Жарко. Мне жарко — это единственное, что я сейчас чувствую и о чём могу думать. И это великое благо, что совсем недавно до хруста накрахмаленный воротничок рубашки пачкает шею осклизлыми кисельными прикосновениями, а чёрная шерстяная мантия с каждым шагом становится всё более душной и колючей. По крайней мере, я с полным правом отвлекаюсь на физические неудобства и почти не размышляю, почему оказался здесь, на острове Кос, в столь некомфортной одежде, на которую не наложены охлаждающие чары, и с самым неподходящим спутником, какого только можно представить.
Особенно мне досаждает правый рукав мантии. Хогвартские домовики с зимы старательно игнорируют мои вкусы и потребности, даже прямые приказы исполняют неохотно. Я знаю, что обязан их поведением урокам окклюменции и моим взаимоотношениям с Поттером. Именно обожаемый эльфами мальчишка виноват в том, что грубый шов врезается мне в подмышку и ужасно натирает. Надо будет по прибытии в номер немедленно принять душ и смазать все пострадавшие места заживляющим бальзамом Фроста…
Как бы ни так! Размечтался. Во-первых, до гостиницы еще нужно добраться — понятия не имею, о чём думал Дамблдор, когда дал мне портключ на пляж, а не прямо в волшебный квартал Коса. Во-вторых, я успел захватить с собой лишь те зелья, которые, потакая собственной паранойе, загодя сложил в саквояж на непредвиденный случай. Бальзам же хранится в специальном шкафчике под чарами охлаждения, и я его вполне предсказуемо забыл в спешке, как и ещё пару десятков необходимых декоктов.[1] А в-третьих, первым делом придется заняться здоровьем Поттера, он и так еле-еле ноги переставляет, не иначе как на чистом упрямстве двигается. После магического выброса такой силы он вообще должен лежать пластом и не реагировать ни на какие внешние раздражители. Даже на такие, каким являюсь для него я.
Но Поттер реагирует, ещё как реагирует! Шипит, как молоко, которое вовремя не сняли с плиты, бормочет мне в спину оскорбления, было бы у него чуть больше сил — наверняка бы сбежал. Хотя нет. Это я бы сбежал, если бы мог, а Поттер заключил с директором договор и, насколько я успел его изучить, постарается сдержать слово. Не завидую я Альбусу в том случае, если ему придется вольно или невольно обмануть мальчишку. Поттер его и из могилы поднимет ради приватной беседы и восстановления справедливости, о которой сегодня столько крику было в директорском кабинете.
У совсем недавно скончавшегося Блэка, которого мне совершенно точно не стоит сейчас вспоминать, и из-за которого Поттер пообещал ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь… Так вот: у Блэка ещё в школе был пунктик по поводу «справедливости». С тех пор я с трудом переношу это слово из чужих уст, а из собственного лексикона безжалостно изгнал раз и навсегда. Поттер явно нахватался идей у крёстного, хотя и провёл с ним совсем мало времени. Чертова псина! Ну несправедливо же!
Почему именно сейчас, а, Блэк?! Не иначе как надоело изображать крёстного для мальчишки, и ты решил окончательно повесить заботу о нём на меня? Не отвечаешь…Ну разумеется, чтобы великий Сириус Блэк в своём посмертии снизошёл до жалкого Нюниуса — земля с небом должны поменяться местами. А я ведь был безумно в тебя влюблён в юности, ты знал об этом, о пёс из созвездия Гончих Псов? Нет, конечно же, не знал. Я тщательно скрывал свою маленькую тайну от всех и, прежде всего, от тебя. К тому времени, когда я осознал влечение к тебе, у меня уже был негативный опыт с Лили. Если уж подруга детства не захотела принять меня и понять, то на что мне было рассчитывать с заносчивым аристократом? Я только бессильно сгрызал ногти до мяса, наблюдая, как ты флиртуешь с очередной глупой курицей, влюблённой в твои длиннющие ресницы и обольстительную улыбку. Несправедливо…
Когда мы с окончательно сомлевшим Поттером добрались до места назначения — безымянной маленькой таверны с синими ставнями, через которую можно попасть в волшебный квартал, — был уже вечер, но закатное солнце продолжало нещадно жечь. Хорошо ещё, что таверна находилась чуть в отдалении от городских построек, иначе наша одежда вызвала бы нездоровую сенсацию. Причём одежда мальчишки смотрелась бы гораздо хуже моей. Я довольно быстро сообразил, что нынешняя молодежь, вопреки традициям, практичности, удобствам и боязни перегреть жизненно важные органы, надевает под форму брюки даже летом. Следовательно, Поттер может спокойно разоблачиться и страдать от жары чуть меньше.
Мантию пришлось стягивать силой. Помогли бы чары, но Дамблдор настоятельно не рекомендовал применять при мальчишке магию хотя бы в течение нескольких часов. Кстати, поэтому я и охлаждающим заклятием воспользоваться не мог. Поттер явно ничего не соображал, но упорно отталкивал мои руки. Великолепно — он испытывает ко мне отвращение на физическом уровне! И каким образом я должен его теперь лечить, выполняя приказ директора? Особенно если учесть, что сам я тоже еле-еле переношу мальчишку.
Без мантии он выглядит еще более нелепо, чем в ней. Тощее костлявое тело, задрапированное в жуткие бесформенные растянутые тряпки, вызывает брезгливость. Это мода у них сейчас такая, или Поттер просто неряха? А ведь у него достаточно денег, чтобы купить самое лучшее. Вот уж повеселились бы господа Мародёры, если бы встретились с мальчишкой тогда, в нашем отрочестве. О, они бы прошлись и по рваной футболке (кто вообще в повседневной жизни носит футболку без рубашки?) с безобразным рисунком, изображающим чью-то перекошенную физиономию, и по огромным джинсам, подхваченным измочаленным поясом, и…
Да, я веду себя как неуравновешенный подросток, который никак не может забыть собственные обиды. Но я и есть подросток. Пожалуй, мы с Поттером можем считаться ровесниками в эмоциональном и психологическом плане. Хотя это временно, кто Поттера знает, может быть, он вообще откатится на уровень младенца, пройдя Излом Парацельса? Я довольно сильный маг, но мальчишка показал сегодня, насколько он потенциально сильнее меня. Возможно, что через некоторое время его сила превзойдёт и силу Дамблдора с Тёмным Лордом. Если учесть, что они оба соответствуют примерно уровню восьмилетних детей, а разрушения от их игр неимоверные, то чего ожидать от мага, занявшего более низкую (то есть, наоборот, высокую) ступень развития, мне вообще страшно представить. Впрочем, это всё ничем не подтверждённая теория. И даже если в неё свято веровала моя мать, то это совсем не значит, что в ней есть зерно правды.
Оказывается, на этом треклятом острове вовсе нет никакого волшебного квартала. Нет — и всё тут. Как же так? Ведь Дамблдор дал мне вполне определенные указания и адрес гостиницы. Возможно, я что-то неправильно понял?
— Да-да, мистер, — радостно улыбается хозяин таверны Клеон Россолимо в ответ на мои настойчивые расспросы, — всё именно так, как я вам уже говорил: моя таверна должна была служить входом в магический квартал, но его у нас никогда толком и не было. Остров перешел к Великобритании сразу после войны, и тут немедленно начали строить что-то подобное вашему Косому переулку. Барьеров понаделали, чар понавесили, да только не по-нашему это. Испокон веков мы жили тут на островах вперемешку: и магглы, и маги, так что, когда в сорок восьмом году остров отошел Греции, квартал оказался ненужным. А господин Дамблдор у нас отдыхал, кажется, в сорок пятом или шестом. Тогда строительство вовсю шло — я был ребенком, но всё прекрасно помню.
В молчании я пытался переварить тот факт, что директор тоже умеет ошибаться. Поттер же просто мешком опустился на стул, стоявший при входе в таверну, и, кажется, был намерен просидеть на нём как минимум остаток дня. Ему всё равно, что мы будем делать дальше, если не придётся двигаться с места. А мне-то как быть? Вернуться в Хогвартс, не выполнив поручения? Но мальчишку действительно нужно срочно лечить от магического истощения и угасания жизненной энергии, и лечить подальше от Англии, в связи с последними событиями. А кто лучше справиться с болезнью, как не бог врачевания Асклепий? Тем более что по словам Дамблдора, тот его уже лечил от подобного после битвы с Гриндельвальдом. Вернее, озвучил точный диагноз и дал несколько действенных рекомендаций, но этого вполне достаточно, если учесть, что современная колдомедицина совершенно не способна справиться с болезнями, течение которых зависит от личности больного.
Боги не так уж часто откликаются на просьбы смертных, особенно если принадлежат к древнему пантеону. Директору, по счастливой случайности, в юности попался один прелюбопытнейший свиток, в котором описывались ритуалы жертвоприношений и правила составления просьб к некоторым богам Греции. Когда ситуация со здоровьем после знаменитой дуэли стала критической, Дамблдор вспомнил об этом свитке и отправился на Кос, благо тот перешёл в руки Англии, в надежде получить излечение, хотя и сомневался в действенности ритуалов. Однако, по крайней мере, один из них оказался вполне настоящим, или, возможно, директору просто повезло, и Асклепий откликнулся из чистого любопытства — какая разница? Главное, что нужный результат был получен. Дамблдору удалось не только полностью восстановить магический уровень, но и увеличить его.
Мы же с Поттером должны были легко и просто пройти по проторенному пути, для начала остановившись в приличной волшебной гостинице. Видимо, придётся на ходу менять планы. Жить у магглов неприятно, а еще неприятнее, что мне наверняка придётся выслушивать фырканье мальчишки из-за отсутствия элементарных удобств. Хотя он же живет летом с родственниками вне магического мира, должен был привыкнуть. Да-да, Северус, точно. Как же ты раньше не понял, по какому поводу стоит в этом случае испытывать недовольство? Мальчишка ведь, определённо, разбирается во всяких новомодных маггловских штуках гораздо лучше, чем ты. Вот он посмеется над тобой, представься ему случай! Нет. Жить у магглов — неприемлемо. Что же остается?
— Так я готовлю вам комнату? — Хозяину, видимо, наскучило стоять, сложив руки на объемистом чреве, и наблюдать за сменой выражений на моем лице от просто мрачного до почти похоронного.
Это Люциус ввёл градацию и не успокоился, пока не показал мне в зеркале все этапы «снейпомрачности». Ох, Мерлин! Люциус-Люциус, что же ты так неосторожно!.. Вы с Блэком как сговорились. Один в Арку, второй — в Азкабан. Мне даже не удалось поговорить с Нарциссой и Драко, как-то успокоить их, потому что я должен присматривать за Поттером. После, всё после. Сейчас надо думать о насущном.
— Комнату?
— Да, комнату для вас и вашего Ганимеда.[2]
Очевидно, я сумел передать во взгляде всё, что думаю по поводу подобных инсинуаций, потому что хозяин таверны побледнел и, запинаясь, попробовал исправить положение:
— Эфеба,[3] я хотел сказать — юного эфеба!
Поттер бдительно приоткрыл один глаз (на большее его не хватило), услышав, что его именуют столь непривычными именами. Что ж, эфеб он и есть, через месяц достигнет необходимого возраста, а я, надо полагать, сейчас его личный софронист.[4]
— Этот юноша — мой ученик, — отметил я на всякий случай, дабы больше хозяин не намекал невесть на что.
— Конечно-конечно, — заулыбался чему-то Россолимо и попятился внутрь.
Я рывком поднял Поттера, который снова впал в прострацию, сам двигаться явно не собирался, но и меня больше не отталкивал, схватил его за плечи и почти понес, шагая следом за хозяином. И тут только понял, что именно сказал. Наставник и любовник очень часто были синонимами в прежние времена, а в Греции, как я слышал, такие двойные отношения ещё совсем недавно практиковались у магов вполне официально. Надеюсь, мне удастся развеять подозрения на свой счёт, а то ведь Поттер хоть потрясающе невежественен во всех областях жизни и совершенно не пользуется мозгами, но может чисто интуитивно почувствовать неладное, если все вокруг примутся считать, что мы делим ложе. Вот же… не было ещё печали! Глупые мальчишки меня не привлекают.
Идиот Россолимо действительно предоставил нам одну комнату с одной, хотя и очень большой, кроватью, как специально созданной для плотских радостей. Когда я увидел её, то непроизвольно потянулся за палочкой, чтобы проклясть негодяя. Повисший на мне Поттер помешал свершиться справедливому возмездию немедленно, и хозяин таверны успел юркнуть в соседнюю дверь.
— Кровать я трансфигурирую прямо сейчас, — донесся до меня его блеющей тенорок, — не извольте беспокоиться. А больше свободных комнат у меня всё равно нет, хотя я всем сердцем желаю угодить друзьям великого Дамблдора!
— Тогда мы поселимся в другом месте! — рыкнул я, поудобнее перехватывая Поттера за талию.
— Тц-тц-тц, — черноокая физиономия плута-хозяина на секунду показалась из-за двери, — в сезон-то? Без предварительной записи? Нет, конечно, в маггловских гостиницах вы в конце концов найдёте два раздельных номера, но сколько времени на это потребуется? Да и документы… У вас найдутся пристойные маггловские документы на вас и вашего мальчика, мистер? Здесь нет такой, как в Англии, секретности, но и чужакам открываться не принято, если можно этого избежать. А потом — обслуживание! Разве магглы могут достойно обслужить уважаемых волшебников?! Сейчас редко в каком отеле зажигают очаг в честь Гестии[5] и имеют своих Ларов[6]. К тому же вашему ученику нужно лечь и отдохнуть прямо сейчас. Вы же не столь жестоки, чтобы снова куда-то его вести, так, мистер?
— Принц. Меня зовут Принц, но я бы предпочел, чтобы вы вовсе не упоминали моего имени, — я решил подстраховаться, а Поттеру всё объяснить позднее.
Дамблдор специально подчеркнул, что доверяет своему приятелю Россолимо, но, скорее всего, он имел в виду отца встретившего нас прохиндея. Мерзавец, кстати, наверняка лжет. Вряд ли ту гостиницу, где жил в свое время Дамблдор, снесли, даже если магический квартал решили не достраивать. Греки в торговле и извлечении прибыли смыслят достаточно, чтобы не делать таких глупостей. Да и традиции они чтят тысячелетиями, так что хозяева той гостиницы с магами должны быть знакомы не понаслышке. Просто Россолимо не желает упускать клиентов. Но он во многом и прав — искать сейчас новый приют невозможно из-за состояния Поттера. Более того, ему может понадобиться мое присутствие даже ночью, так что поселиться в одной комнате вполне разумно. Вид у мальчишки крайне болезненный, надо бы как-то расшевелить его и отправить в душ.
Мыться Поттер не стал. Он уснул сразу же, как я позволил ему опуститься на трансфигурированную из кресла вторую кровать, еле успев снять кроссовки. Я, честно говоря, чуть не поступил так же. Наволочки и простыни из ткани в мелкий цветочек приятно пахли лавандой, подушки были на вид мягкими, а тонкий полосатый плед из козьей шерсти выглядел очень уютно, по-домашнему, хоть я и не собирался им пользоваться. Однако чувство долга, да ещё боль в натёртых местах не позволили мне отключиться от действительности, не разобрав вещи. Пусть чудодейственный бальзам я не взял, но в саквояже наверняка есть что-то подходящее. Да и белье надо чистое достать и придумать, как быть с одеждой на завтра. Не хочется мне показываться в Асклепионе в мантии, хотя есть у меня одна более-менее подходящая из шелка, но она тоже черная, как и все мои одеяния. Боюсь, что ещё раз в подобном наряде я на это солнце не осмелюсь выйти, но, с другой стороны, нельзя оскорблять Асклепия фривольным видом.
Интересно знать, Поттер-то во что завтра вырядится? Его сундук занимает почти половину комнаты, после того, как я вернул ему нормальный размер, — такой же бесцеремонный, как и его хозяин. Да только есть ли в этом сундуке что-то подходящее для завтрашней церемонии? И с утра ему всё же придется посетить ванную комнату! Достаточно вспомнить про дочь Асклепия — Гигею. Впрочем, в Асклепионе, в той его части, что скрыта от магглов, должно найтись место для ритуального омовения. Всё равно без него нас не допустят до алтаря божества, несмотря на все рекомендательные письма, спешно написанные Дамблдором.
Директор рассказал Поттеру правду о пророчестве. Подозреваю, что сильно отредактированную правду. Хотя Дамблдор брезгует ложью, он искусно умеет недоговаривать. Не знаю, почему такая практика кажется окружающим более честной. Матушка в детстве учила меня, что полуправда или умолчание страшнее и опаснее прямой лжи, потому что их почти невозможно распознать. С другой стороны, мне в этом случае жаловаться не на что — без прямого вопроса мальчишка никогда не узнает, кто передал Лорду пророчество. Спросить же Поттер не догадается, могу поставить котёл самого редкого зелья против гнутого кната. А даже если догадается, то всё равно мне ничего не грозит. Директор в софистике практикуется не первый десяток лет, и если он не решит ещё раз подставить меня под удар ради великой цели, то сумеет запудрить Поттеру мозги, ни словом не солгав.
Как и ожидалось, Поттер после шокирующих новостей о своей избранности и мрачном будущем убийцы или жертвы (на выбор) впал в буйство. Изначально это сообщение, сделанное в подходящий момент, должно было послужить провокацией, дабы проверить мальчишку на магическую мощь и подтолкнуть его в нужном направлении, но, как всегда, реальные обстоятельства вывернули теоретические построения наизнанку. Скрывать правду стало опасно, но бой в министерстве и, главное, смерть Блэка основательно встряхнули и так нестабильный внутренний мир Поттера и его магическое ядро.
Выброс магии был огромен и страшен. Дамблдор использовал почти всю свою силу, чтобы разрушения не вышли за пределы его кабинета. Я видел этот момент в думосборе директора. И дальнейшее тоже видел — редкий случай — без купюр. Так как кроме меня ухаживать за больным Поттером в чужой стране оказалось, по словам Дамблдора, абсолютно некому, то я потребовал показать мне случившееся полностью, дабы составить компетентное суждение о его болезни.
Дамблдор считает, что Гарри, разгромив кабинет, из-за сильнейшего психологического и магического стресса на какое-то время вышел из физического тела и нечаянно подключился к астралу. Строго говоря, это совсем не астрал (и уж тем более не эфир, как любят говорить некоторые псевдоучёные), а общее информационное поле, но наш директор часто использует устаревшую лет на пятьдесят терминологию. А теории у него грешат излишней оригинальностью. Я бы лично предположил, что, судя по симптомам, которые удалось пронаблюдать, Поттер разбудил в себе дремавший талант провидца и узрел будущее.
Будущее, которое ему так не понравилось, что, очнувшись от транса, он вскочил и, всхлипывая, вцепился в мантию директора.
— Я не позволю вам жертвовать собой! Ну и пусть рука! И пусть! Если ещё вы умрете, чтобы я продолжал борьбу, то клянусь своей магией, что жить не стану! Лучше я прямо сейчас умру, чтобы не чувствовать, не мучиться, чтобы не видеть, как из-за меня гибнут люди!
Удивительно патетичный юноша.
Пришлось директору отцеплять мальчишку от мантии, вытирать ему сопли и слезы и заключать с будущим героем договор, чтобы тот не превратился в труп прямо в кабинете. Дамблдор дал клятву не скрывать информацию, напрямую касающуюся Поттера, не жертвовать собой и всеми силами препятствовать жертвам тех, на кого так или иначе мог повлиять. Поттер настоял на третьем пункте особо, уж не знаю, как директор собирается его выполнять, за всеми идиотами не уследишь. В свою очередь Надежда Магического Мира должен был пообещать, что не станет ввязываться в авантюры, имеющие отношение к Пожирателям или Лорду. Как торговались за формулировку двое одинаково обессилевших упрямцев — это надо было слышать собственными ушами! Еще Поттер будет прилежно учиться, отправится на лечение туда, куда скажут, с тем, кого назначат, и выполнит все медицинские рекомендации.
Про лечение Дамблдор добавил, как только понял, что состояние Поттера всё ухудшается, вместо того, чтобы стабилизироваться. Линии силы вокруг мальчишки вздыбились, порвались и разлохматились; энергия утекала вовне из многочисленных пробоев ауры; структура магических потоков потеряла чёткость и стройность.
Всё же очень занятно бывает смотреть чужие воспоминания и видеть то же самое, что видел человек, даже если он воспользовался каким-либо артефактом и изменил зрение. Оказывается, очки директора не постоянно настроены на восприятие энергетического фона, а переключаются от лёгкого нажатия на правую дужку. И тогда всё расцветает яркими сполохами, вокруг змеятся цветные ленты, сплетаясь в жгуты и косы. Потрясающее зрелище. Если бы ещё вид мальчишки не был так страшен, было бы вообще прекрасно.
Напоив Поттера успокаивающим, загодя припасенным как раз для этого случая в дальнем ящике письменного стола, Дамблдор вызвал меня для консультации. Мы с директором не сумели разобраться, почему клятва Поттера умереть начала действовать, несмотря на заключенный договор и довольно искреннее заверения Дамблдора, что он не собирается жертвовать собой ради всеобщего блага. Правда, у нас и времени не было выяснять всю подноготную.
Поттер явно нуждался в помощи. Директор мог наложить на мальчишку кое-какие заклинания, латающие ауру, которыми сам пользовался в сороковых. Я мог с помощью зелий замедлить процесс распада магического ядра, но ненадолго. В лучшем случае с такими повреждениями Поттер протянул бы полгода. Мы попытались расспросить его о том, что конкретно он видел и из-за чего закатил истерику, но (и это очень хорошо укладывается в мою версию) он уже забыл видение, помнил только, что директор собрался умирать в ближайшем будущем. Бред какой. Дамблдор никогда так с нами не поступит.
Наша медсестра не имеет квалификации лечить болезни, связанные с поражением магического ядра. В Мунго также обращаться бесполезно и небезопасно. Мне ли не знать, что далеко не все мои коллеги с первого места службы сейчас в Азкабане.
В общем, Кос оказался идеальным решением проблемы.
И вот мы здесь. Поттер спит прямо в одежде, а я моюсь под душем и посматриваю в сторону исходящей паром деревянной лохани необъятных размеров, которая почему-то заменяет нормальную чугунную ванну. Лохань распространяет удивительные запахи. Местные домашние духи, или кто у них занимается хозяйством, видимо, добавили в воду эфирные масла, но как-то очень хитро, потому что один аромат сменяет другой, не смешиваясь с прежним и раскрываясь во всей полноте. Пихта, пачули, лимон, мята, роза… Так и быть, приму ванну, хотя и не люблю такое сибаритство, но сегодня я это вполне заслужил.
Отец считал горячую воду излишней роскошью и потаканием слабости, поэтому никогда не платил за неё. Впрочем, он и другие счета оплачивал редко и неохотно, поэтому зимой мы старались побыстрее завершить туалет, чтобы окончательно не закоченеть. Я привык к таким спартанским условиям. А многолетняя жизнь в подземных комнатах, хотя и отапливаемых, но всё равно почему-то постоянно промозглых, не заставила отказаться от этой привычки.
Я выключил душ и направился к лохани, уже предвкушая, как буду смаковать изысканное удовольствие, а потом намажусь найденным в запасах кремом, сделанным по рецепту моей матери, и тут услышал громкий стон.
— Поттер! Что с вами? — Пришлось бежать в комнату, накинув халат прямо на мокрое тело.
Поттер не отвечал. Он громко стонал и, в мучении стиснув зубы и кулаки, извивался на кровати. Глаза его были зажмурены, а по щекам текли слезы.
— Поттер! Поттер! Очнитесь немедленно!
Да что это с ним? Я подошел ближе, достал из кармана халата волшебную палочку и зажег свечи. Мальчишка весь горел. Лицо, шея и руки были ярко-малинового цвета. Солнечный ожог, да ещё какой сильный. И как я не подумал об этом! Поттер крайне ослаблен, и то, что при других обстоятельствах доставило бы лишь небольшое неудобство, сейчас может и убить.
— Быстро! — Я щёлкнул пальцами, как если бы вызывал домовика в английской гостинице. — Мягкую белую ткань, губку, хороший одеколон и глубокую тарелку, листья взрослого растения алоэ, сливки, настои мяты и подорожника, цветы бузины чёрной, морковь тёртую, несколько белков куриных яиц. И подготовьте подходящую для зельеварения поверхность!
В матушкин крем как раз входят измельчённые цветы календулы, молотые огуречные и тыквенные семечки и их же тинктуры(7), а также ещё с два десятка взаимозаменяемых компонентов, — использую его как основу. Эйлин Снейп любила эксперименты и никогда не готовила одно и то же по одному и тому же рецепту дважды — всегда что-то да меняла, а потом сама забывала, что именно. Крем этот, например, сохранил более или менее устойчивую рецептуру только потому, что матушка записала черновик рецепта на обложке одной из моих школьных тетрадей. Его можно доработать и убрать ненужные ингредиенты или что-то добавить, для большей эффективности, но я упорно продолжаю использовать старый рецепт в том виде, в котором он попал ко мне.
Однако сейчас придётся нарушить традицию и сделать что-то отдалённо похожее на бальзам Фроста из того, что найдётся в хозяйской аптечке и кладовке. Кстати, так лучшие зелья и готовятся — на коленке и с помощь самых простых ингредиентов. Это искусство, в котором наитие значит не меньше, чем зубрёжка свойств растений и минералов. Разумеется, я ни словом не обмолвлюсь об этом даже лучшим ученикам. Иначе через день все в Хогвартсе дружно сочтут себя великими зельеварами без всяких на то оснований. И тогда нам даже Мерлин не поможет.
Нужное зелье готовится не больше десяти минут, если имеешь хорошую основу и всё необходимое, а я имею. Не знаю, как выглядят здешние помощники по хозяйству, но потребованное мною они бесшумно доставили буквально через несколько мгновений. Да вот только жаль, настаивается бальзам долго. Ничего, я пока раздену Поттера и оботру его разведённым одеколоном. Или попросить местных домовиков? Нет. Они не сумеют так, как надо. Страшные тряпки — долой! Мальчишка так и не очнулся. Белье тоже долой. Ох! А он очень даже ничего, оказывается. Влюбиться в такую конфетку можно, если абстрагироваться от фамилии и не обращать внимания на цвет кожи, которая умудрилась покраснеть чуть ли не до пузырей везде, кажется, даже в паховых складках. Костляв, конечно, и угловат, как все подростки, но сложен пропорционально. С чего я решил, что он уродлив? Это его мерзкая одежда виновата. Мало того что смотрится отвратительно, так ещё и не выполнила основную функцию — не защитила от окружающей среды. Хотя, сдаётся мне, что сегодня солнце добралось бы до мальчишки и через паранджу из-за его ослабленного состояния.
— Ничего, Поттер, потерпите немного, сейчас вам станет чуть легче. — Я смочил кусок хлопковой ткани в плошке с одеколоном.
Тинктура той же календулы или, скажем, мяты была бы более полезной, но их нет и взять негде до утра, в отличие от настоев, которые водятся в каждом приличном доме. Впрочем, неважно. Одеколон тоже пока подойдёт.
Начинаю обтирание с лица мальчишки, он продолжает метаться и стонать, так что приходится зафиксировать его плечи одной рукой, несмотря на то, что этим я причиняю ему лишнюю боль.
Физическую боль я ненавижу. Как причинять, так и испытывать. Когда-то давным-давно, ещё до того, как я совершил очередную роковую ошибку и встал в ряды последователей Тёмного Лорда, у меня были эротические фантазии, в которых присутствовали связывание, шлепки и укусы. Я кончал, стоило мне представить руку Блэка, с хлопком опускающуюся на мою задницу. Но потом, подвергаясь пыточным проклятьям или, что гораздо хуже, доставляя мучения кому-либо другому, я потерял вкус к подчиняющим забавам. Впрочем, без особых сожалений. Всё равно я бы не смог позволить даже при лучшем раскладе ни Блэку, ни кому-то ещё быть сверху, как бы мне этого ни хотелось, не говоря уже о чем-то большем. А страдать, зная, что никогда не получишь желаемого, очень неприятно. Именно поэтому я никогда не спал с теми, в кого влюблялся, даже попытки такой не делал. Если бы кто-то вдруг (не иначе как под действием проклятия) ответил мне взаимностью и решился быть снизу, уважая мои страхи, я всё равно был бы разочарован.
Пока я ограничивался обтиранием верхней части тела Поттера, все было нормально, хотя мои мысли и воспоминания вдруг приняли эротический уклон. Однако когда я вместо ткани взял губку и, обняв мальчишку за пояс, принялся обтирать его живот и бёдра, дела резко ухудшились. С нас можно было писать аллегорическую картину «Невинность во власти Порока», наша борьба на кровати выглядела со стороны, наверное, очень неприлично. К тому же мой халат всё время распахивался, и я невольно прижимался к мальчишке обнажённым телом, задевая при этом такие места, которые по доброй воле он бы мне никогда не дал даже увидеть. Всё же нам обоим повезло, что Поттер без сознания, буду надеяться, что завтра он ничего толком не вспомнит.
Возня и псевдообъятия не прошли для нас бесследно. Уже какое-то время я чувствовал возбуждение, а тут и член мальчишки начал подавать признаки жизни. И уже было непонятно, от чего он стонет: от боли и жара или чего-то иного. Извиваясь в моих руках, непроизвольно пытаясь потереться об меня, пылая и прикусывая губы, Поттер представлял собой чистой воды соблазн. В попытке сохранить самообладание я малодушно перевернул его на живот. Попытка позорно провалилась. Разумеется, я помнил, что он мой несовершеннолетний ученик, который болен и не соображает, что происходит. Если бы Поттер был в себе, ни за что бы не возбудился от моих прикосновений. Наверное, он сейчас представляет свою Чанг (удивительно бездарная, несмотря на факультет, девица!) и умер бы от омерзения, узнав о моих мыслях. Но эти пунцовые, призывно выпяченные ягодицы, которые так хотелось расцеловать… Пришлось оставить мальчишку на некоторое время и вернуться в душ.
Ледяная вода — настоящая панацея в таких случаях. Ох, а мне ведь Поттера ещё бальзамом смазывать! Из душа пока уходить рано. Никогда такого не испытывал. Как-то все мои случайные партнёры оставляли меня равнодушным, даже когда я их брал. Возбуждался я с ними только от целенаправленных действий. А вот так, от пары случайных смазанных прикосновений, нескольких стонов и вида чужого желания, — да никогда в жизни! Надеюсь, директор не станет копаться в моих мыслях слишком глубоко, после того как мы вернёмся, иначе — прощай, должность преподавателя. Это в лучшем случае. В худшем — Дамблдор меня просто убьёт. А хорошо было бы. Спокойно. Никаких тебе сомнений, никаких сожалений, никаких страданий, а главное — никаких желаний.
Поттер с утра был бодр и свеж, насколько это возможно при его болезни. От ожога и следов не осталось — бальзам вышел на славу. После того как он впитался, я напоил мальчишку жаропонижающим, с трудом натянул на него бельё и укрыл простынёй. Он должен был сразу крепко и спокойно уснуть. Не с моим счастьем. После душа я трансфигурировал кусок ткани в толстую мягкую рукавицу и смазывал ожоги с её помощью, стараясь даже без крайней необходимости не глядеть на Поттера. Конечно, это не дело — проводить лечебные процедуры так, но иначе я не мог. А мальчишка продолжал стонать, вгоняя меня в краску! Более того, его стоны не прекратились даже когда всё уже закончилось и боль должна была уйти. Еще бы! Ведь эрекция-то никуда не делась. Паршивец перевернулся на живот и начал тереться о простыни.
Я так и не смог задремать даже на несколько минут, сначала наблюдая эротическое представление, потом старательно убеждая себя, что дрочить на ученика безнравственно, и оттого с утра был расположен к досужим разговорам ещё меньше обычного. Я сбежал из номера, как только Поттер направился в ванную, накинув на себя первую попавшуюся мантию, потому что опасался, что еще одного раунда фантазий попросту не вынесу.
Только и крикнул через дверь, чтобы он надел что-нибудь приличное перед выходом. И вот теперь приходиться «любоваться» на очередные безразмерные штаны, которые к тому же доходят только до середины голени и очень отвлекают, но я ничего не говорю. Мне сейчас жизненно важно не заставить мальчишку переодеться, а узнать, что он помнит из событий вчерашней ночи. Время от времени я вздрагиваю, ловя на себе его пристальный изучающий и какой-то слишком взрослый взгляд.
Убедить себя в том, что Поттер так смотрит только потому, что снова хочет обвинить меня в смерти крёстного, не получалось. Незаметно проверить, что творится у него в сознании, тоже не выйдет. После того как Поттер очнулся кабинете директора и начал нести чушь, мы с Дамблдором оба пытались это сделать, но наткнулись на мощный блок, неизвестно откуда взявшийся. Директор клялся, что даже у Лорда такого блока нет.
— Могу порекомендовать вам отличнейшую экскурсию в рыцарский замок. — Россолимо таскал на стол всё новые и новые блюда с рыбой, сырами, овощами и плетёнки с выпечкой.
Поттер благосклонно кивал и накладывал себе на тарелку огромные куски.
— Никаких экскурсий, — взвился я, — мы тут не на отдыхе!
— Пош-шему? — обиженно попытался заорать мальчишка, подавившись при этом куском чего-то пахучего в кляре.
— Потому! Вы забыли, что обещали директору?
— Ничего я не забыл, — он засопел и опустил голову.
— Сейчас мы идем в Асклепион, а там видно будет, — немного смягчился я, видя неподдельное страдание на лице Поттера. — Всё зависит от рекомендаций, которые мы там получим.
Странно, но сегодня, несмотря на все непонятные взгляды, он ко мне относится гораздо лучше, чем вчера. Я это точно знаю. Проклятая особенность — чувствовать чужое настроение и непроизвольно на него реагировать. И ладно бы я ещё старался подстроиться под чужое настроение, как-то сгладить его или стать незаметным в случае опасности, в общем — обеспечить себе комфортное существование. Так нет же. Я реагирую как истинный подросток. В ответ на раздражение, гнев, любые другие негативные эмоции, направленные на меня, шиплю, плююсь ядом и стараюсь побольнее задеть обидчика. Чувство самосохранения не дает мне совершить самоубийство и попытаться так же отреагировать на Лорда, но из-за этого страдают все окружающие, на которых я выплескиваю перебродившую едкую желчь страха и ненависти.
Со временем я научился отличать малейшие нюансы настроений. Вчера Поттер относился ко мне примерно так же, как к Белле — убийце его крёстного. Причём таких сильных эмоций я удостоился только после того, как он разгромил кабинет директора. До этого они всё же были не столь категоричны и ярки. Сейчас, напротив, мальчишка относится ко мне скорее благожелательно, но с долей настороженности. И я невольно на эту благожелательность отвечаю тем же.
— Ну что опять?! — сердито произносит Асклепий, появляясь из клубов жертвенного дыма.
Хм, Асклепий ли? Насколько я знаю, того принято изображать статным старцем с посохом, обвитым змеями. А к нам вышел растрёпанный юнец, чем-то неуловимо напоминающий Поттера. Без посоха, но с огромной змеюкой под мышкой.
Поттер снова проявил вопиющее отсутствие воспитания и поскандалил со жрецами, когда узнал, что в жертву божеству обязательно должен быть принесен петух. Каким-то чудом мне удалось погасить международный конфликт (не замечал, кстати, раньше за собой дипломатических талантов) и убедить все заинтересованные стороны, что для ритуала мы обойдемся пучком перьев. Только вот непонятно, обошелся ли перьями Асклепий или на жуткий запах приманился кто-то другой.
— Ну, чего молчите? Я же велел тому рыжему сжечь свиток и никогда о нём не вспоминать. Не сжёг, поганец, да ещё и вас прислал! На что он надеялся, интересно? — продолжал злиться бог.
Я молча смотрел на него, стараясь незаметно передвинуться так, чтобы закрыть собой Поттера. В воздухе ощутимо запахло грозой. Если Асклепий — или кем бы он там ни был — проявит свою силу против нас, будет плохо, но, возможно, удастся спасти мальчишку. Тем временем змеюка тоже сердито шипела и била хвостом по каменным плитам. Во что же Дамблдор (с трудом воспринимаю его как «рыжего поганца», но речь точно о нём) нас втравил? А ведь знал заранее, что нам на острове не обрадуются.
— Отвечать будем или нет? — окончательно взбеленился Асклепий.
— Ответил бы, да только вот не знаю, что именно вы хотите услышать.
И ведь Асклепий даже клятвой Гиппократа не связан. Шансов у нас мало.
Поттер вдруг яростно зашипел из-за моей спины, да так, что я дернулся в сторону.
— Хм, — заинтересованно произнёс Асклепий и тоже перешел на шипение.
Пока эти трое (змея тоже приняла участие в беседе) увлеченно разговаривали, я отошёл к стене и присел на край каменной скамьи, чувствуя себя лишним. Очень хотелось схватить Поттера за ухо и утащить в наш номер, а ещё лучше — сразу в Хогвартс. Сейчас в очередную неприятность ввяжется, а я и проконтролировать не смогу! Вот о чём он говорит с богом уже пятнадцать минут, да ещё невежливо тыкая в него пальцем? Наверняка и не подумает попросить об излечении, а мы здесь именно ради него. Уйдет сейчас Асклепий, и всё. Снова его вызывать нам никто не позволит. Уж до собственных жрецов он волю донести сумеет.
Умно местные придумали — туристам показывают развалины, а сам храм, который находится от этих развалин в двух шагах, скрыли чарами и спокойно продолжают вести приём пациентов-магов и прибыль получать. Всё же не совсем открыто тут маги живут, что бы ни говорил Россолимо. Скорее всего, в Греции четкое деление на «своих» и «чужих», и туристы к «своим» не имеют никакого отношения. Как, впрочем, и мы с Поттером: если бы у нас не было собственного свитка с нужными формулами, то никакой ритуал никто не стал бы для нас проводить. Хотя Поттер везде освоится и со всеми общий язык найдёт!
— Значит, так, — внезапно обратился ко мне Асклепий вполне по-человечески, — твоему змееязыкому спутнику я уже всё сказал, но он слышать слышит, да только не слушает. Говорю тебе — если твой подопечный не смягчит своё сердце в самое ближайшее время, то оно не выдержит преобразований и лопнет, как переспелый плод. Понял?
— Да, — я облизал внезапно пересохшие губы.
Можно, конечно, поить Поттера зельями от сердечных недугов, уже хорошо, что удалось узнать, на какой именно орган придётся главный удар болезни, но боюсь, что мое лечение не будет достаточно эффективным. Тут ведь не в сердечной мышце дело, а в сердце как метафизической субстанции.
— Угу. — Асклепий почесал под коленом, забавно изогнувшись, и усмехнулся: — Змееязыкому нужно научиться любить всех вокруг, врагов тоже.
Поттер громко и обиженно хмыкнул. Мы с божеством не обратили на него ни малейшего внимания.
— Нужно, чтобы ты как можно быстрее научил его влюбляться в кого угодно. Не обязательно на всю жизнь, ты же понимаешь, но его сердце должно быть открыто для всех и вся.
— Но как?! Я не знаю, чему учить, и сам не умею такого.
— Значит, тебе придётся научиться. — Асклепий взял в ладони морду своей приятельницы и ласково подул на неё. — Только имей в виду, что твой ученик сейчас проходит через Рубеж, хотя ему и рано, и от того, как именно он его пройдёт, зависит не только его жизнь.
— Рубеж? Какой рубеж?! — Я был готов вцепиться в плащ божества и умолять не говорить загадками.
— Ты сам прекрасно знаешь от матери. Кстати, ваш рыжий приятель опоздал со своим Рубежом и намного, но зато лечился на совесть. Забавно, два пациента за несколько веков, и у обоих сложности с Рубежом. Специально вы, что ли?
Выпалив это, Асклепий исчез, не попрощавшись. Однако через секунду в воздухе материализовалась его рука и знакомый уже голос произнёс:
— А рыжему велите сжечь свиток! В третий раз помогать ни за что не стану, хоть четырежды змееязыкому — не буду всё равно. Неправильное потому что заклинание. Я вообще не должен на него отзываться.
Из храма мы с Поттером уходили молча. Каждому из нас было о чём подумать.
— Итак, мистер Поттер, начнём урок. — Я вздохнул и прикрыл глаза.
Мы расположились каждый на своей кровати и уже с четверть часа напряжённо буравили друг друга взглядами.
— Не хочу.
— А придётся. Вы обещание давали, — рассердился я.
— Всё равно не хочу. Я и так умею влюбляться в красивых девушек, — покраснел мальчишка.
— А надо не только в них и не совсем влюбляться и… не смейте меня путать, Поттер!
— Даже и не думал, сэр.
— Я ни минуты не сомневался, что вы не думали, — губы привычно произносили ядовитые слова, — но это не отменяет того факта, что вам дали вполне определенные медицинские рекомендации, которые придётся выполнить независимо от вашего желания.
— Сэр, — в кои-то веки, обращение Поттера ко мне было по-настоящему вежливым, — я выполню обещание, если вы мне кое-что объясните. Вслепую я больше не играю.
Я стиснул зубы, чтобы не послать наглеца подальше, но сдержался. Дамблдор успел и с меня взять кое-какие обещания, да и в любом случае я не собирался мешать ему в исполнении обета.
— Что вы хотите знать?
— Расскажите, что такое Рубеж и как он на меня влияет.
— Это никому неизвестно, — я устало вздохнул.
— Но Асклепий же сказал…
— А это действительно был он? — Ничего не могу с собой поделать, любопытство сильнее меня.
Вообще, по-хорошему, следовало бы мальчишку как следует потрясти, чтобы он дословно передал беседу с божеством. Если бы поганец не был болен, я бы так и поступил.
— Он так представился, — кивнул Поттер, — так что там с Рубежом? Асклепий говорил, что вы знаете всё от вашей матери.
— Моя мать рассказывала мне в детстве много сказок и легенд. Среди них она особенно выделяла рассказ о Рубеже или, как она говорила, Изломе Парацельса, потому что именно этот учёный посвятил исследованию легендарного явления почти всю жизнь. Извольте, я вам перескажу то, что слышал от матери и во что она верила. Однако потрудитесь воспринять одну простую мысль: все вокруг, в том числе и Дамблдор, считают историю про Рубеж глупой сказкой. Я готов учить вас чему угодно, выполнять чьи угодно рекомендации, потому что выхода у нас нет — вы действительно больны. Я даже готов полностью поверить в старую легенду. А вы готовы?
— И почему же вы готовы? — вкрадчиво переспросил я.
— Потому что и змея говорила об этом, а змеи врать не умеют.
— Интересный аргумент. Ну что ж, слушайте.
Легенда о Рубеже, со слов Эйлин Снейп рассказанная её сыном
В стародавние времена, когда на Земле не было разделения на магов и магглов; когда погода была одинаково ровной круглый год и настолько тёплой, что одеваться не было никакой необходимости; когда не было ни старости, ни смерти; когда зрелые фрукты сами падали в рот голодным и насыщали их… И не фыркайте так громко! Вы сами попросили рассказать всё, что я знаю.
Так вот в эти благословенные времена боги жили рядом с людьми, только чуть в стороне. Они спокойно ходили в людские поселения, учили, лечили, наставляли людей и приглашали некоторых, с кем особенно подружились, к себе в гости.
Существовало одно безымянное поселение, людям из которого чаще прочих приходилось бывать в гостях у богов. Остальные даже иногда завидовали такой близкой дружбе, но каверз соседям не подстраивали, как это, несомненно, сделали бы наши современники, а просто старались стать лучше, умнее и интереснее, чтобы боги и с ними захотели подружиться. Да, мистер Поттер, я прекрасно слышу всё, что вы бормочете про Драко Малфоя, и я с вами в корне не согласен.
И вот однажды с криком и плачем прибежала к богам одна молодая мать из того самого поселения. Её ребенок с утра начал кашлять и кашлял без перерыва. Она испугалась настолько (ведь раньше никакого кашля люди не знали), что решилась побеспокоить богов, не дожидаясь, когда они придут в селение сами или когда люди, дружные с ними, смогут их вызвать. Оказалось, что ребенок подавился маленьким кусочком коры, который никак не мог из себя исторгнуть. Один из богов выяснил это, проведя над ребёнком бутоном синего цветка и уронив на него крупинку серебристой пыльцы. Эти цветы росли только у богов, использовались для лечения и никто из людей никогда не видел их распустившимися.
Обычно бутон отдавался больному после его излечения. Так поступили и на этот раз, когда щепочка благополучно вышла из горла. Ребенок играл с цветком, а его беспечная мать глазела на жилища богов и на всякие диковинки, которые ей показывали. Через некоторое время гостья поняла, что пора покинуть хозяев, попрощалась с каждым в отдельности тридцать три раза и, подхватив дитя, отправилась домой.
А пока она прощалась, ребенок умудрился измять свой цветок и расплакаться. Не думая ни о чём дурном, мать поступила так, как всегда поступала в таких случаях — сорвала новый, похожий на прежний. Всех гостей поселения боги просили не рвать и не брать без спросу то, что росло за плетёными оградками, но молодая мать прибежала так внезапно, что ей забыли об этом сказать.
Цветок распустился в руках у ребенка (потому что был взят без спроса), чем очень его обрадовал. А еще больше обрадовались его товарищи по играм, ведь пыльца волшебного цветка была очень яркая и переливающаяся. Почти каждому из детей приходилось испытывать на себе лечебное действие малой толики пыльцы, так что они сразу нашли ей применение. Было её очень много, так что хватило раздать по крупинке всем детям селения, даже тем, которые лежали в колыбелях, и ещё осталось.
Как-то так вышло, что чем старше был ребенок, тем больше брал себе пыльцы. Позже всех к забаве подключились подростки — они считали себя очень важными, уж всяко важнее малышни, так что брали пыльцу целыми щепотками. А уж когда взрослые заметили, что происходит, то начали черпать из цветка горстями и осыпать себя с ног до головы. Удивительно, но в цветке пыльца как будто только прибывала. Кто-то даже взял черпачок из бересты и деревянное ведро, дабы впрок запастись чудодейственным лекарством. Но тут пришли боги.
Они не гневались, скорее были в печали. И люди скоро поняли их печаль. Это только крупинка пыльцы была панацеей от всех болезней и увечий, но чем больше её попадало на человека за один раз, тем вредоноснее она становилась. И тут даже боги ничего не могли сделать, хотя и пытались. Они наделили людей магией в надежде, что те смогут справиться с грядущими испытаниями.
Но это не помогло. Те, которые больше всех черпали пыльцу, умерли — так в мир пришла смерть. Часть людей заболела настолько ужасно, что волосы их побелели, суставы скрючились, а тела усохли, — так в мир пришла старость. Кто-то вроде бы выздоровел, но уже не был так счастлив, как прежде, находя у себя все новые и новые болезни. Только подростки и дети почти не болели, но оказалось, что пыльца подействовала и на обретённую магию: чем меньше её получил ребенок, тем больше сил он смог перенять от богов.
В жизнь селения, а потом и всего мира, пришли серьёзные перемены. Их почувствовали все и назвали это время Рубежом. После Рубежа боги покинули людей — кажется, и у них случилось что-то недоброе. Начались войны, эпидемии. Тех, кто жил когда-то рядом с богами, другие люди обвинили в дурных изменениях. В одних селениях людей с магической искрой принимали с распростертыми объятьями, надеясь, что благодать богов, которую они когда-то дарили своим друзьям, коснется и их. В других селениях, напротив, магов старались убить, считая, что истребив всех «нечестивцев», смогут призвать богов назад.
А маги из поколения в поколение, взрослея и входя в силу, преодолевали каждый свой личный Рубеж, как напоминание. Конечно, если у них был достаточный для этого уровень магии. Чем сильнее маг, тем младше он ощущает себя после Рубежа (и зачастую ведёт соответственно), тем дольше живет, выглядя при желании на тот возраст, на который хочет. Да только мало сейчас таких магов, и с каждым годом их становится всё меньше и меньше, ведь сила волшебной пыльцы со временем слабеет.
Поттер скептически отнеся к легенде о Рубеже, но, как ни странно, спорить со мной почти перестал. Даже попытался заняться медитацией. Несколько раз я заставал его за этим занятием то вечером перед сном, то на пляже, а однажды — во время скучнейшей экскурсии по очередным историческим развалинам. Маггл-экскурсовод второй час подряд что-то занудно вещал о турецких обычаях, а мальчишка отошёл в тенёк, присел на траву и погрузился в транс. Да, я разрешил Поттеру развлекаться. Сидеть в гостиничном номере круглые сутки в компании с существом, которое тебя одновременно дико раздражает и притягивает, — удовольствие сомнительное. Конечно, мне всюду приходилось сопровождать его, следить, чтобы он снова не сгорел или не попытался утонуть, и даже купить себе кое-какие предметы гардероба, соответствующие маггловским представлениям о моде, но я счел эту плату разумной.
К тому же Поттеру тоже пришлось переодеться. Я сам подбирал ему белые льняные брюки, подчеркивающие его фигуру, и несколько легких рубашек, которые на солнце весьма заманчиво просвечивали. Поттер, паче чаяния, не стал вцепляться в свои лохмотья, отвоевывая право одеваться, как пожелает, и позволил мне их уничтожить. Вот только снова одарил меня пронзительным недетским взглядом. А я-то уже настроился на серьёзные военные действия. Эти подростки ужасно реагируют, когда кто-то пытается их заставить выглядеть прилично. По себе знаю. Директору доставляет истинное удовольствие дарить мне на праздники что-то вроде оплаченного визита к колдостилисту. Каждый раз я радуюсь, что он не имеет права действительно заставить меня воспользоваться своими подарками.
Потом Поттер и вовсе распоясался — уточнил, что я трачу не личные средства, а деньги из зачарованного кошелька Дамблдора (оттуда можно было достать как галлеоны, так и любую маггловскую валюту), и потребовал купить себе несколько маек и шорты. Я подумал и согласился. Хотя видеть мальчишку в столь развратной одежде с абсолютно голыми руками и шеей и почти обнаженными ногами было мучительно. А ещё мучительнее было осознавать, что Поттера сможет пожирать глазами любой извращенец. К тому же вдруг он снова обгорит? Хотя тогда будет повод прикоснуться к нему. Кажется, я сходил с ума.
Недаром и занятия начинать не торопился, решив сначала хоть немного разобраться в самом себе. Не скажу, что любовь к миру и к каждому, кто его населяет, — это тот предмет, что мне даётся легче всего в школе жизни. Скорее наоборот. Я легко влюбляюсь, но при этом никогда до конца не доверяю человеку, в которого влюбился. Асклепий, как и все боги, привык давать невыполнимые задания. Конечно, можно было бы обратиться к Дамблдору и скинуть обузу на его плечи, но он твёрдо дал понять, что этим летом будет занят чем-то крайне важным и мешать ему не следует. Я справлюсь сам, чего бы мне это ни стоило. Даже если это будут остатки душевного спокойствия.
— Итак, представьте кого-нибудь из ваших друзей. Представили? — Поверить не могу, но Поттер сам попросил провести с ним «тренировку на любовь», как он это назвал.
— Представил.
— И кто же это?
— Профессор!
Он смутился и залился румянцем, который красиво оттенил лёгкий загар. Опущенные в пол глаза, искусанные и оттого очень яркие губы, ссадина на коленке (и когда успел, час назад её не было!) — всё это по отдельности и вместе заставляло меня испытывать очень странные чувства. Так бы и расцеловал! То есть не расцеловал, конечно, зачем бы мне его целовать, вовсе это лишнее, да и желания такого нет, точно нет, говорю вам! Мерлин, пошли мне терпения.
За ту неделю, что мы провели на острове, я пробовал думать в его присутствии обо всём на свете, чтобы отвлечься от разглядывания. О том, как бы незаметно добыть кусок коры с платана Гиппократа — мальчишке для успокоительного, ведь он кричит ночами, вспоминая о Блэке. И о том, что в этом месяце никто не сварит Люпину зелье, а он и так почти обезумел из-за смерти дружка, и если ещё и с оборотнем что-нибудь случится, выздоровление Поттера сильно затянется. И о том, что думает Лорд о моём спешном отъезде «за редкими ингредиентами». Надо было всё же лучше продумать легенду, ведь только от меня сейчас зависит безопасность ученика, да ещё какого ученика!
Кажется, пока мне неплохо удавалось абстрагироваться от зеленоглазого наваждения.
— Поттер, вы сами меня просили о помощи, нам с вами предстоят очень личные разговоры, лучше сразу с этим смириться. Итак, кого вы представили?
— Гермиону, — он с вызовом посмотрел мне в глаза.
— В каком виде она предстала перед вашим внутренним взором?
Надеюсь, не в обнажённом. Конечно, это было бы даже естественно для шестнадцатилетнего юнца, но в таком случае работа точно сорвётся. Ему будет тяжело признаваться в подобных желаниях, а я… мне будет просто неприятно. Грейнджер без прикрытия школьной мантии — это должно быть ужасно. Я вообще не желаю думать о своих учениках с такой точки зрения.
— Э?.. Ну, как обычно… — Поттер задумчиво потёр кончик носа. — В школьной мантии и с книгой в руках. Или что вы хотите знать?
В мантии. Уже легче.
— Отлично. А теперь вспомните, за что вы её любите.
— Но я не люблю её, сэр, — возмутился Поттер, — то есть люблю, но не как девушку!
— А могли бы влюбиться в неё именно как в девушку?
А правда, мог бы он или нет, очень интересно знать. В своё время Скитер много писала об отношениях этих двоих. Дыма без огня не бывает.
— Зачем вам это?
— Сэр.
— Зачем вам это, сэр?
Вот упрямец!
— Поттер, это самое лёгкое из всех упражнений, которые мы с вами будем делать, не пререкайтесь, а выполняйте.
— Мог бы, она умная. — И опять смотрит с вызовом.
— Отлично, — я поджимаю губы, — искать позитивные личные качества в предложенном объекте вы умеете. Но одного ума мало. Кто же влюбляется в девушку, потому что она умна? Что ещё?
— Э-э… Она хороший друг, она очень милая, когда улыбается, правда, чаше всего, она слишком серьёзная и сердится на нас с Роном из-за уроков и снятых баллов.
— Последняя часть лишняя — нам нужен только позитив. Остановимся на том, что мисс Грейнджер умная, умеет дружить, и у неё милая улыбка. А теперь скажите, что вам нравится в её внешности. Самое первое, что придёт в голову.
— Глаза. — Поттер взмахивает ресницами.
И я теряю нить беседы. Глаза? Да, у него потрясающие глаза. Они похожи на глаза Лили, но только цветом. Разрез немного отличается и посажены они чуть глубже, однако вряд ли кто-то, кроме меня, сможет различить такие нюансы.
— Что ж, теперь сконцентрируйтесь на глазах мисс Грейнджер и на тех чувствах, которые они у вас вызывают.
Голос мой сух, слова скребут по горлу наждачной бумагой, и очень хочется послать всё к дьяволу. Я совершенно не представляю, правильно ли поступаю или нет. То, чему я учу мальчишку, настоящая профанация. Надо немедленно обратиться за помощью к директору, я был самонадеянным глупцом, хуже Поттера, если думал, что справлюсь в одиночку. В конце концов, именно Дамблдор вечно болтает о магии любви — ему и карты в руки. А я больше не выдержу. Ответственность слишком велика. Что если Поттер умрёт у меня на руках из-за того, что я неверно понял указания полоумного божка? Или понял верно, но не смогу их воплотить так, как надо? Тогда и мне жить незачем. Да и не получится — неотданный долг убьёт меня очень быстро. Сегодня же попробую вызвать директора через камин. Сейчас же!
— Поттер, дальше тренируйтесь пока без меня, — бросил я, выходя из комнаты, — и смотрите не отлынивайте.
Дамблдор исчез. То есть, разумеется, где-то он был и его жизни со здоровьем ничего не угрожало (небольшой сигнальный артефакт позволяет знать это совершено точно, надо будет для Поттера такой же сделать), но вот связаться с ним я не мог никоим образом. Ни с помощью камина, ни с помощью совиной почты. И, что самое скверное, я не мог связаться вообще ни с кем. Несколько экспериментов показали, что и вернуться в Англию у нас не получится до полного излечения мальчишки. Директор наложил на нас сильные охранные заклятия, перед тем как отравить на Кос. С одной стороны, такая предусмотрительность радует, а с другой — вызывает сильнейшие сомнения в здравом рассудке этого «великого человека». Он поставил всё на одну лошадь и сейчас как никогда близок к проигрышу. Потому что даже если я абсолютно правильно обучаю Поттера, мы всё равно застряли. На Рональде, будь он неладен, Уизли.
Конечно, задание сложное, но мы уже перебрали половину старшеклассниц Хогвартса со всех четырёх факультетов, и Поттер уныло выдавил про каждую (если вообще вспомнил внешность), что у неё красивая улыбка или пушистые волосы. Никаких других привлекательных черт он в девушках не обнаружил. Или, что вернее, постеснялся обнаружить. А говорить о Чанг вообще категорически отказался. Настаивать я малодушно не стал, не хочу быть наперсником малолетнего дурня в его глупых тайнах. Мерлин с ней, с Чанг, Поттер уже был в неё влюблен, следовательно, её можно считать отработанным материалом. С юношами должно было пойти несколько легче, по крайней мере, мне так почему-то казалось. Многие в этом возрасте подвержены ужасной стеснительности по отношению к противоположному полу и такому же ужасающему бесстыдству — к своему. Но у мальчишки оказались какие-то глупые предубеждения, с которыми я совершенно не знал, как бороться.
— Поттер, вы мазохист? — устало спрашиваю его.
— Нет, с чего вы взяли? — обиженно откликается он из тёмного угла, куда забился в процессе занятия.
— А с того, что вы не можете описать не единой черты внешности вашего ближайшего друга, которая бы вам нравилась. Следовательно, этот человек кажется вам по меньшей мере несимпатичным или вовсе уродливым, но вы упорно продолжаете с ним общаться, несмотря на отвращение.
— Что вам в нём особенно симпатично? Только предупреждаю вас, меня не волнует, насколько хорошо мистер Уизли держится на метле. Во что бы вы могли влюбиться?
— Он же парень, — шепчет Поттер, отвернувшись.
— Плевать! Влюбленность и любовь не предполагают немедленных сексуальных отношений с объектом, даже в случае, если чувства взаимны. Более того, есть разные формы любви и отнюдь не все они окрашены в цвета страсти.
— Тогда почему же вы требуете от меня, чтобы я находил какие-то внешние черты и пытался влюбиться в них? — задаёт мне он вполне резонный вопрос.
— А потому, что вы упорно эти черты игнорируете, а между тем в вашем возрасте обычно только на них и фиксируются. И для вас было бы легче, чтобы вы это признали. Пока отторгается телесное, душевное тоже страдает. Нам важно как можно быстрее вылечить вас и вернуться к своим обязанностям, или вы решили сидеть на этом острове и наслаждаться жизнью, пока ваши друзья воюют и погибают за вас? Валяйте, никчёмный мальчишка!
— Вы!.. Вы не смеете! — Поттер сжал кулаки и вылез из укрытия. — Я вас ненавижу!
— Замечательно. В таком случае, я буду вашей контрольной работой, — ухмыляюсь ему в лицо. — А сейчас вернёмся к Уизли.
— Будьте прокляты! — закричал он и в ярости замолотил кулаками по моей груди.
— Я и так давным-давно проклят. — Я легко перехватил его руки, прижал худое тело к себе и теперь говорил, интимно склоняясь к уху: — А вы, Поттер, сейчас беспомощней котёнка. Без магии, еле ноги передвигаете, находитесь полностью в моей власти, а туда же! Если желаете поквитаться со мной за мнимые ли, настоящие ли обиды, то сначала вам придётся выздороветь, пройти Рубеж и каким-то образом решить проблему Лорда. Вот тогда я буду в вашем полном распоряжении, если, конечно, останусь в живых, а у вас накопится достаточно сил и опыта для дуэли.
— Я вылечусь, я пройду Рубеж, что бы это ни значило, я загоню монстра прямо в ад. — Поттер снова посмотрел очень странно и вырвался из моих рук. — И я заставлю вас пожалеть о каждом гнусном выпаде в отношении меня или моей семьи.
— На этом и остановимся. — Я почувствовал, что дрожу от силы, которая звучала в каждом слове мальчишки. — Уизли, Поттер, не забывайте об Уизли.
— О… Уизли… их, ведь, знаете, много. С кого начать? — Он снова изменился прямо на глазах, стал будто бы старше и намного увереннее в себе. — С Билла и Чарли? Они оба ужасно сексуальные, вы замечали? Эта нарочитая небрежность в одежде, этот романтический ореол опасных профессий, эта пластика! Но, пожалуй, Билл из них двоих мне нравится больше. Я бы хотел поиграть с его волосами и серьгой.
Поверить не могу! Поттер только что заикался, когда описывал, как ему нравятся ленты Лаванды Браун, а теперь, совершенно не стесняясь, рассуждает о сексуальности. Этому я его не учил! И голос, напоенный магией, обволакивающий, очень притягательный… Я не слышал, чтобы он говорил так раньше.
Тем временем Поттер, не обращая никакого внимания на моё смятение, продолжал свои возмутительные речи:
— Близнецы — с ними всё ясно, одно то, что их двое, заставляет сердце биться чаще. Рон… он сейчас как щенок, который растёт по частям, догоняя сам себя. Смешной и неуклюжий. Но руки у него уже как у взрослого, сильные, большие, я люблю смотреть на его запястья и пальцы, если, конечно, он не после теплицы профессора Спраут. С Перси сложнее, он мне не нравится из-за поступков, но если вы настаиваете, я попробую отыскать и в нём что-то, что может привлечь.
— Настаиваю, — тихо выдохнул я, постепенно приходя в себя.
Что бы это ни было, но оно ушло. Последние слова Поттер произносил уже совсем как обычно.
В дальнейшем мальчишка больше не выкидывал таких фортелей, хотя исправно выполнял всё, что я требовал, и научился находить приятные черты в ком угодно из своих ровесников. Впрочем, на Крэббе с Гойлом мы снова было застряли, но он с честью вышел из положения, отметив их преданность Малфою как хорошую черту, а также вспомнив красивую форму ушей одного и длинные ресницы второго. Сам бы я ни за что не смог сделать то же самое.
Для удобства я стал пользоваться заклинанием, которое позволяло поместить в хрустальную сферу миниатюрное изображение человека, животного или предмета, хоть раз виденных в реальности. Немного похоже на думосбор, но только внешне. Изображение не детальное и не идеально следует натуре — просто слепок с впечатления, к тому же немой и статичный.
Так как Поттеру магия всё еще была противопоказана, то я брал собственные воспоминания-впечатления. И несколько вечеров мы посвятили детской игре «Найди десять отличий». Оказывается, очень забавно сравнивать свои ощущения с чужими.
Много споров было из-за Люциуса Малфоя, которого я создал, вообще-то, для себя в то время, когда хозяин таверны закармливал Гарри очередными лакомствами. Мальчишка не вовремя вернулся и застал меня за поглаживанием сферы, пришлось сделать вид, что я приготовил для него новое задание. Вот уж Люциус возмутился бы, узнав, каким старым и уродливым его себе представлял Гарри. Он даже спросил у меня, почему я взял такие давние воспоминания, чтобы поместить их в сферу. Решили мы проблему только тогда, когда я указал на очевидное сходство Драко с отцом. Дело в том, что в младшем Малфое, несмотря на всю школьную вражду, Гарри нашел то, что нужно для влюблённости, меньше чем за пять секунд. Вообще, с парнями ему было гораздо легче. Это наводило на определённые мысли.
Я решил провести эксперимент и перешёл на взрослых магов и ведьм, разумеется, введя ограничения по возрасту и общему благообразию облика.
Что бы там ни говорил Асклепий, но я не буду учить Поттера влюбляться в того же Филча, так ведь можно и психику сломать. Да мало ли совершенно непривлекательных особ на свете? А Дамблдор? Он, конечно, великолепно выглядит для своих ста с хвостиком лет, но геронтофилия мне не кажется здоровым увлечением. В таких случаях я порекомендовал Гарри попытаться отнестись к человеку как к близкому родственнику и опять почему-то заработал нечитаемый взгляд.
Со взрослыми складывалась такая же картина, как и с подростками: Гарри совершенно не видел женской красоты. Какие-то общие для обоих полов черты — вроде волос, глаз или формы губ — он ещё мог разглядеть и отметить, но не более того. И то если женщину он хорошо знал и неплохо к ней относился. Таких набралось, кстати, удручающе мало. Видимо, это тоже повлияло на формирование ориентации мальчика. У меня сложилось впечатление, что он догадывался о том, что не особо интересуется девушками, но упорно скрывал от себя факты и даже пытался наладить отношения с Чанг, а та истерика с описанием сексуальности братьев Уизли как будто прорвала нарыв, и Гарри стало спокойнее.
Он даже занялся самоудовлетворением, чего раньше явно избегал. Я стал просыпаться от прерывистых вздохов и свистящих всхлипов под одеялом. Почему он не шёл в ванную, понятия не имею. Ленился, что ли? Мне же приходилось до крови прикусывать руку, чтобы не выдать, что я всё слышу и возбуждаюсь до предела от звуков — не громче комариного писка (кажется, он тоже зажимал себе рот ладонью), лёгкого шороха простыни и движения теней на потолке.
Я схожу с ума, а мальчишка чуть ли не каждую ночь провоцирует меня на безумство и преступление. Хотя ведь подойти к нему и положить руку на пах, через одеяло, не такой уж большой грех? Никакого принуждения, не дай Мерлин, но вдруг ему мало своих прикосновений и он не оттолкнет? Я бы облизал его с ног до головы, как леденец, осыпал поцелуями и показал бы, как сладко бывает, когда кто-то трудится для твоего оргазма.
Кого ты представляешь, Гарри? Кого? Билла Уизли, а может быть, Драко? Хотя это совсем неважно, ведь ты можешь закрыть глаза, пока я буду тебя ласкать.
Я не позволял себе лишний раз глотнуть воздух и уж тем более кончить. И долго-долго лежал в каком-то странном трансе уже после того, как с соседней кровати начинало доноситься размеренное посапывание. Иногда я шёл принять душ и позаботиться о своём члене только под утро и с каждым движением руки падал всё ниже и ниже в преисподнюю.
Дамблдор дал мне артефакт, позволяющий рассматривать магические потоки, но я им не пользовался. Боялся, что не увижу прогресса. Тридцать первое июля. День рождения Гарри. Шестнадцатилетие. А он грустит, ведь совы с поздравлениями и подарками не могут найти его на Косе. Я же, хотя и приготовил ему подарок, но всё никак не решаюсь его вручить. Сегодня воспользуюсь артефактом и, может быть, после этого сумею заставить себя отдать свёрток адресату.
Но сначала последний урок — о Лорде. Я бы не рисковал, пытаясь начать испытывать к нему какие-то иные чувства, кроме ненависти. Если Гарри решится на эксперимент, то пусть это делает без меня.
— Не сомневаюсь, Поттер, что теперь вы способны полюбить кого угодно, — усмехаюсь я, — или по крайней мере попытаться понять, но пока поберегите своё здоровье и мои нервы.
— Есть, сэр! — салютует он мне пирожным.
Россолимо в честь праздника приготовил какое-то невероятное количество сластей.
— Тогда объявляю курс оконченным. Больше я вас ничему не могу научить.
И это очень печально.
— А как же контрольная? — Гарри глядит на меня из-под отросшей челки.
На самом деле странно, что за всё это время он ни разу не обвинил меня в смерти крёстного и вообще вёл себя почти идеально, не считая того же Уизли-срыва. Только смотрел, смотрел, смотрел так, что я начал нервничать.
— Контрольная, Поттер? — дарю ему один из своих самых мрачных взглядов. — Вам было мало заданий?
— Нет, сэр, — жизнерадостно улыбаясь, он слизывает крем с пирожного, — но вы же сами сказали про контрольную. За те годы, что вы мне преподаёте, вы еще ни разу не отказались от проверки знаний, если уж пообещали её.
— Хм, Поттер, вы сегодня на редкость странно себя ведёте, у вас нет температуры? А то придётся вместо прогулок лечь в постель.
— С вами, профессор? — Этот бесёнок невинно хлопает глазками и продолжает жевать пирожное, как будто ничего и не говорил.
А может быть, и не говорил? Вполне возможно, что у меня уже галлюцинации начались от такой жизни. Или я неправильно понял? Ну конечно же, это я воспринимаю всё слишком пошло.
— Я посижу с вами, если возникнет такая необходимость, но лучше бы вам не болеть, ведь у нас были большие планы на сегодня.
— Провести день в одной постели с вами — тоже хороший план. — Гарри мило улыбается и слизывает крошку из уголка губ.
Я сейчас получу инфаркт.
— Прекратите сейчас же!
— У вас потрясающий голос, профессор. — Он встаёт и через секунду оказывается прямо передо мною. — Длинные тонкие чуткие пальцы пианиста или ювелира… Я же говорил вам, как люблю рассматривать мужские руки? Гордый профиль, белая шея, которую хочется расцветить засосами…
Мерлин мой, опять тот же завораживающий тембр, та же магия в каждом звуке, только теперь добавились ещё и соблазняющие ноты. Я почти потерялся в жарком мареве.
— Ты же хочешь меня, Северус, ну признайся, что хочешь! Ты так на меня смотришь, что только дурак не поймёт, как велико твоё желание. Сколько раз ты мечтал подойти ко мне, когда я ласкаю себя, и прикоснуться, как тогда, в первый день на острове? Я ведь всё помню. И я тоже хочу тебя, Северус.
— Глупая шутка, Поттер. Вполне в духе вашего отца и крёстного. — С помощью обманного движения мне удаётся оказаться на середине комнаты.
Гарри вынужден повернуться, я вне досягаемости его взгляда и рук, но, боюсь, это ненадолго. Конечно же, как я не понял раньше! Мальчишка просто-напросто решил отомстить мне, не дожидаясь той полуобещанной дуэли. И у него, надо признаться, отлично получилось.
— Я не шучу, Северус.
— Я всего лишь лечил вас от солнечного ожога, впрочем, когда мы вернёмся в Англию, вы имеете полное право рассказать вашу версию случившегося директору и даже подать на меня официальную жалобу в министерство. И я… я не давал вам права обращаться ко мне по имени!
На слове «министерство» мы одинаково кривимся. Кажется, официальной жалобы можно не опасаться.
— Северус, я правда не шучу. — Теперь в его голосе появились умоляющие нотки.
Он делает шаг в мою сторону. Как хочется поверить. Подхватить его на руки, обнять, сцеловать с его губ остатки крема… Но нельзя. Никак нельзя. Я недоверчивый мрачный тип и таковым и должен оставаться. Это шутка, жестокая шутка, как только я позволю себе поверить в невероятное, он посмеётся надо мной. И кто меня за язык дергал с этой контрольной!
— Поттер, можете считать, что зачёт вы сдали на «Превосходно».
— Профессор? — Голос опять изменился, в глазах паника. — Профессор, сэр, я вовсе… я всё испортил!
Гарри бросился на свою кровать и горько заплакал.
Либо он великолепный актёр, чего я раньше за ним как-то не замечал, либо это всё Излом виноват. Помню, как у меня душу выворачивало наизнанку, а меня самого кидало из стороны в сторону. Как будто внутри поселились двое, а то и трое разных людей. Тогда-то я и поверил в матушкины рассказы почти полностью.
— Будет вам, Поттер. — Кончиками пальцев легонько хлопаю его по плечу. — Ничего страшного, Асклепий же говорил, что у вас проблемы с прохождением Рубежа.
— Я всё испортил!
— Ничего вы не испортили. Я не сержусь. Теперь я буду различать, когда говорите вы, а когда ваше альтер эго. Вы не отвечаете за его слова, и стыдиться вам нечего. Я прекрасно понимаю, что вы — именно вы — вовсе не желали сказать того, что сказали.
Ещё не хватало, чтобы все мои труды пошли прахом из-за очередного нервного срыва. Интересно, а может быть так, чтобы субличности обладали иной сексуальной ориентацией? То есть возможно ли, что сам Гарри вполне гетеросексуален? Кажется, именно в этом камень преткновения — в осознании себя.
— Сэр! — Он волчком крутанулся на кровати и снова уставился на меня зелёными глазищами. — Но я хотел! Я именно это и хотел сказать, только не так. Совсем не так, простите. Я не думаю, что нравлюсь вам, наоборот. И я… я не помню, что было в первую ночь на острове.
Гарри нахмурился и стал тереть виски.
— Я схожу с ума, да?
— Нет. Это всё Рубеж. Пройдёт.
Значит, помнит только одна субличность. Какой странный эффект. Как бы это действительно ни привело к сумасшествию.
— Вы ненавидите меня, да? Я знаю, что ненавидите.
Такая безнадёжность прозвучала в голосе, что я не удержался и обнял его. Пусть оттолкнёт, пусть. Я знаю, на что иду. Душевное здоровье Гарри важнее моего.
— Совсем нет, глупый ты мальчишка.
Он недоверчиво улыбнулся, снял очки и потянулся губами к моему рту.
Я было решил предоставить ему проявлять инициативу, чтобы ненароком не зайти дальше, чем он того хочет, но Гарри смущался, и его опасения, что он мне не нравится, все ещё не были рассеяны до конца.
Поцелуи были жарким и страстными, я старался не давать волю рукам и не опускать их ниже пояса Гарри, но, кажется, у меня не очень выходило. Его губы были мягкими и податливыми, его язык то приникал к моему и сплетался с ним, то шаловливо ускользал, и мне приходилось пускаться в погоню. А потом, немного освоившись, он вторгся на мою территорию и начал бесцеремонно подчинять её своей воле. Я сдался под напором победителя. Мне очень хотелось сдаться. Гарри почувствовал момент полной капитуляции и закричал, изливаясь в оргазме. Вернее, замычал что-то мне в рот, продолжая трахать его языком.
Когда же он, выгнувшись, задел коленом мой пах, то не выдержал и я, хотя мне совсем не шестнадцать лет.
И тут на нас напала стая птиц со свёртками и письмами. Только через несколько минут, потраченных на чары очищения, я понял, в чём дело: Гарри выздоровел. Действительно выздоровел, раз чары, наложенные Дамблдором, спали, и совы сумели нас найти.
Для верности я воспользовался артефактом, благо искать долго не пришлось, он уже был приготовлен.
Гарри сиял. Его магия оказалась столь сильной, что наполняла всю комнату и даже выходила за её пределы. Что ж, Рубеж пройден. Мы сумели сделать невозможное. Пусть для меня всё закончилось, даже не начавшись, но ведь останется достаточно воспоминаний.
Что-то быстро Гарри сов разогнал и подарки не открыл даже.
— А теперь я могу называть тебя по имени? — Лукавая усмешка.
Или не закончилось?
— Можешь, но только здесь и сейчас. В школе будешь называть как положено.
— И в постели тоже? — Покраснел и зажмурился.
— А что натолкнуло вас, мистер Поттер, на мысль, что мы с вами можем оказаться в одной постели, тем более в школе?
Хотя сейчас-то мы как раз в одной постели и находимся. Сил встать и уйти у меня нет.
— Я всё равно тебя не оставлю в покое! Мы будем вместе! — Кричит, руками размахивает.
М-да. Излом-то закончился, а подростковый период ещё нет. А дальше будет только хуже. Но я почему-то совсем не боюсь.
— Хорошо. Но вы же помните правила: всё будет только после окончания школы и победы.
— Это нечестно. — Он подполз ко мне поближе и оплёл руками и ногами. — Ты говорил так про дуэль, а не про отношения. При чём там победа?
— Хм, ладно. Лорда вычёркиваем. Но школу ты окончишь. И это моё последнее слово.
За это время успеешь десять раз передумать. Ты просто заигрался, малыш. Влюбляться, хоть и на несколько минут, в такое количество людей и не влюбиться по-настоящему в того, кто рядом, было почти невозможно. Мне стоило подумать об этом. И я даже думал, но счёл себя слишком непривлекательным для того, чтобы беспокоиться. Это пройдёт, Гарри, пройдёт. Ты влюбишься в кого-то ещё, кто больше тебе подходит. Надо только потянуть время.
— Я заставлю тебя передумать, — шепчет он, уткнувшись в моё плечо, — мне понравилось брать рубежи.
2). Ганимед — прекрасный юноша, любовник Зевса, похищенный им.
3). Эфеб — в древнегреческом обществе — юноша, достигший 16-18 лет и получивший права гражданина. До полного совершеннолетия несколько лет должен посвятить военной службе, попутно получая образование.
4). Наставник, следящий за образом жизни, поведением и воспитанием группы эфебов.
5). Гестия — здесь: богиня домашнего очага.
6). Лары — духи-покровители домашнего очага. Название скорее римское, у Коса была богатая и сложная история — Италии он тоже принадлежал.
7). Тинктура — обычно имеется в виду настой на спирту, но может быть и настой на воде, вине или эфире.
Vova
