Черный Рассвет

— И все равно, он будет моим! — истеричный смех Беллатрикс эхом разносился по комнате, заглушая даже безумный шепот в ее голове.

Усмехнувшись, Рудольфус провел рукой по лицу Беллатрикс, убрав растрепанную прядку с ее глаз, сияющих дьявольским огнем и казавшихся совсем сумасшедшими в свете луны. Ее черные волосы разметались на ветру сетью, оплетающей небо, а тонкая кожа, обтягивающая хрупкие кости, будто пылала, храня следы недавних ласк. Она смеялась, так ненормально и искреннее, будто была совсем пьяна. Но он знал, что было истинной причиной дикого смеха. Она упивалась не вином, а своими чувствами. Счастье. Эйфория. Ликование. Ощущение триумфа текло по ее венам сладким ядом, заставляя кровь кипеть и взрываться фейерверками, опутывающее разум сладким дурманом, оставляющим лишь этот безумный смех и дикий восторг.

Он ответил с коварной улыбкой, так похожей на ее собственную:

— Ты знаешь, у меня не меньше шансов, — прошептал он, наклоняясь к ней и обвивая руками ее талию. Он слышал оглушающий стук ее сердца, будто зашедшегося в первобытной дикой шаманской пляске, готового взорваться от переполняющего его ликования, чувствовал жар ее кожи, ее сбившееся от беспрерывного смеха дыхание.

Беллатрикс улыбнулась, прильнув к нему и запустив руки под рубашку, прошлась кончиками пальцев по его застарелым рубцам и еще свежим царапинам, и впилась в него своим безумным взглядом:

— Я все равно выиграю это пари.

— Даже и не надейся!

Они обжигали друг друга огнем, сливаясь в поцелуях и объятьях.

— Я люблю тебя, — шептал Рудольфус, жадно впиваясь в ее губы, сдирая с нее одежду, желая получить такое знакомое и любимое тело.

— И я тебя, — отвечала она, чувствуя, что дарит ему с каждым прикосновением свою эйфорию и ликование, зная, что его сердце неистово бьется в одном ритме с ее, ритме безумия, огня и ликования, заставляющем тело гореть, а смех — срываться с губ беспрерывным потоком.

* * *

Беллатрикс сидела на подоконнике, подставив лицо холодному ветру, который трепал ее длинные волосы, однако был не в силах остудить горящую кожу. Казалось, сами мысли жгли ее изнутри. Она чувствовала себя фениксом, сгорающим в собственном пламени и возрождающимся из пепла, этой ночью, которая занимала сейчас все ее мысли.

Ночь возвращения. Ночь возрождения. Ночь обретения свободы. Одна эта ночь вернула ей все ее прежние надежды и подарила все те, которых она была лишена в своем заточении. Ночь свободы и ветра, ночь разрушения и падения (Если оба слова относятся к оковам, лучше оставить второе.) оков.

Беллатрикс вглядывалась в ночную даль, пытаясь различить силуэты в беспросветной темноте, услышать шепот ночи, уловить ее ускользающие шаги. Ночь отвечала ей привычными звуками — криками, стонами, шепотом, шорохами и шипением, призрачными мелодиями и голосами. Она слышала эти голоса столько, сколько себя помнила. Но сегодняшняя ночь была иной. Ночь, когда отступали тени, преследовавшие ее всю жизнь, эти демоны, которых она вырастила, не в силах их подчинить, сейчас как будто приветствовали хозяйку после долгого отсутствия тихим, вкрадчивым шепотом. Словно наконец признав над собой ее власть.

А ведь они всю жизнь были ее личным ночным кошмаром. Ночные шорохи, пугавшие ее и сводившие с ума. С самого детства она различала в шелесте ночи голоса, не слышимые другим. Стоны, шепот, плач, крики и дикий смех, терзавшие ее душу. Иногда Беллатрикс казалось, что ночь рассказывает ей сказки на никому не знакомом языке, шепчет загадки, отгадки на которые были совсем близко, но, будто играя, растворялись в чудесном смехе ночи. Но чаще шепот был другим — свистящим, зловещим, пугающим. В шорохе листвы она слышала голоса, выкрикивающие проклятья и слова, полные бесконечной ненависти и злобы. Эти тени путали ее мысли, сковывали ее разум. Они преследовали ее везде, где бы она ни оказалась: в поместьях Блеков, Хогвартсе — а уж в Азкабане и вовсе не замолкали ни на минуту, будто желая поглотить ее душу и рассудок, словно не понимая, что они и сами были осколком ее души, они жаждали захватить ее всю, не оставив ей ничего, кроме страха. Голод теней был неутолим. Беллатрикс знала, что сама вырастила демонов, с которыми теперь не могла справиться.

Тени всегда приносили с собой горечь и худшие воспоминания. Всякий раз, когда Рудольфуса не было рядом, ее пронзали мысли о Лорде, разливаясь ядом по телу и причиняя ей почти физическую боль. Когда воспоминания оживали в ее памяти, ей хотелось лишь только кричать и выть в исступлении, кричать о своей любви, о бесконечном желании быть всегда с ним, пока не наступит забвение. Она ненавидела себя за эти мысли. Но все же надежда жила в ее душе. Она делала Беллатрикс бабочкой, обжигающей свои крылья, но все равно летящей на огонь, который сожжет ее, хотя она не успеет и погреться у его пламени.

Но сегодня тени были над ней бессильны. Она едва слышала их слабые голоса, растворявшиеся в шуме ветра. Будто чувства любви и надежды, прежде такие слабые и призрачные, сегодня обрели полную силу и расправили за ее спиной огненные крылья, прогонявшие болезненные воспоминания. Сегодня ночью все худшие чувства — страх, боль, одиночество и разочарования отступали, оставив место лишь радости и дикому смеху. Сегодняшняя ночь была ночью ее триумфа. Их триумфа. А может, его триумфа?

Беллатрикс перевела взгляд на спящего мужа. Его черные волосы разметались по бледной спине, на которой причудливо переплелись полоски глубоких бледных шрамов и ярко-алые линии. Беллатрикс залюбовалась ими, гадая, кто оставил их на его теле. Быть может это работа ее рук? Или же Лорда? Она улыбнулась, в очередной раз отметив, как Рудольфус красив. И снова подумала, как любит его. Он был так похож на нее. Как брат.

Как брат, предавший ее и бросивший совсем одну.

Рудольфус перевернулся во сне, а воображение Беллатрикс снова стало играть с ней шутки, рисуя спящему чужие черты. Она осознала, что не понимает, кто лежит перед ней. Если мужчина сейчас откроет глаза, каким будет их цвет? Серым, как сталь? Темным, как дерево? Светлым, ореховым?

Кажется, она вновь медленно сходила с ума. Но сейчас эта мысль не вызывала в ее душе ничего, кроме тепла.

— И что же юная леди делает в подобном месте в такой час?

Юная Беллатрикс лишь усмехается. Что ж, она с полным правом могла бы задать незнакомцу тот же самый вопрос. Она слегка улыбается, это нечто новое, она впервые встречает кого-то на своей ночной прогулке. Она оглядывает место, в которое ее занесло. Странная полянка, заросшая дикими травами и яркими цветами с тяжелым сладким запахом, на который слетаются ночные бабочки. На небе сияют тысячи звезд, а ветер приятно холодит кожу. Лишь где-то вдалеке Белла замечает очертания низеньких домов с погасшими окнами. И в округе наверняка нет никого, на многие километры. Никого, кроме этого незнакомца, стоящего в тени деревьев, с любопытством рассматривающего ее, и, кажется, не испытывающего никакого страха.

Ее взгляд скользит по его лицу, отмечая его аристократичные черты, его темные волосы, едва касающиеся плеч, бледную кожу и серые, будто стальные, глаза. Да, он, безусловно, красив, но ее не так уж и просто очаровать. Она далеко не такая, как ее сестры, которым достаточно лишь одной мимолетной улыбки, что б они рассказали все свои секреты. Хотя ее и начинает терзать смутное любопытство, но в ее душе нет ни тени страха. Пусть этот маггл и красив, она сумеет позаботиться о нем, ведь у нее есть и более совершенное оружие, чем палочка, спрятанная в оборках юбки. А впрочем, маггл ли он? Тихие звуки, похожие на шипение, заставляют ее в этом усомниться, хотя она и не может вспомнить, где слышала их раньше.

Незнакомец выжидающе смотрит на нее. Что ж, пусть смотрит. Она не собирается раскрывать ему свое сердце. Но нахлынувшие воспоминания заставляют ее ответить.

* * *

Беллатрикс десять лет. Она с сестрами гостит на очередном приеме, устроенном тетей Вальбургой. Балы и приемы далеко не редкость в семействе Блеков, мать Беллатрикс, Друэлла, устраивает их почти каждую неделю. Беллатрикс не удивляется этому, она уже сейчас понимает, что мать так хочет показать всем свою красоту, заставить всех восхищаться собой, давясь от зависти. Друэлла любит шум и суету, любит блеск, внимание, музыку и звон бокалов, она наслаждается устремленными на нее взглядами и шепотом за спиной. Но тетка совсем другая. Беллатрикс даже самой себе не хочет признаваться, что не только восхищается ею, но и слегка боится ее. У нее нет ни золотых локонов, ни светлых глаз Друэллы, ее волосы отливают цветом воронового крыла, на губах, похоже, навсегда застыла та же ироничная усмешка, а взгляд обжигает, будто она знает все о том, на кого обращен ее взор, и видит его насквозь. Беллатрикс опасается тетку, но девочку тянет к ней намного больше, чем к матери. Она не понимает, зачем тетке понадобился этот бал. Доказать свое превосходство? Но разве не ясно, что она и так легко затмевает Друэллу своей мрачной красотой?

Ее сестры в восторге от этих приемов. Нарцисса, маленькая копия матери, точно так же обожает внимание, Андромеда любит музыку и танцы. А Беллатрикс совсем не нравится здесь находиться. Она сидит в саду в полном одиночестве. До нее доносятся отзвуки музыки из зала и пение ночных птиц. Но тишина ночи призрачна и обманчива.

Голоса теней, преследующие ее, сегодня особенно отчетливы, тени будто кричат, разрывая тишину. Ей хочется как в детстве прийти к одной из сестер и уснуть в ее постели, но она не сделает этого. Ведь они больше не слышат то, что слышит она. Беллатрикс помнит, что раньше ее сестер тоже пугали странные шорохи, доносящиеся по ночам со всех концов поместья. Сестры часто спали в одной комнате, пытаясь скрыться от призрачного шепота. Но они больше его не слышат, слова Беллатрикс о голосах вызывают у них теперь лишь тревогу. Ее становится обидно, когда она вспоминает, округлились от удивления глаза Нарциссы при упоминании теней. Тени покинули их. О том, чтобы рассказать о них матери или отцу и думать нечего, те лишь отмахнутся от слов дочери, списав все на детские страхи, и лишь отругают ее, напомнив о том, что она не должна ничего бояться.

Она и не боится. Она сидит одна в саду, пытаясь окунуться в глубину своего страха, когда слышит за спиной шаги и оборачивается. Позади нее стоит ее кузен Сириус. Вот уж кого она определенно не хочет видеть. Ее воспоминания о нем ограничиваются лишь смутными образами из детства и праведным гневом тетушки, возмущавшейся из-за того, что ее сын посмел пойти против традиции и поступить на Гриффиндор. Беллатрикс полностью разделяла ее возмущение. От гриффиндорца она не ожидает ничего хорошего, и, желая его поскорее прогнать, задает ему вопрос, который никогда бы не задала любому другому:

— Ты это слышишь?

Она ожидает, что он непонимающе на нее уставиться, и, обозвав чокнутой, убежит обратно в дом. Но вместо этого он внимательно смотрит ей в глаза и коротко кивает. И она впервые со времени приезда на Гриммаулд-плейс смотрит на него без презрения, удивленно распахнув глаза.

— Голоса теней?

Он снова кивает:

— Шепот ночи, — его взгляд слегка туманится, — Шорохи, проникающие в душу.

— Голод теней неутолим, — тихо шепчет Беллатрикс.

Она не понимает, откуда приходит эта фраза, но чувствует, что все верно.

Дети застывают, с пониманием глядя друг на друга, и эта тишина, нарушаемая лишь шелестом теней, становится первым шагом к хрупкому взаимопониманию, их первой тайной.

Спустя какое-то время Сириус говорит Беллатрикс, что хочет показать ей нечто особенное, и ведет ее за собой вглубь сада. Она молча следует за ним, а ее мысли разрывают сотни незаданных вопросов, которые рвутся с ее губ. Когда он начал их слышать? Что понимает в шепоте теней? Какие сказки рассказывает ему ночь? Разрывают ли шорохи и его душу на части, оставляя лишь страх и желание бежать прочь от них и самого себя? Слышит ли их еще кто-то? Но она молчит, покорно продираясь сквозь густые заросли и цепляясь юбкой за ветки. В ее ушах звучат полные разочарования и злости слова тетки, внушая ей тревогу и нежелание доверять Сириусу. Но предубеждение потихоньку меркнет перед их общей тайной, перед голосами, которые сейчас стонут и всхлипывают.

Наконец Сириус заводит ее в маленький домик, в котором нет окон, лунный свет едва пробивается через заросшие паутиной бойницы.

— Люмос, — шепчет Сириус, и на конце его палочки загорается яркий свет.

Палочка, изумляется Беллатрикс, но тут же вспоминает, что кузен уже учится в Хогвартсе, а Блеки никогда и не думали ограничивать своих детей в использовании магии. Что ж, скоро и она получит такую.

— Смотри, — шепчет кузен. Беллатрикс оборачивается и ахает от изумления.

— Это что? Гиппогриф? — замирает Беллатрикс, восхищенно рассматривая гордое животное с умными глазами и отливающими серебром перьями.

— Его зовут Кестрал, — хвастливо произносит кузен, так же любуясь гиппогрифом.

Беллатрикс не может отвести от животного восторженного взгляда. До этого она видела гиппогрифов только на картинках в старинных книгах из их семейной библиотеки.

— Можешь подойти к нему и погладить, только поклонись ему…

— Не надо меня учить, — обрывает его девочка, медленно ступая к гиппогрифу. Она бесстрашно смотрит ему в янтарные глаза и кланяется. Гордое животное долго и пристально рассматривает ее, прежде чем поклониться в ответ.

— Откуда он у тебя? — Беллатрикс осторожно гладит гиппогрифа по шее, чувствуя гладкость его блестящих перьев. На шее кузена она замечает серебряный свисток.

— Дядя подарил. Мама, правда, пришла в ужас, но это того стоило, — мальчик довольно усмехается, — можешь на нем полетать.

Но у Беллатрикс эта мальчишеская забава не вызывает энтузиазма. Она качает головой.

— Как ты думаешь, — задумчиво спрашивает Беллатрикс, — о чем шепчут эти голоса?

Сириус нехорошо прищуривается. Его глаза кажутся стеклянными.

— Разве ты не слышишь? Это похоже на всхлипы. А дальше звучат глухие удары. Будто стук топора, опустившегося на хрупкую шею. Наверняка тени помнят проделки тетки Элладоры.

Беллакрикс понимает, о чем он говорит. Мать не раз рассказывала ей о тетушкиной традиции рубить домашним эльфами головы. Она даже видела их, висящих над камином, подобно охотничьим трофеям. Беллатрикс это зрелище казалось весьма забавным.

Она пожимает плечами:

— Ну и что в этом такого? Что еще с ними делать, когда они бесполезны?

В глазах Сириуса сверкают гневные искры:

— Как ты можешь так говорить?

— А что в этом особенного? — удивляется она, — они становятся отличным украшением интерьера.

— Дура, — бросает Сириус, — посмотрел бы я на твою голову над камином.

— Они же всего лишь слуги! — Беллатрикс задыхается от возмущения.

— И кто же внушил тебе эту умную мысль, — ухмыляется Сириус, — моя сумасшедшая матушка?

— Не смей так говорить о своей матери! Ты ведешь себя как предатель крови!

Сириус издевательски улыбается:

— Понахваталась умных выражений и счастлива. Тебе бы не помешала хоть капля собственного мнения.

— А тебе хоть капля мозгов взамен твоего ослиного упрямства, хотя чего еще можно ожидать от гриффиндорца! — с жаром выпаливает Беллатрикс.

Сириус больше не улыбается, а начинает откровенно раздражаться, его темные глаза горят злым огнем. Перепалка продолжается, но Беллатрикс уже не слушает его, машинально бросая ответные колкости. Ее переполняет жгучее разочарование. Как она вообще могла ожидать, что ее сможет понять этот наглый несносный мальчишка? Гриффиндорец и есть гриффиндорец, упрямый напыщенный осел и ничего более.

Шепот теней по-прежнему тревожит ночь, но она уже утратила для Беллатрикс свое очарование, оставив только горечь и обиду.

— Можешь пойти ко мне в комнату, если хочешь, — вдруг произносит Сириус, когда они оказываются около дома.

С какой это еще стати, думает Беллатрикс, но неожиданно для себя кивает.

Сириус уже спит, что-то беспокойно шепча во сне, а Белла сидит на подоконнике распахнутого настежь окна, всматриваясь в ночь. Плач-удар, плач-удар... И правда, наверняка дом хранит воспоминания о тетке с ее эльфами. И ведь это только первая из кровавых тайн, погребенных во мраке ночи. Поместье скрывает их немало. Интересно, а что еще слышит Сириус? Она знает, что еще не раз задаст ему этот вопрос.

* * *

— А что ты слышишь сейчас? — спрашивает Беллатрикс, оглядывая белые кафельные стены. Струящиеся потоки воды слегка намочили ей туфли.

Сириус загадочно улыбается, так же, как и она, вслушиваясь в шепот. На этот раз она слышит всхлипы и змеиное шипение. И голос, чей-то голос, холодный и властный, жаль только она опять не может разобрать слов.

Что ж, ей остается только удивляться способности Сириуса находить в Хогвартсе такие места. Для нее самой первые дни пребывания в школе оказались сущим кошмаром, с которым жизнь в поместье Блеков просто не могла сравниться. Первое время голоса теней просто оглушали ее, начинали звучать из всех углов, едва спускались сумерки, перебивая друг друга и взрывая ее мысли. Она ходила будто в трансе, едва отличая реальность от теней. Она была искренне удивлена заботой Сириуса о ней, его желанием помочь и сочувствующими взглядами. Хотя не удивительно, ведь он знал на собственной шкуре, каково чувствовать все это. Впрочем, спустя какое-то время ей стало легче. Она знала, что не стоит подходить к запретному лесу, откуда доносилась целая симфония шорохов. Тяжело было и с подземельями — стон, шепот, плач и крики звучали в них непрерывной мелодией. Она не хотела себе в этом признаваться, но, может, именно по этой причине проводила столько времени вне их, бродя по замку с Сириусом, делая глупости и ссорясь? А ведь другой ее брат — Регулус — был для нее намного более приятным собеседником, он разделял ее позицию и часто расспрашивал ее о темной магии, не скрывая свой интерес, так радовавший всех Блеков. С ним было так спокойно и уютно сидеть в холодных отсветах синеватого пламени, но все же какая-то неведомая сила заставляла Беллатрикс бежать наверх, к ссорам и подколкам старшего брата.

Беллатрикс поражало то, насколько хорошо Сириус знает замок. Он мог увести ее в то место, где призрачный шепот смолкает, а мог показать и рассказать очередную Хогвартскую легенду. Например, как сейчас.

— Ты знаешь, что здесь произошло?

Беллатрикс кивает:

— Смутно. Здесь ведь умерла одна из грязнокровок?

Сириус скривился, когда она произнесла это слово, но промолчал.

— Верно, говорят, что это сделало чудовище, подчиняющееся наследнику Слизерина.

Беллатрикс знает, что ученики до сих пор гадают, кем было это чудовище, но для нее, равно как и для Сириуса, это не было загадкой. Шипение не оставляло сомнений в том, кем было это существо. Змея. Огромная змея. Возможно василиск.

— Интересно, кто же этот наследник? — произносит Беллатрикс, мечтательно прикрыв глаза, — я бы ему помогла.

На этот раз Сириус не может сдержаться. Что ж, прекрасно, она именно этого и добивалась. Хотя она и сама не понимает, зачем провоцирует его, но, вступая в очередную перепалку, наслаждается его реакций. Если уж она бессильна ему что-то доказать, то будет его мучить. Ведь он так красив, когда спорит, замечает она с удивлением, но тут же гонит от себя эти странные мысли.

* * *

Сейчас Беллатрикс пятнадцать, и ее отношение к приемам изменилось. Нет, музыка и шум ей по-прежнему не интересны, ее манит другое. Разговоры. Она замечает знакомых отца, которые как ни в чем не бывало перешептываются в стороне, не обращая ни малейшего внимания на бал. Она прислушивается к их разговорам, в них все чаще мелькает одно имя. Темный Лорд. Беллатрикс смутно понимает, что он лидер какой-то организации, преследующей грязнокровок. Едва узнав о ней, девушка сразу же захотела в нее попасть. Но они ей не дают. Едва Беллатрикс подходит к гостям, их сосредоточенные выражения сменяются жадными оценивающими прищурами, проходящими по ее тонкой талии и сверкающим глазам. Если бы они знали, что ее глаза сверкают не интересом, а еле сдерживаемым гневом. Да, Друэлла может гордиться своими дочерьми — едва они входят в зал, как сразу оказываются в центре внимания. Белокурая Нарцисса, Андромеда с мягким каштановыми локонами и Беллатрикс с волосами цвета воронового крыла, с которым она когда-то сравнивала волосы тетки. А та, в свою очередь, совсем не выглядит счастливой. Будто приемы превратились для нее в пытку. Да, теперь Друэлла может смело праздновать победу, наслаждаясь всеобщим восхищением и своей молодостью, над которой время, кажется, не властно. Чего нельзя сказать о Вальбурге. В черных волосах блестит седина, над ироничными губами залегли складки морщин, а в глазах поселилась тень усталости и разочарования. Но они по-прежнему горят как угли, Беллатрикс не покидает ощущение, что тетка читает ее мысли.

Впрочем, Беллатрикс прекрасно знает причину беспокойства тетки. По той же причине волнуется и сама Беллатрикс. Сейчас эта причина стоит на пороге, поигрывая своими длинными волосами и с безразличием оглядывая зал. Спиной чувствуя его взгляд, Беллатрикс начинает играть. Холодная раздраженная усмешка на ее губах уступает место игривой улыбке. Она кокетливо улыбается, как учила ее Нарцисса, замечая, как гости тают, не подозревая, что она презирает их. Вся ее игра направлена только на одного человека, который сейчас подойдет к ней, обнимет ее сзади и уведет прочь от всех, вглубь зала, закружив ее в танце. Его руки будут скользить по ее талии, небрежно приподнимая шелк пышного платья, а улыбка игриво обещать большее. А потом они исчезнут из зала, растворившись в толпе, а Беллатрикс будет казаться, что ее прожигает углем всезнающий ехидный взгляд тетки.

А потом темнота комнат поместья укроет их от любопытных глаз, скрывая два сплетающихся в запретном слиянии тела. Беллатрикс уже и не помнит, кода это началось, когда она впервые почувствовала его губы на своих, когда она почувствовала его в себе. Но это правильно для нее, они всегда были иными, свободными, и плевать хотели на запреты. Просто это игра. Любимая игра. Это еще одна их тайна. Такая же, как шепот ночи и истории про эльфов и змей.

Беллатрикс иногда посещает огромное желание рассказать сестрам обо всем, лишь бы увидеть их широко раскрытые от удивления глаза. Она любит представлять, как будет возмущаться Андромеда, как будет охать Нарцисса, как расстроится Регулус, который, она интуитивно чувствует, будет ревновать и злиться, будто она принадлежит ему. Ради этого момента ей иногда хочется раскрыть тайну, но она сдерживает себя. Ведь это только их секрет. Но иногда в голову Беллатрикс закрадываются мысли, что, может, кто-то и замечает эти их внезапные исчезновения.

И сейчас все будет как всегда — они переспят в темноте, а потом Беллатрикс будет долго сидеть на окне, пуская дым маггловских сигарет Сириуса, обещая себе, избавится от неподобающей привычки. Позволяя ветру играть с ее волосами, слушать шепот, пытаясь разгадать загадку ночи, изредка переводить взгляд на спящего Сириуса, пытаясь заглянуть в его сны. Думать о неизвестном ей темном Лорде и его идеях, столь чуждых кузену, и строить очередной план, как узнать о нем больше.

Это игра. Но сейчас Сириус нарушает ее правила, жестко, почти грубо, хватая Беллатрикс за руку и быстро продираясь сквозь толпу к выходу. Его движения резкие и порывистые, в них нет его привычной грации. Вместо комнат, он выводит ее в сад, полный напряженных ночных звуков. Что-то не так. Она чувствует это, будто тревога разлита в ночном воздухе.

Сириус молча закуривает, пристально смотря ей в глаза. Она с трудом выдерживает его взгляд, он так непривычен, что хочется отвести глаза. Беллатрикс первая нарушает тишину:

— Ты хотел мне что-то сказать?

Сириус кивает, выпуская струйку дыма:

— Беллатрикс, я хочу с тобой попрощаться.

Она долго не понимает, что он ей говорит, не может вникнуть в смысл его слов. Ей кажется, что это всего лишь какая-то шутка.

— Я ухожу, — медленно повторяет он.

— Что значит уходишь?

— Я ухожу из этого проклятого дома, с его сумасшедшими правилами и заморочками.

— Заморочками? — непонимающе переспрашивает она.

— Вся эта чистота крови, — злобно шипит Сириус, сверкая темными глазами, — все эти ваши принципы, все эти слизеринские традиции, все порядки этой проклятой тюрьмы! Я не могу это больше выносить!

— Как ты можешь так говорить о нашей семье?!

— Мне они все не семья! Они только мешают мне, я здесь как в клетке!

— И тебя здесь ничто не держит? — тихо спрашивает Беллатрикс, зная, что он ответит совсем не то, что она хочет услышать. Она впивается в него долгим тяжелым взглядом.

В ответ Сириус смотрит на нее с вызовом:

— Ничто. И никто.

Это как удар в спину. Ей становиться трудно дышать, а тело будто цепенеет. Она молчит, хотя хочется кричать о том, как все это глупо, как это неправильно, какой это идиотизм, но она молчит. Наконец она с трудом произносит:

— Ты уходишь только потому, что тебе не нравятся традиции нашей семьи?

Сириус кивает.

— Чушь, — надменно и резко произносит Беллатрикс, — не может это быть нормальной причиной

— А вот и может! — разозленно отвечает Сириус.

— Я тебе не верю!

— Ну и не верь! Прощай!

Он подходит к ней и что-то вкладывает в ее оцепеневшие руки, а потом взмахивает палочкой, и из темноты к нему вылетает какое-то маггловское изобретение. Кажется, мотоцикл. Не глядя на нее, Сириус садится на него и улетает прочь. Она машинально сжимает в руке предмет, даже не понимая, что это, а потом долго смотрит, как его силуэт исчезает во тьме, не способная думать о чем-то другом. Она долго стоит так, не чувствуя ничего, а потом будто просыпается. Мысли и эмоции захлестывают ее лавиной. Вместе с ними приходит и шепот теней. Только на этот раз это смех. Жестокий заливистый смех, который оглушает ее.

Он ушел. Просто ушел.

Что же ты злишься, Беллатрикс? Это ведь всего лишь игра, не так ли?— говорит ехидный внутренний голос.

Но он.. — неуверенно возражает Беллатрикс, — он ушел. Ушел. Ушел.

Она по-прежнему сжимает в руке предмет, оставленный ей Сириусом. Она разжимает ладонь и удивленно рассматривает его. Свисток. Всего лишь свиток, который он показал ей много лет назад.

Беллатрикс подносит его к губам, и мелодичная трель разлетается по саду. Ей кажется, что сейчас произойдет чудо, и ночь разорвет хлопанье серебряных крыльев. Но чудо не происходит. Ее окружает все та же обманчивая тишина. Скривившись, она возвращается в зал.

Все та же музыка, все те же танцы, все те же бессмысленные улыбки самовлюбленных гостей. Только теперь вместо музыки она слышит смех. Жесткий, издевательский смех, раздирающий ей душу. В полной прострации она входит в зал и падает на диван. К ней подходит Нарцисса. Ее глаза расширены от удивления.

— Что с тобой?

Что со мной?

Беллатрикс лишь заливисто смеется, а потом тихо отвечает:

— Сириус. Ушел.

Нарцисса сморит на нее с сочувствием. В душу Беллатрикс опять закрадывается подозрение, что все знали правду. Но она молчит. На споры у нее просто нет сил.

— Ты знала? — тихо спрашивает Белла.

Нарцисса кивает:

— Я догадывалась. Но я не верила, что он на самом деле сделает это.

Лишь кивок в ответ. Громкая музыка оглушает ее, соперничая со смехом в голове. Она не понимает, почему гости так веселы и беззаботны, когда ей хочется кричать и выть от непонимания. Почему все так спокойно и обычно, когда она так одинока и растерянна. Почему они не плачут и не воют, почему все так безучастны, когда ей так плохо? Ей хочется пытать их, всех до единого, лишь бы они разделили ее боль. Смех оглушает ее. Вместо улыбок ей видятся гримасы. Они смеются над ней. Над ней, Беллатрикс Блек, над ее потерей и наивностью. Почему все идет как прежде, когда она ждет, что стекла разобьются вдребезги, а потолок упадет, осыпав гостей штукатуркой? Почему окружающий мир так спокоен, когда ее мир разваливается на кусочки?

Разве это не просто игра, а, Беллатрикс?— внутренний голос вкрадчив и ехиден.

Нарцисса подает ей бокал, Беллатрикс залпом выпивает его, огневиски жжет губы, но почти не оставляет послевкусия. Она говорит Нарциссе, что не может больше здесь оставаться, и, подхватив бокал, уходит прочь, преследуемая взглядами людей, которые, как ей кажется, смеются над ней, зная правду. Нарцисса сочувствующе сморит на нее, но Беллатрикс противна сама мысль о том, чтобы поведать сестре о причине своей злости. А может, она и так всем известна.

Она приходит в свою комнату и разбивает все, что попадается ей под руку, надеясь, что звон разбитого стекла заглушит смех в ее голове, но тщетно. Она не верит в произошедшее, такое нереальное, такое нелепое, что оно просто не может быть правдой. Ощущение неправильности захлестывает ее с головой. Тени играют с ней, шепча неведомые слова голосом Сириуса, он видится ей даже в отражении, с его прищуренными глазами и злой улыбкой. Он разбивает зеркало, но и в звоне ей слышится его смех. Беллатрикс останавливается, лишь почувствовав, как кровь течет по ее раненым рукам. И только тогда она слышит в ночи новый звук. Шелест крыльев. Не веря себе, она медленно оборачивается к окну и замирает. Кестрал, питомец Сириуса, хлопает серебряными крыльями и выжидающе смотрит на нее умными янтарными глазами. Не веря собственному счастью, она бросается к нему, боясь, что это просто очередной ночной мираж. Но он здесь, ждет ее.

— Caedo, — произносит Беллатрикс, и подол платья падает на пол. — Так-то лучше, — шепчет она и забирается на спину гиппогрифа. Тот взмахивает крыльями и уносит ее в даль.

Она летает так каждую ночь, до тех пор, пока ветер и холод не выматывают ее, заставляя рухнуть в постель без сил, а весь день спит или сидит в библиотеке, читая ветхие книги и пытаясь спрятаться от теней. Полеты помогают намного лучше, чем сигареты, оставленные кузеном, и огневиски, украденное из семейных запасов. Забавно: для того, чтобы забыть о Сириусе, она использует то, что напоминает о нем. Проклятье! Замкнутый круг. Она ненавидит Сириуса за то, что он оставил ее одну среди теней, ей невыносимо находиться среди них, смеющихся и злых. Он бросил ее в этот омут, заставив сражаться в одиночестве. В тенях Беллатрикс видится его образ, холодный и саркастичный. Она не может находиться в этом доме, полном призраков и напоминающем о нем. Она бежит от них прочь, и гиппогриф становится ее единственным спасением. Она готова лететь на край света, вцепившись в прохладные перья, лишь бы больше не слышать этот шепот. Беллатрикс ненавидит родной дом, где все напоминает о Сириусе и тайне, которую он предал. Она не выносит сочувствующего молчания сестер, беспечного безразличия матери, даже не спрашивающей, где она проводит время, пронзительного взгляда тетки. Весь день она проводит в забытьи, а ночью улетает в никуда, подозвав Кестрала свистком Сириуса.

Ночные прогулки порой заносят ее в совершенно неизвестные места, где она просто бродит по темноте, глотая сигаретный дым. Такие, например, как эта полянка со странным незнакомцем, задающим такие ненужные вопросы.

Слегка мотнув головой, она прогоняет непрошеные воспоминания и улыбается ему в ответ:

— Думаю, что я могу задать вам тот же вопрос.

Она перехватывает взгляд незнакомца, мельком брошенный на один из далеких домов.

— Всего лишь одно незавершенное дело.

— Вдали от людей, ночью?

— Примерно так, — ухмыляется он, — а что привело сюда вас?

Беллатрикс и сама не знает ответ:

— Просто прогулка.

— Прогулка?

— Именно так.

Он смеется:

— А вы необычная девушка. Позвольте же узнать ваше имя.

— Беллатрикс Блек, — отвечает она спустя некоторое время. — А ваше?

По его лицу проходит гримаса отвращения, будто сам вопрос ему неприятен.

— Том Реддл.

Имя кажется ей смутно знакомым, но не вызывает никаких определенных воспоминаний.

Они стоят в тишине, в голове Беллатрикс мелькает множество мыслей о том, кто же он, но она не знает, как это узнать наверняка. Она все больше сомневается в том, что этот парень, Том, — маггл. У магглов не бывает таких глаз и такой улыбки. Но каковы шансы, что случайно встреченный ей молодой человек — волшебник?

Внезапно она чувствует, как что-то гладкое и скользкое обвивает ее ногу. Рефлексы срабатывают быстрее мыслей, и вот она уже выхватывает палочку и произносит заклинание света. Змея. Всего лишь змея.

Она переводит взгляд на Тома и замирает от удивления. Его губы беззвучно шевелятся, а спустя мгновение змея поднимает голову и ползет наверх к нему, обвиваясь вокруг его руки. Беллатрикс застывает, пораженная этой картиной.

— Вы говорите на змеином языке?

Том, улыбнувшись, кивает:

— Вы много знаете о змеином языке?

— Не так уж и много. На нем говорил основатель нашего факультета, Салазар Слизерин.

Она вдруг понимает, где раньше слышала это шипение. В затопленной туалетной комнате, где когда-то от рук наследника Слизерина умерла грязнокровка.

— И что вы думаете о наследнике Слизерина? — вкрадчиво спрашивает Том.

Беллатрикс вздрагивает. Неужели она произнесла это вслух?

— О, я бы с удовольствием помогла ему, — с жаром произносит она, — в школе не место этим маггловским отродьям.

Улыбка на губах Реддла становится шире, и он пристально смотрит ей в глаза, будто гипнотизируя:

— Откуда же такая ненависть к грязнокровкам?

— Они не достойны разделять магические тайны с теми, чьи семьи занимались магией веками. Из-за таких, как они, мы и вынуждены скрываться, подобно трусам, и ждать, пока они перебьют нас.

— Мне определенно нравится ваша позиция, мисс Беллатрикс, — улыбка не сходит с губ Тома.

— У меня хорошее воспитание, — отвечает она, пытаясь разгадать, кто он такой и о чем думает.

— Уже светает, — говорит Том. А Беллатрикс и не заметила, как небо из черного стало бледно-розовым, — думаю, мы еще увидимся вновь. До встречи, мисс Беллатрикс, — Реддл церемонно целует ей руку.

— До встречи, — повторяет она, достает свисток и призывает Кестрала, а потом улетает в светлое небо, провожаемая слегка удивленным взглядом Тома.

Она засыпает, и в ее ушах звучит шипение, а перед глазами мелькает образ странного знакомого и его стальных глаз.

Том. Том Реддл.

Это имя отпечаталось в сознании Беллатрикс, будто выжженное каленым железом. Она листает очередную пыльную книгу из библиотеки Блеков, пытаясь найти хоть какое-то упоминание о Реддлах. Бесполезно. Беллатрикс раздраженно отбрасывает ее. Это имя не упоминается нигде, но она не оставляет своих попыток узнать о Томе хоть что-то.

Ведь она понимает, что практически ничего не знает о своем спутнике, кроме имени и необычного таланта — умения говорить со змеями. Она даже не знает его возраста, хотя понимает, что он не намного старше ее. Возможно, она видела его, пока была на первом курсе, но не запомнила среди других старшекурсников. Тогда она вообще не замечала ничего вокруг. Она не сомневалась, что Том, при таких способностях, тоже учится на Слизерине. Но, пожалуй, это все, что она о нем знает. Даже его фамилия, хотя и кажется ей знакомой, не упоминается в древних фолиантах ее семейной библиотеки. Ее это слегка настораживает, но она чувствует, что любопытство в ней сильнее голоса разума. А может, это и не простое любопытство?

Если бы кто-то сказал Беллатрикс, что имя необычного молодого человека, встреченного ей на прогулке, будет волновать и манить ее, и не один день, она бы рассмеялась ему в лицо. Ибо человек, долгое время перебирающий чужое имя в своих мыслях и не решающийся ему написать, явно не мог быть Беллатрикс. Тем не менее, это была она, взволнованная и не понимающая, что происходит.

Но едва она увидела Тома в первый раз после той случайной встречи, она сразу же забыла о своих сомнениях. Пусть ее новый знакомый и был загадкой, она не желала себе другого. Он был особенным, он понимал ее с полуслова. Он никогда не смеялся над тем, как она с жаром пересказывала ему свои идеи о власти магов, говорила о своей ненависти к грязнокровкам — в его прищуренных серых глазах мелькала искренняя заинтересованность, а не похотливый блеск низменных желаний, как у знакомых отца. Но иногда он, казалось, совсем отрешался от мира, сощурившись и глядя куда-то вдаль. Тогда его взгляд становится цепким и жестоким, а губы сжимались. Беллатрикс пыталась проследить за направлением его взгляда, но ни разу не замечала ничего примечательного. Слишком много было в нем загадок и странностей. Но она чувствовала в Томе родственную душу. Несмотря на некую туманность рассказов о себе, Том, как вскоре уяснила девушка, был отнюдь не дилетантом в темных искусствах, а его ненависть к грязнокровкам была вполне сравнима с ее собственной.

Беллатрикс проводит большую часть своего времени в библиотеке, среди толстых заплесневелых фолиантов. Библиотека не может оградить ее от голосов, но вполне может скрыть от домашних. А ее дом сейчас похож на осиное гнездо. Все ее родственники обсуждают ошеломляющую новость о побеге ее кузена. Будто самого факта предательства им мало! Они шепчутся о нем, вздыхают, заламывая руки и проклиная Сириуса. А Беллатрикс больше всего на свете хочет остаться в стороне, ведь ее потеря и непонимание еще живут в сердце, хоть разум и стремится их прогнать. Может, это и есть причина, по которой ее так тянет к Редллу? С ним ее мысли не возвращаются к прошедшим событиям. Старые обиды уступают место волнующему интересу.

Мысли Беллатрикс снова полны Реддлом и бесплодными попытками узнать, кто же он такой. Жаль, что она не может спросить его об этом напрямую. Ведь в ответ она получит лишь мимолетную улыбку и шутку, ловко уводящую беседу от этой темы. Впрочем, так получается с большинством вопросов, которые она задает ему.

Иногда Беллатрикс замечает на себе странные взгляды сестер. «Неужели ты влюбилась?» — иногда шутит Андромеда, но Белла лишь отнекивается. Что с того, что она больше не грустит, а ее глаза больше не выглядят пустыми и тусклыми? Любой бы на ее месте заинтересовался. Не так часто встречаешь людей, разговаривающих на змеином языке.

Так почему же она нигде не может найти его имени? Быть может он.. грязнокровка? Но Беллатрикс тут же прогоняет от себя эту глупую мысль. Такой дар может принадлежать только чистокровному волшебнику. И Беллатрикс снова погружается в книги в поисках одного-единственного имени.

* * *

— Ты что-нибудь слышал о Темном Лорде? — спрашивает Беллатрикс, осторожно садясь на траву рядом с Томом. Она замирает, ожидая его реакции, боясь, что он привычно уйдет от ответа. А ведь она так хочет узнать хоть что-то о Темном Лорде. Да и о самом Томе тоже.

На губах Тома мелькает усмешка:

— Более чем достаточно. А откуда тебе известно это имя?

— Я часто слышала его в доме моих родителей, — отвечает Беллатрикс. — Кто он, этот Темный Лорд?

Том ухмыляется:

— А сама-то как думаешь?

Беллатрикс понимает, что он явно знает больше, чем говорит, и просто играет с ней, но все же покорно отвечает:

— Лидер организации, стремящейся сплотить чистокровных волшебников?

— Что-то вроде, — лениво отвечает Том.

Беллатрикс не нравится, что каждое слово приходится вытягивать из него словно клещами.

— А ты состоишь в этой организации?

— Можно и так сказать.

У Беллатрикс от волнения захватывает дух.

— А ты знаком с Темным Лордом?

Том снова улыбается той улыбкой, которую она не может понять:

— Вполне.

— Близко знаком? — она закусывает себе губу от нетерпения.

Том поворачивается к ней. В его глазах сверкают искорки:

— Почему же ты спрашиваешь об это меня?

Беллатрикс сама не своя от волнения, но все же собирается с мыслями:

— Я уже давно слышу о нем. Но практически ничего не могу узнать точно.

— Как же так? — с издевкой спрашивает Том, — ведь твоя семья так тебя любит, они наверняка должны были тебя просветить.

— Моей семье нет до меня дела, — горько признает Белла, — мать лишь хочет выдать меня замуж. А отцу вообще все равно. Он просто не верит, что я способна на что-то большее, чем быть бесполезной аристократкой.

Том молчит, но Беллатрикс уже не может остановиться:

— Он, видимо, не понимает, насколько это важно для меня. Да, они гордятся мной, но не понимают, что я готова на нечто большее, чем воспитывать детей в нужном духе и мимолетно выказывать презрение к магглам.

Том молчит.

— Том, скажи, почему об этой организации так сложно узнать?

Он усмехается в ответ, обратив взор вдаль:

— А как ты сама думаешь, Беллатрикс? Ты же умная девушка. Чистота крови сейчас не в моде. Проще сказать, что ты безумно любишь магглов и признаешь их возможности. И тебя будут обожать все — проклятые грязнокровки, ненормальный директор Хогвартса, — голос Тома на мгновение сорвался, — пропитанное грязной кровью министерство. Разве кто-то готов пожертвовать своей жизнью ради бесполезной цели? Остаются лишь пустые речи и показное презрение. Все они пусты и не более того.

— Нет, Том! — с жаром произносит Беллатрикс, — Не все!

— Разве? — он презрительно усмехается, — кто, например?

— Я! Я не такая!

— А почему тебя так это интересует? — шепчет он, подвигаясь ближе к ней.

У Беллатрикс перехватывает дыхание от осознания того, что он так близко, но все же она собирается с мыслями:

— Я хочу вступить в эту организацию.

— Зачем это молодой леди?

— Я не леди! Меня вовсе не интересуют балы и кавалеры! Я хочу стать кем-то большим, чем глупая аристократка!

Том прищуривает глаза и наклоняется к ней, почти касаясь ее губ. По телу Беллатрикс волной пробегает дрожь.

— Ты уверена? Ты понимаешь, чего это тебе будет стоить? — его дыхание обжигает ее кожу, — ты понимаешь, что тебе придется делать?

Она замирает.

— Ты понимаешь, что похоронишь себя заживо? У тебя никогда не будет нормальной жизни. Ни друзей. Ни семьи. Ты зальешь свой путь кровью, оставляя за собой опустошение и ненависть. Тебя будет ненавидеть все. Даже твои дорогие родственники от тебя отвернутся, как от прокаженной.

— Да, — медленно отвечает она, — я готова на все. Убийства, предательства, пытки. Я готова посвятить свою жизнь служению этой цели.

Том молчит.

— Я оставлю все позади. Я предам свою семью. Я никогда не стану такой, как они. Я забуду о роскоши и блеске. Я отдам свою жизнь, пусть и не увижу свершения своей мечты. Я пойду до конца!

Прищуренные глаза Тома, сверкая красным, впиваются в глаза Беллатрикс.

— Хорошо, — произносит он вдруг после некоторой паузы, — я приведу тебя к нему. Как только закончу свое дело, — его взгляд вновь становится туманным, и он отворачивается. Беллатрикс следит за его взглядом, но видит лишь обычный чуть покосившийся дом. Так, совершенно ничего особенного.

Но мысли Беллатрикс заняты совсем не этим. Когда Том неожиданно отодвигается от нее, Беллатрикс едва сдерживает разочарованный вздох. И тут же удивленно одергивает саму себя за ненужные и непонятные мысли. Разве она во время долгих ночных встреч не пыталась разговорить его на эту тему, разве она не жаждала узнать ответ на свой вопрос? Разве смела надеяться, что ее желание будет так скоро исполнено? Так почему же она чувствует какое-то горькое разочарование?

Подняв на Тома растерянный взгляд, она замечает в его глазах привычную усмешку. Быстро попрощавшись, она улетает домой, отгоняя от себя непонятные чувства.

* * *

Утром дом встречает ее сразу двумя новостями. Первым оказывается сова, разбудившая ее стуком лапок, к которым, как оказалось, привязано письмо без обратного адреса, а вторым известие, что мать хочет видеть всех сестер. Удивленная, Беллатрикс решает, что письмо прочтет позже.

Друэлла, непривычно серьезная, сообщает им о том, что завтра у них в поместье соберутся почти все их родственники

— У нас будет бал? — загорается Нарцисса.

— Нет, — отвечает Друэлла, — это касается вашего кузена Сириуса. Орион и Вальбурга приняли решение изгнать его из семьи.

Андромеда охает, а Беллатрикс ощущает внутри странную пустоту. А ведь еще месяц назад она бы умоляла родных пощадить его и дать отступнику второй шанс. А теперь понимает, что так ему и надо. Он это заслужил.

Тем более удивительным для нее оказывается, что письмо пришло именно от Сириуса. Множество шутливых и ни к чему не обязывающих фраз и просьба встретиться с ним сегодня вечером. Беллатрикс фыркает.

* * *

Беллатрикс сидит на окне в привычной позе, когда свет фар почти ослепляет ее. Поморгав от яркого света, она, наконец, различает перед собой знакомое лицо. Ну конечно же, дорогой Сириус, собственной персоной.

— Здравствуй, — холодно произносит она, — что привело тебя ко мне?

Он фыркает:

— Белла, сестренка, к чему такая официальность?

— Банальная вежливость.

— Однако не слишком-то вежливо было не прийти на встречу со мной.

— А кто тебе сказал, что я горю желанием тебя видеть?

— Ты все равно по мне скучаешь, — прищуривается Сириус.

— Да неужели? Кто придумал такую глупость?

— Не лги мне.

— И не думаю. Много чести скучать по предателю крови.

Сириус смеется:

— Я вижу, эта безумная семейка уже позаботилась обо мне. С семейного древа меня уже срезали навеки.

— Завтра, — неожиданно признается Беллатрикс.

Сириус подлетает ближе и перебирается к ней на подоконник. Беллатрикс молча отодвигается.

— Что ж, могу себе представить, какое шоу устроит моя матушка.

— Сам виноват, — бросает Беллатрикс.

— В чем же? — мгновенно вскипает Сириус, — в желании быть свободным от этой тюрьмы?

— А чем же ты недоволен? — голос Беллатрикс срывается на крик, — тебя ведь здесь ничего не держит!

— Почти ничего, — тихо произносит он, и, быстро повернув Беллатрикс к себе, целует ее. Поцелуй обжигает, на мгновение разрушая все преграды и разочарования. Но через секунду перед ней возникают стальные глаза, в ушах звучит шелест травы. Беллатрикс не понимает, где она находится, чьи руки обнимают ее сейчас. Она резко сбрасывает руки Сириуса с плеч и отталкивает его. Тот не удерживается и падает вниз.

— Убирайся! — кричит она, — не смей больше подходить ко мне!

Не смей разрушать мой мир!

— Истеричка! — кричит Сириус в ответ, — долбанутая истеричка!

Не слушая его, она зовет Кестрала и улетает прочь. Мир перед глазами плывет, а губы горят. Ее захлестывает смятение. Как же страшно, когда кажется, что хрупкие стены сознания вот-вот рухнут, и она вновь останется одна с этой нескончаемой болью.

Том стоит на том же месте, почти слившись с тенями. Беллатрикс еле сдерживает желание броситься ему на шею.

— Что с тобой, Беллатрикс? — смеется он.

Девушка лишь улыбается в ответ. Ее глаза лихорадочно блестят. Она дома. Теперь все правильно.

* * *

Зал, в котором Друэлла обычно устраивает приемы, полон гостей, нервно перешептывающихся между собой. Еще бы, неслыханный позор. Какой удар для благородного семейства. Вальбурга кажется холодной и безразличной, но Беллатрикс видит, как слегка подрагивают ее руки, когда она зажигает на конце своей палочки огонек, приближаясь к семейному древу Блеков. Беллатрикс узнает этот гобелен, с которым она так любила играть в детстве. Сейчас он слегка поистерся, но золотые нити по-прежнему сияют на нем замысловатой вязью. Вот только прожженных точек со времен ее детства стало больше. И сейчас станет больше еще на одну.

— Тетя Вальбурга, можно это сделаю я? — наконец решается Беллатрикс.

Тетка недобро ухмыляется, будто намекая, что знает все ее грязные тайны, и передает племяннице палочку.

Беллатрикс осторожно прикасается к ткани, выжигая имя Сириуса с полотна и из своей жизни.

* * *

— Вы выжгли его имя с полотна? — повторяет Том, после того, как Беллатрикс рассказывает ему о сегодняшнем ритуале. Не перебивая, он внимательно вслушивается в каждое ее слово.

— Верно, — кивает Беллатрикс.

— Не думал, что есть еще семьи, следующие этой традиции, — Том задумчиво гладит змею, обвивающую его руку. Беллатрикс любуется тем, как он общается со змеями, до сих пор не привыкнув к этому странному зрелищу.

— Наш род очень древний и могущественный. Естественно, мы следуем этой традиции. Что тебя удивляет? Тебе это кажется слишком жестоким?

Брови Тома удивленно ползут вверх:

— Жестоким? О чем ты говоришь? Как раз наоборот, я считаю, что отступники достойны намного более жестокого наказания.

— Какого, например?

Том улыбается:

— Например, можно вешать их головы на камин вместе с головами домашних эльфов.

Беллатрикс вздрагивает. Это она недавно рассказала Тому об этой традиции, которую он тоже счел забавной. Но сейчас ее передергивает от ужаса.

— Да как ты можешь так говорить?

— Предатели должны быть наказаны, — жестко произносит Том, глядя будто сквозь Беллатрикс, — почему твой брат должен стать исключением?

Перед глазами Беллы возникает картинка: камин и висящая над ним голова Сириуса с горящими глазами и разметавшимися черными волосами. Она вспыхивает.

— Ты ничего не понимаешь!

— Да неужели? Что же ты так защищаешь своего братца, если он так никчемен?

Беллатрикс становится жарко, ей чудится, что Том каким-то неведомым образом узнал всю историю их взаимоотношений. С трудом она берет себя в руки:

— Дело не в нем. Дело в наследии. В нашей крови. Крови, текущей по жилам чистокровных волшебников. Это огромная сила, огромный магический потенциал, и я не понимаю, как ты, такой умный волшебник, можешь этого не понимать!

— Магический потенциал, говоришь?

— Верно, — остывая, кивает Беллатрикс, — нельзя позволять чистой крови литься попусту.

Том замолкает, отворачивается, кажется, впервые не зная, что ответить Беллатрикс. Она настороженно вслушивается в тишину, прерываемую лишь тихим шипением.

* * *

И снова Беллатрикс прячется от родни в темноте библиотеки. Но на этот раз она не одна. Белла старается замереть, слушая сбивчивое дыхание Тома.

Наверно, привести его сюда было не самой удачной идеей. Точнее, безумной. Но Беллатрикс не могла от нее избавиться. После того разговора образ Тома преследовал ее как наваждение.

«Беллатрикс, неужели ты влюбилась?»

Беллатрикс не признавала этого, но и не отрицала как раньше. Влюбилась? Она не знала. Но Реддл — он был лучшим. Он понимал ее, он разделял ее идеи. Он вытащил ее из пропасти, в которую ее безжалостно бросил Сириус, заставив снова поверить в свои идеи и мечты и жить ради них, а не только ради детских игр и иллюзий, разлетевшихся осколками стекла. Она была благодарна Тому, а в благодарность готова была сделать что угодно ради него.

Поэтому сейчас они здесь. Беллатрикс видела, что в последнее время Том чем-то обеспокоен. От ее вопросов он лишь отмахивался, уклончиво отвечая, что никак не может найти нужную информацию. Поэтому она горячо, даже слишком, предложила ему воспользоваться библиотекой Блеков. Том как-то странно на нее посмотрел, но все же согласился.

И вот он перебирает одну книгу за другой, а Беллатрикс стоит в тени книжных полок, любуясь его чертами в свете луны. Ее не покидает волнение. Она уверена, что заклятия тишины работают идеально, однако если кому-то вдруг захочется почерпнуть знаний, он увидит странную картину. Какой бы свободой ни пользовались дети Блеков, старшие явно не одобрили бы ее поведение. Но в глубине души Беллатрикс понимает, что ее беспокоит совсем не это.

Том, кажется, полностью погружен в книгу и совсем не замечает происходящего вокруг.

— Ты нашел то, что хотел? — робко интересуется Беллатрикс.

— А? Нет, еще нет, — он недовольно убирает книгу прочь.

Беллатрикс поражается тому, с такой жадностью он осматривает библиотеку, в его глазах загораются непонятные огни. Что же это? Злость? Или, быть может, зависть?

— У тебя ведь никогда не было семьи? — неожиданно спрашивает Беллатрикс.

— Какое тебе до этого дело? — раздраженно спрашивает Том.

— Я… — Беллатрикс медлит с ответом, — просто хочу тебе помочь, — с трудом произносит она.

Том заливается жестоким, театральным смехом:

— Кто бы мог подумать? Девушка, убеждающая меня в том, что готова убить любого ради своих целей сейчас клянется мне в том, что хочет мне помочь? Какая ирония.

Беллатрикс на мгновение теряет дар речи.

— У тебя же все есть, чертова аристократка. Богатство, семья, брат-отступник? Что же ты помогаешь тому, кого даже нет в этих книгах? — Том делает взмах рукой в сторону оставленных Беллой книг о магических фамилиях.

— Не в этом дело, Том! — не помня себя, она садится рядом с ним и пытается поймать его руку, — не в том, что тебя нет в этих книгах. А в том, что ты самый необычный человек, которого я когда-либо видела.

— Да неужели? — он до боли сжимает ее ладонь, — разве кровь не главное?

— Нет, — У Беллатрикс даже нет времени удивиться, — это важно, но не главное. И твоя кровь, я уверена, чище всех остальных. Ни у кого больше нет такого дара, — она сама ужасается сумбурности своих слов. И своим поступкам, когда садится к Тому на колени и накрывает его губы своими.

Ей кажется, что Том слегка усмехается, но тут же отвечает ей, притягивая ее к себе и сбрасывая книги с дивана. У нее нет времени ужаснуться своей глупой импульсивности, когда Том уже шарит по ее телу и запускает руки под ее одежду. Она выгибается навстречу его рукам, закусывая его губы почти до крови и осторожно расстегивая пуговицы его рубашки, пока Том расправляется с ее юбкой. Он входит в нее так быстро, что она даже не успевает понять, что происходит, а потом захлебывается в жаре и желании. Когда все заканчивается, она еще долго не может отдышаться, а мир плывет перед ее затуманенными глазами.

* * *

— Ты уверена?

Беллатрикс кивает.

Она ведь думала о той ночи не раз. Не только о событиях. И о его словах тоже. Семья. Змеи. Книга. Единственная книга, которую никто из Блеков никогда не мог открыть. Обернутая змеиной кожей. Со змеей на обложке.

Реддл осторожно берет ее в руки, слегка гладя змею. Его глаза загораются лихорадочным блеском. С губ слетает несколько слов на незнакомом Беллатрикс языке. Даже не слова, шипение. Книга открывается в его руках.

Ну конечно же.

Глаза Реддла широко раскрыты, они кажутся совсем безумными.

— Благодарю тебя, Беллатрикс. А теперь оставь меня.

Беллатрикс чувствует легкую обиду, но Том заглушает ее, оставляя на губах Беллы свой странный поцелуй, так похожий на змеиный яд.

* * *

— Куда мы идем? — Беллатрикс не в силах совладать со своим любопытством.

— Сейчас увидишь, — отвечает Реддл, ведя ее по темноте.

В глазах Тома отражается свет волшебной палочки, и они будто сверкают сталью, а улыбка кажется на редкость нехорошей. Но это только добавляет Белле волнения, от которого ее сердце готово вырваться из груди. Сегодня он обещал отвести ее к Лорду. Хоть Реддл и почти ничего не говорит о том, что собирается сделать, он лишь туманно намекнул, что должен нанести кое-кому визит, Беллатрикс чувствует, что сегодня ее жизнь изменится. Неужели ее мечты исполнятся? Воображение уже рисует ей сладостные картины службы, унося ее прочь от реальности. Она видит это в его глазах и улыбке.

А Том ведет ее через лес к небольшому селению. Она узнает очертания домов, которые видела с полянки. Они останавливаются перед красивым особняком. Беллатрикс осматривает его, но сейчас, в сумерках, не замечает ничего необычного. Однако Том явно считает иначе. Его лицо приобретает хищное выражение.

Замки слетают от едва ощутимого прикосновения магии. Перед одной из комнат Том говорит Беллатрикс остановиться, а сам без промедления входит. Борясь в любопытством, Беллатрикс заглядывает в щель. Всего лишь три маггла. Двое пожилых мужчин и один — среднего возраста. Магглы бы не представляли никакого интереса, если бы не внешность одного из них. Даже с такого расстояния Беллатрикс видит, насколько он похож на Тома. Семья? Но ведь Реддл никогда не рассказывал о ней.

Но все размышления Беллатрикс прерывают зеленые вспышки. Магглы, как подкошенные, падают на пол. Белла перестает понимать происходящее, но верит, что все так и должно быть. Ведь это же Том.

А тот тем временем подходит к телу мужчины, так похожего на него, и садится рядом с ним на колени, сняв с руки перчатку. На пальце Тома блестит кольцо с темным камнем. Белла видит, что его губы двигаются, но не может разобрать его слов. Тома и мертвого мужчину охватывает сияние, а камень загорается ярким светом. Том продолжает шептать свою странную формулу.

А потом Беллатрикс понимает, что что-то пошло не так. Ее оглушает крик Тома, разносящийся эхом по дому и отдающий эхом в ее ушах. Том падает рядом с трупами магглов и начинает корчиться в конвульсиях. Больше не раздумывая, она врывается в комнату и бежит к нему.

— Том! — но слова застывают у нее в горле.

Том больше не похож на себя, будто вместо лица на нем безликая маска. Беллатрикс хочется отпрянуть в ужасе, когда она видит налившиеся кровью глаза и стекающую с сомкнутых губ белую пену. Но она пересиливает себя. Ведь это ее Том.

Она пытается прикоснуться к нему, но Реддл грубо отбрасывает ее руку.

— Убирайся, прочь! — он с трудом выплевывает слова шипящим голосом, все так же содрогаясь от пронзающей его боли, закусывая губы. — Убирайся!

— Том! — Беллатрикс захлестывает волна отчаянья от собственного бессилия, — скажи, что мне сделать?

— Убирайся прочь, глупая девчонка! Кем ты себя возомнила? — черты его лица на глазах начинают меняться — кожа становиться серой, зрачки вытягиваются в щелки, нос западает, во всем его виде не остается ничего человеческого.

Он хочет прошипеть что-то еще, но новый приступ боли скручивает его, а из горла вырывается пронзительный крик, полный нечеловеческой боли, звериного рычания. Неожиданно со всех сторон Беллатрикс окружают тени, рычащие и стонущие в такт крикам Тома. От рева и шипения ее голова начинает раскалываться. Ей хочется просто закрыть уши и бежать прочь, но она не может сделать это. Вопли оглушают ее, а сияние слепит, Беллатрикс кажется, что она сейчас потеряет сознание, но она из последних сил протягивает к Тому руки. Он все еще пытается ударить ее, но боль сильнее желания прогнать Беллу, она истощает его, лишает сил, заставляя лишь кричать и биться, он не в силах это вынести.

— Уходи прочь, — лицо Тома снова становится нормальным, но Беллатрикс продолжает видеться жуткая маска. В очередной судороге он ударяет ее, а когда уже не может бить, расцарапывает ей кожу ногтями. По лицу Беллатрикс катятся крупные слезы, но она все еще пытается его сдерживать. Конвульсии становятся все более судорожными, а крики — дикими.

— Ты думаешь, — шипит Реддл, сверкая безумными глазами, — что ты нужна мне? Что ты нужна Темному Лорду? А может, — его голос переходит в режущий уши визг, — что я люблю тебя? Тебя, глупую влюбленную девчонку? Ты жалкая!

Реддл заходится в неистовом крике, тени в голове продолжают свой концерт, а Беллатрикс едва не теряет сознание от боли. Она уже готова упасть, когда ее отвлекает неожиданный звук. Хлопанье двери. Она с трудом переводит взгляд на вошедшего, который стремительной тенью бросается к ним. Она уверена, что никогда не видела его раньше. Но ей некогда думать о нем. Реддл продолжает метаться и бить ее по рукам, а она безропотно сносит боль.

— Помоги мне! — кричит Беллатрикс. Мужчина смотрит на нее с удивлением, словно впервые замечает ее. Но тут же кивает, а потом, подбежав к Реддлу, скручивает ему

руки.

Том отводит взгляд от Беллатрикс и обращает его к вошедшему.

— Ого, кто пожаловал. Решил на пару с девчонкой ждать моей любви и милости?

Все снова тонет в крике, но Белла замирает от шока. Любви? Любви Тома? Как и она?

По лицу мужчины проходит тень, а губы искажаются гримасой боли. На секунду его ореховые глаза встречаются с глазами Беллатрикс. Опустив глаза, он достает из рукава палочку. Беллатрикс замечает на его запястье черную метку. Ее глаза широко раскрываются от удивления. Она слышала, что пободный знак носили последователи Лорда. Незнакомец направляет палочку на Реддла и произносит заклятье, неизвестное Беллатрикс. Она в ту же секунду чувствует, как Реддл обмякает в ее руках. Сияние гаснет, и Тома больше не бьет в конвульсиях.

Тяжело отдышавшись, он отталкивает ее от себя и резко встает, хватаясь за стены.

— Тебя, Рудольфус, — шипит он, глядя в глаза незнакомца, — жизнь, видимо, ничему не учит.

— Видимо да, мой лорд.

До этого смутные фрагменты мозаики складываются для Беллатрикс в единый узор.

— А ты состоишь в этой организации?

— Видимо да, мой лорд.

С трудом передвигаясь, Том хочет покинуть комнату.

— Нет, мой лорд! — пронзительно кричит Беллатрикс, из-за слез ее голос срывается и дрожит, но отчаянье заставляет ее продолжать.— Вы обещали мне! Позвольте мне служить вам!

— Служить? — усмехается Лорд, — что ж, это я могу тебе обеспечить.

Резко развернувшись, Лорд достает палочку и приставляет к запястью Беллы, грубо схватив девушку за руку. Прикосновение не успевает напомнить Беллатрикс о былых нежностях, когда все ее тело, каждую клетку, пронзает волна боли. Едва подсохшие слезы льются вновь, а тени теперь вторят ее собственному крику, в котором сливается все ее отчаянье и боль. Неожиданно она чувствует чье-то успокаивающее прикосновение, чьи-то руки поддерживают ее. Неужели Лорд? Но глупая мысль отступает. Это может быть только незнакомец. А Темный Лорд тем временем выжигает на ее коже замысловатый узор, словно раскаленным железом. Тело чувствует, что не в силах больше выносить эту боль, но разум глух к его молитвам. Своим глупым разумом она хочет, чтобы эта боль вечно была с ней. Ведь когда пытка прекратится, он уйдет. Такая мысль обжигает сильнее клейма, и она пытается терпеть, не понимая, что уже не сдерживает крики и слезы.

Но все заканчивается. Метка еще горит огнем, но Лорд уже уходит, бросив на прощание лишь фразу о том, что она получила то, о чем мечтала.

Уходит. И все. Все.

Беллатрикс не понимает, как это может произойти с ней снова. Старые раны в груди снова пробиты и кровоточат. Она готова стерпеть клеймление и удары снова, лишь бы не чувствовать все нарастающую лавину боли, которая уже подступает к груди, готовясь взорвать ее разум, сломав хрупкую стену непонимания.

— Он ушел?

— Да.

Беллатрикс с удивлением понимает, что незнакомец, которого Лорд назвал Рудольфусом, все еще здесь, все еще поддерживает ее.

— Почему он ушел?

Она хочет ненавидеть, но не может. Как она может винить его за то, что он разрушил ее мир — ведь он его и создал. Собрал по кусочкам, чтобы снова разбить.

— А чего ты ожидала? — тихо отвечает Рудольфус. — Темный Лорд не умеет любить.

В его голосе сквозят нотки скорби, но Беллатрикс не может сдержаться, чувствуя накатывающую истерику.

— Да как ты можешь об этом говорить?

Она вскакивает и начинает крушить все подряд. Все, что было дальше, она помнит, как в тумане — она кричит и воет, а Рудольфус пытается ее успокоить. Но Беллатрикс уже накрыло этой лавиной, она уже во власти истерики. Она кричит, уже не понимая, о чем, она бьет Рудольфуса и царапает его руки, когда тот пытается ее успокоить. Она приходит в себя, когда тот не выдерживает и дает ей пощечину.

— Как тебя зовут? — раздраженно спрашивает он.

— Беллатрикс Блек, — отвечает Белла, потирая щеку.

Дальше снова все тонет в тумане. Аппартация? Да, наверно, иначе как бы она оказалось перед воротами имения.

— Спасибо, — бросает она и, не обернувшись, мчится в дом.

Она проваливается в тяжелый сон, всхлипывая и не понимая, как ночь, обещавшая стать лучшей в ее жизни, стала худшей. Наутро она мечтает, чтобы это все оказалось лишь глупым сном, но резь в глазах и обжигающая боль в руке служат напоминанием о том, что стоит бояться своих желаний.

Ахтунг! Слэш!

Стоит Беллатрикс выйти за ворота, как сияние белого снега ослепляет ее. Беллатрикс с удивлением понимает, что вышла на улицу впервые за долгое время. Длительное затворничество в стенах замка не прошло даром. Беллатрикс осторожно ступает по белому снегу, будто боясь разрушить хрупкий мираж. Неужели уже зима? Это кажется ей чем-то невероятным.

Ведь все прошедшие месяцы слились для нее в один долгий день, один тяжелый безумный сон, где каждая секунда кричит о его нереальности и неправильности. Разве такая жизнь была правильной? Она была насквозь фальшивой, как этот белый снег, падающий сейчас ей на плечи. Беллатрикс даже не смогла бы ответить, что делала в замке все эти месяцы, прячась от однокурсников и отступая от камина в тень. Сейчас она не смогла бы вспомнить даже вчерашний день. Настоящее и прошлое, иллюзии и боль переносили ее в совсем другой мир, обитателем которого она стала. Никто не знал, что гордая и надменная Беллатрикс проводит ночи, закусывая губы от боли и плача от злости и непонимания. Все эти дни она провела с Лордом. А разве это не было правдой? Ведь он был с ней каждую секунду в ее мыслях и воспоминаниях, так разве можно считать, что его не было в ее жизни?

Если бы кто-нибудь видел, как она искала его. Прячась от смотрителя Филча в зале наград, она проводила долгие ночи, перебирая старые грамоты и медали. Устраивала очередную хулиганскую выходку, только чтобы прочитать старые документы. Что ж, в одном Беллатрикс могла праздновать победу – все ее догадки подтверждались. Да, ее загадочный Том и правда учился на ее родном факультете и был наследником Слизерина. Каждый раз, ей, листающей ветхие страницы, представлялся его образ. Казалось, что, прикасаясь к ветхим страницам, она видит его серые глаза и надменную улыбку. Но образ таял, как утренний туман. Совы приносили ей нераспечатанные послания, а дом, в который он привел ее тогда, и в который она первое время так часто возвращалась, скрываясь ото всех, был пуст, и в комнатах всё покрылось пылью. Она понимала, что Реддл туда больше никогда не вернется. Том не просто убил свою семью. Он оборвал все свои связи с прошлым, а заодно и с ней, выбросив, как сломанную игрушку. Наверно, она была в его жизни лишь досадной оплошностью, о которой можно было со смехом рассказать на дружеской посиделке со своими приспешниками.

Впрочем, Беллатрикс знала еще один верный способ найти Лорда. Это способ уже не горел на ее руке огнем, а лишь изредка напоминал о себе. Порой, когда гостиная пустела, Беллатрикс обнажала руку и рассматривала свое клеймо. В свете огня казалось, что змея переливается и манит ее прикоснуться к себе. Такие соблазнительные движения. Одно прикосновение – и поток бесконечной боли, так напоминающей о Лорде. Боль – вот все, что у нее осталось.

А потом возник бы и сам Лорд – его голос в голове, его приказы. Беллатрикс не сомневалась, что отдала бы за это жизнь. Но она не делала этого. Она запрещала себе. Не из страха или гордости. А просто боясь его разочаровать. Боясь разрушить остатки своего образа в его глазах. Боясь показаться еще более жалкой, чем сейчас.

Но сегодняшний день вывел ее из оцепенения. Все началось с того, что к Беллатрикс с загадочным видом подошел ее брат Регулус и протянул ей конверт. Беллатрикс с удивлением прочла просьбу от матери пойти в «кабанью голову» и встретиться с неким молодым человеком. Беллатрикс подумала было, что это очередная попытка матери выдать ее замуж, но уж слишком странной была улыбка Регулуса.

Впрочем, она была благодарна братцу за то, что он вытащил ее из замка. Брат и сестра стали для нее единственными собеседниками, которые не отвернулись от нее, наткнувшись на стену непонимания. Но если Нарцисса, желая отвлечь ее, неустанно болтала о разных пустяках, то Регулус был другим. Он искренне интересовался темной магией и всем, что было с ней связано. Смешанные чувства при этом охватывали Беллатрикс. И радость, и интерес, и горечь, смешанная с воспоминаниями о собственном интересе и его последствиях.

И сейчас Беллатрикс шла в «Кабанью голову», размышляя о том, кого могла на этот раз подослать мать. Погруженная в собственные мысли, она не сразу услышала, что ее окликнули. А обернувшись, замерла от неожиданности.

Хоть черты его лица и были в ее памяти весьма размытыми, она не могла его не узнать. Хотя ореховые глаза уже не были полны отчаянья и паники, а каштановые волосы были гладко зачесанными, а не растрепанными, Беллатрикс сразу вспомнился его голос и прикосновения. Она почувствовала, что заливается краской, и готова была сквозь землю провалиться, вспоминая свои крики и истерику, но, с трудом взяв себя в руки, спокойно села к нему за столик.

— Добрый день, Рудольфус.

— Здравствуй, Беллатрикс, – он выжидающе уставился на нее, но Беллатрикс скрыла все свои чувства под маской спокойствия.

— Полагаю, это вы написали моей матери?

— Все верно, Беллатрикс. Я был приятно удивлен вниманием со стороны вашей семьи.

— И что же вам сказала моя матушка? – дерзко спросила Беллатрикс, — Снова желает подыскать мне подходящую пару?

— А вы так противитесь этому? – Рудольфус хитро прищурился, — вы, верно, мечтаете об иной жизни? – его голос понизился до шепота, — о служении Лорду?

Она вздрогнула, вспомнив о черной метке на собственном запястье. Ведь и у него есть такая же.

— А вы нет? – резко ответила она.

— Все возможно.

Беллатрикс начало трясти. Ее безумно раздражал издевательский тон собеседника, но ведь тот был ее надеждой связаться с Лордом. Пусть даже призрачной.

— Давно вы служите Лорду?

— Достаточно давно.

— Вы, наверно, учились с ним в школе, — Беллу посетила призрачная догадка, — да?

— Верно, — удивился Рудольфус.

— Вы ведь давно его знаете? – ее голос почти срывался, — вы же прекрасно знаете, что он наследник Слизерина?

На лице Рудольфуса было написано искреннее изумление.

— Умная девушка.

— Расскажите мне о нем! – вдруг выпалила Беллатрикс, — расскажите, что вас связывает.

Рудольфус злобно усмехнулся:

— Ваша наглость не знает границ. С чего это я буду рассказывать о Лорде вам? Девчонке, которая носит метку, но ни разу не выполнила ни одного задания по приказу Лорда?

На секунду Беллатрикс задохнулась от такой наглости. Его слова больно ранили ее. Ведь Лорд и правда ни разу не позвал ее. Оставив свою метку, он исчез из жизни девушки. Но едкий ответ уже готов был сорваться с ее губ:

— Что ж, вы тоже не на первых ролях. Выполняете бесполезные поручения и сватаетесь к глупой девчонке. И так бездарно ищете его любви.

Его губы скривились, и Беллатрикс неожиданно поняла, что угадала. Рудольфус наклонился к ней и прошептал, почти не скрывая ярости:

— Он все равно будет моим, что бы ты там себе не думала.

— Да неужели? Лорд никогда не вернется к забытому приспешнику.

— Тогда печальна ваша судьба.

— Пари? – злобно прошептала Беллатрикс.

— Пари, — кивнул Рудольфус.

— Чего же вы желаете взамен?

Рудольфус шепотом произнес свое пожелание. Беллатрикс усмехнулась:

— Будь по-вашему. По рукам!

Они сидят друг напротив друга, будто пытаясь испепелить друг друга взглядами, и вдруг Рудольфус заливается искренним смехом:

— Что ж, мое предложение женитьбы уже не актуально?

Несмотря на весь абсурд ситуации, Беллатрикс так же смеется:

— Так это был не предлог для встречи со мной?

— Ну что вы, — Рудольфус снова галантно улыбается, — вовсе нет. Мои родители не меньше ваших озабочены вопросами женитьбы. Они нашли мне немало достойных невест. Но меня привлекло лишь одно из имен. Имя истеричной девушки, принявшей метку.

Беллатрикс вздрагивает.

— Я заинтересовался вами. Грех был бы упускать такой шанс.

— Ну и зачем вам такое создание?

— Друзей держи близко, а врагов еще ближе.

— Я вам не враг.

-Верно, — усмехается Рудольфус, — но соперница.

— Весьма достойная. Давайте же выпьем за это.

Беллатрикс совсем не понимает, что происходит, когда пьет обжигающий огневиски, глядя на Рудольфуса через стекло. Усмешка. Лишь усмешка. Любовник Лорда, отвергнутый слуга. Как и она. И вдруг – жених? Она смеется, бесконечно, заливисто, пока они пьют, пока они прощаются, когда Рудольфус протягивает ей листок со своим адресом. Даже стоя в одиночестве на снегу она не в силах прекратить этот истерический смех.

* * *

Рудольфус пускает дым, устремив взгляд вдаль. Маггловская привычка – отличный способ убить время. А после его ждет очередная встреча с Лордом, равнодушный голос и насмешливый взгляд, почти не задерживающийся на бывшем возлюбленном. Полное безразличие и холод. Что ж, разве он не привык к этому за все долгие годы служения?

Чем же было для Рудольфуса это служение? На что он еще надеялся? На то, что зал собраний опустеет, и Лорд привычно подзовет его к себе, чтобы поделиться сокровенными планами, запустит руки под его рубашку и обнимет за талию? Смешно. Пора бы забыть юношеские иллюзии. Но Рудольфус не мог. Юношеские мечты ничто не могло убить, даже ясное осознание того, что Лорд был больше не способен любить. А если и способен, то разве он не нашел Рудольфусу замену?

Беллатрикс. Белла Блек. Истеричная девушка с дикими горящими глазами. Когда он увидел ее в первый раз, то был поражен этим взглядом. Растрепанная девушка напоминала ему прирученного дикого зверька – нежного к Лорду, спокойно сносящего его удары, но жестокого к любому другого, готового накинуться и разорвать в клочья. Ручная зверушка Лорда. Тогда почему же он послушался ее?

Помоги мне!

Всего лишь крик затравленного зверя. Но ведь он послушался ее. Он обездвижил Лорда, а потом держал ее, извивающуюся от боли, на своих руках. Он терпел ее крики и пытался успокоить. Зачем? Жалость? Да, возможно. Ведь ее судьба наверняка не особенно отличалась от его.

Рудольфус не соврал ей тогда. Родители, обеспокоенные судьбой сына, и правда предложили ему выбрать себе невесту. Имя, оброненное ими тогда, не могло не привлечь к себе внимания. Ему это показалось забавным. Похоже, родители не знали, кто эта девушка. Аристократка, богатая наследница – да. Но при этом – любовница Лорда. И наверняка безумная поклонница темных искусств. Кто бы мог подумать.

Забавно было позвать ее, видеть ее хорошо скрываемое удивление и испуг. Ее еле заметное волнение. И просьбы. Рудольфус и сам не мог понять, как ей удалось вывести его из себя. Ведь эти нелепые пожелания могли только рассмешить. Но он сорвался. Разозлился и заключил с ней это бесполезное пари, которое, как он сам признавал, останется не исполненным. Их мечты такие детские и наивные. Он мог понять, почему на это повелась Беллатрикс. Сейчас, посмотрев на нее другими глазами, он не мог не отметить ее красоту. Он не мог не признать, насколько она интересна. Совсем еще подросток, хоть и жестокий не по годам. Но он, Рудольфус? Повел себя как мальчишка. Как бездарно.

Вы ведь давно его знаете? Вы же прекрасно знаете, что он наследник Слизерина?

Расскажите мне о нем, расскажите, что вас связывает!

Угадала. Так легко угадала. Наверно, это и вывело его из равновесия. Ведь именно тогда, в школе, и началась история Рудольфуса и Лорда. И тогда же закончилась.

* * *

— И ты смог узнать об этом у Слагхорна? – восхищенно спрашивает Эйвери.

Сидя чуть поодаль, Рудольфус прислушивается к шепоту однокурсников, стайкой окруживших Реддла. Он не решается к ним приблизиться, но жадно ловит каждое слово.

— Конечно, — надменно улыбаясь, произносит Том, — это было даже слишком легко.

Рудольфус лишь фыркает, слыша их восхищение. Обычные подхалимы, что с них взять. Он не сводит глаз с Тома, которому, он уверен, эта стайка надоела не меньше, чем ему самому. Ему на мгновение кажется, что Реддл останавливает на нем взгляд, внимательный и хитрый. Рудольфус вздрагивает, уверенный, что ему лишь показалось.

В конце концов, кто он для Реддла? Всего лишь поклонник. Какое глупое слово. Оно не может отразить всех чувств Лестрэнджа, которые Рудольфус и сам не мог в полной мере понять. Просто знал, что этот старшекурсник манит его. Своими манерами, своими небрежными жестами, своим голосом. А главное – идеями. Разве чистокровного волшебника могли не привлечь идеи о власти и превосходстве? Но Рудольфус, как бы он не пытался доказать себе обратное, видел в Реддле не только блистательного лидера. Серые глаза с вечным прищуром, кажущиеся кошачьими, бледная кожа, тонкие черты лица, на которых Рудольфус против воли останавливал взгляд. Он пытался убедить себя, что это всего лишь интерес. Черная магия и верховенство чистокровных волшебников. Тогда откуда эта болезненная ревность и раздражение к этой стайке идиотов возле Реддла, преданно смотрящих ему в глаза и жадно ловящих каждое его слово?

Рудольфус уставился в огонь, пытаясь избавиться от странных мыслей, преследовавших его уже долгое время. Откинувшись на спинку кресла, он сделал вид, что спит, ожидая, пока стихнут голоса. Ждать пришлось недолго. Однокурсники, задав Тому множество бессмысленных вопросов, наконец, разошлись. Прикрыв глаза, Рудольфус наблюдал за Томом. Тот, осмотрев гостиную, задержал свой взгляд на Рудольфусе, якобы дремавшем в кресле. А затем, хитро улыбнувшись, ушел прочь. Поколебавшись с минуту, Руди вскочил с места и последовал за ним, стараясь держаться в тени. А Том не спеша поднялся по лестнице и направился к одной из туалетных комнат девушек. Руди был удивлен и растерян, но по-прежнему старался оставаться незамеченным. Дальнейшие события повергли его в шок. Слова, слетевшие с губ Тома, были произнесены не на человеческом языке. Серпентаго. Руди и раньше слышал, как Реддл говорит на нем. Но тогда все было иначе. В глазах Тома сверкала усмешка над однокурсниками, восхищенно наблюдающими это чудо. Но не сейчас. Том был сосредоточен, его светлые глаза застыли, словно стеклянные, а лицу потекла струйка пота. Руди никогда не видел его таким напряженным.

А потом раковины раздвинулись, и между ними открылось нечто, смутно напоминающее проход. На глазах изумленного Рудольфуса, Том прыгнул вниз. А Руди сидел, будто оцепенев. Лишь спустя какое-то время он решился подойти к проходу. Его глазам предстала лишь пустота. Он недолго колебался. В его мыслях мелькнул образ Тома. Закрыв глаза, Рудольфус шагнул. Падение не было долгим, но темнота на мгновение ослепила его. Он было почувствовал себя совсем потерянным в этой пустоте, когда уловил еле слышное змеиное шипение. Затаив дыхание, он пошел на звук, а когда вышел на свет, едва смог сдержать возглас удивления. Том стоял посреди просторного зала, нашептывая что-то на змеином языке, а у его ног извивалась огромная змея. Василиск. Руди спрятался за ближайшую колонну. Том продолжал что-то говорить василиску, и его речь была исполнена ярости. Василиск послушно склонил голову и уполз прочь. Руди старался не дышать, боясь выдать свое присутствие.

— Впечатляет, верно? – раздался насмешливый голос.

Рудольфус еще сильнее вжался в стенку, словно надеясь, что слова обращены не к нему.

— Тебе понравилось, Руди?

Прятаться больше не имело смысла. Стараясь унять дрожь, Рудольфус вышел в центр зала, к Тому.

— А ведь я давно за тобой наблюдаю, — сказал Реддл, прищурив глаза, — ты не такой, как они все.

Краем глаза Рудольфус уловил движение. Змея вновь выползла в центр зала и медленно направлялась к нему. Рудольфус, вспоминая все предания о василисках, хотел закрыть глаза, но не мог. Что же ему мешало? Реддл. Он не хотел показывать свой страх Реддлу, и поэтому просто пристально смотрел в его глаза. А змея все приближалась.

— Но все же, у тебя есть с ними нечто общее.

Рудольфус почувствовал прикосновение чешуйчатой кожи. Легко и плавно василиск скользил вокруг него.

— Ты, как и все эти мальчишки, просто не можешь оторвать взгляд от меня.

По телу Рудольфуса прокатилась волна дрожи. Василиск сжимал кольцо.

— Что же тобой движет? – с трудом произнес Руди. Язык едва слушался его. Парень не чувствовал своего тела, охваченного странным оцепенением.

Том подошел ближе. Расстояние между ними было ничтожным. Рудольфус не мог больше выносить пристального взгляда серых глаз. Хоть он и знал, что, стоит ему повернуть голову, он встретится со смертоносными глазами василиска, он предпочел бы взгляд змеи глазам Реддла. Ему хотелось сделать это. Но вместо этого совершил другой поступок, вместо одного безумия – другое.

Он думал, что Реддл, почувствовав губы Руди на своих, оттолкнет его. Или зальется презрительным смехом. Но смеха не было, были лишь губы Тома, с каждым моментом все более настойчивые и жадные. И Рудольфус не мог понять, что происходит.

Очнувшись, он понял, что сидит на холодном каменном полу, не в силах пошевелиться. Открыв глаза, он встретился с насмешливым взглядом Тома, стоящего чуть поодаль:

— И как, много ты успел узнать?

Рудольфус не знал, что ответить, но, видимо, Том и не ждал этого.

— А Слагхорн оказался не так уж и бесполезен. Я почти выяснил то, что мне нужно.

Рудольфус молчал, а Том и не требовал ответа, который наверняка знал заранее. Он лишь слегка наклонился к Руди и пристально посмотрел ему в глаза.

— Ты знаешь, что такое хоркруксы?

Какое-то полузабытое воспоминание колыхнулось в памяти Рудольфуса.

— Это способ создать осколки души, живущие вечной жизнью. Дарящие власть над смертью. Это – моя дорога к бессмертию.

И Рудольфус понял, о чем он говорит. От осознания того, что задумал Реддл, его охватил ужас.

— Нет! – закричал он, — ты не сможешь!

— Это еще почему?

— Ты не посмеешь! – Руди не знал, чего больше в этом крике: смелости или же глупости. Собственная бессмысленная дерзость поражала его.

По залу эхом раздался звук пощечины.

— Это ты не посмеешь мне мешать, — на короткое мгновение усмешку на лице Реддла сменила ярость.

Прикосновение змеиной кожи становилось все более ощутимым. Но Рудольфус не смел закрыть глаза и не отрывал взгляд от Тома.

— Это не правильно! – зарычал он, — ты не достигнешь бессмертия. Ты лишь погубишь свою душу.

— А ты смел, — сказал Том, еще ниже наклоняясь к Рудольфусу, — рад, что я в тебе не ошибся, — продолжил он, нежно прикасаясь к его губам.

Рудольфус совсем потерял чувство реальности. Чувства захлестывали его волной, он будто тонул в водовороте мощных течений, где каждое пытается уничтожить другое. Эйфория и неверие в то, что его странные мечты, которые он сам не осознавал, исполняются так быстро. Собственные слова, необдуманные и резкие, сбивающие с толку. Непонимание происходящего.

Том открылся ему. Рассказал ему секрет, который, наверняка, хранил в своих мыслях немало времени. Почему же сейчас он с такой легкостью поведал об этом безумном плане? Часть сознания Рудольфуса насмешливым тоном Тома Реддла посоветовала вспомнить себя минуту назад. Том все знал. Лучше самого Рудольфуса Том знал о его спутанных мыслях и желаниях, о том, как Том действует на него. Он с легкостью раскрывал карты, лучше самого Руди зная о том, что тот никогда и никому больше о них не поведает. Преданность? Восхищение? Страх? Рудольфус не знал, но знал Том. И, без сомнения, он сумеет этим воспользоваться.

Его захлестывало это безумие. Это было похоже бред больного, на фантасмагоричный сон, который он мечтал оборвать. Но другая часть его души была рада этому безумию. Она его жаждала.

— И все же ты не в силах что-то изменить.

— Что сказал тебе Слагхорн? – тихо прошептал Руди.

Том рассмеялся:

— Любопытство наказуемо. Ты хочешь слишком многого. Не зазнавайся, мой дорогой друг.

— Давно ты его знаешь? – Рудольфус и сам не ожидал от себя подобной дерзости.

Том сразу понял, что Руди имел в виду.

— Поверь мне, достаточно.

— Тогда почему, — слабо произнес Руди, — ты это терпишь?

— Ты можешь быть мне полезен.

Как цинично. Но Руди даже такой ответ показался сродни признанию.

— Теперь ты знаешь мой план. И скоро увидишь его исполнение, — голос Тома был почти ласковым, — а теперь – уходи.

Рудольфус почти не помнил свое возвращение. Ночь повторяла ему этот вечер в его беспокойных снах-фантазиях. Утром, с трудом заставив себя спуститься вниз, он натолкнулся на взгляд непроницаемых серых глаз Реддла. И все же отблески в этой стали заставили его поверить, что вчерашняя ночь не просто мираж.

Последующие дни были сродни наркотическому сну. Он боялся подойти к Реддлу. Боялся понять, что это была лишь жестокая шутка или беспочвенная иллюзия. Боялся увидеть его презрение. Боялся услышать его смех. Но Том сам нашел его.

— Завтра это случится, — произнес Том свистящим шепотом, напомнившим Рудольфусу о разговоре в тайной комнате. Глаза Тома лихорадочно сверкали.

— Что ты намерен сделать? – спросил Рудольфус, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Ты же и сам знаешь, — улыбнулся Том, подходя ближе к Рудольфусу и кладя руки ему на плечи.

— Ты не должен этого делать, — сказал Руди машинально, зная, что его слова были для Тома пустым звуком.

И поэтому Том даже не стал тратить свое время на гнев и угрозы. Он снова завладел губами Рудольфуса.

Руди смотрел на него затуманенным взглядом. Зачем же он это делает? Рудольфус понимал, что им движет даже не симпатия, а обыкновенный расчет. Том знал цену своему очарованию и просто пользовался им. Просто играл. Но Рудольфус уже признал свое поражение.

— Ты понимаешь, какие это будет иметь последствия?

Том даже не отвечал, лишь улыбаясь, заранее уверенный в своей правоте и грядущем триумфе.

— Ты убьешь себя. Обречешь на бесконечные страдания.

Том лишь продолжал свою игру, запуская руки под рубашку Рудольфуса и расстегивая его джинсы. Рудольфус опомнился было на секунду, но тут же снова перестал сопротивляться. Его не посещали мысли о неправильности происходящего. Мужчина, женщина? Это было не важно. Том не был мужчиной для него. Он был лишь предметом болезненной страсти, влечения, неким идолом. И этот идол был готов сделать все, чтобы удержать Руди в своей власти, подобной которой он сам бы не поддался никогда.

Рудольфус кусал губы, пытаясь успокоиться. Бесполезно. Он чувствовал себя натянутой струной, ожидающей, когда по ней, наконец, ударят. Он не видел Тома с самого утра, что лишь подтверждало его болезненное предчувствие. Странно было смотреть на беззаботных, ничего не подозревающих однокурсников, в то время как он был так напряжен и всюду ждал подвоха.

И все в глубине его души жила надежда, что все его опасения беспочвенны. Но он понял, что этим надеждам не суждено оправдаться, когда в зал влетела зареванная рейвенкловка. Среди бессвязных рыданий и срывающихся стонов он различил ее слова об убитой девушке. Убитой в женском туалете.

Он сорвался с места, понимая, как мало у него времени. Он не стал задерживаться ни на секунду, чтобы обдумать свое решение, просто мчался туда, где произошел тот памятный разговор с Томом. Проход в тайную комнату был уже открыт. Рудольфус это очень удивило. Быть может, это Том оставил ему знак, желая доказать, что ничто не в силах нарушить его планы? На этот раз Рудольфус не сомневался, прыгая в пустоту.

Приближаясь к залу, Рудольфус все отчетливей слышал голос Тома. Казалось, что тот распевает какие-то песнопения на незнакомом языке, и ему вторит змеиное шипение. Рудольфус обомлел, остановившись на пороге зала. Он видел Тома, но не мог его узнать. Он чувствовал волны напряжения и злобы, исходившие от него. Тонкими побелевшими от напряжения пальцами Реддл вцепился в какую-то книжку, от которой исходило еле заметное сияние, а с искусанных губ слетал змеиный шепот. Весь воздух был словно наэлектризован, и настолько пропитан магией, что казалось, ее можно попробовать на вкус. Книжка засветилась сильнее, а Том все яростнее шептал слова. Неужели он все-таки сделает это? И Рудольфус не сможет этому помешать?

Но неожиданно Рудольфус ощутил, что магия теряет силу, а импульсы слабеют. Что-то пошло не так. Он не мог объяснить свою уверенность, но лишь замер в ожидании, чувствуя, как бешено колотящееся сердце возвращается к привычному ритму. Том почти кричал, но нового чуда не происходило.

Неужели впервые Реддл оказался не прав?

Сверкнув последний раз, сияние растворилось, а Том рухнул на пол, как подкошенный. Рудольфус кинулся к нему, уложил к себе на колени, пытаясь привести в чувство. Ожидание, тишина, прерываемая лишь стуком падающих капель, вид Тома, похожего на безжизненную восковую куклу – всё это приводило Рудольфуса в отчаянье. Наконец, Том открыл глаза, но они были безумны. Рудольфусу едва не отшатнулся. Лучше бы он встретился с холодными глазами змеи, в которых не было и не могло быть такого ощутимого страдания, как сейчас в глазах Реддла.

— Проклятый Слагхорн! – простонал Том. Рудольфус никогда не слышал такого голоса, похожего на вой. И никак не ожидал, что его издаст расчетливый и насмешливый Том.

— Он солгал мне! Как он посмел! Он не хотел говорить мне заклинание… не хотел... он сказал мне другое… неверное! – боль в его глазах сменилась обжигающим огнем безудержной ярости, по его щекам катились потоки злых слез – глупец! Он мне за это еще заплатит!

Рудольфус знал, что нужно молчать. Но слова сами сорвались с его губ.

— Быть может, так было суждено. Теперь ты увидишь, что так лучше.

Слезы на лице Тома мгновенно высохли, и снова появилась ядовитая змеиная улыбка.

— Не воображай, что смог остановить меня. Невелика потеря. Ты всего лишь слуга. Ты будешь моим рабом. А знаешь, ты еще хуже, чем они все. Они позволяют себя трахать, но не стонут, прося еще.

Этого Рудольфус уже не мог выдержать. С размаху он ударил Тома, и тот снова лег на пол. Только сейчас он уже был не восковой куклой, а обычным человеком. Рудольфус поднялся с колен и ушел, задержавшись на пороге, жадно рассматривая Тома, будто в последний раз. На щеке у того еще горел след удара. Рудольфус понимал, что Том больше не подпустит его к себе, не простив увиденной неудачи и такого унижения.

Что ж, Рудольфус был прав. Том и правда не удостаивал его и взглядом до самого окончания школы, лишь порой снисходя до насмешек. Но он не раскрыл однокурсникам их тайну. Рудольфус иногда думал, что же им двигало. Сожаление? Остатки тепла? Или банальный стыд?

Прошло несколько лет, прежде Рудольфус услышал его имя вновь. Хотя имя стало другим, Рудольфус безошибочно узнал в Темном Лорде своего однокурсника Тома Реддла. Идти к нему в логово было чистым безумием. Но это безумие было вознаграждено.

На красивом, но уже ставшем грубым лице Лорда не дрогнул не один мускул, лишь губы расплылись в довольной улыбке. Рудольфус с ужасом понял, что спустя годы Том все-таки осуществил задуманное. Рудольфус видел еле заметные изменения, слабые отблески проклятья, которое Том навлек на себя добровольно. Чуть более бледная кожа, чуть более узкие глаза с отблесками красного – кто-то другой мог принять это за игру света. Руди гадал, минула ли буря. Лорд лишь усмехался, милостиво даруя другу детства метку и отправляя на задание.

— Не стоит вспоминать ошибки прошлого, — милосердно произнес новоявленный Темный Лорд. Но такая милость ранила сильнее пыточного заклятья. Рудольфус с горечью осознавал, что ошибкой Лорд считает не создание хоркрукса, а их связь. Игра Лорда была другой. Рудольфус был бы рад даже обидным напоминаниям о прошлом, но вместо этого слышал лишь вежливую похвалу, и ни намека на былую откровенность. Лорд всегда был доволен им, но пресекал любые попытки Рудольфуса остаться с ним наедине. Вместо этого Рудольфусу доставалась все та же насмешка, которую он ненавидел, а еще больше – себя и свою слабость.

Так продолжалось довольно долгое время, пока на одном из собраний Лорд не объявил, что должен будет покинуть их на время своего отъезда. В Албанию. Рудольфуса охватил жар и невыносимое ощущение дежавю. Он окончательно осознал, что Том уже выбрал свой путь и теперь целенаправленно осуществляет свой план. На этот раз Рудольфус не делал осторожных попыток, а просто вломился в кабинет Тома.

— Ты хочешь сделать это снова! – даже не вопрос, а бессмысленное, бесполезное обвинение.

Усмешка. Но без холодной вежливости.

— И ты снова решил мне помешать. И снова не понимаешь, что не сможешь.

Рудольфус вцепился в Реддла, ожидая, что тот оттолкнет его за такую дерзость. Но Том лишь улыбнулся:

— Какой же ты дурак. Жизнь тебя ничему не учит. Что, хочешь вернуть прошлое? Пожалуй, я подарю тебе такой шанс.

От почти забытого прикосновения губ Тома по телу Рудольфуса пробежала дрожь, и он, не думая, начал впиваться в тело Тома, не заботясь о его гневе или смехе, будто пытаясь этой яростной близостью удержать Тома от уже избранной цели. Даже осознавая всю тщетность попыток, он продолжал...

По возвращению Тома Рудольфус увидел, что путешествие сделало его еще более жестоким, а в чертах проступило еще больше змеиного. Даже если неудачная попытка пробудила в нем нечто нечеловеческое, то что уж и говорить о ритуале раскола души. Сложно было поверить, что кому-то может быть не достаточно одного осколка. Но Рудольфус не сомневался в том, что у Реддла хватит решимости осуществить свою жуткую цель. Рудольфус жалел, что его не было рядом в минуту создания очередного осколка души, но понимал, что не выдержал бы этого зрелища вновь.

Точнее думал, что не выдержал бы. Пока не пережил ту сцену в доме Реддлов. Мысли его снова вернулись к Беллатрикс.

С чего это я буду рассказывать о Лорде вам? Девчонке, которая носит метку, но ни разу не выполнила ни одного задания по приказу Лорда?

Он знал, что обидел Беллатрикс. Но теперь ему пришла мысль помочь ей. Разумеется, не просто так. Расчет был прост – помогая ей снова стать хоть чуточку ближе к Темному Лорду. Который, в чем Рудольфус не сомневался, несомненно, одобрил бы такой расчет.

Рудольфус не знал, что Беллатрикс, сидящая сейчас в одиночестве перед камином думает о том же. О том, может ли этот человек помочь ей. О том, как можно его использовать.

Неожиданное похлопывание по плечу выводит ее из оцепенения. Регулус. Всего лишь Регулус. Улыбающийся, и, кажется, чем-то взволнованный.

— Как прошла твоя встреча?

— Хорошо, — рассеянно отвечает Беллатрикс.

Не замечая ее невнимания, Регулус задает еще много безобидных вопросов, а она машинально отвечает, пока один из них не заставляет ее вздрогнуть.

— Беллатрикс, — четко произносит кузен, — отведи меня к темному Лорду.

— Беллатрикс, — четко произносит кузен, — отведи меня к Темному Лорду.

До Беллатрикс не сразу доходит смысл слов Регулуса. Она недоуменно сморит на кузена, не понимая, чего он хочет от нее.

— К Темному Лорду? – рассеянно повторяет она. Его ответ доносится до Беллы словно сквозь толщу воды.

— Да, Беллатрикс, — никогда она еще не видела на мальчишеском лице кузена такого сосредоточенного напряженного выражения и стали в темных глазах.

Наконец, к ней приходит смутное осознание его желания. Одновременно с волной ужаса.

— О чем ты говоришь? – притворное удивление смешивается в ее голосе с легкой дрожью.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

Она не узнает младшего брата. Сейчас в ее сознании всплывает полузабытая сцена прощания с Сириусом в темном саду. Та же каменная маска спокойствия на лице. Ни сомнений, ни раздумий, ни сожалений, лишь только безграничная уверенность в своей правоте.

— Нет, я тебя не понимаю.

Ложь, детская ложь! И Регулус прекрасно знает об этом. Без лишних слов брат подходит к ней и хватает ее за руку. Беллатрикс не успевает оттолкнуть его, а Регулус задирает рукав ее мантии. Черная метка. Знак, вызывающий страх и благоговение одновременно.

— Не лги мне, Белла, — отрешенный и далекий взгляд Регулуса пугает ее, — ты служишь ему уже давно. Я все видел – ты сбегала из замка ради его заданий. Ты искала сведения о нем. Ты часами смотрела на эту метку. Все это время, всю осень, я наблюдал за тобой. Ты служишь его идеям, которые я разделяю всем сердцем. И я желаю того же.

-Но ты… — с губ Беллатрикс срывается робкий лепет. Она и сама не знает, что хочет сказать брату. Вся еще сущность кричит о неправильности происходящего, вот только она не может подобрать верных слов. Но Регулус и не ждет их.

— А если ты не отведешь меня к нему, я попрошу Рудольфуса это сделать. Да, я следил за тобой, — Регулус отвечает на незаданный вопрос.

Беллатрикс теряет дар речи. Будто туман, окутывавший ее все это время, рассеялся в мгновение ока. Пелена собственных иллюзий спадает с ее глаз. Будто слишком сильно сжав в руке бокал, она разбила хрупкое стекло, и оно, впившись ей в руку, отрезвило болью, вернуло к реальности. Она чувствует, как мир, в котором она себя заперла, рушится, развеиваясь пылью на ветру. Пока она жила в мире старых пергаментов и загадок, вокруг нее кипела жизнь. Пусть ее мысли замерли на одном месте, но жизнь вокруг не застыла. Она с удивлением смотрит на Регулуса, не узнавая его. Кузен предстал для нее в новом свете. Она никогда не воспринимала его в серьез, думая о нем лишь как о младшем брате ее Сириуса. Любопытном и забавном, но не способном ни на что выдающееся. Но сейчас все ее представления рушились. Регулус следил за ней. Он узнал о ее тайне и о Рудольфусе. Но только он не знал всей правды. Как же она могла быть столь беспечна? Как она могла позволить себе такую легкомысленность? Как она могла подумать, что мир застынет вместе с ней в ее обиде и отчаянии? Как она могла такое допустить? Какая безответственность. Какая совершенно постыдная глупость. Перед Беллатрикс так и мелькают глаза с огоньками и презрительная гримаса разочарованной тети. Зато та наверняка впервые бы похвалила сына. Ох, как бы такой промах Беллы уязвил Друэллу и порадовал Вальбургу!

Она пристально рассматривает Регулуса, видя в нем новые, незнакомые черты. Он стал совсем взрослым. Как же такое могло случиться? Неужели все тепло и поддержка, разговоры и смех у камина были лишь предлогом для другой, более важной цели? Все это было наигранным и продуманным? Теперь она видела в нем потомка Блеков, а не просто надоедливого младшего брата. Она ужасалась его дикому взгляду. Пустые слова о темной магии вдруг обрели смысл. Он, как и она, фанатично жаждал осуществить свои мечты и сделал все, чтобы этого добиться.

Но мечты… Что же это были за мечты? Беллатрикс вспомнила о боли, прожигавшей ее насквозь. О разрывающих душу мучениях и поисках. О взгляде Рудольфуса, полном печали. О собственных разбитых мечтах и ночных кошмарах. Разве Регулсус должен разделить ее судьбу? Разве она желала ему ощутить ее боль? Разве он достоин такой судьбы? Регулус… Ее младший брат и вечный спутник, теперь он станет таким же угрюмым, как Рудольфус? Все детские мечты уступят место фанатизму и безумию ради цели, которой, как она прекрасно осознавала, никогда не достичь ни одному из смертных? А если он влюбится в Тома? Эта мысль вызвала одновременно приступ смеха и обжигающий холод внутри.

— Ты отведешь меня к нему? – повторяет Регулус.

Но тут в ее голове закружился круговорот совсем других мыслей.

Брось, Беллатрикс, разве не о том мечтали ваши родители?

Как она смеет так мыслить? Разве им не внушали с детства идеи о верховенстве чистокровных волшебников? Разве они не привыкли ненавидеть магглов? Разве она не отдала бы своего сына служить Лорду? Разве она не должна гордиться воплощением его замыслов? Как она смеет чувствовать разочарование там, где единственной эмоцией должна быть гордость? Она не должна лить слезы, она должна радоваться за брата.

И разве Регусус не дает ей шанс хоть на мгновение стать ближе к Темному Лорду?

Сомнение сменяется смехом. Беллатрикс заливисто смеется, и в этом безумном смехе тонут все мысли о боли и раскаянии. Вот же он, твой долгожданный шанс! Разве ты не этого хотела? Разве ты не сможешь теперь обойти Рудольфуса?

Беллатрикс поддается непонятному порыву и бросается к Регулусу. Она хватает его за руки, и они кружатся в танце. Образ Сириуса мельком проносится в ее мыслях. Беллатрикс чувствует, что еще немного, и Регулус прикоснется к ее губам, и мягко отталкивает брата. Она уже больше не хочет запретной страсти и порочных игр. И Регулусу все равно никогда не заменить ей Сириуса. Но эту мысль она гонит прочь.

— Да, — продолжает смеяться Беллатрикс, — я отведу тебя к нему. Даже сейчас!

Она убегает, а ее смех эхом раздается в коридорах подземелий.

Снег больше не ослепляет ее. Серая пелена тает, а мир снова обретает краски. Признание Регулуса перевернуло все с ног на голову. Застывшее было время теперь несется вихрем. Теперь она верит, что сможет снова быть с ним. Выиграть пари. Вернуть любовь Лорда. Шанс, долгожданный шанс сейчас занимает все ее мысли.

Беллатрикс задыхается. Сердце бьется в бешеном ритме. Она сидит в Визжащей хижине, и прямо сейчас собирается совершить то, о чем мечтала долгое время. Разве это не достойная причина? Лорд всегда ценил их род. Разве он не оценит ее подарка?

Страх легко уступает место возбуждению. Она резко задирает рукав и прикасается к метке. На мгновение по телу проходит волна боли, а кровь закипает, но сейчас эти ощущения лишь напоминают ей ночи с Томом.

Секунды ожидания, и в хижине появляется его призрачный силуэт.

От неожиданности перехватывает дыхание. Она не узнает Тома. Будто это лишь призрачное воспоминание или испорченная колдография. В его искаженных чертах нет ничего общего с тем Томом, которого она знала. Теперь они выглядят грубыми и резкими, в них уже нет ни капли былого аристократизма. А стальные глаза наполнены кровью и злобой. Весь его образ будто померк, даже шелковистые волосы выглядят тусклыми и блеклыми. Она не верит своим глазам, моргает, желая прогнать неправильное видение и увидеть пред собой аристократа, озаренного лунным светом. Ей хочется отшатнуться. Но тут же сознание заполняет необъяснимое ликование. Она не понимает, откуда взялись эти крамольные мысли. Ведь это же ее Лорд. Отвращение быстро сменяется восторгом.

— Мой Лорд, — Белла падает перед ним на колени.

— Чего же ты хочешь, Беллатрикс? – его улыбка вполне безобидна, но девушка понимает – за этим интересом может последовать любое пыточное заклятие. На искаженном лице Тома не дрогнет ни один мускул, однако глаза все же выдают его... Нет, не интерес. Так, легкое, призрачное любопытство.

— Я хотела привести к вам своего младшего брата, милорд.

— Как интересно, — усмехается Лорд, — и что же могло привести его ко мне?

— То же, что и меня, — Беллатрикс бесстрашно смотрит ему в глаза, — чистота крови. Борьба. За вас.

— Как же это забавно. Все больше представителей благороднейшего и древнейшего семейства в моих рядах.

— Разве вы не об этом мечтали, мой лорд?

— Что ж, это могло бы быть интересно… но зачем же мне недоученные юнцы в моих рядах?

— Возможно, я мог бы это исправить, — раздался голос, которого она никак не ожидала услышать.

Беллатрикс оборачивается, не веря собственным глазам, но они не подводят ее. Рудольфус, спокойный и уверенный, стоит в дверях хижины.

Лорд заливается смехом:

— Какая ирония… что ж, пожалуй, я могу вам это позволить. У вас ведь есть много общего.

Ожидая Блеков в логове, Рудольфус перебирает в памяти недавние воспоминания. Нельзя не признать, Лорд был удивлен его желанием взяться за обучение юных Блеков. Возможно, Руди видел в этом лишь сочувствие Белле, похожей на него самого в своем фанатизме. Но не только осознание общей судьбы двигало им.

Беллатрикс. Что ж, нельзя было не понять, он видел в ней нечто большее, чем банальную помеху. Он не мог признаться в этом самому себе, но Рудольфус попросту не знал, чего от нее ожидать. И сам он не мог себе объяснить, чего ждал, карауля ее около трактира. Впрочем, ожидание его не оказалось напрасным. Вид Беллатрикс, несущейся по снегу в неизвестном направлении и медлящей перед прикосновением к метке, вызывал у него одновременно и смех, и восхищение. Вот только причина ее спешки была для него довольно ясна. Может, сама Беллатрикс и не заметила своего брата, отчаянно прячущегося под слабеньким дезиллюминационным заклинанием, но вот Рудольфусу обнаружить его не составило никакого труда. Видимо, отметил он про себя, стремление вляпаться в неприятности ради великой цели было их семейной чертой. Да, надо сказать, родители были правы, рекомендуя ему это семейство. Блеки определенно забавны и стоят дальнейшего обучения. Хотя он сделал это не ради них, а ради мимолетного удивления на бесстрастной маске его Лорда, заменившей тому лицо.

Рудольфус не мог не заметить ее ужаса при виде Темного Лорда. Ее растерянности. Его лицо и глаза напомнили ей о той ночи в доме Реддлов. Но Руди с удивлением понял, что девушка ничего не знала о цели Лорда. Она просто слепо шла за ним, не понимая, что тот собирается сделать. Эта идея казалась Руди дикой, но испуг девушки не оставлял возможности для сомнений. Поэтому он хотел понять, зачем Лорд взял ее с собой. Рудольфус не верил в искренность его чувств. Он слишком хорошо знал, как Лорд умел давить в себе осколки человечности. А Регулус… Он вызывал у Рудольфуса интерес, но никак не жалость Что ж, если парень так жаждет разрушить свою жизнь, он охотно поможет ему в этом. Может хоть развлечется немного.

— Петтигрю – появление маленького человечка оторвало Рудольфуса от размышлений, – принеси сюда книги из моей библиотеки и крыс. Немедленно.

Питер слегка вздрогнул, но мгновенно повиновался. Рудольфус наблюдал, как новообращенный крысеныш убегает вниз по лестнице. Не жалко ли ему отдавать на опыты своих сородичей? Руди улыбнулся. Знает ли самонадеянный малолетка о том, что скоро его постигнет схожая судьба?

Беллатрикс рассеянно перебирает волосы Регулуса, дремлющего у нее на коленях. Его безмятежность не может не вызвать улыбку. Каким бы взрослым он ни стал, он не смог сдержать счастливую улыбку и восторженный смех, когда она сказала ему о согласии Лорда. Вот только образ самого Лорда не покидает ее мысли. Он другой. Совсем другой. Она не знает причин перемен в его облике, но чувствует, что резкие черты и змеиные глаза – печать той роковой ночи. Зеленые вспышки. Латинские песнопения. Кольцо. Чего он хотел в ту ночь? Чего он добился?

Те же самые вопросы она может задать и о Рудольфусе, чья появление выбило ее из колеи. Хотя сейчас она понимает, что это может пойти ей на пользу.

Но сотни вопросов тонут в ожидании будущего.

Уже спустя пять минут первого урока, Рудольфус горько пожалел о своем решении. Белла просто невыносима. Если Регулус жадно ловит каждое слово нового наставника, то эта девушка просто выводит его из себя. Она не может выучить ни одного заклинания без придирок и ехидных комментариев о том, что знает все это. Она бесит его так сильно, что Рудолфусу уже сейчас хочется превратить ее в крысу и скормить змее. Или же заставить Регулуса тренировать на сестре пыточные проклятия. Или же лично продемонстрировать их. Лишь бы стереть с ее лица эту самодовольную ухмылку.

— А я это заклинание знаю.

Капризная улыбка, издевательский тон. Появляется желание отбросить палочку и просто ударить ее, грубо, по-маггловски.

Да все ты знаешь! Вот только его заклинание на хоркруксы тебе не ведомо. И не узнаешь ты его никогда!

Он понимает, чего она хочет. У них одна цель. Одно желание. Одна страсть. Однако, даже проигрывая эту войну, он не может проиграть битву.

— Зачем ты так поступаешь с Рудольфусом? Он же отличный наставник!

— Верно. Отличный. – Беллатрикс загадочно улыбается, глядя на свет камина. Наконец, любопытная Нарцисса, явно желающая узнать, почему брат и сестра так изменились, уходит в спальню, оставляя Беллу и Регулуса в пустой гостиной.

— Зачем же ты так с ним?

Беллатрикс не может сдержать свое умиление. Несмотря на все свои стремления, Регулус так и остался ребенком. Восторженным и жадным до новых впечатлений, которые подарила ему новая жизнь.

Вот только Рудольфус ей не друг. Он ее соперник. И не таких знаний она жаждет сейчас. Она лишь хочет узнать, как разгадать его секреты. А потом заставит его исчезнуть навек.

— Адеско Фаер! – Беллатрикс, запыхавшись откидывает прядки выбившихся волос со лба и удовлетворенно наблюдает за пламенем, гоняющимся за Рудольфусом.

Она смеется не злобно и по-сумасшедшему, а искренне и по-детски, впервые за долгие дни. Можно лгать Регулусу, но себе она признается – она чувствует то же самое. Ее жизнь впервые за многие месяцы обрела смысл. Теперь она не блуждает в лабиринтах собственного отчаянья, перед ней открыт весь этот мир со слепящими вспышками заклятий и сладким привкусом крови. Ради него. Ради Лорда. Ради его редких визитов и мимолетного кивка одобрения. Ради метки, больше не блеклой и бесполезной, а пульсирующей и живой. Ради жизни, лишенной глупых запретов и чужих норм. Ради будущего, посвященного лишь ему. Пусть ей больше не суждено коснуться его обнаженного тела и провести рукой по губам, но она сможет быть с ним рядом, каждую секунду, с каждым новым заклятьем, каждой новой жертвой.

Впрочем, Беллатрикс не теряет надежды. И Рудольфус сейчас очень кстати. Она с радостью понимает, что тот уже ненавидит ее. Она близка к своей цели. Еще немного и ей удастся разбить хрупкое стекло его защиты. Увидеть серебряный свет его мыслей. Ощутить безумный вкус его тайн. Тайн Лорда.

— Ну, и долго еще мы будем читать книжки и бить мышей? Разве мы не должны заняться чем-то более существенным? – капризная улыбка, издевательский тон, приподнятые брови. Все по плану.

Регулус непонимающе смотрит на Беллатрикс. По щеке Рудольфуса проходит едва заметный желвак.

— И что же вы считаете существенным, юная леди? Реки крови и вопли? Да вы хотя бы понимаете намеренья Темного Лорда? Или же он попросту не счел нужным вас просветить?

Удар. Ранена. Маска безразличия.

— Так может быть, вы просветите меня? – если бы взглядом можно было убивать…

— Кажется, вам это вовсе не интересно. Вы ведь знаете все на свете.

— Нет, что вы. Я знаю лишь то, что вы можете дать.

Рудольфусу надоедает эта вечная словесная перепалка. В конце концов, Лорд никогда не был противником запрещенных методов.

— Регулус, — голос Рудольфуса звучит настолько вежливо, что не остается сомнений в том, настолько тот зол, — ты не мог бы пойти потренироваться на крысах?

— А как же Беллатрикс? — удивленно вскидывает брови подросток.

— Я должен показать ей особый прием. Поверь, ты тоже испытаешь его на себе в скором времени.

Регулус недовольно удаляется. Беллатрикс внутренне ликует. Они остаются в просторном тренировочном зале совсем одни.

— Вы знаете абсолютно все, мисс Блек, — голос мужчины звенит от напряжения, — поэтому наверняка должны иметь представление о запрещенных заклинаниях.

Беллатрикс чувствует растерянность. Что-то идет не по плану.

— Перечислите мне их, мисс Блек.

— Авада Кедавра, Империо и Круцио.

— Верно. Думаю, последнее представляет для нас особый интерес. Думаю, вам не раз доведется испытать его действие на службе Лорду. Поэтому вы можете поблагодарить меня за этот урок.

Беллатрикс не узнает его. Она и подумать не могла, что черты Рудольфуса могут быть до такой степени искажены гневом. Она чувствует исходящие от него волны ярости, но успевает отшатнуться, прежде чем непростительное заклятье сбивает ее с ног. Она как подкошенная падает на пол, от боли закусывая собственную руку до крови.

Рудольфуса забавляет этот испуганный ошарашенный взгляд. Чего же в нем больше – муки или банального удивления? Не задумываясь, он посылает ей еще одну волну боли. Он видит, как Беллатрикс хватает ртом воздух, как она закатывает глаза, как раздирает на себе кожу, содрогаясь в конвульсиях. Но этого мало. Гнев ведет его, заставляя лишь усиливать заклятье. Он хочет услышать ее крик, он ненавидит эту звенящую тишину. Но она сдерживается, сдерживается из последних сил. А он хочет, что бы она кричала и извивалась на этом холодном полу, он хочет, что бы она заплатила ему за все выходки, за каждое свое дерзкое слово, даже за свои дерзкие мысли. За мерзкое желание отобрать у него Лорда. Даже за свою робкую надежду и наглую самонадеянность. Лорд бы это одобрил. Рудольфус не сомневался.

Когда он останавливается, Беллатрикс лежит на полу, не в силах пошевелиться. Рудольфус в ужасе осознает, что он натворил. Его окатывает волна жгучего стыда. Черт возьми, ну почему всякий раз, когда она рядом, он теряет над собой контроль? Она же еще ребенок. Какой бы наглой и дерзкой она ни была, он не мог позволить себе такую слабость, как гнев. Он просто поддался на ее уловки, как глупый мальчишка. Как он мог ее учить, если сам не был способен усвоить уроки?

— Беллатрикс, — Рудольфус осторожно приподнимает Беллатрикс и легко хлопает ее по щеке. Она с трудом открывает затуманенные глаза.

— Вот, — Рудольфус лихорадочно роется в карманах в поисках зелий и, наконец, находит нужную пробирку, — выпей.

Беллатрикс слишком слаба, даже чтобы пошевелиться. Он осторожно вливает в ее рот зелье, наблюдая, как тонкая струйка стекает с ее губ.

Неожиданно Беллатрикс пытается улыбнуться.

— Спасибо, — еле слышно хрипит девушка.

— За что? – Рудольфус ожидал холода или проклятий, но явно не слов благодарности.

— Ты был прав, — Рудольфус с трудом разбирает ее хрипы, — Так бы поступил и Лорд. Тогда, в ту ночь… Я снова прожила ее… спасибо…

Рудольфус чувствует облегчение, смешанное с болью. Это легко объясняло всю странность ее слов и поступков. Просто еще один поиск. Еще одна попытка испытать на себе былые воспоминания.

— Как и ты…

— Я?

— Ты… — шепчет Беллатрикс, с трудом пытаясь не закрыть глаза, — как он…

— Верно, — понимает Рудольфус.

Разве Лорд не был его кумиром? Разве он не мечтал быть похожим на него? Даже не позволяя своему фанатизму затуманивать ему глаза, он подсознательно желал приблизиться к Лорду, повторяя каждое его действие, каждое суждение и мысль.

Он с жалостью взглянул на Беллу. Они были как осколки одного зеркала, пытавшиеся навеки сохранить в себе отражение Лорда, так легко разбившего его. Они были связаны одной цепью.

Вопреки всему, Рудольфус наклоняется и целует Беллатрикс, чувствуя вкус восстановительного зелья на ее губах. Она пытается ответить, несмотря на слабость и разбитость. Он поражается мягкости ее губ.

— Пойдем, я помогу тебе, — Рудольфус понимает, что она не сможет трансгрессировать сама, и переносит ее в Хогсмид. Беллатрикс едва стоит на ногах, но все же неожиданно впивается в него ответным поцелуем на прощание. Рудольфус долго смотрит ей вслед, пока она медленно, останавливаясь на каждом шагу, плетется в замок.

- Что вы отрабатывали? – с тревогой спрашивает Регулус.

— Да так, непростительное, — беззаботно отвечает Белла.

— На мышах? – его глаза широко округляются от удивления.

— Да, — хмыкает Белла, — конечно.

— Нет, Беллатрикс! Даже не проси!

Рудольфус пристально рассматривает Беллатрикс, надеясь понять, что она просто шутит. Куда там! Руки судорожно впились в стол, а в глазах лихорадочный блеск.

— Почему же? – девушка едва сдерживает ярость.

Несмотря на свои внезапно открывшиеся чувства к Белле, Рудольфус не может упустить шанс ее задеть.

— И ты говоришь, что знаешь все уроки? Вспомни, что необходимо для круцио?

— Ярость. Гнев. Желание причинить боль, — тихо произносит она, глядя Руди в глаза.

— Вот именно. А я больше не хочу тебя мучить.

— Почему?

Ему хочется рассмеяться от такой нелепости.

— Потому, что мы оба достойны лишь жалости.

Злобно сверкнув глазами, Беллатрикс уносится прочь, не забыв с силой хлопнуть дверью. Хрупкое перемирие между ними снова нарушено.

Беллатрикс полной грудью вдыхает холодный воздух, восторженно сияя и теребя палочку от нетерпения. Она не может поверить, что этот день, наконец, настал. Наконец-то больше не будет серых стен логова и бесконечных книг. Никакого больше заучивания, никаких кукол и мышей. Сегодня им наконец-то предстоит впервые применить свои умения на практике. Это дело станет своеобразным посвящением для нее и Регулуса, а после брат сможет принять метку. Ее собственная сейчас пульсирует от близости Лорда. Осознание того, что Лорд хочет лично проверить их, заставляет сердце выпрыгивать из груди. Беллатрикс отчаянно пытается не выдать свое волнение, но чувствует, что все попытки бесполезны. Однако это не может омрачить ее ликования, ликования на грани безумия. К ней возвращаются все привычные болезненные мысли, мучительные воспоминания, ее уши разрывают привычные ночные шорохи, но сейчас они поют ей не печальные песни боли, а гимны победы. Крики и стоны, преследующие ее с самого детства, сейчас звучат в унисон с ее безумным сердцем. Они больше не пугают ее, а, слившись с ее возбужденным сознанием, кричат о жажде крови, затмившей ей сейчас разум. Ветры поют ей кровавые гимны об исполнении ее мечты.

Беллатрикс, погруженная в собственные неистовые фантазии, не видит ничего вокруг. Она не видит ни усмешки на лице Рудольфуса, ни дрожи, колотящей тело ее младшего брата. Она даже не допускает мысли, что он может быть не рад. Ведь они так близки к своей цели, еще немного – и перед ними раскроется дверь в жизнь, которую они с такими трудом пытались заполучить.

— Сегодня особый день для вас, Беллатрикс и Регулус, — она почти не слушает речь Рудольфуса, кажущегося ей сейчас бесполезным и надоедливым. Его голос тонет в ветре и ее собственных мыслях.

— Лорд вовсе не ставил себе целью истребление грязнокровок, слышишь, Беллатрикс? – наставник обращается к ней. Беллатрикс вздрагивает и рассеянно кивает. – Однако предатели крови, считающие возможным тратить волшебную кровь и сношаться с магглами, должны быть наказаны. Наша цель – предупредить их и напугать, слышишь?

Кивок.

— Мы должны показать им, настолько отвратителен их поступок. Мы должны показать им, чего стоит непослушание.

Наконец, они на месте. Беллатрикс с отвращением осматривает небольшой маггловский поселок, куда привел их Рудольфус. Безвкусные маленькие деревянные домики, глупо подстриженные аккуратные садики с дурацкими фигурками. Ничего общего с великолепными поместьями, в которых обитают волшебники.

— Вы что-нибудь слышали о семействе Уизли?

Беллатрикс вспоминается один из бывших сокурсников, его рыжие вихры и придурковатое выражение лица. А еще – вечные разговоры о магглах и неподдельный интерес к их изобретениям. Беллатрикс захлестывает волна отвращения.

— Предатели крови, — шипит девушка.

— Верно. К сожалению, Артура ты здесь не увидишь. Однако все его родственники также не отличаются чистотой взглядов. Вы готовы преподать своему другу урок?

— Конечно, — улыбка Беллатрикс вполне может соперничать со змеиным оскалом самого Лорда. Рудольфус почти начинает жалеть о том, что вообще должен во всем этом участвовать.

— Тогда приступим.

Серебряные маски ложатся на лица второй кожей. Испытание Блеков начинается.

Беллатрикс больше не сдерживает свои порывы. Шепот в голове разрывает ее мысли, и от этого сумасшествия есть лишь одно избавление. Заклятья сметают все хрупкие преграды простейших защитных чар. Голоса в голове кричат и требуют крови, и Беллатрикс охотно поддается им. Все смешивается в ее глазах, она не видит и не запоминает лиц, ее сознание отмечает лишь испуганные глаза и рыжие локоны. Как же они нелепы, как же глупы, медлительны и беспомощны. Их робкое сопротивление вызывает у нее неподдельный, искренний смех. Всего пара слов, и их палочки отлетают прочь, одним легким движением руки она ломает их, разрушая последнюю надежду семейства предателей. Пытаясь убежать, они падают, как подкошенные, к ее ногам. Как же легко подчинить их своей власти. Как прилежная ученица, Белла начинает с совсем простых, почти безобидных заклинаний, сковывающих их тела и разрезающих их плоть. Она смеется. Как же все просто. Разве они хоть чем-то отличаются от крыс, на которых они так старательно отрабатывали заклинания? Они такие же жалкие и бесполезные. Предатели крови, они не стоят другой участи. Заклятье, как удар меча, и вот их плоть рассечена, а по полу струями течет кровь, разогретая пыточными заклинаниями. Их крики и стоны вторят преследующему ее шепоту. Теперь мучитель и жертвы находятся на одной волне. Их кровь кипит, как и ее, только их подогревает боль и страх, а ее – возбуждение. Теперь ни для жертв, ни для мучительницы нет иного мира, кроме пыток, вот только они находятся по разные стороны ее палочки, дарующей новые и новые пытки. Неслышимые никому раньше голоса вырываются наружу, сливаясь с воплями жертв.

— Crucio, — произносит Беллатрикс, и несчастные Уизли, и сама Беллатрикс, чувствуют, как по телу проходит дрожь, приносящая им боль, а ей – наслаждение. Дрожь по телу, сравнимая лишь с прикосновениями ее любимого мужчины. Лорда. Пораженная этим открытием, она заставляет их содрогаться в агонии вновь и вновь, с каждым новым заклятием чувствует новый прилив бесконечной, первобытной силы. Воспоминания о Лорде терзают ее мысли, выливаясь в новые пытки, новые чувства, новые крики. Он снова здесь в ее мучительных жестах, в ее сумасшедших эмоциях, в ее заклятьях.

Она ведь делает это только ради него. На секунду опустив палочку, она подходит к своей жертве и заглядывает ей в лицо, но больше не видит в нем ничего человеческого. Теперь в закатившихся глазах она видит лишь агонию забитого зверя, и только сбившееся дыхание выдает в них следы уходящей жизни.

Наша цель предупредить их и напугать, слышишь?

Что ж, она преподаст им достойный урок. Почти ласково она отодвигает с груди своей жертвы остатки рваной одежды. В глазах нет ни страха, ни мольбы, лишь только боль. Он даже не осознает, кто перед ним.

— Ты уже не запомнишь мое имя. Но я ведь делаю это не ради себя, верно? Ради нашего Лорда. – Ей безразлично, слышит ее полумертвый мужчина или нет. — Я ведь ношу его метку. – Она задирает рукав и показывает ему свое клеймо. – Думаю, каждый достойный человек должен носить подобное. Я окажу тебе честь, подарив тебе такую отметку.

Беллатрикс никогда не увлекалась рисованием, но сейчас чувствует себя восторженным художником, впервые за долгое время взявшимся за кисть. Но кистью ей служит палочка, раскаленная, как металл. Осторожно, будто делая первые мазки, она прикасается ей к обнаженной груди мужчины, из которой уже течет кровь от многочисленных порезов. Сейчас она почти жалеет, что нанесла их, испортив почеркушками холст, предназначенный для прекрасных творений. Рука ее слегка дрожит, и Беллатрикс боится испортить задуманный рисунок. Она с трепетом начинает рисовать раскаленной палочкой свою первую картину – заветный символ Темного Лорда – череп и змею. Мужчина стонет от каждого прикосновения, а Беллатрикс с усердием выводит каждую новую деталь, придирчиво сравнивая ее с собственной меткой. Алая кровь растекается, как пролившаяся краска. Беллатрикс пробует ее на вкус. И кто же сказал, что кровь сладкая? В ней лишь привкус металла, которым она рисовала свои первые наброски. Оглядев свое творение, она со смехом отходит к другой жертве.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она оторвалась от рисования на плоти своих жертв. Просто крики в голове стихи, получив свое, а жажда крови сменилась радостным возбуждением. Она с удивлением оглядела комнату, разрушенную и залитую кровью, с трудом вспоминая свои действия. Не помнила ни пыток, ни криков, лишь беспредельная радость наполняла все ее существо.

— У нас получилось! – девушка радостно кинулась к Рудольфусу, заключив его в объятия, — получилось! – она жадно впилась в его губы.

Все происходящее казалось ему нереальным, мир, сузившийся до размеров этой комнаты, расплывался и уходил из-под ног. А Беллатрикс… Разве она не видела его равнодушного выражения? Не видела ужаса и дрожи на лице Регулуса, который, не в силах сдержать рвоту, убежал в другую комнату? Но один лишь взгляд в ее дикие глаза развеял его сомнения. Погруженная в свое безумие, она не видела ничего вокруг. Ее глаза горели красным блеском, таким знакомым, что он, не думая, ответил на нее странные ласки. Она напомнила ему Лорда, своей жестокостью и одержимостью.

Такими и нашел их Лорд. Его брови удивленно поползли вверх при виде этого странного зрелища – слившиеся в объятиях Рудольфус и Беллатрикс на фоне полумертвых магглов и их разрушенного жилища. Лорд слегка усмехнулся при виде пошатывающегося и опирающегося о стенку Регулуса.

— Что ж, вы молодцы. Отлично справились со своим заданием. Регулус, дай мне руку.

Беллатрикс смеялась от охватившего ее счастья. Присутствие Лорда ее совсем не смущало, напротив – ее сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости, что все, кого она любит, наконец рядом с ней. Она не замечала ни бледности, ни гримасы боли на лице брата, ни его едва сдерживаемых слез. Напротив, ее лишь охватывало ликование. Они прошли свое первое испытание.

— Адеско Фаер! – прокричала она на прощание, все еще прижимаясь к Рудольфусу. Свет огня, пожирающего дом незадачливых предателей крови, напоминал ей сейчас теплое пламя камина, а может, это было праздничным салютом в честь их первой победы.

Первое время после своего посвящения Регулус думал, что на свете нет ничего хуже, чем воспоминания о нем. Но со временем он понял, что ошибался. Хуже ужасных воспоминаний была невозможность рассказать о них хоть одной живой душе.

Она не мог забыть дикий смех кузины и ее неистовый, радостный взгляд и нежелание замечать, как плохо ему было в ту ночь. Регулус с содроганием вспоминал ее восторг, такой по-детски искренний, и от этого еще более жуткий и отвратительный. В тот день Беллатрикс так искренне радовалась за него, и в то же время отчаянно не хотела видеть, как его мутит и трясет от произошедшего. Он с ужасом понял, что она не замечает этого и сейчас. При виде того, как она искренне радуется его недавно обретенной черной метке, его захлестывала волна ужаса. От осознания того, что она искренне рада той жестокости, которую они совершили, его душу наполняло отчаянье. Для Беллатрикс эта ночь стала лучшим воспоминанием, которое она хранила в своей памяти как сокровище, и она с восторгом делилась своими ощущениями, которые стали для него пыткой и преследовали в неизменных кошмарах во сне и наяву.

Утро, после ночи беспокойных метаний, наполненных привкусом крови, видением рыжих кудрей и криками жертв, на мгновение подарило ему призрачную надежду, что это лишь больная фантазия, рожденная очередной тренировкой, разбившуюся, стоило им спуститься в общий зал. Вся школа уже знала об их ужасающем поступке. Всюду его преследовали газетные вырезки с фотографиями совершенного ими зла и шепот испуганных учеников. А так же взгляды в спину, прожигающие насквозь. Жестокие презрительные взгляды, обвиняющие их. Точнее, не только их, но и всех учеников Слизерина, как известно, сочувствующих идеям о верховенстве чистокровных волшебников. Регулус не сомневался в том, что их вид – гордый и высокомерный Беллы и испуганный его – выдавал их обоих с головой. Но худшим испытанием для него стали уроки с Гриффиндором. Все те же рыжие кудри и заплаканные глаза разрывали ему сердце.

Его раздирало желание рассказать кузине, как он был напуган, как жалеет о том, что ввязался во все это. Но первая же попытка разговора угасла от одного взгляда на Беллатрикс. Она выглядела безумной, весь ее вид напоминал о том дне. Ее глаза в свете камина были будто налиты кровью, а от смеха, с которым она рассказывала о страданиях Уизли, Регулусу хотелось бежать прочь. Сестра любила его, он это знал, но никогда бы не поддержала его. Ей показалась бы дикой сама мысль о сожалении. Он ясно представлял себе, как она сперва рассмеется, попросту не поверив в его раскаянье. А после… к его кошмарам добавился еще один – его безжалостная кузина, терзающая теперь и его тело вместе с телами Уизли, насылающая проклятья и выводящая метки.

Он был беззащитен в этой войне, в которую ввязался, будучи лишь наивным мальчишкой, и проклинал себя за свою глупость и неуместную находчивость. Теперь он мог лишь зло рассмеяться, глядя в собственные испуганные глаза. Разве не этого он желал? Разве он мог винить кого-то? Ему было некуда бежать. Он не мог доверять Рудольфусу, смотревшему на него лишь с легким интересом, как на лабораторную крысу, на которых они когда-то тренировались. Семья хвалила Регулуса, не подозревая о его истинных чувствах. Иногда у него мелькала спасительная мысль о Сириусе, но он не верил, что брат не отвернется от него, узнав обо всех этих «подвигах».

После окончания школы стало легче. По крайней мере, он больше не слышал шепота за спиной и рыданий по утраченным родственникам. Регулус по-прежнему слышал немало радостных обсуждений рейдов, в которых послушно участвовал. У него не было пути назад. Он полюбил смертельное заклинание, не желая проливать лишнюю кровь и причинять боль. Его вечным спутником стало зелья сна без сновидений, без которого он не мог уснуть, не видя фрагментов жуткой реальности. Каждую встречу в логове Регулус ожидал, что Лорд легким движением руки отдаст его на растерзание другим Пожирателям), и те радостно выполнят приказ. Даже его собственная сестра и ее жених отрекутся от него и с радостью нарекут предателем крови, прежде чем уничтожить. Глядя на Лорда, он изо всех сил закрывал свое сознание, пряча крамольные мысли, понимая, что может лишь ненадолго отсрочить свой конец. Однако перед тем как принять свою смерть, он должен был исполнить задуманное. Принятое решение пугало его, но одновременно дарило спасительное чувство безразличия. Ведь не каждому могло посчастливиться узнать секрет Лорда.

И Регулус по-прежнему терзал себе душу, общаясь с кузиной и Рудольфусом, не в силах открыться. После каждой сходки в логове его все глубже затягивало в пучину тоски. Искренняя гордость Беллатрикс разрывала ему душу хуже чужого презрения и ненависти. Она была так счастлива за них всех. И ничего больше не замечала.

Да, Беллатрикс не замечала. Еще никогда она не была так счастлива. Весь мир теперь принадлежал ее любимому Лорду, а значит, лежал и у ее ног. Лорд по-прежнему не становился ей ближе, чем в ту ночь, но она научилась ценить и это. Она могла быть ему полезной и готова была подвергнуть себя любой опасности только ради его одобрительного взгляда. Пролить реки крови лишь ради его мимолетной улыбки и блеска в красных глазах.

Между ними по-прежнему лежали сотни преград, сути которых она не знала, но надеялась разгадать. Она никогда не отличалась терпением, но рейды подарили ей прекрасный способ выплескивать свою злость и разочарование. Слыша крики жертв, она забывала о собственной судьбе. О секретах Лорда, понемногу превращающих его в чудовище, о его жестоких словах. О молчании Рудольфуса, не желавшего дать ей ключ к разгадке, которая, как она догадывалась, была ему известна. Ведь никто кроме них не видел этих странных изменений. Для всех он был прежним, красивым молодым мужчиной, и только Беллатрикс и Рудольфус видели едва заметные проявления новых, темных, змеиных черт. Только они могли отличить его привычную жестокость от вспышек магического гнева. Только они слышали шипение в голосе и отмечали змеиную плавность в проходке. Не отрывая взгляда от Лорда на каждом собрании, Беллатрикс пыталась разгадать эту тайну. А Рудольфус знал. И молчал.

Отношения с Рудольфусом, пожалуй, были самым странным из всего. Она ненавидела его за его загадочное молчание, за наглый смех, за мимолетное презрение во взгляде. За любовь к Лорду и нескрываемое желание завладеть им. Порой Беллатрикс с трудом удерживалась от желания растерзать его, как паршивую грязнокровку. Но чаще она просто смеялась над этими ощущениями. В ночь испытания между ними рухнула стена. В своем возбуждении и восторге она забыла о былых распрях. Тогда она поняла, что такое полюбить весь мир – и что с того, что ее любовь была рождена из мучений этих жалких грязнокровок? Глупо вспоминать о былых ссорах, когда страсть, как одно из темных заклятий, разрывает тебе сердце и заставляет кровь бурлить? Она злилась на Рудольфуса, догадываясь, что тот порой жалеет ее, но теперь она поняла причину его жалости. Он видел в ее жизни отражение своей судьбы. То же увидела и она. Отражение собственных мыслей и желаний. Они хотели одного. Что мешало им вместе достигнуть этой цели, а уж только потом уничтожить соперника? Это было бы забавно. Она не умела читать мысли, но знала, о чем Рудольфус думает. Они жаждали выиграть пари и уничтожить друг друга. Но не сейчас. Они осознавали это, но это не мешало им быть вместе и даже испытывать друг к другу тепло. До поры до времени. Это было забавно.

Но мир, содрогающийся от страха перед ними, был так прекрасен, что заставлял забыть об былых поражениях и коварных планах. Собственные разочарования таяли перед величием эры, которая вот-вот должна была наступить. Горький привкус страха был повсюду, в испуганный взглядах, пугающих заголовках газет, в едва скрываемой панике министерства. Грязнокровки и другие отбросы общества больше не чувствовали себя в безопасности. Зато высший свет едва скрывал свое торжество. Беллатрикс мало понимала в тактике ведения войны, но, по словам Рудольфуса, Лорд сделал все, чтобы избежать разоблачения. Поэтому жизнь высшего света была все так же беззаботна и легка.

А одним из самых ожидаемых событий была свадьба Рудольфуса и Беллатрикс, что не могло не льстить последней. Восхищение красивой парой и пожелания счастья в будущем не могли не забавлять ее. Что бы сказали эти восторженные девицы, если бы знали, из чего родились их чувства? Из пыток и боли, тихой ненависти и вечного соперничества? Из ненавистной жалости и понимания? Страсти, рожденной огнем и пьянящим вкусом чужой крови? Сейчас Беллатрикс была занята приготовлениями к свадьбе, до которой осталось совсем мало времени. Перебирая в руках белое кружево, она хихикала, представляя, как вытянулись бы их лица, расскажи она им о любимом времяпрепровождении будущих супругов.

— Я не отвлекаю тебя? – спросил Регулус, зайдя к кузине.

— Ну что ты, конечно же, нет. Красивое платье, правда? – Беллатрикс закружилась с белым платье в руках.

— Конечно, — кузен тепло ей улыбался, но в его глазах она заметила странную грусть. Весь его вид совершенно не соответствовал ее настроению.

-Ты не рад за меня? Ты выглядишь взволнованно.

Она с удивление заметила, как губы его дрогнули в усмешке. Ей показалось, что он что-то ехидно прошептал, но Беллатрикс подумала, что ослышалась.

— Конечно рад, сестренка, — улыбнулся Регулус, — я принес тебе свадебный подарок.

— Но ведь моя свадьба только через несколько дней.

— Верно, — его глаза слегка затуманились, — боюсь, что потом я уже не сумею тебе его подарить.

Глаза Беллатрикс удивленно расширились:

— О чем ты говоришь?

— У меня есть одно дело, которое я должен завершить.

— Какое?

— Это не важно, — мягко ответил Регулус, — протягивая Беллатрикс блестящий сверток, — мне нужно идти. Только не раскрывай его сейчас. Передай мои поздравления Рудольфусу.

— Ты не подождешь его? Он должен прийти ко мне сегодня вечером.

Он покачал головой:

— Мне нужно идти.

Беллатрикс не узнавала его, в каждом жесте брата сквозило непонятное отчаянье, казавшее ей противоестественным.

— Подожди! – она вцепилась в его руку, — может, я смогу тебе помочь?

Регулус засмеялся, но в этом смехе было столько затаенной боли, что Беллатрикс невольно вздрогнула. В одно мгновение мир для нее переменился, она перестала что-либо понимать. Почему он так печален, что его терзает? Почему он грустит, когда их мечты почти стали реальностью, когда они так близки к победе? Неужели он не рад за нее? Что же это? Ревность? Но глядя в его замутненные тоской глаза, она интуитивно понимала, что дело совсем не в этом.

— Хотя да, — Регулус мягко оторвал ее руку от себя, — можешь. Не одолжишь мне Кестарала?

— Кестрала? – Беллатрикс не смогла сдержать удивления. Никогда бы она не подумала, что Регулус захочет прокатиться на ее домашнем любимце. Для самой девушки полеты остались в далеком прошлом, лишь иногда она любовалась на красивое животное, не думая о том, где сейчас тот, кто оставил ей этот подарок. Неожиданная догадка заставила ее вздрогнуть. – Ты хочешь найти… Сириуса?

Это имя было произнесено в поместье Блеков впервые за несколько лет.

Но Регулус лишь печально покачал головой, убедив девушку в том, что если он и думал о брате, то лишь вспоминая былые времена.

— Нет, что ты. Просто моя метла сломалась в самое неподходящее время.

— Хорошо, — Белла протянула ему свисток, — но, может быть, ты расскажешь, что произошло?

— Ничего, — вся та же горькая улыбка и отрешенный взгляд кузена не давали ей покоя, — все будет хорошо, Белла. Нас скоро ждет прекрасный новый мир, верно? – неожиданно он взял ее руку и поднес к своим губам, — нам остался лишь один шаг.

Ошеломленная странностью его поведения и тоской в голосе, Беллатрикс сидела, совсем сбитая с толку, теребя серебристый свиток, и так и не решилась открыть его, пока не пришел Рудольфус. Кажется, ее непривычная смирность его удивила и позабавила.

— Что с тобой, Беллатрикс? Ты не заболела от счастья?

— Ты не видел Регулуса? – обеспокоенно пробормотала она, — Он был таким странным…никогда не видела его в таком состоянии.

Рудольфус лишь хмыкнул:

— Ты, видимо, плохо смотрела.

До нее с трудом дошел смысл его слов.

— Что ты…

Но громкий хлопок, разорвавший тишину, не дал ей договорить. А мгновением позже перед ними появился домовик с совершенно безумным видом, кровоточащими царапинами по всему телу, заливающими кровью разорванную робу, и сквозь его неистовые рыдания, можно было разобрать лишь одно слово.

— Хозяин!..

Слово мгновенно вывело Беллатрикс из оцепенения, приведя в ужасную панику.

— Регулус!

Печальная улыбка не сходила с губ Регулуса, когда покидал поместье верхом на Кестрале. Вот она, ирония судьбы. Быть может, тогда, когда он видел Беллу в последний раз, она была такой, какой он прежде даже не смел ее себе представить. Как же он мечтал увидеть в темных глазах заботу и беспокойство, а не фанатичный блеск. Как он мечтал снова уронить голову ей на колени и открыться, и вот сейчас, когда он, наконец, оставил былые надежды, судьба подарила ему этот призрачный шанс. Но он не жалел, что не воспользовался им. Это было лишь усмешкой судьбы, еще одной иллюзией.

Иллюзии. Все они жили в бесконечных лабиринтах собственных фантазий и лжи. Они видели лишь то, что хотели, подменяя этим реальный мир. Сириус беззаветно верил в свою свободу. Иллюзией Лорда была безграничная сила и власть. Беллу ослеплял блеск нового мира, где с аристократизм сплетался с пытками и наслаждением чужой болью. Иллюзию Рудольфуса он так и не смог разгадать до конца. Возможно, это была обреченность. Подчинение и преданность былой любви.

А его собственные иллюзии рухнули. Реальность разбила его мечты, вывернув их наизнанку, и оказалось, что под красивыми словами скрывалось уродство. Мечта лопнула, как мыльный пузырь, оставив его в мире страха и беззащитности. Зато это давало Регулусу то, чего они все лишились в своей страсти. Он видел мир таким, каков он есть. Он видел их насквозь, знал их секреты, заплатив за них собственным покоем.

Подумать только, с какой легкостью он разгадал секрет Лорда, так старательно оберегаемый Рудольфусом от Беллатрикс. Она жаждала узнать тайну, но жила лишь в мире собственных фантазий, затмевающих ей разум. Быть может, она просто не замечала разгадки. А Лорд слишком легко уверовал в свое величие, чтобы допустить, что маленькая оплошность выдаст его.

Домовик. Регулус помнил, как Лорд попросил одолжить ему домашнего эльфа без всяких объяснений. Видимо, не ожидал, что тот вернется. Регулус хорошо помнил, какой ужасной гримасой боли и страха было искажено лицо уродливого создания, когда тот рассказывал ему о темной пещере с черной водой, в глубине которой таились покорные магии покойники. О горьком, сковывающем тело и разум, зелье, светящемся зловещим светом. И о сокровище, защищенном его неверным светом. После долгих поисков он, наконец, понял, чем оно было. Осколком души Лорда. И его он намеревался уничтожить.

Сейчас, прижимаясь к гладким перьям гиппогрифа, он думал о том, почему просто не взял домовика с собой. Быть может, даже сжигая мосты, он хотел оставить о себе хоть немного памяти. Но для кого? Беллатрикс? Он удивлялся своему глупому поступку. Как только она раскроет его подарок, то возненавидит его и все воспоминания о нем. Но сейчас, решившись на смерть, он мог позволить себе эту слабость. Эту странность.

Все же он был Блеком, хотя и отличался от них всех. Его кровь не кипела безумием, но все же оно таилось и в его сознании. Блековская больная страсть не сжигала его изнутри, как всех остальных, а тихо отравляла разум.

— Вот мы и остались одни, верно? – прошептал он, гладя взволнованное животное за ушами. Он был уверен, что умный гиппогриф все понимает. В лицо Регулусу бил холодный ветер, оставляя на губах соленые брызги, когда они пролетали над неспокойной гладью черного озера. Его слегка колотило, то ли от ветра, то ли от волнения. Зачем он взял с собой Кестрала? Как последнее напоминание о брате и сестре? Не хотел умирать в одиночку? А может, это было лишь злым капризом, отблеском ревности? Он знал все о них, он знал.

Зеленый свет был совсем близко. Как и бесчисленные вспышки авады, он был обещанием смерти, но обманчивой, медленной и мучительной. Он чувствовал, как гиппогриф дрожит, видимо, чувствуя силу зловещей магии. Регулус старался не смотреть в темную воду, не понимая, то ли на ней играет свет, то ли покойники тянут из глубины свои белые руки.

Наконец, он замер перед чашей, в нерешительности теребя в руке наколдованный кубок.

— Пей, — сказал он, вливая в пасть животного зелье, — ты выдержишь. Вы сильные и древние, вам ни по чем эта магия. Ты даже сможешь спастись. А мне уже нет пути назад.

Регулус не питал никаких иллюзий по поводу своего будущего. Пусть магия Лорда и позволила ему дойти до хоркрукса невредимым, он не сомневался, что стоит ему произнесли хоть одно заклятье, инферналы растерзают его. Главное – успеть.

Гиппогриф по-прежнему стоял рядом, тревожно фыркая. Регулус улыбнулся, радуясь, что все же не причинил этому созданию вреда. Видимо, над этим могучими существами людская магия не имела власти.

Регулус в нерешительности замер, в последний раз оглядывая привычный мир, пусть даже ограниченный сводами пещеры. В последний раз он вдохнул холодный воздух, прощаясь, прежде чем набрался смелости и произнес:

— Адеско Фаер!

Но вдруг все пошло не так. Адское пламя, ничему не подвластное и неукротимое, лишь на мгновение вспыхнуло и рассеялось во тьме. Он замер, пораженный этой нелепостью, прежде чем тишина взорвалась плеском воды и свистом когтей. Бесчисленные инферналы кинулись на них, когтями впиваясь в крылья Кестрала и терзая плоть Регулуса. Он в отчаянье попытался взмахнуть палочкой, но жуткое создание вырвало ее из рук юноши и потянуло его вниз, под воду. Злость, что все пошло не так, давала ему последние силы бороться, но их было недостаточно.

Кто-то должен забрать хоркрукс и уничтожить его. Кикимер! Не зная, подействует ли приказ, он звал его, пытаясь отплеваться о воды, проникающей в его легкие. Мгновение спустя домовик был здесь. Регулус хотел крикнуть, чтобы тот забрал сокровище и ушел прочь, но захлебывался и был не в силах произнести ни слова. Глаза домовика наполнились ужасом при виде гибнущего хозяина. Инферналы сразу же вцепились и в его, но домовик растворился в воздухе. А еще мгновение спустя, перед тем как толща воды сомкнулась над головой юноши, он увидел два темных силуэта, материализовавшихся в глубине пещеры.

Ужас домовика мгновенно передался Беллатрикс, но вместе с паникой она вдруг ощутила и внезапный прилив сил. Не было времени на взвешенные решения, остались лишь чистые инстинкты и вера в свою правоту. Не говоря ни слова, она вложила свою руку в сморщенную ладонь эльфа, другой вцепившись в Рудольфуса.

Едва начав различать очертания пещеры, она завыла от охватившего ее ледяного ужаса. Она не понимала, где они теперь и что происходит, но едва она увидела Регулуса, из последних сил бьющегося в воде, все остальное перестало для нее существовать. Она не видела ни зеленого света, ни чаши, ни кулона в ней, ни Кестрала, которого руки мертвецов рвали на части, утаскивая под воду. Перед ее глазами был лишь брат, исчезающий под черной водой.

— Регулус! – не думая ни о чем, они бросилась в темную воду, желая спасти его.

— Нет! – закричал Рудольфус, с силой вытягивая ее назад, на берег. Но было уже поздно. Разбуженные твари вцепились ей в ноги, желая утащить ее за братом, который сгинул на ее глазах. Но ей это было безразлично, она отчаянно билась в руках Рудольфуса, пытаясь прорваться вперед, не обращая внимания на боль.

— Нет, Беллатрикс! – Рудольфус схватился ее и держал мертвой хваткой, пытаясь вытащить палочку — ты его уже не спасешь!

— Отпусти меня! – взвыла она, ударив его и пытаясь расцарапать ему лицо. Он замешкался, достав наконец палочку, и она воспользовавшись этим, вновь кинулась в темную воду. Инфернал вцепился в нее, сбив с ног. Все ее сознание наполнилось ужасом от того, что она погружалась в ледяную воду, не в силах выплыть назад. Беллатрикс почувствовала, что уже не может дышать, ее сознание замутилось, почти покинув ее, когда пещеру озарил яркий, ослепляющий свет. Мертвые твари кинулись прочь, в бездонные глубины. Рудольфус вытащил ее на берег, полуживую и судорожно хватающую ртом воздух.

— Беллатрикс, — девушка поняла, что он уже не держит ее, а обнимает, гладя по мокрым волосами и стирая текущие градом бесконечные слезы, — уже все. Мы опоздали.

Поверхность озера была снова спокойна.

— Но как? – с трудом спросила она, всхлипывая. — Зачем он это сделал? Почему? Что это было?

— Я расскажу тебе, потом, обещаю.

— Зачем? – она еще долго кричала это в пустоту, повторяя имя брата, но вдруг сказала другое. — Зачем ты вытащил меня?

Рудольфус усмехнулся:

— Потому что я люблю тебя.

Беллатрикс непонимающе уставилась на него покрасневшими глазами, в которых уже не было и тени былой жажды крови.

— Ты?..

Он лишь кивнул на ее недосказанный вопрос.

— Да. И ты тоже.

— Я? – рассеянно повторила девушка, — Да… я тоже… да…

— Пойдем домой, — Рудольфус подозвал домовика, выглядящего сейчас так же потерянно и разбито. Когда он взял Беллатрикс на руки, она, наконец, затихла, только тихие слезы выдавали ее.

Но стоило им переместиться в поместье, как что-то острое впилось ей в руку. Беллатрикс закричала от боли, на секунду перестав плакать, но когда она поняла, что это был за предмет, слезы хлынули с новой силой. Беллатрикс держала в руках тот самый сверток, внутри которого был теперь разбившийся сосуд.

— Регулус, — прошептала она, — он мне оставил… наверно это были воспоминания... а теперь…

Беллатрикс завыла, не в силах закончить предложение. И закрыв лицо руками. Обнимая ее, Рудольфус чувствовал, как ему самому передается бившая ее крупная дрожь. Целуя ее, он чувствовал привкус крови на ее искусанных губах, а проводя руками по ее бедрам, ощущал следы недавних ран. Удивленная его лаской, она на мгновение перестала плакать, а потом яростно впилась ногтями в его кожу. Он улыбнулся, не понимая, успокаивает это ее, или же напротив, сводит с ума.

— Так значит, с этим осколками души можно жить вечно? – переспросила Беллатрикс позже, пристально вглядываясь Рудольфусу в глаза. Прежде чем, наконец, ответить на все ее вопросы, он долго, с любопытством рассматривал ее, как диковинное животное. Как хамелеон меняет каждую секунду свою окраску, так и она обладает тысячей масок. И вот сейчас она снова неуловимо изменилась, он не мог узнать ее в неверном свете луны.

Когда он начинал свой рассказ, она была похожа на раненого зверя, непривычно тихая, сломленная, растерзанная болью, как бабочка иглой. Но к концу ее обреченную покорность сменила ледяная задумчивость, пугающая намного больше привычных истерик и вспышек гнева. Лунный свет скрывал следы недавних слез, делая ее взгляд пронзительным и чутким. Ведьма. Настоящая ведьма.

— Да, верно. Темный Лорд всегда стремился к бессмертию.

— И он его достиг! – холод во взгляде сменился привычным слепым восхищением, которое вывело Рудольфуса из себя.

— Да ты хоть понимаешь, какой ценой? Ты не видишь, что он теряет свой разум? Ты вообще хоть что-то понимаешь в его идеях, или тебе подавай одни истязания, дым и гром?

Беллатрикс сжала руку в кулак, на секунду ему показалось, что сейчас она ударит его. Но судя по сжатым губам, она изо всех сил сдерживала себя.

— Да, — наконец ответила, глядя вдаль, — не пытки были целью. Он хотел вернуть нам былую силу и могущество. Нам, чистокровным волшебникам, тем, кому она принадлежит по праву. Построить новый мир.

Регулус говорил о новом мире. Где же он сейчас? Так ли это мир прекрасен или же это очередная ловушка, еще одна клетка?

— Но ты видишь, что он сходит с ума, забывая обо всем. Обо всех своих идеях, принося лишь разрушение. Он и тебя заразил своим безумием.

Беллатрикс задумалась, уставившись на свою черную метку:

— Да, верно. Я делала это из-за него. И ради него. Пытаясь забыть о его жестокости и заслужить похвалу. Но он больше не может меня любить.

— Да, верно. И это тоже последствия хоркруксов.

— То есть та ночь…

— Да, верно. Он отверг тебя после того, как отрезал у себя еще один кусочек души.

— И тебя? Но подожди, значит, тогда это было не в первый раз?

— Да, — Рудольфусу было непонятно охватившее ее возбуждение, — он сделал это в первый раз, едва узнал заклинание в Албании.

— Но тогда, — Беллатрикс снова била крупная дрожь, — зачем? Я не понимаю!

— Что зачем? – воскликнул Рудольфус.

— Книга. Книга в моей библиотеке. Он искал что-то. Он был так взволнован, когда нашел!

Дрожа, она сумбурно рассказала о его поисках.

— Я думала, что именно там он узнал это заклятье, но если нет… то какое?

— Где это книга? – Рудольфуса и самого охватила дрожь.

— Как у тебя все просто-то, — фыркнула Белла, скривившись, — ни ты, ни я не сможем ее прочесть.

— Это еще почему?

— Она на змеином языке, — злорадно воскликнула Беллатрикс. Черты ее были совсем искажены и напоминали жуткую первобытную маску.

— Проклятье! Если бы мы могли узнать, то знали бы, как с этим бороться!

— Бороться? – Беллатрикс с трудом сдерживалась, чтобы не наброситься на него. — Бороться с ним? Да как ты смеешь так говорить!

— Да как ты смеешь меня осуждать, глупая девчонка! Я просто хочу ему помочь, а ты не можешь этого понять! Ты просто больная!

— Больная? Да ты просто жалкий!

— Идиотка! Это так ты скорбишь по смерти своего брата.

Удар достиг цели. Беллатрикс мгновенно сникла, не сдерживая слезы. Рудольфусу стало ее жаль.

— Регулус, — ее пронзительный плач рвал ему душу, — почему он это сделал? Зачем?

Рудольфус осторожно притянул ее к себе:

— Лорд уже не такой, каким был прежде. Регулуса это пугало. Не вини его. Он был слаб, у него не было ни твоей силы, ни смелости.

— Но как… он мог предать?

Рудольфус вздохнул:

— Может, он тоже хотел ему помочь?

— Помочь? – удивленно переспросила девушка, лицо ее на мгновение осветилось.

— Возможно, — ответил Рудольфус, глядя в сторону. Ложь, бездарная ложь, но она готова поверить в нее, хватаясь за нее, как утопающий за соломинку. Она никогда не поверит в то, что Лорда можно предать. В то, что в нем можно разочароваться. Слепая преданность застилает ей глаза.

— Это единственный способ.

— Уничтожить его душу? – ее лицо исказилось от злости.

— Нет. Собрать ее воедино. Но это можно сделать, лишь уничтожив осколки. Либо раскаяться.

— В чем?

— В былой жестокости.

— Но он же был прав!

Рудольфус вздохнул. Это замкнутый круг.

— Мы должны помочь ему, Беллатрикс. Ты же хочешь сделать его прежним? Хочешь, чтобы он снова любил тебя?

Она улыбнулась сквозь град слез.

— А как же пари?

Он усмехнулся в ответ:

— Подождет до поры до времени.

— А потом я выиграю!

— Даже не надейся!

Общий смех слегка снял напряжение.

— Как же нам это сделать? А Регулус? Он уничтожил один, да?

— Боюсь, что нет.

— Но почему? А как их можно уничтожить?

— Есть несколько способов. По словам эльфа, твой брат применил один из них, но он не подействовал.

— Но почему же? – в голосе Беллатрикс звучало отчаянье. Рудольфус улыбнулся. Еще секунду назад она была готов убить всякого, кто посмеет прикоснуться к осколкам души Лорда, а сейчас готова уничтожить их сама.

— Я не знаю. Возможно, ответ в той книге.

— И что же нам делать?

Нам. Не ему, не ей. Нам.

— Найти того, кто читает на змеином языке.

— Но это же редчайший дар! – Беллатрикс в отчаянии заломила руки. - Я не знаю никого, кто бы владел им.

— Мы сможем, — он успокаивающе погладил ее по волосам, — не сейчас. Но сможем.

— Если надо, я потрачу на это всю свою жизнь, — горячо ответила Белла.

Долгое время они лежали в темноте, обнявшись, не говоря ни слова, но Беллатрикс, наконец, перестала молча кусать губы и задала последний мучивший ее вопрос.

— Ты знал. Регулус знал. Почему я не знала?

— Не знала что?

— Ты знаешь.

— Я могу попробовать найти ответ на этот вопрос. Позволь мне заглянуть в твои мысли.

— Разве ты умеешь?

— Я учусь. Думаю, однажды это меня спасет. Да и тебе бы не помешало. Открой же мне свои мысли.

Рудольфус быстро нашел ответ, заставивший его ахнуть от неожиданности.

— Ты знала.

— Что?

— Ты знала. Ты нашла ответ в одном из своих скитаний. Лорд стер твою память.

— Но как? – изумилась девушка.

— Ты хоть раз сопротивлялась хоть одному его наказанию?

— Нет, — с жаром ответила, — никогда!

Слепая страсть, не видящая преград ни в чужой жизни, ни в собственной гордости. Сметающая все на своем пути, даже собственные мысли.

— Значит, он стер в одном из них мою память?

— Да.

— Это все объясняет. У нас ведь получится, – Беллатрикс прижалась к жениху, — да?

— Конечно, — ласково ответил он, целуя ее в ответ. — Спи.

— Я люблю тебя, — пробормотала Беллатрикс, проваливаясь в сон.

Зверь с тысячей лиц. Сейчас она опять кажется тихим ребенком, но кем она станет, открыв глаза?

Рудольфус не сомневался в искренности ее слов. Равно как и в готовности уничтожить его. Исполнить волю победителя. А решится ли он, выиграв, забрать свой приз?

Не у сломанной и потерянной девушки, ищущей тепла и утешения в его объятиях. Просыпающийся блеск в ее глазах говорил ему о том, как скоро она станет другой, ненормальной и дикой. Он не убьет бабочку, пришпиленную к бумаге, но с легкостью оторвет ей крылья, едва она возвратится в свой полет.

Разве это свадьба? Черт возьми, это же похороны.

Беллатрикс уже ненавидит это день, забывая, с каким нетерпением ждала его когда-то. И весь мир вместе с ним. Она не в силах надеть свое белое платье, вместо белого кружева на черный шелк. Кажется, сам воздух вокруг нее пропитан ядом, а губы сомкнуты так сильно лишь для того, чтобы не зарычать.

Здесь все завалено цветами, от мерзкого приторного запаха которых она готова упасть в обморок. Алтарь утопает в них, но ей кажется, что вместо свадебных букетов повсюду похоронные венки, и, стоит ей подойти ближе, она увидит среди них гроб Регулуса. Но нет, у ее несчастного брата нет даже гроба, могилой ему стали толща черной воды. Он погребен в этой пещере, и ей даже нельзя с ним проститься.

Ей хочется разорвать эти мерзкие цветы, растоптать их лепестки в пыль. Она с трудом удерживается от того, чтобы не растерзать букет из белых лилий, который она держит в руках. Отныне запах линий навеки будет связан для нее с горьким чувством потери, ведь длинные лепестки так похожи на белые перья погибшего любимца. Глупый символ невинности вдруг действительно оказался для нее таковым. Вот только распрощалась она не с девственностью, а с последними воспоминаниями детства.

Она уже тихо ненавидит Нарциссу, когда та вплетает ей в волосы красные розы. Такие дарил ей Сириус – когда-то давно, в прошлой жизни. Ну и где же он сейчас? Вычеркнул их из жизни, будто никогда у него семьи и не было. А Нарцисса? Беллатрикс не ожидала от нее такой холодности, которая сейчас сродни предательству. Регулус мертв, а они так быстро его забыли. Они так гордились им, а сейчас, наверно, и не помнят его имени. Как и мать. Пустышка. Как она смеет поздравлять ее со свадьбой, если все вокруг похоже на погребение? А тетка! Привычные коварные глаза-угли взамен былому восхищению и трепету теперь вызывают лишь желание их выцарапать.

Под глупую музыку, бьющую по ушам, она медленно идет к алтарю. Она ненавидит эти лица, всех этих глупых ублюдков, от каждого слова, каждого жеста, взгляда которых она готова забиться в припадке.

Вы тупые свиньи! Вы мните себя высшим светом и только и знаете, что молоть языком, не понимая ничего вокруг. Вы жаждете получить тот мир, за который мы боролись, а вы просто стояли в стороне! Вы бесполезны! Регулус боролся за этот новый мир, а вы ни слова не скажете о нем! Глупые твари!

То, что он погиб, убегая прочь от собственных деяний, она не осознает. Или не хочет этого делать.

Даже Пожиратели, присутствующие в рядах гостей ее ужасно злят своими равнодушными, самодовольными улыбками.

Бесполезные твари. Зачем вы это делаете? Вам плевать на мир, плевать на Лорда, вы не знаете идей, за которые сражаетесь! Вы мясо, бесполезное мясо, нет в вас ни преданности, ни веры!

Лишь только два человека в этом зале не вызывают у нее отвращения. Когда ее взгляда падает на Тома, ей становится тепло. Винить его? Боже, за что? Он не виноват ни в смерти Регулуса, ни в своей ошибке, которую они исправят, нужно лишь время.

Да. Только ради Рудольфуса она терпит этот бал лицемерия. Только он один среди всех искренний и настоящий. Разделяющий ее мысли. Ее чувства. Ее преданность.

Возвышенные слова и клятвы в вечной любви. Сейчас она верит, что в них нет лжи, но истинный смысл понятен лишь им двоим. Первые уроки приносят свой результат.

— Ты готова пойти до конца? Ради нашего Лорда?

— Готова. А ты?

— До конца.

— До самого конца.

Это место, замок на скале посреди моря, кажется, уже не принадлежит реальному миру. Находясь там, где воздух пропитан ядом чужой боли, где твое сознание разрывают чужие кошмары, а собственные терзания переплетаются с чужими, легко поверить, что ты перешел последнюю черту между жизнью и смертью, а рассудок уступил место безумию. Легко забыть, что мрачный замок – всего лишь тюрьма, а не царство Аида, где ты бродишь среди безликих теней, постепенно превращаясь в одну из них, каждую секунду ощущая на себе дыхание пустоты.

Порой, очнувшись на мгновение, Беллатрикс задумывалась, а жива ли она? Быть может, она мертва и заперта в подземном царстве собственных мыслей, отданная им на растерзание? Быть может, тело ее давно сгнило в темной камере, а душа не находит покоя, как в маггловских кругах Ада? Давние демоны блековской крови торжествовали – больше между ними и их обладательницей не было никаких преград. Может, они затащили ее в свое логово, а может, вырвались из ее мыслей, обретя призрачную плоть? Теперь они ликовали, мучая ее и играя с больным сознанием, заменяя реальный мир жуткими образами. Она не чувствовала ни холода стен, ни соленого морского ветра, ни твердости заледенелого гранита. Не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Азкабан стал для нее детским садом зла.

Разве может живой человек испытывать такие чувства? Разве это не было лишь тяжелым сном, маггловским царством мертвых с мифической расплатой за грехи?

Но нет, вовсе не Азкабан свел ее с ума. Все было сделано до него. Долгими годами бесплодных поисков, игрой капризной удачи, то и дело ускользающей от них, то вспыхивающей, то угасающей надеждой. И полным провалом в ночь Самайна, разрушившим все, а после его бесконечными, выматывающими отголосками. Тогда, в последних вспышках отчаянья и ярости, последние капли рассудка покинули Беллу. Нет, не Азкабан подарил ей безумие. Он лишь открыл для нее его последнюю грань.

В месте, где обретают очертания страхи и забываются мечты, не было места надеждам. Никаким. Кроме одной.

Руди. Лишь прикосновение к его коже, почти потерявшей тепло, заставляло на мгновение вырваться из мира болезненных грез. Лишь угасающий свет в его затуманенных ореховых глазах возвращал ее в сознание. Лишь слабый стук его сердца заставлял вспомнить об их былой цели.

Вспоминать о ночи смерти Регулуса было чистым безумием. Слишком много эмоций, разрывающих сознание. Слишком много боли, горечи, непонимания, затягивающих в свою бездну. Правда, которую она так жаждала узнать, досталась Беллатрикс дорогой ценой. За то, чтобы сестра продолжила его дело, Регулусу пришлось заплатить своей жизнью.

Белле было жутко от того, что она согласилась разрушить частички души Лорда, а еще более жутко от того, с каким рвением она кинулась это делать. Каждый раз, когда она видела на собраниях Лорда, по ее телу проходила дрожь, а сердце сжималось от осознания собственной ничтожности. Разве это не предательство – с такой преданность исполнять его приказы, а после – с тем же пылом искать способ уничтожить его секреты? Если бы не Рудольфус, то их план давно пошел бы прахом. Он помогал ей умерить пыл, направив его в нужное русло. Продвигаясь в легилименции, он защищал их сознания, загоняя прочь крамольные мысли. В те моменты, когда Беллатрикс хотела все бросить и признаться Лорду, он напоминал ей о том, ради кого они это делают.

Ради Тома.

А Регулус? Любя брата и сожалея о его смерти, Беллатрикс так и не смогла найти объяснения его поступкам. Порой у нее мелькала мысль о том, что кузен предал Лорда, но девушка отгоняла ее прочь, цепляясь за явную ложь.

А что бы сделал Том, узнав об их плане? Понял бы их Том? Том – да. Лорд, охваченный безумием, — нет.

Предать, чтобы спасти?

Вот только к этому спасению они не придвинулись ни на шаг. Подумать только – ключ ко всем загадкам, древняя книга из змеиной кожи была у них в руках, а они попросту не могли ее прочитать! И никто, черт возьми, не мог! Сколько же времени они провели в поисках змееустов. Вспоминая забытые предания, перебирая старые архивы и родословные, отправляясь в самые отдаленные уголки Европы. Невозможно было поверить, что во всей Европе не было ни одного мага, владеющего серпентаго, но похоже, это было так.

Беллатрикс оставалось лишь с ужасом наблюдать, как в погоне за бессмертием Лорд разрушает себя. Даже его самым преданным последователям то и дело доставались пыточные заклятия. Жертвы Беллатрикс должны были платить за каждое crucio, брошенное в нее сходящим с ума хозяином, собственной болью. Теперь ее пытки стали другими. Уже не дерзкое желание похвалы вело ее, а собственное отчаянье, заглушить которое могли лишь чужие крики. Как и сломленные после проклятий жертвы, сама Беллатрикс чувствовала опустошение, позволявшее на время забыть о собственных бесконечных неудачах.

Такой жертвой и оказались Лонгботтомы. Лишь первые проклятия были попыткой вытащить из них сведения. А все последующие вспышки ярости были лишь шагами к полному безумию. Безумие было лучше этой отвратительной правды о падении Лорда. Она знала, что он вернется. Даже когда черная метка, последний раз взорвавшись болью, померкла, а кровь кипела. Когда Пожиратели разбегались в панике, а авроры, празднуя победу, надевали на них оковы.

Беллатрикс не верила, что Лорд вернется. Она знала. Но как? Благодаря хоркруксам, лишавшим его разума? То, что медленно убивает его, то, что они так отчаянно хотели уничтожить, должно было его спасти? Было от чего сойти с ума. Именно эта ирония заставляла ее смеяться до хрипа, не замечая текущих по лицу слез. Именно об этом жутком смехе до сих пор вспоминали в министерстве.

Теперь у нее не было никого, кроме Руди. Всю жизнь Белла так гордилась своей семьей, и где же она теперь? Регулус мертв. Сириус — все равно, что мертв. Друэлла и Вальбурга? Бесконечно далеки, как и всегда. Нарцисса? О, Беллатрикс прекрасно видела ее отвращение за маской прозрачных слез.

Теперь был только Руди. И глупое пари, награда за которое, как она смутно понимала, теперь вряд ли кому-то достанется.

Беллатрикс с тоской прикоснулась к черной метке, поблекшей, похожей на всего лишь застарелый рубец. Оставалось только ждать дня, когда тело пронзит боль, а метка нальется кровью.

Заветный день настал. Он начался с легкого покалывания метки. С усиливающегося с каждым мгновением визгливого шепота теней. С учащенного стука сердца Руди, в объятиях которого, как обычно, лежала Беллатрикс. Со змеиного шепота в мыслях и непреодолимого желания сорваться с места и бежать, вперед к Темному Лорду.

— Началось. Он…

— Вернулся, — Рудольфус уверенно продолжил ее мысль.

Дрожь становилась все сильней, возвращались почти забытые ощущения, когда твоя кожа горит, а все чувства сжались до одного кусочка кожи на руке. Темная метка вновь ожила, приобретя свой яркий цвет и вызывая привычные ощущения.

Лорд звал их. Даже через огромное расстояние, Белла чувствовала в его зове власть, которой нельзя было воспротивиться. Она понимала, что не сможет прийти к нему, вырваться на свободу, сломать гранитные стены, но металась по камере, как загнанный зверь, желая исполнить приказание. Руди притянул ее к себе и прошептал:

— Замри. Слушай.

Беллатрикс послушно прижалась к нему, осторожно проведя пальцами по его метке. Метка пульсировала, обжигая кожу Рудольфуса и ее ладонь. По ее телу впервые разлилось тепло, которое не способны были заглушить ни дементоры, ни тени, ни холод Азкабана.

— Слушай.

Сознание Беллатрикс на мгновение помутнело, а затем перед глазами стали рождаться старые, почти забытые образы. Кладбище, где она когда-то впервые встретилась с Томом. Но эту могилу она видела впервые. С трудом она различила на ней имя – Том Реддл. Тот самый маггл, после смерти которого она впервые увидела безумие любимого Тома. Могила отца, убитого им в ту самую ночь.

— Дальше… — с трудом произнес Рудольфус. Белла почувствовала, как его пальцы с силой сжимают ее руки. Что же это?

— Легилименция, — прохрипел Руди, а Белла вдруг поняла, что его губы не двигаются, а слова звучат лишь в ее мыслях, — с помощью метки Лорда, это возможно… он силен, как никогда.

Белла жадно прижалась к нему, желая продолжения видения. Она видела, как сосредоточен Рудольфус и изо всех сил пыталась помочь ему, хотя бы своим присутствием.

А в картинке тем временем возник новый фрагмент, и Беллатрикс ахнула от удивления. Ее глазам открылось странное зрелище – привязанный к могильному камню напуганный черноволосый мальчишка, а чуть поодаль… Нечеловеческое лицо со змеиными чертами, красными глазами и тонкими, похожими на паучьи лапы, пальцами. Ничто в этом странном создании не напоминало прежнего Тома, но боль в метке не оставляла сомнений. Это был он. Он вернулся.

— А теперь смотри, Поттер! – в мысли Беллатрикс вкрадывался его голос, похожий на змеиное шипение, — Вот возвращается моя настоящая семья...

Перед ней замелькали силуэты в черных мантиях и серебряных масках, знакомых по рейдам. Пожиратели. Они возвращались к Лорду спустя столько лет, услышав его зов.

Речь Лорда, тихая, медленная, зловещая, о том, что многие из них поверили в его падение и отреклись, звучала для Беллатрикс музыкой. Они с Рудольфусом не позволили себе этого. Поэтому и были здесь, сражаясь с холодной пустотой.

Известие о том, что Хвост помог Лорду возродиться, рождало в ней одновременно смятение и смех. Кто бы мог подумать, что именно эта жалкая крыса будет способна на такое свершение? Быть может, быть крысой – не такая уж и плохая судьба?

Темный Лорд тем временем двинулся дальше и остановился, глядя в пустое пространство – достаточное, чтобы вместить двоих.

– Здесь должны стоять Лестрейнджи, — печально промолвил Темный Лорд. – Но их заточили в Азкабан. Они хранили мне верность. И предпочли тюрьму отречению... Когда мы откроем двери этой страшной темницы, я осыплю Лестрейнджей почестями, о которых они не смели и мечтать... Дементоры на нашей стороне... они наши союзники, такова их природа... также мы вернём изгнанных гигантов... Я верну всех моих преданных слуг, соберу армию из существ, которых боятся все...

Беллатрикс не могла поверить услышанному, думая, что коварное подсознание сыграло с ней шутку. Темный Лорд помнил о них! Спустя столько лет, он желал наградить их в минуту своего триумфа. Сердце ее тревожно забилось, она в смятении заглянув глаза Рудольфуса, но по его ошарашенному выражению лица поняла, что он слышал то же самое. И его согревает такое же тепло, что и Беллу, не магическое, а обычное, вызванное долгожданными теплыми словами, которых они не слышали много лет.

– Господин, мы жаждем знать... мы умоляем вас рассказать... как вам это удалось... это чудо... как вы смогли вернуться к нам... – с трудом Беллатрикс различила голос Люциуса, мужа Нарциссы, такого же лицемерного. Что ж, они друг другу под стать.

– Ах, это такая интересная история, Люциус, — насмешливо произнёс Темный Лорд. – И она начинается – и заканчивается – моим юным другом, которого вы видите перед собой.

Мальчишка? Кто же он? Отчаянно перебирая в уме редкие новости и обрывки газетных вырезок, Белла силилась вспомнить его имя, ускользавшее от нее.

– Вы, разумеется, знаете, что этого мальчика называют причиной моего падения? – тихим голосом начал Темный Лорд, уставив красные глаза на мальчишку. – Вы все знаете, что, попытавшись убить его, я потерял и свою силу, и своё тело? Его мать умерла ради его спасения – и невольно обеспечила ему такую защиту, которой, признаться, я не предвидел... я не мог даже прикоснуться к этому мальчику.

Беллатрикс вздрогнула. Какая нелепица. Запуганный мальчишка – причина падения Лорда?

А Лорд тем временем продолжал свою историю, и от каждого его слова у Беллы сжималось сердце. В своих терзаниях и воспоминаниях, она не могла даже представить, что пережил Он, какое призрачное существование ждало его после потери плоти.

— И вот он перед вами... – закончил Лорд. — Гарри Поттер. Мальчик, которого все считали причиной моего падения...

Волдеморт медленно повернулся лицом к Гарри. И поднял палочку.

– Круцио!

Беллатрикс, затаив дыхание, наблюдала за зрелищем, развернувшемся на старом кладбище.

– Теперь развяжи его, Хвост, и отдай ему его палочку.

Мальчишка был поистине жалок. На негнущихся ногах, спотыкаясь, он вышел к Лорду, с усилием удерживая палочку в дрожащей руке. Беллатрикс почувствовала, как забытым воспоминанием оживает в ней жажда крови. Пусть Лорд прикончит, наконец, того, кто посмел бросить ему вызов, будучи всего лишь глупым детенышем.

Она жаждала увидеть, как Поттер замертво падет на землю, поверженный легким движением руки Лорда. До того самого момента, как Поттер сказал всего одно слово. Слово, изменившее все.

Видимо, желая унизить мальчишку, Лорд сказал ему что-то на серпентаго, языке, который они так отчаянно и безуспешно пытались расшифровать. Но Поттер, к изумлению Беллы и Руди, ответил ему.

Беллатрикс показалось, что она задыхается. Мальчишка – змееуст. Тот, кого они столько лет искали.

— Мальчишка! – мысли Беллатрикс путались и, охваченная эмоциями, она не могла выдавить из себя ни одного внятного слова.

Но Руди в этом не нуждался. Он согласился с ней. Вслух или же ментально? Не важно. Он ее понял.

Беллатрикс затрясло от волнения. Теперь же она всей душой желала неудачи Лорду, но понимала, что шанс слишком призрачен.

Тем временем Лорд играл с Поттером, как кошка с мышкой, шутливо пуская в него пыточные заклятия. Беллатрикс билась как в лихорадке, пытаясь донести до Руди свои мысли.

Лорд… мальчишка… серпентаго... мы должны его защитить….

И по глазам Руди она понимала, что тот слышит все ее невысказанные слова. Как острая игла, ее кольнула мысль о том, как дорог ей Руди.

— Я люблю тебя, — подумала она.

— Я тебя тоже, — донеслись его мысли в ответ.

Все их чувства, — ликование, волнение, паника, — слились воедино, смещая преграды, возведенные сознанием. Они были осколками единого разбитого зеркала, а отражением в этом зеркале был Лорд. Они были одним целым, видя в друг друге недостающие черты и отражая единую любовь к Лорду.

А представление, разыгрывающееся на сцене кладбища, продолжалось.

Мальчишка, почти добитый, неожиданно встал с колен и взмахнул своей палочкой. Навстречу «аваде» Лорда полетело почти детское «экспеллиармус». Белла с ужасом понимала, что в это короткое мгновение они с Рудольфусом вновь потеряют призрачный шанс на спасение Тома.

Беллатрикс как завороженная наблюдала, как переплетаются лучи зеленого и красного, создавая не виденную ей раньше сияющую сферу из золотых лучей, окружающую Лорда и Поттера. Белла чувствовала, что Руди изумлен не меньше ее.

Картинка начала меркнуть. Золотой свет больно бил по глазам, голоса Пожирателей доносились будто сквозь туман, в котором едва удалось расслышать приказание Лорда не делать ничего. Он собирался сам прикончить мальчишку.

Чем же он так ценен? Лишь серпентаго?

Сердце стучало как бешеное, отсчитывая секунды этой схватки, тонувшей в золоте, пока, наконец, туман не рассеялся, а сознание не разорвал яростный, разочарованный крик Лорда. Контакт разорвался.

С трудом преодолевая сбившееся дыхание, Белла прошептала:

— Мальчишка… вырвался?

— Да, — так же тяжело выдавил Рудольфус.

— Как?

Он снова ее понял.

— Он нужен Лорду. Это не позволит никому другому его убить. Это наш шанс.

Защищать злейшего врага Лорда от него самого? Абсурд. Ради Тома, напомнила себе Беллатрикс.

Хотя золотое сияние и померкло перед ее глазами, Беллатрикс до сих ощущала на себе его силу, неожиданно давшую им шанс.

— Руди, — прошептала Белла, — осторожно прижимая его истощенные руки к своим щекам. Мы победим. Ради него.

Руди улыбнулся, соглашаясь с женой.

Беллатрикс подумала, что если бы она задумала сейчас создать патронус, он бы сжег всех дементоров, подобно солнечному свету в маггловских сказках.

Сколько времени прошло с момента возрождения Лорда до их освобождения? Время не складывалось для Беллы ни в месяцы, ни в дни и даже часы. Казалось, лишь миг отделял зов Лорда от освобождения из Азкабана.

Тени, теряя свою власть, с испуганным шипением отступали прочь. А Белла и Рудольфус с нарастающим торжеством наблюдали, как рушатся такие неприступные стены Азкабана. Как магия сметает былые преграды в прах. Как серый гранит превращается в пыль. Повсюду висел сладостный запах ликования, смешанный с паникой и неверием. Заключенные пробовали на вкус вновь обретенную свободу. Какое счастье – увидеть знакомые силуэты в черных мантиях. Капли соленой воды приятно холодили кожу, наполняя затхлую камеру свежим ветром свободы. Но все это было забыто, едва появился он. Сердце Беллатрикс замерло, когда она вглядывалась в его фигуру, боясь, что это лишь мираж, который рассеется с порывом ветра. Подобно призраку, он парил в воздухе, не чувствуя холода морского ветра, развевающего полы его плаща и темные волосы. В слепящем блеске молний он казался нереальным, просто ожившим воспоминанием. Ведь сейчас только блеск красных змеиных глаз выдавал в нем жуткое существо, рожденное на могиле отца. Лорд, видимо, вернул себе черты Тома и это разрывало сознание. Руди и Белла, не сговариваясь, кинулись к нему, стараясь то ли взяться за руки, то ли отпихнуть друг друга.

На его лице появилась улыбка, полная снисхождения. Не говоря ни слова, он протянул им обоим руки. Беллатрикс закрыла глаза, чувствуя, как ее тело вращается вне пространства, а открыв, обнаружила себя в темной комнате, очертания которой показались ей смутно знакомыми. Малфой-мэнор, не иначе.

В темноте глаза Лорда пугающе сверкали, но ликование затмило Беллатрикс разум, опьяненный долгожданной свободой и восхищением Лордом.

— Многие мои последователи оказались недостойны чести, возложенной мною на них, — вкрадчиво начал Лорд. – Едва почувствовав опасность, они поспешили сбежать, поджав хвосты, как помойные крысы.

Крысы. Белла, вздрогнув, вновь вспомнила о пари.

— Похоже, что все наши идеи и клятвы оказались для них не более чем красивыми словами для красивых вечеров.

Все ее тело превратилось в один натянутый нерв.

— Но вы…— продолжает Лорд, — вы не побоялись пройти ради нашей цели любые испытания, — Беллатрикс так дрожит от волнения, что едва понимает смысл его слов, — вы будете вознаграждены. Так, как вы мечтали.

Секундный страх разоблачения возникает и меркнет, едва Лорд прикасается к ее иссохшим губам. Беллатрикс жадно, безумно впивается в них, с трудом вспоминая желанный вкус. Она чувствует, как по ее подбородку течет струйка крови, но не задумывается, кому она принадлежит.

Неужели она выиграла?

Но Лорд оставляет ее и направляется к Руди, разрывая на нем ветхое азкабанское тряпье, процарапывая на спине узоры. Она наблюдает за ними, восхищенная красотой этого зрелища, не чувствуя ни тени ревности. По спине Руди текут струйки крови, и Беллатрикс решается подойти к ним и осторожно слизывает капли крови. Она ожидает удара Лорда, но тот лишь по-хозяйски кладет ей руку на талию и притягивает к себе, стягивая одежду. Она и не замечает, как все заворачивается в вихрь безумных телодвижений. Она не знает, кто прикасается к ней, кто впивается в ее кожу, раздирая ее, кто целует, кто трахает. Весь мир сливается в неясных, но пронзительных ощущениях. Это сродни опьянению или истощению после пыток, но не может с ним сравниться. Она пытается отдышаться, наблюдая за фигурами Лорда и Руди, прежде чем снова прогрузиться в этот вихрь.

Наконец, все заканчивается, и три фигуры лежат на полу, не в силах пошевелиться, с трудом восстанавливая дыхание. Раны на теле Беллы все еще кровоточат, а собственная кровь смешивает с их кровью. Мир плывет, она с трудом различает очертания предметов, не понимая, где она и с кем. Наконец, Лорд поднимается, натягивает мантию и к нему возвращается прежняя невозмутимость.

— Надеюсь, вы довольны наградой, — усмехается Лорд.

— Да, мой Лорд, — произносит Рудольфус, поднимая Беллатрикс с пола и утаскивая прочь из комнаты.

Она идет за ним, в полубессознательном состоянии натягивая лохмотья, и лишь спустя некоторое время понимает, что произошло. Мир снова перестает существовать, захлебываясь к бешеной пляске ее сердца и неистовом смехе, пополам с восторженными слезами. Отдавшись этой лихорадке, она втягивает Рудольфуса в первую попавшуюся комнату.

— И все равно, он будет моим! — истеричный смех Беллатрикс эхом разнесся по комнате, заглушая даже безумный шепот в ее голове.

Усмехнувшись, Рудольфус провел рукой по лицу Беллатрикс, убрав растрепанную прядку с ее глаз, сияющих дьявольским огнем и казавшихся совсем сумасшедшими в свете луны. Ее черные волосы разметались на ветру сетью, оплетающей небо, а тонкая кожа, обтягивающая хрупкие кости, будто пылала, храня следы недавних ласк. Она смеялась, так ненормально и искреннее, будто была совсем пьяна. Но он знал, что было истинной причиной дикого смеха. Она упивалась не вином, а своими чувствами. Счастье. Эйфория. Ликование. Ощущение триумфа текло по ее венам сладким ядом, заставляя кровь кипеть и взрываться фейерверками, опутывающее разум сладким дурманом, оставляющим лишь этот безумный смех и дикий восторг.

Он ответил коварной улыбкой, так похожей на ее собственную:

— Ты знаешь, у меня не меньше шансов, — прошептал он, наклоняясь к ней и обвивая руками ее талию. Он слышал оглушающий стук ее сердца, будто зашедшегося в дикой шаманской пляске, готового взорваться от переполняющего его ликования, чувствовал жар ее кожи, ее сбившееся от беспрерывного смеха дыхание.

Беллатрикс улыбнулась, прильнув к нему и запустив руки под рубашку, прошлась кончиками пальцев по его застарелым рубцам и еще свежим царапинам, и впилась в него своим безумным взглядом:

— Я все равно выиграю это пари.

— Даже и не надейся!

Они обжигали друг друга огнем, сливаясь в поцелуях и объятьях.

— Я люблю тебя, — шептал Рудольфус, жадно впиваясь в ее губы, сдирая с нее одежду, желая получить такое знакомое и любимое тело.

— И я тебя, — отвечала она, чувствуя, что дарит ему с каждым прикосновением свою эйфорию и ликование, зная, что его сердце неистово бьется в одном ритме с ее, ритме безумия, огня и ликования, заставляющем тело гореть, а смех — срываться с губ беспрерывным потоком.

Сидя на подоконнике, она с наслаждением вдыхает еще не ставший привычным запах свободы. Свободы от тюрьмы, запретов, сомнений, странных шепотов и детских страхов. Свободы с привкусом безумия.

Когда-то давно, летними ночами на кладбищенской поляне, Лорд произнес немало ядовитых слов об этом человеке. Но Беллатрикс никогда не думала, что имя Сириуса сорвется с губ Лорда вновь. Но судьба вновь переплела две разные нити в единый узор.

Первой нитью был Поттер, тот самый мальчишка, благодаря которому, как позже хвастливо рассказывал Хвост, возрождение Лорда и стало возможным. Но, разгневанный неожиданной неудачей, Лорд все больше и больше погружался в собственное безумие, где правила балом одержимость этим мальчишкой. Одно собрание почти не отличалось от другого – все планы Лорда касались лишь поимки мальчишки.

Это собрание не стало исключением, но все же разительно отличалось от прежних. Сегодня Лорд собирал только приближенных. В воздухе была разлита тревога, даже не обладая даром легимента, Беллатрикс догадывалась, что Пожиратели всеми силами пытаются отогнать терзающее их волнение. В тусклом свете факелов их лица казались масками, на которых застыло беспокойное выражение, а в глазах Лорда сверкали отблески красного пламени.

— Вы все прекрасно помните, — тихий, вкрадчивый голос не предвещал ничего хорошего, — что защита этого мальчишки, данная ему матерью-грязнокровкой, была мною разрушена. Однако, — в его голосе появились шипящие нотки, от которых многие начинали невольно ерзать на стульях, — это не помешало ему ускользнуть от меня.

Пожиратели затихли, понимая, что любое неосторожное слово, или же даже мысль, будет встречено небрежным crucioили даже чем-то худшим.

— Я жаждал узнать, в чем же причина такого невероятного везения. Этот мальчишка отличался лишь одним талантом – выживать, когда за него умирали другие. Но в ту ночь моя палочка предала меня, отказавшись убить своего близнеца. Такое невероятное совпадение не могло ускользнуть от моего внимания или же показаться случайным. Как вы знаете, убийство этого младенца должно было стать последним шагом перед моей окончательной победой.

Беллатрикс поежилась, отгоняя от себя ненужные мысли.

— Но, — продолжал Лорд, — вам, мои самые преданные соратники, я могу поведать чуть больше. Однажды мне было донесено о неком пророчестве. Обо мне и Поттере. Сейчас оно находится в Отделе тайн Министерства магии.

В зале прозвучали приглушенные возгласы удивления, да и сама Беллатрикс еле сдерживалась. Значит, пророчество и было причиной того, что мальчишка так важен для Лорда? Быть может, оно объясняло, откуда у него дар самого Салазара Слизерина? Она обернулась к Руди, и тот ответил на ее взволнованный взгляд едва заметным кивком. И без легименции было ясно, что в его голове сейчас крутятся те же самые мысли.

Что же предрекало это пророчество?

По ее телу прошла дрожь, когда Лорд в ту же секунду ответил на ее мысленный вопрос.

— Мне, к сожалению, не известно его полное содержание. Увы, забрать пророчество могут лишь те, кто в нем упомянут, — Лорд слегка улыбнулся, — мне, как сами понимаете, не удастся взять его лично. Поэтому я заставлю мальчишку сделать это.

С улыбкой, полной яда, шипящим голосом он предупредил своих последователей о том, что должен разделаться с Поттером сам. Беллатрикс вздрагивала, понимая, какая незавидная участь ждала бы того, кто рискнул бы первым отправить мальчишку на тот свет. К счастью, это совсем не входило в их с Рудольфусом планы. Наоборот, они должны были придумать, как схватить его первыми – живым. Однако то, какие усилия безуспешно прилагал к этому сам Лорд, навевало неизбежные мысли о неудаче.

Тем временем, Лорд поведал им о том, чему или, точнее, кому уготована участь стать приманкой. Беллатрикс ахнула от удивления. Полустертые воспоминания против ее собственной воли оживали в ее памяти.

Беллатрикс была уверена, что выжигая имя Сириуса с родословного древа, навеки вырывает его и из своей памяти. Но теперь, в этом мире, изменившемся за четырнадцать лет, ей пришлось услышать о нем вновь. За гранитными стенами не существовало времени, но на шахматной доске за их пределами все пешки уже были расставлены по-другому. Главной фигурой в этой партии был тот черноволосый мальчишка. А чуть поодаль от него виделась фигура Сириуса Блека.

Слушая донесения на собраниях, Беллатрикс понимала, что в ней вновь просыпается застарелое чувство злости на кузена. Даже сейчас, когда их пути разошлись, он вновь умудрялся портить ей жизнь, предавая все блековские идеи. Дружба с этим гриффиндорским недоразумением привела к тому, что Сириус стал крестным Поттера, превратившись из позора семьи в настоящего врага.

— Беллатрикс, — сказал Лорд с ласковой змеиной улыбкой, — мне понадобится твоя помощь. Ведь в тебе течет благородная кровь Блеков, — на мгновение ей почудилась насмешка в его голосе, — поэтому ты можешь призвать сюда одно существо, служащее Сириусу Блеку.

— Старого домовика?

— Верно, — кивнул Лорд.

— Да, мой Лорд. Я попробую.

Она почти никогда не вспоминала о Кикимере, но вызвать его неожиданно оказалось легко. Достаточно было лишь закрыть глаза, представив образ домашнего эльфа, и мысленно отдать ему приказ. Раздался хлопок аппартации. Она усмехнулась, глядя на дряхлое существо. За прошедшие годы его дряблая кожа еще сильнее сморщилась, а роба так и вовсе превратилась в обноски. Но стоило Кикимеру увидеть хозяйку, как злобная гримаса на мордочке сменилась подобием подобострастной улыбки.

— Хозяйка! Леди Белла! Я так мечтал служить вам, а не этому отребью; что они сделали с домом моей бедной госпожи, — эльф протянул к Белле тоненькие лапки.

Беллатрикс досадливо поморщилась, а по залу пошли смешки.

— Полно, Кикимер. Ты нужен Темному Лорду.

— Да, домовой эльф, — усмехнулся Лорд, — не ответишь ли ты на несколько вопросов?

С гадкими смешками эльф услужливо рассказывал Пожирателям о нежной привязанности Сириуса к крестнику, напоминавшему Блеку погибшего друга. Беллатрикс готова была провалиться под землю от стыда и отвращения. Пожиратели подливали масла в огонь, отвешивая ехидные комментарии и глумясь над ее кузеном. Наконец, этот позор прекратился.

— Теперь вы поняли, каков наш предстоящий план? – Беллатрикс чудилось, что этот вопрос обращен лично к ней.

— Вы приведете Сириуса в министерство, мой Лорд? – Беллатрикс надеялась, что голос предательски не дрогнет.

— Нет, что ты. В этом нет необходимости. Я лишь создам для Поттера иллюзию, что держу его дорогого крестного в плену. Из-за его гриффиндорского безрассудства он не задумается ни на секунду. Я заманю его в зал пророчеств, а после того, как он возьмет нужное мне, вы схватите его и будете ждать меня. А после… — Лорд хищно улыбнулся.

Рудольфус и Беллатрикс переглянулись. Им было на руку то, что Лорд не позволит другим убить Поттера. Это и не входило в их планы. Но как им осуществить задуманное на глазах всего ближнего круга Пожираелей?

— Однако, — вкрадчиво спросил Лорд, — надеюсь, присутствие Сириуса не помешает тебе, Беллатрикс?

Ей показалось, что Лорд ударил ее. Эти слова били хуже ножа.

Что таилось в его нечеловеческих глазах, непроницаемых в тусклом свете пламени? Пристально вглядываясь в них, Беллатрикс видела лишь пляску искр, не в силах разгадать ее значение. Быть может, Лорд ворошит в памяти ее горячие и неосторожные слова о том, что она не хочет проливать кровь кузена-предателя? Быть может, это насмешка? Недоверие? Или жалость. Но инстинкт подсказывал ей другое.

Это был вызов.

Она не отвела взгляд:

— Нет, милорд.

— Хорошо, Беллатрикс — его губы тронула еле заметная усмешка.

Даже в своем безумном желании поймать Поттера Лорд нашел время для игры. Как после всех жертв, поступков, после долгих лет тюрьмы и страданий, он мог требовать новых жертв, новых доказательств верности у той, для кого служение было всей жизнью? Но чувства злости на Лорда не существовало для Беллатрикс. Напротив, в ее душе затеплилась надежда от осознания того, что Лорд помнит ее слова. Жаль, что теперь она изменит своему принципу. Но это же Сириус.

Всего лишь Сириус. Как же можно было думать, что былые отголоски страсти еще живут в ее душе, ведь она давно забыла их вкус. Да и была ли это чем-то большим, чем глупое развлечение подростков? Она не знала и не желала знать. Сириус сам вынес себе приговор, отвергнув ее. Ему было дано все, а он отмахнулся от древнего наследия, выбрав чужую дорогу.

Что ж, однако Беллатрикс следует сказать ему спасибо, ведь именно из-за его выходки она познакомилась с Томом. На секунду она пожалела, что его не будет в Министерстве. Она бы отдала его в жертву своему служению, навсегда разорвав полотно прошлого.

— Как нам остаться с ним наедине? – Беллатрикс взволнованно теребила палочку в руках.

Рудольфус ответил ей долгим задумчивым взглядом:

— Отвлечем их.

— Как?

— Придумаем. Сомневаюсь, что нам понадобится нечто большее, чем пара заклятий. Это место весьма располагает к необычным происшествиям, так что вряд ли кто-то заподозрит нас. В крайнем случае, используем охранника.

Беллатрикс фыркнула. Хотя она и не питала любви к зданию Министерства, знакомство с которым заключалось для нее в лишь судебном заседании, она не могла не согласиться с Руди. Даже несмотря на ужасающее чувство тревоги из-за возложенной на них миссии и их с Рудольфусом плана, она не могла не замереть на мгновение около многочисленных артефактов, восхищающих и поражающих воображение. И в очередной раз убедиться в глупости министерских работников. Всего лишь одно наложенное империо открывало двери ко всем министерским секретам. Именно из-за своего плана они решили оставить охранника в живых. Сейчас, в ожидании новых приказаний, он застыл в тени безвольной куклой.

Им оставалось только ждать в засаде, прятаться в тени пыльных стеллажей, пока, наконец, мальчишка не придет к ним в руки. Беллатрикс заворожено разглядывала маленький, слегка светящийся стеклянный шарик, гадая, какие призраки таятся внутри него. Ее мучила невозможность узнать содержание пророчества, и терзало ощущение, что из-за этого они с Рудольфусом могут упустить что-то важное.

— Пророчество не так важно для нас, Беллатрикс.

Внешне он был спокоен, но Беллатрикс видела, что по его лицу ходят желваки.

— Но оно нужно Темному Лорду, — возразила она.

— Нет, Белла. Оно не нужно нам для его спасения, — произнес Рудольфус свистящим шепотом, — нам нужен лишь мальчишка. В первую очередь.

— О чем это вы тут шепчетесь? — она и не заметила, как, сверкая ехидной мерзкой улыбочкой, к ним подошел Люциус Малфой.

Беллатрикс одарила его убийственным взглядом. Неприязнь к этому холеному, скользкому аристократу после освобождения из Азкабана усилилась настолько, что от одного его вида ее начинало колотить от злости. Он был для нее самим воплощением лицемерия. Предатель! Он посмел отказаться от своего служения, лишь чтобы спасти собственную шкуру. Пока они гнили в Азкабане, неся свое бремя, он забыл о Лорде и наслаждался жизнью. А теперь вернулся, притворно клянясь в собственной верности. Дрянь! Впрочем, женушка ему под стать. Беллатрикс с разочарованием осознавала, какой на самом деле была ее сестра. Пустой куклой. Ее бесил этот испуганный затравленный взгляд серых глаз. Она видела, что сестре нет никакого дела ни до Лорда, ни до их целей, напротив, она с трудом пыталась скрыть, что жалеет о том, что муж ввязался в эту игру. Пустая, глупая, ей недоступны мысли о чем-то большем, чем собственное благополучие.

— Да так, обсуждаем план, как бы пророчество не попало в чужие руки, — она многозначительно взглянула на Люциуса, жалея, что они не использовали ментальную связь. Рудольфус сказал, что нужно беречь силы для схватки.

Люциус фыркнул, готовясь отвесить еще одно ехидное замечание, как неожиданно дверь в зал распахнулась. Наконец-то! Пожиратели бесшумно вернулись к местам засады, ожидая, когда, наконец, Поттер приблизится к заветной полке. К недовольству Беллы, он был не один. Эта компания недоумков могла помешать им. Она притаилась, держа палочку наизготовку.

Затаив дыхание, Беллатрикс наблюдала, как ссорятся эти вломившиеся в Министерство подростки. Поттер, судя по его словам, всем сердцем желал нестись вперед, а остальные пытались воззвать к его благоразумию. Тщетно. Белла сдерживала усмешку, поражаясь его тупости.

– Девяносто семь! – шёпотом воскликнула лохматая девочка.

Они сгрудились у этого ряда, пытаясь найти следы Сириуса, которого здесь не было и в помине.

– Он в самом конце, – сказал Гарри. – Отсюда не видно как следует, – И он повёл свою команду между двумя высоченными стеллажами. Стеклянные шары тускло поблёскивали…

Беллатрикс почти ликовала, чувствуя, что все идет лучше, чем они ожидали.

– Он где-то здесь, – шептал Гарри, — Сейчас… скоро…

– Гарри? – робко позвала та девушка.

– Где-то здесь… рядом… – пробормотал он.

Беллатрикс жадно вслушивалась в каждое их слово, пытаясь унять неистовый стук сердца.

– Он, наверно… – хрипло зашептал Поттер, – или нет…

Идиот.

– Гарри? – ещё раз позвала девушка.

– Что? – рявкнул он.

– По-моему… Сириуса здесь нет.

Да неужели? Белла видела, что, несмотря на напряжение, Руди с трудом сдерживает смех.

Они еще долго слушали их перепалку, пока рыжий мальчик, в котором Беллатрикс узнала потомка замученных в юности Пруэттов, наконец, не подал здравую мысль. Кажется, его звали Рон Уизли.

– Смотри… здесь твоё имя, – сказал он.

Гарри подошёл ближе. Шар, на который показывал Рон, светился внутренним светом, несмотря на то, что был покрыт вековой пылью. Очевидно, к нему много-много лет никто не прикасался.

– Моё имя? – непонимающе переспросил Гарри.

Беллатрикс почувствовала, как ее колотит от напряжения. Она схватила Руди за руку, чувствуя дрожь, проходящую по его телу.

Поттер приблизился ещё на шаг. Его взгляд был устремлен в одну точку, на листок, на котором, как было известно Пожирателям, были написаны заветные слова.

Темный Лорд

и(?) Гарри Поттер

Поттер уставился на странную надпись.

– Что это? – испуганно спросил Рон. – Почему?

Девчонка тоже проявила сообразительность:

– Гарри, по-моему, это не надо трогать!

– Почему? – спросил он. – Это же относится ко мне.

– Не надо, Гарри, – неожиданно сказал толстый увалень, в котором Белла узнала черты Лонгботтомов.

– Тут моё имя, – возразил Гарри.

Видимо, с мозгами ему повезло меньше, чем с удачей.

Поттер взял шарик в руки. Сердце Беллы вырывалось из груди, она уже хотела подойти к мальчишке, но Люциус опередил ее.

– Молодец, Поттер. А теперь медленно и осторожно обернись и отдай его мне.

Выражение лица Поттера было неописуемо. Долго же до него доходило, что они попали в ловушку.

– Где Сириус? – крикнул Гарри.

Кто-то из Пожирателей засмеялся, Беллатрикс не смогла удержаться от возгласа:

– Темный Лорд всегда прав!

– Всегда, – тихим эхом отозвался Малфой. – Ну же, отдай пророчество, Поттер.

– Я хочу знать, где Сириус!

Бог ты мой, кажется, она переоценила умственные способности Поттера. Какое разочарование. Такая сила. Такой дар. И такая абсолютная, беспросветная тупость.

– Я хочу знать, где Сириус! – передразнила она.

Она и другие Пожиратели Смерти подошли ближе и встали совсем рядом с Гарри и его свитой, зная, что свет палочек бьет ему по глазам.

Поттер был неподражаем в своей тупости. Он еще искренне надеялся на спасение, раздавая приказания. Она не могла поверить, что он ничего не знает о пророчестве, но, похоже, удивление было искренним. Это не укладывалось у нее в голове, но времени на раздумья не было.

– О, ты плохо знаешь Поттера, Беллатрикс, – вкрадчиво проговорил Малфой. – Он у нас герой. Темный Лорд умело сыграл на этом. Отдай пророчество, Поттер.

– Я знаю, что Сириус где-то здесь, – с трудом выговорил Гарри – от ужаса у него перехватывало дыхание. – Я знаю, он у вас!

Его слова вызывали лишь смех.

– Пора бы уже понять разницу между сном и явью, Поттер, – изрёк Малфой. – Отдай же, наконец, пророчество, или нам придётся применить силу.

Но перепалка надоела Белле довольно быстро. Да, неосведомленность Поттера была поразительной, а самовлюбленность Люциуса перешагивала все известные пределы, но это вовсе не решало проблем. Этот фарс ей быстро наскучил. Она попыталась отобрать пророчество, но Поттер сумел удержать его в руках. Беллатрикс отвлеклась, обдумывая захват мальчишки. Это было ее ошибкой.

Поттер оказался не безнадежен. Сыграв на них удивлении, он сумел сбежать, оставив после себя упавшие стеллажи и разбитое стекло. Не задумываясь ни о чем, Беллатрикс кинулась за ним, но наткнулась на запертую заклятьем дверь. От обиды и злости она завыла. Тем временем, Руди не терял ни секунды, распределяя Пожирателей в пары. Они кинулись штурмовать лабиринты Отдела тайн. Но удача, улыбнувшись на мгновение, опять отвернулась от них.

Эта гонка была похожа на сон, где за каждой вполне обычной дверью может скрываться новый, волшебный мир. Но у них не было времени любоваться находками. Мысли об их миссии жгли огнем. Она со злостью поняла, что сейчас они, слуги Темного Лорда, ничем не отличаются от толпы испуганных подростков. Не зная территории, они тыкались в первые попавшиеся двери, как слепые щенята, и попадались на самые примитивные уловки. Осознание того, что их водит за нос кучка подростков, приводило ее в ярость. Когда она видела, что им удалось в очередной раз ускользнуть, Белла с трудом сдерживала нарастающее отчаянье, усиливающееся с каждой захлопнутой перед носом дверью, каждым покалеченным Пожирателем, каждой сорванной маской.

Наконец, ей представился шанс остаться с Поттером наедине. Мышки не смогли убежать от разъяренной кошки. Привычное везение изменило врагам, и перед Беллатрикс представилось удивительное зрелище – Поттер, явно раздираемый чувством вины за собственную глупость и злостью на Пожирателей, и Лонгботом с разбитой челюстью, пытающийся что-то сказать. Впрочем, безуспешно.

Белла видела, что палочка в руках Поттера дрожит, взгляд мечется по темной комнате. Она прекрасно понимала, что привлекло его внимание. Странная, ветхая на вид Арка, из-за которой доносились голоса. Она почувствовала едва заметную горечь. Этим странным шепотом было наполнено ее детство. После Азкабана призраки ее собственного сознания покинули ее, но сейчас не упускали шанс напомнить о себе. Она знала, почему Арка гипнотизирует мальчишку. Слишком много тайн она скрывала за собой. Слишком много секретов обещала раскрыть. Она манила и ее, но Белла была в силах совладать с искушением. Миссия была важнее. А вот Поттер такой способностью не обладал. Она поняла это, видя его глаза, затуманенные дымкой мечтаний о неведомых мирах.

Но сейчас это было не важно. Мысленная связь с Руди напомнила ей о цели. Но почему бы не развлечься с жертвой, которая сама шла ей в руки? Тем более, ей не давало покоя пророчество. Зачем упускать такой шанс?

Один из Пожирателей схватил юного Лонгботтома. Тот под всеобщий смех отчаянно пытался вырваться.

Беллатрикс лишь ухмыльнулась. Что может быть интереснее, чем совместить приятное с полезным? Глупый, бесполезный увалень. Разве он будет не счастлив разделить судьбу родителей?

Она играла с ним, как кошка с мышкой, посылая в него излюбленное непростительное заклятие. Но он не умел ему сопротивляться, дергаясь в конвульсиях от нестерпимой боли. Белла перевела взгляд на Поттера. Ужас. Отвращение. Прекрасно. Все идет по плану. Еще немного, и Поттер будет у них в руках. Отдаст пророчество, не подозревая, что ждет его после.

Она наслаждалась его бессильными криками, когда неожиданно яркий свет ослепил ее. Их уединение было нарушено вторжением членов Ордена феникса, нагло ворвавшихся в комнату. Тонкс, Люпин, Кингсли… среди них был и Сириус. В ее душе подняла голову застарелая ненависть и обида.

— Отдай его мне! – надрывался Люциус в пылу схватки. Одно было ясно: мальчишка, даже не понимая важности пророчества, не собирается этого делать.

От злости ей хотелось выть, но голос разума в лице Рудольфуса дал ей совет превратить свое слепое отчаянье в такую же слепую ярость, с которой Беллатрикс швыряла проклятия, не глядя, кому они достаются. Пока не увидела, что сражается с Сириусом.

Беллатрикс засмеялась, чувствуя, как ее кровь закипает с новой силой. Как только она могла подумать, что будет рада его присутствию? Но нет, она не подведет Лорда, поддавшись минутной тоске о прошлом. Сражение захватило ее подобно вихрю, в пылу его она не замечала ничего вокруг. Она почти не слышала насмешек кузена, не видела ухмылки на его лице. Всем ее существом владела лишь безграничная ненависть ко всему миру – Сириусу, мальчишке, собственным неудачам. Ослепленная, она швыряла проклятья, не видя, достигают ли они цели.

Одно, наконец, достигло. Кажется, так и не поняв, что поразило его, Сириус исчез за Аркой, которая зашипела, принимая новую жертву. Беллатрикс заворожено уставилась в проем Арки, пытаясь разглядеть в ней его силуэт. Она не думала о том, что в очередной раз доказала свою верность Лорду. Что убила близкого когда-то человека. Что разорвала все нити, связывавшие ее с прошлыми чувствами. Все эти мысли придут к ней потом, в воспоминаниях. Но в тот момент, сжимая в руках палочку и вглядываясь в призрачную даль, она думала лишь о том, что теперь Сириус навеки остается в мире детских кошмаров.

А потом крик Поттера вырвал ее из оцепенения. Кто бы мог подумать, что мальчишка способен на такое? Задыхаясь от злости, он обжег ее заклятьем. Не смертельным, но весьма ощутимым.

— Беги! – мысленный приказ Рудольфуса заставил ее оторваться от грез, — беги куда хочешь, замани его в ловушку! Живо!

Беллатрикс бросилась прочь из зала, а Поттер послушно последовал за ней, неуклюже пытаясь ее атаковать. Беллатрикс невольно восхитилась Рудольфусом, сохранявшим хладнокровие даже сейчас, когда все висит на волоске. Наконец, она добежала от Атриума, где сейчас не было ни одной живой души.

Поттер снова бросил в нее заклятие, от которого она с легкостью увернулась. Что ж, раз Рудольфус просил его отвлечь, она заодно преподаст ему урок.

— Мальчик, решил наказать меня непростительным? – ехидно спросила Белла, переводя дыхание. — Как жаль, что ты понятия не имеешь, что значит непростительное заклятие. Гнев не значит ничего. Нужно лишь желание причинить боль. Позволь, я покажу тебе.

Растерянный, Поттер легко был сбит с ног легким crucio, а подоспевший Рудольфус наложил на него сковывающее заклятие. Получилось! Теперь он в их руках, безвольный и беззащитный. Теперь главное не опоздать. Сердце Беллатрикс бешено заколотилось.

Рудольфус пытался унять дрожь в руках, доставая из заколдованного мешка книгу в змеиной коже. Усилием воли он загнал волнение прочь, боясь упустить долгожданный шанс, когда на счету каждая секунда.

— Imperio, — прошептал он, приставляя палочку к виску Поттера, — открой книгу.

Он не ожидал сопротивления от связанного подростка, но тот, тем не менее, отказался это сделать.

— Не буду.

— Открой.

— А зачем?

— Открывай!

— Не буду.

Проклятье! Сконцентрировав все свои силы, он ворвался в сознание Поттера. Увиденные мысли поразили его. Не сами мысли, а их вкус. Неужели? Это невероятно... Но ошибки быть не могло.

— Открой книгу! – он вложил в этот приказ свою силу, тренируемую годами.

Поттер послушно начал листать страницы.

— Читай раздел про хоркруксы.

Поттер начал зачитывать уже известную информацию. Беллатрикс до боли сжала руку Рудольфуса, не в силах терпеть. Его и самого разрывало напряжение.

— Это заклятие позволяет защитить хоркруксы, — монотонно прочитал Поттер, — так, что уничтожить их может только владелец.

Рудольфус похолодел. Что ж, это все объясняло – в том числе неудачи Регулуса.

— Что?! – отчаянный крик Беллатрикс резанул ему уши, а боль от хватки ее ногтей была нестерпима, — значит, у нас нет шанса? Только он сам может?..

— Да, только он сам…

— Мы обречены! – завыла она.

Не сдержавшись, он наотмашь ударил ее по щеке. Он заскулила, как обиженный щенок.

— Нет! Этот мальчишка... его мысли – как мысли Лорда.

— Что? – на ее лице было написано изумление, — как это может быть?

— Я не знаю… возможно, когда он пытался убить мальчишку...— времени на размышления не было, — не важно! Его мысли не отличаются от мыслей Лорда. Не содержание. Вкус... – он сбивался, — структура…

— А что дальше?

— Он уничтожит их. Империо!

Ослабленный ментальной атакой, Поттер больше не сопротивлялся.

Сбиваясь, Рудольфус рассказал мальчишке все о хоркруксах Темного Лорда и о том, как уничтожить их. После он приказал найти каждый и уничтожить. И забыть о том, кто рассказал ему правду.

Мальчишка кивнул в знак согласия, а после, закрыв остекленевшие, затуманенные приказаниями глаза, упал на мраморный пол.

— Пророчество! – воскликнула Беллатрикс, — давай отберем его, пока есть шанс.

— Нет, Беллатрикс, — покачал головой Руди – судьба пророчества открылась ему в воспоминаниях Поттера, — оно разбилось.

— Как? – закричала она.

— Я сам это видел.

— О нет!

А потом в Артриум ворвались Дамблдор и Темный Лорд, сцепившиеся в схватке.

— Мой Лорд! – закричала Белла, наверно, пытаясь загладить вину, — мальчишка!

Но это сработало с точностью до наоборот. Директору ничего не стоило вырвать тело Поттера из ее рук и исчезнуть. Казалось, что взгляд багровых глаз Лорда может испепелить на месте.

— Что… — голос Беллатрикс был мертвым и безжизненным, — что дальше?

Они снова лежали на холодном мраморному полу поместья Малфоев, растерзанные на этот раз не любовными объятиями, а безжалостными пытками. От взгляда на Беллатрикс у Руди защемило в груди. Ее прекрасные волосы были подпалены огнем, оставившим отвратительные, глубокие черные раны и на ее коже. Все ее тело было покрыто следами ожогов и кровоточащими ранами, которые, как он знал, заживут еще не скоро. В темных глазах стояли слезы, а по разбитым губам стекала кровь. Он знал, что и сам выглядит не лучше.

Наказанные, избитые своим любимым Лордом. Но, несмотря на ноющую боль и постыдную кару, он был спокоен. Точка невозврата была пройдена, пусть и такой ценой. Начало было положено.

— Ждать, — тихо сказал он, с трудом пытаясь онемевшей рукой прикоснуться к Беллатрикс.

— Теперь, — прошептала она с горькой иронией, – наша жизнь зависит от этого мальчишки.

— Да, милая. Мы сделали все, что могли... теперь он уничтожит их… а потом Лорд убьет его и станет прежним.

На ее губах мелькнула слабая улыбка.

— Обещаешь?

— Обещаю, — прохрипел Руди, чувствуя на губах привкус крови.

— Остался только мальчишка? – в сотый переспрашивала Беллатрикс.

Все чувства Беллатрикс были подчинены лишь одному – тревоге, пожирающей ее изнутри и сводящей с ума.

— Да, Белла, — Рудольфус успокаивающе погладил ее по щеке, — только он.

— Лорд убьет его, и все будет хорошо? – голос предательски срывался. Она всхлипнула.

— Да, — повторил он, не глядя на нее. Беллатрикс знала, что, несмотря на маску спокойствия, он с трудом сдерживает дрожь.

Эта ночь должна была решить все. Чувство собственного бессилия, зародившееся после провала в Министерстве, усиливалось с каждым годом. Руди был прав, отдав приказ Поттеру, они сделали все, что могли. Теперь оставалось лишь ждать, но мысль о том, что их судьба теперь в руках слегка повредившегося в разуме после этих внушений мальчишки, рождала отчаянье. Каждый день проходил лишь в ожидании новых вестей. Жизнь на пороховой бочке, готовой взорваться в любой момент.

Первое время был лишь страх, безотчетный страх, что что-то пошло не так и весь их план не сработает. Но мальчишка был не в силах сопротивляться приказу, данному ему неизвестно кем. Когда однажды они увидели Лорда, кричащего от боли, с которой он не в силах был справиться, катаясь на полу в конвульсиях, они поняли, что Поттер начал исполнять их волю. Сердце Беллатрикс разрывалось от вида мучений Лорда. Уничтожение хоркруксов разрывало его искалеченную душу. Но Рудольфус уверял, что после того, как все они будут уничтожены, Лорд станет прежним. Каждый раз, когда это случалось, Лорд становился все более безумным. Даже красивая внешность уже была не в силах скрыть его сумасшедшую, больную сущность.

Сейчас они сидели около костра в самом сердце запретного леса, ожидая, когда Поттера явится на зов Темного Лорда, поставившего ему ультиматум. Беллатрикс хотелось верить, что россказни о его геройской натуре, которая не позволит ему уйти от вызова, правда. А ведь он мог и испугаться. Сбежать. И тогда все рухнет.

Рудольфусу долго не давало покоя то, что он прочел в его мыслях мальчишки. Чем можно было объяснить такое странное, абсолютное сходство? Рудольфус несмело предположил, что Лорд невольно сделал хоркруксом и его самого. Значит, без смерти мальчишки все будет бессмысленно.

— Руди, — вдруг спросила Белла, — а наше пари еще в силе?

— Никто из нас не выиграет его, не беспокойся, — шутливо ответил он.

— Но все же? – напряглась Беллатрикс.

Рудольфус притянул ее к себе и пристально взглянул в глаза:

— Ты и сама знаешь ответ.

Разговор был прерван мальчишкой, наконец, возникшим из темноты. В нем не было ни наглости, ни уверенности. Лишь обреченность. Беллатрикс подумалось, что не только слуги Лорда желали ему смерти. Быть может, и вся магическая Британия отправила его на битву, как ягненка на заклание.

Никто не двигался, все ждали развязки, затаив дыхание. Губы Лорда растянулись в ехидной усмешке, но прежде чем он успел произнести хоть слово, мальчишка вскинул палочку и отправил аваду в змею. Мертвое тело змеи с глухим стуком упало на землю. Лорд закричал, скорчившись на земле. Замершие на мгновение Пожиратели пустили в Поттера сноп разноцветных искр. Руди и Белла моментально выставили вокруг мальчишки, кажется, не понимающего, что происходит, щит.

— Не сметь! – прорычала Белла, — он хотел убить его сам!

С трудом держа палочку в трясущихся руках, Лорд поднялся и прошептал смертельное заклятье. Поттер машинально попытался отбить его экспеллиармусом.

Зрелище, виденное Беллой раньше только в смутных азкабанских грезах, предстало перед ней во всей его пугающей красе. Заряды столкнулись и разгорелись яркой, ослепляющей вспышкой света.

— Руди! – Беллатрикс сжала руку мужа.

— На этот раз его никто не спасет, — прошептал Рудольфус, но в голосе его не было уверенности.

Огненный шар становился все больше и больше, ярче и ярче, а потом начал распадаться на бусины. Два одинаковых сгустка энергии медленно, но неотвратимо двинулись в разные стороны, к Лорду и Поттеру.

Белла как сквозь сон видела, что Лорд кричит что-то, но это не замедляло приближение сгустков смертоносного золотого света. Она поняла, что Лорд бессилен против него.

Сейчас или никогда.

Вырвав свою руку из рук Руди, она бросилась вперед, надеясь опередить свет, когда поняла, что чья-то железная хватка мешает ей двигаться. Обернувшись, она увидела перекошенное лицо сестры.

— Ты! — шипела Нарцисса, обычно такая спокойна и холодная, а сейчас похожая на разъяренную гарпию. — Это все твоя вина! И твоего проклятого Лорда!

Сияние было все ближе, а она стояла в нескольких шагах, сдерживаемая сестрой.

— Мой сын обречен выполнять его прихоти, а мужу светит Азкабан из-за его бреда! Я ненавижу его и все, что с ним связано!

— Нарцисса, — взмолилась Белла.

— А больше всего я ненавижу тебя! За твою слепую собачью преданность ему!

Свет уже играл на исказившемся лице Лорда.

— Нарцисса, — прошептала Беллатрикс, обхватывая сестру за плечи, — доверься мне.

Сестра на секунду обмякла в ее руках, и Беллатрикс вложила все свои последние силы в то, что бы отшвырнуть сестру прочь от себя, в самый эпицентр сияющего пламени. Она даже не успела закричать, ее силуэт мгновенно померк в этом пламени. А тем временем, другая сфера поглотила Поттера. Взрывной волной Пожирателей откинуло прочь, и Беллатрикс, потеряв сознание, закрыла глаза, перед которым плясали золотые блики.

Первое, что она увидела, открыв глаза, был приходящий в себя Руди.

— Получилось? – одними губами прошептала Белла.

— Пойдем, — кивнул Рудольфус, беря ее за руку.

Осторожно, они приблизились к Лорду. Он был без сознания, но легкое дыхание выдавало то, что он, без сомнения, жив.

Жив! Сердце Беллатрикс затрепетало от восторга.

— Мой Лорд, — она несмело провела рукой по его щеке.

Он очнулся. Беллатрикс не могла отвести взгляд от его глаз. Не было в них больше красного оттенка безумия. Они были серыми, как тогда, в день их первой встречи. Она не заметила, как по ее щеке скатилась слеза.

— Беллатрикс…. – прошептал он, поднимаясь, — Рудольфус.

Оба, не сговариваясь, подали ему руки. Он церемонно поцеловал руки обоих.

— Вы самые преданные мне, самые лучшие. Я не видел этого, ослепленный погоней за бессмертием.

— Все кончено… — сказала Белла и, слегка помявшись, продолжила, — Том.

Впервые за долгие годы туман сомнений и страхов, окутывавший их жизни, рассеялся. В этой новой жизни не было места ни отчаянью, ни глупому соперничеству. Подумать только, превратить проигравшего пари в крысу и скормить ее змее. Как до такого вообще можно было подуматься? Ребячество.

— Теперь, — твердо сказал Том, — все будет по-другому.

Восход окрасил в золотые тона темные земли запретного леса. Пожиратели, очнувшись, с опаской подходили к ним, а чуть поодаль лежали тела Поттера, Нарциссы и змеи. Но безоблачное счастье, охватившее Беллу, было слепо к этим жертвам.

— Это рассвет нашего нового мира, — заворожено прошептал Руди.

— Это наш черный рассвет.