Будущее прошлое

Когда все началось? На этот вопрос Скорпиус не мог бы ответить даже себе. Просто однажды стало ясно — что-то изменилось в атмосфере или в нем самом — кто знает. Наверное, в жизни каждого подростка наступает момент, когда то, что казалось раньше простым и ясным, становится сложным и очень важным. Важным настолько, что все остальное теряет смысл.

У Скорпиуса было отличное детство: хорошая семья, любящие родители и очень, ну просто очень любящий дед. И даже первые дни в Хогвартсе, когда большинство из новых знакомых косо поглядывали в его сторону, ничуть не повлияли на общее восторженное состояние. Он чувствовал себя взрослым и самостоятельным. А трудности — явление временное, можно подумать, как от них избавиться, а можно просто подождать, пока рассосутся сами. Скорпиус предпочитал ждать. Не потому что боялся, а потому что в Хогвартсе было множество более интересных вещей, чем выяснение отношений. Если не обращать внимания на проблему, проблема однажды перестанет обращать внимание на тебя. Скорпиус не был уверен, что это правило работает повсеместно, но в случае с гриффиндорцами сработало. Активисты во главе с Джеймсом Поттером забыли о нем быстро. Наверное, надо было поблагодарить квиддич — Поттера взяли в команду ловцом, и он потерял интерес ко всему, кроме снитчей и тренировок.

Вообще отношения с героическим семейством у Скорпиуса складывались странно. Сначала его раздражало всеобщее желание с ними подружиться, а если не с ними, так хоть с Уизли. Даже слизеринцы не желали оставаться в стороне. Потом, в результате длительных бесед с дедушкой на каникулах после первого курса, Скорпиус решил, что дружить — не дружить, а водить с ними знакомство не помешает, но старшего он терпеть не мог, а с младшим было нестерпимо скучно, так что тогда пришлось оставить все как есть. Уже позже, на четвертом курсе, когда всех вокруг накрыло любовью (девчонки хихикали по углам, колдовали над прическами и ресницами, парни дрались, побросав волшебные палочки на ковер, посвящали избранницам странные подвиги вроде запирания в кладовой для метел Филча или мертвой петли над квиддичным полем), Скорпиус счел, что атмосфера вполне способствует, и пригласил Розу на свидание. Оно закончилось в запретной секции библиотеки над учебником о магии крови. Там их и обнаружил на рассвете перепуганный Альбус Поттер.

Общество двух райвенкловцев утомило Скорпиуса быстро, но он терпеливо дожидался, пока книгу долистают до конца. Как оказалось, не зря. Поттер выводил их из библиотеки под мантией-невидимкой. Ради такого можно было пожертвовать сном. К тому же, с тех пор Альбус и Роза считали Скорпиуса если и не другом, то хорошим приятелем. Такое положение вещей его вполне устраивало. Любимого деда — тоже

В остальном жизнь в Хогвартсе текла размеренно и неторопливо. Учиться Скорпиусу нравилось, а еще больше нравилось зарабатывать баллы для факультета и выслушивать одобрительные комментарии профессоров. В свободное от занятий время он исправно ходил на свидания, целовал в темных коридорах податливые губы, снимал «на долгую память» ажурные подвязки и расставался без сожалений. Страсть, любовь, безумство — оставались просто словами. А Скорпиус все чаще ловил себя на мысли, что становится слишком похож на отца — всегда сдержанного, равнодушного, не проявляющего никаких сильных эмоций, самого загадочного члена семьи.

Семья. Это слово всегда ассоциировалось у Скорпиуса с гостиной в мэноре. За окнами стемнело, в камине горит огонь, а он, еще совсем ребенок, сидит на толстом ковре у ног деда, и все, что его волнует в тот момент — картинка в книжке, которая никак не хочет оживать. Потом дед склоняется ниже, свешиваясь из любимого огромного кресла, газета в его руке шуршит, и Скорпиус жмурится — от деда пахнет сладко-пряно, как на кухне в Рождество, когда эльфы снуют туда-сюда, доливая в тесто коньяк и растапливая на огне шоколад для глазури. Домашний запах, праздничный и знакомый. Люциус берет книжку в руки, хмурится и качает головой. А потом объясняет, что книжка маггловская. Скорпиус вздыхает. Значит — не оживет. Мама тихо смеется, откладывает вышивание и тянется к отцу. Тот сидит рядом с ней на диване, задумчивый и отстраненный — привычный, рассеянно гладит ее по плечу и говорит: «Лучше бы ты читал что-нибудь полезное, Скорпиус».

Это было давно, очень давно, еще до Хогвартса, но даже сейчас Скорпиус помнил все до мелочей. Темно-серые глаза деда, его мягкую ладонь на своем затылке, четкий профиль отца, сжатые губы, светлую прядь, выбившуюся из гладкой прически, и робкую, как будто извиняющуюся улыбку матери. Тогда все казалось простым, все казались простыми. Скорпиус не удивлялся ничему, он просто знал: дедушка всегда прав, папа всегда строг, мама всегда добрая, и все они вместе и каждый в отдельности любят его.

Понимание стало приходить позже. После того, как Скорпиус обнаружил, что мать боится деда. Это было так странно, что пришлось долго и пристально наблюдать за обоими. Люциус не делал ничего, чтобы внушить страх, но хватало его чуть приподнятой брови и неодобрительного прищура — мать терялась, путалась в словах. Дед, казалось, не замечал, но Скорпиус знал точно — замечает. Самым неприятным было то, что и сам он, взрослея, стал относиться к матери иначе. Говорить с ней о чем-то серьезном не получалось. Скорпиус пытался, даже не раз, но мать только улыбалась, трепала его по щеке и говорила что-нибудь несуразное вроде: «Как же быстро ты вырос, Скорпи, а вот Эйнджел у миссис Бати…»

Астория Малфой обладала удивительным даром заводить подруг. Казалось, что вся ее жизнь складывалась из их жизней, жизней их мужей, детей и иногда даже внуков, она помнила их имена, помнила, у какого портного они заказывали гардероб и в каких отелях останавливались за границей. От обилия ненужной информации, которую обрушивала на него мать, стоило появиться дома, Скорпиус спасался бегством. Дед гостеприимно распахивал дверь кабинета и понимающе хмыкал. Скорпиус злился. Люциус никогда не говорил о невестке, во всяком случае при нем. Не обвинял и не защищал, он вообще большей частью не обращал на нее внимания, даже по имени называл только при посторонних. За мать было немного обидно, но несмотря ни на что, она казалась вполне довольной жизнью и в конце концов Скорпиус успокоился. Он готов был защищать мать от кого угодно, но это ничуть не мешало самому относиться к ней снисходительно.

Впрочем, подобное отношение Скорпиус не афишировал — чувствовал: отец не одобрит. «Мы с твоей матерью считаем…» — часто говорил Драко, и, хотя Скорпиус был уверен, что отец даже не советуется с женой, а саму Асторию Малфой волнует только, чтобы сын был здоров и благополучен, позицию отца он уважал. Тем более, мать всегда незаметно придвигалась к отцу, когда замечала недовольный взгляд деда. Скорпиусу раньше казалось, что, несмотря ни на что, его родители все же любят друг друга. Пока однажды он не стал случайным свидетелем не слишком приятного разговора.

— Это был твой выбор. Я тогда вообще не собирался жениться, — говорил отец. Дед стоял напротив него, опираясь на трость, и хмурился.

— Тебе можно посочувствовать, — заметил он.

— Не стоит. Астория твоими стараниями — уже не первый год моя жена и мать моего сына. Твоего любимого внука, между прочим.

— Мощный аргумент, — проворчал в ответ Люциус. Дальше Скорпиус не слушал.

Новое открытие, хоть и было не из приятных, не поразило Скорпиуса. Но заинтересовало. Отец, как ни странно, был человеком, о котором Скорпиус слышал гораздо больше, чем знал. Именно ему он был обязан неприязнью гриффиндорцев на первых курсах и внимательными, изучающими взглядами профессоров. Шепот за спиной, кривые усмешки, понимающее хмыканье Джеймса Поттера, обрывки подслушанных разговоров и строчки из старых газет. Слишком много, чтобы не обратить внимания, и слишком мало, чтобы понять. Образ того Драко Малфоя, слизеринца, Пожирателя смерти, сокурсника прославленного Гарри Поттера, не складывался, рассыпался, но хуже было то, что и нынешнего Драко — отца — Скорпиус совсем не знал. Это откровение оказалось болезненным, и Скорпиус не мог понять, почему не задумывался ни о чем подобном раньше. Стоило дожить до пятнадцати лет, чтобы разглядеть в одном из самых близких людей незнакомца.

С дедом Скорпиусу всегда было легко. Он понимал его с полуслова, отлично разбирался в богатом арсенале его настроений, взглядов, усмешек, делился тайнами и открытиями и точно знал, что его поймут. Вполне возможно, не одобрят, но и с этим Скорпиус научился справляться. Он лавировал между «да» и «нет» Люциуса, даже не задумываясь о том, что делает, и почти всегда ему удавалось если и не добиться согласия, то хотя бы заставить прислушаться к своему мнению. С отцом было по-другому. Он тоже мог выслушать, но на этом все сходство заканчивалось. Скорпиус понятия не имел, что скрывается за его сдержанным тоном и непроницаемым лицом.

Всегда ли отец был таким: неулыбчивым, отстраненным и… равнодушным? Именно эта мысль окончательно лишила Скорпиуса покоя, когда однажды, взглянув в зеркало, он увидел тот самый, знакомый с детства, застывший, отрешенный взгляд. Дело было в слизеринской гостиной, Скорпиус дожидался Аманду с пятого курса, чтобы отправиться с ней в Хогсмид. Аманда была умна и очень красива, по ней сохла как минимум четверть Хогвартских парней, а Скорпиус, потратив неделю на ухаживания и добившись согласия на свидание, не чувствовал ничего, даже удовлетворения от очередной победы.

Слизеринцы бредили великими магами, влюблялись, дрались на дуэлях, заваливали зачеты, пытались отвоевать у гриффиндорцев кубок школы, а Скорпиус думал об отце. И продолжал недоумевать. Казалось, школьные сплетни относились к совершенно другому человеку. Не всегда положительному, но живому. Интересными и важными были любые мелочи, и Скорпиус дошел до того, что даже попытался вывести на разговор об отце Альбуса. Тот посмотрел задумчиво, поправил на переносице очки и покачал головой:

— Папа не любит об этом говорить. Ну знаешь, война и все такое.

— Зато мой любит, — не поднимая головы от книги, вставила Роза. — Но лучше тебе не знать того, что он говорит. Папа всегда делает слишком… — она покусала губу и взглянула на Скорпиуса с сочувствием, — категоричные.выводы. Мама и дядя Гарри с ним не согласны. Тогда такое время было, сложно разобрать, что к чему.

— Ты просто знай, то, что болтал тогда Джеймс, ну… на первых курсах, — Альбус поморщился, — это ерунда, мы так не думаем, серьезно. Да и Джеймс не думает, он просто слишком много общается с дядей Роном.

Роза кивнула и, сочтя разговор законченным, снова погрузилась в свою Трансфигурацию.

Больше Скорпиус не спрашивал ни о чем. Если и был человек, который мог рассказать об отце все, так это только сам отец. Дед, наверное, тоже мог бы помочь, но рассказы о прошлом всегда давались ему с трудом. Скорпиус отлично помнил, каким серым и неживым бывало лицо Люциуса, когда он вспоминал о Волдеморте или битве за Хогвартс.

«Ты должен запомнить одно, Скорпиус: все совершают ошибки, но не всем удается их исправить. Мне, к счастью, удалось. Не слушай то, что тебе говорят эти глупые гриффиндорцы, не верь и не думай об этом. Сейчас другое время».

Так Скорпиус и жил раньше: не слушал, не верил и не думал, но теперь не думать никак не получалось.

Домой после пятого курса он вернулся с конкретной целью — как можно больше узнать об отце.

— Что-то ты слишком задумчив, — в первый же вечер заметил дед, когда они остались вдвоем после ужина. — Знакомый взгляд. Кто она?

— Она? — улыбнулся Скорпиус. — С чего ты взял?

— Да так… Твой отец тоже в школе влюблялся. Однажды. Очень похоже выглядел.

— Папа?! В школе? — Скорпиус вцепился в подлокотники кресла, с трудом удерживаясь от желания вскочить и потрясти деда за плечи, чтобы рассказывал скорее. Но интерес и нетерпение Люциус заметил — слишком уж хитро щурился, нарочито медленно раскуривая сигару.

— В школе, — наконец подтвердил он. — Метался по мэнору, будто его в клетку посадили и замок повесили. А вернуться не мог — тогда… много всего происходило. Ты знаешь. В нашем доме обретались Упивающиеся смертью.

Он замолчал и молчал так долго, невидяще глядя на свои пальцы, что Скорпиусу стало жаль его. Пусть ненамеренно, но он снова вызывал к жизни воспоминания, которые дед много лет прятал очень глубоко в памяти, так, чтобы даже следов не осталось на поверхности. Но Люциус вдруг словно очнулся, посмотрел осмысленно и уже уверенно, без пауз продолжил:

— В то время как раз твоя двоюродная бабка здесь бушевала. Поттера с компанией приволокли. А Драко не в себе. Поттера не опознал. До сих пор не знаю, специально или нет. Но об этом ты лучше не распространяйся. — Дед глянул остро, и Скорпиус по привычке кивнул. — Я потом спрашивал у Драко, кем он так увлекся тогда. Сказал, что мне показалось. Но я никогда не был слепым, Скорпи, — дед хмыкнул и удовлетворенно отложил сигару. — Своего сына я знаю гораздо лучше, чем ему кажется.

С этого момента все общение с дедом перетекло на день — вечер был посвящен отцу. Кажется, за это лето Скорпиус говорил с ним больше чем за всю предыдущую жизнь. Дед недоумевал, но лишних вопросов не задавал, мама по обыкновению не замечала, а вот отец… Здесь снова было слишком много непонятного.

Поначалу он вроде бы даже был рад тому, что они стали больше общаться. Звал Скорпиуса к себе в кабинет, несколько раз прогулялся с ним по парку вокруг мэнора и, хотя не был слишком разговорчивым, вполне охотно отвечал на вопросы. Они говорили о разном: о Хогвартсе, о политике министерства, о погоде и магглах, говорили даже о прошлом, вернее, Скорпиус пытался о нем говорить, но тут Драко больше отмалчивался, менял тему, и Скорпиус усиленно старался не давить на отца, все равно время от времени возвращаясь к незаданным вопросам.

Все изменилось так неожиданно, что Скорпиус не понял, что произошло.

Они сидели на скамейке в парке, Скорпиус рассказывал о Хогвартсе, отец молча слушал, а потом вдруг спросил:

— Дед говорит, ты влюбился, это правда?

— Нет, — фыркнул Скорпиус, — так, встречаюсь иногда, но ничего интересного. И вообще, пап, расскажи что-нибудь сам. У меня уже горло пересохло. Надо глотнуть чего-нибудь, а то умру от жажды прямо у твоих ног. Ты бу… — он осекся. Взгляд отца стал напряженным и одновременно каким-то плывущим — будто он одновременно смотрел и на Скорпиуса, и на что-то еще сквозь него.

— Пап… — почему-то шепотом позвал Скорпиус. — Все нормально?

— Извини, — Драко поднялся, — я забыл отправить важное письмо. Мне надо идти.

И все изменилось. Теперь, стоило Скорпиусу появиться в кабинете, Драко методично раскладывал на столе какие-то свитки, ставил на подставку перо и откидывался на спинку стула. Он не задавал вопросов, не просил подождать, не выглядел ни недовольным, ни заинтересованным. Он не выглядел вообще никак, словно ему было абсолютно все равно, в чьей компании проводить вечер — бумаг или Скорпиуса.

Они говорили все о том же: о Хогвартсе, о погоде и магглах, но теперь отец слушал, изредка вставлял односложные комментарии и на вопросы отвечал так же — будто давал интервью корреспонденту «Пророка». Ни одного необдуманного слова, ни одного жеста, который выдавал бы хоть какие-нибудь эмоции. После таких бесед Скорпиусу становилось страшно. Он почти с облегчением уходил в свою комнату, но следующим вечером возвращался снова. Отец притягивал к себе как неизученный артефакт. Хотелось добраться до сути, добиться от него злости, смеха, да чего угодно, предназначенного не всем вокруг, а только ему, Скорпиусу.

Если бы Люциус вместо влюбленности назвал одержимость, он бы не ошибся.

Наконец, отчаявшись, Скорпиус задал прямой вопрос — любил ли отец когда-нибудь. И заметил чуть сильнее чем обычно сжатые губы и слишком поспешно потянувшуюся к пергаменту руку.

— Думаю, нам лучше поговорить об этом завтра. Нужно закончить одно срочное дело.

— Ясно, аудиенция окончена, — хмыкнул Скорпиус, поднимаясь. — Спокойной ночи, папа.

Он закрыл за собой дверь неплотно и замер у стены, пытаясь сдержать идиотскую довольную улыбку. А потом приник к узкой щели. Отец стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу и упираясь ладонями в подоконник. Сердце колотилось как бешеное, и Скорпиус очень медленно выдохнул, а потом отпрянул от двери и рванул в свою комнату, подальше от соблазна. Слишком уж сильно хотелось ворваться в кабинет отца, сжать пальцами узкие плечи под черной домашней мантией, встряхнуть как следует и смотреть, смотреть не отрываясь в его лицо, которое, Скорпиус мог бы поклясться, сейчас не было ни застывшим, ни отрешенным.

К теме любви они больше не возвращались. Сначала отец стал исчезать по вечерам, отговариваясь срочными делами и визитами, а потом… потом произошло то, что Скорпиус счел знаком судьбы. Не то чтобы он верил в провидение, но увидев в ящике отцовского стола хроноворот, понял, что ни за что не откажется от такой возможности.

В стол он влез целенаправленно. В один из вечеров, когда отца не было дома. Дед этим летом просвещал Скорпиуса на предмет охранных чар. Скорпиус охотно распутывал сложную сеть заклятий на комнатах, а потом запутывал снова. Дед одобрительно кивал и говорил, что такими темпами к августу они доберутся до ворот. А Скорпиус… практиковался на всем подряд. Идея посетить кабинет отца казалась интересной. А стол, каждый ящик в котором был зачарован разными способами, будил какой-то охотничий азарт. Предназначенное для посторонних глаз даже Малфои не прячут так тщательно, а вот не предназначенное…

В целом стол Скорпиуса разочаровал. Не было там ни любовных писем в шкатулке, перевязанных ленточкой как в смешных сентиментальных романах, ни локонов на долгую память, была деловая переписка с поставщиками и партнерами, перья, галеоны, счета, и царил все тот же унылый, нагнетающий тоску порядок. И только в последнем ящике обнаружился… он!

Открыв зачарованный ларец, на который пришлось потратить никак не меньше часа, Скорпиус замер с открытым ртом, а потом неловко съехал на пол, пытаясь сдержать дурацкую дрожь в коленях. Это была находка с большой буквы. Ничего подобного Скорпиус даже представить не мог. В магическом мире не осталось ни одного хроноворота. Во всяком случае, так считалось.

После этого у Скорпиуса началась совсем новая жизнь, в которой появилась тайна. Первые несколько дней после похищения Хроноворота Скорпиус каждую минуту ждал, что отец обнаружит пропажу. Но время шло, справедливое возмездие по непонятным причинам откладывалось, и Скорпиус расслабился и погрузился в поиски.

Информации об устройстве и работе хроноворотов было ничтожно мало. Скорпиус успел до конца каникул перерыть с помощью эльфов всю семейную библиотеку. Дед пребывал в счастливом заблуждении, что внук увлекся чарами, и всячески его поддерживал. Впрочем, это не было такой уж ложью. В конце концов, хроновороты тоже связаны с чарами — временными и пространственными.

Вернувшись в Хогвартс, Скорпиус продолжил поиски. Прежде чем рискнуть и перенестись хотя бы на несколько часов назад, он должен был удостовериться, что его не унесет в пошлое столетье и не расщепит как-нибудь по пути. Больше всего сведений удалось почерпнуть в Запретной секции, куда Скорпиус пробрался вместе с Розой и Альбусом. Тогда Скорпиус впервые порадовался, что они оба с Райвенкло, потому что их самих интересовали самые неожиданные и необъяснимые вещи и никаких вопросов о причинах его внезапного увлечения несуществующими хроноворотами они не задавали. Ал вообще заявил, что давно думал об идее создания опытного образца, а Роза всецело его поддержала и рассказала семейную легенду о том, как ее мать, в то время еще мисс Грейнджер — третья из Золотого трио с Гарри Поттером во главе — использовала хроноворот, чтобы посещать больше занятий, а потом с его помощью даже кого-то спасла. Скорпиус почему-то поверил в эту историю сразу. Может быть, потому что очень хотел. Ведь если мать Розы могла пользоваться хроноворотом даже на третьем курсе, то на шестом-то он точно сможет.

К Хэллоуину у них было уже столько информации, что Ал решил приступить к созданию опытного образца немедленно, а Скорпиус, почитав его черновики с расчетами и схемами, отправился колдовать над собственным хроноворотом — с ним явно было что-то не так, но что именно — Скорпиус никак не мог понять. Помогла Роза, уезжавшая домой на выходные. Скорпиус готов был полюбить Гермиону Уизли всем сердцем, потому что Роза вернулась не только с подробным рассказом об использовании Хроноворота, но еще и с воспоминанием матери. Думосбор раздобыл Скорпиус — это было не сложно. В мэноре пылилось целых три. Воспоминание было коротким, но ярким. Как приводится в действие устройство, Скорпиус понял, как регулируется временной скачок — тоже, и даже понял, что не так с его экземпляром. Как ни странно, поломка оказалась несложной. Скорпиус передвинул центральную сферу на сорок градусов и выпрямил погнутый обруч. Теперь требовалось проверить действие опытным путем.

Кажется, Скорпиусу еще никогда в жизни не было так страшно, но череда удачных совпадений убеждала, что он все делает правильно, а главное — Скорпиуса не покидало давно забытое детское ощущение чуда. Если ты волшебник, то к шестнадцати годам перестаешь удивляться чудесам. Тебя не восхищают летающие метлы, стул, превращенный в кресло, птицы, которые от одного взмаха палочкой могут рассыпаться серебристой пылью. Сейчас же у Скорпиуса от предвкушения перехватывало дыхание и сердце трепыхалось в горле, и холодели пальцы.

А еще он отлично помнил, для чего все это затеял. Его не интересовали древние цивилизации, он не собирался стать очевидцем постройки египетских пирамид и податься в ученики к Мерлину. Может быть, потом, когда-нибудь. Но пока он хотел оказаться в одном конкретном месте и познакомиться с одним-единственным человеком. Чтобы… понять.

Скорпиус глубоко вздохнул, отсчитал нужное количество поворотов и зажмурился. Страх прошел, теперь что-то просто неприятно подрагивало внутри и сжималось в горле. Что он увидит, как все пройдет, удастся ли ему отыскать отца или придется возвращаться в свое время, так и не увидев его — эти вопросы крутились в голове, пока вращалась ось хроноворота, а потом все разом пропало. Скорпиус открыл глаза, чувствуя странную уверенность, и огляделся. Мантия-невидимка, одолженная у Альбуса под предлогом свидания в Хогсмиде, надежно скрывала его от посторонних взглядов.

На первый взгляд Хогсмид почти не изменился за столько лет. Кое-где стояли старые домики, которых Скорпиус не помнил, но в целом отличалась только атмосфера. Вместо жизнерадостной легкости ощущалось гнетущее напряжение, оно словно было разлито в воздухе, лежало странными застывшими масками на лицах редких прохожих. А потом Скорпиус начал замечать детали — выбитые стекла, которые почему-то никто не удосужился починить обычным Репаро, заколоченные двери магазинчиков, надвинутые на лицо капюшоны и суетливые, какие-то испуганные движения. Но времени приглядываться не было, и Скорпиус ускорил шаг.

Компанию в серебристо-зеленых галстуках он обнаружил в «Трех метлах», именно там, где и думал. Рассмотрев спины и расплывающиеся лица через мутное окно, он решительно шагнул к двери. Он не был уверен, что найдет там отца, но и прятаться больше не собирался.

Рванув на себя тяжелую дверь, он прошел сразу к стойке, за которой стояла… Розмерта. Вид бессменной хозяйки «Трех метел» Скорпиуса так удивил, что несколько долгих секунд он просто рассматривал ее — тяжелые, красноватые веки, бледные почти до синевы щеки, подрагивающий в пальцах поднос. Жизнерадостная Розмерта смотрела на него сейчас с таким вселенским ужасом, будто он был по меньшей мере ожившим Волдемортом, вернее, пока еще живым.

— Кружку сливочного пива, — растерянно сказал Скорпиус и, замирая от нехорошего предчувствия, медленно обернулся.

Они стояли полукругом, в нескольких футах от него. Пять почти одинаковых фигур — черные брюки, белые рубашки, те самые галстуки. Пять волшебных палочек, нацеленных в грудь, пять застывших незнакомых лиц, на которых живыми были только глаза, ледяные, яростные.

— Инкарцеро! — выкрикнул один. Скорпиус шарахнулся назад, врезался в край стойки, хватнул воздуха и забился, чувствуя, как опутывают тело тугие веревки.

— Глядите-ка, трепыхается, — загоготали сбоку, и Скорпиус резко обернулся на голос. К нему подходили трое. Два гориллообразных парня, в одном из которых он опознал Грегори Гойла. Отец виделся с ним крайне редко, зато сын Гойла учился на пятом курсе Слизерина. Второй был Скорпиусу незнаком, а вот тот, кто появился из-за их широченных спин… Скорпиус даже про веревки забыл, неотрывно глядя на одновременно знакомое и совершенно незнакомое лицо. Он не раз видел его на колдографиях, а теперь вот — в жизни, и это было совсем иначе. Драко Малфой мазнул по нему взглядом и посмотрел на пятерых, которые теперь выглядели расслабленнее, но палочки не прятали, стоя все на том же расстоянии от Скорпиуса.

— Отлично, Нотт, — сказал Драко. — Урок о недоверии незнакомцам усвоил. Непременно скажу Алекто, она будет тобой гордиться.

Послышались тихие смешки, и Скорпиус решил, что пора сказать хоть что-нибудь. Страх, появившийся было от неожиданного приема, прошел. И теперь он стоял ровно, спокойно глядя на слизеринцев.

— Развяжите меня.

— Здесь решаю я, — Драко насмешливо оглядел Скорпиуса с головы до ног, — и приказываю — тоже я. И пока я не разберусь, что ты за фрукт, почему так странно одет и откуда взялся, вряд ли тебе светит свободно махать руками.

— Ну попробуй, — усмехнулся Скорпиус. Ситуация начинала его забавлять. Почему-то его совершенно не беспокоили возможные последствия, и даже волшебные палочки — теперь семь — Драко свою пока не доставал. Если бы на месте отца был кто-нибудь другой, вероятно, Скорпиус волновался бы — в конце концов, он был связан перед компанией не слишком дружелюбно настроенных парней и почти беспомощен. Почти... Но сейчас волнения не было.

— Не боишься, — утвердительно сказал Драко, подходя ближе. — Крэбб, — он повысил голос, — дай-ка мне веритасерум. Похоже, кое-кто хочет поиграть в героя.

— Но... — заикнулся было Крэбб.

— Она у тебя в кармане, идиот, — перебил его Драко, — достань склянку и дай мне. Ну, — он снова повернулся к Скорпиусу, держа в руке пузырек с прозрачной жидкостью, — сам представишься или будем развлекаться с веритасерумом?

Скорпиус закусил губу и на всякий случай опустил голову, чтобы не выдать улыбку. Веритасерум. Отличная вещь, правда запрещенная теперь, но это не значит... Да ничего в общем-то не значит.

— Тебе не жаль на меня такого ценного зелья? — справившись с собой, Скорпиус прищурился, внимательно глядя в отцовские глаза, светлые, яркие, совсем не такие как спустя двадцать пять лет. — Я польщен... Драко.

Миг — и Скорпиусу в грудь уперлась волшебная палочка.

— Кто тебя подослал? — голос казался спокойным. — Ты не из Хогвартса, я никогда тебя не видел. Откуда ты знаешь мое имя? Крэбб, Гойл, держите его! — велел Драко, одной рукой откупоривая пузырек. — Кажется, он умирает от жажды.

— Меня не нужно держать, я же и так связан, — Скорпиус попытался пожать плечами, но веревки стягивали слишком плотно. — И я не сопротивляюсь вроде бы, ты так не считаешь?

— Держать, чтобы не грохнулся, — объяснил Драко. — Как ты верно заметил, ты связан. А что по доброй воле веритасерум выпьешь — не верю. Какой-то ты странный, — внезапно криво улыбнулся он, — как из другого мира. Случайно не из Мунго сбежал? И не представился до сих пор.

— А если из Мунго, то что? Отправишь обратно? — Скорпиус сдул со лба челку и предупреждающе взглянул на Гойла и Крэбба, которые неотвратимо надвигались с обеих сторон, но почему-то до сих пор не прикасались. — Не представился, потому что считаю довольно странными вежливые формальности после того, как твои… друзья ни с того ни с сего запустили в меня заклятьем.

— Малфой, чего ты с ним возишься? — раздалось сзади. — Пои давай, или может сразу Круциатусом? Что-то он разболтался.

Палочка, упиравшаяся в грудь Скорпиуса, отодвинулась, шевельнулась, и веревки неожиданно исчезли.

— А так формальности станут уместными? — спокойно спросил Драко, не опуская, впрочем, палочку.

Скорпиус с наслаждением повел плечами, разминая затекшие мышцы. Предложение применить Круцио ему не понравилось, но Драко на него не отреагировал, это радовало. Хотя… лица остальных слизеринцев Скорпиуса очень настораживали. Стараясь не выдать напряжения, он медленно обернулся к стойке, взял с нее свою кружку под потрясенным взглядом жавшейся к стене Розмерты и сделал порядочный глоток — в горле было подозрительно сухо. Ответить Драко он не успел. Кто-то из слизеринцев вдруг сказал:

— А знаешь, Малфой, он ведь на тебя похож. Ну скажи, Блейз, правда ж похож? Может, ты родственника не признал?

Вокруг согласно загалдели и снова заржали.

— Может, твой папаша того... Познакомься с братцем, Драко, — глумливо вклинился любитель непростительных.

Драко смерил Скорпиуса взглядом и внимательно посмотрел в лицо.

— А что? — насмешливо фыркнул он, кладя руку Скорпиусу на плечо, — моему отцу не слабо было бы устроить мне парочку братьев и сестер. А вот твоему папаше, Нотт, боюсь, даже чтобы тебя заделать, пришлось помощи у друзей просить. Или маменька не ставила его в известность об их помощи?

Нотт с перекошенным от злости лицом рванулся вперед, но Драко резко вскинул руку с палочкой.

— Стоять! Кажется, это ты вспоминал о Круциатусе? Я тоже о нем помню, так что лучше не нарывайся.

Смех стих мгновенно. Крэбб и Гойл синхронно придвинулись ближе, словно отгораживая Драко от остальных слизеринцев. Скорпиус, стараясь разглядеть хоть что-нибудь из-за плеча Гойла, приподнялся на мысках и на всякий случай вытянул из кармана палочку, крепко сжимая ее в пальцах. Всеобщее молчание было тревожным, как будто компания жадно ждала зрелища. На скулах застывшего Нотта перекатывались желваки, а смотрел он так, будто в любой момент мог швырнуть в Драко Авадой, чтобы сразу и навсегда. Наконец он шагнул назад и, вскинув подбородок, сказал, нехорошо прищурившись:

— Все знают, Малфой, что ты сильно рискуешь в ближайшее время стать сиротой. Вот тогда и поговорим, — со злостью сплюнув, Нотт развернулся и пошел к двери.

— Сиротой, Нотт, — бросил бледный как стена Драко ему вслед, — но не ублюдком.

Нотт вышел, так и не обернувшись.

— Кто-нибудь еще хочет посмеяться или шутки закончились? — спросил Малфой, оглядывая присутствующих. Все молчали. — Вот и хорошо, — кивнул он, присаживаясь на стул у барной стойки. — Мне — огневиски, — бросил он Розмерте, — моим друзьям, — кивнул он на Крэбба и Гойла, — тоже. Тебе чего? — посмотрел он на Скорпиуса. — И палочку убери. Все уже, не понадобится. Пока.

— Что-то мне не хочется опять оказаться связанным или получить Авадой в лоб, когда твое «пока» внезапно закончится, — небрежно сказал Скорпиус, усаживаясь вполоборота на соседний стул, не выпуская из поля зрения медленно расходящихся слизеринцев. Ушли еще двое, остальные вернулись к своему столу. Странно, после исчезновения Нотта о виновнике ссоры все предпочли забыть. Скорпиус такому затишью не доверял, особенно после только что пережитой сцены, поэтому спрятал палочку в рукав, так, чтобы можно было вытряхнуть ее одним незаметным движением. — Мне тоже виски, — бросил он Розмерте и расстегнул ворот мантии.

Трактирщица вздохнула с облегчением и привычно засуетилась за стойкой. Крэбб уселся по правую сторону от Драко, а Гойл двинулся к Скорпиусу, явно намереваясь согнать его с места.

— Не надо, Грег, — остановил его Драко, — посиди пока рядом с Винсом, все в порядке. Надеюсь. Так что, братец, — криво усмехнулся Малфой, поворачиваясь к Скорпиусу, — может, познакомимся, наконец?

Скорпиус проводил взглядом Гойла, молча поражаясь тому, как это шкафоподобное творение природы беспрекословно подчиняется отцу, и кивнул, протягивая руку:

— Познакомимся. Стив Митчелл, — имя придумалось сходу. Вообще-то, планируя встречу с отцом, Скорпиус не собирался делать тайны из своей личности, но сейчас почему-то передумал. Ему не нравилось то, что происходило. Слова Нотта, ожидание слизеринцев, как будто они ждали лишь удобного случая или того, кому хватит смелости восстать. Отец держался уверенно, но Скорпиус точно знал, что на самом деле никакой уверенности он не ощущает, и когда это почувствуют остальные… Нет, не время было радовать Драко известием о сыне из будущего.

— Драко Малфой, — пожимая протянутую руку, сказал отец, — и раздери меня горгулья, если я знаю, откуда тебе это известно.

Скорпиус шел в Хогвартс и не мог отвязаться от мысли, что по той же дороге в это же время, только очень много лет назад, возвращается в школу отец. Очень странное ощущение, будто он только что связал невидимыми чарами прошлое и будущее, и ничего уже не будет как раньше. Скорпиус поежился и плотнее закутался в мантию — дул слишком холодный встречный ветер.

читать дальшеРазговор с отцом за стаканом виски занял не больше получаса. Скорпиус напрягался под тяжелыми взглядами Крэбба и Гойла, но врал довольно бодро. Особенно, если учесть, что ложь выдумывалась на ходу. Стив Митчелл стал учеником Шармбатона — Скорпиус не придумал ничего лучше, чтобы объяснить показавшиеся Драко странными мантию и обувь, и даже не сразу заметил, что Драко перешел на французский. А когда понял, тот уже снова как ни в чем не бывало говорил по-английски и недоверия в его взгляде поубавилось.

У Стива Митчелла в Хогсмиде жил двоюродный дед, у которого он часто бывал по выходным. Не слишком богатая семья претендовала на наследство, а дед, за неимением родных внуков, нежно любил сына племянницы. Именно этот дед показал однажды Скорпиусу компанию слизеринцев и Драко Малфоя. «Известная фамилия. Чистокровный», — сказал с одобрением, и Стив запомнил. У него не было знакомых в Хогсмиде, а сидеть целыми днями со старым волшебником — не слишком-то весело, поневоле запоминаешь любые мелочи.

Отец кивал и, кажется, верил, во всяком случае, снова напоить веритасерумом не пытался. Хотя Скорпиус подозревал, что дело не только в его убедительности. Несмотря на демонстративное внимание, которое Драко проявлял к его словам, Скорпиусу все равно казалось, что он думает о чем-то своем. Выражение лица менялось от расслабленного и спокойного до напряженного, отец то кивал, то хмурился, то криво улыбался, явно в ответ на какие-то собственные мысли. Выступление Нотта никак не шло из головы. Скорпиусу хотелось задавать вопросы, но он так и не задал ни одного — это выглядело бы слишком подозрительно, и вряд ли Драко стал бы охотно отвечать постороннему.

Расстались они просто. Драко поднялся, пожелал приятного уикенда и посоветовал не попадаться на глаза слизеринцам, «а впрочем, — добавил он, — твое дело», и ушел в сопровождении своих огромных приятелей. Скорпиус смотрел ему в спину, пока дверь «Трех метел» не захлопнулась.

— Плохую компанию ты выбрал для общения, — сказала Розмерта, забирая со стойки пустые стаканы и несколько галеонов. — Возвращайся лучше к деду, и держись от них подальше. Кстати, ты не Старого Барта внук? Он в последнее время совсем сдал. Да что там, — она махнула рукой и небрежно поправила прическу. — Такие дела творятся, здоровые больными становятся.

Скорпиус согласно закивал, соглашаясь сразу со всем, быстро поблагодарил Розмерту и бросился к выходу. Он понятия не имел, кто такой старый Барт, и вдаваться в подробности о своем местном родственнике совсем не хотел, поэтому предпочел как можно быстрее исчезнуть. Но слова Розмерты запомнились. Значит, отец — плохая компания. Почему? Из-за метки Волдеморта? Скорпиус знал о ней, и видел однажды выцветший след на бледной коже. У деда был такой же. Или есть еще причины? В голосе Розмерты звучал страх, и Скорпиусу становилось не по себе, когда он задумывался о том, что может узнать, если вернется снова. Но он ни на секунду не сомневался, что вернется. Слишком уж сильным было искушение снова увидеть отца таким, тем более проблем с хроновротом, которых Скорпиус в глубине души все же опасался, не возникло. Он благополучно перенесся на окраину Хогсмида и, применив Темпус, обнаружил, что погрешность во времени совсем небольшая. Он вернулся через пять минут после исчезновения. Значит, все в порядке. Можно пробовать снова.

Но шанс, что Драко появится в Хогсмиде в простые дни, был один на сотню, а Скорпиус пока не понимал, можно ли с помощью хроноворота попасть в конкретный день, поэтому пришлось дожидаться следующей субботы. Отец до сих пор не хватился хроноворота, значит охранные чары на ларце Скорпиус восстановил правильно. Но все равно нужно было торопиться, мало ли что может произойти. Терять время очень не хотелось, и Скорпиус с нетерпением считал дни.

Всю неделю он думал о том, как это будет в следующий раз. Вдруг он снова попадется на глаза Нотту и его компании. А что, если отец снова заподозрит его в чем-нибудь. Или Розмерта спросит Старого Барта о внуке… От этих вопросов болела голова и потели ладони, и Скорпиус в конце концов решил хоть как-нибудь от них отвлечься. В итоге все свободное от занятий время он проводил в библиотеке под подозрительным взглядом мадам Пинс.

Поднял подшивки газет и журналов двадцатипятилетней давности, перелистал несколько десятков учебников по истории магии и на всякий случай защите от темных искусств. К субботе он чувствовал себя, по меньшей мере, Альбусом Поттером — таким же заучкой и книжным маньяком. Зато теперь Скорпиус знал о военном времени, о применении непростительных и о Хогвартсе под надзором Пожирателей гораздо больше чем раньше, и надеялся, что вздумай отец… Драко спросить что-нибудь о ситуации во Франции или в Англии, он сумеет ответить, не вызвав подозрений.

А еще он тщательно изучил списки погибших в битве за Хогвартс и обнаружил в них Крэбба. Это открытие почему-то неприятно поразило его. Огромный Крэбб вызывал в Скорпиусе странную симпатию, наверное, потому что был предан отцу, так же как и Гойл.

В субботу сценарий остался тем же — Альбус снова одолжил ему мантию-невидимку, даже не спрашивал ни о чем, просто понимающе хмыкнул, принес сверток с мантией и снова уткнулся в свои чертежи и расчеты.

На этот раз, спрятав мантию после перемещения и надежно прикрыв ее чарами, Скорпиус двигался осторожно. Теперь ему было известно, что Хогсмид во время войны считался безопасной территорией, но Пожиратели смерти и сторонники Волдеморта появлялись там регулярно, а наткнуться на кого-нибудь из них совсем не хотелось. Он уже понял, что выбрал не очень удачное время для исследований. Можно было вернуться в девяносто седьмой, например, или в девяносто шестой, но жалеть об этом теперь было поздно. Просто нужно быть как никогда предусмотрительным и готовым к любой неожиданности.

Крики и проклятья он услышал почти сразу, еще не добравшись до Хогсмида. Стараясь вести себя как можно тише и незаметнее, Скорпиус вынул палочку и метнулся с дороги — к заснеженным кустам и деревьям. Осторожно продвигаясь вглубь, в сторону шума, плохо понимая, зачем. Будто кто-то подталкивал его в спину.

Скорпиус пригнулся, когда прямо в дерево над головой шарахнуло красным. Крэбба и Гойла он узнал сразу, они стояли у самой кромки леса, прикрываясь щитами, которые то и дело приходилось восстанавливать, изредка отбивались атакующими заклятьями, но нападающих было больше — человек пять, они метались по небольшой поляне, и Скорпиус никак не мог сосчитать. Снова возникло это странное чувство, будто он знает куда идти и, прижимаясь к стволам, Скорпиус медленно двинулся вправо. И понял, кого загораживают Крэбб и Гойл. Отец стоял на коленях и взмахивал палочкой, склонившись над раскинувшейся на снегу девчонкой. Кажется, она была без сознания, а может и вообще… Но задумываться об этом было некогда. Предводителя нападавших Скорпиус тоже узнал и изо всех сил сжал зубы, стараясь сдержать подкатившую к горлу ярость. «Гнев — опасная штука, поддашься — обязательно проиграешь», — когда-то очень давно, в детстве, говорил дедушка, и Скорпиус отлично выучил урок.

Нотт с компанией придвигались ближе, норовя зайти сбоку, а еще лучше со спины. Крэбб и Гойл медленно, грузно, проваливаясь в снег, отступали. Драко все еще возился с девчонкой. Дуэли были давно запрещены, и если бы не Люциус, максимум, что мог бы предложить в качестве помощи Скорпиус — несколько щитов да простейший Петрификус.

Идея была безрассудной, но, кажется, единственно верной. Скорпиус был уверен, что без лидера кучка взбесившихся слизеринцев не продержится долго.

— Прикрой меня! — заорал он, рванувшись к Гойлу, очень надеясь, что тот послушается, а Крэбб сможет какое-то время продержаться один. — Влево! К Нотту!

Разумеется, его заметили.

— Протего! — Скорпиус отбил ослепительный белый луч, понимая, что если придется защищаться, время будет упущено.

— Импедимента! — крикнули сзади, — Грег, какого ты стоишь?! — и Скорпиус с облегчением узнал голос Драко.

Не было ни секунды, чтобы обернуться. Казалось, воздух рвется красными, синими, белыми всполохами. Скорпиус уже не различал заклятий, зато Нотта видел отлично. Его тоже прикрывали, но чей-то удачный Конфундус отшвырнул телохранителя в сторону.

— Ступефай! — рявкнул Скорпиус, понимая, что успевает. — Инкарцеро! — бросил он для надежности и наконец смог повернуться к остальным. Крэбб наступал на какого-то верткого мальчишку. Гойл тыкал палочкой в валяющегося на снегу соперника и орал. Кто-то с хрустом продирался сквозь кусты, еще двое лежали на снегу обездвиженные.

— Эннервейт! — произнес Драко, подходя к неподвижно лежащим на снегу слизеринцам, — Валите отсюда! — прошипел он, и те, вскочив, поспешили ретироваться.

Поляна пустела. Крэбб попросту пнул под зад пытавшегося сбежать мальчишку, и тот, ойкнув, припустил к Хогвартсу. Гойл оставил в покое своего противника, и парень поплелся в Хогсмид, на ходу отряхивая снег. На земле остался лежать крепко связанный магическими веревками Нотт.

— Отлевитируйте Паркинсон в больничное крыло, — сказал Драко Крэббу и Гойлу, — Помфри вряд ли станет слишком интересоваться, что произошло. — Он повернулся к связанному Нотту и, с яростью глядя на него, пообещал: — В следующий раз я тебя убью.

— Тебе со мной не справиться, — губы Нотта искривились в презрительной усмешке, — ты даже развязать меня боишься. Слюнтяй.

Крэбб гоготнул, и Драко резко повернул голову в его сторону.

— Идите, — повторил он после небольшой заминки, — я вас догоню. Этого, — кивнул он на Нотта, — развяжите где-нибудь подальше отсюда, пусть ищет свою шайку.

Драко молчал, пока Крэбб и Гойл не отошли на порядочное расстояние, а потом подошел к Скорпиусу и посмотрел ему в лицо.

— Спасибо, — сказал он и вдруг, схватив Скорпиуса за грудки, заорал: — Откуда ты взялся? Какого драккла тебе надо? Погеройствовать захотел? Я без тебя справлюсь, понял?!

Скорпиус потрясенно смотрел на мокрые от слез щеки. Было от чего растеряться. А потом накатила иррациональная злость, и он даже обрадовался ей, потому что она позволяла не задумываться о причинах этого отчаяния, которое Драко даже не пытался скрыть. Или не мог.

— Отлично, — Скорпиус сжал запястья отца и с силой оторвал от себя его руки. — Извини, что не успел спросить разрешения. Учту на будущее, — отвернувшись, он быстро пошел к лесу. Мысли скакали в голове. Хотелось остаться, сказать что-нибудь, сделать или просто постоять рядом, но Скорпиус не был уверен, что сможет правильно отреагировать на эти слезы. И на такого Драко — тоже.

Скорпиус сбился с шага, постоял пару секунд, раздумывая, что же делать дальше. Возвращаться совсем не хотелось. Тогда что? В конце концов, решившись, Скорпиус повернул в сторону Хогсмида.

Среди немногочисленный посетителей «Трех метел» слизеринцев не оказалось, и Скорпиус устроился за одним из столиков со стаканом виски — ничего другого сейчас не хотелось. Розмерта вроде бы узнала его, но не подала виду и ни о чем не спросила. Когда он заказал вторую порцию, входная дверь открылась, но почему-то не захлопнулась. Скорпиус поднял голову и встретился взглядом с Драко. Тот шагнул назад, но дверь так и не закрыл, видимо, раздумывал — уйти или остаться. В конце концов, он прошел к стойке, взял сливочного пива и молча подсел к Скорпиусу.

— Надеюсь, ты не собираешься болтать о том, что видел? — спросил он, пристально разглядывая кружку.

— С кем? — Скорпиус спокойно пожал плечами, хотя спокойным себя точно не чувствовал. Мелькнула даже мысль рассказать Драко правду, но если уж в первый раз это показалось неуместным, то сейчас и подавно. — Я никого здесь не знаю. Да и зачем?

— Откуда мне знать? — Драко отхлебнул из кружки и посмотрел прямо. — Может, от нечего делать, а может, тебя вообще подослали втереться в доверие. Хотя вряд ли это кому-то нужно. — Он невесело усмехнулся и неожиданно закончил: — В общем, я не умею благодарить.

— Да и не надо. Я просто оказался в нужном месте в нужное время. И нет ничего удивительного в том, что из двух сторон я выбрал твою. К вашему Нотту я после прошлой субботы никакой симпатии не испытываю. — Скорпиус хмыкнул. — Мне было даже приятно принять посильное участие в его обломе.

— Это ненадолго, — Драко помрачнел, — завтра он сделает что-нибудь еще, послезавтра — придумает новое, а я... Даже Крэбб позволяет себе то, о чем раньше даже подумать бы побоялся.

Драко, казалось, не обращался ни к кому, просто размышляя вслух. А Скорпиус слушал, замерев. Такая откровенность была немыслимой для него, тем более с абсолютно посторонним человеком, и очень легко было все испортить.

— Это из-за твоего отца? — спросил Скорпиус, стараясь казаться равнодушным. Излишняя заинтересованность могла вызвать подозрение.

— Что? — опомнился Драко и несколькими глотками почти опустошил кружку. — Что ты об этом знаешь? — прищурился он.

— Ничего, — Скорпиусу показалось, что удивился он вполне правдоподобно. — Только то, что слышал в прошлый раз от того же Нотта.

— Нашел кого слушать, — бросил Драко, резко опуская кружку на стол. — У моего отца все отлично. И у меня тоже, ясно?

Спорить Скорпиус не собирался, а вот узнать побольше очень хотел. И для этого существовал только один подходящий способ.

— Подожди, — он сходил к стойке, взял у Розмерты бутылку виски и второй бокал и, вернувшись, поставил все на стол. — Лично я собираюсь напиться. Скучно здесь у вас, заняться все равно нечем. Составишь компанию?

— Напиться — не составлю, мне еще в Хогвартс возвращаться, — ответил Драко, — но выпить можно, все равно времени много. Если бы с Паркинсон было что-то серьезное, Винс с Грегом уже нашли бы меня, — добавил он и нахмурился. — Но вообще странно, что их так долго нет.

— Ты же вроде бы сам обещал их найти, — Скорпиус разлил виски и поставил перед Драко бокал. Значит, девчонка — Паркинсон. Панси Паркинсон, сокурсница отца. Скорпиус ни разу не видел ее, но знал, что она замужем за магглом и живет где-то в Йоркшире. — А чем попали в э-э-эм… Паркинсон?

— Ступефаем, — Драко взял в руки бокал, — двойным. Я перепугался. Сначала показалось, что она не дышит. Еще Грег заорал, что Забини с Ноттом убили Паркинсон, и я думал, что все. Никак не мог понять, что делать.

— Неудивительно. Ну, ты же понял, в конце концов. Вообще странно все это, у вас что — обычное дело так общаться с сокурсниками?

— Ну, вообще-то, нет, — Драко поболтал виски в бокале и посмотрел на Скорпиуса. — Знаешь, вряд ли тебе это будет интересно. У вас в Шармбатоне, наверное, тихо и мирно. Я помню ваших девушек, — усмехнулся он и, поморщившись, допил. — После Турнира у нас по ним еще долго многие вздыхали. Как вы с ними учитесь?

Скорпиус, в отличие от Драко, никаких Турниров и никаких девушек не помнил, да и вообще о Шармбатоне все еще имел смутное представление. Тема была опасной, и требовалось как-то ее избежать.

— Привыкли, — он долил Драко виски и откинулся на спинку стула. — Сейчас везде не очень мирно, наверное, а о Хогвартсе вообще ходят зловещие легенды.

— Надо же, оказывается, ко всему можно привыкнуть, — фыркнул Драко. На его скулах появился румянец, глаза заблестели — виски явно действовало. — Что за зловещие легенды? — спросил он, не слишком успешно изображая удивление.

— Да разное, — Скорпиус махнул рукой и ляпнул первое, что пришло в голову: — Например, что вместо отработок у вас теперь пытки, а трупы тех, кто не выдержал, не хоронят, а оставляют разлагаться в назидание.

— Ну, разлагающихся трупов я не видел. Но некоторым приходится нелегко. Я никогда не любил гриффиндорцев, — виски в бокале снова уменьшалось, — но... не настолько, — понизив голос, сказал он.

Скорпиус отвел взгляд. В газетах не было подробных рассказов очевидцев, и он слабо представлял, что такого могло происходить в Хогвартсе, чтобы отец сочувствовал гриффиндорцам. Львиный факультет почему-то вызывал в отце стойкую неприязнь, хотя он весьма удачно маскировал ее скучающим или равнодушным выражением лица.

— Зачем же они остаются в Хогвартсе? — спросил он. Гриффиндорцы его интересовали мало, а вот почему Драко терпел такое положение вещей, понять хотелось. Проблемы на Слизерине были, судя по тому, что видел Скорпиус, серьезные. И отец и дед — Пожиратели смерти, оба в свое время служили Темному лорду, так откуда взялось противостояние с Ноттом?

— А всех заставляют, — Драко сам потянулся к бутылке и налил себе еще виски, — я бы, может, и мог домой уехать, только там... — он помотал головой и залпом выпил, — не лучше. И вообще, я же с ними, — он неопределенно махнул рукой, — нам вообще лучше не зарываться. Нотт ведь почему лезет… знает, что у отца даже палочки нет, а что я могу? Делать вид, что ничего не изменилось. Только изменилось. Это им на все наплевать, власть свою чувствуют, а я убивать не могу. Я даже пытать не могу. Думаешь, никто этого не понимает? — Драко с грохотом опустил бокал на стол. — Но Нотт еще ответит!

— Что ты хочешь сделать? — ровно спросил Скорпиус, очень надеясь, что справляется с голосом, а отец уже слишком пьян, чтобы замечать нюансы.

— Не знаю, — Драко осоловело смотрел куда-то в стену, — но он пожалеет. — В голосе не слышалось ни злости, ни угрозы, ни особой уверенности. Расфокусированный взгляд скользнул по лицу Скорпиуса и уперся в стол. — Вряд ли я могу сделать что-нибудь серьезное, — после паузы неожиданно четко и спокойно сказал Драко. — Он чистокровный, а его родители в гораздо более выгодном положении. У его отца никто не отбирал палочку и не угрожал уничтожить за малейшую ошибку. А, — берясь за бутылку, добавил он, — не хочу об этом. Давай, Митчел, лучше выпьем за то, что тебя все это не касается. Это здорово. Можешь мне поверить.

Скорпиус хмыкнул. Ну да, его это никаким образом не касается. Совсем. Кажется, виски начал действовать и на него, потому что мысли уже приятно расползались, и можно было отвлечься от сегодняшних открытий и разговоров. Просто сидеть, пить, смотреть. А смотреть Скорпиусу нравилось. Он еще никогда не видел отца настолько… открытым? Доступным? Нет, понятным и близким. Просто… Драко.

Скорпиус снова наполнил бокалы, покачал свой на ладони и сказал совершенно искренне:

— А я, пожалуй, выпью за знакомство. С тобой.

— Ну, давай за знакомство, — Драко взял бокал и неожиданно переплел руку с рукой Скорпиуса, — вставай, так не дотянуться, — фыркнул он и, покачнувшись, поднялся. Перегибаясь через стол, Драко несколькими глотками осушил бокал и посмотрел на Скорпиуса. А потом вдруг обнял за шею свободной рукой и, резко притянув еще ближе, провел языком по мокрым от виски губам. — Горькие, — тихо сказал он, а в следующее мгновение бесцеремонно зажал Скорпиусу рот поцелуем.

В Хогвартс Скорпиус вернулся уже после отбоя. Переместившись в свое время, он еще долго бродил по окрестностям Хогсмида. Очень хотелось зайти в те же «Три метлы» или в «Кабанью голову» и докончить начатое – упиться вдрызг. Но он не пошел, потому что протрезветь и понять, что произошло, хотелось больше. Голова соображала плохо, зато на эмоции и память виски отчего-то не действовало. Щеки горели так, что Скорпиус даже не сразу понял, что ежится от промозглого ветра и дышит на заледеневшие пальцы. В Хогвартс Скорпиус вернулся уже после отбоя. Переместившись в свое время он еще долго бродил по окрестностям Хогсмида. Очень хотелось зайти в те же «Три метлы» или в «Кабанью голову» и докончить начатое – упиться вдрызг. Но он не пошел, потому что протрезветь и понять, что произошло, хотелось больше. Голова соображала плохо, зато на эмоции и память виски отчего-то не действовало. Щеки горели так, что Скорпиус даже не сразу понял, что ежится от промозглого ветра и дышит на заледеневшие пальцы.

Отец… Драко целовал его очень долго. И если в первые несколько мгновений, когда настойчивые губы только изучали и будто пробовали на вкус, еще можно было прекратить это полупьяное безумие, оттолкнуть, перевести все в шутку и поржать вместе, то потом… Потом было уже поздно. Скорпиус плохо помнил и еще хуже понимал, как случилось, что он ответил. Может, было виновато виски? Или растерянность? Или… Что?

Стакан нагрелся в руке так, что обжигал пальцы – Скорпиус сжимал его слишком крепко, удивительно, как не треснуло стекло. Сжимал не потому что нервничал, а потому что вдруг дико захотелось грохнуть его на стол и обхватить Драко обеими руками, прижать и прижаться самому.

Мерлин. Какой кошмар. Он никогда не думал, что может настолько чего-то хотеть – до шума в ушах, до дурацкой дрожи в коленках. Тем более – хотеть такого.

Окоченев окончательно, Скорпиус вернулся в школу, чудом пробрался незамеченным в подземелья и, добравшись до кровати, рухнул на нее, не раздеваясь. Виски давно выветрилось, но трезвым Скорпиус себя не чувствовал. Мир раскачивался и кружился, затягивал в воронку, снова и снова подсовывал четкие, очень яркие картинки. Отец медленно отстраняется, проводит языком по губам и молчит. Долго, очень долго молчит, только смотрит… настороженно. И от этого почему-то больно.

Скорпиус понятия не имел, как выглядел в тот момент он сам – наверное, как идиот. С расфокусированным взглядом и приоткрытым ртом, с колотящимся сердцем и откровенной паникой во взгляде. Он тогда четко осознал, что снова сесть за стол, разлить виски и сделать вид, что ничего не было, ни за что не сможет. Кажется, отец тоже это понял. Потому что только кивал, когда Скорпиус бормотал о том, что ему пора, пока путался в мантии, искал в кармане галеоны и пытался не встречаться взглядом, не смотреть вообще.

Полог над головой казался низким и тяжелым, он будто придавливал к кровати, а Скорпиус лежал, съежившись, и не мог даже закрыть глаза, потому что стоило опустить веки – и все повторялось сначала. Вот отец переплетает руки, вот встает, вот тянется через стол и… Отец? Нет… Драко. Скорпиус цеплялся за эту мысль, как за единственное спасение, потому что иначе собственная реакция казалась слишком ужасной. Неправильной. Невозможной. А так… Так с этим можно было жить. Разглядеть отца в том семикурснике, который плакал посреди снежного леса, который сочувствовал гриффиндорцам и воевал со слизеринцами, было действительно сложно. Очень. Скорпиус не знал его. А вот Драко, просто Драко из девяносто восьмого года, он уже немного знал. Знал, что тот может быть откровенным, может бояться за друзей. И целовать Стива Митчелла из Шармбатона, которого видит второй раз в жизни.

К утру Скорпиус все-таки заснул. И ему ничего не снилось.

Следующую субботу он ждал совсем не так, как прошлую. Теперь вместо желания увидеть отца появилось другое – чертовски сильное и, наверное, немного сумасшедшее – увидеть Драко. Это желание было опасным, от него становилось жарко и страшно. Скорпиус умудрился заработать два взыскания – впервые за все годы учебы, потому что мысли были странно далеки от трансфигурации и зельеварения. Никак не получалось сконцентрироваться, лекции звучали монотонным гулом в ушах, слова не хотели собираться во фразы и не задерживались в голове. Но Скорпиусу было плевать, это непривычное, какое-то бесшабашное состояние заставляло смеяться над чьими-то глупыми шутками, перепрыгивать через несколько ступенек на лестницах, бежать после занятий на квиддичное поле и вскакивать на метлу. Никогда еще Скорпиусу так не нравилось летать. Он чувствовал себя свободным, безумным и каким-то… новым. Будто шагнул в этот мир всего несколько дней назад и ему предстоит тысяча тысяч открытий.

Он ничего не загадывал и старался ни о чем не думать, просто жить, просто ждать. И, как ни странно, у него получалось.

* * *

— Скорпиус прислал письмо. Он не собирается домой на рождественские каникулы.

Люциус вошел в кабинет без стука, но Драко не обратил на это внимания – когда дело касалось Скорпиуса, церемонии были лишними.

— А он не пишет, почему?

— Нет. – Люциус опустился в кресло и, будто желая удостовериться, заглянул в письмо, но Драко не сомневался, что отец и так запомнил каждое слово. – Но подозреваю, ты играешь в этом не последнюю роль.

— Почему ты так решил?

— Драко, — усмехнулся Люциус, — ты всегда был сообразительным мальчиком, но никогда не мог провести меня. И сейчас не пытайся. Пусть тебе сорок два, для меня ты все равно мальчишка. Обычно я в твои дела не лезу, но сейчас это касается не только тебя. Поэтому, дорогой сын, я жажду услышать, что ты такого натворил, раз уж мой внук не желает появляться дома.

— Я тоже не всегда приезжал на каникулы, — заметил Драко. – Но можешь поверить, это никогда не было связано с тобой. Или с мамой. Интересно, с чего ты взял, что это моя вина?

— С того, что почти все лето он провел с тобой. Ко мне заходил только спокойной ночи пожелать. И, кроме тебя, некому было…

— Не беспокойся, отец, — оборвал его Драко, — переволнуешься — и снова сляжешь на два месяца, как в прошлом году, когда Скорпиус чуть не увидел меня на улице с мисс… Впрочем, неважно. Я напишу Скорпиусу, все будет хорошо. Он приедет. Уверен, он по тебе страшно соскучился.

— Надеюсь, — проворчал Люциус. — Кстати, как поживает твоя «мисс»?

— Стала миссис, — равнодушно ответил Драко.

— И кто же занял ее место?

— Это тебя не касается, отец, — Драко выпрямился. – Все?

— Не одобряю я твоих мисс и миссис, — Люциус поднялся, — какой от них толк? Кстати, ты не пробовал завести знакомство с какой-нибудь полувейлой? Может, тогда бы стал наконец похожим на человека.

— А в следующий раз ты предложишь мне развестись? – неожиданно усмехнулся Драко.

— Не предложу, — отрезал Люциус и, выйдя из кабинета, хлопнул дверью.

Драко потер переносицу и хмыкнул.

Несмотря ни на что, о разводе он думал только первые годы брака, пока не родился Скорпиус.

Ему едва исполнился двадцать один год, когда отец настоял на выгодном браке. Хотя особенно настаивать не пришлось – Драко было все равно. Занятый поиском себя, он не заметил почти никаких изменений в жизни, разве что теперь приходилось появляться в обществе с молодой женой. И иногда проводить с ней ночи.

Наследник родился четыре года спустя, когда Драко решил, что время вполне подходящее. И сам удивился тому, с какой нежностью впервые взял на руки сына.

Когда Скорпиусу было чуть больше года, Нарцисса не проснулась однажды утром. Смерть матери шокировала Драко, но страх за сразу постаревшего и совершенно выбившегося из колеи отца не дал ему раскиснуть. Драко только еще больше замкнулся в себе и вздохнул с облегчением, когда Люциус с головой окунулся в общение с внуком.

Драко обожал Скорпиуса, хоть и не умел показывать этого. Он проводил с ним все свободное время, вставал к нему ночами, укачивал, разговаривал. Но Скорпиус рос, и с каждым годом общаться с ним становилось сложнее. Люциус мог часами играть с внуком, читать ему, рассказывать сказки, а потом отвечать на миллионы вопросов, а Драко ограничивался тем, что вечерами заходил поцеловать сына и пожелать ему спокойной ночи.

Из некогда строгого отца Люциус превратился во всепрощающего деда. Он безбожно баловал внука, но, конечно, единственный знал, что будет для него лучше всего.

Отец воодушевленно расписывал будущие перспективы Скорпиуса, разумеется, не озаботившись узнать мнение его самого. Поначалу Драко пытался спорить. Но успокоился, увидев однажды насмешливо-упрямое выражение на лице присутствовавшего при очередном таком монологе сына. Пока не было смысла устраивать ссоры. Повторять ошибки Люциуса Драко не собирался и не сомневался, что когда придет время, сумеет поддержать выбор Скорпиуса, каким бы он ни был. Проявлять любовь другими способами Драко так и не научился. Иногда ему становилось досадно, что он не может стать для сына таким же близким человеком, каким для него самого была мать. Но возможно, это было и к лучшему — ее потеря далась Драко слишком тяжело, хотя вряд ли кто-то мог оценить, насколько.

Когда Скорпиус, два года назад приехав на каникулы, обнял его на вокзале, Драко неожиданно почувствовал себя не в своей тарелке и невольно отстранился. Сын заметил, нахмурился, но промолчал. Астория отвлекла его, завладела вниманием, и неловкость момента сгладилась, но Драко долго не мог избавиться от мучительного и непонятного чувства дежавю. В конце концов, он списал это на усталость и успокоился. Но оказалось, ненадолго.

Несколько дней спустя он проснулся возбужденным и испытал настоящий ужас. Бросившись в ванную, долго стоял под холодным душем, положив руки на стену и не прикасаясь к себе, пока не окоченел настолько, что начал стучать зубами. Спать он тогда так больше и не лег.

Но следующая ночь прошла без дурацких снов, потом – еще одна и еще, и Драко снова немного успокоился, пока на летних каникулах Скорпиус вдруг не возжаждал тесного общения.

Оттолкнуть сына было бы неправильно. Драко, в общем-то, этого и не хотел. Просто не привык. Но общаться со Скорпиусом неожиданно оказалось довольно легко и интересно, и Драко даже почувствовал жажду, не утоленную за столько лет молчания. Погода, магглы, политика, школа, знакомые и незнакомые люди – годилась любая тема, и Драко готов был ответить почти на любой вопрос, старательно обходя личные и, как ему казалось, аккуратно сглаживая углы. Скорпиус интересовался всем на свете, как когда-то в возрасте почемучки, и Драко заметил, что ждет этих разговоров, как ничего больше.

А потом снова начались мучительные, выматывающие сны, и Драко спешно отгородился от Скорпиуса как мог. Даже начал подумывать о походе к специалисту. Останавливало только то, что он понятия не имел, что сказать. Я извращенец? Он сомневался, что готов произнести это вслух. Тогда на помощь пришло зелье сна без сновидений. Но дело было уже сделано – все чаще Драко погружался в воспоминания о том, о чем не думал очень много лет, о чем давно предпочел забыть, оставив себе только теплое смутное воспоминание о первом сильном юношеском чувстве.

Вопрос Скорпиуса о любви застал его врасплох, и Драко не сомневался, что сын не удовлетворился его уходом от ответа. Возможно, если бы речь шла о девушке, он рассказал бы все. Но как рассказать Скорпиусу о том, что его отец когда-то с ума сходил по мальчишке? Таком же юном, как сам Скорпиус. Сколько лет прошло? Двадцать пять? Не удивительно, что он забыл, как выглядел Стив Митчелл. Это было нормально. Ненормальным и страшным было то, что забытое лицо во сне становилось лицом Скорпиуса.

А воспоминания снова и снова возвращались.

* * *

Зайдя в "Три метлы", Драко осмотрелся, но не увидел ни одного знакомого лица. Он снова вышел на улицу и зашагал к окраине Хогсмида — насколько он помнил, где-то там жил дед Митчелла. Адреса Драко не знал, но не сомневался, что какой-нибудь сосед сможет показать нужный дом. Спрашивать не пришлось. Завернув за угол, Драко едва не налетел на самого Стива.

— Привет, — сказал он после небольшой паузы, неожиданно для себя не чувствуя ни грамма смущения. — Тебя я и искал.

Митчелл тоже не выглядел смущенным, скорее, излишне собранным и спокойным.

— Правда? – спросил он, приподнимая бровь. – А зачем?

— Соскучился, — хмыкнул Драко. — Шучу, не бойся, — добавил поспешно, но понял, что соврал, и запнулся. — Понимаешь, — протянул он, — ну, в общем, я был пьян... Но мне не хочется, чтобы ты теперь от меня шарахался. Все получилось случайно.

— Странно, что тебя это волнует, — Митчелл перебросил через плечо шарф и теперь рассматривал стену соседнего дома. – Это было несколько неожиданно… я бы даже сказал, очень неожиданно, но в целом… шарахаться я не собираюсь.

Первым порывом было протянуть руку для примирения, но вместо этого Драко сунул руки в карманы, будто пытался удержаться от желания прикоснуться.

— Хорошо, что не собираешься. — Он смотрел на Стива, но тот не поворачивал головы. Пауза затягивалась. — Ладно, я пойду, меня ждут, — снова соврал Драко, не торопясь, впрочем, уходить.

— Врешь, — с какой-то странной уверенностью сообщил Митчелл стене, потом фыркнул и окинул Драко насмешливым взглядом. – Вообще-то я тоже тебя искал. Вернее, собирался. Но если ты торопишься…

— Вру, — легко согласился Драко. На самом деле он умел врать так, что никому бы и в голову не пришло, что ему пудрят мозги. Но сейчас не хотелось. — Ты прав, я не тороплюсь, — сказал он, не вынимая рук из карманов. — Зачем я тебе понадобился?

— Я же говорил, ты здесь единственный, с кем я знаком, кроме деда и твоих сокурсников, и единственный, с кем я могу просто… — Митчелл пожал плечами, — провести время, не рискуя попасть под Аваду. Нужны еще причины?

— Думаешь, со мной ты под Аваду не попадешь? — хмыкнул Драко. — По-моему, риск намного выше. Ну, если и не под Аваду, то под какой-нибудь Ступефай или банальный мордобой. Или мне снова захочется тебя поцеловать, — вырвалось у него. — Нужны еще примеры?

— Нет, не нужны, — рассмеялся Митчелл, — этих вполне достаточно, но знаешь, лучше я попаду под Ступефай с тобой, чем, к примеру, с Ноттом или с этим, как его… Забини. Кстати, как Паркинсон?

— С Паркинсон все в порядке. Опять пристает на каждом углу. Может, пойдем? Чего стоять посреди улицы? Холодно. – На самом деле Драко понятия не имел, куда можно пойти. Снова засесть в "Трех метлах" не хотелось, но и стоять на месте он не мог. Казалось, если шевелиться, делать хоть что-нибудь, станет не так сложно подбирать слова и можно будет просто смотреть вперед или себе под ноги, не делая над собой усилий, чтобы не отвести взгляд.

— Пойдем, — кивнул Стив и вдруг шагнул ближе, удерживая за плечи. – Но сначала… — он подался вперед и прижался губами к губам. Прикосновение был сухим и быстрым, недостаточным, но Стив отстранился и сказал, прищурившись: — Это чтобы ты не думал, что я убегу с воплями, если ты до меня дотронешься.

— А без воплей... — Драко вытащил из карманов руки и сжал мантию на груди Митчелла, не давая отступить, — сбежишь? — На этот раз нельзя было списать все на виски. Драко пристально смотрел Стиву в глаза, словно торопился прочитать в них хоть что-то в подступающих сумерках, не осознавая, что тянет его к себе. — Я еще никогда не целовался с парнем на улице. Хотя… я вообще целовался только с девчонками. — Не выпуская из рук мантию Митчелла, Драко втолкнул его в темный узкий переулок и рывком прижал к стене. — Меня даже на ваших вейл так не тянуло, — выдохнул он и поцеловал, торопливо расстегивая мантию, забираясь под нее обеими руками, чувствуя, как нарастает шум в ушах.

Митчелл ответил сразу, будто только и ждал инициативы. Подался навстречу, скользнул языком в рот. Его ладони были горячими даже через одежду, давили на спину, прижимали теснее.

Движения казались слишком поспешными, поцелуй — слишком настойчивым, касания — неловкими. Но это не имело значения. От охватившего тело жара Драко начисто забыл, что на улице зима, вокруг лежит снег и на них может наткнуться случайный прохожий. Он понятия не имел, как далеко готов зайти, но разжать руки, отстраниться, перестать — не сумел бы, даже если бы вдруг захотел. Стив отвечал ему, поддавался, а от его приглушенного поцелуями стона захлестнуло такой волной желания, что Драко едва справился с собой. Слегка отстранившись, он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, а потом прижал ладонь к паху Стива и медленно погладил возбужденный член.

— Ты хочешь меня, — тихо сказал Драко и потянул вниз молнию.

— Да, – хрипло ответил Митчелл. Его руки как-то сразу оказались под свитером, пальцы толкнулись под ремень, прошлись по ягодицам. Он запрокинул голову и, глядя в упор блестящими даже сейчас, в сумерках, глазами, нетерпеливо потерся о ладонь Драко. – Хочу.

Общие спальни, общие душевые, которыми приходилось пользоваться до того, как его назначили старостой факультета, приучили Малфоя к виду обнаженных тел. Он даже рассматривал их, сравнивая со своим, отмечая чужие достоинства или недостатки. Но никогда раньше мужское тело не вызывало такого жгучего желания смотреть, касаться, обладать. Ощущение чужого члена в руке было непривычным, Драко несколько раз осторожно провел по нему вверх-вниз, напряженно ловя каждую реакцию Стива, и опустил взгляд. Головка блестела от влаги, и Драко коснулся ее пальцем, погладил уздечку и неосознанно крепче и уверенней сжал руку.

А потом пальцы сомкнулись на его собственном члене. Стив удовлетворенно вздохнул и прижался теснее, поглаживая, сжимая, постанывая.

— Быстрее, — шепнул он и, вцепившись свободной рукой в волосы Драко, снова зажал ему рот поцелуем.

Драко двигал рукой, толкался в чужую, тонул в лихорадочных рваных поцелуях, а потом, разжав руку Стива, прижался своим членом к его.

— М-мерлин, — выдохнул он, чувствуя, как липнет рубашка ко взмокшему телу.

Члены терлись друг о друга, пальцы переплетались с пальцами Стива в мягком и одновременно крепком захвате, таком необходимом сейчас. Напряжение усиливалось с каждым неровным вздохом, с каждой секундой. Стив вздрагивал, срывался с ритма, также как и сам Драко, а потом выгнулся, упираясь затылком в стену и вскрикнул, сжимая руку сильнее. Драко застонал, выругался, ритмично двигая кулаком. Стив дернулся и напряженно замер.

Драко жадно вглядывался в его лицо, понимая, что и сам на грани. Сперма брызнула ему на руку и в глазах потемнело. Драко трясло, удовольствие накатывало быстрыми горячими волнами. Он глухо застонал и навалился на Стива всем телом.

Одна минута сменялась другой, и, постепенно приходя в себя, Драко чувствовал, как начинает замерзать. Вздохнув, он отстранился, застегнул брюки и посмотрел на забрызганную спермой руку. Усмехнулся, достал палочку и произнес очищающее.

— Давай руку, — кивнул он Стиву, — боюсь, я не сильно от тебя отстал.

Тот молча протянул испачканную ладонь, резво застегнул штаны и улыбнулся.

— Это было сильно. На морозе, в переулке… Такого со мной еще не случалось. Хотя... со мной вообще… не случалось. Пожалуй, надо идти, а то мы скоро примерзнем к ближайшей плоскости.

— А я как-будто только и делаю, что дрочу полузнакомым парням по подворотням, — фыркнул Драко. — Если тебе не надо домой, хочешь прогуляться?

— Ну, — прищурился Митчелл, — я же не знаю, как ты проводишь досуг. Пошли, у меня есть время, — он направился вдоль по переулку и потянул за собой.

— Считай, что теперь знаешь, — развеселился Драко, — в следующий раз обязательно выберу переулок потемнее. — С Митчеллом было легко. Драко будто интуитивно знал, что от него не стоит ждать удара в спину или любой другой гадости. Удивительное чувство, необычное и... волнующее. Особенно сейчас, когда в Хогвартсе ходишь оглядываясь и сжимаешь палочку при каждом оклике.

— Учти, я ревнивый. Наверное, — Митчелл тоже рассмеялся. — Так что советую не попадаться мне на глаза в этом темном переулке, если только я не буду одним из главных действующих лиц.

— Наверное? — переспросил Драко. — Забавно, что ты в этом не уверен. Хотя мне тоже еще не приходилось ревновать. Ты что, меня провожаешь? – спросил он, внезапно осознав, что они двигаются в сторону Хогвартса. — А что должен делать я? Принести тебе в следующий раз букет орхидей?

Митчелл фыркнул и спрятал нос в шарф.

— Не надо. Я как-нибудь обойдусь. Если хочешь, можем повернуть и погулять обратно. Мне просто нравится идти к замку. Смотреть на него приятнее, чем на дома в Хогсмиде. Заколоченные окна и прочая прелесть — это совсем не то, что мне хотелось бы сейчас видеть.

— Это потому, что ты не был внутри, — криво усмехнулся Драко. — А, чтоб тебя! Паркинсон! Сматываемся, пока она меня не заметила. – Он схватил Митчелла за запястье и, круто развернувшись, бросился к ближайшему повороту. Тратить время на Панси сейчас не хотелось особенно сильно.

* * *

«Малфой, ты что, влюбился в этого Митчелла?» — спросил его в тот вечер Гойл.

«Остатки мозгов атрофировались?» — вскинулся было Драко, но взглянув на друга, стушевался – это не было ни насмешкой, ни издевкой. Грег смотрел задумчиво и спокойно.

«Я раньше не думал, что глаза действительно могут гореть», — сказал тот, и на эту тему они не заговаривали больше двух недель, пока…

В камине что-то треснуло, и Драко повернул голову.

— Добрый вечер, мистер Малфой. — Лицо слизеринского декана в камине смотрелось особенно старым, — Прошу прощения, но произошел… несчастный случай. Я счел нужным сообщить… На уроке взорвался котел, и ваш сын в госпитале. Ничего страшного, но вы понимаете, это мой долг…

— Спасибо, мистер Слагхорн, — спокойно сказал Драко, — я немедленно приду.

Через несколько секунд он аппарировал к Хогвартсу.

* * *

— Мистер Малфой! – раздался за спиной раздраженный голос мадам Помфри. – Если Скорпиус спит, не будите его!

— Он не спит, — спокойно сказал Драко, встретившись взглядом c сыном, и направился к нему. – Здравствуй. Что случилось? Только не говори "ничего особенного", это я уже слышал.

Недовольно покачав головой, Помфри закрыла дверь.

— Все в порядке, папа. Идиот Мэттьюз взорвал котел и отправился в Мунго. Мне повезло, я всего лишь оказался здесь.

— Сильно задело? – Драко присел на край кровати и осторожно взял сына за руку. – Я маме и деду не сказал ничего, решил пока их не волновать. Помфри не хотела меня впускать, и я уже начал думать, что… Как ты? Где тебя зацепило?

— Грудь и плечо. — Скорпиус неохотно стянул одеяло, демонстрируя бинты, туго обтягивающие торс и руку. — Помфри говорит, что останутся шрамы. Но я уже в порядке, пап. Правда.

— Ты уверен? — Драко с сомнением оглядел повязки. — А по-моему, я тебя таким бледным еще не видел никогда. Думаю, будет лучше, если я заберу тебя домой.

Скорпиусу предложение явно не понравилось. Он мрачно взглянул на отца и поправил одеяло.

— Ты хочешь, чтобы весь Хогвартс говорил, что я изнеженный придурок? Если бы было что-то серьезное, я бы лежал не здесь, а в Мунго. Помфри сказала, что к утру боль пройдет, а после выходных я смогу вернуться к занятиям. Все нормально. И лучше не говори деду, — Скорпиус поморщился. Он разнесет тут все, если узнает. И вообще — не надо.

— Понятно, — Драко одобрительно усмехнулся, — но не волнуйся, на изнеженного придурка ты не похож. Если считаешь, что все в порядке, я не буду настаивать. Вот только... По поводу деда. Он очень расстроен тем, что ты не хочешь приезжать на каникулы. Если это не какая-нибудь страшная тайна, может, скажешь мне, почему?

Скорпиус отвел взгляд.

— Вообще-то тайна. Извини, пап, не моя. Деду я объясню, он поймет. Наверное. К тому же, я приеду на праздник, просто хочу вернуться раньше. Ты будешь возражать?

Смутное беспокойство, которое Драко поначалу списал на несчастный случай с сыном, ощущалось все сильнее. Не потому, что у Скорпиуса обнаружились тайны — он всегда шел с любыми откровениями к деду, а не к отцу — странным было скорее то, что на этот раз его это, похоже, смущало. Хотя они оба знали, что не настолько близки, чтобы Драко пытался настоять на откровенности.

— Возражать не буду, — Драко качнул головой, — но деду постарайся объяснить, он волнуется. А я еще помню себя в твоем возрасте. Я тоже далеко не всегда хотел возвращаться домой на каникулы.

Скорпиус вдруг быстро обернулся и посмотрел так внимательно и пристально, что Драко стало не по себе.

— Правда? Я рад, что ты... помнишь. — Он устало улыбнулся и закрыл глаза. — Спасибо.

Вопрос буквально повис в воздухе, но Драко сдержался, неожиданно четко осознав, что даже если что-то и случилось, Скорпиус не скажет. И чем больше спрашивать, тем больше он будет замыкаться. Понимая, что ничего не может сделать, Драко просто смотрел на сына. Одеяло сползло, сквозь тугие бинты серебрились пятна проступившей мази. Скорпиус выглядел плохо – бледным и измученным, черты лица заострились, покрасневшие веки подрагивали, как будто он ждал, когда останется один, чтобы почувствовать себя спокойнее.

— Не за что, сынок, — сказал наконец Драко, — отдыхай. Надеюсь, Помфри ни в чем не ошиблась, и мне не придется раскаиваться, что я не забрал тебя домой. Пришли сову завтра, напиши, как ты. Я буду ждать.

— Хорошо, — кивнул Скорпиус. — И не волнуйся, со мной действительно все в порядке.

Кивнув, Драко взял сына за руку и слегка сжал ее.

— Не делай глупостей, о которых потом придется жалеть, — сказал он и поднялся. Скорпиус не ответил.

* * *

Беспокойство не отпускало Драко и когда он вернулся домой. Казалось, он упускает что-то очень важное, кусок паззла никак не хотел вставать на место, увидеть картинку целиком не получалось. Недостающая часть казалась слишком большой.

Драко ничего не сказал ни отцу, ни жене, хотя и понимал, что Люциус будет в ярости, когда узнает. Астория не стала бы даже упрекать – главное, что с сыном все в порядке. Но гнев отца давно не пугал Драко, а отвлекаться на то, чтобы удержать Люциуса дома, не было желания.

Молча поужинав, Драко заперся в кабинете. Если бы не странный, пристальный взгляд сына, можно было бы списать все на то, что у него появилась девушка. Но какой смысл так тщательно это скрывать? А что, если… дело не в девушке? Если предположить, что Скорпиусу нравится парень… Драко невольно усмехнулся – кто же мог понять сына, если не он.

Эта мысль почему-то успокоила. Нет, Драко не был уверен, что дело именно в этом, но пугающие идеи в голову лезть перестали, и он, призвав со стеллажа книгу, открыл ее на заложенной странице и углубился в чтение.

Чуть позже он спустился вниз пожелать жене спокойной ночи и ушел спать.

* * *

— Дались тебе мои шрамы, — фыркнул Стивен, — чего ты их облизываешь?

— Нравится, — Драко улыбнулся и снова коснулся губами плеча Митчелла. – И удобно, кстати. Видишь? – он медленно провел языком от плеча к груди и потрогал зубами сосок. – Это же не я виноват, что у тебя шрамы в важных стратегических местах.

— Если ты с меня слезешь, найдешь и другие стратегические места. Не менее важные.

— А ты меня не торопи.

— Я не могу не торопить. — Стив вздохнул. – Вдруг мы не все успеем?

— Разве у нас мало времени? – удивился Драко.

— Конечно. Тебе же за сорок. А мне – шестнадцать. – Митчелл закинул руки за голову и посмотрел на Драко. – Взгляни в зеркало. Помнишь, сколько лет прошло? А меня – помнишь? Посмотри внимательно. Помнишь? — Стив грустно улыбнулся и пристально посмотрел на Драко. – Я рад, что ты… помнишь, — произнес он голосом Скорпиуса, и Драко проснулся. Резко сел на кровати. По спине тек липкий холодный пот.

Наскоро натянув домашние брюки, Драко босиком вышел из своей спальни и бросился к кабинету.

Запирающие чары были на месте, но он уже не сомневался, что ящик пуст.

Убедившись, Драко подошел к окну и, опершись на подоконник, прижался лбом к стеклу. Закрыл глаза, чтобы не видеть собственное смутное отражение.

Все встало на свои места. Наверное, это было бы даже забавно, если бы желание разнести все вокруг вдребезги не нарастало с такой силой. Разве не смешно? Дважды в жизни любить одного и того же человека. По-разному, но каждый раз только его. Как жаль, что прошло столько лет, жаль, что он не догадался раньше, жаль, что не смог остановить. Впрочем, наверное, еще не поздно. Если забрать у Скорпиуса хроноворот, возможно, ничего не случится. Шрамы Митчелла, насколько помнил Драко, не были такими свежими, когда он увидел их там, в прошлом. Значит, еще есть время. И ничего не будет. Ни встречи в «Трех метлах», ни комнаты в «Кабаньей голове», ни скандала в Хогвартсе после того, как он пропал на выходные — ничего.

С силой вцепившись в подоконник, Драко пытался мыслить четко, но получалось плохо. Потому что все могло измениться. Все должно было измениться. Прошлое, как это ни банально, должно оставаться прошлым, и уступать ему единственного, любимого сына Драко ни в коем случае не хотел. Неважно, что было между ним и Стивеном Митчеллом. Неважно, что именно с его подачи он когда-то забрал из Выручай-комнаты сломанный хроноворот. Неважно, что он так и не решился сам повернуть центральную сферу и выпрямить обруч, теперь, когда хроноворот исправен, все можно расставить по местам.

Драко открыл глаза и отстранился от окна. Наколдованный Темпус показал пять утра, в Хогвартс идти было рано. Но и сидеть на месте он не мог.

Вернувшись в спальню, он оделся и вскоре аппарировал из дома.

Маггловский Лондон был еще пуст. Редкие автобусы не мешали, холодного ветра Драко не замечал. Шагая по темным улицам, он пытался понять, как не догадался раньше. С другой стороны, разве могло такое прийти ему в голову? Скорпиус. Сын. Не внебрачный сын его отца, как пошутил тогда, очень давно, Нотт, а его собственный.

«Надо было назвать тебя в честь матери, — сказал как-то Люциус, — тогда было бы полное совпадение имени и характера».

Не потому ли двадцать пять лет назад его так безумно потянуло на этого незнакомого мальчишку? Впрочем, вряд ли. Он просто чувствовал, что Стивен Митчелл – его. И, в общем-то, не ошибся.

Светало. Драко прошелся еще немного по становившейся все более людной улице и, свернув за ближайший пустынный угол, аппарировал к Хогвартсу. Скорпиуса нужно было остановить.

* * *

Никогда еще Скорпиусу не было так трудно разговаривать с отцом. Все тело болело, порезы под слоем мази и чар жгли и пульсировали, отец сидел совсем близко, смотрел внимательно и настороженно, а Скорпиус почти не видел его. Под знакомыми чертами проступали другие, тоже знакомые. Драко Малфой из прошлого смотрел на него иначе. Скорпиус отчетливо помнил этот взгляд. В нем были интерес, волнение и… желание. Такое откровенное, что сразу перехватывало горло и теплело в животе. Скорпиус не слишком хорошо понимал, что отвечает отцу, ему хотелось, чтобы он ушел. Он должен был уйти, потому что иначе… Иначе могло произойти что-то уж совсем непоправимое. Если отец узнает… Если он хотя бы заподозрит…

Сознание плыло и плавилось. Жар под действием исцеляющих заклятий должен был скоро пройти, но пока две реальности накладывались одна на другую, путались в голове. Скорпиусу хотелось протянуть руку и сжать пальцы Драко. Притянуть его ближе, коснуться губами прохладной кожи. Успокоиться. Хогсмид. Ему нужно было попасть в Хогсмид. Завтра. А лучше прямо сейчас. Отец должен был уйти. Отец или Драко?

В конце концов Скорпиус закрыл глаза. Он не справлялся. Знакомый запах отцовской туалетной воды сегодня был тяжелым и слишком сильным. Отец молчал очень долго, так долго, что Скорпиусу стало казаться, что он уже все понял. Но потом отец слегка сжал его руку и ушел. Скорпиус облегченно выдохнул. Глупости? Он не собирается делать никаких глупостей. Кроме одной, самой важной, которую уже сделал, и которую не променял бы ни на что.

Прошло несколько часов, прежде чем Скорпиус почувствовал себя лучше. Боль ушла, и теперь порезы только слегка покалывало. Жар отступил, и Скорпиус смог подняться и сесть. Отец ничего не понял. Пока нет. И он передумал забирать его домой. А это значит, что завтра он сможет пойти в Хогсмид, в прошлое. Он обещал Драко. Но для этого нужно было подстраховаться. Отец мог передумать, дед мог как-то узнать и примчаться с самого утра. Да мало ли что могло случиться. Скорпиус не хотел рисковать. Только не сейчас.

Скорпиус быстро нацарапал записку, выглянул в коридор и, поймав первокурсника из Равенкло, отправил его к Розе Уизли. Нужно было замаскировать порезы, запастись обезболивающим – на всякий случай — и взять у Альбуса мантию. Уйти из Хогвартса Скорпиус собирался с самого утра, как только откроют ворота, значит, стоило приготовить все заранее.

* * *

Из Хогвартса Скорпиус выходил, изо всех сил стараясь не сорваться на бег. Дурацкое предчувствие не давало уснуть почти всю ночь. И теперь все время казалось, что что-то не сложится, не получится – Помфри, неохотно выпустившая его из лазарета за полчаса до завтрака, передумает или решит провести еще один осмотр, или явится дед, или произойдет что-нибудь еще, его догонят и вернут. Но здравого смысла все же хватило на то, чтобы отойти подальше и только потом переместиться в прошлое. Сейчас Скорпиус почти не задумывался об опасности и риске, но попасться на глаза кому-нибудь из Пожирателей было бы непростительно. И даже не потому что это могло стоить ему жизни, а просто… тогда он точно не попал бы в Хогсмид.

Путь до деревни казался невероятно длинным. Пальцы в перчатках заледенели, зато спина под теплой мантией взмокла, то ли от быстрой ходьбы, то ли от обилия выпитых зелий, то ли от напряжения, которое не отпускало с прошлого вечера. Сейчас Скорпиус почти не сомневался, что отец обязательно поймет, если он и правда все помнит, помнит Митчелла. Сразу вспоминалось, как задумчиво отец смотрел на бинты. Может, он видел шрамы? Скорпиус старался не думать о том, при каких обстоятельствах он мог увидеть их на теле Митчелла – кровь сразу бросалась в лицо и соображать становилось совсем сложно.

В «Трех метлах» сегодня был аншлаг. Скорпиус, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, скользнул за ближайший столик в углу и только тогда поднял голову, чтобы сразу перехватить взгляд Драко. Коротко кивнув, он отвел глаза, медленно стягивая перчатки и пытаясь успокоиться. Сердце колотилось так, что даже дышать было трудно.

Драко поднялся и что-то раздраженно бросил вскочившей следом за ним Паркинсон.

— Привет, Митчелл, — сказал он, подходя ближе, — решил нас проигнорировать? А я думал, подойдешь. Панси с тобой познакомиться хотела. — Драко опустился на стул и окинул Скорпиуса внимательным взглядом. — С тобой все в порядке? — спросил он. — Ты как-то странно выглядишь.

— В порядке, – кивнул Скорпиус, расстегивая мантию. Дышать стало легче, зато теперь навалилась какая-то удушающая жара. Должно быть, побочный эффект зелий. – А ты тоже хотел, чтобы я познакомился с Паркинсон? Еще не поздно.

— Ты весь мокрый, — не отреагировал на вопрос Драко, — а здесь не жарко. Может, скажешь, что случилось?

— Не жарко? А мне кажется, что я оказался как минимум в Африке. Что ты удивляешься? Может мне так не терпелось тебя увидеть, что я бежал? – Скорпиус сам не понял, как это прозвучало – серьезно или насмешливо. Расправившись наконец с мантией, он пристроил ее на соседний стул и добавил: — Со мной все нормально. Серьезно. Ничего такого, что стоило бы обсуждать.

— А ты бежал? — спросил Драко, откидываясь на спинку стула.

Скорпиус хмыкнул и поднялся.

— Если тебе нравится так думать, думай, я совсем не против. Подожди, за пивом схожу, иначе умру от жажды прямо у твоих ног. Ты будешь?

— Знаешь, — сказал Драко, поднимаясь со стула, — год назад я, наверное, что-нибудь съязвил бы в ответ, но сейчас мне не хочется. Пока, Митчелл, появится желание говорить по-человечески — присоединяйся к нам, — бросил он и развернулся в сторону слизеринцев с явным намерением уйти, но Скорпиус удержал его за локоть.

— Подожди, — попросил он тихо. – Я очень хотел тебя видеть. Правда. И, наверное, поэтому неважно соображаю.

— Считать это встречным предложением умереть у твоих ног? — беззлобно пошутил Драко и улыбнулся. — Мои все равно обидятся, если я окончательно пересяду к тебе. Так что либо пошли ко всем, либо можем свалить отсюда. Если хочешь, — добавил он.

— Тогда сваливаем. Не думаю, что я сегодня подходящий кандидат для шумной компании.

Уходили они под пристальными взглядами слизеринцев, и Скорпиусу стоило больших усилий не обернуться. Почему-то сегодня все воспринималось острее чем обычно и, кажется, он был прав, что не пошел к ним.

— Паркинсон. Она ведь влюблена в тебя? – спросил он, спустившись с крыльца вслед за Драко, и прищурился – белый снег блестел на солнце так, что было больно глазам.

— Давно уже, — ответил Драко, засовывая руки в карманы мантии, — мы, вроде как, встречаемся. В последнее время больше "вроде как", чем как-то иначе. А у тебя есть девушка?

— Вроде как, — фыркнул Скорпиус. – Ну знаешь, как это бывает, все вокруг с девушками, и ты за компанию. Но я предпочитаю не слишком обременительные отношения, без сердечных драм и истерик. И мне пока везло.

— И правда везло, — рассмеялся Драко, — помнится, на пятом курсе Панси кого-то сглазила и даже собиралась проклясть, хотя лично я повода ей не давал. Ну, разве что незначительный. Но вообще, меня это все никогда не тяготило. А сейчас уже понятно, что все равно ничего не получится.

— По-моему, это понятно только тебе.

— Паркинсоны не в восторге от положения нашей семьи, — сказал Драко, — Панси злилась, что родители пишут ей, будто лучше от меня подальше держаться. Она упряма, как сто ослов, — усмехнулся он, — думаю, она и за маггла замуж бы пошла, наплевав на их мнение. Но я считаю, что... — он замялся, — ну, в общем, как-то нечестно будет, если тебе нечего предложить взамен. А может, я просто идиот.

— Ты мог бы на ней жениться? – удивился Скорпиус. Панси очень сложно было назвать даже симпатичной, к тому же, она ни капли не походила на мать, а представлять рядом с отцом кого-то, кроме Астории Гринграсс в качестве жены, было почему-то очень неприятно.

— Теоретически да, — Драко снова пожал плечами, — заикнешься о ее внешности — стукну, — усмехнулся он. — Помимо всего прочего, Панси — друг, поэтому мне и не хочется ее обманывать. Будь на ее месте какая-нибудь Дафна Гринграсс, мне было бы наплевать. А вообще, мне еще рано об этом думать. Это родители уже года два выбирают, — фыркнул он, — даже мелких каких-то изучают, высчитывают возраст и так далее. "Драко, ты обязан задумываться о будущем, — неожиданно тонким голосом пропел Малфой и картинно закатил глаза, — а мы с отцом всегда готовы тебе помочь". Чувствую, они мне когда-нибудь напомогают.

— Да уж, — невесело улыбнулся Скорпиус. От упоминания тетки настроение вконец испортилось. Хотя иллюзий насчет отношений матери и отца давно уже не было. Драко был с Асторий безукоризненно вежлив и доброжелателен, ничего другого Скорпиус не видел. Значит, брак по расчету или просто подходящий способ обзавестись семейной жизнью. – Слава Мерлину, в грандиозные планы моего семейства свадьба пока не входит, а то, пожалуй, я сбежал бы куда-нибудь, подальше от обязательств.

— У тебя тоже любят грандиозные планы строить? — хмыкнул Драко, — сочувствую. Моему отцу только волю дай, он и правнукам все будущее распишет, потому что только он знает, как лучше. А, — махнул он рукой, — наверное, все родители такие. А мы считаем, что никогда такими не станем. Ты бы слышал, как возмущался своими предками Крэбб. Я и половины таких ругательств раньше не слышал. Ты чего скис? — неожиданно спросил он.

— Да так, — протянул Скорпиус. – Думаю о бренности бытия. У кого-то война, у кого-то планы, у кого-то зелье из котла сбежало, а у кого-то… — он придвинулся к Драко ближе, очертил пальцем порозовевшую скулу. – Просто суббота. И что со всем этим делать, совершенно непонятно.

— Наверное, молоть все, что в голову придет, — отозвался Драко, не вынимая рук из карманов, — чтобы не говорить об этом непонятном.

— Или делать. Все, что придет в голову. – Скорпиус смотрел на резкий абрис тонких губ и чувствовал странную, пугающую тоску. Не было страха, не было ощущения неправильности происходящего, только понимание, что все – настоящее, гораздо реальнее чем там, в будущем. И заколоченные окна, и башни Хогвартса, в одной из которых отсиживаются непокорные гриффиндорцы, и, конечно, Драко. Еще не женатый на Астории Гринграсс. Еще не отец. Ровесник. Почти незнакомый, но почему-то ужасно важный и близкий. — Интересно, твои друзья не линчуют меня за то, что я тебя увел?

— Скорее, они линчевали бы меня, ну, или оборжали бы, — Драко высвободил руки из карманов и, обняв Скорпиуса, притянул его вплотную к себе. — Потому что я хотел уйти с тобой, потому что я все время думаю о тебе, — негромко говорил Драко, снова, как и неделю назад, забираясь руками под мантию Скорпиуса, — потому что я хочу большего, чем было в прошлый раз, потому что я просто тебя хочу.

Холодный воздух забивался под мантию, а кожа горела, и от этого контраста Скорпиус вздрагивал, теснее прижимаясь к Драко. Он мог бы многое сказать в ответ, но говорить не хотелось. Хотелось другого. Рук, губ, сбившегося дыхания, глухих, сдавленных стонов. Хотелось слышать, чувствовать и совсем ни о чем не думать, и все труднее становилось сдерживаться, вцепляться в плечи Драко, вместо того, чтобы накрыть губами его рот, сорвать дурацкую застежку с ворота, добраться до шеи, ключиц, груди и дальше, ниже.

— Если ты сейчас не остановишься, — Скорпиус глубоко вдохнул, пытаясь справиться с дыханием, с голосом, с собой, — я утяну тебя в ближайший сугроб, и мне будет абсолютно наплевать, что день, что холодно, и что мы отлично просматриваемся со всех сторон.

— Пойдем, — хрипло сказал Драко, не отстраняясь, — пойдем отсюда. Куда угодно. Иначе я сам тебя в сугроб уложу, устрою Хогсмидцам бесплатное шоу и окончательно доконаю собственную репутацию. И твою заодно. — Он отступил на шаг и посмотрел на свои руки. — "Кабанья голова" недалеко, пойдем туда.

Пока Драко брал у Аберфорта ключ от номера, Скорпиус стоял у лестницы и не мог отделаться от ощущения, что ничуть не изменившийся за двадцать пять лет хозяин «Кабаньей головы» смотрит на него слишком внимательно. О том, что собирается сделать, Скорпиус не думал, просто не мог. Его все еще потряхивало, а каждый взгляд на Драко оборачивался новой волной возбуждения, почти болезненной. Он даже не догадывался, что так бывает. Или это только у него так? Или только с Драко?

Он взлетел по скрипучим ступеням, остановился в узком обшарпанном коридоре и прижался спиной к стене. А потом Драко, наконец, справился с ключом и потянул его внутрь.

Втянув Скорпиуса в комнату и даже не пытаяся оглядеться, Драко захлопнул дверь и запер ее на ключ.

— Не передумал? — спросил он и, шагнув к Скорпиусу, взялся обеими руками за воротник его мантии, — впрочем, я не собираюсь давать тебе сбежать.

— А я не собираюсь пытаться.

Скорпиус понятия не имел, как им удалось выпутаться из мантий, почти не отрываясь друг от друга. Потом были пуговицы на рубашках, отлетевшие в сторону ремни, локти, плечи, ключица под губами – четкие, выступающие кости под тонкой кожей, адская смесь запретного, пугающего, желанного.

— С ума сойти, — выдохнул Скорпиус, протискивая пальцы под пояс, нетерпеливо стягивая брюки с бедер Драко.

— Не сейчас, — попытался усмехнуться тот, борясь с молнией, — хватит и одного ненормального, — пробормотал он, справился, наконец, с ширинкой, запустил руку Скорпиусу в трусы и тихо ахнул, коснувшись возбужденного члена.

— Черт! Да! – Скорпиус выгнулся, пальцы сомкнулись вокруг, обхватили, как тогда… Но сейчас этого было уже недостаточно. Он стянул с Драко белье, вжался бедрами, задевая, соприкасаясь, и потянулся к губам, чувствуя, что долго не продержится.

Скользя руками по телу Скорпиуса, Драко, едва не кусаясь, до боли впивался в его губы поцелуями, терся о его член своим, приглушенно постанывая ему в рот. А затем, рывком отстранившись, положил руки ему на плечи и требовательно надавил, заставляя опуститься вниз.

— Стив, — выдохнул он, — пожалуйста...

Скорпиус как зачарованный опустился на колени и медленно провел языком вдоль члена. Замер, прислушиваясь к ощущениям, а потом дернул Драко за бедра ближе и обхватил губами головку. Нужно было быть осторожным, не торопиться, но перед глазами плыло от острого горьковатого вкуса на языке, от близости, от понимания, и он резко опустил голову, вбирая член глубже.

Драко стоял не шевелясь и смотрел. А потом вцепился Скорпиусу в волосы и, сделав несколько резких движений бедрами, кончил, подавшись вперед и упершись рукой в стену, чтобы не упасть.

Мгновение спустя он подхватил Скорпиуса, ставя на ноги, прижал спиной к стене, накрыл ртом его губы и сжал пальцы на члене. Больше он, кажется, ничего сделать не успел. Напряжение взорвалось долгожданной разрядкой. Скорпиус застонал, повисая на Драко, прижимаясь к нему и вздрагивая. Кое-как отдышавшись, он открыл глаза и, не разжимая рук, сказал, улыбаясь:

— Даже до кровати не дошли. Точно рехнулись. Оба.

Драко поднял перепачканную спермой руку и уставился на нее.

— Может быть, — задумчиво сказал он и лизнул палец. — Не знаю как ты, — добавил он, скидывая ботинки, — а я прыгать по комнате со спущенными штанами не собираюсь.

— Ну-у-у, мои не настолько спущены, хотя ты, пожалуй, прав. – Скорпиус наконец огляделся. Комната была маленькой и такой же обшарпанной, как коридор. Пара стульев, стол и узкая кровать. Скорпиус подошел к ней, стащил с себя оставшуюся одежду и упал на выцветшее покрывало, лицом в подушку, вдохнул странный травяной, немного пыльный запах и сказал, оборачиваясь: – А знаешь, здесь совсем не плохо. Не хватает только тебя.

Выпутываясь из брюк, Драко жадно рассматривал Скорпиуса с ног до головы.

— Двигайся, — улыбнулся он, подходя к кровати.

Улегшись рядом, он приподнялся на локте и провел пальцем по шрамам на плече и ключице. Скорпиус напрягся.

— Надо же, — сказал Драко, — я только сейчас заметил. Это где тебя угораздило?

От маскировочных заклятий шрамы казались светлыми и давними. Но опять вспомнился вчерашний взгляд отца, и Скорпиус невольно поежился. Вот оно.

— Оказался не в том месте не в то время. Несчастный случай. А у тебя? – спросил он, глядя на светлые ровные росчерки на груди Драко.

— Поттер в прошлом году заклинанием шарахнул. Думаю, не надо объяснять, кто такой Поттер?

— Не надо. А ты… успел ему ответить?

— Я-то? — Драко придвинулся еще ближе и коснулся губами шрама на плече Скорпиуса. — Да я вырубился сразу. Если бы Снейп — это наш декан, а сейчас еще и директор — поблизости не оказался, истек бы кровью — там заклинание слишком сильное было.

Скорпиус потянулся к нему, закидывая ногу на бедро, обхватывая руками. Это было прошлое, далекое прошлое, но слушать все равно было страшно.

— Я думал, Поттер благородный гриффиндорец.

— Да к дракклам Поттера, — отмахнулся Драко и зажал Скорпиусу рот поцелуем.

И в этот момент Скорпиус был с ним абсолютно согласен. Поттер, вместе с будущим и прошлым, существовал где-то вне, очень далеко от этой маленькой комнаты. Поцелуй был медленным, совсем не похожим на прежние, мягким, глубоким, как будто только сейчас у них появилось время изучить друг друга, привыкнуть, и Скорпиус не собирался жертвовать ни секундой этого времени ради вопросов, которые, в общем-то, ничего не значили. Сейчас имел значение только Драко. Его губы, его руки, которые сжимали все крепче, его тело, каждый изгиб которого чувствовал сейчас Скорпиус.

Желание просыпалось снова, но пока оно не было нестерпимым, и можно было просто отдаваться непривычному ощущению близости, чувствуя, что все, что происходит, — правильно. Запах чужого тела, требовательные касания, нежные, но одновременно властные губы, возбужденный член под рукой. Драко Малфой, которого он никогда не знал и в то же время знал всю жизнь.

— Лежи, — шепнул Драко, — я тоже хочу попробовать…

Скорпиус откинулся на подушку, и тут же почувствовал, как его член обхватывают теплые губы. Все мысли улетучились, уступая место инстинктам.

Движения были осторожными и несовершенными. Скорпиус мог бы, наверное, сравнить, но от одного взгляда на светлую макушку, от одной мысли, что это действительно Драко, у него перехватывало дыхание и сладкие волны удовольствия растекались по всему телу, до кончиков пальцев. Он протянул руку, положил ладонь на затылок и немного надавил, заставляя Драко взять глубже. Головка уперлась в горячее сокращающееся горло, и Скорпиус с трудом удерживался от желания вскинуть бедра, надавить сильнее.

— Хочешь меня? – спросил он хрипло, вздрагивая от предвкушения и страха.

Драко замычал, дернулся и вскинул голову, тяжело дыша и скользя взглядом по телу Скорпиуса.

— Глупый вопрос, — выдохнул он, — я еще никого не хотел так, как тебя. Только… — Драко приподнялся, его руки легли на колени Скорпиуса, шире раздвигая ноги, — не боишься... потом пожалеть?

— Боюсь, – Скорпиус резко поднялся, втягивая Драко в очередной жадный поцелуй, и так же резко отстранился. Представления об однополом сексе были довольно смутными. Он, конечно, знал в общих чертах, как это происходит, но вот подробности… — Не того, что пожалею. Просто я никогда не задумывался, а теперь… Хочу, чтобы это был ты.

Он перевернулся на живот, уперся локтями и коленями в покрывало, чувствуя, что мучительно краснеет, но возбуждение усиливалось и, прижавшись горячим лбом к согнутой руке, Скорпиус прерывисто вздохнул.

— Давай, Драко. Пожалуйста.

— Ох ты ж, мерлиновы яйца! — услышал он возглас за спиной и едва не фыркнул в ответ: «Нет, это мои», но тут губы Драко коснулись позвоночника, а член прижался к ягодицам, и стало не до смеха. Драко откровенно терся о него, покрывая плечи поцелуями, а потом вдруг давление его тела исчезло. Но не успел Скорпиус запротестовать, как ощутил теплое дыхание над ягодицей, а в следующее мгновение почувствовал мягкое прикосновения языка. Так необычно, не похоже ни на что. Тело обдало жаром, и Скорпиус невольно дернулся вперед, отстраняясь, и тут же пожалел. Хотелось еще. Ласка была настолько порочной и возбуждающей, что невозможно было не поддаться соблазну.

— Держи меня, — попросил Скорпиус и прикусил кожу на руке, надеясь, что легкая боль хоть немного рассеет туман перед глазами и поможет снять напряжение, которое уже почти болезненно пульсировало в паху.

— Не дергайся, — выдохнул Драко, и Скорпиус вздрогнул, почувствовав его губы на пояснице — по позвоночнику вниз и еще, еще… пока они не прижались к ложбинке между ягодиц. Рука Драко неожиданно уверенно сжала его бедро, и Скорпиус изумленно выдохнул, чувствуя, что от смущения не осталось и следа, а тело само выгибается навстречу, подчиняясь, позволяя Драко все, чего бы ему ни захотелось.

— Чччерт, — приглушенно пробормотал Скорпиус, ощутив язык Драко между ягодиц, и еще шире раздвинул ноги.

Влажное тепло, быстрые, поглаживающие движения невероятно заводили, желание получить больше, почувствовать Драко в себе обострилось настолько, что никакого страха не осталось. Плевать, что они оба неопытны, плевать, что может быть больно, на все плевать, только бы он не останавливался, не раздумывал, не тянул слишком долго, потому что ждать Скорпиус больше не мог. Он уже не сдерживался, глухо постанывая в подушку, прогибаясь сильнее, пытаясь сделать проникновение более ощутимым, хотя отлично понимал, что это невозможно.

— Ну же, — почти выкрикнул Скорпиус, чувствуя, что если это мучение продлиться еще хоть пару секунд, он или рехнется, или кончит самым позорным образом в собственный кулак, так и не дождавшись продолжения. – Ну же, — повторил он тише, не ощущая больше прикосновений языка, а в следующее мгновение услышал скрип кровати, и внезапно в него толкнулось нечто, показавшееся ему чересчур большим. Он замер, от внезапно накатившего страха тело рефлекторно сжалось, стараясь не пустить внутрь, вытолкнуть, отстраниться.

— Пусти, — в хриплом голосе Драко звучало нетерпение, — да пусти же!

Скорпиус судорожно выдохнул, давя вспыхнувшую панику, пытаясь расслабиться, и в ту же секунду почувствовал, как бедра Драко подаются вперед, как чужой член входит в него, растягивая тугие мышцы, как тупая боль, медленно распирая изнутри, устремляется вверх, к пояснице. Из горла Скорпиуса вырвался тихий всхлип. и Драко замер, словно боясь пошевелиться. Распахнув глаза и тяжело дыша, Скорпиус с изумлением вслушивался в собственные ощущения, чувствуя, как, затихая, боль сменяется таким же распирающим возбуждением, от которого шумит в ушах, ломит тело, а кровь снова устремляется к опавшему было члену.

— Продолжай, — шепот показался слишком громким, прошелся по коже шершавым языком, и Скорпиус почувствовал, что не в состоянии унять дрожь, которая сотрясала все тело. Глубоко вдохнув, он попытался расслабить бедра, но те казались окаменевшими. – Только не торопись, — добавил он, и сам немного качнулся назад, зажмуриваясь от незнакомого чувства заполненности.

Драко крепче сжал пальцы на бедрах Скорпиуса и потянул его к себе, медленно входя глубже, пока не прижался пахом к его ягодицам.

— У меня сейчас крыша поедет, — сдавленно выговорил он. — Больно?

Больно было, но не настолько, чтобы Скорпиусу не хватило сил перетерпеть. К тому же, вместе с болью приходило что-то еще. Это было не обычное возбуждение, а какое-то совсем новое ощущение принадлежности. От возбуждения сейчас пульсировал уже не только член, но как будто каждая вена, каждая клетка кожи, а Скорпиус все еще медлил, прислушивался к нарастающему гулу в голове, как будто ждал, когда он станет невыносимым.

— Двигайся, — придушенно выдавил он, отчетливо понимая, что терпение Драко не безгранично и с каким-то обморочным восторгом предвкушая момент, когда он тоже сорвется.

Но Драко все еще не торопился, словно прислушиваясь к реакциям Скорпиуса. Движения казались мучительно медленными, неуместно осторожными, но потом он негромко выругался, и Скорпиус вздрогнул от первого резкого толчка. А дальше всего стало слишком много, чтобы сконцентрироваться на чем-то одном: боль, жжение и вспышки острого, пугающего удовольствия, от которого темнело в глазах. Прошло немало времени прежде чем Скорпиус осознал, что тоже двигается, поймав ритм Драко, резко подаваясь бедрами назад, насаживаясь на его член. Запрокинув голову, он часто дышал, воздух вырывался из легких то хрипами, то стонами, царапая гортань, и больше всего хотелось прикоснуться к себе, но руки словно одеревенели, Скорпиус вообще не чувствовал их, окончательно потерявшись в ощущениях. Внезапно толчки стали резче, размашистей, Драко застонал, и его пальцы еще крепче впились в кожу. Скорпиус отмер, перед глазами вспыхнули и заплясали цветные искры, рука сама метнулась к ноющему члену. «Да, да, да, — застучало в висках, — еще, черт побери, ну же!». Он едва не закашлялся, ощутив, как запершило в горле, и только тогда осознал, что кричит.

— Я сейчас кончу, — услышал он хриплый голос Драко, а потом накрыло. Оргазм был таким неожиданным и сокрушительным, что потемнело в глазах. Не осталось ничего, кроме удовольствия.

Скорпиус приходил в себя постепенно, все еще тяжело дыша, уткнувшись лицом в подушку. Рядом, положив руку ему на спину, растянулся Драко.

— Надо было поставить заглушку. Как бы у хозяина не случился инфаркт. – Скорпиус тихо рассмеялся. В горле все еще саднило. Двигаться не хотелось вообще. Только лежать вот так и наслаждаться особенной, приятной усталостью, которая переполняла тело.

— В следующий раз, — лениво фыркнул Драко, — кто же знал, что ты такой громкий.

— Точно. Этого даже я не знал.

Скорпиус извернулся и набросил на себя край покрывала — воздух в комнате холодил разгоряченную кожу. Он чувствовал себя на удивление умиротворенным. Все происходящее казалось правильным, как будто именно так и должно быть. И Скорпиус вдруг осознал, что не хочет возвращаться. Как ни странно, эта мысль его не напугала и не удивила, как будто она уже давно бродила в подсознании, а сейчас наконец оформилась.

— Я могу не возвращаться сегодня в Хогвартс, — приподнявшись на локте, Драко медленно водил пальцами по плечу Скорпиуса, — придумаю что-нибудь. Шоколадными лягушками, конечно, не накормят, но и вряд ли нашлют Аваду.

Скорпиус очень медленно покачал головой и сглотнул. Он не ожидал такого. Даже представить не мог. Конечно, нужно было отказаться. Страшно подумать, что будет в школе, если он не появится сегодня. Если об этом сообщат деду, тот перевернет вверх дном всю магическую Британию, а отец… Скорпиус пристально посмотрел на Драко. Но если подумать… какая разница, что будет происходить там? Когда он вернется в то же время, в какое исчез, все встанет на свои места. Нужно было решать. И Скорпиус решился.

— Оставайся, — он задумчиво покусал губу, – до понедельника меня никто не хватится.

— Слышь, Малфой, — окликнул его Гойл, — я это, по деревне прогулялся. Нету там никаких дедушек Митчеллов. И вообще, никто про Стивена твоего не слышал.

— Я тебя просил, что ли? — буркнул Драко. — С чего ты решил, что мне это интересно?

— Ну, — помялся Гойл, — считай, что это мне было интересно.

Драко не смог заставить себя сказать «спасибо», но был благодарен Гойлу. Когда Митчелл не появился три недели назад, Малфой прождал его в «Трех метлах» до темноты, постепенно напиваясь, чтобы как-то оправдать свое присутствие. Он не помнил, как добрался до Хогвартса, а утром решил, что больше так пить не стоит. Мало ли, вдруг в Шармбатоне отпускают на выходные не каждую неделю? Тем не менее, он ждал еще и все воскресенье.

Поскандалив на пустом месте с заглянувшей к нему Паркинсон, чего никогда раньше себе не позволял, Драко выдворил ее из своей спальни и хлопнул дверью. Всю неделю он избегал встреч, впрочем, Панси и сама не проявляла желания с ним пообщаться. Как и остальные. Малфой огрызался, злился, наорал на Крэбба, а тот даже замахнулся на него в ответ.

— Не советую, — холодно процедил Драко, и тот, резко развернувшись, ушел.

Неделю спустя Митчелл снова не появился. Еще неделю — тоже. Драко давно уже не сомневался — что-то случилось. Что — он не знал, но что-то просто обязано было случиться. Вот только никто не слышал ни о каких происшествиях, где в пострадавших числился бы Стивен Митчелл. И именно поэтому Драко сдерживал порывы пойти искать его. Потому что… Он мог просто не прийти. Не захотеть. И гордость не позволяла Малфою хотя бы навести справки. Он даже ни разу не пошел в том направлении, где однажды столкнулся с ним. Зачем? Чтобы спросить? Нет, вопросов он задавать не стал бы, хоть и не понимал, как вышло именно так. И почему он вдруг так открылся фактически незнакомому мальчишке. Почему ему даже в голову не пришло, что все, что случилось между ними, могло показаться кому-то просто коротким, забавным, ничего не значащим приключением. Смешно. Драко Малфой вдруг решил, что трахаются только по любви. Хорошо, что не только после свадьбы.

А потом вдруг оказалось, что Стивена Митчелла не существует. По крайней мере, если верить Гойлу, никто о таком не слышал. А Гойлу Драко поверил и неожиданно осознал, что кем бы ни был Стивен Митчелл, он может больше никогда не появиться.

В субботу он не пошел в Хогсмид. Вернувшийся оттуда Гойл ничего не сказал, и Драко поймал себя на том, что злится на самого себя, понимая, что все равно чего-то ждал. И что невообразимо, до слез, скучает даже по голосу Стива, раз за разом перебирая в памяти каждое слово, каждую фразу, пытаясь найти хоть малейшую зацепку, чтобы ответить на вопрос «почему?».

Закрывшись в спальне, он до утра просидел в темноте, пытаясь привести в порядок мысли. «Тебя кинули, — усмехнувшись, сообщил своему мутному отражению в зеркале. — А ты думал, такого не бывает?»

А потом все завертелось слишком быстро. Вернувшись в Мэнор, Драко готов был заниматься, чем угодно, лишь бы не было времени думать. Тетушка Беллатрикс обучала его пыточным заклятиям, и Малфой проявил такое рвение, что мать заволновалась.

— Что с тобой, Драко? — как-то спросила она. — У тебя все в порядке?

— Да, — буркнул он в ответ. — Абсолютно. Если не считать того, что творится у нас в доме.

Люциус только внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

Когда пришло время практики, и дражайшая тетушка обеспечила Драко жертвой, — перепуганным до смерти магглом — он испугался не меньше. И, конечно, не смог применить ни одного заклинания. Рука дрожала так, что он чуть не выронил палочку. Беллатрикс презрительно фыркнула, из ее палочки вырвался зеленый луч и — Драко не успел даже отвернуться — маггл был мертв.

— Щенок! — бросила Беллатрикс, и Драко сбежал в свою комнату.

Вечером мать принесла ему чай и долго сидела рядом, молча обнимая за плечи.

Апатия навалилась неожиданно. Просто в одно прекрасное утро Драко почувствовал, что ему все равно. Например, ему совершенно не захотелось узнавать Поттера, когда их с Грейнджер и Уизли приволокли в мэнор. Не потому что Упивающиеся давили на него и даже не потому, что это могло принести пользу в будущем. Просто ему было наплевать на Поттера и на всех остальных, не верилось, что семье поможет его «да», хотелось отвязаться и уйти к себе. А оправдаться было бы не так сложно — в конце концов, лицо Поттера действительно было неузнаваемым. И почему именно он, Драко, обязан выносить вердикт?

И только несколько недель спустя, подстерегая Поттера в Выручай-комнате, Драко впервые почувствовал страх. Когда погиб Крэбб, Малфой вцепился в Гойла, до дрожи в коленях перепугавшись, что потеряет последнего друга. Держась за Поттера, сидя позади него на метле, Драко невольно оборачивался, ища глазами Уизли, на метле которого висел Гойл.

На какое-то время он даже забыл о том, что у него в кармане лежит сломанный хроноворот.

Сначала он сидел с Гойлом, пока тот не пришел в себя, потом — просто сидел, закрыв глаза и отключившись настолько, что рев битвы за Хогвартс казался лишь шумом в ушах. А потом все смолкло.

После победы вернувшись в Малфой-мэнор, снова ставший спокойным и тихим, Драко снова заперся в своей комнате. Родители не трогали его, списав все на стресс, и Малфой был благодарен им за то, что не лезли с разговорами. Даже мама. Ему совершенно не хотелось рассказывать, что почти каждую ночь ему снится, как они умирают. То от Авады, то в Адском пламени, то в Азкабане, то еще где-то и как-то. И каждый раз он просыпался в ужасе от того, что больше никогда их не увидит. Как Стивена.

Но постепенно он приходил в себя и даже вернулся в Хогвартс, чтобы закончить учебу. Панси с ним не разговаривала, а он не стремился мириться. Хотелось просто побыстрее отделаться от школы и решать, что делать дальше. Главным было — забыть войну, как собственные кошмары, и никогда не вспоминать. Но кое-что все же вспоминалось. Возможно, потому что было единственным светлым, несмотря ни что, воспоминанием того времени.

Именно поэтому первым делом после экзаменов Драко отправился во Францию. Родители не удивились его желанию развеяться, а отец дал столько денег, будто сын собирался в кругосветное путешествие.

Драко уже не боялся наводить справки, заранее предугадывая ответ, но все же должен был убедиться. И конечно, не удивился тому, что некий Стивен Митчелл никогда не учился в Шармбатоне. Больше во Франции делать было нечего, но Малфой не торопился возвращаться.

Посомневавшись, выбирая между борделем и мальчиком по вызову, он остановился на втором варианте и заказал парня в свой номер в гостинице.

Тот оказался даже привлекательнее, чем он думал. Но этим все и ограничилось.

— Ты как предпочитаешь? — непринужденно поинтересовался тот, приблизившись к Драко и коснувшись пальцем его щеки. — Только деньги вперед.

Пересчитав протянутые купюры, парень сунул их в карман и ослепительно улыбнулся.

— Можешь идти, — сказал Драко, отступив на несколько шагов и едва не скривившись от чувства брезгливости. — Я предпочитаю никак.

Пожав плечами, парень ушел. Заплаченных денег было не жалко, опыт того стоил.

Попытка «снять» случайного партнера в клубе тоже не увенчалась успехом. От поцелуя, смешанного с перегаром, Драко чуть не вывернуло, а от елозящей в его паху руки захотелось срочно принять душ.

— Сосунок, — донесся до него смешок, когда он пробивался через толпу к выходу, но это уже не имело никакого значения.

Той же ночью он отправился в другой клуб и вернулся в гостиницу нетрезвым и с девушкой. Утром он даже не поинтересовался, как ее зовут, а просто собрался и отправился домой, оставив ее в оплаченном до следующего утра номере.

Он отправил сову Паркинсон и почему-то не удивился, узнав, что она съехала от родителей и сняла отдельную квартиру. Драко явился к Панси сам, чтобы извиниться.

— Мне повезло, — сообщила Панси при встрече, — бабушка с дедушкой оставили мне наследство, которого отец не может меня лишить, как бы ни хотел. А на тебя я давно не обижаюсь, — добавила она, улыбнувшись. — Мы же друзья.

Больше они с Панси не общались, пока несколько лет спустя Драко не получил приглашение на свадьбу и не решил пойти. Панси — теперь уже миссис Снелл — выглядела совершенно счастливой, несмотря на то, что родители игнорировали и ее саму, и ее избранника-маггла, да и почти все бывшие слизеринцы вежливо отказались явиться на торжество. Его не удивило ни первое, ни второе, ни третье.

Шесть месяцев спустя Драко стал крестным первенца четы Снелл, несмотря на все протесты Люциуса.

— Надеюсь, ты сам не спишь со всяким маггловским сбродом, — прошипел Люциус.

— Нет, — пожал плечами Малфой-младший, — но могу, если надо.

— Не болтай ерунды, — отрезал отец. — И я запрещаю тебе распространяться о твоей дружбе с этой любительницей магглов.

— Я не даю интервью, — снова пожал плечами Драко, — а вообще, это мое дело.

Люциус так не считал.

После победы над Волдемортом семью Малфоев так и не тронули. Казалось, о них просто забыли. Но, утратив былое влияние, Люциус то и дело впадал в бешенство, паранойю и страдал от бессонницы. Ему не хватало того, что авроры не ломились в их двери и не пытались снова упечь его в Азкабан. Нужны были связи, возможности, положение в обществе — все, что было у него до возвращения Темного Лорда. Тогда-то впервые и прозвучала фамилия Гринграссов — репутация, связи и прочие выгоды. Казалось, Гринграссы состоят из сплошных достоинств и привилегий.

Асторию Гринграсс Драко совсем не знал. Видел в школе, но никогда не обращал на нее внимания.

Гуляя однажды вечером по набережной, Малфой размышлял о том, удивится ли он еще когда-нибудь чему-нибудь. Все казалось ему скучным, предсказуемым и пресным. Короткие романы не приносили радости. Выхлопотанная отцом крошечная должность в министерстве вызывала тошноту, и никакой карьеры делать не хотелось, хотя именно на это и рассчитывал Люциус.

Облокотившись на перила, Драко смотрел на темную Темзу и, поморщившись от донесшегося до него прокисшего запаха воды, неожиданно усмехнулся. Дафна, Миллисента, Астория — какая, собственно, разница?

Свадьба ничего не изменила в его жизни, разве что теперь в смежной спальне спала его жена, которой иногда следовало отдавать супружеский долг.

Люциус прозрел спустя всего лишь полгода. Как-то за ужином от его тяжелого взгляда Астория стушевалась, замолчала, невольно придвинулась ближе к Драко, и тот впервые почувствовал себя ее мужем.

— Отец, — с нажимом произнес он, и Люциус неожиданно молча принялся за еду.

Много лет Драко не вспоминал о хранящемся в ящике его стола хроновороте. Тот был надежно заперт и, как и все прочее, не имел никакого значения. Сломанная игрушка, только и всего. Но как-то раз, разбирая бумаги, Малфой вспомнил о нем, извлек из ящика и долго вертел в руках. Мелькнула сумасшедшая мысль — а что, если удастся его починить? И Драко зарылся в книги. Поначалу ничего не получалось. Хроноворт был разбит, деталей не хватало, их больше никто не делал, и Драко увлекся тем, что пытался сделать их сам. А в один прекрасный день понял, чем хочет заниматься, даже если никогда в жизни не сможет починить этот хроноворот.

Рестраврация магических артефактов была довольно редкой профессией и требовала определенных умений и навыков. Драко снова зарылся в книги, а чуть позже, никому не сообщая, отучился на специальном курсе. Впервые за долгое время у него появилось увлечение.

— Роман? — ошибочно истолковал его вечерние исчезновения отец, но Драко не стал его разубеждать.

Астория не задала ни одного вопроса.

Когда Драко объявил, что уходит из министерства и собирается заводить собственное дело, никто не возразил. Прошло семь лет со времен окончания войны и почти четыре со дня его женитьбы. Отец давно успокоился, и иногда Драко казалось, что он пытается извиниться, но это было бы лишним — в конце концов, все оказалось не так уж плохо.

— Никакой работы дома, — только и сказал Люциус, — это дурной тон.

— Принято, — отозвался Драко, и вопрос был исчерпан.

Починить хроноворот Драко не спешил, понимая, что остаться владельцем единственного в магическом мире действующего хроноворота сможет либо тайно, либо никак. Иногда он просто вертел его в руках, но никогда не задумывался о том, как мог бы его использовать. Вернуться в прошлое? Зачем? Заглядывать в будущее тоже не возникало желания. Поэтому раз за разом хроноворот отправлялся в ящик под надежное запирающее заклятие, хотя Малфой и не думал, что кому-то придет в голову заглядывать в его стол.

Воспоминания о Стивене Митчелле оставались самым ярким впечатлением юности, но Драко уже давно не жалел о том, что было, помнил каждый взгляд, интонацию, прикосновение, улыбался, изредка вспоминая и не пытаясь понять, кто, что, зачем, почему, не прощал, но и не старался забыть. Это была часть его жизни.

— По-моему, нам не помешает наследник, — сказал он как-то жене таким тоном, будто обсуждал покупку новой мебели.

Но после рождения сына мир Драко Малфоя изменился окончательно.

* * *

— Прошу прощения, мистер Малфой, — явно наспех одетый Слагхорн развел руками, — Скорпиус ушел в Хогсмид. Вы же знаете, сегодня суббота, ученики в любое время могут выйти из Хогвартса. Но вы не волнуйтесь, как только ваш сын вернется, мы сообщим.

— Конечно, мистер Слагхорн, — сдержанно кивнул Драко, — пришлите мне сову. С наступающим Рождеством.

Малфой действительно знал, что сегодня суббота. Вот только не думал, что Скорпиус сбежит так рано. Неужели он понял, что отец может догадаться?

Драко вышел из замка и опустился на ближайшую скамейку, не чувствуя холода. Снега почти не было, за голыми деревьями виднелся Хогсмид. Малфой не был там уже очень давно, но не сомневался — деревня мало изменилась. Разве что все стало не таким мрачным, как тогда, когда он учился на седьмом курсе. Интересно, узнала бы его мадам Розмерта? Драко не знал, существует ли еще «Кабанья голова». Он бы не удивился, если бы на ее месте построили что-нибудь новое. Кабак казался старым и прогнившим еще тогда, когда они со Скор... Стивеном провели там три дня, выходя на улицу только ночью, чтобы никому не попадаться на глаза. Играли в снежки, как маленькие дети, валялись в снегу, смеялись, целовались, и Драко едва ли не впервые в жизни чувствовал, что можно делать все, что хочется, говорить все, что приходит в голову, не притворяться, не взвешивать каждую фразу, не стараться соответствовать каким-либо стандартам, а просто — быть самим собой. И хотя бы на какое-то время забыть о Мэноре, Хогвартсе, войне и всем остальном.

Драко никогда столько не рассказывал о себе. Казалось, Стивену интересно все, до мельчайших подробностей. Теперь становилось понятным и это. Наверное, стоило больше общаться с сыном. Пересилить себя, заставить измениться, сделать хоть что-нибудь, чтобы его мальчику никогда не пришло в голову знакомиться с ним, молодым. Чтобы… понять?

« Тебе когда-нибудь хотелось иметь хроноворот?» — спросил Стивен как-то ночью, когда Драко уже засыпал.

«Я об этом не думал, — зевнул в ответ Драко и, поворочавшись, удобнее обнял его. — А что?»

«Просто спрашиваю. Это же, наверное, интересно — знать, что было в прошлом, какими были твои друзья или знакомые. Или заглянуть в будущее».

« Хроноворотов больше не существует, — сонно отозвался Драко. — Да и неплохо было бы разобраться с настоящим, а не соваться в прошлое.

«Тоже верно, — Стивен вздохнул. — Спокойной ночи».

И все. Короткий разговор, то ли создавший, то ли замкнувший кольцо времени. Если бы не он, если бы Драко не прихватил в Выручай-комнате хроноворот, если бы не починил его, если бы…

— Что же ты делаешь, мальчик мой? — вслух произнес Драко, окончательно осознавая, что опоздал. А может, и не мог успеть, потому что для него все уже давно случилось. Он уже пережил это и живет в том мире, где Скорпиус стащил и починил хроноворот, и теперь, если не догадается вернуться на полчаса или даже десять минут раньше, мог появиться в любой момент. Что ж, он подождет. И когда он заберет у сына хроноворот, Митчелл больше не вернется в прошлое, но это, впрочем, теперь не главное. Главное — не допустить, чтобы Скорпиус страдал. Даже если придется применить заклятие забвения.

* * *

Уже на подходе к Хогвартсу Скорпиуса снова накрыло нехорошим предчувствием. Сердце заныло, вспотели ладони, как будто надвигалось что-то страшное и неизбежное. Что за странное чувство? С чем оно может быть связано?

За три дня, проведенных с Драко, Скорпиус понял одну важную вещь — он должен выбрать. Жить в прошлом и будущем одновременно — невозможно. И сейчас на одной чаше весов лежала его настоящая жизнь, с любящей семьей и привычным существованием, а на другой — неизвестность. Война, предстоящая битва за Хогвартс и почти полное одиночество. Там не было ни матери, ни отца, ни деда, не было ни дома, ни знакомых. Был всего один человек, такой же подросток, как и он сам, испуганный, не уверенный в завтрашнем дне, зависимый от семьи и прихоти Волдеморта. Казалось бы, выбор очевиден для всех. Но только не для Скорпиуса.

Чувство, которое он испытывал к Драко, было не похожим ни на что, Скорпиус не знал, как его назвать, но понимал, что жить без него уже не сможет. Слишком сильными и острыми были ощущения, слишком болезненной мысль о том, что придется отказаться от них, отказаться от Драко. Скорпиус даже подумывал рассказать ему все — о будущем, о себе — но пока так и не решился. Что-то останавливало. Он не знал, как Драко воспримет правду и решил подождать еще немного. Ведь у него еще было время. Было ли? Вдруг снова вспомнился внимательный взгляд отца, и по спине побежали мурашки.

Скорпиус остановился и глубоко вздохнул. Пристально посмотрел на совсем близкие башни Хогвартса и, повинуясь необъяснимому порыву, решительно свернул с дороги в лес.

* * *

Драко увидел Скорпиуса издалека и неторопливо пошел навстречу.

— Здравствуй, — спокойно сказал он, остановившись в нескольких шагах. — Пойдем домой, нам нужно поговорить. Только сначала верни мне хроноворот.

— Ты знаешь, — Скорпиус смотрел на него прямо, вскинув подбородок. В его взгляде не было удивления, не было вопроса или страха, только что-то похожее на обреченность. — И помнишь. Все помнишь, ведь так… папа?

— Помню, — все так же спокойно ответил Драко. Если бы он был уверен, что Скорпиус не почувствует чужого вмешательства, то не раздумывая применил бы легиллименцию — времени для проб и ошибок не было, как не было и другого пути понять, что чувствует его сын и что собирается делать. — Прошло много лет, но кое-что я, конечно, помню. — Шагнув вперед, Драко остановился на расстоянии вытянутой руки от Скорпиуса. — Ты хочешь говорить здесь, или мы все-таки уйдем с улицы?

— Зачем? Чтобы ты стер мне память? Ты же хочешь это сделать, да? — Скорпиус криво усмехнулся и медленно вытащил из кармана руку с зажатой в ней волшебной палочкой. Его поза, поджатые губы, сведенные на гладком дереве пальцы — все выдавало сильное напряжение, будто Скорпиус был готов в любой момент сбежать или напасть. Но пока он стоял на месте, а во взгляде вдруг появились решимость и незнакомый, неприятный холод. — Я хочу поговорить, — сказал он. — Но я боюсь, что ты собрался решать за меня. Этого не будет, папа. Прости.

— Если бы я захотел стереть тебе память, не сходя с места, вряд ли тебе помогла бы палочка, — Драко покачал головой и неожиданно улыбнулся. — Успокойся, Скорпиус, я всего лишь сказал, что нам надо поговорить, а вот ты, похоже, хочешь решить за меня. Или теперь ты думаешь, что я — твой главный враг?

— Нет, — ровно сказал Скорпиус. — Не враг. Наоборот. Дед тоже никогда не был врагом ни мне, ни тебе. Но это не мешает ему считать, что его мнение — самое верное. В отличие от него, ты всегда позволял мне выбирать самому. И я хочу, чтобы ты пообещал, что и сейчас ничего не изменится. Тебе я поверю.

— Любое обещание можно нарушить, сынок, — Драко сунул руки в карманы мантии и посмотрел в сторону Хогсмида поверх плеча Скорпиуса. — Либо ты веришь мне, либо нет. Пойдем, — позвал он, — пройдемся до Хогсмида, а там решим, куда идти.

Драко не знал, какой именно выбор Скорпиус твердо вознамерился отстоять, но что-то подсказывало ему, что он ошибся во всех своих догадках — сын явно не собирался возвращать хроноворот, а значит... Он думал, что Скорпиусу может понадобиться помощь в том, чтобы пережить то, что произошло между ними в прошлом, но ему не приходило в голову, что... Впрочем, идея казалась слишком бредовой и несправедливой. Этого просто не могло быть — Скорпиус не мог хотеть бросить все и навсегда исчезнуть.

Они шли медленно. Скорпиус молчал, глядя под ноги. Он заметно расслабился, но палочку так и убрал — то ли задумался, то ли чувствовал себя с ней увереннее. В Хогсмиде он сразу свернул к «Трем метлам» и даже не обернулся к Драко, когда поднимался на крыльцо. Он кивнул Розмерте, взял два сливочных пива, уселся за дальний столик у окна, не обращая внимания на удивленные взгляды немногочисленных сокурсников, оказавшихся в зале, и только тогда посмотрел на опустившегося на соседний стул Драко.

— О чем ты хотел поговорить?

Драко много лет не бывал в "Трех Метлах" и вряд ли пошел бы туда при других обстоятельствах, но Скорпиус шел именно туда, и Драко молча позволил ему выбрать место и взять пиво. Но, бросив взгляд на замороженную кружку и явно холодный напиток, обернулся к Розмерте и попросил чашку чая.

Если мадам Розмерта и узнала Малфоя-старшего, то никаких вопросов у нее это не вызвало. Драко мысленно усмехнулся — когда-то ему казалось, что она будет помнить его всю жизнь, поэтому после войны и окончания Хогвартса он и не стремился посещать ее заведение. Как оказалось, это не было необходимым.

Драко огляделся. Столики были расставлены так же, как и много лет назад. Сознательно или нет, Скорпиус выбрал другой стол, не тот, за которым Драко впервые поцеловал его тогда. Теперь за этим столиком сидела компания рэйвенкловцев, шумно споривших о чем-то из нумерологии, судя по доносившимся фразам. Кто бы сомневался, о чем еще могут говорить на Рэйвенкло, кроме учебы?

Взяв появившуюся перед ним чашку чая обеими руками, Драко посмотрел на сына.

— Я не стану задавать вопросы, вроде "зачем" и "почему". Но, может, ты сам сначала хочешь что-нибудь мне сказать?

Скорпиус медлил с ответом, задумчиво водил пальцем по ободку кружки и отстраненно смотрел на белую шапку пены.

— Я не думал, что так получится, — сказал он наконец, не поднимая глаз. — Просто хотел понять. Но я не жалею. Он… — Скорпиус сбился, покачал головой и продолжил уже увереннее: — Тот ты — совсем другой. Это сложно объяснить.

"Хотел понять". Что ж, хотя бы здесь Драко не ошибся в своих предположениях. Но что делать дальше? Что сказать Скорпиусу, который, наверное, гораздо хуже, чем он, представляет, как им теперь вести себя друг с другом?

— Люди меняются, — помолчав, сказал Драко, все также держа в руках горячую чашку, будто вцепившись в нее и боясь отпустить. — Через двадцать пять лет ты и сам станешь другим. И даже раньше — через пять, через десять.

— Ты уверен, что я изменюсь настолько сильно? — Скорпиус поднял голову. — Что стану таким же… таким же… равнодушным? Почему? Что произошло? Скажи мне! Я должен знать. Стив… и ты… Что случилось с нами… с ними там, в прошлом?

Чашка уже обжигала ладони, Драко выпустил ее и положил руки на стол. Значит, Скорпиус решил, что он — равнодушный. Может, его могло напугать это? Именно перспектива стать таким же, как отец. Наверное, в шестнадцать лет это может показаться непривлекательным. Что произошло с ними в прошлом? "С ними"? Драко не думал о том, чтобы поделить собственное "я" на периоды, он был собой и тогда, и сейчас, и было что-то странное в том, что Скорпиус разделил "их" и "нас", как будто речь шла о разных людях.

— Ты — не я, — сказал Драко. — Почему ты считаешь, что станешь таким же? И потом... — он поколебался, но все же договорил: — я умею держать себя в руках и оставаться спокойным. Но это не значит, что это можно назвать равнодушием, если тебя пугает именно это.

— Я не знаю, что меня пугает, — тихо сказал Скорпиус. — Уже не знаю. Но ты не ответил на главный вопрос.

— Ты и так знаешь на него ответ, — Драко не опускал взгляд. — Больше ничего не происходило. Очень скоро началась настоящая война, о Битве за Хогвартс много написано в учебниках. Через несколько лет после войны я женился на твоей матери. А потом родился ты.

— Ты хочешь сказать, что я больше не приходил? Что эти выходные в Хогсмиде были последними? — Голос Скорпиуса дрогнул, он резко качнулся назад, вжимаясь в спинку стула, и теперь смотрел со смесью недоверия и страха. — Значит, я был прав, ты уже все решил за меня. Потому что я собираюсь вернуться.

— Скорпиус, — мягко сказал Драко, — ты украл у меня то, что тебе не принадлежит. Ты вмешался во время и стал частью моей жизни еще до того, как родился. Я не стану тебя осуждать, потому что я отчасти виноват в том, что произошло. Но не кажется ли тебе, что ты уже достаточно нарешал за меня, требуя, чтобы я позволил тебе продолжать делать то, что хочется?

— Это моя жизнь, — твердо сказал Скорпиус. — Только моя, и не тебе решать, что мне делать дальше. Ты уже испортил жизнь себе, хочешь испортить еще и мне, папа? Ты думаешь, я не знаю, что моя мать ничего для тебя не значит? Что ты смирился с ее присутствием, как с присутствием домовиков? О да, ты к ней привык, как привыкают к домашним тапочкам или утреннему кофе. Ты сам-то понимаешь, что настоящего тебя нет давным-давно? Ты закрылся, разучился быть собой, запретил себе чувствовать. И ради чего? Ради дедушкиного довольства и благополучия? Я так не хочу.

— А как ты хочешь, сын? — по-прежнему спокойно спросил Драко, ничем не выдавая медленно, но цепко охватывающего его страха.

— Пока не знаю. Мне нужно подумать. Но я должен вернуться, неужели ты не понимаешь? — Скорпиус поморщился, словно от боли, и закрыл глаза. — Должен.

— Зачем?

— Потому что я этого хочу. И ты — тот ты — тоже хочешь. Скажи мне, что я ошибаюсь, и Стивен Митчелл ничего для тебя не значил. Только не ври. Пожалуйста.

— Сын, — Драко невесело улыбнулся, — неужели ты не понимаешь, сколько значит для меня Скорпиус Малфой? Никто и никогда не будет значить для меня больше, чем ты.

— Тогда не запрещай мне, — хрипло сказал Скорпиус. — Если я так много значу не потому что я — часть тебя и твой единственный наследник, а сам по себе, если ты действительно любишь меня и хочешь, чтобы я был счастлив, не запрещай. Я не прошу тебя понять, я просто хочу, чтобы ты знал, что это для меня важно. Очень.

Драко взглянул в окно, а потом снова повернулся к Скорпиусу.

— Значит, мы для тебя ничего не значим. Ни я, ни мать, ни дед. Ты не считаешь, что распоряжаешься нашими жизнями в угоду своим желаниям и готов вычеркнуть нас из своей жизни. Я прав?

— Если бы был готов, ты думаешь, я бы вернулся сюда? — Скорпиус натянул на пальцы рукава мантии и поежился. — Я все понимаю. Правда. Я люблю маму. И деда. Но ты всегда был для меня важнее их. Важнее всего. Может, я уже давно… — он дернул плечом и нервно усмехнулся. — Ты вырастил больного сына, папа. Сына-извращенца, который влюбился в собственного отца и не представляет, как будет жить без него. Я даже смотреть на тебя не могу, потому что вижу не таким, как сейчас, а таким, как тогда. А может, мне уже и неважно — тогда или сейчас. Может, я вправду болен. Неизлечимо.

Драко прикрыл глаза и сцепил руки от нахлынувшего, наконец, на него ужаса. Казалось, время вертится и без помощи хроноворота — сны, Стивен, Скорпиус, "Три метлы", он сам. Как будто ему не сорок три, а тридцать, двадцать, семнадцать, а его мальчик — юный, невзрослеющий, как Питер Пэн — с ним. И можно валяться в снегу, смотреть, трогать, любить и не оглядываться ни на кого, как будто время принадлежит только им.

Драко открыл глаза и посмотрел на сына.

— Скорпиус, — сказал он, — я тоже все понимаю. — Ты только что вернулся после... тех выходных. Для тебя все это случилось только что. Просто не принимай поспешных решений. Подожди.

— Чего? Я знаю, менять прошлое опасно, от этого в будущем может измениться все, что угодно. И мне страшно. Я боюсь, что вернувшись сюда однажды, могу попасть совсем в другой мир, могу потерять вас всех. Но чего мне ждать? Что должно произойти, чтобы я расхотел возвращаться туда?

— У меня нет ответа на этот вопрос, — Драко покачал головой. — Я не умею предсказывать. Но я знаю, что мы любим тебя, Скорпиус. И дедушка, и мама, и я. Пойдем домой, — Драко поднялся из-за стола, — я предупредил Слагхорна, что твои каникулы уже начались, так что в Хогвартс можно не возвращаться.

Скорпиус поднялся, о чем-то напряженно думая, обвел невидящим взглядом зал и качнул головой.

— Мне нужно увидеть Альбуса. Но они с Розой, наверное, еще не пришли. Если хочешь, уходи, я приду через камин.

— Это что-то не терпящее отлагательств? Может, сова справится не хуже тебя? Я думал, что мы вернемся вместе.

— Боишься, что сбегу? — Скорпиус вдруг улыбнулся и шагнул ближе, расстегнул несколько пуговиц на мантии, перехватил запястье Драко и прижал его руку к груди. Пальцы коснулись тонкой шелковистой материи. — Поттер одолжил мне свою фамильную реликвию. Нужно вернуть. Но, пожалуй, ты прав. Я отправлю ее отсюда. Подождешь?

— Я видел эту мантию у его отца, — кивнул Драко, опуская руку. — Отправь, я подожду тебя на улице.

Развернувшись, Драко вышел на крыльцо и остановился. Шел мелкий, почти незаметный, снег. Стало холоднее. Вполне вероятно, скоро снег повалит сильнее, и к Рождеству все покроется сугробами, будет слепить на солнце, и зимний Хогсмид станет в точности таким, каким запомнил его Драко на последнем курсе Хогвартса. Его не испугало прикосновение Скорпиуса, нет — он и сейчас мог спокойно обнять сына, потрогать мантию-невидимку или взять за руку. Дело было не в нем, а в Скорпиусе. В Скорпиусе, который вдруг повел себя с ним так, как мог вести Митчелл. И как правильно реагировать на это, Драко не знал. Наверное, лучше промолчать. Как обычно. Вот только, как показывает жизнь, это далеко не всегда оказывается верным решением. Спустившись по ступенькам, Малфой посмотрел в ту сторону, где находилась "Кабанья голова", и еле поборол желание закрыть лицо руками от неожиданно острого понимания, что вполне способен не только поцеловать сына на ночь или одобрительно потрепать по волосам. Стоит только на секунду забыться... Да, господин целитель и господа судьи, я — отец-извращенец, я никогда не любил никого, кроме собственного сына, и никогда никого не хотел так, как его.

Услышав, как хлопнула дверь, Драко обернулся. Скорпиус сбежал с крыльца и остановился рядом.

— Розмерта поделилась совой, — он осекся и теперь смотрел вопросительно и настороженно: — Что-то не так?

— Ты прав, — сказал Драко, — я боюсь. Боюсь, что сбежишь. Я не смогу потерять тебя еще раз. Я ждал тебя в следующую субботу двадцать пять лет назад. Всю неделю я избегал Паркинсон, а потом мы расстались окончательно. Я ждал тебя каждые выходные, даже когда уже знал, что у Стивена не было родственников в Хогсмиде, и когда понял, что ты больше не появишься. Я думал про оборотку и всевозможные чары, но не подозревал, что дело во времени. После войны я был в Шармбатоне, — Драко усмехнулся и посмотрел на Скорпиуса. — Думаешь, я мог этого не сделать? Но к тому времени я уже ничего ждал. Ты просто стал частью моей жизни, частью прошлого, первой любовью, счастливым и трогательным воспоминанием. Но не только. Возможно, если бы не ты, я сдал бы Поттера Упивающимся Смертью, я не пытался бы спасти Гойла из Адского пламени, я не понял бы Панси, когда от нее отвернулись почти все знакомые, я не стал бы крестным ее сына и, конечно, я не женился бы на твоей матери, и тогда ты бы просто не родился. Посмотри на меня, — Драко положил руки на плечи сына. — Я плохо разбираюсь в природе времени, но сейчас мы живем где-то в той точке, откуда все началось и где закончилось. В моей жизни Стивен больше не возвращался. Если ты уйдешь, я не знаю, как изменится настоящее. Возможно, однажды я вернусь домой и обнаружу, что ничего не изменилось. Возможно, я потеряю сына, и мне придется жить с этим дальше. Как это переживут твои мать и дедушка — я не знаю. Может произойти все, что угодно. Как и то, что я, возможно, обнаружу, что все изменилось, и у меня никогда не было сына, а якобы прожитых двадцати пяти лет я просто не помню, потому что на самом деле единственный, кто не изменился в этой реальности, — я сам. А еще я знаю, что теперь, если ты уйдешь снова, я не перестану ждать, никогда не перестану. Это не только твоя жизнь, Скорпиус, но и моя. И я имею право не хотеть, чтобы ты снова распорядился ею без моего согласия.

Скорпиус слушал жадно, смотрел не моргая, будто видел что-то очень знакомое и в то же время — новое, и боялся упустить любую деталь. Даже когда Драко замолчал, он продолжал смотреть, внимательно вглядываясь в лицо. Потом наконец быстро облизал губы, придвинулся ближе и уткнулся лбом в плечо.

— Первый раз вижу тебя таким в этом времени. Почему?

— Я люблю тебя, Скорпиус. — Драко бережно обнял сына и прижал его к себе. — Так получилось, что, кроме тебя, я никого так не любил. Ни тогда, ни сейчас.

Скорпиус поднял голову, заглядывая в глаза, будто пытался найти в них ответы, но так ни о чем и не спросил, только сказал глухо:

— Я спрятал хроноворот в лесу.

Снежинки таяли на волосах и лице Скорпиуса, Драко стер крошечные капли с его скулы и улыбнулся.

— Знаешь, почему я так и не починил его, хотя оставалось сделать совсем немного? Я не знал, куда и зачем его применять. Пусть он останется у тебя, Скорпиус, если ты этого хочешь. А не захочешь — мы подумаем, что с ним делать. В конце концов, мы единственные, насколько я знаю, владельцы хроноворота в наше время. А мне он, пожалуй, не нужен. Он дал мне уже все, что мог. И теперь может только отобрать.

— Спасибо, — тихо сказал Скорпиус. — Я хочу домой… — И вдруг прижался крепче, обхватил за шею обеими руками, а потом добавил почти неслышно: — Драко.

The end