— Идем, — скомандовал Гарри своей команде по квиддичу и кивнул на поле. Шестеро гриффиндорцев двинулись за ним по свежему весеннему газону, наблюдая за тем, как кружат над полем игроки в изумрудно-зеленой форме. Рон нагнал своего капитана и заговорщицки поинтересовался:
— Будем запоминать их тактику?
Гарри только улыбнулся и кивнул. Почему бы и нет? Это будет, по крайней мере, полезно.
Они расселись на трибунах, громко обсуждая каждый промах слизеринских охотников, отмечая слабые стороны их обороны, и от души рассмеялись, когда Гойл чуть не зарядил в Малфоя бланджером, а белобрысый ловец мгновенно спустил на него всех собак. Гарри старался разглядеть снитч, но на таком расстоянии это представлялось почти невозможным. Надо отметить, что сам Малфой, увлеченный разборками с собственным загонщиком, не утруждал себя поиском золотого шарика. Но стоило ему на мгновение отвлечься от исторической справки о том, как именно эволюционировал человек и на какой стадии остановился Грегори, его курс мгновенно изменился и он, прижавшись к древку метлы, стрелой помчался к трибуне. Гарри с долей ожидания чего-то захватывающего и непредсказуемого смотрел, как приближается к нему слизеринец, а затем разглядел снитч, быстрыми движениями золотистых крылышек прокладывающий себе дорогу к нему. Движение его руки было абсолютно неосознанным — он просто подставил ладонь небольшому шарику и сжал пальцы. За секунду до столкновения Малфой взглянул ему в глаза, резко затормозил и живописно головой вперед слетел с остановившейся как вкопанной метлы. Преодолев метр в свободном падении, он приземлился аккурат на Поттера и сбил его с сидения, уронив под трибуну. Гриффиндорцы вскочили на ноги в стремлении защитить капитана, а Малфой вцепился в руку с трепыхающимся снитчем.
— Отпусти, — прошипел он, сверкая глазами.
— И не подумаю, — ухмыльнулся Гарри, и две пары рук стащили с него худое тело Малфоя. С трудом поднявшись на ноги и продолжая сжимать честно завоеванный в бою снитч, Гарри взглянул на Драко — к бледному лицу прилила кровь, светлые пряди падали на глаза, пылающие огнем ненависти. «Исчезнет ли она когда-нибудь окончательно?» — подумал Поттер, но промолчал.
— Ты в порядке? — спросила Джинни, пробравшаяся через ряд и теперь внимательно изучавшая фигуру возлюбленного.
— В полном. Отпустите его, — кивнул он Рону и Дереку. Те недовольно разжали руки, позволяя Малфою высвободиться, а с другой стороны поля к нему на подмогу уже спешили слизеринцы. Гарри бросил ему предостерегающий взгляд и получил в ответ гримасу отвращения.
— Эй, что происходит? — Урхарт, капитан слизеринской сборной, сжимая кулаки, подошел к гриффиндорцам. Драко сквозь зубы пробормотал:
— Все нормально, я не рассчитал скорость.
«Как это благородно, Малфой! Выгораживаешь меня, обвиняя себя в том, чего вовсе не собирался делать. Дивно!» — про себя ухмыльнулся Гарри.
— Уверен? Может?.. — он обернулся к Поттеру, и мускулы заиграли под его спортивной формой.
— Он того не стоит, — раздраженно бросил Малфой. — Хватит на сегодня, — он подобрал метлу и, не оборачиваясь, двинулся вниз по трибуне. Гарри нахмурился и посмотрел на несколько обескураженного Урхарта.
— Мы можем тренироваться, или вы продолжите?
Слизеринец сплюнул и дал знак команде спускаться.
«Так тебе и надо, сволочь белобрысая, — думал Гарри, выискивая свой снитч десять минут спустя. — Что он о себе возомнил, в конце концов? Что он царь и Бог что ли? Ничего подобного».
Он отпустил команду с наступлением сумерек и долго ковырялся с метлой, попросив Рона не ждать его. Друг не сопротивлялся — в животах у обоих знатно урчало, а ужин был уже на подходе. Гарри выскользнул из раздевалки, не забыв прихватить отвоеванный снитч, и, осмотревшись, короткими перебежками достиг логова слизеринской команды. Стучать не стал, просто вошел и увидел Малфоя, с ногами забравшегося на скамейку и держащего книгу в кожаном переплете. Драко, услышав его появление, поднял светловолосую голову и поджал губы. Гарри подошел к нему и разжал ладонь, позволяя снитчу расправить крохотные крылья и взлететь к потолку. Малфой недовольно хмыкнул и вернулся к фолианту. Гарри минуту изучал его внимательным взглядом, а затем сел рядом, заглянув слизеринцу через плечо. Драко демонстративно отодвинулся и развернул том так, что Гарри ни слова не видел теперь.
— Брось, — требовательно обратился к нему Поттер. — Ты же не обиделся на самом деле?
— Еще чего, — равнодушно отозвался Драко, не отрывая глаз от книги. Гарри, возмущенный таким попустительским отношением к своему присутствию, не задумываясь, резким движением вырвал увлекательное чтиво из бледных пальцев и бросил на пол. Серые глаза мгновенно прострелили его взглядом насквозь.
— Совсем офигел что ли? — зло спросил Драко, а Гарри улыбнулся, чувствуя свою правоту.
— Зачем она тебе, когда я здесь?
— Поттер спятил, — с неподдельным разочарованием протянул Малфой.
— Он не виноват, просто кто-то помог ему, — с сожалением отозвался Гарри.
— Круцио тому, кто сделал это.
— Нет, Поттер против таких раскладов.
Малфой криво улыбнулся и снова отвернулся. Вид у него был крайне высокомерный, такой, что Гарри всерьез оскорбился и развернулся, чтобы уйти. Но когда на пороге его никто не окликнул, он сам обернулся и искоса взглянул на Малфоя. Искусственный свет касался его матовой кожи, делая лицо каким-то потусторонне прекрасным, темные глаза бесстрастно смотрели в одну точку на соседней стене, а пальцы были сжаты в замок. Гарри закатил глаза и вернулся к тонкой фигуре на скамейке.
— Перестань дуться, — потребовал он, чувствуя раздражение из-за того, что снова придется делать первый шаг к примирению самому.
— Ты мог бы не выставлять меня на посмешище каждый раз, когда эта рыжая дура с ее тупоголовым братцем находятся рядом, — отчеканил Малфой, и глаза его полыхнули яростью.
— Я не выставлял. Это вышло абсолютно случайно, — попытался оправдаться Гарри. Его выводило из себя собственное бессилие перед самомнением этой чистокровной сволочи. И ничего в нем меняется, абсолютно! Что бы между ними не происходило.
— Разумеется.
Гарри сжал кулаки. Так бы и треснул его, честное слово!
— Почему ты до сих пор здесь? — сменил он тему, понимая, что они еще вернутся к выяснению отношений по вопросам чей-то гордости.
— Ты же знаешь. Мне нечего делать в гостиной, когда все только и делают что пялятся на сына Пожирателя смерти.
— А я думал, ты ждал меня.
— У меня не было уверенности в том, что ты придешь, — Драко поднял на него глаза.
— Могу уйти, — пригрозил Гарри, чем вызвал вялую улыбку на лице Малфоя.
— Не надо.
«Я его убью, точно убью. За это равнодушие, цинизм, принципиальность и гордость. Давно хотел, сейчас вот, похоже, самое время. Каждый раз одно и то же».
— Она так смотрит на тебя, — неожиданно сказал Драко, чем вырвал Гарри из размышлений о наиболее кровожадных методах расправы с гордыми чистокровными мальчиками.
— Кто? — догадываясь, в общем, каким будет ответ, спросил тот.
— Уизли. Меня прямо тошнит от этих взглядов, которые она бросает на тебя.
— О, Мерлин, какая разница? Она не интересует меня и она всего лишь сестра моего друга! — вспылил Гарри.
Драко едва заметно качнул головой.
— От него меня тоже тошнит.
— Слушай, мы же договорились, что не обсуждаем моих друзей? Кем бы ты их не считал.
— Да-да, прости, — ни тени раскаяния не прозвучало в его голосе.
— Да что с тобой сегодня такое? — воскликнул Гарри глядя на неисправимо равнодушного Малфоя.
— Экзамены скоро. И лето не за горами.
«Вот что его беспокоит. Он еще не представляет, что будет делать три месяца в своем поместье без меня, — внутренне возликовал Гарри. — Значит, не такой уж он бездушный». Сердце безоговорочно согласилось с этой мыслью и забилось быстрее.
— Не хочешь домой? — мирно поинтересовался он.
— А ты, можно подумать, хочешь.
— Нет, конечно. Я отсюда-то уходить не хочу, а ты говоришь — домой. Что мне там прикажешь делать? Письма тебе писать?
— Я не смогу тебе ответить, — серые глаза в приглушенном свете казались огромными и бездонными. «Каждый раз, когда он так смотрит, я готов палочку сгрызть, только бы он не останавливался. Просто смотри на меня, Малфой, и лишай воли этим взглядом». — Отец контролирует всю мою почту, когда я дома.
— Не обязательно отвечать. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я по-прежнему жду первого сентября сильнее, чем когда-либо.
— Все еще может измениться, — Драко моргнул и отвел глаза в сторону. «Похоже, головой ударился, приземляясь на меня. Иначе с чего столько горечи в обычно холодном голосе?».
— С чего бы? — удивился Гарри.
— Ты говорил, что конец лета всегда проводишь у Уизли.
— И что? Малфой, я тебя сегодня категорически не понимаю.
— Не называй меня по фамилии, — огрызнулся Драко, пропустив замечание мимо ушей.
— Ты мне расскажешь, что с тобой происходит, или я так и буду вытаскивать из тебя информацию клещами? — проигнорировав его просьбу, сердито спросил Гарри.
— Она слишком много позволяет себе. Нет у нее права бросать на тебя такие взгляды.
Гарри с минуту ничего не понимал, а затем расплылся в улыбке.
— Ты ревнуешь, — разом растеряв злость и обиду, довольно сказал он.
— Глупости. Я не умею, — Драко нахмурился.
— Ой, не надо. Умеешь получше девчонок. Хотя, надо признать, хорошо шифруешься.
— Я не ревную. Я просто не выношу, когда она смотрит на тебя как на свою собственность. А не на мою.
— Малфой, это и называется у нормальных людей ревностью.
— Я же просил не называть меня по фамилии! — взорвался Драко. — Какая разница, как это называется? Каждый раз, когда ее глазки жадно разглядывают твое лицо, я готов убить ее на месте. Поэтому, может, предотвратишь преступление и объяснишь, что лучше ей отвязаться от тебя раз и навсегда?
— Я сам решу, как мне поступить, — вскинул голову Гарри.
— Ну, разумеется, — со вздохом согласился Драко.
Они замолчали, а Гарри подобрал беспардонно выкинутую на пол книгу, узнать, что же с таким интересом изучал Малфой. Взглянув на первую страницу, он разобрал узкий косой почерк под надписью выполненной обычным типографским шрифтом гласящей "1 Марта", но не успел прочесть ни слова прежде, чем Драко ловко выхватил книгу из его рук и спрятал за спину. Гарри недоверчиво взглянул в глаза цвета сухого асфальта и отрицательно покачал головой:
— Да ладно, только не говори, что у Драко Малфоя есть дневник.
Тот скорчил гримасу и убрал книжку в сумку, подальше от любопытных глаз Поттера.
— И о чем же ты пишешь? — поинтересовался Гарри.
— О тебе, конечно.
Гарри не понял, был ли это сарказм или правда, но недоступная книженция теперь прочно занимала его пытливый ум. Он быстро приблизился к Малфою и этой резкостью заставил отступить того в угол. Их лица были теперь совсем рядом, так, что Гарри мог разобрать каждую из светлых ресниц, тонкой линией обрамляющих потемневшие до стального цвета глаза.
— Не нужна мне никакая Уизли, смирись, наконец, — прошептал он, сжимая пальцами хрупкие запястья Драко. — Я — только твоя проблема. Поэтому не пытайся сделать вид, что ревность — это не про тебя.
Едва уловимая улыбка пробежала по тонким губам Малфоя. Он подался вперед и легко коснулся губами щеки Гарри, пустив волну мурашек по всему его телу.
— Я просто не хочу тебя потерять.
— Тут все, знаешь ли, в твоих руках, — довольно протянул Гарри. — И если ты будешь терпимее относиться...
— Ой, все, перестань, — Драко поморщился. — Мне нужно уехать на пасхальные каникулы домой, — неожиданно добавил он, не сводя глаз с лица Поттера.
— Зачем это? — с растущим недовольством поинтересовался Гарри.
— Неважно. Я пробуду там все десять дней.
— Драко, что происходит, а? — Гарри испытывающим взглядом впился в бездонные глаза напротив. — Ну, что?
Малфой только высвободил запястья из его теплых пальцев, выскользнул из угла и, закинув на плечо сумку, двинулся к выходу.
— Эй, ты куда? — бросился за ним Гарри. Драко выглядел как будто разбитым, в его движениях сквозило какое-то отчаянное смятение.
— Попробую успеть на ужин.
— Подожди, ты же не можешь так просто уйти, не ответив на мои вопросы! — Гарри поймал его за руку и попытался остановить, но Малфой не хуже змеи вывернулся из этой хватки и, бросив прощальный, полный невысказанной горечи взгляд, едва слышно прошептал:
— Прости что все так, — и ушел, оставив Гарри один на один с непониманием и злостью.
* * *
Сволочь слизеринская. Придурок надменный. Идиот бездушный. Что он себе вообразил? Что мир на нем замкнулся что ли? Скотина заносчивая.
Гарри поднимался в гриффиндорскую башню, раздосадованный и сбитый с толку. Ужин он все-таки пропустил, но ничуть не жалел об этом — видеть Драко хотелось меньше всего. И даже если это было не совсем так, то признаться себе в этом — потерпеть поражение на своем же поле. Нет уж, пусть, наконец, поймет, что он — не центр вселенной.
И все же Гарри беспокоило поведение Малфоя. За прошедшие полгода с момента внезапного переворота в их отношениях он еще ни разу не был настолько замкнутым. Грубым был, милым тоже, даже влюбленным казался, а сегодня что-то в нем сломалось. «И он не хочет говорить мне, что», — печально подумал Гарри, называя пароль и пробираясь в гостиную. Гермиона, расположившаяся в кресле у камина, как по команде повернула голову. Постаравшись избавиться от лишних мыслей, Поттер подошел к подруге.
— Ты пропустил ужин, — заметила Гермиона и протянула ему завернутый в бумагу большой кусок пирога. Гарри покачал головой:
— Спасибо, но я не голоден. А где Рон?
— В спальне, я думаю, уже спит. Гарри, что с тобой? Ты сегодня сам не свой.
— Ничего, — коротко отозвался он и подумал, что сам себе напоминает Драко тридцатью минутами ранее. Но если у него есть причины скрывать от друзей истинное положение вещей, то Малфой просто выпендривается.
— Гарри, мне надоело делать вид, что ничего не происходит. На мой взгляд, это неправильно. Как ты думаешь?
— Все в порядке, — попытался успокоить ее Гарри. Не хватало еще прямо сейчас начать выяснять отношения. Достаточно одного Малфоя.
— Нет, не в порядке, Гарри. Почему ты не хочешь рассказать, что у тебя случилось?
Гарри пожевал губу, не зная, что сказать, и отвел взгляд.
— Потому что в этом нет ничего примечательного.
— Это ведь из-за Джинни, да? Ты жалеешь, что расстался с ней? — напрямую спросила Гермиона. У Гарри от удивления открылся рот, и он что-то невнятно промычал, просто теряясь в догадках, как можно ответить на подобного рода вопрос. А она, очевидно, приняла это замешательство за согласие и легонько коснулась его руки.
— Она очень переживает. Может быть, ты мог бы поговорить с ней?
Драко бы это одобрил, подумал Гарри. Только что он ей скажет? «Джинни, дорогая, прости, что бросил тебя ради Драко Малфоя, ты здесь абсолютно не причем. Просто я никогда не любил тебя. Просто с ним я могу говорить часами, а с тобой и пяти минут не выдерживаю. Не обижайся, милая, ты, правда, хорошая, но не для меня. Что уж тут поделаешь, если я оказался вовсе не тем, кто готов быть с тобой. Или с любой другой девчонкой. Прости и отпусти, освободи сердце, а я продолжу втихомолку за спинами своих друзей встречаться с тем, кого ненавидел почти шесть лет».
— Гарри! — выдернула его из размышлений Гермиона. Он поднял на нее виноватый взгляд.
— Я не знаю, что ей сказать.
— Ты мог бы признать, что ошибся. Она простит тебя, я уверена.
Сводница. Ох, если бы ты, Гермиона, знала, насколько далеки от истины твои предположения. Должно быть, границы твоей эрудиции не распространяются на человеческие чувства и отношения.
— Я подумаю, — решив сохранить шаткое равновесие и пути к отступлению, согласился Гарри. Пусть лучше думают, что он страдает из-за Джинни, чем начнут копаться в нем сильнее.
— Вот и хорошо. Она ведь любит тебя. И я уверена, что тебе стоит попросить у нее второй шанс.
Как это глупо! Если бы он встречался с любой другой девчонкой в Хогвартсе, он бы рассказал всем — и Джинни, и Гермионе. Но своими нынешними чувствами он не был готов поделиться ни с кем, кроме самого Малфоя. Хотя после сегодняшней сцены это тоже казалось чем-то неправильным. Ох, Малфой, что же ты со мной сделал, и как теперь жить с этим, когда друзья наседают со всех сторон? Но только глупо спорить с тем, что это самое важное и ценное, что было в моей жизни.
* * *
Утром за завтраком им все же пришлось встретиться. По крайней мере, взглядами. Малфой за ночь, кажется, не сменил расположения духа, да и выглядел так, что хотелось срочно стукнуть его по голове и вернуть в реальность. Он сидел между Паркинсон и Гойлом и не смотрел на людей, сосредоточенно ковыряя едва начатый завтрак. Гарри хотелось встать и подойти к нему на глазах у всех, подойти и сказать, что больше невозможно скрывать их отношения, и что сил на это с каждым днем все меньше. А если он уедет на пасхальные каникулы, которые они могли бы провести вместе хотя бы даже в Выручай-комнате, то нервы Гарри не выдержат. Но вместо этого он повернулся к Рону и нарочно завел разговор о вчерашней тренировке, ничуть не понижая голос. Через минуту к ним подошла Джинни, беззастенчиво чмокнула Гарри в щеку и уселась слева от брата, делая вид, что так и надо. Боковым зрением Гарри заметил, что Малфой отложил вилку и поднял глаза.
— Но как эффектно ты увел этот снитч прямо из-под его носа! — восхитился Рон, дожевывая утренние тосты. — Он весь побелел от злости. Так ему и надо, неудачник слизеринский. Ты, Гарри… Гарри?
Малфой поднялся на ноги и, кажется, демонстративно вышел из зала. Паркинсон, мелко семеня короткими ногами, ринулась за ним. Гарри с силой вонзил вилку в ни в чем не повинный бекон так, что чуть не разбил тарелку. Вот ведь пафосная свинья! Ему непременно нужны эти страсти с ревностью и девчонками. Зачем, когда все и так на ладони? Что за глупая, совершенная детская месть? Так и не притронувшись к многострадальному бекону, Гарри отложил вилку, думая, где теперь искать ревнивого слизеринца и каким заклинанием вправить ему мозги так, чтобы они больше не выпадали. Ах, да, и еще избавиться от Джинни.
На его счастье они столкнулись в коридоре перед слизеринской трансфигурацией. Наплевав на ужом обвивающую Драко Паркинсон, не обращая внимания на Крэбба и Гойла, стоящих неподалеку, Гарри подошел к Малфою и прошипел:
— Поговорить надо.
Драко округлил глаза.
— Кому с кем, интересно?
— Тебе со мной, — непримиримо отозвался Гарри. Плевать на договоренность, плевать на эту жирную корову, вылупившуюся на него, как на дементора, если не выяснить все сейчас, то может быть уже слишком поздно. Пасхальные каникулы начнутся завтра, и Гарри не собирался терять эту, обещающую быть последней, ночь.
— Поттер, ты вчера головой трибуну задел что ли? Не о чем тебе и мне разговаривать. Отвали.
Гарри, не задумываясь, вытащил палочку и направил Малфою в грудь. Пусть поймет, наконец, что шутки закончились после первого поцелуя в пустом коридоре. Малфоевская свита немедленно нацелила на него палочки, но прежде чем кровавая расправа успела состояться, тонкая женская ладошка легла поверх правой руки Гарри и заставила его опустить палочку. Джинни сделала шаг вперед, глядя на Малфоя так, как будто была готова разделить его на равные части и закопать в разных пакетах. Теперь уже Драко выхватил палочку и направил на наглую рыжую девчонку.
— Только двинься с места, и твоя мать-толстуха будет восстанавливать твое лицо по фотографии, — рыкнул Малфой, действительно целясь Джинни в лицо. Гарри плечом отодвинул бывшую девушку назад и, глядя в пепельно-серые глаза, сказал Малфою:
— Ты за это заплатишь.
Он надеялся, он верил и всеми силами жаждал, что Драко поймет и вспомнит собственную просьбу предотвратить преступление. Но, похоже, его мечтам не было суждено сбыться, и Малфой просто отвернулся, обхватив Паркинсон за талию и прижав к своему стройному телу ее жирный бок. Гарри это просто взбесило.
— Дуэль. Сегодня в полночь в коридоре восьмого этажа. Только ты и я, Малфой.
Драко обернулся, и в глазах его промелькнуло недоверие. Ничего не ответив, он удалился в класс МакГонагалл, оставив Гарри в полном замешательстве наедине с Джинни.
— В следующий раз нашлю на него сглаз, честное слово, — весьма довольным голосом произнесла девушка. — Спасибо, что вступился, — она смотрела прямо, открыто и беззастенчиво влюбленно. И Гарри на мгновение показалось, что этот взгляд лишил ее одежды, оставив полностью беззащитной перед ним.
— Слушай, Джинни, я должен тебе кое-что сказать...
Теплые пальцы мгновенно сжали его ладонь. «И откуда в ней эта прямота? Уж лучше бы дальше стеснялась и по туалетам от меня пряталась! -думал он, не зная как начать. — Это ведь Гермиона ее подговорила, ну точно Гермиона, кто ж еще!».
— Я тебя слушаю, Гарри.
— Ты едешь домой на пасхальные каникулы? — вместо того, чтобы все объяснить, спросил он.
— Да. Мама очень просила, чтобы мы все приехали, и ты, и Гермиона. Фред с Джорджем тоже будут, а еще Люпин и Тонкс.
— Ясно.
— Ты поедешь?
— Еще не знаю. У меня еще много домашней работы... — он уже не знал, как улизнуть от этой доставучей Уизли.
— С каких это пор домашние задания мешают тебе поехать в гости к лучшему другу? — поинтересовался материализовавшийся одновременно с Гермионой Рон. Очевидно, их романтической прогулке в библиотеку пришел конец.
— Брось, Гарри, ты все равно ни минуты не потратишь на них, если останешься здесь в одиночестве, — подлила масла в огонь Гермиона. — Поехали, миссис Уизли действительно очень ждет нас.
Гарри послушно кивал, думая о Драко. Что все-таки с ним случилось? Не может быть, чтобы Джинни настолько выводила его из себя. Слишком не похоже на того спокойного и рассудительного Малфоя, какого он узнал в нем за полгода. Значит что-то еще. Но что?
— Ты ведь несерьезно, про дуэль? — спросила Джинни, провожая неразлучную троицу до кабинета заклинаний. Гермионна мгновенно обратилась вслух.
— Какая еще дуэль?
— Я назначил Малфою дуэль, и я вполне серьезно, — неохотно признался он.
— Гарри, ты с ума сошел! Хватило одного раза, когда он подставил тебя на первом курсе. По-моему пора остановиться, — Гермиона похоже не на шутку разволновалась. — Какой черт тебя дернул?..
— Он угрожал Джинни. Разве этого не достаточно? — он вовсе не хотел, чтобы это прозвучало как признание, но было поздно.
— Оу. Ну, тогда ладно, — скрывая улыбку, замялась Гермиона. Рон удовлетворенно кивнул, а Джинни покраснела. Какие же они идиоты! Стоило неправильно выразиться, и одна уже примеряет фату, а другая — роль подружки невесты. Дурные девчонки, что с них взять? Возможно, именно этим ему нравился Драко — никаких глупых выводов из ничего, никакого любовного воркования, никаких рюшечек и оборок. Честность, откровенность, и никогда, — никогда! — навязчивость. За ним приходилось бегать, а Джинни избегать. Хотя сейчас, похоже, все было уже не совсем так, как два дня назад.
«Хуже всего, — думал он, украдкой пробираясь на восьмой этаж в мантии-невидимке. — Что я согласился ехать с ними. Но с другой стороны, что мне делать здесь, если Драко не будет в зоне досягаемости?". Он вовсе не был уверен, что Малфой придет, но очень надеялся, что хотя бы разбуженный в нем гнев подтолкнет его в спину по дороге сюда. И действительно — тонкая фигурка уже ждала его, прислонившись к каменной стене так, что в любой момент могла бы скрыться за рыцарскими доспехами от Филча. Как всегда расчётливо и продумано! Гарри ни слова не сказал ему, три раза пройдя мимо стены и, обнаружив, наконец, в ней дверь. После этого он все же скинул капюшон, великодушно позволяя Малфою увидеть себя. Драко только хмыкнул и, не задавая вопросов, последовал за ним в Выручай-комнату. Когда дверь за ними захлопнулась, Гарри резко обернулся и, скинув мантию, вцепился в лацканы его формы, впечатывая спиной в стену и впиваясь губами в заманчиво приоткрытый рот. Сопротивления не возникло, Драко позволил целовать себя столько, сколько было угодно Поттеру, и только дождавшись окончания поцелуя, отвернулся.
— Отпусти, — попросил он, выразительно взглянув на пальцы, по-прежнему удерживающие его за одежду. Гарри неохотно отодвинулся, стараясь поймать беспокойный взгляд серебристо-серых глаз. Драко отошел от стены и направился к широкой кровати, явно созданной воображением Гарри. На прикроватной тумбочке стояли два бокала на тонких ножках, темно-янтарная жидкость играла бликами в искусственном свете высоких торшеров. Не дожидаясь Гарри, Драко залпом осушил один бокал и только после этого взглянул на Поттера.
— Эй, я вообще-то хотел выпить с тобой, — обиженно пробормотал Гарри.
— Прости.
«Бывает ли в его голосе раскаяние, или я жду невозможного?».
— Так и будешь продолжать ломать комедию или расскажешь, что с тобой, конспиратор ты мой, происходит?
— Иди сюда?
Это был тот самый тон, который Гарри любил больше всего — немного просящий, позволяющий думать, что даже у Драко Малфоя есть свои слабости, главная из которых — Гарри Поттер. Он слишком редко позволял себе просить о чем-то, словно ненависть из него вытащили не до конца, и она не позволяла ему полностью доверять бывшему врагу.
— Мне не нравится, когда ты ходишь с Паркинсон, будто она твоя девушка, — заявил Гарри, забираясь с ногами на кровать, ожидая, когда Малфой повторит его маневр.
— А мне не нравится, когда ты заступаешься за Уизли, и что? Можно подумать, это тебя останавливает.
— Ты первый направил на нее палочку, — возразил Гарри.
— И продолжаешь ее защищать. Гарри, зачем я тебе, если вместо того, чтобы признать, что ты не можешь порвать с ней, ты обвиняешь меня в том, чего я не мог не сделать?
— Во-первых, я могу и уже порвал с ней. Во-вторых, ты слишком много на себя берешь. Я хочу быть с тобой и все, баста. Это понятно?
— Вполне, — ни тени улыбки не проскользнуло по лицу Драко, но, по крайней мере, он сел рядом, и Гарри смог дотянуться до его руки.
— Драко, пожалуйста, перестань вести себя так, как будто не хочешь меня видеть.
— Не говори ерунды, — он ласково провел согнутым указательным пальцем по щеке Гарри.
— Тогда скажи, что не так? Ну, кроме Джинни.
— Давай не сейчас?
«Ага, признался все-таки! Значит, не кажется, значит, на самом деле что-то гложет его. И это вовсе не дурная рыжая девчонка».
— А когда?
— Позже. Я просто хочу побыть с тобой.
Гарри усмехнулся и притянул Драко к себе. После недолгой возни Малфой улегся головой на его колени и с блаженной улыбкой смежил веки. Лицо его немного расслабилось, и вид он теперь имел до крайности милый.
— Чем ты обычно занимаешься дома? — спросил Гарри, перебирая светлые пряди Драко.
— Сижу в комнате, делаю уроки и принимаю участие во всяких ритуалах подтверждения чистокровности.
— Что-что? Каких еще ритуалах? — не понял Гарри.
— Выходах в свет, ужинах с министром, приеме гостей и прочей бесполезной, но очень принципиальной ерунде. Статус и все дела.
— На пасхальных каникулах будет то же самое?
— Вряд ли.
Гарри поднял брови и убрал пальцы из блондинистых волос. Драко неохотно приоткрыл один глаз и тяжело вздохнул.
— Ну что? — устало спросил он, и Гарри подумал, что он перестает казаться себе лишним в этой комнате. Теперь он был в этом уверен. И существовал всего один способ убедиться в этом.
Он быстрым движением оседлал Малфоя и склонился над ним, покрывая поцелуями бледные щеки и дрожащие ресницы, правая рука легла на его шею и потянула на себя. Драко немного выгнулся вперед, но оставался, кажется, равнодушным к происходящему. Губы его были крепко сжаты, брови сдвинуты, как будто ему стоило немалых сил выносить эти проявления любви. Когда Гарри левой рукой сжал его бедро, он дернулся, взгляд иссиня-серых за счет приглушенного света глаз пронзил насквозь, вышибая мозги навылет.
— Нет, Гарри, пожалуйста, только не сегодня, — снова эта обезоруживающая просящая нотка.
— Но почему? Что не так, объясни?
— Все, — он поднялся на ноги и, встряхнув головой, подошел к столику, где опустошил второй бокал с виски. Он обернулся, и Гарри был готов поклясться, что еще никогда не видел в нем такое неумолимо настигающее его смятение.
— Я что-то не так делаю? — теряясь в догадках, спросил Гарри. Драко запрокинул голову и подавил короткий стон.
— Нет, Гарри. Дело не в тебе.
— А в чем?
— Во мне. Это я во всем виноват, — он как будто говорил сам с собой, глядя сквозь Гарри, сквозь стены, сквозь пространство. Он казался загнанным в угол, но не готовым сдаться.
— Да что, мать твою, происходит? Объясни!
— Не могу, — твердо ответил Драко, возвращаясь в реальность. — Пока не могу. Пойми меня, я очень тебя прошу.
— Мерлин, как я могу тебя понять, если ты ничего не объясняешь? — Гарри кричал на него, чувствуя превосходство и власть. Он давил и делал это осознанно.
— Просто подожди, если я все еще важен тебе, — он направился к двери с расправленными плечами, словно бунтарь на казнь, понимая и соглашаясь со своей участью.
— Если это все из-за Джинни, то ты бредишь. Она безразлична мне так же, как эта тумбочка! — он указал на прикроватный столик.
— Я уже сказал, это не связано с ней. Просто у меня... Сложности, — Драко остановился у двери, задержав пальцы над ручкой.
— Какие, гиппогрифа твоего за ноги, еще сложности? Малфой, скажи, ты вообще меня любишь?
Драко некоторое время молчал, а затем, не поднимая глаз, ответил:
— Не только тебя, — и растворился в темноте коридора, прежде чем Гарри крикнул ему вслед:
— Ненавижу тебя!
* * *
Все встало на свои места, детальки собрались в единое целое, образовав мрачную перспективу. Просто есть кто-то еще кроме них, не Джинни и не Паркинсон, а кто-то третий; тот, кто заставлял Драко нервничать и избегать поцелуев Поттера, тот, кто не давал ему покоя и гасил сияющие серебром глаза. И все это время он стоял за спиной Гарри, ехидно улыбаясь, прекрасно понимая, какая Малфой на самом деле сволочь, и как глупо было предполагать, что любовь сможет исправить его. А он, Гарри Поттер, повелся. Как когда-то поверил в то, что Чжоу может оказаться не только красивой, но и умной. Но даже ее малодушие не так ранило его, как это предательство. Полгода отчаянной надежды, что он нашел то, что искал. Бесполезно. Бесперспективно. Все сначала.
Гарри вернулся в башню Гриффиндора под утро, а костяшки саднили после серии ударов в стену. Не раздеваясь, он рухнул в кровать и подумал, что слава Мерлину, что завтра пасхальные каникулы и не придется видеть Малфоя. Им обоим нужно подумать и снова поговорить. Впрочем, зачем, если и так все ясно? Нужно порвать, забыть, избавиться от всего, что напоминало бы ему об их глупом романе. Вернуться к Джинни... Нет. Это глупо. Разбить ей сердце только потому, что Малфой оказался тем, кем был на самом деле, по крайней мере, жестоко. Она тут не причем. Нужно просто разобраться в себе и успокоиться. И еще желательно набить Малфою морду. Это точно поможет.
Утром Рон, выразительно глядя на запекшуюся кровь на кулаке Гарри, спросил:
— Похоже, дуэль состоялась?
— Типа того, — ответил Гарри, надеясь, что они с Малфоем не встретятся, и у Рона не возникнет вопросов насчет того, каким образом Гарри получил травму, не испортив лицо Драко. С другой стороны врезать Малфою хотелось больше, чем отвязаться от оправданий перед друзьями.
Очевидно, небеса услышали только вторую часть его желания, и по дороге в кабинет Макгоногалл друзья в полном составе столкнулись с Малфоем, идущего в гордом одиночестве с высокомерно задранным носом. Гарри остановился, Драко замедлил шаг.
— Эй, Малфой, не договорили вчера.
Драко странно посмотрел на него, но через мгновение на нем уже была маска презрения, и губы скривились в гримасе отвращения.
— Не о чем говорить, повторяю для тупых. Отвяжись от меня, Поттер, у меня и так поклонников хватает.
Гарри не выдержал и, не доставая палочку, нанес Малфою удар справа точно в глаз. Драко отшатнулся и упал, нелепо распластавшись на полу. Бледная кожа вокруг глаза мгновенно начала синеть. А Малфой, недолго думая, достал палочку и направил на Гарри. Но то ли подбитый глаз помешал ему прицелиться, то ли он вовсе не собирался причинять Поттеру вред, но заклинание угодило в сумку, оборвав ремень. Учебники, собранные Гарри для выполнения домашних заданий в Норе, высыпались на пол, а Драко уже стоял на ногах и стремительно приближался к по-настоящему разгневанному Поттеру. Джинни завизжала не своим голосом, а Рон с Гермионой выхватили палочки, направив в грудь Малфою. Но он уже был совсем рядом с Гарри и, прежде чем тот попытался снова нанести удар, прошептал:
— Дождись меня. Поверь, я не могу иначе.
Заклинание Гермионы поразило его в плечо, и он рухнул на колени. Гарри опустился рядом, рукой давая друзьям знак остановиться. Он быстро начал собирать книги, стараясь заглянуть в ослепленные болью глаза.
— Ты предатель, — поймав его взгляд, едва слышно сказал Гарри.
— Я все объясню. Только дождись, — выпрямляясь, одними движениями губ ответил ему Драко и, придерживая рукой плечо, кажется, ничуть не сломленный удалился с места разборок, бездарно учиненных Гарри.
— Недоносок, — выплюнул Рон, глядя в его беззащитную спину.
— Урод, — жестко согласилась с ним Гермиона.
— Идем, — оборвал друзей Гарри и, не глядя на них, пошел вперед.
Что за бездарные попытки вывернуть ситуацию наизнанку, сделав вид, что их отношения может спасти время? Зачем ждать, если все уже ясно? Кристально.
Суета, вызванная их появлением в Норе, на время отвлекла Гарри от мрачных мыслей. Фред и Джордж притащили с собой кучу всякой волшебной всячины собственного производства и весь вечер развлекали гостей. Люпин горячо пожал ладонь Гарри и, по всему его виду было ясно, что он рад их встрече. Мудрые, немного волчьи глаза смотрели на него с той отцовской заботой, какой ему не хватало после утраты Сириуса. Рассказал бы он ему про Малфоя, будь он жив? Может быть. Еще никогда прежде ему не было так сложно держать свои мысли при себе. Даже когда он испытывал, как ему казалось, сильные чувства к Чжоу, даже когда он думал, что влюбился в Джинни. Все это не могло сравниться с тем, что происходило с ним сейчас.
— Садитесь ужинать, — позвала их миссис Уизли, и Гарри сел между Люпином и Роном, радуясь, что Джинни не успела занять место рядом с ним.
— Как дела, Гарри? Ты выглядишь усталым, — спросил Люпин.
— Тяжелая ночь выдалась перед отъездом, — вздохнул он. Если бы хоть кто-то мог его понять! Но он не хотел проверять свою теорию о непонимании на практике и уткнулся взглядом в недоеденный стейк.
— Что-то подсказывает мне, что эти синяки под глазами не от разового недосыпа, — покачал Римус головой.
— Может быть, вы и правы, — уклончиво ответил Гарри, а Люпин, к его признательности, не стал продолжать допрос.
— Завтра прибудет Артур. Он по уши завяз в делах министерства. Там сейчас черт знает, что происходит.
— Я думал, Скримджер крепко все взял в свои руки? — удивился Гарри.
— Так-то оно так, но люди продолжают гибнуть, а он не может предотвратить эти трагедии. Потому что даже у него нет силы, способной остановить Волдеморта.
— По крайней мере, он видит больше Фаджа, — хмуро сказал Гарри, вспоминая, сколько обвинений во лжи ему пришлось пережить, прежде чем волшебный мир поверил в возвращение Темного Лорда.
— Ты прав. Этого у него не отнимешь. Но после этого массового побега из Азкабана... Сам понимаешь, его кругозор не сильно спасает ситуацию.
— Люциус Малфой среди них? — не меняя интонации, поинтересовался Гарри.
— Разумеется. Хотя, думается мне, ему как-раз-таки было лучше в тюрьме. Волдеморт не прощает ошибок.
Гарри безразлично пожал плечами. Ему никак не удавалось избавиться от мыслей о том, что сейчас происходит с Малфоем. Должно быть, обстановка у него в доме не самая благополучная. А что, если его пытают? Что если он вообще не вернется? Иначе, зачем он так просил дождаться его? Он немногое рассказывал о порядках в своей семье, и Гарри иногда казалось, что ему это просто неприятно. Однажды он обмолвился, что воспитание истинного чистокровного волшебника подразумевает воспитание болью. А он вернется домой с фингалом под глазом, и все из-за Гарри Поттера. Что сделает с ним отец за это? Гарри давно уже понял, что их внутрисемейные отношения намного сложнее и, как ему показалось, хуже, чем кто-то из гриффиндорцев мог представить.
От всех этих размышлений у него заболела голова, и он, сердечно поблагодарив миссис Уизли за ужин, поднялся в комнату Рона и лег на кровать, уставившись пустым взглядом в потолок. Все-таки зря он врезал Малфою, не надо было показывать, что он на самом деле переживает. Да и синяк ему не идет. Можно даже будет извиниться как-нибудь потом. В конце концов, может, Драко не так уж и виноват, и он слишком много требовал от него?
Гарри перевернулся на бок. Нет, ничего подобного! Виноват он, в предательстве виноват, и прощения ему нет.
Он встал и подошел к окну. Все обитатели Норы высыпали на лужайку перед домом и в сгущающихся сумерках переговаривались, а некоторые танцевали под негромкую музыку, льющуюся из магического радио. Фред вальсировал с матерью, Люпин неловко обнимал Тонкс, а Рон с Гермионой в стороне от всех, тесно прижавшись друг к другу, медленно крутились на одном месте. «Вот и до них дошло, что они созданы друг для друга. А до меня, видимо, нет. Только почему, когда я смотрю на них, мне вспоминаются глаза цвета моря во время шторма и пригласить на танец хочется только одного человека в мире? И как давно я уже не вижу себя рядом с кем-то, кроме этой мерзкой белобрысой сволочи? Пора заканчивать с этим, иначе я точно с ума сойду».
Дверь позади него скрипнула, и женская тень скользнула внутрь. Джинни тихо подошла к нему и встала рядом, плечом к плечу.
— Там все танцуют, — как будто пожаловалась она. В такие минуты несвойственной ей серьезности и спокойствия она почти нравилась ему. По крайней мере, не вызывала того раздражения, какое охватывало его в остальное время.
— Почему же ты здесь, а не с ними?
— Потому что единственный человек, с которым я бы хотела танцевать, здесь. Стоит и смотрит на них.
«Какая ирония! Я не вижу за Драко никого и ничего, а Джинни не прекращает боготворить только меня. Более того, у Малфоя, похоже, тоже есть на кого любоваться. И это вовсе не я. Какая драма».
Он медленно, сомневаясь и чувствуя, что поступает неправильно, обнял девушку за плечи. Она вздрогнула и подняла голову.
— Гарри, я...
— Не надо, — оборвал он ее. Знакомый запах кружил голову, подбрасывая в голову ненужные воспоминания. Джинни развернулась и теперь смотрела на него снизу вверх с долей обожания в печальных глазах. Когда она встала на цыпочки и поцеловала его, Гарри не отпрянул. Он позволил себе почувствовать ее сладкие тонкие губы и зажмурился. Перед глазами мгновенно всплыло лицо Драко в тот момент, когда он впервые разрешил себя поцеловать. Упрямое выражение не сходило с него, но глаза приглашали к участию. «Какой же я идиот! — думал Гарри, продолжая поцелуй. — Я ведь все равно люблю его. Что бы он ни делал, что бы ни говорил. А это все... Пустое". Он, наконец, отодвинулся и твердо сказал:
— Не надо. Это все равно ничего не изменит.
И глядя на то, как быстро, скрывая слезы, Джинни выбежала из спальни, он подумал, насколько много в действительности вложил в эту фразу. Никакая Джинни или любая другая девушка не изменит его. По крайней мере, до тех пор, пока есть Драко Малфой.
* * *
Еще никогда десять дней школьных каникул не тянулись для Гарри настолько мучительно долго. Он устал от друзей, устал от постоянно расстроенной и несчастной Джинни, от шуток Фреда и Джорджа и заботы миссис Уизли. Он едва ли не избегал их, отсиживаясь в комнате во время коллективных посиделок на кухне и прячась в дом от перспективы садового квиддича.
— Гарри, ты точно не хочешь сыграть с нами? — недоверчиво глядя на друга, спросил Рон спустя три дня, которые показались Гарри тремя месяцами.
— Нет. Настроения нет.
«Правильно, откуда бы ему взяться, если ты, Поттер, сам, вот просто собственными руками рушишь свое счастье? Ведь ты даже объяснить ему ничего толком не дал. Услышал только то, что хотел услышать, а то, что он тебя подождать попросил, тебе вообще до фени. И двух дней не прошло, как ты с Джинни целовался. Тоже мне, разгневанный гриффиндорский лев, — нашептывал внутренний голосок. — А он, может, там места себе не находит, думая, как оправдаться».
“Вот и пусть думает”, — ответил про себя Гарри. Есть за что, в конце концов.
— Гарри, у тебя такой вид, как будто меня здесь нет, — несколько обиженно сказал Рон.
— Извини. Просто задумался.
— С тобой в последнее время это случается с пугающей регулярностью. Не хочешь поделиться?
— Нет, Рон, прости, но я сам разберусь. Это только мое дело.
— Но не когда речь идет о моей сестре, — с упреком посмотрел на него Рон. Гарри едва нашел в себе силы, чтобы удержаться от восклицания. Видимо, на Джинни мир замкнулся. Сказать ему что ли: «Ты знаешь, Рональд, твоя сестра мне до лампочки. Потому что я уже полгода как бегаю за Драко Малфоем. Как тебе это? Забавно, ничего не скажешь. Помнишь, как он обзывал тебя предателем крови? А я после этого целовал его. Серьезно, Рон, я люблю его. Думаю, вам придется это принять, или мы навсегда разойдемся. Только тут проблемка одна нарисовалась, видишь ли, он сказал, что любит кого-то кроме меня. То есть он, в принципе, подтвердил свой статус полной сволочи, а я сижу в твоей комнате и мучаюсь по этому поводу. Что скажешь? Круто мне, а?».
— Она здесь ни причем.
— Ну, конечно. Это не ей ты разбил сердце, — снова обвинение. Гарри подскочил на ноги и вылетел из комнаты, напоследок бросил:
— Отвяжитесь от меня, Мерлин вас побери.
Он вышел в сад, а затем миновал изгородь и побрел прочь от дома, где никто не мог его понять. Больше всего хотелось написать Малфою письмо и выяснить все отношения. Сделав несколько кругов вокруг Норы, он все-таки вернулся в дом, поднялся в комнату и нашел пергамент и перо. Мысли сами собой преобразовывались в слова, и он с легкостью написал: «Надеюсь, ты все объяснишь, когда это станет возможным. Потому что мне тебя не хватает. Но, пока я не нахожу твоим словам оправдания, мне больно думать о тебе. Напиши, если сможешь, все ли с тобой в порядке». Подписываться не стал, даже если Люциус перехватит письмо, Драко может убедить его, что это всего лишь очередная поклонница, коих у него не мало. Конечно, Буклю посылать было рискованно, но попросить у Рона сыча — еще худшая перспектива. Отправив письмо, он спустился вниз и предложил миссис Уизли содействие в какой-нибудь работе.
— Спасибо, Гарри, дорогой. Но ужин будет готов через пятнадцать минут. Позовешь Рона и остальных?
Меньше всего Гарри хотелось идти к друзьям, но деваться было некуда. Когда он появился на поле, Рон демонстративно продолжил игру и спустился только после того, как все остальные по очереди коснулись земли.
За ужином Гарри занял место подальше от него и старательно делал вид, что его нисколько не беспокоит их ссора. Джинни ни разу не взглянула на него и, как ни странно, это не принесло чувства облегчения. Поэтому, когда в дверь постучали, и мистер Уизли пустил внутрь Снейпа, настроение у Гарри испортилось окончательно.
— Северус! — с ноткой удивления поприветствовала его миссис Уизли. — Присаживайся и присоединяйся к нам...
— Спасибо, Молли, — холодно перебил ее Снейп. — Но я обещал быть у Малфоев через час. Люпин, мы можем поговорить?
Римус встал и беспрекословно вышел за Снейпом на улицу, а Гарри пожалел, что не может воспользоваться удлинителем ушей прямо сейчас. Зачем это Снейпу к Малфоям? А через секунду эту мысль вытеснила другая — Снейп увидит Драко. Через какой-то час он сможет лично поговорить с ним. Он сможет, а Гарри нет. И неожиданно обида и гнев отошли, а второй план, уступив место тоске по часам, минутам и даже секундам, которые они провели вместе. По разговорам и голосу — холодному, спокойному и сдержанному. Это сиротливое чувство с головой накрыло его, и стало абсолютно неважно, что тогда Малфой сказал в Выручай-комнате.
— Гарри, иди сюда, — позвал его Люпин. Гарри, удивленный тем, что его приглашают к разговору со Снейпом за закрытыми дверями, вышел из кухни на холодный вечерний ветер.
— Поттер, я знаю, что это вы ударили мистера Малфоя перед тем как уехать, — тон Снейпа не предвещал ничего хорошего. — И я хочу вас предупредить, если вы еще раз каким угодно способом навредите ему, я с вас три шкуры спущу. Похоже, хваленая гриффиндорская доброта не распространяется на людей с фамилией Поттер, — черные глаза смотрели на Гарри пронизывающе, выбивая всю душу. — Будьте снисходительны к нему, или вам придется поплатиться за это.
— Северус! Перестань угрожать Гарри, — вступился Люпин. — Если бы Малфой не провоцировал его каждый раз, ничего подобного не случилось бы.
Снейп бросил на Люпина уничтожающий взгляд и, прежде чем раствориться в воздухе, сказал:
— Ничто не дает вам право делать то, что вы делаете.
Гарри долго не мог прийти в себя после этих слов и справиться с ощущением, что Снейпу известно об их с Малфоем отношениях куда больше, чем должно быть.
— Вообще-то он прав, — недовольно добавил Люпин, когда они возвращались в кухню. — Не стоило тебе его бить. По крайней мере, не сейчас.
Гарри хотел было спросить, что именно имел профессор в виду, но тот уже сел рядом с Тонкс и завел очередной сверхсекретный разговор. Осознав, что сейчас лучше всего промолчать, не выдавая своих истинных чувств, Гарри, оставив нетронутым десерт, удалился вверх по лестнице.
* * *
К вечеру следующего дня Гарри обзавелся твердым желанием узнать у Люпина, что он хотел сказать этим «не сейчас», неловко оброненным в последнем разговоре. В душу закрадывалось нехорошее подозрение, что он упустил что-то глобальное, и все кроме него в курсе, что именно. В нем крепло то волнение, какое неожиданно бьет в сердце и не дает ему спуска несколько часов к ряду. Он просто нервничал, без всякой видимой причины и впервые ощущал физическую потребность поговорить с Малфоем. Уже все равно, что он там скажет и кого любит, важно только, чтобы с ним все было хорошо. Чтобы он был, по крайней мере, жив. Гарри незаметно для себя начал упрекать свою гордость и самолюбие в том, что они позволили ему так легко отпустить Драко туда, где с ним могло произойти все что угодно. Вплоть до встречи с Волдемортом.
Заметив, что Люпин расположился в кресле у камина в гостиной, Гарри быстро присел рядом. В руках Римуса был Ежедневный пророк, и бывший преподаватель хмурился, пробегая глазами заметку на последней странице. Прежде чем Гарри успел задать назревший вопрос к ним подошел мистер Уизли и тихо спросил:
— Ты завтра на дежурство?
— Да, подменяю Северуса. Думаю, он надолго останется с Малфоями.
— Что с Нарциссой? — в голосе его прозвучало будничное любопытство, а Гарри непроизвольно выпрямился от напряжения, сковавшего мышцы.
— Все кончено. Пророк пишет, что она скончалась вчера ночью. Завтра состоятся похороны.
— Что? — внезапно севшим голосом спросил Гарри, не веря своим ушам. — Что вы такое говорите?
Мистер Уизли удивленно взглянул на него.
— Ты не слышал? Миссис Малфой последний месяц мучилась сильным психическим расстройством. Снейп говорил об этом, да и Пророк проронил несколько слов. Поэтому Северус и отправился вчера к ним — Люциус сообщил, что она уходит. Ничего неожиданного.
Гарри обхватил голову руками и закрыл глаза, чувствуя, как слезы стремительно забрались под веки и скользнули по ресницам. Не может быть, не может быть, чтобы Драко ничего не сказал... Или сказал?
«Не только тебя».
Какой же ты идиот, Поттер, где твои мозги были?! Он пытался объяснить, но не смог. Не смог признаться, что его «сложности» на самом деле — настигающий ужас перед смертью матери. И уехал, потому что знал, что единственный ритуал, в котором он примет участие этой весной — погребение. И попросил ждать. Он ведь не просто просил — он молил.
«Ты нужен мне».
Ну, конечно, нужен! А ты, Поттер, кретин. Ты ударил его. Ударил, потому что это оказалось самым простым решением, намного проще, чем попытаться прочитать между строк. И письмо, которое он отправил... Каково будет Драко прочитать его?
— Гарри, можно один вопрос?
Мальчик поднял голову, замечая, что мистер Уизли ушел.
— Да, конечно.
— Что вас связывает с Драко Малфоем?
Гарри тяжело вздохнул. Началось в колхозе утро.
— Почему вы спрашиваете?
— Потому что в твоих глазах такая боль, как будто Нарцисса Малфой значила для тебя куда больше, чем должна.
— Вам кажется. Я просто не знал.
— Гарри, я знал Джеймса почти десять лет. Ты очень похож на него.
— И что из этого?
— Вы ведь больше не враги, не так ли? Или даже больше чем не враги?
— Предположим, — осторожно взглянул в золотистые глаза оборотня в человечьем обличье.
— Гарри, его боль — твоя?
— Может быть, — признал он, думая, что, возможно, именно сейчас ему лучше поговорить с кем-то, чем терзать себя сомнениями и угрызениями совести.
— И это с ним ты сбегаешь от Рона и Гермионы, а главное от Джинни?
Гарри вопросительно поднял брови.
— Откуда вы?..
— Северус сказал. Он говорил с Драко, говорил, когда Нарцисса была совсем плоха. Он у Малфоев только из-за Драко.
— Я должен быть там, — внезапно понял Гарри. — Я ведь могу надеть мантию-невидимку!
— Нет, Гарри. Не надо. От этого никому не будет лучше, поверь.
— Я должен быть рядом с ним, я должен все объяснить. Я должен увидеть его!
— Ты увидишь его меньше чем через неделю, — Люпин положил руку ему на плечо. — Гарри, Гарри, ты, правда, настолько привязался к нему?
— Хуже, — полный мрачной решимости ответил он. — Я не могу без него.
— Ох, кто бы мог подумать, что ты выберешь именно его. Гарри, я хочу тебя кое о чем попросить.
— Я не откажусь от него, если вы об этом.
— Нет. Я хочу, чтобы ты был осторожнее. Он все-таки Малфой. Хуже того, он Малфой в отчаянии. Пообещай, что не будешь слепо следовать за ним?
— Он любит меня, — упрямо ответил Гарри. Как ни странно, от этого признания стало легче.
— Возможно. Но его отец имеет большое влияние на него. Я просто хочу, чтобы с тобой ничего не случилось, и ты не повторил ошибок своего отца.
— Каких еще ошибок? — не понял Гарри.
— Тех ошибок, которые доказывают, что Поттер не может быть с Малфоем, — пряча глаза, ответил Римус. Гарри встряхнул головой так, словно на него вылили ушат холодной воды.
— И причем тут мой отец? — не желая достраивать логическую цепочку, спросил Гарри.
— При том, что на третьем курсе я предупреждал его не связываться с Люциусом. Но ты хорошо можешь представить себе его строптивость. А в итоге не прошло и полугода, как Малфой подставил его на сотню штрафных очков и Слизерин выиграл межфакультетское соревнование. Гарри, я ничего такого не хочу сказать, но ты должен быть осторожнее.
— Драко не такой, — по-детски непримиримо сказал Гарри.
— Ты прав, он намного сильнее своего отца. Тем страшнее.
— Вы ничего о нем не знаете, — чуть не выкрикнул он, чувствуя, как сердце заходится в жалобном плаче. Еще чуть-чуть — и разорвется.
— Разумеется. Это просто просьба.
— Я понял. Мне нужно идти, — Гарри поднялся на ноги, раздумывая каким образом ему завтра выскользнуть из Норы и добраться до Драко.
— Куда? — остановил его, вставший перед ним Люпин.
— В комнату.
— Гарри, я прошу тебя, не делай то, что хочется больше всего. Ты сделаешь ему только хуже, там будут все Пожиратели, не подвергай себя риску, это не имеет смысла. Северус будет с ним и, поверь, если кто-то и может помочь ему, то только он.
— Я нужен ему, — поднимая испуганные зеленые глаза на Римуса, прошептал Гарри. — Он так сказал.
— Это правда. Но не завтра. Позволь ему проститься с ней.
Гарри смиренно кивнул, вовсе не согласный со словами бывшего учителя.
— Хочешь выпить? — неожиданно спросил Люпин.
— Пожалуй, — согласился Гарри. Почему бы и нет? Если это поможет абстрагироваться от того чувства вины, ядовитым жалом засевшего в горле. Римус подал ему бокал, и Гарри не глядя выпил. Горькая жидкость обожгла язык и гортань, а потом приятно заструилась по желудку. Стало жарко, и слабость окутала его пуховым одеялом.
Он добрался до комнаты и рухнул на кровать. На душе было настолько погано, что хотелось незамедлительно выйти в окно. Если бы только можно было отмотать время назад, он бы все исправил. Не отправил письмо, не обвинил Малфоя во всех смертных грехах и, конечно, не ударил бы его. Боль от бесперспективности и невозможности вернуться на несколько дней в прошлое глушила все здравые идеи. Хотелось только биться о стены, срывать обои, кричать и умолять Мерлина, чтобы все оказалось сном. Если бы у него был маховик, он бы непременно им воспользовался. Он горел изнутри, он хотел бы заснуть, но в глаза словно спички кто-то вставил. Он не мог расстаться с сознанием, но и находиться в нем дальше не мог. Все это походило на лихорадочный бред, мысли путались, и вытащить из них хоть что-то разумное не представлялось возможным. Он погрузился в странное забытье, продолжая различать лица друзей, мрачными тенями проскальзывающие мимо. Он даже слышал их разговоры, а потом почувствовал прикосновение женской руки к его лбу. Если бы у него нашлись силы, он непременно попросил оставить его в покое. Но так как язык совершенно отказывался подчиняться ему, он озлобленным зверем смотрел на каждого приходящего, все еще надеясь уснуть. Подсознание довело количество и качество упреков до предела и теперь свербило в голове не хуже качественной дрели. Открывать горячие веки становилось с каждым разом все тяжелее, даже дыхание казалось ему непосильным трудом. Но мысли о чудовищности его ошибки не оставляли Гарри до момента полной отключки.
* * *
Когда он пришел в себя, за окнами было темно, а в его ногах с книжкой в руках расположилась Джинни. Длинные рыжие волосы падали ей на глаза, и она изредка убирала их за уши.
— Который час? — обратил на себя ее внимание Гарри. Джинни мгновенно оторвалась от книги и улыбнулась.
— Девятый час.
Гарри судорожно начал считать, но быстро понял, что мозг еще не до конца реабилитировался после столь масштабной атаки.
— И сколько я проспал?
— Чуть меньше суток, — она качнула головой. — Ты всех нас напугал.
По спине у Гарри пробежала холодная волна мурашек. Почти сутки. Значит, похороны уже кончились. И он пропустил их. Пропустил так же бездарно, как очевидную правду. И менять уже что-то поздно. И смириться не получается.
— Гарри, что с тобой? — тихо спросила Джинни, пересаживаясь ближе.
— Ничего хорошего.
— Может, я могу...
— Нет, Джинни. Не можешь. Никто не может. Поэтому просто оставь меня и перестань доматываться с глупыми вопросами.
Она выдержала. Гарри видел, как дрогнули ее губы, как она перестала дышать на вдохе, но уже через секунду снова была спокойна.
— Ладно. Принести что-нибудь?
— Не надо. Я сейчас спущусь.
Она кивнула и, прихватив с собой книгу, ушла. Гарри медленно, чувствуя, как бесполезное самобичевание снова засасывает его, переоделся и, переступив через себя, спустился к друзьям. Рон играл с Джорджем в шахматы, а Гермиона сидела в глубоком кресле, поджав ноги, и наблюдала за ходом игры. Заметив появление, Гарри она подняла голову.
— О, Гарри, ты в порядке?
— В полном, — он не знал, о чем говорить. Он не знал о чем говорить с друзьями, которые пять лет подряд были рядом.
— Слушай, Гарри, ты случайно не захватил с собой учебник по зельям? Не понимаю, как я могла его забыть, — посетовала Гермиона.
— Скорее всего, да. Сейчас посмотрю, — он был рад найти повод хотя бы на несколько минут побыть в законном одиночестве и специально долго перекладывал книги из сумки на пол, пока не наткнулся на ту, которую точно не брал. Черная дорогая обложка из змеиной кожи заставила его задержать дыхание в предчувствии неизбежного. Он уже видел ее однажды, тогда в раздевалке слизеринцев. И открывая первую страницу, точно знал, что увидит там. Тонкий почерк и то, что Драко Малфой прятал в своей голове. То, что принадлежало только ему, а теперь еще и Гарри. То, чего сейчас Гарри боялся больше, чем Волдеморта.
«1 марта.
Не знаю, кому это нужно. Скорее всего, только моей голове и, может быть, сердцу. Хотя вряд ли записанные мысли могут принести кому-то облегчение. Точно не мне. Но так проще следить за собой и своими чувствами. Не дать, не позволить им выйти из-под контроля. Мне нужно только это, на том и закончим».
Гарри мысленно перенесся в прошлое, вспоминая, когда именно их отношения получили развитие в новом ключе. Пролистал дневник до октября, периодически останавливаясь на тех или иных записях. И, наконец, нашел, что искал.
«3 октября.
Не выношу, когда что-то происходит не так, как я планирую. Больше этого ненавижу только ситуации, когда все полностью выходит из-под контроля. Как сейчас. Иногда думаю, почему убийство ничтожеств — преступление? А потом одергиваю себя, что иногда мир может меняться на глазах, превращая тупоголовых в мудрецов. Верю ли я в это на самом деле? Нет. Нет, потому что иначе придется признать, что я мог ошибаться в том, кого презирал».
«10 октября. Зачем нужны понедельники? Мне в них не дышится. Или дело в одном единственном понедельнике, когда Мерлин решил сменить мое благоразумие и осторожность, на качества присущие гриффиндорцу? Самое время остановиться и понять, что лучше умереть, чем изменить своим идеалам".
"16 октября. Отец бы меня проклял. Впрочем, он еще успеет, если я не перестану совершать ужасающие своей непоправимостью ошибки. Он вряд ли когда-то мог вообразить, что его сын настолько безнравственен. А мне, как ни странно, почти безразлично, что он сделает. Потому что я не позволю ему узнать. Никому не позволю».
«23 октября. Мне страшно. Впервые я настолько чутко слышу собственное сердце. Впервые хочу, чтобы оно остановилось и перестало чувствовать то, что делает его огромным, горячим, ломающим ребра. Разве так бывает? Разве можно меньше чем за месяц полюбить так, что глаза застит от этого непередаваемого счастья? Разве кто-то может понять? Нужно написать матери. Потому что кроме нее у меня остался только мой страх».
«1 ноября. Мать прислала ответ. Я не разобрал ни слова. А страх отступил, и теперь я чувствую его только по ночам, когда вижу сны. Когда вижу, как Темный Лорд убивает тех, кого я люблю. Всех без исключения. И только одно спасает мой разум. Одно обстоятельство, с которым я провожу дни и ночи без снов. Обстоятельство, с которым я лежу в одной кровати и которого не могу коснуться. Потому что если я разрушу и это, жить будет незачем».
«25 ноября. Все время кажется, что я что-то упускаю. Отец пишет страшные вещи. Мне кажется, слышу, как он кричит каждое слово, как он умоляет меня изменить мир. Отец просит сына о том, что не может он сам. Смешно? Мне нет. Потому что мой мир уже два месяца как замкнулся на одном человеке. И жизнь скользит где-то за его пределами, я вижу только смазанные очертания тех страхов, которые мучают отца. А он присылает письма каждые три дня».
«1 декабря. Теперь все, теперь уже бесполезно отрицать в себе безнравственность и проклятые Мерлином идеалы. Теперь я дышу медленно и спокойно, словно жду виселицы, понимая, что отправлюсь на нее за глупый протест против системы отцовских ценностей. Почему нет? Я знал, на что иду».
«3 января. Единственное что гложет меня теперь — одиночество. Одиночество мысли и веры. Я не могу разделить это ни с кем, я все больше абстрагируюсь от остальных людей, они кажутся мне слишком мелкими даже для того, чтобы смотреть мне в глаза. Внутри меня — невероятной силы чувство, когда я смотрю в зеркало, оно глядит на меня зелеными вспышками на радужке. Должно быть, я схожу с ума, но мне кажется, что оно вытесняет меня самого из собственного тела. Ему все время мало места. Оно владеет мной и моим сердцем. Мне кажется, мир уже никогда не станет прежним».
«6 января. Бессмысленно и беспощадно я умираю от любви».
«21 февраля. Я видел ее. Я видел мать, я смотрел ей в глаза, и мне казалось, что вся ее жизнь впиталась в меня. Думаю, моей души сейчас бы точно хватило на два тела. Почему я не могу отдать часть ей? Почему она должна высыхать, разрушаться и исчезать, когда я мог бы помочь ей? Видимо, Мерлину это кажется разумным. Или он просто ненавидит меня».
«25 марта. Если бы я мог рассказать правду, сделал бы это, не раздумывая. Но мысль о том, что я увижу жалость в любимых глазах, заставляет бессильно сжимать пальцы в кулаки и терпеть. Пусть лучше все остается, как есть, и я и дальше буду выглядеть сильным. Показывать слабость — нечистокровная привычка. Я справлюсь, пока рядом будет кто-то, кому я нужен».
«6 апреля. Доигрался. Я думал, что скрываться проще, чем открыть правду и ждать, ждать реакции. И теперь сижу в каком-то Мерлином забытом классе, где, судя по всему, занятий никогда не проводилось, и смотрю в зеркало, невесть как оказавшееся в этом пугающем свободой мысли помещении. Смотрю в зеркало и схожу с ума, потому что в отражении я не один. И глаза эти пронзительно-зеленые, сколько в них любви и понимания! До сих пор не верю, что они могут быть такими. Это другая реальность, другой мир, мне в нем нет места. А зеркало просто издевается. Да и пусть. Мне нравится видеть то, чего со мной быть не может».
«7 апреля. Это сильнее меня. Надеюсь, ты прочитаешь это раньше, чем будет слишком поздно».
На этом записи обрывались. Гарри пораженно захлопнул дневник, убрал его в сумку и достал учебник по зельеварению. Он отдал его нетерпеливо ерзающей в кресле Гермионе, а сам сел рядом, ошарашенный, сбитый с толку, но с глубоким пониманием внутри. Когда самая страшная тайна становится банально очевидной, начинаешь корить себя за глупость, узость зрения, самовлюбленность и самонадеянность. Конечно, ты ведь думал, что ты умнее всех, что все понял без лишних слов. Поверил. Поверил. Поверил. И теперь не знаешь, как все исправить, не вставая на колени. Гарри в отчаянии прикрыл глаза рукой, судорожно соображая, что теперь лучше сделать.
— Гарри, там кажется Букля, — словно крюком под ребра вырвал его из мыслей Джордж. Гарри вскинул голову и действительно увидел за окном белоснежную сову. Он настежь распахнул окно, пуская вечернюю прохладу в дом, и нетерпеливо высвободил пергамент, перевязанный шелковой зеленой ленточкой. Он дернул ее за край и, не обращая внимания на горящие любопытством взгляды друзей, раскрыл маленький свиток. Тот же до озноба и гулко бьющегося сердца знакомый почерк.
«Я не могу тебя потерять. Мне больше некого любить».
Рука Драко дрожала, выводя два коротких предложения так, будто он писал их в условиях землетрясения. Невиданной силы ярость овладела Гарри, он подскочил на ноги, едва сдерживая свой гнев против самого себя, бережно убрал пергамент в карман, не забыв прихватить полоску изумрудного шелка, и вырвался в леденящую душу и руки свободу. Он бросился прочь от дома, слыша голоса друзей за спиной. Силы оставили его минут через пять, и он обреченно рухнул в высокую траву. Мгновением позже прямо перед ним на колени приземлилась Гермиона. Даже в густых сумерках он разглядел ее карие глаза, взволнованно и вопросительно изучающие его лицо. И когда она приблизилась и обняла его, он не смог не расплакаться, как мальчишка. Только тонкие мягкие пальцы поглаживали его по голове, а губы прошептали:
— Тише, тише, все в порядке. Ты всегда будешь волен поступать, как захочешь.
— Я все испортил, Гермиона, все разрушил. Я едва не убил его. А он по-прежнему хочет быть со мной, — прошелестел он и внезапно понял, что ему все равно, что скажут друзья. Пусть для них это станет проверкой. Ведь если они не пройдут ее, то будет безразлично, что связывало их до этого. Потому что он останется с Драко, что бы ни говорил Люпин. Потому что после смерти Сириуса было не так больно, как сейчас.
— Еще не все решено, — задумчиво протянула Гермиона. — Если хочет, значит будете.
— Это единственное, чем я живу, — ответил он, поднимая глаза. — Мне больше ничего не нужно.
— Ты просто действительно влюбился, — качнула девушка головой. — Я очень хорошо тебя понимаю. И это правильно в любом случае, кого бы ты ни выбрал, твое сердце всегда знает лучше.
Гарри долго смотрел ей в глаза, пытаясь понять, что там, за этой стеной интеллекта, бьется горячее сердце, внимательное и чуткое. Готовое принять его, вопреки безрассудству и, как бы сказал Драко, непростительной безнравственности.
— Думаешь, все еще может быть хорошо?
— Уверена, что будет, — она едва заметно улыбнулась. — Твоя жизнь только в твоих руках.
Спустя минуту Гермиона встала и подала ему руку, и Гарри принял ее. Как она приняла его выбор.
* * *
Ожидая у входа в слизеринские катакомбы, Гарри чувствовал, как страх сковывает его. В голове, конечно, был сотни раз отрепетированный разговор, но поджилки от этого тряслись ничуть не меньше. Он словно мантру повторял про себя те слова, с которых хотел начать, вздрагивая при появлении каждого студента проходящего мимо и бросающего на него подозрительные взгляды. Когда Драко, наконец, соизволил появиться, Гарри позабыл все, что так долго репетировал. Одного взгляда на лицо Малфоя хватило, чтобы понять — разговор будет намного сложнее, чем он мог представить. Почти черные тени под иссиня-серыми измученными глазами, взгляд острый, колкий, разбитый. Но плечи по-прежнему расправлены и такая стать, такая свобода во всей его фигуре, что страшно подойти. Увидев Гарри, он молча остановился, кажется, не веря своим глазам, и в удивлении поднял брови.
— Драко, постой. Я хочу извиниться, — с ходу бросился в нападение Гарри.
— Мне казалось, ты не считаешь себя виноватым, — холодно отозвался Малфой. И Гарри прекрасно разглядел испуг, скользнувший по его глазам.
— Считаю. Я очень виноват. Я... Ничего не знал, — выдавил он из себя.
— Теперь уже поздно.
— Я хочу все исправить, — взмолился Гарри.
— В жизни не существует вещей, которые можно исправить, Поттер! Понимаешь? Это не школьное сочинение, в котором ты можешь зачеркнуть лишнее и написать сверху новый текст. Когда ты что-то делаешь, — что угодно! — ты несешь ответственность за свои поступки, ты всегда должен понимать, что изменить ничего нельзя. Поступая, ты делаешь выбор, никто тебя не заставляет, если ты не под Империо, значит, будь добр, отвечай. Нет у тебя ни права, ни возможности менять прошлое, маховики ты лично уничтожил, все до одного. Поэтому главные качества, которые бы тебе пригодились — смирение и самоанализ. Просто делай выводы, чтобы не повторять ошибок. Мозги у тебя, слава Мерлину, есть, — выдав эту сногсшибательную тираду, он развернулся, чтобы уйти, но Гарри жестом остановил его.
— Я просто хочу попросить прощения. Это мой выбор.
— Подумай, дважды подумай, Поттер, а лучше трижды. Если я прощу тебя, ты уже не сможешь это исправить. Понимаешь?
— Разумеется. И если ты скажешь мне уйти, я уйду. Но этого и ты тоже не сможешь исправить.
— Я не прогоняю тебя. Я лишь предупреждаю, чтобы ты потом не заламывал руки и не разрушал мою жизнь. В ней и так слишком мало осталось стоящего. И слишком много того, о чем я сожалею.
— Я отношусь к последней категории?
— Я еще не решил.
— Тогда давай перестанем вести себя, как слизеринец с гриффиндорцем и смоемся отсюда по-тихому?
— Я очень устал, — покачал головой Драко.
— Вот и отдохнешь. Идем, — Гарри бескомпромиссно, ничего не боясь, взял Малфоя за руку и потянул за собой. Драко неохотно высвободился, и невысказанная обида хлынула из его глаз, сбивая Гарри с ног, парализуя и лишая воли не хуже чем прежние манящие взгляды, полные нежности и тепла.
— Не сейчас и даже не сегодня.
— Но почему?
— Потому что, я не готов простить тебя, — он, казалось, хотел что-то добавить, но сил не хватило.
Гарри до боли прикусил нижнюю губу, представления не имея, как удержать Малфоя от ухода. Что еще ему нужно, если не прощение? Чего еще он хочет? Разве что?..
— Я люблю тебя, — тихо, но отчетливо, впервые глядя в серебристые глаза, произнес Гарри. Драко отвернулся и громко выдохнул. В это же мгновение из-за поворота вынырнул Блейз Забини с удивленно-восторженным выражением лица. Он медленно виляющей походкой приблизился к ним, и Гарри почувствовал, что произошло нечто непоправимо ужасное. Кончики пальцев его похолодели, и он вопрошающе взглянул на Малфоя. Но тот только опустил голову.
— С ума сойти, — попеременно переводя взгляд с лица Драко на Гарри, продекламировал Блейз. — Никогда бы не поверил. Да, Драко, ты знаешь толк в спорах. И в ставках, — он порылся в кармане мантии и вскоре вытащил на тусклый свет черный бархатный мешочек, призывно зазвеневший от легкого движения. Гарри мотнул головой, абсолютно непроизвольно, просто подтверждая тот факт, что все это — глупый сон. Ненатуральный кошмар. Не может быть. Не может.
— Поттер, скажи мне только одно, что он с тобой сделал, чтобы ты признался? — насмешливо поинтересовался Забини, а Гарри сделал два шага назад, понимая, что если сейчас не уйдет, то умирать придется на глазах у предателя. А этого он допустить не мог. Не сказав ни слова, не взглянув на того, кто так легко и непринужденно разрушил его жизнь до основания, он развернулся и, набирая скорость, бросился прочь от подземелий. Бежал долго, не разбирая дороги, до тех пор, пока силы не кончились. Остановился перед незнакомым кабинетом, неизвестно на каком этаже, и, не раздумывая, вошел внутрь, прикрыв за собой дверь. Как ни странно, аудитория показалась ему знакомой — длинный пустой кабинет, холодный и безликий и что-то, накрытое темно-бордовой тканью. Находясь в состоянии полной прострации, Гарри подошел к высокому предмету, походившему на стенной шкаф, и дернул за край полотнища. Пыль взметнулась к потолку, и Гарри увидел то, что меньше всего хотел бы сейчас видеть — зеркало Еиналеж, бесстрастно отразившее его худое бледное лицо и кого-то за его спиной. Кого-то, кто смотрел на него поверх плеча и, казалось, был готов в любую секунду лишиться сознания. Того, чья светлая челка закрывала один серый глаз, чья кожа казалась матовой в недостаточном освещении. И когда это успело стемнеть? Сколько он бродил по замку, прежде чем смог остановиться? Ищут ли его друзья? Безразлично. Все пустое, внутри ничего не осталось — ни одного органа, ничего, что могло бы сделать его живым.
«Я, кажется, умер. Оказывается, это совсем несложно, нужно только полюбить. Просто полюбить, того, кто предаст тебя в тот момент, когда ты откроешься ему. Того, кто плюнет в сердце и разотрет ногой. Раздавит, уничтожит. Одно слово, один взгляд — и ты мертв. Быстрее, чем пуля, мощнее, чем взрыв. Он просто разорвет всего тебя на множество ничего не чувствующих кусков плоти. Мерлин, как это примитивно и как действенно. Спасибо, Малфой. Спасибо за быструю смерть. Мне почти уже не больно. Вольно, слизеринский ублюдок».
Гарри сел на пол перед зеркалом и в отголосках памяти нашел собственный образ пятилетней давности. Что он тогда видел? Отца? Мать? Это их ты променял на белобрысого гаденыша, заработавшего на тебе пару десятков галлеонов. Радуйся, Поттер. Салют. Аплодисменты. Занавес.
Он услышал, как приоткрылась дверь, но не обернулся. Абсолютно неважно. Кто-то подошел к нему сзади, и надломленный голос разрезал мягкую тишину:
— Что ты видишь в нем, Гарри?
Он был готов убить, того кто задал этот вопрос. Не за прошлое, не за настоящее, не за предательство, не за ложь, а за то, как прозвучало его собственное имя. Произносил ли его кто-то еще с подобной осторожностью? Так, словно каждая из пяти букв представляла собой особую ценность. Так, чтобы лишить его последних сил на сопротивление.
— Нас, — одним звуком отозвался Гарри. Добавить что-то еще значило бы показать чувства. «Чувства ведь только у живых людей есть. Хорони меня, Малфой, хорони с открытыми глазами».
— Я не думал, что все будет так, — спокойно и очень холодно сказал Драко, оставаясь на месте, как будто отражаясь в зеркале на самом деле. — И не прошу прощения.
«Бесполезно. Но ты все равно мог бы попробовать. Может быть, хотя бы тебе стало бы легче».
— Мне просто нужно кое-что сказать тебе. И после этого я уйду. Если ты захочешь этого.
«Говори уже, Малфой. Говори, не стесняйся. Тебе ведь не нужен собеседник, так только, чтобы послушали тебя. Я слушаю».
— Мы поспорили, еще полгода назад. Хотя ты это и так понял, что я тебе тут рассказываю. И я действительно начал все это ради победы. И все, что я делал, было подумано. Кроме одного. Я не думал, что пересплю с тобой. Это было не обязательно, об этом никто кроме нас двоих не знает. Я не оправдываюсь, просто ты должен знать. В тот момент все изменилось, ты перестал быть для меня спором. Но отказаться я уже не мог, слишком далеко все зашло. Если бы отказался, Забини понял бы, что все вышло из-под контроля, и в школу я из дома уже не вернулся бы. Я думал, что спасаю нас обоих, но сейчас понимаю — мне была важна только моя собственная шкура. Но когда я узнал, что мать умирает, я был готов сдаться Забини. Потому что ты стал для меня важнее репутации. Но ты не понял меня, не захотел понять и ударил. Тогда-то я и решил, что все зря, что я напрасно искал себе оправдания в своем ничтожном вранье. И когда ты прислал письмо, я не был готов отвечать за свои поступки. Я и сейчас не готов. Но я здесь, смотрю в зеркало и вижу тебя. Только тебя, Гарри. Я не прошу прощения, я прошу наказания. Какого захочешь. Можешь убить меня, можешь разорвать на части, но я не оставлю тебя в покое. Потому что ничто не может быть хуже того, что я чувствую сейчас.
Странно, но Гарри показалось, что это не заготовленная речь. Может, и не импровизация, но что-то похожее на искренность в этом было. Он обернулся, понимая, что вряд ли сможет посмотреть на Малфоя и не распуститься окончательно. Нужно встать и уйти, оставить его на растерзание собственной совести и не уподобляться ничтожным попыткам объясниться. Нечего тут объяснять, мертвые не воскресают. Гарри с трудом поднялся на ноги и с трудом нашел в себе силы взглянуть на человека напротив. Малфой стоял перед ним, с выпрямленной спиной и лицом человека, похоронившего мать. Он не вызывал жалости или желания простить его. Но было в его фигуре что-то такое, от чего Гарри не смог развернуться и уйти.
— Давай, Гарри, сделай что-нибудь. Я прошу тебя.
— Как ты смеешь просить меня о чем-то? — треснувшим голосом спросил Гарри, чувствуя, как внутри закипает сталь, наполняя рот неприятным привкусом, сводя челюсти и выдавливая из глаз слезы.
— Смею. Потому что это нужно тебе не меньше чем мне.
Гарри отвернулся, сжав зубы, давя в себе истерику. Но Малфой не остановился. Он сделал шаг вперед и тихо добавил:
— Докажи, что любишь меня меньше, чем девчонку Уизли.
И Гарри не выдержал. Вскинув палочку он, чувствуя, как безумие охватило его разум, крикнул:
— Круцио!
Малфой упал и задергался, закрыв глаза, и захлебнулся в крике боли. Гарри видел, как бледные пальцы царапают каменный пол, как кривятся в гримасе ужаса губы, как поднимается и опадает его грудь. Но прошло не больше двадцати секунд, прежде чем пытка помимо воли Поттера прекратилась, и Драко замер. Глаза его оставались закрытыми и Гарри, испугавшись, что мог случайно убить его, опустился рядом. Мертвенная бледность расползлась по лицу Малфоя. Гарри схватил его за плечи и неистово затряс, понимая, что если случилось непоправимое, он уже никогда не захочет жить. Светловолосая голова только заболталась на тонкой шее, словно Гарри имел дело с куклой-марионеткой.
— Нет, Малфой, нет, не смей умирать. Дыши, чертова скотина, — он направил палочку в пустое лицо. — Энервейт!
Прошли долгие десять секунд, прежде чем Драко вдохнул, распахнул огромные чистые глаза и взглянул на Поттера. Немой вопрос застыл в этом взгляде и Гарри не знал, сможет ли когда-нибудь ответить.
— Гарри, я… — начал Драко, но Гарри остановил его.
— Молчи, — он ласково погладил его по светлым волосам. — Молчи, Малфой.
— Ты уйдешь? — принимая сидячее положение, не скрывая страха, спросил он.
— Нет. Я тебя чуть не убил. Думаю, с тебя на сегодня хватит, — мрачно ответил Гарри, понимая, что действительно никуда не уйдет.
— Я… — предпринял очередную попытку к сближению Малфой, а Гарри нетерпеливо отмахнулся от него.
— Идиот. Придурок. Сволочь последняя. И еще куча всего. Молчи, Малфой, я тебе серьезно советую.
Драко улыбнулся и замолк.
«Смогу ли я когда-нибудь простить его? Вряд ли. Помешает ли это мне любить его и дальше? Нет. И пошло все к черту. Я-то знаю, что такое счастье».
Vova
