На осенний город медленно наступала зима. Пушистые снежинки, словно легкие бабочки, кружились в ледяном морозном воздухе. Они оседали на шляпах и плащах прохожих, украшали ледяной вуалью ветви голых деревьев и крыши домов. Прохожие, спешащие по своим делам, безжалостно топтали их, смешивая с грязью и мусором, но снежинки все падали и падали, отвоевывая права зимы.
Среди пестрой толпы, укутавшись в шаль, шла невысокая молодая женщина. Каштановые волосы, выбившиеся из-под тоненькой осенней шапочки, падали ей на глаза, но она не убирала их. Тонкие пальцы, вцепившиеся в большую, странного вида сумку, замерзли, но она даже не пыталась спрятать их. Бледные губы дрожали, но продолжали что-то шептать, повинуясь воле хозяйки.
Дойдя до узенькой улицы, на которой стояли несколько грязных, словно сгорбленных домов, женщина замерла. Удивленно оглянувшись по сторонам, она достала из кармана маленькую бумажку и сверилась с адресом. Видимо, убедившись, что все верно, она направилась к старому убогому дому, находившемуся в самом центре улицы. Грязь и время давно уничтожили остатки краски, ветер и дожди проделали дыры в стенах и кровле. Казалось, дом необитаем. И только подойдя вплотную можно было заметить сквозь пыльные окна чье-то движение, похожее на игру теней. Женщина осторожно, словно боясь коснуться чего-нибудь, поднялась по ветхим скрипящим ступенькам и, помедлив секунду, вошла внутрь.
Убогость снаружи ничем не отличалась от убогости внутри. Черный, проеденный крысами, пол, облезлые стены с грязными потеками оставшимися от воды, просачивающейся через дыры в потолке, кривая мебель и отвратительный душный запах старости и смерти, какой бывает только в домах, где живут больные люди.
— Что вам надо? — грубо поинтересовалась худая болезненного вида девушка, одетая в грязный халат медсестры. Она только что вышла из боковой комнаты и явно не ждала посетителей.
Вошедшая женщина быстро открыла сумку и достала из нее листок.
— Меня зовут Гермиона Уизли, — представилась она. — Я работаю в организации по поиску пропавших людей. Вас… должны были предупредить, что я приду.
— Ах, да… — поморщилась медсестра. — Вы к нашему Дырявому котлу.
— Дырявому котлу? — растерялась Гермона.
— Ну да. Тот человек, которого вы ищите. Его нашли девять лет назад на улице, он сидел на тротуаре и бормотал, что ищет какой-то Дырявый котел. Ну, мы его так и прозвали, надо же было ему какое-то имя дать.
Гермиона нахмурилась.
— А как его зовут на самом деле?
— Мне-то откуда знать, — раздраженно хмыкнула медсестра. — Документов при нем никаких не было, пробовали отыскать родных, но никто о нем ничего не слышал.
— А что он сам говорит?
— Что у него нет родных, и его имя нам ни о чем не скажет. Послушайте, мисс…
— Миссис, — автоматически поправила Гермиона.
— Хорошо, миссис Уизли, — подбоченилась медсестра. — У нас тут не полиция, а приют для бедных. Если мы будем каждого допрашивать о его имени, у нас тут никого не останется.
— А если он преступник?
Эти слова, казалось, не произвели на медсестру никакого впечатления, она безразлично пожала плечами.
— Мы не полиция, — сухо повторила она. — Будете смотреть?
— Да, конечно, — Гермиона немного потерянно огляделась по сторонам, словно не понимая, как в этом помещении могут жить люди.
Медсестра заковыляла вверх по узенькой, хлипкой лестнице.
— Почему у вас так холодно? — спросила Гермиона, догоняя ее.
— Потому что в стенах дыры, и администрация считает, что топить не имеет смысла.
— Но здесь же живут люди!
Медсестра что-то проворчала под нос, но ничего больше не сказала.
Они прошли мимо грязных, темных комнат заставленных кроватями и старыми диванами, на которых в разных позах лежали люди. Некоторые из этих людей были накрыты рваными одеялами, другие какими-то лохмотьями, найденными видимо на помойке, несколько стариков спали под влажными газетами.
Многие из обитателей комнат, увидев посетительницу, начинали громко стонать и просить милостыню или бросались к ней, умоляя помочь. Гермиона с ужасом смотрела на них, не зная, что сказать.
Здесь постояльцы были спокойнее. Большинство из них лежали на своих кроватях и даже не повернули головы, чтобы увидеть входящих.
— Оденьте маску.
Невозмутимый, ко всему безразличный голос заставил Гермиону вздрогнуть.
— Что?
— Оденьте маску, говорю, — хмуро повторила медсестра, протягивая Гермионе марлевую повязку. — Здесь живут те, кто болен и доживают свои последние дни. Вы же не хотите чем-нибудь заразиться, правда?
— Значит, — Гермиона потерянно оглядела комнату. — Этот Дырявый котел… он тоже болен?
— Да.
— Чем?
— Какая-то жутко страшная болезнь поражающая нервы. Я их не запоминаю все. Вон их сколько, а я одна.
Медсестре надоело разговаривать, и она твердой походкой направилась к старой ширме, за которой слышалось хриплое покашливание.
— Будьте осторожны, — предупредила она. — Не подходите близко и ничего не трогайте.
Гермиона кивнула, надевая повязку, и зашла за ширму.
На узенькой, хлипкой постели лежал человек. Его когда-то длинные белесые волосы свалялись и выглядели, как пакля, лицо, обтянутое тонкой, желтоватой кожей пугало своей мертвенной бледностью, тощие костлявые руки, лежащие поверх тонкого покрывала, судорожно подергивались. Он не двинулся, услышав, что кто-то подошел, не повернул головы, не посмотрел даже на посетителя.
Гермиона застыла, с ужасом прижав ладонь ко рту, словно боясь что-либо сказать.
— Ну? Что же вы застыли, мисс Гренджер? — хрипло спросил мужчина. — Или вы уже миссис Уизли?
Свое имя словно вывело Гермиону из ступора. Она медленно отняла руку и, глубоко вздохнув, подошла ближе.
— Вы пришли полюбоваться на мучения врага, — подхватил мужчина. — Приятное занятие, не правда ли?
— Ничего подобного! — возмутилась Гермиона.
Она хотела было добавить что-то еще, но оборвала себя и, удостоверившись, что за ними никто не наблюдает, достала из кармана палочку.
— Силентио.
Заклинание неярко вспыхнуло и тут же погасло.
— Вот так, — решительно кивнула Гермиона. — Теперь нас никто не услышит.
Мужчина медленно приоткрыл отекшие глаза:
— Что вам надо?
Гермиона растерянно посмотрела на сумку, которую все еще держала в руках.
— Я… я пришла, чтобы сообщить вам о том, что ваше наказание окончено, и вы можете вернуться в волшебный мир.
Малфой устало прикрыл веки.
— У моего наказания не было срока.
— Но его отменили! — Гермиона судорожно сжала сумку в руках. — Я работаю в отделе магического правопорядка. Мы провели правовую экспертизу всех дел послевоенного времени и установили, что суд не имел права лишать вас палочки и изгонять из волшебного мира. Два месяца назад Визенгамот постановил, что все дела должны быть пересмотрены. Многие раннее осужденные уже вернулись в свои семьи. А вас мы никак не могли отыскать.
— У меня нет семьи, — коротко ответил Малфой, услышавший казалось только эту часть речи Гермионы.
— Как это нет? А ваш сын?
— Мой сын отказался от меня, разве вы не знаете?
Гермиона стиснула сумку так, что у нее побелели костяшки пальцев.
— Но, может быть, теперь, когда вы свободны, он захочет снова увидеться с вами? — неуверенно сказала она. — Вы больны, вам нужна врачебная помощь. Мы могли бы перевезти вас в клинику Мунго.
Ресницы Малфоя чуть заметно дрогнули.
— Незачем, — прошептал он. — Я скоро умру и не хочу никого тревожить своим появлением. Сделайте одолжение, миссис Уизли, уходите отсюда и забудьте, что видели меня.
— Но… — Гермиона отступила на шаг.
— Уходите!
— Мистер Малфой, ваша палочка у меня, вы, наверное, не поняли, вы свободны.
Люциус дрожащими руками сжал покрывало.
— Мне не нужна больше палочка, — горько усмехнулся он. — Можете забрать себе. И уходите, прошу вас. Пожалуйста…
— Извините, — прошептала Гермиона и быстро вышла, едва не свалив ширму.
Люциус с трудом приоткрыл глаза и долго смотрел на потолок, словно надеясь, что он вот-вот обрушится на него и погребет под собой. Но минуты шли, а серый потолок все также был недвижим. Время ждало…
* * *
Гермиона так и не сказала никому о Люциусе Малфое. Каждый раз, когда она собиралась поговорить о нем с мужем или кем-то из знакомых, он, словно ужасный призрак, вставал перед ее мысленным взором: сломленный и несчастный. По тем же причинам Гермиона не могла о нем забыть. Слишком бедственно было его положение, слишком безвыходна ситуация, слишком страшна судьба.
Поэтому ровно через неделю она снова надела пальто, накинула шаль и вышла на улицу, направляясь к Приюту. Медсестра встретила ее недовольным ворчанием, но к Малфою проводила.
— Ему плохо, — сообщила она. — Он ослаб настолько, что не может подняться с постели. Если вы знаете его родственников, то лучше бы они приехали.
— Мы проверяем, — вздохнула Гермиона.
— Пока вы проверяете, он умрет, — уверенно сказала медсестра и, развернувшись, ушла.
А Гермиона, натянув повязку, зашла за ширму.
— Добрый день, мистер Малфой.
Люциус неохотно приоткрыл глаза и немного удивленно посмотрел на посетительницу.
— Разве я что-то непонятно сказал вам в прошлый раз?
Гермиона не обратила на его слова никакого внимания. Вытащив палочку, она быстро наложила на ширму заглушающее заклинание, потом очистила при помощи волшебства больного и достала из сумки чистое белье.
— Если хотите, я могу помочь вам переодеться, — предложила она.
Даже чистый, с расчесанными волосами, Люциус выглядел страшно.
— Мне ничего не надо, — сказал он, с трудом приподнимаясь на кровати. — Уходите! Я говорил, что не хочу вас видеть! Мне никто не нужен!
Но Гермиона упрямо покачала головой.
— Нет нужен! Вы даже не можете подняться.
Малфой сделал над собой огромное усилие и встал на ноги, но тут же рухнул обратно, едва не сломав кровать.
— Я не могу вас оставить, — заявила Гермиона.
— Почему? Ах да! Милосердие, — скривился Люциус. — Вы же не можете оставить больного человека, вы лучше задушите его своей заботой, но не дадите спокойно умереть.
— Я хочу вам помочь!
— Я… я не хочу, чтобы меня касались руки поганой грязнокровки! — выдохнул Люциус, и тут же зашелся кашлем, от которого казалось должны были вылезти наружу все его внутренности.
Гермиона жалостливо посмотрела на него.
— Не получится, мистер Малфой. Я не скажу ничего вашему сыну, как вы хотите, но уйти вы меня не заставите!
Она достала из сумки фрукты и сложила их на тумбочку, стоящую возле кровати, потом поменяла воду в графине и вымыла стакан. Малфой все это время лежал, отвернувшись к стенке, и надсадно кашлял, хрипло втягивая в себя воздух.
Гемиона еще немного побыла и, так и не дождавшись от него ни одного слова, вышла. Так же было, когда она пришла в следующий раз, и в следующий.
* * *
Шли дни. Гермиона приходила в приют почти каждый день. Она уже свыклась со страшным домом, непринятными запахами и даже познакомилась с некоторыми обитателями. Малфой с ней так и не разговаривал. Ему становилось все хуже и хуже: он уже с трудом поднимал руки от кровати, никакие лекарства не помогали, и медсестра была уверена, что он не протянет и месяца.
А тем временем становилось все холоднее, и Гермионе не раз приходилось смахивать иней с шерстяного одеяла, которое она принесла для Малфоя.
— Я забираю вас, — заявила она однажды. — Если не хотите в Мунго, то я смогу снять для вас квартирку. Там будет теплее, и я смогу спокойно за вами ухаживать.
Люциус возмущенно захрипел и тут же закашлялся.
— Нет, — выдавил он. — Я никуда не поеду!
— Но вы умираете!
— Я знаю.
Гермиона непонимающе нахмурилась. Отвернувшись к ширме, она закрыла глаза, пытаясь взять себя в руки.
— Я же говорил, чтобы вы уходили, — прошептал Люциус. — Вам не понять.
— Чего? — Гермиона с грустью посмотрела на него. — Того что вы хотите умереть один, в грязи и страдании?
Губы Люциуса изогнулись в легкой улыбке.
— Я не хочу этого, миссис Уизли. Этого хочет судьба.
— Да с чего вы это взяли?
— Я уверен, в своей жизни я натворил достаточна зла, чтобы заслужить такую смерть. Я это давно понял.
Гермиона хотела ему возразить, но он не позволил, приподняв руку, которая, однако, сразу рухнула обратно на кровать.
— Я десять лет прожил как Дырявый котел, — дрожащим голосом сказал он. — Изгнанный из мира, в котором родился и в котором прожил большую часть жизни. Я считал, что без проблем смогу устроиться в магловском мире, но как видите, проиграл эту борьбу.
— Но…
— Нет, миссис Уизли, — покачал головой Люциус. — Я хочу умереть здесь. Люциуса Малфоя, который мог бы вернуться с вами, больше нет, а Дырявому котлу не место в волшебном мире.
Гермиона опустив голову, села на маленький стульчик, стоящий рядом с кроватью. В этот день они больше не произнесли ни слова.
* * *
Придя в следующий раз, Гермиона застала Люциуса за попытками достать стакан с тумбочки. Он пытался поднять руку, но ладонь отрывалась от матраса всего лишь на пару сантиметров и снова падала обратно.
Гермиона напоила Люциуса, поменяла белье, поправила одеяло и уселась на табуретку.
— Хотите, я вам что-нибудь расскажу? — предложила она.
Малфой не мигая смотрел в потолок.
— Тогда слушайте, — решилась Гермиона и начала рассказывать ему про свою жизнь, про семью и детей, про Министерство.
Люциус делал вид, что ему все это не интересно, но слушал внимательно. Порой, услышав чью-то знакомую фамилию, он вздрагивал, и его щеки покрывались лихорадочным румянцем, словно от злости, а иногда, наоборот, расслаблялся, и на его губах появлялась едва заметная улыбка. Постепенно Гермиона научилась понимать, какие темы расстраивали Люциуса, а какие, наоборот, радовали. Ей нравилось, что она могла хоть чем-то развлечь несчастного, и с тех пор каждый раз рассказывала ему что-то новое, старательно избегая темы семьи Малфоя.
На Рождество Гермиона принесла ему маленький венок, забавно украшенный лентами и бубенчиками.
Люциус уже не мог передвигаться и только надсадно кашлял кровью, пачкая все вокруг себя. Напоив его и накормив, Гермиона привычно уселась на табурет и собиралась уже начать рассказ о праздновании Хэлоуина в Министерстве, но Люциус прервал ее, едва заметно покачав головой.
— Расскажи мне о Драко, — хрипло попросил он.
Гермиона удивленно нахмурилась.
— Я… я не знаю, он живет в Малфой-меноре. Мы не общаемся, — повинуясь мгновенному желанию, Гермиона сжала руку Малфоя. — Хотите, я позову его?
Люциус болезненно поморщился.
— Когда я уходил, я обещал, что больше не вернусь, — прошептал он. — Чтобы больше не заставлять семью страдать… чтобы не бросать на них тень. Драко поклялся, что отречется от меня и никогда не станет меня искать.
Гермиона сочувствующе сжала его ледяную ладонь.
— Он, скорее всего, скучает… Можно, я позову его?
Люциус едва заметно покачал головой.
— Не надо. Я обещал ему, что со мной все будет хорошо, пусть лучше он верит, что все так и есть.
— Но вам бы хотелось его увидеть! Отодвиньте гордость в сторону, прошу вас! Вы умрете в кругу семьи…
— Гордость — это все, у меня есть, Гермиона.
— И вы готовы остаться с ней, но не увидеть своего сына?
— Да, ему так будет лучше!
Гермиона вскочила и, схватив вещи, выбежала из-за ширмы. Люциус молча посмотрел ей вслед, в его глазах стояли слезы, но он не мог их смахнуть, и они текли по щекам, орошая подушку.
* * *
После этого разговора Гермиона долго не приходила. Она никак не могла решить стоит ли против воли Люциуса позвать Драко и в конце-концов все-таки отправилась в Малфой-менор.
Драко встретил ее в кабинете, сидя в кожаном кресле и перелистывая какой-то отчет.
— Что тебе надо? — хмуро поинтересовался он.
Гермиона растерянно замерла. Слишком уж похож был этот голос на голос Люциуса.
— Я… я пришла поговорить с тобой о твоем отце, — решительно заявила она, наконец.
Драко недовольно поджал губы.
— И о чем ты хочешь поговорить?
— Ты знаешь, где он сейчас?
— Нет, — Драко нервно переложил бумаги с одного конца стола на другой. — А ты что? Знаешь?
Он пытался это скрыть, но Гермиона заметила надежду мелькнувшую в его глазах. Она неловко передернула плечом.
— Нет, — соврала она. — Но… может быть, у тебя есть какая-то информация? Ты же знаешь, что его оправдали, и он может вернуться в волшебный мир. Ему, наверное, плохо у маглов…
В это время в кабинет забежал маленький мальчик как две капли воды похожий на Драко. Подбежав к отцу, он закричал:
— Папа! Папа, дедушка скоро вернется?!
Драко на секунду опешил.
— Никто не знает, — ласково сказал он, приобнимая сына.
— Дедушка вернется, — уверенно заявил ребенок. — И я обязательно покажу ему свои рисунки. Они ему понравятся, правда?
— Да, конечно, Скорпиус. Обязательно покажем. — Драко крепко обнял ребенка и повернулся к Гермионе. — Я уверен, что мой отец прекрасно живет! — гордо заявил он. — Он всегда умел выкрутиться из любой патовой ситуации. Именно у него я научился всему, что умею. Министерство хотело наказать его, но сделало только сильнее. Поверь мне, мой отец сейчас живет где-нибудь в Америке в огромной вилле и управляет маггловскими миллионами. Так что вали-ка ты!
— Хорошо, — кивнула Гермиона. — Но если вдруг узнаешь что-нибудь, сообщи, пожалуйста.
— Постараюсь… — Драко на секунду запнулся. — Но ты тоже, если что сообщи мне.
— Обязательно.
Голос все-таки подвел Гермиону, и он дрогнул. Драко это заметил и с беспокойством нахмурился.
— Что-то случилось? Ты что-то знаешь?
— Нет-нет, я пойду.
Гермиона поспешила попрощаться и практически выбежала из дома. Аппарировав прямо к Приюту, она бросилась к Люциусу.
Выбежавшая навстречу медсестра, преградила ей дорогу.
— Миссис Уизли, он умирает! — воскликнула она. — У него доктор, он сказал, что осталось немного.
Гермиона оттолкнула ее в сторону и бросилась наверх.
Люциус холодный и недвижимый лежал на кровати. Его грудь едва заметно вздымалась под тонким покрывалом. Обогнув ширму, Гермиона упала на колени перед кроватью. Доктор тут же подошел к ней.
— Оденьте, пожалуйста, повязку, — попросил он. — Здесь небезопасно.
Гермиона на автомате надела повязку и замерла, не в силах оторвать глаз от бледного лица Люциуса.
— Он… он в сознании?
— Да, — кивнул Доктор. — Он практически полностью параллизован, но мозг пока что работает, — он смущенно кашлянул. — Я не стал отвозить его в больницу, у него смертельная болезнь, и его, скорее всего, не приняли бы.
Гермиона печально кивнула.
— Спасибо, — прошептала она. — Можете идти…
Доктор не заставил просить себя дважды. Собрав документы, он быстро ушел, бросив сочувствующий взгляд на скорбящую женщину.
— Я была у него, — прошептала Гермиона. — Я была у Драко.
Люциус приоткрыл глаза и с ужасом посмотрел на нее.
— Я ничего не сказала ему, — тут же уверила Гермиона. — Он… — она растерянно замерла. — Он живет в Малфой-меноре. Он женат. У него есть сын. Его зовут Скорпиус, и он очень на вас похож.
Люциус закрыл глаза, выражая одобрение.
— Драко уверен, что вы счастливы, и живете в Америке, — прошептала Гермиона.
— Хорошо... — едва слышно прошептал Люциус.
— Но он скучает, он ищет вас. Позвольте мне его привести!
Люциус едва заметно покачал головой.
— Вы же умираете, — отчаянно прошептала Гермиона, сжимая ледяную ладонь. — А с вами никого близкого!
Люциус с усилием улыбнулся.
— Со мной ты.
— Но я не близка вам.
— Еще как близка, Гермиона. У Дырявого котла была только ты. Спасибо тебе за все.
Его ладонь дернулась в последнем рукопожатии, глаза закрылись, грудь последний раз опала… Гермиона плакала, сама того не понимая. Слезы капали на бледное лицо умершего, и казалось, что это он оплакивает свой уход.
* * *
В Лондоне есть старое кладбище, на котором хоронят бедняков. Многие из могил здесь безымянны, потому что у умерших не нашлось никого, кто мог бы назвать их имени. Большинство стоят заросшие и заброшенные, словно неприкаянные.
Но есть среди этих могилок одна, которая всегда стоит аккуратная и ухоженная. И зимой, и летом здесь лежат живые цветы. Их приносит сюда женщина. Она меняет цветы и долго что-то рассказывает мертвому камню… На мраморном памятнике нет имени, только даты рождения и смерти, да странная приписка, то ли прозвище, то ли еще что: Дырявый котел.
Vova
