Пятое октября

…В тот день на вокзале Кингс-кросс было как-то по-особенному шумно и многолюдно. Будто бы все жители Лондона разом решили куда-нибудь поехать или кого-нибудь проводить. У многих были недовольные лица, все толкались и спешили, каждый думал о своем. Пестрая толпа, огромная масса людей, и каждый со своими мыслями и переживаниями…

Хмурое лондонское небо казалось еще более серым и неприветливым, чем обычно. Облака клубились низко-низко, прямо над головой, грозя разразиться мелким осенним дождиком. Город тонул в сером октябрьском тумане, верхние этажи высотных маггловских зданий запутались в похожих на грязную вату тучах.

Да, Рон Уизли выбрал как нельзя более эффектный день для ухода.

Гермиона не знала, какого дементора она притащилась на вокзал. Искать там Рона было бы совершенно бессмысленно и бесполезно. Он мог легко скрыться в толпе магглов без всяких маскирующих чар, просто подняв воротник пальто и уставившись вниз. Гермиона бесцельно обыскала весь вокзал, посидела в зале ожидания, потолкалась на платформе. С самого начала было понятно, что Рона она не найдет, но ведь надежда, как говорится, умирает последней. Безумная и глупая надежда на то, что мелькнет в толпе знакомая рыжая шевелюра, что Рон не успел купить билет, не сядет на поезд, или внезапно передумает и решит вернуться обратно…

Все это представление, устроенное ним накануне, это картинно-пафосное отвращение, демонстративное помахивание палочкой, сбор вещей и мноновенное перемещение на вокзал… Это было так не похоже на Рона Уизли. На честного, искреннего, доброго и понимающего Рона. Такой дешевый спектакль больше подошел бы, скажем, Малфою, но никак не младшему Уизли…

«Научная работа, научная работа… Вот и живи со своей научной работой, а я больше этого терпеть не желаю. Ты тратишь все время на свою драгоценную работу…» Бла-бла-бла, целая тирада насчет того, как сильно его задолбала Гермионина работа и она сама. Бедный и несчастный кроткий мученик Рон Уизли…

С того дня прошел уже год, а от Рона не было никаких вестей. Ни визита, ни письма, ни коротенькой записки. Гарри в разговорах с Гермионой деликатно обходил стороной все темы, которые касались его лучшего друга. Со временем забывается все. И Рон Уизли тоже немного стерся из памяти, ушел из нее вырванными листками календаря, часами, минутами, секундами разлуки...

Габриэль Делакур приехала учиться в Англию полгода назад, когда ей исполнилось семнадцать.

Габриэль Делакур была уверенной в себе на все сто и (еще лишних сто) процентов.

Габриэль Делакур с десяти лет мечтала занять пост Министра Магии Франции. При этом она преспокойно выбрала колдомедицинскую специализацию обучения, чтоб не смущать родителей. Каким вообще образом колдомедицина может помочь стать министром магии, оставалось большим секретом самой Габриэль.

Габриэль Делакур мечтала об исполнении своих желаний, причем всех и сразу.

Габриэль Делакур была достойной представительницей своего семейства, и именно поэтому большинство окружающих терпеть не могли эту выскочку.

После того, как Гермиона поссорилась с Роном, семья Уизли, за исключением Джинни, относилась к ней не слишком доброжелательно, поэтому в коттедже «Ракушка» она перестала быть частой гостьей. По этой же причине Гермионы совсем не касалось появление в этом коттедже Габриэль Делакур.

Мисс Гермиона Джин Грейнджер по окончании Хогвартса устроилась работать колдомедиком в Больницу Святого Мунго. Вскоре девушка достигла значительных успехов в своей профессии и стала заведующей отделениям по лечению магических проклятий. Эта тема очень сильно увлекла ее, и практически все время Гермионы уходило на медицинскую практику и научную работу. А потом ей назначили новую ассистентку — Габриэль Делакур…

— Эрмиона, ну чего ты такая грустная? Что-то случилось? Может, пойдем домой? — Габриэль нетерпеливо дергает Гермиону за рукав серого осеннего пальто, выводя из размышлений о прошлом.

Габриэль Делакур ничуть не смущает значение слова «домой». В ее понимании «домой» означает «домой к Гермионе». Габриэль может заявиться в гости без приглашения, и у Гермионы не будет сил ее прогнать. Гермиона прекрасно понимает, что не нужна Габриэль, что Габриэль нужны связи в обществе, хорошая зарплата и прочие вполне реальные вещи. И Гермионе приходится вести себя по-дурацки, потакать капризам своей подчиненной, будто бы она ее начальница, в общем и целом быть совершеннейшей тряпкой… Габриэль невыносимо отравляла бы жизнь, если бы без нее Гермионе не было так одиноко. Грело чувство того, что кто-то не забудет о том, что ты есть, придет в гости и поболтает. Что вечером этот «кто-то» обязательно не пожалеет денег и пришлет скорую сову с запиской «Доброй ночи». Что кто-то потащит в кафе на выходных, не даст лишний часик поработать над диссертацией, зато отлично поднимет настроение и расскажет кучу разного ненужного бреда. Что кто-то, целый день тихо и послушно выполняющий рабочие указания, вечером будет учить Гермиону французским анекдотам. Что кто-то будет разливать кофе на скатерть, а потом в припадке обострения чувства справедливости чистящими заклинаниями стирать с этой самой скатерти узор.

А сегодня над набережной Темзы висит густой осенний туман. Несмотря на это, то там, то здесь, серыми неясными призраками мелькают люди. Мелькают, и снова исчезают в серой-серой пелене… Сегодня пятое октября. Год назад в этот день Гермиона в последний раз поругалась с Роном. И сейчас густой лондонский туман, точно такой же, как в тот день, перенес ее на вокзал, в пеструю людскую массу, в сутолоку, где она потеряла бывшего самым любимым в мире человека. Казалось, это было вечность назад, если не больше…

— Эрмиона, пгиступ ностальгии? — весело спрашивает Габриэль. — Не надо вешать нос, или как там пгавильно это называется…. — Она никогда не думает, о том, что своими словами может обидеть человека. А Гермиона просто не обращает внимания. Она готова терпеть бестактность Габриэль, ведет себя, как наивная и сентиментальная старая дева… Лишь бы кто-то был рядом.

— Да нет, спасибо, все нормально, я просто задумалась…

— А о чем задумалась, если не секгет? Что-то очень грустное? Слушай, может, вегнемся домой, выпить кофе, греться? Давай?

Со всей своей наглостью и фамильярностью по отношению к Гермионе Габриэль Делакур давно уже могла вылететь с работы. Могла бы, если бы это было кому-то нужным. А Гермионе хочется, чтоб Габриэль достигла чего-то в жизни, чтоб стала успешным человеком. По окончании войны у мисс Грейнджер часто бывали приступы бессмысленной сентиментальности и ненужной жалости… Ей было практически по-детски жаль тех людей, которые ее даже не знали. Ей были нужны те, кому она была не нужна. Родители не вернулись из Австралии, погибли, как самые настоящие магглы, в автокатастрофе, а потом ушел Рон, последний из тех, кто был действительно дорог Гермионе…

Конечно, остались друзья. Остался Гарри, остались Джинни, Луна и Невилл, но они все жили совсем по-другому. У Гарри была Джинни, было двое маленьких детей — настоящая полноценная семья… У Луны был Невилл, у Невилла была Луна. А у Гермионы не было никого. Никто не ждал дома, когда она возвращалась с работы, а утром приходилось просыпаться одной в пустой постели и знать, что ты никому не нужна. Совсем никому. Была мысль завести хотя бы кота, чтоб встречал на пороге, чтоб мурлыкал на коленях, чтоб смешно гонялся за фантиком… Не получилось. Вспоминался Косолапус, который умер у нее на руках три года назад, и Гермиона просто не могла спокойно смотреть на маленьких смешных котят. Приходилось с головой погружаться в работу, чтоб забыть обо всем…

— Так что — домой? Давай вправду вегнемся, там ведь тепло и хорошо…

— Давай вернемся. — повторяет Гермиона и берет Габриэль за руку. В густом тумане дальше метра вокруг все равно ничего не видно, никто и не заметит, что они сейчас исчезнут.

Минута резкой прокрутки в воронке аппарации — и девушки уже перед дверью Гермиониного дома. Дома, в который Гермиона уже почти полгода заходила вместе с Габриэль…

В прихожей Делакур живо разувается и вешает пальто на плечики, а Гермиона нервно переминается с ноги на ногу на пороге, будто бы это она пришла к кому-то в гости…

— Ну, Эрмион, ты чего? Тебе помочь снять пальто? Идем уже варить кофе, а то я стгашно замегзла на улице…

-Сейчас иду…

По кухне разливается приятный аромат кофе. Габриэль развалилась на стуле, поставив его на задние ножки и закинув ногу за ногу. Гермиона сидит ближе к камину и задумчиво наблюдает за языками пламени.

— Слушай, Габриэль, а ты не упадешь? — внезапно спрашивает она, покосившись в сторону подруги.

— Не-а. Но сяду по-другому. — та улыбается и со стуком опускает стул на четыре ножки. Сейчас у Гермионы на душе спокойно. Хочется вечно сидеть здесь и смотреть на огонь, перебрасываться бессмысленными фразами с Габриэль или просто молчать и чувствовать, что ты не одна…

— Ха, если бы не я, кофе бы убежали! — взмахом волшебной палочки Габриэль наливает в чашки дымящуюся ароматную жидкость и снова садится на стул. — Эрмион, чего ты?

Не хочешь кофе?

Гермиона быстро перевела взгляд с оранжевых языков пламени на Габриэль.

— Давай, я буду кофе, я ведь тоже замерзла. Не ты одна такая мерзлячка! — улыбается хозяйка дома.

— Когда я жила с маман, у нас на континенте не была такая дождливый осени.

— Что поделаешь, привыкай к лондонскому климату…

— Он тоже много любить рассказывал про ваш лондонский климат. — неожиданно говорит Габриэль. — Он тоже из Ингладнии, рыжик.

— Ты о ком?

Француженка улыбается и делает большой глоток кофе из чашки.

— Мой хороший знакомый. Он пгиезжать из Ингландии. Ну, из Лондона. Мы познакомились совсем недавно, меньше год назад. Только не надо о нем… Сейчас. И так ведь хорошо…

Не слишком приятно, когда человек не хочет чего-то рассказывать, ну и ладно. Пускай они идут далеко и прямо, все эти английские рыжики. Без них действительно очень даже хорошо и гораздо легче жить.

Снова молчание. И Гермиона, и Габриэль задумчиво уставились на пламя, пляшущее в камине.

А через две минуты Габриэль Делакур уже весело болтает обо всем на свете. О моде, о животных, о книгах, о своей любимой Франции… И Гермионе нравится ее слушать.

* * *

Месяц спустя Габриэль Делакур сказала Гермионе, что намерена бросать работу и уезжать из Англии.

На набережной Темзы дул холодный осенний ветер. Никто, конечно же, не заставлял Гермиону переться на набережную в такую погоду, но Габриэль любила этот малолюдный район, эту набережную… И все получилось, как всегда.

В городе властвовал ноябрь — серое, скучное и дождливое время. Хотя, с другой стороны, у иностранцев вообще бытует расхожее представление о Лондоне, как о городе туманов и дождей…

— Эрмиона, я тебя прошу, не сутулься… Некгасиво.

Гермионе Грейнджер сейчас абсолютно безразлична проблема сутулости, но она автоматически выпрямляет спину.

Холодный и какой-то по-ноябрьски мокрый ветер пробирает до костей, заставляя прятать руки в карманы. А в голове у Гермионы стучит одна мысль — ей не хочется, чтоб Габриэль Делакур уезжала. Конечно, она знала, что совершенно не нужна Габриэль и что с доходом родителей мисс Делакур совсем не нужна низкооплачиваемая работа за границей. Для нее это все несерьезно, просто способ приобретения жизненного опыта… А Гермионе хочеться выть, скрежетать зубами и биться головой об стенку. Лишь бы не отпускать… Она знала от самой Габриэль, что у той есть друг во Франции, ради которого, собственно, та и уезжает. Но все равно ощущение того, что никто не пожелает доброй ночи и не разольет кофе на скатерть, тянуло где-то над солнечным сплетением.

Гермионе будет не хватать Габриэль, самого дорогого в мире человека. Ее голоса, ее улыбки, ее детской непосредственности и оптимизма…

— Габриэль… Слушай, не уезжай…

Девушка удивленно округляет глаза.

Гермионе уже все равно. Пускай просьба сейчас звучит совсем по-дурацки, пускай слова подбираются с огромным трудом… Первый шаг сделан, а дальше будет легче…

— Останься со мной, пожалуйста… Не уходи. Я тебя прошу, не уходи.

— Эрмиона, так ведь не получится, ты же пгекгасно это понимаешь…

Гермиона понимает. Другого ответа она и не ожидала — ведь что еще можно ответить в такой ситуации?.. Разумно, спокойно и уверенно. Так должна была отвечать другим сама Гермиона Грейнджер. А не устраивать клоунаду…

— Прости, Гермиона. Но ведь я… Я же не воспгинимаю мелочи настолько сегьезно… Мы ведь пгосто друзья, будем пегеписываться… Прости.

Габриэль Делакур — на четверть вейла. Она должна смотреть на мир вдвойне здраво… И должна резать правду в глаза. А не надумывать себе на ровном месте любовь, которой не было. Просто не было.

Габриэль Делакур — сволочь.

— Я… Я погорячилась, я не обижаюсь…

Гермионе хочется приложить Габриэль башкой об асфальт. Хочется стукнуть ее Третьим Непростительным. А потом приличненько и жалостливо поплакать на могилке… Как и этот ее «жених»… Интересно, а он бы плакал?..

Ничего уже не изменить. Глупо, наверное, говорить что-то еще, но… Последний вопрос. Он давно уже вертелся у Гермионы на языке.

— Габриэль, скажи, как его зовут?

Габриэль прекрасно понимает, о ком это. И совершенно спокойно отвечает:

— Рон Уизли.

… Снова октябрьский день, вокзал Кингс-кросс, людская пестрая толпа… И Рон, Рон Уизли, который ушел неизвестно куда и навсегда…

— Что ж… Желаю вам счастья…

Наверное, больше не следовало ничего говорить.

Хрен с ним. К чему лишний пафос?.. В конце-концов, хотя бы кто-то должен быть счастлив.