Коллекционер

— Я очень устал сегодня, Симус, так что прошу тебя — покороче, — Гарри с силой провел ладонью по лицу.

Мужчина, сидящий напротив, нервно передернул плечами, и Поттер отстраненно подумал, что Симус Финниган в свои тридцать выглядит не очень хорошо. Не то отекший, не то опухший, нездорово бледный. Он мало чем напоминал того Симуса, которого Гарри помнил по Хогвартсу.

Финниган еще раз нервно вздрогнул и вытер платком вспотевший лоб.

— Жарко тут у тебя, — пожаловался он. — У нас-то, когда я из дома выходил, дождь шел…

— Симус, короче, пожалуйста, — повторил Гарри. — У меня был трудный день.

— Я к тебе, как к старому другу, — Финниган наклонился вперед, навалившись грудью на стол. — Это очень личное, Гарри. Очень. Мне бы хотелось…

— Симус, — Поттер нетерпеливо побарабанил пальцами. — К делу, пожалуйста.

— Меня шантажируют, — тихо сказал Финниган и оглянулся на дверь. — Я работаю в солидной фирме, где деловая репутация ценится даже меньше, чем личная. Год назад я… совершил небольшую ошибку. Позволил себе немного расслабиться. Самую малость, Гарри, каких-то три часа. Разумеется, я уже на следующий день забыл о своем маленьком приключении. А два дня назад я получил сову. Мне предлагают заплатить некоторую сумму за… думосбор. Если я не принесу три тысячи галлеонов до конца недели, то этот думосбор шантажист подарит Рите Скиттер. А уж она сделает мою ошибку достоянием гласности, я в этом не сомневаюсь. Мои партнеры, Гарри, этого не потерпят. Я пришел к тебе, потому что…

Финниган снова вытер платком потный лоб.

— Ты хочешь, чтобы я нашел шантажиста, — Гарри пододвинул пергамент и перо. — И сделал это, по возможности, без огласки. Я тебя правильно понял?

— Почти, — Симус тоскливо вздохнул. — Видишь ли, Гарри, у меня нет таких денег. Я хочу, чтобы ты каким-нибудь образом забрал у него этот думосбор.

Поттер пожал плечами.

— Найдем шантажиста, арестуем и конфискуем компромат.

— Нет-нет, — Финниган умоляюще посмотрел на него. — Если его арестовать, то на суде он же все расскажет. Будет скандал, Гарри, а я не могу себе этого позволить. Я хочу, чтобы ты у него забрал думосбор — и все.

— Интересно, каким образом? — раздраженно поинтересовался Поттер. — Предлагаешь мне, главному аврору, устроить кражу со взломом?

— Я не знаю, — Финниган скомкал платок в руке. — Уговори его… как-нибудь. Запугай. Сделай что-то, чтобы он отдал думосбор без денег. Понимаешь, мы же все не без греха. Я уверен, что я не единственная жертва.

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать, — хмуро ответил Поттер. — Для начала надо выяснить, кто тебя шантажирует.

— А разве я не сказал? — Симус сунул платок в карман и вытащил смятый пергамент. — Этот негодяй даже не думает прятаться, настолько он в себе уверен. Это Малфой, Гарри. Драко Малфой.

— Кто? — от удивления Гарри поперхнулся и закашлялся.

— Малфой, — несчастным голосом повторил Финниган. — Гарри, я понятия не имею, как он узнал. И не представляю, каким образом в его руки попал этот думосбор. Вот, взгляни.

Поттер расправил измятый пергамент и пробежал глазами по строчкам.

“Финниган! Год назад ты позволил себе нарушить не только магические, но и маггловские законы. Однако все тайное рано или поздно становится явным. За удовольствия надо платить — и если ты не хочешь платить своей репутацией, то изволь расплатиться золотом. В воскресенье, пятого июня, ровно в полдень я буду ждать тебя в “Последнем вампире”. Не сомневаюсь, что этот милый паб тебе хорошо известен. Ты передашь мне три тысячи галлеонов, а я за это отдам тебе думосбор с тремя часами твоих приключений. Если ты не явишься, то в половине первого думосбор получит небезызвестная тебе Рита. Разумеется, ты можешь обратиться в аврорат. Я получу год тюрьмы за шантаж, а ты — полновесный красивый скандал на заседании суда. Выбор за тобой. Без уважения, Д.Малфой, Лайм Виллидж, Флавер-стрит, 14.”

— Ты видишь? — Финниган ткнул пальцем в пергамент. — Он даже адрес свой не скрывает. Каков наглец, а?

— Да, — задумчиво сказал Гарри и еще раз перечитал письмо. — Что именно ты нарушил, Симус? О чем идет речь?

Финниган покраснел и снова вытащил платок.

— Мне бы не хотелось об этом говорить, Гарри, — промямлил он. — Я был немного пьян, мне захотелось… сделать глупость.

— И ты ее сделал, — спокойно сказал Поттер. — Какую именно? Если я не буду знать, о чем речь, я не смогу тебе помочь.

— Я снял у бара проститутку, — глядя в сторону, ответил Финниган. — И привел ее в номер. Заплатил ей за три часа двадцать галлеонов.

— Снять проститутку в наше время не преступление, — Гарри вытащил из стола тонкую папку и положил в нее письмо. — Подробнее, Симус.

— Она была несовершеннолетняя, — мрачно сказал Финниган. — На вид лет четырнадцать, не больше. Сказала, что шестнадцать. Просила десять галлеонов за час, но сторговались на двадцати за три.

— Так, — Поттер оперся локтями о стол и устроил подбородок на скрещенных запястьях. — Интересно. И для облегчения совести ты поверил ей на слово, да? Дальше что было?

Симус молчал, и Гарри нахмурился.

— Я ведь все равно узнаю, — сухо сказал он. — Не от тебя, так от Малфоя. Лучше говори сам.

— Она оказалась девственницей, — нехотя ответил Финниган. — Разревелась в номере, начала рассказывать какие-то сказки о больной матери, голодающих сестрах. Что им, якобы, нечем платить за жилье, а в лавке не дают продукты в кредит. Я ее стукнул пару раз, чтобы не выла… Не смотри на меня так, Гарри. Я был пьян, и мне хотелось… В общем, просто хотелось, а она была такая миленькая…

— Можешь не продолжать, — брезгливо сказал Поттер. — Изнасилование несовершеннолетней, статья двадцать третья магического Уложения об уголовных преступлениях. От семи до десяти лет Азкабана.

Все эти годы, прошедшие после окончания Хогвартса, он никак не мог привыкнуть к тому, что его друзья — бывшие и настоящие — меняются. Кто-то в лучшую сторону, кто-то в худшую. Гарри всегда казалось, что и через пятьдесят лет они должны оставаться такими же честными и прямыми, какими были в его школьные годы. Но время и обстоятельства неумолимо лепили из бывших мальчиков и девочек мужчин и женщин, мало похожих на идеал. Кто-то превратился в обычного обывателя, главным для которого были маленький домик в пригороде, уютное кресло, вкусная еда на столе и отсутствие новостей. Кто-то начал прикладываться к бутылке и постепенно оказался на дне общества. Кто-то обзавелся отдельным кабинетом и привычкой смотреть на посетителей свысока. Кто-то — как Симус — устроился на теплое доходное место и позволял себе нарушать закон то по мелочи, то по крупному. Кто-то работал, не щадя ни себя, ни других — но таких было мало, очень мало.

Разумом Гарри понимал, что так и должно быть. Что все люди разные, а детские мечты имеют свойство вдребезги разбиваться о взрослую реальность. Что невозможно всю жизнь гореть таким же чистым и ясным пламенем, как в юности. Понимал — и все равно не мог с этим смириться.

— Ты отдаешь себе отчет, Симус, что я должен тебя задержать? — смотреть на потеющего и бледнеющего приятеля было неприятно. — Даже если я оформлю дело, как явку с повинной…

— Гарри! — Финниган вцепился дрожащими пальцами в столешницу. — Ты этого не сделаешь! Я же пришел к тебе за помощью! И потом… это было не в Британии. Во Франции, в Париже. Ну какое нам дело до французских нищенок?

Поттеру не было ни малейшего дела до французских нищенок. Равно как и до нищенок итальянских, китайских или аргентинских. Но он хорошо помнил любимую фразу Кингсли: “все большие преступления начинаются с маленьких компромиссов”.

— Клянусь тебе! — Финниган прижал дрожащие руки к груди. — Это был первый и последний раз! Я сам не знаю, что на меня нашло!

— Хорошо, — сухо сказал Поттер. — Мой рабочий день закончился два часа назад, так что будем считать, что ты пришел ко мне, как к частому лицу. Как к старому другу. Ты хочешь, чтобы я забрал у Малфоя думосбор, при этом не хочешь, чтобы я действовал официально. Малфой не боится ареста и суда, а ты очень боишься огласки. У тебя есть какие-то идеи? Что я, по-твоему, должен делать?

— Я не знаю, — Симус растерянно посмотрел на Гарри. — Может быть, его можно чем-то… запугать? Ты же Главный аврор, наверняка в архивах на него есть что-то, чего Малфой должен бояться. Он же бывший Упивающийся Смертью.

— Суд его оправдал, — все так же сухо ответил Гарри. — Полностью. И за все эти годы Малфой ни разу не мелькал ни в каких делах. Жил как все, никого не трогал, ни во что не лез. Предупреждая твое следующее предложение, могу сказать, что точно так же тихо и незаметно все эти годы жила и его семья. Еще варианты?

— Уговорить? Вдруг он согласится на что-то другое, не на деньги?

— А что ты можешь ему предложить? — Гарри откинулся в кресле. — Денег у тебя нет, это я уже понял. Должность в своей фирме? Редкие артефакты? Уникальные книги?

— Выкрасть? — безнадежно спросил Финниган, и Поттер фыркнул.

— Все-таки ты мне это предлагаешь? Ладно, Симус. Иди домой, я подумаю, что тут можно сделать.

В глубине души Гарри был уверен, что выбора у Финнигана нет, и платить придется. Год тюрьмы для Малфоя не шел ни в какое сравнение с тем, что ждало Симуса. Если Скиттер опубликует материалы из думосбора, аврорат будет вынужден открыть дело. И никакого значения не имеет тот факт, что дело было во Франции. Финниган просто неправильно расставил приоритеты. Потеря репутации или семилетнее заключение — для Гарри, намного лучше бывшего сокурсника знавшего законы, результат огласки представлялся однозначным. Пожалуй, следовало навестить Малфоя и поговорить с ним. Никаких надежд на эту беседу Поттер не возлагал, но рассчитывал, что разговор поможет ему определиться с планом действий.

Малфой жил в тихом живописном пригороде магического Лондона. Не самый престижный район города, зато — без сомнения — очень спокойный и достаточно дорогой. Двухэтажные нарядные коттеджи за живыми изгородями, ровно постриженные газоны, посыпанные гравием аккуратные дорожки, яркие клумбы. Флавер-стрит до боли напомнила Гарри Прайвет Драйв, но выглядела не в пример роскошнее и приятнее района, в котором он вырос.

Дом Малфоя находился где-то в середине улицы, и Гарри с удовольствием шел по мостовой, выложенной бежевыми и коричневыми плитками. От солнца его защищали вольготно разросшиеся липы, растущие вдоль дороги, легкий ветер нес ароматы цветущих деревьев и прохладу, а не пыль. Вообще утро было славным — по-настоящему летним, теплым и солнечным. В Лондоне Гарри уже успел подзабыть, что бывают такие тихие, почти сельские уголки, где на улицах не толкаются прохожие, из дверей лавок не кричат зазывалы, а над головой стаями не носятся совы. В какой-то момент он даже позавидовал Малфою, который так хорошо устроился. Впрочем, Малфои всегда хорошо устраивались.

Дом прятался в густой зелени отцветающих вишневых деревьев. Из-за миртовых кустов Гарри разглядел дорожку, ведущую к крыльцу, изящные решетки на окнах, какие-то неизвестные цветы, без всякой системы растущие тут и там на аккуратном газоне. В тишине было слышно даже басовитое гудение пчел, перелетавших от одного лилового соцветия у другому. В траве мелькнуло рыжее пятнышко, в котором Гарри с изумлением узнал небольшую белку. Животное пробежало по газону, бесстрашно подобрало что-то с крыльца и неторопливо начало грызть. Похоже, оно совершенно не боялось.

Гарри толкнул незапертую калитку, и услышал, как тихо прозвенели невидимые колокольчики. Поттер усмехнулся — разумеется, отсутствие запоров не означает того, что хозяин дома проявляет беспечность. Вязь защитных заклинаний предупредит о незваных гостях, а если владельца дома нет, то просто не позволит никому и шага сделать дальше калитки.

Гарри не сразу понял, что белки на крыльце давно нет, а вместо нее на верхней ступеньке стоит довольно высокий и худой мужчина в светлой рубашке и таких же светлых летних брюках. Дверь за его спиной была распахнута, и в проеме колыхалась от сквозняка легкая полупрозрачная ткань длинной занавески.

— Поттер, — спокойно сказал мужчина, щурясь от полуденного солнца. — Что ж, этого следовало ожидать. Было бы странно, если бы Золотой мальчик не кинулся выручать своих друзей по первой их просьбе.

— Малфой, — так же спокойно ответил Гарри, подходя ближе. — Этого действительно следовало ожидать. Было бы странно, если бы твоя змеиная натура рано или поздно не проявилась бы. Я ждал этого тринадцать лет.

— Правда, ждал? — Малфой насмешливо приподнял бесцветную бровь. — В таком случае, ты проницательнее своих приятелей. Они, похоже, забыли, что гриффиндорцы, как супруга Цезаря, обязаны быть вне подозрений. Что ж, проходи, раз пришел.

Развернувшись, он шагнул через порог, и Гарри ничего не оставалось, как последовать за ним.

Гостиная была светлой, просторной и прохладной. Наверняка, здесь были заклинания, позволявшие воздуху оставаться свежим, словно за окном стоял не наливающийся духотой июньский день, а ранее майское утро, но Гарри не стал проверять. Он с любопытством оглядывался, наметанным взглядом аврора подмечая детали. Минимум мебели — пара тонконогих кресел, стеклянный столик с графином и несколькими бокалами, высокие вазы с геометрическим орнаментом, в которых покачивали головками странные цветы, похожие на гигантские ромашки. Ничего тяжелого, угнетающего, темного — свет, простор, легкий аромат зеленых яблок. Ни одного портрета на стенах — только весенние и летние пейзажи. Невесомые короткие занавески на окнах. Щебет птиц, доносящийся из садика…

Все это совершенно не вязалось ни с образом темного мага, бывшего Упивающегося Смертью, пусть и оправданного Визенгамотом, ни с шантажистом, ни с самим Драко Малфоем. Хотя… Пожалуй, с Малфоем как раз вязалось.

Гарри обернулся и с интересом посмотрел на своего бывшего школьного врага. Впрочем, это было громко сказано — врага. Враг у Гарри всегда был один, а все остальные — слепыми исполнителями чужой злой воли. Кто-то из них действовал по убеждениям, как Беллатрикс Лестрандж, кто-то вляпался в чужую войну по глупости и недомыслию, как Гойлы или Крэббы, кто-то пытался извлечь из покровительства Волдеморта личную выгоду, как Малфои. В итоге проиграли все.

Гарри хорошо помнил Драко на единственном судебном заседании. Сжавшийся в напряженный комок и откровенно испуганный Малфой отвечал на вопросы слишком громко и слишком подробно. Наверное, это было естественно, Гарри самому довелось сидеть в этом неудобном кресле, и ощущения были очень неприятные. Так что он все понимал, но так и не смог отделаться от чувства какой-то брезгливой жалости.

Этот Драко ничем не напоминал того перепуганного молодого мага, прикованного к креслу подсудимых. Говорил негромко, держался уверенно и, похоже, ничего не боялся.

— Присаживайся, Поттер, — Малфой приглашающее повел рукой и первым опустился в кресло. — Чем обязан?

Гарри с удовольствием сел, вытянул ноги.

— Хороший дом, Малфой, — ответил он и, взяв ближайший бокал, налил себе воды из графина. — Тихий, уютный. Папа купил?

Губы Драко изогнулись в легкой усмешке.

— Мама, Поттер. Подарок на двадцатипятилетие. У взрослого холостого сына должно быть свое гнездышко для милых развлечений.

— Кстати, а почему холостого? — вода оказалась холодной и слегка сладковатой, словно ее набрали в лесном роднике. — Неужели во всей Британии не нашлось девушки, готовой связать себя узами родства со столь уважаемым семейством?

Малфой засмеялся. Делал он это с удовольствием, словно давно мечтал сидеть в одной комнате с Гарри и выслушивать колкости.

-Ты научился ехдничать, Поттер? Как это мило. Помнится, в Хогвартсе ты не отличался не только остроумием, но и интересом к чужой личной жизни.

— Зато тебя чужая личная жизнь интересует, не так ли? — Гарри откинулся в кресле, разом перестав улыбаться. — Настолько, что ты решил превратить этот интерес в статью дохода? Ты отдаешь себе отчет, чем рискуешь?

— Чем же? — на лице Драко отразилось неподдельное изумление. — Если бы я чем-то рисковал, то сейчас беседовал бы с тобой не в собственном доме, а в комнате для допросов.

— А это никогда не поздно сделать, — Гарри повертел в пальцах бокал и поставил его назад на столик. — Я имею в виду — перенести беседу в более подходящее для тебя место.

Малфой опять улыбнулся, продемонстрировав Гарри безупречные ровные зубы. И Поттер вдруг подумал, что эта улыбка никак не тянет на дружескую или, хотя бы, приветливую.

— Не надо меня пугать, Поттер, — Малфой закинул руки за голову и положил ногу на ногу, всем своим видом демонстрируя, что слова Главного аврора его не задели. — Раз уж ты здесь, то камера мне пока не грозит. Ты ведь пришел поговорить, я правильно понял? Тихо, мирно и без протокола. Так что давай будем взаимно вежливы и предупредительны. Я ведь не интересуюсь, почему ты до сих пор не женат, хотя года три после Хогвартса газеты раз в месяц, но писали о твоей грядущей свадьбе с Уизлеттой. А потом она почему-то вышла замуж за Лонгботтома.

Гарри нахмурился. У него были очень веские причины для того, чтобы расторгнуть помолвку с Джинни. К его немалому удивлению, все обошлось без скандала, если не считать ссоры с Рональдом, затянувшейся почти на полгода. Старый друг никак не мог понять, чем его красивая, неглупая и волевая сестра не устраивает Гарри. Основной довод — “мы не любим друг друга” — в глазах Рона не стоил потертого кната. Отношения восстанавливались долго и трудно, но, в конце концов, все наладилось. На свадьбе Джинни и Невилла Гарри был шафером и с облегчением пил за здоровье молодых и их будущую счастливую семейную жизнь. Брак, три года висевший над головой Поттера дамокловым мечом, наконец-то перестал угрожать его душевному равновесию. Но говорить об этом с Малфоем Гарри не собирался.

— Я пришел по просьбе Симуса, — сухо сказал он. — У него нет денег заплатить тебе за думосбор, которым ты его шантажируешь.

Малфой пренебрежительно хмыкнул.

— Его проблемы. Рита заплатит. Как ты понимаешь, мне совершенно все равно, чьи будут галлеоны. Деньги не пахнут.

— Еще как пахнут, — Гарри подался вперед. — Дерьмом они пахнут, Малфой. И статьей за шантаж.

— Опять пугаешь? — Драко снова улыбнулся. — Поттер, если бы я боялся сесть в тюрьму, я не написал бы Финнигану. Для него вся эта история обернется намного более серьезными потерями, чем для меня. Репутация — ерунда по сравнению с тем, что ему на самом деле угрожает. Ты это знаешь, поэтому и пришел.

— Хорошо, — Гарри с некоторым трудом взял себя в руки, хотя у него даже в пальцах засвербило от желания придушить Малфоя и вытрясти из него думосбор. — Тринадцать лет назад я вытащил тебя из огня и спас тебе жизнь. Ты готов обменять думосбор на этот долг? Я все эти годы не напоминал тебе ни о Выручай-комнате, ни о том, что свидетельствовал в суде в защиту твоей семьи.

— Поттер-Поттер, — Драко с наслаждением потянулся в кресле и негромко засмеялся. — Смотри, продешевишь. Обменяешь долг крови на чужие грехи — чем будешь за свои расплачиваться?

Он оказался перед Гарри так быстро, что тот не успел встать. Уперся в подлокотники, наклонился к самому лицу, так близко, что длинные светлые волосы коснулись щеки Поттера.

— Все очень просто, господин Главный аврор, — тихо сказал Малфой. — Ты явился сюда, поддавшись жалости к старому боевому товарищу. Ты готов покрывать его преступление, за которое любого другого отправили бы в Азкабан. Гриффиндорская принципиальность уступила гриффиндорской же дружбе. Что же ты будешь делать, Поттер, если завтра за воспоминания о сегодняшней беседе платить придется уже тебе? О, я прекрасно знаю, что денег у тебя достаточно. Больше, чем нужно одинокому молодому мужчине, ведущему скромный образ жизни, при этом обладающему не только хорошим наследством, но и приличной зарплатой. Но что, если платить тебе придется не галлеонами? Кстати, почему ты не предложил Финнигану взять у тебя в долг? Не сообразил или пожадничал?

Когда-то очень давно Гарри пришлось выйти один на один с обезумевшим от крови и безнаказанности оборотнем-людоедом. Каким-то чудом молодой аврор успел в последний момент ударить по зверю парализующим заклятием. Наклонившись над поверженным вервольфом, он заглянул в налитые кровью глаза. Гарри ожидал увидеть в них ненависть, ярость, бешенство — а увидел только бесконечную тоску.

Такая же тоска стыла сейчас в глазах Малфоя — темно-серых, с покрасневшими белками. Это длилось всего одно мгновение — взгляд глаза в глаза — а затем Драко выпрямился и отошел.

— На первый раз прощается, Поттер, — сказал он, не оборачиваясь к застывшему в кресле аврору. — Возвращайся в Лондон и передай Финнигану, что сумма удваивается. Шесть тысяч и ни кнатом меньше. Переговоры окончены.

Летний день был все таким же теплым и солнечным, но Гарри уже не хотелось улыбаться. Он с раздражением подумал о том, что для начала июня слишком жарко. Что в Лондоне, в узких каменных улочках магического квартала, нечем дышать. И что впереди не только душный темный кабинет в Министерстве, но и тягостный разговор с Симусом.

— Поттер! — Гарри обернулся, держась рукой за узорную решетку калитки.

Малфой стоял на крыльце, сунув руки в карманы, и смотрел куда-то поверх головы Главного аврора.

— Финниган не единственный, Поттер. Он первый.

Девушка у двери тихо плакала, даже не пытаясь вытереть слезы, и прятала глаза. Обнаженный мужчина, сидевший на постели, вытащил из кармана брошенной на стул мантии кошелек, отсчитал несколько золотых монет.

— Держи.

Девушка не пошевелилась. Тогда мужчина встал, приподнял ее бессильную руку и вложил монеты в ладонь. Кулачок медленно сжался.

Гарри, стоявший за занавеской, осторожно вышел на балкон, протиснувшись в неширокую щель между дверью и косяком.

В реальность Поттера вытолкнуло неожиданно, и он затряс головой, возвращаясь из ночного Парижа в вечерний Лондон.

В каменной чаше думосбора плавал серебристый туман. От водоворотов блестящих искр мутило, и Гарри взял со стола предусмотрительно приготовленный кубок с соком.

Им пришлось заплатить Малфою шесть тысяч галлеонов, которые Гарри забрал из своей ячейки в Гринготтс. Финниган рвал на себе волосы и клятвенно уверял, что отдаст долг в течение пары лет, но Гарри в этом сомневался. Дело было не в том, что Симус мало зарабатывал — просто жил он на широкую ногу, ничего не откладывая и не умея экономить.

Так что Гарри махнул на долг рукой и забрал думосбор, пообещав Финнигану его уничтожить. Сейчас, стоя у открытого окна с кубком в руке, он уже жалел о своем обещании. Малфой был прав — увиденное в думосборе тянуло на полновесный срок в Азкабане. Гарри все никак не мог забыть ехидную ухмылку Драко, небрежным жестом толкнувшего к нему матовый шарик.

— Наслаждайся, Поттер.

Наслаждаться было нечем. Беспомощную девчонку было жалко, а к Симусу после увиденного Гарри не испытывал ничего, кроме неприязни. Финниган втянул его в очень некрасивую историю, и оставалось только надеяться, что Малфой выполнит свое обещание и не станет шантажировать уже самого Гарри, который пошел ради приятеля на должностное преступление.

Кроме того, Поттеру не давали покоя две вещи: последние слова Драко, сказанные им в Лайм Виллидж, и некоторая странность, обнаруженная во время просмотра думосбора.

Все три часа Гарри не мог отделаться от ощущения, что наблюдает за происходящим, сидя на корточках. За Финниганом следили — судя по всему, следили долго — и выследили. Кому это было нужно, зачем, кто прятался за тяжелой шторой номера, как этот “кто-то” проник в комнату, каким образом воспоминания попали к Драко — вопросов было множество, а ответов ни одного.

Неожиданно Гарри пришла в голову интересная идея. Настолько интересная, что он отставил в сторону кубок с соком, спустился из кабинета в гостиную и достал из небольшого бара бутылку “Старого Огдена”.

Малфой мог быть не шантажистом, а исполнителем, действовавшим по чьему-то приказу. Эта версия давала ответ сразу на несколько вопросов. Малфой боялся — и этим объяснялась тоска в его покрасневших от бессонницы глазах. Малфой боялся шантажиста больше, чем срока в Азкабане, и поэтому рисковал своей свободой. Малфой отказался шантажировать Гарри не из жалости, а потому что это чужая игра, в которую Драко втянули против его воли. И, наконец, он предупредил Главного аврора так откровенно, как мог себе позволить в той ситуации.

Версия выглядела логичной. Гарри повертел ее в голове и так, и сяк — единственным провалом было удвоение суммы, но тут Малфой мог просто поддаться корыстному желанию урвать кусок и для себя.

Поттер налил себе еще на два пальца огневиски и задумался. Чего может бояться Драко? Богатый, чистокровный, независимый? Тринадцать лет тихой и незаметной жизни семьи, чья фамилия когда-то неделями не сходила с первых полос и месяцами не исчезала из колонок светской хроники. О Малфоях за эти годы почти забыли. Старшие затворниками жили в Имении, изредка появляясь в Лондоне, чтобы посетить банк. Драко, как выяснилось, вообще уехал из Малфой-мэнора и живет один уже пять лет. Кстати, а почему он живет один?

В свое время в Хогвартсе много говорили о возможной помолвке Малфоя и Панси Паркинсон. К этим сплетням Гарри относился скептически: никакой выгоды из подобного союза Малфои не получали, а в глазах кое-кого из представителей чистокровных семейств этот брак выглядел и вовсе мезальянсом — Паркинсоны насчитывали в родословной всего лишь два поколения чистокровных магов. После падения Волдеморта нежелательным стал уже союз с Малфоями — мало кто хотел связываться с семьей, запятнавшей себя сотрудничеством с узурпатором. Паркинсоны открестились первыми, публично заявив о полном разрыве любых отношений с оставшимися на свободе членами Ближнего круга. За ними последовали Булстроуды, Гринграссы, Дэммингтоны, Фосетты, Броклхерсты…

Малфои могли бы найти невесту для сына в Европе, где мало знали о Волдеморте и еще меньше — о его соратниках. Но, как уже убедился Гарри, этого не случилось. Драко жил один и жил достаточно уединенно. О причинах подобного отшельничества Поттер мог только догадываться, но никакого подтверждения тем или иным догадкам не было. За последние десять лет в “Ежедневном пророке” о Драко не написали ни единой строчки.

Тем не менее, Малфой поддерживал отношения с Ритой Скиттер. И если падкая на сенсации и совершенно беспринципная журналистка ни разу не упомянула в своих статьях о Драко, то из этого можно было сделать три вывода: Скиттер хорошо платят за молчание, Малфой тщательно скрывает свою личную жизнь от посторонних глаз, никакой личной жизни у Драко нет. В последнем Гарри сомневался. Желания молодого здорового тела были хорошо известны и ему самому, а собственную личную жизнь Поттер оберегал не менее тщательно, чем это, похоже, делал Драко. В отличие от Главного аврора, Малфой не являлся публичной фигурой, так что хранить свои секреты ему, без сомнения, было намного проще, чем Гарри.

Но все-таки где-то Драко прокололся. Какие-то тайны его нынешней жизни стали известны постороннему. И теперь Малфой вынужден идти на поводу у человека, который намерен загребать жар чужими руками. А значит, он такая же жертва шантажа, как и Симус.

Гарри так уверовал в свою версию, подкрепленную выпитым огневиски, что решил немедленно ее проверить. Время было не очень позднее — каких-то девять часов вечера — и, быстро переодевшись, Поттер решительно вышел на улицу, собираясь аппарировать в Лайм Виллидж.

Флавер-стрит сияла фейерверками и гирляндами. Гарри в недоумении всмотрелся в висящие над липами транспаранты. “Праздник первой редиски”.

Фыркнув, Поттер пошел сквозь толпу, удивляясь, сколько народа, оказывается, живет в пригородной деревушке. А ведь несколько дней назад он не видел здесь ни одной живой души.

К счастью, привычка накладывать на себя маскирующие чары была у Гарри отработана до автоматизма. Едва увидев веселую толпу, размахивающую пучками молодой редиски и выпускающую в вечернее небо разноцветные шары, он произнес нужно заклятие, и теперь без опаски продвигался по улице. Иначе дальше первого столика с чашей пунша ему уйти бы не удалось. Просто удивительно, что его до сих пор узнавали. В газетах о Главном авроре писали разве что в официальной хронике, чему Гарри был только рад.

Коттедж Малфоя был темен и тих, но после огневиски и пары кубков с пуншем, выпитых по дороге, Поттер был настроен выяснить у Драко все подробности. Он открыл калитку и зашел в садик.

Как и следовало ожидать, в защитных заклятиях Гарри увяз у самого крыльца. Однако должность Главного аврора давала некоторые преимущества — например, возможность использовать специальные амулеты, чтобы нейтрализовать подобные препятствия. Невидимые нити с тихим звоном лопнули, и Гарри поднялся на крыльцо.

Сквозь стеклянную дверь хорошо просматривалась пустая гостиная, и можно было бы открыть дверь и войти. Но это оказалось бы вопиющим нарушением всех законов, а законы Поттер уважал. Поэтому убедившись, что хозяина нет дома, он снова спустился вниз, небрежно смахнул с лица маскировку и сел на ступеньки с твердым намерением дождаться Малфоя.

Долго ждать не пришлось. На улице еще шумели и радовались, пели странные песни, слов которых Гарри разобрать не мог, выпускали в небо шары и фейерверки, когда воздух рядом с Поттером скрутился в тугой кокон.

Через мгновение кокон лопнул, выпуская Драко, словно куколка — бабочку. Малфой сделал шаг вперед и остановился так резко, словно наткнулся на стену.

— Поттер? Что тебе здесь опять надо?

Гарри неторопливо встал, с удовлетворением отметив, что вопрос Малфоя прозвучал достаточно нервно. Визитеров тот явно не ждал.

— Гулял? — дружелюбно спросил он. — У вас тут, я смотрю, умеют веселиться.

— Гулял, — резко ответил Малфой. — И намерен лечь спать. Так что приходи завтра, Поттер. Или послезавтра. А еще лучше — вообще не приходи.

— Спать? — изумился Гарри. — В десять вечера? Даже я не ложусь так рано, хотя на службу мне к восьми утра.

— Поттер, меня не интересует твой режим, — Драко обошел его и поднялся на крыльцо. — Всего наилучшего, господин Главный аврор.

— Малфой!

Когда Гарри требовалось, он умел становиться очень быстрым. Так что захлопнуть дверь Драко не успел. И теперь стоял, неловко оттопырив локоть, взятый в жесткий захват сильных пальцев.

— Нам надо поговорить, — твердо сказал Гарри. — Не завтра, послезавтра или никогда, а сейчас.

Малфой повернул голову и зло посмотрел на него. В свете взлетающих над деревьями фейерверков лицо Драко выглядело неприятно.

— Хорошо, — отрывисто сказал он. — Заходи. Но учти, что я не собираюсь беседовать с тобой до утра.

Вырвав руку, он прошел в гостиную, щелчком пальцев зажег свечи в канделябре на стене, упал в кресло и вытянул длинные ноги. Гарри зашел следом, сел, не дожидаясь приглашения.

— На твоем месте я бы наложил заглушающие заклинания, — сказал он Малфою. — Мало ли что.

— Мало ли — что? — неприязненно осведомился Драко. — Нас некому подслушивать, Поттер, переходи к делу.

Гарри вдруг подумал, что точно так же пять дней назад он сам разговаривал с Симусом. Сравнение показалось неуместным. Финниган пришел просителем, а Гарри собирался сам предложить защиту, в которой Малфой, несомненно, нуждался. Поэтому начал Поттер с главного.

Он изложил свое видение произошедшего, старательно не замечая того, как выражение лица Малфоя меняется с недовольного на изумленное. Правда сейчас, когда приходилось проговаривать свои мысли, они уже не казались Гарри такими безупречно правильными. Опьянение отступало, его место занимали недоумение и стыд, и, в конце концов, Поттер окончательно запутался в доводах и замолчал.

— М-да, — произнес Малфой после нескольких томительных минут тишины, время от времени нарушаемой радостными воплями за окном. — Поттер, поделись секретом, где продают такую выпивку, я стану там постоянным клиентом. Наверное, это очень интересно — жить в мире своих безумных фантазий.

Гарри поморщился. Пил он редко — просто сегодня выдался на редкость неудачный день. После завершения сделки с Малфоем Финниган затащил Гарри к себе домой, и они до самого вечера уничтожали запасы скотча из бара Симуса — Финниган на радостях, а Поттер за компанию. Потом Гарри вернулся домой и просматривал думосбор. Потом пил сок и сразу за ним — огневиски. Ну и добавил пуншем на Флавер-стрит. Если учесть, что последний раз Гарри ел утром, собираясь на встречу с Малфоем, то ничего удивительного не произошло. Пожалуй, странным было как раз то, что Гарри оказался все еще способен связно излагать свои мысли.

Сейчас ему было невыносимо стыдно и за свой дурацкий визит к Малфою на ночь глядя, и за пылко предложенную защиту от выдуманного “заказчика”, и за всю свою дурацкую “версию”, выстроенную исключительно на домыслах. Уж кто-кто, а Малфой точно не нуждался в защите Главного аврора, тем более, предложенной спьяну в десять часов вечера.

— Знаешь, Поттер, — задумчиво сказал Драко. — Все-таки тебя правильно сделали командиром мракоборцев. Решать поставленные задачи, направлять полки и размахивать палочкой — это твое призвание. А думать и строить гипотезы оставь невыразимцам. У них нет привычки высасывать теории из пальца.

— Хорошо, — ответил Гарри и встал. — Значит, я ошибся. И мерзавец, делающий деньги, подглядывая в чужие постели, — это именно ты, Малфой. Ты сказал, что Финниган первый, но не единственный. Отлично, кто предупрежден — тот вооружен. Я постараюсь сделать так, чтобы тебе не перепало больше ни одного галлеона. И чтобы ты переехал из этого милого уютного домика в азкабанскую камеру, как минимум, на год.

— Старайся, Поттер, старайся, — покладисто согласился Драко. — Я тоже постараюсь, поглядим, у кого лучше получится.

Скверно заканчивающееся воскресенье было окончательно закончено в “Дырявом котле”, куда Гарри явился около одиннадцати вечера, чтобы заесть и запить неприятное послевкусие от второго разговора с Малфоем. Том поставил перед Гарри тарелку с бифштексом и зеленым горошком, принес кружку сливочного пива, но Поттер, поморщившись, попросил чай. От мысли об алкоголе мутило — или, может быть, мутило от всего сразу. От Малфоя, от увиденного в думосборе, от глупого разговора, от скотча Финнигана и пунша на Флавер-стрит.

По дороге в паб в голову Гарри пришла еще одна мысль — что все произошедшее банальная провокация против него, Главного аврора. Но, к счастью, к этому времени виски уже выветрилось, так что он даже не стал эту мысль обдумывать. Не стоило изобретать лишних сущностей, когда ситуация была предельно ясна.

И все равно где-то в глубине души Гарри оставалось непонимание. Зачем Малфою шантажировать Симуса? Зачем ему вообще кого-то шантажировать? Малфои и после войны оставались богаче многих. Они исправно платили налоги и не продали ни акра из принадлежащих им земель. Гарри понятия не имел, сколько стоит коттедж Драко, но прекрасно понимал, что его цена в несколько раз превышает стоимость Норы семейства Уизли. За прошедшие годы Гарри достаточно хорошо научился разбираться не только в тактике и стратегии борьбы с преступниками, но и во множестве менее интересных вещей. Его не обманула скромная на первый взгляд обстановка гостиной коттеджа Драко. И от ваз, и от картин на стенах, и от безделушек на полке фальшивого камина тянуло магией — несомненно, это были раритеты, чей возраст превышал сотню лет. И одежда Малфоя была куплена не в универсальном магазине, а сшита на заказ. Драко не было никакого смысла шантажировать кого-либо ради нескольких тысяч галлеонов. Разумеется, для тех же Уизли это были очень большие деньги, да и не только для них. Но Малфои были и оставались богачами. Так зачем?

Окончательно запутавшись, Гарри в несколько глотков допил остывший чай, положил на стол галлеон и встал. Он был твердо намерен разобраться в подоплеке всей истории и, по возможности, предотвратить следующие шаги Драко.

Утром Поттер вызвал к себе в кабинет Стэнли Роббинса.

Стэнли считался одним из лучших следователей в отделе предотвращения магических преступлений, у него был феноменальный нюх, и Роббинс по праву носил под мантией фиолетовую ленточку кавалера Ордена рыцарей Магического щита.

— Сколько времени тебе понадобится, чтобы собрать все данные о человеке? — без обиняков спросил Гарри.

— Смотря о ком, — Стэнли пожал плечами. — О тебе где-то неделю. О Шеклболте — дня четыре. Об Артуре Уизли — часа два.

— О Драко Малфое, — Гарри произнес это совершенно спокойно, хотя в груди слегка похолодело — он совершал поступок, отыграть который назад будет затруднительно.

— Смотря что, — Роббинс задумался. — Два дня или три.

— К пятнице дело должно лежать на моем столе, — Гарри покусал губы. — Все, чем занимался Малфой после суда. Все тринадцать лет. Как видишь, я даю тебе больше времени, чем ты просил.

— Я не просил, — Стэн склонил голову набок и стал похож на большую нахохленную птицу. — Я могу собирать данные официально или тебе нужна негласная информация?

— У меня есть основания полагать, что Малфой замешан в некоторых противоправных делишках, — сухо ответил Гарри. — Но доказательств нет, и дела тоже нет. Так что мне нужна негласная информация, о которой будем знать только ты и я.

— Понял, — легко согласился Роббинс и встал. — Я могу идти?

— Ну что, Малфой? — пробормотал Гарри, когда дверь за Стэнли мягко захлопнулась. — Посмотрим, какие тайны у тебя имеются. И что из этого может мне пригодиться.

До пятницы о Малфое Гарри не вспоминал. Или почти не вспоминал. Его дни были заняты под завязку — неожиданно выплыло старое дело о продаже темномагических артефактов в “Горбин и Бэркс”. Лавку давным-давно закрыли, но купленные в ней когда-то вещи продолжали появляться то здесь, то там.

В этот раз аврорам пришлось тесно сотрудничать с маггловской полицией, поскольку преступники использовали для контрабанды в маггловском мире магический артефакт. “Отводящее око”, замаскированное под обычный перстень, заставляло таможенников не замечать содержимого карманов досматриваемого человека. А детекторы-металлоискатели попросту не реагировали на невинный по их электронному мнению порошок, тщательно упакованный в полиэтиленовые пакеты.

Проникновение магической преступности в обычный мир давно беспокоило Министерство магии, контрабанда наркотиков стала последней каплей, и в пятницу с утра Министр Шеклболт собрал расширенное совещание c представителями аврората, Скотланд-Ярда и полицией Сити. Так что в свой кабинет Гарри вернулся только к пяти вечера — злой и голодный. Аврорат не заслуживал упреков в бездействии: сотрудников не хватало, предсказать, где в очередной раз появится очередное темномагическое наследие, было невозможно, а учету вся эта гадость просто не поддавалась — некоторые артефакты, изымаемые время от времени в Лютном переулке, были такими старыми, что о них упоминалось разве что в “Истории магии”.

— Заходил Стэнли Роббинс, — сказала Парвати и кокетливо коснулась тонким пальцем кабошона на лбу. — Просил передать.

— Спасибо, — буркнул Гарри и взял со стола секретарши тонкую папку. — Можешь идти, хороших выходных.

В кабинете он первым делом вызвал эльфа и попросил принести из министерского кафе несколько сэндвичей и горячий чай. Затем закрыл дверь на ключ, сел за стол и личным заклятием Главного аврора снял с дела заклинание нечитаемости. Папка на мгновение подернулась рябью и открылась.

Общеизвестные сведения на первой странице Гарри пропустил. Он и так прекрасно знал, в какой семье Драко родился, где учился, на чьей стороне воевал, и чем все для Малфоя закончилось. Зато колдографии Поттер разглядывал очень долго и внимательно.

Снимков было мало. Несколько официальных, сделанных во время суда. На них Малфой выглядел до смерти перепуганным, и Гарри прекрасно его понимал. В тот момент предсказать судьбы Драко и его отца не взялась бы и самая лучшая гадалка. Не вмешайся тогда в судебный процесс сначала Кингсли Шеклболт, а затем и Гарри, потери Малфоев оказались бы куда более значительными. А так они отделались аврорским надзором в течение года, лишением права быть избранными в Визенгамот в течение десяти лет и административным штрафом в размере двадцати пяти тысяч галлеонов, который пошел в Фонд помощи пострадавшим на войне. Гарри понятия не имел, насколько сильно эта выплата ударила по состоянию Малфоев, но, судя по всему, они не очень сильно обеднели.

Следующие колдографии относились к первым годам после суда. На них Драко выглядел намного увереннее, чем в кресле подсудимых. На одной он был снят вместе с отцом у входа в лавку Олливандера, на другой — сидел в “Дырявом котле” в обществе какого-то мужчины. Гарри посмотрел на оборот колдографии: “Комментарии: лист номер три”.

Пояснения на листе номер три обнаружились в предпоследнем абзаце.

“Д.Малфой и Якоб Гарпий Гржбецкий, декан факультета алхимии Пражского магического Университета, май 2000 года, Лондон. Колдография номер 5. См.Примечания”.

Гарри рассвирепел. Стэнли был прекрасным работником, но его страсть раскладывать по полочкам все на свете иногда доходила до абсурда. Выдернув из папки последние два листа с примечаниями, Поттер положил их рядом, чтобы были под рукой, и повел пальцем по строчкам.

“Якоб Г.Гржбецкий, год рождения 1962, 15 сентября. Магистр алхимии, декан факультета алхимии ПМУ. Член гильдии Европейских алхимиков, основатель алхимического общества имени Н.Фламеля, член редакционного совета ежегодника “Алхимия: открытия и достижения”, лауреат премии Рупрехта Римма 1992 года, участник международных алхимических Конгрессов в Бонне, Бомбее и Пекине, член президиума ежегодного Алхимического Форума в Осло…”

Гарри вздохнул. Судя по всему, любовь Малфоя к зельям после гибели профессора Снейпа никуда не делась. Наверное, Драко собирался учиться дальше, но что-то не сложилось. Гарри уже собирался вернуться к другим колдографиям, когда его взгляд случайно скользнул по последней строчке примечания о Гржбецком.

“Ориентация: нетрадиционная”.

Гарри замер. Само по себе это ничего не значило — Малфой мог и не подозревать о сексуальных пристрастиях магистра алхимии. В конце концов, перед Поттером лежала информация, далеко не всегда известная окружающим, информация закрытая. Торопиться, делая вывод из одного факта, не следовало. Поттер перевел дух и вернулся к колдографиям.

Следующий снимок был сделан в Париже, на набережной. Группа молодых людей подпрыгивала и размахивала руками, а в небо над их головами взлетали разноцветные шарики с надписями по-французски и нарисованными сердцами, проткнутыми стрелами. Малфой стоял вторым слева, между высокой худой девушкой и здоровенным парнем скандинавского типа, подпрыгивал и смеялся вместе со всеми.

На листе номер шесть значилось: “Франция, Париж, 2004 год. Свадьба Мишель Лебланш и Клода де Февр. Слева направо: Свен Сванссон, Драко Малфой, Катрин Лебланш, Поль и Жаннет Пети, Мари Монтеррей, Жан Дормье”.

Гарри вернулся к колдографии. Драко на снимке подпрыгивал, шарик над его головой лопался, из него на Малфоя сыпались конфетти. Ничего странного и необычного. Если не считать того, что в какой-то момент Драко терял равновесие и опирался левой рукой о парапет. И раз за разом его пальцы накрывала ладонь Свена Сванссона.

В примечаниях Гарри быстро нашел все, что касалось развеселой парижской компании. Сванссон оказался студентом магического факультета Сорбонны и бисексуалом.

Больше в деле стоящих внимания колдографий не оказалось, если не считать самой последней, сделанной явно на днях. И вот этот снимок заинтересовал Гарри больше всего. Стоя у калитки своего коттеджа, Драко разговаривал с Финниганом. Симус отчаянно жестикулировал, а лицо Малфоя было непроницаемым. И только неприличный жест, который делал Драко, отражал его отношение к разговору — сжатый кулак левой руки с оттопыренным средним пальцем, который Малфой поднимал к лицу собеседника.

Гарри отложил в сторону колдографии, закрыл папку и задумался. Даже не читая то, что собрал Стэнли, он получил пищу для размышлений — только посмотрев снимки. Драко мог не знать, что Гржбецкий — гомосексуал. Но вряд ли мог не заметить нежного пожатия Сванссона. И его что-то связывало с Финниганом. Симусу не было никакого резона являться к Малфою — после драки кулаками не машут. Разве что у Драко нашлось в запасе что-то еще и теперь он опять требует у Финнигана деньги. Но в этом опять же не было смысла — он с самого начала мог запросить любую сумму. Да и жест, в любой цивилизованной стране имеющий однозначное значение, говорил, скорее, о том, что предъявлял претензии и что-то требовал Симус, а не Драко.

За всем этим крылось нечто большее, чем банальный шантаж. И был в этом замешан кто-то еще, потому что Гарри никак не мог отделаться от слов Малфоя, который обещал кому-то грядущие неприятности. Кому-то, кто тоже с большой долей вероятности придет к Поттеру за помощью и будет мямлить о случайной ошибке. Кому Гарри опять не сможет отказать, но чье преступление окажется намного весомее, чем шантаж.

Взглянув на старинные часы в углу, Поттер вздохнул и поднялся из-за стола. Подумав, сложил в папку колдографии и листы примечаний, уменьшил и сунул в карман мантии. Выносить из здания аврората служебные документы запрещалось. Но расследование было негласным, а защита дома на площади Гриммо мало чем уступала защите кабинета Главного аврора.

К вечеру субботы, просидев над делом Малфоя почти весь день, Гарри мог сделать один-единственный вывод: из всех законопослушных граждан магической Британии Драко был самым законопослушным. Как и вся его семья, он жил на проценты с капитала, с бывшими сокурсниками почти не общался, ни в каких партиях и организациях не состоял и вел довольно замкнутый образ жизни. Каждый год в январе уезжал на полтора месяца в Швейцарию, в Саас-Фе, кататься на горных лыжах, после чего навещал родственников в Провансе и к апрелю возвращался в Лайм Виллидж. Среди его знакомых действительно был один гей — Гржбецкий и двое бисексуалов — Сванссон и какой-то Паоло Паччини, итальянец и вольный художник (“Бездельник, иначе говоря”, — хмуро подумал Гарри). Однако все остальные люди, окружающие Драко, ориентацию имели вполне традиционную, так что, скорее всего, Малфой попадал в обычный статистический расклад — на сотню знакомых пятеро нетрадиционалов. Впрочем, даже до статистического минимума круг нетрадиционных знакомых Драко не дотягивал двоих человек.

— Одного, — сказал себе Гарри и запустил пальцы в коробку с чипсами. — Если считать и меня за знакомого — то одного.

Похоже, что свою частную жизнь Малфой оберегал не хуже господина Главного аврора. Все упомянутые в папке знакомые Драко были не более, чем просто знакомыми. С Гржбецким он встречался дважды — и оба раза сугубо по делу, передав незаконченные труды профессора Снейпа в фонд фламелевского общества. В парижскую компанию с колдографии и вовсе попал случайно, приехав с родителями на свадьбу де Февра, приходящегося Малфоям каким-то родственником по французской линии. В Швейцарию ездил один, в Провансе общался исключительно с родственниками… В общем, не имел никаких связей ни с мужчинами, ни с женщинами.

Из всего этого Гарри сделал еще один вывод: личная жизнь у Малфоя была, но он тщательно скрывал ее от окружающих. Настолько тщательно, что даже Стэнли при всех его талантах не смог ничего обнаружить. Причин этому могло быть немало — начиная от подружки-магглы, отношения с которой чистокровный Драко не желал афишировать, и заканчивая пресловутой ориентацией. При отсутствии доказательств предполагать можно было все, что угодно.

Волей судьбы сам Гарри находился в аналогичных обстоятельствах. Нельзя сказать, что он относился к собственной нетрадиционной ориентации как к несчастью. Скорее, отношение было философским — раз уж природа сыграла с Гарри такую шутку, то нечего переть против природы и надо принимать это как данность. Другое дело, что такая данность приносила Поттеру массу неудобств. Будь он простым обывателем, тихо и мирно жил бы с кем-нибудь, не привлекая к себе особого внимания и наслаждаясь маленькими радостями бытия. Но Гарри не был простым обывателем. Он был героем магической Британии и Главным аврором. Его подвиги изучали в Хогвартсе, в “приключения Гарри Поттера” играли дети, а взрослые волшебники относились к нему, как к живой легенде.

Легенда не могла жить с мужчинами. Легенда просто не имела права посещать лондонские гей-бары, размахивать радужными флагами на маггловских гей-прайдах и прилюдно целоваться с партнером в Косой аллее.

— Людям нужны идеалы, — грустно сказал в свое время Поттеру Кингсли Шеклболт. — Я прошу тебя, Гарри…

Разумеется, монахом Поттер не жил. Но ходить на свидания с предосторожностями, едва ли не большими, чем при выполнении опасного задания, было утомительно. Не раз, и не два Гарри хотел махнуть на все рукой, уйти в отставку и уехать куда-нибудь, где никто не будет с восторгом разглядывать его знаменитые очки и побледневший со временем шрам на лбу. Но обязательно наваливались какие-то дела, требовавшие его участия, появлялись проблемы, которые надо было срочно решать, заявление об отставке откладывалось на неопределенное время — и так оно все тянулось год за годом, навсегда забывались имена случайных партнеров, снятых Гарри под оборотным зельем или маскирующими чарами, а старый дом на площади Гриммо все больше напоминал жилище закоренелого холостяка.

Кукушка в старых часах хрипло напомнила Гарри, что день заканчивается, и он с изумлением обнаружил, что сидит, облокотившись на раскрытую папку, и уже полчаса жалеет себя и свою проходящую мимо личную жизнь. От чипсов в коробке осталась россыпь картофельных крошек, а в душе Гарри снова ворочалась и напоминала о себе привычная тоска одинокого человека.

Конечно, можно было навестить друзей, просидеть у них до поздней ночи, слушая рассказы о детях, об очередном проекте юридического отдела Министерства, который курировала Гермиона, о новых разработках фирмы “Удивительные Ужастики Уизли”. Есть яблочный пирог, пить ароматный чай, восторгаться чужими успехами, завидовать чужому счастью…

… На Флавер-стрит опять что-то праздновали. Гарри присмотрелся к транспарантам и ухмыльнулся. “Праздник клубничных усов”. Жители Лайм Виллидж оказались неистощимы на выдумки. Интересно, что они будут отмечать в следующий уик-энд — последнюю песню соловья? Первую вишневую завязь?

Малфой качался в гамаке и развлекался тем, что наколдовывал небольших огненных змеек. Змейки заползали на деревья и оттуда прыгали на проходящих мимо людей, стараясь угодить либо за шиворот, либо в вырезы платьев. Жертвы точных попаданий визжали, смеялись и бросали в Малфоя пучками клубничных усов.

— Привет, — сказал Гарри, на лету перехватывая змейку, которая рассыпалась в пальцах ледяными искорками — Я под маскировочными чарами.

— Привет, — озадаченно ответил Драко и сел. — Я — это кто?

Поттер прикрыл калитку и подошел ближе. Недоумевающий Драко выглядел забавно, а его поза в провисшем гамаке и вовсе была смешной, особенно остро и неуклюже торчавшие коленки.

— Я — это Гарри, — сказал Поттер. — Как ты сам понимаешь, пробиваться сквозь эту толпу в своем натуральном виде я не могу.

— О, Мерлин! — застонав, Малфой упал в гамак и закрыл глаза. — Поттер, что тебе на этот раз от меня надо? Что ты повадился сюда таскаться? Ты мне не родственник, не друг, не кредитор. Какого боггарта ты сюда ходишь, как на службу? В твою светлую, но нечесаную голову опять пришли мысли, которыми срочно требуется поделиться? Почему именно я обязан все это терпеть?

На мгновение Поттеру показалось, что последних полутора десятков лет не было. Что им с Малфоем снова по пятнадцать лет, он, Гарри, выслушивает от Драко очередные гадости и мучительно пытается придумать достойный ответ.

— Ну, вообще-то я пришел позвать тебя куда-нибудь посидеть, — задумчиво сказал он. — Даже и не знаю, почему.

Драко открыл глаза, выбрался из гамака и недоверчиво посмотрел на Гарри.

— Ты — меня? — наконец, холодно ответил Малфой. — Посидеть? Поттер, оставь свои аврорские штучки для идиотов, которые способны тебе поверить. Я же для тебя преступник, шантажист. Ты будешь пить пиво с шантажистом? Рассчитываешь, что я проболтаюсь и дам тебе какие-то сведения, которые ты потом против меня же и используешь?

— А что, есть о чем пробалтываться? — невинно поинтересовался Гарри. — И есть, что использовать?

Малфой немедленно замолчал, сжал губы так, что они побелели, и решительно развернулся к дому. Сделав несколько шагов по направлению к крыльцу, он задержался на мгновение и бросил через плечо:

— Уходи, Поттер. Иначе я вызову авроров и заявлю о вторжении на частную территорию. В гости я тебя не звал, а ордера на то, чтобы вламываться ко мне так нагло, у тебя нет. Главный ты аврор или хоть сам Министр — закон одинаков для всех.

— Это да, — медленно произнес Гарри. — Закон одинаков для всех. Думаю, я совершил ошибку, покрывая Симуса. Пожалуй, я покаюсь перед министром Шеклболтом, в понедельник открою дело и все-таки привлеку тебя за шантаж. Мне, конечно, эта история выйдет боком, Финниган отправится в Азкабан, но и ты получишь свое, Малфой. Кстати, я давно подумываю оставить службу, так что у меня будет прекрасный повод подать в отставку и уехать в Европу. Как называется тот курорт в Швейцарии, где ты каждый год отдыхаешь?

— Саас-Фе, — машинально ответил Драко и замер. — Что ты сказал?

— Что слышал, — Гарри пожал плечами. — Я решил, что неразумно допускать, чтобы тебе сошло с рук вымогательство. Тем более, что ты не собираешься останавливаться. Отдохнешь год в камере, переоценишь свои поступки…

— Ах ты! — Малфой стремительно обернулся, сжимая кулаки. — Ты бы лучше своих приятелей пересажал, пусть бы они свои поступки переоценивали! А то один девчонок насилует, другой…

Драко неожиданно замолчал, словно его ударили по губам, приводя в чувство. Несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь.

— Кто — другой? — резко спросил Гарри. — Малфой, я тебя не только за шантаж посажу, но и за недонесение о преступлении. По совокупности больше года получится, намного больше.

— Ты сначала это преступление раскрой, — презрительно бросил Драко. — А потом сроки будешь раздавать, господин аврор.

В понедельник утром Поттер снова вызвал к себе Роббинса.

— Стэн, мне нужны списки людей, отдыхавших в Саас-Фе в январе-феврале в течение последних десяти лет. Маги, магглы — все. Я хочу знать, с кем из бывших сокурсников и при каких обстоятельствах после суда пересекался Драко Малфой. Факультет не имеет значения, но обрати внимание на тех, кто закончил Гриффиндор. Отправь за Малфоем наружное наблюдение: он пользуется порталами и, видимо, каминной связью — куда, к кому, на сколько времени. Покидает ли пределы магической зоны, пользуется ли оборотным зельем и маскировочными чарами.

Роббинс покачался с носков на пятки, почесал в затылке.

— В рамках негласного расследования?

— Нет, — Гарри протянул сыщику подписанный пергамент. — Открывай дело, привлекай сотрудников. Здесь ордер на использование следящих заклятий и артефактов.

— Основания, сэр? — в подобных случаях Роббинс всегда становился предельно официальным. — Основания для открытия дела?

Гарри помолчал, обдумывая формулировку.

— Несколько лет назад Малфой стал свидетелем какого-то серьезного преступления, которое осталось нераскрытым, и теперь намерен использовать полученные сведения для шантажа. На данный момент мы не имеем оснований ни привлекать его к ответственности, ни даже допрашивать в качестве свидетеля. Но мы должны как предотвратить шантаж, так и выяснить, что именно скрывает Малфой.

— А если там ничего нет? — озадаченно поинтересовался Роббинс. — Если все это какая-нибудь банальная ерунда, вроде адюльтера или ребенка на стороне? Мало ли из-за какой чепухи человека можно взять за… кхм.

— Тогда закроем дело и отправим в архив, — спокойно ответил Гарри. — И в любом случае не позволим Малфою использовать эту чепуху для шантажа.

Десятилетие свадьбы чета Уизли отмечала в небольшом ресторане. Гарри появился там к тому моменту, когда официальная часть давно закончилась, гости разбрелись небольшими группами по залу, кто-то танцевал, кто-то вспоминал молодость, кто-то обсуждал последние новости. Поцеловав Гермиону и обнявшись с Роном, Гарри вручил им конвертик с билетами на двухнедельный круиз вокруг Европы, подхватил со стола бокал с шампанским и отправился здороваться с остальными гостями.

Пользуясь поводом, Уизли собрали у себя всех, кого только смогли, и Гарри с удовольствием целовал в щечку Чжоу, вернувшуюся с раскопок критского лабиринта, хлопал по плечам Дина и Эрни, споривших о последних разработках гоночных метел, улыбался Лаванде, увлеченно рассказывающей Флер о новой коллекции женских мантий от мадам Малкин на осень и зиму этого года.

— Гарри! — легкая женская рука взлохматила волосы Поттера. — Как приятно тебя видеть!

Обернувшись, он увидел Ромильду Вейн, стоявшую прямо перед ним.

— Я тоже рад, — слегка натянуто улыбнулся Гарри. — Ты такая красивая, Роми, рядом с тобой просто страшно находиться.

Ромильда кокетливо поправила выбившуюся из прически прядь и засмеялась. Рядом с ней Гарри ощущал себя очень неловко. Он спокойно относился к тому, что ниже Рона на целую голову, что среди слушателей аврорской школы когда-то стоял самым последним, что Кингсли, разговаривая с ним, всегда старался присесть, чтобы не смотреть на Главного аврора сверху вниз. Но рядом с высокими девушками Гарри и в тридцать лет чувствовал себя недомерком.

Он отступил на пару шагов назад, чтобы не задирать голову, отпил из бокала выдохшееся шампанское и вежливо поинтересовался:

— Как твоя работа?

Ромильда скривилась.

— Ничего хорошего. Кормак закрывает агентство, так что мне придется искать себе другое место. Без работы я, конечно, не останусь, мне на днях предложили сниматься для “Ля Фам” у Беретти. Но ты же сам понимаешь, Гарри — новый фотограф, другой взгляд…

— Кормак закрывается? — Поттер с удивлением посмотрел на Ромильду. — Чего вдруг? У него же, кажется, дела отлично шли.

— Да понятия не имею, — с раздражением ответила Вейн. — То ли ссуду не смог гоблинам вовремя выплатить, то ли неустойка какая-то от привередливого заказчика пришла. Так все неожиданно, Гарри. Мы в конце мая с ним контракт подписали на серию для новой линии “Мюррей”, а пятого июня он мне сказал, что распродает имущество, чтобы заплатить долги.

— Большие долги? — переспросил Гарри, пытаясь сообразить, чем его зацепила названная Ромильдой дата.

Пятого июня они с Симусом передали Малфою деньги за думосбор. Пятого июня вечером Гарри спьяну явился к Малфою. И было что-то еще, связанное с пятым июня, менее неприятное, но напрочь забытое.

— Большие, — Ромильда презрительно фыркнула. — Кормак плакался, что остался с голой задницей и теперь не представляет, что ему делать. Сказал, опять пойдет к Скиттер мальчиком на побегушках, если, конечно, удастся хотя бы на приличный колдоаппарат наскрести. А Симус ему сказал, что попробует к себе в фирму пристроить, если дело выгорит.

— Симус? — Гарри машинально поставил недопитый бокал на столик. — Финниган?

— Ну да, — Вейн с удивлением посмотрела на него. — Они же приятели не-разлей-вода, лет восемь уже, если не больше. А ты что, не знал? Мы с Кормаком утром договорились встретиться, он хотел сделать несколько кадров на природе, я встала ни свет, ни заря, пришла к нему — он мне свои новости и выложил. А потом Симус забежал, сказал, что ему некогда, и он вечером к Кормаку придет и все расскажет.

— Ясно, — ничего ясно не было, но Гарри интуитивно чувствовал, что все это неспроста. — Ну, я уверен, что ты не пропадешь. С Кормаком или без Кормака. Ты такая красавица, что любое модельное агентство будет счастливо заключить с тобой контракт.

Ромильда польщенно улыбнулась и попробовала взять его под руку, однако Гарри увернулся.

— Извини, — торопливо сказал он, отступая еще дальше. — Я сюда на минутку забежал, дел много.

Маклагген снимал двухэтажный особняк недалеко от Министерства. На первом этаж располагалась прекрасно оборудованная студия, на втором жил сам Кормак с женой и сыном. Но сейчас в студии царил разгром, у входа стояли коробки и тюки, и голые стены, лишенные причудливых драпировок, выглядели жалко.

— Переезжаем, — мрачно сказал Кормак, и его жена, тихая и бесцветная ведьма, всхлипнула.

— А что случилось? — Гарри огляделся. — Слушай, просто больно смотреть.

— Мне тоже больно, — еще более мрачно ответил Маклагген. — Долги, что поделать.

— Да какие долги? Какие долги? — вдруг закричала его жена. — Что ж ты всем врешь-то? Никаких долгов у нас не было никогда! Откуда они вдруг появились-то в одночасье?

— Так, стоп! — решительно сказал Гарри. — Кормак, ты ничего не хочешь мне рассказать о своих долгах?

— Ничего, — зло ответил Маклагген. — Нечего мне рассказывать. И что ты эту дуру слушаешь? Она в моих делах разбирается приблизительно так же, как Лонгботтом на первом курсе в зельях.

Миндальничать Гарри не собирался: уцепил Кормака за рукав рубашки, дернул к себе.

— Ну-ка, выйдем на улицу свежим воздухом подышать.

За дверью он выпустил Маклаггена, скрестил руки на груди и исподлобья посмотрел на собеседника.

— Сколько с тебя запросил Малфой?

Это был безобразный развод, ничего толком Гарри не знал, только подозревал, что внезапное разорение Маклаггена тесно связано с Драко и каким-то неизвестным образом еще и с Финниганом. Похоже, Кормак влип в историю еще почище, чем Симус, и предпочел разорение обращению в аврорат. Или хотя бы лично к Гарри. Впрочем, с Маклаггеном они не ладили еще со времен Хогвартса.

Кормак побледнел, отступил, прижался спиной к закрытой двери. В его глазах читался откровенный страх.

— Сколько? — Гарри шагнул следом, ткнул пальцем в грудь Маклаггена. — Десять тысяч? Двадцать? С Финнигана он потребовал три, а затем удвоил сумму. Кормак, я не спрашиваю, чем он тебя шантажирует, я хочу знать — сколько ты ему должен.

— Пятьдесят тысяч, — пробормотал Маклагген и судорожно сглотнул. — Только ради Мерлина, Гарри, не спрашивай меня ни о чем. Я ничего ему не должен, я уже все отдал.

Поттер ошарашено смотрел на бывшего сокурсника. Он представить себе не мог, за что Малфой назначил такую сумму.

— Он нам мстит, — Кормак разлепил сухие губы. — Мне, Симусу. Он пять лет ждал, затаился, сука, забился в свою деревню, как крыса в нору. Я ничего не могу тебе сказать, мы с Симусом Нерушимую клятву дали. А с него взять не догадались. Уверены были, что он никогда не посмеет. А теперь все, конец. Понимаешь? Всему конец.

Это походило на истерику — тихую страшную истерику человека, загнанного в угол, из которого существует только один выход. Размахнувшись, Гарри ударил Маклаггена по щеке, приводя в себя.

— Во что ты влип, Кормак?

Тот замотал головой.

— Не могу сказать. У меня жена, сын. Родители старые… Если они узнают… Гарри, я тебя умоляю. Ты же не Малфой!

— Не Малфой, — сквозь зубы сказал Гарри. — Я всего лишь Главный аврор, три недели назад совершивший огромную ошибку. Но ничего, я разберусь. Во всем разберусь, Маклагген, можешь не сомневаться.

Список, который на следующий день оказался у Гарри в руках, состоял всего лишь из семи фамилий.

— Это что? — поинтересовался Поттер у Роббинса.

— Это список тех, кто ездил в Саас-Фе, — невозмутимо ответил Стэнли. — Курорт довольно популярный, и я подумал, что не имеет смысла давать необработанную информацию. Эти люди отдыхают в Саас-Фе в январе-феврале ежегодно в течение нескольких лет.

Первым в списке шел Малфой. Следом за ним стояли еще две смутно знакомые Гарри фамилии. Четвертым был тот самый вольный художник Паоло Паччини. И еще трое, чьи имена Поттеру ни о чем не говорили. Гарри почесал кончик носа.

— Стэн, а в списках тебе не попадались фамилии Финниган и Маклагген?

— Попадались, — Роббинс открыл папку, которую держал в руках, пошелестел пергаментами и вытащил один лист. — Вот, пожалуйста. Кормак Маклагген с женой Памелой и Симус Финниган, февраль 2006 года. Маклаггены проводили в Саас-Фе медовый месяц, Финниган, как я понимаю, поехал за компанию.

— Чуть больше пяти лет назад, — задумчиво сказал Гарри. — Что же там такого произошло пять лет назад, в этом Саас-Фе? Стэн, я не сомневаюсь, что минимум сведений о каждом из этих людей, не считая Малфоя, ты получил. Что именно?

Две смутно знакомые фамилии принадлежали двум почтенным семействам шотландских магов. Они являлись на курорт двумя шумными кланами, занимали сразу шесть коттеджей и делили свое время между катанием на лыжах и ежевечерними посиделками у огромного костра — с волынками, скотчем и рилом.

Трое неизвестных оказались магглами. Русский олигарх, ежегодно приезжавший отдыхать с целым гаремом из фотомоделей, миллионер из Америки, известный меценат и владелец двух картинных галерей в Нью-Йорке и в Чикаго, и популярная телеведущая из Японии.

Паччини приезжал в Саас-Фе рисовать зимние пейзажи. Образ жизни вел довольно рассеянный, утром уходил в горы с этюдником, днем сидел в баре, а по вечерам нередко таскался на танцы, где подыскивал себе на ночь то местных девиц, то парней. С Малфоем сдружился более восьми лет назад на почве любви к снукеру.

— Малфой играет в снукер? — Гарри не сдержал изумления.

— Да, — Роббинс кивнул. — И очень неплохо для любителя. Кстати, в 2006 году в Саас-Фе отдыхал Стивен Торберн, трехкратный чемпион магической Канады по снукеру. Они очень тесно общались с Малфоем, все вечера проводили в бильярдной, Паччини тогда даже скандал устроил из-за того, что тот перестал с ним играть.

— Понятно, — Гарри побарабанил пальцами по столешнице. — Стэн, постарайся разузнать, что происходило в Саас-Фе зимой 2006 года. Там что-то случилось — что-то, что имеет прямое отношение к нашему делу. Самые незначительные события, самые крохотные происшествия, все, что могло вызвать недоумение у обслуживающего персонала или гостей. Там сорвался какой-то камешек, вызвавший нынешнюю лавину. Попробуй найти этот камешек.

На этот раз Гарри решил разговаривать с Малфоем на своей территории, где чувствовал себя намного увереннее, чем в Лайм Виллидж. Утром, после встречи с Роббинсом, он отправил сову с повесткой и теперь с нетерпением ждал назначенного часа, проигрывая в уме возможный будущий диалог.

Никаких обвинений Малфою Гарри предъявить не мог — Кормак категорически отказался писать заявление и даже говорить о шантаже не желал. Он и так считал, что сообщил Гарри много лишнего. Финниган тоже от всего открещивался и твердил, что о проблемах Маклаггена узнал случайно. А когда Гарри сообщил ему о словах Кормака про месть, Симус затрясся, вспотел и замолчал окончательно. Поттер понимал, что молчать Финнигана и Маклаггена заставляет данный ими обет, но все равно злился.

Он не рассчитывал поймать Малфоя на слове или на неожиданности — скорее, хотел узнать причины, толкавшие Драко на преступление. Предупредить, что аврорат ведет расследование. Малфой знал о Кормаке что-то, чего не знал никто, но истоки шантажа лежали дальше и глубже — по словам Маклаггена, в личной мести. Честно говоря, Гарри не представлял себе этих истоков. И решительно не понимал, почему Малфой ждал со своей местью так долго.

— Драко Малфой, — сообщила Парвати, и Поттер подобрался, чувствуя себя так, словно ему предстоял выезд на сложное задание.

— Пусть войдет, — сдерживая нетерпение, сказал он. — И принеси нам кофе, пожалуйста.

Гарри почему-то был уверен, что Малфой явится при полном параде — в строгой мантии, безупречно отутюженных брюках и сияющих ботинках. Поэтому задохнулся и на несколько секунд потерял дар речи, когда Драко зашел в кабинет.

Легкая светло-серая рубашка с короткими рукавами и вольно распахнутым воротом. Свободные, на пару тонов темнее рубашки, брюки. Мягкие кожаные туфли с острыми носами. И в довершение картины — волосы, собранные на затылке в высокий хвост, из которого выбивалась одна прядь, небрежно свисавшая на левый висок. Малфой за прошедшие годы ни на йоту не прибавил в красоте: черты его лица оставались по-прежнему мелкими и неправильными, обнаженные руки казались слабыми, а перетянутая ремнем талия — слишком узкой. Но было в нем нечто, чего Гарри не заметил в предыдущие встречи. Нечто, от чего в животе у Поттера томительно заныло, и в груди образовалась странная пустота, заставившая его задышать немного чаще и глубже. Это “нечто” многомудрая Гермиона Уизли определила бы умным словом “сексэпил”, а сам Гарри свои ощущения уложил в короткую и однозначную фразу.

“Я его хочу”.

Вошедшая с подносом Парвати вернула Гарри способность соображать, и он указал Малфою на стул.

— Присаживайся.

Тот ответил слегка насмешливым кивком и сел, заложив ногу на ногу и сцепив пальцы в замок на остром колене.

— Я вас внимательно слушаю, господин Главный аврор, — тон тоже был насмешливым, но подыгрывать Драко и соревноваться с ним в ехидстве Гарри не собирался.

— Думаю, тебе будет интересно узнать, что аврорат открыл следствие, в котором ты являешься одним из подозреваемых, — спокойно ответил он и пододвинул к Драко крохотную белую чашечку. — Прошу, угощайся.

— Благодарю, — так же спокойно ответил Малфой. — Но у меня нет никакого желания пить кофе, в который с немалой долей вероятности был добавлен веритасерум. Могу я узнать, в чем меня подозревают?

— Мы соблюдаем закон, — невозмутимо возразил Гарри. — Веритасерум применяется только при наличии ордера. И нет, Малфой, ты не можешь узнать, в чем тебя подозревают. Я пригласил тебя пока только для приватной беседы.

Драко ухмыльнулся.

— Ты же Главный аврор, Поттер. Для тебя проблема выписать ордер? Ты ведь уже дал разрешение за мной следить, не так ли?

— Дал, — Гарри отпил кофе и слегка поморщился — Парвати как всегда добавила слишком много пряностей. — Хотя не думаю, что нам это сильно поможет. Деньги от Маклаггена ты уже получил, а других жертв у тебя на примете, как я уже понял, не имеется. Ты собирался мстить только Симусу и Кормаку, больше тебя никто не интересует.

Он очень внимательно наблюдал за Драко, поэтому успел заметить и растерянность, и на мгновение расширившиеся зрачки, и дрогнувшие губы. Но Малфой очень быстро взял себя в руки, выпрямился и надменно поднял голову.

— Не имею понятия, о чем ты говоришь, Поттер. Какая месть, и причем тут Маклагген?

Гарри оперся локтями о столешницу и удобно устроился подбродком на запястьях.

— Вот и меня тоже очень интересует — какая месть, и причем тут Маклагген? — мягко сказал он. — Что же они тебе такого сделали в Саас-Фе пять лет назад? Чем задели настолько, что ты несколько лет лелеял планы отомстить — и отомстил-таки? Почему с Финнигана ты запросил сначала только три тысячи, а с Маклаггена сразу пятьдесят? Впрочем, не приди Симус ко мне, он не нашел бы и трех тысяч, так что и для него катастрофа была бы неизбежной. Видишь, Малфой, я уже знаю очень многое, а главное — я знаю, где искать. Ты позаботился взять с Финнигана и Кормака Нерушимую клятву, но другие тебе такой клятвы не давали. Кто-то что-то заметил, кто-то что-то запомнил, кто-то что-то услышал. Один из моих лучших следователей уже в Швейцарии, и я не сомневаюсь, что он привезет мне необходимую информацию. Так что лучше тебе не дожидаться, когда я все выясню, и рассказать мне самому. Честное слово, Малфой, лучше. Добровольное признание облегчает вину — слышал такую формулировку? Слышал, я знаю. И даже пользовался — когда тебя судили тринадцать лет назад. Ты ведь не хочешь вернуться в то самое кресло?

— Меня не за что судить, — Малфой разлепил белые губы, голос его звучал хрипло. — Ни Финниган, ни Маклагген не заявят на меня в аврорат. Финнигана ты сам прикрыл, а в чем виноват его приятель, ты и близко не догадываешься. Они оба получили по заслугам — каждый по мере своей вины.

— Значит, Маклагген виноват сильнее, — задумчиво сказал Гарри, и Драко через силу усмехнулся.

— Да, сильнее. Передо мной сильнее, Поттер, а не вообще. Но это знание ничем тебе не поможет. Что бы ни разузнал твой лучший следователь в Саас-Фе, он и на дюйм не подойдет к тому, что там случилось на самом деле.

Он взял со стола чашечку с остывшим кофе, понюхал, отпил глоток.

— Скажи Патил, что она добавляет в кофе слишком много кардамона и корицы. Пряности хороши, когда их в меру.

— Не уходи от темы, — Гарри встал, прошелся по кабинету. — Если Роббинсон привезет мне достаточно оперативной информации, дающей основания для допроса с веритасерумом, я выпишу ордер. Помнишь еще, как происходит допрос? Двое следователей, секретарь суда и трое представителей Визенгамота, наблюдающих за законностью процедуры и подписывающих протокол. Шесть человек, которые так или иначе окажутся посвященными в твои секреты. Под веритасерумом выбалтывают все, даже интимные подробности.

Малфой аккуратно поставил пустую чашечку, побарабанил пальцами по столу и вдруг опять ухмыльнулся.

— Поттер, а ты взятки берешь?

Гарри резко остановился, затем подошел к Малфою и наклонился, опираясь рукой на спинку стула за его плечом.

— Беру, Малфой. Щенками флаффи белого окраса в розовое сердечко. Успеешь вывести до приезда Роббинса?

От Драко пахло чем-то неуловимо-возбуждающим — чуть горьковатым, чуть сладким. Наверняка это было что-нибудь безумно дорогое, из тех мужских коллекций модных духов, которые составляют основу ароматов знаменитых косметических фирм, не изменяются десятилетиями и стоят за унцию приблизительно столько, сколько иной клерк в Министерстве зарабатывает за месяц.

— Жиль Беше, — негромко сказал Малфой, словно сумел прочитать путающиеся от запаха и близости Драко мысли Гарри. — “Поцелуй кобры”. А Малфоями ты взятки берешь?

— Что? — растерянно переспросил Гарри, и Драко тихо засмеялся.

Это был странный смех: плохо скрываемое удовольствие от того, что удалось смутить собеседника, еле заметное торжество, вызов и совсем чуть-чуть страха, словно Малфой не до конца был уверен в ответной реакции Гарри.

На подобное предложение надо было реагировать единственно правильным способом — сесть за стол, выписать Драко пропуск на выход из аврората, дождаться результатов командировки Стэнли Роббинса в Саас-Фе и с чистой совестью вручить ему ордер на допрос Малфоя с применением “специальных средств дознания”.

— Беру, — словно со стороны услышал Гарри собственный голос. — В особых случаях. И без гарантии, что подобная взятка повлияет на ход расследования.

— Так не интересно, — Малфой снова ухмыльнулся. — Какой смысл платить, если это ничего не гарантирует?

— Все зависит от размера взятки, — ответил Гарри, отчетливо понимая, что кидается в пропасть без малейших шансов на спасение. — Например, ужин в уютном ресторанчике ничего не гарантирует. Зато завтрак намного повышает шансы на благополучный исход дела.

— Коррупция непобедима, — деланно вздохнул Малфой. — И, как водится, разъедает Министерство с головы.

— Не Министерство, — поправил его Поттер. — Только аврорат. Но мы успешно с ней боремся, хотя пережитки прошлого преодолены еще не до конца. Так что у отдельных граждан магической Британии теоретически сохраняется шанс воспользоваться несознательностью некоторых сотрудников.

Это чем-то напоминало Гарри разведку боем в магической дуэли. Пристрелка, обмен двусмысленными репликами, каждую из которых можно было истолковать как шутку и как серьезное предложение. Размышлять о том, что ситуация заставляет Малфоя перебирать те или иные варианты возможного влияния на Главного аврора, не хотелось. Как не хотелось думать и о том, что, вероятно, Драко знает о нем чуть больше, чем считает нужным показать. И на самом деле перед приходом в кабинет Гарри он холодно и очень тщательно просчитал все: внешний вид, дорогой парфюм, в котором наверняка присутствовал тот или иной афродизиак, двусмысленный разговор с намеками и недомолвками. Малфой буквально танцевал на лезвии ножа, но точно так же рядом с ним танцевал и Гарри, один раз уже нарушивший закон. Так что шансы изрезаться в кровь у обоих были приблизительно равны, разве что Поттер рисковал служебным расследованием, отстранением от работы и потерей репутации, а Драко — судом и тюремным заключением, если Роббинс обнаружит в Саас-Фе что-то действительно серьезное, и у Гарри не останется другого выхода, кроме как передать дело в Визенгамот.

— Завтрак — это очень много, — сказал Малфой. — Не уверен, что я готов пойти на это, Поттер. Моя знаменитая слизеринская беспринципность тоже имеет свои пределы, впрочем, как и твоя гриффиндорская принципиальность. Я должен подумать.

— Думай, — легко согласился Гарри и вернулся, наконец, на свое место за столом. — Только у тебя не очень много времени. Роббинс возвращается из Швейцарии в следующий вторник.

— Это ничего не изменит, — Малфой небрежно взмахнул рукой. — Может быть, ты и знаешь, где искать. Но понятия не имеешь — что искать. Получить правильную картинку можно только в том случае, если на руках все кусочки мозаики. А у тебя, Поттер, в лучшем случае — рамка. Когда твой прославленный сыщик вернется из Швейцарии, ты будешь очень разочарован. На твоем месте я бы соглашался на ужин.

— Посмотрим, — ответил Гарри. — Вот твой пропуск. Кстати, что будут праздновать в Лайм Виллидж в этот уик-энд?

— Понятия не имею, — Малфой помахал пергаментом. — Они каждый раз придумывают что-то новое. Но пунш варят замечательный.

— Да, я это уже заметил, — кивнул Гарри. — Надо будет узнать рецепт.

— Даже не рассчитывай, — Драко поднялся и аккуратно свернул пергамент в тонкую трубочку. — Секреты рецептов передаются из поколения в поколение. Я живу там уже шесть лет, всех знаю, но даже мне пока не удалось выяснить, что в Лайм Виллидж добавляют в пунш вместо рома.

— Ничего, — сказал Гарри. — Узнавать чужие секреты — это моя работа.

Когда за Малфоем закрылась дверь, Гарри сполз в кресле пониже, расставил ноги и запустил руку под мантию.

Черт бы его побрал, слизеринского выкормыша. Как он там назвал эти духи? “Поцелуй кобры”? Вот именно, кобры. Оглянуться не успеешь — а ты уже укушен и смертельно отравлен. Интересно, чем же он подловил Маклаггена?

Лениво бродившие в голове сердитые мысли не мешали пальцам делать свое дело. А очень скоро и вовсе уступили место совершенно другим. Любопытно, Малфой в момент оргазма кричит или стонет? Какую позу предпочитает? Каков на вкус его пот? А сперма? И какой на вид член — толстый или тонковатый? Длинный или не очень?

Еще через минуту в голове осталась звенящая пустота. Перед глазами плавали разноцветные пятна, в ушах шумела кровь, а тело перестало подчиняться разуму, напрягаясь, выгибаясь от каждого движения плотно сжатых пальцев, подчиняясь дерганому рваному ритму…

После вытянувшего все силы оргазма мучительно захотелось спать. Гарри заставил себя сесть прямо, заклинанием очистил белье и брюки, вытер пальцы влажной салфеткой и с неудовольствием подумал, что надо было вызывать Малфоя не после полудня, а ближе к вечеру. Тогда, по крайней мере, не пришлось бы считать часы до конца рабочего дня. Впрочем, у Гарри на сегодня была намечена еще одна встреча, которую не стоило откладывать.

Из своего двухэтажного особняка Маклаггены перебрались в крохотную студию под крышей. Поднявшись по стертым каменным ступенькам, Поттер вытер вспотевший лоб и постучал в обшарпанную дощатую дверь. Она открылась почти сразу, и Гарри вежливо наклонил голову.

— Можно войти?

Памела Маклагген отступила на шаг назад и неприветливо буркнула:

— Проходи.

Гарри перешагнул порог и огляделся. Комната была немногим больше чулана, в котором он когда-то жил, и состояла из небольшой гостиной, служившей еще и спальней. В нишу эркерного окна приткнулся стол, на разложенном у стены кресле спал ребенок. Из кухни неаппетитно тянуло запахом тушеной капусты.

— Мы живем здесь несколько дней, — тихо, но зло сказала Памела, — а меня от этого уже тошнит.

Она ткнула рукой в сторону окна, из которого были видны только крыши соседских домов.

— Я вам очень сочувствую, — так же тихо ответил Гарри. — Но жить в подвале было бы еще хуже. Отсюда хоть небо видно, а из подвала — только чужие ноги и грязь на мостовой.

Памела фыркнула и махнула в сторону кухни.

— Идем туда, а то Стивен проснется.

Кухня тоже была крохотной и неопрятной, но Гарри постарался не показать своей брезгливости, садясь на опасно покачивающуюся табуретку. Чувствовалось, что Памела Маклагген ненавидит свое новое жилище и не собирается превращать его в уютное гнездышко.

— Памела, — осторожно начала Поттер. — Ты помнишь, как вы с Кормаком ездили на медовый месяц в Швейцарию?

— Еще бы, — она что-то помешивала в кастрюле. — Я бы туда еще раз съездить не отказалась, только теперь уже вряд ли получится.

Гарри перевел дух. Симус и Кормак были связаны Нерушимой клятвой. Но что бы ни случилось пять лет назад в Саас-Фе, с жены Кормака Малфой, похоже, клятвы не взял. Скорее всего, она ничего не знала. Тем не менее, находясь рядом с эпицентром событий, могла что-то запомнить. Какие-то детали, способные помочь Гарри напасть на след.

— А ты не помнишь — там ничего интересного не происходило?

— Интересного? — Памела обернулась. — Да вроде ничего интересного не происходило.

— А знакомых вы там каких-нибудь встретили?

— Встретили, — женщина сморщилась, словно вместо сладкого сиропа ей на язык капнули уксуса. — Дрянь эту белобрысую встретили, Малфоя.

— А что, он как-то вам помешал отдыхать? — поинтересовался Гарри.

— Да нет, — Памела пожала плечами. — В общем-то, нет. Он не в общем пансионате жил, снимал коттедж. Я еще удивлялась, как он выдерживает — там эти шотландцы были рядом. Каждый день костры, пляски, выпивка. Нет, они вполне безобидные, только очень уж шумные.

— И что Малфой?

— А что Малфой? — Памела опять повернулась к кастрюле. — С утра уходил в горы на лыжах кататься. Вечером в снукер играл со своим итальянцем. Потом туда еще кто-то приехал, какой-то чемпион, так итальянец скандал устроил, что Малфой больше с ним не играет. Поорал, пару бокалов расколотил, потом успокоился. А по мне так совсем скучная игра — толкают палкой дурацкие шарики и все.

— А кто чаще выигрывал? — Гарри пока никак не мог понять — есть в рассказе Памелы Маклагген что-то важное или нет. — Малфой или итальянец?

— Малфой. Он все время выигрывал. А как с чемпионом было — я не знаю. Мы в бильярдную не ходили.

— А откуда ты знаешь, что выигрывал Малфой?

Женщина снова пожала плечами.

— Так итальянец все время жаловался. Проиграет, напьется в баре до потери сознания — и жалуется.

— А Малфой в бар не приходил?

— Нет, не приходил, — Памела сняла кастрюлю с огня и переставила на подоконник, приоткрыв крышку. Снова потянуло неприятным запахом. — Один раз только был, перед самым нашим отъездом. Мы зашли посидеть в последний раз, а он у стойки как раз был. Пьяный — в смерть, буквально. Увидел Кормака, побелел, за ворот его схватил. “Я, — говорит, — с вами разберусь еще, с обоими. Вы у меня еще кровавыми слезами поплачете. Вас еще этими долларами рвать будет”.

— Так, — от неожиданности Гарри привстал с табуретки. — А Кормак что?

— Да ничего, — Памела усмехнулась. — Взял со стойки бутылку с минеральной водой и Малфою на макушку вылил. И правильно сделал, я считаю. Малфой его отпустил, ну мы и ушли. А утром вернулись в Лондон.

— А дальше что было? — Гарри сжал кулаки, потом разжал, вытер вспотевшие ладони о мантию. — Что было, когда вы вернулись?

— Ничего не было, — Памела с удивлением посмотрела на Поттера. — Мы вернулись в Лондон, я забеременела, а буквально через месяц Кормака нашел нотариус. Оказывается, у него еще в начале осени, до нашей свадьбы, умерла какая-то одинокая родственница-маггла. Полгода прошло, нотариус вскрыл завещание, а она все свое состояние оставила Кормаку, как единственному наследнику. Там ничего особенного не было — то ли домик, то ли ферма маленькая. Кормак поехал, все продал и на вырученные деньги открыл студию.

Памела всхлипнула. Видимо, она никак не могла смириться с потерей. Но Гарри сейчас было решительно не до нее. Доллары, американский меценат-маггл, ежегодно приезжающий в Саас-Фе и таинственная умершая тетя-благодетельница. Похоже, что из запутанного клубка показался кончик, за который стоило потянуть.

Сначала Гарри хотел пойти в Министерство пешком, чтобы обдумать и проанализировать услышанное. Разумеется, Главному аврору совершенно необязательно было лично опрашивать возможных свидетелей. Для этого существовали следственные группы, выполняющие всю черную неблагодарную работу. Но сидеть в кабинете и ждать результатов Гарри всегда было невыносимо скучно. Конечно, существовали дела, которые полностью расследовали полевые группы, а Поттер только контролировал их работу. Но иногда — нечасто — он сам принимал участие в следствии. Особенно когда речь шла о ком-то из старых знакомых.

Так что рассудив, что свою часть работы он выполнил, и пора дать поручение аврорам из группы Стэнли, в Министерство Гарри добрался камином из ближайшего паба, чтобы не терять драгоценного времени.

В комнате, где работала группа Роббинса, сидели трое стажеров аврорской школы, вскочивших при виде Гарри с такой поспешностью, словно от этого зависела их будущая карьера. Поттер махнул рукой, пододвинул к одному из столов свободный стул и сел.

— Так, прекрасно, что вы еще на месте.

На трех юных физиономиях отразились преданность и готовность сидеть на работе сутками. Гарри усмехнулся и открыл папку, которую захватил из своего кабинета.

— Марвин, поручение персонально вам. До возвращения Роббинса выяснить все, что только можно, о мистере Оливере МакКинли. Даю подсказку — маггл, гражданин Соединенных Штатов Америки, миллионер, меценат, имеет две картинные галереи, ежегодно приезжает отдыхать в Швейцарию.

Рыжий и конопатый парень, чем-то напоминающий Гарри Рональда Уизли, благоговейно взял протянутый пергамент.

— Шервуд, — Гарри повернулся ко второму стажеру. — Узнайте абсолютно все о родственниках Кормака Маклаггена. Обо всех, включая даже неизвестных ему самому. Кто где живет, семейное положение, кто жив, кто за последние десять лет переселился в мир иной, оставил ли наследников и наследство и на какую сумму. Срок тот же самый — до возвращения Роббинса.

Второй пергамент лег в протянутую руку тощего и очень серьезного очкарика.

— И теперь с вами, Линдси, — Гарри улыбнулся симпатичной брюнетке слева. — Вам самое сложное поручение, потому что дело придется иметь с гоблинами и банком Гринготтс, а наши маленькие друзья не любят сотрудничать с авроратом. Так что вся надежда на ваше обаяние и ум. Весной 2006 года Кормак Маклагген обменял в одном из отделений банка Гринготтс крупную сумму маггловских денег. Долларов. Я хочу знать, какую именно — по курсу на тот момент.

Линдси кивнула.

— К возвращению мистера Роббинса?

— К возвращению мистера Роббинса, — подтвердил Гарри.

Эти трое чем-то напоминали Гарри его самого и Рона с Гермионой. Разумеется, сходство было чисто внешним, Линдси Галлеген вообще закончила Шармбатон и до приезда в Британию никогда не встречалась ни с Марвином, ни с Шервудом. Но, натыкаясь на стажеров в коридорах аврората, Гарри почему-то всегда вспоминал собственную юность.

Домой он вернулся в самом прекрасном расположении духа. Дело Малфоя сдвинулось с мертвой точки, и почему-то подсознательно Гарри подозревал, что и Симус, и Кормак получили по заслугам. Случившееся в Саас-Фе принесло Маклаггену деньги. Большие деньги. Гарри не верил в истории о скоропостижно умирающих одиноких тетушках, оставляющих наследство никогда не виденным ранее племянникам. Вполне вероятно, что такое где-то и с кем-то случалось. Но на памяти Гарри каждое такое “наследство” в итоге оказывалось получено за всевозможные дурно пахнущие делишки.

Переодевшись, Поттер спустился в кухню поужинать, и его мысли снова вернулись к Малфою.

Без сомнения, Драко знал, на что шел. И знал, что для Гарри подобное предложение не окажется непонятным или неожиданным. Откуда Малфой это знал — другой вопрос, вполне тянущий еще на одно расследование, но, к сожалению, дело с заголовком ”Кто сказал Драко Малфою, что Гарри Поттер — гей?” Главный аврор открыть не мог. Кем был сам Драко — геем, бисексуалом или натуралом, искавшим приключений на свой афедрон — Гарри понятия не имел.

Нет, он не собирался жить с Малфоем долго и счастливо и умереть в один день. И даже просто жить с Малфоем Гарри не собирался. Однако одноразовый ужин с сексом на десерт Поттера тоже не устраивал. Хотелось отношений — необременительных, необязательных, но отношений. Чтобы всю неделю предвкушать встречу на уик-энд. Чтобы вечером в пятницу аппарировать не в пустой дом, а в уютный коттедж в пригородной деревеньке, где справляют глупые праздники и варят замечательный пунш. Чтобы обязательно были сопливые романтические вечера у камина — со свечами, сладким вином и понимающим молчанием двоих. Чтобы ночью стоны, любовный пот, горячечный шепот — и проснуться утром в обнимку. Чтобы потом два дня ленивого безделья — в гамаке с книжкой, в кресле-качалке на веранде — и вечером пускать на прохожих огненных ледяных змеек и слушать их радостные вопли. И чтобы в воскресенье вечером без сожаления распрощаться до следующих выходных, зная, что будет еще уик-энд, и теплый свет широких ароматных свечей, и кофе с утренней газетой, и сухие губы, легко прикасающиеся к щеке на прощание.

Гарри поймал себя на том, что стоит у окна, вглядываясь в медленно темнеющее небо, и думает о том, что ужин с Малфоем — это уже кое-что. И что у него самого нормального секса не было почти два месяца. Что если так и дальше будет продолжаться, то можно и “синдром монаха” заработать в тридцать-то лет. И что сейчас еще не так поздно, чтобы нельзя было нанести дружеский визит в Лайм Виллидж.

Идти к Малфою в гости с тортом Гарри показалось пошлым. Поэтому он купил у Фортескью огромную коробку “Самого сливочного мороженого” и аппарировал к коттеджу Драко, прижимая к животу холодную тяжелую упаковку.

В окнах горел свет, и на траву газона ложились теплые мягкие отблески. Гарри толкнул калитку. Почти сразу в одном из окон возник темный силуэт, у крыльца вспыхнул небольшой садовый фонарик, осветивший ступени, а дверь гостеприимно приоткрылась. Гарри нерешительно потоптался на дорожке, перехватил коробку поудобнее и шагнул к крыльцу.

Драко стоял посреди гостиной, сунув руки в карманы брюк. Выражение его лица было озадаченным. Судя по всему, он не ожидал, что Поттер так легко сдастся.

— Привет еще раз, — сказал Гарри и с облегчением поставил свою ношу, отморозившую ему живот, на столик. — Я тут решил, что мне одному столько не съесть.

Малфой подошел ближе, приподнял крышку, затем с сомнением посмотрел на гостя.

-Боюсь, Поттер, что это и вдвоем не съесть. Во всяком случае, без ущерба для здоровья.

— Ничего, — беспечно сказал Гарри. — Наложим чары, доедим утром.

Малфой прищурился.

— Я не обещал тебе завтрак.

— Я помню, — кивнул Гарри. — Я могу позавтракать мороженым. Тем более, что с утра у меня не так много времени, чтобы дожидаться, пока ты принесешь мне кофе в постель.

Ему было немного жутковато — почти так же, как на “американских горках”, куда они из чистого любопытства забрели с Роном и Гермионой много лет назад. Кабинка медленно ползла по спирали вверх, к тому месту, откуда должна была почти отвесно рухнуть вниз, и в груди у Гарри с каждым витком холодело все больше. Он поднимался на метле к облакам, летал на драконе и гиппогрифе, сражался, каждую минуту рискуя погибнуть. Но никогда не испытывал такого предвкушающего страха, такого сладкого ужаса, как на примитивном маггловском аттракционе.

Они визжали и орали на три голоса, когда кабинка стремительно падала по рельсам в небольшое озерцо, с огромной скоростью вылетала из него на два витка широкой спирали, снова поднималась и снова падала… Отдышавшись, они пошли и купили билеты еще раз. И опять визжали, смеялись и хватались друг за друга, ничего не видя в веере холодных брызг и чувствуя только необыкновенный восторг. Ничего, кроме восторга…

Гарри шагнул к Драко, который, казалось, впервые в жизни не знал, что ответить. Поднял руку, провел указательным пальцем по губам — да, сухие, как он и думал — затем по мягкой щеке, не отрывая взгляда от глаз Драко, вдруг ставших очень серьезными. Малфой слегка повернул голову, прикусил, мазнув влажным языком по подушечке. И неожиданно ухватил Гарри за запястья, притянул ближе.

— Не здесь, — хрипло сказал он. — Соседи увидят, а я не хочу давать им повод для сплетен. Пойдем наверх.

Они раздевались так, словно соревновались на время — кто быстрее. Под конец Гарри запутался в брюках и белье, потому что забыл снять ботинки, а Драко уже делал шаг вперед, обнимая его за пояс, наклонялся, чтобы коснуться губами плеча, груди, вел горячими ладонями вверх по боками — и вниз, к бедрам, опускался на колени, трогая, оглаживая, облизывая…

— Мерлин, — шептал он. — О, Мерлин.

И от этого шепота — в грудь, в живот, в дрожащее от напряжения бедро — Гарри выгибался и закидывал лицо к потолку, на котором плясал свет уличного фонаря.

Кровать была узкой, но ни Гарри, ни Драко это не мешало. Они все равно никак не могли разлепиться, оторваться друг от друга, перестать обниматься, гладить, тыкаться куда попало губами — исследуя, узнавая друг друга на вкус и запах. Возбужденно дышали, сосредоточившись на этих узнаваниях и открытиях, обменявшись только несколькими короткими фразами.

— Очищающее?

— Давай.

— А смазка?

— Черт, нету. Возьми крем для рук, он на тумбочке.

Гарри погладил влажное бедро Драко, поцеловал коленку — раз, другой, провел пальцами между ягодиц.

— Давно?

— С зимы, — ощутимо напрягшись, ответил Малфой. — Хрен с ним, давай быстрее.

Больше они не сказали друг другу ни слова. До тех пор, пока Поттер, прохрипев в обступившую темноту ругательство, не сполз вниз, уткнувшись мокрым лбом в плечо Драко, чувствуя, как вздрагивает разгоряченное тело, и размазываются по коже теплые липкие капли.

Спустя какое-то время Малфой завозился, пытаясь выпрямить неловко подогнувшуюся ногу.

— Слезь с меня, Поттер, — хрипло сказал он. — Ты тяжелый, как хвосторога.

— Можно подумать, ты знаешь, сколько они весят, — буркнул Гарри, но все же приподнялся.

Драко смотрел на него, кусая губы, и было совершенно непонятно — пытается он сдержать усмешку или досадует.

— Пить хочу, — наконец, сказал Малфой. — Умираю просто, как хочу пить. Полжизни отдам за лимонад со льдом.

— А я за ужин, — сказал Гарри и сел в изножье кровати. — Я же пришел домой, сделал сэндвичи, оставил их на столе и отправился к тебе. С мороженым.

— Кошмар, — ответил Драко и тоже сел. — Мне не простят, если я уморю голодом национального героя. Надевай штаны, Поттер, пошли на кухню. Эльфов у меня нет, так что все делаем ручками.

В кухне обнаружился вполне пристойный запас продуктов, заботливо укрытых чарами: окорок, несколько сортов сыра, нарезанная крупными кусками холодная говядина, свернувшаяся в кольцо копченая колбаса, рыба…

— Выбирай, — сказал Драко и налил в два бокала что-то ярко-красное, с плавающими сверху кусочками фруктов. — Держи, это крюшон.

Пока Малфой колдовал над сэндвичами, Гарри с удовольствием пил слегка шипучий сладкий напиток и разглядывал то кухню, то спину Драко. Спина была прямая, белая и гладкая. Крепкий, немного плосковатый зад обтягивали эластичные светлые трусы с широкой резинкой, но туда Гарри старался не смотреть. Распущенные волосы, наверное, лезли Драко в глаза, и он откидывал их досадливым движением головы. Правый локоть был содран, и Поттеру немедленно захотелось поцеловать подсохшую ссадину.

И вообще все это выглядело ужасно мило, почти по-семейному — чистая светлая кухня, толстые сэндвичи с ветчиной, сыром и зеленью, которые Драко выложил на широкое стеклянное блюдо, запотевший кувшин с крюшоном, крупный ночной мотылек, отчаянно бившийся в стекло со стороны садика.

— Лопай, Главный аврор, — сказал Малфой и поставил перед Гарри блюдо. — И не говори потом, что тебя плохо принимали в этом доме.

— Не скажу, — пообещал Гарри, выбирая среди сэндвичей тот, из которого торчали кудрявые листья салата. — А ты сам?

— Я не ем так поздно, — ответил Драко, подошел к окну и распахнул его.

Мотылек радостно влетел в кухню и закружил вокруг лампы, прикрытой стеклянным колпаком. Из садика потянуло ночной прохладой и странным, еле уловимым ароматом. Запах не был неприятным — но каким-то холодным. Казалось, что находишься высоко в горах, среди заснеженных вершин, ледников и мертвых скал.

— Горная лилия, — негромко сказал Драко. — Там над каждым цветком целая сеть чар. А иначе им слишком жарко, вянут раньше, чем успевают зацвести.

— Никогда не слышал и не видел, — Гарри встал, держа бокал с крюшоном в руке, подошел к Малфою и остановился у того за спиной. — Очень красивые цветы.

— Они растут только в Грампианских горах, — задумчиво ответил Драко. — На самых высоких вершинах.

— В Шотландии? — уточнил Поттер.

— Да, — Малфой повернулся и сел на подоконник. — В Шотландии.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — Гарри поставил бокал и обнял Драко за талию. — О том, за что Кормак получил доллары от того американца?

Малфой нахмурился. Между бровей появилась некрасивая складка, выражение лица стало неприветливым.

— Не порти хороший вечер, — резко сказал он. — Намерен дальше копать — копай, запретить я тебе не могу. Но не рассчитывай на мою откровенность. То, что ты провел час в моей постели, не означает, что я тут же выберу тебя своим душеприказчиком. И по-моему… тебе пора домой.

— Значит, вечер все-таки был хорошим, — сказал Гарри, наклонился вперед и коснулся губами белого гладкого плеча Драко. — Почему бы нам не превратить хороший вечер в хорошую ночь? Я ни о чем тебя больше не стану спрашивать. Ну, разве что задам утром извечный глупый вопрос всех любовников — было ли тебе со мной хорошо?

— Так вот сразу и любовников, — фыркнул Драко, но складка между его бровей разгладилась.

— Если два человека занимаются сексом и спят в одной постели — они любовники, — твердо ответил Гарри.

— Если они регулярно занимаются сексом и постоянно спят в одной постели, — уточнил Малфой. — Тогда они любовники. Но я, кажется, говорил тебе, что не готов к этому. И даже к тому, чтобы разрешить тебе сегодня остаться у меня ночевать, я не готов. И ты тоже к этому не готов, Поттер, просто слишком самоуверен.

— Я не самоуверен, — сказал Гарри, отпустил Малфоя, отошел и попытался сунуть руки в карманы, забыв, что на нем только трусы. — Я не самоуверен. Я просто одинок, как и ты. Случайные встречи, случайные связи. А хочется неслучайных. Чтобы любовь и… все такое. Ведь хочется?

Драко промолчал.

Не дождавшись ответа Гарри повернулся, вышел из кухни и поднялся в спальню. Он испытывал огромное искушение снова лечь в постель и до победного конца ждать Драко. Но зная упрямство Малфоя, на победный конец рассчитывать не стоило. Поэтому Гарри собрал с пола свои вещи, оделся, все время прислушиваясь — не раздаются ли на лестнице легкие шаги Драко. Малфой не шел, и тогда Гарри, вздохнув, спустился и вернулся в кухню.

Драко все так же стоял у окна. Мотылек с обожженными крыльями лежал на столе, суча лапками.

— Прибить, чтобы не мучился? — задумчиво спросил Драко. — Или сам сдохнет?

— Я пошел, — сказал Гарри, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно, без вопросительных интонаций.

— Угу, — буркнул Малфой. — Спокойной ночи.

Он подцепил со стола почти уже переставшее шевелиться насекомое, перекинул ноги через подоконник и вылез наружу. Гарри выглянул в окно — Драко, присев около одной из своих лилий, пристраивал мотылька на лепестки, казавшиеся в темноте черными. Умилиться Поттер не успел. Малфой выпрямился, отряхнул ладони.

— К утру переварит.

Гарри поперхнулся.

— Они что, плотоядные?

— Да, — ответил Драко. — Зато в саду ни мух, ни комаров. А вот пчел не трогают, как ни странно.

Он стоял на газоне — босиком, в трусах, встрепанный — и смотрел на то, как сжимаются над мотыльком лиловые лепестки. Гарри вдруг подумал, что вот так же спокойно Малфой стоял перед Кормаком и называл ему цену. А тот дергался и сучил лапками.

Неожиданно для себя Гарри тоже вылез в окно, наклонился и резким движением сорвал закрывающееся соцветие. На мгновение пальцам стало холодно, Малфой рванулся вперед, но Поттер уже оторвал часть лепестков, вытряхивая на ладонь мотылька.

— Ты что? — задохнулся от гнева Драко. — Ты… ты понимаешь, что делаешь? Она же погибнет теперь!

— Ненавижу плотоядные цветы, — сквозь зубы сказал Гарри. — На вид красивые, а по сути крокодилы. Как ты можешь их… подкармливать?

— Кого хочу, того и подкармливаю! — вызверился Малфой. — У тебя забыл разрешения спросить! Ты домой собрался? Вот и иди. И не приходи сюда больше, понятно? Любви ему захотелось, надо же! Мотылька пожалел, энтомолог хренов! А ты не подумал, что для меня эти цветы — память о любимом человеке? Не подумал, да? Что мне один цветок дороже всех Главных авроров вместе взятых, прошлых и будущих? Что это все, что у меня осталось?

Он кричал — шепотом, брызгая слюной, наступая на Поттера и толкая его в грудь, оттесняя к калитке. Гарри не успел оглянуться, как оказался прижат к узорной решетке, в спину больно впилась какая-то завитушка.

— Убирайся, — прошипел ему прямо в лицо Драко, развернулся и, широко шагая, двинулся к крыльцу.

Над головой покачивался от легкого ветра фонарь. Гарри поднял руку и разжал кулак. Изломанные лепестки упали на землю вместе с дохлым мотыльком.

— Я вернусь, — сказал Гарри темным окнам. — Я все равно вернусь.

На работу Поттер пришел не в духе. Проворочавшись всю ночь, он задремал только под утро и почти проспал на службу. На самом деле ему было совсем необязательно являться туда раньше всех остальных сотрудников. У Гарри был один-единственный начальник — Кингсли Шеклболт, которому бы и в голову не пришло выговаривать Главному аврору за часовое опоздание на работу.

Тем не менее, опаздывать Поттер себе не позволял, прекрасно понимая, что расхлябанность и необязательность командира влечет за собой такую же расхлябанность и необязательность подчиненных.

Так что в свой кабинет, отчаянно зевая и растирая покрасневшие глаза пальцами, Гарри зашел ровно в восемь. Не прошло и десяти минут, как в дверь заглянула Парвати.

— Вам принесли посылку, — с удивлением сказала она. — Такую странную… я даже не знаю.

— Давай сюда, — еще раз зевнув, ответил Поттер. — Я разберусь.

Разорвав упаковочную бумагу, он на секунду замер. Это была вчерашняя коробка из-под “Самого сливочного мороженого” Фортескью, которая так и осталась стоять в гостиной Малфоя. В коробке что-то шуршало. Гарри осторожно приподнял крышку.

Десятки мотыльков вырвались на свободу и заметались по кабинету. Они бились в окно, садились на стены, влетали в камин, падали на стол. Парвати завизжала и выскочила, захлопнув за собой дверь. Онемевший Поттер смотрел на мельтешение насекомых и думал о том, что Малфой приманил чарами, наверное, всех мотыльков Лайм Виллидж. Затем, опомнившись, встал и распахнул окно. Мотыльки один за одним пропадали в сияющей иллюзии летнего дня, и Гарри искренне надеялся, что чары аккуратно переправляют их наверх, на свободу.

Выходка Драко его задела. Кроме того, Поттер никак не мог забыть его слов о любимом человеке. Мысль о том, что Драко занимался сексом с Гарри, а думал о ком-то другом, причиняла странную боль. Он, Гарри, разоткровенничался, размечтался, а его всего лишь использовали — как… как сексигрушку.

Когда в кабинете не осталось ни одного мотылька, Гарри вышел в приемную. Парвати вопросительно подняла на него глаза.

— Шутка старого знакомого, — криво улыбнувшись, объяснил Поттер. — Попроси, чтобы из архива мне принесли сведения о кланах Макгрегоров и Маккинонов. И сделай мне кофе, пожалуйста, только без специй и сливок, черный, побольше.

Над папками, которые принесла Парвати, он просидел до обеда. Кланы были немаленькими. И отдыхать в Швейцарию ездили, разумеется, далеко не все — только две семьи. Так что Гарри несколько часов разыскивал нужных ему Макгрегоров и Маккинонов, сверяясь со списком Роббинсона и путаясь в многочисленных Уайленах, Рэндольфах, Дерреках, Малькольмах и Эндрю.

Только после полудня на пергаменте в два столбца оказались выписаны пятнадцать имен, из которых Поттер обратил пристальное внимание лишь на одно.

Бехан Маккинон. 6.3.1983-14.02.2010.

Малфой вчера проговорился о том, что горные лилии из Грампианских гор в его саду — все, что осталось ему на память о любимом человеке.

По сведениям Роббинса Бехан Маккинон перестал приезжать в Саас-Фе с 2007 года.

Папку с делом из архива пришлось ждать совсем недолго. Она содержала один лист пергамента и колдографию, на которой смеялся невысокий молодой человек с ярко-голубыми глазами и длинными светлыми волосами. Гарри даже показалось, что парень чем-то похож на Драко, только черты лица более мягкие и округлые.

На пергаменте было написано, что дело о гибели Бехана Маккинона закрыто, так как является несчастным случаем. Маккинон попал под лавину. Недоумевая, как маг мог так глупо погибнуть, Гарри еще раз перечитал то, что лежало в общей папке, и обнаружил, что Бехан был сквибом.

Поттер отложил пергамент в сторону, глотнул остывший кофе и задумался. У него на руках действительно были кусочки мозаики, из которых — как верно сказал Малфой — получалась вполне логичная рамка. Раз в году в течение нескольких лет Бехан и Драко встречались в Саас-Фе. Вполне вероятно, что там и познакомились. Судя по всему, они были любовниками. Но пять лет назад в Саас-Фе что-то случилось, после чего Маккинон ездить в Швейцарию прекратил. А Малфой продолжал ездить, вероятно, до последнего надеясь, что Бехан передумает. В феврале прошлого года Маккинон погиб под лавиной, и почти сразу Драко начал следить за Симусом и Кормаком, собирая компромат. Сам он следил или использовал кого-то еще — несущественно, потому что информацию Малфой получил и использовал по назначению. Если бы Маккинон не погиб, Драко по-прежнему не предпринимал бы никаких шагов — значит, что-то или кто-то угрожал не ему, а любовнику. Смерть Бехана развязала Драко руки.

Версия выглядела бы законченной, не будь в ней нескольких дырок. Гарри так и не знал, что случилось пять с лишним лет назад в Саас-Фе и причем там американский меценат-маггл, заплативший Кормаку долларами.

Линдси Галлеген постучалась в кабинет Гарри ближе к вечеру. Он не сомневался, что она справится с заданием быстрее всех. Поттер предложил девушке сесть, достал из стола папку и выжидающее посмотрел на Линдси.

— Вот, — она протянула Гарри два пергамента. — В конце февраля 2006 года Кормак Маклагген обменял в лондонском отделении Гринготтс десять тысяч долларов. По курсу гоблинов на тот момент он получил чуть меньше тысячи галлеонов.

Поттер хмыкнул.

— Что ж, немало. В свое время такой суммы братьям Уизли хватило, чтобы открыть магазин. А Кормак, значит, открыл колдофотостудию. Колдофото…

Поттер замер. Затем вскочил, пробежался по кабинету. Линдси проводила его изумленным взглядом.

— Мисс Галлеген, — торжественно сказал Гарри. — Вы видите перед собой круглого дурака. Нет! Абсолютного идиота! Чем может держать за горло человека другой человек, к тому же занимающийся профессиональной колдосъемкой, да еще проработавший у Риты Скиттер в “Ежедневном пророке” более четырех лет?

— Чем? — растерянно спросила Линдси.

— Компрометирующими колдографиями! — Гарри взъерошил волосы на затылке. — Маккинон горец! Мы-то тут, в Лондоне, кое в чем еще из Средневековья не вылезли, а что говорить о горных кланах? Маклагген сам шотландец, хотя его семья уже сто лет живет в Уэльсе. И если семья Малфоя — допустим — в курсе его дел, то Маккинон наверняка держал свои сексуальные пристрастия в тайне, опасаясь за свою жизнь. Тем более, что он сквиб и в нашем мире полностью зависит от родных.

Гарри замолчал, сел за стол, передвинул папку поближе к себе, откашлялся.

— Мисс Галлеген, я думаю, вам не надо напоминать о том, что вся информация должна оставаться даже не в стенах аврората, а в вашей голове? Никаких публичных обсуждений в министерском кафе, никаких споров и версий в кулуарах.

Линдси кивнула.

— Да, сэр, я помню.

Отпустив девушку, Гарри глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. К радости от догадки — почти наверняка верной — примешивалась ощутимая горечь.

Малфой любил. Или считал, что любит. Он встречался с Маккиноном раз в году в Саас-Фе, молчал ради душевного спокойствия своего возлюбленного, хотя тот разорвал отношения, еще четыре года ездил на горнолыжный курорт, надеясь, что все вернется, бережно выращивал в саду цветы, напоминавшие ему об утраченной любви. А когда беречь стало нечего, жестоко отомстил тем, кто разрушил его надежды на счастье.

— Так, — сказал себе Гарри и потер виски пальцами. — Надо отвлечься, наконец, от Малфоя и еще раз подумать. Компрометирующие колдографии — это версия. Но Кормак сказал, что они дали Драко Нерушимую клятву. И какой тогда смысл в компромате, если о нем никому ничего нельзя сообщить? Ну ладно, допустим, Финниган и Маклагген потребовали за колдографии денег. Получили, отдали компромат и негативы, заключили с Малфоем Нерушимый обет. Но причем тут этот чертов американец с его долларами? Он играет во всем этом какую-то роль — какую?

Поттер взял в руки перо, задумчиво погрыз кончик. Потом открыл папку, посмотрел на пергаменты, принесенные Линдси.

— Девятьсот девяносто три галлеона, — на чистом листе в верхнем углу появилась цифра. — Прекрасно. Это то, что получил Кормак от американца. Аренда двухэтажного коттеджа — ну, по самым скромным подсчетам, это двести галлеонов в месяц, не меньше. Допустим, коттедж сдавался с мебелью. Но первый этаж Кормак перестроил под студию. Понятия не имею, сколько он отдал за ремонт и все остальное. Хорошо, возьмем цифру с потолка, надо будет озадачить Линдси ценами — пусть сделает мне справку, сколько это могло стоить хотя бы приблизительно. Пока что будем считать — тоже двести галлеонов. Материалы и все такое. Профессиональное оборудование для колдофотостудии стоит дорого, это я знаю совершенно точно. Деннис работает в “Пророке”, он мне как-то жаловался, что каждый аппарат делают на заказ под индивидуальную магию и стоит это все запредельные деньги. Я ему тогда одолжил триста галлеонов, которые он мне уже третий год отдает, кстати. Он над своим “Аугенбликом” трясется так, как другие над детьми не трясутся. Так у него один колдоаппарат, а у Кормака была студия. И ведь студию открыть мало — нужны реклама, портфолио, хотя бы один визажист, которому приходится платить за работу. Маклагген не случайных прохожих снимал, не семейные торжества обслуживал — он работал с моделями, с той же Ромильдой, делал снимки для глянцевых журналов. Нужно… да там до черта всего было нужно, если подумать. Я уж не говорю о том, что пока дело раскрутится, надо на что-то жить. Тогда что у нас выходит? А выходит у нас, что этой тысячи Кормаку никак не могло хватить. И накопить достаточно денег, работая у Скиттер, он тоже не мог. Тьфу, боггарт плешивый!

Гарри в раздражении бросил перо. Каждый раз, когда появлялась более-менее вменяемая версия, обязательно находилась какая-нибудь заноза, не позволявшая вменяемой версии стать версией безупречной. Гарри испытывал огромное желание отправиться в Лайм Виллидж, взять Малфоя за горло и вытрясти из него правду. А потом поцеловать. Или сделать наоборот — поцеловать, и когда Малфой размякнет, вытрясти из него правду. Нет, когда Малфой размякнет, его лучше уложить в постель, а правду можно вытрясти утром…

Гарри помотал головой. Это походило на наваждение. О чем бы он сегодня ни думал, его мысли упорно возвращались к Драко. Справедливости ради надо было сказать, что Малфой в деле являлся одним из главных фигурантов, но это же не причина думать о том, какая у него симпатичная задница. В этих его эластичных трусах. Если их чуть стянуть вниз, чтобы стало лучше видно…

Поттер застонал, подошел к низкому разлапистому цветку в напольном вазоне, взял кувшин с водой, наклонился и вылил воду себе на макушку. Часть попала на листья, часть — за воротник мантии, но стало немного легче.

Повод вернуться в Лайм Виллидж сегодня вечером был. За спонтанные глупости надо извиняться, тем более, если эти глупости кому-то причинили боль. Гарри хорошо помнил, как ревниво относился к памяти тех, кто навсегда ушел от него. Так что Драко он понимал — более чем. Но Поттер не имел представления, как он может загладить свою вину.

В самом-то деле — ну и что, что плотоядные цветы? Профессор Дамблдор, светлая ему память, очень любил не только лимонные дольки, но и куриную грудку в сухарях. Что не мешало ему быть прекрасным человеком.

Цветочная лавка на углу работала допоздна. Гарри мельком взглянул на выставленные букеты, окруженные еле заметными облачками неувядаемых чар, и зашел внутрь. Миловидная продавщица — кажется, ее звали Мэгги — приветливо улыбнулась.

— Добрый вечер, мистер Поттер.

— Добрый вечер, — буркнул Гарри и огляделся.

Лавка походила на оранжерею. Здесь было все — лианы с толстыми кожистыми листьями, прихотливо обвивающие деревья в кадках, лимонные и апельсиновые деревца, множество горшков с неизвестными Гарри растениями — от напоминающих вялую бледную травку и до гигантов, похожих на пальмы-недомерки. В углу, прикрытые колпаками, дремали мандрагоры, а напротив входа росло из кувшина нечто странное без единого листа на голом стебле и с напоминающим высунутый язык цветком.

— Горных лилий у вас нет? — с надеждой спросил Гарри, и Мэгги опять улыбнулась.

— Нет, что вы, мистер Поттер. Это очень редкое и капризное растение.

Гарри опять стало стыдно за вчерашнюю выходку. Он кашлянул, скрывая смущение, и еще раз оглядел полки.

— А… плотоядные цветы у вас есть?

— Конечно, — хозяйка лавки повернулась и достала с полки довольно странный цветок. — Вот, саррацения пурпурная.

Цветок представлял собой странные волосатые трубочки неравномерного багрового цвета. Выглядели трубочки отвратительно — на взгляд Гарри. Вряд ли Малфой отнесется к такому подарку благосклонно.

— Не нравится? — огорченно спросила Мэгги. — Тогда возьмите непентес.

Из кашпо свисали широкие зеленые листья и смешные зеленовато-желтые кувшинчики в красную крапинку. Они выглядели намного милее, чем предыдущий цветок, и Гарри полез за кошельком.

К коттеджу Поттер аппарировал, осторожно держа в руках высокую прозрачную коробку с висящим под крышкой кашпо. Заглянул за живую изгородь…

Малфой стоял спиной к нему на коленях на газоне и что-то колдовал над пострадавшим цветком. Наверное, он провел так довольно много времени, потому что изредка распрямлялся, прижав испачканную землей и зеленью руку к пояснице и громко вздыхал. А голые плечи и верхняя часть спины были ярко-розовыми.

— Драко, — позвал Поттер, чувствуя, как в животе скапливается неприятный холодок.

Малфой встал, отряхнул колени и медленно повернулся. Лицо у него было сердитое.

— Чего тебе?

— Вот, — Гарри двумя руками приподнял цветок над изгородью. — Я пришел попросить прощения.

Малфой вздохнул и с притворной кротостью возвел очи горе.

— Ты мне послан в наказание за грехи, Поттер. Уж и не знаю, чем я так провинился перед мирозданием.

— Мироздание тут ни причем, — сказал Гарри. — Не требовал бы ты с Симуса денег — ничего бы не было.

— Ладно, — Малфой нахмурился, показная кротость исчезла с лица. — Давай сюда свой кувшинник.

— Это несепентус, — поправил его Гарри.

— Непентес, ты, траволог-недоучка, — буркнул Малфой. — Кувшинник. Это одно и то же. Заходи, не топчись у калитки. Я еще не все сделал, мне некогда. Поставь эту вонючку куда-нибудь в тень, только подальше от окна.

Он отвернулся и снова склонился над лилией, а Гарри открыл калитку, поискал глазами место, куда можно было поставить цветок, не нашел и пристроил коробку под деревом.

— Почему вонючка? — спросил он, подходя к Малфою и присаживаясь на корточки.

— Ну вот поймает пару мух, сам узнаешь, почему вонючка, — ответил Драко. — Если ты опять голодный, то иди в кухню и делай себе ужин сам. Я занят.

— У тебя плечи сгорели, — сказал Гарри. — И спина. Ты бы накинул что-нибудь.

— И чем это мне поможет, если они все равно уже сгорели? — пробормотал Драко. — Раз ты упорно продолжаешь мне мешать, тогда держи вот этот колышек, только ровно, чтобы я мог привязать к нему стебель.

Гарри прижал колышек указательным пальцем, наблюдая, как Драко ловко оплетает стебель не то толстой шерстяной ниткой, не то чем-то очень похожим на нитку. Слой все рос, превращаясь в плотный белый кокон, из которого торчала только обломанная верхушка.

— Так, — сказал Малфой, прикрепив получившийся моток к колышку. — А теперь отойди, я тут зиму ему наколдую сейчас.

Он нащупал в траве палочку, прикоснулся к кокону и пробормотал заклинание. Гарри с интересом наблюдал, как вокруг странного сооружения из ниток возник прозрачный колпак, уходящий краями в землю. Под колпаком закружились легкие снежинки, и он немедленно запотел снаружи.

— Это что ты такое сделал? — озадаченно поинтересовался Гарри. — И зачем?

Малфой поднялся, устало провел тыльной стороной ладони по лбу.

— Жизненный цикл я ему ускорял, Поттер. Лето у этих цветов короткое, начинаются холода, ветра, дожди. Вот я ему и имитировал раннюю осень, а сейчас у него зима началась. Они на зиму в снег и лед намертво вмерзают, весной оттаивают. Если он мне поверил, то до весны в спячке заложит цветоносы и на будущий год зацветет снова.

— Так и будет до весны под колпаком? — удивленно спросил Поттер, разглядывая окончательно потерявшую прозрачность сферу.

— Так и будет, — подтвердил Драко. — Идем в дом, я смертельно устал, я весь день около него то на коленях, то на четвереньках.

— А если не поверил?

— А если не поверил, — Малфой прищурился. — Тогда весной ты отправишься в Грампианские горы и привезешь мне оттуда две, нет — пять деток. А если не привезешь, то я выкопаю сгнившую луковицу и заставлю тебя ее сожрать.

Гарри покаянно развел руками.

— Боюсь, что придется брать проводника, иначе я сгину в этих горах. Кого-нибудь из Маккинонов, например.

Несколько минут Малфой молча смотрел на него. Потом разлепил плотно сжатые губы.

— Поттер, когда ты так ухмыляешься, у тебя на редкость противный вид. Я уже давно понял, почему почти все авроры — выпускники Гриффиндора. Вас хлебом не корми, дай только покопаться в чужих секретах.

— Не преувеличивай, — ответил Гарри. — Я там один такой любопытный. Большинство предпочитает просто бороться со злом.

Драко как-то обреченно махнул перемазанной в земле и траве рукой и двинулся к дому. Гарри пошел следом, разглядывая его сгоревшие плечи и думая о том, что надо обязательно намазать Малфоя зельем, иначе очень скоро его залихорадит.

— Сделай что-нибудь поесть, — устало сказал Драко на пороге кухни. — Я помоюсь, а то грязный весь, потный. Разберись там сам. Я ем все, так что можно в дверь ванной не стучаться и не спрашивать, предпочитаю я ветчину или яйца. Можешь в мой сэндвич положить побольше французской горчицы.

— Ты сгорел, тебя надо намазать обязательно.

Малфой пожал покрасневшими плечами.

— Не сейчас же. Помоюсь — тогда и намажешь.

В кухне со вчерашнего вечера ничего не изменилось. На столе стояли два грязных бокала, на блюде лежал засохший сэндвич, не доеденный Гарри. По сэндвичу ползала задумчивая муха.

— А говорил, мух нет в саду, — пробормотал Поттер, уничтожая заклятием сэндвич вместе с мухой и сгружая посуду в раковину.

Когда Малфой вошел в кухню — с прилипшими к шее и плечам влажными волосами, с полотенцем, небрежно обмотанным вокруг бедер — Гарри судорожно сглотнул, чувствуя, как пересохло в горле.

— Ты нарочно, что ли? — хрипло спросил он.

— Что? — удивился Драко. — А-а-а. Иди к троллям, Поттер. Жарко. Ты чем-то меня намазать хотел? Мажь, давай, горит все.

— Зелье есть? — спросил Гарри, отводя взгляд.

— Нет никаких зелий, — ответил Малфой и сел на табуретку. — Там в кувшинчике простокваша есть. Вот ей и мажь.

Простокваша под охлаждающими чарами оказалась ледяной. Гарри налил немного на ладонь, с сомнением посмотрел на побагровевшую кожу на плечах Малфоя. Тот сидел, сгорбившись, упираясь локтями в колени, расставив ноги и опустив голову. Мокрые, потемневшие от воды волосы свисали сосульками, чуть завиваясь на концах. У основания шеи остро выпирали позвонки. Гарри плюхнул белую жирную массу на спину Малфоя точно под ними, Драко слегка дернулся, но ничего не сказал.

Кожа оказалась горячей, простокваша размазывалась по ней, как подтаявшее масло по тосту, Гарри медленно водил ладонью, томительно млея от этих прикосновений, чувствуя, как ему самому жарко, как горят щеки, каким сухим и шершавым становится язык.

Драко терпел процедуру молча, покрываясь ознобными мурашками, когда очередная порция ледяной массы оказывалась на пылающей коже. После того, как Гарри вытряс на ладонь остатки и аккуратно поставил кувшинчик на стол, Малфой облегченно вдохнул и выпрямился.

— Было просто жарко, — с неудовольствием сказал он. — Теперь еще и жирно.

— Зато волдырей не будет, — сипло пробормотал Гарри. — Наверное.

— Наверное, — согласился Драко. — Ладно, герой, ты в очередной раз меня спас, так что садись и давай поедим. Я голодный, как мантикора.

— Почему — как мантикора? — удивился Гарри.

— Потому что они всегда голодные, — пояснил Малфой и взял с блюда сэндвич. — Это с горчицей?

Он ел медленно, через силу, явно борясь со сном, и Поттер подумал, что Драко, наверное, копался со своим цветком всю ночь и весь день. И что напрашиваться ночевать к уставшему и обгоревшему под солнцем человеку неприлично. И что Малфою наверняка не до секса — он уснет, едва только коснется головой подушки.

Но Гарри ничего не мог с собой сделать. Ему невыносимо хотелось даже не столько заснуть, сколько проснуться рядом с Драко — чтобы лежать и рассматривать его остроносый профиль, чтобы разбудить поцелуем в шею или в плечо, чтобы солнце светило в широкие окна, а в кухне пахло свежемолотым кофе.

— Пожалуй, — сказал он Драко, когда с ужином было покончено. — Я у тебя сегодня останусь.

— С чего это? — изумился Малфой.

— Ты обгорел, — Гарри поднялся, взял пустые чашки и блюдо, принялся мыть. — Ты живешь один, что ты станешь делать, если ночью у тебя поднимется температура? Солнечные ожоги — они, знаешь, опасные.

— А ты решил сменить работу и стать сиделкой? — Драко тоже встал и невольно охнул. — Если у меня поднимется температура, я выпью зелье и лягу спать дальше, только и всего.

— У тебя даже камина нет, — Гарри повернулся и хмуро посмотрел на Малфоя. — Что ты будешь делать, если тебе станет совсем плохо? Аппарировать в Святого Мунго в таком состоянии нельзя, недосчитаешься какой-нибудь конечности в приемном покое.

— Я отправлю тебе Патронуса, — парировал Драко. — Ты явишься и спасешь меня снова. Хватит ломать комедию, Поттер. Иди домой.

— Нет, — упрямо сказал Гарри. — Я останусь здесь до утра. У тебя же не одна кровать в доме? Даже если одна — я трансфигурирую что-нибудь в матрас и лягу спать на полу.

— Хорошо, — сквозь зубы ответил Драко. — Спи на полу, раз ты такой настырный.

— Я не настырный, я заботливый, — поправил его Гарри.

Малфой хотел что-то сказать, но передумал, хмыкнул, и пошел наверх.

На втором этаже он открыл дверь в комнату, находящуюся напротив спальни.

— Там есть диван. Он узкий, но для одного вполне хватит. Белье в комоде, подушка… ладно, пожертвую одну из своих. Укрыться можешь пледом.

— Я бы предпочел спать с тобой в одной комнате, — упрямо сказал Гарри, но Драко покачал головой.

— Нет. Если так сильно волнуешься — можешь оставить дверь открытой. Понадобишься — я тебя позову.

Он ушел в спальню и вернулся с подушкой и пледом, кинул их на диван.

— Ложись спать, Поттер. Если не привык так рано — внизу рядом с гостиной есть кабинет, там книжный шкаф. Ванная и туалет тоже внизу, рядом с кухней, утром не вздумай меня будить. Мне на службу не надо, я сплю долго. Так что попрощаемся прямо сейчас.

Драко зевнул, прикрыв рот ладонью, помотал головой. Гарри шагнул вперед, но Малфой вытянул вперед руку.

— Нет, Поттер. Просто — спокойной ночи и все.

— Какой ты, — с досадой сказал Гарри. — Просто редкая ехидна.

— Еще скажи — змея, — ухмыльнулся Драко.

— Змея, — подтвердил Гарри, схватил Малфоя за запястье и подтянул к себе. — Как там твои духи назывались? Поцелуй кобры?

Губы у Драко были сухие и очень горячие. Он вообще был весь горячий, как раскаленный котел. И мелко дрожал от озноба. Это было незаметно на расстоянии, но когда Поттер обнял его за талию, то моментально это почувствовал.

Ситуация сразу отрезвила — Гарри отстранился и заглянул в глаза Драко. Глаза были красные и больные.

— Оставь, — сказал Малфой и лязгнул зубами. — Сейчас выпью жаропонижающее зелье, и все пройдет через четверть часа.

— Тебе принести воды?

— Слушай, перестань суетиться, — раздраженно ответил Драко. — Мне не пять лет, а ты не моя мамочка. Я уже шесть лет живу один и в состоянии о себе позаботиться.

— А почему ты живешь один? — спросил Гарри, когда Малфой, подойдя к шкафчику, начал шарить по полке в поисках зелья. — У вас такое огромное имение в Уилтшире.

Драко вытащил фиал, взболтал густую янтарную жидкость, вытащил пробку и, сморщившись, выпил.

— Бр-р-р, гадость какая, — он повертел пустой фиал в руках, сунул его назад на полку и поправил спадающее полотенце. — Поттер, чрезмерно заботливые родители — это почти так же плохо, как отсутствие родителей вообще. Я все понимаю, мама тогда из-за меня настрадалась, отцу тоже нелегко пришлось. Но война давно закончилась, никто никому ничем не угрожает. Я взрослый человек, у меня своя жизнь. И я не обязан отчитываться по поводу того, где бываю, как провожу время, что ем, что пью и с кем сплю. Хоть с драконом — это мое личное дело. В конечном счете, мы все устали друг от друга, и теперь я живу здесь, а к родителям время от времени езжу в гости. Так всем спокойнее — у них нет повода спрашивать меня, где я провел ночь, у меня нет необходимости им врать.

— А они что, не знают? — осторожно спросил Гарри и сел на диван. — Не в курсе твоих…м-м-м… интересов?

— В курсе, — Драко усмехнулся. — Но это не означает, что их все устраивает. Если в Европе на подобное уже смотрят сквозь пальцы, то наши, британские маги, все еще придерживаются консервативных взглядов. Думаю, ты сам с этим успел столкнуться.

— Успел, — кивнул Гарри. — Рон на меня полгода без отвращения смотреть не мог, потом, вроде, смирился.

— Ну, это же Уизли, — Малфой пожал плечами. — Что ты от него хочешь? Узколобый мещанин.

Наверное, он ждал, что Гарри возразит. Но Поттер снисходительно улыбнулся.

— Какой есть. Он мой друг, а друзьям прощают маленькие слабости.

— Ну да, — Малфой криво ухмыльнулся. — Друзьям прощают все. Даже изнасилование французских девчонок. Послушай, Поттер, а если бы речь шла об убийстве — ты бы на это тоже закрыл глаза? Потому что Финниган — гриффиндорец и твой давний приятель? А почему ты не поинтересовался, что же такого сделал Маклагген? Ах да, он же тоже — гриффиндорец.

Драко выговаривал название львиного факультета так презрительно, что игнорировать его слова и дальше не было никакой возможности.

— И что же такого сделал Маклагген? — едва сдерживаясь, спросил Гарри. — Что он сделал такого, за что заплатил тебе пятьдесят тысяч галлеонов? И теперь с женой и маленьким сыном живет в крохотной каморке под крышей? Ты же отнял у него все — дом, возможность заниматься любимым делом, уважение близких. Все отнял! Тебе было мало семейных капиталов? Решил зарабатывать сам? Я не знаю, что произошло в Саас-Фе. Но я знаю, что ты еще пять лет назад пообещал им отомстить. Наверное, они застали тебя с твоим любовником. Может быть, сделали колдографии и потребовали за них денег, а теперь ты платишь им той же монетой. Ты или кто-то из твоих друзей следил за Симусом. Кто-то следил за Кормаком. И как только у тебя появился компромат — ты его использовал. Я знаю, почему боялся огласки Финниган. Я могу только догадываться, почему молчит Кормак. Но я не понимаю, почему молчишь ты. Если ты и твой возлюбленный были первыми жертвами, почему ты ничего не хочешь объяснять? Почему заставляешь меня строить версии, метаться из стороны в сторону в поисках истины?

— Истины? — Драко нехорошо засмеялся. — А тебя интересует истина? В твоих руках было доказательство преступления. Что ты с ним сделал? Развеял по ветру? Разумеется, ведь Финниган твой друг, и ты пообещал ему защиту. Ты даже дал ему денег, чтобы он смог мне заплатить. А что ты сделал, когда я сказал тебе, что Финниган не единственный? Может быть, пошел к нему, чтобы хоть что-нибудь узнать? Нет, Поттер. Ты сначала завалился ко мне в хлам пьяный, чтобы выяснить, на кого я работаю. А потом явился снова и начал угрожать мне Азкабаном. Ты завел дело — но не на Финнигана, а на меня. Ты копаешься в моей жизни, как в собственном кармане, пытаясь обнаружить, что же такого интересного завалилось за подкладку. И при всем при том не возражаешь проводить ночи в моей постели. Ты хочешь истины — вот тебе истина: в своей студии Маклагген снимал не только моделей для модных журналов. Он снимал порнографию, Поттер — и именно за нее получал самые высокие гонорары. Веселые картинки для озабоченных прыщавых юнцов и пресыщенных жизнью развратников. От невинного ню и до самого грубого, самого отвратительного секса. За доказательства, которые я сунул ему под нос, он заплатил мне пятьдесят тысяч. Все, что у него было, Поттер. Только не кидайся в крайности и не воображай, что я Робин Гуд, который борется со всемирным злом. Я мщу, Поттер. Мне есть, за что им мстить. И если Финниган легко отделался, то только потому, что он оказался пассивным свидетелем, а не участником.

Малфой замолчал, вытер рукой вспотевший лоб. Сказал — уже намного спокойнее, без малейших признаков истерики:

— Хочешь добрый совет, Поттер? Закрывай дело. Жертвами в Саас-Фе оказались я и человек, которого я люблю. Любил. Я не желаю, чтобы эта история выплыла наружу. Не хочу, чтобы в ней копались грязными руками. Ты все равно никого по делу не привлечешь и никого не посадишь.

— Я закрою дело, если ты расскажешь мне, что произошло пять лет назад в Саас-Фе, — Гарри глубоко вздохнул, чувствуя, что ему не хватает воздуха. — Черт. Порнография, значит. И доказательств теперь никаких, раз студия больше не существует. Кормак наверняка все уничтожил.

— Я дал слово, что буду молчать. Не Нерушимый обет, не клятву — просто дал слово, — Малфой отвернулся. — Не этим двоим… Неважно.

— Бехана Маккинона уже нет, — Гарри поднялся, подошел к окну, распахнул створки. — Твое слово потеряло силу.

— Слово никогда не теряет силу, Поттер, — сказал за его спиной Драко. — Пока жива память.

— Иди, ложись в постель, — не оборачиваясь, ответил Гарри. — А то опять температура поднимется. Я подумаю.

До утра он провертелся на узком диване. Вставал, спускался в кухню, пил холодную воду, от которой ломило зубы. Сказанное Малфоем не выходило из головы. Отвращение к Маклаггену сменялось отвращением к себе. Драко был во всем прав, во всем, но осознание этого факта только усугубляло ситуацию.

Остановиться Гарри не мог. И даже не потому, что хотел знать правду. Почему-то Гарри казалось, что, закрой он дело о Саас-Фе, и точно так же закроется Драко. Как папка, на которую наложили запирающие чары и сдали в архив. Будет сидеть в садике, копаться в земле, трястись над своими лилиями, жить воспоминаниями. И в этой его жизни, в сонном покое тихого сельского пригорода, в жужжании пчел над лиловыми цветами, в желтой пыльце лип, которую нес теплый летний ветер, не останется места для Гарри.

Если он закроет дело и после этого снова придет к Драко, то это будет выглядеть… Некрасиво это будет выглядеть, как предъявленный счет за услугу. Именно так Малфой это и воспримет.

А если не приходить…

Гарри подошел к открытой двери спальни, остановился на пороге. Малфой спал, уткнувшись лицом в подушку. Одна рука свесилась и касалась пальцами пола. Тонкое одеяло сползло, обнажив воспаленную спину. Спутанные волосы прилипли к влажной щеке.

Гарри сделал несколько шагов вперед, присел на корточки около постели. Взял Драко за запястье, осторожно погладил расслабленные пальцы.

Пора было уходить. Солнце дробилось в листве деревьев, рассыпая по полу спальни теплые желтые пятна света, какая-то птица заливалась за окном, радуясь новому дню. Поттер встал, поправил одеяло, прикрывая плечи Драко, и вышел, стараясь ступать по возможности бесшумно.

Позавтракал Поттер в кафе, расположенном в Атриуме Министерства. Спустился в свой отдел, дошел до кабинета, задержался у стола Парвати.

— Пошли повестку министерской совой Кормаку Маклаггену. На сегодня, на два часа дня.

— Маклаггену? — Парвати записала на пергаменте имя. — На два часа?

— Да, — Гарри на несколько секунд задумался. — И на три часа — Симусу Финнигану. А еще вызови ко мне Линдси Галлеген, прямо сейчас.

Кормак пытался держаться независимо, но в кабинете Главного аврора это плохо получалось. И, в конце концов, он сгорбился в кресле, избегая смотреть Гарри в глаза.

Поттер прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Ему очень не хотелось начинать этот разговор.

— Я помню, что ты сказал о Нерушимой клятве, — наконец, произнес Гарри. — Поэтому не спрашиваю тебя, что произошло в Саас-Фе между тобой, Симусом и Малфоем. Но я хочу знать, сколько он вам заплатил. Я хочу знать, почему часть денег ты получил в долларах, и какая это была часть. И вот что еще. Я знаю, чем ты занимался в своей студии. При необходимости я найду доказательства. Так что честно, Кормак, врать не советую.

Маклагген вскинулся, но наткнулся на взгляд Поттера и снова сник. Откашлялся, расстегнул пуговицы тесного воротника.

— Четыре с половиной тысячи галлеонов. Всего. Пятьсот взял Симус, остальное я.

— Так, — сказал Гарри и присел на угол стола. — Клятва не дает тебе возможности говорить. Но слушать она тебе не мешает. И отрицать, если я где-то ошибусь — тоже. Так что если я в чем-то промахнусь — отрицай и все. И не дергайся. Любой обет можно обойти, если знать — как.

Маклагген вцепился в подлокотники кресла. Весь его вид демонстрировал крайнюю степень напряжения. Гарри усмехнулся.

— Итак, вы приехали в Саас-Фе и неожиданно обнаружили там Малфоя. Вам было на него совершенно наплевать, но волей случая вы застали его с любовником и решили, что на этом можно заработать. Ты тайком сделал несколько колдографий и пошел к Малфою. А он отказался тебе платить. Правильно?

Кормак сидел, глядя в одну точку, по вискам у него стекал пот, но Маклагген не делал никаких попыток вытереть лицо. Поттер удовлетворенно кивнул.

— Значит, правильно. Тогда вы пошли к его любовнику, решив попытать удачи там, и не ошиблись. Шотландец испугался. Но у него не было денег — и в итоге вы все-таки получили требуемое с Малфоя. Так?

Маклагген все так же не шевелился, только шумно дышал.

— Так, — Поттер снова кивнул. — У Малфоя не оказалось нужной суммы наличными. Он предлагал вам подождать до своего возвращения в Лондон, но вы ждать не захотели. Больше того, вы стали угрожать ему, что увеличите сумму вдвое. Малфой оказался меж двух огней — с одной стороны вы, а с другой Маккинон. В результате недостающую тысячу галлеонов ты получил от американца — он выписал тебе чек в долларах по курсу. Откуда маггл знает о нашем мире, я скоро выясню. Но предполагаю, что у него есть родные-маги. Я пока не ошибся? Отлично. Продолжим. Вы отдали Малфою колдографии и негативы, вдоволь над ним поиздевались, но вынуждены были дать ему еще и Нерушимую клятву, что станете молчать. Вы были уверены, что останетесь безнаказанными — у вас имелась какая-то гарантия, что Малфой утрется и вас не тронет. Эта гарантия у тебя?

Маклагген замотал головой.

— У Финнигана?

Кормак замотал головой еще сильнее.

— У маггла-американца?

Маклагген снова замер. Гарри покусал губы, пытаясь сформулировать следующий вопрос наиболее четко.

— Ты знаешь, чем расплатились с американцем Малфой и Маккинон?

Маклагген по-прежнему не шевелился.

— Это были деньги? Нет. Секс? Нет. Одна из твоих колдографий? Нет. Кормак, одну подсказку, ну? Подумай.

— Там жил художник, — просипел Маклагген. — Итальянец.

— Паччини.

— Я не знаю, как его звали, — Кормак, наконец, полез за платком и вытер взмокший лоб. — Он все время играл в снукер и пил в баре.

Гарри пододвинул к себе пергамент, выписал пропуск, толкнул лист по столу к Маклаггену.

— Свободен. И знаешь, мой тебе совет, Кормак. Бери жену, сына и уезжай из Лондона. Я не уверен, что увидев тебя на улице, смогу удержаться и не открыть следствие по делу о порноателье, замаскированном под процветающую колдофотостудию.

Разговор с Симусом ничего не прибавил к тому, что Гарри уже знал. Разве что вел себя Финниган более развязно, чем Маклагген, так что после его ухода у Гарри осталось на языке мерзкое послевкусие — словно мыла наглотался

Зато Линдси положила на стол Гарри очень интересные бумаги, которые Поттер прихватил домой, чтобы изучить повнимательнее.

После событий в Саас-Фе Бехан Маккинон перестал ездить в Швейцарию.

В 2007 году он поехал в Майрхофен. Январь 2008 года провел в Вуокати. На следующий год развлекался в Зеефельде. А погиб в День святого Валентина, в Шамони. Несколько дней на французском курорте был сильный снегопад, и спуски закрыли. Но трое фанатиков горнолыжного спуска — в том числе Бехан — каким-то образом прошли полицейские кордоны и поднялись на одну из самых опасных, “черных” трасс, идущую по леднику. Лавина, которую сорвали лихачи, была совсем небольшой — меньше ста тонн. Двоим удалось уйти в сторону с ее пути, но Маккинон не успел. Язык лавины протащил его по леднику и вместе с парнем рухнул в ущелье. На место катастрофы почти сразу прибыли спасатели, но в это время с вершины пошла еще одна лавина, чудом не накрыв людей и окончательно похоронив надежды спасти Бехана. Тело не обнаружили даже в начале лета, когда снег в ущелье растаял окончательно. Скорее вcего, его унесла горная река, переполненная талыми водами. Семья оплакала погибшего сына и поставила ему памятник на семейном кладбище.

— А Малфой после разрыва каждый год приезжал в Саас-Фе и ждал его там, — пробормотал Гарри. — Какая трогательная история. Интересно, а до всего случившегося оставшиеся десять месяцев в году он жил монахом, как и Маккинон? Ох, что-то я сомневаюсь. Наверняка они где-то встречались и в остальное время. Портключи и камины и сквибам вполне доступны. Швейцария была апофеозом, ежегодным праздником, наподобие Рождества. Паччини, значит, художник. А МакКинли владелец двух картинных галерей. Ну, что принесет мне в клюве Шервуд, я уже знаю — никаких скоропостижно скончавшихся тетушек у Маклаггена нет и не было. А вот что удастся выяснить Марвину? И какую информацию привезет Роббинс?

Гарри очень хотелось отложить в сторону бумаги и аппарировать в Лайм Виллидж. Просто чтобы узнать, как там Малфой и его спина. На пять минут, не больше. Проверить, что все в порядке, и тут же вернуться домой. Соблазн был так велик, что Поттер с трудом удерживался от того, чтобы ему поддаться.

Пытаясь отвлечься, он даже начал расписывать по пунктам свои следующие шаги: разыскать Паччини и узнать, что за картину тот нарисовал для МакКинли; слетать в Нью-Йорк и встретиться с таинственным миллионером — разумеется, договорившись о совместных действиях с силами магического правопорядка Нью-Йорка. На этом шаги заканчивались. Гарри не сомневался, что до конца следующей недели он все узнает. Хотя, в общих чертах, все было понятно и так. Финниган и Макклаген пали жертвами собственной жадности. С их стороны глупо оказалось рассчитывать на то, что Малфой простит им шантаж. И что не ответит стократ более сильным ударом. Тем более, что отдаленным последствием явилась смерть его возлюбленного.

Гарри отодвинул бумаги в сторону, задумчиво посмотрел на них. Совсем недавно он подозревал Драко либо в совершении преступления, либо в его сокрытии. Преступление действительно было и даже не одно. Но если теперь давать делу законный ход, то в кресло подсудимых по очереди сядут сразу четверо. Сначала Финниган и Маклагген — шантаж, изнасилование несовершеннолетней, изготовление и распространение порнографии. Затем Драко Малфой — шантаж, сокрытие преступлений. А четвертым будет сам Гарри — использование служебного положения для сокрытия улик преступления.

Расклад получался скверный. Пора было принимать решение — однозначное и необратимое.

К десяти часам вечера Гарри основательно измучился, подавляя в себе желание выйти на крыльцо и аппарировать в Лайм Виллидж. Он десять раз заваривал себе чай, ложился на диван с книгой, даже вызвал по камину Рона поболтать, но быстро устал — даже не столько от стояния на коленях, сколько от жизнерадостной глупости старого приятеля.

Это очень походило на зависимость от зелья Сладких Надежд. Гарри видел зельезависимых в Святого Мунго — они метались по палатам, не находя себе покоя, отказывались от сна, от еды, не хотели видеть ни родных, ни любимых, ни знакомых. И душу были готовы продать кому угодно за фиал отравы. Аврорат несколько месяцев искал подпольную лабораторию, а кое-кто был уверен, что зелье варят недобитые Упивающиеся Смертью. Черта с два — трое предприимчивых райвенкловцев, не имевших никакого отношения к Волдеморту, зато получивших в свое время “Превосходно” по маггловедению.

Сейчас Гарри точно так же метался по дому, как больные в спецпалатах. И горько завидовал магглам. У тех хотя бы существовали физические препятствия для того, чтобы совершать глупости: дальние расстояния, пробки на дорогах, цены на бензин…

Для того чтобы попасть в Лайм Виллидж, Гарри требовалось только взмахнуть палочкой и произнести заклинание. Эта легкость завораживала. Взмах — и там. Посмотреть — и назад.

— Нет! — сказал вслух Гарри, вытащил из-за пояса палочку и положил на стол. — За демонстрацию на экзамене силы воли я в аврорской школе получил законные сто баллов. А тот же Рон срезался на любви к шоколадным лягушкам. Так что я сейчас выпью зелье Сна без сновидений и лягу в постель.

По Флавер-стрит гулял ветер. Подкидывал в воздух конфетные фантики, сыпал на аккуратные ровные газончики облетевшие с вишен лепестки, задирал на голову Гарри аврорскую мантию. Ветру было наплевать на чины и заслуги — он носился по улице как жеребенок-подросток, взбрыкивая и бросаясь от изгороди к изгороди.

— Ты украл мое сердце, и теперь я не знаю, что делать, что предпринять.

Для тебя оно всего лишь цветок или бабочка, которую ждет острая булавка.

Но я не хочу лежать между страниц заброшенной книги. Я не хочу умирать за толстым стеклом.

Верни мне сердце, верни мне мою свободу.

Гарри прислонился к липе, спрятавшись за ее ствол. Он никогда не слышал, чтобы Малфой пел — в Хогвартсе, разумеется. Впрочем, он вообще не слышал от Драко в Хогвартсе ничего, кроме оскорблений.

Фальшивил Малфой безбожно. Модный хит Кэтти Уильямс в его исполнении был почти неузнаваем.

Впрочем, Драко, кажется, и сам это понимал. Он оборвал мотивчик на середине, фыркнул и рассмеялся.

— Бред, — сказал Малфой. — Мерлин, но до чего же привязчивый. Как сливочная тянучка.

Он опять замурлыкал: “Ты украл мое сердце, и теперь весь мой мир это стеклянная банка в твоих руках, в которой все еще бьется умирающая бабочка моей любви”, — качаясь в гамаке и дирижируя палочкой. С кончика палочки срывались то полупрозрачные розовые сердца, то пухлые амурчики. Сердца падали на землю и разбивались, амурчики взлетали над гамаком и целились из луков во все стороны. Одна из призрачных стрел скользнула над головой Гарри, другая угодила ему в аврорскую нашивку на плече.

Вот так стоять и подглядывать было еще хуже, чем зайти в сад. Это было еще хуже, чем смотреть в замочную скважину за любовной игрой двоих, в которой нет места третьему. Это было слишком интимно — фальшивый мотивчик, глупая песенка и разбивающиеся розовые сердечки.

Поттер прекрасно это понимал, но прилип, прирос к корявому стволу, прижимаясь к нему всем телом и молясь, чтобы Малфой не обнаружил его присутствия. На его счастье, Драко исчерпал свой музыкальный порыв, вылез из гамака и ушел в дом. Сквозь открытое окно было слышно, как он хихикает, гремит посудой и повторяет издевательски-томно, подражая манерному голоску Кэтти Уильямс : “Я полечу за тобой на край света, я буду цвести только для тебя…”

Гарри торопливо отошел на несколько шагов и аппарировал в Лондон.

На следующий день утром он улетел в Неаполь.

Конечно, можно было бы добраться до Италии через международную магическую сеть, но Гарри предпочел сесть в обычный маггловский самолет, справедливо считая, что небольшой выигрыш во времени не стоит потраченных на узловых порталах нервов. И что ему вполне хватит портала Неаполь-Палермо, чтобы вкусить все прелести долгих перемещений в пространстве.

Паоло Паччини жил недалеко от порта, на Виа Кастелло, под самой крышей трехэтажного каменного дома. Это была маггловская часть города, и Гарри никак не мог понять, что заставляет Паччини жить среди обычных людей.

— Да дорого жить в магическом квартале, — с неудовольствием ответил ему на вопрос Паччини, когда они сели поговорить в ближайшей пиццерии. — Заработки у меня нестабильные, синьор. То навалом денег, то ни монеты. Вы будете смеяться, но с магглами договориться о кредите проще.

— Но на поездки в Швейцарию денег хватает?

Паччини пожал плечами.

— На Рождество я обычно продаю несколько картин. Люди делают друг другу подарки, синьор. Некоторым хочется быть оригинальными, и тогда они идут к бедному художнику и дают ему возможность заработать немного денег. Так что вас привело ко мне, синьор? Не думаю, что вас интересуют мои портреты и пейзажи.

— Интересуют, — ответил Гарри. — Я веду одно довольно запутанное дело. И надеюсь, что вы поможете мне его распутать.

Как выяснилось, о событиях в Саас-Фе Паччини не знал ничего. Просто однажды к нему пришел Малфой (“О, даже не знаю, чего бы я хотел больше — выиграть у него в снукер или затащить в постель! Bello! Magnifico!”) и поинтересовался, не хочет ли Паоло нарисовать на заказ два портрета?

— Два? — переспросил Гарри, думая, что либо ослышался, либо итальянец что-то перепутал.

— Два, — кивнул Паччини. — Точнее, сначала речь шла о двух. Но я сказал, что готов работать бесплатно, если он позволит мне нарисовать себя… кхм… для меня. Он согласился.

— Что это были за портреты? — спросил Поттер, начиная кое-что понимать. — Магические?

— Si, синьор, — Паччини мечтательно закатил глаза. — Я сначала удивился. Зачем магглу магические портреты? Но Драко сказал, что заказчик прекрасно знает о нашем мире — две его кузины закончили Шармбатон, и вся семья очень этим всегда гордилась, хотя и держала в тайне. Он с детства мечтал приобщиться к нашему миру, и теперь коллекционирует магические картины. Разумеется, он не выставляет их в своих галереях. Но в его доме есть огромная тайная зала, где имеется очень приличное собрание. Он сказал, что ради сохранения тайны завещает коллекцию одной из своих кузин-ведьм. Самой любимой. Правда, я тогда подумал, что Драко и этому мальчику будет очень неуютно потом находиться обнаженными под женскими взглядами. Но желание заказчика закон, а они тогда не возражали. В конце концов, всегда можно сбежать за раму. Или хотя бы прикрыться портьерой.

— Они позировали обнаженными? — не веря своим ушам, переспросил Гарри. — И Малфой?

— Si, синьор! — жизнерадостно ответил итальянец. — Клянусь этой пиццей, это были мои лучшие работы! Я никогда не чувствовал такого прилива вдохновения. Второй портрет Драко я рисовал по памяти, ему надо было уезжать, но я запомнил его тело до мельчайших подробностей! Когда я пойму, что мое время на этой земле истекает, я уничтожу этот портрет. Я обещал это ему в тот день, когда он уезжал из Саас-Фе.

— Я могу увидеть эту картину? — Гарри почувствовал, что в горле пересохло, и торопливо отпил немного вина из грубого стеклянного бокала.

— No, синьор, — торжественно ответил Паччини. — Я обещал, что никто не увидит этот портрет. Хотя для художника скрывать свою работу… Impossibile. Невозможно. Идемте!

Он действительно был прекрасным художником, этот маленький неопрятный говорливый Паоло Паччини. Сначала Гарри решил, что в проеме окна стоит живой Драко. Казалось, что его оторвали от созерцания заснеженных гор за стеклом, он начал поворачиваться, да так и замер вполоборота, придерживая рукой темно-синюю портьеру. Он был полностью обнажен, волосы забраны в высокий хвост, каждый мускул на спине выдавал незаконченное движение, а лицо, на которое падал солнечный луч, казалось отстраненным и совершенно незнакомым.

Гарри потрясенно замер. Он никогда не видел и не знал такого Драко.

Поттер вдруг представил себе, как Паччини возвращается домой, зажигает свет, ложится на продавленную кровать в углу… Нет! Онанировать на такое было бы кощунством. Словно угадав его мысли, Паччини положил пухлую ручку на плечо Гарри.

— Я молюсь за него, синьор Поттер, — грустно сказал он. — Мне его жаль. Такие как Драко редко бывают счастливы. И они почти всегда — одиноки.

— Цыпленок? Говядина? Рыба? — стюардесса приветливо улыбалась Гарри, и он подумал, что она очень похожа на Салли, жену Дадли.

— Говядина.

Он принял от девушки пластиковый поднос с упакованным в коробочки и баночки ужином, поставил его на откидной столик кресла.

Гарри всегда считал, что женой Дадли окажется сварливая и визгливая девица. Но Салли Донован, в замужестве Салли Дурсль, была неглупа, вежлива и довольно мила. Гарри был на свадьбе и никак не мог понять, чем же привлек девушку его кузен. До тех пор, пока не увидел, с каким восторгом и молчаливым обожанием Дадли смотрит на невесту. А потом у них родились близнецы — крепкие пухлые мальчишки — и неожиданно выяснилось, что Дадли не только любящий муж, но и хороший отец.

Конечно, тетя Петунья невестку не любила, считала, что она плохо ухаживает и за Дадличкой, и за детками, пыталась давать советы. Но Дадли проявил твердость характера, решительно выставил мамочку за порог коттеджа, куда переехал от родителей со своей семьей, и теперь встречался с ней только по выходным или по большим праздника вроде Рождества или Пасхи. Дядя Вернон ворчал, что молодежь совершенно перестала уважать старших, тетя плакала и жаловалась Гарри на сына и невестку, хвасталась внуками, а Дадли приглашал Гарри к себе в гости намного чаще, чем родителей. И даже как-то сказал — смущаясь и потея — что если к кому-то из его сыновей прилетит сова… ну, та самая, ты знаешь, Гарри… то он совсем не будет возражать против обучения детей в таинственной Школе магии и волшебства. И плевать он хотел, что по этому поводу скажут мать или отец.

Гарри подозревал, что тут не обошлось без влияния Салли, но отношения с семьей его, в целом, устраивали, а о прошлом они по обоюдному согласию старались не вспоминать. Правда с каждой новой встречей тетя Петунья все настойчивее интересовалась, когда же женится Гарри. Он отделывался шутками. На то, что терпимость Дурслей распространится и на его ориентацию, Гарри совсем не рассчитывал. Впрочем, он не собирался на эту тему с кем-нибудь откровенничать.

Вернув поднос с остатками ужина стюардессе, Гарри откинулся в кресле, вытянул ноги и прикрыл глаза. Все-таки бизнес-класс давал определенные преимущества, особенно при долгих перелетах. Можно было спокойно подумать и нормально поспать.

Накануне Поттер связался с Нью-Йоркской магической полицией, обговорил детали сотрудничества и купил билет на самолет. Вопросы визы и таможенного контроля его мало интересовали — сотрудник итальянской “Сикуреццы”, аналога британского аврората, проводил Гарри до самого кресла в салоне, небрежно заморочив по пути головы всем магглам на всех этапах досмотра и тщательно проверив работу специального персонализированного артефакта, подавляющего магию и замаскированного под мужской браслет.

— Мы же не хотим, синьор Поттер, чтобы самолет упал в Атлантический океан.

Гарри хотел этого еще меньше, так что понимающе кивнул. Он и сам мог проверить, работает ли его артефакт, но следовало проявить уважение к чужим порядкам.

Поттер вылетал в Нью-Йорк из Рима, и всю пятницу потратил на то, чтобы погулять по городу. Ему редко удавалось выбраться куда-то не по делам, а просто так. Грех было не воспользоваться моментом и не поглазеть вместе с туристами на Колизей, не бросить монетку в Фонтан Треви, пройти мимо фресок Сикстинской капеллы…

Но весь день Гарри не мог отделаться от мыслей о Малфое. Он уже точно знал, что произошло в Саас-Фе, понимал, почему Драко так упорно не хотел следствия, не удивлялся тому, что в качестве мести Малфой выбрал шантаж, а не принес в аврорат доказательства против Финнигана и Маклаггена, чтобы засадить их за решетку. В Нью-Йорк Поттер летел только для того, чтобы поставить точку.

“Контрольный выстрел, как сказали бы магглы”, — хмуро усмехаясь, говорил он себе.

Перед самым отлетом Гарри связался с Марвином и получил от него исчерпывающие сведения об Оливере МакКинли. Две кузины МакКинли действительно закончили Шармбатон, и старшая была замужем за одним из Маккинонов. Так что Бехан и Драко не случайно обратились именно к американцу за помощью — Маккинон рассчитывал на эту дальнюю родственную связь. Почему МакКинли потребовал именно обнаженную натуру, Гарри тоже теперь знал: миллионер давно увлекался нудизмом, в далекой юности даже задерживался полицией за “непристойное поведение”, то есть прогулки по пляжу в голом виде. Правда, гулял он там не один, а в компании таких же веселых и безголовых студентов, разделявших его увлечение.

Со временем желание эпатировать окружающих у МакКинли поутихло, но любовь к человеческому телу осталась. Он посещал нудистские пляжи, регулярно устраивал в своих галереях фотовыставки с обнаженной натурой и проповедовал культ здорового и красивого тела. Его кумирами были греки. Его мечтой — Олимпийские игры в том виде, в каком они проводились в Древней Греции.

Так что в его заказе Паччини не было ничего удивительного. А у Бехама и Драко просто не оставалось выбора.

Под ровный шум двигателя и мерное потряхивание Гарри задремал. Свет в салоне уже погасили, большинство пассажиров либо смотрели телевизоры, либо тоже пристроились спать. До Нью-Йорка оставалось девять часов лета на высоте чуть менее сорока тысяч футов. Засыпая, Гарри представил себе эту высоту, зябко поежился и натянул плед повыше.

Сотрудник магической полиции ждал Гарри прямо у выхода из перехода. Высокий чернокожий парень с любопытством разглядывал пассажиров, лениво что-то жевал и вертел на пальце цепочку с брелком. Людской поток обтекал его, как вода скалу.

Гарри заметил его чуть раньше, чем полицейский — его самого. Подошел, кивнул, с интересом рассматривая значок, пришпиленный на воротник рубашки. Американский флаг на фоне сияющего солнца.

— Сэр? — чернокожий перестал жевать и принял более приличную позу.

— Поттер, — коротко сказал Гарри. — Британский аврорат.

— Стив Мэнсон, сэр, — маг широко улыбнулся, показав ослепительно белые крупные зубы. — Магическая полиция Соединенных Штатов, Нью-Йорк. Мы рады приветствовать вас, сэр.

Он протянул руку Гарри, крепко пожал.

— Надо выйти из здания аэропорта, сэр. Деактивируйте свой браслет.

— Да давно уже, — буркнул Гарри. — Еще когда по переходу шел. Идемте, Стив. У меня обратный самолет в Лондон меньше, чем через двенадцать часов.

— Портал рядом с аэропортом, — жизнерадостно ответил Мэнсон. — Двадцать минут — и мы на месте.

Оливер МакКинли жил в Ист-Сайде, в роскошном особняке. Гарри хмыкнул, заметив множество видеокамер, не оставлявших никому ни малейшего шанса подойти к ограде незамеченным. Представил, какие помехи пошли на следящие мониторы, как всполошилась охрана, и хмыкнул еще раз, уже громче.

— Нас ждут, сэр, — сказал Мэнсон и демонстративно выплюнул белый комочек жвачки на идеально ровный газон. — Этот маггл в курсе, что у него сегодня посетители.

Гарри неодобрительно покосился на него. Он и сам относился к магглам без особого пиетета, но не любил подобных выходок.

— У МакКинли есть родственники маги, — сухо сказал он. — Могу я попросить вас быть более сдержанным?

— Да, сэр! — Мэнсон сделал вид, что раскаивается.

Гарри махнул рукой и вошел в распахнувшиеся ворота.

МакКинли оказался коренастым широкоплечим мужчиной лет шестидесяти, с умными карими глазами и серебристым ежиком коротко обстриженных волос. Судя по всему, он был очень неглупым человеком, кроме того, ценил не только свое, но и чужое время.

— Мальчики пришли попросить у меня денег, — рассказывал он, пока Гарри рассматривал висевшие в большом зале картины. — Давать в долг не в моих правилах, я предложил им заработать. Тем более, что там был Паоло. Вы уже познакомились с Паоло, мистер Поттер? Он гений, но слишком много пьет. Я купил у него несколько пейзажей и натюрморт с куропаткой. Удивительно разносторонний художник, ему удается все. Нет, это не магия. Это талант, мистер Поттер.

— Магические картины у вас не здесь, — обернувшись к МакКинли, сказал Гарри. — Вы ведь не можете демонстрировать их гостям.

— Увы, — МакКинли развел руками. — Хотя очень бы хотелось. В моей коллекции есть совершенно удивительные вещи. Прошу вас.

Гарри не очень хорошо разбирался в живописи. Так, в общих чертах. Но увиденное в большом светлом зале, куда провел их хозяин особняка, произвело на него впечатление. Океан, бившийся в дубовую раму. Медленно облетающий клен и мокрая от дождя парковая скамейка, на которой шелестела страницами забытая книга. Лань, пугливо выходящая из густых зарослей…

— Удивительно, не правда ли? — сказал за его спиной МакКинли. — Ты видишь мазки краски, чувствуешь под пальцами лак, можешь коснуться нарисованного неба. И в то же время это все живое. По-настоящему живое.

— Мне хотелось бы видеть портреты, — напомнил Гарри.

— Они дальше, — МакКинли двинулся вдоль стены. — Там, где работы Паччини.

Здесь Драко был другой. Он улыбался. Надменно, как мог бы улыбаться какой-нибудь член королевской семьи ничтожному рабу, заметив в глазах того восхищение и восторг. Себе Паччини нарисовал совсем другого Драко — более близкого, более человечного. Драко из собрания МакКинли нельзя было любить или желать, его можно было только боготворить, поклоняться — или жестоко ненавидеть.

— Прекрасен, — сказал МакКинли и с нежностью провел пальцами по портрету. — Какой теплый свет, какой ракурс. А ведь на первый взгляд — ничего особенного. Парень как парень, даже довольно тощий. Это талант художника, мистер Поттер. Увидеть красоту в заурядности. Взгляните. Вот второй.

Гарри с трудом заставил себя оторваться от улыбки Малфоя и повернуться ко второму портрету. Его покоробило прикосновение МакКинли к тому, кого Гарри хотел бы считать своим. Впрочем… Такого Драко Гарри не хотел.

Бехан Маккинон лежал на животе на низком диване, положив голову на скрещенные запястья. Он не улыбался. Грустно смотрел с портрета в глаза Гарри, закусив пухлую нижнюю губу. Казалось, вся его поза, выражение лица, взгляд говорили одно и то же: ”Ну что, мистер Поттер? Довольны? Добились своего?”

“Добился”, — подумал Гарри, а вслух сказал:

— Спасибо, мистер МакКинли. Аврорат Британии благодарен вам за оказанную помощь.

— Бедный мальчик, — печально сказал тот. — Так нелепо погибнуть, таким молодым.

— Вы разрешите мне сделать колдографии? — спросил Гарри. — Это для следствия.

— Разумеется, — МакКинли покачал головой и отошел в сторону, повторяя:

— Бедный мальчик.

Когда Гарри прощался с погрустневшим меценатом, то слегка задержал его руку в своей.

— Надеюсь, вы никому не показывали эти портреты, кроме меня? Вашим кузинам, например.

— Боже упаси, — искренне ответил МакКинли. — Вы не знаете моих кузин, мистер Поттер. После моей смерти пусть делают со всем этим, что хотят. А сейчас мне даже подумать страшно, какой скандал они бы устроили. От вас, магов, чего угодно можно ожидать.

— Вот и правильно, — сказал Гарри. — Не показывайте и не рассказывайте. Никому и никогда. Честное слово, это в ваших же интересах. Вы ведь не хотите лишиться своей замечательной коллекции? Не хотите. А она, между прочим, является грубым нарушением Статутов о секретности.

Хитроу не принимал из-за грозы и ураганного ветра, так что в Лондон Гарри пришлось добираться из Бирмингема. Лишние полчаса до дома окончательно привели Поттера в дурное расположение духа. Полет из Нью-Йорка в Лондон оказался тяжелее, чем из Рима в Нью-Йорк. Их трясло почти восемь часов, аэробус шел в зоне высокой турбулентности, стюардессы настойчиво просили всех оставаться пристегнутыми к креслам. Поутихло только над Европой, но пытаться поспать было уже поздно — в салоне запахло едой, пассажиры потянулись в туалеты умываться и приводить себя в порядок, шторки на иллюминаторах то справа, то слева стали открывать, пуская в самолет пронзительное утреннее солнце. И все, что оставалось Гарри, — взять положенный завтрак, чашку скверного кофе, включить телеэкран и ждать посадки.

В Лондоне лило так, что камни мостовой скрылись под водой, а номера домов нельзя было разглядеть с пяти шагов. Гарри промок до трусов, пока добирался до площади Гриммо, и теперь стучал зубами, стаскивая с себя одежду прямо в гостиной. К счастью, небольшую сумку он догадался защитить от дождя чарами и надеялся, что колдоаппарат не пострадал.

Бросив мокрую одежду на пол, Гарри добрел до туалетной комнаты, набрал полную ванную горячей воды, залез в нее, блаженно вытянулся, откинул голову на широкий бортик и закрыл глаза.

Обе колдографии портретов Драко — и сделанную в Палермо, и нью-йоркскую — он намеревался оставить себе. Конечно, это было не слишком-то правильно, — говорить, что колдографии нужны для следствия, но устоять перед искушением Гарри не мог. Он вообще как-то плохо удерживался в последнее время от искушений. Но его тянуло к Малфою как магнитом. Может быть потому, что сам Драко никакого интереса к Гарри не проявлял, и это было обидно.

Впрочем, безразличие это было теперь хорошо объяснимо, Поттер только жалел, что так поздно докопался до сути. Что в их отношениях с Драко уже была разоренная за один невыносимо жаркий час кровать, были лиловые цветы и погибающий мотылек, была горячая кожа под пальцами и ледяная простокваша. Была тайна, которой больше нет.

Гарри сам не заметил, как опустил одну руку под воду. Провел ладонью по бедру, глубоко вздохнул, помял яички. Это все было до боли привычно и обыденно — мастурбация в ванной под неясные смутные фантазии. Только в этот раз перед глазами была не абстрактная мужская задница, не собирательный образ некоего мужчины, с которым было неплохо бы…

Вполне конкретные острые коленки, тощие бедра и бледный, покрытый рыжеватыми кудряшками пах. Гарри отчетливо вспомнил, как Драко закусывал нижнюю губу, как хватался то за простыню, то за его запястья. Как потерся щекой о висок Гарри, когда тот обессилено вытянулся на нем. Как мокро и липко было между их телами, и в комнате пахло горными лилиями, липовым медом и сексом.

Мутноватые пятна спермы поплыли по поверхности воды, теряясь в мыльной пене. Гарри выдохнул и открыл глаза. А Малфой, наверное, вспоминает Бехана. И этих воспоминаний намного больше. А о Главном авроре Поттере он совсем не думает. Или думает — со страхом, с раздражением, с неприязнью. С отчаянием. Потому что Главный аврор Поттер не человек, а бульдог. И если уж вцепился во что-нибудь, то оторвать можно только с живым мясом.

Вода совсем остыла. Гарри нащупал цепочку, дернул, открывая слив. Очень хотелось добраться до постели, упасть лицом в прохладные простыни и отключиться. Хотя бы до утра. Если бы можно было заснуть, а проснуться в параллельном мире. Чтобы никакого Финнигана, никакого Маклаггена. Чтобы остался только маленький коттедж, качающийся в гамаке Драко и шершавая кора липы под щекой.

Роббинс вернулся утром в понедельник вместо вторника. Зашел в кабинет, шумно потянул носом.

— Кофе хочешь? — понимающе улыбнулся Гарри. — Садись, я попрошу Парвати сварить.

Стэн плюхнулся в кресло, вытянул ноги и небрежно бросил на стол Поттера папку.

— Устал, как ездовой тестрал, — пожаловался он. — Главное, было бы ради чего.

Парвати вошла в кабинет с подносом, и Роббинс быстро схватил кофейник и налил себе кофе. Всыпал три ложки сахара, долил сливками, отхлебнул.

— Хорошо, — блаженно сказал он. — Там у них тоже вкусный кофе, но наш как-то…

Гарри открыл папку. В целом, он уже знал, что мог накопать его въедливый заместитель, но хотел убедиться лично.

— Обрати внимание, — Роббинс перегнулся через стол, ткнул пальцем в строчки отчета. — Малфоя не было трое суток. Он предупредил, чтобы горничная не приходила убирать его коттедж, мол, нечего убирать. Вернулся пятнадцатого вечером. Вообще твоя сова очень неожиданно прилетела, я рассчитывал в выходные побездельничать, а пришлось опять бегать и узнавать.

— Ладно, не жалуйся, — Гарри закрыл папку. — А вообще ты был прав. Ничего там не случилось. Банальные разборки между старыми неприятелями. Ничего серьезного.

— А шантаж? — Стэн прищурился. — Шантаж-то был.

Гарри пожал плечами.

— Заявлений пострадавших нет, разошлись полюбовно. Так что нет причин копаться дальше. Извини, что гонял тебя в Швейцарию.

— Да ладно, — хмыкнул Стэн. — Я не так уж плохо провел эту неделю.

— Я не сомневаюсь, — Гарри натянуто улыбнулся. — Стажерам можешь передать, что работа по этому делу зачтется им в летнюю практику.

После ухода Роббинса Гарри достал лист пергамента, взял в руки перо и задумался. Налил себе еще кофе, встал, прошелся по кабинету. А затем вернулся к столу.

“Господину Министру магии Кингсли Шеклболту. Заявление…”

— И что я должен с этим делать? — Шеклболт бросил пергамент на колени Поттера. — И почему именно сейчас?

— Если бы я пришел с этим через неделю, ты тоже спросил бы — почему сейчас, — Гарри аккуратно вернул пергамент на стол. — Кингсли, подпиши и все. Я достаточно подробно объяснил, почему прошу отставку.

— А я в это не верю! — Шеклболт постучал согнутым пальцем по листу. — Что значит — не в состоянии выполнять свой служебный долг? Это ты не в состоянии? А кто тогда в состоянии?

— Роббинс, — немедленно ответил Гарри. — У Стэна большой опыт, он прекрасный аврор и не зря уже три года числится моим заместителем. Я считаю, что он способен относиться к работе более ответственно, чем я. По-крайней мере, он намного меньше меня зависит от старых привязанностей или антипатий.

— Рейвенкло, — понимающе хмыкнул Шеклболт. — Ну, хорошо. Допустим, я подпишу твое прошение об отставке. После этого ты объяснишь мне, в чем настоящая причина? Не вот эти глупые слова “недостоин занимать высокий пост”, “совершил служебное преступление” — а настоящую причину? Извини, но я не могу поверить в то, что ты способен на преступление.

— Я способен на компромисс с совестью, — хмуро сказал Гарри. — Никогда в себе этого не предполагал, но… Были некоторые обстоятельства. Понимаешь, Кингсли, я понял, что до сих пор делю мир на своих и чужих. И своим готов простить много больше, чем простил бы чужим. А тем, кого я когда-то считал врагами, я не только не готов ничего не прощать — я способен приписывать им самые гнусные пороки и самые страшные преступления. Там, где они совершают ошибки, я вижу умысел. Преступное намерение. Так не должно быть, Кингсли. Либо я объективен в своем отношении, либо нет, но в этом случае я не имею права вмешиваться и своей властью ломать чужие судьбы.

— Ты можешь мне объяснить, что произошло? — Кингсли взгромоздился на край стола. — Не как министру, как старому другу? Как боевому товарищу, в конце концов. Я пойму и не стану тебя осуждать.

— Не станешь, — Гарри кивнул головой. — Конечно, не станешь. Я старый друг, я боевой товарищ, ты не в состоянии представить себе, что я могу совершить преступление или пойти на сделку с совестью, да? А если все-таки представишь, то найдешь для меня множество оправданий. Смягчающих обстоятельств, которые сделают мой проступок совершенно незначительным в твоих глазах. В этом-то все и дело, Кингсли. Мы с легкостью прощаем друг другу то, что никогда не простили бы незнакомому человеку. А ты представь, что в этом кресле сидит, допустим, Люциус Малфой. Ты захотел бы его выслушать, понять и простить, сообщи он тебе о совершенном им преступлении?

Шеклболт молчал. Гарри поднялся, взял со стола перо и пергамент.

— Подписывай. Я тебе обещаю, что когда со всем этим разберусь, расскажу все. Тогда и будешь решать — осуждать меня или прощать. И не сомневайся, Роббинс справится.

Малфой был дома. В гостиной на первом этаже горел свет, из открытого окна неслась негромкая музыка. Гарри улыбнулся — в последнее время “Ливерпульские ловкачи” стали безмерно популярны. Действительно ловкачи — четверо молодых прохвостов беззастенчиво воровали песни “Битлз”. Но для чистокровных волшебников, слыхом не слыхавшим о популярной маггловской группе, эта музыка стала откровением.

На знакомый тихий перезвон заклятий Драко выглянул из окна.

— А, — без удивления сказал он. — Это опять ты. А что так рано? Понедельник, и солнце еще не зашло.

— Да вот так получилось, — Гарри пожал плечами. — Пустишь?

— Ну, заходи, — Малфой скрылся, а дверь в коттедж приоткрылась.

Гарри прошел по дорожке, поднялся на крыльцо. Было немного страшно делать последний шаг, но он все-таки переступил порог.

Малфой сидел в кресле, на столике лежала раскрытая книга, из колдорадио “Ловкачи” отчаянно завывали очередной ворованный хит.

Ещё вчера все беды казались такими далекими,

А сегодня я не представляю своей жизни без них.

Но я все же верю, что когда-нибудь прошлое вернётся.

Как-то вдруг я стал уже не тем, кем был раньше,

Надо мной нависла тень,

Вчера настало так внезапно.

— Они тебе нравятся? — Гарри кивнул в сторону приемника.

— Созвучно, — лаконично ответил Малфой. — Хотя мне уже объяснили, что этим песням чуть ли не полстолетия.

— Как твоя спина? — поинтересовался Поттер. — Все нормально?

— Шелушится, как у линяющего василиска, — фыркнул Драко. — Клочьями.

— Можно подумать, ты когда-нибудь видел линяющего василиска, — вздохнул Гарри и положил папку, которую принес с собой, на стол. — Вот. Это тебе. Можешь на память оставить, можешь сжечь. Дело закрыто и официально как бы сдано в архив.

Драко выпрямился в кресле, замер на мгновение, а затем осторожно открыл папку. Гарри намеренно положил сверху колдографию портрета Бехана и теперь следил за реакцией Малфоя. Он не сомневался, что листать дело дальше Драко не будет.

Так и вышло. Малфой долго смотрел на портрет, затем закрыл папку, откинулся на спинку кресла и спокойно взглянул на Гарри.

— Я никак не мог понять, зачем тебе деньги, — сказал Поттер, помолчал, прошелся по гостиной; Малфой настороженно следил за ним. — Ты же очень богат, твоя семья в рейтинге гоблинской “Золотой дюжины” упоминается из года в год. Винодельни, скотобойни, теплицы редких магических растений… Зачем тебе требовать денег с Финнигана и Маклаггена, да еще и рисковать тюремным сроком? Кормак сказал — месть. Но посадив их обоих в тюрьму, ты отомстил бы лучше и без риска. Надо было только принести мне те думосборы, которыми ты прижал их к стенке. Кстати, кто за ними следил?

— Мой знакомый, — спокойно ответил Драко. — Он анимаг. Белка. Ты его видел, когда пришел сюда в первый раз.

— Опять врешь, — Гарри махнул рукой. — Не зарегистрировано в Министерстве ни одного анимага-белки. Впрочем, есть и незарегистрированные, конечно. Хотя это чревато, Драко. Штрафы большие, могут и к суду привлечь. Так что другу это передай. Пусть подумает.

Он опять походил по комнате, остановился у фальшивого камина.

— Я ведь сначала так и решил — тебя кто-то использует. Эти деньги нужны кому-то другому. Даже пришел к тебе, но ты тогда надо мной посмеялся. Правильно, кто же тебя мог использовать? Все, что ты делаешь — ты делаешь сам, обдумав все с первого до последнего шага. Есть только одно “но”, Драко. Ты знал, чего тебе надо опасаться. Я не знал — а ты знал. Любой мой намек ты воспринимал как факт и начинал что-то делать, тем самым задавая мне верное направление. Когда я — совершенно случайно — сказал про Швейцарию, ты испугался. Понятия не имею, как ты выяснил про мою ориентацию, но использовать это ты решил сразу же, как к тебе прилетела сова с повесткой.

Малфой вдруг негромко засмеялся.

— Ты бы видел свое лицо тогда, Поттер. Если у меня и были какие-то сомнения, то они отпали мгновенно. Ты совершенно не умеешь скрывать свои эмоции. Ты раздевал меня взглядом, облизывал, просто пожирал. Клянусь Мерлином, я испытывал огромное искушение соблазнить тебя прямо в твоем кабинете. Не думаю, что это оказалось бы очень сложно.

Гарри сердито откашлялся. Драко встал, налил в два бокала какое-то вино, протянул один Поттеру.

— Ладно, не сердись. Честно говоря, я даже испытываю некоторое облегчение от того, что все это закончилось. Продолжай, пожалуйста, мне очень интересно, как же работала твоя аврорская мысль. Получается, я сам подтолкнул тебя к тому, где искать разгадку.

— Не совсем, — признал Гарри. — Но ты на какое-то время растерялся, когда я упомянул про швейцарский курорт в первый раз. Растерялся и мгновенно разозлился на себя за эту растерянность. А потом Маклагген проговорился про то, что ты пять лет ждал мести. Я выяснил, где вы пересеклись пять лет назад — и получилось Саас-Фе.

— Да, — задумчиво сказал Драко. — Они наткнулись на нас с Беханом случайно. Обычно мы очень следили за тем, чтобы рядом не оказалось посторонних. Там такая патриархальная семья с довольно жутковатыми традициями. Бехану просто повезло, что он единственный ребенок. Сквибы в горах долго не заживаются. Но мать в него вцепилась как медведица в своего медвежонка и не позволила отправить в маггловский приют. Он хороший парень, только с детства привык всего на свете бояться. За связь с мужчиной ему бы точно голову оторвали, причем в буквальном смысле. Даже не знаю, как все вышло. Было такое потрясающее утро. Снег, горы, небо. Знаешь, какое в горах удивительное небо? Мы съехали с трассы, забрались в небольшой лесок и там целовались, как сумасшедшие, обо всем забыли.

Гарри кивнул.

— А вечером Маклагген пришел к тебе с колдографиями и потребовал денег за молчание.

Драко скривился.

— Это было омерзительно, Поттер. Он хихикал, пританцовывал, размахивал у меня перед лицом снимками. Честно говоря, мне очень хотелось его прибить.

— Как они узнали про портреты? — Гарри полностью разделял мнение Малфоя, что Маклаггена следовало прибить на месте. — Кормак был уверен, что у них имеются твердые гарантии остаться безнаказанными.

— Я вынужден был им сказать, — Драко покусал губы. — Они требовали денег немедленно, под конец стали угрожать, что опубликуют снимки в газетах. Когда я принес Маклаггену галлеоны и подписанный Оливером чек, Финниган поинтересовался, откуда доллары. Я объяснил и потребовал с них Нерушимую клятву, что они будут молчать о произошедшем. Маклагген сначала упирался, но Симус ему объяснил, что можно не включать в клятву упоминания о портретах. И тогда у них будет гарантия того, что и я буду молчать. Ради своего любовника.

— И ты молчал.

— Молчал, — неохотно ответил Драко. — Хотя все покатилось к чертям. Бехан смертельно боялся, что опять кто-нибудь что-то увидит или догадается, что проговорится Паччини — он становится болтлив, когда немного выпьет. У Бехана началась самая настоящая мания преследования, он трясся при малейшем шорохе, шарахался от меня, как от зачумленного, и, в конце концов, уехал раньше, чем обычно. Перестал отвечать на мои письма, перестал появляться в Лондоне. Я надеялся, что он приедет в Саас-Фе на следующий год, когда немного успокоится, но он не приехал. Ни на следующий год, ни потом.

— Тебе было очень тяжело? — тихо спросил Гарри. — Ты ведь по-настоящему его любил. Иначе не стал бы искать выход, не стал бы придумывать, как избавить его от этого страха. Не стал бы рисковать собой.

Малфой в несколько глотков допил вино, со стуком поставил бокал на подоконник.

— Любил, — хмуро ответил он. — Только под конец меня все это стало бесить. Мы встретились еще несколько раз, я чуть ли не силой вырвал у него эти свидания. Но лучше бы их не было. Он превратился в законченного параноика, всего боялся, дергался от любого шороха, от малейшего скрипа. Это были не свидания, а какая-то бесконечная истерика. Тогда я сказал, что отпускаю его. Что я нашел выход, и он может им воспользоваться, если хочет. Что я дам ему столько денег, сколько потребуется, чтобы устроиться в маггловском мире. Ему ведь это намного проще, чем мне — он сквиб, ходил в обычную маггловскую школу, закончил колледж.

— И вы сымитировали несчастный случай. Ты на три дня уехал из Саас-Фе в Шамони, — Гарри задумчиво покивал. — Маккинон великолепный горнолыжник, ты сделал ему портключ, фальшивые документы, и он исчез из-под лавины как раз в тот момент, когда его спутники удирали в разные стороны. Только от твоих денег он оказался — из гордости. И ты сказал ему, что за все заплатят Маклагген и Финниган. Они и заплатили. Вы не учли с Беханом только один момент. Поэтому тебе было так важно, чтобы я не увидел портрет Маккинона. МакКинли маггл, он просто не знает, что после смерти человека его волшебный портрет должен ожить. А я маг — я знаю. И предупредить его вы уже не могли — официально Бехан считался мертвым для всех. Тем более, американец состоит в родстве с его семьей.

Драко смотрел в сторону. За окном медленно садилось солнце.

“Уже июль, — подумал Гарри, глядя на очерченный золотом профиль Малфоя. — Середина лета. Середина жизни”.

Он подошел к Драко, обнял, неловко уткнулся носом в то место, где под кожей торопливо билась голубоватая жилка.

— Прости меня, — негромко сказал Поттер. — Ты оказался прав, я должен был остановиться, когда ты просил. Стереотипы страшная вещь. Мы зависим от них больше, чем нам кажется.

Драко поднял руку и не глядя потрепал Гарри по затылку.

— Эх ты, господин Главный аврор, — со вздохом сказал он. — Как был гриффиндорцем, так и остался. Сначала ввязываешься в драку, а потом думаешь, зачем.

— Уже не главный и даже не аврор, — пробормотал Гарри. — Шеклболт сегодня подписал мое прошение об отставке. Завтра в газетах будет.

Малфой вывернулся из его объятий, уцепил длинными пальцами за подбородок, поднял голову, заставил посмотреть в глаза.

— Из-за меня? — резко спросил он. — Поттер, ты что? Ты это серьезно?

— Не из-за тебя, — вздохнул Гарри, взял руку Драко, поднес к губам, поцеловал теплую узкую ладонь. — Из-за себя на самом-то деле. Знаешь, у магглов есть такая наука — химия. Чем-то похожа на наше зельеварение, только много шире и объемнее. Так вот есть там такая лакмусовая бумага. Опускаешь ее в раствор, и если там кислота, то бумага меняет свой цвет. Ты-то считал, что у тебя в стакане содовая. А там на самом деле уксус. Так и это дело — как лакмусовая бумага. Я всегда гордился тем, что я гриффиндорец, ты прав. Мы — это честь и совесть, отвага и верная дружба. Точно так же, как Рейвенкло — разум и рассудительность, Хаффлпафф — доброта и мягкость.

— А Слизерин — хитрость и подлость, — эхом отозвался Малфой.

— Да, — кивнул Гарри. — Только жизнь шире и объемнее наших стереотипов. Как химия объемнее зельеварения. Или даже иначе — она совсем другая. Мы так и продолжаем жить — глядя на факультет и не стараясь увидеть глубже. А лакмусовая бумажка — вот она, давно уже поменяла цвет, только мы этого не заметили.

— Поттер, — улыбаясь, сказал Драко. — Неужели ты поумнел за эти годы?

— Не очень, — признался Гарри. — Но, как видишь, научился признавать свою неправоту. И даже просить прощения. Хотя на глупости я все еще способен.

— Да, уйти в отставку — очень большая глупость с твоей стороны, — подтвердил Драко.

— Нет, — мотнул головой Гарри. — Это взятка.

Изумленное выражение на лице Драко очень ему понравилось. Настолько, что захотелось немедленно перестать разговаривать и начать целовать удивленно приоткрывшийся рот.

— Ты ведь предлагал мне взятку, чтобы я закрыл дело, — напомнил Гарри. — Теперь я предлагаю взятку тебе. Чтобы ты забыл все мои глупости, и мы могли бы начать все сначала. Романтический ужин с сэндвичами. Мороженое от Фортескью на завтрак.

— Хм, — Драко скрестил руки на груди. — Я уже говорил тебе, что завтрак — это очень много.

— Я согласен пока на ужин, — кротко ответил Гарри. — Но рано вставать на службу мне больше не надо. И знаешь, на самом деле я тоже очень люблю спать до полудня.