кто остался балансировать на тонкой грани между прошлым и будущим, между побежденными и победителями, успокаиваются. Сколько их осталось таких — балансирующих — Люциус не знал. Вполне возможно, что он в очередной раз был единственным в своем роде. Но теперь ясно, что успокоился он рано.

Азкабанские стены, которые сомкнулись вокруг него после глупой истории в министерстве, оторвали от мира больше чем на год, а потом выплюнули под ноги Темному лорду. О том ужасе, в котором ему пришлось существовать до победы, Люциус не думал. Он уже пережил это и не собирался мучить себя воспоминаниями о вытоптанных газонах мэнора, об истошных криках и собственной слабости. Все осталось позади, щедро приправленное болью, кровью и паникой. Наступила новая эпоха, и Люциус не сомневался, что в ней найдется место и для него. А если не найдется, то однажды, может быть, даже очень скоро, он найдет его сам, нужно просто переждать. Однако, жизнь решила преподнести ему очередной сюрприз.

Главному герою магической Британии вдруг пришла в голову идея принять живейшее участие в судьбе главы рода Малфоев. Череда событий, вызванная блажью Поттера, обрушилась на Люциуса, ломая все планы, круша надежды, и в конце концов, привела к катастрофе.

Последний раз Люциус видел Поттера в Большом зале Хогвартса после битвы. Потом было несколько длинных, вязких от ожидания дней в мэноре, а потом авроры вернули Люциуса в Азкабан — до суда. Этого Люциус ждал, поэтому принял свою участь спокойно. В замке больше не было дементоров, и теперь он как нельзя лучше подходил для целей Люциуса — отсидеться подальше от победителей, которые, оплакав погибших и отпраздновав победу, будут восстанавливать справедливость. Попадаться на глаза «карателям» и вообще напоминать о своем существовании было никак нельзя. Гриффиндорцы, пылающие праведным гневом — совсем не подходящая компания для одного из приближенных Темного лорда, даже бывшего. Пусть они размахивают своими мечами и клеймят огненными взорами тех, кто не соответствует их изощренным представлениям о совести и морали, где-нибудь на безопасном расстоянии. Древние неприступные стены и море казались вполне надежной защитой от буйных последователей Годрика. В конце концов они выдохнутся, отвлекутся и вот тогда придет время действовать. Но Люциус ошибся в расчетах. Поттер вспомнил о нем. То ли мальчишке наскучили всеобщие изъявления восторга, то ли Нарцисса с Драко проявили никому не нужную инициативу, но итог был неутешительным — Поттер в пароксизме благородства решил поторопить события и способствовать возвращению Люциуса к семье.

С кем говорил символ магической Британии, кого и в чем убеждал, для Люциуса оставалось тайной, но приговор был вынесен на закрытом заседании Визенгамота и избежать его не было никакой возможности. Лишение магии сроком на десять лет и полгода в Азкабане. Учитывая, что в тюрьме Люциус находился уже четыре месяца со дня второго заключения, ему оставалось два. В принципе все было не так уж плохо. Азкабан не курорт, конечно, но и в нем можно устроиться, главное знать, с кем и о чем разговаривать. Люциус, разумеется, знал и по здравом размышлении решил, что вмешательство Поттера ему даже на руку. Жизнь без магии Люциус не представлял и все же она была явно лучше чем пожизненное заключение или тем более смертный приговор. Чем ждать неизвестно чего и неизвестно сколько, лучше принять неожиданную поддержку и подумать, как воспользоваться ею с максимальной выгодой для себя.

О ритуале лишения магии Люциус только слышал. Он был слишком сложным, чтобы использоваться повсеместно, а еще связан с серьезным риском. Заклинания, блокирующие магию, не считались опасными, но волшебники переживали их воздействие по-разному. Некоторые предпочли бы умереть чем оказаться в шкуре сквиба. Особенно чистокровные. Люциус подобных принципов не разделял — никакая магия не стоила жизни. А предстоящие десять лет в мэноре, который пронизан волшебством и где полно эльфов, готовых сделать все за тебя — разве это сложно? Впрочем, даже если сложно, Люциус не сомневался, что справится. К тому же, рядом будут Драко и Нарцисса, которых никто не собирался лишать магии.

В общем, на процедуру лишения Люциус шел в самом радужном настроении, которое не могли испортить ни кислые лица конвойных, ни мрачные коридоры Азкабана, ни крошечная камера в подземельях замка, где обычно проводили свои последние минуты приговоренные к поцелую.

Люциуса посадили в кресло, очень напоминающее визенгамотское. Оковы сомкнулись на запястьях и лодыжках, широкий ошейник плотно зафиксировал голову. Кроме конвойных в камере находились двое членов Визенгамота, старый маг, который должен был провести ритуал, и Поттер. Красная аврорская мантия на фоне общей серо-черной гаммы притягивала взгляд, и Люциус, пока длились приготовления, не сводил с нее глаз. Обладатель мантии стоял в углу с непроницаемым лицом, так, будто присутствовал здесь не по своей инициативе и происходящее его нисколько не волновало.

Подготовительная пауза была недолгой. Старый маг, наклонившись очень близко, поправил ошейник, касаясь дряблой щекой щеки Люциуса, и сказал чуть слышно:

— Вот и встретились, Пожиратель.

От явной угрозы, которая сразу сгустилась в воздухе, Люциус дернулся, но оковы сжались сильнее, ошейник впился в шею, мешая вздохнуть. Когда маг отстранился и его голос зазвучал властно и громко, произнося нараспев заклятья, Люциус понял, что сейчас произойдет что-то непоправимое, и почти с облегчением потерял сознание.

В себя он пришел, кажется, от Эннервейта. По лицу стекала вода, и Люциус стер ее ладонью. Оковы исчезли. В камере все было по-прежнему, только Поттер придвинулся ближе.

— Возьмите, мистер Малфой, и попробуйте элементарное. «Акцио», например. — Старый маг протянул волшебную палочку, и рука словно сама потянулась к ней. Дерево было холодным. Люциус и без проверок знал, что колдовать не сможет. Он чувствовал пустоту. Как будто внутри не осталось ничего. Только кожа, натянутая на скелет. Ощущение было отвратительным.

Люциус в упор посмотрел на старика, губы у того кривились в ехидной ухмылке. Но то, что неизвестный маг не прикончил его во время ритуала, обнадеживало.

— Акцио, очки Поттера.

Ничего не произошло, только мальчишка хмуро глянул исподлобья.

— Что ж, господа, это все, — старик раскланялся, будто ждал аплодисментов.

— Спасибо, мистер Сноу.

— Не за что, Гарри, не за что. Я всегда к вашим услугам.

Люциус поморщился от заискивающего тона. Как ни странно, Поттер тоже.

Вернувшись в камеру, Люциус спрятал бесполезную теперь палочку под подушку и долго сидел, глядя в стену. Старый маг никак не выходил из головы. Фамилия была смутно знакомой, но Люциус, как ни старался, не мог припомнить ничего конкретного. Да и что мог сделать этот Сноу на глазах представителей Визенгамота? Несомненно, ему доставило удовольствие лишить магии одного из ближайших соратников Темного лорда, а кому бы не доставило? Люциус невесело хмыкнул и улегся на кровать. Поводов для беспокойства пока не было, так зачем создавать их на пустом месте?

Однако уже вечером начались странности. Один из охранников как обычно принес ужин. Звякнула ложка, полился в кружку чай из пузатого чайника. Люциус не шевелился — есть не хотелось. Клонило в сон и ломило виски. Присутствие постороннего раздражало, а от слабого, желтоватого света, разливавшегося в камере по вечерам, слезились глаза. Охранник вышел, и Люциус погрузился в мягкое оцепенение на грани сна и бодрствования, какое бывает по утрам, когда заснуть уже не получается, а вставать лень.

Он думал о небольшом доме в Нормандии, который приобрел еще до первого ареста. Тогда он не собирался покидать Англию, не собирался и сейчас, хотя думать о заливе, который виден из окон, об обжигающем солнце и криках чаек, было гораздо приятнее, чем о поздней английской осени, которая встретит его через два месяца ледяными острыми дождями, размякшими листьями под ногами, черными остовами деревьев в парке мэнора. Дождаться весны, забрать Нарциссу и Драко, пересечь Ла-манш, без портключей и аппарации, добраться до Онфлера, как в юности прогуляться по узкой набережной, оценивающе оглядеть сбившиеся в затоне яхты, забитые туристами ресторанчики, а там — в Нормандию, где воздух пропитан солью и запахом перебродивших яблок. Драко наверняка не понравится кальвадос, он скорее, предпочтет грушевый сидр, а Нарцисса… Нарцисса яблочный. Песок на небольшом, открытом всем ветрам пляже, будет прохладным и комковатым, а вода — нереально синей, даже если зачерпнуть ее в ладони.

— А ну-ка, ешь! Я не собираюсь торчать здесь всю ночь. — Люциус вздрогнул и открыл глаза. Он не слышал, когда вернулся охранник, не слышал, как лязгнул замок на двери. Вместо того, чтобы выставить нахала вместе с его ужином, как собирался, Люциус с изумлением понял, что поспешно поднимается и идет к столу.

— Вот так, — одобрил охранник, когда Люциус отхлебнул остывший жидкий чай и отправил в рот ложку пюре. Морщась и давясь, он поспешно сглатывал, почти не жуя, пытаясь понять, что происходит. Желудок протестовал, но рука методично поднималась от тарелки ко рту, и Люциус смотрел на нее с ужасом.

Оставшись наконец один, он вернулся на кровать, прижался спиной к холодной стене и зажмурился в попытке унять панику, которая лишает сил и способности мыслить. Ему доводилось бывать под Империо Лорда и те ощущения, пережитые очень много лет назад, до сих пор были живы в памяти. То, что происходило сейчас, было очень похоже, и все же отличалось. Империус подчинял разум, можно было пойти на самое жестокое преступление и при этом чувствовать себя счастливейшим из смертных, но здесь разум не изменял хозяину, изменяло тело — пустая оболочка, в которой больше не было магии, почему-то подчинялась чужим приказам. Люциус, обливаясь холодным потом, пытался придумать, как сохранить это ужасное открытие в секрете и отчаянно жалел, что старый Сноу не применил к нему Империо.

Самыми отвратительными были несколько первых дней после ритуала. Люциус просыпался по ночам и лежал без сна, глядя в серый потолок. Палочка в руке была по-прежнему холодной и безжизненной и однажды, после очередной безрезультатной попытки зажечь Люмос, Люциус зашвырнул ее под кровать. Представлять, как она постепенно покроется белесой пылью, было одновременно больно и хорошо. За десять лет пылью может покрыться все что угодно, так к чему затягивать? Вымещать злость и отчаяние на бесполезной деревяшке было глупо, но злиться на собственное тело, которое под воздействием чужой магии теперь отказывалось подчиняться, было еще глупее. Единственное, что мог сделать Люциус — любым способом попытаться сохранить тайну. Слава Мерлину, его круг общения ограничивался несколькими охранниками, которые приносили еду и несколько раз в неделю обеспечивали ему водные процедуры прямо в камере. Раньше Люциус не отказывал себе в удовольствии устраивать из каждого унизительного душа спектакль или, поторговавшись с наиболее сговорчивым — Джейсоном — заполучить вполне приличную ванну. Теперь же из опасений, что любое лишнее слово, любой необдуманный жест, могут повлечь за собой перепалку и приказ, который непременно придется выполнить, Люциус принес сам себе обет молчания и даже смягчил как мог остроту выразительных взглядов. Если покладистость заключенного и вызывала недоумение, то не настолько, чтобы озвучивать его. Даже Джейсон только изредка хмыкал, глядя на непривычно молчаливого и покорного Люциуса и уже по своей инициативе трансфигурировал стол в белоснежную ванну и подмигивал, наполняя ее водой: «Небось числа считаете, мистер Малфой? Могу календарь принести. Здесь многие так развлекаются. Жирный крестик в полночь и на день ближе к свободе. Вам-то всего ничего осталось». Люциус нервно дергал плечом и переступал с ноги на ногу от нетерпения, дожидаясь, пока ванна наполнится, а охранник деликатно скроется за дверью, получив очередную расписку на сотню галеонов.

В целом, все оказалось не так уж безысходно. Не даром Люциус давно убедился на собственном опыте, что нет в жизни вещей и явлений, к которым нельзя было бы привыкнуть. Только при мысли о Поттере где-то под сердцем зарождалась глухая ярость. Благородство? Три тысячи раз ха-ха! Мальчишка при всем желании не мог выдумать более изощренное издевательство для Малфоя, чем обречь его на десять лет безропотного рабского подчинения чужой воле, и это сейчас, когда темный Лорд наконец упокоился безвозвратно! Никакое лишение магии даже рядом не стояло с такой перспективой. Удивляло Люциуса только то, что Поттер до сих пор не удосужился придти и сполна насладиться делом своих рук. Решил растянуть период предвкушения? Люциус ждал его с утра до вечера и с вечера до утра — кто знает, когда гриффиндорцы предпочитают упиваться своей властью, но Поттер все не приходил, как будто отомстив, забыл о существовании своего давнего врага. И почему-то именно эта мысль раздражала больше всего. Люциус мог быть опасным, полезным, необходимым, ненавидимым, но никогда — забытым. Его не забывал даже Лорд, чтоб ему вечно бродить по самым зловещим закоулкам преисподней! И Поттер не имел права забывать после того, что сделал.

Какие только планы мести не рождались у Люциуса в голове, и ему было абсолютно плевать, что даже самый простой из них был неосуществим. Пока неосуществим. В конце концов, что такое десять лет по сравнению с продолжительностью жизни среднестатистического мага? Люциус Малфой не был среднестатистическим, а от свободы его отделяло чуть больше полутора месяцев. Главное, пережить их с наименьшим ущербом, а дальше… Дальше могло быть все. И невозможность колдовать не только не сдерживала разыгравшееся воображение, а наоборот, открывала новые, удивительные горизонты для воплощения самых невероятных идей.

Поттер пришел через неделю. Люциус наблюдал, как он выпроваживает охранников и накладывает на дверь заглушку, чувствуя неприятный холодок в животе. Темный лорд не отличался особенной изобретательностью и если бы речь шла о нем, Люциус мог бы предположить, что последует дальше, но Поттер пока оставался загадкой. Что он мог потребовать от раба, если даже с домовиком умудрился завести нечто вроде дружбы? С другой стороны, это было давно, а после войны мальчишка, кажется, сильно изменился, может, просто стремительно повзрослел. На последних колдографиях в «Пророке» он выглядел вполне уверенным в себе, не щурился, не пытался отвести взгляд от камеры, как раньше. Между бровей появилась упрямая морщинка, от этого лицо, знакомое каждой собаке в волшебном мире, утратило детскую наивность и простоту. Движения неожиданно стали скупыми и четкими, как будто Поттер контролировал даже жесты. Это было странно, потому что Люциус привык считать, что гриффиндорцы и контроль — вещи несовместимые, а исключения вроде Дамблдора только подтверждали правило. Теперь предстояло выяснить на практике, на что способен спаситель волшебного мира. Пока на его счету, открытому лично Люциусом, кроме уничтожения Темного лорда значился обман Визенгамота и, надо сказать, оба пункта вызывали невольное уважение, а еще пристальный интерес, перед которым отступали даже пугающая неизвестность и злость.

— Малфой, — бросил Поттер, обернувшись, и спрятал палочку в карман. Недопустимая небрежность для аврора, пусть даже начинающего, но мальчишке, видимо, даже не приходило в голову считать угрозой бывшего Пожирателя, лишенного магии и находящегося под его полным контролем. Наверное, раньше это вызвало бы раздражение, но сейчас Люциус не мог не признать, что Поттер прав — в этой камере ему нечего было опасаться — поэтому спокойно ждал продолжения, решив, что такое приветствие в ответе не нуждается. Кажется, Поттер считал иначе, потому что какое-то время молчал, а во взгляде все явственнее читалась неприязнь. Потом он резко шагнул ближе и протянул конверт, подписанный аккуратным почерком Нарциссы. — Если поторопитесь, я могу забрать ответ.

— Очень любезно с вашей стороны, мистер Поттер, — Люциус взял письмо и с самым равнодушным видом отложил его в сторону, — но было бы верхом неблагодарности после всего, что вы сделали для меня и моей семьи использовать вас еще и в качестве личной совы.

— Меня это не затруднит, — пожал плечами мальчишка, явно не уловив в интонации ехидства. Люциус моргнул и предпринял еще одну попытку:

— Ваше великодушие безгранично.

Теперь моргнул Поттер.

— Вы что, таким странным образом пытаетесь меня оскорбить?

— Как можно? Разве презренный раб имеет на это право?

— Слушайте, Лю… Малфой, не знаю, что вы там задумали, но учтите, то, что я сделал, сделано не ради вас. Да, вы не принимали участие в битве, но я никогда не поверю в вашу невиновность и мне плевать на смягчающие обстоятельства. Вы можете сколько угодно врать и выкручиваться, просто знайте, я больше не позволю вам причинить кому-нибудь вред. И если у меня появится хоть одно подозрение, вы окажетесь в Азкабане раньше чем успеете сказать «Нокс».

— К чему такие сложности? — Люциус невесело усмехнулся. — Просто прикажите мне покончить с собой, или это не по-гриффиндорски?

— Предлагаете применить к вам Империо? — Поттер сложил руки на груди и смотрел насмешливо. — Звучит соблазнительно, но вы обратились не по адресу — меня, в отличие, от вас, не привлекает рабовладение.

Люциус задумался. Для человека, отыскавшего в старых манускриптах неизвестное заклятье подчинения, Поттер вел себя странно. И уж совсем неясно, к чему он упомянул «Империо». Что-то не складывалось.

— Скажите, лишить меня магии было вашей идеей? — Вопрос прозвучал вполне миролюбиво. Не стоило злить мальчишку, пока кусочки головоломки не встали на свои места.

— Нет, это была идея миссис Малфой, — неохотно сказал Поттер и уселся на стул. — Ваша жена была очень настойчива. Она утверждала, что такой вариант лучше чем пожизненное заключение, однако и правосудие не будет в накладе. Я согласился, потому что даже не представляю, как вы с вашей ненавистью к магглам сможете смириться с перспективой оказаться в шкуре одного из них.

— Не маггла, — спокойно возразил Люциус. Сразу разочаровывать Поттера не стоило — вряд ли он обжалует приговор, и все же сейчас не время для неоправданного риска, но и добровольно предоставлять ему повод для злорадства не хотелось. — скорее сквиба. Но к ним я тоже не питаю пламенной любви. С другой стороны, ни маггл, ни сквиб не может быть хозяином Малфой-мэнора, а меня этой возможности никто не лишил, так что если вы надеялись, что я зачахну от горя, боюсь, мне придется развеять ваши заблуждения. Хотя… никто не помешает вам изобрести еще какой-нибудь способ отомстить. Не сомневаюсь в вашей фантазии.

— Отомстить? — воскликнул Поттер. — Мне противно даже думать о вас, Малфой, не то что мстить.

— Вот как? Интересно… — Люциус расправил на коленях измятую мантию. Слова мальчишки задевали, но сейчас нельзя было отвлекаться на эмоции.

— Как раз наоборот! Нисколько неинтересно! Вы подлый, низкий, отвратительный человек! И если бы не…

— Если бы не что? — мягко спросил Люциус.

— Не ваше дело! — Поттер мотнул головой и встал.

— Вы давно знакомы с мистером Сноу?

— Что? А, тем магом… Нет. Как только в министерстве стало известно о решении Визенгамота, он связался со мной и предложил свою помощь. Оказывается, не многие из магов могут провести подобный ритуал. Мистер Сноу знаком с невыразимцами, они рекомендовали его. Министр не возражал.

Поттер говорил быстро, будто обрадовался возможности сменить тему, а Люциус смотрел на него и понимал, что больше не злится. Герой был уверен, что ритуал прошел как надо и понятия не имел, что прикажи он сейчас собеседнику разбить голову о стену, выпить яд или перерезать себе горло, тот подчинится беспрекословно. Значит, корнем зла был не он.

— Так вы не будете отвечать? — нетерпеливо спросил мальчишка.

— Нет. Предпочту личное общение с семьей. Вашими стараниями оно не за горами.

— Отлично! — Поттер с явным облегчением двинулся к выходу.

— Вы спасли жизнь моему сыну, — неожиданно для себя сказал ему в спину Люциус. — Не знаю, какими мотивами вы руководствуетесь, вмешиваясь и в мою судьбу, но в любом случае, спасибо. Малфои умеют быть благодарными.

— Засуньте свою благодарность…

Люциус невольно съежился — интонации были слишком повелительными, а о том, что произойдет, если тело получит такой сомнительный приказ, не хотелось даже думать. Но Поттер не договорил. Он, не оборачиваясь, махнул рукой и вышел, захлопнув за собой дверь. Люциус выдохнул.

До вечера Малфой развлекал себя тем, что перебирал в памяти всех давних знакомых, пытаясь определить, какое отношение имел к нему загадочный Сноу, водящий дружбу с невыразимцами. В голосе старика Люциус отчетливо слышал ненависть, но вот была ли она направлена именно на него или на всех Пожирателей, было неясно. Что ж, если старик подчинил его с какой-то целью, то в скором времени он непременно объявится и все выяснится само собой, а если просто желал возмездия, то ошибся в расчетах. До сегодняшнего дня Люциусу удавалось успешно обходить острые углы и ничем не выдать свою уязвимость, на свободе же наверняка будет еще проще. Действие равно противодействию, а это значит, что к любому заклятью существует контрзаклятье, и Люциус не сомневался, что сумеет его отыскать.

Однако, на следующее утро стало понятно, что до заветного дня освобождения Люциус Малфой может и не дожить.

Он появился после завтрака. Вошел и встал у стены. Худой, невысокий, с русыми волосами и темно-карими, почти черными глазами на бледном, невыразительном лице. Серая форменная мантия охранника была ему велика, свисала на плечах и спускалась почти до пола. «Новенький» — решил Люциус. На вид не старше Драко, значит, недавно закончил школу и нигде больше не учился. Хогвартс? Дурмштранг?

Охранник молчал, только смотрел пристально и цепко, будто впился взглядом и не хотел отпускать. На языке вертелось насмешливое «Что вам угодно?», но Люциус справился с порывом, отвернулся, открыл свежий номер «Пророка», хотя сидеть спиной к пришельцу было неуютно.

— Смотри на меня! — Голос оказался неожиданно сильным, с хрипотцой. Непонятно, откуда он взялся в таком тщедушном теле. Захотелось обернуться поспешно, но Люциус сжал зубы и неторопливо развернулся вместе со стулом.

— Смотрю.

— Узнаешь? Отвечай!

— Нет. — Слово сорвалось с языка раньше, чем Люциус успел его осознать. Парень метнулся к нему и выбросил вперед руку. Движение было стремительным. Люциус понял, что происходит, только когда кулак с размаха врезался в скулу. Перед глазами вспыхнули цветные пятна. Плохо соображая от боли, Люциус вскочил и схватил мальчишку за грудки. Его шатнуло назад, стул с грохотом опрокинулся.

— Какого…

— Заткнись! Руки — по швам! — заорал охранник, даже не пытаясь вырваться.

Люциус попробовал ослушаться, но голова взорвалась такой невыносимой болью, что пальцы разжались сами собой, а руки будто приклеились к бокам.

— Меня зовут Эдвард Сноу. — Судя по выражению лица, мальчишка жадно ждал реакции, и она его разочаровала. Люциус тяжело дышал, думая только о том, как бы не сползти на пол. Боль схлынула, но попытка неповиновения отняла все силы. Колени подрагивали, лоб покрылся испариной. Край стола впивался в поясницу, от напряжения ломило спину, но не получалось даже выпрямиться.

— Я. Вас. Не знаю, — с трудом выговорил Люциус и тут же согнулся от быстрого удара в живот. Внутренности словно обдали кипятком. Обхватив себя руками, он глухо застонал от вернувшейся в голову боли. Пол рванулся вверх, и Люциус упал на колени, пытаясь вдохнуть.

— Неплохо, да? — донеслось как будто сквозь вату. — Почти как Круцио, и никакого Азкабана за применение. Руки держи где хочешь. Будет обидно, если ты сразу сдохнешь или свихнешься.

— Кто ты? — хрипло спросил Люциус. Фамилия говорила сама за себя. Мальчишка был связан со старым магом, но вот причин такой расплаты Люциус понять не мог.

— Двадцать пятое декабря тысяча девятьсот девяносто пятого года, — отчеканил охранник. Видимо, дата, как и имя, по его мнению, должна была все прояснить, однако, не проясняла. Рождество. Пятый курс Драко. Темный Лорд тогда почти не вызывал, обитал в доме Нотта, потом у Крэбба. О пророчестве и прорыве в министерство еще не заговаривал, никаких акций не планировал. Только собирал вокруг себя каких-то магов, те занимались исследованиями, предметом которых Лорд не делился ни с кем. Магов доставляла Белла. Иногда с Долоховым или Макнейром. Пару раз в незнакомых домах бывал и Люциус. Ступефай, аппарация, передача бесчувственных тел Лорду — ничего сложного. Ни убийств, ни крови — быстро, тихо, без накладок. Один раз Люциус забирал старика и мальчишку. Что-то пошло не так. Мальчишка выскочил неожиданно, когда старик уже был готов к аппарации, орал, размахивал палочкой. Пришлось захватить и его. Оставлять свидетеля Люциус не мог. На Обливиэйт не было времени. Лорд был недоволен, однако потом вдруг смягчился, и Люциус вернулся в мэнор. Что было с пленниками дальше, он не знал и даже не думал интересоваться. Излишнее любопытство пресекалось также как попытки неповиновения. Возмездия Лорда не мог избежать никто даже среди самых приближенных. Люциус предпочитал не нарываться. Ему хватило воспитательного Круцио за доставку ненужного пленника.

— Эдвард Сноу, — тихо произнес Люциус.

— Вспомнил, наконец?

— Я не знал твоего имени.

— Конечно, зачем тебе имя? Ты походя испортил мне жизнь и забыл. Сколько таких как я на твоей совести? Отвечай!

— Откуда мне знать? — заорал Люциус, рывком поднимаясь на ноги. От злости он забыл даже про тупую боль в животе и онемевшую щеку. — Я никого не убивал!

— О да-а-а, — протянул Сноу и с жутковатой улыбкой сел на кровать. — Я в курсе. Ты предпочитал не пачкаться. Мне многое о тебе известно. Чистоплотный Люциус Малфой боится крови больше чем Круциатуса, он не раскидывается Авадами, терпеть не может пытки, зато мастерски владеет Империусом. Он равнодушен ко всем кроме себя и своего сыночка. Он предал бы Темного лорда не задумываясь, если бы ему обеспечили надежную защиту, а потом предал бы защитников, если бы на горизонте замаячило более выгодное предложение. Люциус Малфой предусмотрителен и осторожен, он непревзойденный лжец и лицемер и ради спасения своей шкуры пожертвует любым, кто встанет у него на пути. Ему все равно кто перед ним — старик или младенец. Люциус Малфой не проигрывает никогда, потому что проигрыш для него не итог, а лишь еще один шаг к победе. А еще он чертовски красив, — неожиданно закончил парень и, запрокинув голову, расхохотался. От этих сухих, лающих звуков Люциус невольно поежился. Сумасшедший мальчишка умудрился каким-то образом проникнуть в Азкабан, и отлично знал, как работает заклятье. А Люциус не представлял, что со всем этим делать. Нужно было дождаться Джейсона. Но его смена только завтра. Кто знает, что задумал этот Сноу? Чего он хочет? Что заставит сделать? В последний раз Люциус чувствовал себя таким беспомощным в день битвы за Хогвартс. Лорд убил Снейпа, Драко застрял в рушащемся замке, у Люциуса не было волшебной палочки, он потерял Нарциссу и не знал, что делать. Вообще. Хотелось лечь на землю, которая тряслась под ногами великанов и лапами гигантских пауков, и тихо умереть, но мысль о сыне удерживала, гнала под камни и заклятья, не давала остановиться ни на секунду. Но тогда шла война. Сейчас же перед ним сидел спятивший юнец, возомнивший себя благородным мстителем, а у Люциуса не было ни единого шанса его остановить.

— Чего ты хочешь? Убить меня? — Люциус стоял, пытаясь держаться прямо и независимо. Если Лорд чувствовал страх жертвы, он терял контроль, что-то подсказывало, что и с мальчишкой будет то же самое. Нужно было попытаться хоть как-то обезопасить себя.

— Убить? — Смех оборвался. Теперь Сноу смотрел с прищуром, словно всерьез оценивал плюсы и минусы такого варианта. — Нет. Это было бы слишком просто. Ты ведь не убил меня. А мог бы. Вот и я отплачу тебе тем же. В отличие от меня, тебе ведь хочется жить, да?

— Всем хочется жить, — Люциус предпочитал стоять не шевелясь. С психами резкие движения опасны. Мало ли как они отреагируют.

— Нет, не всем. Мне не хочется. И знаешь, кто в этом виноват?

— Вероятно, я, — Люциус очень надеялся, что ему удастся скрыть сарказм, но Сноу был проницательнее Поттера. Он мгновенно оказался рядом, схватил за волосы, сжимая их в кулаке, и рванул к себе. Люциус зашипел, дернулся, но замер после окрика «Стоять!».

— Рассказать, что делали со мной твои друзья Пожиратели? Рассказать, как твой Лорд обрадовался новой подопытной крысе? Или может о том, как действуют экспериментальные зелья на подростка? Или как изобретаются новые заклинания? Хочешь услышать подробности? А знаешь, каково это, когда тебя пытает любимый дед, потому что его шантажируют твоей жизнью, а потом пытается покончить с собой у тебя на глазах? Знаешь, как блокируется магия? Сначала ты не чувствуешь рук, потом отнимаются ноги, потом застывает сердце. Это не похоже на Круциатус, это в тысячу раз хуже! Как будто тебя разрывают на куски, а ты не можешь потерять сознание, потому что должен описывать ощущения? Ты испытываешь на себе только результат, а я испытал процесс. Каждый день, с утра до вечера, а ночью приходили они. Я так ждал тебя, Малфой. Я звал тебя, пока мне не затыкали рот. Но ты отсиживался дома. Тебя не развлекали пленники? Почему ты не приходил? Говори!

Мальчишку трясло. Лицо перекосилось, а глаза полыхали безумным темным огнем. Похожие глаза бывали у Снейпа. Очень редко, но бывали. В такие вечера Нарцисса отсиживалась наверху, Северус метался по гостиной, а Люциус молчал, глядя на него. Молчал, потому что сказать было нечего. Еще одно тело, сожженное до пепла, или сброшенное в реку, еще один неудачный, или наоборот, удачный эксперимент Лорда. Они тогда были слишком молоды, чтобы контролировать эмоции. Люциусу всегда удавалось лучше, Северус научился этому несколько лет спустя.

Он мог бы сказать Сноу, что тот не исключение. Были многие до него и многие после. Те, кому не повезло. Судьба? Рок? Вероятно, так. Война никогда не обходится без жертв, и никто не в состоянии это изменить. Возможно, будь у Люциуса больше времени в ту рождественскую ночь, Эдвард Сноу никогда не оказался бы у Темного Лорда. Возможно, стоило рискнуть, задержаться и подставить под удар не только себя, но и семью. Будь на его месте какой-нибудь героический гриффиндорец, он бы наверняка рискнул, но Люциус не был героем. Мальчишка был прав в одном — он не проигрывал. Потому что никогда не стремился выиграть. Он просто хотел жить и хотел, чтобы жили сын и жена. Сноу не требовались объяснения, он, кажется, уже все решил. Что ж, значит нужно быть очень и очень осторожным, чтобы не спровоцировать лишнюю агрессию.

— Я не нахожу ничего приятного в насилии. Ни в физическом, ни в моральном.

— Вот как, — Сноу выпустил волосы и отступил на шаг. — А если бы тебе приказал Лорд, ты бы пришел?

— Ты сам знаешь ответ.

— Так почему же он не приказал?

— Ему всегда хватало добровольцев, но я не совсем понимаю смысл этих вопросов. Что ты хочешь услышать? Что я признаю себя виновным в том, что с тобой произошло? Так я признаю. Нет смысла отрицать очевидное. Но если бы вас не забрал я, это сделал бы кто-то еще. Возможно, ты предпочел бы умереть…

— Да, предпочел бы! — выкрикнул Сноу. Люциусу захотелось отвести взгляд, но он продолжал смотреть на совсем еще юное лицо, на подрагивающие тонкие губы, на дергающееся левое веко. Мерлин, почему он не в Мунго? Ни к месту вспомнилось бледное до синевы лицо Драко после битвы, покрасневшие, запавшие глаза, в которых плескался ужас. Они ведь ровесники… Мальчишку нужно лечить, может быть, еще не все потеряно. Он выжил, это главное, у него в запасе много лет.

— Послушай...

— Нет! Не стану слушать! Не стану! Молчи! — Сноу закрыл лицо руками и резко отвернулся. Худые плечи поднимались и опускались — мальчишка дышал глубоко и часто, как будто отчаянно старался успокоиться. Когда Люциус уже был готов испытать новый приступ боли, но все же попытаться образумить его, Сноу заговорил, на этот раз тихо и монотонно: — Я ненавижу тебя. Всех вас ненавижу. Но тебя особенно. Даже больше чем Волдеморта. Когда мне было больно, я думал о тебе. А мне было больно постоянно. И я все думал, думал, вспоминал твое лицо, голос. Больше всего боялся, что однажды просто не смогу вспомнить. Тебя не было там. И мне казалось, если ты придешь, все изменится. Раз ты не с ними, значит, ты другой. Мне нужно было верить во что-то, и я верил в тебя. Глупо, да? Ты обрек меня на все это, а я верил, что однажды ты придешь и спасешь. Вытащишь оттуда. Мне казалось, ты не сможешь забыть. И я ждал. Все время. Молчишь. Тебе нечего сказать?

Интонации оставались прежними, и Люциус не сразу понял, что это был вопрос.

— Ты сам велел мне молчать.

— Да. Правильно. Ты будешь молчать и будешь делать то, что я прикажу. Ответишь за все. Понял?

Мальчишка выпрямился, сжал кулаки, в голосе снова появились истерические нотки. Период затишья явно заканчивался, и Люциус на всякий случай осторожно отступил назад. Зря. Сноу уловил движение, крутнулся так, что мантия взлетела вокруг него, захлестнула ноги и опала.

— Тебе страшно, правда? Ты трус, Малфой. Не спаситель, не рыцарь на белом коне. Трус, — мальчишка шагнул вперед — мягко перекатился с пятки на носок, еще один шаг. Он приближался медленно, как будто хищник, подбирающийся к добыче, и улыбался. А Люциус отступал. Ему некуда было бежать, нечего было противопоставить этой угрозе. Палочка по-прежнему валялась под кроватью, хотя без магии она вряд ли сошла бы за подобие холодного оружия. Ели только как-нибудь отвлечь мальчишку, не допустить прямого приказа и воткнуть деревяшку ему в живот или в ребра. Но при одной мысли об этом к горлу подкатывала тошнота. — Вот и все, — прошептал Сноу, когда Люциус уперся спиной в каменную кладку. — Дальше бежать некуда. И что ты сделаешь? Позовешь на помощь? Не пытайся, тебя все равно не услышат. Ты ничто, Малфой. Пустое место без своей магии. И ты боишься меня. Скажи, что боишься. Проси меня. Умоляй. Ну же…

Горячий, шершавый язык вдруг скользнул по щеке. Люциус дернулся, ударился затылком о стену и ослеп от боли. Казалось, голова вот-вот разлетится на тысячу кусков. Но вместе с болью пришла какая-то животная, звериная ярость. Люциус вцепился в мальчишку и с глухим рычанием отшвырнул его от себя. То ли Сноу не ожидал от него действий, то ли на секунду потерял бдительность, но он не удержался на ногах и кулем повалился на пол, а Люциус, путаясь в мантии, бросился к двери и заколотил в нее кулаками и коленями. Боль не унималась, выжигала изнутри череп, и Люциус чувствовал как быстро уходят силы. Никто не придет на помощь — это было понятно с самого начала. В ушах шумело, гулкие удары были почти неслышными, что там делал Сноу, Люциус не знал и не хотел знать. Поэтому сползая по двери, прижимаясь горящим лбом к холодному металлу, он не обернулся.

— Прошу тебя, — глухо сказал Люциус. — Прошу. Умоляю.

Боль отступила, но не исчезла, все еще билась в голове, сдавливала виски, и все-таки стало легче.

— Хорошо. Очень хорошо, — раздалось рядом. На плечи легли руки, и Люциус подчинился им, разворачиваясь на полу, вытягивая ноги. Он не хотел смотреть, не хотел видеть, поэтому закрыл глаза. Потом к губам прижались обветренные, сухие губы. Язык настойчиво толкнулся в рот, зашарил внутри, касаясь неба, скользя по зубам. В шею впились пальцы, ногти вдавились в кожу. Мальчишка шумно, рвано дышал, наваливался, целовал неумело и как-то отчаянно. А Люциус даже не пытался вырваться. Он чувствовал невероятную, нечеловеческую усталость. Не осталось сил ни на удивление, ни на страх.

Все закончилось внезапно. Исчезли руки и губы, исчезла тяжесть чужого тела. По лицу мазнуло чем-то прохладным и гладким. Люциус приподнял веки. Сноу стоял над ним с отсутствующим видом, словно забыл, где находится, и теперь пытался вспомнить.

— Я вернусь, — наконец, сказал он. — Сегодня или завтра. Ты ведь будешь по мне скучать?

Люциус кивнул и отодвинулся от двери. Мальчишка взмахнул палочкой, снимая запирающее заклятье, загремел ключами, отпирая замок, и вышел.

Остаток этого дня и часть следующего прошли как в тумане. Люциус почти не вставал с кровати, равнодушно глядя на входящих и выходящих охранников. Нужно было сделать что-нибудь, но единственный способ, который приходил в голову, Люциусу не нравился. И все же вечером второго дня он решился.

Джейсон, выслушав просьбу, покачал головой.

— Не положено, мистер Малфой. Совы, конечно, есть, но проверяются строго.

— Не нужно отправлять отсюда. Вернешься в Лондон, отправишь там, я просто передам тебе пергамент.

— Не положено, — повторил Джейсон, но уходить не спешил.

— Триста галеонов. Устроит? Кстати, у тебя нет проблем с получением денег?

— Нет, что вы, все как надо. Я отношу расписки месье Бишо и тут же получаю плату.

— Ну так как? Согласен? Тогда давай перо и пергамент.

— Ладно, чего уж там. Так и так вам на свободу скоро, отчего бы не помочь…

Через пять минут Джейсон забрал два пергамента. Расписку и письмо. Всего пара строк, в которых Люциус извещал, что готов передать крайне интересные и важные сведения, если уважаемый мистер Поттер соблаговолит навестить его еще раз. Как можно скорее.

Оставалось надеяться, что любопытство пересилит неприязнь, и Поттер придет раньше, чем Сноу совершит что-нибудь непоправимое. Доверяться спасителю Британии не хотелось категорически, но он был единственным, к кому Люциус сейчас мог обратиться. Да и в конце концов, именно Поттер виноват в том, что случилось. Если бы он не настоял на ритуале… Эту мысль Люциус предпочитал не додумывать, потому что дальше следовали страшные картины пожизненного прозябания в камере, и вина Поттера уже не казалась такой уж тяжкой. Мысли о Сноу Люциус тоже отгонял. Они вызывали непривычно острое чувство вины.

Хуже всего было ночью, Люциус просыпался от собственного хриплого дыхания и долго лежал, боясь открыть глаза, почувствовать снова прикосновение рук к шее — влажные ладони, горячие кончики пальцев, сухие, слегка царапающие губы, жадно приникающие ко рту. Люциус никак не мог решить, что это значило — то ли Сноу временно перестал понимать, кто перед ним, то ли… «То ли он влюблен в меня», — бормотал сам себе Люциус, перекатываясь на живот и мерно вдыхая знакомый, немного пыльный запах, исходящий от жесткой подушки. Подобная влюбленность была Люциусу непонятна. Такая же ненормальная как и сам Сноу. Как можно влюбиться в человека, которого видел раз в жизни? Что он там говорил о том, что ждал, звал, верил?.. Да, в богатой биографии Люциуса не хватало только склонного к садизму влюбленного психа, едва вышедшего из подросткового возраста.

Он ворочался на кровати, намеренно пытаясь вызвать в себе гнев, злость, что угодно, только бы заглушить пугающую, непонятно откуда взявшуюся жалость. Мальчишка был опасен, и от него следовало избавиться. Все остальные чувства могли подождать до освобождения, когда не нужно будет думать о том, как бы пережить следующий день.

* * *

— Возьми. Я хочу. Ты должен. — Сноу сидел на полу у ног Люциуса. Металлический прут в его руке подрагивал. — Ты ведь клялся ему в верности. Вот и будь верным.

— Ты хочешь? Так сделай это сам. Давай! — Люциус расстегнул манжет, закатал широкий рукав до локтя. Пальцы не слушались. Срывались. Боль пульсировала уже не только в голове — в каждой клетке, но он все еще боролся, надеясь, что в конце концов не выдержит и потеряет сознание. Пусть тогда мальчишка делает все что угодно. Хотя скорее всего угоден ему будет Эннервейт.

Сноу молча обхватил его запястье, вложил в руку обмотанный платком конец прута и сжал пальцы Люциуса своими.

— Это сделаешь ты, а я буду смотреть, — хрипло сказал он. — Ну! Начинай!

Даже сквозь несколько слоев платка ощущался жар, он просачивался в кожу, согревая холодную ладонь. Тянуть было бессмысленно да и невозможно больше. Приказ отдан. Можно только исполнять.

Люциус закусил губу. Зубы вонзались в податливую, мягкую плоть, все глубже и глубже, до разрыва. Перед глазами плыло — не разглядеть поблекший контур темной метки, и он ткнул наугад раскаленным докрасна кончиком в левое предплечье.

Стонать можно. Только не кричать. Сорвешься на крик и уже не сможешь остановиться. Люциус знал. Помнил. Стоит открыть рот, и не останется никаких тайн. Все скажешь, а Лорд будет слушать, стоя над тобой с зажатой в цепких пальцах палочкой. Слушать, пока ты катаешься по полу перед ним, пока позвоночник выгибает до хруста, корежит болью каждый сустав, тянет жилы, разрывает артерии.

Думать о Лорде. Только о Лорде. Все это уже было. Все это он уже пережил и переживет снова. Мальчишка получит свое и уберется, а Люциус останется здесь, прижмет пылающую руку к холодному камню. Станет легче. Должно стать легче.

Запах паленой кожи забивался в ноздри, в горло, мешал дышать. Только бы не захлебнуться слюной, соленой от крови и горькой от чего-то еще.

Сноу что-то говорил, но Люциус не мог разобрать ни слова. Он смотрел на багровый след с почерневшими, обугленными краями на белой коже, будто со стороны.

Может быть, все это происходит не с ним, с кем-то другим, а он просто наблюдает? Боль? Боль бывает фантомной. Это не его боль. Чужая.

По щекам течет горячее. Кровь? Почему кровь на щеках? Откуда? Хорошо же он должен выглядеть с красным лицом. Интересно, мальчишке нравится? Он все еще хочет целоваться? А может, тоже сойти с ума? Их будет двое сумасшедших в одной маленькой камере. И когда придет Поттер, он уже никого не сможет спасти. Мунго лучше чем Азкабан. Гораздо лучше. Там нет решеток на окнах, а в палатах светло и чисто.

Прут движется очень медленно. Кожа под ним вспухает, пузырится, лопается, истекает мутным, желтоватым, как раздавленная виноградина. В Нормандии нет винограда. Там только яблоки и груши. Как хочется яблок. Зеленых, хрустящих, кисло-сладких. Если Поттер явится без яблок, нужно будет пожаловаться в Визенгамот. Или министру. Да, лучше министру. Шеклболту.

Темно. Очень темно и очень тихо. Так тихо может быть только в раю. Но в рай пока нельзя. Драко слишком молод. Ему еще рано становиться хозяином Малфой-мэнора.

Люциус с трудом открыл глаза. Над ним был знакомый высокий потолок, который совсем незнакомо кружился.

— Наконец-то! Все-таки ты слабак, Люциус. Я даже подростком был гораздо выносливее.

— Сноу.

— Да. Твой персональный кошмар. Мне нравится эта должность. Никогда не думал, что буду чьим-то персональным кошмаром. Больно?

Как будто реагируя на вопрос, рука отозвалась жжением, острыми, режущими вспышками. Люциус осторожно сел, опираясь на правый локоть. Сноу по-прежнему был на полу. Прут валялся рядом.

— Что дальше? Пройтись по раскаленным углям, наесться стекла или отрубить пальцы?

Мальчишка подался вперед, с какой-то щенячьей тоской глядя в глаза, и вдруг опустил голову на колени Люциусу, прижался щекой к бедру и замер. Короткие русые волосы топорщились на затылке. Непропорционально длинную по сравнению с аккуратным маленьким ухом мочку покрывал белый пушок, едва заметный, наверняка бархатистый на ощупь.

Люциус отвел взгляд. Ощупал языком искусанную нижнюю губу и поморщился. Временная передышка могла закончиться в любой момент. Доверчиво прижавшийся беззащитный мальчик вспомнит, что он вырос и теперь может устанавливать свои правила и отдавать приказы. Раб нашел способ подчинять, только еще не понял, зачем ему это нужно и как далеко можно зайти. Интересно, дед знает, чем он занимается?

Вчера Сноу явился с ножом. Размахивал им как младенец волшебной палочкой, снова кричал что-то о боли, о том, что не может спать, а снотворное на него не действует. Потом содрал мантию и рубашку и демонстрировал шрамы. Их было много. Начиная с толстых уродливых рубцов, пересекающих спину и грудь, и заканчивая сетью мелких белых росчерков. Люциус смотрел и видел, как под его взглядом твердеют, сжимаются темные маленькие соски, как напрягается, втягивается и без того впалый живот с дорожкой коротких редких волосков, уходящей под ремень. А потом воздух вспороло белое лезвие. Люциус не успел отступить. Мальчишка умудрился рассечь ему грудь от плеча до пупка даже через рубашку. Порез получился неглубоким, но крови было много. Пока Люциус пытался ее остановить, Сноу молча стоял в стороне, а потом сбежал. Сегодня он устроил это представление с выжиганием метки. Что завтра? Знать бы.

Воображение у мальчишки весьма скудное, а пыточные заклятья он использовать почему-то не хочет. Наверное, этому стоило бы порадоваться, но не получалось.

— Что ты чувствуешь? — тихо спросил Сноу, не поднимая головы.

Люциус мог бы перечислять очень долго: боль, растерянность, пустота, вина, отчаяние — чувства были самыми разнообразными, но воспринимались отстраненно, не было в них привычной яркости и силы, и ни одно не перевешивало. Наверное, от усталости и постоянной тупой боли в голове, которая теперь не исчезала даже после выполнения приказа. И чем больше сопротивлялся Люциус, тем ощутимее становился остаточный дискомфорт.

— Ничего. — Пожалуй, это был самый правдивый ответ, но Сноу он, разумеется, не понравился.

— Лжешь! — воскликнул он выпрямляясь. Люциус равнодушно отметил, что ресницы у него слиплись, а глаза покраснели. — Ты не можешь ничего не чувствовать! Ты должен бояться меня! Ненавидеть!

Люциус рассмеялся бы, если б мог, но даже едва заметная улыбка стоила ему титанических усилий. Да, страшно все еще было, но и страх теперь тоже казался каким-то блеклым. Оказывается, к нему тоже можно привыкнуть.

— Ненавижу? Нет. Мне жаль тебя.

— Жаль? — Сноу взвился мгновенно. Эти метаморфозы уже не удивляли. От шепота — до крика, от беззащитности до буйства — одна секунда.

— Не смей меня жалеть! Это я буду жалеть тебя, если захочу!

Он снова бил справа, в то же место — в припухшую, потемневшую от синяка щеку. Люциус не пытался уйти от удара, да и не успел бы. Сноу за волосы стащил его с кровати, и Люциус ткнулся лицом в пол. От неловкого приземления хрустнуло что-то в запястье, но эта боль была незаметной — Люциус уже почти не чувствовал левую руку, от плеча до пальцев.

— На колени! — рявкнул Сноу. Сцепив зубы, Люциус попытался подняться. Получилось не сразу. Теперь кружились стены и пол, и он никак не мог понять, где находится мальчишка. Голос как будто шел сразу со всех сторон. — Быстрее!

Очертания растекались как кляксы на пергаменте, но серое пятно мантии Люциус наконец разглядел и с усилием выпрямил спину.

— Отсоси мне! — Этого стоило ожидать, но Люциус замер, моргая, раздумывая, правильно ли понял требование. — Живо!

Времени на сомнения не осталось. Действуя здоровой рукой, Люциус расстегнул ремень, потянул вниз молнию. Белья не было. Приблизившись, он пару мгновений рассматривал маленький вялый член, потом неуверенно прижался к нему губами и осторожно лизнул. Эффект был неожиданным. Мальчишка вскрикнул, обхватил голову Люциуса, прижался сам, конвульсивно дергая бедрами.

— Ну же! Ну!

Стараясь сохранить равновесие, не потревожив левую руку, Люциус обхватил правой худую мягкую ягодицу и, наклонившись, вобрал в рот тугие, покрытые жесткими волосками яички. Громкий, надрывный стон завибрировал в ушах. От напряжения по позвоночнику потек холодный пот, и Люциус глубоко вздохнул, прежде чем сомкнуть губы вокруг набухшей блестящей головки, втянуть ее глубже, погладить языком налившийся тонкий ствол, быстрыми, мягкими движениями пройтись по уздечке, пощекотать горьковатую влажную щель.

Мальчишка дрожал так сильно, что Люциус не сомневался — это не займет много времени. Сноу кончит быстро и может быть, тогда уйдет. Он дернулся, когда услышал настойчивый стук в дверь, но мальчишка сдавил голову крепче и выдохнул:

— Продолжай.

Стук повторился еще дважды, потом все стихло. Сноу качнулся вперед, проталкивая член глубже, и Люциус как мог расслабил горло. Мальчишка задышал чаще, всхлипывал, дергал за волосы. Люциус сосал ритмично и быстро, стараясь отвлечься от боли в коленях, от ломоты в челюсти и шее. Это скоро закончится. Еще немного, и…

Грохот был таким, будто кто-то швырнул с высоты пустую железную бочку.

— Что тут… Блядь! — очень громко и очень растерянно сказал кто-то голосом Поттера. Люциус попробовал отстраниться, но его снова остановили.

— Нет-нет! Еще!

— Какого черта?!

Крики слились в один. Люциус плотнее сжал губы, чувствуя, что еще немного, и он свалится на пол, не в силах пошевелиться.

— Прекратите! — орал Поттер. Сноу заскулил и вдруг выгнулся, резко двинул бедрами и затрясся, выплескивая вязкую соленую сперму. Люциус судорожно сглотнул, потом еще раз. Вытер мокрые губы рукавом.

— Что это такое, мать твою?! Что это было? — раскрасневшийся Поттер наступал на Сноу, тыкал в него палочкой, но тот будто и не замечал, стоял, ссутулившись, опираясь на плечо Люциуса, с расстегнутой ширинкой и приоткрытым ртом. Шагнув назад, он медленно перевел плывущий, расфокусированный взгляд на Поттера.

— Минет. Это был минет. Самый потрясающий в моей жизни.

Запахнув мантию, он, пошатываясь, двинулся к двери. Поттер какое-то время стоял, потрясенно глядя ему вслед, потом словно очнулся, мотнул головой и, повернувшись к Люциусу, охнул:

— Что с вашим лицом?

Люциуса затрясло не хуже чем Сноу. Смех рождался где-то в животе, душил и прорывался изо рта странным бульканьем, царапал гортань. Везучий Поттер. Явился в самый подходящий момент. Теперь ему будет что рассказать своим ущербным друзьям. Избитый Малфой отсасывает охраннику. Какая мерзость!

Люциуса замутило. Он вскинул подбородок, в упор глядя на Поттера, и спросил, трясясь уже не от смеха, а от ярости:

— Что, Поттер, будешь следующим? Давай, не стесняйся. Тебе тоже минет, или что-то более глобальное?

Люциус не знал, откуда взялись силы, но он обеими руками схватил Поттера за бедра, рванул к себе и распахнул мантию. На герое были потертые маггловские джинсы. Это обстоятельство почему-то отрезвило. Люциус замер. Поттер отвел его руки и отступил на пару шагов.

— Что случилось, Малфой? — спросил он на удивление спокойно.

Люциус, кривясь и вздрагивая, кое-как опустился на пол и лег на спину. Потолок больше не кружился. Блаженный холод успокаивал измученное тело. Сноу ушел, и все было почти хорошо.

— Присядьте, Поттер. Расскажу.

— Вы хотите сказать, что выполните любое требование, от кого бы оно не исходило? — Поттер смотрел с сомнением.

— Проверьте.

— Ладно, но сначала я разберусь с этим кретином. Дайте сюда руку. — Поттер сполз со стула на пол, зашептал исцеляющие заклятья над багровой меткой.

— Запястье. Сломано.

— Эпискеи! Что еще?

Люциус пошевелил рукой, посмотрел на розоватую тонкую кожицу, появившуюся на месте ожогов, и расстегнул несколько пуговиц на рубашке, обнажая грудь. Поттер ничего не сказал, только поджал губы, но судя по нехорошему блеску в глазах, он был в бешенстве, и если Сноу не уберется из Азкабана до того, как аврор нанесет визит в комнату охраны, мало ему не покажется. Люциус вздохнул. Порез затягивался, отзываясь легким зудом. Глаза закрывались сами собой. Он устал. Очень устал. Рассказ наверняка получился невнятным. Люциус выталкивал из себя слова то слогами, то рваными фразами, они цеплялись друг за друга, путались, но основное Поттер вроде бы понял. Теперь можно отдохнуть. Просто лежать не шевелясь и молчать. Почему он никогда раньше не слышал здесь моря? Сейчас оно всплескивало волнами, шелестело по песку, набегая на берег. А потом вспомнилось, что Азкабан стоит на голой черной скале и ни песка ни берега точно нет.

— Малфой! — Люциус попытался сосредоточиться на этом голосе и стряхнуть с себя странное оцепенение, но оно не стряхивалось, прилипало, опутывало. — Эннервейт!

Как будто окатили ледяной водой. Люциус съежился, заморгал, потянулся к лицу, чтобы вытереть капли, и наткнулся на встревоженный взгляд.

— Вам нужен целитель.

— Нет. Не целитель. Время. Немного времени.

Кажется, переубедить Поттера не удалось, но возражать он не стал.

— Щеку и глаз трогать не буду, у меня мало практики.

— Переживу.

— Не сомневаюсь. Внутренние органы не повреждены?

— Думаю, нет.

— А голова?

— С этой болью вы не справитесь.

Поттер поднялся, отряхнул мантию на коленях, хмуро посмотрел сверху вниз.

— Встать сами сможете?

— Постараюсь.

— Я вернусь.

Он ушел, сжимая в руке палочку. Костяшки на фоне алой мантии казались ослепительно белыми. Люциус перевел взгляд на стену, потом на пол. Краски были странно яркими, как будто улучшилось и без того отличное зрение. Занятный эффект от Эннервейта, примененного к человеку в сознании. Нужно было перебираться на кровать, но Люциус сомневался, что справится. Боль почти не ощущалась, в голове прояснилось, но тело было каким-то размякшим и непослушным.

Люциус долго уговаривал себя собраться. Наконец, сел, упираясь в пол обеими руками. Дальше полз на коленях, мечтая только том, чтобы Поттер не вернулся слишком быстро. От его сочувствия Люциус бы не отказался — сейчас необходимо было любыми способами добиться расположения — но пусть он лучше сочувствует Малфою, лежащему на кровати. Хватит на сегодня унижений.

Натянув одеяло до подбородка, Люциус задумался. Спать хотелось по-прежнему, но сначала нужно было вспомнить, что он наговорил Поттеру, пока мысли снова не начали путаться и растекаться. Ни имени, ни фамилии Эдварда он вроде бы не назвал, старого Сноу не обвинял ни в чем, кроме случайной ошибки в ритуале, которая привела к неожиданным последствиям. Теперь оставалось только ждать, подтвердится его подозрение или нет. Да, у мальчишки явные проблемы с психикой, но для человека, который не понимает, что делает, он выглядел слишком разумным. Даже если видоизменение ритуала было спланировано дедом, внук тоже не отсиживался в стороне. Судя по всему, никаких подозрений у администрации Азкабана он не вызывал, значит с обязанностями справлялся. И вообще выглядел вполне вменяемым. Вряд ли он позволил бы неожиданному недоразумению вроде явления Поттера спутать свои планы.

Как оказалось, Люциус не ошибся. Это стало ясно сразу, как взъерошенный Поттер переступил порог. Дернул ворот мантии, срывая застежку, и раздраженно захлопнул за собой дверь. Люциус наблюдал за ним из-под ресниц.

— Сбежал. Сказал конвойным на выходе, что сдал смену, и ушел. — Поттер размашисто шагал от стола к двери и обратно, явно не собираясь останавливаться. — Андрэ Фуаз, выпускник Бобатона, приехал в Лондон в прошлом месяце с самыми лучшими рекомендациями. Изъявил желание работать в Азкабане, его приняли без вопросов. Тут до сих пор не хватает охранников, даже авроров периодически командируют, засчитывают как практику или дополнение к отпуску. Фуаз проживает в Лондоне, в маггловском квартале.

Люциус слушал молча. Лишь когда чувствовал на себе выжидающий взгляд, слабо кивал. Наконец Поттер остановился:

— Все в порядке?

— Да. Мне гораздо лучше. Вы очень помогли.

Поттер дернул плечом, будто отрицал свое участие в помощи, и сел.

— Вам знакома эта фамилия?

— Фуаз? Впервые слышу, — искренне ответил Люциус.

— Я отправил сову мистеру Сноу. Вы уверены, что причина в ритуале?

— После него на меня никто не воздействовал магией.

— Вы говорили, что это похоже на Империо…

— Не совсем. Вы подчиняетесь, но все прекрасно осознаете. Можете думать о чем угодно и что угодно чувствовать, но делать будете то, что вам велят. Раньше или позже, но будете в любом случае.

— То есть если я прикажу вам, к примеру, повеситься, вы повеситесь?

— А если прикажете мне вылизать вам ботинки, я их вылижу.

Поттер поморщился.

— Какая гадость!

— Боюсь не все с вами согласятся. Особенно если учесть, что выполнение некоторых приказов доставляет повелевающему исключительное удовольствие. Впрочем, вы сами видели.

Поттер сглотнул и неожиданно густо покраснел. Нет, он не побежит с подробностями сегодняшней пикантной сцены к друзьям. Может и заговорит об этом однажды за столиком в баре, когда алкоголь изрядно развяжет язык, но пока он явно не готов это обсуждать.

— Могу ли я надеяться, мистер Поттер, что вы ограничите круг посвященных в мою проблему? Иначе, боюсь, ваши усилия окажутся напрасными. Из Азкабана я рискую выйти прямиком на местное кладбище.

— Без вас знаю, — отрезал Поттер, явно разозленный своим смущением. — Я приду как только поговорю со Сноу. Скорее всего завтра.

После ухода Поттера Люциус наконец позволил себе заснуть и впервые после ритуала спокойно проспал до утра.

На следующий день Поттер не пришел. Люциус прождал его до глубокой ночи, вздрагивая на каждый шорох и стук. . Люциус был уверен, что Сноу пока не появится, а может, не появится и вообще — вряд ли Поттер вчера прошел мимо коменданта, наверняка говорил с ним, и если Сноу и позволят вернуться в Азкабан, то явно не сразу. . Но расслабиться не получалось, и никакие разумные доводы и уговоры не помогали.

Сегодня была смена Джейсона, но Люциус отказался даже от ванны — он ждал. А Поттер не появился. Это раздражало и пугало одновременно. Люциус злился на мальчишку за то, что тот посмел нарушить обещание, и на себя за то, что раз в жизни поверил слову гриффиндорца и теперь чувствовал слишком сильное разочарование. Когда ожидание стало бессмысленным, он отвернулся к стене, чтобы не видеть злополучную дверь, и попытался заснуть.

Снилось море, бирюзовое на солнце, чайки, песок и Поттер, который стоял на высокой черной скале и махал гриффиндорским шарфом вслед уплывающей белой яхте. А потом появился Сноу. Выхватил из руки Люциуса бутылку кальвадоса и спросил, растягивая губы в отвратительной усмешке: «Страшно?»

Люциус зашарил по песку в поисках палочки, но потом вспомнил, что она осталась в камере, а магии в нем теперь не больше чем в дохлой медузе, которая валяется рядом. Он попробовал закричать, но голос не слушался, а Поттер все еще махал и был слишком далеко, чтобы услышать невнятный хрип, вырвавшийся из горла. Он не услышал даже хохота Сноу, хотя тот, казалось, применил Сонорус. Люциус затыкал уши, но хохот ввинчивался в голову, разлетался обжигающими искрами по телу. Лицо Сноу таяло, падали на песок желтые капли, похожие на расплавленный воск, а под оплывающей маской проступали знакомые черты. Серая кожа, безгубый рот, провал вместо носа… Когда глаза полыхнули алым, Люциус все-таки заорал — боль прошила гортань, обожгла грудь — и проснулся.

Он лежал, вцепившись в сбившееся одеяло, сердце гулко бухало в ребра, во рту было сухо и горько. Люциус облизал губы, но язык оказался тоже сухим, прошелся наждаком по подживающей коже.

Руки дрожали, и Люциус чуть не расплескал всю воду из кружки, пока пытался напиться. Тяжело опустившись на стул, он уронил голову на скрещенные руки. Нужно было успокоиться, выдраться из липких пальцев кошмара, снять промокшую насквозь рубашку и перестать трястись хотя бы от холода. Через маленькое зарешеченное окно-бойницу в камеру проникал мутный серый свет. Значит, уже рассвело. Ночь кончилась. И кошмар тоже. Просто кошмар, ничего больше. Темного Лорда нет. И Сноу нет. Никого нет. Даже до утреннего обхода еще далеко, тогда откуда же…

Люциус вскочил, с грохотом опрокинув стул, и, стиснув край стола, уставился на дверь. После характерного лязганья она распахнулась.

Поттер с зажатой в вытянутой руке палочкой цепким взглядом окинул камеру, нахмурился, заметив стул, потом, видимо, связал его с грохотом и успокоился.

— Собирайтесь. Мы уходим.

Люциус с трудом отцепился от стола и наконец выпрямился. Облегчение было таким сильным, что до него даже не сразу дошел смысл сказанного. Он просто смотрел на Поттера и не мог перестать. Как будто мальчишка стал его личной гарантией от всех кошмаров этого мира.

— Ну! — Поттер не двигался, только как-то по-детски потер кулаком глаза, и Люциус сразу увидел темные круги, в сером свете казавшиеся почти черными, покрасневшие белки, измятую мантию, перекошенный воротник.

— Куда? — спросил Люциус, уже опускаясь на колени перед кроватью и шаря рукой по пыльному полу.

— Подальше отсюда, — сказал Поттер и добавил, проявляя чудеса догадливости: — Акцио, палочка Малфоя!

Люциус молча отряхнул ладони и колени, накинул единственную мантию и пошел к выходу.

За все время путешествия в лодке Поттер не произнес ни слова. Люциус тоже молчал. Хотя солнце еще не взошло, света было слишком много, от него ломило глаза. На воздухе кружилась голова, и Люциус смотрел в одну точку — на удаляющийся замок. Какая бы тюрьма ни ждала его впереди, вряд ли в ней может быть хуже.

* * *

После аппарации оказались в темном пустом коридоре. Люциус огляделся, но ничего хотя бы смутно знакомого не обнаружил. Ясно было одно — это не тюрьма, во всяком случае не то, что понимают под этим словом маги или магглы.

— Идемте. — Поттер пошел вперед, и Люциусу ничего не оставалось, как последовать за ним. — Это кухня. Продукты можете брать в холодильнике, хотя, думаю, для вас Кричер будет готовить.

— Кричер?

— Домовик.

— Где мы? — Люциус окинул взглядом большое вытянутое помещение с обеденным столом, стульями, шкафами и белой громадиной, в которой опознал упомянутый холодильник. Подробности маггловского быта были Люциусу почти незнакомы, однако газовую плиту от телевизора он отличить мог. Второго на кухне не наблюдалось, зато первая была, отливала серебристым и таращила черный стеклянный глаз печки или как ее там называют магглы.

— В доме Блэков.

— То есть в вашем?

— То есть в моем, — согласился Поттер и вернулся в коридор.

Лестница под ногами истошно скрипела. Люциус старался ступать аккуратно, приподнимаясь на мыски, а Поттер шел быстро, кажется, даже не замечал. На втором этаже он открыл первую же дверь.

— Это ваша новая камера, Малфой.

— Больше похоже на гостевую спальню.

Поттер пожал плечами и посторонился, пропуская Люциуса вперед.

— Там ванная, — он указал направо. — Можете пользоваться кухней, лестницей, коридором, по которому мы шли. Коридор на втором этаже и все остальные комнаты в этом доме для вас закрыты. Входная дверь, окна и камин заблокированы. Если вы попытаетесь сбежать…

— Я себе не враг. — Люциус тяжело опустился в кресло и вздохнул, откидываясь на мягкую спинку. В происходящее верилось с трудом, и если бы не слишком реальный Поттер, который застыл в дверном проеме, можно было бы решить, что это очередной сон, пришедший на смену кошмару.

— Я делаю это не для вас.

— Вы не знали, что последствия ритуала окажутся такими.

— Не знал. Именно поэтому вы здесь. А не потому что я вдруг перестал испытывать к вам отвращение.

Люциус прикрыл глаза. Ему было все равно, что чувствует Поттер, делая такой роскошный подарок. Главным было то, что мальчишка впускал его в свою жизнь, в свой дом, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, чтобы загладить призрачную вину, и возможно, чтобы не испытывать угрызений совести, получив известие о загадочной смерти Люциуса Малфоя в Азкабане. Это было щедро. Слишком по-гриффиндоски, или слишком по-поттеровски, а он вел себя так, будто не произошло ничего необычного. Говорил о каких-то смешных запретах и ничего не требовал. Только предостерегал.

— Как вам удалось? — Люциус боялся задавать вопросы, боялся, что морок рассеется, и он снова проснется в камере. И все будет как было

— Что? — Поттер снова потер глаза. Похоже, спал он в последний раз давно.

— Перевезти меня сюда.

— Неважно.

Люциус мог бы возразить, что как раз таки очень важно. Чтобы поверить, нужно понять. Но он не стал.

— Вам удалось встретиться с мистером Сноу?

— Нет. Он исчез. — Поттер отвел взгляд и покрутил в пальцах палочку. — И невыразимец, который рекомендовал его, тоже. О том, что вы здесь, и о том, что с вами произошло знает только министр.

— Спасибо.

— Мне просто нужно разобраться.

— Я понимаю.

— Мне плевать, Малфой, понимаете или нет. Вы будете сидеть здесь. И ваша палочка пока останется у меня.

— Думаете, я могу ею воспользоваться? — осторожно спросил Люциус.

— Я могу думать все, что угодно, вас это не касается.

— Во мне не осталось магии. — Почему-то казалось важным убедить Поттера прямо сейчас, чтобы у него не было сомнений, чтобы он вдруг не передумал. Но как это сделать — Люциус пока не знал. Требовалось время, чтобы привыкнуть к новым обстоятельствам, трезво оценить ситуацию. С последним пока возникали проблемы.

— Это вы так говорите. А единственный, кто подтвердил ваши слова, пропал.

— Вы полагаете, я стал бы терпеть издевательства над собой, если бы мог сопротивляться?

Поттер прищурился. Какое-то время смотрел пристально, будто изучал.

— Зная вас, я ничему не удивлюсь.

— Вы не верите мне. У вас нет причин верить. В качестве доказательств я могу предъявить только слова, ну и то, что вы видели собственными глазами. — Люциус сглотнул и сжал подлокотники, чувствуя, как холодеют пальцы. — Но если вы считаете, что я способен разыграть такой грандиозный спектакль и позволить изувечить себя с какими-то тайными целями, то зачем вы переселили меня в этот дом? Или вы уверены, что эти стены надежнее самой защищенной тюрьмы магического мира?

— Я уверен в том, что в ближайшие два часа вы никуда не денетесь, потому что первая же попытка проникнуть сквозь охранные чары вырубит вас на неопределенное время. А потом я собираюсь проверить, существует ли на самом деле это ваше заклятье подчинения и настолько ли оно ужасно, как вы пытались меня убедить.

Люциус напряженно вглядывался в лицо мальчишки. Его воинственный вид не вызывал страха. Не потому что Поттера нельзя было бояться. Очень даже можно. Но сейчас, невольно сравнивая его со Сноу, Люциус знал точно — Поттер никогда не унизится до пыток. И не потому что ему не за что мстить и не из-за чего сходить с ума. Просто он — другой. Волнение никуда не делось, но к нему прибавилась решимость сделать все, чтобы Поттер поверил. И Люциус почувствовал, что понемногу успокаивается.

— Вы правы, мистер Поттер. В ближайшие два часа я точно никуда не денусь.

tbc